Не солоно хлебавши, двинулся назад. Увы, к этому времени опьянел настолько, что не мог понять, в какую сторону идти. Уже заболели ноги, а вокруг, куда ни глянь, – темень и пугающая тишина. В пьяной голове – одна-единственная трезвая мысль: не останавливаться, не падать, а то замерзну. Еще с полчаса блужданий, и я уже жажду …встречи с патрулем – леший с ней с гауптвахтой, зато гарантированно останусь живым!
Наконец впереди забрезжил какой-то свет. Ума хватает, чтобы понять: если в этой снежной круговерти он появился, значит, там есть люди. И я побрел на «маяк». Вот и населенный пункт. Какой, пока не узнаю, но понимаю: скорее всего, Жеребково. Да и какая, к черту, разница?! Главное, я – среди людей. Вдруг команда:
– Сухомозский, стой!
Не нужно семи пядей во лбу, чтобы понять – это патруль. Однако ситуация изменилась, смерть мне уже не грозит, поэтому и встреча с патрулем – ни к чему.
И я сломя голову бросаюсь бежать (не соображаю, что меня ведь все равно уже «вычислили»). Сзади слышу топот – погоня. Перемахиваю через забор, второй (откуда и координация движений появилась – перед этим ведь на ровном месте падал). Патрульные, чувствую, не отстают.
Вдруг впереди – очень яркий свет. Успеваю разглядеть, что это электрическая лампочка. Несколько человек гражданских. Сзади снова орут мою фамилию. Не раздумывая, ныряю в спасительную, как мне кажется, дверь. Бегу узким коридором, несколько раз поворачиваю. В голове еще мелькает мысль: как в этом лабиринте найду дорогу обратно?
Впереди – тупик. Нет, слева – приоткрытая дверь. А сзади – «топот копыт» и тяжелое дыхание разозленных патрульных. Ныряю в дверь. Полутьма, дощатый пол. Несколько человек с удивлением уставляются на меня. За ними – большая печка.
Решение зреет мгновенно. Я открываю дверцу (слава богу, печку не топили!) и сую в нее голову, пытаясь забраться туда всем телом. Чтобы, естественно, спрятаться.
Слышу какой-то шум (голова-то в печке – слышимость не ахти). Кто-то хватает меня за ноги и начинает вытаскивать. Растопырив локти, упираюсь. Однако потихоньку враги берут верх. И тут там, вне топки, кто-то приходит мне на помощь: схватив за ноги, начинает заталкивать назад в печку. Мне это, с одной стороны, приятно, с другой, не очень. Ведь мною, по сути, очищают от сажи топку.
Наконец патруль берет верх и извлекает меня – похожего на негра – из печки. И тут раздается шквал смеха. Я ничего не понимаю. И лишь, как говорится, разув привыкшие к полутемноте глаза, вижу …зал сельского клуба, полный народу. Он-то и хохочет, хватаясь за животы и вытирая слезы.
Оказывается, спасаясь от погони, я забежал через черный ход в клуб и выскочил на сцену. Где самодеятельные артисты в это время играли спектакль. И когда по ходу действия на сцену вылетел сначала один солдат, потом еще несколько и… (см. выше), зрители поначалу решили, что происходящее – эпизод постановки. Тем более что на помощь мне пришла одна из занятых в роли, не давая патрульным извлечь меня из жерла топки.
Когда же в ситуации разобрались, грянул гомерический хохот, подкрепленный нехилыми аплодисментами. Пожалуй, это был единственный случай в моей жизни, когда мне, находящемуся на сцене, так искренне и неистово хлопали зрители.
ЧП 3. Водевиль после самоволки
(1971 год; в/ч 56653, п. Косулино-1, Белоярский р-н, Свердловская обл., РСФСР)
Февраль. После отбоя ухожу в самоволку (сколько их было за службу – не счесть!), особо не скрываясь: дневалит салага, а я – старик.
Проходит около часа. Мы распиваем уже третью бутылку. Вдруг стук в дверь. Замолкаем. Снова стук. Чтобы это значило? За дверью раздается голос моего дружка Мишки Рассказова: «Николай, тебя ищут!». И – тишина.
Быстро собираюсь и, оглядываясь по сторонам, пробираюсь к части. Перемахиваю через забор. Рядом – казарма соседней роты. Осторожно заглядываю в окно дневального. Там – знакомый сержант. Захожу. Он таращит на меня глаза – глубокая ночь все-таки.
– Позвоню нашему дневальному, – киваю на телефон. – Меня якобы ищут, хочу узнать что к чему.
– Валяй, звони! – машет рукой сержант, хотя по уставу должен меня задержать.
Набираю номер. Трубку, естественно, поднимает тот салага-дневальный.
– Что, меня ищут? – спрашиваю.
– Ищут, ищут, Сухомозский! – раздается в трубке голос ротного (как я забыл, что параллельный телефон стоит у него в кабинете? С другой стороны, откуда мне было знать, что в три часа ночи тот находится на службе). – Давай, мотай сюда, мы тебя уже давно ждем!
Пулей вылетаю из помещения. И – короткими перебежками – к своему: сдаваться не намерен. Подбираюсь к окну, у которого стоит кровать Мишки Рассказова. Несмотря на собачий холод, начинаю сбрасывать с себя одежду, пряча ее
