Все кувырком [Джил Мансел] (fb2) читать онлайн

Джил Мансел Всё кувырком

ГЛАВА 1

В какой-то момент сбежать от скучного дурацкого жениха казалось такой веселой затеей. Жаль, подумала Максин, когда четырьмя часами позже закончился скучный дурацкий бензин, что все оказалось совсем не так весело.

– Ну пожалуйста, только не это, – умоляла она, но пожилой служащий бензоколонки стоял на своем.

– Слушайте, – замученно повторил он, – вы залили бак бензином под завязку на двадцать фунтов. Теперь вы говорите, что у вас только семьдесят три пенса. У нас нет ни кредитки, ни чековой книжки, ни документов. Вы не оставили мне выбора – придется звонить в полицию.

Кредитные карточки, ключи от квартиры и чековая книжка Максин остались в Лондоне, на дне Темзы. Возмущенная этим примером недоверчивости, она не могла понять, каким образом жители Корнуолла заслужили славу дружелюбных людей.

Насколько она могла судить, это была наглая ложь.

– Но я заплачу позже, обещаю. – В ее голосе зазвучали льстивые нотки. – Это просто глупо. Не знаю, почему вы не хотите поверить мне…

У служащего был стеклянный глаз, который тревожно сверкал в солнечных лучах. Явно оставшись равнодушным к чарам несчастной блондинки и ее умоляющей улыбке, он тяжело вздохнул и побрел к телефону.

– Потому что сейчас семь утра, – ответил он, словно она не понимала самых очевидных вещей. – Потому что вы не можете заплатить за бензин. И потому что на вас свадебное платье.

Дженни Синклер в явном замешательстве высунулась из окна спальни и обозревала живописную улицу Трезайля. За двадцать шесть лет ей пора было привыкнуть к бесконечным выходкам Максин, но она каждый раз удивлялась. При этом сама Максин ничуть не смущалась, сонно подумала она, и это на самом деле нечестно.

– Ш-ш-ш-ш, – прошипела она, молясь, чтобы соседи не проснулись. – Стой там, я спускаюсь.

– Захвати кошелек! – заорала Максин, которой было плевать на соседей. – Мне нужно двадцать фунтов.

По заднице надавать, вот что ей нужно, подумала Дженни.

– Так, – сказала она, открыв дверь и оценив мизансцену. – Дай угадаю. Ты решила тайно обвенчаться с нашим участковым, и тебе нужны деньги, чтобы заплатить за свидетельство о браке. Том, ты уверен, что не совершаешь ошибку? Твоей жене это вряд ли понравится, к тому же моя сестра кошмарно готовит.

Том Лейси, местный участковый, женился десять месяцев назад, и его жена вот-вот должна была родить, но тем не менее он зарделся от смущения. Как мальчишка. Дженни подавила невольный вздох и пожалела, что не держала язык за зубами.

Максин улыбнулась до ушей.

– Я предложила ему, но получила от ворот попорот.

Дженни поплотнее закуталась в свой мятый халат. Да, есть в этой Максин что-то такое, что привлекает к ней всеобщее внимание.

Было не только раннее воскресное утро, но еще и середина июля, разгар курортного сезона. Туристы, которые не желали упускать ни минуты отдыха в Корнуолле и уже спешили к пляжу, тем не менее останавливались, чтобы посмотреть представление у порога цветочного магазина. Что именно происходит, они не понимали, но явно что-то интересное. Один очень загорелый мальчишка в шортах, шлепанцах и с фотоаппаратом на шее даже сделал украдкой несколько снимков.

– Тогда почему ты в свадебном платье? – поинтересовалась Дженни, но потом захлопала в ладоши, прерывая объяснения Максин, обещавшие быть долгими и полными драматизма. – Нет, не утруждай себя. Держи двадцать фунтов. Теперь мы можем войти внутрь? Или ты на самом деле арестована?

Но Максин, выхватив деньги и засунув их за корсаж, уже залезала обратно в полицейскую машину.

– Мою машину арестовали, – весело заявила она. – Том только отвезет меня заплатить выкуп, но мы вернемся минут через сорок. Том, ты так же проголодался, как и я?

– Ну… – Том, который всегда хотел есть, робко улыбнулся.

– Вот видишь. Мы оба просто умираем с голоду, – заявила Максин, обозревая приборную доску в поисках выключателя сирены. Потом, пристегнув ремень и одарив сестру ослепительной улыбкой, она добавила: – Но ты не особенно утруждайся, дорогая. Яичницы с беконом будет более чем достаточно.

Том, к своему разочарованию, был отозван расследовать похищение зонтика с пляжа отеля «Трезайль-Бэй».

– Тосты и мармелад? – Максин явно была разочарована, но тем не менее взяла ломтик. Задрав свои объемные юбки и устроившись на раскладном стуле в залитом солнцем патио, она скинула шелковые туфли и с удовольствием прижала ступни к нагревшимся металлическим ножкам.

– Почему бы тебе не переодеться во что-нибудь менее… официальное? – Дженни, одетая в белые шорты и бледно-желтую футболку, налила в чашки кофе. – Где твой чемодан, в машине?

Максин, быстро расправившись с первым щедро намазанным маслом тостом, наклонилась за следующим.

– Ни денег, ни чемодана, – сказала она, пожимая плечами, – ничего нет. Тебе придется одолжить мне что-нибудь из своего.

Дженни всю неделю ждала этого воскресенья, надеясь побить баклуши вволю. Как следует выспаться, думала она, а потом долгие часы не делать абсолютно ничего. И вот что она получила вместо этого.

– Ну тогда давай, – сказала она, пока Максин насыпала в кофе три полные ложки сахара и отгоняла заинтересовавшуюся осу, – поведай мне, что случилось. И помни: ради этого ты вытащила меня из постели, так что рассказ должен быть по крайней мере увлекательным.

Десятью минутами позже она могла с уверенностью заявить, что он оказался интересным. Возможно, три года в театральном институте и не помогли Максин сделать карьеру кинозвезды, но рассказывать истории она научилась. Описывая события предыдущего вечера, она задействовала руки, брови и даже босые ноги.

– … и вот через час нас ждут на этой костюмированной вечеринке, а чертов Морис просто забыл сказать мне об этом. Будучи Морисом, он позвонил своей мамочке, и она примчалась как молния со своим старым свадебным платьем, зажатым в морщинистой руке. Это «Скьяпарелли», можешь себе представить? В конце концов мы притащились на эту несчастную вечеринку в качестве дерьмового жениха с невестой, и все просто попадали от смеха, потому что даже представить, что мы отважимся на это, было смешно до колик. И я вдруг поняла, что они правы – я не хочу прожить остаток жизни, притворяясь заботливой банкирской женой и проводя время с толпой занудных важных шишек. Так что сначала я сказала Морису, что все кончено, а потом сказала важным шишкам и их дурам женам, что я о них думаю. Бедный Морис – для него это оказалось последней каплей. То, что я оскорбила его, он еще мог пережить, но обидеть всех этих деятелей было уже слишком. Дженни, я никогда не видела его в такой ярости! Он выволок меня из отеля и сказал, что я недостойна даже старых тапок его матери, не то что ее прекрасного свадебного платья. А я ответила, что чертово платье должен был надеть он, потому что он настоящая баба. Потом я ударила его, потому что он все никак не отцеплялся, а он обозвал меня испорченной, злобной обманщицей, которой нужны только деньги, и выбросил мою сумочку в Темзу.

Она помолчала, потом мрачно закончила:

– В ней было все. Мои любимые тени «Эсте Лаудер»… все.

Тосты закончились. Дженни, напомнив себе, что это не важно, что она все равно на диете, взяла обеими руками чашку с чуть теплым кофе и заметила:

– Довольно смело для Мориса. Ну а потом?

– Ну, к счастью, мы приехали на моей машине. Ключи, конечно, были на дне реки. Но я всегда держу запасные в отделении для перчаток, а водительскую дверь можно запросто открыть шпилькой. Я просто запрыгнула в машину и умчалась прочь, а Морис так и остался стоять посреди улицы с раскрытым ртом. Но я знала, что не могу вернуться в квартиру – у него там понапихано сигнализации, поэтому я отправилась в сторону трассы М4. И, учитывая, что единственное, что у меня было, – это полный бак бензина, я решила, что поеду и навешу свою большую сестричку. – Максин с улыбкой поправила длинные золотые волосы, и они опять рассыпались по плечам. – Я ищу убежища, дорогая. Можешь называть меня Квазимодо.

– Не называй меня «дорогая», – проворчала Дженни, которая терпеть этого не могла. – И никогда не говори, что я «большая».

Да, плохо дело. Максин явно не собиралась уезжать. И явно не намеревалась ложиться спать, несмотря на то что всю ночь вела машину, добираясь от Лондона до Корнуолла.

Дженни любила сестру, но часто приходила от нее в отчаяние. Вот и сейчас она уныло поплелась за ней наверх и примостилась на краешке постели, пока Максин энергично копалась в шкафу. Она размышляла, откуда у Максин талия в двадцать два дюйма, если она пальцем не пошевелила ради этого.

– Вот это, пожалуй, подойдет, – проткнув новую дырку в кожаном ремне, Максин продела его в шорты цвета хаки четырнадцатого размера, на которых остановила свой выбор, и одобрительно посмотрела на свое отражение в зеркале. Белая футболка, завязанная узлом под грудью, позволяла оценить крепкий накачанный загорелый живот, и ее темные глаза загорелись. – Ну вот, теперь я готова выйти в мир. Или в старый добрый Трезайль. Куда отправимся обедать?

– У тебя же нет денег, – напомнила Дженни с упавшим сердцем, но Максин уже была на полпути к двери.

– Завтра я решу вопрос с банком, – высокомерно ответила она. – Они поймут, когда я расскажу, что эта свинья, мой бывший бойфренд, сделал с моей чековой книжкой. А теперь, Дженни, расслабься и поведай мне, где теперь ошиваются симпатичные парни. Бар «Дюна» еще не сдал свои позиции?

– Он не был твоим бойфрендом, – сказала Дженни, удивляясь легкости, с которой Максин выкинула его из своей жизни. – Он был твоим женихом.

Максин пару секунд удивленно молчала. Потом, подняв левую руку в воздух так, что солнечные лучи блеснули на большом квадратном изумруде, радостно сказала:

– Ну конечно! Какая ты молодец, что напомнила на мне об этом. Если банк принимает в залог имущество, я смогу сбагрить им кольцо!

– Ты, наверное, думаешь, что я бессердечная сука?

Они сидели на переполненной террасе бара «Дюна». Дженни старалась не замечать, как пялятся на Максин практически все присутствующие мужского пола. Максин, которая действительно ничего не замечала – была у нее такая способность, – потягивала пиво и выглядела виноватой.

– Я знаю, что ты бессердечная сука, – сказала Дженни, вяло улыбаясь. – Но ты хотя бы не пытаешься это скрыть. Думаю, это уже кое-что.

– Не пытайся заставить меня чувствовать себя виноватой. – Максин взглянула на свое кольцо, полученное в день помолвки. – Знаешь, я не любила Мориса.

– Да ну?

– Хотя он мне нравился. – Она помолчала и неохотно добавила: – И я очень ценила то, что у него есть деньги. Я умудрилась убедить себя, что у нас будет один из тех браков по расчету, в которых со временем появляется любовь. Он был щедр и добр, а я так ненавидела сидеть без гроша…

– Но это не сработало, – заметила Дженни, сложив ладонь козырьком, чтобы заслонить глаза от солнца, и вглядываясь в бескрайнюю синеву моря. Кирпично-красный катер, подпрыгивая на волнах, тащил за собой лыжника. Как это ни смешно, даже по прошествии восемнадцати месяцев ей пришлось убеждать себя, что это не Алан, прежде чем заставить себя отвести взгляд.

– Это бы сработало, не будь Морис таким скучным, – пожала плечами Максин и усмехнулась. – И если бы меня было не так легко заставить скучать.

Уже не впервые Дженни задумалась, каково это – быть Максин. Может быть, ее спокойное, расчетливое отношение к жизни было, в конце концов, не так уж ужасно. В нем не было места романтике, но зато она была избавлена от агонии невостребованной любви и этих бесконечных, выкручивающих внутренности месяцев отчаяния.

Я вышла замуж по любви, думала Дженни, холодная пустота заполнила ее желудок с обычной готовностью. И посмотрите, к чему это привело.

– Боже! – закричала Максин, интуитивно разгадав мысли сестры и хватая ее за руку. – Я бесчувственная дрянь! Теперь я заставила тебя вспомнить про Алана.

Но Дженни, выдавив слабую улыбку, покачала головой.

– Я всегда помню про него. Не так просто забыть – после всего, что было.

– Все-таки я бездумная, беспечная идиотка, – не унималась Максин. В ее голосе зазвучало раскаяние, она заговорила тише. – Я даже не спросила, как ты тут. Тебе лучше, или все по-прежнему невыносимо?

– Ну, я ведь не потопила тебя в слезах. – Допив свою порцию, Дженни встретила пристальный взгляд сестры и попыталась изобразить веселье. – Разве это не доказательство?

– Но тебе все еще тяжело?

– Мне уже лучше, – призналась она. – Но неизвестность по-прежнему сводит меня с ума. Ужасная неопределенность: я не знаю, кто я. – Минуту помолчав, она уныло пояснила: – Вдова или брошенная жена.

ГЛАВА 2

Они поженились первого мая, это был самый счастливый день в жизни Дженни.

– Я готов поклясться, что на сегодня у меня были какие-то планы, – озадаченно нахмурился Алан, высунув всклокоченную белокурую голову из-под одеяла. – Неужели… я иду к дантисту? Ох!

Но Дженни не отпустила его мизинец.

– Гораздо хуже, – засмеялась она, – гораздо-гораздо хуже.

– А, теперь я вспомнил! Бюро регистрации. А ты должна бы потупить взгляд, бесстыжая женщина. Тебе не дозволено видеть смущенного жениха в утро его свадьбы.

– Поздно, я уже тебя видела. – Сдернув одеяло, она торжествующе оглядела его. – Целиком.

Алан широко улыбнулся, одним движением схватил ее и опрокинул в кровать, легко развязав поясок халата.

– В таком случае мы вполне можем сообразить по-быстрому. Последняя внебрачная греховная связь. Сколько у нас до свадебного торжества, мисс Воган?

Дженни взглянула на часы.

– Три часа.

– Х-м-м-м, – шепнул он, оказавшись сверху и целуя бешено бьющуюся жилку на ее шее. – В таком случае у нас хватит времени и на два раза.

Когда они наконец заставили себя вылезти из спальни и покончили с формальностями, Дженни обнаружила, что наслаждается каждым моментом и каждой деталью замужней жизни. По утрам ей хотелось ущипнуть себя – она не верила, что все это происходит на самом деле. Но это всегда было так, слава богу, и ничто не омрачало счастья, заключенного в двух словах: миссис Синклер.

Ей нравилось прибирать в их маленькой квартирке, экспериментировать с новыми рецептами и общаться с его полусумасшедшими друзьями. И потому, что ей было всего двадцать пять лет, ее не пугала, а радовала перспектива провести вместе всю оставшуюся жизнь. Не нужно было ничего менять.

Тело так и не нашли.

– Но что-то должно было случиться…

Убитая горем Дженни с трудом сдерживала слезы. В попытке убедить полицию она вновь и вновь повторяла, как заклинание: «Он мой муж… я знаю его… он не мог просто исчезнуть».

Тем не менее полиция, хоть и симпатизировавшая ей, была не так в этом уверена. Каждый год, объясняли ей, сотни людей по всей Британии, без очевидных проблем или поводов для исчезновения поступают именно так, оставляя обезумевшие семьи, бесконечные вопросы, на которые нет ответов, и бессчетные разрушенные жизни.

Жизнь Дженни была бесспорно разрушена. Одним солнечным июльским днем, через четырнадцать месяцев после свадьбы, ее возлюбленный муж бесследно исчез. Все вещи в квартире остались на своих местах, ничего не пропало, и не осталось никаких следов, как не было и причин для его исчезновения.

В первые дни, наполненные безумием, она была уверена, что всему виной несчастный случай, не настолько серьезный, чтобы унести жизнь, – просто удар по голове, вызвавший временную амнезию. В любую минуту, беспомощно фантазировала она, может зазвонить телефон и когда она возьмет трубку, то услышит его милый, родной голос.

Но хотя больше всего она страшилась, что будет обнаружено тело Алана, по мере того как недели складывались в месяцы, она начала почти желать этого. Она чувствовала себя убийцей из-за того, что смела даже думать об этом, но, по крайней мере, это покончило бы с мучительной неопределенностью. И – этого она стыдилась больше всего – ушла бы такая унизительная мысль – ее муж исчез, потому что не мог больше жить с ней.

Разумеется, никто не говорил этого вслух, но всегда чувствовавшая свою уязвимость Дженни слишком легко могла представить, о чем думают другие. Время шло, и она постепенно обнаружила, что теперь сама стала объектом мрачного любопытства, сплетен и жалости. И неизвестно, что из этого было самое худшее.

Максин появилась в магазине на следующее утро, в десять тридцать, позевывая и сжимая в руке чашку чая.

– У тебя ужасно неудобный диван, – проворчала она, потирая спину.

Дженни, вставшая пять часов назад, добавила пучок желтых ирисов в корзину и разместила их между гипсофилой и белыми розами. Сегодня работы было больше обычного, и до полудня ей предстояло закончить еще три заказа.

– Прости, – сухо ответила она.

Как обычно, Максин не пришло в голову принести чашку чаю и ей.

Но Максин продолжала тереть спину и корчить рожи.

– К концу недели я стану инвалидом.

– Ты действительно думаешь остаться?

– Конечно! – удивилась она. – Я не собираюсь возвращаться к Морису Благочестивому, и в Лондоне меня ничего не удерживает. Кроме того, – мечтательно добавила она, – я совсем позабыла, как здесь чудесно. Гораздо лучше, чем в вонючем Лондоне. Думаю, лето у моря принесет мне кучу пользы.

– Хм-м.

– Да ладно тебе, Дженни. Не смотри на меня так! Будет весело, мы взбодрим друг друга.

Сверившись с записками, прикрепленными над прилавком, Дженни начала отбирать цветы для венков.

– Ты будешь слишком занята спиной, чтоб веселиться, – резко сказала она. – А меня вряд ли развеселит твое бесконечное нытье.

– Ты не хочешь, чтобы я осталась? – казалось, Максин задело это, и Дженни почувствовала укол совести.

– Хочу, – возразила она. Брякнул колокольчик над дверью, и вошла Паула, разделавшаяся с утренними доставками. – Конечно я хочу, чтобы ты осталась. Просто квартира такая маленькая, и свободной спальни у меня нет.

– Понятно, – Максин пожала плечами. – Ну, ничего. Поеду, навещу мамочку.

У Дженни на лице было написано сомнение. Их мать считала, что ничто так не нарушает привычный образ жизни, как беспризорная дочь, болтающаяся по дому.

А образ жизни Tea Воган не подразумевал никаких вмешательств. Она не была любительницей домашнего уюта и теплых пирогов.

Максин тоже прекрасно об этом знала, так что Дженни не стала озвучивать свои мысли. Вместо этого она сказала:

– И тебе придется найти работу.

– О боже! – Максин явно не подумала об этом. Трудолюбие никогда не принадлежало к числу ее добродетелей. – Да, наверное, придется. Но чем я могу заняться?

Паула, куда более заботливая, чем Максин, вышла из кухни с двумя чашками чая.

– Паула, познакомься с моей сестрой Максин, – сказала Дженни, с облегчением принимая одну из чашек. – А теперь хорошенько рассмотри ее и скажи, какая работа могла бы ей подойти.

Максин уселась на стул рядом с прилавком, вытянув вперед длинные загорелые ноги, и ободряюще улыбнулась девушке. Но Паулу было трудно сбить с толку.

– Ты хочешь сказать, здесь, в Трезайле? – Пару секунд она рассматривала Максин. – Для начала, торговать телом у тебя не получится. В это время года слишком много хохочущих девчонок на пляже предлагает себя даром.

Максин рассмеялась.

– Плохо мое дело.

– Будь серьезнее, – заметила Дженни, вставляя листья папоротника в круглую основу для венка.

– Работа в баре?

– Фу, – скривилась Максин, разом отметая идею. – Слишком тяжело целый день стоять на ногах.

– Портье в гостинице? – предложила Паула, ничуть не смутившись. – На этой неделе в газете было объявление «Аббатства».

Но Максин покачала головой.

– Придется быть вежливой с мерзкими туристами.

– Можно нянчить детей. – Паула была довольна собой. – Моя мама ходит прибирать в одну семью, и от них как раз ушла няня. Ты могла бы занять ее место.

Максин изумленно посмотрела на нее.

– Нет, я не могу.

Но Дженни заинтересовало это предложение.

– Отличная идея! – заявила она, отложив венок в сторону. – Ты и жить у них сможешь. Таким образом, сразу получишь и работу, и комнату. Макс, это будет здорово!

– Есть только одна небольшая проблема, – поджав губы, ответила Максин. – Если я кого-то и ненавижу больше, чем туристов, то это дети. Я ненавижу детей, младенцев и пеленки. – Она передернулась. – Особенно пеленки.

– Эти двое уже выросли из пеленок, – спокойно сказала Паула. – Джошу девять, а Элле семь. Я видела их пару раз. Они хорошие дети.

– И к тому же днем они будут в школе, – ободряющим голосом заметила Дженни.

Но Максин, почувствовав, что ее уговаривают, уперлась как баран.

– Из меня не получится няня. Ради бога, разве я похожа на Джулию Эндрюс?^[1]

Потеряв терпение, Дженни вернулась к работе.

– Ладно, тебе решать. Тебя, наверное, все равно бы не взяли, – сказала она, не сдержавшись. – Большинство людей предпочитают профессиональных нянь, и, думаю, претенденток будет достаточно, когда они узнают, на кого им придется работать.

Карие глаза Максин яростно сверкнули.

– Ну и кто это, интересно, – с вызовом спросила она, приготовившись уничтожить любого, кто осмелился бы отказать ей.

– Гай Кэссиди. – Дженни стряхнула воду с пучка желтых фрезий. – Он переехал в Трезайль примерно год назад. Он…

– Фотограф! – завопила Максин, чуть не свалившись со стула. – Гай Кэссиди! – страстно повторила она. – Тот самый Гай Кэссиди? Дженни, ты меня не разыгрываешь?

Бинго, подумала Дженни, переглянувшись с Паулой и украдкой улыбнувшись.

– Конечно нет, – обиженно сказала она. – С какой стати мне тебя дурачить? И вообще, какое это имеет значение? Ты ненавидишь детей. Ты только что сама это сказала.

– Какое это имеет значение? – повторила Максин, удивленно подняв брови. – Дженни, ты что, сумасшедшая? Это имеет огромное, всемирное значение. Это шикарный мужчина…

ГЛАВА 3

– Черт, ну и тяжелая работенка, – пожаловался Гай, комкая очередной листок бумаги и отправляя его в корзину у кровати. Заметив удивленные лица сына и дочери, он добавил: – И между прочим, сейчас еще слишком рано, чтобы заниматься такими вещами. Не понимаю, почему бы вам самим не написать это ваше объявление.

Элла поерзала, толкнув его под локоть.

– Папа, я не знаю грамматики.

– К тому же ты сам ненавидишь такие объявления, – проворчал Джош, растянувшийся в изножье кровати. Пробежав пальцем по колонке «Требуется помощь» в тонком журнальчике, куда они собирались поместить окончательный вариант объявления, он нашел яркий пример и начал громко читать, изображая детский лепет: – «Привет, меня зовут Банти, мне два годика. Мне нузен кто-нибуть, стобы пьигьядывать за мной, пока мамотька и папотька на яботе. Мы зивем в бойсом доме в Сюйее с пьяватейным бассейном. Вы не дойзны куить…»

– Хорошо, хорошо, – сдался Гай. – Ладно, это не лучшая моя идея. Может, написать так: «Двум избалованным негодникам требуется няня с тяжелой рукой, которая будет кормить их холодной кашей и ежедневно бить». Что скажете?

Элла хихикнула.

– Я не люблю холодную кашу.

– Ты должен написать: «Вдова с двумя детьми ищет добрую няню», – немного подумав, предложил Джош.

– Вдовец, – поправил его Гай. – Вдова – это женщина. Мужчин называют вдовцами.

– А я знаю, почему ты мужчина, – сообщила Элла. Джош усмехнулся.

Да, для этого действительно был слишком ранний час. Гай на мгновение закрыл глаза и, собравшись с силами, сказал:

– Ну-ну, продолжай. Почему я мужчина?

– Потому что у тебя нет груди, – важно сообщила его дочь. – И ты не носишь лифчик.

В четыре тридцать в дверь позвонили. Беренис, скоро-выходящая-замуж-и-уезжающая няня, повела Эллу в Сент-Ивз за покупками. Гай в темной комнате проявлял фотографии, когда Джош постучал в дверь и крикнул, что у них гость.

– Она сказала, это важно, – сообщил он Гаю и задумчиво наморщил лоб. – Я не знаю, кто она, но уверен, что где-то уже ее видел.

Максин стояла у окна в гостиной и наслаждалась видом на море и скалы. Когда она обернулась и, протянув руку, пошла навстречу, Гай сразу понял, почему его сыну показалось знакомым ее лицо.

– Мистер Кэссиди? – застенчиво сказала она. – Моя фамилия Воган. Максин Воган. Очень любезно с вашей стороны было согласиться принять меня.

Она у него в доме, думал Гай с изумлением. У него не было особого выбора. Но в то же время он был заинтригован. В свои двадцать пять Максин Воган была очень привлекательной девушкой. Ее длинные светлые волосы были собраны в аккуратный узел на затылке, макияж был почти незаметен. Темно-зеленые пиджак и юбка на пару размеров больше, чем надо, и практичные туфли – все это выглядело очень убедительно, очень правдоподобно. Гай был впечатлен теми усилиями, которые она приложила.

– Рад с вами познакомиться, – спокойно ответил он, пожимая протянутую руку и отметив коротко подстриженные ногти, светлый лак и – ага, вот и первый прокол – часы «Картье». – Чем могу вам помочь, мисс Воган?

Максин сделала глубокий вдох, моля бога, чтобы ее ладонь не оказалась влажной. Она, конечно, знала, что Гай Кэссиди великолепен, но во плоти он оказался еще более неотразимым, чем она могла себе представить. Темно-синие глаза с длинными ресницами, белые зубы, загорелая кожа – само совершенство. Но эффект несколько смягчался благодаря лукавой улыбке и знаменитым взъерошенным черным волосам.

Он излучал сексуальность, даже не желая того, поняла она. Он обладал не поддающейся анализу харизмой. Не говоря уже о теле, за которое можно было умереть.

– Я надеялась, что мы сможем помочь друг другу, – сказала Максин. Потом, почувствовав, что от робости у нее подгибаются колени, добавила: – Вы не будете против, если я присяду?

– Да, пожалуйста, будьте любезны. – Предположив, что она журналистка или модель в поисках контракта, Гай невольно скопировал ее официальный стиль разговора. В любом случае он уделит ей не более десяти минут; он уважал частную инициативу, но ее неожиданный визит был не совсем кстати. Его ждала работа, предстояло сделать несколько телефонных звонков и отвести девятилетнего сына поплавать до ужина.

Он взглянул на часы. Максин, почувствовав его нетерпение, вздохнула еще раз и заговорила:

– Дело в том, мистер Кэссиди, что, насколько я знаю, скоро вам понадобится няня для ваших детей. И я, будучи опытной няней, хотела бы предложить вам свои услуги.

Начало было неплохое, но остальная часть интервью пошла вразрез с планом, заметила она несколькими минутами позже. И она понятия не имела, почему так получилось.

На первый взгляд вопросы, которые задавал Гай, были вполне обычными, и она давала на них соответствующие ответы, но в то же время у нее было ужасное чувство, что он разговаривает с ней не серьезно. Хуже того, он практически в открытую смеялся над ней.

– Сейчас они в Буэнос-Айресе, – храбро продолжала она, пока он изучал блестящие рекомендации, на изготовление которых она потратила целый час. – Иначе я была бы с ними, вне всякого сомнения. Детей я обожала, а Анджело и Мариза относились ко мне скорее как к другу, чем как к прислуге.

Но ее потенциальный работодатель, вместо того, чтобы выразить уместное восхищение, опять бросил взгляд на часы.

– Я в этом не сомневаюсь, – ответил он. Поднявшись на ноги, он одарил ее короткой улыбкой. – И мы очень польщены тем, что вы выбрали нас, мисс… э-э… Воган. Но я не думаю, что вы в полной мере нам подходите.

У Максин отвисла челюсть от удивления.

– Но почему? – возопила она, все еще не вставая со стула. – Я показала вам мои рекомендации. Они великолепны. Какой изъян вы могли найти во мне?

Гай, мысленно поздравив себя, умудрился сохранить серьезное выражение лица.

– Вы совершенно не уделяете внимания моде.

– Вовсе нет! – Максин бешено замотала головой. Так она и знала, что не нужно было надевать этот ужасный костюм Дженни. – Обычно я одеваюсь модно!

– Ну, хорошо. – Жестом попросив ее успокоиться, он продолжил: – Вы слишком чопорны и добродетельны.

– Я не чопорна! – Максин почти кричала. – Пожалуйста, вы должны мне поверить. Это не моя одежда… я совершенно не добродетельна, и я ненавижу эти туфли!

Но Гай еще не закончил. Заморозив ее взглядом, он безжалостно добавил:

– И вы лгунья, мисс Воган. А такой пример совсем не нужен моим детям. Боюсь, я не смогу нанять не вполне честного человека.

Максин почувствовала, что у нее горят щеки. Он блефует, наверняка. Она гордо ответила:

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Не понимаете? – Он уже не скрывал улыбки. – В таком случае подождите здесь. Я только отыщу своего сына.

Он вернулся минуты через две, ведя за руку мальчика. Хотя у Джоша Кэссиди, почти девяти лет, в отличие от его отца, были совершенно прямые светлые волосы, Максин поразило сходство их необыкновенных темно-синих глаз.

– Привет, Джош, – сказала она, храбро улыбаясь и спрашивая себя, почему он так странно на нее смотрит.

Гай протянул сыну большой коричневый конверт.

– Держи, – сказал он. – Я проявил ту пленку, которую ты мне дал. Взгляни на фотографии, Джош, и скажи, хорошо ли вышло.

Максин заметила улику на секунду раньше, чем Джош. Мальчик разложил фотографии на журнальном столике и рассматривал одну за другой. Она издала сдавленный крик и попыталась схватить один снимок.

Гай, стоявший прямо за ней, выхватил фотографию у нее из-под носа и показал ее сыну.

– Ну и ну! – сказал Джош, улыбаясь. Уставившись на Максин, которая к тому времени покраснела до ушей, он добавил: – Я так и знал, что где-то вас видел!

– А мораль этой истории, – нежно проворковала она, – в том, что иногда не нужно доверять папарацци.

– Сегодня вы выглядите по-другому. – Рассмотрев получше глянцевый снимок формата десять на восемь, он сказал: – Думаю, в белом платье вы мне больше нравитесь. Хорошая фотография, вам так не кажется?

С точки зрения Максин, она была даже слишком хороша. Неудивительно, что Гай Кэссиди ее узнал. Фотограф застал ее, когда она в своем дурацком белом платье, смеясь, вылезала из полицейской машины, даже не подозревая, что из-под юбок, задравшихся до самого верха шелковых чулок, у нее видны подвязки. Выражение лица Тома-полицейского ничуть не смягчало ситуацию. Он явно ухмылялся.

– Подождите минутку. – Гай опять выглядел озадаченным. – Если вчера вы вышли замуж, почему вы не уехали в свадебное путешествие?

– Я не вышла замуж, – нетерпеливо сказала Максин. – И не была арестована. Это была костюмированная вечеринка, вот и все. Потом на обратном пути у меня закончился бензин, и полицейский подвез меня. – Заметив, что Гай смотрит на нее с подозрением, она добавила: – Я не совершила ничего уголовно наказуемого, поверьте.

Он пожал плечами.

– Это не имеет значения. Уверен, вы поняли, почему я не могу принять вас на работу. Мне очень жаль, мисс Воган, но я должен заботиться о моральном облике своих детей.

– По крайней мере, я не синий чулок, – гордо сообщила она.

– О, нет. – На этот раз, вытаскивая тонкий белый конверт из кармана рубашки, он смеялся. – Вручаю это вам. Боюсь, у меня слишком много работы, поэтому вас проводит мой сын. И, Джош, я написал объявление. Если ты поторопишься, то успеешь отправить его с вечерней почтой.

– Ну? – спросил Гай, когда двадцать минут спустя вернулся его сын.

– Она дала мне пять фунтов и конфету. – Джош вдруг заволновался. – Этого достаточно?

Тревога сына позабавила Гая, он взъерошил его светлые волосы.

– Без сомнения. Пять фунтов и конфета в обмен на первоклассную марку и пустой конверт. Мне кажется, это честная сделка.

ГЛАВА 4

Реакция на объявление, опубликованное неделей позже, не была ошеломляющей, но все же достаточной. Гай предпочитал подыскивать персонал сам после печального опыта сотрудничества с агентством по найму три года назад. Наученный горьким опытом, он не стал упоминать в объявлении свою фамилию, чтобы не привлекать внимание любительниц знаменитостей и претенденток на место второй жены.

В прошлый раз ему повезло. Беренис, абсолютно равнодушная к его звездному статусу, подошла им как нельзя лучше. Невозмутимая, трудолюбивая и довольно симпатичная, недостаток блеска с лихвой окупался надежностью. Гай, чья работа требовала частых командировок, мог уезжать спокойно, зная, что о его детях позаботится человек, который любит их и всегда будет с ними рядом.

Поэтому он испытал настоящий шок, когда Беренис, стесняясь, сообщила, что выходит замуж и, так как ее будущему мужу предложили работу в Ньюкасле, скоро покинет Трезайль.

Гай даже не подозревал, что в ее жизни существует мужчина, но Беренис всегда держала дистанцию – и он сам не раз бывал благодарен ей за это. Ухаживание, как выяснилось, имело место в ее выходные дни. И хотя она переживала из-за отъезда, теперь у нее появилась собственная жизнь и собственные заботы. Она надеялась, что он без труда найдет ей замену.

Тем не менее встречи с полудюжиной так называемых кандидатов оказались пустой тратой времени и сил. Гай хотел найти копию Беренис, ну, может, еще с чувством юмора, в разумных пределах, конечно.

А между тем в его двери одна за другой входили девушки, далекие от идеала. Джош и Элла, прилежно знакомившиеся с каждой, были настроены очень критично.

– От нее пахнет, – сказала Элла, наморщив нос при воспоминании о Мери из Эксетера.

– Она смеется, как овца, – безжалостно постановил Джош, когда дверь закрылась за Дорин из Донкастера.

Из того, что говорила шведка Гудрун, они ни слова не поняли.

– Может, она и ничего, – неуверенно заметил Джош по поводу очередной претендентки, – но почему у нее в сумке была бутылка водки?

Наконец они остановились на Морин из Уимблдона, бледной, услужливой девушке двадцати пяти лет, которая была готова переехать и приступить к работе в любое время. Деликатно обратив внимание детей на ее положительные качества – она не пахла, пристойно смеялась и у нее не было иностранного акцента, – Гай молился, чтобы они не сделали из нее отбивную прежде, чем она сумеет научиться справляться с ними. На первый взгляд даже то, что она в состоянии приглядеть за собой, вызывало сомнения, но, возможно, она просто слишком волновалась и не смогла произвести впечатление властной особы.

И она хотя бы, подумал он, вспоминая самую первую кандидатку, не махала на него ресницами длиной в дюйм и, задрав и без того короткую юбку, не смущала его видом изумрудно-зеленых трусиков, то и дело скрещивая так и эдак ноги.

Дженни работала в магазине, когда зашли Гай Кэссиди и его дети.

– Мне нужны цветы, – сказал он без вступления, снимая темные очки и оглядывая ряды корзин вдоль стен. – Для свадебного торжества в следующую субботу. Если я сделаю заказ сейчас, вы сможете доставить их ко мне домой в следующую пятницу вечером и составить из них букет?

– Конечно, мы сможем это сделать. – Дженни была любезна. Мужчины, для которых деньги не имели значения, были ее любимыми клиентами. Она достала тетрадь заказов и спросила: – Скажите, как вы представляете себе букет и какие цветы вам нравятся?

Но, как выяснилось, в цветах Гай Кэссиди был не силен. Беспомощно оглядевшись по сторонам, он наконец сказал:

– Ну, синие?

– Беренис любит нарциссы, – подергала его за рукав Элла. – Помнишь? Мы подарили ей букет на день рождения, и она сказала, что это ее любимые цветы.

Дженни уже догадалась, что цветы предназначены для свадьбы Беренис, но теперь, когда дочь Гая дала ей необходимый повод, она приподняла брови и спросила:

– Вы говорите о Беренис Тейлор? Надо же, а я уже делаю для нее букет невесты.

– Включите его в мой счет, – просто сказал Гай, доставая из бумажника пачку двадцаток. С обезоруживающей улыбкой он добавил: – Последние три года она работала у нас няней. В качестве подарка я устраиваю для нее прием в нашем доме.

– Как это мило. – Дженни улыбнулась ему в ответ, потом, извиняясь, пожала плечами, глядя на Эллу. – Боюсь, для нарциссов сейчас не сезон, но мы можем посмотреть, какие цветы Беренис выбрала для своего букета, и исходить из этого. Я сейчас проверю, кажется, там была белая и желтая гамма. Да, точно… Белые розы, душистый горошек и мимоза.

Гай даже глазом не моргнул, когда Дженни наконец подсчитала стоимость заказа и протянула ему листок.

– Ваша работа того стоит, – добродушно сказал он, отсчитывая банкноты. Потом, спохватившись, взглянул на детей и добавил: – Вообще-то, раз уж мы здесь, почему бы вам двоим не подобрать что-нибудь для новой няни? Она приезжает завтра, и цветы помогут ей почувствовать себя желанной гостьей.

Джошу нравился свежий, чуть земляной запах магазина, но возня с цветами его утомляла.

– Тут нет ни одуванчиков, ни белладонны, – нетерпеливо сказал он.

– И крапивы нет, – сказала Элла со смешком.

Бедная новая няня, подумала Дженни. Не говоря ни слова, она взяла солидный пучок пестрых розовых гвоздик, завернула их в розовую с серебряным бумагу и осторожно протянула Джошу.

Он возмущенно сказал:

– Мальчики не носят букеты, – и сунул цветы в руки Элле.

Дженни рассмеялась, глядя на него. А Гай, который, в свою очередь, наблюдал за ней, сказал:

– Ну конечно. Вы сестра Максин Воган.

– О боже! – вздохнула Дженни. – Надеюсь, это не значит, что вы отменяете заказ.

Он развеселился.

– Не паникуйте. У меня просто не хватит сил отправиться в другой магазин и начать все с начала.

– Но как вы догадались? – удивилась она. – Мы не так уж похожи.

Склонив голову набок и внимательно рассмотрев ее, он не согласился:

– Она костлявее… волосы светлее… употребляет больше косметики, чем вы, но все равно сходство налицо. И вы одинаково смеетесь.

Все это должно быть частью того самого шарма Гая Кэссиди, подумала Дженни. Ему удалось так повернуть их различия, что в его описании она казалась симпатичнее, чем Максин. Какой тонкий трюк.

– Но вам все же удалось найти новую няню. – Она решила сменить тему разговора и кивнула на букет. Ободряюще улыбнувшись Джошу и Элле, она спросила: – Она вам понравилась?

– Она скучная, – ответил Джош.

– Зато честная, – вмешался Гай, предупреждающе посмотрев на сына. – Не то что ваша сестра.

– Послушайте, Максин вовсе не такая плохая, как вы думаете. – Подчиняясь инстинкту, Дженни встала на защиту сестры. – Она действительно хотела работать у вас. И дети ее любят. Если вы спросите меня, то вы поступили не очень правильно.

– Конечно, дети ее любят, – протянул Гай. – Она подкупает их деньгами и мороженым.

Джош просиял.

– Она мне понравилась. Вы ведь говорите о леди в свадебном платье? Она такая веселая.

– И рекомендации у нее были замечательные, – согласился Гай, – но это еще не делает ее идеальной няней. Она уже нашла работу?

Дженни покачала головой. Говоря начистоту, усилия Максин в этом направлении трудно было назвать значительными.

– Пока нет.

– Я не удивлен, – сказал Гай, его синие глаза насмешливо сузились. – Передайте ей от меня, чтобы в следующий раз она не писала рекомендации фиолетовыми чернилами. Или, по крайней мере, пусть перед интервью смоет с рук кляксы.

ГЛАВА 5

Дженни рылась в багажнике пикапа, пытаясь вытащить застрявшую коробку с цветами, и подошедший Бруно не сдержался и шлепнул ее.

– Ты слишком себя утруждаешь, красотка, – сказал он, отодвинув ее в сторону. – Дай-ка я помогу.

Она улыбнулась и бросила быстрый взгляд через плечо, проверяя, не смотрит ли кто. Бруно флиртовал со всеми и не имел в виду ничего серьезного, но ей все равно не хотелось давать Нине повода для подозрений.

Правильно истолковав ее взгляд, он занес коробку в ресторан и улыбнулся.

– Все в порядке, она еще спит.

– Она, может, и спит, – возразила Дженни, – но ты же знаешь, как местные жители любят чужие секреты.

– Это точно. И они отлично знают, что я за человек. – Бруно засмеялся. – Если бы я до тебя и пальцем не дотронулся, это вызвало бы куда больше подозрений. Тогда бы они знали наверняка, что дело нечисто.

Они налил себе и Дженни по чашке эспрессо, как делал всегда, когда она привозила двухнедельный запас цветов для ресторана.

Это просто глупо, подумала Дженни; между ними ничего никогда не было, почему она должна чувствовать себя виноватой? Но именно так она себя и чувствовала, сколько раз ни твердила себе, что он не собирается ее соблазнять.

В возрасте двадцати восьми лет она неожиданно влюбилась в Бруно Перри-Брента. И оставалось только надеяться, что это пройдет само собой прежде, чем случится непоправимое.

В то же время так приятно было чувствовать рядом человеческое существо после долгих месяцев ледяного безмолвия. А с Бруно определенно было приятно пообщаться. Дамский угодник во всех смыслах этого слова, он обладал счастливым даром болтать абсолютно о чем угодно. Что еще более странно, он и слушателем был отменным и живо интересовался взглядами собеседника. Он был внимателен, задавал вопросы и никогда не показывал, что скучает.

Безусловно, в этом и был секрет его успеха у прекрасного пола. Дженни наблюдала за ним, когда он работал в ресторане, и видела, как действует его простая, но эффективная магия. Настоящая беседа с настоящим мужчиной была сильным возбуждающим средством, и женщины падали перед ним штабелями, не устояла и Дженни. Зато, думала она, в такой толпе можно чувствовать себя вполне защищенной.

– Новые сережки. – Он подошел к ее столику с двумя изящными кофейными чашечками и наклонился, чтобы рассмотреть поближе. – Очень стильно. Это настоящий жемчуг?

– Это сережки Максин. – Она чуть смущенно коснулась пальцем сережки-гвоздика, моля Бога, чтобы Бруно не догадался, что она надела их из-за него. Даже Максин удивленно подняла брови, когда застала Дженни роющейся в ее шкатулке с драгоценностями: «Серьги, блеск для губ и тушь?

Дорогая, ты уверена, что не хочешь мне ничего рассказать?»

Однако в числе достоинств Бруно было и чувство такта, и если он про себя и отметил эту дополнительную деталь, то вслух ничего не сказал. Вместо этого он потянулся, провел рукой по длинным, выгоревшим на солнце волосам и произнес:

– Я как раз собирался спросить о Максин. Ты до сих пор не избавилась от нее?

Дженни помрачнела.

– Она не хочет уезжать, не хочет искать работу, и она такая грязнуля! Можно подумать, я живу с огромным невоспитанным волкодавом.

– Но приученным к дому, – улыбнулся Бруно. – Ты еще не рассказывала мне о ней. Как она выглядит?

– Максин? – Она отпила кофе и вспомнила слова Гая Кэссиди. – Она костлявее, светлее и непоседливее, чем я. – Потом, почувствовав, что это прозвучало слишком зло, добавила: – И гораздо симпатичнее.

– Хм. Сейчас у нас много работы. Я мог бы предложить ей работать в баре пару вечеров в неделю.

– Она не захочет, – быстро сказала Дженни. – У нее болят ноги…

Бруно пожал плечами, отменяя предложение.

– Просто подумал. Но ты должна привести ее сюда как-нибудь вечером, я хочу познакомиться.

Конечно, он хотел. Иона прекрасно представляла реакцию Максин, когда та увидит Бруно Перри-Брента. Они были одного поля ягоды.

– Ну, прекрати, выше нос. – Он взял ее за руку и по-дружески пожал. – Все мы несем свой крест. У меня, например, есть Нина!

Дженни постаралась не рассмеяться. Он говорил просто ужасные вещи.

– А где бы ты был без нее? – возразила она. Безусловно, Бруно и Нина были странной парой, но, прожив уже десять лет вместе, они по-прежнему казались счастливыми, каждый на свой лад. Бруно никогда не говорил об этом, но, насколько могла судить Дженни, Нина не задавала лишних вопросов, а он в свою очередь вел себя достаточно осмотрительно. То, что он бабник, знали все, но серьезных улик против него не было.

– Где бы я был без Нины? – повторил он, поддразнивая ее. – Скорее всего, в глубокой жопе, она наверняка заказала бы меня киллеру.

Дженни расхохоталась. Нина была самой безобидной женщиной в мире. Вряд ли она смогла бы даже замыслить убийство, не говоря уже о реализации планов.

– Ты бы пропал без нее, – нравоучительно заявила она, встала и одернула розовую юбку. – Мне пора возвращаться в магазин. Спасибо за кофе.

Бруно улыбнулся – совсем не виновато.

– Спасибо за увлекательную беседу. Если ты приведешь сюда сестру, возможно, я смогу ответить услугой на услугу.

Дженни неуверенно хмыкнула, пообещав себе держать Максин как можно дальше от ресторана. Она прекрасно понимала, какие такие услуги он себе вообразил.

Морин из Уимблдона не приехала с четырехчасовым поездом. Гай, которому пришлось прервать работу и мчаться как угорелому, чтобы успеть на вокзал, просто не мог поверить своим глазам. Если она опоздала на чертов поезд, бесился он, могла бы и позвонить. А теперь что прикажете делать? Шляться по платформе целый час, пока не придет следующий?

Но ждать он не стал, а потенциальная няня не приехала. К восьми тридцати от нее по-прежнему не было ни слуху ни духу, и он набрал лондонский номер, который она оставила.

– О, боже! – сказала Беренис, радуясь, что уложила Эллу полчаса назад и девочка не слышала цветистых выражений, которыми сыпал Гай.

Джош, болтавшийся поблизости, подумал, что, возможно, его молитвы были услышаны.

– Что случилось, пап?

– Неудивительно, что она так спешила переехать к нам. – Гай налил себе солидную порцию скотча и осушил бокал одним глотком. – Я только что разговаривал с ее матерью. Лживую, коварную тварь арестовали этим утром с поддельной кредиткой! Этого только не хватало…

– Это значит, что она не будет нашей няней? – переспросил Джош, чтобы быть абсолютно уверенным.

Гай вздохнул.

– Я знал, что твое дорогое частное образование когда-нибудь принесет свои плоды. Да, Джош, это значит, что она не будет вашей няней.

Ура, подумал Джош. Вслух он сказал:

– А-а-а. И что же мы будем делать?

– Нам остается только одно. – Был вечер среды, Беренис выходила замуж в субботу, а в понедельник утром Гай улетал в Париж на съемки. – Отменить свадьбу Беренис.

* * *

– Открой, – сказала Максин, когда позвонили в дверь. Пальцы ее ног были засунуты в оранжевые разделители, а темно-красный лак еще не высох. – Я похожа на утку.

– Вы похожи на утку, – заметил Гай Кэссиди, когда две минуты спустя Дженни провела его в гостиную.

Максин сидела на полу, вытянув перед собой босые ноги, и поглощала батончик «Марс».

– Судя по всему, – спокойно заметила она, – вы оправились после нашей встречи.

Дженни, заинтригованная его неожиданным появлением, спросила:

– Не хотите ли чашечку чаю?

– Спасибо. – Он улыбнулся и сел в кресло. Внимание Максин было приковано к телевизору – показывали старую серию «Инспектора Морса», – и Гай спросил: – А вы раньше не смотрели эту серию? Его убил Льюис.

– И кто теперь врет? – ответила она с едва заметным сарказмом, не отрывая глаз от экрана.

Дженни ретировалась на кухню.

– Ну не молчите. – Максин доела шоколадку и бросила обертку на стол. – Скажите, зачем вы здесь.

Увиливать было бессмысленно. Гай сказал:

– Работа. Если вы все еще заинтересованы, она ваша.

– Сдались все-таки.

Он кивнул.

– Боже, – невинно заметила Максин, – вы, должно быть, в безвыходном положении.

Сжав зубы, он позволил ей насладиться триумфом.

– Да.

– И я, вся такая дурно влияющая…

– Вполне возможно, – сухо сказал он. – Но ваша сестра замолвила за вас пару слов, и мой сын почему-то положил на вас глаз.

– И у вас нет другого выхода, – повторила Максин, но на этот раз он проигнорировал выпад.

– Так вам интересно это или нет?

– Ну, не знаю. – Она склонила голову набок, словно обдумывая ответ. – Мы не обсуждали условия.

– Ваши перепончатые лапы мы тоже не обсуждали, – заметил он. – Но мой принцип – живи и давай жить другим.

Дженни не утерпела и выскочила из кухни, как чертик из коробки.

– Ей интересно. – Она проигнорировала знаки, которые подавала ей Максин, и сунула Гаю в руки чашку чаю. – Она согласна на эту работу. Когда ей нужно начинать?

ГЛАВА 6

Гаю Кэссиди было двадцать три, когда он познакомился с Вероник Шарпантье. Это был самый ветреный, самый дождливый день года, и он ехал домой после утомительной четырнадцатичасовой смены в фотостудии.

Движение практически застопорилось, и его машина намертво застряла позади автобуса. Он мог думать только о том, как вернется домой и погрузится в горячую ванну с бутылкой холодного пива в руке. Предполагалось, что сегодня они с Амандой, его девушкой, отправятся на вечеринку в Челси, и до этого оставалось меньше двух часов. Сам он вряд ли пошел бы туда, но она умела настоять на своем.

Автобус притормозил на остановке, и из дверей начали появляться пассажиры. Гай наблюдал, как они, словно гонимые ветром листья, разлетаются во все стороны, стараясь поскорее скрыться за дверями домов и магазинов.

Но последняя пассажирка не собиралась так легко сдаваться. Светлые волосы облепили ее лицо, а она изо всех сил пыталась совладать с серым зонтом, который рвался у нее из рук. В какой-то момент зонт вывернулся наизнанку, она споткнулась и упала, покупки из ее пакета рассыпались по тротуару. Обретя свободу, зонт пролетел пару метров и плюхнулся в лужу, в которую через пару секунд въехал и автобус, окатив девушку с ног до головы грязной водой.

Когда Гай подбежал к ней, она уже сидела, бормоча под нос: «Чертова Англия».

– Вы в порядке? – спросил он, осторожно помогая ей подняться на ноги. Грязи было много, но крови, кажется, не видно.

Она покачала головой, уже не так яростно, потом бросила печальный взгляд на свой пакет, валявшийся в водостоке.

– Я да. Но мои круассаны! Я дююмаю, они утопли. Чертова Англия!

– Ну, ничего. – Он улыбнулся ее словам и повел к машине. Когда она уже сидела в машине, мрачно обозревая дыры на темных чулках, он спросил: – Почему «чертова Англия»?

– Английская погода. Дурацкий английский зонт, – объяснила она, показывая за окно. – И сколько добрых английских людей остановились, чтобы помочь, когда я рюхнула? Тссч!

– Я остановился, – заметил он, трогаясь с места под оглушительное гудение клаксонов.

Девушка вздохнула.

– Да, разюмеется. И теперь я сижу в вашей машине и даже не знаю вас. Вот мне повезьет, если меня зарежет сумасшедшая личность.

– Я не выношу вида крови, – заверил ее Гай. – И я вовсе не сумасшедший. Скажите, где вы живете, и я отвезу вас. Зуб даю.

Она нахмурилась, видимо обдумывая предложение. Наконец повернулась к нему и озадаченно сказала:

– Я не понимаю. Зачем мне ваш зюб?

* * *

Ее звали Вероник, ей было восемнадцать лет, и жила она в мансарде, у которой был один плюс – во всяком случае, днем – оттуда открывался прекрасный вид на тюрьму Уондзуорт.

В награду за то, что не убил ее по дороге, Гай был приглашен на кофе. К тому времени, как его чашка опустела, он успел влюбиться в ее владелицу и забыть о том, что Аманда вообще существует.

– Позвольте мне пригласить вас на ужин, – сказал он, с ужасом спрашивая себя, что же ему делать, если она откажет. Его сердце забилось снова, когда она улыбнулась.

– Мне идти прямо так, мокрой и в слякотьи? Или я могу предварительно принять ванну?

– Я буду рад в любом случае, – улыбнулся в ответ Гай.

– Полагаю, мне все же лючше принять ванну, – рассудительно ответила Вероник. Она встала и указала на стопку журналов, громоздившихся рядом с продавленным диваном. – Я не задержусь. Вы сможете развлечь себя? Это французские журналы, но вы можете посмотреть картинки.

Крохотная ванная была пристроена к комнате. Гай улыбнулся, услышав, как она старательно запирает разделявшую их дверь. Журналы оказались порядком замусоленными номерами французского «Вог», в одном из которых он отыскал собственные фотографии, которые делал на последнем показе мод в Париже. Он подумал, что Вероник листала страницы с плодами его труда, и эта мысль обрадовала его. Он решил, что это доброе предзнаменование, означающее начало долгих отношений.

Но журналы явно были для нее роскошью. Комната, хоть и озаренная следами ее присутствия, была обшарпанной и бедно обставленной. Диван с подушками, украшенными ручной вышивкой, служил также кроватью. Лампы были расположены так, чтобы спрятать в тени ободранные обои, а плакаты на стенах, судя по всему маскировали грязь или потеки. Запах нужды витал в воздухе, и ни свечи с запахом корицы, ни мисочки с сушеными цветами не могли его скрыть.

Не было даже телевизора; пачка хорошей писчей бумаги и маленький транзисторный приемник, видимо, только и развлекали ее. Гай внимательно осмотрел комнату, страстно желая узнать побольше о Вероник Шарпантье, и почувствовал неодолимое желание увезти ее из этого холодного, мрачного дома, сказать ей, что больше нет нужды жить так, что он позаботится о ней…

И когда двадцать пять минут спустя она появилась на пороге ванной, он почти прикусил язык, чтобы эти слова не вырвались у него. В черном свитере с высоким горлом, светло-серой юбке и черных чулках она выглядела потрясающе. По плечам рассыпались белокурые волосы. Серые с серебряным отливом глаза радостно глядели на него. Она накрасила губы бледно-розовой помадой.

– О'кей? – весело спросила она.

– О'кей! – кивнул Гай.

– Хорошо. – Вероник улыбнулась ему. – Я дюмаю, мы прекрасно проведем вечер.

– Я в этом уверен.

Она задула свечи и взяла сумку.

– Могу я сделать вам признание?

– Что?

У Гая екнуло сердце. Он не мог представить, что она скажет. И не хотел этого слышать. Но Вероник уже продолжала:

– Я дюмаю, что начинаю радоваться, – шепотом сообщила она, – тому, что выпала из автобуса в дождь. Может, английская погода не такая плохая, в конце концов.

Оливер Кэссиди не очень обрадовался, когда три недели спустя его сын сообщил, что собирается жениться на Вероник Шарпантье.

– Ради всего святого, – сердито сказал он, прикуривая сигару «Король Эдуард» и даже не пытаясь говорить тише. – Это просто смешно. Ей восемнадцать лет. Она француженка. Ты даже не знаешь ее.

– Нет, знаю, – возмутился Гай. – Я люблю ее, а она любит меня. И я пришел не для того, чтобы спрашивать у тебя позволения жениться на ней, это произойдет в любом случае. Я уже договорился в бюро регистрации.

– Значит, ты просто дурак! – зарычал Оливер. – Она любит твои деньги, твою карьеру; почему ты не можешь просто пожить с ней пару месяцев? Тогда ты быстро от нее отделаешься.

– Кричать не обязательно, – сказал Гай. Вероник ждала в соседней комнате.

– Почему это? Почему я не могу кричать? – Его отец грозно насупил брови. – Я хочу, чтобы она меня слышала! Пусть знает, что в нашей семье не все такие болваны, как ты. Если тебя интересует мое мнение, то она просто умная, пронырливая иностранка, которая ищет тепленькое местечко.

– Меня твое мнение не интересует, – холодно ответил Гай. – И я вовсе не хочу отделываться от Вероник. Она будет моей женой, нравится это тебе или нет.

Оливер Кэссиди побагровел.

– Ты выставляешь себя на посмешище.

– Не я, – сказал Гай, возмущенный нежеланием отца хотя бы попытаться понять, – а ты.

Они поженились в Кэкстон-Холле, и вместо медового месяца Вероник отправилась вместе с Гаем в командировку в Швейцарию. Когда они вернулись, Вероник перевезла к Гаю свои немудреные пожитки, оставила работу в шумной лондонской закусочной и сказала:

– Ну! Что мы будем делать теперь?

Десять месяцев спустя родился Джошуа, с темно-синими глазами Гая и белокурыми волосами Вероник. Вероник, у которой не было семьи, грустно сказала:

– Как жалко. Твой отец меня ненавидит, я знаю, но нужно дать ему шанс полюбить внука.

Однако Гай, хоть и не мстительный по природе, не собирался делать шаги к примирению.

– Он знает, где мы живем, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – Если бы он хотел увидеть Джоша, мог бы прийти. Но он явно этого не желает, так что забудь о нем.

Рождение Эллы два года спустя принесло еще больше радости в их семью. Вероник надеялась, что у этой малышки будут серые глаза и темные волосы, но Элла оказалась копией Джоша. Гай, карьера которого совершила головокружительный взлет, сделал столько фотографий своей семьи, что их впору было хранить в чемоданах, а не в альбомах. Но он был взбешен, когда получил по почте большой конверт с его адресом, надписанным знакомой рукой, в котором было несколько снимков, – он понял, что Вероник посылала их его отцу.

– Не смей никогда больше этого делать! – Он в ярости швырнул конверт на землю. – Он не заслуживает ничего. Я же говорил тебе… выбрось его из головы!

Но Вероник не могла этого сделать. У всех детей должен быть дедушка, и она мечтала, что ее дети узнают и полюбят единственного деда, который у них остался. Время шло, однако пропасть между ними оставалась такой же широкой, и она решила как-то изменить ситуацию. Ее муж и свекор оказались слишком гордыми для того, чтобы сделать первый шаг к примирению, но она была готова рискнуть ради Джоша и Эллы. Когда Оливер Кэссиди увидит внуков, рассуждала она, его злоба безусловно пройдет. Это будет fait accompli,^[2] тогда человеческая натура возьмет свое, и все-все будет хорошо.

Заранее зная, что ее упрямый муж не позволит ей налаживать отношения, она держала свои планы в тайне. Оливер Кэссиди жил в Бристоле, поэтому она дождалась, когда Гай отправится в двухнедельную командировку в Нью-Йорк, и только тогда забронировала для себя и детей номер в гостинице, расположенной менее чем в миле от дома свекра.

Когда они наконец вышли из поезда, голова у Вероник просто раскалывалась, но отступать было поздно. Чтобы не волновать Джоша и Эллу, она старалась сохранять бодрый вид. Усадив их за столик на залитой солнцем террасе отеля, она купила им по большой порции мороженого и весело сказала:

– Ну-ка быстро ешьте и смотрите, не капните на себя. Мы собираемся навестить одного очень хорошего человека, и будет нехорошо, если вы перемажетесь мороженым с ног до головы.

Шестилетний Джош был в восторге от приключения.

– А кто это? – спросил он.

Но Вероник, у которой все сильнее болела голова, только улыбнулась в ответ.

– Просто один хороший человек, дорогой. Он живет тут неподалеку, уверена, он тебе понравится.

Джош не был так в этом уверен. Человек в большом доме, куда привела их мама, казалось, не обрадовался им. Джош всегда думал, что очень хорошие люди много улыбаются, обнимают тебя и – иногда – дают конфеты. А этот человек с кустистыми седыми бровями даже не поздоровался.

– Мистер Кэссиди, – быстро сказала Вероник. Начало было не слишком многообещающее, и у нее мигом вспотели ладони. – Я привела Джоша и Эллу навестить вас… Я думала, вы захотите с ними познакомиться… с вашей семьей…

Оливер Кэссиди не любил сюрпризов. И не выносил, когда пытаются играть на чувствах. Этот человек, который редко признавал свои ошибки, не видел причин для того, чтобы менять мнение о французской жене сына. В ярком платье и с распущенными волосами она выглядела как подросток, но это не помогло. И если она думала, что проблема может разрешиться так просто, как в сказке, то она или глупа, или ужасно наивна.

– В чем дело? – холодно осведомился он, неприязненно разглядывая ее побледневшее лицо и не обращая внимания на детей, жавшихся к ее ногам. Он широким жестом обвел дом в стиле короля Георга и лужайки вокруг. – Боитесь, что, когда я помру, им это не достанется?

– Нет! – потрясенная его жестокостью, Вероник отступила назад. – Нет! – крикнула она еще раз, молясь, чтобы он понял. – Они ваши внуки, ваша семья! Дело вовсе не в наследстве…

– Очень хорошо! – рявкнул Оливер Кэссиди. – Потому что они его все равно не получат.

Элла, стискивавшая руку матери, захныкала.

– Меня тошнит, – всхлипывала она. – Меня..

– У меня важная встреча. – Он взглянул на часы, чтобы придать вес своей лжи, а потом в ужасе шарахнулся в сторону.

Но было поздно. Эллу, объевшуюся шоколадным мороженым, уже вытошнило на ручной работы ботинки ее деда.

Когда они вернулись в гостиницу, Вероник поняла, что заболела. Головная боль и озноб усилились после пережитого потрясения, каждую косточку в теле ломило.

К вечеру ей стало совсем плохо. Она с трудом смогла встать с кровати, позвонить вниз и попросить вызвать врача. Летняя простуда, подумала она, с трудом сдерживая нервные слезы. Этого только не хватало. Подходящее завершение неудачной поездки. Будь она суеверной, подумала бы, что Оливер Кэссиди наслал на нее порчу, чтобы наказать за дерзость.

Но врач отнесся к ситуации куда серьезнее.

– Миссис Кэссиди, боюсь, мы должны отвезти вас в больницу, – сказал он, закончив осмотр.

– Mais c'est impossible! – закричала Вероник; от слабости она вдруг позабыла все английские слова. – Mes enfants…^[3]

* * *

Но это было не предложение, а утверждение. Скоро прибыла карета «скорой помощи», и около полуночи Вероник уже привезли в неврологическое отделение одной из самых больших больниц Бристоля. Управляющий гостиницы заверил, что сам свяжется с ее мужем, и головой поручился, что о детях позаботятся.

Двадцать семь часов спустя, когда в больницу приехал Гай. Вероник уже была в глубокой коме. Как и предполагал врач, анализы показали, что у нее вирусная форма менингита, и, хотя медики делали все, что в их силах, прогноз был неблагоприятный.

– Мамочка сказала, что мы пойдем к хорошему человеку. – Глаза Джоша наполнились слезами, когда Гай попытался вытянуть из него правду. – Но он был совсем не хороший, он был злой. Он кричал на мамочку, потом Элла испачкала его ботинки. А когда мы вернулись в гостиницу, мамочке стало плохо. Папа, когда мы поедем домой?

Именно это Гай и подозревал. Он не связался с отцом. И когда три дня спустя Вероник умерла, не приходя в сознание, он тоже не передумал. Может, Оливер Кэссиди и не был виноват в ее смерти, но он постарался, чтобы последние часы ее жизни были настолько ужасными, насколько возможно. И этого Гай ему никогда бы не простил.

ГЛАВА 7

Из окна кухни Гай увидел, как оранжевый «MG» Максин с визгом затормозил на подъездной дорожке.

– Не знаю, – с сомнением сказал он. – Я все еще не уверен, что поступаю правильно. Кто-нибудь, скажите мне, что я не совершаю большую ошибку.

Беренис проследила за его взглядом. Из машины вылезала девушка в коротеньких белых шортах и темно-серой майке с надписью «МУСКУЛЫ» на груди.

– Новенькая просто не отвечает вашим представлениям о нянях, – дружелюбно ответила она. Потом, утешаясь тем, что завтра в это же время она уже будет замужней женщиной, добавила: – Она выглядит совсем не так, как я.

На это трудно было подыскать дипломатичный ответ; разница между девушками была слишком очевидной. Но с Беренис было так уютно, думал Гай, и каждому, кто видел ее, было ясно, что между ним и ею ничего быть не может.

А вот прибытие Максин Воган наверняка вызовет кучу сплетен.

– Меня не интересует, как она выглядит, – безжалостно сказал он. Наверху затопотали, Джош и Элла сбежали вниз и выскочили на улицу. – Я хочу, чтобы она заботилась о моих детях, вот и все.

Он хотел добавить что-то еще, но тут его внимание привлекла сцена за окном.

– О'кей, – говорила Максин, облокотившись на машину и обозревая стоящих перед ней детей. – Только напомните мне, кто из вас Джош, а кто – Элла?

Джош вздохнул с облегчением. Он был почти уверен, что она не станет заставлять их есть холодную овсянку. Еще он питал большие надежды на поздние отходы ко сну, когда пала будет в командировках. Беренис всегда становилась занудой, как только речь заходила о том, что им пора спать.

– Я – Элла, – сказала его сестра, силясь понять, серьезно ли говорит Максин, которую она видела впервые. – Я девочка.

– Ну конечно. – Максин улыбнулась и протянула ей сумочку. – Значит, ты подержишь это, а я вытащу чемоданы. Твой папа дома?

– Он на кухне, – сообщил Джош. – С Беренис.

– Хм-м-м. Было бы мило с его стороны выйти и поприветствовать меня. – Многозначительно посмотрев в сторону кухонного окна, она вытащила из багажника чемоданы и плюхнула их на посыпанную гравием дорожку. Она так серьезно отнеслась к тому, что ей предоставят здесь комнату, что даже наведалась к Морису в Лондон и забрала все свои вещи. – Что ж, внутрь их сможет внести он. Для этого и нужны мужчины.

Когда Дженни подъехала на своем пикапе к Трезайль-Хаусу, Максин уже успела устроиться в отведенной ей комнате. Огромная спальня в розовых, желтых и кремовых тонах, залитая солнечным светом, уже превратилась в помойку.

– Беренис дала мне список того, что можно и чего нельзя, – сообщила она, закатив глаза, и швырнула охапку белья в открытый шкаф. – Она, похоже, помешана на порядке.

– Няни должны быть аккуратными, – напомнила Дженни.

– Да, конечно. Мне жаль парня, за которого она выходит.

– Тебе тоже нужно быть аккуратной, – продолжила Дженни. – И детей приучать к этому.

Максин удивленно посмотрела на нее.

– У нас такого не было!

И это была правда. Tea, увлеченная работой, великодушно относилась к детям, которые большую часть времени были предоставлены сами себе, пока она, равнодушная к внешнему миру, погружалась в чудо создания новой скульптуры.

Во время своего замужества Дженни поняла, что ее тяга к уюту и домашнему хозяйству проистекает из хаоса тех детских лет, когда она мечтала о порядке и стабильности. Но Максин это, похоже, никогда не беспокоило. Более авантюрная по натуре и не такая сторонница комфорта, как ее старшая сестра, она с радостью принимала хаос. Дженни хотела бы, чтобы с таким же энтузиазмом она отнеслась к работе.

– Это другое дело, – строго сказала она. – У нас хотя бы была мать. А у Джоша и Эллы – нет. Для них это нелегко.

– Для меня это тоже будет нелегко. – Максин взглянула на список, написанный аккуратным, разборчивым почерком. – Тут сказано, они должны вставать в шесть тридцать. И предполагается, что я буду кормить их завтраком!

– Ну прекрати! – вздохнула Дженни. – Ты хотела получить эту работу! Ты мечтала сюда переехать. Что с тобой?

– Я хотела работать на Гая Кэссиди. – Максин посмотрела на нее как на дурочку. – Но мы только что вместе просмотрели его расписание и, судя по всему, он постоянно будет в разъездах. А пока он будет в самолетах носиться по миру, я буду сидеть дома с детьми, как какая-то долбаная домохозяйка. – Она помолчала и недовольно добавила: – Это совсем не то, о чем я мечтала.

Гай вышел из студии, когда Дженни добавляла последние штрихи к композиции из цветов на крыльце. Молясь, чтобы ночью не пошел дождь, она украсила каменные колонны у входа желтыми и белыми шелковыми лентами, прикрепив там и тут мимозу и гипсофилу. В сочетании с плющом, которым уже был увит белый камень, получится прекрасная оправа для невесты и жениха, когда они поднимутся по ступеням, чтобы сделать снимки, причем снимать будет один из самых известных фотографов в стране.

– Отлично. – Отступив на шаг, чтобы оценить общий эффект профессиональным взглядом, он утвердительно кивнул. – Вы потрудились на славу.

– Парикмахер тоже, – заметила она, увидев, как подъезжает машина и из нее выходит Беренис, испуганно прикрывая голову от легкого ветерка, дувшего с моря. Ее каштановые волосы были убраны назад и с продуманной небрежностью завивались локонами, касавшимися плеч, когда она шла.

– Как ты будешь сегодня спать? – спросил Гай, и Дженни заметила, как удивленно он смотрит на преобразившуюся невесту.

