Эзра ПАУНД
CANTOS
Перевод Владимира Кучерявкина
I
Потом спустились к кораблю.
Перенесли на волны судно, в божественное море,
И мачту с парусом восстановили над черным кораблем,
Баранов блеющих втащили… и тела свои,
Тяжелые от плача; в корму нам ветер задышал,
Вперед понес, раздувая полотно,
Вытканное
Киркою, кудрявою богиней,
И сидя в корабле – играл кормилом ветр,
Наполнив парус наш – мы плыли до заката,
Уснуло солнце, пошли по океану тени –
Тогда достигли мы пределов вод бездонных,
Закрыты плотной мглой и недоступны
Сиянью солнечных лучей,
На небе ли оно или ушло, ночным светилам небо уступая.
Там вечно темный лик ночной в глаза печальным людям смотрит.
Теченью океана вопреки, достигли мы земли,
О коей мне рассказывала Кирка.
Я ж, вынув меч из ножен, яму
Шириною в локоть откопал.
Свершили возлиянья мы в честь каждого из неживых
Медовым пивом, и вином, и, наконец, водой, замешанной с мукою.
Потом молился долго я тошнотворным ликам мертвых,
Как на Итаку попаду, зарезать обещал
Тельцов отборных в жертву им, в костер добра немало бросить,
Тиресию ж – барана черного, вожатая над стадом.
И души из Эреба, бледные, как трупы,
Невест, и юношей, и стариков, детьми и внуками богатых –
Покрыты пятнами недавних слез – и нежных дев,
Мужей, чьи головы пробиты острой бронзой,
Войны добыча, с кровью на руках –
О много было их! – вокруг толпились. С воплем.
И бледный сам, я приказал тащить животных.
Лил масло и взывал к богам,
И, вынув тонкий меч,
У ямы сел, чтоб отгонять нетерпеливых, но бессильных мертвых,
Пока Тиресий говорит.
Но первым
Ельпенор был, наш товарищ Ельпенор,
Непохороненный, брошенный в поле широком,
Труп возле дома Кирки,
Он не оплакан нами был, не погребен – спешили мы,
О бедный дух. И вскрикнул я поспешно:
«О Ельпенор, как ты попал на эти мрачные брега?
Ужель пешком пришел, нас, мореходов, обгоняя?»
В ответ он простонал:
«Злой рок тому причина и вино. Над очагом я спал у Кирки,
Неосторожно стал по лестнице спускаться
И, сделав шаг неверный, о подпору
Затылок размозжил. Душа искать
Аверн отлетела.
Молю тебя, о царь, непогребенного и неоплаканного вспомни,
Оружье собери мое, у моря холм насыпь и надпись сделай;
«Злосчастный муж, но с именем в грядущем» –
И в холм весло воткни, которым греб я с вами».
Я
Антиклею отогнал. За ней – Тиресий Фивский.
В мир скорбный мертвых привела тебя, в обитель теней.
Ну, отойди от Fossae, дай напиться крови,
Чтобы пророчить».
Я отступил назад,
И он сказал, от крови сильный: «Одиссей,
Нептуна злобе вопреки, по морю темному вернется,
Всех растеряв товарищей». И снова Антиклея.
Спи тихо,
Див. – Я помянул Андрея Дива,
Он плыл, и миновал
сирен, и дальше, прочь,
Обратно к Кирке.
Как там сказал
Критянин: ты, в короне золотой, о Афродита,
Нагрудные повязки, опояска; ты, темновекая,
II
Но Сорделло и мой Сорделло?
Нерпа играет в кольцах белопенных у влажноприбойной скалы,
Атласная кожа,
Лера дочь,
В черном капоре меха, гибкая дочь Океана,
И волны на берег идут чередой,
И Гомер, старик, слепой, бедняга, слепой, словно крот,
Ухо, чуткое ухо к рокоту моря, ропоту старцев:
Где ахеян поганые лица, иначе беда,
За бедою беда, в потомках проклятье.
Ну да, ступает она, как богиня,
И лицом богиня,
а голос – ну прямо дочь
Схенея,
Рок наш ступает ее походкой,
И пускай убирается прочь, к кораблям,
туда, где ахеян поганые клики».
