приехали, молодцы! — похвалил Ягубов, указав рукой направление.
Фельдшер неторопливо поставил на редакторский стол чемоданчик, открыл его, потом взял Макарцева за руку. Рука от подлокотника не отделялась, и парень рванул ее с усилием. Несколько секунд он слушал пульс, потом взял редактора с обеих сторон за голову и потряс.
— Никакой реакции, видите? — обратился фельдшер к Анне Семеновне.
Та, приложив ладони к горлу, стояла рядом.
— Укол сделайте! — приказала она. — Чтобы продержаться до Кремлевки.
— А кто это?
— Кандидат в члены ЦК!
Парень оттянул у Макарцева нижнее веко.
— Что вы делаете? Ему же больно!
— Не больно, — по-деловому сказал фельдшер. — Ему уже не больно. Инфаркты были?
— Был, — сказала Анечка, — двадцать шестого февраля.
— Увезем в морг. На праздники хоронить запрещают. Будет в морге лежать до конца демонстрации. Помогите положить тело.
Ягубов приказал Кашину помочь. Фельдшер намочил кусок ваты спиртом и вытер руки, а затем край стола, где стоял чемоданчик. На вате оказалось немного запекшейся крови, прихваченной спиртом со стола. Это была кровь Нади, оставшаяся от давнишней встречи с Ивлевым. Фельдшер швырнул вату в мусорницу.
Зазвонил внутренний телефон, и Ягубов тихонько снял трубку.
— Волобуев беспокоит, Игорь Иванович. С праздником вас! Ну, и с выздоровле…
— Волобуев, — перебил Степан Трофимович. — Игоря Ивановича больше нет.
— Нет? А я слыхал — появился… Это вы, Степан Трофимович? Понимаете, надо снять в материале слова, что демонстранты пойдут по восемь человек в ряд. На Западе пишут, якобы мы заранее организуем всенародное ликование. Колоннами, и все!
— Не суетись, Волобуев. Снимем. Сейчас Игорь Иваныч умер.
— Умер? А газета?
— Газета? «Трудовая правда» будет выходить, даже если мы все умрем!
Весть о смерти главного редактора облетела отделы и типографию. Рабочие, увидев, что начальники цехов убежали наверх, вытащили припасенные к концу дня бутылки и стали пить за упокой макарцевской души, опуская в стаканы свежие оттиски гранок. Свинцовая краска сокращала жизнь, но убивала запах водки.
Тело Макарцева медленно выносили из коридора на лестницу. За носилками двигался косяк людей. Вахтер, навалившись плечом, отворил обе створки парадной двери. Навстречу спешили двое в белых халатах.
— Остановитесь!
— Поздно, — сказал фельдшер, — реанимировать поздно…
Следом за носилками, на которых покачавалось покрытое простыней тело Макарцева, процессия из вестибюля вытекла наружу. Накрапывал мелкий дождь. Врачи из Кремлевки и городская «скорая» заспорили, кто повезет труп, и никак не могли договориться. Вдруг откуда-то сверху оглушительно завыла песня:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор.
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца — пламенный мотор.
Это вдоль улицы на крышах проверяли репродукторы для завтрашней демонстрации.
1969-79, Москва.
