журналистов. «Гвоздь номера» — вот к чему они стремились. В общем, все они рассматривали свои газеты как мотели, в которых останавливаются каждый вечер на пути к будущему триумфу. Эти люди рассуждали приблизительно так: надо устроиться в газету, поднапрячься душой и телом, отбарабанить положенное, узнать получше «этот мир», накопить опыта, возможно, отточить перо — а потом, в один прекрасный момент, сделать всем ручкой, распрощаться с журналистикой, поселиться в какой-нибудь лачуге, на полгода погрузиться в бумагомарательство, в конце которого их ждет полный триумф. А имя этого триумфа — Роман.
О, это будет знаменательный день, вы же понимаете… Между тем подобные мечтатели работают на износ повсюду в Америке, где только есть газеты, соревнуясь за крошечную корону, о которой весь остальной мир не имеет представления, — за титул Лучший Творец «Гвоздя Номера» в Городе. «Гвоздь номера» — специфический газетный термин для материала, который возвышается над простыми горячими новостями. Источником его может быть светская жизнь, нечто забавное, часто журналист черпает сведения у полиции. Например, какой-то приезжий остановился вечером в отеле Сан-Франциско, решил покончить с собой и однако пролетел только девять футов и вывихнул ногу. А все дело в том, что отель располагался на склоне холма и он об этом не знал… Популярны «истории об интересных людях», в которых многословно и ужасно сентиментально рассказывается о никому дотоле неведомых личностях, попавших в беду или навыдумывавших себе какие-то невероятные хобби… И все это яйца выеденного не стоит… В любом случае творцу «гвоздей номера» предоставляется в газете немало места — есть где порезвиться.
В отличие от репортеров из отдела новостей, такие писаки вроде бы знать не знают ни о какой конкуренции, даже между ними самими. И никто их достижения не фиксирует. Однако каждый из участников этой игры прекрасно понимает, что происходит; их тоже захлестывают волны зависти, даже жгучей обиды, или же они впадают в эйфорию, смотря как идут дела. На словах никто ни в чем не признается, но все это чувствуют, ежедневно. Деятельность «гвоздевых» журналистов отличается от работы обычных репортеров еще в одном отношении. Вовсе не обязательно идет борьба за новую громкую публикацию. Автор соревнуется прежде всего с самим собой, поэтому и распространяться здесь особенно не о чем.
В общем, именно там, в отделе новостей, где я тогда работал, разворачивалась большая часть конкурентной борьбы между творцами «гвоздевых» материалов, потому что «Трибюн» была для таких журналистов чем-то вроде арены для боя быков в Тихуане, на северо-западе Мексики… Портис, Бреслин, Чап… Чап и Бреслин вели колонки, что давало им больше свободы. Но я полагал, что могу превзойти любого из них. Надо только верить в себя. В «Таймс» царили Гэй Талес и Роберт Липсайт. В «Дейли ньюс» работал Майкл Мок. (Были соперники и в других газетах, и в «Геральд трибюн» тоже. Упоминаю только тех, кого хорошо запомнил.) С Моком мы сталкивались еще раньше, когда я работал в «Вашингтон пост», а он — в «Вашингтон стар». Мок был серьезным соперником, потому что отличался тогда отчаянной храбростью, как, впрочем, и позднее, когда он готовил статьи для «Лайф» о Вьетнаме и арабо-израильской войне. Мок иногда вытворял невесть что… Например, «Ньюс» посылает Мока и фотографа сделать материал об одном толстяке, который, чтобы сбросить лишний вес, обосновался на лодке, стоящей на якоре в заливе Лонг-Айленд. («У меня хватит духу, — заявил он, — там я буду голодать, дышать свежим воздухом и стану стройным как кипарис».) У катера, который наняли газетчики, в миле от цели заглох мотор. А времени у них было в обрез. Дело происходило в марте месяце, но Мок бросился в воду температурой 42 градуса по Фаренгейту [4] и плыл, пока совсем не окоченел. Толстяку пришлось вытаскивать его с помощью весла. Но зато Мок все-таки сделал этот материал, сдал его в последний момент. В «Ньюс» появились фотографии репортера, лихо плывущего по заливу Лонг-Айленд, только чтобы вовремя написать душещипательную диетическую сагу, которую прочитают два миллиона человек. А если бы он пошел ко дну, если бы нашел свой конец в тине среди придонных устриц, никто бы о нем и не вспомнил. Редакторы берегут свои запасы слез для военных корреспондентов. А что касается репортеров, которые делают «гвоздь номера», — то чем меньше о них говорить, тем лучше. (Как-то в «Нью-Йорк таймс» местная шишка отреагировал на похвалу одного из лучших перьев его газеты, Израиля Шенкера, следующими словами: «Но он же „гвозди номера“ готовит!») Нет, если бы Мок тогда ушел на дно к устрицам, его бы не удостоили даже маленькой журналистской награды — тридцатисекундного молчания за обедом в Прибрежном пресс-клубе. Тем не менее он прыгнул в залив в марте! Такая яростная конкуренция существовала в нашей странной и крошечной группе.
В то же время каждого из нас порой одолевали мрачные мысли.
