Граница верности [Влада Юрьевна Воронова] (fb2) читать онлайн

Влада Воронова

Граница верности (Повесть, написанная в подарок маме на день рождения)

Город Камис, некогда — очень давно! — столица Великой империи Тарин, а теперь маленький и никому не нужный провинциальный городок по-прежнему обширной, но… Будем честными: назвать Великой нашу империю можно только с географической точки зрения.

Как ни странно, но с упадком Тарина Камис не перестал быть одним из важнейших портов Обитаемых Земель. Пусть кораблей к его пирсам причаливает и вчетверо меньше, чем могло бы, но город всё же не исчез ни с одной корабельной карты, на которых, как известно, подробно прорисованы только морские течения и крупные реки с озёрами. Есть там и порты, как большие, так и малые, а вся прочая суша обозначена всего лишь серым пятном.

Ещё Камис знаменит колокольными звонами. Они бывают церковными и гражданскими, для светских праздников.

Сейчас над Камисом звенит гражданский благовест. Люди радуются — позавчера Всевечная Звезда, огромный белый камень на Ратушной площади, вновь засияла радужным многоцветием. По древнему преданию пробуждение Всевечной Звезды сулит благоденствие и процветание как самому городу, так и всей империи, которая и начиналась-то с основания Камиса, который полтора тысячелетия был его столицей. Это триста лет назад император Голарус решил, что его престолу не место на границе государства, и перенёс столицу вглубь страны, в город Маргон. А Камис быстро пришёл в упадок.

— О чём вы печалитесь, молодой господин? — окликнула меня кокетливая цветочница. — Такому синеглазому и златокудрому красавчику нельзя грустить, особенно в праздник. Или молодой господин повздорил со своей подружкой? Так принесите ей эту розу, и она сразу позабудет все свои капризы и вечером пойдёт с вами на танцы. Тем более, что сегодня будет фейерверк.

Я купил у неё пышную белую розу чарующего аромата, хотя и прекрасно знал, что на празднике мне места нет. Отныне мой удел — сидеть под навесами дешёвых трактиров и кружку за кружкой тянуть вино.

Кстати, именно в этом трактире оно более чем неплохое. Даже странно для столь низкорангового заведения. Впрочем, в южных городах даже самые изысканные и драгоценные вина всегда стоили втрое дешевле, чем на моём родном Западе. Да и празднества южане умеют устраивать не в пример лучше западников.

Однако меня это не касается.

Ведь тот, кто создал этот праздник, тот, кто разбудил Звезду, никогда уже не позволит мне приблизиться к себе.

Мой враг, мой друг, мой брат.

Наглый крестьянский щенок, вожак повстанцев, командир особого драконьерского полка.

Да, мы называли себя драконьерами, чтобы даже в имени отличаться от драйгианов, оборотней человеческого обличья, способных превращаться в крылатых огнедышащих ящеров.

Мы побеждали драйгианов на земле, в небе и в море. Мы могли вообще прогнать их обратно за океан, в их скалы и пустыни, мёртвые как сама смерть, ведь все драйгианские леса, луга и реки одиннадцать столетий назад сожгла упавшая с неба комета.

Но император и его вельможи испугались, что вместе с драйгианами прогонят и их. Ведь большинство драконьеров были крестьянами и ремесленниками, а им владычество аристократов без надобности. Да и для таких баронов третьего списка как я, император, если хорошенько подумать, тоже не предмет особой необходимости.

Поэтому двор нас и предал. Императору и высшей аристократии лучше платить дань Крылатому Ордену, чем напрашиваться в приживальщики к соседним государям. Ведь работать и кормить-одевать себя самостоятельно никто из них не умеет.

Альд, Вольный Ветер Тарина, ты столь откровенно показал им всю их ничтожность, что тебя не могли не возненавидеть. Тебя очень легко ненавидеть, Альд. Мне ли этого не знать…

+ + +

Сколько лет тебе тогда было, семь? А мне десять.

Камердинер одевал меня для утренней прогулки. Застегнул мелкие пуговицы кружевной рубашки и стал застёгивать гульфик шёлковых панталон, когда от окна прозвучало:

— А пиписку в нужнике тебе тоже слуги держат?

На наружном подоконнике сидел чумазый мальчишка, обряженный в бесформенные штаны и рубаху из застиранного и ветхого домотканого полотна. Пацан был ужасающе некрасив — широкоротый, длинноносый, волосы мышиного цвета, а глаза белёсые, как у варёной рыбы.

— Ну и грязные же у вас стены, — сказал мальчишка с брезгливостью. — У нас в посёлке домики чистые, их снаружи веником обметают каждую субботу, а изнутри — каждый день. У вас же в замке хуже, чем в свинарне! Наверное, от всей этой грязи баронет и родился таким калекой мозгоглупым, что его до сих пор няньки одевают.

Камердинер хотел поймать дерзеца и отправить на конюшню, чтобы там его наказали плетью. Но мальчишка оказался проворней и успел удрать.

А по окрестным посёлкам и даже по соседским замкам волной побежали слухи об ущербности наследников и наследниц баронского рода Вардеж. Доказательством стало неумело срифмованное четверостишие о юном бариче, которого лакей за ручку водит в ту уединённую комнатку, куда даже император наведывается без свиты.

Второе четверостишие было о грязи в баронском замке, из-за которой с маленькими Вардежами и приключились все их беды.

Крестьянские бабы и ремесленницы тут же принялись кричать, что баронская зараза перекинется и на их детей, что из-за Вардежей моровое поветрие пойдёт гулять по всей губернии.

Чтобы избежать убытков и разорения, которое бы принёс бунт, отец вынужден был в подтверждение своей невиновности устроить «широкое столование» — пир для всех окрестных плебеев, на котором главным угощением стали пирожки, собственноручно испечённые моим старшим братом, обеими сёстрами и мной.

Набив брюхо результатом наших тяжких трудов, крестьяне и ремесленники большинством голосов решили, что чем-чем, а разумностью младших Вардежей господь не обидел.

Кроме этого отцу пришлось приказать выстроить на заднем дворе замка баню и, к своему величайшему стыду, всё наше семейство, подобно крестьянам или ремесленникам, посещало её трижды в неделю. Среди западной аристократии столь пристальное внимание к бренному телу считалась не только неприличным, но чрезвычайно вредным для бессмертной души.

Однако у души и тела на этот счёт оказалось иное мнение, и вскоре мужчины рода Вардежей заметили, что баня не только дарит силу нашим костям и мышцам, но и даёт бодрость духу. А мать, тётушки и сёстры портили настроение всем окрестным дамам нежной гладкостью своей кожи и шелковистым блеском волос.

Но это всё было позже. А поначалу же мне пришлось претерпеть немало огорчений от насмешек сыновей соседских баронов. Отвечать достойным по ядовитости словом я тогда ещё не умел, а за присущие лишь простолюдинам драки меня лишали сладкого.

Виновника своих бед я знал прекрасно. Только отмстить ему поначалу не получалось. Альд оказался достаточно проворным, чтобы не попадаться в руки замковой прислуги, и безмерно острым на язык, чтобы изводить меня насмешками не в пример обиднее тех, в которых изощрялись мои титулованные сверстники.

Но и я научился быстро доводить Альда до слёз. Надо было всего лишь упрекнуть моего врага в неграмотности или сравнить его неуклюжие деревенские вирши с произведениями поэтов, которые мне приходилось заучивать в классной комнате.

Только я не учёл, что оконный карниз в классе достаточно крепок для того, чтобы удержать на себе даже взрослого тяжеловесного стражника, не то что семилетнего мальчишку. Всего лишь через год Альд сравнялся со мной в знаниях. Я, увы, всегда был ленив в учении, зато Альд — стремителен и ненасытен.

Ему хотелось знать всё: как ходят по небу звёзды и как должны танцевать на балу благородные кавалеры. Он и сейчас такой — с одинаково непревзойдённым мастерством латает порванные башмаки и фехтует лёгким мечом, оружием дворянина. Собственноручно выкованным, между прочим.

Мне приходилось из кожи вон лезть, чтобы доказать Альду если не своё превосходство, так хотя бы равенство. Но кое в чём я действительно его обогнал. Как рифмач и лютнист, а так же как портной, пирожник и драконий лекарь я несравненно лучше Альда. Сейчас это давно уже стало неважным, но тогда я наслаждался каждой своей победой как медовой коврижкой и пьянел от неё не хуже, чем от вина.

