появилось «Смоленское направление». Плачевная новость.
21.07.41.
Настроение улучшилось. Девушка, которая мне здесь понравилась, нравится теперь еще больше. Зовут ее Нина. Сегодня она уехала в Москву. Я попросил ее зайти ко мне домой, тем более что живет она совсем рядом, у бабушки. Родители где-то в местах отдаленных.
1.08.41.
Завтра будет уже месяц, как мы находимся здесь, в нашем благословенном Тараскове. Привыкли мы к нему все, даже дома в Москве не чувствуем себя так уютно, как здесь. Впрочем, в Москве сейчас мудрено так себя чувствовать. Вчера я был дома и стал свидетелем ночной тревоги. Да, это не то что наблюдать за вспышками на далеком горизонте! К счастью, разрушений в городе не много. Жаль, что пострадал театр им. Вахтангова.
Дома все в порядке. Артур в Москве каждый день ждет призывной повестки в армию. Если повестки не будет, договорились, что он приедет к нам в совхоз. Мэри уехала в Свердловск. Обидно за нее, напрасно уехала, в Москву немцы не войдут! Артур прямо вне себя, я его хорошо понимаю. От Вовки пришло письмо от 9 июля. Жив, здоров, где он сейчас, одному Аллаху известно. Леха Постный, школьный приятель, на даче.
Мои попытки полакомиться традиционным пирожным в «Автомате» на Дзержинке оказались напрасными. Угостился мороженым в «Арктике», очень уж малосладким.
Сделав все дела, я на всех парах помчался к своим тарасковским пенатам, к Нине. Я за эти дни полюбил ее еще больше, хорошая она девчонка.
5.08.41.
Время идет своим чередом. Каждую ночь прилетают «гости». Но нас не бомбят. По ночам дежурю в пожарке. Работа идет теперь гораздо лучше, почти каждый день перевыполняю норму, а вечером иду гулять с Ниной. Это самые лучшие и светлые часы.
Приезжал вчера директор треста. Теперь нам стали давать молоко и овощи…
18.08.41.
Немцы заняли Смоленск, они уже в четырехстах километрах от Москвы. Вот результаты нашего словоблудия, подкрашенного розовой водичкой. Теперь я почти уверен, что скоро нам придется в темпе перебираться на восток. У нас здесь все в порядке, только настроение у большинства очень подавленное.
Обещал приехать Артур, но что-то задерживается. А теперь, может, и вовсе не приедет. Как хорошо, что здесь есть такая замечательная девушка — Нина. Невольно вспоминаю Загорянку, знакомство с Мэри. У них есть что-то общее, но еще никто из девушек не относился ко мне так тепло, но в то же время с такой суровой дружеской требовательностью, как Нина.
Я вспомнил одну девушку, с которой познакомился в Загорянке, дочь бывшего «латышского стрелка». Ее звали Дагмара, она была года на три старше меня, студентка МГУ, восторженная поклонница Сталина. Поклонение это она унаследовала от своего отца, который работал у Сталина еще в первые годы советской власти. Помню, что у них на даче и в московской квартире было полно портретов и фотографий Сталина, причем многие с его дарственными надписями. Я влюбился в эту Дагмару, попал под ее влияние и вскоре к ужасу моих родителей купил большую фотографию Сталина и прикрепил ее над моим письменным столом.
Шел тридцать восьмой год. В конце года отец Дагмары, как и многие бывшие «латышские стрелки», был арестован и расстрелян, а вскоре Дагмара и ее мать были высланы из Москвы, и они навсегда исчезли в «сибирских просторах».
Портрет я изорвал в мелкие клочья и осторожно, чтобы ничего не заметили соседи, спустил в унитаз.
22.08.41.
Сегодня ночью был первый крупный воздушный налет на наше Подмосковье. А над Москвой виднелось зарево и разрывы зенитных снарядов. Как там все, как дома?
Приехала Нина, рассказывала, что творится в Москве, на улицах и на вокзалах — прямо волосы дыбом. Молочную нашу на Зубовской разбомбили, на Смоленской тоже много домов разрушено. Мой дом пока в порядке, обсыпают его зажигательными бомбами, но дежурные, в основном из наших жильцов, нейтрализуют их в ящиках с песком.
24.08.41.
Второй день я в Москве, приехал вместе с Ниной за стипендией. На фронте дела неважные: взяли Николаев, Кривой Рог, Первомайск и Кировоград. Сегодня в газетах опубликовано обращение к жителям Ленинграда с призывом, всем встать на защиту города. Да, дела, дела… У нас в Кашире «они» летают как у себя дома, бросают листовки — «пропуска в плен» и т. п. Мишка рассказывал, что над их деревней сбрасывали плитки шоколада. Вот как у немца агитация поставлена!
10.09.41.
Несколько дней я в Москве. Прощай Тарасково! Главный подарок, который я там получил, — это Нина. Я чувствую, что с каждым днем люблю ее все больше. Иногда она делается какой-то странной, не такой, как в совхозе. Часто производит впечатление человека, который свои глубокие и нелегкие мысли пытается скрыть под радостной детской наивностью. Ничего, если это так. Страшно, если радостная наивность превращается в такой вид оптимизма, который называется «куриным». Но я верю, что это не так, поэтому не боюсь за нее.
Институт наш
