Ради счастья дочери [Сандра Мартон] (fb2) читать онлайн

Сандра Мартон Ради счастья дочери

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В день свадьбы своей дочери Энни Купер не могла удержаться от слез.

– Я только взгляну на себя в зеркало, милая, – сказала она Дон несколько минут назад, когда почувствовала, что глаза опять защипало.

И вот она вытирает слезы скомканными намокшими салфетками, закрывшись в кабинке дамского туалета в прекрасной старинной церкви Коннектикута.

– Обещай, что не будешь плакать, мамочка, – просила ее Дон вчера поздно вечером, когда они сидели вдвоем и пили горячий шоколад с корицей. Им обеим совсем не хотелось спать. Дон была слишком возбуждена, а Энни жаждала продлить последние часы общения с дочерью перед тем, как она станет женой Ника.

Энни пообещала, проглотив комок в горле, и тут же разрыдалась.

– Ну, мама, ради Бога, – проговорила Дон, как будто была еще подростком, а Энни отчитывала ее за то, что она задержалась на школьной вечеринке.

В том-то и дело, что она все еще подросток, думала Энни, вытирая бежавшие ручьем слезы. Ей ведь только восемнадцать, она слишком молода, чтобы выходить замуж. Как раз это Энни попыталась объяснить дочери в ту ночь, когда Дон, сияя от счастья, вернулась домой с обручальным кольцом на руке, подаренным Ником.

– А сколько лет было тебе, когда вы с папой поженились? – тут же возразила Дон.

Энни должна была бы ответить: «Восемнадцать, как и тебе; но посмотри, к чему это привело». Однако Энни промолчала. Плохой аргумент… Дон не виновата в том, что ее родители разошлись.

Через открывшуюся дверь дамского туалета до Энни донесся гул голосов и звуки органа.

– Энни? Ты здесь? – Это была Дебора Кент, ее лучшая подруга.

– Нет, – всхлипнув, ответила Энни.

– Энни, – мягко сказала Деб, – выходи.

– Нет.

– Энни, – таким тоном Деб, наверное, разговаривала со своими учениками-третьеклассниками, – ты несешь вздор. Ты не можешь спрятаться здесь навсегда.

– Почему бы и нет, – шмыгнула носом Энни.

– Тебя ждут семьдесят пять гостей.

– Сто, – поправила подругу Энни. – Ну и пусть ждут.

– Священник нервничает.

– Терпение есть добродетель, – ответила Энни и выбросила мокрые салфетки в корзинку.

– Кроме того, твоя тетя Джинн только что принялась соблазнять одного из друзей жениха.

После долгого молчания Энни выдохнула:

– Скажи, что ты пошутила.

– Я говорю тебе то, что видела. У нее было такое выражение лица… ну, ты знаешь. И она направилась к этому светловолосому мальчику. – Голос Деборы стал мечтательным. – В общем, я ее не обвиняю. Ты видела, как он сложен?

– Деб! Ты что! – Энни открыла дверцу кабинки и направилась к раковине. – Тете Джинн восемьдесят лет. Ей простительно. Но тебе…

– Слушай, если мне сорок, это не значит, что я умерла как женщина. Ты можешь притворяться, что не помнишь, чем хороши мужчины, но я-то этого не забыла.

– Сорок три, – поправила подругу Энни, роясь в сумочке. – Меня ты не проведешь, мы с тобой ровесницы. А насчет того, чем хороши мужчины… Поверь мне, я знаю. Ничего особенно хорошего в них нет, разве что детей могут делать. Но в том-то и проблема. Дон сама еще ребенок. Она слишком молода, чтобы выходить замуж.

– Есть еще кое-что, о чем я хотела тебе сказать. – Деб кашлянула. – Он здесь.

– Кто?

– Твой бывший…

Энни застыла.

– Нет.

– Да. Пришел минут пять назад.

– Нет, он не мог. Он же где-то в Джорджии или во Флориде. – Энни посмотрела на свою подругу в зеркало. – Ты уверена, что это Чейз?

– Рост – шесть футов два дюйма, темно-русые волосы, впечатляющее лицо с чуть скошенным носом и сплошные мускулы над… – Деб покраснела. – Ну, в общем, я такие вещи замечаю.

– Не спорю.

– Это Чейз, точно. Не знаю, почему ты так удивлена. Он сказал, что обязательно будет на свадьбе Дон и не позволит никому другому вести ее к алтарю.

Энни скривилась. Она пустила воду, намылила руки и стала их ожесточенно скрести.

– Чейз всегда легко дает обещания. Вот только выполнять их не может… – Она закрыла кран и вытерла руки полотенцем. – Это он во всем виноват.

– Энни…

– А он сказал Дон, что она совершает ошибку? Нет. Точно нет. Этот подонок благословил ее. Он ее благословил, ты представляешь, Деб? – Энни скомкала бумажное полотенце и выбросила его в мусорную корзинку. – Я выбиваюсь из сил, уговаривая ее подождать, закончить образование. А он целует ее и говорит, чтобы она поступала так, как считает нужным. Это в его стиле! Чейз всегда все делал мне назло.

– Энни, успокойся.

– Когда он не появился вчера, во время подготовки, я решила, что нам повезло.

– Дон не согласилась бы с тобой, – сказала Деб спокойно. – И ты знаешь, что она ни минуты не сомневалась, что он приедет.

– Это только лишний раз доказывает, что она еще слишком молода и ничего не понимает, – проворчала Энни. – А что, моя сестра так и не появилась?

– Пока нет.

Энни нахмурилась.

– Надеюсь, что у Лорел все в порядке. Опаздывать – это на нее не похоже.

– Я уже звонила на вокзал. Поезд опоздал. Но ты лучше подумай о священнике. Ему через два часа надо быть на другом венчании, где-то в Истоне.

Энни кивнула и разгладила юбку своего бледно-зеленого шифонового платья.

– Ну ладно, пошли… В чем дело?

– Может, ты сначала посмотришь на себя в зеркало?

Энни пожала плечами, повернулась к зеркалу – и побледнела. Тушь потекла, и зеленые глаза были обведены кругами. Маленький, чуть курносый нос стал ярко-розовым, а светлые волосы, которые утром были уложены мягкой, причудливой волной, теперь торчали в разные стороны.

– Энни, думаю, мы можем поинтересоваться у органиста, знает ли он музыку из «Невесты Франкенштейна».

– Не шути, пожалуйста! Меня там ждет сотня людей. – И Чейз, подумала Энни неожиданно для себя самой и моргнула.

– В чем дело?

– Все в порядке, – быстро ответила она. – Просто помоги мне как-то справиться с этим.

Деб открыла сумочку.

– Умойся, – сказала она, доставая косметику, которой хватило бы на небольшой магазинчик. – А остальное я сделаю.

Чейз Купер стоял на ступеньках маленькой англиканской церкви и старался придать своему лицу непринужденное выражение, что было нелегко. Никогда он не чувствовал себя настолько не в своей тарелке, как сейчас. Он привык жить в большом городе, в многоэтажном доме. Когда Энни продала их квартиру и сказала ему, что они с Дон переезжают в Коннектикут, это его чуть не убило.

– Стратэм? – прохрипел он. – Где это, черт возьми? Городишки даже нет на карте.

– А ты посмотри в одном из тех больших атласов, которые тебе так нравятся, – холодно сказала Энни, – в тех, где ты обычно подыскиваешь себе местечко, чтобы скрыться в очередной раз.

– Я уже объяснял тебе, – скрипнул зубами Чейз, – у меня нет выбора. Если я не буду это делать сам, все рухнет. Мужчина, который должен содержать жену… семью, не может поступать иначе.

– Ну, теперь тебе незачем меня содержать, – ответила Энни, гордо тряхнув головой. – Я ведь отказалась от твоих алиментов, помнишь?

– У тебя всегда были куриные мозги. Черт побери, Энни, ты не можешь продать эту квартиру. Здесь выросла Дон.

– Я могу сделать все, что захочу. Квартира моя. Согласно договору.

– Но это же наш дом, черт возьми!

– Не смей на меня кричать! – взвизгнула она, хотя он даже не повысил голоса. Чейз никогда не кричал на нее. – Это больше не наш дом. Это просто куча комнат внутри груды кирпичей, и я все это ненавижу.

– Ненавидишь? – повторил за ней Чейз. – Ты ненавидишь дом, который я построил своими собственными руками?

– На самом деле ты построил двадцатичетырехэтажное здание, в котором, в частности, находились наши семь комнат, и заработал на этом миллионы… миллиарды долларов. Да, если хочешь знать, я все здесь ненавижу. И жду не дождусь, когда уеду отсюда.

Да, думал теперь Чейз, переминаясь с ноги на ногу и первый раз за многие годы жалея, что бросил курить, да, она быстро съехала оттуда. А потом вообще перебралась вместе с Дон в эту дыру – несомненно, для того, чтобы он перестал навещать свою дочь по выходным.

Она ошиблась. Он проделывал сто пятьдесят с лишним миль в каждую сторону по субботам. Ни одну не пропустил. Он любил свою малышку. И Дон любила его. Случившееся между ним и Энни не могло тут ничего изменить. Неделя за неделей он приезжал в Стратэм, чтобы не потерять свою дочь. И видел, что его жена – его бывшая жена – создала себе новую счастливую жизнь.

У нее были друзья. Маленькое, но процветающее дело. И в ее жизни были мужчины, говорила Дон. Ну что ж, прекрасно. В его жизни тоже были женщины, не так ли? Столько, сколько он хотел, все красотки. Это одно из преимуществ холостяка, особенно если ты возглавляешь известную в стране строительную компанию и преуспеваешь.

В конце концов он перестал ездить в Стратэм. Так было проще. Дон выросла и могла сама навещать его. Она становилась все красивее. И выросла – кстати, у него на глазах.

Чейз закусил губу. Но все-таки не настолько выросла, чтобы выходить замуж. Нет, черт возьми. Ведь ей восемнадцать! И она будет чьей-то женой?!

Это Энни во всем виновата. Если бы она поменьше думала о себе и обращала чуть больше внимания на их дочь, он бы не стоял здесь в этом клоунском костюме, дожидаясь минуты, когда отдаст свою дочь какому-то мальчишке, который только вчера начал бриться.

Ну, не совсем так… Нику двадцать один год. И парень ему в общем-то понравился. Ник – Николас, говоря точнее, – был симпатичным и перспективным молодым человеком из хорошей семьи. Они познакомились, когда Дон с женихом прилетели к нему во Флориду на выходные. Молодые люди смотрели только друг на друга, как будто мир вокруг них не существовал, и в том-то заключалась проблема. Мир существовал, и дочь его слишком мало имела опыта в этом мире, чтобы понимать, что она делает.

Чейз попробовал объяснить ей… Но Дон была непреклонна. В конце концов он сдался. Дон совершеннолетняя. Ей не нужно его согласие. И она сразу сказала ему, что Энни одобряет их свадьбу.

Так что он поцеловал дочь, пожал руку Нику и дал им свое благословение – хотя на самом деле они в нем не так-то и нуждались. Женитьба – особенно для молодых людей – это всего лишь законное оправдание безумия гормонального свойства.

– Сэр?

Чейз оглянулся. В дверях церкви стоял юноша, почти мальчик, который и обращался к нему.

– Меня просили сказать вам, что церемония сейчас начнется, сэр.

Сэр, подумал Чейз. Он помнил времена, когда обращался так к старшим. Это было не столько вежливое обращение, сколько синоним слова «старик». Сейчас он ощущал себя именно стариком.

– Сэр?

– Я слышал, – ответил он раздраженно. И тут же постарался улыбнуться, ведь этот розовощекий юноша ни в чем не виноват. – Извините, – сказал он. – Я просто очень волнуюсь.

Продолжая деланно улыбаться, он похлопал парня по спине и вошел следом за ним в прохладный полумрак церкви.

На протяжении всей церемонии Энни хлюпала носом.

Дон была красавицей, ожившей принцессой из сказки. Да и Ник не мог не вызвать слезы умиления у всех тех, чьи глаза еще оставались сухими – за исключением, пожалуй, стоявшего рядом с ним опекуна, выражение лица которого было красноречивее всяких слов.

Такое же выражение застыло на лице Чейза. И глаза его тоже были сухими. Он улыбнулся всего один раз, и эта улыбка предназначалась Дон, когда он передавал ее из рук в руки жениху.

Затем он занял свое место рядом с Энни, пробормотав:

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Энни почувствовала, как все ее мускулы напряглись. Чейз неисправим. В чем он ее обвиняет? В том, что эта церковь недостаточно велика, чтобы он мог пригласить сюда своих клиентов, больших шишек, и превратить семейное торжество в деловую встречу?

Может быть, он считает, что платье Дон слишком старомодно, а букеты цветов, которые она составляла сама, выглядят слишком провинциально? Ее бы это не удивило. Чейзу не угодишь. Она наблюдала за ним краешком глаза: Чейз, высокий и мужественный, держался очень прямо.

– Правда, папа выглядит потрясающе во фраке? – шепнула Дон.

У Энни задергалась щека. Ну да, такой тип мужчины нравится женщинам. Но она, Энни, уже не глупая девочка, сердце которой бьется от одного взгляда на крепкое мужское тело и красивое волевое лицо.

Хотя ведь так было когда-то… Когда-то просто стоять рядом с ним, чувствовать его руку на своем плече, вдыхать легкий запах одеколона – этого было достаточно, чтобы… чтобы…

Хлоп! Энни вздрогнула. Двери церкви распахнулись. Удивленное жужжание пронеслось по рядам гостей. Священник замолчал и, как и все остальные, обратил глаза к проходу, в котором появилась чья-то фигура.

– Это моя сестра Лорел, – с облегчением прошептала Энни священнику. – Я так рада, что она наконец-то здесь.

– Обычный для Беннеттов спектакль, – пробурчал Чейз сквозь зубы.

Энни покраснела.

– Прости, я не расслышала, что ты сказал?

– Ты все слышала.

– Да, конечно, и…

– Мама, – резко оборвала ее Дон.

– Извини. – Щеки Энни пылали.

Священник откашлялся.

– А теперь, – сказал он торжественным тоном, – если среди присутствующих есть те, кому известны причины, по которым Николас Скоурас Беббитт и Дон Элизабет Купер не могут сочетаться законным браком…

Спустя секунду церемония была завершена.

Довольно любопытно быть на свадьбе отцом невесты, когда мать невесты – уже не твоя жена.

Дон настояла на том, чтобы ее родители сидели вместе с ней за главным столом.

– Ты ведь сможешь держать себя в руках, папочка, правда? – спросила она. – Я хочу сказать, ты не против посидеть возле мамы часа два?

– Конечно, нет, – ответил Чейз.

Он не притворялся. Он – воспитанный человек, и Энни, несмотря на все ее недостатки – а их немало, – тоже воспитанная женщина. Уже пять лет, как они разведены. Раны зажили. Конечно, они с Энни смогут вежливо улыбаться друг другу и болтать в течение двух часов.

Но на самом деле все оказалось не так.

Он даже не предполагал этого… Энни стояла у алтаря, рядом с ним, невозможно молодая и… невероятно красивая в своем бледно-зеленом платье, с копной шелковистых кудряшек соломенного цвета, которые никогда ей не нравились и которые он так любил… Она шмыгала носом и ревела всю церемонию. Черт побери, и у него раза два перехватило горло. А когда священник начал нести всю эту чепуху о согласии и мире, у него даже было искушение обнять Энни и сказать, что все хорошо, что они не теряют дочь, а приобретают сына.

Только это неправда. Они теряли дочь, и это была вина Энни.

К тому моменту, когда они принимали поздравления, оказавшись притиснутыми друг к другу, как сиамские близнецы, он чувствовал себя львом, в лапу которого вонзилась заноза.

– Вы, двое, улыбайтесь, – прошипела Дон, и они подчинились, хотя улыбка Энни была такой же фальшивой, как и его.

По крайней мере в гостиницу они ехали на разных машинах. Но потом им пришлось сидеть рядом за столом.

Чейзу казалось, что улыбка примерзла к его лицу. По-видимому, со стороны это выглядело так же, потому что брови у Дон полезли вверх, когда она посмотрела на него.

Ничего, Купер, говорил он себе, держись. Ты же можешь завязать разговор с любым незнакомцем. Конечно, тебе удастся поддержать разговор с твоей бывшей женой.

Он посмотрел на Энни и прочистил горло.

– Ну, как поживаешь?

Энни повернула голову и взглянула на него.

– Извини, – вежливо проговорила она, – я не поняла. Ты со мной разговариваешь?

Чейз прищурился. А с кем же еще он разговаривает? С официантом, наливающим шампанское? Держи себя в руках, повторил Чейз.

– Да. Я спросил, как ты поживаешь.

– Очень хорошо, спасибо. А ты?

Очень хорошо, спасибо… Что за ханжеский тон!

– Не могу пожаловаться. – Он все улыбался и ждал, что Энни примет мяч. Она не сделала этого, и он снова нырнул в омут разговора: – Не знаю, говорила ли тебе Дон, что мы на днях заключили большой контракт.

– «Мы»? – переспросила Энни ледяным тоном.

– Ну, компания «Купер констракшн». Мы давно пытались получить этот заказ…

– Очень мило, – сказала Энни и отвернулась.

Чейз почувствовал, как кровь прилила к голове.

Вот тебе ответ на твою вежливость. Энни его не просто убила, она его похоронила – отвернувшись и глядя куда угодно, но только не на него.

Внезапно на ее лице появилась улыбка, на этот раз настоящая.

– Эй, привет, – мягким голосом воскликнула она, помахав рукой, и… какой-то клоун за соседним столиком помахал рукой ей в ответ.

– Что это за чудак? – вырвалось у Чейза.

Энни даже не взглянула в его сторону. Смотрела на чудака и улыбалась.

– Этот «чудак», – проговорила она, – Милтон Хофман. Профессор, преподает английскую литературу в университете.

Чейз наблюдал, как профессор поднялся и стал продвигаться к их столику. Высокий и тощий, в блестящем голубом саржевом костюме и в галстуке бабочкой, он был похож больше на мертвеца, чем на профессора.

«Чудак» тоже улыбался, направляясь к Энни, и именно эта улыбка, больше, чем что-либо другое, внезапно привела Чейза в ярость.

– Энни, – проговорил Хофман, – Энни, моя дорогая. – Та протянула ему руку, которую он взял в свою, бледную и пухлую, и поднес к губам. – Это было чудесное венчание.

– Спасибо, Милтон.

– Цветы были великолепны.

– Спасибо, Милтон.

– Музыка, украшения… все было чудесно.

– Спасибо, Милтон.

– И ты потрясающе выглядишь.

– Спасибо, Милтон, – ответил Чейз.

Оба повернулись к нему. Чейз улыбнулся, показав все свои зубы.

– А разве нет? – спросил он. – Разве она выглядит не потрясающе?

Глаза у Энни опасно загорелись, но Чейз не обратил на это внимания. Он наклонился к ней и обнял ее за плечи.

– Мне особенно нравится этот низкий вырез, детка, ты же знаешь. – И он ухмыльнулся Милтону. – Некоторые парни любят ножки, правда, Милти? Но я всегда…

– Чейз! – Краска залила лицо Энни.

Хофман моргнул своими темными и водянистыми за стеклами очков глазами.

– Вы, должно быть, муж Энни.

– Ты очень спешишь, Милти, я сам должен был тебе это сказать.

– Он мне не муж, – твердо произнесла Энни, выворачиваясь из его объятий. – Он мой бывший муж. И я его никогда больше не увижу. – Она одарила Хофмана солнечной улыбкой. – Надеюсь, ты надел туфли для танцев, Милтон, я собираюсь танцевать весь день.

Чейз ядовито улыбнулся.

– Ты слышишь, Милти? – Он радовался как дикарь, видя, что лицо Милтона становится все бледнее.

– Чейз, – сквозь зубы сказала Энни, – прекрати.

Чейз наклонился над столом.

– Наша Энни прекрасно танцует, но нужно следить, чтобы она не перебрала шампанского. Правда, детка?

Энни хватала воздух ртом, как выброшенная на берег рыба.

– Чейз, – проговорила она наконец задушенным шепотом.

– В чем дело? Ведь Милти – твой старый приятель? У нас не может быть от него секретов, детка.

– Перестань называть меня деткой. И перестань лгать. Я никогда в жизни не напивалась.

Губы Чейза скривились в ленивой плутовской усмешке.

– Ну ладно, милочка, не говори мне, что ты забыла тот вечер, когда мы познакомились.

– Предупреждаю тебя, Чейз!

– Я, тогда первокурсник, танцевал со своей девушкой на балу в ее школе, в День святого Валентина. И тут я замечаю нашу Энни, которая выходит из двери нетвердой походкой… держась за живот, как будто она только что съела десять килограммов зеленых яблок.

Энни повернулась к Милтону Хофману.

– Все было совсем не так. Парень, с которым у меня было свидание, испортил мне весь праздник. Откуда я знала…

Звук барабана и тарелок заглушил ее пояснения.

– А сейчас, – торжественно объявил голос в микрофон, – мистер и миссис Николас Бэббитт станцуют свой самый первый танец как муж и жена.

Все начали аплодировать, когда Ник обнял Дон, и они пошли на танцевальную площадку, не отрывая глаз друг от друга.

Энни бросила умоляющий взгляд на Милтона.

– Послушай, Милтон…

– Все в порядке, – быстро сказал тот. – Сегодня семейное торжество, Энни, я понимаю. – Он протянул к ней руки, но потом быстро отдернул их. – Я позвоню тебе завтра. Было… любопытно познакомиться с вами, мистер Купер.

Чейз вежливо улыбнулся.

– Зови меня Чейз, пожалуйста. Не нужно лишних формальностей, ведь у нас столько общего.

Энни не знала, кого из них ей больше хочется ударить: Чейза – за его невыносимое поведение или Милтона – за то, что его так легко испугать. Через секунду она решила, что Чейза… Она взглянула на него, пока Хофман пробирался к своему месту, и сказала:

– Ты низкая тварь.

Чейз вздохнул:

– Энни, послушай…

– Нет, это ты послушай. – Она ткнула в него дрожащим пальцем. – Я знаю, чего ты добиваешься.

Знает? Чейз покачал головой. Тогда она знает больше его. У него не было никаких причин вести себя таким подлым образом. Даже если между Энни и этим типом что-то есть. Даже если тот выглядит так, будто может упасть в обморок при виде мыши. Даже если Энни привиделась ему, Чейзу, в постели с этим сукиным сыном…

Она могла делать все, что хотела. И с кем хотела. Это его не касается.

– Ты меня слушаешь? – спросила Энни.

Чейз посмотрел на нее. Лицо ее все еще горело. Пятна были на скулах и на переносице, которую золотой россыпью покрывали крошечные веснушки. Он вспомнил, как любил целовать эти теплые золотые точечки после того, как они занимались любовью.

– Я знаю, чего ты добиваешься, Чейз. Ты стараешься испортить свадьбу Дон, потому что я все сделала не так, как хотелось бы тебе.

Брови Чейза поползли вверх.

– Ты что – спятила?

– Ладно, брось! – Ее голос звенел от гнева. – Ты хотел большую свадьбу в большой церкви, чтобы пригласить на нее всех своих необыкновенных друзей.

– Ты точно спятила! Я никогда…

– Не кричи!

– Я не кричу. Это ты…

– Позволь мне кое-что сказать тебе, Чейз Купер. Дон хотелось именно такую свадьбу.

– И свадьба действительно удалась. Если бы все решала ты, то наша дочь венчалась бы босоногой на каком-нибудь холме…

– О, что бы тогда подумали о мистере Чейзе!

– …а какой-нибудь идиот при этом играл бы на сатире.

– На ситаре, – хмыкнула Энни. – Инструмент называется «ситар», Купер, хотя ты, по-видимому, о сатирах знаешь больше, чем о музыкальных инструментах.

– Мы снова об этом? – огрызнулся Чейз, и Энни покраснела еще сильнее.

– Нет, не «снова». Что касается меня…

– …родители невесты, мистер и миссис Чейз Купер.

Они посмотрели на эстраду. Дирижер доброжелательно улыбался в их сторону, и все – даже те, кого слегка удивило это объявление, – начали аплодировать.

– Вперед, Энни и Чейз, – деланная улыбка дирижера стала еще шире, – присоединяйтесь к жениху и невесте.

– Нет, – сдавленно прорычал Чейз.

– Еще чего не хватало, – выпалила Энни.

Но аплодисменты стали громче, а Дон только пожала плечами, когда Энни бросила в ее сторону умоляющий взгляд.

Чейз отодвинул стул, протянул к ней руку и решительно произнес:

– Хорошо, давай поскорее покончим.

Энни вздернула подбородок, скованно поднялась и вложила свою руку в его.

– Я действительно ненавижу тебя, Чейз.

– Это взаимное чувство, мадам.

С горящими ненавистью глазами оба глубоко вздохнули, нацепили улыбки на лица и закружились в танце.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Невозможная, ничтожная женщина! Вот кто она такая, его бывшая жена, вот во что она превратилась за годы их брака. Чейз скованно держал Энни в своих руках, стараясь не прижиматься к ней. Не так, как прежде… Чейз улыбнулся своим воспоминаниям. Какими сладко-эротичными были когда-то их танцы, продолжавшиеся в коридоре школы, и в кафе, и даже на автостоянке, куда теплый весенний ветерок доносил музыку.

Именно там они с Энни оказались однажды одни в темноте. Обнявшись и сгорая от желания, измучившего их за четыре месяца свиданий, оба потеряли голову.

Той ночью они в первый раз занимались любовью на старом лоскутном одеяле, которое он достал из своего старенького автомобиля и расстелил на мягкой, пахнувшей медом траве в парке.

– Мы должны остановиться, – повторял он не своим голосом и при этом продолжал расстегивать молнию и снимать с нее платье, лаская ее прекрасное тело глазами, губами, руками.

– Да, – шептала Энни, – да. – Но ее руки лихорадочно срывали с него дурацкий галстук-бабочку, стаскивали белый пиджак, расстегивали пуговицы на рубашке и гладили его горячую кожу.

Воспоминания окутали Чейза мягким туманом. Одной рукой он крепко обхватил талию жены, а другой стиснул ее запястье и прижал к своей груди.

– Чейз? – удивилась она.

– Шшш, – прошептал он, губами касаясь ее волос.

Энни еще секунду сопротивлялась, а потом, вздохнув, опустила голову на его плечо и отдалась музыке и воспоминаниям.

Как чудесно в объятиях Чейза!..

Когда они в последний раз так танцевали? Не на тех бесконечных благотворительных вечерах, которые посещали по обязанности.

Энни закрыла глаза. Они всегда прекрасно танцевали, еще в школе. Все эти вечеринки старшеклассников… когда Чейз приезжал из колледжа на выходные…

А та ночь, когда они прошли весь путь до конца – после стольких месяцев лихорадочных поцелуев и прикосновений, повергавших их в дрожь…

Сердце Энни забилось сильнее. Она вспомнила, как Чейз медленно кружил ее на автостоянке под музыку, доносившуюся из школьного спортзала, и как поцелуи Чейза наполняли ее желанием, таким сильным, что она не могла думать ни о чем другом. Не говоря ни слова, они забрались в его старенький «шевроле» и долго ехали в парк, и она сидела так близко к нему, что они казались одним целым.

Она вспомнила, каким мягким было одеяло, на котором они лежали, расстелив его на траве, вспомнила восхитительную твердость его тела, когда он прижался к ней.

– Я так тебя люблю, – повторял он.

– Да, – вздыхала она, – да.

Они не должны были этого делать – она знала, когда расстегивала его рубашку и прикасалась к нему. Но остановиться значило умереть.

О, это божественное ощущение его обнаженного тела! Его запах, вкус его кожи! И этот головокружительный момент, когда он вошел в нее, заполнил ее и навсегда стал ее частью.

Оказалось, что не навсегда.

Энни съежилась в объятиях мужа.

Это был всего лишь секс, и потом все кончилось. Чейз – ее бывший муж. Бывший. Не мальчик, в которого она была по уши влюблена, не мужчина, который стал отцом Дон. Посторонний человек, которому его работа интереснее, чем жена и ребенок.

Которому интереснее заниматься любовью с двадцатидвухлетней секретаршей, чем с женой, тело которой начало стареть.

Лед сковал сердце Энни. Она откинулась назад и уперлась ладонями в его грудь.

– Достаточно…

Чейз открыл глаза. Его лицо горело. Он выглядел так, как будто его грубо разбудили, прервав прекрасный сон.

– Энни, – мягко сказал он, – послушай…

– Танец по заказу окончен, Чейз.

Он огляделся. Она была права. Со всех сторон они были окружены танцующими парами.

– Мы сыграли в эту игру. Теперь, если ты не против, все остальные танцы я оставляю для Милтона Хофмана.

Лицо Чейза стало жестким.

– Конечно, – вежливо ответил он. – Я бы тоже хотел кое с кем пообщаться. Я вижу, ты пригласила не только своих знакомых, но и кое-кого из моих старых друзей.

– Естественно, – сказала она с ледяной улыбкой, – ведь некоторые из них и мои друзья. Кроме того, я знала, что тебе нужно будет с кем-то общаться, – ты же и так пошел на огромную отцовскую жертву, не прихватив с собой очередную подружку. Или ты сейчас пользуешься услугами шлюх?

Ни разу в жизни Чейз не ударил женщину. Черт, у него даже никогда не возникало такого желания. Мужчина, способный ударить женщину, заслуживает презрения. И все же в эту секунду Чейз поймал себя на мысли, что, будь Энни мужчиной, он стер бы с ее лица эту мерзкую ухмылку.

Но есть выход получше.

– Если тебя интересует, есть ли у меня сейчас близкая женщина, – сказал он, глядя ей в глаза, – то я отвечу тебе «да». – Он выждал несколько секунд, чтобы насладиться эффектом, и продолжил: – И я бы попросил тебя выбирать выражения, когда ты говоришь о моей невесте.

Это было все равно что наблюдать, как рушится здание, взорванное динамитом. Ухмылка Энни исчезла, она открыла рот.

– О твоей… твоей?..

– Невесте. – Он не то чтобы лгал. Они с Дженет встречались уже два месяца, и она не скрывала своих намерений. – Дженет Пендлтон, дочь Росса Пендлтона. Ты ее знаешь?

Знает ли она ее? Дженет Пендлтон, наследницу огромного состояния своего отца? Голубоглазую блондинку, портрет которой почти каждую неделю появляется в разделе светской хроники воскресной «Нью-Йорк таймс»? Девушку, которая известна не только тем, что блестяще исполняет обязанности вице-президента компании Пендлтона, но также и тем, что отказалась от миллионного контракта с лучшими французскими фирмами на рекламу их парфюмерной продукции?

На долю секунды пол качнулся у Энни под ногами. Затем она выпрямилась и снова улыбнулась.

– Боюсь, что мы вращаемся в разных кругах. Но, конечно, я знаю, кто она такая. Приятно видеть, что тебя теперь интересуют не двадцатидвухлетние девушки, а тридцатилетние женщины. Ты уже сказал об этом Дон?

– Нет! То есть у меня еще не было времени. Я… э-э-э… хотел подождать, пока они вернутся из свадебного…

– Милтон, вот ты где. – Энни схватила Милтона Хофмана за руку. Она была совершенно уверена, что он, направляясь к стойке буфета, постарается проскользнуть мимо нее и Чейза незамеченным, но именно сейчас ей было необходимо на кого-то переключиться. – Милтон, – сказала она, беря его под руку и одаривая ослепительной улыбкой, – мой бывший муж только что поделился со мной потрясающей новостью.