Я не замечал, что Альд младше меня на целых три года, — а ведь для детей эта разница огромна. Я забыл о различиях наших званий, которые были ещё больше возрастных. Для меня лишь одно стало важным: чтобы Альд открыто признавал мои успехи. Надо отдать ему должное, судьёй он был хоть и строгим, но всегда справедливым и беспристрастным.

Отец узнал о нашем соперничестве только три года спустя. И, поскольку Альда поймать не получилось, распорядился выпороть его отца. Дядюшку Ференца, безногого калеку-сапожника. А мне велел прекратить глупые и недостойные дворянина занятия типа стряпни или плетения вершей для рыбы.

До того дня я никогда не задумывался, насколько это больно и унизительно, когда тебя бьют плетью. Замковых слуг всегда наказывали в самой дальней конюшне, чтобы своими криками они не оскверняли господский слух. Мне такое положение дел казалось само собой разумеющимся — ведь так было всегда и везде, и у нас, и у соседей на протяжении многих сотен лет.

Но трогать дядюшку Ференца отец не имел права. Как и самого Альда. Ведь наше состязание всегда было честным. Приказ барона уронил в грязь все мои победы и опозорил меня самого. Я мгновенно стал никем и ничем, живым манекеном для демонстрации раззолоченных камзолов и шляп с дворянскими плюмажами.

Это было обидно и горько. А стыдно так, что хотелось спрятаться где-нибудь в самом глухом и тёмном углу замка и не вылезать оттуда никогда.

Однако такой поступок был бы достоин лишь дурака и труса. Истинно благородный рыцарь должен не сопли размазывать, а действовать.

Я отдал замковому кату и его помощнику все свои карманные деньги. Так что эти поганцы не били дядюшку Ференца, а всего лишь измазали ему спину свиной кровью и прикрыли её куском полотна. Помощник ката выволок носилки с дядюшкой Ференцем к Чёрным воротам и ушёл прочь.

За сэкономленные с обеда конфеты я нанял в соседнем посёлке мальчишку-возчика и мы с Альдом доставили дядюшку Ференца домой.

— Теперь вам нужно два, а ещё лучше — три дня не показываться в мастерской, чтобы не вызывать подозрений, — сказал я. И заплакал от стыда и обиды.

Дядюшка обнял меня и стал успокаивать. Он говорил, что мой отец никому не желал зла, что он всего лишь хотел защитить меня от того, что считал опасным. И что со временем отец во всём разберётся и не станет запрещать мне приходить в посёлок. Надо только немного подождать. А я слушал и ненавидел Альда за то, что мой отец никогда не был и будет таким ласковым и понимающим, как дядюшка Ференц. Стыд за эту ненависть обжигал вдвое сильнее, — ведь Альд не завидовал мне никогда и ни в чём. Наоборот, гордился моими успехами не меньше, чем своими. Говорил, что я стану первым кавалером при дворе императора. Моим словам, что сыновьям мелких провинциальных баронов придворные должности не дают, Альд не верил. Поселковому мальчишке трудно было понять, чем благородие одного господина отличается от высокородия другого.

Дядюшка Ференц догадался и об этих моих мыслях, понял мой стыд и нашёл для меня слова утешения.

Альд тем временем заварил чай, накрыл на стол.

С того дня началась наша дружба.

+ + +

Поток воспоминаний оборвало что-то извне. Я оглянулся. Ах, вот в чём дело: благовест умолк, а по городу пошли глашатаи. На каждом перекрёстке они били в маленький барабанчик, собирая людей, чтобы сообщить им невероятную новость: император прислал в Камис грамоту с золотой печатью, в которой благодарил Альда за пробуждение Всевечной Звезды и признавал его за это своим наследником, даруя ему титул инфанта.

Я усмехнулся. Император Тарина, этот старый жирный паук, всемирно знаменитый своим скудоумием, впервые в жизни принял мудрое решение. Альд не только прославлен и любим всеми народами страны, но и в делах государственных разбирается прекрасно. Альд будет наилучшим правителем и для империи, и для людей, её населяющих.

Альд, Вольный Ветер Тарина. Мой брат, мой учитель, мой командир.

Мой государь.

+ + +

В семнадцать лет он был уже совсем взрослым, но зрелость нисколько не прибавила ему миловидности — всё те же несуразные черты, тело высокое и жилистое, нелепо угловатое, мышиного цвета волосы и белёсые глаза.

Но любая девица в губернии, от знатной барышни до безродной уличной проститутки, с презрительным сочувствием к безмерной глупости глянула бы на того, кто назвал бы Альда некрасивым. Каким-то непостижимым образом безобразные черты сливались в образ ошеломительной, чарующей красоты. Искреннее веселье и приветливость даже кривозубую улыбку делали солнечной и милой, а глаза Альда сияли как самый драгоценный жемчуг, и потому любоваться ими хотелось бесконечно.

А если добавить к этому изящество манер, бойкую речь и глубокий ум, будет понятно, почему, невзирая на своё скромное происхождение, Альд стал самым известным и желанным кавалером в наших краях.

Я к тому времени успешно сдал экзамен на лейтенантский патент и должен был получить место в личной гвардии самого губернатора. Успех для младшего сына из третьестепенного баронского рода немалый. Отец был горд и счастлив честью, которой я добился для фамилии Вардежей.

Оставалось лишь подобрать для меня секретаря и оруженосца, ибо появиться при губернаторском дворе без собственной свиты было бы верхом неприличия.

В секретари отец выбрал одного из замковых писцов. Сейчас я не вспомню ни имени его, ни внешности, настолько он был бесцветным и безличностным. Но с секретарскими обязанностями справлялся неплохо.

Оруженосцем, по настоянию моей матушки, был назначен Альд. Отец возмущался, говорил, что к губернатору я должен ехать с кем-нибудь из многочисленных двоюродных братьев, а не с плебейским отродьем, но мать была непреклонна. «Пока рядом с Николасом есть Альд, я могу быть уверена, что ничего плохого с нашим сыном не случится». Аргумент, если разобраться, обидный, но тогда я уже не обращал внимания на подобные мелочи. Гораздо важнее было то, что в главный город губернии я поеду вместе с лучшим своим другом.

О том, что Альд назначен на должность оруженосца, отец сообщил ему сам. И даже говорил с ним почти как с дворянином.

Однако в ответ, вместо ожидаемой почтительной благодарности, услышал вежливый, но твёрдый отказ.

— Альд, — растерялся я, — почему?

— Если бы вы, господин баронет, или ваш отец попросили бы меня стать оруженосцем, я согласился бы сразу. А так ответ может быть только один — нет.

Я вспыхнул от обиды. Альд никогда ещё не говорил мне «вы» и, тем более, не называл «господином баронетом», — как будто совсем чужого и далёкого.

— Какая тебе разница, — закричал я, — если ты всё равно бы согласился?

— Разница в уважении, — спокойно ответил Альд. — И в его отсутствии.

Отец скользнул по нему холодным взглядом и вызвал дежуривших в коридоре лакеев.

— Полсотни плетей этому щенку, — приказал отец. — Чтобы уразумел, как должно холопу уважать своего хозяина.

— Господин мой и отец, умоляю вас о прощении, — метнулся я к барону.

Он посмотрел на Альда. Тот отрицательно качнул головой.

— Сотня плетей, — приказал отец.

Альд, ни слова не говоря, вышел из кабинета. Я рванулся за ним. Отец схватил меня за плечо.

— Ещё одно лишнее слово или движение, — сказал он, — и сотня ударов превратится в полторы.

Я замер. Я отдал господину барону самый почтительнейший поклон, на который только был способен, я с внимательным видом слушал вся ту невыносимую чушь, которую он говорил два часа кряду — о прославлении герба Вардежей, о губернаторском дворе, о перспективах найти там выгодную невесту…

«Нужно немедленно сварить бальзам, — думал я. — Но есть ли в замковой аптеке все необходимые ингредиенты?»

Рецепт этого чудодейственного зелья во время последней пограничной войны подарил рыцарю из рода Вардежей один знаменитый целитель, — в благодарность за спасённую в бою жизнь. Бальзам не только превосходно снимает боль, но и за сутки заживляет раны так, что на коже не остаётся шрамов.

«Надо сейчас же послать нарочного за Мадлен. Гордость не позволит Альду принять из рук баронского сынка даже кружку воды, не говоря уже об исцелении. Но он не решится обидеть юную девушку, отвергая её заботу».

Мадлен, одной из моих многочисленных бедных родственниц, было шестнадцать лет, она славилась красотой и ласковым, кротким нравом. Альд может сколько угодно дерзить и перечить грозному барону, но такую нежную пташку как Мадлен будет слушаться беспрекословно.