А вдоль кромки берега,
Тиро,
гибкие руки бога морского
Сплетают на ней воды крепкие мышцы
Под шатром стекловидным волны пепельносеребристой,
Лазурнослепящие воды, тесный и хладнокипящий покров.
Безмолвнопесчаный простор солнцерыжий,
Чайка поднимает крыло,
чистится, топорща перья,
Купаться слетелись бекасы,
крылья расправляют в суставах,
Влажные крылья в солнечной дымке,
А возле Хиоса,
по левую руку от морского пути на
НаксосЗаросшая скала кораблевидная,
морской травы колыханье по краю.
Отмели словно залиты красным вином,
жестянка сверкает в ослепительном солнце.
Корабль бросил якорь у Хиоса,
матросы на берег сошли за водой, к роднику,
А возле скалистой заводи –
мальчик, пьяный, как молодое вино.
«Наксос? Ладно, возьмем тебя на Наксос,
Поехали, парень». – «Но не в ту сторону!» –
«Все в порядке, сюда будет твой Наксос».
И тут сказал я:
«Это честный корабль».
Но бывший каторжник италиец
ударом сбил меня в носовые штаги,
(Его разыскивали за убийство в Тускии).
И все против меня, до одного, все двадцать,
Помешались на грошах, что выручат, продав его в рабство.
И вот отчалили от Хиоса
И пошли совсем другим курсом…
Но мальчик вдруг опомнился с криком
И тоскливо за борт глядел,
на восток, туда, где Наксос.
Чудо потом, воистину, чудо:
Корабль будто в землю врос в морской круговерти,
не от семени гроздья, но пены морской,
Побеги плюща на шпигате.
О да, я стоял там, я,
Акет,
а бог стоял рядом.
Вода разбивалась под килем,
Брызги волны под кормой,
кильватер, бурлящий от носа,
И где был планшир, ствол поднимала лоза,
Гроздья ее, где был такелаж,
на уключинах виноградные листья,
Буйные побеги на веслах,
И откуда ни возьмись, задышало что-то,
горячее дыхание по моим лодыжкам,
Звери, как тени в стекле,
мохнатый хвост ниоткуда,
Мурлыканье рыси, зверя запах, как вереск,
где раньше был запах смолы,
Сопение, мягкая поступь зверя,
блестящий глаз в воздухе черном.
Небо провисло, сухое, без признаков бури,
Сопение, мягкая поступь зверя,
шерсти щетка по коже моих коленей,
Шорох воздушных надкрылий,
сухие формы в эфире.
И корабль, словно на верфи,
повисший, как бык на железных стропах,
Ребра застряли в стапеле,
гроздья над кофель-планкой,
раздувшаяся шкура.
Жилами пошел неживой воздух,
кошачья поступь пантеры,
Леопарды возле шпигата, нюхающие лозы побеги,
Пантера перед прыжком у переднего люка,
И темно-синее море вокруг,
розовато-зеленые тени,
И Лиэй: «Отныне, Акет, тебе мои алтари,
Не страшась ни рабства,
не страшась ни кошек лесных,
Под защитой моих леопардов,
лозы плодами рысей питая,
виноградник взращивай мне на славу».
Вот зыби спина распрямилась в оковах руля,
Черная морда дельфина,
где был Ликабант,
Чешуя на гребцах вместо кожи.
И пал я тогда на колени.
Что я видел, то видел.
Лишь мальчика привели, я сразу сказал:
«Сдается мне, это бог,
правда, какой, не знаю».
Но они зашвырнули меня в носовые штаги.
Что я видел, то видел:
рыбьей мордой стало лицо Медонта,
Руки сморщились плавниками. И ты, Пенфей,
больше не будет тебе в жизни удачи.
Чешуя вместо кожи в паху,
рыси мурчание посреди моря…
Потом, когда-нибудь позже,
в винно-красной траве,
Если свесишься со скалы уступа,
бледное коралла лицо под легким флером волны,
Словно бледная роза под неспокойной водой,
Руки пловцов, которые сделались ветвями,
Кто скажет, в каком году,
спасаясь от стаи каких тритонов,
Чистый челом, то появляясь, то почти исчезая,
доныне застыл, как слоновая кость.
