от суда. Зорге держался на суде гордо, с достоинством, чем завоевал уважение к себе всех присутствующих на процессе.
Вынесение приговора Одзаки и Зорге суд отложил на неопределенный срок. Это было сделано по инициативе полковника Осаки, который во что бы то ни стало хотел до конца разобраться в деятельности руководимой Зорге разведывательной организации.
После окончания судебного процесса послу Отту разрешили свидание с Зорге, но к этому времени немецкий дипломат уже знал наверняка, что Зорге — разведчик. Отт понимал также, что Зорге получал от него секретную информацию, сыгравшую немалую роль в разгроме немецких армий на полях России. В донесениях, отправляемых в Берлин, посол пытался затушевать свои дружеские отношения с Зорге, но один из сотрудников посольства через немецкое консульство в Манчжурии направил в гестапо письмо, в котором рассказал о связях посла Отта с Зорге.
Риббентроп в резкой форме потребовал от Отта объяснений и, не удовлетворившись ими, приказал Отту немедленно выехать в Берлин. Новым послом в Японии был назначен Генрих Штамер.
Возвращение в Германию не сулило Отту ничего хорошего. На подводной лодке перебрался он из Токио в Пекин, где и оставался до конца войны.
Японцы разрешили нескольким журналистам посетить Зорге в тюрьме. В беседе с ними советский разведчик высказал убежденность в том, что его не казнят. Он заявил, что Сталин высоко оценивает его работу и примет меры для его спасения. Зорге был твердо уверен, что его обменяют на одного из важных политических заключенных, содержащихся в России.
В сентябре 1943 года, два года спустя после ареста, суд приговорил Зорге и Одзаки к смерти. Оба подали апелляцию в верховный суд, а Зорге вызвался выступать на этом процессе от своего имени и от имени Одзаки. В конце своей многочасовой речи Зорге, как указывается в материалах американской разведки, заявил:
«Формулировки японских законов допускают их трактовку в широком плане или буквальное понимание каждой из статей. Хотя утечка информации, строго говоря, и может преследоваться законом, на практике в Японии разглашение секретов неподсудно. Я считаю, что при составлении обвинительного заключения была дана неправильная оценка нашей деятельности и характеру полученной нами информации. Сведения, которые давал нам Вукелич, не имели важного значения и не были секретными. То же самое можно сказать и о Мияги. Что же касается Одзаки и меня, то мы собирали главным образом политическую информацию.
Я получал интересовавшие меня сведения в немецком посольстве, не прибегая к способам, за которые меня можно было бы судить. Я никогда никого не обманывал и никому не угрожал. Посол просил меня писать для него доклады, и из его личных заметок я черпал нужную информацию. Я вправе был считать, что японское правительство, передав эти сведения немецкому посольству, уже допустило возможность их разглашения,
Одзаки получал большую часть сведений на заседаниях группы «Завтрак». Но эта группа была неофициальной организацией, и информация, которая обсуждалась на ее заседаниях, была, по-видимому, достоянием и других неофициальных организаций».
Эти аргументы, конечно, были слабыми, но, видимо, единственно возможными. И Зорге и Одзаки широко пользовались своими фотоаппаратами для фотографирования документов немецкого посольства и канцелярии японского правительства. Группа «Завтрак», несомненно, была неофициальной организацией, но в ее работе принимал участие премьер-министр принц Коноэ, доверявший Одзаки как своему коллеге, советнику и другу. Верховный суд не согласился с доводами Зорге, и в начале 1944 года апелляция была отклонена.
Для Зорге и Одзаки наступил период тяжкого ожидания.
Последние дни в тюрьме Одзаки проводил за письмами к жене. В самых нежных выражениях он писал ей о своих чувствах и мыслях, всячески старался успокоить ее. В тот последний день он, как и обычно, проснулся очень рано. Умылся и застелил койку. Одзаки находился в тюрьме уже 1099 дней, и новый день не предвещал каких-либо изменений. Одзаки сел за столик и начал писать жене очередное письмо. Он уже заканчивал первый абзац, когда в коридоре послышались шаги и дверь его камеры отворилась. На пороге стоял начальник тюрьмы и немигающими глазами смотрел на заключенного. Последний день пришел, и без предупреждения. В зловещей тишине Одзаки переоделся в новый халат, специально припасенный для этого дня, сорвал с календаря листок за предыдущий день, сложил письмо и написал адрес. Потом повернулся к начальнику тюрьмы, спокойно посмотрел на него и дал понять, что он готов.
В сопровождении стражников Одзаки прошел через тюремный двор к месту казни. Жизнь славного сына Японии оборвалась в 9 часов 50 минут.
В тот день, тысяча сотый день в тюрьме, Зорге сидел на койке в своей камере. Вдруг дверь отворилась и в камеру вошел начальник тюрьмы в сопровождении священника. Уточнив фамилию, имя и место рождения заключенного, как это требовалось тюремным ритуалом,