Наконец пытка отеческими наставлениями закончилась. Я поклонился барону и вышел из кабинета. В коридоре ждала матушка. Оказалось, она уже сварила бальзам и велела привезти Мадлен.

Я поблагодарил баронессу за понимание и ушёл в часовню. Я не мог больше никого видеть, даже мать. Я молил господа об откровении. Я хотел знать, чем же я настолько плох и мерзостен, что даже плеть предпочтительнее моего общества.

Но небеса молчали. Они всегда глухи к нашим мольбам и вопросам. Поэтому я ушёл из часовни в сад, его восточную часть, где росли вишни. Я собирал ароматные алые ягоды и думал о том, что Альду нравится вишнёвый морс и что Мадлен наверняка уговорит его сделать хотя бы глоток своего любимого напитка. Ведь он не будет знать, что к ягодам прикасались мои руки…

Я срывал только самые спелые и красивые вишни, я перебирал в памяти различные рецепты морсов и старательно отгонял мысли о том, что может случиться дальше.

А дальше случилось то, что и должно было случиться — Альд и Мадлен влюбились друг в друга. Ситуация оказалась вдвойне приятной, потому что ни я, ни матушка такого итога, несмотря на всю его неизбежность, никак не ждали и тем более не планировали.

Семейство Вардежей было в ярости. А я — счастлив. Ведь по законам империи, если род невесты знатнее, чем род жениха, то супруг обязан взять фамилию жены и войти в её семью. Так что Альд будет Вардежем. Моим братом.

Я напрасно боялся разрыва нашей дружбы. Альд простил мне не только плети, но и то, что я попытался распорядиться его судьбой, не спросив согласия самого Альда.

В те годы он умел прощать. Правда, тогда я провинился и на десятую часть не столь тяжко, как сейчас…

+ + +

Уличный шум отвлёк меня от воспоминаний.

— Что случилось? — спросил я трактирную подавальщицу.

— Инфант запретил чествовать его шествиями и молебнами, — ответила девушка. — Он приказал вспомнить древний обычай нашего города и устроить Состязание Мастеров. Победители будут получать Алые Грамоты из рук самого инфанта.

Я улыбнулся. Альд знает толк в празднествах и никогда не променяет подлинное веселье на холодную скуку церемониала.

— Говорят, — продолжила подавальщица, — что инфант хочет вернуть столицу из этого скучного Маргона обратно в Камис. И что император не против такого решения.

— Принеси мне ещё вина, красавица, — сказал я подавальщице. — И ваш замечательный пирог с мясом. У столь лакомого блюда есть немалые основания занять призовое место в Состязании кулинаров.

— О да, молодой господин! Я хозяину так и сказала: «Почтенный Бертран, вы обязательно должны принять участие в Состязании. До каких пор ваш трактир будет прозябать в таком ничтожестве? А победа в Состязании пирожников и вас прославит, и привлечёт в заведение множество богатых клиентов».

Я положил перед девушкой розу.

— Укрась ею причёску перед тем, как подать судьям пирог. Тебе это придаст ещё больше очарования, а твоему хозяину принесёт лишний балл. Тогда почтенный Бертран сделает тебя из подавальщицы распорядительницей зала.

Девушка довольно улыбнулась и принесла мне заказ. Пироги в этом маленьком трактире действительно великолепны.

Ничем не хуже тех, которые я напёк для свадьбы Альда и Мадлен.

+ + +

Драйгианы — лейтенант и десяток рядовых воинов — появились в замке через неделю после праздника. И венчание, и гуляние справляли в посёлке. Глава рода Вардежей и, по совместительству, мой отец не решился на публичный скандал, отрешая племянницу за недостойный брак от имени, однако в замке ей появляться запретил. Хотя Мадлен и сама к этому не стремилась.

Матушка только что вернулась из посёлка. Она отвозила молодожёнам свадебные подарки, которые тайком прислали многие из Вардежей и дружественных нам семейств. Западная аристократия обоего пола весьма охоча до романтических историй, а то, что случилось с Мадлен и Альдом, могло смело соперничать с лучшими повествованиями знаменитых столичных сочинителей.

Увидев драйгианов, баронесса склонилась в глубоком реверансе, приветствуя подлинных хозяев империи и наших земель.

Лейтенант не удостоил баронессу даже самого мимолётного взгляда. Он небрежным движением швырнул коленопреклонённому барону императорский указ о повышении налогов и передаче части владений Вардежей в бессрочную и безвозмездную аренду Крылатому Ордену.

— Наши земли принадлежат государю вместе с нашей жизнью, — сказал на это отец. — Но господин мой лейтенант, налоговая ставка велика непомерно. Одну овцу можно остричь лишь единожды. Дальше надо дать ей время обрасти новой шерстью. Вы же норовите содрать с нас сразу три шкуры!

Драйгиан ответил ему пощёчиной и велел подавать обед.

— Это ужасно, просто ужасно, — причитала мать. — Даже нам, владельцам доходных ремесленных рядов в городе и плодородных полей за его пределами придётся теперь есть только ячменные лепёшки и вяленую козлятину. А простолюдины и вовсе обречены на голодную смерть.

Прислуживать за столом гостям высших званий должны хозяин и хозяйка дома вместе с теми из своих детей, кому уже минуло пятнадцать лет. Родители успели переодеть сестёр прачками и отправить прочь из замка. Но драйгианский лейтенант, как оказалось, в своих постельных утехах не придавал особого значения столь важному для большинства людей условию, как различие полов.

Поэтому мы с братом вынуждены были терпеть его липкие, цепкие, похотливые взгляды. Мы казались себе вывалянными в смрадной грязи.

— В баню, — шептал мне брат. — Сразу же, как только наши гости изволят нажраться. — Он метнул на драйгианского предводителя полный ненависти взгляд.

Нажрались Крылатые господа действительно основательно — слугам пришлось растаскивать их по гостевым комнатам словно брёвна.

— Мессир барон, — сказал отцу мажордом, — вам бы не только барышень, но и баричей куда-нибудь к дальней родне отправить.

— Никогда не думал, — с горечью ответил отец, — что буду сетовать на господа за то, что он наделил моих сыновей красотой и крепкой статью, а не чахлостью и уродством.

— Я распорядился приготовить для баричей одежду трубочистов. Сегодня они переночуют в старой галерее, а завтра смогут покинуть замок, не вызывая у ваших гостей ни малейших подозрений, мессир барон.

— Спасибо! — искренне поблагодарил его отец, крепко пожал старому слуге руки. — Спасибо!

От окна донёсся ехидный смешок и вопрос, произнесённый самым почтительнейшим тоном:

— Если не секрет, господин мой барон, где вы намерены прятать своих очаровательных баронетов и не менее прелестных баронетт, когда на каждом дорожном перекрёстке появятся блокпосты Крылатого Ордена? А будет это очень скоро.

На подоконнике сидел Альд. Как хорошо, что он пришёл! Я боялся, что придётся уехать, не попрощавшись.

— Я уже говорил, сударь, — процедил отец, — что запрещаю вам появляться в моём доме.

— Так дом уже и не ваш, милый дядюшка, — усмехнулся Альд. — Отныне он драйгиановский. А их лейтенант мне пока ничего не запрещал. По причине мертвецки пьяного состояния головы, языка и прочих частей тела.

Обращение «дядюшка» заставило господина барона зашипеть сквозь зубы, но возражать отец не стал: ведь женившись на Мадлен, Альд действительно стал ему самым настоящим племянником.

Не спорил барон и с тем, что он боле не хозяин в собственных владениях.

Альд смотрел на него вдумчиво, сосредоточенно. Значения такого взгляда господин барон не знал, а потому не испугался.

Зато мы с братом поёжились как от мороза. Брат не часто удостаивался совместных прогулок с тем, кого во всех отделениях имперской стражи города Лайзара, ближайшего к замку, звали не иначе как Чума Белоглазая, но смысл этого прозвища брат уяснить успел в полной мере. Кипучая энергия Альда требовала выхода, а подшучивать над обывателями он считал делом недостойным. К тому же шутки без риска, что тебе могут обеспечить немалую дозу ответного юмора, теряли всякий вкус.

— Как вы намерены защищать себя, господин барон? — спросил Альд.

— Сядь в кресло, — велел вместо ответа отец. — Если пролез в джентльмены, так будь любезен вести себя как надлежит людям благородного сословия.

— Вот я и спрашиваю, как именно людю благородного сословия надлежит защищать себя, свою семью и свою землю от произвола Крылатого Ордена.