И Со-сю вспенивал море, Со-сю тоже,
лунным лучом, как мутовкой…
Струи упругие,
Посейдона мышцы,
Чернолазурная, полупрозрачная
над Тиро волна, как стекло,
Укрытие тесное, вечная зыбь,
сноп серебристоструйный.
А дальше спокойна вода,
на желтых, как кожа, спокойна песках.
Птица моря, расправляя крылья в суставах,
в заводях плещется между скал, на песчаных пляжах,
Где на отмелях стаями носятся волны,
Стеклянная вспышка волны против солнца в разрывах потока,
Гребень седой,
и волна, словно мягкая плоть винограда.
Маслины серые вблизи,
и дальше дымно-серые скалы,
Крылья скопы, розовые, словно мясо лосося,
серая тень на воде,
Башни гусь одноглазый, огромный,
высунул шею из оливковой рощи,
И мы услышали фавнов, бранящих
Протея,
в запахе сена, в тени масличных деревьев,
А вперебивку – хоры лягушек,
в сумерках,
И…
III
Ибо цена за гондолу в
тот год подскочила,
Светом залитые балки, ах, тот год, в
Моросини,
Светлые боги этрусков, когда еще не было слез,
И луч, первый луч, когда вообще не знали про слезы.
По всей роще – листья полны голосов,
Заросли шепота, и облака опустились над озером ниже,
А на них восседают боги.
И на воде тела купальщиков белые, словно миндаль,
Бирюза, и в ней зеленые жилы,
Или нет, это
ступени тускло ведут к подножию кедров.
Прямо к воротам, обитым гвоздями, между парой башен,
Тупым концом копья он ударил, вышла девчонка,
На галерейку, что над воротами, между парой башен,
«И чтоб никто не говорил с Руй Диасом,
не делился едой или помогал иначе,
Не то вырежут таковому сердце, на конец копья насадят,
И вырвут оба глаза, и все имение отнимут».
«И здесь, Мyo Cid, есть печати,
Вот большая печать, а вот и сам пергамент».
И выехал он из
Бивара, Myo Cid,
Ни сокола на жердях не оставил,
Ни рубахи по шкафам, что устроены в стенах,
Короб большой с песком он оценщикам оставил,
Чтоб ссудили они денег ему для дружины,
Когда отправился в путь он, к
Валенсии прямо.
Местами осыпалась, там еще подмазана, видно,
Падает штукатурка,
Мантенья расписывал стенку,
ГЛОССАРИЙ
© Перевод Владимира Кучерявкина
1
Кирка (лат. Цирцея): дочь Гелиоса и Персы, волшебница, обитавшая на острове Эе (Одисс. X,210). Цирцея, Афродита и Персефона составляют архетипическую триаду взаимопроникающих сущностей женского божества: колдуньи, возлюбленной, девы.
(обратно)
2
Киммерияне, киммерийцы: мифическое племя, обитавшее далеко на севере, в стране, вечно покрытой мраком (Одисс. XI, 14-19).
(обратно)
3
Перимед: один из спутников Одиссея.
(обратно)
4
Еврилох: "твердый сердцем вождь Эврилох" был ближайшим помощником Одиссея (Одисс. X,207).
(обратно)
5
Тиресий: получивший от Зевса дар пророчества фивский прорицатель, "кто, даже мертвый, разумом велик!"
(обратно)
6
Fossae (лат.): ров, яма, канава.
(обратно)
7
Прозерпина (греч. Персефона): дочь Зевса и Деметры, супруга Плутона, вынужденная в зимнее время года жить в подземном царстве мертвых. Весенние Элевсинские мистерии помогают ей вернуться к матери, богине земли и растительности Деметре, что способствует пробуждению природы. Как хтоническая богиня, Персефона - богиня смерти. Выход ее из царства мертвых связывался с выходом Афродиты из моря. С Афродитой Персефону сближает и миф об Адонисе, согласно которому он третью часть года был супругом Персефоны, а две трети - Афродиты (Аполлодор III, 14,4).
(обратно)
8
Ельпенор: самый юный из спутников Одиссея. Играет роль второстепенного неудачливого спутника героя; слава его зависит единственно от того, что Одиссей сохранит его имя для потомков.
(обратно)
9
Аверн: мрачное озеро в Кампании, где по преданию находилась пещера кумской сивиллы, роща Гекаты и вход в царство теней.
