к мужу, вспомнив суеверную примету насчет того, что лунный свет не должен падать на постель спящего человека.
— Ну никак не спится, — чуть ли не со стоном в голосе прошептала она. — Закрой окно, Лоренс, как-нибудь заслони его. Сделай так, чтобы луна не светила в лицо.
Он тут же стряхнул с себя подступивший было сон и быстро шагнул к окну. Там он повесил на крюк для карниза свой халат и спросил:
— Ну как, теперь лучше?
— Лучше, — отозвалась жена. — Намного, намного лучше. Спасибо тебе, дорогой.
— Теперь заснешь? Может, принести тебе воды или еще что-нибудь?
— Нет, милый, — проговорила она с нотками довольного смеха в голосе и явно удовлетворенная тем, что снова оказалась в безопасной темноте. — Иди сюда, дай обнять тебя — а потом оба потихоньку уснем.
К концу недели все вещи были разобраны, мебель расставлена, шторы развешаны. Ближайшим соседом оказался фермер, который жил примерно в миле от них. Лоренс нанял одного из его сыновей подстричь траву на лужайке и договорился о том, что семнадцатилетняя дочь Триса станет каждый день приходить к ним, чтобы проводить уборку и помогать Дженин по дому. Сами они два раза в неделю ездили в город за бакалейными товарами, а почту и молоко им доставляли на дом.
Все стало постепенно приходить в норму, и Лоренс приступил к регулярной работе. Дженин исправно выполняла свое обещание — она не искала поводов, чтобы докучать ему, а обед приносила на подносе и оставляла у дверей его комнаты.
Как-то однажды после полудня он спустился в холл. Весь день не переставая лил дождь, и Дженин он почти не видел. Он застал ее в гостиной — жена сидела, скрестив ноги, на восточном ковре перед камином.
На какое-то мгновение он невольно замер при виде этого зрелища. Как часто, еще мальчишкой, он вот так же сидел у огня, мать читала ему про Робин Гуда и рыцарей короля Артура, а в камине потрескивали дрова. Только сейчас огонь в камине не горел — там лежал один лишь холодный пепел.
Дженин не заметила, как он появился в комнате, и, казалось, с головой ушла в какое-то занятие, сосредоточенно разглядывая лежащий перед нею на полу предмет. В слабом рассеянном освещении она была как никогда похожа на персонаж одного из творений Дюрера. Она не была красивой в привычном смысле этого слова — просто сразу обращала на себя внимание, после чего запоминалась надолго, если не навсегда.
Заинтригованный, он наконец разглядел, что так занимало ее. На полу перед Дженин лежала старая шахматная доска, которая находилась в доме столько же времени, сколько он сам себя помнил. Сверху на полированную поверхность доски она поставила перевернутый вверх дном хрустальный стакан для вина.
Двумя пальцами правой руки женщина легонько касалась донышка стакана. Внезапно Лоренс увидел, как стакан медленно и будто бы самопроизвольно заскользил по доске, изредка совершая резкие дугообразные движения, но неизменно придерживаемый сверху пальцами.
— Дженин, что ты делаешь?
Она вздрогнула, чуть вскрикнула, рука резко дернулась, и стакан, отскочив в сторону, слетел с доски и покатился по полу.
— Нет! Нет! — закричала женщина.
Он робко, осторожно, словно в комнате находился спящий человек, приблизился к ней.
— Я напугал тебя, — проговорил он. — Извини, дорогая. Просто я никак не мог понять, чем ты занимаешься.
— О, — произнесла она, наконец беря себя в руки, хотя дыхание ее продолжало оставаться неровным, порывистым. Дженин подняла стакан и поставила его на доску. Только теперь он заметил, что она аккуратно нанесла на каждую клетку шахматной доски по одной букве алфавита.
— Разве ты никогда подобным образом не получал посланий? — спросила жена с напускной беззаботностью. — Мы с мамой, когда она еще жива была, частенько занимались этим по вечерам — тогда я была еще совсем маленькая.
— Послания… от кого? — спросил Лоренс, также стараясь говорить как можно более ровным, даже обыденным голосом.
— Послания с того света, — проговорила Дженин, казалось, явно удивленная тем, что здесь нужны какие-то дополнительные пояснения. — Мы с мамой так часто разговаривали с отцом, а тот, бывало, приводил с собой массу всяких странных друзей. Мама еще говорила, что это так на него похоже — он и при жизни постоянно приводил в дом массу всяких необычных людей.
— Но, Дженин… — начал было он.
— Я знаю, — продолжала она, не обращая внимания на его слова, — вы с доктором наверняка скажете, что подобным образом она спасалась от окружающей ее действительности.
Он мимолетно вспомнил мать Дженин — галантную и трогательную женщину. Хорошо воспитанная, она осталась без гроша в кармане, когда, катаясь в лодке по Чарльз-ривер, утонул ее муж, после чего открыла пансион для студентов. Ей каким-то образом удавалось устраивать Дженин в лучшие частные школы — мать явно стремилась воплотить в дочери свои мечты о том дне, когда девушка со всей своей красотой и интеллигентностью добьется успеха на одном из избранных