Хофман настороженно посмотрел на Чейза.

– В самом деле? Как приятно.

– Чейз женится. На Дженет Пендлтон. Мило, правда?

– Ну, – протянул Чейз, – на самом деле…

– Надо же, сколько романов сразу, – сказала Энни и звонко рассмеялась. – Дон и Ник, Чейз и Дженет Пендлтон… – Она подняла голову и посмотрела на вытянутое худое лицо Милтона. – И мы.

Кадык на шее Хофмана дернулся. Всего лишь неделю назад он предложил Энни Купер выйти за него замуж. Она ответила, что он ей очень нравится, что она им восхищается, что ей приятна его компания и его внимание. Столько ему наговорила – не сказала только «да».

Он перевел взгляд на ее бывшего мужа. Чейз Купер унаследовал строительную фирму отца и при помощи своего диплома инженера и своих мускулов сделался главой хорошо известной во всей стране компании. Его мускулы по-прежнему были в порядке, и сейчас он выглядел так, как будто хотел использовать их, чтобы стереть Хофмана в порошок.

– Чейз, разве ты не хочешь пожелать нам счастья? – сияя, спросила Энни.

– Да, – сказал Чейз, сунув руки в карманы и судорожно сжав их в кулаки. – Я желаю тебе всего наилучшего, Энни. Тебе и твоему мертвецу, вам обоим.

Улыбка на ее лице погасла.

– Ты всегда знал, что сказать, правда, Чейз? – Резко развернувшись, она потащила Милтона в сторону буфета.

– Энни, – прошептал Милтон с ошеломленным лицом, – милая моя, я и не догадывался…

– Я тоже, – прошептала она в ответ и улыбнулась ему. Пусть думает, что слезы в ее глазах – это от счастья, а не от боли, внезапно пронзившей ее сердце.

Выходит замуж, думал Чейз, его Энни выходит замуж за этого чудака. Раньше вкус у нее был лучше.

Он подвинул свой пустой стакан бармену.

– Женщины… – вздохнул он. – Невозможно жить ни с ними, ни без них.

Бармен вежливо улыбнулся:

– Да, сэр.

– Еще одни бурбон с…

– С водой. И один кубик льда. Я помню.

Чейз посмотрел на парня.

– Вы хотите сказать, что за сегодняшний день я был здесь уже слишком много раз?

Улыбка бармена стала еще более вежливой.

– Может быть, мне скоро и придется так сказать, сэр. Законы штата, вы понимаете.

Чейз сжал зубы.

– Я дам вам знать, когда мне будет достаточно. А пока – сделайте двойной.

– Чейз?

Он обернулся. Позади него гости танцевали какой-то безумный общий танец, популярный в этом сезоне. Кое-кто все еще поглощал закуски, которые Энни сама заказала и оплатила, не позволив сделать это ему.

– Я не собираюсь просить тебя за что-либо платить, – заявила она, когда он позвонил и предложил разделить расходы на свадьбу. – Дон – моя дочь; мой цветочный бизнес приносит доходы, и я не нуждаюсь в твоей помощи.

– Дон и моя дочь тоже, – разозлился он, но, прежде чем договорил, Энни бросила трубку. За Энни всегда оставалось последнее слово, черт возьми. Но не сегодня. Сегодня – за ним. И выражение ее лица, когда он нес эту чепуху о своей помолвке с Дженет, делало для него победу еще более приятной.

– Чейз? Ты в порядке?

Впрочем, по правде говоря, и в этот раз последнее слово осталось не за ним. За ней. Как она могла? Как она могла собраться замуж за этого слюнтяя среднего рода в галстуке-бабочке…

– Чейз, черт побери, что с тобой?

Чейз моргнул. Перед ним стоял Дэвид Чеймберз, высокий, голубоглазый, волосы стянуты на затылке в длинный хвост так же, как двенадцать лет назад, когда Дэвид стал его личным адвокатом.

Чейз натянуто рассмеялся.

– Дэвид. – Он протянул руку, потом передумал и обнял его за плечи. – Эй, парень, как поживаешь?

Чеймберз улыбнулся и по-медвежьи обхватил его. Затем отодвинулся и пристально оглядел Чейза.

– У меня все хорошо. А как ты, Чейз? Все в порядке?

Чейз одним глотком отхлебнул половину своего бурбона.

– Лучше не бывает. Что ты будешь пить?

Чеймберз посмотрел на бармена.

– Виски со льдом. И бокал шардонне, пожалуйста.

– Только не говори мне, что ты здесь с дамой, – улыбнулся Чейз. – Неужели и ты подхватил любовную лихорадку?

– Я? – рассмеялся Дэвид. – Вино – для дамы за моим столиком. А насчет любовной лихорадки… Я ведь уже болел ею, помнишь? Один брак, один развод… Нет, Чейз, такого больше со мной не случится. Больше никогда.

– Да уж. – Чейз обхватил рукой стакан. – И в чем тут дело? Ты женишься на одной женщине, а через год-другой она уже иная.

– Согласен. Брак – это женская фантазия. Много чего наобещать парню, чтобы его сцапать, а потом изобразить удивление, когда он ждет, что ему это предоставят… – Бармен поставил виски перед Дэвидом, и тот, поднеся стакан ко рту, сделал глоток. – Я думаю так: если у мужчины есть домохозяйка, кухарка и хорошая секретарша, то что ему еще нужно?

– Ничего, – мрачно сказал Чейз, – абсолютно ничего.

Дэвид взял бокал вина, поставленный на стойку барменом, обернулся и посмотрел в глубь зала. Чейз проследил за его взглядом и увидел красивую брюнетку, сидевшую за столиком в гордом одиночестве.

Дэвид отхлебнул еще виски и сказал:

– К сожалению, есть еще кое-что. И именно из-за этого чаще всего несчастные вроде нас с тобой попадают в передряги.

Чейз подумал о том, что он чувствовал, держа Энни в своих объятиях всего час-другой назад.

– Ты прав насчет несчастных, – сказал он и поднял стакан. – Мы оба хорошо это знаем. Переспи и забудь, вот так.

Дэвид засмеялся и чокнулся с ним.

– За это я и выпью.

– За что? Что вы тут прячетесь, ребята?

Они обернулись. Дон и Ник стояли рядом с ними, сияя улыбками.

– Папочка, – сказала Дон, целуя его в щеку. – Мистер Чеймберз, я так рада, что вы пришли.

– Я тоже. – Дэвид протянул руку ее жениху. – Ты счастливчик, сынок. Заботься о ней.

Ник кивнул:

– Буду, сэр.

Дон еще раз поцеловала отца.

– Иди и пообщайся с гостями, папочка. Это приказ.

Чейз шутливо отдал ей честь. Молодожены удалились, и он сказал, обращаясь к Дэвиду:

– Единственное достоинство брака – ребенок, которого ты можешь назвать своим.

Дэвид кивнул:

– Согласен. Я всегда надеялся… – Он запнулся и пожал плечами. Потом, со стаканом виски в одной руке и бокалом вина в другой, добавил: – Слушай, Купер, тебе кто-нибудь говорил, что когда ты долго стоишь возле стойки, то становишься сентиментальным?

– Да, говорил – мой адвокат пять лет назад, после моего развода.

Они улыбнулись друг другу, потом Дэвид хлопнул Чейза по спине.

– Последуй приказу Дон. Пообщайся. Здесь удивительно хороший выбор симпатичных одиноких женщин, если ты еще этого не заметил.

– Хотя ты и адвокат, но иногда даешь дельные советы, – хмыкнул Чейз. – А как насчет брюнетки за твоим столиком? Она к ним относится?

Глаза Дэвида слегка сузились.

– В настоящий момент – да.

– Да?

– Да, – повторил Дэвид с улыбкой, но выражение его глаз говорило другое.

– Ты грязный негодяй, – оскалился Чейз. – Ну ладно. Я, пожалуй, пойду… как это выразилась моя дочь? Пообщаюсь. Пообщаюсь и что-нибудь подыщу.

Мужчины расстались. Чейз допил свой стакан и, лишив бармена удовольствия отказать ему в следующем, вышел за дверь.

Энни скинула туфли, положила ноги на старенький, обитый ситцем пуфик, который она сто раз собиралась выбросить, и глубоко вздохнула.

– Ну вот, – проговорила она, – все закончилось.

Сидевшая напротив нее Деб согласно кивнула.

– Закончилось, и ладно. – Она тоже сбросила туфли. – Могу поспорить, ты этому рада.

– Рада? – Энни фыркнула. – Даже больше. Думаю, что Наполеону было легче разработать план сражения при Ватерлоо, чем мне спланировать эту свадьбу.

Красивые темные брови Деб удивленно поднялись.

– Позволь заметить, что это неудачное сравнение.

– Пожалуй. – Энни снова вздохнула. – Но ты понимаешь, что я имею в виду. Трудно поверить, что все это можно было успеть сделать. Вообрази: твоя дочь возвращается как-то ночью и спокойно объявляет тебе, что через два месяца выходит замуж. И разве не здорово, что у нее была такая потрясающая свадьба, о которой она всегда мечтала?

Энни встала, пошла в кухню и через минуту вернулась с бутылкой шампанского и двумя стаканами.

– А ведь он обвинил меня в том, что, решай все я, Дон венчалась бы босоногой на каком-нибудь холме… Ты не возражаешь, если мы будем пить шампанское из стаканов? Конечно, нужны фужеры, но я никак не соберусь их купить.

– Мы можем пить хоть из банок из-под варенья, мне все равно. Но о чем ты говоришь, Энни? Кто тебя обвинил?

– Чейз. Мой бывший муж. – Энни сняла фольгу с бутылки, потом, прикусив губу, стала осторожно вытаскивать пальцами пробку. Пробка выскочила с громким хлопком, и шампанское, пенясь, пролилось на пол. Энни пожала плечами и промокнула маленькую лужицу ногой в носке. – Несколько недель назад он позвонил, чтобы поговорить с Дон. К несчастью, к телефону подошла я. Он сказал, что получил приглашение и рад, что я не позволила своим буйным инстинктам взять надо мной верх. – Энни передала стакан Деб. – Представляешь – буйным!.. И все потому, что, когда мы поженились, я устроила вечеринку-другую во дворе за домом, где мы жили.

– Я думала, что вы жили в многоквартирном доме.

– Да, но это было потом. А сначала кто-то из знакомых Чейза сдал нам, очень дешево, домик в Куинсе.^[1]

Деб кивнула.

– И какие же вечеринки ты устраивала?

– Обычно – что-то вроде пикника.

– Ну и что? Подумаешь. – Деб сделала гримасу.

Губы Энни дернулись.

– Ну, это было зимой.

– Зимой?

– Да. Видишь ли, дом был таким крохотным, и денег у нас было немного. Я только что закончила школу, и единственная работа, которую смогла найти, была в ближайшем экспресс-кафе «Бургер кинг». Чейз перевелся в Сити-колледж. Обучение там стоило гораздо дешевле, и, кроме того, он мог два раза в неделю работать в фирме своего отца. – Энни вздохнула. – У нас не было ни цента лишнего, но зато миллион способов экономить деньги!

Деб улыбнулась.

– Включая пикники посреди зимы.

Энни улыбнулась в ответ.

– Ну, это было совсем неплохо. Мы разводили огонь в жаровне на заднем дворе, и я делала тонны соуса «чили» и домашнего хлеба. Мы варили целую кастрюлю кофе, а для парней было пиво… – Ее голос стал мечтательным.

– Жалкая тень сегодняшнего стола, – пошутила Деб. Она дотянулась до бутылки и снова наполнила стаканы. – Шампанское, икра, креветки на льду, говяжья вырезка с грибами…

– Filet de boeuf awe chanterelles^[2] – с вашего позволения, – высокомерно поправила подругу Энни.

– Pardonnez-moi, madame^[3], — хихикнула Деб.

– Я не шучу. Учитывая, сколько эти блюда стоили, лучше называть их по-французски.

– И ты не позволила Чейзу заплатить ни цента?

– Нет, – резко ответила Энни.

– Ненормальная. Что ты стараешься этим доказать?

– Что мне не нужны его деньги.

– Или он сам? – мягко спросила Деб. Энни посмотрела на нее, и Деб пожала плечами. – Я видела, как вы танцевали. Какое-то время это выглядело очень мило.

– Ты видела, как червячок прошлого заполз в настоящее. Можешь поверить мне, Деб, с этой частью моей жизни покончено. Я больше ничего не испытываю к Чейзу. Даже с трудом могу поверить, что когда-то было не так.

– Понимаю. Путешествие по волнам памяти?

– Совершенно верно. Навеянное свадьбой моей маленькой девочки… – Энни внезапно замолчала и разразилась слезами.

– О, милочка! – Деб спрыгнула с дивана и присела рядом с Энни. Обняла ее и погладила по спине. – Не плачь, дорогая. Нет ничего удивительного в том, что ты все еще питаешь к нему какие-то чувства. К тому же он классный парень.

– Он женится, – всхлипнула Энни.

– Чейз?

– На Дженет Пендлтон.

– Я ее знаю?

– Надеюсь, что нет. – Энни икнула. – Она богачка. Потрясающая женщина. Элегантная.

– Я ее уже ненавижу. – Деб приподняла подбородок Энни. – А ты уверена, что он женится?

– Он мне сам сказал. – Энни выпрямилась и, достав носовой платок, высморкалась. – А я сказала ему, что выхожу замуж за Милтона.

– За Милтона? За Милтона Хофмана? – Деб выкатила глаза. – Мой Бог, нет!

– Почему? Он одинокий, надежный и милый.

– Как плюшевый медвежонок, – с ужасом добавила Деб. – Ты уж лучше возьми к себе в кровать одного из них, чем Милтона Хофмана.

– О, Деб, ты несправедлива. – Энни встала. – Есть вещи более важные в супружестве, чем секс.

– Назови их.

– Взаимопонимание, например. Похожие интересы. Общие планы.

– И тебе будет достаточно этого, чтобы забыть обо всем остальном?

– Да! – Энни опустила плечи. – Нет, – тут же призналась она. – Это ужасно, правда? Мне нравится Милтон, но я его не люблю.

Деб вздохнула.

– И слава Богу. Я уж испугалась, что у тебя крыша поехала.

– А может, я помешана на сексе?..

– Конечно, нет. Секс – это большая часть жизни.

– Но как же ужасно я поступила с бедным Милтоном! Теперь мне придется звонить ему и объяснять, что я совсем не то имела в виду, когда представила его Чейзу как моего жениха.

– Да-а, – протянула Деб, – денек выдался на славу.

– Сумасшедший день, ты хочешь сказать.

– Послушай, тебе надо хорошенько подумать. Пусть он там женится и все такое, но вдруг у тебя действительно что-то к нему осталось?

– Да хоть бы он даже ушел в монастырь, я бы не стала ни о чем думать! – Глаза Энни сверкнули. – У меня больше ничего к нему нет. Сознаюсь, я расстроена, но это потому, что моядевочка вышла замуж.

– Ты же знаешь, Энни, как говорят: мы растим детей, чтобы когда-нибудь отпустить их от себя.

Энни убрала носовой платок, взяла бутылку и повернулась, чтобы идти в кухню.

– Меня огорчает не то, что она ушла от меня, Деб, а то, что она так молода. Слишком молода, чтобы совершить такой поступок.

– Ну хорошо, – сказала Деб, складывая руки на груди и прислоняясь к дверному косяку, – ты ведь тоже была молодой, когда выскочила замуж.

– Совершенно верно. И посмотри, к чему это привело. Я думала, я знаю, что делаю, но, оказалось, нет. Мною управляли гормоны, а не разум… – Не успела Энни договорить, как раздался телефонный звонок. Она дотянулась до телефона и сняла трубку. – Алло?

– Энни?

– Чейз, – губы Энни сжались, – чего ты хочешь? Я думала, что мы уже все сказали друг другу сегодня днем.

На другом конце города в гостиничном номере Чейз смотрел на юношу, стоявшего у окна с поникшими плечами. Фигура его выражала отчаяние.

Чейз прочистил горло.

– Энни… здесь Ник.

Энни сдвинула брови.

– Ник? Здесь? Где это – здесь?

– В моей комнате в гостинице.

– Нет, это невозможно. Ник с Дон летят на Гавайи… – Кровь отлила от ее лица. – О Боже, – прошептала она. – Произошла катастрофа? Дон?..

– Нет, – перебил ее Чейз. – С Дон все в порядке. Ни с Дон, ни с Ником ничего не случилось.

– Тогда почему?..

– Она его бросила.

Энни плюхнулась на стул.

– Бросила? – тупо повторила она. – Дон бросила Ника?

– Да. – Чейз помассировал мышцы шеи, нывшие так, будто его только что сняли с дыбы. – Они… э-э-э… приехали в аэропорт, прошли регистрацию багажа. Потом пошли в зал ожидания для пассажиров бизнес-класса. Я поменял их билеты на бизнес-класс, Энни, я знаю, что ты не одобрила бы этого, но…

– Проклятье, Чейз, расскажи мне, что случилось!

Чейз вздохнул.

– Ник предложил принести кофе. Дон согласилась. А когда он принес кофе, ее уже не было.

– Она не бросила его, – воскликнула Энни, прижав руку к сердцу, – ее похитили! Вы вызвали полицию?

– Она оставила записку, – устало сказал Чейз. Энни услышала в трубке шорох бумаги. – Она пишет, что… это вовсе не значит, что он ей не нравится.

– Не нравится? – взвизгнув, переспросила Энни. – Людям нравятся… цветы. Или попугаи… Она говорила, что любит Ника. Что без ума от него.

– Да, вовсе не значит, что он ей не нравится, – повторил Чейз. И продолжил: – Но просто любви, пишет она, недостаточно. У нее, сказано в записке, нет иного выбора, кроме как закончить этот брак прежде, чем он начался.

Энни закрыла глаза рукой.

– О Боже, – прошептала она. – Это звучит так зловеще.

– Ник сам не свой, и я тоже. – Голос Чейза хрипел от волнения. – Он искал ее везде, но не нашел. Господи, если с нашей девочкой что-то случилось…

Энни подняла голову. Входная дверь тихонько открылась и закрылась. Кто-то медленно шел в гостиную.

– Мама…

В дверях стояла Дон, одетая в дорожный костюм, который они покупали вместе. Миниатюрные белые орхидеи, которые Энни приколола ей на жакет, печально поникли. Глаза Дон были красными и опухшими.

– Детка? – прошептала Энни.

Дон улыбнулась ей дрожащей улыбкой, но тут из ее горла вырвались рыдания.

– О мамочка, – простонала она, и Энни, уронив телефон, протянула к ней руки.

Дочь бросилась к матери и спрятала лицо у нее на груди.

Деб подняла телефон с пола.

– Чейз?

– Черт побери, – прорычал Чейз, – кто это? Что происходит?

– Я подруга Энни. Вы с Ником можете не беспокоиться. Дон здесь. Она только что вошла.

– С моей дочерью все в порядке?

– Да, кажется, она…

Чейз, не дослушав, швырнул трубку. Вместе с Ником они тут же выскочили за дверь.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Луна поднялась и скрылась за грядой облаков.

Вздыхая, Чейз включил торшер, стоявший рядом с креслом, и подумал: как хорошо было бы, если бы и он мог проделывать такие фокусы. Может быть, тогда люди перестали бы смотреть на него как на человека, который всегда способен найти выход из безнадежной ситуации.

Но дело в том, что в безнадежных ситуациях требуются невероятные решения. А у него не было никакого. В голове одна пустота. Он даже не сказал бы, какой сегодня день. Единственное, что он помнил твердо, – это то, что несколько часов назад он был отцом невесты. А теперь он был отцом женщины, которая… Как бы вы назвали женщину, которая приехала в аэропорт, а потом объявила своему свежеиспеченному мужу, что они совершили ужасную ошибку и что она хочет уйти от него?

Умница. Вот как назвал бы ее Чейз двадцать четыре часа назад, когда он все бы отдал, только бы Дон отложила свадьбу до того времени, когда станет старше и, возможно, мудрее.

Чейз устало закрыл глаза. Но его дочь как раз не решилась отложить свадьбу. Свадьба состоялась. Дон и Ник соединились друг с другом перед лицом Бога и в соответствии с законами штата Коннектикут. Разорвать эту связь теперь гораздо труднее, чем несколько часов назад. И тут не могло помочь то, что Дон рыдала и твердила, что любит Ника всем сердцем, просто не может… не будет… и не должна оставаться его женой.

Чейз потер рукой затылок, чтобы снять напряжение сведенных мышц. Он абсолютно не понимал, о чем она говорит, не понимал этого и бедняга Ник. Даже Энни не понимала, в чем Чейз не сомневался, несмотря на то что, обнимая Дон, она продолжала повторять: «Я понимаю, дорогая».

– Что ты понимаешь? – спросил ее Чейз с раздражением, когда она выскочила из спальни после того, как наконец уговорила Дон прилечь и постараться заснуть.

Энни бросила на него один из этих убийственных взглядов, которые так мастерски получаются у женщин и означают для них неоспоримую истину – «все мужчины такие глупые». А потом сказала, что она не поняла ничего, но не собирается расстраивать Дон, признаваясь в этом.

– Черт побери, Энни, – прорычал Чейз. И тут все началось. Прибежал Ник, Дон начала плакать, Энни обзывала его – он и представить себе не мог, что она знает такие слова… Дьявол, думал он теперь устало, хорошо, что у нее нет собаки, а то та точно вцепилась бы ему в ногу.

Чейз тяжело вздохнул. Как же он устал. Из-за закрытой двери – в комнату Дон – вот уже несколько часов не доносилось ни звука. Наверное, мать с дочерью спали. Даже Ник наконец задремал на диване в гостиной.

Может быть, если прикрыть глаза хоть на пять минут… Чейз откинул голову и… чертыхнулся.

– Черт побери! Дурацкое кресло!

На мгновение он забыл, что, когда Энни купила этот дом, она выбросила всю прежнюю мебель и заполнила комнаты разным хламом, который называла антиквариатом. Однако на самом деле это был просто хлам. Изысканный хлам. Диванчики и столики со смешными ножками, кресла без подголовников…

– Если ты будешь пинать это кресло ногой, Чейз Купер, клянусь, я тебя ударю!

Чейз обернулся. Его бывшая жена стояла в дверях. Она переоделась в джинсы и свитер, и по ее виду Чейз понял, что состояние у нее не лучше, чем у него.

Плохо. Чертовски плохо – учитывая, что именно она втянула их в эту передрягу. Если бы Энни так легко не согласилась… Если бы с самого начала запретила Дон выходить замуж, пока девочка не повзрослеет…

– Оно только на то и годится, чтобы его пинать, – пробормотал Чейз и посторонился, пропуская ее к креслу. Энни принялась поправлять и взбивать подушки, как будто хотела убрать все следы того, что он сидел в кресле. – Как Дон?

– Спит. – Энни взглянула на него. – Как Ник? Он ведь еще здесь?

– Да, здесь. Спит в гостиной.

– Он в порядке?

– Насколько это возможно в данной ситуации. Наша дочь наконец объяснила тебе, что происходит?

Энни провела пальцами по волосам.

– Хочешь чаю? – Не дожидаясь ответа, она направилась в кухню. – Или ты предпочитаешь кофе? – спросила она, включая верхний свет.

– Чаю… – ответил Чейз, мигая от света. Он сел на один из стульев у кухонного стола, наблюдая, как Энни наливает воду в чайник и ставит его на плиту. – Так объяснила?..

– Что? – Энни открыла дверцу шкафа, вынула коробку с пакетиками чая и положила ее на стол. – Хочешь печенья? Конечно, я не запаслась твоим любимым, с какой-нибудь клейкой гадостью внутри.

– Я буду пить просто чай, – ответил он, отказываясь принять вызов. – Что сказала Дон?

Энни закрыла шкаф и открыла холодильник.

– Может быть, сэндвич?.. С сыром? Или предпочитаешь с ветчиной?

– Энни…

– Его лучше делать с ржаным хлебом, хотя ты всегда говорил…

– …что я к нему не притронусь, пока кто-нибудь не повесит перед моим ртом мешок с сеном и не оседлает меня. Нет, большое спасибо. Я не хочу сэндвич. Я только хочу знать, что тебе сказала наша дочь… и что ты не желаешь рассказывать мне. – Чейз прищурился. – Ник обидел ее?

– Нет, конечно, нет. – Энни закрыла дверцу холодильника. Чайник начал закипать, и она схватила его, пока он не засвистел. – Передай мне две кружки, будь добр. Они в шкафу за тобой.

– Не похоже, чтобы он мог обидеть ее. – Чейз достал две белые фарфоровые кружки и подтолкнул их по столу к Энни. – Но если хоть один волос упадет с головы нашей дочери, то, видит Бог…

– Успокойся, пожалуйста. Говорю тебе, что дело не в этом. Ник замечательный парень.

– Хорошо, тогда в чем же дело?

Энни посмотрела на него, потом отвела глаза.

– Это… э-э-э…. сложно.

– Сложно? – Чейз опять нахмурился. – Что ты имеешь в виду? Он – что?..

– Ты по-прежнему кладешь две ложки сахара или наконец привык обходиться без него?

– Две ложки. И прекрати придираться ко мне.

Энни положила в чай сахар и быстро размешала.

– Ты прав. Мне все равно. Твое здоровье меня не волнует. Это ее проблема.

– Ее?

– Дженет Пендлтон.

– Дженет Пен… – Он побагровел. – А, да. Ее.

Энни опустила кружку на стол перед ним с такой силой, что горячая жидкость выплеснулась через край ему на пальцы.

– Да. Пусть о твоем весе заботится твоя невеста.

– Мой вес – это моя проблема, – сказал Чейз, тайком радуясь, что Энни злится.

Он прав, подумала с грустью Энни, садясь на стул рядом с ним. Он выглядел таким же подтянутым и красивым, как в день их свадьбы. Или в день их развода. Еще одно преимущество мужчин. Мужчины не отмечают у себя тех ужасных перемен, которые открываются на пороге средних лет. Стрелка напольных весов, отклоняющаяся все правее… Тело, теряющее упругость… Морщинки, которых нет у Дженет Пендлтон. Мешки под глазами, которых не было у хорошенькой секретарши Чейза.

– …приведет его в норму. Может, так и с Ником, а? – донеслось до Энни.

Она очнулась.

– О чем ты говоришь?

– О реальности, вот о чем. Я недавно слышал о парне, который женился на девушке, зная, что у него определенные наклонности. Он надеялся, что, когда женится, это приведет его в норму.

Энни подавилась чаем.

– Господи, – сказала она, когда откашлялась, – какой ты высокопарный, Чейз Купер! Нет, у Николаса нет, как ты деликатно выразился, определенных наклонностей.

– Ты уверена?

– Да.

– Ну, может быть, стоило поинтересоваться?

– Ник и Дон последние три месяца жили вместе. И Дон никогда не намекала на какие-либо проблемы в постели. Совсем наоборот. – Энни покраснела. – Я раза два заходила к ним, конечно не утром или поздно вечером, и точно могу сказать: судя по тому, сколько времени им требовалось, чтобы открыть дверь, и как они при этом выглядели, с постелью у них было все прекрасно. – Энни посмотрела на свой чай. – С тех пор я всегда сначала звоню им по телефону, предупреждая о приходе.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что они жили вместе?

– Именно то, что я сказала. Разве ты не слышал от Дон? Они сняли квартиру.

– Черт побери, Энни, как ты могла позволить нашей дочери сделать это?

– Что сделать? Жить с мужчиной, за которого она собирается замуж?

– Разве ты ей не запретила?

– Ей восемнадцать лет, Чейз. Она совершеннолетняя. Достаточно взрослая, чтобы принимать решения самостоятельно.

– Ну и что?

– Что значит – ну и что?

– Ты могла бы сказать ей, что она ошибается.

– Любовь – это не ошибка.

– Любовь… – Чейз покачал головой. – Скорее, тут секс.

– Я просила ее подождать и подумать, как следует, чтобы убедиться, что она поступает правильно. Она сказала, что уже подумала и решила.

– Секс, – повторил Чейз.

Энни вздохнула.

– Секс и любовь идут рука об руку.

– Ну, у Дон с Ником могло быть что-то одно. И надежда, что второе придет после свадьбы. – Чейз уставился на свой чай. – Впрочем, наверное, это слишком старомодно.

– Так было у нас.

Чейз зло посмотрел на нее. Кровь бросилась ему в лицо.

– То, что мы сделали… или не сделали, не имеет никакого отношения к данной ситуации.

– А вот тут ты ошибаешься. – Энни встала, взяла свою кружку, обхватила ее обеими руками и подошла к окну, которое выходило в сад. – Боюсь, что как раз имеет самое прямое отношение…

– О чем ты говоришь?

– Сделай одолжение, погаси свет. У меня в голове словно молоток стучит.

– Прими аспирин.

– Я уже приняла. – Она села на подоконник, подтянула колени к подбородку. Ее взгляд был устремлен в темноту за окном. – Ты хочешь знать, что сказала Дон? Хорошо, я расскажу. Но тебе это вряд ли понравится.

– Мне и так не нравится большая часть того, что произошло сегодня, – сказал Чейз, поднимаясь и направляясь к ней. – Так что какая разница?

– Первое, что она сказала, – это что любит Ника.

– Угу. – Чейз скрестил руки на груди и прислонился к оконной раме.

– Она сказала, что знает, что и он ее любит. А сбежала от него по той же самой причине.

Брови Чейза подскочили вверх.

– Стой-стой, я правильно понял? Наша дочь влюбилась, была помолвлена с парнем, жила с ним, вышла за него замуж, отправилась с ним в свадебное путешествие, а затем решила сбежать, потому что… они любят друг друга?

Энни вздохнула.

– Ну, немного сложнее.

– Ты сняла камень с моей души. А то я уже подумал, что схожу с ума. И что же еще?

– Она боится.

– Она боится, – повторил он, стараясь оставаться спокойным. У него было ощущение, что он погружается в омут эмоций, из которого женщины легко выплывают, но в котором мужчины тонут. – Чего?..

– Боится, что они разлюбят друг друга.

– Энни… – Чейз сел рядом с ней. Их колени соприкасались. – Ты сейчас сказала, что дети любят друг друга. У них все только начинается. У нее нет повода думать…

– Она боится того, что случится. Их любовь завянет и умрет.

– Это смешно.

– Я ответила ей то же самое. А она мне сказала… – Энни проглотила комок в горле, – сказала, что наблюдала за нами на свадьбе сегодня.

– Значит, наблюдала, – кивнул Чейз, как будто наконец-то понял, о чем она говорит. – За мной и за тобой?

– Да, – подтвердила Энни, – за тобой и за мной. – Говорит, что ей было очень больно смотреть, как неприятно нам было, когда нас заставили танцевать друг с другом.

– Ну конечно, неприятно. Никто нас не предупредил. Ты объяснила ей это?

– Да.

Чейз вспомнил тот момент, когда он обнял Энни. И еще вспомнил, какое удовольствие при этом испытал. Он хмыкнул.

– Но мы ведь справились, правда?

– Конечно. Так и я сказала ей.

– А она?

