зараженную гангреной ногу Клинта Иствуда. Что же поделаешь?»
Другие постановщики таких «горяченьких» фильмов всячески подчеркивали прогрессивность своих замыслов. Так, Артур Пенн, поставивший нашумевший фильм «Маленький большой человек», сказал: «Насилие, которое мы показываем, кричит и разоблачает». А молодой, запальчивый Пекинпах, постановщик фильма «Соломенные собаки», изобилующего натуралистическими сценами садистского насилия, воскликнул: «Да, я показываю насилие! Наши предшественники изображали его романтически (речь идет о ковбойских фильмах. — Ю. Ж.), — это ошибка и проявление трусости. Я толкаю своих героев носом в грязь». И, споря с патриархом Голливуда Джоном Фордом, ныне уже покойным, он саркастически заметил: «Там, где вы тратите полчаса на убийство ковбоя, я мигом перерезаю двенадцать глоток крупным планом…»
Я не хочу полемизировать с этими постановщиками; быть может, они и впрямь руководствовались честными, разоблачительными намерениями. Но почему они не думают о своей моральной ответственности перед подрастающим поколением? Неужели они не замечают, что происходит цепная реакция: чем больше становится разгул преступности и насилия, тем дальше идут американские кинематографисты в показе этого разгула. И такие фильмы, словно сильная доза наркотика, подхлестывают развитие духовного одичания тех, кто их смотрит. Я не могу не согласиться с тем же французским кинокритиком Рене Никсоном, который писал по поводу фильма, поставленного Пекинпахом: «Успех «Соломенных собак» подтверждает: чувствительность зрителей настолько притупилась, что для того, чтобы их расшевелить, надо все больше и больше крови и насилия».
Такова была в 1972 году и без того удушливая атмосфера, в которой, как выразился журнал «Экспресс», взорвалась «бомба» Кубрика. Для того, чтобы в полной мере понять это в полном смысле слова кинематографическое событие, надо явственно представить себе ту обстановку, в которой произошел сей «взрыв», и, прежде чем рассказать о нем, я постараюсь обрисовать ее с клинически точной обстоятельностью, причем заранее прошу у читателя извинения за то, что мне придется привести немало поистине страшных и невероятных фактов. Без этого мой рассказ был бы недостоверным.
Пока же я лишь самым беглым образом опишу реакцию буржуазной кинокритики на выход в свет «Заводного апельсина» («А clockwork orange»; во Франции и Италии фильм этот вышел под названием «Механический апельсин»).
Американский журнал «Тайм» назвал этот фильм Кубрика «лучшим фильмом года».
Другой американский еженедельник — «Ньюсуик» написал: «Это уникальный вклад Стэнли Кубрика в современное киноискусство, который поднимает его над другими современными кинорежиссерами».
«Какой фильм! Это извержение вулкана. Своего рода кинематографическое землетрясение. Сопротивляться его воздействию невозможно. Эта лава образов, кипение галлюцинаций, пророческих видений, оскорблений, сарказма увлекает вас, сметает, шокирует», — заявил французский критик Жан де Баронселли в газете «Монд».
««Заводной апельсин» дает полные сборы, — писал журнал «Пари-матч», горячо рекомендуя всем своим читателям посмотреть этот фильм, — фильм-кошмар (!); показанное в нем насилие травмирует зрителя. «Заводной апельсин» — это одиссея английского малолетнего хулигана с извращенным инстинктом. Его герой Алекс — «лихой парнишка», который убивает, грабит и насилует женщин ради удовольствия. Засаженный в тюрьму, он подвергается ужасному «промыванию мозгов»; показ его — подлинный сеанс пыток для него и для нас. Буйство безумных образов, красок в стиле «поп-арта», режущей слух современной музыки (либо музыки Бетховена), фейерверк шокирующих кадров, галлюцинирующий кинематограф — фильм ядерной эры. «Заводной апельсин» можно рассматривать как шедевр».
«Феноменально! — подтверждал кинокритик Жан-Луи Бори в журнале «Нувель обсерватэр». — Два с половиной часа пролетают словно пять минут — такова сила его интеллигентности».
Я видел этот фильм в 1972 году в Стокгольме — кинозал и там был переполнен — и могу засвидетельствовать, что фильм Кубрика сделан подлинно мастерски. Он действительно построен на достоверном жизненном материале, и, когда во вступительных кадрах вы видите во весь экран нагловатую и страшненькую физиономию его главного героя — пятнадцатилетнего вожака банды подростков Алекса (роль которого блистательно играет талантливый молодой актер Малькольм Макдоуэлл) с приклеенной ради озорства дамской искусственной ресницей на веке правого глаза, вы невольно вспоминаете, что встречали таких или в этом роде развинченных парней и на Бродвее в Нью-Йорке, и на площади Пикадилли в Лондоне, и в узких улочках квартала Асакуса в Токио, и во многих других местах.