(обратно)
10
Антиклея: мать Одиссея, умершая за время его странствий.
(обратно)
11
"... с жезлом золотым...": золотой жезл, или золотая ветвь, сорванная в саду Персефоны, - ключ, открывающий вход в царство теней, а также
кадуцей (жезл, обвитый двумя змеями), с помощью которого Гермес созывал души умерших, чтобы вести их в Аид.
(обратно)
12
"А, снова ты?": под этим вопросом, вероятно, подразумевается, что Одиссей встречался с Тиресием раньше, при жизни прорицателя.
(обратно)
13
Нептун (греч. Посейдон): морской бог. Одиссей ослепил сына Посейдона, циклопа Полифема, за что Посейдон мстил ему, всячески препятствуя возвращению на родину.
(обратно)
14
Див: Андреас Дивос из Юстинаполиса (ныне Каподистрия). Перевел "Одиссею" на латынь и в 1538 году опубликовал перевод.
(обратно)
15
In offichina Vecheli (лат.): "в мастерской Векелия", парижского издателя Дивоса.
(обратно)
16
Гомер: по мнению Паунда, зачинатель эпического жанра в поэзии, традицию которого Паунд намеревался продолжить в Cantos.
(обратно)
17
Сирены: существа, обитавшие на острове, расположенном недалеко от Скиллы и Харибды. Моряки, очарованные их прекрасным пением, высаживались на остров и погибали. В древности сирен изображали в виде гарпий, полуженщин, полуптиц. Паунду они представлялись в облике русалок, женщин с рыбьими хвостами (см. Canto XXIV, 488). Соблазнительность их песен для Одиссея не может вызывать сомнений: это восхваление его подвигов.
(обратно)
18
Venerandam (лат.): "достойная почитания". Этим словом начинается Второй гомеровский гимн Афродите, переведенный на средневековую латынь Георгием Дартоной (см. ниже).
(обратно)
19
Критянин: Георгий Дартона, родом с Крита, переводчик гомеровских гимнов на средневековую латынь. Его переводы были опубликованы вместе с переводом "Одиссеи" Андреаса Дивоса.
(обратно)
20
Cypri munimenta sortita est (лат.): "Кипра высот владычица". Это также цитата из перевода Георгия Дантоны. Речь идет об Афродите, носившей прозвище Киприды.
(обратно)
21
Orichalchi (лат.): "из меди". Римляне называли медь также "кипрским" (металлом), т.к. она добывалась на Кипре, где, кстати, находился центр культа Афродиты. В своем переводе Второго гомеровского гимна Георгий Дартона употребляет слово orichalchi, говоря о серьгах Афродиты. В последующих Cantos Паунд использует его для описания глаз богини - "цвета меди и вина".
(обратно)
22
"И с жезлом Аргициды золотым": ошибочный перевод Паундом фразы из Первого гимна Афродите в интерпретации Георгия Дартоны (Habeas cuream virgam Argicida), где Афродита рассказывает, как она была похищена "убийцей Аргуса" (shrusorrapis Argeiphonte), т.е. Гермесом, державшим в руке золотой жезл. Дартона переводит Argeiphonte как Argicida - этот эпитет Меркурия также имеет буквальное значение "убийца Аргуса". Золотой жезл (золотая ветвь) упоминается в "Энеиде"; чтобы добиться позволения спуститься в царство теней, Эней должен был найти его и принести в дар Прозерпине. Позднее известен как золотая ветвь Ариции, района Альбанских холмов к югу от Рима, где росла небольшая роща и находилось озеро (ныне оз.Неми). Эту ветвь связывали и с Дианой Неморенской (Дианой из рощи).
Аргицида: зд. "истребительница аргивян", т.е. греков. Этот эпитет обычно давался Гермесу, "убийце Аргуса" (см. выше), но Паунд характеризует им Афродиту, помогавшую троянцам во время Троянской войны.
