Это последняя строка из «Гедды Габлер». Ибсен вкладывает ее в уста одного малого, который неожиданно для себя открывает, что действительность подчас бывает гораздо удивительней вымысла. Я говорю себе то же самое всякий раз, когда вспоминаю, что Рив Бейкер отбывает сейчас пятнадцатилетний срок за убийство моей жены, что тут не обошлось и без меня и что все это случилось с нами тремя. Ведь так не делают. И тем не менее делают.
Настоящая жизнь никогда не была для меня лучше вымысла. Она всегда была прелестно прозаична и приятна, как, впрочем, и у всех тех, с кем я водил знакомство. Кроме, пожалуй, Рива. Мне кажется, и подружился-то я с Ривом именно потому, что его образ жизни разительно отличался от моего собственного. Его общество было мне в высшей степени приятно. Вот почему, когда Рив, бывало, уходил от нас домой, я, довольный, говорил Гвендолен: «Какой серой, должно быть, кажется Риву наша с тобой жизнь!»
Один мой знакомый назвал Риву мою фамилию, когда его денежные дела пришли в расстройство и у него возникли осложнения с финансовым управлением. Занимаясь со счетами своих клиентов, среди которых немало писателей, я уже привык к их безответственному отношению к деньгам — к тому, как они, уступив якобы своему артистическому темпераменту, преднамеренно уклоняются от уплаты налогов. Мне удалось привести денежные дела Рива в порядок и научить его оставаться более или менее платежеспособным. Видимо, в знак благодарности Рив угостил нас с Гвендолен обедом в ресторане, потом мы пригласили его к себе домой, после чего мы стали близкими друзьями.
Для простых смертных, вроде меня, писатели и сам процесс их творчества обладают большой притягательной силой. Для меня остается вечной загадкой, откуда писатели берут свои идеи, не говоря уже о создании самого произведения — действующих лиц, диалогов и прочее. А у Рива это здорово получалось — будь-то двор Людовика Пятнадцатого во всем его великолепии или средневековая Италия, да мало ли что еще. Я прочел все его исторические романы — их у Рива девять — и пришел в восхищение от его, так сказать, виртуозности. Читал я их, правда, только ради того, чтобы доставить Риву удовольствие. Лично я предпочитал детективы, и любая другая литература редко привлекала меня.
Гвендолен однажды заметила, что прямо удивительно, как это Риву удается придавать своим романам столько драматизма, ведь жизнь у него самого — сплошная драма. По идее следовало ожидать, что уж на бумаге-то он должен был бы от нее избавиться. А истина, по-моему, заключалась в том, что все герои Рива — это он сам, лишь облаченный в образы Чезаре Борджиа или Казановы. Во всех этих высоких, статных, страстных красавцах, искусителях женских сердец не трудно было узнать Рива. Примерно за год до нашего с ним знакомства Рив развелся с женой, и с тех пор у него перебывала целая череда подружек: манекенщицы, актрисы, модельерши, секретарши, журналистки, учительницы, руководящие работницы и даже одна дантистка. Как-то раз, когда мы были у Рива в гостях, он поставил для нас пластинку с арией из «Дон Жуана» — еще один герой, с которым Рив себя отождествлял и которого изобразил в одной из своих книг. Ария называлась «Вот извольте», и в ней перечислялись все любовницы Дон Жуана: блондинки, брюнетки и рыжие, молодые и старые, богатые и бедные, а в конце говорилось что-то насчет того, что, мол, лишь бы она была в юбке, а уж он свое возьмет. Смешно сказать, но я даже помню это место на итальянском, хотя мои познания в этом языке этим и ограничиваются. После чего певец противно смеялся, смеялся в такт мелодии гадким смехом обольстителя, и Рив тоже засмеялся, заметив, что это ему знакомо.
Я знаю, что старомоден, придерживаюсь традиций. Секс в моем понимании хорош в супружеской жизни, а тот секс, что имеет место до супружества — опыта по этой части у меня маловато, — я воспринимаю не иначе, как нечто тайное и постыдное. Я даже никогда не верил тому, будто он имеет какое-то распространение вне рамок брака. Сплошное бахвальство и вранье, думалось мне. И я в этом нисколько не сомневался. Однако я обманывался, полагая будто Рив всего-навсего встречается с очередной девушкой, когда он сообщил мне об этом. Просто приглашает ее поужинать, думал я, танцует с ней, отвозит ее домой на такси, ну и, возможно, чмокает ее в щечку у порога — на прощанье. Пока однажды воскресным утром, когда он должен был появиться у нас на ланч, я не позвонил ему и не предложил встретиться всем троим в баре, чтобы пропустить по стаканчику перед ланчем. Рив был полусонный, где-то на заднем плане хихикала девушка, потом послышался его голос: «Накинь на себя что-нибудь, прелесть моя, и свари нам кофе, ладно? Голова у меня прямо раскалывается».
Я рассказал об этом Гвендолен.
— А ты чего ожидал? — спросила она.
— Не знаю, — ответил я. — Я думал, тебя это шокирует.
— Внешность у Рива довольно приятная,
