КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Полуночный маскарад [Ширли Басби] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ширли Басби Полуночный маскарад

ЧАСТЬ I. МАСКАРАД

Глава 1

Обычно Мелисса Сеймур искала уединения в библиотеке Уиллоуглена, но не в это солнечное утро весны 1814 года. По прихоти дядюшки Джоша ей пришлось оказаться в центре неприятной сцены, что ужасно ее рассердило. Но если уж Джош Манчестер решил что-то высказать, он это непременно сделает.

Бросив быстрый взгляд на дядю, стоявшего в другом конце комнаты и всем своим видом выражавшего протест, на его гневно пылающее лицо над белым галстуком, она вздохнула. Мелисса любила дядю Джоша, по-американски энергичного и жизнерадостного, и они с братом всегда ждали его приездов; любили они и его жену, тетю Салли, единственную сестру их покойного отца, но теперь…

— Ну, Лисса? — строго спросил Джош. — Что это я слышу? — И, не ожидая ответа, продолжал:

— Я не поверил собственным ушам, когда один из моих самых старых и дорогих друзей, богатейший плантатор Верхней Луизианы, сказал, что ты отвергла предложение его сына Джона! — Разочарование и откровенное негодование сверкнули в его голубых глазах, а в голосе слышалось огорчение. Помолчав, Джош спросил девушку:

— Может, это какая-то ошибка? Не могла же ты вновь наплевать на столь заманчивое предложение?

Вопрос о замужестве Мелиссы, вернее, отказе от него, не был чем-то новым, и раньше Джош относился к нему снисходительно. «Но, к несчастью, — подумала Мелисса, — все изменилось: дядюшка перестал ее понимать». В конце концов, полагал он, разве каждая уважающая себя девушка не стремится выйти замуж? Разве не единственное предназначение женщины — воспитывать детей и ублажать мужа? Разве его собственные три дочери не вышли замуж за тех молодых людей, которых выбрал для них отец, и не стали заботливыми женами? Так почему же его красивая, веселая племянница не делает то же самое, особенно теперь, когда этот шаг мог бы спасти положение…

Мелисса снова вздохнула и не в первый раз пожалела, что ее дед оставил эту проклятую доверенность на управление имуществом, связавшую их в такой тесный запутанный клубок. И еще эта глупая война с Англией, расстроившая корабельные дела Джоша.

Но Мелисса не тратила много времени на размышления о войне между Англией и Соединенными Штатами, начавшейся в 1812 году, о ее глупости и бессмыслице: у нее были проблемы поважнее. В данный момент она хотела бы понять, чего ради ее дед решил увязать долю наследства Салли с долей их с братом воедино.

Дед Мелиссы, Джефри Сеймур, умер и был оплакан пятнадцать лет тому назад. После себя он оставил хорошее состояние для Салли: Мелисса и Захарий были еще детьми. Салли удачно вышла замуж за весьма преуспевающего Джоша Манчестера, и никто особенно не нуждался в большой сумме денег, благоразумно отложенной Джефри на далекое будущее.

Но прошли эти пятнадцать лет, и, хотя Салли по-прежнему состояла в счастливом браке с Джошем, многое изменилось с тех пор. Мелиссе исполнилось уже двадцать два года, Захарию девятнадцать, он уже не был ребенком, хотя сестра частенько размышляла о том, что характер у брата нелегкий. Но самая большая перемена произошла с Уиллоугленом и плантациями на крутом берегу Миссисипи, близ небольшого городка Батон-Ружа в Верхней Луизиане, заложенными прадедом Мелиссы еще в 1763 году.

«Кто тогда мог подумать, что ее горячо любимый отец окажется столь расточительным и настолько опрометчивым и бездумным, — печально думала Мелисса, — что после его смерти, последовавшей восемнадцать месяцев назад, вместо процветающего имения он оставит двум детям в наследство истощенные земли и долги? Кто мог предположить, что трезвый и расчетливый Джош так поведет свои дела, как он повел их, и что два неурожайных года приведут к тому, что Манчестеры окажутся на мели, а деньги, оставленные дедом, станут так необходимы?»

Но Мелиссе вовсе не хотелось платить такую цену: она упрямо напомнила себе, что нынешнее финансовое положение Манчестеров — не ее вина и следствие не ее неудачи. Джош Манчестер не должен посягать на их с Захарием наследство. Пока тетя Салли льет слезы из-за того, что элегантную гостиную Манчестеров в Дубовой Лощине не удастся обновить до женитьбы Даниэля, их младшего сына, намеченной на ноябрь, Мелиссе и Захарию предстояло подумать о том, чем прокормить их преданных слуг и как сохранить животных в случае неурожая. Что до роскоши… Мелисса грустно усмехнулась. Она и Зак почитали за счастье, что у них есть собственный дом, а многие из долгов Хью уже оплачены. Остались последние кредиторы, доставлявшие Мелиссе немалое беспокойство.

Девушка посмотрела на свое старое выцветшее платье и подумала о сундуке, набитом шелками и кружевами, купленными тетей Салли совсем недавно за большие деньги в Нью-Орлеане. И впрямь трудно поверить, что Манчестеры в таком уж стесненном положении. Неплохо, если бы тетя Салли была немного экономней.

Мелисса молчала, и Джош нахмурился, потом со злостью выпалил:

— Тебе что, нечего сказать? И ты не собираешься мне ничего объяснять?

Гневные огоньки зажглись в золотисто-карих глазах девушки, и Мелисса с яростью взглянула на дядю, прежде чем ответить:

— Мы уже достаточно спорили об этом, дядя Джош, и я снова повторяю вам: я не хочу выходить замуж! — Уперев руки в бока, она резко добавила:

— И уж, конечно, не по вашей с тетей Салли указке!

Джош еще сохранил способность краснеть, его нельзя было назвать неразумным человеком, а слово «тиран» не подходило для веселого Джоша Манчестера. Он явно тяготился разговором, поскольку любил свою племянницу, и с большим удовольствием прекратил бы этот обмен язвительными репликами. Но всю жизнь у него были деньги, которые он с радостью тратил на своих обожаемых жену и детей, а теперь, когда ему почти шестьдесят, вдруг обнаружилось, что ситуация изменилась. Это глубоко ранило его: как же так — его жена не может обновить гостиную, а сам он не в состоянии купить породистую охотничью собаку, о которой мечтает его сын? Его просто выводило из себя, что он больше не может позволить себе делать дорогие подарки своим замужним дочерям. И все вернулось бы на круги своя, если бы… Если бы только Мелисса согласилась выйти замуж!

С неудовольствием Джош посмотрел на девушку. Молодая и привлекательная: длинные каштановые локоны ниспадали на изящные плечи, глаза потрясающего цвета — золотистого топаза, ярко сверкающие из-под густых ресниц, черные дуги бровей подчеркивали миндалевидный разрез глаз. А ее маленький носик и полные, красивого рисунка, губы делали ее просто неотразимой. Ничего удивительного, что сыновья многих плантаторов из благополучных семей искали ее благосклонности. Конечно, Джош понимал, что наследство, которое отойдет Мелиссе, тоже немаловажно, но и без него она, бесспорно, притягательна для многих. Высокая, стройная, девушка двигалась с непринужденной грацией. Когда она улыбалась, большие глаза сияли и сердца многих мужчин начинали биться быстрее. Да, Джош был вынужден признать, что, когда племянница в ударе, она абсолютно неотразима.

Но сейчас она была в другом настроении. Яростные взгляды, которые она кидала на Джоша, заставляли его нервничать. Он всегда знал, чего ему ждать от своих покорных дочерей, как себя держать с ними. Но Мелисса… Он вздохнул. «Да, во всем виноват ее отец, — думал Джош мрачно. — Если бы Хью воспитывал ее должным образом! Мелиссе было десять лет, когда умерла ее мать, а Хью вырастил ее неуправляемой и дикой, как цыганка. Похоже, Хью наслаждался своенравием и непокорством дочери, совершенно не сдерживая ее порывы».

Список недостатков Хью-воспитателя мог быть бесконечным. Настроение Джоша совсем упало. Нравилось ему или нет, но Мелисса такая, какая есть, и он понимал, что слишком поздно пытаться сделать из нее леди. Но в одном дядюшка стоял на своем: Мелисса должна понять, что выйти замуж — это дело чести и что не только он и Салли выиграют от этого, но и она сама, и Захарий. «Кроме того, — подумал Джош с гневом, — если Лисса вскоре не выйдет замуж, ее станут называть старой девой!» Его собственные дочери вступили в брак до того, как им исполнилось двадцать лет, и ни одна нормальная женщина не захотела бы, подобно его племяннице, сидеть в девицах до двадцати двух!

Продолжая атаку, Джош начал было приводить новые аргументы в пользу замужества, когда вдруг дверь библиотеки распахнулась и грохнулась о стену. Удивленно обернувшись, Джош увидел на пороге молодого человека, неприязненно смотревшего на него. Захарий!

Сходство брата и сестры было явным, разве что жесткие черные волосы Захария и некоторые черты лица отличали его от Мелиссы. В девятнадцать лет он выглядел зрелым мужчиной: широкоплечий, с бронзовыми от загара руками, которые были видны из-под закатанных рукавов белой рубашки, с тяжелой челюстью и сердитым взглядом карих глаз. Джош внутренне вздрогнул:

Захарий явился спасать сестру. В нем было что-то грубоватое, первобытное, когда он вот так стоял в дверях, высокий, готовый ринуться в любой момент в атаку.

Коричневые бриджи обтягивали мускулистые ноги, соломинки прилипли к ним и к ботинкам: было ясно, что он явился прямо из конюшни.

Нахмурившись, он заявил с раздражением:

— Если вы снова ругаете Лиссу за то, что она не выходит за этого нахала Джона Ньюкомба, мне придется принять свои меры, дядя Джош! Я не позволю вам поднимать шум вокруг сестры!

Джош вспыхнул:

— Я никогда не поднимал шума вокруг твоей сестры!

В глазах Мелиссы запрыгали чертики, и она сладко пропела:

— А кто же тогда ко мне придирается, дядюшка?

Как бык, оказавшийся между двумя хищниками, Джош растерянно переводил взгляд с брата на сестру, потом гневно воскликнул:

— Не желаю разговаривать с вами в подобном тоне. Я вернусь завтра и посмотрю, способны ли вы рассуждать, как взрослые люди.

Захарий бесцеремонно расхохотался прямо дядюшке в лицо, и Мелисса с сожалением увидела, как Джош Манчестер повернулся и с чувством оскорбленного достоинства удалился: девушка ненавидела эти схватки, искренне любя его, и ей было трудно противиться его воле.

Плюхнувшись в одно из залатанных кожаных кресел и перекинув ногу через его подлокотник, Захарий сказал:

— И почему дед не мог оставить деньги Салли отдельно?

— Потому, — сухо ответила сестра, — что он не хотел, чтобы состояние было промотано, прежде чем тебе исполнится двадцать один год.

Брат посмотрел на нее:

— Или до тех пор, пока ты не выйдешь замуж, моя дорогая.

Мелисса поморщилась:

— Я знаю. И черт с ним. Если Джошу не повезло в его делах, а отец оказался таким неудачным плантатором… — Она махнула рукой.

Оба помрачнели. Два года — срок ожидания небольшой. И тогда деньги по закону станут их. Но если каждый день приходится думать, не рухнет ли крыша над головой, — то это слишком долго…

Мелисса тихо спросила:

— Как ты думаешь, мне следует принять предложение Джона Ньюкомба?

— Этой вороны? Да никогда, — взорвался Захарий. — Если ты не хочешь выходить замуж за какого-то парня, то тебя никто не заставит этого сделать. А его я просто не выношу, он…

Мелисса улыбнулась. Что бы она ни делала, Зак всегда был на ее стороне. Но иногда она думала: а в глубине сердца не хотел ли он сам, чтобы она вышла замуж? Конечно, ее замужество решило бы многие проблемы.

На какой-то миг девушка представила себе, что было бы, если бы это случилось. Дядя Джош и тетя Салли не станут больше смотреть на нее с упреком. Кредиторам будет заплачено. Они с Захарием смогут спокойно спать по ночам, зная, что Уиллоуглен в безопасности. Появятся деньги на слуг, на ремонт дома и всех хозяйственных построек…

Мелисса отвернулась от Захария и посмотрела в окно. Там виднелись конюшни, тянувшиеся от высоких дубов, беспорядочно растущих на большом участке, покрытом травой. Если бы с доверенностью все было в порядке, можно было бы построить новые конюшни, ее любимец, породистый гнедой жеребец, содержался бы в достойных условиях. В конце концов, разве не Фолли спасает их от полного разорения? Разве не победы молодого жеребца на соревнованиях в Вирджинии и Мэриленде в прошлом году спасли Уиллоуглен от продажи со всем имуществом, вплоть до наковальни?

Горько улыбнувшись, Мелисса вспомнила, как весной 1809 года, вопреки мудрым советам знатоков, Хью поехал в Англию покупать лошадей, взяв с собой шесть лучших кобыл, чтобы случить их с породистым жеребцом. Он мечтал возместить семье состояние, которое промотал, путем разведения в Уиллоуглене превосходных скаковых лошадей. Но, как и большинство планов Хью, его замысел не удался.

Многочисленные развлечения в Лондоне закружили его, и он растратил все деньги, с которыми приехал. Вернувшись в Луизиану, он не только не привез английских кобыл, которых собирался купить, но даже из своих племенных привез только одну. Это была лошадь Мелиссы, по кличке Мундаст, она происходила от Сан-Легер, победительницы 1795 года в Хамблтоне, и внука Эклепса, одного из самых замечательных жеребцов тех лет.

Мелисса и Захарий разделяли мечты отца и с волнением ждали его в Уиллоуглене, страстно желая увидеть новых лошадей, радуясь, что когда-нибудь их животные достигнут уровня известной английской чистой породы. Для них было настоящим ударом, когда они узнали, что результаты предприятия свелись к одному жеребенку, которого вынашивала Мундаст. К счастью, почти с самого рождения Фолли показал и скорость, и характер своих известных предков, а мечта Хью перестала казаться столь уж недосягаемой.

Тень сожаления набежала на лицо Мелиссы, из ее груди вырвался слабый вздох. Услышав его, Захарий ласково спросил:

— Ты что? Из-за чего переживаешь? Уж, конечно, не из-за стычки с дядей Джошем? Мелисса печально повернулась к нему.

— Нет, не из-за него, хотя мне совсем не нравится с ним спорить. Я просто думала об отце, и мне так захотелось, чтобы он был жив и увидел успехи Фолли! Он бы очень обрадовался его последней победе.

Гораздо менее сентиментальный, чем сестра, Захарий ехидно заметил:

— Будь благодарна, что он сохранил хоть несколько жалких лошадей и скот, а наш Уиллоуглен не пошел с аукциона. Хорошо, что отец заставил адвоката составить документы так, что вся живность принадлежит тебе, иначе мы сейчас тут бы не сидели. Животные — твоя собственность, и, слава Богу, они не могут быть проданы за его долги. Вот за это я страшно ему благодарен. — Захарий посмотрел на Мелиссу с кривой усмешкой. — Единственный раз в жизни наш отец поступил разумно. Уиллоуглен — это мое наследство, а Фолли и все животные — твое. Но он знал, что ничто на свете не заставит нас разделить это имущество.

Мелисса по-прежнему хранила молчание, и его улыбка исчезла. Захарий поднялся, пересек комнату и встал перед сестрой: в его голосе была слышна горячность.

— Лисса, если бы ты только знала, как я завидую твоим лошадям и прочей живности. Ведь ты не захочешь разделить наше наследство еще с кем-то? Ты оставишь Уиллоуглен? — Его губы скривились. — Хотя это было бы так естественно, — Бог знает, что может тебя здесь удержать.

Возмущенная словами брата. Мелисса побледнела.

— О, Зак! Не говори так! Мы поклялись, что осуществим мечту Хью, и мы это сделаем!

Успокоенный заявлением сестры, Захарий расслабился и, слегка оттолкнув ее, улыбнулся:

— Да, мы это сделаем, если кредиторы не помешают.

— Нет, почти всем заплачено, а тех, кто остался, я смогу уговорить подождать.

— И англичанина? — спросил Зак. Мелисса покраснела:

— Ты знаешь, у нас нет таких денег. Наше счастье, что он еще «не давит. Расписка Хью просрочена…

Речь шла об еще одном неприятном последствии путешествия Хью в Англию: расписке за проигранные в карты деньги. Двадцать пять тысяч долларов. Дети Хью узнали о ее существовании только через несколько месяцев после его смерти. Это был удар, который Захарий перенес хуже, чем Мелисса.

Мелисса вела хозяйство очень бережливо, и Захарий стыдился за себя — он мало чем мог помочь в денежных делах. Его юное лицо выражало смущение.

— Если бы нашелся какой-то выход с этой проклятой доверенностью! Ты все потеряешь, пытаясь спасти имение для меня!

Мелисса уже привыкла, что всегда начинался яростный спор, когда она, заработав хоть какие-то деньги, пыталась поддержать плантации, завещанные Заку, и спокойно сказала:

— Хорошо. Поместье может быть продано, но ведь это ужасно. Из Уиллоуглена мог бы получиться прекрасный конный завод. Неужели не ясно, что с помощью побед Фолли мы дотянем до окончания срока доверенности? Нам необходимо использовать любую возможность для общего блага.

Захарий невольно засмеялся:

— О, Лисса! Ты всегда умеешь так разумно объяснить! Если бы я когда-нибудь смог тебе отплатить за все! Может, и впрямь Уиллоуглен снова будет приносить прибыль?

— А разве ты сомневаешься? — тихо спросила Мелисса. — Неужели мы не сумеем этого добиться?

— Сумеем, — кивнул Захарий чуть смущенно. — Просто мне жаль, что тебе приходится тратить на меня свои деньги, — его лицо потемнело, — думать о том, что ты вынуждена выдерживать бой с дядей Джошем и тетей Салли, которые всяческими путями пытаются выдать тебя замуж за кого угодно.

Громко расхохотавшись, Мелисса сказала:

— Не за кого угодно. Только за богатого и из хорошей семьи. Кем они могли бы гордиться. Вдруг заинтересовавшись, Зак спросил:

— А сама ты хотела бы за кого-то выйти замуж? Я могу понять, почему ты отказываешь Джону Ньюкомбу, но есть и другие, получившие от тебя отказ.

Мелисса нетерпеливо вздохнула:

— Так трудно объяснить. Я сама не понимаю. Думаю, что просто еще никого не встретила, кто бы заставил меня чувствовать нечто подобное тому, что тетя Салли к дяде Джошу. Они обожают друг друга, и он для нее готов на все, да и она способна умереть за него. Мне хочется такой любви. Не просто теплых чувств, которые через несколько месяцев или лет испарятся, и останется только семья. Муж заведет в городе любовницу, а я буду каждый год рожать детей и обмениваться рецептами настоек с тетей Салли. — Вдруг смутившись, Мелисса покраснела и добавила:

— Я знаю, тебе смешно это слушать, но ты сам спросил.

Захарий обнял ее за плечи и улыбнулся:

— Хорошо, я все же надеюсь, что рано или поздно ты действительно влюбишься в достойного человека, богатого и порядочного.

Увидев возмущенный блеск в глазах сестры, Захарий широко улыбнулся:

— Ну ладно, ладно. И слова сказать нельзя. Давай, сестренка, пошли работать. — А если мы не хотим, чтобы стадо отвергнутых поклонников увеличивалось, надо что-то сделать с твоей внешностью. Даже я вижу, насколько ты соблазнительна.

У Мелиссы поднялось настроение от его шутки. Вместе с Захарием она, улыбаясь, вышла из комнаты, но некоторое время спустя, чистя Фолли, девушка вспомнила утренний спор. Положив голову на сильную шею коня, она принялась медленно перебирать пальцами его густую черную гриву.

— Может быть, я просто дурочка и зря жду этой «настоящей любви»? — спросила она тихо.

Фолли, казалось, понял, о чем хозяйка спрашивает его. Жеребец повернул к ней свою красивую голову и потерся о ее плечо. Мелисса улыбнулась, и на некоторое время печальные мысли оставили ее.

Она вышла из стойла и невольно оглянулась, любуясь высоким мощным телом гнедого жеребца. Красивое, хорошо сложенное животное на длинных стройных ногах; его шкура блестела, точно отполированное красное дерево, а грива и ноги были черные. Как будто чувствуя на себе взгляд Мелиссы, Фолли выгнул шею, красуясь перед хозяйкой.

Между ними была какая-то связь, и это понятно. Она присутствовала при его рождении, видела его первые попытки встать на тоненькие ноги. Мелисса учила его самым простым командам, и он всегда радостно выполнял все ее приказания. Другим Фолли тоже подчинялся — он был слишком деликатен, чтобы этого не делать, но тогда в его поведении не было такого желания доставить человеку удовольствие, которое проявлялось при выполнении команд своей хозяйки. Девушка отвечала ему такой же преданностью, порой удивляясь — неужели она любит коня больше, чем многих людей? И уж, конечно, Мелисса находила, что он гораздо лучше, чем вздыхатели, просившие ее руки.

Слегка поглаживая Фолли, девушка нахмурилась. Иногда ей приходило в голову, что она просто ненормальная: почему она, предпочитает компанию коня, а не мужчины? Почему не испытывает ни малейших чувств к Джону Ньюкомбу и некоторым другим молодым соседям, недвусмысленно выражавшим ей свою глубочайшую симпатию? Ей искренне нравился Джон Ньюкомб, ей было приятно, что его руки задерживались на ее теле, когда он помогал ей слезать с лошади или выйти из экипажа. Но девушка никогда не чувствовала желания испытать нечто более интимное; никто не возбудил в ней страстного желания укрыться с молодым человеком от глаз старших и разделить восторженные тайные поцелуи, о которых рассказали ей кузины, испытавшие, что такое любовь.

«Может быть, — думала она печально, — если бы Уиллоуглен был в безопасности и не было такой кучи дел, она бы обратила свои мысли в другую сторону. Но желала ли она, чтобы какой-то человек стал хозяином ее жизни, всего ее существа, контролировал бы ее поступки?»

Хью предоставил Мелиссе полную свободу, и даже если бы Захарий был старше ее, ему никогда бы не удалось запретить сестре делать то, что она хочет, или командовать ею, указывать, что можно, а чего нельзя; но что касается мужа… Девушка перевела дух — муж имеет на это право, и не только по отношению к ней, но и ко всему, чем она владеет. Как только она выйдет замуж, ее свобода улетучится, она перестанет быть хозяйкой своей жизни. Душой и телом она будет принадлежать мужу, хотя, впрочем, предполагается, что и он будет принадлежать ей.

Мелисса слабо улыбнулась. Найдется ли когда-нибудь человек, который понравится ей, кто безумно полюбит ее? Кто будет принадлежать ей и кому — она? Человек, который не захочет выпускать ее из своих объятий, разбудит в ней страсть и желание?

Такого она еще не встретила. А пока не найдет, она не собирается выходить замуж и не позволит дяде Джошу и тете Салли заставить ее выйти за нелюбимого лишь для того, чтобы тетя Салли смогла получить деньги по оставленной дедом доверенности. А если она никогда не встретит такого человека? Плохо ли это? Мелисса подумала, что, пожалуй, нет, ее устраивает ее жизнь. Что касается любви — это, возможно, выдумка, хотя замужество без взаимных чувств — сплошной ад.

Глава 2

Доминик Слэйд, навестивший своего брата Моргана в гостеприимном Шато Сент-Андре, что в нескольких милях к югу от Нью-Орлеана, целиком бы согласился с рассуждениями Мелиссы о любви. Он согласился бы и с ее оценкой брака! Это, считал он, ловушка, в которую он ни за что не попадет, сколь бы искусно ни была насажена приманка.

Доминик не был против брака вообще, просто для него самого женитьба представлялась невозможной. В свои тридцать два года он очень хорошо умел распознавать, когда матери горят желанием пристроить своих дочерей. Доминик Слэйд был весьма недурен собой, и, будучи лакомым кусочком в матримониальном плане, приучил себя к осторожности в общении с молодыми леди, с которыми его знакомили.

Однако Морган, его старший брат, попытался совершить трюк, равносильный предательству. Как только обед в Шато Сент-Андре закончился и братья остались наедине, Доминик немедленно высказал брату свои подозрения. В его холодных серых глазах мелькнула насмешка. Губы Доминика изогнулись в иронической улыбке, и он протянул:

— Что, Морган, ты взял на себя роль свахи? Или я ошибся? Тогда почему ты заставил меня переворачивать этой мисс нотные страницы, когда она музицировала?

Молодые люди сидели в удобном кабинете Моргана в новом крыле дома, пристроенном, когда брат десять лет назад женился на Леони. Морган разлил понемногу бренди. Насмешливая, слегка лукавая улыбка скользнула по его лицу, и он пробормотал:

— А мне казалось, я все так умно сделал… — Вручив Доминику рюмку, он добавил:

— Я сказал Леони, что ты сразу догадаешься. Но она так хотела тебя перехитрить!

— Я сразу понял, что твоя жена приложила к этому делу руку. Она так счастлива с тобой, что не понимает — как можно не стремиться к браку. — Помолчав, Доминик недовольно сказал:

— Если бы я хотел жениться, то обошелся бы без непрошеных сватов.

— Без сомнения, — кивнул Морган. И со смешинкой в голубых глазах добавил:

— Но до сих пор ты не обошелся.

— Бог мой! — взорвался Доминик с раздражением и удивлением. — Да ты перешел в стан моих врагов! Неужели я больше не могу чувствовать себя в безопасности даже с тобой!

Морган засмеялся:

— Только не начинай паковать вещи! Я обещал Леони, что сделаю все, чтобы заставить тебя понять, что ты на неверном пути. Но у меня нет ни малейшего намерения бросать тебя на растерзание волкам! Ты должен гордиться интересом Леони к твоей особе. Она беспокоится о тебе, считает, что тебе пора остепениться, ведь семья — это единственное, что способно сделать человека счастливым.

— Не думаю, — сказал Доминик, — что я очень несчастлив. Или я выгляжу таковым?

«Нет, брат отнюдь не выглядит несчастным», — подумал Морган, бросив взгляд на стройную, мускулистую фигуру Доминика, широкие плечи под превосходно скроенным темно-синим жакетом. Лицо над батистовым жабо рубашки светилось добрым юмором. Развалившись в большом, с широкой спинкой кресле, Доминик выглядел весьма довольным жизнью, явно наслаждаясь ароматом бренди, который вдыхал, держа бокал перед собой.

Моргану трудно было смотреть на брата глазами женщины, но даже у него возникала гордость при взгляде на этого очень красивого молодого человека. Доминик без труда завоевывал симпатии людей, а его огромное состояние добавляло ему притягательности, и не удивительно, что кандидатки в невесты прямо-таки охотились за ним. И вполне понятно, что женщины его собственной семьи не находили себе места от того, что он не проявлял никакой склонности изменить свое одинокое существование.

Слэйды были благополучной, одной из тех богатых семей, которые жили около Натчеза, вниз по Миссисипи, ближе в Нью-Орлеану. Кроме Моргана и Доминика, в ней был сорокалетний брат Роберт, на два года моложе Моргана, а также старшая сестра, жившая в Теннеси. Еще были младшие брат с сестрой, двадцатипятилетние Александр и Кассандра. Все они очень любили друг друга, все были женаты или замужем, за исключением Доминика и Александра. Но к Александру из-за его молодости никто с женитьбой не приставал.

Морган мог понять нежелание Доминика жениться. Не чувствовал ли он то же самое, пока Леони не ворвалась в его жизнь? Конечно, признавался он себе, у него были тогда причины с предубеждением смотреть на брак. Первая жена бросила его ради другого, забрав с собой ребенка, и все трое пали от рук бандитов. После этого удара Морган долго приходил в себя, и лишь после того, как встретил Леони, начал понимать, что не все женщины обманщицы. Но у Доминика не было такого горького опыта. И, насколько понимал Морган, глядя на смуглое лицо брата, Доминик ничего не имел против представительниц слабого пола. Доминик нарушил затянувшееся молчание:

— Вот что я тебе скажу. Леони хочет меня женить на той, которая нравится ей, кого выбрала она. Посмотри, как ей это удалось с Робертом и Иветт.

Не отрицая склонности Леони к сватовству, Морган сказал:

— Да, но должен признаться, ей пришлось не много потрудиться в этом случае. Роберт влюбился в Иветт с первого взгляда. И только из-за ее нерешительности пришлось так долго ждать со свадьбой.

Вспоминая те дни, Доминик вынужден был согласиться со справедливостью слов Моргана. Черт побери! Он признался себе, что и сам был немного влюблен в красивую Иветт, и ухмыльнулся:

— Было время, когда ты сам не был так уж расположен к женитьбе.

Морган засмеялся в ответ. Слэйды были очень похожи. Густые черные волосы, черные брови, глубоко посаженные глаза, твердые упрямые подбородки, унаследованные от их отца Мэтью. Смуглый цвет лица достался им от матери-креолки Ноэль, и от нее же — твердый характер и чувство собственного достоинства.

Улыбнувшись на замечание Доминика, Морган пробормотал:

— Да, ты прав. Но мы говорим сейчас не обо мне, а о тебе.

— О Боже! Неужели это так важно! — театрально простонал Доминик. — Почему? Похоже, все решили меня женить! — В его голосе послышалось раздражение.

— Да просто жаль, — зря пропадает такая мужская особь! — саркастически заметил Морган и серьезно добавил:

— Но, может, есть какая-то причина, связанная с наследством?

— Ты действительно решил довести меня! — не сдержался Доминик.

Засмеявшись, Морган покачал головой:

— Нет, клянусь. Я больше никогда не затрону столь болезненный для тебя вопрос. Просто Леони хотела убедиться, правду ли я ей сказал, что ты твердо решил остаться одиноким холостяком.

— Одиноким! — насмешливо воскликнул Доминик. — С этой кучей мальчишек, которой вы с Леони намерены заселить ничего не подозревающий мир, да? А как насчет Роберта и Иветт? Сколько у них? Пять? Шесть? А остальные? Легион племянников и племянниц! Я уверен, что, когда придет время, у меня не будет проблем с выбором наследников. — Улыбнувшись, он продолжил:

— Ты можешь сказать Леони, что у меня есть намерение превратиться в толстого старика, окруженного обожающими меня дамами в летах. Но я оставлю все, что у меня есть, одному из твоих детей. Теперь, — взмолился Доминик, — можем ли мы прекратить обсуждение этого предмета?

Братья оставили тему и целый час болтали о разном — о невиданном медведе, которого неделю назад завалил Доминик, о паре несравненных французских дуэльных пистолетов, которые купил Морган, и, конечно, об урожае и лошадях…

— Ты серьезно решил основать свой конный завод. Дом? — спросил Морган: они перешли к теме, более всего интересовавшей Доминика.

— Гм, гм… Думаю, да, — ответил брат, ставя рюмку на маленький столик. Посмотрев на Моргана с лукавой улыбкой, он продолжал:

— Видишь ли, я думаю о своем будущем и частично согласен с Леони, что пора «остепениться». Стало быть, мне надо чем-то заняться. Лошади для этого очень хороши. И я их люблю, ты знаешь. — На его приятном лице мелькнула досада. — И если бы не эта проклятая война мистера Мэдисона, я бы отправился в Англию, нашел там достойного жеребца и привез сюда. Но поскольку…

Для многих американцев эта война была слишком далекой. Она шла вдоль границы между Соединенными Штатами и Канадой и на морях. Американцев она мало волновала и почти не влияла на их жизнь. Но порой она все же досаждала. И тогда от них доставалось президенту Джеймсу Мэдисону, конгрессу и, конечно, Британии. Доминик вдруг очень серьезно спросил:

— Ты знаешь что-нибудь насчет предложения Британии о прямых переговорах? Морган пожал плечами:

— Мэдисон принял предложение. И это вполне возможно, хотя я не думаю, что это случится скоро. Необходимо побыстрее определиться. В прошлом году Наполеон потерпел поражение, и через несколько месяцев Веллингтон и другие британские союзники полностью раздавят Францию. И вот тут-то нас ждут неприятности. Когда закончится война в Европе, Англия всю свою мощь сможет направить против нас. И я бы не стал держать пари — чем это кончится.

Доминик мрачно кивнул. Война между Штатами и Великобританией была ему особенно неприятна. У него были друзья на обеих конфликтующих сторонах, и ему совсем не нравилось делать выбор.

Для самого Доминика не было вопроса — на чью сторону он встал бы при необходимости. Он жил в Англии, когда летом двенадцатого года в Лондоне стала известна Декларация о войне. Доминик не колеблясь сел на корабль и отплыл к берегам Штатов. У семьи Слэйдов были прочные связи с Англией. Старший брат отца жил там, и почти все младшие Слэйды жили у дяди. Доминик оставался в Англии дольше всех, Лондон и его окрестности были его домом на протяжении почти трех лет, и война прервала его приятную жизнь там.

Нельзя сказать, чтобы Доминик сильно огорчился из-за отъезда. Еще перед войной он начал ощущать какую-то неудовлетворенность, поняв, что ему наскучили бесконечные балы, рауты, азартные игры, дрянной джин. Он не занимался ничем серьезным, и на передний план выступили вопросы покроя сюртука, скорость его лошади и развлечения с любовницами. Все это щекотало нервы, как и волнение перед дуэлями, нередко случавшимися из-за его гордости и темперамента. Но это мало разнообразило дни.

Безделье не было свойственно натуре Доминика. Ему, одному из младших сыновей, не приходилось смотреть за плантациями и вообще нести какие-либо обязанности. Когда юноше исполнился двадцать один год, Мэтью, по своему обыкновению, дал ему немного денег, выделил несколько сотен акров хорошей земли в Луизиане. Доминик распорядился деньгами весьма разумно и сумел получить большую прибыль. Урожай был хороший, скот, лошади и правильные вложения капитала принесли ему немалые деньги. За десять лет Доминик более чем утроил сумму, некогда полученную им от отца.

Судьба была благосклонна к нему. Она наградила его высоким гибким телом, красивым лицом и необыкновенным очарованием. Доминик был любимчиком всей семьи, радушным и щедрым другом. Он не был испорчен, но, руководствуясь чувством превосходства, всегда стремился добиться желаемого, повернуть ход событий так, как ему было надо.

После возвращения из Англии почти два года назад его жизнь пошла так, как он хотел. Семья и друзья были счастливы его видеть. Он проверил все деловые бумаги, отчеты о доходах от плантаций, удостоверился, что земля становится более плодородной и урожаи растут. Доминик был рад вновь оказаться дома, в семье, и возобновил старые знакомства. Но потом… Потом ему стало казаться, что в его жизни чего-то не хватает, что он упускает что-то. Беспокойство и недовольство росли. Циничное выражение все чаще появлялось на его лице. Леони, к которой он очень хорошо относился, сочла, что это — результат его холостяцкого существования, однако Доминик вовсе не собирался связать себя супружескими узами. Он видел причину в отсутствии жизненной цели и решил посвятить себя разведению лошадей. И не просто лошадей, а животных самых лучших кровей.

Поднявшись из кресла и налив еще рюмочку бренди себе и Моргану, Доминик сказал:

— Ну что ж, я вовсе не собираюсь беспокоиться насчет этой чертовой войны, пока она не постучится ко мне в дверь. А теперь расскажи о гнедом жеребце, который, как ты говорил, произвел такое впечатление на Джейсона.

Прежде чем Морган ответил, резная дверь кабинета открылась и в комнату вошла Леони, шурша шелками юбок.

— Мой дорогой, — поинтересовалась она, — ты всю ночь собираешься провести здесь?

Лицо Моргана смягчилось, как всегда при виде жены. Он поставил рюмку, поднялся и весело сказал:

— Нет. — И, блестя голубыми глазами, хитровато добавил:

— Особенно если ты требуешь моего внимания.

— Морган! — воскликнула Леони со смехом, и ее глаза тоже заблестели; насмешливо и с кокетливой скромностью она добавила:

— Что может подумать о нас твой младший братец?

В тридцать один год Леони мало изменилась. Ее рыжеватые волосы, завитые на шее, были такие же блестящие, как и тогда, когда Морган впервые увидел ее. Веселые искорки в глазах миндалевидной формы по-прежнему озорно плясали, и только несколько раздавшаяся фигура Леони говорила о прошедших годах. Она была небольшого роста и хорошо сложена, но после рождения четверых детей за десять лет замужества ее стройность чуть нарушилась.

Супруги были до сих пор влюблены, это читалось в их взглядах; они испытывали удовольствие в обществе друг друга. Не было сомнений, что Морган и Леони обрели глубокое и продолжительное счастье.

С улыбкой Доминик встал.

— Мне пора оставить вас. Развлекайтесь. Леони чуть раздраженно посмотрела на него.

— Я думаю, мне стоит рассердиться на тебя, дорогой. Ты предложил мадемуазель Лей прокатиться на лошадях завтра утром?

Нежно обняв Леони за талию, Доминик легонько коснулся губами ее волос.

— Дорогая, я знаю, что мои интересы ты воспринимаешь близко к сердцу. Но я действительно не хочу думать ни о какой мадемуазель Лей.

— Но, Доминик! — воскликнула Леони. — Она же такая красивая, такая добрая и нежная. А ее отец очень богат. — Нахмурившись, она спросила:

— Неужели она тебе совсем не нравится?

— Нет, нравится. Но, видишь ли, я не думаю, что она примет мое предложение о покровительстве.

— Я думаю, ты ошибаешься, — начала серьезно Леони, но резко осеклась, увидев насмешку в глазах Доминика. — Ах, ты хочешь сказать, что предложил бы ей только «покровительство», но не руку?

— Именно так, моя дорогая, — со сводящей с ума сердечностью ответил Доминик.

Леони не обратила внимания на смех Моргана, сощурилась и, уперев руки в бока, сказала:

— Когда-нибудь, Доминик, — и это мое искреннее желание, — ты влюбишься в молодую леди, которая сведет тебя с ума. Я надеюсь, что она заставит тебя побегать за ней и твое безграничное самодовольство поубавится. Запомни мои слова, дорогой. Рано или поздно это случится, помяни мои слова.

Со смехом прощаясь, Доминик сказал:

— Все ругаешься, Леони? Но подумай, каково тебе будет узнать, что мое сердце разбито.

— Зато это пойдет тебе на пользу, — ответила Леони.

Глядя на брата, Доминик пожаловался:

— Ты недостаточно часто ее наказываешь, Морган. Тебе разве не говорили, что женщина, особенно с острым языком, нуждается в твердой руке?

Морган улыбнулся и, притянув к себе Леони, заметил:

— У меня свои методы. А теперь я намерен поцеловать жену, и если ты не хочешь оказаться свидетелем столь интимной сцены…

Доминик, улыбаясь, разглядывал стоявшую перед ним пару: голова Леони склонилась на широкое плечо Моргана, а тот нежно полуобнимал ее плечи.

— Бесстыдники. Называется уважаемая женатая пара. — Он вышел, улыбаясь, и бесшумно закрыл за собой дверь.

Когда Доминик шел по широкому коридору в главную часть дома, он вдруг понял, что завидует. И завидует по-настоящему.

Несмотря на ранний час, Морган был уже на галерее, допивая последнюю чашку кофе и раздумывая, с чего начать трудовой день плантатора.

Галерея была приятным местом, и семья любила проводить там время. Здесь стоял большой стол и несколько стульев с яркими подушечками на них. Отсюда сквозь деревья была видна Миссисипи, а за ней — зеленые лужайки с мшистыми дубами, магнолии, усыпанные большими белыми цветами.

Поздоровавшись, Доминик налил себе кофе из серебряного кофейника и взял еще теплую булочку.

— Относительно того жеребца, о котором ты вчера говорил. Что конкретно сказал о нем Джейсон?

— Что эта лошадь — самое красивое и сильное животное из всех, которых он когда-либо видел.

Доминик присвистнул:

— Да, нечто достойное, Джейсон редко хвалит.

— Пожалуй, — ответил Морган. — Жеребец без усилий прошел всю дистанцию и показался самым обещающим из молодых. — Морган улыбнулся. — Но Джейсон не обрадовался, он не любит проигрывать.

Оба хорошо знали того, о ком говорили. Родственник Джейсона, Адам Сент-Клер, был самым близким другом Доминика в Натчезе, а сам Джейсон — товарищем Моргана еще с мальчишеских лет, когда они учились в Хэрроу, в Англии. Доминик знал Джейсона и хорошо понимал, как тот раздосадован проигрышем, тем более что такое вообще случалось с ним крайне редко.

— А что ты еще знаешь об этой лошади? Чей это жеребец, где его найти? — спросил Доминик. Морган посмотрел на младшего брата:

— А ты что, намерен его купить? Тот пожал плечами:

— Вполне возможно. Если он действительно таков, как говорят.

— Да уж можешь мне поверить. Я был на скачках и видел его. Если ты серьезно собираешься заняться разведением лошадей, он создал бы тебе племенной табун.

— Для этого я сюда и приехал, а не только повидаться с тобой, с Леони и всей кучей родственников, — сказал Доминик, а потом поспешно добавил:

— А не продашь ли ты мне дом в Тысяче Дубов и землю вокруг него? Я бы хорошо тебе заплатил.

Морган напрягся, его лицо окаменело. Тысяча Дубов — плантация, подаренная отцом к его первому браку со Стефани, на полпути между Натчезом и Батон-Ружем, в девственно зеленых диких местах вдоль Миссисипи. В свое время Морган думал сделать имение изысканно красивым. Много месяцев провел он там, строя дом, следя за тем, как обрабатывают землю под хлопок, мечтал, что привезет туда жену и маленького сына… Но пока он занимался Тысячью Дубов, его жена нашла другого мужчину.

Воспоминания Моргана о Тысяче Дубов не было радостным. После смерти Стефани и его первенца, сына Филиппа, он ни разу не был там. Он нанял экономку с мужем, чтобы присматривать за домом, работников для ухода за землей, не вспоминая об этом имении и прежней семье… До сегодняшнего дня.

Посмотрев на Доминика и заметив его волнение, Морган вздохнул:

— Не беспокойся. Я не собираюсь кипятиться от одного упоминания о Тысяче Дубов, — он вымученно улыбнулся. — Но я не буду продавать тебе имение. Ты получишь его с моего благословения.

— Ну уж нет! — отрезал Доминик. — Или ты продашь мне его за настоящую цену, или…

Они продолжали состязаться в благородстве насчет цены, когда стайка племянников Доминика, «куча отпрысков», как он их называл, вдруг ворвалась на галерею в сопровождении смеющейся Леони.

Старший сын Моргана, Джастин, был очень похож на отца, и только глаза цвета морской волны, как у матери, были не отцовские. Он тотчас уселся на стул возле Доминика и начал беседу о пантере, которую видел прошлым вечером в заболоченных местах близ Шато Сент-Андре.

Восьмилетняя Сюзетта тоже походила на Моргана; она была робкой, до болезненности стеснительной девочкой, — ей очень хотелось сесть поближе к Доминику, как Джастин, но она стояла в стороне, возле матери, и зачарованно смотрела на смуглое лицо своего дяди.

Пятилетняя Кристин с медно-рыжими локонами и смеющимися зеленоватыми глазами хотя и не была очень бойкой, но сразу кинулась к Доминику на колени. Был здесь еще и четырехлетний Маркус, любимец Доминика. Худенькие маленькие ножки топали так быстро, что он поспел за Кристин и вместе с ней кинулся к Доминику; его черные волосы еще были растрепаны после сна, а голубые глаза искрились смехом.

С первого взгляда было совершенно ясно, что всю эту «кучу отпрысков» Доминик очень любил, и они отвечали ему тем же. Он остановил Маркуса, убедил Кристин, что ей вовсе не хочется тянуть его за жакет, продолжал беседу с Джастином и даже успел насмешливо подмигнуть Сюзетте.

Наблюдая, как легко и просто он общается с детьми, Леони вздохнула: каким прекрасным отцом мог бы он быть! Она хотела что-то сказать, но перехватила взгляд Моргана, его едва заметное предостерегающее движение головой и прикусила язык. Доминик тратил свою жизнь на женщин и карты, а мог бы стать исключительным мужем и отцом. Если бы он только отказался от своей рассеянной жизни!

В оставшиеся дни в Шато Сент-Андре больше никто не заводил разговор о женитьбе. Доминик отдыхал сМорганом и его семейством, и наконец после долгих споров они с братом договорились о продаже Тысячи Дубов.

Он также поговорил с Джейсоном Сэвэджем, выяснил все о жеребце Фолли, которого следовало искать где-то к северу от Батон-Ружа. Имени владельца узнать не удалось, но он был уверен, что выяснит это без труда: животное наверняка пользуется известностью в округе.

В последний вечер в Шато Сент-Андре братья сидели за бутылкой бренди. На этот раз — на главной галерее дома, при свете луны, серебрившем верхушки дубов. Беззаботно положив ноги в бутсах на белые перила, Доминик тихо сказал:

— Я надеюсь, твои воспоминания о Тысяче Дубов не помешают навещать меня иногда? Морган слабо улыбнулся:

— Конечно, нет. Все случилось слишком давно, и с тех пор как Леони вошла в мою жизнь, ничто, кроме счастья с ней, меня больше не волнует. Моя единственная боль — смерть Филиппа. Что до Стефани — ее измена принесла мне много горя. Но время лечит все раны.

На секунду Доминик вспомнил, как выглядел брат, узнав о гибели жены и сына. Ужасное время для всего семейства Слэйдов. Они старались облегчить горе Моргана. Те дни оставили след в душе каждого из них. Доминик, который преклонялся перед братом, особенно тяжело воспринял трагедию. Его лицо посуровело, когда он вспомнил трагедию Моргана и свое собственное несчастье — года три назад, в Лондоне, он влюбился в очаровательную Дебору…

Вдруг он мрачно произнес:

— Женщины — прелестные создания. Но если ты влюблен в них — они становятся опасными.

Глава 3

В то время, когда Доминик неспешно беседовал с Морганом, Мелисса, лежа без сна в своей постели, думала, как ей избавиться от внимания Джона Ньюкомба. Было бы здорово уехать на скачки в Вирджинию в конце апреля. Но как там избежать его присутствия? Недели две тому назад, вернувшись домой, она увидела, что у них на плантации новый гость — Джон.

Мелисса вздохнула. Да, приятный молодой человек. Но не любит она его! Ей не хотелось причинить ему боль, но как поступить, чтобы отвадить его и всех будущих поклонников?.. Она не была тщеславной и не слишком-то думала о неотразимом действии своей внешности на мужчин. Если бы она родилась косоглазой или кривой Вдруг ее осенило, и девушка улыбнулась. Может, все же найдется способ…

На следующее утро, наслаждаясь майским теплом, Мелисса стояла посреди комнаты и, сосредоточенно хмурясь, смотрела на себя в потускневшее от времени большое зеркало. Ее удовлетворило то, что она в нем увидела. Сморщив красивого рисунка губы. Мелисса вытянула их в тонкую ниточку и еще раз посмотрелась. Отлично! Противнее не бывает. Приняв еще кое-какие меры, она танцующей походкой вышла из спальни. Захарий растянулся на диване в залитой утренним солнцем комнате, и девушка весело закружилась перед ним.

— Ну? — спросила она. — Как я тебе? Он молчал, оторопело глядя на ее перекошенное лицо.

— Ну скажи что-нибудь! Я сделала все, что могла. Неужели мало?

— Мало? — проговорил Захарий. — Дорогая, ты превзошла самою себя! Ты похожа на… — он поперхнулся на полуслове, а затем весело расхохотался. Он пытался остановиться, но приступы смеха одолевали его. — Ты выглядишь…

— Ужасно? — подсказала Мелисса с надеждой, пока Захарий искал слово, способное выразить внешность сестры.

Ужасно. Может, это слишком сильно, но теперь Мелисса ничем не напоминала симпатичную молодую леди, с которой дядя Джош беседовал в библиотеке. Единственное, от чего ей не удалось избавиться, — так это от золотисто-карего цвета глаз. Вряд ли кто признает хорошенькую племянницу Джона Манчестера в этом чучеле! Густые вьющиеся волосы Мелисса убрала с лица, стянув в чопорный тугой узел на затылке, отчего миндалевидные глаза превратились в щелки. Черты лица заострились. Но особый расчет Мелисса делала на старомодные очки, которые откопала на чердаке в отцовском сундуке.

Эти два колеса на носу просто посланы Богом. Они не только отвлекали внимание от прекрасных глаз и черт лица, они заставляли девушку щуриться, когда она пыталась что-то разглядеть сквозь маленькие линзы. К довершению всего среди кучи барахла на чердаке она отыскала безвкусное платье, которое висело на ней, как на палке, скрывая упругую грудь и тонкую талию. Серо-зеленая ткань придала ее золотистой коже нездоровый бледный оттенок, а уж когда она кривила губы — картина выглядела совершенно законченной и безнадежной: классическая старая дева.

К сожалению, Мелисса не могла удерживать губы в таком положении, когда смеялась (а она это делала часто), и образ рассыпался. Но Мелисса была довольна собой: ее внешность плюс к ней плачевное состояние дел Сеймуров отвадят докучливых поклонников.

— Ну и как? — снова спросила Мелисса. — Теперь Джон Ньюкомб отстанет от меня!

— Бог мой! Конечно! Он только взглянет на тебя, и — конец! — Захарий задорно засмеялся. — Но мне интересно, как дядя Джош воспримет тебя в таком виде.

— Его может хватить апоплексический удар, и он тоже от меня отстанет.

— Надеюсь, — ответил Захарий. — Ваши с ним споры после твоего отказа Ньюкомбу совершенно ужасны. Вы так ругаетесь, — удивительно, что вас не слышат в Батон-Руже.

— Я что-то не заметила, чтобы и ты говорил тихим голосом. А вчерашняя перебранка была еще хуже, чем та, что ты устроил, когда я отказала Джону. Тогда ты просто сказал, что он мне надоедает, а вчера — вчера ты кричал на него и велел убираться из дома. Захарий смутился:

— Я не выношу, когда он говорит с тобой в такой манере. Ты вправе отказать Ньюкомбу и кому угодно, и я просто потребовал, чтобы Джош не принуждал тебя делать то, чего ты не хочешь. — Потом, волнуясь, добавил:

— Он ведь не может меня выдворить из Уиллоуглена, правда? Я имею в виду — он не мой опекун?

Веселость Мелиссы улетучилась, и с тревогой в голосе она призналась:

— Я знаю только, что по воле отца Джош и я разделяем опеку над тобой. Но я не знаю, что будет, если Джош потребует, чтобы я жила под его опекой. Я буду бороться, но…

Они выглядели обескураженными, не понимая, как далеко простирается опекунство Джоша над Захарием. Однако все — вплоть до местного судьи — друзья дядюшки. Но вряд ли он способен причинить вред своим племянникам: с детства он и тетя Салли поздравляли их с днями рождения, хотя сам Хью не помнил, когда родились его дети. Именно дядя Джош подарил Мелиссе первого пони. Он часто занимался с Захарием, когда тот в тринадцать лет сломал ногу. Дядя Джош был человеком, к которому они прилепились после смерти Хью, он стремился оградить их от несчастья, которое свалилось на них по вине отца: разорения Уиллоуглена.

Джош Манчестер был хороший человек, и Мелисса знала, что он любит их с Захарием и хочет, чтобы им было как можно лучше. Поэтому затянувшееся противостояние приносило ей боль. «Был бы он злой, — думала она горько, — было бы легче». Но всякий раз у них шел один и тот же спор. Из-за отказа выйти замуж за Ньюкомба она чувствовала себя виноватой, девушка не хотела обижать дядю — она с радостью влюбилась бы в этого парня или в любого другого, нравящегося Джошу, но не могла. Даже не желая огорчать дядюшку, она не собиралась вступать в брак с тем, с кем не хотела.

А вдруг дядя Джош выложит последнюю карту? Если он поставит условие — или замужество, или опекунство над Захарием? В горле у нее пересохло, и Мелисса почувствовала, как слезы собираются в уголках глаз. Но дядюшка за долгие месяцы ни разу не упомянул об опекунстве, до вчерашнего дня.

Вспоминая неловкость Джоша во время последней стычки, Мелисса почувствовала, как его разрывает на части. Ему претило угрожать ей, что заберет Захария из-под ее опеки, но было ясно, что Джош уверен: замужество Мелиссы — единственное, что вызволит их из сложившейся финансовой ситуации. И он снова подчеркнул, что не только Манчестеры выиграют от этого.

Страдая, Мелисса все время напоминала себе, что Джош не желает ей зла, он хочет, чтобы она вышла замуж за доброго, приятного молодого человека из хорошей семьи. Что в этом плохого?

Ее охватило чувство вины. Неужели она такая тупоголовая эгоистка? Может, выйти замуж за Джона и разом покончить со всеми неприятностями? Но она же не любит этого человека. Ее сердце противилось этой мысли. Манчестеры, несмотря на их жалобы и стенания, не были в таком уж бедственном положении, хотя сейчас для них нелегкое время. И Мелисса полагала, что именно поэтому у нее нет необходимости жертвовать собой ради семьи. Если бы Манчестеры оказались в отчаянной ситуации, над ними нависла угроза утраты плантаций и всего остального, тогда бы она не колебалась. Она бы вышла замуж за Ньюкомба и попыталась стать ему хорошей женой. Но девушка знала, что, если в следующем месяце хотя бы одному из кораблей Джоша удастся пройти сквозь британские кордоны, его положение сразу улучшится, а ее жертва окажется напрасной. Кроме того, кузен Ройс вполне обеспеченный человек, он не оставит своего отца в беде. И если Джош смирит свою гордость и попросит старшего сына помочь, то…

Незаметно к Мелиссе подошел Захарий и обнял сестру за талию, отвлекая от печальных мыслей.

— Я бы хотел, чтобы дядя Джош был настоящим чудовищем. Тогда было бы проще, — мне очень не хочется ссориться с ним. Но я ему не позволю досаждать тебе. Потом, когда пройдет время, Джош первый будет хохотать, вспоминая об этом.

Слабо улыбнувшись.

Мелисса кивнула и вздохнула:

— Нам надо убедить себя: то, что мы сейчас делаем, в его же интересах. Наш милый дядя всегда жил очень легко, а сейчас ему надо перенести превратности судьбы.

Настроение Мелиссы слегка поднялось, Зак улыбнулся ей:

— Да, дорогая, с тобой не поспоришь. — С улыбкой превосходства на красивом лице Зак посмотрел на сестру сверху вниз. — Выйди мы из этой ситуации с легкостью, то отнеслись бы к ней, как к шутке. Она развлекла бы нас.

С порога раздался хриплый голос с явно французским акцентом:

— И что это за шутки, дети мои? Одна из них — когда молодой мосье положил холодный пудинг в мою лучшую пару обуви, а другая — когда одна мадемуазель насыпала перца в мой кофе?

— Этьен! — хором воскликнули Мелисса и Захарий и радостно повернулись к невысокому элегантному французу, входившему в комнату.

Возбужденная, с сияющими глазами. Мелисса тараторила:

— Ты вернулся? Все в порядке? Ты привез их? Где они, где?

Этьен предупреждающе поднял руку:

— Пожалуйста, малышка! По одному вопросу! — И, взглянув на Мелиссу, Этьен разинул рот:

— Боже мой! Что с тобой случилось, пока меня не было? Почему ты так выглядишь? Так… — Его глаза сощурились. — Ах, ну, конечно, твой дядя вынудил тебя нарядиться старой каргой.

— Да! — горячо ответила Мелисса, улыбаясь догадливости Этьена. От него вообще редко что ускользало.

Сколько девушка себя помнила, Этьен Мартон всегда был частью их жизни. Когда дядя Джош подарил ей первого пони, то Этьен поддерживал ее, когда она падала, пока не научилась ездить верхом.

Небольшого роста, субтильный, Этьен был лучшим лошадником из всех, кого она знала. В его теле была особая мускулистая сила, позволявшая изящным рукам без всякого труда усмирить даже мощного Фолли. Возраст Этьена и его происхождение оставались тайной для обоих Сеймуров. Иногда Мелисса думала, что ее отец знал о предках Этьена, ведь тот появился в Уиллоуглене сорок лет назад. Тогда Этьен был молод, а его речь и манеры указывали на благородное происхождение. Он много знал о лошадях, и дед Мелиссы, Джефри Сеймур, взял его к себе управлять конюшнями и целиком полагался на его советы, когда дело касалось лошадей.

На вид Этьену можно было дать и пятьдесят, и семьдесят. Мелисса считала, что ему лет шестьдесят пять. В его волосах не было и намека на седину, они были черными и густыми, и девушка иногда думала, что Этьен очень горд этим обстоятельством, так как он просто выходил из себя, когда она подтрунивала над ним, отыскивая на его висках седой волосок. Загорелое, смуглое лицо тоже скрывало возраст, а умные черные глаза всегда смотрели молодо и живо, поэтому Мелисса с Захарием относились к нему как к сверстнику. Но когда дело касалось конюшни. Мелисса безоговорочно признавала его авторитет. И когда во время поездки в Вирджинию он предложил на деньги, заработанные Фолли, купить несколько молодых кобыл, Мелисса без колебаний последовала его совету.

Мелисса и Захарий уже почти две недели с нетерпением ждали Этьена. По мере того как шли дни, чувства Мелиссы достигли предела. У нее руки чесались начать конное дело. От волнения ее глаза потемнели, когда она вдруг вспомнила, чем кончилось путешествие Хью в Англию.

— Ты, конечно, — начала она осторожно, — привез хорошие новости? Этьен мягко улыбнулся:

— Малышка, я не могу тебя подвести. — И предостерегающе погрозив пальцем, добавил:

— Не все мужчины похожи на твоего отца. Тебе надо учиться доверять людям.

Мелисса скорчила гримасу и пожала плечами. Это был их старый спор, который ей не хотелось сейчас продолжать. Сняв очки и положив их на стол, она сказала:

— Не пытайся уйти от разговора. Когда же, дорогой мосье, мы сможем увидеть, на что вы потратили наши деньги? Я надеюсь, что вы мудро распорядились ими.

Этьен засмеялся:

— Ну ты и зануда, душа моя. Но очаровательная зануда. Пошли. Посмотришь, что ждет тебя на конюшне.

Дважды ему повторять не пришлось. Мелисса и Захарий вылетели из комнаты, а за ними не спеша следовал Этьен. Они заглянули внутрь конюшни, желая поскорее увидеть то, что должно стать началом их процветающего конного завода, но в стойлах было пусто.

Смущенные, они ждали Этьена.

— Где же они? — спросил Захарий. — Разве ты не привез их? Этьен улыбался:

— Кажется, одна из вновь прибывших леди жаждала встретиться с новым мужем, и, боюсь, она — с Фолли. Удивлен, что вы не слышали, как он громко возвестил о своем удовлетворении.

Смеясь, все трое быстро пошли к большому кругу за конюшней. Облокотившись на свежевыкрашенные белой краской перила, они уставились на пять лошадей, лениво щипавших пробивающуюся зеленую траву.

Фолли легко было заметить среди новичков. Он стоял, подрагивая холеными мощными мускулами, могучий на фоне изящных кобылиц. Впервые жеребец равнодушно отнесся к Мелиссе, когда та пристально рассматривала четырех кобыл в круге. Некоторое время все молчали, потом взгляд Мелиссы обратился еще к двум новым животным, гнедым арабской крови: небольшие, прекрасной формы головы и невероятно длинные, стройные ноги определенно указывали на их происхождение. И девушка с благодарностью признала: все они великолепны — то, что она хотела.

С облегчением выдохнув, Мелисса быстро взглянула на Этьена:

— О, Этьен! Это то, что надо! Как ты их нашел? И как тебе удалось купить столько лошадей на деньги, которые я тебе дала? Их могло хватить максимум на двух.

Хитро сощурившись, Этьен ответил:

— Малышка, ты забываешь, что я — француз. А французы известны своей прижимистостью. Просто я очаровал одного не слишком компетентного плантатора, у которого был целый табун, и сумел совершить выгодную сделку. За двух других мне пришлось заплатить побольше, но я считаю, что получилось удачно. — Кротко улыбнувшись, он добавил:

— Я же очень хороший, правда? Я молодец, правда?

Как было известно Мелиссе и Захарию, скромность не являлась самой яркой чертой Этьена. Но он и впрямь был молодец.

Довольные, все пошли к дому: стройная Мелисса, высокий Захарий и маленький франтоватый француз.

Радость не покидала Мелиссу до вечера. И только в среду, когда ей пришлось надеть чердачное платье, настроение девушки изменилось. Она пыталась убедить себя, что это — плата за вчерашнюю радость: ведь ни одна молодая женщина не захочет добровольно одеться так ужасно. Но она знала, что дело не только в наряде, и в конце того же дня Мелисса, сидя на куче сена у ворот конюшни, призналась себе, что ей многого не хватает для хорошего настроения. Последние победы Фолли на скачках не только дали деньги на новых лошадей, но она сумела и кое-что выкроить на Уиллоуглен, но на них висел еще один долг Хью.

Мелисса какой была, такой и осталась. Все, что она выделила на Уиллоуглен, пошло на конюшни. Не только на забор вокруг загона Фолли, но и для двух других. И что самое главное — на манеж и примыкающие к нему помещения. Мелисса пыталась подбодрить себя, что если какие-нибудь знатоки-лошадники захотят приехать, ей не придется краснеть. В последние недели их .финансовые дела чуть улучшились, но будущее оставалось все еще достаточно туманным.

Оставался только один человек, которому она была должна, и это должно было бы радовать девушку. Но, к сожалению, последний долг Хью составлял огромную сумму, и это все больше ее беспокоило. Основные долги, с которыми она расплатилась, были в Батон-Руже, несколько — в Нью-Орлеане. Но ведь отец еще ездил в Англию! Владелец расписки Хью в последние годы написал несколько вежливых писем, требуя заплатить двадцать пять тысяч американских долларов. На эти письма Хью не обращал внимания. Это было так похоже на отца! Ее и Захария пугал этот долг, но их несколько успокаивало то, что Роберт Уэзербли, владелец злосчастной расписки, был в Англии. А это значит, что они могут не выплачивать долг, пока не кончится война.

Несмотря на войну. Мелисса немедленно написала в Лондон, сообщая мистеру Уэзербли о смерти отца, и попросила отсрочки. Она была потрясена, когда через шесть месяцев пришел ответ от представителя Уэзербли, сообщившего о смерти последнего и неприятную весть о том, что его наследник, Джулиус Латимер, в данный момент вне Англии. Симпатии мистера Латимера к Америке и к ее делу побудили его посетить эту страну: на время войны он поселился где-то в северной части Соединенных Штатов. Мистер Латимер взял с собой расписку, намереваясь лично получить принадлежащий теперь ему долг, который и так слишком просрочен. Поверенный выражал надежду, что ему ответят, а он переправит письмо мистеру Латимеру, хотя надо иметь в виду военные обстоятельства…

Это был удар. Теперь Мелисса и Захарий жили в постоянном страхе. В любой день мистер Джулиус Латимер может появиться на пороге и потребовать деньги, принадлежащие ему по праву. Это и случилось накануне поездки в Вирджинию. К счастью, все оказалось не так плохо, как они опасались. По крайней мере,

так подумала Мелисса.

Мистер Латимер оказался сама доброта и вежливость, истинно английский джентльмен. Мелисса с интересом обнаружила, что он моложе, чем она предполагала, что-то около тридцати. Он был симпатичный, с золотистыми волосами, и восторженные дамы-соседки были от него без ума. Мелисса особенно не разглядывала его сестру, которая путешествовала вместе с ним, но Латимеры ей понравились, и она была благодарна, когда Джулиус сообщил, что готов подождать с выплатой долга.

Очаровательнейшая улыбка появилась на его лице, когда он неожиданно добавил:

— В конце концов, дорогая мисс Сеймур, мой дядя ждал несколько лет, и, я думаю, у вас было время, чтобы собрать эту сумму.

Мелисса испытала большое облегчение, когда он немедленно не подал в суд, требуя продажи Уиллоуглена, чего так боялась после таких слов. Потом она почувствовала, что при нем ей как-то неловко, что ей не нравится, и как он на нее смотрит — на ее губы, грудь, и его какая-то особенная улыбка.

— Не беспокойтесь о расписке… Я уверен, что мы сможем найти способ ее оплаты, который удовлетворит нас обоих.

Ничего зловещего не было в его словах, но что-то Мелиссе не нравилось…

Она качала головой. Ну не простофиля ли она? Ищет подвоха там, где его нет и быть не может! Разве у нее нет других забот? Упрямо сжав губы, она заставила себя думать о другом.

Несмотря на некоторые успехи, Мелисса понимала, что они мало чего достигли, чтобы сделать Уиллоуглен по-настоящему доходным предприятием. Деньги, заработанные Фолли, утекали с невероятной быстротой, они давали возможность лишь поддерживать Уиллоуглен.

Мелисса не позволяла себе думать о неудачах. Но сегодня был какой-то особенный день, она никак не могла справиться с дурным настроением. Радость от возвращения Этьена угасла, — ведь положение имения почти не изменилось. Уиллоуглен продолжал ветшать, отчаянно были нужны деньги, мужские руки и ремонт. Единственный источник дохода — Фолли. Мелисса стала бояться, как бы с жеребцом не случилось чего-нибудь недоброго.

И, конечно, ее тяготили отношения с дядюшкой Джошем.

Девушка тяжело вздохнула. Вряд ли настанет день, когда ей удастся вырваться из тесного круга неразрешимых вопросов. Наверное, никогда. Слишком много препятствий, каждое из которых способно обернуться катастрофой.

— Я должна была догадаться, где тебя искать. — Резкий голос прервал ход ее мыслей. — Молодая леди, я полагала, что вы помогаете Марте мотыжить, а не сидите, развалившись, на сене.

Не обращая внимания на деланную резкость тона говорящего. Мелисса улыбнулась:

— Да, мэм. — Ее глаза с любовью обратились к маленькой седой даме, стоящей перед ней.

Ни улыбка, ни ласка во взгляде Мелиссы, казалось, не произвели на женщину никакого впечатления. Но в глазах, похожих на глаза газели, появился заметный отблеск доброты, когда она сказала:

— Тебе не удастся умаслить меня своим кротким ответом. Я знаю тебя с рождения, и твои штучки меня не проведут. Ни твои, ни твоего брата!

В то время, как Этьен отвечал за все, связанное с конюшней, эта маленькая англичанка управляла домом и всем, что вокруг него. Фрэнсис Осборн появилась здесь лет двадцать тому назад, — мать Мелиссы привезла ее из Англии в качестве горничной, но со временем ее роль изменилась, смерть хозяйки превратила ее из горничной в няню двух малышей и хозяйку дома у вдовствующего Хью. Несмотря на неопределенность ситуации, Фрэнсис не подумала оставить свои обязанности и дом, в котором столько прожила. Она как-то сказала Мелиссе:

— Твоя дорогая благочестивая матушка не простила бы мне этого. Я любила свою хозяйку Анну, люблю тебя и твоего брата. Только смерть может разлучить меня с вами.

Дела Фрэнсис не противоречили ее словам, и Мелисса была благодарна ей за умелые руки. Эта женщина прекрасно вела хозяйство. Несмотря на свою физическую хрупкость, она была несколько деспотична, даже в любви к брату и сестре.

Между нею и Этьеном шла постоянная борьба, и Мелиссе иногда думалось: а не получают ли они удовольствие от своих схваток? Оба ревностно относились к собственному влиянию на других. Но с момента смерти Хью между ними установился мир. Этьен признал, что Мелиссе не стоит проводить так много времени на конюшне, а Фрэнсис, хотя и неохотно, согласилась исполнять роль бонны, когда Мелисса, Этьен и Захарий ездили на скачки.

Однако перемирие было хрупким, и каждая сторона Начинала борьбу не на жизнь, а на смерть, когда «чужак» заходил на его территорию. Так что Мелисса удивилась, что Фрэнсис отыскала ее здесь, у Этьена.

Грациозно поднявшись, она сказала:

— Нам лучше поторопиться, а то Этьен тебя здесь увидит.

Фрэнсис недовольно топнула:

— Могу тебя уверить, что этому маленькому важничающему выскочке и в голову не придет искать меня тут.

Представив себе сцену, которая разразилась бы, услышь Этьен эти слова. Мелисса схватила Фрэнсис за руку, чтобы побыстрее оттащить ее на нейтральную территорию.

Майское утро было ласковым, и они медленно подходили к дому, обсуждая планы Фрэнсис на день, которые были вполне обыденными — прополоть в огороде, выбить выцветшие ковры во дворе. Марта вовсю уже полола, и Мелисса, поприветствовав негритянку, нашла мотыгу и принялась за сорняки. Наблюдая за ней. Марта воскликнула:

— Мисс! Вы свалитесь, если на этой жаре будете так работать.

Мелисса улыбнулась. Марта была рослая девушка восемнадцати лет, ее круглое лицо, казалось, всегда сияло. Марта и ее семья были единственными рабами, которых Сеймуры не продали после смерти Хью.

Семья Марты была большая: родители — Мартин и Ада, старший брат Стэнли и сестра Сара, два младших брата — Джозеф и Харлан, которым было шестнадцать и двенадцать. Ада всегда готовила на кухне, сколько Мелисса себя помнила, а Мартин был главным конюхом у отца. Вся семья хорошо и дружно работала, за что Мелисса и Захарий были им весьма благодарны.

Обе девушки — белая и черная — молча трудились, пока Ада не позвала их поесть. Мелисса с радостью отложила мотыгу и поспешила к дому.

Захарий уже сидел в столовой, на своем обычном месте во главе стола. Они поздоровались, и когда Мелисса села и отпила из высокого стакана глоток лимонада, то с явным удовольствием призналась:

— Как вкусно! Особенно после целого утра с мотыгой. Я умирала от жажды! Ненавижу мотыжить.

— Не жди, что я тебе посочувствую, — сказал Захарий. — Я все утро чистил конюшню, и поверь, что дышал куда менее ароматным воздухом…

Девушка насмешливо сказала:

— Какие мы неблагодарные! Ведь Уиллоуглен все еще остается нашим, — она кинула взгляд на большое мокрое пятно на потолке и постаралась не замечать старых, выцветших на жарком солнце занавесок на окне. — И, — продолжала она, — у нас, наконец, есть Фолли!

Но она бы так не радовалась, если бы знала, что в этот момент некто Доминик Слэйд только что прибыл в Батон-Руж, и цель его приезда — купить гнедого жеребца.

Глава 4

Оказавшись в маленьком городке, расположенном на левом берегу Миссисипи, Доминик снял номер в очень чистой и уютной гостинице и принялся расспрашивать, где живут владельцы Фолли. Хозяин гостиницы, Джероми Дэнхэм, старался всячески ему помочь, с пониманием кивая.

— Человек, которого вам надо найти, это Джош Манчестер, — сообщил он, ставя перед Домиником пенящийся эль. — Он ведет все дела семьи. Вы найдете его в Дубовой Лощине, это милях в трех по дороге вдоль реки на север от города.

Доминик был и рад, и удивлен. «Странно, — подумал он, — но Ройс никогда не упоминал, что его отец занимается разведением лошадей». Короче говоря, Доминик настрочил короткую записку, объяснил в ней цель своего появления в этих краях и просил встречи с мистером Манчестером. Младший сын мистера Дэнхэма, Том, был тут же послан вручить записку адресату.

Быстрый ответ от мистера Манчестера вдохновил Доминика, и он отправился спать, с удовольствием думая о том, что своими глазами увидит животное, получившее столь высокие отзывы от знатоков. Как понял Доминик из ответа, завтра вечером он уже сможет собой гордиться как собственник Фолли…

Джош очень хорошо знал, что этого не случится по той причине, что Фолли не его жеребец; хотя он и являлся опекуном Мелиссы и Захария, но ни секунды не сомневался, что у него не хватит власти над Мелиссой заставить ее расстаться с Фолли. Так зачем тогда Джош ввел в заблуждение Доминика?

Для Джоша имя Слэйда было знакомо. Его сын, Ройс, часто упоминал его, и сам Джош много лет назад посещал старших Слэйдов в Боннэре. Он хорошо знал, как они богаты, как уважаемы в обществе. Старший брат, Мэтью, носил титул английского барона, а Ноэль Слэйд происходил из одной из самых богатых креольских семей в Нью-Орлеане, что не могло не импонировать Манчестеру. Хотя Джош не знал Доминика лично, он слышал, что тот молод, красив, богат и — что самое важное — холост. Поэтому Джош был весьма заинтересован в появлении Доминика в Батон-Руже: если Мелиса воротила нос от местных кавалеров, то, может быть, Доминик Слэйд привлечет ее внимание. Поэтому-то он не счел нужным сообщить Доминику Слэйду о том, что хозяйка лошади — племянница: иначе мистер Слэйд отправился бы в Уиллоуглен к Мелиссе, которая — Джош ни секунды в этом не сомневался — отправила бы мистера Слэйда ко всем чертям, заявив, что Фолли не продается.

Однако… Если бы Джошу удалось подготовить мистера Слэйда к встрече с Мелиссой… Будь у него побольше времени, думал Джош, он бы направил события в нужное русло. Он принялся ходить взад-вперед по кабинету, перебирая массу вариантов, составляя план такой встречи Мелиссы и Доминика, при которой Доминик заинтересовался бы его племянницей.

Во-первых, надо отсрочить их первую встречу, а за это время получше подготовиться. Во-вторых, присмотреться к молодому человеку, увидеть, таков ли он, как о нем говорят. Если Доминик не будет соответствовать представлению о нем Джоша, тогда пусть едет прямиком к Мелиссе. Но, окажись Слэйд человеком, подходящим для роли зятя, он придумает, как задержать его на несколько дней в Дубовой Лощине. Ройс, конечно, обрадуется, узнав, что его друг оказался в их краях. Пусть мистер Слэйд увидит, что Манчестеры такие же аристократы, как и его семья, что их имение безупречно, как и Боннэр с сотнями акров плодородной земли, так что их положение в обществе сходно.

На секунду Джош замер и уставился на сверкающую поверхность письменного стола красного дерева. Первая часть плана проста для выполнения, а ввернуть имя Мелиссы в беседе — проще простого. Можно ненавязчиво упомянуть о приятной наружности племянницы, ее хорошем характере, о том, как она старается сохранить Уиллоуглен. Но здесь следует быть очень осторожным. Молодой Слэйд не должен заподозрить, что Мелисса нуждается, что, по мнению Манчестера, ей просто необходим богатый муж. Нет, надо все очень тщательно подготовить. С одной стороны, необходимо предупредить о том, что Слэйд может увидеть в Уиллоуглене, а с другой — сделать это как бы невзначай. Следует также упомянуть, что Мелисса отказалась выйти замуж за богатого Ньюкомба, дать понять, что жалкое состояние дел в Уиллоуглене проистекает не из-за того, что не находятся претенденты на руку Мелиссы; упомянуть, не заостряя особого внимания на этом моменте, и о мотовстве Хью.

Джош вздохнул. Побольше хитрости — и все будет в порядке. Но тут ему пришла в голову неприятная мысль о том, что все это походит на сводничество. Однако, вспомнив о доверенности и о неприятной беседе с банкиром на прошлой неделе, он расправил свои массивные плечи и отбросил возникшие сомнения. Да, Джош не видел препятствий для осуществления плана относительно Доминика Слэйда. Он уверен, что следует только направить в нужное русло ход мыслей молодого человека, а красота Мелиссы довершит начатое. Мистер Слэйд, только взглянув на нее, падет к ее ногам, как и другие. Реакцию Мелиссы на его план предвидеть было нетрудно, но дядюшка решил, что пришло время покончить с ее упрямством, с нежеланием поступить, как все нормальные девушки, — влюбиться и выйти замуж. Нахмурившись, Джош налил себе приличную порцию хлебной водки и медленно выпил. Не было смысла пытаться взывать к логике племянницы, поскольку она ее начисто лишена. Бесполезно объяснять ей преимущества брака. Как это все неприятно!

