Марком, потом с Павлом.
Не поговорить, нет, понял Иван. Он должен был увидеть его, понять, что… Что он должен был понять? Не понять, а захотеть понять. Захотеть!
Я не захочу, сказал во сне Иван. И попытался произнести это снова. И не смог.
Он хотел понять. Он должен был узнать, как так вышло, что в его мире и в мире Марка появились два совершенно одинаковых человека. И к чему здесь Откровение.
И…
За окном послышался звук мотора.
Иван, не задумываясь, взял со стола «умиротворитель» и вышел на крыльцо.
Автобус, кренясь набок, медленно подполз к забору, окружавшему избу. Окна в автобусе были занавешены.
Открылась, лязгнув, дверь.
Наружу выбрался Тепа, небритый и озабоченный. На плече у него болтался автомат.
— Привет, — сказал Иван.
— Очнулся, — удовлетворенно произнес водитель. — А я уж и не знал, что делать…
— А что случилось?
Тепа достал из кармана мятую сигаретную пачку, попытался закурить, но руки тряслись так, что он долго не мог попасть огоньком зажигалки на конец сигареты.
— Хреново все… — Тепа, наконец, закурил, глубоко затянулся и замер, опершись о невысокий забор. — Все совсем плохо… Понимаешь, после смерти Патриарха и Сигизмунда народ словно с ума сошел… Кинулись мужики в Люциферовку, чтобы, значит, разобраться с предавшимися, из-за которых все и произошло… Только предавшиеся… Я и не думал, что у них может быть столько оружия. И не стали предупреждать, в воздух палить… В упор на лесной дороге. Считай, полтора десятка наших там и осталось.
Тепа докурил сигарету и, загасив окурок о доску, спрятал его в карман пиджака.
— Вот тут и завертелось. Солдаты, те, что наши, интернатские, подписались за нас, остальные после смерти комбата разошлись кто куда, по домам… Из города никого не прислали, там тоже… началось. — Тепа потер ладонью щетину на щеках. — В общем, война идет гражданская в полный рост. Такие дела. И не только у нас. И в Европе, говорят, и в Америке. Даже в Иерусалиме, сказывали, стрельба.
Иван стоял на крыльце, опустив руки, и слушал.
— Так я это… — Тепа глянул виновато на Ивана. — Попросить тебя хотел.
— Что?
— Я не могу сам уйти. Люди здесь, пойми… Остановить я не смогу, но притормозить хотя бы… А их оставлять нельзя. Такие дела. Увести их нужно. А кроме тебя, вроде бы и некому. — Тепа мотнул головой в сторону автобуса. — Сможешь?
Иван прошел мимо Тепы, поднялся по ступенькам, заглянул в салон.
Женщины сидели плотно, по три на двухместных сиденьях. Несколько — на полу. Беременные. У кого живот выпирал сильно, у кого — поменьше. У некоторых был едва заметен.
— Беременные, — сказал Тепа. — Нельзя им тут оставаться, пойми. Детей мы еще кое-как в интернате прячем, а их…
— Я понимаю, — медленно произнес Иван.
В автобусе пахло серой.
— Я понимаю, — повторил Иван. — Сделаю что смогу.
— Автобус водить умеешь? — спросил Тепа, когда Иван сходил в избу за вещами и вернулся к автобусу.
— Справлюсь, — сказал Иван.
— Ну и ладно. А я пешочком вернусь домой. Там, сзади, в автобусе еда на неделю, одеяла, аптечки… Что смог. Бензобак полный и еще канистр штук десять.
— Хорошо, — сказал Иван.
— Ну бывай. — Тепа протянул руку, Иван ее пожал. — Не поминай, если что…
Тепа резко повернулся и пошел в лес, не оглядываясь.
Иван вошел в автобус, сел за руль.
Все-таки есть смыл в его жизни. Есть. И так просто его жизнь не отпустит.
Иван завел двигатель.
Женщины молчали.
Вывезти женщин в безопасное место, подумал Иван, а потом… Потом есть тема для серьезного разговора. Найдет он Круля и попытается договориться через него или просто пойдет напрямую…
Он помнил последнюю фразу, сказанную ему демоном во сне. Он очень хорошо ее помнил.
«Почему я должен тебе верить?» — спросил Иван.
— А потому, что я никогда не вру, — ответил Марк.
Или тот, кто им притворялся.