— Я подам жалобу государю, — сказал отец.

— Преостроумнешая мысль — раб просит слугу защитить его от плетей хозяина.

Отец гневно сверкнул глазами, но промолчал. Императорская власть давно уже превратилась из сюзерена Ордена в его подстилку, — это в Тарине знал любой и каждый.

— Что ты предлагаешь? — спросил отец.

Взгляд Альда опять стал вдумчивым и сосредоточенным.

— Любой барон Запада, — медленно проговорил он, — должен уметь ладить с Лесным Народом.

— Я никогда не ссорился с лесовиками, — ответил отец.

— Вот и отлично. Тогда заверьте их ещё раз в своём дружеском расположении. И поскорее.

— Зачем? — нахмурился задетый приказным тоном барон.

— Затем, что все — и Лесной Народ, и крестьяне, и горожане, и даже имперская стража понимают немудрёную истину: «Где появляется Крылатый Орден, там исчезает жизнь». Надеюсь, господин барон тоже в состоянии постичь смысл этой аксиомы.

Альд исчез за окном.

— Подожди меня у Чёрных ворот, — крикнул я ему и бросился к дверям из зала. Что бы ни затевал Альд, Вардежескому баронству это будет лишь на пользу. А если так, то прямая обязанность баронета — помочь ему всем, что будет в моих силах.

Альду я всегда верил безгранично, и за все минувшие пять лет ни разу не пожалел об этом.

+ + +

Над Камисом опять зазвенел благовест, а за соседним столом принялись обсуждать нового инфанта.

— Парнишка смелый. Драйгианы всегда уважают смелость, даже если её проявляет человек. Если инфант сумеет сохранить их уважение, то Крылатый Орден и дальше будет верным защитником Тарина от набегов островитян.

Ярость вскипела во мне мгновенно.

— Победитель не нуждается в оружии побеждённых! — напомнил я трактирным политикам общеизвестную истину.

— Это кого ты посмел назвать побеждённым? — ледяным голосом поинтересовался амбал за самым дальним столом.

Судя по развороту плеч — драйгиан-воин. Такие дубово прямые спины бывают только у них.

Причём та же самая характеристика применима и к их мыслительным способностям.

— Сколько битв Крылатый Орден проиграл драконьерам только за эти полгода? — спросил я.

— Драконьеры уничтожены в Рассветном заливе! — вскочил из-за стола крылатик.

— Уничтожено только большинство личного состава драконьерской дивизии, — уточнил я. — Однако двух уцелевших рот вполне достаточно, чтобы подготовить новых драконьеров и восстановить дивизию. К тому же основной удар по драконьерам нанесён не Крылатым Орденом, а островитянами, которых драконьеры вышвырнули из таринских пределов обратно на Янтарные Острова. Вы появились уже после, когда драконьеры начали подсчитывать потери и врачевать раненых. Крылатый Орден поступил мудро — добивать из-за кустов раненых и воровать славу гораздо менее хлопотно, чем сражаться в настоящей битве.

Крылатик рванулся ко мне с мордобойными намерениями. И спустя мгновение закопошился на брусчатке пола, пытаясь сообразить, где у него руки, а где ноги.

Я пояснил свидетелям:

— Драйгианы — это очень хорошие бойцы. Однако их нельзя назвать непобедимыми.

— Так ты драконьер! — возмущённо заорал крылатик.

Я вежливо поклонился.

— Николас Вардеж, полковой командир дивизии драконьеров, барон Запада, к вашим услугам, сударь.

Крылатик сел на полу, пробормотал нецензурное ругательство. Осторожно пошевелил плечом, почесал лопатку.

— Какого… ты мне трансформу отшиб? Я же теперь целые сутки оборачиваться не смогу. В трактирных драках в зубы бьют, а не в коллатераль.

— Прошу прощения, сударь, но это мой первый опыт трактирной драки. До Лайзарского восстания я в трактирах почти не бывал, а после стало не до драк. Надо было сражаться в более серьёзных битвах.

Драйгиан посмотрел на меня с растерянностью.

— Так ты ещё оттуда? — охнул он.

— Мой отец стал первым, кто присягнул Альду как нашему предводителю.

Драйгиан поднялся, отряхнул одежду, заказал вино и пирог.

— Вы позволите? — кивнул он на стул рядом с моим.

Мне стало любопытно. До сих пор на равных с крылатиками я не беседовал. Часто допрашивал пленных, целую неделю сам был на допросе, обменивался ритуальными фразами с командирами различных орденских соединений, но вот самой обычной ни к чему не обязывающей болтовни с драйгианами у меня никогда не было.

— Я вспомнил вас, — сказал крылатик. — Это из-за вас была уничтожена Таурумская крепость, которую сам Орден считал неприступной. И потому держал там самых ценных пленников. — Он посмотрел на меня с опаской и спросил осторожно: — Почему Альд разрушил крепость? Ведь это отличный стратегический объект. Кто владеет Таурумом, тот владеет всей северной границей Тарина.

— Таурумская крепость никогда не была твердыней защиты, — сказал я. — Она с первого дня своего существования стала каменным мешком смерти и боли. Грязью и скверной на теле Тарина.

— Вы поэт? — спросил вдруг драйгиан.

— Немного. Хотя точнее будет сказать — бард.

Драйгиан немного подумал.

— Вы назвали себя бароном, — сказал он тихо. — Это значит, что ваш отец…

— Да, он мёртв. Как и старший брат. Обе мои сестры замужем, матушка тоже нашла нового супруга. И, похоже, удачно. Первая сестра и матушка живут на Севере, в поместьях своих мужей. Вторая сестра осталась в родовом замке, управляет баронством по моей доверенности. Причём делает это гораздо лучше, чем получилось бы у меня. — Я усмехнулся. — Когда обстоятельства вынудили сестру отложить в сторону сентиментальные романы и заняться изучением бухгалтерских книг, вдруг обнаружилось, что она обладает превосходными деловыми способностями и виртуозным умением ладить с арендаторами. — Тут я сообразил, что обсуждаю семейные дела с незнакомцем, которому всё это глубоко безразлично. — Извините, я выбрал столь скучную тему для беседы.

— Нормальная тема, — ответил драйгиан. — Я тоже младший сын в семье, но все мои старшие братья живы, и поэтому единственным способом не сдохнуть с голода стало для меня орденское посвящение.

Я прикусил губу, чтобы спрятать улыбку. Драйгиан посмотрел вопросительно и немного обиженно. Ой, чёрт, крылатики же видят все наши чувства! Это не телепатия, а как там говорил Альд? Эмо… Пемо… Нет, не то… О, вспомнил — эмпатия. А ещё Альд говорил, что для эмпатов и телепатов особое значение приобретают слова, которые сказаны вслух.

Только захочет ли меня слушать мой нечаянный собеседник?

Драйгиан кивнул, улыбнулся чуть смущённо и поощрительно. Что ж, попробую объяснить.

— Пусть я и родился аристократом, но моим лучшим другом стал сын поселкового сапожника, а сам сапожник был мне и учителем, и духовником, которому я исповедовался чаще, чем замковому священнику. Поэтому на жизнь я смотрю не как барон, и не как сапожник. Я стал и тем, и другим одновременно. Или нет… Я стал драконьером, сударь.

Драйгиан слегка поёжился. Я сказал, чтобы снять неловкость:

— Мы говорили о судьбе младших сыновей в благородных семьях… Знаете, когда кто-нибудь из бедных родственников приходил к отцу выпрашивать вспомоществование, я не мог понять, почему он побирается вместо того, чтобы зарабатывать. Ведь и этот родственник, и его сыновья могли бы повесить на воротах своего дома объявление типа «Составляем и переписываем все виды деловых бумаг тремя уставными почерками». Ведь аристократов каллиграфии обучают в обязательном порядке, так почему не обратить её в источник дохода? Пусть особых богатств ею не заработаешь, но на прокорм и отопление хватит. Что касается жён и дочерей таких господ, то вместо того, чтобы без толку ковыряться иголкой в пяльцах, вышивая никому не нужные панно, которые всё равно сгниют в сундуке, лучше бы расшивали скатерти и камзолы.

— Но… — начал было драйгиан. Я перебил:

— Заходить в их дома было омерзительно. Всё семейство тумбами сидит у холодного камина и час за часом перебалтывает одни и те же сплетни о соседях, а в комнате грязюка, стены облупленные… Неужели так трудно привести жильё в порядок? Замазать глиной трещины, освежить известью стены, отмыть щёлоком полы и окна. Ведь при наличии некривых и неленивых рук на это требуются гроши, даже самые нищие ремесленники и посельчане содержат свои халупы в чистоте и порядке.

