Мистер О [Лорен Блэйкли] (fb2) читать онлайн

МИСТЕР О Лорен Блэйкли Серия: Огромный бриллиант - 2

Переводчик: Дарья Н.

Редакторы: Евгения Д., Натали И.

Вычитка и оформление: Ленуся Л.

Обложка: Таня П.

ВНИМАНИЕ! Копирование без разрешения, а также указания группы и переводчиков запрещено!

Специально для группы:K.N ★ Переводы книг

(https://vk.com/kn_books)

ВНИМАНИЕ!

Копирование и размещение перевода без разрешения администрации группы, ссылки на группу и переводчиков запрещено!

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Пролог

Спросите меня о том, чем я люблю заниматься больше всего, и ответы будут очень простыми — они просто слетят с моего языка: выбивать хоум-ран для моей лиги по софтболу, рисовать комиксы про мультипликационного убийцу, и, о, да, заставлять женщину кончать так сильно, что она сможет увидеть звезды.

Не буду врать. Последнее занятие — мое самое любимое. Дарить женщине сминающий простыни, постыдный, сногсшибательный оргазм — самое лучшее, что может быть на земле.

Женская кульминация — это как летние каникулы, рождественское утро и отпуск на Фиджи, все вместе в одном фантастическом флаконе. Черт, если бы мы могли использовать красоту и энергию женской разрядки, возможно, мы могли бы запитать электроэнергией города, остановить глобальное потепление и принести мир во всем мире. Женский оргазм — это проявление всего самого хорошего в мире. Особенно, если его им доставляю я, а я их доставил тысячи и тысячи. Я как супергерой удовольствия, благодетель, когда-то застенчивый парень, а теперь жеребец, и моя миссия в том, чтобы наделить оргазмами как можно больше моих любовниц.

Как мне удалось достичь такого потрясающего мастерства? Все просто. Я и студент, и маэстро искусства ублажения ртом. Я считаю себя экспертом, потому что, если говорить откровенно, я полностью, на сто процентов одержим женским удовольствием.

Заставлять женщину кончать — это мастерство, и если вы не можете хорошо выполнить эту работу, то должны убраться к чертовой матери из спальни. Но, эй, я также достаточно скромен, чтобы признать, что всегда есть чему учиться. Потому что всегда есть что-то новое, чтобы открыть это вместе с женщиной.

Хочет ли она это нежно, жестко, быстро, при свете, грубо? Ей нравится это с зубами, игрушками, моим членом, моим языком, моими пальцами? Жаждет ли она чего-то большего, как, например, перо или вибратор, или их комбинацию? Все женщины разные, и каждый шаг к ее удовольствию — это ее собственная эротическая поездка с множеством фантастических остановок по пути. Я делаю умственные заметки, изучаю ее сигналы и всегда провожу «полевые исследования».

Предполагаю, что это делает меня Магелланом женского оргазма. Истинным исследователем — рискованным, бесстрашным и в любой момент готовым нанести на карту ее удовольствие, пока она выкрикивает в экстазе.

Хорошо, некоторые могут сказать, что у меня зависимость. Но, на самом деле, действительно ли это плохо, что я люблю заставлять женщину, с которой я в данный момент, чувствовать себя хорошо? Если это делает меня парнем с одной извилиной, тогда я виновен и, черт возьми, обвинен. Я открыто признаю, что, когда встречаю женщину, которая мне нравится, в мельчайших подробностях представляю, как она выглядит, когда кончает, и как я хочу отправить ее блаженно парить.

Беда в том, что есть одна женщина, с которой я не могу отправиться туда, хотя в последнее время мне отчаянно хочется выяснить, как свести ее с ума. Да, намечается эпическое сражение, и я должен хранить свои желания в специальном ящике, запечатанном и запертом, и выбросить ключ от него, потому что Харпер — недосягаема и под запретом для меня.

И это чертовски отстойно, потому что слова, которые вылетают из ее рта, все только усложняют. 

Глава 1

Говорят, что мужчины думают о сексе 99,99% времени. Но вы не поймаете меня на попытках оспорить это. Зачем? Это абсолютно верное утверждение, особенно, если учесть, что оставшийся 0,01% мозговой активности ориентирован на постоянный поиск пульта от телевизора. Хотя, в моем случае, я допускаю, что и в оправдание — секс — это часть моей работы. Также как болтовня и раздача автографов. Итак, вот он я, в «Открытой книге», классном книжном магазине в верхнем Вест-Сайде. Когда вечеринка раздачи автографов началась пару часов назад, длинная очередь поклонников растянулась за пределы магазина. Рекламная кампания по раскрутке моего комикса почти закончена, так что очередь подходит к концу. Публика была пятьдесят пять к сорока пяти, в пользу представительниц слабого пола, на что я абсолютно точно не собираюсь жаловаться, ведь несколько лет назад моими поклонниками, в основном, были только парни.

Некоторые ими и остались. Как этот парень.

— Мой любимый эпизод этот, — говорит писклявый, взлохмаченный, угловатый подросток, указывая на кадр в комиксе, как Мистер Оргазм спасает десяток грудастых красоток с необитаемого острова, где они слишком долго были лишены секса.

Вывод? Только мультяшный боец, одетый в плащ, может пополнить свои истощенные запасы удовольствия, сократившиеся до ужасающе низкого уровня.

Я содрогаюсь от мысли, через что пришлось пройти этим женщинам, прежде чем герой прибыл, чтобы спасти их.

— Этот эпизод очень крут, — подтверждаю я. Легкая улыбка мелькает на его лице, а затем он серьезно кивает. — Мистер Оргазм хорошо обслужил этих дам, не так ли?

— Да, — говорит парнишка с широко распахнутыми, искренними глазами. — Он очень им помог.

Это странно. Потому что ему, вероятно, шестнадцать, и, с одной стороны, мне хочется воскликнуть: «какого хрена ты смотришь мое взрослое шоу?». Но, с другой стороны, я понимаю почему. Когда я был в его возрасте, я так же не много знал о девчонках. Это, кстати, объясняет, почему я начал рисовать «Приключения Мистера Оргазм», который был когда-то онлайн мультфильмом, а сейчас — ночной телевизионной сенсацией, включающий в себя сюжет о вышеупомянутом спасении женщин, в исполнении заглавного героя.

Заглавного.

Я сказал «заглавного».

Мысленно.

В любом случае, этот эпизод определенно был популярен, и это одна из причин, почему моя рекламная кампания содержит несколько моих старых комиксов из этой серии живописных новелл, написанной вашим покорным слугой, Ником Хаммером. Специальный выпуск и все такое, так говорится на специальной золотой марке на обложке.

— Вы можете подписать это «для Рея»? — спрашивает он, и когда я поднимаю черный маркер, краем глаза ловлю золотую вспышку, а затем вижу руку в кармане.

О, черт!

Кажется, я знаю, что только что сделала женщина, стоящая позади Рея.

Я подписываюсь и отдаю ему комикс.

— Вперед, иди и дари удовольствие, Рей, — говорю я ему эти слова, словно мантру. Мы ударяемся кулаками, и он робко смотрит на свой кулак так, будто тот был благословлен богом.

Естественно.

— Даю вам свое слово! Я хочу быть поставщиком удовольствия, — торжественно говорит Рей, пока прижимает комикс к своей груди, пересказывая одну из известных реплик Мистера Оргазм.

Черт, когда-нибудь этот чувак будет сводить женщин с ума. Потому что он серьезно настроен на это. Но еще рано. Потому что, ну, вы знаете, ему шестнадцать.

Перевожу взгляд к следующему человеку в очереди, и я практически ошарашен объемами выставленной напоказ груди. Этого вполне достаточно, чтобы мужчина впал в полнейший экстаз — пораженный глупый взгляд и стеклянные глаза — такое с парнем могут сотворить только сиськи. У меня нет к этому иммунитета, потому что… это же сиськи.

Это одна из моих самых любимых игровых зон.

Я серьезно тренировался преодолевать подобный препятствия. Взаимодействие с общественностью — часть моей работы, и я не могу просто ходить везде с отвисшей челюстью, уставившись на грудь. И все же, эта женщина собирается проверить мои навыки. Она носит белую футболку с глубоким круглым декольте, а это криптонит для большинства мужчин.

Она наклоняется вперед, убедившись, что мне досталось место в первом ряду. Я осматриваюсь вокруг, надеясь, что Серена — очень беременная, вечно улыбающаяся, но о-о-очень опытный пиар-агент, женщина, которая работает над моим шоу на Comedy Nation ^[1]  — вскоре вернется со своего очередного перерыва на туалет. Она — профессионал и знает, как удержать пылких дам на расстоянии.

Слушайте, я не жалуюсь. Я не возражаю, чтобы некоторые из зрителей шоу немного шалят во время подобных мероприятий. Это нормально. Но сейчас у меня стойкое ощущение, что в этот раз играть не стоит.

— Привет, — говорю я, улыбаясь обесцвеченной блондинке.

Общаться. Привлекать. Это часть работы. Быть публичным лицом популярного телешоу, значит уничтожать долбаных конкурентов, чьи шоу идут с одиннадцати ночи и позже. И безбожно сводить с ума нервного главу компании, но это история на другой раз.

Женщина подносит руку к груди, пробуя проверенную временем тактику введения в транс. Я стойко держусь.

— Я — Саманта, и я очень люблю ваше шоу, — воркует она. — А еще на прошлой неделе я читала о вас в журнале Men’s Health. Я была так поражена вашей преданностью своему делу, так же, как и вашим телом, — говорит она.

Потому что в статье опубликовали фотографию с моей тренировки. Затем, потому что она не из тактичных, взглядом своих серых глаз она скользит по моим покрытым чернилами рукам, по моей груди и, хорошо, давайте просто называть вещи своими именами. Она очень сильно пытается взглядом совокупиться со мной, прямо здесь, в книжном магазине.

— Преданность — мое второе имя, — говорю я с улыбкой и толкаю выше свои очки на переносице. Она раздражает меня, и это не из-за значительного декольте, а из-за того, что она сделала в очереди несколько минут назад. Она наклоняется ближе, плавно двигая книгу ко мне.

— Вы можете подписать прямо здесь, если хотите, — шепчет Саманта и проводит пальцем по ложбинке. Я быстро хватаю книгу.

— Спасибо, но я нахожу титульный лист таким же превосходным местоположением.

— Вы должны оставить свой номер на нем, — добавляет она, когда я пишу «Ник Хаммер» и вручаю ей книгу.

— Забавно, но, самом деле, я не знаю свой номер телефона, — отвечаю я, беззаботно пожимая плечами. — Кто теперь помнит номера? Даже свои собственные?

Где, черт возьми, Серена? Надеюсь, она не родила в дамской комнате!

Саманта хихикает, затем ведет своим длинным, розовым, как конфета, ногтем по моей подписи.

— Хаммер^[2], — кокетливо говорит она, словно перекатывая это слово у себя во рту. — Это ваше настоящее имя или прозвище?

Нет, нет, нет.

Отбой!

Я не куплюсь. Не буду играть в эту игру с участием пошлого синонима моей фамилии. Особенно с Самантой, которая собирается впиться своими острыми ногтями в мою руку.

— О, извините. Вы уронили что-то.

Я расправляю плечи, когда слышу знакомый голос, в котором одновременно звучат невозмутимый юмор и чистая невинность.

Блондинка вздрагивает.

— Нет, — рычит она, огрызаясь на вопрос. — Я ничего не роняла!

— Вы уверены? — ее тон полон абсолютного беспокойства.

Я не могу сдержать усмешку, расплывающуюся по моему лицу, потому что знаю, что женщина с этим голосом замышляет что-то подлое.

Харпер Холидей.

Рыжие волосы. Голубые глаза. Лицо милого, сексуального ангела и невероятно красивое тело. Принцесса воинов-ниндзя и абсолютно идеальный в передаче сарказма рот. С ней я сыграл бы в игру «Пошлые Синонимы», «Пошлые Антонимы»… «Пошлое что-либо».

Харпер встает в очередь позади блондинки и открывает ладонь.

— Потому что я уверена, что это ваше обручальное кольцо, — говорит она, в ее ярко голубых глазах светится беспокойство, когда она берет обручальное кольцо со своей руки и протягивает его оголодавшей блондинке.

— Это не мое, — говорит женщина, защищаясь, все кокетливое очарование испарилось из ее голоса.

Харпер шлепает себя по лбу другой рукой.

— О, моя вина. Свое кольцо вы положили в карман несколько минут назад. Прямо сюда.

Она указывает на правый карман женщины, и, конечно же, там видны очертания, похожие на обручальное кольцо. Это именно то, что, как я подозревал, она сделала, пока стояла в очереди. Засунула его в карман. Она, должно быть, забыла, что носит его, и вспомнила о нем в последнюю минуту.

Лицо замужней женщины побледнело.

Спалилась.

— А вот это, — продолжает Харпер, по-прежнему держа кольцо в руке и позволяя ему поймать свет люстры с потолка, — я держу как раз для таких случаев.

Саманта бубнит «сука» себе под нос, разворачивается на каблуках и уходит прочь.

— Наслаждайся книгой, — кричит ей в след Харпер, затем смотрит на меня, наклоняет голову и пронзает меня «я-только-что-спасла-твою-задницу» взглядом.

Имитируя голос Мистера Оргазм, она говорит:

— Ник Хаммер. Это твое настоящее имя?

Вот так просто, но я надеюсь, что Серена задержится в туалете подольше.

Глава 2

Хаммер — моя настоящая фамилия.

Меня все время спрашивают об этом. Все думают, что она фальшивая. Будто это сценическое имя, или псевдоним, или мое стриптизерское имя, оставшееся еще с тех пор, когда я упорно работал ради денег.

Шучу. Я никогда не был стриптизером.

Но я — счастливчик, мне досталась обалденная фамилия, и вдвойне счастливчик потому, что если бы я был девчонкой, мои родители назвали бы меня Саншайн^[3]. Вместо этого мама назвала так свою пекарню, а двоих своих сыновей — Уайат и Ник. Наша маленькая сестренка родилась через несколько лет после того, как открылась пекарня, поэтому она также избежала имени хиппи, но Джози определенно получила эту энергетику. У нее свободный дух.

Я указываю на кольцо в руке Харпер.

— В выходные ты ездила в Вегас и вышла замуж за Пен? Или подожди. Это был Теллер?

— Нет. Крис Энджел, — говорит она, когда запихивает кольцо обратно в красную сумку, которая настолько большая, что может стать убежищем для беженцев.

— А если серьезно. Зачем ты носишь с собой обручальное кольцо?

— Я могла бы сказать тебе, но тогда нарушу Правило 563 Секретных Записок Волшебника, которые были написаны для того, чтобы держать в неведении простых смертных, таких, как ты.

Я прижимаю руку к своей груди и качаю головой.

— Прошу прощения, но я не простой смертный. Так что колись.

Уголок ее рта слегка приподнимается, и она шепчет:

— Это фальшивка. Я приобрела его, чтобы сделать парочку трюков на вечеринке на прошлой неделе.

— Сработало?

Она кивает, ее губы изгибаются в улыбке.

— Как по волшебству. Превратила это в кольцо Зеленого Фонаря. Ребенок был в восторге.

— Он и должен был. Кстати, — говорю я, указывая подбородком в сторону давно ушедшей дамы. — Спасибо. На секунду я подумал, что у нее в кармане маленький вибратор.

Ее глаза округляются.

— Такое уже бывало?

Я киваю и закатываю глаза.

— Однажды. На раздаче автографов фанатам.

— Поклонница мастурбировала прямо в очереди?

— Кто-то очень перевозбудился. Но не волнуйся. Я очень впечатлен, что ты спасла меня от той дамочки и незаметно спрятанного ею кольца. Думаю, ты могла бы быть супергероем.

— Ага. Я появляюсь, откуда ни возьмись, и спасаю ни о чем не подозревающих мужчин от замужних женщин с опасными мужьями, которые хотели бы выжать всю жизненную силу из дико популярных мультипликаторов. Ты, вероятно, захочешь пригласить меня на кофе, когда я скажу тебе, что ее муж ростом под три метра, его руки размером с оружие и он носит кастет. Видела его возле магазина, прежде чем зашла.

— Он боец подпольного бойцовского клуба?

Харпер с напускной серьезностью кивает.

— Да. Он — Вишес^[4]. Это его бойцовское имя.

— Я определенно должен тебе кофе. Возможно, даже кусочек торта, просто чтобы ты знала, как сильно я ценю то, что ты спасла меня от Вишеса.

— Не дразни меня. Торт — моя религия, — она понижает свой голос. — Я очень долго обдумывала, следует ли провернуть трюк с кольцом или лучше отдать ей это, — говорит Харпер, запуская руку в сумку и вытаскивая пару фиолетовых очков, — и предложить ей надеть их, чтобы помочь лучше трахнуть тебя глазами.

Я смеюсь над ее выбором слов.

— Они предназначены специально для этого? Если да, то я бы хотел купить пару.

Чтобы использовать их на тебе.

Она снова кивает.

— В Ист-Виллидж есть магазинчик, где их продают. Их делают по спецзаказу, но я могу помочь тебе с этим, — говорит она, а затем начинает искать что-то в сумке.

Ее сумка похожа на сумку Гермионы. Да, я читал все книги о Гарри Поттере. Это самая лучшая история, из когда-либо написанных.

Она достает копию моего сборника из своей сумки и кладет ее на стол.

— Можешь подписать это для Елены?

Я бросаю на нее быстрый взгляд, когда вижу чек внутри книги. Она купила ее здесь.

— Харпер, ты не должна была приходить сюда только ради того, чтобы я подписал книгу. Я бы подарил тебе одну.

Она подмигивает мне.

— Приятно знать, что я в шорт-листе^[5]. Сейчас у меня есть клиентка, которая тайно влюблена в тебя. Поэтому я отдам ей это в качестве подарка.

— Скажи Елене, что Мистер Оргазм передает привет, — говорю я, расписываясь.

Когда я смотрю вверх, Харпер надевает фиолетовые очки.

Я моргаю.

Святой Боже. Она горяча в них. Как парень, который носит очки, я обращаю внимание на женщин в очках, и никогда не видел, чтобы Харпер носила их раньше. Не буду врать — фантазия о сексуальной библиотекарше сильна. Она заводит меня, когда я думаю о юбке-карандаш, соблазнительно расстегнутой обтягивающей белой блузке и Харпер, склоняющейся над столом, готовой быть отшлепанной за несколько неправильно расставленных на полках книг.

Она пожирает меня глазами, как делала та женщина в очереди, и шепчет игривым тоном:

— Они работают, Ник?

Безусловно, но тебе не нужны очки, чтобы я захотел быть оттраханным твоими глазами. К тому же, я представляю, как ты выглядишь только в них и без одежды.

Погодите. Черт. Нет.

Я ругаю 99,99 % своего мозга за то, что просто подумал об этом. Потому что Харпер — сестра моего лучшего друга. А Спенсер уже обещал сбрить все мои волосы и покрасить мои брови, если когда-нибудь прикоснусь к ней. Нет, я не боюсь Спенсера, мне просто очень нравятся мои волосы. Они светло-каштановые, густые и — что ж, вот тут я собираюсь быть честным — я совершенно точно могу сниматься в рекламе шампуня. Вот. Я сказал это.

Но я также не планирую осуществлять любую свою чертову фантазию о Харпер, даже ту, где я наклоняю ее через кухонную стойку, которая особенно сильна в последнее время. Хотя это не справедливо по отношению к фантазии, где я прижимаю ее к стене, не так ли?

Заметка себе: сегодня же вернуть фантазию о стене обратно на первый план.

Но вернемся к ее вопросу об очках.

— Они работают как по волшебству, — говорю я, повторяя ее слова.

Она снимает их и оглядывается назад. Осталась пара фанатов, постукивающих ногами и держащих свои комиксы.

— Я заняла твое время. Я должна убраться отсюда.

— Подожди. Я почти закончил. Не хочешь выпить чашечку кофе через пятнадцать минут? — спрашиваю я, а затем быстро добавляю. — В качестве оплаты за услуги спасателя.

— Хм-м. Есть ли в этом городе место, где можно взять кофе? — барабанит она по своему подбородку, как будто действительно обдумывает это.

Я тяжело вздыхаю, подыгрывая.

— Хорошее замечание. Найти кофе действительно очень трудно. Не то чтобы это можно было сделать на каждом углу.

Харпер понимающе кивает.

— Обычно приходиться за ним охотиться, везде и всюду. Это может занять несколько часов, — она щелкает пальцами. — Вот что я скажу. Давай я узнаю, что можно сделать при помощи карты. И если смогу найти чашечку кофе, скажем, в радиусе двадцати метров от магазина, я пришлю тебе адрес.

— Вас понял.

Харпер салютует мне и поворачивается на каблуках, и я клянусь, что не смотрю на нее слишком пристально, пока она лавирует к выходу из книжного магазина. Ладно, хорошо. Возможно, я потратил три или четыре секунды, осматривая ее зад. Пять секунд максимум. Но это потрясающая задница, поэтому стыдно не насладиться видом.

Серена возвращается, усаживается рядом со мной за столом, и в течение следующих пятнадцати минут я концентрируюсь на моих фанатах, подписании и общении, взаимодействии и привлечении.

Когда мероприятие заканчивается, я проверяю сообщения от Харпер, и очень удивляюсь, обнаружив одно. Я нажимаю ответить, когда помогаю Серене подняться. Прямолинейный человек, она начала работать над моим шоу пару лет назад, прежде чем его рейтинги повысились.

— Ты молодец, милый. Прости, что я пропала на некоторое время, — говорит она, закручивая свои вьющиеся черные волосы заколкой, прежде чем встать и засунуть маркер в свою сумку. Она гладит свой живот. — Клянусь, в течение нескольких минут думала, что рожу прямо в туалете книжного магазина.

—Забавно, я волновался о том же самом. Если бы ты это сделала, то назвала бы ребенка в мою честь, да?

— Нет. Если бы я родила ребенка в туалете, то назвала бы его Синк^[6], — говорит она, а затем поднимает палец вверх. — О, почти забыла сказать, — это ее обычное предисловие для требований главы сети. — Джино хочет, чтобы ты посетил одно мероприятие в четверг. Это просто небольшая благотворительная акция и запудривание мозгов в боулинге, но он хочет, чтобы все его доморощенные звезды были там.

— Конечно, я буду, — говорю я, хватая свою куртку.

Я имею в виду, какой еще ответ может быть? Параноидальный мудак или нет, Джино контролирует эфирное время и любит напоминать мне, как пару лет назад, когда работал в отделе развития, он выбрал мой онлайн комикс и превратил его в анимационное шоу. Я чертовски благодарен, что он дал мне шанс, но еще он неслыханно завидует, и подозреваю, это потому, что много лет назад он создал шоу, которое быстро утратило популярность, и никакие его усилия по созданию другого не увенчались успехом.

— И ты знаешь что к чему, — говорит Серена, застегивая сумку, и мы блуждаем между полками, направляясь к выходу.

Я знаю правила.

— Джино хочет, чтобы я был очаровательным, но не настолько обаятельным, чтобы женщины подкатывали ко мне, вместо него. И я должен быть потрясающим в боулинге, если в его команде, а если нет, то я должен раскрутить игру так, чтобы он выиграл. Потому что, если я не играю в его игры, то велик шанс, что у меня будут проблемы на переговорах, которые затянутся еще на пару недель, ведь обсуждение контракта состоится в конце этого месяца.

Она постукивает пальцем по своему носу.

— Превосходно.

— Почти так же, как если бы я привык к его абсолютно непостоянной личности.

Она улыбается.

— Он — наш босс. Ты знаешь, он привык быть в центре внимания до тех пор, пока не появился ты. Ты — полный набор, и это сводит его с ума. Но я действительно ценю, что ты участвуешь в этих публичных мероприятиях.

Я осматриваю магазин, заполненный покупателями; некоторые из них только что купили мой сборник комиксов. Меня просят сходить в боулинг с телевизионным начальником, который просто сумасшедший, капризный осел, но он платит мне зарплату. Мое шоу перевешивает это. Я загребаю деньги и славу и очень хорошо справляюсь с дамами. Им нравится моя щетина, татуировки, очки и волосы и тот факт, что мое некогда долговязое тело заполнилось гармоничными, сильными мышцами.

Жизнь хороша.

— Серена, уверяю тебя, присутствие на вечеринке не вызывает у меня трудностей. Тот факт, что у главы сети есть странный комплекс касательно меня, вполне понятная первостепенная проблема.

— Нет, — резко говорит она, когда мы доходим до входной двери магазина. — Знаешь, в чем настоящая первостепенная проблема? На днях я пошла в «Бен & Джерри», чтобы купить домой пинту мороженого. Мне нужно было два вкуса. «Кокосовое Многослойное» для меня и «Манговый Сорбет» для моего муженька. Но угадай, что?

Я прикладываю руку ко лбу, словно гадалка.

— У них не было «Кокосового Многослойного».

— Хуже, — говорит Серена, ударяя меня в грудь, тем самым практически опрокидывая меня своим энтузиазмом на полки с новыми релизами. — Они забыли положить лист парафиновой бумаги между ними, чтобы разделить вкусы. В манго просочился кокос, — восклицает она с надутыми губами.

Я хмурюсь.

— Это действительно ужасно. Хотел бы я никогда не знать, что произошло нечто столь ужасное. Не уверен, что смогу выбросить этот образ из головы.

На этой ноте я прощаюсь с Сереной и направляюсь в кафе «Кусок Торта», где Харпер машет мне из-за столика в конце зала. Она читает мой комикс.

Это неправильно, что я хочу, чтобы она надела те очки?

Но, в очках или без, она все равно нравится мне.

Глава 3

Мы разделяем кусочек двойного шоколадного торта.

Я знаю, как это выглядит.

Как свидание.

Но это не так.

Просто в этом кафе-магазине огромные кусочки. Вы ни за что не сможете съесть его в одиночку, если только вы не родились с двумя отсеками для десерта. Я люблю сладкое, но у меня он только один.

Я знаю Харпер, кажется, целую вечность с тех пор, как мы со Спенсером стали лучшими друзьями — вот как долго. Мы втроем учились в одной школе, но Харпер на три года младше меня, так что при мысли о ней я не мастурбировал левой рукой, когда был выпускником, а она первокурсницей. Тогда я не думал о ней вот так.

К тому же, я правша.

В любом случае, сейчас, когда нам обоим уже под тридцать и мы живем в Нью-Йорке, то время от времени тусуемся вместе. Возможно, даже чаще с тех пор, как Спенсер обручился; теперь он чаще занят. Иногда мы по выходным ходим с Харпер в кино, и то, что я сижу рядом с ней в кинозале, определенно отвлекает.

Давайте будем откровенными: Харпер не сексуальная черлидерша и не сексуальная модель Victoria’s Secret.

Она сексуальная чудачка. Горячая ботанка. Фантазия геймера. Она занимается кикбоксингом, с ней трудно конкурировать в наших летних играх по софтболу и она знает, на каком была бы факультете Хогвартса — Пуффендуй. И да, меня заводит, что она не выбрала Когтевран или Гриффиндор, как обычно делают все остальные. Она выбрала факультет, известный своей лояльностью.

И она чертова волшебница. И этим зарабатывает. Девушка сама оплачивает свои счета, выполняя фокусы и исчезая, вводя людей в заблуждение.

И это, вроде как, самая сексуальная профессия на свете — сексуальнее, чем барменша, модель или рок-звезда. Хотя, может быть, не сексуальнее, чем библиотекарша.

Честно говоря, я не думал обо всем этом еще пару месяцев назад. До того дня, прошлым летом, когда она попросила меня помочь ей расквитаться с братом за что-то, что он сделал с ней много лет назад. Чтобы отомстить, мы притворялись, будто тренируемся перед софтболом.

Я снял рубашку, она провела руками вниз по моей груди, а остальное уже история. 99,99 % моего мозга стало возвращаться в тот день, проведенный с ней в Центральном парке.

Слушайте, я — парень. Все очень просто. Мы не сложные, и любой, кто пытается доказать обратное — ошибается. Это не значит, что мы не способны на проявление чувств, эмоций и все такое прочее. Но когда дело касается женщин, мы как та собака, реагирующая на включение и выключение лампочки.

И переключатель Харпер в тот день работал на полную.

Я очень стараюсь сосредоточиться на бесполезной болтовне с ней вместо того, чтобы думать на том, какое нижнее белье может быть на ней надето, тем более что я вижу намек на черную атласную полоску ткани на краешке V-образного выреза ее свитера. Я заставляю себя не представлять, как выглядит оставшаяся часть этого сексуального наряда.

Слишком поздно. Я представляю, как кружево облегает ее плоть, и это наипрекраснейшая картинка. Спасибо, мозг, что никогда не боишься визуализировать это. Но сейчас мне нужно вернуться в зону разговоров.

Я указываю на торт, который мы едим.

— По шкале от одного до десяти. Сколько бы ты дала этому торту?

С вилкой, застывшей в воздухе, она смотрит в потолок.

— Блаженство.

— Не думаю, что это определение есть в шкале.

— Я же говорила, что торт — моя религия.

— Тогда я думаю, что второй визит сюда будет стоить того.

— Кончать. Ты сказал кончать^[7], — говорит она с серьезным лицом.

— На самом деле, я часто это говорю, — я непринужденно откидываюсь в кресле.

— Я знаю, — она поигрывает бровями, а затем шепчет: — Я наслаждалась твоим комиксом до того, как ты пришел. Он такой непристойный, — говорит Харпер так, будто это секрет. Как будто она впервые узнала, что мой мультфильм — фестиваль порочности. — Что я действительно хочу узнать, Ник Хаммер, — произносит она, выделяя мое имя так, как блондинка из книжного магазина никогда не смогла бы повторить, — откуда приходит твое вдохновение?

Ты не захочешь этого знать, Харпер.

Я делаю вид, что рассматриваю торт.

— Думаю, что в этот торт не помешало бы что-нибудь добавить.

Харпер берет кусочек и подмигивает мне.

— Да, восхитительности. Это добавило бы остроты.

Черт, вот видите, о чем я говорю? Харпер несравненна и очень сильно усложняет мне задачу не думать о том, какой она была бы в постели. Она оперирует постоянным словесным стебом, флиртуя, но не совсем. Конечный результат? Я — кот, а она — включенная лазерная указка. Я гоняюсь за красным светом, но никак не могу его поймать. И тот факт, что я холост, не помогает. Я не имею ничего против секса на одну ночь, но во мне меньше от парня для одноразового траха, и больше от периодически моногамного, даже при том, что я никогда ни в кого не влюблялся, чтобы быть моногамным, включая последнюю женщину, которая сейчас работает над книгой в Италии.

Следовательно, я на сто процентов доступен и совершенно точно заинтересован в женщине, сидящей напротив меня, но я ни за что не получу ее.

Я отпиваю кофе, а она тянется к своему горячему шоколаду. Поскольку я не могу провести оставшееся время, уставившись на ее губы, прикасающиеся к кружке, я осматриваюсь вокруг. Полки за прилавком полны фантастическими на вид пирожными, а в меню, написанном на доске, — аппетитные вкусы кофе, поимо стандартных вариантов. Кафе переполнено. Деревянные столы почти до отказа забиты сборищем людей с Верхнего Вест-Сайда — мамы, папы, дети и более двадцати пар.

— Так сколько? — Харпер кивает в сторону книжного магазина.

— Сколько чего? Продано комиксов?

Она качает головой.

— Скольких ты там склеил?

Я смеюсь, но не отвечаю ей.

— Ну же, — давит она, постукивая по столу. — Привлекательный парень, как ты. В центре внимания. Должно быть … каждую вторую фанатку?

Я оживляюсь от ее описания. Определенные части моего тела тоже. Но, видите ли, не похоже, что она сказала «привлекательный парень», подкатывая ко мне. Она сказала это так, будто это какой-то известный факт. Поэтому я не могу понять ее. Как и в тот день в парке, я не могу понять, когда она сворачивает в сторону от Дружбавилля и направляется в Город Непристойных Мыслей.

— Нет, не каждую вторую фанатку, — говорю я.

— Но каждую вторую вторую фанатку? — спрашивает Харпер, и я снова смеюсь над ее выбором слов так, будто каждая вторая вторая фанатка теперь — реальность.

— Я лишь пытаюсь сказать, что ты была отличным щитом, когда я в тебе нуждался, — я щелкаю пальцами. — Эй, у меня есть идея. Через пару дней мне нужно посетить одно мероприятие, — я рассказываю ей подробности, которыми Серена со мной поделилась, и ввожу ее в курс дела о странной проблеме с ревностью моего босса. — Но Джино по-прежнему хочет, чтобы я пришел, так что ты должна пойти со мной.

— В качестве щита? Чтобы женщины к тебе не приставали? — спрашивает Харпер, съедая еще кусочек торта.

— Они вообще не подойдут, если я буду с подругой.

Она указывает вилкой на меня, а затем на себя.

— Я должна притвориться, что это свидание? — произносит она так, будто это самая сумасшедшая идея на свете, и это подсказывает мне, что я должен перестать лелеять любые мечты, как Харпер Холидей снова проводит своими руками вниз по моей груди. И, конечно же, она не должна знать, что несколько недель назад я нарисовал ее лицо во время оргазма. Что? Что не так? Этим я зарабатываю на жизнь. И это не так уж странно. К тому же, я удалил этот файл. Я просто дурачился за компьютером, клянусь.

— Как притворялись Спенсер и Шарлотта? — добавляет она так, будто я мог забыть их уловку, тем более, что это сработало по-своему — их свадьба через две недели.

— Нет, было бы отстойно, если бы мы сделали то же самое, — говорю я, отковыривая шоколад от кусочка торта. — Как если бы писатель в следующем своем романе использовал ту же самую сюжетную линию.

Харпер скептически приподнимает бровь.

— Откуда ты знаешь про сюжетную линию?

— Я пишу сценарий к шоу, — рисую и пишу сценарий, ну, вы поняли.

— Твое шоу — анимированная пародия похотливого супергероя. И все же, ты знаком с сюжетными линиями любовных романов?

— Несколько месяцев назад я встречался с писательницей любовных романов.

— На что это было похоже?

— Хм, было похоже на свидания, — отвечаю я невозмутимо.

Она закатывает глаза.

— Нет. Она хотела попрактиковать с тобой?

Я смеюсь, приходя в восторг от дерзости ее вопросов.

— Ты имеешь в виду сцены, Харпер?

Она кивает, когда делает еще один глоток своего напитка.

Я тоже киваю.

— Да, хотела.

— А ты? — спрашивает Харпер с любопытством, когда ставит свою кружку на стол.

— Да.

— Вау. Когда ты читаешь ее книги, тебе не кажется, что твою жизнь выставили на обозрение?

— Эта книга еще не вышла. Она будет следующей, я думаю.

— Что случилось с писательницей?

— Все закончилось, — отвечаю, пожимая плечами. Я не расстроен из-за этого. Мы хорошо провели время в течение тех нескольких месяцев, что были вместе.

— Почему?

Потому что это было весело, и не более того. И потому что Джей Кэмерон — это ее псевдоним — одержима своей работой. Художественная литература — ее мир. Поэтом она и улетела в Италию.

— Она уехала во Флоренцию. Думаю, что ее следующая книга выйдет там, — говорю я Харпер.

— И я буду с нетерпением ждать момента, когда прочту книгу, в которой ты, — она рисует в воздухе кавычки, — помог ее исследованиям.

— Может быть, я никогда не скажу тебе ее псевдоним.

— Я выбью его из тебя, — говорит она, пока я пью свой кофе. — Она пишет те банальные секс сцены, где парень говорит девушке, что любит ее, пока он внутри нее или сразу после этого?

От смеха я чуть не выплевываю свой напиток.

— Бог ты мой. Я действительно не знаю, насколько банальными получаются сцены. Я не читаю любовные романы.

— Возможно, тебе бы не помешало. Некоторые из них довольно возбуждающие, — говорит она со знающим блеском в глазах, прежде чем отвлечься от темы разговора и перейти к делу. — Итак, мероприятие. Позволь мне объяснить кое-что. Ты хочешь, чтобы я была твоей группой поддержки и помогла с боссом, который такой кретин, что не может справиться с тем, что ты мужественнее его, и что ты привлекаешь женщин, как мартовский кот кошечек во время течки?

Ах, черт, хотел бы я, чтобы она не использовала это слово в непосредственной близости к фабрике грязных мыслишек в моей голове.

— Я бы не сказал, что это правда.

Харпер указывает в направлении магазина.

— Судя потому, как отчаянно та женщина хотела совокупиться с тобой, предполагаю, что к тебе часто клеятся, — говорит она, и я прозвучу, как абсолютный наглец, если скажу правду. Да. Это происходило хренову тучу раз, но не всегда все бывает так, как сегодня. С успехом приходит больше интереса со стороны женщин, больше заинтересованности не только во мне, но и в моих активах. Я имею в виду зеленые, а не те, которые были сделаны из плоти и костей, но и в них тоже.

В ответ я пожимаю плечами, а Харпер улыбается.

— Я пойду, Ник. А затем, когда мне что-то понадобится, я попрошу об ответной услуге. Договорились?

— Мне подходит.

Она протягивает руку к торту, окунает палец в глазурь, подносит его к своему рту и облизывает его. О, Боже. Дьявол. Почему она мучает меня вот так? Спасибо, что я сижу. Харпер совершенно не нужно знать, что она — причина моей мгновенной эрекции на сегодняшний день. Рецепт прост: добавьте к этому нечаянные замечания сексуальной чертовки, которые я не знаю, как толковать, и это будет похоже на стихийный магазин^[8].

— Смотри! Это Анна Удивительная!

Харпер поворачивает голову в направлении детского голоса, зовущего ее по сценическому имени. Она не использует настоящее имя на детских вечеринках, которые проводит. Для них она — Анна Удивительная Волшебница. Харпер говорит, что так легче общаться в Фейсбуке с друзьями из колледжа, отделяя обычную жизнь от работы.

Огромная улыбка расплывается на ее лице, она вскакивает со стула, наклоняется и здоровается с девочкой с растрепанными каштановыми волосами и россыпью веснушек на лице. Харпер прикладывает указательный палец к ее губам и шепчет:

— Закрой глаза.

Маленькая девочка делает так, как ее просят, и затем, когда через несколько секунд, Харпер велит ей открыть глаза, она вынимает, аккуратно сложенную долларовую купюру, из-за уха ребенка. У нее отвисает челюсть. Спойлер: Харпер вытащила купюру из своего кармана, пока глаза девочки были закрыты.

— Но подожди, — говорит Харпер, а затем резко поднимает левую руку, заводит ее за другое ухо девочки и достает другую купюру, в этот раз сложенную как бумажный самолетик.

Ладно, я понятия не имею, как она это провернула.

— Вы удивительная! — восторженно восклицает ребенок, затем смотрит на своего отца, и Харпер следует ее примеру. Папа высокий и крепкий, и у меня есть подозрение, что, если он одинок, о чем говорит отсутствие кольца, то он постоянно делает зарубки на своей кровати. Нет, я не считаю его привлекательным, потому что не нахожу привлекательными парней. Просто как не сказать, что мужчина красивый, если он — вылитый Крис Хемсворт? Харпер выпрямляется и покачивается. Она протягивает руку для приветствия, второй рукой опираясь на наш стол.

— Пааа… пууу… пооо.

Что за?..

Я сажусь прямее. Мне любопытно, поскольку Харпер пытается говорить на новом языке.

Ой, подождите, ей просто не удается сказать «привет».

— Привет, Анна, — говорит парень, а затем понижает голос и шепчет так, будто ее настоящее имя их особый секрет. — Харпер.

И это определенно звучит так, будто ему нравится произносить ее имя. Черт. Она нравится копии Криса Хемсворта.

Харпер снова открывает рот. Что-то похожее на «Пииирииивеееттт, Саймон», срывается с ее красивых губ.

— Как ты? Это место великолепно, не так ли? — спрашивает он.

Я думаю, но не могу быть уверен, что она скажет «да». Или, возможно, это будет «дааах», учитывая то, что внезапно она забыла все слова в английском языке.

— Хейден так радуется своей вечеринке, которая состоится через три недели. Она ведет обратный отсчет и по-прежнему говорит о фокусах, которые ты выполняла на дне рождении Карли в прошлом месяце.

Харпер снова обращает свое внимание на Хейден.

— Ты хорошо провела время, не так ли? Тебе понравилось, когда я угадала твою секретную карту? Или, возможно, когда я смогла подняться в воздух? — спрашивает она, и ее речь полностью становится нормальной, пока она разговаривает с ребенком.

— Мне понравилась секретная карта! Да! Я хочу это на моей вечеринке!

— У тебя будут все самые лучшие фокусы.

Саймон поглядывает в мою сторону, а затем откашливается. Он быстро, по-мужски, машет мне, и Харпер краснеет и говорит:

— О, это мой друг, Мистер Оргазм.

Повисает тишина. Она обрушивается на нас, как будто кто-то разбил стакан, и мы все должны смотреть на осколки на полу.

Смотреть, как Харпер разговаривает с этим парнем — неизбежный провал. Это ужасно и потрясающе одновременно.

Она подносит руку ко рту, ее лицо становится красным. Саймон смеется над ее бестактностью, а Хейден просто хихикает над этой сценой, может, потому, что находит забавным то, как Харпер краснеет в оттенок пожарной машины. Я готов схватить ведерко попкорна и продолжать смотреть это шоу, ведь интересно, что Харпер понятия не имеет, как общаться с парнем, которому она нравится.

— Я имею в виду Ник, — пищит она. — Это Ник. Я спасла его от Вишеса.

Саймон хмурит брови.

— Вишеса?

Я встаю.

— Страшный чувак, возглавляющий подпольный бойцовский клуб. Или, может быть, сейчас это банды байкеров. В любом случае, он был ужасен, — говорю я с содроганием, а затем протягиваю руку. — Ник Хаммер. Рад познакомиться.

— Саймон, — говорит он. — А это моя дочь, Хейден.

Я здороваюсь с ребенком.

Харпер указывает большим пальцем в мою сторону, пока смотрит на Саймона. Ее речь, кажется, почти вернулась в нормальное состояние.

— Он лучший друг моего брата. А это значит, что он полностью неприкосновенный.

Ах…

Интрига накаляется. Харпер очень нравится этот парень, потому что так она дает ему знать, что свободна.

— Рад это знать, — говорит Саймон с улыбкой. — Я позвоню тебе и, возможно, мы сможем встретиться и подготовиться к вечеринке. Поговорим о фокусах и все такое.

После неловкого прощания, Саймон ведет свою дочь к единственному свободному столику в противоположной стороне кафе. Я многозначительно смотрю на Харпер. Не могу устоять. Кроме того, это поможет отвлечься от мысли о ней голой.

— Тебе он нравится, верно?

Она удрученно вздыхает.

— Это так очевидно? — шепчет она.

— Нет, — говорю я мягко. — Я имею в виду не сильно. Нетак, будто ты держишь в руках знак с надписью «Ты мне нравишься».

Она опускает голову.

— Тьфу. Я такая…

Но она не заканчивает предложение, потому что случается катастрофа, когда Харпер утыкается лбом в ладони, из-за чего ее локоть скользит по столу и отправляет горячий шоколад в…

Меня.

И да.

Три секунды спустя, мою любимую выцветшую футболку с Хоббсом^[9] заливает жижей взбитых сливок и шоколада.

— Застрелите меня, — вздыхает Харпер, когда ложится щекой на стол и изображает нажатие на курок.

— Хорошо, что сегодня день стирки, — говорю я и понимаю, что где-то должна быть сюжетная линия, где Мистер Оргазм спасает день.

Она поднимает голову.

— Ты действительно уверен, что хочешь, чтобы я пошла с тобой хоть куда-нибудь?

Я преувеличенно киваю и дергаю свою заляпанную горячим шоколадом футболку.

— Ты, в общем-то, только что заверила печатью договор, чтобы быть моей сообщницей, Принцесса Неловкость.

Глава 4

Харпер взмахивает правой рукой, заносит ее назад, а затем запускает четырехкилограммовый ярко-розовый неоновый шар. По восхитительно прямой траектории шар катится по дорожке, освященной мигающими серебристыми огнями, и я задерживаю дыхание до тех пор, пока он не выбивает три очка.

Я ненавижу это делать, но молча молюсь, чтобы на этом разрушение закончилось.

Только это не так. Еще две кегли шатаются, а затем падают.

Я скрещиваю пальцы, чтобы оставшиеся не сдались.

Но я не так удачлив. Еще три кегли опрокидываются, а затем одна из них ударяет последнюю пару.

И они все падают.

Харпер выбрасывает руки вверх и рассекает воздух кулаком. Это ее второй страйк за вечер. Черт, черт, черт. Моя команда почти разгромила команду Джино. Я украдкой смотрю на него. Его руки скрещены, губы вытянуты во властную тонкую линию, а глаза прищурены почти до щелочек. Взгромоздившись на оранжевый пластиковый стул у турнирной таблицы, он некоторое время свирепо смотрит на меня, как будто я виноват в том, что Харпер выбила страйк. Серена возникает рядом с ним, и он улыбается, когда она кладет руку ему на плечо и что-то шепчет. Наверно, напоминает ему улыбаться корпоративному фотографу, так как эти фотографии будут размещены в инстаграме Comedy Nation.

Я возвращаю свое внимание обратно к Харпер. Ее голубые глаза горят и сверкают, и она, вроде как, на высоте. Она направляется в мою сторону к вернувшемуся шару. Меня не должно удивлять, что она играет в кегли как чемпион. Я уверен, что она и в бассейне тоже надерет мне задницу. А когда она играет в дартс, дротики попадают в яблочко каждый раз. Черт, Харпер, скорее всего, может поменять колесо без посторонней помощи.

Это убийственно возбуждающее видение.

Ох, черт.

Размышлять о ее авторемонтных навыках — плохая идея. Потому что, когда она с самодовольным видом подходит ко мне, я представляю Харпер в роли сексуальной рыжеволосой девушки-механика, одетой в короткие облегающие шортики и майку, натянутую на груди, с сексуальными черными следами от масла на ногах. Не знаю почему, но в любой фантазии, где присутствует девушка-автомеханик, она обязана носить короткие облегающие шортики. Это часть кодекса парней, и от этого никуда не деться. Не то чтобы я хотел.

— Ты видел это? — спрашивает Харпер, сияя, когда обхватывает меня руками, чтобы заключить в объятия. Я отбрасываю в сторону свои, взявшиеся из ниоткуда фантазии, чтобы стало не совсем очевидно, что у меня стояк на нее прямо в эту минуту. Но правда, она бы выглядела так чертовски хорошо, работая над моим двигателем.

Забавно, что у меня даже нет машины.

— Только не говори мне, что можешь выбить триста очков, — шепчу я, пока отвечаю взаимностью и обнимаю ее своими руками. Потому что… ну, она это начала и, видимо, чувствует себя фантастически уютно в моих объятиях, вот так.

— Не-а, я не настолько хороша, — говорит Харпер, когда мы отстраняемся, завершая этот скоротечный момент.

Я одариваю ее косым взглядом, пока она вглядывается в машину, которая пыхтит и выкатывает шары.

— Это был твой второй страйк за сегодня, — напоминаю я ей. — Ты — мастер, и ни слова не сказала мне.

Она игриво пожимает плечами.

— У девушки должны быть кое-какие секреты.

И я хочу, черт возьми, узнать ее секреты.

— Ладно, — говорю я, а затем понижаю голос еще больше, хотя из-за звучания музыки из стерео системы боулинга, сложно что-то расслышать. — Но если ты продолжишь выбивать страйки, мне конец.

Она прикладывает ладонь ко рту.

— О, черт, — шепчет она сквозь пальцы. — Мы настолько близки к победе? Я была так занята, играя роль твоей подружки, что почти забыла.

Харпер переводит взгляд на крошечную брюнетку, расположившуюся рядом с Джино. Ее зовут Франси. Она работает в отделе маркетинга, на ней юбка, длиной до промежности, как и обычно. Когда я только приехал сюда сегодня, она неторопливо подошла ко мне, а затем резко развернулась в другую сторону, когда заметила Харпер рядом со мной. Теперь она подбивает клинья к Джино, что идеально, ведь он думает, что побил меня и в этой игре тоже. Но ему невдомек, что я буду смеяться последним. Несколько месяцев назад Франси пыталась найти меня в «Тиндере»^[10]. Вышло так, что вместо меня она нашла моего брата, Уайата, так как меня нет в «Тиндере». Уайат — плотник, ставший крупным подрядчиком, его бизнес растет невероятно быстро, и, очевидно, она осталась вполне довольна его инструментом. Или так он сказал мне. Я сказал ему, что это СМИ^[11], но СМИ — довольно четкое описание моего брата.

Когда машина выкатывает шар, я хватаю его для Харпер. Подношу к своей груди, обхватываю шар пальцами и шепчу:

— Я ненавижу просить, но мне нужно, чтобы ты сбросила следующий ход.

Харпер поникает.

— Правда?

— Он сойдет с ума, если мы выиграем. Он хочет, чтобы его команда выиграла и собрала больше денег на благотворительность. Он хочет, чтобы его фото было единственным, отправленным во все коммерческие издания.

Она тяжело вздыхает.

— Сбросить его как в первенстве по бейсболу 1919 года?

Я киваю.

— Сделай так же, как «Уайт Сокс»^[12].

Она морщится.

— Это тяжело.

— Я знаю. Но с меня выпивка до конца жизни… и торт до конца жизни, хорошо?

Харпер решительно кивает и тянется за шаром в моих руках. На короткий миг ее пальцы задевают ткань моей рубашки, повседневной рубашки на пуговицах, на выпуск с закатанными манжетами. Может быть, я ошибаюсь, но, кажется, будто ее пальцы задерживаются на моей груди гораздо дольше, чем требуется.

Я делаю то, что сделал бы любой нормальный человек — крепче сжимаю шар, так что ей приходится подойти ближе. Она это делает, и да, пальцами Харпер совершенно точно касается моей груди.

Хорошо, что я могу держать этот шар очень долго. Всю ночь, если мне повезет.

— Ник, — шепчет она с мольбой, и то, каким хриплым становится ее голос, когда она произносит мое имя, звучит чертовски сексуально. Когда слышу ее интонацию, я представляю, как этим же голосом она произносит «еще, сильнее, пожалуйста, сейчас, да, да, да…».

— Могу я взять шар, пожалуйста? Только так я смогу облажаться в свой следующий ход.

Я моргаю и отдаю ей шар.

Прислоняюсь к машине для шаров и смотрю, как Харпер идет к своему месту, подносит мяч к груди и заносит руку за спину. Она делает несколько быстрых шагов, прежде чем отпустить шар. Я напряжен, потому что она выглядит безупречно, точно так же, как когда выбила страйк.

Но девчонка хороша. Она закручивает шар немного больше, и он катится прямо всего секунду, затем лавирует и попадает в желоб.

Я мысленно ликую, хотя мне чертовски стыдно просить ее продуть игру. Не сомневаюсь, что она набрала бы еще больше очков и выглядела бы потрясающе, делая это. Сегодня вечером она привлекает внимание в своих темно-синих обтягивающих джинсах, фиолетово-зеленом свитере в ромбик и в красно-белых туфлях для боулинга. Ее волосы закручены и заколоты, все эти шелковистые рыжие пряди уложены высоко на голове. Ее шея такая длинная и элегантная, и я думаю, что кожа у нее там потрясающая на вкус, как и везде. Интересно, нравятся ли ей нежные, затяжные поцелуи вдоль шеи, пересекающие основание горла и идущие вверх, к ее уху. Будет ли она стонать и вздыхать, облокотившись на меня, умоляя о большем.

Я решаю, что ей это понравилось бы, потому что я бы целовал ее так чертовски хорошо, что она растворилась бы во мне. Харпер захотела бы намного большего, и я дал бы ей это, заставляя почувствовать себя хорошо каждым возможным способом, сводя ее с ума. Языком я бы прочертил дорожку между ее грудей, вниз по животу, к пуговице на джинсах. Одним быстрым движением я бы расстегнул их и снял менее чем за две секунды, затем умелыми пальцами стянул бы ее трусики вниз…

Харпер поворачивается и разочарованно жестикулирует, и я отключаю очень яркую, очень возбуждающую и очень многообещающую фантазию быстрее, чем вы можете очистить историю в своем браузере. Она идет ко мне, выглядя должным образом несчастной. Джино гаденько ухмыляется, и эта ухмылка сохраняется до тех пор, пока его команда не выигрывает — благодаря Харпер, продувшей несколько последних ходов. Фотограф снимает Джино — его вьющиеся волосы, темные глазами и широкую фигуру — пока он неторопливо идет ко мне.

— Хорошая игра, Ник, — говорит он фальшиво дружелюбно. — Повезет в следующий раз, — он хлопает меня по плечу, словно старый приятель. — Но, эй, по крайней мере, ты хорош в написании шоу.

— Давай просто надеяться, что я сочиняю лучше, чем катаю шары, — говорю я, обхаживая его так, как он любит — подлизываясь по полной.

Джино громко хохочет, став похожим на гориллу, а затем в нескольких шагах от нас замечает Харпер, проверяющую свой телефон в сумочке.

— Ах, рыжие, — говорит он так, будто обсасывает кусок мяса с кости. — Они пылкие и злющие.

Я невольно сжимаю кулаки. Но прежде, чем могу сказать «заткнись, обезьяна», Харпер оборачивается и сверкает своей великолепной улыбкой. Это чистое волшебство. То, что охмуряет детей и завоевывает сердца родителей, которые выписали ей чек за вечеринку на месяц вперед. Ее улыбка широкая, обаятельная и абсолютно потрясающая.

— Ну, привет. Ты очень хорошо играла, — говорит Джино, протягивая руку. Харпер пожимает ее, и я делаю мысленную заметку напомнить ей тщательно вымыть руки, когда мы уйдем. Может быть, даже несколько раз использовать дезинфицирующее средство. Черт, от того, как он сжимает ее руку, нам потребуется целая дезактивационная камера.

— Спасибо большое. Но, честно говоря, вы просто фантастичны, — говорит она ему с обожанием в глазах. — Довольно сильный конкурент.

Я мог бы поцеловать ее за это.

— О, вы мне льстите, — отвечает Джино, махнув рукой.

— Я уверяю вас, это не лесть, когда кто-то зажигает на дорожке, как вы, — говорит Харпер, а затем слегка и сексуально пожимает плечом.

А это хороший кадр, ребята. Джино ест с ее ладони. Он поворачивается ко мне, и указывает на Харпер:

— Она мне нравится, Хаммер. Ее стоит удержать.

— Определенно, — поддерживаю я.

Когда мы уходим, она хватает мою руку и сжимает бицепс.

Мои руки сильны. И я не тщеславен. Они на самом деле такие, благодаря моей преданности упражнениям и, возможно, пристрастию к эффекту, который они оказывают. Харпер обнимает мою левую руку, и, да, могу сказать, что часы в тренажерном зале стоят этого.

— Я была достаточно услужливой?

— Как будто у тебя есть степень магистра в этом.

Она театрально поигрывает бровями, когда мы проходим торговый автомат по пути к обувной стойке, и еще раз сжимает мою руку.

— Кстати, отличные руки.

Затем она отпускает меня и уговаривает остановиться у автомата, чтобы купить коробку крекеров и поискать декоративное кольцо на дне. Что, черт возьми, она имела в виду своим замечанием? Это был комплимент или просто общее наблюдение? Означает ли это, что она хочет провести по ним ногтями, пока я буду удерживать себя над ней, или она подумала, что я могу быть полезен для, например, поднятия тяжелого кофейного столика в ее квартиру?

Мы практически возле кассы, когда Харпер говорит:

— Не забудь, что теперь ты должен мне еще игру, Ник Хаммер. Я хочу матч-реванш с тобой.

— По рукам, — говорю я, потому что, по крайней мере, реванш означает большее, и этого я хочу больше всего.

Харпер наклоняется, чтобы расшнуровать свою обувь, а затем, когда встает, с хлопком ставит туфли на прилавок.

— О, привет, — говорит она, и ее лицо озаряется.

— Харпер Холидей, — парень за стойкой явно ее знает. У него темные волосы, ровные зубы и карие глаза, которые он не может отвести от Харпер. Иисус, есть на Манхэттене хоть один мужчина, который ее не хочет?

— Привет, Джейсон, как ты? Я не видела тебя с…

— Выпускного года, — выдает он с улыбкой, когда берет обувь.

— Это мой друг, Ник, — говорит она и снова сжимает мою руку. — Он тоже учился в Carlton Prep^[13], но он был выпускником, когда мы были первокурсниками.

— Привет, мужик. Я помню тебя. Ты всегда рисовал комиксы, сгорбившись над тетрадью, — говорит он с усмешкой, протягивая мои конверсы.

— Это я, — говорю я и надеюсь, что он оставит эту тему. Не то чтобы я ненавидел среднюю школу. Не все время учебы, просто потому, что я не нытик. И, честно говоря, быть спокойным парнем — не самая худшая судьба. У меня было много друзей. Но я был абсолютным ничтожеством, когда дело касалось девушек.

— У тебя хорошо получалось, — говорит он, и расправляю плечи, чтобы сказать «спасибо». Этот парень не так уж плох.

— Я и не знала, что ты здесь работаешь, — говорит Харпер.

Он поднимает руку и жестом обводит все вокруг.

— Все время. Это мое место. Мой маленький кусочек земли.

— Да ты шутишь! Ты управляешь «Неоновыми Дорожками»? — спрашивает она, выглядя впечатленной, пока надевает свою пару коротких сапог, что он вручил ей, а я заканчиваю зашнуровывать свою обувь.

— Владею и управляю, — он постукивает по стойке. — Делаю всего понемногу. Убедись, что поздороваешься в следующий раз, когда придешь. И, эй, ты есть на «Фейсбуке»?

— Да.

— Найди меня. Добавь в друзья. Давай наверстывать упущенное, — говорит он.

Пока мы уходим, я смотрю на Харпер.

— Ты понимаешь, что нравишься ему?

— Что? — спрашивает она так, будто я только что сказал ей, что обезьяны живут на Юпитере.

— Да. Ты ему нравишься.

— Ты сумасшедший, — говорит она, качая головой.

— Ты невероятна, Харпер. Иногда ты и понятия не имеешь. Это чертовски очаровательно, — говорю я ей, а затем, потому что мы пришли как друзья и уходим как друзья — но на случай, если любой из этих говнюков, которые хотят ее, вдруг наблюдает — я приобнимаю ее.

— Серьезно, Ник. Почему ты так говоришь?

Я притягиваю ее ближе, и она позволяет мне.

— Принцесса Невежда, я покажу тебе все, чего ты не замечаешь.

Глава 5

Мы занимаем два стула в Speakeasy — крутом местечке в центре города. Бармен, Джулия, пододвигает к нам две подставки под кружки и принимает наш заказ.

Джулия замужем за парнем, владеющим юридической фирмой, к которой я обращаюсь при заключении всех своих контрактов. Клей Николс. Он управляет этим заведением, а также является самым бесстрашным адвокатом в сфере развлечений на Манхэттене. Его кузен, Тайлер, недавно присоединился к нему. Тайлер тоже зверь, и он занимается моими проблемами изо дня в день. Он именно тот парень, который мне нужен, пока я работаю с Джино.

Джулия наливает мне «Имперский стаут»^[14], а затем смешивает напиток из текилы и лимонада, который заказала Харпер.

— И один «Любовник на расстоянии» для твоей подруги, — говорит она с намеком на нас обоих, когда я даю ей свою кредитку.

Джулия качает головой и придвигает кредитку обратно ко мне.

— Твои деньги здесь бесполезны, красавчик.

— Пожалуйста. Я настаиваю, — говорю я, пытаясь снова дать ей кредитку.

Она смотрит на меня.

— На меня это не действует. Ты знаешь правило: ни один клиент «Николс и Николс» не платит здесь за выпивку. А теперь наслаждайся напитками вместе со своей прекрасной рыжеволосой спутницей, — говорит она, а затем передает Харпер коктейль.

