свой бумажник, вытащил оттуда бумажку в сто швейцарских франков и сунул купюру ему в карман.
— Держи, папаша, это немного компенсирует тебе необычную ночь.
Его реакция была исключительной.
— Спасибо, месье, — пробормотал он.
Я улыбнулся ему.
— Пойду, посплю немного. Не делай того же, твой нырок будет не из приятных.
И симпатяга Сан Антонио пошел вздремнуть на кровати бодрствующего телефониста, тогда как Хуссейн тихо похрапывал на коврике.
* * *
Страшный шум вырвал меня из объятий Морфея. Рассвело. Солнечный скребок чистил ковер спальни. Около кровати Хуссейн в ауте... Нет, не мертвый, но немногим лучше. Я бегу на кухню. Неизбежное произошло. После нескольких часов бдения дылда забылся сном и слетел кубарем со своего насеста. Он шмякнулся о газовую плиту и схлопотал на макушку шишкарь фиолетового цвета двенадцать сантиметров длиной. Струйка слюны вытекала у него изо рта, он напомнил мне одного знаменитого боксера в нокауте. Мне стало его жалко.
— Мой бедный зайчик, идем...
Я взял его на руки и отнес на кровать.
— Давай, выспись как следует. Вот так, клади лапку на затылок.
Я посмотрел на часы: семь утра... Я чувствовал себя немного разбитым. Что делать? Горькая альтернатива... Я кружился по квартире под взглядом новоявленного рогоносца. Вскоре одна мысль пришла мне в голову... Для начала я постарался изменить свою внешность. Это мой единственный шанс избежать погони. У меня был настоящий паспорт — паспорт Хуссейна. Самое время воспользоваться им...
Я иду в ванную комнату. Щетина здорово отросла. Я побрился бритвой телефониста, оставив полоску бороды, окаймляющую щеки. Затем взял ножницы и подстригся а ля Марлон. Хотя получилось весьма приблизительно, но в целом здорово изменило мою внешность.
Роясь в шкафу, я нашел средство для окраски замшевой обуви. Добавив его в стакан с водой, я слегка нанес раствор на лицо — получился смуглый оттенок. Потом жженой пробкой подчернил брови. Честное слово, у меня был видок калифа Арашида. Настоящая голова хедива! Если кто-то меня узнает, значит он вызубрил «Тысячу и одну ночь». Гардероб моего хозяина был скромен, но я все же разжился темно-синим костюмом, который счастливо завершил мое превращение. Все это я делал вне досягаемости взглядов обоих парней, чтобы они не смогли дать мои новые приметы. Я сжег свои документы, сохранив только деньги и чужой паспорт. После некоторого колебания я положил револьвер в карман. Я настолько преобразился, что далее Фелиси, моя храбрая мать, не признала бы меня. Я стал совсем другим.
* * *
Барометр малыша Сан Антонио, этого баловня богов, решительно установился на «ясно» . Едва я вышел на улицу, как увидел целое стадо полицейских, теперь вокруг машины Хуссейна. Если бы дылда не протаранил носом пол, я до сих пор продолжал бы дрыхнуть, и эти господа с «виллы рыданий» разбудили бы меня звуками «Держи-малыш-вот-два-су».
Я повернул направо и удалился важной походкой. Я чувствовал себя в безопасности. Мои глупые мозги испускали благоприятные волны. Я сказал себе: вместо того, чтобы смыться, я должен еще раз помочь Матиасу.
Если он еще жив, он явится в Федеральный банк, чтобы получить деньги Влефты. Его девица узнала меня в «Гранд Кав», она что-то подозревает, следовательно, мне нужно прикрыть тылы своего коллеги.
Я остановил такси и комфортабельно в нем устроился.
— В Федеральный банк, — сказал я шоферу с достоинством.
Он не выразил большого энтузиазма. Банк находился всего в пятистах метрах. Случись это в Париже, таксист послал бы меня куда подальше.
Я расплатился и вышел. На мое счастье, напротив банка было кафе. Я сел за столик у окна и заказал завтрак. Отсюда я смогу наблюдать за входом в эту копилку, когда она откроется...
Я завтракал, изучая утренние газеты. Я вызвал порядочную суматоху в Швейцарии, это я вам говорю. Три колонки на первых полосах и много чего на эадах. Писали об организованной международной банде, о сведении счетов между шпионами и прочий вздор.
Утомленный этой мурой для старичков-пенсионеров, я отложил газету и снова стал ждать. В нашей профессии хуже всего влияет на нервную систему ожидание! Часами, днями, ночами надо сохранять неподвижность, частенько — вы в этом убедились — в очень неудобных позах, ждать кого-то или чего-то...
Это бутерброд с маразмом!
Но на этот раз у меня не было времени собирать грибы под соснами. Через четверть часа после открытия банка американский светло-зеленый лимузин, хромированный, как краны в ванной комнате, остановился перед входом. Мой друг Матиас вышел из него. Я не ошибся в своих предположениях: Грета сопровождала его. Ее внимание шло дальше — она держала его под ручку. Оба скрылись в чреве здания.
Сердце мое стукнуло всего один раз. Я подскочил, как ужаленный. Матиаса надо спасать. Бабенка будет его ублажать, пока он не получит деньги. Только после этого он уже не сможет связаться с посольством Франции. Сучка урвет большую