Джош снова заходил по кабинету, думая о Мелиссе, но ничего толкового не мог придумать. Как только он упомянет имя мистера Слэйда, девушка тотчас насторожится. В конце концов, решил он, любая попытка с его стороны представить Слэйда в благожелательном свете вызовет глубочайшее подозрение племянницы, этой продувной бестии. Но вдруг его лицо просветлело. Идея! Ему не следует даже заикаться о положительных качествах мистера Слэйда, наоборот — посоветовать Мелиссе держать ухо востро с этим парнем. Пусть она думает, что он не слишком одобряет этого молодого человека из Натчеза, считая его пройдохой. И если похвалы перспективных кавалеров ни разу не сработали, не попытаться ли использовать противоположную тактику?

Довольный собой, Джош пошел искать Салли. Его жена сидела в маленькой гостиной на удобном диване из розового дерева, обитом роскошным шелком. Она рассеянно просматривала коллекцию эскизов, оставленных ей белошвейкой.

При появлении мужа она подняла на него глаза и улыбнулась:

— А, вот и ты, дорогой. Я сижу и думаю, когда же ты придешь?

Было большое сходство между молодыми Сеймурами и их тетушкой. Салли Манчестер в пятьдесят четыре года не выглядела на свой возраст: хорошенькая, пухленькая, чем-то похожая на курочку, женщина. Захарий удачно пародировал ее голос, напоминающий квохтанье. Но при всем этом даже заклятый враг не смог бы отрицать приятности склада ее характера. Несмотря на то что Салли родила пятерых детей, она сохранила остатки красоты и свежести. Большие бледно-голубые глаза красивого разреза, нежная кожа, не потерявшая эластичности. Темные волосы слегка серебрились сединой, она носила их на прямой пробор, а локоны вились у шеи. Брошь-камея украшала жабо из кружев, синий шелк платья гармонировал с цветом глаз. Джош считал, что она прелестна. Опускаясь рядом, он взял ее за руку и радостно сказал:

— Салли, ты знаешь, я думаю, этот молодой Слэйд может попасть в ловушку к нашей Лиссе. — Он помолчал и задумчиво добавил:

— Во всяком случае, мы должны этому содействовать. Когда он завтра появится, я хочу, чтобы ты пригласила его погостить у нас несколько дней.

Джош немного поколебался. Даже любя Салли, он не питал особых иллюзий относительно ее интеллекта и подумал, что из его планов стоит ей открыть, а что — нет. И решил — как можно меньше. Он даже пожалел, что упомянул имя Слэйда вместе с именем Мелиссы. Поэтому Манчестер счел необходимым предупредить супругу:

— Будет лучше, если ты ничего не скажешь о Мелиссе молодому Слэйду. Ему и в голову не должно прийти, что мы ищем богатого мужа для своей племянницы. Просто мило пригласи его погостить у нас.

Салли выразила недоумение по поводу такой скрытности:

— Но разве мы не хотим, чтобы Мелисса вышла замуж? А если он приятный джентльмен?

— Да, все так, но он не должен этого знать, — ответил Джош слегка раздраженно. — Нельзя допустить, чтобы Слэйд об этом догадался: слишком многое приходится поставить на карту.

— О, разве мистер Слэйд любит играть в карты? — спросила с сомнением Салли. — Мне кажется, это достаточно глупый способ привлечь внимание молодой женщины.

Потрепав ее по щеке, Джош ласково сказал:

— Не беспокойся, дорогая. Как обычно, будь хорошей хозяйкой, чтобы мистер Слэйд чувствовал себя как дома.

На следующее утро, когда Доминик в назначенный час прибыл, Манчестер встретил его с бьющим через край радушием. Оно было искренним: уже при первом рукопожатии Джошу понравился этот приятный молодой человек. Все в Доминике импонировало Джошу. Красиво завязанный галстук, аккуратный сюртук из прекрасной голубой материи отлично сидел на широких плечах, желтоватые панталоны безупречно облегали стройные ноги в гессенских высоких сапогах, сверкавших так, что Джош видел в них свое отражение. Жилет Доминика тоже понравился Джошу: своей неяркой расцветкой он выгодно отличался от безвкусных вышитых жилетов, столь любимых его младшим сыном. Очевидно, молодой мистер Слэйд понимал толк в моде, да и держался на манер английского денди, так что Джош почувствовал надежду, что Мелисса не устоит перед его элегантностью. После нескольких минут вежливой беседы за кофе стало ясно, что все, прежде слышанное об этом джентльмене, раскованно сидящем напротив него, было правдой. Доминик Слэйд и на самом деле красив, обаятелен, прекрасно воспитан. Джош облегченно вздохнул. Теперь оставалось убедить в этом Мелиссу.

Первая часть плана осуществилась неожиданно легко: Доминик без малейшего неудовольствия воспринял извинения Джоша, что тот не может показать Фолли прямо сегодня. Он улыбнулся:

— Это неважно, сэр. Я намерен пробыть здесь несколько дней и не спешу. Мы можем поехать посмотреть жеребца на этой неделе или на следующей, выбрав время, которое устроит нас обоих.

Джош сиял, едва не потирая руки от радости, и любезно пригласил гостя присоединиться к семейной трапезе.

Поблагодарив, Доминик сказал:

— Я хорошо знаком с вашим сыном Рейсом. Мы встречались в Англии несколько лет тому назад, а потом некоторое время переписывались. Мне хочется увидеть его, и ваше великодушное предложение помогает мне соединить приятное с полезным.

Джошу не верилось, что все складывается настолько удачно. Он не мог скрыть своей радости, ведя Доминика к Ройсу, который был счастлив увидеть друга по Лондону. Несколько минут они обменивались шутками, упрекали друг друга, что оказались ленивы на письма. Джош Манчестер был вне себя от удовольствия, видя, какие у них дружеские отношения; однако его сердце едва не оборвалось, когда Ройс вдруг спросил:

— Да, а что тебя привело сюда? — И, смеясь, добавил:

— Уж, конечно, ты явился не только ради встречи со старым другом.

— Фолли, — просто ответил Доминик.

— Фолли? Ведь Мелисса… Больше Ройс ничего не успел сказать, так как отец перебил его:

— Это неважно. Главное — твой друг здесь, и я слышу голос матери: она зовет нас в столовую. Пойдемте, позднее поговорите.

Ройс удивленно посмотрел на отца, но, заметив многозначительное выражение на его лице, пожал плечами и, ничего больше не спрашивая, взял Доминика под руку:

— Пойдем, я поближе познакомлю тебя с матушкой.

Следующие несколько часов прошли так, как Джош мог только мечтать. Доминик оказался приятным гостем, от его комплиментов щеки Салли Манчестер рдели от удовольствия. Предложение погостить несколько дней в Дубовой Лощине было принято тепло и непринужденно, хотя Доминик поначалу колебался. Ройс настойчиво повторил просьбу матери:

— Останься, Дом. Нам есть что вспомнить. И я уверен, тебе здесь понравится больше, чем в городской гостинице.

Пожав плечами, Доминик сдался:

— Я съезжу с тобой в Батон-Руж, — добавил Ройс. — Но прежде мне надо поговорить с отцом. — Он бросил на Джоша острый взгляд.

Оказавшись в своем кабинете наедине со старшим сыном, Джош немного волновался. Ройс прислонился к дверному косяку, скрестил руки на груди, его красивое лицо ничего не выражало. Он ждал объяснений. В первую секунду Джош хотел было отшутиться, но потом вздохнул: сын сразу бы почувствовал неискренность.

Ройс Манчестер был очень похож на своих молодых родственников, Мелиссу и Захария, и еще больше — на деда, Джефри Сеймура, когда тот был в таком же возрасте. Густые, с бронзовым отливом волосы, красивая голова, черные, четко очерченные брови и топазовые глаза, цвет которых он. Мелисса и Захарий унаследовали от деда. Ройс был широк в плечах, а по натуре — проказник, что отнюдь не означало, что он лишен проницательности: ничто не ускользало от его внимания. Посмотрев на своего родителя, Ройс требовательно спросил:

— Что все это означает?

Джош неловко откашлялся и пробормотал:

— Доминик думает, что я хозяин Фолли. Он не знает про Мелиссу. Я подумал… — он вдруг умолк, боясь проболтаться о своем плане.

Но Рейсу ничего не надо было объяснять, он все сразу понял и с насмешливым блеском в глазах резюмировал:

— Итак, ты решил попытаться умаслить его, прежде чем представить нашей разборчивой кузине. — И, покачав головой, добавил:

— Смотри, Доминик далеко не простак. Услышав о Мелиссе, он сразу распознает твой замысел. У него отличный нюх на сводничество.

Не желая спорить с Рейсом, Джош спросил:

— Надеюсь, ты ему ничего не скажешь? Пусть он думает, что Фолли мой.

Помолчав несколько мгновений, сын ответил:

— Нет, не скажу. Если он прямо обо всем не спросит. — Улыбнувшись, он добавил:

— Вообще-то, кто знает? Твой план может оказаться и успешным. Интересно посмотреть, как Доминик будет пикироваться с Мелиссой. Я уверен, он никогда не встречал девушку, подобную ей. И она тоже вряд ли устоит перед дьявольским очарованием Слэйда.

Хотя реакция Ройса была не совсем такой, на какую рассчитывал Джош, он все же вздохнул с облегчением, и, когда молодые люди поехали в город, он не стал тратить время попусту и отправился в Уиллоуглен. Первая часть задуманного осуществлена, и пора приступить ко второй.

Встретившая Манчестера Фрэнсис Осборн сообщила ему, что Мелисса занята на конюшне, и Джош прямиком направился туда.

Войдя с яркого света в полутемную конюшню, он немного постоял, чтобы глаза привыкли к сумраку, и увидел Мелиссу, которая чистила стойло.

На ней было какое-то старое платье, волосы собраны в пучок. Дядюшка окликнул ее, девушка повернулась к нему лицом, и тот оторопел, всматриваясь в ее новый облик. Веселое настроение Джоша быстро улетучилось — отвратительные очки, ужасный наряд, дурацкая прическа… Ему не понадобилось много времени, чтобы понять, чего ради девушка так изменила внешность: конечно, она решила таким образом оградить себя от дальнейших предложений руки и сердца. Неподготовленный к подобному повороту событий, Джош уставился на племянницу в мрачном молчании, Видя его реакцию и догадавшись о ее причине, Мелисса пожалела дядю. Она думала, что он разозлится, но Джош был поражен и разочарован, и в душе девушки угрызения совести боролись с желанием повеселиться, глядя на его оторопелое лицо; ее наружность произвела должный эффект. Она готова была увидеть гнев дядюшки, который бы встретила достойно и твердо. Но Джош, мужественно пытающийся пережить поражение… Робкая улыбка тронула ее губы. Перемена была такой разительной, что Даже гладко зачесанные волосы и очки не могли скрыть естественного очарования девушки. Джош начал приходить в себя. Как знать, может, Доминик получит особое удовольствие в том, чтобы раскрыть красоту, прячущуюся за маской старой девы, и Манчестер решил действовать по намеченному плану. На него внезапно снизошло вдохновение, и он мрачно сказал:

— Я приехал кое о чем тебя предупредить.

— Предупредить? — тихо повторила она. — Предупредить о чем?

— Относительно Доминика Слэйда. Мелисса пристально посмотрела на дядю. Она ничего не знала о появлении джентльмена, чье имя так небрежно он произнес, но почувствовала какой-то подвох и осторожно спросила:

— Доминик Слэйд? А кто он такой?

— Ты хочешь сказать, что никогда о нем не слышала? Но ведь он живет по соседству. А я думал, что ты так приоделась специально для него.

Заинтригованная, ничего не понимая. Мелисса пыталась сообразить, о чем речь, но только пожала плечами, делая вид, что ей все понятно.

— А, Доминик Слэйд! — И, чувствуя себя круглой дурой, добавила:

— Кто-то упоминал, что он сейчас здесь. И я подумала, что лучше, если я…. — Она не закончила фразу и, одарив дядю очаровательной улыбкой, спросила:

— Так вы одобряете?

— Да, моя дорогая! Я не могу передать, как я счастлив, что ты обладаешь столь здравым смыслом и способна защитить себя от возможного и нежелательного внимания с его стороны. Ты поступила весьма разумно, скрыв свое неотразимое очарование. — Засмеявшись, Джош продолжал:

— Мало кто из мужчин приблизится к женщине, похожей на тебя в данный момент. И уж, конечно, не Доминик Слэйд. Ему подавай только самых хорошеньких кобылок, да побольше.

Чувствуя себя оскорбленной словами Джоша, хотя и получила то, чего добивалась. Мелисса тем не менее гордо кивнула:

— Вполне возможно. Но, может, эти самые кобылки — не единственное, что способно заинтересовать мистера Слэйда?

— Здесь ты, дорогая, ошибаешься. Он дьявольски хорош собой, и его семья — он из Слэйдов, живущих на Натчезе, — очень уважаемая. Мало кто из наших соседок, незамужних девушек, отказал бы ему. Я имел удовольствиевстретиться с ним сегодня и должен сказать, что молва не преувеличивает его достоинства.

Мелисса презрительно надула губы;

— Я полагаю, что он о себе весьма высокого мнения.

— О нет, вовсе нет! Это очаровательный, скромный молодой человек. О том, что он из такой замечательной семьи, можно догадаться только по, его манерам и безупречной внешности.

Мелисса испытывала недоумение: ведь дядя давно пытался выдать ее замуж за джентльмена типа Доминика Слэйда, и нахмурилась. В какую игру играет Джош, и если играет, то почему? Она не удержалась от вопроса:

— Если он так хорош, почему вы рады, что я нарядилась таким чучелом? Вы должны были бы быть заинтересованы, чтобы я сделала все, чтобы привлечь его внимание!

Джош почувствовал, что едва не оскандалился.

— Он не для тебя, дитя мое. Доминик слишком возвышенный и светский человек. Кроме того, — задумчиво пробормотал дядюшка, — я не знаю, может ли из него получиться хороший муж… Говорят, он увлекается, ну, как бы это сказать, определенным типом женщин. И еще эта его страсть к азартным играм… — Джош с сожалением покачал головой:

— Нет, нет. Он не тот человек, который тебе нужен.

Мелисса испытывала противоречивые чувства.

Ей даже хотелось топнуть ногой. Как осмеливается дядя Джош решать: подходит ей мистер Слэйд или нет? Как осмеливается так вольно называть Доминика Слэйда слишком аристократичным, слишком светским для нее! А может, мистер Слэйд понравился бы ей, и даже очень, если бы она его увидела? Слишком унизительно слушать, как Джош так бесцеремонно отмел ее шансы привлечь внимание красивого, богатого и обаятельного мужчины. Вдруг осознав, куда завело ее негодование, Мелисса сощурилась и внимательно посмотрела на дядю. А не трюк ли это? Не пытается ли он ее провести?

Джош невозмутимо встретил подозрительный взгляд племянницы и приложил все усилия, чтобы на его лице не дрогнула ни одна жилка. Чтобы усыпить бдительность Мелиссы, он предпринял отвлекающий маневр:

— Кстати, в последние дни ты видела молодого Ньюкомба? Насколько я понимаю, он по-прежнему не прочь на тебе жениться.

После таких слов все сомнения Мелиссы о возможной двойной игре дяди испарились.

— Ах, он «не прочь»! Томится и чахнет! Это ради него я так нарядилась, чтобы вы знали! Равно как и для мистера Слэйда, — добавила она поспешно, — я сделала из себя такое чучело. — Взглянув на дядю, девушка заговорила почти умоляюще:

— Ну, пожалуйста, дядя Джош! Ну перестаньте уговаривать меня выйти замуж. Я знаю, что у вас проблемы. Но и у меня тоже. И если я не хочу выходить замуж только ради того, чтобы улучшить свое положение, почему я должна это сделать чтобы изменить ваше? Я никогда не пойду за Джона Ньюкомба! И была бы вам чертовски благодарна, если бы вы прекратили вмешиваться в мои личные дела!

Нежно потрепав ее по руке, Джош ласково сказал:

— Хорошо, хорошо, моя дорогая. Я понял. Поверь, больше я не буду приставать к тебе с этим.

Мелисса безмолвно уставилась на дядю и, не поверив своим ушам, на всякий случай переспросила:

— И вы всерьез это обещаете?

— Даю тебе слово. — И потрепав Мелиссу по щеке, Джош простился.

Девушка провожала его полным удивления взглядом, абсолютно не понимая, почему он так легко отступился. «Похоже, он все-таки ведет двойную игру», — подумала Мелисса. Иначе как понять его замечание насчет Доминика Слэйда, нахмурившись, размышляла она. Видимо, мистер Слэйд как раз тот тип джентльмена, который, по мнению Джоша, подходит на роль ее мужа.

Рассказывая о разговоре с дядюшкой брату, девушка заметила:

— Его слова должны были отвратить меня от мистера Слэйда. Но он совершенно ясно дал мне понять, что тот красив, богат и его репутация безупречна. Нет ли тут какого-то подвоха? Знаешь, что я думаю? Заявляя, что он не хочет, чтобы я понравилась мистеру Слэйду, Джош надеется, что я буду вести себя, как положено, отнесусь к нему любезно только для того, чтобы поступить по-своему. И тогда его план осуществится!

Захарий посмотрел на нее и после паузы тактично спросил:

— А… Ты думаешь, он такой умный? Мелисса вздохнула:

— Не знаю. Возможно, я слишком подозрительно отношусь к перемене в нем.

— Я думаю, дети мои, вам не о чем беспокоиться, — заявил присутствующий при разговоре Этьен. — Где бы ни была зарыта собака, радуйтесь, что сейчас вы вновь в хороших отношениях с Джошем. Что касается Доминика Слэйда… — Он подмигнул и насмешливо сказал:

— А кто знает, моя красавица? Может, он и разрешит все наши проблемы. Может, его послал нам сам Бог.

Глава 5

Доминик не знал, разрешит ли он чьи-то проблемы. Но он знал другое: после десяти дней в Дубовой Лощине, очень приятных, его собственные проблемы, связанные с покупкой жеребца, остаются нерешенными. Сколько бы он ни пытался завести разговор о лошади, Ройс ловко менял тему беседы. А что касается Джоша Манчестера…

Стоя у окна своей уютной спальни, Доминик хмуро глядел на распростершуюся перед домом зеленую лужайку. Мистер Манчестер становился странно уклончивым, когда речь заходила о Фолли; Нет, он был сердечным, услужливым хозяином, Доминику приятно было проводить время с Рейсом. Но никаких разговоров о жеребце! Доминик до сих пор его не видел, и его терпение начало иссякать. «К тому же, — подумал он раздраженно, — ему все уши прожужжали о племяннице Джоша Мелиссе Сеймур». Джош говорил, как она хороша, весела, независима, как старается помочь брату. Доминик начал подозревать, что его куда-то втягивают. А когда он услышал, что девушка жертвует собой, отвергая многие выгодные предложения о браке, его последние сомнения рассеялись.

Улыбаясь, Доминик подумал, что, должно быть, мисс Сеймур настоящая фурия. Иначе как писаная красавица могла засидеться в девушках? И уж, конечно, она относилась к тому типу женщин, которых он не выносил: подражавших манерам жокеев и предпочитавших главенствовать во всем.

Ройс по-прежнему уклонялся от бесед о кузине, и это тоже показалось подозрительным Доминику. Похоже, тот забавляется происходящим и с юмором наблюдает за хитроумными усилиями инициатора сватовства.

Доминик ухмыльнулся. Ну что ж, он будет делать то же самое. Но шутки шутками, а дело делом. Слэйду надоело, что его столько времени водят за нос, и он с решительным видом отправился искать хозяина. Его нигде не было. Это еще больше разозлило Доминика: что бы они себе ни думали, он должен увидеть жеребца и обговорить условия его покупки, а на мисс Сеймур ему наплевать.

Джоша удалось в конце концов отыскать в библиотеке, где он сидел в уютном кресле. Без всякого предисловия Доминик заявил:

— Мне кажется, что было бы неплохо посмотреть Фолли сегодня. Я не могу больше злоупотреблять вашим гостеприимством. — Он вынул из нагрудного кармана жилета золотые часы и, глянув на них, сказал:

— Может быть, мы отправимся минут через тридцать?

Джош, застигнутый врасплох, не мог придумать вежливого отказа. Пытаясь оттянуть ужасный для него момент, заикаясь, нервничая, он что-то бормотал, но Доминик был непоколебимо настойчив, и наконец, припертый к стене, Джош рассказал ему правду.

Пораженный Доминик не знал — ругаться ему или смеяться. Наконец он произнес:

— Так, значит, хозяин Фолли не вы, его настоящая хозяйка — ваша племянница, Мелисса Сеймур? И все эти чудесные десять дней вы меня обманывали?

В крайнем смущении Джош заерзал в кресле, после чего был вынужден признаться, что дело обстоит именно таким образом. Он опасливо посмотрел на хмурое лицо молодого человека, внезапно испытав глубокое сожаление по поводу того, что придумал этот план.

— Понятно, — спокойно сказал Доминик; ни выражение его лица, ни интонация голоса ничего не говорили Джошу. — А не будете ли вы так добры сказать мне, к чему были все эти оттяжки? Почему вы мне не сказали правду сразу, как только я появился у вас в доме?

Джош нервно откашлялся, лихорадочно соображая, что ответить, как объяснить свои действия, и начал на ходу импровизировать:

— Я хотел как лучше. Мне надо было убедиться, что вы действительно настоящий джентльмен, прежде чем представить вас племяннице.

Я, в конце концов, опекун ее и ее брата, и чувствую большую ответственность за Мелиссу. — Бросив быстрый взгляд на лицо Доминика и не обнаружив на нем признаков гнева, Джош вдохновенно продолжал:

— С тех пор как умер их отец, они оба видели во мне свое доверенное лицо, защитника их интересов. Так что моя обязанность — оградить их от тех, кто хотел бы воспользоваться их неопытностью и неискушенностью.

Доминик задумчиво глядел на Джоша. Что-то в его словах вызывало сомнение, но оно не успело разрастись до критических размеров: внимание Слэйда заострилось на мысли, что все эти дни Джош его проверял. Его гордость была задета: ведь тот осмелился наблюдать за ним и размышлять о степени его порядочности! Доминик насмешливо спросил:

— И вы удовлетворены? Вы уверены, что я не собираюсь дурно обойтись с вашей племянницей?

— О да! — тороплива ответил Джош и, понимая, что гость может обидеться, добавил:

— Нет, я не сомневался в вас. Понимаете ли… Это просто… — И он умолк. Отчаянно пытаясь выпутаться из этой неловкой ситуации, он продолжал:

— Надо было успокоить Мелиссу. Надо было предупредить вас, что она вообще не хочет продавать жеребца. Она вбила себе в голову создать свой собственный конный завод. — Он развел руками. — Я ей, объяснял, как это смешно. Но я вам уже говорил — она бывает ужасно упрямой.

— Если она не хочет продавать животное, значит, я вообще зря потратил время! — раздраженно воскликнул Доминик. — Почему же вы не сказали мне, что жеребец не продается?

— Но… — запнулся Джош, не смея раскрыть до конца свой план и вместе с тем не желая полностью отказаться от него особенно теперь, когда, казалось, самое страшное позади. И он вновь вступил на скользкую стезю лжи:

— Животное может быть продано, если моя племянница уверится, что вы станете ответственным хозяином и будете хорошо к нему относиться.

— Так я же хочу купить его, а не жениться на нем! — вскричал Доминик, теряя терпение. Но заявление Джоша обнадеживало, и ему не терпелось хотя бы взглянуть на жеребца. — Если все, что вы говорите, — правда, с вашего разрешения я отправлюсь в Уиллоуглен и встречусь с этой вашей племянницей. Если она столь сильно привязана к Фолли, может, мне удастся убедить ее, что жеребцу будет хорошо и в моей конюшне. Джош просиял в ответ широкой улыбкой:

— Прекрасно! Конечно же, поезжайте с Богом, вы нам стали как родной, как член семьи!

Доминик насмешливо поднял брови: иметь Джоша Манчестера в числе своих родственников — это совсем не то, о чем он мечтал.

Покинув дядюшку Джоша, Доминик встретился в прихожей с Рейсом. Окинув его мрачным взглядом, он прорычал:

— Я сейчас еду смотреть Фолли. Лошадь мисс Сеймур. А ты… Ну ладно, с тобой мы поговорим после, когда я вернусь.

— А! Теперь тебе все ясно! Я не переставал удивляться, сколько же времени должно пройти, чтобы ты догадался!

Доминик не смог удержаться и расхохотался:

— Черт тебя побери, Ройс! Мог бы все-таки предупредить!

Ройс засмеялся в ответ:

— Да, но тогда это не было бы так смешно.

Доминик, улыбаясь, покачал головой и пошел на конюшню.

Очень скоро он добрался до Уиллоуглена. Пока он ехал, в его голове мелькали недобрые мысли, иронические и едко-насмешливые. Нет, не Джош вызывал его гнев, а мисс Сеймур. Доминик почему-то был уверен, что это она потребовала, чтобы Джош разыграл дурацкий спектакль и задержал его в Дубовой Лощине. Сквозь раздражение он чувствовал, как против своей воли проявляет интерес к мисс Сеймур и, конечно, к ее жеребцу.

Первый взгляд на Уиллоуглен его не вдохновил. С язвительной улыбкой на красивых губах он подумал, что Джош намеренно преувеличил временность трудностей, которые переживает имение. Некогда красивый двухэтажный дом находился явно не в том состоянии, в каком ему надлежало быть. Он стоял среди мшистых дубов, гигантских мимоз и мирт, безусловно, приятных для взора, но было совершенно очевидно, что уже многие годы ни на дом, ни на сад денег не тратилось. Краска на стенах вспучилась и облупилась, железная ограда была покрыта ржавчиной. Просторная лужайка, прилегающая к дому, не ухожена, заросла сорняками, и вообще вся усадьба выглядела неприглядно. Нет, угрюмо заключил Доминик, это не временные трудности, и удивился, как далеко Джош увел его от правды о мисс Сеймур и ее брате.

Когда молодой человек постучал в дверь главного дома, никто не ответил. Он огляделся — нигде никого. Сеймуры запустили свой дом и, похоже, распустили слуг. Заметив маленькое кирпичное строение вдали от главного дома, он направился туда. Возможно, кто-то есть на кухне.

На его стук открыла Ада. Ее руки были по локоть в муке, а лоснящееся черное лицо выражало досаду. Она неприветливо сказала, что мисс Сеймур тут нет и что она может быть только на конюшне. Ада сопровождала свою речь движениями, как будто продолжала месить тесто. Терпение Доминика таяло с каждой минутой. Он пошел туда, куда указала негритянка: его желание увидеть мисс Сеймур дошло до пика! Ни одну из знакомых дам он еще не искал на кухне или тем более на конюшне!

Мелисса была действительно там. Она усердно работала лопатой, выгребая навоз из стойла, недавно построенного для молодых кобыл. И уж, конечно, у нее в мыслях не было никакого мистера Слэйда, хотя нельзя сказать, что у нее вовсе не было интереса к этому джентльмену. За те дни, которые Доминик провел в Дубовой Лощине, Джош дважды побывал у племянников и, боясь переиграть, очень осторожно заводил беседу о мистере Слэйде. Имя Доминика было упомянуто всего несколько раз: он гостит у них, интересуется лошадьми и тоже собирается создать собственный конный завод в имении Тысяча Дубов, что в двух днях езды отсюда. Случайно ли это совпадение? Кто знает, может быть, он хочет купить Фолли для своего конного завода?

Мелиссе не понравилось, что этот незнакомец посмел появиться в их местах и, став ее конкурентом, бросить ей вызов. Дело было вовсе не в том, что Уиллоуглену грозила опасность с его стороны. Но девушку мучила мысль — Джош обмолвился о продаже Фолли. Она никогда не продаст жеребца, тем более какому-то выскочке, который встал на ее пути в попытке создать собственный конный завод. Мелисса с неприязнью думала о его богатстве, успехах и была настроена против него. Слишком несправедливо, что судьба так щедро наградила одного человека. Но ей хотелось взглянуть на этого пижона, который болтается где-то в округе; однако девушка вовсе не готова была увидеть его в собственной конюшне, в этой жаре и навозе.

Мелисса энергично вычищала грязь, ей ужасно хотелось глотка холодной воды, а еще лучше — искупаться. Увидев, что кто-то вошел в конюшню, она выпрямилась во весь рост и оказалась лицом к лицу с красивым незнакомцем. Что-то подсказало девушке, что перед ней — мистер Доминик Слэйд собственной персоной.

После яркого солнечного света Доминик стоял несколько минут, давая глазам привыкнуть к темноте. Осмотревшись, он отметил, что конюшня поддерживается в приличном состоянии. Однако трудно было поверить, что лошадь такого разряда, как Фолли, содержится в таком убожестве. Столь дорогая лошадь здесь — это что, шутка?

Заметив движение в глубине конюшни, он направился туда.

— Извините меня, — сказал он, подойдя ближе, — вы не могли бы сказать, где мне найти мисс Сеймур?

С ужасом вспомнив о своем виде — пучке на голове, очках, сползающих с носа, о бесформенном одеянии с чердака и лопате с навозом в руках, — Мелисса готова была провалиться сквозь землю. И то, что на Доминике был прекрасно скроенный жакет голубого цвета, подчеркивающий ширину его плеч и объем груди, не улучшило ее настроение. Мучаясь от обиды за себя и невольно восхищаясь им, она посмотрела на темно-желтые бриджи, облегавшие стройные сильные ноги, потом подняла глаза на белоснежный галстук, оттеняющий смуглое красивое лицо, и подумала, что это нечестно и Доминик Слэйд не может выглядеть так. Какие густые вьющиеся черные волосы, какие длинные прекрасные ресницы, какие серые глаза, а рот…

В ярости от своей неожиданной реакции на этого Слэйда она посмотрела на него и резко отчеканила:

— Я мисс Сеймур. — Мелисса была предупреждена о невероятно распутном поведении стоявшего перед ней молодого человека, ей сразу вспомнились все дядюшкины слова, и она решила, что чем скорее этот тип уберется отсюда, тем лучше. — И вообще, кто вы такой, чтобы являться сюда? — спросила девушка, не придавая своим словам излишней любезности.

Доминик оторопел от такой встречи. Внешность хозяйки Фолли удивила его, а враждебность вывела из себя. «Да уж, — подумал он изумленно, — это чучело, которое злобно щурится сквозь смешные очки, весьма мало соответствует восторженному описанию Джоша». Ее резкость смыла вежливую улыбку с его лица, и доброжелательный юмор в серых глазах погас.

— Вы действительно мисс Сеймур? — не удержался Доминик.

Отдавая себе отчет в том, как ужасно она выглядит, ощущая на взмокшей спине прилипшую ткань, сквозь сжатые зубы девушка с вызовом заявила:

— Да, именно мисс Сеймур! Мелисса! — Прекрасно понимая, кто перед ней, она спросила:

— А вы кто такой?

— Доминик Слэйд. Ваш кузен Ройс и я старые друзья. Я провел в имении вашего дяди несколько дней.

— И?.. — враждебно взглянула на него Мелисса, которой так не хотелось пасть жертвой его вероломного очарования. Но она ничего не могла с собой поделать — ей отчаянно захотелось быть сейчас в своем лучшем платье, с чисто вымытыми и вьющимися, ниспадающими на плечи волосами!

Доминик поджал губы. Ну и фурия! Едва удерживаясь от страстного желания повернуться и уйти, он мрачно сказал:

— Я слышал, что вы владеете гнедым жеребцом Фолли. Мой брат Морган видел животное на скачках в Нью-Орлеане несколько недель назад, и оно произвело на него впечатление своей резвостью и красотой. Если вы не против, я бы посмотрел на него и, может быть, купил.

Мелисса была вне себя. После всего, что они с Захарием испытали, после всех мечтаний, как осмеливается этот щеголь говорить о покупке ее любимой лошади! Как вообще хватило у него наглости безо всякого предупреждения явиться в ее конюшню и с видом денди вести себя так, как будто все, что он захочет, тут же осуществится!

Девушка смутно сознавала, что отчасти ее враждебность происходила от смущения за свой вид, но здравая мысль, что гость ни в чем не виноват, не помогала. Но и не только это подогревало ее раздражение: еще ни разу в жизни с Мелиссой не случалось, чтобы вот так, сразу, мужчина понравился ей. «Но этот слишком уж хорош, — подумала она свирепо, — и чересчур самоуверен и самонадеян».

Все же испытывая неловкость за собственную резкость и, кроме того, памятуя о предупреждении дяди относительно молодого человека, девушка решила немедленно избавиться от присутствия Доминика, решительно выпалив:

— Если вы явились сюда посмотреть на Фолли — не тратьте время — ни мое, ни ваше. Ни при каких обстоятельствах, никогда в жизни я не соглашусь его продать. Ни за какую цену.

Отдав должное любезности мисс Мелиссы Сеймур, Доминик заявил:

— Тогда нам больше нечего обсуждать. — И он насмешливо кивнул на ее полную ароматного навоза лопату:

— Я вижу, у вас есть дело поважнее, и не смею вам мешать.

На прощание Слэйд еще раз оглядел девушку. Его взгляд медленно перемещался с пучка волос неопределенного цвета к старомодным очкам, тонким злым губам, и он невольно подумал, что, видимо, Джош и Ройс, живя в этой глуши, спятили. Красавица?! Если у них такие понятия о красоте, то им неплохо было бы провести некоторое время в сумасшедшем доме!

Пожав широкими плечами и не уставая удивляться странности человеческой натуры, он готов был повернуться и уйти, когда услышал голос:

— Лисса! Хочешь лимонада?

Мелисса швырнула лопату, немного не долетевшую до отполированных сапог мистера Слэйда, и внезапно теплая улыбка осветила ее лицо.

. — Зак! — воскликнула она очень приятным голосом, которого Доминик не предполагал от нее услышать. — Тебя просто Бог послал! Я умираю от жажды!

Брат засмеялся и подошел с кувшином лимонада в руках. Взглянув на Доминика, он дружески улыбнулся:

— Привет. Вы, должно быть, Доминик Слэйд.

Доминик не сразу осознал, что слова юноши обращены к нему, — он все еще не пришел в себя от необъяснимой перемены, которая произошла с лицом Мелиссы, осветившимся улыбкой. Не без труда он оторвал глаза от очаровательных ямочек на щеках девушки и, глядя на Захария, вежливо сказал:

— Да, вы угадали. — С легким смущением на красивом лице он спросил:

— А откуда вы знаете? По-моему, мы с вами не встречались.

Зак ухмыльнулся:

— Дядя Джош, — коротко ответил Зак. — Он с таким возбуждением рассказывал нам о вашем визите!

Лицо Мелиссы помрачнело. Ей совсем не нравилось, как дружески эти двое беседуют.

— Ну, ладно, мистер Слэйд, — резанула она. И, оставив без внимания ошеломленный возглас Захария: «Лисса!», девушка отправила содержимое полной лопаты навоза к ногам Доминика и заявила:

— Поскольку вы собираетесь уходить, мы вас не задерживаем.

Улыбка сошла с лица Доминика, он холодно кивнул Мелиссе темноволосой головой и, повернувшись к ней спиной, дружески посмотрел на Захария.

— Очевидно, я пришел в весьма неподходящее время, — сказал он молодому человеку. — Может быть, вы будете так добры присоединиться к нам с Рейсом в «Белом Роге» в Батон-Руже для ужина… Приятно проведем время в компании без этих юбок?

Вызывающе посмотрев на сестру, Захарий решительно кивнул:

— С большим удовольствием, сэр. Когда? Оба джентльмена, похоже, забыли о сердитой Мелиссе. Они обсудили время встречи, и, не сказав ей больше ни слова, даже не посмотрев в ее сторону, Доминик вышел из конюшни.

Хотя Уиллоуглен остался далеко позади, языкастая мисс Сеймур не выходила у Доминика из головы. Похоже, что она — самое несносное существо, которое ему приходилось встречать. Без всякого сомнения — она настоящая фурия, но… Да, она его заинтриговала. «Конечно, — признался он себе, — дело в ее чудаковатости, странности и резкости манер». Но тут на память ему пришла ее улыбка, смутившая его и напомнившая слова Джоша о красоте племянницы. Но одежда! Прическа! Эта желчная манера говорить, вытаращенные глаза, будто она не в себе! Доминик направил лошадь к плантации Манчестера. Да, такой образчик человеческой породы ему внове.

Категорический отказ разрешить хотя бы взглянуть на Фолли вывел Слэйда из себя. Он приехал сюда, лелея надежду украсить свою конюшню этим жеребцом, и теперь — фиаско из-за этой Мелиссы Сеймур! Надо же такому случиться, что именно эта девица — владелица животного! Ах, она не продаст его ни за какую цену? Ха-ха! Он его купит! Он заставит ее подавиться собственными словами!

Настанет день, поклялся себе Доминик, когда Фолли будет его, и неважно, во сколько ему это обойдется. Он заплатит больше, чем стоит животное, но утрет нос этой мисс Мелиссе Сеймур!

С некоторым сожалением Доминик признался себе, что приглашение Захария на ужин было спровоцировано грубостью его сестры, а не искренним желанием продолжить знакомство с юношей. Внешне Захарий ему понравился (чего он никак не мог сказать про мисс Сеймур), но вряд ли само по себе присутствие Захария доставит удовольствие, однако в активе — раздражение мисс Сеймур, вызванное согласием брата на это приглашение. Тем не менее Доминик отдал распоряжение по подготовке к вечеру, а Ройс, узнав о том, что на него приглашен Захарий, остался доволен.

— Хорошая идея. Я мог бы и сам об этом догадаться, — сказал Ройс, когда они выходили из конюшни имения Дубовая Лощина. — Пора оторвать Захария от юбок Лиссы. А то она квохчет над ним, как курица.

Доминик поднял на него серые глаза и насмешливо сказал:

— Кстати, о Лиссе. Не объяснишь ли ты мне, что за игра ведется? Я не хотел тебя обидеть, но если кузина — твой идеал красоты, то я сильно подозреваю, мой дорогой друг, что ты тут, в глуши, одичал! — И, пожав плечами, Доминик продолжал:

— Да она просто мегера! Я от нее в шоке! Никогда в жизни не встречал никого противней!

Зная от отца, что с собой сотворила Мелисса, Ройс загадочно усмехнулся:

— А, в Лиссе много чего, только надо глубоко копнуть…

— Да, очень! Слишком глубоко! — насмешливо ответил Доминик, теряя интерес к разговору. Потом, вспомнив, что у них есть другая тема для пикирования, он спросил с обманчивой вежливостью:

— Не будешь ли ты любезен объяснить мне, почему вы с отцом водили меня за нос насчет лошади?

— А, это…

— Да, именно «это». Ройс пожал плечами:

— Не могу же я предать своего отца, правда? Доминик хмыкнул. Войдя в дом, он сказал:

— Похоже, что Фолли недосягаем для меня, и, поскольку я провел здесь куда больше времени, чем предполагал, утром я возвращаюсь в Тысячу Дубов. — И, повернувшись к Ройсу, который шел рядом, спросил:

— Не поедешь ли ты со мной? Я, конечно, не могу гарантировать тебе высший уровень комфорта, но знаю, что у Моргана прекрасные слуги. И они остаются таковыми, годами не видя хозяина.

Ройс задумчиво посмотрел на него и после минутной паузы принял предложение друга:

— А почему бы и нет? А то ты уедешь, и будет скучно.

Доминик рассмеялся, и они расстались, чтобы переодеться к ужину в «Белом Роге». Надевая свой элегантный темно-синий жилет с позолоченными пуговицами, Доминик хмурился. Дерзкую мисс Сеймур, решил он, надо проучить. Преподать ей урок за то, как она позволила себе обойтись с ним. Он доставит себе удовольствие! Уж он развлечется!

Глава 6

Ужин в «Белом Роге» прошел Очень приятно:

Доминик заказал отдельный кабинет, и никто их не беспокоил.

Первое впечатление Слэйда о молодом Захарии Сеймуре подтвердилось, и он вновь задумался, как могут уживаться этот очаровательный молодой человек и его мегера-сестра. Слушая его рассказ о годовалом жеребенке, которого воспитывает знаток конного дела Этьен, Доминик улыбнулся. Он вспомнил себя в возрасте Захария. Уже тогда он сходил с ума по лошадям.

Закончив ужин, молодые люди сидели, потягивая отличный французский бренди, контрабандой доставлявшийся из Франции. Разговор от лошадей перешел к текущим делам, а потом — к известному пирату Жану Лаффиту и его притонам на побережье.

Ставя на стол рюмку, Доминик небрежно заметил:

— Я полагаю, мы должны быть благодарны ему и его людям. Если бы не они, мы бы не пили такой бренди. Меня удивляет, что наш губернатор Клерберн не в состоянии справиться с ними. Конечно, он делает все, что может, но, похоже, никто всерьез не хочет их останавливать. Должен признаться, меня беспокоит, что у Лаффита такая хорошо вооруженная шайка. Если англичане смогут завербовать Лаффита и его людей… — Доминик задумался, а потом очень серьезно закончил:

— ..Бог знает, сколько неприятностей они, способны навлечь на Луизиану. Ройс кивнул:

— По крайней мере, — сказал он задумчиво, — генерал Джексон довольно успешно действовал на Хорсшоуденте. И мы больше не боимся мародеров-индейцев из бухты. Помнишь, что было прошлым летом в Форт-Мимс? Я рад, что генерал сумел дать отпор британцам.

Возбужденно блестя глазами, Захарий выпалил:

— Бог мой! Посмотрел бы я на британцев, которые захотели бы атаковать Луизиану! Здорово бы им досталось!

Доминик поднял голову:

— А ты не забыл, что многие думают не так, как ты, и были бы рады англичанам? Там осели многие британцы. Ты ведь тоже по происхождению британец. Разве твой дед — не британский офицер?

На лице Захария появилась растерянность.

— Да, пожалуй. Но это было так давно. И Лисса, и я — мы американцы и не храним верность Англии.

— Ты напомнил мне, — вмешался Ройс, посмотрев на Доминика, — нашего знакомого из Лондона — Джулиуса Латимера, который часто бывает в Америке. И сейчас он здесь, у друзей, которые живут неподалеку от Батон-Ружа.

При упоминании имени Латимера лицо Доминика переменилось: с него слетела благодушная веселость, а в глазах зажглись недобрые огоньки; его лицо словно внезапно окаменело.

— Джулиус Латимер здесь? — повторил он тихо. — И ты только сейчас говоришь мне об этом? В канун моего отъезда?

Наблюдая за Рейсом и Домиником, Захарий подумал, что они забыли о его присутствии. Он удивленно смотрел на замкнувшееся, потемневшее лицо Доминика, в котором трудно было узнать приятного джентльмена, который очаровал его в этот вечер: Захарию он напомнил гибкую пантеру, готовую к прыжку. Нервно сглотнув, юноша проговорил в напряженной тишине:

— А вы знаете мистера Латимера? Словно только сейчас заметив его присутствие, Ройс и Доминик уставились на молодого человека. Лицо Слэйда изменилось: красивые черты его лица расслабились и вновь стали привлекательными. Он ответил:

— Да. Можно сказать, я знаком с Латимером. Однако, — добавил он насмешливо, — в последний раз, когда я с ним виделся, я смотрел на него сквозь мушку дуэльного пистолета.

Захарий задохнулся от такого ответа, и немой вопрос застыл у него на лице. Но он был слишком воспитан, чтобы высказать его, и Доминик пожалел его:

— Несколько лет назад мистер Латимер и я не сошлись во мнении по поводу одной, ну, скажем, леди. Мы решили дать отдушину нашим чувствам на поле чести.

— И Доминик проделал аккуратненькую дырочку на правой руке Латимера, — сказал Ройс с явным удовлетворением. — Но, к несчастью, этим дело не кончилось. Через два дня Дому устроили засаду и напали на него, когда он возвращался из игорного клуба. Его сильно избили. Мы подозревали, чьих рук это дело, но доказательств не было.

— Ox, — выдохнул Захарий и, робко взглянув на Ройса, сказал:

— А я всегда удивлялся, почему вы так пренебрегали Латимером. Он был так вежлив с Лиссой и со мной, несмотря на то что мы должны ему деньги. А ваше отношение к нему ставило меня в тупик.

— Вы должны этой свинье деньги? — резко спросил Доминик.

— К сожалению, — кивнул Захарий, слегка покраснев. — У мистера Латимера расписка моего отца, давно просроченная. И Латимер был так любезен, что не требовал немедленной платы, хотя имел на то полное право. Но если он потребует деньги, я понятия не имею, где мы возьмем столько.

— Пока не беспокойся, — сказал Ройс, — а если он начнет приставать, давить, приходи ко мне.

— Или ко мне, — протянул Доминик. — Латимер мне кое-что задолжал, и мне будет нетрудно заодно уладить и ваши дела, — он натянуто улыбнулся, — так что доставь мне такое удовольствие.

Благодарный и смущенный, Захарий, почти заикаясь, сказал:

— Спасибо, но Лисса говорит, что мы все свои проблемы должны решать сами.

— А ты ничего не говори ей о моем предложении, — посоветовал Доминик, а потом, меняя тему беседы, насмешливо добавил:

— Да, что касается твоей сестры: почему, в конце концов, она не разрешает мне даже взглянуть на ее лошадь, на Фолли?

Захарий ухмыльнулся; улыбка омолодила его и без того юное лицо.

— Вы вывели ее из себя, — признался он. — После вашего ухода она была в ярости. Ни Этьен, ни я не могли близко подойти к ней в тот день.

— Разве это не обычное ее состояние? — спросил недоверчиво Доминик.

— О нет! — засмеялся Захарий. — К Лиссе не подходи, когда она не в начищенных перышках или если речь заходит о продаже Фолли. — Лицо его стало серьезным. — Если бы мы даже не зависели от заработков на этом жеребце, Лисса все равно никогда бы его не продала. Это ее конь, она его воспитывала с самого рождения и слишком его любит!

— О, это звучит так сентиментально! — не без иронии сказал Доминик. — Я не знаю точно, что вы задумали, но без больших денег вам не поможет даже такая лошадь, как Фолли. — Он с сочувствием посмотрел на Захария и продолжил:

— Ни один уважающий себя коневод не пригонит своих лучших кобыл в Уиллоуглен. Я не хотел бы вас обидеть, но до тех пор, пока это имение не будет приведено в порядок, вы не сумеете привлечь тех, кто разводит лошадей. — Улыбка затаилась в уголках его губ. — Особенно если их станут приветствовать лопатами, полными навоза, и словами, которые мне довелось выслушать сегодня утром.

Доминик, конечно, задел Захария за живое. Но тот не мог отказать ему в справедливости его слов и в итоге признался:

— Все так, но у нас нет другого выхода, как попытаться. Лисса говорит…

— «Лисса говорит», — повторил за ним Доминик, — а что ты сам думаешь?

Не привыкший высказывать свое мнение, Захарий вдруг начал длинную речь.

К сожалению, его старшие товарищи не подумали, что возможности их юного сотрапезника намного уступают их собственным, и с удивлением обнаружили, что Захарий совсем захмелел. В таком состоянии он не мог ехать домой, даже если бы усидел в седле.

Ройс и Доминик заспорили, кто проводит начинающего пьяницу. Наконец последний заявил:

— Нет нужды тащиться обоим, и поскольку мои чемоданы уже собраны, а твои нет, возвращайся в Дубовую Лощину.

Ройс успел влить в себя изрядное количество бренди и потому несколько осоловело посмотрел на Доминика:

— Ты думаешь, мне следует заставлять слуг в час ночи упаковывать вещи?

— Нет, но я думаю, что ты выпил больше меня. И если бы я не знал, что у тебя крепкая голова и ты доберешься домой без приключений, то не был бы за тебя спокоен.

Ройс обиженно развернулся на горячем мерине:

— Я, — заявил он, стараясь заставить повиноваться ставший неповоротливым язык, — совершенно, совершенно не пьян. Но коль уж ты решил проводить моего кузена, я тебя не удерживаю.

И он пустил лошадь галопом. Улыбнувшись про себя, Доминик тронул поводья своего коня, не спуская глаз с Захария, весьма нетвердо сидящего в седле, что вызывало у Слэйда серьезные сомнения в том, что они доберутся до Уиллоуглена прежде, чем юноша свалится на землю.

К счастью, Захарий оказался лучшим наездником, чем думал Доминик, и они прибыли в Уиллоуглен без приключений. Ночной воздух отрезвил юношу, и его шаги были достаточно твердыми, когда Доминик помогал ему подняться по лестнице в дом, надеясь, что ему удастся тихо уложить подопечного в постель. Но он сделал всего два шага, как одна из дверей распахнулась, и появившаяся на пороге Мелисса взволнованно проговорила:

— О Зак! Как хорошо, что ты наконец дома! Я так беспокоилась. Ты понимаешь, что уже три часа?

Захарий слегка пришел в себя и начал бормотать маловразумительные извинения; Мелисса не замечала Доминика до тех пор, пока тот не прервал бессвязную речь Захария.

— Я думаю, он сейчас слишком пьян и все объяснит вам утром.

Была лунная ночь, и с минуту Мелисса пыталась в сумерках разобрать, кто, кроме Захария, находится на галерее. По тому, как вдруг зачастил ее пульс, она поняла — Доминик. Но ее первой заботой был брат, и она сердито отчеканила:

— А кто виноват? Не ваша ли испорченность и распущенность?

Доминик чувствовал себя смущенно с того момента, как открылась дверь и вышла девушка. Было довольно темно, но он ясно видел высокую стройную фигуру, окутанную чем-то светлым и воздушным. Силуэт, точно привидение, едва различался в слабом лунном свете, распущенные волосы ниспадали на плечи, и на лице Мелиссы не было этих отвратительных очков. Слэйд не различал черт лица, но ему страшно захотелось рассмотреть его, и он приблизился к девушке. Однако ее слова разозлили Доминика, и он, наклонившись, крепко схватил ее за нежную руку и резко притянул к себе.

— Испорченность? — прорычал он. — Если вы хотите знать, что такое испорченность…

Вероятно, во всем было виновато бренди, потому что ничем иным Доминик не мог объяснить, как неведомая сила заставила его прижаться к ней губами; сильные руки легко сломили слабые попытки Мелиссы вырваться. Он вовсе не собирался ее целовать, и уж, конечно, не ждал никакого удовольствия от этого поцелуя. Но, к его удивлению, ее губы оказались нежными и податливыми, а тело — теплым и мягким. И его охватила волна безрассудства.

Мелисса была совершенно не готова к тому, что ее руки окажутся сжатыми его руками, и не ожидала объятий: происходящее было полной неожиданностью, в том числе и горячая волна возбуждения, прокатившаяся по ее телу, когда его рот пьяняще прижался к ее губам. Она сделала попытку освободиться, но ничего не вышло. Шли секунды, Доминик все теснее прижимал ее к своему крепкому телу, а девушка все больше теряла уверенность, что хочет этого избежать…

Доминик понятия не имел, что он собирается делать дальше. Он только ощущал нежные дрожащие губы и длинные стройные ноги, прижавшиеся к его ногам; ее упругие груди вздымались от учащенного дыхания. Его руки гладили ее бедра, все крепче притягивая к себе, вжимая их в свое теплое тело. Он почувствовал желание…

В забытьи от проснувшейся впервые в жизни страсти Мелисса не думала ни о чем, кроме Доминика. Его близость заставила девушку потерять голову. Ее руки сцепились вокруг его шеи, губы робко приоткрылись, словно в требовательном ожидании его поцелуев. Казалось, по венам Мелиссы пробежал огонь, и она задрожала от возбуждения, когда его руки коснулись ее бедер, поняв, что он хочет ее всем существом. Не об этом ли пытался предупредить ее дядюшка Джош? Но сейчас ей хотелось, чтобы все это длилось, чтобы его руки продолжали

свою магическую работу над ее телом…

Но тут внезапно очнувшийся Захарий заплетающимся языком поинтересовался:

— Доминик, ты целуешь мою сестру? Как ошпаренные кошки Мелисса и Доминик отскочили друг от друга, когда до них дошло, что, считая Захария бесчувственным телом, они допустили оплошность. Пристыженная и смущенная, Мелисса немало удивила Доминика, влепив ему такую пощечину, что едва не сбила с ног.

— Вы чудовище! — яростно выпалила она. Ее голос дрожал от гнева, кулачки колотили по его груди. — Как ты осмелился дотронуться до меня! Как ты осмелился напоить моего брата!

Еще минуту назад такая сладкая и пылающая в его руках, а теперь — дикая шипящая кошка! Доминик остолбенел. Бренди и внезапная страсть, возбужденная Мелиссой, мешали ему соображать. Ее пощечина отбила все его желание. Он был потрясен. Как могла эта женщина, эта некрасивая, жуткая зануда, так быстро воспламенить его? Такой горячечной страсти он не испытывал ни к одной женщине в своей жизни!

Почти бессознательно Доминик коснулся пылающей щеки. Куда девалась его быстрая реакция? Он тупо стоял и смотрел, как девушка бушует от гнева. «Что же случилось? Она ведь ему даже не нравится, — думал он, — так почему вдруг он так захотел ее?»

Мелиссу явно не мучили противоречивые чувства. Злясь на себя и на него, она пыталась достойно выйти из этой, более чем сомнительной, ситуации. Сильно толкнув Доминика, девушка гневно заявила:

— Вы, сэр, мерзавец! И если когда-нибудь еще подойдете ко мне или моему брату, я вас просто пристрелю!

Доминик стоял на краю лестницы, и, когда Мелисса толкнула его еще раз, он затопал вниз, поскользнулся на предпоследней ступеньке и растянулся, грохнувшись с глухим стуком спиной о землю. В полном изумлении он уставился на девушку снизу вверх.

В это время Мелисса, давая отдушину своему гневу, затолкала Захария в комнату и захлопнула дверь.

Доминик полежал несколько секунд, потом медленно принимая вертикальное положение, почесал у себя в затылке:

— Ничего себе! Будь я проклят!

Когда Мелисса закрыла за собой дверь, она вдруг вся ослабела, руки ее дрожали; она хотела выйти посмотреть, не расшибся ли Доминик, но передумала — поделом ему. У него нет права обращаться с ней, как… как… с девкой в борделе!

Захарий громко икнул, и девушка вспомнила, что не одна.

— Иди, иди, — сказала она тихо. — Вот ступеньки.

— Я должен тебе сказать, — бормотал Захарий с настойчивым упрямством пьяного человека, — что Доминик — мой друг, и я не позволю с ним так обращаться!

Возмущенная Мелисса резко ответила:

— Да, хорош друг! Напоил тебя и полез ко мне целоваться!

Захарий пытался разглядеть ее лицо в темноте, но не смог и проницательно констатировал:

— Это мое, дело, что я напился. Я уже не маленький. А что касается поцелуев, то, по-моему, ты была совсем не против…

Подавив желание заткнуть уши. Мелисса подтолкнула брата к спальне и яростно отчеканила:

— Все, хватит. Я не хочу, чтобы ты и дальше имел дело с мистером Домиником Слэйдом.

— А я буду! Он настоящий джентльмен и многому может меня научить. Он много чего знает о лошадях.

Мелисса, сдерживаясь из последних сил, подвела Захария к дверям спальни и оставила его, предоставив ему самостоятельно отправиться ко сну.

Потом девушка долго ворочалась в постели и не могла заснуть. Почему она себя столь предосудительно повела? Она, так гордившаяся стойкостью по отношению к мужчинам, остававшаяся спокойной с самыми пылкими поклонниками? Застонав, Мелисса перевернулась на живот, чтобы прогнать видения, возникавшие перед ее глазами. Что с ней случилось? Ведь дядя Джош предупреждал. Разве она забыла? А Доминик только коснулся ее, и она упала в его объятия, как спелая груша. Какой позор! И как она посмотрит завтра утром в глаза своему брату?

К счастью, на следующий день Захарий почти ничего не помнил из того, что было накануне: он проснулся со страшной головной болью и дал себе обещание никогда в жизни так больше не напиваться. Какой позор! Дом и Ройс наверняка теперь думают, что он зеленый птенец, и больше не пригласят в свою компанию.

Обнаружив, что от малейшего движения голова болит так, что вот-вот развалится на части, Захарий стал осторожно спускаться по лестнице. Чашка черного кофе, приготовленного симпатичной Адой, и бисквит — все, что он смог проглотить за завтраком. Зная, что у него полно работы, Захарий направился в конюшню, пытаясь превозмочь симптомы похмелья. Прогулка не помогла, и, увидев Мелиссу, — под огромным дубом она чистила кобылу, — он виновато улыбнулся сестре.

То, что ему нехорошо, было ясно по серому цвету лица, по неуверенной походке. Мелисса почувствовала, как тает ее сердце: девушка так любила своего брата! Отбросив обиду и неловкость, она сочувственно улыбнулась ему.

Осторожно опустившись на траву, подальше от сестры, Захарий обхватил голову руками и сказал:

— О Боже! Мелисса, я ужасно чувствую себя. Я не знаю, как добрался до дома. Это ты уложила меня в постель?

— А ты не помнишь? — спросила сестра, надеясь, что он действительно все забыл. Он медленно покачал головой:

— Я помню, что выехал на лошади из таверны. — Потом нахмурился. — Наверное, Дом привез меня. Но я не уверен.

Поджав губы, Мелисса снова принялась чистить кобылу, которая и так уже блестела.

— Да, это он тебя привез… Я встретила вас на галерее.

Нервничая, Захарий посмотрел на нее:

— Я не опозорился, а? Я бы не хотел, чтобы Доминик и Ройс подумали, что я не подхожу для их компании.

Сердитые огоньки заплясали в глазах Мелиссы. Она медленно повернулась к брату:

— Так тебя волнует только это? А не то, что они могут подумать, что ты ведешь непристойный образ жизни?

— Ты все преувеличиваешь, — решительно сказал Захарий. — Тебе не нравится Доминик, — что он нисделает, все не по тебе.

Мелисса с удивлением покачала головой:

— Не в этом дело. Разве ты забыл, как дядя Джош предупреждал нас о нем? Он говорил, что ему нельзя верить.

— Ас каких это пор ты обращаешь внимание на дядины слова?

Мелисса покраснела, отвернулась от Захария и принялась играть прядями шелковой гривы стоявшей рядом лошади. Ей трудно было возразить Захарию. Как ему объяснить, какой хаос чувств поднял в ней Доминик? Как объяснить, какую радость испытала она в его объятиях, какое наслаждение от его поцелуя, какое возбуждение? Он притягивал ее и вместе с тем заставлял держаться настороже… Смущенная, как никогда в жизни, девушка посмотрела на брата.

— Ты прав, обычно я не слушаю Джоша. Но на этот раз, похоже, к его словам стоит прислушаться. Что-то есть в этом Слэйде такое… — Она запнулась и торопливо закончила:

— Да, он мне, не нравится, Зак. Он слишком самоуверен, надменен, считает, что все должны исполнять его малейшие желания.

Захарий удивленно поднял брови. Дом не произвел на него подобного впечатления.

— А, мне он нравится, и я хотел бы с ним дружить… — Хмуро помолчав, юноша добавил:

— Если после вчерашнего это возможно.

Впервые брат с сестрой разошлись в чем-то серьезном; девушке не удалось повлиять на отношение Захария к Доминику. Однако, сдержавшись, она не стала настаивать на своем. Захарий вполне взрослый человек, она не может руководить им, как ребенком, и она сказала с наигранной беззаботностью:

— Да тебе не о чем беспокоиться. Ты ничего ужасного не совершил, и я уверена, что и твой кумир Доминик Слэйд не раз напивался в стельку.

Мелисса пошла на уступку, ибо не хотела, чтобы в их отношениях с братом возникла трещина, понимая, что любая попытка удержать его от стремления чаще видеть мистера Слэйда только приведет к разладу между ними. Деланно улыбнувшись, девушка с наигранной заинтересованностью спросила:

— А как тебе понравилось в «Белом Роге»? «Интересно, — подумала она, — вспоминает ли мистер Слэйд о ней и вчерашнем инциденте? Вряд ли! С какой стати будет он придавать значение какому-то поцелую».

Однако Мелисса была бы тронута, если бы узнала, что Доминик все это утро думал о ней, вспоминая тот момент, когда держал ее в своих объятиях.

Всю дорогу в Дубовую Лощину он пытался объяснить себе свое странное поведение и реакцию на эту девушку, вызывавшую в нем такую неприязнь. Ее очарование можно сравнить только с очарованием искусанного мухами верблюда, хмыкнул он. Но ее теплое, мягкое, столь желанное тело в своих объятьях он забыть не мог. И Доминик подумал: может, он просто стареет, или же во всем виновато выпитое бренди? В эту ночь он проворочался с боку на бок и сон пришел к нему лишь под утро.

Когда Слэйд проснулся, голова его не болела, но, подобно Захарию и Ройсу, он проспал чуть ли не до полудня, и это вызвало его раздражение: ведь он собирался как можно раньше отправиться в Тысячу Дубов. Полежав несколько секунд, он вновь вспомнил прошлый вечер. Бог ты мой! Что на него накатило! Единственный интерес к мисс Сеймур — ее лошадь. Положение и так непростое, а тут еще осложнение с этой малоприятной девицей! А что до вчерашнего… Это было какое-то наваждение. И он не позволит этому повториться.

С такими мыслями он стал одеваться. К его удивлению, Ройс, хотя и пребывал в дурном настроении после вчерашнего, но был уже готов и ждал Доминика внизу.

— Ты доставил нашего ягненка домой? — спросил он с сарказмом, безуспешно борясь с тупой болью в висках.

— Доминик знал, каков Ройс после попоек, и весело рассмеялся:

— Конечно. Я подозреваю, что он сейчас испытывает еще менее приятные ощущения, чем ты. Ройс пожал плечами:

— Без сомнения. Моя кузина сейчас основательно промывает ему мозги, уж я-то знаю Мелиссу. Доминик насмешливо улыбнулся:

— Что я слышу? А твой отец говорил о милой красавице с прелестным характером… Ройс хмыкнул:

— Оставь свои шутки на потом, мне сейчас не до них. — И, повернувшись к приятелю, сказал:

— Давай-ка попрощаемся с моими родителями и поедем.

Улыбаясь, Доминик последовал за ним. Вежливое прощание с хозяевами с обещанием вновь посетить их заняло несколько минут, и оба молодых человека в сопровождении трех лошадей, которых вел слуга Ройса, с уложенными сундуками и чемоданами, были готовы в дорогу.

Когда они выехали из Дубовой Лощины, Доминик почувствовал странное нежелание покидать это место… Не именно Дубовую Лощину, а вообще уезжать отсюда, не взглянув еще раз на мисс Мелиссу Сеймур. Мысленно он снова и снова возвращался ко вчерашнему вечеру, и ему было не по себе.

Повернувшись к Ройсу, он медленно проговорил:

— Я бы хотел проехать мимо Уиллоуглена… Я думаю, что это не слишком удлинит наш путь. Ройс удивленно посмотрел на него:

— Почему бы и нет?

Доминик полагал, что давно разучился краснеть, но это оказалось не совсем так. Слегка зардевшись, он сказал несколько скованно:

— Я хочу убедиться, что Захарий после вчерашнего пришел в себя.

Ройс многозначительно посмотрел на него.

— Хорошо, — сказал он без особого энтузиазма. — Но я предупреждаю тебя, Дом, что, если я обнаружу, что ты собрался приударить за Мелиссой, я за себя не отвечаю.

— Приударить за Мелиссой? — негодующе процедил Доминик. — Ты с ума сошел?

Разговор на этом прервался, но, когда они повернули на дорогу к Уиллоуглену, Доминик мрачно подумал: а кто из них, собственно, на самом деле сошел с ума?

Мелиссу и Захария они нашли под раскидистым дубом возле конюшни. Захарий отлеживался в тени, а Мелисса чистила и без того уже безупречно чистую кобылу.

Доминик и Мелисса чувствовали себя стесненно, а Захарию было лестно, что два старших друга вспомнили о нем и не разочарованы его обществом. Все четверо беседовали на ярком солнце, и понемногу скованность исчезла. К тому моменту, когда они распрощались, Ройс совсем пришел в себя, голова его уже не болела и ему не терпелось отправиться из Уиллоуглена в Тысячу Дубов.

Доминик сидел на прекрасном черном мерине, но его настроение лучше не стало. Разговаривая с Мелиссой и Захарием, он исподтишка изучал девушку, пытаясь разобраться: что же случилось с ним вчера, почему в нем вдруг вспыхнула эта ошеломляющая страсть, но так ничего и не сумел понять, всматриваясь в неприятное лицо девушки. Очки сверкали на солнце, и невозможно было различить цвет ее глаз. А волосы? Они стянуты в пучок так же туго и выглядели столь же неприглядно, как и при их первой встрече.

С облегчением он наконец простился с Сеймурами и направил коня прочь. Видимо, во всем виновато бренди!

Глава 7

К своему удивлению. Мелисса обнаружила, что с отъездом Доминика время потянулось невероятно медленно. Ей не хотелось себе признаться в этом, но мысль о нем неотступно преследовала ее, и она пыталась представить, что он делает в тот или иной момент и когда вернется. Если вообще вернется.

По мере того как теплые майские дни сменялись еще более теплыми июньскими, Мелисса со злостью пыталась убедить себя, что она вовсе не скучает по этому проклятому мистеру Слэйду! Но потом вынуждена была признать, что его присутствие даже по соседству наполняло ее существование каким-то новым содержанием. Девушка осознала, что все время чего-то ждала, а когда Доминик уехал, ждать стало нечего. Захарий тоже жалел об отъезде Доминика и не скрывал этого, повторяя вслух ее собственные мысли:

— Интересно, когда вернутся Доминик и Ройс? Без них такая скука…

Конечно, Мелисса никак не выказывала своих чувств по поводу отсутствия Слэйда, решив, что лучше выкинуть из памяти сладостные воспоминания той ночи. Она скорее бы умерла, чем позволила Захарию узнать, что и она все время думает о том, вернется ли мистер Слэйд. Почему ей так хочется, чтобы он появился, почему мысли о нем неотступно преследуют ее?

Про себя девушка решила, что попалась на удочку этого красавца, против чего ее предостерегал дядюшка Джош. Но и это не принесло утешения, не помогало избавиться от игры воображения по ночам, и Мелисса не знала, что с собой делать; а время между тем шло.

Ей было чем занять свои мысли: полно дел, которые требовали ее внимания, и девушка убедила себя, что случившееся — нечто странное и необъяснимое, со всяким подобное может случиться, но — это уж точно — с ней такого никогда больше не произойдет.

Постоянная борьба за сохранение Уиллоуглена опустошила и без того тощий кошелек. В конце второй половины июня перед ней возникла проблема: что же делать дальше. Ведь они с Захарием так и не сумели приблизиться к своей мечте — завести конную ферму. Захарий передал сестре слова Доминика, сказанные по этому поводу в «Белом Роге». Мелисса, конечно, была вне себя от них, но не могла не согласиться с их справедливостью. Действительно, дело не в отсутствии энтузиазма, а в том, что на них до сих пор висел долг. Мистер Джулиус Латимер не будет ждать своих денег вечно. Долг просрочен, и даже слишком.

В то по-особому яркое солнечное утро Мелисса сидела в конюшне и чистила старую уздечку, размышляя об их денежных обстоятельствах и о том, как все же хорошо, что мистер Латимер соглашается ждать. Похоже, что ее мысли материализовались, и тот собственной персоной предстал перед ней на пороге сарая. Его появление было настолько внезапным, что девушка вздрогнула от испуга.

— Ах, моя дорогая, вот вы где! Мисс Осборн посоветовала мне заглянуть сюда.

Придя в себя, Мелисса отложила уздечку и вскочила.

— Я действительно провожу здесь большую часть времени, — ответила она.

Улыбнувшись Латимеру, она смотрела на него, а тот стоял в дверях, не пытаясь отодвинуться и дать ей пройти. Девушка вопросительно посмотрела на него и, заметив в его глазах странное выражение, поняла, что этот человек неспроста появился в Уиллоуглене. Вспомнив о своем маскараде, она смутилась и пробормотала:

— Вас удивляет мой вид?

Его губы дрогнули, и он покачал светловолосой головой, рассматривая некрасивый пучок на затылке, отвратительные очки, съезжавшие с красивого носика; не сумев сдержать смеха, Латимер заявил:

— Да, вы меня просто сразили! Я с трудом вас узнал. Но зачем вам это? Готовится бал-маскарад, о котором я еще не слышал?

Мелисса тоже засмеялась. Иногда ей нравился этот англичанин, привлекательный и симпатичный, когда хочет. Несмотря на рост в шесть футов, Джулиус Латимер обладал тонкой фигурой, хотя и широкими плечами; в нем не было ничего слабого или женоподобного. Нередко Мелиссе он казался похожим на рапиру — тонкий, элегантный, опасный. Но когда Латимер был в хорошем настроении. Мелиссе было приятно его общество.

Девушка шестым чувством ощутила, что он не был так безвреден, как могло показаться. Никогда раньше ей не приходилось оставаться с ним наедине, и она ощутила неловкость, поняв, что сейчас они совсем одни. Зак и Этьен с утра уехали в Батон-Руж, Фрэнсис в доме, Адель занята делами, а другие слуги — на хлопчатнике, далеко отсюда. И то, что Латимер загораживал собой выход из сарая, почему-то нервировало Мелиссу. Не то чтобы она опасалась, что он нападет на нее, но ей было бы спокойнее, если бы выход был свободен или чтобы рядом кто-нибудь находился. Слегка обеспокоенно улыбнувшись, она сказала:

— Нет, никакого бала не будет. Просто дядя надоел мне с разговорами о замужестве, и я решила сделать из себя чучело, чтобы претендентов на мою руку было как можно меньше.

— Хм… — протянул насмешливо Латимер. — Однако подобные ухищрения могут вызвать у мужчины желание раскрыть ту красоту, которая спрятана под этим маскарадом. — Он протянул руку, и его длинные пальцы легонько коснулись подбородка девушки. — Вы очень, очень хорошенькая, и даже сейчас я не могу изменить свое мнение. — Казалось, он колебался, будто обдумывая, что делать дальше, потом в его глазах зажглось любопытство. — И, как вы понимаете, бывают предложения разного сорта, — добавил он тихо. — Совсем не обязательно предлагать брак такой девушке, как вы…

Гневно посмотрев на него, Мелисса отстранила его пальцы от своего подбородка.

— Девушке, как я? — в ее голосе слышался вызов. — Что вы имеете в виду?

На лице Джулиуса появилось страдальческое выражение. Смахнув несуществующую пылинку с элегантного жилета цвета бутылочного стекла, он протянул:

— О Мелисса! Вы должны понимать, о чем я говорю. Я столько раз намекал на это, — что же, мне вам прямо сказать?

Сердце Мелиссы заколотилось, в горле пересохло, но она проговорила ровным голосом:

— Да, скажите прямо!

Аристократические черты его лица напряглись, глаза заблестели неприятным блеском.

— Хорошо, дорогая, — произнес он обвораживающим голосом. — Вы должны мне крупную сумму денег. И я был терпелив. Но боюсь, что терпение иссякло, к тому же мое пребывание в Америке подходит к концу.

Мелисса нахмурилась:

— Вы уезжаете?

Холодная улыбка скривила губы Латимера:

— Не раньше осени, а может, и зимы… Все зависит от… — Он резко остановился, прежде чем закончить. — Во всяком случае, я начал улаживать свои дела и вынужден был прийти к вам.

Не обращая внимания на то, что она избегает его прикосновения, он вновь взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.

— Я нахожу вас очень желанной. Мелисса, даже в этом жутком тряпье. И ваши прелести могли бы помочь решить проблему с распиской вашего отца. — Он опустил веки и пристально посмотрел на ее губы. — Я хочу, чтобы вы стали моей любовницей. Мы проведем вместе несколько месяцев, и, я уверен, они будут стоить этих денег.

Мелисса попыталась высвободиться, но Латимер положил другую руку на ее талию и притянул к себе. Желание светилось в его глазах.

— Я буду с вами великодушным, дорогая. И если вы, как мне думается, девушка, я готов возместить вам потерю. Вы с самого начала нашего знакомства возбуждаете меня, а недели ожидания еще больше растравили мой аппетит.

Вне себя от ярости, оскорбления и страха Мелисса действовала не раздумывая: она вцепилась зубами в его руку и испытала огромное удовлетворение, когда Латимер, грубо выругавшись, отпустил ее. Резко отстранившись от него, девушка вскочила на ноги, ее грудь гневно вздымалась под выцветшей материей, и она процедила сквозь зубы:

— Считайте, что вам повезло, если это будет единственная памятка от сегодняшнего дня.

Он посмотрел на нее оценивающе, с мрачным выражением на красивом лице, и, потирая укушенное место, растерянно пробормотал:

— Я думал, что мы обсудим это как цивилизованные люди, но вижу, что ошибся.

«Невероятно», — думала Мелисса, глядя на него.

— «Цивилизованные»! — в ярости повторила она. — Ваше гнусное предложение — это грубое оскорбление!

— Сожалею, что вы восприняли его так. Но если оно вам не по вкусу, тогда заплатите мне долг. Золотом. Ровно через неделю.

Мелисса глубоко вздохнула, у нее чесались руки звонкой пощечиной сбить с Латимера спесь. Пытаясь сдержаться, она сказала:

— Вы знаете, что это невозможно. Столь крупную сумму за такой срок мне взять негде. Он чуть приподнял бровь:

— Вы хотите отсрочки? Ну что ж, я разумный человек. Хорошо, до первого июля. Но если у вас не будет денег и к этому сроку и вы не согласитесь на предложенный мной вариант, придется начать судебный процесс, который неотвратимо приведет к продаже Уиллоуглена. — И, безжалостно улыбаясь, Латимер добавил:

— Я всегда добиваюсь своего. Мелисса, любыми путями. И если вы хотите, чтобы ваш дом был продан, — он пожал плечами, — что ж, это ваш выбор.

С чувством отвращения и брезгливости Мелисса смотрела на него. Ни один из вариантов ей не подходил. Она и подумать не могла, что было бы с ней и Захарием, если бы Латимер выполнил свою угрозу. Но другой путь, предлагаемый им, еще хуже. И если раньше она испытывала симпатию к элегантному мистеру Латимеру, то сейчас она полностью испарилась. Перед ней стоял подлец. Мысль о том, чтобы стать чьей-то любовницей, не говоря уже об этом человеке, которого она презирает, невероятна. Но что ей делать?

Манчестеры не могут дать ей денег. И банк, конечно, не предоставит такую сумму. Девушка горько усмехнулась: даже если бы нашелся человек, готовый немедленно жениться на ней, она не смогла бы сразу получить наследство. Должны пройти еще две недели. Мелисса лихорадочно перебирала разные варианты, один невероятней другого. И остался единственный выход, который мог ее спасти.

— Фолли стоит хороших денег. Но даже их недостаточно, чтобы заплатить по расписке отца. Пока я могу оплатить лишь часть долга.

— Лошадь? В качестве частичной платы, моя дорогая? Нет, это не выход, — протянул Латимер и резко добавил:

— И я думаю, что вы переоцениваете достоинства жеребца. Нет, должен быть заплачен весь долг. Или золотом, или вами. И это произойдет первого июля.

Мелисса почувствовала облегчение, когда он отверг ее предложение о Фолли. Потеря лошади — утрата единственной надежды сохранить дом. Но что остается — потерять свою честь?

Отчаяние охватило Мелиссу. Что делать? Она должна все хорошенько обдумать. И девушка невольно спросила:

— У меня есть время, чтобы обдумать ваше предложение?

Слегка расслабившись, Латимер ответил с самоуверенной улыбкой:

— Конечно, дорогая. Я же не бессердечный монстр. — Его голос стал тихим и хриплым. — Лисса, я хочу тебя, очень хочу. Я буду относиться к тебе очень хорошо. Мы чудесно проведем вместе несколько месяцев… Я буду осторожен, никто не узнает о наших свиданиях!