— Надеюсь, тебе понравится. Кстати, мне нравятся твои волосы, — говорит она, и это забавно, потому что комментарий Джулии о рыжих волосах меня не задел, в отличии от комментария тупого неандертальца Джино. Она имела в виду комплимент, так как ее волосы того же оттенка.

— Спасибо, — благодарит Харпер, пробегая ладонью вдоль своих локонов. Она распустила волосы сразу же, как только мы вышли из боулинга. — То же самое могу сказать о тебе.

— Правду говорят, что рыжеволосые больше веселятся. Так что убедись, что весело проводишь время, — говорит Джулия, сжимая руку Харпер своей, прежде чем отправиться обслуживать новую группу клиентов.

Харпер удивленно смотрит на меня.

— Она довольно дружелюбна, — она подносит напиток к своим губам и делает большой глоток. Ее глаза округляются и, глотнув, она указывает на бокал. — А еще она делает хорошие напитки. Потрясающе.

— Она не просто так получила награду барменов. В Speakeasy самая лучшая выпивка. Только не говори своему брату, что мы здесь, — шучу я, ведь Шарлотта и Спенсер владеют тремя барами на Манхэттене.

Харпер делает вид, что застегивает рот на «молнию».

— Наш секрет в безопасности со мной, — шепчет Харпер, и как только слова слетают с ее губ, я задумываюсь о том, что, если у нас когда-нибудь будут другие секреты, например, о том, чего мы страстно желаем, о том, что сводит нас с ума, что заводит нас в темноте, будут ли ее секреты соответствовать моим.

— Кстати, я хорошо сегодня справилась с ролью твоего щита?

— Ты была превосходна, — говорю я ей и делаю долгий глоток своего напитка. Черт, тут еще и пиво шикарное.

— А что ты собираешься делать в следующий раз, и в последующий? Если дама решила приударить, то она довольно упорна в этом.

— Эй, — говорю я, останавливая ее, и кладу руку на ее колено. — Горшок над котлом смеется, а оба черны^[15].

Она выгибает бровь.

— В каком смысле?

— Кажется, у тебя выстроилась очередь из заинтересованных мужчин, начиная с Саймона и заканчивая Джейсоном.

Она качает головой, и бросает в меня универсальный что-черт-возьми-ты-курил взгляд. Следом Харпер говорит:

— Что, черт подери, ты такое говоришь?

Я, уставившись, смотрю на нее.

— Серьезно?

— Серьезно, что?

Поднимаю руку, останавливая ее протест.

— Ты же знаешь, что у Джейсона есть на тебя виды? Как я и говорил тебе в боулинге. И у Саймона, который выглядит как Хемсворт, тоже.

Она прищуривает глаза.

— Я так не думаю.

Я решительно киваю.

— Я знаю, что это так.

Она с уверенностью качает головой.

— Не-а.

— О да, Принцесса Отрицание. Ты нравишься Джейсону. Это очевидно.

— Нет, это не очевидно, — говорит Харпер, поднимает вверх левую руку, сгибает наполовину большой палец, а затем притворяется, что волшебным образом удаляет кончик пальца, только так плохо, что становится понятно, как она это делает.

— Подожди. Так ты что, в действительности, не отрывала свой палец?

Она поднимает вверх все свои десять пальцев.

— Нет! Изумительный трюк, не так ли? У меня по-прежнему десять пальцев!

— И в той же степени изумительно, как это ты не поняла, что бывшему однокласснику Джейсону добавь-меня-в-друзья-на-Фейсбуке, ты нравишься.

Она хватает свой напиток, пожимает плечами и выпивает все залпом.

И затем я понимаю, что недоумение Харпер в отношении противоположного пола направлено в обе стороны. Она не знает, как вести себя рядом с парнями, и она так же понятия не имеет, когда они в ней заинтересованы.

Эгоистично, но это, вроде как, удивительное открытие, потому что это значит, что у меня есть карт-бланш, чтобы продолжать думать о ней голой, подо мной, надо мной, кончающей для меня, и она даже не поймет. Учитывая, что я думаю о ней голой непомерное количество времени — например, две секунды назад я задумался о том, какого цвета трусики на ней надеты — это очень хорошее дело. Тем более, что естественный следующий шаг — мечтать снять с нее бледно-розовые трусики, которые, как я решил, она носит.

Но я забочусь о Харпер и могу сказать, что этот маленький недостаток в отношениях с мужчинами в какой-то момент станет для нее большой проблемой. Поскольку я всецело посвящен помощи дамам, я искренне ей ее предлагаю:

— Во-первых, да, ты нравишься Джейсону. Во-вторых, Саймону тоже. И я готов поспорить на свою левую руку, что с того дня, когда ты облила меня горячим шоколадом, Саймон уже написал тебе смс.

Харпер дарит мне легкую улыбку.

— Ты уже разобрался со своей рубашкой?

— Пока еще не ходил в прачечную. Закончился порошок.

— У них есть запасы на такой случай.

— Да. У них есть. Но не думай, что можешь помешать мне, — я поднимаю левую руку. — И не позволяй тому факту, что как ставку я предлагаю руку, которой не рисую, заставить тебя думать, что я не на сто процентов уверен, что Саймон написал тебе. Я действительно очень привязан к обеим своим рукам.

— Ладно, — говорит она, надувшись, как будто ей это чего-то стоит. — Он написал мне сегодня, чуть раньше.

— Я сам себе удивляюсь. Что он сказал?

Она лезет в сумочку, находит свой телефон и показывает мне смс.

Саймон: Привет. Надеюсь, что твоя неделя проходит хорошо. Я бы с радостью встретился с тобой и поговорил о вечеринке. Выпьем кофе как-нибудь?

— Дело. Закрыто.

— И что это доказывает?

— Хорошо. Позволь мне спросить тебя кое о чем. Тебе постоянно нужно встречаться с родителями и разговаривать о вечеринках, которые ты устраиваешь?

— Не часто, — быстро отвечает Харпер.

— Не могла бы ты, например, контролировать все приготовления к пятому дню рождения маленькой Хейден по телефону?

— Конечно.

Я со шлепком опускаю ладони на стойку.

— Парень хочет встретиться с тобой лично, потому что хочет тебя увидеть, — я указываю на свои глаза, а затем на ее. — Ему нравится смотреть на тебя.

— О-о-о, — восклицает она, когда осознает то, что я имел в виду. Это так очаровательно, как смотреть одно из тех видео, где новорожденный жеребенок впервые учиться стоять. Она подносит пальцы ко лбу и изображает взрыв. — Мозг. Взорвался.

— Давай проведем еще один тест. На твоем телефоне есть «Фейсбук»?

— Конечно.

— Открой его, — говорю я, делая соответствующий жест рукой.

Она нажимает на синюю иконку.

— Ладно, что я ищу?

— Новый запрос в друзья. От Джейсона из боулинга. Я гарантирую, что он там есть.

Харпер прокручивает вниз экран и моргает от удивления.

— Ты можешь делать то же самое с лотерейными билетами?

Я тыкаю пальцем в телефон, игнорируя ее милое саркастичное замечание.

— Чувак хочет связаться с тобой, потому что… — я замолкаю и убеждаюсь, что она смотрит мне в глаза, пока я заканчиваю, — хочет связаться с тобой.

— Потому что я слышала, что в следующем «Пауэрболле»^[16] будет огромный…

Я ее перебиваю:

— Что ты написала Саймону в ответном сообщении?

Она вздыхает, качает головой и поджимает губы. Харпер ждет минуту перед тем, как начать говорить, будто пытается придумать, что сказать, или, может быть, обдумывает свою следующую колкость. Но слова, которые она выбирает, простые:

— Вот в чем дело, Ник.

В этот раз в ее тоне нет никакого сарказма, поддразнивания и ничего невнятного. Только искренность и нервозность.

— В чем дело? — осторожно спрашиваю я.

— Я не знаю, что ему написать, — вздыхает Харпер, пожимая одним плечом. — Я могу засунуть в нос карандаш так, чтобы он вылез с другой стороны головы, и это будет намного легче, чем сообразить, что ему написать.

— Подожди. Ты можешь засунуть в нос карандаш?

Она взволновано кивает.

— Хочешь посмотреть?

Вроде как хочу, хотя это кажется чем-то очаровательно-извращенным. Но не сейчас.

— В другой раз, если только это не «Блэквинг».

— А что это?

— Это всего лишь моя самая любимая марка карандашей на всем белом свете. Но давай сосредоточимся на одной вещи за раз. Позволь мне пройти с тобой через это. Ты напишешь: «Да, звучит отлично. Как насчет вечера пятницы, в пять часов?».

Она содрогается.

— Слишком сложно.

— Чтобы написать это?

Она глубоко вздыхает, как будто готовится к тому, чтобы сказать что-то сложное.

— Ладно, слушай. Нет смысла притворяться с тобой. Ты уже видел, что случается, когда мне кто-то нравится. Я не могу разговаривать. Не могу говорить. И если я могу справиться со словами, то они смешны и неуместны. Даже если я напишу ему, я не буду знать, как вести себя в пятницу в пять вечера.

Черт, то, как она говорит это, так мило и одновременно так грустно. С одной стороны мне хочется сказать ей, что она такая охрененно клеевая, и все это неважно. Но это важно. Потому что если она не переборет свою неспособность говорить с парнями, которые ей нравятся, она может остаться одинокой.

Я пододвигаю свой стул ближе.

— Но ты понимаешь женщин. Ты знала, что намеревалась сделать женщина в книжном магазине.

Харпер закатывает глаза.

— Жена Вишеса была не особенно искусна. Но да, я понимаю свой «родной язык». Это мужчины меня беспокоят.

— Ты честно и по-настоящему не знаешь, что говорить и как вести себя с мужчинами? — мягко спрашиваю я.

Она поднимает свой взгляд на меня.

— Ник, я — фокусник. Я хожу на детские праздники. Работаю с мамами. Я никогда не встречалась с мужчинами. Саймон — исключение, потому, что он отец-одиночка, и это редкость. И я не знаю первого правила спаривания и ритуалов свиданий американских мужчин. Мне почти двадцать шесть лет, и касание твоих рук, чтобы разыграть моего брата в Центральном парке прошлым летом, было самым близким к сексу действием, что у меня было за последние годы.

Я хочу возгордиться и предложить ей свои руки снова, чтобы потрогать ее, а затем до меня доходит. Самое близкое к сексу действие, что у нее было за последние годы?

Но прежде, чем она может подробно рассказать о своей сексуальной удовлетворенности или отсутствии оной, в ее голубых глазах проскальзывает намек на грусть, и она отводит взгляд.

— За последние годы? — тихо спрашиваю я, пытаясь переварить всю чудовищность такой засухи. Звучит, как ад.

Она смотрит на меня и пожимает плечами, почти в поражении. Выражение ее лица кажется смирившимся, как будто она приняла неизбежное.

— Ага, — говорит она с печальной улыбкой. — Это правда, только правда и ничего кроме правды.

— Ты ни с кем не была уже долгое время?

— Я довольно близка со своим айфоном, и я, вроде как, удивительно дружна со своей подушкой. Никому не говори. Но да, я одинока с тех пор, как вернулась в этот город после колледжа, — она глубоко вздыхает, а затем распрямляет свои плечи. — Но так оно и есть, Ник. Моя работа не способствует знакомствам. Это компромисс, на который я вынуждена согласиться.

— Почему работа тебя удерживает?

Она поднимает ладонь и начинает отсчитывать.

— Во-первых, всякий раз, когда я встречаю новых людей, как правило, первое, что они хотят, — чтобы я показала им свои фокусы. Они видят во мне фокусника, а не женщину, — перечисляет она, держа подбородок поднятым, несмотря на скрытый подтекст этих слов. — Во-вторых, даже если я, время от времени, провожу несколько корпоративов, в подавляющем большинстве я общаюсь с мамами и детьми. И, в-третьих, реальность моей работы заключается в том, что я провожу много времени в одиночестве. Напротив зеркала. Практикуя фокусы, — говорит она, акцентируя каждую фразу паузой. — Вот почему на днях я едва могла говорить с Саймоном.

Что-то щелкает у меня в мозгу. Харпер фантастична в сарказме, и это я в ней люблю, так как для меня это второй язык. Но, бьюсь об заклад, из-за этой проблемы — ее одинокого образа жизни — ее сарказм настолько отлажен. Это защитная броня, прикрывающая ее. Она постоянно ее использует, скрупулезно тренируя каждый день, чтобы охранять свое одинокое сердце.

— Это, своего рода, облом, — говорю я, потому что это жестоко, когда работа, которую ты любишь, мешает тебе. Мне повезло быть в шоу-бизнесе. Я все время встречаю женщин. Но если бы проводил все свои дни дома, рисуя, как делал это в школе, я бы, вероятно, был бы лучше знаком с графиком выпуска ночных субботних ТВ-шоу. Пока же, я и понятия не имею, что идет в эфире, и мне в значительной степени нравится то, что у моей карьеры есть социальная сторона.

— Все в порядке, — говорит Харпер, махнув рукой, будто от этого жеста ее одиночество исчезнет, как по мановению волшебной палочки. — Я люблю то, чем зарабатываю на жизнь. И если из-за моей работы мне труднее ходить на свидания, то это просто цена, которую я должна заплатить.

— Но почему это должно быть так? Почему одно обязательно исключает другое? Я не думаю, что ты должна быть одинокой.

— Я не говорила, что одинока, — поправляет меня она, но ее тон оборонителен. Затем Харпер сверкает улыбкой. — Но, эй, у меня есть волшебная палочка в обмен на полноценную связь с противоположным полом.

— Зависит от того, какую волшебную палочку ты имеешь в виду, — дразню я.

Она смеется и шепчет:

— Может быть, я именно ту и имела в виду.

Ого. Она снова отпустила пошлый комментарий? И вот так просто, мне стало интересно, что конкретно она делает в своей квартире одна, поздно ночью.

— Сколько скоростей у твоей волшебной палочки?

— Пятьдесят, — говорит Харпер, приподняв брови. — Есть вещи и похуже, чем прийти домой, свернуться калачиком с колодой карт и очень мощной волшебной палочкой, верно? Особенно, когда я вспоминаю твое тело, чтобы кончить. И поверь мне, это очень хорошее воспоминание.

Мое горло пересыхает. Кости нагреваются. Эта девушка и ее намеки убьют последние оставшиеся клетки головного мозга, сфокусированные не на сексе. Я пытаюсь сформулировать ответ, но в данный момент мой мозг в режиме визуального воспроизведения, представляет Харпер и ее очень мощную волшебную палочку.

— У меня есть идея, — говорит она, заманчиво шепча, и я клянусь, мой член встает по стойке смирно быстрее, чем когда-либо раньше. Она только что говорила о моих руках, очевидно, у нее на меня большие планы, чтобы покончить со своей засухой. Харпер хочет больше, чем пятьдесят скоростей, и я могу без проблем снабдить ее этим.

Да, Харпер, ты абсолютно точно можешь объездить меня, и я подарю тебе десять тысяч оргазмов прежде, чем сам получу хотя бы один. Потому что я такой любовник. Я щедрый и дарящий, и я был бы абсолютно счастлив представить тебя своему языку, чтобы я мог сделать с тобой то, что вывернет твой мир наизнанку и оставит тебя умолять о большем. Как тебе такой ответ?

Очевидно, на мгновение я забыл, что она вне досягаемости, потому что сама перспектива идеи Харпер сводит меня с ума возможностями, а она еще даже не спросила. Но она собирается. Абсолютно точно собирается попросить меня принять столь необходимые меры, и единственным ответом на это будет: «У тебя или у меня?».

— Продолжай.

— Что ж, ты знаешь, что ты, вроде как, задолжал мне?

Черт, да. Я более чем готов заплатить свой долг. Давай начнем возврат долга с того, что ты объездишь мое лицо, приступим?

— Я обязан тебе дважды, я полагаю, — говорю я, потому что не хочу, чтобы она забыла все, что я с радостью сделаю в этом задании. — Ты спасла меня от фанатки и ее огнедышащего дракона-мужа, и потом снова спасла, когда помогла мне с боссом сегодня.

Хорошая математика, Хаммер. Ты только что выиграл два круга на карусели с девушкой, которую страстно желаешь.

— Здорово, — говорит она с широкой улыбкой, которая расплывается на ее великолепном лице. — Так ты в игре?

Жги.

— Безусловно.

Она один раз хлопает в ладоши.

— Ты будешь моим наставником по свиданиям и дашь мне уроки поведения на них?

Глава 6

Ла-а-адно. Давайте просто нажмем на тормоз, пока я переключусь. Потому что мой мозг несся в одном направлении, а ее мозг свернул в другую сторону. Не буду врать. Я уже составлял план, чей дом ближе, стоит ли ловить такси, использовать «Убер» или быстро пробежаться — устроить забег — чтобы добраться до места быстрее.

Поскольку реактивные ранцы — не вариант.

Мой телефон вибрирует. Я хватаю его и открываю сообщения, надеясь, что это поможет мне перенаправить всю кровь, которая в данным момент течет только в одном направлении.

Спенсер: Мне скучно. Шарлотта гуляет с Кристен, а по телеку нет ничего стоящего. Выпьем?

Вау. Это сработало. Никогда не сталкивался с более обламывающим эффектом, чем от сообщения брата девушки, которую ты хочешь трахнуть. Но Спенсер не нуждается в моем ответе прямо сейчас, поэтому я игнорирую его, выключая громкость на своем телефоне и засовывая его в карман.

— Ты хочешь, чтобы я научил тебя ходить на свидания?

Харпер кивает и улыбается.

— Ты хорош в этом. Ты знаешь женщин. Ты можешь читать мужчин. Понимаешь все в том, что я нахожу совершенно сбивающими с толку.

— Ты хочешь, чтобы я был твоим Сирано?

— Тебе не нужно ходить со мной на свидания и шептать из кустов, но, учитывая, что фокус с карандашом в носу — мой дежурный подкат, и что я даже не знаю, что ответить Саймону, думаю, мы оба можем согласиться, что мне нужна небольшая помощь, — отвечает Харпер, поднимая руку и пальцами показывая количество необходимой помощи.

Я смотрю в потолок, обдумывая ее просьбу. С одной стороны, не могу позволить ей шариться по всему Нью-Йорку, абсолютно не приспособленной к разговорам и свиданиям. С другой стороны, она — сестра Спенсера.

— Я знаю, что это необычная просьба, — продолжает Харпер, теребя салфетку, в ее словах я слышу оттенок беспокойства. — Но это не должно быть слишком странным, так ведь? Поскольку я знаю, что не твой тип.

Ого.

Я хмурюсь в замешательстве.

— Что?

— Ну, ты, как правило, встречаешься с женщинами постарше, верно?

И правда в том, что… Харпер права. Может, не всегда и, определенно, не все время, но Джей Кэмерон была на десять лет старше, и женщина, с которой я встречался до этого, была руководителем отдела развлечений в возрасте слегка за тридцать, и пока я был студентом второкурсником в колледже, я встречался с выпускницами. Если подумать, то женщина, забравшая мою девственность, была на пять лет старше меня.

Привет, клише.

Хорошо. Очевидно, я ценю не только женщин своего возраста, но и тех, кто как хорошее вино. Просто позвольте мне сказать: все-таки один из самых лучших способов узнать, что женщинам нравится в постели, это встречаться с женщинами постарше. Эти дамы умеют общаться. Они научат тебя, скажут, когда нужно быстрее, сильнее, медленнее, мягче, там, верно, да, да, прямо там.

Возможно, Харпер права, но я хочу сказать ей, что только потому, что встречался с женщинами постарше, не значит, что она мне не нравится. Нет смысла говорить это, ведь она не чувствует то же самое. Если бы она это чувствовала, то ее речь была бы невразумительной со мной так же, как и с Саймоном.

Черт. Реальность обрушивается на меня так, будто пианино упало с небес. Харпер, может быть, и под запретом, но я все еще хочу, чтобы она хотела меня. Однако она не хочет. Вместо этого она хочет, чтобы я помог ей. Я расправляю плечи и сосредотачиваюсь на этом утешительном призе.

— И, Ник, — продолжает Харпер, смягчая тон, снимая тот слой сарказма, которым так хорошо владеет. — Мне больше не к кому обратиться. Я не могу попросить о помощи одну из моих подруг, потому что они все просто скажут мне, что я прекрасна и великолепна. Слишком ли странно просить об этом? — ее голос становится выше, как будто она беспокоится о том, что я отвечу. Сочетание нервозности и надежды в вопросе Харпер подтверждает мою догадку, что ее просьба заключается не в том, как потрахаться или заполучить свидание. А в том, как общаться с другим человеком.

Сестра лучшего друга или нет, Харпер нуждается в помощи, и только меня ей было комфортно попросить о ней.

— Это не странно. И мой ответ — «да». Я помогу тебе понять, как ходить на свидания.

— Спасибо, — она кладет руку на мое предплечье и сжимает его. — Но тебе лучше пообещать, что ты не скажешь Спенсеру о моей просьбе. Он никогда не позволит мне этого забыть.

— Я обещаю, — отвечаю я, ни в коем разе не чувствуя себя плохо из-за того, что буду держать его в неведении по поводу этого. — Я ни за что не скажу ему, что стану гуру любви для его младшей сестренки.

— Тогда скажи мне, что ответить Саймону? Это может быть моим первым уроком? — спрашивает она, усаживаясь прямо, полностью готовая учиться.

Я разминаю свою шею из стороны в сторону, закатываю рукава и сразу же перехожу в режим тренера. Черт, может, ее обучение, включающее в себя приключения с другими мужчинами, излечит меня от желания оказаться вместе с ней голым. Ничто не может погасить желание быстрее, чем знание того, что она под кем-то другим, верно? Это будет именно тем, что мне нужно, чтобы выбросить ее из головы. Беспроигрышный вариант для нас обоих.

— На самом деле, твоим первым уроком будет то, что ты должна оттолкнуть его еще на неделю или даже больше. Ты пока не готова с ним встретиться. Он заставляет тебя слишком нервничать. Сначала ты должна изучить все досконально с кем-нибудь другим.

Она выглядит смущенной.

— Хорошо. Но с кем?

— С Джейсоном. Он влюблен в тебя.

— Но я не думала о нем в этом ключе.

— Так еще лучше.

— Значит, я должна изучить все досконально с ним, даже если не думаю о нем в этом ключе?

Я киваю.

— Конечно. Ты можешь завести его, лишь флиртуя. Рядом с ним ты не Принцесса Неловкость. Это будет хорошей тренировкой.

Она приподнимает бровь, и я не могу устоять. Я наклоняюсь вперед, провожу по ней пальцем и возвращаю ее на место.

— Не поднимай на меня свою бровь. Тебе нужно серьезно тренироваться, и Джейсон идеально для этого подходит. Он нравится тебе как друг, и этого пока достаточно. Я не позволю тебе зайти с ним слишком далеко. Обещаю, хорошо?

— Если ты так говоришь.

— Говорю. Верь мне. Мы не собираемся издеваться над ним. Мы просто попрактикуем твои… разговорные навыки, — дипломатично говорю я.

Она смеется, а затем делает глубокий вдох.

— Ладно, давай соблазним его.

— Делай как я говорю. Открой «Фейсбук».

Харпер достает телефон и нажимает на приложение.

— Прими его заявку в друзья.

Она кивает и проводит пальцем по экрану.

— Готово.

— Теперь, сделай пост на его стене.

Она делает еще один вдох и уверенно кивает.

— Что мне написать?

— Так здорово было увидеть тебя сегодня. Восклицательный знак.

Харпер печатает, постит и поворачивает телефон ко мне как гордый студент, стремящийся показать своему учителю выполненное задание.

Я поглаживаю ее по плечу.

— Ты отлично справилась. Теперь, если мои расчеты верны, — я делаю вид, что смотрю на часы, — минут через двадцать ты получишь от него сообщение.

Я оставляю двадцатку на барной стойке в качестве чаевых для Джулии, и мы удаляемся в теплую октябрьскую ночь.

— Славная ночь. Я провожу тебя домой, — говорю я.

— Звучит замечательно.

Двадцать минут спустя мы поворачиваем за угол ее квартала, и она чуть не врезается в высокого мужчину, одетого в футболку «Коламбия» и смеющегося над чем-то, что сказал его приятель с козлиной бородкой. Я хватаю ее за локоть и дергаю ближе к себе, прежде чем парень натолкнется на нее.

— Ой, извините! — следуют извинения от парня в футболке, который примерно моего роста. — Совершенно вас не заметил. Моя вина.

— Все в порядке, — говорит Харпер с легкой улыбкой. Моя рука по-прежнему покоится на ее спине.

Парень переводит свой взгляд на меня, хмурит лоб, а затем указывает на мое лицо. Что-то вроде узнавания отражается на его лице.

— Подождите… подождите… вы…

И тут вмешивается его друг:

— Мистер Оргазм.

— Это я, — отвечаю я небрежно.

— Черт возьми. Твое шоу обалденное, — говорит высокий парень. — Я был на встрече фанатов, что ты устраивал пару лет назад. Мужик, я следил за твоим шоу еще тогда, когда оно было просто онлайн-комиксом.

Я поднимаю свободную руку, и мы стукаемся кулаками.

— Рад это слышать.

— Не могу поверить, что просто наткнулся на тебя, гуляя по городу. Я бы попросил тебя подписать мою футболку, но это было бы странно, так что давай притворимся, что я не говорил этого, но ты потрясающий, — говорит он, практически подпрыгивая.

— Точно, — добавляет его друг.

— Он — самый лучший, — сияет Харпер, сменяя его в очереди выдачи комплиментов.

— Вы, парни, классные. Я очень ценю вашу поддержку. Рад был с вами познакомиться, — говорю я, и мы продолжаем свой путь.

Как только парни отходят за пределы слышимости, Харпер поворачивается ко мне с горящими глазами.

— Я только что стала свидетелем, как Мистера Оргазм обнаружили в дикой среде. Такое часто происходит?

Я качаю головой, посмеиваясь.

— Один или два раза в год. Я клянусь, что не так часто.

Она не может перестать ухмыляться.

— И они любят тебя. Они думают, что ты жеребец.

— И они, очевидно, правы, — я невозмутим, и она толкает мое плечо своим. Когда мы подходим к дому Харпер, ее телефон пищит. Она вытаскивает его из сумки, и я говорю: — Спорим, что это Джейсон ответил.

Она проводит пальцем по экрану, нажимает на сообщение Джейсона и показывает его мне.

Привет, Харпер. Так здорово было тебя увидеть. Хочешь выпить чашечку кофе?

Я изображаю бросок в баскетбольное кольцо.

— Точный бросок. Правда, так и есть, — говорю я, когда мы останавливаемся возле крыльца ее дома.

— Ты хорош, Ник. Знаешь, что делать и как себя вести. Вот почему ты толпами привлекаешь женщин.

Я, вроде как, хочу возразить. У меня такое чувство, что у нее сложилось обо мне впечатление, которое я не очень хочу, чтобы у нее было, но не знаю, как от негоотвертеться.

— Потому что у меня есть дар?

— Это и несколько других причин, — решительным взмахом руки она указывает на мои руки. Сейчас октябрь, но сегодня не так холодно, поэтому на мне нет куртки. — Во-первых, эти руки. Все эти татуировки и мышцы.

Харпер осматривает мои бицепсы.

— Я имею в виду, твои татуировки потрясающие, — говорит она, указывая на фигуры и завитки, которые я сам придумал. Татуировки — абстрактные линии и изгибы, но внутри них есть солнце, луна и звезды, потому что это было первым, что я нарисовал, когда понял, что хорош в этом.

— Затем тело. Мистер Мужское Здоровье, — говорит она издевательским тоном, но смеется не надо мной, а над статьей.

— Ты это читала?

— Я читаю все. Я поглощаю информацию, — восклицает Харпер, и мы возвращаемся обратно к тому месту, где, кажется, постоянно обитаем — где она говорит мне комплименты, но говорит это так, будто я машина, которую она думает купить. А у этой модели сто семьдесят лошадиных сил.

— И потом, твое лицо, с этой потрясающей щетиной на нем.

Я пробегаю рукой по своему подбородку. Аккуратная, подстриженная борода — это как дополнительная секс игрушка, которую я могу принести в спальню.

— Женщины любят бороду, — поясняю я с кривой ухмылкой.

— Уверена, что так и есть, — говорит Харпер себе под нос. Она зажимает зубами уголок своих губ, а затем говорит гораздо мягче, чем прежде: — Я могу потрогать?

ЧЕРТ, ДА.

Глава 7

Харпер поднимает руку и прикасается к моему подбородку. Мое дыхание сбивается, когда она проводит большим пальцем по легкой щетине. Я остро ощущаю каждую проходящую секунду, одна перетекает в другую, пока эта женщина прикасается ко мне, поглаживая линию подбородка, как будто очарована ощущениями.

— Мягкая, — шепчет она почти с восхищением, пристально глядя на мой подбородок. Мое сердце начинает колотиться, и я пытаюсь сохранить хладнокровие. Когда она говорит: — Но и довольно жесткая тоже.

Я клянусь, не знаю, как мне удается не накрыть ладонями ее щеки, не прижать ее спиной к каменной стене, и просто целовать так, чтобы она потеряла к черту голову. Целовать, прикасаться, тереться, и еще много чего. Я хочу прижать к себе это пышное тело и позволить ей почувствовать, как сильно она заводит меня, и узнать, делаю ли я с ней то же самое. Я вижу, как дыхание Харпер слегка сбивается, и моя похоть начинает стремительно расти внутри. Не могу удержаться, и надеюсь, что Харпер хочет того же, что и я. И, судя по тому, как она прикасается к моему лицу, такое чувство, что так и есть. Это действительно так и, может быть, поэтому звук ее имени формируется в моем горле, как предупреждение.

Так что, если она коснется меня вот так еще раз, она узнает, что играет с огнем.

А затем я вспоминаю. Это Харпер, и, вероятно, она и понятия не имеет, какой эффект на меня оказывает. Я никогда не знал кого-то, вроде нее. Вот она, говорит все эти сладкие, сексуальные слова, и, возможно, даже не понимает, что они могут сделать с мужчиной.

Этому трудно сопротивляться, да я и не хочу. Нахрен сопротивление. Я позволю ей поиграть со мной еще несколько минут.

— Хочешь пощупать что-нибудь еще? — спрашиваю я, надеясь, что она поймает меня на слове с моим невероятно щедрым предложением быть ее подопытным. — В наличие есть руки. Грудь также на дежурстве. Даже волосы могут быть твоей мишенью, — в приглашении я наклоняю голову.

Через секунду ее рука оказывается в моих волосах. Харпер не торопится, а медленно и размеренно пробегает пальцами сквозь пряди. Мое воображение разыгрывается, рисуя другие возможные сценарии, где ее руки могут ухватиться за мои волосы, притягивая меня ближе. Где она с жадностью целует меня, поглощая мои губы голодными прикосновениями, приводя к наполовину сорванной в лихорадочном безумии одежде. Я представляю, как за нами захлопывается входная дверь и затем происходит жаркий секс у стены, где ее трусики опущены до колен. Или одну из моих любимых, альтернативных, одну из простых, но по-прежнему жарких фантазий — Харпер ногами обхватывает мою голову, пока я пробую ее своими губами и дарю оргазм своим языком.

На следующий день, я бы подошел к ней, убрал бы прядь волос с ее уха и прошептал: «Я все еще чувствую твой вкус на губах». Она бы задрожала, а затем снова запустила бы руки в мои волосы, нуждаясь в большем.

Так, как она делает прямо сейчас на улице. На долю секунды Харпер останавливается и прижимается ко мне. Я чувствую ее мягкое дыхание на своем лице. Я встречаюсь с ней взглядом и пытаюсь прочитать ее, узнать, что мерцает в синих радужках ее глаз, и соответствует ли оно пламени во мне.

— Поцелуй девушку, Мистер Оргазм!

Мы с Харпер резко и одновременно поворачиваем головы. Двое парней через дорогу подбадривают меня, стоя у края тротуара. Они, наверное, думают, что мы вместе.

— Сделай это! — присоединяется другой. — Как в эпизоде «Поцелуй вируса».

Харпер поворачивается ко мне, ее губы изгибаются в игривой ухмылке.

— Он должен был поцеловать девушку, чтобы излечить, — шепчет она, будто я мог забыть этот маленький элемент в сюжетной линии. — Мы не можем разочаровать поклонников.

Я едва успеваю понять, какого черта тут происходит, когда Харпер, пошатнувшись, подходит ближе. Мой мозг протестует, и я не знаю, разводят ли меня на слабо, до тех пор, пока она не выдыхает:

— Ради фанатов, верно?

И, черт возьми, если благодаря фанатам это стало возможным, я должен отправить им каждое подписанное коллекционное издание.

— Давай устроим для них шоу, — говорю я, и мое горло пересыхает, когда становится ясно, что она не шутит.

— Поторопитесь! Или вирус распространится! — кричит один из парней, и Харпер вздрагивает, прижимая руку к своей груди. А затем шепчет:

— Ты единственный, кто может меня спасти.

Те же слова, которые произнесла девица в беде в том эпизоде.

Она позволяет им нас подстрекать. Харпер любит игры. Она любить развлекаться и любит выступать. Волшебник внутри нее проделывает фокус от начала и до конца.

Она проводит пальцем вдоль моего подбородка, и мое дыхание замирает.

Нет времени для раздумий, нет времени для анализа. И поскольку ее руки и так обнимают меня, будет справедливо, если я верну должок.

Возможности гудят во мне. Я проскальзываю своей правой рукой в ее волосы, пропуская мягкие пряди сквозь пальцы, изящно и медленно, и наблюдаю, как выражение ее лица из смелого и игривого, меняется на что-то совершенно новое.

Что-то беззащитное.

Это так соблазнительно. Этот взгляд заставляет меня желать ее еще больше.

Вблизи ее голубые глаза даже ярче, чем лагуна на острове, от ее шампуня чувствую намек на нечто похожее на апельсин. Он пьянящий, и мой рот наполняется слюной, желая попробовать ее, вдохнуть ее запах.

Я подношу свою правую руку к ее подбородку, мягко наклоняя ее лицо к себе. Мой пульс учащается, и я облизываю губы, когда наши взгляды встречаются. Ее глаза сияют от желания, и это выглядит так чертовски искренне. Я притягиваю Харпер ближе, ее губы размыкаются, и из них вырывается приглушенный вздох. Судя по ее реакции, абсолютно уверен, что она так этого хочет, что это уже выходит за пределы причины, почему мы разыгрываем этот спектакль. Но затем, когда я склоняюсь к ней, перестаю думать о причинах вообще. Мир замедляется, и я целую Харпер так, что парочка фанатов на той стороне улицы кричат и выкрикивают «Класс», и «Черт, да», и, наконец, победное «Она спасена!».

Это вознаграждение, и еще какое.

Я хочу дать им пять за то, что они подстрекали ее, или что провоцировали меня, или что бы там ни случилось, из-за чего этот момент стал возможным.

Потому что это будоражит.

Наши губы соприкасаются. На ее губах намек на блеск для губ, и ни малейшего вкуса «Любовника на расстоянии», который она выпила в баре. Я легко и стремительно захватываю ее губы с едва заметной лаской, обещанием и намеком на то, во что это могло бы превратиться, если бы не было зрителей.

Каким бы ни был этот поцелуй, у него есть свой собственный ритм, собственная частота, ведь воздух вокруг нас будто заряжается и вибрирует от чувственной энергии.

Или, возможно, это происходит только со мной, потому что мое тело гудит, а кожу покалывает.

— Твои губы такие мягкие, — шепчу я, и Харпер вздыхает в ответ.

Затем еще раз прижимается губами к моим губам и бормочет:

— Твои тоже.

Мы уверенно справились с этим, но когда ее губы захватываю мои еще раз, в нем чувствуется гораздо большее.

Такое чувство, что поцелуй на показ перерос во что-то большее.

Но как только дальнейшее промедление становится невыносимым, и когда я готов проскользнуть своим языком между ее губ, парни начинают кричать, хлопать и скандировать, убивая этим все настроение.

И мы отрывается друг от друга.

Харпер моргает, смотрит вниз, а затем скользит взглядом обратно вверх. Ее взгляд виноватый, как будто ей жаль, что мы прижимались друг к другу губами.

— Что ж, — пылко говорит она, будто пытается сгладить неловкий момент. — Хорошо, что Мистер Оргазм дал девушке правильную дозировку поцелуя против вируса.

Я прочищаю горло, пытаясь осмыслить то, что она только что сказала. Или то, что только что случилось. То, как мы практически воспроизвели сцену из моего шоу. Что я — герой, а она — девушка, которую я спас от гибели.

— Я имею в виду, они совершенно точно надеялись, что ты сделаешь это, — говорит она так, будто должна оправдать наш поцелуй.

— Да, определенно, — подтверждаю я, шагая рядом с ней, потому что мой мозг плавает в море эндорфинов, и соглашаться намного проще, чем все остальное. Я смотрю через улицу и показываю тому дуэту палец вверх.

— С ней все хорошо, — говорю я им так же, как Мистер О в шоу.

Харпер присоединяется и тоже машет им. Она поворачивается ко мне и опускает руку на мое плечо.

— Эти парни поклоняются тебе и персонажу-бабнику, которого ты создал.

Я морщу лоб, желая, чтобы мы сейчас не говорили о вымышленном, потому что для меня наш поцелуй чувствовался чертовски реальным. Но я не имею понятия, понравился ли ей поцелуй так же, как и мне.

— Я всецело посвятил себя шоу, — говорю я, поддерживая разговор.

Она смеется, затем выражение ее лица меняется и снова становится серьезным, как тогда, когда она впервые открылась мне в баре.

— Я действительно ценю твою помощь со всеми этими штучками со знакомствами, — говорит она, и наш поцелуй исчезает в ночи. Фокус закончен, и волшебник и создатель шоу покинули сцену. Сейчас мы просто Ник и Харпер, друзья с секретным проектом.

— Иначе и быть не может. Я делаю это с радостью. И, как я уже тебе говорил, Джейсон действительно в тебя влюбился, — продолжаю я, поскольку мне гораздо легче сейчас понять другого парня, чем разбираться в запутанном беспорядке в моей голове.

Харпер пожимает плечами и приподнимает уголки губ.

— Правда?

— Безусловно. Ты не должна упускать шанс с ним, — подтверждаю я с ложным энтузиазмом, пока пытаюсь вернуться к тому, чтобы снова стать ее тренером по свиданиям, хотя с тех пор, как мы поцеловались, я мог бы стать кандидатом на изучение раздвоения личности. Может, я подхватил от нее какой-то новый вид вируса вместе с тем поцелуем?

— Ты так думаешь? — спрашивает она, с любопытством наклоняя голову.

— Определенно. Он может быть мужчиной твоей мечты.

Она бросает на меня скептический взгляд, а затем пожимает плечами.

— Встретишься со мной после того, как я схожу с ним на свидание, пока в моей голове все будет свежо? — спрашивает она, сжимая вместе ладони. Я собираюсь сказать «нет», когда она добавляет: — В конце концов, я сделала для тебя бросок «Уайт Сокс» 1919 года.

— А еще, благодаря тебе, только что я выглядел как рок-звезда перед моими фанатами, — все еще на автопилоте говорю я. Даже если я этого не хочу, но я добровольно согласился ей помочь, так что это, очевидно, тренировка. — Дай мне знать, где и когда.

— Я напишу тебе, — прощается Харпер, затем поднимается по ступенькам, и я смотрю, как она открывает дверь, поворачивается и машет мне рукой через стекло.

Она уходит, забрав с собой самый странный и самый лучший первый поцелуй из всех, что у меня когда-либо были.

Я возвращаюсь в свой дом, на Семьдесят третьей улице, в квартиру на четвертом этаже, с открытыми кирпичными стенами и огромным окном с видом на парк. Как только дверь за мной с тихим щелчком закрывается, я спрашиваю себя, можно ли считать это первым поцелуем, если ты даже не знаешь, было ли это реальным или просто вызовом на слабо?

Не думаю, что это длилось дольше пятнадцати секунд, но эти пятнадцать секунд эхом отзываются во мне, и я все еще чувствую след от ее губ на своих губах. Я все еще чувствую ее сладкий запах, когда вдыхаю. Все еще слышу ее мягкое дыхание.

Хотел бы я знать, думает ли Харпер об этих пятнадцати секундах так же, как и я.

Но я не могу знать, и не узнаю.

Поэтому я делаю то, что было постоянным всю мою жизнь. Единственное, что никогда меня не расстраивает и всегда успокаивает. Сбрасываю ботинки, сажусь на свой теплый, серый диван напротив эркерного окна с подсветкой и беру блокнот. Мне нужно поработать над еще одним эпизодом, и хотя я больше не пишу и не анимирую, все идеи и сюжетные линии — мои.

Но когда я опускаю карандаш на бумагу, понимаю, что не в настроении решать проблемы мультипликационного героя. Вместо этого я просто рисую. Импровизирую. Рисую все, что приходит мне на ум.

Беда в том, что когда заканчиваю, у меня получается рисунок некой рыжей в коротких облегающих шортиках, на высоких каблуках, работающую под капотом машины. Я выпучиваю глаза на рисунок и бросаю его на кофейный столик. Я и мое гребаное воображение, вырывающееся из меня снова.

Минутой позже от нее приходит сообщение, и мне хочется не чувствовать искру возможности, когда вижу ее имя.

Но искры покрываются холодом, когда я читаю сообщение.

Кофе с Джейсоном в субботу днем. Встретимся после?

Это официально. Это был поцелуй на слабо, и он совершенно точно не считается. На самом деле, его как будто никогда и не было, поэтому в подсознании я заталкиваю его в дальний ящик, а затем отвечаю Харпер «да». После этого я, наконец, пишу Спенсеру, и мы договариваемся встретиться с ним на выходных. Это вышибет его сестру из моей солнечной системы.

Глава 8

— А что, если дога скрестить с бурундуком?

Я закатываю глаза на вопрос, который задает мой брат следующим утром, пока груда опавших листьев хрустит под нашими ногами на дорожке в Центральном парке. Осень плавно опустилась на Нью-Йорк со своими великолепными красками. Мгновение я изучаю покрасневший лист, медленно планирующий на землю, представляя, как бы я использовал его в анимации. Я всегда так делаю; для меня привычно думать о цвете, оттенках и обо всех сочетаниях, которые из них можно получить.

— Будет ли у дога пушистый хвост или у бурундука чертовски длинные ноги? — продолжает Уайат.

— Чувак, ты же знаешь, что это не так работает, — говорю я брату, пока на другом конце поводка меня буксирует за собой помесь карликового пинчера, преследующего по горячим следам белку.

— Или белку и карликового пинчера, — предлагает Уайат, указывая на зверька.

— Опять же, ты забываешь, что это мэш-ап игра о собаках, — напоминаю я ему, пока длинношерстная бело-коричневая мини чихуахуа, которую он выгуливает, пытается погнаться за хвостом моей собаки. Ну, это не моя собака, я выгуливаю ее для местного приюта для животных «Маленькие друзья», где подыскивают дома для маленьких дружелюбных собак, подходящих для жизни в квартире. Мы оба работаем там волонтерами.

— Игуана и терьер, — предлагает он, пытаясь еще раз, а затем его пушистый друг, балансируя на двух своих передних лапах, поднимает свой зад, лапы и все остальное, и писает на траву.

— Мочеиспускание в стойке на лапах! — кричит Уайат, танцуя небольшой победный танец возле дерева.

Я даю ему пять своей свободной от поводка рукой, потому что это серьезная победа в нашей другой собачьей игре — собачье бинго. Мы многозадачны. Мы можем играть в две игры одновременно.

— Десять очков. Отличная работа, — говорю я, радуясь за младшего брата. И хотя мы почти закончили прогулку, у меня по-прежнему есть шанс победить его. — Только если сейчас собаки не завоют на проезжающую мимо пожарную машину.

Уайат бросает на меня недоверчивый взгляд, когда мы выходим из парка.

— Не рассчитывай на это. В собачьем бинго это как единорог или горшочек с золотом на другом конце радуги.

— Когда-нибудь я выиграю, — говорю я, так как собаки воют, особенно такие маленькие собаки, как эти две, и поэтому это пятьдесят очков в нашей системе незапланированных собачьих действий. Это наша версия автомобильного бинго, в которую мы играли с детства. Очки также присуждаются собаке, которая выполнит любую позу йоги, в честь нашего папы — самого спокойного парня, с которым вы когда-либо встречались. Признаюсь, он — учитель йоги, а моя мама продолжает откармливать его кексами. И нет, я буквально имею в виду кексы, потому что я даже не собираюсь думать об этом.

Вообще.

В любом случае, мы с Уайатом обожаем собак. Мы выросли с кучкой мелких собачек, а также с младшей сестрой Джози. Собаки мешали нам поубивать друг друга. Я чертовски сильно люблю своего брата, но он та еще заноза в заднице. Такие уж они, младший братья, хотя он младше всего лишь на пять минут.

— Совокупление корги и мастиффа. Кто сверху?

— Мастифф, — незамедлительно отвечаю я, возвращаясь к нашей другой игре. Потому что «кто сверху?» — смысл нашей собачьей мэш-ап игры.

— Ауч.

— Да. Представь, как чувствовал себя корги. Борзая с таксой?

— Борзая. И теперь их щеночки пытаются бегать на своих коротких лапках, а их пальцы выворачиваются, — говорит он, когда мы покидаем парк и идем в верхнюю часть города, туда, где приют «Маленькие друзья» делит общую площадь с яслями для собак.

— Эй, ты знаешь цыпочку, которая управляет центром для песиков? — спрашивает Уайат, меняя тему разговора.

— Ты имеешь в виду Пенни?

Он кивает.

— Она спросила, не могу ли я помочь починить вольеры в приюте.

Прежде чем я успеваю ответить, через дорогу замечаю входящую в мой дом женщину с копной длинных рыжих волос, развивающихся на ветру. Ее волосы похожи на цвет того листа — красные с золотистым оттенком.

— Вау, — говорит Уайат, останавливаясь на пешеходном переходе, оставляя разговор о Пенни далеко позади. Его мини-приятель останавливается на полном скаку.

— Кто эта маленькая сексуальная заклинательница змей, только что вошедшая в твой дом?

Я даю ему подзатыльник.

— Серьезно. Это не круто, мужик.

— Ауч, — говорит он, потирая свою голову, когда рядом проезжает автобус.

Я стреляю в него стальным взглядом.

— Это не больно. Даже не притворяйся.

Уайат возвращает мне злобный взгляд.

— Это был обычный вопрос. С каких пор мне не позволено?..

Он обрывает сам себя, и его губы округляются.

— О… О… О… О… — он повторяет этот звук так, будто это припев в рэп-песне, и бьет меня по руке. — У тебя есть виды на Красную шапочку.

Черт. Это мой брат. Мой нефильтрующий речь брат-близнец. Мы — разнояйцевые^[17]. Я поправляю свои очки и смотрю на знак пешеходного перехода. Маленький человечек стал зеленым.

— Она тебе нравится, — продолжает Уайат, когда мы пересекаем улицу Сентрал Парк Вест.

— Нет, — качаю я головой, оберегая все оставшиеся образы поцелуя, который не считался. — Она моя подруга. Поэтому невежливо так говорить.

— Почему это? — говорит он, бросая вызов.

— Я знаю, что ты собираешься сказать, Вудроу, — возражаю я, используя второе имя, которое он ненавидит. — Ты хочешь использовать это.

Пока мы идем, он всматривается в мое лицо, насмехаясь надо мной.

— О-о-о… и смотри, как ты ее защищаешь. Это очаровательно, — он бросает взгляд на мой дом, когда мы подходим к тротуару. — Подожди.

Я следую за его взглядом и вижу, как Харпер разворачивается и выходит из моего дома, хватая телефон и держа в руке большой пакет из гастронома.

— Рэндалл Хаммер, — говорит он, так же называя мое второе имя, так как свое я тоже ненавижу. — Спенсер знает, что ты хочешь трахнуть его сестру?

Матерь Божья. Сейчас Харпер на полпути к нам. Ее глаза загораются, когда она видит меня, затем она бросает свой телефон обратно в сумочку и машет. Все, о чем я могу думать, что сейчас отличное время для того, чтобы полицейская машина — или пожарная — проехала мимо с ревом сирены. Уайат может забрать себе все очки, которые захочет, и еще немного, если его собака завоет.

— Я не хочу ее трахнуть. Она моя подруга. К тому же, бурундук оседлал бы дога, — говорю я, чтобы отвлечь его. Иногда просто нужно бросить собаке кость.

Это его веселит и дает мне временную отсрочку, так как к нам подходит Харпер и первым приветствует моего брата.

— Эй, Уайат. Давно не виделись. Как дела? — спрашивает она, и он подходит, чтобы обнять ее. Рукой, в которой по-прежнему держит поводок собаки, он обнимает Харпер, а затем поигрывает бровями, глядя на меня, и беззвучно произносит: «Очаровала моего змея».

Вот гаденыш!

— У тебя есть собака? — спрашивает Харпер после того, как отходит от Уайата, и я клянусь, что мне стало легче дышать теперь, когда руки моего брата больше не обнимают ее.

— Благодаря этому ты меня хочешь? — выдает он.

Харпер смеется, в изумлении качая головой.

— Вижу, тебе все еще не сделали операцию.

Он ухмыляется.

— Ту, где мне установят фильтр между мозгом и ртом?

Она кивает.

— Ту самую.

Уайат энергично качает головой.

— Не-а. Но хирург начнет работать на следующей неделе.

— Отлично. Я навещу тебя в больнице, — она указывает на собак. — Что это за история?

— Они из приюта «Маленькие друзья», — поясняю я.

Мой брат вмешивается в разговор, положив свой локоть на мое плечо и делая все это небрежно и невозмутимо.

— Ты знала, что дважды в неделю мы с Ником выгуливаем собак для приюта?

Харпер переводит взгляд на меня.

— Это очень мило.

Мое сердце делает сальто, и я возвращаюсь к прошлой ночи, у ее дома.

Этого поцелуя не было, ты, тупица.

— Это была моя идея. Я милый брат, — говорит Уайат, сверкая своей ослепительной улыбкой.

— Эй, — вмешиваюсь я. — Разве ты не говорил, что тебе нужно поговорить с Пенни о вколачивании в нее? Ой, прости. Я имел в виду вбивание гвоздей.

Он закатывает глаза, глядя на меня.

— Ха-ха-ха, — он протягивает руку к поводку, который я держу. — Дай мне своего маленького дружка. Я отведу их обратно.

Приют находится не так далеко отсюда. Я наклоняюсь и почесываю под подбородком сначала одну собаку, а затем другую.

Когда выпрямляюсь, Уайат в драматическом прощании кланяется нам обоим.

— Я позволю вам обоим вернуться к вашим играм.

Я хочу ударить его, и это не удивительно.

Когда Уайат уходит, я поворачиваюсь к звезде моих развратных фантазий. Ее губы изогнуты в улыбке, и она, похоже, приятно удивлена.

— Я не знала, что ты выгуливаешь собак.

— Я люблю собак. И еще мне нравится приходить на помощь, — и эта легкость в разговоре напоминает мне, что того поцелуя не было и для нее тоже, так что у нас все хорошо.

— Мне нравится это. Нет, я в восторге от этого, — говорит она, и выражение ее лица мягкое, без обычного сарказма на нем. То, как она говорит это, обезоруживает и заставляет чувствовать тепло во всем теле, а не только возбуждение. — Я помогаю в нью-йоркском филиале общества «Против жестокого обращения с животными».

— Правда? Я и понятия не имел.

— Да. Я помогаю некоторым частным фондам организовать сбор средств для домашних животных, рассказываю о них в социальных сетях, помогаю с организацией мероприятий… Когда-нибудь я возьму себе собаку. Но пока делаю все, что в моих силах.

— Это потрясающе, — говорю я, наслаждаясь тем, что узнал эту новую деталь о ней. Мы с Харпер дружим уже очень давно, но мы не лучшие друзья, поэтому открытие этих ее талантов — совершенно новый опыт. — Какую собаку ты хочешь?

— Ту, что будет смеяться над моими шутками, — говорит она, и я смеюсь.

— Звучит идеально. Я бы тоже хотел такую собачонку.

Она прочищает горло и поднимает холщовый пакет для продуктов.

— Тебе, наверно, интересно, почему я здесь.

— Эта мысль приходила мне в голову. Но потом я подумал, что ты принесла мне продукты. Пожалуйста, скажи, что там есть пинта мороженого с шоколадной крошкой и две ложки.

А затем Харпер слишком сильно надувает губы.

— Черт побери. Я действительно облажалась. Но теперь я знаю, что принести тебе в следующий раз. А сейчас у меня есть для тебя пожертвование — стиральный порошок. Я как раз собиралась оставить его у швейцара, — говорит она, бросая взгляд в сторону моего дома.

Но она не оставила его у швейцара. Она все еще держит его и минуту назад искала свой телефон, как будто пыталась позвонить мне. Может, чтобы сказать, что она здесь? Черт, может быть, ей нужен был предлог, чтобы увидеть меня?

Прежде, чем мое воображение выйдет из-под контроля, я мысленно закатываю глаза.

Да, конечно. Если бы Харпер была влюблена в тебя, она бы говорила невнятно и лепетала.

Она так не делает. На самом деле, она спокойная, уверенная в себе Харпер. Следовательно, я выдумываю то, чего нет.

Я беру пакет и благодарю ее.

— Тебе и правда не нужно было так беспокоиться. Я собирался купить немного сегодня после работы.

— Но так я могу сделать тебя фанатом своего бренда. Он не тестировался на животных. Никаких жертв.

— Ах, это потрясающе.

— Хочешь знать, что еще потрясающе? Он очень хорошо пахнет.

Я стону.

— Я буду пахнуть лавандой или еще как-нибудь по девчачьи?

— Я так не думаю. Я пользуюсь им. Хочешь понюхать меня?

Я замираю. Миллионы пошлых мыслей кружатся в моей голове. Я бы с охрененным удовольствием понюхал ее, вдохнул ее запах, провел носом вдоль ее шеи, вниз по груди, по животу. Тогда я решаю к черту все. Эта девчонка просит меня научить ее ходить на свидания. Ей нужно знать, что слова, которые выходят из ее рта, иногда безумно непристойные. Я кладу руку ей на плечо.

— Ты знаешь, что это прозвучало до смешного пошло? Скажи мне, что ты это знаешь. Мне нужно понять, как долго тебя нужно тренировать.

Харпер закатывает глаза.

— Да ладно. Я не пыталась быть похабной. Просто понюхай. Запах весны. Пахнет очень хорошо, — говорит она и тянет собственную бирюзовую рубашку с V-образным вырезом под легкой курткой.

Как будто я могу отказаться. Я наклоняюсь вперед, ближе к ткани. Харпер удивительно хорошо пахнет, и я соблазнительно близко к ее груди. Ближе, чем когда-либо. Так близко, что если, скажем, человек, идущий позади, слегка толкнет меня, мое лицо уткнется в грудь Харпер. Мой рот наполняется слюной, пульс колотится, и я никогда в своей жизни так сильно не молился, чтобы меня толкнули.

Но этого не происходит и, очевидно, я не могу провести целый день, болтаясь здесь и нюхая ее одежду. Это, наверное, граничит с безумием, поэтому я отстраняюсь.

— Хорошо пахнет?

Я встречаюсь с ней взглядом. У меня нет остроумного ответа. Нет резкого возражения.

— Да.

Почему-то этим я заслуживаю ее улыбку. Только она, кажется, отличается от той, которая мелькнула у нее вчера для Джино, и той, что она подарила моему брату. Она, кажется, длится дольше, чем должна длиться дружеская улыбка. Она напоминает мне о прошлой ночи и о том, что наш поцелуй был более чем дружеским.

— Но я уже знал, что ты хорошо пахнешь, — добавляю я, и мои губы изгибаются в улыбке. Может быть, я даю ей понять, что меня все устраивает. Может быть, я флиртую.

Ее глаза округляются, и она покусывает уголок своих губ.

— И теперь твоя одежда может пахнуть так же хорошо. Ты должен постирать все сегодня, чтобы я могла понюхать тебя завтра, когда мы встретимся.

Как только Харпер уходит, я нахожу пропущенный от нее вызов, который был пять минут назад. Я отчаянно пытаюсь не искать в этом скрытый смысл, напоминая себе, что завтра у нее будет свидание с другим парнем.

И этот парень не я.

Надеюсь, она не будет нюхать Джейсона. А еще я очень надеюсь, что он тоже не будет ее нюхать, потому что я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что запах ее порошка нехило возбуждает.

Глава 9

После целого дня мозгового штурма на встрече с писателями шоу, я возвращаюсь домой, собираю вещи для стирки и хватаю свой новый стиральный порошок из пакета. Рукой я натыкаюсь на что-то, лежащее на дне. Я заглядываю внутрь пакета и нахожу еще кое-что. Порошок не путешествует в одиночку. У него есть компания.

Я вынимаю тонкую коробочку карандашей «Блэквинг».

Черный атласный бант в розовый горошек приклеен к середине коробки. Это самый девчачий бант, который я когда-либо видел, но он совершенно очарователен, потому что он от нее. Под лентой спрятан белый лист бумаги, свернутый вчетверо. Я открываю его.

Ник, ты знал, что слоган этих карандашей: «В два раза меньше давления, в два раза больше скорости»? Подозреваю, что по этому поводу есть большая пошлая шутка, но думаю, что нам нужно больше давления, не так ли? В любом случае, я хотела заранее поблагодарить тебя за твою помощь. И коробка карандашей — это отличный способ сказать «спасибо». Только не засовывай их в нос. Ну, по крайней мере, пока не научишься делать это правильно. Тогда, непременно, зажги.

Целую и обнимаю, Харпер.

Черт бы ее побрал. Я расплываюсь в улыбке от уха до уха. Я люблю эти карандаши. Они просто гребаная бомба.

Я натягиваю пару баскетбольных шорт, бросаю сумку с вещами для стирки и новым стиральным порошком у швейцара, чтобы он отправил ее на стирку, и направляюсь в тренажерный зал в нескольких кварталах от дома, где пробегаю несколько потных километров на беговой дорожке и провожу длинный раунд со штангой. Спустя полтора часа, я открываю дверь в свою квартиру, когда мой телефон сигналит об ответном сообщении от нее под ником, который я дал ей в своих контактах.

Принцесса: Вижу, ты доволен своими новыми карандашами. Тем временем, я наслаждаюсь пинтой мятного мороженого с шоколадной крошкой. Оно та-а-акое вкусное.

Я замираю. Не потому, что текст пошлый, а потому, что я воображаю, как она ест мороженое, и представляю какие ее губы на вкус.

Я: Рожок или ложка? Мне нужно полное облизываний описание.

Ее ответ приходит быстро.

Принцесса: Прямо сейчас я облизываю ложку.

Я: У мятного мороженого с шоколадной крошкой приятный вкус, но его еще хорошо слизывать.

Принцесса: Это урок о том, как есть мороженое?

Я: На самом деле, это твой первый урок знакомства. Начиная с сегодняшнего дня. Как отправить кокетливое смс… Мятное мороженое с шоколадной крошкой приятное на вкус и хорошо слизывается с кем-то, кто тебе нравится…

Она не отвечает сразу, поэтому я оставляю телефон на кухонном столе, но не могу перестать думать о ней и мороженом, о том, как прохладный вкус мяты и сладость шоколада смешиваются на ее языке. Что на вкус она была бы другой, чем после коктейля в баре, но по-прежнему соблазнительной. Как я мог бы свести ее с ума поцелуем, который бы не заканчивался, и от которого ее колени бы подкосились, а трусики стали влажными. Поцелуем, который завел бы ее так, что она прервала бы его, чтобы провести своим языком дорожку вниз по моей груди, до пояса моих шорт и сдернуть их. Она бы подняла свою сексуальную бровь, облизнула губы, а затем познакомила их с моим членом.

