практика, опыт. Вызвали консультанта из главка. Все обследовал, рассчитал, долго работал.
— Заманчивое, говорит, дело, очень заманчивое. Но разрешить не могу, гарантий нет, риск. Если уверены — делайте на свою ответственность. Но помните, я не разрешал. Я только в принципе одобрил.
И что же думаете? Кульков, этот тщедушный, хромой паренек уверенно отвечает:
— Хорошо, я прикажу начать работы. На мою ответственность.
Отвел он опытный участок. И, понимаете, назначает работать на нем, кого бы вы думали? Стороженку. Тот прямо винтом вверх пошел. Прибежал ко мне в партком:
— Не желаю, не буду… Он же, черт колченогий, знает, как я его люблю. А тут такое дело — кирпич положил не туда, бетону кило не донес, и все к чертям. И затея и авторитет его насмарку. Он же, дядя Саша, себя мне в руки отдаст.
Ну, я вижу, парень через край перехватывает.
— Ты, говорю, Петро, со мной московское метро строил?
— Строил.
— Ты, говорю, вместе со мной по заданию партии приехал новый небывалый бассейн создавать? Приехал или нет, говори?
— Ну, приехал.
— Ты, говорю, на моих глазах вырос. Знаменитым человеком стал. Так или не так?
— Так, в чем дело?
— А в том, говорю ему, Петро, дело, что слов этих я твоих не слыхал. А если, говорю, что-нибудь подобное услышу — знай, не быть тебе на шахте, не видать тебе партийного билета. Я тебя в партию рекомендовал, и я в таком случае партии покаюсь: ошибся.
Молчал, долго молчал, потом отвечает:
— Чего он ко мне лезет? Знает, что я видеть его рожу не могу. Так чего же меня возле себя держит? Что же я, железный? Сырое дерево и то загорается, если его день и ночь огнем палить.
Накричал я на парня в тот раз, накричал и вскоре горько о том пожалел. И не потому только, что секретарю партбюро кричать не положено, а потому, что вскоре случилась тут вот какая история. Страшная, можно сказать, история.
Как-то раз, когда Стороженко со своей бригадой бетонировал по новому способу штрек, один его паренек заметил, что железная балка, поддерживавшая бетонное кольцо, вроде как бы прогнулась внутрь. Пригляделся — верно, балка толщиной рельсов в пять гнется.
Страшная это сила — вода. Ну, понятно, дали тревогу. Людей подняли на-гора. Кульков сам вниз спустился и разрешил под землей остаться только десяткам двум лучших забойщиков со Стороженкой, маркшейдеру Федору Григорьевичу, ну и мне, как партийному начальству. И велел он нам попытаться построить в устьях северного штрека перемычку, то есть, проще говоря, перехватить воду, изолировать, так сказать, пораженный участок.
Да а. А где тут изолируешь. Вода рекой уж хлещет, шахту заливает. До поверхности нам метров двести, а над нами озеро. Жуткое это дело. Однако шахтеры народ такой — в опасности все страхи позабывают. Возимся мы по колено в воде. Перетаскиваем мешки с цементом, камень, кирпичи. Огоньки шахтерок в темноте мечутся. Видно только пену на поверхности воды да бледные лица наши. И Кульков с нами.
Тут-то мы его в первый раз по-настоящему и разглядели. Ведь на опытном участке прорвало. Он знал — головой за это отвечает. Стороженко, тот вовсе убитый. Боится, подумают, что из-за его плохой кладки прорвало. Уж на что маркшейдер наш Федор Григорьевич бывалый горняк, десятки аварий на своем веку видел, — и тот растерялся. А этот черт Кульков ковыляет между нами по воде, и распоряжается, и мешки таскает, и бетон мешает, и все торопит:
— Скорей, еще не поздно!
Однако скоро поняли мы, что стараемся напрасно. Вода поднялась и перемычку нашу слизнула. Где ж незастывшим бетоном такую силу удержать! Тогда Кульков скомандовал:
— Все на-гора!
Стали нас наверх вытаскивать. А клеть восемь человек поднимает. Вода мне уже по пояс, а Кулькову — он росточка-то маленького — по грудь. Наконец, шлепнулась в воду последняя клеть. А нас девять человек. Кому-то, выходит, одному оставаться надо. Ну, мы — Стороженко и я — отошли прочь.
— Забойщик Стороженко и секретарь парткома Ильин, в клеть! — командует Кульков, именно командует.
Мы даже растерялись.
— А вы останетесь, да? Не сяду! — кричит Стороженко.
— Вы знаете, что значит аварийный приказ. Немедленно в клеть! — отвечает спокойно инженер.
Мы это знали. И пришлось подчиниться. Через минуту клеть пошла вверх. Внизу булькала вода. И где-то там один в этой воде остался человек. Понимаете наше состояние? Пока клеть опускали за инженером, Стороженко бегал вокруг ствола, как кошка у крысиной норы, а когда клеть поднялась, бросился прочь, пробился сквозь толпу, и до вечера его не видали.
А инженера я не узнал. Из клети его вывели под руки. Грязный, мокрый, зубы клацают. Постоял некоторое время над колодцем ствола, послушал, как внизу вода, прибывая, клокочет. Потом сел на землю, закрыл руками лицо, да так и сидел неподвижно до самой ночи.
Да-а. Тут сиди не сиди, а шахта затоплена. Первая шахта! Экспериментальная. Ну, работы остановили. Понаехали комиссии. Одни обвиняют инженера, дескать, рассчитал неправильно, другие —
