машинно-тракторные станции (МТС). А при них — политотделы. Начальник политотдела был царь и бог в районе. Хуторской партизан, алкаш и забулдыга, был не наш, а еще с гражданской войны пристал в зятья и остался жить на хуторе. Отец с ним не дружил, но когда партизану не за что было выпить, он шел к отцу, и тот никогда не отказывал в деньгах. А начальник политотдела был земляк партизану.
Я приехал домой, купил две бутылки водки и хотел идти искать партизана.
Смотрю, а он откуда-то бежит по улице. Окликнул его и предлагаю за компанию выпить. Он сразу через горло выпил почти всю бутылку. Когда я ему рассказал о своем горе, его возмущению не было предела. «Как? Кто посмел арестовать моего лучшего друга?» — кричал он. Допив первую поллитровку, сказал: «Возьми еще бутылку. Я заберу ее с собой, а завтра вечером будем выпивать с твоим отцом». Я вытаскиваю вторую поллитровку водки. Он расцеловал меня, взял бутылку и сказал: «Партизан не бросает слов на ветер», — и ушел.
Утром жена партизана сказала, что тот чуть свет поехал в район. Только к вечеру я приехал в станицу и зашел к сестре отца. В комнате сидят отец, партизан и муж отцовой сестры. Выпивают. Увидев меня, партизан вскочил и кричит: «Ну что, я прав? Я сдержал слово?» Потом он рассказал: «Я чуть не убил своего земляка. Говорю ему: ты знаешь, кого ты арестовал? Это враги народа оклеветали честного человека! Если ты его не отпустишь, колхоз развалится. Он и учетчик, и бригадир, и скирдоправ. Его специально оклеветали, чтобы развалить колхоз». Начальник политотдела дал команду: «Освободить!!!»
Мне дали справку, что все это клевета, и я в 1938 году закончил педучилище. Когда принес завучу справку, он поздравил меня и тихо сказал: «А вот бить портреты вождей не надо было бы. Но помалкивай. Об этом знаем ты, я и уборщица. Я ей приказал держать язык за зубами». И, правда, до конца учебы никто не сказал ни слова об этом.
* * *
Следующий этап моей жизни — армия. До 1939 года в законе о воинской службе была статья 116, которая гласила, что учителя сельской местности освобождаются от воинской обязанности на все время нахождения в этой должности. Мне выдали военный билет, где была вышеуказанная запись. Но в августе 1939 года был принят новый закон, где этой статьи уже не было. И в ноябре 1939 года я уже был в городе Гайсин УССР.
Новый военный закон устанавливал сроки службы: для рядового состава — 2 года, для младшего командного состава — 3 года. Нас всех со средним образованием — в полковую школу. А это значит — три года службы! Но выручила финская кампания. Нас направили в стрелковый полк, а после окончания войны мы в полковую школу не вернулись.
Идет 1941 год — год «дембеля». Но опять… НО! Кадровую дивизию делят пополам: одна часть осталась в Кривом Роге, а вторую — в Кировоград. Рядовой состав пополнили майским призывом новобранцев и мобилизованными запасниками, якобы, для переподготовки. А командного состава нет. И тут вспомнили всех, кто со средним образованием. Вызывают: «Поедете на курсы политсостава. Пишите биографию». Я написал «такую», что меня не взяли.
На курсы политработников я не попал из-за биографии, где написал, что отец судим, исключался из колхоза, а дед — служитель религиозного культа. Но на душе не было спокойно. Понимал, сколько хлопот принесет графа в моем деле с записью о среднем специальном образовании.
Осталось полгода до «дембеля», а я не был уверен, что меня демобилизуют. Попытался завести дружбу с полковым писарем и с его помощью переправить графу об образовании на два-три класса начальной школы. Дружбу с писарем я завел, но безполезно — он не имел доступа к личным делам красноармейцев. Осталось надеяться, что как-нибудь пронесет.
Но… увы. В начале апреля 1941 года собирают «отставников», которые не попали на политработу и прямо заявляют: «На строевую службу вы вполне пригодны». В Кировограде нас собрали человек 40–50. Курсы назывались УККС, что означало — ускоренные курсы командного состава. Занятия проходили, в основном, по тактике боя. Предполагалось, что военное дело мы знаем со средней школы, строевую подготовку прошли во время службы и нам необходимо изучить только стратегию и тактику современного боя. И где-то к концу месяца нам присваивают звания младших лейтенантов и лейтенантов и — по частям.
Я попал в г. Павлоград в пехотный полк. Командир полка, узнав, что я с Кавказа, да еще и казак, обрадовался: «Слава Богу, есть кому поручить взвод конных разведчиков, а то все мои командиры к лошадям боятся подходить». Командир полка оказался земляк — с Кубани. Он сказал: «Сформируешь взвод (лошади, седла, сбруя и т. п.), дам тебе недельный отпуск на Кавказ». Выписал документ, по которому я мог заглянуть в любой военный склад г. Павлограда. Вскоре пришли лошади из Молдавии. Седла я сразу нашел в одном из складов. К середине мая 1941 года взвод был сформирован. Командир полка остался моей работой доволен. Теперь дело за обещанным отпуском. Я даже домой написал, что предвидится