Беренис, покрутив так и сяк головой, ответила:

– Сидя, – а потом широко улыбнулась, увидев работу Дженни. – Как красиво! Вы, наверное, потратили уйму времени!

– Думаю, мы все заслужили выпивку. – Положив руку ей на плечо, Гай повел Беренис в дом. – Вы тоже, – добавил он, когда Дженни попыталась протестовать.

– Где дети? – спросила Беренис.

– Наверху с новой няней. – Он усмехнулся. – И с колодой карт. Я слышал, она говорила, что научит их играть в покер.

– Развлекаетесь? – спросил Гай, присоединяясь к Дженни в гостиной на следующий день. Она смотрела в окно, как Максин флиртует со свидетелем.

– Со стороны Беренис было очень любезно пригласить меня, – с улыбкой ответила она. – И ей очень повезло, что прием проходит здесь. Она ужасно благодарна – сказала мне, что иначе пришлось бы собирать гостей в «Красном льве».

Он пожал плечами.

– Без проблем. Свадьбы – это моя специализация. А сорок гостей – это вообще ерунда.

– Вы будете скучать по ней, – сказала Дженни, кивнув в сторону Беренис.

– Дети, конечно, будут. Нам повезло, что она была с нами так долго. – На его лицо легла тень. – Она работает у нас с тех пор, как умерла моя жена.

Свадьбы составляли важную часть работы Дженни, но она по-прежнему выносила их с трудом. Каждый раз они будили в ней воспоминания о ее свадьбе с Аланом.

– Вам, должно быть, нелегко, – сказала она, спросив себя, что сейчас творится у него в голове.

В саду Беренис и Майкл позировали, обнявшись. Джош с серьезным лицом снимал уже вторую пленку. Окно было открыто, и слышались его строгие команды: «Не смейтесь… стойте спокойно… сделайте счастливые лица…»

Одним глотком допив вино из своего бокала, Гай сел рядом с Дженни, скрестив свои длинные ноги.

– Нелегко, но терпимо, – сказал он медленно. – Я не лишаю других людей права на счастье. У нас с Вероник оно длилось семь лет.

Дольше, чем у меня, грустно подумала Дженни, но он, конечно, ничего не знал о ее прошлом. Ей не хотелось соревноваться с ним по части трагизма, и она промолчала.

Но Гай, казалось, хотел развить затронутую тему.

– Труднее терпеть отношение других, – сказал он, нарушив молчание. – Сначала я жил как на автопилоте, делал то, что необходимо, и старался, чтобы Джош и Элла страдали как можно меньше. Все так переживали за нас, куда ни глянь, везде сочувствующие и понимающие лица… И конечно, они были искренни. Но через полгода я уже не мог выносить сочувствия. Я отвернулся от этого, вернулся к работе и начал… Ну, это был довольно дикий период. Подсознательно, думаю, я искал замену Вероник, но выходило так, что я хватал одну женщину за другой – а на показах они так и вьются вокруг тебя – и постоянно напивался. Все, чего я добился в результате, – сделал несчастными уйму людей. И себя в том числе. И те, кто сначала относился ко мне с таким пониманием, изменили мнение и решили, что я настоящий ублюдок. Спать с девушками и бросать их – при этом так грубо, что они понимали, как я к ним отношусь на самом деле, – в то время мне это казалось единственным выходом, но мне становилось только хуже. В конце концов я пришел в себя и бросил это дело. – Улыбнувшись уголком рта и искоса взглянув на Дженни, он добавил: – Повезло еще, что не подхватил никакой заразы. Тогда, видит бог, я этого заслуживал.

Дженни, которая читала книги о том, как надо справляться с горем, неуверенно сказала:

– Мне кажется, это совершенно естественная реакция. Видимо, мужчины реагируют таким образом чаще, чем женщины, но, если им это не свойственно, в конце концов они успокаиваются. И что теперь? Вы успокоились?

Странно было говорить так доверительно с посторонним человеком. Но она действительно хотела узнать, как он справился с этим и как справляется теперь.

Похоже, Гая ее вопросы не смутили. Он потянулся за бутылкой и налил ей и себе белого вина.

– Проблема с отношением других людей осталась. – В его глазах мелькнуло презрение. – Мне, конечно, плевать, что они думают, но иногда это утомляет. Прошло три года, и, видимо, от меня ждут новой женитьбы. Я постоянно чувствую давление. Если на званом ужине мне представляют девушку, я понимаю, что это тщательно отобранная, подходящая кандидатура. Странно, что ни у одной еще не было на лбу татуировки: «Потенциальная жена». Потом все говорят мне, какая она чудесная, как она любит детей и как, наверное, трудно бедным Джошу и Элле без матери. – Его передернуло. – Боже, это происходило тысячу раз. Просто повторяющийся кошмар. И конечно, отбивает всякую охоту лучше, чем ведро брома.

– Что такое бром? – спросила Элла, и они оба подскочили.

Оправившись от потрясения, вызванного ее неожиданным появлением, Гай сказал:

– Это такая холодная каша. Тебе не понравится. – Потом, посадив ее к себе на колени, добавил: – А тебе нужен колокольчик на шею, как у коровы. Ты подслушивала, ангел?

– Нет. – Она так затрясла головой, что развязался белый бант. – Я слушала вас. Папа, а когда мне можно будет выйти замуж?

Он напустил на себя строгий вид:

– А что? Когда бы тебе хотелось?

– Завтра. – Элла хихикнула и натянула на колени свое лиловое платьице. – Я хочу замуж за Люка.

Люк был восьмилетний племянник Беренис.

– Понятно. – Казалось, Гай задумался. – Ну, завтра так завтра, я не против. Но, наверное, мне нужно сначала поговорить с женихом.

Элла нахмурилась, опасаясь, как бы он не узнал о стакане лимонада, который она вылила в чью-то сумку, оставленную без присмотра.

– Зачем?

– Женитьба это серьезное дело, – объяснил ей Гай. – Поэтому я обязательно должен поговорить с Люком, как мужчина с мужчиной. Помимо всего прочего, – строго добавил он, – я спрошу его о планах на будущее.

ГЛАВА 8

Жара все не спадала. Утром в воскресенье Дженни упаковала холщовую сумку и отправилась на пляж. Народу наверняка будет битком, зато она сможет развлечься, пытаясь угадать по различным оттенкам белых, красных и коричневых тел, сколько отдыхающие пробыли в Трезайле. А подслушивать их разговоры – особенно ей нравились ссорящиеся пары – всегда было очень весело.

На пляже действительно было людно, к счастью, отлив освободил дополнительную площадь. Многочисленные песчаные замки высились теперь на мокром участке пляжа, позволив серьезным пляжникам с большим комфортом разместиться на сухом. Дженни нашла пятачок, достаточный для того, чтобы расстелить полотенце, раскрыла новый роман Даниэлы Стил и с удовольствием стала прислушиваться к миленькой, уже разгоревшейся дискуссии между двумя толстыми, опаленными солнцем ливерпульцами о том, перекусить ли попозже треской и чипсами или разориться на настоящий воскресный ланч в том шикарном местечке на Амори-стрит. Она хотела было вмешаться и сказать, что шикарное местечко, принадлежавшее Бруно, по воскресеньям закрыто, но жаль было их прерывать. Открутив крышку «Амбр Солер», она тщательно натерла наиболее нуждавшиеся в загаре места и быстро провалилась в сон.

Проснулась она, почувствовав, что в ее пупок льется ледяная жидкость.

Над ней стоял улыбающийся Бруно с банкой колы.

– Конечно, это должен быть «Боллинджер», – сказал он, с удовольствием рассматривая ее тело в бикини цвета фуксии. – Но иногда приходится импровизировать. Я могу присесть?

– Ну, не знаю, – с непроницаемым видом ответила Дженни. – А что, у тебя с этим сложности?

– Хорошо. Может, мне будет позволено занять кусочек твоего полотенца? – Не дожидаясь ответа, он опустился на песок и предложил ей колу. – Должен сказать, выглядишь ты довольно соблазнительно. Я с трудом узнал тебя без одежды.

Ливерпульцы у них за спинами захихикали. Дженни едва не вздрогнула, когда Бруно легонько провел пальцами по ее животу. Было довольно приятно; жаль, диета не оказалась более действенной, посетовала она про себя.

Он не останавливался.

– Не надо, – запротестовала она, отталкивая его руку. – Я толстая.

– Чушь! – слишком горячо возразил Бруно. Приверженность женщин различным диетам ужасно огорчала его, особенно если проявлялась в его ресторане. – Это все остальные слишком худые.

Слегка смутившись, она спросила:

– А где Нина?

– Отправилась навестить родителей. – Он многозначительно взглянул на нее. – Возвращается во вторник утром. Я на два дня остался один.

– Бедняжка, – улыбнулась Дженни, увидев выражение его лица. – Что же ты будешь делать?

Он знал, чего хотел бы, но понимал также, что действовать придется очень осторожно. Дженни Синклер была одна из тех редких женщин, которые не подозревают о своей привлекательности. Еще не познакомившись с ней, он был поражен окружавшей ее аурой печали и впечатлен тем, как гордо она отказывалась принимать сочувствие от друзей, знавших о ее несчастье.

Она была не из тех, с кем можно завести интрижку на выходные. Будь так, он давным-давно завоевал бы ее и забыл. Но она была запретным плодом, и это постоянно подогревало его интерес. Снова и снова Бруно говорил себе, что, с учетом обстоятельств, стоит просто оставить все как есть и не забивать себе голову, но влечение не пропадало, и, как человек опытный в таких делах, он знал, что это чувство взаимно. Под маской безразличия и отстраненности он чувствовал ее интерес. Прошли годы с тех пор, как он в последний раз наслаждался болезненным удовольствием такой медленно тлеющей дружбы. Как бы то ни было, воскресенье и понедельник были целиком в его распоряжении, и он был настроен еще раз попытать счастья.

– Жарко. – Он допил колу и вновь окинул взглядом ее блестевшее от лосьона тело. – Учти, если ты сейчас не уйдешь, то наверняка сгоришь. Давай, собирайся и пойдем перекусим.

Это было заманчивое предложение. Дженни вдруг поняла, что проголодалась, и компания была приятная, поэтому она приподнялась на локтях и спросила:

– Где?

– У меня.

– А. – Нина уехала. У Дженни появились сомнения. – Но…

– Ох, милая, – усмехнулся он, почувствовав, что она колеблется. – Теперь я заставил тебя волноваться, и ты пытаешься придумать, как вежливо отказаться.

Дженни покраснела и от этого еще больше смутилась.

– Ну…

– Ради бога, – немного раздраженно сказал Бруно, – я говорил только об обеде. Я не приглашаю тебя на разнузданную оргию.

Ей стало неудобно, и она попробовала возразить:

– А я и не думала ничего такого.

– Нет, думала. – Он ухмыльнулся и помог ей встать. – Но не паникуй – ты будешь в безопасности. Давай, пошли.

Как и Дженни, Бруно с Ниной жили над своим заведением, но только у нее была совсем маленькая квартирка, а у них – просторные, шикарные апартаменты.

Дженни никогда не бывала у них раньше, и квартира ее впечатлила. Белые меховые ковры на покрытом плиткой полу оттеняли зелено-лавандовый декор. На стенах висели полуабстрактные картины, повсюду расставлены высокие растения в белых фарфоровых горшках. Потолок был цвета бледной лаванды, как и два трехместных кожаных дивана; на том, что стоял ближе к окну, сидел белый кот с изумрудно-зелеными глазами.

– Ты удивлена, – сказал Бруно, протягивая ей бокал ледяного «Пиммз».^[4]

– Да, немного, – призналась она. Почти идеальное совершенство квартиры совсем не вязалось с апатичной, бесцветной Ниной.

Казалось, он снова прочел ее мысли.

– Это все я. Нина не интересуется дизайном интерьера; она просто соглашается с моими предложениями.

Насколько Дженни могла судить, Нина соглашалась с чем угодно. Последовав за ним на отлично оборудованную кухню, она прислонилась к стене и стала наблюдать, как он готовит обед. В мужчине, который может готовить и говорить одновременно, есть что-то неотразимое. Не успела она поставить опустевший бокал, как он наполнил его снова, а потом плеснул для вкуса еще немного чистого джина.

Неожиданно крепкий напиток ударил ей в голову. Когда они сели за стол, ее колени совсем обмякли, а она сама почувствовала приятную раскрепощенность.

– Почему вы поженились? – заинтригованно спросила она.

– Я не даю обещаний, которые не в состоянии выполнить.

– Значит, ты не страстно влюблен в Нину. Она не могла поверить, что говорит это. Чтобы скрыть неловкость, Дженни попыталась принять безразличный вид, но эффект был смазан, когда она не смогла подцепить на вилку кусочек омлета и тот шлепнулся на бледно-зеленую скатерть. На этот раз Бруно улыбнулся шире.

– Скорее, я выискиваю невесту побогаче.

– А-а-а.

Она надеялась, что он шутит. С Бруно было сложно понять.

Но на этот раз, кажется, он говорил серьезно.

– Нина весьма состоятельна. – Он обвел рукой квартиру, указал на ресторан внизу. Потом пожал плечами. – Она все купила, я управляю, и это устраивает нас обоих. Но если бы у нее не было денег, что ж…

– Это ужасно! – запротестовала Дженни, но Бруно не собирался сдаваться.

– Нет, это честно. – Он доел свой омлет, сдвинул тарелку на край стола и закурил. – Любые отношения – это сделка. Просто наша основана на материальной заинтересованности. И Нина прекрасно это понимает, – добавил он, выпустив идеальное колечко дыма. – Она понимает. И как только она почувствует, что ей это не нравится, сразу сможет выставить меня за дверь.

Омлет с сыром бри и салат из помидоров удались на славу, но у Дженни вдруг пропал аппетит. Для Бруно это было в порядке вещей. Из его уст все звучало так просто и естественно, в то время как ее эти соображения ранили в самое сердце. Она, безусловно, не была богата, но, с тех пор как они познакомились с Аланом, работала не покладая рук и смогла арендовать свой магазинчик и квартиру над ним. Алан же работал только тогда, когда не хватало денег на еду. Серфинг и водные лыжи, его основные увлечения, не были особенно прибыльными. Иногда, думая о нем после его исчезновения, Дженни задавалась вопросом: а не была ли она всего лишь удобной гаванью, предоставлявшей стол и кров для человека, любовь которого она просто придумала?

Но теперь она была в гостях у Бруно и вовсе не собиралась плакать. У них с Ниной было соглашение: они скорее были деловыми партнерами, чем парой, и они даже не были женаты. Глотнув еще немного «Пиммз», Дженни почувствовала, что слабеет. Она была одна уже восемнадцать месяцев, оплакивая потерю мужа и думая, сможет ли она когда-нибудь еще наслаждаться жизнью. Может, пришло время немного повеселиться. Может, она должна забыть обо всем и броситься в омут очертя голову.

– Значит, твоя жизнь прекрасна, – сказала она, кокетливо улыбаясь. – Ты имеешь все, что хочешь.

– Почти все. – Он кивнул в знак согласия, лениво оглядывая своими бесстыжими глазами ее тело. Дженни почувствовала неожиданное возбуждение; прошло столько времени с тех пор, как она была желанной.

Бруно, конечно, хотел ее, но не собирался что-либо предпринимать. Во всяком случае не теперь. Он знал, что у Дженни есть определенные подозрения на его счет, и, если сегодня он совершит ошибку, завтра она будет жалеть об этом. Он не хотел, чтобы их отношения были омрачены чувством вины. Если уж Дженни Синклер станет его, подумал он, то одного вечера удовольствия будет явно недостаточно.

Возвращаясь домой несколько часов спустя, Дженни не знала, радоваться ей или огорчаться. Ее добродетель была не тронута, но самолюбие при этом немного пострадало. Бруно сдержал слово и повел себя как джентльмен. После обеда они пили кофе на залитом солнцем балконе и просто болтали. Когда «Пиммз» возымел свой эффект и она прикрыла глаза, он принес ей подушки, а сам отправился в душ. Проснувшись, она услышала приглушенные звуки Вивальди, доносившиеся из стерео, напротив нее сидел Бруно и читал «Санди таймс». Подняв взгляд, он улыбнулся и сказал:

– Ну вот и хорошо. Поможешь мне с кроссвордом. Меня смущает восемь по горизонтали.

ГЛАВА 9

Пожив в Трезайль-Хаусе, Максин обнаружила, что интереса у обитателей не вызывает, правда, для Гая Кэссиди такое отношение казалось естественным. По-видимому, проводя почти всю жизнь в окружении прекраснейших женщин мира, он приобрел иммунитет. Она ожидала, что ею будут восхищаться, но в глазах Гая Максин Воган явно была только новой няней и ничем более. А когда он обнаружил, что ее навыки обращения с утюгом оставляют желать лучшего, ее рейтинг упал еще ниже.

– Я не могу делать это, когда вы стоите у меня за спиной и смотрите, – сказала она в свою защиту, сражаясь с Эллиными розовыми хлопчатобумажными брюками и ругаясь про себя, что не проверила содержимое карманов, перед тем как засунуть их в стиральную машину. Синие бумажные комочки приклеились к ткани, как репей.

– Ухожу, ухожу, я все равно не в силах на это смотреть.

Оставшись на ужасной кухне один на один с проклятым утюгом, она почувствовала себя совсем как Золушка. На улице Гай дурачился с Эллой и Джошем, поливая их из шланга. Элла визжала от хохота и вырывалась. Наконец она вывернулась из его крепких объятий и повалилась в клумбу. Когда девочка поднялась, у Максин перехватило дыхание; снежно-белые футболка и джинсы уже не так сияли. И нетрудно было догадаться, кому придется их стирать.

Джош влетел на кухню, схватил из холодильника коробку апельсинового сока и вылил содержимое в кружку, топча босыми ногами проливающиеся на пол оранжевые капли.

– Почему вы не выходите и не играете с нами? – добродушно спросил он, прикончив сок одним махом. – Мы здорово веселимся.

– Веселитесь? – отозвалась Максин, взглянув в окно на Гая. В ее голосе зазвучала ирония. – Нет, дорогой, мне лучше остаться. Не думаю, что твой отец одобрит эту идею.

Джош насупился.

– Вам у нас не нравится?

Смягчившись, она повернулась и улыбнулась ему. В конце концов, он не был виноват в том, что работать на Гая Кэссиди оказалось совсем не весело.

– Конечно нравится. Просто я не очень люблю гладить.

– Значит, вы не уйдете от нас?

Максин, напомнив себе, что идти ей особенно некуда, покачала головой:

– Нет.

– Вот хорошо! – сказал он, не скрывая облегчения. – Папа иногда бывает строгим, но вы нам нравитесь. – Повеселев, он добавил: – И он сегодня уезжает, так что мы сможем повеселиться без него. Поиграем еще раз в покер. Если хотите, на настоящие деньги…

В результате вечер оказался приятнее, чем она ожидала. Гай собирался уходить и был в хорошем расположении духа. К радости Максин, он даже спросил, не привезти ли ей чего-нибудь из индийского ресторана.

– Куда он поехал? – спросила она, когда кремовый «мерседес» отъехал от дома.

Джош сидел на полу по-турецки и оттачивал технику тасования карт. Элла в красной пижаме свернулась калачиком на диване и, посасывая большой палец, увлеченно смотрела старую серию«Коронейшн-стрит».^[5]

– Папа? – Джош пожал плечами. – Наверное, встречаться с одной из своих подружек.

– Одной из подружек?

У Максин екнуло сердце. Несмотря на не самое многообещающее начало, она все еще тешила себя надеждами на успех. Прекрасный вдовец и хорошенькая няня, которые живут и работают под одной крышей, вполне могут влюбиться друг в друга, думала она. Но о существовании многочисленных подружек она не подозревала. Накануне Гай пришел на свадебную церемонию один, и Максин решила, что горизонт чист.

Джош по-прежнему был поглощен манипуляциями с картами.

– У него их куча, – заметил он. – Думаю, сегодня это Имоджен, потому что она звонила утром.

Нахалка, подумала Максин, вслух, однако, спросив:

– Она милая?

Фильм закончился, и Элла, легко подключившись к разговору, вытащила палец изо рта и сказала:

– Мне Имоджен нравится. Она красивая.

Хм. Вряд ли она так уж хороша, подумала Максин. Гай сказал, что вернется не позже одиннадцати.

– Она довольно красивая, – поправил сестру Джош. – Но Тара лучше.

– Тара может сидеть на своих волосах, – радостно согласилась Элла, подтвердив подозрения Максин, что речь идет о Таре Джеймс, одной из самых известных моделей Европы. Черт, подумала она. Вот это конкуренция.

Теперь Джош старательно сдавал карты. Подняв глаза и заметив выражение ее лица, он добавил, как ни в чем не бывало:

– Думаю, они все в порядке. Но ни одна не может сравниться с мамулей. Она была самая красивая на свете.

– Правда? – Максин была заинтригована. – Я бы с удовольствием посмотрела ее фотографии.

– У нас их целая гора, – радостно сказал Джош. – Попозже я достану и покажу вам.

Она приободрилась.

– Мы можем сделать это сейчас.

– Сначала мы будем играть в покер, – непреклонно заявил он. – Завтра мне нужно купить новые батарейки для «Геймбоя», так что остановимся не раньше, чем я выиграю хотя бы два фунта.

Максин пришлось постараться, и через сорок минут с небольшим Джош уже выигрывал два фунта двадцать пенсов, не заметив при этом манипуляций с ее стороны, которые привели его к победе.

– Ты здорово играл, – сказала Максин, с облегчением бросая карты. – Теперь беги наверх и найди эти альбомы. Я люблю рассматривать чужие фотографии.

Особенно если их сделал Гай Кэссиди. В альбомах оказались сотни снимков, запечатлевших последние десять лет его жизни. Джош рассматривал альбомы вместе с ней, гордо указывая на многочисленные фото Вероник.

– Это мама с Эллой, когда она только родилась. Это мы с мамой в Риджентс-парке, мне тут четыре года. А это мама с папой на вечеринке в Сен-Тропе. Он смеется, потому что Сильвестр Сталлоне только что пригласил ее на танец, а она отказалась.

Вероник Кэссиди действительно была прекрасна. Максин внимательно изучила несколько ее фото, сделанных с близкого расстояния. Она не пыталась выгодно подать себя, да это и не было нужно – ее естественная красота говорила сама за себя.

Но самым ошеломляющим было ощущение счастья, которым лучились почти все снимки. Максин инстинктивно угадывала, какие фотографии делал Гай. А те, на которых они были вдвоем, и вовсе не оставляли никаких сомнений. Они были без ума друг от друга.

Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, хоть это было совсем на нее не похоже. В желудке зашевелилось чувство зависти – не к Вероник, а к их общему счастью. Глядя, как они стоят, обнявшись, Максин вспомнила, что сама никогда не была по-настоящему влюблена. Все, чем она могла похвастаться, – легкие романчики, в которых основную роль играла похоть. Ее подсознательно влекло к мужчинам столь же непостоянным, как и она сама; и про себя она всегда знала, что эти отношения не продлятся долго. Несмотря на их схожесть, у нее с партнерами было мало общего в том, что касалось повседневной жизни. С каждой неделей страсть угасала, и в конце концов она начинала искать пути к отступлению.

Обычно побег не обходился без участия другого мужчины.

Да, казалось, она была обречена проигрывать раз за разом. В очередной попытке прервать череду серых будней она закрутила роман с Морисом Стенвиком, и это, грустно думала Максин, оказалось самой большой ошибкой из всех. Бедный педантичный Морис, одержимый идеей успеха и процветания, которую вбила ему в голову мамочка, был просто не в состоянии справиться со своенравной невестой. А она старалась, действительно старалась вести себя как следует, но в конце концов все равно обидела и унизила его.

Она пыталась извиниться, когда ездила в Лондон за своими пожитками неделю назад. Но встреча вышла неловкой. Морис, поджав губы, старался не выказывать вообще никаких эмоций. Минут двадцать он ходил за ней по квартире, пока она собирала вещи, а потом его броня дала трещину. Максин пришлось пройти через тяжелое испытание и долго выслушивать его мольбы, в одном месте он едва не разрыдался. Она же в ответ смогла только напомнить, каким несчастным, без сомнения, сделала бы его, оставшись, и сколько бед натворила бы в роли представительской жены.

Бедный Морис, думала она теперь, молча разглядывая снимки Гая и Вероник. Оставалось надеяться, что урок пойдет ему на пользу и он скоро найдет себе более подходящую девушку.

Джош все еще просматривал фотографии, не вошедшие в альбомы. Передавая отобранные снимки в руки Максин, он спокойно комментировал:

– Это мы после того, как умерла мама. Это я, когда мне исполнилось семь, на новом велосипеде. Это день рождения Эллы, ей тут пять. А тут папины подружки.

Можно было подумать, что Гай умышленно подбирает девушек, не похожих на его жену. Вероник с ее мадонноподобной красотой и прямыми светлыми волосами была полной противоположностью этим женщинам, темноволосым, с раскосыми глазами, явно старавшимся произвести впечатление и наигранно улыбавшимся в объектив.

Гай тоже изменился, и это бросалось в глаза. Как до этого она могла на глаз определить, какие фотографии Вероник он делал сам, так и теперь она поняла, на каких снимках он сфотографирован после ее смерти. Пропала беззаботная веселость… в глазах появилась печаль… и улыбка омрачилась горестными складками в уголках рта.

Почувствовав себя неловко, словно она вторглась в чью-то личную жизнь, Максин сложила фотографии и отдала их Джошу. Элла, по-прежнему посасывая палец, глубоко спала, уткнувшись ей в бок.

– Они просто замечательные, – улыбнулась Максин, когда Джош убирал снимки в коробку. – У тебя так много фотографий твоей мамы, тебе повезло.

– Да. – Мальчик задумался. – Я бы и так не забыл ее, но Элла может. Она была совсем маленькой, когда это случилось.

Максин хотелось спросить мальчика, как он относится к многочисленным подружкам отца, но она решила, что для одного вечера узнала и так достаточно. За окном стемнело. Детям было давно пора спать. Максин попыталась вытащить у Эллы палец изо рта, похожего на розовый бутон, но обнаружила, что он сидит крепко, как пробка в ванне.

– Скорее, у меня еще не закончился испытательный срок. Твой отец убьет меня, если узнает, как поздно вы легли. Ты убирай фотографии, а я отнесу Эллу.

Джош с завистью спросил:

– А что вы будете делать, когда мы заснем?

Максин взяла Эллу на руки. Она была такой маленькой, но весила, наверное, целую тонну.

– Тут и думать нечего, – вздохнула она, – мне нужно перегладить еще кучу проклятого белья.

Гай, как и обещал, вернулся в одиннадцать с едой из индийского ресторана. Заслышав, как его машина подъезжает к дому, Максин выключила телевизор, включила утюг и приняла вид, говоривший, что, пока он развлекался с очередной подружкой, она трудилась не покладая рук.

Когда он вытащил из коричневого бумажного пакета картонные коробочки, ее рот наполнился слюной. Золотистый пилав с курицей блестел от жира. Она потерла спину и выключила утюг.

– Когда они легли? – спросил Гай, рассматривая свою порцию ягненка.

– В девять. Он усмехнулся.

– Значит, в десять.

– Ну… – Она чуть не сказала ему правду, но не хотела рисковать – а вдруг у него испортится настроение? – Элла заснула на диване, а Джош решил, что он Цинциннати Кид. И моя зарплата исчезла в его карманах. Не стоило учить его играть в покер.

– Если от этого вам станет легче, – сказал Гай, – то научили его не вы, а я. На прошлое Рождество.

Максин вдруг поняла, что они впервые сидели вот так и говорили о детях, а не пикировались. Пытаясь поддержать атмосферу, она стала задавать исключительно корректные вопросы об образовании Джоша, и не без помощи бутылки вина они совсем было расслабились.

Не думая, она спросила у Гая то, что не захотела спрашивать у Джоша.

Он вздрогнул.

– А что? Что он сказал?

– Да ничего такого. Только то, что у вас много подружек, но ни одна не сравнится с его мамой.

– Понятно. – Он все еще был взволнован. – Да, насчет этого он прав. Хотя точное количество я назвать не смогу. «Много» звучит настораживающе.

– А их и правда было много? – Максин невинно посмотрела на него.

– Одна или две, – пожал плечами он. – Для спокойствия детей я старался не афишировать свои отношения. И мне казалось, что они не против случайных посетительниц.

– Дети легко приспосабливаются, – согласилась Максин. – К тому же в вашем случае речь шла не о мучительном разводе. Они знают, что ваш брак был счастливым.

– Об этом я не думал, – встрепенулся Гай. – Возможно, это и так.

Довольная тем, что сказала что-то нужное, она кивнула:

– Я в этом уверена.

– Я могу показать фотографии Вероник, если вам интересно.

Максин подумала, что это, должно быть, своеобразный тест. Не хотелось бы, чтоб он счел ее слишком любопытной.

– Это не к спеху, – просто ответила она, направляясь с его опустевшей тарелкой на кухню. – Может, Джош и Элла покажут мне их, пока вас не будет.

А потом идиллия закончилась. Когда она вернулась, Гай стоял у дивана спиной к ней. Он повернулся, и она увидела в его руке измятую фотографию, на его лице было написано презрение.

– Зачем вы солгали? – холодно спросил он. – Я бы не рассердился, если бы вы сказали, что уже видели их. Но какого черта вы все время врете?

Видимо, фотография Вероник завалилась между сиденьем и спинкой дивана, когда она поднимала и относила наверх спящую Эллу. А потом она просто сидела на ней.

– Простите меня… – начала Максин. К своему ужасу, она увидела, что фотография не только смята, но еще и порвана.

– Не извиняйтесь, – грубо оборвал ее Гай. – Просто будьте впредь поосторожнее. Эти фотографии могут ничего не значить для вас, но они дороги нам. Это все, что у нас осталось.

ГЛАВА 10

Подъем в семь утра дался Максин тяжело. Она сидела за столом на кухне и, подперев рукой щеку, мрачно размышляла, как Дженни удается просыпаться в пять, чтобы успеть на цветочный рынок. Это совершенно противоестественно.

Мало того что ужасно хочется спать, приходится еще сражаться с двумя капризными детьми и их придирчивым отцом, а это вообще верх несправедливости.

– У меня в хлопьях розовый слон, – завизжала Элла, размахивая пластмассовой игрушкой, с которой летели брызги молока.

– Ешь. Это полезно.

– Не забудьте, что сегодня мы идем за батарейками, – напомнил Джош, набив рот тостами с черничным джемом, и погремел мелочью в кармане для пущей убедительности. – Максин, откройте глаза. Я говорю, мы должны купить новые батарейки для моего…

– «Геймбоя», – закончила она за него. – Я слышу. И не разговаривай с набитым ртом – ты похож на работающую бетономешалку.

– А вы не ставьте локти на стол, – парировал Джош. – Беренис говорила, это неприлично. Правда, пап? – Он повернулся к отцу за поддержкой. – Беренис говорит, что ставить локти на стол неприлично.

Для Гая Кэссиди не составляло труда вставать каждый день в шесть тридцать. Свежий после душа, в легкой белой рубашке и светлых джинсах он выглядел неприлично бодрым для этого времени суток. Конечно, ему хорошо, возмущенно подумала Максин; он-то улетает в Париж. Она останется обихаживать его монстров, а он будет целую неделю развлекаться с полуголыми красотками.

Он стоял у шкафа и внимательно проверял фотоаппараты, которые собирался взять с собой. Проигнорировав Джоша, он обратил свой пристальный взгляд на Максин.

– Ну как, вы уверены, что совладаете с ними без меня?

Она пожалела, что не причесалась перед тем, как спускаться к завтраку.

– Не волнуйтесь, я справлюсь, – спокойно ответила она, подумав, что бы с ним было, ответь она «нет». – И мама Паулы будет следить за мной, как коршун, чтобы я не учинила с ними что-нибудь – можно, например, заклеить им рты и запереть в подвале.

– У нас нет подвала, – утопив слона в тарелке с хлопьями, гордо заявила Элла.

– Значит, придется обойтись чердаком, – сказала Максин и конфисковала слона.

Первый раз за утро Гай улыбнулся.

– Так что советую вести себя прилично, – предупредил он. – Не очень-то весело просидеть неделю на чердаке.

Элла, большая поклонница «Коронейшн-стрит», сказала:

– Я не против, если там будет телевизор.

– Ты получишь телевизор. – Максин взяла тост. – Но без провода.

Вопреки опасениям Максин, следующая неделя прошла отлично. Такого успеха ни она, ни Гай и представить себе не могли. После одной-двух стычек, в которых дети испытывали границы ее терпения, а она – мощь своего авторитета, все точки над «i» были расставлены и они зажили в гармонии, довольные друг другом. Джош и Элла иногда шумели, капризничали, не слушались, но Максин поняла, что вовсе не испытывает к ним ненависти. Все чаще, к своему удивлению, она замечала в них собственные черты.

– Фу, я не люблю цветную капусту, – капризно заявила Элла.

– Я тоже, – к восторгу детей согласилась Максин и быстро выкинула мерзкий овощ в кухонное окно. – Давайте лучше разморозим сливы.

– Мы любим биг-мак, – с надеждой сообщил Джош на следующее утро.

Максин, изучавшая содержимое холодильника на предмет рыбных палочек, потому что знала, как их готовить, с облегчением захлопнула дверцу.

– Отлично, – сказала она, наполнив душу Джоша радостью. Беренис всегда была сторонницей домашней здоровой пищи. – Только не говорите папе.

Гай звонил каждый вечер. Максин, притаившись за дверью, стыдливо подслушивала, как дети поют ей дифирамбы. Нянчить детей не так уж сложно, если знать, как взяться за это дело, решила она, поздравив себя с успехом. А позволить им не ложиться спать до двенадцати вообще было гениальным ходом; о подъемах в шесть тридцать больше никто не вспоминал. Она не могла понять, почему все воспитатели не берут на вооружение эту схему.

– Все в порядке? – поинтересовался Гай, попросив подозвать ее к телефону.

– Все замечательно! – Она решила отплатить ему за то, что он сомневался в ней, и добавила: – Они просто ангелы.

Джош и Элла, сидевшие на ступеньках, покатились со смеху.

– Гм, – недоверчиво сказал Гай. – В таком случае вам подсунули других детей. Верните их на космический корабль и позаботьтесь, чтобы настоящие оказались дома к моему возвращению.

– Вы не сказали папе, что въехали на его машине в стойку ворот, – заметил Джош, когда она повесила трубку.

Максин нежно улыбнулась.

– Ты разве не помнишь, дорогой? Это ведь тот глупый мужчина на микроавтобусе помял нам капот, когда мы припарковались на пляже.

– Нет, это не он. Вы сами врезались в ворота.

– Хорошо. – Она опять сняла трубку. – Сейчас я позвоню и сообщу об этом твоему папе. А заодно ты объяснишь ему, как тебе удалось разбить окно на кухне куклой твоей сестры.

Джош заслонился руками, защищаясь. Мог бы знать, что тягаться с таким профессионалом, как Максин, ему не по силам.

– Ладно, ладно. Положите трубку. Вы победили.

Но пусть проводить время с детьми было весело, были в этом и свои минусы. Максин почувствовала, что скучает по общению со взрослыми. Ко вторнику она заметила, что с нетерпением ждет звонка Гая, и неожиданно расстроилась, когда он не подозвал ее к телефону.

– Он торопился, – объяснил Джош. – Сказал, что его ждут какие-то люди и ему нужно бежать.

– Повезло ему, – вздохнула Максин. Было пять часов, и, судя по всему, единственное развлечение, которое предстояло ей вечером, – обыграть Джоша и Эллу в «Монополию». Ну, можно еще помыть голову – тоже весело.

Дженни, которой мыть голову нравилось, была в ванной, когда в шесть часов затрезвонил телефон. Ей не хотелось подходить, но всегда оставалась надежда, что позвонит Алан, поэтому она выбралась из воды и прошлепала в гостиную, оставляя за собой хлопья мыльной пены.

– Окажи мне услугу, – взмолилась Максин на другом конце провода, – огромную, огромную услугу. Не хочешь ли Ты спасти никчемную жизнь твоей сестры?

– Не очень. – Если Максин планировала ночной побег из Трезайль-Хауса, Дженни не хотела, чтобы та укрывалась у нее. Она осторожно сказала: – Мне казалось, что Гай сейчас в отъезде.

– Конечно, – согласилась Максин, потом рассмеялась. – Что ты там вообразила? Я вовсе не прошу тебя изображать наемного убийцу.

И на том спасибо, подумала Дженни. Она переступила с ноги на ногу, глядя, как пена тает на ковре.

– Тогда чего ты хочешь?

– От сидения взаперти у меня уже крыша едет! – закричала Максин. – Если меня не выведут на прогулку, я за себя не ручаюсь. Только что позвонил Колин, пригласил пропустить с ним пару стаканчиков.

– Я в ванной, – недовольно сказала Дженни.

– Нет, ты в гостиной. Ну, солнышко, разве я прошу так уж много? Джош и Элла будут ужасно рады тебя видеть. А в «Монополии» тебе нет равных…

Дом был действительно потрясающий. Дженни сбросила туфли и села на диван, восхищенно разглядывая потолок с балками, стены цвета бургундского и блестящий наборный паркет. Максин с ее неизлечимой тягой к беспорядку посеяла хаос в ее маленькой квартирке, но Трезайль-Хаус был достаточно велик и спокойно пережил нашествие. Элегантно обставленная гостиная в то же время была очень уютной. На стенах красовались картины и искусно подсвеченные фотографии в рамках. Стараниями Джессики Ньюман, мамы Паулы, антикварная мебель была тщательно отполирована, а комнатные растения ухожены. Дженни с удовольствием отметила, что ее украшения из цветов выглядят такими же свежими, как и в прошлую субботу.

Уже пробило двенадцать, дети были уложены, и она заскучала. «Бери все, что пожелаешь», – заявила Максин, махнув рукой в сторону кухни. Но тогда, в половине восьмого, Дженни еще совсем не хотелось есть. Она опять взглянула на часы и, посетовав на свою доверчивость – Максин обещала вернуться самое позднее к одиннадцати, – босиком тихонько прошла на кухню и открыла холодильник. Джош, беспардонно мухлевавший, обыграл ее в «Монополию», и она заслужила небольшую компенсацию.

Едва она нагрузила тарелку французскими булочками, паштетом и солидным куском торта, на время забыв о диете, как за окном взревел мотор машины. Она выглянула в окно, и в лицо ей ударил свет фар.

Наконец-то Максин вернулась. Дженни так проголодалась, что уже не могла остановиться и прихватила заодно с подоконника початую бутылку красного вина. Одна она не стала бы пить, но раз уж приехала Максин, они вполне могли прикончить ее на пару.

Когда распахнулась входная дверь, Дженни уже вернулась на диван. Набив рот паштетом, она крикнула:

– Кстати, о времени! Сейчас же иди сюда и расскажи, чем вы занимались с этим несчастным беззащитным любителем крикета. Надеюсь, не разучивали удары…

– Ни в коем случае, – произнес у нее за спиной спокойный мужской голос, и Дженни побледнела.

– О боже, п-п-простите, – растерялась она. Конечно, шутка была так себе, но Максин хотя бы посмеялась. А вот Гай Кэссиди, похоже, вообще не оценил шутку. Дженни окончательно смутилась и покраснела до ушей. Тарелка предательски звякнула, когда она воровато поставила ее на кофейный столик, словно пойманный с поличным магазинный вор. Это просто смешно, сказала она себе; она имеет право находиться здесь. Вот только бы Гай не смотрел на нее так.

– Что ж, – сказал он наконец. Два полных бокала и почти пустая бутылка вина на столике не укрылись от его внимания. – Вы, судя по всему, чувствуете себя, как дома. Не хотите предложить мне выпить?

Ублюдок, подумала Дженни. Потеряв дар речи, она трясущейся рукой протянула ему бокал.

– И полагаю, нет нужды спрашивать, где Максин. Потрошит какого-то несчастного крикетира, как я понял. – Усевшись в кресло напротив, он взглянул на часы. – Уже за полночь. Это обычное явление?

– Что?

– То, что вы сидите с детьми. Это происходило всю неделю?

– Конечно нет! – возмутилась Дженни. Взбешенная несправедливостью его предположения, она глотнула вина. Ему не стоило срывать на ней свое раздражение. – Кстати, мне казалось, вы должны были прилететь только завтра, – сказала она обвиняющим тоном, жалея, что диспозиция не в ее пользу. Он, наверное, был в пути не один час, но его оливково-зеленый кашемировый свитер и белые джинсы выглядели так, словно он только что надел их, а она, как ни прискорбно, была в древней серой футболке, леггинсах и совершенно без косметики.

– Может, я хотел проверить, что тут происходит в мое отсутствие, – спокойно парировал он, пристально глядя на нее, пока она допивала вино. – Надеюсь, вам понравилось.

– Да, вполне, – воинственно ответила Дженни. Он кивнул.

– Так и должно быть. Это «Шатонеф дю Пап» семьдесят восьмого года. Двести сорок фунтов бутылка.

ГЛАВА 11

Она ничего не имела против туристов, но, несмотря на их потенциальную готовность потратить деньги, Tea Воган все равно радовалась гораздо больше, когда оставалась в своей обожаемой студии одна.

Бесконечная череда посетителей текла через галерею, а она целый день улыбалась и молча страдала. Многим просто надоел пляж, и они хотели передохнуть и развлечься в прохладе. Некоторые вели себя так, словно ее не существует, и открыто критиковали скульптуры. Другие изображали интерес, восхищались работами и заводили с ней бессмысленные бесконечные разговоры. Бывало, какая-то скульптура действительно нравилась посетителю и он разочарованно качал головой, узнав цену.

За последнюю неделю она не продала ни одной работы. Учитывая просроченную арендную плату, это особенно деморализовало. Впустую потраченные улыбки, обманутые ожидания. Tea твердо решила, что, если еще раз зайдут наглые, загорелые бездельники, она выставит их вон, и гори оно все ясным пламенем.

– Прошу прощения, вы что-то сказали?

Посетитель, одинокий мужчина лет шестидесяти, вопросительно посмотрел на нее, когда она появилась из задней части галереи.

– Ни слова, – легко соврала она, бросив взгляд на его обувь. Это оказались не вечные шлепанцы, а лакированные коричневой кожи ботинки очень хорошего качества. Кроме того, на незнакомце были классические брюки более светлого коричневого оттенка, кремовая рубашка в коричневую клетку и твидовый пиджак. Учитывая температуру на улице, посетителю явно грозил тепловой удар.

Обладателя такого шикарного наряда нельзя просто взять и выставить за дверь, подумала Tea и не ошиблась.

Перспективный клиент стоял в пятне солнечного света и, задумчиво пощипывая себя за ус, рассматривал скульптуру, которой Tea особенно гордилась. Это была фигура балерины, сидящей на полу и завязывающей пуанты, почти в натуральную величину, ценой в три тысячи фунтов. Чуть раньше днем тощий валлиец ткнул жену локтем под ребро и громко сказал:

– Раз такое дело, Гвинет, может, обмазать тебя цементом да продать какой-нибудь модной галерее?

Жена захихикала, а Tea стиснула зубы, мечтая спустить их обоих с лестницы. В довершение всего хихикающая парочка засыпала отскобленный добела деревянный пол чипсами с беконом. Да-а-а, туристы умеют поразвлечься на славу..

Но этот человек, даже если он и был туристом, в чем она сомневалась, определенно играл в другой лиге. Чтобы не спугнуть его, Tea решила подождать, пока он сам начнет разговор. Она села перед наполовину законченной фигурой, над которой сейчас работала, смочила пальцы в тазике с водой и принялась облеплять глиной металлический каркас торса.

Прошло несколько минут, и Tea Воган заметила, что мужчина теперь смотрит на нее. Спокойно проигнорировав его, она сосредоточилась на работе. Фигуре обнаженной женщины требовалась грудь, и пришла пора решать, какого она будет размера. Во всяком случае она не должна быть похожа на фантастические силиконовые имплантанты. Фигура изображала женщину средних лет, значит, грудь будет слегка обвислой.

Оливер Кэссиди в свою очередь с интересом изучал очертания ее собственной груди под блузкой цвета слоновой кости. Она носила тяжелые серебряные ожерелья, а лифчика не носила, и, насколько он мог судить, фигура у нее была потрясающая.

Его привлекли и сильные черты лица женщины, которая, казалось, с головой ушла в работу. Темно-карие глаза с тяжелыми веками и длинный римский нос делали ее похожей на хищную птицу. Белые волосы, скрученные в низкий узел, сильно контрастировали с глубоким загаром, но морщин на лице почти не было, хотя он и предположил, что ей уже ближе к пятидесяти.

Понаблюдав, как ее проворные, умелые руки разминают глину, он спросил:

– Это вы сделали все это?

Tea подняла глаза и ответила, улыбнувшись:

– Да.

– Вы очень талантливы.

– Спасибо.

Заинтригованный явным отсутствием попыток с ее стороны втянуть его в разговор, Оливер Кэссиди засунул руки в карманы брюк и еще раз внимательно осмотрел балерину.

– Мне особенно нравится вот эта.

– Мне тоже, – сказала Tea. Выпрямившись и держа руки на весу, чтобы не запачкать глиной темно-синюю юбку, она добавила:

– Продается за три тысячи фунтов.

Ей понравилось, что он и бровью не повел. Еще больше ей понравилось, когда он нахмурился и сказал:

– В чем дело? Вы пытаетесь отделаться от меня? Вы разве не хотите ее продать?

– Я скульптор, а не продавец. – Она прищурила глаза и склонила голову набок, рассматривая незаконченную фигуру, потом продолжила: – Три тысячи фунтов – очень солидная сумма. И что бы я ни говорила тут, сомневаюсь, что это произведет более сильное впечатление. Я не могу заставить вас купить то, что вам не нужно, так зачем вообще пытаться?

Оливер Кэссиди едва не рассмеялся. Он давно знал волчьи законы торговли, сам успешно занимался операциями с недвижимостью, продать ему что-то против его воли было просто невозможно. Но вместо этого он, сам не веря своим ушам, сказал:

– Но я хочу купить ее. Уговорите меня.

– Нет, – ответила Tea, ужасно довольная собой.

– Почему «нет»?

– Потому что это может быть вам не по карману. Меня замучает совесть, если я уговорю вас купить вещь, которую вы не можете себе позволить.

За пятьдесят один год совесть ее ни разу не побеспокоила, но ему знать об этом было необязательно. Ее глаза заискрились весельем, она покачала головой.

– Я что, похож на человека, который не может позволить себе эту вещь? – величественно поинтересовался Оливер Кэссиди.

На этот раз она одарила его сочувственной улыбкой.

– Повторяю, я не продавец. Откуда мне знать.

– Так я вам говорю, – сурово ответил он.

В воздухе повисло молчание. Tea, в знак того, что не собирается его нарушать, вернулась к работе.

– Я куплю ее, – сказал наконец Оливер Кэссиди. – Но при одном условии.

Она подняла брови:

– М-м-м?

– Вы поужинаете со мной сегодня вечером. Уже открыто подшучивая над ним, она сказала:

– Вы уверены, что можете позволить себе две траты сразу?

Оливер Кэссиди наконец улыбнулся:

– Думаю, как-нибудь выкручусь.

– Ну что ж, хорошо, тогда от этого предложения я не могу отказаться. Я с радостью отужинаю с вами, мистер…

– Кэссиди. Оливер Кэссиди. Пожалуйста, зовите меня Оливер.

За покупку балерины я тебя как угодно назову, только скажи, подумала Tea, стараясь скрыть внутреннее ликование. Встав со стула, она вытерла руки о юбку. Что такое пара глиняных пятен, когда ты только что заключил мегасделку? Договор был скреплен крепким рукопожатием.

– Спасибо! Значит, договорились, Оливер.

ГЛАВА 12

– Он свинья, – сказала Дженни, еще не простившая Гаю его ехидные замечания накануне вечером. Неожиданно ощутив потребность в дружеском общении, она решила навестить мать и застала ее за сборами на свидание.

Tea в своей любимой блузке из темно-красного шелка и белой юбке в крестьянском стиле красилась, глядя в зеркало над камином. С легкостью, которая достигается только долгой практикой, она обвела глаза черным карандашом, увеличивая и подчеркивая контуры, как делала вот уже тридцать лет.

– Ты имеешь в виду этого парнишку-фотографа? – переспросила она, не очень прислушиваясь к ворчанию старшей дочери. – Предполагалось ведь, что он неотразим, или я что-то путаю?

– Это к делу не относится. – Дженни, равнодушная к физической привлекательности Гая Кэссиди, мрачно взглянула на нее. – А эта дурацкая бутылка вина стала последней каплей. Виновата, конечно, Максин, но он решил, что открыла ее я.

Tea подкрасила губы темно-красной помадой и еще пару раз брызнула «Мицуко» – на удачу. Бросив флакон в сумочку, она бодро заявила:

– И вообще, это не твоя проблема. А Максин наверняка все уладит. Она всегда умела находить общий язык со сложными мужчинами.

Хорошо, что Дженни и не ждала никакой поддержки и участия; это было не в стиле ее матери. Вот и теперь, выслушав, как легко она разобралась с проблемой, которая, по ее словам, и проблемой-то не была, Дженни грустно улыбнулась.

– Раз уж речь зашла о сложных мужчинах, с кем ты сегодня встречаешься? Или все это ради Филиппа?

Tea застыла, не успев надеть на плечо сумочку, потом ее чело разгладилось.

– А, черт с ним.

С Филиппом Слаттери ей всегда было просто. Один из самых давних и преданных ее воздыхателей, он был добродушен, как щенок. Дженни его обожала, зато мать принимала его поклонение как должное, встречалась с ним, когда ей это было удобно, и безжалостно бросала, как только подворачивался кандидат поинтереснее. Видимо, сейчас как раз такой случай.

– Судя по «черт с ним», ты собиралась встретиться с Филиппом, но попросту забыла про него, – уличила ее Дженни. Потом, не дождавшись от матери реакции на упрек, добавила: – Мама, ты должна его предупредить. Ты не можешь просто не прийти.

Tea нахмурилась.

– Он и так поступил со мной подло. Устраивает у себя дома званый ужин, а меня, теперь я это поняла, пригласил просто для ровного счета.

– Мама! – Дженни такая забывчивость привела в ужас. – Как ты могла забыть про званый ужин? Почему бы тебе не отменить другое свидание?

– Это не обсуждается, – отрезала Tea, сняла трубку телефона и нахмурилась, вспоминая номер Филиппа. Ее-то был навсегда запечатлен в его сердце. – Я продала сегодня балерину.

– И?

– Он пригласил меня поужинать с ним, чтобы скрепить сделку. Дорогая, он не на шутку богат, к тому же симпатичный! Это может быть очень важно; я была бы полной дурой, если бы отказала ему.

Бедный, невезучий Филипп и жестокая, меркантильная Tea. Дженни молча слушала, как она бесстыдно врет, что не может прийти на ужин, который он наверняка тщательно планировал две недели.

– Ну и кто же он? – спросила она, когда Tea повесила трубку.

Ее мать отличалась весьма изменчивой памятью. Она взглянула на себя в зеркало и пригладила бровь.

– Оливер. Кеннеди, кажется. – Она непринужденно переключилась на более важные детали. – Дорогая, он носит очень дорогие ботинки. И водит «роллс-ройс».

– Ты хочешь сказать, он шофер? Tea с жалостью посмотрела на дочь.

– Дженни, не будь такой занудой. Он богатый, симпатичный, и он мне нравится. Это тот мужчина, за которого бы я согласилась выйти замуж.

Она с легкостью могла бы вести такой образ жизни и всегда думала, что заслуживает этого. Деньги Tea любила всегда, но тем не менее в девятнадцать лет безнадежно влюбилась в Патрика Вогана, который вовсе не был обеспеченным человеком. Высокий, светловолосый, звезда своего курса в колледже искусств, любимец такого количества женщин, что он не знал, что с ними делать, он всегда искал удовольствий. Через шесть недель после их знакомства Tea переехала в его захламленную мансарду в Челси, с энтузиазмом разделив богемный образ жизни возлюбленного и вдохновляя его в работе.

Однако Патрик уделял ей внимание, только если на примете не было более привлекательной женщины. Невероятно распутный, он причинил Tea столько боли своими изменами, что теперь, оглядываясь на те годы, она недоумевала, как могла выносить такое. При этом она так любила его, что о расставании не могло быть и речи. Когда Патрик, смеясь, заявил ей, что верность – буржуазное понятие, она поверила ему. Когда он признался, что остальные любовницы для него ничего не значат, она поверила ему. И когда – совершенно серьезно – он сказал ей, что станет величайшим английским художником двадцатого века, она тоже поверила ему. Ей повезло, что он у нее есть, к тому же никто никогда не говорил, что жить с гением легко.

И это не было легко. В его жизни появлялись все новые и новые женщины, и закрывать на это глаза становилось все труднее. К тому же Патрик занимался живописью, только когда хотел, а это случалось слишком редко для того, чтобы удовлетворять покупателей и букмекеров.

Игра, еще одна его страсть, тоже усложняла их отношения. Выигрыши приносили радость в их жизнь, но проигрывал он куда чаще. Он увлекался все больше, и Tea стала понимать, что, возможно, любовь – это еще не все. Можно было надеяться, что всепоглощающая страсть к игре отвлечет его от многочисленных возлюбленных, но и этого не произошло. Патрик, все также смеясь, сказал ей, что страсть к стяжательству еще более буржуазна, чем верность, но на этот раз она была не так уверена в его правоте. Ни обещанная роскошная жизнь, ни блестящая карьера не спешили воплощаться в реальность, и она в конце концов почувствовала себя бедной и обманутой.

Скульптуры Tea тоже не находили спроса. Ей пришлось пойти работать в магазин художественных промыслов в Патни, но Патрик проживал все, что она зарабатывала. Кредиторы осаждали их жилище. Она заслуживала лучшей жизни. И решила, что пришла пора расстаться.

Но судьба распорядилась иначе. К своему ужасу, Tea обнаружила, что беременна. Ей было всего двадцать два, она была безнадежно бедна и неприспособленна, как ей казалось, к самостоятельной жизни. Неожиданно Патрик, со всеми его недостатками, оказался лучшей перспективой, чем вовсе никого.

К всеобщему изумлению, сам Патрик был обрадован, когда узнал о грядущем пополнении семейства. Раньше он никогда не задумывался об этом, но теперь возможность стать отцом воодушевила его, и он – вопреки подозрениям друзей – не сбежал, как обычно. Его сын унаследует его художественный гений, харизму и красоту, говорил он всем, кто соглашался слушать. Его поведение тоже изменилось. Что может быть важнее, чем ребенок? По настоянию Патрика и к еще большему удивлению друзей – они-то думали, что он сочтет это буржуазным, – они с Tea вскоре поженились. Очень кстати он выиграл приличную сумму на последних скачках, и это позволило оплатить свадьбу. Вдохновленный новым положением жены, он с новой страстью взялся за живопись. По его настоянию, Tea позировала ему, а он писал маслом ее расцветающее материнство. Картины, лучшие за всю его карьеру, хорошо продавались. Мало-помалу они расплатились с кредиторами. И даже если Патрик и продолжал встречаться с другими женщинами, единственный раз в жизни он вел себя осмотрительно. Время перед рождением первого ребенка было одним из самых счастливых периодов в жизни Tea.

Дженни, появившись на свет, разочаровала их обоих. Сморщенная и уродливая, она не только не демонстрировала сходства с родителями, но к тому же была не того пола.

Мечты о мадонне с младенцем обернулись ужасным отцовством, обманувшим ожидания Патрика, и он совершенно переменился. Живопись была заброшена, увлечение игрой и женщинами захлестнуло его с новой силой, и, стремясь сбежать от хныканья дочери и молчаливых слез жены, он все реже стал бывать дома.

Максин, родившаяся двадцать два месяца спустя как последняя попытка восстановить семью, сыграла с ними злую шутку. Еще одна дочь, еще одно горькое разочарование. Понимая, что продолжать попытки бесполезно, Tea, совершенно раздавленная и ужасно несчастная, собрала вещи, забрала девочек и ушла.

Она не хотела больше оставаться в Лондоне и переехала в Корнуолл, чтобы начать новую, более счастливую жизнь. Она поклялась себе, что никогда не забудет горького опыта. Быть домохозяйкой совсем не весело; да здравствует эгоизм. Никогда больше она не будет эмоционально зависеть от мужчины.

Этой клятве она не изменяла на протяжении двадцати пяти лет. В одиночку воспитывать двух дочерей было нелегко, но она справилась. И никогда не позволяла себе распускаться.

Дженни и Максин с ранних лет могли позаботиться о себе – Tea считала, что только это качество поможет им чувствовать себя независимо в будущем. Она хотела, чтобы они научились полагаться только на себя.

Вот уже двадцать лет, как она была разведена и ни разу не попыталась опять выйти замуж. Патрик уехал в Америку, оставив им только свою фамилию, и, хотя алименты бы им не помешали, Tea вовсе их не ждала. Она сама обеспечивала семью и гордилась этим.

На первый взгляд она была вполне удовлетворена своим скромным образом жизни. Теперь, когда дети выросли, жить стало легче. У нее был маленький, но удобный дом. Она арендовала студию, в которой создавала и продавала скульптуры. Как правило, заработанных денег ей вполне хватало, а на крайний случай всегда был Филипп, готовый во всем помогать ей. Он был не богат, но тем не менее с готовностью запускал руку в карман, когда у нее возникала нужда. Очень милый человек, он был так же беззаветно предан Tea, как она сама когда-то была предана Патрику. К сожалению, она не могла не обращаться с ним так же плохо, как Патрик обращался с ней, и с этим ничего нельзя было поделать.

Вечер удался на славу. Через пять минут после того, как ушла Дженни, за ней на «роллс-ройсе» заехал Оливер и повез в пятизвездочный «Гранд-Рок-отель», в котором остановился. Ресторан отеля, один из лучших в Корнуолле, оказался именно таким шикарным местом, каким она его себе представляла. И кавалер, подумала Tea, потягивая коньяк, тоже не обманул ее ожиданий.

– Надолго вы к нам? – спросила она, уже узнав, что он живет в Бристоле.

Оливер Кэссиди пожал плечами.

– На неделю, может на две. Я присматриваю кое-какую недвижимость, хочу сюда переехать.

Все лучше и лучше, радостно подумала Tea, рассматривая его золотые запонки и принюхиваясь к запаху дорогого одеколона.

– Кстати, я хорошо знаю этот район. Возможно, я могла бы вам помочь. – Помолчав, она улыбнулась. – Помогать другим тратить деньги – мое хобби.

ГЛАВА 13

– Если ты не съешь свою кашу, – сказала Максин, ненавидя звук собственного голоса и лихорадочно подыскивая подходящую угрозу, – я..

– Что? – подначил ее Джош, его глаза сузились.

С тех пор как его отец вернулся из Франции, Максин определенно изменилась к худшему. Уже два дня они не веселились, она постоянно их одергивала, безжалостно ограничивала телевизионное время и заставляла делать скучные уроки, хотя летние каникулы были в самом разгаре. Если бы она не потребовала показать тетради с упражнениями, он никогда бы не нашел батончик «Марс» в кармане рюкзака, так что, если он не хотел есть, вина за это целиком лежала на ней.

– Что вы сделаете, если я не съем кашу?

Черт, подумала Максин, да кому какое дело, съешь ты свой дурацкий завтрак или нет? Она всего лишь пыталась доказать Гаю Кэссиди, что может справиться с этой работой, но все, чего она добилась, – сделала несчастными всех, и себя в том числе.

А чертов Гай даже не обращал на нее внимания. Зарывшись в бумаги и прихлебывая кофе, он оставил без внимания акт неповиновения со стороны сына. Максин, которая так хотела поразить его, пожалела, что вообще ввязалась.

– Для начала я побрею тебе голову, – ласково сказала она. Джош невероятно гордился своими кудрявыми светлыми волосами. Кроме того, она заметила у него первые робкие проблески интереса к десятилетней Тане Тревельян, родители которой управляли местным почтовым отделением. – А потом я несмываемым фломастером наставлю красных точек на твоих щеках. А потом скажу Тане, что ты в нее влюблен!

Элла засмеялась. Джош, покраснев до ушей, послал Максин убийственный взгляд.

– Нет, не скажете!

– Нет, скажу.

Он схватил Гая за руку и завопил:

– Папа, скажи ей, чтобы она этого не делала! Она не должна рассказывать Тане, что я люблю ее…

Но Гай, мысли которого явно были заняты другим, не желал принимать участие в споре.

– Конечно, она не скажет, – грубовато сказал он, посмотрел на часы и встал. – Дьявол, я опаздываю. Сегодня вернусь часов в девять.

– Пусть она пообещает, что ничего не расскажет Тане! – умолял Джош в ужасе от грядущего разоблачения.

– Пусть он пообещает, что доест кашу, – сказала Максин детским голосом.

Гай сердито посмотрел на обоих.

– Ради всего святого!

– Спасибо за поддержку, – буркнула Максин, убирая тарелку с коричневой массой в мойку. – Вы мне здорово помогли.

Элла, которая ненавидела мыть голову, потянула ее за рукав и с надеждой спросила:

– Максин! А если я не буду слушаться, вы мне побреете голову?

Плюнув на дисциплину и желая показать Гаю, какое сокровище он потерял, Максин предоставила остаток утра в распоряжение детей. И если они хотят только без конца смотреть мультики по телевизору, с какой стати это должно ее волновать?

Часов в одиннадцать, перемыв посуду, оставшуюся после завтрака, и с ненавистью посмотрев в окно на поливающий дождь, она приготовила себе большую порцию джина с тоником и уселась на диван с телефоном. Чтобы подбодрить себя и наказать Гая за строгость, она решила обзвонить всех лондонских друзей и хорошенько поболтать. То, что в это время телефонные переговоры стоят дороже всего и обойдутся ему в кругленькую сумму, делало проект особенно привлекательным.

– Тебя послушать, так он просто людоед какой-то, – с сомнением протянула Синди, сладко потягиваясь в своей четырехспальной кровати в Челси. Она недавно вышла замуж за богатого, но уродливого промышленника лет на двадцать пять старше нее, больной желудок которого, к счастью, создавал серьезные помехи их сексуальной жизни, и не могла понять, на что жалуется Максин. – Я видела Гая Кэссиди на вечеринке в прошлом году, он был просто неотразим. Все девицы прямо истекали слюной! Макси, ты должна признать, что он милашка…

– Внешность – это еще не все, – отрезала Максин, побренчав льдом в бокале и подбирая под себя озябшие босые ноги. Потом, смягчившись, добавила: – Хотя он, пожалуй, ничего.

– Вот только этого не надо, – хохотнула Синди, знавшая ее как облупленную. – Хочешь сказать, что твои гормоны на него не реагируют? Да ты наверняка спишь и видишь, как затащить его в кровать!

Максин усмехнулась. Синди жила в Лондоне, и, пожалуй, ей можно былодовериться без риска.

– Ладно, – признала она, хлебнув джина. – Может, и так. Но он бы нравился мне куда больше, если бы я его хоть чуточку интересовала. Ты представить себе не можешь, как это деморализует, когда ты постоянно красишься, расфуфыриваешься и стараешься быть неотразимой, а тебе уделяют не больше внимания, чем молочнику.

– Иногда косметики недостаточно, – заметила Синди, отличавшаяся здравомыслием. – Иногда стоит сорвать с себя передничек и обнажиться.

– Ты предлагаешь мне соблазнить его? – Этот дерзкий проект заставил Максин побледнеть.

– Это всегда работает, – радостно сообщила Синди. Максин сомневалась, что Синди узнает передник, даже если он набросится на нее и примется душить. Она наверняка не надевала его ни разу в жизни.

– С Гаем этот номер не пройдет. – С сожалением посмотрев на свой опустевший бокал, она попыталась вообразить себе эту сцену. У нее было ужасное предчувствие, что он просто лопнет от смеха. Перед тем как уволить ее.

– Почему? – удивилась Синди. – Ты что, растолстела?

– Мой босс – Гай Кэссиди, – вздохнула Максин. – Он меня насквозь видит и только смеется. Он слишком умен, чтобы попасться на такое старье.

– Ты стала нервной, моя девочка. Жизнь в строгости плохо на тебя действует, у тебя явно проблемы с головой. Разве он не стоит того, чтобы попытаться?

– Тебе легко говорить. – Кто-то позвонил в дверь. – Ты всего-навсего видела его на вечеринке. Попробовала бы пожить с ним.

– Дорогая, да я пулей к тебе прилечу! – разволновалась Синди. – У меня идея. Приглашаешь меня на уикенд. Если ты сдрейфишь, уж я-то не подкачаю!

– Мне нужно идти. – Максин попыталась встать и поняла, что левая нога абсолютно онемела. – Кто-то звонит в дверь.

– Ну, пожалуйста! – заныла Синди. – Я ведь твоя подруга. Пригласи меня!

– Нет, – твердо ответила Максин. – Ты замужем.

– Ну не будь занудой! – возмутилась Синди. – Зато я не такая трусиха!

Да что она понимает, подумала Максин и поковыляла к двери, опираясь на мебель. Никакая она не трусиха, просто ей не хочется потерять кров и работу одним махом. Она все равно намерена заполучить Гая Кэссиди, это вопрос времени и техники. Вряд ли вариант, предложенный Синди, можно считать верхом изощренности, решила Максин, улыбаясь про себя.

Она могла не заходить на кухню и не доставать из банки пригоршню пятаков, потому что за дверью ее ждал не молочник.

– Да? – спросила Максин, уставившись на женщину на пороге и мысленно отметив стиль и качество ее одежды. Она была готова поспорить на последнее печенье, что гостья не собирается предлагать ей продукцию «Avon».

– Гай дома? – Девушка тоже внимательно оглядела Максин, задержав взгляд на пятнах от черничного джема, украсивших ее желтую футболку стараниями Эллы.

Дождь с прежней силой барабанил в окна, словно кто-то пригоршнями швырял гравий. Кто угодно, попав в такой шторм, превратился бы в чучело. Но эта незнакомка, закутанная в длинный кожаный плащ цвета печеного яблока, под которым виднелись рубашка из жатого шелка того же цвета и кремовые брючки, словно была защищена невидимой стеной. Вызывающе элегантная, от коротких черных волос до носков туфель «Феррагамо», она явно была не из тех женщин, у которых течет тушь. Максин терпеть не могла таких людей. А самым подозрительным было то, что в руке она держала элегантный чемодан. Разумеется, он сочетался со всем остальным гардеробом.

Пытаясь справиться со слабостью в коленях, Максин воинственно ответила:

– Он на съемках в Уилтшире. Не вернется до вечера. А возможно, останется там до завтра.

Однако женщина просто пожала плечами и улыбнулась. Даже зубы у нее были элегантные.

– Тем лучше, устроим сюрприз.

Максин, увлеченная разговором с Синди, не слышала звука подъезжающей машины. Теперь она поняла, что ее и нет.

– Я приехала на такси, – пояснила женщина, правильно истолковав взгляд Максин в сторону шоссе.

– Не беспокойтесь, – Максин отодвинулась и жестом пригласила ее войти. – Я закажу машину. Очень жаль, что вы зря приехали, но, если хотите оставить Гаю записку, я обязательно передам. Как я уже говорила, он, возможно, не приедет сегодня.

– Нет, ничего, все в порядке, – спокойно сказала женщина, направляясь в холл и отметая ее предложение легким взмахом руки. Показав на свой чемодан, она добавила: – Я приехала на неделю, не меньше.

Вот черт, подумала Максин.

– Правда? Как мило, – сказала она вслух.

Ее звали Серена Чарлтон, и в замкнутом пространстве терпеть ее стало практически невозможно. Она принадлежала к «подругам» Гая из числа моделей и всеми силами демонстрировала, что чувствует себя как дома.

– Мы очень близкие друзья, – сказала она, сняв пальто и протягивая его Максин. – Наверное, он много рассказывал обо мне.

Да не особенно, подумала Максин, обрадовавшись. Будет интересно посмотреть на реакцию Гая, когда он вернется и обнаружит, что в его доме обосновался незваный гость. Вот здорово, если он выставит ее за дверь…

– С другой стороны, – сказала Серена в ответ на ее умышленно недоуменный вид, – он никогда не любил распространяться насчет своей личной жизни. И уж конечно, не стал бы делиться подробностями с прислугой.

– Ну разумеется.

Нет, миледи, прошу прощения, миледи, пробормотала Максин под нос, недобро усмехаясь и с трудом подавляя желание присесть в реверансе. Видимо, она должна была убрать плащ в шкаф. Чтобы подбодрить себя, она вместо этого перебросила его через спинку ближайшего стула.

Но Серену явно не обеспокоило то, что ее слова могли кого-то задеть. Удобно устроившись на диване, она улыбнулась Максин и сказала:

– Чашечка чаю будет очень кстати. Две таблетки сукразита, пожалуйста.

Насыпав в чашку коричневого сахара калорий на сто, Максин почувствовала себя лучше. Она вернулась в гостиную, протянула чашку Серене и спросила:

– Джош и Элла играют наверху. Сказать им, что вы приехали?

Серена без сомнения была прекрасна, но в списке любимых девушек Джоша не упоминалась, что было еще одним бонусом. И скоро Максин узнала, почему.

– А дети дома? – Серена сникла. В ее голосе теперь было куда меньше энтузиазма. – Почему они не в школе?

– Летние каникулы. – Максин не без труда удержалась от улыбки. Видимо, детей у Серены Чарлтон не было.

– О. Нет, не беспокойтесь, не стоит их приводить. Не будем их тревожить. Вы можете вернуться к работе, э-э-э… Максин. Я просто посижу здесь и попью чайку.

И растолстею, как кошелка, мстительно подумала Максин, вспомнив, сколько насыпала сахару. Она до смерти хотела побольше разузнать о гостье и вихрем взлетела наверх в надежде, что Джош просветит ее. Отсутствие энтузиазма по поводу неожиданного визита оказалось общим.

– Она остается на целую неделю?

Максин потянулась за пультом и приглушила звук телевизора.