– А она сказала, что… видела, как мы притворялись, что нам нравится танцевать друг с другом снова. – Щеки Энни горели. Она ясно вспомнила миг, когда объятия Чейза из нежеланных превратились вдруг… превратились вдруг… Она сделала глубокий вдох. – Я сказала, что ей не о чем беспокоиться.

– А она?

– С этого все и началось. – Энни поставила кружку рядом с собой и сжала обе руки между коленей.

– Что началось? Я по-прежнему не понимаю, о чем…

– Дон начала рассказывать, как она стояла в аэропорту, пока Ник сдавал багаж и регистрировал билеты, и внезапно ее поразила мысль, что самое печальное в наших с тобой отношениях – это то, что когда-то мы с тобой очень сильно любили друг друга.

– Ей бы было приятнее, если бы мы не любили?

Энни сглотнула. В горле у нее пересохло.

– Она говорит… говорит, что в первый раз поняла, что мы с тобой чувствовали то же, что они с Ником. И если уж ее родители могли перейти от этого чувства к тому, что они испытывают друг к другу сегодня, то тогда она не хочет, чтобы такое случилось с ней и с Ником.

Чейз уставился на Энни. В ее глазах стояли слезы. Она тоже вспоминала то, что когда-то было между ними? Радость? Страсть? После долгого молчания он прохрипел:

– А что ты ей сказала?

– Что я могла сказать?

– Для начала – что наши ошибки не имеют к ним никакого отношения.

Энни махнула рукой.

– Дон заявила, что лучше все прекратить сейчас, пока они любят друг друга, чем дожидаться, когда… когда они будут друг друга ненавидеть.

– Бог мой, Энни, разве мы ненавидим друг друга? Ты же ей это сказала?

Энни кивнула.

– А она считает, что я обманываю себя, твердит, что любовь и ненависть – две стороны одной медали и середины тут нет.

Чейз вздохнул.

– Моя дочь – философ.

– Что нам делать? – шепотом спросила Энни. – Сердце Дон разбито. Должен же быть какой-нибудь выход. Мы не можем позволить ей расстаться с Ником. Она любит его, а он любит ее.

– Знаю. – Чейз запустил руку в волосы. – Дай мне подумать минутку.

– Наша дочь боится замужества, и это наша вина!

Чейз поднялся.

– Глупости. Конечно, плохо, что мы не смогли сохранить наш брак. Но, черт побери, с какой стати мне чувствовать себя виноватым в том, что брак Дон под угрозой? Ты меня слышишь, Энни?

– Тебя слышит весь дом, – шикнула она. – Говори тише, а то разбудишь детей.

– Они не дети. Не ты ли мне только что это сказала? Наша дочь достаточно взрослая, чтобы решить, готова ли она к браку. Хотя, если верить тебе, ты ее отговаривала.

– Если верить?.. – Энни соскочила с подоконника, уперла руки в бока. – Я действительно старалась отговорить ее. Но ты уже вмешался со своей чепухой! «Следуй своему сердцу». Ты посоветовал ей поступать так, как она хочет.

– Это неправда. – Чейз шагнул к Энни, его глаза сверкали. – Я просил ее подумать еще и еще. Говорил, что она чертовски молода, чтобы сделать такой серьезный шаг. И был прав.

Энни опустила плечи.

– Хорошо, хорошо. Значит, мы оба старались внушить ей, чтобы она подождала. Она могла бы нас послушать, но не стала.

– Да, не стала. Поступила по-своему. А потом вдруг видит, как мы танцуем, превращается в Зигмунда Фрейда и осознает, что совершила ужасную ошибку. Дон поступила так, как хотела, а теперь пытается свалить свою вину на нас… Из-за нашего развода.

– Она не старается свалить вину на кого-то. Просто расстроена.

– Она расстроена? А как насчет остальных? Она думает, мы тут получаем удовольствие от легкой болтовни? – Лицо Чейза потемнело. – Ты знаешь, каково мне было увидеть у своих дверей Ника и услышать, что Дон сбежала и он не мог ее найти? Ты представляешь себе, что мы с ним выдержали?

– Криком здесь не поможешь.

– Но и быть козлом отпущения тоже не выход. – Он ударил кулаком в стену. – Если бы только ты решительно этому воспротивилась…

– Черт побери, – горячо возразила она, – но так и было!

– Не знаю. Я ведь не был здесь последние пять лет.

– И чья это вина?

Они уставились друг на друга, потом Энни махнула рукой.

– Ладно, бессмысленно ворошить прошлое. Дон нуждается в нашей помощи. Мы не можем позволить ей бросить Ника и разрушить брак из-за каких-то глупых домыслов.

– Я согласен. Черт, почему они просто не пожили какое-то время вместе? Зачем нужно было жениться?

– Совсем недавно ты был в ярости из-за того, что она жила с ним!

– Ты не учила ее держать себя в руках? Если бы она не позволила своим гормонам управлять собой…

– Как ты смеешь? Как ты смеешь так говорить? Если бы ты держал себя в руках, мы могли бы сохранить наш брак!

– Я устал оправдываться, Энни. Кроме того, если бы ты не обращалась со мной как с прокаженным…

– Правильно. Сваливай все на меня.

– Ну а на кого же еще?!

– Я тебя ненавижу, Чейз Купер. Я тебя ненавижу, слышишь? И сожалею о том, что позволяла тебе прикасаться ко мне!

– Ты лжешь!

– Я лгу?

Чейз приблизился к ней, схватил ее за плечи и рывком привлек к себе.

– С самого начала ты таяла в моих руках.

– Только потому, что была так неопытна! – Энни сжала зубы и попыталась вырваться. – Я была ребенком, когда мы встретились. Или ты об этом забыл?

– Ты была самым чувственным ребенком, которого я когда-либо видел. Первый раз, когда я тебя поцеловал, ты взорвалась как фейерверк. Все, о чем я мог думать, – это чтобы быть с тобой всю оставшуюся жизнь.

– До того, как обнаружил, что жизнь – это больше, чем постель.

– О да, – сказал он, скривив рот. – Да, этот урок преподала мне ты. «Не сейчас, Чейз… У меня нет настроения, Чейз».

– И кто же был в этом виноват, по-твоему?

– Ведь это не я поворачивался к тебе спиной, правда, детка?

– Не называй меня «детка», – сердито сказала Энни. – И если я поворачивалась к тебе спиной, значит, у меня на то были достаточно веские причины. Ты мне был безразличен. Ты хотел, чтобы я притворялась?

– А разве не так ты ведешь себя с Хофманом? Разве не притворяешься, что он тебя возбуждает? – Рука Энни мелькнула в воздухе, но Чейз успел схватить ее за запястье до того, как она достала до его скулы. – Тебе не надо было притворяться, когда мы с тобой занимались любовью, – прорычал он. – Даже в конце, перед разводом. Но ты, конечно, была слишком горда, чтобы в этом признаться.

– Бедный Чейз. Твое «я» не может вынести правды?

– Я покажу тебе «правду»!

– Нет! – вскрикнула Энни, но было слишком поздно. Чейз уже притянул ее к себе и прижался губами к ее губам.

Его поцелуй был полон ярости. Энни боролась с Чейзом, упираясь кулаками ему в грудь, стараясь оторваться от него…

Но вдруг она почувствовала, что с нее спали какие-то внутренние оковы. Может быть, сказалось спокойствие ночи за окном. Или безысходное напряжение бесконечного дня. Внезапно на смену гневу пришло другое, более опасное чувство. Голод. Тот голод, который всегда сжигал их в прошлом и которого, она думала, уже больше нет.

Чейз тоже почувствовал это.

– Энни, – прошептал он. Его руки погрузились в ее волосы, приподнимая лицо. Со вздохом поражения она обвила руками его шею, их губы снова встретились, и она отдалась поцелую.

Это было похоже на танец, который они разучили когда-то… и уже не смогут забыть. Их тела устремились друг к другу с той легкостью, которую дарит взаимная страсть. Энни сцепила руки на его шее, а он медленно провел руками по ее телу, обхватил за бедра и приподнял ее. Она всхлипнула, почувствовав его твердую плоть, он застонал, когда она крепко прижалась бедрами к его бедрам.

На какое-то время они забыли обо всем. Потом, тяжело дыша, отстранились друг от друга. Кожа Энни горела, когда Чейз взял ее лицо в свои руки и коснулся ее губ легким поцелуем. Чейзу больше всего сейчас хотелось взять ее на руки и унести в темноту.

– Энни? – прошептал он, и она улыбнулась и сжала пальцами его запястье.

– Да, – вздохнула она.

Внезапно в кухне зажегся свет.

– Мама? Папа? Что вы делаете?

Энни и Чейз резко обернулись. На пороге стояли Дон и Ник с широко разинутыми от удивления ртами.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Это вопрос вопросов, подумала Энни. Действительно, что они делали, она и ее бывший муж? Ее щеки, и без того пунцовые, стали еще ярче.

Вели себя как парочка возбужденных юнцов, вот что. Обнимались так, как много лет назад, когда возвращались домой со свидания. В те дни даже после целого часа, проведенного в старенькой машине Чейза за городом, им не хватало еще одного поцелуя, еще одного объятия.

– Мама?

Дон по-прежнему таращилась на них, и на лице ее было написано такое удивление, словно она увидела не своих целующихся родителей, а полную кухню маленьких зеленых гуманоидов.

Во всем виноват Чейз, с горечью думала Энни. Он воспользовался ее отчаянием, сыграл на расстроенных чувствах. И зачем? Чтобы заткнуть ей рот.

Это был старый прием, к которому он прибегал в течение многих лет, когда их брак катился под откос. Она старалась поговорить об их проблемах, а Чейз, который был всем доволен, отвечал, что им нечего обсуждать. Когда же она настаивала, он обнимал ее, закрывал ей рот поцелуем, и они… занимались любовью.

Это помогало, но не долго. До тех пор, пока она наивно верила, что поцелуи Чейза означают, что он любит ее. Потом она поняла, что это не так. Чейз просто старался заставить ее замолчать, пользуясь самым проверенным способом.

Секс. Примитивный секс.

Но одного секса, пусть самого зажигательного, недостаточно, когда все остальное ушло. Впрочем, ей потребовалось время, чтобы понять это.

Сегодня ночью он затеял ту же грязную игру. И она поддалась ему. Отвечала на его ласки, хотя все понимала. Целовала его, ничего при этом не чувствуя. Что бы ни произошло сейчас между ними, это был обман. Она действительно больше ничего не чувствует по отношению к Чейзу, кроме злости.

– Мама, с тобой все в порядке?

Энни сделала глубокий вдох.

– Все хорошо, – сказала она, кашлянув, – все прекрасно, Дон.

Удивленная улыбка появилась на губах Дон. Она обвела их взглядом.

– Чем вы занимались, ребята?

Энни ждала, что Чейз ответит, но он молчал. Ну конечно, сердито думала она. Опять мне выкручиваться. Он знает, мерзавец, что она не скажет Дон правду: «Знаешь, девочка, наш безответственный старик, исчерпав все аргументы в разговоре, поступил так, как делал всегда…»

– Ну, – протянула Энни, – ну, мы с твоим отцом… мы говорили о тебе. И о Нике. И… и…

– И твоя мама заплакала, поэтому я обнял ее, чтобы успокоить.

Энни повернулась к Чейзу. Он стоял прямо, олицетворяя своим видом честь, достоинство и отеческую заботу. Твидовые брюки, рубашка с расстегнутым воротником и зеленый кашемировый свитер. Волосы в беспорядке, на щеках и подбородке небольшая щетина, которая ему идет, вынуждена была признать она.

Она же выглядела ужасно. Старые джинсы. Старый свитер. Взлохмаченные волосы и лицо совершенно без грима.

– Твоя бедная мама очень огорчена, – сказал Чейз, обнимая Энни и одаривая ее своей самой обаятельной улыбкой. – Ей нужно было плечо, чтобы выплакаться. Правда, Энни?

– Правда, – ответила Энни, улыбаясь сквозь сжатые зубы. А что еще она могла сделать? Признаться, что Чейз лжет? Что они стояли в темноте, слившись в поцелуе, от которого у нее подкосились ноги? И все потому, что Чейз подлый манипулятор, а она слишком долго была без мужчины? Ведь правда заключается в этом, не так ли? Истинная правда. Она, Энни, никогда бы не поддалась ему так легко, если бы не жила как монахиня.

– Неужели? – Дон снова посмотрела на них, ее бледная улыбка погасла, а губы задрожали. – Я понимаю. Как глупо было с моей стороны подумать… То есть я хочу сказать, что когда увидела, что вы целуетесь, то подумала… почти поверила… А, неважно!..

– Целуемся? – сказала Энни с нервным смешком. Она осторожно высвободилась из рук Чейза, подошла к плите и стала готовить чай – наверное, в сотый раз за этот вечер. – Целуемся? Твой отец и я?

– Угу. – Дон подошла к столу и, упав на стул, опустила подбородок в ладони. – Целуетесь. Это только лишний раз показывает, как я глупа.

– Нет, – быстро сказал Ник. Все уставились на него. Это было его первое слово с того момента, как они с Дон зажгли свет в кухне. Его щеки порозовели под устремленными на него взглядами.

– Да. Глупо выходить замуж, когда каждому ясно, что это ошибка, потому что брак так недолговечен. Мы все это знаем.

– Ничего подобного мы не знаем, – сказал Ник. Он встал рядом с женой и нежно взял ее руки в свои.

– Ну посмотри вокруг, Ники. Твой опекун, твой дядя Деймиан? Разведен. Мои родители в разводе. Даже преподобный Крейхилл…

– Священник, который совершал обряд?.. – спросил Чейз. – Откуда ты знаешь?

– Я спросила у него. Бедняга разводился дважды. Дважды, вы представляете?

Чейз бросил взгляд на Энни.

– Нет, – твердо сказал он. – Не представляю.

– Не смотри на меня так, – огрызнулась Энни. Чайник издал резкий свист, и она сняла его с плиты. – Какое это имеет отношение к происходящему?

– Священник, который не может сохранить свой брак, должен заниматься чем-то другим, а не венчанием, – рявкнул Чейз.

– Нет, – возразила Дон, – он занимается своим делом, папочка. Он возвращает нас к действительности. – Она снова вздохнула. – Если бы я поняла все это раньше – вместо того, чтобы совершать глупости…

– Дорогая, перестань так говорить. – Ник стиснул ее плечи. – Ты умница, что полюбила меня и вышла за меня замуж. – Он бросил обвиняющий взгляд на Чейза и Энни. – И ты абсолютно права, твои родители целовались, когда мы вошли. Я тоже это видел.

Дон подняла голову.

– Да?

– Нет, – ответила Энни.

– Нет, – подтвердил Чейз.

– Вовсе нет, – повторила Энни. – Дон, твой отец уже объяснил, что произошло. Я была расстроена. Он постарался меня утешить.

– Видишь, Ники? – Глаза Дон наполнились слезами. – Они не целовались. О, как бы я хотела, чтобы было наоборот.

Энни нахмурила брови.

– Ты бы этого хотела?

– Конечно. – Дон шмыгнула носом и вытерла его тыльной стороной ладони. Энни и Чейз потянулись за салфетками, но Ник вытащил из кармана носовой платок и передал его жене, которая тут же высморкалась. – Понимаешь, мама, когда я увидела тебя в объятиях папы, это было так здорово, что я в первый раз после аэропорта почувствовала себя счастливой. Я решила – на мгновение, но все-таки решила…

– Что ты решила? – мягко спросила Энни, хотя уже знала ответ, и мысль о том, что ее дочь все еще грезит об этом и питает беспочвенные надежды, наполняла болью ее сердце. Она подошла к дочери, обняла ее за плечи и поцеловала в макушку. – Что, милая?..

Голос Дон задрожал.

– Я решила, что сегодня произошло чудо, – прошептала девушка, – что вы с папой поняли, какую ошибку совершили, когда разошлись, и что до сих пор любите друг друга.

Повисло тяжелое молчание. Потом из горла Энни вырвался всхлип.

– О Дон! Дорогая, если бы все было так просто!

– Ты не можешь делать вывод о будущем твоего брака на основании того, что наш брак не удался, – резко сказал Чейз. – Солнышко, если вы с Ником любите друг друга…

– Это ничего не доказывает. Вы с мамой тоже когда-то любили друг друга. А потом разлюбили, как все остальные.

– Не все, солнышко. В этом огромном штате…

– Ужасно, должно быть, знать, что вы любили друг друга, а потом все распалось.

Чейз смотрел на Энни. Его глаза просили: помоги мне. Но у нее сейчас ответов было не больше, чем пять лет назад.

– Ну, – сказал он осторожно, – это неприятно. Но не означает…

– Вы изо всех сил старались уберечь меня, но ведь я давно не ребенок. Мне приходилось слышать, как плакала мама. И я иногда видела твои страдальческие глаза, папа.

Ник отступил на шаг назад, когда Чейз взял свою дочь за руку.

– Мы не хотели причинить тебе боль, Дон. Старались избежать этого.

– Ты не понимаешь, папа. Я плачу не над прошлым, а над будущим. Над тем, что наверняка случится с Ником и со мной. Не знаю, почему я так долго не могла этого понять. Мы… мы разобьем сердца друг другу, вот что произойдет. Уж лучше я уйду сейчас, чем допущу такое.

– Дон, милая, я могу привести тебе в пример множество счастливых браков, – возразила Энни.

– Неудачных больше, чем счастливых. Это факт. Помнишь, я посещала курс семейных отношений? Наш преподаватель приводил статистические данные, мама. Брак обречен.

Энни заскрипела зубами, проклиная себя за то, что посоветовала Дон прослушать этот курс.

– Во всех стоящих делах есть элемент риска, – заметил Чейз.

Энни с благодарностью посмотрела на него.

– Верно.

– Значит, когда люди женятся, они должны знать, что это игра? – спросила Дон, глядя то на мать, то на отца.

Энни открыла рот, потом закрыла.

– Ну нет. Не совсем, – сказала она запинаясь. – Люди не должны так думать. – Она снова посмотрела на Чейза. Скажи что-нибудь, было написано на ее лице.

– Конечно, нет, – поспешно произнес Чейз. – Мужчина и женщина должны верить в свою способность сделать брак счастливым. И они должны стараться…

Дон кивнула:

– Ну а если не получилось, то бросить это.

– Нет, я имел в виду… – Теперь наступила очередь Чейза просить Энни о помощи. – Энни, можешь ты… э-э-э… объяснить ей?..

– Твой папа хотел сказать, – проговорила Энни, ступая на зыбкий песок, – что иногда мужчина и женщина очень стараются, и все-таки их отношения не складываются.

– Как у вас с папой.

Энни почувствовала, что ее ноги увязают в песке.

– Ну, в общем, да, – медленно проговорила она, – как у нас. Но это не значит, что все браки неудачны.

Дон вздохнула.

– Я догадываюсь. Но браки других людей для меня сейчас не имеют значения. Я только и думала сегодня о том, как было бы здорово, если бы вы, ребята, снова сошлись. – Она уткнулась носом в платок. – А потом, когда увидела, как вы целуетесь… когда думала, что вижу, как вы целуетесь…

– Мы целовались, – вдруг подтвердил Чейз. Голова Энни дернулась, как будто кто-то уколол ее булавкой. Он заметил недоуменный взгляд Энни. Но, черт, зачем лгать о такой простой вещи, как поцелуй? Чейз сжал пальцы дочери и нежно улыбнулся ей. – Тебе это не показалось, дорогая. Вы с Ником были правы. Я целовал твою маму. А она целовала меня.

Заплаканное лицо Дон просветлело.

– Ты хочешь сказать… – произнесла она дрожащими губами, – я была права? Вы думаете о том, чтобы снова быть вместе?

– Нет, – вылетело у Энни. – Дон, поцелуй не означает…

– Они еще не решили, – вмешался Ник. – Правда, миссис Купер?

О Ник, удрученно подумала Энни. Она встала и положила свою руку на его.

– Я знаю, что вы оба хотели бы от меня услышать, но…

– Просто скажите, что есть шанс. – В глазах Ника было понимание. И мольба, и надежда. – Пусть крошечный.

Энни казалось, она ощущает, как песок течет под ее ногами.

– Чейз, – потребовала она, – пожалуйста, скажи что-нибудь!

Чейз сглотнул. Прошло много лет с тех пор, как она так смотрела на него – как будто он был рыцарем в сверкающих доспехах. И Дон… Он не помнил, чтобы его дочь так нуждалась в нем с той поры, как перестала обдирать коленки, играя в мяч.

Обе женщины ждали, что он придет к ним на помощь.

Это было потрясающее чувство. К сожалению, у него не было ни малейшей идеи, как это сделать.

Думай, говорил он себе, черт побери, парень, думай! Должен же быть…

Глаза Дон опять наполнились слезами.

– Ничего. Тебе не надо разъяснять мне это. Я достаточно взрослая, чтобы понимать, что поцелуй еще ничего не решает. Было глупо с моей стороны думать, что вы собираетесь попробовать еще раз.

Энни перевела дыхание и улыбнулась Чейзу за спиной дочери.

– Я рада, что ты понимаешь это, дорогая.

– В жизни дается только один шанс. – Дон вытерла нос и посмотрела на окружившую ее троицу. – Это, кажется, из Сартра. Не помню точно.

– Ладно, – резко сказал Чейз, – с меня достаточно. Дон Элизабет Купер… Дон Элизабет Бэббитт, ты ведешь себя как избалованный ребенок. – Чейз оттолкнул Ника локтем, упер руки в бока и посмотрел на свою дочь. – Все это чепуха. Статистика браков, статистика разводов, учитывая полуживых старцев, которые не в состоянии найти свои…

– Чейз, – оборвала его Энни.

– …свои шляпы у себя на головах. – Чейз склонился к Дон. – Вы с Ником любите друг друга. Поэтому и поженились. Так?

– Так, – тихонько сказала Дон. – Но, папочка…

– Нет уж, ты послушай меня. Теперь моя очередь. – Чейз набрал воздуха. – Вы любили друг друга. И поженились. И дали клятву быть вместе в горе и в радости. Подумай об этой клятве, Дон. – Он взял ее руки в свои и посмотрел в заплаканные глаза. – Это значит, у вас всегда есть еще один шанс. Это значит, что любовь не умирает, она просто иногда теряется, но если вы когда-то любили друг друга, то всегда есть повод думать, что найдете ее снова.

Дон кивнула, по ее лицу ручьем катились слезы.

– Точно. Именно поэтому, когда я увидела вас с мамой целующимися, я подумала: как чудесно! Они решили дать друг другу еще один шанс.

– Дон, дорогая, пожалуйста, давай прекратим это. Давай дадим нам шанс, – сказал Ник.

– Зачем? Чтобы мы разбили наши сердца где-то по дороге? – Ком застрял у Дон в горле. – Ты просишь меня сыграть в страшную игру, Ник, и совершить… чудо.

– Да! – выскочило у Чейза.

Все повернулись к нему.

– Да? – спросила Энни. – Что «да»?

Чейз посмотрел на бледное лицо своей бывшей жены. Интересный вопрос. Что он, Чейз, имел в виду? Несмотря на все свои возражения, он знал, что его дочь права. Пугающе высокий процент распадающихся браков. И этот разрыв, когда ты любил кого-то так сильно, как он когда-то любил Энни, причиняет самую страшную боль.

Но как он мог позволить своей дочери и ее жениху потерпеть поражение, еще не сделав попытки? Идея Ника была правильной. Они с Дон должны уехать. Побыть наедине, без давления со стороны. Они должны поехать в свое свадебное путешествие, и заставить их сделать это можно было только одним способом.

Его дочь жаждет чуда? Хорошо. Он совершит его.

– Ты была права насчет твоей мамы и меня.

– Нет, – взмолилась Энни, – Чейз, не делай этого!

– Мы не хотели ничего рассказывать, потому что это еще не решено, ты понимаешь. Все на самом деле очень-очень неопределенно и в общем сомнительно…

– Чейз! – вскричала Энни в панике.

Но, черт возьми, он уже слишком далеко зашел. Поэтому проигнорировал ее, одарил Дон самой обворожительной улыбкой и произнес короткую молитву, вскинув на миг глаза к потолку – на случай, если его слышит кто-то, учитывающий ложь во спасение.

– Никаких обещаний, – сказал он. – И абсолютно никаких гарантий, потому что, признаюсь, я не думаю, что ставки так уж высоки. Но это правда – мы с твоей мамой решили по крайней мере поговорить о том, чтобы дать друг другу еще один шанс.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Чейз наблюдал, как Энни меряет комнату шагами. Это завораживало. Она ходила взад и вперед, взад и вперед, каждый раз задерживаясь перед ним и бросая на него взгляды, которые выражали то злость, то недоумение, то страх, порадовавший бы сердце Медузы Горгоны.

После короткой вспышки гнева вслед за отъездом Дон и Ника она больше ни слова ему не сказала, но это вряд ли могло его успокоить. Он ждал новой вспышки. Но ему ли упрекать ее…

Что заставило его совершить такую глупость? Даже мысль об их возможном примирении казалась безумной. Так нельзя было поступать. Черт возьми, это просто бессовестно. Дон, которую обманом заставили поверить в чудо, уехала с надеждой в сердце…

Но по крайней мере она уехала. А ведь он хотел именно этого. Чтобы его дочь осталась наедине с мужем, чтобы у нее было время подумать и понять, что будущее ее брака никак не связано с неудавшимся браком родителей.

Если одно поколение что-то испортило, это не означает, что другое поколение должно поступить так же.

Чейз почувствовал, как камень упал с души. Его поступок был импульсивным, возможно, даже жестоким. Но раз поступок этот давал Дон время найти свою дорогу на минном поле жизни и брака, его стоило совершить. В самом деле, кому он, Чейз, причинил боль? Когда дети вернутся после своего медового месяца – счастливые, в этом он был уверен, полные радужных надежд на свое будущее – свое, а не их с Энни, – тогда он объяснит, что слегка ввел их в заблуждение. Самую малость.

– И как, ты думаешь, она будет себя чувствовать, когда ты расскажешь ей, что солгал?

Чейз поднял голову. Энни стояла перед ним. Она дрожала от ярости, а глаза ее метали молнии.

И в ярости Энни была прекрасной.

Давным-давно она дрожала так… в его руках. Когда он прикасался к ней. Когда гладил ее грудь, живот. Когда погружался в ее шелковую глубину…

– Ты слышишь меня, Чейз Купер? Как, по-твоему, будет чувствовать себя наша дочь, когда поймет, что вместо чуда ей подсунули кучу вранья?

Чейз пожал плечами.

– Это не совсем так.

– Ты прав, гораздо хуже.

– Послушай, я просто хотел помочь ей.

– Ха!

– Ну ладно, ладно. Может быть, я совершил ошибку, но…

– Может быть? – Ее голос сорвался на крик, брови взлетели вверх. – Может быть, ты совершил ошибку?

– Слова просто вырвались. Я не имел в виду…

– Неужели ты даже не можешь признать, что был не прав?

– Но я уже сделал это. Сказал, что, может быть, совершил ошибку.

– Ты солгал, Чейз. Большая разница. Но я не удивлена.

Чейз встал.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего, – отрезала Энни и отвернулась.

– Черт побери! – Он схватил ее за плечи и повернул лицом к себе. – Вот это слово я всегда не переносил. «Ничего», – отвечала ты всегда, но даже круглый идиот мог бы понять, что при этом что-то имеется в виду.

Энни слащаво улыбнулась.

– Мне приятно это слышать.

Кровь бросилась ему в лицо. Он сжал ее еще крепче.

– Ты нарываешься на неприятности, детка.

– Почему? – Она подняла голову. – Что ты собираешься сделать, а? Ударить меня?

Она увидела, как глаза Чейза превратились в узенькие щелки. Зачем она это сказала? Да, они ссорились, оскорбляли друг друга. К тому моменту, когда решили развестись, каждый из них уже перепробовал все возможные способы побольнее уколоть другого.

Но он ни разу не ударил ее. Она никогда раньше не боялась физического насилия с его стороны. Не боится и сейчас.

Она сказала это в бешенстве. Он тоже вышел из себя. Но совсем недавно, когда оба были в ярости, он заключил ее в свои объятья и целовал до тех пор, пока у нее ноги не подкосились.

Боже мой, женщина, ты что, сошла с ума? Неужели стараешься так ужалить его, чтобы он снова поцеловал тебя?

Энни изогнулась и вырвалась из его рук.

– Это ни к чему не приведет. – Она подошла к дивану и села. – Я просто хотела бы знать, что нам делать дальше.

– А почему мы должны что-то делать? – спросил он, садясь в кресло.

– Дон надеется…

Чейз вздохнул и, наклонившись вперед, упер локти в колени и обхватил руками голову.

– Как ты мог? Как ты мог сказать это? Сказать такую чушь…

– Не знаю. – Он выпрямился и провел рукой по лицу. – Наверное, просто устал. Я совсем не спал. Слушай, чем набито это проклятое кресло? Железом?

– Конским волосом, что как раз тебе подходит, учитывая, что ты – самый настоящий жеребец!

Чейз подавился смехом.

– Жеребец? Что за вульгарность, Энни? Следи за своим языком, детка.

– Не называй меня «детка». Мне это не нравится. Просто скажи мне, что мы теперь будем делать.

Чейз поморщился от боли, поднимаясь на ноги. Он разогнул спину, помассировал шею и медленно подошел к окну.

Из-за леса за домом поднималось лимонно-желтое солнце. Увидев его, Чейз улыбнулся, потому что ему в голову пришла мысль, что оно теперь двинется на Гавайи вслед за Дон, начинающей свой медовый месяц с Ником. Чейз хотел поделиться этой мыслью с Энни, но подумал, что та вряд ли сможет сейчас оценить ее.

– Подождем, пока дети вернутся, – сказал он, поворачиваясь к Энни, – и тогда скажем… я скажу им, что не должен был говорить, что мы собираемся начать все сначала.

– То есть скажешьправду.

– Одну только правду, и ничего, кроме правды. Да.

Энни кивнула. Встала и прошла в кухню. Чейз последовал за ней. Опустился на стул.

– Послушай, я знаю, что это будет не так легко, но…

Энни молча хлопнула дверцей буфета, и он вздрогнул.

– Если ты собираешься приготовить еще кофе или чай…

– Именно это я и собираюсь сделать.

– …то мне не надо. Последняя дюжина чашек все еще плещется у меня в животе.

– Может быть, что-то другое? Горячий шоколад?

Брови Чейза полезли вверх.

– Ну, не знаю, возможно…

– Может быть, болиголов? Большую чашку?

– Не стоит так вести себя, Энни. – Он встал, подошел к холодильнику и открыл его. – А пива нет?

– Нет. – Энни проскользнула у него под рукой и захлопнула дверцу холодильника. – Я, – сказала она самодовольно, – не пью пиво.

– Могу поспорить, что женоподобный поэт тоже не пьет пива.

– Же… – Энни, зардевшись, осеклась. – Если ты имеешь в виду Милтона…

– Как насчет диетической кока-колы? Или это тоже не в твоих привычках?

Энни бросила на Чейза сердитый взгляд. Потом подошла к шкафу и распахнула его.

– Вот, – сказала она, кидая ему банку. – Пей свою кока-колу, хотя еще только шесть часов утра. Может быть, твоя голова после этого просветлеет, и ты предложишь что-нибудь дельное.