На случай, если возникнут какие-то вопросы, да, я охрененно тверд прямо сейчас.

На самом деле, если мы собираемся подойти к технической стороне вопроса, то я почти уверен, что это определение есть в учебном пособии по разбиванию палатки. Мой член тоскует по вниманию. Я так заведен от желания к этой девушке, которую не могу получить, и стояк не собирается исчезнуть в ночи.

Я снимаю одежду для тренажерного зала, направляюсь в душ и включаю такую горячую воду, которую только могу вытерпеть. Учитывая, что я думаю, что у нее сексуальны даже брови, мне нужно вывести эту девушку из своего организма. Бесцеремонное, беспощадное передергивание в душе сделает свое дело.

Для этого лучше всего подходит мощный режим распыления. Я настраиваю нужный режим, и вода льется вниз, смачивая мои волосы, скатываясь по моей груди, пробегая по татуировкам на моих руках.

Раз уж мне не получить Харпер по-настоящему, возможно, если я тщательно потренирую ее в своей голове, то не буду все время так чертовски сильно возбуждаться рядом с ней. Она много раз «была» со мной в душе, и здесь она со всем хорошо справляется. С ее роскошным маленьким телом и умным, сексуальным ртом, она играла главную роль в дюжине передергиваний в душе в течение нескольких последних месяцев. Может быть, больше, чем в дюжине. Например, в десяти дюжинах. Или в десять раз больше.

Но кто считает, когда твоя рука полна?

Только не я, это уж точно.

Когда пар заполняет ванную комнату, я обхватываю рукой свой стояк в прекрасном, длинном, затяжном рывке.

И вздыхаю.

Передо мной мелькают изображения, и это так просто, ведь я вижу мир в картинках. Самый развратные вспыхивают у меня перед глазами, когда я плотнее сжимаю свой кулак.

Харпер на четвереньках ползет по моей кровати, одетая лишь в те чертовы очки.

Она расстегивает блузку и распахивает ее, открывая мне свои сочные груди. Груди, которые я бы с удовольствием трахнул.

Моя кровь нагревается, и дрожь пробегает по мне так, что именно эта картинка выбивается на первое место. Я провожу рукой вверх и вниз по всей длине члена, будто проталкиваю его между этими восхитительными грудями. Она бы руками сжала вместе мягкую плоть, создавая теплую ложбинку для моего члена. Ее язык порхал бы, облизывая головку при каждом толчке.

Я делаю судорожный вдох, когда ладонью скольжу по всей длине, вместо руки представляя рот Харпер. Сегодня вечером я хочу, чтобы она стояла на коленях, чтобы красные губы, говорящие все эти порочные вещи, обхватывали мой член, чтобы она сосала, облизывала и глубоко вбирала меня в себя.

Я стону, и этот звук поглощается безжалостными ударами горячей воды о плитку. Я поглаживаю себя сильнее и быстрее, желание пылает в моих мышцах, прокатываясь по коже, пока я «вижу» Харпер во всей ее обнаженной красоте, ублажающую меня. Но вдруг изображение меняется.

Я больше не представляю, как она меня обслуживает.

Больше всего меня возбуждает перспектива ее оргазма. Звуки, которые она бы издавала. То, как ее губы сложились бы в форме буквы «О», как выгнулась бы ее спина. Черт, мне бы очень хотелось выйти из душа, прийти в гостиную и найти ее обнаженной на диване, с раздвинутыми ногами и одной рукой между ними, а другой — на груди.

Я ощущаю покалывание в позвоночнике, когда изображение усиливается, становится резким и более реальным. Мышцы на моих ногах напрягаются, и я позволяю своей фантазии разыграться. Черт, мне хочется когда-нибудь обнаружить Харпер мастурбирующей, застукать ее за самоудовлетворением, когда она так чертовски близка к краю.

Мое воображение рисует картинку… Она стонет и морщится, пока ее пальцы порхают по влажной киске, над восхитительным бугорком ее клитора. Она возбуждена и на грани, цепляется за освобождение. Харпер открывает глаза. Ей даже не приходится просить меня помочь ей кончить. Эти голубые глаза, подернутые дымкой похоти, «говорят» мне, как сильно она нуждается в моих губах и языке.

Скользнув ладонями вверх по ее бедрам, я широко раздвигаю ноги Харпер и прижимаюсь лицом к ее сладкой влажности, и… святой Боже. Начало оргазма окутывает меня, пока я пробую ее на вкус. Он проносится сквозь меня, пока я пожираю ее. И в тот момент, когда я заставляю ее кричать и кончать так чертовски сильно на моем лице, я чувствую это.

Я прямо там, рядом с ней, резко двигаю кулаком, и дикий стон вырывается из моего горла, когда я кончаю.

Задыхаясь, я стою там в течение нескольких минут, горячая вода льется по спине, мои плечи поднимаются и опадают от интенсивности этого оргазма, подогреваемого Харпер.

Через некоторое время я свежий после душа, чистый как стеклышко, лежу голым в постели.

Удовлетворенный, я кладу руки за голову. Да, я пришел, увидел и победил свою похоть. Миссия выполнена. Харпер Холидей исчезла из 99,99 % моего мозга, посвященного сексу, и теперь я могу сосредоточиться на том, чтобы помочь ей завтра без единой пошлой мысли, мешающей мне.

Очевидно, что я больше не хочу трахнуть ее.

Не-а. Ничуть. Даже когда сигналит мой телефон. Даже когда я открываю от нее сообщение. Даже когда вижу фотографию, которую она прислала — суперкрупный план того, как она облизывает мороженое с ложки.

Я блокирую экран и клянусь: я не мечтаю о том, чтобы всю ночь лизать мятное мороженое с шоколадной крошкой вместе с ней.

Глава 10

На следующий день я сижу в кофейне в наушниках, слушаю музыку и работаю над следующей сюжетной линией «Приключений Мистера Оргазм», после вчерашнего массового мозгового штурма с писательским составом. В этом эпизоде наш герой должен проникнуть в трехсотлетний жуткий дом, чтобы спасти женщину, которую преследует «Призрак Прошлого Оргазма».

Кое-что в анимации, которую прислал мне главный писатель, кажется неправильным, и я никак не могу понять, что именно. Я закрываю свой ноутбук, засовываю его в сумку через плечо и хватаю блокнот. Мне нужно понять, что не так, и иногда я делаю это лучше всего, рисуя и проигрывая в уме все действия.

Я обхватываю рукой лист бумаги, и в скором времени мне нравится то, какую форму принимает эта идея. В ней по-прежнему есть пошлый юмор, который нужен шоу, и я знаю, что это звучит странно, но у шоу есть еще и сердце. Это ключ. В финале каждого эпизода, Мистер Оргазм, в конце концов, остается хорошим парнем, который спасает мир.

Слушайте, я знаю, кто я. Я не питаю никаких иллюзий. Я не излечиваю от рака и не спасаю китов, но горжусь тем, что, когда люди смотрят мое шоу, они смеются. Иногда они смеются так сильно, что писаются. Да, я получил несколько писем от поклонников с рассказами об этом. Некоторые зрители начинают шалить друг с другом после просмотра. Может быть, они смеются, может, трахаются, а может быть, и писают, но я надеюсь, что люди не дерутся. «Приключения Мистера Оргазм» — не жестокое шоу. В конце концов, герой использует и свои навыки, и свой мозг, чтобы спасать, но никогда не использует кулаки.

Вот почему я рисую пузырь возле рта героя и пишу слова: «Я — любовник, а не боец».

Я продолжаю рисовать, переходя к другим образам, которые кружатся в уголках моего сознания. Случайные образы — ниндзя-банан; собака, идущая на передних лапах; трио героинь, показывающих неприличное представление. Может быть, я смогу втиснуть это в эпизод. Всем нравятся пошлые героини. Карандашом я набрасываю историю, показанную в их маленьком шоу, о сексуальной девушке-механике, которая моет свою машину под солнцем, прижимаясь потной грудью в обтягивающей майке к старому автомобилю. Нагнувшись, она смахивает рыжие волосы с лица и отводит их назад.

Черт. Черт. Черт.

Краешком глаза я мельком замечаю открывающуюся дверь. Харпер пересекает расстояние между нами, и я спешу сложить бумаги в четыре раза, или в восемь, или в шестьдесят четыре раза, чтобы она не узнала, что я ее нарисовал.

И нарисовал ее такой. Потому что она безумно сексуальна даже на эскизе.

Засовывая листок в карман, я мысленно проклинаю себя. От этой девушки я становлюсь сумасшедшим, хотя отчетливо помню, как вчера вечером выставил ее из своих мыслей. Какого черта она снова вторгается в мои рисунки?

Харпер выгибает бровь, когда подходит ко мне, и я вовремя сдергиваю наушники, чтобы услышать:

— Государственные тайны?

Я качаю головой.

— Не-а. Просто сюжет для шоу, — говорю я своим практичным, спокойным и непринужденным тоном.

— Ах, хорошо, но лучше держать это подальше от меня, так как я могу раскрыть все секреты Мистера Оргазм, если запущу в них свои маленькие жадные ручонки, — она выбрасывает вперед руки, делая вид, что хватает меня за плечо, а затем за предплечье.

Черт возьми, у нее ловкие руки.

Ну, понятное дело. Она зарабатывает ими на жизнь.

Мои глаза округляются, когда она подносит руку к карману моих джинсов. Но это просто спектакль. Она смеется и поднимает ладони вверх в знак капитуляции.

— Я просто пошутила. Я бы никогда не попыталась заглянуть в твои идеи для шоу, — говорит она, усаживаясь стул, стоящий напротив меня, в местечке, которое мы выбрали для сбора информации о ее свидании. — Но я хочу посмотреть его, когда он будет в эфире. Я видела каждый эпизод.

Я наклоняю голову.

— Правда?

Она кивает и причмокивает губами.

— Видела каждый эпизод и полюбила каждый эпизод.

Тепло разливается в моей груди и, на этот раз это не связано с тем, что я хочу ее, это все от гордости за хорошо выполненную работу.

— Это потрясающе. Мне нравится это слышать.

Она пододвигает свой стул ближе, и я готовлюсь к тому, что услышу все подробности того, как Джейсон за ней ухаживал. Вместо этого, она указывает на блокнот.

— Какой первый комикс ты полюбил?

Я немедленно отвечаю.

— «Стань Пушистым». Мне нравится этот комикс. Этот кот сразил меня наповал.

— Я тоже его люблю, — Харпер улыбается. — Что еще? — спрашивает она, поставив локоть на стол, положив подбородок на свою ладонь и просто улыбаясь, пока мы болтаем. — За все годы, что я тебя знаю, я ни разу не видела, чтобы ты читал такие комиксы, как «Супермен» или «Человек-паук». Вместо этого ты весь в своих мультфильмах и комиксах, не так ли?

Я киваю.

— Супергерои не моя тема. Но я всегда интересовался рисованием и комедией. Сейчас это «Гриффины» и «Американский папаша», чтобы посмеяться. А когда был моложе, с жадностьюпоглощал ежедневные комиксы «Дальняя сторона» и «Кельвин и Хоббс».

— Так вот почему у тебя тигр на груди? Из-за Хоббса?

Я склоняю голову набок.

— Как ты узнала о тигре?

— Возможно, я случайно заметила его, — говорит она и мило пожимает плечом. Харпер хватает свой телефон, щелкает на иконку галереи и прокручивает несколько фотографий. Она поворачивает телефон экраном ко мне и показывает одну фотографию с того дня в Центральном парке. Я помню, как в тот день она фотографировала меня, пока мы разыгрывали ее брата.

— Я увеличила ее в тот вечер, — говорит она, а затем замолкает, качает головой и пытается отшутиться. — Это звучит очень развратно, не так ли?

Мне так чертовски сильно хочется сказать: «Ты не узнаешь, что такое развратно до тех пор, пока ты не услышишь о том, что делаешь в моем душе. Ты даже не представляешь, насколько гибкой можешь быть. Ты понятия не имеешь, какой развратной ты становишься в моих фантазиях, когда наклоняешься к краю моей кровати и манишь меня своим идеальным телом».

Тем не менее, я не могу устоять перед искушением.

— Это звучит развратно в самом лучшем из смыслов.

Яркий румянец проскальзывает на ее щеках, но она не прячет своего лица и не отводит взгляда. Вместо этого, она говорит:

— Мне было любопытно, поэтому я присмотрелась. Вот тогда я и заметила татуировку на твоей груди.

Еще никогда за всю мою жизнь сдерживать улыбку не было настолько сложно. Харпер сохранила мою фотографию. Ее признание щелкает переключателем во мне, и лампочка возможностей теперь снова мигает.

— Хоббс — мое вдохновение, в каком-то смысле, — говорю я, но теперь мне самому любопытно. У нее нет видимых татуировок, но что, если татуировка где-нибудь спрятана? Где-нибудь в интимном месте? — У тебя есть татуировки?

Она качает головой, и ее глаза округляются от беспокойства.

— Я бы хотела одну, но это невозможно.

— Почему ты так говоришь?

— Ты будешь смеяться, но я полная слабачка, когда дело доходит до игл, — она содрогается. — Я в ужасе от них. Я ненавидела уколы, когда была ребенком, и мне действительно приходится улыбаться и терпеть это, когда сдаю кровь каждые восемь недель.

— Ты ненавидишь иглы и по-прежнему сдаешь кровь?

— Пока они не найдут другой способ достать ее из меня, я буду сидеть и думать об «Орео», которое получу в конце, — говорит она. Я впечатлен, что она делает это регулярно, особенно, когда боится этого. — Но знаешь, чего я не боюсь?

Я заглатываю приманку.

— Чего?

— Ручек. Хочешь нарисовать кота Баки на мне?

Я вздергиваю бровь.

— На груди? Прямо сейчас? Да, снимай свою рубашку.

Она сверкает дерзкой улыбкой.

— Как насчет руки?

— Тоже сойдет.

Я придвигаю ее стул ближе, она закатывает вверх рукав мягкой красно-синей рубашки и протягивает мне руку. Наши колени почти соприкасаются, пока я держу ее руку, используя как холст. Эспрессо-машина шипит на стойке и «No One’s Gonna Love You» группы Band of Horses^[18] играет над головой.

— Люблю эту песню, — тихо говорит Харпер.

— Я тоже.

Опускаю взгляд на ее руку и начинаю рисовать тело кошки. Харпер заговаривает первая, задавая вопрос:

— Что ты будешь делать, если не сможешь рисовать?

Вздрагивая, я останавливаюсь и встречаюсь с ней взглядом.

— Ш-ш-ш. Никогда не говори нечто такое ужасное снова.

— Нет, я мне действительно хочется знать, — настойчиво говорит Харпер, когда я возвращаюсь к ее руке.

— Я не знаю, Харпер. Это звучит ужасно. Я лучше умру, — я начинаю рисовать хвост. — Как насчет тебя? Что бы ты делала, если бы не могла больше показывать фокусы?

Я смотрю на нее мельком. Она сжимает губы.

— То же самое, — говорит она, кивая. Мне нравится, что нам не нужно больше объяснений о том, почему мы так чувствуем. Мы синхронны, когда дело доходит до неуемной энергии, которая движет нами обоими.

— Как ты узнала, что хочешь быть фокусником? — говорю я, пока добавляю беспорядочные волоски на животе кошки.

А Харпер отвечает:

— Я просто знала, с тех пор, как в пять лет получила волшебный набор на Рождество. Я изучила каждый фокус в каждой книге, которую могла достать в библиотеке или книжном магазине, — говорит она, и я перехожу к лицу кошки. — Я заставила маму и папу водить меня на каждое шоу, которое проходило в городе. В колледже я училась актерскому мастерству и публичным выступлениям, поэтому чувствую себя комфортно на сцене. Честно, не могу себе представить, что не занимаюсь фокусами. Это звучит глупо, потому что это одна из самых странных профессий. Ты не представляешь, сколько людей мне говорят: «Ты действительно фокусник?»

— Никто не верит, что ты зарабатываешь этим на жизнь? — спрашиваю я, рисуя усы.

— Любой, кого я встречаю в первый раз, сомневается в этом. Я постоянно должна это доказывать, и, как я уже говорила, люди всегда просят меня показать им фокусы. Как Джейсон, — говорит она почти машинально.

Я останавливаюсь на секунду. Чуть не забыл, что она была на свидании, и что я должен помочь ей проанализировать это или что-то в этом роде. Из-за этого все и началось.

— Ты показала ему карточный фокус?

— Да. И он хотел знать, как я это сделала, и я, конечно же, не могла сказать ему.

— Из-за правила? Правило 563 Секретных Записок Волшебника, полагаю, — дразню я, вспоминая то, что она говорила в книжном магазине.

Она смеется и ерзает на своем стуле, теперь ее колени касаются моих.

— Да. Это правило. Я имею в виду, что официального правила нет, но есть негласное, — она изображает серьезный учительский голос. — Секрет фокуса или иллюзии никогда не должен быть раскрыт, если только магическому ученику, который принимает ту же клятву, — ее голос снова становится нормальным, но по-прежнему серьезным. — Я просто не могу этого сделать. В сообществе фокусников это совершенно запрещено. Это противоречит всему, что мы делаем — ведь мы заставляем людей отбросить свое недоверие.

Я пытаюсь вспомнить все разы, когда она рассказывала, как выполнила фокус. Но не могу. Я позволяю этой мысли задержаться немного дольше — Харпер умеет хранить секреты. Но она хранит их потому, что должна, а не потому, что трусливый человек.

— Это тоже часть этого, — рассеянно говорю я, работая над угрюмым кошачьим ртом.

— Часть чего?

— Компромисса. Ты сказала, что твоя работа — компромисс. Это ограничивает твою способность встречаться с людьми, но, вдобавок ко всему, ты постоянно должна притворяться.

— В некоторые дни вся моя жизнь — это иллюзия, — говорит она тихо, слегка вздыхая. Через секунду Харпер резко спрашивает: — Чего ты боишься?

Я поднимаю взгляд.

— Точно не игл.

— Чего тогда? Пауков? Открытых пространств? Что «Блэквинг» перестанут выпускать карандаши?

Я указываю на нее пальцем и подмигиваю.

— Вот этого.

— Серьезно, Ник, — давит она, используя свой ранимый голос, без сарказма, который всегда на мне срабатывает. Этот голос говорит, что она хочет узнать обо мне больше.

Я перестаю рисовать и фокусируюсь на ней, обнажая свой глубочайший страх.

— Что все развалится — работа, шоу, успех. Мне действительно повезло. Большинство мультипликаторов едва зарабатывают на жизнь, а я приехал на потрясающем кабриолете. Так расположились звезды. О, успех может быть таким скоротечным. Завтра все это может исчезнуть в мгновение ока.

— Ты действительно в это веришь?

— Я должен в это верить. Это держит меня в напряжении. Заставляет сосредоточиться на том, чтобы делать лучшее шоу, которое я только могу. Вот почему я терплю Джино. Потому что хочу, чтобы это все продолжалось, — говорю я, постукивая ее по руке. — Хочу продолжать делать это так долго, как только смогу.

— Ты любишь это, — говорит она, это утверждение простое и очевидное, и все же оно резонирует внутри меня.

— Я люблю это сильнее, чем душ. А я действительно чертовски сильно люблю душ, — говорю я совершенно серьезно. В данный момент я не имею в виду душ как эвфемизм. Я имею в виду полную и абсолютно удивительную эйфорию после хорошей, тяжелой тренировки или вскоре после пробуждения, или после долгого, потного дня в постели с женщиной вашей мечты.

Харпер смеется.

— Потрясающе. Я тоже люблю душ.

Чтобы не нежиться в душевой зоне слишком долго, я обуздываю свои мысли, возвращаюсь к рисунку и заставляю себя быть ее наставником.

— Как все прошло? Твое свидание.

— Прекрасно. Он был милым, и мы поговорили.

— О чем вы говорили? Как твоему тренеру, мне важно знать эти детали, — говорю я.

— Боулинг. Колледж. Работа.

— Похоже на то, о чем мы только что говорили. Минус боулинг.

— Нет, — говорит она твердо. — Мы говорили о намного более глубоком, ты так не думаешь?

Я встречаюсь с ней взглядом и пробую прочитать ее выражение лица. Но у этой женщины можно поучиться искусству конспирации. Я не могу сказать, о чем она думает, чувствует или хочет, и это начинает сводить меня с ума, потому что ее слова кажутся весомее, чем обычно.

— Неужели?

Харпер не отводит взгляда. Ее глаза остаются сосредоточенными на мне, и она отвечает:

— Да. Разве мы только что этого не сделали?

И она права. Мы сделали это. Я киваю.

— Он тебе нравится?

— Он попросил меня о свидании на следующей неделе. Ужин.

Мои мышцы напрягаются, и я сильнее сжимаю ее руку.

— Что ты сказала?

— Я согласилась. Разве не это я должна была сказать? Ты сказал мне попробовать с ним. Чтобы я узнала, как ходить на свидания и не быть полным клоуном.

Я смеюсь над ее выбором слов.

— Я бы не назвал тебя клоуном.

Она расправляет плечи, принимая удар.

— На что были похожи твои свидания с писательницей любовных романов? Ты можешь рассказать мне, чтобы я знала, что не топчусь на месте?

Я качаю головой.

— Прямо сейчас мы говорим не обо мне, Принцесса Антиклоун, мы говорим о тебе. Он начинает тебе нравиться? Ты не ответила на вопрос, а ведь если я буду знать ответ, это может помочь мне подготовить тебя к ужину, — снова спрашиваю я.

Она сжимает губы, обдумывая мой вопрос.

— Я не чувствую этого безумного трепета в груди, когда смотрю на него или разговариваю с ним. Думаю, что я должна это чувствовать, если он мне нравится, не так ли? — она задает вопрос, и ее взгляд застывает на мне.

Собственный дикий трепет в груди подсказывает мне ответ.

— Это неплохое начало, — затем, потому что, по-видимому, я мазохист, я давлю дальше. — Ты чувствуешь это рядом с Саймоном?

Ее глаза округляются, и она пожимает плечами.

— Это не ответ, — грубо говорю я. Видимо, мне очень нравится грубость.

— Я больше не проводила с ним время. Ты приказал мне больше с ним не видеться, — говорит она, бросая камень в мой огород. — Хотя, я говорила с ним по телефону в начале этой недели.

Я перестаю рисовать, когда в меня вонзается раскаленная ревность. Я так чертовски рад, что смотрю вниз, потому что не хочу, чтобы она видела мое лицо, чтобы видела, как меня сводит с ума то, что она влюблена в него.

— Да? — спрашиваю я своим лучшим спокойным, непринужденным тоном, когда возвращаюсь к синим линиям на ее коже. — Как это было?

— Хорошо. Мы говорили только о вечеринке Хейден, которая будет через пару недель.

— И ты смогла говорить?

— Ха-ха-ха. Да. Я сохранила силу устного общения, — говорит Харпер, и я стону от намеков, которые она делает. — Кроме того, по телефону это просто. Особенно если использовать сообщения.

— Приятно слышать, — говорю я, заканчивая рисунок на ее руке.

Двигаю ладонью на несколько сантиметров вверх по ее коже, поднимая предплечье и показывая свою работу. Когда мои пальцы скользят по ее плоти, клянусь, что на секунду у нее перехватывает дыхание. Самый тихий звук, похожий на небольшой вздох, достигает моих ушей, и звучит он фантастически. Это возвращает меня к нашему поцелую. К слабому вздоху, который сорвался с ее губ, когда я коснулся их своими. Я хочу нажать на ее кнопку, которая контролирует звук, которая включает его и создает эту музыку для моих ушей. Наши взгляды встречаются, и я не захлебываюсь от безумных, развратных мыслей. Я думаю о том, какая она красивая, насколько сильно хочу ее узнать и как хочу в этот раз дойти с ней до конца. Я могу слушать ее разговоры о мультфильмах и мечтах, работе и страсти — обо всем более глубоком и обо всем более простом — пока она хочет делиться ими со мной.

Говорить с ней так легко. Так приятно. Как дышать. Мое сердце колотится, пока я пытаюсь запомнить выражение ее глаз, крошечную искру, танцующую по всей этой сапфировой синеве, и это заставляет меня думать, что она должна чувствовать то же самое.

Ее губы слегка приоткрываются, и это маленькое изменение — та самая деталь, которую я бы нарисовал на эскизе девушки, которой начал нравится парень.

Мой пульс учащается, пока Харпер держит меня в плену своих глаз. Здесь нет фанатов, подначивающих нас. Нет никакого фокуса, который мы пытаемся осуществить. Мы могли бы быть окружены людьми, но сейчас это — кафе, полное белого шума. Прямо сейчас есть только Харпер и я, и сейчас она наклоняется вперед, будто между нами есть магнитное притяжение.

Она наклоняется ближе, как будто хочет закончить то, что мы начали на улице. Если так и есть, то я хочу это все, но инициатива должна исходить от нее, так, чтобы я знал, что это не очередная иллюзия. Каждый миллиметр, каждая секунда, пока наши губы не встретятся, должны исходить от нее. Мне нужно знать: это все в моих мыслях, или это потрескивающее электричество между нами действительно существует так, как мне хочется.

Из-за прилавка звенит чашка, и звук ее удара об пол разрушает все чары. Я выпрямляюсь, Харпер вздрагивает, и мы оба смотрим в сторону. Когда я осмеливаюсь снова взглянуть на нее, Харпер смотрит на свою руку, так что я не могу найти ответ. Он ускользает, как песок сквозь пальцы.

— Мне нравится, — тихо говорит она. — Как долго продержится рисунок?

— Пока не примешь душ.

— Но я люблю душ.

— Тогда он не продержится долго. Так что, если ты не планируешь сегодня позволить себе выглядеть грязной, то завтра уже все сойдет.

— Кто теперь говорит пошло?

Я ухмыляюсь.

— Туше́.

— Могу я задать тебе серьезный вопрос?

— Конечно.

— Как ты думаешь, Джейсон захочет, ну, ты знаешь, — она приподнимает брови и напевает, как Марвин Гэй^[19]. — «Начать». 

— Может быть. Протокол второго свидания предполагает, что он может попытаться поцеловать тебя, — говорю я, стараясь сосредоточиться на вопросе, а не на своей реакции на него, а именно на том, что Джейсон — чертовски счастливый ублюдок. — На первом свидании становится понятно, действительно ли ты хочешь второго свидания. На втором свидании узнают, есть ли настоящая химия, поэтому вы заканчиваете ужином и, возможно, пробным поцелуем. На третьем свидании… — я замолкаю, и Харпер приподнимает бровь.

А затем заговорщицки шепчет:

— Подожди. Не говори мне. Позволь угадать. На третьем свидании… — она растягивает слова, облизывает губы, а затем наклоняется немного ближе, пока держит меня в плену своих глаз, и мурлычет: — Горячий, развратный секс.

Вся кровь приливает к моему члену.

Между нами нет места для других людей. Ее слова звучат только между нами. Мой мозг перестает работать, похоть струится по венам, и я говорю первое, что приходит в голову:

— Нет, — говорю я, тоже растягивая слова, потому что это моя территория. Я знаю о сексе и развратных фантазиях все, и если Харпер хочет идти со мной нога в ногу, тогда я ее взбудоражу. — На третьем свидании — горячий, развратный секс, который длится всю ночь.

Теперь я застаю ее врасплох. Она моргает, сглатывает и тяжело дышит.

Я напряжен и хочу, чтобы она начала говорить невнятно так же, как с Саймоном. Мне нужно что-то, чтобы подтвердить, что она тоже в меня влюблена. Вместо этого, она кусает губы, а затем говорит:

— Держу пари, это лучшее, что может случиться на третьем свидании.

— Совершенно верно, Принцесса, — ее глаза темнеют, когда я говорю это последнее слово, а тон моего голоса становится таким, какой я бы использовал с ней в постели.

Пошлый. Грубый. Голодный.

В этом и проблема.

Продолжая фантазировать об этом, я рискую опять участвовать в шоу одного актера.

Мне действительно нужно выкинуть Харпер из головы, тем более, что завтра я встречаюсь с ее братом.

Глава 11

— Бонд. Джеймс Бонд.

Спенсер поправляет манжеты, а затем осматривает себя с одобрением. Он смотрит на меня, пока я заканчиваю завязывать галстук-бабочку.

— Не смог удержаться, — добавляет он. — Это необходимое условие. Нельзя надеть смокинг и не сказать этого. Потому что я похож на Бонда.

Я смеюсь и качаю головой.

— Ты и каждый парень в мире думает так о себе.

На следующий день мы находимся в магазине смокингов для последней примерки перед его свадьбой, чтобы убедиться, что размеры правильные. Миниатюрная черноволосая женщина, которая управляет магазином, открытым даже в воскресенье, вертит в руках лацканы на моем пиджаке и говорит.

— Вы замечательно выглядите. Все готово.

Я указываю на Спенсера, когда начинаю развязывать галстук-бабочку.

— Есть что-нибудь, что улучшит его положение? Может быть, бумажный пакет?

Она улыбается, а затем поворачивается к жениху для финальной подгонки. Я переодеваюсь обратно в свою одежду, и, когда присоединяюсь к ним, Спенсер наклоняется и принюхивается.

— Почему ты пахнешь стиральным порошком моей сестры?

Будто в машине резко нажали на тормоза. В голове визжит, и я пойман прямо на месте преступления. Мысли кружатся в голове и тонны оправданий уже готовы слететь с языка. Затем я говорю себе остыть. Огромное количество людей пользуются одной и той же маркой мыла, и то, что Харпер подарила мне стиральный порошок, не значит, что у меня в руках рекламный щит, на котором написано «Я хочу трахнуть твою сестру».

Просто у меня такое чувство, будто он у меня есть. Как будто каждая маленькая деталь, даже самая безобидная, раскрывает мои карты. Я должен взять себя в руки, особенно если я собираюсь поужинать со Спенсером, Шарлоттой и Харпер через несколько дней.

Я делаю каменное лицо.

— О чем ты говоришь? — спрашиваю я, бросив на него взгляд, как будто он сумасшедший.

Спенсер наклоняется ближе, выгибает бровь и снова фыркает.

— Хм-м-м.

— Чувак, — говорю я, отступая. Одно это слово передает все — это зона, закрытая для полетов. Но внутри я паникую, потому что, насколько может быть развито обоняние этого парня, если он может определить, что я пользуюсь тем же порошком, что и его сестра?

— Кстати, милый кот, — неожиданно бросает Спенсер.

Мой пульс неистово колотится.

— Какой кот?

— На руке Харпер, — добавляет он. — Они с Шарлоттой выбирали платье для подружки невесты этим утром.

Ох. Точно.

Доказательства. На руке Харпер.

На заметку: узнать, почему, черт возьми, Харпер не принимала сегодня душ.

— Да? Шарлотте понравился мой Баки?

Спенсер смеется.

— Абсолютно. Если с телевизионным бизнесом ничего не выйдет, ты должен начать зарабатывать на жизнь, подражая другим художникам-мультипликаторам.

Я закатываю глаза, а выражение лица Спенсера становится серьезным.

— И в чем дело? Харпер сказала Шарлотте, что вы стали больше тусоваться вместе. Что вчера вы пили кофе, и что она дала тебе стиральный порошок, так как пролила что-то на тебя?

— Горячий шоколад. Об был везде. Было похоже на современную живопись, — быстро отвечаю я, потому что это правда. Кроме того, нет ничего плохого в том, что мы время от времени выпиваем вместе. И затем, как сковородка о голову Вуди Вудпекера, меня поражает то, почему Харпер сказала Шарлотте простую истину. Харпер не должна скрывать, что мы тусуемся вместе.

Именно у меня есть большой секрет — я совершенно и полностью соблазнен младшей сестрой своего лучшего друга.

Безответная страсть высасывает яйца. Не позволяйте никому доказывать вам обратное.

Управляющая магазина смокингов поглаживает Спенсера по плечу.

— Теперь все готово, — говорит она.

Он благодарит ее, а затем смотрит на меня в отражении зеркала.

— Ты просто тусуешься с ней, так ведь?

В груди что-то сжимается, даже когда я честно и беззаботно отвечаю:

— Да.

— Хорошо, — в его голосе звучит облегчение, и часть меня хочет спросить почему, черт возьми, я недостаточно хорош для нее. Спенсер хлопает меня по спине. — Потому что Шарлотта хочет, чтобы на свадьбе ты познакомился с ее сестрой. Натали свободна и она — красотка.

— О, — говорю я, удивленный тем, что это был не тот ответ, которого я ожидал. Стараясь сохранить хладнокровие, я говорю: — Никогда не считал тебя свахой.

Он качает головой.

— Не моя идея. Моей невесты. То, что хочет она, хочу и я.

— Конечно. Буду рад с ней встретиться, — возможно, мы с Натали поладим, и она отвлечет меня от одного человека, о котором мне нужно перестать думать.

— Случайные связи на свадьбе потрясающие, не так ли?

— Лучшие, — говорю я.

— И если бы между тобой и моей сестрой было что-то большее, чем просто тусовки вместе, ты знаешь, что я сделал бы с тобой.

Я провожу рукой по своим волосам.

— Ты же понимаешь, что ни я, ни мои волосы, тебя не боимся. Ты по определению не страшный.

Спенсер смеется.

— Я могу быть ужасающим. Просто спроси мою сестру.

Но я не хочу разговаривать с Харпер о ее брате. Когда позже, в тот же день, я достаю свой телефон, чтобы написать ей, то обнаруживаю, что она уже отправила мне сообщение.

Глава 12

Должно быть, я пропустил сообщение Харпер, которое она прислала ранее.

Принцесса: Привет. Шарлотта знает, что ты пахнешь, как весна, и это моя работа. Она видела мою татуировку Баки. Я могла выдать это за свое посвящение в новую крутую банду кошачьих поклонников, но, вместо этого, я призналась. Но я не сказала, что ты вроде моего любовного доктора или что-то вроде того. И что ты даешь мне советы по кое-какому интересному делу.

Я смеюсь над ее способностью подшучивать над собой. Откидываясь на спинку дивана, отвечаю.

Я: Это не важно. Что я действительно хочу знать, так это: ты теперь отказываешься от душа в знак протеста против чего-то?

Ее ответ приходит быстро.

Принцесса: Итак… не смейся. Мне очень понравился рисунок, поэтому этим утром я не мыла левое предплечье. Представь это. Я высунула левую руку за дверь душевой, чтобы не стереть кота.

Я откидываю голову на подушку дивана. Да, прекрасно себе это представляю. Почти так же, как и представлял себе это миллионы раз. Горячая вода стекает по ее волосам, капли скользят по ее груди, затем по животу и между ног.

Я: Ага. Увидел на сто процентов четкое изображение. Но фотография всегда лучше помогает в этом.

Не могу устоять, хотя знаю, нет никакого шанса, что она отправит мне пикантное фото. На самом деле, я даже не уверен, что она собирается мне ответить, потому что мой телефон молчит уже несколько минут, достаточно долго, чтобы я схватил газету в поисках воскресного кроссворда. Это единственная причина, по которой я выписываю газету. Разгадывание кроссворда занимает у меня почти неделю, но я всегда его заканчиваю.

Когда нахожу нужный раздел, мой телефон жужжит.

Это сообщение с фотографией.

О, да. Бог есть. Подождите. То есть, богиня.

Харпер стоит в своей ванной полностью одетая, подняв лицо к душевой лейке, которая не включена, и фотографирует себя, воспроизводя свой утренний душ. Это горячо, и мой член поблагодарит меня за эту фотографию позже, когда я действительно смогу насладиться ею. Харпер даже не раздета — на ней футболка с V-образным вырезом, которая дает мне фантастическую возможность заглянуть в ее декольте. Я хочу укусить эти холмики ее груди, втянуть сосок между зубами, а затем сильно его пососать — заставить ее стонать, извиваться и шептать мое имя. Поскольку я упиваюсь остальной частью этой картинки, тем, как ее шея соблазнительно вытянута, знаю, что также хочу уделить ей много внимания. Бьюсь об заклад, Харпер нравятся поцелуи в шею. Я уверен, ей понравится ощущать мои губы на своей коже. Я могу сделать с этой девушкой такое, что сведет с ума от удовольствия.

И я действительно чертовски этого хочу.

Открываю сообщение и пишу ей ответ.

Я: Трудно что-либо увидеть. Думаю, что лучше все представлю, если ты включишь воду.

Ну, на ней белая футболка. Попытка не пытка.

Приходит сообщение от нее.

Принцесса: А теперь серьезно. Я только что сказала Шарлотте, что мы с тобой тусуемся вместе.

Принцесса: Она сказала что-нибудь Спенсеру?

Я вздыхаю.

Я: Да, но тебе не о чем беспокоиться, довольно быстро он перешел к следующей теме — хочет устроить мне свидание с кем-то на свадьбе.

Мой телефон замолкает, и Харпер больше не пишет. Ни звука в течение нескольких часов. Может быть, она ревнует. Было бы круто, если это так. Я разгадываю кроссворд, делая перерывы, чтобы договориться со своим адвокатом Тайлером, позаниматься в тренажерном зале и приготовить ужин. Когда ем, я рисую, возвращаясь к непристойному комиксу, который рисовал вчера, и рассказу о чертовски сексуальной рыжеволосой девушке-механике, флиртующей с парнем, который пригнал свою машину, чтобы просто проверить тормоза.

— ПОДОЖДИТЕ, Я ТОЛЬКО ХОТЕЛ ПРОВЕРИТЬ РАБОТУ ТОРМОЗОВ, — СМУЩАЯСЬ, ГОВОРИТ ОН.

ОНА ВЫСТАВЛЯЕТ БЕДРО ВПЕРЕД, И ОТ ЕЕ ЗАДОРНОЙ ГРУДИ У НЕГО ГЛАЗА ВЫЛЕЗАЮТ ИЗ ОРБИТ.

— НО СМАЗКА БУДЕТ ПОЛЕЗНЕЕ ДЛЯ ВАШЕЙ ТРАНСМИССИИ.

Что я могу сказать? Мне нравится пошлый юмор. Закрываю свой блокнот и возвращаюсь к кроссворду. Примерно в то время, когда вечер опускается на Манхэттен, мой телефон жужжит еще раз, когда я заполняю квадраты словом из одиннадцати букв, описывающим «сильную симпатию».

Принцесса: Привет… Раз уж ты любовный доктор, хочу задать тебе вопрос о свиданиях.

Я: Действуй. Я — открытая книга.

Принцесса: Это о первом, втором и третьем протоколах свиданий, о которых ты говорил.

Я: Ага. Я хорошо разбираюсь в этом. Готов к ответу. Начинай.

Принцесса: Ты целовал писательницу любовных романов на втором свидании?

Это второй раз, когда она спрашивает и действительно хочет знать, что я сделал. Сидя на диване, я размышляю над ответом. Телефон снова жужжит.

Принцесса: Кстати, весь день я была на вечеринке. И еще, я ОЧЕНЬ ХОРОШО справилась с толпой шестилеток.

Это значит, что она не злится из-за того, что Спенсер хочет с кем-то меня свести. Она просто была занята. Проклятье. Я провожу рукой по волосам, желая, чтобы она ревновала. Затем ругаю себя, ведь моя миссия в том, чтобы быть ее тренером.

Я: Да. И на первом свидании тоже.

Перехожу к другой подсказке в кроссворде, и через секунду Харпер отвечает.

Принцесса: Это так несправедливо! Ты применяешь ко мне совсем другие правила. Так или иначе, что еще ты делал с ней на свиданиях?

Хм… на самом деле, мы не так много ходили на свидания. Мы встречались, целовались, занимались сексом, и так по кругу. Она просила меня привязать ее к ручке холодильника и делать это стоя, чтобы она могла проверить это легкое связывание для сцены в своей книге. Я связал. Она хотела, чтобы я трахнул ее на столе, чтобы убедиться, что в книге описание будет правдивым. Я сделал свое дело. Она настояла, чтобы мы занялись сексом у окна, чтобы она могла надавить руками на стекло своего пентхауса на Парк-авеню, и чтобы я жестко трахнул ее сзади.

Подозреваю, что та глава в ее романе была довольно точной. Наши отношения были отличными и абсолютно абсурдными одновременно.

Когда я начинаю отвечать, приходит еще одно сообщение.

Принцесса: Я просто пытаюсь понять все это, вот почему я спрашиваю.

Мы с Харпер впадаем в ритм, и сообщения летят быстро и яростно.

Я: Это не были традиционные свидания с напитками, ужином и походом в кино.

Принцесса: Фу! Интересно, что это значит? Ты провел много времени в костюме, в котором был рожден?

Я: Можно сказать и так.

Принцесса: Что вы делали? Еще слишком рано о таком спрашивать? Мне интересно. Мне, правда, интересно. Ладно, возможно, еще я слишком любопытная.

Я смотрю на экран, созерцая глубину любопытства Харпер. Хотел бы я понять, почему она спрашивает — пытается понять современного мужчину, или в этом есть какой-то подтекст. Но я должен признать, что просто не знаю. И, черт возьми, если у нее на уме секс, то прямо сейчас у нас есть кое-что общее. Добро пожаловать на мою волну. Давай проведем немного времени вместе.

Я: Ты действительно хочешь знать? Хочешь представить все это?

Принцесса: Да, думаю, что да. Ты сказал, что ты — открытая книга. Я, вроде как, хочу узнать.

Я: Вроде как? Всего лишь вроде как?

Принцесса: Ладно. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочу узнать. Я очень, очень, очень хочу узнать. Сейчас ты мне веришь?

Я: Почти…

Принцесса: Я хочу понять протокол. Мне нужны пошлые подробности…

Отлично. Ей хочется мельчайших подробностей. Это моя специальность. Это я могу. Я не тот застенчивый, тихий парень, которого она знала в старшей школе. Я изучал женщин. Я узнал, что им нравится.

Начинаю печатать, рассказывая ей о холодильнике, столе, окне. Говорю, что моя бывшая любила быть связанной веревкой, шарфом и однажды поводком моего мопса. Но когда я смотрю на эти слова, то не могу отправить их Харпер. Я не могу рассказать ей, что моя бывшая любила в постели. Это неправильно по отношению к Джей, ко мне и к Харпер. Не хочу упустить этот момент, со всеми его возможностями, поэтому пишу кое-что другое.

Я: О, мисс Принцесса Любопытство… Секс — моя самая любимая тема для разговора во всей Вселенной… Но что, если мы попытаемся перефразировать это? Я счастлив ответить на этот вопрос в более широком смысле. Например, если бы ты спросила «Что тебе нравится?», я бы ответил на это.

Принцесса: Что тебе нравится?

Теперь мы чего-то достигли. И я возбуждаюсь, всего лишь думая об ответе. Сделаю это еще более возбуждающим.

Я: Представь меню в ресторане. В одном из тех небольших ресторанчиков, где есть все. Завтрак, обед, ужин, десерт, напитки, карта вин, гарниры, закуски. Я смотрю на все это. И заказываю все. МНЕ НРАВИТСЯ ВСЕ.

Принцесса: Правда? ВСЕ? Это довольно обширно. Все?

Я: Если бы мы разговаривали об этом лично, я бы провел пальцем по твоей брови, потому что знаю, что она скептически приподнята.

Принцесса: Возможно. Но «все» охватывает слишком многое. У тебя должно быть что-то самое любимое. У тебя есть любимая позиция? Предпочтение? Пристрастие?

Улыбка медленно расплывается по моему лицу по мере того, как я читаю это сообщение.

Я: « Пристрастие» было одним из ответов в воскресном кроссворде.

Принцесса: Ты разгадываешь воскресный кроссворд?

Я: Пытаюсь. Это мое пристрастие.

Принцесса: Впечатлена. Хочу увидеть готовый экземпляр. Ты разгадываешь кроссворд голым?

Я: Отвечая на твой завуалированный вопрос: на мне сейчас джинсы, боксеры и футболка.

Принцесса: Какие боксеры? Ты пахнешь, как весна?

Я: Черные боксеры. Да. Хочешь меня понюхать?

Принцесса: Уверена, ты вкусно пахнешь. А сейчас, расскажи мне больше о своих пристрастиях. Тебе нравятся сексуальные полицейские? Сексуальные библиотекарши? Женщина-кошка? Школьницы? Доминатрикс?^[20] 

Я смеюсь над последним, и хотя сексуальный коп мне абсолютно точно подходит, не сомневаюсь в своем ответе.

Я: Сексуальная библиотекарша.

Принцесса: Тебе нравится догги-стайл? Женщина сверху? Мужчина сверху? Наклонившись над кроватью?:) Ты сказал, что я могу спрашивать что угодно! Я спрашиваю!:)

Гребаное святое возбуждение всех возбуждений. Даже когда просто читаю эти слова от нее, моя кожа по всему телу горит. Когда Харпер спрашивает меня о сексе, интенсивное, ноющее желание распространяется по всем уголкам моего тела. Она совсем не шутила, когда говорила, что с смс ей легче справиться. Ее сообщения становятся образами в моей голове. Я вижу ее перед собой на четвереньках на диване с поднятой вверх задницей. Провожу рукой по ее спине, раскрываю ее и вонзаюсь в нее. Затем представляю, как она объезжает меня, эти сочные груди подпрыгивают, когда ее бедра дико движутся кругами. Меняю позицию, и теперь я трахаю Харпер жестко и быстро, пока ее ноги лежат на моих плечах. Затем она наклоняется над диваном, я наматываю ее волосы на кулак, и тяну, и дергаю.

Я: Мне не просто нравится все это. Я обожаю все это. Но ты забыла несколько. Поза 69 рулит. Женщина, сидящая на моем лице — фантастика. У стены — потрясающе.

Принцесса: Тебе действительно нравится все меню.

Я: Не могу придумать ничего лучше, чем «шведский стол».

Принцесса: Но у тебя действительно нет предпочтений среди всего этого?

Я: Как насчет того, что я перечислю кое-что самое любимое?

Принцесса: Скажи мне.

Мои пальцы парят над клавиатурой. Умираю от желания рассказать ей все, выложить все это перед ней, но если я это сделаю, мы перейдем на новый уровень. Мы переходим от обычных сообщений к кокетливым, полным пошлых разговорчиков сообщениям.

Да, когда думаю об этом так, то начинаю печатать быстрее и с радостью нажимаю на «отправить».

Я: Поцелуи. Облизывания. Касания. Пробовать на вкус. Поцелуи. Чувства. Мастурбация. Укусы. Секс. Оральный секс. Порка. Поцелуи. Ласка. Щипания. Укусы. Секс. И поцелуи. Постоянные поцелуи.

Харпер отвечает не сразу. Пока я жду, сжимая телефон в руке, мой член находится в состоянии повышенной готовности, кожа обжигает, и я остро осознаю, насколько сильно хочу сделать все это с ней. Провожу ладонью по своим джинсам, по напряженной эрекции, и когда смотрю на экран, то думаю о том, скользит ли ее рука между ног. Внутрь ее трусиков. Выгнулась ли ее спина, приоткрылись ли губы. Порхают ли ее пальцы по клитору так быстро, чтобы заставить кончить прежде, чем она ответит.

Пишу еще одно сообщение, потому что ничего не могу с собой поделать. И потому что хочу, чтобы она представила эту картинку в своей голове.

Я: На самом деле, больше всего мне нравится заставлять женщину кончать так сильно, что она сходит с ума от удовольствия.

Мой телефон жужжит.

Принцесса: Это. Так. Горячо.

Я: А чувствуется еще лучше…

Принцесса: Могу только представить.

Я: Представь…

Ее ответа достаточно, чтобы подпитать миллион моих фантазий.

Принцесса: Я уже. Прямо сейчас.

К черту фантазии. Реальность круче. Потому что я бы поставил миллион баксов на то, что Харпер сейчас лежит на кровати, держа телефон одной рукой, а другой ласкает себя.

В этот раз я знаю, что сыграл свою роль в том, чтобы заставить ее сделать это. В чем я еще абсолютно уверен, так это в том, что она тоже меня хочет, и я не уверен, что смогу ее отвергнуть.

Глава 13

Я могу анализировать это вдоль и поперек миллионами разных способов, но не отрицаю, что писал секс-смс Харпер. Или что она писала секс-смс мне в ответ.

И это, кажется, не прекращается.

Следующим утром, пока я еду в метро к зданию Comedy Nation на Тайм-сквер для промо-встречи, нажимаю на иконку и печатаю новое сообщение.

Я: Хватит обо мне. Что насчет тебя? Что тебе нравится больше всего?

Оставляю вопрос открытым, чтобы она могла ответить так, как хочет. Существительным. Глаголом. Позицией. Черт, она может даже сказать о своей любимой еде, если ей так проще. Харпер одна из самых смелых и уверенных в себе женщин, за исключением случаев, когда речь идет о любви, сексе и романтике. Я бы не назвал ее застенчивой в этих областях, особенно после прошлой ночи. Но она больше похожа на человека, который впервые завязывает коньки, и, шатаясь, пытается передвигаться на острых лезвиях.

Принцесса: У меня никогда не было чего-то любимого… по крайней мере, пока у меня не появится тот, с кем можно поиграть.

Я: Значит, нет?

Принцесса: Не то чтобы нет. Скорее, я пока еще не знаю.

Интересно. Это говорит мне о том, что ее опыт в спальне может быть таким же, как и опыт в знакомствах. Поезд заворачивает в туннель, когда я отвечаю.

Я: Ладно. Давай выясним это. Скажи мне, что тебе нравится в парне.

Принцесса: Мне нравится пресс. Твердый пресс с кубиками.

Смотрю на свой живот. Есть.

Я: Что еще?

Принцесса: Мне нравятся сильные руки.

О, да. Вот они, твои слабые стороны. Прежде чем я могу спросить что-то еще, мой телефон звенит.

Принцесса: Мне нравятся черные трусы-боксеры.

Приподнимаю бровь, пока поезд останавливается на следующей станции. Что ж, это интересно. Почти уверен, что вчера сказал, что на мне надето именно это. Выхожу на платформу и присоединяюсь к толпе людей, поднимающихся по ступенькам к своим работам и склонившимися над своими телефонами.

Я: Мне нравятся твои ответы. Что еще тебе нравится?

Принцесса: Умные парни.

Я крепче держу телефон, пока иду на Сорок вторую улицу, сопротивляясь желанию вставить комментарий об умных парнях в очках. Потому что, знаете ли, не очки делают парня умным. А то, что в голове. Но общество решило, что очки — символ интеллекта, поэтому, если она хочет видеть во мне символ ума, прекрасно. Я имею в виду — секс-символа. Они оба мне подходят.

Я: Больше. Скажи мне больше.

Принцесса: Мне нравятся мягкие губы и голодные поцелуи. Много поцелуев.

По моему телу пробегает жар, когда я вспоминаю о вчерашних сообщениях. В моем длинном сообщении о сексе, поцелуях и большом количестве поцелуев. Возможно, я накручиваю себя, но Харпер возвращает мне кое-что из этого. Словно она хочет того же самого — следующую главу в том поцелуе, который начался возле ее дома. Поэтому я отвечаю.

Я : Какие поцелуи?

Принцесса: Поцелуи, которые заставляют меня таять.

Я: Это самые лучшие.

Не хочу прекращать этот разговор. Я жаден до ее слов, поэтому продолжаю серию вопросов.

Я: И поцелуи, которые продолжаются бесконечно.

Принцесса: И поцелуи, останавливающие время.

Я: Поцелуи, которые тебя заводят.

Принцесса: Больше. Они начинаются мягко и медленно, и тогда ты можешь ощущать их во всем своем теле. По всей своей коже. Глубоко в костях.

В моем горле пересыхает, и разум погружается в воспоминания о тех пятнадцати секундах и о возможности того, что эти секунды растянулись бы в минуты. Может быть, еще одно сообщение…

Я: Которые захватывают дух.

Принцесса: И сводят тебя с ума.

Металл соприкасается с моими бедрами, и развязная улыбка улетучивается с моих губ. Я только что врезался в мусорный бак. Я кладу телефон в карман и пытаюсь не думать о поцелуях, которые заставляют ее таять, так как больше не хочу знакомиться с мусорными баками этого города.

***

Мы не только не останавливаемся, мы ускоряемся. Мы перестраиваемся. Отклоняемся от курса. Мы все больше шлем друг другу смс и секс-смски.

Следующим вечером, я открываю пиво и сажусь за стол, где делаю большую часть компьютерной анимации. Пью, некоторое времязанимаюсь графикой, а затем пишу ей.

Я: Итак, у нас есть руки, пресс, трусы, мозги и губы. Есть еще что-то, что тебе нравится?

Клянусь, я чувствую ее улыбку в одном слове, которое она немедленно присылает мне в ответ.

Принцесса: Глаза :)

Хотя, может быть, это смайлик вызывает во мне эти теплые чувства. Или, может быть, только она. Затем Харпер отправляет еще одно сообщение.

Принцесса: Я хочу смотреть в его глаза и чувствовать, что он знает меня, понимает меня. Я хочу, чтобы он узнал о моих причудах и принял их, а не пытался изменить. Я хочу знать, что это такое.

Черт, ее слова напряженные и такие… открытые. Что-то в этом маленьком экране заставляет ее открыться и раскрыть мне часть себя. Стороны, которые она никому не показывает. К тому же, она показала мне их в Speakeasy, затем в кофейне, и теперь это похоже на открытие. Кусочки Харпер, которые она прячет в своем цилиндре, или за красным шарфом или просто за остроумной шуткой или сарказмом. Большую часть времени она скрывается. Но это — совершенно новая ее грань.

Я отхожу от стола и иду через квартиру на кухню, затем с беспокойством подхожу к эркерному окну и смотрю в ночное небо Нью-Йорка с небоскребами и неоновыми огнями, глядящими на меня. Не хочу сказать что-то не правильное и не хочу посылать ее обратно в «Скрытые земли Харпер», поэтому беру телефон и выбираю безопасный ответ, но тот, который признает все ее закидоны.

Я: Ты этого заслуживаешь. Я хочу, чтобы это все у тебя было.

Принцесса: Я тоже этого хочу.

Я: И причуды никогда не должны меняться. Храни их все, Харпер. Мне они нравятся.

Принцесса: Того же самого и тебе, Ник. Мне твои причуды тоже очень нравятся.

***

У меня зависимость от телефона. Я всегда старался этого избегать, но сейчас я не знаю, когда именно Харпер пришлет мне что-то, и что из этого меня заведет.

За исключением почти всех ее сообщений, поэтому я живу в подвешенном состоянии желания.

Это потрясающе и ужасно одновременно. Ощущение чего-то удивительного и совершенно глупого. Но это головокружительное, пьянящее чувство желания. Прямо сейчас оно владеет мной и завлекает. Хотел бы я думать, что это новоприобретенное увлечение ее сообщениями идет на пользу моему шоу. Потому что следующий эпизод обсуждался будто во сне, и после того, как покидаю встречу с главным аниматором, я направляюсь к лифту, чтобы отправиться в верхнюю часть города на встречу с Тайлером в «Николс и Николс».

— Мистер Хаммер.

Этот голос сворачивает мой желудок в трубочку.

— Привет, Джино.

Он шагает ко мне и поправляет лацкан пиджака своего костюма в тонкую полоску.

— Я думал о «Приключениях Мистера Оргазм», — говорит он, поигрывая бровями. — Мне нравится думать, что у меня есть несколько общих черт с этим героем.

Я задыхаюсь от подхалимства и поэтому проглатываю его, чтобы не подавиться.

— Это так?

Он тянет свой галстук.

— Я сам немного ловелас.

— Уверен, что так и есть, сэр.

— И ты знаешь, что в свое время я тоже создал шоу.

Конечно, он должен был упомянуть о своем коротком увлечении.

— Я слышал, оно было великолепным, — лгу я.

Джино взмахивает рукой в небрежном жесте.

— Это было чертовски хорошее шоу. Но вот что. Оно было не такое захватывающее, как твое. И это заставило меня задуматься, — говорит он, хмуря лоб. Его брови похожи на двух гусениц, танцующих разные танцы. — Что, если «Приключения Мистера Оргазм» были бы более, скажем, семейными? Мне интересно, можем ли сделать шоу менее похабным, и, тем самым, найти еще больше зрителей? — говорит он, будто ударяя меня хлыстом своими идеями.

— Я подумаю об этом.

Он хлопает меня по спине и отчаливает, а я почесываю голову, пока направляюсь к адвокату. Такси, который я заказал, ждет у тротуара, поэтому я сажусь внутрь, здороваюсь с водителем и возвращаюсь к своему самому любимому занятию — смс-сообщениям. Это похоже на джек-пот, потому что меня уже ждет одно сообщение.

Принцесса: Я думала о другом, что мне нравятся.

Я: Расскажи. Мне. Сейчас.

Принцесса: Красивое кружевное белье.

Проведя рукой по лицу, я сползаю вниз по кожаному сидению. Как будто это скроет проблему. Тяжело дышу. Как будто этот стальной стержень у меня в штанах пропадет прежде, чем я войду в кабинет своего адвоката. Есть определенные слова, которые поворачивают выключатель на «стояк», и она только что использовала одно из них. Кружевное белье.

Я: Какое? Какого цвета? Какого стиля?

Принцесса: Белое. Черное. Фиолетовое. С небольшим бантиком. Сзади. Представь себе кружевные трусики с маленькой тесьмой на попе, которую можно развязать.

Я поднимаю голову и смотрю в окно. Может быть, рядом есть магазин с ванной, полной льда. Может быть, я могу просто посидеть в ней пару часов, чтобы избавиться от этой похоти. Бант на трусиках, который можно развязать? Да ладно. Ни один мужчина не способен выдержать такие слова.

Точно не тот мужчина, которому прислали атласный черный бант в розовый горошек. Обжигающее тепло волной врезается в меня, когда я шепчу: «Святой Боже». Когда Харпер прислала мне карандаши, перевязанные лентой, она как будто оставила мне небольшой намек. Ключ ко всем ее желаниям, ее тайным фантазиям. Будто женщина идет по коридору, раздеваясь, оглядываясь на вас, и ее взгляд говорит следовать за ней.

И я буду следовать.

Я: Как черный атласный бант в розовый горошек?

Принцесса: Да. Он тебе понравился?

Я: Я не уверен, что когда-нибудь снова посмотрю на него.

Принцесса: Ты насладился его развязыванием?

Господь всемогущий. Тяну вниз свою рубашку. Никоим образом я не смогу высидеть на этой встрече. Но я никак не могу остановиться.

Я: Да. Люблю развязывать маленькие банты. На самом деле «развязанный» — мое новое любимое слово.

Принцесса: Мне нравятся пошлые словечки. Вот, что еще мне нравится.

Я: Я говорил тебе, что я человек-тезаурус^[21] для пошлых слов?  

Принцесса: Можешь не говорить, я поняла это сама.

Я: Тогда ты хорошо меня знаешь.

Принцесса: Иногда да. Иногда нет. Еще мне нравится, когда парень настолько поглощен тем, что доставляет удовольствие, что хочется сделать то же самое с ним.

Я зажимаю переносицу, когда машина движется вверх по проспекту. Клянусь, Харпер может читать мои мысли. Я облизываю губы и крепче сжимаю телефон.

Я: Ты смотришь порно?

Принцесса: « Тамблер»^[22] считается?

Я: Да. На что ты смотришь или хотела бы посмотреть?

Принцесса: Это сложно описать.

Я: Нет. Вовсе нет. Попробуй.

Принцесса: Ты просто хочешь узнать, какие гифки и фото мне нравятся?

Я: Да. Это было бы круто. Фактически, это сделает мой день. Это сделало бы мой день чертовски удивительным.

Ее ответу придется подождать, потому что я подъезжаю к офису «Николс и Николс», где из-за круглого стола появляется хорошо причесанная молодая блондинка-администратор и приветствует меня по имени.

— Рада вас видеть, мистер Хаммер, — говорит она с уверенной яркой улыбкой. — Я скажу Тайлеру, что вы здесь.