Она молчала, отвернувшись, и он, осмелев, приблизился к ней.

— Есть один домик недалеко отсюда, в миле.

Там будет безопасно. Там и будут проходить наши свидания, и никто не увидит нас…

Мелисса с ужасом вслушивалась в его слова. Над ней и Захарием нависла угроза, и поскольку она вообще не собирается выходить замуж, какая разница — останется она девственницей или нет?

Латимер коснулся ее, и Мелисса вернулась к реальности. Внезапно ее чувства резко переменились. Она уставилась на его изящную руку с бледными пальцами и, представив их ласкающими ее тело, с отвращением отбросила ее и в страхе и гневе схватила мотыгу.

— Вон отсюда! — закричала она, ударив его мотыгой по плечу. — Вы отвратительны! Я не хочу больше слышать ваших гадких предложений!

Он стоял злой и пораженный настолько, что даже не пытался защищаться. Не спуская глаз с мотыги в руках девушки, Латимер мрачно сказал:

— Я бы посоветовал вам быть со мной осторожней. Я даю вам шанс подумать над моим предложением. Но если вы ударите меня еще раз, — его глаза угрожающе заблестели, — то вам придется сильно об этом пожалеть, милочка. Мало ли что может случиться… Пожар, искалеченная лошадь… Словечко здесь, словечко там…

Мелисса побелела и уставилась на него, будто видела впервые; только сейчас она ощутила всю беспредельность его жестокости.

Повисло неприятное молчание, потом Латимер сказал:

— Подумайте о моих словах. Мелисса. У вас неделя на размышления. Но первого июля — или золото, или вы. — Он с издевательской вежливостью поклонился. — До свидания, моя дорогая, приятных сновидений.

Потрясенная, Мелисса смотрела, как он уходит, и не могла поверить в то, что сейчас произошло. Она медленно опустилась на землю, уронила голову на руки. Боже мой! Что делать? Как избежать угроз Латимера?.. Не жертвовать же тем, ради чего они с Захарием столько трудились! Положение было настолько отчаянным, что Мелисса всерьез подумала о предложении Латимера.

Может, все не так плохо, печально размышляла она. Он сказал, что всего несколько месяцев… Что будет внимателен к ней… И никто не узнает… Они с Захарием наконец освободятся от этого давящего отцовского долга. Но, ужаснувшись своим мыслям, девушка вздрогнула и сжала губы. «Нет, из любой ситуации есть выход», — сказала она себе.

Неделя шла к концу, а Мелисса не могла высвободиться из расставленных ей силков. Подавив гордость, одевшись во все лучшее, она поехала в город к банкиру. Девушка не могла ему объяснить, для чего ей столько денег, и не удивительно, что мистер Смитфилд, знавший ее с детства, доброжелательно сказал:

— Мелисса, если бы я мог тебе помочь, я бы помог. Но ты просишь о невозможном. Я бы дал небольшую сумму, зная, что ты очень точна в возвращении долгов отца. Но такие деньги… — Он печально покачал головой. — Даже если их ссудить тебе под Уиллоуглен, все равно они не будут обеспечены. И будь плантации плодородными…

— А что, если лошадь? — спросила Мелисса беспомощно. — Фолли стоит многих тысяч долларов. И у нас восемь прекрасных кобылиц.

— Дорогая, я знаю, какие надежды ты связываешь с лошадьми. Но я занимаюсь банковским делом, а не конным. Фолли и другие — хорошее вложение. Но у тебя нет имущества под заем, который ты просишь.

Стараясь нащупать хоть какой-нибудь выход, девушка склонилась над дубовым столом мистера Смитфилда.

— А как насчет доверенности по наследству? Если бы я доказала, что скоро выхожу замуж? Под это я могу взять деньги?

Обеспокоенный отчаянием, которое, несмотря на все усилия Мелиссы его скрыть, явственно читалось на ее красивом лице, мистер Смитфилд нахмурился:

— Мелисса, я чувствую, что ты и впрямь в трудном положении. Но все, что я могу, — это ссудить тебе несколько тысяч долларов.

Мелисса горько засмеялась. Мистер Смитфилд был хорошим человеком, знавшим, как она боролась за Уиллоуглен, как много денег должна Латимеру и каким порядочным человеком оказался этот англичанин, не требующий немедленной платы. Расскажи она толстяку Смитфилду о последнем визите Латимера, она ничего бы не добилась, просто о скандале узнали бы все. Банкир пришел бы в ярость от вероломства Латимера, но ничем бы не смог ей помочь.

Да, положение ужасное. Понурив хрупкие плечи, девушка вышла из банка. Оставалась еще одна попытка, пожалуй, тоже обреченная на провал. Тем не менее Мелисса направила свою маленькую повозку в Дубовую Лощину.

Беззаботно улыбаясь, она уселась в кабинете дяди и выпила большой стакан лимонада. Джош был рад ее видеть, любящий взгляд его глаз не отрывался от каштановых волнистых волос, обрамляющих лицо племянницы. Мелисса отложила в сторону соломенную шляпку с широкими лентами, которую носила от солнца и, поставив стакан на стол, начала:

— Я думаю, вы знаете, зачем я приехала. Джош неуверенно улыбнулся:

— Ну давай, Лисса, может быть, у тебя действительно серьезная причина навестить нас?

Улыбка затаилась на губах Мелиссы. Она покачала головой. Красивые глаза умоляюще смотрели на Джоша, и девушка, затаив дыхание, спросила:

— Вы могли бы дать мне двадцать пять тысяч долларов?

— Лисса, побойся Бога! Ты с ума сошла! — оторопело ответил Джош; вся его веселость исчезла. — Ты знаешь, что у меня нет таких денег. — Потом ворчливо добавил:

— Если бы были, то неужели я стал бы приставать к тебе с замужеством?

— Нет, думаю, что нет… И… Я и не рассчитывала, что вы мне сможете помочь. Я просто спросила.

Джош пристально уставился на нее и увидел напряженные морщинки вокруг глаз Мелиссы, сжатые губы. Что-то тут было явно не так.

Он ласково спросил:

— Лисса, что случилось, дитя мое? В последнее время мы часто с тобой спорили, но ты должна понять, что я хочу тебе только добра. Однако сейчас не в моих силах тебе помочь.

В какой-то момент у девушки возник порыв броситься Джошу на грудь и рассказать,

рыдая, о подлом предложении Латимера. Она понимала, что, узнав об этом, дядюшка сделал бы все, чтобы проучить подлеца. Но, хотя Мелиссе было известно, что дядя — опытный стрелок, он вряд ли превзошел бы Латимера в случае дуэли. Нет, устало отказалась от этой мысли Мелисса, она не может пойти на это. Если бы Джош узнал о намерениях Латимера, Ройс, конечно, тоже… Да и Захарий. Образ брата, стоящего под прицелом пистолета Латимера, вызвал у нее волну страха. Нет, она никому ничего не расскажет.

Мелисса старалась скрыть за спокойным выражением лица сковавший ее ужас.

— Ничего, дядя. Я просто надеялась, что ваши дела получше моих и вы помогли бы мне деньгами для конной фермы.

Джош слишком хорошо знал Мелиссу, чтобы до конца поверить ее объяснению. Но девушка сумела обмануть его сомнения, принявшись убеждать, что не такая уж у нее безвыходная ситуация, и не прошло и часа, как сияющий и успокоенный Джош провожал любимую племянницу. С ослепительной улыбкой девушка сказала ему на прощание:

— Думаю, что в конце концов я воспользуюсь вашим советом, дядя. Найдите мне богатого-пребогатого мужа. Я чувствую, что не могу больше жить в бедности. — У нежного рта появились очаровательные ямочки. — Тем более что это может разрешить все проблемы.

Безмерно довольный Джош помог ей усесться в коляску и с одобрением поднял на нее свои голубые глаза:

— А что ты думаешь о молодом Слэйде? Он ведь был в Уиллоуглене, говорил с тобой о Фолли?

Радуясь, что дяде неизвестен другой визит Доминика, Мелисса с раздражением ответила:

— Похоже, что он именно таков, как вы говорили: повеса и юбочник.

— А-а, — запинаясь начал дядюшка. — Так он тебе не понравился?

— Ни капельки — отрезала Мелисса, сжав зубы.

Поняв, что он переиграл, пытаясь очернить Доминика, Джош, шагая к дому, решил, что следует быть осторожнее. Но не мог же он резко изменить тон высказываний о Слэйде и начать превозносить парня до небес?

Джош был целеустремленным человеком, и если он задумал выдать племянницу за Доминика Слэйда, то эту мысль вытравить было непросто. «Мелисса, — думал он, — должна выйти замуж за такого человека, как Доминик. Кроме того, что он красив и богат, есть и кое-что другое». Были поклонники такого разряда у Мелиссы, но Джош хотел, чтобы племянница выбрала этого, и никого другого.

Усевшись за стол, Джош потянулся за чернилами и бумагой. Надо написать письмо Ройсу, чтобы осторожно выведать, когда тот собирается домой и не намерен ли приехать вместе с ним мистер Слэйд. Ранним утром следующего дня слуга был отправлен в Тысячу Дубов с письмом Джоша, аккуратно засунутым в седельную сумку. Но, оказывается, не только письмо Джоша Ройсу должно было быть получено в Тысяче Дубов:

Мелисса в своем великом отчаянии тоже написала Доминику Слэйду.

К этому решению ей было нелегко прийти. И даже когда она стояла у высокого окна библиотеки в Уиллоуглене, формулируя предложение, она сомневалась, получится ли эта авантюра. Но время шло, первое июля неумолимо приближалось, а денег для Латимера не было, и у Мелиссы оставался единственный выход — стать его любовницей; и хотя девушка знала, что никогда и ни за что на это не пойдет, она не видела никакого иного выхода из безнадежного положения, в которое была поставлена. Для нее стало совершенно очевидно, что все было запланировано еще тогда, когда Латимер устанавливал с ней дружеские отношения, не требуя немедленного возврата денег, усыпив ее бдительность. Она с горечью подумала, что, попавшись на его удочку, дала ему время узнать о положении дел в Уиллоуглене. Латимер, как она теперь поняла с беспомощной яростью, выяснил, как она относится к дому и что все сделает для его сохранения. Но стать его любовницей?!

Мелисса отвернулась от окна. Чувство страха и безысходности охватило ее, но она, как всегда, старалась не упустить ни единого возможного варианта. Если бы дело касалось только ее, она бы заставила Латимера разжевать и проглотить его подлое предложение. Но были Зак, Этьен, Фрэнсис, Ада… без Уиллоуглена они бы все остались бездомными. Их судьба всецело лежала на ее хрупких плечах. Когда Захарию исполнится двадцать один год или когда она выйдет замуж, им станет легче. Но сейчас…

Девушка сжала кулаки. Нет, она не позволит Латимеру разрушить жизни близких ей людей. А что касается ее — женщины веками пользовались своим телом, как товаром, но ей будет легче, — ведь она будет знать, что потеряла свою честь во имя других.

Мелиссе так хотелось рассказать обо всем Захарию, разделить с ним тяжесть давящего ее кошмара, но девушка не осмеливалась это сделать: кто знает, на что тот пойдет, защищая честь любимой сестры?

Но есть еще одна, пусть слабая надежда, наконец призналась себе Мелисса. Доминик Слэйд интересовался Фолли. Может быть, будучи человеком богатым, он согласится заплатить за жеребца непомерную сумму. Она не уверена, что он пойдет на это, и, вспомнив свое самоуверенное заявление, что она никогда не продаст Фолли ни за какие деньги, испытала чувство унижения… Тем не менее это был последний вариант.

Ведь срок, отпущенный Латимером, кончался через пять дней.

Глава 8

Местность, где располагались плантации Уиллоуглена и Тысяча Дубов, очень отличалась от болотистых топей нижних районов штата. Здесь были высокие места, рос густой лес, перемежающиеся с болотами красивые зеленые долины и поля, сверкающие голубизной чистые ручьи и озера. В лесах росли толстые, ветвистые буки, тополя, ароматные магнолии и огромные дубы.

В этих местах было много хлопковых полей. В годы войны англичане стали осваивать эти земли, очарованные роскошной зеленью и плодородием Филисианы. Они хотели бы остаться здесь, построить дома и выращивать хлопок. Даже когда Испания сумела взять эту территорию под свой контроль и она стала известна как Западная Флорида, англичане остались на обжитых местах и возделывали поля, а французские и испанские поселенцы осели в болотистых низинах.

Когда в 1803 году США купили Западную Луизиану у Франции, Филисиана осталась под властью испанцев, но те уже чувствовали, что их будущее предопределено отношениями с усиливающимися Соединенными Штатами. Английские поселенцы сбросили узы испанского правления. За семьдесят четыре дня на небольшой территории была установлена независимая республика. Жители Филисианы связали свою судьбу с «выскочками-американцами», и страна расцвела.

Сначала у молодого Моргана Слэйда возникла идея выращивать хлопок в верхних районах Филисианы, и дом, который он выстроил для первой жены, стоял на высоком скалистом берегу, обращенный фасадом в сторону бурых вод Миссисипи. У Моргана были тысячи акров, некоторые его земли тянулись по обоим берегам широкой темноводной реки. И хотя к тому времени значительные площади были уже обработаны, большая часть земель являла собой девственные леса, полные дичи и порхающих птиц с ярким, алым, желтым, пестрым оперением.

Доминика очаровала эта земля, когда он впервые побывал здесь много лет назад. Правда, тогда идея выращивать хлопок его не увлекала. Теперь же он с той же страстью, как некогда Морган, связывал свое будущее с собственной землей. К счастью, как и у брата, у него были деньги и решимость быстро осуществить задуманное. Именно поэтому за краткое время имение Тысяча Дубов совершенно изменило свой вид.

Став хозяином, Доминик послал в имение рабочих, чтобы построить новые конюшни и загоны для прекрасных лошадей, которых он приобретет в долине реки. Доминик и Ройс, приехав в Тысячу Дубов, обсуждали, как и что надо сделать.

На глазах вырастали загоны, сараи и конюшни; чуть позже — великолепный трек для выездки. Быстро строились небольшие кирпичные домики для рабов. Поля хлопка, овса, пшеницы, ячменя дали хорошие всходы. Куда ни кинь взгляд — повсюду были видны следы большой работы. Имение Тысяча Дубов стряхнуло с себя сон и оживилось благодаря созидательной энергии Доминика.

Только дом Доминик решил сохранить в первоначальном виде. Мисс и мистер Томас, которых нанял еще Морган, уже несколько лет содержали его в чистоте и порядке; впрочем, это было нетрудно, все комнаты пустовали.

В свое время Морган проследил, чтобы дом был построен таким, как ему хотелось. Но он намеренно не закончил интерьер, чтобы жена получила удовольствие, выбирая вещи для него. В результате только кухня неподалеку от главного дома — в то время кухни строились отдельно из-за опасности пожара — была обставлена полностью.

Слуги быстро приготовили две спальни для Доминика и Ройса, в длинной столовой поставили маленький стол и стулья, несколько дубовых кресел и письменный стол в комнате Доминика. Два холостяка, проводившие большую часть дня вне дома, и при такой скудной меблировке чувствовали себя прекрасно. Миссис Томас была великолепной поварихой, готовила вкусную еду, а ликер, который Морган хранил в винном погребе, был в избытке. Все это с лихвой заменяло отсутствие привычного комфорта.

Доминику было чему радоваться: он видел, как его мечты обретают форму, но в подсознании ощущалась некоторая неудовлетворенность. И хотя у него были все основания быть довольным собой и жизнью, он никак не мог понять, в чем дело. Неприятное чувство внутренней пустоты, которой он раньше никогда не испытывал, мешало ему радоваться происходящему в Тысяче Дубов.

Слэйд никогда бы не признался даже себе, что причина испытываемого им дискомфорта кроется в его одиночестве. Однако Ройс оказался прекрасным компаньоном, и они провели вместе много веселых часов, страстно обсуждая планы развития имения, охотились в лесах, полных дичи. Все шло так, как и хотел Доминик.

В скором времени в конюшне появились первые лошади, известные специалисты-коневоды присылали ему поздравительные письма и выражали интерес к прекрасных кровей животным, которых Слэйд собирался разводить в Тысяче Дубов.

Так откуда же у Доминика было это чувство, которое преследовало его… преследовало… «Что именно преследовало?» — спрашивал он себя не раз. Разве он не делал то, что задумал? И хотелось ли ему чего-то другого в жизни? Ведь все шло так, как он планировал…

Да нет, все было вроде бы нормально. Разве что события развивались гораздо быстрее, чем он предполагал. Так откуда же это чувство душевной неудовлетворенности? Доминика раздражала странная пустота внутри. Чертовски раздражала! Не выходили из головы и странные чувства, связанные с воспоминаниями об этой мисс Мелиссе Сеймур.

К своему изумлению, он никак не мог расстаться с воспоминаниями о той ночи. Он не мог забыть вкус ее губ, все время ловя себя на мысли, что думает об уродливо одетой, странной мисс Сеймур. Осматривая только что построенные конюшни с широкими проходами и просторными свежевыбеленными стойлами, пристройку, заполненную дорогими кожаными седлами и другими принадлежностями, наблюдая, как суетятся аккуратно одетые мастера, быстро и четко выполняя порученное им дело, он чувствовал, что все это не идет ни в какое сравнение с обшарпанными конюшнями мисс Сеймур. Но по какой-то странной причине Доминик не испытывал удовольствия от этой разницы. Он видел, как напрягались мускулы на широкой спине одного из рабов, который лопатой выскабливал пол в новом стойле. И невольно Доминик вспомнил первую встречу с мисс Сеймур, ее хрупкое согнувшееся тело, когда она чистила конюшню в Уиллоуглене. В ярости он пытался избавиться от этого, ставшего навязчивым, воспоминания, к которому уже примешивалось сочувствие к борьбе за свое дело владелицы Уиллоуглена. «Эта девушка упряма и груба, слишком остра на язык, — напоминал он себе, — и, очевидно, вполне довольна своей судьбой». Ведь если бы она уступила ему Фолли и получила деньги, которые он готов был заплатить, она смогла бы значительно облегчить свою жизнь и ей не пришлось бы работать вместо служанки; но Мелисса с яростью отвергла такую возможность. Нет, она просто глупая маленькая зануда, не позволившая ему даже взглянуть на жеребца. Ну и пусть прозябает, если ей хочется. Доминик больше не будет думать о ней. Но легко сказать, да трудно сделать. По ночам, когда он ворочался без сна, его преследовали воспоминания о ее теплых губах, с такой страстью ответивших на его поцелуй, о том, как ее гибкое тело покорно приникло к его. Эти образы изводили и мучали его, и порой Слэйд начинал подумывать: может быть, и на самом деле существуют ведьмы, чары которых способны привораживать беспечных мужчин? А иначе почему, целиком поглощенный делами в Тысяче Дубов, он не в силах выкинуть это из головы?

Злясь, Доминик стремился направить свои мысли в другое русло… Необходимо продумать, как завершить преобразование Тысячи Дубов, а если уж ему так хочется размышлять о женщине, почему бы не вспомнить смешливую молоденькую девицу с легким характером, которую он посетил в небольшом домике в Натчезе?.. Улыбнувшись, Доминик подумал: да, Иоланда — это не демоническая мисс Сеймур.

В один прекрасный июньский вечер он и Ройс сидели на широкой галерее и, потягивая хороший портвейн, приканчивали остатки обеда, приготовленного умелыми руками миссис Томас.

Заметив отрешенную улыбку на лице Доминика, Ройс поинтересовался:

— Что означает эта твоя странноватая улыбочка?

Поставив стакан, Доминик весело ответил товарищу:

— Я вспомнил об одной голубке в Натчезе — не пора ли ее посетить?

Ройс хмыкнул, заметив знакомый блеск в глазах Доминика:

— Да, я заметил, что в последнее время ты ведешь весьма целомудренный образ жизни, чем немало удивлен. Может, ты дал какой-то обет? Насколько я помню, ты был всегда не прочь пообщаться с женщинами.

— Однако, насколько помню я, ты от меня не отставал. Вспомни хотя бы ночь в Ковент-Гардене и ту рыжую милашку, которую ты проиграл в карты.

Ройс расхохотался, и какое-то время пикантный разговор вертелся вокруг минувших дней в Лондоне. И все время звучали вопросы: «Ты помнишь?», «А ты помнишь?» Но вот воспоминания коснулись стычки Доминика с Латимером, и радость теплого вечера померкла: Доминик весь напрягся, как только услышал имя своего недруга. Однако он тихо сказал:

— Я рад, что ты завел этот разговор. Мне казалось странным, что ты так долго не упоминал о Латимере.

— Я знал твой горячий характер и не хотел, чтобы возникла новая дуэль, если ты узнаешь, что он здесь.

— А теперь, когда я узнал, что он здесь? — сдержанно спросил Доминик со скрытой угрозой в голосе. — Теперь ты не боишься, что я его вызову?

Наклонившись вперед, Ройс сказал:

— Я знаю кое-что, что доставит тебе большее удовольствие, чем проделать дырку в подлом сердце Латимера, хотя и не отрицаю, что он того заслуживает. Но этим тебе не изменить прошлого, уж тем более того, что произошло между вами с Деборой.

Лицо Доминика побледнело, но он спокойно заявил:

— Я не желаю говорить о Деборе. Что бы я к ней ни чувствовал, это было очень давно. И если эта сволочь, ее брат, сумел заставить ее выйти замуж за человека, который вполне мог сойти ей за дедушку, значит, она не та женщина, за которую я ее принимал.

— Она такой и не была, — тихо сказал Ройс. — Ты увидел приятное личико и влюбился, сразу решив связать себя узами брака. И не заявляй, что это не так. Я собственными глазами видел, что ради нее ты был готов на все.

Доминик неловко заерзал в кресле. Правда, прозвучавшая в словах Ройса, была ему слишком неприятна. Он действительно был на грани того, чтобы по-настоящему глубоко влюбиться в Дебору Латимер в Лондоне, намеревался сделать ей предложение… Но Джулиус все расстроил.

Репутация этого человека в Лондоне была дурной. Очень многие двери в высшем свете были закрыты для него и для его сестры, хотя Латимеры являлись дальними обедневшими родственниками известного аристократического семейства. Большинство членов светского общества ничего не имели против мисс Латимер — робкой, приятной молодой леди, но ее брат, Джулиус…

Помимо того, что Латимер был готов продать подороже свою сестру, существовало нечто еще более неприятное, связанное с его именем. Доминик очень хорошо помнил скандал по поводу того, что Латимер убил на дуэли молодого человека, селянина, зеленого мальчишку, сумевшего распознать в Латимере опытного и нечистого на руку игрока. Ходили также слухи о нищенке, погибшей под колесами экипажа этого человека…

Доминик задумчиво уставился в темноту. С первого взгляда он невзлюбил Джулиуса; между ними сразу возникла некая завеса враждебности. О, конечно, они были вежливы друг с другом, но держались на расстоянии, как осторожные коты, всегда готовые к прыжку… В конце концов Латимер прожужжал сестре все уши, наговаривая ей грязную ложь о Слэйде. Доминик быстро понял, почему Дебора внезапно отвергла его, но предпринять что-либо было уже поздно: правда и ложь в нем переплелись так, что распутать их было невозможно. И он решил, что единственный выход для него — вызвать Латимера на дуэль. Когда они встретились, ярость застилала глаза Слэйда; впервые в жизни Доминик дал свободу своим чувствам. Поэтому его выстрел пробил Латимеру руку, а не сердце.

Нарушив молчание, Доминик внезапно сказал:

— Я не должен был упустить эту сволочь! Ройс не мог не согласиться с другом:

— Если бы еще не нанятые им подонки, которые избили тебя.

Доминик поморщился. Этот инцидент доставил ему не только физическую боль, — ее бы он стерпел, — но и оскорбил его гордость. Он не мог забыть о том, что, если бы его друзья не оказались поблизости, дружки Латимера просто убили бы его. А вслух он сказал:

— Это жжет меня до сих пор. Я знаю, что это его работа, но не могу доказать, и поэтому бессилен что-либо сделать.

— Каково же мне встречаться с ним в гостиной матери, — сказал Ройс. — Все, что я могу, — это вежливо здороваться с ним. Я пытался осторожно предупредить отца, что ему следует отказать от дома, но мне нечего сказать ему, кроме того, что в Лондоне у него дурная репутация, а то, что он известен как повеса, только придает ему импозантность, и мое нежелание иметь что-либо общее с этим человеком воспринимается как ревность. Наши соотечественники спят и видят в нем настоящего английского джентльмена. Они верят каждому слову этого подонка и считают его арбитром в спорах о моде и манерах. То, что он якобы сочувствует нам в этой дурацкой войне с Англией, укрепляет его репутацию. А что касается дам, они просто обожают Латимера.

— Кто, мисс Сеймур, что ли? — неожиданно для себя спросил Доминик, и оба приятеля при этом вопросе вздрогнули.

Глаза Ройса заинтересованно заблестели, и он спросил Доминика:

— А для чего тебе это знать? Проклиная свой язык, тот пожал плечами:

— Просто любопытно. Мне показалось, он нравится Захарию, и я подумал…

На лице Ройса появилось выражение такого лукавства, что Доминик вдруг вспылил:

— Все это чушь! Мне осточертели разговоры о Латимере, о его Деборе, и я надеюсь, что, выйдя замуж за старого и богатого графа Боудена, она получила то, чего хотела, и пусть это будет достойной ценой за жизнь с полоумным мужем!

Поколебавшись секунду, Ройс вдруг спросил:

— Дом, а ты действительно поставил крест на своей телячьей любви к Деборе?

Доминик удивленно уставился на друга:

— Бог мой, ну конечно! То было легкое затмение разума. Все прошло.

— Я рад это слышать, потому что рано или поздно тебе придется встретиться с Деборой в свете. — И без видимой связи Ройс добавил:

— Возможно, ты не знаешь, но граф Боуден внезапно умер, до неприличия быстро, после заключения брака с Деборой. Несчастный случай. Он как-то выпил вечером, упал с лестницы и разбился. Мгновенная смерть.

— А не был ли дорогой братец Латимер у них в гостях?

— Ты спросил это с какой-то странной интонацией.

Глаза друзей встретились, истало ясно, что они подумали об одном и том же. Ройс сказал:

— Говорят, Джулиус приехал к графу в тот вечер и именно он, обнаружив тело, сообщил эту печальную весть дорогой сестре.

Доминик возмущенно проговорил:

— Значит, Латимер снова получил, что хотел, — не только сестру, но и контроль над ее наследством!

— Не совсем. Друг написал мне из Англии об этой истории. Большая часть состояния графа завещалась его брату, потому что детей у него не было. Что до леди Деборы, то граф предусмотрел для нее небольшую пенсию, выплата которой прекращается, если она снова выходит замуж.

Рот Доминика скривился в иронической улыбке, и он воскликнул:

— Все-таки существует справедливость!

— Да, пожалуй, — кивнул Ройс. — Но, как и все коты, Латимер падает на четыре лапы. Графское наследство ему заполучить не удалось, но и теперь он имеет виды на одно состояние, хотя и поменьше.

Нахмурившись, Доминик спросил:

— Кстати, Захарий сказал, что… Впрочем, может быть, это не мое дело? Просто я не совсем понял связь между Латимером и Сеймурами. Основное, что мне известно о Латимере, так это то, что у него никогда не было больших денег.

— Вообще-то настоящим владельцем расписки был дядя Латимера. Но после его смерти племянник унаследовал и этот просроченный документ, и я полагаю, что он останется таковым, пока… Пока Мелисса не решится выйти замуж.

Прочитав в глазах Доминика полное непонимание, Ройс коротко объяснил ему суть условий наследства, которое его дед оставил Мелиссе, Захарию и его матери, Салли.

Выслушав объяснения приятеля, Доминик спросил:

— И ты полагаешь, что Латимер согласится ждать этих денег еще два года?

— Не обязательно, — сказал холодно Ройс. — Он может сам жениться на Мелиссе.

По необъяснимой для Доминика причине мысль эта ему не понравилась. Свое, чувство он отнес за счет того, что Латимер слишком легко приобретет целое состояние, хотя, вне сомнений, мисс Мелисса Сеймур, которую тот получит в придачу, заставит его раскаяться в своем поступке. Тем не менее мысль о ее браке с Латимером засела занозой в мозгу Слэйда, и даже когда после взаимных пожеланий спокойной ночи они с Рейсом разошлись по своим комнатам, неприятное ощущение оставалось. Проснувшись утром, Доминик сразу же вспомнил о словах приятеля и встал в дурном настроении, неотступно преследуемый мыслью о мисс Сеймур.

Боже мой! Да он сам готов жениться на этой противной зануде, лишь бы она не попала в лапы мерзавца Латимера!

Войдя в столовую, он увидел Ройса, попивавшего черный кофе и читающего письмо.

Ройс поднял глаза на Доминика и улыбнулся;

— Отец пишет, что мне следует пригласить тебя вернуться к нам вместе со мной.

Доминик улыбнулся и покачал головой:

— Нет, спасибо. Слишком много дел здесь. Кроме того, я знаю, что такое брачные узы, и когда вижу, что меня хотят ими опутать, — а в глазах твоего отца эта мысль читается четко, — это мне действует на нервы.

— О да, конечно! — С лукаво-невинным лицом Ройс вдруг добавил:

— А я сижу и удивляюсь, с чего это вдруг Мелисса написала тебе письмо?

— Мелисса? Мне?! — изумился Доминик. — Да ты бредишь!

— Не знаю, но письмо адресовано тебе, и оно от Мелиссы, его принесли через несколько минут после моего. Чем удивляться, лучше прочти. Оно возле твой тарелки.

Поспешно и от того неровно Доминик надорвал конверт; его сердце учащенно билось. Когда смысл письма дошел до него, он помрачнел и раздраженно заявил Ройсу:

— Твоя кузина просто спятила! Предлагает мне — и это после того, как она не разрешила даже взглянуть на свое сокровище! — купить жеребца за двадцать пять тысяч долларов!

Ройс в недоумении поднял брови:

— Интересно, что это с ней произошло? — задумчиво протянул он.

— Понятия не имею, что! — рявкнул Доминик. — Но мы сегодня же едем в Батон-Руж. Я хочу посмотреть на эту проклятую лошадь, прежде чем она переменит свое решение, и сказать ей, что я думаю по поводу этого идиотского предложения. Двадцать пять тысяч долларов! — он хмыкнул. — Да она спятила!

Глава 9

Пока друзья упаковывали вещи и седлали лошадей, Доминик без устали ругал причуды Мелиссы. Через час они были готовы тронуться в путь. Доминик оставил всем кучу инструкций, поговорил с Томасами, давая им карт-бланш в делах, и нетерпеливо вскочил на лошадь.

Весь путь, пролегавший по грязной дороге, друзья проделали молча. А когда Ройс пригласил спутника остановиться все же в Дубовой Лощине, а не в гостинице, тот насмешливо пробормотал:

— Я лучше остановлюсь в гостинице, где мы ужинали с молодым Сеймуром. Я не собираюсь оставаться здесь дольше, чем надо.

Посмотрев на усталое от путешествия лицо Доминика, Ройс извиняющимся голосом сказал:

— Понять не могу, почему это вдруг Мелисса переменила свое решение насчет продажи жеребца. Она возлагала на него такие надежды…

Однако у Доминика имелась догадка относительно странного поведения девушки, поставившей всех в тупик. Она пришла ему в голову еще при чтении письма. И даже когда Слэйд давал указания экономке, мысли его были заняты мисс Сеймур и Джулиусом Латимером. Стараясь говорить равнодушно, он сказал:

— Я полагаю, что твоя кузина это делает, чтобы подразнить меня! Но странно не только то, что она предлагает продать лошадь за такую чудовищную цену, но и то, что сумма, которую она запрашивает, равна долгу Сеймуров Латимеру.

Ройс оторопел на секунду, но когда смысл сказанного дошел до него, его глаза потемнели от гнева.

— Ты думаешь, за этим может стоять Латимер? И он вынуждает Мелиссу продать лошадь? Доминик медленно кивнул:

— Уж кто-кто, а мы прекрасно знаем, что Латимер — жадная сволочь. — Невесело улыбнувшись, Слэйд продолжал:

— Он ненавидит нашу страну и всех презирает. Латимер — денди и жеманный щеголь. Ему нужно лондонское светское окружение, а не провинциальный городок типа Батон-Ружа. По его вкусу — Нью-Орлеан, он остановился бы там, будь у него деньги, — сказал уверенно Доминик. — Их отсутствие держит его здесь, и он требует от Мелиссы платы.

— Значит, — рассуждал Ройс, — единственная ценность Мелиссы — это лошадь, и она пытается продать ее, чтобы расплатиться. — Он задумчиво посмотрел на Доминика, потом закончил свою мысль:

— Конечно, она могла бы выйти за него замуж, получить деньги по доверенности и сохранить лошадь.

— Да, но тот факт, что Мелисса написала мне, указывает, что она не хочет выходить за него замуж.

Ройс хмыкнул:

— Мелисса вообще этого не хочет. Отец пристает к ней с тех пор, как ей исполнилось семнадцать лет.

— И есть еще одно обстоятельство, — тихо сказал Доминик, — Латимер мог поставить твою кузину в безвыходное положение. Ты сам-то можешь представить его женатым? Скорее он предложит ей стать его любовницей, а не женой.

— Бог мой! — вспыхнул Ройс. — Если этот, мерзавец хоть пальцем дотронется до Мелиссы.

Разговор прервался. Они оба подстегнули лошадей, желая поскорее добраться до Уиллоуглена. Для Ройса все выглядело просто. Если Латимер осмелился сделать Мелиссе бесчестное предложение, он просто его убьет. Что касается Доминика, то он пока не знал, как ему поступить; в душе его клокотали ярость и раздражение. Слэйд никогда не испытывал волнения или страстного желания защитить кого-то. И впервые ему захотелось сделать это, когда он прочитал письмо Мелиссы, представив себе, до какого состояния была доведена девушка, если решилась обратиться к нему. Доминик был взбешен, хотя это могло показаться смешным: ведь эти чувства пробудила девушка, которая ему ни капельки не нравится. Проклиная и ее, и себя, Доминик скакал в сторону Батон-Ружа и с каждой минутой ощущал все большую решимость помочь Мелиссе.

Ройс и Доминик уже в сумерках следующего дня приехали на место. Несмотря на протесты Доминика, Ройс настоял, что доедет с ним до гостиницы.

— Я посмотрю, как ты устроишься. Отец огорчится, что ты не приехал со мной, и я должен уверить его, что с тобой все в порядке, — сказал он, улыбаясь.

Доминик насмешливо посмотрел на друга:

— Надеешься, что в гостинице не будет свободных комнат? Ройс рассмеялся:

— Ну, ты видишь меня насквозь!

У Доминика не возникло трудностей, и вскоре друзья расстались, пожелав друг другу спокойной ночи. Слэйд обещал, что, как только встретится с Мелиссой и выяснит, в чем дело, сразу даст знать Ройсу.

Доминик написал записку Мелиссе, что он в Батон-Руже и прибудет в Уиллоуглен завтра в одиннадцать утра, чтобы взглянуть на Фолли, если она еще не передумала его продавать. С насмешливой улыбкой на губах он отдал письмо вместе с монетой мальчишке и велел доставить послание мисс Сеймур в Уиллоуглен.

Мелисса удивилась, как быстро пришел ответ на его отчаянное письмо, но не подала вида. С тех пор как Мелисса обратилась к Доминику, прошло четыре дня, и все они были наполнены предчувствием беды. Безнадежность положения была такова, что девушка обреченно ждала первого июля. Четыре ночи она лежала без сна в поисках спасительного варианта. Ей могла помочь только доверенность на наследство, и Мелисса во второй раз поехала к мистеру Смитфилду, желая подробнее узнать о действии доверенности в связи с замужеством или предложением о нем; ей удалось узнать только одну новую подробность: доверенность кончается с ее замужеством, но деньги не могут быть выданы раньше, чем через тридцать дней после заключения брака. Итак, если бы даже нашелся человек, захотевший на ней жениться, это уже ничего не могло изменить… Интересно, известна ли Латимеру эта деталь, учел ли он ее при составлении своего коварного плана…

Ее тревогу стали замечать окружающие, девушка стала нервна, на лбу залегла глубокая складка, под глазами от бессонных ночей появились тени. На взволнованные вопросы Мелисса отвечала:

— А в чем дело? Все в порядке. Не спалось. Бог мой, ну что могло случиться.

Три пары взволнованных глаз тревожно смотрели на нее. Она явно что-то скрывала, но никто не мог догадаться — что. Когда Мелиссе вручили записку от Доминика, все заметили, как бледная искра надежды вспыхнула в ее топазовых глазах, но она, ничего не объяснив, отвернулась и пробормотала нечто невразумительное.

Честно говоря. Мелисса не ожидала, что Доминик ответит на ее письмо, и она никому не сказала о возможной продаже жеребца, поэтому сейчас думала, как ей объяснить свое решение. Захарий не глуп, как и Этьен, и Фрэнсис. Но догадаются ли они о выборе, перед которым поставил ее Латимер? Вряд ли, но как иначе мотивировать необходимость расстаться с их надеждой на будущее? И Мелисса нашла решение: необходимо ошеломить близких так, чтобы им не захотелось задавать вопросы.

Встав рано утром, она тщательно оделась для предстоящей встречи с мистером Слэйдом. Выбрав платье черного траурного цвета, девушка посмотрела на себя в зеркало и тяжело вздохнула. Казалось, она собралась на похороны. Бледность кожи подчеркивалась черным цветом, а дни и ночи страшного напряжения сделали свое дело, оставив следы на прекрасном лице Мелиссы.

Она вновь посмотрела на свое отражение в зеркале, потом, одернув платье, вышла из комнаты с таким чувством, будто идет на казнь.

Она все еще ничего не сказала Захарию и Этьену, оттягивая объяснение до последнего. И только когда в сопровождении двух мужчин Мелисса шла к конюшне, она деланно небрежным тоном спросила:

— А вы вычистили Фолли? Поставили его в большой загон?

Что-то в ее голосе заставило спутников внимательно посмотреть на нее. Девушка не умела лгать, и, заметив, как слегка покраснели ее щеки, Зак подозрительно спросил:

— А зачем?

Мелисса вздохнула и отвела взгляд:

— Мистер Слэйд приезжает сегодня утром.

— Что?! — в один голос произнесли Захарий и Этьен.

Француз первым пришел в себя. Он тихо спросил:

— В чем дело?

Мелисса, не глядя ему в глаза, ответила:

— Я собираюсь продать Фолли. Если мистер Слэйд даст хорошую цену.

Наступило гробовое молчание. Девушка взглянула на двух самых дорогих для нее мужчин. Ее сердце оборвалось — на лице Захария пылал гнев, а Этьен смотрел на нее так, будто она сошла с ума.

Первым опомнился Захарий.

— А ты не подумала, что нам следовало бы обсудить этот вопрос? — спросил он, невольно сжав кулаки. — Фолли — основа нашей конюшни. У нас ничего нет, кроме нескольких прекрасных кобыл, но без Фолли они ничто.

Стараясь не выдать своего собственного состояния, Мелисса вздернула подбородок и отчеканила:

— Теперь меня это не беспокоит. Мы свели всех кобыл с Фолли, и с деньгами, которые я намерена заработать на его потомстве, мы все сделаем. — Помолчав, девушка резко добавила:

— А разве не ты, Захарий, говорил, что без денег не имеет значения то, каким жеребцом мы владеем? Что в имение, находящееся в таком состоянии, не приедут коневоды и покупатели? Захарий проворчал:

— Это говорил не я, а мистер Слэйд.

— Ну вот, ты же ему веришь, — сказала Мелисса с искусственной веселостью. Но несчастное выражение на лице Захария болью отозвалось в ее сердце, и она попыталась успокоить его:

— Когда-нибудь мы выкупим Фолли обратно… Со временем, может быть, все уладится…

Захарий скептически смотрел на сестру.

— Продажа Фолли выручит нас сейчас, — продолжала Мелисса. — Конечно, я не хочу делать этого, но у нас нет выбора.

— Странно, ты никогда не говорила об этом, — грустно сказал Захарий. — Я думал, что дела идут неплохо, а теперь мы должны продать нашу единственную реальную ценность, Фолли, который помог бы нам осуществить наши планы и мечты. Лошадь с такими достоинствами попадается раз в жизни. Упустить его из рук! Продать! — Захарий в волнении гордо сжал губы, боясь в раздражении обидеть сестру. Отвернувшись от Мелиссы, он с горечью сказал:

— Я пошел к Фолли. Похоже, я не стою даже того, чтобы со мной советовались; так, просто мальчик на побегушках…

Боль исказила лицо Мелиссы, когда она смотрела вслед уходящему брату; ее нежная рука протянулась к нему в попытке удержать, но потом бессильно упала. Иначе поступить она не могла. Распрямившись, Мелисса посмотрела на Этьена и срывающимся голосом спросила:

— Ты на его стороне?

Этьен покачал головой. Его черные глаза по-доброму смотрели на нее:

— Нет, малышка. Я не стану добавлять тебе горя. Я знаю, ты все продумала. Конечно, Фолли великолепное животное, и если ты его продашь, нет гарантии, что, даже достигнув благополучия и добившись замечательных успехов, вы сможете выкупить его обратно.

В ответе девушки прозвучали тоска и боль:

— Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю и что, будь у меня иной выход, я бы им не воспользовалась?

Нахмурившись, Этьен приблизился к Мелиссе:

— Лисса, в чем дело? Я чувствую, что ты о чем-то умалчиваешь.

— Я не хочу об этом говорить, — отрезала девушка; не могла же она рассказать Этьену, что продажа Фолли связана с Латимером…

Француз что-то говорил ей, но, видя отсутствующее выражение на лице Мелиссы, пожал плечами и ушел в том же направлении, что и Захарий. Глядя влажными глазами ему вслед, девушка так хотела позвать его обратно, обо всем рассказать, но она взяла себя в руки.

Войдя в сарай. Мелисса почувствовала, как ее сердце свинцовым комком застыло в груди. Она ступила в загон, куда Захарий поместил Фолли, и с гордостью и отчаянием в последний раз смотрела на жеребца, радостно приветствовавшего хозяйку веселым ржанием. Подойдя поближе, Мелисса, борясь с рыданиями, обвила руками шею животного и уткнулась лицом в его шелковистую черную гриву. С Фолли было связано слишком много надежд. Он должен был стать производителем большой конюшни, которую они с Захарием мечтали завести. Он должен был привести им процветание, а его потомство — прославить конный завод Уиллоуглена. А теперь им приходилось расстаться с ним. Губы девушки задрожали: стоит ли ради этого блюсти свою честь?

Вспомнив о Латимере и о его гнусном предположении, Мелисса еще крепче сцепила пальцы на гриве Фолли и с ненавистью произнесла:

— Черт бы его побрал! Пусть сгорит в аду!

— Я очень надеюсь, что это не обо мне, — тихо проговорил Доминик за ее спиной.

Испуганная Мелисса быстро повернулась, и глаза ее расширились, когда она увидела Слэйда. Пытаясь взять себя в руки, она нервно оправила черную юбку и вымученно улыбнулась ему.

Доминик был одет, как всегда, со вкусом. Сюртук из отличной темно-серой ткани сидел на плечах, как влитой, стройные ноги были обтянуты бежевыми бриджами. Над аккуратно завязанным белым галстуком — смуглое лицо, непокорные черные локоны спустились на лоб, а насмешливая улыбка изогнула губы. Мелисса думала, что умело скрывает свое подавленное состояние, но Доминик заметил блестки слез в глазах мисс Сеймур, ее дрожащие губы, и у него пропало всякое желание произносить заготовленное саркастическое заключение, предназначенное вместо приветствия. Слэйду непреодолимо захотелось успокоить девушку, и он тихо сказал:

— Судя по сцене, которую я только что видел, и по тому, что говорил Ройс, Фолли действительно для вас значит очень многое. Обещаю, что если я его куплю, то буду о нем хорошо заботиться.

Искра надежды зажглась в груди Мелиссы, и, забыв предупреждения дядюшки Джоша о коварстве Доминика, она спросила его, затаив дыхание:

— Вы хотите сказать, что готовы дать мне за него ту сумму, которую я прошу?

— Сомневаюсь. Но надеюсь, что, по крайней мере, я смогу посмотреть, чего он стоит?

На лице Мелиссы вновь появилось выражение глубокого отчаяния, и Доминик был готов забрать свои слова обратно, сказать, что подумает о цене. Злясь на себя за слабость и дивясь собственным чувствам, он напомнил себе со злостью, что незачем платить эту безумную сумму, что он приехал сюда не для утешения Мелиссы, а чтобы с иронией дать понять хозяйке Фолли, что на свете нет лошади, стоящей таких денег. Доминик бесстрастно рассматривал Мелиссу и вновь задавал себе вопрос: что именно в ней так влечет его? Бог знает, ведь она никакая не красавица, с удивлением подумал он, оглядывая фигуру девушки, ее прическу, очки старой девы. Но его глаза против воли задерживались на рисунке ее рта, на нежном овале подбородка, и Слэйду безумно захотелось сорвать с нее очки и распустить волосы, чтобы посмотреть, как она может выглядеть без этих уродующих деталей облика.

Почувствовав, что Доминик напряженно разглядывает ее, Мелисса взяла себя в руки, сощурилась, сжала губы и, подняв подбородок, холодно сказала:

— Очень хорошо, мистер Слэйд. Я покажу вам жеребца.

Развернувшись, Мелисса распахнула дверь, взяла веревку, висевшую на столбе, и вошла в стойло. Через секунду она вывела жеребца из стойла.

Фолли был прекрасен. Голова идеальной формы, гордо изогнутая шея. Длинные стройные ноги без всяких усилий несли пропорционально сложенное тело, когда он гарцевал рядом с Мелиссой. Доминик зачарованно смотрел на жеребца и думал, что редко доводится встречать таких прекрасных особей. Но лицо его оставалось бесстрастным.

Он уверенно приблизился к Фолли: жеребец не проявил признаков дурного характера. Опытным движением Доминик прошелся рукой по спине и сильным ногам. Фолли спокойно стоял, его уши ловили мягкий голос Мелиссы, и, казалось, он не обращал никакого внимания на незнакомца. Даже когда Доминик проверял его зубы, жеребец не выказывал беспокойства. Взглянув на Мелиссу, потеплевшим голосом Доминик признался:

— Он действительно джентльмен. Забыв на время, что этот человек ей ненавистен, и испытывая гордость за жеребца. Мелисса улыбнулась:

— О да! Фолли действительно безупречен, сущий ангел. Даже когда ему был год, он… — но тут девушка вспомнила, зачем Доминик здесь, и гордая улыбка сошла с ее лица; она только сказала:

— Это прекрасная лошадь. Да вы и сами видите.

Пораженный тем, как улыбка меняет ее лицо, Доминик подумал: почаще бы она улыбалась. Но он снова увидел ее сощуренные глаза и вздохнул.

Похоже, все же он слишком много выпил в ту ночь, иначе как понять, почему она произвела на него такое впечатление.

Покачав головой и осуждая собственное безрассудство, Слэйд сказал:

— Да, прекрасный конь. Но насколько он быстр?

Оскорбившись выраженным Домиником сомнением в талантах Фолли, Мелисса взглянула на него. Ей очень бы хотелось, чтобы мистер Доминик Слэйд не был столь привлекательным и не вызывал в ней такой интерес. Но она не могла не замечать, какой он высокий и гибкий и какое красивое у него лицо. В очередной раз напомнив себе, что он повеса, привыкший разбивать сердца женщин, и что единственная причина, почему он здесь, — это покупка Фолли, девушка холодно ответила:

— Если вы согласны подождать, мистер Доминик, я его оседлаю, и Этьен продемонстрирует вам его скорость.

Доминик молча кивнул, изумленно глядя вслед Мелиссе, выводившей пританцовывающего жеребца; скоро она вернулась в сопровождении Захария. Захарий был сдержанно вежлив, но по его сжатым губам было видно, что он крайне огорчен.

Доминик задумчиво проследил, как брат и сестра повели Фолли к треку за главной конюшней. С первого взгляда было ясно, насколько они несчастны из-за необходимости расставаться с животным, и Слэйд окончательно уверился в мысли, что в этом деле замешан Латимер. Ведь Ройс рассказывал ему, что через два года, а то и раньше, если Мелисса выйдет замуж, — что, впрочем, он считал делом сомнительным, — Сеймуры получат свое состояние, и после уплаты долга Латимеру, денег останется достаточно. Так что же заставило Мелиссу принять решение о продаже коня? Причина могла быть только одна: Латимер потребовал долг или что-то такое вместо него, в чем девушка ему отказала. Это или требование продать дом, или… или просто Мелисса показалась ему лакомым кусочком.

Доминик сжал губы, посмотрел на ее изящную фигуру в потрепанном черном одеянии и почувствовал себя не в силах отстраниться от мисс Мелиссы Сеймур с ее проблемами. С отвращением к себе он признался, что даже если бы Фолли плохо стоял на ногах и бегал не скорее улитки, он все равно готов был отдать за него огромную сумму, лишь бы выручить девушку.

Поражаясь собственному идиотизму, Слэйд стоял возле забора, ограждающего трек. В следующий миг он уже не отрывал взгляда от Фолли под седлом у Этьена. Жеребец вырвался на круг и мчался, едва касаясь земли копытами. Он продемонстрировал и стиль, и скорость, принесшие ему известность. Его мощь и грация чувствовались в каждом движении; без сомнения, он был великолепен во всех отношениях. Фолли показал невероятную скорость, и не надо было смотреть на часы, чтобы убедиться в этом. Да, такая лошадь — одна на миллион.

Этьен перевел его на рысь. «Фолли украсит его конюшню», — подумал Доминик. Его радовала перспектива завладеть такой лошадью, но тут его взгляд упал на лицо Мелиссы, которое воплощало несчастье и отчаяние.

Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Доминик услышал собственный голос и решил, что солнце окончательно расплавило его мозги:

— Он стоит гораздо больше, чем вы просите. Но если мы станем его совладельцами, — то есть сумма, которую вы упомянули в письме, составит половину, — я сочту, что совершил выгодную сделку.

Если эти слова поразили самого Доминика, то Мелисса просто лишилась дара речи. Она уставилась на Слэйда, отчаянно боясь прочитать на его лице насмешку.

Доминик спокойно встретил ее взгляд, впервые заметив длинные шелковистые ресницы, обрамлявшие миндалевидные глаза. Мелисса забыла о своей маске, и ее мягкий рот расслабился, а нежные губы стали полными и притягивали взгляд; Доминик вновь ощутил неодолимое желание снять с нее очки, распустить волосы. Это пучок старой девы был совершенно непонятного цвета, а ему вдруг захотелось узнать, каковы цвет и фактура ее волос.

Надежда, как бутон, распустилась у девушки в груди, она заставила ее судорожно сцепить перед собой руки. Наконец, заикаясь, Мелисса проговорила:

— А… вы… это серьезно? Это не шутка?

Темная бровь Доминика поднялась:

— Дорогая моя! Я не шучу, когда речь идет о таких деньгах. — И, стараясь выглядеть суровым, добавил:

— Но я не заплачу ни пенни больше, так что не пытайтесь вздувать цену.

Мелисса судорожно проглотила слюну. Видение того, как она швырнет деньги в лицо Латимеру, возникло в ее воображении, и радость от дознания того, что Фолли хотя бы наполовину останется ее, заставила затрепетать губы девушки.

— О нет! Я не могу себе этого представить! — честно призналась она. — Поверьте, я не запросила бы такую высокую цену, если бы не чрезвычайные обстоятельства. — Она собиралась сказать что-то еще, но прикусила губу и отвернулась.

Захарий, который молчал все это время, медленно проговорил, обращаясь к Доминику:

— Это означает, что вы собираетесь быть нашим партнером, и Фолли все еще наш, да?

— Наполовину ваш, — ответил Доминик, ломая себе голову над тем, как он объяснит эту сделку Ройсу.

Глава 10

Кончилось тем, что Доминик остался на ужин. Еда оказалась удивительно вкусной. Он познакомился с Фрэнсис Осборн, и она показалась ему очень приятной женщиной. К Этьену, понявшему, что Доминик не собирается забирать столь любимого Мелиссой Фолли из Уиллоуглена, вернулись его оживление и дружелюбие; радостный Захарий старался увлечь Доминика беседой. Только Мелисса силилась не поддаваться чарам Слэйда, хотя после того как он оказал ей столь неоценимую услугу, освободив от кабальной зависимости от Латимера, делать это было весьма нелегко.

Иногда Доминик обращал в ее сторону теплый взгляд или насмешливую улыбку, и его серые глаза то и дело встречались с ее взглядом. Девушка употребляла все усилия на то, чтобы не забыть предостережения Джоша, стараясь не обращать внимания на вьющиеся волосы гостя, красивой формы нос, мужественную линию губ. Она поклялась себе, что не станет еще одной дурочкой, позволившей этому повесе вскружить себе голову. Но то была трудная борьба, особенно при воспоминании о его объятиях. Уничтожая остатки цыпленка. Мелисса призналась себе, что, конечно, все было бы проще, если бы мистер Слэйд не был так привлекателен.

Заметив напряженность девушки, Доминик прервал разговор с Захарием и спросил ее:

— Что-то в моем предложении о партнерстве вам не нравится?

На Мелиссу устремились все взгляды, и горячая волна залила ее щеки.

— Нет, — быстро ответила она. — Просто я думаю, что прежде чем вы уедете, нам следует обсудить некоторые моменты.

На лице Доминика появилась насмешка:

— А ваш брат или дядя не смогут вас заменить в этом щепетильном вопросе? Мне кажется необычным уже то, что владелица лошади — вы. Но если уж так случилось, может быть, мужчины вашей семьи возьмут на себя решение финансовой стороны соглашения?

Мелисса прикусила язык. Она и сама уже давно поняла, что отец избаловал ее своим воспитанием, позволяя ей делать слишком многое. Но после его смерти она поняла, в сколь малой степени способна предопределить течение собственной жизни. Ее раздражение нарастало. Итак, мистер Слэйд тоже полагает, что она не способна распорядиться своими деньгами? Не так ли?

Топазовые глаза девушки гневно сверкнули, и Мелисса ответила на вопрос Доминика официальным тоном:

— Мистер Слэйд, Фолли — моя лошадь. И я полагаю, что независимо от того, нравится вам это или нет, именно я должна обсудить условия сделки, если вы собираетесь покупать Фолли.

Уже привыкший к резким переменам настроения девушки, но не в силах отказать себе в удовольствии лишний раз поддразнить ее за самоуверенность, Доминик вежливо напомнил:

— Половину его.

Но у Мелиссы не было желания шутить, и лишь намек на улыбку появился у нее на губах. Грациозно поднявшись из-за стола, она сказала:

— Пойдете со мной?

Ни слова не говоря, заинтригованный Доминик последовал за ней; когда они спускались вниз, его глаза задумчиво смотрели на ее худенькие плечи и тонкую талию. «Маленький гордый тигренок», — подумал он удивленно.

Слэйд зашел в комнату, которую она указала, и огляделся. Видимо, это была библиотека. Везде, куда бы ни посмотрел Доминик, было заметно состояние дел Сеймуров — от заплатанных кожаных кресел до выцветших бархатных портьер, обрамляющих высокие окна. Мелисса уселась на диван, обшитый мебельным ситцем, Доминик — в кресло напротив. С легкой улыбкой на полных красивых губах он спросил:

— И что же именно в моем предложении вам хотелось бы обсудить?

Оскорбленная полунасмешливой улыбкой Слэйда, Мелисса резко заявила:

— Я не ребенок. И была бы вам очень признательна, если бы вы вели разговор серьезно и не обращались со мной как со слабоумной.

Он сощурился и гораздо менее дружелюбно сказал:

— Поверьте мне, дорогая, что, когда я говорю о двадцати пяти тысячах долларов, я очень серьезен!

Мелисса закусила губу, понимая, что ей лучше не вступать с Домиником в прения. Ситуация, в которой она оказалась, — не его вина. Но ее раздражали безупречная одежда и красота этого человека. Ее взгляд невольно притягивался к его смуглому лицу, гордому разлету бровей, серым глазам, мужественной линии рта и подбородка. С трудом она заставила себя вернуться к делу. Итак, вопрос о сделке.

Пока Мелисса изучала Доминика, он тоже проводил свое собственное исследование: пристально рассматривая ее лицо и стараясь представить ее без очков и с красивой прической, он все же никак не мог вообразить Мелиссу не такой, какой она выглядела сейчас — неряшливой старой девой. Ну почему она так завладела его вниманием? Ответа на этот вопрос не было. А Доминик очень не любил неразрешенных вопросов.

Положение все еще было смешным. Комедия! Она не красотка, ничуть ему не нравится, однако он готов потратить уйму денег только потому, что, как он догадывался, у нее могут быть неприятности с Латимером. Доминик про себя даже фыркнул — что он за дурак в конце концов! Он же не филантроп, он никогда особенно не беспокоился по поводу материальных затруднений своих приятелей. Но эта девушка почему-то взволновала его и вызвала в нем желание ее защитить! Какая-то дьявольщина! Он только что выразил готовность купить половину прав на проклятую лошадь за огромную сумму денег и сделал это лишь потому, что увидел, как она любит этого Фолли, как страдает от необходимости с ним расстаться. Вдруг его осенила неожиданная мысль: если они с мисс Сеймур становятся партнерами, то они неизбежно будут проводить в компании друг друга довольно много времени. Доминик наконец осознал, что именно этого-то он и хочет!

Признавшись себе в собственном идиотизме, Доминик предложил несколько вариантов использования животного. Мелисса проявила разумность, высказав всего несколько замечаний, и у Слэйда возникли некоторые подозрения по поводу ее кротости, — что у нее на уме?

Девушка вполуха слушала, о чем он говорил, но в голове у нее сидела мысль: как убедить Доминика заплатить всю сумму в течение двадцати четырех часов. Поэтому, стоило ему умолкнуть, как она выпалила:

— А могли бы вы мне отдать деньги завтра? Золотом?

Если у Доминика и были сомнения, что за этой историей стоит Латимер, то после этих слов они рассеялись как дым. Латимер явно требовал уплаты, и первое июля — последняя дата, когда он готов получить эти деньги, или… Зная Латимера, Доминик догадывался, чего тот добивается. Но он был не в силах понять — почему? Почему Латимер оценивал столь непривлекательную девушку в такую значительную сумму? Потом вдруг ухмыльнулся про себя: если она смогла так приковать к себе его, так почему Латимер должен избежать ее чар?

Однако просьба Мелиссы завтра же выложить деньги озадачила его. Доминик был богат, но держать на руках такую сумму? Помолчав, он медленно сказал:

— Я очень сомневаюсь, что смогу так быстро приготовить деньги. Но я вас уверяю, что вы их получите до конца недели. — Он бросил на нее быстрый проницательный взгляд, потом, подбирая слова, добавил:

— Я уверен, что человек, которому вы должны такую сумму, вряд ли успеет сделать что-то плохое за столь короткое время.

Глаза Мелиссы широко раскрылись, в них читались страх и удивление. Девушка нервно проглотила слюну и тихо спросила:

— А откуда вы знаете, что мне нужны деньги именно для того… чтобы отдать долг? Доминик беззаботно ответил:

— Просто догадался, моя дорогая. Пусть вас это не беспокоит. — Движимый необъяснимым порывом, он встал перед девушкой, поднял ее руку с колен и, взяв в свою, тихо сказал:

— Если я могу еще чем-то вам услужить… В его словах было столько искренности, что на какой-то безумный миг Мелиссе захотелось рассказать ему все о гнусном предложении Латимера. Ее рука чувствовала тепло и силу его руки, а пальцы горели от прикосновения Доминика. Ее сердце заколотилось в безумном ритме; испуганная, что ее выдадут волнение и смятение, девушка — нервно выдернула свою руку и, заикаясь, сказала:

— О, спасибо вам, но… в этом нет необходимости…

Доминика не убедили ее слова, но не мог же он заставить ее рассказать о своих проблемах. Пожав с явным недоверием плечами, он отступил от нее.

Секунду спустя в комнату вошел Захарий.

Все трое еще поговорили, потом Доминик и Мелисса подписали договор об условиях сделки и, аккуратно уложив бумагу в карман жилета, Доминик уехал. Он был доволен собой и взволнован. Сомнений не осталось — именно Латимеру пойдут деньги от его партнерской сделки с мисс Сеймур, и Слэйд принялся размышлять, каким образом выведать планы Латимера.

Вернувшись к себе, Доминик застал ожидавшего его Ройса и кратко рассказал ему о сделке. Понимающая улыбка на губах Ройса заставила Доминика стиснуть кулаки, но, спустя секунду, он сам невольно улыбнулся.

— Да, я спятил! — признался он. — И ты можешь мне этого не объяснять!

Ройс кивнул, давая понять, что тут спорить не о чем, и в течение нескольких минут добродушно выслушивал безжалостные филиппики Доминика по поводу своих свихнутых мозгов и бараньей башки, а потом объявил о причине своего появления.

— Отец приглашает тебя на ужин. — Улыбнувшись другу, Ройс добавил:

— Он недоволен, что ты остановился здесь, а не у нас. Но, я думаю, если ты приедешь, все утрясется.

Доминик принял приглашение, и друзья собрались в дорогу. Они уже вскочили на лошадей, когда Доминик вдруг заметил какого-то джентльмена, входящего в гостиницу. Сдвинув брови, он пристально всмотрелся в его лицо, и Ройс, заметив озабоченность приятеля, спросил:

— В чем дело? Что-то случилось?

— Пожалуй, — сквозь зубы ответил Доминик. — Я могу поклясться, что в гостиницу вошел Латимер.

Ройса передернуло:

— Ну, если это и так, что ты собираешься делать? В конце концов, он вправе войти в эту чертову гостиницу.

Доминик поморщился, сознавая, что Ройс прав, и молча развернул лошадь в сторону Дубовой Лощины. Но его продолжал мучить вопрос: действительно ли человек, которого он видел, Джулиус Латимер? И, что еще важнее, не собирается ли он сегодня вечером встретиться с Мелиссой. И на оба вопроса он ответил себе «да». Доминик видел Латимера, который остановился в третьем номере, отделенном от его пятью комнатами по коридору. Но еще неприятнее Доминику было узнать, что, едва обосновавшись в гостинице, тот написал записку мисс Мелиссе Сеймур.

Предвкушая грядущие события, он сообщал, что находится в Батон-Руже. Неприятная улыбка играла у него на губах, когда он торопливо водил пером по бумаге. Латимер писал Мелиссе, что, прежде чем возбудить дело о выплате долга, он хотел бы встретиться с ней, дабы обговорить окончательные условия. Уверенной рукой выведя номер своей комнаты, он приписал, что в ее интересах было бы увидеться сегодня же вечером.

Это было оскорбительное послание. Мелисса, читая его, дрожала от ярости. Она ждала его приезда, но только после получения этой записки поняла, сколь бесконечно признательна должна быть мистеру Слэйду, благодаря великодушию которого Латимер лишился власти над ней. Страшно подумать, что было бы, если бы Доминик не отозвался на ее письмо, или замедлил с ответом, или не захотел бы платить такую цену… Во рту Мелиссы пересохло, когда она представила, что испытывала бы сейчас, получив записку Латимера и зная, что у нее нет денег.

Она еще долго сидела, уставившись на письмо этого негодяя, понимая, как близко была к катастрофе. Она благодарно улыбнулась, вспомнив о Доминике и его щедрости, представив себе, как он улыбается, какие у него глаза, когда он шутит. Потом со вздохом сожаления девушка заставила себя думать о другом.

Мелисса еще раз перечитала письмо Латимера. Он писал, что хотел бы увидеть ее сегодня вечером. Зачем? С какой стати? Разве что хотел бы позлорадствовать, в каком трудном она положении оказалась… Глаза девушки сверкнули гневом, и она было решила: пусть этот негодяй прождет ее хоть всю ночь, но глубоко задумалась. Она не могла оставить без внимания его просьбу, ведь Латимер, если она не приедет, может появиться здесь, в Уиллоуглене… По телу пробежали мурашки. Если у Захария возникнут какие-то подозрения… Мелисса вновь взглянула на письмо, пытаясь разобраться в каракулях Латимера, какая у него комната — номер три или восемь, и решила — восемь.

Отложив в сторону письмо. Мелисса встала, подошла к окну, рассеянно расчесывая волнистые волосы. Она вымыла их после отъезда Доминика, и теперь они ниспадали на плечи золотистыми локонами. Щетка ритмично ходила по густой копне волос, а мысли Мелиссы вращались в заколдованном кругу, очерченном запиской Латимера.

Почему бы ей не встретиться с ним? Какое удовольствие взглянуть на выражение его лица, когда она решительно отвергнет его гнусное предложение? И чем дольше девушка думала, тем больше ей нравилась эта идея. Он ее оскорбил, поставил на грань разорения, так почему бы ей не заставить его выслушать то, что она готова ему сказать? Зачем ждать до завтра?

Мелисса впервые за последние дни слабо улыбнулась, представив себе кислое лицо Латимера, узнавшего, что Мелисса не собирается стать его любовницей.

Итак, она решилась. Несколько минут девушка думала, как ей уехать незамеченной и пробраться в комнату Латимера, не вызвав скандала своим поведением. Страшно вообразить, что будет, если раскроется, что она на ночь глядя отправилась в гостиницу, в комнату мужчины для встречи наедине!

Едва ли Мелиссе удалось бы пройти незамеченной в номер Латимера через большое здание гостиницы, но она вспомнила о наружной лестнице. С довольной улыбкой девушка посмотрела в зеркало старого шкафа красного дерева, в котором висело несколько платьев, но ни одно из них нельзя было назвать верхом изящества. Улыбка ее слегка увяла, сегодня ей хотелось выглядеть как можно лучше. Пусть Латимер больнее ощутит, что он теряет! Разве нельзя назвать естественным желанием заставить его помучиться после всего пережитого? Поэтому чем соблазнительнее она будет, тем лучше.

Мелисса вынула из шкафа платье янтарного цвета, приложила к себе и посмотрелась в зеркало. Оно не новое, еще отец привез его из Англии, но очень ей шло: своими плавными линиями оно привлекало внимание к плечам цвета слоновой кости, к красивой форме груди, а янтарный цвет шелка оттенял темно-золотистый цвет волос и блеск глаз. Мелисса покружилась перед зеркалом, наслаждаясь, как вздымается юбка вокруг талии… Да, именно в этом платье она отправится сегодня вечером.

Все складывалось удачно. Девушка, сославшись на головную боль, уединилась в спальне, переоделась, потом, накинув поношенный плащ с капюшоном из коричневого бархата, открыла наружную дверь и выскользнула. Быстро сбежав по лестнице, в минуту она долетела до конюшни и оседлала кобылу; ее сердце неистово колотилось, когда она выехала на главную дорогу, но постепенно Мелисса успокоилась. Итак, из дома ей удалось ускользнуть незамеченной. Теперь встреча с Латимером…

По дороге в Батон-Руж девушка старалась держаться теневой стороны, чтобы никто не узнал ее; к счастью, гостиница стояла на краю городка. Соскользнув с, лошади, Мелисса торопливо привязала животное к молодому дубку и быстрыми шагами направилась к зданию.

Ее сердце гулко билось в груди, когда она, обойдя его, обнаружила ту самую лестницу, ведущую наверх. Одно дело предстать перед Латимером у себя дома, в полной безопасности, и совсем другое — войти к нему в комнату. Она заколебалась, внезапно испугавшись того, что делает, и уже готова была отказаться от задуманного. Но, вспомнив, что Латимер может явиться к ней сам, девушка решительно поставила ногу на ступеньку лестницы. Никто не должен видеть ее. Кстати, Латимер тоже должен быть заинтересован в этом, иначе дело получит скандальную известность, а он предпочитает, чтобы его считали «очаровательным англичанином».

Стараясь сдерживать неистовое биение сердца, Мелисса поднялась по лестнице. Дверь скрипнула, когда она толкнула ее, и этот звук заставил ее вздрогнуть. Скрывая лицо под капюшоном плаща, девушка вступила в узкий коридор. Комната номер восемь, к ее облегчению, была первой от входа. Представив себе, как собирался поступить с ней Латимер, она со сверкающим взором решительно распахнула дверь в его номер.

К ее разочарованию, комната была темна и пуста. Смутившись, Мелисса вошла в нее и, найдя свечу, зажгла. Осмотрелась. Помещение было небольшое, оно скорее напоминало чулан, а не спальню. Но постель была приготовлена для постояльца и покрыта одеялом с желтыми и зелеными цветами. Грубый сосновый стол с подсвечником дополнял меблировку.

Мелисса рассеянно поставила свечу и опустилась на стул; теперь, когда она находилась у цели, ее нервозность понемногу исчезла, зато гнев на обитателя этого номера все больше разгорался. Девушка перебирала в уме все обвинения, которые она бросит в гнусное лицо мистера Джулиуса Латимера, когда тот появится. Но время шло, а его все не было; Мелисса устало сидела на стуле, стиснув кулаки на коленях, и ждала. Она не знала, который час, но понимала, что времени прошло уже немало: у девушки возникли сомнения, правильно ли она прочла записку, однако ошибки быть не могло. Она зевнула и с тоской посмотрела на кровать. Он что, ночью приедет?

Может, Латимер специально заставляет ее ждать так долго, рассчитывая ослабить ее волю? Зевнув еще раз, Мелисса решилась прилечь на кровать, не опасаясь заснуть: уж слишком она была взволнована.

Девушка укрылась плащом, пригрелась, и сама не заметила, как ее веки смежились, золотисто-каштановые волосы волной легли вокруг головы, а ткань плаща очертила ее стройную фигуру.

Тем временем внизу, в таверне, Доминик, Джош и Ройс уютно сидели за грубым деревянным столом, наслаждаясь последними за этот вечер порциями бренди… После ужина в Дубовой Лощине мужчины отправились в таверну, чтобы отпраздновать сделку, заключенную Домиником. Джош был доволен тем, как разворачиваются события: ведь Слэйд и его племянница станут теперь совладельцами Фолли, и это их в известной мере свяжет, что Джоша очень устраивало.

Вечер шел к концу, и Доминик, принявший уже немалую дозу, пытался сосредоточиться на том, что говорил Ройс:

— Не могу поверить, что она действительно продала тебе лошадь. Даже половину.Слэйд ухмыльнулся:

— Сомневаешься в моем очаровании и умении вести дело с леди?

Улыбнувшись в ответ, Ройс покачал головой.

— Никогда не сомневался. Дело не в этом. Если ты что-то решил — никто не устоит, будь то мужчина или женщина.

— Возможно, — ответил Доминик. — Я ведь еще тогда решил, что твоя кузина все равно продаст мне жеребца.

— Но за такую цену?! — воскликнул Джош.

— Как бы то ни было, я выполню все обязательства по этой сделке. Кто знает, может, мне и не придется в конце концов выплачивать всю сумму.

Это заявление было не более чем праздной болтовней подвыпившего джентльмена, но Джош за него уцепился.

— Что? — спросил он. — Почему? Какие-то планы насчет моей племянницы? — Ну, конечно, молодому Слэйду не придется платить всю сумму, если он женится на Мелиссе! Хорошо бы заполучить его в семью!

Ройса не заботили планы Доминика относительно Мелиссы или отсутствие таковых, и,

наклонившись через стол, он насмешливо спросил:

— А где соглашение, которое вы с Мелиссой подписали? Я хочу посмотреть на него собственными глазами, чтобы убедиться, что это правда.

— Да оно наверху, у меня в комнате. Но если ты хочешь его посмотреть, я принесу, хотя не думаю, что в этом есть нужда.

Однако Доминик забыл, как упрям может быть Ройс, напившись. И поскольку тот настаивал, что хочет увидеть это соглашение собственными глазами, Слэйду пришлось сдаться. Поднявшись, он сказал:

— Сейчас принесу. Закажи нам еще бренди, пока я хожу.

Доминик поднялся наверх, зашел в свой номер и потянулся к портмоне, когда вдруг обратил внимание на свет свечи. Не веря своим глазам, он смотрел на прекрасное создание, беззаботно спящее на его кровати.

Очарованный необыкновенной красотой девушки, освещенной мерцающим пламенем свечи, он смотрел на пышные медовые волосы, беспорядочно лежавшие на подушке и одеяле, на полуобнаженные груди, манящую ложбинку цвета сметаны между ними. Наконец Доминик с немалым трудом оторвался от завораживающего зрелища, еще раз взглянув на округлый подбородок, полные соблазнительные губы, на красивый вздернутый носик. Ресницы, как два черных веера, лежали на щеках девушки. «Она действительно прелестна», — как в тумане подумал он. Но какого юрта, что она делает в его постели?

ЧАСТЬ II. МЫШЕЛОВКА НА ДВОИХ

Глава 11

Сколько простоял он, любуясь соблазнительными формами девушки, лежащей на его постели, Доминик не помнил. Он только знал, что уже через несколько мгновений его тело ответило на ее близость. Желание, жгучее и требовательное, пронзило его. Картины обладания ею проносились в голове. Вот он целует соблазнительные губы. Освобождает от одежды ее грудь. Сила ответа его тела на представшее перед ним напомнила ему, как много недель он не имел дело с женщинами.

И вдруг ему все стало ясно. Он засмеялся. Ну, конечно, это Ройс о нем позаботился. Вот почему он придумал причину, чтобы отправить его в комнату, где был приготовлен такой подарок! И когда Доминик снова посмотрел на соблазнительные формы едва прикрытого старомодным плащом девичьего тела, его охватило страстное желание.

Улыбаясь, он растерянно опустился на стул, предвкушая ожидающее его блаженство. Он снял сапоги, потом сюртук, белоснежный галстук, вышитый жилет и, уже не в силах раздеваться дальше, подошел к кровати, не переставая удивляться, где это Ройс отыскал такую красотку. Впрочем, неважно. Она здесь, и он ее хочет. Неслышно опустившись рядом со спящей, он вдохнул аромат ее волос и коснулся плеча. Она пахла солнцем и лавандой, и Доминик удивился, как естественные запахи усиливают желание. Ему не терпелось открыть прелести ее тела, сердце его билось в бешеном ритме. Девушка не ответила на его прикосновения, и Доминик языком коснулся мочки ее уха, прошептав:

— Проснись, спящая, красавица.

До сознания Мелиссы дошли эти слова и, стараясь преодолеть сладкий сон, девушка неохотно начала возвращаться к реальности. Ей снился Доминик, целующий ее, и, когда она открыла глаза и увидела его лицо над собой, ей показалось, что она еще спит. Ее золотисто-карие глаза, сонные и соблазнительно томные, приоткрылись, и улыбка пробежала по лицу.

— Ты здесь, — хрипловато выдохнула она, еще не проснувшись.

Доминик был очарован. Спящая, она хороша, а проснувшись… В его серых повлажневших глазах отражалась ее фигура, спутанные локоны, шелковистые ресницы и слегка раскосые топазовые глаза. Без сомнения, она самая очаровательная девушка из всех, которых ему довелось встретить. Его взгляд невольно задержался на мягком изгибе ее рта, и ему показалось, что он где-то видел ее или даже был с ней знаком. Пожалев, что выпил столько бренди, он нахмурился. Нет, он нигде не встречал ее раньше. Увидев, что Доминик сосредоточенно что-то пытается понять, Мелисса слегка откинула волосы, волной прикрывавшие ее лоб.

— Что-то не так? — спросила она. Сон по-прежнему не отпускал ее.

Доминик покачал головой.

— Нет, — сказал он и потянулся к ней губами. Когда его жадные губы впились в ее, пламя желания охватило тело Мелиссы, против воли ее руки обвились вокруг шеи, притягивая к себе. Его поцелуй стал еще жарче, и девушка не думала сопротивляться, когда языком он раздвинул ее губы…

Стон страсти вырвался из груди Доминика, когда он наконец оторвался от нее и принялся осыпать лицо и шею горячими поцелуями.