Я рассмеялся невесело:

— А с простолюдинами другая беда. Они почему-то не хотят становиться кем-то большим и лучшим, чем есть изначально. Вроде бы и мозги на месте и руки при деле, а толку от этого… Немного забогатеют и сразу начинают достатком хвастаться, причём по-глупому, — вместо того, чтобы приобрести для каждого члена семьи полный столовый набор, пусть и самый обычный, из простого фаянса и нержавейки, и научиться прилично вести себя за трапезой, они обзаводятся огромным раззолоченным блюдом. С которого затем руками хватают куски, чавкают и сопят не хуже свиней, а руки вытирают о скатерть. Одежда из дорогих тканей, а фасоны те же, что и у полевой робы, — бесформенные мешки, задача которых не украшать носителя, а защищать его от дождя и ветра. Разумнее было бы пошить одежду из ткани пусть дешевле, но зато придать ей хороший силуэт.

Драйгиан сосредоточенно рассматривал дно винной кружки.

— Если бы ваши родственники, — сказал он осторожно, — повесили на дверях дома объявление, что обучают благородному стилю и манерам как взрослых простолюдинов, так и их детей, то заработали бы гораздо больше, чем вышивкой и каллиграфией.

— Несомненно, — согласился я. — Только сумеете ли вы объяснить и тем, и другим, что это наилучшее для них решение?

Крылатик не ответил. Я налил ему вина.

Он поблагодарил кивком и улыбкой, затем бросил на меня настороженный взгляд из-под ресниц.

— Барон, — начал он ещё осторожней, — а другие драконьеры… Они думают так же, как и вы?

— Да. Мы иногда говорили на эту тему, и мнения наши совпадали.

Драйгиан кивнул.

— Если так, нам будет очень нелегко доказать инфанту свою полезность для Тарина.

— А вы думаете, что можете быть чем-то полезны? — изумился я.

— Но ведь вы согласились разделить со мной стол. Значит не считаете драйгианов совсем уж пустым местом.

— Вы хорошие воины, — признал я. — Смелые, расчётливые и непредсказуемые.

— И побеждённые, — зло сказал драйгиан. Глянул на меня испытующе: — Вам известно, полковник, что знамёна вашей дивизии разорваны на лоскуты и утоплены в отхожем месте?

— Странные места выбирает ваш Орден для своих торжеств — в окрестностях сортира. Или отхожую будочку с её пахучим содержимым вы привезли на парадную площадь?

— Но ведь вы тоже…

— Нет, — качнул я головой. — Никогда. Захваченные знамёна мы проносили через площадь склонёнными перед нашими победами, а после сжигали на краю площади. Дворники водой и мётлами прогоняли их пепельный тлен в решётки сточных канав. Но выволакивать наружу содержимое сточной канавы только для того, чтобы показать свою власть над куском ткани, пусть даже она именуется вражеским знаменем, было бы заурядной дуростью. А дураков среди драконьеров не бывает.

«Именно поэтому ты больше и не драконьер», — сказал я себе мысленно.

Драйгиан метнул на меня ещё один пронзительно-испытующий взгляд и опустил глаза.

— Вас как будто нисколько не огорчило уничтожение вашей дивизии, полковник.

— Твой Орден, крылатик, убил многих наших бойцов, но он бессилен уничтожить драконьерство. Дивизия очень быстро возродится, и её алые знамёна вновь будут танцевать на вольных таринских ветрах.

Драйгиан не ответил. Но и не ушёл. Я посмотрел на него с любопытством. Чёрные волосы до плеч, резкие и тонкие, но гармоничные черты лица, тёмно-зелёные глаза. Одежда простолюдинская, причём не подражательная, а настоящая. Только вот сапожки не в тон — из тонкой тиснёной кожи, с изящной отстрочкой.

Так, стоп. Узор отстрочки. У драйгианов он просто так не вышивается. Знак ясеня, стрела, опять ясень и сокол.

— Ты из первой линии рода графов Иллара, — сказал я. — Ты Иллардин.

Драйгиан дёрнулся, посмотрел на меня испуганно и ошеломлённо.

— Когда переодеваешься, — наставительно сказал я, — обувь тоже надо менять.

Тот покраснел и спрятал ноги под стол.

— Так ты штабист, — понял я. — Боевые орденцы более опытны в переодеваниях.

Крылатик покраснел ещё больше. Мне стало смешно.

— Без хорошей штабной подготовки драконьеры не одержали бы ни одну из побед. Надеюсь, трёпки, которые мы пять лет подряд задавали вашим воякам, научили их ценить советы штабистов.

Иллардин вспыхнул уже от гнева, но промолчал — в Ордене бытует нелепая мысль, что с победителями не спорят.

— Ох, и молодой ты ещё, Иллардин, — вздохнул я. — Пацан.

— Да ты… — вскочил крылатик. — А ты… Тебе самому всего лишь двадцать пять! И ты смертный.

— Это ты так оскорбить меня решил? Господи, детка, ты даже ругаться и то не научился, — засмеялся я. Мгновением спустя смех перешёл в рыдание.

Иллардин схватил меня за плечо и увёл-утащил куда-то за трактир, в некое подобие парка и усадил на скамью.

— Здесь никто не увидит, — сказал он.

Усилием воли я унял истерику.

— Извини, — сказал драйгиану.

Тот кивнул, деликатно отвернулся. Получалось так, что я не один в своих тоске и отчаянии, но в тоже время и не обременён вниманием докучливого свидетеля. Интересный поворот знакомства. Я посмотрел на Иллардина внимательней. Что-то слишком он сообразителен для юного орденца. Куда вероятнее, что это опытный и матёрый штабист-разведчик играет роль мальчишки. Юношеский облик драйгианы сохраняют всю свою почти бесконечную жизнь, так что на самом деле моему собеседнику может быть и восемнадцать лет, и тысячу восемьсот. Хотя, ему, скорее всего, лет четыреста-четыреста пятьдесят, не больше.

В штабах Крылатого Ордена немало Илларов всех линий, от первой до четвёртой, которые, если разобраться, уже почти и не родственники главе семейства. Знать всех членов их обширной и знаменитой фамилии невозможно, но вот именно об этом Илларыше я, кажется, слышал.

— Тир-ней-Милг Иллардин, — сказал я. — Начальник разведки Камисского военного округа и командор Ордена.

— Я ждал, что ты догадаешься, — ответил Милг. — Только не думал, что так быстро.

— И зачем этот театр?

— Мне нужна помощь. А драконьеры почему-то больше склонны покровительствовать новичкам, нежели поддерживать опытных воинов.

Я хмыкнул.

— Ну конечно, когда старослужащие почём зря прессуют молодых, вместо того, чтобы помочь им стать умелыми и отважными воинами, это куда как надёжно укрепляет боеспособность любого армейского подразделения.

Командор многажды битого Ордена промолчал.

— Тебе чего надо? — спросил я.

— Чтобы ты попросил инфанта принять от Ордена присягу.

— Ну ты даёшь! Я, конечно же, предатель, но не настолько, чтобы пособничать заведомым убийцам Альда.

Милг сел передо мной на корточки, заглянул мне в лицо.

— Почему ты называешь себя предателем?

— А почему я называю вас убийцами, ты не спрашиваешь?

Командор дёрнулся как от боли и сказал тоскливо:

— Ордену понадобится немало времени, чтобы доказать новому государю свою полезность и верность.

— Государю? — не понял я.

Милг кивнул.

— Месяца через три, самое позднее через полгода, когда в Тарине и соседних государствах привыкнут называть Альда инфантом и наследником престола, император отдаст ему корону. Так что истинный государь — это Альд, а не император.

— Вы так глубоко верите в благодатность Всевечной Звезды? — поразился я.

Драйгиан посмотрел мне в глаза.

— Да, — сказал он. — Верим. Этот камень хранил нас от начала времён. Его бессильно было уничтожить даже проклятие небес, которое дотла сожгло нашу землю. Всевечная Звезда — единственное, что нам удалось привезти сюда. В этом камне душа нашего народа. Кто владеет им, владеет и драйгианами. Так что ты можешь не бояться за жизнь государя. Альд разбудил Всевечную Звезду, вернул нам её свет. За это он может требовать от нас всё, что угодно, и получит желаемое. Мы будем верны нашему владыке. Лучшие воины драйгианов — Крылатый Орден — сумеет защитить Альда не только от происков зарубежных врагов, но и от коварства императора.

