солдат, направляясь к воротам из цитадели. Люди шли в бой, видя, что их командир снова с ними. Это были ветераны, закаленные в сражениях бойцы 1-го корпуса, вернее, того, что от него осталось. Их мундиры были изорваны в клочья, а заляпанные грязью непромокаемые плащи были покрыты водяной пленкой, в которой отражались отсветы горящих развалин.
Люди смотрели на Кина, размахивая сорванными с голов шляпами. Не в силах говорить, он молча слушал, как люди нараспев повторяют его имя.
В сгустившихся сумерках они были похожи на призраков. Безликие батальоны живых, многим из которых скоро предстояло умереть, и тем не менее они приветствовали его ликующими возгласами. На миг Кину показалось, что у всех у них лицо Джонни, что это тени в лесу у озера. Но тут наваждение исчезло. Нет, это были живые люди, которые шли сражаться за саму жизнь. Горожане, жавшиеся к стенам домов, восторженными криками провожали проходившие мимо них колонны. Торжествующий рев пронесся над римскими улицами, ворвался в запруженные народом переулки и дома. Это был триумф живых, свободных людей.
Эндрю взглянул на Пэта и улыбнулся.
— Это твоя победа, — произнес ирландец. — Ты сделал это.
Эндрю покачал головой:
— Это наша победа, Пэт. Одна на всех.
Глава 15
Сойдя по трапу на пристань, старший сержант Ганс Шудер вытянулся во фрунт и отсалютовал главнокомандующему армии Республики. С трудом сдерживая волнение, он оценивающе разглядывал Эндрю, который шел ему навстречу.
Они остановились в нескольких дюймах друг от друга, стесняясь выказывать свои чувства в присутствии всех штабных офицеров. Наконец Ганс не выдержал и по-медвежьи обнял Эндрю. Лицо Кина исказила гримаса боли, и Ганс тут же разжал свои объятия.
— Прости.
— Еще не все зажило, Ганс.
Старый сержант отступил на шаг назад и посмотрел Эндрю в глаза.
— Все еще не оправился от ранения, сынок?
— И не уверен, что когда-нибудь оправлюсь, — ответил Кин.
Ганс оглянулся на штабных офицеров и жестом показал им, что они свободны. Кетсвана ухмыльнулся и поволок своих парней прочь от причала. Смешавшись с офицерами Эндрю, они отправились гулять вдоль набережной, качая головами при виде колоссальных разрушений, причиненных городу.
Ганс кивнул в сторону находившейся неподалеку баррикады, и они с Эндрю присели на мешки с песком. День был теплым, начиналась весна. Дома вдоль всего восточного берега Тибра превратились в груды развалин, взгляду открывались лишь обугленные остатки стен и пустые глазницы окон. В воздухе стоял едкий запах влажного дыма, несло нечистотами и мертвечиной.
Римляне уже начали разбирать завалы. Некоторые бригады рабочих были заняты тем, что расчищали мостовые от толстых напластований льда, сбрасывая тяжелые глыбы в Тибр. Река вновь стала судоходной, но ей еще предстояло избавиться от всего скопившегося за время осады мусора. Покачиваясь на темных маслянистых волнах, плыли вниз по течению разложившиеся тела бантагов.
Пароход, только что прибывший из Суздаля, бросил якорь рядом с монитором, доставившим в Рим Ганса, и теперь солдаты споро выгружали на берег бочки с солониной, сушеными фруктами и овощами, а также ящики со сгущенным молоком для госпиталей и детей. Ниже по течению причалил корабль с грузом угля, а за ним к пристани подошло судно с боеприпасами и дюжиной броневиков.
Теплый бриз полоскал флаги на мачтах русских пароходов. На полотнищах красовались надписи по-русски и по-латински: «От благодарного народа Руси доблестным защитникам Рима». Ганс улыбнулся. Идея с флагами пришла в голову Гейтсу и была тут же одобрена Винсентом. Кто-то оставил на баррикаде номер «Гейтс иллюстрейтед», заголовок которого гласил: «Рим выстоял!». Внизу помещалась гравюра, изображавшая Эндрю с мечом в руке на крепостной стене рядом с Марком и Пэтом.
Перехватив взгляд Ганса, направленный на газету, Эндрю поморщился:
— Все было не совсем так.
— Я знаю. Ты до сих пор не избавился от страха?
Эндрю отвернулся в сторону.
— У меня сердце уходит в пятки, Ганс.
— И ты этого стыдишься?
Кин кивнул.
— И я боюсь. Ночью, когда никого нет рядом. Я снова там. В тюрьме. И они ждут меня. Ухмыляющиеся бантаги с ножами в руках, они ждут меня. И все эти несчастные отчаявшиеся души, которые ищут во мне опору. Даже моя жена и дети. Я хочу, чтобы они оставили меня в покое, дали мне забиться поглубже в какую-нибудь нору.
Эндрю промолчал.
— Когда проходишь через такие испытания, которые тебе пришлось перенести, Эндрю, по-другому не бывает. Цена слишком высока. Мы спрашиваем себя, почему именно мы? Ответ на это может быть только один: мы здесь и кто-то должен делать эту работу.
— Но почему я? Знаешь, я ведь хотел умереть, убежать от ответственности.
— Знаю. Но что-то ведь тебя остановило? До меня доходили некоторые слухи.
Эндрю смущенно опустил голову, вспомнив лицо Кэтлин в тот миг, когда она положила револьвер на столик рядом с его