– Во всяком случае, она так думает. А что, тебе она не нравится?

– Ну, лицо у нее красивое, – с готовностью вмешалась Элла. – И волосы короткие.

– Да в общем она в порядке, кажется… – Джош старался быть объективным. – Один раз она привезла нам конфеты. Но она больше любит бывать с папой, чем с нами. Мы виделись раза два, и она все хотела отправить нас на улицу поиграть. – Он скривился. – Даже когда шел дождь.

Максин с радостью поняла, что их прежние разногласия забыты.

– А что на это сказал твой папа?

Иногда Джош оказывался умен не по годам. Глядя, как Том молотит Джерри кувалдой по голове, он рассеянно ответил:

– Почти все папины подружки слишком много кудахтали вокруг нас. Потому что думали, что это поможет им понравиться ему и они, может быть, поженятся. Я думаю, папе нравится Серена, потому что она не делает этого. Он говорит, по крайней мере она поступает честно.

Да, подумала Максин, их не проведешь.

– А если я принесу ножницы, – спросила Элла, – вы пострижете меня сейчас?

ГЛАВА 14

Ужасная погода полностью парализовала торговлю. Кому захочется покупать цветы, если за окном стеной льет дождь. Дженни и Паула, чтобы убить время, то и дело пили чай, виновато поедая булочки со сливками из соседней пекарни, и лениво разгадывали кроссворд в местной газете.

– «Что такой крутой парень, как я, делает в этом объявлении?» – прочла Паула, когда Дженни появилась из глубин магазина, пополнив запасы чая.

– Сколько букв? – спросила Дженни, устраиваясь на стуле.

– Ну ты даешь! – прыснула Паула и ткнула пальцем в газету. – Это же из колонки «Знакомства». Ты что, никогда ее не читаешь?

– Нет. – Поморщившись, Дженни проследила за пальцем Паулы и прочла окончание объявления. – «Я привлекательный мужчина тридцати четырех лет с извращенным чувством юмора». Хм-м, это вполне может означать, что он любит отшлепать кого-нибудь, или что-то в этом роде. «Ищу веселую партнершу, рост пять футов три дюйма или меньше». Ага, шлепает он коротышек. «Возраст, внешний вид и семейное положение значения не имеют». Он, похоже, совсем отчаялся.

– Ну хорошо, – уступила Паула. – Это не самый удачный пример.

– Не самый удачный? По-моему, хуже некуда.

– Но они не все такие. Вот, например. «Разведенный мужчина, 40, дом, машина, в городе недавно. Люблю рестораны, театр, теннис, прогулки…» С ним-то что не так?

– Наверняка от него воняет, – безжалостно сказала Дженни.

– Да ладно тебе! Почему ты такая подозрительная?

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Если он такой замечательный, почему ему пришлось давать объявление в «Одиноких сердцах»?

– Он недавно к нам переехал и не хочет рыскать по барам в поисках подружки, – встала на его защиту Паула. – Потому что девушки, которые ему нравятся, не торчат в барах, ожидая, пока их закадрят. Нет ничего странного или постыдного в том, чтобы разместить в газете объявление, – уверенно добавила она. – Иногда это самый разумный выход.

Дженни никогда не рассматривала этот вопрос под таким углом. И вряд ли могла вообразить, что Паула станет так яростно отстаивать свою точку зрения. Заподозрив неладное, она поинтересовалась:

– Ты что, сама это делала?

– Нет, но моя подруга один раз делала. И у нее все получилось.

– И что произошло?

Девушка улыбнулась.

– Она познакомилась с высоким белокурым пилотом. Шесть недель спустя они поженились. – Паула добавила: – Ты тоже могла бы попробовать.

Дженни расхохоталась.

– Я?!

– Прошло уже два года с тех пор, как Алан… исчез. – Паула молча посмотрела на нее. – Я знаю, что это тяжело, но пора задуматься, как жить дальше. Тебе всего двадцать восемь, Дженни. Нужно начать выходить, знакомиться с людьми… развлекаться, наконец.

– И ты серьезно думаешь, что это решение? Что пара объявлений в местной газете изменят мою жизнь? – скептически хмыкнула Дженни.

– Я не знаю. – Паула скрестила пальцы под прилавком и загадала, чтобы Дженни никогда не узнала, что она придумала тот сказочный роман с подружкой и пилотом. Снова уставившись в кроссворд, она добавила: – Но если ты не попытаешься, то никогда не узнаешь. Четырнадцать по вертикали. Посмотрим. Может, «пфенниг»?

Паула умела говорить так, что ее слова западали в душу. Вечером, разбирая свежевыстиранное белье, Дженни мысленно вернулась к утреннему разговору и еще раз спросила себя, есть ли во всем этом смысл. Преодолев свою подозрительность, она подумала, что многие люди в силу объективных причин не имеют возможности знакомиться обычным способом. К примеру, когда она потребовала от Паулы дополнительных подробностей о пресловутой подруге, та рассказала, что у Алистера, пилота, работа отнимала все время, и в постоянных перелетах по миру у него не оставалось времени на то, чтобы знакомиться с девушками на родине. Стюардессы его не интересовали, поэтому он поместил в газете объявление, на которое получил шестьдесят семь ответов. Первое свидание прошло неудачно, а второй оказалась Джеральда, подруга Паулы. Они с первого взгляда полюбили друг друга, и оставшиеся шестьдесят пять кандидаток не дождались просмотра.

Сначала Дженни не поверила этой истории. Даже если бы Паула не выдала себя, называя пилота то Алистер, то Александр, выдумка была очевидна, но это не значило, что такого не могло произойти в принципе. Дженни не раз читала в журналах истории о таких знакомствах и последующих свадьбах. Паула несомненно была права, когда говорила, что иногда это самое разумное решение.

Отложив в сторону домашние дела, Дженни включила чайник. Она была готова убить за тарелку спагетти, но булочки со сливками уже установили квоту калорий на ближайшие три недели.

Мрачно изучив содержимое холодильника, она решила удовольствоваться скучным сандвичем с салатом.

«Вдовец, 62, желает познакомиться с энергичной леди 45–60 для дружбы и совместных занятий классическими танцами. Должна иметь подвижные пальцы ног».

Довольно милый. Дженни пожалела, что недостаточно стара для него. Подумав, что в крайнем случае можно будет соврать насчет своего возраста, она продолжила чтение.

«Одинокий вегетарианец (Стрелец) мечтает встретить родственную душу», – молило следующее объявление. «Она – некурящая, непьющая юная леди. Желательно Козерог».

Гадость какая, подумала Дженни. Хотя, кто знает, может, его родственная душа сидит где-то, читает это объявление и трепещет в предвкушении встречи.

«Полная, но статная разведенная леди, 55, желает познакомиться с джентльменом. Увлекаюсь прогулками, садоводством, кулинарией и танцами».

Отлично, вот и пара для того вдовца – любителя фокстротов.

«Серьезный бизнесмен желает познакомиться с такой же леди, 30–50, для свиданий к взаимному удовольствию, только вечером». Интересно, чем он предполагает заниматься на этих «свиданиях»? Дженни усмехнулась.

«Высокий, презентабельный разведенный мужчина, 35, хочет познакомиться с нормальной женщиной».

Она остановилась и перечитала объявление еще раз, заинтригованная его простотой. Была ли его жена абсолютно ненормальной? Насколько он высок? И что означает «презентабельный» – серый деловой костюм с перхотью на плечах или чистые джинсы и выглаженную футболку?

Минут через двадцать, пролистав газету до конца и прикончив сандвич, Дженни неожиданно для себя вернулась к колонке «Знакомства» и со смутным чувством вины еще раз перечитала объявление Мистера Презентабельного. Более того, к своему ужасу она поняла, что заинтересовалась не на шутку.

– Ты должна попытаться, – говорила Паула в своей декларативной манере. – Тебе надо чаще встречаться с людьми. Если ты не попытаешься, то никогда не узнаешь, чего лишилась.

Если бы речь шла о Стрельце вегетарианце, Дженни вряд ли прислушалась бы к совету. Но возможно… только возможно, что Паула была права. Мистер Презентабельный не казался странным, он даже мог оказаться милым. Такого опыта у нее не было, и небольшая вылазка – ничего серьезного, может быть, коротенькая встреча в баре днем, выпить по бокалу вина – несомненно удовлетворит ее любопытство и в то же время покажет Пауле, что она, во всяком случае, предпринимает какие-то усилия на любовном фронте.

Или, точнее сказать, на безлюбном.

Хотя был еще Бруно, о котором Паула не догадывалась. Дженни и сама сомневалась, стоило ли продолжать эти отношения. К тому же она знала, что почувствовала бы, узнав об измене Алана, и ненавидела саму мысль о том, что может причинить такую же боль Нине. Бруно клялся, что у них свободные отношения, но это было мнение одной стороны.

Честно говоря, ее влечение к Бруно стало еще одной причиной того, что она решила ответить на объявление. Любые отношения с таким, как он, наверняка закончатся слезами, а ей совсем этого не хотелось.

– Невероятно! – Максин позвонила, чтобы развеять скуку и поболтать о Серене, но тут же забыла о своих невзгодах – идея Дженни привела ее в восторг. – Дорогая, это просто что-то! Знаю, мы обе можем ответить на пару объявлений, а потом сравним свои впечатления. Можно будет проставить оценки по десятибалльной шкале за внешний вид, мозги и сексуальные способности!

– Я не шучу, – сдержанно остановила ее Дженни.

Разумеется, ее сестра была последним в мире человеком, с которым можно было поговорить по душам. Максин даже представить не могла, что кому-то трудно завести нового кавалера. Она без труда могла подцепить пятерых в клубе, на улице, в очереди к кассе в супермаркете, в общем, где угодно. Один раз мужчина вместе с невестой выбирал кольцо к свадьбе. Максин, которая после очередного разрыва грустно разглядывала бриллианты в витринах, вспоминая, как близко они были, разговорилась с этой парочкой и в конце концов ушла с телефоном свидетеля в кармане. Если ты Максин, вспомнила Дженни, мужчины так и валятся под ноги, умоляя подобрать их.

– Что ты хочешь сказать? – возмутилась Максин. – Конечно это шутка. Ты ведь не можешь говорить такое серьезно!

Дженни уже поняла, что совершила ошибку.

– Почему нет? – терпеливо спросила она. – Если бы я искала новую машину, то наверняка просмотрела объявления в газете. Пожелав купить квартиру, тоже перелистала бы соответствующие предложения. Почему это нового мужчину нельзя искать так же?

Я говорю как Паула, удивилась она. Может, хватит нам торговать цветами, лучше откроем брачное агентство.

– Поверить не могу, – повторила Максин, почти лишившись дара речи – настолько, насколько это вообще возможно для нее. – Ты серьезно!

Приняв с таким трудом решение, Дженни не хотела, чтобы кто-то заставил ее передумать. Прежде чем Максин начала наносить удары ниже пояса, она согласилась:

– Ладно, ладно. Ты права, это плохая идея.

– Худшая из тех, что приходили тебе в голову с тех пор, как ты пристроила меня в отель «Кэссиди», – провозгласила Максин, вспомнив, почему она решила позвонить сестре. – Мне и так приходилось несладко, а сегодня сюда закатилась какая-то шлюховатая подружка Гая с вагоном чемоданов и, представляешь, заявляет, что останется на неделю. Теперь она просиживает свою жирную задницу, уставившись в телевизор, и беспрестанно требует чаю.

– Забавно, ты вела себя точно так же, когда приехала ко мне. – Дженни улыбнулась сама себе. – И что, у нее на самом деле такая жирная задница?

– Будет, уж я об этом позабочусь, – заверила ее Максин.

– И она шлюховатая? Мне казалось, это не в стиле Гая.

Она почти услышала, как ощетинилась Максин.

– Ну, может, и нет. Была бы, я бы не так ее ненавидела.

– Ах, так она опасна, – хихикнула Дженни. – У тебя были на Гая виды, а она приехала и утерла тебе нос.

– Над ее носом, кстати, наверняка поработали скальпелем, – глумливо сообщила Максин.

Было приятно слышать, что и Максин может чувствовать себя не в своей тарелке в присутствии соперницы. Дженни, которой это чувство было хорошо известно, спросила:

– Она на самом деле так хороша?

– Хм-м. – Максин поутихла. – Заезжай к нам как-нибудь, тогда сама поймешь, что мне не нравится.

– Значит, дело не только в тебе?

– Не говори глупостей, при чем здесь я? – Максин помолчала. – Я серьезно, Дженни, приезжай завтра утром и все увидишь.

– Я не могу вот так взять и ввалиться туда, – возразила Дженни. – Это просто глупо.

– Цветочники доставляют цветы, так ведь? Тогда я сделаю заказ, если ты не против. Например, букет белладонны.

– Милая, – улыбнулась Дженни, – может, сразу закажешь венок?

* * *

Гай вернулся в одиннадцать тридцать и, к огорчению Максин, не вышвырнул Серену вон.

Максин по-прежнему сидела в кресле и изо всех сил прислушивалась к происходящему в холле. Если бы она откинулась назад и вытянула шею, то могла бы увидеть их в дверном проеме, но это было бы не очень корректно. И Гай вполне мог бы ее заметить.

Его голос звучал удивленно, но не раздраженно, когда он отвечал на приветствие Серены, встретившей его в дверях. Максин слышала, как она сказала:

– Милый, Таиланд отменили, и у меня образовалась свободная неделя. Я жду тебя с полудня.

Максин прекрасно представляла себе, что последовало за этим; Серена была гибкой, как лиана, и наверняка оплела его. К счастью, звук поцелуя не был слышен.

– Тебе нужно было позвонить, – сказал Гай позже.

– Теперь уже неважно. Но я рада, что ты все-таки не остался там на всю ночь.

Максин вздрогнула. Гай наверняка обратит на это замечание внимание.

– Максин позаботилась о тебе? – спросил он. Теперь его голос звучал чуть резче. Она навострила уши.

– М-м-м, – задумчиво промычала Серена. – Ну, по-своему да. Она приготовила очень странный ужин, что-то вроде рыбного пирога с порошковым картофельным пюре.

Она произнесла «порошковым» так, словно это означало «кишащий червями». Максин услышала, как Гай ответил:

– Дети его любят.

– И чесноку было слишком много.

Можешь не сомневаться, только в твоей порции, злорадно подумала Максин. Шесть зубчиков, чтоб Гай запомнил твой первый поцелуй.

– Ну да. У Максин своеобразный кулинарный стиль, – сдержанно ответил он. – А где она сейчас, уже спит?

– В гостиной. – Серена не потрудилась понизить голос. – Дорогой, разве разумно позволять няне гулять по всему дому? Она весь вечер занимала самое удобное кресло и не выпускала из рук пульт от телевизора. И пила твой джин.

Максин повернулась и улыбнулась вошедшему в комнату Гаю. Хотя правильнее было бы притвориться, что она ничего не слышала, Максин четко произнесла:

– Только одна порция джина. И еще немного тоника и пара кубиков льда. Можете вычесть это из моей зарплаты.

– Не говорите ерунды. Дети в порядке?

– Давно лежат в постелях со связанными руками и заклеенными ртами. – Она просияла. – Не волнуйтесь, им не сбежать.

– Хорошо. – Он улыбнулся ей в ответ. Серена любовно вцепилась ему в руку. – Тогда и мы пойдем спать. Не забудьте все выключить, когда соберетесь ко сну.

Можешь не сомневаться, подумала Максин. Вот только добавлю еще немного чеснока в пирог с рыбой.

ГЛАВА 15

Подъехав к Трезайль-Хаусу на следующее утро, Дженни поняла, о чем говорила Максин. Небо очистилось, Корнуолл сиял в лучах солнца, и Серена Чарлтон топлесс загорала в саду. Оценив восхитительную гладкость ее тела и позавидовав дерзко торчащим грудкам – они-то наверняка не норовят соскользнуть под мышку, как ее собственные, – Дженни порадовалась, что не ей, а сестре досталась такая соперница.

– Это мне? – В кухню зашел Гай и посмотрел на завернутый в целлофан букет желтых роз в ее руках. – Как мило. Мне сто лет не дарили цветов.

Он, похоже, был в хорошем расположении духа. Дженни, стараясь не смотреть на его торс, отступила в сторону, когда он направился к холодильнику, чтобы достать бутылку белого вина. На нем были только джинсы, а вокруг витал восхитительный аромат одеколона. Еще одно безукоризненное тело, с завистью подумала она. Такое совершенство трудно вынести.

– Их заказала Максин. Она как раз пошла за вазой.

– Кто? – Он вытер мокрые волосы зеленым полотенцем, болтавшимся у него на шее, а потом загадочно сказал: – А, вы имеете в виду нашего местного вредителя.

У Дженни екнуло сердце.

– Что она теперь натворила?

Но Гай только усмехнулся.

– Уверен, она сама вам расскажет. И передайте ей, если вас не затруднит, что это не сработало. – Дженни побледнела еще больше, а он добавил что-то совсем непонятное: – Скажите ей, что вчера на обед я ел котлеты по-киевски.

– Вот, нашла, – появилась Максин с высокой, очень элегантной вазой из дымчатого стекла. – Кстати, похожа на Серену, тебе не кажется? Разве что у вазы мозгов побольше. Ой… простите! – сказала она, заметив Гая, хотя вид у нее был не очень виноватый. – Я думала, вы еще в душе. – Она поставила вазу на стол.

Гай в шутливом негодовании поднял брови.

– Прошу вас, окажите мне услугу. Увезите ее куда-нибудь сегодня вечером, – взмолился он, посмотрев на Дженни.

– Я не могу себе этого позволить, – быстро сказала Максин. – Нужно починить то, что так странно дребезжит в моей машине, пока не отвалились колеса. Так что я лучше останусь дома и поберегу денежки.

В дверях появилась Серена, решившая прервать на время солнечные ванны. Легкая белая рубашка, которую она набросила поверх купальника, оставляла мало почвы для фантазий. Дженни подумала, что вблизи она выглядит еще круче.

– Я хочу чаю, – заявила Серена, пристально взглянув на Максин. – И надеюсь, на этот раз он будет с сукразитом, а не с сахаром.

– Да, конечно, – смиренно ответила Максин, наполнила вазу водой и принялась обрезать цветы. – Вон тот металлический предмет рядом с тостером – чайник. Чай в шкафу.

Обменявшись взглядами с Дженни, Гай сказал:

– Я передумал. Заберите ее прямо сейчас. Максин, в ужасе от того, что пропустит целый день, заспорила:

– Но я не могу никуда пойти!..

– Вот. – Гай вытащил бумажник, отсчитал восемьдесят фунтов и протянул банкноты Дженни. – Развлекайтесь. Но при одном условии.

Дженни, не любившая условий, нахмурилась.

– О чем вы?

– Пообещайте, что не отошлете ее назад до полуночи.

– Договорились. – Максин, довольная своей маленькой победой, бросила цветы в мойку.

Серена, глядя, как Дженни засовывает деньги в карман, сказала:

– В жизни не слышала ничего нелепее.

– Не волнуйтесь, – парировала Максин с ангельской улыбкой на устах. – Я стою каждого пенни. Можете спросить у Гая.

– Приехали на каникулы, девчонки? Ну, не стесняйтесь, мы купим вам выпить. Идите к нам.

По настоянию Максин («Ты ведь говорила, что хочешь побольше общаться с мужчинами!») к семи часам вечера они сидели в баре на пляже. И уж чего-чего, а шансов пообщаться с мужчинами у них действительно хоть отбавляй, содрогнувшись, подумала Дженни.

– Не отвечай, – прошипела она на ухо Максин, пытаясь увлечь ее к выходу. Но Максин для такого худенького тельца оказалась неожиданно тяжелой. При этом она послала многообещающую улыбку тем, от кого ее пытались увести.

Тут же перед ними материализовались два бокала местного белого вина, и вот уже коротышка с пивным брюхом, рельефно бугрящимся под нежно-розовой рубашкой «Лакост», влечет Дженни к столику. Максин, сверкнув карими глазами, устроилась на свободном стуле напротив его более симпатичного друга.

– Я – Фил, а он – Рики, – сказал толстячок и за секунду влил в себя пинту пива. Утерев пену с верхней губы, он вновь обратил благосклонное внимание на Дженни. – И давно вы здесь? Откуда прибыли? Чем занимаетесь, как зовут?

Дженни уставилась на него. Толстый Фил расхохотался.

– Эй, это шутка! Время – деньги, детка, и зачем тратить его на знакомство, когда мы можем развлекаться? Вот что я хотел сказать!

– Полностью с вами согласна. – Дженни протянула ему свой нетронутый бокал вина. – И искренне желаю вам развлечься от души. Но мне, боюсь, пора идти. Няня ждет меня к девяти и наверняка убьет, если я опоздаю.

– Да что с тобой? – возмущенно завопила Максин, догнавшая ее полминуты спустя. – Ты хотела мужчину, я нашла тебе мужчину. Дженни, ты не дала ему шанса!

– А это точно был мужчина? Мне показалось, он на седьмом месяце беременности. А грудь у него, кстати, была не очень.

– Зато у него было доброе лицо.

Дженни всегда поражала способность Максин находить положительные стороны в самых безнадежных ситуациях. При условии, что эти безнадежные ситуации не относились к ней, конечно.

– Возможно. – Она чуть было не почувствовала себя виноватой. – Но я не могу притворяться, что кто-то мне интересен. Это уже буду не я. Кроме того, тот парень дурак.

– Не обязательно было влюбляться в него. – Все это было выше понимания Максин. – К таким мужчинам незачем относиться серьезно. Но на них можно попрактиковаться, пока не встретишь настоящего.

Дженни рассмеялась, поняв, что Максин не переделаешь. У нее была разработана собственная стратегия, и переубедить ее было невозможно. Да и зачем? Эта стратегия вполне отвечала ее целям и задачам.

– Хорошо, прости меня. Чем займемся теперь?

– А вот чем. Вернемся к тебе, натянем наши халаты и тапки. Посмотрим ту классную кулинарную передачу по телику, а потом приготовим какао. А если ты сообразительнее, чем кажешься на первый взгляд, я научу тебя сворачивать салфетки в виде домика.

– Или?

– Спустим деньги на кучу жратвы, – быстро ответила Максин. – Я умираю с голоду.

Дженни недоверчиво посмотрела на нее. Весь день, пока она работала в магазине, Максин сидела в саду и начинялась едой. Из холодильника исчезла большая упаковка кексов с изюмом, а стол был завален пакетами из-под чипсов и банками из-под колы.

Но Максин не сообразила, что ей рано испытывать голод, и взгляд Дженни истолковала по-своему.

– Ну хорошо! Я торжественно клянусь не разговаривать с незнакомцами до конца вечера.

Дженни сомневалась, что она на это способна, но попытка делала ей честь. Слегка расслабившись, она ответила:

– Ладно. Как насчет «Ла Кампаньолы»?

– Тоска, – сообщила Максин. – Крикетир водил меня туда на прошлой неделе, и почти все столики были свободны. Он говорил, что лучшее заведение находится на Амори-стрит. Кажется, называется «У Бруно».

– Дженни, моя чудная девочка! – закричал Бруно, когда они вошли, и брови Максин удивленно взлетели.

– Он говорит это всем девушкам, – торопливо объяснила Дженни, надеясь, что румянец ее не выдаст.

– Мне не сказал, – пропела Максин, пока Бруно пробирался к ним между столиков, чтобы поздороваться. – Хм-м-м, какой симпатичный. Он гей?

– Ты еще спроси, не еврей ли Папа Римский. – Бруно никогда не жаловался на слух. Обняв Дженни и разглядывая Максин через ее плечо, он прошептал: – Дорогая, что ты наговорила бедной девочке?

– Это не бедная девочка, а моя сестра. – Можно подумать, он не догадался, запоздало подумала Дженни.

– Максин Воган, – представилась Максин, с интересом разглядывая, возможно, единственного мужчину на земле, который заставил Дженни покраснеть.

Он не был красавцем в классическом понимании, но она никогда в жизни не видела таких зеленых глаз, а улыбка его была просто неотразимой. Если и встречаются мужчины со странной, притягательной аурой, подумала она, то это один из них.

Дженни, в свою очередь заметив, как Максин разглядывает Бруно, надеялась, что не пожалеет о своем согласии прийти сюда. С одной стороны, внимание Бруно всегда было испытанием для ее моральных качеств. С другой, даже знакомить Бруно и Максин значило играть с огнем. И этот огонь, похоже, разгорается, думала Дженни, искры интереса уже вспыхнули. Она примерно представляла, что будет дальше. Максин и Бруно уже вовсю обменивались колкостями и явно были не прочь познакомиться поближе. Как она и предполагала, Бруно усадил их за лучший столик у окна.

– Поторопитесь. Сорока минут вполне достаточно, чтобы выпить кофе, – сообщил он посетителям, уже сидевшим там. Смахнув со стола чашки и рюмки и жестом подозвав официанта с чистой скатертью и посудой, он добавил: – Время вышло, попрошу освободить места и не забудьте оставить чаевые.

– Прекрасно, – пробормотал младший из мужчин. Бруно обнял Максин и Дженни за плечи.

– «Прекрасно» – это не то слово, сэр. Эти леди неотразимы… великолепны… бриллианты в моей короне. И подумайте только, если бы вы не потратили недельную зарплату на эту невероятно дорогую бутылку вина, то, возможно, могли бы позволить себе пригласить их в гости.

– Хм-м-п-ф-ф, – засопел, поднимаясь, старший, с презрением уставившись на голые ноги Максин.

– И вам хммпф, – дружелюбно сказал Бруно, провожая их к выходу. – Прощайте, джентльмены. Желаю прекрасного вечера. Надеюсь, вы скоро опять почтите нас своим присутствием.

– Ну дела, – сказала Максин, потрясенно наблюдая, как Бруно выпроваживает гостей. – Он всегда так себя ведет?

Дженни, изучавшая меню, кивнула.

– Постоянно.

– Но разве он не отпугивает этим клиентов? Дженни пожала плечами.

– Бруно говорит, что это приводит их в чувство. А те, которых он не выгоняет, обычно так благодарны, что оставляют больше чаевых.

Максин совершенно явно была под впечатлением. Когда Бруно вернулся к их столику с бутылкой «Поли Фюме» и подвинул еще один стул, Дженни не удивилась бы, сядь она к нему на колени.

– А мне нравится, – объявила Максин, обведя широким жестом бело-зеленый зал, решетчатый потолок и окна во всю стену. – Слава богу, что мы не пошли в «Ла Кампаньолу»! И какого черта моя старшая сестра раньше не отвела меня сюда? – Посмотрев на Дженни с шутливым осуждением, она опять повернулась к Бруно. – А она коварная, скажу я вам. Говорила, что в Трезайле нет ни одного интересного мужчины. – Лукаво улыбнувшись, она добавила: – И подумать только, вы все это время были здесь.

Дженни, которая скорее проглотила бы язык, чем сказала что-нибудь подобное, в ужасе смотрела на сестру. Неужели она это серьезно? Разве можно женщинам как ни в чем не бывало говорить такие вещи? Или Максин потеряла всякий стыд?

Судя по всему, так оно и было. Тоненькие лямочки ее топика цвета индиго уже соскользнули с плеч, а она даже не пыталась их поправить. В темных глазах, освещенных пламенем свечи, читался неприкрытый интерес.

– Но откуда вы знаете друг друга? – спрашивала она у Бруно, подперев рукой подбородок, отчего топик еще больше приоткрыл ее бюст.

В ответ он тронул букетик лиловых и белых фрезий в центре стола.

– Она приносит мне цветы. Максин широко улыбнулась.

– Как романтично.

– Отвлекись на секундочку, – строго сказала Дженни, впихнув ей меню в свободную руку. – Кто-то, кажется, умирал с голоду. Я закажу ризотто с морепродуктами и ягненка.

К тому времени, как прибыла еда, Максин разошлась не на шутку. Она за полчаса узнала о Бруно все, что Дженни выяснила за год, и теперь рассказывала ему историю своей жизни. За кофе она уже поливала грязью Гая Кэссиди.

– Между прочим, мы ужинаем за его счет, – заметила Дженни.

Максин презрительно фыркнула.

– Только потому, что он хотел от меня избавиться. – Повернувшись к Бруно, она продолжила: – Ты не поверишь, что у него за подружка. Не думала, что кто-то будет относиться ко мне хуже, чем Гай, но он хотя бы говорит «спасибо» и «пожалуйста». Серена Чарлтон – это настоящий кошмар; у некоторых мужчин просто ужасный вкус.

Дженни больше не могла это терпеть.

– Максин говорит это только потому, что Гай ею не интересуется, – объяснила она. – Она думала, что приедет в Трезайль-Хаус и ослепит его, но этого не произошло. Для нее это стало большим разочарованием.

– Да, просто чудовищным, – насмешливо согласилась Максин.

– Но, разумеется, ее гордость не позволяет ей это признать, – улыбнулась Дженни. Она тоже может быть сучкой. Максин достаточно повыпендривалась. Она заслужила это.

– Он часто здесь бывает, – сказал Бруно. От него не укрылось, что Дженни раздражает поведение сестры. И не нужно быть семи пядей во лбу, подумал он, чтобы понять, в чем причина. – И приводит с собой симпатичных женщин.

– Его гарем. – Максин пожала плечами и положила в кофе ложечку коричневого сахара.

– А ты собираешься его разогнать? – усмехнулся Бруно. – Или все-таки уволишься?

Максин колебалась. Одно дело насмехаться над Гаем, но работу бросать она не собиралась.

– Он, конечно, настоящая головная боль, – ответила она храбро. – Но дети хорошие. Будет нечестно бросить их.

Дженни хмыкнула.

– Моя сестра – ангел-хранитель малышей. – Она повернулась к Бруно. – Можешь мне поверить, Максин никто не интересует больше, чем мужчины, которые не интересуются ею. Пока Гай будет ее игнорировать, она останется там. Она никого не отпускает без боя.

– И давно ты влюблена в Бруно? – спросила Максин по дороге домой.

Дженни сосредоточенно вела машину. Дорога к Трезайль-Хаусу была узкая и темная.

– Не говори глупостей, – ответила она. – Он просто друг.

– А я твоя сестра, – сообщила Максин, которую это видимое безразличие не обмануло. – Прекрати, Дженни! Сначала ты вообще ничего о нем не сказала, а потом начала выставлять меня перед ним дурой. Интересно, зачем тебе это понадобилось?

– Ты выпендривалась.

Максин торжествующе улыбнулась.

– Я всегда выпендриваюсь. Интересно то, что в этот раз ты мне мешала изо всех сил. Дорогая, тут нечего стыдиться… Почему он не может тебе нравиться? Привлекательный мужчина. Я считаю, он просто чудо.

– Я знаю, что ты считаешь, – резко ответила Дженни. – Как и все остальные посетители ресторана. Не могу понять только, зачем говорить все открытым текстом.

– Потому что я такая, – пожала плечами Максин. – Но ты уклоняешься от темы. Я спросила тебя о твоем поведении, только чтобы понять, насколько все это серьезно. Если ты действительно влюблена, я выкину его из головы. Я не собираюсь совращать первого мужчину, которым ты заинтересовалась после Алана.

Дженни сжала зубы, почувствовав, что впервые за много лет может серьезно поссориться с Максин. И самое ужасное, в глубине души она понимала, что сама в этом виновата.

Остановив машину у Трезайль-Хауса, она глубоко вздохнула.

– Ну, хорошо, он мне нравится. И он действительно первый мужчина, которым я заинтересовалась после Алана, а молчала я из страха, что ты ляпнешь что-нибудь, когда познакомишься с ним. – Она заглушила мотор и уставилась в темноту за окном. – Вот, теперь ты знаешь.

– Ну так аллилуйя! Не понимаю, почему ты сразу все не рассказала. Дорогая, в этом нет ничего такого. Ты иногда слишком уж гордая!

Не то что ты, подумала Дженни, у тебя-то гордости вовсе нет. Она была не особенно рада. Меньше всего ей хотелось, чтобы над ней взяла шефство младшая сестра, которая отнеслась к ситуации с неуместным энтузиазмом.

– У тебя нет причин для беспокойства, – заверила ее Максин. – С этой секунды предоставляю его в твое полное распоряжение. Я буду относиться к Бруно, как к брату. Мы станем друзьями. – Она ухмыльнулась. – И я даже не буду представлять его голым.

Дженни устала. А еще она чувствовала, что Максин немного посмеивается над ней.

– Уже за полночь, – заметила она. – Теперь тебе разрешено вернуться домой. А мне вставать в пять утра.

Но Максин никак не могла забыть Бруно.

– А он забавный. До сих пор не могу поверить, что он чуть ли не выкинул тех посетителей на улицу, чтобы мы могли сесть за лучший столик. Ты должна признать, дорогая, в этом чувствуется стиль!

– Ну пожалуйста! – вздохнула Дженни. – Только не говори мне, что ты попалась на этот старый трюк. У Ника и Тони антикварный магазин по соседству с рестораном. Бруно вышвыривает их каждый вечер.

ГЛАВА 16

Назвался груздем – полезай в кузов. Дженни ответила на объявление в газете и сразу отправила письмо, пока не передумала, а потом принялась сочинять рекламу для себя. Шансы на то, что Мистер Презентабельный окажется Мистером Идеалом, были невелики, но, если она получит несколько ответов, будет, по крайней мере, из кого выбрать. И даже если одиннадцать окажутся болванами, не важно, потому что номер двенадцатый, может, подойдет идеально. А ей нужен был только один подходящий мужчина.

Оказалось, однако, что описать себя в нескольких коротких предложениях довольно трудно. Если приукрасить факты, можно попасть в смешную ситуацию, когда дело дойдет до свидания. От перспективы встретить полный ужаса взгляд и услышать «мне казалось, вы написали, что привлекательны» кровь стынет в жилах. Но голые факты – «полноватая, светловолосая брошенная жена» – могут показаться настолько убогими, что никто даже не подумает отвечать.

В общем, процесс оказался долгим и мучительным – как заполнение налоговой декларации. Если в магазин заходил покупатель, она подпрыгивала до потолка и прятала под прилавком блокнот с черновиками. Когда с утренних доставок вернулась Паула, Дженни была так взвинчена, что едва услышала ее слова.

– У меня блестящая идея.

Блокнот был спрятан, но карандаш Дженни по-прежнему держала в руке. Непринужденно повертев его между пальцев и притворившись, что записывает заказ, она выдавила:

– Что?

– Если ты решишь сама поместить объявление в газете, то свидания можно будет назначать в каком-нибудь людном месте и просить претендентов, чтобы они продели в петлицу белую гвоздику.

– И?

Паула, явно довольная собой, села на свободный стул и закинула ногу на ногу.

– И нам останется только сидеть здесь и смотреть, кто из мужчин-посетителей купит одну белую гвоздику. Ты сможешь как следует рассмотреть их, сохраняя инкогнито. А с неподходящими просто не будешь встречаться!

– Это жестоко! – со смехом возразила Дженни.

– Но мудро. Не говоря уже о том, что мы оживим наш бизнес. – Паула искоса взглянула на нее. – Так ты собираешься давать объявление?

Обычно Паула заслуживала доверия, но бывают ситуации, когда рисковать нельзя. Ее мать работала в Трезайль-Хаусе, а Дженни очень не хотела, чтобы это дошло до Максин. Сейчас более, чем когда-либо, она хотела сохранить остатки уверенности в себе.

– Может, лет в пятьдесят, – ответила она. – А пока погожу.

* * *

Максин была не в состоянии понять, почему нельзя просто надписать имя розовым маркером. От пришивания меток на школьные рубашки Джоша у нее чуть не поднялась температура. Гай тоже не особенно ее подбодрил, заметив, что рубашки Джоша и так легко будет отличить – по ее неповторимому способу их гладить.

Он сказал это в шутку, но Максин заподозрила неладное. А куча новой школьной одежды, которую нужно было снабдить метками, словно стала еще выше, как будто она не трудилась как каторжная два с половиной часа.

– Папа фотографирует Серену, – сообщил Джош со своего наблюдательного пункта у окна, выходящего в сад. Он хихикнул. – Для взрослой грудь у нее не очень большая.

Максин постаралась отогнать образы, которые возникали у нее в мозгу раньше, когда она только мечтала об этой работе. Она представляла, как будет играть с детьми в прятки, устраивать с ними домашние представления, а в свободное время непринужденно общаться с Гаем. В более сокровенных мечтах фотографировали именно ее. Все только и говорят о новой модели Гая… и вот она уже супер-модель… богатая профессионалка, все ее любят… особенно Гай Кэссиди.

– Правда, у вас тоже маленькая грудь, – сказал Джош, окинув ее критическим взглядом. – У вашей сестры гораздо больше.

– Могу дать тебе совет, – Максин перекусила нитку, клацнув зубами. – Твоя жизнь будет куда проще, если ты не будешь постоянно сообщать окружающим, какая у них маленькая грудь.

Слово «грудь» определенно ему нравилось. Джош глупо ухмыльнулся.

– А может, вы изменитесь в лучшую сторону, как знать?

Гай и Серена собирались отвезти Джоша и Эллу на ланч в Сент-Ивз, а на часах было уже два. Максин, нацелившаяся как следует позагорать после обеда, заволновалась.

Джош пожал плечами.

– А мы сегодня не едем. Папа с Сереной вместо этого собрались навестить друзей. У них яхта на якоре в Фолмуте.

У Максин упало сердце. Вот и конец ее спокойному вечеру. Наверняка Серена подстроила это специально, подумала она.

– Так что мы останемся с вами, – весело сообщил Джош. Потом непринужденно добавил: – Почему вы все время колете себе пальцы, Максин? Надеюсь, вся эта кровь отстирается.

Максинборолась с посудомоечной машиной, издававшей подозрительные звуки – словно тюремщик гремит своими ключами, – и тут брякнул дверной звонок. Выглянув в окно кухни, она увидела серебристый «роллс-ройс», величественно расположившийся на подъездной дорожке. Вот весело будет, подумала она, если приехала еще одна модная подружка Гая и тоже с чемоданами и гонором. Он сможет поместить ее во вторую спальню для гостей и по очереди наносить им ночные визиты, как арабский шейх.

Но так же, как до этого нежданный визитер оказался не молочником, а Сереной, вновь прибывший не был длинноногой моделью.

Опять ошиблась, подумала Максин, поймав себя на том, что бессмысленно улыбается пришельцу, стоящему на пороге. Хорошо, что она не предсказательница будущего – вряд ли ей удалось бы сделать карьеру на этом поприще.

– Добрый день, – произнес мужчина, и хотя она была уверена, что они не встречались раньше, он показался ей знакомым. Придав лицу более пристойное выражение, Максин пожала протянутую руку и спросила себя, не может ли он знать что-нибудь об устройстве посудомоечных машин.

– Вы, должно быть, Максин, новая няня, – тепло сказал он. – А я Оливер Кэссиди.

На нее снизошло озарение.

– Я сегодня разговаривала с вами по телефону, – сказала она, узнавая глубокий, хорошо поставленный голос. – Рада познакомиться, но боюсь, Гай еще не вернулся. Мы не ждем его раньше вечера.

– Я знаю. – Оливер Кэссиди был очень похож на своего сына, но в нем чувствовалось куда больше скрытого шарма. Он пожал плечами и улыбнулся. – Но было бы жаль упустить возможность увидеться с внуками. Дело в том, что я пробуду здесь только один день.

Максин, которой понравился и визитер, и его машина – с персональными номерами, – быстро сказала:

– Проходите! Конечно, вы не можете не увидеться с детьми. Они сейчас играют в летнем домике; мне позвать их или вы хотите сделать им сюрприз?

– О, думаю, сюрприз. – Отец Гая подмигнул ей. Он определенно симпатичнее, чем Гай, решила она. Максин до сих пор не увлекалась мужчинами старше нее, но теперь была готова пересмотреть свои принципы.

– Могу я предложить вам выпить? – с готовностью спросила она, но Оливер Кэссиди покачал головой.

– Вы очень любезны, моя милая, но лучше не стоит. Я за рулем.

– У вас очень красивая машина, – сказала Максин.

– Моя любовь и гордость, – кивнул он, понимая ее чувства. – Я мог бы прокатить Джоша и Эллу. Если вы, конечно, не против.

– Ну конечно нет! – с жаром ответила Максин, ее восхищение отцом Гая достигло своего апогея. Значит, она все-таки сможет спокойно позагорать.

– Берите их, на сколько хотите, – весело разрешила она. – Я уверена, что им понравится кататься на вашей машине. Как жаль, что вы не увидитесь с Гаем!

– Я не могу… просто не могу поверить, что вы могли сделать такую глупость!

Максин никогда не думала, что он может так неистовствовать. Он был не в гневе. И даже не в ярости. Казалось, он готов ее убить.

Ну, вот и все, подумала она. Теперь меня точно уволят, и я окажусь на улице.

Еще хуже было то, что Серена, как ни странно, встала на ее сторону.

– Послушайте, – сказала Максин, стараясь защититься и при этом не потерять лицо. – Я уже попросила прощения, но откуда, ради всего святого, я могла знать, что делаю что-то не то? Он позвонил в дверь, как самый обыкновенный дедушка, и сказал, что приехал навестить Джоша и Эллу.

Он вел себя так, будто часто бывает здесь. Выглядел он приятно…

– Действительно, дорогой, – примирительно сказала Серена.

Она защищала Максин с неожиданным энтузиазмом, и из любого другого источника Максин с радостью приняла бы подтверждение того, что она не такая беспечная, как тут изображает Гай.

– Не ее вина, что вы с отцом не разговариваете, – продолжала Серена. – Если ты не хочешь, чтобы он встречался с детьми, нужно было предупредить Максин.

Его глаза сверкнули.

– Он уже видел их раньше. Только один раз, когда ему не оставили выбора. Поэтому маловероятно было, что он захочет это повторить.

Серена пожала плечами, словно хотела сказать: «Ну вот видишь», но он еще не договорил.

– Но разговор не об этом. – Он опять повернулся к Максин и холодно сказал: – Это мог быть кто угодно. Джоша и Эллу могли похитить, потребовать за них выкуп… убить.

– Это был не похититель, – закричала Максин, – а ваш отец!

– Он сказал, что он мой отец.

– Он был похож на вас. Только лучше, – огрызнулась она, выведенная из себя его тоном.

– Ох, ради бога!

Ну все, с нее довольно. И если бы Джош и Элла как-то пострадали, так ведь нет. Как и обещал, Оливер Кэссиди посадил их в машину, отвез на чай в один из лучших отелей на побережье и доставил обратно к пяти часам, верный своему слову. Он даже вручил им по новенькой хрустящей пятидесятифунтовой банкноте, потому что, объяснил он Максин, теперь, когда железные дороги и куклы уже не в ходу, трудно угадать, что подарить ребенку. И только когда он уехал, она сделала неприятное открытие – Джош и Элла с дедушкой не знакомы. Хотя пятидесятифунтовые банкноты красноречиво свидетельствовали в пользу продолжения знакомства.

– Ну что, продолжайте, – зло сказала Максин, поднимаясь на ноги и глядя Гаю в глаза. – Увольте меня, вы ведь только об этом и мечтаете. Найдите себе новую няню, пусть она примотает детей к себе веревками и будет убивать каждого незнакомца, который приблизится на расстояние выстрела. Раз уж речь зашла об этом, уверена, что Серена с удовольствием останется здесь еще на пару недель и сама позаботится о них.

Слишком поздно она вспомнила, что Серена недавно вступилась за нее, хотя теперь это было уже не важно. Если ее выставят за дверь, она все равно никогда больше их не увидит.

Но, похоже, это предложение Серену не прельстило, как ни была она заинтересована.

– У меня все расписано, – быстро сказала она. – Мой агент убьет меня, если я попытаюсь что-нибудь отменить.

Гай отошел к столику с напитками и налил себе солидную порцию виски. Ему по-прежнему хотелось задушить Максин, но он постарался успокоиться. Увидев, что даже Серена оправдывает ее поступок, он понял, что ненависть к отцу заставила его отреагировать на происшедшее слишком сильно. У Максин, конечно, были свои недостатки, но факт оставался фактом – Джош и Элла полюбили ее. И хотя он не имел ни малейшего представления о том, с какой стати его отец вдруг так изменился, дети прекрасно провели время. Когда Вероник водила их к деду, Джошу было шесть, а Элле – четыре, и даже если они смутно помнили события того дня, то определенно не связали их с сегодняшним гостем. У них было отличное настроение, а Джош, обожавший дорогие машины – не говоря уже о новеньких хрустящих банкнотах, – уже спросил, когда они снова встретятся с дедушкой.

Что до Гая, он с удовольствием ответил бы «когда рак на горе свистнет», но промолчал. И, решил он, с учетом обстоятельств нельзя винить Максин, что она впустила в дом совершенно очаровательного родственника, приехавшего навестить горячо любимых внуков.

Осушив бокал, он обернулся и обнаружил, что Максин, словно воплощение воинственности, все еще смотрит на него горящими глазами. Светлые волосы ее встопорщились, и она стала похожа на обозленного попугая.

– Ну, остыньте, – все еще слегка раздраженно сказал он. – Я не буду вас увольнять. Просто в будущем будьте повнимательнее. Может, они и не самые послушные дети в мире, но мне хотелось бы сохранить их.

ГЛАВА 17

Все произошло слишком быстро. Дженни не ждала ответа от Мистера Презентабельного раньше чем недели через две, поэтому звонок застал ее врасплох. Не успев собраться с мыслями, она услышала, что уже соглашается встретиться с ним этим же вечером.

– Вы можете продеть в петлицу гвоздику? Так мне будет легче вас узнать.

– Может, вы просто будете искать высокого, темноволосого мужчину в синем блейзере и серых фланелевых брюках? Я не очень люблю бутоньерки.

– Ох. – От имени всех флористов в мире Дженни спросила: – Отчего же?

– Каждый раз, когда я продеваю цветок в петлицу, – ответил он, – мне кажется, что я женюсь.

Его звали Александр Норкросс, и он был гордым обладателем двух бывших жен, темно-синего «порше» и маленького домика в предместье Трелиссика. Дженни также заподозрила, что его нежелание продевать в петлицу гвоздику связано с необходимостью ее покупать.

– Нет, мы решили не заводить детей, – объяснил он за чашкой чуть теплого кофе в тихом баре вдали от побережья, который Дженни выбрала, потому что никто из ее знакомых в жизни не пошел бы туда. – Они слишком дорого обходятся. Мои жены пытались изменить мою точку зрения, конечно, но ничего не вышло. Невозможно содержать «порше» и одновременно растить детей. – Наклонившись вперед, он доверительно добавил: – Поэтому я сбегал, как только начинались эти разговоры, раньше, чем они могли бы затянуть эту старую песню: «Ах, ох, я не знаю, как это случилось». И ведь на самом деле дети им были не нужны. Они просто видели, что подруги их заводят, и не хотели отставать. Им и в голову не приходило подумать о расходах.

Странно, думала Дженни, что человек, настолько расчетливо относящийся к деньгам, столь щедро расходует одеколон. Аромат «Олд Спайс» так и шибал ей в нос. Казалось, им отдает даже кофе, который и так не отличался отменным вкусом. Она стала прикидывать, когда будет прилично уйти.

Но встреча с Александром, по крайней мере, стала уроком. Он неплохо выглядел, был высок, и у него был приятный голос. В общем, о таком можно только мечтать. Жаль, что он оказался самодовольным, помешанным на деньгах занудой.

Она почувствовала непреодолимое желание выяснить, насколько ужасным он окажется. Улыбнувшись а-ля Максин и стараясь не вдыхать слишком много «Олд Спайс», она спросила:

– И насколько успешным оказалось ваше объявление? Наверняка получили много ответов.

– Для меня главное – качество, а не количество. Я обнаружил, что обычно непродолжительного разговора по телефону достаточно, Джейн. Почти всех этих женщин интересовал бесплатный ужин. Поэтому я так захотел познакомиться с вами, – радостно добавил он. – Прочитав ваше письмо, я почувствовал, что у нас есть что-то общее. А когда вы предложили встретиться за чашкой кофе, я понял, что не ошибся.

– Спасибо, – прощебетала Дженни, стараясь сохранять серьезность. – Конечно, людям совсем не обязательно совместно поглощать пишу, чтобы лучше узнать друг друга.

– Именно это я и хотел сказать. – Александр явно торжествовал. Он допил свой остывший кофе и отодвинул чашку. – А если вспомнить, сколько стоит в ресторане омлет… Я всегда считал, что оплачивать эти безумные счета – значит выбрасывать деньги на ветер. Уж лучше я останусь дома и буду точно знать, что меня не надули. Кстати, Джейн, – поинтересовался он, благосклонно взирая на нее, – вы любите готовить?

Дженни была благодарна небесам, что не возлагала больших надежд на Александра Норкросса, и теперь умирала от желания рассказать кому-нибудь эту историю, которая хоть и грубо, но вернула ей часть утраченной веры в себя.

– В общем, это было настолько мерзко, что даже смешно, – говорила она Бруно на следующее утро, со смехом поведав ему, как в конце свидания Александр потребовал вызвать управляющего и стал ругаться с ним из-за счета – его не устраивала цена чашки кофе. – Он был совершенно ужасен, но при этом на самом деле считал, что Мел Гибсон ему в подметки не годится. Видел бы ты его лицо, когда я сообщила, что мы больше не увидимся…

– А как он был с виду, ничего?

– О да, но такой осел! Когда я вернулась домой, то просто до смерти хотела позвонить Максин и в красках все ей описать, но я еще раньше решила – не буду ей говорить, что ответила на объявление. Тебе, конечно, тоже не стоило говорить. – Дженни безуспешно попыталась изобразить раскаяние. – Ты ведь так же, как и она, любишь посмеяться надо мной. Но это было ужасно смешно, и мне нужно было с кем-то поделиться.

– И мне кажется, это тебя взбодрило, – заметил Бруно, поражаясь про себя, что она решила ответить на объявление в газете. – Но, Дженни, тебе не кажется, что ты рискуешь? Тебе не стоит делать такие вещи. Такая потрясающая девушка и без этого может познакомиться с мужчиной.

Она покраснела, услышав комплимент, пусть даже Бруно говорит это всем, кто моложе восьмидесяти.

– Ну конечно. Просто соседи начали жаловаться на эти бесконечные очереди к моей двери, поэтому я решила попробовать новый способ.

– Хм. – Бруно, который был совсем не дурак, посмотрел на нее, прищурив глаза. – А может, дело в твоей шумной, напористой сестричке?

Дженни чуть не задушила его в объятиях. Она была уверена, что Максин его очарует. Ее вера в себя поднялась еще на несколько делений.

– Вовсе нет, – солгала она, расслабившись, но не настолько, чтобы рассказать о своем собственном объявлении. – Я просто хотела попробовать. Ничего не вышло. Вот и дело с концом.

– Я чертовски на это надеюсь. – Бруно посмотрел на часы и увидел, что надо пошевеливаться, чтобы успеть открыться к ланчу. Дженни действительно потрясающая, подумал он. Она заслуживает гораздо большего, чем парень в «порше» с бумажником, запертым на замок. – Послушай, сегодня я смогу освободиться пораньше. – Он начал распаковывать коробки с цветами для ресторана, на этот раз там были розовые гвоздики и белые лилии, под цвет новых скатертей. – Если у тебя нет никаких планов, почему бы нам не поужинать где-нибудь?

– Ох! – растерялась Дженни. После секундного колебания она сказала: – Но это ведь твой ресторан. Разве мы не можем поесть здесь?

– Тогда это будет уже работа. – Бруно улыбнулся ей. – А я предлагаю развлечься.

– Но ты…

– Я не женат, – напомнил он. – И я никогда не ругаюсь с управляющими из-за стоимости кофе.

– Но…

– Никаких возражений, – отрезал он. – Я заеду за тобой в десять.

– Да, но… – Дженни колебалась между желанием пойти и необходимостью встать завтра в пять утра.

– Прекрати это, – сказал Бруно, на этот раз действительно строго. – Будет весело. – Потом подмигнул: – Не бойся – не так страшен черт…

К сожалению, до десяти вечера оставалась уйма времени. Вместо того чтобы просто натянуть первое, что попадется под руку, Дженни оказалась в плену неопределенности. Конечно, повседневные юбки и футболки не подойдут – Бруно видел их тысячу раз. Черное платье с блестками сидело идеально, но ей показалось, что это чересчур, а единственная действительно выходная вещь, которая у нее была, фиолетовое крепдешиновое платье с открытой спиной и пышной юбкой, делало ее похожей на участницу конкурса бальных танцев.

Она примеряла одну вещь за другой, на кровати рос ворох отвергнутых нарядов. Белая блузка напоминала свадебный торт. Черные брюки были слишком узки, у ее любимой красной шелковой рубашки оказалась дырка на рукаве, а грудь кремового свитера Максин испачкала тушью.

Остановившись наконец на белых джинсах и футболке цвета морской волны, Дженни накрасилась и занялась волосами. Зачесала их наверх, поэкспериментировала с заколками и опять распустила, потому что заколки все равно не держались. На часах было только восемь тридцать. Когда пятнадцать минут спустя зазвонил телефон, она почти надеялась, что это Бруно хочет предупредить ее, что не сможет вырваться. Она слишком ждала этого вечера, а это не очень хорошо. Может, Бруно и не женат на Нине, но он и не холостяк в полном смысле слова.

– Дженни? Слушай меня! Быстро переодевайся и дуй сюда!

Максин пыталась перекричать грохочущую музыку и мужские голоса, вопящие что-то одобрительное.

– Откуда ты звонишь? – спросила Дженни. – Похоже на стрип-клуб.

– Что? Мы тут в «Террас-баре», отель «Мандерли». Мой любимый крикетир вернулся в Корнуолл и привез с собой всю команду, так что я в безнадежном меньшинстве. Необходимо подкрепление, и, едва я заикнулась, что у меня есть незамужняя сестра, они заставили вызвать тебя сюда. – Она хихикнула. – Фактически, они отнесли меня к телефону.

Дженни немного послушала пронзительный свист одиннадцати перевозбужденных крикетиров, потом сказала:

– Я не могу. Меня уже пригласили.

– Кто?

– Друг.

– Кто? – повторила Максин.

– Ты его не знаешь.

– Это значит никто! Дорогая, ну не будь такой занудой. Ты хотела встречаться с мужчинами, и я предлагаю тебе целую кучу на выбор… они мечтают познакомиться с тобой, а ты отказываешься. Ну вот, посмотри, что ты наделала. Они плачут.

Хоровое «уа-уа», заглушившее протесты Максин, позволяло предположить, что их общий ментальный возраст не превышает семи лет. Дженни могла только гадать, какое количество пива они успели употребить.

– Я правда не могу, – терпеливо повторила она. – Я встречаюсь с другом, мы хотели быстренько выпить, а потом я собиралась лечь пораньше. В пять утра мне…

– …нужно ехать на цветочный рынок, – монотонно произнесла Максин, которая слышала это не в первый раз. – Дженни, сколько тебе повторять, в жизни есть вещи более важные, чем продолжительный сон. Эти парни просто горят желанием. Ты упускаешь шикарную возможность!

– Ничего не поделаешь, – отрубила Дженни, чтобы Максин перестала упрашивать. – И я уверена, что ты прекрасно справишься с ними без моей помощи. Позвоню тебе завтра – узнать, как здоровье, а сейчас мне действительно пора идти. Пока.

– Если бы я знала, что мы пойдем сюда, ни за что не надела бы джинсы, – прошептала Дженни в третий раз, когда с едой было покончено. И платье с блестками было совсем не чересчур, подумала она, рассматривая других посетителей, и ей не пришлось бы копошиться под скатертью, чтобы расстегнуть три верхние пуговицы на джинсах. – Боже, давно я так не наедалась. Еда отменная!

– Но не безупречная, – сказал Бруно, который всегда старался следить за конкурентами. – Мясо слегка передержали, а в соус можно было бы добавить щепотку черного перца. Бургундское, правда, вполне приличное, – признал он, покрутив бокал и понюхав вино. – Даже очень приличное. Пожалуй, стоит заказать немного для моего ресторана. Ник и Тони наверняка оценят.

Дженни, не забыв, как Бруно поил ее вином в прошлый раз, строго себя контролировала. Определенно решив не терять головы – и не засыпать, – она покачала головой, когда он потянулся, чтобы подлить ей вина.

– На Максин произвело огромное впечатление то, как ты выставил их за дверь.

– Ну конечно. Наверняка почувствовала себя важной персоной. – Бруно был доволен. – Я подозревал, что это именно то, что ей нравится.

– Она живет ради этого, – холодно сказала Дженни. Потом, заметив выражение его лица, добавила: – Я знаю, что веду себя не слишком лояльно, но мне плевать. Иногда Максин заходит слишком далеко.

– Не нужно извиняться. – Бруно наклонился вперед, рассматривая тоненькую золотую цепочку у нее на шее. – Я видел ее всего один раз, но этого было достаточно. Думаю, ни одна из ее улыбок не завела бы слишком далеко меня.

Было приятно знать, что по крайней мере одного мужчину чары Максин оставили равнодушным.

Еще приятнее было то, что этим мужчиной оказался Бруно. Словно щенок, которому чешут за ухом, Дженни придвинулась ближе, чтобы пальцы, изучавшие цепочку, прикоснулись к ее коже. Когда это произошло, она опять испытала то сладостное чувство, которое пробуждали только прикосновения Бруно.

– А я думала, ты будешь от нее в восторге, – сказала Дженни, стараясь говорить непринужденно.

– Выходит, я знаю тебя лучше, чем ты меня.

– Не думаю. Зеленые глаза сверкнули.

– Тогда в следующий раз предоставь мне самому решать, кем восхищаться.

Это всего-навсего Бруно, напомнила она себе, с его обычными шуточками. Не нужно относиться к его словам серьезно. Ничего такого он не хотел сказать.

Бруно, по-видимому, не утратил своей способности читать чужие мысли. Кончиками пальцев прикоснувшись к ее ключице, он сказал:

– Дженни, иногда можно и поверить.

Она сглотнула.

– Кому?

– Мне. Откуда ты знаешь? Может, я говорю серьезно.

Это было то, что какая-то ее часть мечтала услышать. Но это одновременно и тревожило. С облегчением увидев, что к ним спешит официант со счетом, она сказала:

– Ты никогда не говоришь серьезно.

– Никогда не говори «никогда», – невозмутимо напомнил Бруно. – Кто подарил тебе эту цепочку?

– Мой муж.

– Все еще скучаешь по нему?

Дженни открыла рот, чтобы сказать «да», – это был стандартный ответ на протяжении восемнадцати месяцев. Но так ли это теперь?

– Иногда, – нашлась она. – Теперь это не так невыносимо, как раньше. Значит, время все-таки лечит, а ведь когда-то я была готова убить того, кто мне это говорил.

Бруно улыбнулся.

– Хорошо.

– Что я хотела их убить?

– Нет, что теперь ты скучаешь по нему только иногда. Ты возвращаешься к нормальной жизни.

В этот момент Дженни совсем не чувствовала себя нормально. Ее безнадежно влекло к Бруно, и она точно знала, что это не очень мудро. И, учитывая, что было около полуночи, она решила подумать об этом на свежую голову.

– Позволь мне заплатить половину, – сказала она, потянувшись за сумочкой, когда он положил кредитку на счет. Она даже представить не могла, во что обойдется ему этот шикарный ужин.

– Ты считаешь, что не заслуживаешь угощения? – Бруно с пониманием посмотрел на нее. – Ради бога, убери это. Меня зовут не Александр Норкросс.

– Скорее, – прошептала Дженни минутой позже, когда они уходили. Едва не оторвав Бруно руку, она поволокла его за мраморную колонну у входа. – Вон там моя мама.

– Жаль, – усмехнулся Бруно. – А я уж решил, что мне повезло.

– Ш-ш-ш.

– Да чего ты так перепугалась?

– Ты не знаешь маму! – Дженни скорчила рожу. – Она замучает расспросами.

– Слишком о тебе беспокоится?

– Нет, просто слишком разговорчивая. Не успеешь оглянуться, начнет выяснять, когда мы собираемся пожениться. – Осторожно выглянув из-за колонны, она изучала маминого спутника. – Поверить не могу, они держатся за руки! Это, наверное, тот новый приятель, о котором она говорила, парень с «роллс-ройсом».

Между прочим, подумала она недовольно, мама могла бы надеть лифчик, раз уж зачастила в пятизвездочные отели. Белая блузка была почти прозрачной.

– Ему лет шестьдесят, не меньше. – Бруно внимательно наблюдал, как они получают у портье ключ от номера и идут к лифту. – Разве не замечательно получить подтверждение тому, что пожилые люди тоже наслаждаются сексом? В юности я боялся, что все это закончится годам к тридцати.

– Я уверена, что где-то его уже видела, – прошептала Дженни, ей был виден только его профиль. – Не могу вспомнить, но что-то очень знакомое.

– С твоей мамой он точно хорошо знаком, – хохотнул Бруно, когда за ними закрылись двери лифта. – Он засунул руку ей под рубашку. Дженни, ты заметила, что твоя мама не надела лифчик?

ГЛАВА 18

Когда они вернулись к Дженни, Бруно заметил у нее на колене пятно от красного вина.

– Нужно замочить джинсы в холодной воде. Иди, сними их, – сказал он будничным тоном, – а я пока сделаю кофе.

Стоя у зеркала в спальне и изучая свое отражение, Дженни размышляла, как ей поступить. Натянуть что-нибудь более удобное? Надеть другие джинсы и молиться, чтобы молния не расстегнулась? Облачиться в старый халат и драные тапки – самый надежный контрацептив, известный женщине?

Когда она наконец вышла из спальни, Бруно уже сварил кофе, потушил свет в гостиной, оставив зажженной только настольную лампу, и включил стерео. Из динамиков журчал голос Эллы Фицджеральд. Подушки на диване были переложены.

Чувствуя себя странно смущенной, Дженни присела.

– Так-то лучше. – Он кивком одобрил ее бледно-розовые шорты. – Тебе нужно чаще показывать свои ноги.

Дженни немедленно пожалела, что отказалась от идеи с халатом и тапками. Когда на тебе только шорты, прятать ноги физически невозможно.

– Они толстые.

– Это лучшие ноги в Трезайле, – твердо ответил Бруно. – Ты хочешь сказать, что они не похожи на пару спичек, как у твоей сестры. – Он окинул ее взглядом знатока. – Дженни, мы должны как-то избавить тебя от этих нелепых комплексов. Ты потрясающая девушка и не должна постоянно сравнивать себя с кем бы то ни было, не говоря уже о Максин.

Он говорил приятные вещи, но сомнение так глубоко укоренилось в ее сердце, что она не могла воспринимать его слова серьезно. Красивой сестрой всегда была бесшабашная, общительная Максин, вечно попадающая в переделки и выходящая сухой из воды; она притягивала мужчин, как магнит. А Дженни, трудолюбивая и не более лихая, чем Маргарет Тэтчер, прославилась только тем, что ее муж бесследно исчез. Слава скорее скандальная.

– А Нина не будет беспокоиться, что ты так задерживаешься?

Комплименты всегда ее смущали. И был уже час ночи.

– Нет, – коротко ответил Бруно. Потом его лицо смягчилось. – О'кей, больше никаких душеспасительных бесед. Может, просто подвинешься ближе?

Дженни не шелохнулась, и он немного подался к ней.

– Ну, если…

– …гора не идет к Магомету? – закончила Дженни. – Ты ведь это хотел сказать? Но подумал, что мне не понравится, если ты назовешь меня горой?

– Не говори глупостей. – Бруно обнял ее за плечи, притянул к себе и прошептал, почти коснувшись губами ее уха: – Поверь профессионалу, солнышко. Ты совсем не толстая. Если кто и должен завидовать своей сестре, то это Максин.

Она так давно не занималась любовью. Иногда ей казалось, что прошло восемнадцать лет, а не восемнадцать месяцев, и она боялась, что не вспомнит, как это делается.

Но чудесным… волшебным образом она вдруг все вспомнила, и реальность оказалась даже лучше, чем воспоминания. Бруно доказал, что он эксперт не только на словах, но и на деле, и у нее не возникло по этому поводу никаких возражений. Она даже перестала волноваться о том, что уже так поздно и ей рано вставать. Один раз цветы могут подождать. Это были прекрасные минуты, и она не собиралась его подгонять…

Стук в дверь раздался, словно гром среди ясного неба, заставив их обоих вскочить.

– Что за!.. – Бруно дернулся в сторону и ударился коленом о кофейный столик. – Ах ты! Мать твою!

Дженни замерла, а в дверь продолжали колотить. Потом громкий, властный голос за дверью крикнул:

– Откройте! Полиция. Чрезвычайная ситуация.

– Господи, что случилось? – Она испуганно смотрела на Бруно. Колени у нее дрожали, и на ней не было ничего, кроме золотой цепочки.

– Полиция. Откройте! – повторил голос. Дженни метнулась в спальню, накинула халат и бросилась вниз, на бегу завязывая пояс. Чрезвычайная ситуация. Наверное, обнаружена бомба или произошла утечка газа, лихорадочно думала она. Или что-то случилось с Максин.

Стоило ей повернуть в замке ключ, как дверь с треском распахнулась.

– Сюрприз! – радостно завопила Максин, влетая в дом. Она держала под руку парня ростом шести с половиной футов и сложением напоминавшего Шварценеггера, а свободной рукой обхватила за плечи Дженни.

Не успела Дженни прийти в себя, в холл один за другим протиснулись еще четверо парней, галдевших: «Привет, привет, привет, что тут у нас?»

– Эти обои, констебль, – рявкнул один. – Арестуйте их немедленно.

– А халат, инспектор? – спросил второй.

– Прежде всего арестуйте обои, констебль. Они преступно розовые.

– Есть, сэр. А халат, сэр? За что заберем его?

– Яснее ясного! – Максин почти не могла говорить от смеха. – Нанесение тяжких телесных повреждений!

Все крикетиры были ростом за шесть футов. Дженни никогда в жизни не чувствовала себя такой маленькой.

– О'кей, очень смешно, – спокойно сказала она. – А теперь убирайтесь.

– Не можем, мы только пришли, – запротестовал тот, что был с Максин, Дженни вспомнила, что видела его на свадьбе Беренис. У него за спиной его еще более высокий приятель серьезно втолковывал стене:

–.. предупреждаю, все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

– Вон, – сурово повторила Дженни.

К ее ужасу, остальные двое, раскачиваясь и распевая песни, устремились к лестнице.

– Она обещала, что ты угостишь нас кофе, – объяснил приятель Максин с лукавой, как ему казалось, улыбкой. – Да ладно тебе, Дженни, не сердись. Мы ненадолго. И мы не будем забирать в участок твои обои.

Обезумев от страха при мысли, что они вот-вот обнаружат Бруно – в ее шкафу даже не было места, чтобы как следует спрятаться, – она опять распахнула дверь и как можно свирепее уставилась на Максин.

– Нет! Вы все пьяные, и вы не получите никакого кофе. Теперь уходите.

Максин, ничуть не смущенная таким приемом, расхохоталась.

– Вот это да, Дженни! Тебе когда-нибудь говорили, что в гневе ты прекрасна? И мы совсем не пьяные, а просто… веселые. Я говорила тебе миллион раз, не нужно все преувеличивать.

Это было ужасно. Дженни была готова разрыдаться, только бы заставить их уйти.

Но Максин явно задалась целью не дать подозрительно суровой старшей сестре выставить себя за дверь.

– Всего одна чашечка кофе, – настаивала она, стараясь оторвать Дженни от двери. – Конечно, лучше по одной каждому. Понимаешь, дорогая, нам стало тебя жалко… ни мужчин, ни развлечений… поэтому мы решили зайти и повеселить тебя. Это жест доброй воли, понимаешь? – Она запнулась, встретив ледяной взгляд Дженни, и надула губки. – Ну улыбнись! Ты могла бы испытывать чуть больше признательности.

Дженни пожалела, что не может убить ее на месте. А в следующую секунду ее захлестнула волна паники – певцы после нескольких неудачных попыток все-таки взобрались вверх по лестнице и приближались к двери. Тут один из них повелел:

– Сезам, откройся! – и его желание исполнилось.

– Ничего себе, классный фокус! – сказала Максин. В дверях появился Бруно. – А это просто высший пилотаж! – восхитилась Максин. – Неудивительно, что ты не хотела нас впускать. Двое – это компания, семеро – уже толпа. Или оргия…

Одежда Бруно – серые брюки и розовая рубашка в серую полоску – почти не помялась, он был причесан, и к тому же совершенно спокоен.

– Я сделал кофе, – сказал он, встретив застывший взгляд Дженни. – К сожалению, молока не осталось, так что придется пить черный. – Он помолчал, оценивая состояние потрясенных, вытаращивших глаза крикетиров, и, сделав правильные выводы, добавил, – Но, возможно, учитывая обстоятельства, это даже к лучшему.

– Вот мы и докопались до истины, – ехидно объявила Максин, как только Бруно откланялся. Крикетиры гремели чашками на кухне. Максин по-турецки уселась на пол и жаждала узнать все в деталях. – Секретная жизнь Дженни Синклер. Она не только крутит роман с практически женатым мужчиной, но еще и смеет встречаться с ним в махровом халате десятилетней давности.

– Я не кручу с Бруно роман, – Дженни изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Если она потеряет самообладание, подозрения Максин перерастут в уверенность. Нужно вести себя правдоподобно. – Будь это так, – добавила она, импровизируя на ходу, – я не надела бы этот халат, правда?

– Хм-м. От тебя всего можно ожидать, – возразила Максин, по-прежнему глядя на нее с подозрением. – Ну ладно, тогда почему ты в нем?

– Мы обедали. Я пролила белое вино на джинсы. – Это, по крайней мере, была правда. Махнув в сторону ванной, она сказала: – Джинсы замочены в тазу, можешь проверить сама. Хотя, возможно, ты предпочтешь отправить их на экспертизу.

– Так, значит, вы обедали, а потом зашли сюда выпить по чашечке кофе? Сидели, болтали и за разговором не заметили, как пролетело время? Прости, дорогая, но я тебе не верю.

Дженни была близка к отчаянию.