— А почему Всевечная Звезда погасла? — осторожно спросил я. — Почему она заснула?

— Не знаю, — опустил голову Милг. — Но с того дня Орден стал у всех вызывать лишь ненависть.

— Ага, как же, — хмыкнул я. — А не наоборот ли дело было? Всевечная Звезда в спячку впала от стыда за ваши гнусные делишки. Сил у неё уже не было на всё это смотреть.

— Государь вернул свет Всевечной Звезды, — возразил драйгиан. — Это означает прощение. Хотя пока и не полное. Но мы сможем доказать, что нужны государю и полезны Тарину.

— В Рассветном заливе вы свою полезность куда как убедительно доказали. Странный способ заботиться о благе Тарина — уничтожать защитников его границ.

Милг вскочил, глухо зарычал.

— Император, будь он проклят в жизни и посмертии! Тарин мог бы стать воистину великой державой, если бы не этот венценосный ублюдок. Да и его предшественник… — Милг отвернулся, ударил кулаком по дереву. — Если бы император был хотя бы последователен в своей глупости. Так нет же! Сначала он требует от Ордена установить по всей стране кордоны, чтобы ужесточить контроль за таринцами. Но едва возмущенный такими утеснениями народподнимает широкомасштабный бунт, как император заключает союз с мятежниками против Ордена, даёт вождям повстанцев титулы аристократов, зачисляет их боевые группы в имперскую армию. Вон, твой Альд полковником стал. Затем император вновь начинает заигрывать с Орденом, обещает нам всяческие привилегии за ликвидацию мятежников и в первую очередь — драконьеров.

— Это всё понятно, — хмыкнул я. — Но Рассветный залив…

Милг подошёл ко мне, сел на корточки.

— Николас Вардеж, полковник драконьерского войска и барон Тарина, послушай то, что я тебе скажу, и требуй любых клятв в подтверждение, если не поверишь просто словам.

Мне перехватило горло — такая серьёзность и решимость была в его голосе.

Дальше драйгиан говорил тихо, едва слышно, но я всё равно отчётливо разбирал каждое его слово:

— Наша земля сгорела. Мы осиротели, словно дети, потерявшие мать. Но земля Тарина стала нашей новой матерью, столь же приветливой и щедрой на ласку, как и первая. И тогда мы поклялись вечно защищать Тарин от врагов внешних и внутренних. Со временем мы даже стали правителями для людей Тарина. Пусть не всегда хорошими, особенно в последние полтораста лет. Бесчинств и злоупотреблений допущено сверх меры, тут я спорить не буду. Но клятву о защите границ государства мы всегда держали честно и доблестно. Ты согласен с этим, Николас Вардеж, полковник драконьерского войска и барон Тарина?

— Да, — сказал я. — За все одиннадцать веков ни один враг не ступил на землю Тарина дальше приграничной полосы.

Милг кивнул.

— Ты знаешь, Никс, я даже в чём-то понимаю островитян. Земли у них мало, народу много, всем не прокормиться, кто-то обязательно должен отселиться в другие края. Но почему они не попросятся на жительство в Тарин по-хорошему, как в своё время это сделали драйгианы? В Тарине немало пустых земель, где жизненно необходимы поселенцы. И если не император, так гроссмейстер нашего Ордена помог бы им обустроиться, дал денег на обзаведение, налоговые льготы. Однако вместо этого островитяне приходят как враги, хотят отобрать наши земли, убивают наших людей. Нет, так нельзя…

— Всё правильно, — сказал я. — Согласен. Только ты говорил о Рассветном заливе.

Милг зарычал. Рык тут же сменился стоном.

— Мы Орден воинов, а не банда наёмных убийц, — горько проговорил он. — Мы хранители Тарина, а не рабы императора. Но всё не так просто. Наша магия… Она — наша сила и наше оружие, и в то же время, если знать, как за неё взяться, магия может стать нашими оковами и плетью в руках хозяина. Та клятва, которую мы когда-то дали предкам императора… Я не знаю, кто надоумил старого жирного осла так её извратить, сам бы он по врождённому скудоумию никогда не сообразил… Но что случилось, то случилось. Император получил возможность отдать Ордену необсуждаемый и ненарушаемый приказ. Расплатой за неповиновение всего лишь одного из наших рыцарей стала бы долгая и мучительная смерть не только всех орденцов, сколько их есть, но и всех наших родственников, включая женщин и детей.

Я отшатнулся, вжимаясь спиной в плашки скамейки.

— Нет. Император у нас сволочь, но даже для него такое чересчур.

— Однако приказ был. Как и полное искажение клятвы.

— Только вот кто начал её искажать первым — Орден или императоры? Крылатые сами перешли границы собственной присяги и получили именно то, к чему стремились — позор и проклятие.

Милг посмотрел на меня.

— Наш новый государь и владыка Всевечной Звезды не уничтожил Орден. Хотя и мог сделать это всего лишь за несколько часов.

Я опустил глаза. Немного помолчал и спросил тоном извинения:

— Что приказал вам император властью искажённой клятвы?

— Ты ведь и сам давно догадался, Николас Вардеж, полковник драконьерского войска и барон Тарина. Он приказал нам не вмешиваться в бой с островитянами до тех пор, пока они полностью не уничтожат драконьеров. Ежели, вопреки надеждам и расчётам императора, хоть сколько-нибудь драконьеров уцелеет… Да ты ведь и сам знаешь, что мы должны были тогда сделать. И всё же две ваших роты смогли уйти. — Орденец осторожно прикоснулся к моей руке. — Я не буду лгать тебе, Никс. Мы хотели уничтожить драконьеров. Но, господь мне свидетель, не такой ценой. Мы воины, Никс, и хотели побеждать как воины. То, что заставил нас сделать император, осквернило Орден.

Я закрыл глаза. Не хочу вспоминать то, что было дальше.

Но спрятаться от воспоминаний невозможно даже во тьме собственной души.

Спасти от бойни в Рассветном заливе удалось немногих. В основном самых молодых, — те, кто постарше и поопытнее остались прикрывать отход.

А командиров — генерала и пятерых полковников — орденцы всё же взяли в плен.

+ + +

Нас заперли в одном из подвалов ратуши. Почему-то всех вместе, хотя обычно орденцы предпочитали сразу распихивать пленников по камерам-одиночкам.

Комдив плакал, не стесняясь подчинённых. Виртан Эльге, Стальной герцог, Твердыня Тарина, сейчас он сходил с ума от отчаяния и безнадёжности.

Альд осторожно сжал ему плечи.

— Ещё ничего не закончилось, командир. Мы живы. А значит, можем побеждать.

— Ты обещаешь? — тихо спросил Виртан. Высокий могутный человечище, опытнейший военачальник сорока пяти лет от роду, смотрел на тощего и неуклюжего двадцатидвухлетнего сопляка как заблудившийся ребёнок на лесничего — с надеждой и опасением.

— Обещаю, — твёрдо ответил Альд. — Мы будем сражаться. И побеждать.

Они превосходно сработались, предводитель одной из мятежных группировок и присяжный имперский генерал.

Виртан учился у Альда искусству драконьера, мятежник постигал у генерала секреты военного мастерства.

— Немало ребят успело уйти, — сказал я.

— Да, — улыбнулся Альд. — Драконьеры остались. Значит не исчезнет и драконьерство.

— Ребята слишком молоды и неопытны, — возразил Виртан. — Почти сплошные новички. Без поддержки они сломаются.

— Значит мы дадим им поддержку, — ответил Альд.

— Как? Мы же в плену!

— Значит сбежим из плена.

— Это невозможно!

— Значит ещё раз совершим невозможное. Драконьерам к этому не привыкать.

— Да перестань ты то и дело «значить»! — закричал взбешённый Виртан.

— Не могу. Ведь я же драконьер.

Виртан посмотрел на него с растерянностью и изумлением. Осмыслил двузначность сказанного. Медленно кивнул.

— Ты прав, Альд. Прав.

— Прорвёмся, командир.

— А вот это уже нет, Альд. Командир отныне ты. Я научил тебя всему, что знал о войне и управлении людьми. Теперь твоё время взять дивизию и превзойти меня в победах.

Альд неуверенно оглянулся на других полковников. Мы кивками подтвердили решение генерала.

— Что ж… — ответил Альд. — Если так, то будем воевать дальше. Этот бой завершится нашей победой. Как и последующие.

Он подошёл к двери и заколотил в неё кулаком.

— Чего тебе? — спросил караульный.

— Передай по начальству, что я хочу поговорить о сопряжении Восьмивратных Ключей.