— Спасибо, Лили.

Прежде, чем я успеваю хотя бы присесть на плюшевый, клюквенно-красный диван в холле, глава фирмы открывает стеклянную дверь.

— Ник Хаммер, — говорит он своим глубоким голосом, когда подходит и хлопает меня по спине. Я выдерживаю. Мужчина — чистый класс. Клей Николс одет в темный костюм, хрустящую белую рубашку и фиолетовый шелковый галстук. — Тайлер сказал мне, что ты придешь. Не мог упустить шанс поздороваться и поздравить тебя с успехом.

— И тебе привет. И скажи своей жене, что она не должна давать мне бесплатную выпивку.

Он смеется и качает головой.

— Позволь дать тебе совет. Жена ни от кого не принимает приказы.

Клей ведет меня по коридору к кабинету Тайлера.

— Мой любимый клиент! — говорит Тайлер, направляясь ко мне. Я встретил его, пока изучал анимацию в Род-Айлендской школе дизайна, а он изучал историю в университете Брауна. Тайлер быстро поднялся в сфере развлекательного права, и дело не только в том, что Клей — его наставник. Он просто чертовски хорош.

— Держу пари, ты говоришь это всем своим клиентам.

Он улыбается.

— Только тем, кто заставляет меня смеяться.

— Тогда у меня есть забавная история для тебя, — говорю я, и оба мужчины усаживаются на диване. Я усаживаюсь в удобное кресло, наклоняюсь вперед, вздыхаю и выдерживаю эту многозначительную паузу, которую эта ситуация заслуживает. — Джино хочет, чтобы я сделал шоу более нравственным.

Тайлер приподнимает бровь. Этот парень — полная копия двоюродного брата: темные волосы, карие глаза, квадратный подбородок. Если бы я не знал лучше, то подумал бы, что он его младший брат. Он также приоделся.

— Это безумие. Нельзя просить Сета Макфарлейна^[23] сделать «Американского папашу» менее упоротым, — говорит Тайлер, вытягивая перед собой длинные ноги.

— Слушай, я не заносчив. Я хочу дать зрителям то, чего они хотят. Но я просто не могу понять, чего он хочет от меня.

— Оставь это нам. Это наша работа, выяснять чего он хочет, и согласуется ли это с тем, чего хочешь ты, — говорит Тайлер, и в течение последующих тридцати минут мы погружаемся в их план того, как они хотят справиться с переговорами, которые состоятся менее чем через две недели. Все это звучит для меня разумно, и, честно говоря, именно поэтому я работаю с этими парнями. Когда мы заканчиваем, я спрашиваю об их планах на сегодняшний вечер.

Клей начинает первым.

— У меня свидание с двумя моими любимыми девочками. Мои жена и дочь встретят меня на детской площадке через несколько часов. Этот мужик, — говорит он, поглаживая плечо кузена, — он пытается разжечь старое пламя.

Клей быстро вводит меня в курс дела романтической ситуации Тайлера, и это сложная задача.

— Ой, — говорю я, содрогаясь, а затем встречаюсь со взглядом моего адвоката. — Удачи, дружище. Переговоры с Джино могут быть более увлекательными.

Тайлер смеется и качает головой.

— Поверь мне, я знаю. Что бы сделал Мистер Оргазм, чтобы вернуть ее?

Я поглаживаю свой щетинистый подбородок.

— Кроме того, чтобы отправить вместо тебя богатого, сексуального, успешного мультипликатора с большим достоинством, чтобы завоевать ее?

Тайлер щурит свои темные глаза и стреляет в меня взглядом.

Я улыбаюсь ему.

— Он бы, наверное, просто дал ей понять, как много она для него значит, и заставил бы ее почувствовать себя королевой.

— Верные слова, — говорит Клей, затем я прощаюсь, покидаю их офис и выхожу на свежий воздух позднего осеннего дня в Нью-Йорке.

Но когда сажусь в поезд, следующий до центра, я больше не думаю о женщине Тайлера. Я думаю о сообщении, которое Харпер только что мне прислала. На самом деле «думаю» — неправильное слово. «Чувствую» — единственное слово, которое подходит. Когда я открываю ее сообщение и просматриваю фотографии, то за считанные секунды воспламеняюсь до тысячи градусов по Фаренгейту.

Я опускаюсь на пластиковое сидение вагона метро, и мои глаза становятся заложниками этих изображений. Кто-то говорит «Извините», когда проходит мимо меня, но я почти не обращаю на это внимания. Не могу смотреть ни на что другое. Это невозможно. Неосуществимо. Во Вселенной нет ничего, кроме этих фотографий, и я не могу стереть эту озорную усмешку со своего лица.

Я приготовлен и обжарен до хрустящей корочки. Пропитан весь насквозь. Это сообщение — кладезь фантазии Харпер.

Говорят, что картинка стоит тысячи слов, но, возможно, это выражение стоит пересмотреть. Фотография стоит тысячу ударов сердца, потому что столько ударов пропустило мое сердце, пока я смотрел на эту безумно сексуальную серию фотографий, что она мне прислала.

На первом снимке женщина в черных трусиках с маленьким бантом в розовый горошек на вершине ее попки. Ее ноги гладкие и скульптурные. На следующем снимке на женщине надеты чулки с винтажной кружевной подвязкой на бедрах, и она, нагибаясь, расстегивает пояс с подвязками, ее зад хорошо виден. Я потираю ладонью затылок и тяжело дышу, пока поезд грохочет под землей.

Становится только жарче, и я горю, запекаюсь в общественном транспорте в окружении парней в костюмах и мам с малышами, хипстеров и туристов и всех-всех, и мне все равно.

Потому что эти фото — все, что я вижу. На следующем снимке женщина лежит на спине, раскинувшаяся поперек кровати, голая, ее губы раскрыты в форме буквы «О», и парень, с которым она сейчас, пожирает ее киску ртом. Руками он обхватывает ее задницу, сжимает, пока зарывается лицом между ее ног. Она в каком-то диком блаженстве.

На следующей — женщина в порочном раю. На ней надеты только туфли на каблуках, она стоит, склонившись над кухонным столом, а ее любовник на коленях разводит ее ягодицы и облизывает киску. Его пальцы вонзаются во влажную плоть, пока он жадно ее поглощает.

Я сворачиваю сообщение и закрываю глаза, впитывая то, что Харпер только что сказала мне без слов.

По этим фотографиям я только что узнал, что она полностью тяготеет к задницам.

Это может быть новой разделительной полосой в моей жизни. Я ни за что не смогу вернуться назад, к незнанию о ее безумно возбуждающей склонности. Не могу вернуться к тому времени моей жизни, когда я не думал о том, чтобы сделать это с ней. С женщиной, которая достаточно смелая, чтобы сказать мне о том, что она не знает, чего хотят мужчины, и которая достаточно смелая, чтобы показать мне, чего хочет она.

И чего хочу я. Искренне. Безумно. До глубины души.

Без понятия, как собираюсь завтра высидеть весь ужин с Харпер и ее братом.

Затем мое сердце сжимается, когда поезд с толчком прибывает на мою остановку. На этой неделе Харпер встречается с Джейсоном. И она не задала мне ни одного вопроса и не сказала ни единого слова о том, что думает о нем, начинает ли он ей нравиться, или же она посылает фото и ему тоже.

Или я просто разминка перед свиданием, которого она действительно хочет?

На этой мысли я сжимаю пальцы вокруг телефона, и чуть ли не раздавливаю его.

Глава 14

Харпер опаздывает, и я не злюсь.

Я не раздражен.

Не раздосадован.

Я просто наслаждаюсь Индийским Светлым Элем в любимом пабе Спенсера и Шарлотты в Гринвич-Виллидж недалеко от их дома и слушаю болтовню Шарлотты об их свадьбе.

— И флорист, представь себе, его зовут Бад Роуз^[24], — восклицает Шарлотта, ее глаза сияют.

— А его розы распускаются? — спрашиваю я, потому что не могу устоять.

— У меня даже не будет роз. У меня будет букет из васильков, — говорит она, а затем кладет руку на плечо Спенсера. Шарлотта наклоняет голову, чтобы посмотреть на него. — Я уже говорила тебе это, Мамонтенок?

Время от времени они называют друг друга так, и я никогда не спрашивал почему, и не хочу знать.

— Нет, не говорила. Скажи мне сейчас, — говорит Спенсер, устремив на нее взгляд. Черт, он просто помешан на Шарлотте, она забралась ему под кожу и буквально вросла в него. Но, с другой стороны, так и должно быть, ведь он женится на ней.

— В средневековые времена считалось, что девушка, положившая васильки под юбку, может заполучить любого холостяка, которого пожелает, — говорит она с блеском в глазах, предназначенным только для Спенсера. — И я получила того, кого желала.

— Да, получила, — говорит он, а затем наклоняется к ней и целует.

Поцелуй продолжается намного дольше, чем следовало бы. Я смотрю на часы; проверяю черно-белые фотографии старых грузовиков на проселочных дорогах, висящие на стенах; изучаю меню. Когда заканчиваю, их губы по-прежнему слиты и не показывают признаков разделения.

— Уже началось?

Я выпрямляюсь, услышав голос Харпер. Она здесь, наконец, вытаскивает стул рядом со мной. Это первый раз за несколько дней, когда я вижу ее, и она выглядит… съедобно. На ней красный свитер с крошечными черными пуговицами спереди и какой-то кружевной черный лифчик под ним. Ее волосы распущены, они длинные и шелковистые и ниспадают локонами на плечи.

Я не разговаривал с ней с тех пор, как вчера отправил ответ на эти фотографии. Я сказал ей, что мой телефон взорвался от их сексуальности, и это было последнее, что она написала мне. После этого пришлось заставить себя прекратить ей писать.

Не могу продолжать спускаться к обрыву, дико ее желая. Я должен отступить назад, засунуть желание в сундук, запереть его, а затем сбросить ублюдка на дно океана. Только так я смогу пройти через этот ужин и свадебные мероприятия, которые пройдут в этот уик-энд, не говоря уже о том, чтобы помочь ей научиться быть свободной в этом городе, не желая одновременно запрыгнуть на нее и задушить каждого парня, который ей нравится.

Я сглатываю и небрежно пожимаю плечами.

— Да, и судя по всем признакам, так будет в течение следующих, — я делаю паузу, чтобы посмотреть в потолок, — пяти — десяти лет.

Она улыбается мне в ответ и, наконец, ее брат и его невеста разрывают свой поцелуй.

— Пожалуйста, не останавливайтесь из-за нас, — говорит Харпер. — Мне нужно многое наверстать с Ником, поэтому вы можете продолжать соревноваться за награду «Новобрачные года».

— Эй! У нас впереди еще две ночи до того, как мы станем новобрачными, — напоминает Спенсер, а затем встает, обнимает сестру и мягким тоном говорит: — Рад тебя видеть.

Пока он говорит эти три слова, моя грудь сжимается, и внутрь меня просачивается узелок вины. Конечно, технически, мои моральные устои все еще при мне, ведь официально я не прикасался к его сестре. Я никогда не пересекал официальную черту. Но Спенсер чертовски сильно любит Харпер, и я не могу подстрекать ее присылать мне фотографии чулок и бантиков, умоляющих развязать их, и… стоп. Мне просто нужно остановиться. Даже если эти бантики могут поставить взрослого мужчину на колени.

После того как Харпер обнимает Шарлотту, она дарит мне самые дружеские объятия. Я улавливаю слабый запах апельсинов в ее волосах, и аромат цитрусовых — моя новая форма пыток, потому что он пробуждает воспоминания о пятнадцатисекундном поцелуе возле ее дома. Я должен бороться с этой похотью. Она приковывает меня к земле, борясь со мной, пытаясь заставить меня уступить. Ненавижу это делать, действительно ненавижу, но я вызываю образ Джино, поджидающего меня в коридоре, и да, это решает проблему.

Похоже на спрей «Исчезни похоть».

Харпер усаживается на стул рядом со мной.

— Простите, что опоздала, — говорит она всем. — У меня был назначен ужин на завтрашний вечер, но я перенесла его на сегодня, встретившись за коктейлем, так что мне пришлось втиснуть это перед нашей встречей.

Я стискиваю зубы.

Чертов Джейсон.

Но подождите. Я напоминаю себе, что мне плевать на Джейсона. Он в сундуке на дне океана.

Я не спрашиваю, почему она поменяла ужин на встречу за коктейлем. Я не спрашиваю, как все прошло. Не собираюсь спрашивать, поцеловала ли она его.

Ведь. Мне. Плевать.

— Как все прошло? — беззаботно спрашивает Шарлотта.

Я хочу протянуть руку через стол и засунуть этот вопрос обратно ей в рот. Ей тоже все равно. Всем все равно.

— Прекрасно, — отвечает Харпер, мило улыбаясь, когда к ней подходит официантка, спрашивая, не хочет ли она выпить.

После того как Харпер заказывает бокал вина, девушки возвращаются к обсуждению свадебных цветов, а мы со Спенсером увязаем в дискуссии о пиве. Неуместные желания, сундук в океане, бантики на трусиках — освобождают помещение.

После того как нам подают ужин, взгляд Шарлотты становится возбужденным, и, размахивая руками, она указывает на меня.

— Боже мой, я узнала, что на этой неделе вышла новая книга Джей. Я загрузила ее на свой Kindle^[25].

Глаза Харпер округлятся, и она смотрит на меня.

— Джей?

Черт. Я понятия не имел, что книга выходит сейчас. Как, черт возьми, женщины узнают об этом?

Шарлотта кивает Харпер и услужливо объясняет:

— Джей Кэмерон. Она пишет эти сумасшедшие любовные романы. Они с Ником раньше были вместе.

— Я бы не сказал, что мы были вместе, — возражаю я, стараясь сгладить углы.

Спенсер прочищает горло.

— Если под этим ты имеешь в виду, что был ее музой и вдохновением, то конечно.

— Ты был музой Джей Кэмерон? — спрашивает Харпер, хватаясь за имя, которое я раньше ей не раскрывал. Ее книги дико популярны.

Я качаю головой.

— Нет. Я не был ее музой.

Спенсер шепчет себе под нос:

— Да, конечно.

Шарлотта берет на себя бразды правления.

— Она такая талантливая и великолепная. Но ты точно уже с ней не встречаешься, так?

— Нет. Все кончено. Это было несколько месяцев назад, — говорю я, вдруг почувствовав себя загнанным в угол.

— Отлично, — восклицает Шарлотта, заговорщицки улыбаясь. — Потому что я не могу дождаться, когда официально познакомлю тебя со своей сестрой в эти выходные. Она будет без ума от тебя. Как она сможет устоять? Ты ведь такой красивый, Ник. Разве он не красавчик, Спенсер? — спрашивает она, подталкивая Спенсера.

Он давится.

— Если под красавчиком ты имеешь в виду…

Шарлотта поднимает руку и закрывает его рот.

— Натали понравится Ник, тебе так не кажется, Харпер?

Спенсер притворяется, что жует ладонь Шарлотты.

— Конечно, — беззаботно говорит Харпер.

— А как иначе? Он безумно горяч, не так ли? — спрашивает Шарлотта, глядя на Харпер и ожидая ее ответа.

Харпер открывает рот, чтобы заговорить, когда Спенсер прикусывает руку Шарлотты.

— Ой! — она шлепает его по плечу и хихикает, и они снова целуются.

Харпер так и не ответила.

И даже после ужина я не получаю от нее ни единого сообщения. Поэтому тоже ей не пишу.

Глава 15

В пятницу днем я собираю свою сумку и направляюсь в Гранд-Централ^[26] , чтобы встретиться с моими родителями, а также с Уайатом, Джози и Харпер, чтобы все мы могли сесть на поезд до Нью-Хейвен, где будет проходить свадьба Спенсера и Шарлотты. Новый груз вины ложится мне на плечи, когда я прохожу через терминал — вина за то, что из-за собственной ревности игнорирую попытки Харпер разобраться в мужчинах. Я подвел ее и чувствую себя полным идиотом. После того как изрисовал ее руку, я начал думать только о себе и о своем волчьем аппетите узнать все о том, что ей нравится, а что нет.

Я не уверен, что смогу поболтать с ней в поезде, поэтому быстро печатаю сообщение, когда подхожу к большим золотым часам внутри вокзала.

Я: Как прошла встреча с Джейсоном? Есть вопросы? Я могу тебе чем-то помочь?

Ее ответ приходит незамедлительно.

Принцесса: Ты был неправ насчет второго свидания.

Я сжимаю челюсть, пока направляюсь к платформе, и меня подмывает спросить, насколько был неправ? Подтягиваю свою сумку на плече чуть выше, захожу в серебристый поезд, направляющийся в соседний штат, и осматриваю толпу в поисках своей семьи. Мой телефон звенит, и я боюсь того, что будет дальше. Харпер собирается сказать мне, что ее второе свидание было потрясающим, и что она в него втрескалась.

Принцесса: Он даже не попытался меня поцеловать.

Тяжесть падает с моих плеч. Я уверен, что сейчас, возможно, даже смог бы летать. Отрываю взгляд от телефона, когда тощий человек пробирается мимо меня, и вижу своих родителей. Мама машет мне, сидя через пару мест от меня. Папа сидит рядом с ней, а Уайат сидит через пару рядов от них — в пятницу трудно купить билеты на соседние места. Джози тоже здесь, ее волосы с розовыми прядками скручены на макушке и закреплены чем-то похожим на палочки. Она радостно улыбается, когда видит меня. Целую в щеку маму и сестру, здороваюсь с отцом, а потом резко поворачиваюсь, когда Харпер говорит: «Привет». Она сидит напротив них и похлопывает по сиденью рядом с ней. Я бросаю свою сумку на верхнюю полку и сажусь.

— Он даже не попытался? — повторяю я низким шепотом, чтобы только она могла меня услышать.

С яркой улыбкой на лице она качает головой.

— Не-а. Он очень милый, но я рада, что он этого не сделал. Я не хотела его целовать.

Ничего не могу поделать. Это делает меня… счастливым. И я становлюсь безумно счастливым, когда она добавляет:

— И я сказала ему, что, хотя мне и нравится с ним общаться, я не вижу этому продолжения.

— Ты так сказала? — спрашиваю я, сдерживая ухмылку. И хотя мне нравится, что она была с ним откровенна и честна, я рад, что он сошел со сцены.

— Да, — подтверждает Харпер. — Я все еще не чувствую этого безумного трепета в груди рядом с ним, и не думаю, что почувствую. Лучше не водить его за нос, не так ли?

Я Киваю, и мои мысли ускользают в тысячу разных направлениях. Я так много хочу сказать, но ограничусь своей ролью.

— Итак, как я могу помочь тебе разобраться, как ходить на свидания?

Харпер пожимает плечами.

— Я не знаю. Сейчас, не хочу говорить о других парнях.

— О чем ты хочешь поговорить? — спрашиваю я вполголоса, мое сердце бешено колотится, а кожа нагревается от близости с ней.

Она поднимает телефон и постукивает по экрану.

— Об этом, — говорит она, указывая на нашу переписку.

— А что насчет этого?

— Тебе не понравились фотографии, которые я отправила? — шепчет она.

У меня отвисает челюсть.

— Ты шутишь, что ли? Я в восторге!

— Ты почти ничего не написал, — в ее голосе слышится небольшая обида. — Ты отравил только одно сообщение.

Вот черт. Я облажался. Она открылась мне с помощью этих фотографий, а я остановил ее из-за своей глупой ревности. Эти фотографии должны были стать началом новой пошлой смс переписки, а не ее концом.

— Прости меня, — честно говорю я. — Я должен был снова написать тебе, — я еще сильнее понижаю голос. — Но из-за этих фотографий вся кровь прилила куда угодно, только не к моему мозгу.

Мои слова заставляют Харпер улыбнуться.

— Я просто хотела получить ответ. Чтобы узнать, что ты хочешь большего.

Я поднимаю голову и встречаюсь с ней взглядом. Ее глаза выглядят так же, как тогда, когда я показал ей рисунок на ее руке в кафе. Голодные, готовые, жаждущие. Так же, как и мои, уверен.

— Я хочу намного большего.

Харпер облизывает губы, ее взгляд и выражение лица начинают трансформироваться в то, что, кажется, меня ошеломит, но все это резко исчезает, когда Джози вскакивает со своего места, толкает меня локтем и просит поменяться с ней местами.

— Ты слишком долго монополизировал Харпер, теперь моя очередь, — говорит она с улыбкой, демонстрирующей ямочки. Джози почти одного возраста с Харпер, и они проводят всю оставшуюся поездку до Коннектикута, наверстывая упущенное.

Уайат становится моим попутчиком на следующие два часа. Когда мы добираемся до отеля, то регистрируемся вместе, Харпер следует сразу за мной, а затем мы разбредаемся по своим номерам на разных этажах.

На репетиции ужина Харпер поглощена своей семьей, а затем ее подруга Джен реквизирует ее, чтобы вместе выпить. Я играю в бильярд с братом и близок к тому, чтобы разгромить его в пух и прах. Эта победа обозначит конец и самое яркое событие этого вечера для меня.

***

— Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту.

Я улыбаюсь, радуясь за счастливую пару, стоя на своем месте рядом с женихом, а Харпер светится, стоя напротив меня. Ее платье простое, атласное, ярко-синего цвета. Длиной оно достигает голени и открывает плечи, отчего ее волосы выглядят еще удивительнее. Они заколоты высоко, а свободные пряди спадают на лицо Харпер.

Когда молодожены идут по проходу мимо гостей в огромный зал с видом на территорию отеля, сестра Шарлотты вытирает слезу и сжимает свой букет. Прошлым вечером на репетиции ужина я пообщался с Натали — она остроумная и веселая. Она блондинка, как и Шарлотта, с большими голубыми глазами и бесконечными ногами.

Думаю, мне стоит узнать ее получше, но после поцелуя жениха и невесты, мы все окунаемся в свадебные фотографии и различные празднества, так что нам некогда разговаривать. Позже, когда начинаются танцы после того, как Спенсер и Шарлотта танцуют свой первый танец, диджей ставит несколько более веселых композиций. Харпер и ее подруга Джен выходят на танцпол, а мы с Уайатом наблюдаем за ними, стоя у открытого бара, затем к девушкам присоединяется Натали. Начинает играть медленная песня, и девушки расходятся. Натали прокладывает свой путь к нам с братом.

Уайат постукивает себя по груди.

— Она меня хочет.

Харпер и Джен отправляются в дамскую комнату, и я не могу устоять перед шансом победить Уайата, поэтому начинаю говорить первым.

— Хочешь потанцевать, Натали?

— Звучит здорово.

Я предлагаю ей свою руку и вывожу на танцпол, а затем приступаю к медленному танцу в самой целомудренной манере с настолько большим расстоянием между нами, которое только могу выдержать.

— Я слышала, что моя сестра хотела нас познакомить, — говорит Натали с насмешкой.

— Да, так и есть.

— У нее сердечки в глазах в эти последние несколько дней, — фыркает она, но в ее тоне нет никакого флирта, только веселье. Я должен быть разочарован. Но это не так.

— Неудивительно, — отвечаю я, пока мы движемся по маленькому кругу, мои руки лежат на ее талии, а ее — на мои плечах, наши тела на расстоянии в нескольких десятках сантиметров друг от друга. Интересно, чувствует ли она то же самое — отсутствие влечения. Это не потому, что она некрасивая. И дело не в том, что она глупая. Это просто одна из тех вещей, которая либо есть, либо ее нет. Между нами нет искры.

В тот момент, когда она раскрывает губы, чтобы что-то сказать, я чувствую, как кто-то стучит по моему плечу.

— Могу я вас потревожить?

Мой пульс учащается, и это похоже на то, будто кто-то схватил пульт дистанционного управления и изменил канал в середине сцены.

— Конечно, — говорит Натали с улыбкой, а затем Харпер, не задумываясь, обнимает меня, и между нами почти не остается пространства. Я кладу руки на ее бедра, а она свои руки мне на плечи. Все искрит. Харпер намного ближе, чем Натали. Еще несколько сантиметров, и ее грудь соприкоснется с моей. Еще немного, и мы будем танцевать, прижавшись щека к щеке. Более того, нас могут арестовать за непристойное поведение в общественном месте.

— Это обязательный танец шафера и подружки невесты? — игриво спрашиваю я.

— Разве танец подружки невесты и шафера не является более обязательным?

Мы раскачиваемся, почти совсем не двигаясь.

— Ты помешала этому случиться, — говорю я, кивая в ту сторону, куда только что ушла Натали. — Ты почувствовала, что мне нужно твое фирменное вмешательство, чтобы спасти меня?

Харпер легко смеется.

— Она, кажется, не твой тип, — шепчет она. — Слишком молода.

— Почему ты продолжаешь это говорить?

Она шикает на меня и наклоняет голову вправо. Уайат уже танцует с Натали.

— Может быть, я просто переживаю за твоего брата. Могу сказать, что он положил на нее глаз, и я бы чувствовала себя ужасно, если бы ты его обыграл. Бедняга Уайат. Всегда второй после своего старшего брата.

Я смеюсь и качаю головой.

— Мы никогда не дрались из-за девушек. Из-за всего остального — да.

Она пожимает плечами, и я плотно прижимаю пальцы к ее бедру так, что чувствую кость. У Харпер перехватывает дыхание, и этот момент превращает мой мир на аттракцион. Я даже не знаю, едем ли мы или только собираемся. Мы врезаемся друг в друга, затем отскакиваем, и снова возвращаемся. Наклон головы, пропущенные вдохи, блестящие глаза. Вот как она выглядит сейчас. В эту секунду ее глаза сияют от желания, как будто она показывает мне, как проворачивает фокус. Как будто раскрывает мне всю правду.

— Кроме того, — говорит она тихо и мягко, — может быть, у меня возникло чувство территориальности^[27].

Мои губы изгибаются в улыбке, а сердце бешено колотится. «Территориальность» — мое новое любимое слово.

— Правда? — говорю я, когда мы начинаем медленно танцевать по кругу. Мой лучший друг где-то рядом, и мне плевать. Потому что эта женщина в моих руках. Она все, что я вижу, все, что слышу, и все, что чувствую. Потребность быть ближе к ней поглощает меня, уничтожая все остальное, и, прежде всего, причину, почему я должен держаться от нее подальше.

Ладонью она скользит к моей шее и начинает возиться с воротником моей рубашки.

— Твой смокинг хорошо выглядит, — говорит Харпер, затаив дыхание, и, как бы мне это ни нравилось, я также замечаю, что она не сказала «Ты хорошо выглядишь».

Между этими словами есть разница. Большая разница.

Пятна света играют на деревянном полу, когда песня подходит к концу.

— Так же, как и твое платье, — отвечаю я, блуждая взглядом по ее одежде и возвращаясь обратно к ее лицу. Я покажу ей, как это делается. Она просила меня научить ее. И я могу это сделать искренне — сделать ей комплимент так, как положено. Очарованный ее глазами, я говорю: — Ты выглядишь великолепно, Харпер.

Грудь Харпер поднимается и опускается напротив моей, я смотрю на ее рот, когда ее губы раскрываются, будто она выжидает, прежде чем что-то сказать. А когда она делает это, ее слова обрушиваются нервным беспорядком, но они все равно чертовски прекрасны, ведь она говорит:

— Ты выглядишь так сексуально.

Это все, что я могу понять. Щепка пространства между нами наполнена похотью. Оно туго натянуто от желания, и я уверен, что впервые это взаимно. Ее глаза ясны и сосредоточены на мне, только на мне, и хотя она и не умеет читать мужчин, она должна понимать, что между нами происходит. Я перестал бороться с этим.

Это все, что я понимаю.

Я горю для нее. Везде. Мои руки, грудь, кожа. Я так сильно хочу эту девушку. Пальцами я повожу по ее ключице и пробегаю ими по свободно спадающему локону ее волос. Я приближаюсь, наклоняя голову к ее уху:

— Хочешь уйти отсюда?

Кто-то стучит вилкой по стеклу. Отец Спенсера прочищает горло:

— Спасибо всем, что пришли.

Нас как будто ударяет током, мы отскакиваем друг от друга, и это больно. Абсолютно, безумно больно, тем более, я не уверен, что эта эрекция когда-нибудь пропадет. Но как только я фокусирую взгляд на лице отца женщины, которую хочу увидеть под собой… ага… сделано… все пропало.

Мгновенный убийца эрекции.

Фух.

Он говорит тост, затем я, а затем жених и невеста разрезают торт, который испекла моя мама, и в какой-то момент мой телефон легко жужжит в кармане.

Я ускользаю подальше от толпы, чтобы увидеть одно слово, которое Харпер прислала в ответ, состоящее только из двух прекрасных букв.

Принцесса: Да.

Глава 16

Я вышагиваю по ярко-освещенному вестибюлю у стойки регистрации, ожидая, когда она тоже оттуда ускользнет. Но через две, три, четыре минуты после ее сообщения, все еще нет признаков девушки в синем платье.

Я взвешиваю варианты. Вернуться на прием и посмотреть на нее как Капитан Очевидность. Отправить смс, спрашивая, что случилось как Нахальный Хрен. Или пойти в бар как Крутой и Легкомысленный Парень.

Прежде чем я делаю очевидный выбор в пользу виски, телефон мигает, оповещая о новом сообщении.

Принцесса: Поймана в ловушку очень пьяной Джен. Дай мне пару минут. Встретимся на темной лестнице? У торгового автомата на втором этаже? В библиотеке? Под деревом на территории отеля?

Я улыбаюсь. Так похоже на Харпер.

И сейчас я собираюсь быть похожим на себя.

Я: Номер 302.

Как только оказываюсь в своем номере, я развязываю галстук-бабочку и расстегиваю две верхние пуговицы на рубашке. Бросаю пиджак на кровать, сбрасываю обувь и плюхаюсь на кровать.

Хватаю пульт.

Нет лучше времени, чем сейчас, чтобы узнать, что показывают по телевизору субботним вечером.

Переключившись на меню отеля, высветившееся на экране, узнаю, что могу не только посмотреть тонну повторов множеств кулинарных шоу и множество пошлых фильмов, но и заказать континентальный завтрак, запланировать день спа или отправиться на экскурсию по территории отеля по интерактивной карте.

Вау. Звучит очень увлекательно. Не уверен, что смогу сдержать свой восторг от одного только предложения осмотреть территорию отеля через плоский экран телевизора.

Это убивает десять минут. От Харпер по-прежнему нет ответного сообщения.

Просматривая некоторые приложения, мне удается вырезать еще пять минут из моего вечера, прежде чем я снова смотрю на сообщения.

И вот тут я замечаю, что мое последнее сообщение не отправилось. Вот черт. Я сажусь, пытаясь отправить смс, которое по какой-то причине не прошло.

Но прежде чем я успеваю даже нажать на кнопку, в мою дверь стучат. Когда я прохожу несколько метров, чтобы открыть ее, за дверью я нахожу Харпер в синем платье, с полураспущенными волосами и одной рукой за спиной.

Она не теряла времени.

— Моя «молния» застряла. И ты так и не сказал мне, где бы хотел встретиться, но я вспомнила, что видела номер твоего этажа, когда мы заселялись, и постучала в несколько дверей, рискнув, а кто-то в коридоре спросил, есть ли у меня шоколад и клубника, которую они заказывали, и, очевидно, что нет, но это звучало так хорошо, и вот она я, думаю о клубнике и ищу твой номер в то время, когда моя «молния» застряла.

Улыбка озаряет мое лицо от слов, что она только что сказала, но я обращаю внимание на последние.

— У тебя застряла «молния»?

Она поворачивается и показывает мне этот спутанный искореженный беспорядок из попавших в «молнию» прядей рыжих волос. Я хватаю Харпер за руку, тяну в свой номер и веду ее к кровати. Усаживая Харпер, я осматриваю «молнию».

— Твои волосы попали в «молнию».

— Я знаю, — говорит она, фыркнув. А затем продолжает уже мягче: — Ты можешь это исправить?

— Да.

Она облегченно вздыхает.

— Как все это произошло? — я отбрасываю несколько распущенных прядей с ее спины. На платье есть две тонкие бретельки, а ее плечи открыты. Кожа Харпер бледная, и я хочу поцеловать ее.

— Я была в своем номере, — говорит она, когда я начинаю работать над застежкой-«молнией», аккуратно вытаскивая несколько прядей из зубцов.

— Я думал, Джен загнала тебя в угол.

— Так и есть, но потом я сбежала, и поскольку не получила от тебя ответа, то пошла в свой номер, чтобы переодеться во что-нибудь другое и распустить волосы, а когда начала снимать платье, волосы застряли, вот так все и произошло.

— Мое сообщение не отправилось. Я написал тебе, в какой номер идти, — говорю я, освобождая ее волосы.

— Правда? — спрашивает Харпер, и я слышу улыбку в ее голосе.

— Да. После того, как ты отправила мне свой список мест для встреч.

— Я все равно тебя нашла. Хотела тебя найти, — произносит она заветные слова, и я замираю, мои руки останавливаются на «молнии».

Найти меня.

Вот то, чего я от нее хотел, чтобы на нее сошло озарение, и Харпер увидела, что я тот, кого она хочет.

— Ты хороший детектив. Я принесу тебе клубнику, покрытую шоколадом, если хочешь, — дразню я.

— Прямо сейчас я не хочу ее. Я хочу кое-что другое.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я, возобновляя свою работу, практически затаив дыхание, надеясь, что она хочет того же, что и я.

— Я хочу, чтобы ночь с тобой не заканчивалась.

Глава 17

Она пришла за мной… и ее волосы застряли в «молнии» платья. Сначала я должен сосредоточиться на второй части. Покачиваю собачку в одну сторону, затем в другую, затем обратно до тех пор, пока, наконец, не освобождаю ее волосы и расслабляю «молнию».

Но я не расстегиваю ее. Пока нет. Вместо этого я убираю все волосы с ее спины.

— Твоя «молния» в порядке, — говорю я Харпер, когда прижимаю пальцы к ее обнаженному плечу.

— Твои руки, — бормочет она. — У тебя хорошие руки. Ты знаешь, что с ними делать.

— Я знаю, что с ними делать, и что я хочу ими сделать, — говорю я, пока пальцами скольжу к краю ее плеча. Даже это маленькое прикосновение до сумасшествия меня заводит. — И, черт возьми, я так сильно хочу к тебе прикоснуться.

— О, Боже, пожалуйста, прикоснись ко мне, — наконец, эти заветные слова срываются с ее губ.

Искры везде. Просто повсюду — они освещают мою кожу, распространяются внутри меня, словно пожар. Я провожу левой рукой вниз по ее руке. Маленькие волоски на ее руках встают дыбом, пока я поглаживаю ее мягкую кожу, направляясь к ее запястьям. Я кладу свою руку поверх ее, и Харпер раскрывает пальцы. Я переплетаю наши пальцы, и у нее перехватывает дыхание.

Этот звук возбуждает меня и мне хочется никогда не переставать касаться ее.

Я сжимаю ее руку, и это чувствуется одновременно эротичным и романтичным — мне никогда в жизни так сильно не нравилось держаться за руки. Кажется, каждая ее клетка тянется ко мне, каждый мой нерв вспыхивает для нее. Никогда раньше я не был так уверен, что чувства взаимны. Никогда.

Харпер плотно обхватывает пальцами мою ладонь, и я почтикончаю. Прижимаюсь губами к ее шее, и мой разум затуманивается от желания.

— О, — нежно стонет она.

На вкус она чертовски хороша. Свободной рукой провожу пальцами по ее мягким, шелковистым волосам, скольжу носом по ее шее, вдыхая ее, позволяя ее аромату окутать меня, словно он — лучший наркотик. Она не пахнет весной, ее запах напоминает мне мед, апельсины и все мои фантазии. Я кусаю ее шею, легонько щелкаю языком по коже. Необходимость поцеловать ее везде управляет мной.

Ее плечи поднимаются и опадают, дыхание быстро учащается, а пальцы сильнее сжимают мою руку. Я усыпаю поцелуями всю ее шею, вытягивая стоны и вздохи, и эти вздохи сводят меня с ума. Они говорят мне о том, как много она в это вкладывает. Сколько еще она хочет.

Я умирал, как хотел поцеловать ее губы, почувствовать перед собой ее тело. Теперь, вот она, одна в моем гостиничном номере, пришла за мной, и это поражает меня. Это все, чего я хотел, и я отказывался верить, что это может случиться.

— Харпер.

— Да, — ее голос звучит мечтательно.

— Что бы ты сделала, если бы я поцеловал тебя прямо сейчас?

Я спрашиваю не потому, что не уверен, и не потому, что боюсь, что она этого не хочет. Причина в том, что, как я узнал, она очень любит говорить о поцелуях.

Она легко и мягко мне отвечает:

— Я бы, наверное, растаяла.

Или, возможно, растаю я.

Я отпускаю ее руку, поворачиваю лицом ко мне и попадаю в ловушку ее глаз — таких открытых, таких уязвимых и таких чертовски жаждущих. Я провожу большим пальцем по ее щеке и чувствую, как она дрожит. Ее губы раскрываются, и в эту секунду я хочу наброситься на ее рот своим, но также хочу еще больше продлить предвкушение этого. Потому что в ее глазах я вижу столько потребности, столько желания, столько всего, чего я жаждал получить от этой девушки, все те вспышки, что я видел в последние несколько недель. Я хочу, чтобы она почувствовала все это. Прочувствовала каждую секунду этого момента перед тем, как я ее поцелую.

Но я не могу больше ждать.

Я прижимаюсь губами к ее губам, и моя температура поднимается. Я целую ее мягко и нежно, пальцами исследуя ее, касаясь лица. Целовать ее наедине, когда никто не смотрит, получить ее разрешение сделать это за закрытыми дверьми — полнейший восторг. Это привилегия — знать эту ее часть, эту сторону, которую она так редко показывает. Сторону, куда она меня впускает, и где она перестает сдерживаться.

Мы так необыкновенно хорошо подходим друг другу, наши губы нетерпеливые и жадные. Харпер одновременно такая голодная и такая мягкая. Вскоре этого темпа становится недостаточно, и я проскальзываю языком между ее губ. Она открывает их для меня, и это поразительно. Ее язык встречается с моим. Наше дыхание смешивается. Мы оба стонем в одно и то же мгновение, потому что это так чертовски сильно возбуждает. Это так чертовски хорошо. Я целую ее сильнее, глубже. Посасываю ее сексуальную нижнюю губу, когда она поднимает руки и проскальзывает пальцами в мои волосы. Харпер вовсе не сексуальная штучка. Она просто горячая и возбужденная, разрывающаяся от нужды. Еще она грубая, когда сжимает пальцами мой затылок и притягивает меня ближе, будто не может насытиться моими поцелуями.

Я тоже не могу ею насытиться.

Поцелуи никогда не были такими. Они никогда не были такими хорошими, такими возбуждающими. Я пьян от нее, опьянен вкусом, ее языком, ее ртом и ее сладостью.

Черт возьми, Харпер любит целоваться. И она права. Она тает. Она тает для меня, и я хочу ее, как помешанный. Ее теплое, гибкое тело в моих объятиях похоже на воду — она двигается со мной, скользит по моей груди, прижимается к каждому сантиметру моего твердого тела. Я могу только представить, каково это будет, когда мои губы окажутся на ней, чтобы исследовать каждый ее миллиметр, чтобы свести ее с ума при помощи языка.

Харпер стонет, и я проглатываю этот звук. Она извивается и прижимается еще ближе. Ее грудь упирается в мою, а пальцы играют с моими волосами на затылке. В какой-то момент она целует меня так сильно, что вжимает мои очки мне в нос.

— Ой, — тихо восклицаю я, разорвав поцелуй.

— Прости, — говорит она.

Я отстраняюсь от нее, кладу очки на ночной столик и возвращаю свое внимание к Харпер, пробегая пальцами по рукам, заставляя ее дрожать.

— Я почти никогда не видела тебя без очков, — мягко говорит она, изучая меня.

— Я выгляжу, словно другой парень?

Она качает головой, затем берет мое лицо в ладони и проводит пальцами по моему подбородку.

— Нет. Ты похож на себя, и ты выглядишь очень хорошо. Мне нравится целовать тебя, — ее голос мягкий и полон красивой похоти, которая нагревает мою кожу и сжигает кости.

Ее губы сливаются с моими, и этот бешеный темп возвращается. Этот поцелуй воспламеняется, набирает скорость и мчится на совершенно новый уровень. Харпер издает самые сексуальные звуки, когда стонет и бормочет, полностью поглощенная нашим поцелуем. От этих звуков я хочу ее еще сильнее, хотя не думал, что можно так сильно жаждать человека.

Но я жажду. Чертовски сильно жажду.

Пальцами она касается моей щетины, когда мы пожираем друг друга. Я хватаю Харпер за бедра и перемещаю ее так, чтобы она села на меня, оседлав. Я одурманен ею. Могу чувствовать ее везде, и хочу сделать с ней все.

Я почти уверен, что она хочет того же самого, потому что прижимается к моему стояку, и вся проклятая одежда, которая на нас надета, трется об меня. Слишком много гребаных слоев. Не знаю, куда нас приведет сегодняшняя ночь, как далеко мы зайдем или как быстро, но сейчас я даже не могу думать. В данный момент я хочу быть с ней. В каждый момент, включая этот, где мои руки находят свой путь к краю платья и проскальзывают под ткань.

Я прерываю поцелуй.

— Чулки, — шепчу я, как загипнотизированный.

— Тебе нравятся чулки.

— Нравятся, и ты меня убиваешь, — пальцами я скольжу по ее ногам, и она обрушивается на меня поцелуем.

Я становлюсь еще тверже, когда она упирается в меня. Затем еще тверже, когда достигаю краешка ее чулок. Это получулки, и я хочу взглянуть на них, посмотреть на них, уставиться на них, разинув рот. Но я не отодвигаю ее от себя. Нет никаких шансов, что я сделаю это. Не тогда, когда она дышит так быстро, и каждый ее вдох быстрее, чем предыдущий. Не тогда, когда Харпер трется о мой член. И не тогда, когда я провожу ладонями по ее восхитительной заднице, скользнув по кружевной ткани.

Она вскрикивает и прижимается лицом к моей шее. И стонет, когда я сжимаю эти сочные ягодицы.

— О, Боже, — шепчет Харпер, ее голос напряжен, пока она раскачивается на мне.

— Значит, тебе это нравится? — риторически спрашиваю я, хватая ее за задницу. Я уверен, что ей это нравится. Уверен, что она любит это.

— Так сильно, — ее голос срывается, и этот момент открывает отчетливые, грешные возможности.

Я хватаю ее юбку спереди, комкаю материал в мгновение ока и задираю его до талии. Ее ноги до сих пор широко разведены, она все еще верхом на мне, все еще толкается в меня. Я возвращаю руки к ее заднице, и я будто управляю ею, двигаю сладкое, горячее тело по выпуклостям моего твердого члена. Это просто Харпер в мокрых трусиках трется об меня.

— Объезди меня, Принцесса, — шепчу я ей на ухо. — Объезжай меня до тех пор, пока не кончишь.

Я вознагражден еще одним «О, Боже», когда она начинает двигаться быстрее, тереться сильнее, ускоряя темп. Она хватает мое лицо ладонями, сжимает мой подбородок, держится за меня, пока мы занимаемся петтингом^[28]. Все в ней меня заводит — ее потребность, ее желание, дикая похоть, звуки, которые она издает, и эта задница. Она впечатляющая — твердая, и в то же время чертовски мягкая. Я крепко сжимаю ее плоть так, как ей нравится, и она издает сексуальный писк.

— Я, блядь, обожаю твою задницу, — грубо говорю я.

Харпер стонет что-то невразумительное.

Запускаю свои пальцы внутрь кружева на ее спине, направляя ее движения, заставляя ее быстро и дико объезжать мою эрекцию.

— Ты близко, не так ли?

— Да, — кричит она. — О, Боже, Ник. О, мой Бог!

Это последние слова, которые я могу разобрать. Остальные просто шум: чистый, плотский звук того, как она подходит к краю, а затем трепещет и дрожит, когда кончает на мне. Так сильно. Харпер кончает так чертовски сильно на мне, прямо в одежде, и сила трения — это все, что ей потребовалось, чтобы кончить. Я пропускаю ее волосы сквозь пальцы, гордость пробирает все мое естество, когда я вижу румянец на ее щеках и дрожь в теле. Я хочу запомнить каждую деталь того чувства, что я заставил ее испытать подобное в первый раз.

По правде говоря, еще я хочу нарисовать ее. Потому что она выглядит удивительно красивой.

— Я хочу заставить тебя кончить снова. Хочу услышать, как ты сходишь с ума и заставить тебя рассыпаться на части, — говорю я, пока она тяжело дышит в моих объятиях.

Она проводит пальцами по моему лицу и прижимает свои губы к моим.

— Я хочу все это.

Моргнув, она спускается с вершины блаженства. Ее голубые глаза округляются, словно она удивлена тем, что только что занималась петтингом со мной. Что, на мой взгляд, было чертовски удивительным, но я понятия не имею, что она думает по этому поводу. Я напрягаюсь, ожидая, что Харпер проскользнет обратно в ту броню, которую она так хорошо носит.

Вместо этого она обхватывает руками меня за шею. Ладно, так намного лучше. Затем она говорит:

— Я хочу сказать тебе кое-что.

Глава 18

Я никогда не был большим фанатом этих слов, но пришло время и мне надеть свою защитную броню. Я обнажаю меч юмора и размахиваю им.

— Ты хочешь раздеть меня догола и согрешить со мной?

Она улыбается и кивает:

— Да.

Что ж, я буду придерживаться этой тактики. Раз уж это конкретное оружие, если вы понимаете, что я имею в виду, в полной боевой готовности.

— Отлично. Начни отсюда, — говорю я, указывая на ремень.

Харпер смеется, а затем сжимает мои плечи и понижает голос так, будто собирается раскрыть какой-то секрет:

— А теперь серьезно. Я должна признаться. Как только я узнала ее имя, то сразу же прочла новую книгу Джей Кэмерон.

Вздохнув, я провожу рукой по волосам, не зная, почему мы снова вернулись к этой теме.

— Правда?

В ее глазах пляшут искорки озорного восторга.

— Книга такая восхитительная. Такая возбуждающая. И мне стало любопытно, — продолжает она, и, возможно, я не против того, что она сейчас обсуждает мою бывшую. Нет, если эти книги возбуждают ее больше, чем приводят в бешенство. Черт, может быть, я должен подарить ей одну.

— Что тебя заинтересовало?

Харпер садится прямее на мне так, будто собирается сделать Большое Заявление.

— Я знаю, что это может шокировать тебя, учитывая, что ты видел, как здорово я могу выглядеть с застрявшими в «молнии» волосами и несущей вздор, — говорит она, а затем переходит на шепот. — Но меня никогда не привязывали к холодильнику. И я никогда не делала этого на столе.

— И ты этого хочешь?

— В том-то и дело, — говорит она с волнением. — Я знаю только то, на что мне нравится смотреть. О чем я люблю читать. У меня есть идея, чего бы мне хотелось. Но… — она позволяет своему голосу затихнуть.

— Но что? — спрашиваю я, потому что умираю, как хочу узнать, что произойдет после.

Она вздыхает, сжимает губы вместе и говорит, поглаживая матрац:

— До двадцати лет я была девственницей. У меня был секс только с двумя парнями, и ни один раз с ними не был запоминающимся. Я ни разу не занималась сексом на кухонной стойке, в сушилке или даже в кровати отеля.

Может, дело в темноте ночи, может, в ней, может, просто в том, что лучше секса с женщиной, которую ты хочешь, может быть только разговор о сексе с женщиной, которую ты хочешь. Или, возможно, в том, что она по-настоящему открывается мне. Возможно, поэтому и я открываюсь ей.

— Мне было двадцать, когда я впервые занялся сексом, — поглаживая матрац, говорю я, рассказывая то, чем не делюсь со многими, потому что это личное.

Мгновенно ее глаза округляются.

— Ты серьезно?

— Нет, я вру, — говорю я с сарказмом.

Харпер толкает меня в плечо, тем самым чуть не опрокидывая на кровать.

— Прекрати. Я хочу узнать правду.

— Я был на втором курсе колледжа, когда, наконец, лишился девственности.

— Ты был поздним цветочком, — говорит она, с чем-то вроде удивления в голосе.

— До этого девушки были для меня полной загадкой. Я не знал, как вести себя с ними или что говорить. Похоже на то, как ты себя иногда чувствуешь, — я понимаю, что, может быть, мы с Харпер не такие разные. Я просто преодолел свою неловкость рядом с противоположным полом раньше, чем она.

Она дарит мне милую улыбку.

— Думаю, у нас есть кое-что общее. Среди многого другого, — говорит она, и моя грудь нагревается, когда она придвигается на несколько сантиметров ближе. — Она тоже была второкурсницей?

Я качаю головой и смеюсь.

— Нет. Она была аспиранткой. Она была ассистенткой преподавателя в моем классе анимации.

Взгляд Харпер становится мечтательным.

— Она научила тебя всему, что ты знаешь?

Я размышляю над ее вопросом, и ответ большое «НЕТ». Но с нее началось мое обучение в области женщин. Она сыграла важную роль в этом, показывая мне способы и рассказывая каждую мелочь, которая сводила ее с ума. Я следовал ее указаниям, и это был лучший чертов предмет, который я когда-либо изучал. Любой парень, который думает, что он автоматически знает, как угодить женщине — самовлюбленная задница. Каждая женщина — единственная в своем роде. Каждая женщина по-своему возбуждается и получает удовольствие. От ассистентки преподавателя я узнал основы: как слушать женские сигналы, как дать женщине то, что ей нужно, как заставить ее желать большего и большего.

Я не говорю этого Харпер. Разговор мне нравится больше, когда речь идет о нас.

— Не против, если бы мы не будем говорить о других женщинах? — спрашиваю я, повторяя ее настрой, который у нее был в поезде по дороге сюда. — Я бы лучше поговорил о том, что мы только что сделали, и что еще я могу сделать с тобой.

Она сглатывает и переводит дыхание.

— Когда я сказала, что касание твоих рук в Центральном парке было самым близким к сексу действием, что у меня было за последние годы, я это и имела в виду. Секса у меня было не так уж и много. Но я хочу, Ник. Я действительно хочу, — говорит она, и ее голос невероятно мягок. — Просто у меня такое чувство, что я не знаю, что делаю.

Я подношу палец к ее подбородку и приподнимаю его, чтобы наши взгляды встретились.

— Ты была потрясающей, Харпер. Ты объездила меня, как чемпион по конному спорту. Я обожаю каждую секунду этого. Подожди. Я обожаю каждую миллисекунду, — я качаю головой. — Нет, каждую наносекунду.

Она усмехается, а затем так же быстро стирает улыбку со своего лица.

— Объезжать тебя было легко. Но кроме этого, я хочу узнать, что тебе нравится и что ты хочешь. Я хочу узнать, что нравится мне. Я только могу сказать, что, как мне кажется, мне может нравиться. Боже, я люблю смотреть на пошлые картинки, сексуальные фотографии и неприличные гифки, так что я думаю, что у меня есть отличная идея.

— Значит, в конце концов, по ночам ты не сворачиваешься клубком вместе со своей колодой карт, — говорю я, устремив на нее удивленный взгляд, когда касаюсь ее пальцев. — Ты хочешь сказать, что много занималась однорукой работой за компьютером?

Эта озорная улыбка возвращается на ее лицо, сияя в полную мощь.

— Моя история веб-поиска — дань уважения самым развратным материалам «Тамблера», — признается она.

— Мне нужно это увидеть. Мне нужно точно знать, на что ты любишь смотреть. И посмотреть это с тобой.

— Вот, к чему я клоню, — она останавливается, чтобы перевести дыхание, а затем высоко поднимает подбородок. — Вот почему я продолжала спрашивать тебя о том, что тебе нравится, и сейчас хочу попросить тебя о чем-то еще, раз уж тебе понравилось то, что мы только что сделали.

И тут я как будто слышу щелчок. Оно выстреливает, как стартовый пистолет.

— Научить тебя. Ты хочешь, чтобы я научил тебя, — говорю я, мой голос хриплый и полон желания.

Ее глаза озорно сверкают.

— Да.

Ее слова отражаются эхом от другого «Да», которое я слышал сегодня. Мы на свадьбе ее брата, и я дурачился с сестрой лучшего друга. За долю секунды я чувствую вспышку вины, как предупреждающий знак на шоссе. Впереди опасность. Но черт. Это так чертовски тяжело думать о ком-то, кроме Харпер, когда она со мной. По правде говоря, это нелегко и в остальное время. Мое желание Харпер похоже на искривленный пульт дистанционно управления, который щелчком возвращает все каналы обратно к ней.

Кроме того, завтра Спенсер улетает на Гавайи, и то, чего он не знает, не может ему навредить. Тем более, мы с Харпер не обидим друг друга. Мы знаем счет, и все в нашей игре выигрывают.

Я отбрасываю лишние сомнения.

Провожу рукой вниз, лаская ее идеальную грудь.

— Ты хочешь поднять наши уроки на ступеньку выше и узнать, что тебе нравится.

— Да, — говорит она, копируя меня, пальцами играя с пуговицами моей рубашки. Черт, это так здорово. — И что нравится тебе.

— Позволь мне подумать об этом, — я тяжело вздыхаю, смотрю в потолок, а затем на нее. — Я думал об этом долго и упорно…

— Долго и упорно. Вот, что я чувствовала, пока объезжала тебя, как звезда родео.

Я с благодарностью киваю.

— О, это будет долго и упорно. Особенно рядом с тобой и твоим пошлым ротиком, — говорю я и провожу пальцем по ее губам.

Она всасывает мой палец.

— А еще я в принципе пошлая. Я хочу это сейчас использовать. Каждым возможным способом.

— Ты пришла к правильному мужчине, — говорю я ей. — И ты кончишь с правильным мужчиной. И будешь кончать снова и снова… и снова.

Харпер дрожит и начинает расстегивать мою рубашку.

— Но я хочу, чтобы ты тоже кончил.

— Не беспокойся обо мне. И да, очевидно, что я научу тебя всему, что угодно, — я не могу сказать ничего, кроме «да». Мое страстное желание к Харпер похоже на болезнь. Любой доктор скажет вам, что единственный путь к выздоровлению — принять полную дозу лекарства. В моем случае лекарство — это она. Может быть, я приму несколько доз, чтобы быть в безопасности. Несколько уроков, и я буду излечен и готов снова вернуться к тому, чтобы быть друзьями.

— Я научу тебя всему, что ты хочешь знать. При одном условии, — говорю я, изогнув бровь.

Ее глаза округляются.

— Что бы это могло быть?

Я прочищаю горло, изображая преподавательский тон.

— Мне понадобиться ваша полная приверженность плану урока на следующей неделе, — говорю я со всей серьезностью. — Вы согласны на это, мисс Харпер?

Она серьезно кивает, вживаясь в свою роль в этой импровизированной игре.

— Я — очень хорошая ученица. Что вам еще нужно… профессор Хаммер?

Я одобрительно улыбаюсь прозвищу, которое она мне дала.

— Полная сосредоточенность. Прилежно выполненная домашняя работа. Тщательная подготовка. И готовность быть отшлепанной, если отклонишься от плана урока.

Она пододвигается ближе, обнимает меня руками и говорит восхитительно непослушным голосом хорошей девочки.

— Вы можете отшлепать меня, даже если я не отклонюсь от плана урока.

О, святой ад. Харпер Холидей собирается стать звездой в моей школе горячего, развязного секса.

— Я ставлю тебе пять с плюсом, пока что, — говорю я строгим тоном. — И ожидаю, что ты заработаешь золотые звезды в моем интенсивном курсе на следующей неделе.

Она отстраняется и говорит уже сама за себя.

— Это займет всего неделю?

Я покусываю ее шею.

— Кот из дома^[29], — шепчу я, надеясь, что смысл моих слов понятен. Я говорю своим обычным голосом, поэтому мы оба на одной волне. — Нам просто легче сделать это на следующей неделе, не так ли?  

— Конечно, — быстро говорит она. — Это имеет смысл, профессор Хаммер^[30]. Значит ли это, что вы вобьетесь в меня?

Харпер смеется, и я тоже задыхаюсь от смеха, потому что, наконец, недосказанность моей фамилии используется правильной женщиной.

— Гарантирую это. На самом деле, я думаю, что мы должны начать твой курс прямо сейчас, и у меня на уме есть один очень конкретный урок.

— Что это? — спрашивает она, немного задыхаясь от волнения.

Я наклоняюсь ближе и трусь бородой об ее щеку.

— Хочу раздеть тебя догола, чтобы я мог попробовать каждый миллиметр твоей кожи. Хочу раздвинуть твои ноги и заставить тебя кончить на моих губах, — говорю я, когда подношу ее руки к своему лицу, и заканчиваю мысль. — И на моем лице.

Она задыхается и сжимает бедра вокруг моих ног.

— Сейчас, — говорит она, будто отдает приказ.

Я возвращаюсь к «молнии» на ее спине. Новый виток похоти переполняет меня, когда я спускаю собачку вниз, в первый раз раздевая ее. Я успеваю расстегнуть «молнию» всего на несколько сантиметров, когда трель телефона звучит с кровати.

— Черт побери, — бормочет она и тянется к своему телефону. — Позволь мне просто посмотреть, кто это может быть в два часа ночи.

Харпер скользит пальцем по экрану, падает на кровать и закрывает лоб рукой, бормоча:

— Джен.

Она впихивает телефон мне в руку. На экране высвечивается смс.

Джен: Все ушли. Я думаю, что мне сейчас станет плохо. Пресвятой фарфор. Помоги :(

Я перекатываюсь набок, и в моих венах полно разочарования.

— Иди, позаботься о своей подруге, — говорю я, хотя думаю, что Джен выигрывает золотую медаль, как обломщица года. — Но завтра, Харпер? Твой первый урок — выключай свой телефон. Затем ты получишь полноценную порцию множественных оргазмов. Это понятно?

Харпер хватает воротник моей рубашки, притягивает меня к себе и говорит:

— Да, — а затем дарит мне самый жаркий поцелуй на ночь.

Я дрочу, когда она уходит.

Это очевидно.

Глава 19

На следующий день в поезде она украдкой бросает на меня взгляды.

Нас окружает семья. Мои родители, родители Харпер, ее подруга-обломщица Джен с жутким похмельем. Мои братья и сестры расселись в первых нескольких рядах вагона.

Харпер сидит у окна рядом с моей сестрой, и я сажусь прямо напротив нее. Меня убивает быть так близко к ней. Раскладываю воскресную газету на своих коленях, признавая, что сегодняшний кроссворд служит двум целям. Отвлечение и сокрытие. Я заполняю поле ответом на вопрос, а затем гляжу на сексуальную рыжую, которую намерен трахнуть множеством способов.

Склонив голову над электронной читалкой, Харпер покусывает уголки своих губ, пока мы мчимся вдоль побережья Коннектикута. Прядь волос падает на ее лоб, скрывая лицо. Короче говоря, она смотрит на меня, и ее глаза затуманены похотью.

Ее взгляд посылает через меня заряд, и я поправляю бумагу поверх своих бедер.

Я не решаюсь писать ей сейчас, потому что не знаю, кто может заглянуть ей через плечо и увидеть мои слова. Вероятно Уайат, и я с таким же успехом мог бы нанять сценариста, если бы это произошло.

Моя сестра печатает что-то на своем телефоне, а Уайат опирается на подлокотник и разговаривает с нашим папой через проход. Моя мама разговаривает с матерью Харпер, сидя в ряду позади нас, обсуждая, когда же родится первый внук Холидей. Как только эти слова попадают мне в уши, я отключаюсь и надеваю наушники. Перебираю свою музыку, охочусь за чем-то, что может занять меня в течение следующего часа, пока поезд грохочет вдоль побережья, направляясь в Нью-Йорк.

