Литературное кредо для юмориста — вопрос темный. Если нам удастся договориться об этом в самых общих чертах, то со временем, возможно, удастся опубликовать слово «темный» впереди.
И тогда на академический вопрос: «Почему артиллерия не стреляла?» — у нас появятся интеллектуальные предпосылки для академического же ответа: «Во-первых, не было снарядов, а во-вторых…
Обыкновенно шуточные биографии юмористических писателей пишутся примерно так: если родился, то обязательно в Ленинграде, и уж раз это произошло, то непременно в 1949 году.
И дальше — пошло-поехало. Раз начал печататься, то обязательно сначала в «Вечернем Ленинграде», а затем в «Ленинградской правде».
И если и учился чему-либо, то обязательно в Москве в Литературном институте или там на Высших курсах сценаристов или Высших Театральных…
А служил в армии — так в Советской и под Минском.
После чего обыкновенно прибавляют названия написанных книг, что-то гам типа «Гений на островах» издательства «Молодая гвардия» или «На верхней полке». 1987 г. «Современник».
А когда уже совсем нечего вспомнить и юмористическая интонация почти затихает, вспоминают, что являются членами Союза писателей СССР и это более-менее скрашивает общую ситуацию и придает ей оттенок некоторой веселости.
Комический жанр является по своей природе глубоко традиционным и консервативным, в чем, надеюсь, убедятся читатели этой книги. Поэтому не будем отступать от сложив шегося обыкновения писать шуточные биографии. Поступим именно так, а никак иначе!
«Вне проторенных дорог нет счастья» — Монтень.
Все так, маэстро. Все до сих пор так…
БИБЛИОТЕКА КРОКОДИЛА № 6(1066)
ИЗДАЕТСЯ С 1945 ГОДА.
О ПОВЕСТИ НИКОЛАЯ ИСАЕВА «ПОЧЕТНАЯ ШУБА»
«Писателя должно судить по законам, им самим над собою признанным». В повести «Почетная шуба» Николай Исаев «признал над собой» два закона, своей творческой фантазии и гоголевской традиции. Именно она есть высший закон повести, она «вводит в берега» авторское повествование, сама его. безудержность — в рамках традиции — приобретает культурную строгость и чистоту. Н. Исаев создал, по сути дела, художественный комментарий к Гоголю, показал актуальность гоголевского художественного метода.
Повесть имеет культурологическое значение как один из необходимых узлов в нитях русской литературы. В то же время эта повесть не есть просто функция «от» наследия Гоголя. Стихия свободы и смеха, наполняющая произведение, придает ему неповторимость и прелесть новизны. Тень Гоголя, осеняющая повесть, — легкая, прозрачная, а не сгущенная, и атмосфера повести исполнена духа свободы и противоречия.
В известной повести Шамиссо «История Петера Шлемеля» рассказывается о герое, у которого пропала тень. Своя тень существует и у каждого крупного литературного явления. Гоголевская «Шинель» была в этом смысле «тенью» «Станционного смотрителя», а «Бедные люди» представляют собой, в свою очередь, как бы «тень» «Шинели». При этом своеобразие литературной «тени» заключается в том, что она не просто воспроизводит контуры своего источника, но представляет собой оригинальное преображение его, осуществленное на новом культурном витке и отражающее новый момент исторического развития.
Фантастическая, гротесковая традиция, освященная в русской литературе именем Гоголя, подтвердившая свою плодотворность творчеством. М. Булгакова, безусловно, сказалась в повести Н. Исаева.
Целый ряд такого рода произведений можно назвать, например, в японской литературе (не случайно не так давно состоялся международный конгресс, посвященный рецепции Гоголя в Японии).
Повесть начинается и в значительной своей части строится как внутренний монолог чиновника Темлякова, идущего по Невскому проспекту.
Тема пушкинско-гоголевского Петербурга — это другая сторона повести Н. Исаева, в которой особенно четко просматривается не «историческая», а «современная» задача автора. Петербург Н. Исаева — это обобщенная картина «вечного города», нарисованная нашим современником. Эта картина свободно допускает анахронизмы: с одной стороны, как бы гоголевский Петербург, по крайней мере Пушкин уже живет на Мойке, а с другой — Никита Муравьев еще только собирается приняться за русскую конституцию и венценосное письмо подписано Александром I. В то же время она не допускает фальши против духа и языка времени. Текст явно пропитан речевой и событийной (например, Скороходы в Летнем саду) стихией эпохи, чувствуется глубокое знакомство Н. Исаева с русской печатью 1820—1830-х годов, знакомство не исследовательское, а писательское.
Событийная сторона повести фантастична, гротескова. Она написана в свободной,
