святого Иоганна.
— Она называется «пара пива», — объяснил Бахметьеву командир «Стерегущего» старший лейтенант Шенк. — Через час будем дома.
— По-видимому, причиной гибели «Джигита» была подводная лодка. «Страшный» и «Донской казак» видели ее поблизости, открыли по ней огонь и заставили погрузиться. Не та ли, с которой встретился и «Джигит» в прошлый раз?
Но теперь это было неинтересно. На горизонте медленно поднимался из воды Гельсингфорс, а в Гельсингфорсе его ждала Надя и, главное, сын. Совершенно непонятное и самое замечательное происшествие в его жизни.
Теперь, наверное, дадут отпуск по крайней мере на месяц и можно будет с Надей отдохнуть. Как она обрадуется, эта девочка! Впрочем, не девочка, а самая настоящая мать семейства. Просто умора!
Бахметьев вдруг совершенно ясно увидел перед собой ее улыбающееся лицо и почувствовал, что больше стоять на мостике не может. Спустился вниз в каюту друга и приятеля Андрюши Хельгесена, бросился на койку, спрятал лицо в подушку и внезапно провалился в черную пустоту.
Он был очень измучен всем, что произошло за последние дни, а потому проснулся не скоро.
Потирая руки, у его койки стоял Гакенфельт.
— Будьте любезны встать!
— Есть! — И Бахметьев вскочил.
— К вашему сведению: Алексея Петровича свезли в Морской госпиталь и я вступил в командование над оставшейся командой «Джигита».
— Есть! — повторил Бахметьев. Почему-то ему стало холодно, — так холодно, что он весь сжался.
— Я уже был в штабе и все согласовал. Потрудитесь взять двух человек из нашей команды, арестовать старшину-минера Плетнева и отвести его в штаб командующего флотом. Оружие получите у артиллериста «Стерегущего».
Бахметьев не ответил. Это было невероятно, и даже больше того — просто невозможно.
— Вы слышали?
— Я не могу, — хриплым голосом сказал Бахметьев.
— Отказываетесь выполнить приказание?
Все воспитание Морского корпуса, весь многовековой уклад офицерской среды, вся страшная сила воинской дисциплины были на стороне Гакенфельта, но все-таки Бахметьев отказался:
— Я… у меня нет сил. Я совсем болен… И потом, он же меня спас…
Гакенфельт поднял брови.
— Исполнить и по исполнении доложить. — И, высоко подняв голову, вышел из каюты.
21
Плетнев к своему аресту отнесся вполне спокойно. Даже добродушно. Усмехнулся, когда увидел, что Бахметьев не смеет смотреть ему в глаза, и сказал:
— Ладно, пойдем. — А потом в виде утешения добавил: — Вы не бойтесь. Это пустяки.
По сходне вышли на стенку и вдоль стенки шли молча. Заговорить было невозможно, а так нужно было объясниться.
Накрапывал мелкий дождь, и ветер с моря гнал низкие серые тучи. Все равно сейчас эта история должна была закончиться, а потом ему можно будет идти к Наде. И он старался думать о своем сыне.
В штабе их принял не кто иной, как флаг-офицер мичман барон Штейнгель.
— Привел большевика? Отлично… Плетнев? Кто бы мог подумать! Что ж это вы, Плетнев? Напрасно! Напрасно!
Штейнгель вызвал караул и, когда Плетнева увели, повернулся к Бахметьеву.
— Садись. Хочешь курить? — И от его голоса Бахметьеву сразу стало не по себе.
— Что случилось?
— Ты не волнуйся. Волнение делу не поможет. Хочешь коньяку? У нас тут есть малость.
Бахметьев встал.
— Слушай, ты мне говори прямо.
— Она умерла, — тихо ответил Штейнгель. — Вчера мы ее похоронили. А ребенка увезла твоя мать. Сядь, пожалуйста, и давай поговорим.
Но Бахметьев молча пошел к двери. Зацепил за столик с бумагами и чуть его не опрокинул. В коридоре наткнулся на какого-то контр-адмирала и, не извинившись, прошел мимо. Вышел на воздух и тогда только остановился.
Лил мелкий дождь, и над самой головой ползли тяжелые серые тучи. Нади больше не было. Смешной девчонки Нади, настоящей матери семейства.
И корабля не было, и весь мир был пронизан сплошным серым дождем.