— Боже мой! Ты колдунья. Ты сводишь меня с ума!

Чувствуя себя странно. Мелисса сонно погладила его темные волосы, обнаружив, что это не менее приятно, чем его прикосновения. Ей не хотелось просыпаться — ведь тогда это блаженное состояние исчезнет. Его горячие губы вновь приникли к ее рту, и Мелисса отдалась во власть сладкого томления и наслаждения, разлившихся по ее телу.

Даже когда рука Доминика, сорвав с девушки плащ, которым она была укрыта, начала расстегивать ее платье, обнажая грудь, она не в силах была поверить, что это не сон. Да, это был сон-мечта, и она будет делать все, что хочет, без всякого стыда. И ее проворные пальцы расстегнули его белую рубашку, гладили обнаженное тело. Как прекрасно, когда сердце сладостно бьется, когда ее руки касаются его мускулистой груди. Мелисса притронулась к затвердевшему соску Доминика, окруженному жесткими черными волосами, и тот застонал от наслаждения, а ее руки, ведомые желанием, спустились так низко, что ее сердце забилось в груди от собственной смелости.

Он слегка придавил зубами ее нижнюю губу.

— Не надо, — с усилием проговорил он. — Не мучай меня. Я уже готов…

Сонная блаженная улыбка пробежала по лицу Мелиссы, и, глубоко вздохнув, она выгнулась ему навстречу. Опытные пальцы мужчины ласкали ее грудь, и девушка лежала не дыша, потрясенная чувством, вызванным этим простым действием. Казалось, вся ее кровь наполнилась желанием. А когда лицо Доминика склонилось над ней и его губы нежно обхватили ее сосок. Мелиссе показалось, что на свете ничего не может быть прекраснее этого. Но, похоже, она ошибалась, потому что, когда он слегка сжал сосок зубами, из ее груди вырвался стон наслаждения. Немного испуганная, девушка запустила пальцы в его темные волосы, желая еще большего. Мелисса никогда бы не поверила, что такое наслаждение, такую страсть можно вызвать одними лишь прикосновениями. Напряженное, почти болезненное томление возникло у нее между бедер, и она бессознательно прижалась ими к Доминику, к его стройному телу, и тот после этого нежного прикосновения почувствовал, как трудно ему длить происходящее, но он хотел, чтобы они оба насладились безграничным блаженством, и жаждал целовать и ласкать каждый восхитительный дюйм ее чарующего, так страстно трепещущего под ним тела девушки. Так возбудила его эта сладкая распутница.

Подняв голову от ее груди, Доминик взглянул на нее горящими страстью глазами и с чувственной улыбкой на губах хрипло проговорил:

— Я вижу, ты не можешь больше ждать. Я… Ах, какое наслаждение… Боюсь, что на этот раз я буду слишком скор…

Одним движением руки он сорвал с девушки шелковую юбку: нестерпимо желая ее, он не мог длить эту сладостную муку, и прижал Мелиссу к себе.

Глаза девушки широко раскрылись, когда она почувствовала, что лишь его бриджи разделяют их плоть, и вдруг, ужаснувшись, поняла, что все происходящее с ней сейчас — вовсе не сон.

События вечера мгновенно пронеслись в ее памяти, испуг, которого никогда прежде она не знала, заставил девушку оцепенеть. Когда рука Доминика коснулась сокровенного уголка ее тела, она вздохнула от страха и наслаждения, но потрясение было слишком велико, и девушка попыталась отстранить от себя пылающего страстью Доминика.

Они не услышали тихого стука в дверь и того, как она открылась. Как раз в этот миг Мелисса отчаянно закричала:

— Перестаньте! Остановитесь! Ее руки больше не гладили его темных волос, она колотила Доминика по спине кулаками.

— О, я прошу вас, прекратите! В дверях застыл Ройс, не в силах поверить собственным глазам.

— Бог мой! Лисса! — его голос был гневным. Мелисса онемела. Ее взгляд, полный ужаса, упал на бледное лицо Ройса. Ее щеки пылали от смущения и стыда, в волнении она принялась шарить вокруг себя, пытаясь собрать одежду и прикрыть обнаженную грудь и бедра.

В комнате повисло тяжелое молчание, девушке казалось, что она умрет от унижения, от стыда перед этой, более чем неприглядной ситуацией, хуже которой не может быть. Но она ошиблась: над плечом Ройса возникла голова Джоша.

— Что такое, мой мальчик? Доминик пьяный и в постели?

Ройс сделал движение, пытаясь загородить происходящее от любопытного Джоша, но было поздно, и тот, отодвинув сына в сторону, вошел. Когда весь смысл безобразной сцены дошел до него, он, задыхаясь, попытался выразить свое отношение к происходящему, но язык отказался ему повиноваться.

Первым пришел в себя Доминик. Он быстро поднялся с постели, оторвавшись от лежащей в ней, по его мнению, потаскушки, и прохрипел:

— Ради Бога! Закройте эту проклятую дверь! Вы хотите, чтобы нас увидела вся гостиница?

Его голос вывел всех из оцепенения. Джош яростно взревел:

— Нет! Вы только посмотрите на этого молодого человека! Он смеет разговаривать со мной таким тоном после того, как пытался соблазнить мою племянницу?! — Стараясь не глядеть на полуобнаженную Мелиссу, он прорычал:

— Лисса! Как могло случиться, что ты одна оказалась в комнате мужчины?! Мы опозорены! Ты обесчещена!

Ройс хмуро уставился на Доминика:

— Но это легко исправить. Мой бывший друг может назвать имена секундантов, и мы смоем позор.

— Не дури, Ройс, — холодно сказал Доминик. — Я вовсе не собираюсь размозжить твою голову или позволить тебе это сделать с моей из-за какой-то чепухи.

— Ничего себе — «чепуха»! — взвизгнул Джош. — Как вы можете называть это «чепухой»? Или это не моя племянница у вас в постели? Мы появились в тот момент, когда вы пытались изнасиловать ее!

— Изнасиловать? Это не то слово, которое бы я употребил. Да я и не знал, что она ваша племянница.

Самообладание понемногу возвращалось к Ройсу, и, когда волна гнева и ярости улеглась, он поинтересовался у приятеля:

— Может быть, ты нам все-таки объяснишь, что здесь происходит?

Объяснить и в самом деле было нелегко. Но теперь Слэйд испытывал уже не замешательство, а ярость. Ярость из-за того, что не узнал Мелиссу Сеймур. Ярость от того, что он так влип, и теперь надо объяснять вполне справедливо рассерженным джентльменам, что он делал здесь с девушкой из их семьи. Ярость от того, что он позволил похоти заманить себя в ловушку. Молча он проклинал себя за утрату бдительности. Он знал, что Джош способен сводничать, но он никогда не подозревал, что Манчестер может зайти так далеко, чтобы заполучить мужа для племянницы.

Доминик посмотрел на Мелиссу с презрением. Она поймала его в простенькую ловушку, используемую женщинами с незапамятных времен, и это бесило его больше всего на свете. Враждебным взглядом он окинул ее фигуру. Съежившись в изголовье кровати. Мелисса держала перед собой янтарное платье, пытаясь прикрыться, и с ужасом наблюдала за разворачивающейся драмой. Доминик почувствовал, что внутри у него шевельнулось что-то вроде жалости к девушке, но он подавил в себе это чувство и холодно сказал:

— Я готов объяснить свою роль в этой отвратительной сцене, но полагаю, что гораздо интереснее узнать, почему мисс Сеймур, неузнанная и неприглашенная, оказалась в моей комнате, более того, — в моей постели сегодня вечером?

— Что?!! — хором спросили Джош и Ройс. Глаза Ройса вопросительно сощурились, а у Джоша они готовы были вылезти из орбит.

Доминик натянуто улыбнулся, мрачно посмотрел на белое лицо Мелиссы, на секунду задержавшись взглядом на искусанных его поцелуями губах:

— Именно то, что я сказал. Я поднялся сюда с единственной целью — взять документ, о котором мы говорили. Но представьте себе мое удивление, когда я обнаружил спящую в моей постели женщину! — Он насмешливо посмотрел на Рейса. — Я решил, что ты прислал ее ко мне, чтобы сделать своего рода сюрприз. — Он с презрением посмотрел на Мелиссу. — Я никогда не видел твою кузину такой, поэтому и не мог ее узнать. Как я мог соединить в своем сознании это соблазнительное создание с чопорной мисс Сеймур? И вообще, для порядочной девушки одной явиться ночью в комнату полузнакомого мужчины… И предлагать себя ему?

Каждое его слово для Мелиссы было словно пощечина, она еще сильнее вдавливалась в спинку кровати, стремясь защититься от боли, которую он причинял ей. Ей нечего было сказать. Сознание почти оставило ее, язык словно прилип к небу. «Это дурной сон», — билось у нее в голове, девушка была близка к истерике. Да, это кошмар! С ней не могло такого случиться. Она сейчас проснется и окажется у себя дома, в своей постели, а не в гостинице, в комнате Доминика Слэйда. Боже, сделай так! Но ее молитва оставалась без ответа, и ей казалось, что ее сердце вот-вот остановится.

— Ну, что касается меня, я объяснил. Я думаю, следует дать высказаться леди.

Мелисса почувствовала, как три пары глаз устремились на нее. Ничего более ужасного быть не могло. Она не знала, чей взгляд вынести тяжелее: разочарованный и смущенный — дяди, циничный и оценивающий — Ройса или презрительный — Доминика. Девушке хотелось умереть, когда она пыталась хоть как-то сформулировать причину своего присутствия здесь, ее мысли кружились в голове, как осенняя листва.

В комнате повисла тишина, трое мужчин ждали ответа. Мелисса с трудом проглотила слюну и провела языком по пересохшим губам; ни на кого не глядя, посмотрев на свое платье, словно отыскивая у него защиту, она, заикаясь, произнесла:

— Это соглашение…

— Какое соглашение? — вспылил Доминик, решив, что она придумывает оправдание на ходу.

Лицо Джоша стало почти нежным, когда он проворковал:

— У тебя была договоренность с мистером Слэйдом встретиться в его комнате?

Ужаснувшись, что ее слова могут быть так истолкованы, девушка открыла рот, чтобы протестовать, но Доминик, вспылив, заявил:

— Что за чушь! Я не соблазняю невинных девиц. И с вашей племянницей никакой договоренности о встрече у меня не было!

Джош холодно посмотрел на молодого человека:

— Вы, сэр, на весьма опасном пути. Я не собираюсь терпеть, что мою племянницу называют лгуньей!

Доминик прикусил язык, одарив Мелиссу взглядом, в котором трудно было бы найти следы симпатии. Девушка сочувствовала ему, но гораздо больше ее заботило, как самой выбраться из этого положения. С опаской взглянув на дядю, она заметила изменение в его настроении.

И действительно, когда шок от неожиданно представшего перед ним зрелища стал проходить, Джош понял, что обстоятельства складываются не так уж и плохо. Не он ли вынашивал годами мечту выдать племянницу замуж за богатого аристократа? И теперь, когда он почти простился с такой надеждой, Мелисса угодила в столь сомнительную ситуацию с джентльменом, о котором как о ее муже можно только мечтать! И, поскольку его мечта была близка к осуществлению, он мог позволить себе проявить великодушие. Мягким, успокаивающим голосом он проговорил:

— Ну, давай, Лисса. Расскажи нам, что случилось. Мы — твоя семья, и сделаем все, чтобы защитить тебя. — Он послал Доминику красноречивый взгляд. — Мы все хотим этого. Тебе нечего бояться. Что бы ты ни сказала, это не пойдет дальше этих стен. Говори, дорогая, расскажи, что за соглашение.

Мелисса снова облизнула губы, беспомощно размышляя, что, пожалуй, ей лучше было бы вообще отказаться говорить, но, подумав, отвергла эту мысль.

Стараясь не смотреть в сторону полуодетого Доминика, стоявшего возле кровати в белой нараспашку рубашке, открывавшей черные волосы на груди, она поспешно сказала:

— Это соглашение о Фолли. Я хотела еще кое о чем поговорить.

Это объяснение не отличалось убедительностью, но другого девушка не сумела придумать. Не могла же она сказать, что ошиблась дверью, направляясь к Латимеру, а вовсе не к Доминику Слэйду! И она не удивилась, заметив недоверчивый взгляд Доминика и саркастический — Ройса. Джош, однако, никак не выказал своего недоверия, и с облегчением, ненавидя себя за ложь, Мелисса упрямо продолжала:

— Я зашла только на минутку, поговорить с ним, и я вовсе не собиралась…

В горле у нее пересохло, и девушка умолкла. Вся ситуация была так унизительна! В конце концов, почему все считают виноватой одну ее? Почему она должна перед ними оправдываться? И Мелисса гневно выпалила:

— Я вовсе не предполагала оказаться в таком положении, и если бы мистер Слэйд был джентльменом, — она бросила на него искоса гневный взгляд, — а не диким кабаном, тогда ничего такого не произошло бы.

Лицо Доминика потемнело от гнева. Как? Ну и лгунья! Ну и потаскушка! Она без приглашения явилась к нему, разлеглась в соблазнительной позе в его постели, с наслаждением отвечала на его поцелуи, и теперь у нее хватает наглости обвинять во всем его, называя «кабаном»? Дав себе слово, что сравняет счет с мисс Мелиссой Сеймур, Слэйд сощурился и нервно протянул:

— А что я должен был делать, обнаружив у себя в постели тепленькую свинку?

Мелисса от негодования раскрыла рот. Ее топазовые глаза метали молнии, а щеки пылали.

— Что вы себе позволяете? Какая я вам «тепленькая свинка»?! — взвизгнула она. Доминик цинично поднял бровь.

— А какой я вам «дикий кабан»? — яростно парировал он. И уже спокойнее, иронизируя над собой, подумал, как легко дал провести себя таким простым способом: пучок на затылке; отвратительные очки, старое помятое платье… Увидев Мелиссу такой, какой ее создала природа, Доминик понял, что имели в виду Манчестеры, говоря о ее красоте, и, несмотря на неприятную ситуацию, не мог не признать, что она хороша. Распустившиеся золотистые волосы рассыпались по плечам, очаровательные глаза сверкали гневом, а нежная кожа щек была покрыта румянцем стыда и гнева… В голове Доминика вдруг мелькнула неуместная мысль, что Ройс появился совсем не вовремя… Интересно, как далеко могла бы пойти эта маленькая ведьма, чтобы добыть мужа?

Тем временем Джош заключил, что взаимных оскорблений было произнесено уже достаточно и настала пора подумать, что делать дальше. Со значением откашлявшись, он заявил:

— Очень неприятное дело. Но я надеюсь, что мы найдем достойный выход.

Доминик напрягся, стараясь понять, куда клонит Джош. Впрочем, все уже и так ясно. Для него это не сюрприз.

Он посмотрел на источник своих неприятностей и отдал ей должное: она хорошо сыграла. Во всяком случае он не даст ей оснований думать, что она найдет в нем благодушного мужа. Доминик избежал стольких ловушек, расставленных ему самыми искусными сводниками, матушками и их жаждущими вступить в брак дочерьми, и вот нате вам — какая-то деревенская девица безо всякого труда поймала его в свои сети! С неприязнью Слэйд скользнул взглядом по изящной фигурке Мелиссы. А может, брак не будет для него таким уж адом, если она в постели поведет себя так, как недавно?

Мелисса, смущенная и шокированная, думала только о том, чтобы в сопровождении Джоша побыстрее добраться до дома. Она ожидала, что дядюшка, излив свой гнев на нее, скоро успокоится. Конечно, первое время будет неловко общаться с мистером Слэйдом, но это тоже глупости, уже уверенно размышляла она. В конце концов, — не без оптимизма отметила Мелисса, — ничего непоправимого не случилось, ведь Ройс, появившийся в самый подходящий момент, спас ее честь. Потом, когда она немного успокоится и на нее не будет действовать обаяние мистера Слэйда, она проанализирует свою сложную и непонятную реакцию на него.

Короткую паузу, наступившую после слов Джоша, с насмешливой улыбкой прервал Ройс:

— Похоже, мы будем больше чем просто друзьями.

Презрительно улыбнувшись в ответ, Доминик кивнул и, посмотрев на Джоша, холодно заявил:

— Естественно, я женюсь на ней!

— Нет! — воскликнула Мелисса, и ее глаза округлились от удивления. — Я вовсе не собираюсь ни за кого выходить замуж! Тем более за вас!

Серые глаза Доминика цинично блеснули, когда он посмотрел на ее пылающее лицо. Это что, игра? Его вынудили дать согласие жениться, а разве не этого она добивалась? Доминик, которому все уже до чертиков надоело, бесцеремонно спросил:

— Ну ладно, моя дорогая. Разве не это было целью всего происшедшего?

— Что за чушь! — резко сказала Мелисса, с бессознательной грацией вставая с кровати. Схватив со стула свой плащ, она посмотрела дяде в глаза и гневно потребовала:

— Отвезите меня домой! Я не хочу больше ни минуты находиться с ним в одной комнате!

Джош стойко выдержал ее взгляд:

— Экое несчастье… Тебе придется выйти за него замуж. После того, что сегодня случилось, у тебя нет выбора.

Мелисса растерянно заморгала:

— Вы не можете говорить это всерьез, дядя! — закричала она, догадавшись, что Джош вовсе не намерен помочь ей выбраться из этой гнусной ситуации.

— Он совершенно серьезен, — насмешливо сказал Доминик. — Другого варианта нет. Если хоть один человек узнает о происшедшем, нашей репутации конец, особенно вашей. — И, усмехнувшись, он заключил:

— Но я уверен, что именно это обстоятельство заставило вас явиться сюда.

Вне себя от его слов Мелисса резко повернулась и со всего размаха влепила ему пощечину.

— Это ложь! — выкрикнула она, сверкая глазами. — Я не хотела выходить за вас замуж! Вы самонадеянный болван!

Это переполнило чашу терпения Доминика, который больно схватив ее за плечи и встряхнув изо всех сил, прорычал:

— Поверьте, я тоже не хочу на вас жениться!

Вы самая невыносимая и самая сумасбродная девушка, которую я когда-либо встречал!

Джош поторопился вмешаться, испугавшись, что все его планы рухнут. Вырвав Мелиссу из рук Доминика, он сказал Ройсу:

— Выведи Доминика отсюда на минуту-другую. Я хочу поговорить с ней наедине.

— Хотите ей объяснить, какую замечательную добычу она собирается упустить? — язвительно спросил Доминик.

Покидая поле боя, Ройс сказал Слэйду:

— Дом, ну будь умницей, одевайся и пошли вниз, — он улыбнулся ангельской улыбкой. — Мы поднимем тост за твою помолвку.

Доминик взглянул на приятеля и тоже невольно улыбнулся. Не говоря ни слова, натянув сапоги, застегнув рубашку и сюртук, он последовал за ним. Мелисса и Джош остались одни.

С отчаянием в глазах Мелисса испуганно спросила:

— Вы ведь не собираетесь силой заставить меня выйти за него замуж?

Джошу не понравились слова племянницы.

Будучи добрым человеком и не желая ей зла, он с тоской сказал:

— Мелисса, дорогая. У тебя нет выбора. Ты должна выйти замуж за мистера Слэйда. Ты себя опозорила, и остается только одно — вам с мистером Слэйдом пожениться. Не я виноват, что так вышло. Но, боюсь, я вынужден настаивать на свадьбе, чтобы спасти твою честь.

Мелисса обиженно поджала губы. Джош намерен идти к своей цели. Ну нет, она не позволит принести себя в жертву, чтобы он наконец получил причитающиеся ему по доверенности деньги, Вызывающе вскинув подбородок, девушка решительно заявила:

— Я не Собираюсь выходить замуж за мистера Слэйда. И вы не можете заставить меня! Джош печально посмотрел на девушку:

— Могу, моя дорогая.

— А как?

— Да очень просто. Согласно воле твоего отца, я разделял с тобой опекунство над Захарием, но до сих пор разрешал тебе полностью руководить им. Но ты хочешь вынудить меня забрать брата из-под твоего безнравственного влияния.

— «Безнравственного»?! — задохнулась от ярости Мелисса, и Джош на всякий случай на шаг отступил. Но он был полон решимости.

— Да, безнравственного. Я не хотел говорить при Доминике, но, детка, ты такого натворила, что должна благодарить его за согласие жениться на тебе.

— Я не позволю вам силой заставить меня выйти замуж. Я не пойду за Доминика Слэйда. Джош пожал плечами:

— Ну что ж, не выходи. Но тогда не плачь, когда я заберу Захария из Уиллоуглена и не разрешу тебе видеться с ним.

— Вы не сможете так поступить!

— Смогу, — уверил девушку Джош. — И я сделаю это.

Пока ошеломленная Мелисса замерла, не в силах поверить его словам, дядюшка спокойно объяснял ей:

— Если ты не поступишь, как я говорю, завтра утром я отправлюсь к судье Хартли и, как бы больно мне ни было, расскажу о случившемся. — Он выразительно поднял бровь. — Как ты думаешь, после этого он позволит тебе опекать Захария? Конечно, — честно добавил Джош, — когда ему исполнится двадцать один, я не смогу запретить ему жить там, где он хочет. Но до этого времени…

Ощутив комок в горле. Мелисса поняла, что Джош готов сделать то, о чем говорит. Он заберет у нее Захария. Она судорожно вздохнула, и слезы хлынули по ее щекам. Она легко могла представить себе, какие слухи поползут о ней, если сегодняшнее происшествие станет известно. А оно станет известно, даже если дядя заставит судью поклясться, что тот будет молчать.

Вытирая слезы, девушка отвернулась. Захарий терпеть не может Дубовую Лощину. И он терпеть не может, когда Джош пытается им командовать. Брат возненавидит ее, если из-за нее его заберут из Уиллоуглена. Кроме того, Захарий может вызвать Доминика на дуэль, решив, что тот обесчестил сестру и опозорил всю их семью. Мелисса чувствовала, как крепко ловушка прихватила ее; выхода не было. Если она не выйдет замуж за Доминика, ее репутация будет безвозвратно погублена, брата заберут, все их планы на будущее, все, о чем они мечтали, — все рухнет. Да и ни один уважающий себя коневод не захочет иметь дело с замешанной в скандале девицей.

Поэтому, чего бы она ни добилась в жизни, всегда за ее спиной будет шепоток, найдется немало людей, которые не позволят женам, дочерям и даже сыновьям иметь с ней дело. С горечью Мелисса подумала, как это несправедливо — все несчастья падут на ее голову, а Доминик выйдет сухим из воды, более того, немало мужчин ему позавидуют.

Поняв окончательно, что выбора нет. Мелисса посмотрела Джошу в глаза и сказала прерывающимся голосом:

— Очень хорошо. Я выйду замуж за мистера Слэйда… Но клянусь, что мистер Слэйд не найдет во мне покладистую жену.

Глава 12

«Покладистая» — это понятие не ассоциировалось с мисс Сеймур, и уж, конечно, Доминик никак не связал бы его с ней после сегодняшнего ночного происшествия.

Сидя в темном углу большой комнаты гостиницы, Доминик мучался сомнениями насчет невесты. Он ничуть не сомневался, что Мелисса выйдет за него, хотя она, конечно, прекрасно сыграла сцену нежелания выходить замуж. И хотя перспектива женитьбы на столь взбалмошной девице его мало радовала, Доминика несколько успокаивало то обстоятельство, что он может использовать свое право мужа на нее, и его своенравная, непослушная, но очаровательная жена ему никогда не наскучит. Эта мысль вызвала у Слэйда невеселую улыбку, и, заметив ее, Ройс спросил:

— Ну что, понемногу смиряешься с судьбой? Доминик поморщился:

— Да. Но должен признаться, я не в восторге от всего этого. И, не будь Мелисса твоей кузиной, поверь, я бы сумел выпутаться из этого клубка. — Помолчав, Слэйд спросил Ройса:

— Но ты-то хоть веришь, что я не узнал ее? Я способен на многое, но не на то, чтобы совратить родственницу моего лучшего друга!

— Конечно, верю, — без всяких колебаний ответил Ройс. — И очень жалею, что Мелисса и ты оказались в такой ситуации. Но я никак не могу понять, что она делала у тебя в комнате.

Доминик цинично протянул:

— Да ладно, кончай. Мы же взрослые люди. Ты прекрасно понимаешь, что она поставила нехитрую ловушку, в которую я попался, как последний дурак.

Ройс задумчиво уставился в кружку с элем. Все возможно. Раньше они с Мелиссой были откровеннее, но с годами отдалились друг от друга. Что он о ней знает? Да, трудное положение Мелиссы могло толкнуть ее на самые отчаянные поступки. Не исключено, что Доминик прав. Может, она использовала свой шанс заполучить богатого мужа и хладнокровно реализовала его. Многие расчетливые женщины сами строят свою судьбу. Ему не хотелось в это верить, но ничего другого Ройс придумать не мог. Вздохнув, он с иронией сказал:

— По крайней мере, став ее мужем, ты получаешь Фолли целиком, и это дурацкое совместное владение жеребцом прекратится. Кроме того, виденное мной в твоем номере дает основание предполагать, что ты неравнодушен к прелестям моей кузины…

Доминик нахмурился:

— Что касается лошади, я дал согласие купить только половину прав, и она получит свои проклятые деньги. Конечно, скорее всего мне придется не раз еще пожалеть о том дне, когда я увидел ее; но почему-то надеюсь, что сумею ее приручить.

Наступило молчание: молодые люди неторопливо потягивали эль, каждый погрузившись в свои мысли. Вдруг Доминик хмыкнул про себя. Ройс взглянул на него.

— Я подумал, — сказал Доминик, — что единственный человек, который порадуется результатам сегодняшнего вечера, — это жена моего брата — Леони! Она мечтала женить меня, и когда узнает, что я наконец стреножен, то будет вне себя от восторга. Еще перед моим отъездом из Шато Сент-Андре в Батон-Руж Леони мне напророчила, что я встречу женщину, которая устроит мне веселенькую жизнь.

— Я тебе, конечно, сочувствую, — сказал Ройс, — но мне кажется, что ты смотришь на перспективу брака с Мелиссой не столь уж мрачно.

Доминик улыбнулся странной улыбкой:

— Кто знает…

Ройс хмыкнул, и приятели взялись обсуждать предстоящее событие с практической стороны. Они решили, что свадьба должна состояться в середине августа, потому что Мелисса, наверное, захочет привести свой дом в порядок.

— Если же нет, — сказал Ройс, — милости просим в Дубовую Лощину. Моя матушка обрадуется.

Было уже за полночь, и Доминик посмотрел на золотые карманные часы:

— Не пора ли присоединиться к моей дорогой невесте и твоему отцу? Я думаю, что Джош

уже успел убедить твою кузину в необходимости выйти за меня замуж. — И, помолчав, добавил:

— Хотя я сомневаюсь в том, что ее пришлось уговаривать.

Ройс кивнул, и они оба поднялись из-за стола. Зал был слабо освещен и почти пуст. Но когда они подошли к выходу, Доминик застыл на месте; он тяжелым взглядом внимательно вглядывался сквозь завесу табачного дыма в лицо элегантно одетого джентльмена, сидящего в углу. Джулиус Латимер! Доминик сделал невольное движение в его сторону, но Ройс, тоже узнавший этого человека, успел схватить друга за руку.

— , Перестань. Ты с ума сошел… — тихо сказал он Доминику на ухо. — Я знаю, как тебе хочется пристрелить этого негодяя. Но причины вызвать его на дуэль нет.

Понимая, что Ройс прав, Доминик усилием воли сдержал себя. Латимер не видел их, и по его лицу было ясно, что он думал о чем-то своем — похоже, неприятном. Ройс вытащил Доминика из зала. Ладно, с Латимером можно подождать, — сегодня есть дела поважнее: надо поспешить к невесте.

Доминик явно смирился со своей участью; однако, хотя перспектива женитьбы на Мелиссе Сеймур уже не казалась ему ужасной, он все же , был глубоко оскорблен тем, что его заманили в ловушку. В целом же он не ждал от супружеской жизни ничего хорошего: внезапно вспыхнувшая страсть к Мелиссе со временем угаснет, ведь она не более чем временный каприз. Да и девушка от него не в восторге. И вообще, если бы он всерьез задумал жениться, то уж не на такой особе, как она. Доминик мог шутить по поводу предстоящего события, иронизировать над тем, что с ним произошло, но на душе у него скребли кошки.

Однако он не мог отрицать, что в мисс Сеймур было нечто, привлекавшее его с самого начала. И в равной степени он не мог отрицать, что, когда прикасался к ней, когда держал ее в своих объятиях, с ним творилось что-то совершенно небывалое. Доминик снова ощутил прилив страсти, и его сознанием овладело воспоминание о сладости губ Мелиссы и соблазнительных изгибах ее стройного тела. Это и волновало, и раздражало его. Переступив порог своего номера, он с подчеркнутой холодностью взглянул на очаровательное и загадочное создание, ставшее причиной столь резкого изменения в его жизни.

Мелисса сидела на стуле, сцепив руки на коленях, поношенный плащ скрывал линии ее тела, которое Доминик помнил слишком хорошо; нет, он не мог сказать, что чувствует только гнев и негодование по поводу событий этого вечера. Топазовые глаза смотрели льдинками, губы были поджаты. Весь ее вид говорил о том, как не нравится ей ситуация, в которой она оказалась. Доминик цинично усмехнулся, дивясь про себя: сколько еще Мелисса будет изображать оскорбленную невинность?

Джош встретил его счастливой сияющей улыбкой:

— А вот и вы! Я думаю, вам будет приятно узнать, что Мелисса проявила благоразумие и согласилась на ваше предложение.

Доминик ничуть не удивился. «А зачем же еще, — думал он, сердито рассматривая застывшие черты девушки, — явилась она в эту комнату, как не заполучить мужа?» Увы, она оказалась столь расчетливой! Эта мысль вызвала в Слэйде чувство горечи и разочарования, и он брезгливо сказал:

— Ну что ж, я очень рад, что все уладилось. Теперь мы сможем договориться о свадьбе и тем самым завершить этот столь неприятный вечер. — Не глядя на Мелиссу, он добавил:

— Мы с Рейсом поговорили и решили, что самое подходящее время — середина августа.

Глаза Мелиссы встретились с сердитыми глазами Доминика, и сердце ее оборвалось от страха. Как бы девушка хотела, чтобы он ей не нравился! В конце концов, не мистер ли Слэйд поставил ее в самое унизительное в ее жизни положение? И Мелисса пыталась внушить себе, что никаких чувств, кроме гнева, не испытывает к этому надменному, самоуверенному и при этом столь привлекательному мужчине. А тут еще его самонадеянное объявление о времени свадьбы, которое Доминик и Ройс выбрали, не удосужившись даже спросить ее мнения! Мелисса бросила на свежеиспеченного жениха испепеляющий взгляд и резко заявила:

— Я думаю, что, по крайней мере, можно было бы спросить и невесту о сроке.

Уловив признак надвигающейся бури, Джош нервно откашлялся:

— Ну все, дорогая, все. Я уверен, что ты не хотела подчеркнуть невоспитанность жениха.»

С интересом отметив, как изменчиво лицо девушки и сколь разные чувства отражаются на нем, Доминик с нескрываемой иронией сказал:

— Может быть, невесту устраивает другая дата? Однако я должен предупредить, что чем скорее произойдет свадьба, тем меньше вероятность скандала из-за этого вечера. Никто из нас, надеюсь, не собирается об этом болтать. Но, как известно, все тайное рано или поздно становится явным. А до середины августа при всем том достаточно далеко, и есть время оповестить друзей и родственников.

Конечно, Доминик прав, но середина августа — это уже так скоро! Девушке хотелось возразить, но Джош раздраженно прервал ее:

— Мелисса, это не совсем обычная свадьба. Мы пытаемся избежать скандала. Так что ты выйдешь замуж шестнадцатого августа.

Сидящая под перекрестным обстрелом взглядов трех мужчин, Мелисса склонила голову, боясь, что утратила над собой контроль. Сердито моргая, чтобы сдержать слезы, она задушенным голосом проговорила:

— Хорошо, шестнадцатого августа. И столько отчаяния было в тоне девушки, что это задело за живое Доминика: он пересек комнату, подошел к ней и дотронулся до ее холодных рук, потом взял их в свои. Мелисса с удивлением подняла на него глаза, и, пытаясь оправдать свой неожиданный порыв, Слэйд, запинаясь, проговорил:

— В нашей свадьбе, конечно, есть нечто необычное, но если мы постараемся, может, и выйдет из этого что-то хорошее. — И, усмехнувшись, добавил:

— Я постараюсь быть разумным мужем, и если вы пойдете мне навстречу, я верю, что мы сможем хорошо относиться друг к другу.

Эти слова звучали не слишком романтично, но они вселили в Мелиссу надежду, что если они и не обретут счастья, по которому так тосковало ее сердце, то хотя бы смогут мирно жить рядом. Робкая улыбка появилась на ее нежных губах, и она сказала:

— Я постараюсь… Но я не думаю, что нам обоим будет легко.

Джош, будучи человеком неглупым, решил, что мудро именно сейчас закончить этот разговор, пока жених и невеста еще по-людски говорят друг с другом.

— Ну так вот, моя дорогая, — сказал он сердечно, — я тебе говорил, что все уладится наилучшим образом. А теперь пошли, мы должны поскорее доставить тебя домой.

Глава 13

Следующий день Мелисса провела словно в полусне. Она смутно помнила, как принимала поздравления Захария, четы Манчестеров, что-то с ними обсуждала, но все казалось ей нереальным, будто происходило с кем-то другим. И даже когда вечером слуга из гостиницы принес записку от Латимера, девушка лишь машинально пробежала ее глазами, не воспринимая его упреков и угроз. Все это больше не имело никакого значения. Никакого! Через несколько недель она выйдет замуж за человека, которого едва знает, и угрозы Латимера поблекли в преддверии этого события. Почти не думая, что делает, Мелисса написала ответ, сообщая ему, что выходит замуж и что скоро он получит свои деньги.

Потом девушку охватило чувство безразличия ко всему происходящему. С ощущением нереальности она отвлеченно слушала рассказ Захария о том, что Доминик выдал ему крупную сумму денег на ремонт и переделки в доме перед свадьбой; глаза брата светились от радости.

— Знаешь, что я тебе скажу, Лисса? Я так рад, что ты выходишь за него замуж. Прекрасный парень. Я просто счастлив, что в день твоей свадьбы мы соберемся здесь, и тебе не придется стыдиться за дом!

Глубоко в душе Мелисса почувствовала обиду. Она никогда не стыдилась за свой дом. Но это было мимолетное чувство, и она, улыбнувшись Захарию, пошла в конюшню, которая в это время оставалась единственным местом, где девушка могла побыть наедине с собой.

Казалось, ничто не трогало ее. Мелисса безразлично слушала, как тетя Салли и Фрэнсис весело болтали о предстоящем событии; она едва ли заметила, что ее свадебное платье, подаренное Домиником, сшито из муслина с серебряной нитью и фантастически красиво; девушка отстранение взирала на растущую гору подарков, которые стали поступать в Уиллоуглен сразу после того, как были разосланы приглашения. Казалось, ее сознание отключено, она, как автомат, улыбается, движется, и все думали, что Мелисса ошеломлена любовью и внезапным поворотом судьбы.

Однако по мере приближения свадьбы эта оглушенность, защищавшая ее, стала таять. Она просыпалась ночами в полном отчаянии. Свадьба — не через несколько недель, а через несколько дней, и она станет женой Доминика Слэйда. И девушке все труднее было заставлять себя думать, что это происходит не с ней, что она проснется от кошмара и увидит все на своих прежних местах, как до того вечера, определившего ее судьбу.

Уже было невозможно не замечать перемен в доме. Снаружи здание блестело, покрытое несколькими слоями краски. Веерообразные двери и окна были декорированы красивыми зелеными гардинами. А внутри… Внутри — великолепные бархатные занавески, ковры покрывали отремонтированные полы, стены и потолки были покрашены в светло-голубой и персиковый цвета. Несколько новых предметов мебели привезли из Нью-Орлеана. Лужайка и кусты подстрижены, трава скошена. Уиллоуглен снова приходил в себя и стал таким, каким был во времена Джефри Сеймура. И хотя Мелисса сознавала, что все это делается ради нее, в глубине души она не могла не радоваться за брата, за всех обитателей Уиллоуглена. По крайней мере, думала она, от ее глупости хоть кому-то будет польза.

Даже Латимеру были заплачены проклятые деньги. Доминик передал ей золото, как и обещал, и это слегка укололо девушку, — ведь Фолли уже не целиком принадлежал ей. Но в то же время Мелисса почувствовала, что с ее плеч свалилась тяжелая ноша, когда они вместе с мистером Смитфилдом подготовили документ, свидетельствующий о том, что последние долги отца заплачены. Более того, мистер Смитфилд все уладил, и Мелиссе не надо было самой нести деньги Лагимеру, виновнику всех ее несчастий.

Через три дня после объявления о помолвке Доминик уехал в Тысячу Дубов, где он должен был проверить ход работ и подготовить жилье в главном доме, и вернулся в Батон-Руж только одиннадцатого августа, когда Мелисса уже начала забывать, какое влияние на ее чувства оказывало его присутствие. И, сидя за столом, покрытым льняной скатертью, за обедом в Дубовой Лощине по его возвращении и глядя на лицо жениха, она была потрясена необычайностью впечатления, вызванного очарованием этого человека.

Салли и Джош пожелали поднять тост за пару, вступающую в брак. Но Мелисса думала только об одном-единственном человеке из всех присутствующих, мужчине, который скоро станет ее мужем. Она незаметно бросила взгляд на его лицо и, заметив на нем выражение надменности и презрения, слегка вздрогнула. Каким он будет мужем? Жестоким? Или таким мотом, как ее отец? Или великодушным и проницательным, как ее дед? Да, он волнует ее, думала девушка, но достаточно ли этого для счастья в замужестве? Для того чтобы доверить ему свою жизнь? В этом у нее не было уверенности. Слишком многое из сказанного о нем Джошем всплывало у Мелиссы в памяти, и она напряженно сидела за столом, не позволяя себе замечать приятный изгиб губ Доминика, его веселый смех, иронию в глазах и ямочки, когда он улыбался. Он не должен ей нравиться! Ее вынудили выйти за него замуж, и она не собирается стать его рабыней.

Может быть, другие и ослеплены его очарованием, но Мелисса не входит в их число.

Доминика беспокоил напряженный вид девушки, он ставил его в тупик. Слэйд ожидал большей приветливости и не был готов к тому, что его будущая невеста встретит его так холодно. «Что ей еще надо?» — размышлял он. Мелисса получила богатого мужа, а Доминик — красивую, но взбалмошную жену. Неужели ей не надоело делать вид, что их свадьба ей не по душе? Должно же быть хоть какое-то чувство меры!

Однако дни летели, и Доминик чувствовал, как растет его разочарование, вызванное холодностью невесты. Ему редко удавалось побыть наедине с Мелиссой, и девушка явно стремилась избегать его общества. Слэйду уже не верилось, что он держал ее в своих объятиях! По мере приближения дня свадьбы его недоумение росло. Однако ему льстиловпечатление, которое его невеста производила на родственников, когда он знакомил их. Все члены его семьи, жившие в усадьбах вокруг Батон-Ружа, были очарованы ее улыбкой, ее грацией, — в том числе и Леони, приехавшая вместе с Морганом за два дня до свадьбы: подойдя к Доминику после знакомства с Мелиссой, она бросила на него сияющий взгляд и тихо сказала:

— Ну, теперь посмотрим, мой друг! Я ведь говорила: единственное, чего тебе не хватает, — это жены. Доминик, она прекрасна! Она как раз то, чего бы я желала для тебя! — И Леони озорно добавила:

— Особенно мне приятно, что она не влюблена в тебя по уши. Ты был бы несчастлив, женившись на девушке, для которой любая твоя прихоть явилась бы законом.

Доминик надеялся, что Леони не заметит холодность Мелиссы к нему, что невестка не будет сыпать соль на раны, и неуверенно заявил:

— Да, послушная жена мне бы наскучила. Ты знаешь меня. В порыве искренности он добавил:

— Я уверен. Мелисса мне никогда не наскучит. — Доминик умолчал о своем предчувствии, что Мелисса станет раздражать его, даже бесить, и тем не менее он будет у нее в плену.

И на самом деле он был в плену. Невеста была к нему равнодушна, но это не мешало Слэйду неотрывно следить за ней взглядом, вспоминая сладость ее губ и гибкость тела. И если он ждал дня свадьбы без особого восторга, то с предвкушением следующей за ним ночи. Конечно, он предпочел бы, чтобы не только физическое влечение связывало его с Мелиссой, но если оно единственное, что им дано, то он хотел полностью этим воспользоваться. Доминик заказал в Натчезе для их спальни в Тысяче Дубов роскошную кровать: широкую, с мягкими пышными перинами, пологом из золотистого шелка; ему представлялась обнаженная Мелисса на ней…

Наконец настал канун свадьбы. Собрались гости и друзья, соседи Сеймуров. Вряд ли кто-нибудь из живших вниз и вверх по реке между Натчезом и Нью-Орлеаном не знал, что завтра Доминик Слэйд берет в жены Мелиссу Сеймур.

Джулиус Латимер, конечно, тоже узнал об этом, получив записку от Мелиссы и свои деньги. И к тому же он с сестрой тоже были приглашены. Мелисса, конечно, предпочла бы его не видеть на торжествах, но это было невозможно. И она успокоила себя тем, что может больше его не бояться и в силах заставить себя встретить его на людях вежливо.

В последний день перед свадьбой Доминик пригласил Мелиссу покататься верхом; он вел себя таинственно, похоже, жених приготовил ей сюрприз. Но это не заинтересовало девушку, ей не хотелось ехать с Домиником Слэйдом, и, к его разочарованию, она превратила уединенную прогулку в нечто коллективное, пригласив Моргана с Леони, Ройса и Захария поехать с ними. И когда женщины ждали на галерее мужчин с лошадьми, Мелиссе передали письмо от Джулиуса Латимера. Мелисса извинилась и отошла в сторону, чтобы прочесть его послание в одиночестве. Латимер писал:

«Моя дорогая Мелисса, Вы не можете себе представить, как ноет мое сердце, как неловко я себя почувствовал, получив Ваше письмо, извещавшее о скором браке с Домиником Слэйдом.

Я хотел бы промолчать, но не могу. Знаю, мое предложение Вам было оскорбительным, и я приношу Вам извинения; но неужели нежелание провести время в моем обществе так сильно, что Вы готовы продать свою жизнь такому подлецу, как Слэйд? По крайней мере, я был честен с Вами в своих намерениях, как бы ошибочны они ни были. Но можно ли то же самое сказать о нем? Слэйду нельзя доверять. Я могу рассказать Вам о нем такое, на фоне чего мои проступки перед Вами покажутся Вам шалостью школьника. Возможно, Вы сомневаетесь в моей правдивости, имея на то все основания, но спросите об этом у моей сестры. Она-то знает, что он из себя представляет, и боится за Вас. Однажды она поддалась его чарам и знает цену этому подлому соблазнителю и любителю поиздеваться над другими. Я повторяю — ему нельзя доверять. Мне больно это писать, но Вам постоянно следует быть с ним настороже, иначе Вы можете попасть в такое же положение, в каком оказалась моя несчастная сестра, которая, уже зная, что он пройдоха и обманщик, все еще томится по нему. Что хуже всего, он знает об этом и продолжает играть на ее чувствах к нему: вчера он посетил ее, выбрав время, когда меня не было, чтобы я не мог отказать ему во встрече с сестрой. Если я сумею предостеречь Вас не поддаться его чарам, то это возместит ту неловкость, которую я испытывал, сообщая Вам об этом.

Мне бы очень хотелось, чтобы у нас все сложилось иначе. Дорогая Мелисса, я надеюсь, несмотря на все происшедшее, что Вы согласитесь считать меня своим другом; если Вам понадобится помощь, обратитесь ко мне. Конечно, я упал в Ваших глазах, сделав оскорбительное предложение, но клянусь, я Вас не подведу. Я виновник Вашего несчастного брака, но сердцем чувствую, что, когда Вам понадобится моя помощь, я сумею искупить свою вину, доказав Вам свою преданность».

Скомкав письмо. Мелисса, жалея, что распечатала его, невидящими глазами уставилась на зеленую лужайку. Она не верила Латимеру, чувствуя, что его слова — ложь, но его предостережение запало ей в душу: ведь ничего нового он ей не сообщил. Разве Джош, рассказывая о Доминике, не предупреждал ее? Но сообщение о его визите к Деборе, сестре Латимера, сильно взволновало Мелиссу, заставив ее испытать укол ревности. И только стук копыт и голоса мужчин вернули девушку к реальности.

Мелисса сумела взять себя в руки и разорвала письмо на мелкие клочки, подумав, что хорошо бы то же самое сделать с сердцем Доминика. Итак, взяв себя в руки, она пошла к Леони и остальным. Сюрприз, приготовленный Мелиссе женихом, не мог улучшить ее настроения: по дьявольскому совпадению Доминик подарил ей маленький домик, как раз тот, в котором Латимер предполагал устроить их любовное гнездышко. Пока другие выражали свое восхищение от свежеокрашенного, заново меблированного здания, Мелисса стояла и тупо смотрела на него. Полагая, что невеста онемела от восторга, Доминик тихо сказал:

— Мы будем часто навещать твоего брата, и я подумал, что тебе хорошо иметь свой дом, где ты можешь остановиться. Он маленький и очень уютный. Если захочешь, мы можем пристроить к нему что-то еще. Здесь пятьдесят акров, и я велел рабочим построить конюшню и сделать несколько выгонов для лошадей.

Мелисса по-прежнему молчала. Ее опушенные черными ресницами золотисто-карие глаза расширились от удивления. Впервые она так прямо и открыто посмотрела на него, и Доминик почувствовал, что тонет в таинственных глубинах ее очаровательных глаз. Он перевел взгляд на ее губы, вспомнил их тепло и нежность и хрипловатым голосом сказал:

— Мы приедем сюда завтра, после свадьбы… Мелисса с трудом сумела удержаться от истеричного смеха. Этому старомодному маленькому домику с заросшей розами галереей прямо-таки предопределено судьбой стать местом потери ее невинности. Ее мало утешала мысль, что женщиной ее сделает Доминик, ее муж, а не подлец Латимер, который вздумал выступить в роли ее защитника. Девушке страстно захотелось рас сказать жениху, почему она не рада его подарку, но она сдержала себя и натянуто улыбнулась. Зная, что от нее ждут выражения удивления и радости, Мелисса весело сказала:

— Как это трогательно с вашей стороны! Спасибо!

Она лихорадочно перебирала в уме, что бы еще добавить, дабы выразить свою благодарность за столь щедрый дар, но слова Доминика о завтрашней ночи словно парализовали ее. Чувственный взгляд жениха был словно прикован к ее губам, и в груди Мелиссы закололо при воспоминании о том, как его губы касались ее груди; она вдруг страстно захотела близости с этим человеком. Беспомощная, она качнулась к нему, ее губы против воли раскрылись, а сердце громко заколотилось, когда его руки крепко сжали ее плечи, а серые глаза потемнели от страсти…

— Доминик! — позвала Леони из тенистой галереи. — Ты хочешь помешать Мелиссе посмотреть дом до завтра? — Он медленно повернулся к Леони и с натянутой улыбкой сказал:

— Когда-нибудь я тебя задушу. Та весело крикнула Мелиссе:

— Мелисса, не обращай внимания! Он всегда угрожает, но, как видишь, я все еще жива. Более того, процветаю! — и, обратив невинный взор на Доминика, нежным голосом спросила:

— Доминик, дорогой, скажи, пожалуйста, а можем ли мы посмотреть твой подарок изнутри?

Доминик невольно рассмеялся, взял Мелиссу под руку и повел к домику.

— Я надеюсь, тебе понравится. Правда, у меня было мало времени, но я дал указания, что сделать; если тебя что-то не устраивает, потом исправим. Все будет так, как ты захочешь.

Дом был отделан прекрасно, но Мелисса, в которой занозой засела мысль о завтрашней ночи здесь, наедине с Домиником, мало что запомнила из увиденного: весьма просторная гостиная, несмотря на небольшие размеры самого домика, комнаты, заново окрашенные и драпированные бледно-розовой тканью. Кроме гостиной, в домике была довольно просторная столовая, крошечная комната для завтраков и маленький кабинет. Две удобные большие спальни располагались наверху, они соединялись между собой комнатой для переодевания. Больше всего внимание Мелиссы привлекли спальни. В Уиллоуглене, лежа в своей постели, она ясно, до деталей представляла себе кровать из резного розового дерева с атласным покрывалом и вспомнила хрипловатый голос Доминика, произнесший:

— Это будет твоя комната и кровать, и я надеюсь, ты позволишь мне делить ее с тобой достаточно часто…

Сейчас, в темноте, Мелисса внезапно осознала, что она в последний раз спит здесь… и одна. Грудь сдавило — завтра она станет женой Доминика Слэйда и будет делить с ним постель всю оставшуюся жизнь. Эта мысль ошеломила ее; он никогда не должен догадаться, подумала девушка, какую бурю волнения поднимает в ней одним своим присутствием, ведь иногда тело предает ее и ей следует быть начеку. Мелисса вспомнила о письме Латимера и пожалела, что порвала листок; его надо было держать при себе, читать и перечитывать причиняющие боль слова о человеке, за которого она должна выйти замуж.

Да, девушка отчаянно пыталась заставить себя думать, что Доминик дурной человек, но у нее это плохо получалось, особенно когда на ум приходила его щедрость к Захарию и роскошный домик. Многие ли мужчины, потерявшие голову от любви, подарили бы своим невестам такие маленькие, со вкусом обставленные гнездышки с пятьюдесятью акрами земли? А Фолли? Доминик очень порядочно вел себя с покупкой половины прав на жеребца; имея в виду предстоящую свадьбу, он мог бы не платить за него, а он заплатил. Короче говоря, этот человек проявил настоящее великодушие.

Рассердившись на себя за то, что признала в Доминике Слэйде положительные качества. Мелисса нахмурилась. Все это уловки лицемера. А серые смеющиеся глаза, ироничный изгиб губ?..

Но ведь он обольстил Дебору, встречался /с ней, будучи помолвлен с другой женщиной! А слова дяди Джоша? Мелисса, разрываемая противоречивыми чувствами, со стоном села в постели. Что было пользы притворяться: она понимала, Доминик Слэйд привлекал ее, как никто и никогда, его малейшее прикосновение вызывало в ней прилив страсти. Но она должна убедить себя, что он не таков, каким старается казаться. Не собирается же она быть порабощенной, как бедная Дебора?! О нет! Она покажет мистеру Слэйду, что далеко не все женщины так восприимчивы к его чарам, как эта. Упрямо сжав губы. Мелисса обдумывала свою будущую жизнь. Она прекрасно понимала, что ей придется бороться с влечением к Доминику, обуздать свои предательские чувства. А для этого надо держать Доминика на приличном расстоянии.

Так, кидаясь из одной крайности в другую, девушка без сна пролежала до рассвета дня свадьбы. Утром Фрэнсис и тетя Салли суетились и ворковали вокруг Мелиссы, наряжая ее в муслиновое платье с завышенной талией, расчесывая ее темные локоны и украшая их ароматными апельсиновыми цветами. Наконец жених и невеста предстали перед пастором и произнесли слова клятвы под высокой мимозой рядом с домом, а Захарий вложил ее руку в руку Доминика. Щеки новобрачной пылали, бездонные глаза были увлажнены, а розовые нежные губы дрожали.

Доминик был необычайно красив в свадебном наряде — синем сюртуке, облегавшем широкие плечи, белоснежной рубашке, отделанной кружевами, оттенявшими естественную смуглость его лица. Короткие желто-бурые кашемировые брюки обтягивали стройные ноги, белые шелковые носки подчеркивали изящество его щиколоток. Лицо дышало силой и надменностью, и Мелисса, взглянув на него, ощутила дрожь. Черные волосы Доминика были гладко зачесаны, но один непослушный локон вился у виска, и у девушки возникло страстное желание поправить его… Боже мой! Как она сможет противиться воле этого человека, когда при одном взгляде на него забывает обо всем!

Церемония была короткой, поцелуи, которыми они обменялись перед гостями, мимолетными. Затем Доминик, гордо подняв голову, взял ее под руку, и через несколько секунд их окружили родные и друзья, — смеющиеся, поздравляющие.

Пока шло торжество, Доминику вдруг показалось, что все мужчины пытаются отбить у него Мелиссу. Всякий раз, когда она выходила из дома, кто-нибудь старался привлечь ее внимание. И неизменно он был молод и красив. Даже Джейсон Сэвэдж, который был одним из распорядителей вечера, несколько минут разговаривал с Мелиссой, и Доминик не мог осуждать его: от сияющей красоты молодой жены у него перехватило дыхание, его глаза искали ее в толпе, следили за ней, он напрягал слух, пытаясь уловить ее голос.

Мелисса, в свою очередь, следила за мужем.

Доминику стоило любезно улыбнуться льнущим к нему женщинам, склонить голову к той, с кем говорит, и Мелиссе уже казалось, что он стремится поймать в свои сети очередную невинную душу.

Наконец последний тост, последнее поздравление, и они под крики и смех удалились. Они уже отъехали от дома, когда Мелисса вдруг осознала, что этот высокий, такой чужой мужчина, очаровательный во всех смыслах, ее муж. Ее хозяин. По закону он вправе контролировать ее имущество, но, что более всего пугало девушку, — он имеет право делать что хочет с ее телом…

Она посмотрела на темные загорелые руки Доминика, умело управлявшие лошадью, и представила себе, как они снимут с нее одежду, дотронутся до ее плеч, груди, живота… Ее сердце забилось, она сердито отвела глаза и стала смотреть перед собой.

Доминик заметил напряженность Мелиссы, ее молчаливость; ему казалось, что на свадьбе она улыбалась и флиртовала без разбора с каждым мужчиной моложе ста лет. Но он держал это при себе, только искоса взглянув на нее и с удовольствием отметив нежный овал лица и красивую линию подбородка. Она была прелестна. Доминик вспомнил, как бился его пульс, когда она стояла рядом с ним перед пастором во время обряда, и повторял себе, что Мелисса — обманщица, что она лжива и распутна, и что эта свадьба состоялась только потому, что она хитростью довела его до венца. Она очаровала всю его семью… и каждого мужчину, который приближался к ней. «Это, — поклялся он себе, — надо немедленно прекратить». Она его жена, и он не потерпит вокруг своего дома толпу чахнущих от страсти дураков; а ведь раньше Доминик презирал ревнивцев и никогда сам не испытывал этого чувства.

День был длинный и напряженный для обоих, и Мелисса обрадовалась, когда наконец показался домик. Сумерки сгущались, и она с удовольствием ощутила прохладу, сменявшую жар, дня. Мечтая о том, чтобы освежиться, и о постели, она, не подумав, сказала:

— О, как мне не терпится снять это платье и оказаться в постели!

Догадавшись, как могут быть истолкованы ее слова, девушка покраснела. Доминик искоса взглянул на жену и ласково проговорил:

— Могу себе представить. Я нанял тебе горничную, и она сделает все, что надо.

Мелисса приняла это сообщение молча. У нее никогда не было горничной, и она не знала — хотела она иметь ее или нет, но против воли была тронута вниманием мужа. Она вздохнула. Если он собирается быть заботливым и добрым, ее задача осложнится. «Возможно, — подумала она, — именно так он привязал к себе сестру Латимера».

Желая дать ему понять, что она вовсе не подпала под его влияние, девушка надменно кивнула головой и сказала:

— Спасибо. Очень мило с твоей стороны. Доминик надеялся на большее, чем «спасибо», но не был разочарован тем, как она приняла его заботу. Мелисса ставила его в тупик: он никогда не знал, чего от нее ждать, и эта постоянная переменчивость очаровывала его и бесила. Иногда девушка глядела на него сияющими глазами, а иногда так смотрела в его сторону, что он готов был провалиться сквозь землю.

Он покачал головой, размышляя о ее противоречивой натуре. В какую игру она играет? «По крайней мере, сегодня, — подумал Доминик, ощутив желание в своем теле, — он получит некоторое вознаграждение за то, что так глупо позволил поймать себя в капкан!» Даже теперь он не мог понять, почему его рассудок так подвел его.

В голове Доминика толпились видения тех наслаждений, которые его ждали, и он не возражал, когда после легкого ужина в столовой Мелисса исчезла наверху, С задумчивой улыбкой на губах он потягивал бренди, представляя, как она переодевается у себя в спальне, облачаясь в тонкие одежды для его услады. Беспокойство и желание в нем нарастали, он нетерпеливо поставил рюмку и вышел из столовой.

В своей спальне Доминик быстро освободился от свадебного костюма, ополоснулся, тепловатой водой из фарфорового кувшина, что стоял на мраморном умывальнике, и облачился в вышитый халат, приготовленный его камердинером Бартоломью. Сердце его учащенно билось в предвкушении предстоящего наслаждения. Он двумя шагами пересек комнату, разделявшую их спальни, и, легонько побарабанив пальцами по двери, надавил на хрустальную ручку.

Когда он обставлял спальню Мелиссы, то все время держал в голове ее образ. И остался доволен. Просторная комната в желто-лиловой гамме была уютной; шкаф, изящный туалетный столик розового дерева, два кресла, обитые зеленоватым шелком. Кровать, которую он выбрал, была не столь роскошна, как та, которую должны были доставить в Тысячу Дубов, но и эта ему нравилась. Ее окружали кисейные занавеси, которые придавали высоким резным стойкам воздушность; сквозь прозрачную ткань виднелось темно-лиловое покрывало.

Мелисса не ждала его в постели. Доминик осмотрелся и увидел ее у окна.

Девушка не теряла зря времени, оставив мужа в столовой. Поняв, что муж еще посидит за рюмкой бренди, она успела принять освежающую ванну, напудрившись из сандаловых коробочек, купленных Домиником, и стала готовиться к встрече. Сильно удивив горничную Анну, нанятую мужем, она отпустила молодую женщину, твердо настояв, что сегодня ее помощь не нужна.

Как только Анна ушла. Мелисса разобрала привезенное из Уиллоуглена и начала готовиться к первой брачной ночи. Она слегка пожалела, что не выдержала искушения, приняла ванну и напудрилась. Кожа стала гладкой, шелковистой и приятно пахла, а она не хотела доставить Доминику лишнее удовольствие. Мелисса и сама не знала, что собиралась делать. Ей хотелось одного — возвести барьер между собой и им. Она не может покорно принять его присутствие в своей постели, его объятий, потому что это было бы признанием поражения и согласием, что на все времена она — его собственность, его рабыня. Душа Мелиссы восставала против этого. Она спасет хоть толику своей гордости, — у Мелиссы еще сохранились иллюзии, что она способна устоять перед чувственностью Доминика, пробуждающей в ней ответную страсть. А ведь если бы не это, разве не дала бы она Доминику пощечину и не выгнала бы его, едва он коснулся ее в гостинице?

Вспомнив, как растаяла от его поцелуев, Мелисса поморщилась. Проклятье! Самое большее, что она могла теперь сделать, — это оттянуть неизбежное. Если Доминик прикоснется к ней, обнимет и поцелует, он тотчас же пробудет в ней сладкий огонь, который она уже испытала в его объятиях. Мелисса печально вздохнула. Выше ее сил предотвратить то, что должно произойти.

Стоя у окна и не ложась, Мелисса рассчитывала вызвать раздражение у Доминика и получить повод для скандала. И действительно, когда он вошел и увидел, что жена не в постели, улыбка на его лице исчезла, а теплый свет в серых глазах погас. Мелиссе это понравилось. Ее сердце забилось от волнения, она ждала взрыва гнева, хотела, чтобы он рассердился. Но, к ее изумлению, медленная улыбка вдруг снова осветила лицо Доминика, и он удивленно протянул:

— Мисс Мелисса Сеймур, насколько я понимаю?

Да, это действительно была чопорная старая дева Мелисса Сеймур, какой он увидел ее впервые в Уиллоуглене. Но теперь он знал, какова эта девушка на самом деле. Даже при зачесанных волосах, собранных в пучок, красота ее лица была несомненна для любого, кто ее знал. Сердитое выражение лица портило, скрадывало красоту, но это уже не смущало Доминика. Он собирался получить наслаждение, открывая, слой за слоем, очарование, тепло, томление ее тела…

Обнаружив, что он не более чем удивлен, Мелисса приняла надменный вид и холодно сказала:

— Ты прекрасно знаешь, что теперь я миссис Мелисса Слэйд.

Ничуть не сбитый с толку ее холодным тоном, Доминик окинул взглядом ее изящную фигурку, словно оценивая, и медленно направился к ней.

— Ну как же я могу забыть, когда все последние часы я только об этом и думаю?

Пульс Мелиссы участился. Против воли ее взгляд был прикован к Доминику, хотя Мелисса старалась не смотреть ему прямо в глаза, в его серые глаза, обрамленные длинными ресницами. Взгляд ее на миг задержался на его губах. Не желая того, она вспомнила вкус их жарких поцелуев…

И только когда он встал перед ней. Мелисса смогла взять себя в руки, собраться с мыслями и поняла, что выбрала неудачное место. Нужно было встать посреди комнаты, а не у стены, к которой ее прижал Доминик.

— Боишься, Мелисса? — нежно спросил Доминик, и его легкое дыхание коснулось ее щеки.

— Конечно, нет, — решительно и упрямо заявила она, подняв на него холодный взгляд.

— Мне приятно слышать, что ты не из робких. Совращение невинных не в моем вкусе, и мне бы не хотелось силой тащить в постель робкую девственницу…

Смутившись, Мелисса уставилась на него: Доминик обеими руками оперся о стену возле ее головы, от его обманчиво расслабленного тела исходила сила.

— Ну, поскольку девственницы не в твоем вкусе, может быть, мы просто пренебрежем исполнением супружеских обязанностей?

Доминик покачал головой.

— Нет, — решительно сказал он. — Желание стать твоим первым мужчиной, твоим любовником мучило меня слишком много ночей. И теперь для этого уже нет препятствий.

Глава 14

Во рту Мелиссы пересохло. Она молча смотрела, как Доминик медленно склонился к ней и слегка коснулся губами ее губ; девушка отвернулась, пытаясь избежать поцелуя.

Напряженным голосом она спросила:

— А если я не хочу, чтобы ты стал моим любовником?

Она не смотрела на него, ей было гораздо легче не видеть его красивого лица. Но губы Доминика касались ее щеки, и она чувствовала, хотя и не видела, что он улыбается. Его дыхание сохранило аромат бренди, он ласково пробормотал:

— Ты захочешь, дорогая.

Пытаясь совладать с дрожью во всем теле, Мелисса отважилась посмотреть ему в лицо и тут же пожалела об этом. Насмешка в его серых глазах еще больше взволновала ее. Отчаянно пытаясь бороться с охватившим ее чувством, сдерживая дыхание, Мелисса проговорила:

— Ты слишком самонадеян.

— М-м-м. Может, и так, но разве ты забыла, что я уже целовал тебя и обнимал… По крайней мере, я это очень хорошо помню. И мне показалось, что ты не отвергала мои ласки, — насмешливо сказал Доминик.

— То было другое, — неуверенно проговорила она, — мы не были женаты! Он удивился.

— Понятно, — медленно сказал он. — Значит, тебе нравятся объятия тех, с кем ты не состоишь в браке.

Это не то, что я хотела сказать, ты знаешь!

— Так о чем же ты, моя радость? — сладко пропел он.

Мелисса глубоко вздохнула и с жаром начала:

— Я имею в виду, что мы на самом деле не собирались жениться. И… поэтому… — она помолчала, колеблясь, потом разом выпалила:

— И было бы ошибкой прямо сейчас вступать в брачные отношения!

С удивлением он спросил:

— А когда, считаешь ты, нам лучше это сделать?

Почувствовав себя увереннее, она заявила:

— О, может, через несколько недель, когда мы узнаем друг друга.

Доминик хмыкнул:

— Я не против того, чтобы баловать тебя, но поскольку именно наше взаимное желание друг друга привело к браку, я не собираюсь отказать себе воспользоваться правами мужа.

Сердце ее оборвалось, и она, испуганно посмотрев на него, трагически проговорила:

— Ну, если так, я не могу тебя остановить. — Она глубоко вздохнула:

— И мне остается послушно терпеть тебя в моей постели.

Она была готова к любой реакции — гневу, негодованию, разочарованию, но, к ее удивлению, он засмеялся.

— Хорошо, — сказал он спокойно. — Ты меня предупредила, и, поскольку у тебя нет намерений разделить со мной удовольствие, я постараюсь получить его один.

Прежде чем она поняла, что он имеет в виду, Доминик протянул руку и сорвал с нее очки. Удовлетворенно улыбнувшись, он заглянул в ее широко раскрытые глаза:

— Выявить твою красоту — это такое удовольствие для меня.

Доминик пренебрежительно двумя пальцами подержал очки, а потом открыл окно и выбросил их.

— Вот это, — сказал он, — я давно хотел сделать. — Он посмотрел на нее, прищурился, и сердце Мелиссы сжалось. — А теперь, — сказал Доминик, — все остальное.

Мелисса, точно испуганная лань, попыталась отпрянуть, но его руки крепко схватили ее за плечи, он прижал ее к себе и со смехом сказал:

— Ты не забыла, что обещала послушно терпеть, моя дорогая? Так что не дури.

В ярости, взволнованная. Мелисса подняла на него взгляд; пытаясь усмирить свою предательскую дрожь, она проговорила:

— Как ты посмел выбросить мои очки?

Он не двигался и, улыбаясь, смотрел на нее;

Мелисса упрямо заявила:

— Они мне нужны! Он покачал головой.

— Для того, что я намерен делать, — нисколько, — сказал он тихо, одной рукой вынимая заколки из ее волос.

Несмотря на все попытки Мелиссы увернуться, через несколько секунд чудесные локоны лежали на ее плечах. Руки Доминика снова держали ее. Он рассматривал результат своей работы. Ее щеки пылали в обрамлении волнистых шелковых волос, нежные губы были совсем близко от его, а янтарно-золотые глаза потемнели.

Что она испытывала? Страх? Желание? Гнев? Доминик не знал, сейчас его это не волновало. Ее тепло дразнило его. Доминик застонал и прижался к ней губами. Он хотел ласкать ее, вкусить сладость ее тела, но чувствовал, что не сможет совладать с собой долго. Она была так соблазнительна! И, потеряв контроль над собой, он все сильнее впивался в ее рот, раздвигая губы Мелиссы.

Оказавшись в ловушке ею рук и собственных чувств, Мелисса дрожала. Язык Доминика ласкал ее рот, руки гладили ее тело, и она чувствовала, что невольно отвечает на его ласки. Голова девушки закружилась, непонятная слабость охватила ее, и она потянулась ему навстречу, бессознательно предлагая себя. Ее губы беспомощно раскрывались все шире, требуя поцелуев.

Жадно Доминик брал то, что она отдавала, его поцелуи становились мучительно сладостными, возбуждая в ней безрассудную страсть. Она была без сил, не могла и подумать о том, чтобы сопротивляться. Ее мысли смешались. Мелисса чувствовала только одно — ей нужен Доминик. Его страсть передавалась ей, вызывая самые смелые желания тела.

Мелисса думала, что ничего более волнующего, чем поцелуй, не может быть. Но когда руки Доминика обхватили ее бедра и прижали к себе, заставив почувствовать через тонкий халат жар и силу его желания, она поняла, что ошибалась. Новое ощущение возбудило новые чувства. Девушка с гордостью сознавала, что это она привела его в такое состояние, это ее тела он так жаждет. Он быстро расстегнул халатик, и она почувствовала, как он соскользнул с нее.

Потрясенная тем, что так легко поддается соблазну, Мелисса оторвала свои губы от его и попыталась оттолкнуть Доминика. Сердито топнув ногой, она сказала:

— Не надо. Пожалуйста… Сквозь полузакрытые веки Доминик странно посмотрел на нее. Неужели она не понимает — то, о чем она просит, невозможно? Он хотел ее. Она его жена. Это их брачная ночь. И Мелисса намерена остановить его? Он покачал головой и прошептал:

— Не могу. Я хочу тебя. От моей воли уже ничего не зависит.

Его взгляд упал на белеющие плечи, на маленькие холмики грудей, и его рука обнажила их. Он почувствовал неодолимое желание целовать ее, сорвать все одежды, скрывающие тело жены. С усилием он отвел глаза от соблазнительной фигуры и посмотрел девушке прямо в глаза:

— Мелисса! Неважно, каковы причины нашего брака. Мы — муж и жена. На всю оставшуюся жизнь. Я действительно не собирался жениться, но, поскольку мы оба вынуждены были подчиниться условностям, я хочу, чтобы наш брак был настоящим. — Он улыбнулся. — Когда я думал о возможных трудностях нашей совместной жизни, я никогда не предполагал, что это будет постель. Она, — заключил он насмешливо, — единственное, что, я полагал, не станет для нас проблемой. /Его слова жалили ее. Но Мелисса вынуждена была признать их справедливость. Конечно, ее отношение к нему давало основание думать, что согласие они могли найти только в постели. Но ей так трудно было признаться, что ей хотелось стать его женой, и любимой женой. Именно так! Но было ясно, что он не любит ее, и она не хотела позволить ему догадаться, что подпала под силу его обаяния. Решительно тряхнув густыми волосами, Мелисса храбро заявила:

— Ну что ж, возможно, ты ошибся.

Он улыбнулся в ответ, и она почувствовала, как ее сердце заколотилось.

— Ошибся? — повторил он. — Ну нет, ничуть.

Я просто забыл, как ты переменчива.

К своему ужасу, вместо того чтобы рассердиться, Мелисса едва не засмеялась. Ее губы слегка дрогнули в ответной улыбке, но она поспешно сомкнула их.

Доминик успел заметить это легкое движение; рассмеявшись, он поднял ее сильными руками и с озорством в глазах прошептал на ухо:

— А теперь, дорогая, помолчим, если ты хочешь узнать, какой я любовник.

Разрываясь между желанием заткнуть уши, чтобы не слышать его слов, и засмеяться вместе с ним. Мелисса перестала сопротивляться. Он был неотразим, и она подозревала, что уже проиграла эту схватку. Но ведь он признался, что не хотел на ней жениться. Решив защититься от дальнейших обид, она прошептала:

— Я просто хочу, чтобы ты знал: я выполню обязанности жены, согласившись… Доминик, улыбаясь, нежно опустил ее на тонкое покрывало.

— А я, — тихо сказал он, — только исполню долг мужа.

Доминик посмотрел на нее. Шелк рубашки соскользнул, и сосок маленькой груди торчал над кружевом; его улыбка исчезла, он точно загипнотизированный смотрел, не отрываясь, на грудь Мелиссы, а потом прошептал:

— Да. Конечно, долг мужа.

Одним движением он сбросил с себя халат, и Мелисса увидела мускулистую, хорошо развитую грудь в черных завитках волос, а потом его лицо закрыло все — он целовал ее, и она отдалась его воле.

Мелисса так боялась, что он набросится на нее, как голодный зверь, но Доминик не спешил, он отдавался наслаждению от поцелуев, которыми осыпал ее тело. У нее кружилась голова, и последние мысли о сопротивлении исчезли. Но вскоре ему стало мало поцелуев, он языком пробовал на вкус ее кожу, его зубы покусывали тело девушки. Ощущение было неописуемым, и она замерла от наслаждения, когда он легонько прикусил мочку ее уха… Поцелуи Доминика сводили ее с ума, прикосновения вызывали трепет, а когда он спустил с плеч сорочку и дотронулся до соска, Мелисса едва не потеряла сознание. Едва дыша, она покорно лежала, не в силах двигаться или думать о чем-то, кроме того, что он с ней делает. Его теплые губы слегка касались ее груди, покрывая поцелуями. Желание охватило ее волной, а когда он, как ребенок, сосал ее грудь. Мелисса оказалась в таком чувственном водовороте, которому нельзя было противостоять.

Девушка наивно полагала, что будет бесстрастно принимать ласки мужа, механически подчиняться его требованиям. Но очень скоро она обнаружила, что не в силах совладать с собой; она запустила пальцы в его волосы, притягивая ближе к груди, выгибавшейся ему навстречу. Ее соблазнительные движения сделали свое дело — он еще сильнее сжал ее грудь, покусывая сосок, и она застонала, не сознавая, что этим разжигает его.

Снова и снова его губы возвращались к ее груди, а руки все быстрее двигались по телу. Мелисса сперва робко, а потом смелее отвечала на его ласки, обнимала его широкие плечи. Она ощущала напряжение его мускулов, когда гладила ею по спине. Какое это наслаждение — дотрагиваться до него! Она чувствовала, как сильно он реагирует на ее прикосновения, и, осмелев, медленно провела рукой по талии.

Тихо застонав, Доминик вдруг поднял голову, блестящими глазами страстно посмотрел на нее и снова припал к ее маленькой груди с возвышающимися коралловыми сосками. Ее одежда скрывала остальную часть тела от его жадных глаз, и, поцеловав ее между грудями, он прошептал:

— Я хочу увидеть тебя всю… так ли ты красива, как я рисовал в своих мечтах. — Доминик сорвал остатки ее одежды и бросил их на пол. В пляшущем пламени свечей, сияя серыми глазами, он рассматривал тело девушки. Ее кожа блестела на лиловом покрывале, как нагретый солнцем плод. Мелисса окаменела, внутри нее шла борьба между стыдливостью и страстью. Доминик смотрел на ее стройные щиколотки, длинные красивые ноги. Его взгляд на несколько секунд задержался на нежных кудряшках внизу живота, потом скользнул дальше. Да, он получил то, что хотел. И не в силах ограничиться созерцанием ее тела, он положил руку на ее плоский живот и медленно повел рукой от талии к упругой груди.

— Ты прекрасна. — прошептал он. — Гораздо прекраснее, чем я думал.

И Доминик снова страстно целовал ее, а его руки словно исследовали тело девушки. Жар и тяжесть его сильного тела пугали Мелиссу, но вот ногами он раздвинул ее ноги, а между ними…

А между ними…

Мелисса задрожала от возбуждения и страха, когда его руки двинулись к ее бедрам и он прижался к ней еще теснее, заставляя чувствовать всю силу своей страсти.

Растерявшись от нового приступа чувств, охвативших ее. Мелисса потерянно отвечала на пламенные поцелуи, руками обнимала его шею, а телом инстинктивно прижималась к нему. Ее грудь терлась о жесткие волосы на его груди, когда они сплелись в страстном объятии, и ощутила мучительное томление плоти. Прикосновение его рук, гладивших бедра и ягодицы, усиливали жажду того, что должно было случиться. Поцелуев и ласк уже было недостаточно. Она ждала чего-то большего, все теснее прижимаясь к Доминику. Ее бедра выгибались ему навстречу и требовали чего-то, а соски горели, вдавившись в его грудь огненными точками.

Доминик был опьянен ее возбуждением. Он хотел ее, хотел дать облегчение напряжению, охватившему его плоть, и его рука потянулась к нежным завиткам. При первом прикосновении его к сокровеннейшему месту на своем теле Мелиса напряглась, инстинкт подсказывал ей защитить его, и она попыталась увернуться, но Доминик был готов к этому и хрипло прошептал:

— О нет, моя прелесть. Не делай этого. Позволь мне… — Его руки скользили по ее груди, он шептал:

— Дай мне доставить тебе наслаждение, позволь мне научить тебя…

По телу Мелиссы пробежала дрожь, и, застонав от сладкой муки, она расслабилась. Его губы обхватили ее сосок, жажда и томление в чреслах обострились, девушка едва не вскрикнула от страсти, охватившей ее. Эта ласка Доминика разрушала все сдерживающие начала. Охваченная жарким приступом желания, она прильнула к нему, ее руки гладили широкую спину мужа.

