Дмитриевича и матери – Харитины Тимофеевны. Где они? Что с ними? Может, гнут спину на оккупантов, а может, и в живых нет… А ты, Яков, их защитник, надежда, и видел-то всего одного гитлеровца, да и того не сумел убить. Если так воевать – это сколько же времени пройдет, пока народ, земля дождутся освобождения?
Снег… Снег. Лютует непогода. Неприглядная. Тоскливая. И на душе сумрачно…
Сержант Николай Выдриган попросил командира эскадрильи рассказать о первых днях войны. Андреев охотно согласился.
— Летали мы тогда на истребителях И-16, — начал старший лейтенант. Конечно, эта машина уступала мессершмитту по скорости и вооружению, но мы не давали себя в обиду. Вот хоть бы такой случай.
29 июня 1941 года в паре со старшим лейтенантом Сидоровым мы вылетели на боевое задание. Пересекли Двину южнее Риги и взяли курс на юг, вдоль шоссейной дороги, просматривая лес справа и слева. Через несколько минут показалась колонна, движущаяся по шоссе. Она состояла из трех частей: головное охранение, основные силы и тыловое охранение. Что за войска? Снизились до бреющего полета и убедились в том, что это были гитлеровцы: на белых кругах автомашин и фургонов – черные фашистские кресты. Долго не раздумывая, начали штурмовать колонну, переходя с одной стороны на другую, чтобы не дать противнику возможности сосредоточить по нас ответный огонь. Произвели более десяти атак, расстреляли две трети боеприпасов. Уничтожили около трехсот вражеских солдат и офицеров и подожгли пять автомашин. Наши самолеты были повреждены, но мы все-таки благополучно возвратились на свой аэродром.
А на другой день, когда мой И-16 был отремонтирован, я решил облетать его. Отошел от аэродрома километров на десять и начал набирать высоту над железнодорожной станцией. Сквозь разрывы облаков увидел два эшелона и множество людей, ожидавших отправки в глубокий тыл. Не налетели бы юнкерсы, тревожно подумал я, внимательно просматривая воздушное пространство. Беспокоился не напрасно. Вскоре между облаками появились два Ю-88. С открытыми бомболюками заходили они на курс в направлении железнодорожной станции. Чтобы предотвратить беду, решил атаковать гитлеровцев. Прибавил обороты мотора и с набором высоты перешел в атаку. Сблизившись на дистанцию не более ста метров, открыл по одному стервятнику огонь. На самолете загорелась левая плоскость. Стремясь сбить пламя, немец начал скользить, но вскоре с резким снижением врезался в землю. Я перешел в атаку на второй юнкерс. С большой дистанции произвел три атаки. Бомбардировщик нырнул в облака и больше не появлялся.
Возвращаясь домой, я снизился над станцией и увидел такую картину. Люди благодарно махали руками, в воздух летели головные уборы.
Слушая командира, мы не заметили, как открылась дверь в землянку. В белых космах стужи выросла фигура посыльного.
— Товарищ старший лейтенант, вас вызывает командир полка майор Лесков.
Перестали стучать костяшки козлятников, угомонились анекдотчики. На командный пункт. Значит, жди новостей. Какие они будут, новости?
Андреев вернулся минут через пятнадцать. Запорошенный. Оживленный. Что скажет, чем порадует?
— Погода улучшается. Эскадрилье поставлена задача – прикрыть наземные войска с воздуха. Вылетаем шестеркой. — В числе других старший лейтенант назвал и мою фамилию.
В районе прикрытия все небо в облаках. Высота метров четыреста-пятьсот, а кое-где и того меньше. В воздухе противника нет. Делая круг за кругом, расширяем радиус виражей с заходом на вражескую территорию. Перестроились во фронт. Слева – пара Андреева, справа от нее – командир звена младший лейтенант Сугокон, а я еще правее.
Внизу замельтешили желтые языки, нас обстреливают из зениток. Спокойно, сержант. На такой высоте трудно предпринять противозенитный маневр. Накреняюсь, чтобы осмотреть заданную полусферу. Огонь усиливается. Но откуда появился сноп пламени здесь, в воздухе? Не успев как следует осмыслить, увидел взрыв. Обломки самолета командира звена беспорядочно падали вниз.
Острая боль утраты сдавила сердце. Погиб мой ведущий Сугокон. Холодная бездна поглотила горящие останки. Даже могилы со скромным деревянным обелиском не будет. Ничего не будет, кроме трагизма похоронной и долгой, бережливой памяти однополчан…
На аэродром вернулись впятером. Расстегнув привязные ремни, я долго сидел в кабине. Усталый. Опустошенный. Бессмысленно тикали часы, вмонтированные в приборную доску. Остывал разгоряченный мотор, и в мареве, поднимавшемся от него, чудился падающий факел.
Подошел невысокий, щуплый паренек, механик сбитого самолета.
— А мой командир?..
Безответная тишина. Что ему ответить? Понял – нет ни командира, ни самолета. Смахнув со скуластой щеки скудную солдатскую слезу, он повернулся и медленно, волоча ноги по снегу, побрел на стоянку. Теперь она выглядела пустой глазницей.
С трудом выбравшись из кабины, я попросил у молчаливого техника Шаповалова закурить. Неумело свернул
