водка, конечно, есть, надо обмыть знакомство. — Я налил ему полный стакан крепкой московской водки.
Он заворожённо смотрел на дробно танцевавший по столику, отягощённый прозрачным богатством стакан, и на лбу его выступили капельки пота.
— А ты?
— Я не пью. Водки по крайней мере.
— Ну, дай тебе бог. — Он взял стакан и медленно, аккуратно выпил до дна.
Тотчас застывшее его лицо сделалось довольным и добрым. Он вытер рукою рот и произнёс:
— Такие могу рассказать картины!..
— Не надо, — сказал я, — сам посмотрю.
Я вышел в чёрный сентябрьский дождь, и тотчас меня охватили запахи мокрой осени. Тоскливая острота увяданья сквозила в каждом порыве ветра, в каждом веере мелких капель, летевших в лицо, в каждом звуке, издаваемом то тронувшимся составом, то болтавшейся под дождём жестянкой станционного фонаря, то тяжёлыми сапогами близившихся ко мне военных.
— Документы?
Под капюшонами не было видно лиц, только лаковый козырёк фуражки блеснул у первого, а второй коротким движеньем плеча поправил висевший за спиной автомат.
Сопровождаемый молчаливой охраной, я оказался в узкой, масляно сверкающей комнате. Под тусклой лампой за обшарпанным столом сонно сидел молодой лейтенант. Он явно был недоволен моим появленьем, хмуро оглядел провожатых и устало сказал:
— Головченко, сколько раз повторять? Ещё раз, двое суток.
— Есть двое суток, — ответил невидимый под капюшоном солдат.
— Документы, — мрачно произнёс лейтенант.
Я выложил документы на стол.
Он долго разглядывал, всматривался в печати, бросал на меня короткие взгляды, и вид его становился всё более недовольным.
— На сколько прибыли?
— Там же указано, до трёх недель.
— А вы знаете, что такое здесь три недели? — резко спросил лейтенант. — Что там у вас думали? Мы ходим на три часа и то полдня отмываемся.
— Но я не собираюсь всё время там, — мирно ответил я, — могу, как и вы, на три часа и обратно.
— Н-не знаю, — процедил лейтенант. — Надо до Васина подождать, как он решит.
— До Васина, так до Васина, — ещё более мирно выговорил я, хорошо помня напутствие: «Вы там не артачьтесь, они себе господа, придумают что-нибудь и завернут».
Лейтенант снова углубился в бумаги.
— Напишут с три короба, — пробурчал он. — Значит, по науке?
— По науке, — ответил я.
Молчанье.
— Так… а форма тринадцать? — лейтенант начал перебирать документы. По мере того как он ворошил, лицо его начало оживляться. — А форма тринадцать?
— Я всё отдал, — сказал я.
— А форма тринадцать? Тут не хватает формы тринадцать.
— Это все документы, которые мне вручили в Москве.
— Не все! — произнёс взбодрившийся лейтенант. — Не хватает формы тринадцать.
— Что там ещё за форма? — по спине моей пробежал холодок. Неужели я что-то забыл или они забыли? Нет, нет, проверяли, а потом я всё запаковал в пакет, все до единой справки, даже медицинскую, даже справку из домоуправления. Бог знает, зачем добытую. Что за форма тринадцать? Роковое число. Нет, это недоразуменье.
— А вы ещё поглядите, может, оставили где. — Лейтенант смотрел на меня уже вполне благожелательно. — Поройтесь в карманах, бумажнике. Я как-то раз запихал, только через три дня отыскалось.
— А она важная, эта форма? — задал я бесполезный вопрос.
Лейтенант хмыкнул.
— Что же вы спрашиваете? Солидный человек, сами должны понимать.
Я принялся лихорадочно рыться в сумке. Да нет, бесполезно, документы лежали в пакете, плотном пакете из-под фотобумаги, не мог же один из них упорхнуть. Бумажник? Ну это глупо, карманы тем более. Тем не менее я осмотрел всё, где что-то могло затаиться. Чёрт побери! Может, этот молоденький лейтенант ошибается? Может, для моей поездки не нужно формы тринадцать?
Нет, отвечал лейтенант серьёзно. Он никогда ни в чём не ошибается, не я первый явился в эти края, у всех была на руках форма тринадцать.
— Да вы не расстраивайтесь, — сказал он уже почти весело. — Тут один тоже явился с неполной формой, так праздновал целую ночь. Рад был до невозможности, что ехать не надо, головотяпов своих прославлял. Сами видите, тут не курорт, кому охота? Гонят людей, по науке, всё по науке, ну а здоровье? Это ведь мы на службе, некуда деться, а вам-то на что? Так что радуйтесь, что забыли. А если вот потеряли, тогда дело другое, будет вам на орехи.
— Я ничего не терял… — сказал я устало и, помолчав, добавил: — А созвониться можно?
— С кем?
— С Москвой. Они подтвердят.
— Бесполезное дело, — лейтенант махнул рукой. — Какие звонки, нам форма нужна.
— Ну, может быть, вышлют? Задним числом?
— Бесполезно, — повторил лейтенант. — Коли уж вам так охота, возвращайтесь в Москву, добирайте форму, и к нам. Милости просим.
— Глупо всё как-то, — сказал я.
— Да уж… — лейтенант замолчал.
— А Васин может решить? Мне говорили, что капитан умный и справедливый. Что же мне время терять?
— Васин хозяин, да только не царь. Положим, он пустит, ему