– Я уже предложил. – Чейз дернул за кольцо на банке и скривился, глотнув теплой газированной воды. – Я сказал тебе, – он достал из морозилки лед, положил несколько кубиков в стакан и налил в него колу, – когда дети вернутся домой после медового месяца, я признаюсь им, что мы слегка приукрасили правду ради их благополучия.

– Мы? – мягким, но угрожающим тоном спросила она.

– Хорошо. Я. Я это сделал. Я приукрасил правду.

– Чейз, ты солгал.

Чейз медленно допил свой стакан и прижал его ко лбу.

– Я солгал. Все в порядке? Тебе легче?

– Да. – Энни пожала плечами. – Нет. – Она долго смотрела на него, потом отвернулась и занялась кофе. – Ты солгал. Но я тоже принимала в этом участие.

– В чем? О Боже, я на ногах уже больше суток, и мой мозг отказывается соображать. Что теперь тебе не нравится? Я сказал, что объясню Дон, что это была целиком моя идея. Больше я ничего не могу сделать, верно?

– Но ведь я, как и ты, несу ответственность за весь этот кошмар. – Энни вздохнула и провела рукой по лицу. – Дон спросит меня, почему я ничего не сказала, если знала, что ты лжешь. Когда ты заявил ей, что мы думали о примирении, я могла бы сказать, что это не так, что ты это выдумал.

Чейз почувствовал, как защемило сердце.

– Но ты не сказала… Почему?

Ее волосы упали на лоб – мягкими, блестящими локонами. Ему захотелось коснуться их. Она вздохнула.

– Ты подумаешь, что я сошла с ума.

– Посмотрим.

– Потому что в глубине души я понимала, что это единственный способ заставить ее перестать сравнивать себя и Ника с нами. Это так глупо с ее стороны. То, что мы с тобой разлюбили друг друга, вовсе не означает, что и они обязательно разлюбят… – Энни вызывающе посмотрела на него. – Ну, по-твоему, я спятила?

Какое-то неопределенное чувство шевельнулось у него в душе. Облегчение, сказал он себе. А что, собственно, еще?

– Я не думаю, что ты сошла с ума, – улыбнулся он. – Но ты должна признать, что совсем заблудилась в дебрях правды и лжи, как и я.

Она кивнула.

– Ладно, когда они вернутся, мы оба сознаемся, что выдумали это из лучших побуждений. – Губы Энни задрожали. – Дон очень расстроится. И рассердится.

– Это пройдет.

– Мы с ней никогда не обманывали друг друга, Чейз. Даже когда… когда мы с тобой окончательно решили разойтись, мы сказали ей правду.

Чейз посмотрел на нее и осторожно произнес, глядя, как Энни вытирает глаза рукой:

– Ну, может быть, есть другой выход. – Он выдавил из себя улыбку. – Мы и вправду могли бы попробовать еще раз…

– Что?

– Конечно, не по-настоящему, – быстро сказал он. – Могли бы притвориться. То есть провести какое-то время… неделю… вместе. Пообедать в ресторане, поговорить. Что-то в этом роде.

Энни уставилась на него. Ее глаза округлились и стали очень темными.

– Притвориться?

– Ну да, – отрывисто бросил Чейз. – Просто чтобы легче было посмотреть детям прямо в глаза и сказать: мы пытались…

– Нет, – Энни покачала головой. – Я… я не могу.

– Почему?

Она искала ответ. В самом деле, почему бы и нет? Они могли бы пожать друг другу руки, заключить сделку и притвориться ради счастья дочери.

Нет, она не смогла бы… Видеть Чейза целую неделю? Семь дней улыбаться ему за обедом? Слышать его голос? Идти рядом с ним? Нет, это было бы слишком… слишком…

– Это было бы неправильно, – резко сказала она. – Нет необходимости громоздить одну ложь на другую. – Она встала, взяла кофейник и вылила его содержимое в раковину. – Ты был прав. Еще глоток кофеина – и меня стошнит.

– Энни…

– Что? – Она обернулась. – Это не подходит, – спокойно сказала она. – Ни для тебя, ни для меня, ни для кого-то еще.

– Никому и не нужно об этом знать.

Энни выпрямилась.

– А как насчет твоей невесты? Как ты все объяснишь ей?

Чейз пожал плечами. Еще одна ложь вернулась бумерангом и ударила его.

– Ну… – протянул он, – ну, я бы ей сказал… сказал бы… – Его глаза встретились с глазами Энни. – Я скажу ей то, что ты сказала бы своему женоподобному поэту.

Энни вспыхнула.

– У тебя, Чейз Купер, есть одно качество. Ты всегда умел подбирать слова. Я ведь говорила тебе, что Милтон – профессор в колледже.

– Он – косноязычный идиот, и могу поспорить на что угодно, что ты ходишь на один из его курсов. Как он называется? «Как в двадцать первом веке говорить на языке шестнадцатого века»? «Пятьдесят способов превратить обычный образ мысли в полное помутнение рассудка»? Энни, зачем ты шатаешься по всяким дурацким курсам, которые читают ничтожества?

– Конечно, мистер Купер, вы не ничтожество.

– Ты совершенно права. По крайней мере у меня на руках есть мозоли. Я знаю, что такое честный труд.

– Извини, Чейз, ты лишился права пользоваться этим словом. Слово «честность» теперь запрещено для тебя – после той чудовищной лжи, которую ты нагородил нашей дочери.

– Ты именно так с ним познакомилась?

– С кем?

– С Хофманом. Я прав? Ты посещала курс, который он вел.

– Милтон – ученый-шекспировед, пользующийся хорошей репутацией.

– Репутацией в чем? В соблазнении замужних женщин?

Глаза Энни засверкали.

– Я – не замужняя женщина. Да, я посещала курс, который он вел. Да, он пишет стихи. Прекрасные стихи, которые ты не способен оценить. К сожалению, мне придется тебя разочаровать: Милтон – не «голубой».

Чейз сложил руки на груди.

– Полагаю, ты это знаешь из личного опыта, – сказал он, чувствуя себя так, как будто получил удар в солнечное сплетение.

Энни помолчала. Впрочем, стоит ли беспокоиться о том, что она солжет мастеру этого дела?

– Конечно, – сказала она, слегка улыбнувшись.

Чейз сжал челюсти. Настало время отпустить какое-нибудь саркастическое замечание.

– Рад за вас обоих, – холодно сказал он. – Ну и когда знаменательный день?

– Знаменательный день?.. – Она сглотнула. – Ты имеешь в виду свадьбу? – Она пожала плечами и мысленно скрестила пальцы. – Мы… э-э-э… мы еще не решили точно. А когда вы с Дженет свяжете себя узами?

Именно. Узами. Чейз почувствовал, как веревка затягивается вокруг его шеи.

– Скоро. Не знаю точно. Я начинаю новый проект в Сиэтле.

– И, конечно, это самое главное.

– Это важная работа, Энни.

– Не сомневаюсь. И уверена, что Дженет понимает это.

– Да, понимает. Она знает, что для того, чтобы фирма, которая мне досталась от моего старика, достигла такого успеха, требуется работать двадцать четыре часа в сутки.

– Она все понимает лучше, чем я.

– Ты совершенно права.

Они смотрели друг на друга, напоминая себе, что были рады больше не жить вместе. Потом Чейз отвернулся.

– Мне нужно успеть на самолет, – сказал он.

– Правильно. Брось все. Повернись спиной к тому, что ты натворил.

– Черт возьми, завтра днем я должен быть в Сиэтле, чтобы осмотреть участок для стройки. Дьявол, что я говорю? – Нахмурившись, он поднял рукав свитера и посмотрел на часы. – Сегодня днем.

– Беги, – холодно сказала она, – хотя мы так и не разрешили проблему, которую ты создал.

– Прекрасно. Ты хочешь поговорить? Можешь отвезти меня в гостиницу, я соберу вещи, а потом ты отвезешь меня в аэропорт.

Пятнадцать минут до гостиницы, подумала Энни, прищурившись, еще сорок минут до аэропорта Брэдли. Примерно час. Конечно, она может продержаться так долго в его компании, если они в результате разработают какой-нибудь план.

– Хорошо, – сказала она и запнулась. Может быть, ей следует пойти переодеться? Нет. Зачем? Чейз заслужил, чтобы в аэропорт его привезла женщина в нелепом свитере. – Ну, – сказала она нетерпеливо, беря ключ от машины, – чего ты ждешь, Чейз? Пошли.

Энни ждала в машине, пока Чейз забирал свой чемодан из гостиницы.

Предложение отвезти его в аэропорт было не самой лучшей идеей.

Они так ничего и не придумали за время дороги. А сидеть бок о бок в ее крохотной «хонде» было… ну, не слишком уютно. Чейз чересчур велик для этой машины. Его бедра находились в дюйме от ее бедер. Его плечо касалось ее плеча при резких поворотах, а запах лосьона будоражил ей ноздри.

Чем быстрее она от него избавится, тем лучше.

– Ладно, – сказала она, когда он опять сел рядом с ней, – какая авиакомпания?

– «Уэст-Коуст». Что-то в этом роде. – Он рылся в кармане, пока она выезжала на дорогу. – Вот билет. «Уэст-Коуст Эйр».

– Интересно, – сказала Энни с натянутой улыбкой. – Это, наверное, новая компания. Какой терминал? А или Б?

– Что ты имеешь в виду?

– В Брэдли два терминала, – терпеливо объяснила она. – Один – А. Другой – Б. Мне нужно знать, куда мы едем.

– Мы едем не в Брэдли. Я лечу из Бостона. Я думал, что ты поняла.

Энни уставилась на него. Бостон. Два часа езды вместо сорока минут. У нее вспотели руки на руле.

– Бостон, – произнесла она тихо, – я не думаю…

– Мой рейс в полдень. Мы успеем? Может быть, мне позвонить в авиакомпанию? Если есть другой рейс через час или два, остановимся где-нибудь, чтобы перекусить.

– Не говори глупостей. – Энни взглянула на часы на панели. – Успеешь. – Она нажала на педаль газа.

Они добрались в аэропорт на двадцать минут раньше.

Энни припарковала машину на стоянке. Чейз открыл дверцу и вышел из машины.

– Ну хорошо, – сказал он, – спасибо, что подбросила.

Она кивнула.

– Пожалуйста.

– Жаль, что мы так ничего и не придумали.

– Да. Мне тоже.

– Как только дети вернутся домой…

– Я тебе позвоню.

– К тому моменту мы найдем выход.

– Конечно.

– Дон – умница. Она поймет, если мы чистосердечно во всем признаемся.

– Чейз, твой самолет.

– Да, да. – Чейз захлопнул дверцу машины. – Ну…

– До свидания, – сказала Энни и резко рванула с места.

Проехав квартал, она прижала машину к бордюру. Сердце колотилось, а глаза щипало.

Зачем они ссорились по таким пустякам? Зачем старались больнее ужалить друг друга?

– Потому что вы не подходите друг другу, – прошептала она, отвечая на свой собственный вопрос. – Вы никогда не подходили друг другу. И только секс не давал вам понять правду…

Энни нахмурилась. Что-то лежало на полу около переднего сиденья. Она нагнулась и подняла с пола длинный конверт.

Это был билет Чейза.

– Черт побери, – сказала она, делая такой резкий разворот, что запахло жженой резиной.

Его не было видно в терминале, хотя, может быть, она просто не могла найти его в толпе сновавших там людей.

Энни подбежала к табло вылета. Куда он должен лететь? В Сиэтл. Самолетом «Уэст-Коуст Эйр». Вот он. Выход номер шесть.

Она промчалась через зону регистрации билетов, через зал ожидания – к выходу. Чуть было не остановилась возле контрольного пункта, когда охранник попросил ее предъявить билет, но тут же вспомнила, что находится здесь именно потому, что сжимает билет в руке, а поэтому помахала билетом охраннику и понеслась дальше.

Где же Чейз?

Вот! Вот он!

– Чейз! – закричала она. – Чейз! Он обернулся на звук ее голоса.

– Энни? – Она увидела, как просветлело его лицо. – Энни, – повторил он и открыл свои объятия.

Позже она твердила себе, что и не думала бежать к нему, просто шла слишком быстро и не могла остановиться. Но в результате оказалась в его объятиях.

– Энни, – нежно сказал он, – детка.

А потом ее руки обхватили его шею, а его руки гладили ее волосы и они с Чейзом целовались.

– Чейз, – прошептала она потрясенно, – твой билет…

– Все в порядке, – сказал он, не отрывая губ. – Ничего не говори. Просто целуй меня.

Она повиновалась, и все было так, как всегда. Сладость его поцелуя. Воздушная легкость. И прилив возбуждения, который всегда охватывал ее, когда она была в его руках…

– Мама, папа! Это потрясающе!

Энни и Чейз отшатнулись друг от друга. Буквально в трех футах от них стояли Дон и Ник. Ник выглядел слегка удивленным, а лицо Дон выражало откровенную радость.

Энни опомнилась первой.

– Дон? – спросила она. – Ник? Что вы здесь делаете?

– Да, – справившись с замешательством, присоединился к ней Чейз, – мы думали… э-э-э… мы думали, что вы улетели несколько часов назад.

– Рейс задержался. Вроде бы из-за непогоды. Ничего страшного. Мы просто бродили вокруг, чтобы убить время.

– Здорово, – от души произнес Чейз. – То есть очень плохо. То есть… Послушайте, я бы с удовольствием остался и поболтал с вами, ребята, но мой самолет должен взлететь через минуту-другую, так что…

– Конечно. – Дон подошла к родителям и по очереди обняла их. – Я думаю, что это прекрасно, – сказала она, улыбаясь, – то, что вы делаете.

– Дон, – сказала Энни, – детка…

– Энни, – осторожно прервал ее Чейз.

Она посмотрела на него. Он прав. Неподходящее время, чтобы рассказывать дочери об их уловке.

– Что, мам?

– Просто… просто будь объективна, ладно? Относительно… относительно твоего отца и меня.

Дон кивнула и прижалась к мужу.

– Хорошо. Я только хотела, чтобы вы оба знали, как много значит для меня то, что вы действительно стараетесь начать сначала.

Чейз пожал плечами.

– Ну конечно, но…

– Я соглашусь с любым решением, которое вы примете, особенно теперь, когда вижу, какие усилия вы прилагаете…

Они уставились на свою дочь.

– Вы же летите вместе в Сиэтл? Это прекрасно.

– О, – умоляюще произнесла Энни, – Дон…

– Ты ведь понимаешь, что я сомневалась? Правда ли вы стараетесь что-то сделать или просто хотите успокоить меня? – Дон улыбнулась. – Теперь я знаю, что все было по-настоящему, и неважно, чем это обернется.

Голос из громкоговорителя объявил:

– Заканчивается посадка на рейс номер шестьсот шесть авиакомпании «Уэст-Коуст Эйр».

Дон взяла родителей под руки.

– Пошли. Мы с Ником вас проводим.

– Нет, – затараторила Энни, – в этом нет необходимости.

Но они уже двигались по залу: Энни с одной стороны от Дон, а Чейз – с другой. Когда они подошли к выходу на посадку, Дон поцеловала их на прощание.

– Я люблю тебя, мама, – прошептала она, прижимаясь к Энни щекой.

– Эй, послушайте! – раздался чей-то голос. Служащий на выходе старался одновременно улыбаться и быть строгим. – Поторопитесь, пожалуйста, если хотите улететь.

– Чейз… – в отчаянии произнесла Энни, когда он взял ее за локоть.

– Иди, – пробурчал он сквозь зубы и потащил ее вперед.

– Нет. Это невозможно!

– Так же, как и вернуться назад. Иди, улыбайся. А когда мы окажемся в самолете, веди себя хорошо.

– Ты размечтался, Купер. Ты что – забыл? У меня же нет билета.

Звук, который издал Чейз, был похож на смех.

– Извини, – сказал он, – но, кажется, у тебя есть билет.

– Не говори глупостей! У меня твой билет. Я старалась тебе это объяснить.

Энни помахала конвертом перед его лицом и побледнела, когда ее бывший муж вытащил из кармана пиджака точно такой же конверт.

– А я купил другой. И старался объяснить это тебе.

– Нет, – простонала она.

– Да.

Энни почувствовала, что ее ноги приросли к земле. Рука Чейза на ее локте сжалась.

– Но ведь там другое имя! Они увидят, что это не мой…

Чейз выхватил конверт из ее обмякшей руки и вытащил листок.

– Поторопитесь, – снова сказал служащий.

А потом… Энни оказалась сидящей рядом с Чейзом в первом классе «Боинга-747», взлетавшего в чистое утреннее небо.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– Не могу в это поверить!

Чейз вздохнул, откинул сиденье назад и закрыл глаза. В голове стучали маленькие молоточки, раскалывая ее на части.

– За сегодняшнее утро ты сказала это уже сто раз. Или прошлой ночью? Не знаю отчего, но я совершенно потерял ощущение времени.

– Не могу поверить, что я позволила тебе впутать меня в этот кошмар…

– Энни, пожалуйста, прошу тебя, успокойся.

– …в этот ужасный, невозможный кошмар! А ты лежишь здесь с закрытыми глазами, спокойный, безразличный, как будто ничего не произошло!

Его пальцы сжали подлокотник кресла. Понятно, что она расстроена. Настолько расстроена, что он чувствовал идущую от нее волну злости и негодования. Но, черт возьми, он и сам был расстроен.

Он совершил огромную ошибку, солгав дочери, а теперь, с каждой новой ложью, увязал все сильнее. Его не пугала мысль о том, что рано или поздно… вернее, очень скоро ему придется разочаровать свою маленькую девочку. Но для начала предстояло выслушать, как Энни в сто первый раз повторяет, что он вел себя как полный идиот, затеяв все это.

– Я просто в бешенстве! Во что мы влипли! Ты же спокоен и невозмутим. Тебя происходящее совсем не волнует?

– Поверь, Энни, волнует.

– Нет, не волнует, – холодно сказала она. – Если бы волновало, ты бы не мог и кусочка проглотить. А ты набросился на еду, как оголодавший.

– Ты совершенно права. Я был голоден. У меня во рту ничего не было с тех пор, как на свадебном обеде мне подали эту разваренную подошву и склизкую стряпню из поганок.

– Подошву? Поганки? – Энни затряслась от возмущения. – Да что ты вообще понимаешь?!

Чейз посмотрел на нее. Ответить? Лучше промолчать. Черт возьми, устало подумал он, что он вообще понимает!

Достаточно, чтобы превратить компанию «Купер констракшн» в то, чем она является сейчас. Но недостаточно, чтобы сохранить свой брак. А теперь именно он, Чейз Купер, старается спасти брак своей дочери. В этом есть какая-то ирония… если бы он только мог ее уловить.

Чейз снова откинул голову, пропуская сердитые реплики Энни мимо ушей. Он слишком устал, чтобы спорить, даже просто отвечать. Настолько вымотанным он чувствовал себя только в первые годы женитьбы, когда проводил весь день на работе, а вечером учился на курсах управления, на бухгалтерских курсах и разных других, которые могли бы помочь ему превратить его маленькое дело в то, чем они с Энни будут гордиться.

Он до сих пор отчетливо помнил, как возвращался домой поздно вечером, настолько уставший, что перед глазами стояла пелена, но все-таки готовый обнять Энни и сидеть с ней за кухонным столом и говорить обо всем на свете, от политики и проблем на его работе до того, как прошел ее рабочий день в «Бургер кинг».

Когда же все изменилось? Он снова и снова старался понять… Но это произошло не в один день и не из-за одного какого-то случая. Все менялось постепенно, так незаметно, что даже сейчас невозможно уловить начало перемены. Впрочем, он помнил точно – однажды Энни перестала его ждать.

Не тогда, когда он еще учился. Нет, это произошло позже. Когда он цеплялся за любую работу – добирался до нее два-три часа, возвращался поздно ночью совершенно выжатый. Но все-таки каждый день возвращался, потому что хотел быть рядом с Энни… до тех пор, пока не обнаружил, что это бессмысленно, потому что единственные слова, которые он слышал от нее, входя в дом, были: «Не наследи на полу, Чейз». Потом она говорила, что его ужин в микроволновой печи, и уходила спать.

Несколько часов спустя, когда он, съев ужин и составив план работ на следующий день, поднимался в спальню, Энни уже спала или притворялась, что спит, – отодвинувшись на свою сторону кровати и вытянувшись, спиной к нему, как струна, так что боязно было дотронуться до нее.

Он думал, что все изменится, когда его компания наконец стала приносить хорошие доходы. Он покупал Энни экстравагантные подарки, посылал ей шоколад и огромные букеты роз.

– Спасибо, – вежливо говорила она, а он чувствовал, что опять почему-то не оправдал ее ожиданий.

Он по-прежнему проводил много времени на своих стройках, потому что любил все делать сам, а не сидеть в кабинете. Если ты хочешь, чтобы все было на высшем уровне, нужно постоянно держать руку на пульсе. И когда его стали приглашать на разные торжества и приемы, он понял, что добился своего. Нельзя было отказываться от приглашений. Если не будешь частью этой структуры, то в нее войдет кто-то другой, и тогда ты потеряешь контракты, которых так добивался, работу, которая позволяла покупать вещи для Энни и Дон. Вещи, без которых Энни пришлось жить так долго.

Поэтому он начал принимать приглашения. Он не знал, как вести себя, общаясь с дельцами и инвесторами, поначалу нервничал, хотя и радовался. А Энни – нет.

– Я должна идти с тобой? – спросила она, когда он в первый раз положил на стол приглашение на благотворительный бал, отпечатанное на кремовой бумаге.

Ему было больно слышать это. Тогда он все еще был слишком глуп и надеялся, что ей будет приятно, что он достиг такого положения в обществе.

– Да, – холодно ответил он, скрывая разочарование. – Ты ведь моя жена, не так ли?

– Конечно, – коротко ответила Энни.

Она купила себе платье и все остальное, сделала прическу и вошла в этот новый для нее мир бальных залов и приемов так легко, как будто это не она подавала гамбургеры или утирала срыгивающего младенца.

Боже, как он гордился ею! Страшно волновался, справится ли он сам, но за Энни был спокоен. Она была уверена в себе. И так прекрасна! Ослепительна!

Каким же он был идиотом! Оказалось, что она ненавидела проводить эти вечера вместе с ним. Первая догадка появилась у него, когда она стала отказываться от приемов и обедов, объясняя это тем, что записалась на какие-то курсы по искусству, от которых не было никакого проку. На самом деле она просто хотела иметь свою, отдельную от него жизнь.

Он стал уделять бизнесу еще больше времени, проводя вне дома по нескольку дней. Какая разница? Дон была уже подростком и предпочитала общество друзей. А Энни… Энни никогда не было дома. Она с головой ушла в свои курсы, и они все больше отдалялись друг от друга.

Как научиться разбираться в японской поэзии. О творчестве Джаспера Джоунза – Бог знает, кто такой этот Джаспер Джоунз. Роспись по шелку. И, наконец, бесчисленные курсы флористики и фитодизайна. И вот тогда он упаковал свой чемодан и сказал «прощай» двадцати годам совместной жизни. Ну, правда, был еще весь этот кошмар, который и завершил разрыв, – когда его секретарша оказалась у него в объятиях, хотя он нисколько не поощрял ее, что бы там ни думала Энни.

Но именно в этот вечер, впервые за много лет, Энни, пританцовывая, вбежала в его кабинет…

Чейз вздохнул. Все это уже неважно. Они с Энни давно разведены. Он живет другой жизнью. Очень приятной. Несомненно, Дженет была бы рада стать частью этой жизни. Да, он счастлив. Доволен. Был доволен. До сегодняшнего дня. Нет, до того, как обнял Энни во время танца и почувствовал… вспомнил то, что не хотел чувствовать и вспоминать. До того, как стал объясняться с Дон и… все запутал. И вот к чему это привело: он летит в Сиэтл, слушая, как Энни твердит об одном и том же. И ему предстоит слушать ее еще как минимум часа два, пока они не приземлятся и он не отправит ее обратно.

– Как ты мог? Как ты посмел сказать Дон…

– Ну, хватит, – решительно произнес Чейз, притянул Энни к себе и поцеловал. Она была слишком удивлена, чтобы сопротивляться, и он, воспользовавшись этим, долго не отрывался от ее губ. – Теперь, – сказал он, откидываясь, чтобы посмотреть ей прямо в глаза, – ты успокоишься? Если опять начнешь болтать – пеняй на себя. Я буду целовать тебя до тех пор, пока не замолчишь.

Щеки Энни запылали.

– Я тебя ненавижу, Чейз Купер, – прошипела она.

Чейз отпустил ее.

– Что-то новенькое, – устало сказал он. Потом закрыл глаза и запретил себе думать о том, как приятен был этот поцелуй. Иначе неизбежно вспомнилось бы, как они когда-то занимались любовью. Сколько при этом было силы и нежности, безумства и умиротворенности, которых он даже не ожидал испытать в таком… чисто физическом акте.

Остановись, сердито приказал он себе и… провалился в глубокий, беспокойный сон.

Энни с раздражением смотрела на спавшего рядом с ней Чейза.

Он тихо посапывал. Глядя на его лицо, можно было сказать, что он спал сном невинного младенца.

Чему удивляться? Именно так Чейз решал все проблемы до их развода.

Когда она поняла, что их брак под угрозой, она часами думала… пыталась разобраться, что же не так. Хотела найти выход. Ждала, когда Чейз вернется домой, чтобы поговорить с ним.

Какой же тупицей она была!

Как можно было разговаривать с человеком, который вваливался домой поздно ночью? Который прикидывался, что осматривал стройки, вместо того, чтобы честно сознаться, что не спешил домой, потому что ему больше не о чем говорить с тобой?

Правильно ли она поступила, выйдя замуж так рано – прежде чем у нее появилась возможность получить образование, как это сделал он?

На короткое время, когда компания «Купер констракшн» стала расти, она позволила себе поверить, что все меняется к лучшему.

Но это было не так. Стало еще хуже – начиная с того вечера, когда Чейз пришел домой улыбаясь и сказал, что приглашен на важный ужин. Чейз хотел пойти. Он говорил, что это исключительный шанс.

– Ты хочешь, чтобы я пошла? – спросила она и, глядя ему в глаза, на минуту взмолилась, чтобы он ответил, что единственное, чего он действительно хочет, – это чтобы они любили друг друга так же, как раньше.

Вместо этого он с непроницаемым лицом сказал, что она его жена и, конечно, он хочет, чтобы она пошла с ним. То есть сопровождать его на вечер входит в ее обязанности. Как готовить ужин или согревать для него постель.

Так что она купила себе подходящее платье, сделала прическу и отправилась с ним на вечер, в эту проклятую Торговую палату. Или куда-то еще. Она толком не помнила. Неважно. Мероприятия, которые она с Чейзом посещала, были однообразны и скучны, и он даже не оставался рядом с ней. Всегда одно и то же. Представлял ее, а затем занимался делами. Заводил знакомства, укреплял связи. И даже не пытался изобразить, что ему доставляет удовольствие находиться в ее обществе.

Тогда она решила, что больше не будет играть роль бледной тени капитана промышленности Чейза. У него был его диплом и строительная компания, у нее, Энни, тоже может быть что-то свое.

Образование. И она стала приобретать знания о тех предметах, которые… его никогда бы не заинтересовали. Он обвинил ее в этом однажды, когда вернулся домой из поездки, а она задержалась в дверях, только чтобы поздороваться с ним, потому что спешила на лекцию по японской поэзии.

– Черт возьми, – прорычал он, – как ты выбираешь курсы, Энни? Может, просматриваешь список и говоришь: вот это то, что нужно! Мой большой тупой муж никогда и не поймет, о чем эти курсы.

– Как ты догадался? – бросила она с ледяной улыбкой и выскочила за дверь как можно скорее, чтобы не закричать на него. Или не спросить: «Что же такое происходит между нами, Чейз?» Не сказать: «Я люблю тебя. Ты тоже по-прежнему меня любишь, ведь так?»

Как она выбирала курсы? Выбирала то, что казалось ей интересным. Японская поэзия… Лекции о Джаспере Джоунзе привлекали ее потому, что один из клиентов Чейза как-то упомянул, что у него коллекция Джоунза. А что касается курсов росписи по шелку, то однажды в витрине магазина она увидела платье и была очарована вихрем красок.

Заниматься на курсах по аранжировке цветов она начала вот почему: в их с Чейзом жизни было время, когда они были отчаянно влюблены и бедны… Чейз купил ей одну алую розу – на большее не было денег, – и она, Энни, радовалась ей так, как не радовалась потом, когда они разбогатели, огромным букетам, которые доставлял посыльный.

О, насколько прекрасней была та единственная роза!

Годы и годы назад он пришел домой, держа в руках цветок, вино и два билета на Виргинские острова. Вручая ей розу, смущенно улыбнулся и сказал, что эта роза почти так же прекрасна, как Энни.

Она и сейчас помнила, как бросилась в его объятия.

– Я весь потный, детка, – хрипло проговорил он, – мне нужно принять душ.

Да, конечно, сказала она, нужно, и начала раздевать его. А через минуту они оба, обнаженные, были в душе.

По ее коже даже сейчас пробежали мурашки, когда она вспомнила, как это было… Они медленно намыливали друг друга, целовались и занимались любовью прямо под струей воды… руки Чейза крепко держали ее, ее ноги обхватили его талию, он повторял ее имя, не отрываясь от ее губ, снова и снова… Она вспомнила, как вскрикнула на пике страсти, которого они достигли вместе.

Слезы катились из-под ее закрытых век. Как глупо вспоминать о таких вещах. Особенно о сексе, потому что именно это привело их брак к краху.

Она посещала класс по составлению букетов из сухих цветов. Несколько работ ей очень удались. А в тот день преподавательница попросила ее остаться после занятий и предложила выбрать одну из ее композиций на выставку.

Энни согласилась. Она была так счастлива и возбуждена, что забыла, что уже давным-давно они с Чейзом не делились друг с другом хорошими новостями. Она прыгнула в машину, подъехала к зданию, где находился офис Чейза, нашла входную дверь открытой и полетела по коридору прямо в его кабинет…

Энни вздрогнула.

Она увидела их, своего мужа и его секретаршу… Руки девушки обвивали шею Чейза, его руки обхватили ее талию, тела были прижаты друг к другу…

Вот и все. На этом в их браке была поставлена точка.

Чейз старался объяснить, но Энни уже вынесла достаточно боли за эти годы, наблюдая, как мужчина, которого она любила, медленно, но неуклонно отдаляется от нее.

Именно – любила… Тем вечером, когда Чейз и его секретарша виновато отскочили друг от друга, Энни поняла, что чувство, которое она когда-то испытывала к своему мужу, умерло.

– Энни, – повторял Чейз, – Энни, ты должна выслушать меня.

– Да, миссис Купер, – просила девушка, – вы должны выслушать!

Выслушать? Зачем? Им не о чем было говорить.

Внезапно она успокоилась. Решение пришло – благодаря Чейзу и всхлипывавшей девушке.

– Я хочу развода, – сказала она, обращаясь к нему, и даже сумела холодно улыбнуться секретарше. – Он – ваш. – И, развернувшись, вышла.

После этого все произошло очень быстро. Ее сестра Лорел рекомендовала адвоката, хотя от всего сердца старалась уговорить Энни не торопиться. Но ее решение не было поспешным. Они с Чейзом шли к этому несколько лет.

Развод прошел очень спокойно. Адвокат Чейза, его старый приятель Дэвид Чеймберз, поцеловал ее в щеку и очень вежливо разговаривал с ней во время процедуры. Чейз хотел, чтобы ей остались апартаменты. Половина сбережений. Половина всего остального. Он предлагал деньги для ребенка и приличные алименты.