— О, Доминик, — простонала она. — Я хочу…

О, пожалуйста… Пожалуйста…

Он чувствовал ее томление, жажду ее тела, и это сводило его с ума. Боясь, что утратит контроль над собой, если вовремя не прекратит эту сладкую муку, он сжал руки Мелиссы и накрыл ее своим телом. Она чувствовала, как он задрожал. Это ее муж и единственный человек, вызывающий ее страсть, единственный мужчина, который целовал и ласкал ее! Единственный мужчина, который доводил ее до головокружения своей близостью… Ее губы были совсем близко от его рта, и она, задыхаясь, прошептала:

— Возьми меня, Доминик… Сделай меня твоей настоящей женой…

Она чувствовала, как дрожь пробежала по его телу, но не знала, какое огромное наслаждение он испытал от ее слов. Не в силах больше думать и сдерживаться, помня лишь о томящем желании, охватившем его, Доминик жарко целовал ее, все крепче сжимая ее запястья, потом одним внезапным движением пронзил ее плоть.

Испуганная острой болью. Мелисса вскрикнула, а ее ногти впились в ладони Доминика, но его руки крепко держали ее запястья, точно распиная ее.

Какое-то время он не двигался, давая ей опомниться, нежно целовал ее щеки, губы.

— Извини, — выдохнул он хрипло. — Но иначе нельзя.

Лежа вот так и ощущая на себе его тело, слившееся с ее, она почувствовала непреодолимую нежность. Она жгла ее как огонь, пьянила как вино, доводя до экстаза. Не в силах больше совладать с собой, он разрешил своему телу ответить ее желанию и начал медленное движение.

Мелисса почувствовала, как боль отошла, и ее тело как бы расширилось, принимая его. Она стала женщиной, женщиной Доминика, и эта мысль затмила остатки боли. Позабыв обо всем на свете, она позволила ему вовлечь их обоих в вихрь наслаждения.

Ошеломленная новыми чувствами и ощущениями, которые Доминик пробудил в ней, она инстинктивно повторяла его движения, поднимаясь ему навстречу, угадывая его ритм. То, что делал муж, опьяняло Мелиссу, а его губы, прижавшиеся к ней, подчинили ее. Волны удовольствия захлестывали с нарастающей силой. Широко раскрыв глаза, она лежала под ним, не понимая, как такие простые движения способны приносить столь бесконечное наслаждение.

Доминик не знал, может ли он в первый же раз довести ее до высшей точки наслаждения, но чувствовал, как Мелисса дрожит, ликование охватило его, и вот, наконец, Доминика словно ослепила вспышка света, после которой его тело расслабилось.

Мелисса лежала рядом, оробев и смутившись. Что говорят в таких случаях? Что ей было хорошо? А может быть — «большое спасибо»? Она тихо засмеялась, уткнувшись головой в теплое плечо мужа, уже не думая о том, что они лежат рядом в постели, совершенно обнаженные. Ей казалось странным, что Доминик не в силах говорить, — он занимался любовь со столькими женщинами. Мелисса не могла знать, что их было не так много, как утверждали слухи, и он никогда не занимался любовью с девственницей, не был женат, поэтому Доминик тоже лежал и размышлял — что делать дальше? Обычно он целовал свою подругу в щеку и договаривался о следующей встрече, а потом тихо уходил. Но это его жена! Не может же он обращаться с ней, как — провались они пропадом! — с любовницами. Кроме того, Доминик с удивлением обнаружил, что ему вовсе не хочется покидать ее постель. Более того, ему так хотелось вновь возбудить желание в Мелиссе. Странное дело, даже в юности, когда кипела кровь, у него не возникало стремления сразу повторить наслаждение. Такова была его реакция на мисс Мелиссу Сеймур, ныне — миссис Слэйд.

В памяти Доминика всплыли события, связанные с историей его женитьбы. В глубине души он понимал — окажись женщина в гостинице обычной распутницей, а не Мелиссой, он не потерял бы голову, никакие разгневанные родственники не смогли бы заставить его жениться… Ладно, теперь это неважно. Важно то, что они женаты и ему надо постараться извлечь как можно больше хорошего из этого брака. Но ему следует быть настороже, иначе он до безумия влюбится в свою жену, превратится в такого же опьяненного любовью мужа, как его братец Морган. Вполне естественно, что молодая женщина его очаровала. Но полюбить ее — совершенно иное. Она вызывает в нем желание? Но он не был бы мужчиной, если бы его тело не отзывалось на ее теплую податливую плоть. Это его жена, и это их брачная ночь. У него давно не было женщины. И Доминик вновь обнял Мелиссу, жадно припав к ней губами.

Мелисса смело ответила на поцелуй Доминика, прикосновение его губ вновь возбудило ее. На этот раз он был не столь нежен, его движения были быстрее, но она не была этим смущена, ибо ее собственное желание заставляло спешить ему навстречу, и во второй раз она почувствовала, какое это чудо — быть в объятиях любимого человека!

Но когда все кончилось и страсть утихла, Мелиссу вновь охватило сомнение. Она подумала: ведь ничего не изменилось. Муж не любит ее, он не хотел на ней жениться. И как ей быть, если он станет разделять с ней постель, движимый лишь похотью, которую ему надо удовлетворить? Она почувствовала, как в глазах защипало от слез, и испугалась, что разрыдается. Кусая губы. Мелисса усиленно моргала, ругая себя за то, что оказалась такой дурой и позволила себе увлечься. Но теперь, после этой ночи, поздно протестовать. Губы Мелиссы задрожали. Да, она не сможет отказывать ему в постели, ее влечение к мужу слишком сильно, подумала она о себе с отвращением. Однако ни за что на свете она не позволит ему узнать о своих чувствах, не станет вздыхать и молить о любви. Она должна вести себя с ним спокойно, никаких печальных взглядов, тоскующих глаз. Она проиграла их первую схватку, но не позволит себе превратиться в послушную жену! И Мелисса начала думать, как дать понять мужу, что он вправе распоряжаться ее телом, но не сердцем или душой. «Если ему нужна жена-рабыня, пусть бы женился на Деборе», — со злостью подумала она. Но при мысли о Деборе ее сердце сжалось, она тихонько вздохнула, вдруг почувствовав жгучую тоску и печаль.

Доминик услышал этот вздох и подумал, что причинил ей боль. Он поцеловал. Мелиссу в лоб и тихо спросил:

— Мне уйти? Я надеюсь, тебе не было очень больно?

Мелисса отрицательно покачала головой, не в силах взглянуть на него. Ей показалось, что не это беспокоит Доминика. Но прежде чем она смогла что-то сказать, он приподнялся, опершись на локоть, и посмотрел в ее напряженное лицо.

— Что значит это движение головой? «Нет» — чтобы я ушел, или «нет» — я не причинил тебе боль?

Глядя на него в мерцающем свете свечи. Мелисса очень хотела, чтобы этот человек не был таким красивым. Притворяясь равнодушной, она беззаботно улыбнулась и пожала плечами:

— Ну, думай как хочешь. Для меня это не имеет никакого значения.

Это было совсем не то, что Доминик хотел услышать; он надеялся, что жена попросит его остаться с ней. Однако, несмотря на ее не слишком радушное отношение, он не собирался уходить. Сдерживаясь, Доминик спросил:

— Значит, я должен понимать так: «нет» — на оба вопроса?

Стараясь, чтобы он не догадался, каких усилий ей это стоит, Мелисса вновь пожала плечами и деланно зевнула:

— Как хочешь. Я устала и с удовольствием бы поспала. — Широко раскрыв глаза, она невинно добавила:

— Я доказала, что могу быть послушной женой и выносить твои притязания. И думаю, мне будет позволено спать одной в собственной постели… Не так ли?

name=t17>

Глава 15

-Боже мой! Конечно, так! — взорвался Доминик. Рывком он соскочил с кровати, подхватил с пола халат и взглянул на Мелиссу:

— «Выносить»! — прохрипел он. Уязвленная гордость боролась в нем со страстным желанием схватить ее в охапку и целовать, целовать…

Как смеет она так себя вести! Он доставил ей наслаждение, это точно. А теперь бесстыдная маленькая потаскушка пытается притвориться, что все это для нее ничто! Но где-то в подсознании у него возникло сомнение — а действительно ли он сумел доставить Мелиссе радость… «Может быть, — подумал он, почувствовав, как его сердце екнуло, — она действительно „выносила“, и близость с ним была жене отвратительна?»

Для Доминика это был один из самых болезненных моментов в жизни. Если бы Мелисса знала, как глубоко оскорбит его, она никогда бы не произнесла этих слов. Но она, не догадываясь о чувствах мужа, продолжала играть избранную роль, хотя сердце бешено билось у нее в груди. Стиснув зубы, Доминик зло сказал:

— Хорошо, дорогая супруга. Больше я не стану навязывать тебе свое общество. Пусть тебе мои ласки неприятны, но есть немало женщин, которые думают иначе. — Окинув взглядом ее обнаженное тело, он добавил:

— Ты прекрасна, но я без труда найду других; спокойной ночи, дорогая женушка.

Когда он выходил из спальни. Мелиссе страстно захотелось окликнуть его, позвать, взять обратно произнесенные слова. Может быть, она ошибалась? — ведь в его глазах она заметила истинную боль…

Несчастная Мелисса смотрела на дверь, захлопнувшуюся за Домиником; сколько хорошего он сделал для нее с тех пор, как они познакомились. О, этот проклятый язык! Однако она каялась недолго; Мелисса вспомнила слова Джоша о Доминике и письмо Латимера, подумала о том, что он не хотел на ней жениться и пошел на брак только ради того, чтобы спасти честь. В конце концов, решила она, ее поведение было правильным, и Доминику не из-за чего было расстраиваться, ведь он не испытывал к ней глубоких чувств. Однако ощущение, что она совершила ужасную ошибку, за которую ей придется дорого заплатить, нарастало. Мелисса отнюдь не забыла слова мужа о том, что он может найти других женщин, которые поведут себя с ним иначе, чем она.

Рассердившись, она села в постели, подтянула колени к подбородку и уставилась на дверь, разделявшую их с Домиником. Нет, этот брак из-за обстоятельств, и они прекрасно оба это знают. Они могут жить отдельной жизнью, заниматься своими делами. Мелисса поморщилась. Вообще-то она не хотела такого замужества, пустой жизни, именно поэтому упорно отказываясь выходить замуж за предыдущих претендентов на ее руку. Она горько рассмеялась. Ну разве не смешно — после всего, через что прошла, желая избежать брака не по любви, оказаться в таком положении? Сердце ее заболело, а по щекам потекли слезы.

Ей бы очень хотелось узнать, о чем сейчас думает Доминик. Может быть, о ней? Мелисса знала, что он хотел ее. Ее губы задрожали. Он великодушный и чуткий человек, но это вовсе не говорит о том, что она для него значит больше, чем его лошади! Он богат, поэтому мог позволить себе быть великодушным. А что касается внимания — иногда под ним маскируется безразличие.

Мелисса решительно взбила подушку: не собирается же она размышлять всю ночь. Все. Пора перестать тосковать о том, чего нельзя изменить: надо искать основание, на котором может существовать их брак. Убедив себя в разумности своих мыслей. Мелисса легла и хотела заснуть, однако сон не шел. В голову лезли воспоминания о пылких ласках Доминика, выражение его глаз перед тем, как он отвернулся от нее, уходя. Она заснула с горьким сознанием, что сделала непростительную глупость…

Ничего удивительного, что утром Мелисса раскрыла глаза в дурном настроении, совсем не освеженная сном. Ее мысли возвращались к мужу, и все сомнения, мучавшие ее, вернулись.

Итак, Мелисса хоть немного поспала. Иначе дело обстояло с ее рассерженным мужем. Доминик вылетел из спальни жены, проклиная ее, и потом ворочался на постели, мечтая вернуться обратно, прижаться к ее ароматному телу, снова почувствовать пьянящее наслаждение… Это была самая неспокойная ночь в его жизни. Все, чего он хотел, обычно доставалось ему легко. Красота его лица, фигуры, — обаяние, семейные связи, богатство — все это он получил безо всяких усилий. Теперь оказалось, что женщина, которую он считал безумно обольстительной, была к нему абсолютно безразлична, и это явилось для него настоящим ударом.

Снова и снова Доминик вспоминал минуты, проведенные в постели Мелиссы, ее реакцию на его ласки, отчаянно пытаясь доказать себе, что она лгала, говоря о своем равнодушии к нему. Он натянул рубашку и брюки, надел сапоги и вышел на галерею, чтобы подышать пронизанным запахом магнолий воздухом.

«Что за дьявольская ситуация, — думал он. — „Жениться на женщине, приводящей и в восторг. и в ярость“. Гордость его была уязвлена, вера в свои достоинства мужчины поколеблена. Молодой муж мрачно слонялся по галерее, пытаясь понять, что случилось.

В его жизни встречались женщины, которые не воспринимали его, и он не делал попыток завладеть их вниманием. Но это случалось крайне редко и никогда так не уязвляло его самолюбия, как сейчас. Ни одна женщина не затронула его сердца, пока он не увидел эту волнующую и очаровательную мисс Сеймур.

Так, расхаживая по галерее, Доминик дошел до стола, на котором лежал ящичек с сигарами. Иногда он курил, и сейчас взял одну. Затянувшись, снова принялся ходить, окутанный клубами дыма.

Доминик никак не хотел сознаться в том, что он не в состоянии справиться с кареглазой рыжеволосой бестией, которая сейчас безмятежно спит наверху, что попал в ловушку, подобно Моргану. Ни за что, клялся себе Доминик, прикусив сигару, не влюбится он в Мелиссу, не позволит себе стать рабом женщины, посвятить ей жизнь! Он уверен, что его страсть объясняется долгим воздержанием. То, что он отдал ей деньги за половину жеребца, — тоже объяснимо: всего лишь акт великодушия. Сеймуры находились в отчаянно стесненных обстоятельствах, и он им помог. Правда, никогда прежде он не занимался филантропией и пренебрежительно относился к ней, но получил удовольствие, расстроив планы Латимера. И вообще он пошел на брак под гнетом обстоятельств.

Удовлетворенный объяснением своего поведения, Доминик почувствовал себя лучше, глубоко вздохнул, но его мысли все возвращались к его поражению, и это угнетало его.

Доминик обладал чувством юмора, но в сложившейся ситуации было трудно увидеть что-либо забавное. Он не был чрезмерно самоуверенным человеком, хотя и придерживался достаточно хорошего мнения о себе. Он никак не мог поверить, что Мелисса осталась равнодушна к нему. Он занимался любовью со многими, знал, когда женщина действительно получает удовольствие, и был уязвлен как любовник, не смогший доставить партнерше удовлетворение; с раздражением он заметил, что желание вновь охватило его.

Первый розовый отблеск зари появился на горизонте, когда Доминик пришел к неприятным выводам. По-видимому, его жена вбила себе в голову, что должна отталкивать его попытки сделать их брак настоящим, в то время как он собирался достичь этой цели и надеялся, что ему удастся. Он может силой заставить ее исполнять супружеские обязанности, и закон на его стороне, но этого ему очень не хотелось: насилие никогда его не привлекало. Он и сам виноват. Если бы не красота девушки, ослепившая его, и земные желания тела, он никогда бы не сунул голову в капкан.

Задумчиво Доминик закурил вторую сигару и посмотрел на позолоченный зарей дуб и магнолию возле дома. Он размышлял о том, что сам обрек себя на этот брак, но не хотел, чтобы он был таким, как у многих, женившихся ради денег и положения. Мелисса, возможно, и вышла за него по расчету, но он не видел оснований для отказа от попытки сделать их брак счастливым. Вдруг улыбка озарила его лицо. Бог ты мой! Он не позволит Мелиссе обречь их на совместную жизнь, лишенную тепла, радости и… чувств. Их объединяет страсть, даже если она отрицает это, и он не позволит чувствам угаснуть. Нет, подумал Доминик, сощурившись, он не собирается уйти из ее жизни, из ее комнаты, из ее постели. На какое-то время — да, может быть. Но потом…

Ничего не подозревая о ночном бдении мужа, Мелисса позволила Анне одеть себя. Она все еще мучилась от вины за то, что выдворила мужа из постели. Но поскольку не в ее характере было долго роптать на судьбу, она гордо расправила хрупкие плечи, вздернула подбородок и, не обращая внимания на внутреннюю дрожь, вышла из спальни.

Мелисса еще не была хорошо знакома с домом, но, поскольку он был невелик, быстро нашла лестницу, ведущую вниз, в маленькую, залитую солнцем комнату для завтраков, с окном, выходящим в аккуратный садик с розами. Она услышала шорох муслиновых занавесок, прекрасно гармонирующих с бледно-абрикосовыми стенами. Из-за малого размера комнаты в ней почти не было мебели — только небольшой дубовый буфет, столик с витыми ножками и четыре простых» стула. Ковер красно-коричневых и зеленоватых оттенков устилал пол, а узкое длинное зеркало придавало особый уют. Но Мелисса едва замечала все это, слабый румянец заиграл на ее щеках, когда она встретилась глазами с мужчиной, сидящим на стуле и с явным наслаждением попивающим кофе. Страстно желая, чтобы ее сердце не билось с такой силой, Мелисса, сохраняя бесстрастное лицо, вежливо сказала супругу:

— Доброе утро, мистер Слэйд. Бровь Доминика взметнулась вверх, а насмешливая улыбка тронула губы.

— Мистер Слэйд? Так официально, моя дорогая? И это после нынешней ночи?

Румянец на щеках Мелиссы превратился в огонь, но она не собиралась отступать, и, не меняя интонации, спросила:

— А как мне вас называть? Произнеся эти слова, она посмотрела на лицо Доминика и пожалела, что вовремя не прикусила язык.

Он встал из-за стола, подошел к ней, провел пальцем по ее пылающей щеке и любезно предложил несколько вариантов:

— Любимый? Дорогой? Милый? Любое из них, моя дорогая.

Да, он неотразим. Шаловливые чертики плясали в его глазах, и на секунду Мелисса едва не забыла про свой план, но потом, вспомнив, что Доминик — опытный соблазнитель, стиснула зубы и процедила:

— Ты мне не любимый.

— О? А я уверен, что ты ошибаешься. Я прекрасно помню, как этой ночью…

Он со смехом смотрел на нее, и она едва не затопала ногами от ярости. Ну как можно сопротивляться ему, особенно такому, какой он сейчас! Жакет из поплина в мелкий рубчик серо-голубого цвета отлично сидел на нем, синие бриджи подчеркивали стройность мускулистых ног. Темные волосы были аккуратно зачесаны и вились у висков, галстук оттенял свежесть его чисто выбритого бронзового подбородка. Но насмешка в его серых глазах волновала ее, и Мелисса вдруг подумала, что если он говорит о прошлой ночи с юмором, то же может себе позволить и она. Мелисса застенчиво опустила глаза и, слегка заикаясь, сказала:

— Если бы у меня был тактичный любовник, он бы меня гак не смущал…

Насмешливость из его глаз исчезла, и, глядя на милые черты ее очаровательного личика, на каштановые волосы, он спросил:

— Тактичный любовник?

Мелиссе не понравилось, как повернулся разговор. Кровь так громко застучала в висках, что она испугалась: он услышит, и выпалила:

— Я думаю, сейчас не время это обсуждать. — Веселость мужа, да и сам его вид, вызывали у нее легкое головокружение и смущение. Не желая ввязываться в спор, Доминик отступил и, взяв молодую жену под руку, повел ее к столу.

— Да, это бестактно с моей стороны: кидаться на тебя, не давая выпить чашку кофе… А может, ты хочешь шоколад?

— О нет, кофе, — поторопилась Мелисса, испугавшись ощущения интимности, которую создавала эта маленькая комната. Несмотря на проведенную с ним брачную ночь, она все еще робела и чувствовала себя неуверенно, — ведь они слишком мало времени провели наедине и оставались малознакомыми людьми, связанными обстоятельствами, а не любовью, что очень смущало Мелиссу.

Молча она наблюдала, как заботливо Доминик наливает ей дымящийся кофе из

высокого серебряного кофейника, судорожно размышляя, о чем с ним говорить. Не о последней же ночи!

Доминик не пытался облегчить положение, он боролся с желанием поцеловать ее в этот сладкий соблазнительный ротик: Мелисса была очаровательна в своем новом халате из легкой розовой хлопчатобумажной ткани с высокой талией. Брабантские шелковые кружева тонкой работы окаймляли ворот и рукава по локоть. Доминику было приятно смотреть, как хороша она в наряде, который он сам выбирал, мысленно представляя ее в нем, рассматривая образцы у самой дорогой модистки, рекомендованной Салли Манчестер, невольно вспомнил и полупрозрачное белье, выбранное тогда же. Его грудь стеснило.

Неловкое молчание затянулось, и каждый из супругов углубился в собственные мысли.

С усилием Доминик заставил себя избавиться от соблазнительных образов и откашлялся:

— Наша свадьба состоялась так быстро. Можно было бы отправиться в Нью-Орлеан, когда кончится сезон желтой лихорадки, на месяц-другой. Я думаю, что тебе будет хорошо и в нашем новом доме в Тысяче Дубов.

Доминик предпочел бы увезти Мелиссу в Лондон, но эта проклятая война! Когда-нибудь он покажет ей Англию… Легкая улыбка пробежала по его лицу. Зная свою невесту, он был уверен, что больше всего времени они проведут на фермах, где разводят породистых лошадей, а не в салонах или на званых вечерах, которые вряд ли привлекут его жену. И, с удивлением признался себе Доминик, его бы это вполне устроило.

Поскольку обстоятельства их брака не были романтическими. Мелисса не размышляла о медовом месяце. Но у нее была слабая надежда, что они отправятся куда-нибудь ненадолго, чтобы отвлечься. Время, проведенное в компании других людей, в развлечениях, постепенно сблизило бы их и, конечно, уменьшило бы напряженность в их отношениях, так как они лучше бы узнали друг друга. Мелисса даже не осознавала, насколько сильно ей хочется поближе узнать своего мужа. У нее мелькнула мысль, что теперь, когда они женаты, он может похоронить ее молодость в глуши Уиллоуглена. Чувство вины заставило ее признаться себе, что вряд ли она вправе осуждать мужа, если он захочет удерживать ее в деревне. А как еще поступить с такой непокорной женой?

Когда Доминик заметил печальный изгиб ее губ, он понял свой промах: вне всякого сомнения, жена ожидала от него шикарного медового месяца. Как он мог забыть, что она вышла за него замуж из-за денег? Он не оправдывает ее надежд. И Доминик с чувством неловкости сказал:

— Ну не унывай, моя прелесть. Если ты будешь себя хорошо вести и по-другому относиться к моим ласкам, я попробую рассеять твое разочарование относительно несостоявшегося свадебного путешествия.

Конечно, так заявлять было бестактно, но Доминик был в дурном настроении и не выбирал слов. Швырнув льняную салфетку, он встал.

— Я хочу прокатиться верхом. Мне нужен свежий воздух.

Удивленная, Мелисса уставилась ему вслед, когда крупными шагами он выходил из комнаты. Ее хорошенький ротик был приоткрыт. Обидные слова сказаны. Он оскорбил ее, подумала Мелисса с возрастающим гневом. Но, кроме гнева, она почувствовала смущение от того, как они сейчас расстались. Не может же он поверить, что она интересуется только тем, что он может ей дать. Или он действительно так думает? Ну, конечно же, нет!

«Доминик вел себя как человек, имеющий дело с жадной до денег маленькой шлюшкой, заполучившей того, кто дал больше», — думала она про себя, и ее волнение нарастало. А ее поведение этой ночью… Она невольно проглотила слюну. Несчастная и смущенная. Мелисса смотрела на чашку из тонкого фарфора, на ум приходили мысли, которые все больше ее расстраивали. Джош ясно говорил, что Доминик очень коварен, когда речь идет о женщинах. А письмо Латимера? Оно подтвердило, что ее муж самый настоящий распутник и ему нельзя верить в серьезных делах. Но как же так — с ней Доминик был добр и терпелив… «В нем столько хорошего, не говоря уж о красоте и привлекательности», — с болью подумала Мелисса. Он добр к Захарию, он был великодушен при покупке Фолли, он совершил поступок, делавший ему честь, женившись на ней после того случая… Может, Джош ошибался…

А Латимер? Обвинения Латимера вызваны его озлобленностью, и она не правильно судит о Доминике, представляя его себе бесчувственным чудовищем, а он на самом деле — настоящий джентльмен? Охваченная внезапной верой в то, что незаслуженно плохо думала о Доминике, Мелисса выскочила из-за стола с одной мыслью — найти его и начать по-другому строить с ним отношения.

Какая же она дура, ругала себя Мелисса, выбегая через переднюю дверь и несясь к маленькому строению за домом. Она должна увидеть его сейчас же и попытаться заделать трещину, возникшую в их отношениях. Не обратив внимания на удивленный взгляд конюха, уставившегося на ее наряд, она приказала быстро оседлать лошадь и, пришпорив коня, полетела туда, куда, как указал конюх, направился Доминик.

Мелисса не проехала и полумили, как подумала: как она скажет своему мужу, что сожалеет о своем поведении? Что она себя вела так потому, что думала о нем как об обольстителе и распутнике?

Попридержав лошадь, она нерешительно прикусила губу. Она могла извиниться за последнюю ночь, не объясняя причин своего поведения. Ее губы задрожали. Это нетрудно, даже сейчас она бы не смогла сказать, почему эти противоречивые эмоции борются в ней. И она решила, что просто все свалит на волнение новобрачной, что, в общем, тоже было бы правдой, и это снимет подозрение в том, что она вышла за него только из корыстных целей.

Если бы Доминик догадался, что она в гостинице оказалась в такой же ловушке, как и он, и что ее не интересовали его деньги, может, они научились бы доверять друг другу и даже любить? На ее лице появилась задумчивость. Она и не знала, что на самом деле уже на полпути к этому!

Но первое, о чем Мелисса озабоченно думала, — надо убедить его: деньги не были причиной брака. С надеждой, нервничая. Мелисса вновь пустила лошадь галопом, горя желанием помириться с мужем.

Глава 16

В то время, как молодая жена думала о примирении, Доминик мрачно размышлял, как найти способ отомстить своей соблазнительной супруге, направляя мерина по слегка извивающейся дороге в сторону Уиллоуглена.

Когда он отъезжал от дома, то еще не знал, куда отправится. Ему просто надо было подальше убраться от расчетливой маленькой жены, чтобы не выйти из себя. Эта миссис Слэйд задела его гордость, а он не привык сносить оскорбления. Доминик успокаивал себя тем, что придумывал разные варианты, как поставить на колени женщину, на которой ему выпало жениться. Его бы вполне удовлетворило, примись Мелисса умолять о внимании и любви: конечно, он ответил бы равнодушием на ее жалобные мольбы.

И в этот момент Доминик обратил внимание, что он — на полпути к Уиллоуглену. Не желая возвращаться домой, он поехал дальше, подумав, что поболтает с Захарием и взглянет на Фолли.

И уж, конечно, Доминик никак не ожидал встретиться с Деборой Латимер, или, точнее, леди Деборой Боуден, как теперь она себя называла. Но только он свернул на тропу к Уиллоуглену, как наткнулся на нее, едущую в сопровождении грума. Несмотря на то что настроения обмениваться вежливыми любезностями не было, он не мог не остановиться и не поздороваться. К тому же у него возникло любопытство, — что она тут делает? Навещала юного Зака?

Улыбнувшись, он сказал:

— Доброе утро, леди Боуден. Ранняя прогулка?

Ее нежные черты, шелковистые локоны, обрамляющие лицо, невинные голубые глаза, ясные и влекущие… Дебора томно улыбнулась Доминику.

— Доброе утро. Доминик, — сказала она тихим робким голосом. И, глядя на него, добавила:

— Почему так официально? Особенно после того, как когда-то…

«Удивительно, — думал Доминик, сидя на своей норовистой лошади; как он сейчас безразличен к ней». Он с любопытством заметил, как тщательно подобран привлекательный костюм для верховой езды сапфирово-голубого цвета, подчеркивающий стройность ее фигуры. Он заметил, как грациозно сидит она на вороной кобыле, но нежное очарование не затронуло его душу.

Когда ей было двадцать пять лет, она была несомненно хороша. Ее маленькое личико совершенной формы, украшенное ресницами-стрелками, розовый ротик классического рисунка, изящная фигура — все это очень нравилось Доминику. Но потом, общаясь с ней, он понял, что ума в ее хорошенькой головке немного. А когда-то он полагал, что она — воплощение совершенства. Махинации Латимера и собственное поведение Деборы показали, как он ошибался. Он не держал на нее зла из-за того, что она убила мечты его молодости, растоптала их. Единственное чувство, которое Дебора Боуден сейчас вызывала у него, — жалость. Он жалел ее, жалел из-за того, что она слаба духом и не могла противостоять брату, выдавшему ее за старика; у нее не хватает мужества освободиться от хватки Латимера, нет силы бороться за свое счастье.

Доминик ласково спросил:

— Все в порядке? Латимер не?..

Ее очаровательные глаза наполнились слезами, и, кляня себя за глупый вопрос, Доминик быстро выскочил из седла, встав рядом с ее лошадью. Оглянувшись на грума, с серьезным лицом он сказал:

— Поезжай вперед, Джеймс, я хочу поговорить с твоей хозяйкой наедине.

Едва тот исчез за поворотом, как Дебора бросилась к Доминику с рыданиями, сотрясающими ее тело.

— О, Дом! Если бы я только послушалась тебя тогда, в Лондоне…

Его руки невольно обняли ее, и Доминик робко огляделся, надеясь, что никто не видит их в столь компрометирующей позе.

— Ну ладно, Деб. Все давно в прошлом. Я не обвиняю тебя. Ты сама сделала свой выбор, и назад пути нет… Я тебе уже говорил на прошлой неделе.

Ее руки обхватили его за шею, она всхлипнула:

— Ты прав, я знаю, я не должна была писать тебе и просить о встрече. Ты был обручен, — сказала она печально, — но я так надеялась, что наша старая дружба и твоя доброта…

В душе Доминик согласился с ней. Она писала ему три или четыре раза, узнав, что он здесь. И это были печальные, беспомощные, короткие письма. Он вынужден был встретиться с ней, предложить свою помощь. Увидев, как она несчастна, выслушав рассказ о том, как Латимер издевается над ней, угрожает, Доминик был очень тронут, и жалость переполняла его душу. Он хотел забрать ее у Латимера, великодушно предложив отправить к своим родителям в Натчез. Там она была бы в безопасности, уверял он Дебору. Она не согласилась, тогда он предложил ей деньги, на которые она могла бы жить независимо, если бы тратила их разумно. Но и от этого Дебора тоже отказалась, глядя на него большими доверчивыми голубыми глазами.

Доминику было непонятно, почему она продолжала участвовать в гнусных интригах Латимера. Ее братец Джулиус снова присмотрел ей трясущегося от старости богача, который, с его точки зрения, мог стать подходящим вторым мужем для нее. Доминик спорил, предостерегал ее не делать глупости, отказаться, но Дебора медленно покачала головой:

— Но я же не могу. Он мой брат, и он изобьет меня, если я не буду его слушаться! Или выбросит на улицу. Ты просто не понимаешь!

С этим, конечно, Доминик спорить не мог. Действительно, он не понимал, почему она позволяет Латимеру запугивать себя, манипулировать ею, и если она отказала ему в Лондоне, то почему сейчас обращается к нему как к единственному спасителю? Он понимал, что сам виноват, что не стоило отвечать на ее последнее письмо. Но раз уж она все рассказала и больше не пыталась завлечь его, он действительно хотел ей помочь. Про себя он заметил, что Ройс обвинил бы его в мягкосердечии, но он хотел, чтобы Дебора была счастлива. «Если бы только, — подумал он нетерпеливо, — она согласилась уехать в Лондон, подальше от своего братца». Он бы ей помог.

Вздохнув, Доминик ласково обнял ее за талию и прислонился щекой к маленькой бобровой шапочке.

— Дебора, тебе надо уйти от Латимера. Разреши мне помочь тебе.

Конечно, Мелисса не слышала, о чем они говорили. Она только видела, что ее муж стоит посреди дороги с Деборой Боуден, но и этого было вполне достаточно. Остановив лошадь, она словно окаменела. Все мысли о примирении, все надежды на то, что Джош и Латимер ошибались относительно ее мужа, исчезли в одну секунду. Невольно она сжала плетку в руке, понимая, что, отходив ею неверного мужа, только осложнит положение, и громадным усилием воли сдержалась. Прошло несколько секунд, она все сидела на лошади и смотрела на эту пару. И вдруг страшная ревность охватила Мелиссу. Даже если Доминик распутен, — а в этом нет сомнения, — он все равно ее муж, единственный мужчина, так глубоко затронувший ее чувства, и она не собирается позволить Деборе Боуден вилять хвостом перед ним! Нет, решила она, сощурившись. Она не уступит его никакой другой женщине! Тронув поводья и изобразив на лице веселую улыбку. Мелисса весело крикнула:

— О, Доминик! А вот и ты! Ты так опередил меня!

Подъехав к явно растерявшейся паре, Мелисса снисходительно улыбнулась, глядя на них сверху вниз, изображая, что находит вполне естественным, что ее муж на следующий день после свадьбы обнимается с другой женщиной.

— Привет, леди Боуден. Как дела? Сказать, кто из двух смутился больше, трудно. Конечно, Доминик понимал, что он бы повел себя иначе, застав Мелиссу в столь компрометирующей ситуации. А насчет леди Боуден сказать трудно, что было у нее в голове. Ее глаза бесхитростно и невинно взирали на Мелиссу, дрожащая легкая улыбка скривила ротик.

— О, мисс Сеймур, — начала Дебора, но потом поправилась:

— О нет. Теперь уже миссис Слэйд. Как глупо с моей стороны забыть. — Не спеша, Дебора убрала руки с шеи Доминика и отступила от него. Поправив и без того безупречную, без единой морщинки юбку, она пробормотала:

— Не ругайте меня за то, что я выплакалась на плече Доминика. Мы ведь старые друзья. А от привычек так трудно отказываться. Я уверена, вы это понимаете.

Улыбнувшись, Мелисса сладким голосом сказала:

— Конечно, я не хочу вставать между старыми друзьями.

Подавив улыбку, Доминик отвернулся. Его сердце невольно забилось. Хотя его молодая жена вела себя спокойно по отношению к нему, но воинственный блеск в этих невыносимо ярких топазовых глазах указывал на то, что она явно ревнует и готова сражаться за него. Сначала, увидев Мелиссу, он растерялся, — ведь объяснить, насколько невинна была эта сцена с Деборой, было бы весьма непросто; но теперь Доминик был не прочь свернуть шею этой прилипшей к нему леди Боуден. Вежливость Мелиссы, ее сдержанность произвели на него впечатление. Он восхищался и красотой, и осанкой, и очарованием молодой жены и подсознательно испытывал радость от того, что она ревнует. Если бы она была равнодушна к нему, как уверяла, зачем бы ей ревновать, увидев его в объятиях другой. А если она и впрямь ревнует, то сколько радостей сулит это ему в будущем…

С трудом удерживаясь от счастливой улыбки, в глубине души Доминик благодарил Дебору, спровоцировавшую эту сцену, и подошел к Мелиссе.

Положив свою теплую руку на ее, он крепко взял под уздцы лошадь и сказал:

— Великодушно с твоей стороны быть такой терпимой. — Насмешка появилась в его серых глазах. — Большинство женщин не смогли бы проявить столько понимания… Но, похоже, тебя это даже не волнует? Правда? « Мелисса нежно улыбнулась супругу, изо всех сил пытаясь сдержать желание сказать, что на самом деле она думает о его поведении, и процедила сквозь красивые белые зубы:

— Если бы ты был более осмотрителен, мой дорогой… — Мелисса бросила быстрый взгляд на Дебору, с интересом прислушивающуюся к ее словам, — ты мог бы воспользоваться всеми шлюхами в окрестностях. — И, кинув на него многообещающий взгляд, она яростно стегнула лошадь и умчалась. Ее платье полоскалось по ветру, словно парус, когда она неслась со скоростью, на которой нетрудно было свернуть шею.

Доминик зачарованно смотрел ей вслед, пока она ни скрылась за поворотом. Мелисса была неотразима. Кружева, раздуваемые ветром, и обнажившиеся стройные щиколотки добавляли к ее красоте шарма. Она напоминала прекрасное неприрученное животное, будоражащее его чувственность. Голос Деборы вернул его к реальности.

— Как она все же вульгарна. Доминик, — проговорила та. — Я слышала, что отец воспитывал ее слишком свободно, но не верила. Ты видишь, как она одета? — Смех Деборы походил на кудахтанье. — Ну, ты с ней хлопот не оберешься.

— Да, конечно. И поверь мне, дорогая Дебора, я получу наслаждение от каждого мига, проведенного с ней. А теперь дай я помогу тебе сесть на лошадь. Или мне найти твоего грума?

Поняв, что ее ядовитые слова в адрес Мелиссы не достигли цели. Дебора заставила себя улыбнуться и спросила:

— Надеюсь, я тебя не рассердила? Холодно взглянув на нее, он сказал:

— Нет, конечно. Ну, думаю, ты поняла, что мне пора ехать?

Дебора пожала хрупкими плечиками и, сердечно улыбнувшись, сказала:

— Конечно. Какая все-таки я глупая. Конечно, ты хочешь побыть со своей женой.

Доминик кивнул и легко подсадил ее в седло. Сев на свою лошадь, он бесстрастно сказал:

— До свидания, дорогая. Надеюсь, ты не позволишь своему брату использовать тебя, как прежде… И помни, мое предложение отправить тебя к моим родителям или в Лондон остается в силе.

Она скромно потупила глаза и ответила:

— Ты так великодушен, Доминик. Я никогда не забуду твою доброту и рассчитываю на тебя как на своего единственного друга.

Доминик передернул плечами и покачал головой:

— Деб, я уверен, есть немало других мужчин, кто захотел бы быть рядом с тобой. Ну, а теперь извини…

Печально улыбнувшись, та кивнула:

— До свидания, дорогой. Поезжай к своей жене, а я… — Она тяжело вздохнула:

— А я поеду к своему брату.

Обычно Доминика трогали ее слова, но сейчас его мысли уже были обращены к Мелиссе, и он рассеянно ответил:

— Да, так и сделай. До свидания. — И, не сказав ей больше ни слова, он, в нетерпении найти свою ревнивую супругу, пустился галопом.

Нашел он ее, как и подозревал, в конюшне Уиллоуглена. Она была в загоне у Фолли, где яростно чистила щеткой коня, который так и блестел, словно отполированный.

Доминик соскочил с лошади, кинул поводья работнику и направился к ней. Облокотившись о перегородку, он постоял несколько минут, наблюдая за ее движениями.

Мелисса почувствовала волнение, как только муж въехал в Уиллоуглен, но делала вид, что не видит его, даже когда он подошел к ней близко, рисуя в своем воображении приятную картину, как швыряет в лицо леди Боуден полную лопату навоза… Для Доминика же Мелисса никак не могла придумать достойное наказание. И поскольку он оставался невозмутим и спокоен, поглощенный наблюдением за ее работой, настроение Мелиссы стало еще хуже. Резко отбросив щетку, Мелисса повернулась к нему. Уперев руки в бока, она, сердито сверкая глазами, воскликнула:

— Как ты мог! Не прошло и двадцати четырех часов, как мы женаты, а ты уже!.. — Дыхание ее перехватило, и она молча яростно смотрела на него.

Доминик подсказал ей:

— А я уже распутничаю…

— Распутничаешь?! — чуть не взорвавшись от гнева. Мелисса почти шипела:

— Да! Именно так!

На его лице выразилась ирония:

— Но тебя это не трогает. Я предупредил, что есть много женщин, не считающих мои ухаживания неприятными. — Его глаза скользили по ее фигуре. — Или ты изменила свое мнение?

Не в силах больше все это переносить. Мелисса заявила:

— Убирайся! Я не желаю с тобой разговаривать!

Она была такой прелестной, когда сердилась, что Доминик подавил страстное желание перепрыгнуть через забор и обнять ее. Стараясь скрыть свои истинные чувства, он заботливо заметил:

— Ну хорошо, радость моя. Поскольку ты этого хочешь, я так и сделаю. Но помни: если передумаешь, то дай мне знать. А до тех пор я могу считать, что ты разрешила мне развлекаться, как я хочу?

Попавшись в свою же ловушку. Мелисса растерянно посмотрела на него, обдумывая про себя возможные варианты дальнейшего поведения: подавить гордость и сказать, что хочет быть с ним рядом на любых условиях… или продолжать изображать равнодушие.

Но ни тот, ни другой ее не устраивал. И тогда она тихо спросила:

— Я могу подумать?

Доминик никогда не видел Мелиссу такой покорной, но, вспомнив ее поведение за то короткое время, пока они были знакомы, решил не давать ей времени на обдумывание. Бог знает, что еще может подсказать ей ее переменчивая натура.

— Нет. Я думаю, мы должны решить это сейчас.

Возможно, если бы он выказал признаки вины или пошел ей навстречу, Мелисса дала бы ответ, который напрашивался сам собой, но его самоуверенные слова вызвали в ней новый прилив упрямства. Глаза ее засверкали, подбородок надменно вздернулся, и она решительно заявила:

— Мой ответ — да! — И, резко отвернувшись, снова с яростью принялась чистить Фолли. — Иди, развлекайся! Меня это не касается!

Доминик еще долго стоял и смотрел на нее со спины, борясь с сильным желанием выдрать свою молодую супругу, хотя совершенно не был склонен к насилию. Его голос стал хриплым:

— Ну что ж, хорошо, мадам. Поскольку такова твоя воля, вечером меня домой не жди!

Развернувшись на каблуках, Доминик пошел прочь, каждое его движение выдавало гнев, кипевший в душе.

Мелисса молча и тщетно боролась со слезами, и через несколько минут Захарий нашел сестру рыдающей на лоснящейся шее Фолли. Зак перепрыгнул через забор и обнял ее за нежные плечи:

— Что случилось, Лисса? Что произошло между вами? Я только что встретил Доминика, у него был такой вид, будто он готов вырвать у меня печень!

Мелисса застыла от прикосновения Захария, ей показалось, что это был Доминик, и, услышав голос брата, продолжала рыдать. Повернув к нему свое заплаканное лицо, она выпалила:

— Я ненавижу его! Он бесчувственное чудовище! Ни единой минуты я не буду больше с ним жить! Я разведусь!

Захарий испугался: слухи о том, что его сестра вышла замуж не по любви, начнут распространяться по округе. Ему слишком нравился Доминик, и, когда Мелисса согласилась выйти за него замуж, по молодости он решил, что все сразу будет замечательно. А теперь — теперь, увидев Доминика в ужасном расположении духа, а любимую сестру — в слезах, он запаниковал. Ведь если даже Доминик оказался таким чудовищем, как она говорит, развод — дело нелегкое, неслыханное. Это позор для обеих сторон. Особенно для сестры.

Захарий нежно прижал Мелиссу к груди, шепча ей слова успокоения, в то время как мозг его напряженно работал. В чем дело, почему сестра так несчастна? Чем она привела мужа в такую ярость? Может ли Захарий разрешить эту проблему? И вообще — разрешима ли она? И хотя Зак, как всегда, готов был поддержать сестру, он все же не был сейчас убежден, что виновата только одна сторона. Несмотря на всю серьезность положения, он попытался улыбнуться. Захарию был известен пылкий характер сестры и ее упрямство. Характер Доминика, похоже, тоже не из ангельских. Так что это — не самая лучшая комбинация для семейного счастья. Но… Но разве двадцать четыре часа достаточный срок для испытания прочности брака? И, глядя сверху вниз на Мелиссу, он сказал:

— По-моему, тебе стоит серьезно подумать над тем, что ты собираешься сделать. Те клятвы, которые вы дали вчера, не смогут быть так легко отброшены.

Воспоминание о том, как Доминик обнимал Дебору, молнией осветило сознание Мелиссы, и она выпалила:

— Да! Ты бы сказал об этом моему мужу! Захарий внимательно посмотрел на нее; она закусила губу и пожалела о сказанном, потому что никогда не впутывала других в свою личную жизнь. «Кроме того, Захарий мог поссориться с Домиником и даже, — подумала Мелисса, и сердце ее болезненно сжалось, — вызвать его на дуэль».

Решив, что ей надо отвлечь Захария, она вытерла слезы и улыбнулась дрожащими губами:

— О да. Ты знаешь мой проклятый язык и неуживчивость. И я боюсь, что вывела его из себя, не подумав о последствиях. Как ты считаешь, хоть чему-нибудь я с годами научусь?

Захарий не был в этом убежден. Несмотря на возраст, он был весьма проницательным молодым человеком. Подняв бровь, он спросил:

— Так что ты намерена делать? Помириться? Мелисса не собиралась мириться сейчас — ее гордость была слишком глубоко уязвлена. Но надо же было что-то ответить Захарию…

— Ну что ж, во-первых, я должна буду извиниться за свой дурной характер, и затем… — она пожала беззаботно плечами. — Ну, в общем, я что-нибудь придумаю!

Захарий насмешливо сказал:

— О, я уверен, ты придумаешь. И я надеюсь, что это не углубит трещину в ваших отношениях.

Упав духом. Мелисса отвернулась. Это ужасно — быть женой человека, который тебя не любит и который не хотел на тебе жениться… Будущее казалось ей весьма блеклым, неинтересным, и, стараясь скрыть разочарование, она отвернулась от брата и с деланной беззаботностью сказала:

— Не беспокойся, Зак. Это просто ссора между любящими.

И до тех пор пока она не произнесла это вслух, она не понимала, как отчаянно ей хотелось, чтобы их ссора и впрямь была такой. Мелисса быстро уехала из Уиллоуглена, не осмеливаясь остаться, боясь, что Захарий догадается о правде. Он не задавал вопросов, но сестра видела, что он сгорал от любопытства, почему она так странно одета для верховой езды. Глядя в топазовые глаза Мелиссы, он медленно проговорил:

— Ты выглядишь потрясающе в своем новом наряде, Лисса. Жаль, что теперь он весь в конских волосах.

Молодая женщина поморщилась, посмотрев на недавно безупречный наряд, но не ответила. Потом вывела лошадь и медленно поехала обратно. Что там ожидало ее, кроме пустых комнат, напрасных надежд и беспочвенных мечтаний? Но ей надо было вернуться, и, оставив лошадь конюху, без всякого желания Мелисса поднялась к себе. Ей было странно вспоминать, что утром она была полна надежд. Теперь ей казалось, что сердце вот-вот разорвется.

Равнодушно Мелисса разрешила Анне помочь ей с одеждой, не обратив никакого внимания на удивление той по поводу плачевного состояния столь дорогого наряда. Освежающая ванна, приготовленная горничной, помогла Мелиссе почувствовать некоторое облегчение, но душа ее терзалась болью. Несомненно, она была влюблена в мужа, хотела его — и на любых условиях.

«Но как, — с болью думала она, — привлечь его к себе, не говоря уж о том, чтобы заставить себя полюбить?» Если бы только она умнее действовала этой ночью!.. Если бы она так жестоко не выставила его… Изменило бы это что-нибудь? Мелисса отчаянно вздохнула.

Она бродила по своей красивой спальне, думая о муже. Доминик не любит ее, их брак не изменил его распутный образ жизни. И теперь она должна во что бы то ни стало найти способ изменить его характер, заставить Доминика влюбиться в нее, забыть о других женщинах.

Нахмурившись, она подумала: вот если бы у нее был большой опыт в делах с мужчинами или нашлись более опытные подруги, с кем она могла бы поговорить об этом… На какой-то миг лицо Леони Слэйд возникло перед ее мысленным взором. Но Мелисса покачала головой. Нет. Леони будет на стороне Доминика. Между ними полное взаимопонимание. И потом — это дело ее и мужа, только их.

Мелисса вздохнула. Возможно, ей надо смириться с судьбой и с тем, что она станет нелюбимой женой распутного мужа, который будет относиться к ней по-доброму. Она представила себе пустые длинные безрадостные годы, ожидавшие ее впереди.

Если бы найти способ и привлечь внимание мужа, заставить его посмотреть на нее другими глазами!

Размышляя, Мелисса прикидывала разные варианты, и ее настроение чуть-чуть улучшилось. «Даже самые недалекие жены умеют прибрать к рукам своих мужей. Что если попытаться заставить Доминика ревновать? Опасный путь и, возможно, глупый, — подумала Мелисса, — но другого выхода нет. Или покорно принять то, что есть, или бороться».

Итак, начал вырисовываться план. Мелисса с вежливым равнодушием отнесется к его похождениям, даст ему понять, что им обоим позволено жить своей жизнью. Если у него есть хоть искра чувства к ней, — он станет возражать! А если это так, может быть, она сумеет раздуть эту искру?

Мелисса подсознательно ощущала несовершенство своего плана, не слишком продуманного и весьма рискованного, но утреннее поведение Доминика не оставляло ей иного выхода. Она должна защитить свою любовь к нему. Женщина была смущена, страдала от ревности и обиды, злилась. Да, ее любви предстоит нелегкое испытание.

И вдруг искры озорства заблестели в ее глазах. Мелисса просияла. Нет, она больше не станет спорить с мужем, упрекать его. Она заставит его поверить, что решила следовать старой поговорке — «что хорошо для гусака, хорошо и для гусыни».

Глава 17

Мелисса почувствовала себя значительно увереннее. Теперь она знает, что делать и как. Она не из тех, кто опускает руки перед трудностями. Напротив — всегда прыгала в омут, а уж потом осматривалась, куда попала. Но для того чтобы выполнить свой план. Мелисса стала думать. — кто из знакомых джентльменов может подойти для его реализации, по так, чтобы все прошло гладко.

Сперва она вспомнила о кузене Ройсе. Да, он подходит, но Мелисса не собиралась рассказывать ему о своих намерениях. Ройс, решила она, печально вздохнув, сразу догадается, что она задумала, как только Мелисса начнет томно моргать ресницами или строить ему глазки. Она не посмеет выбрать и того, кто всерьез отнесется к ее флирту и впрямь подумает о ее амурных намерениях; в ее планы не входило дать повод кому-то из мужчин подумать, что действительно в него влюбилась. Она уже открыла для себя, как это больно — безответно любить, и не собиралась подвергать человека, втянутого в ее игру, столь малоприятному испытанию.

Мелисса перебрала всех знакомых мужчин, не исключая и недавнего своего вздыхателя Джона Ньюкомба. Наконец она остановилась на Джулиусе Латимере.

Латимер был достаточно опытен, искушен в легком флирте, и Мелисса подозревала, что, хотя он и намеревался заполучить ее себе в любовницы, но глубоких чувств к ней не испытывает. «Если он вообще способен на них», — подумала Мелисса с иронией.

Латимер написал ей покаянное письмо с извинениями, пытаясь загладить свое поведение, но молодая женщина не забыла его подлых намерений. Она не верила ему ни капли, но была не прочь использовать его при осуществлении задуманного: заставить мужа ревновать. Латимер сослужит ей службу, окончательно решила Мелисса, не без удовольствия думая о том, что заставит его заплатить за столь оскорбительное обращение с ней.

Да, конечно, ей было немного тревожно: сможет ли она держать Латимера на расстоянии, и понимала, что надо контролировать каждую мелочь. Если бы она могла найти для выполнения своего замысла кого-то другого, а не Латимера, то ни минуты бы не колебалась. Но такого человека не было. Стало быть, решила Мелисса со вздохом, именно Латимер явится объектом ее мнимых любовных притязаний. Она поморщилась, ей невыносимо хотелось просто кинуться Доминику на шею и умолять о любви. А вдруг он отвергнет ее чувства? Ну уж нет!

Шли томительные часы, рассвело, аДоминика не было. И Мелисса укрепилась в своем решении. К тому моменту, когда бой часов возвестил утро, она пришла к весьма неприятному выводу: ее мужа почти сутки нет дома и теперь у нее не остается выбора — она должна приступить к выполнению плана. С красными, опухшими веками, совершенно несчастная. Мелисса выбралась из такой просторной, но не согретой телом Доминика постели.

Доминик тоже беспокойно провел эту ночь, но не в постели — ни в своей, ни в чужой, а просто на куче чистой соломы на голой земле. Расставшись с Мелиссой, несколько часов он угрюмо блуждал по окрестностям, избегая встреч с кем-нибудь из знакомых. Так же, как и Мелисса, он не хотел вовлекать в семейную ссору посторонних и решил, что самое лучшее — исчезнуть с глаз долой. Разругавшись со своей сварливой женой, в этот вечер он не появился дома, а ему очень хотелось — соломенная постель была чертовски неудобна.

С тоской вспоминал он о мягкой перине и чистых льняных простынях, ворочался, пытаясь принять более удобную позу, чтобы заснуть. Но сон не шел, и наконец закинув руки за голову, Доминик открыл глаза и улегся на спину, уставившись на мерцающие в черном небе звезды.

Перебирая свою жизнь, он никак не мог понять, где ошибся, что сделал не так, почему

сейчас оказался в столь дурацком положении. Брак неудачный, брак с ведьмой, которая бесит и очаровывает его. Но коли он все же женат, то не собирается провести и вторую ночь на соломе на задворках собственной конюшни!

Чувство юмора, казалось, оставившее Доминика навсегда после утреннего заявления Мелиссы, вдруг вернулось к нему, и на его губах заиграла улыбка. Боже, как же Ройс и Морган станут издеваться над ним, если узнают о его семейных проблемах!

Доминик не мог обвинять Мелиссу за гнев, когда та застала их с Деборой, самокритично признавая, что он, оказавшись на ее месте, повел бы себя куда менее сдержанно. Мысль о том, что жена его ревнует, на минуту вернула Доминику хорошее настроение. Если ее хоть чуточку беспокоит его поведение, отношения с другими женщинами, может, она не так уж безразлична к нему? А уж он-то, увидев ее в объятиях другого, тотчас вызвал бы соперника на дуэль, а потом затащил бы блудливую жену домой и так бы занялся с ней любовью, что ей никогда больше не пришло бы в голову заглядываться на других.

К первым проблескам зари его мысли не стали яснее или определеннее, чем когда он ложился. Доминик со стоном сел на соломе, запустил руку в волосы. Ну что ж, надо возвращаться в дом. Мелисса, увидев его помятым, с небритым подбородком, с соломинками на одежде, подумает, что он провел ночь пьяный в стельку да еще в объятиях другой женщины.

Если слуги и удивились, что хозяин, он же новобрачный, вернулся в дом в таком разобранном виде, то новый дворецкий, открывший дверь, и бровью не повел, как и камердинер Доминика Бартоломью.

Бартоломью, англичанин, который служил у Слэйда уже несколько лет, без слов помог ему раздеться. Его удлиненное, желтоватое, абсолютно бесстрастное лицо дышало самой кротостью.

— Не хотите ли принять ванну, сэр? Доминик одарил его сухим взглядом. Бартоломью, несмотря на меланхолический облик, оказался весьма проницательным парнем и обладал сверхъестественным чутьем относительно того, в каком настроении пребывает хозяин… Удивительными были глаза Бартоломью, светившиеся сочувствием и юмором, когда он смотрел на Доминика, мучавшегося головной болью после ночной пьянки.

Камердинер потянул воздух своим длинным носом и заявил:

— Да, конечно, я чувствую по запаху, что вам нужна ванна, — после чего размеренной походкой удалился из комнаты, чтобы приготовить ванну своему господину.

Разувшись, Доминик повалился на кровать в ожидании обещанной ванны. Действительно, он погрузился в нее, но через несколько часов. Когда камердинер вернулся, он увидел, что его господин спит и, заметив темные круги под глазами, его осунувшиеся черты, осторожно закрыл за собой дверь.

Благодаря проявленной им чуткости, Доминик выспался за всю бессонную ночь, но стоило ему раскрыть глаза, как слуга вновь появился возле его кровати со словами:

— Ванна готова, сэр.

Когда Мелисса и Доминик столкнулись лицом к лицу, он чувствовал себя заново рожденным, чего нельзя было сказать о его супруге. В то время как он спал блаженным сном, она мерила шагами комнату, пытаясь собрать остатки мужества перед тем, как начать сражение за мужа и заявить ему, что не видит ничего плохого в том, что каждый из них будет искать удовольствий на стороне!

Она не была в восторге от своей идеи, но не видела другого выхода. У нее теплилась хрупкая надежда, что Доминик заметит ее интерес к другому мужчине, и это зажжет в нем искру любви к ней, но Мелисса колебалась. Она успела сделать так много ошибок в отношениях с мужем, что боялась окончательно его потерять, совершив непростительный промах. Если бы только она не выгнала его из своей постели! Ну что за дело, если он не любит ее! Гордость и уязвленное самолюбие не позволяли Мелиссе вновь разделить с ним постель. Она видела его с женщиной, и совершенно ясно, что для него безразлично, с кем развлекаться. Но Мелисса понимала, что сама усложнила отношения между ними. И теперь, похоже, оставался только один путь — полная капитуляция, но пойти по нему было выше ее сил.

От Анны Мелисса узнала, что муж вернулся и спит в своей комнате. Мелисса всерьез решила было пойти к нему и лечь рядом, позволить жаждущему молодому телу сказать ему то, чего не могут выговорить губы. Но потом она отвернулась от дверей, соединяющих комнаты. Насладившись прелестями Деборы, вряд ли Доминик захочет ее.

Волны ревности захлестнули Мелиссу при одной мысли — Доминик в постели Деборы! Ее растерянности как не бывало. О Небо! Она им покажет, что она не кроткий маленький мышонок, с которым можно шутить!

Глаза ее пылали яростью; Мелисса прошагала к шкафу, набитому прелестными нарядами, которые накупил ей Доминик. Он что себе думает — шелка и кружева окупят его супружескую неверность? Мелисса почти дымилась от злости. Он глуп, если полагает, будто вещи способны ее утешить. Дольше обычного Мелисса провела за туалетом, позволяя Анне суетиться вокруг нее. Она должна хорошо выглядеть, когда предстанет перед Домиником. Что сказать ему при встрече? И хотя она решила, что выполнит свой план, сомнения в его мудрости закрались в ее голову.

К тому времени, когда Доминик присоединился к ней в маленькой гостиной. Мелисса разрывалась между желанием выложить мужу все, что она думает о его поведении, и стремлением помириться с ним. К несчастью, Доминик, казалось, был намерен играть роль грешного, но отнюдь не раскаивающегося супруга. Он вальяжно вошел в гостиную и насмешливо сказал:

— А, это ты, дорогая. Я должен извиниться за то, что так много времени лишал тебя своего общества. Боюсь, что эта ночь отняла у меня слишком много сил.

Подобная попытка загладить свою вину чуть не вывела Мелиссу из себя.

— О, неважно! От этого в нашем браке ничего не меняется!

Это была совсем не та реакция, которой он ждал. Доминик понимал, что лучше бы ему пересечь расстояние, отделявшее их друг от друга, поцеловать ее так, чтобы никогда больше жена не была с ним столь равнодушна; он не мог не видеть, как чертовски она хороша!

Мелисса действительно выглядела прелестно. На ней было платье с завышенной талией из бледно-сиреневого шелка, отделанное атласной черной лентой, оно оттеняло каштановые волосы, придавало жемчужный блеск лицу с дрожащими черными ресницами над яркими топазовыми глазами. Локоны, украшенные черепаховым гребнем, спускались на плечи. Доминик знал, что под этим платьем скрыто влекущее его тело, и его взгляд скользнул по ее прелестным плечам в низкий вырез на груди. Широкая юбка едва позволяла угадывать линии стройных бедер, но Доминик прекрасно их помнил.

Неловкая пауза затянулась. Молодой супруг опомнился и решил проверить степень безразличия жены к нему. Он протянул:

— Как ты великодушна, милочка. Мало новобрачных, которые способны отнестись к шалостям мужа с таким пониманием. Мне приятно, что ты оказалась не ревнивой женой.

«Но я ревнива, — подумала про себя взбешенная Мелисса, — так ревнива, что выцарапала бы глаза Деборе! Я заставила бы тебя забыть всех женщин, кроме меня!» Скрывая неразбериху в своей душе. Мелисса повернулась к нему, изобразив нечто вроде улыбки, и запинаясь сказала:

— Я надеюсь, что ты тоже согласишься с моим правом…

Но она выглядела столь потерянно и несчастно, что Доминик, наблюдая за ней, тотчас заметил ревность, которую она пыталась скрыть. Ну, что ж, ему следует быть осторожней. Мелисса не так уж бесстрастна и равнодушна к тому, что он провел ночь с другой женщиной, как она думает, а смысл слов жены заставил его насторожиться. Лицо Доминика сохранило непроницаемость, но взгляд серых глаз потяжелел, и он уставился на нее.

— И что? — спросил он почти нежно. — Что ты имеешь в виду под этим?

Мелисса нервно проглотила слюну, думая, что сейчас самое время нанести ответный удар. Сдерживаясь, она пожала плечами и ответила:

— То, что ты слышал. Мы оба взрослые люди, и я не вижу причины притворяться, будто наш брак не таков, каким он нам представлялся. Поскольку он заключен по необходимости, то почему бы каждому не найти себе… партнера.

— Партнера?! — завопил Доминик. Его красивое лицо так исказилось, что Мелисса испытала смешанное чувство страха и удовлетворения. Он подошел к ней, схватил ее за плечи и как следует тряхнул.

— Ты — моя жена, маленькая дура. И если ты полагаешь, что я позволю наставлять мне рога, то глубоко ошибаешься.

Золотистый огонь ее топазовых глаз говорил сам за себя.

Мелисса подняла голову. Ее сердце быстро вилось от мощной волны надежды, что эти слова, сказанные глухим, гневным голосом, имеют глубокий смысл, и невинно проговорила:

— Но я поняла тебя так: ты можешь развлекаться в компании других женщин, а я — в компании других мужчин, или это не так?

Увидев открывшуюся перед ним бездну, Доминик прикусил язык. Маленькая ведьма! Как ловко она повернула его слова, поймав его в его же собственные сети! Признаться ей, что между ним и Деборой ничего не было, что он всю ночь провел в одиночестве на соломе, на задворках конюшни, или?..

Доминик колебался. Ему хотелось рассказать Мелиссе, что она свела его с ума, что даже мысль о другом мужчине, прикасающемся к ней, ему невыносима! Однако он боялся стать посмешищем в ее глазах… Никакой другой женщины он не хочет, он хочет только ее. И прямо сейчас…

Его пальцы легко и ласково коснулись ее шелковистых плеч. Тонкий запах духов щекотал ноздри Доминика, он мучительно осознал тепло и близость ее нежного тела. Воспоминание о их первой и единственной ночи зажгло огонь в его крови, затуманило разум, и он почувствовал, что весь охвачен желанием. Грустная улыбка коснулась его губ. Мелисса и впрямь ведьма, если так легко возбуждает его.

От улыбки Доминика, от его близости сердце Мелиссы оборвалось. Она молилась, чтобы муж отмел ее предложение, но секунда шла за секундой, а он молчал. Значит, он разрешает ей иметь других мужчин, подумала она горестно. Мелисса не хотела верить, что он настолько аморален, и почти ненавидела его в этот момент, боролась с собой, чтобы не ударить его по надменному лицу и не завопить во все горло, что она не собирается играть роль неразборчивой суки — даже если ее муж блудлив, как… как… Она не находила подходящего слова. Но, вдруг почувствовав перемену в прикосновениях Доминика, страстный блеск его серых глаз, Мелисса поняла, что он жаждет обладать ею. С отвращением она увернулась и саркастически спросила:

— А разве Дебора не удовлетворила твою похоть?

Доминик замер, теплый свет в его глазах погас.

— Прости, дорогая! — рявкнул он. — Я забыл, что тебя не трогают мои нежности. Жаль, что ты не была столь же разборчива той ночью в гостинице!

— Однако я не нарушала супружеской верности сразу после свадьбы!

Ее слова резанули его, как ножом, а блестящие в глазах жены слезы остудили гнев. Слова объяснения вертелись у него на языке, Доминик шагнул вперед, его руки протянулись к ней, но она выскользнула из его объятий.

— Не прикасайся ко мне! Я хочу, чтобы ты никогда больше ко мне не прикасался — особенно сразу после того, как оставишь объятия другой женщины!

Доминик внимательно рассматривал Мелиссу. Положение было не из легких, но он не смог подавить слабую улыбку, словно бесенок проказливо подтолкнул его…

— Уверяю тебя, дорогая, что я явился из объятий не женщины, а моего камердинера. Можешь его спросить.

Мелисса уставилась на мужа; для нее было очевидным, что он потешается над ней. Это только укрепило ее в самых мрачных подозрениях — он ничего не чувствует к ней. Она для него — ничто! Топазовые глаза вновь гневно блеснули, и она заявила, стиснув зубы:

— Я польщена, что тебя забавляет эта ситуация! Надеюсь, тебе будет так же весело, когда я проведу ночь в объятиях любовника!

Улыбка исчезла с лица Доминика, и он сказал:

— Только один любовник будет в твоей постели. И ты найдешь его сию же минуту…

— Что?! — негодующе взорвалась Мелисса, забыв о своем желании сказать ему, что он — единственный любовник, который был ей нужен.

Доминик был сейчас так хорош с темными, аккуратно причесанными волосами, вьющимися надо лбом, в прекрасно скроенном темно-голубом жакете, обтягивающем его широкие плечи, в черных бриджах, облегающих стройные, мускулистые бедра. Черты его лица были благородны, глаза улыбались, и все вместе могло свести молодую женщину с ума! «К несчастью, — горько подумала Мелисса, — под красивым обликом скрыто черное сердце».

— Ты высокомерен и отвратителен! Я не хочу больше тебя видеть! И ты еще смеешь во всем обвинять меня! — заявила она.

Густые темные брови Доминика взметнулись:

— Ты пришла ночью в мой гостиничный номер и отнюдь не отвергала моих домогательств… Но, кажется, твои желания переменились после свадьбы.

Мелисса не могла объяснить мужу свое появление в гостинице в тот фатальный вечер. Она лучше умрет, чем расскажет ему!

— Я вижу, мы все равно ни о чем не договоримся. Перед тем, как мы расстанемся, я хочу, чтобы ты знал: я не намерена сидеть и кротко наблюдать за твоими «шалостями»! С тех пор как ты ясно дал понять, что чувствуешь себя свободным, у меня лишь одно желание: иметь такую же свободу!

Доминик задумчиво окинул ее взглядом, пытаясь понять, что из того, что она сказала, — правда, а что — бравада. Действительно ли она хочет завести любовника? Или все это просто защитная маска?

Его голос был ровным и бесстрастным:

— Похоже, что ты много думала об этом. Есть ли у твоего кандидата в любовники имя?

Его спокойный тон окончательно вывел Мелиссу из себя, и прежде чем она сообразила, что делает, выпалила:

— Да! Джулиус Латимер!

ЧАСТЬ III. ИНТРИГА И ЖЕЛАНИЕ

Глава 18

Заявление Мелиссы заставило Доминика побледнеть. Произнеся имя Латимера, она загипнотизированно наблюдала, как Доминик направился к ней, не зная, какие чувства пробудили в муже ее слова и будучи совершенно не готовой к силе произведенного впечатления. Что-то более острое, чем ревность, вызвали в муже ее слова.

Красивые черты лица Доминика стали холодны и неподвижны, а его голос ледяным:

— Если я когда-нибудь застану тебя в объятиях Латимера, я убью его на месте, и тебе всю оставшуюся жизнь придется сожалеть о том, что ты когда-то знала этого человека!

Не говоря больше ни слова, Доминик вышел из комнаты. Это было не то, чего ожидала Мелисса. Но она пыталась себя утешить: в конце концов, Доминик не посмеялся над ней, но и не остался равнодушным.

Однако теперь она страшилась их новой встречи, не зная, как поведет себя муж.

Тем не менее, встретив Мелиссу на следующее утро за завтраком, он искренне приветствовал ее и, к ее удивлению, провел часть дня с ней. Ни единым словом Доминик не напомнил ей про безобразную сцену. Вместо этого он вел себя как молодой муж, показывающий новобрачной дом, обращая ее внимание на перемены, которые можно сделать, и спрашивал ее мнение.

Мелисса впервые с некоторой надеждой взглянула на Доминика: если он проводит столько времени с ней, хочет ли он видеть эту отвратительную Дебору? Если Мелисса привлекла его внимание, может быть, им удастся наладить человеческие отношения между собой?

Прошла почти неделя, Доминик не встречался с Деборой и все внимание сосредоточил на Мелиссе, своей жене! Он был так вежлив с ней, что она начала себя чувствовать гостьей, а не хозяйкой дома. Муж почти не отходил от нее, хотя выражение серых глаз оставалось лишь вежливым, в них не было и намека на чувства, способные заставить ее сердце биться чаще. Ни единого страстного взгляда из-под ресниц. Он был предельно деликатен, старался не коснуться ее, и его рука не задерживалась на ее ни на секунду дольше, чем это было необходимо, когда он сопровождал ее в саду. Мелисса пыталась убедить себя, что именно этого она и добивалась. Разве она не сказала ему, чтобы он к ней не прикасался? Но если Доминик делает то, что она хочет, почему она так несчастна?

Прошла еще неделя, и Мелисса была совершенно удручена — похоже, ей предстоит весь остаток жизни провести с этим холодным, неулыбчивым Домиником. Она даже готова была простить его за гадкое приключение с красоткой, леди Деборой, коря себя за все случившееся в их первую брачную ночь. Она уже чувствовала, что сама во всем виновата; как страстно она хотела бы начать все заново! Она вела бы себя совсем по-другому, попридержала бы свой несчастный язык и обуздала дурацкий темперамент. Мелисса попыталась бы понять мужа и не торопиться с выводами.

Доминик чувствовал себя не лучше Мелиссы; ярость, сотрясавшая все его существо при одной мысли о Латимере, прикасающемся к его жене, убивала его. В своей жизни Доминик никогда не страдал из-за женщин, и происходящее поразило его. Он не мог избавиться от чувственных мыслей о ней, о ее теле, о ласках…

По ночам он лежал в своей одинокой постели, слепо уставившись в потолок, его мысли были хаотичны и бессвязны. Мелисса приводила его в ярость и одурманивала с того самого момента, когда он впервые увидел ее. Доминик неохотно сознался себе, что предложение Мелиссы в их первую брачную ночь о том, что им стоит ближе познакомиться друг с другом, прежде чем перейти к физической близости, не было столь уж нелепым. Да, нужно время, чтобы получше узнать друг друга. Выяснить, действительно ли она вышла за него замуж из-за денег… Понять, чувствует ли она что-то к нему…

Если бы Доминик мог поддерживать атмосферу спокойствия и уравновешенности, возможно, он нашел бы способ сделать их брак если не счастливым, то, по крайней мере, терпимым. Но как, думал он, держать себя в руках, когда каждым нервом он ощущает страстное, растущее влечение к молодой жене? Он застонал, допуская, что некоторое время воздержания сделает их обоих лучше, и покорился тому, что лишается главного удовольствия от жизни с ней под одной крышей.

Шли дни, они были для Доминика смесью радости и боли: робкие попытки Мелиссы нарушить установившуюся между ними напряженность… Вначале это было нетрудно, ведь он так злился на нее из-за ее угрозы взять Латимера в любовники, но дни сменялись днями, и Доминик понял, что ему все труднее и труднее держаться на расстоянии от жены.

Пока он играл взятую на себя роль вежливого хозяина, супруги провели много часов, изучая владения, обсуждая планы перестройки имения, Доминик не мог не отметить про себя, что Мелисса стала совершенно очаровательна. Особенно хороша она была, когда застенчиво покраснела при его упоминании о детской, которую надо будет пристроить к дому.

Долгие летние вечера были им в тягость, если они не говорили о лошадях Доминика, о разведении потомства Фолли. Эта тема была спасительной для них обоих, ибо и она, и он были помешаны на лошадях. К своему приятному удивлению, Доминик обнаружил, что Мелисса действительно очень много знает о лошадях. Видя, как зачарованно жена слушает его рассказ о дерби в Эпсоме в Англии, он поклялся себе, что, когда эта проклятая война кончится, при первой же возможности он повезет ее туда на скачки.

Но если Мелисса была страстно увлечена лошадьми, то, к удивлению Доминика, она совершенно равнодушно относилась к нарядам и женским безделушкам. Она благодарила его за ценные подарки, но он видел, с какой пренебрежительной легкостью жена обращалась со своими платьями, и ему стало ясно — она была совершенно счастлива и в том безвкусном наряде, в котором он впервые встретил ее. Она отнюдь не вела себя как корыстная маленькая ведьма, которую он в ней подозревал.

Доминик весьма сомневался, что его молодая жена со страстью сосредоточится на ведении хозяйства, и похвалил себя за удачный выбор экономки и всего штата слуг. Он был уверен, что останься он на попечении Мелиссы, то частенько бы обедал черствым хлебом и сыром в столовой, украшенной паутиной и пылью!

В теплое нежное утро экономка миссис Микс собралась уйти, сделав все дела по дому. Из гостиной раздавались нетерпеливые шаги Мелиссы — ей так хотелось немедленно заняться кобылой, которую Доминик только что подарил ей. Она солнечно улыбнулась миссис Микс и сердечно сказала:

— Миссис Микс, я доверяю вашим умелым рукам. Составьте меню сами. И все другое. Я уверена, мистер Слэйд и я будем более чем удовлетворены, доверившись вашим заботам.

Положив свою руку на руку Доминика, она посмотрела на него:

— Пойдем? Лошади ждут нас.

Блеснув серыми глазами, Доминик сказал:

— Ну и жена у меня! Ты довольна, что можешь не заниматься хозяйством, что все делает миссис Микс?

Мелисса почувствовала угрызения совести. С сомнением она спросила:

— Ты думаешь, мне надо остаться? Наверное, это не правильно все взваливать на миссис Микс? Доминик улыбнулся:

— Моя дорогая, я плачу ей предельно высокое жалованье.

Выражение вины на лице Мелиссы стало еще заметнее.

— О, Доминик! — воскликнула она. — Я об этом не подумала! Я транжирка, да? Тебе хочется, чтобы я взяла на себя побольше обязанностей и мы отказались от ее услуг?

Улыбчиво посмотрев на жену, Доминик мягко сказал:

— Если бы ты занималась домом, я лишился бы твоей очаровательной компании.

Покраснев, Мелисса кивнула, а ее сердце взволнованно забилось. Конечно, ему, покорителю женских сердец, трудно верить, но пока она еще безраздельно владеет его вниманием. Однако что ей делать, если он заскучает и начнет стрелять глазами, отыскивая другую женщину, чтобы подчинить ее своему гипнотическому обаянию?

Доминик уставился на Мелиссу, снова и снова пытаясь разгадать, почему она появилась в гостинице той ночью. Неужели только с целью заполучить богатого мужа? Наверняка так. Возможно, она играет с ним, пытаясь обезоружить, и, скрепя сердце, Доминик признал, что это у нее успешно получается. Однако он почти готов был поверить: было еще нечто, какие-то другие причины, ему неизвестные, из-за которых она попала в такую чертовски глупую ситуацию. Почти.

Если бы они могли оставаться в уединении, в собственном маленьком мирке, все бы наверняка прояснилось, и очень скоро. Но судьба в облике слуги Моргана постучала в их дверь.

Передав Доминику записку, человек терпеливо ждал ответа.

Морган писал, что завтра Джейсон отправляется в Терр-ду-Кур, но перед этим очень хотел бы поговорить с Домиником. Морган просил его и Мелиссу прибыть на обед в Дубовую Лощину сегодня вечером.

Доминик задумчиво уставился на неровные строки, удивляясь, зачем он понадобился Джейсону. Кроме желания Джейсона и Катарины попрощаться с ним, он не мог придумать другой причины. Пожав широкими плечами, он повернулся к Мелиссе и сказал:

— Мой брат хочет, чтобы мы сегодня пообедали с ним в доме твоего дяди. Ты не против принять это предложение?

