потускневшими огнями рампы. В воздухе стоял запах крови и похоти, пол стал липким от загустевших жидкостей и белел обломками костей.
Власть Принца Тьмы наполнила этот огромный театр и вошла в каждое живое существо, разрушив все сдерживающие барьеры между желанием и деянием.
Да, это было грандиозное представление, и слуги его повелителя отлично попировали на проявленных здесь эмоциях, прежде чем избавиться от заимствованной плоти и вернуться в варп.
Вокруг в изобилии были представлены свидетельства проявленной силы его господина: оскверненные останки, яркий шедевр из крови и выделений, намалеванный на стене, скульптура из плоти, сооруженная из кусков расчлененных тел.
На первый взгляд демон все еще сохранял формы украденного тела, но уже проявились некоторые признаки нового облика, который будет ему более приятен. Вокруг него появилась вибрирующая аура силы, а кожа стала поблескивать, передавая внутреннее сияние.
Демон промурлыкал первые такты увертюры «Маравильи» и вытащил из ножен меч. Золотая рукоять сверкнула в гаснущих огнях рампы. Он забрал Анафем из студии Остиана Делафура, хотя и сильно удивился, обнаружив на его лезвии еще одно тело. В сморщенном трупе с трудом можно было узнать Серену д'Анжело, но демон, прежде чем отправиться в «Ла Фениче», почтил ее смерть, совершенно изуродовав останки.
Он поднес меч к лицу и с усмешкой взглянул на измученную душу Фулгрима, отраженную в мерцающей глубине лезвия. Он услышал ее безмерную скорбь, и каждый вопль отчаяния звучал для него самой приятной музыкой.
Такие моменты доставляли ему немалое удовольствие, и демон ненадолго остановился, чтобы насладиться плодами своего влияния на Фулгрима. Третий Легион — легион глупцов — не имел ни малейшего представления о том, что их возлюбленный предводитель безуспешно пытается освободиться от сковавших его уз.
Только мастер меча Люций, кажется, заметил что-то неладное, но и он ничего не сказал. Демон ощутил в воине растущее влияние варпа и подарил ему серебряный меч, в который лаэры умудрились заключить частицу его сущности. Хотя теперь оружие не содержало его духа, в лезвии остались силы, которые помогут мастеру меча в грядущие годы резни.
Мысль о предстоящих бойнях вызвала у демона улыбку, он заранее предвкушал свои будущие действия в украденном теле. Ощущения, которые в варпе можно было только представлять, в царстве смертных станут для него реальностью, и на пути к Терре его ожидают целые океаны крови, похоти, ярости, страха, восторга и отчаяния. В распоряжении Воителя имеются миллиарды душ, и, командуя Легионом, он сможет достичь небывалых высот ощущений.
Демон прошел к сцене и поднял взгляд на большое полотно, висевшее над руинами просцениума. Даже в умирающем свете рампы картина производила ошеломляющее впечатление.
Блестящая золотая рама держала холст в объятиях, и демон не мог сдержать улыбки перед удивительным совершенством. Если раньше смертные, осмелившиеся бросить взгляд на портрет, видели только отвратительную, агрессивную мазню, то теперь он поразил бы любого своей красотой.
Фулгрим в великолепных пурпурно-золотых доспехах был запечатлен на фоне ворот Гелиополиса, и над ним трепетали пылающие крылья огромного феникса. Огонь легендарной птицы сиял на его броне, и каждая пластина, казалось, пылает его раскаленным жаром, и волосы ниспадают на плечи золотым водопадом.
Примарх Детей Императора был изображен с любовью и тщанием, предельным вниманием к каждой детали, малейшему нюансу. Кисть мастера смогла передать и величие, и неземную красоту, и жизненную силу Фулгрима. Демон знал, что более верного и искреннего изображения воина нет и никогда не будет, и единственный взгляд, брошенный на этот шедевр живописи, убеждал в том, что в Галактике еще есть чудеса.
Фулгрим с портрета смотрел на руины театра и на чудовище, завладевшее его телом. Демон усмехнулся, увидев в его глазах ужас, который невозможно было приписать мастерству художника. Всепоглощающая агония горела в этом взгляде, а когда демон убрал меч в ножны и поклонился, портрет, казалось, следил за каждым его движением.
Огни рампы задрожали и погасли, демон отвернулся от портрета и направился к выходу, оставляя последнего феникса в вечной тьме.