Энни отказалась от денег. Оба адвоката советовали ей не поступать так неблагоразумно, ведь ей нужно содержать ребенка. Она знала, что они правы, но приняла все, кроме алиментов. Что касается квартиры, то она навевала ужасные воспоминания. Энни продала квартиру, как только представился случай, переехала в Стратэм и начала новую жизнь. И карьеру. Обрубила все связи с прошлым, причем довольно успешно. У нее появились друзья. Она ходила на свидания. Был даже Милтон Хофман, который хотел жениться на ней.

И тут снова появился Чейз. И все испортил своей глупой ложью.

Энни закусила губу.

Кому она морочит голову? Жизнь ее покатилась под откос еще до того, как Чейз произнес эту ложь. Ясно, он сделал это не по глупости, а из любви к их дочери.

Дело не в его лжи. Дело в танце. В том дурацком танце во время свадьбы.

Энни старалась не вспоминать теплые руки Чейза, державшие ее… стук его сердца… ощущение его губ на ее коже, на волосах. У нее было такое чувство, что она вернулась домой, туда, где всегда было ее место.

О Боже.

Она тяжело вздохнула.

Прекрати, резко приказала она себе, откинула голову назад, закрыла глаза и погрузилась в сон.

Чейз проснулся оттого, что звук моторов изменился.

Он зевнул, постарался вспомнить, где находится, и замер.

Энни спала, положив голову ему на плечо, прижимаясь к нему точно так, как в те далекие дни, когда они садились, обнявшись, на диван перед телевизором посмотреть воскресный футбольный матч.

– Ты смотри, – говорила она, – а я почитаю.

Но спустя несколько минут она вздыхала, книга выпадала из ее рук. Она опускала голову ему на плечо, снова вздыхала, а он сидел так не шевелясь, даже когда мышцы затекали – боялся разбудить ее и спугнуть эти дорогие моменты.

Волна невероятной нежности захватила его. Ей тоже что-то снилось. Посмотрев на ее лицо, он увидел на губах легкую улыбку. Может, ей снился сон?

– Энни? Пора вставать, детка.

Она улыбнулась и прижалась к нему крепче.

– Ммм, – промычала она, – Милтон?

Милтон? Милтон Хофман? Это его она видела во сне? Так вот почему улыбалась.

Чейз почувствовал, как холод сковывает его сердце.

Хофман. Жалкое подобие мужчины. Изнеженный болван. Вот кого хотела Энни. Это был тот самый тип мужчины, которого она всегда хотела. Почему он, Чейз, не понял этого раньше?

Милтон Хофман, профессор английской литературы, известный специалист по Шекспиру и близлежащим заоблачным высотам, ногами не касающийся грешной земли. Ему никогда не приходилось уходить из дома на рассвете и возвращаться поздно ночью. Никогда не приходилось волноваться, что кто-то заметит следы грязи у него под ногтями, потому что у старика Милтона отродясь не было грязи под ногтями.

Чейз выпрямился. Голова Энни дернулась, она засопела и… прильнула к нему.

– Энни, – холодно сказал он. – Просыпайся.

Энни вздохнула. Она находилась в том состоянии, когда знаешь, что спишь, но еще не можешь расстаться со сном. С этим сном. Ей было слишком интересно узнать, чем он закончится.

Она сидела в классе, напротив нее на коленях стоял Милтон. Он только что сделал ей предложение, а она честно объясняла ему, почему не может согласиться.

Ты мне очень нравишься, Милтон, говорила она, и я уважаю тебя и восхищаюсь тобой.

Но он, Милтон, не был Чейзом. Его поцелуи никогда не волновали ее так, как поцелуи Чейза. Прикосновения Милтона не зажигали в ней огня.

– Энни? Проснись.

– Милтон, – сказала она и, открыв глаза, увидела в нескольких дюймах от себя лицо Чейза.

Энни, покраснев, отшатнулась. Сколько времени она проспала? Сколько времени пролежала, прижавшись к Чейзу, как девчонка-подросток в кинотеатре?

Неудивительно, что Чейз так смотрит на нее. Боже, она, наверное, обслюнявила его.

– Извини. – Она подняла руки к волосам и убрала их с лица. – Я задремала.

– И мечтала о прекрасном принце, – сказал Чейз с жесткой ухмылкой.

– О принце?..

– О старом добром Милти. О твоем женихе.

Энни уставилась на него и вспомнила свой сон.

– Я… я что-нибудь говорила?

– Какая разница, Энни? Боишься, что я мог подслушать диалог, который сопровождал твой сон?

– Мне просто снилось, что… что…

– Переведи дыхание, – голос Чейза стал ледяным. – Мне неинтересно.

Энни сжалась.

– Извини. Я просто забыла. Тебе всегда было неинтересно то, что я говорила, так ведь?

– Мистер Купер? Миссис Купер? – Стюард улыбался им обоим. – Мы приземлимся через несколько минут. Приведите, пожалуйста, спинки своих кресел в вертикальное положение.

– С удовольствием, – сказал Чейз.

– В ту же секунду, как приземлимся, я покупаю обратный билет, – бросила Энни, не глядя на него.

– Тебе не придется это делать. Поверь, я с удовольствием сам куплю тебе билет и посажу на самолет.

Это была хорошая идея. Жаль, что она не сработала.

Следующий самолет на Бостон был полон. Один за другим Чейз перебрал все ближайшие аэропорты. И каждый раз кассирша качала головой.

– У нас были длительные задержки все утро, – объяснила она. – Здесь туман, грозы на востоке… – Она улыбнулась, извиняясь. – Возможно, я смогу отправить вашу жену…

– Бывшую жену, – поправила ее Энни.

– Неважно. Возможно, я смогу отправить вашу жену отсюда завтра днем.

– Да, – пробурчал Чейз, – пойдет.

– Нет, не пойдет! – Энни смотрела на него так, как будто он виноват в том, что она оказалась в таком затруднительном положении. – А что я буду делать до завтрашнего дня? Торчать в аэропорту?

– Я сниму тебе комнату в гостинице.

– Удачи вам.

Они посмотрели на кассиршу, которая беспомощно пожала плечами.

– Кроме всех этих задержек в городе проходят два крупных съезда. – Кассирша наклонилась вперед и понизила голос до конфиденциального шепота: – Мой начальник старался раздобыть комнату для важного гостя некоторое время назад, но даже у него ничего не получилось.

Энни представила себя среди толпы измученных пассажиров, мечущихся в поисках сидячих мест в терминале.

– Не беспокойся, – быстро сказал Чейз. – Я уверен, что мой клиент приготовил для меня комнату. Ты сможешь остановиться там, как только я свяжусь с ним.

И будто в ответ на его слова из динамика прозвучал голос, вызывавший мистера Чейза Купера.

Чейз взял Энни под руку, отвел ее в сторону и снял трубку справочного телефона.

– Да? – Сначала он слушал, потом вздохнул и закатил глаза, показывая, что возникла еще одна проблема, которая ему совсем не нужна. – Мистер Танака, – сказал он вежливо, – я не видел на выходе вашего человека с табличкой с моим именем. – Он посмотрел на Энни, которая тоже смотрела на него. – Я был… э-э-э… занят.

– Кто это? – прошипела Энни. Чейз отвернулся.

– Очень любезно с вашей стороны, мистер Танака, послать за мной машину. Спасибо.

– Он из Сиэтла? – спрашивала Энни, пританцовывая перед ним. – Спроси, может быть, он знает гостиницу, в которой есть свободный номер.

Чейз вздохнул. Она права. Тикиро Танака, его новый клиент, – богатый бизнесмен с обширными связями. Он инвестировал большие деньги на юго-востоке страны, а теперь обратил свой взор на побережье. По мнению Чейза, парень мог даже иметь гостиницу в этом городе.

– Мистер Танака… Да, я встречусь с вашим водителем у выхода. Через секунду. Но сначала – не могли бы вы помочь мне решить одну маленькую проблему?

Энни сжала губы. Вот чем она была. Маленькой проблемой. Вот чем она всегда была для Чейза.

– Ну… – Чейз потер затылок. – Моя… моя жена прилетела со мной в Сиэтл.

– Бывшая жена, – вмешалась Энни.

Он посмотрел на нее и зажал трубку рукой.

– Ты в самом деле хочешь, чтобы я, говоря с посторонним человеком, пускался в объяснения о том, что ты здесь делаешь?

Энни покраснела. Чейз снова заговорил в телефонную трубку:

– Она не планировала оставаться здесь… Да, хорошо, я полагаю, это единственное решение.

– Что? – потребовала ответа Энни.

– Чудесно… Да… Да, она проделала весь этот путь, просто чтобы провести со мной еще несколько часов.

Энни открыла рот, засунула в него палец и сделала вид, что ее тошнит.

– Проблема, мистер Танака, заключается в том, что все рейсы были задержаны. Вероятно, Энни не сможет улететь до завтра, а мне сказали, что гостиницы переполнены… Правда? Это прекрасно… Да, конечно. На выходе через минуту. Спасибо, сэр. Я… До скорого свидания.

– Ну что?.. – повторила свой вопрос Энни.

Чейз повесил трубку и схватил ее за руку.

– Пошли. Надо найти машину и водителя, которых он прислал за мной.

– Круто, – пробормотала она. – Машина и водитель – все для тебя.

– И номер. Все для нас. – Он сверкнул улыбкой. – Так что перестань жаловаться.

– Ты хочешь сказать?..

– Ты что – не расслышала? – Они спустились на первый этаж. Энни ускорила шаг, подстраиваясь под размашистую походку Чейза. – Он сказал, что у нас будет гостиная, спальня, кухня и ванная комната.

– Это хорошие новости, – выпалила Энни, когда Чейз пропускал ее перед собой в дверь.

– Совершенно верно. Мне бы ужасно не хотелось провести ночь в холле гостиницы, пока ты занимала бы мою кровать.

– Какая галантность. Но…

– Но что? – огрызнулся Чейз над ее ухом. В это время к ним подъехал черный лимузин. Шофер вышел, отдал им честь и открыл заднюю дверцу. – Просто садись в машину, Энни. Мы еще сможем некоторое время выдержать общество друг друга. Мысль о том, чтобы оставить тебя в аэропорту, кажется мне очень соблазнительной, но это уж слишком.

Ее тоже не привлекала идея многочасового ожидания в аэропорту.

– Хорошо, – огрызнулась она в ответ. – Но тебе лучше помолиться, чтобы этот номер оказался размером со стадион. Иначе тебе все-таки придется спать в холле!

Номер был размером почти со стадион.

Но это не номер, думала Энни час спустя, потрясенно оглядываясь вокруг. И явно не гостиница.

Лимузин не повез их в одну из высотных гостиниц в Сиэтле. Их доставили к причалу, где они пересели в моторную лодку.

– Чейз, – спросила Энни, стараясь перекричать рев двигателей, – куда мы направляемся?

Чейз, который начал догадываться, что знает ответ на этот вопрос, посмотрел на лоцмана.

– Не говорите мне, что мы едем на остров, – сказал он.

Лоцман ухмыльнулся.

– Точнее некуда, на остров.

Чейз застонал.

Энни посмотрела на него, когда он сжал поручень и уставился на бурлящую воду. По его губам она прочла слово, которое он не произнес вслух, и ее уши покраснели.

Теперь, стоя в этой комнате, она бы сама с удовольствием произнесла то слово.

Клочья тумана, скользившие перед носом лодки во время путешествия, поднялись, когда они достигли цели. Огромные деревья спускались по холму к каменистому берегу острова. Высоко среди деревьев располагался великолепный дом. Творение из красного дерева и стекла. Крепость на скале, гордо вздымавшаяся над проливом.

Деревянные ступеньки вели вверх по морщинистому утесу. Энни вскарабкалась по ним, отказавшись от протянутой руки Чейза. Она внушала себе, что, когда они поднимутся наверх, она обязательно увидит там еще что-то, кроме дома. Гостиницу. Здания. Курорт…

Но там был только дом, и, когда Чейз открыл дверь и вошел внутрь, она последовала за ним.

Комнаты, через которые они проходили, изумляли. Кухня – белая и сверкающая, без единого пятнышка. Ванная комната – с глубокой джакузи и душем, расположенным напротив стеклянной стены, так что казалось, что он находится прямо в лесу. Гостиная. Когда Энни вошла в нее, солнечный свет внезапно пробился через огромную застекленную крышу, и белые стены и светло-бежевый пол окрасились в золотистый цвет.

Традициидревней нации, к которой принадлежал мистер Танака, проявились в элегантном и простом декоре комнаты: соломенные татами на полу, очаровательная ширма, которая служила задником для черного лакированного столика, и большие подушки из черно-белого шелка, разбросанные по полу перед камином из камня. Сдвигающиеся стеклянные двери, по бокам которых стояли белые вазы с ветками ивы, открывали вид на причал.

А в спальне у Энни перехватило дыхание, и она про себя повторила ругательство Чейза. Если гостиная их отсутствующего хозяина была, несомненно, японской, то спальня отражала европейские вкусы мистера Танаки.

Пол был покрыт белым ковром, таким пушистым и мягким, что Энни захотелось снять тапочки. Одна стена была зеркальной, другая – стеклянной, и через нее открывался вид на лес и пролив. Мебели оказалось совсем мало, но она была очень красивой. Тиковый туалетный столик. Такой же комод. Кресло-качалка.

И кровать.

Огромная круглая кровать, поднятая на платформе к шестиугольной застекленной крыше и задрапированная десятками ярдов черно-белого шелка.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Энни заставляла себя успокоиться.

Сосчитай до десяти. До двадцати. Сосредоточься на поиске точки спокойствия внутри себя. Не этому ли она училась целых шесть недель на курсах по практике дзэн-дыхания прошлой зимой?

Глубокий вдох. Задержать дыхание. Раз. Два. Три. Четыре.

Энни выдохнула. Не получается. Она видела только кровать. И думала только о том, что рядом с ней стоит Чейз и его лицо выражает искреннюю невинность.

– Черт, – сказала она и, поскольку было совершенно ясно, что ей ни на йоту не удалось усмирить свой гнев с помощью дыхания, решила применить вполне ощутимые способы… Развернувшись, она ткнула своего бывшего мужа кулаком в живот. Как в железо – у Чейза всегда было великолепное тело, которое не изменилось и сейчас. Это разозлило ее еще больше, тем более что она почувствовала отдачу от удара в руку и в плечо. Но неважно, вознаграждена хотя бы выражением потрясения на его лице.

– Эй, – сказал он, отпрыгивая на шаг назад. Судя по ее лицу, она с удовольствием убила бы его. – Эй, не принимай это так близко к сердцу, слышишь?

– Не принимать близко к сердцу? – Энни уперла руки в бока и раздраженно уставилась на него. – Не принимать близко к сердцу? – Ее голос срывался на визгливое сопрано.

– Да. – Чейз потер живот. – Не нужно так жестоко наказывать за простую ошибку.

– А, так это ошибка? Хорошо. – От сильного выдоха кудряшки взлетели надо лбом. – Большая ошибка, Купер, потому что, если ты думаешь, что я… что ты и я… что мы будем вместе спать на этой… на этой кровати, что мы вернемся в прошлое…

– Послушай, – сказал он осторожно, – я знаю, что ты расстроена, но…

– Вот-вот. Говори, что я расстроена. Тогда я закрою рот, и тебе не придется выслушивать правду.

– Энни…

– Позволь мне кое-что сказать тебе, Чейз Купер. Этот номер мог бы пройти у тебя несколько лет назад, но не сейчас. Я вовсе не та маленькая пустышка, за которую ты всегда меня принимал.

– Энни, я никогда не думал…

– Нет, ты думал так, но это уже неважно. Ты привык обращаться со мной, как будто у меня в голове нет ни одной мысли.

– Клянусь, ничего подобного. Я по-прежнему не понимаю, о чем ты говоришь!

– Ну что ж, я тебе разъясню. Вспомни о тех старых добрых временах, когда ты таскал меня с собой на все эти ужасные обеды и благотворительные вечера. – Надо отдать ему должное, он сумел изобразить полное недоумение. Если бы она не видела его насквозь, то могла бы поверить… – Я знаю, как ты беспокоился, что твоя бедная маленькая женушка не сумеет держать себя как надо.

– Что?

– А когда оказалось, что я сумела, ты просто… просто бросал меня на съедение этим акулам и удалялся.

– Энни, ты сошла с ума. Я никогда…

– Это тогда ты решил, что мог бы получить гораздо больше удовольствия, если бы оставлял меня дома?

Удивление на лице Чейза сменилось смущением.

– Кто-то из нас сходит с ума, – пробормотал он, – и абсолютно ясно, что не я.

Энни с вызовом подняла подбородок.

– Ты думаешь, я обрадовался, когда ты перестала ходить со мной на все эти обеды, обрадовался потому, что мечтал развлекаться в одиночку?

– Это сказал ты, не я.

– Черт возьми, как же ты умеешь переворачивать все с ног на голову!

– В чем дело, Чейз? Ты не в состоянии вынести правду?

– Ты полагаешь, я забыл, что перестал брать тебя с собой потому, что ты ясно дала понять, насколько все это ненавидишь?

Энни вспыхнула.

– Не пытайся все исказить. Ладно, может быть, мне и не нравились эти чванливые вечера…

– Наконец-то эта женщина говорит правду!

– А с какой стати они должны были мне нравиться? Мы ведь ходили на них только затем, чтобы ты смог увидеть в газете, в разделе бизнеса, очередной заголовок с твоим именем!

Глаза Чейза превратились в щелочки.

– Мы ходили туда, чтобы я смог найти новые контракты, Энни. Контракты, помнишь? Благодаря которым я зарабатывал нам на хлеб!

– Брось, Чейз! К тому времени у нас уже было полно денег. Ты просто… просто тешил свое самолюбие.

Чейз сжал зубы.

– Продолжай, – спокойно сказал он. – Что еще ты накопила за все эти годы?

– Только то, что, когда я наконец сказала, что больше не хочу туда ходить, вместо того чтобы постараться убедить меня, как поступил бы любой интеллигентный человек, как поступил бы ты когда-то…

Чейз коротко рассмеялся.

– Мы разговариваем на одном языке или нет?

– Вместо того чтобы поступить так, – продолжала Энни, игнорируя его реплику, – ты просто пожал плечами и согласился. Вот.

– Ты хочешь сказать, что я должен был уговорить тебя делать то, что тебе явно было противно?

– Не изображай святую невинность, Чейз. Не получится.

– Нет, – сказал Чейз со злобой, – это у тебя не получится, детка, потому что все было не так, что бы ты ни говорила!

– Ну, это твоя версия. Оставайся при своем.

– Нет! – Чейз схватил ее за запястье, когда она хотела пройти мимо него. – Нет, черт возьми, это не «моя версия». Это факт. Ты ждала, что я встану на колени и буду просить тебя проводить вечера со мной, а не с разными дурацкими учебниками?

– Правильно. Обвиняй меня во всем, даже в желании стать лучше. Это типично. Во всем виновата я, ты – никогда.

– Стать лучше? Стать лучше! – спросил он, наклоняясь к ней. Его глаза сделались темными и угрожающими. – Зачем, а? Чтобы сказать мне, что ты разбираешься в японской поэзии лучше, чем я в строительстве?

– Все было не так, и ты это прекрасно знаешь, – сердито ответила она, стараясь вырвать свою руку. – Ты не мог выдержать, что я превращаюсь в личность, а не остаюсь просто твоей женой.

– А что, оставаться моей женой было недостаточно для тебя, чтобы чувствовать себя счастливой?

– Просто готовить тебе еду, убирать твой дом и растить твоего ребенка, ты это имеешь в виду? – спросила Энни дрожащим голосом. – Взамен такой жене полагались красивые платья и украшения, чтобы ее можно было взять на встречу в Торговую палату, где бедняжка становилась тенью своего важного мужа.

Чейз почувствовал шум в ушах. Он отпустил запястье Энни и отступил на шаг назад.

– Если это то, во что ты веришь, – сказал он низким голосом, в котором слышалась угроза, так что у Энни мурашки побежали по коже, – если ты действительно думаешь, что я именно так к тебе относился, тогда мы правильно сделали, что разошлись.

Энни смотрела на его белое лицо и закушенную губу.

– Чейз, – сказала она и протянула руку, но было слишком поздно. Он уже развернулся и исчез в холле.

Невероятно!

Чейз шел по гравийной дорожке, которая вела от дома в лес.

Невозможно, чтобы Энни так его ненавидела. Ненавидела столько лет, будучи его женой.

Он сжал в карманах руки в кулаки и замедлил шаг, бросив злобный взгляд на белку, которая заверещала на него из ветвей кедра.

Он встречал много разведенных мужчин. В разных местах: в своем спортивном клубе, на заседаниях Совета директоров… Казалось, везде, в Нью-Йорке, Сан-Франциско или в любом другом городе Америки, куда ни бросишь взгляд, наткнешься на беднягу, который вчера еще был семейным человеком, а сегодня считал изысканным обедом разогретые в микроволновой печи полуфабрикаты.

Образ счастливого холостяка, записная книжка которого заполнена именами и адресами, – это из кино. В жизни не так. А если и так, тогда он что-то пропустил. Те разведенные мужчины, которых он встречал, были очень похожи на него: когда-то у них было все, а теперь ничего, кроме вопросов.

Когда же все изменилось… и почему?

Что они могли бы сделать, чтобы предотвратить это?

У большинства из таких бедняг был ответ, даже если он им не слишком нравился. У Чейза никогда не было ответа. Как бы он, Чейз, ни старался, он никогда не мог уловить тот момент, когда все покатилось под откос. Или понять – почему. А предотвратить… Как можно сделать что-то, если не знаешь, что необходимо сделать?

Он старался быть самым лучшим мужем, добиваясь цели: обеспечить Энни жизнь, которую она заслужила. И вдруг оказалось, что она обижена.

Горький привкус появился во рту.

– Что она думает? – пробормотал он, отбрасывая ногой шишку с дороги. – Думает, что мне нравилось работать как раб? Что я приятно проводил время, когда целый день гнул спину, а по ночам сидел за книгами?

Наверное. Энни только что доказала, что ей в голову может прийти все что угодно, если это касается его.

Дорожка пошла в гору. Деревья обступали ее с обеих сторон, а прохладный солоноватый ветерок дул в лицо. Чейз глубоко вдохнул, заполняя легкие, нагнул голову и поплелся дальше.

По крайней мере теперь все прояснилось. Энни была спокойна, как сфинкс, в вопросе их развода. Кто первый заговорил о разводе, он или она, уже не вспомнить. Он только знал, что, за исключением той ужасной сцены в конце, когда Энни влетела в его офис и увидела бедняжку Пегги, поставившую в неловкое положение их обоих, за исключением этого, их развод прошел совершенно цивилизованно.

Никаких грубых слов. Никаких истерик. Никаких обвинений. Ничего. Оба были предельно вежливы и порядочны во всех вопросах. Его адвокат даже пошутил по этому поводу, заметив, что у него был знакомый профессор права, который обычно говорил, что, если мужчина во время бракоразводного процесса ни разу не повысил голоса, значит, его почти бывшая жена уже перерезала ему горло. Чейз ухмыльнулся тогда и сказал, что ему, Дэвиду, с его опытом, конечно, виднее.

Чейз покачал головой. Нет, Энни не убила его, когда убедилась, как ей казалось, в его неверности. Энни выждала, заставив его страдать целых пять лет, а теперь вонзила кинжал ему прямо в сердце.

Это не должно было ранить его сейчас, когда она больше ему не жена. Когда она ничего для него не значит.

Чейз вышел из леса. Постоял на каменистом утесе, возвышавшемся над темно-зелеными водами Тихого океана.

Кого он пытается обмануть? Энни была для него всем. Всегда была и всегда будет.

Энни сидела на краешке круглой кровати, положив руки на колени.

Ну вот, наконец она высказала все, что держала в себе. Вычерпывала со дна памяти старую ярость и боль и бросала их полными пригоршнями прямо в лицо Чейзу.

Она вздохнула, откинулась на подушки и закрыла глаза рукой.

Кого она пытается обмануть? Ни ярость, ни боль никогда ее не оставляли, всегда жили в ней. Не проходило недели, чтобы что-нибудь не напомнило ей, каким жалким был ее брак, как она презирает Чейза.

Как хорошо, что она наконец сказала это открыто.

Ее глаза наполнились слезами.

Неправда. Ее брак не был жалким. Во всяком случае, в первые годы. Она была так влюблена, так счастлива, что иногда щипала себя, чтобы убедиться, что это не сон.

И никогда она не презирала Чейза. Видит Бог, это было бы гораздо проще. Тогда не пришлось бы так переживать из-за того, что он перерос ее. И больше ее не любит.

Энни вздохнула, встала и подошла к прозрачной стене. Вид был потрясающим: в одну сторону простиралась глубокая зеленая вода, а в другую – ряды качающихся от ветра кипарисов. Древние деревья словно стояли здесь вечно, защищая дом и храня его спокойствие.

Улыбка скользнула по ее губам.

Так она всегда думала о Чейзе. Они встретились, когда были так молоды, что временами ей казалось, что она знает его всю свою жизнь. И она, Энни, всегда находилась под его защитой.

Она была потрясена, узнав, что другие женщины не испытывают такого чувства по отношению к своим мужьям. Помнится, много лет назад она сидела на скамейке на детской площадке. Дон было тогда два или три года, она играла с группой ребятишек, а матери сидели вокруг и наблюдали, болтая о том о сем.

Вдруг зашел разговор о мужьях.

– Я прихожу в бешенство, – сказала одна из женщин, – когда он ночью входит в дом как герой-завоеватель, а я должна промурлыкать «Аве, Мария», стаскивая с него башмаки, и подавать ему ужин по рецепту из журнала «Гурман».

Раздались смешки, одобрительные возгласы. Энни была настолько потрясена, что промолчала. И подумала – как жаль, что эти женщины не чувствуют того же, что она, ожидая мужа: услышав звук его ключа в замке, она бежит, чтобы броситься в его объятия.

Горло сжал спазм. Она нагнула голову вперед и прижала лоб к холодному стеклу.

Когда все начало меняться? Когда жадное, нетерпеливое ожидание перешло в раздражение? Когда часы на стене перестали отсчитывать минуты и часы до встречи с ним, а начали напоминать, что он опаздывает?

Она только что все высказала ему… Сколько же держала это в себе?

Энни знала, что причинила ему боль. Но и он тоже заставил ее страдать. Втягивая ее в свои дела, унижая, чтобы подтвердить свой успех.

Ведь так и было. Или нет?

Нет?

И он говорил такие ужасные вещи. Обвинил ее в том, что она изучала разные предметы, чтобы показать ему его невежество в области искусства…

Энни презрительно фыркнула и повернулась спиной к окну. Какая ложь! Никогда она так не поступала. Разве она могла? У Чейза был диплом колледжа, а у его маленькой глупенькой жены – только школьный аттестат. Она не виновата, что ей была интересна малоизвестная поэзия, и индонезийское искусство, и другие вещи, которые были выше его понимания…

Вещи, которые были выше его понимания…

Она сделала глубокий, до дрожи, вдох.

Нет. Она не стала бы ничего изучать по этой причине. Просто наслаждалась поэзией, искусством, литературой, и если Чейза подавляли книги, которые она оставляла открытыми на кухонном столе, то никакого умысла в этом не было.

Сдавленный всхлип вырвался из ее горла.

– Я никогда не хотела причинить тебе боль, Чейз, – прошептала она.

Никогда.

Она любила его всем сердцем. И все еще любит его. Такова правда. И она, Энни, ничего не может поделать с этим, ведь он не любит ее больше.

Их брак распался. Чейз помолвлен с другой женщиной, а она, Энни… она должна обойтись без него.

Только теперь это будет труднее. Всегда труднее, когда узнаешь правду…

Чейз постучал в открытую дверь спальни.

– Входи, – вежливо ответила Энни. Он зашел в комнату.

Энни сидела в кресле-качалке, руки сложены на коленях. Лицо было бледным, но спокойным, и она улыбнулась, увидев его.

– Привет.

– Привет.

– Ты гулял?

– Да. – Он выждал. – Послушай, то, о чем мы тут говорили… Мне действительно жаль…

– Мне тоже. Нет причин ссориться из-за прошлого.

Чейз кивнул.

– Никаких причин.

Они улыбнулись друг другу, потом Энни отрывисто сказала:

– Могу поспорить, что остров очень красив.

– Да. Я был здесь раньше. Танака купил это место у какого-то компьютерного мультимиллионера. Танака привозил меня сюда после того, как подписал бумаги. Хотел знать мое мнение по поводу его плана.

– Какого плана? – вежливо поинтересовалась Энни.

– Он собирается здесь все снести и построить что-то вроде пансионата.

– А-а-а. – Она опустила взгляд, сняла с джинсов прилипшую нитку. – Для буддистов?

Чейз улыбнулся.

– Точнее сказать, это будет гостиница высокого класса. Он задумал построить убежище для руководящих сотрудников своей компании. Элегантно, но в деревенском стиле. Простая еда, приготовленная лучшими поварами. Простые номера, но в каждой ванной комнате – джакузи. И бар со спиртными напитками в каждой гостиной. Простые удовольствия, начиная с площадки для гольфа, теннисных кортов и олимпийского плавательного бассейна. Потрясающе, правда?

– Потрясающе – это именно то слово. Так ты собираешься построить для него этот дворец?

– Ну, не совсем такой. Я сказал ему, что он потеряет гармонию земли и моря, если перегрузит гостиницу излишествами.

– Без баров?

Чейз ухмыльнулся.

– И без апартаментов, площадки для гольфа, теннисных кортов. Потом – зачем строить бассейн, когда за порогом океан?

– В ванной комнате и так почти бассейн, – сказала Энни, улыбаясь. – Видит Бог, он слишком велик для одного чел… – Краска прилила к ее лицу. Взгляды их встретились, и она быстро потупилась. – Могу… э-э-э… могу поспорить, тебе тяжело пришлось, когда ты убеждал его.

Чейз пожал плечами.

– Ну да, пришлось потрудиться.

В комнате повисло молчание. Наконец Энни заговорила:

– Чейз! – Она сделала глубокий вдох. – Послушай, я понимаю, что тебе стыдно признаться мистеру Танаке, что мы оказались на самолете вместе по ошибке, но тебе придется это сделать. Скажи ему что хочешь. Свали все на меня. Скажи, что я неожиданно вспомнила о каких-то важных делах дома. Мне все равно, что ты скажешь. Просто… просто увези меня с этого острова, пожалуйста.

Чейз кивнул. Она права. Им обоим надо отсюда уехать.

– Ну что ж…

Он посмотрел на свою бывшую жену. Энни сидела на краешке кресла-качалки, лодыжки скрещены, руки стиснуты. Лучи вечернего солнца бросали золотистые отблески на ее волосы. Она выглядела такой кроткой, нежной и такой ранимой… Он представил, что идет к ней, обнимает ее, целует и говорит, что она единственная женщина, которую он когда-либо хотел, единственная женщина, которую когда-либо любил.

– Дело в том, – сказал он мрачно, – что мы оба забыли об одной вещи. Рейсов до завтра нет, детка. И гостиничных номеров – тоже.

– Ой. – Энни прикусила губу. – Ну ничего. Я подожду в аэропорту.