(обратно)
23
Роберт Браунинг (1812-1889): английский поэт, автор эпической поэмы "Сорделло", в основе которой жизнь итальянского трубадура. Браунинг создает нетрадиционный образ Сорделло, используя его в качестве лирического героя для воссоздания собственных переживаний. Смысл первых трех строк, вероятно, в том, что не существует возможности объективно судить о личности Сорделло; можно лишь говорить о субъективных описаниях фактов его жизни. По мнению Паунда, поэмой "Сорделло" оборвалась эпическая традиция в англоязычной поэзии. Приступая к работе над Cantos, он намеревался продолжить эту традицию. К Браунингу Паунд возводил и свою литературную родословную.
(обратно)
24
Сорделло: итальянский трубадур (1189(?)-1255(?)), сын бедного дворянина. Попав ко двору графа Рикардо де Сан Бонифаццио, Сорделло влюбился в его жену, Куниццу да Романо, с помощью ее братьев похитил возлюбленную и бежал в Прованс. Позднее служил в войске Карла I Анжуйского, от которого получил в награду пять замков. Сорделло, однако, вернул их обратно, считая, что он и без того безмерно богат, обладая поэтическим даром.
(обратно)
25
Lo Sordels... (прованс.): "Сорделло родом из Мантуи" - так начинается жизнеописание Сорделло.
(обратно)
26
Со-сю: искаженное Сиба Содзе, как в японии называли китайского поэта, жившего во время правления династии Хань, Сыма Сянжу (179-117 до н.э.). Здесь Паунд приводит мысль, высказанную в одной из аллегорий Ли Бо, который, как известно, весьма критически относился к творчеству своего великого предшественника. Сыма Сянжу (а также и Цюй Юань, которому тот подражал), по словам Ли Бо, "создавал лишь пену вместо волн". Паунд не раз приводил высказывание Ли Бо, найденное в записных книжках Феноллозы, американского ученого-ориенталиста и переводчика китайских классиков: "Е-ю и Содзе создавали лишь рябь на воде. Середина потока - пена и пузыри, а не размеренная волна".
(обратно)
27
Лер: морское божество у древних кельтов.
(обратно)
28
Пикассо: имя Пикассо, которым Паунд характеризует глаза нерпы, заставляет вспомнить о способности художника трансформировать в своих картинах окружающий мир. В античной мифологии нерпа - животное, облик которого часто принимает Протей.
(обратно)
29
Элеонора - Елена Троянская, Телла-Елена (римская богиня земли), Елена Тирская, Тиндарида (Клитемнестра), Элеонора Аквитанская (1122-1204). Последняя, как и Елена Троянская, воплощала в себе архетип роковой женщины, способной вдохновлять и на битву, и на поэтическое творчество. Приходилась внучкой Гийому Пуатье (1071-1127), герцогу Аквитанскому, который, как считал Паунд, осуществил синтез различных этнических культур, соединив музыку мавританской Испании с поэзией южной Франции (Паунд надеялся, что подобный синтез произойдет и в Америке). Нечто подобное судьба уготовила и Элеоноре. Она вышла замуж за Людовика VII Французского и сопровождала его во время крестового похода в Святую землю, где, по слухам, распространяемым ее врагами (история эта попала, в частности, в Рейнскую хронику) вступила в любовную связь с Саладином, великим курдо-мусульманским полководцем. Людовик дал ей развод, и через несколько месяцев она вышла замуж за Генриха II Английского, принеся ему в приданое Аквитанию. Генрих II оказался неверным мужем, держал ее в заточении, и тогда она возбудила против отца своих сыновей, "молодого короля" Генриха и Ричарда (будущего Ричарда Львиное Сердце). Ее политическая активность и юридически запутанные связи, возникшие в результате двух замужеств, послужили причиной Столетней войны между Англией и Францией. Таким образом, Элеонору, как и Елену, можно назвать источником любви и смерти.
(обратно)
30
elenaus и eleptolis (греч.) "разрушительница кораблей и разрушительница городов" - игра слов, в которой обыгрывается имя Елена (Эсхил, "Агамемнон")
(обратно)
31
"Пусть убирается..." (Илиада, III, 139-160): страх, который испытывали старцы Трои (твердая защитная оболочка общества) лицом к лицу столкнувшись с живой и вместе с тем смертоносной красотой Елены.
(обратно)
32
Схеней: отец Аталанты, красота которой, подобно красоте Елены, стала причиной многих смертей. Схеней - персонаж "Метаморфоз" Овидия. Эту книгу Паунд читал в переводе Артура Голдинга, чей труд он воспринял как пример метаморфозы красоты при переводе с одного языка на другой, преломление ее во времени.