Итак, пришел конец их уединению, хотя Мелисса не была уверена, что уже готова к этому, дни, проведенные с Домиником вдвоем, наполняли ее сердце счастьем. Но, с другой стороны, не могли же они удалиться от мира, отгородиться от него навсегда, и, улыбнувшись, она ответила:

— Нет, конечно, нет. Я снова с радостью увижусь с твоим братом и его женой.

Доминик почти обрадовался концу уединения: быть рядом с женщиной, которую страстно жаждешь, и не сметь обладать ею становилось невыносимо; желание любить ее готово было выйти из-под контроля. И что еще хорошо — он посмотрит на молодую жену в другом окружении. Возможно, когда она попадет в общество, станет наконец ясно — вышла ли она замуж за него по расчету или представляла собой абсолютно невинное существо, которое рисовало ему воображение.

Только время могло дать ответ на его вопрос. Доминик нашел чернила и бумагу и написал Моргану о своем согласии. Наблюдая, как удаляется слуга, он нахмурился: вряд ли просьба Джейсона увидеться с ним была простым актом вежливости. Морган и Джейсон могут впутать его в какие-нибудь политические интриги, и по дороге в Дубовую Лощину Доминик все больше склонялся к выводу, что ему следует быть настороже.

Обед прошел очень приятно, компания подобралась хорошая: Джош, прекрасный хозяин, Салли, безмятежная и добрая, неугомонный Ройс, Морган с нежной Леони, милые Джейсон и Катарина, Захарий, желанный и неожиданный гость.

И только когда четыре джентльмена расселись в библиотеке: Ройс, Доминик, Джейсон и Морган, — с удовольствием потягивая прекрасное бренди Джоша, Ройс заметил:

— Что ты сказал моему отцу и Захарию, что они так охотно оставили нас одних?

Джейсон улыбнулся, на его смуглом лице появилась хитреца:

— Что мне нужно обсудить с вами вопрос государственной важности. Доминик поморщился:

— И это действительно нечто такое, что я и Ройс должны знать? Не могли бы мы остаться в блаженном неведении?

— Ну, я могу сказать очень мало. Но надеюсь, что вы оба сможете гораздо больше.

На лицах двух молодых мужчин появилась настороженность, но зеленые глаза Джейсона улыбались:

— Расслабьтесь, ничего личного. Я просто хочу узнать побольше об англичанине Джулиусе Латимере. Насколько мне известно, вы оба довольно хорошо его знаете?

— Как сказать, — начал Доминик сухо, осторожно опуская свою ополовиненную рюмку на полированный стол красного дерева. — Едва ли мы можем быть тебе полезны.

Подавшись вперед из удобного кожаного кресла, Джейсон напряженно спросил:

— Что он за человек?

Без колебаний Доминик сказал:

— Негодяй, лжец и болтун.

— Бессовестный и опасный, ему нельзя доверять, — добавил Ройс.

Густые брови Джейсона поднялись:

— Такой подлец?

Две головы разом кивнули. А Доминик продолжил:

— Его репутация в Англии не из лучших. Единственное, что у него есть, — семейные связи. Но я уверен, что и семья облегченно вздохнула, когда он отплыл к берегам Америки.

Морган, молчавший до сих пор, спокойно спросил:

— Ваше мнение о нем основано на слухах? Ройс и Доминик обменялись взглядами.

— Нет, — сказал Ройс. — Латимер и твой брат сталкивались лицом к лицу на дуэли, я был секундантом Дома. Я не думаю, что тебе надо знать о причинах поединка, но одна из них — то, что Латимер пытался очернить Доминика, распространяя о нем порочащие слухи. Он рисовал его распутником, искателем приключений, болтал всякую чепуху, заведомую ложь. Доминик ранил его, Латимера унесли с поля боя, и он поклялся отомстить. Эту историю можно было бы забыть, если бы через два дня в одном из фешенебельных районов Лондона, совсем не в таком месте, где можно опасаться мошенников или воров, на Доминика напали бандиты, которые хотели его убить.

Голубые глаза Моргана сузились:

— Но есть ли доказательства, что к делу причастен Латимер?

Доминик устало сказал:

— Нет, но этого вполне можно было от него ожидать. Потом случился еще один инцидент, связанный с ним. К счастью для меня, Ройс и несколько друзей подоспели вовремя и спасли мой череп. Мы поймали одного из нападавших. Он был ловкий малый и не открыл имени человека, нанявшего его, но сказал, что убить меня его нанял «шикарный щеголь». У меня не так много врагов, и мы пришли к заключению, что скорее всего «шикарным щеголем» был Латимер.

— Но ты не расспросил того бандита как следует? — быстро спросил Джейсон. Доминик пожал плечами:

— Его отпустили под залог. Мы хотели убедить его назвать имя того человека, но, пока ждали суда, малый попал в драку и его забили до смерти.

— Понятно, — тихо пробормотал Джейсон, потирая подбородок. — Наш обаятельный англичанин не производит впечатления любителя затруднительных ситуаций. — Он взглянул на Доминика и Ройса. — Латимер очень богат? Он прекрасно одевается, и мне хотелось бы узнать, как ему удается оставаться столь элегантным вдали от дома.

Ройс задумчиво сказал:

— В Англии ни Джулиус, ни его сестра не были слишком удачливыми. Общее мнение было таково, что они стремятся сделать выгодную партию.

Погрузившись в размышления, Ройс не смотрел на Доминика, когда тот продолжил:

— Его сестра, леди Дебора, наконец вышла замуж за богатого старика, но это не принесло ей счастья. Когда тот умер, она узнала, что не вправе распоряжаться его имением, и все, на что она может рассчитывать, — небольшая сумма денег. Что касается Джулиуса, то я не думаю, что он хочет найти свое счастье в супружеской постели. В Лондоне его внимание привлекали игорные залы. Он прекрасный игрок, хотя многие считают, — и я среди них, — что он отменный плут. Я знаю, что говорю. Я наблюдал за ним однажды ночью, когда он одурачил деревенского парня на весьма приличную сумму. Может или нет Латимер получить наследство своего дяди Уитербоу, неизвестно, но сплетни утверждают, что да.

Доминик и Ройс рассказали о долге, унаследованном Мелиссой и Захарием после смерти отца. Когда они умолкли, Джейсон кивнул своей темноволосой головой, точно они подтвердили его собственные мысли:

— Выходит, этот Латимер нашел несколько способов жить припеваючи без денег. Доминик сухо сказал:

— Ну, есть перемены. Он собрал все долговые расписки Хью.

— И ему незачем тратить здесь деньги, — добавил медленно Ройс. — Они с сестрой остановились у полковника Грейсона, ниже по реке.

— Ах, да! Полковник Грейсон, — пробормотал Джейсон задумчиво, — который был офицером Королевской армии и чьи откровенные симпатии к тори явились причиной его переезда из Вирджинии в начале войны за независимость. Интересная ситуация, не правда ли?

Доминик и Ройс были поражены. Вывод Джейсона их просто ошарашил.

— Ты намекаешь, что он шпион? — спросил недоверчиво Доминик. — У него плохо с инструментом для этого. — Он постучал себя пальцами по лбу.

— Не подумайте, мои дорогие друзья, — произнес наставительным тоном Джейсон, — ложь, подлость, отсутствие понятия о чети, — разве не эти качества необходимы для шпиона? Ему простят все прежние прегрешения в Англии за сроком давности. С тех пор как он здесь появился, похоже, Латимер не стеснен в средствах. Он ездит по стране, куда ему вздумается, один.

Доминик колко заметил:

— У тебя больше сведений о нем, чем у нас.

Джейсон усмехнулся:

— Похоже, что так оно и есть, а сейчас я просто поражу тебя своим могуществом. — В его серых глазах заискрился смех.

Улыбка сошла с лица Доминика, и он серьезно сказал:

— Расскажи нам, что ты знаешь.

— Очень мало, но это сведения из письма, которое я получил от нашего бывшего президента Томаса Джефферсона. Оно усилило мои подозрения насчет мистера Латимера. Кажется, у Джефферсона есть сведения из других источников о визитах Латимера ко многим бывшим тори, которых со времени начала войны много в стране. Эти встречи происходят здесь, в Луизиане, где поселилось немало бывших британских офицеров. Мистер Джефферсон, как ты знаешь, питает особую нежность к Луизиане. При его администрации были приобретены эти бескрайние земли, и он бы не хотел, чтобы хоть малая их часть попала в руки британцев.

Наступило напряженное молчание. Джейсон глотнул бренди, затем спокойно сказал:

— Если мятеж возникнет здесь, на севере, и совпадет с атакой британцев на Нью-Орлеан,

мы все окажемся под английским правлением, прежде чем сообразим, что случилось. Защита Нью-Орлеана будет трудной, но мы должны бояться и нападения с тыла…

Вывод был ясен, и Доминик с угрозой заявил:

— Я могу убить его. Наши отношения известны. — Он посмотрел на Ройса. — Ты советовал мне вежливо раскланиваться с ним. Но для меня не составит труда найти повод и вызвать его на дуэль.

— Нет, — твердо сказал Джейсон, — нам не нужна его смерть. Мы хотим выяснить, насколько серьезны его действия и кто может клюнуть на его предательские разговоры. Нужно, чтобы ты и Ройс не спускали с него глаз и выяснили, на что он способен.

Лицо Доминика вытянулось.

— От Ройса тебе будет больше пользы. Латимер отнесется с подозрением к моему внезапно возникшему дружескому расположению.

— Но ты в дружеских отношениях с его сестрой, разве нет? — спросил лукаво Морган.

Только возраст помешал Доминику покраснеть; он чувствовал себя, как юноша, пойманный с поличным, и готов был провалиться сквозь землю. Темно-красные пятна все же загорелись на его скулах, и Доминик пробормотал:

— Это было давно. Сейчас мы просто знакомы.

— Ага, кажется, я понимаю, — сказал Морган, блестя глазами. — На твоей свадьбе я провел время с этой молодой леди, которая совершенно ясно дала понять, что считает тебя «дорогим другом» и была бы более чем в восторге продолжить знакомство кое с кем, к кому питает теплые чувства.

Доминик не хотел обсуждать свои личные дела с Джейсоном и Морганом. Его подбородок задиристо вскинулся, и он потребовал:

— Ну, и?.. Это что преступление — знакомство с привлекательной женщиной?

— Конечно, нет, — сказал Джейсон, — но поскольку ты не можешь претендовать на дружбу с Латимером, я хотел бы, чтобы Ройс попытался втереться в круг англичан, а ты занялся его сестрой. Она хоть и не знает всего, что думает и делает ее брат, но я совершенно уверен, что может быть нам полезна.

На красивом лице Доминика выразилось отвращение, и он спросил:

— Ты предлагаешь, чтобы я пошел на адьюльтер? Вступил с ней в связь?

— Нет, но если бы ты остался с ней в хороших отношениях и держал уши и глаза открытыми, было бы полезно. Я понимаю, что прошу тебя об очень большой услуге, особенно потому, что ты только что женился, и я вовсе не хотел бы подвергать опасности твой брак. Но если бы ты мог увлечь леди Дебору, поддержав с ней знакомство, было бы полезно. Это продолжится не больше нескольких недель, ну, может, месяцы другой.

t — Лицо Доминика не выдавало чувств, бушевавших в его душе, и он сохранял молчание. Джейсон добавил:

— Что бы ты предпочел — участвовать в неприятной, но короткой игре или увидеть Луизиану потерянной для республики?

На этот вопрос Джейсон получил единственно возможный ответ:

— Ладно. Я это сделаю, и надеюсь, что Бог поможет мне не потерять жену.

Глава 19

Мелисса заметила невеселое настроение мужа, но мудро не показала этого. Она сгорала от любопытства — так ей хотелось узнать, о чем шел разговор в библиотеке, однако ее робкие попытки выяснить, о чем шла речь, были встречены таким гневным взглядом, что вопросы застряли у нее в горле.

Она наслаждалась вечером в Дубовой Лощине. Новобрачная боялась первого появления на людях из-за сложных отношений с мужем, но все ее страхи улетучились, как только Джош заключил ее в свои объятия и загудел, какое для него удовольствие видеть ее. Приветствие Джоша задало вечеру тон, и Мелисса непринужденно вовлеклась в беседу. Кроме Джейсона и Катарины Сэвэдж, все остальные были членами семьи. Получился спокойный милый вечер.

Вспоминая, как ей приятно было говорить с Леони и Катариной, Мелисса слегка опечалилась, что через несколько дней ее новые подруги уезжают — для Катарины и Джейсона это был прощальный вечер, они приглашали посетить их в Терр-ду-Кур в любое время, а Леони и Морган возвращались в Шато Сент-Андре на юге штата.

На следующее утро, когда они с Домиником наслаждались ароматным кофе. Мелисса почти с тоской спросила:

— Может быть, нам действительно поехать в Терр-ду-Кур и Шато Сент-Андре?

Мысли Доминика вернулись к неприятной беседе с Джейсоном и Морганом, и он раздраженно ответил:

— Очень нескоро я увижу своего хитрого братца и его дружка! Вот единственное, что могу сказать! В ответ на удивленный взгляд Мелиссы он добавил:

— Шучу, дорогая! Если ты хочешь, мы можем прекрасно провести наше первое Рождество в Шато Сент-Андре, и я уверен, ты получишь удовольствие от магазинов Нью-Орлеана, подберешь новую мебель и всякую всячину для нашего дома в Тысяче Дубов.

Впервые за несколько дней Доминик упомянул Тысячу Дубов. Уставившись в свою фарфоровую чашку. Мелисса робко спросила:

— А когда мы поедем в Тысячу Дубов? — и застенчиво добавила:

— Я очень хочу увидеть свой новый дом.

Затем, боясь, что он может не так ее понять, она быстро сказала:

— Но только это не потому, что мне здесь плохо!

Поерзав на стуле, она с неподдельным удовольствием оглядела веранду.

— Такое прелестное местечко! И я уверена, что буду по нему ужасно скучать.

Доминику тоже показалось, что самое лучшее сейчас — поехать в Тысячу Дубов, и он с горячностью сказал:

— Отличная идея! Мы, поедем очень скоро! Конечно, тебе не терпится увидеть новый дом!

Он с удовольствием подумал, что несколько миль лягут между ним и Деборой Боуден, которая может осложнить его и без того хрупкий брак. Доминик весело сказал:

— Дом еще не готов к нашему приезду, но ты составишь список самого необходимого, и мы поедем в Натчез, посмотрим, что там есть. Ты можешь купить все, что захочешь.

Мелиссе следовало бы остудить свою горячность, но она понятия не имела о скрытых мотивах такой готовности мужа на переезд в Тысячу Дубов, и ее глаза засветились озорством:

— Тебе лучше не разбрасываться обещаниями. Я могу стать очень алчной женой. — Сказав это, Мелисса вдруг заметила, как невеселая улыбка пробежала по лицу мужа. Нет, она снова ведет себя неразумно. Легкость в ее тоне исчезла, и она спокойно добавила:

— Не бойся, я не буду расточительна. — Она поджала губы. — Пример моего отца научил меня быть бережливой и осторожной с деньгами.

Предмет разговора был исчерпан, но ее слова озадачили Доминика. Он вышел из дома с хмурым лицом. То ему казалось, что Мелисса и впрямь беззастенчивая хищница, а то… Слабое подобие улыбки появилось в уголках его губ… А то она полностью обезоруживала его, заставляя поверить, что циничная мысль выйти за него замуж из-за денег никогда не приходила ей в голову. Какова же Мелисса на самом деле?

Доминик вернулся к более приятным мыслям, связанным с предстоящим переездом в Тысячу Дубов. Они с Мелиссой займутся устройством дома вместе. И это будет далеко от Деборы Боуден. К несчастью, Доминик быстро понял, что в ближайшее время им с Мелиссой не придется ехать в Тысячу Дубов. Поступив так, он нарушил бы свое обещание. Да, необходимость иметь дело с леди Боуден была отвратительна, но он должен узнать о деятельности ее брата, деятельности, которая может навлечь бедствие на его страну. Это задание он должен выполнить. Как он будет себя чувствовать, с тяжелым сердцем спросил себя Доминик, если опасения Джейсона о том, что Латимер — подстрекатель мятежа в северных пределах Луизианы, окажутся правдой, а он будет безмятежно проводить время в Тысяче Дубов? Ну уж нет, никогда в своей жизни он не прятался от борьбы, не может спрятаться и теперь! И неважно, что станет с его браком!

Возможно, это даже хорошо, что они еще поживут близ Батон-Ружа: он разрешит свои сомнения насчет Мелиссы и узнает об истинных причинах ее брака с ним. Если в основе его лежал расчет, то Тысяча Дубов не будет осквернена присутствием этой женщины, памятью о ней…

Не зная, как объяснить Мелиссе внезапную перемену решения, Доминик вздохнул и медленно повернул свою лошадь назад, чувствуя, что ведет себя не лучше своей капризной молодой жены.

Оставив лошадь конюху, Доминик не спеша пошел к дому, придумывая на ходу объяснения своему странному поведению. Но ни одно из них не годилось. И когда его взгляд остановился на гнедом мерине Захария и большом жеребце Ройса, привязанных к железному крюку возле угла дома, его сердце оборвалось. «Господи, — взмолился он, — если бы Мелисса еще не успела рассказать брату и Ройсу о сборах в Тысячу Дубов!» В тени раскидистого дерева перед домом стояла повозка с цветастым верхом и изящная черная кобыла, впряженная в нее. Похоже, что в его отсутствие, весьма краткое, прибыла целая компания!

Доминик вошел в дом, стараясь скрыть раздражение. В сердце кольнуло — кроме членов семьи и родственников, был только один человек, у которого хватило бы бесцеремонности приехать без приглашения. И он не удивился, войдя в главный салон и увидев Дебору Боуден на гобеленовой софе, жеманно попивающую чай; Захарий сидел в кресле, обитом дамасским шелком, которое, казалось, готово было развалиться под его тяжестью; Ройс стоял возле камина, опираясь рукой на полку.

Мелисса с подчеркнуто вежливым и настороженным выражением лица сидела напротив Деборы и при появлении Доминика посмотрела на него со смесью облегчения и чего-то еще, не сулившего ему ничего хорошего. Его жена — и это было ясно — не испытывает удовольствия от компании, в которой неожиданно оказалась. И если он прочел ее взгляд верно, сейчас он сам попадет в очень нелегкое положение.

Тепло улыбаясь всем сразу, Доминик весело сказал:

— Так приятно вас видеть! — Посмотрев на Ройса, он добавил:

— Я как раз ехал к тебе, но у меня порвалось стремя, и я вернулся. Мы, должно быть, разминулись.

Иронический блеск появился в глазах Ройса, и он сказал:

— Как нам повезло, что ты вернулся. Мелисса только что угостила нас новостями.

Захарий, очень красивый, в прекрасно сшитом жакете бутылочно-зеленого цвета, широко улыбаясь сказал:

— Да, моя сестренка пригласила меня с вами. Надеюсь, ты не возражаешь?

Доминик слабо улыбнулся. Он пытался найти выход из трудного положения, но Дебора, поставив чашку чая, поднялась и по-девичьи легко порхнула ему навстречу:

— О, Доминик! Мне так хочется, чтобы ты передумал! Скажи, что останешься здесь! — Бросив взгляд на Мелиссу, она продолжала:

— Я едва знаю твою молодую жену, и, если вы улизнете, у нас не будет времени подружиться!

Отвернувшись от Доминика, в голубых волнах своего шелкового наряда, она поплыла к Мелиссе. Коснувшись легонько ее плеча, Дебора проворковала:

— Она такое милое создание. Я думаю, что несправедливо с твоей стороны увозить ее в такую глушь. Ей лучше остаться здесь. Я просто уверена в этом!

Лицо Доминика словно окаменело. Ройс осторожно начал:

— Я думаю, леди Дебора права. Ты должен остаться здесь. — Бросив на Доминика многозначительный взгляд, он добавил:

— От тебя требуется нечто такое, чего ты не сможешь сделать в Тысяче Дубов.

— Видишь! — весело защебетала Дебора. — ДажеРойс думает так же, как я! — С умоляющей улыбкой она подошла почти вплотную к Доминику. — О, ну скажи! Скажи, что ты остаешься!

Кляня Джейсона на чем свет стоит, а заодно и Ройса с Деборой, Доминик отвел взгляд от Мелиссы, пытаясь изобразить веселость:

— Ну, так уж и быть! Мы побудем здесь еще немного. — Взглянув на жену, он мягко спросил:

— Ты, дорогая, не возражаешь?

Вежливая улыбка застыла на губах Мелиссы, и она, скрепя сердце, любезно ответила:

— Ну, конечно, мой милый! Все будет так, как ты хочешь.

Только Доминик заметил возмущение и боль в ее золотисто-карих глазах. Но сложившаяся ситуация находилась вне его контроля.

— Это чудесно! — заявила Дебора. — Мы будем устраивать пикники, покатаемся по реке, и будет много-много веселого и приятного!

— И что же ты делала в это утро? Тоже каталась по реке? — спросил Доминик, наливая чай и жалея, что нет ничего покрепче — виски например.

Дебора заколебалась:

— Ну, не то, чтобы… Я хотела утром показаться, но вспомнила, что на днях оставила свои перчатки в Уиллоуглене. Когда Захарий узнал, что я одна, то захотел сопровождать меня. По дороге мы встретили Ройса, и узнав, что он направляется сюда, решили присоединиться к нему.

— Ну, а я очень огорчен, что Мелисса и Доминик не поедут в Тысячу Дубов. Мне так хочется увидеть это место, — сказал Захарий, уловив беспокойство в глазах сестры.

— О, Захарий! — закричала Дебора, надув прелестные губки. — Как ты можешь думать об съезде и о том, чтобы оставить меня здесь?!

Захарий застенчиво улыбнулся и что-то проговорил, беседа перешла на другое.

Чуть позже, прощаясь со своими гостями, Мелисса решила, что она достойна награды за вежливое поведение. Если бы ей пришлось слушать болтовню Деборы еще какое-то время… Если бы ей пришлось и дальше наблюдать, как брат не сводит глаз с нее… И если бы она должна была сидеть еще хоть минуту и улыбаться, глядя на то, как эта шлюха вьется вокруг ее мужа… На душе Мелиссы было невыносимо тяжело.

Если у нее были сомнения насчет преднамеренности встречи Доминика с леди Боуден, если она надеялась, что между ними ничего нет, то теперь все для нее стало на свои места: ведь Доминик дал себя уговорить остаться близ Батон-Ружа и, следовательно, Деборы Боуден. «Ну конечно, он не хотел уезжать, оставлять свою пассию», — думала со злостью Мелисса. Неопределенность, которую она хотела рассеять, только сгустилась. Мелисса сердито развернулась, в ее топазовых глазах горел огонь битвы.

Ей стало абсолютно ясно: Доминик не любит ее, его заставили на ней жениться; но она не собирается отдать его без боя — и уж, конечно, не Деборе Боуден! «В конце концов, — подумала Мелисса со смирением, — она покажет ему, что такое примерная жена!» Она постарается быть образцовой женой, поправилась Мелисса, сознавая, как это будет нелегко.

Она впервые призналась себе, что сделала много ошибок за краткое время замужества. Но ситуация для нее была не из легких: ведь она вышла замуж за человека, который не хотел жениться на ней, и влюбилась в него, а потом на ее дороге встала другая женщина… Это так больно…

Если бы он ее любил, если бы их брак был нормальным, если бы она знала, что он любит ее, Мелисса бы совершенно иначе отнеслась к попыткам Деборы разрушить ее счастье, гораздо более спокойно, не так, как сейчас… Она тяжело вздохнула. Хуже всего. Мелисса не знала, кому отдаст предпочтение Доминик в этой ситуации. Будет ли он рад, если Деборе придется оставить поле боя?

Проводив гостей, Доминик взглянул на жену и успокоился, увидев, что напряженность оставила ее, как только незванная компания отбыла восвояси.

— Ну что, приятный визит, правда? Довольно мило со стороны леди Боуден навестить нас. Мелисса холодно ответила:

— Да, конечно. Я уверена, что отныне мы будем часто видеть дорогую леди Боуден. Как замечательно, что она меня полюбила, правда?

Доминик подавил улыбку, хотя он уже всем сердцем разделял неприязнь жены к этой даме. Он повернул ее к себе лицом, пальцами приподнял подбородок и спросил:

— Ты очень огорчена, что мы сейчас не поедем в Тысячу Дубов?

Твердо решив не выдавать своей тревоги, Мелисса выдержала его пристальный взгляд и решительно сказала:

— О, конечно, нет. В конце концов, это неважно. — И, продолжая изображать полное равнодушие, добавила:

— Пожалуй, лучше жить здесь — было бы трудно расстаться со старыми друзьями! — Она мельком взглянула на Доминика. — Я уверена, что некоторые джентльмены будут счастливы, что мы остаемся.

Доминик с трудом подавил улыбку. Чертовка! Она пытается заставить его ревновать! Он с трудом преодолел желание обнять ее и поцеловать.

Но радость Доминика сразу потухла, стоило ему вспомнить, что следующие дни будут для него очень трудными. Как ему завоевать сердце Мелиссы он уже знал, но сможет ли он сделать это, ведя борьбу на два фронта? Он нахмурился. «Джейсон и Морган еще ответят ему за это», — решил он холодно.

Увидев, что Доминик нахмурился, Мелисса почувствовала, как сердце ее подпрыгнуло. Ага! Упоминание о других мужчинах не слишком-то ему приятно. Хорошо! Продолжая свою роль, она весело сказала:

— Поскольку мы не едем в Тысячу Дубов, я подумала, не устроить ли нам вечеринку? — Она сделала паузу, испытующе взглянула на мужа и добавила:

— Конечно, мы пригласим леди Боуден и… ее брата.

Лицо Доминика не дрогнуло. Он сухо ответил:

— Всех, кого тебе захочется, дорогая. Обсуди это с миссис Микс, она сделает все в лучшем виде. Тебе останется только составить список гостей.

Мелисса была разочарована его спокойным ровным тоном: упоминание о Латимере не вызвало в нем ожидаемого раздражения.

— Очень хорошо. Я все обсужу с миссис Микс. Как насчет следующего четверга? Обед на пятнадцать-двадцать гостей?

Доминик кивнул:

— Как скажешь, дорогая.

Мелисса с удовольствием бы топнула ногой от досады, но сдержала себя и вылетела из комнаты в поисках миссис Микс. Отвратительный тип! Она еще покажет, что тоже может вести себя так же невозмутимо и развязно, как ее дорогой супруг. Мелисса будет улыбаться всем мужчинам без разбора и заставит себя подружиться с леди Боуден!

С помощью миссис Микс вечер был распланирован до деталей, приглашения написаны и доверены одному из слуг Доминика. К удовольствию Мелиссы, все сразу изъявили готовность приехать и, счастливо улыбаясь, она следила за приготовлениями к своему первому приему в качестве хозяйки дома.

Погода стояла превосходная, столовая показалось маловата, и обед решили дать на открытом воздухе. Чтобы гостей не беспокоили бесчисленные рои москитов, слуги натянули над столами, огромную прозрачную сетку — получилась необычная, экзотическая гостиная. Длинный, покрытый белой льняной скатертью стол, помещался в центре, стулья были привезены из Уиллоуглена и Дубовой Лощины, и эффект превзошел все ожидания. На стол поставили серебряные сосуды с ароматными гардениями, ножки ваз увили гирляндами зеленых листьев. Хрустальные подсвечники с высокими кремовыми свечами сверкали между серебряных ваз и на нескольких маленьких столиках. На магнолиях и дубах развесили фонари, все было, как в сказке, и гости пришли в полный восторг.

В основе это была семейная вечеринка: Захарий, чета Манчестеров, Ройс, Даниэль Манчестер, младший брат Ройса, Морган и Леони Слэйд… Кроме леди Боуден и Джулиуса Латимера, все остальные гости были старыми друзьями и соседями.

Мелисса сияла. Доминик, несмотря на все усилия, не мог оторвать от нее глаз: от ее оживленного лица, ее каштановых волос, от кремово-белого мерцания ее шеи и груди, вздымавшейся над низким вырезом платья из золотистого шелка. Сегодня Анна сделала Мелиссе высокую прическу, а каскад локонов спускался на обнаженные плечи. Доминика совершенно заворожил один маленький локон, разместившийся там, где плечо соединялось с шеей, и весь вечер ему представлялось, как его губы прижимаются к этому месту на теле жены.

После обеда, оставив Захария, занимавшего ее внимание, Дебора поднялась и подошла к Доминику, окруженная облаком голубого атласа. Ее большие синие глаза были полны обещания:

— О, Доминик! Пойдем со мной! Свет фонарей приглашает нас… Скажи мне, что ты пойдешь!

— Отличная мысль! — спокойно отозвался сидевший рядом Ройс и схватил Мелиссу за руку. — Пойдем, дорогая. Пока Доминик сопровождает гостью, доставь мне удовольствие побыть в твоем обществе.

Доминик посмотрел на Ройса не слишком любезно, но тот ангельски улыбнулся в ответ.

Мелисса не могла не позволить Деборе, по-хозяйски продевшей ручку под руку Доминика, увести мужа. Ее сердце тяжелым камнем давило грудь, Мелисса шла сквозь теплую, пахнущую магнолией ночь, улыбаясь гостям, которые не задевали ее сознания. Ее мысли были всецело направлены на то, как проучить леди Боуден, столь неосмотрительно взявшуюся распоряжаться чужим мужем.

Ройс дал ей несколько минут, чтобы она успокоилась, затем мягко сказал:

— Лисса, не принимай это так близко к сердцу. Любой дурак видит, что Доминик предпочитает тебя, а не эту болтливую простушку! Доверяй больше себе и… ему.

Мелисса не могла больше сдерживать ярость. Метнув на кузена враждебный взгляд, она заявила:

— Я должна была догадаться, что ты будешь нашего стороне! Ты станешь уверять меня, что они не любовники?

Ее прекрасные глаза яростно блеснули, и Ройс, чтобы избежать внимания гостей, увлек ее в тень.

— Не будь дурой! Я знаю, как все это выглядит, но поверь, интерес Доминика к Деборе основан совсем не на том, о чем ты думаешь.

Мелисса горько улыбнулась и выскользнула из его рук.

— Ну, конечно! Я ни секунды в этом не сомневалась, — сказала она с иронией в голосе. — Извини, но я должна идти к гостям!

Ройс беспомощно наблюдал, как Мелисса уходит, и понял, почему Доминик так отрицательно отнесся к идее Джейсона; учитывая горячий характер кузины, он подумал, что оснований завидовать другу у него нет. Чертыхнувшись, он поспешил за Мелиссой, надеясь удержать ее от резкой выходки, которой вполне можно было ожидать в сложившейся ситуации.

Приближаясь к группе, среди которой была Мелисса, Ройс ощутил сильное волнение в груди. Боже праведный!

Рука его сестры лежала на руке Латимера, в то время как рука Деборы покоилась на руке Доминика. Мелисса мило улыбалась, нежно и обещающе глядя Латимеру в лицо. Ройса едва не вытошнило: он видел, с какой похотливостью тот принимал ее внимание. Ройс застонал. Если так будет продолжаться — все полетит к чертям!

Вокруг Мелиссы и Латимера стояли Морган, Леони, Захарий, дочь соседа Анна Баллард, Даниэль Манчестер. Беседа шла о свадьбе Даниэля, назначенной на начало ноября. Ройс подошел к ним. Даниэль состроил ему гримасу и проговорил:

— Ну, старина, Доминик пойман, я через несколько месяцев тоже. А сколько ты еще будешь избегать мышеловки?

Даниэля очень любили все Манчестеры как самого младшего в семье, точную копию Джоша. Его глаза были очень голубые, густые каштановые волосы подстрижены «а ля Брут», у него были простые и приятные манеры, а подвижное лицо — всегда готово к улыбке. С рождения, все двадцать три года, он был всеобщим любимцем, однако его не испортило внимание, которое щедро уделяли ему любящие родители. По выражению лица Даниэля было совершенно очевидно, что он прямо-таки боготворил старшего брата. И в ответ на мрачный взгляд Ройса Даниэль громко засмеялся.

— И ты туда же! — парировал Ройс. — А я бы тебе посоветовал двадцать раз подумать, прежде чем засовывать голову в мышеловку.

Даниэль покачал головой:

— В отличие от тебя, я страстно хочу иметь свою семью и завести кучу детей. Ты же можешь оставаться замшелым старым холостяком, если тебе угодно!

Ройс захохотал: слишком мало он напоминал потенциального «замшелого старого холостяка». Все развеселились, но через несколько минут, к тревоге Ройса, Латимер и Мелисса исчезли.

Мелисса на минуту засомневалась, когда Латимер ловко увлек ее в темноту, куда едва проникал мерцающий свет фонарей. Но в конце концов, если ее муж уединился с Деборой где-то в темном закоулке, почему бы ей не вести себя так же? Чувство мести подтолкнуло ее к Латимеру, хотя каждой частицей души она хотела быть рядом с Домиником. Но не с тем Домиником, который ее не любит. Раздражение руководило ею сейчас, но разум взял верх, и, как только тьма обступила ее и Латимера, опустив руки, она отстранилась от него. Точно пугливая лань. Мелисса готова была устремиться прочь при первом признаке опасности. Латимер заметил ее состояние и сухо сказал:

— Я не собираюсь на вас кидаться. Мелисса вспыхнула.

— Я знаю! — резко ответила она. — Но, как вы понимаете, у меня слишком мало причин доверять вам.

Латимер молчал, что-то обдумывая, потом мягко сказал:

— Я прошу вас простить меня за дурное поведение. Что мне следует сделать, чтобы мы снова стали друзьями?

«Забирай свою сестру и уезжай! — нестерпимо захотелось крикнуть Мелиссе. — Убирайтесь подальше, чтобы никогда больше я не слышала ваших имен!» Но она сдержала порыв и, вздохнув, тихо сказала:

— Я не знаю. Я считала вас своим другом, но вы…

— Моя дорогая! Я просто сошел с ума! Я был опрометчив, слеп от страсти к вам! Я мог бы стать вашим мужем вместо…

— Доминика, — закончила Мелисса глухим от душевного страдания голосом.

Ободренный тем, что его слушают, Латимер осторожно проговорил:

— Я пытался предостеречь вас, мое дитя. Но вы не послушали меня.

Мелисса, борясь со слезами, резко отвернулась. Латимер, несомненно, добр к ней! Какое же это облегчение, когда рядом есть кто-то, понявший истинную натуру Доминика! Но осторожность и инстинкт удержали ее от выражения чувств: Мелисса успела заметить, какими взглядами обменялись Латимер и Доминик, когда брат и сестра прибыли на обед. Она почувствовала напряженность в высокой фигуре мужа, когда он вежливо приветствовал Латимера, и у нее мелькнула мысль, что взаимная неприязнь Доминика и Латимера имеет давние и глубокие корни.

Латимер положил руку на обнаженное плечо продолжавшей молчать Мелиссы.

— Я никогда не собирался причинить вам зло, моя дорогая, — вкрадчиво говорил он. — Да, верно, то мое предложение было предложением подлеца. Но если вы простите меня, я стану вашим другом, помогу вам, чем смогу. — Его голос вибрировал:

— Доверьтесь мне! Я никогда вас не предам!

Гордо расправив плечи, ровным голосом Мелисса спросила:

— Вы уверены в том, что написали мне о Доминике?

Горькая улыбка пробежала по лицу Латимера:

— А вы не верите мне? Вы забыли, что я знаком с ним гораздо дольше вас! — Заметив нерешительность на лице Мелиссы, он резко добавил:

— Если вы сомневаетесь, то скажите мне — где сейчас ваш муж?

— Вот именно! — воскликнула незаметно подошедшая Леони. — Это и я хотела бы узнать! — Делая вид, что не замечает на лице Мелиссы ни удивления, ни страдания, Леони продолжала:

— Где твой муж? — Предостерегающе погрозив пальцем, она не унималась:

— Милочка, ты должна поставить его на место, — этих Слэйдов надо держать в строгости с самого начала. Иначе они возьмут над тобой верх. Посмотри на моего Моргана!

Из темноты возникли Ройс и Морган, и последний с усмешкой сказал:

— Ну, конечно! С того самого момента, как я положил на нее глаз, я оказался под каблуком!

Мелисса что-то ответила, чувствуя, что зрелище несомненного счастья этой пары ранит ее сердце. Но совершенно нестерпимой боль стала, когда появился Доминик с Деборой, почти повисшей у него на руке.

Всегда безукоризненный галстук Доминика небрежно съехал на бок, а лицо Деборы выражало такой триумф, что у Мелиссы не осталось сомнений по поводу того, чем они занимались в темноте. Однако ее подозрения были весьма далеки от истины. Дело было в том, что Доминик, пытаясь сберечь супружескую верность, с силой разжал руки Деборы, обвившиеся вокруг его шеи, поэтому-то галстук и оказался на боку. Кроме того, резким тоном он заявил Деборе, что она не должна быть столь развязной с женатым мужчиной!

Глава 20

Если бы не было на обеде Латимера и Доминику не надо было вежливо держаться с человеком, которого он презирал, он наслаждался бы первым приемом жены.

Перед прибытием гостей он сделал Мелиссе комплимент, что никогда еще не видел ее в таком блеске и столь желанной. Все время он ловил ее мягкую улыбку и задумчивый взгляд. Доминик пребывал в прекрасном настроении, пока Ройс не навязал ему Дебору; он видел, как при этом сестра и брат Латимеры обменялись многозначительными взглядами.

Хорошо зная причину, почему Ройс так поступает, Доминик разрешил Деборе увлечь себя в уединенный уголок. Вполуха слушая ее пустую болтовню, он напряженно всматривался в темноту, надеясь увидеть жену. Но когда Дебора упомянула имя, известное ему очень хорошо, она целиком завладела его вниманием.

— Роксбури? Герцог Роксбури? — требовательно переспросил он. — Дядя Джейсона заплатил за ваш приезд в Америку?

Дебора уставилась на него, не мигая:

— Джейсон? Какой Джейсон? Доминик нетерпеливо пояснил:

— Друг моего брата и племянник герцога Роксбури.

— О! Не его ли я видела на вашей свадьбе? Высокий, видный мужчина с зелеными глазами?

— Похож на Джейсона Сэвэджа. Но откуда ты знаешь его дядю, герцога?

Легкомысленно пожав плечами, Дебора осторожно переложила руку с его груди на плечо.

— Я не знаю его. Джулиус с ним знаком. — Надув хорошенькие губки, она томно сказала:

— Я не хочу говорить о Роксбури или Джулиусе. Я хочу говорить о нас.

Доминик убрал ее руку с плеча и сказал:

— Дебора, что толку говорить о нас. То, что было между нами, — в прошлом. Повторяю: забудь о том, что когда-то случилось в Лондоне, — сказал он мягко.

— Не так уж и давно, Доминик. Меньше, чем четыре года назад.

— Может быть, но те времена прошли. Ты была замужем за другим. Я женат.

— Как мелодраматично! Ничего общего с тем молодым человеком, в которого я была влюблена. — В голосе Деборы прозвучала нескрываемая ирония.

— Если ты влюбилась в меня, то почему поверила своему брату, тому, что он лгал обо мне? И, любя меня, вышла замуж за Боудена? — спросил Доминик.

Потупив глаза, Дебора провела своей рукой по его.

— Я не хотела ему верить. Но он мой брат. И я не знала тебя достаточно хорошо. Может, то, в чем он тебя обвинял, было правдой? Откуда я могла знать?

— А сердце ничего тебе не говорило? — спросил Доминик, которого интересовало нечто более важное: почему герцог Роксбури субсидировал деньгами чужих ему людей?

— О, Доминик! Я была молода и неопытна! А ты — решительный американец, такой непохожий на тех мужчин, которых я встречала. Откуда мне было знать, что брат хотел выдать меня замуж за ужасного старика?

Заскучавший Доминик спокойно сказал:

— Что теперь говорить, Дебора. Ты все сделала верно. Нет никакого смысла ворошить прошлое. Я не держу на тебя зла.

— Доминик, дорогой! Ты не представляешь, какое счастье слышать это! Я провела столько времени, проклиная себя. Для меня было огромной радостью, когда Джулиус сказал, что мы едем в Америку! Моя первая мысль была о тебе! — Она взглянула на него. — Единственное, о чем я могла думать, так это снова увидеть тебя, исправить свою ошибку, и, возможно… — Дебора тяжело вздохнула:

— Но этого не случилось. Ты женился, а щедрость Роксбури не сделала меня счастливой.

Обрадовавшись, что она снова упомянула Роксбури, Доминик быстро сказал:

— Удивительно, что Роксбури устроил ваш приезд сюда сейчас, когда идет война! Странно.

Тень досады пробежала по хорошенькому лицу Деборы:

— Не так уж странно, если знать, что старый Уитербоу и герцог — близкие друзья. Когда Роксбури узнал, что у Джулиуса есть наследство в». Америке, он был так добр, что предложил оплатить дорогу. Он сказал, что делает это потому, что Уитербоу не все предусмотрел, и он не оставит нас без средств.

Сохраняя вежливое выражение лица, Доминик слушал эту сказку с растущим интересом. Он не знал Роксбури близко, но помнил его по Лондону, слышал рассказы Джейсона и Моргана о его махинациях. Нет, Роксбури никогда ничего не делает просто так! Он слыл щедрым человеком, это правда, но он не был мотом, и потратить большие деньги на незнакомых людей, чтобы помочь им получить весьма сомнительное наследство! Очень интересно… Доминик вежливо спросил:

— А средства на жизнь? Мне не хотелось бы касаться этой деликатной темы, но я помню, что в Лондоне вы с братом были стеснены в деньгах. Теперь, похоже, деньги для вас больше не проблема?

— Фу, как невежливо с твоей стороны говорить об этом в такую минуту, — рассердилась Дебора, и ее пухлые губки сердито надулись.

— Ты совершенно права, — кивнул Доминик. — Но мне хотелось бы знать о тебе все.

— Ничего удивительного, — сказала Дебора. — Как тебе известно, в Америке немало людей, все еще верных короне. Они до сих пор чувствуют, что война за независимость была ошибкой. Роксбури — член филантропической организации в Лондоне, которая очень серьезно занимается судьбой британцев, организовавших мятеж и затем оставшихся здесь.

Заметив скептический взгляд Доминика, Дебора капризно сказала:

— Хочешь верь, хочешь нет, но это правда! Роксбури хотел, чтобы Джулиус поговорил с некоторыми из них, и заплатил ему за это хорошенькую сумму. После войны организация Роксбури охотно оплатит возвращение домой, в Англию, всех бывших британских солдат, которые желали бы умереть на родине!

Дебора, конечно, слишком ограниченна, если верит всей этой чепухе. А что до Роксбури… Доминик чувствовал, что по его спине пробежал холодок. Он может поклясться: Роксбури не беспокоит судьба бывших английских солдат, мечтающих умереть на родине. Но как мудро — придумать столь благовидную причину, чтобы поднять людей, поклявшихся служить британской короне!

«Экий хитрец! Старая лиса!» — думал он со смесью злости и восхищения. Доминик горел желанием рассказать обо всем услышанном своим приятелям; для этого необходимо было выманить Дебору из укромного уголка, где они стояли. Сердечно улыбаясь, он сказал:

— Ну что ж, пойдем к остальным? Я уверен, они без нас скучают.

— О, Доминик! Как ты можешь вот так… — Дебора обхватила его руками за шею. — У нас и без того мало возможностей побыть наедине. И я не хочу тебя делить с другими! Пожалуйста, дорогой, поцелуй меня!

Чувствуя себя чрезвычайно неловко, Доминик резко проговорил:

— Боже праведный! Дебора! Я женатый мужчина! Когда ты это поймешь и прекратишь устраивать подобные сцены? Я не припомню, чтобы ты раньше была так ласкова со мной.

Он оторвал ее руки от шеи, думая про себя: вот бы самого Джейсона на его место. Но помня, что должен поддерживать отношения с Деборой, Доминик уже мягче сказал:

— Ты очень привлекательная женщина. Слишком привлекательная, чтобы тратить себя на такого грубого неотесанного парня, как я. — Полуобняв ее, он улыбнулся:

— Не искушай меня, дорогая.

Тревога на лице Деборы смягчилась. Гнев исчез из ее глаз, и она невинно спросила:

— Разве я тебя искушаю, Доминик?

— Да, ты соблазняешь меня. — Он благоразумно умолчал о том, что она соблазняет его открутить ей голову!

Дебора, казалось, осталась довольна его словами и победно улыбалась, когда Доминик подвел ее к маленькой группе, в которой была и Мелисса. Да, Доминик был женат, но Дебора не видела в этом препятствия. Он по-прежнему самый привлекательный мужчина, какого ей доводилось встречать, и сама она уже не прежняя невинная девушка, а вполне опытная, полная сил и страсти женщина. Кроме того, Джулиус просил ее сохранять дружеские отношения с Домиником, и она очень старалась!

На лице Доминика играла приятная улыбка, когда он подошел к группе. Но едва его глаза наткнулись на Латимера, стоящего так близко к Мелиссе, его лицо посуровело: ему захотелось рвануть к себе Мелиссу, заставить понять всех, особенно Латимера, что Мелисса — его! К несчастью, имелось одно затруднение — на его руке буквально повисла Дебора, да и гости, без сомнения, сочли бы его поведение мальчишеским. Доминик снова подумал о Джейсоне и Моргане, подыскивая для них соответствующие эпитеты, но подходящего так и не нашел.

Леони, блестя сине-зелеными глазами, шлепнула его по руке веером и сказала:

— Стыдись, мой милый! Бросить молодую жену на первом же приеме! О чем ты думаешь? — Повернувшись к окаменевшей Мелиссе, она схватила ее за локоть и полусерьезно-полушутя заявила:

— Ты не должна позволять ему играть в прежние игры, милочка. Разгульная жизнь для него кончилась!

Почтенная публика с изумлением наблюдала, как Леони подскочила к Доминику, одним быстрым и ловким движением выдернула руку Деборы из его и голосом, не терпящим возражений, заявила:

— А теперь, моя дорогая леди Боуден, вы не должны занимать его время. У него есть молодая жена, и ей нужно все его внимание.

Леони схватила холодную руку Мелиссы и вложила ее в руку Доминика. Она была похожа сейчас на жену фермера, опекающую цыплят.

— Идите, идите! Посмотрите, какая чудная луна! Прекрасная ночь для влюбленных. Идите! Идите и наслаждайтесь!

Делать было нечего. Под звуки команд Леони Доминик и Мелисса медленно растаяли в темноте.

Довольная Леони вернулась к гостям.

— Ну как? Я не слишком погорячилась? Все улыбались, хотя Леони заметила, что Латимер и Дебора не выразили восторга. Встретившись глазами с Ройсом, увидев любящую улыбку мужа, она подумала, что самое время последовать собственному совету: Леони взяла Моргана за руку и игриво заявила:

— А мы? Эта ночь для любви. И я хочу, чтобы она была наша!

После их ухода настало молчание. Латимер и Дебора едва сдерживали гнев, Ройс забавлялся ситуацией. Голосом, полным искреннего удивления, он произнес:

— А что, герцог Веллингтон вполне мог бы использовать тактику Леони против Наполеона.

Дебора надменно вздернула смазливое личико и, не скрывая раздражения, заявила:

— Какая дерзость! Вы, американцы, не имеете представления о хороших манерах!

— Может, это и так, — кивнул Ройс. — Но если вы так считаете, — добавил он вкрадчиво, — зачем вам терпеть такое наказание — находиться среди нас?

Дебора, посмотрев на него с откровенной неприязнью, едва сдерживаясь, ответила:

— Я хотела сказать, — некоторые американцы! Многие хорошо знают, как вести себя в обществе. Но Леони не из их числа.

— Да, она пощипала вам перышки! — Ройс удовлетворенно посмотрел на нее, а потом, решив не навлекать на себя гнев сестры Латимера, очаровательно улыбнулся ей:

— Вы должны простить меня, леди Боуден, за мои шутки. Это одна из дурных американских привычек.

Дебора кинула на Ройса презрительный взгляд и посмотрела на брата, молчавшего во время обмена любезностями:

— Я думаю, нам пора ехать. Сомневаюсь, что хозяин и хозяйка заметят наше отсутствие!

Дебора заблуждалась. Мелисса думала о ней, но считала, что во всем виноват ее муж с его аморальной натурой, и с удовольствием проломила бы ему череп. Доминик прекрасно понимал ее состояние. Все ее стройное тело дрожало от гнева, и сам он был очень расстроен. Когда и как он сможет загладить свою невольную вину? Набравшись мужества, Доминик глубоко вздохнул и начал:

— Мелисса, я понимаю, что со стороны все выглядит очень скверно. Мне трудно тебе что-либо объяснить, но верь мне, тебе нечего опасаться леди Боуден, и если иногда мне приходится предпочесть ее общество, то это никак не связано с моим отношением к тебе…

— Ну, большое тебе спасибо, дорогой! Шторм разыгрался. Мелисса сжав кулаки, процедила сквозь зубы:

— Я не желаю слушать объяснений! Твое поведение в этот вечер ясно дает понять, что для тебя мои чувства ничто. И можешь быть уверен, что и я не буду заботиться о твоих! А сейчас, с твоего разрешения, я пойду к гостям — ты, кажется, про них забыл!

Теперь рассвирепел уж Доминик:

— Черт побери! Послушай! Я знаю, это скверно выглядит со стороны. Но в тот момент я должен был… — Он остановился: может ли он доверить Мелиссе истинную причину своих поступков? А если она проявит несдержанность, свойственную большинству женщин, и все дойдет до ушей Деборы? Тогда Латимер узнает, что его подозревают.

Злобно топнув ногой, сложив руки на груди, упрямо вздернув подбородок, Мелисса вопросительно посмотрела на Доминика.

— Да? Ты «должен был»? — повторила она. Стало ясно — она не собирается верить ни единому его слову. Доминик задушил проклятия, готовые сорваться с языка, и яростно завопил:

— К черту все! В таком состоянии ты не станешь слушать ни о каких причинах!

— А ты на моем месте слушал бы? — задала вполне резонный вопрос жена.

— Да! Нет! — вне себя выкрикнул он, безуспешно пытаясь взять себя в руки. — Подойдя к Мелиссе, Доминик взял ее за плечи, легонько сжал их и сказал:

— Мы не можем продолжать в том же духе… Нам следует поговорить.

— Не прикасайся ко мне! — непримиримо заявила Мелисса.

Услышав такие слова, Доминик потерял уже всякий контроль над собой. «Не прикасайся ко мне!» Но она его жена! Она заполнила собой все его сознание! Ночами он мучается без сна, его тело томится от желания! Забыв, что сейчас не самый подходящий момент, он схватил Мелиссу и прижал к себе. Его лицо было в нескольких дюймах от ее губ, он тяжело дышал.

— Не прикасаться к тебе? — И Доминик впился в ее губы, лишив возможности продолжить дискуссию.

Ослепленная яростью. Мелисса билась в его объятиях, кулаками молотила его по голове и плечам, но напрасно: ее муж был слишком силен.

Битва продолжалась секунд тридцать, после чего молодая женщина, которой передалась страсть мужа, начала сдаваться. Жадные поцелуи Доминика кружили ей голову, и она не могла справиться с собой. Желание преодолело стыдливость, и с рыданиями поражения Мелисса отказалась от сопротивления Ее руки обвились вокруг шеи мужа, а тело выгнулось ему навстречу..

Податливость тела Мелиссы, ее мягкие губы и дразнящий язычок заполнили сознание Доминика. Вне себя от возбуждения, он положил руки на ее бедра и прижал Мелиссу к себе с такой силой и страстью, что ему казалось: если он не возьмет ее сейчас же, то умрет от желания. Доминик с трудом поднял голову, его голос звучал хрипло и невнятно. Он громко прошептал:

— Ты завела меня! Ты должна дать мне насладиться… — Его глаза замерли на вырезе ее платья, и не в силах удержаться от соблазна, он прижался горячим кратким поцелуем к ее груди. — Я никогда ничего подобного не чувствовал. Ты — единственное, о чем я могу думать. Я лежу без сна, вспоминая, что это такое — чувствовать тебя, твою обнаженную плоть, сладкий вкус твоих грудей…

Его слова были для Мелиссы горько-сладкими: ну хоть бы одно слово любви, хоть намек что он чувствует нечто большее, чем желание плотского удовлетворения, она бы забыла бы. Но с каждым его словом для Мелиссы становилось все яснее: он абсолютно ничего не чувства к ней, кроме животного влечения. Любая женщина дала бы ему то, что он просит у нее.

Ей нетрудно было представить, как он то же самое говорит Деборе — возможно, так оно и было. Эта мысль подействовала на Мелиссу как ледяная вода. Она попыталась вырваться, подавленная чувством унижения.

Инстинктивно Доминик воспротивился ее первой попытке освободиться, но что-то в ее лице, в ее движениях заставило его неохотно отпустить Мелиссу. Медленно приходя в себя после приступа страсти, он недоуменно спросил:

— В чем дело? Ты хотела меня так же сильно, как и я тебя…

Не глядя на него, отвернувшись, чтобы спрятать слезы, Мелисса поправила платье. Конечно, она могла бы сказать: «Желания недостаточно. Я хочу твоей любви». Горькая улыбка пробежала по ее губам. Чего проще, он тут же бездумно ответит. «Но я люблю тебя!»

Она не была так наивна, чтобы не знать, какие слова вырываются у мужчин в мгновения страсти. Как она сможет ему поверить? Злясь на себя, Мелисса резко проговорила:

— Ты очень умелый любовник. Я уверена, ты способен заставить многих женщин захотеть тебя… На время. — Скрывая боль и горечь, она спокойно закончила:

— Я боюсь ты слишком хорошо изучил меня. Но не думай, что такое повторится. Если ты хочешь женщину, то я уверена — леди Боуден будет более чем счастлива удовлетворить твое желание. А сейчас, я думаю, надо вернуться к гостям.

Доминик с недоумением смотрел на свою прелестную жену. Почему, почему она так с ним поступает? Теплая и страстная в его руках еще минуту назад, сейчас она была холодна, точно мраморная статуя. Она хотела его, хотела страстно, как и он ее… В чем дело? Но ему и в голову не приходило, что за все время он ни разу не упомянул о любви, не дал ей возможности поверить, что их чувства — нечто более глубокое, чем страсть, чем простое желание утолить чувственность.

Прищурившись, Доминик наблюдал за Мелиссой, думая о том, что давно пора преподать ей урок, как глупо играть в такие опасные игры. Мучить и томить его своим желанным, гибким телом, а потом отказать ему в том, на что так безоглядно только что шла… Может быть, это доставляет ей какое-то извращенное удовольствие? Или это просто злобное упрямство?

Громкий смех разорвал тишину черной ночи. Да, жена была права: у них гости. Подавив проклятия, Доминик предложил ей руку. Серые глаза смотрели сердито и презрительно.

— Что ж, мадам, отправимся к нашим гостям. Каждый из них в оставшуюся часть вечера играл свою роль очень хорошо, и большинство гостей не заметили ничего особенного. Но от глаз Леони не укрылось, что между молодыми пробежала черная кошка. А когда они с Морганом медленно ехали к Дубовой Лощине в маленьком экипаже Джоша, Леони с тревогой сказала:

— Морган, с Домиником что-то случилось. Я его не понимаю. У него прелестная молодая жена! И что он нашел в этой кукле Деборе Боуден? Даже после того, как я решилась соединить их прилюдно, между ними что-то случилось.

Морган ласково улыбнулся:

— Не беспокойся, дорогая. Я уверен, что Доминик сам справится со своими проблемами. — И, подумав, добавил:

— Но я не хотел бы оказаться на его месте. Он попал в очень сложное положение.

— Почему? — спросила Леони, наморщив лоб. — Все, что ему надо — держаться подальше от этой Деборы и вести себя порядочно по отношению к Мелиссе. — Ее лицо разгладилось, она одарила мужа ангельской улыбкой. — Как ведешь себя ты по отношению ко мне!

— Ну, здесь не все так просто, — ответил Морган, правя лошадью, мерно бегущей по освещенной луной дороге.

— О? — Леони с живым интересом повернулась к мужу. — И что это? Это имеет отношение к вашей встрече с Джейсоном на прошлой недели?

Дивясь проницательности жены, Морган вздохнул. У них с Леони не было секретов. Он ей доверял, зная, что она умеет держать язык за зубами. Но не может же он рассказать ей, о чем шла речь той ночью в Дубовой Лощине. Он сомневался, что она отнесется к этому так же, как они с Джейсоном. Возможно, то, о чем они просили Доминика, непозволительно.

Он вдруг пробормотал:

— Джейсон подозревает, что Латимер и его сестра прибыли сюда совсем не по тем причинам, о которых говорят. И он хотел, чтобы Ройс и Доминик держали ухо востро.

— И?! — голос жены прозвучал требовательно.

Морган нервно откашлялся:

— И, гм… Джейсону в голову пришла хорошая идея. Поскольку Доминик терпеть не может Латимера, Ройс займется им, а Доминик — Деборой.

— Что?! — Леони резко выпрямилась. Ее глаза гневно заблестели, а голос звучал с такой яростью, что сердце Моргана оборвалось. — Ты хочешь сказать, что позволил Джейсону Сэвэджу убедить Доминика заняться этой интригой, наплевав на молодую жену?

— Ну, не то чтобы уж так, — недовольно стал оправдываться Морган. — Никто не заставляет Доминика с Деборой спать. Мы решили, что пойдет на пользу дела, если он сохранит с ней дружеские отношения. Всякому видно, что она шепнет к нему. И почему бы не воспользоваться этим ради дела?

— Бог мой! — взорвалась Леони. — Но ведь Доминик только что женился! Ты просто болван! Как ты можешь просить его уделить внимание другой женщине, забыв о молодой жене? Какие могут быть на то причины!

— Черт возьми! Мы не просим его с ней спать! Только быть с этой дрянью в хороших отношениях и держать уши открытыми!

— А не штаны? — ехидно спросила Леони, не вняв аргументам супруга. — С тобой нечего разговаривать. Ох, как я зла! После того как моя страстная мечта исполнилась и Доминик наконец влюбился и женился, что делаешь ты? Вы с Джейсоном ломаете ему жизнь! Неудивительно, что бедная Мелисса выглядит такой несчастной!

Остановив лошадь, Морган строго посмотрел на жену:

— Ты об этом ни словом не обмолвишься. Я не думаю, что Мелисса болтушка, но сумеет ли она держать язык за зубами? Она не должна ничего знать обо всем этом.

Леони холодно молчала, и Морган добавил:

— Может, это и не лучший способ узнать, что делает здесь Латимер, но есть подозрения, что он британский шпион.

Леони не убедили слова мужа.

— Как же я на тебя зла! — заявила она гневно. — Я так на тебя зла… что… — Ее глаза сузились, и Моргану стало, не по себе. Вдруг она сказала с досадой:

— О дорогой! Я уронила ридикюль. Ты поднимешь?

Моргану показалось, что жене нехорошо. Он отдал ей вожжи, спрыгнул с повозки и обошел кругом. Подняв шелковый ридикюль, он подал его жене.

Леони лукаво улыбнулась:

— Благодарю, мосье, но я так на вас сердита, что не желаю вас видеть сегодня вечером.

Едва Морган успел сообразить, что к чему, Леони стегнула лошадь вожжами и умчалась, оставив мужа одного посреди пустынной дороги.

Брошенный на произвол судьбы, супруг долго сотрясал ночной воздух ругательствами, обещая себе, что как только доберется до дома, то покажет Леони, как… как…

От того места, где он оказался, было не больше четверти мили до Доминика. Зная характер жены, он счел разумным не рассчитывать на ее приветливость в эту ночь. Чертыхаясь на чем свет стоит, он пошел туда, откуда только что выехал. Они с Леони прощались последними, и Морган был уверен, что никто не узнает про его столь оригинальное возвращение.

Через несколько минут ходьбы он увидел дом и понял, что Доминик еще не спит. Он взошел по ступенькам и обнаружил, что брат сидит на галерее с полным хрустальным графином бренди на коленях. В одной руке — ополовиненный бокал, в другой — сигара.

Сейчас Доминик совершенно не был похож на хозяина дома, каким выглядел всего несколько минут назад. Галстука на шее не было, жакет сброшен, а белая рубашка из тонкого батиста расстегнута до пояса… Он не удивился неожиданному возвращению Моргана, просто поднял бровь, жестом указывая место рядом с собой, и насмешливо спросил:

— Леони тебя выгнала? Морган поморщился и, скрывая смущение, ответил:

— Да! Она превратилась в сущего дьявола! Но завтра я с ней разберусь!

Доминик позвонил в колокольчик и приказал слуге принести еще графинчик, сигары и постелить брату в кабинете. Минуту спустя Морган уже расположился в кресле, сняв жакет и галстук, с графинчиком бренди.

Несколько минут мужчины молчали, думая, что и им делать дальше. Морган знал, что у них с Леони все будет по-прежнему. Она не разболтает секрет Мелиссе. Но ей кажется, что надо в это дело вмешаться. И что у него тогда будет за жизнь? Что касается Доминика, то он понимал — пока не прекратится его общение с Деборой, надежды на нормальное отношение с Мелиссой нет.

Итак, обоих мужчин ожидало суровое будущее, и почти одновременно они воскликнули:

— Черт бы побрал этого Джейсона Сэвэджа!

Глава 21

Одновременно произнеся эти слова, братья с улыбкой переглянулись. Покачав темноволосой головой, Морган заметил:

— У Джейсона должны сейчас гореть уши. Не могу дождаться, когда Леони все разболтает Катарине. И его тоже выгонят!

Развеселившись, они спокойно потягивали бренди. Доминик рассказал Моргану, что узнал от Деборы; тот напряженно слушал, потом, когда Доминик упомянул имя Роксбури, тихонько присвистнул.

— Старый лис! — сказал он с восхищением. — Я и подумать не мог, что он завязан в этом деле. Но удивляться нечего… Сомневаюсь, что Джейсон удивится, когда услышит, что за приездом Латимера в Америку стоит его старый хитрый дядюшка. — Лицо Моргана стало задумчивым. — Только странно, что Роксбури выбрал Латимера. Обычно он использует людей с характером.

Доминик усмехнулся:

— Как вы с Джейсоном? Морган расплылся в улыбке:

— Точно.

Они порассуждали еще несколько минут, но усталость взяла свое, и братья отправились спать, лишенные вожделенных теплых женских объятий.

Если Мелисса и удивилась, приветствуя Моргана на следующее утро, — она отчетливо помнила, как Леони и Морган прощались с ней вечером, отправляясь к себе, — то не подала вида. Она вежливо улыбнулась Моргану, как подобает хорошей хозяйке; что касается мужа — с ним она обращалась в привычной манере.

Никто, и уж, конечно, не Морган, не удивился, когда Леони, улыбаясь не то с вызовом, не с раскаянием, подъехала к дому.

Они закончили завтракать и наслаждались чашкой горячего и крепкого кофе на галерее. С помощью мужа выходя из коляски, она беззаботно защебетала:

— Ах, дорогой! Ты уже проснулся! Я постаралась появиться не слишком рано, чтобы не будить весь дом.

Игриво стрельнув глазами в сторону мужа и встретив его улыбку, которая, как Леони знала после долгих лет замужества, кое-что обещает за вчерашнюю выходку, она села на стул рядом с Мелиссой.

Леони коснулась ее руки и спросила:

— Как ты, дорогая?

Не обращая внимания на мужчин, женщины принялись детально обсуждать вчерашний вечер. Морган чувствовал, что жена еще не отошла, но он устал и поэтому объявил:

— Леони, я уверен, что вы с Мелиссой еще найдете время посмаковать это выдающееся событие. Но я хочу домой, мне надо переодеться.

Они простились с хозяевами. Леони уселась в коляску рядом с мужем. После нескольких минут молчания Леони нервно спросила:

— Ты на меня очень злишься?

— Я?

— Да, ты. Но ты должен понять, что вы с Джейсоном поступаете очень дурно. — С нарастающим волнением Леони призналась:

— Но я все равно вела себя непростительно глупо!

Морган остановил лошадь и повернулся к жене. На ее лице он увидел беспокойство и улыбнулся:

— Тебя не вредно и выдрать, маленькая ведьма. Но я тебя обожаю и не трону ни единого волоса на твоей голове. Я просто залюблю тебя до смерти!

Глаза Леони цвета морской волны потемнели от страсти. Она обвила его шею руками и поцеловала.

— О, Морган! Любовь моя! Эта ночь без тебя была невыносимо долгой…

Посмеиваясь, он одной рукой обхватил жену за талию, а подбородком уткнулся в ее вьющиеся волосы и ослабил поводья. Они возвращались в Дубовую Лощину медленно, очень медленно…

В то время, как Морган и Леони выясняли свои отношения, Доминик и Мелисса продолжали пребывать в состоянии холодной войны. День прошел, а Мелисса по-прежнему третировала мужа холодной вежливостью, точно хозяйка, принимающая нежданного и незваного гостя. Напряжение Доминика нарастало.

Мелисса была хороша — на щеках играл румянец, глаза лучились, платье, которое она выбрала, было то, которое больше других из ее новых платьев нравилось мужу. Оно было сшито изяблочно-зеленого шелка, отделано кружевами и оборками, и Доминик не мог сдержать восхищения. Каштановые локоны спускались на плечи, и одинокий маленький завиток, к которому так хотелось прильнуть к губам, лежал в месте, где нежная шея плавно переходила в плечо.

Морган рассказал брату о реакции Леони на его объяснения. Способна ли Мелисса держать язык за зубами? Доминик не предполагал найти в своей жене сплетницу, но рисковать? Да, он очутился в жуткой ситуации, и надежды на нормальный брак таяли на глазах. Но как можно не делить постель с женой, когда ее хочешь? Оказывается, его желание — иметь такие же отношения в семье, как у Моргана, полные любви и доверия.

После отъезда Моргана и Леони Доминик наблюдал, как жена хлопочет по дому. Ее вдруг охватила страсть к хозяйству. Они с миссис Микс без устали что-то обсуждали, наводили порядок после вчерашнего приема.

Доминик с восторгом следил за ней, испытывая странное удовольствие, когда она бросала на него мимолетный взгляд и теряла нить разговора с миссис Микс. На губах Доминика играла улыбка, его мысли вторгались на запретную территорию, но он не пытался их остановить. Мелисса внешне была равнодушна к его присутствию, но Доминик понимал, что это не так. Молодая женщина с горечью признавалась себе, что никогда не видела мужчину, который нравился бы ей так, как ее муж.

Решив, что лучше всего избежать тревожащего внимания Доминика, она предложила миссис Микс отправиться в комнату для завтрака и обсудить — не пора ли проветрить одежду или подождать неделю-другую. Доминик по неясным ему самому причинам направился следом, но Мелисса по-прежнему не обращала на него внимания, точно это не ее муж, а дверной косяк. Она целиком отдалась беседе с экономкой, и весь день пыталась не замечать его, а Доминик наблюдал за ней, слушал, и час от часу его напряжение нарастало. И если бы она знала, что за мысли бродили у него в голове!

День был на исходе, Доминик успел влить в себя приличную дозу прекрасного французского бренди, и язык его стал заплетаться. Пристально посмотрев на него за ужином в маленькой уютной столовой, Мелисса поразилась, как он хорошо держится: только несвязность речи и некоторая неловкость в движениях указывали, что он набрался.

Ужин прошел спокойно, тишину нарушал стук серебряных приборов по фарфору да звон горлышка графина о бокал. Вдруг их глаза встретились, и Доминик, насмешливо улыбаясь, спросил:

— Не хочешь ли ты приложиться к графинчику? Уверяю, бренди — замечательное снотворное!

Мелисса надменно взглянула на супруга; тот отъехал на стуле от стола, скрестив длинные ноги.

— Нет сомнений, — вкрадчиво и весьма сдержанно сказала Мелисса, — что когда ты придешь в себя, то воспользуешься более эффективным анадином.

— Приду в себя? — протянул Доминик, и серые глаза блеснули на потемневшем лице с особенной яростью. — А почему ты думаешь, что я сейчас не в себе? Я ничего не сделал такого, чтобы стыдиться. — Его рот скривился. — Я на тебе женат, в конце концов.

Мелисса вскочила на ноги, бросила белую льняную салфетку и обежала вокруг стола.

— Ну, большое тебе спасибо! — заявила она гневно, стоя перед ним; ее грудь вздымалась. — Жаль, что твое благородство так же лживо, как твои клятвы!

Доминик поднял взгляд и бессознательно потянулся к Мелиссе, крепко схватил ее и посадил к себе на колени. Он спрятал лицо между ее сладко пахнущих грудей, губами прижался к ним.

— Ты хочешь благородного мужа, Лисса? Благородного мужчину, полного чистых помыслов? — прошептал он напряженно.

Подняв голову, он впился глазами в ее прекрасные черты, потом, к своему изумлению. Мелисса обнаружила, что ее голова опустилась ему на плечо, а ноги уже оторвались от пола. Ее губы были в нескольких дюймах от его, и Доминик требовательно спросил:

— А если бы я совершил подвиг, защищая твою честь, смягчилось бы твое ледяное сердце? Ты дала бы волю страсти, которую мы испытали в нашу брачную ночь?

Затаив дыхание, она ощущала прикосновение его губ, ее тело воспринимало тепло и силу его тела. Мелисса не знала, что сказать. Ей хотелось обнять его, прижаться к нему и неистово целовать его губы. Но память о самодовольной улыбке Деборы вновь всплыла в ее сознании. Мелисса мигом соскользнула с его колен и встала на ноги. Слезы навернулись на золотистые глаза, и с горечью она воскликнула:

— Перестань! Не играй со мной! Это невыносимо! — и вылетела из комнаты.

Доминик ошеломленно уставился на дверь, за которой исчезла жена. «Играть с ней?» Эта женщина сошла с ума! Не она ли перевернула его жизнь, заманила его в ловушку, покорила его сердце и потом растоптала! И теперь заявляет, что он играет с ней!

Доминик сидел, погруженный в невеселые мысли, пока не вошел слуга и не спросил деликатно:

— Можно убирать, сэр?

Доминик отсутствующим взглядом посмотрел на него.

— О, конечно, — ответил он после короткой паузы и поднялся. Выпитое бренди давало о себе знать, и он добавил:

— Принесите на галерею большой кофейник с кофе. Я посижу там перед сном.

Несколько чашек крепкого кофе привели Доминика в чувство, хотя хмель от бренди все еще не выветрился, туманя сознание. Как убедить жену, что он с ней не играет? Не он выгнал ее из спальни, не он разнял их страстные объятия в прошлую ночь, не он оторвал их тела друг от друга. О Боже! Он не собирается больше мириться с этим!

Упрямо сжав губы, он вошел в дом и, прыгая через ступеньки, взбежал наверх. Раздевшись, Доминик минуту поколебался, прежде чем подойти к двери, разделявшей их спальни. Свет пробивался сквозь щель: Мелисса тоже не спала. Она хочет его, тоскует? Или она думает о другом? О Латимере?

За краткое время их брака он сломал себе голову, пытаясь понять, что между ними происходит. Он был сбит с толку ее нежеланием разделить с ним радости супружеской жизни. Но хватит! Что он сейчас собирается сделать, Доминик и сам толком не знал; им двигал не голод страсти, а что-то более глубокое, более важное. Может, все дело в Латимере, который так смотрел на нее прошлым вечером? А может, его тело должно показать ей, как он хочет ее? Как может мужчина хотеть женщину, когда любит? Да, подумал Доминик, он покажет жене, сжимая ее в своих объятиях, что ему не нужна никакая другая женщина. Она — единственная, кто была ему нужна, только ее поцелуев хотел он вкусить и только ее тело способно приводить его в исступление. Только ее. И, наконец, он хотел доказать, что всякий раз, когда Мелисса демонстрировала свою холодность к нему, она лгала. Ведомый непреоборимой страстью, он открыл дверь и, обнаженный, вошел в ее спальню.

Комната была погружена в мерцающий полумрак, Доминик направился к ее широкой кровати и отдернул легкую ткань драпировки.

Мужчина, внезапно возникший перед Мелиссой, был прекрасен; его серые глаза с голодным блеском смотрели на нежную плоть жены, поднимавшуюся и опускавшуюся в вырезе ночного одеяния. Ее ночная рубашка была из шелка, цвета слоновой кости, отороченная прекрасным кружевом. Почти прозрачная материя открывала больше, чем скрывала, широкие струящиеся рукава и мягкий круглый вырез еще больше разожгли страсть, охватившую Доминика.

Мелисса полулежала на сиреневом покрывале, на куче шелковых подушек, и он подумал, что никогда в своей жизни не видел ничего более прекрасного. Она подобрала под себя ноги, ее роскошные волосы беспорядочно разметались по плечам, а рот полуоткрылся от удивления. Не в состоянии сдержаться, он нагнулся и нежно поцеловал ее в мягкие сладкие губы.

Сердце заколотилось в груди Мелиссы, она не знала, радоваться ей или печалиться, когда он через секунду оторвался от нее. Отчаянно пытаясь справиться с охватившим ее возбуждением, она заставила себя отвернуться от его нагого тела и спросила:

— Что ты здесь делаешь?

Это был дурацкий вопрос; Мелисса готова была прикусить себе язык, заметив смешинки в уголках губ мужа. Глядя в сторону, она беспомощно пробормотала:

— Тебе… Тебе не кажется, что разгуливать голым…

— Тебе неприятно? — спросил Доминик.

— О нет! Ты прекрасен, — неожиданно вырвалось у Мелиссы. Тут же поняв, что проговорилась, она сжала губы, и краска залила ее лицо.

Доминик счастливо улыбнулся, окинув взглядом мягкие локоны жены и прошептал:

— Ты самая желанная женщина… На миг ее взгляд испытующе устремился на него, пытаясь оценить искренность его слов. Тепло серых глаз Доминика заставило сердце молодой женщины заколотиться, но, напомнив себе, как ловко он умеет обходиться с женщинами, она невесело спросила:

— Я или любая другая? С силой обняв жену, он привлек ее к себе.

— Нет, — сказал он страстно. — Никакая другая, только ты! — Его губы требовательно прижались к ее. — Только ты, — бормотал он, не отрываясь от нее.

Желая поверить в его слова, утомленная борьбой с ним и с неодолимыми требованиями своего тела, Мелисса не сделала попытки выскользнуть из его объятий. Любит ли он ее? Однажды она имела глупость выгнать его из своей постели и горько сожалела об этом. Стоит ли повторять раз сделанную ошибку? Она хочет его. Он ее муж. Она любит его, и как можно вновь отказать ему!

— Сегодня, — протянул он мягко, — ты будешь в моей постели, сладкая колдунья. И я очень сомневаюсь, что у тебя хватит смелости выгнать меня из нее.

Мелисса отбросила все сомнения, притянула его темноволосую голову к своей груди и страстно шепнула:

— Мы оба хотим друг друга…

Доминик был так поражен ее неожиданной капитуляцией, что потом не мог вспомнить, как взял ее на руки, и, перенеся в свою комнату, опустил Мелиссу на свою огромную кровать красного дерева. Он помнил только одно — контраст ее ночной рубашки цвета слоновой кости и бархатного покрывала цвета синего вечернего сумрака. С возрастающей страстью он целовал ее. Весь голод и желание прошлых дней пробудились в нем; Мелисса возвращала поцелуи, сводя мужа с ума.

Какой это был рай — снова держать ее в руках, осязать ее теплое тело, тесно прижавшееся к нему, чувствовать ее длинные ноги, сплетающиеся с его.