– Это плохая идея.

– Это прекрасная идея, – ослепительно улыбнулась она. – Я всегда любила аэропорты. Я могу купить себе десяток журналов и хот-дог, свернуться в уголочке и…

– Послушай, мы останемся здесь. Но будем вести себя по-другому. Новые правила игры. Никаких разговоров о прошлом или о нас. Хорошо?

– Прошлое и мы – это все, что у нас есть, – спокойно сказала Энни. – Не представляю, как мы сможем не говорить об этом.

Чейз долго смотрел на нее, потом вздохнул и запустил пальцы в волосы.

– Пойду поищу парня, который нас сюда привез. Пусть отвезет нас обратно. Я позвоню мистеру Танаке и попрошу дернуть за ниточки, чтобы устроить тебе номер в гостинице. Или останусь с тобой в аэропорту, пока ты не сможешь улететь.

– В этом нет необходимости.

– Послушай, мы можем закончить наш спор потом. А сейчас дай мне привести этот механизм в движение.

Чейз вылетел из комнаты, хлопнув дверью. Энни откинулась в кресле-качалке. Ее трясло, она чувствовала, что вот-вот разрыдается. Лишнее доказательство того, в каком напряжении она находилась последние два дня.

Она сделала глубокий вдох, раскачала кресло и стала дожидаться своего освобождения с этого острова. Освобождения от Чейза и от тысячи ненужных воспоминаний.

– Он уехал.

Энни открыла глаза и опустила ноги на пол.

– Кто? – спросила она хриплым голосом и потерла глаза руками. – Кто уехал?

Чейз прислонился к стене и скрестил руки. Его лицо было словно высечено из гранита.

– Тот парень, который привез нас сюда.

У Энни закружилась голова.

– Я не… не поняла, что ты сказал. Ты имеешь в виду парня с лодкой?

– Точно.

Энни уставилась на него.

– Мы застряли здесь?

– Вот именно.

– Ну… ну… позвони своему мистеру Танаке. Скажи ему…

– Перестань его так называть! Он не мой мистер Танака. – Чейз бросил на нее негодующий взгляд. – Кроме того, я уже пытался позвонить ему.

– И что?

– И ничего. – Он пожал плечами. – Здесь нет обычного телефона, только радиотелефон. А он, по-видимому, не работает.

Энни прикусила губу и поборола надвигающийся приступ истерики.

– Если ты считаешь, что это предмет для шуток, Чейз…

– Неужели похоже, что я шучу? – скованно улыбнулся он. – Парень оставил записку в кухне. Мы здесь заперты до завтра.

– Это невозможно. Почему он бросил нас здесь?

– Не знаю. Мне, в общем-то, все равно. Знаю только, что мы должны воспользоваться ситуацией наилучшим образом, пока этот идиот с лодкой не покажется здесь завтра в восемь утра.

– В восемь, – повторила Энни онемевшими губами. Она посмотрела на часы. Шестнадцать часов. Шестнадцать часов с бывшим мужем.

– Просто смирись с этим, – сказал Чейз. – Это место… эта гостиница для новобрачных – не моя идея.

– Очень надеюсь, что нет. Потому что, если это была твоя идея, мне придется тебя разочаровать.

У нее перехватило дыхание, когда Чейз схватил ее за плечи и поставил на ноги.

– Леди, с меня довольно упреков! Уверяю тебя, я не настолько сгораю от желания лечь в согретую женщиной постель, чтобы пойти на такие ухищрения.

Он, конечно, прав. Ее обвинения глупы. И во всем остальном он тоже прав. Чейз никогда бы не прибег к уловкам, чтобы затащить женщину в постель. Он вообще-то… как Деб назвала его в день свадьбы? Классный мужчина, вот как. Всегда был классный, особенно сейчас, в период своего расцвета. Мужчина, который может вскружить голову женщине без всяких усилий с его стороны.

Неудивительно, что ей так часто попадались в газетах его фотографии под руку с очередной улыбающейся девицей.

Честно говоря, хотя ей очень не хотелось это признавать, но они вовсе не были девицами. Это были женщины неизменно красивые и элегантные. Как Дженет Пендлтон, которая станет его женой.

У нее запершило в горле. Глупо было бы заплакать.

– Ты прав, – сказала она.

– Да, конечно, прав.

– Все, что с нами произошло: сначала этот самолет, теперь… то, что мы застряли здесь, – просто… как это называется? Карма.

Чейз не верил своим ушам. Энни с оливковой ветвью мира в руках? Это казалось непостижимым, но, черт возьми, то, что случилось с ними за последние сорок восемь часов, тоже непостижимо. Если это знак перемирия, что он, Чейз, потеряет, приняв его? Ночь он собирался провести в этом кресле, значит, было бы лучше для них обоих не скандалить.

– Карма, – сказал он, убирая руки с ее плеч. – Не говори мне, что ты ходишь на курсы по восточным религиям.

Энни улыбнулась и покачала головой.

– Я купила компьютер. И так сказал парень, который его налаживал. Это карма, если вам достанется компьютер, который работает хорошо, а если нет – это тоже карма.

– Ты купила себе компьютер?

– Для работы. Но, как оказалось, и для развлечения тоже. Интернет и все такое.

– Угу. Кто научил тебя работать на нем? Этот жен… Хофман?

– Я сама научилась. Ну, с помощью Дон.

– Здорово, – улыбнулся Чейз. – Может быть, как-нибудь ты научишь меня чему-нибудь. Я до сих пор не умею пользоваться более сложным инструментом, чем дырокол.

– Конечно, научу.

Их взгляды встретились, а потом Чейз отвел глаза и сделал вид, что оглядывает комнату.

– Честное слово, мне жаль. Мне и в голову не пришло, что Танака отправит нас сюда.

– Дом великоват, я согласна, – улыбнулась Энни. – Но он прекрасен. Может быть, там, откуда он родом, гостиницы именно такие.

Чейз усмехнулся.

– Он из Далласа, детка… то есть Энни. Нет, я просто думаю, он решил, что мы хотим побыть вдвоем.

Энни засмеялась.

– Танака – Купидон, да?

– Похоже.

Снова повисло молчание. Энни села на краешек кресла.

– Итак, – сказала она оживленно, – что ты собираешься делать? Снести этот дом и построить пансионат, который он хочет?

– Что-то похожее.

– Могу поспорить, что результат будет впечатляющим.

– В любом случае – сносным, – сказал Чейз, прислоняясь к стене и складывая руки.

Энни улыбнулась.

– Не скромничай, Чейз. Я знаю, что твоя работа высоко ценится. Мне все время попадается в газетах твое имя – то есть название компании. Ты достиг очень многого.

– Говорят. – Его тон был спокойным, как и улыбка.

– Разве ты не счастлив?

– А ты?

Она взглянула на него. Почему он не ответил? Конечно, она счастлива. У нее есть дом. Ее дело. Друзья. Интересы. Жизнь, которая ее устраивает, а не та, где она играла заданную роль.

– Энни?

Она подняла глаза. Чейз подвинулся ближе. Если бы она захотела дотронуться до него, ей надо было бы только протянуть руку.

– Ты счастлива?

Она хотела ответить «да». Сказать ему то, что говорила себе, – что ее жизнь обрела форму и смысл.

Вместо этого ей вспомнилось, как прекрасны были его поцелуи. Захотелось сказать ему, что, хотя она создала себе хорошую жизнь, в жизни этой существует пустота, о которой она даже не подозревала до тех пор, пока не оказалась в его объятиях во время танца.

Но глупо было бы говорить такое. Чейз вычеркнут из ее жизни, а она – из его. Они оба так решили.

– Да, – сказала она и с деланной веселостью улыбнулась, – конечно, я счастлива. Никогда в жизни не была так довольна.

Глаза Чейза затуманились.

– Конечно, – вежливо произнес он, – ты счастлива. У тебя есть твое дело и жених.

Энни кивнула.

– Ты ведь тоже?..

– Да. И я тоже.

Они посмотрели друг на друга, и Чейз пошел к двери.

– Ну ладно, – произнес он оживленно, – пойду-ка проверю холодильник. Надеюсь, там найдется достаточно еды для нас двоих.

– Значит, здесь есть все блага… Если бы ты сказал мне, что мы окажемся на острове вдали от цивилизации, я бы представила себе однокомнатную хибарку с газовой плиткой на крыльце и удобствами на заднем дворе.

Чейз улыбнулся.

– Вроде местечка, которое мы с тобой снимали тем летом, когда поженились? Помнишь? Душ на улице, деревянный туалет без слива…

Энни засмеялась.

– Разве можно забыть? Мы купили эти смешные наборы кастрюлек и сковородок и спальные мешки…

– Господи, какие мы были глупые, – произнес Чейз, тоже смеясь. – Потратили несколько часов, стараясь застегнуть мешки так, чтобы из двух получился один, потому что не могли спать отдельно… – Его голос замер. – Черт возьми, – тихо пробормотал он, – я не вспоминал об этих днях много лет.

И она тоже. Воспоминания заставили сжаться горло.

– Пожалуй, пойду умоюсь, – сказала она. – А потом… а потом, может быть, выйду погулять. Просто проветрюсь. Полет был таким долгим, и вся эта суета…

– Да, конечно, – сухо произнес Чейз. – Иди. Умойся, пройдись, делай что хочешь. А я проверю запасы.

– Я вернусь через несколько минут, помогу тебе. – Она коротко засмеялась. – Была бы у меня расческа или хотя бы губная помада…

Чейз хотел сказать ей, что ей не нужны ни расческа, ни косметика, потому что она самая прекрасная из женщин, которых он когда-либо знал.

К черту, подумал он и, открыв дверь, выскочил в холл. Нужно держаться подальше от искушения.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Чейз посмотрел на часы.

Да, огорченно подумал он, гостиница мистера Танаки не так уж совершенна. К его удивлению, холодильник и морозильная камера оказались совершенно пустыми. Должно быть, кто-то освободил их, готовясь к сносу дома.

К счастью, в буфете кое-что нашлось, и Чейз приступил к приготовлению импровизированного ужина. Начал чистить картофель и лук, но мысли его витали где-то далеко. Пятнадцать минут назад он слышал, как входная дверь открылась, затем захлопнулась. Значит, Энни ушла на прогулку.

Может быть, пойти поискать ее?

Конечно, на этом острове бояться некого. Дикий и уединенный, здесь ей не могут угрожать хищные животные… ни медведи, ни койоты…

Ну, возможно, тут есть змеи, хотя вероятность встретиться с одной из них на аккуратной гравийной дорожке, пересекающей остров, крайне мала.

Разве что пауки… Здесь явно водятся пауки, он видел несколько первоклассных экземпляров, когда Танака в первый раз привез его сюда. Размером с кулак ребенка. Но совершенно безобидные.

Просто Энни ужасно их боится.

Он обнаружил это той зимой, когда получил свой первый по-настоящему крупный контракт. По пути домой, после того как сделка была заключена, он остановился, чтобы купить Энни коробку шоколадных конфет. На углу у метро мальчишка продавал красные розы; Чейз выбрал самую лучшую и вдруг увидел через дорогу туристическое агентство. В окне красовался большой плакат, призывавший: «Посетите Виргинские острова!»

Под этой надписью была фотография улыбающейся парочки, державшейся за руки и влюбленно глядящей друг другу в глаза.

Чейз не стал медлить. Он перебежал улицу и влетел в агентство. Скучающий служащий поднял голову от обшарпанного деревянного стола.

– Мы уже закрываемся, – сказал он, – почему бы вам не прийти завтра и…

– Этот плакат, в окне… – Чейз был полон нетерпения. – Сколько это будет стоить для меня… поехать вместе с женой на Виргинские острова?

Служащий посмотрел на розу в его руке, на коробку конфет под мышкой, на него самого, такого юного, горящего нетерпением, хотя и усталого. В хлопчатобумажной рубашке, джинсах и рабочих ботинках. Служащий вздохнул, но что-то похожее на улыбку мелькнуло на его лице.

– Проходите, присядьте, – сказал он. – У нас есть два-три варианта, которые могут вас заинтересовать.

В этот вечер Чейз вернулся домой к Энни с великолепной красной розой, коробкой конфет, контрактом и… забронированным номером в гостинице на острове Сент-Джон.

Ни рекламный плакат, ни служащий агентства не преувеличили красоту островов. Даже сейчас он помнил то потрясение, которое они испытали, в первый раз увидев бледное небо, белый песок и кристально чистую голубую воду.

– Море такого же цвета, как твои глаза, – прошептал он, держа Энни в объятиях в ту первую ночь в их чудесной хижине на берегу. Конечно, по сравнению с этим дворцом тот дом выглядел лачугой, но как же счастливы они были там!

Чейз улыбнулся. Об этой ночи он потом вспоминал как о Ночи Паука.

Они с Энни занимались любовью на уединенной террасе их маленького домика.

– Я люблю тебя, – прошептал он, когда она вскрикнула в его руках, дойдя вместе с ним до вершины блаженства. Энни вздохнула и поцеловала его. И они заснули в темноте, а биению их сердец вторил нежный шепот прибоя.

Его разбудил пронзительный вопль.

– Энни? – вскричал он и уже через секунду примчался в ванную.

Энни, лицо которой было белее полотна, стояла на крышке унитаза, трясясь от ужаса.

– Энни, детка! – Он схватил ее на руки. – Что такое? Что случилось?

– Там, – сказала она дрожащим шепотом и показала трясущейся рукой на ванну.

– Где? – Он видел только фарфоровую ванну, коврик, белую сверкающую плитку… А еще… паука.

Это был большой паук. Громадный. Волосатый. Но всего лишь паук. А он, Чейз, уже тысячу раз умер, пока добежал из спальни до ванной, гадая, что могло случиться с Энни.

Он поступил очень просто – накрыл паука полотенцем, вынес насекомое через заднюю дверь, выбросил на траву, вернулся к жене и, уперев руки в бока, спросил ее, что произошло. Почему она визжала как резаная, увидев какого-то паучишку, который, наверное, испугался ее гораздо больше, чем она его?

Энни тоже подбоченилась и с яростью набросилась на него:

– А ты только представь себя на моем месте, когда я вошла сюда, зажгла свет и обнаружила его… поджидавшего меня!

– Он не «поджидал» тебя. Он занимался своими делами.

– Он поджидал меня, – упиралась Энни, – шевелил сотней тысяч миллионов лап и поджидал…

– Сотней тысяч миллионов лап? – переспросил Чейз, давясь от смеха.

И вдруг Энни тоже захохотала и в следующую секунду оказалась в его объятиях.

– Я знаю, что это глупо, – говорила она, смеясь и плача одновременно, – но я боюсь пауков. Особенно больших.

– Больших? – спросил он, беря ее лицо в свои ладони, улыбаясь и глядя ей в глаза. – Точно, такой мог бы сожрать, не подавившись, целый город. – И уже без улыбки объяснил ей, что он чувствовал… что за его злостью скрывался страх за нее… И что, если он когда-нибудь потеряет ее, его жизнь лишится смысла…

– Привет.

Чейз обернулся. Энни, улыбаясь, стояла в дверях, и он с трудом сдержался, чтобы не броситься к ней, не заключить ее в свои объятия и не сказать ей, что… что…

– Извини, я задержалась. Просто забыла о времени.

Чейз отвел взгляд.

– Разве? – Тон его был нарочито спокойным. – А я и не заметил.

– Я прогулялась по лесу. – Энни подошла ближе, посмотрела через его плечо на картофель и лук и взяла другой нож. – Очень красивое место. Противно думать, что его наводнят субъекты в костюмах-тройках.

Он попытался изобразить улыбку.

– Ну, здесь-то они не будут носить костюмы. Скорее, шорты и черные носки.

Энни засмеялась, взяла картофелину и начала ее чистить.

Несколько минут они работали молча, потом она заговорила снова:

– Я видела интересного паука.

Чейз посмотрел на нее.

– Странно. Я только что думал о… Ты сказала «интересного»?

– Угу. Он был… – Она замолчала. – Он был большой. Ну, ты понимаешь? Впечатляющий.

– Впечатляющий, да? И ты не закричала? Помнится, когда-то эти твари не относились к числу твоих любимцев.

Энни попыталась сдуть завиток волос со лба.

– И сейчас не относятся. Но в прошлом году я ходила на лекции… про насекомых. Оказывается, их чертовски много, гораздо больше, чем людей, и появились они задолго до нас.

Чейз кивнул.

– Я уже слышу, как ты говоришь «но».

Она засмеялась и взяла следующую картофелину.

– Но я по-прежнему не готова встретиться один на один с существом, которому требуется восемь ног, чтобы пересечь комнату.

Чейз хмыкнул.

– Приятно знать, что есть вещи, которые не меняются.

Ее улыбка погасла.

– Да, приятно.

Минуту-другую они работали в тишине. Энни чистила картошку, Чейз резал лук. Затем Чейз заговорил:

– Энни? Я… э-э-э… хотел тебе объяснить… Надеюсь, ты понимаешь… – Он сглотнул. – Когда я сказал, что ты ходила на все эти курсы, чтобы позлить меня…

Щеки Энни порозовели.

– Все в порядке.

– Нет. Не в порядке. Я знаю, что тебе доставляло удовольствие изучать все это. Поэзию, живопись… Просто это не мое. Черт, если бы мне пришлось изучать какие-нибудь гуманитарные науки, чтобы получить диплом инженера, я бы никогда его не получил. Наверное, до сих пор зарабатывал бы на жизнь, копая канавы.

Энни улыбнулась и покачала головой.

– Ты знаешь, что это неправда. – Она взглянула на него снова и сосредоточилась на чистке картофеля. – Конечно, я изучала все эти предметы не потому, что они тебе не нравятся. Я правда люблю поэзию, живопись и все остальное. – Она наклонила голову, и волосы упали ей на лицо. – Но, должна признаться, мне доставляло удовольствие видеть недоумение у тебя в глазах, когда речь шла о каком-нибудь поэте восемнадцатого века. – Она внезапно подняла голову, на губах ее трепетала лукавая улыбка. – Нет, не потому, что я чувствовала себя умнее и все такое, а потому… потому, что только так могла доказать, что что-то из себя представляю, понимаешь? Хотя я и была только домохозяйкой, это не означало…

– Только домохозяйкой? – Он рассмеялся. – Удачное определение для женщины, которая прекрасно вела хозяйство, растила нашего ребенка и развлекала всех этих шутов, которых мне надо было умасливать, чтобы компания набирала обороты.

– Значит, я потратила напрасно уйму времени, жалея себя.

– Если кто-то и потратил время напрасно, так это я. Я должен был сказать тебе, как горжусь всем, что ты делаешь. Но я был слишком занят: пытался встать на ноги и радовался тому, что мне удалось достичь гораздо большего, чем виделось отцу в мечтах. Достичь того, чем…

Того, чем ты могла бы гордиться, почти сказал Чейз, но вовремя одернул себя. Теперь слишком поздно говорить об этом.

– Ладно, какая разница, – сказал он резко. – Столько воды утекло. – Он занялся луком. А потом произнес: – По крайней мере теперь я знаю, что ты ходила на все эти лекции не для того, чтобы поменьше видеть меня.

– Ты не настолько часто бывал дома, чтобы мне нужно было об этом беспокоиться, – сдержанно сказала она.

– Ты уже могла бы получить степень, – сказал он, благоразумно решив, что лучше обойти минное поле, – если бы занималась чем-то одним…

– Мне это не нужно. – Энни очистила последнюю картофелину, положила нож и вытерла руки полотенцем. – Все окупилось курсами по цветоводству. – В ее голосе прозвучала нотка гордости. – «Цветы от Энни» – это успех, Чейз. У меня уже работает несколько сотрудников, и я думаю о том, чтобы заняться дизайном ландшафтов.

– Замечательно!

– Если честно, то не уверена, что мне когда-то был нужен диплом колледжа. Там пришлось бы изучать уйму предметов, которые мне совершенно неинтересны. Я просто… просто немного расширила кругозор. Чему-то научилась. Я ведь закончила только школу…

Чейз бросил свой нож, схватил ее за плечи и развернул к себе.

– Ты была лучшей ученицей в классе, черт возьми! Мы ведь все это обсуждали, помнишь? Старались решить, можем ли оба поступить в колледж и пожениться, и поняли, что не в состоянии себе это позволить. – Его лицо исказилось гримасой. – Поэтому поступил я. А ты – нет. Ты устроилась на эту ужасную работу, готовила гамбургеры…

– Сначала я готовила рыбное филе. Потом жареную картошку. Гамбургеры – это был уже шаг вперед.

– Всем, чего мы добились… всем, чего я добился сегодня, я обязан тебе.

– Ты мне ничем не обязан, Чейз. Никогда не был обязан. Ты что, не понимаешь? – Она вздохнула. – Я хотела выйти за тебя замуж намного сильнее, чем поступить в колледж.

– Да, – сказал Чейз осипшим голосом. Его руки скользнули по ее шее и зарылись в волосах, он поднял ее лицо к своему. – Я тоже думал только об этом. Жениться на тебе. Чтобы ты стала моей. Поэтому и поступил как эгоист.

– Нет!

– Да, черт возьми! – Его взгляд блуждал по ее лицу, задержался на губах, прежде чем подняться к глазам. – Я вынудил тебя расстаться с надеждами и мечтами, чтобы осуществить свою мечту.

– Это было важно для тебя. Стать инженером, добиться успеха…

– Моей мечтой была ты. Только ты. И я хотел дать тебе все, чего ты была лишена, когда мы только поженились, потому что ты принесла столько жертв…

– Это были не жертвы. – В глазах Энни стояли слезы. – Я любила тебя, Чейз. И хотела помочь тебе добиться успеха.

– Я так мечтал, чтобы ты гордилась мной.

Они замолчали.

Если бы я только знала, подумала Энни.

Если бы я только понимал, подумал Чейз. Неужели слишком поздно? Можно ли вернуться назад?

Неужели слишком поздно? – задавалась вопросом Энни. Можно ли повернуть время вспять? Они стали совсем другими людьми, она и этот красивый, великолепный мужчина, который когда-то был ее мужем.

И, кроме того, есть Дженет Пендлтон. Женщина, на которой Чейз собирается жениться. Женщина, которую он любит.

Слезы затуманили ее глаза. Какая же она идиотка! Как могла забыть? Чейз нашел ей замену в своем сердце и в своей жизни.

Она проглотила комок, стоявший в горле. Чейз так странно смотрит на нее… О, как бы ей хотелось поверить, хоть на мгновение, что он по-прежнему ее любит! Но это не так. В его глазах она видела лишь сожаление о том, что они причинили друг другу столько боли. И сочувствие. Но не любовь. Уже нет.

– Энни. – Его голос был мягким, почти нежным. – Энни, мне так жаль…

– Не надо, – быстро ответила она. Сочувствие – это одно, жалость – совсем другое. Жалость – это последнее, что ей нужно от него. – В конце концов, идея побыть вместе оказалась очень неплохой.

– Да, я согласен.

– Если бы не это, у нас никогда бы не было возможности примириться с прошлым.

– Ты можешь простить меня за то, что я причинил тебе боль?

– Конечно. – У нее не было выбора, и она улыбнулась. – Только и ты прости меня, я ведь тоже не безгрешна. А теперь, когда у каждого из нас своя жизнь… С… с другими людьми…

Огонек надежды в сердце Чейза блеснул и погас. Он увидел, как засияла ее улыбка, как засветились глаза. Смешно, но несколько минут назад он думал, что эта улыбка предназначается ему.

– Нам очень повезло, – мягко сказала она. – Некоторым людям любовь не встречается ни разу, а мы… мы нашли ее дважды.

Чейз смотрел на незнакомку, которая когда-то была его женой. Он хотел бы заключить ее в свои объятия и целовать до тех пор, пока улыбка, предназначавшаяся Милтону Хофману, не исчезнет с ее губ. Хотел вытеснить его из ее мыслей и занять место…

Но в конце концов он поступил разумно.

– Это правда, – согласился он, касаясь рукой ее волос, потому что не мог удержаться. – Нам очень повезло, нам обоим.

Он отвернулся и с отсутствующим видом взял очищенную луковицу. Энни наблюдала за ним, ее сердце колотилось. Она снова почувствовала подступившие к глазам слезы и яростно потерла их тыльной стороной ладони.

– Проклятый лук, – хмыкнула она. – Ты его режешь, а я страдаю. Глупо, правда?

Чейз, погруженный в свои мысли, кивнул:

– Да.

– Итак, – оживленно сказала она, – что у нас на ужин? Пирог с луком и картошкой?

Чейз заставил себя спуститься с небес и вернуться к земным проблемам. Отложив нож, вытер руки полотенцем и открыл дверцу шкафа, который находился над раковиной.

– Вот, – сказал он и, поворачиваясь к Энни, протянул с видом официанта, предлагающего бутылку чудесного вина, маленькую консервную банку.

– Тунец? Да? Это все, что ты нашел в кухне? Не могу поверить, чтобы мистер Танака ел консервы из тунца.

– Еще штук шесть в шкафу. Не слишком впечатляюще, да?

– Ты уверен, что больше ничего нет?

– Банки две сухого молока. Бутылка кукурузного масла. Суп-пюре из шампиньонов.

Энни вздохнула.

– Давай мне суп и молоко, Купер. А затем отойди в сторону и позволь мастеру приступить к работе.

– Ты хочешь сказать, что можешь что-то придумать?

– Попытаюсь.

Чейз усмехался, доставая с полок остальные банки, открывая их и ставя на стол.

– Мне следовало бы знать. Я чуть не забыл, какую изобретательность ты проявляла с колбасным фаршем в первые годы после нашей свадьбы. Припоминаю жаркое из фарша, соте из фарша, жареный фарш…

Смеясь, Энни порылась на полках над плитой, вытащила сковородку с ручкой и поставила на огонь.

– Я давала одному и тому же блюду разные названия, чтобы наше меню не выглядело унылым…

– Теперь все ясно. Итак, что у нас в нем сегодня?

– Как насчет «сюрприза из тунца»?

– В чем заключается сюрприз?

– В том, чтобы сделать из этого кошмара что-нибудь съедобное, – Энни рассмеялась. – Вот так. Начинай резать картофель. Я пока разогрею масло и порежу остальной лук.

– Думаю, что я должен работать, а ты – наблюдать. По моей вине мы застряли здесь, на краю земли.

– Посмотри на это с другой стороны, Купер. Мы застряли в месте, о котором другие могут только мечтать, такчто прекрати извиняться и начинай работать.

Энни плеснула в сковородку масла, перегнулась через Чейза и поставила ее на огонь. Ее грудь коснулась его руки, и он замер. Всепоглощающее желание разгоралось в его крови и опускалось в низ живота.

Чейз отшатнулся и выронил из руки нож.

– Черт, – сердито сказал он, как будто это имело значение, как будто что-нибудь вообще имело значение, кроме его желания обнять свою жену.

Перед его взором, как видение, встало лицо Милтона Хофмана, лицо человека, которого она любила. Лицо Хофмана, который не мог любить Энни так, как он, потому что он действительно ее любил. Не снова, а по-прежнему. Никогда не переставал любить ее, пора в этом признаться.

– Энни, – сказал он низким голосом.

Энни посмотрела на него. В кухне, казалось, стало жарко.

В глазах Чейза она прочла призыв. И ее сердце в груди забилось. Она уговаривала себя не быть дурочкой. То, что происходило, не было реальностью. Реальность – документы об их разводе. И женщина по имени Дженет, которая ждет его в Нью-Йорке.

С другой стороны, разве не сказал кто-то из философов, что реальность – это то, что ты из нее делаешь?

– Энни! – прошептал Чейз. Он приблизился к ней, она потянулась к нему, закрыв глаза.

Запах горящего масла заполнил кухню. Энни резко повернулась, схватила сковороду и швырнула ее в раковину.

– Придется начать сначала, – сказала она с нервным смешком. И посмотрела на Чейза. – Я имею в виду ужин.

Чейз кивнул. Они отвернулись друг от друга и сделали вид, что очень заняты.

Энни поджарила лук, сварила порезанную картошку и сделала запеканку с тунцом.

Чейз сварил кофе и открыл пачку крекеров и коробку печенья.

Когда ужин был готов, они отнесли все в гостиную, поставили на низкий лакированный столик и сели, скрестив ноги, на черно-белые подушки. Ужинали в молчании, вежливом и безразличном, словно посторонние, которых посадили за один столик в переполненном кафе.

После этого вместе убрали посуду. Потом Энни взяла журнал, который нашла в кухне.

Чейз сказал, что пойдет прогуляется.

Энни сказала, что почитает.

Но не смогла. Черно-белые подушки были не слишком удобными. Кроме того, ее мысли витали далеко от журнала: она думала о часах, которые ожидали ее впереди. Предстояла целая ночь. Они с Чейзом… вдвоем в этом доме. И в этой спальне.

Как она выдержит?..

Она вздрогнула, когда Чейз вошел в гостиную.

– Извини, – сказал он, – я не хотел тебя пугать.

– Все в порядке. – Энни положила руки на закрытый журнал и сцепила пальцы. – Я думала, – осторожно сказала она, – то есть мне пришло в голову, что…

– Что?

Энни перевела дыхание.

– Ну, в том, что мы здесь оказались наедине, есть одно преимущество.

Чейз посмотрел на нее. Его глаза горели как угольки.

– Да, определенное преимущество…

Смысл, который он вложил в эти слова, был ей ясен. Энни почувствовала, что ее сердце готово вырваться из груди.

– Я имею в виду, – медленно произнесла она, – что никто не узнает, что мы собираемся делать. Никому не придется ничего объяснять… – Ее голос прервался. – Не смотри на меня так, – прошептала она.

Чейз закрыл дверь и уставился на нее.

– Ты хочешь заняться любовью?

От этого прямого вопроса у нее перехватило дыхание. Она покачала головой.

– Нет, я не сказала…

– Я хочу тебя, Энни.

Его голос был грубым, а лицо казалось перекошенным, но она знала, что таким его сделало желание. Знала наверняка, потому что именно таким оно становилось много лет назад, когда их взаимное желание было ненасытным. Они могли разговаривать, или просто сидеть и читать, или смотреть телевизор, и внезапно что-то повисало в воздухе. Она поднимала глаза – Чейз смотрел на нее, и то, что она читала в его глазах, заставляло ее соски набухать так, что их царапала ткань лифчика, а между бедер становилось горячо и влажно…

– Детка, – сказал он низким голосом, – я хочу тебя так сильно, что не могу ни о чем думать.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Энни набралась сил для ответа.

– Мы не можем, – сказала она чужим голосом.

– Почему? Мы взрослые люди. Кому мы причиним боль, если сделаем то, чего оба хотим?

Мне, подумала она, мне, Чейз, потому что, если я разделю с тобой постель, я буду вынуждена признаться себе, что по-прежнему… что по-прежнему…

– Нет! – закричала она так, что воздух между ними задрожал. – Нет, – повторила она, и тут ей в голову пришла единственная мысль, за которую она снова ухватилась как за свое спасение: – Это будет несправедливо по отношению к Милтону.

– К Милтону… – Имя прозвучало в устах Чейза как непристойная брань.

– Да, к Милтону. Я помолвлена, и ты – тоже. Когда я говорила о том, что никто не узнает, что мы собираемся делать, и не будет задавать вопросы, я хотела сказать, что нам не обязательно спать в одной комнате.

– Понимаю.

Она подождала, не скажет ли Чейз еще что-нибудь, но он молчал.