Когда группа Band of Horses появляется в моем плейлисте, замираю и вспоминаю, как, сидя в кафе, Харпер сказала, что ей нравится эта песня. Я оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что все заняты, и поднимаю телефон, быстро показывая ей экран.

Я вознагражден милой улыбкой, а затем одними губами она произносит: «Люблю эту группу».

Она возвращается к своей книге, а я поднимаю карандаш, готовый разгадать еще больше загадок. Краем глаза замечаю, как она скользит большим пальцем по экрану. Затем подносит свой палец ко рту и рассеянно проводит им по нижней губе.

Желание обрушивается на меня со всей силы и не ослабевает. Я бы сделал все, что угодно, лишь бы схватить ее за руку, затащить в уборную поезда и зацеловать до беспамятства. Потому что я знаю, что она делает. Она вспоминает, как я коснулся ее, как поцеловал, как она дала себе волю со мной прошлой ночью.

Харпер задерживается в своих воспоминаниях, и мне интересно, осознает ли она это. Ее глаза устремлены на экран, но сама она ерзает на своем месте так, будто возбуждена.

Этот поезд — словно смирительная рубашка. А я так хочу прикоснуться к Харпер и поговорить.

Она снова поднимает голову и встречается со мной взглядом. Одними губами я спрашиваю: «Ты влажная?».

Харпер отвечает без слов. Просто кивает. Когда она возвращает свой взгляд к экрану, на ее губах появляется легкая улыбка. И она словно «говорит» мне, что ей очень понравилось то, что мы сделали прошлой ночью.

Она быстро поднимает глаза, встречаясь с моим взглядом, возможно, для того, чтобы оценить мою реакцию. После быстрого сканирования пространства, чтобы убедиться, что никто не смотрит, я один раз облизываю губы, и этого достаточно, чтобы дать понять, где сейчас находятся мои мысли.

Ее плечи дрожат, она моргает и, кажется, заставляет себя сосредоточиться на книге.

Этого безмолвного обмена достаточно, чтобы последняя унция концентрации, что осталась во мне, исчезла. Я даже не могу притвориться, что возвращаюсь к кроссворду. Не тогда, когда все, о чем я могу думать, это о том, какая она на вкус. Я закрываю глаза, и, слушая музыку, прокручиваю воспоминания о прошлой ночи, как на экране. Это лучше шоу с рейтингом Х^[31], которое я когда-либо видел.

Проходит нескончаемый час постоянного стояка, когда поезд с грохотом заезжает в Гранд-Централ и останавливается. У нас уходит больше времени, чем я хочу, чтобы выбраться отсюда, потому что мы все вместе бредем по платформе, блуждаем по терминалу, охотимся на поздние воскресные такси или машины. Наша компания распадается, ведь кто-то направляется в центр города, кто-то — на Верхний Ист-Сайд, а кто-то — в Вест-Сайд, как Харпер, Джози и я.

Я позволяю своей сестре сесть посередине салона такси и всю поездку вспоминать свои любимые моменты со свадьбы. Мы пересекаем город, и светофоры благосклонно освещают нам путь, затем едем вверх к Центральному парку. Я выхожу первым, отдаю сестре деньги за такси, затем прощаюсь легким и непринужденным тоном. Не задерживаясь горящим взглядом на женщине, которую хочу. Не делаю ничего, чтобы не раскрыть свои карты.

Когда захожу домой, я достаю телефон, чтобы написать ей сообщение. Но еще слишком рано, ведь Джози живет в пяти кварталах отсюда, и они все еще вместе в машине. Я бросаю свою сумку, писаю, мою руки и хватаю несколько презервативов. Держу пари, Харпер ими не запасается.

Проверяю время.

Джози уже должна была выйти, значит, Харпер одна. Обычно я не стал бы дважды думать над текстом сообщения. Но с таким количеством людей, которые знают нас обоих, мы должны быть осторожны.

Я: Через двадцать минут начнется шоу, которое тебе нравится.

Схватив ключи, я направляюсь к двери. Но когда хватаюсь рукой за дверную ручку, я останавливаюсь. Резко вдыхаю, когда понимание всей ситуации ударяет меня. Это причиняет мне боль. Действительно ранит. Но я — терпеливый человек. Вынимаю презервативы из кармана и бросаю на кухонную стойку, отбрасывая возможность секса, когда убираю их.

Ей нужны уроки соблазнения. И один из самых важных уроков — ожидание. Кроме того, существует так много способов заставить ее кончить.

Подъезжаю к ее дому, и Харпер впускает меня внутрь. Когда подхожу к двери и стучу, она открывает ее, и я совершенно точно уверен, что рычу гортанно как животное из-за того, как она выглядит. Ее лицо покрасневшее, щеки покрыты румянцем, волосы в беспорядке ниспадают на лицо. Она переоделась в шорты и белую футболку.

— Привет, — говорит она.

Я не оглядываюсь. Меня не заботит декор ее крошечной квартиры. Блуждаю по ней взглядом, но не новый наряд ее выдает. Ее выдает румянец на щеках. Я закрываю за собой дверь, прикасаюсь носом к ее груди и веду им вверх по ее телу к уху и резко шепчу:

— Ты мастурбировала, пока ждала меня, не так ли?

Отодвигаюсь назад и вижу ответ в ее глазах. У нее этот пойманный с поличным взгляд, и, ох, я бы отдал все, что угодно, лишь бы прийти к ней на несколько минут раньше.

Харпер сглатывает и кивает.

— Ты злишься на меня?

Я качаю головой, хватаю ее за запястья и прижимаю их к телу, а ее саму — к стене у двери. А сам телом прижимаюсь к ней.

— Чувствуешь, что я зол?

— Ты на ощупь твердый.

Я вжимаюсь в нее, и с ее губ слетает рваный стон, когда Харпер чувствует мою эрекцию.

— Я никогда не буду злиться на тебя из-за того, что ты кончила. Но скажи мне кое-что, почему ты не могла подождать? — в моем тоне нет гнева, только пульсирующее любопытство. Я хочу услышать ее ответ. Я трусь об нее своими бедрами.

Она стонет, и ее глаза трепещут под закрытыми веками.

— В поезде я была так возбуждена. Я могла думать только об этом.

Наклоняю голову к ее груди и отпускаю одно запястье, чтобы задрать вверх ее футболку. Прижимаюсь губами к ее груди, а затем кусаю мягкую плоть.

— О чем ты думала, когда кончала?

— О тебе.

То, как она это сказала, распыляет поток желания под моей кожей.

— Что я с тобой делал?

— Что Я с тобой делала.

Это меня останавливает. Я поднимаю голову.

— Что ты со мной делала?

В мгновение ока она опускает руку и надавливает на меня, пытаясь погладить мой член через джинсы. Я шиплю. Блядь, это так приятно.

— Я опустилась на колени и взяла тебя в рот, — отвечает она, и мой член практически готов надавать мне по голове за то, что я оставил презервативы. О чем я только думал, желая быть терпеливым? Я хочу быть внутри нее всю ночь. Хочу использовать один, два, три презерватива или больше. Она чертовски горяча, и мой разум плавает в море похоти.

— Ты хочешь это сделать? Хочешь, чтобы я включил это в наш план урока? — протягиваю руку к ее маленьким шортам, расстегиваю пуговицу и опускаю «молнию».

— Да. Очень сильно. Я хочу дать тебе именно то, чего ты хочешь, хочу сделать все домашнее задание.

Я и не думал о таком задании. А ведь минет от Харпер — именно то, чего я хочу больше всего. Но не сейчас.

Я встречаюсь с ней взглядом и приподнимаю бровь.

— Рад это знать. Но тебе придется подождать. Ведь я сказал, что сначала позабочусь о тебе, и, Принцесса, я не передумаю только потому, что ты так чертовски сильно меня завела.

— Я так возбуждена, — хнычет Харпер, обхватывая мое лицо, пробегая пальцами по бороде, как в ту ночь возле ее дома. Интересно, когда она прикасалась ко мне в прошлый раз с целью разведки, это было так же, как и сейчас, — с огнем в кончиках пальцев, с похотью, проходящей по ее телу, с той же дозой бушующих гормонов, которые я чувствую.

— Ты когда-нибудь кончала больше одного раза?

— В день?

Я закатываю глаза, кратко усмехнувшись.

— Нет. Предполагаю, что эти пальчики полируют жемчужину больше одного раза в день. Скажем, через тридцать минут. В том смысле, что один за одним?

Она качает головой.

— Не думаю, что смогу.

— Все бывает в первый раз.

Дергаю ее шорты вниз до колен, и они падают на пол. Харпер выходит из них, и я медленно отхожу, чтобы посмотреть на нее. Провожу рукой по своему подбородку. Она такая ошеломляющая. Ее ноги длинные и подтянутые, и на ней черные кружевные трусики с розовым бантом спереди. Это изящно и сексуально одновременно. И это для меня.

Моя температура зашкаливает.

— Значит, ты была так возбуждена и не могла дождаться, — говорю я, будто рассуждая над темой. Провожу рукой вниз по ее животу, а затем скольжу ладонью под футболку, пальцами исследуя ее мягкий живот.

Она дрожит, когда я прикасаюсь к ней.

— Я была такой мокрой, Ник.

Я мурлычу и с трудом выдыхаю.

— Уверен, ты все еще мокрая. Держу пари, ты еще влажнее от того, что я здесь. Я прав?

Харпер сглатывает и кивает.

— Выясни это, — говорит она, покачивая бедрами и потираясь об меня.

Проклятье, эта женщина — огонь. Она сексапильна везде. Вот как я хочу. Я готов разбиться вдребезги. Я спускаясь пальцами ниже и начинаю играть с маленьким бантиком. Ее глаза пылают желанием, горячей, дикой потребностью. Я запускаю палец под резинку ее трусиков, поглаживая кудри волос на ее лобке. Она задыхается, когда я скольжу пальцем между ее ног.

Похоть вонзается в меня со всех углов, кажется, будто она вторгается в каждую мою клеточку. Потому что она такая чертовски мокрая. Такая великолепная.

— Посмотри на себя. Посмотри, какая ты влажная, даже после того, как кончила, — говорю я, скользя пальцами по райскому блаженству.

Пока я глажу ее скользкую сладость, Харпер хватает меня за руки, переплетая пальцы вокруг моего бицепса. Ее дыхание касается моей щеки. Ее влажность покрывает мои пальцы, когда я скольжу ими по ее киске, затем мягко поднимаюсь к клитору. Когда я прикасаюсь к нему, она отчаянно стонет.

— Ты чувствовала себя так же, когда трахала себя пару минут назад?

Она качает головой.

Я быстрее потираю ее набухший клитор.

— Вот так?

Харпер покачивается на моей руке.

— Нет. Даже не близко.

Пальцами я исследую ее, скольжу по шелковистому теплу. Тот факт, что она возбуждена, сводит меня с ума.

— Сколько времени тебе потребовалась? Когда ты представляла, как сосешь мой член.

— Немного, — она с трудом дышит. Ногтями она впивается в мою кожу, а телом прижимается ко мне.

Боже мой, я еще даже не вошел в нее пальцем, а она уже приближается к краю. Ее ноги дрожат, дыхание прерывистое, а глаза закрыты.

Еще одна волна удовольствия проходит по всему телу, когда я вхожу в нее пальцем.

— О, Боже, — вскрикивает Харпер, опускаясь на мои пальцы.

— А как насчет этого? — я добавляю еще один палец и сгибаю его так, чтобы нажать на точку, которая отправит ее парить. — Было ли так, когда ты трахала сама себя?

— Нет, Боже, нет, даже близко нет.

Она сжимается вокруг моих пальцев.

— Стань дикой, Харпер. Трахни мою руку.

Она стонет, сжимая мои бицепсы, насаживаясь на мои пальцы, трахая меня в безумном, лихорадочном темпе. Харпер сжимается вокруг меня, такая тугая, такая горячая, такая чертовски великолепная. Затем она кричит, и этот дикий, великолепный звук заставляет меня желать стянуть свои джинсы вниз и похоронить свой член внутри нее прямо в эту секунду. Мой член дрожит, умоляя освободить его из тюрьмы, в которую я его запер.

Но отсутствие презервативов означает, что я могу продолжать делать свою любимую работу — сосредоточиться на ней. Когда ее запыхавшееся дыхание замедляется, а стоны переходят в бормотания, Харпер открывает глаза. Я прижимаюсь губами к ее губам, целуя впервые за сегодня. Она так же хороша, как и вчера вечером. Может быть, даже лучше.

Она прерывает поцелуй.

— Боже мой, Ник. Что ты со мной сделал?

Ее голос слегка охрипший, а глаза восторженно сияют. Это именно то, что я всегда хотел увидеть. Вчера вечером я увидел это впервые, и мне нравится, как она выглядит, когда я заставляю ее кончать — безумно счастливой и красивой.

Я осторожно убираю пальцы, подношу их ко рту и пробую ее вкус. Соленый и сладкий, такой чертовски вкусный.

— Ты хотела узнать, что тебе нравится. Я показал тебе, что тебе очень нравится, когда я добираюсь до твоей точки G, Принцесса, — шепчу я, а затем обхватываю ладонью ее голую задницу. И слышу сладкое бормотание, когда поднимаю ее. — Обхвати меня ногами.

Харпер делает это, скрещивая ноги на моей заднице.

— Ты собираешься трахнуть меня вот так?

— У меня на тебя другие планы.

Ее квартира крошечная, поэтому я отношу ее к дивану, стоящему рядом, и аккуратно опускаю на бархатную поверхность. Харпер погружается в подушки, ее тело выглядит расслабленным и теплым, вероятно, из-за того, как сильно она кончила. Богатый оттенок фиолетового обрамляет ее лицо. Красные и серебристые подушки лежат на диване. Все эти цвета кажутся идеальными для нее. Они соответствуют ее индивидуальности — яркой и незаурядной.

Но в эту секунду, когда я встаю на колени на пол между ее ног, положив руки на каждое ее колено, я думаю не о ее индивидуальности.

— Ты знаешь меню того, что мне нравится, Харпер?

— Меню «шведского стола»?

Я киваю.

— Мне по-прежнему нравится все, но если придется выбирать…

Глава 20

— Снимай свою футболку, — говорю я ей.

Она качает головой, подается вперед и дергает за мою рубашку, в мгновение ока стягивая ее через голову. Ее желание раздеть меня посылает горячий заряд в грудь, прямиком к моему члену. Она бросает рубашку на пол и кладет мои очки на столик в углу.

— Ты такой сексуальный, Ник, — говорит Харпер, а затем виновато улыбается. — Я говорила это вчера вечером. Я, должно быть, похожа на сломанную пластинку.

— Скажи это снова. Мне нравится слышать это от тебя.

Она наклоняется вперед и кладет руки мне на грудь. Я дрожу, и мои глаза закрываются. Хочу насладиться этим моментом, когда она впервые касается моей голой груди. Мое дыхание учащается, когда она проводит ногтями по груди, обводя тигра по контуру.

— Мне нравится смотреть на тебя, — шепчет она. — Когда я рассмотрела твою татуировку на своем телефоне, то захотела прикоснуться к ней.

Мои глаза распахиваются от признания, что она была неравнодушна ко мне тем летом.

— Правда? Тогда?

Харпер кивает, проводя ногтями вниз по моей груди до пресса.

— Так хорошо? — спрашивает она, встречаясь со мной взглядом, но ее вопрос напоминает мне о причине этого. У нас может быть связь, но я здесь потому, что она хочет узнать, что и какие парни ей нравятся.

— Да, — говорю я, когда пальцами она прослеживает линии между кубиками моего пресса. — Ты отлично справляешься.

— Я помню, как в ту ночь лежала на этом диване, просматривая свои фотографии и увеличивая их. Я водила пальцем по экрану, думая о том, как коснулась тебя в парке, просто ради шутки. Даже за эти несколько секунд мне понравились ощущения под моими пальцами. Все, чего мне хотелось, — коснуться тебя снова. Узнать, понравится ли тебе… это… — говорит она, опуская руки к моей талии. Чистое удовольствие наполняет мой мозг.

— Мне нравится, — я хочу, чтобы этот момент продлился еще немного, пока ее мягкие, талантливые пальчики исследуют мое тело. Я хочу быть ее игровой площадкой. Но чем дольше она меня касается, тем более уязвимым я становлюсь, и тем больше понимаю, что мои чувства к ней гораздо глубже.

Я дотягиваюсь до ее футболки и снимаю через голову.

Мой член сейчас практически умоляет о свободе и как умалишенный пытается согнуть тюремные решетки. От ее груди меня отделяет один слой черного атласа. Она расстегивает лифчик, и стон вырывается из моей груди, пока я смотрю на это. Ее грудь совершенна. Она не большая. Она не маленькая. Она просто идеальна. Сливочная кожа и розовые, торчащие соски, призывающие мой рот. Я опускаю голову к ее груди и посасываю каждый вкусный бугорок, пока руками путешествую по ее бедрам.

— Я собираюсь потратить много времени на знакомство с этими красавицами, но прямо сейчас хочу ощутить вкус между твоих ног, — я провожу пальцами вверх по ее бедрам, к ее влажному, горячему центру.

— Ник, — начинает Харпер, и нервные нотки снова возвращаются в ее голос. — Я никогда не кончала так раньше.

Это мои любимые слова. Они возбуждают меня почти так же, как и неизведанная территория женского оргазма, особенно у этой женщины. Шанс стать первым, кто испытает этот сладкий момент ее сокрушения, похож на выигрышный лотерейный билет. Внезапно, собственнические чувства охватывают меня, и я хочу быть единственным, кто узнает эту ее часть. Я хочу, чтобы ее удовольствие принадлежало мне и только мне.

— Что ж, это скоро изменится, не так ли?

Она улыбается, и эта порочная улыбка полна плотского восторга.

— Именно об этом я думала в ту первую ночь, когда мы слали друг другу секс-смс, — говорит она, и я начинаю гореть. Будоражащее воспоминание обрушивается на меня, когда она подтверждает то, что я и так подозревал.

— Ты и понятия не имеешь, сколько раз я представлял, как ласкаю языком твою киску, — я провожу кончиками пальцев по ее бедрам. — Но есть кое-что, что я хочу, чтобы ты сделала, когда я опущусь вниз.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — спрашивает она, затаив дыхание, будто нуждается в моих наставлениях.

— Когда тебе действительно нравится то, что я делаю, когда это сводит тебя с ума и заставляет просить о большем, ты должна сказать мне об этом, хорошо? — она кивает. — Я знаю, что ты любишь говорить пошлости, и хочу услышать их все. Чем больше ты поддашься своему возбуждению, тем больше будешь наслаждаться каждой секундой того, что я буду делать с тобой, и тем сильнее будет твой оргазм.

Она кивает несколько раз.

— «Сильный оргазм» звучит чертовски хорошо.

— О, поверь мне, это будет хорошо для нас обоих. Позволь мне подсказать тебе несколько фраз. Первое, что приходит в голову, — сухо говорю я, и она хихикает. — Ты можешь говорить «это так хорошо», или «я собираюсь трахнуть твое лицо, Ник», или «я собираюсь чертовски сильно кончить прямо на твоем лице».

Ее глаза загораются и мерцают чистым озорством. Я прокладываю дорожку из поцелуев по внутренней стороне ее бедер.

Она дрожит. Мне нравится такой ответ.

Поцелуями поднимаюсь все выше по ее ноге, и пьянящий запах ее возбуждения начинает усиливаться. Я потираюсь лицом напротив нее, позволяя почувствовать щетину ее мягкой кожей.

— Это… — стонет Харпер низко и протяжно. — Мне нравится это.

Я усмехаюсь, когда скольжу руками под ее задницу, накрывая ладонями эти сочные ягодицы.

— Это тоже, — говорит она быстро, вздыхая.

Я сжимаю ее зад.

— Тогда скажи мне, нравится ли тебе это, — говорю я, потому что больше не могу ждать. Целую ее киску, и она дергается напротив меня.

— О, Боже, да!

Это лучший ответ в мире.

Я слегка щелкаю языком по клитору, затем провожу длинную, вкусную линиювниз по розовой плоти, затем возвращаюсь назад, втягиваю клитор между губ и сосу его. Она стонет.

— Мне нравится все это. Твой язык, твое лицо, твои губы, — шепчет она, прерывисто дыша. — Так сильно.

Как и мне. Я возбужден сильнее, чем когда-либо, пока целую ее сладкий, горячий центр. Клянусь, я пью ее, глотаю ее влажность, и я весь в ней. Она самая опьяняющая девушка, что когда-либо у меня была, и заводит меня еще сильнее, когда проскальзывает пальцами в мои волосы. Харпер плотно обхватывает ими мою голову.

Ее вкус наполняет мой рот, и похоть беспощадно разливается по моему телу, пока я ее вкушаю. Ее вкус вызывает привыкание. Она лучше, настолько бесконечно лучше моих самых развратных фантазий. Она вся настоящая, мокрая и теплая, пока раскачивается напротив моего лица. Харпер сжимает меня крепче, толкается в меня сильнее, и я облизываю, сосу, целую и пожираю ее вкусную киску.

Уверен, что она уже на пределе. Уверен по тому, как опустились ее ноги. По тому, какой влажной она становится с каждым поглаживанием моего языка. По этим диким звукам, вырывающимся из ее рта. Мне нужны все силы, чтобы отвлечься на секунду и напомнить ей:

— Скажи мне. Скажи мне, что тебе нравится, — рычу я, а затем возвращаюсь к ней.

И вот тут она дает себе волю. Она сжимает мои волосы, крепко обвивает ногами мою шею и трахает, трахает, трахает мой рот.

— Я собираюсь трахнуть твое лицо, — кричит она. Как только эти пошлые слова слетают с ее губ, я понимаю, что она готова. — О, Боже, я собираюсь так сильно кончить на твоем лице.

И она кончает на моих губах, языке, моем рте и моем подбородке. Мое лицо просто похоронено в ней, когда она пульсирует вокруг меня такая мокрая, такая безумная, и, надеюсь, чертовски удовлетворенная.

Это касается и меня. Я чертовски удовлетворен, тем более, что я смотрю, как она опускается с высоты своего оргазма. Ее губы раскрыты, дыхание частое, одной рукой она проводит по своим волосам, а другой по своим великолепным сиськам. На эту картинку я мог бы дрочить снова и снова — Харпер в восторге от моего рта, и в ней нет ни капельки застенчивости, пока она ласкает себя, плавая на волнах удовольствия.

Я мысленно делаю фотографию. Я определенно нарисую это чуть позже. Не осуждайте меня. Я всего лишь одержим коллекционированием женских лиц во время оргазма, с… ну, всегда. И Харпер похожа на Святой Грааль.

Поэтому я решаю повторить это. Не давая ей возможности возразить — не то чтобы она собиралась — я снова прижимаюсь к ней губами, и Харпер снова стонет, тяжело дышит и извивается напротив меня, погружаясь в новый оргазм всего через несколько минут. Судя по ее диким звукам и сумасшедшим крикам, этот оргазм так же хорош, как и предыдущий. Когда я смотрю на нее, она кажется потерянной в мире блаженства.

Отлично.

Я прижимаюсь губами к ее бедрам, мягко и нежно целуя, затем снимаю ботинки и присоединяюсь к ней на диване, приподнимаю ее ноги и кладу их на свои. Так мы и лежим на диване, спутавшись вместе. Я притягиваю ее ближе к себе, обнимая одной рукой, пока она тяжело дышит.

— Думаю, что буду называть тебя Принцесса Множественные Оргазмы. Договорились?

Она сверкает сонной улыбкой.

— Так долго, пока будешь продолжать зарабатывать право называть меня так.

Я притворяюсь, что снимаю шляпу.

— Я посвятил себя служению тебе, — прижимая ближе, я целую ее в висок. — Подожди. Ты не возражаешь, что я поцеловал тебя после того, как сделал это? Я вроде как вымазан тобой прямо сейчас.

С ее губ слетает легкий смешок.

— Я довольно сильно сжимала твое лицо, словно в тисках, и ты думаешь, что я против того, что ты меня целуешь?

— Когда ты так говоришь…

Харпер поворачивается в моих объятиях, и ее глаза темнеют.

— Поцелуй меня снова, — шепчет она.

И я повинуюсь, потому что слишком рад тому, что мои губы исследуют все ее тело. Я стону, когда она берет поцелуй под контроль. Харпер ненасытна, и целует меня так, будто я ее обед, и от этого я становлюсь охренеть каким возбужденным. Она поднимает руки к моим плечам и пригвождает меня к месту, прижавшись ко мне своим восхитительным телом. Ее кожа такая теплая, а губы безумно ненасытные. Ладонью она проводит по моей груди, ногтями скользя по волоскам на ней, и через несколько секунд эта рука оказывается на моих джинсах, расстегивает пуговицу, опускает «молнию», а затем тянет их вниз.

Я не в силах сопротивляться. Не то чтобы я хотел, прошу заметить. И дело вовсе не в сексе. Я просто не могу. Потому что эта девушка управляет кораблем. Она стягивает мои джинсы до колен, а затем снимает их. В мгновение ока Харпер разрывает поцелуй и смотрит на меня, вытянувшегося на ее диване.

— Почему ты не сказал мне? — спрашивает она с нотками обвинения в голосе.

— О чем? — смущенно спрашиваю я. — Не сказал тебе о чем?

Харпер обхватывает мой ствол своими тонкими пальцами, и я со свистом выдыхаю.

— Черт, — стону я, когда она касается моего члена.

— Что обладаешь членом такого размера, — говорит она, ухмыляясь, как самая непослушная девчонка.

Что я могу сказать? Никто никогда не жаловался на размер моего агрегата, и я просто рад, что Харпер нравится то, что скрыто под джинсами.

— Фух. Я думал ты… не знаю… разозлилась на что-то.

Она качает головой, пока ласкает меня.

— Не разозлилась. Просто взбудоражена от восторга, — она водит рукой вверх и вниз по моему члену. — Взволнована тем, что объезжу тебя.

Дрожь сокрушает мое тело, я обхватываю ее лицо ладонями и запускаю руку в волосы.

— Тебе не нужны никакие уроки. Ты говоришь именно те пошлые слова, которые меня возбуждают, — я наклоняю голову в сторону члена, ставшего огромным в ее руке. — Почувствуй это. Ты чувствуешь, каким твердым я становлюсь, когда ты говоришь такое?

Она стреляет в меня сексуальной улыбкой.

— Все то, что я хочу сделать, было только в моей голове. Сейчас я хочу попробовать все это. С тобой.

— Мы можем попробовать все, что ты хочешь, но сегодня я не принес презервативов.

Харпер надувает губы, а затем начинает набирать обороты, крепче сжимая свою руку.

— Скажи мне, насколько сильно тебе это нравится.

— Работа рукой?

— Да.

— Давненько у меня этого не было. Но будет лучше, если немного его увлажнить.

Она отпускает меня на секунду, а затем опускает руку себе между ног. Святой ад. Она смазывает меня… собой. Потрясенный этой девушкой, я откидываю голову назад на диванную подушку. Возвращая руку на мою эрекцию, она размазывает свою влагу по всей моей длине.

— Вот так? — спрашивает она с сексуальным придыханием.

— Да, так просто отлично, — говорю я, толкаясь в ее ладонь. Даже не помню, когда в последний раз кто-то удовлетворял меня рукой. В какой-то определенный момент жизни это заканчивается, и вы становитесь профессионалом траханья и минета. Но от того, как она сжимает мой член — покручивая запястьем, скользит вверх и вниз по стволу — я чувствую по всему телу горячие искры и задаюсь вопросом: «не пропал ли я»?

В работе рукой…

Или, может быть, я пропал в ней. Потому что то, как она на меня смотрит, блуждая взглядом между моим лицом и членом, будто оценивая свою работу и проверяя мою реакцию, заставляет меня желать послать все к чертям. Сдаться и позволить ей делать со мной все, что она хочет прямо сейчас. Позволить ей прикасаться ко мне в любом месте и в любое время.

— Расскажи мне, что тебе нравится в минете, чтобы я могла дать тебе то, о чем фантазировала, — говорит Харпер, приподнимаясь и подталкивая мои бедра, а затем становится на колени между моих ног. Все это время она не выпускает из рук мой член, и я чертовски благодарен ей за приверженность этому делу.

Я стону, когда большим пальцем она ловит капельку смазки, выделяющейся из головки члена, а затем размазывает ее по всему стволу, смешивая свое возбуждение с моим. То, что она делает, так сексуально.

— Много языка, — говорю я, пытаясь собраться с мыслями. — Мне нравится, когда ты хорошо и плотно обхватываешь губами мой член и облизываешь его, когда двигаешься вверх и вниз.

— М-м-м. Звучит восхитительно, — шепчет Харпер, двигая рукой вверх. Ее глаза пылают от желания, пока она наблюдает за мной.

— Мне нравится, когда ты заглатываешь, если можешь.

Она взволновано вздыхает.

— Глубоко? Тебе нравится глубоко?

От этих слов мое тело начинает излучать электричество. Глубоко.

— Черт, да. Я хочу касаться задней стенки твоего горла, — стону я.

Она начинает двигать рукой быстрее, и это ощущается словно тугой, горячий тоннель. Я толкаюсь в ее кулак, стиснув зубы, когда желание вонзается в меня.

— А как насчет этого? — говорит Харпер, когда подносит другую руку к моим яйцам, беря их в ладошку и играя с ними.

— Обожаю это, — выдыхаю я. — И люблю когда ты лижешь их.

Харпер двигает рукой быстрее, поднимаясь к головке и опускаясь обратно.

— Но тебе не нравится работа рукой?

— Теперь нравится. Действительно, черт возьми, нравится, — говорю я со стоном, пока трахаю ее руку. Мне, пожалуй, придется пересмотреть свою позицию в том, что минет лучше, потому что рука Харпер просто взрывает мне мозг. Но когда я опускаю взгляд на красные шаловливые губы, я уверен в том, чего хочу. — Знаешь, что делает работу рукой действительно замечательной?

— Что? — спрашивает она, и ее голос такой чертовски нетерпеливый.

Я кладу руку на ее затылок и встречаюсь с ней взглядом, а затем говорю:

— Когда ты берешь мой член в рот.

В ту же секунду Харпер обхватывает губами головку моего члена, и из меня вырывается стон. Долгий, голодный стон, который, похоже, длится вечно. Она следует моим инструкциям, плотно сжимая губы и лаская меня языком. Одним стремительным движением она глубоко меня заглатывает. Удовольствие проходит по всему моему телу, пробегает по венам и разжигает меня повсюду.

Похоже на внезапное нападение. Засада оргазма. У меня даже нет времени позволить ей поднять голову. Я просто сильно кончаю, задержавшись в ее горле на несколько секунд.

— Черт, Харпер, — задыхаюсь я, и она сильнее всасывает мой член, пока не проглатывает все до последней капли. Она проводит длинную линию языком по всей длине, а затем поднимает голову. Но, Господи, благослови ее грешное сердце, ведь она до сих пор держит руку на моем члене, заставляя мое тело дрожать, даря мне последний толчок оргазма. Харпер усмехается и выглядит словно кошка, съевшая целый клан канареек.

Я провожу рукой по своим волосам, невнятные слова слетают с моих губ, пока тело гудит от лучшей, совместной с минетом, работы рукой, которая у меня когда-либо была.

— Или… да… так тоже хорошо. Такие минеты мне тоже нравятся, — говорю я невозмутимо.

Харпер откашливается.

— Значит ли это, что я могу тебя называть Принц Кончаю Быстро?

Я шлепаю ее по заднице, посмеиваясь.

— Я больше не заработаю этот титул. К тому же, ты сильно меня возбудила своими волшебными пальчиками.

Мы оба смеемся еще сильнее, а затем она прижимается ко мне. Черт, это тоже довольно фантастично. Харпер сворачивается рядом со мной. Мы лежим так несколько минут, а затем ее живот урчит, и я провожу рукой по ее мягкому животику.

— Позволь мне сводить тебя поесть.

Она соглашается, и ужин с Харпер кажется идеальным способом завершения такого безумно прекрасного вечера.

Глава 21

— Мы все сделали неправильно, — Харпер качает головой и тяжело вздыхает.

— Заказали не ту еду? — спрашиваю я, когда уходит официантка с блокнотом в руке. Мы в итальянском ресторане в нескольких кварталах от моего дома. Он забит даже в воскресенье вечером, и повсюду бегают официанты, разнося тарелки с пастой.

—Нет. График активности, — говорит Харпер, ведя своей ступней вверх по моей ноге. Она флиртует, и я солгу, если скажу, что мне не нравится эта ее ласковая сторона. Она сидит напротив меня за столиком на двоих. Ресторан тускло освещен свечами, стоящими на красное-белой клетчатой скатерти.

— А-а-а. Ты имеешь в виду то, что десерт мы съели перед ужином?

— Да.

— Мы не следуем шаблонам. Мы их нарушаем, — говорю я, когда Харпер достает кусочек хлеба из корзинки. На ее щеки ниспадают свободные пряди волос, выбившиеся из хвостика. После того, как мы прибрались, она переоделась, надев обегающий зеленый свитер, джинсы и коротенькие сапожки на высоком каблуке. Всю дорогу до ресторана я боролся с собой, чтобы не проверить, действительно ли ее задница реальна. Жаль, что я провалил этот тест.

Подождите. Нет, совсем не жаль. Оно того стоило.

Она слегка пожимает плечами.

— Мне тоже понравился этот обратный график. Сегодня мне понравилось все, — мягко говорит она. — Но серьезно, — ее голос затихает. — Тебе понравилось?

Я усмехаюсь.

— Это слишком мягко сказано. Я обожаю каждую секунду всего, что мы сделали.

Харпер улыбается, а ее голубые глаза начинают сверкать.

— Я хочу, чтобы тебе все это нравилось, потому что для меня это было потрясающе.

— Для меня было так же, — говорю я, и у меня возникает соблазн скользнуть рукой через стол и взять ее за руку. Но меня что-то останавливает. Может быть, это потому, что все это слишком похоже на то, что делают парочки. Она хочет быть временными любовниками, учителем и ученицей, и все, чего я хочу, это снять ее с главной роли, которую она играет во всех моих сольных полетах. Еще несколько ночей, и я определенно смогу отдать Харпер Холидей второстепенную роль, а затем полностью понижу ее до эпизодического появления, а затем, бам, и она перестанет занимать так много драгоценного места в пошлой части моего мозга. Которая, очевидно, самая большая. А пока что я сконцентрируюсь на наших уроках. — Давай вспомним сегодняшний урок. Мы практиковались в пошлых разговорах. Оказывается, ты рождена для этого.

Она гордо расправляет плечи.

— Ты также узнала, что можешь получить множество оргазмов, один за другим.

— За час у меня было четыре, — говорит она с большой ухмылкой.

— Выпендрежница, — дразню я, а затем останавливаюсь. — Подожди. Один ты получила сама.

— И он считается, ведь глядя на тебя в поезде, я так завелась.

И вот так просто, я снова готов для нее. Она — маленький сексуальный кекс, и я хочу укусить ее.

— И еще ты узнала, что точка G — не миф.

— Я верю, что это успех, — говорит она, отрывая от хлеба кусочек и засовывая его в рот. Прожевав, она понижает голос. — Хочешь узнать еще одну вещь, которая, как я поняла, мне нравится?

— Хочу, — говорю я, и мои мышцы напрягаются, но не от беспокойства, а от ожидания. Я хочу узнать ее. Что ей нравится. Что ей не нравится. Что заставляет ее чувствовать себя хорошо.

Ее глаза фокусируются на мне.

— Смотреть, как ты раздеваешься для меня, — говорит Харпер уязвимым тоном, который она использует время от времени. Слабая улыбка трогает уголки ее губ и проникает прямо мне в сердце. Мы говорим о сексе, но, в то же время, и нет. Она говорит кое-что еще, кажется, что-то о том, что значит открыться кому-то, впустить его. Или, может, я просто хочу так думать. Я почти хочу, чтобы у меня было дешифрующее кольцо Харпер, чтобы я мог перевести то, что она только сказала той части меня, которая хочет узнать, что это может означать. Но я не уверен, что знаю, как связаться с той частью. В течение долгого времени, в отношениях с женщинами, я был сосредоточен лишь на том, как свести их с ума. С Харпер я хочу, чтобы этого было еще больше, но еще я хочу чего-то другого.

Большего.

Хотя я знаю, что никогда не получу этого с ней, поэтому не стоит зацикливаться на этом. Вместо этого я беру кусок хлеба, откусываю от него, чтобы не сказать ничего разоблачающего в ответ. Официантка приносит бокал вина для нее, пиво для меня и прерывает этот серьезный момент.

Остаток ужина проходит легко. Мы говорим о работе и фильмах, соглашаясь с тем, что в «Подозрительных лицах»^[32] был лучший поворот сюжета, затем говорим о книгах, и каким заклинанием Гарри Поттера мы бы хотели владеть больше всего. Мы оба выбираем способность к трансгрессии.

— Мгновенная транспортировка. Никаких больше самолетов, машин и никакого ожидания, — говорю я, нажимая указательным пальцем на стол для больше эффекта. — Мы бы могли отправиться на Фиджи прямо сейчас.

— Следующая остановка Бора-Бора.

Мы разговариваем даже о кроссвордах, и она удивляется, когда я говорю, что разгадываю его каждую неделю.

— Каждую неделю? — спрашивает Харпер, выгибая бровь.

— Когда ты подписывалась на эту поездку, ты думала, что получишь только красоту? — я жестом показываю на всего себя, а затем прижимаю палец к виску. — Тут еще есть мозги.

— Воскресный кроссворд действительно тяжелый.

Я пожимаю плечами.

— Мне нравятся головоломки, — как и Харпер. Порой она для меня большая загадка.

— Мне тоже, — добавляет она.

У нас так много общего, что это пугает.

***

После ужина мы прогуливаемся по Центральному парку. Вечерний воздух прохладный, и ночной ветер проносит шквал золотисто-коричневых листьев мимо наших ног.

— Мне нравится осень в Нью-Йорке, — размышляет Харпер, глядя на деревья, чьи листья пестрят различными цветами, покрывая нас, словно балдахином, пока я провожаю ее домой. — Это мое любимое время года.

— Почему?

— Я люблю осеннюю одежду и шарфы, — говорит она, когда каблуки ее сапог стучат по тротуару. — А еще осенние цвета — все оранжевое, красное и золотое. И воздух свежий, но не холодный. И больше всего из-за того, что, кажется, будто Манхэттен был создан именно для этого времени года.

— Как так?

— Это романтично. Это как если бы… — Харпер делает паузу, и, похоже, будто она увлеклась своими мыслями. Она замедляется и смотрит на меня. — Будто у Манхэттена и осени есть химия. Понимаешь, что я имею в виду?

— Как будто они должны быть вместе?

— Да. В точку. Нью-Йорк был создан для осени, — говорит она, когда высокая брюнетка и еще более высокий блондинистый чувак идут прямо на нас; рукой он обнимает ее за плечи. Мы с Харпер немного подвигаемся вправо, и ее взгляд на мгновение задерживается на них.

— И осень была создана для Нью-Йорка, — добавляю я, а затем подхожу к ней и обнимаю за плечи. — Тебе холодно?

Она качает головой.

— Уже нет.

Молчание опускается между нами до следующего квартала. Это странно, потому что обычно мы очень болтливые. Но это так приятно — гулять по городу, ведь Нью-Йорк предстает перед нами во всем своем великолепии элегантных зданий слева от нас и драгоценностями парка справа.

— Теперь это похоже на свидание, — говорит Харпер себе под нос, и мое сердце ускоряется, ударяясь о грудную клетку. Потому что мне очень нравится быть на свидании с ней. Больше, чем следовало бы.

Но когда я прокручиваю свои слова в уме, то задаюсь вопросом, не переусердствовал ли я с ней и не пересек ли черту, которую она не хочет пересекать.

— Все хорошо?

— Конечно, — говорит она так, будто разговаривает с тупицей. — Это по-прежнему уроки в свиданиях, не так ли? Я имею в виду, только потому, что мы добавили секс, это не значит, что наши уроки прекратились, верно?

Мое сердце тормозит, снова ударяясь о грудную клетку. Я говорю ему нахрен заткнуться, потому что не могу позволить этому выйти за рамки приличия и ожидать большего.

— Конечно, — говорю я спокойно, но теперь мне интересно, был ли этот ужин поддельным свиданием. Теперь она практикуется в свиданиях со мной? Секс — это одно, но пробные свидания беспокоят меня. Я не знаю почему.

— Я думаю, что сегодня вечером, ужиная с тобой, была довольно впечатляюща. Я не пролила на себя томатный соус. Не рассказывала никаких сумасшедших историй, и все время разговаривала вполне разумно, — говорит она, высмеивая себя.

Я издаю небольшой смешок и пытаюсь освободиться от всего, что играет в пинг-понг в моей голове.

— Ты была чертовски впечатляющей.

— Знаешь, что это значит? — спрашивает она со знающей улыбкой на лице.

— Не-а.

— Ну же. Попытайся догадаться, — говорит она, легонько толкая меня локтем в ребра.

Я терплю фиаско.

— Понятия не имею. Пусто.

— Но я думала, что тебе нравятся головоломки, — говорит она с ухмылкой на губах.

— Да, но это разгадать я не могу, — признаюсь я. Я не знаю, как играть в ее игру.

Харпер цокает языком.

— Это значит, — говорит она, затем останавливается, подходит ближе и хватает ворот моей рубашки, — что прошлой ночью, в твоем гостиничном номере, было наше первое свидание, а это — второе. И ты знаешь протокол третьих свиданий.

Мгновенный стояк!

Дешифрирующее кольцо сработало! Я понял. Сегодня вечером она надела свой плащ Принцессы Недомолвок, и завтра она хочет трахнуться. И вот на этом я и собираюсь сосредоточиться. А не на том дерьме со свиданиями, которое меня огорчает. Кроме того, нет никакой необходимости быть стервозным, если собираюсь заставить ее кончить на моем члене менее чем через двадцать четыре часа.

О, да. Я чувствую себя намного лучше с этими картинками, мелькающими в моей голове. Спасибо тебе большое, мозг.

Я обнимаю ее за талию.

— Я действительно знаю протокол третьего свидания и намерен ухаживать за тобой долго и правильно.

Затем, потому что хочу подарить ей вкус того, что будет завтра, и, может быть, еще потому, что хочу напомнить, что могу завести ее за секунду, я крышесносно ее целую прямо на улице Манхэттена, прижимая ближе к себе. Она трется тазом о мой стояк, и я почти шепчу ей на ушко пошлости о том, какая она влажная. Но я не хочу прекращать поцелуй. Я вообще не хочу останавливаться, и она, кажется, тоже.

Мы целуемся до тех пор, пока мимо, извергая плотный слой выхлопов, не проезжает автобус и разрушает момент.

Ее телефон гудит, когда мы отходим друг от друга, и она достает его из сумочки.

Харпер открывает рот от удивления, когда смотрит на экран.

— Это Саймон.

Я сжимаю кулаки и отвожу взгляд. Сжимаю челюсть, и прямо сейчас я его ненавижу. Он — парень, в которого она действительно влюблена. Черт, для него я ее тренирую, не так ли? На мгновение мне хочется, чтобы он ей не так уж и сильно нравился, чтобы он ее подвел, причинил ей боль, и тогда она прибежит ко мне. Но я чувствую себя ужасно, желая этого.

— Как мистер Хемсворт? — спрашиваю я, едва скрывая горечь в своем тоне.

— Он всего лишь подтверждает информацию о предстоящей вечеринке, — мягко говорит Харпер. — Она на этой неделе. В субботу утром, вообще-то, — Харпер показывает мне сообщение, и не то чтобы мне нужно было его увидеть. Это на самом деле деловое сообщение, и я чувствую себя тупицей от того, что позволил себе заблудиться в дебрях ревности.

Но на экране появляется новое сообщение.

Саймон: Не хочешь выпить кофе на днях?:)

Он использовал чертов смайлик. Я хочу рассечь воздух кулаком в победном жесте, потому что это полная и абсолютная причина отказать ему.

— Что со смайликом?

— Это мило, — говорит она, и кажется немного мечтательной, будто ей это нравится.

Все, хватит. Я рявкаю:

— Не ходи. Не трахайся с ним.

Она резко поднимает голову и смотрит на меня так, будто у меня две головы. Змеиные головы, судя по моему язвительному тону. Она упирает руки в бедра.

— Что, черт возьми, это значит, Ник?

Я потираю подбородок. Пытаюсь отпустить ревность, но эта ревность основана не на пустом месте.

— Пока нет, хорошо? Не трахайся с ним, пока не трахнемся мы, — говорю я, сохраняя такой грубый тон, какой только могу. Я не могу допустить, чтобы Харпер увидела, как мысль о том, что ее трогает кто-то другой, съедает меня живьем.

— Я бы никогда этого не сделала, — ее голос наполнен болью.

— Ну, я-то откуда знаю?

Она сильно толкает меня в грудь, отпихивая.

— Ты что, с дуба рухнул? Серьезно. Я же сказала, что не спала ни с кем несколько лет. Я сказала, что едва знаю, что делать в постели. Я не буду спать с тобой и с кем-то еще в одно и то же время. Я даже не собираюсь встречаться с ним прямо сейчас. Я никогда не буду с тобой и с кем-то еще. Никогда.

И я мудак.

— Как и я, — мягко говорю я. — Я тоже не хочу быть с кем-то еще прямо сейчас, и я не имел в виду то, что ты этого хочешь.

Харпер смотрит на меня и вздыхает. Ее взгляд, похоже, смягчается, но руки скрещены на груди. Я еще не прощен.

Я протягиваю руки и обнимаю ее. Она позволяет мне обнимать себя, но не отвечает взаимностью.

— Просто мы никогда не говорили о том, что не будем встречаться с кем-то, пока делаем это, что бы это ни было.

— Я не думала, что нам нужно это обсуждать. Разве не очевидно, что мы не будем? Я не буду. Ты не будешь. Все просто. Это даже не правило, которое нам нужно устанавливать. Просто так есть.

Черт возьми, она говорит четко и решительно, и становится ясно, что она из себя представляет, и это цепляет меня.

Я так сильно облажался с этой девушкой. И не просто облажался. Я облажался во всем.

***

Вернувшись домой, я пишу ей сообщение.

Я: Прости. Я вел себя, как мудак.

Я принимаю душ, ложусь в кровать и хватаю свой телефон. Ответа нет, и я могу думать лишь о том, как сильно все испортил.

Глава 22

Я просыпаюсь, как мне кажется, слишком рано. Когда хватаю свой телефон с тумбочки, в груди появляется лучик надежды. А затем он разбивается от отсутствия ответа.

Черт.

Надеваю шорты и пуловер, завязываю свои кроссовки и втыкаю в уши наушники. Я бегаю по Центральному парку, держа телефон в руке, пока всходит солнце, пробуждая Манхэттен.

Все еще нет ответа.

Добираюсь до спортзала для быстрой тренировки, затем возвращаюсь в свою квартиру и опустошаю стакан воды. Вытираю пот со лба, когда звенит мой телефон. Делаю глубокий вдох. Я очень надеюсь, что она больше не злится.

Снимаю блокировку экрана, вижу ее имя и нажимаю на сообщение.

Принцесса:Доброе утро :) :) :) :) :) :) :)''

Смеюсь над тем, как она заваливает меня шквалом смайликов.

Я пытаюсь ответить тем же, напечатав «привет» и добавив смайлик. Но. Я. Не. Могу. Этого. Сделать. И, очевидно, мне и не нужно. Еще одна смс приходит через несколько минут.

Принцесса: Вчера я уснула сразу же, как только переступила порог своей квартиры. По-моему, множественные оргазмы — лучший рецепт крепкого ночного сна. Кстати, почему «член» — это оскорбление?

Я: Это хороший вопрос.

Принцесса: Я думаю, что «член» нужно использовать во благо, и хорошо о нем отзываться.

Я: Это делает тебя представителем члена? Распространяя информацию о несправедливом использовании мужского придатка в качестве оскорбления?

Принцесса: Да. Я собираюсь начать использовать слово «член» как комплимент. Начнем. Ник, ты — член. А еще, мне нравится твой член.

И Харпер возвращается вместе со своим пошлым остроумием. Моя смс-Харпер. Моя шаловливая волшебница. Я печатаю ответ, предлагая новое оскорбление.

Я: А как насчет «задницы»? Подожди. Забудь. «Задница» страдает от той же незаслуженной судьбы. Это слово никогда не должно было быть оскорблением. К тому же, мне нравится твоя задница. Хотя, «любовь» может быть более подходящим словом, чтобы выразить всю глубину моего восхищения этой частью твоего тела.

Я быстро отправляю это сообщение, а затем добавляю:

Я: А еще, позволь мне извиниться за прошлый вечер. Я был таким… придурком.

Принцесса: Ты извинился еще вчера, все в порядке. Я не расстроена. Клянусь. Я просто рада, что мы на одной волне.

Я: Так и есть.

Принцесса: Не будет никого другого.

Я: Как и у меня. И еще, Харпер?

Принцесса: Да?

Я: Иногда ты спрашиваешь меня, нравится ли мне то, что мы делаем, и я хочу, чтобы ты знала, что все, что ты делаешь в постели, меня заводит… твой рот, твое лицо, твои волосы, твое тело, то, как ты ко мне прикасаешься, то, как ты реагируешь на мои ласки… это все одно большое сексуальное возбуждение.

Ее ответ приходит через несколько секунд.

Принцесса: Теперь я чувствую этих бабочек…

И я улыбаюсь, как дурак.

Я: Сегодня вечером я свожу тебя куда-нибудь. Куда ты хочешь пойти? Ужин? Кино? Занятие на цирковой трапеции? Художественное шоу? Музей? Прогулка в конном экипаже?

Принцесса: Ничего из вышеперечисленного. Но у меня есть идея. Я бы с радостью спланировала наше свидание.

Она сообщает мне время и говорит, что позже отправит более подробную информацию. Я начинаю собираться на работу и пишу ей сообщение. Кое-что, что я всегда хотел ей сказать.

Я: Кстати, я все еще чувствую твой вкус на губах…

Через минуту мне приходит ее ответ. Я стону, когда похоть проходит сквозь меня. Эта фотография не могла быть более совершенной — это светло-голубые трусики, которые болтаются на ее лодыжках. Я не знаю, надевает ли она это кружево или снимает, но совершенно уверен, что мне потребуется несколько минут наедине с этой фотографией, прежде чем я уйду на работу, и в моем воображении она снимает трусики.

Десять минут спустя, я сажусь в вагон метро, еду до Comedy Nation и чувствую себя чертовски хорошо. Не только от того, что сегодня у меня будет свидание, и что мы собираемся следовать протоколу свиданий, а еще от того, что она чувствует бабочек в животе.

Я, возможно, не умею расшифровывать сигналы Харпер за пределами спальни, но точно знаю одно — бабочки лучше, чем член.

И я имею в виду «член» как комплимент.

***

Это легкое, свежее чувство сопровождает меня весь день. После долгого совещания с писателями шоу, затем встречи с маркетологами, Серена тянет меня в сторону конференц-зала.

— Почти забыла тебе сказать.

Даже ее стандартное предисловие к просьбам Джино не может испортить мне настроение.

— В конце недели состоится коктейльная вечеринка. В пятницу вечером, — говорит она, а затем рассказывает мне подробности. Вечеринка состоится всего за несколько дней до начала переговоров по поводу контракта с Джино, запланированных Тайлером.

— Я буду там. Есть какие-нибудь правила?

— Просто будь как обычно очарователен. Но не слишком. Ты знаешь, как все происходит.

— Я могу взять девушку с собой?

Ее глаза округляются.

— О, расскажи мне поподробнее. Кто эта счастливая леди?

Я качаю головой.

— Это не серьезно. Та самая девушка, что приходила со мной в боулинг пару недель назад.

— О. Та самая, — поддразнивает она меня, подмигивая.

— Я имел в виду именно это.

— Конечно, нет, — говорит она, стреляя в меня знающим взглядом.

— Это все временно.

Серена поглаживает свой большой, словно баскетбольный мяч, живот.

— Именно это я когда-то говорила о Джареде, — говорит она, вспоминая своего мужа. — А теперь посмотри, как мы постоянны.

— Пару источников силы, и вы будете готовы к выстрелу, — говорю я, поскольку ее муж тоже работает на телевидении, в отделе телевещания.

— Так что ты никогда не знаешь, временная ли это интрижка.

Но я не могу позволить себе думать об этом. Если сделаю это, то бабочки попадут мне в голову и свяжутся с этими мыслями. Прежде, чем я это пойму, «Мистер Оргазм» превратится в безумного дурака к концу сезона.

Немного после шести, сразу же, как только захожу в лифт, волоски на моей шее встают дыбом.

— Задержи лифт, — кричит Джино из холла.

Клянусь, у этого чувака установлено устройство, чтобы выслеживать меня, и это, вроде как, жутко. Он сверкает огромной ухмылкой, когда присоединяется ко мне, хлопая меня по спине.

— Ник Хаммер. Человек, о котором я только что думал.

Это слова, которые я не хочу слышать из его уст.

— Правда?

Он энергично кивает и потирает руки, когда лифт начинает двигаться вниз.

— На прошлой неделе я много думал о нашем разговоре о шоу. И я думаю, у меня есть способ решить этот вопрос.

Я напрягаюсь.

— Ладно, — я жду, пока он скажет больше.

— Но знаешь что? Я просто подожду встречи с Тайлером Николсом на следующей неделе и откровенно все ему расскажу. Сделаю это сюрпризом для него и для тебя тоже, — он приподнимает брови со злобным блеском в глазах. — Я люблю сюрпризы, а ты?

— Это когда женщина надевает красное боди под пальто? Такого рода сюрпризы? — я невозмутим.

Он кладет руку на живот и смеется, когда лифт останавливается на нужном этаже.

— Вот именно за это мы платим тебе большие деньги, — он выходит, придерживает рукой двери лифта и просовывает голову внутрь. — Разве не так?

— Да. За шутки про красное боди, — бормочу я, когда он уходит.

Как только добираюсь до вестибюля, я набираю Тайлера и вкратце все ему рассказываю.

— О каком сюрпризе он говорит?

— Я встречусь с ним через неделю, — успокаивает меня мой адвокат. — Не сомневаюсь, что он просто красуется перед нашими переговорами. Это его стиль. Он похож на кошку, которая играет с едой, прежде чем ее съесть.

Я съеживаюсь.

— Ты только что сравнил меня с едой для кошек?

Тайлер смеется.

— Все прозвучало совсем не так. Но послушай, мужик, мы все решим. Просто сходи на коктейльную вечеринку через пару дней, продолжай улыбаться, а мы позаботимся о шоу, когда увидим Джино через неделю.

Легче сказать, чем сделать.

Потому что шоу заботится обо мне. Оно дарит мне эту жизнь в Нью-Йорке, дом, которым я владею, даже рубашку, которую я ношу. У меня есть все, и я не хочу просрать все это.

Вот кто я. Это часть меня.

Но когда Харпер присылает мне адрес места нашего свидания, о шоу я думаю в последнюю очередь. Почему, черт возьми, мы должны встретиться в квартале от дома Спенсера и Шарлотты?

Глава 23

Харпер ждет меня на углу Кристофер-стрит и Седьмой-авеню в черных туфлях на каблуках, ярко-розовой куртке, крепко завязанной на талии, серой юбке и черных чулках. Я сразу же решаю, что на них есть бантики, куда крепятся подвязки. Потому что, конечно же, она носит подвязки. И, естественно, я буду возбужден весь оставшийся вечер. И, очевидно, я не хочу, чтобы наше свидание проходило в квартире Спенсера.

Я подхожу к ней и кладу свою руку на ее плечо.

— Помнишь, я сказал, что мне все нравится? Я собираюсь изменить это. Мне абсолютно не нравится тусоваться в квартире твоего брата.

Она усмехается.

— Расслабься. Мне просто нужно покормить Фидо. Дом Спенсера находится рядом с тем местом, где я запланировала наше свидание, и я решила, что мы сможем сделать это по пути.

Она поворачивается и идет к его дому. Я присоединяюсь к ней, оглядывая знакомое здание обители моего лучшего друга с возрастающей тревожностью, когда мы проходим мимо кофейни, обувного магазина и соседнего кирпичного дома.

Когда мы подходим к его двери, это скрытое ядро вины проталкивает себе путь наружу. Когда мы заходим в лифт, оно сдавливает мне грудь.

— Харпер, я дерьмово себя чувствую от того, что вхожу в дом твоего брата вот так.

— Как так?

— Ты знаешь. Мы ведь делаем кое-что, — говорю я, указывая сначала на нее, а потом на себя.

— Он уехал на неделю в свой медовый месяц, и мы не делаем ничего плохого.

— Я знаю, но ты — его сестра. А я — его друг. И я перехожу черту.

Харпер склоняет голову набок.

— Ты хочешь остановиться? — спрашивает она с волнением в голосе.

— Не больше, чем хочу забить двенадцатисантиметровый гвоздь себе в голову.

Она вздрагивает, когда лифт приезжает на нужный этаж и двери открываются.

— Ауч. Об этом даже думать больно. Но мне любопытно, была бы какая-нибудь разница, если бы это был десятисантиметровый гвоздь?

Я качаю головой.

— Не-а.

— Тогда почему мы это обсуждаем?

Она делает хорошее замечание. Отличное замечание, на самом деле. К тому же, это временная договоренность. Только на одну неделю. Тем не менее, когда мы идем по коридору, я представляю себя человеком, направляющимся в зал суда и готовым быть осужденным.

— Потому что ты знаешь, какой он. Он защищает тебя.

Она кивает и одаривает меня легкой улыбкой, когда подходит к двери и вынимает ключ из сумочки.

— Я знаю, и я люблю его. Но он не хозяин моего тела. Я отвечаю за то, кто ко мне прикасается. Не он. Никто. Кроме того, мы с тобой заключили соглашение еще в Speakeasy, — говорит она, напоминая мне о характере этих отношений — помочь ей освоить все тонкости секса и знакомств и не говорить об этом никому.

— Более того, — говорит она, проводя рукой по груди к верхней пуговице на куртке, показывая кусочек своей молочной кожи. — Я — взрослая женщина, и я абсолютно уверена, что могу принимать собственные решения о том, для кого хочу надеть черные чулки и новое кружевное белье.

И вот так просто, я загипнотизирован. Я под ее чарами и, как мультяшный персонаж со стеклянными глазами следую за куском стейка, находящимся на другом конце веревки. Я ни в коем случае не могу сопротивляться ей и картинке, возникшей в моей голове. Я пойду за ней и ее нижним бельем, за ее дерзкой походкой, куда бы она ни пошла. Харпер так чертовски уверена в своих убеждениях, и в том, кто она есть, и это огромная часть ее очарования.

Она открывает дверь в квартиру Спенсера, и мы входим внутрь. Фидо бежит к ней.

— Какое белье?

— Это сюрприз. Но, можно сказать, что это часть моей тщательной подготовки к сдаче курсовой работы, как вы и просили… профессор Хаммер, — говорит она соблазнительным тоном, акцентируя внимание на моем новом прозвище, а затем наклоняется и берет кота на руки.

Ее юбка немного задирается, и я вижу верхнюю часть ее чулок, смотрю прямо туда, где они встречаются с подвязками. Привет стояк.

— Ты мой милый мальчик, — воркует она с котом, когда встает. — Скучал по мне?

Фидо мяукает Харпер в знак приветствия и предлагает свой подбородок для ласки.

— О-о-о, ты мой сладкий медвежонок. Я же говорила, что приду к тебе, чтобы накормить тебя особым блюдом из меню тигра. Я никогда о тебе не забуду.

Он трется своей пушистой щекой о ее грудь, и я хныкаю. Счастливый ублюдок. Затем ему хватает смелости вытянуть и положить лапу на обнаженный участок ее груди.

— Думаю, Фидо пытается тебя полапать.

