одна». После этого хубилган должен снабдить меня деньгами, дать отдохнуть несколько дней и отправить с письмом в распоряжение настоятеля монастыря Святого Лузана.
...Арестованного увели. Пурэвжав долго раздумывал, анализируя показания Балдана, взвешивая каждое сказанное им слово. Не кроется ли за всеми этими провокациями подготовка к новому заговору против народной республики?
— Как вы думаете, почему он так быстро раскололся? — спросил он помощника, присутствовавшего на допросе.
— По-моему, он не так глуп и, видимо, быстро смекнул, что к чему. Чтобы сохранить себе жизнь, у него остается единственный шанс — выложить нам всю правду, — ответил лейтенант, подходя к столу.
1 Лама- буддийский монах.2 Хубилган — один из высших духовных буддийских санов, перерожденец. (Согласно буддийскому учению человек не умирает, а перевоплощается, перерождается в другие существа. Чем больше добра при жизни сделал человек, тем счастливее будет его перерождение.) В данном случа перерожденец — это высший лама. Ламаизм как разновидность буддизма наряду с буддийскими святыми включает в свой пантеон и культ хубнлганов — высших лам, в которых якобы воплотились существа, достигшие нирваны, — будды, или приблизившиеся к нирване — бодисатвы.3 X а ш а н — двор, обычно обнесенный высоким частоколом.4 Гандан — собор в Улан-Баторе.
— Признаться, я тоже так думаю, — сказал Пурэвжав, доставая из пачки новую папиросу. — Но, как говорят, поживем — увидим. Это предположение будет доказано или опровергнуто в процессе нашей работы. Завтра прежде всего нужно будет еще раз допросить секретаря ревсомольской ячейки Самдана. Убийство Чойнхора — послушника хубилгапа Довчина, которое, кстати, еще не раскрыто, — дело весьма темное.
Пурэвжав достал из шкафа дело об убийстве послушника Чойнхора и снова обратился к помощнику:
— Не верю, что убийство послушника — дело рук секретаря ревсомольской ячейки. Ведь они были закадычными друзьями. Но если убийца кто-то третий, то смотрите, что получается. Неизвестный, убивший Чойнхора ночью на безлюдной улице, специально оставляет на месте преступления нож, на рукоятке которого вырезано имя Самдана, чтобы направить следствие по ложному пути. На предварительном допросе Самдан показал, что нож действительно принадлежит ему. Не кажется ли вам, что все это выглядит довольно странно? — подводя итоги, задал вопрос Пурэвжав.
— Не исключено, конечно, что человеком, отправившим послушника на тот свет, мог оказаться и сам перерожденец, — добавил лейтенант. — По всей вероятности, Чойнхор чем-то ему не угодил. Но, конечно, необходимо еще раз как следует побеседовать и с Самданом.
Самдан робко переступил порог кабинета следователя и остановился у двери. Посеревшее, осунувшееся лицо его выражало крайнюю подавленность и растерянность. Он заметно нервничал. Пурэвжав молча указал на стул и, чтобы дать Самдану возможность немного успокоиться, начал неторопливую беседу, расспрашивая его об артельных делах, о ламах, порвавших с монастырской жизнью и вступивших в артель. Затем перешел к главному:
— Давно ли вы знакомы с Чойнхором — бывшим послушником хубилгана? Расскажите обо всем, что может иметь отношение к этому делу.
— Чойнхора я знаю с детства, — робко заговорил Самдан прерывающимся от волнения голосом и облизал пересохшие губы. — Ведь мы с ним из одного кочевья. Даже в голове не укладывается, как могло случиться такое страшное... В тот вечер мы вдвоем смотрели представление на ярмарке, — продолжал Самдан. Он говорил сбивчиво, сильно растягивая слова.
«Непохож этот парень на убийцу. Тяжело переживает утрату друга. Похудел, круги под глазами. Наверное, по ночам плохо спит», — думал Пурэвжав, внимательно наблюдая за Самданом.
— В последнее время Чойнхор тяготился монастырской жизнью, ему уже давно наскучили нравоучения хубилгана. Однажды, когда мы были вдвоем, я сказал ему: «Неужели ты думаешь загубить в этой дыре свои лучшие годы? Неужели ты так и будешь всю жизнь подпирать стены Гандана да раболепствовать перед старыми ламами? Ведь ты так молод. Самое время заняться работой, которая тебе по душе, полюбить какую-нибудь красавицу и назвать ее своей женой. А если жить так, как живешь ты, то и жить, я думаю, не стоит». Я помню, как Чойнхор в ответ несколько раз вздохнул. «Вообще-то, я не хотел становиться ламой, но я исполнил волю родителей, чтобы их старость была спокойной. А над тем, что ты мне сейчас говоришь, я и сам не раз задумывался», — ответил мне на это Чойнхор. В другой раз, когда мы опять с ним встретились, он доверительно сказал:
— Послушай, я хочу стать мирянином, как ты. Но я не знаю, как мне вырваться из рук хубилгана. Помоги мне, — попросил он.
— Ты это твердо решил? — поинтересовался я. — Почему ты принял такое решение?
— Знаешь, я уже просто ненавижу хубилгана-ламу. Но не знаю, как