– Придется поверить. Если бы у меня с Бруно было свидание, я бы тебе сказала. Но это не так, поэтому рассказывать нечего. Понятно?

– Не ве-рю, – нараспев повторила Максин.

– Но я говорю правду! Почему ты не можешь этого понять?

Максин распутала ноги и медленно наклонилась вперед.

– Потому что это я – неряшливая сестра, а ты – аккуратная и организованная.

– Что?

Пошарив под диваном, Максин вытащила бледно-желтый лифчик, который не так давно был на Дженни и который Бруно не заметил, когда сгребал с дивана ее одежду.

– Улика номер один, ваша честь, – победоносно заявила она. – И мы не будем продолжать перекрестный допрос. Оставлять предметы интимного гардероба под диваном? Дженни, только не ты.

ГЛАВА 19

На следующее утро Элси Эллис, которая жила над булочной в соседнем доме и специализировалась на сплетнях, не стала терять времени даром и поспешила в магазин Дженни. Раздуваясь от важности и, как всегда, распространяя аромат шоколадных пончиков, она едва сдерживала нетерпение, пока Дженни обслуживала посетителя, опередившего ее на тридцать секунд.

Это была Серена Чарлтон, выглядевшая очень элегантно в темно-синей футболке с открытыми плечами, узкой белой юбке и синих туфлях с золотыми пряжками.

– Завтра день рождения моей матери, – объяснила она, выкладывая на прилавок кредитную карту. – Никогда не знаешь, что им подарить, правда? И я слишком долго тянула с этим. Собственно говоря, обратиться к вам мне посоветовала Максин..

При упоминании имени Максин подбородки Элси затряслись. Дженни, упорно игнорируя ее и подумав, что поддержка бизнеса – самое малое, чем может Максин расплатиться за вчерашнюю ночь, взяла книгу заказов и ручку.

– Что-нибудь фунтов за пятьдесят, – неопределенно продолжила Серена, озираясь по сторонам в поисках подсказки. – Ох, ну я не знаю. Цветами я не очень интересуюсь. Какие угодно, главное, чтобы они были белые.

«Пятьдесят фунтов, белые», – записала Дженни. Подняв голову, она спросила:

– Какой текст?

Серена нахмурилась в ожидании вдохновения. Наконец оно пришло.

– «С днем рождения. Люблю, Серена».

Ну и ну, подумала Дженни, тебе бы книжки писать.

Серена продиктовала адрес и добавила:

– Ах да, чуть не забыла. Максин просила меня узнать, как вы сегодня себя чувствуете. Говорила что-то о поздней ночи.

Подбородки Элси снова ожили. На этот раз она не смогла сдержаться.

– Забавно, что вы упомянули Максин, – сказала она. Ей до смерти хотелось узнать, что все-таки произошло и кто эта шикарная темноволосая девушка. – Я не поверила своим ушам, когда в два часа ночи поднялся невероятный шум. Этот грохот и стук в вашу дверь… я от страха чуть не свалилась с кровати!

– Да что вы говорите? – Серена слегка оживилась. – И что же случилось?

Дженни молча смотрела на Элси.

– Ну, я выглянула из своего окна… – Элси повернулась к Серене, важно выпятив грудь. – Было темно, к вашему сведению, и на мне не было очков, но я увидела достаточно. Это была молодая Максин собственной персоной с целой толпой переодетых полицейских, и они кричали, что это чрезвычайная ситуация. Мне показалось, что ее арестовали.

Дженни не считала нужным что-либо объяснять и только одарила Элси улыбкой.

– Вот почему я решила забежать к вам и узнать, все ли в порядке с вами обеими, – сказала Элси, разочарованная отсутствием ответной реакции. – Когда случается нечто подобное, беспокойство вполне оправдано. Надеюсь, Максин не грозят серьезные неприятности. – Она замолчала в предвкушении.

– Вы можете быть совершенно спокойны, – заверила ее Дженни, прокатывая кредитку Серены через аппарат и протягивая ей чек на подпись. – Все уже разрешилось, и Максин в полном порядке. Но с вашей стороны было очень любезно проявить такую заботу.

Серена проводила уходившую Элси взглядом.

– Пожалуй, – сказала она, невозмутимо убирая кредитку в сумочку, – о Максин можно сказать одно.

Дженни могла предложить несколько вариантов, но все не вполне корректные. Вместо этого она спросила:

– И что же? Серена улыбнулась.

– Она определенно живет полной жизнью.

Когда крикетиры отбыли играть в крикет куда-то на север Англии, Максин слегка приуныла. Но только слегка. Уже на следующий день, прогуливаясь по пляжу с Джошем и Эллой, она познакомилась с Томом.

– Че-е-рт, – завопил Том, резко просыпаясь. Джош на бегу споткнулся о забытый кем-то ботинок и рухнул, взметнув фонтан песка. Том злобно уставился на него, отплевываясь – песок попал ему в рот.

– Черт, простите, – сказал Джош, – я не нарочно.

– Это я виновата. – Максин сняла темные очки и с улыбкой рассматривала тело на песке. Пожалуй, лучшее тело, что она видела за последние… ох, двадцать четыре часа. – Если бы я не гналась за ним, он бы не упал.

На ней было бледно-розовое бикини, а длинные светлые волосы стягивал розовый шарф. Настроение у Тома резко исправилось.

– Ничего страшного. – Грустно вытирая щеку, он сказал: – Мне давно никто не кидал песок в лицо.

– Неудивительно. – Максин восхищенно смотрела на его бицепсы. – Вы качаетесь?

– Три раза в неделю. – Том невероятно гордился своей мускулатурой. – Приходится, – добавил он, будучи к тому же неизлечимым хвастуном. – Когда ты в спасательной шлюпке, от этого может зависеть жизнь.

– В спасательной шлюпке? – ахнула Максин, снова почувствовав вкус к жизни. Про себя она решила, что Джош заслужил мороженое, как минимум. В ход пошла игривая улыбка. – Боже, вы, должно быть, ужасно храбрый…

Но ужин в обществе человека с пейджером имеет свои минусы. Максин, которой пришлось долго уговаривать Гая, чтобы получить еще одну ночь свободы, и пообещать три вечера подряд оставаться с детьми в качестве компенсации, пришла в ужас, когда поняла, что происходит. Вот они в ресторане Бруно, собираются расправиться с огромными порциями мидий в чесночном соусе, а через мгновение у Тома звонит пейджер и он подскакивает, словно его в зад боднула корова.

– Ты уходишь? Прямо сейчас? – вытаращилась на него Максин, когда он начал вылезать из-за стола. Мог бы, по крайней мере, доесть первое блюдо.

К этому времени абсолютно все посетители ресторана определили источник звука и дружно уставились на владельца пейджера. Том обожал такие моменты. Он чувствовал себя Суперменом.

– Судно терпит бедствие, – сказал он, достаточно громко для того, чтобы все его расслышали. Подбросив на ладони ключи от машины, он добавил: – Каждая секунда на счету. Прости, любовь моя. Скоро увидимся.

Это ты так думаешь, злобно подумала Максин. Конечно, она понимала важность ситуации, но все равно была недовольна. Ее еще никогда не бросали посреди ужина. И что самое ужасное, ей придется самой оплатить счет.

– Урод, – сказала она вслух и налила себе вина. Теперь она пожалела, что выбрала такое дорогое.

– Боже мой! – Бруно материализовался у ее столика, едва за Томом захлопнулась дверь. – Возлюбленные повздорили?

Максин, поковыряв вилкой мидии, сухо улыбнулась.

– Очевидно, спасение жизней для него важней, чем мое блестящее общество и твоя шикарная еда.

– Некоторые совершенно не в состоянии правильно расставить приоритеты.

– Если бы он знал, как я боролась за эту ночь свободы, – раздраженно продолжала она. – Я не стала бы стараться, если бы подозревала, что может случиться такое. Какое расточительство!

– Некоторые думают только о себе, – с деланным сочувствием сказал Бруно. Он с любопытством отметил, что она не пытается флиртовать с ним, как в прошлый раз. Видимо, встретив его у Дженни, она решила оставить его в покое.

– Ты лучше сходи к шефу и скажи, что стейк уже не понадобится. Я все равно не смогу за него заплатить. У меня наличных даже на такси до дома не наберется.

Но Бруно проголодался, а филе на этой неделе было выше всяких похвал.

– Умоляю, перестань, – сказал он все так же насмешливо, – а то я заплачу. Если хочешь, я могу поесть с тобой. А будешь хорошей девочкой, – он широко улыбнулся, – даже отвезу домой.

Мидии были великолепны, но стейк au poivre^[6] оказался и того лучше. Максин, с энтузиазмом принявшись за свою порцию, вскоре подобрела.

– Ну, расскажи мне все, – потребовала она. – Давно ты спишь с Дженни? И почему она так тщательно скрывала от меня эту милую деталь вашего общения?

– Думаю, ты сама ответила на свой вопрос. – Бруно взял бокал. – Дженни не из тех, кому нравится быть деталью общения.

– Ты прекрасно меня понял, – вспылила Максин. – Но мне-то она могла сказать. Я ее сестра! Я вовсе не собираюсь бегать по улицам и делиться ее секретом с каждым встречным и поперечным. Когда надо, я могу быть осмотрительной.

Бруно, слышавший все кошмарные истории ее былых побед, в этом не сомневался. Но сейчас его больше интересовало, действительно ли Максин не догадывается, почему Дженни скрывала от нее их отношения.

– В таком случае, – сказал он, – тому были другие причины.

Максин непонимающе нахмурилась.

– Что за другие причины? – потребовала она объяснений. – Твоя девушка? Ее пропавший муж? Она все равно могла сказать мне.

– Ну хватит тупить, – вздохнул Бруно. – Ты и есть причина.

– Что?

– Ты ее смущаешь. Она считает тебя более привлекательной, – сказал он без обиняков. – Когда она одна, все в порядке. Но с тобой она полностью теряет уверенность в себе.

Максин была потрясена.

– Хочешь сказать, она мне не доверяет?

Да, она определенно не знала. Бруно едва заметно улыбнулся.

– Ну, может, она не доверяет как раз мне. Репутация у меня не самая лучшая…

– Так вот почему она не хотела нас знакомить, – задумчиво сказала Максин. – Думала, что ты можешь предпочесть ей меня.

– Ну разумеется. – В голосе Бруно послышалось раздражение. – Я не могу поверить, что тебе это никогда не приходило в голову. Как можно не заметить такое?

– Очень просто. – Она осушила бокал и посмотрела на свет бутылку. – Я эгоистичная и невнимательная, разве нет?

– И что ты собираешься делать теперь?

– Это тоже просто. – Она улыбнулась. – Попробую выманить у тебя еще бутылку вина.

Когда они ехали к Трезайль-Хаусу, Максин напомнила:

– Ты так и не рассказал, как давно вы встречаетесь.

– В смысле давно ли я сплю с твоей сестрой? – В его голосе слышалась ирония. – Почему бы тебе не спросить Дженни?

Максин пожала плечами.

– Она со мной временно не разговаривает.

– А я тебе ничего не скажу, – сказал Бруно. Покосившись на нее, он добавил: – Разве это не доказывает, каким осмотрительным я могу быть?

– Это точно доказывает, что ты кого угодно можешь взбесить. – Она вгляделась в темноту за окном. – Следующий поворот налево, сразу за большим деревом. Я знаю, что ты мне не доверяешь, но я могу хранить секреты… нет, я же сказала, налево.

Бруно, знавший тут все проезды, промолчал. Ярдов через двести он свернул с шоссе на проселочную дорогу.

– Это не следующий налево, – заметила Максин, когда он заглушил двигатель.

– Мы не закончили разговор. Я хочу узнать еще кое-что.

– И что же?

На черном небе было мало звезд, зато ярко сияла луна. Темнота не была полной; Максин видела белую рубашку Бруно и зеленые глаза. И его улыбку.

– Я сказал тебе, чего боялась Дженни, – непринужденно начал он. – Но ты не спросила, была ли она права.

– О. – Максин на мгновение задумалась, пытаясь понять, к чему он клонит. – Ну хорошо. Была?

– Дженни привлекательная девушка. – Бруно пожал плечами. – Которой нужно поверить в свои силы.

– И?

– А ты, полагаю,уже знаешь, насколько привлекательна.

Максин нерешительно улыбнулась.

– Но когда ты увидел меня впервые, я понравилась тебе больше, чем Дженни?

– Вы обе мне очень нравитесь, – медленно сказал он. – Но у нас с тобой больше общего. Мы понимаем друг друга. И, как я уже говорил, я очень осторожен.

Максин даже не стала изображать удивление. Бруно Перри-Брент оказался настоящим мерзавцем, как она и подозревала. Может, у них и много общего, но даже она не настолько двулична, подумала Максин.

– Понимаю, – прошептала она, поправляя волосы. – Ты хочешь сказать, то, чего Дженни не узнает, не сможет ее и расстроить?

– Именно так. Ты сказала, что можешь держать язык за зубами, когда надо. – Он улыбнулся шире, в темноте сверкнули зубы. Ему совершенно точно даже в голову не приходило, что она может ему отказать. – Нам будет очень весело. Тебе и мне.

Харизма – это сильнейший афродизиак, и Бруно был наделен ею в избытке. Он и правда невероятно привлекателен, думала Максин. Так и должно быть. Только самые привлекательные мужчины могут рассчитывать на успех подобных предприятий. И, видимо, в большинстве случаев вполне оправданно.

Она пожалела, что надела туфли на четырехдюймовом каблуке – хорошо еще, что до дома не больше четверти мили, – и медленно провела рукой по мягкой кожаной обивке.

– Эти сиденья раскладываются? Бруно просиял.

– Полностью.

– Хм-м, – сказала Максин. – Почему-то я так и думала.

– Куда ты? – удивился он, когда она открыла дверцу и вылезла из машины.

Фу, сказала она себе, почувствовав, как каблуки погружаются в трехдюймовый слой грязи. Такая вот награда за благородный поступок. Неудивительно, что раньше ей не приходило в голову их совершать.

– Домой, – ответила она. – Я понимаю, что для тебя это может оказаться потрясением, но ты не абсолютно неотразим. И, если хочешь знать, я думаю, что ты полное дерьмо.

– Максин…

– Бедняжка Дженни. – Она захлопнула дверь и наклонилась к открытому окну. – Чуть не влюбилась в такого лживого подонка.

– Ладно, – сказал Бруно, успокаивая ее жестом. – Намек понял.

– Тогда вот еще один. Может, я и не образец добродетели, но неужели ты и правда думал, что я сыграю такую грязную шутку со своей собственной сестрой?

Бруно очень натурально вздохнул.

– Прекрати читать мне мораль. В конце концов, это было просто предложение. Некоторые девушки сочли бы его за комплимент.

– Боже, ты совершенно аморальный тип!

– А ты вроде как святая? – Бруно опять ухмыльнулся. – Хватит, и нечего поднимать вокруг этого такой шум. Можно было просто сказать «нет».

– Я беспокоюсь не за себя, а за Дженни, – процедила Максин. – Ты причинишь ей боль.

– Я возвращаю ее к жизни, – возразил он. – Какой в этом вред? Никаких ложных надежд я не давал.

– Ты неподражаем. – Она презрительно посмотрела на него. – Когда я расскажу Дженни, какое предложение ты сделал мне сегодня…

– А вот это действительно причинит ей боль, – резонно заметил Бруно.

Максин и сама уже поняла это. Дженни она ничего не скажет, но почему Бруно должен остаться безнаказанным?

– Ну хватит, милая, – сказал он, похлопав рукой по соседнему сиденью. – Без обид. Ты выпустила пар, и теперь я отвезу тебя домой.

Но Максин накинула на плечо ремешок сумочки и покачала головой.

– Я лучше прогуляюсь.

– Почему?

Потому что я только что уронила открытую бутылочку ярко-красного лака для ногтей на пассажирское сиденье, думала Максин, все еще глядя на него в окно. И я не хочу, чтобы все это оказалось на моей замечательной белой юбке. А завтра утром попробуешь объяснить своей подруге, как это случилось.

– Я просто хочу пройтись, – сказала она, выпрямляясь и отступив на шаг. – Не волнуйся, со мной ничего не случится.

– Я в этом не сомневаюсь, – прошептал Бруно, понимая, что его кинули по полной программе.

Кинули по полной, удивлялся он, выруливая на шоссе. И что это за странный запах?..

ГЛАВА 20

Оливер любил смотреть, как Tea работает в своей студии. Ему никогда не приходило в голову удалиться от дел, и то, что первый за сорок лет отпуск давался ему так легко, оказалось приятным сюрпризом. В окна светило солнце, дел у него не было, и он просто сидел и восхищался ее мастерством, отдыхая телом и душой.

А еще в ее обществе было очень легко находиться. Она не любила без толку молоть языком. Если у нее было что сказать – что-то стоящее, – она говорила. Если нет – молчала. Оливер считал, что дружелюбная молчаливость, практичный взгляд на жизнь и естественная чувственность превращают ее практически в идеал, насколько вообще может быть идеальной женщина. Повстречав наконец такую, он не собирался ее отпускать.

– Я хотел бы жениться на тебе, – сказал он, но Tea только улыбнулась и потянулась к тазику, стоявшему позади нее, чтобы вымыть руки.

– А я думала, что ты уже получил урок.

До этого он трижды был женат. Все эти женщины с радостью принимали его предложение, и в их глазах словно загорался неоновый символ фунта. А она спокойно продолжала лепить из глины челюсть, а когда солнце заходило за тучи, разглядывала, как лежит тень на собранном наполовину лице.

Оливер поднялся со стула, подошел к ней сзади и положил руки ей на плечи.

– Это были неправильные женщины. А ты правильная. Tea, ты знаешь, как я к тебе отношусь.

Она знала, знала. Будь она молодой и глупенькой, выскочила бы за него не раздумывая, как в свое время за Патрика. Но независимость была сладка, а на то, чтобы научиться обеспечивать ее и наслаждаться ею, ушла половина жизни. Tea была суеверна и боялась, что, если выйдет замуж за Оливера, их отношения испортятся. И опять придется начинать все сначала, как случается в настольной игре, если сделаешь неудачный ход…

– Я знаю, как ты ко мне относишься, – сказала она и, запрокинув назад голову, с улыбкой посмотрела на него. – И я люблю тебя, милый. Но это не запрещено. Нам не нужен викарий, чтобы получить разрешение.

– Я хочу, чтоб мы были вместе, – возразил он. – По-настоящему.

– И ты думаешь, что глупый клочок бумаги сотворит чудо? – Она, кажется, была удивлена. – Я не дам согласия, Оливер. Я буду твоей госпожой, но не твоей женой. Только представь, люди станут называть меня миссис Оливер Кеннеди четвертая. Словно я утешительный приз.

Она постоянно путала его фамилию.

– Кэссиди, – с напускной строгостью исправил он.

– Ну конечно. – Tea улыбнулась, а потом наморщила лоб. – Почему эта фамилия кажется мне знакомой?

– Потому что это фамилия человека, который хочет на тебе жениться. Не будь ты такой упрямицей, она была бы твоей! Уж тогда тебе пришлось бы ее запомнить. – Он повеселел.

Но тут ее лоб разгладился.

– Ну конечно. Гай Кэссиди, фотограф. Тот парень, у которого работает моя младшая дочь. Возможно, ты о нем слышал, милый… Кажется, он довольно известный.

– А. – Оливер ждал, что рано или поздно она заметит это совпадение, и подумал, что может объяснить все прямо сейчас. Взяв ее руки в свои, он сделал глубокий вдох. – Да, я о нем слышал…

– Один вопрос, – сказала Tea, когда он замолчал. – Я тоже была частью плана? Ты уже знал, что я мать Максин, когда зашел в студию?

– Нет, – покачал головой Оливер. – Ты совершенно точно не была частью плана. Просто неожиданный, замечательный бонус.

Tea улыбнулась, уверенная в том, что он говорит правду.

– Тогда все в порядке. И полагаю, мне лучше не рассказывать ничего Максин?

– Думаю, так будет лучше. – Он благодарно поцеловал ее в лоб. – Не раньше, чем мы поженимся.

– Как дети? – Гай сел на кухонный стол и стал смотреть, как Максин моет посуду.

Серена улетела на фотосессию в Барселону. Он отвез ее в Хитроу, а потом весь день провел в Лондоне.

– Отлично. – Отъезд Серены привел Максин в замечательное расположение духа, и она улыбнулась ему. – Утром мы ходили в супермаркет. А когда вернулись домой, я обнаружила у Эллы в кармане пакет мармеладных лягушек.

Гай нахмурился.

– Надеюсь, вы сделали ей выговор.

– Выговор? Я встала перед ней и съела все до единой. Потом сказала, что на следующей неделе она вернется туда, извинится перед управляющим и отдаст ему карманные деньги за две недели. Если ей повезет, он не отправит ее в тюрьму.

– Думаю, теперь она не скоро решится это сделать. – Рассказ произвел на него впечатление.

– И разговаривать со мной тоже начнет не скоро, – сказала Максин. – Она считает, что во всем виновата я, потому что с самого начала не разрешила ей купить лягушек.

Гай встал и взял полотенце для посуды. Когда он принялся вытирать вымытые тарелки, Максин заподозрила неладное.

– Вы много с ними общаетесь, – непринужденно сказал он. – Как они относятся к Серене?

Ага. От зоркого глаза Максин не укрылось, что Серена приехала с четырьмя чемоданами, а уехала с двумя. Можно было предположить, что она так просто не сдастся.

– А что? Вы собираетесь жениться на ней?

– Мне просто интересно, что они говорят. Серена заступилась за нее, вспомнила Максин, в том скандале с Оливером Кэссиди. И еще она дала ей огромную коробку дорогой косметики, чей-то подарок, который, по ее словам, никогда ей не пригодится. В глубине души она была не такой уж плохой. Терпеть ее можно, подумала Максин.

– Они нормально к ней относятся. Нельзя сказать, что она им не нравится. Она не пристает к ним с разговорами.

Гай удивленно поднял брови.

– В каком смысле?

– По словам Джоша, почти все ваши подружки слишком уж усердствуют. Серена, по крайней мере, этого не делает. Она не душит их в объятиях.

– А вы?

– Я тоже не душу.

– Что вы скажете о Серене?

Это было не очень честно. Если бы она сказала что-нибудь нелестное, это только повредило бы ей самой.

– А почему вы меня об этом спрашиваете? При чем тут мое мнение? Вы достаточно взрослый, чтобы самому решить, нравится она вам или нет.

– Я знаю. Я решил. Но вас это тоже касается. Серена продала свою квартиру в Лондоне и собирается поселиться с нами, когда вернется из Барселоны.

Черт, подумала Максин. Если Гай и Серена решили поиграть в семью, значит ли это, что она останется без работы?

– Навсегда? – спросила она. Он пожал плечами.

– Посмотрим, как пойдет. Она уже присматривала себе новую квартиру, но ее собственная продалась быстрее, чем ожидалось, и мы решили… ну, попробовать. – Максин повернулась и молча посмотрела на него. – Это, конечно, не самая романтическая история, я знаю… я просто не хочу совершать ошибок.

– А что об этом думают Джош и Элла? Они мне об этом ничего не сказали.

– Я поговорю с ними вечером. Сначала я обратился к вам, – улыбнулся он.

– Вам нужно мое разрешение?

– Нет, ваше мнение.

– А их мнение будет считаться?

– Разумеется, – резко ответил Гай. – Если они действительно будут против, Серена не переедет. Надеюсь, – повысил он голос, – что вам не придет в голову воспользоваться этим.

– Да как я могу?

– Еще как можете. Поэтому я и говорю – даже не думайте. Для меня это слишком важно.

Для меня тоже, подумала Максин.

– Если Серена переедет сюда, вы откажетесь от моих услуг? – спросила она.

– Боже, ну конечно нет! Как вам это пришло в голову? Нет, у Серены карьера… Она ездит за границу еще чаще, чем я. Нам все равно нужны вы, чтобы заботиться о детях. – Он помолчал. – Честно говоря, я боялся, что вы сами захотите уйти.

Ничего приятнее этого она от него не слышала, решила Максин. Да что там, это уже практически комплимент.

– Вы действительно хотите, чтобы я осталась? – спросила она, стараясь выжать из ситуации все, что можно.

Но одурачить Гая было не так легко.

– Дети хотят. Правда, они ничего не знают о ночном инциденте у квартиры вашей сестры.

– Но меня не задерживала полиция…

– Я знаю. – Он явно был доволен. – Просто хочу сказать, что не стоит напрашиваться на комплименты. Не нужно зря испытывать судьбу.

– Если ты хочешь на ком-то жениться, почему ты не женишься на Максин? – спросила Элла. – Тогда Серене не придется переезжать.

Гай попробовал представить, что творится у нее в голове. Ее воспоминания о матери становились все более отрывистыми. С трех лет Эллу воспитывали няни – сначала Беренис, потом Максин.

– Я не женюсь на Серене, – осторожно ответил он. – Мы просто подумали, что будет здорово, если она немного поживет с нами.

Элла нахмурилась.

– Но она твоя подружка. Она что, будет нам вроде как мама?

Гай не знал, как ответить на этот вопрос. В самые мрачные моменты последних лет, когда окружающие постоянно намекали на его женитьбу, а чувство вины делало еще тяжелее груз родительской ответственности, он спрашивал себя, не пора ли просто найти жену, хорошую мачеху для детей, и перестать ждать, когда это случится. Он теряет время. Любовь не растет на деревьях. Желающих было более чем достаточно, но те, кто мог бы стать идеальной мачехой, не нравились ему, а те, кто привлекал его мимолетное внимание, явно не подходили для этой цели.

Такая задача была бы сложна для любой женщины – он знал это. Но из них всех только Серена имела мужество с самого начала быть честной с ним. Она не сомневалась, что Джош и Элла очень симпатичные дети, но она будет очень благодарна ему, если он позволит ей не знакомиться с ними ближе. Кроме того, добавила она, кто знает, как будут развиваться их отношения? Если она вступит с детьми в близкую эмоциональную связь, а потом все закончится разрывом, они будут еще больше страдать.

Это был пессимистичный, но практичный взгляд на вещи. Гай принимал его. То, что он с первого взгляда влюбился в Вероник, вовсе не означало, что это всегда происходит так. Может, с Сереной все будет развиваться постепенно.

Элла в розовой пижаме и тапках «микки-маусах» свернулась калачиком на диване рядом с ним и заплетала косичку своей кукле.

– Нет, Серена – это просто… Серена, – в конце концов ответил Гай. – Она – друг.

– Значит, мы не станем одной семьей? – Элла серьезно смотрела на него.

Он показал на Джоша, сидевшего перед ними на полу.

– Мы втроем и есть одна семья, солнышко. Ты знаешь это.

– Серена просто папина подружка, – пришла очередь Джоша объяснить ситуацию младшей сестре. – Она не часть нашей семьи, потому что она не наша родственница. Она ей станет, только если папа на ней женится, но даже тогда она будет только дальней родственницей. – Взглянув на Гая в ожидании подтверждения, он весело добавил: – Как тот человек, который дал нам деньги на прошлой неделе, наш дедушка. Он тоже дальний родственник. Это значит, что он может покупать тебе подарки, но не может ругать.

Гай, поколебавшись, кивнул. Этот вопрос еще надо выяснить. Он несколько раз звонил отцу, но натыкался на автоответчик.

Элла просияла.

– Он был хороший! Когда мы с ним опять увидимся?

– Я не знаю, рыбка. Посмотрим. Ну, вы рады, что Серена переезжает? Хотите еще о чем-нибудь меня спросить?

Она пожала плечами.

– Я не против. Раз ей нельзя нас ругать.

– Это делает Максин, – нравоучительно сказал Джош. – Это ее работа.

Элла закончила причесывать куклу.

– И еще она учит меня заплетать косички, – гордо сказала она. – Папа, а Серена будет спать с тобой в одной кровати, когда переедет к нам?

Гай снова кивнул. Из соображений безопасности Серена пока занимала комнату для гостей. Но теперь подготовительная работа была проведена.

– Да, солнышко, будет.

– Бедная Серена, – вздохнула Элла. – Наверняка ей не понравится, что ты храпишь.

ГЛАВА 21

Когда знакомишься по переписке, возникает одна проблема, поняла Дженни. Люди не пишут о себе все. Некоторые жизненно важные детали обнаруживаются потом, когда уже слишком поздно сказать, что вы передумали и, несмотря на краткое знакомство, поняли, что у него нет будущего.

Например, если бы Джеймс Блейр хотя бы вскользь упомянул, что у него смех, как у осла, надышавшегося гелием, она в два счета вычеркнула бы его из своего списка. А так действительность обрушилась на нее неожиданно, как только он подошел к ней в фойе театра. (Он предложил ей пойти на спектакль с его старшей сестрой в главной роли.)

И надо сказать, он вовсе не стеснялся своего смеха. К своему ужасу, Дженни обнаружила, что они пришли на комедию. Занавес еще не поднялся, а Джеймс уже успел купить ей джин с тоником и пять раз рассмеяться. Все повернулись и посмотрели на них. Одна бедная женщина, ничего не подозревая, стояла к ним спиной и, услышав этот неподражаемый звук, от неожиданности облилась шампанским. Это был громкий гогот, зарождавшийся неожиданно, достигавший апогея, выходивший из-под контроля и продолжавшийся до бесконечности. Если бы Джеймс Блейр захотел бы передать его в письме, это выглядело бы примерно так: «Блеее-уууу. иик…блееееуууу. иик…иик…иик… блааааууууууу… иик!» И на протяжении всех девяноста минут этот звук стал ее проклятием. Она не знала, что хуже – сам смех или нездоровое любопытство остальных зрителей, сидевших в пределах слышимости.

Я жалкая, бесхребетная личность, напомнила себе Дженни, а Джеймс, вероятно, очень добрый человек. И нет никаких причин желать оказаться в любом другом месте на земле только из-за того, что он смеется не так, как все остальные человеческие существа.

Но все это было ужасно. Джеймс смеялся, люди таращились, а пьеса вполне соответствовала описанию в программке: «Смешно до колик, смех до упаду, сплошное веселье!»

– Сногсшибательная постановка! – высказался Джеймс, когда все было кончено и он опять увлек ее к бару. – Не могу вспомнить, когда я в последний раз так веселился. Ты согласна, Дженни?

– Уже очень поздно. – Взглянув на часы, Дженни почувствовала, как у нее под мышками дезодорант превращается во влажные катышки. – Мне действительно пора домой.

– Но я сказал сестре, что мы встретимся с ней после спектакля и выпьем вместе. Ты ведь можешь задержаться еще на десять минут?

У него был такой умоляющий вид, что она не смогла отказать. Он был не в ее вкусе, но определенно неплохой парень.

– Хорошо, но только на один бокал. Потом мне действительно придется уйти.

– Отлично! – Его мальчишеское лицо озарилось такой радостью, что Дженни опять стало стыдно. Если бы не это, она никогда не позволила бы ему обнять себя за талию. – Что пожелаешь? Джин? Джинн исполнит твое желание… Поняла? Блеее-уууу… иик… блееееуууу… иик… иик!..

Дженни была готова провалиться сквозь землю, увидев Гая Кэссиди у бара. Весь вечер она успокаивала себя тем, что, по крайней мере, не встретила никого из знакомых. Слабое, но утешение. Точнее, было таковым.

– Привет, Дженни. – Он повернулся и улыбнулся ей, прервав разговор с лысеющим мужчиной средних лет. Ее бросило в жар, когда его взгляд остановился на Джеймсе, который все еще смеялся над своей несмешной шуткой.

Представив, что он все в деталях поведает Максин, она едва не лишилась чувств, но все-таки умудрилась изобразить подобие улыбки.

– Гай, вот не ожидала!

– Я знаю, – с деланным раскаянием ответил он. – Я не часто бываю в театре, но об этой постановке слышал столько лестного…

– Он хочет сказать, – объяснил его лысый приятель, – что его против воли затащили сюда, потому что мы старые друзья, а я, по несчастному стечению обстоятельств, режиссер этой пьесы. Я сказал, что ему придется сначала пострадать, если он рассчитывает на ужин.

Гай ухмыльнулся.

– Я чувствовал себя как девчонка на свидании вслепую.

Дженни залилась краской. Джеймс, с интересом прислушивавшийся к разговору, загоготал:

– Как девчонка на свидании вслепую? Вот умора!.. Блеее-уууу… иик… иик… иик!..

– Почему ты меня не любишь? – неожиданно спросила Серена.

Гай наверху укладывал детей спать. Максин, загружавшая белье в стиральную машину, даже не подозревала, что на кухне кто-то появился. Она удивленно подняла глаза.

– Кто сказал, что я вас не люблю?

– Я не дура, – обвиняющим тоном заявила Серена.

Она взяла стул, уселась и принялась рассматривать свои идеальные ногти. Максин, считавшая, что только дура способна тратить по полтора часа на маникюр, не ответила.

– Ты завидуешь?

– Вы мне вовсе не не нравитесь, – возразила Максин, потому что ситуация становилась неудобной. Она улыбнулась. – И нет, я не завидую. Мне всегда нравилось быть блондинкой пяти футов шести дюймов ростом.

– Моей внешности часто завидуют, – словно в доказательство своих слов Серена провела рукой по своим черным волосам, а потом опять вперила взгляд в Максин, которая все еще стояла на коленях с коробкой «Персила» в одной руке и кипой Эллиных носков в другой. – Но я говорила не об этом, – медленно добавила она, – а о Гае.

– О Гае?!

– Он привлекательный мужчина, – улыбнулась Серена. – Пожалуйста, Максин. Не говори мне, что ты этого не заметила.

– И вы думаете, я завидую тому, что вы живете с ним, – разозлилась Максин.

Это было слишком. Конечно, Гай симпатичный, но это вовсе не обязательно должно означать, что она дни напролет тайно мечтает о нем. Если бы Серена потрудилась почаще смотреть по сторонам, всего этого бы не случилось. Но она интересовалась только Гаем и игнорировала детей и ее. Максин знала, что она не самая лучшая няня в мире, но она все больше привязывалась к Джошу и Элле – дружелюбным, веселым и ужасно занятным. Сейчас она поняла, что такое безразличие к ним со стороны Серены даже вызывает подозрения.

– Да, я думаю, что ты ревнуешь. – Серена заглянула в чашку с кофе.

Если она попросит еще кофе, подумала Максин, я вылью его ей на голову.

– И вы не могли бы больше ошибиться! – рявкнула она. – Хорошо, он, может, и не похож на Квазимодо, но лично я считаю, что работать на Гая Кэссиди утомительно, хлопотно и совсем не весело. Я здесь, потому что хотела остаться в Трезайле и мне была нужна работа. И если бы я собиралась приударить за вашим парнем, вы знали бы об этом.

Серена только приподняла аккуратные брови.

– Не стоит выходить из себя, – невозмутимо заметила она. – Максин, я не хочу, чтобы мы были врагами. Я хочу только сказать, что, если тебе нравится Гай, я могу это понять. Честно говоря, я бы удивилась, будь это не так.

– Но это не так, – соврала Максин. Серена отчитывала ее, как директриса в школе; она с трудом подавила желание показать ей язык.

– Очень хорошо. – Серена стала еще спокойнее. – Тогда мы оставим этот разговор. Я вовсе не хотела тебя огорчить, Максин; я только собиралась сказать, что если ты надеялась на какие-то отношения между вами, то… боюсь, это совершенно беспочвенные надежды.

С каждой минутой ситуация становилась все безумнее. Сквозь зубы Максин прошипела:

– Что?

– Я говорила об этом с Гаем, – невозмутимо объяснила Серена, – и он сказал, что ты абсолютно не в его вкусе.

ГЛАВА 22

Чтобы попасть в бухту, нужно было долго пробираться по узкому каменистому обрыву, но это того стоило. В восемь часов вечера пляжи в центре Трезайля еще были переполнены, а в Ракушечной бухте, на окраине города, не было ни души. Мало кто из туристов согласился бы удалиться на целую милю от баров и магазинов; еще меньше решилось бы идти пешком, оставив шоссе далеко позади.

И это к лучшему, думала Дженни, зато здесь Максин могла орать в свое удовольствие, не опасаясь привлечь ненужное внимание.

– …и Серена сказала: «Больше нам не о чем разговаривать». – Максин с жаром продолжала монолог, начавшийся триста футов назад. – И вышла из кухни. Хотя мне еще было что сказать, поверь!

– Но ей ты сказать не смогла и поэтому говоришь мне.

Они наконец спустились к воде; вместо камней и гальки под ногами был мелкий сухой песок. Дженни сбросила туфли и с удовольствием погрузила ступни в обволакивающее тепло.

– Вот именно! – Максин яростно смахнула волосы с лица. – Иначе я бы взорвалась! Эта женщина доведет меня до безумия!

– Но она была права, надо признать. – Дженни еще не совсем простила сестру за то, что та вломилась к ней на прошлой неделе. – Тебе нравится Гай.

– Больше нет. – Темные глаза Максин презрительно сверкнули. Потом, заметив недоверчивый взгляд сестры, она добавила: – И это не потому, что Серена сказала, будто я ему не нравлюсь. Я в любом случае не хотела бы общаться с мужчиной, который выбрал себе такую женщину, как она. Я все равно не могу понять, что он в ней нашел.

– Мы уже говорили об этом, – заметила Дженни. – Идеальная фигура, идеальное лицо…

– Ах, это! Да, физически она идеальна. Но как личность ничего из себя не представляет. Иногда кажется, что ты разговариваешь с миской фруктов.

– Ты хочешь сказать, она не так темпераментна, – усмехнулась Дженни, – как ты.

– Я хочу сказать, что ни разу не видела ее смеющейся. – Максин стерла со лба пот. – Джош вчера рассказал ей анекдот, и я голову даю на отсечение, она даже не поняла, о чем речь. И после этого она еще смеет обсуждать меня с Гаем!

Дженни попыталась скрыть волнение.

– По крайней мере, это значит, что они разговаривают.

– Ты бы слышала, как она это сказала. – Максин выбрала самую крупную гальку и швырнула в воду. – Она вся из себя, а я вроде как должна прикусить язычок, потому что она думает, что теперь она хозяйка, раз будет жить с Гаем. Хотя я прекрасно знаю, – таинственно добавила она, – чем он занимается за ее спиной.

– Да? – заинтересовалась заскучавшая было Дженни.

– Точно, – гордо заявила Максин. – Он вовсе не перестал встречаться с другими женщинами. Они продолжают ему звонить, а во вторник он вернулся домой только в три ночи. Представляю, какая рожа будет у Серены, если она узнает.

Вторник, подумала Дженни. В тот вечер они встретились в театре. Она невинно спросила:

– И с кем же он был?

– С какой именно женщиной, ты хочешь сказать? – с сарказмом переспросила Максин. – Ну, это была одна из них, и это самое главное. Когда я спросила Гая, он сказал, что это меня не касается, нечего совать нос не в свое дело, так что я сразу поняла: тут дело нечисто.

Если бы в этот момент на берегу появился Гай, Дженни бросилась бы ему на шею и покрыла поцелуями. У нее не хватило духу попросить его не рассказывать Максин об их встрече. Но Гай ничего ей не сказал. Ее постыдный секрет не был раскрыт.

– Возможно, этому есть невинное объяснение, – добродушно предположила она, но Максин это не понравилось.

– Да что с тобой? – Она зашвырнула в воду еще пару плоских камней, чуть не убив пролетавшую чайку. – Чего это ты решила его защищать? Отдохни, Дженни, – у него столько женщин, что их некуда девать, и вряд ли он провел ночь, играя в «Монополию». Но я рада, что он с кем-то встречается. Кто угодно будет лучше, чем эта сучка Серена.

– Может, он боится, что ты ей расскажешь, – сказала Дженни.

– Если бы это сбило с нее спесь и я не рисковала бы потерять работу – можешь не сомневаться, рассказала бы!

В детстве они облазали бухту вдоль и поперек. И теперь, дойдя до прудиков, которые оставались в скалах после отлива, они пробрались к своему любимому водоему: там всегда можно было найти самую интересную живность, а рядом волны за сотни лет промыли в камнях два удобных сиденья.

Максин, избавившись наконец от душившей ее ярости, опустила босые ноги в нагретую солнцем воду и наблюдала, как два миниатюрных краба улепетывают, почуяв опасность.

– Не очень-то ты мне сочувствуешь, – буркнула она, покосившись на ноги Дженни с ногтями цвета фуксии. – В чем дело? Все не можешь забыть, как мы вломились к тебе домой и помешали развлекаться с Бруно?

Впервые она спросила о том случае прямо. Дженни ждала этого. И давно решила, что не будет больше увиливать от ответа.

– Не волнуйся, – мирно ответила она, – мы наверстали упущенное.

– А, значит, ты продолжаешь с ним встречаться. Казалось, Максин разочарована. С ней такое впервые, с триумфом подумала Дженни. Двое привлекательных мужчин, и ни один не заинтересовался вечно популярной, такой неотразимой Максин. К такому она не привыкла.

– Да, – гордо ответила она.

– Хм-м-м.

Теперь пришла очередь Дженни обижаться.

– Какой энтузиазм. Ты сама твердила, что я должна найти себе мужчину, теперь он у меня есть. Могла бы хоть притвориться, что рада за меня.

Максин вздохнула. Дипломатия никогда не была ее сильной стороной, но сейчас нужно было действовать с осторожностью.

– Но он чей-то еще мужчина, – мягко заметила она. – Дженни, разве это разумно? А как же девушка, с которой он живет?

Дженни поджала губы. Вот так номер – такая заботливая Максин читает ей лекцию о морали. Кто бы говорил о двойных стандартах.

– Слушай, Нина знает, что он за человек, и мирится с этим. Раз она не против, почему я должна заботиться об этом?

– А, так ты ее спрашивала.

– Разумеется, я ее не спрашивала! – Дженни, почувствовав, что ее загоняют в угол, разъярилась. – И я не могу поверить, что слышу всю эту чушь от тебя! Если не ошибаюсь, ты как-то встречалась с парнем, потому что «забыла», что он женат!

– Да, ты не ошиблась. – Максин старалась сохранять спокойствие. – Но я – это совсем другое дело. Путаться с женатым человеком совсем не в твоем стиле. Ты слишком хорошая…

– Бруно не женат.

Это была ее мантра, она бесконечно успокаивала себя этим, когда хотела оправдать свои поступки. Конечно, ситуация была далека от идеала, но, по крайней мере, Бруно не был женат.

– Он живет с ней в гражданском браке, – безжалостно продолжала Максин. – Они вместе несколько лет. Дженни, я не против. Я просто не хочу, чтобы в конце концов тебе причинили боль, и так боюсь, что это произойдет. Бруно не твой тип мужчины. Он…

– Хочешь сказать, он твой тип, – язвительно ответила Дженни. – И тебе не хочется, чтобы я развлекалась. Последние двадцать месяцев в моей жизни не было ничего веселого, и я не собираюсь к этому возвращаться. Мне нравится Бруно, а я нравлюсь ему. Очень.

Впервые они поменялись ролями. Максин, пытаясь удержать старшую сестру от ошибки и защитить ее от огорчения, вдруг поняла, что у нее ничего не выйдет. Это не так просто, думала она, как казалось. Если она возьмет и расскажет, что предложил ей Бруно прошлой ночью, она только разобьет хрупкую уверенность в себе, которую давали Дженни эти отношения, и, вероятно, их дружба на этом кончится. Черт, трудно быть хорошей девчонкой.

– Ну конечно, ты ему нравишься, – уверенно сказала она. – Но я все равно не считаю, что он тебе подходит.

– Прекрати! – Дженни не желала больше это слушать. – Я знала, что тебе это не понравится, но придется смириться. Бруно выбрал меня. – Она вскочила. – И ты ревнуешь.

Иногда жизнь обращается с тобой несправедливо, думала Максин. Вернувшись в Трезайль-Хаус, она встретила на пороге Гая.

– Я пытался работать, – он махнул в сторону темной комнаты, – а чертов телефон постоянно звонил. Кто-то по имени Бруно хотел поговорить с вами. Он просил вас перезвонить как можно скорее.

Машина Серены была припаркована около дома. Взглянув на нее в окно, Максин спросила:

– А Серена не могла подойти к телефону?

– Она в ванной.

Джош и Максин собирались заключать пари на продолжительность ванн Серены. До сих пор рекордным показателем был час сорок минут. Максин надеялась, что Джош и на этот раз не забыл засечь время. С серьезным видом она сказала:

– Ах, конечно.

– Кстати, она рассказала мне, что накануне вы потеряли над собой контроль.

Глаза Максин сверкнули.

– А она упомянула, почему это произошло? Гай кивнул. На мгновение ей показалось, что она заметила улыбку.

– Хорошо, возможно, она зашла слишком далеко, но вы все равно должны были держать себя в руках. Мы все должны делать друг другу уступки, если собираемся жить вместе.

– Больше никто не делает, – возмутилась Максин. – Не понимаю, почему уступки здесь должна делать только я одна.

– Не только вы одна, – посуровел он. – Я сегодня трижды подходил к телефону, разве нет? И я передал вам сообщение, несмотря на то что не одобряю все это.

– Что – это? – удивленно спросила она.

– Да ладно вам. Догадаться не трудно. Бруно, я полагаю, это Бруно Перри-Брент. Может, я не так уж близко с ним знаком, но слышал достаточно, чтобы составить о нем мнение. А теперь он обрывает наш телефон и требует вас. Вывод очевиден.

– Вас не касается, почему он мне звонит, – разъярилась Максин.

– Конечно нет. Я просто думал, что у вас хватит ума не связываться с женатым мужчиной. Вряд ли он звонит, чтобы подтвердить ваш заказ на столик.

– Он не женат, – голосом Дженни сказала Максин. – И у меня ничего с ним нет! Он мне даже не нравится!

– Ох, ради бога! – Гай закатил глаза. – Вам нравятся все мужчины. Бруно нравятся все женщины. Давайте смотреть фактам в лицо: вы созданы друг для друга.

* * *

– Давай встретимся завтра вечером, – сказал Бруно.

– Нет, я не хочу с тобой встречаться завтра вечером. – Максин, которая терпеливо ждала, пока Гай зайдет в комнату, и только тогда перезвонила Бруно, произносила слова медленно и четко. Для верности она добавила: – И ни в какой другой вечер. Бруно, я уже тебе говорила – меня это не интересует.

– Я знаю. – Его голос звучал удивленно. – Но меня интересует. И чем больше ты сопротивляешься, тем интереснее мне становится.

Максин бросила торжествующий взгляд на Гая, читавшего газету и поглощавшего детское печенье.

– Ответ прежний: нет.

Гай внимательно читал гороскоп. Бруно рассмеялся.

– Друзья разве не говорили, что святость тебе не к лицу? Ты должна мне как минимум один вечер. Ты хоть представляешь, сколько с меня содрали за очистку сиденья от лака?

– Так тебе и надо. И ничего я тебе не должна. Если тебе так нужна спутница на завтрашний вечер, пригласи Нину.

Гай съел еще одно печенье.

– Она уехала погостить к сестре в Кент.

У Максин чуть не вырвалось: «Тогда возьми Дженни», но она все-таки решила не позорить непутевую сестру перед Гаем. Вместо этого она нежно сказала:

– Все равно, думаю, тебе не составит труда подыскать кого-нибудь еще.

– Я в этом уверен. Просто мой выбор сначала остановился на тебе.

– Жаль, не могу сказать про себя того же. До свидания.

Когда она положила трубку, Гай поднял голову от газеты.

– Вот, – гордо сказала она.

– Очень убедительно, – он взял из коробки последнее печенье. – Лучший образчик актерского мастерства, что я видел. С кем вы разговаривали, с говорящими часами?

ГЛАВА 23

Воскресные утра стали гораздо веселее, подумала Tea. Просыпаться по воскресеньям в одинокой постели было ужасно грустно. В первые месяцы после того, как рухнул ее брак, именно эти часы были самыми мучительными. Одинокое воскресное утро, как и одинокое Рождество, – это настоящее воплощение отчаяния.

Но теперь совсем другое дело…

– О чем ты думаешь? – спросил Оливер, наклоняясь над ней, чтобы стряхнуть крошку круассана с ее груди.

Tea улыбнулась ему.

– О том, что нет ничего лучше, чем валяться в постели воскресным утром со свежими круассанами, кучей газет и отменным любовником.

– Значит я иду только третьим? Вслед за едой и «Таймс»?

– Нет. – Она поцеловала его в щеку, и газеты скользнули между ними. – Таким чудесным все это стало только благодаря тебе. – Ее улыбка стала шире. – И конечно, есть еще один дополнительный бонус…

Оливер довольно ухмыльнулся.

– Я отменный любовник.

– Ты ловко разгадываешь кроссворды. – Она рассмеялась от счастья. День был чудный, но она не хотела никуда выходить. Оливер был с ней, и это главное.

Но Оливер был все еще голоден.

– В отеле мы могли бы заказать что-нибудь в номер, – проворчал он.

Все, на что была способна Tea, – купить круассаны и баночку вишневого джема. Она никогда не принадлежала к тому типу хозяек, у которых холодильник забит жареной курицей, копченой ветчиной, вином и клубникой, и могла с уверенностью сказать, что у нее там отыщутся только три открытые банки майонеза разной степени свежести, крем для век и манго. Ну и черт с ним, с удовольствием подумала она. Я художник. Мне можно быть неряхой.

– У меня больше нет никакой еды, будем голодать, – сказала она Оливеру, подставляя лицо для поцелуя. – Ну вот, видишь? Еще одно доказательство того, что я не должна выходить за тебя замуж. На кухне я безнадежна. Через несколько недель от тебя останется одна тень, и ты сам будешь умолять о разводе.

– Нет! У нас будет прислуга.

– Чтобы исполнять все наши капризы? Какая экзотика.

– Я говорю серьезно. И кстати… – Он дотянулся до телефона и набрал номер своего отеля.

– Здорово, – вздохнула Tea, когда он договорился с менеджером ресторана, чтобы ланч на две персоны из трех блюд доставили им на такси в течение часа. – Сила привилегий.

– Сила денег, – поправил Оливер. – Это не так уж много значит.

– Очень даже много, когда это дает возможность есть ягненка с фенхелем, а не заказывать пиццу, – радостно сказала Tea. Она не готовила, но хорошую кухню ценила.

– Если тебя так легко поразить, я не понимаю, почему ты не выходишь за меня. Тогда ты сможешь есть что захочешь, ездить куда захочешь…

Tea села, газеты соскользнули, обнажив ее наготу. Она погладила его по щеке, ее руку щекотала пробивающаяся щетина.

– Не нужно на меня давить, – мягко сказала она. – Если я соглашусь, люди будут думать, что я вышла за тебя из-за денег. И я буду думать, что вышла за тебя из-за денег! А я и так тебя люблю. Я делаю то, что мне хочется. И мне кажется, что все и так очень хорошо.

Когда позвонили в дверь, Оливер был в душе. Tea шарила на кухне в поисках подходящей посуды, в черном шелковом халате, с распущенными волосами и босиком.

Она устремилась к двери, в животе у нее заурчало. Мусс из омара, каре ягненка, фруктовый салат и две бутылки шардоне будут сейчас очень кстати. Но на фоне дверного стекла вырисовывались три силуэта, и ни один не держал судков с едой.

Одного человека легко можно было узнать, два других были маленького роста. Tea застонала. Слишком поздно притворяться, что ее нет дома. Пока она колебалась, тоненький девчоночий голос спросил:

– Если она твоя мама, значит, она очень старая?

– Просто древняя, – ответила Максин, – ей больше сорока.

Tea набрала полную грудь воздуха и распахнула дверь.

– Но молода душой, – сказала она, моля Бога, чтобы Оливер не запел именно в этот момент в душе. – Дорогая, очень рада видеть тебя, но нужно было позвонить. Я очень спешу, собираюсь уходить…

– Только десять минут. – Максин даже в голову не пришло, что ей могут быть не рады, и она уже проскользнула в холл, волоча за собой своих маленьких спутников. – Мама, это Элла, а это Джош, и я рада, что ты оказалась дома. Мы всю дорогу шли пешком, а я забыла взять с собой деньги. Не могла бы ты одолжить мне немного на прохладительные напитки…

– И пойду принесу сумочку, – сказала Tea, делая шаг назад. – Подождите здесь.

– …и разрешить Элле воспользоваться туалетом, – продолжила Максин, переведя дыхание. – Она терпит уже минут двадцать, больно смотреть.

Черт, подумала Tea, опустив взгляд на маленькую беленькую девочку, крепко сжимавшую коленки.

– Хорошо, гм… дайте мне пару минут.

– Это душ? – Максин, прислушиваясь к звуку льющейся воды, вопросительно взглянула на мать. – Наверху кто-то есть?

– Никого. – Tea поплотнее запахнула халат и двинулась к лестнице. – Просто вы вытащили меня из ванной. Пойду выключу кран.

– Скорее, – прошипела она минутой позже, хватая Оливера за мыльную руку и вытаскивая его из душа. – В холле моя дочь и твои внуки, хотят в туалет. Тебе нужно спрятаться в спальне.

– Черт! – шампунь стекал по его лицу, он почти ничего не видел. Зацепившись босой ногой за дверь, он едва не вскрикнул. – Я знал, что нужно было оставаться в отеле. Они надолго?

– Нет, им только пописать. – Tea, сдерживая смех, впихнула его в спальню. – Не волнуйся, я от них избавлюсь. Жди здесь. И не вздумай чихать.

Когда она спустилась вниз, Максин и дети уже перешли в гостиную. Максин, выглядывая из окна, сказала:

– Если ты заказала такси, то оно уже здесь. Мне выйти сказать водителю, чтобы подождал?

– Я сама. – Tea поспешила к двери, но водитель уже вышел из машины и доставал с заднего сиденья большую плетеную корзину.

– Теперь я могу пойти в ванную? – закричала Элла, дрожа от нетерпения.

– Наверху первая дверь налево, – машинально ответила Максин, внимательно наблюдая за таксистом, который все еще возился с корзиной. – Мама, что происходит? Ты взяла щенка?

– Я пригласила кое-кого на обед. – Tea выглядела смущенной. – Он не знает, что я не умею готовить, а я хотела произвести хорошее впечатление, поэтому заказала еду из ресторана.

– Святые небеса! – поразилась Максин. Tea раньше никогда не беспокоилась о том, чтобы произвести хорошее впечатление. – Надеюсь, он того стоит.

– Не волнуйся. Стоит.

– Знаете, Максин, а ваша мама сказала нам неправду, – сообщил Джош, когда они шли по пляжу домой.

– Да? – Максин слизнула шоколадное мороженое с запястья.

– Она не принимала душ, когда мы пришли, – серьезно продолжил он. – И волосы у нее были сухие. Но когда я поднялся наверх после Эллы, на полу были мокрые следы, а на коврике – мыльная пена.

– Ого! – Максин явно была удивлена. – Ты хочешь сказать?..

Джош, который лелеял надежду стать детективом, когда вырастет, кивнул.

– Наверху был кто-то еще.

– Я это знала, – пискнула Элла, не желая оставаться в стороне. – Я по ошибке зашла не в ту комнату, и там на кровати кто-то лежал под одеялом.

Джош был большим поклонником Пуаро. Посерьезнев, он спросил:

– Мертвый?

– Ну, я слышала, как он дышит.

– Уже легче, – обрадовалась Максин. – По крайней мере, он был жив.

Джош внимательно посмотрел на нее.

– Почему вы сказали он? Откуда вы знаете, что это был мужчина?

Она усмехнулась. Надо сказать, Джош не единственный был заинтригован. Первый раз в жизни Tea вела себя так таинственно, и на это должна была быть хорошая причина.

– Я не знаю, – ответила она Джошу, – просто догадалась.

ГЛАВА 24

Дженни с башней цветочных коробок в руках пыталась задом открыть дверь в ресторан, когда кто-то впустил ее. Она попыталась выглядеть не слишком разочарованной, увидев, что это Нина.

– О… привет, – сказала она, надеясь, что голос ее не выдаст. Кивнув на коробки с дельфиниумами, гвоздиками и белой гипсофилой, она глупо добавила: – Вот, привезла цветы.

– Бруно просил тебя встретить, – ответила Нина. – Одна из официанток разбила вчера вечером двадцать восемь тарелок, и он отправился подыскать замену.

На ней было длинное бледно-голубое платье из тонкой ткани, несколько серебряных цепочек и сандалии на плоской подошве с длинными ремешками, обмотанными вокруг лодыжек. Дженни никогда не могла представить Бруно и Нину в одной постели. Трудно было даже вообразить, что у них общая корзина для грязного белья.

– Боже! – Она опустила коробки с мыслью как можно быстрее расставить цветы и убраться. – Он, наверное, в ярости.

– Это была не ее вина, – безразлично сказала Нина, усаживаясь и закуривая сигарету. – Девушка доставала посуду с верхней полки, а Бруно ущипнул ее за задницу. Она вскрикнула от неожиданности и уронила тарелки. В этих обстоятельствах он мог бы не особенно винить ее.

Вот, подумала Дженни, возможность, которой она ждала.Она может из первых рук получить доказательства полного взаимопонимания Бруно и Нины и убедиться наверняка, что она не делает ничего плохого.

– Это тебя тревожит? – как ни в чем не бывало спросила она; ее пальцы дрожали совсем чуть-чуть, когда она ставила цветы в вазы. – Я имею в виду то, что Бруно флиртует с другими девушками?

Нина с довольным видом выпустила идеальное колечко дыма.

– Из чего я заключаю, что он флиртовал с тобой.

– Нет… – Дженни почувствовала, что краснеет. – Ну, немного, но не могу сказать, что ко мне он проявил особый интерес…

– Конечно нет, – спокойно ответила Нина. – Он всем девушкам уделяет внимание. В этом весь Бруно, его не переделаешь, теперь я это знаю… В конце концов, это всего лишь безобидный флирт.

Дженни почувствовала, как у нее сжался желудок. То, чем они занимались с Бруно, нельзя было назвать безобидным флиртом. Или Нина блефовала, изображая понимающую партнершу, или Бруно обманывал их обеих. Спросить прямо она не решилась, но выяснить это было необходимо.

– Мой муж вел себя так же, – сказала она, импровизируя на ходу, – но я переносила это не так легко, как ты. Я все время подозревала, что все не так просто.

– Ты думала, что у него роман на стороне? – заинтересовалась Нина. – И что, так и было?

Дженни покачала головой.

– Не знаю. Если и так, он исчез раньше, чем я это узнала.

– Ну конечно. – Нина кивнула, потом невинно добавила: – Но ты думала так только потому, что ревновала.

– А ты не ревнуешь? – посмотрела на нее Дженни.

– У меня нет оснований для ревности. – Нина затушила сигарету и сказала: – Я люблю Бруно. Я ему доверяю. И я знаю, что он никогда не обманет меня.

Это был не блеф. Она абсолютно доверяла ему. Справившись с внезапно нахлынувшей дурнотой, Дженни спросила:

– А если бы он обманул? Как бы ты к этому отнеслась?

Нина на какое-то время задумалась.

– Я была бы абсолютно раздавлена, – сказала она наконец и улыбнулась. – Честно говоря, я никогда серьезно об этом не думала. В Бруно вся моя жизнь. Значит, он предал бы меня и мою любовь к нему. – Помолчав, она добавила: – Я никогда не смогла бы простить ему такое.

Дженни хотелось плакать, потому что Бруно предал их обеих и потому что ее новообретенное счастье оказалось фальшивкой. Она тоже доверяла ему, верила, когда он говорил, что любит ее. Впервые за последние два года она почувствовала себя человеком, испытала чувства, которые уже не мечтала испытать.

И все это оказалось иллюзией, потому что у Бруно не было никакого взаимопонимания с Ниной и он врал им, чтобы удовлетворить собственные желания. Интересно, скольких еще доверчивых дурочек он поймал на ту же удочку, спросила себя Дженни. Она очень надеялась, что Нина никогда не узнает об этом.

Однако внешне она ничем себя не выдала, хотя ее мир разрушился в одно мгновение. А мысли Нины уже переключились на более приятный предмет. Она прикурила новую сигарету, поправила свои длинные прямые волосы и устроилась поудобнее.

– Ладно тебе, Дженни, забудь. Ни к чему ворошить прошлое. Скажи лучше, ты придешь на вечеринку к Бруно в пятницу вечером?

Дженни молча кивнула. Ее имя уже было в списке гостей. Она, конечно, не пойдет, но лучше отказаться в последнюю минуту, чем изобретать достойное объяснение прямо сейчас.

– Наверняка будет очень весело, – сказала Нина с большим энтузиазмом, чем Дженни предполагала в ней. Вздохнув, она пожаловалась: – Проблема в том, что я не могу придумать подарок ему на день рождения. Я совершенно этого не умею. У тебя есть какие-нибудь соображения?

Пояс целомудрия с монограммой, подумала Дженни. И намордник.

– Даже не знаю. Может, одеколон?

– Ох, – рассмеялась Нина. – Думаю, Бруно заслуживает большего, тебе не кажется? Он все-таки мой спутник жизни. Я думала скорее о новой машине.

Дженни не представилось возможности поговорить с Бруно в следующие два дня. К вечеру пятницы она вся извелась, думая, идти или нет.

С одной стороны, если она пойдет, он подумает, что все в порядке. С другой стороны, и по эгоистическим соображениям, она все же думала пойти.

Вечеринки по поводу дня рождения Бруно были известны на весь Трезайль, они всегда проходили с грандиозным успехом. Его друзья, шикарные и не менее самовлюбленные, чем Бруно, съезжались на этот праздник со всех концов страны. В прошлом году колонки светской хроники пестрели историями о том, как известный гонщик и ловелас нагишом катался на водных лыжах по бухте Трезайль, а на следующий день сбежал с молодой женой, которая еще не успела развестись с предыдущим мужем. Их брак продлился семь месяцев и шесть дней, на семь месяцев больше, чем могли предположить те, кто знал новобрачных. Несколько дней назад Бруно показал Дженни факс, в котором пресловутый гонщик принимал приглашение на вечеринку: «Я и мои лыжи с каждым днем к тебе все ближе», – написал он поперек страницы. Внизу пятьдесят раз было нацарапано: «И на этот раз я не удеру».

Да какого черта, подумала Дженни, отбрасывая вечернюю газету и выключая телевизор. Она столько мечтала об этой вечеринке. Сидеть дома, жалеть о том, что связалась с этим подонком, и поедать шоколадки – такая перспектива ей не очень улыбалась. Она решила привести себя в порядок, отправиться на вечеринку, флиртовать там с незнакомцами и отлично провести время. Отшить Бруно можно и на следующей неделе.

И кто знает, может, она познакомится с кем-нибудь, решила Дженни, выливая в ванну полбутылки персиковой пены. Главное – положительный настрой, и тогда возможности будут бесконечны. А на худой конец всегда остается лыжник-гонщик…

К восьми тридцати она была почти готова, и, надо признать, получилось очень неплохо. Черное платье, которое она так редко надевала, смотрелось, как всегда, прекрасно, подчеркивая то, что надо, и скрывая те места, которые она хотела скрыть. Ужасно дорогое, но стоившее того, оно наполняло Дженни верой в себя и при движении мерцало, как каменный уголь.

Ее волосы тоже решили вести себя хорошо; бронзовые гребни, которыми она приподняла их с боков, оставались на своих местах, и даже светлые волоски на шее не торчали во все стороны.

Бронзовые тени, черная тушь, немного бронзово-розовой помады. Критически осмотрев свое изображение в зеркале, Дженни решила, что выглядит просто отлично.

Она собиралась на вечеринку и была готова ко всему.

Кроме водных лыж на закате, не без сожаления подумала она. Во всяком случае не в этом платье…

ГЛАВА 25

Ресторан преобразился: гремела музыка, свет был приглушен, двадцать пять столиков убрали, и сегодня он был скорее похож на ночной клуб. Хотя еще не было и десяти, зал был битком набит шикарными телами, развлекавшимися вовсю.

Бруно в новой шелковой рубашке клубничного цвета монополизировал танцпол и выплясывал ламбаду с бутылкой «Реми Мартен» в одной руке и растрепанной брюнеткой в другой. При этом он вел непринужденную, хоть и громогласную, беседу с высоким блондином, звездой многосерийной рекламы кофе. Дженни смотрела, как он смеется, шутит и при этом не пропускает ни одного танцевального па, и думала, что в этом он весь; это был еще один пример его умения получать от жизни все сразу. Он хотел танцевать, и ему нравилось болтать с друзьями, так зачем терять время, занимаясь чем-то одним? И если его привлекали две женщины, он тоже не упускал своего, горько подумалось ей. Почему бы не заполучить обеих?

Оглядевшись, она поняла, что Нины нигде не видно. Все присутствующие девушки, как одна, выглядели просто шикарно.

В следующую секунду ее заметил Бруно. Прошептав что-то на ушко смеющейся брюнетке, он запихнул бутылку ей в глубокий вырез платья и повернул ее лицом к актеру. Затем направился к Дженни, и она ощутила, как в привычной истоме у нее засосало под ложечкой. Этот мужчина был лжец и обманщик, но его сексуальная привлекательность буквально витала в воздухе. Пытаясь побороть это чувство, она храбро улыбнулась ему в ответ и постаралась взять себя в руки. Видимо, ей следовало гордиться, что ради нее он оставил брюнетку.

– Дженни, ты потрясающе выглядишь! М-м-м… и пахнешь персиками… – Она отшатнулась, но он прошептал: – Милая, расслабься. Это мой день рождения, я должен целовать гостей.

– Вот. – Отступив на шаг, она достала из сумочки открытку. Потом, заметив заваленный подарками стол, добавила: – Я не купила подарок.

– Не беспокойся, подаришь позже. – Бруно подмигнул. – Наверху.

Она сделала еще шаг назад и наступила кому-то на ногу. Позади нее гости нескончаемым потоком входили в двойные двери, словно был первый день распродажи в «Хэрродз». Ей казалось, она очутилась в джунглях: жаркий воздух в зелено-золотом зале благоухал сотнями ароматов. Рядом с ней высокая женщина разразилась смехом, похожим на вопли попугая. Кругом было шумно и многолюдно, но Бруно никогда не удовлетворился бы малым, подумала она.

– …совершенно неотразима, – продолжал говорить он, поглаживая ее ключицу. – Дженни, ты должна чаще так выглядеть. Я не могу дождаться, когда разверну тебя. С днем рожденья меня, с днем рожденья…

Дженни вдруг поняла, что он уже прилично набрался. Она никогда не видела его таким. Убрав его руку со своего плеча прежде, чем это привлекло бы ненужное внимание, она довольно резко спросила:

– Где Нина?

– Нина? – Бруно засмеялся. – А я ее знаю? Прекрати, сладкая, это мой праздник. Скажи, а у тебя надеты чулочки под этим прекрасным платьем?

– Не глупи. – Она отшвырнула его руку, которая на этот раз попыталась забраться ей под платье. – Где она?

– Ты говоришь как моя школьная учительница, – удивленно посмотрел на нее Бруно. – Кстати, это идея.

– Где Нина? – повторила Дженни, достаточно громко. На них стали оборачиваться. – Мне нужно с ней поговорить.

– У нее заболела бабушка. – Он опять ухмыльнулся. – Утром ее увезли в больницу. Нина поехала в Беркшир повидаться с ней. Не вернется раньше завтрашнего вечера.

Так вот почему он ведет себя так демонстративно, подумала Дженни. Ей стало жалко Нину, и она спросила:

– Это серьезно?

– Хронический достаток. – Бруно взял с ближайшего столика бокал розового шампанского и поднял его в шутливом тосте: – За добрую старую бабулю Бентли. Такую богатую в свои девяносто три. Ее срок годности давно истек, тебе не кажется?

Сначала Дженни не ответила ничего. С этого момента ее задача упрощалась. Для Бруно это была просто очередная шутка, но, с ее точки зрения, она звучала жестоко. И чудесным образом снимала с нее все обязательства.

– Моей бабушке девяносто четыре, – солгала она. – Может, по-твоему, и ее срок годности истек?

* * *

Андре Коуэл, владелец процветающего магазина товаров для серфинга, в котором Алан оставлял почти все деньги, заработанные Дженни ценой тяжкого труда, и близкий друг Алана, подлил Дженни белого вина. Взглянув на Бруно, отплясывавшего на танцполе с шикарной женой известного рок-певца, он наморщил загорелый лоб и сказал:

– Ты, похоже, близко знакома с Бурно. Ничего не хочешь мне рассказать?

Конечно нет, подумала Дженни, усмехнувшись про себя. Ей нравился Андре, но он был первостатейный сплетник. И знал абсолютно всех…

– Нет. – Она произнесла это так, словно сама мысль ей понравилась, любое проявление недружелюбия только возбудило бы его подозрительность. – Спасибо, он не в моем вкусе.

– Бруно? – Джанет, девушка Андре, слушала их вполуха. Засмеявшись, она сказала: – Зато в его вкусе абсолютно все! Вот старый потаскун! На прошлое Рождество он пытался соблазнить меня на кухне этого самого ресторана. Вечер уже заканчивался, но три столика еще были заняты. Бруно предложил мне посмотреть его эксклюзивные разделочные ножи и отправил мойщицу посуды на десять минут попить кофе. Я, конечно, послала его подальше, – гордо сказала она. – Десять минут, вы только подумайте!

Судя по всему, репутация Бруно всем была хорошо известна. Дженни, ничего этого не знавшая, поняла, что просто вращалась не в тех кругах. Слухи иногда могут сослужить добрую службу.

В ней боролись злость и унижение. Она пожалела, что не знала всего этого шесть недель назад, когда слепо поверила в его любовь и упала к нему в объятия.

– Да это еще что, – сказал Андре, не подозревая, какой эффект производят его откровения. Он предложил Дженни сигарету и понизил голос до конспиративного шепота. – Помнишь Наташу, блондинку с татуировкой на заднице, которая работала у меня в прошлом году? У Бруно была интрижка с ее мамашей. Пятьдесят лет, управляющая этой строительной корпорацией на Пинк-стрит. Она была от него просто без ума. Наташа рассказывала, что с трудом отговорила ее делать подтяжку лица.