Харпер смеется, чешет ему подбородок, и он прижимается к ней еще ближе. Черт, этот кот по уши влюблен в нее.

— Погладь его. Он милый, — говорит она.

Я подхожу ближе и начинаю почесывать его ушки. Пока я его глажу, Харпер рассеянно трогает мои волосы. Кот перестает мурчать. Он смотрит на нас, на ее руку в моих волосах, будто запоминает каждое движение, которое мы делаем. Может быть, у меня галлюцинации, но, клянусь, он прищурил глаза.

Харпер опускает его в низ, наполняет миску и ставит ее на пол. Пока он ест, она чистит лоток, а затем моет руки. Высушив их, она проводит рукой по спине кота, и он выгибается дугой, чтобы быть ближе к ее руке, пока доедает свой ужин.

— Видишь? Фидо не раскроет наш секрет. Он немного влюблен в меня, и, конечно же, хочет, чтобы я вернулась завтра.

Мы направляемся к двери, но когда я оглядываюсь, кот больше не ест. Он бежит к Харпер, громко мяукая, и трется боком об нее.

— Я скоро вернусь, красавчик, — говорит она ему, пока он поворачивается и начинает тереться другим боком об ее ногу, высоко подняв хвост.

Мои глаза округляются. Этот кот помечает ее своим запахом.

— Отвали, — говорю я ему. — Она — моя.

Харпер смеется.

— У вас что, дуэль?

— Да, и я собираюсь выиграть.

Мы уходим, и как только оказываемся в лифте, убравшись подальше от кота-извращенца, я целую ее грудь в том месте, где была его лапа.

— Ты и правда приревновал к коту? — спрашивает она.

Я ревную к Саймону. Ревную к коту. Очевидно, я охраняю свою территорию, когда речь идет об этой женщине, и мои владения не знают границ.

— Ревновал бы, если бы не был полностью уверен, что сниму с тебя чулки и подвязки и облапаю сегодня ночью всю тебя, — говорю я низким и хриплым голосом.

Она тихо вздыхает.

— Мне нравятся твои лапы.

Когда мы выходим на улицу, я поднимаю голову, чтобы взглянуть на шестой этаж. Там никого нет, кроме Фидо, уставившегося на нас.

Он, вероятно, готовит доклад для своего хозяина. Клянусь, я прекращу это через неделю, сразу же, как Спенсер вернется. Я так и сделаю, правда.

Глава 24

Харпер поворачивается и начинает идти по тротуару спиной вперед, озорные огоньки танцуют чечетку в ее голубых глазах. Автобус с грохотом проезжает мимо, извергая выхлопные газы, а такси издает гудок, поворачивая за угол. Мы на краю района Виллидж.

— Есть идеи, куда я тебя веду? — спрашивает она, дразня меня, играя, флиртуя.

Я прикладываю палец к губам.

— Хм-м. Ты спланировала свидание в аптеке? — спрашиваю я, указывая на Duane Reade^[33] на углу улицы. — Или в магазине хозяйственных товаров?

Она цокает языком.

— Неверно. Попробуй еще раз.

Я осматриваю здания через дорогу. Там есть кинотеатр, и это похоже на возможный вариант свидания. Но это Харпер — у нее всегда есть туз в рукаве, и она никогда не планирует что-то обычное. По этой же причине я вычеркиваю из списка суши-ресторан.

А потом я замечаю его. В нескольких магазинах от нас. И не могу поверить, что упустил «Иден» — магазин секс-игрушек. В этом вся Харпер.

— Это может стать моим самым любимым свиданием на свете, — говорю я, когда мы приближаемся ко входу. — Я не знаю, как удержаться и не купить чего-нибудь.

Она хватает мою руку и переплетает наши пальцы.

— Ты не сможешь устоять.

— Постараюсь хотя бы попытаться, — говорю я, поворачиваясь к двери.

И, как собака на поводке, отскакиваю назад, почти сталкиваясь с Харпер.

— Что? Разве мы не сюда идем? — яуказываю большим пальцем в сторону магазина.

— О, Боже, — говорит она, прижимая руку ко рту. — Совсем забыла, что здесь есть секс-шоп.

— Тогда куда мы идем? — спрашиваю я, поскольку дважды два не равняется четырем прямо сейчас.

Она указывает через дорогу на то, что выглядит, как огромный магазин ванн.

— Я не хотела вести тебя в кино или поужинать, или в боулинг, или на уроки цирковой трапеции, или в музей, хотя я знаю, что мы хорошо проведем время в любом из этих мест. Я хотела отвести тебя туда, где ты еще не был. В место, которое очень тебе подходит, — говорит она, когда мы пересекаем улицу и подходим ко входу в выставочный зал «Уайтман». — И, поскольку единственное, что ты любишь больше, чем рисовать — это душ, то я подумала, что тебе понравится испытать несколько самых классных душевых кабин в мире.

В течение нескольких секунд я слишком удивлен, чтобы как-то отреагировать. Этого я даже представить не мог. Я бы даже никогда об этом не подумал, но когда смотрю сквозь витрину на выставочные модели ванн и душевых кабин из коричневой плитки и с блестящей сантехникой, мое сердце сильно бьется в груди.

Не думаю, что оно бьется так сильно, потому что я люблю душ.

Это потому, что я сражен Харпер. Ее губы слегка приоткрываются, а глаза полны ожидания, как будто она ждет моего одобрения. Уверен, она немного обеспокоена тем, что я подумаю, что это глупо, странно или совсем не подходит для свидания.

— Похоже на порно в душе, — говорит она, когда мы проходим мимо первой кабины с отделкой в виде водопада и гладкими каменными плитками.

— Я мог бы провести в ней целый день, — говорю я, радостно вздыхая, когда вхожу внутрь.

— Ты мог бы там вздремнуть.

— Поверь мне, я попытаюсь.

Харпер смеется и сжимает мою руку. Я смотрю на ее руку и вспоминаю все те разы, когда она прикасалась к моей руке. Она часто это делает, как то дружеское похлопывание или рукопожатие, как сейчас. Иногда игриво. Сейчас же, это сладко и ласково. Забавно, как она может прикасаться ко мне всеми этими способами.

Следующий экспонат позиционируется, как спа-душ, он отделан темной плиткой, а на дисплее можно регулировать яркость света и громкость музыки.

— Это кабина, в которой тебя как будто поливают из шланга, после того как ты выходишь весь вымазанный маслом из спа?

— Именно так, — говорит Харпер, когда входит внутрь и начинает притворяться, будто принимает душ.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Харпер выпрямляется и встречается со строгим взглядом продавщицы, одетой в брючный костюм темно-синего цвета. Ее гладкие черные волосы скручены в пучок.

— Ну, да, — говорит Харпер, изображая тон бизнесвумен. — Я ищу самый совершенный, современный и роскошный душ для истинного ценителя душа. Что бы вы посоветовали?

— Какой ценовой диапазон вы рассматриваете?

Харпер смеется, будто это самый глупый вопрос, который она когда-либо слышала.

— Деньги не имеют значения, когда речь идет о чьем-то пристрастии.

Я приподнимаю бровь в знак одобрения ее выбора слов.

— Тогда вам нужна «Мокрая комната», — говорит женщина и жестом показывает следовать за ней.

— Мокрая комната, — шепчет Харпер, подталкивая меня. — Говорила же, что это лучше, чем «Иден».

Я обнимаю ее за плечи.

— Да, гораздо лучше.

Мы плетемся мимо стеклянных душевых кабин, в которых скоростных режимов струй больше, чем в пятидесятискоростной волшебной палочке Харпер, а также мимо ванночек для ног, пока не достигаем центральной части магазина.

— Это «Роллс-Ройс» душевых кабин, — говорит женщина в костюме и указывает на душ, который размерами больше моей спальни и имеет десяток душевых леек: по две на каждой стенке и четыре на потолке. Продавщица рассказывает, как можно менять настройки воды и пара, что душ отделан темной плиткой, изготовленной в Южной Америке, или где-то там. Меня не волнуют эти детали, потому что Харпер проводит рукой по моим волосам и спрашивает:

— Тебе нравится?

Я знаю, что она имеет в виду «Мокрую комнату». Но когда отвечаю ей, я имею в виду кое-что еще и хочу, чтобы она поняла это.

— Да. Это самое крутое свидание, на котором я когда-либо был.

Ее глаза сверкают.

— В самом деле?

В этом и есть вся Харпер со всеми своими причудами. То, как она слушает все, что я говорю, как впитывает все детали, обращает внимание на каждый нюанс, а затем находит способ быть веселой и игривой.

— Никогда не меняй свои причуды, — говорю я, а затем целую ее в губы. Она дрожит, и эту часть свидания в выставочном зале душевых кабин нужно заканчивать побыстрее.

Продавщица поднимает палец вверх.

— Извините. Мне нужно кое о чем позаботиться, — сообщает она и уходит.

— Мне тоже, — говорю я, но я разговариваю с Харпер. Глядя на Харпер. Желая Харпер. — Давай пойдем ко мне и закажем китайской еды.

Она проводит большим пальцем по моему подбородку.

— Это значит, что ты хочешь уйти отсюда сейчас?

— Да.

Глава 25

Мы вваливаемся в мою квартиру, руками исследуя тела друг друга. Куртка Харпер расстегнута, а губы распухли от того, как я целовал ее в такси.

Пальцами я нахожу край ее свитера с V-образным вырезом. Я хочу сорвать с нее всю одежду.

— Могу я увидеть свой подарок? Я был о-о-очень послушным.

— Ты был очень послушным, — говорит она, прижимаясь ко мне.

Я замираю. Останавливаю свои исследования, вспоминая свою миссию и причину, почему мне повезло ласкать руками ее тело — я должен обучить ее.

— Сегодня мы чуть не забыли про твои уроки.

Она отстраняется и слегка встряхивает головой, будто очищает свои мысли.

— Урок. Верно. Урок.

Я быстро делаю наброски. Назовем это планом урока. Хотя вы можете назвать это моим личным, эгоистичным желанием посмотреть, как Харпер обнажится. Давать ей задания — самая легкое, что может быть в мире, потому что я безумно ее хочу.

— Разденься для меня, — говорю я, бросив куртку на стул, и усаживаюсь на диван, закинув руки за голову. — Сделай это красиво и медленно.

Она кивает, потянувшись к своей куртке.

— Снять все, профессор Хаммер?

Я качаю головой, осматривая ее всю.

— Сними куртку, свитер и юбку. Все остальное оставь. Это урок. Урок того, как ты можешь свести мужчину с ума, будучи голой лишь наполовину.

— Я свожу тебя с ума? — спрашивает она, когда присоединяется ко мне в гостиной, размахивая курткой.

— Очень сильно, — говорю я, мой голос хриплый, и я не могу отвести от нее взгляда, когда кивком указываю на ее юбку.

Харпер расстегивает ее. Она не торопится, сначала приспускает одну сторону юбки, затем вторую. Я стону, когда вижу кусочек ее мягкой кожи над трусиками.

— Еще? — спрашивает она соблазнительно.

— Сними ее, Харпер, — говорю я резко, словно отдаю команду. — Сними эту чертову юбку, чтобы я мог посмотреть на тебя.

— Раз уж ты этого хочешь, — говорит она, позволяя своему голосу затихнуть, когда спускает ткань вниз по бедрам. Юбка падает на пол, и у меня перехватывает дыхание.

Ее чулки чисто черные, а подвязки на кнопочках украшены небольшими бантиками. На черных кружевных трусиках нарисованы крошечные розовые бабочки. Я тру лицо руками. Я горю. Нет, подождите. Я расплавлен. Я делаю глубокий вдох и скрипучим голосом говорю:

— Черт меня возьми.

— Тебе нравится?

Я сглатываю и киваю, потому что не могу говорить. В моем горле пересохло. Я делаю жест рукой, указывая Харпер, что настало время снять и верх. Она скрещивает руки на краю свитера и медленно и соблазнительно поднимает его вверх, обнажив бюстгальтер, который визуально делает ее грудь больше.

— Я купила это сегодня. В магазине нижнего белья я думала о тебе, — говорит она, и ее мягкий голос проходит сквозь меня.

— Ты купила это для меня?

Она кивает.

— Я хотела надеть сегодня вечером что-то новенькое. Что-то, что, по моему мнению, тебе понравится. Тебе нравятся бабочки?

Именно это она имела в виду сегодня утром, когда говорила о бабочках? Это был намек на ее нижнее белье? Понятия не имею, и прямо сейчас мне абсолютно все равно. Я подхожу к ней и целую ее крепко, властно, заявляя права на ее сочный рот своим. Опускаю руку к ее заднице и сжимаю ее.

Харпер прерывает поцелуй возбужденным «Ох».

— Как мне трахнуть тебя в первый раз? — спрашиваю я, позволяя этому вопросу повиснуть в воздухе между нами, словно дымке из желания.

Она пробегает пальцами по моей рубашке, расстегивая пуговицы.

— А как ты хочешь?

Я качаю головой.

— Дело не в том, как этого хочу я. Я хочу воплотить в жизнь все твои фантазии. Я почти готов проверить твой «Тамблер» прямо сейчас и узнать, что ты смотрела этим утром.

Харпер добирается к последней пуговице. Она распахивает мою рубашку и проводит руками по моей груди. Ее прикосновение возбуждающее. Указательным пальцем она проводит по татуировке Хоббса. Когда она снимает мою рубашку, позволяя той упасть на пол, ладонями она начинает водить по завиткам чернил на моих руках, звездам, абстрактным фигурами и линиям. Харпер наблюдает за своими движениями, а затем поднимает взгляд и смотрит на меня.

— Как ты думаешь, на что я смотрела сегодня утром?

Пальцем я приподнимаю ее подбородок.

— На то, как женщина нагнулась, выставив попку. Вот, как ты этого хочешь.

Ее глаза округляются, а губы приоткрываются. Она кивает.

— Я думал об этом. И поскольку я отчетливо помню, как ты говорила, что хочешь, чтобы тебя трахнули на кухонном столе, я собираюсь сходить за презервативом, а когда вернусь, хочу увидеть тебя, нагнувшейся над ним и готовой.

Харпер закусывает губу и говорит:

— Хорошо.

Я направляюсь в спальню, беру пакетик из фольги, снимаю очки, туфли, носки и возвращаюсь обратно, чтобы узнать, что Харпер сделала все в точности так, как я и просил. Она похожа на одну из своих фантазий и моих. Она вся на виду: ее ноги, задница и великолепная, гладкая спина. Я сокращаю дистанцию, кладу презерватив на стол и снимаю джинсы. Она оглядывается на меня и наблюдает за всем, что я делаю.

Когда я снимаю свои трусы-боксеры, и мой член пружинит, вырвавшись на свободу, она облизывает свои губы.

— Я хочу тебя, — говорит она со всхлипом.

Эти три слова посылают по моему телу заряд похоти. Я обхватываю рукой член и поглаживаю его, глядя на то, как она за этим наблюдает. Другой рукой я поглаживаю ее круглую, идеальную задницу. Харпер задыхается, когда я прикасаюсь к ней. Я поднимаю ладонь, чтобы шлепнуть ее по попке, когда замечаю кое-что, торчащее из ее сумки, стоящей на кофейном столике.

— Не двигайся, — говорю я и отхожу, чтобы захватить тонкую черную палочку, торчащую из ее сумки. — Я так рад, что ты носишь с собой эту гигантскую сумку с этими волшебными штучками.

— Ты собираешься отшлепать меня моей же волшебной палочкой? — ее голос пронизан возбуждением.

— Совершенно верно.

— Тогда мне придется отправить эту палочку в отставку сразу после того, как ты это сделаешь.

— Пусть твоя сладкая попка не сомневается, что этот реквизит прямо сейчас будет использован в наших пошлых фокусах, — говорю я, когда поднимаю черную палочку и, слегка касаясь, шлепаю Харпер по ягодице, испытывая. Она резко вздыхает.

— Еще? — спрашиваю я, подходя ближе к столу, чтобы оставить поцелуй на губах Харпер.

Она кивает, глядя на меня возбужденным взглядом.

Я снова поднимаю палочку и шлепаю ее по другой ягодице. Она вздрагивает, но затем издает тихий вздох, когда я провожу ладонью по мягкой коже. Чтобы быть уверенным, что ей это нравится, я провожу рукой между ее ног. Господи, эта девушка — мой идеальный порочный ангел.

— Ты промокла, — скрипучим голосом говорю я, когда провожу пальцами по влажной ткани, прикрывающей ее киску.

— Сделай так еще раз, — умоляет Харпер.

Я с удовольствием подчиняюсь, шлепая мою непослушную волшебницу по попе ее же волшебной палочкой, и каждый раз успокаивая место удара ладонью, сначала одну вкусную ягодицу, затем другую, и так по кругу. Возбуждая ее. Заставляя изнывать от желания. Вытягивая из нее самые восхитительные звуки. Я опускаюсь на колени, покрываю поцелуями ее попку, и, потянув трусики зубами, медленно веду языком вниз по ее восхитительной заднице, обнажая ее плоть. Она стонет, когда я покусываю ее ягодицу. Я уделяю внимание и другой ягодице, даря ей все, что она хочет, прямо там, где она этого хочет, кусаю, облизываю ее мягкую, сладкую кожу.

Пока я поклоняюсь этой фантастической заднице, Харпер шепчет мое имя:

— Ник, ты мне нужен.

Она хочет меня. Нуждается во мне. Я никогда не хотел быть объектом желания в обоих этих случаях больше, чем с Харпер. Я снимаю ее трусики и помогаю ей переступить их.

Мой член пульсирует, когда я смотрю на ее обнаженную задницу, на гладкую влажную киску, на ее великолепные ноги и лицо.

— Ты невероятная, — бормочу я.

Харпер подталкивает ко мне презерватив. Она в чертовом отчаянии. Я надеваю презерватив, обхватываю ладонями ее бедра и потираю кончиком члена между ее ног. Она вздрагивает, изогнув спину.

— О, Принцесса, — шепчу я, когда трусь головкой члена о ее тепло. — Я чертовски сильно тебя хочу.

Она пододвигается ближе ко мне.

— Я тоже тебя хочу.

Харпер стоит, согнувшись над моим кухонным столом, только в одних черных чулках с бабочками и лифчике, и я, наконец, погружаюсь в женщину, о которой мечтал месяцами, и стону от удовольствия. Она божественна. Такая горячая и чертовски уютная.

Яркость этого момента озаряет меня, словно вспышка. Впервые я внутри Харпер, и это так чертовски хорошо и невероятно.

Она стонет, и я опускаюсь вниз, прикасаясь своей грудью к ее спине, мои губы находятся рядом с ее лицом.

— Харпер, — говорю я, когда выскальзываю наружу, а затем толкаюсь внутрь.

— О, Боже, — стонет она, и это звучит так, будто она тонет в удовольствии.

— Харпер, — снова говорю я грубым, командным голосом.

— Да?

— Ты совершенна.

Выпрямившись, я крепко сжимаю ее бедра обеими руками, и вхожу в нее медленно, глубокими, томительными толчками, которые заставляют ее извиваться и умолять, говорить «да», «пожалуйста» и «еще». Я не тороплюсь, заставляя ее самой насаживаться на мой член. Ее округлые бедра врезаются в меня. Суставы ее пальцев побелели от того, как сильно она держится за стол. Я провожу рукой по ее спине, наматываю вокруг ладони локон ее волос и тяну. Харпер кричит, и этот звук превращается в низкий, сексуальный стон, когда я сильнее в нее вхожу.

— Глубже, — просит она. — Мне нравится, когда ты глубоко во мне.

Искры пробегают по моим ногам. Жажда сжигает меня, желание распространяется по каждой клеточке моего тела. Она поднимает свою задницу выше, а сама опускается ниже, предоставляя мне больше своего тела. Каждое движение, которое она делает, разжигает пламя, и я трахаю ее так, как она этого хочет. Глубоко, жестко, страстно.

Ее дыхание становится прерывистым и затрудненным. Крепче обхватывая ее руками, я говорю:

— Это именно так, как ты хотела?

— Да. Боже, да.

— Все так, как на тех твоих пошлых картинках?

— Лучше. Намного лучше.

Я знаю, что сделает это действо еще лучше. Ее губы. Я опускаюсь грудью к спине Харпер, прижимаю ладонь к ее щеке и поворачиваю ее лицо к себе. Это не самая легкая позиция, но мне плевать. Я знаю, что делаю, и, трахая сзади, самозабвенное ее целую, нуждаясь в ее губах, языке, желая этой связи. Она такая дикая подо мной, все ее стоны, всхлипы и толчки, ее язык, ищущий мой. Губы, жадно сминающие мои.

Ее киска — мое самое любимое место во всей Вселенной, и с каждым поцелуем она становится все более влажной и сжимается с каждым моим толчком. Мы целуемся, как одержимые, сумасшедшие любовники до тех пор, пока Харпер не кусает меня за губу. Она вскрикивает, отпускает мои губы и несколько раз хрипло произносит «Боже», чем почти разрушает меня, а затем кончает, выкрикивая мое имя.

Где-то в моем теле, покалывая, начинает зарождаться оргазм. Но я не готов остановиться. Я не закончил трахать свою девочку. Я замедляюсь, сжимаю зубы и откладываю собственное удовольствие.

— Я хочу, чтобы ты кончила еще раз, — говорю я Харпер хриплым голосом.

Она кивает, и это все, что мне нужно, чтобы понять — она готова к продолжению.

Я выхожу из нее, крепко удерживая презерватив пальцами.

— Кровать. Сейчас. Ляг на спину. Раздвинь ноги. Не снимай обувь.

Харпер никогда не была в моей спальне, но ей не составляет труда ее найти, и уже через несколько секунд она лежит на темно-синем одеяле, открываясь для меня. Я подползаю к ней, устраиваясь между ее ног, и снова в нее вхожу.

— Ох, черт, — стону я, когда мой член погружается в ее сладкую киску. — Ты чертовски мокрая.

— Ты делаешь меня такой, — говорит она, когда я ее наполняю.

— Ты такая чертовски сексуальная. Ты ощущаешься безумно хорошо.

— Боже, как и ты. Меня сводит с ума то, как ты меня трахаешь, — говорит она, и каждое слово, вылетающее из ее рта, посылает жар по моему телу. Она обхватывает меня ногами и обнимает за шею. Именно так я и хочу ее.

— Хочу смотреть на твое лицо, когда ты кончишь. Ты такая красивая подо мной. Ты чертовски великолепна, когда кончаешь, — говорю я. Харпер дрожит и сжимает меня крепче, притягивая ближе.

Я не хочу, чтобы это когда-либо прекращалось. Не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась. Я хочу ее снова и снова. Я двигаю бедрами, вбиваясь в нее, и нахожу новый ритм. Он быстрый, но не слишком. Это просто чертовски безупречно, а затем все становится еще лучше, когда она поднимает колени выше и разводит их в стороны, открывая себя еще больше.

— Тебе нравится, Принцесса? — рычу я, когда она раскрывается для меня, еще больше даря мне свое тело в этой позиции.

Ее ответ — низкий, сексуальный стон. Я двигаюсь быстрее, кручу бедрами, толкаясь в нее глубже, задевая все нужные места.

— Так я чувствую тебя глубже. Так глубоко, что… — она замолкает. Губы Харпер по-прежнему находятся возле моего уха, и она втягивает в рот мочку. Она стонет подо мной, издавая сексуальный, прекрасный звук, а затем говорит: — Что скоро снова кончу.

Это мои любимые слова, произнесенные ею. Я так чертовски заведен. Так, блядь, без ума от нее.

— Сделай это, — стону я, когда вколачиваюсь в нее, а она хватается за мою задницу, принимая меня. Ее лицо прижато к моему, когда она раскачивается напротив меня, а потом взрывается. Харпер словно бомба в моих руках, прекрасный взрыв похоти и чувственности, и так много восторга.

Вот и все. Я готов. Я догоняю Харпер, толкаясь в нее в лихорадочном темпе, когда мой собственный оргазм прорывается сквозь тело, пока она дрожит подо мной. Наши щеки соприкасаются, когда я кончаю так сильно, что с моих губ срывается не что иное, как бессвязные всхлипы, почти такие же громкие, как и ее. Потому что, Господи Боже, с ней так хорошо. Так невероятно хорошо.

Ее стоны не прекращаются еще очень долго, так же, как и мои, а затем я падаю на нее. Мое сердце бешено колотится, бусины пота стекают по груди. И я так чертовски счастлив, что она лежит в моей постели, подо мной, со мной рядом.

Я скатываюсь с нее, снимаю презерватив и бросаю в мусорную корзину. Поворачиваюсь к ней, и вижу самое красивое зрелище, что когда-либо видел — Харпер, раздетая и хорошо оттраханная… мной.

— Снимай оставшуюся одежду. Я хочу чувствовать твое обнаженное тело, — говорю я и помогаю Харпер снять туфли, избавиться от чулок и лифчика. Она голая, как и я. Я притягиваю ее в свои объятия.

Она чувствуется слишком хорошо, чтобы быть правдой.

***

— Итак, это твоя спальня, — говорит Харпер, оглядываясь спустя несколько минут.

Моя спальня простая — светлые полы из твердых пород дерева, королевского размера кровать и комод с несколькими семейными фотографиями на нем, а также стопки альбомов и ручек. На стене рисунок утки, приклеенный к кирпичам, с соответствующим заголовком: «Клейкая лента».

— Может быть, ты скоро покажешь мне свою спальню, — говорю я, целуя ее в шею.

— На самом деле, ты уже ее видел.

Я вопросительно приподнимаю бровь.

— У меня квартира-студия. Я сплю на фиолетовом диване. Он раскладывается.

— У меня есть приятные воспоминания о том, что я сделал с тобой на том диване. Я и понятия не имел, что это твоя кровать.

Она слегка нажимает пальцем на мой нос.

— Не знаю, знал ты это или нет, мистер Мозги и Красота, но жизнь на Манхэттене немного дорогая, — говорит она, поднимая вверх большой и указательный пальцы. — Особенно для почти двадцатишестилетней фокусницы.

Я киваю, понимая, что ее положение отличается от моего. Мы оба достаточно квалифицированы для того, чтобы делать то, что любим, но мой доход выше.

— Но мне повезло, что у меня есть это место, — добавляет она. — Мои родители купили его несколько лет назад в качестве инвестиций, поэтому, фактически, я снимаю жилье у них. Они хотели, чтобы я не платила за арендную плату, но я настояла на оплате.

— Надеюсь, они дали тебе хорошую скидку.

— Так и есть. Более восьмидесяти процентов, это лучше, чем полная арендная плата. Благодаря этому я могу жить на Манхэттене, работая, по большей части, на детских вечеринках.

Я подпираю голову рукой, а другой провожу по ее бедру.

— На этом все? Я не говорю, что ты должна работать больше. Мне просто интересно.

— Я бы хотела провести несколько корпоративов, так как плата за них больше, но пока я счастлива.

— Ты когда-нибудь хотела сделать грандиозное шоу, например, как в Вегасе?

Она пожимает плечами.

— Я не знаю. Мне нравится работать с детьми. Они веселые и отзывчивые, они верят в волшебство. Они считают, что это все реально.

— Ты не представляешь, как сильно я хочу, чтобы ты показала тот трюк с карандашом.

— Знаешь, я могла никогда этого не делать, — она протягивает руку к моей тумбочке, хватает карандаш и прижимает палец к моим губам. — Я не собираюсь рассказывать тебе, как это делается, — говорит она, а затем подносит правую руку к носу, а левую руку поднимает рядом с лицом. В мгновение ока, она засовывает карандаш в нос.

Или так кажется.

Так же быстро орудие для письма появляется в другой ее руке так, будто она достала его из уха. Несмотря на то, что я знаю, что она не засовывала карандаш в голову, и хотя я уверен, что она спрятала карандаш в руке, это все равно классный фокус. Потому что он кажется реальным. У нее невероятно ловкие руки.

— Хочешь, чтобы я сделала это снова?

Я пожимаю плечами.

— Конечно.

В этот раз она выполняет его быстрее, но закидывает ногу на мою талию, и, поскольку сейчас она находится ближе ко мне, я мельком замечаю то, как она прячет карандаш в левой руке.

Я улыбаюсь, осознавая то, что она только что сделала. Это мелочь и небольшой трюк, но в этом вся Харпер. Разоблачение без особого раскрытия. Она впустила меня в свой мир.

— Теперь расскажи мне секрет идеально нарисованного мультфильма, — говорит она в требовательной, но игривой манере.

Я поднимаю руку и заправляю рыжие пряди ей за ухо.

— Тебе должно нравиться то, что т рисуешь. Вот и весь секрет, — говорю я, неотрывно глядя на нее.

Харпер не знает, что я только что ей сказал. Она понятия не имеет, сколько раз я ее рисовал, и как сильно она мне нравится. Настолько сильно, что прямо сейчас я далеко за пределами слова «нравится». Она просто улыбается и говорит:

— Хорошо, что тебе нравится рисовать рыцаря в плаще, который может заставить женщину выгнуть спину и поджать пальцы от удовольствия. Тем более, что ты так хорош в этом.

К черту Фидо. К черту глупую ревность. На хрен ревность любого рода. Прямо сейчас я чувствую стопроцентное удовлетворение от хорошо выполненной работы.

Кстати, о работе…

— Хочешь пойти со мной на рабочую вечеринку? — спрашиваю я, а затем рассказываю о коктейльной вечеринке, которую Серена попросила меня посетить в эту пятницу.

— Я должна буду продуть игру в боулинг? — Харпер постукивает пальцем по моей груди. — Раз уж мы об этом заговорили, ты до сих пор должен мне матч-реванш.

— Обещаю, что ты его получишь. Но все же, ты пойдешь со мной? Джино — такая капризная задница, — говорю я, а затем поднимаю ладонь. — Подожди. Мы же решили, что «задница» — это комплимент. Он — капризный, скользкий тип, и просто издевается надо мной. Но хотя это и так, я должен играть в его игру и делать ответный ход. И я бы очень хотел, чтобы ты была там.

— Конечно, я пойду. И насчет Джино — шли его на хрен.

Мои глаза загораются, и я указываю на нее.

— Эй. Вот еще одно. Почему «трахаться», «иметь», слать «на хрен» — это оскорбление?

— Хм-м-м. Отличное замечание.

— Правда? Все говорят «поимей», «трахни», «иди на хрен» как оскорбление. Но, черт возьми, трахаться — это самое приятное в мире.

— Мы создадим новый словарь. Мы возьмем слово «трахаться» или нет, «на хрен» и превратим его в…

— Я знаю! Мы скажем, будто это благословение, — я смягчаю голос и говорю благоговейным и обожаемым тоном. — Трахнись, дитя мое. Иди на хрен с миром.

— Или, — говорит Харпер взволнованным голосом, — мы можем использовать его, когда нам что-то нравится. Пусть это слово в нашем словаре обозначает слово «нравится».

Я оборачиваю руку вокруг ее бедра.

— Эй, знаешь что, Харпер? На хрен душ.

Я веду ее в душ и знакомлю с кафельной стеной, а также моим безмерным аппетитом к ней. Она тоже довольно голодна, и это фантастически, трахать ее снова тогда, когда вода скользит по моей спине, ее ноги обнимают меня, и когда она распадается на части в моих руках.

Когда кончает, она тихо шепчет мне на ухо:

— На хрен тебя.

Я смеюсь.

— И тебя тоже на хрен.

Глава 26

— Я не знаю, как собираюсь ей сопротивляться, — с тоской в голосе говорит Уайат следующим утром в Центральном парке.

— Натали?

Он качает головой.

— Маленькая коричневая симпатяжка. Взгляни на нее. Как я должен удержаться и не увести ее к себе домой? Она может поместиться в моем поясе для инструментов, — говорит он, почти воркуя, когда указывает на шоколадного цвета минпина^[34], которого выгуливает. Я же выгуливаю помесь таксы.

— Ты даже не носишь пояс для инструментов, — говорю я, когда мы сворачиваем на тропинку. — Тебе просто нравится придерживаться имиджа «мастера», даже если половину времени ты проводишь за столом.

— Что я могу сказать? Я также хорошо справляюсь с инструментами, как и жонглирую своей собственной империей.

— Тогда ты должен забрать ее с собой, — говорю я, указывая на собаку. — Просто подумай, как она может помочь тебе с женщинами. Будем откровенны, она — магнит для цыпочек, — я кладу руку ему на плечо в сочувствующем жесте. — Тебе потребуется вся помощь, которую ты сможешь получить, Вуди.

— Рэнди, — отвечает он раздраженно. — Наши родители дали нам самые худшие вторые имена.

Я смеюсь.

— Они наверняка хотели, чтобы мы мучились с самого рождения.

Уайат останавливается и смотрит на меня знающим взглядом.

— Но давай не будем говорить о вторых именах. Давай поговорим о… эй, как насчет девушек с аллитерационными именами? ХХ, кхе-кхе.

— Ты знаешь, что такое аллитерация^[35]? — спрашиваю я, обходя его, пока накручиваю поводок на руку.

Он пренебрежительно качает головой.

— Знаю. В дополнение к мозгу рабочего, у меня также есть мощный нос, чтобы вынюхивать всю чушь, что ты несешь, — говорит он, и я притворяюсь, что занят наблюдением за таксой, исследующей кустарник.

Уайат не отступает и говорит лишенным сарказма или нашей обычной пустой болтовни голосом:

— Когда ты собираешься рассказать Спенсеру?

— О чем? — хмурюсь я. Я проделываю замечательную работу, изображая недоумение.

Он смеется.

— Ну же, мужик. Перестань прикидываться. Я знаю, что между тобой и Харпер что-то происходит. Я видел, как вы танцевали.

— Это был просто танец.

Просто танец. Просто поцелуй. Просто секс. Просто лучшие ночи в моей жизни. Моя грудь наполняется теплом от воспоминаний о последних вечерах с Харпер.

Уайат вздыхает.

— Ник, — говорит он, и я уверен, что он вполне серьезен, раз использует мое первое имя. — Я видел, как она входила в твою квартиру на прошлой неделе. Я видел, как вы с ней танцевали на свадьбе. Я видел, как ты смотрел на нее в поезде.

Срабатывают сигнальные звоночки. Мы были так осторожны. Мог ли мой брат понять что-то, просто глядя на нас?

— Если она тебе нравится, то просто скажи, — добавляет он, будто это самое простое, что есть в мире.

Я усмехаюсь.

Потому что это не так просто. Мы с Харпер не делаем того, что нужно обсуждать или утверждать. Мы не выходим за пределы спальни. Мне даже не нужно спрашивать у нее, что она думает по этому поводу. Ее мысли предельно ясны с тех пор, как я стал свидетелем ее общения с мужчинами, еще тогда, в кафе «Кусок торта». Не только ее действия говорят за нее, но и ее слова. Для начала, рядом со мной она ведет себя совершенно нормально. Она ни разу не заикнулась и не болтала невпопад рядом со мной. Кроме того, Харпер была удивительно конкретной, когда говорила о том, чего хочет. Она попросила меня научить ее ходить на свидания с другими парнями. Затем она поднялась на ступеньку выше и попросила преподать ей уроки секса и соблазнения.

Она никогда не проявляла интереса к тому, чтобы я был ее парнем, и меня это на сто процентов устраивает. Я убил двух зайцев стразу. Я привел ее в свою спальню, и мы по-прежнему сможем тусоваться вместе после того, как эти уроки закончатся в конце этой недели.

— Нечего говорить. Все совсем не так, как тебе кажется, — объясняю я, слегка пожимая плечами.

Уайат усмиряет свою собаку, и она встает рядом с ним.

— Послушай, ты можешь говорить себе, что это был просто танец, но меня ты не обманешь. Вопрос в том, обманываешь ли ты себя?

Его вопрос словно отражается эхом. Он кажется важным, пока витает в прохладном воздухе, дрейфуя между листьев деревьев. Но мои глаза были широко открыты с первого дня.

— Не-а. Я совершенно точно хорошо понимаю ситуацию.

Он вздыхает.

— Все ясно. Но через несколько дней вернется Спенсер, — говорит он, напоминая мне о дате истечения нашего договора. А мне вряд ли нужно напоминание. Я прекрасно знаю, что Спенсер сойдет на берег после свадебного путешествия на Гавайи после полуночи в воскресенье. Осталось шесть ночей. Но кто считает? — И тебе нужно подумать о том факте, что между тобой и его маленькой сестренкой что-то происходит, — добавляет Уайат. — И чем скорее вы поймете, что это, тем лучше.

Но Спенсер находится вне поля моего зрения и за пределами моих мыслей. Он на другой стороне света, и прямо сейчас мне не нужно о нем беспокоиться, несмотря на то, что могут подумать его кот и мой брат.

Глава 27

Следующие несколько ночей были затуманены дымкой оргазмов Харпер, и, эй, я не жалуюсь, ведь у меня их было так же много. Оказывается, Харпер любит дарить оргазмы, и она настаивает на том, чтобы проработать свою технику минета. Кто я такой, чтобы отказывать женщине в желании попрактиковаться в процессе ее обучения? Если ей нравится брать меня в рот, она должна по полной воспользоваться этой возможностью.

Минет от Харпер может быть доказательством того, что, возможно, когда-то в прошлой жизни я был очень хорошим человеком. Это единственный способ, которым я могу объяснить то, что я что-то сделал, чтобы заслужить награду в качестве ее шаловливого ротика на моем члене.

Например, как сейчас, в среду ночью. Она лежит на спине на моей кровати, ее голова откинута на краю, руками она сжимает мои бедра, пока я стою, раскачиваясь, глубоко погруженный в ее горло.

Когда ее шея выгнута именно так, я могу видеть очертания своего члена, пока она его сосет. Ей нравится пробовать новые позы, например, как прошлой ночью, когда мы склонились над диваном, или поза 69 ранее тем же вечером, хотя она была больше похожа на позу 61, так как Харпер с таким удовольствием объезжала мое лицо, что не могла удержать меня во рту. И эта — минет вниз головой — тоже. Это не так эффектно ощущается, в отличие от того, как это выглядит, хотя, поверьте мне, своим языком, губами и ртом, она отправляет меня в какое-то экстатическое забвение. Но лучшая часть заключается в том, что по тому, как выгибается ее спина и как двигаются ее бедра вверх и вниз, я с уверенностью могу сказать, как сильно ей это нравится Мне тоже все это нравится. То, как дико ее волосы разбросаны по покрывалу, как ее ногти впиваются в мою плоть и, больше всего то, как она стонет, и как, буквально, мурлычет вокруг моего члена, пока усердно отсасывает мне.

Я тоже стону.

В этом-то и проблема. Я могу кончить буквально через минуту, если позволю ей продолжить в том же духе. Но я не могу. Я не так эгоистичен. Мне нравятся ее оргазмы больше, чем мои собственные. Даже, когда новая порция удовольствия проходит сквозь мое тело, я нахожу в себе силу воли вытащить свой член из ее рта — а это сложнейшая задача, между прочим.

Ее глаза полны изумления, когда она смотрит на меня снизу вверх.

— Оседлай меня, Развратная Принцесса, — говорю я ей, когда опускаюсь на кровать, хватаю презерватив и раскатываю его по члену за считанные секунды. Я приподнимаю Харпер вверх, а затем усаживаю на член спиной к себе в позу наездницы.

Мы стонем в унисон, когда я полностью вхожу в нее. Я обнимаю Харпер и сжимаю руками ее груди, когда она, прыгая вверх вниз, быстро набирает скорость, и ее спина прижимается к моей груди.

— Ты уже близко, не так ли? — шепчу я ей в ухо.

Она кивает и стонет.

— Поиграй со своей киской, — наставляю ее я. — Прикоснись к своему клитору, пока трахаешь меня.

Правой рукой она скользит между своих ног, и потирает это сладкое местечко, пока скачет на мне.

— В мечтах я так много раз испытывала с тобой оргазм, Ник.

Эти слова заставляют меня парить. Похоть растет во мне, превращаясь во что-то более мощное и сильное. Что-то, что было рождено ночными фантазиями и месяцами тоски.

— Я тоже, Принцесса. Я думаю о тебе постоянно. В своих фантазиях я трахал тебя так много раз.

— Тебе это нравилось так же сильно? — спрашивает Харпер, ее дыхание прерывистое из-за того, что пальцами она скользит по клитору, пока членом я толкаюсь внутрь и наружу ее тугой, влажной плоти.

— Нет, — мычу я, пока ее великолепная спина скользит по моей груди. — Ничто не сравнится с реальностью, с тобой, потому что она и есть все мои фантазии только лучше, намного лучше.

— С тобой так хорошо, — говорит она с придыханием. Харпер вздрагивает, ее дыхание замедляется, и следующие слова выходят из нее сексуальным шепотом. — Я собираюсь кончить на тебе, Ник.

— Сделай это, Принцесса. Кончи на мне, — рычу я, потому что ей нравятся разговоры, Харпер любит предупреждать о своих оргазмах, и она любит говорить мне о том, когда она кончит, и я наслаждаюсь каждым пошлым, сладким, греховным словом, что слетает с ее губ.

Она крутит бедрами, трет сильнее свой клитор и быстрее скачет на мне, а затем кричит.

— О боже, о боже, о боже.

Ее крики и дрожь что-то переключают во мне, и я следую за ней к собственному сладкому освобождению. Тело содрогается, когда оргазм обрушивается на меня, атакуя удовольствием. Я стону ей в шею.

— Ты меня убиваешь, Харпер, — хрипло говорю я ей на ухо. — С тобой я кончаю так сильно. Ты знала об этом?

Харпер вздыхает, и это сексуальное мурлыкание дает мне понять, насколько сильно ей нравится слышать эти слова.

— Мне нравится, как ты кончаешь, — говорит она, затаив дыхание. — Мне нравится слышать твои стоны. Мне нравится, как ты сжимаешь меня крепче, и как учащается твое дыхание.

Это такой интимный момент — открыться кому-то, отпустить контроль. И, да, дарить оргазмы — мое самое любимое занятие, но чертовски здорово то, что моего оргазма она желает так же сильно. Может быть, поэтому мне так хорошо с ней. Потому что я чувствую больше. Больше энергии. Больше уязвимости. Будто она меня знает.

— Вот, что ты со мной делаешь, — говорю я, прижимаясь губами к ее щеке. — С тобой я схожу с ума.

Она откидывает голову, положив ее мне на плечо, заводит руки назад и обнимает мою голову.

Когда пальцами она начинает играть с моими волосами, я вздрагиваю.

— Это мне тоже нравится. То, что ты делаешь, — шепчу я.

— Я знаю, — говорит Харпер, и ее голос так мягок. — Тебе всегда нравилось, когда я трогала твои волосы.

Я чувствую, словно электричество искрится в моем теле, и я не уверен, это реакция на ее слова или что-то иное, что-то новое. Потому что дело не только в том, что она знает меня. А в том, что она разгадала меня. Харпер узнала все мои симпатии (многочисленные), и антипатии (коих не так много), и все мое самое любимое, и, кажется, пытается подарить мне как можно больше из этого списка. Она привела этот проект в действие, чтобы узнать, что ей нравится, но еще раньше она выяснила все обо мне. И, черт возьми, я не капризничаю, но и у меня есть то, что меня заводит. Нижнее белье, которое она носит, слова, которые она говорит, и пошлые фразочки, которые говорю ей я.

— Выглядит так, будто ты меня изучаешь, — говорю я с ноткой удивления в голосе.

— Может, так и есть. Это тебя беспокоит?

Я смеюсь.

— Боже, нет.

Спиной она прижимается ближе ко мне.

— Мне нравится дарить тебе то, что ты хочешь.

Я плотно сжимаю губы вместе, сдерживая вырывающиеся слова.

Я хочу тебя. Всю тебя.

***

Чуть позже, после того, как мы прибираемся, она берет меня за руку и тащит на кухню.

— Я принесла тебе подарок, — ее глаза сверкают.

— Еще один подарок? — спрашиваю я, ухмыляясь. Мне нравятся ее подарки.

Она кивает.

— Я засунула его в морозильник, когда приехала.

— Как ты это сделала, что я не заметил?

Харпер закатывает глаза и разводит руками.

— Ник, я этим зарабатываю. Ловкость рук. Иллюзии.

Она открывает морозильник и достает оттуда пинту мятного мороженого с шоколадной крошкой.

— Твое любимое, — говорит она, улыбаясь.

И я не могу не улыбнуться в ответ. Из-за… этой девушки.

Я просто хотел вытравить ее из своего организма. Мне отчаянно нужно сосредоточиться только на сексе. Но каждый поступок, который она делает — волшебство для меня — нижнее белье, мороженое, душевые кабины. И как она разговаривает со мной в порыве страсти, открываясь, делясь со мной, становясь для меня такой уязвимой, что я почти позволяю себе поверить, что это может продолжаться, и что мы можем есть вместе мороженое каждую ночь.

Ладно, может, не каждую ночь, ведь я должен оставаться в форме. Но достаточное количество ночей. Только она не этого хочет. Прямо сейчас мне должно этого хватить, поэтому я собираюсь наслаждаться каждой секундой, проведенной с ней до тех пор, пока это не закончится.

С лукавой ухмылкой я прислоняю ее к холодильнику, быстро целую, а затем краду у нее мороженое.

— Нечестно, — говорит Харпер, пытаясь выхватить у меня его.

— Если будешь хорошо себя вести, то я с тобой поделюсь, — поддразниваю я, держа мороженое высоко над головой, затем открываю ящик для столовых приборов и достаю две ложки.

— Тебе лучше поделиться, — говорит Харпер, а затем голая ест мятное мороженое с шоколадной крошкой, сидя вместе со мной на диване. Я целую ее, и, да, вкус мороженого на ее языке так же хорош, как я себе и представлял.

Подождите. Я ошибся. Он лучше. С ней все намного лучше.

Вот почему я тоже дарю ей подарок. Это мелочь, но она говорила, что хочет этого. Я хватаю воскресный кроссворд с кофейного столика и держу его прямо напротив груди так будто это грамота, которую я получил за свои достижения.

— Вуаля. Закончил его сегодня.

— Это для меня?

Я с гордостью киваю.

— Да.

— О-о-о. Ты будто котенок, принесший мне мертвую мышку, которую сам убил.

Я смеюсь над этой аналогией.

— Хочешь погладить меня в знак поощрения?

— Хочу, — говорит она, пробегая рукой по моим волосам и разговаривая со мной так, будто говорит с Фидо. — Снял слова с языка. Я так горжусь тобой, — а затем другой рукой она переворачивает газету. — Что это?

Когда вижу серый контур, я напрягаюсь на мгновение. Что я нарисовал на другой стороне кроссворда? Харпер поворачивает страницу ко мне, и я вижу там рисунок девушки, одетой в обтягивающую маечку, с вываливающейся наружу грудью. В пузыре рядом с ее ртом написано: «Как писать неприличные смс: пошлый учебник».

— Ник, — уголок ее губ приподнимается. — Я понятия не имела, что ты приобрел все свои навыки из комиксов.

Я смеюсь, чувствуя облегчение, потому что Харпер не поняла, что это она нарисована, ведь это она вдохновила меня на этот рисунок. Я театрально шевелю пальцами.

— Не стоит недооценивать пошлого мультипликатора, особенно если он знает, как использовать свои пальцы по назначению.

Она смеется.

— Ты такой плохой. Расскажи мне больше о своих развратных комиксах, мистер Пошлый Мультипликатор.

— Я мог бы, мисс Шаловливая Волшебница, но мне, возможно, будет трудно говорить, ведь мой язык будет исследовать все твое тело, — говорю я, а затем ложкой капаю мороженое на ее сосок и слизываю. Затем на живот, и пробегаю языком по холодному десерту на ее коже. Она практически мурлычет.

Вскоре мороженое, оставшееся в пинте, тает, и Харпер тоже, когда языком я путешествую по ее телу.

Если я не займу чем-нибудь свой рот, то расскажу ей обо всех тех случаях, когда я рисовал ее, и тогда она узнает, как мне будет тяжело ее отпустить.

Хотя, в этом не должно быть ничего сложного. Эта маленькая интрижка должна быть самой легкой в мире.

Только это не так.

Глава 28

Я обыгрываю Харпер, и от этого она сходит с ума.

— Я могу вырваться вперед. Я знаю, что могу, — говорит она, присоединяясь ко мне на скамейке для игроков после того, как сбивает пять кегель на своей дорожке.

Мы в боулинг-центре, чуть выше 101-ой улицы, недалеко от ее дома. Это наш матч-реванш, и мы решили, что лучше не ходить в «Неоновые Дорожки» и не рисковать наткнуться там на Джейсона.

Я дую на свои пальцы.

— Я сегодня в ударе, Принцесса. Победить меня будет очень сложно, — но прежде, чем я могу встать и подойти к своей дорожке, Харпер плюхается своей очаровательной задницей ко мне на колени.

Она обнимаетменя за шею, и я качаю головой.

— Не думай, что сможешь сбить меня с настроя на игру, будучи такой чертовски милой.

— Милой? Я милая?

— Сексуальная, — шепчу я ей на ушко. — Горячая, сексуальная, великолепная, достаточно хороша для того, чтобы тебя съесть. Подумай об этом, я, вроде как, хочу тебя сейчас съесть.

Харпер смеется, и хлопает меня по плечу.

— Ты очень часто хочешь это сделать, Ник, — говорит она.

— Я знаю. Так и есть. Я так же знаю, что ты пытаешься заставить меня проиграть. Дай мне сыграть, женщина.

Она опускается на зеленое сидение рядом со мной, и я возвращаюсь к игре, выбивая девять очков, тем самым увеличивая разрыв между мной и Харпер в турнирной таблице.

Когда я возвращаюсь к ней, Харпер бросает в меня серьезный взгляд. Как только она встает, я хватаю ее за руку и притягиваю обратно к себе.

— Ты пыталась отвлечь меня. Моя очередь тебя отвлекать.

— Ха. Просто подожди начала сезона софтбола. Вот когда я действительно тебя отвлеку.

Я усмехаюсь.

— Жаль, что мы в одной команде.

Она злится на меня и щелкает пальцами.

— Черт возьми, — а затем начинает улыбаться. — Все в порядке. Мне, вроде как, нравится смотреть, как ты выбиваешь хоум-раны, — я расправляю плечи, потому что я хорош в этом. Затем реальность обрушивается на меня. Я буду играть с ней в одной команде следующим летом, когда эти уроки закончатся, и она двинется дальше. Может быть, какой-нибудь другой парень будет следить за ее игрой, встретит после игры и увезет ее.

Волна бешеной ревности проходит сквозь меня. Я пытаюсь это проглотить, но прекрасно понимаю, что, даже если мы не установили официальную дату истечения нашего договора, она все-таки есть. Конечно, мы можем нравиться друг другу достаточно для того, чтобы играть вместе в боулинг, ужинать, есть одно мороженое на двоих, но мы не ожидаем, что один из нас будет подбадривать другого, играя в софтбол следующим летом, как секретные любовники.

Сейчас мы ими и являемся.

Но когда это закончится, мы вернемся к прежним нам: лучшему другу Спенсера и его сестренке.

Провожу рукой по своим волосам, и что-то вроде вины и страха зарождается во мне. Спенсер в своем свадебном путешествии, а я трахаю его сестру за его спиной.

Я пытаюсь представить его реакцию, которая была бы, если бы он вошел сейчас в эту дверь и увидел эту сцену, как мы обжимаемся в боулинг-центре. У него были бы все основания, чтобы разозлиться. Я не честен с ним, а ведь этот парень — мой лучший друг еще со средней школы. Я помог ему разобраться в планах по созданию приложения, которое принесло ему миллионы, я был с ним в день открытия «Лаки Спот» и я стоял рядом с ним, когда он обещал любить Шарлотту до конца своей жизни.

Что, если он узнает об этом свидании и разозлится так сильно, что я потеряю лучшего друга?

Я изо всех сил пытаюсь вытолкать этот образ из своих мыслей.

Но, подождите.

Что, если этого не случится?

Впервые я позволяю этой сцене проиграться с новым началом, когда я что-то ему говорю. Что, если я скажу ему, что мне нравится его сестра? Что, если она узнает, что все эти безумные чувства во мне реальны? Взбесится ли он, если узнает, что я забочусь о ней? Или нет?

Но, черт возьми, я забегаю вперед.

Харпер не заинтересована в продолжении наших отношений после следующих нескольких ночей. Моя грудь сжимается, когда часики в моей голове начинают тикать. Сегодня четверг, и у нас осталось всего несколько ночей.

Лучше все-таки наслаждаться оставшимся временем. Нет необходимости зацикливаться на «что, если».

Харпер проводит пальцем по моему виску.

— Как хорошо ты видишь без очков? — спрашивает она, склонив голову набок.

Я смеюсь над ее невесть откуда взявшимся вопросом.

— Без них я нормально вижу, но с ними мир лучше.

— Ты когда-нибудь хотел попробовать контактные линзы? — она осторожно касается оправы. В ней нет ничего особенного — обычная черная оправа.

— Я пробовал их. Мне не нравится надевать что-то на глаза.

— А как насчет лазерной коррекции зрения?

Я качаю головой.

— Я люблю свои глаза. Что, если именно я попаду в тот один процент, на ком это не сработает, и я останусь без зрения вообще?

— Это вряд ли случится.

— «Вряд ли» не значит невозможно.

— Точно.

— Тебе не нравятся мои очки? — спрашиваю я с любопытством, когда женщина на соседней дорожке выбивает страйк.

Глаза Харпер округляются.

— Я люблю их. Я думаю, что они настолько горячи, что просто плавят трусики.

Я стону от простого упоминания о ее трусиках.

— Они плавят их на тебе?

Харпер понижает голос.

— Ты же знаешь ответ на этот вопрос — да.

— Хороший ответ, — говорю я, а затем подношу палец к уголку ее глаза. — Как насчет тебя? В книжном магазине у тебя были очки в сумочке, но я никогда не видел, чтобы ты носила их раньше. Это были бутафорские очки?

Она качает головой, когда неподалеку машина начинает поднимать упавшие кегли.

— Они настоящие. Но я все время ношу контактные линзы. Без линз у меня ужасное зрение, поэтому я ношу с собой очки на всякий случай, вдруг они мне понадобятся. Но у меня есть еще и поддельная пара очков, которую я собираюсь использовать в своем новом фокусе.

Я наклоняю голову набок, мне любопытно, какой фокус она готовит.

— Что это за фокус?

Харпер наклоняется ближе и тихо говорит мне на ухо:

— Тот, где я — сексуальная библиотекарша.

И вдруг, я больше не заинтересован в том, чтобы заканчивать эту игру.

***

Харпер пытается поставить книгу на полку в своей крошечной студии. Ее рыжие волосы скручены в хвост, она протягивает руку, стоя на цыпочках на каблуках, и сдвигает книгу в сторону.

Мельком я вижу край ее чулок. Они белые, а еще на ней надета облегающая белая блузка на пуговицах и черная юбка-карандаш.

— О, Боже, я не могу достать до самой высокой полки, — говорит она.

— Нужна помощь? — предлагаю я.

Она оборачивается, бросает на меня взгляд из-под очков, и уголок ее губ приподнимается в улыбке.

— Да, пожалуйста. Я была бы вам очень благодарна, если бы вы подали мне вон ту книгу, — говорит она, указывая на кофейный столик. Она наклоняется, представляя мне самый великолепный вид на впадинку груди, которую я когда-либо видел в своей жизни. Ее блузка застегнута только наполовину, поэтому мне открывается прекрасный вид на ее бюстгальтер цвета фуксии, который обнимает этих красавиц.

Я хватаю книгу, не отрывая взгляда от сливочной плоти и выпуклости груди Харпер.

— Теперь, — говорит она, указывая на самую высокую полку. — Мне нужно что-нибудь, на что можно встать.

Я хватаю деревянный стул, стоящий возле стола для завтрака, пододвигаю его ближе к ней и поглаживаю его.

— Такой заботливый клиент библиотеки. Такие заботливые клиенты — мои самые любимые.

Я перевожу взгляд на ее задницу.

— Я думаю, вам будет легче, если вы приподнимите юбку.

— Не могли бы вы быть так любезны и сделать это за меня? — спрашивает она, хлопая ресницами. Так развратно. Так игриво. Так чертовски сексуально.

Я поднимаю ее юбку до бедер, затем протягиваю руку и наблюдаю, как она встает на стул, за ее ногами, за попкой. На ней, блядь, стринги.

— Боже правый, — бормочу я, не в силах устоять. Мое лицо находится почти на одном уровне с этой восхитительной задницей, поэтому, когда она ставит книгу на полку, я наклоняюсь и кусаю Харпер за ягодицу. Со стоном сжимаю ее плоть и говорю низким, похотливым голосом. — Есть кое-что, что я хочу сделать с твоей задницей. Кое-что, что хочу сделать со всем твоим гребаным телом.

От моего прикосновения Харпер дрожит и задыхается, выходя из роли, но, черт возьми, я уже разрушил всю нашу игру. Моргая, она смотрит на меня, и в ее глазах я вижу жажду.

Затем она возвращается к роли, оборачивается и отчитывает меня.

— Никаких прикосновений у полок, открытых для всеобщего обозрения. Они разрешены только в тихих уголках библиотеки, и только, если вы покажите библиотекарю, — она замолкает, а затем наклоняется, прикладывает руку к моему уху и шепчет, — свой большой, толстый член.

Вот это женщина.

Огонь струится по венам, сжигая меня. Я в огне, твердый, как сталь, жаждущий поиметь ее. В считанные секунды я снимаю с себя все, и мне нравится, как ее взгляд скользит по моему обнаженному телу, груди, рукам, прессу, члену. Я обхватываю член рукой и вожу кулаком по всей его длине, большим пальцем провожу по головке, собирая капли своего возбуждения, а затем проталкиваю его меж ее красных губ. Она сосет его, пробуя меня, а затем облизывает весь мой палец.

Я хватаю ее за бедра, поднимаю со стула и ставлю на пол. Затем усаживаюсь на стул и кивком указываю на презерватив, лежащий на кофейном столике.

— Это тихий уголок библиотеки, по крайней мере, до тех пор, пока ты не начнешь издавать эти дикие, сексуальные звуки.

Она хватает пакетик и возвращается ко мне, открывая его. Когда она вынимает презерватив, я дергаю вниз ее трусики, и похоть накрывает меня, когда я бросаю первый на сегодня взгляд на ее киску. Такая гладкая, шелковистая и блестящая, и это говорит мне, насколько сильно она меня хочет. Она проводит рукой по моему члену, и мурлыкающий звук одобрения срывается с ее губ, поскольку она чувствует, как я тверд для нее.

— Ник, ты должен показать мне, как надеть это на тебя, — говорит она тихим, но полным тепла голосом.

Не буду врать. Мне нравится, что она неопытна в таких вещах. Я забираю у нее презерватив, а затем возвращаю, убеждаясь в том, что она держит его правильно.

— Зажми кончик, — говорю я ей, она кивает и делает, как я сказал.

— А теперь раскатай его вниз по моему члену, — говорю я с усмешкой, и она выполняет это.

Я указываю на свой стояк и отдаю ей приказ.

— А теперь, оседлай мой член.

Харпер дрожит, но садится на меня и плавно опускается.

— Боже, Харпер, — дрожь проходит по моему телу, когда она поднимается вверх, а затем опускается обратно. — Ты так сильно меня заводишь, — бормочу я, и это преуменьшение века.

— Точно так же, как и ты меня, — говорит она со стоном, объезжая мой ствол, руками крепко сжимая мои плечи. Она полностью одета, за исключением трусиков, а я совершенно голый, и мне нравится этот обмен энергией.

— Чертовски горяча. Моя сексуальная библиотекарша чертовски горяча, — говорю я.

— Почему ты об этом фантазируешь?

Мои мысли путаются. Я не могу ответить ей какой-нибудь умной фразой. Но мне и не нужно, ведь ответ очень прост.

— Не знаю. Мне просто нравится.

Я опускаю руки на ее голую задницу, сжимаю ее, тем самым вытягивая из нее череду быстрых вздохов.

