наследник должен прибыть сюда. Я мог бы свести его со своим другом, который занимается недвижимостью. Тот бы помог наследнику продать жилье с учетом затрат на дорогу. К тому же это хороший повод посетить Калифорнию, если он еще не бывал здесь!
— Я постараюсь организовать его поездку. Скажите, нет ли у вас информации о родственниках клиентки, проживающих во Франции?
— Никаких. Оформление завещания дело простое и не требует биографических данных.
Мы прощаемся как два человека, уверенные во взаимной симпатии.
— Лиза, зайдите ко мне! — прошу я свою секретаршу.
Лиза, дочь недавно погибшего комиссара полиции Лешо,
работает всего лишь восьмой день. Чтобы работать, она оставила учебу на юридическом факультете.
— У меня есть очень важное задание для вас! Запишите: Мартини Фузиту. Двадцать лет назад она училась на факультете социологии. Отыщите любую информацию того времени. Что-нибудь должно быть в архивах факультета.
— Я сейчас же займусь этим вопросом, месье директор!
У меня появляется желание попросить девушку называть
меня просто Антуаном, но, подумав, решаю не делать этого, так как мои парни подумают, что я уже трахнул ее, а мне не хотелось давать повод для подобных домыслов, так как дочь моего друга — для меня свята.
* * *
В полдень я иду в больницу проведать Жереми. Он находится там после перелома бедра. Застаю его на специальном стенде за разработкой суставов. Он старательно поднимает и опускает груз, подвешенный к ноге, и при этом жутко сопит своим похожим на боксерскую перчатку носом.
Он радостно улыбается мне, и я могу убедиться в отличном состоянии его тридцати двух зубов.
— Ты делаешь успехи! — поздравляю его.
— Приходится! Что тебя привело ко мне?
— Меня? Ничего! Зашел проведать.
— Не хитри! Я знаю тебя. Когда ты чем-то озабочен, то морщины у твоих глаз становятся более глубокими.
— Спасибо за морщины!
— Не обижайся! Они у всех появляются после восемнадцати лет. Ведь стареть начинают с самого рождения. Выкладывай! Легче станет.
Я удивлен его проницательностью: действительно, в последнее время меня явно кое-что волнует. Рассказываю ему все, что связано с наследством Феликса.
— Я не понимаю, зачем рассказываю тебе про это? Все так элементарно просто!
— Не говори так, Сана! — возражает он, поправляя блок с грузом, к которому прикреплена его нога. — Ты слишком хороший сыщик, чтобы не понимать этого! Лично я нахожу нескладной эту историю с наследством и странными поступки самой женщины, которая сначала насилует профессора, потом оставляет учебу, родителей, Францию, чтобы смыться в США, никого не предупредив об этом. Устраивается в Лос-Анжелесе, достаточно зарабатывает, чтобы приобрести дом. Проходит двадцать лет. Женщина знает, что должна отдать концы, и поэтому решает оставить свою халупу бывшему профессору, который когда-то пробудил в ней любовь. Так вот, чтобы в ее возрасте составлять завещание, надо быть уверенным в своей близкой кончине. Согласись, если бы она не была уверена в своей смерти, то разве стала бы завещать свою хижину человеку, который старше ее на двадцать лет?
— Это понятно.
— А если понятно, то надо немедленно начинать поиски следов Мартини здесь, в Париже. Согласен?
— Согласен.
— Теперь вопрос: веришь ли ты в то, что Мартини Фузиту стала бы завещать французу, к тому же живущему во Франции, свое никчемное жилище, расположенное в двенадцати тысячах километрах от него?
— А почему нет, если ничем другим она не располагала? Завещание — это акт верности и любви. Нельзя дать больше того, что имеешь.
— Но твой Смитт сказал, что она выглядела достаточно элегантно.
— Да.
— А это-то никак не вяжется с жалкой хибарой!
— Я знал очень бедных женщин, которые вкладывали все свои пиастры только в тряпки!
— Ты собираешься что-то предпринимать, шеф?
— Что, по-твоему, я должен предпринять?
Жереми не отвечает, а начинает сосредоточенно терзать свою искалеченную ногу, и через некоторое время лицо его покрывается потом и становится похожим на маску из черного дерева.
— Ты не очень скучаешь в больнице?
— Скучать не приходится. Мое племя навещает меня ежедневно. Я даже сумел вселить нового жильца в свою Рамаде!
— Франция не забудет тебя! Получишь пособие, — вздыхаю я. — Кому и что ты хочешь доказать своей «черной ордой»?
— То же самое, что и Масиас своей рыжей!
— Инстинкт размножения — самое страшное бедствие мира, — нравоучительно говорю я Жереми и, пожелав ему дальнейших успехов на том же поприще, покидаю его.
* * *
Весна в этом году ранняя. Выйдя из больницы, я не мог не остановиться перед клумбой с первыми подснежниками. И в этот момент чья-то рука ложится на мое плечо. Пинюш!
Импозантный, в шубе, подбитой изнутри мехом, в каракулевой шапке, он похож на старого боярина, бежавшего из святой Руси от революционного трибунала.
Его желтозубая улыбка дарит мне порцию нежности.
— Как чувствует
