Черно-белая ночь стрекочет свое кино,
белый мелется снег, превращается в хлеб зерно,
мертвые нас прощают, они вины
за нами не числят, даже не видят сны,
потому что как кровь легко превратить в вино,
так и наоборот, это, в общем-то, все равно,
и что бы там ни было, все оно просится в рот,
над равнинами снег, в городе новый год,
принесенные в жертву прощают своих убийц,
и мы плачем, обнявшись, над супом из голубиц;
хвоя, хвоя, стелись, мелется белый мел,
кинопленка пестрит помехами, кто успел,
тот свое получил, а кто нет, так тех
белый мех укроет, в поле один на всех…