— Почему тебе нравится, когда я трогаю твою задницу?

— Не знаю, — отрывисто отвечает она. — Мне просто нравится.

Вот так. Просто так. Просто нравится. Это мы. Мы возбуждены, все просто.

Я поднимаю руку и прижимаю ладонь к ее щеке.

— Распусти волосы для меня.

Харпер поднимает руку и освобождает свои рыжие локоны. Они опускаются на ее спину в легком беспорядке, и я запускаю в них пальцы, а другой рукой сжимаю ее бедро, пока она двигается на мне. Когда я чувствую, что ее оргазм приближается, я сильнее ее сжимаю, направляя вверх-вниз, контролируя ее движения, наблюдая, как на ее лице отражается восхитительное удовольствие.

Ее спина выгибается, грудью она прижимается ко мне, а затем кричит, и дикий, неистовый, долгий стон, который продолжается вечность, вырывается из нее. Схватив ее за волосы и наматывая их на кулак, я трахаю ее во время оргазма, вбиваясь в нее до тех пор, пока мое тело не начинает дрожать, когда я тоже кончаю.

Харпер обнимает меня, целует мое лицо, сжимает меня, и я не хочу, чтобы это прекращалось, не хочу, чтобы это заканчивалось. Я хочу, чтобы Харпер хотела меня так же дико и сумасшедшее, так, будто она не может мной насытиться. Потому что, черт возьми, для меня все именно так.

Все именно так.

Глава 29

Джино высоко поднимает бокал с шампанским и широко улыбается.

— За создателя самого популярного шоу на ночном телевидении.

Море ярких, блестящих руководителей телеканалов, агентов, рекламодателей и других богатых и знаменитых людей шоу-бизнеса хлопают и скандируют: «Да! Правильно!».

Быстрым движением руки я машу толпе. Джино хватает мою руку и поднимает высоко так, будто мы на ринге и он — тренер, а я — его профессиональный боксер.

— Этот человек далеко пойдет, — добавляет Джино. — Его шоу скоро станет самым большим хитом на всех каналах. Вот увидите.

Еще больше радостных криков вырывается их толпы, находящейся в этом шикарном, высококлассном заведении в Верхнем Вест-Сайде.

— Я просто держу зрителей в возбуждении, — говорю я с улыбкой, так как Джино съедает такие шутки, как конфетки.

Он легонько стукает меня кулаком в плечо, а затем опустошает свой бокал с шампанским. Джино тянет меня прочь от толпы к краю дубовой стойки бара.

— Слушай, Хаммер. В понедельник я встречусь с Тайлером, и все встанет на свои места. Хорошие новости уже на пути к тебе, — говорит он с блеском в глазах.

— Все, что происходит — все к лучшему, — говорю я и перевожу свой взгляд на Харпер, которая ждет меня, сидя на краю красного вельветового дивана; ее напиток стоит на столике из темного дерева. Она сверкает улыбкой в мою сторону, и легкий изгиб ее губ одновременно сладок и сексуален, и, кажется, эта улыбка предназначена только мне. Я пытаюсь смаковать все эти моменты, проведенные рядом с ней, потому что знаю, что они истекут приблизительно через сорок восемь часов.

Черт.

Я хочу замедлить время. Хочу растянуть следующие два дня и три ночи на год.

Джино следует за моим взглядом.

— О, — сдержанно говорит он, пока облизывает губы. — Ты снова привел с собой свою подругу.

Я просто киваю. Мне ничего не нужно говорить Джино о Харпер.

Он качает головой.

— Она — загляденье, — он понижает свой голос и слегка подталкивает меня локтем. — Это правда, что говорят о рыжих?

О, нет. Только не это. Я резко поворачиваю голову в его сторону.

— Что за?..

Джино с тоской вздыхает.

— Чего бы я только не отдал за…

Моя челюсть сжимается, и я смотрю ему прямо в глаза.

— При всем уважении, вам действительно пора перестать говорить подобное каждый раз, когда я прихожу с ней.

Он приподнимает бровь.

— Извини?

Меня не волнует, если это его взбесило. Мне плевать, если он не захочет продлевать договор на мое шоу в понедельник, когда Тайлер придет к нему. Я устал от его игр и от его оскорбительного поведения.

— Это грубо. Имейте хоть немного уважения к женщинам.

Он расправляет плечи и бормочет:

— Я не имел в виду ничего неуважительного.

— Хорошо, — говорю я, хотя не верю ему. — Теперь, прошу меня извинить.

Я ухожу и присоединяюсь к Харпер, обнимая ее за плечи. Вряд ли у Джино есть шанс с ней, даже если наступит зомби-апокалипсис, или если он будет последним мужчиной на Земле. Но сегодня она со мной, и с ним она никогда не будет, так что пусть он жует эту таблетку горечи, когда я к ней прикасаюсь.

— Эй, красавчик, — говорит Харпер, и ее приветствие удивляет меня. Она не кокетка, но мне нравится это новое проявление нежности, особенно после прямого выстрела этого сумасшедшего, трепещущего чувства в мою грудь. — Ты выглядишь безумно горячо.

— Ты так думаешь? — спрашиваю я, поглощая ее комплименты, нуждаясь и желая их еще больше.

Харпер кивает и взглядом пробегает по всему моему телу, задерживаясь на груди и руках. Она проводит рукой по моим бицепсам, и все то время, что я провожу в зале, поднимая тяжести, окупается, когда она меня трогает.

— Я не могла оторвать глаз от тебя, твоих волос, щетины и рук. Я восхищалась всем комплектом, — говорит она, позволяя последним словам соскользнуть с языка, и это похоже на то, будто Харпер накладывает заклятие на мой член. Она снова делает этот трюк со стояком.

— Ты можешь восхититься моими достоинствами с помощью своего языка чуть позже, Принцесса Жаждущие Глазки, — шепчу я, наклоняясь к ней ближе. Мне нравятся ее пошлые намеки.

Она изображает удивление и прикрывает рот пальцами.

— О, Боже. Было так очевидно, что я фантазировала о тебе?

— Нет, но будет очевидно, насколько сильно мне это нравится, когда я встану через несколько минут, чтобы увести тебя отсюда. Нам нужно избавиться от этой палатки в моих штанах. Расскажи о карандашах в носу, — я шлепаю себя по лбу. — Черт, это меня тоже заводит. Лучше о том, что я видел, как ты делаешь это голой, — я снова шлепаю себя по лбу. — Голой. Я сказал «голой». Это не помогает во всей этой ситуации. Окружающие подумают, что у меня банан в кармане, и это все из-за тебя, Харпер.

Она взволновано поднимает палец.

— Я знаю! Раздавленные бананы.

— Ауч. Ты — эрекционный дьявол. Спасибо за этот ужасный образ.

— Рада помочь, — говорит она, когда моя беременная пиар-агент вразвалочку подходит к нам, для поддержки прижимая руку к пояснице.

Я встаю и помогаю Серене сесть, хотя она и отмахивается от меня.

— Разве не пора тебе уйти в отпуск по беременности и родам? — спрашиваю я.

— Пф-ф-ф, — восклицает она, садясь на вельветовый диван.

— Когда тебе рожать? — спрашивает Харпер с озабоченностью в глазах, но Серена фыркает и убирает руку с поясницы. Она морщится, скрипит зубами и, кажется, считает.

— Год назад, кажется, — говорит она, и ее губы складываются в форме буквы «О», когда она глубоко вдыхает.

— Могу я принести тебе воды? Тебе нужно что-нибудь? — спрашивает Харпер.

— Только то, чтобы эти схватки прекратились.

Мои глаза округляются. Схватки. Это просто одно из тех страшных слов.

— Серена, ты шутишь?

Она смеется.

— Хотела бы! У меня уже пятый день подряд Брекстон-Хикс.

Я почесываю голову.

— Не могла бы ты говорить по-английски, пожалуйста?

Серена убирает свои кудрявые черные волосы с лица и неодобрительно смотрит на меня.

— Ты не знаешь, что это такое?

— Серена, я — двадцатидевятилетний одинокий городской парень. Я понятия не имею, что это такое. Почему бы тебе не просветить меня?

— Ложные схватки, — одними губами произносит Харпер.

— Это ужасно, — с шипением говорит Серена. — Это, по сути, обманные схватки. Они заставляют тебя думать, что ты можешь уже, наконец, изгнать демона из своего живота, но это всего лишь ложная тревога.

Еще одна схватка вот-вот должна начаться, так как она вздрагивает и хватается за стол.

— Серена, — мягко говорит Харпер. — Я думаю, нам нужно вытащить тебя отсюда.

— Не, я в порядке.

— Ты — трудоголик, — мягко говорю я. — Ребенку это не пойдет на пользу. Давай отвезем тебя домой.

— Как один трудоголик другому говорю тебе, я буду в порядке. Мне хорошо здесь. Здесь хоть что-то происходит, кроме ежесекундных схваток, — она тяжело дышит. — Но знаешь что? Думаю, мне нужно снова пописать.

Серена встает, отталкиваясь от дивана и держась за деревянный столик.

— Мне тоже, — Харпер встает и провожает слишком Серену в дамскую комнату. Я проверяю свои часы. Кажется, будто я отсидел все необходимое время на празднике Джино. Я отправляю Харпер смс, в котором говорю, что буду ждать ее снаружи, и совершаю свой большой побег в прохладный воздух Амстердам-авеню.

Я проверяю свой телефон. Ответа нет. Просматриваю сообщения и отправляю короткое смс Тайлеру, вкратце обрисовывая ему сегодняшнюю ситуацию с Джино. Я смотрю на дверь. Харпер по-прежнему нет. Я захожу в «Фейсбук» и рассеянно просматриваю ленту. Тридцать секунд спустя голос Харпер проникает в мои уши.

— Они такие быстрые. Смотри! Он уже здесь.

Одной рукой Харпер обнимает Серену, а второй жестом указывает мне идти за ними. Харпер провожает Серену к черному внедорожнику, припаркованному у тротуара.

Я пробегаю несколько метров, чтобы догнать их.

— Что происходит?

— У нее отошли воды, — говорит Харпер полным спокойствия тоном. — Я вызвала такси. Оно уже здесь.

— Как быстро, — говорю ошеломленно, и я не уверен, говорю ли о навыках Харпер быстрого заказа такси в «Убер» или о схватках Серены.

Открываю дверь машины. Харпер усаживает Серену на середину заднего сиденья, и сама садится рядом с ней, держа ее руку. Я присоединяюсь к ним. Я никогда не имел дела с женщинами, у которых схватки, может быть, это было бы легко для любого, кто уже проходил через это, но я очень рад, что Харпер здесь со мной и держит под контролем всю ситуацию, потому что я понятия не имею, что делать.

— В больницу Mount Sinai Roosevelt, — говорит Харпер водителю, хотя у него уже есть вся нужная информация в приложении. — И поторапливайтесь, — она сжимает руку Серены и говорит: — Всегда хотела это сказать.

Серена смеется, а затем пихает мне свой телефон.

— Позвони Джареду. Скажи ему, чтобы встретил меня в больнице, немедленно.

Это я могу сделать. Я набираю номер ее мужа, и он тут же отвечает:

— Привет, милая. Все в порядке? Я почти закончил с этим контрактом.

— Привет, Джаред. Это Ник Хаммер, — говорю я и сразу погружаюсь в детали. — На вечеринке у Серены начались схватки. Она уже едет в больницу, мы с моей подругой Харпер едем туда вместе с ней.

Я слышу скрип стула и шуршание документов.

— Спасибо, мужик. Я буду там через десять минут.

Вешаю трубку и поворачиваюсь к двум женщинам в машине, и я в восторге от того, насколько они спокойны, в то время как в моем мозгу творится полная неразбериха. Дети для меня — это нонсенс. Я не знаю ничего о том, как держать ребенка, не говоря уже о том, как играть роль полезного друга во время схваток. Но Харпер плавно вживается в эту роль, сжимая руку Серены и помогая ей правильно дышать. Через несколько кварталов, когда машина сворачивает направо в переулок, Серена бросает взгляд в мою сторону.

— Я не назову своего ребенка Убер, если он родится в машине.

Я улыбаюсь ей.

— А как насчет Такси?

Серена улыбается, и вскоре мы подъезжаем к входным дверям больницы на Десятой-авеню. Мы помогаем ей выйти из машины и отводим в отделение неотложной помощи. Ее муж мчится к нам навстречу, чтобы встретить ее. Он быстро приехал. Джаред высокий и крепкий, с густыми черными волосами и тоже носит очки. Я встречался с ним пару раз, так как он тоже в этом бизнесе.

— Спасибо большое, — говорит он, и его глаза широко и нетерпеливо открыты, нервозность в них вполне понятна.

— Это ее нужно благодарить, — говорю я, указывая на женщину рядом с собой. — Харпер привезла ее сюда.

Она отмахивается от комплимента.

— Удачи с ребенком. Я так рада за вас двоих.

Мы уходим и я, честно говоря, немного ошеломлен этим изменением в сегодняшнем вечере. Я почесываю подбородок, пытаясь придумать что-то содержательное, но слова подводят меня.

У Харпер же нет с этим проблем.

— Разве это не удивительно, что всего через некоторое время, может быть, через пару часов, может, больше, их жизнь изменится навсегда, и у них на руках будет ребенок? — говорит она с глянцевым блеском в глазах.

О, нет. Она одна из тех девушек?

— Я люблю детей, — сладко добавляет она и, да, это ответ.

— У тебя детская лихорадка? — осторожно задаю я вопрос.

Харпер закатывает глаза.

— Да. Я хочу быть двадцатишестилетней матерью одиночкой в Нью-Йорке.

— Серьезно. Ты хочешь иметь детей?

— Гм. Не сегодня, Ник.

— Но когда-нибудь?

Она вытягивает руку перед собой.

— Когда-нибудь. В будущем. Когда наступит время. Я люблю детей. Как насчет тебя?

Я пожимаю плечами.

— Понятия не имею. Я буквально никогда об этом не думал.

Она перестает идти, упирает руки в бедра и стреляет в меня пронзительным взглядом.

— Бред собачий.

— Что?

— Я не верю, что ты буквально никогда не задумывался об этом. «Никогда» — слишком сильное слово. И «буквально» тоже. Ты имеешь в виду, что мысль о детях ни разу не посещала твою голову? — спрашивает она, коснувшись моей головы.

— Нет. Ни разу. Я был очень сосредоточен на работе, на том, что я делаю, и на шоу. Такой моя жизнь была с тех пор, как я окончил колледж, и мне это нравится. Я не сижу и не размышляю о детях.

Харпер кивает и глубоко вздыхает.

— Да. Конечно.

— Ты говоришь, что это плохо?

Она качает головой и улыбается.

— Нет, не плохо. Твоя работа — это твоя страсть. Я поняла. В этом есть смысл. Я чувствую то же самое. Но моя работа связана с детьми, поэтому, полагаю, это естественно, что я думаю о них больше. Но это не значит, что я хочу залететь в ближайшее время, — она поднимает палец для акцента. — Тем не менее, я определенно хочу потискать этого ребенка, когда их с Сереной выпишут.

Тискать детей. Такое незнакомое понятие для меня. Весь этот последний час прошел как будто на другой планете — Бейбиландии — и это не то место, которое я хочу посетить снова. Несмотря на это, я все еще в восторге от того, как она сумела справиться с ситуацией.

— Как ты узнала, что нужно делать?

Харпер смеется.

— Это не так сложно.

— О да, конечно, — говорю я, энергично кивая, пока мы гуляем. — Я даже не знал, что такое «Брекстон-Хикс». Я не могу даже представить, что было, когда у нее отошли воды в дамской комнате. Пожалуйста, не говори мне, на что это было похоже, — я поднимаю руку, заранее останавливая Харпер. — Я просто рад, что ты была там.

— Я тоже. Для ее же блага. И, отвечая на твой вопрос, моя подруга, Эбби, несколько лет назад посещала курсы оказания первой медицинской помощи, прежде чем начать работать няней, и она попросила меня ходить туда вместе с ней. Я подумала, что это мне не повредит, так как в силу своей работы я никогда не знаю, когда кому-то может понадобиться помощь. И это — одна из тем, которую мы изучали. Что делать, если у кого-то начнутся схватки.

— И у тебя уже была машина наготове, — добавляю я.

Она пожимает одним плечом и улыбается.

— Что касается моих удивительных навыков заказа такси в «Убер», — говорит она, и шевелит пальцами, — все это мои волшебные руки. Они довольно быстры.

Я целую ее ладонь. Затем каждую костяшку.

— Я очень люблю эти руки, — говорю я, и впервые я не вкладываю в эти слова двойной смысл. Особенно, когда переплетаю наши пальцы. — Мне нравится держать тебя за руку.

— Мне тоже, — говорит она, а затем ее глаза загораются, когда в голову ей приходит идея. — Эй! Хочешь купить подарок для Убера?

Я хмурюсь в замешательстве.

Она слегка толкает меня в бок.

— Для ребенка, глупый. Мы можем зайти в «Открытую книгу» по дороге к твоему дому.

— Давай сделаем это.

Некоторое время спустя мы проходим через входную дверь книжного магазина, и я впадаю в ступор.

Черт возьми.

Я моргаю.

Затем моргаю еще раз.

Длинные черные волосы. Светло-серые глаза. Точеные скулы. Она так же прекрасна, как и в тот день, когда я ее впервые встретил. Там, в секции любовных романов, пробегая по корешку книги красными, как пожарный гидрант, ногтями, стоит Джей Кэмерон.

Глава 30

Посмотрев поверх полки, она ловит мой взгляд. На ее лице появляется удивленная улыбка, и Джей Кэмерон выходит из-за стеллажа, одетая в узкие джинсы, черную обувь на каблуках и яркий красный топ.

— Ник, — говорит она томным, подходящим для ее профессии голосом. Она целует меня в щеку, и я напрягаюсь, надеясь, что ее открытое проявление нежности не задело Харпер.

— Привет, Джилиан. Как ты? — спрашиваю я, и слова выходят сухими и грубыми, когда я называю ее по имени, которым звал раньше. Я смотрю на Харпер. Ее лицо бесстрастное, ничего не выражающее.

— Замечательно. Недавно вернулась из Италии. Моя новая книга только что вышла, и завтра здесь пройдет моя автограф-сессия. Мне всегда нравилось заранее узнавать об обстановке, — она поворачивается к Харпер и протягивает руку. — Я — Джилиан. Или Джей Кэмерон. Я так рада познакомиться с тобой. Завидую твоим волосам, — говорит она, указывая на рыжие локоны Харпер.

— Я — Харпер. Завидую твоим вымышленным персонажам. Их ночи просто божественны, — говорит она, подмигивая, и я давлюсь слюной.

Святой ад. Напряжение во мне нарастает, потому что я не хочу, чтобы разговор шел в том направлении, где ее вымышленные персонажи исполняют неторопливое танго на кровати.

— Они действительно хорошо проводят время, не так ли? — Джилиан снова улыбается. — Что привело вас обоих в «Открытую книгу» сегодня?

— Харпер помогала принимать роды, — ляпаю я и хватаю ее за руку так, будто ею горжусь. А затем понимаю, что сейчас похож на Харпер рядом с Саймоном. Мой пульс учащается, потому что это слишком странно, что рядом со мной в радиусе полутора метров стоят моя бывшая и настоящая любовницы. Харпер знает обо всем, что я делал с Джилиан, благодаря ее книге, и все, что я хочу сделать, — заверить Харпер, что это ничего не значило, и никто ей даже в подметки не годится.

— Как здорово!

Харпер снова преуменьшает свою роль.

— Все, что я сделала, — вызвала такси, когда у нее отошли воды в дамской комнате.

Я качаю головой, сжимая ее руку.

— Нет, она была потрясающей. Она убедилась, что моя коллега — Серена — чувствовала себя хорошо во время поездки в больницу, и что схватки проходят нормально, — говорю я и бросаю взгляд на Харпер, пытаясь поймать ее взгляд и прочитать ее мысли, выяснить, как она себя чувствует прямо сейчас: раздражена ли она, смущена или ревнует. Я хочу сказать ей, что не думаю о других женщинах, не мечтаю о них, что она — единственная женщина, которую я хочу в любое время, в любом месте и при различных обстоятельствах вот уже несколько месяцев.

Харпер указывает на заднюю часть магазина.

— Мне нужно отлучиться в дамскую комнату. Так и не удалось ею воспользоваться на вечеринке.

Она удирает.

И остаемся только я и Джилиан в отделе «новинок». Кусочек моего прошлого, просочившийся в настоящее.

— Ты потрясающе выглядишь, — говорит она и проводит рукой по моему плечу. Ее прикосновение ничего для меня не значит. Это всего лишь дружеский жест.

— Так же, как и ты, — вежливо говорю я.

Она выгибает бровь, а затем убирает прядку волос, упавшую мне на лоб.

— Кое-кто влюблен.

— Ты влюблена? Это здорово, — говорю я, улыбаясь, потому что рад за нее.

Улыбнувшись, она качает головой и поправляет меня.

— Нет. Ты.

Я хмурюсь и отрицательно качаю головой.

— Это нелепо.

— Нет, это не так. Я чувствую такие вещи.

— Потому что ты — писательница?

— Ты никогда не смотрел на меня так, как смотришь на нее.

Я едва понимаю то, о чем она говорит. Это же не вычислительный процесс. Слишком странно слышать, как моя бывшая подвергает меня психоанализу, поэтому я переворачиваю все в свою пользу.

— Ты не хотела этого. Мы об этом не договаривались.

— Я знаю, но, возможно, она этого хочет, — Джилиан кивает головой сторону туалета.

Я хмурюсь, пытаясь понять ее комментарий.

— Почему ты это сказала?

— Потому, что я вижу это. В вас обоих.

Я закатываю глаза, пытаясь показать, насколько сильно хочу отмахнуться от ее предположения.

— Как скажешь.

Но, по правде говоря, не хочу полностью отказываться от этой идеи. Она кажется мудрой и проницательной, особенно когда добавляет:

— Подумай об этом, милый. Между вами что-то есть.

Я цепляюсь к ее комментарию, интересуясь, не принимала ли она чего-нибудь. Она ведь разгадала Харпер так, как я не смог. Это не может быть правдой, ведь так? Она не может быть точна в своем наблюдении. Я должен закончить этот разговор. Отпустить его, словно исчезающего в шляпе кролика. Но отрицание, в котором я практиковался несколько секунд назад, исчезает, и теперь эта идея захватывает меня, пуская корни в ту часть моего сердца, которая едва ли используется.

— Ты действительно так считаешь? — в конце вопроса мой голос срывается.

Джилиан открывает рот, чтобы ответить, а затем закрывает, когда несколько секунд спустя Харпер встает рядом со мной.

— Мне пора идти. Нужно хорошенько выспаться перед автограф-сессией. Было приятно с тобой познакомиться, — говорит Джилиан Харпер, а затем переключает свое внимание на меня. — И, отвечая на твой вопрос, — да, я действительно так думаю, — а затем добавляет, — думаю, завтра будет много народу, не могу дождаться.

Она ловко выходит из ситуации, ответив на мой вопрос о Харпер и убедившись, что Харпер не поняла, о чем мы говорили.

После того, как Джилиан уходит, Харпер откашливается.

— Что ж, я подумала о том, чтобы купить Уберу «Я люблю тебя как до Луны и обратно». Это отличная книга.

— Мы можем прихватить еще экземпляр «Гарри Поттера»? На то время, когда он подрастет?

— Звучит отлично.

Самое странное то, что покупать ребенку подарок вместе с ней — совсем не странно. Это кажется правильным, по-своему.

***

— Мило, что ты дружишь с тем, с кем раньше встречался, — почти задумчиво говорит Харпер, когда мы возвращаемся в мою квартиру и дверь за нами закрывается.

Я пожимаю плечами.

— Да, так и есть. Хотя, я бы не сказал, что мы друзья.

— Но в книжном магазине вы так хорошо общались, — отмечает она.

— Это было обычное дружелюбие. У нас никогда не было глубоких чувств друг к другу, — я опираюсь на кухонный стол и бросаю пиджак на стул, а затем ставлю вниз пакет с подарком для ребенка Серены. Харпер снимает пальто.

— Ты нервничала из-за того, что мы столкнулись с ней? — спрашиваю я, протягивая к ней руку. Она позволяет мне прикоснуться к ней. — В книжном магазине я не был в этом уверен и надеялся, что ты не расстроилась.

Харпер пожимает одним плечом.

— Я не была расстроена. Но это было немного странно, если быть честной, — ее голос срывается. — В основном, потому, что я чувствую, что мне с ней не сравниться.

Я качаю головой и прижимаю ее ближе к себе, мое сердце тянется к ней.

— Стоп. Не было никакого сравнения.

— Но ты бы предпочел быть с ней. Ты просто делаешь это со мной, потому что я попросила.

— Не могу поверить, что ты так думаешь. Для меня это не обязательство. Это лучшее время в моей жизни.

Лучшее время.

Ладно, может, это был не самый романтичный выбор слов, но я не совсем понимаю, о чем идет речь, или как правильно убедить ее в том, что она потрясающая.

— Я тоже хорошо провела время, — мягко говорит она.

Я наклоняю голову, пытаясь понять Харпер, выяснить, что происходит в ее голове, и, что еще более важно, в ее сердце. И чувствует ли оно хоть немного того, что чувствует мое. Я не знаю, но отчаянно хочу узнать. Потому что если есть хотя бы шанс, что она чувствует то же самое, что и я, я должен сказать ей. Должен сообщить, что не хочу, чтобы это время с ней заканчивалось.

— Что происходит, Харпер? Ты выглядишь задумчивой, — говорю я и убираю прядь волос с ее щеки.

Она покусывает губу, отводит взгляд, а затем поворачивается ко мне, и слова начинают литься из нее, словно клоуны, вываливающиеся из машины.

— Мне-интересно-ты-думаешь-мы-сможем-продолжать-в-том-же-духе?

— Что? — спрашиваю я, и мой пульс ускоряется. Она никогда не говорила со мной так быстро. Никогда не использовала этот «неловкий» язык со мной, и это дарит мне дикий всплеск надежды. Может быть, Джилиан права.

Черт возьми, я надеюсь, что Джилиан права.

Харпер замедляется и переводит дыхание.

— Мы останемся друзьями?

Вспышка надежды умирает жестокой, мучительной смертью. Весь воздух покидает мои легкие, и я полностью опустошен, хотя и знал, что именно так и произойдет. Я знал это с самого начала. Ее действия говорили мне, что я не тот парень, с которым она хочет встречаться.

Но я не думал, что это будет так тяжело.

— Конечно, — говорю я с улыбкой, пытаясь скрыть разочарование, больно жалящее в груди. Потому что тяжелее того, чтобы не быть вместе с ней, может быть только потеря ее дружбы. Может быть, в конце концов «лучшее время» и не было таким плохим описанием наших отношений, ведь мы с Харпер провели потрясающее время вместе, и я не могу представить, что ее не будет в моей жизни. Эти последние несколько недель были самым забавным, ярким и прекрасным временем, которое я когда-либо проводил с кем-то. И если бы Харпер окончательно пропала из моей жизни после нескольких расставаний, странных романтических недоразумений, то эта судьба была бы намного хуже. — Именно этого ты хочешь, верно?

Она кивает.

— Я хочу остаться друзьями. Как вы с Джилиан. Я хочу так же. Хочу прийти на твою автограф-сессию и спасти тебя от толпы женщин с обручальными кольцами в карманах и опасными мужьями. Хочу подарить тебе стиральный порошок, чтобы почистить следы от горячего шоколада, который я на тебя пролила. И, если буду нужна тебе для турнира по боулингу, чтобы выбить несколько кегель, я хочу быть той, кто бросает шар, — быстро говорит она, тараторя каждое предложение и едва дыша. — Я хочу видеть тебя за обедом у Спенсера и Шарлотты, или гуляющим вместе с братом с собаками в парке. Или, если ты когда-нибудь захочешь новую душевую кабину, я хочу помочь тебе выбрать ее.

Боже, ее слова убивают меня и отправляют парить. Они заставляют меня чувствовать себя так хорошо и одновременно так чертовски ужасно. Потому что смысл ее слов понятен. Когда все это закончится. Потому что это закончится. Должно закончится. У этого есть начало и будет конец, как и у всего остального, что пришло и ушло. И я буду сильно скучать по этой женщине, ведь кроме нее мне никто не нужен.

Вот бы я мог сказать ей, что хочу быть кем-то большим, чем напарник или приятель. Но если скажу ей, тогда рискую потерять ее как друга?

На это у меня нет ответа. Я могу читать ее сигналы в постели, но у меня нет и малейшей идеи о том, что произойдет, если я скажу ей, что не хочу быть ее учителем — я хочу быть ее парнем.

И я выбираю путь, который вижу ясно.

— Харпер, тебе лучше всегда быть в моей жизни. С тобой она веселее и ярче. И, если я буду тебе нужен… — я замолкаю, потому что… что я на самом деле сделал для нее? Предложил совет при знакомствах? Высмеял чувака, который использует смайлики? Или просто познакомил ее с несколькими оргазмами? Это тот след, который я оставил? — Если я когда-нибудь буду тебе нужен, то знай, что я всегда к твоим услугам.

Харпер слабо улыбается улыбкой, которая не затрагивает ее глаз.

— Отвезешь меня завтра на вокзал? После вечеринки Хейден, что я устраиваю, — говорит она, и я заставляю себя молчать и не упоминать Саймона — отца Хейден. — Днем я должна уехать в Коннектикут. Помнишь?

Я киваю. Она говорила мне, что в этот уик-энд у нее запланировано несколько вечеринок для парочки магнатов Манхэттена, с которыми она работала раньше и которые переехали в пригород, и попросила меня покормить Фидо в воскресенье. Я даже не знаю, почему она хочет, чтобы я поехал с ней на Центральный вокзал. Но я поеду.

— Конечно.

Моя грудь сжимается. Поездка с Харпер на вокзал кажется такой бесполезной для всего того, что, как я выяснил, я хочу с ней. Но я не могу полагаться на домыслы писательницы любовных романов. Джилиан хочет верить в настоящую любовь. Она зарабатывает на жизнь, придумывая сюжетные линии о том, как младшая сестренка влюбляется в лучшего друга своего старшего брата, и как уроки секса превращаются в «И жили они долго и счастливо». Но это настоящая жизнь. Реальная жизнь полна боссов-кретинов, несправедливости и парней, которым посчастливилось иметь все, что они когда-либо хотели, когда дело касается работы, жизни и искусства… но нужно быть полным идиотом, чтобы думать, что и в любви им везет точно так же.

Я не огорчен. Не зол. Я просто реалист. Харпер Холидей всегда будет «моментом времени», а я никогда не буду по уши влюбленным дураком. Я — сторонник моногамии, а эта серия ночей с ней подходит к своему неизбежному завершению.

Я дотягиваюсь к ее блузке, притягиваю ближе и прижимаю ее вплотную к себе.

— Харпер, — выдыхаю я. — Ты должна знать, насколько сильно я полюбил все это время, проведенное с тобой.

— Я тоже, Ник. Я тоже, — она играет с моими волосами, а затем говорит. — Хочешь привязать меня к холодильнику?

Я издаю небольшой смешок.

— Нет. Я хочу кое-что другое.

— Что ты хочешь? — спрашивает она, глядя на меня. Ее глаза кажутся такими уязвимыми.

— Я хочу тебя. Так много раз, сколько смогу.

Она прижимается своим лбом к моему, губами касается моих, когда шепчет:

— Возьми меня.

Так начинается еще одна ночь блаженства с ней, хотя я и не могу не слышать тиканье часов, пока мы расслабляемся.

Глава 31

Я хожу взад-вперед по Шестьдесят второй улице. Запускаю руку в свои волосы. И снова пялюсь в телефон.

Я не ревную, что она с Саймоном. Меня это не раздражает.

Я снова проверяю сообщения.

Принцесса: Опаздываю. Я помогла им с уборкой после вечеринки, а потом пришлось выпить с ними чашечку кофе.

Я разжимаю челюсть. Отпускаю ревность, бурлящую во мне. Харпер — моя подруга, и я не потеряю ее дружбу.

Я думаю о своем отце и о йоге, о его вечно спокойном поведении. Я невозмутим, и все принимаю, как должное. Ага. Это я. Жизнь хороша, а я — счастливый ублюдок. Как и поверхность Сатурна, я так же равнодушен к тому, что Харпер пьет кофе с Саймоном перед тем, как я должен отвезти ее на Центральный вокзал, Бог знает зачем.

Кроме того, я тоже купил себе кофе. Вот.

Когда Харпер поворачивает за угол, сжимая бумажный стакан в руке, папаша Хемсворт идет рядом с ней. Харпер держит ладошку его маленькой дочурки в руке, и я делаю глубокий вдох, наполняя легкие кислородом.

Потому что знаете что? Он подходит ей лучше меня. Она любит детей. Она хочет детей. Она действительно хорошо с ними ладит. Я же даже не знал, что такое схватки Брекстона-Хикса.

Если собираюсь быть ее другом, я должен побороть эту ревность.

Они подходят ко мне, и я выдавливаю из себя самую большую, яркую, счастливую, самоуверенную улыбку.

— Харпер. Как ты? — я поворачиваюсь к Тору и здороваюсь. — Как дела, мужик? Вечеринка была отличной?

Хейден начинает говорить первой.

— Это была самая лучшая вечеринка на свете. Анна Удивительная показывала самые волшебные фокусы.

— Она была невероятна, — вторит Саймон, и нет, я совершенно точно не хочу заливать куриный бульон в лейку душа в его ванной. Не-а. И не хочу менятьего дезодорант на сливочный сыр. Потому что, на самом деле, я не делал этого с тех пор, когда мне было шестнадцать, и я издевался над Уайатом.

Я — взрослый человек, и не должен бить себя в грудь или опускаться до такого уровня. Кроме того, я могу быть другом Харпер, даже если она будет встречаться с этим чуваком и надевать для него свои трусики с бабочками.

Пелена затмевает мне глаза, когда этот образ формируется в моем мозгу. Я раздавливаю стаканчик рукой, и остатки моего напитка брызгами падают на тротуар.

Упс.

Хемсворт: один. Ник: ноль.

— Все в порядке? — спрашивает Харпер, когда я выбрасываю картонный стаканчик в мусорную корзину, а затем пытаюсь вытереть кофе со своих рук.

Я отшучиваюсь.

— Не стоило на этой неделе поднимать все веса в тренажерном зале. Я не понимал, насколько сильными могут стать мои предплечья.

— Мой папочка тоже сильный, — говорит Хейден, хватая Саймона за руку. Проклятье. — Он — суперзвезда!

— Так она меня и зовет, — говорит Саймон, и несправедливо, что парень похож на кинозвезду, так еще вдобавок к этому так скромен. Выглядит так, будто вы узнали, что ваш любимый спортсмен отдает все свои деньги на благотворительность.

— Это восхитительно, — говорю я, и уверен, что никто не услышал кислоту в моем тоне. Я ведь так хорошо ее маскирую. Да и Харпер этого точно не заметит. Она, вероятно, покраснела и не может вымолвить ни слова, стоя рядом с мужчиной, которого она на самом деле хочет.

— Саймон, — говорит она, поворачиваясь к нему. — Спасибо за кофе. Эбби будет так рада услышать это. На следующей неделе она заканчивает работу с нынешней семьей, и она — одна из лучших нянь, поэтому ее быстро кто-нибудь наймет. Тебе нужно быстрее за нее ухватиться, — Харпер щелкает пальцами и смеется.

Саймон тоже смеется.

— Я позвоню ей, как мы и говорили.

Чему, черт возьми, я только что стал свидетелем? Харпер не лепетала. Она не тараторила. Не сходила с ума.

— Ну, технически мы об этом не говорили, — говорит она, шутя.

— Ты меня подловила.

— Ладно, мне пора бежать, — она наклоняется к Хейден и притворяется, что достает из уха пачку мини «Скиттлз». — Специальный подарок от Анны Удивительной для именинницы.

Глаза Хейден округляются, и она хватает конфеты.

— Я люблю «Скиттлз». Они мои любимые.

— Я знаю, — говорит Харпер, затем прощается с ней и переводит взгляд на свою романтическую привязанность.

— Я скрестила пальцы, чтобы все получилось.

Она скрещивает указательный и средний пальцы.

— Увидимся позже, Харпер, — затем он протягивает мне руку. — Рад был встрече, Ник. Поздравляю с успехом твоего шоу. Харпер упоминала об этом. Она так тобой гордится.

— Спасибо, — говорю я. Когда Саймон с дочерью уходят, я склоняю голову набок, пытаясь понять, что за странное рыжеволосое существо передо мной, одетое в одежду Харпер. На ее плече массивная сумка, поэтому я почти уверен, что это не самозванка, но я понятия не имею, как она провернула этот трюк с нормальным поведением. Если только… она больше в него не влюблена. И это было бы самой лучшей новостью в моей жизни… только вот со мной она хочет всего лишь дружить.

Но подождите.

Давайте подумаем об этом.

Давайте сложим все факты.

Прошлой ночью у меня дома, когда она склонилась над диваном, то была более чем дружелюбной. Когда она объезжала меня и получила третий из четырех оргазмов, что я ей подарил, она была более чем приветливой. Когда она кричала «О, Ник, никто не заставляет меня чувствовать себя так, как ты», это звучало теплее, чем просто нежность.

И это чувствовалось, как что-то намного большее, чем просто уроки соблазнения. Это было больше, чем просто умопомрачительный секс. Было похоже на то, что мы влюблены друг в друга.

Может быть, я должен сделать еще один ход.

— Поймаем такси? — спрашиваю я, взмахивая рукой. — Иногда это быстрее, чем вызывать «Убер».

— Хорошая идея. Тем более, что окончание вечеринки слишком затянулось.

— Где твой плащ?

Она похлопывает по сумке.

— Здесь.

— Ты ведь надеваешь плащ на свои шоу, верно?

Она кивает и улыбается.

— Да.

Разряд похоти врезается в меня. Я ничего не могу с собой поделать.

— Готов поспорить, ты выглядишь безумно горячо, одетая только в плащ и ни во что больше, — ляпаю я.

— Вообще-то, я не надеваю свой плащ на голое тело, — говорит она.

Я выгибаю бровь.

— Ты сделаешь это для меня?

— Да, — говорит она, когда к нам подъезжает желтое такси. Я открываю дверь и сажусь после нее. Хлопок двери звоном отдается в моих ушах, и тут до меня доходит. Игра не закончена.

— Мы можем поговорить об очевидном?

Ее глаза загораются.

— Конечно.

Большим пальцем я указываю за спину в том направлении, куда ушел Саймон.

— Английский. Ты совершенно точно разговаривала с Саймоном на нормальном языке.

Она счастливо кивает.

— Очевидно, я излечилась. Твои уроки искоренили мой маленький недуг.

— О, — говорю я, и мое падает в бездну, когда я выхожу на поле один. Думаю, это означает, что теперь она может вести себя нормально в присутствии парней, которые ей нравятся. — Мы избавились от Принцессы Неловкости. Хотя я буду скучать по ней, — говорю я, пытаясь удержать игривую нотку.

— Да, я тоже, — говорит она, задумчиво вздыхая, а затем сверкает огромной улыбкой. — Но это не единственная причина, по которой я излечилась, — говорит она, переплетая наши пальцы.

Я ненавижу искры, бушующие внутри меня от ее прикосновения. Я хотел бы, чтобы они остановились.

— Какова другая причина?

Харпер счастливо пожимает плечами и сжимает мой бицепс.

— Он мне больше не нравится. На самом деле, когда по смс он попросил меня выпить с ним кофе на прошлых выходных, я отклонила его предложение.

И мы снова в деле. Ангелы поют. Небеса разверзлись. Конфеты падают с неба.

— Это так? — спрашиваю я, и уголки моих губ приподнимаются в легкой улыбке.

— Это так, — говорит она сексуально, озорно и маняще. — Причина, по которой я задержалась, в чем ты, вероятно, убедился, была в том, что я помогла им убраться, чтобы поговорить о моей подруге, Эбби, поскольку Саймону нужна новая няня для Хейден. Его бывшая жена почти не появляется, и он практически в одиночку занимает воспитанием. Он купил мне кофе в знак благодарности.

— Я в этом убедился. Я еще я думаю, то, что ты использовала слово из кроссворда в беседе — невероятно горячо.

— Я сделала это, потому что знала, что тебе понравится, — говорит она и проводит пальцами по моей шее и волосам. Искры? Она не просто летают. Они торпедой проносятся по моей коже. Они живут внутри меня, вместе с этой девушкой. Я так далеко зашел с ней, это просто смешно.

Как я думал, что позволю ей просто уйти? Я не смогу, независимо от того, кто ее брат. Мне просто надо разобраться с этим небольшим препятствием.

— Мне это нравится. А еще мне нравится, что ты не влюблена в него, — говорю я, когда склоняю голову ближе и поворачиваю ее, чтобы встретиться с ней взглядом.

— Почему это тебя радует? — спрашивает Харпер, прижимаясь ко мне ближе, когда такси поворачивает за угол, приближаясь к вокзалу.

— Потому что я — жадный ублюдок, и я хочу тебя для себя, — говорю я, и это не раскрывает всего того, что чувствую, но это начало. Я собираюсь заполучить ее. Шаг за шагом.

— Я твоя. Разве ты этого не знаешь? Я не смогла бы делать то, что мы делали в постели, и чувствовать то же самое к кому-нибудь другому. Я клянусь, Ник, я не чувствовала к нему ничего задолго до той ночи, когда ты меня поцеловал. С тех пор, как я отправила тебе карандаши. И даже задолго до того стирального порошка. И я никогда ничего не чувствовала к Джейсону.

Мое сердце гулко бьется в груди, пытаясь пробраться к ней.

— Мне чертовски понравилось, что ты подарила мне стиральный порошок, — говорю я, глядя ей в глаза.

— Я думала, что я не твой тип. Ты предпочитаешь женщин постарше, — говорит она шепотом.

Я качаю головой, и тепло распространяется по моей коже.

— Мой тип — это ты, — говорю я, и ее синие глаза сияют от волнения, может быть, даже от дикого счастья.

— Ты — мое пристрастие, — говорит она немного кокетливо, и, черт возьми, это возбуждает меня еще больше, я чувствую, будто могу ходить по воде.

Такси со свистом останавливается у вокзала, я протягиваю водителю деньги через окно и выхожу вместе с Харпер.

— Мне нужно сесть на поезд, или я опоздаю, — говорит она голосом полным тоски.

— Приходи ко мне, когда вернешься.

— Завтра я вернусь очень поздно.

— Мне все равно, во сколько это будет. Я просто хочу тебя увидеть.

— Я тоже хочу тебя увидеть.

Я наклоняю голову набок.

— Почему ты хотела, чтобы я отвез тебя на вокзал?

Ее губы приоткрываются.

— Потому, что я все время думаю о тебе.

Я улыбаюсь.

— Харпер Холидей, я тоже все время думаю о тебе, — я прижимаю ладони к ее щекам и целую ее. Этот поцелуй отличается от всех остальных. Он такой же горячий, как и все предыдущие, но в нем есть что-то неуловимое, что-то, что поражает меня прямо в грудь и впивается мне в кости. Неизбежность, и, в отличие от прошлой ночи, это не похоже на конец. Это похоже на обещание чего-то большего.

Она разрывает поцелуй и разворачивается, чтобы уйти, а затем поворачивается обратно и скользит рукой вверх по моей груди, приподнимает мой подбородок и смотрит мне в глаза.

— Есть кое-что, что мы еще не делали в постели.

— Скажи что.

— Я на таблетках, — говорит она, и это выбивает из меня весь воздух. Я почти шатаюсь, стоя на оживленной улице возле железнодорожного вокзала.

— Я чист. Я проверялся, — добавляю я, хотя в моем горле пересохло. Возможность почувствовать ее без презерватива слишком возбуждающа. Я не уверен, что смогу выдержать эти два дня без нее.

— Мы можем заняться сексом без презерватива, когда встретимся завтра?

Я киваю.

— Я никогда прежде такого не делал.

— Я буду твоей первой? — ее голос повышается от волнения.

— Да, — и я умираю, как хочу сказать ей, что она первая во многом. Первая женщина, к которой я когда-либо что-то чувствовал. Первая женщина, о которой я когда-либо заботился больше, чем о своей работе. Первая женщина, которая вдохновила меня нарисовать мультфильм просто для удовольствия.

Харпер прижимается прощальным поцелуем к моим губам и шепчет:

— Не могу дождаться.

Она уходит, и я уверен, что следующие тридцать шесть часов будут самыми долгими в моей жизни.

Потому что… без презерватива.

Глава 32

Этим вечером мы с Уайатом идем в кино, чтобы заценить шпионский фильм, который ошеломил мой мозг двумя часами взрывов, бойни на ножах и одним крутым мотоциклистом, постоянно съезжающим с бесконечной череды лестниц.

Уайат ни разу не спросил о Харпер или Спенсере, когда мы покупали пиво и гамбургеры после титров. И я благодарен за это, хотя и не знаю, что делать со своим приятелем. Надеюсь, Спенсер поймет, что мои чувства к его сестре не должны стать причиной окрашивания бровей и бритья волос.

Даже если я не был с ним честен.

Я отталкиваю эти мысли подальше хотя бы на сегодня. Вечный болтун, Уайат, рассказывает мне о своих планах по расширению бизнеса и о том, как ему нужно нанять нового ассистента. Это один из немногих моментов, когда мы не вываливаем друг на друга нескончаемый поток дерьма.

И еще я рад, что пережил один день обратного отсчета до секса без презерватива. Когда позже вечером я возвращаюсь домой, то сразу иду к своему столу, где рисую парня с секундомером. Разинув рот, он смотрит на сексуальную девушку-механика, которая устанавливает тормозные колодки, одетая только в плащ.

Я называю этот рисунок «Обратный отсчет до секса без преград».

Знаю, знаю. Я чертовски гениален. Но, как говорится, развратный ум — страшная сила, которую нужно куда-то направлять. Я выключаю экран, и, когда заползаю под простыни, напоследок, перед сном, проверяю свой телефон. И снова, карма любит меня, потому что Харпер прислала мне фотографию. Крупный план ее пальцев, скользнувших под край красных кружевных трусиков.

Клянусь, эта женщина будет моей погибелью. Она так чертовски идеальна для меня.

***

В воскресенье утром я просыпаюсь из-за своего телефона, дребезжащего на тумбочке. Должно быть, пришло еще одно сообщение от Харпер. Я ухмыляюсь в ожидании, когда хватаю телефон.

Вместо этого на экране появляется сообщение от Серены с фотографией спящего младенца.

Серена: 3 килограмма и 170 граммов мучений, и я бы не променяла это ни за что на свете. Познакомься с моим мальчиком!

От хороших новостей еще большая улыбка расползается по моему лицу. Я знаю, Харпер понравится эта фотография, поэтому я пересылаю ее ей.

А затем замираю.

Я только что отправил Харпер фотографию ребенка. Чтобы сделать ее счастливой. Что, черт возьми, со мной стало? Кто этот чувак внутри моей кожи, отправляющий фотографии новорожденного? Девушке, которая прислала мне пошлую фотографию прошлой ночью.

И это именно тот момент, когда все становится на свои места. Я хочу, чтобы Харпер была счастлива во всем — в постели и вне ее. Я хочу дарить этой женщине не только десять тысяч оргазмов. Хочу видеть ее улыбку больше раз, чем смогу сосчитать.

Потому, что… я в нее влюбился.

Я стону и падаю обратно на матрац.

Эта женщина перевернула мой мир. Раньше я хотел только дарить ей оргазмы. Доставить ей удовольствие, вытравить ее из своего организма. Сейчас я хочу, чтобы она постоянно была счастлива. Я, Ник Хаммер, самовлюбленный и неисправимый холостяк, Магеллан женского оргазма, стал влюбленным дураком.

Хотелось бы, чтобы в воскресном кроссворде была подсказка, как выразить это безумие, захватившее мое сердце. Узнать, как прикасаться к Харпер, как целовать ее и как доставить удовольствие каждому сантиметру ее тела кажется легким делом, по сравнению с этим странным, новым и неизвестным чувством, занимающим место в моей груди. Что сказать женщине, в чьи сети ты попал по самую макушку? Я чешу голову, в которой потихоньку становится пусто. Я знаю о сексе все, а любовь — это язык, который я едва понимаю.

Я закрываю глаза, позволяя разуму блуждать по всем фактам, что я знаю о Харпер. Она любит веселиться, рассказывать анекдоты, проводить время с друзьями и семьей, помогать людям, которые ей не безразличны. Она любит осень, торт, боулинг и побеждать меня в соревнованиях. Ей нравится заботиться о Фидо и изучать новые фокусы, и она любит дарить подарки.

Но больше всего Харпер нравится, когда ее понимают.

Я возвращаюсь к одному из тех сообщений, что она прислала мне. Не к похабному.

Принцесса: Я хочу смотреть в его глаза и чувствовать, что он знает меня, понимает меня. Я хочу, чтобы он узнал о моих причудах и принял их, а не пытался изменить. Я хочу знать, что это такое.

У этой девушки определенно есть причуды. Я цепляюсь за кое-что. За кусочки и фрагменты нашего разговора в кафе «Кусок торта». Она что-то говорила о банальных сценах. Что именно?

Я тру вместе большой и указательный пальцы, будто это поможет моей памяти поднять на поверхность нужные воспоминания. Это срабатывает, и я улыбаюсь, вспоминая то ее небрежное замечание.

Она пишет те банальные секс сцены, где парень говорит девушке, что любит ее, пока он внутри нее или сразу после этого?

Возможно, я не знаю, что нужно сказать, но совершенно точно знаю, когда не стоит ничего говорить. Я встаю с постели, чищу зубы, натягиваю шорты для тренировки и толстовку и иду сжигать часть этой энергии, пробежав всю дорогу до дома Спенсера, где кормлю Фидо, полагая, что кот и его хозяин не будут возражать против такого развития событий, ведь я собираюсь быть чертовски идеальным для Харпер. Я буду относиться к ней, как королеве, коей она для меня и является. Мне только нужно ей признаться.

У меня нет плана, самолета, пишущего в небе тексты, или букета цветов, и, честно говоря, не думаю, что она была бы впечатлена чем-нибудь из этого.

Но самая важная часть моего плана — не позволить закончиться нашим с Харпер урокам. До тех пор, пока я не скажу ей, что хочу быть больше, чем просто ее другом, больше, чем учителем, больше, чем ее любовным тренером. Я хочу принадлежать ей.

Очень жаль, что сегодня ее поезд прибывает действительно поздно ночью. В десять часов вечера она написала мне, чтобы сообщить, что застряла в Бриджпорте из-за какого-то ремонта двигателя.

Я сразу же пишу ей ответ с единственно возможным решением.

Я: Я приеду за тобой.

Принцесса: Ты серьезно?

Я: Ты понятия не имеешь, как сильно я хочу тебя увидеть.

Принцесса: Так же сильно, как и я тебя?

Я: Да. ТАК ЖЕ СИЛЬНО.

Принцесса: Ты не использовал смайлики, но использовал заглавные буквы?

Я: ЗАГЛАВНЫЕ БУКВЫ — ЭТО ПО-МУЖСКИ. Приезжай сюда, женщина. Мне нужно твое обнаженное тело подо мной.

Принцесса: ЧТО, ЕСЛИ Я ХОЧУ БЫТЬ СВЕРХУ?

Я : МНЕ ПЛЕВАТЬ. ТОЛЬКО ПРИЕЗЖАЙ. Как насчет этого? Я закажу такси. Пошлю его к тебе. Сделаю все, что пожелаешь.

Принцесса: Сейчас бы трансгрессия действительно пригодилась.

Я: Теперь ты действительно меня заводишь со всеми этими разговорами о Гарри Поттере и волшебстве. Но серьезно, Принцесса, могу я отправить тебе машину?

Принцесса: Говорят, поезд готов будет тронуться через двадцать минут. Я скоро приеду. Если нет, то я могу пожевать свою ногу в ожидании.

Я: Хм, мне нравятся твои ноги. Пожалуйста, воздержись от жевания конечностей.

Принцесса: О-о-о! Мы снова движемся!

Чуть позже я проверяю время. Уже одиннадцать, и в новом сообщении говорится, что она должна приехать на Центральный вокзал к полуночи. Я думаю, что такси домчит ее до моего дома за пятнадцать минут, значит, у меня она будет в двенадцать пятнадцать. Принимаю быстрый душ, чищу зубы и обматываю полотенце вокруг своей талии.

Новое сообщение от нее высвечивается на моем экране.

Принцесса: Ух. Еще больше неприятностей. Поезд прибудет в двенадцать сорок пять. Мне лучше поехать домой?

Мой ответ мгновенен.

Я: ЧЕРТ ВОЗЬМИ, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ.

Я ложусь на кровать, начинаю читать книгу, и уплываю в мир снов.

***

Звонок в моей квартире действительно очень громкий. Я резко просыпаюсь и сажусь в постели. Тру глаза, сосредотачиваясь. Хватаю свои очки. Встаю с кровати и отвечаю на звонок. Швейцар говорит мне, что у меня гость, и я прошу впустить ее.

Выхожу из спальни, затем убираю цепочку с замка, открываю дверь и выглядываю в холл.

Звуковым сигналом лифт извещает о своем прибытии, а затем медленно открывает свои двери.

Харпер поворачивается и направляется ко мне. На ней надеты джинсы и розовая куртка, а волосы собраны в свободный хвост. Ее глаза округляются, когда она приближается ко мне. Они становятся размером с планету, пока взглядом она скользит по моему телу.

Я смотрю вниз. Ой. Кажется, я стою в чем мать родила.

— Я должна всегда приходить к тебе после полуночи, если это мое приветствие, — говорит она, ее взгляд блуждает по моему обнаженному телу.

— Если разыграешь свои карты правильно, то это будет легко устроить, — говорю я, приподнимая бровь. Она не знает и половины всего. Харпер не знает, насколько это утверждение правдиво. Если она меня хочет, то я всегда буду к ее услугам, в любое время, в любом месте.

Я хватаю ее за руку и затягиваю внутрь. Она бросает сумку на пол, когда дверь за ней закрывается.

Я не теряю времени. Целую ее так, будто прошли недели. Языком Харпер проскальзывает между моих губ, руками скользит по моей груди, прессу, вниз по дорожке волос от пупка к паху, и, о, я так рад, что это путешествие приводит ее именно туда. Она скользит ладонью по моему члену, и у меня перехватывает дыхание.

От ее прикосновения в моем позвоночнике покалывает. Харпер опускает голову к моей шее, целуя меня. Я вздрагиваю, а затем прикусываю губу, потому что я пока еще не могу рассказать ей о своих чувствах. Она целует меня в подбородок, а затем шепчет мне на ухо:

— Мне нужно сбегать в комнату для девочек. Жди меня в кровати.

Я салютую ей и направляюсь в спальню, подчиняясь ее приказам. Снимаю очки, кладу их на прикроватную тумбочку и складываю руки за головой. Лучи лунного света просачиваются сквозь шторы, и в спальне появляются тени. В ванной комнате включается вода, а затем все замолкает. Ее каблуки цокают по полу, а через три секунды она стоит в дверном проеме, освещенная луной.

Харпер встает в позу. Если она была удивлена моему одеянию, то я потрясен в десять раз сильнее.

Глава 33

— Господи Боже, — медленно говорю я. Моя челюсть уже, должно быть, валяется на деревянном паркете.

Волосы Харпер свободно ниспадают по плечам. На ней надет черный плащ, туфли на шпильках и белые кружевные трусики в розовый горошек. И все. Без бюстгальтера. Мой рот наполняется слюной. Член становится таким же твердым, как и дерево, из которого сделан паркет. Мое сердце бешено танцует фокстрот, когда я сажусь в постели и тру рукой свой подбородок.

Я так до смешного помешан на ней.

Встаю, подхожу к ней ближе и поднимаю ее на руки.

— Ты — девушка моей мечты, — хрипло говорю я, когда несу Харпер к кровати и бросаю ее на постель.

Она приземляется с игривым визгом.

— Значит, это да? Тебе нравится этот плащ?

Я сажусь на нее верхом.

— Скажем так. То, как ты выглядишь в этом плаще, достаточно горячо для того, чтобы запостить тысячу новых гифок в «Тамблере». «Сексуальная Рыжая в плаще». Нет, подожди, — я качаю головой, а затем подношу палец к ее губам. — Никому не говори об этом. Это будет моим следующим шоу. Оно будет таким крутым, что его будут крутить ранним утром. По Cinemax^[36].

Пальцами Харпер прикасается к атласному плащу.

— Полагаю, это значит, что ты хочешь, чтобы я его не снимала.

— Пока что, — говорю я, прижимаясь членом к ее трусикам.

Через секунду этот дерзкий, игривый блеск исчезает из ее глаз. Он сменяется необузданной жаждой. Она вздрагивает и поднимает руки ко мне, обхватывая ими мое лицо.

— Поцелуй меня, пожалуйста. Ничего не заводит меня сильнее твоих поцелуев, Ник.

— Мне тоже нравится тебя целовать. Это моя любимая прелюдия.

Я наклоняюсь к ней и целую, как сумасшедший. Она тает в моих объятиях, просто, блядь, тает, как мороженое в жаркий летний день, а на вкус она даже лучше. Она теплая и уютная и, лежа подо мной, мурлычет мне в рот, вздыхает напротив моих губ. Кончиками пальцев играет с моими волосами так, что я начинаю стонать. Харпер посасывает мой язык, кусает губы, а затем прижимается своими мягкими, теплыми губами к моим. Я настолько опьянен желанием, что единственный способ утолить эту жажду — быть поглощенным ею. Позволить этому сокрушить меня так же, как эта девушка завладела моим разумом, моим сердцем и моим телом. Я хочу ее каждой частичкой своего тела.

Она трется своими бедрами о мою эрекцию.

Да, эта часть мне тоже нравится. Особенно эта часть.

Еще один толчок ее бедер, и все, это вся прелюдия из поцелуев, с которой я могу справиться. Сильнейшая потребность поглощает меня. Мне нужно прикоснуться к ней, поцеловать каждый сантиметр ее тела, чтобы узнать ее лучше. Я смещаюсь вниз на кровати и запускаю большие пальцы под ее трусики. В этот же самый момент она приподнимает бедра.

У меня перехватывает дыхание, когда она делает это. Это такой небольшой шаг в нашей игре, но он рассказывает мне обо всем. Она хочет, чтобы я раздел ее, так же сильно, как я хочу, чтобы она сняла всю свою одежду.

Я вспоминаю слова, которые Харпер сказала в итальянском ресторане, что по ее словам ей нравится. «Смотреть, как ты раздеваешься для меня». Ее голос звучит в моей голове, и эти слова звучат для меня по-новому. Так, будто эти слова проникают глубже в мое сердце, а это значит гораздо больше, чем просто обнажение для кого-то. Это значит, что это именно тот человек, для которого вы действительно хотите обнажиться.

Я дергаю ее трусики вниз к коленям, затем к лодыжкам, а затем и вовсе снимаю их, и с полной уверенностью могу сказать, что Харпер для меня и есть тот самый человек. Мой путь начинается и заканчивается здесь — с этой великолепной красоткой в плаще, лежащей в моей постели после полуночи.

Стоя на коленях у ее ног и сжимая ладонями лодыжки, я снимаю с нее туфли, глядя прямо в глаза.

— Привет, красавчик, — шепчет она.

— Привет, красавица.

Наши голоса звучат иначе. Она тоже должна была это услышать. Должна была почувствовать это так же, как и я. Я наклоняюсь к ее голени и целую. Когда поднимаю голову, она задыхается от этого легкого прикосновения.

— Харпер, — говорю я хриплым голосом.

— Да?

— Хочешь узнать кое-что, что, как я понял, мне нравится? — спрашиваю я, повторяя те слова, которые она сказала тогда.

— Скажи мне.

