Гритье! — И она позвала ее: — Гритье! Вернись, Гритье, ведь я совсем одна. Гритье!
Но ничто не могло поколебать недвижность той, что лежала на ложе.
— Да, да, — повторяла Розье, словно безумная, обращаясь к кому-то, кого здесь нет, — да, да, — мой муж, вот кто ушел как предвестник, чтобы застолбить место там, в царстве червей. Она умерла, не успев ничего такого мне оставить, что я бы так же крепко любила, и замуж не успела выйти, а грудь-то вон какая, да и кровь тоже — они напоили бы младенца молоком крепче вина. А что за ножка, да есть ли еще девушка в Генте, что могла бы похвалиться такой же? Ведь совсем как у статуй, взгляните сами, и это зароют в землю, а какие-то крабы-уродцы будут ползать сверху. Скажите же, вы, — обратилась она на сей раз к гостю, — да разве этакий ладный господин навроде вас не хотел бы иметь такую девушку у себя в доме хозяйкой?
— И полагаю, очень бы хотел! — ответил тот.
— Да, и тем не менее, — сказала Розье, — вам ее не заполучить!
И она нежно, ласково принялась поглаживать кудри и лицо дочери.
Гость Розье не отрывал от Гритье пристального и внимательного взгляда наблюдателя, который, казалось, не верит глазам своим.
Она увидела, как он встал, взял зеркальце, приложил к губам Гритье, взял ее за руку там, где пульс, положил свою руку ей на левую грудь, постучал ей по ладони и послушал.
— Что вы там делаете и кто вы такой? — спросила Розье со смутной надеждой.
— Я врач, — отвечал он.
— Врач! — вскричала Розье, сразу став почтительной и смиренной. — Господин врач, да правда ли Гритье умерла?
— Ничего не могу сказать, — ответил он.
— Делайте что должно, — отвечала она.
Гость приподнял голову Гритье, подложил под нее свою руку и подержал так.
— Давно ли, — спросил он, — ваш доктор решил, что эта девушка мертва?
— За три часа до вашего прихода, господин доктор.
— И сколько, он вам сказал, она уже мертва?
— Уже двадцать семь часов, — ответила Розье, просчитав на пальцах.
— И какая же, по его мнению, болезнь унесла ваше дитя?
— Апоплексический удар, какого он никогда не видал.
— Апоплексический удар! — улыбнувшись, повторил Поль. — Волосы-то еще теплые, — добавил он.
— Что вы сказали? — спросила Розье.
— Я сказал, что волосы еще теплые и этот цвет лица совсем не такой, какой бывает у мертвых. Я говорю, что ваш доктор, быть может, совершил ошибку.
— Как! — трепеща, сказала Розье. — Да точно ли вы врач?
— Да.
Розье вздрогнула от надежды и издевательски расхохоталась.
— Эко ведь, — сказала она, — вы говорите, что не уверены, будто Гритье умерла?
— Не уверен.
— Повторите.
— Совсем не уверен в этом.
Розье взяла его за руку и подвела к маленькому деревянному столику, покрытому навощенной материей, что стоял промеж двух окон. Она дрожала как осиновый лист; несколько раз раскрывала рот, пытаясь вымолвить что-то, и много раз проглатывала слова, так и не сказав их. Наконец она постучала по столу.
— Послушай, — сказала она, и плача и смеясь, пожирая собеседника глазами, — послушай, если эти слова не для того только, чтобы надо мною насмеяться, если ты не врешь, если спасешь этого ягненка, уже приготовленного мяснику, я отсчитаю тебе на этом столе, отсчитаю и золотом, и купюрами, и пятифранковыми монетами десять тысяч франков, слышишь ты, десять тысяч франков!
И старуха Розье разрыдалась, но уже совсем другими слезами — не теми, что были исторгнуты материнской любовью.
— Теперь ступай, — сказала она властно, подталкивая своего гостя к постели, — смотри, но смотри как следует! — И она погрозила ему кулаком. — И скажи мне, почему ты думаешь, что Гритье не умерла?
— Потому, — отвечал Поль, — что я вижу тут покой глубокого оцепенения, а не отвердение материи, из которой ушла жизнь.
— Если ты врешь, — сказала Розье, — ты подлец!
VII
Розье села у изголовья постели, а Поль — в ногах. Долго они оба вглядывались в Гритье, которая так и лежала не шелохнувшись.
Вдруг Розье поднялась. Она скинула со стола маленький сундучок, скатерть, распятие и обе свечи, придвинула стол к кровати, снова вставила свечи, поставила распятие на камин и сказала:
— Доктор, я убираю алтарь. Быть может, это принесет счастье ребенку.
— Есть у вас в доме хороший уксус? — спросил тот.
Розье замялась. Ответить стоило ей такого усилия, точно правду вырывали изо рта клещами. Покраснев, она сказала:
— Нет. Он был слишком крепкий, и мне пришлось напополам разбавить его водой, влив ее прямо в бутылки…
— И?.. — откликнулся Поль, словно хотел спросить еще о чем-то.
— Не спрашивайте больше, — умоляюще произнесла она. — Не могла же я такого предвидеть, — прибавила она, утопая в слезах, — но скажите, что вам нужно, за ценой дело не станет, я сбегаю и найду. Или вы не верите, что я могу бегать?
— Есть кое-кто, кто бегает быстрее вас.
— Кто же?
— Сиска.
— А трактир?
