самоуверенный вид, какой обычно бывает у ответственных лиц. Но его одежда совсем не соответствовала. Голубая рубашка, с неопрятно пришпиленной и обтертой по бокам металлической буквой «S» на груди, была заправлена в изношенные синие джинсы с трехцветными шлейками. У него были широкие плечи и темные волосы с жирной челкой. Он все время раздраженно отбрасывал ее со лба. Я его боялась.
Гость отрекомендовал себя как Бобби. Я смотрела на него, вытаращивши глаза. В таком месте, как это, подобное обращение не кажется невежливым. Здесь это вообще естественно. Бобби просто не обратил внимания на мое молчание. Он поднял крышку подноса, который остался после обеда и скривился, глянув на его содержимое. Сбоку тарелки лежал надкусанный кусочек рыбы, а остальное заполняло паровое жаркое. Он резко откинул крышку, и та с грохотом упала позади. Я подскочила.
Бобби спросил, не сотрудничаю ли я с «ними». Под ними имелись в виду сестры, врачи, и все, кто носит карточки с именем на груди. Бобби объяснил, что в больнице существует система поощрений и предполагается, что все пациенты пользуются ей. Очевидно, если ты отказываешься от пищи, то ты лишаешься своих привилегий, которые состоят в том, чтобы носить обычную одежду (вместо больничного халата), выходить за пределы больницы и получать драгоценные воскресные отпуска.
Я спросила у Бобби, почему он здесь, и он ответил, что мы все здесь потому, что мы сумасшедшие. Я не могу поверить в это. Должны быть еще другая причина. Снова появились змеи, и я посоветовала Бобби передвигаться осторожно. Он попросил меня указать, где именно находятся змеи, и пошел, внимательно смотря под ноги.
Письмо
Кровь пульсирует в моей голове, и я ощущаю сильный зуд на границе волос. Еще лишь наполовину проснувшись, я ощутила, что зуд перешел в неприятное покалывание, будто острой шпилькой. Что-то предчувствуя, я встала и пошла к зеркалу. Там я увидела на своей голове венок из колючек, который венчал ее наподобие короны. Он был сплетен из листвы и сухих ветвей. Не отторгая взгляда от своего отображения, я следила за своей рукой, которая приближалась к колючкам. Я ощутила, как мой палец на что-то накололся. Я внимательно посмотрела на него и увидела, как на самом кончике выступила капля крови и побежала вниз по пальцу. Сначала это была совсем маленькая капелька, но потом она превратилась в фонтан крови. Кровь залила мои руки и капала на ковер. Ко мне зашел санитар с прибором для измерения кровяного давления. Я отшатнулась назад, но санитар не мог понять моего ужаса перед этим безопасным прибором. Кровь продолжала потоками течь из моего пальца, и я боялась, что истеку до смерти, если он пережмет мою руку измерительным поясом. Санитар приказал мне лечь и сказал, что зайдет позднее. Кровотечение остановилось сразу, как только он ушел из комнаты.
Письмо
Они пришли за мной. Они сказали, что я не могу больше есть в своей комнате. Настало время кушать вместе с другими больными. И настало время мне шагать по лабиринтам коридоров. «Карточка с именем» схватила меня за руку и вытолкнула в коридор. Я еще не заслужила привилегии носить обычную одежду и была одета в полинявший синий больничный халат с застежкой на спине. (Они не позволяют мне носить обычную одежду, поскольку думают, что я могу сбежать; и они правы.) Когда мы выходили в коридор, я ощутила на своей спине веяние холодного воздуха. Лишь потом я поняла, что моя задница была выставлена на общий осмотр. Другая «карточка с именем», что шла мимо, быстро застегнула халат на моей спине, подавая мне бумажные тапочки. Но я уверена, что все видели меня.
Коридоры расходятся во всех направлениях и выстланы таким же ковром защитного зеленого цвета, как и в комнатах. Я чувствовала себя как мышь в лабиринте и была признательная сестре, которая вела меня за руку. (Я, конечно, не сказала ей этого.) Комната персонала находилась в центре лабиринта. Мужчины и женщины с именами на карточках входили и выходили из нее. Они выглядели дикими и сумасшедшими. Больница состоит из 21 палаты для пациентов, комнаты для игры в бильярд, маленькой кухни, двух комнат для отдыха, столовой и нескольких комнат администрации. Есть также мастерская, на дверях которой висит табличка с надписью «Трудовая терапия». Мне кажется, что здесь пациенты делают пепельницы. Но точно я этого не знаю.
Сестра объяснила мне, что каждый больной должен принимать участие в общей программе лечения, по которой его день расписан по занятиям в разных лечебных группах. Когда она мне это объясняла, к нам подбежал Бобби. Он громко чмокнул меня в левое ухо. Звук его поцелуя отразился эхом в голове, что вынудило меня смутиться. Бобби спросил сестру, может ли он сам показать мне больницу, но она отрицательно покачала главой. Я была разочарована: Бобби мог стать человеком, которому бы я доверяла. Мне позарез нужно хоть кому-нибудь доверять.
Экскурсия закончилась. Сестра повела меня по коридорам назад в мою комнату, и реальность
