обернулся и сложил руки на груди. Милорд смотрел презренно, но без былого гнева.
— Мой сын едет знакомиться с невестой в Белоземье, — милорд взял со стола медальон, открыл его и бросил Микашу. Внутри был портрет очень красивой и отчего-то грустной девушки. Микаш засмотрелся на искусную работу неизвестного художника. Глаза — просто чудо, как живые в душу заглядывают. — Сопроводишь его туда. Война. На дорогах неспокойно. К тому же, белоземцы славятся крутым нравом. Гордые они. Любую вольность за оскорбление принимают. Приглядишь заодно, чтобы мой пострел глупостей не наделал и не ославил меня на весь орден. Ты же знаешь, он порой делает и только потом думает.
Микаш бы сказал иначе, но промолчал. Слишком ему запал в душу чудесный портрет. Провел пальцем по ободку. Принцесса. Эх, почему все трофеи, слава и даже лучшие девушки всегда достаются другим?
* * *
В дороге хорошо, в дороге силы быстрее возвращаются, когда нет времени думать о боли и слабости. Ветер помогает, простор, бескрайнее небо над головой. Как не пытайся, видно, волка приручить, все равно на волю смотреть будет. Вот и сейчас на волю хотелось нестерпимо. Хотя и непонятно, что делать придется. Всю же жизнь за него решали: матушка, милорд Тедеску. Волшебное слово «надо» вдолбили в голову основательно — не скоро выветрится. Да и что он умеет? Демонов по долам и весям гонять да высокородных грудью прикрывать, а коли меч заберут, так совсем худо будет. Он уже как часть тела стал, рука или нога. Калека без него. А может и вправду отдать и стать нормальным? Как все? Не сможет разве к селу победнее прибиться, вспомнить былое ремесло?
Да не был ты никогда как все, дурень, тебя ведь даже в родном селе чурались. Не простолюдин и не высокородный, а так… что-то среднее без судьбы и смысла.
В нескольких днях пути от Ильзара, белоземского замка Стражей, встретили люди милорда Веломри, отца невесты. Затеяли дневку, пышную, с гуляньями, чтобы хоть немного развеяться перед большим событием.
Йорден постоянно на что-то жаловался: то на мошкарье, то на холод, то на тяжесть пути через топи и дремучие леса. Совсем несносным сделался из-за предстоящей женитьбы. А во время стоянки отыскал себе среди чужих слуг девку погрудастей и посговорчивей и потянул ее в свою палатку. Микаш запыхался за всеми бегать, смотреть, чтобы не напортачили нигде, вот и пропустил. Но оплошность тут же исправить решил. Окликнул и отвернул полог. Йорден уже тискал полуголую девку за груди с непотребным видом и хрипло шептал несуразности:
— Я тебя с собой увезу. В шелках ходить будешь и в золоте. Хозяйкой замка сделаю.
Ага, то-то ты сам в шелках и золоте не ходишь. Микаш закашлялся.
— Какого демона тебе надо?! — взъярился высокородный выродок. — Что, подглядывать повадился, раз на самого девки не клюют?
Микаш скривился:
— Что вы творите? Вас невеста ждет!
— Тебе-то какое дело? Не твоя же.
— Ваш батюшка велел присмотреть, чтобы вы не ославились тут.
Микаш уже успел понаблюдать за белоземцами. Они действительно отличались от зареченцев. Такие тихие и спокойные снаружи, с плавной речью, не допускающие лишних эмоций, будто они истощают их телесно, а внутри горят, как сталеплавильные печи, вспыхивая то гневом, то страхом, то раздражением. Прав был старый милорд Тедеску, такие унижения не простят и помнить будут долго.
— Так батюшки здесь нет. И ты быть не обязан. Лучше найди себе кого-нибудь, а то так и проходишь всю жизнь девственником. Слышишь, дорогая, этот пентюх ни разу с женщиной не был.
Микаш покривился.
— И все же я вынужден настаивать, чтобы вы вели себя прилично. Милорд Веломри могущественный человек. Если ваше поведение заденет его честь, то проблемы будут у всех и замять их даже вашему батюшке не удастся.
— Да что ты все нудишь, как нянька старая? Кто ты вообще такой, чтобы мне указывать? А ну как велю тебя высечь при всех, сразу всю спесь забудешь.
Еще в детстве, когда сестра с матерью были живы, белоглазая старуха предрекла, что у него внутри приютился жуткий зверь. Иногда Микаш чувствовал, как он скребется когтями изнутри. Обычно это помогало во время битв, когда силы были уже на исходе, воспаляло кровавую ярость, превращало в неистовый стальной вихрь. Именно за эту несокрушимость и приглянулся он милорду Тедеску. Но иногда, как сейчас, эта ярость становилась настолько нестерпимой, что хотелось выпустить зверя на волю и всех порешить. Всех, кто издевался, смеялся и плевал в его сторону. Пока его самого не заколют, как дикого зверя.
— На! — Йорден швырнул в него медальон с портретом невесты. — Полюбуйся на бледную мышь, раз никого лучше сыскать не можешь.
— Как знаете, — прошептал Микаш, крепко сжимая медальон в руках, и вышел.
Забился ото всех подальше, укрывшись прохудившимся одеялом, и долго рассматривал потрет. До чего же красивое лицо! Каждую черточку можно изучать часами и восхищаться совершенством. Интересно, какая она в жизни. Только это любопытство и
