полтонны принял, видимо, нашу лодку за некое морское диво и затеял вокруг нее довольно-таки впечатляющее игрище. В результате прочный стальной руль был смят в гармошку, и Дончо два дня не вылезал из воды, пытаясь расправить руль. Отчасти ему это удалось, но лишь отчасти – управление шлюпкой намного затруднилось.
Прошла неделя. Штормило. Однажды ночью, стоя у руля на вахте, я пыталась увидеть в разрывах клубящихся туч хоть кусочек звездного неба, чтобы сориентироваться. Неожиданно я почувствовала сильный удар в голову и вслед за тем надолго потеряла сознание.
Дончо. Я очнулся от ее крика, сразу же бросился к рулю. Он болтался под напором волн. Оглушительно хлопал парус. Жены в лодке не было. Как в трансе, я начал шарить по борту, ища в кромешной тьме страховочную веревку, которой мы всегда обвязывались. Веревка была туго натянута, и вот наконец я подтянул Юлию к борту. Она была без сознания, бредила. Оказывается, при смене галса ее ударил по голове гик – подвижная поперечина, поддерживающая парус. Все что я мог сделать – отнести жену под брезентовый навес, а сам принялся вычерпывать воду и единоборствовать с рулем. Так прошла ночь. Утром Юлия с трудом пришла в себя, но с этой злополучной ночи головные боли терзали ее до самого конца плавания.
Юлия. Да и зрение ощутимо ухудшилось. И все же я строго-настрого объяснила Дончо, что он не имеет права менять расписание наших вахт, пытаясь большую часть работы взять на себя. От этого в буквальном смысле зависела жизнь нас двоих. И счастье нашей дочурки Яны, ждущей нас в далекой Болгарии. Скрепя сердце Дончо вынужден был согласиться.
Пока мы таким образом выясняли семейные взаимоотношения, ветер усилился до штормового. Огромные валы с многоэтажный дом катились, как всегда, на закат. Ночью ветер совсем осатанел. Я уже подумывала разбудить Дончо и сдать вахту, как вдруг ощутила какое-то давление в ушах, как в самолете при резком наборе высоты, и сразу же увидела: мачта сломалась, как спичка, и исчезла в пучине. Дончо выскочил из-под навеса и бросился за борт: надо было спасать хотя бы парус или часть паруса.
Безрадостным представилось нам утро 2 апреля. Потеряна мачта, а вместе с ней и антенна радиопередатчика, поврежден руль. Мы в полном смысле оказались потерпевшими кораблекрушение. Ждать помощи неоткуда. В этом районе Тихого океана судоходство практически исключено – за все наше долгое плавание единственный раз возник на горизонте силуэт какого-то судна, да и оно нас не заметило.
Дончо. Поди заметь среди мастодонтоподобных волн нашу скорлупку с трехметровым подобием мачты – это все, что за два дня напряженных трудов удалось соорудить с помощью скоб и растяжек. А дальше что? Разумнее всего было вернуться, отремонтироваться и начать все сначала. Объяснения на семейном совете – плыть дальше или возвращаться – шли, естественно, на повышенных тонах. Однако решение было единодушным – попробуем продолжать путешествие.
Юлия, Мы не могли, не имели морального права повернуть назад, сдаться. Нет, уязвленное самолюбие тут было ни при чем. Мы хотели преодолеть собственные страхи и сомнения, доказать самим себе, на что мы способны в действительно критической ситуации.
Итак, вперед! Ветер с кормы, нос на закат, как писал когда-то Тур Хейердал. Правда, закаты и восходы мы видели редко – целый месяц, не прекращаясь, лил дождь. Я простудилась, поднялась температура, время от времени я впадала в беспамятство. Когда я приходила ненадолго в себя, всегда видела одно и то же: Дончо сидит у румпеля, порою от страшного перенапряжения он тоже на какое-то время впадал в забытье, а с неба все льется и льется вода.
Дончо. Через неделю Юлия более менее пришла в себя, и мы, посовещавшись, немного изменили маршрут. Мы спустились к экватору: течения там сильней, а ветры не столь коварны…
Когда выдавалась тихая ночка, океан преображался. Мириады ночесветок роились в его глубинах. Летучие рыбки с легким свистом парили во тьме, а над беспредельным, воистину великим океаном распростерся многозвездный небесный шатер. Время от времени среди непривычных для нашего глаза южных созвездий возникала светящаяся, как медуза, звездочка и уверенно плыла по океану небес – то был один из многочисленных спутников, бороздящих ныне околоземное пространство. Кажется, совсем еще недавно у себя, в Болгарии, в Родопских горах, мы вместе с Юлией точно так же вглядывались в ночное небо, ища рукотворную звезду. В ней парил над Землей Виталий Севастьянов, такой же, как Юрий Гагарин, синеглазый сын России. Это он окрестил нас «космонавтами океана», и я не знаю лучшей похвалы. Это высшая оценка наших усилий, трудов и стремлений.
Юлия. Я тоже думала не раз: а что же на деле значит это красивое словосочетание: космонавты океана? Наверное, не только то, что мы поставлены в сходные условия с космонавтами. Главное в другом. Если когда-нибудь в космос на долгие сроки полетит супружеская пара – наш скромный опыт им ох как