(обратно)
33
Тиро: дочь Салмонея. Сердце Тиро пленила божественная река Энипей. Облик Энипея принял Посейдон, чтобы сочетаться с ней любовью. Когда Тиро купалась в устье реки, Посейдон усыпил ее и, накрыв огромной волной, овладел ею (Одисс. XI, 235-259).
(обратно)
34
Наксос: самый большой из группы Кикландских островов, славившийся своим вином. Был центром Дионисийского культа. (Метаморфозы, III, 636-637 и Гомеровский гимн Дионису).
(обратно)
35
Мальчик: юный Вакх, которого называли Дионисом, Лиэем ("отгоняющим заботы, утешителем"), Иакхом ("ликующим"), - бог вина, плодородия и экстатической радости. Его культ возник на Крите и соперничал с культом Аполлона.
(обратно)
36
Царь Пенфей: внук Кадма. Противился поклонению Дионису, за что был растерзан вакханками под предводительством его собственной матери, которая оторвала его голову и с триумфом принесла домой. Акет, предостерегая Пенфея, рассказывает, как команда его корабля пыталась продать Диониса в рабство.
(обратно)
37
Акет: лидиец, сын бедных рыбаков, искусный мореплаватель, капитан корабля, на который его команда привела Вакха.
(обратно)
38
Олибан: фимиам, ладан. Римляне считали, что именно Бахус ввел использование ладана в обрядах (Овидий, "Фасты". III, 727).
(обратно)
39
Тиресий: в трагедии Еврипида "Вакханки" есть сцена, где Тиресий и Кадм поднимаются в гору для участия в оргии, в обряде в честь Вакха. Наделенный даром пророчества, Тиресий советует Пенфею принять участие в обряде, но тот легкомысленно отказывается.
(обратно)
40
Кадм: сын финикийского царя Агенора. Сестра его, Европа, была похищена Зевсом, принявшим облик быка. Кадм, посланный отцом на поиски, не нашел ее, и тогда, по повелению дельфийского оракула, основал город Фивы в Беотии. В мифе говорится, что стены города воздвигались, подчиняясь ритму музыки кифареда Амфиона.
(обратно)
41
Илевтиерия: вероятно, неумышленное слияние имени греческой богини-родовспомогательницы Илифии с названием морского животного из рода двуполых медуз "элевтерия" (греч. "свобода").
(обратно)
42
Дафна: дочь речного бога Пенея. Спасаясь бегством от влюбленного в нее Аполлона, она призвала на помощь отца, и он превратил ее в лавр. Паунд говорил: "Образ Дафны мне очень близок, хотя я предпочел бы, чтобы она превратилась не в лавр, а в коралл".
(обратно)
43
Геспер: планета Венера, называемая в утреннем восхождении также Люцифером ("светоносцем"), а в вечернем Веспером или (по-гречески) Геспером ("закатным"). В сознании Паунда Геспер связывался со свадебными гимнами Сапфо и Катулла.
(обратно)
44
Протей: морское божество, обладающее даром пророчества и оборотничества. В комедии Аристофана "Лягушки" Дионис и его слуга Ксанфий отправляются в Аид на поиски "искусного поэта", где их встречает оглушительный хор инфернальных лягушек.
(обратно)
45
Догана: здание таможни в Венеции, откуда открывается очень красивый вид на Большой канал и строения на другом берегу, окружающие собор св.Марка. В окончательной редакции песни опущены строки, которые перекликаются со строками Браунинга: "Задумчиво гляжу на ветхие ступени / Дворца в Венеции" ("Сорделло", III, 657). Ср. Паунд: "Твои дворца ступени? Мне каменной скамьей служил простой бордюр Доганы".
(обратно)
46
тот год: вероятно, 1908 год, когда Паунд удалился в изгнание.
(обратно)
47
"тех девчонок": снова перекличка с Браунингом: "Давай девчонок этих остановим" ("Сорделло", III, 698).
(обратно)
48
одно лишь лицо: прототип неизвестен. Вариант первоначальной редакции: "одно сияние, одно лицо / это все, что я видел, что было реально... / тех черт уже больше не помню... / помню лишь то, что была молода, даже слишком".
