видела знакомые лица женщин, сидевших в кабинах, и отворачивалась, чтобы ее не узнали..
Одна из машин, в кузове которой стояли самолетные подъемники, обогнав Зину, остановилась. Когда Зина поравнялась с ней, из кабины вышел Пучков.
— Садись! — сказал он. Зина молча села.
Через минуту шофер забрался в кузов, на подъемники, а Пучков сел за руль.
(обратно)
Глава двадцать седьмая
Сводный оркестр гарнизона играл торжественный марш. Солнечные лучи, отражаясь от ярких труб, скользили белыми бликами по голубой трибуне, на которой стояли генерал Тальянов, полковник Грунин, командиры полков.
Из строя на них смотрели те, кто подлежал демобилизации и кто приехал с аэродромов проводить их.
Среди провожавших «старичков» второй эскадрильи был Игорь Корнев.
Глядя на Князева, Игорь подумал, что и он уволился бы из авиации, будь живы его отец и мать...
Не в добрый час он покинул родное гнездо. Этого гнезда теперь нет, как нет его у миллионов других людей. И потому он остается на службе, чтобы недобрый час не пробил снова.
В стороне, у проходной будки, показались высокий генерал, сухощавый полковник и бородатый прямой человек без шапки, в коверкотовом дымчатом пальто — представитель республиканских властей.
Тальянов сошел с трибуны и скомандовал:
— Смир-но!
Оркестр заиграл встречный марш.
— Товарищ генерал-лейтенант! Демобилизованные...
Игорь не слушал слов, все внимание его было поглощено бородатым человеком в коверкотовом пальто. «Кириллыч?! Неужели Кириллыч? Но почему он здесь? Кто он? И он ли это?» — думал Игорь, и на экране его памяти промелькнул грязный застенок, душегубка с окровавленным изнутри кузовом, вагон, расшатанный взрывной волной, и этот человек, сделавший все, чтобы прорубить узникам окно в жизнь. Скорее, скорее бы окончилась церемония прощания!.. Ему хотелось выскочить из рядов, закричать, но строй — святое место, и Корнев только переступал с ноги на ногу.
Полковник Грунин начал речь.
— Мы провожаем сегодня то поколение, детство которого на корню опалила война. Юными солдатами пришли вы под знамена наших полков и дивизий...
И словно откуда-то издалека Игорь увидел себя, щупленького парнишку, который с разводящим, таким же тоненьким юношей, шел в темную ветреную ночь на пост.
«Ну что вы, братики? — сказал им усатый часовой. — Мы привычные... И ночь простоим, а не два уставных часа. Идите-ка спать. Ох, как хотелось спать в годы-то ваши...»
«Не положено...» — как бы услышал Игорь свой голос...
«Чего там не положено! А ну-ка, шагом марш с поста... Попробуйте-ка не послушать часового — зелень!..»
«Да, юных жалели, посылали туда, где полегче, — припоминал Игорь. — Когда грузили бомбы, «старичок» брался за ее тяжелую голову, новичка ставил на стабилизатор».
«Где вы теперь, старые солдаты?» — тепло подумал Игорь.
Полковник Грунин продолжал:
— А после победы, после массовой демобилизации фронтовиков вся тяжесть послевоенной службы легла на ваши плечи. И отрадно видеть, что ваши молодые плечи не согнулись, а развернулись шире, стали крепче. Армия вас закалила...
С левого фланга покатилось «ура», сводный оркестр заиграл, глаза Игоря увлажнились.
«Ну вот, расчувствовался», — смущенно улыбнулся он, всматриваясь в лицо человека с бородкой, который стоял рядом с начальником политотдела. Пусть это не он; хорошо, что напомнил он Кириллыча...
Полковник Грунин говорил и об усилении боеспособности армии, и о её техническом перевооружении.
Затем он повернулся к тому, кого Игорь принял за Кириллыча, и стал хвалить демобилизованных, особенно мотористов и механиков, утверждая, что им хоть сейчас можно доверить самые сложные участки производства.
Корнев посмотрел в затылок Князеву и подумал: «Ведь и верно. Такой, как Князев, везде покажет класс...»
И вдруг заговорил человек в пальто.
Нет, это не был голос Кириллыча...
Потом командование сошло с трибуны.
Генерал Тальянов подошел к старшине Князеву, стоявшему на правом фланге, воскликнул удивленно:
— Николай Семенович! Вы не уехали?!
— Никак нет.
— Что же? Мотоцикл продали?
— Нет, товарищ генерал. Хотелось проститься с армией вот так, по всей форме, торжественно. Может, к строю-то последний раз...
— Хорошо бы... Но кто знает?.. — задумчиво ответил Тальянов и тут же добавил с улыбкой: — У вас ведь свой превосходный транспорт...
Оказывается, Князев, прощаясь с генералом, просил у него разрешения не ждать эшелона и официальной церемонии проводов со службы, а уехать поскорее, на своем мотоцикле. Пучков доложил об этом, и Тальянов разрешил. Но Князев не уехал. И не только потому, что хотелось последний раз постоять в торжественном строю — у него были иные причины, о которых сейчас он решил умолчать...
Как только распустили строй, старшина поехал на аэродром, где у него находился мотоцикл, приготовленный в дальний рейс. Позади коляски был уже привязан
