боюсь, придется ограничиться одним часом, не более. Мы выпишем вас, как только психика и физическое состояние вернутся к норме. Придется нелегко, но, пожалуйста, постарайтесь вытерпеть.
Его речь, как и можно было ожидать, вогнала меня в мрачное настроение.
Отвернув голову от излучающего жизнелюбие доктора, я попыталась поднять правую руку. Но она почти не слушалась. Мало того, тело совершенно не ощущалось моим собственным. Жест получился страшно замедленным, словно во сне. Настоящей была только боль, грызущая мышцы и суставы. Едва выносимой.
Неудивительно — ведь я не использовала их целых два года.
— На это утро — все. Поскольку вы успокоились и пришли в себя, я не буду назначать постоянную сиделку. Если вам что-нибудь потребуется, рядом с подушкой находится кнопка. За следующей по коридору дверью — пост медсестры. Не стесняйтесь вызвать ее, как только вам что-нибудь потребуется — даже незначительное.
Доктор говорил мягко и доброжелательно. Хотя я и не могла его видеть, уверена, что с его губ не сходила довольная улыбка. Поднявшись, чтобы выйти, он остановился у двери и добавил, как будто только что вспомнил:
— Ах, да. С завтрашнего дня вас будет посещать консультант. Психолог-логопед. Наш специалист ненамного старше вас, думаю, вы сможете беседовать без напряжения. Сейчас важнее всего восстановить ваши речевые функции.
Дверь закрылась, и я осталось одна.
Лежа на больничной кровати, безучастно обратив лицо вперед, я подняла руки, приложив ладони к закрывающей глаза повязке.
— Мое имя… — прошептала я пересохшими, едва двигающимися губами. — …Рёги Шики.
Но человека с таким именем более не существовало.
Потому, что два года холодной пустоты убили меня.
Нет, я прекрасно помнила все, что относилось к жизни Рёги Шики: детство, родителей, школу. Но что с того? Что значат эти воспоминания для того, кто умер и случайно вернулся обратно?
Два бесконечных года пустоты полностью нарушили связь между «мной-нынешней» и «мной-прошлой», словно между расцепленными вагонами.
Безусловно, я — в теле Рёги Шики, ничьем ином. Но я не могу признать ее воспоминания, ее память своими.
Возрожденная, восставшая из мертвых личность словно смотрела на экран, где крутился фильм о жизни человека, которого звали Рёги Шики. Но его главная героиня — совсем не я.
Словно призрак, случайно проступивший на негативе.
Я закусила губу.
Понятия не имею, кто я такая.
Совсем не уверена, что Рёги Шики — это я.
Наверное, подобным образом себя ощущает человек, полностью лишенный индивидуальности.
Это тело — пустая ракушка, пещера, в которой уныло и одиноко завывает ветер.
Не знаю, откуда, но в моей груди возникла огромная дыра.
Так тревожно. Так одиноко.
Мое сердце — словно пропавший кусочек головоломки. Без него я стала пустой, невесомой, словно перышко.
Во мне так пусто, что я не видела причины, по которой стоило бы утруждаться и жить дальше.
«Но — что же, если даже и так, Шики»?
Какая мне, в конце концов, разница?
Удивительно, но эта тревога, эта нервная дрожь утраты, которая стискивала сердце, оказались такими знакомыми… почти родными. Словно я вернулась домой.
Тоска. Боль.
Но они были так привычны для той девочки по имени Рёги Шики — она жила в них, словно рыбка в воде, с самого детства.
Апатия. Безразличность.
Возвращение к жизни через два года смертного сна? Что же с того? Оно не заставит меня дрогнуть и загореться человеческим теплом.
Гораздо лучше плыть в потоке времени, словно невесомая пушинка на ветру. Не нужная никому. Не задевающая никого. Не чувствующая ничего.
Не чувствующая даже того, что все-таки жива.
Граница пустоты: часть 04 02
Пришел новый день.
Даже я, неспособная увидеть яркий утренний свет, встретила его с некоторым облегчением. Мимолетное событие, крошечное удовольствие. Я задавалась вопросом, почему тяжесть в груди как будто немножко ослабла, не обращая внимания на то, как начался и закончился утренний врачебный обход.
Мне не дали передышки и после него — навестить пришли мать и старший брат. Нельзя сказать, что разговор прошел гладко. Ощущение отчужденности, неузнавания, заставило меня говорить с этими незнакомцами скупо и осторожно. Но деваться было некуда и, воспользовавшись услужливо распростершейся передо мной памятью Шики, я ответила на все вопросы, которые они поспешили задать. Мать ушла с написанным на лице облегчением. Ничего не заметив, не уличив меня в самозванстве.
Смешно. Я даже и сама не знала — притворяюсь ли я.
Наступил вечер, и появился консультант, о котором вчера говорил доктор.
Женщина, представившаяся логопедом-терапевтом, начала знакомиться столь бодро и шумно, что я пришла в некоторое замешательство. Быстрая веселая речь не позволила заглянуть за ширму радушных слов и понять, что за характер за ней скрывается.
Мне раньше никогда не приходилось
