подбирались к стаду, которое, завидев нас, сбилось в кучу. Потом один из двоих воскликнул: «Хока-хей!», – что означало: «Вперёд!». По этой команде все устремились к стаду.
Я поскакал вместе со всеми, и моя маленькая лошадка понеслась так быстро, что вскоре я потерял отца из виду. Я сбросил с плеч своё одеяло-накидку, и осенний ветерок охладил моё тело. Но я не обращал на это внимания. Было прекрасно вот так мчаться вместе с другими охотниками. Не было слышно ни криков, ни иного шума, кроме топота копыт. Стадо побежало, поднимая облако пыли. Я не чувствовал страха, несмотря на то, что совсем ничего не видел в этой пыли. Я не знал, где мой отец, не знал, куда я скачу. Когда пыль рассеялась, я обнаружил, что нахожусь в самом центре стада. Вокруг бежали бизоны, их огромные головы поднимались и опускались. Тут мне стало страшно. Я прижался к спине своей лошади и крепко обнял её за шею. Трудно описать словами, до какой степени я был напуган. Но тут сквозь топот копыт послышались выстрелы, и я увидел, что стадо разбивается на мелкие группки. Я ещё не видел ни отца, ни других охотников, но мой страх постепенно улетучился. Бизоны казались такими огромными, что я решил держаться чуть подальше от них. Стадо между тем рассыпалось по равнине, и вскоре совсем близко от себя я заметил телёнка. Я вспомнил всё, что отец говорил мне накануне. Его указания были очень важны для меня сейчас. Я никак не мог догнать того телёнка, и всё не решался выстрелить, поскольку очень нервничал.
Но когда моя лошадь прибавила скорости и поравнялась с животным, я всё же рискнул сделать первый выстрел, и, к своему удивлению, попал. Вторая стрела лишь скользнула по загривку бизона. Третья заставила бегущее животное сбавить темп. Я выпустил четвёртую стрелу, но и она не убила бизона. Я был огорчён. Мне казалось, что я истратил слишком много стрел. Но бизон бежал уже совсем медленно, и я понял, что ещё один хороший выстрел может сделать меня настоящим охотником. Лошадь, казалось, понимала всю важность этого момента, и мне не пришлось объяснять ей, что нужно подобраться как можно ближе к животному. Скоро я уже был рядом с бизоном, и последний удачный выстрел завершил дело.
Я спрыгнул с коня и встал над своей добычей, озираясь вокруг, в надежде, что весь мир видит это. Но я был один. Во время преследования я не заметил, что ускакал далеко вперёд. Равнина была пуста, насколько хватало глаз, и я даже не представлял себе, где может быть отец. Я просто стоял и смотрел на тушу, простёртую на земле, и был счастлив. Мне хотелось, чтобы все знали, что я, Ота Кте, убил этого бизона. Но, похоже, никто не знал где я, и, поскольку поблизости никого не было, мне следовало что-то взять у этого животного, дабы показать, что именно я убил его. Я вытащил все стрелы, одну за другой. На мой взгляд, их было слишком много. Если бы я был хорошим охотником, то уложил бы бизона одной стрелой, а мне понадобилось целых пять. Очень велико было искушение выбросить пару стрел, ведь никто не видел меня в этот момент. Я знал, что меня и так будут хвалить и отец и мать, но этого казалось мало, и я едва не солгал.
Я думал об этом, когда достал свой нож, наточенный отцом, и снял шкуру с половины туши. Я был слишком мал, чтобы перевернуть её. А пока я раздумывал, что делать дальше, вдалеке послышался голос отца: «То-ки-и-ла-ла-ху-во?» – «Где ты?». Я тут же вскочил на лошадь и поскакал на вершину невысокого холма. Отец заметил меня и направился навстречу. Я понял, что не смогу солгать ему, ведь он всегда учил меня говорить только правду. Он хотел вырастить из меня честного человека, и я понял, что нужно сказать правду, даже если она принесёт мне меньше славы. Отец позвал меня с собой, к его добыче. Но когда мы совсем приблизились друг к другу, я очень тихо сказал ему: «Отец, я убил бизона».
Его улыбка сменилась изумлением, и он спросил, где же этот бизон. Я показал ему, и мы вдвоём отправились туда, где лежала наполовину ободранная мною туша. Отец закончил эту работу за меня. Я мог сам снять шкуру, только не мог перевернуть тушу. Нужно было повернуть голову и положить животное на спину. Когда шкура была снята, отец покрыл ею спину моей лошади, шерстью вниз, а на нее уложил мясо, следя за тем, чтобы центр тяжести был точно посередине. Затем он прикрыл мясо свисающими концами шкуры, чтобы защитить его от дорожной пыли, и я отправился домой, сидя поверх этого тюка.
Я показал отцу стрелы, которые выпустил в бизона и рассказал, как я убил его. Отец был очень доволен и всё время хвалил меня, а я ещё раз порадовался тому, что сказал ему правду.
Мы поехали к бизону, которого убил отец, приготовили тушу к перевозке домой и добрались до лагеря только к вечеру. Пожалуй, даже король, следующий во главе своей свиты, не держался бы так гордо, как я, когда въехал в селение, восседая на тюке с мясом убитого мной бизона. Теперь у матери было два охотника в семье, и я предвкушал, как она обрадуется. У индейцев не принято хвастаться своими подвигами, меня всегда учили, что это некрасиво, и я раздувался от