– Пятьдесят! – поразилась двадцатичетырехлетняя Джанет. – Да она ему в мамочки годилась. Фу, какая гадость.

Для одного вечера Дженни услышала более чем достаточно. Белое вино тоже не пошло ей на пользу – в желудке словно копошился клубок змей. Отправившись на поиски еды в надежде, что от этого ей полегчает, она наткнулась на Ника и Тони, соседей-антикваров, оккупировавших превосходный буфет. Тони, в блестящем галстуке и новом, блестящем парике каштанового цвета, наполнил тарелку креветками и салатом из цикория. Ник, пожиравший глазами лосося – огромная рыбина была украшением стола, – обнял Дженни за талию и по-дружески чмокнул в щеку. Он благоухал одеколоном и чесноком, и Дженни улыбнулась, подумав, что, по крайней мере, ни один из них не спал с Бруно. Они были беззаветно преданы друг другу.

– А вот и ты, моя дорогая. Панированный жареный картофель с чесночным маслом. – Ник сунул золотистый шарик ей в рот, выбрал еще один для себя и закатил глаза от наслаждения. – Божественно. Лучше, чем секс.

– Очень вкусно, – согласилась Дженни. – Значит, Бруно пока не выгнал вас в шею, – с улыбкой добавила она.

– Слишком занят любовными играми, – плотоядно ухмыльнулся Тони. – Он трудился не покладая рук и теперь выпускает пар. Уж на собственном-то дне рождения каждый имеет право на флирт.

Если верить Андре, Бруно посвятил этому и все остальные дни своей жизни. Он, можно сказать, сделал на этом карьеру. Вспомнив, что и сама причастна к этому, она сказала:

– Он становится слишком стар для таких дел. Скоро ему будет не так просто волочиться за девушками.

– Ах, но он такой душка, – прошепелявил Тони, набив полный рот лосося. – Харизма. Попомни мои слова, этот парень всегда получит свое.

Ник и Тони обожали Бруно. Дженни не могла решить, что больнее – терпеть непристойные сплетни Андре или слушать эти хвалебные песни. Она даже пожалела, что с ней нет Максин. А ведь Максин, даже не зная правды, почувствовала, что за человек Бруно, и пыталась предупредить ее.

Я ошибалась, а она была права, уныло думала Дженни, потягивая вино, да уж.

И вообще компания ей бы не помешала. Прихорашиваться и предвкушать веселую вечеринку было здорово, но теперь Дженни почувствовала себя одиноко. Почти все гости были не здешние, и она мало кого знала. Иногда лучше беситься от неуемной общительности Максин, чем стоять в углу и ломать голову, с кем еще поболтать.

ГЛАВА 26

В следующую секунду, словно в доказательство того, что выглядит она именно так одиноко, как себя чувствует, мужской голос за ее спиной произнес:

– Кстати, у дьявола есть сестра. Здравствуйте, Дженни, вы сегодня в гордом одиночестве?

Она обернулась и увидела Гая Кэссиди, черный смокинг и белая рубашка очень ему шли. Рядом с ним стояла стройная, медноволосая женщина в шелковом вечернем платье с открытыми плечами.

– Шарлотта, мой близкий друг, – представил Гай, и Дженни улыбнулась. От Максин она знала, что друзей женского пола у него не меньше, чем у Бруно.

– Я как раз рассказывал Шарлотте о последнем приключении Максин, – продолжал Гай. – Она решила покататься на скейте Джоша, съехала по подъездной дорожке и врезалась в тележку молочника. Бедного парня едва не хватил удар.

Дженни вздрогнула:

– Она не поранилась?

– Нет, но ей пришлось весь вечер вымывать из волос клубничный йогурт. А молочник в состоянии аффекта переехал скейтборд.

– Бедный Джош.

– Бедная Максин! Очень бедная, надо признать. Как только высохли волосы, Джош потащил ее в магазин и заставил купить новую доску. – Он ухмыльнулся и добавил: – За тридцать пять фунтов. У меня духу не хватило сказать ей, что предыдущую он купил в магазине Армии спасения за пятерку.

Дженни рассмеялась. Она была благодарна, что Гай не поинтересовался, где ее приятель-весельчак Джеймс. Чтобы эта мысль не пришла ему в голову, она поддержала разговор:

– В семь лет Максин на велосипеде въехала в пруд и вылезла вся облепленная жабьей икрой. Надеюсь, теперь она получила урок.

Гай отступил, чтобы пропустить загорелого мужчину в помятом шлеме, белых боксерских трусах и с водными лыжами на ногах.

– Эта вечеринка просто создана для Максин, – заметил он. – Она могла бы принести скейтборд Джоша и вызвать этого парня на соревнование.

– Да, ей бы понравилось. – Дженни подумала о Серене. Интересно, где она? – А что, Максин осталась дома с детьми?

– Я подумал, так будет безопаснее, – загадочно ответил Гай. – Бруно, разумеется, пригласил ее, но я сказал, что пришла ее очередь сидеть с детьми, и она даже не очень разъярилась.

– А, понятно! – Дженни была удивлена – она и не подозревала, что Бруно пригласил Максин на вечеринку.

Шарлотта, с восторгом наблюдавшая за парнем на лыжах, заметила:

– А знаете, эти боксерские трусы просвечивают.

– Очень интересно. – Гай опять повернулся к Дженни. – Мы сами собирались совсем в другое место; Шарлотта уговорила меня пойти с ней на благотворительный ужин в каком-то замке в Бодмине, но там было так ужасно, что мы сбежали.

– Между главным блюдом и десертом. – Шарлотта, с обожанием посмотрев на Гая, взяла его под руку.

– Сюда я тоже не очень хотел идти, – сказал Гай. – Мне не очень нравится Бруно Перри-Брент, но в вечеринках он знает толк. И по крайней мере еда съедобная.

Дженни удивленно подняла брови.

– Вы что, проникли сюда зайцем?

– Нет, приглашение я получил, – развеселился Гай. – Наверное, я хороший клиент, и Бруно решил, что я заслуживаю благодарности.

Шарлотта, явно недовольная тем, что Гай так долго разговаривает с посторонней женщиной, потянула его за руку.

– Пойдем, дорогой, мы пропустим все веселье.

– Ура, – сказал Гай. На танцполе к парню на лыжах присоединился толстый мужчина в бикини с доской для серфинга под мышкой. – Почему бы тебе не потанцевать с ними?

– У меня идея получше. – Шарлотта не собиралась сдаваться. Ее зеленые глаза сверкнули. – Почему бы тебе не потанцевать со мной?

– Ой, смотрите, это Сюзанна. – Дженни, испугавшись, что Гай не уходит только потому, что жалеет ее, указала на едва знакомую девушку. – Извините, я должна поздороваться с ней.

Сюзанна хотя бы не говорила о Бруно.

– Мой парень сбежал на Ибицу, – пожаловалась она. – Настоящий мужик. Даже духу не хватило признаться мне в лицо! Оставил только сообщение на автоответчике, что вернется через три недели. А как ты, Дженни? Встречаешься с кем-нибудь?

Уголком глаза Дженни заметила Бруно, что-то жарко шептавшего на ухо очередной блондинке. В следующую секунду он уже целовал ее в шею.

– Нет, – твердо ответила она. – Ни с кем.

Сюзанна, дочь хозяев самой большой в Корнуолле яхты и обладательница роскошных белокурых волос, не работала. Большую часть времени она проводила в парикмахерской.

– Ну, тебе проще, – сказала она Дженни. – У тебя свое дело. Есть чем еще занять голову, кроме мыслей о том, как найти мужика.

– Тут ты права, – Дженни с трудом сдержала улыбку. – Это очень помогает.

– Тебе очень повезло, – вздохнула Сюзанна. – Иногда я думаю – может, подыскать какую-нибудь работенку?

Например, в директорате Английского банка, подумала Дженни. Но хорошо, что нашлось, с кем поговорить, пусть это и Сюзанна. Сейчас она не могла позволить себе разборчивость. Изобразив заинтересованность, она спросила:

– И какую работу ты хотела бы?

– Бог мой, даже не знаю. – Сюзанна отбросила со лба волосы загорелой рукой, золотые браслеты звякнули в унисон. – Думаю, что-нибудь простое. Как у тебя.

Дженни попыталась представить, как Сюзанна каждый день встает в пять утра и работает по двенадцать часов. Все еще сохраняя серьезный вид, она сказала:

– Не знала, что ты интересуешься флористикой.

– О, я люблю цветы, – словно в доказательство своих слов Сюзанна показала на одну из танцующих девушек, в платье из пурпурной тафты с рисунком из огромных желтых маргариток. – Они такие… э-э-э… милые, правда? – Потом, просияв, добавила: – Кстати, мой приятель подарил мне на день рождения огромный букет. И он купил его в твоем магазине.

– Серьезно? – Нет худа без добра, подумала Дженни про себя. Ее магазин держался на мужчинах, неспособных придумать, что подарить своим девушкам. – И что это были за цветы?

– Красные, – сказала Сюзанна, довольная тем, что вспомнила об этом. – Думаю, розы. И там еще были вкрапления забавной белой ерунды.

– Кокаина?

– Что?

– Прости, – Дженни прикусила губу. – Это называется гипсофила.

– Да, точно.

– Они долго простояли? – не удержалась Дженни. Она всегда хотела, чтобы люди наслаждались цветами как можно дольше. – Если через несколько дней головки начинают опускаться, нужно еще раз обрезать стебли и на пару секунд опустить их в кипящую воду. Это отлично помогает.

– Правда? – Сюзанна глупо взмахнула ресницами. – Я забыла поставить их в воду. На следующее утро, когда я проснулась, они уже все завяли.

Гуляки начали избавляться от одежды. Почти у всех под нарядами оказались купальные костюмы, и скоро все гости были готовы к полночному купанию. Чья-то видеокамера скоро очутилась в чаше с пуншем, а один из мужчин, подозреваемый в сотрудничестве с известным таблоидом, был привязан к дереву в саду, его волосатые руки стянули отснятой пленкой, вынутой из его же фотоаппарата.

Для Дженни вечер развивался неплохо – Ник и Тони познакомили ее с владельцем отеля, действительно интересовавшимся цветами. Ему требовались регулярные поставки для зала и гостиных, и сделка была скреплена двумя бокалами коньяка, причем оба осушил он.

– Подпишите здесь, – сказала Дженни, записав детали соглашения на льняной салфетке. – Завтра вы можете все забыть. Мне нужно доказательство, которое освежит вашу память.

– Вы говорите как моя жена, – добродушно пророкотал он. – Я до сих пор не помню, чтобы делал ей предложение. Как-то утром она просто разбудила меня и сказала, что это произошло.

– Не волнуйтесь, – улыбнулась Дженни, когда он вывел в уголке салфетки кривоватую подпись. – Это не свяжет вас такими серьезными обязательствами.

Бруно поймал ее по дороге к туалету.

– Я видел тебя, – прошептал он, обнимая ее за талию и притягивая к себе. – Последние двадцать минут ты разговаривала с Эдди Берсфордом.

– Удивительно, что ты заметил. – Бруно благоухал духами «Шалимар». Дженни попыталась вырваться, но он стал тащить ее обратно на танцпол.

– Я замечаю все. – Послав испепеляющий взгляд в сторону Эдди Берсфорда, Бруно бросил: – Он не сводил глаз с твоего декольте.

– Не волнуйся, – с упреком в голосе сказала Дженни. – Убеждена, он верен своей жене.

Но Бруно не заметил намека.

– Он такой урод, что вряд ли найдет, с кем ей изменить. В любом случае сейчас моя очередь. И не думай, что я забыл про мой подарок на день рождения. Как насчет пары танцев, чтобы прийти в соответствующее расположение духа? А потом ты поднимешься наверх и… устроишься поудобнее? Я быстренько выпью с Гаем Кэссиди и рыжеволосой и присоединюсь к тебе через пять минут.

Если встретишь кого-нибудь по дороге, скажи, что у тебя кружится голова и ты хочешь прилечь.

Он опять потянул ее на танцпол, но Дженни не шелохнулась. Меньше всего она хотела устраивать скандал на глазах у удивленной публики.

– Понятно, – сказала она. – А что мне делать, если кровать уже занята?

Бруно рассмеялся.

– Милая, ключи от квартиры у меня в кармане. И я не собираюсь одалживать их желающим по-быстрому перепихнуться!

– Я говорю о твоих перепихонах. – Это было плохо. Она ненавидела Бруно так сильно, что не смогла больше сдерживаться. Постаравшись успокоиться, она холодно сказала: – Что-то я не вижу блондинки, с которой ты танцевал. Ты уверен, что она не осталась наверху искать свои трусики?

– Милая. – Он посмотрел на нее с напускным сочувствием. – Мы ревнуем?

Дженни поняла, что ее обвинение неожиданно попало в точку.

– Я не ревную. – Ей ужасно хотелось ударить его. – Я просто удивляюсь, что мне потребовалось так много времени, чтобы тебя раскусить. Не могу поверить, что была такой дурой. Как ни странно, но я тебе верила…

Бруно, которому очень нравилась Дженни, а ее невинность он находил особенно привлекательной, подумал, что сможет справиться с ситуацией. Она была расстроена, это правда, но только пока не узнала, какие жертвы он приносил с тех пор, как начались их отношения.

– Милая, успокойся. – Все еще улыбаясь, он продолжал тянуть ее за собой, словно ребенка к креслу дантиста. – Ты можешь мне доверять. Может, в прошлом я проказничал, но если бы ты знала, со сколькими женщинами я не переспал с тех пор, как мы вместе… Я стал другим человеком, честно!

– Лжец, – прошипела Дженни. – Я говорила с Ниной. Между вами нет никакого договора.

Бруно обезоруживающе посмотрел на нее.

– Хорошо, можешь считать это молчаливым соглашением. В любом случае она не стала бы тебе об этом рассказывать.

– А все остальные? – с горечью продолжала Дженни. – Боже, да когда ты только спать успеваешь! Пусти меня!..

Это не просто блажь, понял он. Дженни говорила серьезно. Что ж, они неплохо повеселились вместе.

– Так что ты хочешь сказать? – Он отпустил ее так резко, что она едва не упала. – Что ты не желаешь встретиться со мной наверху через десять минут?

– Ты бессердечный ублюдок. – Она даже не заметила, как ее глаза наполнились слезами. – Я не хочу больше нигде с тобой встречаться! Я не хочу больше никогда тебя видеть!

Романы Бруно заканчивались только тогда, когда он сам этого хотел. Его еще никогда не бросали. И если Дженни решила прилюдно устроить скандал на его собственной вечеринке, то ей придется поплатиться за это.

Как раз в этот момент музыка смолкла. Диск закончился.

– Дорогая, – сказал Бруно в наступившей тишине. – Так вот что я получил от тебя вместо благодарности. Начинаю понимать, почему исчез твой муж. На него ты тоже так орала? Говорила, что не хочешь больше его видеть? – Он помолчал, потом добавил с жестокой улыбкой: – Бедняга, наверное, не может поверить сейчас своему счастью.

ГЛАВА 27

Это был кошмар. Публичный кошмар. Дженни развернулась и бросилась к выходу, по ее лицу текли слезы. Она видела только расплывающиеся лица и понятия не имела, где оставила сумочку.

Неожиданно она почувствовала, что ее направляет пара сильных рук. Чей-то голос шепотом подбодрил ее:

– Все в порядке, я взял вашу сумку. Не останавливайтесь.

С помощью незнакомца Дженни спустилась по ступеням и, добравшись до тротуара, повернулась к своему спасителю.

– Со мной все в порядке. Спасибо… Теперь все будет хорошо…

От пережитого унижения ее голос дрожал. Она не глядя взяла сумочку, пытаясь отвернуться от огней ресторана. Она могла представить, как ужасно, должно быть, выглядит.

– Не будьте дурой, – сказал Гай, все еще крепко державший ее под руку. – Вы вовсе не в порядке и не в состоянии вести машину. Дайте мне ключи.

Нельзя сказать, что проявил сочувствие, хоть и спас ее.

– Я не пьяная, – всхлипывая, сказала Дженни. Он вздохнул.

– Я знаю, но вы же не видите, куда идете. Почему вы не даете мне ключи, чтобы я отвез вас?

– Потому что машины нет. – Она громко шмыгнула носом. – Я пришла пешком.

Ее ответ почему-то развеселил его. Он твердо подвел ее к своей машине и с улыбкой сказал:

– Честный ответ.

– Вы не можете везти меня домой.

– Почему?

Дженни утерла лицо рукавом. Блестки оцарапали ее, словно ножами.

– А как же… та штучка? Шарлотта?

– О, штучка поймет. – Он ухмыльнулся. – К тому же до вашего дома всего полмили. Мы ведь не собираемся сбежать в Гретна-Грин.^[7]

В машине, к счастью, было темно, но Дженни каждый раз вздрагивала, стоило фарам встречного автомобиля осветить ее лицо. Она никак не могла перестать плакать; чем больше она старалась не думать о Бруно и о сцене в ресторане, тем сильнее лились слезы. Оставалось надеяться, что Гай Кэссиди не видит, как они капают в ее декольте.

Дорога заняла не больше двух минут. Машина еще не остановилась, а Дженни уже дергала ручку двери.

– Между прочим, правила приличия требуют, чтобы вы пригласили меня на кофе, – заметил он в ответ на невнятные благодарности.

– Вы очень добры, но сейчас мне лучше побыть одной.

Но Гай уже заглушил двигатель и вылезал из машины.

– Я думаю, нечестно будет оставить вас рыдать в одиночестве. – Его тон, без сомнения, стал мягче. – Ну пойдемте, не можем же мы стоять и спорить на улице. Люди подумают, что вы Максин.

– Она предупреждала, что вы вредина, – буркнула Дженни, сообразив, что он не собирается уходить. – А как же Шарлотта? Вы притащили ее на вечеринку. Ей не понравится, если вы не вернетесь.

– Она выживет. – Гай отмел протесты равнодушным жестом. Взяв ключи из ее трясущихся рук, он отпер входную дверь и пропустил Дженни в холл. – К тому же я всегда смогу оправдаться: я спасал даму попавшую в беду. Из этих вечеринок я вырос давным-давно, да и видеть Бруно Перри-Брента у меня нет особого желания. – Взглянув на Дженни, он добавил: – В этом, судя по всему, мы солидарны.

Ну и видок, думала Дженни, мрачно разглядывая себя в зеркале ванной. Она тщательно смыла все следы косметики, но картина все равно была плачевная. Глаза покраснели, щеки, обычно румяные, побелели. Веки распухли, как она ни смачивала их холодной водой. Один из гребней, поддерживавших волосы, потерялся. В общем, она была похожа на вислоухого кролика.

Но раз, как сказал Гай, в Гретна-Грин они не собираются, какая разница? Она вытащила оставшиеся гребни, провела пятерней по волосам и вышла из ванной. Гай на кухне делал кофе. Если он так хочет узнать ее версию случившегося, что ж, пожалуйста. Нет смысла пытаться произвести на него впечатление – он всего лишь очередной прогнивший насквозь мужчина.

– Теперь гораздо лучше. – Гай принес кофе в гостиную и протянул ей розовую чашку со слонами. Устроившись на стуле у окна, он добавил: – Не идеально, но лучше.

– Спасибо. – А он умеет говорить комплименты, подумала Дженни.

– Так что же там произошло?

Она пожала плечами. Не было ни одной причины, по которой Гай Кэссиди мог интересоваться этим, хотя вид у него был суровый. Он, наверное, из тех зануд, которые всегда рады воспользоваться случаем сказать вам, как глупо вы себя вели, решила Дженни.

– Что ж, Мардж, – начала она со слабой улыбкой, – думаю, ты скажешь, что я связалась не с тем мужчиной. Я попалась на один из старых крючков и даже умудрилась убедить себя, что мы не делаем ничего плохого.

– Можешь не рассказывать. Он сказал, что жена его не понимает.

– Как раз наоборот. Он сказал, что Нина очень хорошо его понимает и она совсем не против.

– Ну конечно. – Гай шевельнул бровями. – И ты ему поверила.

– У меня нет большого опыта общения с женатыми мужчинами, – возразила Дженни. – Знаю, что ты думаешь, но я совсем не такая, правда. Думаю, я поверила ему, потому что хотела верить. А он говорил очень убедительно. Я не пытаюсь оправдаться, просто объясняю, как это случилось. Мне просто не приходило в голову, что он может меня обманывать.

– До вчерашнего вечера, когда, видимо, тебе открылась правда.

– Я узнала пару дней назад, – объяснила Дженни. – Спросила у Нины.

– Боже мой!

– Нет, я ей ничего не рассказала! – быстро сказала она. – Я не такая сучка.

– Хорошо. И что случилось после того, как ты сделала это ошеломляющее открытие?

– Ты сам видел. – К своему стыду, она почувствовала, как по щекам опять побежали слезы. – Я сказала Бруно, что о нем думаю, а он мне ответил. – Она высморкалась и глубоко вздохнула. – Он… он ударил туда, где больнее. Я не ожидала, что он скажет такое.

– О твоем муже? – Сейчас он определенно говорил с участием. – Я даже не знал, что ты была замужем. Давно вы развелись?

– Мы не развелись, – дрогнувшим голосом сказала Дженни. – Мой муж… исчез. Мы не поссорились, ничего такого. В один прекрасный день он просто вышел из дома и н-не в-в-вернулся. Никто не знает, что с ним случилось… Мы даже не знаем, жив он или м-мертв…

Рыдать перед малознакомым мужчиной было ужасно неудобно. Но Гай ничем не показал, что ситуация его раздражает, а просто пошел и приготовил еще кофе.

– Прекрати извиняться, – невозмутимо сказал он, когда Дженни, выбросив очередную мокрую салфетку в ведро, в пятый раз промямлила: «Ох, черт, прости, пожалуйста». – Эти месяцы были не самыми лучшими в твоей жизни. Ты имеешь право плакать.

– Обычно я не говорю об этом, – тихонько сказала она.

– А должна бы. Когда выговоришься, становится легче.

– Ты так делал? Я хочу сказать, говорил? После смерти твоей жены?

– Думаю, пару близких друзей я заговорил до смерти, – сказал Гай. – Но они не подавали виду.

– А теперь я тебя утомляю.

– Ничуть. – Он улыбнулся ей. – Если бы я слышал все это в двадцатый раз и знал все слова наизусть, тогда бы я скучал. Но я говорю серьезно. Не нужно все держать в себе. Научись выплескивать эмоции.

– Знаю, знаю. – Слезы высохли, и говорить стало легче. – Но все это так… незаконченно. Если бы я знала, что случилось, было бы легче. Если Алан хотел уйти от меня, почему просто не сказал? Иногда думаю… ох, черт, неважно. – Вспомнив о том, что пережил Гай, она прикусила язык, прежде чем с него сорвались ужасные слова. Но он уже согласно кивал, догадавшись, что она собиралась сказать.

– Иногда ты думаешь, что было бы проще, будь он мертв.

Дженни кивнула, ковыряя блестки на платье.

– Конечно, так было бы проще, – продолжал он. – Но нельзя же ждать всю жизнь, пока что-то не выяснится. Ты можешь не дождаться ответа.

Чувствуя себя игрушечной собачкой из тех, что украшают заднее стекло машины, Дженни опять кивнула. Голос Гая звучал удивительно умиротворяюще, и теперь, когда ее нос уже не был заложен от слез, она почувствовала аромат бренди, добавленного в кофе.

А Гай явно принял происходящее близко к сердцу.

– Может, это прозвучит грубо, – сказал он, пригвоздив ее к месту взглядом, – но если Алан мертв, он мертв. Если он жив, значит, он просто трусливо сбежал. В любом случае вашему браку конец.

Он не сказал ей ничего нового, но Дженни все равно вздрогнула. Теория полной амнезии, которой она утешала себя в те первые недели, еще жила в глубинах ее сознания.

– Да, – обреченно ответила она. – Я знаю.

– Поэтому ты должна оставить это позади и вновь строить свою жизнь.

Дженни с трудом улыбнулась.

– Это я и пыталась делать. С Бруно.

– Святые небеса, – покачал головой Гай. – Вот что я называю выбрать для работы не того человека. Скажи, а к кому ты обратишься, если тебе понадобится операция на мозге? К лесорубу?

– Ну не надо. И кстати, мне нужна операция на мозге. – Она уже смеялась. Как ни странно, фиаско с Бруно больше не казалось такой катастрофой. Гай безусловно был прав, когда советовал ей выговориться.

– Отлично, а теперь забудь его, – твердо приказал он. – Он просто бессовестный гаденыш, и рано или поздно возмездие придет. Вполне возможно, – неожиданно добавил он, – в лице Максин. Думаю, это суровое наказание для любого мужчины. Даже для такого ублюдка, как Бруно Перри-Брент.

Когда Гай собрался уходить, было почти три часа. Отпирая ему дверь, Дженни вдруг неожиданно смутилась.

– Ну, спасибо тебе. – Сжав дверную ручку, она переступила с ноги на ногу. – За то, что подвез… И за то, что остался поговорить.

– Нет проблем, – просто ответил он. – Мне самому понравилось.

Без каблуков она казалась по сравнению с ним коротышкой. Она подумала, что не стоит смущаться, он ведь видел ее и с макияжем, и без, и вполне можно встать на цыпочки и поцеловать его в щеку – самая ничтожная благодарность за спасение.

Но мужество покинуло ее, и она словно приросла к ковру. Некоторые люди, вроде Максин, постоянно делают такие вещи, но Дженни не относилась к тем, кто легко чмокает всех подряд в щеки. К тому же, подумала она, будет ужасно, если Гай воспримет это как неловкую попытку соблазнения…

– Я рада, что ты решил сбежать с благотворительного обеда, – быстро сказала она, пока он не прочел ее мысли.

– А я-то как рад, – усмехнулся он. – Это было ужасно.

– И я надеюсь, что Шарлотта не очень бесится, что ты бросил ее на вечеринке.

– Ты перестала извиняться, это уже хорошо, – весело сказал Гай. – Теперь осталось только переживать от моего имени. Если я не волнуюсь о Шарлотте, тебе уж точно не стоит.

– Но разве она…

– Нет. Она мой друг, не более того. И тебе должно быть стыдно, – шутливо добавил он, – за такие мысли. Что обо мне наговорила твоя дружелюбная сестра?

– Совсем ничего, – солгала Дженни. – Прости. Это я, как всегда, все неправильно поняла. Наверное, потому, что Шарлотта выглядела такой… ну, такой увлеченной.

– Да? – Гай явно был удивлен. Потом он пожал плечами. – Так или иначе, я не давал ей повода. Я перестал вести себя как Бруно Перри-Брент пару лет назад. Это не стоит усилий. – Он помолчал, потом с интересом спросил: – И раз уж мы заговорили о верности, кто был тот парень, с которым я встретил тебя в театре? Думаю, ты не говорила о нем Бруно.

Ох, подумала Дженни. Только она понадеялась, что об этом разговора не будет.

– А, этот. Тут не о чем говорить. Я даже не знала его до того вечера. Одна так называемая подруга устроила мне свидание вслепую. – Ее передернуло. – Я была готова убить ее; в жизни не чувствовала себя так неловко.

– До сегодняшнего вечера, – напомнил ей Гай. – Боюсь, тебе и правда пора учиться не чувствовать вины за свои поступки.

– Что ты хочешь сказать?

– Когда ты ушла, я познакомился с твоим спутником, и он сказал, что вы встретились благодаря колонке «Одинокие сердца» в местной газете.

– О, боже, – простонала Дженни.

– Не знаю, почему ты так смущаешься, – сурово продолжил Гай. – Может, он и смеялся слишком долго, но точно не был таким ублюдком, как Бруно Перри-Брент. Тебе нужно определиться, чего ты действительно хочешь.

Он умудрился ее пристыдить. Где кончаются таланты этого мужчины?

– Думаю, спать. – Дженни посмотрела на часы. Три пятнадцать.

– Уже ухожу. Один последний вопрос. Подозрительно посмотрев на него, она спросила:

– Какой?

– То, что ты сказала до этого, – Гай ухмыльнулся до ушей, – никак не дает мне покоя. Ты действительно думаешь, что я похож на Мардж Прупс?^[8]

ГЛАВА 28

– Ну пожалуйста, – умоляла Максин, пихая письмо Гаю в руки. От волнения она едва не оторвала кусок. – Смотрите, прослушивание завтра! Я умру, если не поеду… и представьте только, как обрадуются Джош и Элла, если меня выберут! Они увидят меня по телевизору..

– Сидящей на унитазе. – Гай уже успел просмотреть письмо. – Максин, речь идет о прослушивании для рекламы туалетной бумаги. Вряд ли это похоже на «Макбет».

– Вы не должны говорить таких слов, – высокопарно сказала она. Потом, не желая злить его, молитвенно воздела руки: – Но вы можете называть это, как вам нравится.

– Я буду называть это рекламой туалетной бумаги, – остался при своем мнении Гай, – и я не могу понять, почему вы хотите этим заниматься. У них что, щенки закончились?

Максин чуть не подпрыгивала на месте от волнения. Ему-то что, думала она, он и так знаменитый.

– Это потрясающая возможность, – объяснила она, пытаясь справиться с нетерпением. – Меня увидят миллионы, в том числе и другие режиссеры. Такие вещи делают тебя узнаваемым. И оплата тоже хорошая. Все эти повторные показы!

– Но это только прослушивание, – нахмурился Гай. – Не понимаю, почему вы решили, что вас выберут.

– Я уверена, – радостно сказала Максин. – Директор по подбору актеров – мой друг. Ну пожалуйста, скажите, что я могу поехать! Разве я много прошу? Если я сяду завтра на восьмичасовой поезд, то буду дома в шесть.

– А я сегодня улетаю в Амстердам. Что вы собираетесь делать с Джошем и Эллой? Возьмете их с собой в Лондон?

Он так вредничает, подумала Максин, потому что не хочет, чтобы она прославилась и сделала карьеру в шоу-бизнесе, ведь ему тогда придется искать новую няню. Мужчины такие эгоисты!

– Здесь Серена, – напомнила она. – Завтра она не занята. Почему бы ей не присмотреть за детьми?

– Я не ребенок, – выглянул из кухни Джош. – Мне девять с половиной лет. Максин, мы не наелись. Сделайте нам еще сандвичей с арахисовым маслом и джемом.

– Ты не ребенок, – возразила Максин. – Тебе девять с половиной лет, а я занята спором с твоим отцом. Сам делай свои ужасные сандвичи.

– О чем вы спорите?

– Я хочу поехать на прослушивание для телевизионной рекламы, – грустно сказала Максин. – А твой папа меня не пускает.

– А это долго? Она вздохнула.

– Всего пару часов.

У Джоша загорелись глаза. Повернувшись к Гаю, он сказал:

– Ох, папа, ну скажи «да»! Если Максин покажут по телевизору, я расскажу всем друзьям в школе. Они умрут от зависти… Пожалуйста, скажи, что ей можно поехать на прослушивание!

Максин скрестила пальцы за спиной и пообещала себе никогда не дразнить Джоша Таней Тревельян. Гай с подозрением посмотрел на сына.

– Это заговор? Она попросила тебя сказать это?

– Нет. – Джош был удивлен. – А что такое заговор?

– Ладно. – Он опять посмотрел на Максин. – Но только если Серена согласится. И вы сами ее попросите.

Максин была готова его расцеловать. Вместо этого, проявив благоразумие, она сказала: «Спасибо, спасибо, спасибо!», послала ему воздушный поцелуй и, пока он не передумал, исчезла за дверью со словами:

– Я поговорю с ней прямо сейчас… Джош поймал ее на лестнице.

– Мой ангел, – Максин приподняла его и чмокнула в макушку.

– Фу! – сказал Джош. – Поставьте меня. Поцелуи для девчонок.

– Ты был неподражаем.

– Я знаю. – Он пригладил волосы и усмехнулся. – Вы тут не единственная, кто умеет актерствовать. Давайте, Максин, гоните десять фунтов.

Не то чтобы Серена активно не любила детей – она просто не знала, что с ними делать. Усыновленная единственная дочь родителей, которые сами были единственными детьми в семье, она никогда ни в чем не нуждалась и пользовалась всеобщей любовью и вниманием. Иметь множество братьев и сестер, родных и двоюродных, как усвоила маленькая Серена, значит делиться с ними игрушками и носить их одежду. Если бы в одной семье было четверо детей, рассчитала она, каждый получал бы только четверть любви. Она никогда не могла понять, почему некоторым родителям вообще приходит в головузавести больше чем одного ребенка.

Так Серена думала в детстве. Но к двадцати годам ее мнение изменилось. Переносить беременность для того, чтобы произвести на свет малыша, хотелось ей все меньше. Придется отложить карьеру почти на год, и нет никакой гарантии, что удастся вернуться в прежнюю стройную форму. Нет никаких строгих правил, которые обязывали делать это. Она может поступить лучше, чем завести одного ребенка. У нее их вообще не будет.

Время шло, и, оглядываясь на своих друзей, Серена понимала, что приняла абсолютно правильное решение. Дети дорого обходились, отнимали много времени и причиняли массу неудобств. А как они ведут себя за столом… это просто насмешка.

Но потом появился Гай, он соответствовал всем стандартам, даже превосходил их, и Серена поняла, что эту возможность упускать нельзя. Джош и Элла были, конечно, ненужным балластом, но, по крайней мере, на заднем плане не рыскала невротичная бывшая жена – у Серены был кое-какой печальный опыт.

К тому же у Гая была няня, она постоянно следила за детьми, и это был еще один плюс. Ей не придется самой заботиться о них.

– Серена, Джош засунул в тостер тост с джемом, и теперь оттуда идет дым.

Серена подавила раздраженный вздох – она только что закончила красить ногти и читала журнал, аккуратно перелистывая страницы. Как дети Элла и Джош были не так уж плохи – и за столом вели себя вполне терпимо, – но они определенно умели выбирать моменты.

– Скажи ему, чтобы выключил тостер, – ответила она. – Я не могу сейчас ничего делать. У меня не высох лак на ногтях.

Элла с завистью посмотрела на блестящие ногти цвета розовой жевательной резинки.

– А мне вы можете накрасить ногти?

– Твоему отцу это не понравится.

– Папа не здесь. Он в Голландии.

– Я думаю, тебе еще рано делать маникюр. – Серена опять принялась внимательно изучать осеннюю коллекцию Гальяно. Дорогой Джон, один из ее любимых дизайнеров, у него такое чувство линии и цвета. Эти вельветовые жакеты просто неподражаемы…

– А когда ногти высохнут, вы заплетете мне косички? С ленточками?

Серена подняла взгляд от глянцевых страниц. Элла с надеждой смотрела на нее, переминаясь с ноги на ногу.

– Что?

– С розовыми и белыми ленточками, вплетенными по всей длине, как делает Максин.

На протяжении последних недель Серена неоднократно наблюдала этот ритуал. Даже Максин с ее натренированными пальцами не могла закончить процедуру быстрее чем за двадцать минут.

– Милая, у тебя и так чудесные волосы, – вкрадчиво сказала она. – Распущенные они гораздо лучше. Почему же ты не бежишь на кухню сказать Джошу, чтобы выключил тостер? Твой папа будет не очень доволен, если он сожжет кухню.

Вследствие такого невнимания к полудню Элла заскучала. Джош, большой поклонник компьютерных игр, в полной мере оценил преимущества отсутствия Максин и отца и сидел в спальне с любимым «Геймбоем», горящими глазами следя за Покемоном. Обычно его сессии ограничивались тридцатью минутами, и он был в раю. Гай взял за правило конфисковывать батарейки по прошествии получаса. Максин, еще более безжалостная, забирала приставку целиком и играла сама.

– Уходи, – сказал он Элле, сидевшей в ногах кровати, стуча коленкой о коленку.

– Можно мне поиграть?

– Нет. У меня четырнадцать тысяч очков.

Элла прикусила верхнюю губу.

– Ну Джо-о-о-ш…

– И престань трясти кровать, я моргаю. Элла толкнула кровать сильнее. Джош поставил игру на паузу, повернулся и спихнул ее на пол.

– Слушай, я из-за тебя моргаю, а у меня нет времени моргать. Отстань, иди отсюда!

– Я тебя ненавижу, – захныкала Элла, но Джош не собирался вступать в спор. Четырнадцать тысяч очков было его рекордным показателем, и он не хотел останавливаться на достигнутом.

– Хорошо, – прошипел он, когда Элла поплелась к двери, – я тебя тоже ненавижу.

Раз ей нельзя заплести косички и нельзя играть с Джошем, решила Элла, ей могут разрешить купить конфет. Это будет честно.

Серена дочитала «Харперс и Куин» и взялась за «Татлер». Ей было очень интересно искать знакомые лица на фотографиях светской хроники. Часто камера схватывала случайное выражение лица, торчащую бретельку лифчика или двойной подбородок…

– Можно мы пойдем в магазин за конфетами?

Оторвавшись от журнала, Серена увидела Эллу, сжимавшую в руках желтый кошелек в виде банана.

– Конечно можно, милая.

– У меня восемьдесят пенсов.

– Это прекрасно, – одарила ее благосклонной улыбкой Серена.

Она явно не собиралась вставать с дивана, и Элла повторила попытку.

– Ну можно пойти сейчас? Пожалуйста…

На Серену снизошло понимание, и улыбка погасла.

– Разве Джош не идет с тобой?

– Нет. Он играет в свой дурацкий «Геймбой». Это нечестно. – Элла умоляюще посмотрела на нее. – А дождик перестал, и мы не намокнем.

Шлепать полмили по раскисшей аллее под мокрыми деревьями – Серене это не казалось заманчивой перспективой, хотя ей было приятно, что Элла ищет ее компании.

– Спасибо, милая, – мягко ответила она, – но у меня что-то нет настроения. Может быть, завтра.

Элла задумалась. Серена не хочет гулять, но она не сказала «нет» по поводу конфет. Искушение было слишком сильным, и она неуверенно спросила:

– Значит, я могу сама пойти в магазин?

– Ну конечно можешь, – равнодушно ответила Серена. Ее внимание привлекло знакомое лицо среди гостей на свадьбе знаменитостей. Святые небеса, она сто лет не видела Труди Бленкерн, и вот она собственной персоной, с подправленным носом, коллагеновыми губами и уродливым мужем-техасцем в придачу…

Это совершенно нечестно, решил Джош, тряся «Геймбой» в надежде, что батарейки вернутся к жизни. Именно тогда, когда некому его остановить, они сели. И виновата в этом Максин. Это она отнимала приставку и играла, вместо того чтобы гладить. Она и посадила батарейки.

Чувствуя неловкость за то, что выгнал из комнаты Эллу, он отправился ее искать. Но в спальне сестры никого не было, а спустившись вниз, он обнаружил только Серену, сидевшую перед телевизором со стаканом апельсинового сока.

– Ой, – удивился Джош. – А я думал, Элла с вами.

Девушка спускалась по веревке с крыши небоскреба. Серена дождалась, пока она ступит на землю, и с улыбкой повернулась к Джошу.

– Меня бы, наверное, на ее месте стошнило, а тебя? Нет… Я не видела Эллу. Возможно, она наверху.

Он нахмурился.

– Я уже проверил в ее комнате.

– Ну хорошо. – Серена отпила сока и посмотрела на висевшие на стене часы. – Она где-то здесь. Найди ее, Джош, и спроси, что она хочет к чаю. Это будут или рыбные палочки, или яйца-пашот на тосте.

Когда десять минут спустя Джош вернулся, Серена по-прежнему не двинулась с места.

– Ее нигде нет, – взволнованно сказал он. – Я обыскал весь дом и сад и нигде ее не нашел.

Серена вздохнула.

– А когда ты видел ее в последний раз? Когда она вернулась из магазина?

– Какого магазина?

– Из бакалейной лавки, – терпеливо сказала Серена. – Она пошла купить конфет.

Джош в ужасе посмотрел на нее.

– Одна?

В ответ она воззрилась на него.

– Ну конечно. Она сказала, что ты не пойдешь с ней, потому что играешь с этой дурацкой штукой.

– Но Элле нельзя одной ходить в магазин. – Глаза Джоша наполнились слезами. – Из-за странных мужчин. Ей же всего семь лет.

ГЛАВА 29

Отпустив Паулу, Дженни в пять часов закрыла магазин и приступила к утомительному изготовлению четырнадцатифутовой гирлянды, заказанной местным чиновником для украшения стола на празднике по случаю шестидесятилетия его жены. По всей длине нужно было приладить серебряные банты и аккуратно укрепить цветы – жасмин и чайные розы. Работа трудоемкая, но хорошо оплачиваемая, и конечный продукт, надеялась Дженни, будет производить впечатление. Торжество обещало быть очень светским и могло принести ей много новых клиентов, если только жена чиновника не выдаст гирлянду за пустячок, который она соорудила в свободные минуты.

Она уже по локоть зарылась во влажный мох, служивший основой гирлянды, когда зазвонил телефон.

– Дженни, это вы?

Она не сразу узнала мальчишеский голос.

– Да, это я. Кто говорит?

– Джош. Джош Кэссиди. Максин дала мне ваш номер на всякий случай, сегодня она вернется поздно…

Голос был очень испуганный. У Дженни заколотилось сердце.

– Да, Джош, я слушаю. Что случилось?

– Папа уехал. – Его голос задрожал, он пытался сдержать слезы. – Сегодня за нами присматривает Серена, но Элла ушла в магазин полтора часа назад и до сих пор не вернулась. Я сказал, что мы должны позвонить 999, но Серена думает, что я делаю из мухи слона. Она говорит, что я не должен звонить им и что Элла скоро вернется, но она еще никуда не ходила одна, и я волнуюсь. Дженни, как вы думаете, что мне делать?

Дженни похолодела. Серена вообще в своем уме?

– Милый, не волнуйся, – торопливо сказала она, на нее нахлынули воспоминания о том, как исчез Алан. – Я уверена, с Эллой все будет в порядке, но на всякий случай я сама позвоню в полицию.

– А как же Серена? Она будет сердиться на меня. Дженни старалась говорить убедительно.

– Из-за Серены не волнуйся. Я позвоню в полицию и сразу приеду. Ты все делаешь правильно, Джош. Потерпи несколько минут. И не нужно ничего говорить Серене, если не хочешь. Я сама с ней поговорю.

Бросив незаконченную гирлянду на пол, Дженни на всех парах помчалась в Трезайль-Хаус, чтобы успеть до приезда полиции. К счастью, сегодня дежурил Том Лейси, и, когда она позвонила и объяснила ситуацию, он сказал, что выезжает.

Серена открыла дверь. Судя по выражению ее лица, Джош с ней все-таки поговорил.

– Вы действительно вызвали полицию? – нахмурилась она, разглядывая Дженни в заляпанной рабочей одежде. – Должна сказать, вы поднимаете вокруг этого слишком много шума. Элла, наверное, встретила друзей.

– А может быть, она встретила маньяка, который нападает на маленьких девочек?! – Дженни старалась не кричать только потому, что заметила бледного Джоша, выглядывавшего из-за спины Серены. – Господи, Серена! Сколько вы собирались ждать, прежде чем начать что-то делать? Пару дней?

– Но это же Корнуолл. – Только сейчас Серена проявила признаки беспокойства. – Если бы мы были в Лондоне… Там, конечно, полно психов… Но здесь совсем другое дело.

– Самое странное оправдание, что я слышала в своей жизни, – холодно ответила Дженни, протискиваясь мимо нее к Джошу. Он обнял ее и уткнулся мокрым от слез лицом ей в свитер.

– Вы не имеете права обвинять меня, – возмутилась Серена. – Меня никто не предупредил, что ей нельзя выходить одной. Я не виновата, если с ней что-то случится.

Джош дрожал. Дженни отвела его в гостиную, усадила на диван и села рядом.

– С Эллой ничего не случилось, – прошептала она, обнимая его за плечи. – Думаю, она просто гуляет, забыв о времени.

– Но я с-сказал ей, чтобы она отстала, – всхлипнул Джош. – Она сказала, что ненавидит меня, потому что я играл в «Геймбой», а я сказал, что тоже ее ненавижу. Вдруг она убежала навсегда?

Этот страх был хорошо знаком Дженни. Послышался звук подъехавшей машины. И тут в окна снова застучали капли дождя.

– Элла знает, что ты ее не ненавидишь, – увещевала она. – Ты сказал это не всерьез, и она тоже. Ну, солнышко, возьми мой платок и вытри нос. Приехал Том. Ты должен подумать и сказать, куда могла пойти Элла, и мы начнем искать. Кто из ее друзей живет поблизости, например?

Том Лейси, гордый отец мальчиков-близнецов, появившихся на свет шесть недель назад, расспросил Джоша с мягким участием и вниманием к деталям. Закончив, он закрыл блокнот и встал.

– Теперь вам нужно только ждать. Я проверю адреса, которые вы мне дали, и заеду в магазин. А если малышка Элла тем временем вернется, вы сможете позвонить в участок, и они свяжутся со мной по рации.

Но Джош не мог вынести мысли, что ему придется сидеть сложа руки.

– А мы не можем поехать с вами? – взмолился он, но Том покачал головой.

– Лучше не стоит.

– Но я хочу помочь вам искать ее! Почувствовав, что должна что-то сделать, Дженни сжала его руку.

– Если она пошла к друзьям, Том найдет ее.

– А если она убежала, не найдет, – сказал Джош. – Вы пойдете со мной, Дженни? Я тоже хочу искать ее.

Когда они вдвоем вышли из дома, чтобы исследовать узкую полосу леса поблизости, дождь припустил вовсю. Лес, темный и неприветливый, тянулся от аллеи до самых скал, примерно на четверть мили. Дженни, хоть и натянула один из ужасно непрактичных жакетов Максин, за секунду промокла до нитки.

– Если мы уйдем слишком далеко от дороги, то не услышим сирену полицейской машины, – предупредила она. Они условились, что Том включит сирену, если Элла найдется.

Но Джош не остановился. Он повернулся и взглянул на нее из-под капюшона своего желтого дождевика.

– Если бы она была близко от дороги, то вернулась бы домой.

Дженни вытерла капли с лица. Здесь деревья росли гуще, между ними почти не было просветов, но Джош двигался очень уверенно. Она чуть не спросила: «Вы часто бываете здесь?», но вовремя спохватилась. Вместо этого, поравнявшись с ним, она еще раз посмотрела ему в глаза.

– Джош, ты знаешь, куда мы идем?

Он отвел взгляд и вздохнул.

– Ну, мы были здесь несколько раз. Это короткая дорога к скалам, но папа не разрешил нам ходить через лес, поэтому… – Он пожал плечами и замолчал.

– …поэтому вы знаете тут все, как свои пять пальцев, – закончила Дженни, ободряюще улыбнувшись ему и стараясь не думать о скалистом обрыве впереди. – Не волнуйся, я вас не выдам; давай, Джош, показывай дорогу.

Они нашли Эллу через пятнадцать минут лежащей в ямке у корней поваленного дерева. Она ужасно замерзла, промокла насквозь, а лицо было перемазано землей и слезами.

Дженни, едва не задохнувшись от радости, обессиленно сказала:

– Так вот ты где! А мы все думали, куда ты могла подеваться.

Но у Джоша облегчение проявилось иначе. Не в силах сдержать себя, он закричал:

– Как ты посмела убежать! Я не хотел тебя обидеть… Какая ты дура!

Дженни попыталась помочь ей встать, но Элла вскрикнула.

– Я не убежала, я споткнулась о ветку ежевики и ударилась коленкой… Больно!

Осторожно исследовав колено, Дженни увидела, что оно сильно распухло, но вряд ли сломано.

– Все в порядке, милая. Обхвати меня за шею, я тебя подниму.

– Дура, – повторил Джош, утирая слезы. – Серена ужасно разозлилась, и мы вызвали полицию, думали, что тебя убили.

Элла, обняв Дженни, закричала:

– Ну вот, меня ведь не убили, а Серену я все равно ненавижу. Я пошла в магазин и купила конфет, а на обратном пути я увидела кролика на нашей секретной тропинке и побежала за ним, чтобы дать ему шоколадку. А потом упала, а кролик убежал, и пошел дождь. Если бы ты не прогнал меня, – в ее голосе зазвучали плаксивые нотки, – мы бы вместе пошли в магазин, и я не осталась бы одна, когда упала.

– Ладно, ладно, – примирительно сказала Дженни, подхватывая Эллу поудобнее. – Перестаньте ругаться. Джош, иди вперед и придерживай ветки. Кстати, Элла очень замерзла. Почему ты не снимешь дождевик и не накинешь ей на плечи?

– Потому что я промокну.

– Он свинья, – всхлипнула Элла. – Это Джош во всем виноват. Я все равно его ненавижу.

– А ты хрюшка из помойного ведра! – Джош устремил указующий перст на обертку от леденцов и золотую фольгу на земле. – Я скажу полисмену, что ты оставила это здесь. И тебя посадят в тюрьму.

У Дженни начали затекать руки.

– Ну все, довольно. Джош, собери фантики и немедленно перестань ругаться.

– Я з-замерзла… – Белокурые волосы облепили Элле лицо.

– И сними дождевик. Твоей сестре он нужен больше, чем тебе.

– Я думал, вы лучше, чем Максин. – Джош подчинился, бросая на нее мрачный взгляд. – Но это не так.

Максин вернулась в восемь тридцать. К этому времени Том Лейси уже уехал, местный доктор тоже был и ушел, и единственным напоминанием о событиях дня была белая повязка на коленке у Эллы, которой она невероятно гордилась.

– Что случилась? Почему машина Дженни стоит у дома?

Озадаченная Максин бросила плащ на кресло. Серена, как обычно, развалившись на диване, внимательно следила за перипетиями какой-то телевизионной игры. Пожилой костлявый мужчина, очевидно только что ставший обладателем пылесоса и двухдневной поездки в санаторий, в экстазе кланялся публике и ведущему.

– Ничего не случилось. – Серена наконец оторвалась от экрана. – Элла ударилась коленом, вот и все. Твоя сестра раздула ужасный шум вокруг незначительного инцидента.

Максин внимательно посмотрела на нее.

– Дженни никогда не устраивает шума по пустякам. Что это за незначительный инцидент?

Но Серена только пожала плечами.

– Спроси ее, она куда лучше расписывает ужасные подробности. Она наверху, укладывает детей спать. Не удивлюсь, если им будут сниться кошмары, учитывая ее больное воображение…

ГЛАВА 30

Гай появился в магазине Дженни три дня спустя. Теперь обо всем происходящем в Трезайль-Хаусе Максин немедленно сообщала ей по телефону, так что Дженни могла почти до секунды рассчитать, когда он войдет.

– Он уезжает, – говорила Максин несколько минут назад. – Замолви за меня словечко, Дженни, и скажи, что я заслуживаю прибавки к зарплате.

Но Дженни изобразила удивление, чтобы он ничего не заподозрил.

– Я пришел поблагодарить тебя, – просто сказал Гай. Потом, усмехнувшись, добавил: – Но у меня проблема. Будь это кто-то другой, я бы купил цветы…

Если у ее работы и были недостатки, подумала Дженни, так это то, что никто не дарил ей цветов.

– Всю жизнь со мной так, – шутливо посетовала она. – Но тебе не за что меня благодарить. В свое время ты мне помог – я просто отплатила услугой за услугу.

– С лихвой, – сказал Гай. – Я очень признателен. Хотел принести конфеты, но Максин сказала, что я собью тебе диету. – Внимательно изучив ее фигуру, он нахмурился и спросил: – Ты действительно на диете?

– О боже, – улыбнулась Дженни. – Это значит, что она не помогает?

– Это значит, что тебе не нужно худеть. Дженни покраснела, увидев его изучающий взгляд. Очень мило с его стороны было говорить, что ей не нужно худеть, но она замечала, что мужчины вроде него всегда выбирают худеньких девушек, тех, что могут запрыгнуть в юбку четырнадцатого размера, даже не расстегивая молнию.

– Как Элла? – попыталась она сменить тему.

– Быстро идет на поправку, – Гай улыбнулся. – И очень привязалась к своим бинтам. Повязка больше не нужна, но стоит нам предложить снять ее, как хромота усиливается.

– А Джош?

Он погрустнел.

– Ты о моем скромном сыне? Он изображает из себя героя-спасателя. Думаю, через неделю, когда придет время возвращаться в школу, он уже будет кавалером ордена Доблести, не меньше.

Дженни засмеялась.

– Значит, дома все в порядке.

– Ну, я бы так не сказал. – Он неуверенно взглянул на нее. – Очень мило, что ты спросила, но я уверен, тебе известны все последние события. Последнее время, когда бы я ни взял телефон, он пахнет духами Максин. И трубка всегда теплая.

– Ах, – сконфузилась она. Их уличили.

– Поэтому я скажу только, что ситуация получила естественное развитие. – В магазин кто-то зашел. Гай, наклонившись к прилавку, понизил голос. – И раз цветы и шоколад отпадают, как насчет пары билетов в театр?

– Ты вовсе не должен, – запротестовала Дженни.

– Я так хочу. Билеты на субботу. У тебя есть спутник?

Вопрос застал ее врасплох.

– Ну… может, Максин?

– Какая жалость, ей придется остаться дома с детьми, – быстро ответил Гай. – Если ты не против, могу пойти я.

У него за спиной посетительница взмахнула букетом гладиолусов. Дженни, не уверенная, что расслышала его правильно, уточнила:

– Т-ты хочешь сказать?..

– Ты ведь не собираешься пригласить Бруно? Тогда решено. Я заеду за тобой в субботу. Во сколько ты закрываешь магазин?

– Ну… в п-пять.

– Хорошо. Думаю, ты быстро соберешься? Я заеду в шесть.

Дженни смотрела в окно, как Гай мастерски припарковал свой «мерседес» напротив магазина. Как она и подозревала, он приехал вовремя. У нее свело живот. Глупо было нервничать, это же не настоящее свидание, но от прилива адреналина сердце все равно едва не выскочило из груди.

Было бы куда проще, думала она, если бы Гай не был так привлекателен физически. Такой внешний вид ко многому обязывает. Одно дело разговаривать ночью у нее дома, но сегодня вечером они собирались показаться вместе на публике, все подумают, что они настоящая пара. Ее пугало сравнение с такими красавицами, как Серена Чарлтон. Она боялась, что за спиной у нее будут шушукаться из-за того, что она так не подходит ему.

Но это не настоящее свидание, пусть они этого не знают, зато знает она. Как бессердечно заметила Максин, узнав о приглашении: «Думаю, он просто жалеет тебя, потому что ты никогда не веселишься».

Хорошо, что у меня есть сестра, думала Дженни. Пока Максин будет напоминать ей о ее недостатках, она не напридумывает себе бог знает чего. И она очень надеялась, что они никого не встретят в театре, как тогда, с Джеймсом. На этот раз все было наоборот – она не хотела ставить Гая в неловкое положение.

Тем не менее, когда она открыла дверь, Гай, казалось, был удивлен и обрадован.

– Ты готова! Поразительно.

Конечно, его шикарные женщины три часа наводили красоту, прежде чем выйти из дома, и он привык к этому. Дженни, которой пришлось принять душ, переодеться и накраситься за полчаса, потому что она смогла закрыть магазин только в пять тридцать, сразу смутилась.

Но это не настоящее свидание, напомнила она себе в десятый раз, так что все это неважно. Нужно просто расслабиться, перестать нервничать и наслаждаться вечером.

– Не люблю говорить это, – заметила она, когда Гай распахнул перед ней дверь машины, – но мы не приедем слишком рано? Когда начинается спектакль?

– Ах. – Он улыбнулся. – Я хотел попросить об одолжении.

Эта обезоруживающая улыбка. Дженни перестала волноваться, словно по мановению волшебной палочки. Она совсем забыла, как с ним легко.

– Одолжение? – Она с каменным лицом посмотрела на него. – Так, ничего не говори. Ты хочешь, чтобы я заплатила за билеты.

– Гораздо хуже, – засмеялся Гай. – Мои друзья устраивают вечеринку, и я обещал, что буду. Мы заедем на часок, а потом к восьми поедем в театр. – Он с мольбой посмотрел на нее.

Такого она точно не ожидала. Скорчив гримасу, Дженни сказала:

– Честно говоря, вечеринки сейчас не для меня. Слушай, может, я подожду здесь? Ты съездишь на вечеринку, повидаешь друзей, а потом мы встретимся в театре.

– Не будь занудой. – Гай тронул машину с места. – Это не такая вечеринка, как ты думаешь. Мими и Джек очень приятные люди. Они тебе понравятся.

Он даже не спросил, хочет ли она поехать с ним, вдруг сообразила Дженни.

– А они не будут против, что ты притащил с собой меня?

– Против? – Он засмеялся. – Да они от счастья с ума сойдут. Они ведь ждут, что я приеду с Сереной.

ГЛАВА 31

Мими и Джек Маргасон жили в чудесном старом пасторском доме на окраине Труро. Мими, встретив их на пороге, радостно обняла Гая и обняла еще раз, увидев Дженни.

– Мой обожаемый мужчина! Входи скорей, обрадуй меня и поведай, что ты навеки оставил эту ведьму!

Гай с усмешкой повернулся к Дженни и сказал:

– Я говорил тебе – они ее не любят.

– Серену? Вот противная девица! – подтвердила Мими, целуя его в щеку. – Тощая, как палка, и настолько же интересная собеседница. Или это слишком жестоко по отношению к палкам?

Дженни приготовилась было к самому худшему – услышав имя «Мими», можно было представить шик, блеск и французский акцент, как минимум, – но эта Мими оказалась для нее приятным сюрпризом. Прежде всего, нетрудно было понять, почему Мими считает Серену тощей. Сама она по самым скромным подсчетам весила стоунов^[9] пятнадцать. Ее длинные желтые волосы не торчали во все стороны только потому, что были ненадежно укреплены синими бархатными заколками, двумя шариковыми ручками и китайской палочкой для еды. Розовая блуза с серебряной отделкой ниспадала на лиловую юбку. На круглом, веселом лице выделялись широкий рот, множество подбородков и щедро наложенные лиловые тени. Возраст Мими угадывался с трудом, но, по всей видимости, ей было далеко за пятьдесят. К тому же она носила самые большие серебряные серьги, какие Дженни видела в своей жизни.

– Это Дженни, – продолжил церемонию представления Гай. – И она просто друг, так что избавь ее от перекрестного допроса, он ничего не даст. Дженни, это Мими Маргасон, самая любопытная женщина в Англии, так что береги свои секреты.

– Ох, ну ты и зануда! – Мими жизнерадостно увлекла их в дом. – Но раз вы первые прибывшие гости, все равно приятно вас видеть. Теперь пройдем в кухню – осторожно, не наступите на эти сапоги, – и Джек нальет вам выпить. Если он предложит цветочное шампанское, – заговорщически прошептала она, – ради всего святого, сожмите зубы и сделайте вид, что вам нравится. По вкусу это скорее напоминает вытяжку из гороховых стручков, но он им очень гордится.

Кухня была огромной, ужасно захламленной и благоухала розами. Мими, должно быть, опустошила сад; на подоконнике добрых двенадцати футов в длину стояли три огромные вазы. Бедные розы, засунутые в них как попало, невзирая на цвет и длину, выглядели, словно множество незнакомцев, стиснутых в лифте.

– Знаю! – весело сказала Мими, проследив за взглядом Дженни. – Я совершенно не умею обращаться с цветами. Бедный Джек проводит в саду все свободное время, холит их и лелеет, а потом я творю с ними такое. Десять минут – и все погибло.

– Они не погибли. – Подойдя ближе, Дженни восхищенно рассматривала тугие бутоны, которые явно взрастили с любовью. – Они прекрасны. Просто нужно их… разобрать.

– Я ничего не умею разбирать. – Мими без намека на раскаяние пожала плечами и обвела рукой хаос на кухне, в дальнем конце которой двое мужчин уже увлеченно беседовали. Она добавила: – Мы любим этот дом, но нужно смотреть правде в глаза – вы никогда не увидите репортаж о нас в журнале «Дом и сад». А теперь идем, нальем что-нибудь выпить и как следует поболтаем. Я расскажу тебе все об этой кошмарной девице.

– Честно говоря, – сказала Дженни, – я видела ее несколько раз и уже знаю, насколько она кошмарна.

Глаза Мими заблестели.

– Тогда ты поведаешь мне, как вы сошлись с красавчиком Гаем.

– Ох, дорогая, боюсь, я тебя разочарую. – Дженни виновато улыбнулась. – Но у нас на самом деле ничего нет.

Но Мими не сдавалась.

– Ты имеешь в виду, что все только начинается и ты не хочешь об этом распространяться, – театрально прошептала она с видом знающего человека.

– Я имею в виду, что говорить не о чем. – Дженни начала понимать, что чем больше она будет возражать, тем больше подозрений это вызовет у Мими, и решила, что разобраться с этим сможет только Гай. Она опять посмотрела на бедные полузадушенные розы на подоконнике и неожиданно сказала: – А ты не можешь найти хороший острый нож?

– Помогите! – рассмеялась Мими. – Кого ты хочешь зарезать – меня, за то что задаю слишком много вопросов? Или Гая, чтобы доказать, что вовсе не влюблена в него без памяти?

Дженни усмехнулась.

– Это для цветов. Позволь мне кое-что сделать с ними, пока не прибыли остальные гости. И если ты сможешь раздобыть еще несколько ваз и немного старых газет…

– Потрясающе. – Порывшись в ящиках, Мими протянула ей видавший виды нож. Потом энергично сгребла вазы и поставила их перед Дженни. – На что только не идут некоторые, лишь бы не пробовать цветочное шампанское моего мужа. Да, скажу я вам, – удивленно добавила она, когда Дженни принялась орудовать ножом, – ты знаешь, что делаешь!

Дженни ловко отделила темно-желтые розы «казанова» от медно-красных «альбертин», подровняла концы и оборвала нижние листья.

– Практика, – пояснила она. – Я флорист.

– Замечательно, – обрадовалась Мими. – Наконец-то у Гая появилась подружка, которая умеет что-то делать, кроме как вертеться перед фотоаппаратом и трясти волосами.

– Я Гаю не подружка, – терпеливо напомнила Дженни.

– Ну конечно нет, дорогая. – Мими покачала головой так, что ее серьги зазвенели, словно колокольчики, и разразилась смехом. – Но только подумай, сколько вы сэкономите, если решите пожениться! Гай будет фотографировать, ты займешься цветами… На чем еще могут сэкономить новобрачные?

– Боже мой. – Дженни старательно сохраняла серьезность. – Об этом я не подумала. Мы могли бы пригласить моего брата-епископа провести церемонию, моя сестра Максин на губной гармошке сыграет «Гряди, голубица», а Джош и Элла будут жарить сосиски…

Джек Маргасон, очевидно решив, что в яркости нарядов он не может тягаться с женой, был одет в серую рубашку и брюки цвета овсянки, которые прекрасно гармонировали с его седыми волосами и бледной кожей. Высокий и худой, с прозрачными карими глазами, виноватой улыбкой и очень длинным, идеально прямым носом, он напомнил Дженни афганскую борзую.

Отвертеться ей не удалось: он принес ей выпить.

– Ты заслужила награду, – сказал он. – За спасение моих бедных любимых роз. Не могу выразить, насколько я благодарен.

Дженни наносила последние штрихи – поправила румяные «фриц нобисы» и кремовые «паскали» и аккуратно повернула глянцевые листья так, чтобы закрыть щербины на краю керамической вазы. Отступив назад, она улыбнулась и приняла бокал, который он протягивал ей. Это было то самое цветочное шампанское, и у него определенно были характерные черты. Собрав мужество в кулак, она сделала глоток.

– Ну, – подмигнул ей Гай, – что наговорила обо мне старая кошелка?

– Можешь не волноваться. – Вкус старых гороховых стручков не желал исчезать. – Она была слишком занята другим. Планировала медовый месяц.

– Бесстыдница, она ведь уже замужем.

– Не для себя. – Мими так заморочила Дженни голову своими фантазиями, что она забыла о смущении. – Для нас.

– Правда? – приподнял брови Гай. – И куда мы едем? Надеюсь, в приличное место?

Видимо не находя ничего удивительного в том, что меньше чем через неделю после отъезда Серены Гай нашел себе новую невесту, Джек с сожалением взглянул на полупустой бокал в его руке.

– Какая жалость, у меня осталось всего три бутылки цветочного. Но если хочешь, Гай, можешь взять у меня три ящика яблочного и сливового этого года. Они наверняка сделают незабываемым свадебное торжество.

К семи тридцати дом был полон гостей, богемных персонажей всех мастей с детьми и собаками, для полного счастья. Дженни, которую Мими представляла как «цветочную фею», каждый раз чуть не силой мешала ей прибавить: «Она новая девушка Гая, но мне нельзя рассказывать это, потому что все держится в тайне».

Больше всего Дженни удивило дружелюбие гостей. Мими и Джек явно не приглашали людей, которые воротили бы нос от ужасного вина или захламленного дома.

Двоих или троих она несколько раз видела у себя в магазине, а остальные, едва услышав о ее талантах, забросали Дженни вопросами. Каждому хотелось знать, как вернуть к жизни засохшую юкку, можно ли смазывать буковые листья глицерином, когда и как подрезать бонсай…

Она как раз объясняла метод высадки нескольких видов растений в один горшок симпатичной жене фермера-свиновода, когда рядом опять материализовался Гай.

– Пожалуй, мне стоит давать уроки по утрам, – улыбнулась она Гаю.

– Похоже, ты решила не откладывать. – Он показал на часы. – Восемь. Уже вечер.

– Уже восемь? – Спектакль начинался в восемь тридцать. Дженни, словно шестилетняя девочка на дне рождения, не скрывала огорчения.

– Нам нельзя опаздывать, – сказал Гай. – Терпеть не могу протискиваться мимо сидящих людей.

– А пьеса?.. – без всякого энтузиазма поинтересовалась Дженни. – Она… хорошая?

– О, потрясающая. Такое нельзя пропускать.

– А билеты? Дорогие?

– Ужасно.

– Нам обязательно идти?

Гай покачал головой.

– Не обязательно.

Опять чувствуя себя виноватой, она спросила:

– А тебе хочется пойти?

Он улыбнулся.

– Конечно нет. Я ненавижу чертов театр.

Вечеринка удалась на славу. Всеобщая игра в шарады была прервана в девять часов прибытием пикапа с китайской едой на шестьдесят человек. В десять все вышли в сад полюбоваться фейерверком.

– Я еще не спросил тебя, как ты проводишь время. – Гай отвел Дженни к скамейке, откуда они могли с комфортом наблюдать за представлением. Она поежилась от холодного сентябрьского воздуха, и он, сняв свой зеленый свитер, накинул его ей на плечи.

Дженни вдохнула слабый аромат одеколона, исходивший от мягкой шерсти. Носить одежду, которая еще хранит чье-то тепло, – такое интимное переживание. Порадовавшись, что уже стемнело, она спросила:

– Ты хочешь знать, понравились ли мне твои друзья?

– Я хочу знать, пришла ли ты в себя и смогла ли выбросить из головы Бруно.

– Не волнуйся, я забыла его окончательно и бесповоротно. Публичное унижение расколдовало меня.

– Между прочим, он тоже показал себя не с лучшей стороны, – напомнил Гай. – Такие сцены не упрочат его репутацию.

– Пожалуй, нет. Вот и хорошо.

– Ты с тех пор его не видела?

– Нет. Теперь он сам занимается цветами… а может, очаровывает новую дурочку, которая возьмет на себя эту заботу. – Она поплотнее закуталась в свитер. – Но хватит о моих неудачах. Ты-то как поживаешь? Не переживаешь, что Серены нет рядом?

– Значит, ты предлагаешь поговорить о моих неудачах?

Дженни засмеялась.

– Ну, это будет честно. Всегда приятно знать, что не ты одна совершаешь ошибки.

Максин, конечно, рассказала ей о возвращении Гая из Голландии и немедленном отбытии Серены и всех ее чемоданов. О примирении не было и речи; такое вопиющее невнимание к безопасности его детей простить было невозможно.

– Что я могу сказать? – Он пожал плечами, признавая свою ошибку. – Последние три года я общался не с той женщиной. Серена оказалась пустышкой. Она была красива и не приставала к Джошу и Элле. Я почему-то решил, что и моя жена вела бы себя так же, если бы, когда мы познакомились, у меня были дети. Вероник никогда бы не использовала их как способ подобраться ко мне поближе. Когда я встретил Серену, она сказала что-то похожее, и я сделал неправильные выводы. Мне понравилась ее честность. – Помолчав, он добавил: – Подумать только, я даже убедил себя, что наконец встретил девушку, которую одобрила бы Вероник.

Загрохотал фейерверк, и в темном небе засверкали разноцветные огни, каждая ракета взлетала выше предыдущей. Дети кричали от восторга. Гай посмотрел на них и заговорил снова:

– Пару лет назад я водил детей посмотреть салют, и Элла спросила, может ли мама с небес видеть фейерверк. Проблема в том, что никто не учит тебя отвечать на такие вопросы.

Дженни уже согрелась, но все равно дрожала. Она с ногами забралась на скамейку.

– Теперь мне действительно стало себя жалко. Мне не о ком заботиться, кроме себя самой. Если я и сделаю глупость, кроме меня никто не пострадает. Представляю, насколько тебе сложнее, ты всегда должен думать о детях.

– Хм, – сказал Гай. – Боюсь, что это не удерживает от ошибок. Ты просто чувствуешь себя еще более виноватым и надеешься, что дети не скажут: «Мы тебя предупреждали».

Дженни попыталась отвлечь его от мрачных мыслей.

– Ну ничего рано или поздно ты встретишь правильную девушку. Кто знает, может, через год в это же время ты уже будешь женат и счастлив?..

– Ты говоришь как Мими. Кстати, ты читала ее книги?

– Мими пишет книги? – Это известие произвело на Дженни сильное впечатление. – Какие?

– Такие, в которых все заканчивается счастливым браком, – без улыбки сказал Гай. – Один раз она заставила меня прочитать целую главу. Меня чуть не вырвало, серьезно. Я сказал ей, что эти книги нужно продавать вместе с бумажными пакетами.