Орденец посмотрел на него оторопело. Восьмивратные Ключи — это восемь сориентированных строго по сторонам света штырей-опор, на которых лежит Всевечная Звезда. О том, что они как-то должны сопрягаться, караульный явно никогда не слышал.

Я тоже, хотя прочёл немало книг и свитков о Звезде перед тем, как дивизию перебросили на юг. Жить в Камисе и ничего не знать о главной здешней святыне было бы глупо.

Но Альд — это Альд. Вполне возможно, что он действительно узнал о Всевечной Звезде нечто, доселе неведомое даже Крылатому Ордену.

Караульный пришёл к тем же выводам. Он обещал доложить немедленно.

Едва дверь нашей камеры закрылась, генерал схватил Альда за плечо и затряс его как грушу.

— Ты что затеял? Какое ещё сопряжение? Ты хочешь купить у них наши жизни за неведомую Ордену тайну? А ты не подумал, что драконьерам незнание Крылатыми важной тайны будет гораздо полезнее, нежели шкуры одного генерала и пятерых полковников?

Альд негромко рассмеялся.

— Если бы речь шла достойной внимания тайне, то да, возможно, наши жизни и стали бы вполне приемлемой ценой за неё. Пока же здесь единственная тайна в том, что никому неведомо, зачем надо сопрягать подпорки, которые и без того прекрасно держали камень не одно столетие, и будут держать ещё столько же. Однако орденцы уже достаточно обленились мыслью, чтобы не задумываться о такой несообразности, но в то же время ещё не утратили должной меры любопытства, и поэтому идеей сопряжения заинтересуются вплотную. Так что надо срочно придумать убедительную историйку, которая сможет посильнее распалить их любопытство, не давая при этом ни малейшего повода задуматься о смысле и целесообразности моих слов.

Генерал оторопел не хуже караульного.

— Ты хочешь им, вот так, ни за чих бараний, туфту впарить?! — охнул он.

Альд улыбнулся казарменному жаргону и кивнул. Генерал выругался по-фельдфебельски.

— Орденцы не идиоты! Когда они всё поймут…

— Когда они поймут действительно всё, — перебил генерала Альд, — вы будете уже далеко от Камиса. Тайну сопряжения Восьмивратных Ключей я крылатикам просто так не отдам.

— А как же ты? — закричал я в ужасе.

— А я попробую разбудить Всевечную Звезду.

— Ты с ума сошёл! — охнул я.

— То же самое ты говорил, когда я предложил приручить дракона.

— Ты сошёл с ума… — повторил я. — Ты хоть понимаешь, что сделают с тобой их палачи?!

— Ничего не сделают. Вряд ли орденцы решатся казнить того, кто разбудит Звезду. На это даже их подлости не хватит.

— Но…

— Всё будет хорошо, Никс. Я видел Звезду, читал о ней. Это не просто камень. В нём на самом деле есть что-то живое. А если так, оно может спать. А значит, может быть и разбужено.

Я не ответил. Сердце сжималась от страха и боли. Альд всегда был падким на лихие авантюры, и ему везло в них. Но то, что он затевал сейчас, было безумием. Безнадёжностью.

Альд ставил нам боевые задачи — собрать уцелевших драконьеров, распределить на взводы, затем доукомплектовать каждый из них новичками до состава роты и обучать драконьерскому мастерству. И сражаться дальше до тех пор, пока последний возчик мусора не получит равных прав действия с рыцарями Крылатого Ордена.

Я не вникал в слова. Мне хватало голоса Альда, сияния его жемчужных глаз. Смотреть на него, слушать его было одновременно и сладко, и больно. Я был уверен, что скоро потеряю брата навсегда.

И я не ошибся. Предчувствия не обманули. Брата я действительно потерял. Только не из-за его кажущегося безрассудства, которое, как и всегда, обернулось победой.

Я лишился Альда из-за своего предательства.

+ + +

Мои руки накрыли чьи-то тёплые ладони, пожали ободряюще.

— Никс… — тихо позвал меня крылатик. — Николас…

Я открыл глаза. Милг несмело мне улыбнулся, открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут вдруг поперхнулся собственным словом и выпалил не то, что надо было проговорить, а то, что лежало на сердце:

— Как вы решились на это? Всего лишь одна дивизия против целой армии…

В первое мгновения я не понял, о чём это он. Но тут же сообразил, что о битве в Рассветном заливе.

— Присяга, Милг. Ведь мы поклялись защищать людей и земли Тарина. Мы не могли допустить, чтобы его границы переступили те, кто нёс им зло. Мы клялись защищать… И нам хватило сил сохранить верность клятве.

Орденец встал, отошёл в сторону, отвернулся.

Я спросил:

— Так чего ты хотел от меня на самом деле?

— Того, о чём сказал сразу. Чтобы ты уговорил государя принять присягу Ордена. Пробуждение Всевечной Звезды разрушило прежние наши клятвы и обязательства. Теперь Орден вновь сам может распоряжаться своей силой и магией. Мы решили отдать их тому, кто вернул нашему народу свет Всевечной Звезды. — Милг посмотрел на меня. — Я не знаю, почему гроссмейстер поручил этот разговор именно мне. Но я говорил искренне и честно, ничего не утаивая.

— С чего гроссмейстер взял, что я вообще могу быть посредником?

Милг посмотрел на меня с удивлением.

— Ты брат государя.

— Я брат его жены. Причём покойной жены. Альд овдовел год назад.

— Но ты всё равно остался ближайшим его другом и советником, — возразил орденец.

— Уже нет. Я предатель. Альд никогда больше не заговорит со мной. В таких вещах он не знает компромиссов.

— Почему предатель?! — воскликнул Милг.

— Вы ведь были на Ратушной площади, командор, и сами всё видели.

— Именно потому, что был, я ничего и не понимаю. Почему государь так с тобой говорил?

— А как ему надо ещё было говорить с предателем?

— Нет, — покачал головой Милг. — Я не понимаю. Ты ведь пришёл на площадь, чтобы разделить с Альдом его судьбу.

— Тогда как должен был продолжить его дело, которое Альду было гораздо важнее собственной судьбы и жизни. Которое я клялся хранить и поддерживать во чтобы то ни стало. А как только пришло время подтвердить клятву поступком, я отрёкся от неё в угоду собственной трусости и глупости. Господи, я пришёл на площадь, чтобы умереть вместе с Альдом! Я пожелал ему смерти.

+ + +

— Спасибо на добром слове, — усмехнулся Альд. Плечи ему повело дрожью. — Вот от кого, от кого, но от тебя я такого не ждал.

— Альд… — прошептал я. — Не надо, Альд.

Я хотел разделить с ним орденской эшафот, чтобы забрать себе всю боль его мучений, и тогда бы смерть Альда стала быстрой и лёгкой как сон. А я… Что ж, от судьбы не уйдёшь. Здешний палач всего лишь завершит то, что не успели закончить его коллеги из Таурумской крепости. И это совсем не так страшно, как звучит. Ведь сейчас я точно знаю, что у меня будет смерть. В Тауруме же о ней невозможно было даже мечтать.

— Я останусь с тобой, Альд, — сказал я вслух.

— Для чего? — жёстко спросил он. — И в качестве кого ты хочешь остаться?

Я не знал, что ответить. Но Альд догадался сам.

— Ты не веришь, что я разбужу душу Всевечной Звезды, — сказал он. — Ты считаешь меня глупцом, слабаком и трусом.

— Нет! — закричал я.

— Да, — твёрдо ответил Альд. Жемчужные глаза превратились в пронзительно-белые, обжигающе-холодные льдинки. — Я для тебя всего лишь глупец, дурак и трус, полнейшая и законченная никчёмность. Будь это иначе, ты бы пришёл сюда делить со мной не смерть, а победу.

— Альд, не надо, прошу тебя… Всё не так.

— А как?

Я не ответил. Не нашёл слов.

— Уходи, — велел Альд. — Ты предатель. Я не хочу тебя больше знать. Никогда. Ты свободен от всех твоих кляв и обязательств. Орденцы тебя не тронут. Уходи.

Кто-то из крылатиков схватил меня за плечо, заставил встать в их строй. Я не спорил. Мне было всё равно. Я видел только Альда, лишь его голос слышал.

Он подошёл к водружённому посреди площади камню, осторожно прикоснулся к нему кончиками пальцев. И тут же погладил смелее, ласковей, наклонился к камню, стал говорить ему что-то приветливое и нежное, согревать своим дыханием.

Бессмысленная, безнадёжная попытка… Разве так можно наполнить теплом холодную, как сама смерть, каменюку величиной с голову крупного тура?

