пути луча вспыхивали, стоило ему их коснуться.
— Пли! — зычно скомандовал Сергеев, и бронепоезд дал залп.
Треножник пошатнулся от попаданий. Шар разлетелся фонтаном осколков металла и багровыми ошметками. Машина тяжко завалилась на здание вокзала в поднятом облаке каменного крошева.
Орудия стреляли снова и снова.
Все было кончено через пару минут.
Броневик волоком притащил на аркане в брезентовом мешке плененного марсианина.
Вот так-то, думал Аввакумов, глядя, как радостно вспыхнули глаза Оськи при виде побежденного врага. Скоро будем бить вас, гады, на вашей же красной земле. Не за горами уже это время!
Не за горами.
2. Лестница в небо
Февраль выдался ветреным и студеным. Вдоль Ждановской набережной мело, и вмерзшие в лед посреди Невы марсианские боевые треножники едва виднелись за колкой завесой снега. Треножники были разбиты удачными выстрелами с революционной «Авроры» еще в октябре 1917-го, да так и остались стоять в реке, бессильно свесив к воде железные щупальца и напоминая петроградцам о том, что даже межпланетным империалистам со всей их хитрой военной техникой не остановить неукротимой поступи Мировой Революции.
Прием у Гусева завершался в пять; к тому времени Оська совсем продрог. Полчаса ожидания на ветру оказались совсем не в радость. Оська устал проклинать собственную расторопность и уже даже пожалел гривенника, который потратил на извозчика. Наконец двери клиники открылись, выпуская наружу крепкую фигуру в добротной шинели и меховой шапке пирожком.
— Заждался, молодой человек? — спросил Гусев, улыбаясь. — Не терпится, небось, познакомиться с настоящим ученым?
— Ага, — ответил Оська, чувствуя, как замерзшие губы сами собой растягиваются в ответной улыбке.
Гусев кивнул, подмигнул Оське и глазами показал: идем.
К Гусеву Оська за недолгий срок знакомства проникся глубочайшей симпатией. Почти полюбил, как любил Аввакумова, который и познакомил сына полка со своим старым знакомцем сразу по приезду в Петроград. Аввакумова же Оська любил, как отца — тем более, что родного своего отца помнил уже едва-едва. Слишком много уже времени прошло с того страшного лета в сибирской тайге, когда в одночасье потерял Оська все, что в жизни имел, кроме самой жизни.
Целых восемь уже, без малого, лет.
Половина оськиной жизни.
Гусев, пряча огонек в ладонях, прикурил папиросу и неспешно зашагал по набережной. Оська пристроился рядом, пошел в ногу. Гусев глянул на него с интересом, приподняв бровь, но, супротив обыкновения, записывать в свой блокнот ничего не стал.
Весь последний месяц Гусев делал пометки в блокноте все реже, а после и вовсе позволил Оське не ходить больше на сеансы. При нем позвонил Аввакумову в Москву: «Здоров твой орел, молодая психика, крепкая… Все с ним нормально будет… Уверен, уверен…» — и распрощался с пациентом. Очень тепло распрощался, с сожалением даже — и на следующей же неделе с удивлением снова обнаружил Оську в своей приемной. Тот смотрел щенком, с надеждой и затаенной радостью. Гусев озадаченно покряхтел, махнул рукой и позволил Оське приходить, когда заблагорассудится.
Гусев был человек занятой, а Оська только-только начинал постигать азы ремесленного дела в училище, так что часто встречаться не получалось. Оставшись один-одинешенек в новом городе, Оська жадно тянулся к единственному человеку, который понимал его как никто из людей.
Покинув привычное окружение боевой команды под руководством Аввакумова, Оська оказался наедине с миром, жить в котором — а еще и без войны! — было для него делом очень непростым. Со сверстниками он сходился с трудом; заботы их казались ему мелкими, а увлечения — глупыми. Гораздо лучше сложных перипетий общественной жизни, возвращавшейся после войн и революций в привычное мирное русло, ему удавалось понимать простые и понятные мысли марсиан. Теми, по крайней мере, двигали простые и понятные желания, которые Оська считывал прямо из их разумов безо всяких слов — так уж вышло; он о таком даре никого не просил. Свое умение Оська бескорыстно отдал на службу Революции, помогая ее солдатам бить чужепланетного гада везде, где только случалось до него дотянуться.
А потом война закончилась, и смысл оськиной жизни закончился вместе с нею.
Так случилось, что оськино умение, сделавшееся совершенно бесполезным, когда враг был окончательно разбит и побежден, заинтересовало человека, далекого от всей этой межпланетной ситуации настолько, насколько только может быть далек инженер душ человеческих от небесных эмпиреев. А тот, в свою очередь, рассказал о феноменальном парнишке из сибирской тайги другому инженеру — самому что ни на есть настоящему.
С ним-то и обещал сегодня познакомить Оську Алексей Иванович Гусев.
— Ты его не очень-то расспрашивай, Осип, — сказал вдруг Гусев. — Хотя бы по первости. Не любит он таких разговоров. Захочет,