– Это потому, что ты мужчина, – успокоила она. – Женщины любят такие книги, в них мужчины куда лучше, чем в реальности. Это называется эскапизм.

– Плохо только, что Мими пишет так много, что уже сама начала верить во все это. Не представляешь, сколько с ней было проблем, когда я рассказал, что собираюсь взять на работу Максин. Она стала просто неуправляемой. Судя по всему, она обожает сюжет «симпатичная няня встречает отца-вдовца».

И Максин тоже, подумала Дженни. Она не могла упустить возможность поддразнить его.

– Такое случается, – заметила она. – Кто знает, куда вас заведут чувства?

– Ну пожалуйста! – взмолился он. – Хоть ты не начинай. Максин? Никогда. Ни за что на свете!

– Именно так они всегда говорят в книгах, – не сдалась Дженни. – Постоянно. До самой последней главы…

ГЛАВА 32

Надежды Максин на получение роли в рекламе туалетной бумаги, которые она питала только потому, что однажды переспала с помощником режиссера по подбору актеров, рухнули – он взял на роль девицу, с которой спал сейчас. Разочарование усугублялось полным отсутствием сочувствия.

– Какое расточительство, – серьезно сказал Гай. – Такой талант псу под хвост.

– А если бы вас взяли, – невинно поинтересовался Джош, – то на главную роль?

Элла не поняла этих так называемых «шуток» и проявила лояльность.

– А я рада, что вы не будете этим заниматься. Я рассказала моей учительнице, миссис Митчел, что по телевизору покажут, как вы сидите на унитазе без штанов, и она сказала, что это ужасно.

– Я не собиралась сидеть на унитазе без штанов, – сказала Максин сквозь зубы. Неудивительно, что миссис Митчел бросила на нее такой презрительный взгляд, когда она забирала вчера Эллу из школы.

– Джош сказал, что будете.

– Джош просто окрысился, потому что у него конфисковали «Геймбой».

– Это нечестно! – возмутился Джош. – Эту шутку мне папа рассказал.

– Просто умереть со смеху. – Максин посмотрела на Гая через стол. – Наверное, не один час голову ломали, чтобы выдумать такое.

– Вовсе нет. Честно говоря, меня сразу осенило. Джош рассмеялся. Даже Элла, кажется, догадалась, о чем речь.

Максин поняла, что она в безнадежном меньшинстве.

– Вы пожалеете об этом, когда я прославлюсь, – прошипела она. – На самом деле вы пожалеете намного раньше.

В ее глазах появился знакомый блеск. Узнав его, Джош тихонько сказал:

– О нет, она собирается готовить обед. Только не пирог с рыбой, Максин! Что угодно, только не это!

– Ха! – Она улыбнулась, предвкушая сладость мести. – Именно пирог с рыбой.

Но разочарование сменилось торжеством, когда спустя три недели помощник режиссера все-таки позвонил. Катрина, актриса, которой он оказал предпочтение, каким-то образом умудрилась вывалиться из его кровати и сломать руку в трех местах. Съемки начинаются на следующий день. Могла бы Максин собраться в такие короткие сроки и занять ее место?..

Гай работал в темной комнате. Она не собиралась рисковать жизнью и спасением души и открывать дверь – сейчас жизнь была ей особенно необходима – и прокричала новость через дверь.

– Ну, что еще? – вздохнул он. Не самый обнадеживающий ответ. Через минуту дверь распахнулась и Гай, моргая глазами, не привыкшими еще к свету, нервно выглянул наружу.

– Нет, – сказал он, не успела она открыть рот. – Это уже слишком. Особенно после того, что происходило в последнее время. Или вы работаете на меня, или нет, но не надейтесь, что я еще раз позволю такое. Мне нужен кто-то, на кого можно положиться.

Какая свинья, подумала Максин, возмущенная его беспредельным эгоизмом. Разве она виновата в том, что Серена оказалась ни на что не способной? Казалось, в последние недели Гай повеселел, стал таким добродушным. И вот пожалуйста, все вернулось на круги своя.

– Но это может изменить всю мою жизнь, – молила она, надеясь, что он захочет подшутить над ней. Если он улыбнется, половина дела сделана.

Но Гай разгадал ее маневр и улыбаться не собирался.

– Не давите на меня, – сказал он. – Ответ все равно отрицательный.

– Это же судьба… один шанс на миллион… а дети уже ходят в школу. – Максин была в отчаянии. За четыре дня она заработает почти столько, сколько Гай платит ей в год. – Ну пожалуйста, я найду вам настоящую и на сто процентов подходящую няню…

– Максин, забудьте об этом. Вы не поедете.

– Но…

– Нет. – Это прозвучало как окончательный приговор.

Джош и Элла ходили в местную деревенскую школу, поэтому Дженни было нетрудно забирать их в три тридцать и отвозить домой. Паула, которой на время отсутствия Дженни доверили поездки на цветочный рынок и управление магазином, была взволнована даже больше, чем Максин – та все не могла поверить, что скоро увидит себя по телевизору. Дженни, не настолько впечатлительная, просто приготовилась несколько дней заботиться о детях, пока не вернется сестра. Это было не так уж сложно, если не считать необходимости ночевать в захламленной спальне Максин. К тому же она была рада помочь Гаю.

Когда она подъехала к школе, Джош и Элла были явно рады видеть ее.

– Вы будете присматривать за нами до пятницы, – объявила Элла и быстро сунула ей скрученный листок бумаги. – Вот, Дженни. Я нарисовала ваш портрет на уроке. Хорошо получилось, правда? Вам нужно сказать «как мило» и повесить его на стене в кухне, когда мы приедем домой.

Дженни внимательно рассмотрела портрет. Элла наградила ее желтыми волосами, неровным фиолетовым лицом и пальцами-щупальцами. Рядом с ней на двуногом столе красовался огромный торт с многочисленными свечками.

– Чей это день рождения?

– Ничей, – сказала Элла. – Максин сказала, что вы хорошо делаете торты, а я их очень люблю, поэтому я подумала – может, вы испечете один, маленький?

– Расскажи Дженни, что ты еще подумала, – сказал Джош.

Элла просияла.

– Я подумала, что Максин худая и не любит готовить, а вы не худая, значит, любите.

Гай провел весь день в Сомерсете, фотографируя древнюю графиню и ее бриллианты для местного журнала. Он приехал домой в семь тридцать.

На пороге его встретил непривычный запах имбирных пряников. И видеть Дженни, сидящую за кухонным столом с Джошем, Эллой и целой армией пряничных человечков, тоже было непривычно.

Но похоже, ситуация казалась непривычной только ему.

– Привет, папа, – через плечо бросила Элла. – Мы ждем, когда они остынут и можно будет есть. Я сама сделала пуговицы – из смородины.

– Я сначала отъем руки и ноги, – гордо сообщил Джош. – Потом головы, пока не останутся одни тела.

Дженни, не подозревая о следах муки у нее на лбу, улыбнулась и сказала:

– Привет. Не волнуйся, они пили чай в шесть, как полагается. Я приготовила только рагу из курицы и пюре, но там еще осталось, если ты проголодался…

Да, это не самый лучший день в его жизни, подумал Гай.

Герцогиня, которой было лет восемьдесят, внимательно изучила его фотоаппараты и постоянно спрашивала, почему такой профессионал не может щелкать затвором потише. Словом, это была длинная и утомительная сессия, во время которой Гая называли не иначе как «этот парень».

А теперь это.

Не нужно быть гением, чтобы догадаться, но он все равно спросил:

– Где Максин?

Дженни, явно ничего неподозревавшая, выглядела удивленной.

– Что? Она уехала десятичасовым поездом. Ты думал, она останется до вечера?

– Черт побери! – сказал Гай. Эта девица просто неуправляема. Интересно, что может ее удержать, если она хочет поступить по-своему? – Ну и засранка эта Максин!

– О-о-о-х! – довольно выдохнула Элла. Недавно она сама сказала это слово и поплатилась. Что ж, подождем, когда папа в следующий раз попробует сделать замечание.

– Что? – повторила Дженни, все еще недоумевая. – Прости. Я не понимаю. Что-то не так?

– Ну давай, – устало сказал он. – Расскажи, как она втянула тебя в это.

Догадаться было нетрудно. Максин в своем репертуаре.

– Ты не знал, что она уезжает? – простонала Дженни.

– Ни черта я не знал! – Гай был взбешен. – Она и не собиралась мне говорить, правда? А я ведь запретил ей…

«Ничерта», отметила про себя Элла. Наверняка это тоже плохое слово. Интересно, такое же плохое, как «твоюмать», как сказала Максин, когда сожгла яичницу?

На этот раз Дженни встала на сторону Максин. Она понимала, что не согласилась бы на эту аферу, зная правду, но она также знала, как много значит для Максин эта работа. К тому же она здесь и она вовсе не сумасшедший маньяк-убийца.

– Послушай, – резонно заметила она, – все это не проблема. Я с удовольствием занимаюсь детьми, Паула присмотрит за магазином…

– Максин спросила, может ли она уехать, и я сказал нет, – повторил Гай. – Я не могу понять, почему ты ее защищаешь. Она не может делать такие вещи и надеяться, что это сойдет ей с рук.

Джош и Элла с удивлением наблюдали, как Дженни спорит с их отцом.

– Если ты не собирался разрешать ей работать, нечего было отпускать ее на прослушивание. Это нечестно.

– Я не был бы против, предупреди она заранее. – Гай не мог поверить, что Дженни защищает Максин. – Но я нанял ее присматривать за детьми. Она не может сбегать по любому поводу, оставив их бог знает на кого…

– Она только вчера узнала, что получила работу, – с жаром возразила Дженни. – И я не бог знает кто, а ее сестра. Прости, если тебя это не устраивает, но…

– Не говори ерунды. – Сообразив, что ситуация выходит из-под контроля, он попытался разрядить обстановку. Сняв кожаный пиджак, он приподнял Эллу, сел на ее место и посадил ее себе на колени.

– И не смотри на меня так, – сказал он Дженни. – Ты знаешь, что я не критикую тебя. Во всем, как обычно, виновата Максин. Эта девица любого доведет до безумия.

А она ведь даже обрадовалась, думала, Гай хочет, чтобы она присмотрела за детьми. Дженни было обидно за Максин. Поэтому, когда Гай взял пряничного человечка, она понадеялась, что тот обожжет ему рот.

Так и произошло, но Гай не подал виду.

– Невероятно, – сказал он, стараясь задобрить ее. – Ну хватит, Дженни. Остынь. Съешь человечка.

– Тебе нравятся пуговицы? – спросила Элла. Смородиновые пуговицы растаяли. Проглотив одну, Гай улыбнулся.

– Солнышко, они удались лучше всего.

– Ну, ты вернулся, – сдержанно сказала Дженни. – Значит, я больше не нужна. Я могу поехать домой?

Гай вдруг понял, насколько она обижена.

– Прости меня. Я знаю, ты думаешь, я неблагодарный урод, но это не так. И, конечно, ты не можешь уехать; мы хотим, чтобы ты осталась. Как я могу отпустить того, кто печет таких пряничных человечков?

– Она еще сделала пюре из настоящей картошки, – сообщил Джош.

– И помыла мне голову, – вмешалась Элла, – а шампунь не попал в глаза.

Дженни старалась сдержать улыбку. Гай осмотрел кухню и продолжил список, загибая пальцы.

– И сделала рагу из курицы. И погладила мою джинсовую рубашку. И умудрилась оторвать Джоша от «Геймбоя», не приковывая его к табуретке…

Джош с надеждой сказал:

– И она обещала, что мы вместе посмотрим «Невесту Дракулы».

– Ничего подобного! – засмеялась Дженни.

– Это решает все, – сказал Гай. – Я лично не смогу смотреть «Невесту Дракулы». Это напомнит мне о Максин, и меня будут мучить кошмары. Вы должны остаться.

Элла взяла пряничного человечка. К ее разочарованию, все смородиновые пуговицы попадали на пол.

– Ой, твою мать! – громко сказала она. – Вот засранец! Его пуговицы ни черта не держатся.

ГЛАВА 33

Работа флориста всегда подразумевает конфиденциальность, усвоила Дженни. Если мужчина, состоящий в браке двадцать лет, начинает регулярно заказывать доставку белых фрезий по адресу в двадцати милях от его дома, ты держишь рот на замке и доставляешь. Когда средних лет управляющий банком, в котором ты хранишь свои сбережения, вдруг начинает благоухать одеколоном и берет за правило покупать одинокие алые розы на длинном стебле, ты сохраняешь каменный вид. И в День святого Валентина, сколько бы мужчин ни заказывали два – или даже три – одинаковых букета из весенних цветов, упакованных в целлофан, ты даже ухом не поведешь.

Она и сейчас не повела ухом, хотя ей это далось нелегко. Сомнений не было: стоявшего перед ней мужчину она видела со своей матерью несколько недель назад. А на золотой карте «Америкэн Экспресс» стояло имя – Оливер Дж. Кэссиди.

Что, безусловно, объясняло, почему его лицо показалось ей знакомым, когда она увидела его в «Гранд-Рок-отеле».

– Я хотел бы сам надписать карточку, если можно, – сказал Оливер Кэссиди с ослепительной улыбкой.

Дженни забежала в магазин на пару часов, пока Джош и Элла были в школе, и теперь наблюдала, как он снимает колпачок с ручки «Монблан» с золотым пером. Она чувствовала себя вуайером.

– Вот. – Он передал ей карточку и снова улыбнулся. Короткое сообщение, написанное аккуратным, элегантным почерком, гласило: «Вся моя любовь принадлежит тебе. Считаю дни». – Можно доставить их до вечера?

– Не беспокойтесь, она получит их еще до двух, – заверила Дженни. – Я сама их доставлю.

– Дорогая, какой чудесный сюрприз! – Tea открыла дверь и расцеловала Дженни в обе щеки. При виде огромного букета у нее загорелись глаза. – И какие божественные лилии!.. Как мило с твоей стороны подумать о бедной старой мамочке.

– Они не от меня, – сухо сказала Дженни. – А от поклонника. Я просто девочка-посыльный.

Tea, явно пребывавшая в веселом расположении духа, сказала:

– Замечательно, тогда я не буду приглашать тебя на чай.

– Нет будешь. – Сунув ей букет, Дженни направилась на кухню и включила чайник. Пока она насыпала в чашки растворимый кофе, Tea распечатала конверт, прочла записку и опустила ее в карман своей рубашки в синюю и белую полоску. Дженни заметила, что это очень хорошая мужская рубашка. И нетрудно было угадать, кому она принадлежала раньше.

Она молчала, пока не вскипел чайник.

– И кто же он?

– Святые небеса! – слишком громко удивилась Tea. – Милая, ты ведь продала ему цветы. Разумеется, ты знаешь, кто он. Или он сбежал, не заплатив, и ты разыскиваешь его, чтобы призвать к ответу?

– Я-то знаю, кто он. А вот знаешь ли ты?

Tea рассмеялась.

– Ну конечно знаю, милая! Его имя Оливер, и он влюблен в меня без памяти.

– Я спрашивала, знаешь ли ты точно, кто он. – Дженни отпила кофе. – Но теперь мне ясно, что знаешь. Ради бога, мама, ты понимаешь, что делаешь? Что происходит?

– Не понимаю, почему ты поднимаешь такой шум? – невинно сказала Tea. – Беспокоиться абсолютно не о чем. Да, его имя Оливер Кэссиди, и так случилось, что он отец фотографа, у которого работает Максин. Чего тут такого? Я что, преступаю закон?

– Нечего разыгрывать невинность. – Дженни села, закинув ногу на ногу. – Это ты предложила ему похитить внуков?

– Конечно нет. И не нужно представлять это, как захват заложников. Он хотел повидать их; он знал, что Гай взовьется до небес, если он прямо попросит разрешения, и поэтому ждал, пока тот уедет. Дети отлично провели день, Оливер сделал то, ради чего приехал в Корнуолл, и никто не пострадал.

– Значит, ты все это знаешь. Между прочим, из-за этой истории Максин едва не лишилась работы. Кстати, он рассказал тебе, как случилось, что родной сын не хочет с ним общаться? Объяснил, почему это Гай так взбеленился?

– Они просто не поняли друг друга. – Tea взмахнула рукой. – Теперь Оливер понял, что ошибался. Все зашло так далеко только из-за неадекватной реакции Гая. Во всех семьях случаются разлады, к сожалению, Оливеру не повезло, потому что у него он принял затяжной характер. Милая, он ужасно переживает из-за этого! Он был так счастлив, когда провел с этими детишками несколько часов.

– Если бы Гай узнал о его планах, этого бы не произошло. Он позвонил бы в полицию.

Чего Tea не могла вынести, так это критики со стороны собственных детей.

– А ты, значит, на его стороне, – спокойно заключила она. – При этом понятия не имеешь, что случилось на самом деле. Все только потому, что у него хорошенькая мордашка.

Дженни, пообещавшая себе не терять самообладания, стиснула зубы.

– Но ты-то защищаешь его отца только потому, что он без ума от тебя и ужасно богат? Мама, он поступил плохо!

– Дженни, не выпрыгивай из штанов! – Tea резко поставила чашку с кофе на стол. – То, что случилось, это еще не трагедия. Трагедия в том, что Гай Кэссиди не желает прощать старые обиды, а в результате страдают дети. Оливер просто хотел, чтобы на них это не отражалось.

– Серьезно? – Дженни напомнила себе о спокойствии. – А какие у него дальнейшие планы? Увезет их из страны на пару месяцев?

Это было просто смешно. Tea заговорила мягче.

– Оливер никогда не сделает ничего подобного. Милая, он замечательный человек.

Дженни, которой не так давно замечательным казался Бруно, ответила:

– Не сомневаюсь. До тех пор, пока он получает то, что хочет.

Воцарилась тишина. Наконец Tea сказала:

– Ну хорошо, что теперь? Ты собираешься выступить на бис?

Дженни пожала плечами.

– Ты хочешь знать, расскажу ли я все Гаю? Не знаю, мама. А ты уверена в том, что его отец не использует тебя? Вот что главное. Я серьезно, – продолжила она, заметив, что Tea улыбается. – Все это очень подозрительно. Ты мать Максин, а Максин присматривает за Джошем и Эллой. Откуда ты знаешь, что он не задумал какое-то злодейство?

– Подумать только, – покачала головой мать. – А я-то считала, что в нашей семье Максин – главный мастер создавать драмы. Дженни, послушай взрослого человека. Ничего злодейского в Оливере Кэссиди нет, и никаких тайных целей он не преследует. Он любит меня, а я люблю его. Мне жаль, если это не встретит одобрения нанимателя Максин, но насколько я знаю, моя личная жизнь вне сферы его компетенции. Если ты считаешь, что должна ему все рассказать, так и поступи, хотя лично я не вижу в этом смысла. Как я понимаю, об их примирении не может быть и речи, поэтому ты просто опять разворошишь осиное гнездо. Но, – закончила она, равнодушно махнув рукой, – это только мое мнение. Ты можешь поступать как считаешь нужным.

Дженни окончательно растерялась. В том, что говорила ее мать, был здравый смысл. С другой стороны, промолчать значило взять на себя ответственность за секрет. И еще это значило не говорить ничего Максин, потому что она-то наверняка расскажет все Гаю. Если что-то случится, поняла Дженни, она окажется крайней.

Но Оливер Кэссиди понравился ей, перед глазами у нее стояло выражение его лица, когда он писал ту записку.

– Откуда ты знаешь, что он тебя любит? – Она посмотрела матери в глаза.

– Я совершила достаточно ошибок за тридцать лет, – просто ответила Tea. – На этот раз все по-настоящему. Поверь мне. Когда это случается, сразу все понимаешь…

А почему я не поняла? – подумала Дженни, вспомнив Алана и Бруно.

На следующий день Гай снимал модный показ в Котсуолде, но пошел проливной дождь и все закончилось раньше. Вернувшись домой в четыре тридцать, он обнаружил Дженни с телефоном на кухне, она придерживала трубку щекой, одной рукой разминала пастернак, а другой помешивала соус. Ее волосы выбились из-под заколки, а фиолетовый свитер сполз с одного плеча. Щеки, и без того розовые от жара плиты, заалели еще ярче, когда она увидела его.

– Ой, я не слышала, что ты пришел. Обед будет готов только через час… но, если хочешь принять ванну, есть прорва горячей воды.

Максин на другом конце линии застонала.

– Ох-ах, появляется дракон. Не говори ему, что это я.

– С кем ты разговариваешь? – подозрительно спросил Гай.

– Ни с кем, – невинное выражение лица подпортил стыдливый румянец. – С подругой.

– Тебе говорили, что ты неисправимая лгунья? – Он с улыбкой пересек кухню, взял у нее трубку и сказал: – Здравствуйте, Максин.

– О боже, – вздохнула Максин. – Вы все еще сердитесь на меня?

– А вы как думаете?

– Значит, сердитесь, – виновато сказала Максин. – Я знаю, что поступила плохо, но вы просто отказывались понимать, что значит для меня эта работа. Мне ужасно стыдно, но я действительно была в отчаянии…

– Хм. – Гай краем глаза посмотрел на Дженни, которая, казалось, с головой ушла в приготовление соуса. Он медленно сказал: – Вам повезло, что у вас такая понимающая сестра. Надеюсь, вы осознаете, какую услугу она вам оказывает.

– Да, да! – с жаром согласилась Максин. Она с облегчением поняла, что взрыва не будет. По крайней мере, сейчас. Решив упрочить свое положение, она добавила: – А вы разве не рады, что она там? Она готовит намного лучше, чем я.

– Хуже готовить просто невозможно.

– Джош и Элла тоже от нее в восторге!

– Еще немного, и вы уговорите меня вас уволить. Или так и задумано? Если вы получили роль в каком-нибудь фильме категории С, лучше скажите сейчас.

– Нет, ничего подобного! Я не хочу уходить. Мне нравится работать на вас, Гай.

– Но?.. – Он понял, что Максин хочет что-то сказать, но не решается.

Она скрестила пальцы на счастье.

– Но съемки не закончатся до субботы, поэтому я смогу приехать только в воскресенье утром. – Она быстро добавила: – Я уже поговорила с Дженни, она ничуть не против, а вы как?

Если он собирался взорваться, то это точно произошло бы сейчас. Пока длилось молчание, Максин затаила дыхание.

– Интересно, – сказал наконец Гай, – почему я чувствую себя школьником, которому на неделю продлили летние каникулы?

* * *

– Он бесился? – спросила Синди, отмокавшая в джакузи. Здорово, что Максин решила погостить у нее, пока муж за границей, – словно она вернулась в прошлое, опять снимала квартиру с подругой и до утра болтала с ней о мужчинах за бутылочкой вина.

– Он совсем не бесился. – Максин с недовольным видом присела на край ванны. – Он был в восторге.

– Разве ты не этого хотела?

– Позволить мне задержаться и с радостью согласиться – тут есть разница, тебе не кажется? Хотелось бы чувствовать, что по тебе немного скучают. А он говорил так, словно они там без меня отлично проводят время.

– Кто знает? – Синди на просвет рассматривала свой бокал. – Может, у них что-то и закрутилось.

– У Дженни с Гаем? Да ты напилась в стельку!

– Не понимаю, чего тут смешного. Ты говорила, они вместе ездили в гости, – напомнила Синди. – И он очень симпатичный. Ты и правда считаешь, что твоя сестра может упустить возможность пофлиртовать с Гаем Кэссиди?

– Я хочу сказать, что я несколько месяцев пыталась заставить его пофлиртовать со мной. – Откинув волосы, Максин с удовлетворением оглядела свое отражение в зеркале. – И ни хрена не вышло. Если он отказался от такого, моя милая, не думаю, что он клюнет на Дженни.

ГЛАВА 34

Телефон зазвонил снова, когда Гай был в душе. Дженни взяла трубку и сразу узнала голос медно-волосой Шарлотты. Ей даже почудилось, что из трубки пахнет духами.

– Он наверху, принимает душ, – сказала она Шарлотте, которая глубоким грудным голосом попросила к телефону Гая. – Я могу передать ему сообщение.

– Это не Максин. С кем я говорю? Дженни едва не поддалась искушению. Потом, подумав, что это слишком жестоко, сказала:

– Максин в отпуске. Я присматриваю за детьми, пока ее нет.

Но Шарлотту это не удовлетворило.

– И вы?..

– Дженни. Сестра Максин. – Она подумала, не нужно ли извиниться за то, что они бросили ее на вечеринке у Бруно. Но, с другой стороны, это Гай ее утащил, а не наоборот.

– Ага. Хорошо. – Шарлотта, к счастью, тоже не коснулась щекотливой темы. И явно обрадовалась, что не разговаривает с сереноподобной соперницей. – В таком случае, может, вы попросите Гая перезвонить мне.

– Будет сделано. – На кухню босиком прокрался Джош. Дженни видела его отражение в оконном стекле. Он тихонько потянулся за жестянкой с печеньем. – Больше никакого печенья.

– Прошу прощения? – озадаченно переспросила Шарлотта.

– А как вы узнали, что я здесь? – удивился Джош. – Я не шумел.

– Я услышала, как печенье зовет на помощь.

– Святой боже, – сказала Шарлотта. – Раз уж вы там, может, знаете, есть ли у Гая планы на сегодня?

– Пока нет, – сказала Дженни. – Он в душе.

– Я хочу сказать, в принципе.

– Не думаю. Он сказал, что вечером я могу быть свободна, значит, останется дома.

– А куда вы собираетесь? В какое-нибудь симпатичное местечко?

ЦРУ могло у нее поучиться. Улыбнувшись, Дженни сказала:

– У меня тоже нет никаких планов. Я, скорее всего, останусь здесь.

– Здорово. – Это известие обрадовало Шарлотту. – Тогда попросите Гая перезвонить мне как можно скорее. Вы ведь не забудете, правда?

– Вот черт, – уныло сказал Гай. – Значит, она собирается пригласить меня на ужин.

– Тогда прекрати есть, – сварливо сказала Дженни, потому что он уже приговорил три сосиски, а она еще даже не накрывала на стол.

– Но я не хочу идти. Нет, я этого не выдержку. – Он покачал головой. – Она будет увиваться вокруг в соблазнительных одеяниях и стараться напоить меня, чтобы я не смог уехать домой. Когда она позвонит снова, скажи, что я ушел.

– Тогда она будет винить меня за то, что я не передала сообщение, – возмутилась Дженни. – Боже, мужчины просто грубые животные. Нет, ты должен ей позвонить.

Гай пожал плечами.

– Хорошо, я скажу ей, что у меня уже есть планы на вечер.

– Я сказала, что у тебя их нет, – Дженни выглядела виноватой.

– Тогда я скажу ей, что должен остаться и присмотреть за детьми, потому что ты уходишь.

– Ха-ха, – сказала Дженни. – Она спрашивала об этом. Я ответила, что никуда не собираюсь.

Он молча воззрился на нее.

– И давно ты принимаешь наркотик правды?

– Ничего не могу с собой поделать. Я просто патологически честная особа.

– Выходит, одну из вас удочерили. Ты не можешь быть сестрой Максин.

– А ты не можешь так просто менять тему разговора. – Она отняла у него тарелку. – Она сидит дома, ждет, когда ты ей перезвонишь. Звони.

– Кто это тут командует? – Потянувшись за телефоном, он умыкнул еще одну сосиску с тарелки Эллы. – С детьми ты куда лучше обходишься, чем со мной.

Дженни ехидно улыбнулась.

– Ты платишь мне за то, чтобы я хорошо обходилась с твоими детьми.

– Она была бы еще лучше, – сказал отцу Джош, – если бы не заставляла нас мыть посуду.

Даже слушать, как Гай разговаривает с Шарлоттой, было неловко. Дженни подумала, что на ее месте умерла бы со стыда. Но так или иначе, Гай Шарлотте отказал – абсолютно при этом не смущаясь – и придумал даже несколько оправданий.

– Послушай, может быть, в другой раз, – сказал он несколько минут спустя. – Только не сегодня, Шарлотта. Правда. Завтра я с утра уезжаю в Лондон на несколько дней. Да, знаю, что говорил то же самое на прошлой неделе, но это не значит, что я вру.

Видимо, она продолжала настаивать. Гай затравленно посмотрел на Дженни. Она, не в состоянии ответить на его взгляд, взяла перечную мельницу и еще раз приправила тушеные помидоры.

– Хорошо. – Он понизил голос. – Если хочешь знать, я должен остаться сегодня. Дело в Дженни: она не может находиться дома одна. Да, я знаю, это звучит смешно, но она очень боится, что ворвутся болгары с автоматами. Мы живем очень уединенно; я только заикнулся, что отлучусь вечером, и она затряслась от страха. Шарлотта, мне очень жаль, но ты должна понять, я просто не могу бросить ее…

– Большое спасибо, – сказала Дженни, когда он сел за стол. – Почему все мужчины такие лгуны?

– Первые четыре раза я сказал правду. – Он пожал плечами. – Но она не поверила. Иногда приходится идти на уступки.

Это была ценная информация – не мешает увидеть ситуацию с мужской точки зрения. Ей стало интересно.

– Если она тебя… ну… не интересует, почему ты прямо не сказал ей об этом?

Джош и Элла, пользуясь случаем, с интересом прислушивались к разговору.

– Он пытался сделать это на той неделе, – сообщил Джош. – Но она только расплакалась. Потом она опять позвонила папе, прямо посередине «Коронейшн-стрит», и поплакала еще немного.

– Поэтому он положил трубку рядом с телефоном, – сказала Элла. – Но это не помогло. Она села в машину и приехала сюда, по-прежнему рыдая. Было всего восемь, и мы даже ничем не провинились, но нам пришлось отправляться в постель.

– Видишь? – сказал Гай. – И тут я виноват. Ничего не могу сделать правильно.

Дженни никак не могла забыть, какую дуру сделал из нее Бруно. Поэтому она жалела Шарлотту, которая сейчас, возможно, плакала в три ручья.

– Ты должен ей все объяснить. – Она старалась говорить твердо. – Если ты не хочешь с ней встречаться, лучше так и сказать, чтобы она не очень страдала.

Он был удивлен.

– По-твоему, это лучше, чем мягко с ней расстаться?

– Нет ничего хуже, чем неизвестность, – с чувством сказала Дженни. Она понизила голос, хотя Джош и Элла уже потеряли интерес к разговору. – Ты должен сказать ей. Так будет лучше для всех. Даже Шарлотта будет тебе благодарна.

– Черт, я ненавижу эти сцены. Будет совсем не весело.

– Ты встретишься с ней? Сегодня?

Он с неохотой кивнул. Потом усмехнулся.

– Ты уверена, что можешь остаться дома одна на час?

– Думаю, я переживу это, – храбро сказала Дженни. – Если появятся болгары, я отправлю их в спальню Максин. Оттуда они наверняка не выберутся.

Он вернулся в девять тридцать. Дженни уже уложила Джоша и Эллу и заканчивала мыть посуду.

– Оставь, – сказал Гай, открыл бутылку вина и взял из шкафа два бокала. – Лучше помоги мне выпить это.

– Что, так ужасно?

Он провел пятерней по волосам.

– Более чем. Черт, я чувствую себя последним негодяем. Она сказала, что лучше бы мы никогда не встречались.

– Она не это имела в виду, – успокоила его Дженни. – Она просто расстроилась. Ты нравился Шарлотте больше, чем она тебе, вот и все. Когда отношения заканчиваются, всегда кому-то больно.

– Она это и сказала, – простонал Гай. – Она винит во всем меня. Но ведь нельзя сразу сказать, подходит тебе кто-то или нет, нужно сначала узнать человека поближе. А когда понимаешь, что у этих отношений нет будущего, уже слишком поздно. Сначала они от тебя без ума, а потом обижаются. Знаешь, я ни с кем не говорил об этом раньше.

– А мы, женщины, только об этом и говорим, – улыбнулась Дженни. – Очень советую, внимательно прочти книги Мими. Они научат тебя всему, что нужно знать.

– Мне казалось, ты собирался пораньше лечь спать, – сказала она тремя часами позже.

Эта Дженни очень отличается от той, которую он увозил от Бруно, подумал Гай. Она совершенно раскованна, естественна, с интересом слушает и в то же время не напирает, в результате он совершенно потерял счет времени. Ему тоже было очень спокойно; какое облегчение разговаривать с человеком, не пытающимся тебя охмурить.

Но вопреки уверенности Дженни в большей привлекательности ее сестры, он был другого мнения. Сегодня, без косметики, с небрежно заколотыми волосами и в сползающем свитере, ее бесхитростная красота показалась ему еще притягательнее. У нее сохранился летний загар, она безупречно сложена, а эти карие глаза, искрящиеся смехом, выразительны безо всяких теней и туши; и мягкий, прекрасно очерченный рот не стоило портить помадой.

Он поймал себя на том, что сравнивает сестер в плане их обращения с детьми. Хотя Джош и Элла приняли Максин и ее нетрадиционные методы, ее остроумие иногда смущало их, не позволяя понять, серьезно она говорит или нет. Максин бывала непредсказуемой, а от этого Элла становилась раздражительной, а Джош обидчивым. Маленьким детям необходимо точно знать, что происходит, тогда они чувствуют себя в безопасности. Беренис, конечно, была воплощением стабильности, в то время как Максин – само веселье, но, если бы ему пришлось выбирать идеальную няню, понял Гай, она была бы похожа на Дженни, соединявшую в себе сдержанный контроль и мягкий юмор. Она радовала глаз – не то что бедная Беренис, немного виновато подумал он, – к тому же с ней было приятно проводить время и она не мечтала сниматься в рекламе туалетной бумаги.

– Есть какие-нибудь известия о твоем отце? – неожиданно спросила она.

Гай, допивавший остатки божоле, посмотрел на нее поверх бокала.

– А я только подумал, что ты приятный человек.

– Я и есть приятный человек. Просто хотела узнать, есть ли какие-нибудь перемены, вот и все.

– Никаких. Я звонил, но каждый раз срабатывал автоответчик. В конце концов я прекратил попытки.

– А что бы ты сказал? Если бы дозвонился?

– Сказал бы, чтобы он держался подальше от моего дома и моих детей. – Гай говорил безжалостно. – Сказал бы, что, если он еще раз попытается сделать такое, я вызову полицию.

– А если он извинится, – настаивала она, – и будет умолять простить его, ты бы смог?

– Ну конечно. – Его глаза потемнели от гнева. – Именно так он и сделает.

– Я серьезно. Подумай об этом. Может, он жалеет о том, что случилось, и теперь хочет только познакомиться с внуками и наверстать упущенное время?

Но Гай давно для себя все решил.

– Ты насмотрелась сериалов, – сказал он, не дав ей продолжить. – Нет, Дженни. Я не хочу больше никогда встречаться с отцом и не хочу, чтобы мои дети имели с ним что-нибудь общее, даже не пытайся меня уговорить. Счастливому воссоединению семьи не бывать.

Ну что ж, подумала Дженни. Прости, Оливер. По крайней мере, ты не сможешь сказать, что я не пыталась.

ГЛАВА 35

Каждый год во вторую неделю октября в Трезайль приезжала ярмарка и на главной улице появлялись давно знакомые палатки, автоматы для приготовления сахарной ваты и аттракционы – автодром, дом с привидениями и колесо обозрения, гордо возвышавшееся в конце улицы.

На ярмарку ходили все, это было основное событие года. Джош и Элла, дрожа от нетерпения, готовились спустить все накопленные карманные деньги и считали минуты до вечера пятницы.

Дженни, однако, удивилась реакции Гая, когда тот позвонил ей с автострады, возвращаясь со съемок в Бате.

– Джош говорит, ты разрешил им остаться там до полуночи, – сообщила она. – Мне нужно официальное подтверждение. Во сколько они должны быть дома?

– Что значит «они»? – удивился Гай. – Мы вернемся домой, когда захотим.

– Ты хочешь сказать, что тоже пойдешь с нами?

– А для чего еще я справился с шестичасовой съемкой за три с половиной часа? – удивленно спросил он. – И отказался от ужина с Кейт Мосс. Конечно, я пойду с вами.

– Ну и ну, – сказала Дженни. – Не думала, что ты такой любитель аттракционов.

– Нет? А на любителя чего я похож, по-твоему?

– Я хотела сказать…

– Знаю я, что ты хотела сказать. – Гай рассмеялся. – Все в порядке, можешь не объяснять. Слушай, я буду дома к шести, скажи детям, чтобы подождали. Только попробуйте уйти без меня.

Джош и Элла чувствовали себя в своей стихии. Максин тоже наверняка пришла бы в восторг. А вот Дженни было не по себе. Вечер выдался морозный, и у нее уже покраснел от холода кончик носа, а волосы на влажном воздухе завились мелкими колечками. Гай снимал пленку за пленкой, но она надеялась, что ее на фотографиях не будет. Ей вообще все это казалось очень нервным переживанием.

А он все щелкал затвором фотоаппарата.

– Еще не все?

Она мечтала, чтобы это поскорей закончилось. Все понятно, его попросили протестировать новый «Олимпус», но это положительно сводило с ума. Она не знала, куда девать глаза.

– Не паникуй, – сказал Гай. – Я не прошу тебя позировать и улыбаться. Просто игнорируй меня.

– Как я могу игнорировать, когда у меня нос красный?

– Не будь такой тщеславной. Я тестирую новый фотоаппарат, а не снимаю тебя на обложку «Вог». Так что расслабься…

– Скорее, папа! – Уж кто-кто, а Элла не думала смущаться. – Сними, как вата облепила мне все лицо.

Дженни жевала печеное яблоко, когда за спиной у нее кто-то сказал:

– А, привет. Развлекаетесь?

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, она увидела Александра Норкросса – Мистера Презентабельного собственной персоной в угольно-сером костюме и с пухлой дрожащей брюнеткой на буксире.

– Привет. – У нее на зубах наверняка осталось печеное яблоко, но она все равно улыбнулась. – Да, мы отлично проводим время.

Элла потянула ее за руку.

– Дженни, вы можете одолжить мне пятьдесят пенсов на аттракцион с кольцами?

– Это все сплошное надувательство. – Александр взглянул на Эллу, подтверждавшую его точку зрения. – Не понимаю, как это люди могут выкладывать пятьдесят пенсов, чтобы получить приз ценой в десять. Я лично считаю, что такое должно преследоваться по закону.

Что за убогий тип, подумала Дженни, положив фунтовую монетку в потную ладошку. Сделав глупое лицо, она спросила:

– Боже, значит, вам не весело?

– Я этого не говорил, – возразил Александр. – На ярмарке прекрасно можно развлекаться и так. Мы здесь почти два часа, – гордо сообщил он, – и мне даже ни разу не пришлось доставать бумажник. Вот что значит знать счет деньгам.

У брюнетки был даже не красный нос – она вся посинела от холода.

– Значит, он и кофе вам не купил? – поразилась Дженни. – Александр, бедняжка сейчас умрет от переохлаждения. Ей нужен горячий эспрессо и пара рюмок бренди, чтобы согреться.

Девушка, переполненная благодарностью, с надеждой пролепетала:

– Это было бы здорово. Алекс, можно?

– Ты замерзла? – удивленно спросил он. – Что ж, наверное, пора двигаться. Сейчас поедем ко мне домой и выпьем по чашечке отличного чаю.

Дженни хотелось закричать: «Заставь его пойти в дорогой ресторан! А лучше всего попроси, чтобы он утопился».

Но она промолчала, и тут из тира вынырнули Гай и Джош. Увидев, что она разговаривает со знакомыми, Гай не стал подходить и остановился на почтительной дистанции. Джош, которого деньги сейчас волновали куда больше, чем правила приличия, бросился к Дженни с криком:

– Скорее, у меня закончились монеты!

– Двое детей, – заметил Александр, когда Джош устремился вслед за Эллой, сжимая в руке очередной фунт. – Ты нашла себе семейного мужчину. Не повезло, Джейн.

Дженни посмотрела ему через плечо. Гай, стоявший в десяти футах и бесстыдно подслушивавший, улыбнулся до ушей.

– Не повезло?

– Ну не знаю, может, тебе это подходит. – Александр неодобрительно пожал плечами. – Некоторые девушки не против такого положения дел. Но советую проявить осмотрительность, Джейн. Матери-одиночки опасны, но отцам-одиночкам вообще нельзя верить. Ему нравишься ты или он просто ищет кого-то, чтобы присматривать за домом и детишками?

– Ох. – Дженни, не глядя на Гая, прикусила губу и явно взволновалась. – Я об этом не подумала. Ты считаешь, он хочет завести себе бесплатную няньку?

– Совершенно верно, – кивнул Александр с видом знатока. – Няни обходятся недешево, и им нельзя полностью доверять. Для мужчины проще и, в конечном счете, дешевле найти новую жену.

Гай, обходя их сзади, подмигнул Дженни. Она даже не успела удивиться, когда он обнял ее за талию и мимоходом чмокнул в щеку.

– Дорогая, я тебя потерял. Нам нужно собираться домой – Элле уже давно пора быть в постели.

Дженни холодно посмотрела на него.

– Неужели, дорогой? Тогда нам и правда пора бежать.

– Что случилось? – удивленно поднял брови Гай. – У нас проблемы?

– Я не знаю, – спокойно ответила она. – Но думаю, сейчас выясню. Позволь мне задать тебе вопрос, Гай. Ты предложил мне переехать к тебе, потому что любишь меня или потому что тебе нужен кто-то, чтобы ухаживать за детьми?

Его улыбка увяла. Помявшись, он сказал:

– Что ж, солнышко. Если ты помнишь, я фактически не предлагал тебе переехать к нам. Насколько это отложилось в моей памяти, в один прекрасный день я вернулся из Амстердама и обнаружил тебя, ты уже распаковала вещи и устроилась, как у себя дома. Я, конечно, ничуть не жалею об этом, но…

– Но ты любишь меня? – В голосе Дженни прорезались истеричные нотки. – Если мы собираемся пожениться на следующей неделе, я должна быть уверена, что ты меня любишь.

Александр и брюнетка потрясенно молчали. Дженни молила Бога, чтобы Джош и Элла не выбрали для возвращения этот момент.

– Милая, ну конечно люблю. – Гай обнял ее. – Мы все тебя любим. Дети так привязались к тебе, что я решил уволить няню. С этого момента ты сможешь сама заботиться о них. Разве это не чудесный сюрприз?

– Так я и думала, – сказала она. – Свадьба отменяется.

Брюнетка, внимательно смотревшая на Гая, захлопала в ладоши.

– А я знаю, кто вы. Вы Гай Кэссиди, фотограф. – Ее глаза расширились. – Вы знаменитость.

– Но это не мешает ему быть дешевым, двуличным обманщиком! – взвизгнула Дженни.

– Гай Кэссиди? – потрясенно переспросил Александр. – Тот самый Гай Кэссиди? Ну конечно! Очень приятно с вами познакомиться.

– Не могу поверить, что вы говорите это, – посмотрела на него Дженни. – Только что вы советовали мне не выходить за него замуж, а сейчас рассыпаетесь в любезностях, словно преданный поклонник!

Гай нахмурился.

– Он сказал тебе не выходить за меня? Да зачем ему говорить такое? Дженни, ты выдумываешь.

– Послушайте, я прошу прощения. – Александр покачал головой. – Я не знал, что это вы.

– Слишком поздно. – Дженни сняла руку Гая со своей талии. – Теперь я не вышла бы за него, будь он хоть Мел Гибсон.

ГЛАВА 36

– А я думал, что актриса у нас Максин. – Они подошли к аттракциону «выиграй золотую рыбку», где Джош и Элла увлеченно забрасывали резиновых лягушек в листья лилий. – Если будешь продолжать в том же духе, вполне можешь стать звездой туалетной рекламы.

Дженни усмехнулась. У Александра было непередаваемое выражение лица. Жаль, Гаю не удалось заснять его на пленку.

– Ты первый начал.

– Не мог сдержаться. Боже, что он тебе говорил! Неудивительно, что ты не доверяешь мужчинам. – Он покачал головой. – Должен сказать, у тебя очень странные знакомые.

Хорошо хоть он не знает, как она познакомилась с Александром, порадовалась Дженни. Один раз он подловил ее на этом, и хватит.

– Мои чертовы лягушки все время падают в воду! – пожаловалась Элла, не подозревая, что Гай стоит позади нее.

Он похлопал ее по плечу.

– Ой, прости, пап. – Она одарила его ангельской улыбкой, в которой не хватало нескольких зубов.

– Ну и хорошо. – Гай подмигнул Дженни. – Нам все равно не нужна чертова золотая рыбка.

– У меня ноют ноги, – пожаловалась Дженни, когда они шли к машине двумя часами позже.

Джош и Элла, нагруженные воздушными шарами, меховыми игрушками и огромным надувным кальмаром, убежали вперед. Элла старалась не отставать от брата, хотя щупальца кальмара совершенно перепутались с ее ногами.

– А у меня ноет бумажник, – ответил ей горестным взглядом Гай. – Я банкрот. И все только потому, что моя дочь влюбилась в кальмара.

– А тебе, значит, не хотелось его выиграть? Мне показалось, тебе очень понравилось бросать эти кольца.

– Понравилось бы еще больше, если бы столбики не торчали во все стороны. Пятнадцать фунтов за кальмара, – простонал он. – А завтра мне будет не разогнуться.

– Прекрати ныть. Ты отлично провел время.

– Ну хорошо, может, и так. – Он сверкнул зубами. В следующую секунду он схватил ее за руку и дернул в сторону, так неожиданно, что она едва не потеряла туфлю.

– Что?..

– Прости, на тротуаре было собачье дерьмо, – романтично сказал Гай. – Ты чуть в него не наступила.

– Мой герой, – прощебетала Дженни, потому что он помог ей обрести равновесие, но руку не отпускал. Высвобождаться было бы глупо – в конце концов, это не самый романтический поступок десятилетия, – но в то же время ее волновало, что подумают Джош и Элла, если обернутся. Зачем, смущенно подумала она, он делает это? Почему ничего не говорит? И почему не отпускает руку?

Гай был погружен в раздумья. Обычно его трудно было сбить с толку, но сейчас с ним что-то происходило – что-то неожиданное, – и это требовалось обдумать.

Камнем преткновения, понял он, было печальное прошлое Дженни. После того что с ней произошло, ей меньше всего нужно заводить отношения, которые причинят еще больше боли. Если не уверен в себе, лучше не начинать, думал Гай. Ведь он сам говорил ей несколько дней назад, что все его связи заканчиваются слезами, как он ни стремится этого избежать. И, видимо, виноват всегда он. А страдают всегда другие.

Но теперь Гай сообразил, что обманывает сам себя. Всю прошлую неделю он твердил себе, какая Дженни замечательная няня. А на самом деле, понял он, замечательной была она сама.

Однако самое большое ее преимущество было и самой большой помехой, и эта ситуация была ему незнакома. Дженни не флиртовала, и он не знал, ее натура тому причиной или просто он сам не вызывает у нее такого желания. До сих пор их отношения оставались сугубо платоническими. За эти месяцы, хоть и случалось всякое, они определенно подружились. Но он не знал, как на самом деле к нему относится Дженни.

А знать это неожиданно стало очень важно. Ему не давала покоя мысль, что она может не разделять его чувства. С такой проблемой он ни разу не сталкивался: он хотел нравиться Дженни, но как, ради всего святого, он узнает правду?

Гай запоздало сообразил, что по-прежнему держит ее за руку. Теперь он почувствовал себя полным дураком. Держать и дальше, посмотреть, не будет ли она против? Или отпустить как ни в чем не бывало? Такие дилеммы скорей должны ставить в тупик подростков.

На помощь пришла его дочь. Элла, пытаясь выпутать ноги из щупалец кальмара, споткнулась о край тротуара и свалилась, громко взвизгнув, прямо в канаву.

Она испугалась, но не поранилась. Поставив девочку на ноги и вытаскивая сухие листья из ее волос, Гай вспомнил тот день, несколько лет назад, когда повстречал Вероник. Она тоже не флиртовала с ним, подумал он; она оставалась самой собой и предоставила все решать ему. А он влюбился в нее так быстро, так легко, и никогда бы не подумал, что ему придется столько ждать, когда это случится снова. Но оказалось, встретить новую любовь совсем не просто.

– Ничего не случилось, – сказала Дженни, нежно стирая одинокую слезу со щеки Эллы. – Нигде не больно, правда, солнышко? Кальмар смягчил удар.

– Он шипит. – Элла перестала плакать и прислушалась. – Слышите?

– Это потому что он герой, – серьезно сказала Дженни. – Он проколол щупальце, когда спасал тебя. Не волнуйся, дома мы заклеим его пластырем.

Когда они добрались до машины, Гай принял решение. Он не хотел испытывать судьбу, пока Дженни присматривает за детьми. Но в воскресенье вернется Максин, и у него появится прекрасный повод пригласить Дженни на ужин в субботу вечером: он же должен поблагодарить ее за поддержку. Это значит, у него есть в запасе два дня, чтобы сочинить речь…

На главной улице движение было ограничено, и он свернул налево, на дорогу, ведущую за город мимо магазина Дженни. Он поведет ее в особенное место, решил он; может, в этот новый ресторан, о котором столько говорят. Интересно, марочное шампанское удивит или напугает ее? Ехать на машине или лучше заказать такси? А если предложить ей слетать в Париж, не подумает ли она, что он выпендривается? Не будет ли слишком…

– Стой! – закричала Дженни. – Боже, останови машину!

Он настолько погрузился в свои мысли, что ее слова не сразу дошли до его сознания. Гай ударил по тормозам и с визгом остановил машину. Дженни, побледнев, смотрела на темный магазин. Гай проследил за ее взглядом; что-то, очевидно, было не так, но он не понимал, что. Окна целы, дверь заперта, дом не объят пламенем…

– Что случилось?

Он протянул руку, но Дженни уже отстегивала ремень безопасности, не в состоянии вымолвить ни слова. Когда она взялась за ручку двери, он заметил, что руки ее трясутся.

– Дженни, что произошло? – резко спросил он. Джош и Элла тянули шеи с заднего сиденья, стараясь разглядеть, что ее так разволновало.

– Это болгарин? – взволнованно спросил Джош. Он различил одинокую фигуру, сидящую на крыльце под запертой дверью, но болгары, подозревал он, обычно не присаживаются передохнуть.

– Это не болгарин, – сипло ответила Дженни. Ручка двери никак не хотела сдаваться. – Ты не откроешь мне дверь?

– Кто это? – спросил Гай, хотя уже знал ответ.

– Мой муж. Алан. Это… мой муж.

Она явно была в глубоком шоке. Гай колебался, не зная, что делать. Он сомневался, что Дженни в состоянии стоять, не говоря уже о том, чтобы перейти через дорогу.

Еще он почувствовал непреодолимое желание самому перейти через дорогу и стереть Алана Синклера в порошок. Потому что он не умер, даже не думал умирать, а значит, не имел права на два года превратить жизнь Дженни в ад, при этом оставаясь в живых.

– Может, тебе лучше подождать здесь? – сказал он ей, словно ребенку. – Посиди в машине, а я с ним поговорю.

Но Дженни посмотрела на него, как на сумасшедшего.

– Что?

Джош и Элла на заднем сиденье слушали в гробовом молчании.

– Я сказал, посиди в…

– Я слышала, – ответила она сквозь зубы. – Я просто не могла поверить, что тебе придет в голову такое. Если бы ты увидел свою жену, Гай, что бы ты сделал? Ждал в машине, пока я переговорю с ней?

Это был удар ниже пояса, но Дженни даже не успела сообразить, что говорит.

– Вероник умерла, – прошептал Гай. – А твой муж жив.

– Конечно, он жив, – яростно крикнула Дженни. – Вот почему я хочу увидеть его, ты, тупой ублюдок, но ни черта не могу, потому что ты не хочешь открыть чертов замок чертовой двери!

Он нажал на кнопку.

– Пожалуйста. Дженни, я только прошу тебя, будь осторожна. Спроси себя, почему он ушел и почему решил вернуться.

Но было поздно. Она уже выскочила из машины.

– Папа! – завопила Элла, когда он завел мотор. – Это же так интересно! Давай останемся и посмотрим!

– Нет. – По лицу Гая невозможно было понять, что он чувствует. – Нельзя.

ГЛАВА 37

– Господи, глазам не верю! – ахнула Максин. – Это что, розыгрыш? Сегодня случайно не первое апреля?

Бруно прикрыл сверху бокал, плясавший в ее руке.

– Осторожно, – сказал он, мимоходом заглянув ей в вырез платья. – Ты прочла предупреждение Министерства здравоохранения на бутылке? Красное вино на белом платье может серьезно испортить вам вечер.

Платье было от «Аццедин Алайя» и стоило целое состояние. Более того, Синди пригрозила убить ее, если с ним что-нибудь случится. Вняв предупреждению, Максин поставила бокал на стол подальше от края.

– Мой вечер уже испорчен, – грубо сказала она. – Какого черта ты здесь ошиваешься?

Бруно осклабился.

– Полагаю, виной тому роковое стечение обстоятельств. Джейми Лэнг – мой старый друг. Когда неделю назад он позвонил и пригласил меня на эту вечеринку, я даже не предполагал, чтосмогу сюда выбраться, но мой новый помощник так жаждал поработать в выходные, что… – Он пожал плечами и широким жестом обвел комнату. – И вообще, почему я не спрашиваю, как ты сюда проникла? Может, это никакое не совпадение. Может, ты преследуешь меня.

– Точно, – кивнула Максин. Заметив в толпе смутно знакомое лицо, она приветственно помахала над плечом Бруно, слишком поздно сообразив, что лицо принадлежит актеру, которого она видела только по телевизору. Хорошо еще, Бруно не видел, как актер на нее посмотрел. – Прости, так много старых друзей, – бросила она. – Как я здесь оказалась? А Джейми душка, правда? Я здесь уже неделю, снимаюсь с ним в рекламном ролике. Получается отлично, он прочит мне блестящую карьеру, если я останусь в кинобизнесе.

– И ты покинешь Трезайль? – Бруно, не в силах сдержаться, сочувственно посмотрел на нее. – Выходит, не удалось убедить Гая Кэссиди, что ты женщина его мечты? Да, не повезло, отшили тебя.

– Отшили? – Максин презрительно улыбнулась. – Бруно, из-за таких мужчин, как ты, такие девушки, как я, носят туфли на шпильках. По привычке злобствуешь или все не можешь успокоиться, что я отклонила любезное предложение перепихнуться с тобой на заднем сиденье машины?

Шикарная девица, подумал он, взирая на нее с немым восторгом. В Максин Воган его восхищало почти все, от роскошных обнаженных плеч до безумно высоких каблуков. Фигура великолепная, но ум заслуживает еще большего восхищения. В оскорблениях ей просто нет равных, она остроумная и веселая, талантливая лгунья и может добиться почти всего, чего хочет. Они похожи во всем. А лучше всего то, что она так же сходит по нему с ума, как и он по ней, подумал он, сдерживая улыбку.

– Я не злобствую, – ответил он, прислонившись к стене и поправляя волосы. Темно-зеленые обои замечательно подчеркивали зелень его глаз и оттеняли пиджак глубокого пурпурного цвета. – Преданность сестре – качество, делающее честь любой девушке, но тебе в особенности.

Он считает себя красавцем, подумала Максин, с этими его белокурыми волосами и шоколадным загаром. Он и к стене-то прислонился только потому, что на ее фоне хорошо смотрится пиджак. И нервы у него железные; нужно быть уверенным на сто процентов, что тебя не примут за голубого, когда надеваешь такой пиджак с футболкой цвета охры и бледно-желтыми брюками. Удивительно, что он не усыпан блестками…

– Я говорила Дженни, чтобы она с тобой не связывалась, – сообщила Максин, оставив последнюю шпильку без внимания. – Я точно знала, чем все это закончится, и оказалась абсолютно права. Скажи, тебе доставляет особое удовольствие доводить до слез таких беззащитных девушек, как она?

– Я не стремился специально ее обидеть. – Бруно добродушно покачал головой. – Можешь не верить, но Дженни просто не могла смириться с тем, какой я есть на самом деле, вот и все.

– Не могла смириться с тем, что ты такой ублюдок? Или с тем, что ты унизил ее на глазах у двух сотен гостей на твоей сраной вечеринке?

– Возможно, я слегка переборщил. – Несмотря на признание, Бруно продолжал улыбаться. – Но она первая начала. Я только защищался, а она даже не попыталась дать сдачи. Давай смотреть фактам в лицо: Дженни слишком хорошая. – Он пожал плечами. – Мы совершенно не подходим друг другу.

– Ты абсолютно прав.

– Ничего не поделаешь, иногда такое бывает. Полагаю, теперь она меня ненавидит.

Из-за Бруно выглянула Синди, многозначительно изогнув бровь. Максин сделала вид, что не замечет ее, и повторила:

– Абсолютно прав.

– Хорошо. – Он посмотрел через плечо, подмигнул Синди и опять повернулся к Максин. – Значит, о преданности можно забыть. Можешь оставить притворство, дорогая. Начнем все сначала. – Он подошел ближе и понизил голос.

Максин, чтобы что-то сделать, взяла свой бокал и глотнула вина. Рука с бокалом застыла между ними, на одном уровне с его штанами.

– Армани против Алайя, – заметил он. – Мы говорим о серьезных деньгах.

– Считаешь, – протянула Максин, – ты такой неотразимый?

– Отнюдь. – Бруно взял у нее бокал, осушил и поставил на безопасное место. – Я просто честен. Максин, я восхищаюсь твоей лояльностью по отношению к сестре, но ситуация изменилась. Ты можешь расслабиться. Мы в трехстах милях от дома. Дженни ненавидит меня. Лично я считаю, что ты самая восхитительная девушка, какую я встречал, что касается тебя, то ты от меня просто без ума. Так что хватит играть в игры, давай откроем наши чувства друг к другу. Пусть даже, – признал он, – это невероятное стечение обстоятельств, но, раз уж мы оба оказались в Лондоне на одной вечеринке, к чему терять время? Почему бы не воспользоваться преимуществами ситуации и не насладиться сполна?

Стечением обстоятельств тут и не пахло, кроме того, что Джейми Лэнг действительно был другом Бруно. Новая официантка рассказала ему, что, по словам ее сына, который ходил в ту же школу, что и Джош Кэссиди, няня Джоша снимается в телевизионной рекламе с кем-то по имени Джейми. После этого достаточно было совершить один телефонный звонок. Он практически сам себя пригласил на вечеринку в честь окончания съемок, проходившую в элегантном трехэтажном особняке Джейми в Чел-си. Его появление здесь этим вечером могло застать врасплох Максин, но он все повороты сюжета давно отрепетировал. Максин внимательно смотрела на него. Ее глаза за золотыми тенями и тремя слоями туши были серьезны.

– Ты правда думаешь, – очень медленно сказала она, – что я от тебя без ума?

– Я не думаю. – Бруно скромно улыбнулся. – Это факт.

– Черт! Это просто нечестно. Откуда ты мог знать?

Бруно ничуть не смутило, что на ней эти высоченные каблуки; пусть она сейчас и была выше него на пару дюймов, ничего страшного. Он приподнялся и легонько поцеловал ее в губы.

– Я – эксперт, – сказал он, не удержавшись от улыбки. – Но даже если бы не был, все равно знал бы. Это было очевидно с самого начала, ангел. Может, ты и актриса, но не такая хорошая.

Невероятно. Налицо явное одностороннее преимущество, думала Максин, разрываясь между преклонением перед талантом и раздражением, потому что больше всего на свете ей не нравилось, когда ее видят насквозь. А она-то воображала, что у нее все отлично получается. Черт, черт, черт!

– Ты меня даже не знаешь. – Она явно растерялась. – Во всяком случае, не близко.

– Не упрямься. И конечно, я тебя знаю, раз знаю себя. Я уже говорил, что мы похожи. В жизни не встречал никого, настолько похожего на меня. Вот почему все было так просто. Смотреть на тебя – словно смотреться в зеркало.

– Только я больше крашусь. – Будучи совершенно не готовой к такому повороту событий, Максин решила прикрыться легкомысленностью. Это давало ей время на раздумья.

Но она не учла его способности читать мысли.

– Ты слишком нервничаешь, – заметил Бруно, обняв ее за талию. – И совершенно зря. Перестань анализировать это, милая. Все уже случилось, нравится тебе это или нет. Некоторые вещи мы не можем контролировать. И остается только получать удовольствие.

От его самоуверенности просто дух захватывало. Максин с некоторым сожалением решила, что он опять прав.

– А тебе приходило в голову, что я могу сказать «нет»? – спросила она, не желая слишком легко сдаваться.

Бруно ухмыльнулся.

– С чего бы это? Мы оба знаем, что ты скажешь «да».

Все происходило словно в замедленной съемке. Просто перейти улицу было все равно что покорить Эверест. Дженни смутно осознала, что «мерседес» Гая уезжает, чувствовала, как при каждом шаге сокращаются мышцы ног. Она слышала свое прерывистое дыхание и видела, как фигура на пороге поворачивается к ней, наклонив голову до боли знакомым движением.

Все еще онемев от шока, она попыталась сформулировать какой-то план. Странно, она понятия не имела, что собирается сказать. Она могла думать только о том, что у нее замерзли руки. Ален терпеть не мог, когда его трогали холодными руками. Вздрогнет ли он, если она прикоснется к нему?

Может, руки лучше сжать в карманах? Боже, неужели это происходит на самом деле?

– Дженни.

На это ушла вечность, но в конце концов ей удалось перейти улицу. Сердце стучало у нее в ушах, язык отказывался повиноваться, но, к ее огромному облегчению, это и не понадобилось, потому что Алан все сказал за нее, обнял ее и так крепко прижал к себе, что она едва могла дышать. Покрывая ее лицо поцелуями, он снова и снова шептал:

– Дженни, Дженни, я так скучал по тебе… ты не представляешь, как давно я мечтал об этом дне.

– Ты жив, – наконец тихонько сказала она, прикоснувшись к его лицу, словно все еще не веря происходящему. Его щека была теплой, а ее руки – холодными, но он не вздрогнул. Она почти забыла, какой он красивый. Выгоревшие на солнце волосы стали короче; лицо выглядело странно постаревшим и помолодевшим одновременно, а левую бровь пересекал бледный шрам – раньше его не было. Но глаза, голубые глаза с длинными ресницами, остались такими же ясными, какими были всегда. По крайней мере, они не изменились. Глаза и этот гипнотически успокаивающий голос…

– Моя бедная малышка, – нежно шептал Алан, прижимая к губам ее ледяные пальцы. – Ничего не говори: мне страшно представить, через что я, должно быть, заставил тебя пройти. Могу сказать только, что тогда это решение казалось мне правильным для нас обоих. Но вот в чем проблема. – Он печально улыбнулся. – Что бы я ни делал, как ни пытался, а видит Бог, я пытался, но так и не смог разлюбить тебя.

ГЛАВА 38

Как глупо, она почти забыла, что эта квартира была домом и для Алана. Странно было смотреть, как он ходит по кухне и, не спрашивая, берет разные предметы с привычных мест.

– Это, конечно, не шампанское, – весело сказал он, открывая полупустую бутылку бренди для готовки, больше ничего спиртного у Дженни не нашлось, – но тебе, похоже, не мешает согреться, так что… твое здоровье.

Он наполнил ее пузатый бокал почти до краев. Дженни трясущейся рукой поднесла его к губам и сделала несколько солидных глотков, надеясь, что напиток выведет из ступора ее мозги. Она тысячу раз представляла эту сцену, в ее воспаленном воображении возникали тысячи возможностей. Но она никогда не думала, что просто не сможет вымолвить ни слова.

Множество вопросов еще оставалось без ответа. Алан исчез из ее жизни, и она не знала почему. Теперь он вернулся, но ничего не прояснилось. Тем временем бренди начало давать о себе знать, по крайней мере это она чувствовала.

– Сядь, – запинаясь, сказала она, когда Алан включил газовый камин и замер, любуясь новой картиной над каминной полкой. – Ты бы лучше объяснил все. С самого начала. Мне нужно знать, почему ты это сделал.

Она опустилась в кресло. Алан сел напротив нее на диван, с виноватым видом вертя в руках бокал.

– Я хочу, чтобы ты знала, Дженни, мне бесконечно стыдно за то, что я сделал. Я выбрал трусливый выход, теперь я это понял, но тогда мне так не казалось. Я был растерян, на меня давили обстоятельства, и я просто не видел другого выхода из положения, который не причинил бы тебе еще больше боли.

Дженни подумала, что большую боль испытывать физически невозможно. Она достигла высшего предела и застряла там, словно муха на липучке.

– Продолжай, – храбро сказала она, а перед глазами стояли невыносимые воспоминания о тех первых месяцах. – О чем ты пытаешься сказать? Что встретил кого-то еще?

– Нет! – ужаснулся он. – Дженни, ничего подобного. Боже, так вот что ты подумала?

В ней закипало нетерпение.

– Я не знала, что думать, – ответила она. – Я все перебрала, но не нашла ответа. И тебя не было, чтобы спросить.

Алан знал, что это будет нелегко. Он покачал головой и попытался снова.

– Я знаю, виноват во всем только я. Как там говорится? Будь осторожен в желаниях, потому что они могут сбыться.

Дженни уставилась на него.

– Не смотри на меня так, милая, умоляю. Дело в том, что я слишком тебя любил. Я мечтал о любви и получил тебя. – Он запнулся, потом продолжил: – И это напугало меня до смерти. Видишь ли, я был словно одержим одной мыслью: я как-то убедил себя, что рано или поздно ты меня разлюбишь. Это ужасное чувство, Дженни, думать, что ты недостаточно хорош для собственной жены. Тебя ничего не тревожило; ты знала, как много ты для меня значишь, а моя уверенность таяла день ото дня. Каждое утро я просыпался и спрашивал себя, не в этот ли день ты решишь, что больше не хочешь быть женой… Женой того, – дрожащим голосом закончил он, – кто тебя недостоин.

Он замолчал. Пришел черед Дженни. Ее бокал был пуст, и она почти забыла, как дышать.

– Но это безумие, – только и смогла она сказать. Голос ее едва шелестел. Из всех возможных причин, которые она перебрала в свое время, эта ни на секунду не пришла ей в голову. – Мы были женаты, мы были счастливы вместе.

– Да, это было безумие. – Алан кивнул, на его лице было написано раскаяние. – Теперь я это знаю, но тогда, думаю, я и сам был не в себе. Я истязал себя и не мог вырваться из заколдованного круга. Чем больше я об этом думал, тем реальнее это становилось. И даже твой счастливый вид больше ничего не доказывал, я убедил себя, что ты просто отвлекаешь мое внимание, а сама втайне разрабатываешь какой-то изощренный план. Об этом постоянно пишут в газетах; это случается каждый день, видит Бог. Все эти безупречные пары и безупречные браки – они вовсе не безупречные. Вдруг, ни с того ни с сего, муж или жена говорит, что больше не может этого выносить: нанимает киллера или просто берет и уезжает с тайным возлюбленным. Дженни, все зашло так далеко, что мне пришлось сбежать. Я не хотел уходить, но казалось, мне осталось только это. Ты должна попытаться понять, милая. Я был в отчаянии.

Она молча протянула свой бокал и смотрела, как Алан наливает ей еще. Он по-прежнему носил джинсы «Пепе», по-прежнему двигался с той же непринужденной, уверенной грацией. Он всегда излучал уверенность; откуда ей было знать, что под этой внешностью скрываются сомнения и колебания?

Бренди больше не драло ей горло. На этот раз оно скользнуло вниз, словно теплый мед.

– Нужно было спросить меня, – сказала она, сдерживая слезы. – Если бы ты рассказал мне, что с тобой происходит, я бы…

– Я не хотел этого слышать, – перебил Алан, в его глазах была боль. – Как ты не понимаешь? Попытайся ты переубедить меня, это стало бы лишь очередным подтверждением твоей неискренности. А для меня это было почти так же ужасно, как услышать, что ты меня не любишь.

– О боже. – Дженни закрыла лицо трясущимися руками. В том, что он говорил, был какой-то извращенный смысл. Стоит параноику что-нибудь вбить себе в голову, и переубедить его становится невозможно. – Тебе нужно было обратиться к врачу.

– Я обратился. После того как… ну, ушел. – Алан криво улыбнулся. – А как мне это помогло! Врач сказал, что, по его опыту, практически каждый мужчина, подозревавший свою жену, имел на это все основания. Потом рассказал, что его собственная жена сбежала три недели назад, и только после этого он узнал, что последние пять лет она изменяла ему с их дантистом.

– Я ни с кем не изменяла, – голос Дженни дрогнул. – Я бы никогда не сделала ничего подобного. Никогда.

– Да, конечно. – Он пожал плечами. – Как ты можешь понять, это не помогло.

Дженни понимала, что такого врача нужно было лишить практики. Она содрогнулась при мысли, какой вред он мог нанести множеству ни в чем не повинных людей.

– Ты еще не согрелась? – Алан похлопал по дивану рядом с собой. – Может, переместишься сюда? Посиди со мной, солнышко.

Но Дженни должна была сначала услышать все. Они не виделись почти два года, два года неизвестности, за это время могло случиться что угодно. И она не могла расслабиться, пока не узнает все подробности. И еще не помешало бы бренди…

– И куда ты отправился? – Ей вдруг захотелось поскорее закончить с этим. – Где ты жил? Чем занимался?

Он уныло улыбнулся.

– Существовал. Пытался перестать любить тебя. Миллион раз повторял себе, что я полный идиот, совершивший самую страшную в жизни ошибку, и что теперь слишком поздно возвращаться. – Он помолчал, глядя в стену, и сглотнул. – Прости, Дженни. Я опять ною о своих дурацких переживаниях, а ты хочешь услышать факты. Ладно, слушай, хотя в них нет ничего интересного. Я добрался автостопом до Эдинбурга, работал в баре, снял грязный маленький чердак и почти все свободное время пытался изгнать из постели клопов. Несколько месяцев спустя, когда это место опостылело мне окончательно, я перебрался в Манчестер. Там было почти так же ужасно, только посетители говорили с другим акцентом, да еще в пабе дерущихся разнимал охранник, так что мне больше не приходилось самому заниматься этим.

Дженни вздрогнула.

– Шрам у тебя на лбу?..

