меня или за сумасшедшую или за аферистку какую-нибудь. Подумает, что я хочу стащить ее драгоценный багаж… Увы, люди стали такими черствыми и чужими друг другу, что в мою доброжелательность и бескорыстность никто не поверит. А мне так хочется помочь ей, так хочется облегчить ее душевные страдания, утешить. Вот для этого я и приезжаю сюда чуть ли не каждый вечер. Высмотрю пассажира, не похожего на других, и придумываю историю про него.
Андрей: А историю-то зачем выдумывать? Что, так просто нельзя посочувствовать, что ли?
Наталья: Нельзя. Фальшиво получится, неискренне. И человек не почувствует облегчения от такого сочувствия. Нет, вы не понимаете: обязательно нужна история, обязательно! Иначе никак… Зато если с историей, я просто всеми фибрами души чувствую, что человеку стало легче. Вот и эта барышня уже не с такой тоской смотрит вокруг. Конечно, ей все равно больно, потому что я не могу, к сожалению, забрать всю ее боль, но разделить, облегчить могу.
Андрей: И какую же историю вы для нее выдумали?
Наталья: Она вышла замуж за иногороднего и перебралась к нему. А родители и друзья остались в родном городе, во Владивостоке.
Андрей: А почему именно Владивосток?
Наталья: Он далеко, он очень далеко… Так вот, родители остались во Владивостоке. Наверное, они уже совсем старенькие — барышня-то наша тоже давно не девочка. Возможно, из родителей уже остался только один, наверное, мать. И теперь мать серьезно заболела. Очень серьезно. Возможно, это начало конца. Дочь это понимает, и знает, чувствует, что должна быть рядом с матерью. Возможно, у нее нет братьев и сестер, и матери просто не на кого больше надеяться. Но врачи говорят, что предсмертное состояние может продлиться несколько месяцев, может, даже год. И что делать дочери? Наверное, она должна пожертвовать всем и находиться рядом с матерью. И она наверняка так и поступила бы, если бы нужно было жертвовать только собой. Но у нее семья, муж, дети. Допустим, муж и сам мог бы справиться с детьми и с хозяйством, а вдруг оказался как раз тот момент, когда без матери — просто никак? Может, у дочери выпускной класс, экзамены, выпускной бал, поступление в институт? Может, она выходит замуж? А может, собирается рожать ребенка? А может, сын уходит в армию, и если мать его не проводит, то не увидит его два бесконечно долгих года. А может вообще никогда не увидеть — вы же знаете нашу армию! Вот она и разрывается между материнским и дочерним долгом! И какой из них важнее? Вы знаете? Что бы вы сделали на ее месте?
Андрей: Ой, нет. Я уж лучше побуду на своем. Мне с Иришкой проблем хватает.
Наталья: Вот то-то и оно. Всем хватает своих проблем. А человеку плохо. Очень плохо. И кто знает, если я не разделю ее боль — может, у нее просто не выдержит сердце и тогда ни матери не достанется ее тепла, ни дочери, ни сыну, ни мужу. Вот и получается, что я вроде как должна быть здесь, должна помогать таким несчастным, как эта женщина, обязана делить их боль…
Андрей: Так а зачем для этого ехать в аэропорт? Думаете, в городе таких несчастных меньше? Дайте объявление в газету: 'Разделю ваши печали. Бесплатно и качественно' — желающих налетит вагон и маленькая тележка! И вам проще, никуда ездить не надо, сами приедут, сами все расскажут — даже истории для каждого не придется выдумывать.
Наталья (задумчиво): Утолю твои печали… (Словно очнувшись): Нет, молодой человек, вы так ничего и не поняли. В городе им и без меня есть кому поплакаться в жилетку. А здесь они — одни во вселенной. В этой суете они чувствуют себя совершенно потерянными и одинокими.
Устанавливается тишина, по-прежнему прерываемая лишь объявлениями диспетчера.
Андрей: Ну ладно, вы вся из себя такая сердобольная. Но тогда ведь кто-то должен заботиться и о вас?
Наталья (с грустной усмешкой): Обо мне? Ну что вы! Я же сильная женщина, кому придет в голову сочувствовать сильной женщине?!
Андрей: Мне. Потому что я понял: нет у вас никакого мужа. И вообще никого у вас нет, иначе вы не испытывали бы потребности мотаться за полсотни километров в аэропорт, чтобы придумать жалостливую сказочку про усталую пассажирку.
Наталья отворачивается, пытаясь скрыть заблестевшую слезинку.
Наталья (утерев слезу и вновь повернувшись к собеседнику): Много вы понимаете!
За стойкой бара появляется буфетчица Ирина. Протирает стойку тряпкой, раскладывает конфеты-шоколадки, изображая, что не замечает ревнивого приятеля. Андрей оглянулся, дернулся было со стула, но вновь сел, упершись взглядом в Наталью.
Наталья: Идите уже, идите. Пора мириться. И не вздумайте больше ревновать. И тогда все будет хорошо. Идите…
Андрей (с сомнением): А вы?
Наталья (улыбнувшись сквозь слезы): Я сильная женщина, вы за меня не переживайте. Идите, юноша, идите, вас ждут. А то если она начнет вас ревновать, будет совсем нехорошо. Идите.
Андрей нерешительно встает и подходит к барной стойке. Берет Ирину за руку. Та пытается ее вырвать, но он держит крепко.
Андрей: Прости. Я дурак, я все понял.
