руках, то, возможно, его тоже пощадят, какая судьба ни ожидала бы пожилого человека, привязанного к решеткам.
— Из Фалконера? — переспросил высокий.
— Да.
— Как тебя зовут?
— Баскервиль, — он только что прочел это имя на вывеске магазина на другой стороне улицы — «Бэйкон и Баскервиль», гласила табличка, и юноша с облегчением ухватился за это название.
— Натаниэль Баскервиль, — он приукрасил эту ложь своим настоящим именем.
— Ты не похож на виргинца, Баскервиль, — сказал высокий.
— Я был усыновлен, — его словарь, как и другие книги, которые он нес, выдавали в нем образованного молодого человека.
— Так что ты делаешь в округе Фалконер, парень? — спросил его другой человек.
— Я работаю на Вашингтона Фалконера, — и опять молодой человек говорил вызывающе, надеясь, что это имя послужит ему защитным талисманом.
— Лучше отпустить его, Дон! — выкрикнул мужчина.
— Оставьте его в покое! — вмешалась женщина. Ее не интересовало то, что парень заявлял о покровительстве одного из самых богатых землевладельцев Виргинии; скорее, она была тронута страданием в его глазах, как и тем несомненным фактом, что пленник толпы был очень привлекателен. Женщины всегда обращали внимание на Натаниэля, хотя сам он был слишком неопытен, чтобы осознавать их интерес.
— Ты янки, парень, не так ли? — вызывающе спросил высокий человек.
— Уже нет.
— Давно ли ты в округе Фалконер? — опять спросил высокий.
— Довольно давно, — ложь становилась бессвязной. Натаниэль никогда не бывал в округе Фалконер, хотя встречался с его богатейшим жителем, Вашингтоном Фалконером, чей сын был его лучшим другом.
— Так какой город находится на полпути отсюда до Фалконера? — требовал от него ответа кожевенник, все еще полный желания отомстить.
— Отвечай ему! — повысил голос высокий. Натаниэль молчал, выдавая этим свое незнание.
— Он лазутчик! — выкрикнула женщина.
— Ублюдок! — кожевник быстро перешел к атаке, попытавшись ударить Натаниэля, но юноша заметил его движение и отступил в сторону. Он обрушил кулак на лысого, заехав тому в ухо, затем другой рукой пнул по ребрам.
С таким же успехом можно было бить свиную тушу, всё без толку. Дюжина рук колотила Натаниэля, один кулак попал ему прямо в глаз, другой разбил нос, отбросив его назад к стене отеля.
Его саквояж был украден, книги растащены, и теперь какой-то мужчина распахнул его пальто и вытащил бумажник. Натаниэль пытался остановить кражу, но был беспомощен перед лицом слишком многочисленных противников.
Его нос кровоточил, глаз заплыл. Темнокожий возница безучастно наблюдал и никак не отреагировал, даже когда с дюжину мужчин отобрали его повозку и заставили его спрыгнуть с козел.
Люди взобрались на повозку и крикнули, что направляются на улицу Франклина, где бригада чинила дорогу. Толпа расступилась, чтобы дать повозке место развернуться, в то время как возница, на которого никто не обращал внимания, прокладывал себе путь к краю толпы, чтобы выбраться на свободу.
Натаниэля привязали к решеткам окна. Его руки были просунуты поперек острых концов решетки и привязаны к железной клетке. Он смотрел, как одну из его книг швырнули в канаву, с разорванным корешком и разлетающимися листами. Толпа разодрала его саквояж, но не нашла ничего ценного, кроме бритвы и еще двух книг.
— Откуда ты? — пожилой человек, товарищ Натаниэля по заточению, вероятно, был очень достойной персоной, прежде чем глумливая толпа притащила его к ограде. Он был представительным, лысеющим мужчиной в дорогом черном пиджаке из темного сукна.
— Я приехал из Бостона, — Натаниэль пытался не замечать пьяную женщину, которая с издевкой приплясывала перед ним, размахивая бутылкой. — А вы, сэр?
— Из Филадельфии. Я собирался пробыть здесь только пару часов. Оставил свой багаж на железнодорожном вокзале и подумал, что стоит осмотреть город. Я интересуюсь церковной архитектурой, понимаете ли, хотел увидеть епископальную церковь Святого Павла, — мужчина печально покачал головой, затем вздрогнул, снова посмотрев на Натаниэля. — У тебя разбит нос?
— Не думаю.
Кровь, капавшая из ноздрей, была солоновата на вкус.
— У тебя будет редкостный синяк, сынок. Но мне понравилось, как ты дрался. Могу ли я спросить тебя о роде твоих занятий?
— Я студент, сэр. В Йелльском колледже. Или был студентом.
— Меня зовут доктор Морли Бэрроуз. Я дантист.
— Старбак. Натаниэль Старбак. Натаниэль не видел никакой необходимости скрывать свое имя от собрата по заточению.
— Старбак! — дантист повторил имя с оттенком уважения. — Вы родственники?
— Да.
— Тогда молюсь, чтобы они не обнаружили этого, — мрачно проговорил дантист.
— Что они собираются с нами сделать? — Старбак не мог поверить тому, что он в серьезной опасности. Он был в самом центре американского города при свете дня. Рядом были констебли, судьи, церкви, школы! Это Америка, а не Мексика