– Огромный шотландец с четырнадцатью пинтами пива в брюхе и разбитой бутылкой в каждой руке. – Он прикоснулся к шраму, словно вспоминая. – Мне повезло. Другой бармен едва не погиб.

Дженни прикусила губу. Алан мог бы погибнуть. Она и так думала, что он погиб…

– Продолжай. Сколько ты пробыл в Манчестере?

Он ненадолго задумался.

– Месяца три-четыре. Потом я уехал в Лондон. Снял очередной чердак, познакомился с очередным клопиным семейством. Я подрабатывал то там, то тут, соглашался на все, но по большей части едва сводил концы с концами. Не говоря уже об одиночестве.

– Разве ты не завел новых друзей, ни с кем не познакомился?

– Я не хотел, – ответил он. – Я считал, что не заслуживаю друзей. Хоть я и работал, но временами по нескольку дней не разговаривал ни с одной живой душой. В Лондоне это возможно; ты почти начинаешь верить, что больше не существуешь.

– А девушки? – Дженни должна была узнать, все-таки почти два года прошло.

Но Алан улыбнулся и покачал головой.

– Разве я мало страдал? Дженни, все это случилось из-за моих чувств к тебе. Как я мог снова пойти на такой риск? Кроме того, – грустно добавил он, – я по-прежнему был в тебя влюблен. Мне больше никто не был нужен.

– А теперь ты вернулся.

Дженни все еще чувствовала себя, как в замедленной съемке. Странное ощущение, похоже на рассказы людей, переживших клиническую смерть, о том, как они смотрели сверху на свое безжизненное тело. Она потеряла счет времени, не знала, что скажет или сделает в следующую секунду. Словно все это происходило не с ней.

Алан кивнул. Опять эта неуверенная полуулыбка.

– Я вернулся.

– Зачем?

Он вздохнул.

– Пожалуйста, позволь мне сразу все сказать. Не говори ничего, пока я не закончу. Я не смог перестать любить тебя, Дженни. Я пытался, но ничего не вышло. Сейчас я не представляю, какие чувства ты испытываешь ко мне. Как знать, может, ты оставила прошлое позади, встретила другого и забыла о том, что когда-то знала меня… Но я должен выяснить это. Мне нужно знать, есть мне место в твоей жизни, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить. И есть ли у нас шанс снова быть вместе. Как муж и жена.

Он был так не уверен в себе, так боялся того, что может услышать в ответ. Только полная безысходность дала ему силы открыть собственную слабость и с такой душераздирающей искренностью признаться в своих чувствах. А раньше в их паре сильным был он, думала Дженни, такой невозмутимый и спокойный, со своим наплевательским и беззаботным отношением к жизни.

Но невозмутимым-то он никогда и не был, поняла она; он нуждался в ней больше, чем она могла представить. И он не бросил ее из-за другой женщины. И не перестал любить ее. А теперь нуждался в понимании, любви и прощении.

Дженни поняла, что мечта стала явью. По щекам у нее лились слезы, и она подумала, как это глупо, плакать сейчас. Это самый счастливый день в ее жизни.

– Конечно, мы сможем снова быть вместе, – сказала она, неуверенно поднимаясь на ноги. Слезы покатились быстрее, когда к ней шагнул Алан, на его лице читались облегчение и радость.

– Ты не представляешь, как много это для меня значит, – шепнул он, коснувшись губами ее мокрой щеки. – Если бы ты сказала «нет», я бы этого не вынес. Больше всего я боялся, что у тебя появился другой.

Дженни закрыла глаза, вдыхая чудесный знакомый запах.

– Нет никакого другого, – прошептала она, с упоением замерев в его объятиях. – И никогда не было. Только ты.

ГЛАВА 39

– Отлично! – сказала Максин, когда Синди наконец взяла трубку, – ты там.

Сейчас четыре утра, игриво сказала Синди. – Разумеется, я здесь. Где ты, вот в чем вопрос. Или даже так – кто этот обнаженный мужчина, что лежит рядом с тобой? – Максин ухмыльнулась, но промолчала. – Тебя видели убегающей с вечеринки четыре долгих часа назад. Интересно знать, какие дела настолько тебя увлекли, что помешали позвонить лучшей подруге и все рассказать?

Ну и ну? – поразилась Максин. – Хочешь сказать, ты беспокоилась обо мне?

Беспокоилась? Разумеется, я не беспокоилась. Я завидовала! Так что прекрати юлить и скажи, кто он, пока я не взорвалась!

Ладно, ладно, – вздохнула Максин. – Его зовут Джим Беренджер, он актер. Сейяас мы к него дома, в Белсайзе, и я звоню предупредить, что вернусь завтра утром. Сегодня утром, уточнила она, взглянув на часы. – Если будешь хорошо себя вести, расскажу все подробности.

Сидни еще кричала: «Эй, а в постели он ничего?», когда Бруно наклонился через Максин и взял трубку.

– Привет, – сказал он, откидываясь на подушки и не обращая внимания на протестующую Максин. – Вообще-то, меня зовут Бруно Перри-Брент, я ресторатор, и мы сейчас в моем номере, отель «Роял Ланкастер». И да, раз уж вы спрашиваете, я просто неподражаем в п…

– Прекрати! – прошипела Максин. Встав на колени, она вырвала трубку у него из рук и нажала на отбой, прервав очередную тираду Синди. – Как ты мог?

– Расслабься, дорогая. Нам нечего скрывать. Мы легализуемся.

– Я не хочу легализоваться. Это произошло единственный раз и никогда не повторится…

– Это произошло уже два раза, – напомнил Бруно, его глаза сверкнули, когда он увидел ее во всем неприкрытом великолепии. – При хорошем раскладе можем увеличить до трех.

– Гад. – Она кинула в него подушкой.

– И что такого? По-моему, было очень неплохо…

– Это глупо, – закричала Максин, заворачиваясь в простыню и прикидывая, стоит ли рискнуть и вывалить на него содержимое ведерка со льдом. Почему-то она не посмела. Возмездие могло оказаться ужасным. – Синди самая большая сплетница в мире, у нее рот, как мегафон… а тебе смешно!

– Вовсе нет. Я абсолютно серьезен.

– И я тоже чертовски серьезна. – Максин разозлилась не на шутку. – У меня есть сестра, которая, вероятно, никогда не будет со мной разговаривать, если узнает об этом. И что еще важнее, – веско добавила она, – у тебя есть Нина.

Бруно ответил не сразу. Потом наклонился и погладил ее по щеке.

– Я сказал тебе, что говорю серьезно. И это правда, Макс. Мы созданы друг для друга. Я люблю тебя. Я собираюсь расстаться с Ниной.

– Ну давай, – настаивал Бруно, повалив Максин на кровать и ловко уворачиваясь от трепыхавшихся конечностей. – Скажи это. Пока не скажешь, не получишь завтрак.

Поднос стоял за дверью, мучительно недосягаемый. Проголодавшаяся Максин еще раз безуспешно попыталась вырваться и, выбившись из сил, повалилась на подушки. У нее и так все болело, спасибо неутомимому Бруно.

– Что сказать?

– Скажи, что ты любишь меня. – Он произносил слова медленно и четко, словно втолковывал недоразвитому ребенку.

Максин прищурилась.

– Почему?

– Потому что я сказал, что люблю тебя, так будет честно. А если не скажешь, завтрака не будет. Мне придется снова тебя завоевывать.

Мечтая о еде, Максин тихонько сказала:

– Я люблю тебя…

– Громче.

– Я люблю тебя!

– Ну давай, не стесняйся, – настаивал Бруно. – Еще громче.

Она вздохнула. Потом заорала во все горло:

– Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!

– А то мы не знали! – заорали в ответ из номера за стеной. – Вы всю треклятую ночь это доказывали. Чертовы молодожены!

Максин прыснула от смеха.

– Молодожены… – задумчиво сказал Бруно. – А это мысль.

– Полагаю, чтобы попасть в эту категорию, необходимо жениться. – Максин поправила волосы и посмотрелась в зеркало. Не так уж плохо, учитывая прошедшие девять часов. Да благословит Бог изобретателя стойкой туши.

Бруно как-то странно взглянул на нее. Казалось, он уже не так уверен в себе.

– Я об этом и говорил.

Максин удивленно вздернула брови, а потом расхохоталась так, что затряслась кровать.

– Не надо так, – нахмурился Бруно. Господи, поверит ли она хоть одному его слову? – Я серьезно.

Ей не сразу удалось успокоиться и ответить.

– Я тебя умоляю! Бруно, такие, как ты, не женятся.

– Конечно, пока не встретят девушку, на которой захотят жениться. Подумай только, Макс, мы с тобой, вместе…

– Как я могу об этом думать? В жизни не слышала ничего нелепее. Вспомни наши послужные списки: мы же рождены для измен! Представляешь, какой поднимется переполох, если мы вздумаем хранить друг другу верность?

Она откинула покрывало и нагишом направилась к двери. Выглянув в коридор и убедившись, что горизонт чист, она схватила поднос с завтраком.

– Так в том-то и дело. – Бруно хотел, чтобы она выслушала его серьезно. – Мы похожи и поэтому понимаем друг друга. Боже, ну ты и свинья, – добавил он, когда Максин вгрызлась в круассан. Тот исчез за считанные секунды. Она ухватила тост, намазала его маслом и медом, посыпала сверху коричневым сахаром и жадно запихала в рот.

– Вот видишь? – с набитым ртом продолжала она. – Я уже тебя раздражаю.

Он наблюдал, как она обрабатывает следующий тост, намазывая масло, как заправский каменщик, хотя цементный раствор кладут не таким толстым слоем. Это не помешает ему любить ее, но просто чудо, что она до сих пор не достигла размеров танка «Шерман».

– Я ресторатор, – напомнил он. – Мне нравится, когда люди наслаждаются пищей, а не загребают ее горстями.

– Я наслаждаюсь. – Максин удовлетворенно облизала пальцы один за другим. Потом с коварной улыбкой добавила: – И есть еще одна хорошая причина, по которой ты не можешь бросить Нину. Ты обожаешь этот ресторан. Представь, как она отреагирует на твое сообщение – да ты пулей оттуда вылетишь. – Она выстрелила в воздух из воображаемого пистолета. – Бум. И кем ты тогда будешь? Экс-ресторатором.

Бруно пожал плечами. Неприятная перспектива, но, учитывая обстоятельства, единственно возможная. Ресторан принадлежит Нине, расстаться с ней значило расстаться с заработком. До последнего времени даже представить такое было невозможно. Чувство к Максин все изменило.

– Нужно чем-то жертвовать, – беззаботно сказал он. – Я всегда смогу найти другую работу. Может, привычки придется слегка изменить, но… думаю, ты стоишь этого.

– Ну хватит. – Максин неожиданно испугалась. Это было совсем не похоже на Бруно, совсем не в его характере. – Через пять минут ты скажешь, что пошутил.

Он серьезно посмотрел на нее.

– Никаких шуток. Я ждал этого почти двадцать лет. Я еще даже не понял, как самому к этому относиться. Я люблю тебя больше, чем ты меня, и это делает меня уязвимым. Раньше со мной такого не случалось.

Эти слова тронули Максин больше, чем она согласилась бы признать, и она быстро сказала:

– Оно и видно. Правило номер один: никогда не говори людям, что любишь их больше, чем они тебя. Так ты просто напрашиваешься, чтобы тебя кинули.

– Я знаю. – Бруно поцеловал ее в ключицу. – Но другого способа убедить тебя в своей искренности я не вижу.

– Хорошо. Я тебе верю. Но это все равно будет не просто.

– Я стану бедным. Ну, – поправился он, – относительно бедным, разумеется. Для тебя это серьезная проблема?

К своему полному ужасу, Максин поняла, что готова расплакаться. Уставившись в окно на чернеющие в сером небе верхушки деревьев – на третьем этаже только их и было видно, – она с трудом проглотила застрявший в горле ком. Никто не заставит ее плакать. И уж конечно, не чертов мужчина.

Но Бруно по-своему истолковал затянувшееся молчание.

– Это так? – настаивал он. – Тебя интересуют только мужчины с деньгами? Ты это пытаешься мне сказать?

Максин ударила его подушкой.

– Ты урод! Кто я, по-твоему? Золотоискательница? Как ты смеешь!

– Ой. – Бруно увернулся от очередного удара и с облегчением улыбнулся. – Слушай, я не обвинял, я спрашивал. И это совершенно естественный вопрос. Люди часто тянутся к деньгам. Кстати, о твоем бывшем женихе. Дженни рассказывала о нем. Уж он-то ни в чем не нуждался, и не надо говорить, что тебе это не нравилось.

На секунду Максин задумалась об утраченных сокровищах. Конечно, ей нравилось жить в шикарном особняке, разъезжать в спортивных машинах, носить на пальце бриллиант размером с грецкий орех, никогда не думать о счетах за газ… Но этого было не достаточно. И, оставив такую жизнь в прошлом, она ни секунды не жалела о своем поступке.

– Ну да, это было мило, – сказала она. – Но я ведь отказалась от этого. И вернула ему кольцо, если хочешь знать. А оно стоило девять тысяч фунтов.

– Жаль, – посетовал Бруно. – Об этом благородном жесте ты еще пожалеешь.

– Да, пожалуй. – Тут Максин не могла с ним не согласиться. – Зато это доказывает, что я не охочусь за удачей.

Он не мог не подколоть ее.

– А Гай Кэссиди? Сохла бы ты по нему, будь он нищим и неизвестным?

– Гай не считается, – твердо заявила Максин. – Я хотела работать на него, потому что он мог помочь мне сделать карьеру. Но ничуть не бывало. Знаешь, за все время, что я у них, он ни разу меня не сфотографировал. Уверена, что он это мне назло.

– Не волнуйся. – Бруно обнял ее. – У меня есть «Кодак Инстаматик». Я сфотографирую тебя тысячу раз.

– Ты не влиятельный и не знаменитый.

– Я к тому же и не богатый.

Она улыбнулась.

– Мне плевать. Правда.

– Так какой же будет приговор? – Бруно с удивлением обнаружил, что затаил дыхание. В жизни очень редко бывают моменты, когда приходится принимать действительно важное решение. Это был один из таких моментов. – Мы согласны закрутить все это?

Максин, взволнованная и испуганная одновременно, тихо сказала:

– Это будет непросто, знаешь ли. О грядущей бедности стоит волноваться меньше всего. Нам предстоит расстроить близких людей. Тебе придется разбираться с Ниной. А мне с Дженни.

– Ты что, политик? Отвечай на вопрос. Да или нет?

– Ты идиот. С какой стати ты вообще спрашиваешь, если видишь меня насквозь? Я влюбилась в тебя еще до того, как сама поняла это.

– Ты должна сказать, – настаивал он. – Да, Максин? Или…

– Милый! – Она обняла его, полюбив еще больше за эту неуверенность. – Не паникуй! Я единственная девушка на свете, которая не умеет говорить «нет».

ГЛАВА 40

– Ужасно. – Дженни посмотрела на часы и поняла, что уже почти десять. – Столько всего нужно сделать. Нам все-таки придется встать.

– Что может быть важнее этого? – Алан, не желая шевелиться, поцеловал ее в макушку. – Заниматься любовью, наверстывать упущенное, снова узнавать друг друга…

– Звонить в полицию, – невозмутимо подхватила она.

– Что?

Дженни улыбнулась.

– Твое имя в списке пропавших без вести. Кто-то должен сообщить им, что ты нашелся.

– О боже. – Алан поморщился. – Позвони ты. Что, по-твоему, они сделают? Приедут и отругают меня за то, что я убежал, не оставив записки?

– Не имею ни малейшего представления, но позвонить все равно нужно. – Дженни выскользнула из кровати и взяла халат. – К тому же внизу Паула одна управляется в магазине. Она даже не знает, что я здесь. Если она услышит шаги, может решить, что это болгары.

– Почему? – прищурился Алан. – А где, по ее мнению, ты проводишь ночи? Кстати, – с растущим подозрением спросил он, – с кем это ты была вчера? Ты выпрыгнула из шикарной машины. Уверена, что ничего не хочешь мне сказать?

Дженни только сейчас вспомнила о Гае Кэссиди. Она запоздало поняла, что наверняка причинила ему массу неудобств. В семь утра он должен был лететь в Манчестер на фотосессию с известной и очень темпераментной супермоделью Валентиной ди Анджело. Она молилась, чтобы из-за нее ему не пришлось отменить съемку.

– Мне нечего рассказывать, – уверенно сказала она, памятуя о беспочвенных подозрениях, ускоривших исчезновение Алана. – Несколько месяцев назад вернулась Максин и нашла работу няни в Трезайль-Хаусе, но всю эту неделю она провела в Лондоне, снималась в рекламе. Я предложила присмотреть за детьми, пока ее нет, поэтому жила с ними в доме, а Паула распоряжалась в магазине. Все делали чью-то работу, – радостно сказала она. – Было весело.

– Ты всегда любила детей. – Алан нахмурился. – Это тоже меня пугало. Я знал, что ты мечтаешь их иметь, но боялся, что ты будешь любить их больше, чем меня.

Дженни с ужасом посмотрела на него.

– Все происходит совсем не так…

– Бывает и так. – В его голосе появились взволнованные нотки. – Слушай, солнышко. Я вернулся, и на этот раз у нас все получится, но я по-прежнему не обрадуюсь, если ты вдруг сообщишь мне, что беременна. Так что никаких маленьких неожиданностей. Никаких объявлений, вроде «сюрприз, дорогой, понятия не имею, как это могло случиться, но…». Потому что мне это не понравится. Хорошо?

– Никаких маленьких неожиданностей, – тупо повторила Дженни, потрясенная этим сообщением. Ей никогда не приходило в голову забеременеть без согласия Алана, но она и не подозревала, какое неприятие вызывает у него эта тема. Он определенно говорил серьезно.

Выложив эту информацию, Алан подобрел и заговорил о другом.

– Так ты говоришь, Максин работает няней? Господи, помоги этим бедным детям! Какая мамаша, будучи в здравом уме, могла нанять Максин?

Дженни взяла расческу и села перед зеркалом.

– Это не мать, а отец. Вдовец.

– Понятно. – Алан потянулся и зевнул. – Это все объясняет. Старый или молодой?

– Около тридцати. Думаю, ближе к тридцати пяти.

– Правда? – протянул он, глядя на ее отражение в зеркале. – И что же, симпатичный?

Дженни продолжала причесываться.

– Пожалуй, да. Для тех, кому нравится такой тип, – добавила она безразлично.

– А тебе нравится такой тип?

– Хватит. – Она так сжала расческу, что побелели костяшки пальцев. – Не пытайся выискать что-то в самой невинной ситуации. Я оказала Максин услугу, вот и все. Меня не интересует Гай, а я, разумеется, не интересую его.

– Почему? Он гей?

– Ну разумеется, он не гей, – устало сказала Дженни. – У него женщины из ушей лезут. Он интересуется только шикарными красотками, ясно? Нужно пару раз сняться на обложку «Вог», прежде чем Гай Кэссиди вообще обратит на тебя внимание. Даже Максин не подошла, и это ее ужасно бесит.

– Фотограф Гай Кэссиди? Ты о нем говоришь? – Алан сел. Это явно произвело на него впечатление. – И за его детьми ты присматривала?

Дженни кивнула. А еще именно с ним она прошлой ночью вела себя ужасно грубо. Нужно позвонить и извиниться.

– Ну, тогда все в порядке. – Алан улыбнулся с облегчением. – А я уж решил, что у меня появился соперник. Теперь понятно, почему ты говорила о красотках. Он может получить кого пожелает.

И пусть это несомненно было так, Дженни почувствовала, что слегка опростоволосилась. Она высмеяла подозрения Алана и теперь должна была прикусить язык, чтобы не ляпнуть: «Да, но он держал меня за руку вчера вечером, и он меня поцеловал…»

Но это просто ребячество, и все равно это был шутливый поцелуй, а не настоящий. Вместо этого, чувствуя себя второсортным товаром, она сказала:

– Конечно, он может получить кого угодно. Так что вряд ли его заинтересую я.

– Это точно, – с жаром согласился Алан, но потом наклонился и утешительно похлопал ее по коленке. – Прости, дорогая, ты же поняла, что я хотел сказать. Он получает все, что есть лучшего на свете, везучий гад. Я даже слышал, что у него шашни с этой темноволосой моделью, Сереной Чарлтон. Боже! – Он закатил глаза. – Уж если она не шикарная красотка, то я не знаю кто.

Максин, смущенная и влюбленная, старалась не думать о грядущем дне.

– Не понимаю, что тебя так беспокоит, – сказал Бруно, когда их поезд подъезжал к станции «Трезайль». Он настоял, чтобы они возвращались вместе, и с каждой милей Максин нервничала все больше. – На тебя не похоже. Эй, хочешь допить?

Она взяла у него теплый джин с тоником, глотнула и скривилась.

– Да вообще все это на меня не похоже. Слушай, у меня, может, и случались раньше интрижки с женатыми мужчинами, но это было несерьезно. Никто не собирался из-за меня бросать жену. А если бы даже и захотел, то я бы не позволила.

Драгоценное платье «Алайя» вернулось в шкаф к Синди. В своих джинсах и вязаной кофте с поясом Максин казалась моложе и невиннее.

– Расслабься. Я сам разберусь с Ниной, – улыбнулся Бруно. – И сколько раз тебе повторять? Она мне не жена.

Максин уставилась в окно.

– Менее виноватой я себя от этого не чувствую. Это все равно будет ужасно.

– Но я того стою.

Она подумала о Дженни, о том, как может пострадать ее хрупкое самолюбие, и о том, с каким пренебрежением воспримет новость Гай. Даже те, кого она едва знает, будут ее осуждать. Но она на самом деле любит Бруно, а он любит ее. И кроме того, право выбора ей, похоже, больше не предоставляется.

– Надеюсь, ты и правда будешь стоить этого, – прошептала она, мысленно готовясь к схватке. – Очень надеюсь.

Когда она заходила в дом, пробило девять. Гай, как простой смертный, готовил на кухне. Захваченная зрелищем, Максин смотрела, как он раскладывает подгоревшую картошку и огромные говяжьи стейки на три тарелки. Элла, скривившись при виде крови, заныла:

– Фу, я ненавижу стейк. Почему мы не можем есть правильную еду?

– Я люблю стейк! – сообщила Максин с порога. – На меня хватит? И где Дженни?

Элла, почуяв, что спасение близко, подбежала к ней и обняла.

– Ура, вы вернулись. Если вы приготовите мне бургеры, можете забрать мой стейк. Дженни пошла домой после ярмарки вчера вечером. Она назвала палу ублюдком и выпрыгнула из машины, потому что хотела увидеть своего мужа. Вообще-то, я бы лучше съела рыбные палочки, а не бургеры, только не такие горелые, как картошка. Папа ужасно готовит. Я очень проголодалась, – похвасталась она, – потому что летала на вертолете в Манчестер.

Да уж, в краткости изложения Элле нет равных, подумала Максин. Абсолютно сбитая с толку, она посмотрела на Гая.

– Так что на самом деле произошло прошлой ночью? Вы с Дженни поругались, и она умчалась в гневе?

Гай бросил сковородку в мойку, и без того полную грязной посуды.

– Вернулся ее муж.

– Что?! – потрясенно посмотрела Максин. – Вы имеете в виду Алана? Вы уверены?

– Я уже говорила это, – пожаловалась Элла. Порывшись в холодильнике, она без предупреждения сунула три замороженные рыбные палочки Максин в руку. – Почему вы меня не слушаете? Рассказать вам про вертолет, пока вы будете делать мне чай?

– Он вернулся, – продолжил Гай. – Больше я ничего об этом не знаю. Мы проезжали мимо магазина, а он ждал на крыльце.

Максин, еще не придя в себя, спросила: – А о чем вы спорили?

– Я просил ее быть осторожнее, выяснить, почему он вдруг решил вернуться. – Он пожал плечами. – Может, я был недостаточно чуток. Ничего не вышло.

– Никак не могу поверить! – Максин плюхнулась на ближайший стул. – Боже, ну у парня и нервы! Бедная Дженни.

– Точно. Я хотел позвонить ей вечером, но не думаю, что мне очень обрадуются. – Гай взял пережаренный кусок картошки, пару секунд сверлил его взглядом и положил обратно. – Вы могли бы взять это на себя. Убедитесь, что все в порядке.

– Да как что-то может быть в порядке?! – Максин всегда недолюбливала Алана Синклера. – Если он вернулся? Хуже новость трудно представить.

Она поняла, что столкнулась с моральной дилеммой. С одной стороны, возвращение Алана существенно облегчало основную задачу – рассказать о них с Бруно будет гораздо проще, раз Дженни счастлива. Но с другой стороны, она собиралась сообщить Дженни, что, по ее мнению, Алан эгоист и сукин сын, который заслуживает хорошего пинка под зад, а это было совсем не просто.

– Вы еще не звонили? – В десять тридцать Гай зашел на кухню и увидел, что она сражается с горой грязной посуды.

– Я пыталась, – смалодушничала Максин. – Никто не брал трубку. Она, наверное, вышла. – Звонить ей совсем не хотелось.

– С ума она сошла. – Гай поднял с пола розового кролика – трофей с ярмарки – и посадил его на шкаф рядом с волосатой свиньей. – Боже, разве мало вреда он уже причинил?

– Вы так волнуетесь, – чуть насмешливо сказала она, – а ведь даже не знаете его.

– Я слышал достаточно. Между прочим, вы тоже не самая горячая его поклонница. Вы сами рассказали мне, каким он был ублюдком.

– Я знаю. Просто я кое-что придумала. – Максин поскребла тарелку. – Вы ведь знаете, какой Дженни бывает упрямой. Чем больше мы будем ругать Алана, тем сильнее она начнет его защищать. Думаю, лучше всего притвориться, что мы рады его возвращению. Тогда в свое время она сама все поймет, и ее гордость не пострадает.

Гай кивнул.

– Может, вы и правы.

– Конечно права. – Максин была довольна собой. – Я всегда права.

– И это делает вашу жизнь гораздо проще, – невинно продолжил он. – Какое счастливое совпадение.

Черт. Она подняла брови.

– Счастливое совпадение? Простите, я не понимаю.

– Всё вы понимаете, – сказал Гай. – Вы теперь с Бруно Перри-Брентом.

– Ох. – Максин сдалась. Значит, он все-таки узнал машину Бруно, когда тот ее подвозил.

«Не нужно защищаться, – сказал Бруно. – Не нужно скрываться». Ну вот, пожалуйста. Она вздернула подбородок.

– Да, я с Бруно. Я не была с ним, когда вы меня подозревали, но теперь мы вместе.

– Святой боже.

– А это проблема?

– Думаю, да, но, по крайней мере, не моя. Хочу только кое-что сказать о вас с Дженни.

– Что? – насторожилась Максин.

– Вам нравятся очень странные мужчины.

ГЛАВА 41

В конце концов Дженни позвонила сама.

– Привет. Это я, – неуверенно сказала она, когда Гай поднял трубку. – Я понимаю, что теперь уже поздно, но мне хочется извиниться за вчерашнее. Я говорила ужасные слова, и мне очень стыдно.

– Нет проблем. – Гай не смог удержаться от улыбки, подумав, что ужасные слова Дженни не идут ни в какое сравнение с импровизированными остротами Максин. – Поверь, меня обзывали и похуже.

– И я подвела тебя, – продолжала она горестно, – с поездкой в Манчестер. Никогда себе не прощу. Тебе удалось найти бебиситтера?

– Нет.

– О боже, прости меня!

– Но все решилось. Дети поехали со мной. Так что, если захочешь послушать получасовое описание полета на вертолете в детском исполнении, обращайся к Элле.

– Правда? – Дженни рассмеялась, почувствовав невероятное облегчение. – Значит, я не разрушила тебе весь день.

– Пилоту, возможно, потребуется время, чтобы прийти в себя, но в общем все прошло успешно. – Гай помолчал немного. – Могу я спросить, как ты? Все… прояснилось?

– Абсолютно все, – с вызовом ответила она, словно в ожидании очередных замечаний в духе «ты точно знаешь, что делаешь?». Потом как-то неловко добавила: – Послушай, все не так просто, по телефону это не объяснить, но теперь я понимаю, почему он сделал то, что сделал. Теперь он вернулся, и мывсе начнем сначала. И я знаю, что ты наверняка думаешь, но это моя жизнь, он мой муж и он не сбежал с другой женщиной…

– Ш-ш-ш, – сказал Гай. – Успокойся. Незачем оправдываться передо мной. Я не собираюсь критиковать твое решение, Дженни. Не думаю, что имею на это право, учитывая, сколько ошибок я сам совершил за последние несколько лет. Кроме того, – добавил он, тщательно подбирая слова, – ты ведь этого и хотела? И теперь получила шанс снова стать счастливой. Думаю, от этого никто бы не отказался.

– Я знаю. – Казалось, ей все еще не верится, что он не собирается ее шпынять. – И я счастлива. Знаешь, мне нужно идти, Алан поднимается. Не мог бы ты попросить Максин перезвонить мне завтра, когда она вернется из Лондона?

В этот момент в комнату зашла Максин с двумя чашками чая и пакетом печенья.

– Вообще-то… – начал Гай, но Дженни уже не слушала.

– И передай привет Джошу и Элле, – быстро сказала она. – Скажи, что я скоро приеду их навестить. Мне правда нужно бежать… Пока.

– Она просит, чтобы ты перезвонила ей завтра. – Гай повесил трубку и взглянул на Максин. – Она думает, что ты еще в Лондоне. Она торопилась повесить трубку.

– И? Что она сказала?

– Не много. Только то, что теперь она понимает, почему он уехал, и что они собираются все начать сначала. – Он покачал головой. – Ах да – и она счастлива.

Такое внимание к обстоятельствам личной жизни Дженни просто удивительно, подумала Максин. Похоже, он и правда переживает. Ее делами он так не интересовался. Видимо, знает, что она сама может позаботиться о себе. Дженни, далеко не такая опытная во всем, что касается мужчин, была легкой добычей для всякого рода негодяев вроде Алана Синклера. Да чего там, она даже с Бруно умудрилась безнадежно рассориться, а тот вел себя как котенок…

– Хотела бы я знать, как он извинялся, – задумчиво сказала она. – Должно быть, настоящий спектакль устроил. Боже мой, да некоторые женатые мужчины могут головой поплатиться, если вздумают забежать в паб после работы. За опоздание на два часа жены им такую головомойку устраивают, что чертям тошно становится. Алан опоздал на пару лет, а Дженни и рада до усрачки.

Гай, который тоже думал об этом, сказал:

– Она чуть ли не ждет, что с ней плохо обойдутся. А что еще думать, если тебе всю жизнь встречаются одни ублюдки.

– Точно. А в довершение всего она неделю прожила в одном доме с вами. Как там говорится насчет последней соломинки?

– Я ей ничего плохого не сделал, – обиделся он, – наоборот, был безукоризненно галантен.

– Вы?! – Максин едва не подавилась печеньем. – Вы не можете быть галантным!

– Могу, если захочу. Все зависит от окружающих.

– Со мной вы никогда не вели себя галантно.

– Совершенно верно. – Гай заглянул в свою чашку. – И чему тут удивляться? Это самый отвратительный чай, что я пил в своей жизни.

Максин пригубила свой.

– Вот дерьмо, – раздраженно сказала она. – Сахар – это не сахар. Это соль.

– Никогда бы не подумал, что скажу такое. – Он сокрушенно покачал головой. – Но я, кажется, начинаю жалеть Бруно Перри-Брента. Бедняга хотя бы представляет, во что ввязался?

Для Бруно это было впервые. Раньше подобные вопросы вообще не вставали на повестку дня.

Но сделать это было необходимо, хоть и тяжело. Максин перевернула его мир. Он хотел провести с ней всю оставшуюся жизнь. Он был донжуаном, сколько себя помнил. Изменять для него было так же естественно, как дышать. Но теперь это осталось в прошлом. Ему никто больше не нужен, кроме Максин.

Было два часа ночи, Нина сидела за кухонным столом и пила ромашковый чай. Ее длинные белые пальцы, сжимавшие чашку, казались почти прозрачными в приглушенном свете настенных ламп. Ее лицо выглядело бледнее обычного, но голос был спокоен, как всегда.

– Значит, это все время была сестра Дженни Синклер. – Она задумчиво кивнула. – Как интересно. Знаешь, Дженни говорила со мной о тебе. Я думала, что это с ней у тебя роман.

– Не мой тип, – сказал Бруно, потому что честность честностью, но кое о чем, безусловно, лучше промолчать. Собственная репутация его не беспокоила, но он мог хотя бы защитить честь Дженни.

– А Максин – твой?

– Да.

– Ты абсолютно уверен?

Он кивнул.

– Абсолютно.

– Ну хорошо. – Нина пожала плечами. – Рано или поздно это должно было произойти. Честно говоря, я не ожидала, что мы продержимся так долго.

Она спокойно приняла это, благодарно подумал Бруно. Но Нину вообще ничто не могло вывести из себя. Ему это в ней всегда нравилось.

– Я не ожидал, что такое может случиться, – признался он с грустной улыбкой. – Особенно со мной.

– Где вы будете жить?

– Завтра я встречаюсь с Доном Хикменом. Летний сезон уже закончился, и теперь он наверняка сможет подыскать мне недорогую дачу. Полагаю, мне стоит начать подыскивать и другую работу. – Он помолчал, потом добавил: – Но, если ты хочешь, чтобы я остался здесь…

– Нет. – Нина покачала головой. – Лучше не надо.

– Хорошо. – Бруно озабоченно взглянул на нее. – Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?

Она улыбнулась.

– Ну конечно. У нас было хорошее партнерство, а теперь оно закончилось. Это не конец света.

Он наклонился и поцеловал ее бледный лоб.

– Спасибо. Благодаря тебе это было легко.

– Пожалуйста. – Нина поцеловала его в ответ, легонько взъерошила ему волосы, встала и поставила пустую чашку в раковину.

– Но тебе будет нелегко, с финансовой точки зрения. У Максин много денег?

– Нет.

– Боже, – удивленно сказала она. – Тогда это и правда любовь.

Бруно прилег в свободной спальне и быстро заснул, разметавшись на кровати. Беззвучно роняя слезы, Нина стояла на пороге и смотрела, как мужчина, которого она любила последние десять лет, видит сны о любимой девушке. О другой.

Но она поступила абсолютно правильно, убеждала себя Нина. Рыдать, умолять его остаться, может даже попытаться подкупить его еще большими деньгами – так можно было заслужить только его презрение. Вместо этого, она отнеслась ко всему спокойно и с пониманием, и это было гораздо лучше – они могли остаться друзьями. А что еще важнее, такое расставание оставляло двери открытыми. Бруно будет знать, что всегда сможет вернуться.

Ты покидаешь меня, потому что влюбился в кого-то по имени Максин Воган, думала Нина. Она, конечно, красива и может тебя рассмешить. Да и в постели, должно быть, хороша. Но она не будет любить тебя так сильно, как я, и поэтому я отпускаю тебя. Потому что не важно, сколько это продлится. Я все равно буду ждать твоего возвращения.

ГЛАВА 42

– Дженни, я так рада за тебя! – Максин обхватила сестру за плечи и закружила в танце прямо в узеньком холле, топча воскресные газеты, выскользнувшие из щели почтового ящика. – Я принесла шампанское, чтобы отпраздновать. Алан еще в постели? Скажи, пусть сейчас же идет сюда и обнимет свояченицу после долгой разлуки!

Дженни, отложив скомканные газеты, поднялась наверх вслед за ней.

– Вы разминулись. Он уехал в серфинг-клуб. Вернется около полудня.

Не скрывая облегчения, Максин сжала плечо Дженни.

– Ну, ничего страшного. В другой раз. Может, так даже лучше: поболтаем как следует и сами выпьем все шампанское. Захвати куртку и пару бокалов, закатимся на пляж.

Было холодно, но солнечно, начался отлив. Они остановились у кромки воды, Дженни держала наготове бокалы, а Максин выдернула пробку из бутылки и зашвырнула ее в сверкающее бирюзовое море.

– За тебя и за Алана, – сказала она, наполнив бокалы. – Пусть ваша жизнь всегда будет счастливой. Твое здоровье!

– Твое здоровье, – ответила Дженни с покорной улыбкой. Ей было приятно, что Максин радуется, хотя это стало для нее сюрпризом. Она готовилась услышать критические замечания, подозрения и миллион вопросов, приправленных фирменным сарказмом Максин. Шампанское на пляже и сердечные поздравления явились для нее полной неожиданностью.

– Между прочим, это от Гая. – Максин помахала бутылкой. – Он передает тебе наилучшие пожелания. И еще кое-что. – Порывшись во внутреннем кармане своей потертой кожаной летной куртки, она извлекла мятый чек. – Твое жалованье за последнюю неделю.

Дженни едва не отказалась от чека. Получать деньги за то, что даже не напоминало работу, было как-то странно. Но еще более странно было бы не брать этих денег, и она засунула листок в задний карман джинсов.

– Спасибо, я отлично провела время.

– Они тоже. – Максин посмотрела на нее с шутливым упреком. – Хотя я начинаю серьезно сожалеть, что послала тебя туда. Теперь Джош и Элла требуют, чтобы я пекла печенье. И речь о настоящем печенье, – хмуро добавила она, – с мукой и всем остальным. А не об этом, из пакетов, которое делала ты.

Дженни с любопытством следила, сколько продержится Максин. Она явно делала героические усилия, чтобы не сорваться и не засыпать Дженни вопросами. Подозревая, что Гай провел с ней воспитательную беседу, Дженни заключила сама с собой пари, что Максин сломается где-то между пещерой контрабандистов и прудами в скалах.

До пещеры контрабандистов оставалось еще ярдов двести, когда Максин, увлеченно расписывавшая отвратительного ребенка, с которым она снималась в рекламе, неожиданно встала как вкопанная и сорвала солнцезащитные очки.

– Довольно, – заявила она, пригвоздив Дженни взглядом. – Ты повеселилась от души, но это уже жестоко. Пусть Гай мать его Кэссиди требовал не устраивать тебе допрос третьей степени, но я, в конце концов, твоя сестра. Так что перестань прикидываться, будто тебя интересует моя звездная карьера, и выкладывай все.

Дженни посмотрела на часы. Целых девять минут; кто бы мог подумать, что Максин сможет так долго держать себя в руках?

– Все, что тебе хочется знать? – невинно сказала она. – Хорошо. Сначала нужно просеять муку. Не забудь добавить щепотку соли. Затем ты…

– Прекрати немедленно! – Максин подняла влажный, скользкий ком морских водорослей и медленно направилась к ней. – А ну рассказывай сейчас же про Алана!.. Почему он исчез, почему вернулся, чем занимался? Что ты собираешься делать?

Когда Дженни закончила свой рассказ, Максин готова была пожалеть, что так допытывалась.

Прежде всего, не поддавался логическому осмыслению сам факт, что Дженни действительно верит в эту несусветную чушь, которую вкручивает ей ее ублюдок муженек. Максин могла поклясться, что это просто бред сивой кобылы.

– …вот и все. – Дженни вылила в свой бокал остатки «Боллинджера». Искоса взглянув на Максин, она с вызовом сказала: – Давай, теперь твоя очередь. У тебя наверняка уже есть свое мнение.

Ее мнение об Алане Синклере трудно передать словами, подумала Максин. Но еще она поняла, что была права – Дженни не примет никакой критики. Одно неверное слово, и она кинется защищать Алана. Не стоит даже заикаться о своих подозрениях.

Но она, слава богу, актриса и способна переиграть даже своего неподражаемого зятя. Пусть Дженни сама узнает правду, когда придет время.

Всю прошедшую неделю Максин оттачивала свой драматический талант, повторяя доверительным тоном: «Выбирая „Бебисофт", вы выбираете лучшее». Теперь, прислонившись спиной к холодной скале в дальнем конце пляжа, она решила замахнуться на большее и сказала:

– Дженни, а что, по-твоему, я могу сказать? Ты счастлива, и для меня этого достаточно. Я рада, что он вернулся.

Они уже повернули к дому, и тут Дженни без всякой задней мысли наконец задала тот самый вопрос:

– Ну, а как там в Лондоне? Чем ты еще занималась? Наверняка ходила на вечеринки. Познакомилась с симпатичными парнями?

Дженни несла бокалы. Максин, с пустой бутылкой из-под шампанского в кармане, запускала по волнам блинчики. Последний камешек взлетел над волной и скрылся из виду. Порыв ветра растрепал ей волосы, она поправила прическу.

– Я ходила на вечеринку, – сказала она в конце концов, – и встретила симпатичного парня.

– Теперь моя очередь сгорать от нетерпения? Продолжай, не стесняйся! Рассказывай! И чтоб до мельчайших подробностей.

– Я немного знала его до этого. – Максин вздохнула, пожалев, что не выклянчила у Гая вторую бутылку. Пара глотков придали бы ей храбрости. – Но до той вечеринки я не знала, что он мне нравится. Ты тоже его знаешь. Даже очень хорошо. И думаю, ты не особенно обрадуешься, когда я скажу, кто он.

Дженни задумалась. Растерянно пожав плечами, она сказала:

– Пожалуй, ты меня поймала. Но если он актер… – Ее глаза изумленно расширились, и она прижала руки к груди. – Но это ведь не… Мел?

– Послушай, он любит меня, а я люблю его, – быстро сказала Максин. – Это серьезно. Я знаю, что ты его ненавидишь, но ты должна мне верить… Первый раз в жизни я на самом деле…

– Мел Гибсон?! – закричала Дженни, и несколько чаек в панике взвились в небо.

– Бруно. – Максин вжала голову в плечи. Вот, она сказала это. Теперь остается молить Бога, чтобы Дженни не залилась слезами.

Но Дженни рассмеялась.

– Это шутка? Макс, так нечестно. Ну хватит, я ведь все тебе рассказала!

– А теперь я тебе рассказываю. Это никакая не шутка. – Максин несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. – Он появился на вечеринке в пятницу вечером и практически похитил меня. Правда, я и не сопротивлялась. – От воспоминания о той ночи у нее приятно защекотало в животе. – Он хочет жениться на мне. Он уходит от Нины. Дженни, для меня это было полной неожиданностью, как и для тебя, но это уже случилось! Я даже не могу описать, что я чувствую…

– Да-а-а… – сказала Дженни. Чайки все еще испуганно кружили над их головами. – Я потрясена.

– Мне жаль.

– Жаль, что я потрясена, или ты о Бруно?

– Ты знаешь, о чем я. – Максин покусала верхнюю губу. – Я до смерти боялась тебе говорить. Ты очень меня ненавидишь?

– Я тебя не ненавижу. Я просто поражаюсь, что ты оказалась такой дурочкой, – вздохнула Дженни. – С какой стати мне ненавидеть тебя? Макс, когда мы гуляли здесь в прошлый раз, кто-то устроил мне настоящий разнос. Я не помню все дословно, но там говорилось, что нужно держаться подальше от Бруно Перри-Брента, потому что он беспринципный, сексуально озабоченный, дерьмовый ублюдок, который принесет мне только новые огорчения. Тебе это ничего не напоминает, или у нас есть сестра-близнец, о которой я не подозревала?

– Черт. – Максин стало неловко. Но она еще не сдавалась. – Слушай, я знаю, что я говорила все это, но в этом все и дело: тебя он действительно мог сделать несчастной. Ты хорошая и думаешь, что все остальные тоже хорошие. Ты доверчивая, честная, добрая; для таких, как Бруно, это просто приглашение поступать с тобой плохо. Они не могут устоять. И я это знаю, – страстно добавила она. – Потому что я сама Бруно. Я не доверяю мужчинам, я эгоистичная стерва и невозможная врунья. Неужели ты не видишь, Дженни? Мы с Бруно созданы друг для друга!

Дженни нахмурилась.

– Я думала, он тебя бесит.

– Так и было. – Максин виновато посмотрела на нее. – То есть я так думала. Но на самом деле меня бесило то, что я знала: в конце концов он тебя обидит. Я словно смотрела на себя и Мориса. Ты ведь меня знаешь. Я просто не выношу милых, надежных мужчин. Чем лучше они ко мне относятся, тем хуже я себя веду. Если мужчина хочет меня заинтересовать, он должен быть негодяем, с которым я могла бы сражаться. Не драться, конечно, – пояснила она в ответ на поднятые брови Дженни. – Никаких выбитых зубов. Просто я не должна до конца быть в нем уверена.

Максин говорила очень страстно. Странно, подумала Дженни, похоже, это действительно правда.

– Я знаю, это мазохизм. Я безнадежный случай. Но когда все просто, мне становится скучно…

Дженни, недовольно подумав, что просто повторяет то, что раньше говорила ей Максин, все же сказала:

– Но остается еще Нина. Ты сказала, Бруно собирается с ней расстаться. Почему ты думаешь, что он это сделает?

– Я не думаю. – Максин подавила желание швырнуть в галдящих чаек бутылкой из-под шампанского. Встретив взволнованный взгляд Дженни, она подумала о том, что сказал ей Бруно по телефону сегодня утром. – Я знаю. Он уже это сделал.

Они вышли на шоссе. Было уже около двенадцати.

– Алан будет дома с минуты на минуту, – сказала Дженни, роясь в карманах в поисках ключа. – Если останешься на ланч, мы будем очень рады. Или тебе нужно вернуться?

– Я получила особое дозволение, – ответила Максин, без особой нужды посмотрев на часы. Она уже договорилась встретиться с Бруно в двенадцать тридцать в баре «Дюна». Почему-то милые посиделки вчетвером ее не прельщали. – Гай отпустил меня до вечера; он повез детей на ланч к Мими Маргасон. Кажется, вы у нее с ним были? Я ее не видела, но, судя по рассказам, это нечто.

– Так и есть. – Дженни подумала, увидит ли она когда-нибудь Мими снова. Ее не оставляло тревожное чувство, что все мосты сожжены. И теперь она может встретить Гая и детей, только если они зайдут к ней в магазин. – Она совершенно безумная. Но очень, очень милая.

– Тогда она вряд ли мне понравится, – ответила Максин. – Как я уже говорила, милые люди меня нервируют. Кроме тебя, – добродушно добавила она. – Сестры не в счет.

– Так значит, ты останешься на ланч?

– Не могу. – Они уже подошли к магазину. Максин чмокнула Дженни в холодную щеку. – Я встречаюсь с Бруно. Странно, правда?

– Да уж, – улыбнулась Дженни.

– Мы обе счастливы, – сказала Максин, которой очень хотелось бы не чувствовать себя так виновато. – Мы обе встретили мужчин своей мечты. Осталось одно.

– И что же?

– Найти какую-нибудь бедняжку для Гая.

ГЛАВА 43

Бруно явно не привык тратить время даром. Когда Максин, опоздав всего на пару минут, вошла в бар «Дюна», он уже увлеченно болтал с невероятно хорошенькой брюнеткой, одной рукой подливая ей вина в бокал, а другой подбрасывая два комплекта ключей.

– Ты опоздала, – заметил он, когда Максин присоединилась к ним. – Кажется, вы с Перл не знакомы? Я как раз рассказывал ей, как влюблен в тебя и как ты навсегда изменила мою жизнь. Представляешь, каким идиотом я бы выглядел, если бы ты не пришла?

– Он определенно изменился, – подтвердила Перл, с добродушным любопытством разглядывая Максин. – Я подошла, только чтобы пригласить его на вечеринку завтра вечером, а он уже двадцать минут не умолкая говорит о тебе. И сказал, что на вечеринку не пойдет.

Бруно, восторженно сверкая глазами, обнял Максин за талию.

– Опять будут приставать всякие, чтобы затащить меня в постель. Теперь в моей жизни будет только одна женщина. Если мы есть друг у друга, зачем нужны вечеринки?

– Старый скучный пердун, – сказала Максин и налила себе вина. – Я люблю вечеринки. Если меня пригласят, я пойду.

– Приходите вдвоем. – Перл нацарапала адрес на салфетке. Улыбнувшись Максин, явно получившей ее одобрение, она сказала: – Уверена, будет весело.

Бруно взял салфетку. Максин быстро выхватила ее из его руки.

– Я точно приду, но Бруно вряд ли. Видишь ли, ему больше не нужны вечеринки. К нему опять будут приставать всякие, чтобы затащить его в постель.

– Спасибо, – сказал Бруно, когда Перл ушла.

– В чем проблема? – поинтересовалась Максин. – Боишься, что не сможешь устоять перед искушением?

– Послушай, мы оба знаем, что ни на какую вечеринку ты завтра не пойдешь. Гай уехал, и ты осталась с детьми. Я думал, ты не захочешь, чтобы я шел один, и поэтому отказался, только и всего.

– Ну и что мы теперь должны делать? Помчаться в ближайшую больницу и попросить сшить нас вместе? Милый, нам придется научиться доверять друг другу. Я не собираюсь запрещать тебе делать то, что ты хочешь, а ты, разумеется, не должен запрещать мне. Запомни только: если я когда-нибудь узнаю, что ты обманывал меня, все будет кончено. – Она провела указательным пальцем по его горлу. – Финито. Капут. В расход.

Бруно поцеловал ее.

– Я тебя люблю.

На них пялились, но Максин было плевать.

– Я тоже. Давай сбежим на край света.

Он положил перед ней комплект ключей.

– В таком случае дадим им настоящую тему для сплетен. Вот, возьми. Дон сегодня утром показал мне пару домов. Теперь я гордый наниматель Коттеджа у Мола.

– Ты не терял времени даром, – восхитилась Максин. – Там мило?

– Мило? Коттедж у Мола – это поистине очаровательное пристанище, домик семнадцатого века, с восхитительным видом на море, двумя уютными спальнями, просторной душевой и шикарным потолком с балками. Правда, гостиная немного меньше душевой, обои просто неописуемые, а сад зарос бурьяном, – добавил он, – но если мы сможем закрыть глаза на обстановку, то выживем. Зато обошлось почти даром.

Максин взяла ключи.

– Полагаю, это современный эквивалент кольца с бриллиантом.

– Кольцо с бриллиантом у тебя уже было. Вторая помолвка – это вульгарно, – усмехнулся Бруно. – И не забывай: я новоиспеченный оборванец. Пока кольцо с ключами – это все, что я могу себе позволить.

Теперь настал черед Максин целовать его.

– Мне плевать. Когда ты собираешься вселяться?

– Как только ты допьешь бокал. Мои чемоданы в машине.

Ее опять охватило чувство вины.

– Как Нина?

– Нормально. – Бруно осушил свой бокал. – Абсолютно нормально. Она даже помогла мне собраться.

Слегка нахмурившись, Максин покрутила в пальцах бокал.

– Неужели она ни капли не расстроилась?

– Нет. – Про себя он пришел к заключению, что Нина решила, будто он просто потерял голову и придет в себя к Рождеству. Ничего такого, разумеется, не случится, но благодаря этому расставание прошло гораздо легче. – Она ко всему относится спокойно. Она считает, что нашему окончательному расставанию препятствует только одно.

– И что же?

– Ресторан «У Бруно». – Он скорчил гримасу. – Сегодня утром она говорила с новым поваром, и тот сказал, что, если все дела передадут ему, ресторан должен будет получить его имя.

Максин, которая только мельком видела долговязого, рыжеволосого индивидуума с оттопыренными ушами, сказала:

– Не могу припомнить, как его зовут. Бруно улыбнулся во весь рот.

– Уэйн.

– Извините, я опоздал, – сказал Алан, распахивая дверь в час десять. Он заключил Дженни в объятия. – Я совершенно потерял счет времени. Там была вся старая банда, ты не представляешь, как они на меня набросились.

А ты не представляешь, как я волновалась, думала Дженни, стараясь сохранять спокойствие. Пунктуальностью он никогда не отличался, но она все равно не могла не волноваться, не думать, увидит ли его вновь. Она не знала, сможет ли когда-нибудь избавиться от своих страхов.

Но нужно держать это в себе. Скандал все равно ничего не решит, а узнав о ее страхах, он только опять будет чувствовать себя виноватым.

– Не волнуйся, я подозревала, что ты опоздаешь. – Она непринужденно вытерла о джинсы влажные ладони. – Они твои друзья; вам наверняка о многом хотелось поговорить.

– Все равно я должен был подумать о тебе. – Он провел рукой по ее волосам. – Но ты действительно не должна волноваться, милая. Я больше не собираюсь пропадать. Теперь от меня ты увидишь только хорошее.

Она улыбнулась.

– Вот и хорошо.

– И в качестве компенсации за опоздание я сам приготовлю ланч. – Он начал с серьезным видом засучивать рукава джинсовой рубашки. – А ты можешь задрать ноги и расслабиться. Я все сделаю сам.

Дженни рассмеялась, потому что жареной бараниной пахло на всю квартиру.

– Все уже готово, – сказала она.

Как и ожидалось, Алан изобразил на лице ужас.

– Все? Жареный картофель, луковый соус, овощи?

Она кивнула.

– Боюсь, что так.

– Ну что ж, в таком случае… – Алан взял ее за руку и мягко потянул в сторону спальни. – …Мы оба можем задрать ноги.

Дженни изогнула бровь.

– И расслабиться?

Скользнув рукой под ее свободный лиловый свитер, он нащупал молнию на джинсах.

– А расслабимся мы немного позже…

– О, черт. – Застонав, Дженни отпрыгнула от окна. – Поверить не могу. Вот дерьмо.

– Кто это? – беззаботно поинтересовался Алан, когда она, извиваясь, переползла на другую сторону кровати и дотянулась до своего халата. Кто бы это ни был, он умел приходить вовремя.

– Быстро надень что-нибудь, – прошипела Дженни. – Это мама.

Tea Воган гордилась тем, как воспитала своих детей, с детства приучая их быть независимыми, позволяя им самостоятельно принимать решения и никогда не заявляя: «А я что тебе говорила», когда решения оказывались неправильными. Но всему есть предел. На этот раз Дженни зашла слишком далеко. Ни одна мать, думала она, не будет сидеть и смотреть, как ее дочь совершает ошибку настолько монументальную, как та, что сейчас совершала Дженни.

– Мама! – Дженни, раскрасневшаяся и растрепанная, открыла дверь. – Какой сюрприз! Обычно ты звонишь.

– Какое совпадение, – хмыкнула Tea. – И ты тоже. Когда хочешь мне что-нибудь рассказать, – многозначительно добавила она. – Например, новость, которую, по-твоему, мне интересно будет узнать.

Дженни знала, что это будет нелегко. Tea определенно ступила на тропу войны, оскорбленная тем, что ее держали в неведении, и настроилась сделать из происходящего драму по всем правилам. Поэтому она и не предприняла до сих пор попытки связаться с матерью.

– Я звонила тебе, – оправдывалась она. – Вчера. Никто не подходил.

– Вранье и чушь, – отрезала Tea, топая вверх по лестнице в развевающемся малиновом плаще. – Я отсутствовала дома менее пятнадцати минут. И без сомнения, ты была слишком занята, чтобы позвонить еще раз. Поэтому новости мне сообщила эта пронырливая кошелка Элси Эллис, которая, судя по ее рассказу, провела последние пару дней, прижавшись ушами к смежной стене. Смею заверить, она делилась новостью о возвращении твоего мужа с каждым, кто переступал порог ее булочной. Лично я удивлена, что она не стояла на ступенях треклятой мэрии с мегафоном.

– Послушай, я прощу прощения. – Сердце Дженни противно трепыхалось в груди. Это было даже хуже того раза, когда Максин и крикетиры застукали ее с Бруно. – Но я не понимаю, почему ты так злишься из-за возвращения Алана. Ты могла хотя бы порадоваться за меня.

– Боже, какая ты наивная! – фыркнула мать. – А я-то думала, что я была дурой, когда вышла за твоего отца! По крайней мере, мне хватило мозгов расстаться с ним до того, как он успел испортить всю мою жизнь.

– Это не одно и то же. – Дженни повысила голос, взбешенная обвинениями. – У тебя все было по-другому! Ты сама нам рассказывала, что он постоянно тебе изменял. Алан этого не делал. Мой отец годами мучил тебя: ты не можешь сравнивать твой брак с моим. Ты ворвалась сюда, заранее все решив, а сама даже не знаешь, почему он ушел.

Она непроизвольно съежилась, когда Tea одолела лестницу и рывком распахнула дверь. Если Алан решил спрятаться, презрению ее матери не будет границ.

Но он был там, наливал шабли в бокалы и – хвала небесам! – полностью владел собой.

– Не сердись на мать, – спокойно сказал он, очевидно услышав разговор на лестнице. – Она хочет тебе добра. Кстати, я выключил духовку. Почему бы нам не присесть и не поговорить спокойно?

Тут Алану не было равных. Дженни, молча налегая на вино, предоставила Алану ему самому все рассказать.

Однако на ее мать рассказ не произвел впечатления.

– Какая трогательная история, – сардонически заметила она. – Прости, что не заливаюсь слезами, но меня не так легко разжалобить, как мою дочь.

Алан пожал плечами.

– Мне жаль, я знаю, что вы сейчас думаете. Но это действительно правда.

– Брехня, – сказала Tea. Дженни вздрогнула.

– Мама!

– Да повзрослей ты наконец! – рявкнула Tea. – Я никогда в жизни не слышала такой ерунды. Если бы у него хватило духу признаться, что он сбежал с другой женщиной, я, может, и простила бы его, но это… этот совершеннейший бред просто жалок. Дженни, он делает из тебя дуру, и я не позволю этому продолжаться.

– Мне жаль, что вы так думаете, – сказал Алан, взяв Дженни за руку. Горестно покачав головой, он посмотрел Tea в глаза. – Я не могу доказать этого, но никакой другой женщины не было. Это чистая правда, и Дженни мне верит. Возможно, со временем и вы поверите. Я очень надеюсь, хотя бы ради спокойствия Дженни, но…

– Но – ничего! – злобно заявила Tea. – Разве я похожа на недоумка? Ты врун и обманщик, и ты уже один раз испоганил моей дочери жизнь. Если ты думаешь, что я позволю тебе сделать это снова, мой милый, то глубоко заблуждаешься.

– Ну все, хватит! – закричала Дженни. С пылающим лицом она вскочила на ноги, едва не опрокинув столик, и распахнула дверь. – Это ты обращаешься со мной, как с недоумком. Алан мой муж, и ты просто завидуешь, потому что мой муж вернулся, а твой нет. В чем дело? Ты не желаешь мне счастья?

– Ради бога! – потрясенно простонала Tea. – Конечно, я хочу, чтобы ты была счастлива. Поэтому я и пришла сюда – чтобы заставить тебя прозреть.

– Тогда позволь мне сказать, что сделает меня счастливой, – заорала Дженни, схватившись за дверную ручку, чтобы не упасть. – Твой уход. Потому что я не хочу больше слушать эту грязь. Ты лезешь в мою жизнь, а мне это не нужно. И ты мне не нужна. Так что почему бы тебе не сделать нам одолжение и не убраться отсюда немедленно?

ГЛАВА 44

После позднего ланча Мими прогуливалась с Гаем по саду. Впереди носились Джош и Элла, выясняя, кто изобразит наиболее зрелищное падение. Взмахнув руками и пьяно подогнув ноги, Элла боком рухнула в клумбу.

– Вот маленькие мазохисты, – заботливо сказала Мими, когда Элла издала восторженный клич, а Джош, не желая проигрывать, нырнул вниз головой в заросли рододендронов. – Ведь так и будут падать, пока не повредят себе что-нибудь, а потом прибегут, чтобы их жалели.

– Кого нужно пожалеть, так это меня. – Гай, замолчав, сфотографировал вылезавшую из клумбы Эллу. – Ничего не получается так, как запланировано. Бог знает, что еще случится, но уверен, мне это не понравится.

Бедный Гай. Мими уже слышала о возвращении Алана Синклера.

– Кстати, о мазохизме, – сказала она с видом знатока. – Мы взрослеем, но это вовсе не значит, что детские привычки тоже автоматически исчезают. Посмотри на меня. Я десять лет жизни потеряла, пытаясь похудеть. И чего я добилась? Похудела на стоун, потом этот же стоун набрала и чуть не свела в могилу всех вокруг. Что могло быть глупее? Я была несчастна, дорогуша… раба моды. Забросить диеты было лучшим решением в моей жизни.

Учитывая, что на Мими в тот момент был розовый мохеровый кардиган, усыпанный блестками, лиловая блуза из органзы и сине-белая полосатая юбка, трудно было представить ее рабой моды.

Не понимая, к чему она клонит, Гай осторожно кивнул.

– Понятно.

– То же самое с Дженни, – победоносно заявила она. – Она думает, что привязана к этому ее негодяю муженьку, а на самом деле он просто привычка, от которой она не избавилась. Наберись терпения. Со временем она образумится и поймет, что может прожить и без него. Теперь-то ты наверняка жалеешь, что не сделал раньше первый шаг, – добавила она. – Тогда она дважды подумала бы, прежде чем сбежать. Так что винить можешь только себя.

– Неужели? – Гай изо всех сил сохранял серьезный вид. – Что ж, все это очень интересно, но боюсь, ты не туда свернула. Дженни мой друг, ничего больше. Когда я говорил, что не знаю, что еще случится, – объяснил он, – это относилось к Максин. Ее новое увлечение может обернуться для меня катастрофой. Если она решит жить вместе с Бруно Перри-Брентом, мне придется искать новую няню.

– Ну разумеется, – радостно сказала Мими. – А кто идеально подходит для этой работы? Дженни.

– Ты бесстыдница. – На этот раз он все-таки улыбнулся. – Не говоря о том, что у нее магазин, повторяю: Дженни не в моем вкусе.

Мими плотнее запахнула кардиган.

– Ты только мужчина, – сказала она утешительно. – Что ты можешь знать? Ты считал, что в твоем вкусе Серена.

* * *

– Мне пора, – с сожалением сказала Максин, выкладывая холмик мыльной пены Бруно на плечо. – Мы не можем провести остаток жизни лежа в ванне. Я и так сморщилась, как чернослив.

Он взял ее руку и один за другим поцеловал пальцы.

– Я не желаю, чтобы ты уходила. Почему ты не хочешь жить здесь со мной?

– Что, бросить работу?

– Я ведь бросил Нину, – напомнил Бруно. – И работу. Не собираюсь сидеть и ждать, когда ты выкроишь для меня свободный часок.

– Ты же поступал так с женщинами. Ну вот, теперь узнаешь, каково быть принимающей стороной.

– Я хочу, чтобы мы были вместе, – упорствовал он. – Всегда.

Максин поцеловала его в лоб.

– Я тоже, но тогда мы оба будем безработными. Кроме того, Гай по-своему хорошо ко мне относится, и я не хочу его подводить. Почему бы нам просто не посмотреть, как пойдут дела, прежде чем на что-то решаться?

– Большое спасибо, – прошептал Бруно, подумав, что он уже действовал крайне решительно.

– Не смотри на меня так, – дружелюбно сказала она. – Ты понял, что я хотела сказать. А пока я поговорю с Гаем. Может, он разрешит мне ночевать здесь, когда сам будет дома. А днем дети в школе.

– Какая неожиданная забота о Гае Кэссиди, – посетовал Бруно. – Он-то вряд ли будет ломать голову, как облегчить нам жизнь. Я ему вообще не нравлюсь.

– Не волнуйся. У меня есть к нему свой подходец. Ты мне доверяешь?

– Нет. Поэтому и хочу, чтобы ты жила здесь.

– Я тебе тоже не доверяю, – сообщила Максин, застегивая рубашку. – Так что забудь об этом. Потому что я никуда не собираюсь переезжать, пока ты не убедишь меня, что я могу это сделать.

Гай просматривал кипу счетов и жевал сандвич с мармеладом, когда в комнату вошла Максин.

– Глядя на вас, можно подумать, что вы только что вылезли из кровати, – сказал он, заметив спутанные волосы, блестящие глаза и совершенно мятую белую юбку.

– Вот что делает с людьми любовь, – бесстыдно улыбнулась она.

Джош и Элла сидели у камина, склонив белокурые головы над «Монополией». Подняв взгляд, Джош с надеждой сказал:

– Если вы весь день спали, думаю, вам наверняка захочется сейчас поиграть в «Монополию». Я уже почти разорил Эллу.

Гай отложил счета в сторону.

– Как Дженни?

– Счастлива. – Максин закатила глаза. – Что я могу сказать? Он скормил ей какую-то дикую историю, и она с радостью проглотила. Я просто слушала и притворялась, что рада за нее. – Усаживаясь на пол рядом с Эллой, она добавила: – Но это было правильное решение. Сейчас она не потерпит никакой критики в его адрес.

– Хм, – сказал Гай, – я так и понял. Звонила ваша мама, хотела поговорить с вами.

Максин нахмурилась. Если Tea из посторонних источников прознала о том, что Бруно расстался с Ниной, очень вероятно, что она собирается выступить с лекцией. Ее мать трепетно относилась к таким вещам.

– Ох. Она не сказала, о чем?

– В красках. – Гай посмотрел на детей, проверяя, не слушают ли они. – Сегодня днем она явилась домой к Дженни и высказала Алану все, что о нем думает. Ничего хорошего из этого не вышло. Они с Дженни накричали друг на друга, и та выставила ее из дома.

– Черт. Бедная мамочка. Нужно было предупредить ее. Она расстроена?

– Расстроена? Нет. Скорее злится. – Он улыбнулся, вспомнив яркую речь Tea Воган. – Но больше всего на себя. Она понимает, что совершила ошибку.

– Папа, ты не мог бы одолжить мне две тысячи фунтов? – в отчаянии спросила Элла. – Чтобы спасти меня от банкротства.

– Еще она предупредила, что меня все это ждет впереди. – Гай покачал головой. – Да, растить дочерей неблагодарное занятие. Одни расстройства.

– Это значит нет, – провозгласил Джош. – Ты банкрот. Ты проиграла, а я выиграл. Максин, вы следующая. У меня гоночная машина, а вы можете взять старый башмак.

– У вашей мамы определенно есть характер. Иногда она говорила смешные вещи. Я бы хотел с ней познакомиться.

– Кстати, это мысль! Мы с Дженни как раз говорили утром, что нужно подыскать вам подружку. Может быть, я представлю вас своей маме?

ГЛАВА 45

Когда вошел Гай, Дженни добавляла последние штрихи к букету.

– Красиво. – Он кивнул на осенние цветы.

– Для мисс Стиррап с любовью от второго класса «С». – Завязав букет бронзовой лентой, Дженни степлером прикрепила карточку с подписью к целлофановой упаковке. – Она настоящая дракониха; нам она тоже преподавала английский и вечно оставляла весь класс после уроков в хорошую погоду, когда мы только и думали, как поскорее оказаться на пляже. Меня подмывало написать «Счастливой пенсии» сто раз. И при этом с ошибками, чтобы позлить ее.

Гай заметил, что у нее довольный и веселый вид. Вместо привычной униформы – джинсов и футболки – на ней было нежно-розовое шерстяное платье, подчеркивающее фигуру и цвет волос. Она даже наложила макияж, хоть и немного. К ней словно вернулись уверенность и жизнерадостность. Значит, все идет хорошо, решил он.

Но он все равно не мог заставить себя заговорить о чудесном возвращении блудного мужа. Вместо этого, ступив на безопасную почву, он положил на прилавок большой коричневый конверт.

– Я еду в Лондон, решил завезти это по дороге. Ну давай, открой. Это тебе.

– Правда? – Дженни бросила на него лукавый взгляд. – Что там, премиальные?

Гай улыбнулся.

– Боюсь, нет.

– Ой! – Фотография выскользнула из конверта, и у Дженни перехватило дыхание. – Боже… это потрясающе. Неужели это и правда я?

Проявив пленки, отснятые при тестировании фотоаппарата в пятницу, Гай сразу понял, что у него получилось нечто особенное.

Лучший в мире фотоаппарат, отличное освещение и удачный объект в сочетании могут дать адекватный, но абсолютно невыразительный результат, а потом происходит чудо, и в случайном кадре, снятом мимоходом, вдруг застывает время.

Гай почувствовал мгновенно, едва взял влажный снимок в руки, что вот он, именно такой успех. Такое происходит нечасто, но в прошлую пятницу случилось.

Не замечая фотоаппарата, Дженни взяла Эллу на руки, чтобы та могла посмотреть, как Джош катается на машинках. Они смеялись, близко склонившись друг к другу. Маленькие пальчики доверчиво обнимали Дженни за шею. На чуть размытом заднем плане – веселье и ярмарочная суета. И детский восторг Эллы, и радость Дженни запечатлелись с такой ясностью, что к горлу подступал ком. Это был тот самый, один на миллион, снимок, который мечтает сделать каждый фотограф. И Гай, когда ему это удалось, сразу понял, что делать дальше.

– Я не очень в этом разбираюсь, – сказала Дженни, внимательно разглядывая снимок. Посмотрев на Гая, она неуверенно добавила: – Но ведь снимок хороший, да? В смысле, действительно хороший.

– Думаю, да.

– В нем есть… сила. – То, что на фотографии она, к делу не относилось. Тряхнув головой, она попыталась выразить мысль яснее: – Его можно… почувствовать. Думаю, эта фотография не может не вызывать ответной реакции. Странно, мы выглядим, как…

– Как что? – полушутливо переспросил Гай, но она покачала головой и не ответила. На темном фоне и Элла, и Дженни казались светлыми блондинками, а удачный ракурс поймал сходство черт; но то, что они выглядели, словно мать и дочь, было просто игрой случая, и не стоило об этом говорить.

Поэтому она сказала только:

– Мне очень нравится. Спасибо.

– А теперь я попрошу об одном одолжении. – Гай знал наверняка, что пришло ей в голову, и его позабавило ее нежелание комментировать их с Эллой очевидное сходство. – Пару недель назад ко мне обратился фонд помощи детям. Они готовят общенациональную благотворительную кампанию и попросили меня о помощи.

– В сборе средств? – Дженни обрадовалась возможности отблагодарить его за фотографию. – Чем я могу помочь? Поставить на прилавок кружку для пожертвований? Я один раз стояла на улице с такой кружкой, собирала средства для Королевского общества защиты животных. – Усмехнувшись, она добавила: – Дело шло очень успешно. И только через три часа я поняла, что у меня расстегнуты почти все пуговицы на рубашке. Все эти мужчины глазели на мою грудь, когда засовывали в кружку фунтовые банкноты, а я еще говорила «спасибо» и думала, какие они чудесные и душевные люди.