— Смотреть, как ты раздеваешься для меня.

— О, Боже, — стонет она, широко расставляя ноги, разводя их в форме буквы «V», а затем я прижимаюсь губами между ее бедер.

Нет ничего лучше, чем ее стон при первом касании моего языка к ней.

Ничего.

Ее стоны, проскальзывающие в мои уши, подобны самой великолепной песне, и мне нравится, что она узнала, насколько потрясающим может быть оральный секс, потому что я не могу сопротивляться желанию ее вылизать. Я так отчаянно хочу ее трахнуть, но это я люблю больше всего. Склоняться перед моей девочкой. Чувствовать ее сладость на своем языке, губах, лице.

Мне нравится ее гладкость, и то, какой влажной она становится, когда я ускоряюсь. Чем больше я провожу языком по ее плоти, тем громче она стонет, тем сильнее извивается, пока не начинает биться в конвульсиях оргазма. Ей не нравятся пальцы, только язык и губы. Она становится такой отчаянной и неистовой, когда руками хватается за мои волосы, а ногами обхватывает мою голову.

Я смотрю на нее и вижу, как Харпер наблюдает за мной, а затем делаю то, что она любит больше всего. Я запускаю руки под ее попку и сжимаю эти сочные ягодицы, пока целую ее, как сумасшедший.

О, Боже.

Да!

Именно так.

О, Господи Боже.

Я сжимаю и мну ее задницу, пока вылизываю ее киску, и она парит в раю. Я хватаю ее за ягодицы и немного раздвигаю их в стороны большими пальцами, и Харпер тут же начинается толкаться мне в рот. Я люблю ее задницу, а ее задница любит меня. Мы идеально подходим друг другу, особенно когда она плотно прижимает руки к моей голове так, будто никогда не отпустит и будет раскачиваться у моего лица до тех пор, пока не потеряет контроль и не кончит.

Я замедляюсь, позволяя ей насладиться оргазмом. Вытирая рот рукой, я ползу вверх по ее телу, готовясь почувствовать ее другим способом. Плащ скрутился вокруг нее, а завязки зацепились за шею. Я быстро развязываю их, освобождая ее.

— Сегодня я думал о тебе целый день. Всю ночь. И весь вчерашний день тоже, — шепчу я, когда потираюсь головкой о ее мягкое лоно.

— Ты должен знать, что я тоже думала о тебе, — говорит Харпер, потянувшись к моим бедрам, притягивая меня ближе.

Разряды электричества проходят по всему моему телу, когда я начинаю входить в нее. Я борюсь с желанием рассказать ей все. Сказать, что для меня это первый раз не только в сексе без презерватива.

Это первый раз еще кое в чем.

Значимый первый раз. Тот, что значит гораздо больше, чем удовольствие без преград. Тот, что может перевернуть мое будущее и осветить его совершенно новым цветом.

Я с легкостью в нее проникаю.

— Харпер, — стону я. — Это…

У меня нет слов. Всех слов мира не хватит, чтобы описать это великолепное чувство, пронизывающее меня, когда я вхожу в нее. Она обнимает меня ногами, и в такой позе я заполняю ее полностью. Удерживаю себя поверх нее, пока истинное удовольствие струится сквозь меня. Я смотрю вниз на лицо Харпер — ее губы раскрыты, а голубые глаза наполнены блеском, когда она смотрит на меня в ответ. Боже, это почти слишком чувственно. Но этой связи с ней я жажду так же, как и кислорода.

Я вхожу в нее, и она в унисон со мной приподнимается. Я ласкаю ее, и она принимает меня глубже. Мы находим идеальный ритм, и впервые делаем это в тишине. Мы два болтуна, потерявших дар речи, и я не нахожу слов, чтобы что-то сказать. Я могу только чувствовать. Жар ее тела. Биение ее сердца. Мягкость ее дыхания на моем лице, когда я опускаюсь на локти. Она крепче сжимает лодыжки, притягивая меня ближе, и я толкаюсь в нее сильнее, глубже.

Харпер движется подо мной, и наши тела, как магниты — ищут свои противоположные полюса.

— Что ты делаешь со мной? — говорю я, когда вхожу в нее.

— То же самое, что и ты со мной, — говорит она, приподнимая бедра и проводя ногтями по моей спине.

— Скажи, что ты тоже это чувствуешь, — я стискиваю зубы, потому что это так чертовский хорошо, и я так чертовски близок к оргазму, но ни за что не кончу первым.

— Да, Боже, да, — кричит она, и это больше, чем простое подтверждение тому, что я сейчас чувствую и к чему стремлюсь. Она насаживается на меня, желая большего, и я даю ей это. Я даю ей все, что она хочет, трахаю ее сильнее, потому что тоже этого хочу. Это глубокая связь. Фактически, это намного сильнее. Я обнимаю ее, и Харпер притягивает меня еще ближе. Она прижимается ко мне грудью, пока я провожу рукой по ее волосам.

— Я не хочу, чтобы это заканчивалось, — стонет она.

— Боже, — говорю я, когда волна удовольствия проходит сквозь меня. Ее слова. Они разрушают меня. Разбивают на осколки. — Пожалуйста, кончай. Пожалуйста, кончай сейчас.

Я ускоряю темп, поскольку не в силах больше сдерживаться. Руками она сжимает мои плечи, затем мое лицо, проводя ладонью по моей щетине, пока я трахаю ее и занимаюсь с ней любовью в одно и то же проклятое время. Со мной она такая свободная, такая сумасшедшая маленькая сексуальная штучка, нуждающаяся и голодная, когда я подвожу ее к краю.

Харпер прижимается лицом к моей шее и беспорядочно целует меня, ее дыхание ускоряется, а затем она выкрикивает мое имя. Звук моего имени на ее губах посылает заряд по моей коже. Она кричит подо мной до тех пор, пока не расслабляется и не падает без чувств в моих объятиях. Она так кончает. Наконец, я могу последовать за ней, и это такое облегчение, чувствовать, как собственный оргазм пульсирует во мне, захватывает меня, заставляет дрожать всем телом.

Я стону и тяжело дышу, все еще возвышаясь над ней. Еще один выдох, и я начинаю успокаиваться.

— Я тоже не хочу, чтобы это заканчивалось, — говорю я, и прижимаюсь губами к ее губам. Если не поцелую ее, то расскажу ей все, а сейчас еще не время. Харпер ясно дала мне это понять несколько недель назад, а я люблю ее закидоны. Я проглатываю все слова, готовые сорваться с губ, и теперь они проигрываются в моей голове.

Я чертовски сильно в нее влюблен, и не могу позволить этому закончиться.

Несколько минут спустя я вылезаю из постели и направляюсь в ванную, чтобы вытереться. Схватив мочалку и намочив ее теплой водой, я возвращаюсь к Харпер, растянувшейся на моей кровати, словно спящая красавица. Осторожно я вытираю ее, и она сладко мне улыбается.

— Спасибо, — бормочет она и перекатывается на свою сторону кровати. Я бросаю мочалку в корзину, заползаю в кровать и укрываю нас одеялом. Впервые она остается у меня на ночь, и я надеюсь, что эта ночь станет одной из многих. Я обнимаю ее и притягиваю ближе.

— Мне больше нечему тебя учить, — мягко говорю я. — Может быть, мы закончим обучение и просто будем вместе?

Она бормочет что-то похожее на «да», а затем через несколько секунд засыпает.

Я целую ее волосы, провожу пальцами по ее телу, зная, что завтра мы сможем разобраться с тем, что это значит. Я могу повторить то же самое и при свете дня, зная, что она хочет услышать эти слова.

Когда я скажу об этом Харпер, она не должна ни в чем сомневаться. Харпер знает, что я люблю с ней спать. Она знает, что до безумия меня возбуждает. Я не могу рисковать ею, думая, что эндорфины управляют кораблем. Слова, которые я хочу сказать, должны быть сказаны при свете дня, а не в темноте ночи.

Завтра я расскажу ей все, и мне придется поговорить с ее братом, сказать, что я дико и безумно влюбился в сестренку своего лучшего друга и не могу представить жизни без нее.

Когда ее дыхание начинает касаться моей руки в спокойном, ровном темпе, я думаю, что было бы неплохо порепетировать. Целуя ее волосы, я шепчу:

— Я люблю тебя, Харпер Холидей.

Глава 34

Харпер — чемпион по сну. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь спал так же долго, как она. А еще она бы победила в соревновании среди морских звезд, чему бы я не удивился, ведь всю ночь она то обвивала меня своими конечностями, словно осьминог, то пинала меня своими длинными ногами, пока спала, развалившись на моей кровати.

Хорошо, что у меня огромная кровать.

Но, несмотря на все эти переворачивания и пинки, эта женщина ни разу не проснулась. Ни чтобы пописать. Ни чтобы зевнуть. Она ни разу даже не приоткрыла веки.

Сейчас девять тридцать утра, и я уже принял душ, оделся и выпил свой утренний кофе. Я думал, что мог бы сводить ее позавтракать и рассказать о своих чувствах, но чувствую, что такими темпами это может быть и обед. Что тоже меня устраивает.

Сегодня понедельник, я буду работать дома. Я направляюсь к своему столу, где загружается компьютер, когда звонит мой телефон. Номер Тайлера высвечивается на экране. Я немедленно отвечаю.

— Привет, мужик, какие новости?

— Новости просто потрясающие. Я в двух кварталах от твоего дома. Тащи свою задницу вниз и встреться со мной за чашечкой кофе, чтобы я мог рассказать тебе их лично и поздравить тебя.

— Будет сделано.

Когда вешаю трубку, я хватаю листок бумаги и оставляю Харпер записку, сообщая что скоро вернусь, и прошу меня дождаться, затем выхожу из дома и иду к уличной кофейне в Колумбусе. Тайлер ждет меня у высокого стола без стульев в темно-синем лаконичном и сдержанном костюме и двумя чашка кофе в руках.

Он протягивает одну чашку мне.

— Я даже не возьму с тебя плату за этот час, и, да, кофе с меня.

— Новости должны быть действительно великолепными, раз ты отказался от своей почасовой оплаты, что удивляет меня, учитывая, каким мудаком был Джино в пятницу, — говорю я, глотнув напиток. Раз уж я не допил свой кофе дома, то этот будет его заменой.

Тайлер небрежно взмахивает рукой.

— Кому есть дело до той ссоры? Послушай, Ник, — говорит он, кладет руку на мое плечо и прочищает горло, — они хотят перенести трансляцию твоего шоу в одну из родственных телесетей. Расширить твою зрительскую аудиторию.

Мои глаза округляются.

— Джино действительно думает, что может перенести трансляцию?

Тайлер с гордостью кивает.

— На десять вечера. Это время идеально подходит для шоу. И ты знаешь, какие широковещательные сети в наши дни. Они все хотят конкурировать с LGO, — говорит он, упоминая о самой крутой кабельной сети премиум-класса. — И это шоу дает им преимущество. К тому же, тебе не нужно будет вносить в него каких-либо серьезных изменений. Может быть, опустить пошлое словечко то здесь, то там, но ничего, что могло бы поставить под угрозу целостность шоу.

Я вздыхаю с облегчением. Приятно знать, что я по-прежнему смогу воплощать в жизнь свое видение этого шоу.

— И это все зависело от него?

— Ага. Я же говорил. Он просто издевался над тобой. Пытался держать тебя в форме. И, эй, я упоминал о лучшей части всего этого?

— Нет. Скажи мне, — говорю я, желая получить еще больше хороших новостей, потому что это — намного больше, чем я ожидал.

— Он хочет поднять твой гонорар на тридцать процентов.

Я моргаю.

— Черт возьми.

— Это точно, — улыбка Тайлера столь же широка, как и Центральный парк. — А они ведь и так тебе немало платят.

— Это правда. Их чеки довольно щедры.

— Так и есть. Они хотят перенести шоу как можно быстрее. Они даже подготовили несколько рекламных роликов, чтобы сообщить о смене времени трансляции, и они планируют сделать этот переход в начале следующего года.

Это все звучит потрясающе. Все это кажется фантастическим. А еще это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Когда Тайлер открывает рот, чтобы сказать мне последнюю новость, инстинктивно мои внутренности сжимаются.

— О, и еще кое-что, — говорит он.

— Что?

— Джино переводит шоу в Лос-Анджелес.

Это словно удар по почке. Я не могу говорить. У меня отвисает челюсть, а слово «Лос-Анджелес» крутится в голове. Я хватаюсь за край стола, чтобы успокоиться.

— Лос-Анджелес? — хрипло говорю я так, будто никогда не слышал об этой чужеродной земле.

— Именно там базируется широковещательная сеть. Он хочет, чтобы ты тоже был там. Мир солнца и пальм. Это мой родной город, а ты — счастливый сукин сын, — Тайлер сияет белоснежной улыбкой. Он только что преподнес мне фантастический пакет новостей о переговорах и завернул все это в великолепный бант, учитывая его любовь к Западному побережью.

— Да, Западное побережье — это круто, — говорю я, но в моем голосе нет эмоций.

Он, должно быть, это чувствует, потому что хлопает меня по плечу и сразу же переходит ко всякой ободряющей болтовне.

— Это кардинальная перемена, Ник. Ты — звезда, а это такая возможность, которая отправит тебя в стратосферу, — говорит он, поднимая руку, чтобы наглядно продемонстрировать это. — Это разреженный воздух, друг мой.

— Так и есть, — говорю я монотонно, так как все мои планы рушатся. Это даже не наковальня, а тяжелый камень в кишках.

Потому, что он прав. Это превосходная возможность, так что со мной не так? Работа. Больше всего на свете я люблю свою работу. Моя карьера — это моя страсть, и это шоу воплощает все мои мечты. Но когда я стою здесь, посреди кофейни, и слушаю самую великолепную новость в моей жизни, я не думаю о работе.

Я думаю о том, чего не будет в Лос-Анджелесе. Точнее кого.

Харпер, растянувшейся на моей кровати.

Лос-Анджелес обладает полным отсутствием женщины, без которой, как я понял, не могу жить.

Я делаю глоток кофе, ставлю кружку на стол и задаю трудный вопрос.

— Это все звучит великолепно. Но есть кое-что, что я хочу узнать.

Тайлер практически подпрыгивает на месте.

— Все что угодно. Давай.

— Что, если я откажусь?

Рот Тайлера открывается в форме буквы «О».

— Дело в том, что Джино уже подписал контракт с другим шоу и поставил его на твое эфирное время.

В течение нескольких секунд я обдумываю это.

— Что же, тогда это все меняет, не так ли?

Глава 35

Когда я открываю входную дверь, Харпер завязывает волосы в хвост. Она сидит на моем кухонном столе, скрестив ноги и болтая ими взад-вперед. Она надела джинсы, свитер и сапоги. У нее, наверно, целая гардеробная внутри этой гигантской сумки.

При виде меня на ее лице появляется лучезарная улыбка.

— Приветик, — ее голос кажется легким и веселым.

— Привет, — мой голос напротив, кажется, весит две тонны.

Она хмурится.

— Что случилось?

Я перевожу дыхание и сдираю пластырь.

— Они переводят мое шоу в Лос-Анджелес.

Она сползает со стола, ее сапоги опускаются на пол с громким стуком. В ее глазах мелькает удивление.

— Правда?

Я киваю. Я должен быть счастлив. Должен праздновать.

— Широковещательная сеть. Лучшее эфирное время. Больше денег. Больше зрителей. Бла-бла-бла. В принципе, я буду обеспечен на всю жизнь.

Харпер кивает и сглатывает. Вдыхает, а затем выдыхает. Поглядывает вниз. Вертит рукава своего свитера.

Она поднимает подбородок. Выражение ее лица становится серьезным, но на одно мгновение на ее лице отражается волнение. Если вы погуглите «покажите мне взбудораженное лицо», то в результате поисковик выдаст вам ее фотографию.

— Это потрясающе. Так невероятно. Я всегда знала, что ты станешь еще большей звездой, — она подходит ближе ко мне и обнимает, поздравляя.

Это такое приятное чувство, обнимать ее вот так, но, в то же время, это кажется таким неправильным. Потому что этот момент должен проходить совсем не так. Она обнимает меня так, как обнимала бы сестренка Спенсера.

Я отодвигаюсь от нее.

— Мне придется переехать в Лос-Анджелес.

— Похоже, что так, — говорит она, и, клянусь, я слышу, что ее голос дрожит.

— Харпер, — говорю я, но не знаю, что на самом деле сказать. Как я могу писать и рисовать все эти сюжетные линии каждую неделю, но не могу придумать, что сказать этой женщине, смутившей меня? Ах, да. Потому что мое шоу — комедия, а жизнь прямо сейчас становится похожей на любовный роман, только я понятия не имею, как это все работает. Как, черт возьми, хоть кому-то удается дойти от драматического момента к счастливому финалу? — Что насчет нас?

— А что насчет нас? — повторяет она, удерживая мой взгляд своим. Ее тело — прямая линия, и волны напряжения, возможно, ожидания, исходят от нее.

— Что будет с нами, если я перееду в Лос-Анджелес?

— Ник… — она вздыхает так, будто ей нужна подзарядка. — Это огромная возможность для тебя.

— Да, я знаю. Но это, — говорю я, указывая рукой сначала на нее, а потом на себя. Почему никто никогда не говорит о том, как сложно разобраться в своем сердце? Похоже на то, будто с вас срезают слой кожи, — это только начало, верно?

Харпер кивает, но ничего не говорит. Она смыкает губы, и они образуют прямую линию, а затем она смотрит на часы.

— Я, эм, у меня назначена встреча. Я совсем о ней забыла. Это курсы, которые я посещаю. Учу новые фокусы и все такое. Мне нужно идти. А еще стирка. Мне нужно сходить в прачечную.

Нет, яхочу закричать: «Ты не можешь уйти. Скажи мне остаться. Скажи, что ты хочешь меня больше всего на свете».

Но почему я не могу сказать ей все это? Я пытаюсь говорить, но ничего не выходит. Я пробую еще раз.

— Харпер, мне нужен шанс.

Она прислоняется ко мне, и я прижимаюсь носом к ее шее, вдыхая ее запах. Она пахнет моим мылом.

— Мне тоже, но… — она замолкает и поднимает голову. — Это потрясающее предложение. Ты должен принять его. Ты должен переехать в Лос-Анджелес, — она хватается за свое запястье. — Мне действительно нужно идти. Я уже опаздываю, — она хватает свою сумку, вешает ее на плечо и направляется к двери. — Я напишу тебе позже.

Она уходит, и я хочу пнуть себя за то, придерживался ее слов, сказанных в «Куске торта». Банальный это был момент или нет, я должен был сказать ей вчера о своих чувствах. Я должен был сказать ей до того, как узнал об этом повороте судьбы. Тогда я бы знал, чувствует ли она то же самое.

Нахрен идеальный момент. К черту ожидание. У меня нет плана, и мне плевать. Я иду за ней по коридору, зову ее по имени и вижу, как она жмет кнопку лифта. Когда подхожу к ней, я перестаю ходить вокруг да около и говорю ей правду.

— Я люблю тебя, Харпер. И если ты попросишь меня остаться, я сделаю это.

Ее глаза округляются, она несколько раз моргает, а затем прижимает ладонь ко рту так, будто пытается сдержаться.

— Скажи это. Просто скажи все, что хочешь сказать, — настаиваю я, и даже не знаю, я прощу ее сказать мне, что она тоже меня любит, или хочу, чтобы она попросила меня остаться.

Может быть, и то, и другое.

Лифт прибывает с мягким звуком. Двери распахиваются. Она делает шаг. Я хватаю ее за руку, чтобы остановить.

— Скажи это.

Она убирает руку ото рта. Поднимает свой подбородок и говорит четко и просто:

— Я не могу сказать тебе не переезжать в Лос-Анджелес.

Помните, как мое сердце рухнуло в бездну в такси пару дней назад? Так вот, это ничто по сравнению с тем, что я чувствую сейчас. Этот глупый орган в моей грудной клетке «падает» на пол с такой же силой, с которой метеорит падает на Землю. Я хочу остановить Харпер, заставить ее остаться и объясниться, но я заморожен, словно статуя, когда двери лифта закрываются за ней. Лифт опускается вниз, и Харпер разбивает мое сердце.

Я бью кулаком стену, и это, мать его, чертовски больно.

— Черт возьми, — бормочу я.

Я возвращаюсь в свою квартиру, подхожу к окну и смотрю на улицу до тех пор, пока она не выходит из вестибюля и не идет к западной части Центрального парка.

Она проводит рукой по щеке. Затем еще раз. Харпер ускоряет темп, и, вскоре, она всего лишь красное пятно вдали, и моя грудь разрывает от боли за нее.

Любовь — отстой.

Я понятия не имею, что сказать, что она хочет услышать, и что, черт возьми, я собираюсь делать дальше. Я даже не знаю, к кому обратиться за советом.

Но этот вопрос решается чуть позже, когда швейцар звонит ко мне и говорит, что у меня гости. Надежда, что она вернулась, зарождается во мне. Только, когда я спрашиваю, кто там, оказывается, что это совершенно другой Холидей.

Глава 36

Спенсер вытаскивает стул, садится на него и швыряет на кухонный стол белый пакет из Duane Reade. Он молча открывает пакет и методично достает из него каждый предмет.

Оранжевую краску для волос и бритву.

— Черт, — я тяжело вздыхаю, когда в меня врезается новая, но очень неприятная эмоция. Стыд. Я солгал ему, и он об этом узнал.

Он наклоняет голову и, потирая подбородок, смотрит на меня.

— Скажи мне, почему я не должен брить тебя налысо и не должен красить твои брови в оранжевый цвет.

Я провожу рукой по своим волосам и делаю глубокий вдох. А затем просто пожимаю плечами.

— Ничего не могу придумать.

Спенсер хмурится.

— Серьезно? Это все, что ты можешь мне сказать?

Я поднимаю руки вверх в знак капитуляции.

— Ты имеешь полное право злиться, — говорю я спокойно. Потому что, кого это сейчас волнует, ну, правда?

Он чешет затылок.

— Ты вился возле моей сестры и это единственное, что ты можешь мне сказать?

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — выплевываю я. — Отрицал это? Спросил, как ты узнал?

— Ум-м-м, — начинает он и замолкает. Он действительно думал, что я буду все отрицать.

— Слушай, — говорю я резко, потому что действительно сейчас не в духе. — Я уверен, что ты все понял. Я уверен, что ты видел, как я танцевал с ней на вашей свадьбе. Правильно? Я прав?

Он кивает, и в его зеленых глазах мелькает удивление от того, что я не увиливаю от этого разговора.

— Шарлотта упомянула об этом, а я сказал, что такого, черт возьми, быть не может. И мы поспорили и сделали на это ставки, поэтому я здесь. Я приехал, чтобы доказать свою правоту. Но, черт возьми. Что-то и в правду происходит?

Я киваю, а затем качаю головой.

— Происходило. Нет. Я не знаю. В любом случае, ты проиграл пари.

Спенсер выпучивает глаза.

— Да ладно. Серьезно? — спрашивает он, не веря моим словам.

— Слушай, прости, но я ни о чем не жалею, — говорю я, повышая голос. Когда прислоняюсь к холодильнику, разочарование, гнев и печаль — все эти эмоции проходят сквозь меня.

Он широко разводит руки в стороны, как бы спрашивая «что за дела?».

— Как, черт возьми, это случилось?

Я смотрю на него.

— Я не буду вдаваться в детали. То, как все это началось, никого не касается. Я пообещал Харпер, что никому об этом не расскажу, и я не собираюсь нарушать это обещание, даже если она сочтет нужным разрезать мое сердце напополам своими словами о том, что я должен отправиться в Лос-Анджелес.

— Ты крутишь шашни с моей сестрой, и это твой ответ? — его тон становится мрачнее, и теперь мне ясно, что он совершенно точно зол.

— Это личное, ясно? Личное и закрытое к обсуждению, — я отхожу от холодильника, опираюсь руками о стол и смотрю ему прямо в глаза. Я думал, что мне придется просить его одобрения, но теперь понимаю — то, что произошло между нами с Харпер, абсолютно не в его власти. И это его даже не касается. Я ошибался на этот счет. Она была под запретом только в том случае, если бы я не заботился о ней. А я забочусь о Харпер так чертовски сильно, что не знаю, что делать с этими переполняющими меня чувствами к сестре своего лучшего друга. Пришло время ему об этом узнать.

— Это случилось, и случилось не один раз, и вот он я, — я стучу себя по груди. — Я люблю твою сестру. Вот тебе правда. Так что доставай краску и сбривай мои волосы. Делай все, что хочешь, мужик. Это не изменит того факта, что я признался ей в любви, а она сказала, что я должен уехать в Лос-Анджелес.

— Ого, — Спенсер качает головой так, будто в его ушах вода, а затем показывает знак тайм-аута. — Притормози. Я понял только слова «влюбился» и Лос-Анджелес. Начни сначала.

Какой бы гнев не бурлил в нем, похоже, что он успокоился.

Я не начинаю сначала. Не делюсь деталями. Но рассказываю ему основные составляющие моей жизни везунчика и мировых проблем.

— Ладно, вот правда. На тот момент у меня уже были к ней какие-то чувства. Я пытался от них избавиться. Я пытался их игнорировать. Но чем больше времени я с ней проводил, тем сложнее было с ними бороться. Сначала я ничего тебе не говорил, потому что все происходящее было только между нами. Я не говорю, что это хорошо. Я говорю, что именно так все и было, и я не сожалею о том, что чувствую. Я все понял во время твоего медового месяца. То, как я сильно о ней забочусь. И как сильно ее люблю. И истинное препятствие возникло сейчас, когда я сказал Харпер, что я, черт возьми, даже не могу остаться с ней.

Спенсер хмурится.

— Почему?

— Они переводят мое шоу в Лос-Анджелес. Джино уже отдал мое эфирное время кому-то другому. И если я хочу продолжать работу над этим шоу, либо я еду в Калифорнию, либо все кончено, — я вздыхаю. — Я не жду, что ты меня пожалеешь. Не жду, что кто-нибудь вообще это сделает, — я провожу рукой по своим волосам и понижаю голос. — Я просто хочу девушку, но не могу ее получить.

Спенсер тоже вздыхает.

— Мужик, — говорит он сочувствующим тоном. — Едва взошло солнце, а нам уже нужно выпить виски, потому что нет ничего хуже любви, — он подходит к краске для волос и бритве, а затем засовывает их обратно в пакет.

— Я получил отсрочку? — спрашиваю я, ухмыляясь.

Он кивает.

— Ты не злишься?

Спенсер смотрит на меня оценивающим взглядом.

— Чувак, я влюбился в свою лучшую подругу и бизнес-партнера. Я понимаю. Любовь просто случается, и сбивает тебя с ног. И ты… ты влюбился в мою сестру. Я не могу винить тебя в этом. Не могу злиться на тебя за хороший вкус. Кроме того, ты и так уже достаточно страдаешь из-за любви и без того, чтобы я вел себя, как засранец.

Я усмехаюсь.

— Любовь — та еще сучка.

— Будто я не знаю, какой суровой она может быть. Хорошо, что я могу вернуть это обратно в Duane Reade, — выражение его лица становится более серьезным. — Но послушай, мне нужно кое-что сказать. Ты знаешь, почему я вел себя, как мудак, не желая, чтобы вы с Харпер были вместе?

— Потому что ты думаешь, что я недостаточно хорош для нее?

— Черт, нет, — усмехается он. — Ты, наверное, единственный парень, который действительно заслуживает мою сестру, а моя сестра просто потрясающая.

Я улыбаюсь.

— Я знаю. Она, правда, такая.

— Я сказал тебе это потому, что если ты разобьешь ей сердце, — резко говорит он, тыча в меня пальцем, — то я потеряю тебя как друга. А ты мне нужен, Ник. Но я все равно должен буду убить тебя за то, что причинил ей боль.

— Это вроде как самое милое, что ты мне когда-либо говорил. Хотя это и странно.

— Я знаю.

— Но, Спенсер? Я не хочу причинять боль Харпер, — я смотрю ему в глаза, давая понять, что я так же серьезен, как и он. — И не хочу разбивать ее сердце. Я просто хочу любить ее. Ты совершенно точно можешь меня за это высмеять, но это правда.

Он встает и хлопает меня по спине.

— Отлично. Я не хотел, чтобы дошло до этого, но, очевидно, нам нужно вызвать подкрепление.

— Кого это?

Он стреляет в меня взглядом так, будто ответ на этот вопрос очевиден.

— Шарлотту. Ты думаешь, я способен понять, как вернуть Харпер? Для этого тебе понадобится тяжелая артиллерия. Мне повезло, что я убедил Шарлотту выйти за меня замуж.

***

Фидо смотрит на меня так, будто знает все мои секреты, в то время как Шарлотта слушает мой рассказ о безответной любви со своего места на диване.

— Позволь мне кое-что прояснить, — зевает Шарлотта. Она еще не акклиматизировалась после поездки, но готова помочь решить проблему моей жалкой личной жизни. Спенсер сидит рядом с ней. — Она просит тебя последовать за самой удивительной возможностью карьерного роста, которая у тебя когда-либо была?

— Да.

— И она прекрасно понимает, что свое шоу ты любишь больше всего на свете, — Шарлотта смотрит на меня.

— Правда?

— Да. Все это знают.

— Знают?

Она приподнимает брови.

— Ник, это не плохо. Правда. Ты любишь свою работу, любишь мультипликацию и любишь «Приключения Мистера Оргазм». Я уверена, Харпер знает, как сильно ты любишь это шоу.

— Наверно, — мысленно я возвращаюсь к нашему анализу после псевдо-свидания с Джейсоном, когда она спросила, чего я боюсь больше всего. Что я ответил? «Что все развалится. Работа, шоу, успех». Затем, после того, как мы отвезли Серену в больницу, она спросила меня о детях. Мой ответ еще раз подчеркнул то, что шоу — моя настоящая любовь. «Я был очень сосредоточен на работе, на том, что делаю, и на шоу. Такой моя жизнь была с тех пор, как я окончил колледж, и мне это нравится».

Что значит… динь, динь, динь… у Харпер Холидей есть все основания полагать, что ради работы я сделаю все. Что ради шоу я отправлюсь куда угодно. У нее нет причин думать как-то иначе.

Шарлотта подтверждает этой своим следующим замечанием.

— Она знает, что твоя работа — по понятным причинам — была центром твоей вселенной с тех пор, как тебе исполнилось двадцать.

Я снова киваю, и Фидо пользуется возможностью, чтобы растянуться на коленях Шарлотты и плюхнуться на спину, подсунув ей свой живот для ласки. Он такой кобель.

— Но, — возражаю я, выставляя напоказ еще больше доказательств. — Я сказал, что люблю ее, а она ответила: «Я не могу сказать тебе не переезжать в Лос-Анджелес». Она не сказала, что любит меня.

Шарлотта отмахивается от моих переживаний.

— Это не проблема. Харпер пытается показать, что поддерживает тебя. Она не хочет, чтобы ты принимал решение, основанное на ее словах.

— И как бы я это сделал?

— Сболтнув на одном дыхании, что любишь ее, и что ты должен переехать в Лос-Анджелес, — спокойно говорит Шарлотта, поглаживая Фидо.

— Тем самым она решила, что я приму решение, основанное на ее ответе?

— Да, и она заботится о тебе, поэтому хочет, чтобы ты был свободен и мог сам принять правильное для себя решение, — говорит она, указывая на меня.

Я прищуриваюсь.

— Откуда ты знаешь, что она заботиться обо мне?

— Когда ты рассказал ей об этой новой возможности, она попросила тебя принять ее. Но ты почему-то думаешь, что это означает, что она о тебе не заботится. Я правильно понимаю?

Спенсер широко улыбается и обнимает ее.

— Моя жена гениальна, не так ли? — а затем обращается к ней, — Так ты можешь сказать нам, что все это значит?

Шарлотта закатывает глаза.

— Вы двое — чокнутые. Но я люблю вас обоих. По-разному, конечно же.

— Лучше так тому и быть, — обижено говорит Спенсер.

Шарлотта поворачивается ко мне.

— Как ты себя чувствовал, когда был с ней? Тебе казалось, что она чувствует то же самое?

Спенсер закрывает уши.

— Ла-ла-ла. Я не хочу этого слышать.

Пока Спенсер продолжает напевать, я рассказываю Шарлотте больше, чем когда-либо признавался ему.

— Да. Полностью. Мы были одним целым. Ты знаешь? То, как она на меня смотрела. Слова, которые она говорила… — я замолкаю. Я не рассказываю, как я чувствовал себя в постели с Харпер прошлой ночью, но я знаю, что она должна была чувствовать то же самое.

«Скажи, что ты тоже это чувствуешь».

Воспоминание о прошлой ночи оживляет меня.

Я вспоминаю момент в такси, перед тем, как она покинула Манхэттен, и как мы, наконец, признались, как сильно хотели увидеть друг друга.

Я возвращаюсь к тому, что сказала Харпер после встречи с Джилиан. Я подумал, что она пытается отправить меня во френдзону. Но что, если она пыталась сделать то же самое, что и я — убедиться, что между нами что-то есть? Что мы не потеряем друг друга? Я вспоминаю все моменты, что мы провели вместе: как Харпер попросила меня отвезти ее на железнодорожный вокзал, потому что хотела увидеть меня; как пришла ко мне после полуночи, одетая в плащ; как принесла мне мороженое и подарила стиральный порошок и карандаши; как отвела меня в магазин душевых кабин, пошла со мной на вечеринку Джино и продула игру в боулинг; как воплотила в жизнь мою фантазию о сексуальной библиотекарше, и даже то, какое белье она для меня надевала. Боже, великолепное, божественное, развратное белье, которое она носит, сводит меня с ума. Харпер меня возбуждает, делает счастливым, вдохновляет и…

Шарлотта прерывает мои мысли.

— Я думаю, вопрос не в том, чтобы она сказала тебе не переезжать в Лос-Анджелес, а в том, хочешь ли ты поехать. И если хочешь, то, возможно, тебе стоит попросить ее поехать вместе с тобой.

Она — гениальна. Совершенно точно гениальна. Я все сделал неправильно, и мне необходимо исправить беспорядок, который я наделал. Я встаю.

— Ты права. Я должен идти.

Я целую ее в щеку, хлопаю Спенсера по плечу и чешу Фидо под подбородком. Он надменно выгибает бровь, но я знаю, что ему это нравится, потому что мы любим одну и ту же девушку. Когда я ухожу, Шарлотта поворачивается к Спенсеру и говорит:

— Я выиграла. Сегодня вечером с тебя мармеладные мишки.

Уходя, я вызываю такси и еду домой. Хватаю кое-какие файлы, а затем направляюсь в офис Тайлера и прошу его вывести Джино на чистую воду.

Глава 37

Если бы это был один из романов Джей Кэмерон, то герой нанял бы самолет, чтобы нарисовать имя возлюбленной на синем холсте над нами. Или он бы остановил самолет на взлетной полосе и признался бы в своей любви. Возможно, он бы сказал женщине, которую боготворит, что во время баскетбольной игры смотрел только на ее изображение на большом экране.

Но это моя жизнь, и жизнь Харпер.

Есть кое-что, что, я точно знаю, можно сказать о женщине, по которой я схожу с ума: хоть ей и нравятся публичные поцелуи, она будет не в восторге от публичного признания в любви.

Поэтому я и не делаю ничего из этого. Я не покупаю цветов. Или шоколада. Или воздушных шаров. Или плюшевых медведей. Я не хватаю бум-бокс и не играю песни Питера Гэбриела под ее окном. Вместо этого, держа в руках несколько конвертов, я жму на кнопку звонка ее квартиры.

Он звонит, и звонит, и звонит.

Я делаю глубокий вдох.

Может быть, она в душе. Я смотрю на часы. Уже два часа дня.

И он звонит, и звонит, и звонит.

Я вытаскиваю телефон из заднего кармана. Может быть, мне следовало сначала позвонить. Она может быть где угодно. Возможно, прямо сейчас она даже устраивает магическое шоу.

Ладно, может быть, не в понедельник днем.

Стоп. Я щелкаю пальцами. Она сказала, что пойдет на занятия. Затем займется стиркой. Я снимаю блокировку с экрана, чтобы позвонить ей, когда вижу от нее сообщение, и мое сердце тут же начинает бешено колотиться.

Принцесса: Где ты? Швейцар звонит, и звонит, и звонит.

За этим сообщением приходит еще одно.

Принцесса: О, ты можешь быть где угодно. Я, наверное, могла бы позвонить. В конце концов, мой телефон многофункционален.

Мое сердце трепещет от ее слов. Она у меня дома. Черт возьми, она у меня дома. Я набираю ее номер, но прежде, чем нажимаю на вызов, мой телефон звонит.

— Я у тебя дома, — говорю я сразу же, как только отвечаю на звонок.

— А я у тебя, — говорит она, и я слышу что-то вроде облегчения в ее голосе, что-то похожее на надежду. Я хочу удержать возможность того, что это может значить, в своих руках.

— У меня есть идея, — быстро говорю я. — Встретимся посередине?

— На Восемьдесят четвертой улице? — она живет на Девяносто пятой, а я на Семьдесят третьей.

— Мне нравится, когда ты занимаешься математикой. Да, встретимся в Центральном парке на Восемьдесят четвертой.

— Ты поедешь на такси или пойдешь пешком?

— Пешком.

Десять минут спустя я стою у входа в парк, под бронзовой и красной листвой вишневого дерева, пока полуденный поток транспорта проносится мимо со свистом. Я вышагиваю взад-вперед, ожидая ее, выглядывая в толпе до тех пор, пока не замечаю, как она быстро, почти бегом, идет в мою сторону.

Мое сердце бешено колотится, словно дикая птица в клетке, и я не знаю, почему оно еще не выпрыгнуло из моей груди. Понятия не имею о том, что Харпер собирается сказать, или, почему она была у меня дома и что произойдет дальше, но она здесь. Она искала меня, и это обнадеживает, ведь когда она искала и нашла меня в прошлый раз, та ночь стала началом наших странных отношений.

Осенний ветерок обдувает ее волосы, и рыжие пряди прижимаются к ее щекам, когда Харпер идет ко мне и смотрит прямо мне в глаза.

— Я люблю тебя, Ник. И если ты попросишь меня поехать с тобой, я поеду.

И мое сердце, клянусь, выпрыгивает из груди прямо ей в руки, где она может держать его вечно, ведь оно принадлежит ей. В этот момент я безумно и бесповоротно влюбляюсь в нее.

Она прикасается руками к моим щекам и начинает говорить прежде, чем ко мне возвращается дар речи.

— Сегодня утром я не ответила на твое признание, потому что хотела, чтобы ты сам принял решение, — говорит она и пристально смотрит на меня своими голубыми глазами. — Вот почему я сразу же ушла, чтобы ты смог спокойно сделать выбор, который тебя осчастливит. Я не хотела, чтобы ты беспокоился обо мне или думал, что должен от всего отказаться потому, что любишь меня. Но все это время я была раздавлена, потому что чувствую то же, что и ты. И я знаю, как много это для тебя значит, а ты много значишь для меня, и я хочу, чтобы ты знал, что я поеду с тобой. Потому что я тоже тебя люблю.

Я не могу ее не поцеловать. Я прижимаюсь своим губами к ее, сминаю их своими и целую женщину, которую люблю, и которая любит меня в ответ.

Нью-Йорк и осень. Харпер и я. Любовь и дружба.

Я так чертовски счастлив, что не могу сдержаться. Я не могу удержать всю эту радость в себе. Мы целуемся, и целуемся, и целуемся, и я не могу остановиться. Я запускаю руку в ее волосы, сжимаю эти мягкие, шелковистые пряди, пока мы целуемся рядом с Центральным парком, где я встретил ее на половине пути ко мне.

Только нам не нужно идти на компромисс. Ей не нужно отказываться от чего-то ради меня. Когда я разрываю поцелуй, я радостно улыбаюсь, как одухотворенный дурак.

— Ты не можешь поехать со мной, — говорю я, и в глазах Харпер начинает мерцать грусть.

— Почему? — ее голос срывается.

Я прижимаю палец к ее губам.

— Потому что я не поеду.

— Что? — она поглаживает мою грудь. — Ты сумасшедший? Это шанс всей жизни.

Я пожимаю плечами.

— Может быть, и так. А может, и нет. Сейчас шоу меня не волнует. Оно дало мне все, что я мог когда-либо хотеть, но оно не дало мне тебя. Всю свою жизнь больше всего на свете я любил рисовать, — говорю я, проводя рукой по ее волосам. — До тебя.

Харпер дрожит.

— Остановись. Это безумие.

Я качаю головой.

— Это не безумие. Это правда. У меня будет другое шоу. А может, и не будет. Но другой тебя у меня не будет никогда.

Она прижимает руку ко рту так, будто пытается скрыть дрожь своих губ. Но слеза, скатывающаяся по щеке, выдает ее.

— Харпер, я люблю тебя больше, чем «Приключения Мистера Оргазм». И я не могу просить тебя покинуть Нью-Йорк.

— Но я бы поехала. Я бы сделала это ради тебя. Я действительно хороша в том, что делаю, и везде есть мамочки, которые наняли бы меня. Один клиент, и мне бы цены не было в Лос-Анджелесе.

— Я знаю, — мягко говорю я, и это правда. — Но я тоже люблю Нью-Йорк. И я хочу быть с тобой здесь, на Манхэттене. Это наш дом, и я не могу позволить себе потерять именно тебя. Не шоу.

— И что будет дальше?

Я пожимаю плечами.

— Я сказал Тайлеру отказаться от предложения. Джино думает, что загнал меня в тупик, но это не так. Потому что вот в чем дело. Джино — придурок, и мне не нравится работать на него. Он думает, что владеет мной, потому что нашел меня, но шоу можно перенести на другой канал. На какой угодно. Джино может владеть всем, что я создал до сих пор, но все остальное, — я замолкаю и указываю пальцем на свою голову, — будет исходить отсюда. Оно принадлежит мне. Это — мое творение. И мы с Тайлером думаем, что найдется кто-то еще, кто захочет купить его. Он уже ищет другой канал.

— Ты решил это прежде, как мы во всем разобрались? Прежде, чем я сказала, что тоже тебя люблю? — спрашивает Харпер с нотками изумления в голосе, когда кладет руки на мои плечи.

— Иногда просто нужно рискнуть и поставить на кон свое сердце. Так же, как ты только что сделала это для меня, — тихо говорю я.

— Как и ты сделал для меня, — говорит она, и ее губы изгибаются в улыбке, похожей на мою. Этим губам невозможно сопротивляться. И мне больше не нужно этого делать… не то чтобы у меня хоть раз это получилось. Но теперь для меня нет никаких запретов, и я могу целовать ее сколько угодно. Я снова целую ее, захватывая ее губы своими с одержимостью, исходящей из уверенности, что теперь она моя.

Когда мы разрываем поцелуй, я беру ее за руку и веду на скамейку в глубине парка.

— У меня есть идея для нового шоу. Я хочу показать тебе. Некая сексуальная Принцесса, которую я люблю, стала моим вдохновением.

Харпер спрашивает с притворным любопытством:

— И кто же эта сексуальная Принцесса?

— У меня появилась эта идея, когда мы впервые пошли в боулинг, — говорю я и тянусь к конверту, из которого вынимаю копию комикса, над которым работал. Хотя работа — не совсем подходящее слово. Скорее это было похоже на игру, потому что, рисуя Харпер, я всегда чувствовал веселье. — Я нарисовал тебя в качестве безумно сексуальной девушки-механика.

Я показываю ей первый рисунок. Она смеется и смотрит на меня.

— Это я?

Я киваю.

— Я довольно грудастая, — говорит она с гордостью, покачиваю грудью.

— Да, так и есть.

— И я — механик?

— В этом комиксе — да.

— Ты же понимаешь, что я даже не умею водить?

Теперь моя очередь смеяться.

— Как я и сказал, Лос-Анджелес совершенно нам не подходит. Ты — чистокровная жительница Нью-Йорка.

Я показываю ей оставшиеся рисунки — учебник по написанию пошлых сообщений, шутку про смазку, механика в плаще и многое другое. То, что начиналось как случайные эскизы, превратилось в начало новой сюжетной линии. Глаза Харпер широко открыты и наполнены чем-то вроде удивления, когда она, не спеша, изучает каждый рисунок.

— Помнишь, ты спросила меня, в чем секрет идеально нарисованного мультфильма? — спрашиваю я, напоминая ей.

Она отводит взгляд от моих набросков.

— Да. Ты сказал, что тебе должно нравиться то, что ты рисуешь.

— Так и есть. Но я должен внести поправки. Все получится еще лучше, если ты будешь любить то, что рисуешь, — я указываю на последний рисунок, на котором герой пожирает глазами сексуальную девушку- механика в плаще.

Ее губы изгибаются в улыбке.

— Это ты?

Я пожимаю плечами.

— Может быть. Я не знаю. Но у меня много общего с ним. У него пошлые мысли, и он любит подглядывать за великолепной рыжей.

Харпер смеется.

— Я люблю тебя и твои пошлые мультфильмы, твой сумасшедший мозг и то, что ты представляешь меня механиком, хотя на самом деле я — фокусник.

И это последнее слово напоминает мне о том, что было для меня загадкой в этой женщине.

— Скажи мне кое-что. Я думал, что ты не влюблена в меня, потому что рядом со мной ты никогда не была Принцессой Неловкостью. Означает ли это, что твои чувства изменились тогда, когда ты сказала, что, — я останавливаюсь и рисую в воздухе кавычки, — излечилась от своего недуга?

Она хитро улыбается и качает головой.

— Не-а.

— Тогда когда? — спрашиваю я с любопытством.

— У меня никогда не было проблем с тем, чтобы поговорить с тобой, — она проводит рукой по моим волосам и смотрит на меня глазами, полными озорства. — Хочешь узнать секрет этого маленького трюка?

— Да, хочу. Это всегда сбивало меня с толку.

— Будь внимателен, потому что я не всегда выдаю секреты своих фокусов.

— Я слушаю.

Она поднимает подбородок выше.

— Практика.

— Что ты имеешь в виду?

Ее голос становится тихим и уязвимым.

— У меня были годы практики. Я всегда тебя любила. Ты был моим другом, когда мы были моложе, и ты всегда был таким красивым. Рядом с тобой я никогда не чувствовала неловкости, потому что знала тебя уже очень давно. Притворяться, что я не увлечена тобой до безумия, было моим самым величайшим фокусом.

Я впитываю в себя ее признание, и все обретает смысл в некотором роде, все комплименты, которые она делала мне в последние несколько недель. Тем не менее, я, вроде как, изумлен и очень доволен.

— Ты серьезно?

— У меня всегда были чувства к тебе, Ник, — говорит она, и ее щеки покрываются румянцем.

Новая волна счастья проходит сквозь меня.

— Сделай для меня кое-что, Харпер.

— Все, что угодно.

— Никогда не меняйся.

— Не буду, — говорит она, берет меня за руку и переплетает наши пальцы. Она сжимает мою руку и добавляет: — Вот почему твои поцелуи и занятия с тобой любовью никогда не были для меня уроками. Для меня это не было тренировками, Ник. Для меня все было по-настоящему.

Моя грудь наполняется теплом и я уверен, что я — самый счастливый парень в мире, потому что эта девушка — моя.

— Для меня это тоже было по-настоящему, — мягко говорю я. — Все было по-настоящему.

Харпер целует меня, а затем дарит мне легкомысленную улыбку.

— Значит, ты действительно меня любишь?

Я смеюсь.

— Я действительно тебя люблю.

— А я — счастливица.

Я довольно вздыхаю.

— Это был прекрасный день. И есть только одно-единственное, способное сделать его еще лучше.

— Торт? — нетерпеливо спрашивает она.

— Это и еще кое-что, — я поигрываю бровями. — Готова уйти отсюда?

Харпер сжимает мои пальцы.

— Черт, да.

Я отвожу ее к себе домой и, как только за нами захлопывается дверь, мы начинаем стягивать друг с друга одежду, отбрасывать ее в сторону, хватать друг друга за волосы, и в итоге вваливаемся в спальню.

Несколько секунд спустя она сжимает мои запястья, опускается на меня сверху и объезжает меня жестко и красиво, пока солнце светит высоко в небе. Она берет все под свой контроль, крутит бедрами, выгибает спину. Ее губы открываются, пока она прыгает на мне вверх и вниз. Харпер задает ритм, а я следую за ней, наблюдая за выражением ее глаз, за тем, как подпрыгивает ее грудь. Вскоре она наклоняется ниже, склоняется к моему лицу и шепчет:

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — говорю я, когда прижимаю ее ближе, и женщина, которую я боготворю, рассыпается на кусочки в моих руках, когда мы снова кончаем одновременно.

Какое-то время мы валяемся в постели, разговариваем, трогаем друг друга до тех пор, пока не звонит мой телефон. Это Серена, и она говорит, что вернулась домой из больницы. Чуть позже мы приезжаем к ней и Джареду и дарим подарки, что мы купили для их сына. Они назвали его Логаном. Затем мы с Харпер отправляемся в кафе «Кусок торта», чтобы отпраздновать то, что мы теперь вместе.

Это свидание. Определенно, это — свидание.

Подождите. Это намного больше. Это начало нашей новой сюжетной линии. Истории великой любви всей моей жизни.

Эпилог

Несколько месяцев спустя

Они колеблются. Качаются. Затем с громким грохотом все десять кегель падают вниз. Харпер высоко поднимает руки и с самодовольным видом поворачивается ко мне.

— Страйк!

Я даю ей пять, несмотря на то, что потерпел полное поражение.

— Скажи это, — игриво говорит она, когда обнимает меня за шею.

— Каждый раз, играя в боулинг, ты надираешь мне зад, — говорю я, рассказывая правду нашей совместной жизни. Я обыграл ее лишь однажды в наш самый первый матч-реванш, в тот вечер, когда она стала моей сексуальной библиотекаршей. Каждый раз с тех пор она разбивала меня в пух и прах, и я клянусь, что это не имеет никакого отношения к тому, каким абсолютно отвлеченным я становлюсь, наблюдая за тем, как совершенно выглядит ее задница в джинсах, когда она подходит к дорожке и готовится бросить шар. Не-а, Харпер просто действительно хороша в этой игре, и она собирается разгромить меня в десятый раз подряд.

— А я получу специальный подарок, как ты и обещал за то, что обыграла тебя в десятый раз подряд?

Я киваю. Я дарил ей подарок после каждой победы. Новую волшебную палочку. Или комплект нижнего белья. Атласную ленту для волос, которая пригодилась еще и для кое-каких других целей.

— Если ты выиграешь, то получишь свой подарок.

— А мне когда-нибудь еще придется специально проигрывать игру? — говорит она с блеском в глазах.

— Никогда.

Она дарит мне быстрый поцелуй.

— Никогда в жизни.

Это потому, что я больше не работаю на Джино. Мое шоу больше не показывают по Comedy Nation. В тот день сделка сорвалась, но через неделю после того, как я отказался от предложения Comedy Nation, я подписал новый контракт. Новым домом для моего шоу стал канал, на котором работает муж Серены — RBC.

И я не говорю, что моя помощь его беременной жене помогла заполучить этот контракт. Ничуть. Но это и не помешало Тайлеру быстро организовать встречу с правлением канала. Джаред замолвил словечко, Тайлер заключил сделку, и теперь «Приключения Мистера Оргазм» идут по каналу RBC в десять часов вечера и получают самые высокие рейтинги каждую неделю.

Забавно то, что глава RBC не фанат игр, он не соревнуется со мной, и ему плевать на то, обыграю ли я его в гольф, софтбол, боулинг или в какую-нибудь другую игру. Что его волнует, так это чтобы я создавал самое лучшее шоу на телевидении, что я и делаю каждую неделю.

Ну, технически, я создаю целых два шоу. RBC владеет кабельной сетью LGO, и LGO теперь является домом для пятиминутного мультфильма «Театр Пошлых Кукол представляет — Развратная Девушка-Механик».

Шоу запустили совсем недавно, но зрителям оно нравится, и уже ведутся переговоры о том, чтобы превратить его в полноценное еженедельное комедийное шоу. Кажется, я не единственный, кто любит сексуальных механиков.

Но та, что в моих объятиях, — полностью моя.

И я хочу убедиться, что это не изменится.

Вот почему после завершения матча, когда Харпер побеждает честно и справедливо, я позволяю ей наслаждаться своим победным танцем до тех пор, пока она не начинает кружиться вокруг себя и не видит меня, стоящим на одном колене возле дорожки в боулинг-центре.

Она останавливается, замирает и подносит свою руку ко рту.

Когда-то давно я не знал, как делиться своими чувствами, но теперь слова выходят с легкостью, и я говорю их от всего сердца:

— Харпер, я люблю тебя, как сумасшедший, и хочу, чтобы ты разделила со мной стиральный порошок и игры в боулинг, мороженое и торт, пошлые смс-сообщения, душ, счастье, вдохновение и все наши дни и ночи. Ты выйдешь за меня?

Она падает на колени и обнимает меня, опрокидывая спиной на пол боулинг-центра.

— Да, да, да, да, — повторяет она снова и снова, лежа на мне верхом, и более совершенного ответа быть не может.

Когда ее хватка ослабевает, мы садимся на скамейку, и я надеваю на ее палец великолепное платиновое кольцо с огранкой «Принцесса»^[37], пока слезы катятся по ее щекам.

— Я так сильно тебя люблю, что даже возьму твою фамилию, Ник Хаммер, — говорит она, вытирая глаза.

— Я так сильно тебя люблю, что никогда не попрошу тебя сделать нечто столь ужасное, Харпер Холидей.

Меня не волнует, возьмет ли она мою фамилию, потому что у меня есть все, что, как когда-то думал, я потерял. У меня есть эта девушка.

ЕЩЕ ОДИН ЭПИЛОГ

Спросите меня о том, чем я люблю заниматься больше всего, и ответы будут очень простыми — они просто слетят с моего языка: целовать Харпер, трахать Харпер и любить Харпер.

Не буду врать. Последнее — мое самое любимое занятие на всем белом свете. Она не просто сестренка моего лучшего друга. Она не просто самый классный человек из всех, кого я знаю. И она не просто муза моего нового шоу.

Она — моя жена. И любовь к ней — самое лучшее в моей жизни.

Харпер — женщина, которую я жаждал после одного дня в Центральном парке, когда мы разыграли ее брата. Затем она стала моим другом, моей протеже, а затем и ученицей. Но правда в том, что она научила меня тому же, если не большему. Я узнал, что любить всем сердцем даже лучше, чем дарить оргазмы.

Не поймите меня неправильно. Я все еще супергерой удовольствия, но теперь у меня всего одна миссия — доставлять удовольствие ей. Я собираюсь служить ее прекрасному телу до конца наших дней, потому что нет ничего лучше, чем быть одержимым тем, чтобы заставлять эту женщину парить на седьмом небе. Но самое лучшее — давать женщине, которую вы любите, все — в постели и за ее переделами — что я и делаю каждый день для Харпер.

Моего развратного механика. Моей красавицы в шляпе. Моей любящей чулки и мини-юбки, обожающей торты, умеющей обращаться с волшебной палочкой жене.

О, и если вам интересно, у нас теперь есть собака. Мы взяли помесь чихуахуа и минпина и назвали его Убер, и он смеется над всеми нашими шутками.

У меня такое ощущение, что он станет одним из множества щенков, что мы заведем.

А еще, вам, наверное, интересно, взяла ли Харпер мою фамилию. В каком-то смысле, да.

Она — единственная и неповторимая Миссис Оргазм.

* КОНЕЦ *

Третью книгу серии (историю Уайата и Натали) читайте у нас в группе https://vk.com/kn_books

Примечания

1

телевизионный канал

(обратно)

2

с англ. фамилия героя — Hammer — переводится как молот

(обратно)

3

в пер. с англ. Солнышко

(обратно)

4

в переводе с англ. — жестокий

(обратно)

5

список допущенных к последнему туру конкурса

(обратно)

6

в переводе с английского Sink — раковина

(обратно)

7

Игра слов, second coming — переводится как второй визит, в английском языке у слова coming есть и другое значение — кончать

(обратно)

8

стихийный магазин — pop-up store, имеющий тенденцию всплывать открываться без предупреждения, создавать вокруг себя шумиху, а затем исчезать, добавляя организаторам славы, а брендам — эксклюзивности

(обратно)

9

Хоббс — плюшевый тигр, персонаж комикса «Кельвин и Хоббс»

(обратно)

10

Примеч. «Тиндер» (Tinder) — популярное частично платное приложение для мобильных платформ Android и Apple iOS, предназначенное для романтических знакомств в соответствии с заданными параметрами и с учетом геолокации

(обратно)

11

СМИ — слишком много информации

(обратно)

12

Chicago White Sox — профессиональный бейсбольный клуб, выступающий в Главной лиге бейсбола. Команда была основана в 1893 году. Клуб базируется в городе Чикаго, Иллинойс

(обратно)

13

Carlton Prep Academy — средняя школа в Онтарио, Канада

(обратно)

14

сорт пива

(обратно)

15

американская поговорка. Аналогичная русская поговорка: В чужом глазу соринку видит, а в своем бревна не замечает

(обратно)

16

американская лотерея

(обратно)

17

Разнояйцевые близнецы получаются при оплодотворении двух яйцеклеток двумя сперматозоидами. При этом получается просто двойня одного пола или разного. И они не похожи так, как близнецы

(обратно)

18

американская рок-группа

(обратно)

19

Марвин Пенц Гэй младший — американский певец, аранжировщик, музыкант-мультиинструменталист, автор песен и музыкальный продюсер, наряду со Стиви Уандером стоявший у истоков современного ритм-энд-блюза. Имеется в виду его песня «Let`s get it on» — «Давай начнем»

(обратно)

20

Доминатрикс — женщина, занимающая доминирущую роль в БДСМ

(обратно)

21

Тезаурус — словарь

(обратно)

22

Тамблер» — служба микроблогов, включающая в себя множество картинок, статей, видео и gif-изображений по разным тематикам и позволяющая пользователям публиковать посты

(обратно)

23

Сет Макфарлейн — американский актер, аниматор. Создатель мульсериалов «Гриффины» и «Американский папаша»

(обратно)

24

имя флориста, Bud Rose, дословно переводится как «бутон розы»

(обратно)

25

Kindle — устройство для чтения электронных книг

(обратно)

26

Центральный вокзал Нью-Йорка

(обратно)

27

территориальность — стремление защитить и сохранить собственность и личное пространство

(обратно)

28

Петтинг — имитация полового акта в одежде

(обратно)

29

имеется в виду поговорка «Кот из дома — мыши в пляс»

(обратно)

30

фамилия героя — Хаммер, так же переводится как «забивать», «вбивать молотком»

(обратно)

31

шоу с рейтингом Х — шоу для взрослых

(обратно)

32

«Подозрительные лица» — криминальная драма 1995 года

(обратно)

33

Duane Reade — что-то вроде наших аптек, только с очень большим отделом косметики. Причем иногда совмещенным с продтоварами и бытовой химией

(обратно)

34

Карликовый пинчер (минпин) — небольшая, 25-30 см в холке собака, квадратного формата, энергичная, мускулистая, на крепких конечностях. Уши стоячие купированные или лежачие, хвост часто купируется. Шерсть короткая, плотноприлегающая, блестящая

(обратно)

35

Аллитерация — повторение одинаковых или однородных согласных в стихотворении, придающее ему особую звуковую выразительность (в стихосложении

(обратно)

36

Cinemax — американская платная телевизионная сеть кабельного и спутникового вещания.Принадлежит каналу HBO, входящему в корпорацию Time Warner

(обратно)

37

Огранка «Принцесса» — квадратная или прямоугольная форма огранки бриллианта

(обратно)

Оглавление

МИСТЕР О Лорен Блэйкли Серия: Огромный бриллиант - 2

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Эпилог

ЕЩЕ ОДИН ЭПИЛОГ

*** Примечания ***