– Конечно, в доме найдется другая…

– Нет.

– Нет?

– Посмотри вокруг, черт возьми. Здесь нет дивана. Нет даже кресла, за исключением кресла-качалки в спальне.

Энни уставилась на него, пытаясь понять, что привело его в такую ярость.

– Ну ладно, – сказала она, взглянув в потолок. – А что на втором?..

– Ты видела ступеньки?

– Ну… ну… нет. Нет, не видела. Но…

– Потому что наверху нет комнат. Только чердак, полный коробок. И летучих мышей. – Он скорчил гримасу. – Летучие мыши едят пауков. Впечатляющих пауков, размером с большую тарелку.

– Другими словами, ты хочешь сказать, что мы должны извлечь выгоду из сложившейся ситуации?

– Ты потрясающе догадлива.

Энни отбросила журнал и встала.

– Послушай, Купер, не будь таким высокомерным! Это не по моей вине мы здесь застряли, не забывай!

– Нет, – прорычал он, – не забуду. Если бы ты сразу вмешалась, если бы сказала нашей дочери, что она не может выйти замуж за Ника…

– Вот как, – фыркнула Энни, обходя его.

– Вы собираетесь оставить меня, леди?

– Я собираюсь поискать что-нибудь еще почитать, – бросила она через плечо. – Даже этикетку на банке с тунцом читать интереснее, чем разговаривать с тобой.

– Ты права, – парировал Чейз, опережая ее. – Я, может быть, даже попробую доплыть до большой земли. Это лучше, чем перспектива провести вечер в твоей компании!

Энни сидела в кресле в спальне. И смотрела на часы.

Чейза не было уже давно. Конечно, он пошутил. Не собирался же он всерьез плыть к берегу в холодной, неспокойной воде…

Дверь спальни открылась.

– Извини, – сказал Чейз оживленно. – Я не постучал.

– Ничего. Я… просто сидела здесь и… и думала.

– День был длинным. Не знаю, как ты, а я бы, пожалуй, поспал.

– Именно об этом я и думала. Как нам расположиться. Мы можем разместиться здесь оба.

– Мы и разместимся здесь оба, – холодно сказал он. – Я, кажется, все четко объяснил. Выбор не так уж велик.

– Да, да. Я… я согласна. Это не проблема, – торопливо проговорила Энни, подходя к кровати. – Эта кровать размером с футбольное поле… Я лягу на правой стороне. А ты можешь лечь на… Что ты делаешь?

Чейз открывал двери гардероба.

– Где-то должно быть белье… Вот оно. – Он достал постельные принадлежности, передал одеяло Энни, а другое постелил на кресло.

– Ты собираешься спать в кресле?

– Совершенно верно. – Он сел, подложил подушку под голову и вытянул ноги. – Не хотел бы погубить твою репутацию.

– Чейз, пожалуйста, я не имела в виду…

Он протянул руку за спину, повернул выключатель на стене, и комната погрузилась в темноту. Энни закрыла глаза. Слезы текли у нее из-под ресниц.

– Чейз? – прошептала она спустя некоторое время.

– Что?

– Ничего, – сказала она и повернулась на бок.

Я люблю тебя, Чейз, думала она. Теперь было безопасно признаться себе в этом, хотя она не знала, как выдержит эту бесконечную ночь.

– Спокойной ночи, Энни, – сказал Чейз и повернулся, стараясь найти удобное положение, хотя знал, что это невозможно сделать, находясь в кресле-качалке, да еще на расстоянии вытянутой руки от единственной женщины, которую он любит.

Он чувствовал ее запах, слышал ее тихое дыхание. Все, что ему нужно сделать, – это протянуть руку, и он смог бы дотронуться до ее теплой шелковистой кожи. Как, черт возьми, выдержать эту ночь?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Чейз проснулся внезапно, как будто кто-то толкнул его. В комнате стояла полная темнота; он слышал, как дождь барабанит по крыше.

Где он? Не дома, это точно.

Обрывки воспоминаний всплывали в памяти. Сумасшедший полет в Сиэтл. Моторная лодка, быстро плывущая по волнам. Остров. Дом. Спальня…

И Энни. Спящая на кровати в нескольких дюймах от его кресла.

Не думай об этом. Об Энни. Думай о чем-нибудь другом. О чем-нибудь другом.

Чейз скривился. Произойдет чудо, если ему удастся встать и выпрямиться. Вот о чем следовало думать.

Осторожно взявшись руками за подлокотники деревянного кресла, он вытянулся, чтобы распрямить спину. И поступил очень предусмотрительно. Позвоночник стал хрупким, как стекло, и жутко болел. Все остальные части тела были не в лучшем состоянии.

Будь проклят тот, кто изобрел кресло-качалку, подумал он злобно. Предмет явно не создан для отдыха или сна.

К тому же было холодно. Одеяло, которым он накрылся, сползло на пол. Морщась от боли, он нагнулся и пошарил вокруг в поисках одеяла. Натянул его до подбородка и стал уговаривать себя, что эта ночь когда-нибудь должна кончиться.

Который сейчас час, интересно? Чейз поднес руку к глазам. Света было слишком мало; он прищурился, чтобы разглядеть циферблат. Сколько? Три, может быть, четыре часа ночи?

Дьявол! Только половина двенадцатого. Он спал, если это можно назвать сном, всего два часа.

Он устало закрыл глаза, собрался откинуть голову назад, но вовремя вспомнил, что если сделает это, то стукнется головой о стену. Раза два это уже случилось. Именно оттого он и проснулся.

Половина двенадцатого. Не может быть! В Сиэтле он бы еще бодрствовал. Читал бы, сидя на красивой мягкой кровати, с подушкой под головой. Или смотрел бы телевизор. Делал бы пометки для завтрашнего заседания. Но уж наверняка не сидел бы в самом неудобном кресле, когда-либо изобретенном человеком.

Еще часа два – и ему понадобится костоправ.

О чем он думает, черт побери! Через минуту-другую его череп расколется. И дело не в неудобном кресле, и не в холодной комнате, и не в шорохе дождя.

Не это его разбудило.

Причина простая и ясная – Энни.

Как он собирается пережить эту ночь в одной комнате с ней?

Чейз пристыдил себя за распутные мысли. Но он не виноват. Виновата Энни. Нет, черт побери! Почему бы не сознаться, что Энни тут ни при чем! Она, наверное, и не предполагает, что он сидит здесь с ноющей спиной и сгорает от желания. Судя по спокойному, ровному дыханию, она спит. Если ему в голову лезут грязные фантазии, то это его собственная вина.

Одна из них была особенно четкой.

Он сидит здесь, в кресле, и слышит, что Энни произносит его имя.

Чейз, сказала она, и внезапно лунный свет полился в комнату и кровать засияла, как слоновая кость.

Энни села и протянула к нему руки.

Чейз, прошептала она, почему ты сидишь там? Иди на кровать, милый, ко мне, здесь твое место.

Чейз потер глаза руками.

– Стоп, Купер, стоп, – пробормотал он. – Ты ведешь себя как прыщавый юнец!

Взрослый мужчина может провести ночь в одной комнате с женщиной и не думать о сексе, особенно если женщина его бывшая жена, с которой он развелся пять лет назад. Он может прожить двадцать четыре часа, не позволяя себе думать, что влюблен в нее снова, потому что на самом деле он не влюблен. Конечно, нет.

Просто сказалось напряжение последних дней. Наложилось одно на другое. Свадьба. Проблемы Дон. Эмоциональная и физическая усталость. Гремучая смесь.

Кроме того, его бывшая жена очень привлекательная женщина. Тот тип, который ему нравится. Именно поэтому он, Чейз, женился на ней когда-то. Но и расстался с ней – или они расстались друг с другом, если выражаться точнее, – имея на то достаточно веские причины.

Чейз осторожно откинулся назад.

Ладно, пусть она по-прежнему возбуждает его. Пусть идиотские мужские гормоны реагируют на нее и заставляют его дурацкую мужскую суть встать по стойке «смирно».

Надо сосредоточиться и реально оценить ситуацию. Энни влюблена в другого мужчину, и если он, Чейз, не чувствует того же по отношению к Дженет… Ну что ж, он мог бы почувствовать. И будет… И тогда история Энни и Чейза закончится раз и навсегда.

Дон уже большая девочка. И должна понять, что жизнь – это не волшебная сказка, заканчивающаяся словами: «И потом они жили долго и счастливо».

Чейз вздохнул. Он уже чувствовал себя лучше. Сновидений больше не будет. Даже если последняя глупая фантазия сбудется, если Энни внезапно проснется и позовет его, он не…

– Чейз?

Голос Энни, нежный и сладкий, как июньское утро, разбил в пух и прах его твердую уверенность.

– Чейз? Ты спишь?

Спит ли он? Почему она спрашивает? Разве не слышит урагана, бушующего в его сердце?

Зашелестело одеяло – это Энни повернулась к нему. Ее лицо в темноте казалось бледным овалом, глаза сверкали, волосы обрамляли лицо и шею, спадая мягкими волнами на изгиб плеча.

Как он любил целовать эти шелковистые плечи…

Чейз кашлянул.

– Привет, – сказал он. – Извини, если разбудил тебя.

Энни покачала головой.

– Нет. Не совсем. Я видела глупый сон…

Она остановилась на полуслове, радуясь, что в комнате мало света и Чейз не заметил краску, залившую ее лицо. Плохо уже то, что ей приснился этот сон. И уж точно не следует пересказывать его Чейзу.

Зачем женщине в здравом уме рассказывать бывшему мужу о своем эротическом сновидении, особенно если оба были в нем главными действующими лицами?

– Какой сон?

– Я не помню.

– Но ты только что сказала…

– Что это? Дождь?

Энни села, прислонилась спиной к подушкам и натянула одеяло до подбородка. Ее руки и плечи были обнажены. Ком застрял в горле Чейза. Она спала обнаженной?

– Да, – проговорил он хриплым голосом.

Энни вздохнула.

– Ммм. Чудесный звук, правда? Здесь стало так уютно.

Уютно? Чейз чуть не взревел.

– Да, – ответил он, – именно уютно.

– А который сейчас час? Скоро утро? Я могу сварить нам кофе.

– Почти двенадцать.

– Как двенадцать? Не может быть! Так темно… – Энни недоверчиво засмеялась. – Двенадцать ночи? Ты шутишь.

– Если бы.

Энни опустила голову. Впереди еще целая ночь. Долгие часы в одной комнате с мужчиной, до которого можно дотронуться, если протянешь руку, с мужчиной, который когда-то был твоим мужем.

Нет. Это невозможно. Она не доживет до утра…

Ерунда. Она не настолько глупа, чтобы считать, что до сих пор влюблена в Чейза. Какая чушь иногда снится! То, что она чувствует, называется просто и ясно – похоть. Придется признать это. В наше время женщина может позволить себе сексуальные эмоции. Это нормально и естественно, как утверждают телевизионные ток-шоу и газеты.

И у нее они есть. Конечно, есть. Чейз всегда относился – возможно, всегда будет относиться – к тому типу мужчин, который способен зажечь ее с одного взгляда. Но заниматься сексом с мужчиной и любить его – это совсем не одно и то же. Она сама говорила это Чейзу только вчера, когда они обсуждали проблемы Дон и Ника.

Правда заключается в том, что секс вызывают гормоны. Любовь – совершенно другое. Это скажет каждый, даже Милтон, который искренне уверял ее, что если она не чувствует к нему физического влечения, то это нормально. Дескать, они и без того прекрасно сумеют жить вместе.

Может быть, он прав.

– Энни? О чем ты думаешь?

Она моргнула и подняла голову. Глаза ее уже привыкли к темноте, и Энни четко видела Чейза, который сидел в кресле и смотрел на нее.

– Ни о чем, – быстро ответила она. – Мне просто любопытно, удавалось ли мистеру Танаке когда-нибудь заснуть на этой кровати. У меня такое ощущение, что матрас набит стальными опилками.

Чейз засмеялся.

– Добро пожаловать в камеру ужасов. А что, президент Кеннеди действительно сидел в таком кресле, чтобы облегчить боль в спине?

– Не думаю, что он пытался использовать его вместо кровати, – ответила Энни, улыбаясь.

– Поэтому и стал президентом. Умный парень.

Энни засмеялась. Ее смех был таким искренним и звонким, что заставил его тоже улыбнуться. Когда-то они часто смеялись вместе. Не над чем-нибудь особенным, просто над рассказами друг друга или над тем, что видели.

Было приятно рассмешить ее снова. Сегодня его радовало все, даже ссоры с ней были лучше, чем улыбки другой женщины. Особенно когда аргументы иссякали, как это часто случалось в старые добрые дни, и он обнимал ее и… хотел ее так же сильно, как она хотела его.

Что она сделает, если он придет к ней сейчас? Если разденется и скользнет под одеяло? Он знал, чем от нее будет пахнуть – духами, медом и сливками. И он почувствует теплоту ее груди и живота и прохладу рук и ног.

Чейз улыбнулся воспоминаниям. Боже, у нее самые ледяные руки и ноги на свете.

У них была игра, в которую они часто играли в такие холодные ночи. Забирались в постель, он обнимал ее, она обхватывала его одной ногой, перебирая пальцами по его икрам, а ее рука скользила вниз по его груди. Он говорил, очень грубо: «Энни, прекрати сейчас же». А она спрашивала: «Почему?» А он отвечал: «Потому что ты совершенно фригидная». «Фригидная?» – возмущалась она. «Фригидная, – настаивал он, а потом переворачивал ее на спину и шептал: – Но я знаю, как это исправить…»

Чейз поднялся на ноги.

– Вот, – сказал он грубовато, бросая одеяло, которым накрывался, на постель Энни, – возьми. Здесь довольно прохладно.

– Я не замерзла. И потом, я не могу взять твое одеяло. А чем будешь укрываться ты?

Сугробом, если бы его удалось добыть. Ему сейчас нужно не согреться, а остыть.

– Я… э-э-э… не буду спать. Я не устал.

– Не устал? Чейз, это невозможно. У нас был ужасный день. Бесконечный день…

– Это точно.

– И ты спал всего лишь два часа. Этого мало.

– Ну, наверное, я просто на взводе. Или дело в том, что не могу свернуться кренделем.

– Ты прав. – Одним быстрым движением она накинула на плечи одеяло и встала с кровати. Чейз видел только ее кожу, мерцающую словно слоновая кость. – Ты будешь спать на кровати. А я – в кресле.

– Не смеши меня.

– Я меньше тебя.

Конечно. Меньше и тоньше. Потрясающе хрупкая женщина. И очень женственная.

– Я могу подогнуть ноги под себя, и мне будет удобно, Чейз. Увидишь. Давай! Меняемся местами.

Поменяться местами? Оказаться в постели, хранящей тепло ее тела? Положить голову на подушку, от которой исходит ее запах? Чейз покачал головой и стал отступать назад, пока ноги не уперлись в кресло.

– Нет.

– Это неподходящий момент, чтобы разыгрывать из себя джентльмена.

Он с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Или не застонать. Или не рассмеяться и не застонать одновременно. Она думает, что он старается быть джентльменом? Интересно, что бы она подумала, если бы узнала о его мыслях? Схватить бы сейчас ее, повалить на кровать, скинуть с нее это одеяло и посмотреть, одета ли она.

Чейз взял ее за плечи и, стараясь не думать об этом, осторожно, но твердо отстранил вбок.

– Чейз? – В ее голосе зазвучало недоумение, когда он открыл дверь. – Куда ты?

К чертовой бабушке, подумал он. Но ответил:

– Сварить кофе. Иди спать, Энни. Увидимся утром.

Он выскользнул из комнаты, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной.

Пытка креслом – это одно. С этим мужчина может справиться. Но находиться рядом с Энни – это совсем другое. Он не святой.

* * *

Энни смотрела на закрывшуюся дверь. Потом вздохнула и присела на уголок кровати.

– Тупица, – пробормотала она. – Ну и пусть мучается, если хочет.

С его стороны было глупо отказаться от ее предложения. Она поежилась и устроилась на кровати под одеялом.

Конечно, ему было неудобно спать в этом кресле. Чейз ведь высокий – шесть футов два дюйма. И весит сто девяносто фунтов. Сплошные мышцы…

Кто спорит, он всегда был красивым мужчиной.

Ты прекрасен, сказала она ему однажды, вскоре после женитьбы. Они лежали, обнявшись, после долгих часов страсти, и вдруг она приподнялась на локтях, посмотрела на него и улыбнулась.

– Что такое? – спросил он, а она ответила, что никогда не думала об этом раньше, но он прекрасен. – Ерунда, – смеясь, возразил Чейз. – Мужчины не могут быть прекрасны.

– Почему нет? – произнесла она рассудительно и начала по очереди перечислять все его отличительные черты и целовать их. Его нос. Рот. Подбородок. Широкие плечи. Немножко волосатую грудь. Плоский живот…

– Энни, – произнес он прерывающимся шепотом и через секунду привлек ее к себе, и они вместе понеслись в звездную бездну.

– Черт возьми!

Энни раскинула руки и уставилась на стеклянную крышу, по которой стучал мелкий дождик. Что с ней происходит? Сначала сон, после которого остались боль и опустошенность. А теперь эти смешные, бессмысленные воспоминания.

– Ты ведешь себя как дурочка, – вслух произнесла она.

Она ведь не любит Чейза, разве не так? Что же касается секса… Да. Это с ним всегда было здорово.

До тех пор пока он все не испортил, перестав приходить домой.

До тех пор пока она все не испортила, обращаясь с ним так холодно.

Энни закрыла глаза рукой.

Ладно. Она не была невинной жертвой, которой любит себя представлять. Но Чейз обошелся с ней жестоко. Она не была готова к той боли, которую испытала, видя, как он уходит из ее жизни. Которую узнала, застав его с секретаршей…

Правда заключалась в том, что она всегда его хотела. Ее горло сжалось. Всегда. Все эти годы. Если бы он обнял ее снова, если бы целовал, гладил ее кожу…

Дверь со стуком распахнулась. Энни села, схватив одеяло и натянув его до подбородка. Силуэт Чейза вырисовывался на фоне дверного проема. Свет падал на него, окружая лицо и тело золотым сиянием.

– Энни…

Его мягкий хрипловатый голос заставил сильнее забиться ее сердце. Скажи что-нибудь, приказывала она себе, но горло сжал спазм.

– Энни. – Он вошел в комнату и не отрываясь уставился ей в глаза. – Я солгал. Дело не в кресле. Дело в тебе.

Это был самый подходящий момент для остроумной, слегка саркастической реплики. Вроде такой: «Правда? Ну что ж, рада узнать, что я доставляю тебе неприятности».

Но ей вовсе не хотелось играть в эту игру.

Она хотела того, чего хотела. Зачем продолжать притворяться?

Они – взрослые люди, одни на этом острове, который находится где-то в середине Вселенной… Оказаться в объятиях Чейза, любить его хотя бы этой ночью – от этого никому не будет хуже.

У него есть невеста, шептал внутренний голос. Он теперь принадлежит другой женщине.

– Энни? Давай займемся с тобой любовью. Мне нужно это. Скажи, чтобы я убирался прочь, детка, и я уйду, если ты действительно этого хочешь. Но я так не думаю. Думаю, что ты хочешь прижаться ко мне и почувствовать вкус моих поцелуев. Думаю, ты хочешь, чтобы мы обнялись так же крепко, как раньше.

Край одеяло выскользнул из ее пальцев. Она всхлипнула и протянула к Чейзу руки.

Тот, шепча ее имя, молниеносно скинул с себя одежду и оказался рядом с ней.

Он целовал ее губы и шею. Целовал мягкую кожу за ухом и погружал лицо в сладкий изгиб между плечом и шеей, который был нежным и теплым, как шелк.

Оказалось, что на ней было что-то надето. Лифчик и трусики из обычного белого хлопка, но Чейз подумал, что никогда в своей жизни не видел ничего более сексуального. Его руки никогда так не дрожали, когда он расстегивал лифчик и стягивал трусики с ее длинных ног.

– Моя прекрасная Энни, – пробормотал он, когда она, обнаженная, лежала в его объятиях.

– Нет, – возразила она, – я старею. У меня появляются морщины.

У нее перехватило дыхание, когда Чейз поцеловал ее грудь.

– Ты совершенна, – шептал он, и она чувствовала его теплое дыхание на своей коже. – Еще прекраснее, чем раньше.

Он взял ее груди в ладони, наклонил голову и лизнул соски. Это правда. Из милой девочки она превратилась в прекрасную женщину. Ее тело было классическим образцом женственности, оно изгибалось и горело желанием под его руками и ртом. От нее пахло бутонами роз и теплым медом, а на вкус она была как нектар богов.

Она была праздником для мужчины, изголодавшегося за пять долгих, одиноких лет.

– Чейз, – шептала Энни, пока он продолжал целовать ее грудь. Голос оборвался, когда он раздвинул ей ноги.

Он посмотрел на нее, его глаза были темными и неистовыми.

– Я ни на минуту не забывал, – сказал он, – твой запах. – Его руки сжали ее бедра. Он медленно опустил голову. – Твой вкус.

Энни вскрикнула, когда его рот прильнул к ее губам. Как долго… Пять лет – одинокими ночами и пустыми днями – она желала его, не сознаваясь себе в этом, видела его во сне, а утром отказывалась от своих снов.

Я люблю тебя, думала она, Чейз, мой муж, мой любимый. Я обожаю тебя. Как я могла забыть об этом?

А Чейз целовал ее снова и снова, и ее сознание разлетелось мириадами осколков от его поцелуев, а перед тем, как она спустилась с заоблачных высот, он вошел в нее одним глубоким, сильным толчком.

– Чейз! – вскричала она и на этот раз, когда достигла пика.

Чейз держал ее в своих объятиях, и они вместе, в свободном падении, летели сквозь пространство.

Последнее, что Энни увидела перед тем, как заснуть в его руках, был лунный серп в рамке стеклянной крыши; облака стали реже, и дождик прекратился.

Энни проснулась ночью от мягкого прикосновения мужских губ к ее затылку. Годы словно умчались прочь. Сколько раз она просыпалась от его поцелуев и прикосновений?

– Я никогда не переставал думать о тебе, – прошептал Чейз.

Он хотел сказать, что никогда не переставал любить ее, но ему нужно было видеть ее глаза в этот момент, чтобы прочесть в них ответ.

Поэтому он заговорил с ней на языке тела, погружаясь в ее тепло. Одна рука на ее груди. Другая, внизу ее живота, продвигалась внутрь, подлаживая свой ритм под ее, – до тех пор, пока она не вскрикнула. Тогда он повернул ее лицом к себе, поцеловал и снова вошел в нее, все еще полный желания. На этот раз, испытав оргазм, она всхлипнула.

– Я сделал тебе больно? – нежно спросил он, и Энни чуть было не ответила ему, что боль придет утром, когда встанет солнце, а эта волшебная ночь закончится и все, что произошло, окажется не более чем сном. Но вместо этого лишь улыбнулась. Нет, не отрываясь от его губ, ответила она, нет, он не сделал ей больно. Потом вздохнула и положила голову ему на плечо. – Энни, я подумал… – Чейз поцеловал ее и продолжил: – подумал, что мы должны попробовать эту ванну.

– Ммм, – промычала она и лениво зевнула. – Первое, что мы сделаем утром… – И погрузилась в сон.

Их разбудило солнце, солнце и звук мотора. Энни вскочила с кровати, сердце ее колотилось.

– Что?..

Чейз уже натягивал брюки и застегивал молнию.

– Все в порядке, детка, – сказал он. – Я позабочусь обо всем.

Она кивнула, поднесла руки к лицу и откинула волосы. Чейз двинулся к двери, потом остановился и вернулся.

– Энни, – сказал он и, когда она подняла голову, наклонился и поцеловал ее, – это была чудесная ночь.

Она кивнула.

– Да.

На мгновение ей показалось, что он собирается еще что-то сказать, но во входную дверь постучали, он отвернулся и схватил рубашку с кресла.

– Ладно, ладно, – прокричал он, – не гоните лошадей! Я иду. – Он обернулся еще раз, прежде чем открыть дверь. – Изумительная ночь. Я никогда ее не забуду.

Энни улыбнулась, чувствуя, что слезы застилают ей глаза.

Галантная, точная и до боли понятная реплика. Ночь была изумительная. Но сейчас утро, и то, что было между ними, закончилось.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Не успела Энни спуститься по лестнице жилого дома, в котором находилась квартира ее сестры, как небеса разверзлись.

В этот душный августовский полдень дождь то прекращался, то снова шел, но полчаса назад небо прояснилось, так что ливень застал ее врасплох. Она испуганно взвизгнула и вернулась в вестибюль, выложенный плитами из песчаника.

Прекрасно, подумала она, когда крупные капли упали на раскаленный тротуар. Именно то, что нужно. Парилка днем, а теперь ливень. К тому времени, когда она доберется до входа в метро, она не только промокнет до нитки, но и сварится.

Энни обернулась. Может быть, подняться к сестре и посидеть у нее еще?

Нет, решила Энни и вздохнула. Не слишком удачная идея. Лорел уже, наверное, спит. Она обещала, что ляжет отдохнуть сразу после ее ухода. Видит Бог, сестре это необходимо.

Лорел переживала не лучшие времена. Хотя «не лучшие» – мягко сказано.

Энни не хотела оставлять ее, даже когда стало смеркаться и она уже почти опаздывала на последний поезд в Стратэм.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросила она сестру.

– Да, все хорошо, – ответила та. Они обе знали, что это неправда.

У Лорел не все было в порядке. Она была беременна, одинока и… отчаянно влюблена в своего мужа, который изменял ей. А может быть, и не изменял – смотря по тому, кому верить. В любом случае сердце Энни разрывалось, когда она смотрела на свою младшую сестру, такую красивую и такую печальную.

Мужчины. Ни один из них не стоит и цента. Хорошо хоть ее зять исключение. Ник – душка. Но остальные образчики мужского рода просто невыносимы.

Она сдула завиток волос со лба. Вестибюль превращался в сауну. Придется скоро бежать отсюда, хотя дождь льет как из ведра.

Она слышала, что на Тихоокеанском побережье бывают сильные ливни, но прошлой ночью дождь был нежен, как ласки любовников.

Энни нахмурилась. Что за чушь! Ни разу она не вспомнила о той ужасной ночи, а теперь мысль о ней вдруг вынырнула из памяти, да еще в таком затейливом виде.

Во всем виноват дождь. И день, проведенный с Лорел. Что с ними обеими происходит? Почему сестры Беннет обречены на жизнь полных идиоток?

Ничего подобного. Лорел возьмет себя в руки, ей всегда это удавалось. А она… Энни распрямила плечи. Она не собирается думать о той ночи и о Чейзе. Зачем? Она же не мазохистка, ей не доставляет удовольствия вспоминать, как ее одурачили, там, на острове.

Она поддалась его сексуальному обаянию, бросилась в его объятия, пригласила его в свою постель и недвусмысленно показала, что наслаждается всем этим… настолько недвусмысленно, что он решил, будто она должна радостно предложить повторное представление.

С тех пор Чейз звонил несколько раз. Именно с этой надеждой.

В первый раз она поговорила с ним, потому что им нужно было согласовать, что сказать Дон, когда они с Ником вернутся с Гавайских островов.

– Что ты хочешь сказать ей? – спросил Чейз, перекладывая решение проблемы на ее плечи.

– Правду, – ответила Энни, – что ты солгал, а я по своей глупости поддержала тебя. Но, наверное, так говорить не стоит. Лучше бы нам придумать что-нибудь попроще. Например, что мы провели вместе выходные и у нас ничего не вышло.

– Мы не проводили вместе выходные, – сказал Чейз. – Лишь одну ночь. Но на этом все не должно закончиться.

Если ты хоть один раз поведешь себя как идиотка, дальше уже никто не даст гарантий, что подобное не повторится… Сердце Энни забилось, она ждала, что он скажет о своей любви к ней. Но он не сказал.

– Я знаю, что ты не хочешь возобновлять связь, – проговорил Чейз уверенным тоном, – но ты должна признать, что та ночь была… была незабываемой.

– Незабываемой, – спокойно повторила Энни.

– Да. И я бы хотел увидеть тебя снова.

Она четко помнила, что ощутила тогда. Боль и ярость сплелись в один узел, и она сама не понимала, чего же хочет – разрыдаться или убить его.

– Могу поспорить, что ты хотел бы этого, – с чувством собственного достоинства сказала она и положила трубку. Налила себе шерри и произнесла тост за то, что так умно поступила пять лет назад, когда вычеркнула мистера Чейза Купера из своей жизни.

По крайней мере он был весьма прямолинеен в своих намерениях. И разговорчив. Особенно по сравнению с молчанием, которое хранил в то утро на острове. Чейз сказал ей не больше дюжины слов после того, как парень в моторной лодке приехал за ними.

Правда, Энни не поощряла его к разговору. Игнорировала его, пока они добирались до аэропорта. Только там широко улыбнулась, пожала ему руку и пожелала, чтобы его встреча с мистером Танакой прошла успешно.

Затем ушла, купила обратный билет до Коннектикута и проплакала, сидя в полупустом самолете, всю дорогу домой.

Единственное, чего хотел Чейз, – это секс. Что нормально. Она тоже хотела от него только секса. Теперь она это поняла. Пять лет без мужчины – слишком много для здоровой женщины. Кроме того, холодно подумала Энни, Чейз превосходен в постели. Плохо то, что, несмотря на царящую в обществе свободу сексуальных отношений, ей было необходимо, прежде чем переспать с ним, убедить себя, что она его любит.

Нет, это больше не повторится, как бы ему ни хотелось повторения. Пусть предается любовным утехам со своей невестой. Хотя тогда его не остановило то, что он помолвлен… Но что тут удивительного? Верностью Чейз никогда не отличался. Он это доказал пять с половиной лет назад.

– Сексуальный маньяк, – пробормотала Энни в тот момент, когда дверь открылась и вошел пожилой человек.

– Простите?.. – сказал мужчина, с его лохматых седых бровей стекала вода.

Энни густо покраснела.

– Я не о вас, – торопливо произнесла она. – Я думала о…

А, что толку! Она глубоко вздохнула, выскользнула в открытую дверь и нырнула в поток дождя.

Из-за непогоды поезд на Стратэм опоздал на полчаса, что было даже хорошо, потому что Энни добиралась до вокзала в два раза дольше, чем обычно.

Ей удалось занять место, хотя поезд был переполнен. Но на этом везение закончилось. Толстый мужчина, который сидел рядом с ней, занимал не только свое место, но и часть ее сиденья. К тому же мужчина оказался ужасно разговорчивым. Начав с погоды, он, не переводя дыхания, перешел к политике, а потом к проблемам воспитания подростков в наше трудное время, и тут Энни схватила оставленную кем-то газету и, пробормотав извинения, уткнулась носом в первый попавшийся раздел, который оказался новостями бизнеса.

Возможно, это было некультурно, но она не была настроена на разговор с посторонним человеком. Встреча с Лорел выбила ее из колеи. Она, Лорел и Сюзи, соседка Лорел, сидели за кухонным столом, пили кофе и разговаривали, и из них троих только у Сюзи был муж, хранивший клятву, данную при венчании в церкви.

Энни слепо уставилась в газету. Что происходит с мужчинами? А с женщинами? Они что, ничему не учатся? Сколько огорчений приходится испытать, прежде чем ты наконец поймешь, что мужчины просто не…

У нее перехватило дыхание.