Шелк ее рубашки скользил по его нагой плоти, но он не мог вынести даже такого барьера между ними, и рванув ткань, обнажил плечи Мелиссы и с восторгом прижался к ее обнаженной коже. Все бесконечные дни, все бессонные часы, проведенные им после их брачной ночи, породили в нем такую страсть, которую он не мог сдержать. Оставляя следы от огненных поцелуев на ее теле, его губы медленно скользили к ее шее, его зубы легко ее покусывали, а руки сжимали ее груди. Обжигая ртом пульсирующую жилку на ее шее, Доминик страстно прошептал:

— Я так скучал по тебе… Я ни о чем другом не думал все эти дни. Как нежно твое тело, как сладок твой рот, ты заставляешь меня гореть желанием…

Мелисса сама хотела его не меньше. Она уже ослабела от желания, огонь, зажженный в ней Домиником, охватил ее всю. Радость от прикосновения его рук, вкус его поцелуев, его откровенные слова, его голос заставили ее обхватить его голову и притянуть к себе. Ее губы мягко и осторожно коснулись его темных волос, и она робко проговорила:

— Я… Я тоже скучала. Я никогда не собиралась тебя прогонять…

Как много странного в их отношениях, мелькнуло в голове Доминика. И, похоже, она все-таки любит его…

— О Боже! — шептал Доминик. — Что мне делать? Ты ворвалась в мой мир, и теперь, когда я уже решил, что ты расчетливая хищница, ты говоришь такое, что у меня все в голове переворачивается… Ты правда скучала по мне? Действительно хотела меня?

Пальцы его коснулись ее сосков; Мелисса едва не потеряла дар речи. Она только чувствовала, как ее кожа горела там, где прикасался Доминик, и беспомощно прошептала:

— О да! Я никогда не хотела, чтобы ты оставил меня!

Он прижался к ее губам, целуя их огненными, почти дикими поцелуями, его руки обвили ее стройное тело, потом сжали в могучих объятиях. Груди Мелиссы впечатались в его сильное тело.

Движения ее тела решили все. И он почти болезненно понял: вся она — от медовой сладости рта до бедер — жаждет его.

Мелисса выгнулась в его объятиях в неистовом желании слиться с ним. Ее тело было как в огне, груди набухли и подались навстречу его губам, соски напряглись, а дыхание стало прерывистым. Инстинктивно она снова выгнулась ему навстречу, предлагая себя, слабо вздохнув, когда его губы припали к коралловым соскам, а зубы начали нежно покусывать их. С дикой страстью его пальцы скользнули к низу живота Мелиссы, запутавшись в мягких кудрях, прежде чем он достиг того, к чему стремился…

Интимная близость между ними была еще смущающе новой для Мелиссы, она не знала, как ей реагировать на прикосновения пальцев Доминика и инстинктивно сжала бедра. Губы Доминика оказались у ее губ, и он хрипло потребовал:

— Не надо. Откройся, дай мне доставить тебе радость… Дай мне доставить наслаждение нам обоим.

Кровь ударила ей в голову, ее тело наполнила страсть, без слов она повиновалась… Ее пальцы впились в его плечи.

— О, пожалуйста, — прошептала она. — Пожалуйста! Возьми меня. Я хочу… Я хочу тебя…

Лицо Доминика исказилось от страсти, в удовлетворении которой она так долго ему отказывала; их тела слились, и они лежали, счастливо глядя друг другу в глаза, пронзенные острым наслаждением. Его большое тело приподнялось, чтобы не раздавить ее. Доминик нежно целовал жену, затем начал осторожное движение, пытаясь продлить наслаждение. Мелисса чувствовала его стремление сдержаться, слышала его тяжелое дыхание, и это еще сильнее возбуждало ее; ее руки скользили по ритмично ходящим бедрам Доминика. Все глубже и глубже он проникал в нее, огненное томление в ее лоне стало нарастать, и вдруг, что-то похожее на шторм, на прорвавшуюся плотину, пронзило все ее тело, исторгая слезы от испытанной радости.

От ее стона Доминик окончательно потерял контроль над собой, и со стоном наслаждения содрогнулся всем телом…

Страсть отпускала медленно, они все еще лежали, слившись друг с другом, томное удовлетворение постепенно заместило стихийную силу, которая только что владела ими.

Ни один из них не хотел разрушать их единение; Доминик поцеловал ее, вдруг осознав, насколько должен быть благодарен судьбе за то, что она подарила ему Мелиссу, и, почувствовав под собой движение ее тела, он, прижавшись к ней, прошептал:

— Нет, я хочу тебя еще!

Мелисса улыбнулась, ее соски напряглись, а глаза загорелись с усиливающейся страстью; она тихо сказала:

— Значит, ты не собираешься выгнать меня из своей постели?

Пожар уже охватил его тело; Доминик страстно уткнулся в ее плечо и хрипло прошептал:

— О Боже! Никогда!

Глава 22

Солнце было уже высоко, когда Мелисса проснулась. Она огляделась и удивилась, что лежит в своей постели. Была ли прошлая ночь или ей все приснилось? Она зарылась лицом в подушку и стала вспоминать. Она была обнажена и, почувствовав слабую болезненность между ногами, покраснела. И нежность в груди не возникает от сновидений — без сомнения, все было на самом деле.

Медленная удовлетворенная улыбка разлилась по лицу Мелиссы. Доминик приходил к ней прошлой ночью и в долгие восторженные часы в его объятиях она познала, к некоторому смущению, что так же сильно, как и он, страдала от чувственного голода, и утолила его в постели мужа.

Она вспомнила, как горело ее тело, как смотрел на нее Доминик, войдя к ней обнаженный, его широкую мускулистую грудь, узкую талию… Горячая краска обожгла ее щеки; Мелисса спрыгнула с кровати, загоревшись желанием немедленно увидеть мужа.

Позвонив служанке. Мелисса натянула на себя отделанный кружевами халатик и с нетерпением ждала появления Анны. Где Доминик? Почему он перенес ее обратно в ее постель?

Анна, заглянув в комнату, улыбнулась ей:

— Доброе утро, мадам. Ваша ванна почти готова. Перед тем как уходить, хозяин велел приготовить ее для вас. Он сказал, что вы захотите ее принять, как только проснетесь.

Улыбающиеся темные глаза Анны говорили о том, что она все понимает; Мелиссе стало немного неловко, но она кивнула:

— Спасибо, Анна. Я приму ванну. И еще — не могла бы ты мне принести шоколад и горячую булочку с изюмом?

После проведенной ночи Мелиссе все казалось мирской суетой, и хотя ванна была ароматной и освежающей, ее не оставляли мысли о Доминике. Ей хотелось бы погрузиться в ванну вместе с ним, намылить его мокрое тело, почувствовать, как оно оживает под ее руками…

Если Анна и заметила что-то особенное в своей госпоже в это утро, она никак этого не проявила, помогая ей одеваться и причесываться. Выпив шоколад, Мелисса пошла к себе в комнату с внезапной тяжестью в душе. Ее мучила мысль — а вдруг она не удовлетворила Доминика? Что, если она отвратила его своим нескромным поведением? Не по этой ли причине он перенес ее обратно?

Кусая губы. Мелисса нервно мерила шагами комнату; все старые огорчения и недомолвки вдруг всплыли в ее сознании, вытеснив из ее души ощущение счастья.

Доминик был ее единственным любовником. Она не могла допустить мысли, что он способен так ласкать ее, так обнимать, если бы был увлечен Деборой Боуден. Если Дебора та, кою он хочет, почему тогда он пришел к ней? Почему добивался ее и почему отрицал, что у него что-то было с этой женщиной?

Закон, признала Мелисса, на его стороне. Она его жена, он целиком контролирует ее жизнь и может делать с ней что хочет. Но почему ему так захотелось ее?

Она чего-то не понимает. Когда она сказала ему, что каждый из них будет развлекаться на стороне, он был взбешен. Почему? Может быть, из-за того, что за душой у него не было тех грехов, в которых она его подозревала?

Конечно, эти комментарии дяди Джоша… и письмо Латимера… Мелисса не могла забыть то утро, когда застала мужа на дороге с Деборой. И потом, его поведение на званом обеде…

Мелисса покачала головой. Несмотря ни на что, она не может поверить, что он любил бы ее так прошлой ночью, будь у него другая женщина. И потом, он такой честный и порядочный…

Она наморщила лоб, невидяще уставившись в пространство. И все же доказывает ли что-то прошлая ночь? Не в том ли правда, что мужчины чувствуют не так, как женщины? Они могут заниматься любовью со многими, и это для них ничего не значит. В то время как женщина… отдает себя только единственному человеку, которого любит.

Но Мелисса упрямо отказывалась вернуться к прежнему убеждению, что Доминик — подлый лицемер. Он вел себя с женщинами великодушно, хотя были моменты, которые настораживали Мелиссу, и она принялась исследовать доказательства против него.

Джош. Ее глаза сузились, и она подумала о заявлениях своего дядюшки о Доминике. Итак, Джош любил ее, заботился о ней, но был совершенно удовлетворен ее браком с человеком, которого сам же клеймил как распутника. Однако не мог ли Джош чернить Доминика в расчете на то, что она им заинтересуется? Более чем возможно, подумала Мелисса: ведь Джош не мог дождаться, когда она выйдет замуж.

Латимер. Мелисса пожала плечами. Обвинения Латимера она ни во что не ставила. Он обвинял Доминика в том, чего не было, и она достаточно проницательна, чтобы понять, до какой степени он, потеряв надежду заполучить ее в любовницы, разозлился. А что до бесстыдной леди Боуден, то она всегда считала, что эта женщина развязна и развратна. Разве Дебора не липла к каждому мужчине в их краях? Она положила глаз даже на Захария!

Вполне удовлетворенная сделанным выводом, Мелисса с надеждой улыбнулась. Конечно, она просто взглянула на вещи с другой стороны.

Не было никакого сомнения, что Захарий тянулся к Доминику, и это навело ее на более глубокие размышления о личности мужа. Разве Захарий не заметил бы чего-либо настораживающего и не предупредил бы ее? Готовность Джоша принять Доминика в семью, конечно, была подозрительна, если он действительно уверен, что Доминик — негодяй. Разве захотел бы он заполучить такого родственника?

Мелисса поджала губы и решила, что первое, что ей надо сделать сегодня — это поехать и серьезно поговорить с дядей. Он должен ей признаться, пусть в результате скандала, — придумал он небылицы о Доминике или нет?

Теперь Ройс. Он должен знать, действительно ли Доминик распутник. Конечно, она должна поговорить с кузеном. У Джоша были причины выдать ее замуж, чтобы получить долю Салли, но Ройс, близкий друг Доминика, никогда бы не позволил ей выйти за человека, о котором бы ему было известно хоть что-нибудь дурное.

Радостная, что с ее плеч свалился душивший ее груз сомнений, она закружила по спальне Если она права… Она была близка к чему-то вроде экстаза, поняв, что у нее с Домиником может быть счастливое будущее.

Не только. Мелисса занималась серьезными размышлениями в это утро, не только она пришла к определенным вдохновляющим выводам.

Доминик, проснувшись с первыми лучами зари, лежал, глядя на спящую Мелиссу. С любовью он всматривался в прелестное лицо жены, темно-медовые локоны, раскинувшиеся на розовых тонких льняных простынях… Он никогда не видел ничего более прекрасного, и его счастье будет долгим, долгим… Он наклонился и осторожно прижался губами к ее губам. Мелисса повернулась во сне, легкая тень набежала на ее черты. Доминик улыбнулся. Ничего удивительного, что после этой ночи она спит так крепко, что даже поцелуй не разбудил ее.

Зная, что не сможет спокойно лежать рядом с ней, что если не встанет, не оторвется от тепла ее тела, то разбудит ее и жена подумает, что он просто ненасытное животное, Доминик осторожно вылез из кровати. Бережно подняв Мелиссу, он перенес ее в другую комнату и положил в ее собственную постель.

Вернувшись, несмотря на ранний час, он позвонил Бартоломью и ничуть не удивился, что дверь его спальни тотчас открылась. Желтоватое лицо Бартоломью абсолютно ничего не выражало; он спокойно спросил:

— Вам кофе до ванны или после, сэр? Доминик засмеялся беззаботно и весело впервые за несколько недель и пошутил:

— Я недооценивал тебя. Я было подумал, что мой звонок застанет тебя в этот час в постели.

Бартоломью осуждающе посмотрел на него:

— Я бы не выполнял своих обязанностей как следует, если бы не умел угадывать ваши желания.

Улыбаясь камердинеру, Доминик приказал:

— Хватит! Иди и позаботься о ванне для меня и принеси мне кофе!

Приняв ванну и позавтракав, выпив несколько чашек крепкого кофе, Доминик решил, что утренняя прогулка верхом не помешает. Тихонько насвистывая, он спустился по ступенькам и вышел из дома. Его шаги были легки, а на сердце хорошо. Он разбудил грума, пошел в конюшню и через несколько минут уже скакал, сам не зная куда.

Это было прекрасное, ясное августовское утро, предвещающее еще более приятное тепло сентября. Доминик ощущал радость жизни как никогда. Лошадь в белых носочках, с широкой белой звездой на лбу легко несла его.

Поскольку никакой цели поездки не было, Доминик дал ей волю, погрузившись в воспоминания о прошлой ночи. Со счастливой улыбкой он признался себе, что женитьба на Мелиссе — редкий, выпавший ему подарок судьбы. Они провели вместе достаточно много времени с тех пор, как поженились, и, оглядываясь назад, на прожитые недели, в которые ему было отказано в интимной близости, он с удивлением открыл, что и в этот период наслаждался ее обществом. Естественно, его счастье было бы еще полнее, если бы ему были доступны наслаждения прошлой ночи, но испытываемое им огромное облегчение от сознания того, что жена действительно любила его, а не была заурядной охотницей за богатыми мужьями, превозмогло все.

Его лицо разгладилось. Доминик ехал по тропе среди высоких, стройных берез, кустов ароматного желтого жасмина, темно-зеленых магнолий и дубов… Мысли его сосредоточились на поведении Мелиссы. За время брака она ни разу не проявила интереса к деньгам, других признаков корысти.

Одаривая ее, он расточительствовал, покупая дорогие подарки, роскошные вещи. Но ему всегда казалось, что жена смущена и ей неловко принимать проявления его щедрости. Конечно, это могло быть игрой, он иногда так и думал, но…

Немного горькое и неприветливое выражение появилось на лице Доминика, когда он попытался проанализировать случай, приведший к их безрадостному до этой ночи браку. У Доминика всегда была репутация проницательного молодого мужчины. Даже в ранней юности он легко видел за внешним шармом и изысканными манерами игру, видел суть. Единственный раз, когда интуиция его обманула, — это в случае с Деборой.

За хорошеньким личиком и скромной улыбкой он не рассмотрел хищную натуру; может быть, в истории с Мелиссой имеет место такая же ошибка? Ройс, между прочим, сразу разглядел уловки Деборы, а он — нет. Может, он из тех дураков, которые попадаются в ловушку женщин? Все возможно, но он не хотел верить, что ошибся еще раз, и теперь непоправимо.

Взять Моргана. Стефани надула его, но потом ему повезло с Леони. Возможно, подумал Доминик с улыбкой, ему тоже повезло и он так же очарован Мелиссой, как Морган — Леони. Эта мысль успокоила его, но… Он неожиданно натянул поводья. А что, если он ошибся в Мелиссе? Она действительно могла выйти за него замуж не из-за денег, но по какой же все-таки причине Мелисса оказалась в его комнате той ночью, и была ли эта причина невинной? И если это была ловушка и он в нее попал… Доминик нахмурился. Если виной всему нелепая случайность, то почему она согласилась выйти за него замуж? Мелисса, конечно, не могла ничего объяснить дяде, и хотя ситуация заслуживала сожаления, но если ее причины были существенными, то Джош не мог настаивать на браке. И раз его жена была против брака, как уверяла, то почему в конце концов сдалась?

Вновь оказавшись в тупике, Доминик решил рассмотреть подробнее людей, окружавших Мелиссу, проанализировать их мнение о ней.

Поскольку он знал Ройса давно и верил ему безоговорочно, естественно, что Доминик ценил его мнение о кузине. Серые глаза Доминика сузились от напряжения. Ройс хотел, чтобы он женился на Мелиссе! Это его удовлетворило. Улыбнувшись, он вспомнил, что Ройс был на стороне Джоша, когда тот превозносил Мелиссу до небес. И если бы Мелисса была дрянью, стал ли бы один из его лучших друзей толкать его на брак с ней? Конечно, нет. Он широко улыбнулся. Если у Ройса было бы малейшее подозрение насчет Мелиссы, какие-то сомнения, друг предупредил бы его. Так же несомненно, что Ройс горячо любит Мелиссу. Он говорил о ее воспитанности и красоте, и Доминик помнил, какое угрожающее выражение появилось на лице Ройса, когда тот вошел и увидел Доминика с Мелиссой в постели! Совершенно ясно, что Ройс высоко ценил ее, готов был драться на дуэли за ее честь даже с лучшим другом. Было бы невероятно, если бы она была женщиной такого сорта, к какому раньше относил Мелиссу Доминик. Такая не вызвала бы подобную реакцию у далеко не сентиментального Ройса.

С удовлетворением Доминик повернул лошадь и направил ее обратно к дому. В нем все сильнее росло убеждение, что единственный человек, который мог ответить на волнующие его вопросы, — сама Мелисса. Больше, чем когда-либо, он хотел поговорить с ней. Пусть она объяснит, почему оказалась в гостинице и что заставило ее выйти за него замуж? Он жаждет услышать ее ответ, и очень скоро получит его. Чувственная улыбка промелькнула на его лице. Она дала ему прекрасные объяснения. И радость прошлой ночи снова вернулась к нему.

Но, взглянув на высокого длинноногого черного жеребца, привязанного возле дома, Доминик забыл обо всем. Он знал, чья это лошадь, и поторопился к дому. Он хотел приветствовать нежданного, но такого желанного гостя!

Кинув поводья груму, возникшему перед ним словно из-под земли, Доминик быстро спешился и побежал по ступенькам. Его ноги едва касались пола галереи. Он услышал смех и увидел высокого широкоплечего джентльмена, идущего ему навстречу. Раскинув руки, Доминик радостно воскликнул:

— Адам Сент-Клер! Когда ты не приехал на свадьбу, я решил, что теперь не уйдешь от судьбы и от какого-нибудь ревнивого мужа получишь то, что заслуживаешь!

Адам Сент-Клер, озорно блестя глазами, ответил:

— Теперь я остался единственным, кто еще не попал в мышеловку! Я не поверил своим глазам, когда прочел приглашение на твою свадьбу. Ты понимаешь, что закован в кандалы? Катарина не даст мне ни минуты покоя из-за моего холостяцкого положения. Раньше я всегда мог сказать, что ей нечего беспокоиться — ты ведь тоже не женат. А сейчас что мне делать?..

Приятели отправились в конец галереи, где сидела Мелисса, только что занимавшая гостя. Как если бы он делал так каждое утро, Доминик подошел к ней и быстро поцеловал ее в губы.

— Доброе утро, дорогая, — ласково сказал он, а его глаза скользнули по ее прелестным чертам; потом он сел на стул рядом с ней.

Смутившись, Мелисса принялась переставлять посуду на серебряном подносе, потом, заметив, что у Доминика нет чашки, она поспешно позвонила слуге, обрадовавшись, что есть чем себя занять.

Доминик посмотрел на свою сияющую жену и, поддразнивая, сказал:

— Похоже, мне нельзя отлучиться, мадам, — у вас всегда появляются гости. Но этот гость, известный ловелас, мне хорошо знаком. — Он ласково провел пальцами по вспыхнувшей щеке Мелиссы и добавил:

— Я его застрелю, прежде чем он успеет начать заигрывать с моей женой.

Сердце Мелиссы быстро-быстро заколотилось под корсетом вишневого муслина с кружевами. Затаив дыхание, она сказала:

— Он предупредил меня о своей репутации и, зная тебя как опытного дуэлянта, пообещал не затрагивать твоих чувств. — Глаза Мелиссы сияли озорством. — И он был очень внимателен и великодушен. И он не менее очарователен, чем ты.

Адам Сент-Клер был действительно хорош собой, и было бы очень трудно сделать выбор между ним и Домиником. Оба, вне всяких сомнений, имели много общего, и не только внешне. Как и Доминик, Адам был высокий, выше шести футов, темноволос, моложе Доминика всего на несколько месяцев. Они оба жили в Натчезе, пока Доминик не купил Тысячу Дубов. Белле Виста Адама была в трех милях от Боннэра. Но были между ними и различия. Адам родился и вырос в Англии и приехал в Америку, когда ему уже исполнилось восемнадцать, и его английский был лишен американского акцента, у него не было манеры растягивать слова, он их почти глотал. Адам был более подвижным, чем Доминик.

Но если бы даже оба молодых человека не понравились друг другу при первой встрече, дружба все равно бы их настигла — младшая сестра Адама, Катарина, была замужем за Джейсоном Сэвэджем, близким другом Моргана, так что их семьи были хорошо знакомы. В последнее время, занятые своими делами, они встречались реже, и поэтому сейчас Доминик очень обрадовался другу.

Слуга принес еще одну чашку и кофейник с горячим кофе. Доминик спросил друга:

— Ну, а теперь ты станешь извиняться за то, что не был на моей свадьбе?

Адам поморщился, и его веселость исчезла.

— Меня задержали поручения Джейсона. И вообще я заехал домой по пути в Нью-Орлеан и там узнал о свадьбе, — Его настроение внезапно изменилось, он долгим взглядом посмотрел на Мелиссу. — Если бы первым увидел вас я, а не этот болван, что рядом с вами, был бы я… Мелисса улыбнулась шутке:

— Вы так добры, сэр. — Она бросила неопределенный взгляд на Доминика и тихо добавила:

— Но я… — Она помолчала, а потом, вдохновленная ею ласковым взглядом, быстро закончила:

— .. Вполне довольна своим мужем.

Неожиданно, словно забыв о присутствии Адама, Доминик поднес руку Мелиссы к губам и поцеловал, не отрывая глаз от ее липа.

— Правда, дорогая? Это действительно так? Нежный румянец залил ее щеки, и, не в силах выдержать изучающий взгляд мужа. Мелисса отвела глаза и сказала:

— Да, я так думаю.

Адам наблюдал за происходящим с интересом, завороженный переменой, происшедшей с некогда убежденным холостяком. Решив, что он явился не в очень подходящее время, Адам слегка откашлялся и объявил:

— Похоже, я не вовремя. Я вам не помешал? Вспомнив о своих обязанностях хозяина и хозяйки, Мелисса и Доминик запротестовали, а потом забросали Адама вопросами: когда он приехал, где остановился, сколько пробудет здесь.

Засмеявшись, Адам поднял руки, как бы сдаваясь:

— Ну, не все вопросы сразу, пожалуйста. Я приехал вчера вечером и отправился в Дубовую Лощину, там узнал у Ройса, где ты. — Адам улыбнулся. — Я заказал комнату в гостинице, но Ройс настоял, чтобы я остановился у них. — Гость с усмешкой посмотрел на Доминика. — Ты теперь человек семейный, он чувствует себя несколько обездоленным и, как кажется, нуждается в моей холостяцкой поддержке…

— Ну и ты его успокоил? — спросил Доминик. Он насмешливо ожидал ответа Адама и слегка удивился, когда его лицо приняло напряженное выражение.

Нахмурившись и чем-то смутившись, Адам медленно произнес:

— Да…

Разговор продолжался в непринужденной манере, и, подумав, что Доминик хочет побыть со своим другом наедине, Мелисса поднялась и вышла.

Между нею и мужем еще ничего не улажено. Последняя ночь подтвердила то, что она уже знала: Доминик жаждет ее тела, он возбуждает ее страсть, но что-то их разделяет, и причина не только в ней. Может ли она надеяться, что он в нее влюбился? Даже если бы все, что она слышала о нем, оказалось правдой, она все равно верила: к ней он чувствует нечто иное, чем к другим женщинам.

Хотя казалось, что Доминик с интересом слушает Адама, на деле он, в свою очередь, размышлял об отношениях с Мелиссой. И хотя он радовался приезду друга, ему все равно не терпелось, чтобы он ушел, и как можно скорее. Сейчас самое главное для него — не нарушить растущее взаимопонимание между ним и женой. Он уже был готов вежливо предложить Адаму заехать позднее, но тут приятель сказал то, что заставило Доминика забыть обо всем.

— Я всеми силами сдерживался, не желая говорить при Мелиссе, но, Дом, новости с войны плохи. Очень плохи.

Увидев, что целиком завладел вниманием друга, Адам сказал:

— Британцы атаковали и сожгли столицу двадцать четвертого августа.

ЧАСТЬ IV. ВЕРЬ В МОЮ ЛЮБОВЬ

Глава 23

Повисло напряженное молчание, когда смысл новости дошел до Доминика. Если Вашингтон пал… Ужасная картина британского правления возникла в его сознании. До этого война никогда не казалась ему реальной. Она была чем-то далеким, случайным, ну разве что слегка волнующим. Но это! Это меняло все!

Низким хриплым голосом он взволнованно спросил:

— Президент? Его кабинет?.. Адам быстро успокоил Доминика.

— Президенту удалось бежать, правда, он и его окружение едва не оказались в центре британского вторжения. Они сумели избежать плена лишь потому, что по собственной инициативе — можешь себе представить: по собственной инициативе! — шпион предупредил их в самый последний миг!

Лицо Адама горело негодованием и презрением к постыдному беспорядку, царившему в американских войсках во время битвы при Блэйденсберге, произошедшей на подступах к столице. Покачав головой, он пробормотал:

— И среди них — совершенно бестолковый генерал Уайндер, Амстронг — наш вечно надутый военный министр, Джеймс Монро, которого прочили на пост министра иностранных дел, желавший приложить руку к военным действиям, и наш президент. Они просто подарили англичанам победу. — Дав выход гневу, душившему его, Адам упавшим голосом продолжал:

— В это трудно поверить, но менее чем две тысячи шестьсот британцев оказались в состоянии разбить шесть тысяч американцев. Мы должны были выиграть! Но при первом беглом огне, при первом громе пушек наши сломались, и не прошло и получаса, как войска бежали. Полный разгром!

Окаменев от услышанного, Доминик, не мигая, смотрел на друга, не в силах поверить, что все так плохо. Тряхнув головой, он наклонился вперед и с надеждой в голосе спросил:

— Но это — в Блэйденсберге. А что в Вашингтоне? Я уверен, там было больше организованности.

Адам горько улыбнулся:

— Город не защищали. Там был полный хаос. Люди бежали кто куда, погрузив пожитки

на ручные тележки и в фургоны. Слухи вносили панику… Уайндер пытался собрать своих людей, но к тому моменту больше половины войска удрало. Они бежали, как овцы от своры собак. И некому было преградить путь врагу.

Не желая сосредоточиваться на постыдной картине, нарисованной Адамом, но стремясь узнать все, пусть даже самое худшее, Доминик резко спросил:

— Ты сказал, что столица сожжена. Если не было штурма и никто не сопротивлялся, то почему?

Адам пожал плечами:

— Генерал-майор Росс и адмирал Кокберн просто захотели преподать нам урок. Мне не хочется хорошо говорить о врагах, но они оказались милосердны — не взорвали Капитолий, вняв мольбам женщин, которые боялись, что рухнут их дома, стоящие рядом. Британцы подожгли только учреждения. Но сейчас Вашингтон — зрелище печальное. Он в руинах.

Доминик не знал, что сказать. Его охватила бессильная ярость. Постыдное поражение в пригороде и сожжение Вашингтона были сильным ударом по американскому правительству, и он подумал — оправится ли оно после этого. С гневом и отчаянием он спросил:

— И британцы до сих пор в городе?

— Нет, они подожгли правительственные здания и ушли. И, перед тем как я унес оттуда ноги, ходили слухи, что они пойдут на Аннаполис или Балтимор. Я не хотел уезжать, не узнав точно, куда именно они направят удар, но не смог задержаться слишком надолго — Джейсон ждал моего отчета. — Адам улыбнулся. — А поскольку я оказался там по его просьбе и моей главной целью было стать его «глазами», я уехал, когда город вернулся к более или менее нормальной жизни.

— Так тебя туда послал Джейсон? — тихо спросил Доминик. Адам кивнул:

— Ты знаешь Джейсона, он думает, что держит палец на пульсе страны. Похоже, он и других дураков уговорил шпионить для него в Англии. Они у него повсюду. — Адам улыбнулся. — Он больше похож на своего дядю Роксбури, чем в этом признается.

— А вот насчет Роксбури… — И Доминик рассказал, что знал об этом человеке, давая понять Адаму, как плохо Джейсон разбирается в своих делах.

Джейсон не раз вовлекал Адама в свои интриги, и поэтому он слушал Доминика с пониманием. Когда тот закончил, голубые глаза гостя озорно блеснули.

— А как твоя жена относится к твоему флирту с другой?

— А ты как думаешь? — парировал Доминик и вспомнил о том, что их отношения до сих пор не улажены. — Я не думаю, что Мелисса болтлива, но не могу рассказать ей — боюсь, не поверит. Она может подумать, что я ей лгу.

Адам не смог удержаться, чтобы не рассмеяться, но военная тема вновь поглотила их внимание. Вскоре Адам, поднимаясь, сказал:

— Мне надо ехать. Я и так пробыл здесь дольше, чем собирался, но не мог не увидеться с тобой.

Доминик проводил друга.

— Я надеюсь, что в нашу следующую встречу у меня будут новости получше. А пока я еду в Терр-ду-Кур. Джейсон все равно разыщет меня, если я не появлюсь. — Легко вскочив на свою норовистую лошадь, Адам добавил:

— Очень жаль, что не могу остаться и снять с твоих плеч ношу «дружбы» с леди Боуден.

Доминик улыбнулся:

— Да. Тебе было бы нетрудно… Адам рассмеялся. Потом лицо его стало предельно серьезным.

— Будь осторожен. Дом. Похоже, ее братец — та еще дрянь.

Об этом Доминика можно было и не предупреждать. Он имел с ним дело в Лондоне и знал, как опасен этот лицемер.

— Ройс присматривает за ним.

Адам кивнул и, пришпорив коня, поскакал. Слегка нахмурившись, Доминик смотрел ему вслед, пока тот не пропал из виду. Он чувствовал, что горячие денечки еще впереди. Нападение англичан на Вашингтон изменило его отношение к войне, и как он подозревал, не у него одного. Размышляя о возможных последствиях этого события, он отправился искать Мелиссу, решив, что нет необходимости скрывать от нее важные новости, о которых очень скоро узнает вся с грана.

Поначалу никто не верил в ужасное поражение, информация растекалась по стране, настраивая американцев против президента и его кабинета. «Газетт» трубила: «Несчастные, презренные, жалкие, трусливые негодяи. Их голова — слишком малая цена за ту бездну, в которую они ввергли нашу истекающую кровью страну».

Постепенно негодование и ярость стихли, и проклятия сменились симпатиями к организующему сопротивление президенту. Лучше всего это выразила газета «Уилки реджистер»: «Война для нас — дело новое. Но мы должны учиться воевать. И непобедимые силы Веллингтона будут разбиты сыновьями тех, кто сражался в Саратоге и Йорктауне».

Весть о сожжении Вашингтона, казалось, объединила страну. Отряды добровольцев, пожертвования стекались изо всех городов побережья к северо-востоку. Руфес Кинг из Нью-Йорка, любимец федералистов, объявил, что он готов все состояние положить на алтарь победы. Восемьдесят человек из Мериленда собрались за двадцать четыре часа и направились к Вашингтону. Из Рияланд Дистрикт, Южная Калифорния, отряд в сто человек отправился к столице с тремя тысячами долларов, собранных гражданами. Даже стремившаяся к нейтралитету Новая Англия примкнула к борьбе. Губернатор Мартин Читтенден из Вермонта страстно призывал:

— Пришло время, когда все политические разногласия и устарелые взгляды на тактику ведения войны должны быть отброшены. Каждое сердце должно забиться в желании встать на защиту нашей свободы, нашей страны, наших святынь и наших очагов.

Вся страна пришла в движение.

В глубинке, куда новости доходили лишь через несколько недель, реакция не была столь горячей, хотя и там гнев нарастал, слышались призывы к сбору денег, формированию отрядов добровольцев. Но скоро здравый смысл взял верх. Через несколько недель или месяцев британцы могут атаковать Мобил, Алабаму или даже Нью-Орлеан; кто же защитит граждан? Все были заняты мыслями о войне, страстно желая узнать новости.

Личные отношения между Домиником и Мелиссой отошли на второй план. И только через много дней после появления Адама все более-менее вернулось в норму. Доминик целиком был поглощен делами, связанными с войной. Плантаторы и бизнесмены собирались в Батон-Руже, обсуждали, что делать и как, чтобы лучше распорядиться людьми и оружием, защитить свои земли и жилища и быть готовыми в любой момент отправиться, куда потребуется.

Морган вскоре увез Леони из Батон-Ружа. Он чувствовал, и не без основания, что его место в Нью-Орлеане. Случалось, разгоряченные спором джентльмены обменивались презрительными словами, споря о том, какой из планов лучше.

В такие минуты Доминик завидовал холодной практичности Моргана. Они же с Рейсом делали все, чтобы удержать друзей и соседей от паники. Доминику даже пришлось насмешливо сказать двум готовым подраться из-за спора джентльменам:

— Погодите, ведь мы хотим убивать британцев, а не друг друга!

Латимер также присутствовал на городских собраниях, и Доминика это тревожило; но никаких секретов на них не обсуждалось, и Латимер ничего ценного узнать не мог. Тем не менее Доминик не спускал глаз с англичанина, подмечал, с кем он ведет беседы, с кем находится в наилучших отношениях. Его не удивило, что Латимер сосредоточил свое внимание на полковнике Грейсоне, одном из британских офицеров, потомке тех, кого называют «тори», нашедшем убежище в Луизиане с началом войны занезависимость.

Поведение Латимера усиливало подозрения. У Ройса и Доминика сложилось мнение, что филантропические занятия — лишь уловка, скрывающая настоящую деятельность англичанина. Но прямых доказательств этому не было, и Доминика это раздражало больше всего. Он должен следить за человеком, о котором точно знал, что это враг, но которого принимают в обществе и который умел завоевать расположение тех, кто не знал его подлинной сущности. Доминик и Латимер избегали общества друг друга, & когда им все же приходилось встречаться, ограничивались холодным кивком, хотя их напряженные отношения не бросались в глаза.

Когда прошли первые недели патриотического порыва, Доминик с Мелиссой стали принимать больше приглашений от соседей, и обнаружилось, что Захарий Сеймур все чаще появлялся в обществе Деборы Боуден, хотя та продолжала увиваться вокруг Доминика. Соседи стали невольно замечать, что мистер Слэйд недолюбливает красивого англичанина; было совершенно ясно и то, что мистер Латимер тоже не стремится к обществу мистера Слэйда.

Мелисса это заметила сразу, но реакция мужчин друг на друга ее не особенно удивила. Хотя она не вполне отдавала себе отчет, почему они так не любят друг друга, но начинала догадываться: что-то произошло между ними в Лондоне из-за леди Боуден. Нельзя сказать, чтобы это заключение ее обрадовало.

Доминик и Мелисса по-прежнему проводили ночи врозь: волнения и тревоги всей нации отодвинули на задний план их собственные проблемы. Известие о сожжении Вашингтона произвело на Мелиссу удручающее впечатление, она, как и все американцы, была в ярости, беспокоилась о мужчинах своей семьи и об опасностях, которые их ожидают, поэтому испытала и чувство вины, и облегчение, когда было решено не посылать добровольцев на побережье Атлантики, а оставить их для защиты своего края.

Отправлять на войну любимого мужчину — будь то муж, отец, любовник или сын — всегда тяжело. Но, учитывая, что у нее с Домиником не все улажено, она боялась, что он уедет, так и не узнав о ее чувствах, хотя день ото дня взаимность их чувств росла…

Шли дни, первый порыв энтузиазма пошел на убыль, а новости, спускавшиеся вниз по Миссисипи от одного города к другому, были хорошими:

Балтимор, под военным руководством Самуэля Смита, геройски отбил атаку британцев. Еще больше вдохновило американцев то, что британский генерал-майор Роберт Росс, приказавший поджечь Вашингтон, был сражен пулей снайпера. Одиннадцатого сентября в Платтсбурге, штат Нью-Йорк, британские силы под командованием сэра Джорджа Превоста потерпели поражение. На озере Шамплейн американский морской офицер Томас Мандон применил блестящую тактику и уничтожил британскую эскадру, прикрывавшую отряд Превоста. Новости, конечно, были не очень свежие, но их встречали так радостно, как если бы события произошли вчера.

Жизнь входила в нормальную колею, и все чаще Мелисса возвращалась к вопросу об отношениях с мужем. Она редко его видела, и хотя он был вежлив с ней на приемах и обедах, это было не совсем то, чего она хотела.

Они по-прежнему жили как брат и сестра.

Мелисса была озадачена этим, потому что не сомневалась, что мужа влечет к ней, но у нее не хватало смелости изменить ситуацию. Много ночей она провела без сна в холодной постели, пытаясь набраться смелости и, раскрыв двери, разделявшие их спальни, войти в комнату мужа. Мелисса не раз бралась за ручку двери, но мужество покидало ее, и она возвращалась в постель, снова металась, ворочаясь без сна, и воображение рисовало ей волнующие сцены…

Возможно, Мелисса все же решилась бы на такой поступок, но ее сдерживали отношения Доминика и Деборы. Были моменты, когда она могла поклясться, что муж совершенно равнодушен к этой женщине, что она его раздражает, пытаясь завладеть его вниманием на приемах. Но, однако, он позволял Деборе так себя вести с ним. Мелисса зашла в тупик. Доминик в редкие моменты, когда они оставались наедине, держался с ней непринужденно, тепло, галантно и смотрел на нее так, что пульс ее учащенно бился. А потом Мелиссе снова казалось, что он целиком поглощен этой безмозглой куклой Деборой Боуден.

Конечно, Мелисса чувствовала и свою вину: она ведь тоже ничего не делала, чтобы оттолкнуть от себя Латимера, который все время вился около нее. Ну, а что ей оставалось, если муж все время танцует с другой? Общество Латимера было ей неприятно, хотя он вел себя тактично и вежливо; но Мелисса понимала, что вынуждена терпеть его из-за сестры, и если бы Доминик не оставлял ее, позволяя Деборе увиваться вокруг себя, она бы никогда не позволила бы Джулиусу Латимеру даже приблизиться к ней. Мелисса твердо решила поговорить с Джошем о Доминике и даже сделала несколько попыток, но Джош, как и Доминик, был занят важными делами, и когда она приезжала навестить его, то никогда не заставала.

Ройс же, казалось, стремился избежать разговора с кузиной и, оказавшись наедине с ней, исчезал под каким-либо предлогом… Почему он вдруг стал так неловко чувствовать себя в обществе Мелиссы? Что он пытается скрыть?

Мелисса стала раздражительной, и однажды, в самом начале октября, когда Ройс заехал к ним в поисках Доминика, которого не оказалось дома, она задержала его.

— Подожди. Я хочу с тобой поговорить. Выражение неловкости появилось на лице Ройса, уже стоявшего на пороге.

— В другой раз, дорогая. Я действительно должен спешить.

Но на этот раз Мелисса не дала ему отвертеться. Схватив его за руку, она посмотрела кузену прямо в глаза и голосом, полным мольбы, сказала:

— Ройс, каким бы спешным ни было твое дело, мне нужно с тобой поговорить.

Бледное лицо Мелиссы и темные круги под глазами — свидетельство бессонных ночей — заставили Ройса уступить. Он более, чем кто-либо другой, знал о трудностях семейной жизни Мелиссы. Ему было известно, что, хотя его кузина и Доминик вступили в брак в силу обстоятельств, оба они не были равнодушны друг к другу. Он мог побиться об заклад на крупную сумму, что Доминик и Мелисса зашли в тупик в своих чувствах друг к другу. А если вспомнить дела Доминика с Деборой, то ситуация становилась еще более сложной. И хотя Ройс не беспокоился за Доминика, который выполнял просьбу Джейсона, понимая, что тот сам в силах справиться со своими проблемами, он не был равнодушен к страданиям обожаемой кузины. До какой-то степени он даже развлекался, наблюдая, как Доминик пытается ухаживать за женой и в то же время позволяет Деборе Боуден вешаться ему на шею, но мука в глазах Мелиссы заставила его пересмотреть свой взгляд на ситуацию.

— Ну, если ты настаиваешь, дорогая… Мелисса провела его в гостиную и усадила рядом с собой на диван. Брат взял ее мягкую, нежную руку в свою и поцеловал. Встретив ее взволнованный взгляд, он спросил:

— Что тебя так беспокоит, дорогая? Ее красивые губы задрожали.

— Это так заметно? Я думала, что хорошо скрываю свои чувства…

— Но не от меня, — ответил Ройс тихо. — Я думаю, дело в Доминике и его флирте с Деборой Боуден. Я тебе говорил, что не надо этого опасаться.

— Но почему Доминик позволяет ей держать его возле себя? — вскричала Мелисса; страхи и сомнения неудержимо захлестнули ее душу.

— Потому что он должен так поступать! — ответил Ройс, которому совсем не нравилась его роль в этом деле.

Глаза Мелиссы расширились:

— Должен так поступать — переспросила она тупо. — Но почему? Что его заставляет? Ройс вздохнул:

— Если бы ты не была так невинна, ты бы поняла, что Доминику ничего не надо от Деборы, он с удовольствием бы придушил ее и никогда больше не отходил бы от тебя.

Мелисса с болезненным напряжением вглядывалась в его лицо.

— Откуда ты знаешь?! Он вовсе не хотел на мне жениться, это твой отец заставил его, — горячась, говорила она, — а леди Дебора очень красива и не простушка.

— О, самая эгоистичная сучка, которую я встречал! — заявил Ройс с явным презрением.

При этих словах Мелисса смутилась еще больше, потому что на публике Ройс вел себя так, словно тоже очарован Деборой.

— Я думала, что и ты от нее без ума, как и Захарий, и Доминик.

— Боже мой! Да нет! Никогда она мне не нравилась, даже в молодости, когда Доминик был ею увлечен. Для любого человека в здравом уме, не ослепленного ее смазливым личиком, совершенно ясно, что это коварная, лицемерная женщина, такая же, как и ее брат.

— Тебе и Джулиус не нравится? Почему? Ты ведь все время проводишь с ним. На каждом вечере вы просто неразлучны, если он не рядом со мной.

— Я тоже хотел поговорить с тобой об этом, радость моя, — заявил Ройс с обеспокоенным выражением карих глаз. — Какого черта ты заигрываешь с этим мошенником и поощряешь его ухаживания?

— Если Доминик считает, что ему позволено ухаживать за другой женщиной, то почему я не могу водить знакомство с этим джентльменом?

— Да! Но, ради Бога, выбери себе джентльмена, а не эту скотину!

Мелисса на секунду задумалась и нервно спросила:

— Если он мошенник и «скотина», то почему ты дружишь с ним?

До Ройса вдруг дошло, что может сказать Мелиссе больше, чем ей следует знать: он собирался лишь успокоить ее, а не разглашать секретные сведения. В отличие от Доминика ее кузен очень хорошо знал, что Мелисса умеет держать язык за зубами, и при других обстоятельствах он все бы ей рассказал, но дело было слишком серьезным, а она наверняка захотела бы принять участие в этой авантюре. Он ничего не может ей больше сказать. В конце концов, решил Ройс, у Мелиссы есть муж, и пускай он сам разбирается со своей женой.

Придя к такому решению, Ройс заявил кузине, подделываясь под высокопарный тон Джоша:

— Ты не должна спрашивать меня о моих знакомых. У джентльмена могут быть друзья, которых он никогда не введет в круг женщин своей семьи!

— Чушь собачья! — вспылила Мелисса, и ее глаза засверкали негодованием. — Латимер не просто жулик или мошенник, случайно встреченный на улице или во время попойки. Его везде принимают-, и вполне респектабельные люди находят общество его и его сестры приятным. Поэтому я тебя снова спрашиваю, почему ты называешь его «скотиной», а ведешь себя с ним как друг?

Да, кузине не откажешь в логическом мышлении, подумал Ройс и, постаравшись изобразить на лице холодную неприступность, заявил:

— Все это не твоего ума дело. Я просто тебя предупреждаю: Латимер — совсем не тот джентльмен, за которого себя выдает, и ты должна быть осторожнее, поискать кого-то другого, на ком могла бы оттачивать свои коготки.

В подобные моменты Мелиссе страшно хотелось вновь стать маленькой, свободной от условностей. Она стиснула кулаки, стремясь подавить острое желание поставить Ройсу синяк под глазом. Но, напомнив себе, что она, увы, уже не девочка, а замужняя женщина, сдержалась, ограничившись пожеланием брату:

— Я уверена, ты сам найдешь дверь. Ройс секунду постоял, терзаясь неразрешимостью ситуации и проклиная себя. Он не успокоил, а вывел из себя Мелиссу, и теперь в их отношениях появилась трещина. Он шагнул к ней и ласково проговорил:

— Лисса, мне так не хочется говорить с тобой в подобном тоне. Пожалуйста, давай останемся друзьями.

Мелиссе было трудно не внять его мольбе, но она не могла больше делать вид, что все в порядке. Что-то Ройс от нее скрывал, но что? Нахмурившись, она размышляла. Ну, конечно, когда она упомянула о Латимере, вот тогда его тон переменился… Латимер… Латимер и его сестра вызывали странную реакцию у мужчин ее семьи. Захарий, который, похоже, поддался чарам леди Боуден… Но что-то было еще. Прокручивая в уме ход разговора. Мелисса поняла: Ройс стал холодным и замкнутым в тот момент, когда она заметила, что он говорит о Латимерах одно, а поступает по отношению к Джулиусу и его сестре совсем по-другому. Интересно. Ей ни к чему портить отношения с Рейсом, и она решила принять его предложение о примирении. Посмотрев на кузена с улыбкой. Мелисса сказала:

— Мы всегда будем друзьями, Ройс, даже если ты меня снова выведешь из себя. Он засмеялся и поцеловал ее в лоб:

— Вот это моя Лисса! А теперь, дорогая, мне пора. — Его лицо стало серьезным:

— Лисса, не беспокойся, скоро все это кончится. ройс вышел, оставив Мелиссу в глубокой задумчивости. Она размышляла: Ройсу Латимеры не нравится. Совсем не нравятся. Однако на людях он притворяется, что наслаждается их обществом. Почему? Ройс говорит, что этот флирт для Доминика ничего не значит, но тогда почему ее муж не отвергнет домогательства Деборы? Мог ли Доминик, как и Ройс, играть в какую-то тайную игру с Латимером? Притворяться, что находит Дебору привлекательной, на самом деле так не считая? Но самое любопытное — для чего им все, это надо?

Мелисса несколько часов размышляла над поведением Ройса и Доминика, но ответа не нашла. Подумав о леди Боуден, она со злостью вспомнила, что та не оставляет в покое и Захария.

С тех по как Мелисса вышла замуж, они с Захарием стали видеться гораздо реже. То Захарий приезжал к Мелиссе, то Мелисса навещала брата; встречались они и на званых вечерах, но Мелисса не знала, часто ли Дебора бывает в Уиллоуглене.

На людях эту женщину часто видели рядом с Захарием, хотя большей частью англичанка увивалась вокруг ее мужа. Мелиссу беспокоило внимание Деборы к Захарию, но она не могла понять, зачем он ей.

Забыв на время о проблеме взаимоотношений Доминика с Деборой, Мелисса принялась думать о связи этой леди с братом. Ни одно из пришедших ей в голову объяснений ее не устраивало. Леди Боуден, отметила Мелисса, никогда не появлялась в поле зрения Захария, пока судьба Сеймуров круто не изменилась. Все началось после того, как она вышла замуж за Доминика. Возможно, когда Дебора поняла, что один из богатых джентльменов стал недосягаем, она переключила внимание на другого, помоложе и понаивней? Ведь очаровать юношу зрелой красотке не составляло труда!

Разволновавшись от этих мыслей. Мелисса ходила по гостиной, честно стараясь, чтобы в основе ее выводов не лежала антипатия к Деборе. Теперь она никак не могла избавиться от тревожного чувства, что, думая о Доминике и Деборе, может проглядеть опасность, угрожающую брату. Новая проблема встала перед Мелиссой: развлекается Дебора, проводя время в приятном обществе Захария, или же у нее есть далеко идущие намерения.

Глава 24

Сидя в гостиной красивого дома, недавно снятого им в пригороде Батон-Ружа, напротив Деборы, устроившейся возле маленького столика с серебряным чайником и остатками легкой трапезы, Латимер болтал с сестрой. В ходе их беседы Дебора упомянула о Захарии Сеймуре, и Латимеру пришла в голову одна мысль.

В отличие от Мелиссы Латимер прекрасно знал, каковы жизненные принципы его сестрицы. Они не раз обсуждали, как ей себя вести, и решили, что Захарии Сеймур мог служить источником денег. Теперь, когда он достаточно богат благодаря замужеству сестры с Домиником Слэйдом, юноша стал весьма привлекательным для обоих, и они немедленно составили план, который успешно проводили в жизнь. Сладкая улыбка Деборы и ее кокетство совершенно поработили жертву, и эта леди достаточно искусно выманивала у молодого джентльмена дорогие подарки. К большому удовлетворению обоих все шло так, как они задумали: Захарии прямо-таки боготворил женщину, которая так очаровательно ему улыбалась, позволяя верить, что находит его неотразимым.

Но в последнее время Латимер стал задумываться: а не могла ли Дебора пойти чуть дальше разработанного плана? Они говорили о легком флирте и заигрывании, но теперь… Латимер положил руку перед собой на стол и осторожно заметил:

— Что ты думаешь насчет этого молокососа Сеймура? Ты получила от него неплохие пустячки, особенно хороши сапфировые серьги; когда мы вернемся в Лондон, за них можно получить приличные деньги. Но будь осторожна: нам не нужны неприятности или осложнения.

Дебора улыбнулась:

— Ну уж! Не преувеличивай, поверь мне. Я знаю, как управлять мужчинами, а уж тем более этим ягненком.

Его не убедили слова Деборы: он слишком хорошо знал тщеславие сестры.

— Не такой уж он ягненок. Вчера вечером, когда ты вальсировала со Слэйдом у Хемптонов, я видел его лицо.

— Ну… Я знаю, — самоуверенно ответила Дебора. — Он на меня очень злился, и, знаешь, в нем пробудилась страсть. — На ее губах заиграла мечтательная улыбка, и она добавила:

— Захарии вполне зрелый молодой человек, и я не прочь зайти в отношениях с ним достаточно далеко.

Латимер напрягся, его голос стал угрожающе тихим:

— Однако, если мне не изменяет память, мы договорились только использовать его, а не соблазнять.

— Ты напрасно волнуешься, мой дорогой братец, — ответила Дебора с вульгарной интонацией. — Я знаю, что делаю. Кроме того, — нетерпеливо заметила она, — я заслуживаю награды за то, что ты воспрепятствовал мне стать женой Доминика Слэйда, и за те страдания, которые я вынесла во время пародии на замужество со старым Боуденом. — Ее красивое лицо исказилось, и она продолжала:

— Ты представить себе не можешь, каково целовать старого сварливого козла! Позволять ему прикасаться ко мне, заниматься любовью! Если бы ты о нем вовремя не позаботился, я не знаю, сколько бы еще я смогла выдержать.

— Ты заткнешься? — прорычал Латимер. — Твой длинный язык доведет нас до виселицы. Инцидент с Боуденом в прошлом, выбрось его из головы.

Пожав хрупкими плечами, Дебора с удовольствием отпила из чашки.

— Замечательно. Но перестань мне читать нотации о том, что я должна делать. — Хитрая искорка засветилась в ее глазах. — Ты сам не так уж хорошо сработал с этой вульгарной девицей.

Голубые глаза Латимера словно остекленели, и ледяным голосом он ответил:

— Может, мне и не удалось заставить ее лечь в постель, но зато я получил двадцать пять тысяч долларов, которые нам были нужнее. И я решил попользоваться ее прелестями только тогда, когда понял, что нет надежды получить эти деньги.

— Да, но если ты не перестанешь играть в карты, как в последнее время, ты вообще останешься без единого пенни.

— Ой, заткнись! Я знаю, что делаю. Роксбури дал денег на поездку, и он обещал приличную сумму, когда вернемся. Мне здесь надо появляться на приемах, вертеться среди людей — это единственный способ войти к ним в доверие. Есть и кое-что еще, запомни, и больше не кори меня за карты. Многие плантаторы — очень азартные игроки, а есть состояния, которые нажиты умной игрой в карты. И причем большие, гораздо большие, чем обещал Роксбури. И я хочу воспользоваться случаем. Если кажется, что я сейчас теряю, это к лучшему Когда начну выигрывать… — коварство засветилось в его глазах, — , а я начну выигрывать, и очень скоро, — тогда ты будешь довольна результатами, поверь.

— Ты что положил глаз на кого-то конкретно? Латимер кивнул.

— Да. Этот сопляк Франклин. Он из тех беззаботных молодых дураков, которых просто грех не пощипать.

Дебора хмыкнула:

— Хотелось бы верить, что он не скоро догадается, что его дурачат — Это неважно. Если он заподозрит, что я играю нечисто, у него хватит глупости вызвать меня на дуэль, и тогда ему крышка. О чем нам не надо беспокоиться, так это о том, что о нас думают эти провинциалы. Мы скоро уезжаем в Нью-Орлеан, а потом, если все будет в порядке, отравимся в Лондон, и на сей раз при деньгах, с высоко поднятой головой.

Похоже, он не убедил Дебору.

— А ты должен потерять много денег, прежде чем выиграть?

— Я не собираюсь много терять. Но мне важно убедить противника, что он способен меня перехитрить. А наблюдатели пусть думают, что просто судьба ко мне переменилась, и ничего не заподозрят, когда я начну щипать этого молокососа.

— Ту думаешь, что твои хитрости не заметит Доминик? — спросила насмешливо Дебора.

— Что ж, отлично. Пусть заметит. Я не сделаю такой ошибки, как в прошлый раз, представ перед ним на дуэли. Можешь не сомневаться, больше я не буду лежать в грязи, истекая кровью.

Дебора капризно сказала:

— Я до Сих пор не могу понять, почему ты не разрешил мне выйти за него замуж. Он гораздо богаче старого козла Боудена, и я не сомневаюсь — в постели с ним лучше, чем с кем-либо еще.

— Так вот почему ты все время вертишься вокруг него! Надеешься получить от него, чего не получила от него тогда?

А почему бы и нет? — горячо воскликнула Дебора. — Ты развлекаешься со своими женщинами, а почему бы мне хоть раз не переспать с мужчиной по собственному выбору, а не соглашаться на тех, кого ты выбираешь мне из-за денег? — И, надув хорошенькие губки, она продолжала:

— Я не имела бы ничего против выйти замуж за Доминика.

Ее слова задели брата. Латимер встал, пересек комнату и подошел к столу. Наливая себе чай, он раздраженно сказал:

— Если бы я тогда знал, как он богат, я бы не встал на твоем пути. Но я принял его за надменного обитателя колоний, который выискивает жену, чтобы дома произвести впечатление на своих деревенских соседей. — Помешивая чай серебряной ложечкой, Латимер продолжал:

— Но даже если бы я знал все о его состоянии, все равно не думаю, что был бы смысл тебе выходить за него. Он слишком проницателен, чтобы позволить нам его доить. И уж тем более пустить ему кровь.

— Но во втором случае мы бы не слишком много выиграли, — язвительно ответила Дебора. — И, кроме того, я не знаю, захотелось ли бы мне, чтобы Доминик умер. Скорее всего, он устроил бы меня как муж.

— Ну, я в этом не сомневаюсь. А ты можешь себя представить окруженной оравой детей здесь, на краю света? С тех пор как мы тут появились, ты только и делала, что жаловалась на скуку. Думаешь, я поверю, что ты была бы рада похоронить себя в этой глуши? А блеск и сияние лондонской жизни? Лучше не обманывай себя.

Дебора пожала плечами:

— Да, возможно, ты прав. Я должна сказать, что Доминик, во всяком случае сейчас, не совсем тот, что раньше. Он, конечно, красив, как и прежде, но, кажется…

— Меньше ослеплен? Уже не обращает внимания на твои ужимки? Меньше потакает тебе? — иронично спросил Латимер. — Ты забываешь, что у него жена, и, кстати, очень не дурна собой.

— А тебя это беспокоит? — поддела его Дебора. — Ты притворяешься, что она тебя не волнует, что тебя не задевает, что она сумела избежать ловушки и выйти замуж за Слэйда. Но я-то хорошо знаю, что к чему.

Срывающимся голосом Латимер крикнул:

— Придержи свой язык! Я потратил слишком много усилий, чтобы восстановить дружеские отношения с Мелиссой, а ты своим болтливым языком все хочешь разрушить. Твое дело — продолжать возиться с Захарием, а если хочешь развлекаться с Домиником — пожалуйста. Но никаких мыслей насчет моих отношений с Мелиссой в твоей хорошенькой головке не должно возникать.

Дебора с сарказмом посмотрела на брата, но промолчала. Иногда, как сейчас, у нее появлялось желание освободиться от власти Джулиуса, но большей частью она была довольна тем, что он устраивает ее жизнь, даже в том случае, когда ей пришлось выйти замуж за дряхлого старика. Джулиус руководил ею, и поскольку Дебора была чрезвычайно ленива и жадна, то считала: легче подчиняться брату, чем строить свою жизнь самой. У нее возникала мысль выйти замуж и завести семью, чтобы уйти от брата, но не хватало решительности для этого. Джулиус предоставлял ей свободу, и гораздо большую, чем муж или любовник. Она по-своему любила брата, но это не означало, что ей всегда нравились его планы, которые порой раздражали ее, потому что Джулиус пренебрегал ее желаниями и потребностями.

Дебора мрачно взглянула на его красивое лицо.

— Это нечестно, — наконец уныло проговорила она. — Ты готовишься заполучить, шлюшку, а мне не позволяешь заняться любовью с ее братом…

— А что, муж леди Слэйд тебя не устраивает? — насмешливо спросил Латимер.

— Возможно, он бы и был не прочь, если бы я его затащила в постель. Но мы всегда на людях.

— Ну, если уж ты так его хочешь, разве нельзя встретиться с ним наедине и в подходящем месте? Если ты его заманишь, я уверен, у тебя не будет проблем.

Вдруг лукавое выражение блеснуло в ее ясных голубых глазах.

— Конечно! — весело воскликнула Дебора. — Почему я раньше не подумала! — Она вскочила и закружилась по комнате.

Но когда она села за маленький, розового дерева, туалетный столик в спальне, ее легкомысленное настроение исчезло. Она нахмурила хорошенькое личико и уставилась на чистый лист бумаги. Настрочить Доминику записку — не проблема. Она знала, что написать, чтобы заставить его немедленно явиться. Проблема была в подходящем месте и времени для свидания.

Рассеянно покусывая перо, Дебора перебирала возможные варианты. Это должно быть спокойное, уединенное место, романтичное, вдали от жилья, и в то же время — не слишком удаленное. Раздраженно

отбросив перо и скомкав бумагу, она отодвинулась от стола. Нет смысла писать, пока не найдено подходящее место для встречи. Капризно надув губы, Дебора вышла из спальни, неотступно думая о месте, где бы она могла соблазнить Доминика…

Но не только Дебора разрабатывала план соблазнения. Латимер тоже хотел соблазнить Мелиссу, но не очень ясно понимал, хочет ли он ее самою или просто потому, что она — жена Доминика? В последние месяцы Латимер старался исправить ошибку, которую допустил, оскорбив гордость Мелиссы, и ему уже казалось, что он преуспел в этом. Труднее всего было сыграть искреннее раскаяние, скрывать ненависть и зависть к Доминику. Всегда надо было быть начеку, сдерживать ярость и злобу, которые душили его: Мелисса ускользнула у него из-под носа, выйдя замуж за человека, которого он ненавидел больше всего на свете!

Вдруг неожиданная мысль пришла ему в голову, и он улыбнулся. Его сестра, сама того не зная, помогает ему. Ее заигрывания с Домиником как раз сводили его с Мелиссой. И это действовало лучше, чем что-то другое. Вот почему он хотел, чтобы Дебора продолжила свои игры. Если бы сестре удалось заставить мужа Мелиссы изменить ей, лучше некуда! Он бы подставил обманутой жене плечо, на котором она могла бы выплакаться. Если бы только Мелисса почувствовала себя обманутой!.. Тут Латимер самодовольно ухмыльнулся. Как только она узнает, что Доминик действительно переспал с Деборой, у него будут все основания надеяться, что она захочет отплатить беспутному мужу тем же способом… А он широко раскроет ей объятия!

В Багон-Руже Латимеру казалось, что время течет очень медленно. Через несколько недель, в соответствии с планом, составленным в Лондоне, он должен уехать в Нью-Орлеан, и на осуществление его замысла времени оставалось немного.

Перед отъездом он должен доставить себе удовольствие, подумал Латимер с улыбкой, водрузив пару рогов на самоуверенную башку Доминика Слэйда, — что может быть приятнее! — и провернув это дельце с цыпленком Франклином.

Тихо насвистывая, Латимер поднялся и пошел в спальню. Достав белый шелковый жилет в черный горошек, он начал готовиться к мужской вечеринке в доме богатого молодого холостяка Томаса Нортона. Он жил в миле от Батон-Ружа. Ройс Манчестер должен был встретить его, и они собирались вместе туда отправиться.

Вспомнив об этом, Латимер слегка нахмурился. Он с подозрением относился к желанию Ройса проводить как можно больше времени в его обществе. Он очень хорошо помнил, что в Лондоне Манчестер был на стороне Доминика, а к нему, Латимеру, относился прохладно и пренебрежительно.

И тут ему пришло в голову, что Ройс, возможно, шпионит за ним, пытаясь на чем-то поймать, и едва не расхохотался: единственной причиной, почему он согласился участвовать в плане Роксбури за щедрое вознаграждение, было то, что он ничем не рисковал. Ему не надо было лезть головой в петлю, он не стал бы этого делать ни за какие деньги.

Кроме того, размышлял Латимер, спускаясь по винтовой лестнице в прихожую, зачем рисковать головой, когда существуют более легкие пути получить деньги? Например, состояние юного Франклина само шло ему в руки. Жесткая улыбка исказила его четко очерченный рот. Сегодня мистер Франклин испытает свою судьбу в картах…

Доминик тоже должен был провести вечер у Нортона, но, в отличие от Латимера, он не стремился гуда попасть. Ему в последнее время редко удавалось побыть наедине с Мелиссой, и он хотел провести вечер в ее обществе, дома. Эти часы, проведенные наедине, возможно, помогут ему разрешить мучавшие его вопросы. К сожалению, приехавший Ройс разрушил его планы.

В его янтарно-золотистых глазах сверкало раздражение.

— Тебе, может, и приятно терпеть объятия этой липучки Деборы, но я вынужден постоянно быть в компании Латимера, а это довольно противно. Отвратительный тип. Последние шесть недель играю роль его лучшего друга. И никакого толку! Я вынужден распутничать с ним, напиваться, посещать какие-то петушиные бои, быть рядом с ним, а это, поверь, не лучший способ тратить время. Он настоящий мошенник. Латимер мне отвратителен, а я вынужден провести еще один вечер в его обществе! Я не выдержу и что-нибудь с ним сделаю! — Глядя на Доминика горящими глазами, Ройс закончил:

— Самое меньшее, чем ты можешь мне помочь, — это поехать к Нортону и разделить мою часть.

Доминик вынужден был согласиться, и поэтому вместо интимного вечера в обществе жены он стал готовиться к мужской пирушке. Захарий тоже собирался туда, и они решили ехать вместе. Доминик надевал белый галстук, приготовленный Бартоломью, когда услышал голос Захария, поднимавшегося по лестнице.

Захарий явился раньше, но это у смущало никого: он был своим в доме Слэев. Отдав свою высокую бобровую шапку слуге он вошел в гостиную и увидел ее на диване с книгой сонетов. Судя по ее позе и платью из бледно-желтого муслина, Мелисса никуда не собиралась из дома, и, слегка поддразнивая ее, брат сказал:

— Что такое? Самая популярная молодая леди сидит одна у домашнего очага?

Смеясь, Мелисса отложила книгу и радушно сказала:

— О Захарий! Дурень мы этакий! Не смеши. Ты говоришь так, будто я, как лентяйка, сижу без дела!

Усевшись в кресло, высокий и элегантный, Захарий, улыбаясь ответил:

— Ну, ты должна признаться, что в последние месяцы мы хорошо повеселились, несмотря на войну. Кажется, после твоего замужества, разбогатев, мы стали очень популярны. Я не думаю, что два вечера подряд провел в эти месяцы дома.

Сердце Мелиссы переполнялось гордостью, когда она разглядывала брата. Он был очень хорош собой. Накрахмаленный белый галстук, замысловато завязанный, темно-синий шелковый жакет прекрасно сидел на широких плечах, черные кашемировые брюки подчеркивали его мускулистые бедра. Он выглядел очень респектабельно, этакий молодой аристократ. И Мелисса не могла поверить, что не прошло и шести месяцев с тех пор, как они отчаянно старались сохранить крышу над головой.

Она улыбнулась брату и сказала с какой-то грустью:

— Мы с тобой как-то отдалились. Захарий уловил печаль в ее голосе, и его улыбка исчезла; наклонившись вперед, он напряженно посмотрел на сестру:

— А ты не жалеешь о своем замужестве, Лисса? Ты счастлива? Я знаю, что в первое время у вас были непростые отношения с Домиником, но… Все это в прошлом? Правда?

Его вопрос очень удивил Мелиссу, и она долго молчала, думая, что ответить. Действительно — жалела ли она, что вышла за Доминика? Нет! Совсем нет! Но она хотела более теплых отношений с мужем, хотела бы, чтобы еще до того, как Доминик предложил ей руку, она лучше узнала его, чтобы он захотел на ней жениться. Она счастлива? Мелисса слегка улыбнулась. Были моменты, когда она чувствовала себя счастливой, когда счастье ее было так осязаемо, что казалось, к нему можно прикоснуться. Но иногда…

Мелисса вздохнула. Несмотря на близость между ней и мужем, несмотря на волнующие взгляды, улыбки и страстное обещание во взгляде Доминика, она не была вполне уверена в его любви. «Напряженность наших отношений не пройдет, — с горечью подумала она, — до тех пор, пока рядом с ним будет эта Дебора Боуден». На короткий миг зловещий блеск появился в ее топазовых глазах, но Мелисса взяла себя в руки и вспомнила, что ее брат ждет ответа.

Между ними не было секретов, они всегда с доверием относились друг к другу, и Мелисса осторожно ответила:

— Я не несчастна, Зак. Я просто хотела бы… — Она не могла найти слова, чтобы точнее выразить мысль.

Юное лицо брата посуровело. Захарий коснулся ее руки:

— Лисса, если есть что-то, чем я могу помочь тебе, скажи.

У Мелиссы застрял комок в горле, и она покачала головой:

— Нет, ты ничего не можешь сделать. Это касается только Доминика и меня.

Но ее слова не удовлетворили брата, и, стиснув ее руку, он тихо проговорил:

— Я часто думал о внезапности твоего брака. Слишком резким оказался переход — ты почти не знала его, и вдруг — вы жених и невеста. И хотя я тогда ничего не говорил, мне было очень не по себе.

Беседа настолько поглотила их, что они не слышали шагов Доминика на лестнице, а он, услышав их разговор, остановился за порогом комнаты и уже собрался уйти, чтобы дать брату и сестре время поговорить наедине, как вдруг услышал вопрос Захария и похолодел.

— Лисса, Джош силой заставил тебя выйти за него замуж? Это из-за проклятого договора о наследстве?

Ответ чуть не сорвался с ее губ, но Мелисса медлила, и Захарий переспросил:

— Это из-за доверенности, да? Чем он таким тебе угрожал, что заставил изменить отношение к браку?

Смущенная, Мелисса смотрела на брата, отчаянно пытаясь решить, что из случившегося той ночью можно рассказать ему, и проклинала себя за то, что не сумела отвлечь его от этой темы. Теперь брат не позволит ей уйти от ответа. Мелисса осторожно сказала:

— Договор, конечно, тоже сыграл свою роль, но он — не единственная причина.

— Ага! Я так и знал! — торжествующе воскликнул Захарий. — Дело было не в том, что он может стать хорошим мужем, я же видел, сколько богачей, и красивых, делали тебе предложения, а ты согласилась выйти за человека, которого почти не знала.

— Иногда случается, что… Время не важно для глубины разбуженных чувств.

— Да, это так, — кивнул Захарий. — Но признайся, обручение и свадьба были внезапны. Я хочу знать правду и не пытайся обмануть меня увертками и недомолвками.

Мелисса широко раскрыла глаза. Как он?..

— Лисса, я знаю тебя лучше всех на свете, могу читать твои мысли. И мне хорошо известно, что ты всегда стараешься меня защитить. — Он печально поморщился. — Но я уже не ребенок. Я навсегда останусь твоим младшим братом, но надеюсь, что ты перестанешь меня ограждать от жизненных невзгод.

— О Зак! — воскликнула Мелисса с мукой в голосе. — Я никогда не думаю…

— Ты мне говорила, что ноша становится легче, когда ее несут двое. Расскажи мне правду. И не надо меня оберегать.

Она взволнованно посмотрела на брата, ей очень хотелось все рассказать, но она боялась.

— Я расскажу тебе, но поклянись, что ты не совершишь необдуманного поступка. Независимо от того, что ты услышишь.

Захарий медленно откинулся в кресле. Ему не понравилось условие сестры. Нахмурив темные густые брови, он спросил:

— А если я такого обещания не дам? Тогда ты мне не расскажешь?

Мелисса взволнованно, покачала головой:

— Или ты даешь обещание, или мы прекращаем разговор. — Она напряженно ждала ответа, зная, что если Захарий согласится, то никогда не нарушит слова. Но не дав такого обещания, — Мелисса даже слегка вздрогнула, — он вылетит из этой комнаты в поисках Латимера с единственной мыслью — убить этого негодяя.

, Захарий долго молчал, потом с явным нежеланием кивнул.

— Я обещаю.

Чтобы устранить всякую возможность несчастья, Мелисса еще раз повторила:

— Ты даешь мне обещание, что независимо от того, что я тебе расскажу, ты не подумаешь о мести и никого, никого не вызовешь на дуэль, каким бы подлым тебе ни показался поступок этого человека.

. Тело Захария напряглось, глаза сердито блестели, но сквозь зубы он процедил:

— Я обещаю выполнить все, что ты сказала. — И возмущенно добавил:

— Но я думаю, что с твоей стороны нечестно требовать от меня такого.

Доминик замер за дверью. Одна часть его души восставала против того, что он подслушивает, а другая — рвалась узнать, что ответит его жена. Он затаил дыхание, сердце учащенно билось; Доминик ждал, разрываясь между страхом и жаждой откровения Мелиссы.

После того как Захарий поклялся, Мелисса уже была не в состоянии остановиться. Ее слова, сдерживаемые столько дней и ночей, лились потоком. Она излагала факты и, наблюдая, как все больше хмурится Захарий, как нарастает ярость в его глазах, благодарила Бога за то, что догадалась заставить его поклясться.

— Ублюдок! — прорычал Захарий. — Попался бы он мне в руки!

Заволновавшись, Мелисса вцепилась в его локоть:

— Ты обещал, что ничего такого не сделаешь!

Он горько рассмеялся:

— Да, ты вырвала из меня эту клятву, дорогая. Но как я теперь встречусь с этим подлецом? Лисса, все-таки ты глупышка. Ты должна была мне все рассказать раньше.

— Ну да! Чтобы ты вызвал его на дуэль? Пожертвовал своей жизнью? Ведь этим могло все кончиться!

Посмотрев нетерпеливо на сестру, Зак спросил:

— Когда ты перестанешь меня оберегать? Мы должны вместе смотреть опасности в лицо.

Поскольку сестра молчала, он быстро добавил:

— О Боже! Не волнуйся. Я тебе обещал. Я не вызову его на дуэль. Но расскажи мне все-все. Хотя, в общем-то, я могу и сам догадаться. Именно из-за Латимера ты вынуждена была продать Фолли Доминику, так?

Мелисса кивнула и продолжала свой рассказ дальше: о требовании Латимера встречи в гостинице, о ее решении пойти. Ей нелегко было об этом говорить, но самое трудное — о моменте, когда она перепутала комнаты и оказалась в номере Доминика. Она запнулась, рассказывая про то, что проснулась и обнаружила себя в кровати своего будущего мужа, скороговоркой пролепетала о появлении Ройса и Джоша. С грустью Мелисса передала Захарию угрозы Джо а забрать его из-под ее опеки, если она не собирается выйти замуж.

Захарий молчал, когда Мелисса закончила свой рассказ, откинулась на спинку дивана и устало прикрыла глаза.

— Ну вот. Теперь ты все знаешь. Вот так я вышла замуж за Доминика Слэйда.

— Боже мой! Лисса! Почему ты раньше ничего не сказала? Я бы все понял. Если бы ты рассказала правду, я уверен — и Ройс, и дядя Джош поняли бы все!

Мелисса с усмешкой сказала:

— И ты действительно в это верить? Джош хотел выдать меня замуж с тех пор, как мне исполнилось семнадцать лет. И неужели ты думаешь, что Ройс или Джош не кинулись бы искать Латимера? Один из них или оба они бы потребовали сатисфакции на дуэли, и в результате, возможно, погибли бы. Могла ли я такое допустить?

Захарий больше не мог сдержать свой гнев:

— Но ведь наша обязанность — защищать женщин от таких негодяев, как Латимер! И было бы справедливо, если бы мы вызвали его на дуэль!

. Клятва, которую Мелисса заставила его дать, ужасно злила Захария, и он сказал:

— Я думаю, с твоей стороны было нечестно требовать от меня сдержанности. Ты должна разрешить мне заняться этим типом.

Мелисса покачала головой. Захарий взволнованно вскочил и встал перед ней:

— Лисса! Ты должна снять с меня клятву! — Его руки сжались в кулаки, он умолял сестру:

— Ты должна дать мне право отомстить за тебя!

— Отомстить? — проговорил Доминик, шагнув через порог с самым невозмутимым видом. Пройдя по комнате к жене, он холодно спросил:

— Что за разговоры о мести? О чем идет речь?

Глава 25

Как два школьника, Захарий и Мелисса повернулись к Доминику и наперебой понесли какую-то околесицу, чтобы скрыть от него истинный предмет разговора.

— Месть? — повторил с деланным удивлением Захарий. — Речь идет не о мести, я просто пытаюсь убедить Лиссу позволить мне исправиться. В последнее время я редко с ней виделся.

— О да! — быстро вступила Мелисса» когда Доминик удивленно поднял брови. — И я ему говорила, что не сержусь, поскольку понимаю, как он занят последние недели.

Они оба напряженно ждали его реакции, но Доминик спокойно сказал:

— Ваши отношения достойны похвалы. — Посмотрев на Захария, он добавил:

— Я не хотел бы отрывать тебя от сестры, но думаю, что нам пора ехать. Как? Согласен?

— О, конечно! — Захарий на прощание расцеловал сестру, ободряюще сжал ее руки и вышел из комнаты.

Доминик неторопливо подошел к Мелиссе, сидящей на диване, и странно улыбнулся. Прикрыв глаза, чтобы она не поняла, о чем он думает, Доминик наклонился и поднял ее бессильно лежащую руку, в теплом поцелуе прижался к ее ледяным пальцам и проникновенно сказал:

— Я очень хотел, чтобы этот вечер мы провели наедине, и у меня не было других планов… Но, как всегда в последнее время, у меня есть определенные обязательства.

Он сильнее сжал руку жены, сильным движением поднял ее на ноги и притянул к себе. Слегка коснувшись губами ее щеки, он сказал, словно простонал:

— Я не прикасался к тебе все последние недели, но не надо на меня сердиться за это…

Наслаждаясь и его словами, и его прикосновениями, Мелисса собрала все свое мужество и робко спросила:

— Но разве ты должен?.. Я думала… — Очаровательный румянец окрасил ее щеки. — Я думала, что после… после той ночи ты…

Смущение не дало ей договорить, но Доминик все понял, и его лицо засветилось лаской.

