тем —
Всех тех, кого собрал сюда затем,Чтоб завершить движение по кругу.* * *...Плету, плету не отрываясь,Но доплести не успеваю.Сейчас поднимут крылья братья,Сейчас костры поднимут крыльяИ люди гордо вскинут брови.Надменной медью реет пламя,Пустой соломы позолотаМгновенно превратится в уголь.Но превосходны переходыВ немом непроизвольном звуке,От мук произрастая в радость.И крылья переходят в руки,И руки в круг объединенный...— Ограждена ли от испуга,И от костра, и от печали,И от молчания, сестра?— Едва ли мне не быть спасенной.И лишь того не избежать мне:Всю жизнь крапивные объятьяПлету, плету не отрываясь,Но доплести не успеваю...Стеклянный Человечек— Странный вы народ — люди! — сказал, усмехаясь, Стеклянный Человечек. — Всегда недовольный тем, что есть.В. Гауф, “Холодное сердце”.Тропой ЛорелеиМеж темными елями, словно в бреду,Как только умею, едва, еле-елеНад Рейном бреду.У пепельной ели живет в подземельеМой хрупкий лесной стеклодув.Под хвойною тенью, тропой Лорелеи,В зеленую чащу иду.Меж птиц и растений тропинка к тебе ли? —Веду разговор на ходу.Беду ли найду я в лесной колыбели,Покуда тебя не найду?Я буду шептать заклинанья, бледнея,Чернея в огне и в аду,А ежели губ разомкнуть не посмею —Молчу, заклинаю и жду:Явись предо мною, пред ясные очи —Еловый, подземный, чудной,Сквозной колокольчик, веселый стекольщик,Прозрачный, как месяц ночной.Явись предо мною,На доброе сердце, тепла и стекла не жалей.Дыханьем стеклянное сердце земноеСогрей, а захочешь — разбей.Сквозь чистый и ясный осколок на свечкуПосмотришь — увидишь меня.Там сердце на грани стекла, Человечек,На грани стекла и огня.В стеклянные реки увидишь, как рукиПо Рейну сплавляют леса,На выдох стекольное дело сквозь трубкиВ сосуды всплеснет чудеса.И спросишь: “Чего ты хотела у ели —Понять, поменять, обрести?Людские желанья, заветные целиПросты, но не ясны, прости”.Тропой ЛорелеиМеж темными елями, словно в бреду,Как только умею, едва, еле-елеНад Рейном иду...* * *Когда, спускаясь по спирали,Тоскуя, полдень смотрит шире,Я вижу красоту детали,О целом забывая мире.И словно слышу об уходе.На фоне графики рябинКак ваш рисунок не свободен,Как ярок осени рубин.И снова рядом благороденВетвей орнамент не прямой.Как ваш рисунок не свободен,Как не свободен мой.
(обратно)
Без политики
Маканин Владимир Семенович родился в 1937 году в Орске Оренбургской обл. Окончил МГУ. Живет в Москве. Постоянный автор “Нового мира”.Из книги “Высокая-высокая луна”. (См. также: “Однодневная война” — “Новый мир”, 2001, № 10; “Неадекватен” и “За кого проголосует маленький человек” — “Новый мир”, 2002, № 5.)1Cтарый хер, я сидел на краешке ее постели. Весь в луне — как в коко не чистого серебра.В том-то и дело!Старикан Алабин сидел на самом краешке ее постели. Конечно, напряженно. Конечно, с опаской.Но луна за окном вдохновляла!Ни к чему много света. Заоконная луна это понимала не хуже меня: на спящую молодую женщину хватило одного луча, но какого! Воистину чудо. Я был в отпаде. Я не дышал. Луч тоже не дышал. (Картина старых мастеров. Уже наш Вермеер. Вот он. Откровенный. Cамую чуть.) Хотя, по сути, чтобы пускать слюну, лунному лучу открыто было не так уж много. Лицо... И сонно нависшая женская грудь. И пожалуй, подчеркнута диагонально рука — узкая, выпроставшаяся из-под легкого одеялка.Я немного придвинулся. За полчаса я всего-то преодолевал расстояние в сантиметр. Чужак. А что поделать! (Зато в их дом я пробрался за пять минут — половицей не скрипнув, прошел веранду, прошел комнату. Большую их комнату с фортепьяно... Взял влево... И в три мягких шага оказался в спальне.) Однако теперь медлил и вел счет на сантиметры... Тем более, что едва придвинувшись на первый же смелый сантиметр, я замер. Я вдруг учуял запах. Сладковатый.Он исходил как бы от ее лица. Что-то необычное и пряное?.. Эту пряность ее дыхания я учуял еще вчера. Утром. (Когда напросился сюда, к Даше, на чай.) Но я уже забыл... Луч... Я тонул глазами. Луч не давал думать... Луна завораживала. Луч, смещаясь, показывал теперь фрагмент той же картинки. Лицо и грудь.Невольно насторожившись, я втянул воздуху (и сладковатого ее запаху) побольше... Спит... Я еще к ней склонился. Еще.