Это фотография Чейза? Точно, его. Чейз улыбался в камеру и выглядел ужасно довольным собой и всем на свете. А почему бы нет? Рядом с ним стояла потрясающая и совершенная, как фарфоровая кукла, Дженет Пендлтон.

Глаза Энни наполнились слезами, хотя она не понимала почему. Чейз ровным счетом ничего не значил для нее.

– Черт тебя побери, – сказала она дрожащим шепотом.

Сидевший рядом с ней мужчина замер.

– Это вы мне?

Энни подняла глаза. Мужчина смотрел на нее, как будто она сбежала из сумасшедшего дома.

Энни сморгнула слезы и ответила:

– Вы ведь мужчина, не так ли?

Она скомкала газету, бросила ее на пол, поднялась со своего места и пошла через вагон к выходу.

В Стратэме тоже шел дождь. Ну а почему бы и нет? Чудесное окончание чудесного дня, с усмешкой подумала Энни, пробираясь через стоянку к своей машине. Бежать уже не имело смысла – она все равно промокла насквозь. Что изменится еще от двух-трех капель?

К тому моменту, когда Энни въехала на дорожку, ведущую к дому, она дрожала, чихала и испытывала острый приступ жалости к самой себе. Приняв горячий душ и надев теплый халат и шлепанцы, она почувствовала себя лучше. Хорошо было бы поужинать, но ни в кухонном шкафу, ни в холодильнике не нашлось ничего подходящего. В конце концов пришлось бросить эту затею, достать из морозильной камеры упаковку диетического питания и поставить в микроволновую печь.

Она как раз ставила «блюдо» на стол, когда во входную дверь позвонили.

Энни посмотрела на часы. Начало восьмого. Кто это может быть? Наверное, Дон. Энни радостно улыбнулась. Дон с Ником жили в получасе от нее и иногда забегали ненадолго. Слава Богу, у них все в порядке. Дон вернулась из свадебного путешествия, светясь от счастья, и стойко приняла новость о том, что примирение родителей не состоялось.

Но за дверью оказалась не Дон. Под дождем, держа в руках огромную коробку с пиццей, стояла Дебора Кент.

– Ну? Меня пригласят войти? Или я должна сидеть в машине и в одиночестве поглощать девятьсот миллионов калорий этой пиццы?

Настроение Энни слегка улучшилось.

– Разве настоящий друг может заставить тебя так страдать? – сказала она, беря коробку из рук Деб. – Входи.

– Разве настоящий друг не отвечает на телефонные звонки? – ворчливо проговорила Деб, стягивая плащ. – Эта штука насквозь мокрая. Куда повесить?

– Повесь на стул, – сказала Энни, направляясь в кухню.

– С него будет капать.

– Ничего, пол не пострадает. Входи и располагайся поудобнее, а я принесу тарелки и салфетки.

Брови Деб полезли вверх от удивления, когда она увидела маленькую коробку на столе.

– Вижу, я помешала ужину гурмана, – сказала подруга, отодвигая коробку наманикюренными ногтями.

– Ммм. – Энни достала из холодильника две банки диетической колы и поставила на стол. – Ты даже не представляешь себе, какую жертву я приношу, променяв его на кусочек пиццы.

– Кусочек? – Деб открыла коробку, достала огромный треугольный кусок и водрузила его на тарелку Энни. – Я рассчитываю на половину. – Она вынула из коробки еще один ломоть для себя. – Итак, что у тебя нового?

– А, ничего особенного. – Энни присела на стул. – Как дела у тебя?

– Хорошо, что ты этим поинтересовалась, – произнесла Деб с достоинством. – Считаешься моей лучшей подругой, но в последнее время явно уделяешь мне не слишком много внимания. Ты когда-нибудь перезваниваешь, если тебя просят?

– Конечно. Я просто была занята, и все. У-у-у, пальчики оближешь. Подумать только, а я собиралась поужинать какой-то обезжиренной, безвкусной ерундой. Пусть мне теперь придется голодать до конца недели! Но такую жертву стоит принести.

– Не заговаривай мне зубы, Энни Купер. Я тебя насквозь вижу.

– Вот тебе крест, я прибавлю два дюйма в бедрах, – сказала Энни. – Но это очень вкусно.

Деб достала из коробки еще кусок.

– Если у тебя находится время есть и спать, значит, ты не так уж занята. Что происходит? Ты не хочешь идти в кино, даже если там играет твой любимый актер. Ты не хочешь идти в торговый центр, даже если там распродажа.

– Извини, Деб. Это правда, но я действительно была…

– И… – продолжала Деб, отправляя в рот кусочек перца прямо из коробки с пиццей, – вместо того чтобы поделиться со мной хорошими новостями, как полагается старому доброму другу, ты заставляешь меня узнавать все от других.

Улыбка Энни застыла на лице. Никто не знает о том, что произошло на острове. Никто даже не знал, что она улетала вместе с Чейзом. Кроме Дон и Ника.

– Какими «хорошими новостями»?

– Сама знаешь.

– Не знаю, иначе бы не спрашивала. Деб, о чем ты?

Деб отодвинула тарелку и открыла банку колы.

– Ну, для начала, когда ты собираешься рассказать мне, что дала старине Милтону от ворот поворот?

– А, это.

– Да, это. Не могу сказать, что меня это огорчило. Милтон – хороший парень, но он тебе не подходит.

– Откуда ты узнала?..

– Яс ним на днях столкнулась в супермаркете.

– Ну и что? – произнесла Энни с вызовом. – Если тебе интересно знать, встречаюсь ли я с ним, ты могла бы просто спросить меня об этом. Незачем было допытываться у бедняги Милтона.

– Я не допытывалась. Он стоял в бакалейном отделе, такой несчастный, я подъехала к нему со своей тележкой и предложила попробовать ржаные хлебцы или кукурузные хлопья, в зависимости от того, что ему нужно. А он посмотрел на меня как побитая собака и спросил, давно ли я тебя видела. Я сказала, что мы обедали вместе несколько недель назад. А он сказал, что давно с тобой не виделся. А я сказала…

– Уф! – Энни подняла руки вверх. – Позволь мне все объяснить, ладно? Милтон – милейший человек. Очаровательный человек. Но… мы с ним просто друзья.

– Мне кажется, он считал иначе. – Деб взяла еще один кусок пиццы. – То есть, возможно, у вас были серьезные намерения.

– Нет! Мы никогда… – Энни закрыла лицо руками. – О Боже. Мне плохо.

Деб тихо рыгнула.

– Я согласна: пицца – убийца, но не настолько же…

– Нет. Я о Милтоне. Черт побери! – воскликнула Энни и рассказала ей о том, что произошло на свадьбе… что она сделала это назло Чейзу. – Но потом я ему все объяснила, – быстро добавила она.

– Ты разбила его сердечко, – печально сказала Деб, потом хихикнула и слегка ущипнула Энни за руку. – Перестань! Я преувеличила. Милтон прекрасно выглядел. Счастливее, чем обычно. А в середине нашего разговора к нам подошла женщина и взяла его под руку. Женщину зовут Молли. Не помню фамилию. Новенькая на факультете английского языка. И не надо быть ясновидцем, чтобы понять, что между ними что-то есть, когда она положила свой кочан капусты в тележку рядом с его овсянкой. Милтон просил передать тебе привет, если я тебя увижу, так что передаю.

Энни с облегчением вздохнула.

– Я рада. Честно говоря, Деб…

– Честно говоря, Энни, не понимаю, почему ты не сказала мне, что провела выходные после свадьбы со своим потрясающим бывшим мужем?

Энни покраснела до корней волос.

– О чем ты?

– Дон мне рассказала. – Деб потянулась за куском пиццы, откусила и задумчиво пожевала. – Я ее встретила в хозяйственном отделе.

– Ты никогда не думала сменить супермаркет? – ласково спросила Энни. – Что еще сказала тебе моя дорогая дочь?

– Только то, что вы с Чейзом уезжали вместе. Пытались начать сначала, но у вас не получилось. Это так?

– Да, – ответила Энни. – Это так.

Деб, которую трудно было одурачить, пристально посмотрела в глаза подруги.

– Может быть, твоя девочка и поверила этой истории, – сказала она, – но я – нет. Почему ты не хочешь рассказать мне, что на самом деле произошло?

– Ничего не произошло.

– Энни… – произнесла Деб.

Раздался звонок в дверь. Энни молча поблагодарила Бога.

– Не надейся, что тебе удастся избежать объяснений, – крикнула ей вслед Деб. – У меня твердые намерения вытянуть из тебя все, как только ты вернешься. – Она повысила голос: – Ты слышишь?

Энни закатила глаза.

– Слышу, – сказала она, открывая дверь.

На крыльце стоял мальчик. Дождь лил на его волосы и плечи и на желтую тележку, стоявшую на дорожке.

– Миссис Энни Купер?

Энни посмотрела на длинную белую коробку, которую он держал в руках.

– Мисс Энни Купер, – поправила она. – И я их не возьму.

Мальчикпожал плечами и посмотрел на ярлык, прикрепленный к коробке.

– Это дом сто двадцать шесть по улице Спрус?

– Да, и ты вернешь эти цветы туда, откуда доставил.

– Это розы, мадам. На длинных стеблях, красные…

– Я знаю, как они выглядят, и не хочу их. – Энни повернулась, взяла со столика в холле кошелек.

– Но…

– Вот, – сказала она, протягивая мальчику десятидолларовую купюру. – Мне жаль, что тебе пришлось выходить на улицу в такую ужасную погоду.

– Но…

– Спокойной ночи.

Энни захлопнула дверь. Вздохнув, прислонилась к стене и закрыла глаза.

– Что там?

Она открыла глаза. В холле стояла Деб и смотрела на нее.

– Ничего. Это… ошибка. Доставка. Мальчик ошибся…

– Энни, я все слышала. Он не ошибся адресом, и ему нужна была ты. И у него была потрясающая коробка с розами, а ты сказала, чтобы он их забрал.

Энни вскинула подбородок.

– Да, – проговорила она, проходя мимо Деб в кухню. – Тебе принести стакан или лед для колы?

– Я хочу знать, не схожу ли я с ума. Кто-то посылает тебе розы на длинных стеблях, а ты даже не хочешь взглянуть на них? Даже не хочешь спросить, от кого они?

Энни достала два стакана из шкафа и со стуком поставила на стол.

– Чейз, – решительно сказала она.

– Что Чейз?

– Розы послал Чейз.

– Откуда ты знаешь? Ты ведь даже…

– Он это делает уже несколько недель.

– Твой бывший муж посылает тебе розы несколько недель?

– Да. А я отсылаю их обратно. – Энни села за стол и взяла кусок пиццы. – Твоя пицца совсем остынет, если ты ее немедленно не съешь.

Деб посмотрела на тарелку, потом на нее.

– Дай мне разобраться. Ты уезжала со своим бывшим мужем, он с тех пор посылает тебе розы, и ты надеешься, что я поверю, что между вами ничего не было?

– Именно на это я и надеюсь, – сказала Энни и расплакалась.

Через полчаса пицца была забыта, вместо колы на столе появилась бутылка кьянти, у Энни глаза и нос были красными, а Деб узнала всю историю от начала до конца.

– Подонок, – вынесла она решение.

– Угу, – согласилась Энни, сморкаясь в бумажное полотенце.

– Дрянь!

– Именно так. Уложить меня в постель, а потом сказать, что это было восхитительно…

– А было?

Энни вспыхнула.

– С сексом у нас никогда не было проблем. Ну, только в самом конце, когда я была обижена и зла на него за то, что он не приходил домой…

– Другие женщины, да?

– Нет. – Энни снова высморкалась. – То есть не тогда. В конце у него кто-то появился, хотя Чейз отрицал это.

– Да, – сказала Деб, – они всегда так говорят. Но если дело не в другой юбке, почему же он не приходил ночевать домой?

– Нет, он приходил. Только поздно. Понимаешь, он учился на разных курсах, которые ему были нужны для бизнеса, доставшегося от отца. И работал как сумасшедший. Обычно уходил до рассвета и возвращался домой в семь-восемь часов вечера.

– Угу.

– А потом, когда дело пошло и компания действительно стала расширяться, он зачастил на все эти мероприятия… в Торговую палату.

– А тебя оставлял дома. Боже, что за человек!

– Нет. Он брал меня с собой. Но потом я решила, что больше не хочу туда ходить.

– Могу представить себе, что было дальше. Этот подонок стал ходить туда один и тогда же начал тебе изменять. Встретил благородную дамочку из общества, и она оказалась более привлекательной, чем серая мышка, которую он оставлял дома, да?

– Нет. Он никого не встретил. Хотя… связался со своей секретаршей.

– Как банально. С секретаршей! Неужели мужчины никогда не научатся?

– Он говорил, что на самом деле все было не так, но я-то знала.

– Конечно, ты знала. Помада на воротнике, в карманах чеки из гостиниц, в которых ты никогда не была, счета за цветы, конфеты, духи…

– Нет. – Энни покачала головой. – Ну, счета за цветы, конфеты и духи – да. На мой день рождения, или на Рождество, или… просто так.

– Вот как, – сказала Деб, поднимая бровь.

– Я ничего не знала до того, как неожиданно зашла в его офис и увидела… ее… обвивавшую его, как виноградная лоза изгородь… Потом она плакала и просила меня поверить ей. Сказала, что Чейз никогда даже не смотрел в ее сторону, но я…

– Но ты?

– Но я знала. Что он… что она… Потому что, понимаешь, я перестала поворачиваться к нему, когда он дотрагивался до меня. – Всхлип вырвался у Энни из горла. – Но я так его любила, Деб!

– Бедняжка, – проговорила Деб, – ты его по-прежнему любишь.

– Нет, – ответила Энни, всхлипывая.

Деб встала, подошла к ней и обняла.

– Ой, милочка, я и не знала. Ты же с ума по нему сходишь.

– Нет! – Энни решительно высвободилась из дружеского объятия. – Хотя да, – вдруг призналась она. – Это правда. Я действительно схожу по нему с ума. Люблю его всем сердцем. Даже простила ему этот роман с секретаршей.

– Если там был роман… Если б хотя бы половина из всех этих рассказов о начальниках и их секретаршах была правдой, американская экономика разлетелась бы вдребезги. А в самом деле, почему она это отрицала?

– Не знаю. Я уже ничего не знаю, кроме того, что где-то на нашем пути мы с Чейзом потеряли друг друга. И теперь понимаю, что виноват в этом был не только он. Мы были так молоды, когда поженились, Деб. Я думала, что замужество – это волшебная сказка, понимаешь? Принц увозит девушку на коне, и они живут долго и счастливо. Но в жизни все не так. Тебе приходится все время работать над своим браком, размышлять о целях и проблемах.

– А вы не делали этого.

Энни покачала головой.

– Нет.

– Ну, это никогда не поздно сделать.

– Поздно.

– А как насчет попытки воссоединения?

– Я тебе объяснила. Это было не по-настоящему. Мы просто изобразили это ради Дон.

– Но вы занимались любовью.

– Я занималась любовью. Чейз же считал, что мы просто переспали. – Энни бросила на подругу свирепый взгляд. – И не смей говорить мне, что это одно и то же.

Деб грустно улыбнулась.

– Поверь мне, Энни, даже я знаю, что это не одно и то же. Хорошо, что же случилось, когда выходные прошли? Он предложил встречаться снова?

– Да. – Выражение лица Энни стало жестким. – Звонил раз десять. Конечно, он хочет видеть меня. Для секса. И только.

– Тебе не кажется, что было бы лучше увидеться с ним? Рассказать ему, что ты чувствуешь?

– Нет! И так плохо, что я выдала ему, что чувствую. Я имею в виду – в постели… Я… – она покачала головой, – не хочу больше обсуждать это. Бессмысленно. Разговорами ничего не изменишь…

Зазвонил телефон. Деб ждала, что Энни возьмет трубку.

– Хочешь, я подойду? – спросила она после того, как прозвучал третий звонок.

Энни покачала головой.

– Я не расположена ни с кем разговаривать. Включился автоответчик.

– Привет, – раздался механический голос Энни, – это я, но сейчас я не могу подойти к телефону. Оставьте ваше сообщение и номер, и я обязательно вам перезвоню.

Зазвучал голос Чейза:

– Энни, это я. Пожалуйста, детка, возьми трубку, если ты дома.

– Речь дьявола, – прошептала Деб.

– Ну ладно, – вздохнул после паузы Чейз. – Но я должен сказать тебе, что у меня проблема. Как понять, что твоя бывшая жена не хочет с тобой разговаривать, если она с тобой не разговаривает?

Энни скрестила руки на груди.

– И он знает почему, – бросила она Деб.

– Предлагаю сделку, – сказал Чейз и снова помолчал. – Я сейчас в Пуэрто-Рико. У меня здесь новый клиент… Черт, не рассказывать же все подробно. В общем, я возвращаюсь в Нью-Йорк сегодня вечером. На самом деле я уже в аэропорту.

– Впечатляет, – пробормотала Энни. – Сейчас он мне изложит свое расписание.

– Я пробуду в Нью-Йорке дня два, потом вернусь в Сан-Хуан и задержусь там на некоторое время. Вот и решил, что если у нас есть последняя возможность увидеться…

– Он имеет в виду – переспать, – сказала Энни, сердито глядя на телефон.

– Я знаю, я уже говорил это раньше, детка… раз сто, наверное, говорил этому твоему проклятому автоответчику, но… Энни, мы, конечно, не собирались начинать все сначала. Просто оказались вместе, потому что попали в яму, которую я вырыл из-за Дон. Но я думал – я действительно думал, что ночь, которую мы провели вместе, была невероятной. И…

– И мы должны ее повторить, – злым шепотом закончила за него Энни.

– И, Энни, – проговорил Чейз окрепшим голосом, – черт побери, детка, я люблю тебя! Если тебе действительно нужен этот женоподобный поэт, а не я, посмотри мне в глаза и скажи это. Ты должна сказать: «Чейз, я тебя больше не люблю. То, что случилось на острове, было притворством. Я не хочу снова выходить за тебя замуж и остаться с тобой навсегда…» – Чейз перевел дыхание. – Черт побери, у меня плохо получается! Но если тебе нужен человек, который будет любить тебя всегда, до самой смерти, тебе не надо искать кого-то, кроме меня.

– Чейз, – прошептала Энни, – о Чейз…

– За все это время я солгал тебе только один раз, когда сказал, что помолвлен с Дженет Пендлтон. Дженет – чудесная женщина. Мне она нравится. Но я не люблю ее. И сказал ей об этом несколько дней назад. Я никогда никого не любил, кроме тебя.

– Энни, – умоляюще зашептала Деб, – возьми трубку!

– Объявили посадку на мой рейс, детка, но, черт возьми, я не полечу. Сделаю по-другому. Вместо этого вылетаю в Бостон. Через несколько часов буду у твоих дверей, и предупреждаю тебя: если ты не откроешь, взломаю замок…

Энни бросилась к телефону, но слишком поздно. Когда она сняла трубку, были слышны только короткие гудки.

– Энни, – спросила Деб, – что ты собираешься делать?

Энни расплылась в улыбке.

– Я еду в аэропорт.

В Бостоне тоже шел дождь.

Утешающий голос по радио объявлял о задержках всех прибывающих и вылетающих рейсов.

Терминал был переполнен несчастными пассажирами. Очереди стояли в дамский туалет, в бары и кафетерии, люди толпились у информационных табло. Плакали дети, кто-то ругался с заваленными работой кассирами. Но Энни ничего этого не замечала.

Она заняла свой пост у выхода номер девять, прильнув глазами к табло прибывающих рейсов, и ждала. Ждала.

Идея поехать в аэропорт и встретить прилетающего Чейза, конечно, была блестящей. Энни представляла себе его лицо, когда он увидит, что она его встречает, воображала, как бросится к нему и как он крепко обнимет ее.

На полдороге в аэропорт ей пришло в голову, что она не знает, самолетом какой авиакомпании он прилетает. Но к тому моменту, когда добралась до аэропорта, у нее созрел план.

Она подошла к справочному бюро.

– Извините, – вежливо произнесла Энни, – не могли бы вы сказать мне, какие рейсы прибывают сегодня вечером из Пуэрто-Рико?

– Какая авиакомпания? – спросил служащий.

Энни улыбнулась и ответила, что, к сожалению, не знает, какая авиакомпания. Это большая проблема?

Проблема вполне разрешимая, успокоил ее служащий, и вместе они разработали план действий. Энни знала, в какое время была объявлена посадка на рейс в Нью-Йорк, которым должен был лететь Чейз. Если ему удалось вместо этого достать билет на Бостон, он должен был вскоре вылететь. А значит, вылетел одним из трех рейсов, совершаемых самолетами, которые принадлежали разным авиакомпаниям и прибывали с разницей в несколько минут. План Энни был очень прост. Она дождется первого рейса и, если Чейз им не прилетит, побежит к другому выходу и будет ждать там. А если понадобится, то подождет и у третьего…

Служащий пожелал ей удачи, и она умчалась.

План казался логичным.

Но начались сюрпризы.

Прибыл первый самолет, все пассажиры вышли, однако Чейза среди них не оказалось.

Энни поспешила к другому выходу. Добежала, запыхавшись, за две минуты до того, как ворота открылись и прибывшие пассажиры устремились в терминал.

Поднявшись на цыпочки, она вглядывалась в лица, твердя имя Чейза как заклинание, но это не помогло. Чейза не было.

Теперь она стояла у последних ворот, ожидая третий, последний, рейс.

А что, если Чейза и там не будет?

Руки у Энни начали трястись. Она засунула их поглубже в карманы пиджака.

Может быть, ему не удалось изменить свои планы? Возможно, все билеты были проданы. Нельзя передумать в последнюю минуту и рассчитывать, что сумеешь купить билет.

Насколько она понимала, Чейз мог как раз сейчас приземлиться в Нью-Йорке. Мог звонить ей. И опять услышать автоответчик…

Если она не ответит на звонок, он подумает, что она слышала его сообщение, но ей это не интересно.

Энни прикусила губу.

Была и другая возможность. Чейз мог прилететь в Хартфорд, в аэропорт Брэдли. Тогда сейчас он уже едет к ней домой. Что, если придет туда и будет стучать в дверь, а ее, Энни, не будет дома? Он подумает, что она на свидании с Милтоном Хофманом. Или что получила его сообщение и не хочет с ним встречаться.

– О Боже, – шептала Энни, – пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Наверное, Бог не слышал ее. Последние пассажиры появились на трапе самолета. Чейза среди них не было.

Слезы покатились по ее щекам.

Может быть, он просто передумал.

Энни всхлипнула. Стоявшая рядом пара с любопытством посмотрела на нее. Она знала, как выглядит со стороны – в своем потрепанном наряде, с вьющимися от дождя, непричесанными волосами, вся в слезах. Но ей было все равно.

Все равно. Потому что теперь она потеряла Чейза во второй раз.

Она повернулась и побрела прочь.

– Энни?

Какие же они оба идиоты! Так любить друг друга и не суметь поговорить о самых важных вещах…

– Энни?

Она больше никогда никого не полюбит. Чейз навсегда останется в ее сердце.

– Энни?

Руки обхватили ее плечи, знакомые и дорогие руки.

– Чейз? – прошептала она, повернулась и – увидела своего мужа.

Они молча смотрели друг на друга, потом Чейз крепко обнял ее. Она обхватила его за шею, и они прижались друг к другу, не замечая стоявших вокруг них и улыбавшихся людей, не слыша шума и объявлений.

Потом Чейз отвел ее в угол.

– Энни, милая… – Он взял ее лицо в свои руки. Она была так прекрасна. Так совершенна. Его глаза затуманились, когда он наклонился и прижал свои губы к ее губам. – Прости меня, дорогая, – прошептал он, – я не хотел причинить тебе боль. Я всегда любил тебя, Энни. Все, что я делал, детка, делал ради тебя. Хотел, чтобы у тебя было все. Чтобы ты гордилась мной, чтобы была счастлива, чтобы радовалась, что ты – моя жена…

Энни положила свои руки поверх его и улыбнулась сквозь слезы.

– Я всегда гордилась тобой. Разве ты не знал? Пусть бы даже ты копал канавы, лишь бы только любил меня.

Чейз прижал ее крепче и поцеловал.

– Энни Беннет Купер, – прошептал он, не отрываясь от ее губ, – ты выйдешь за меня замуж?

– О да! – ответила она. – О да, Чейз, да!

– Сегодня вечером, детка. Мы можем сесть на самолет, улететь на Карибы и пожениться на острове Сент-Джон.

– Это великолепная идея, – сказала она, целуя его.

– Пойдем. Нам нужно купить билеты.

На полпути к эскалатору Чейз остановился.

– Подожди минутку. – Поцеловав ее, он устремился в один из магазинов.

Энни наблюдала за ним через витрину. С той стороны у витрины стояла огромная ваза с красными розами. Чейз вытащил бумажник и что-то сказал продавцу. Через несколько секунд он уже стоял перед ней, держа в руке одну великолепную красную розу.

– Ты помнишь тот вечер, много лет назад? – спросил он. – Я получил тогда свой первый большой контракт и купил тебе одну розу…

Помнит ли она? С дрожащей улыбкой Энни ответила:

– Да.

– Я люблю тебя так же сильно, как тогда, детка. – Его голос стал хриплым. – Если это вообще возможно, то люблю тебя еще сильнее.

Энни взяла у него розу.

– И я всегда любила тебя, Чейз, – прошептала она, и они обнялись.

ЭПИЛОГ

На следующий день после Рождества семейство Куперов собралось в гостиной у Чейза и Энни.

– Мы с твоим отцом никогда не съедим все, что осталось после рождественского ужина, – сказала Энни по телефону Дон, приглашая их с Ником на обед.

– Тебе не нужно уговаривать меня, мама, – ответила Дон. – Единственное, что мне не нравится в замужестве, – это необходимость готовить.

И теперь, сидя на диване рядом с мужем, который крепко обнимал ее за плечи, Энни смотрела на своих близких и думала, что никогда не была счастливее.

Дон и Ник сидели на полу около елки, которую Чейз на прошлой неделе с трудом пронес в дверь.

– Она слишком большая, – ворчал он, устанавливая ее в гостиной.

– Все нормально, – убеждала его Энни.

Так и оказалось – после того, как он отпилил около полуметра.

Лорел, сестра Энни, тоже была с ними, она стояла под веткой омелы, которую Чейз повесил над входом в гостиную. Энни улыбалась. Лорел и ее потрясающий муж, Деймиан, целовались так, как будто вокруг никого не было. Заметив, что Энни смотрит на них, Деймиан остановился, улыбнулся Лорел и, положив руку на ее большой живот, что-то сказал ей, и та зарделась.

Энни улыбнулась и перевела взгляд на свою подругу Деб, которая сидела перед камином, поглощенная разговором с мужчиной – очень приятным мужчиной. С ним она познакомилась месяца два назад.

– В супермаркете? – поддразнила ее Энни.

Деб покраснела.

– В библиотеке. Но если ты кому-нибудь расскажешь, я буду все отрицать.

Энни вздохнула и положила голову Чейзу на плечо. Как все изменилось за несколько месяцев! Прошлым летом она была так несчастна, а сейчас – сейчас ее сердце переполняет радость.

– Детка?

Она подняла голову. Чейз улыбался ей.

– Тебе не кажется, что пора рассказать всем о наших планах?

Энни улыбнулась ему в ответ. Они были женаты уже несколько месяцев, но до сих пор каждый день был для нее как медовый месяц.

– Да, – ответила она. – Пора.

Чейз ухмыльнулся и поцеловал жену. Потом, держа ее за руку, поднялся вместе с ней.

– Минуточку внимания.

Все повернулись и посмотрели на них. Чейз откашлялся.

– У нас с Энни была одна проблема…

В комнате раздались возгласы.

Чейз засмеялся и покрепче прижал жену к себе.

– Проблема вот какая: где мы будем жить? У Энни есть старый дом, который ей нравится. А у меня в Нью-Йорке – апартаменты, которыми я был вполне доволен.

– Только не говорите нам, ребята, что вы решили жить в палатке на Таити, – хмыкнула Деб.

Чейз и Энни рассмеялись вместе со всеми, потом Чейз поднял руку.

– Кроме того, у Энни ее цветочный бизнес, а у меня – строительная компания. Как я уже говорил, у нас была проблема. – Он посмотрел на жену и улыбнулся. – Скажи им, как мы ее разрешили, детка.

– Мы купили остров, – продолжила за него Энни, – у побережья Вашингтон, залив Пьюджет-Саунд.^[4]

Дон вскочила.

– Остров, мама? Тот самый… ваш остров?

Энни покраснела.

– Наш остров. Твой отец переговорил с мистером Танакой и убедил его приобрести другой остров, который ему подходит гораздо больше.

– Я собираюсь построить там дом, – сказал Чейз.

– Разве там нет дома?

Чейз и Энни улыбнулись друг другу.

– Да, – мягко сказала Энни, – есть… очень красивый… Но мы решили, что нам нужно что-то… что-то более удобное. – Она оглядела присутствующих. – Чейз построит новый дом, а я собираюсь развести вокруг него сад. А потом мы объединим усилия. «Купер и Купер. Дизайн ландшафта и дома». – Она широко улыбнулась. – Заметьте, я на первом месте.

Все засмеялись, а Дон захлопала в ладоши.

– Знаете, – сказала она потом, – раз сейчас время объявлений, у меня тоже кое-что есть. – Она засияла улыбкой. – Я возвращаюсь в колледж. Записалась на весенний семестр.

Энни ахнула.

– Ой, детка, как здорово!

Ник гордо улыбнулся и обнял жену за талию.

– Здорово, правда? Через четыре года у Дон будет диплом, и тогда… – Он покраснел. – И тогда, – он гордо поднял голову, – мы займемся семьей.

– Успеха, Ник, – бросил Деймиан. Он взглянул на жену, которая улыбалась в его объятиях. – Конечно, к тому времени мы с Лорел займемся вторым младенцем, а может быть, и третьим.

Все одобряюще засвистели.

– Ладно, – отрывисто сказала Деб, – хватит этой чепухи. Знаете, ребята, не у вас одних есть хорошие новости. – Она сделала глубокий вдох, посмотрела на улыбающегося рядом мужчину и взяла его под руку. – Мы с Артуром решили затянуть узел. И, прежде чем кто-нибудь скажет, что мы собираемся сделать это на шее друг у друга, позвольте мне все прояснить. Артур попросил моей руки. – Голос Деб смягчился. – И я сказала, что… Слишком поздно отступать, Артур, потому что теперь у меня есть свидетели.

В общем смехе и аплодисментах Энни с Чейзом незаметно выскользнули на кухню.

Чейз обнял Энни.

– Знаешь, – сказал он, – после всех этих приятных объявлений я подумал… Может быть, нам надо пересмотреть планы относительно нашего нового дома? Я хочу сказать, что дальше по холлу, за нашей спальней, можно устроить детскую.

Энни взглянула мужу в глаза. Потом улыбнулась, обхватила его руками за шею, притянула к себе и поцеловала.

Примечания

1

Административный район Нью-Йорка. – Прим. ред.

(обратно)

2

Филе говядины с грибами (фр.). – Прим. перев.

(обратно)

3

Простите, мадам (фр.). – Прим. перев.

(обратно)

4

Район города Сиэтла. – Прим. ред.

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ЭПИЛОГ

*** Примечания ***