Гарибальди, не пой, дай мне еще немного поиграть с тенями, ведь в последнее время у меня так мало гостей…
Один мой приятель, воображавший себя поэтом, в те времена, когда мы оба были очень молоды, сказал мне, что ясность ума, или, вернее, здравый рассудок, – худшее наказание для старика: «Лучше всего совсем выжить из ума к старости, что толку воспринимать все адекватно, если даже не питаешь иллюзий, что можешь что-то изменить?» Однако сейчас я знаю, что есть другое, еще более жестокое наказание – бессонница. Здравый рассудок, сохранившийся во мне до девяноста шести с половиной лет, не был бы мне наказанием, если бы к этому не добавились многочисленные бессонные ночи, мучающие меня вот уже пятьдесят один год, с тех пор как я покинула рай. Я знала долгие часы бессонницы, так что у меня имелось достаточно времени, чтобы с тщательностью ювелира рассмотреть каждое мгновение своей жизни. Я могла бы это сделать, но не сделала. Потому что сразу поняла, что это будет слишком больно. Уверена, лишь сентиментальные глупцы и люди, только вступившие в старость, получают удовольствие от воспоминаний о том, чего уже не вернуть. Однако по мере того как проходят годы – двадцать, тридцать, сорок… множество лет забвения, – ты обнаруживаешь, что постепенно перестаешь пугаться призраков прошлого, их общество становится даже приятным. В конце концов, это единственное, что остается нам в жизни.
В последние годы, в том возрасте, который французы так изящно называют Le grand áge,[1]меня посещали два рода призраков. Лживые образы, придуманные мной в ранней молодости для создания легенды о Белле Отеро, и тени моего настоящего «я», призраки Агустины Отеро Иглесиас, нищенки из деревушки неподалеку от Понтеведры. Призраки Беллы быстро исчезли. Я никогда не принадлежала к тем людям, которые в конце концов начинают верить в свои собственные выдумки, поэтому призраки, рожденные моей фантазией, не были для меня губительны. В действительности они были такие милые и легкомысленные, что однажды рассеялись, даже не оставив во мне ностальгии. Когда это произошло? Постепенно, как обычно и происходят подобные вещи. Однако я могу даже назвать точную дату их окончательного исчезновения. Да, не может быть никаких сомнений: я уничтожила их в тот день, когда прочитала некролог в «Эспуар де Нис», около пятнадцати лет назад:
«Вчера в нашем городе умерла танцовщица и певица Каролина Отеро. Белла Отеро была любовницей таких знаменитых людей, как принц Уэльский, король Бельгии Леопольд, царь Николай II, кайзер Вильгельм, князь Монако Альберт и король Испании Альфонс XIII. Как известно, в начале века Отеро была одной из богатейших женщин, обладательницей легендарной коллекции драгоценностей, включавшей такие необыкновенные образцы, как колье Марии Антуанетты и императрицы Евгении, а также болеро из бриллиантов, стоимостью 500 миллионов современных франков […]. Ее портреты писали Ренуар, Сем и Каран д'Аш; она стала прототипом героини одного из романов Пруста, американский магнат Уильям К. Вандербильт подарил ей яхту, а от русского князя, повторявшего Каролине «разори меня, но не оставляй», она получила целое состояние. Беллу Отеро называли «сиреной самоубийств» – из-за того, что многие мужчины, не добившись ее благосклонности, предпочитали умереть. В последнее время, потеряв все свое состояние в игорных домах (говорят, она проигрывала до 700 000 франков за ночь) […] и утратив с возрастом былую красоту, Каролина Отеро жила в бедности в нашем городе…»[2]
Впоследствии я узнала, что это был не первый некролог обо мне, опубликованный в прессе. Подобные заметки появлялись и в других французских и иностранных газетах на протяжении многих лет, но в старости тебя волнует лишь тот крошечный мирок, в котором ты живешь. Поэтому, прочитав известие о своей смерти в «Эспуар» в 1948 году, я решила, что вполне могу похоронить разом все свои выдумки, которые мне приходилось сочинять в годы своей славы ради удовольствия других. Я имею в виду мифы о моем происхождении и первых шагах в высшем свете. Я никогда больше не думала о тех фантомах, и мне было нетрудно обойтись без их общества: Каролине Отеро не нужно опираться на выдумки, чтобы чувствовать себя сильной. В действительности, если я и рассказывала столько вымышленных историй о своем детстве, то, клянусь, лишь для того, чтобы угодить публике. Я лишь поведала им то, что они хотели услышать, – только и всего. Существует два типа выдумок: изобретаемые для собственной выгоды и создаваемые для удовольствия других. При этом и то и другое (как говорил уже упоминавшийся мной приятель-поэт, так любивший изрекать афоризмы) является проявлением великодушия. В этом нет ничего удивительного: в конце концов, Истина как таковая обычно никого не интересует.
Единственно по этой причине я намного дольше, чем желала бы, должна была поддерживать бесчисленное множество мифов. Однако теперь с этим покончено: с того