(обратно)
49
Бучченторо: Бученторо или Бучинторо - "Золотая барка" - название гребного клуба, который находился за углом здания таможни Догана. Первоначально "баркой" дожи Венеции называли церемонию бракосочетания Венеры с морем, во время которой в воды Адриатики бросали золотое кольцо. В 1908 году Паунд мог слышать, как члены клуба "Золотая барка" распевали традиционные венецианские песни.
(обратно)
50
"stretti" (итал.): "в тесном объять". Цитата из неаполитанской песни Вичченцо де Кьяра "La spagnuola" ("Юная испанка"), широко известной в первой половине XX века. "В тесном объятьи, в тесном объятьи / в восторге любви / так любит испанка юная / губы к губам, ночью и днем".
(обратно)
51
Моросини: венецианская аристократическая фамилия, а также название площади и дворца в Венеции. Вариант первоначальной редакции: "И у Флориана, под северной аркадой / я видел иные лица... / и плыл по течению ночью, глядя на залитые светом золоченые балки / на яркий свет, идущий от Моросини".
(обратно)
52
в доме у Коры: в 1922 году Паунд переводил стихотворение д’Аннунцио "Ноктюрн", и в частности, такую строчку: "В доме Коры теперь лишь белые павлины". Ссылка на д’Аннунцио нужна Паунду, чтобы указать на запустение, постигшее район палаццо деи Леони на Большом канале, превратившее его в район трущоб. Кора - Персефона, дочь Деметры.
(обратно)
53
Боги плывут в воздушной лазури: лазури - одному из трех видов голубого цвета - Паунд придавал особое значение. В его представлении это тот самый континуум, в котором обитают боги или, другими словами, это - средоточие коллективной памяти. Соответственно, цвет сапфира он соотносил с личной памятью, а кобальт с забвением.
(обратно)
54
Паниски: паниск, т.е. "маленький Пан", лесное существо с козлиными ногами.
(обратно)
55
дриада: нимфа дерева, которая умирает вместе с деревом, с которым связана.
(обратно)
56
мелиада (мелида): нимфа фруктового дерева.
(обратно)
57
соски, покрытые серебристой глазурью влаги: неточная цитата из известного письма Поджио к своему другу Никколо де Никколи, легко, однако, воссоздающая образ сцены, которую автор письма наблюдал на купаниях в Бадене весной 1416 года. В подражание этому письму Паунд написал статью "Висбаденские бани, 1451 год", опубликованную в июле 1917 года в журнале "Little Review". Текст статьи говорит о том, что Паунд мог читать упомянутое письмо во французском переводе. Оригинал же написан средневековой латынью: "Они (участники купаний, пользующиеся этой привилегией благодаря семейным связям или высокому покровительству) плавают в бассейне три-четыре раза в день, в промежутках между пением, танцами и застольем. Нередко даже находясь в воде они не выпускают из рук музыкального инструмента. Нет восхитительней зрелища юных девушек, едва достигших брачного возраста или же, напротив, в самой цветущей поре, их прекрасных лиц, открытых взглядов, обликом и одеждой равных богиням, когда они, лежа в воде на спине, играют на каком-нибудь инструменте, в то время как рубашка, слегка откинутая назад, плывет позади, подобно крыльям Венеры". Однако воображение Паунда могло соединить юных дам, описанных у Поджио, с обнаженными Нереидами Катулла, поднимающимися из морской пены: "увидали ... смертные очи / в ясном свете дневном тела Нереид обнаженных / вплоть до упругих сосцов, выступавших из пены кипящей" (Метаморфозы, LXIV, 18).
(обратно)
58
Поджио: Джан Франческо П. Браччолини (1380-1459) - итальянский гуманист эпохи Возрождения, разыскавший большое количество текстов латинских классиков.
(обратно)
59
ступени: в "Отвергнутом Canto" (июнь 1917) Паунд писал: "пологие тусклые ступени / ведут наверх, под плоские кроны густых кедров / К храму из бревен тика, где золотисто-бурые арки / в три яруса тканые стяги у стен / тонкие расписанные ширмы, на которых под завитками высокого гребня волны / лодчонки и боги на них / и над рекой яркое пламя!" Эти ступени, должно быть, ведут к древнему родовому храму, который был воздвигнут в память правителя княжества Шу и в котором, во времена династии Ши, в самом начале своей придворной карьеры в родном княжестве Лу, побывал Конфуций.