Но белизна камня вдруг потеплела, засияла тем же мягким жемчужным светом, что и глаза Альда. А спустя несколько мгновений Всевечная Звезда засверкала яркими многоцветными бликами, залучилась приветливым жаром, словно весеннее солнце. Она стала… живой. И всё многоцветие и тепло своей жизни она делила с Альдом.

Альд засмеялся, поймал в сложенные жменёй ладони цветные негорючие искры, бросил их в толпу горожан.

Орденцы один за другим стали опускаться на колени, склоняли головы. Вслед за ними и горожане стали приветствовать Альда как владыку.

Он растерялся и возмутился, — у драконьеров коленопреклонение считается одинаково оскорбительным для обеих сторон.

Дальнейшего я уже не видел, ушёл.

+ + +

Милг опять сидел передо мной на корточках, пытался заглянуть в глаза.

— Оставь, — сказал я. — Ты ведь уже понял, что как посредник я бесполезен.

— Государь спрашивал о тебе.

— Что?! — вскочил я.

— Ему нужно было знать, всё ли в порядке с тобой и твоими делами.

— Нет у меня никаких дел, — горько ответил я, опять сел на скамейку.

— Так может быть самое время ими обзавестись?

Мысль была новая. И весьма привлекательная.

— Пирожную лавку, например, открыть, — начал я перебирать возможности. — Или портняжную мастерскую. В Камисе никто не умеет шить кожаные штаны и куртки, тем более, если кожа будет драконья. А она будет. Это зверьё линяет четырежды в год, по сезонам, и для каждой линьки нужна своя выделка и обработка. Так что портняжество, пожалуй, подоходнее пирожной лавки будет.

— Ты говоришь как простородок! — возмутился Иллардин. — Подобные занятия недостойны дворянина!

Мне стало смешно.

— Зато пироги жрать да натягивать на задницу кожаные портки с фигурной отстрочкой занятия куда как достойные.

— Я не понимаю ваших слов, барон Вардеж.

— А я другое не понимаю, командор Иллардин. Почему честный труд для дворянина считается занятием позорным, зато проституция — самым что ни на есть подходящим?

— Что? — вскинулся графский потомок. — Какая проституция?

— Обыкновенная. Ногораздвигательня для женщин и задницеподставлятельная для мужчин. Хотя возможны и варианты, — для клиентов с фантазией поизщрённей.

— Я не понимаю, — холодно повторил Иллардин, высокомерно вздёрнул подбородок.

— Это лишь на улицах промышляют простокровки, — пояснил я. — Зато все многочисленные бордели во всех городах и весях Тарина укомплектованы по большей чести девушками и юношами именно благородной, а не плебейской крови. Причём, если простолюдинов для публичных домов нередко воруют, то благородные дамы и кавалеры нанимаются на этот промысел добровольно, потому что всё равно ничего другого, кроме как в постели кувыркаться, они не умеют.

— У вас столь обширные и глубокие познания бордельной жизни, — ядовито сказал Иллардин.

— Да, ничего, — охотно согласился я. — Если вам вдруг выпадет скучный вечер, могу подсказать пяток адресов, где его можно сделать очень весёлым за весьма умеренную цену.

Милг не ответил. Пылкое желание Иллардина дискутировать о том, какие занятия пристойны для дворянина, а какие — нет, угасло безвозвратно.

Я встал со скамейки. Как бы то ни было, а надо как-то определять себя. Если Альд… Если государь всё ещё не забыл меня, если моя жизнь хоть сколько-нибудь нужна ему и интересна, то надо позаботиться о том, чтобы она была достойна его взора… Внимания моего брата Альда. Я люблю его всей душой, он — единственная моя семья, и ничего с этим не поделать. Однако я предал его. С этим тоже ничего не поделать. Альд вернул мне клятвы. Все связи между нами исчезли.

Только вот Альд спрашивал обо мне. Неужели он готов простить? Но не просто так, разумеется. Я должен доказать свою полезность делу, которым сейчас живёт Альд. Поскольку же он стал государем Тарина, то и главной для него будет задача вернуть нашей империи право именоваться Великой не только с географической стороны.

Осталось определить свою роль в этой задаче.

Похоже, я оказался в одинаковом положении с Орденом. Только крылатики поняли это значительно раньше меня.

— Драконы… — сказал я вслух. — Император говорил что-то о питомниках, но больше для того, чтобы нам мозги запудрить, нежели для дела.

Драйгиан сглотнул.

— Инфант эту затею не забудет, — ответил он. — А значит, ему нужен будет кто-то, пригодный стать мастером и готовить учеников. О тебе же говорили как о хорошем драконьем лекаре.

— Лекарь я действительно неплохой, но у государя есть и получше. Это не то, что способно заинтересовать его настолько, чтобы терпеть меня как посредника на ваших переговорах.

— Мы не просим переговоров, а предлагаем присягу! — возмутился командор.

— В качестве ручателя вашей верности и полезности я государю интересен ещё меньше.

Милг смачно выругался, помянув мёртвые земли своей бывшей родины. Я посмотрел на него с интересом.

— Ваши заокеанские земли действительно так мертвы?

— Да.

— Но ведь прошло столько лет! Неужели никто за это время не захотел их возродить?

Драйгиан посмотрел на меня как на умалишённого.

— Никс, эти земли мертвы. Комета сожгла их навечно. Там отравлено всё — и почва, и вода, и даже воздух!

— И всё же надо проверить их пригодность к возрождению. За столько лет отрава давно могла выветриться. — Сам не знаю почему, но идея всесторонне изучить мёртвые земли захватила, мне захотелось составить подробные карты их поверхностей, пещер и полезных ископаемых.

— Каким же образом, если не секрет, ты намерен исследовать мёртвые земли? — ехидно поинтересовался Милг.

— При помощи драконов. Их кровь — наилучшее противоядие, одежда из их шкур защитит как от жары, так и от холода, а сами драконы достаточно сообразительны, чтобы подстраховать хозяина так, чтобы тот не погиб от собственной глупости. В этом плане они гораздо надёжнее лошадей или собак.

Милг только вздохнул и заговорил медленно и мягко, как с маленьким ребёнком:

— Те несчастные, которые вынуждены были пережидать бурю в заливах и бухтах мёртвых земель, после по нескольку месяцев не могли спокойно спать из-за кошмаров.

— Сколько в этих кошмарах было от буйного воображения упомянутых тобой несчастных, а сколько — от влияния мёртвых земель?

— Никс… Зачем тебе мёртвые земли?

Я хмыкнул.

— Они принадлежат драйгианам. Большинство драйгианов объединено в Крылатый Орден, который является вассалом Тарина. Следовательно, их земли являются частью империи. Это Тарин Заокеанский, и было бы бесхозяйственно позволить этим огромным угодьями пустовать и дальше. Их давно уже следует возродить и заселить.

Орденец опустил глаза.

— Это невозможно, Никс. Никому. Ни драйгианам, ни человекам, ни даже Морскому Народу. Мёртвые земли Тарина Заокеанского потеряны навсегда.

— Только не для драконьеров, — заверил я. — Мы уже столько невозможного сделали возможным… Начиная с того же приручения и выездки драконов.

Милг только головой покачал.

— Да ты ведь тоже дракон! — сообразил я. — Орден может участвовать в разведке новых земель вместе с драконьерами.

Драйгиан чуть слышно застонал. Он наконец-таки осознал, что о разведке и возрождении мёртвых земель Тарина Заокеанского я говорил всерьёз.

— Никс, ты сошёл с ума. Господь-вседержитель, да такое не пришло бы в голову даже пьяному гоблину! Никс, послушай меня, Никс… Да прекрати ты ржать, идиот! Это же не анекдоты…

А мне вдруг стало не только смешно, но и легко на сердце. Всё было как в далёком детстве. Раньше такое часто случалось — старший брат повздорит с Альдом, просит меня их помирить, и я начинаю придумывать для нас троих приключение поувлекательнее, такое, чтобы Альд забыл мимолётную обиду, а его белёсые глаза засияли от азарта, превращаясь в прекрасный мерцающий жемчуг. Брат ругает меня за безрассудство, но понимает, что никуда не денется, заавантюрится с нами как миленький, причём успешно.

Что же касается нашей нынешней размолвки с Альдом, то и это поправимо. Интересное приключение для моего друга, брата и государя я уже придумал.

И клянусь небом, я дракона под хвост поцелую, если Альд на него не поведётся!

Оглавление

Граница верности (Повесть, написанная в подарок маме на день рождения)