– Сколько тебя знаю, никогда бы не представил в роли топлесс модели.

– Я была хуже чем топлесс, – Дженни поморщилась. – На мне был старый лифчик, сколотый булавкой. Просто позор.

– Ты, конечно, можешь поставить здесь кружку, если хочешь, но я не это имел в виду. – Гай постучал пальцем по фотографии. – Понимаешь, они попросили меня сделать рекламный постер для кампании. Если ты не против, я бы хотел использовать это.

Она уставилась на него.

– Ты шутишь?

– Зачем мне шутить? Снимок отличный. Как ты сама сказала, на него невозможно посмотреть и ничего не почувствовать. Если немного повезет, – он подмигнул, – увидев это, нация поймет, что обязана раскошелиться.

В этот момент дверь магазина позади него распахнулась. Гай мог и не оборачиваясь предположить, что разлившийся аромат одеколона «Пако Рабанн» и сопровождающие его шаги принадлежат Алану Синклеру. Дженни покраснела до ушей, а ее рука автоматически потянулась поправить волосы.

Но он все же обернулся и в первый раз посмотрел на того, кто принес ей такое горе. Он увидел то, что ожидал: светлые волосы, смазливая мальчишеская внешность и море обаяния – типичный образ мужчины, уверенного в том, что он стоит неизмеримо выше каких-то там обязательств. Желание подойти и сказать Алану Синклеру все, что он о нем думает, было почти неодолимым, но Гай не мог позволить себе такой роскоши. Tea уже предприняла подобную попытку, которая с треском провалилась. Первый раз в жизни, подумал он, Максин оказалась права.

– Дорогой… я не ожидала, что ты вернешься так скоро. – Казалось, она одновременно обрадовалась и разволновалась. – Гай, это Алан, мой муж. Алан, познакомься с Гаем Кэссиди… хм… боссом Максин.

Тщеславным Гай не был. Но тем не менее по опыту знал, что любой мужчина с первой же встречи инстинктивно подозревает в нем объект вожделения своей жены или подруги. Даже если женщина не проявляла повышенного интереса – хотя, нужно признать, чаще все-таки такой интерес присутствовал, – мужчина начинал ревновать.

Интересно посмотреть, как отреагирует муж Дженни.

Алан, однако, сохранял прискорбное спокойствие. Когда он пожимал Гаю руку, улыбка не обнажила стиснутые зубы.

– С радостью, – спокойно сказал он. – Очень приятно познакомиться, Дженни много рассказывала мне о вас и о вашей семье. Признаться, я ваш большой поклонник.

– Спасибо. – А у мальчика есть обаяние, подумал Гай. Правда, учитывая, что ему около тридцати, он вовсе не мальчик; он просто не хотел выглядеть взрослым.

– Смотри, милый, Гай заехал, чтобы показать мне фотографию. – Тронув Алана за запястье, Дженни вложила ему в руку фото. – Он хочет использовать ее для постера, рекламирующего благотворительную акцию. Как по-твоему, разве это не замечательно?

Алан, явно впечатленный, несколько секунд рассматривал снимок. Наконец он кивнул, откинув назад свои белокурые локоны.

– Замечательно. Максин, наверное, на седьмом небе. Наконец-то она прославится.

Гай закусил губу. Если бросаешь жену, рискуешь столкнуться с проблемой, злорадно подумал он. Когда ты наконец возвращаешься, то не всегда ее узнаёшь.

– Ты идиот, – хихикнула Дженни. – Этоне Максин. Это я.

– А ведь и правда. – Ничуть не смутившись из-за ошибки, Алан еще раз взглянул на фото и кивнул. Повернувшись к Гаю, он заметил: – Очень выгодное освещение. Так вот почему вы такой востребованный фотограф. Все дело в умелой подаче.

Гай не поверил своим ушам. Неудивительно, что Дженни настолько не уверена в себе, с горечью подумал он. Эта парочка, Алан и Бруно, постаралась на славу.

– Тут нет никакой подачи. – Он заметил, как погрустнела Дженни. Сверкнув взглядом, он забрал у Алана снимок. – Я просто снял на пленку то, что там было.

– Ну конечно, – осознав свою ошибку, Алан пожал плечами и снова улыбнулся. – Прошу прощения, я просто неточно выразился. И я думаю, из этого выйдет отличный постер.

– Просто не могу поверить, – вздохнула Дженни. – Так непривычно.

– А уж как прибыльно. – Алан на секунду обнял ее, поздравляя. – Может, теперь мы наконец сможем устроить себе отпуск. – Он повернулся к Гаю. – Сколько она получит за это?

Гай удивленно смотрел на него. Дженни опять покраснела до ушей.

– Алан, это для благотворительной акции! Смысл в том, чтобы собрать деньги. Мне не будут платить!

– А-а-а… – В его голосе звучало неприкрытое разочарование. Он снова взглянул на снимок, теперь безо всякого интереса. – Жаль.

– Мне пора ехать. – Гай посмотрел на часы. Дженни явно чувствовала себя неловко, что, может, и неплохо, хотя если кому и должно быть стыдно, так это ее мужу. – Сегодня вечером я представлю идею организаторам. Когда они примут окончательное решение, я свяжусь с тобой.

– О боже, – сказал Алан, когда Гай ушел. – Я сел в лужу?

– Провалился по горло. – Дженни взяла корзину со мхом. До ланча ей нужно было закончить еще две гирлянды. – Как ты мог такое ляпнуть? Бог знает, что подумает Гай.

– Это вполне объяснимая ошибка, – обиженно сказал он. – Эти модели получают тысячи за пару часов работы, разве нет? Я просто защищал твои интересы. Нечего тебя грабить только потому, что ты друг.

– Никто никого не грабил. – Вспомнив, какое лицо было у Гая, она поежилась и начала укладывать влажный мох в проволочную основу первой гирлянды. – Это детская благотворительность. Платить никому не будут.

После этого интерес Алана угас совершенно.

– Тогда я не понимаю, почему ты возбудилась из-за этого. Боже, я умираю с голоду. Наверху есть что-нибудь перекусить?

– Только если ты купил еду. – Возмущенная его поведением, Дженни ответила едва ли не с сарказмом. – Дело в том, что я работаю с пяти часов утра и, боюсь, у меня не было времени посетить супермаркет.

Он тут же раскаялся.

– Я совсем не это имел в виду. Прости, милая.

– Ладно. – Она так увлеклась, что чуть не насадила палец на торчащую проволоку. – Только на кулинарные изыски не рассчитывай. Я не Суперженщина.

– Только не для меня. – Наклонившись через прилавок, он притянул ее к себе и поцеловал мягкий, грустный рот. – Не сердись, Дженни. Ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю.

Она не отреагировала. Он на самом деле расстроил ее. Не дождавшись ответа, он убрал с ее лица выбившуюся прядь и сказал:

– Ну хватит, милая. В чем дело? Я чего-то не знаю?

Дженни удивилась.

– Например?

– Например, за этой так называемой дружбой с Гаем Кэссиди кроется что-то посерьезнее?

О боже. Только не это.

– Ну? – настаивал он.

– Нет. – Она покачала головой. – Конечно нет.

– Хм, – похоже, Алана это не убедило. Он прищурился, заметив ее очевидное смущение. – Лучше, чтобы так и оставалось.

Ссора расстроила Дженни. Незлобивая по натуре, теперь она жалела, что разозлилась на Алана, хотя и знала, что поступила так не без причины. Алан по-прежнему не работал, и она не понимала, почему, помимо работы в магазине, должна еще и готовить обеды из трех блюд в свободные минутки.

Еле передвигая ноги, она поднималась в квартиру. На часах было шесть тридцать, она проголодалась и устала. Она определенно не была готова к вечеру словесного спарринга.

Но, взявшись за дверную ручку, она услышала крик Алана:

– Стой! Не входи!

На долю секунды ей показалось, что у нее остановилось сердце. Она неожиданно вспомнила фильм, который недавно смотрела по телевизору. Жена, вернувшись домой с работы раньше, чем обычно, услышала такой же приказ не входить из-за двери, а тем временем любовница мужа, закутавшись в простыню, выбегала через черный ход. Разница, конечно, была в том, что в этой квартире не было черного хода, только окна и водосток.

Через минуту Алан сам открыл дверь. Он улыбался.

– Хорошо, можешь заходить. Все готово. Она, конечно, не подозревала его всерьез, но, увидев, что ее ждет, все равно едва не разрыдалась. В гостиной не было никаких полуголых женщин. Вместо этого, там был сервирован на двоих маленький стол. Свечи бросали отсветы на скатерть и хрустальные бокалы, которыми пользовались только в особых случаях. В ведерке со льдом стояла бутылка шампанского.

– Сюрприз, – шепнул ей на ухо Алан. – Надеюсь, ты проголодалась.

Невероятно тронутая его жестом, Дженни смогла только кивнуть. Вот, напомнила она себе, за что я его люблю.

– Прости меня за утро. – Он за руку подвел ее к столу. – Дурацкая ревность. Но я все компенсирую. Садись. Я же говорил, что мы отметим мое возвращение шампанским.

Взглянув на этикетку, Дженни поняла, что это всего лишь «шипучка». Но оно ведь почти не отличается от настоящего…

Когда он начал откупоривать бутылку, она затаила дыхание, как всегда в предвкушении оглушительного хлопка. На этот раз все произошло совсем не так здорово. Пробка, вместо того чтобы отскочить от потолка, уныло плюхнулась на пол. Кругом стояла оглушительная тишина.

Алан выглядел расстроенным.

– Вечная история, – уныло сказал он. – Так и знал. Я всегда все делаю неправильно.

– Не будь глупым. – Глаза Дженни наполнились слезами, когда она встала и обняла его. – Ты все делаешь правильно. Ты приготовил первоклассный ужин, правда? Давай я быстро сбегаю в магазин за другой бутылкой, а ты пока накроешь на стол. Что скажешь?

– Будет лучше, – сказал он, – если ты дашь мне деньги, а я схожу за бутылкой. Ты пока взгляни на еду. Я старался как мог, но ты не единственная не Суперженщина, – добавил он с вызовом. – Это, может, и не важно…

Дженни улыбнулась.

– Что такое? В чем проблема?

– Ну, я не знаю… – Алан смущенно покачал головой. – Я раньше никогда не готовил дурацкого цыпленка. У него действительно в заднице должен быть пакетик с какими-то склизкими кусочками?

ГЛАВА 46

Дженни потрясающе выглядит, подумал Бруно, наблюдая за ней из дальнего угла, когда она пришла на вечеринку под руку с Аланом Синклером. Раньше он никогда не видел ее такой: одета с непринужденным шиком, в белой шелковой рубашке, заправленной в белые джинсы, и волосы распущены… Очевидно, возвращение мужа наполнило ее жизнь новым смыслом, решил Бруно, удивляясь этой волшебной перемене. Она ожила, словно засыхающий цветок, который наконец напоили водой.

Бруно взял себя в руки. Что с ним делается? Он никогда не увлекался сопливыми сравнениями. Скоро он превратится в анти-мачо…

Дженни выглядит хорошо, потому что она счастлива и влюблена, решил он, окончательно выбросив из головы все мысли об увядающих цветах. Все очень просто. Снизойдет ли она до разговора с ним, когда поймет, что он здесь, – тоже вопрос.

Обстоятельства не предоставили Дженни особого выбора. Не успела она решить, что будет игнорировать Бруно, как этот план в считанные минуты уничтожила Перл, притащив его на кухню. Дженни, прислонившись к холодильнику, ждала, когда Алан откупорит бутылку австралийского белого. Уставившись на календарь над плитой, она сделала каменное лицо. Но кухня была не очень просторная, а Перл трудно было заподозрить в особой деликатности.

–.. Я все равно тебе не верю, дорогой! – кричала она, повиснув у Бруно на руке и размахивая перед его носом указательным пальцем. – Можно сколько угодно говорить, что ты безумно влюблен в эту Максин, но значит ли это, что ты на самом деле собираешься хранить ей верность, отвергая всех остальных, и все такое прочее? Ты, разумеется, понимаешь, что весь город делает ставки на то, сколько ты продержишься, – весело добавила она. – Но пока никто не рискнул поставить на срок больше месяца.

У нее за спиной Алан взглянул на Дженни. Подняв брови, он произнес одними губами:

– Максин?

Кивнув, Дженни заставила себя улыбнуться, когда Бруно повернулся к ней. Иначе Алан наверняка заподозрил бы неладное.

– Я стал другим человеком, – усмехнулся Бруно. – Такое с кем угодно может случиться, даже со мной.

– Значит, ты и есть Бруно. – Шагнув вперед, Алан пожал ему руку. – Привет, я Алан Синклер, зять Максин. Я кое-что о тебе слышал.

– Какое совпадение, – заметил Бруно. – Я тоже о тебе слышал.

Перл, которая глотала одну за одной двойные порции текилы, празднуя успех своей вечеринки, изрядно набралась. Она до смерти любила Бруно – классный парень. С Аланом Синклером же она раньше знакома не была, но видела его среди прочих в клубе серфингистов, когда забегала оставить приглашения. То, что он тоже очень и очень симпатичный, она заметила еще тогда. Какая жалость, подумала Перл, что он явился с фигуристой белокурой подружкой на буксире.

– О Бруно все слышали, – со смешком сказала она Алану. – Может, я и не должна говорить это, раз ты родственник Максин, но это моя вечеринка, поэтому какого черта! Это плохой парень. Шикарный, – она схватила Бруно за руку и с чувством сжала, – но очень плохой… может быть, самый плохой в Корнуолле.

Дженни поежилась. Она до сих пор удивлялась, что не слышала никаких сплетен о Бруно, пока сама не стала с ним встречаться. Для всех остальных его похождения были практически легендами, с горечью подумала она. А Перл, которую она видит вообще первый раз в жизни, вот-вот пустится в самые интимные подробности…

– Вы смотрите на выдающегося соблазнителя, – продолжала тем временем та, не подозревая о страхах Дженни. – Он занимался этим долгие годы. Трудно представить, как он вдруг с этим покончит.

– Спасибо, – с напускной серьезностью сказал Бруно. У Дженни, стоявшей позади Алана, был совершенно убитый вид. Пожалев ее, он попытался перевести разговор на менее зыбкую почву. – Все это было в стародавние времена. С некоторых пор я стал другим человеком, клянусь. Как там твой папа? Удалось ему продать свою яхту?

Но Перл не собиралась сдаваться. Говорить о яхтах – такая скука. Куда веселее обсуждать Бруно Перри-Брента, решившего начать новую жизнь.

– В стародавние времена! – Она затряслась от смеха. – И давно у тебя был день рождения, старый мошенник? Я пропустила вечеринку, но Сюзанна все мне рассказала. Она сказала, что ты устроил потрясающую сцену какой-то бедняжке, с которой потихоньку встречался, до тех пор пока она не узнала, что ты на самом деле из себя представляешь. Сюзи говорила, как там ее звали, а? – Она затрясла головой. – Нет, сдаюсь. Давай, Бруно, напомни мне! Я не помню ее имени, но, кажется, у нее цветочный магазин на центральной улице…

– Ради всего святого, прекрати. – Дженни скинула одежду и оставила кучей валяться на полу спальни. По дороге в ванную она сердито добавила: – Мне все это тоже неприятно.

– Могу себе представить. – Алан злобно прищурился. – Посмешище на весь Трезайль… И ты надеешься, что я прошу тебя, вот так просто? Ты сказала, что такого другого не было, и я, как дурак, поверил. А теперь выясняется, что ты не просто трахалась с другим, – он с отвращением выплевывал слова, – ты трахалась с местным жеребчиком и при этом умудрилась еще выставиться полной дурой.

Дженни молча захлопнула дверь ванной и принялась так яростно чистить зубы, что в кровь стерла десны. Наконец, набрав полную грудь воздуха, она вернулась в спальню.

– Слушай, – сказала она, глядя на него с пренебрежением, – лучше бы это никогда не случалось, но теперь ничего не изменишь. И я не собираюсь извиняться. Я сказала, что другого не было, потому что ты хотел это услышать, но какого черта, ты думал, я буду делать?.. Надену пояс целомудрия и снова стану девственницей до конца своих дней? Приди в себя. – Ей уже было плевать, что он подумает. – Это ты меня бросил. И если отношения с Бруно сделали из меня посмешище всего Трезайля, что дальше? Я привыкла. Люди уже два года шепчутся у меня за спиной – с тех пор, как мой муж пропал неизвестно куда. Так что, если ты ждешь извинений, можешь забыть об этом, потому что за два года я переспала только с одним мужчиной. А если бы я знала, что мне тут придется выслушать, то переспала бы с пятьюдесятью.

Казалось, молчание будет длиться вечно. Алан таращился на нее, сидя в кровати. В конце концов он проговорил:

– Ты изменилась.

Было поздно, Дженни устала, но не хотела ложиться в кровать рядом с ним. Прислонившись спиной к стене, она ответила:

– Мне пришлось. Когда ты одна, нужно научиться заботиться о себе.

Алан покачал головой.

– И во всем этом виноват я. Прости, милая, я не смог сдержаться. Это был шок; я ужасно ревновал. Дженни, иди сюда. Пожалуйста.

Он протянул к ней руки. К ее стыду, физическая усталость, а не перспектива примирения подтолкнула ее к кровати. Она вяло ответила на его объятия.

– Нам понадобится время, – шепнул ей Алан, – чтобы научиться снова быть вместе.

– М-м-м…

– Что ты делаешь? – Он нахмурился, когда она сгребла подушки и повернулась на бок, спиной к нему.

Дженни закрыла глаза.

– Засыпаю.

ГЛАВА 47

– Нет, только не вы. – Вздохнув, Максин пожалела, что не проигнорировала звонок в дверь. – Меня чуть не вышвырнули с работы после вашей шутки.

Оливер Кэссиди улыбнулся.

– Мне очень жаль.

– Я охренительно надеюсь, что вам жаль. Гай от ярости готов был прошибить головой потолок. Меня просто чудом не вынесли на помойку в хозяйственной сумке, аккуратно разрубив на куски. Вам, между прочим, тоже здорово повезло, – добавила она. – Он был полон решимости позвонить в полицию. Вас могли упечь за похищение.

Она похожа на мать, понял Оливер. И хотя она хорошо изображала ярость, он подозревал, что это скорее для виду.

– Могли бы, – согласился он и улыбнулся шире, – но это было бы не совсем честно, не так ли? Похитители имеют привычку требовать выкуп. Я же сам дал Джошу и Элле деньги.

– Со мной чуть инфаркт не случился, – проворчала Максин, поежившись от холода, ее босые ноги заледенели от стояния на каменной ступеньке. – Вы не должны были врать мне, это был паршивый поступок.

– Состариться, так и не повидав внуков, тоже довольно паршиво. – Оливер, надежно защищенный от холода бежевым кашемировым пальто, тоже поежился. – Иногда приходится идти на отчаянные меры. Максин, я на самом деле сожалею, что вам пришлось пережить гнев моего сына, но… боже, ветер, похоже, крепчает, вам не кажется? Максин сумела сдержать улыбку.

– Наверное, у вас в машине уютно и тепло.

– Успокойтесь, – сказал Оливер. – Наслаждайтесь жизнью. Если вы пригласите меня на чашечку кофе, мы оба сможем расслабиться. Гай уехал, Джош и Элла еще в школе; никто даже не узнает, что я был здесь.

– Вы что, король коммивояжеров? – Максин рассмеялась. – Хорошо, можете войти. Только не пытайтесь продать мне какие-нибудь швабры.

– …Как видите, Гай никогда не мог простить, что я высказал тогда свое мнение, – говорил Оливер пятнадцать минут спустя. – Мне казалось, он слишком молод для того, чтобы жениться, что он совершает огромную ошибку, но он был слишком упрям, чтобы послушать моего совета. Когда Джош и Элла вырастут и он сам столкнется с теми же проблемами, возможно, он поймет, что я желал ему только добра. – Он пожал плечами и отставил пустую чашку. – Но тогда будет уже слишком поздно, конечно. Я уже умру.

Максин могла понять, что он чувствует. Разве Tea не отреагировала точно так же, узнав, что муж Дженни, это полное ничтожество, вернулся в Трезайль? И разве Дженни не отреагировала так же, как Гай, отказавшись хотя бы на секунду предположить, что мнение матери может быть правильным?

– Может, вы еще не умрете, – робко попыталась она сказать что-нибудь утешительное. – Послушайте, я вам сочувствую, но вы должны понимать, что я тут на птичьих правах. Я не смогу помочь вам. А если вы думаете, что мне удастся убедить Гая прислушаться к голосу разума, что ж… У меня примерно столько же шансов заставить его поверить в Дедушку Мороза.

– Я хочу еще раз увидеться с внуками, – сказал Оливер Кэссиди.

– Нет.

Он больше не улыбался. В его глазах таилась невысказанная печаль.

– Максин, выслушайте меня. – Он говорил лишенным эмоций голосом, положив руки на кухонный стол и откинувшись на спинку стула. – К тому времени, как Джош и Элла вырастут, я совершенно точно буду мертв. Если моему врачу можно доверять, я умру еще до Рождества. Я, конечно, ему не верю – он известный паникер, – но я согласен, что какой-то смысл в его словах есть. Может, на будущий год люди и смогут вычеркнуть мое имя из списков Рождественских поздравлений, но в этом году не стоит еще этого делать. – Он помолчал, потом пожал плечами. – Как бы то ни было, давайте не впадать в патетику. Я говорю это только потому, что хочу объяснить, зачем я так стремлюсь увидеть внуков еще раз. – Остановив на ней неподвижный взгляд, он добавил: – И почему мне нужна ваша помощь.

– Вот черт. – Максин в отчаянии покачала головой. – Теперь я жалею, что вы не коммивояжер. Тогда я могла бы сказать «нет».

* * *

Когда Бруно приехал в Трезайль-Хаус, Джош и Элла уже спокойно посапывали в своих кроватках. Учитывая, что представления Максин о романтическом ужине à deux^[10] ограничивались обручальными кольцами из спагетти на тосте, он привез с собой все ингредиенты для приготовления приемлемого блюда. Пока он хлопотал на кухне, нарезая лук и грибы для бефстроганова, Максин сидела весело попивая пиво и пересказывая ему события дня.

– Ой! Что ты делаешь? – завизжала она, когда Бруно, молча внимавший ей минут десять, бросил мыть лук-порей и прижал холодные, мокрые руки к ее ушам.

– Остатки твоих мозгов, – пояснил он. – Я подумал, может, мы еще спасем их. В наши дни медицина творит чудеса… если тебе повезет, они смогут запихнуть их обратно.

– Ха-ха, очень смешно. – Ничуть не смутившись, Максин скользнула за пределы его досягаемости. – Ну вот, так что, когда Гай все узнает, он меня повесит, колесует и четвертует, но разве кто-нибудь другой на моем месте не поступил бы так же?

– Ты так ничего и не поняла? – Отступив на шаг, Бруно рассматривал ее со смешанным чувством восторга и удивления. – Ты и правда полна сюрпризов, мой ангел. Как такая умница может быть настолько тупой? Как ты-то могла купиться на такую историю?

– На какую? – Она нахмурилась; в темных глазах мелькнуло смущение. – О чем ты говоришь?

– А ты говорила мне, что Дженни слишком доверчивая. – Он не мог удержаться. Тот факт, что у Максин, с ее острым как бритва умом, неожиданно обнаружилось слабое место, необыкновенно подкупал.

– Ну перестань! Бруно, нет! – Она наконец поняла, о чем речь.

– Да. Максин, да! – Передразнивая ее негодующий тон, он предусмотрительно отступил, не дав ей пнуть себя в голень. – Послушай, я, конечно, не знаком с этим человеком, но ты уже почти все о нем рассказала. И разве Гай не говорил, что его отец всегда был безжалостным бизнесменом, который не останавливался ни перед чем, чтобы получить желаемое? Если он хочет повидать внуков, а ты говоришь ему, что нельзя, тогда он должен выступить с чем-то впечатляющим, чтобы заставить тебя передумать. Что может быть проще, чем старая история о приближающейся кончине? Не очень оригинально, но, обычно, работает. И на этот раз сработало, разве не так? – Он улыбнулся. – Бедняжка моя, тебе бы сейчас не помешал пуленепробиваемый жилет. Трудно предположить, как поведет себя Гай Кэссиди, когда узнает, что ты сделала.

– Вот дерьмо! – взвыла Максин. Эта история наверняка будет стоить ей работы. За время поездки с Оливером Кэссиди в его роскошном серебристо-сером «роллс-ройсе» она надеялась подробнее расспросить о его болезни, которая вот-вот сведет его в могилу. Но не стала, потому что не хотела показаться любопытной и еще потому, что такие вещи обычно не обсуждают с едва знакомыми людьми. Вместо этого они разговаривали о Джоше и Элле, о ее рекламном ролике, который скоро должен выйти на экраны, о скалистых берегах Корнуолла, о погоде…

Джош и Элла, разумеется, пришли в восторг, увидев, что у школьных ворот их поджидает дедушка.

Максин с трудом сдерживала слезы. Насколько бессердечным нужно быть, думала она, чтобы не позволить умирающему человеку в последний раз увидеть внуков.

Они вернулись в Трезайль-Хаус и провели вместе четыре блаженно-счастливых часа. Оливер Кэссиди даже изобразил, что в восторге от рыбных палочек и макаронного «алфавита», правда, он не смог съесть и половины своей порции. Она еще подумала тогда, что у него плохой аппетит из-за болезни.

В восемь вечера он уехал. Элла с щемящей наивностью кричала: «Мы скоро тебя увидим, деда?», и Максин, почувствовав в горле комок размером с яйцо, отвернулась. Джош, с должной почтительностью приняв очередную пятидесятифунтовую банкноту, сказал:

– Дедушка, когда я куплю компьютер, я научу тебя играть в «Покемона». Если ты будешь достаточно долго практиковаться, то сможешь даже меня догнать.

– Максин, как я могу вас отблагодарить? – Оливер Кэссиди улыбнулся и положил руку ей на плечо, когда она шла с ним к входной двери. Легонько поцеловав ее в щеку, он негромко добавил: – Вы совершенно особенная девушка, и я вам глубоко признателен. Вы даже не представляете, как много значил для меня этот вечер.

И тот факт, что Гай наверняка узнает о произошедшем – потому что Элла слишком мала, чтобы держать что-нибудь в тайне дольше пятнадцати секунд, – совершенно перестал тревожить Максин. Она знала, что поступила правильно. К тому же ей предстояло рассказать ему о смертельной болезни его отца. Конечно, думала она, глядя с крыльца, как «роллс-ройс» Оливера скрывается за поворотом, конечно, даже Гай почувствует угрызения совести, когда узнает правду.

– Вот дерьмо, – повторила Максин, осознав всю иронию ситуации. За последние восемь часов она не раз думала, насколько несправедливо, что такой замечательный человек должен умереть. Сейчас, одолеваемая сомнениями и мучительным страхом, что, может быть, в конечном счете, ее все-таки бессовестно обманули, она чуть ли не надеялась, что он умрет. По крайней мере, тогда, капризно подумала она, ее правота будет доказана.

Неделей позже по дороге в школу Максин, которая с трудом решилась коснуться опасной темы, словно боясь разрушить некие волшебные чары, повернулась к Элле и Джошу и сказала обыденным тоном:

– Вы не рассказали Гаю о визите вашего дедушки, так ведь?

Это был скорее не вопрос, а утверждение. Максин знала, что они ничего ему не сказали. Она была до сих пор жива.

У нее за спиной Элла начала подхихикивать. Джош, сидевший рядом, с невероятно гордым видом ответил:

– Нет.

– Почему нет?

Он помотал головой.

– Это секрет.

– Да ладно, мне-то можно сказать, – удивилась Максин.

Элла изобразила, что застегивает рот на молнию.

– Мы никому не можем сказать. Это секрет еще больше, чем когда вы разбили папину машину о стойку ворот.

– Послушайте, я рада, что это такой большой секрет, – терпеливо объяснила Максин. – Но я тоже имею право знать. Я же там была, правда?

Джош какое-то время обдумывал этот аргумент. Переглянувшись с Эллой, он серьезно сказал:

– Хорошо, но вы больше никому не должны говорить. Поклянитесь, что не скажете, Максин.

– Кто расскажет, тот жопа, – сказала Максин. Элла опять захихикала. Это было ее любимое слово.

– Дедушка сказал, это нужно держать в секрете, – объяснил Джош, – потому что, если мы расскажем кому-нибудь, вас уволят и мы больше никогда в жизни вас не увидим.

– Ох. – Нахлынувшие эмоции заставили ее глаза наполниться слезами. К счастью, они как раз подъехали к школе и можно было не бояться, что она на кого-нибудь наедет.

– Приятно, когда тебя ценят, – мрачно сказала она, подавив желание обнять их и расцеловать. Если она сделает это на глазах у их друзей, Джош умрет от стыда. Она откашлялась и попыталась обратить ситуацию в шутку. – Так, значит, я вам все-таки чуточку нравлюсь?

– Мне да, – сообщила Элла. – И Джош тоже был рад.

Максин улыбнулась.

– Почему, милая?

– Элла!.. – прошипел Джош.

Но Элла слишком обрадовалась возможности прервать молчание. Она протиснулась в щель между передними сиденьями и сообщила громким шепотом:

– Потому что деда дал нам деньги за то, что мы ничего не расскажем. Много денег, вы даже не представляете сколько, но если мы кому-нибудь расскажем секрет… теперь кроме вас… нам все придется вернуть.

– Ясно. – А как приятно было думать, что это ее они боятся потерять. Корыстные маленькие засранцы.

– Джош хочет купить компьютер. – Элла неодобрительно наморщила нос. – Фу, компьютеры дурацкие. Я не хочу его!

– Это потому что ты девчонка, – фыркнул он. – Ты хочешь дурацкую лошадь.

Элла пихнула его, потом с ангельской улыбкой посмотрела на Максин.

– Настоящую живую лошадь, – радостно сказала она. – И звать ее будут Жопа.

ГЛАВА 48

Дженни лежала в ванне и говорила себе, что она глупая. Она взрослый человек, в конце концов, не ребенок, для которого день рождения – это настоящая точка отсчета. Важность дней рождения определяется по скользящей шкале; по мере того как ты становишься старше, их значимость уменьшается. Святые небеса, забыть о собственном дне рождения – в этом даже что-то есть!

Правда, если все остальные тоже о нем забывают, это уже хуже.

Но она сама вырыла себе яму, из которой, похоже, нельзя было выбраться, не теряя лица, потому что день рождения был завтра, и значит, уже поздно упоминать о нем как бы между делом, по ходу разговора. Почему было не заняться этим раньше? Просто она наивно полагала, что все и так про нее вспомнят.

Она все еще была в ванне, когда зазвонил телефон, а через несколько секунд Алан приоткрыл дверь.

– Телефон, солнышко. Это Максин. Предчувствие подсказало Дженни, что, если она вылезет из воды и подойдет к телефону, Максин не вспомнит про ее день рождения. А если она останется в ванне, может, и сообразит.

– Спроси, что она хочет. – Дженни начала медленно намыливать плечи. – Пусть передаст тебе, или скажи, что я перезвоню.

Он опять заглянул через пару минут.

– Она спрашивает, можешь ли ты посидеть завтра с детьми. Гай уже разрешил ей взять пару выходных, и они с Бруно собирались поехать в Лондон. Но теперь Гаю нужно где-то быть завтра вечером, и он спрашивает, не можешь ли ты его подменить. Он говорит, что вернется не позже полуночи.

Вот тебе и предчувствие. Дженни устало кивнула.

– Хорошо. Я перезвоню ей через минуту.

– Не нужно. – Он явно был доволен собой. – Я уже сказал, что ты будешь. Она просит тебя приехать к половине восьмого.

Дженни внимательно посмотрела на него.

– Ну спасибо.

– А что? – удивился Алан. – Я знал, что ты согласна. Просто ответил за тебя, вот и все. Может, у тебя были другие планы?

– Нет. – Она закрыла глаза. – Других планов у меня не было.

– Значит, нет проблем! – Он пощекотал ей пятку. – Строптивая.

Дженни заставила себя улыбнуться. В конце концов, это только день рождения. Не такое уж важное событие.

– А ты что скажешь? Есть планы на завтра?

– Честно говоря, я планировал провести тихий романтический вечер дома, с моей красавицей женой. – Он мечтательно поднял глаза к потолку. – Только мы вдвоем…

– Ты мог бы завтра зайти…

– …но раз уж тебя все равно здесь не будет, – весело заключил Алан, – я спокойно смогу выпить с парнями в клубе.

* * *

Устроившись на диване с банкой пива и пакетом соленых крендельков, Дженни так зачиталась, что даже не слышала, как подъехала машина. Когда Гай распахнул дверь в гостиную, она подскочила до потолка, во все стороны рассыпая крендельки.

– Прости. – Он улыбнулся и поднял с пола кренделек. – Страшная книга попалась?

– Ты сказал, что вернешься к двенадцати. – Дженни посмотрела на часы. – Еще только половина десятого. О нет! Только не говори, что ты бросил ее в отеле…

Когда прошлым вечером Гаю позвонила Шарлотта и принялась уговаривать пойти вместе с ней на банкет, который ее фирма устраивала каждый год, Гай предпринял поистине нечеловеческие усилия, чтобы этого избежать. Но Шарлотта была в отчаянии. Абсолютно все придут с кем-нибудь, объяснила она, все ужасно модные, а ее в последний момент подвел партнер, умудрившись подцепить сальмонеллу. «Пожалуйста, Гай, я просто не могу идти одна, – умоляла она. – Я ведь не в постель тебя тяну; я знаю, что между нами все кончено, но, пожалуйста, помоги мне в последний раз, пожалуйста!»

У него просто не хватило духу отказать. Однако судьба – после долгого перерыва – была на его стороне. Не успели они приехать в отель, как Шарлотта скрылась в уборной. Появившись через полчаса, бледная и страдающая, она повисла у Гая на руке и жалобно простонала: «О боже! Я думаю, мне придется уехать домой. Надо же, именно сегодня, вечно мне везет! Чертов цыпленок. Чертова сальмонелла».

Гай, ликуя в душе, попрощался со всеми присутствующими, которым его даже не успели представить, довел Шарлотту до машины и отвез домой.

Опасаясь, что ее в любой момент может вырвать, она с жаром отвергла его предложение побыть с ней, пока ей не станет лучше. Пищевое отравление не самое шикарное заболевание, и ей очень хотелось остаться одной.

– Бедная Шарлотта! – Дженни стоило большого труда не смеяться, глядя на Гая. – По-моему, везучей ее не назовешь.

– Точно. Все ямы – ее, – согласился он с безжалостной ухмылкой.

Дженни посмотрела на часы; всего-то двадцать минут одиннадцатого. Гай вернулся, и она, судя по всему, может идти домой. Но Алана там все равно не будет, а перспектива сидеть в одиночестве дома в свой день рождения ужасно ее угнетала.

Заметив, что она колеблется, Гай сказал:

– Тебе нужно уходить прямо сейчас?

– В общем, нет.

– Хорошо. Я открою бутылку.

Разлив по бокалам вино, он взял книгу в бумажной обложке, которая так увлекла Дженни.

– Хм, я был прав. Неудивительно, что ты так подскочила, начитавшись этих ужасов.

Она засмеялась.

– Я нашла ее здесь, под пачкой комиксов в туалете наверху. Кстати, очень хорошо написана, просмотри как-нибудь. Мне действительно понравилось.

– У Мими тоже полно поклонников. – Пожав плечами, он бросил книгу ей в сумку. – Возьми ее с собой. Она каждый раз присылает мне экземпляр очередного бестселлера, бог знает почему. У меня от одних обложек уже голова раскалывается.

– Ты просто женоненавистник какой-то, – добродушно сказала Дженни. – А мне нравится.

– Тебе они больше не нужны. – Гай говорил строго. – Алан вернулся; теперь у тебя будет собственный хеппи-энд.

Дженни внимательно рассматривала микроскопическое пятнышко на рукаве.

– М-м-м…

Гай решился рискнуть. Без особых переходов он сказал:

– Хотя я полагаю, это будет нелегко. Два года – долгий срок. Понадобится время, чтобы снова научиться жить вместе.

Она никому не говорила еще ни слова о проблемах, которые у них возникли. Алан был обаятельный, веселый и чувствительный. Но его безделье начинало ее раздражать. Прошло больше месяца с его возвращения, а он даже не думал искать работу. Суммы, которые он брал у нее, чтобы «следить за собой», были незначительны, но отдавать их он не спешил. Дженни наблюдала за тем, как тают ее сбережения, и одновременно вынуждена была обеспечивать всем необходимым не только себя, но и Алана, который тем временем обеспечивал выпивкой всех своих друзей по клубу.

– Нет, это нелегко. – Дженни хотелось произнести это с волнением, естественным в такой ситуации. Она знала, что никогда бы не стала посвящать Гая в истинное положение дел, но и притворяться, что все идеально, устала. – Думаю, дело во мне, – продолжила она, судорожно глотая вино. – Когда живешь одна, становишься эгоисткой. Перестаешь тревожиться о всяких глупостях. Не нужно проверять, осталась ли еда, помнить о том, что нельзя использовать всю горячую воду, и постоянно опускать за кем-то сиденье унитаза.

– Об этом можешь мне не рассказывать. Я, между прочим, живу в одном доме с Максин. Она, может, и не оставляет поднятым сиденье унитаза, зато меня превратила в психа. В ванной не пошевелиться из-за этих ее проклятых баллонов с лаком для волос. Там же я насчитал одиннадцать бутылок шампуня, а еще она оставляет огромные кляксы пены для волос по всему ковру. Ощущение такое, что идешь по полю, а под ногами взрываются грибы-дождевики.

– А ты думаешь, почему я послала ее работать к тебе? – засмеялась Дженни. – Я была сыта этими грибами по горло, чуть с ума от них не сошла.

Она немного расслабилась. Гай походя заметил:

– Но, по крайней мере, мы с Максин не женаты. Дженни стало не по себе.

– Это уж точно.

– Послушай. – Глубоко вздохнув, он решил рискнуть. – Я на твоей стороне, Дженни. Может, это и не мое дело, но я уверен, что горячей водой и сиденьем унитаза твои трудности не ограничиваются. Алана не было два года. Вы оба изменились. В такой ситуации проблемы возникают обязательно. Ты не можешь автоматически стать счастливой только из-за одного факта его возвращения. Стыдиться тут нечего. Никто не будет тебя винить.

Дженни закусила губу. Он говорил очень правильные вещи, но она до сих пор боялась признаться себе, насколько они отдалились друг от друга. Алан любит ее и нуждается в ней. Если она неожиданно объявит ему, что передумала, как глубоко это может его ранить?

Она почувствовала себя отвратительно вероломной, предательство даже думать об этом, но нужно сохранять внешнее спокойствие. Она не собиралась раскрывать свое сердце Гаю; он достаточно пострадал от этого после фиаско с Бруно. Может, он и на ее стороне, думала она, но у нее еще осталась какая-то гордость. Ей не хотелось, чтобы он считал ее безнадежным случаем.

– У нас все хорошо, – заверила его Дженни и улыбнулась. – Правда. Я просто разнылась, вот и все.

Черт, думал Гай, ни на секунду ей не поверив. Все лопнуло. А он-то думал, что делает успехи.

– Черт! – почти одновременно заорала Максин в Лондоне.

Бруно улыбнулся метрдотелю в надежде, что тот не передумает отдавать им последний свободный столик в ресторане.

– Она из Исландии, – доверительно сообщил он. – Не знает ни слова по-английски. Я думаю, она сказала «привет».

Но Максин, которая уставилась на книгу заказов, лежавшую на столе перед ними, была слишком расстроена, чтобы принять условия игры.

– Пятнадцатое, – стонала она. – О, черт, не могу поверить, пятнадцатое!

Ноября, понял Бруно, проследив за ее взглядом. Большое дело. Если она только не осознала вдруг, что у нее задержка. В таком случае это определенно будет большое дело…

– Скорее, мне нужен телефон! – Максин устремилась к столу из красного дерева. – Могу я воспользоваться этим?

Но метрдотель, у которого были быстрые рефлексы, успел положить на телефон руку. Последний деятель, которому удался этот трюк, позвонил своей маме в Южную Америку.

– Этот телефон используется только в служебных целях. Для клиентов у нас есть платный телефон-автомат в дальнем конце бара.

– Что случилось? – спрашивал Бруно, пока Максин шарила по его карманам в поисках мелочи. Он с тревогой заметил, что в ее глазах блестят слезы.

– Этот ублюдок… – кипела она. – Я спрашивала его, что она сегодня делает, и он ответил, что у нее нет никаких планов. Полагаю, гулять отправился он…

– Кто?

– Хренов Алан хренов Синклер. Кто же еще? Бруно удивленно поднял брови.

– А в чем дело, что он на этот раз сделал?

– Ничего особенного. Во всяком случае, по его стандартам. Сегодня день рождения Дженни, только и всего.

ГЛАВА 49

Как по заказу, подумал Гай. Он с хмурым видом повесил трубку, и Дженни сразу заволновалась.

– Плохие новости?

Он кивнул.

– Очень плохие новости.

– О нет. – У нее кольнуло сердце. – Что случилось?

– Пятнадцатое ноября, – медленно ответил Гай. – День твоего рождения. Не говори мне, что ты тоже забыла.

– Какая наглость! – возмущенно кричала Максин. – Он даже не дал мне с ней поговорить!

Бруно нахмурился.

– Алан? С чего это?

Она посмотрела на него как на дебила.

– Не Алан, тупица, Гай. Она сегодня сидит с детьми. Я думала, его не будет, но он вернулся.

Бруно ничего не понял – его слишком мучил голод, и он переключился на изучение меню. Но Максин все ругалась вполголоса, бешено накручивая на палец выбившуюся прядь. Бруно вздохнул.

– Ну хорошо, так почему Гай не дал тебе поговорить с ней?

– А я-то откуда знаю? – сверкнули глаза на другом конце стола. – Он сказал предоставить все ему; он сам с этим разберется. Что это, мать вашу, должно означать?

– Мне казалось, это достаточно очевидно, – ухмыльнулся Бруно. – Он собирается лично убедиться, что день рождения Дженни проходит блестяще.

– Я знаю, что сегодня мой день рождения. – Дженни почему-то нервничала. – Кто звонил? Это очень плохие новости или что-то другое?

– Это Максин звонила из телефона-автомата. – Гай долил вина в бокалы. – Она стыдится, что забыла, но передает тебе свои наилучшие пожелания и обещает привезти «мега-огромный» подарок. Это ее слова, – сухо сказал он. – На твоем месте я бы не особенно предавался мечтам. Она один раз купила Джошу «мега-огромный» подарок; это оказались резиновые мозги. Когда ты бросаешь их в стену, – добавил он с более благосклонным видом, – они кричат «Ой!».

– Пожалуй, мне бы подошло, – улыбнулась Дженни. – Так, значит, это и есть очень плохие новости? То, что Максин забыла про мой день рождения?

Но его взгляд опять посерьезнел. Действительно, подумала она, с ним невероятно сложно поддерживать контакт.

– Нет, – сказал Гай. – Плохая новость – это то, что про твой день рождения забыл Алан.

Дженни открыла рот, чтобы возразить, но ей это не удалось.

– Даже не вздумай ничего говорить, – предупредил Гай. – Ради всего святого, Дженни, почему ты постоянно его защищаешь? То, как он тебя обработал, уже отвратительно, но даже не вспомнить о твоем дне рождения – тем более в этом году – этому уже не подобрать названия.

– Мужья часто забывают о днях рождения своих жен. – Ей это не помогло. На этот раз он поступил нечестно. – Тысячи забывают, постоянно. Практически это одно из условий брака. – Дженни почувствовала, что дрожит.

Гай посмотрел на нее.

– Не будь такой трусихой, – сказал он, противно растягивая слова. – Хватит за него цепляться. Почему ты не можешь просто признать, что он ублюдок и эгоист и что ты с ним несчастна? Почему тебе, Дженни, не сказать то, что ты на самом деле думаешь, и не перестать быть такой охренительно милой?

Это было уж слишком. Что-то внутри у нее сломалось. Гай своей неожиданной отповедью как-то умудрился создать у нее впечатление, что во всем винит ее.

– Как ты смеешь?! – Слова вылетали из ее рта, но говорил их кто-то другой. – Как ты смеешь обвинять меня? Ты хотел послушать, что я на самом деле думаю? Пожалуйста: я думаю, что ты ублюдок не меньше, чем мой муж! Ты хотел грязи, так получай. У меня с мужем такие отношения, потому что он эгоистичный, ленивый нахлебник, который считает, что я буду делать для него все, потому что так было раньше, и он не понимает, почему сейчас должно быть как-то иначе. Он использует меня… мою слабость. Я знаю, что это так. Я ненавижу это, но у меня нет выбора!

Дженни замолчала, тяжело дыша. Гай сам вызвал этот дух, и теперь он выходил наружу.

– У меня нет выбора, – повторила она громко. – Потому что Алан нуждается во мне. Боюсь, он не перенесет, если я скажу ему, что все кончено. Он намекал, что покончит с собой, и я в это почти верю. Как я смогу жить дальше, если назову его бессердечным, а он пойдет и убьет себя? Я буду считать себя его убийцей.

– Дженни, – Гай улыбнулся ей, – прости, что я накричал на тебя. Теперь ты понимаешь, почему я это сделал?

Слабо кивнув, она сказала:

– Я понимаю. Но это не очень помогло. То, что ты теперь знаешь о моих проблемах, не поможет их решить.

– Но тебе хотя бы стало легче?

– Не знаю. – Это была ложь. Ей стало легче, но сколько продержится эффект? – А что ты чувствуешь, вызнав мои тайны? По крайней мере, удовлетворил любопытство?

– Не будь стервой.

– Не быть стервой? – Она изобразила на лице разочарование. – Пять минут назад ты просил меня не быть «охренительно милой». Ты умеешь сделать девушке комплимент, Гай.

Он улыбнулся, потому что трудно было представить человека, менее озабоченного получением комплиментов, чем Дженни. Он как-то похвалил ее новые брюки, а она сказала в ответ: «По крайней мере, они скрывают мои ноги». В другой раз он заметил, что у нее красивые волосы, а она сразу сообщила, что их пора подстричь. Если он хвалил ее куриное рагу, она неизменно качала головой и говорила: «Слишком много эстрагона» или «Мало соли».

Гай знал, что мог бы придумать ей тысячу комплиментов. Сказать, что она красивая, что у нее потрясающие ноги, волшебные глаза, зовущие губы…

Но не стоит торопиться с откровениями, думал Гай. Услышав любовные признания от ублюдка, который только что обманом вытянул у нее подробности ее брака с другим ублюдком, она наверняка с криками помчится прочь.

– О чем ты думаешь? – подозрительно спросила Дженни, заметив, что Гай сидит с отсутствующим видом, мечтательно улыбаясь.

– Ни о чем. Прости. – Он посмотрел на нее. – Послушай, я понимаю твои чувства к Алану, но эта чушь о самоубийствах – настоящий эмоциональный шантаж. Ты никому не должна позволять так поступать с собой. Если он и решит броситься с обрыва, это будет только его решение. Ты за него ответственности не несешь.

– Но…

– Нет, теперь ты меня послушай. Он говорит это, потому что не знает другого способа помешать тебе уйти. Можешь быть уверена – он никогда не причинит себе вреда.

– Тебе легко говорить. Ты его совсем не знаешь.

Гай понял, что она не собирается прислушиваться к доводам разума. Ну, по крайней мере, он заставил ее признать существование проблемы. Не так уж плохо для начала.

– Я хочу сказать кое-что еще, – предупредил он. – Прежде чем ты уйдешь.

Дженни подобралась. Она могла бы догадаться.

– Что же?

– С днем рождения.

Нижнюю часть ее лица прикрыл красный шарф. Прежде чем она поняла, что происходит, Гай отвел его в сторону и увидел ее рот, восхитительно мягкий и зовущий. Когда ты поздравляешь кого-то с днем рождения, подумал он, принято целовать именинника.

Но он не хотел пугать ее. Поэтому, проявив нечеловеческую выдержку, он бросил последний взгляд на ее губы и поцеловал на дюйм левее.

– Хотя праздник получился не очень веселый, – шепнул он. Сердце у него колотилось, как у мальчишки. – Прости меня за это.

Гай полез во внутренний карман пиджака, вытащил маленькую зеленую кожаную коробочку и положил ее Дженни на ладонь.

Внутри лежализящный золотой браслет, украшенный по всей длине выгравированными цветами и листьями. Он был старинный, простой и невероятно красивый.

Дженни ужасно смутилась.

– Ради всего святого, ты не можешь подарить мне такую вещь!

– Глупости. Пусть это будет компенсацией за сегодняшний нелегкий вечер.

Она не пошевелилась, и тогда он сам достал браслет из коробки и надел на ее трясущуюся руку.

– Но где?.. Кто?..

– Я заметил его в антикварном магазине пару месяцев назад, – солгал он. – Собирался подарить его Серене, но потом решил, что он не в ее стиле. Тебе он пойдет, вот и все.

Дженни вспыхнула от удовольствия. Она внимательно рассматривала браслет, заметив, что выгравированные цветы – это незабудки, и восхитившись тусклым блеском старого золота.

Один глупый поцелуй в щеку, понял Гай, и у него уже эрекция. Пора завязывать с дикой жизнью.

ГЛАВА 50

– Дженни, это я. Ты можешь прийти сюда прямо сейчас?

Услышав голос матери, Дженни почувствовала, как напряглись ее челюсти. Обсуждать проблемы брака с Гаем это одно, но такие выступления, какое позволила себе Tea, Дженни простить не могла.

После того случая они не разговаривали. А теперь Tea звонит и думает, что она все бросит и примчится к ней. Ко всему прочему лил дождь.

– Я занята, – сказала она, опрыскивая азалии из пульверизатора. – Что ты хочешь?

– Мне нужно тебя увидеть. – Tea вела себя странно. – Пожалуйста, Дженни.

Подозревая тайный мотив, Дженни спросила:

– А что такое?

– Оливер умер, – тихо сказала Tea и положила трубку.

Он умер накануне вечером, без предупреждения, в ее постели. Tea ушла из дома в восемь и три часа работала в студии над новой скульптурой. Вернувшись домой с гудящими от работы с глиной руками, довольная тем, что все идет так хорошо, она поднялась в спальню и нашла его. Его очки для чтения лежали рядом на подушке. Книга, которую он читал, аккуратно лежала на полу у кровати. Похоже, сказал врач, что Оливер задремал и удар случился с ним во сне. Он даже не узнал об этом. Врач объяснил, пытаясь утешить ее, что это был замечательный способ покинуть мир.

Завернувшись в кашемировый свитер Оливера, Tea забилась в угол старого драного дивана с бокалом мартини. Следы высохшей глины так и остались в волосах и под ногтями; глаза покраснели от слез.

Оставив Паулу в магазине и чувствуя себя отвратительно беспомощной, Дженни налила себе водки, чтобы составить компанию матери. Их разногласия были забыты. Дженни села рядом с Tea и обняла ее.

– Чертов Оливер, – всхлипнула Tea, глядя на конверт, лежавший у нее на коленях. – Я бы убила его за то, что он так поступил со мной. Как он мог знать об этом и даже не предупредить меня? Типичный мужчина.

Она нашла его в бумажнике Оливера, в отделении с кредитками. Белый конверт, на котором стояло ее имя. Внутри оказалось письмо, которое потрясло ее едва ли не больше, чем его смерть.

– Ты уверена, что мне нужно это прочесть? – нахмурилась Дженни, когда мать протянула ей письмо. – Разве это не личное?

– Эгоистичный ублюдок, – прошептала Tea, выуживая из кармана мятую косынку и утирая слезы. – Конечно, я хочу, чтобы ты прочла его. Ну как мужчины могут быть такими эгоистами?

Дженни узнала аккуратный, элегантный почерк Оливера. Это было его прощальное письмо.

«Моя дорогая Tea!

Если ты читаешь это, значит, ты бесстыдно роешься в моих вещах или я умер. Но я тебе доверяю, и значит, верно второе.

Полагаю, сейчас ты ужасно зла на меня за мой поступок, потому что я знал, что это случится в не самом отдаленном будущем. Мой врач предупредил меня, что я словно живая мина замедленного действия. И ничего нельзя сделать. На этот раз даже деньги не помогут.

Но подумай вот о чем, любимая. Была бы ты более счастлива, зная правду? Боюсь, ты не разрешала бы мне заниматься с тобой любовью так часто, как мне нравилось, чтобы я не слишком перенапрягался. Какая печальная перспектива. Теперь ты, возможно, начинаешь понимать, почему я не сказал тебе!

Теперь о том, что ты уже знаешь. Я люблю тебя, Tea. Мы не так долго были вместе, но эти последние месяцы стали самыми счастливыми в моей жизни. Я приехал в Корнуолл, чтобы увидеть внуков. Мог ли я представить себе, что встречу и безумно полюблю красивую, сильную, чудесную женщину, которая полюбит меня в ответ? Меня, а не мои деньги.

Но, с другой стороны, если ты читаешь это письмо потому, что стащила мой бумажник и просматривала кредитные карты, надеюсь, теперь тебе стыдно.

Это была шутка, любимая. Не нужно рвать письмо в клочья. Видишь, я не теряю чувство юмора, значит, и у тебя получится.

Не знаю, что еще сказать. Мне жаль, если я огорчил тебя, но, пусть даже мои мотивы были личными, я все равно считаю, что мое решение было правильным. Если ты свяжешься с моим адвокатом (подробности в черной записной книжке), он организует оглашение моего завещания. Может, это в какой-то мере возместит ущерб.

Моя дорогая, я очень тебя люблю.

Оливер».

– Что ж, – сказала Дженни, кашлянув. – Думаю, он был прав.

– Конечно, он был прав. Но это не означает, что я простила его. Он все равно должен был рассказать мне.

– Он же объяснил, почему не хотел ничего говорить. Он хотел спокойно наслаждаться жизнью. Он не хотел, чтобы ты бесконечно волновалась за него. Он не хотел, чтобы ты была несчастна.

– А я несчастна, еще как! Наконец-то я встретила мужчину, которого ждала всю жизнь, а он ушел. Это нечестно!

– Ты могла бы его не встретить, и это было бы гораздо хуже.

– Не знаю, пока это ни хрена не успокаивает. Смешай мне еще порцию, милая. Большую. Или просто дай мне твой бокал. Ты на машине.

– Все в порядке, мам. Я никуда не еду.

– Едешь. Кто-то должен сказать Гаю Кэссиди, что его отец умер. Может, ему и все равно, но знать он должен.

Гай был потрясен. От Дженни он такого не ожидал. Она сразу перешла к делу и совершенно явно была на стороне Tea.

– Так ты говоришь мне, – спокойно сказал Гай, – что у твоей матери был роман с моим отцом. И они жили вместе. И ты об этом знала.

A Tea права, подумала Дженни. Ему плевать, что Оливер умер. Он просто злится на нее.

– Да, я случайно это узнала. Но какое теперь это имеет значение? Все кончено. Гай, твой отец вчера умер.

– Ты все это время знала, где он. – Он словно ее не слышал. – И не сказала мне.

Глаза Дженни сверкнули.

– Я думала об этом. И теперь рада, что решила промолчать.

– Когда? – В дверь ввалилась Максин, обвешанная пакетами. Она с подозрением прищурилась. – Вы говорите обо мне?

– Оливер Кэссиди вчера умер, – сказала ей Дженни.

– Серьезно?! – казалось, она не знает, плакать или смеяться.

– Нет, это шутка, – съехидничал Гай.

– Значит, он говорил правду! – завопила Максин. – Я знала, что он мне не врал! Чертов Бруно!..

– Что? – удивился Гай. – Кажется, я еще что-то пропустил? Давайте, выкладывайте, чего уж там.

– Святой боже, – вздохнул он, когда Максин закончила говорить.

– А я рада, что помогла ему увидеть детей. Да успокойтесь, какая теперь разница? Возьмите печенье. – Максин посмотрела на Дженни. – Я не понимаю. Зачем ты приехала?

– Дженни приехала рассказать мне о смерти отца, – не сдержался Гай. Теперь его очередь удивлять.

– Но откуда она узнала?

– Ее прислала ваша мать. Дело в том, что он умер у нее в постели.

Оглашение завещания заняло меньше пятнадцати минут. Оливер просто разделил все свое богатство на три равные части, и Джош, Элла и Tea становились миллионерами. Tea в очередной раз обозвала Оливера ублюдком и сказала, что не собирается брать его тухлые деньги. Джош и Элла были крайне разочарованы, узнав, что получат наследство, только когда им исполнится двадцать один год.

– Я буду уже слишком старая, чтобы ездить на лошади, – сокрушалась Элла.

– Папа не получил денег, – задумчиво сказал Джош. – Значит, мы теперь богаче, чем он?

Гай уже нетерпеливо поджидал у дверей, чтобы отвезти детей домой. Дженни, притворившись, что не заметила его, присела и обняла Джоша.

– Вполне возможно. Только подумай, в будущем ты сам будешь выдавать ему деньги на карманные расходы.

– Но только если он застелет постель и вымоет машину, – радостно сказал Джош.

ГЛАВА 51

Дженни вернулась домой в десять вечера. Алан заснул перед телевизором с зажженной газовой плитой и открытыми окнами. На столике рядом валялись три банки из-под пива и коробки с остатками китайской еды.

Он проснулся, когда она выключила телевизор.

– А, ты вернулась. – Он потер глаза и сел. – Оставь, я уберу через секунду, – сказал он Дженни, собиравшей пустые банки. – Как прошел вечер?

– Не очень весело. – Дженни знала, что в его представлении секунда, видимо, могла тянуться неделями, и молча унесла мусор на кухню. В мойке опять громоздилась башня грязной посуды, а по полу рассыпался сахар – перевернутая сахарница лежала на столе.

– Не волнуйся, я все уберу, – крикнул Алан из гостиной. – Как Tea, все в порядке?

– Да, в полном. – Дженни подумала, понимает ли он, насколько это глупый вопрос. – Она почти забыла, как он вообще выглядел.

Алан появился в дверях.

– Эй, не надо язвить. Ты знаешь, что я хотел сказать.

– Какие новости? – спросил он, когда Дженни вернулась в комнату. – Ты говорила, будут оглашать завещание. Tea получила что-нибудь?

– Что ты сказал?

– Милая, ты никогда меня не слушаешь. – Он покачал головой и открыл новую банку пива. – Я спрашивал, получила ли Tea что-нибудь по завещанию. Судя по твоим словам, он здорово ею увлекся – мог бы и подкинуть деньжат.

– Он так и сделал, – холодно сказала Дженни.

– И сколько?

– Около полутора.

– Тысяч? – Алан приуныл. – Это не много.

– Полутора миллионов, – сказала Дженни.

Принять решение оказалось неожиданно просто. Дженни, слушавшая Алана второй час, поняла, что больше так продолжаться не может. Пока он расписывал, как они потратят деньги, которые передаст им Tea, Дженни достигла точки невозвращения. Ей опостылела его жадность и наглость. А она еще говорила Гаю, что никогда не решится… У нее больше не было сомнений. Оставалось только сказать несколько слов.

– …и купим машину поприличнее. Пикап хорош, чтобы возить цветы, но стильным его не назовешь. Может, купим на следующее лето что-нибудь с откидывающимся верхом?

– Слушай. Оливер Кэссиди оставил деньги моей матери. Не мне и не тебе. Я не понимаю, с чего ты взял, что можешь поучаствовать в дележе.

– Дженни, я только говорил, что Tea захочет разделить с тобой свою удачу! – Алан выглядел оскорбленным. – Тебе нужен отпуск, нужна приличная машина. Я просто хочу помочь советом. И конечно, кого-то ты возьмешь с собой на Барбадос – втирать лосьон в плечи.

– Алан, я не хочу брать у мамы деньги. И я не еду в отпуск, а если бы и нашла на улице два билета на Барбадос, взяла бы с собой Максин, а не тебя.

– Ты расстроена. Пойдем, тебе нужно полежать.

– Я не расстроена. – Дженни затрясло. – Я не хочу, чтобы это продолжалось. Ничего не выходит, Алан. Ты сказал, что нам нужно время, чтобы привыкнуть друг к другу. Так вот, этого не произойдет.

– Милая, о чем ты?

– О нас. Об этом браке. Я больше не хочу быть твоей женой. Тебе придется подыскать новое жилище.

И того, кто будет тебя содержать, подумала она.

– Ушам своим не верю. – Алан прищурился.

– Я говорю серьезно.

– Опомнись, женщина! Я вернулся, потому что не мог без тебя жить! Ты встретила меня с распростертыми объятиями… С чего это ты передумала? Что я такого ужасного сделал?

– Ничего. Я больше не люблю тебя, вот и все.

– Нет, так не пойдет. Мне нужна настоящая причина.

– Хорошо, как скажешь. – Она начала загибать пальцы. – Ты даже не пробовал найти работу. Я плачу за все. Ты постоянно клянчишь деньги. Ты хочешь потратить деньги моей матери. И, – добавила она, – ты забыл про мой день рождения.

– Что-нибудь еще?

– Да. Ты храпишь.

– Я понял. – Алан злобно улыбнулся. – О да, я понял все. Это все твоя мамочка? Эта старая сука настроила тебя против меня. Что она сказала? Что не даст тебе денег, если не выгонишь меня?

– Хватит бредить. – Его хамство даже обрадовало Дженни – такое терпеть проще, чем угрозы покончить с собой. – Ты сам мечтаешь наложить лапу на ее наследство. Моя мать даже не упоминала твоего имени. Сейчас она думает совсем о другом. – Она помолчала, потом добавила: – Это мое решение. И оно не обсуждается. Чем скорее ты уйдешь, тем лучше.

Плечи Алана опустились. Ярость в глазах уступила место тоске.

– Значит, все кончено, – прошептал он. – Какой я дурак. Сейчас это еще больнее, чем тогда…

Гай был прав, подумала Дженни, начинается.

– Замолчи, – сказала она.

– Почему? Это правда. Я люблю тебя, Дженни. – Алан вздохнул. – Два года я думал только о тебе. Я хотел только быть с тобой, Дженни… Я пытался найти работу, просто мне не везло. Да, я не всегда мою за собой посуду, но это еще не причина для развода! Я люблю тебя. Умоляю, дай мне последний шанс, и я докажу это. Клянусь, я сделаю тебя счастливой.

– Нет, – сказала Дженни. – Я уже приняла решение. С этой минуты я больше не буду заботиться о тебе, и мне все равно, что ты будешь делать.

– Ты злобная сука! Хорошо, если ты так хочешь, я уйду. Но надеюсь, ты понимаешь, что делаешь. Думаю, очень скоро ты пожалеешь о том, что натворила. – Он вскочил и, оттолкнув ее плечом, вышел из комнаты.

ГЛАВА 52

Не так уж много, уныло думал Гай, но это все, что у него есть. Случайная фраза Максин, которую та бросила вчера вечером, поддразнивая Джоша по поводу его новой восьмилетней подружки, – «Боже, ты покраснел, почти как Дженни, стоит мне упомянуть твоего отца», – не позволяла сделать однозначные выводы, но это был самый многообещающий знак того, что на самом деле она относится к нему не совсем так, как показывает.

Это сразу убедило его, что настал момент самому попытаться что-то разузнать. Незнание становилось утомительным. Пришло время действовать. А если Максин ошиблась, подумал Гай, он всегда сможет ее задушить.

Две дюжины розовых роз. Дженни дернулась, когда шип воткнулся в нежную кожу между большим и указательным пальцем. Он заказал не одну, а даже две дюжины.

В ней проснулась ревность, когда она попыталась представить, кого Гай так стремится поразить. И как заманчиво было бы выбрать не самые лучшие розы, у которых лепестки уже начали увядать, так что через день-другой они бы все осыпались.

Но гордость заставила ее выбрать первоклассные, едва распустившиеся бутоны, рыжевато-розовые с абрикосовым пушком. Если незнакомка соизволит о них позаботиться, они простоят добрых две недели, в том случае, конечно, если интерес Гая к ней не угаснет раньше.

Гордость же заставила ее подняться в квартиру, причесаться и переодеться в чистую зеленую футболку и белые джинсы, прежде чем отправляться на доставку. Дженни не хотелось усугублять свой очевидный проигрыш в сравнении, если девушка – предположительно очередная модель – будет там, когда она приедет в Трезайль-Хаус.

Хватит, подумала Дженни, стирая с губ помаду и удивленно глядя на баночку с бронзовыми тенями. Никакая косметика уже не поможет.

Гай открыл дверь, пока она вытаскивала розы из пикапа. Дженни хотела тут же передать ему цветы, но он отступил в сторону, пропустив ее с букетом в дом.

Судя по всему, в доме больше никого не было, в том числе и роскошных полуголых брюнеток. Дженни спросила:

– Максин нет дома?

– Ни Максин, ни детей. – Он пожал плечами и улыбнулся. – Она повезла их в Труро на какой-то день рождения. Их еще долго не будет.

– А я уж решила, что розы для нее. – Дженни положила цветы на стол.

– Вообще-то они для тебя. А ты не восхищаешься. Ты должна сказать: «Какие красивые, не нужно было».

– Ты позвонил мне и заказал цветы. Ты не можешь подарить их обратно.

– Почему же? Я заплатил за них. Я продиктовал тебе по телефону номер моей карты.

– Но это глупо.

– Нет, это очень умно. – Гай улыбнулся. – Я заманил тебя сюда.

Она закусила губу.

– Пока не понимаю…

– Ты могла бы попробовать сказать спасибо, – весело предложил он. – Именно так люди выражают свою благодарность, когда им дарят две дюжины ужасно дорогих розовых роз.

Дженни сдалась.

– Ну что ж, в таком случае спасибо тебе. Они прекрасны. Очень любезно с твоей стороны, но не нужно было. И они не такие уж дорогие. Я думаю, цена очень разумная.

Теперь или никогда, решил Гай.

– А еще ты можешь выразить благодарность за цветы, – медленно произнес он, – в виде поцелуя.

Дженни удивленно посмотрела на него и спросила:

– Ты хочешь, чтобы я поцеловала розы?

Он не улыбнулся в ответ, серьезно глядя на нее. Дженни вдруг почувствовала себя легкой, словно воздушный шар.

– Тебе решать, – ответил Гай. – Но я бы предпочел, чтобы ты поцеловала меня.

Словно во сне, она подошла и прижалась губами к загорелой щеке.

– Порядок? – глупо спросила она потом. Но Гай покачал головой.

– Ужасно. Очень слабая попытка. Я уверен, что ты способна значительно улучшить результат.

Он обнял ее. Их губы встретились, и Дженни закрыла глаза. Поцелуй длился вечность.

– Прогресс впечатляет, – шепнул Гай ей на ухо, не разжимая объятий.

Дженни удовлетворенно вздохнула.

Он улыбнулся.

– Все в порядке?

– Не уверена. Это не шутка? Потому что в таком случае мне придется тебя убить.

– Ты сможешь натравить на меня Максин, это хуже смерти. Но это не шутка. – Он снова поцеловал ее. – Ты до сих пор не сказала, что об этом думаешь. Согласна ли ты серьезно усложнить себе жизнь, поселившись с раздражительным фотографом, парой малолетних преступников и неуправляемой няней?

Дженни вспомнила предостережения Александра Норкросса.

– Не знаю. Ты уверен, что делаешь это не для того, чтобы избавиться от Максин?

Гай засмеялся.

– Я неделями вынашивал этот план. Как ты думаешь, она согласится уйти? – Он мечтательно улыбнулся. Потом серьезно посмотрел ей в глаза. – Нет, я не ищу бесплатную няньку. – Он решил пока не говорить, что ищет скорее жену, чтобы не пугать ее раньше времени.

– Хорошо, – сказала Дженни, – потому что я стою недешево.

– В отличие от твоих роз по разумным ценам.

– Мне еще никто не дарил цветов. Но я должна сделать ужасное признание.

Гай посмотрел на нее.

– Давай.

– Я думала, ты покупаешь их для какой-нибудь новой подружки. И хотела выбрать не самые лучшие, которые долго не простоят.

– Ты бы пожалела. – Он ухмыльнулся. – Значит, ты ревновала? Это воодушевляет. – Он погладил ее по щеке. – Выбрось это из головы, – прошептал он. – Ты же само совершенство.

Примечания

1

Американская актриса, сыгравшая роль гувернантки в популярном музыкальном фильме «Звуки музыки» (1965).

(обратно)

2

Свершившийся факт (фр.).

(обратно)

3

Но это невозможно!.. Мои дети… (фр.).

(обратно)

4

«Пиммз» – фирменное название алкогольного напитка из джина, разбавленного особой смесью.

(обратно)

5

«Коронейшн-стрит» – популярный многосерийный телевизионный фильм о повседневной жизни нескольких семей с одной улицы в промышленном городе на севере Англии. Передается по Независимому телевидению с 1960 года.

(обратно)

6

С перцем (фр.).

(обратно)

7

Гретна-Грин – шотландская деревня, где в старину бракосочетание совершалось без соблюдения установленных английским законом формальностей и куда стекались молодые пары со всей Англии.

(обратно)

8

Псевдоним ведущего постоянной рубрики «Спросите у Мардж Прупс» британской газеты «Гардиан».

(обратно)

9

Стоун – мера веса, равен 6,34 кг.

(обратно)

10

Вдвоем (фр.).

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ГЛАВА 34

ГЛАВА 35

ГЛАВА 36

ГЛАВА 37

ГЛАВА 38

ГЛАВА 39

ГЛАВА 40

ГЛАВА 41

ГЛАВА 42

ГЛАВА 43

ГЛАВА 44

ГЛАВА 45

ГЛАВА 46

ГЛАВА 47

ГЛАВА 48

ГЛАВА 49

ГЛАВА 50

ГЛАВА 51

ГЛАВА 52

*** Примечания ***