(обратно)
60
Мой Сид ... к Бургосу: Myo Cid (исп.) - мой господин. Титул, которым мавры наградили Руй Диаса (Родриго Диас де Бивар, 1040(?) - 1099), героя испанского эпоса "Песнь о моем Сиде", где говорится, в частности, о том, как по обвинению с лжесвидетельстве король Кастилии Альфонсо IV изгнал Диаса из страны. Цитата Паунда относится к I части эпоса ("Изгнание"). Руй Диас, будучи, подобно Одиссею, человеком изобретательным, предприимчивым и хитроумным, "настоящим мужчиной среди неудачников", "восхитительным разбойником", несомненно обладал качествами сильной личности. Он жил и был похоронен в городе Бургосе, столице провинции Бургос, в старой Кастилии.
(обратно)
61
una nina de nueve anos (исп.): девочка девяти лет. Действительный случай в биографии Эль Сида, слившийся с личным воспоминанием Паунда о посещении им в 1906 году Испании.
(обратно)
62
voce tinnula (лат.): звенящим голосом. Цитата из Катулла.
(обратно)
63
Бивар (или Вивар): одно из родовых имен Сида.
(обратно)
64
Рахилю и Иуде: автор "Песни о моем Сиде", испанец, по ошибке назвал одного из еврейских ростовщиков женским именем. Для того, чтобы содержать вассалов, Сид пошел на обман. Он взял у евреев в долг 600 марок, а им взамен оставил залог - два сундука, якобы наполненных награбленным золотом, а в действительности набитых песком, при условии, что ростовщики не станут вскрывать сундуков до возвращения долга.
(обратно)
65
Валенсия: область восточной Испании, занимаемая маврами с 714 года, и в 1094 году освобожденная Сидом.
(обратно)
66
Иньес да Кастро или Иньес де Кастро (ум. в 1355 г.): с ней, после смерти жены Констанции, тайно обвенчался Педро, сын и наследник Альфонсо IV Португальского. Паунд по этому поводу писал: "Положение ее при дворе возбуждало зависть и интриги. И когда она пришла, наконец, к Альфонсо IV молить о милосердии, ее просто-напросто закололи. Став королем, Педро приказал выкопать ее тело из могилы и заставил весь двор оказать ей все мыслимые знаки уважения: гранды Португалии прошли перед двойным троном, на котором сидели мертвая королева и ее король, и все до единого должны были целовать руку, некогда принадлежавшую донье Иньес. В новой галерее Мадрида, в серии гобеленов, воскрешающих картины великолепных ужасов испанского прошлого, есть и эта сцена". Архетипом Иньес здесь может служить Персефона-Кора, которой тоже пришлось до срока отправиться в Аид, или, другими словами, существование прошлого в настоящем, противоречие между пришедшим из прошлого прекрасным образом возлюбленной в сознании Педро и отвратительным фактом разлагающегося трупа.
(обратно)
67
Запустенье унылое: т.е. распад великолепной цивилизации Ренессанса в результате, как считал Паунд, четырехсотлетнего господства пришедшей ей на смену цивилизации ростовщиков.
(обратно)
68
Мантенья, Андреа (1431-1506): художник эпохи Возрождения. Последние годы жизни он провел в Мантуе и ее окрестностях и пользовался покровительством герцогов Гонзага. Его фресками был украшен герцогский дворец. Кисти его принадлежит, в частности, и фреска "Гонзага с наследниками и наложницами", упоминаемая Паундом в "Песне ростовщика" ("Usura Canto") в качестве прекрасного примера высокого уровня искусства в неростовщическую эпоху.
(обратно)
69
Nec Spe Nec Metu (лат.): "ни надеждой, ни страхом". Этот афоризм был начертан на стене одной из комнат Изабеллы д’Эсте Гонзага (1474-1539) в герцогском дворце в Мантуе. Смысл его - если хочешь чего-либо достичь, нужно действовать.
(обратно)
Оглавление
CANTOS
I
II
III
*** Примечания ***