И если бы Стэнли Кубрик, осветив своим ярким кинопрожектором этого подонка, подверг его действия социальному анализу, если бы он с присущим ему
Я не хочу полемизировать с этими постановщиками; быть может, они и впрямь руководствовались честными, разоблачительными намерениями. Но почему они не думают о своей моральной ответственности перед подрастающим поколением? Неужели они не замечают, что происходит цепная реакция: чем больше становится разгул преступности и насилия, тем дальше идут американские кинематографисты в показе этого разгула. И такие фильмы, словно сильная доза наркотика, подхлестывают развитие духовного одичания тех, кто их смотрит. Я не могу не согласиться с тем же французским кинокритиком Рене Никсоном, который писал по поводу фильма, поставленного Пекинпахом: «Успех «Соломенных собак» подтверждает: чувствительность зрителей настолько притупилась, что для того, чтобы их расшевелить, надо все больше и больше крови и насилия».
Такова была в 1972 году и без того удушливая атмосфера, в которой, как выразился журнал «Экспресс», взорвалась «бомба» Кубрика. Для того, чтобы в полной мере понять это в полном смысле слова кинематографическое событие, надо явственно представить себе ту обстановку, в которой произошел сей «взрыв», и, прежде чем рассказать о нем, я постараюсь обрисовать ее с клинически точной обстоятельностью, причем заранее прошу у читателя извинения за то, что мне придется привести немало поистине страшных и невероятных фактов. Без этого мой рассказ был бы недостоверным.
Пока же я лишь самым беглым образом опишу реакцию буржуазной кинокритики на выход в свет «Заводного апельсина» («А clockwork orange»; во Франции и Италии фильм этот вышел под названием «Механический апельсин»).
Американский журнал «Тайм» назвал этот фильм Кубрика «лучшим фильмом года».
Другой американский еженедельник — «Ньюсуик» написал: «Это уникальный вклад Стэнли Кубрика в современное киноискусство, который поднимает его над другими современными кинорежиссерами».
«Какой фильм! Это извержение вулкана. Своего рода кинематографическое землетрясение. Сопротивляться его воздействию невозможно. Эта лава образов, кипение галлюцинаций, пророческих видений, оскорблений, сарказма увлекает вас, сметает, шокирует», — заявил французский критик Жан де Баронселли в газете «Монд».
««Заводной апельсин» дает полные сборы, — писал журнал «Пари-матч», горячо рекомендуя всем своим читателям посмотреть этот фильм, — фильм-кошмар (!); показанное в нем насилие травмирует зрителя. «Заводной апельсин» — это одиссея английского малолетнего хулигана с извращенным инстинктом. Его герой Алекс — «лихой парнишка», который убивает, грабит и насилует женщин ради удовольствия. Засаженный в тюрьму, он подвергается ужасному «промыванию мозгов»; показ его — подлинный сеанс пыток для него и для нас. Буйство безумных образов, красок в стиле «поп-арта», режущей слух современной музыки (либо музыки Бетховена), фейерверк шокирующих кадров, галлюцинирующий кинематограф — фильм ядерной эры. «Заводной апельсин» можно рассматривать как шедевр».
«Феноменально! — подтверждал кинокритик Жан-Луи Бори в журнале «Нувель обсерватэр». — Два с половиной часа пролетают словно пять минут — такова сила его интеллигентности».
Я видел этот фильм в 1972 году в Стокгольме — кинозал и там был переполнен — и могу засвидетельствовать, что фильм Кубрика сделан подлинно мастерски. Он действительно построен на достоверном жизненном материале, и, когда во вступительных кадрах вы видите во весь экран нагловатую и страшненькую физиономию его главного героя — пятнадцатилетнего вожака банды подростков Алекса (роль которого блистательно играет талантливый молодой актер Малькольм Макдоуэлл) с приклеенной ради озорства дамской искусственной ресницей на веке правого глаза, вы невольно вспоминаете, что встречали таких или в этом роде развинченных парней и на Бродвее в Нью-Йорке, и на площади Пикадилли в Лондоне, и в узких улочках квартала Асакуса в Токио, и во многих других местах.
И если бы Стэнли Кубрик, осветив своим ярким кинопрожектором этого подонка, подверг его действия социальному анализу, если бы он с присущим ему