. — Что наши отношения продолжатся? — мягко поддразнивая, сказал он, сжимая ее плечи. — О, дорогая, ты даже не знаешь, как бы я хотел вновь оказаться с тобой в постели. Ночами я лежал без сна, вспоминая, как обнимал тебя, что чувствовал, но пока… — его губы слетка дрогнули от неприятных мыслей, — ..есть некоторые сложности, которые я должен преодолеть, прежде чем осмелюсь позволить тебе соблазнить меня. Когда мы вновь окажемся вместе, я хочу, чтобы и тени недопонимания не было между нами. — Доминик напряженно посмотрел на жену. — Ты понимаешь, о чем я говорю?

Мелисса медленно склонила голову, и все ее надежды, все томление вдруг проявились в ее красивых глазах.

— Думаю, да. — Голос ее был хрипловатым. — Но, пожалуйста, пусть это будет скорее.

Доминик страстно поцеловал ее в губы. И в этом поцелуе выразилась вся его жажда и страсть, накопившиеся за последние недели; сердце его бешено колотилось, он задыхался от жажды обладания ею.

— Мне это не покажется скорым. Клянусь, дорогая, я сделаю все, чтобы все разрешилось возможно быстрее. — Поцеловав ее еще раз, он резко повернулся и быстро вышел из комнаты.

Глаза Мелиссы сияли, как звезды. Она прикоснулась пальцами к горящим, словно обожженным губам, не в силах поверить в реальность происшедшей сцены. Могла ли она надеяться?! Мелисса радостно обхватила себя руками и закружилась по комнате со счастливой улыбкой на губах.

На лице Доминика тоже светилась улыбка, столь же счастливая, когда он на галерее догнал Захария. Но когда они ехали верхом, улыбка его исчезла, а глаза сощурились. Он думал о своей слепоте. Как мог он оказаться таким непроницательным? Все происходило у него на глазах! А он не видел ничего и упрямо отказывался верить собственным чувствам, не доверял своему инстинкту. Но хватит. Мелисса именно такова, какой ему казалась: красивой, смелой, милой. Молодой муж смотрел на бегущую перед ним дорогу, воображая прелестные картины будущего…

В слабом лунном светеЗахарий заметил улыбку Доминика и решил, что сейчас самое время поговорить.

— Гм… Я правильно понял, что у вас с Лис-сой теперь все в порядке? — начал он.

— Лучше не бывает, — не задумываясь ответил Доминик. — Но я надеюсь, со временем будет еще лучше.

Ободренный его словами, Захарий осмелился продолжить беседу, не отрывая глаз от дороги:

— А леди Боуден все еще имеет влияние на?.. Доминик бросил на него ироничный взгляд:

— Леди Боуден никогда не имела его на меня, хотя внешне все может казаться иначе.

Нахмурившись, Захарий, натянув поводья, остановил лошадь.

— Дьявол. Что ты этим хочешь сказать?

— Именно то, что сказал. Эта леди ни в коей степени меня не волнует. — Доминик помолчал и добавил:

— Все ее очарование стало для меня ничем в тот же миг, как я впервые увидел твою сестру.

— Значит, ты хочешь сказать, — сердито и все еще не веря своим ушам, уточнил Захарий, — что мне не следует ухаживать за этой бесстыдной, легкомысленной дамой?

— Дорогой мой Захарий. Ты приводишь меня в уныние, — сказал Доминик с насмешкой в голосе. — Ты решил стать очередной ее жертвой?

Слегка смущенный, Захарий тронул лошадь и ответил:

— Ну, мне показалось, что ты слишком близок с этой нахалкой, и я подумал, что, может быть, мне удастся…

— Составить мне конкуренцию? — насмешливо спросил Доминик.

Растерянно посмотрев на него, Захарий пробормотал:

— О почему нет? Лисса — моя сестра. И я не хотел, чтобы она была несчастна. Голос Доминика стал серьезным:

— Я никогда не собирался сделать твою сестру несчастной. И если бы она мне позволила, я бы доказал ей, как много она значит для меня и как пуста без нее была моя жизнь.

— Да меня не надо убеждать. Я всегда знал, что ты порядочный человек. Но меня беспокоили твои ухаживания за Деборой Боуден, за этой стервой.

Доминик грубовато ответил:

— Ты можешь забыть о леди Боуден. Она уже сослужила нам службу.

Захарий хотел спросить еще кое о чем, но что-то в поведении Доминика остановило его. Вскоре появились огни усадьбы Нортона. Через несколько минут они уже, спешившись, здоровались с хозяином. Томом Нортоном высоким молодым человеком; жизнь ни в чем не обделила его, в том числе и богатством, благодаря которому он мог исполнить любую свою прихоть; но, будучи единственным сыном овдовевшей матери, он никогда не позволял себе швыряться деньгами, хотя недавно, всего несколько месяцев назад, купил дом, очень уютный, где сегодня намечалась вечеринка.

Нортон пригласил дюжину мужчин, в основном молодых, своего и Захария возраста, но было четверо-пятеро, кому исполнилось тридцать с небольшим, и Доминик не чувствовал себя стариком среди зеленой молодежи, тем более что принял приглашение из-за Ройса, которого сразу увидел, войдя в большую, очень элегантно обставленную комнату: Ройс небрежно облокотился о мраморную облицовку камина и смотрел на происходящее с отсутствующим выражением лица. Не удивило Доминика и присутствие Латимера за одним из карточных столов.

После знакомства с некоторыми молодыми людьми, чьи лица Доминик помнил по другим приемам, он взял наполненную рюмку, подошел к Ройсу, тихо сказав другу:

— Я вижу, наш подопечный пока предпочитает практиковаться.

— Хм, да. Этого молокососа Франклина Латимер пасет уже несколько недель. Он проиграл молодому дураку вполне приличную сумму и, кажется, решил, что пришло время как следует его пощипать. Я не удивлюсь, если Франклин сегодня вечером выйдет из-за стола в проигрыше, — заметил Ройс и посмотрел на юное лицо молодого человека, привлекшего внимание Латимера.

Латимер и Франклин играли в карты за столиком в самом дальнем углу комнаты. И поскольку Латимер сидел спиной к камину, друзья могли спокойно наблюдать за игрой, не привлекая внимания Латимера. Они оба заметили, как нужная Латимеру карта выскользнула из рукава его сюртука.

— О, у него здорово получается! — проговорил Доминик. — Даже пристально наблюдая, я едва заметил.

Ройс пробормотал какое-то ругательство и уже громче добавил:

— И с этим парнем я должен был общаться все последние недели! Словно у меня нет своих дел!

— Возможно, — холодно отозвался Доминик, — ты зря потерял время: я начитаю думать, что Латимер с сестрой нас одурачили. — Заметив удивленно поднявшиеся брови Ройса, он спокойно продолжал:

— Латимер не шпион. Он игрок, мошенник, бретер, но не шпион. Для этого у него маловато ума. Я думаю, мы уже все, что могли, выудили из Деборы. Она тоже не очень-то умна, но никогда бы не разболтала о связях Роксбури с некоторыми британскими гражданами, если бы думала, что это может повредить брату.

— А что, если она просто ни о чем не знает? Латимер мог не все ей рассказать!

Доминик решительно покачал головой:

— Подумай сам, Ройс. Они же вместе работают, и, оберегая свою шею, Латимер не будет совать ее в петлю. Шпионов не только вешают, но и высылают на родину.

— Но убийц тоже ждет петля, — задумчиво глядя в спину Латимера, сказал Ройс. — А мы уверены, что он прикончил старика Боудена, и не без поддержки Деборы.

— Знаю. Но в этом случае они почти не рисковали. Старик одинок, слуг не было. Но шпион… — Доминик нахмурился. — Шпион, который дорожит своей жизнью, так не действует. Он связан с очень многими людьми.

Ройс молчал, и Доминик нетерпеливо сказал:

— Бог мой! Вспомни, какой они проделали путь и, похоже, не собираются вернуться туда, откуда приехали. И какой бы секретной информацией они ни владели, она устарела за столько месяцев. Они ездят открыто, останавливаются в любом месте, где вздумается, не скрывают, что они из Британии, говорят, что испытывают симпатии к Америке и сочувствуют нашему делу, и это открывает им двери лучших домов. Но разве они хоть что-то сделали, чтобы нам помочь? — продолжал Доминик. — Разве они вступили в какую-нибудь антивоенную организацию или связались с политиками? Разве Латимер выражал желание пойти в армию?

— Но это еще ничего не доказывает, — отозвался Ройс. — Если он шпион, он не стал бы ввязываться в военные действия. И как они могут скрыть, что они — граждане Британии?

Доминик устало вздохнул:

— Да, не могут. Я бы с огромным наслаждением посмотрел на Латимера, повешенного за шпионаж, но не могу поверить в то, что он действительно им занимается. — Доминик помолчал. — Я думаю, что он готовит почву для настоящего шпиона.

— Вот это точно! Конечно! — тихо воскликнул Ройс, не в силах скрыть свое волнение. Доминик тихо продолжал:

— Как мы раньше не догадались, что он — рабочая лошадка: устанавливает контакты, находит людей, склонных к измене.

Ройс медленно кивнул:

— Пожалуй, это похоже на правду. Доминик глотнул бренди, взглянул в сторону Латимера, и ход его мыслей изменил направление. Месть. Губы Доминика дрогнули. В общем-то, Латимер оказал ему услугу… Если бы не он, Мелисса… Волна гнева вдруг захлестнула его, когда он подумал, что бы случилось, если бы Мелисса не ошиблась в гостинице комнатами. В его серых глазах появилась угроза. Пора преподать Латимеру урок, и серьезный.

Доминик поставил свою рюмку и угрюмо сказал:

— Пойду-ка выражу свое уважение другу Латимеру. Я думаю, из меня выйдет более достойный партнер в игре, чем этот молокосос.

Ройс напрягся, бросив на Доминика внимательный взгляд. Он понял, что его друг что-то задумал. Он стал похож на хищника, высмотревшего жертву.

Ройс схватил его за рукав и сказал:

— Не дури. Я не буду секундантом на дуэли. Холодно взглянув на него, Доминик освободил свою руку.

— Я не собираюсь ничего такого делать. Кроме того, — тихо добавил он, — убить этого негодяя мало. Я хочу причинить ему большую для него неприятность, тряхнув его денежную мошну.

Беспомощно Ройс глядел вслед Доминику, не спеша шедшему к столику Латимера. Ройс очень хорошо знал эту посадку головы и разворот плеч: его друг что-то задумал. Ройс вздохнул: ему следует быть рядом и настороже. Ругаясь про себя, он оттолкнулся от камина и медленно направился за Домиником.

Почувствовав опасность, Латимер поднял глаза от карт. Хищное выражение исчезло с его лица, и оно излучало только вежливый интерес. Он сообщил:

— Юный Франклин сегодня не в форме. Не желаете ли вы занять его место?

Доминик улыбнулся и, холодно блестя глазами, кивнул:

— Именно это я намерен сделать! — Его улыбка была полна очарования, и он повернулся к слегка обиженному молодому человеку, сидевшему за покрытым сукном столиком. — Вы не против? — вежливо спросил он. — Мы с Латимером старые… соперники, и, похоже, сейчас , ему дьявольски везет, самое время сразиться.( Оскорбленный отзывом Латимера, Франклин был польщен любезным обращением Доминика.

— Конечно, нет, — ответил он быстро и улыбнулся. — Что-то сегодня игра не идет.

Доминик сел на его место и загадочно сказал:

— Возможно, в этом виновата карта, а не ваши способности.

Латимер застыл. Глаза его ничего не выражали, но в голосе прозвучало опасение:

— А что вы имеете в виду?

— Да ничего, — пожал плечами Доминик и снова улыбнулся. — Начнем?

Захарий, который в другом конце комнаты разговаривал с Даниэлем Манчестером, заметил, с кем занят Доминик и забеспокоился, охваченный дурным предчувствием. Доминик мог улыбаться, вежливо держаться, но Захарий хорошо помнил тот первый вечер, когда во время ужина в таверне было упомянуто имя Латимера. Что-то в улыбке Доминика, в его фигуре заставило Захария насторожиться. Не заботясь о приличиях, он на полуслове прервал беседу с Даниэлем, который хвастался какой-то особой отделкой прихожей в его доме, и отрывисто сказал:

— Я хочу посмотреть на игру Доминика с Латимером. Пошли со мной, если хочешь.

Не обращая внимания на удивленный взгляд Даниэля, Захарий отошел от него. Молодой Манчестер почувствовал, что в воздухе запахло порохом, и направился следом за Захарием. И, как это часто случается, когда один или двое молодых джентльменов встают возле столика игроков, все тотчас обращают на это внимание.

Хотя Латимер это заметил, он не подал вида, что обеспокоен, улыбаясь и приветствуя каждого вновь подошедшего. Присутствие окружающих стесняло его действия, он боялся рисковать и решил играть на этот раз чисто.

Доминик хорошо понимал, в какое трудное положение попал Латимер, и издевательски-вежливо сказал:

— Поскольку мы собрали толпу, надо сделать из игры достойное зрелище. Какие у вас были ставки в Франклином?

Латимер, поколебавшись, ответил:

— Это была дружеская партия. Десять долларов.

Доминик сделал удивленное лицо:

— Ну, я думаю, что мы, как старые друзья, начнем с пятидесяти.

Это была очень высокая ставка для Латимера; за последнюю неделю он много проиграл, усыпляя бдительность Джорджа Франклина, и забеспокоился, зная опыт Доминика. Недовольный ставкой, так бесцеремонно ему навязанной, Латимер помолчал, судорожно соображая, как повернуть события в свою пользу. Он задумчиво посмотрел на смуглое лицо человека, сидящего напротив него, и, опытным взглядом отметив, что противник рвется в бой, удовлетворенно ухмыльнулся. «Если игрок находится в состоянии азарта, задача облегчается», — подумал Латимер; похоже, он сможет выиграть и возместить потери, понесенные в игре с Франклином.

— Пятьдесят? Я думаю, мы можем сделать игру интереснее. Я предлагаю сто долларов.

Доминик широко улыбнулся, и у Латимера возникло тошнотворное чувство, что он попал в ловушку. Его партнер сказал:

— Прекрасно. Кто будет сдавать? Вы или я? Латимер вздрогнул, и его лицо напряглось.

— Вы.

Ловко перетасовав колоду, что говорило о большой практике, — Доминик раздал по двенадцать карт. Оба были опытными игроками, и дело пошло быстро; делались все новые ставки, и скоро стало ясно, что они стоят друг друга.

Латимер выиграл и, не скрывая удовлетворения, сказал:

— Ну что, Слэйд, ты должен мне десять тысяч долларов.

— Но я уверен, что ты дашь мне шанс отыграться? — с деланным огорчением спросил Доминик, хотя насмешливая улыбка скривила его красивый рот.

Шепоток одобрения раздался вокруг стола. И хотя Латимеру очень хотелось удалиться с деньгами Доминика, перекочевавшими в его бумажник, он не мог отказаться. Это было бы дурным тоном, и уменьшило бы его шансы обобрать юного Франклина. Но победа над Домиником доставила ему огромное удовольствие, придала уверенности в себе, и жажда выиграть еще больше победила.

Игра шла упорно, но быстро, и Доминик выиграл. Откинувшись на спинку стула, он отпил глоток бренди и, не спуская глаз с Латимера, сказал:

— Ну что ж, счет сравняли. А это скучно. Сыграем еще?

Раздраженный проигрышем и уверенный, что это простая случайность, раз он играет лучше противника, Латимер охотно согласился.

По мере того как шел вечер, зрители вокруг столика менялись, одни находили другие развлечения, беседовали, их места занимали другие. Но Ройс и Захарий, как прикованные, не сходили с места. Чувствуя, что происходит что-то необыкновенное, хотя и не совсем в этом уверенный, Даниэль предпочел остаться рядом с ними.

Наступила полночь, потом пробил час, два, свечи догорали, некоторые гости уже прощались с хозяином, но Доминик и Латимер продолжали игру. Около половины четвертого последняя игра кончилась. Мужчины снова сравняли счет. Доминик сказал:

— Похоже, мы действительно равные партнеры. Ну так что, закончим?

Всем своим видом показывая, что ему безразличен ответ Латимера, Доминик лениво перетасовывал карты гибкими пальцами. Но какая-то особенная тишина повисла вокруг, и это заставило Ройса, удобно развалившегося в кресле слева от Доминика, насторожиться. Поведение Доминика его озадачило. Не только потому, что он сел играть с Латимером, но и то, как он играл. И вдруг до Ройса дошло, что Доминик намеренно позволял Латимеру отыгрываться. Выпрямившись, он взглянул на друга, и подозрение, что тот сам строил игру, укрепилось. Доминик притворялся равнодушным, хотя горел желанием сыграть с Латимером еще раз, и, если Ройс правильно понял, то на очень высокую ставку. Все предыдущие партии должны были усыпить бдительность Латимера, заманить его в ловушку.

Тот хладнокровно обдумывал предложение Доминика. Желание сорвать большой куш у этого человека боролось с предчувствием опасности. Однако внешне все выглядело пристойно. Он уверил себя, что ему не везло случайно, ведь он много раз за вечер выигрывал. Кроме того, Джордж Франклин наблюдал за ним, а Латимер не хотел, чтобы молодой человек разочаровался в нем как в партнере. Он задумчиво посмотрел на сидевшего напротив Доминика, заметил потяжелевшие веки, пустую рюмку у его локтя. Он взял свою и отпил.

— А не хочешь ли ты продолжить? — спросил Латимер.

Доминик вежливо отвечал:

— Все зависит от твоего желания. — И, подозвав слугу, попросил того наполнить свою рюмку. Вдохновленный этим, Латимер сказал:

— А почему бы и нет? Мне не впервой засиживаться за картами до утра.

Доминик опустил глаза на карты в руке.

— Как хочешь… Но уже поздно, мы довольно долго меряемся силами, так почему бы не увеличить ставки?

— Сколько? — с напускным безразличием спросил Латимер. — Сто пятьдесят?

— Ну нет, дорогой! Мелко! — ответил с улыбкой Доминик. — Я думаю, больше. Ну, скажем, пятьсот долларов?

Окружающие разом выдохнули. Даже Ройс в удивлении от такой суммы поднял брови. Какого черта добивается Доминик?

Латимер помолчал. Жадность боролась с осторожностью. Пятьдесят тысяч долларов — это целое состояние! Если он проиграет, то окажется на мели. Это все, что у него есть. Но если выиграет… Искушение обыграть Доминика Слэйда победило. Голубые глаза Латимера алчно блеснули, и он ответил:

— Прекрасно!

— Но только одну игру, — ласково сказал Доминик. — Каким бы ни был исход, мы кончаем. Идет?.

Латимеру не понравилось условие, он напрягся. Смутное предчувствие опасности стало более осознанным, но, поскольку вокруг было много зрителей, он не мог отказаться и резко бросил:

— Идет.

В этой игре удача изменила Латимеру. Первые оранжево-золотистые лучи зари проникли в окна, когда игра шла к концу.

Доминик лениво откинулся на спинку стула с сонным безразличием на лице: было совершенно очевидно, что успех на его стороне. Бросив последний взгляд на карты, разложенные партнером, Латимер сжал в руке ту единственную, которую держал, не раскрывая. Понимая, что все зависит от одной карты, он взглянул на нее.

— Черви. — И швырнул ее на стол. Доминик улыбнулся.

— Я выиграл, — сказал он, показывая пиковую девятку. — Мы неплохо провели ночь. Итак, ты должен мне пятьдесят тысяч долларов.

С усилием сдерживая ярость и отчаяние, Латимер пожал плечами.

— Я терял и побольше за час игры в Лондоне. — Поднимаясь из-за стола и снимая несуществующую пылинку с сюртука, он добавил:

— Может быть, мы встретимся днем у моего банкира? Я не ношу с собой таких денег.

Улыбнувшись, Доминик любезно ответил:

— Как тебе удобно. Два часа дня устроит? Сохраняя беззаботный вид, Латимер кивнул:

— Конечно.

Из-за присутствия Даниэля Ройс и Захарий ни о чем не спрашивали Доминика, и, только отъехав на несколько ярдов от дома Нортона, Ройс решился задать вопрос:

— Если можно, объясни, для чего ты все это затеял? Ведь не из-за денег же?

Доминик торжествующе улыбнулся:

— Давайте будем считать так: я просто уладил одно дельце, связанное с долгом. Ройс сощурился:

— Так ты уладил с долгом? Подмигнув, Доминик ухмыльнулся.

— В высшей степени, сэр. Пиками.

Глава 26

Оставив лошадь конюху, Доминик медленно направился к дому. Ему было неловко перед женой возвращаться домой утром, всю ночь проведя за картами. Прошли те времена, когда он ни перед кем не должен был отчитываться, и он понимал, что, как бы ни были благородны его мотивы. Мелисса вряд ли спокойно воспримет его возвращение на рассвете, тем более что между ними еще не все ясно и она может подумать, что ее муж не только распутник, но еще и картежник.

Доминик стал тихо подниматься по лестнице, надеясь пробраться в свою комнату незамеченным. Воровским движением он открыл входную дверь и заглянул внутрь. В прихожей никого не было, и он с облегчением прокрался к внутренней лестнице. Но не успел Доминик занести ногу на ступеньку, как из комнаты для завтраков вышел дворецкий и вздрогнул, увидев хозяина, крадущегося по собственному дому.

— Господин Слэйд! — воскликнул он удивленно. — Я не знал, что вы уже встали. Я испугался.

Улыбнувшись, Доминик небрежно ответил:

— Извини, просто я утром проехался верхом. Если дворецкий и заметил, что его хозяин одет так же, как и накануне вечером, то ничего не сказал и лишь вежливо кивнул:

— Очень хорошее утро. Надеюсь, вы получили удовольствие.

— О да. Мне надо умыться. Однако на этом его злоключения не кончились. К несчастью для Доминика, Мелисса вставала рано, и он не одолел и половины лестницы, как она внезапно появилась на верхней площадке. Сказать, кто из них больше удивился, было бы трудно. Супруга пристально поглядела на блудного мужа. Под его глазами были темные круги, галстук съехал набок, бриджи помяты. Нахмурившись, Мелисса проговорила:

— Не может быть, чтобы ты только сейчас возвращался от Нортона.

Доминик почувствовал, что галстук душит его. Он медленно поднялся наверх, с трудом преодолев несколько ступенек, разделявших их.

— Но вообще-то так оно и есть, — робко признался Доминик, растерянно пытаясь изобразить на своем лице улыбку. — Я не думал, что у нас будет такая игра…

Для Мелиссы это был трудный момент. Вся ее напряженная умственная работа, направленная на то, чтобы реабилитировать мужа в собственных глазах, пошла прахом. Ей было горько сознавать свою наивность и доверчивость. Он вернулся утром, пьяный, и ее сердце заныло. Как это напоминает поведение отца, потерявшего огромное состояние в карточных играх! Мелисса грустно подумала, что ей выпала нелегкая судьба смотреть, как муж делает то же самое. Все восстало в ее душе при этой мысли, но она ровным голосом спросила:

— И часто ты так проводишь время? Доминик заглянул ей в глаза и с горечью увидел, что глаза жены как бы подернулись пеленой, их мягкий свет, тот самый свет, даривший ему столько надежды и радости в последние недели, погас. Доминик испугался, что между ними возник новый барьер. Он схватил Мелиссу за руку и сказал:

— Я клянусь, что такое больше никогда не повторится! И ты должна мне поверить, что не в моих привычках проводить ночи вне дома. Просто было одно дело, которое я должен был сделать. И ты сама убедишься в этом, когда я смогу тебе все объяснить.

Его взгляд был открытым и ясным; он притянул сопротивляющуюся жену к себе и, коснувшись губами ее щеки, нежно сказал:

— Если ты настаиваешь, я расскажу все сейчас же. Но мне бы очень хотелось дождаться доказательств того, что я правильно поступил этой ночью.

Мелисса колебалась, ее сердце готово было поверить всему, что говорил ей муж, но здравый смысл заранее отвергал все его возможные оправдания. С явным недоверием она проговорила:

— Если не сейчас, то когда? Доминик широко улыбнулся:

— В четыре часа дня тебя устроит?

Мелисса холодно кивнула.

Быстро поцеловав ее, Доминик попросил:

— Надень свое самое лучшее платье и жди меня в четыре часа в гамаке.

Не зная, смеяться ей или плакать. Мелисса, пожав плечами, спустилась по лестнице.

Ровно в два Доминик явился в городской банк. За прошедшие часы он выспался; проснувшись, с удовольствием поел у себя в комнате, освежился в ванне, оделся и отправился в город. Он не удивился, встретив на улице Ройса и Захария, поджидавших его. Привязав лошадь к столбу, Доминик спешился и, иронично улыбнувшись, поинтересовался:

— Приехали убедиться, вернет ли он долг, так?

Ройс проворчал:

— И убедиться, что ты не сделаешь глупость, вызвав его на дуэль. Доминик улыбнулся:

— Странное дело, но я понял, что гораздо большее удовольствие уязвить его таким способом, о котором я раньше и не думал.

Ройс скептически взглянул на друга, но ничего не сказал. Они втроем вошли в банк, где им показали, как пройти в офис мистера Смитфилда. Латимер уже сидел в кожаном кресле банкира и выглядел усталым и мрачным.

Мистер Смитфилд, с расплывшимися чертами лица, любезно посмотрел на вошедших и указал на три кожаных кресла: откашлявшись, он осторожно начал:

— Мистер Латимер объяснил мне ситуацию и поручил выплатить большую часть долга.

— Что значит «большую»? — спросил Доминик. — Насколько я помню, мы играли на полную сумму, а не на большую ее часть.

Латимер напрягся, и неприятный блеск появился в его холодных глазах.

— Чтобы нам с сестрой не остаться без единого пенни, я могу сейчас заплатить только тридцать пять тысяч долларов.

Доминик выглядел бесстрастным.

— Извини, — сказал он, — но, если я не ошибаюсь, долг — пятьдесят тысяч долларов., — Черт побери! Ты не ошибаешься! — взорвался Латимер, вся досада и злость отразилась на его лице.

Он посмотрел на Доминика с ненавистью и напряженным голосом сказал:

— Я обязательно все заплачу. — И, стараясь произвести на присутствующих благоприятное впечатление, добавил:

— Я никогда не делаю ставок, которые не могу оплатить. Но мне надо время, и я надеюсь, что ты поступишь как джентльмен и дашь мне его.

Обманчиво вяло Доминик сказал:

— Ах, да, с моей стороны будет не по-джентельменски лишить тебя всего, не так ли? Лишить тебя крыши над головой? Выбросить с сестрой на улицу в той одежде, которая на вас? Кто знает, к чьему милосердию вам тогда придется прибегнуть? Может, вам придется даже заняться тем, что вызывает у нормальных людей отвращение? Что противно и унизительно? Нет, конечно, ни один из настоящих джентльменов не поставит вас в такое положение, — закончил Доминик, глядя Латимеру прямо в глаза. И тихо добавил:

— Нет, только прохвост, хам и подлец самого низкого сорта способен на такое.

Подозрение мелькнуло в голове у Латимера. Он напрягся, но Доминик спокойно продолжал:

— Конечно, я могу дать время, чтобы ты мог заплатить долг. В отличие от некоторых я не чудовище. Сколько тебе надо? Неделю, две?

Латимер рассчитывал на больший срок. Даже если бы он хотел заплатить все, что должен, — а это не входило в его планы, — и если бы случилось чудо, было бы невозможно выполнить условия Доминика. Латимеру надо было не меньше шести месяцев, и он в бешенстве сжал кулаки. «Когда-нибудь, — думал он яростно, — мистер Слэйд заплатит за это унижение, и дорого заплатит…»

Но сейчас было не до мыслей о мести, Латимер обдумывал свое положение. Ему жизненно необходимо выиграть время. У него было кое-что в запасе — как можно скорее обобрать Франклина, и теперь он ощиплет его на большую сумму, чем собирался, чтобы поправить свои финансовые дела. А потом, в начале следующего года, сесть на пароход, который повезет его в Англию. Если отложить уплату долга на несколько месяцев, они с Деборой оказались бы вне досягаемости для Доминика Слэйда. Ну, по крайней мере — на какое-то время. Если бы вдруг Слэйд объявился в Лондоне, Латимер нашел бы, что сделать. Бывают же всякие несчастные случаи, и их можно подстроить.

Латимер оказался в весьма деликатной ситуации. Он должен был сохранить свое реноме, иначе планы насчет мальчишки Франклина осуществить не удастся. И в то же время у него нет денег заплатить Доминику, а если в обществе узнают, что он пошел на ставки, которые не в силах заплатить, — все рухнет. Никто не станет играть с ним. Его репутация станет известна в Нью-Орлеане, и ему не удастся одурачить сопляков вроде Франклина. А Латимер надеялся на Нью-Орлеан, так как не хотел упустить возможности, которые этот американский Вавилон мог ему предоставить.

Увернуться от Доминика — главное для Латимера. Надо убедить его подождать, скажем, до начала года, а это не менее трех месяцев. К этому времени он доберется до денег Франклина и улизнет в Нью-Орлеан. Роксбури обещал поправить его финансовые дела, и не так уж важно, сколько он выиграет у Франклина. Главное ждет его в Нью-Орлеане. Но у Латимера не было желания уехать из страны с деньгами меньшими, чем обещал Роксбури, несмотря на то, что небольшое состояние имелось у него в Лондоне.

Провернув у себя в голове несколько вариантов, Латимер вдруг улыбнулся:

— Я боюсь, что ты меня загнал в угол. — Под холодным взглядом Доминика он развел руками и с горечью продолжал:

— Как ты знаешь, я не дома, не в своей стране, и поскольку я, уезжая из Англии, планировал путешествовать, и оформил суммы в банках разных городов, которые я намерен был посетить. Мне казалось, что это лучше, чем держать деньги при себе. И я боюсь, что мне придется их брать в Нью-Орлеане. — Беззаботно откинувшись в кресле, он предложил:

— И хотя мне здесь очень понравилось, я собираюсь в этот город через несколько недель. Мне было бы удобнее заплатить тебе сразу, как только я окажусь там. Ну, конечно, если тебя этот вариант устроит. Но если ты нуждаешься в деньгах, я напишу в банк Нью-Орлеана, чтобы они перевели деньги сюда.

Доминик ни капли не сомневался, что, как только Латимер окажется в Нью-Орлеане, ему придется расстаться с надеждой получить остаток долга. Хотя ему было неизвестно, что в январе Латимер намерен покинуть Штаты, Доминик хорошо знал этого человека и мог читать его мысли, поэтому понимал, что Латимер найдет способ не заплатить ни на пенни больше, чем отдаст сейчас. Решив про себя, что невредно помучить Латимера, Доминик не спеша произнес:

— Я не возражаю подождать остаток денег до Нью-Орлеана. — Улыбка озарила его красивое лицо, и он тихо добавил:

— И ты знаешь, какое , совпадение, я тоже собираюсь поехать туда через несколько недель. Ну, как бы это сказать, запоздалый медовый месяц.

Латимер успел несколько расслабиться, но эта новость потрясла его. Он почувствовал себя мышонком, попавшим в лапы безжалостного кота. Его беспокойство не улеглось, даже когда Захарий удивленно сказал:

— А Лисса мне ничего не сказала, что вы собираетесь в Нью-Орлеан!

Не спуская глаз с Латимера, Доминик с издевкой сказал:

— Я сам только что об этом подумал. Для нее это будет сюрприз.

Латимер напряженно спросил:

— Так ты твердо решил? Я плачу тебе в Нью-Орлеане?

Доминику, наконец, все это наскучило, и он сказал:

— Да, конечно. Но я считаю, мы должны назначить дату. Тянуть с такими делами нельзя.

— Очень хорошо, — кивнул Латимер. — Допустим, первого сентября в Нью-Орлеане? Устроит?

— Прекрасно, — добродушно ответил Доминик.

Страстно желая его задушить, Латимер натянуто улыбнулся и, поколебавшись, неуверенно сказал:

— Я был бы очень признателен, если бы все, что здесь было сказано, не пошло дальше.

— Естественно, это было бы не по-джентельменски с нашей стороны, — согласился Доминик.

Мистер Смитфилд откашлялся.

Считая, что процедура окончена, Латимер собрался уходить, но Доминик сказал:

— Постой, Латимер. А тебе не интересно узнать, куда пойдут твои деньги?

Едва сдерживая ярость, от которой его уже трясло, Латимер резко повернулся к Доминику:

— Думаю, что это меня не касается. Эти деньги больше не мои.

Доминик улыбнулся и, не спуская глаз с Латимера, заявил:

— Я хочу открыть новый счет, мистер Смитфилд. И положить все деньги мистера Латимера на него. А счет будет на имя моей жены. Все деньги будут только ее. Это что-то вроде вознаграждения или отчасти — возмещения…

Мускулы на лице Латимера напряглись, когда до него дошел смысл этих слов. Голубые глаза засверкали яростью, и он шагнул вперед.

— Значит, ты все знаешь? — прошипел он с ненавистью.

Доминик широко улыбнулся:

— Совершенно верно.

Не в силах сохранять даже видимость вежливости, Латимер закричал:

— Может, ты и выиграл эту партию, Слэйд! Но придет время, и тогда, видит Бог, ты заплатишь за все!

Развернувшись на каблуках, он большими шагами покинул офис и резко захлопнул за собой дверь. Наступила тишина, затем Смитфилд удивленно воскликнул:

— Ну и ну! Никогда бы не подумал, что мистер Латимер способен так себя вести! Он всегда казался мне джентльменом.

Никто из присутствующих ничего не сказал, и Смитфилд вернулся к делу.

— Если вы ничего не имеете против и подождете несколько минут, я подготовлю бумаги.

Доминик вежливо поклонился, и вскоре они вместе с Рейсом и Захарием покинули банк. Как только последнее городское строение осталось позади, Ройс требовательно спросил:

— Может, ты все же объяснишь, из-за чего этот шум и гам? С тех пор, как ты появился вчера у Нортона, меня все время мучило любопытство. Мне казалось, я присутствую на спектакле, два акта которого пропустил.

Доминик ухмыльнулся:

— Это слишком личное. Одно из лиц, вовлеченных в это дело, леди, которая мне очень дорога. И с моей стороны было бы нетактично обсуждать эту историю. — Его серые глаза сияли. — Достаточно сказать, что я предпочел карты пистолету, чтобы получить удовлетворение. И я думаю, леди будет довольна.

Прежде чем Ройс успел что-либо сказать, Захарий взорвался:

— Значит, ты подслушал наш разговор! Доминик кивнул:

— Да. Но тебе лучше держать это при себе. Со страданием в голосе Ройс вскричал:

— Вам никто не говорил, что невежливо обсуждать свои секреты в присутствии третьего.

Две широкие улыбки были ответом на его слова.

— Ну хорошо, не говорите. Я сам могу догадаться. Храните свои проклятые секреты.

Ройс выглядел таким обиженным, что Доминик и Захарий расхохотались, и сам Ройс не удержался от смеха. В хорошем настроении они расстались на развилке дороги.

Доминик отвел лошадь на конюшню и легким шагом пошел к дому. Предупредив слуг, чтобы они не беспокоили его и Мелиссу, он пошел искать жену.

Гамак, натянутый между дубами, находился в тихом укромном уголке. Дубы позеленели от мха, а на буках и вязах висели гирлянды вьющегося хмеля. Легкий ветерок доносил запах магнолий и жасмина. Доминик тихо подошел к гамаку и увидел, что Мелисса крепко спит. Маленький томик любовных сонетов в кожаном переплете лежал у нее на груди. Его лицо смягчилось, когда он разглядывал милые черты. Доминик заметил, что жена надела новое платье из легкой зеленоватой ткани, отделанное светло-бежевыми кружевами. Нежная улыбка появилась на лице Доминика, когда его взгляд упал на длинные темные ресницы, на прямой носик над красивым ртом и упрямым подбородком. «Это его жена, — подумал Доминик с чувством восторга и возбуждения, — его дорогая, очаровательная, внимательная жена».

Глядя на ее спокойные, ясные черты, он подумал: как он смел полагать, что она — расчетливая маленькая шельма, пытающаяся поймать в свои сети богатого мужа? Ведь правда была очевидна с самого начала, надо было лишь отбросить гнев и уязвленную гордость, а он? Печально улыбнувшись, Доминик признался себе, что всему виной было его упрямство. Он не хотел ни влюбляться, ни жениться, но, однако, как только Мелисса вошла в его жизнь, что-то в нем измени-, лось, хотя он отказывался это признать. «Ну уж хватит, — поклялся он себе. — Жена — самое дорогое для меня в мире существо».

Доминик опустился на колени перед гамаком, и его серые глаза с обожанием смотрели на лицо жены. Если бы она тогда не перепутала комнаты, совсем иначе сложилась бы их судьба, и какой пустой была бы его жизнь без нее. Он почти готов был благодарить Латимера, который нечаянно привел Мелиссу в его объятия. Бессознательно Доминик коснулся пальцами локона у нежной щеки и потянул его.

Мелиссе стало больно, она открыла глаза, огляделась и увидела смуглое лицо Доминика так близко от себя, что испуганно отпрянула, вскрикнув. Он проговорил:

— Извини. Я не хотел тебя напугать.

Мелисса настороженно смотрела на Доминика, не зная, как вести себя с ним. Она все еще злилась на мужа из-за проведенной им за игрой в карты ночи — в то время как она витала в романтических снах о нем — и пыталась убить время, остающееся до их встречи; мучаясь, выбирала между двумя вариантами поведения — холодного и безразличного или требовательного и непримиримого.

Величая себя дурой. Мелисса неохотно, но тщательно оделась, готовясь к этой встрече.

День был теплый, и несмотря на беспокоящее жужжание пчел, она заснула и снова видела приятные сны, в которых Доминик клялся в неумирающей любви, униженно просил простить его, и когда Мелисса проснулась, то обнаружила, что герой ее снов рядом с ней, такой, каким она видела его во сне.

Подумав, что никогда прежде его жена не выглядела лучше, чем сейчас, Доминик нежно сказал:

— Ты меня заждалась?

Он ласкал ее взглядом, и Мелисса почувствовала, что предательское сердце учащенно забилось. Она попыталась сесть, но Доминик мягко уложил ее обратно.

— Не надо, — попросил он. — Ты великолепна вот так… Единственное, чего бы мне хотелось еще, так это лечь рядом…

Мелисса хотела рассердиться или, по крайней мере, посмотреть на него с презрением, но только смогла выговорить:

— Если бы оставался по ночам дома, а не флиртовал на стороне…

— Ты очень на меня сердишься, Лисса? — спросил Доминик тихо; его теплые пальцы ласкали ее руку. — Да, ты имеешь на это право. Но я должен был сделать кое-что и потратил на это больше времени, чем планировал. Но, как я сказал утром, уже давно не в моих правилах не ночевать дома. Было время, когда я вел такую жизнь, но оно кончилось.

Не желая, чтобы он так легко отделался, но не в состоянии разозлиться по-настоящему. Мелисса сказала:

— Ну что ж, теперь ты можешь все объяснить?

— Да, — ответил он спокойно и вынул из кармана книжечку, уронив ее ей на грудь. — Я надеюсь, это поможет мне оправдаться в твоих глазах.

Явно озадаченная. Мелисса села в гамаке. Нахмурив брови, она уставилась на книжицу, которая не произвела не нее особого впечатления. Да, счет на ее имя, на тридцать пять тысяч долларов, открыт в банке. Ничего не понимая, Мелисса решила, что Доминик пытается ее купить. Почувствовав себя страшно оскорбленной, она гневно сверкнула глазами и выпалила, дрожа от ярости:

— Как ты осмеливаешься так относиться ко мне! Ты думаешь, что можешь купить все, что хочешь? Ты думаешь, стоит принести мне подарок, и я закрою глаза на твое поведение? Да как ты смеешь! — и она швырнула банковскую книжку на траву. — Забирай свои проклятые деньги! Я никогда не хотела их от тебя! Ты глупый осел!

Тут же сообразив, в чем он промахнулся, Доминик схватил Мелиссу за плечи; она попыталась вырваться, но он еще крепче сжал ее в своих объятиях.

— Лисса, деньги не мои, — сказал он. — Это деньги Латимера. Прошлой ночью я сумел выиграть их у него для тебя. Мне показалось, что это лучше, чем просто убить его. Я знал, что ты решительно настроена против дуэли, и подумал, что единственный способ отомстить Латимеру — это разорить его. Поэтому-то меня ночью не было дома.

От удивления Мелисса замерла.

— Латимера? — тупо повторила она. — Но почему же ты?..

Вдруг смысл сказанного мужем дошел до нее, ее глаза расширились, а губы, удивленно приоткрылись. Мелисса безмолвно смотрела на смуглое улыбающееся лицо Доминика, не в силах поверить в свою догадку.

— Так ты подслушал мой разговор с Захарием?

Доминик кивнул:

— Да, признаюсь, я подслушал твой рассказ, и хотя это не слишком красиво, я ничуть не раскаиваюсь. — Его голос стал тихим. — А как бы еще я узнал, что моя жена, о которой я не слишком хорошо думал, на самом деле невинная жертва негодяя? Что ты случайно оказалась в ту ночь в моей комнате? Что это была отчаянная попытка спасти дом и честь, поэтому-то ты и пыталась продать Фолли. И что моя жена на самом деле очень внимательная, хотя и упрямая, очень добродетельная, хотя и капризная, и что она сводит меня с ума!

Оробев, но страстно желая, чтобы Доминик продолжал. Мелисса опустила глаза, уставилась на его аккуратно завязанный галстук, взяла за лацканы сюртука и прямо спросила:

— Ты действительно думал, что я решила выйти за тебя замуж из-за денег?

— Хм… — пробормотал он, целуя ее локоны у виска. — Ну, может, сначала… — Почувствовав, как она напряглась, Доминик хрипло добавил:

— Но очень недолго. — Насмешливые нотки появились в его голосе:

— Вскоре мне стало очевидно, что, хотя тебе нравится одежда, подарки, ты совершенно спокойно могла бы обходиться без них. Меня это озадачило: так хитроумно расставлять сети и не пожинать плоды своих усилий!

Она обняла его за шею.

— Но я вовсе не из-за денег вышла за тебя замуж, — прошептала Мелисса.

— Теперь я знаю… И хотя жаль, что Джош использовал Захария, чтобы заставить тебя выйти за меня, я еще раз могу сказать: я ничуть не жалею; что он так поступил.

Поцеловав ее в подбородок, Доминик признался:

— Я достоин твоего осуждения…

Подумав, что он не должен всю вину брать на себя, памятуя эпизоды, когда и она вела себя не самым лучшим образом, Мелисса теснее прижалась к нему и прошептала:

— Здесь есть и моя вина. Я не хотела выгонять тебя из спальни в нашу первую брачную ночь. Я страшно жалела об этом. Но я боялась… И тут она умолкла, понимая, что готова признаться в том, как отчаянно жаждала его любви. Она еще не была уверена в его чувствах, чтобы пойти на такой смелый шаг, хотя и было ясно, как он относится к ней. Но это еще не значит, что он ее любит. Ее не покидала тревога из-за его связи с Деборой Боуден.

Поскольку сам Доминик и думать забыл о Деборе, он не связал с ней внезапную перемену в настроении Мелиссы. Он так был очарован признанием жены, что не мог ни о чем думать, кроме как о том, что обожает ее. Ему так хотелось взять ее на руки и признаться ей в своей любви, но он хотел знать, чего Мелисса не договорила, и, целуя жену в уголки губ, спросил:

— Ты боялась — чего?

Мелисса таяла в объятиях, прижавшись к нему щекой, и Доминик боялся, что его

сердце остановится, пока он дождется ее признания. К несчастью, вместо голоса Мелиссы раздался другой голос — Джоша, внезапно появившегося на поляне.

— А-а, вот вы где! Я вас повсюду ищу. Люди сказали, что вы просили не мешать. Но я уверен: вы не будете против моего появления, если учесть, какие замечательные новости я принес!

Глава 27

Доминик был против, и даже очень. Подавив желание задушить Джоша, он мягко отодвинул Мелиссу и встал, улыбаясь. Заставив себя держаться вежливо, он спросил с гораздо меньшим интересом, чем можно было ожидать:

— Что за новости, Джош?

Сияя каждой морщинкой лица и довольно потирая руки, с радостной детской улыбкой Джош произнес:

— Корабли, дорогой мой. Корабли! Оба корабля!

Доминик недоуменно смотрел на него. А Мелисса вскочила, зная, о чем говорит дядя, и очаровательно улыбнулась ему:

— Они прорвались сквозь блокаду? Джош счастливо кивнул. Мелисса кинулась к нему, обвила его шею руками и воскликнула:

— Дядя Джош! Я так рада за вас! Мне так хотелось, чтобы это произошло!

— Да, сегодня пришла весточка из Нью-Орлеана. Агент сообщает, что из-за британской блокады корабли не могут пройти, но моим двум повезло.

Доброжелательно улыбаясь. Мелисса сказала:

— Я же говорила: не беспокойтесь. Если будете верить, все проблемы решатся.

Но, радуясь за Джоша, она не могла не вспомнить, как настойчиво тот пытался воспользоваться деньгами по существующему условию, пренебрегая ее интересами; однако она больше не возмущалась, что он заставил ее выйти за Доминика. Теперь все неважно, она вышла замуж за человека, которого любит, и если даже все это подстроил Джош, пусть. Но Мелисса не отказала себе в удовольствии немного его поддразнить.

Лукаво улыбаясь, она сказала:

— Видите, совсем не нужны были деньги по тому договору…

Только подумайте, вы могли понапрасну принести в жертву мое счастье!

Джош бросил на Доминика беспокойный взгляд.

— Не надо об этом, дорогая, — сказал он смущенно. — Я пришел пригласить вас на вечеринку послезавтра. Мы хотим поделиться новостями с соседями.

Мелисса подавила смешок, глядя на дядюшку, которому не терпелось похвастаться и всем дать понять, что у Джоша Манчестера карман полон.

— Мы с Салли решили устроить званый обед, пусть мужчины поиграют в карты, а дамы обсудят тех, кого нет за столом, — весело сообщил Джош. — Так вы будете?

Доминик, обняв Мелиссу за плечи, ответил:

— Конечно.

И вдруг почувствовал благодарность судьбе, помешавшей кораблям Джоша пробиться раньше. Ведь если бы Джош не нуждался в деньгах, то он бы не настаивал на браке Мелиссы. Протянув с открытой улыбкой руку, он воскликнул:

— Прекрасная новость, Джош! Я так счастлив за вас!

Немного смутившись его горячности, тот ответил:

— Да. Да. Теперь я поеду. Заеду кое к кому. Мелисса решила воспользоваться этим неожиданным визитом. Она давно хотела поговорить с ним о Доминике, особенно о том, что произошло в последнюю неделю, в последнюю ночь.

— Дядя, подожди! Я хочу с тобой поговорить.

Бросив на Доминика невинный взгляд, она спросила:

— Ты не против, если мы побеседуем наедине?

Доминик явно был против, но, поскольку их уединение уже все равно было нарушено, он нехотя кивнул.

— Конечно. Я буду ждать тебя в доме. Когда Джош и Мелисса остались одни, дядюшка поглядел на племянницу с некоторымопасением. Он надеялся, что она будет его ругать за то, что он с ней проделал: он же не знал, что оба корабля сумеют пробраться в порт!

Решив, что лучший способ обороны — это нападение, Джош начал:

— Мелисса, если ты снова об этой проклятой доверенности, я ничего не буду слушать. Я хотел сделать все как можно лучше для тебя. И так оно и получилось. Или ты не согласна?

— Я не об этом, — сказала Мелисса, улыбаясь. — Мне надо кое-что спросить о Доминике.

— А что? — спросил Джош. — Я думаю, он прекрасный малый, гораздо лучше тех, кого я пытался тебе подсунуть.

— Тогда почему, — спросила племянница с коварной улыбкой, — ты говорил мне о нем всякие гадости?

Совсем забыв о своем первоначальном плане, Джош стал горячиться:

— Какие гадости? Ни единого плохого слова я о нем не сказал. С первого раза, как я его увидел, я подумал…

Но тут он вдруг вспомнил, что думал и что делал в первые недели знакомства с Домиником Слэйдом, и его лицо стало виноватым.

— А…понятно…Ну… — начал он беспомощно. Уперев руки в бока, угрожающе притопывая ногой. Мелисса требовательно спросила:

— Так не помнишь? Не помнишь, что предупреждал меня о его слабости к определенному типу женщин, о том, что Доминик — картежник?

Выражение вины на лице Джоша было столь редким для него явлением, что Мелисса едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Ее дорогой дядюшка пытался заставить девушку плохо думать о Доминике, надеясь, что запретный плод привлечет ее.

— Я очень хорошо помню, как ты говорил, что это совсем не тот человек, за которого ты хотел бы выдать меня замуж.

Нервно поправляя галстук, Джош пробормотал:

— Ну что же, гм… я просто думал… поскольку тебе не нравятся подходящие партнеры, то, может, если я его обрисую, гм…

Так значит, Джош ее просто обманывал! Доминик вовсе не был таким средоточием пороков, каким пытался представить его дядюшка. Сдерживаясь, дабы не осыпать Джоша поцелуями, Мелисса тем не менее не удержалась, чтобы его не поддразнить.

— Так ты лгал мне! — угрожающе воскликнула она. — Все эти месяцы я думала, что я замужем за распутником и игроком!

— О Лисса! Нет! — воскликнул Джош, оглушенный таким обвинением. — Я вовсе не хотел, чтобы ты так думала. Я просто хотел возбудить у тебя интерес к нему.

Мелисса опустила голову, чтобы скрыть смех.

— Дядюшка! — простонала она печально. — Как ты мог меня так обмануть! Я верила тебе, а твоя ложь разрушила мой брак!

При этом драматическом признании Джош запаниковал:

— О, дитя мое! Я никогда не хотел тебе зла! Я поговорю с твоим мужем сию же минуту и все ему объясню!

Но тут же перед Джошем встал вопрос о чести джентльмена, оскорбленного его заявлением. Без сомнения, узнав правду, Доминик вызовет его на дуэль. Джош смущенно смотрел на Мелиссу, лихорадочно думая, как ее успокоить. Но то, как она прятала лицо, как прикрывала рукой рот, заставило его приглядеться к ней внимательнее, и он быстро отнял ее руку ото рта.

— Лисса! Маленькая шалунья! Так ты смеешься надо мной?

Нежно улыбаясь, строптивая племянница призналась:

— Но, я думаю, ты согласишься, что заслуживаешь наказания за то, как с нами поступил?

Испытывая некоторый стыд, Джош склонил голову.

— Вообще-то я, конечно, не должен был вмешиваться в твои дела, — покаялся он, — но тебе следует признаться, что все вышло как нельзя лучше.

— Возможно, — кивнула Мелисса. — В конце концов так оно и есть.

Помахав на прощание дяде рукой, она медленно пошла к дому. Душа ее переполнялась счастьем: Доминик еще не сказал, что любит ее, но все его поведение свидетельствовало об этом. Он вернул ее деньги от Латимера, да еще с прибытком. Озадаченная, Мелисса смотрела на банковскую книжку. Он ее муж, и не было необходимости класть деньги на ее личный счет. Но он сделал именно так, и это что-то большее, чем щедрость. О, Боже! Пожалуйста, сделай так, чтобы она не ошиблась!

Конечно, ее не могло не оскорбить, когда она узнала, что Доминик считает ее девицей, вышедшей за него из-за денег. Но, оглядываясь назад, она должна была честно признаться, что иначе думать о ней он не мог. Именно так. Он едва ее знал, а учитывая обстоятельства, было странно не заподозрить ее в корысти. Ее глаза лучились благодарностью к мужу. Ведь даже полагая, что она жадна и расчетлива, он был с ней великодушен. Вспомнив подарки, домик, наряды, безделушки, заполнившие ее туалетный столик, Мелисса застыдилась. Она поднялась в дом и заволновалась, свет погас в ее глазах, а холодок пробежал по ее спине: может быть, ее муж — благородный человек, не испытывающий к ней ничего, кроме чувства жалости? Она вошла в гостиную. Доминик сидел в кресле и лениво листал газету.

Они были в состоянии блаженства, когда появился Джощ, и вернуть это настроение было непросто. Каждому хотелось, чтобы тот разговор продолжился, но ни один не знал, как это сделать.

Когда Мелисса появилась в дверях, Доминик встал и подошел к ней.

— Дядя ушел?

— Да, он просил передать тебе привет. Бессознательно ее пальцы сжали банковскую книжку, и она покраснела.

— Я хочу поблагодарить тебя и извиниться за то, что я тебя не так поняла, — глядя мужу прямо в глаза, сказала Мелисса.

Они молча смотрели друг на друга. Смуглое лицо Доминика напряглось, он обнял ее за плечи. — Мне нужны не благодарность и извинения, — хрипло сказал он.

Затаив дыхание, Мелисса обхватила его руками и прижалась к нему; она прошептала:

— Если не благодарность и не извинения, то что?

Поглощенные друг другом, они не слышали шума шагов на галерее, но громкий стук в дверь заставил Мелиссу отпрянуть, а Доминик горячо выругался про себя. Он мягко отстранил Мелиссу и угрожающе проговорил:

— Если это опять твой дядюшка, клянусь, я…

Большими шагами он вышел в прихожую и сердито распахнул дверь. Его неприветливый вид не изменился, когда он увидел на пороге Ройса.

— Какого черта?! Я начинаю думать, что вы, проклятые Манчестеры, специально появляетесь, чтобы нарушить мое семейное счастье!

— Что, не вовремя? — спросил Ройс с интересом, ничуть не смущаясь несколько странным приветствием. Не обращая внимания на тон хозяина, он улыбнулся:

— Не на мне надо вымещать свое раздражение, а на друге твоего брата, Джейсоне Сэвэдже. Это из-за него я здесь.

— Джейсон? — переспросил Доминик друга. — И когда ты от него получил известие.

— Если ты пригласишь меня войти, я буду счастлив тебе все рассказать.

Доминик неохотно впустил его; в эти минуты ему было не до Ройса и уж, во всяком случае, не до Джейсона. Но он знал, что молодой Манчестер не был бы так настойчив, не будь у него серьезного дела. Доминик заглянул в гостиную и сказал Мелиссе:

— Ройсу надо поговорить со мной. Понятия не имею, сколько это займет времени.

Мелисса кивнула; подойдя к Доминику, она улыбнулась и ласково погладила его по щеке.

— Иди. У нас еще будет время. Ночью… когда мы останемся одни.

Прочтя в ее взгляде, что она имеет в виду, Доминик почувствовал, как волна любви к ней охватила его. Не обращая внимания на Ройса, он притянул ее к себе, прижался к ней губами, потом, с трудом оторвавшись, тихо сказал:

— Я с нетерпением буду ждать этого часа. Оставив жену с мечтательным выражением на лице, он повернулся и вышел с Рейсом. Дотронувшись пальцами до губ, которые только что поцеловал Доминик, Мелисса прошла в пустую прихожую. О, если бы он вернулся и поцеловал ее так же сладостно и страстно! Какие радости сулит приближающаяся ночь! Ее тело откликнулось на эти мысли в радостном предчувствии, и в розовом тумане она поднялась к себе.

Доминику же было не до розового тумана. Он провел Ройса в маленький кабинет в задней части дома, сел в одно из трех кресел, стоявших там, и резко спросил:

— Итак, что за срочное дело привело в столь неподходящий момент?

— Ты знаешь, какое удовольствие доставляет не дразнить тебя, — парировал Ройс. — Конечно, мне совершенно некуда девать время, кроме как надоедать друзьям.

Доминик рассмеялся и уже любезнее спросил:

— Ну ладно, чего хочет Джейсон? Вынув из кармана сюртука конверт, Ройс вручил его Доминику.

— Я знаю, что в этом письме от Джейсона. Я получил такое же и полагаю, что они аналогичного содержания.

Так оно и было.

«Доминик, британский шпион — парень по имени Энтони Дэвис. Его взяли здесь, в Нью-Орлеане. Сначала он не хотел ничего говорить, но после некоторого давления раскололся. Он сказал нам, что его послал Роксбури и что пятого декабря он должен встретиться с Джулиусом Латимером. Очевидно, путешествуя, Латимер готовит список людей, которых можно склонить к шпионской работе. Мне нужны их имена. Добудь их, но не спугни Латимера. Мы будем ждать его появления в Нью-Орлеане. Найди список, скопируй его. Или ты, или Ройс привезите копию в Нью-Орлеан, и поскорее.

Похоже, ты был прав. Латимер не шпионит, он выполняет задание Роксбури — найти людей, склонных к предательству. А шпион уже работал бы по его списку.

Да, сразу, как найдешь список Латимера, можешь прекратить заигрывания с красавицей Деборой, что, я думаю, принесет тебе немалое облегчение.

Я посылаю письмо на адрес Ройса, поскольку не знаю, где ты сейчас — в Батон-Руже или уже уехал в Тысячу Дубов. Я написал и Ройсу о том же. Надеюсь, что вам удастся добыть столь важный документ.

С наилучшими пожеланиями тебе и твоей жене.

Джейсон»

Молча Доминик передал письмо Ройсу, и тот быстро пробежал его глазами.

— Да. Ничего нового я не узнал, — сказал Ройс.

Доминик задумчиво молчал, потом устало провел рукой по лицу.

— Чтобы найти этот список, придется рыться в личных вещах Латимера. Не могу сказать, что это почтенное занятие. Однако просьбу Джейсона надо выполнить как можно скорее.

— Согласен, — кивнул Ройс, вытянувшись в кресле напротив друга. — Поскольку мы с ним большие друзья, я узнал, что сегодня вечером Латимер с сестрой будут у Ричардсонов, в Роуз-Маунт, и вернутся поздно. Ричардсон — страстный игрок в карты, но неудачлив, и я уверен, что Латимер постарается хотя бы частично восстановить понесенные из-за меня убытки.

Доминик откинулся назад и, уставившись в потолок, представил себе восхитительные картины, которые им с Мелиссой сулила эта ночь. Потом печально произнес:

— Да, это надо сделать сегодня вечером. — И, с надеждой взглянув на сидящего напротив Ройса, добавил:

— Надеюсь, мы все успеем сегодня.

— А что если мы вечером не найдем список? Может выйти так, что его придется искать несколько дней. Кроме того, — добавил Ройс вполне резонно, — планы Латимера могут измениться, и он останется дома. А в пятницу намечается вечеринка у моего отца, где, кстати, мы оба должны быть. Если нам сегодня повезет, я поеду в Нью-Орлеан в субботу утром.

Доминик с усмешкой посмотрел на Ройса.

— То есть ты хочешь сказать, что ты, а не я, повезешь список Джейсону?

— Ну конечно, — только что не пропел Ройс. — Ты новобрачный, и тебе незачем тащиться в этот распутный город.

— Ты соскучился по маленьким развлечениям? — с усмешкой поинтересовался Доминик.

Потом молодые люди начали серьезно обдумывать предстоящее дело, и поскольку было уже почти шесть, Доминик пригласил Ройса пообедать. Обед прошел скованно, хотя Мелисса мило выполняла обязанности хозяйки, Доминик изображал радушного хозяина, а Ройс играл роль вежливого гостя. Но нельзя было сказать, что всем троим трапеза доставила удовольствие.

Оставив джентльменов наедине и предоставив в их распоряжение ликер и сигары. Мелисса прошла в салон, все еще погруженная в розовые мечты о вечере, пока джентльмены не известили ее о предстоящем отъезде. Опять!

— Уезжаешь? С Рейсом на весь вечер? А я думала, что…

Ее кузен, переведя взгляд с одного несчастного лица на другое, сказал:

— Я пойду на улицу, выкурю сигару, пока ты собираешься.

Стоило Ройсу выйти, как Доминик подошел к Мелиссе. Взяв ее руки в свои, он притянул жену к себе: в его глазах была мольба.

— Мелисса, я должен поехать с ним. Но клянусь, это последний раз, когда я оставляю тебя вот так!

С горечью и недоумением Мелисса смотрела на мужа. На душе у нее лежал камень.

— Мне кажется, это уже было. Всегда тебе надо куда-то ехать, и я должна на все смотреть сквозь пальцы, как и на твои шашни с леди Боуден.

В ее глазах горели боль и гнев, и она резко сказала:

— Хотя это не в моем характере, я очень стараюсь быть послушной женой. Но, боюсь, ты испытываешь мое терпение. Уходи, если хочешь. Но не думай, что в следующий раз, вернувшись, ты найдешь меня здесь.

Доминик побледнел.

— Не глупи. Я хочу быть с тобой больше всего на свете. Но есть дела, которые требуют моего участия, хотя мне это не нравится еще больше, чем тебе.

Глаза Мелиссы зажглись золотым огнем, и она ревниво спросила:

— Опять леди Боуден? У нее снова проблемы и требуется твое немедленное присутствие?

Почувствовав удовольствие от ее нескрываемой ревности, Доминик улыбнулся, на его смуглом лице сверкнули серые глаза.

— Нет, моя красавица. Это не леди Боуден. Не в ее силах нас разлучить.

Мелисса подозрительно посмотрела на мужа; она страстно хотела верить ему, но душа ее была преисполнена сомнений.

— Если это не она, тогда что или кто? — спросила Мелисса.

Доминик колебался. Раньше он не хотел рассказывать жене о просьбе Джейсона: он как следует не знал ее и не был уверен, умеет ли она хранить секреты. Но сейчас Доминик понял: недоверие несовместимо с любовью, любовь — это чувство, способное выдержать все превратности судьбы. Доминик больше не колебался и с облегчением рассказал Мелиссе обо всех подозрениях относительно Латимера и о причинах своего сомнительного поведения с Деборой.

Как ни странно, но Мелисса сразу всему поверила: она любила Доминика и не могла ему не верить. Ее глаза округлились, рот приоткрылся. Смысл рассказа сразу дошел до нее, с том числе и та ее часть, которая касалась леди Боуден. Так вот оно что — Доминик терпел ее, чтобы узнать о делах Латимера! А чем занимается Латимер! Она подняла сияющее лицо к Доминику:

— Значит, это было нужно для того, чтобы узнать все о Латимере и его делах? Доминик, улыбаясь, кивнул:

— Ты наконец поверишь, что, имея, такую жену, как ты, я не стал бы терпеть общество леди Боуден, не будь на то веской причины?

Мелисса опустила глаза и тихо сказала:

— Но ведь ты же не любил меня и не хотел на мне жениться. Это Джош вынудил тебя.

— О Лисса! Маленькая глупышка! — рассмеялся Доминик. — Никто бы не смог заставить меня на тебе жениться, если бы я сам этого не захотел. Инцидент в гостинице достоин сожаления, но ничего непоправимого тогда не случилось. И если бы я проявил твердость, Джошу ничего не оставалось бы, как увезти тебя домой. Да, он думал бы обо мне, как о самом отъявленном негодяе. Это неприятно. Но это все же лучше, чем жениться на нелюбимой!

Сердце Мелиссы бешено забилось. Она подняла на мужа глаза.

— Так ты хотел на мне жениться? — еле дыша спросила она.

Доминик честно сказал:

— Я не думал об этом. Я просто знал, что очень хотел обнять тебя, и мысль стать твоим мужем не отталкивала меня. Со временем мне становилось все яснее, что мне нужна именно ты, и каковы бы ни были причины нашего брака, я уже не представлял своей жизни без тебя.

Мелисса призналась:

— Я тоже ничего не имела против нашего брака.

— «Не имела ничего против»? — поддразнивая, переспросил Доминик, подняв бровь. — Это все, что ты можешь мне сказать после того, как я положил свое сердце к твоим ногам?

Глаза ее расширились, и она дрожащим голосом спросила:

— А это действительно так? Вспомнив, что его давно ждет Ройс, Доминик чуть не в отчаянии воскликнул:

— Боже мой! Лисса! Я ведь тебя обожаю, и ты это знаешь. Почему бы еще я купил у тебя Фолли за такую дикую цену? Почему я приобрел этот домик и засыпал тебя подарками? Потому, что схожу по тебе с ума и хочу, чтобы у тебя было все, что ты только пожелаешь.

Мечтательно улыбнувшись. Мелисса притянула его голову к своей груди.

— Но я никогда ничего не хотела, — прошептала она возле самого его уха, — кроме тебя!

Ответ Доминика был быстр и удовлетворил обоих. Он крепко обнял ее и жадно поцеловал в губы. С такой же страстью Мелисса ответила на его крепкое объятие, прижавшись к нему; они раскачивались в этом объятии, борясь с готовой прорваться страстью…

Кровь ударила Доминику в голову, его руки ощущали ее теплое, податливое тело. Он целовал жену, ему хотелось погрузиться в ее нежную разгоряченную плоть, которая, он знал, ждет его и томится; его руки невольно спустились ниже, прижали ее ягодицы к своему горячему, ноющему от желания телу.

Забывшись в поцелуях, Мелисса чувствовала, как разгорается в ней страсть; она беспомощно отдалась вихрю ощущений, ее тело напряглось, прижимаясь к нему, а руки страстно гладили сильную спину мужа. И только голос Ройса у любовников за спиной вернул их к действительности.

— Дом, — сказал он, деликатно кашлянув, — я, конечно, не хотел бы вас прерывать, но у нас дело старина.

— Ройс, напомни мне вызвать тебя на дуэль, когда мы закончим наши дела. Я получу огромное удовольствие, проделав в тебе дырку, — пообещал Доминик.

— Как скажешь, — невозмутимо пожал плечами тот с легкой улыбкой на красивых губах. — Насколько я понимаю, вы с Мелиссой уладили свои разногласия.

Нежно отстранив жену, Доминик улыбнулся:

— Да, я думаю, что уже можно так сказать. Но ты тут ни при чем.

— Ну что ж, вам известно мое правило — не вмешиваться в чужие семейные дела, — парировал его друг.

Мелисса и Доминик смотрели на него весьма красноречиво, и Ройс, чувствуя, что вряд ли сможет им противостоять, пожал плечами.

— Подожду-ка я лучше снаружи. Доминик поморщился и снова повернулся к жене, как только Ройс вышел.

— Мне очень не хочется оставлять тебя сегодня вечером, особенно сейчас. Но… Мелисса вздохнула:

— Я знаю. Чем быстрее ты найдешь список, тем скорее вы покончите с Латимером… — Мстительные искры зажглись в ее темных глазах. — ..И с его сестрой. Чтобы их больше не было в нашей жизни. Я жду не дождусь этого! Смеясь, Доминик вновь привлек ее к себе.

— Милая, тебе нечего бояться. Я проклинал каждый миг в ее обществе из-за того, что он проведен не с тобой.

« Успокоенная, Мелисса потерлась щекой о его щеку.

— Я так надеюсь, что все это не во сне. Что это наяву.

Доминик улыбнулся и поцеловал ее в каштановую прядь.

— Это не сон. Впереди нас ждет счастье. Но сейчас я действительно должен идти.

Она посмотрела на него и, волнуясь, спросила:

— Ты будешь осторожен? Опасности нет? Доминик уверенно покачал головой:

— Нет. Латимера нет дома, и со мной будет Ройс. Если все пройдет нормально, я вернусь через несколько часов. Надеюсь, мы найдем список.

Прижав ее к себе, он страстно поцеловал ее, а потом, резко отстранившись, хрипло сказал:

— А теперь я пойду. Иначе Ройс снова явится. Сердце ее ликовало. Мелисса помахала им рукой и вернулась в дом, не провожая удаляющихся всадников взглядом, суеверно боясь, что им не будет удачи.

Глава 28

Меньше чем за час друзья добрались до дома, который Латимер снимал на окраине города. Уже давно стемнело, и, чтобы остаться незамеченными, достаточно было оставить лошадей в густом лесу, окружавшем дом и участок. Спешившись, они привязали лошадей к веткам толстого дуба и осмотрелись.

Дом не был большим: в два этажа, как и все здания в Луизиане; вокруг него шла широкая галерея, кухня располагалась близ дома, а дальше, за конюшней, жили слуги. По бледному свету свечи в одной из главных комнат они поняли, что там кто-то есть. Дебора? Латимер? Или слуга, заканчивающий дела?

Было начало десятого, и в серебристом свете луны ясно виднелись очертания дома. Опершись о ствол высокого бука, Доминик тихо сказал:

— Я бы хотел, чтобы луна не светила так ярко. — Указав на дом, он спросил:

— А свеча? У Латимера изменились планы, или это слуги?

Ройс задумчиво потер подбородок:

— Не знаю. Я думаю, надо прокрасться к конюшне и взглянуть на лошадей.

Через несколько минут они были возле конюшни, и, прокравшись мимо заснувшего парнишки-конюха, Ройс быстро огляделся и тихо сказал:

— Коляски и пары лошадей нет. Я думаю, Латимер с сестрой уехали.

Они осторожно вернулись на свое место, чтобы дождаться, когда исчезнут все признаки жизни в доме. Доминик улегся на землю, широко зевнул и пробормотал:

— Не знаю, как ты, но я после вчерашней ночи не слишком бодр.

Ройс кивнул и предложил:

— А почему бы тебе не поспать? Я постерегу. А если вдруг почувствую, что сам засыпаю, то разбужу тебя.

Доминик закрыл глаза и через несколько минут уже крепко спал.

К несчастью, свет в доме все горел, и Ройс, переоценивший бодрость своего духа, вскоре заснул сам.

Треск веток от шагов какого-то лесного животного, бродившего в ночи, разбудил Доминика. Он сел, посмотрел на Ройса. Тот спал глубоким сном. Кинув взгляд на дом, Доминик увидел, что он полностью погружен во тьму, а посмотрев на темное небо, Доминик понял, что уже полночь. Больше терять время было нельзя, и он разбудил Ройса.

— О Господи! Я и понятия не имел, что так устал. Хорошо, что наша жизнь не зависит от моего дежурства!

Доминик что-то пробурчал, и они сосредоточились на предстоящем деле. Решив, что услышат, когда будет возвращаться Латимер, — а он мог появиться в любой момент, поскольку было очень поздно, — друзья направились к дому.

— Мы услышим стук колес и успеем уйти незаметно.

« Под прикрытием леса они подошли к дому и проворно залезли на крышу галереи. И секунды не прошло, как друзья протиснулись в окно, которое не было заперто. Доминик зажег свечу, принесенную с собой; подняв ее повыше, он осмотрелся и решил, что они в спальне Деборы.

Не теряя времени, они вышли в широкий коридор и увидели еще одну дверь напротив. Оба вздохнули с облегчением, убедившись, что это мужская спальня. Методично они обыскивали все вещи Латимера, прислушиваясь, не раздастся ли стук приближающегося экипажа. Неслышно ступая, они заглянули повсюду, перетряхнули одежду Латимера. Списка не было. Сердце Доминика упало. Неужели им снова придется возвращаться сюда?

Положив на место халат, который он осматривал, Доминик случайно взглянул вниз, на дно шкафа, где стояли ботинки и туфли Латимера. Он брезгливо поднял пару сапог и в слабом свете свечи принялся ее осматривать. Ничего не найдя внутри, он готов был поставить сапоги обратно и взяться за другую пару, как что-то в каблуках привлекло его внимание. Нахмурившись, он посмотрел еще раз и окликнул Ройса, который без энтузиазма перетряхивал галстуки Латимера.

Указав на хорошо подбитый каблук, Доминик прошептал:

— Не думаю, что Латимеру нужны такие высокие каблуки. Как ты полагаешь?

— Конечно, нет, — отозвался Ройс, сверкая глазами от возбуждения.

Они принялись изучать обувь в шкафу, сравнивая ее, и обнаружили, что каблуки на сапогах действительно выше других. Несколько минут ушло на то, чтобы обнаружить тайник в каблуке левого сапога. Друзья вынули оттуда несколько сложенных кусочков бумаги. Держа свечу, они торопливо просматривали список, и Доминик иногда восклицал от удивления, находя знакомые имена.

— Здесь есть некоторые весьма видные люди, — прошептал он Ройсу. — И большинство из них живет близ столицы. Хорошо, что Джейсону удалось поймать шпиона.

Ройс согласился с ним; однако нужно было спешить. Вынув бумагу и перо с чернилами, взятые с собой, Ройс быстро скопировал список и поместил оригинал в тайник. Доминик задул свечу, и они приготовились уходить. Вдруг он поднял голову и насторожился.

— Ты слышишь? Это лошади.

Он был прав. Топот копыт отчетливо слышался в ночном воздухе. Доминик с Рейсом двинулись к двери, тихо пересекли коридор, вошли в спальню Деборы и ловко выскользнули через окно на крышу галереи. Шум экипажа становился ближе с каждой секундой. К счастью, он приближался с другой стороны дома, поэтому Ройс и Доминик быстро скрылись в чаще. Вскочив на лошадей, не оборачиваясь, они углубились в лес, освещенный

луной, и, только отъехав достаточно далеко от дома Латимера, Доминик позволил себе облегченно вздохнуть. Со смехом он заявил приятелю:

— Хотя мы и не профессионалы, но, я думаю, нас можно поздравить!

Ройс удовлетворенно хмыкнул:

— Разумеется, хотя я должен признать, что мы ушли в последнюю минуту. — Он ухмыльнулся. — Интересно, эта ночь для нашего друга Латимера была столь же удачна, как для нас?

Вечер Латимер провел неплохо. Из-за карточного стола, за которым его партнером был Ричардсон, он встал победителем. По сравнению с проигрышем Доминику выигранная сумма была незначительной, всего тысяча долларов. «Но, — говорил он себе, — это хорошее предзнаменование». Однако его ненависть к Доминику Слэйду не утихала.

У него ничего не клеилось с тех пор, как он попал в поле зрения Доминика. Если бы не Слэйд, Мелисса была бы его. Если бы не Слэйд, он не оказался бы в столь затруднительном положении с деньгами. Мысль Латимера неотступно возвращалась к Франклину, но случая «пощипать» молодого человека не представлялось.

В конюшне Латимер разбудил конюха, кинул ему вожжи и повернулся, чтобы помочь сестре выйти из коляски. Они шли к дому, когда Дебора устало заявила:

— Ну и вечер! Никогда еще мне не было так скучно! — Она с упреком посмотрела на брата и добавила:

— Тебе, конечно, хорошо, ты играл в карты с этим старым повесой, а я вынуждена была слушать скучнейшие рассказы старой зануды о том, как она ездила в Лондон. Когда будешь принимать следующее приглашение, убедись, что вечеринка будет действительно веселой, иначе я не пойду.

Входя в дом, Латимер цыкнул на нее:

— Заткнись! Я тебе говорил, почему нам надо было пообедать у них. По крайней мере, у меня сейчас на тысячу долларов больше, чем несколько часов назад!

Хорошенькое личико Деборы перекосилось от злобы:

— А чья вина, что мы столько потеряли и оказались на мели? Пятьдесят тысяч долларов! Я же тебе говорила: перестань играть. Ты сам виноват! — Она кинулась в кресло и капризно заявила:

— Я ненавижу это место! Я ненавижу Америку! Лучше бы я никогда сюда не приезжала! Я ненавижу все это, ты меня слышишь?

В два длинных прыжка Латимер оказался возле нее, и в тишине дома раздалась звонкая пощечина. Хладнокровно глядя на рыдающую сестру, Латимер грубо сказал:

— Хватит ныть! Ты перебудишь всех слуг в доме.

Массируя горящую щеку, Дебора враждебно — смотрела на брата, и бессильный гнев загорелся в ее глазах.

— Я что, не слушаю тебя? Разве я не послушная маленькая сестренка? Ты забыл, что я вышла замуж за того несчастного старика, потому что ты заставил меня? Хотя гораздо лучшей сделкой была бы женитьба на Доминике Слэйде! — И Дебора истерично рассмеялась.

Лицо Латимера перекосилось от ярости и гнева.

— Прекрати ныть. Я как раз хотел поговорить с тобой о Слэйде.

Слезы мгновенно высохли на ее щеках, глаза засветились, и Дебора, забыв о горящей щеке, подалась вперед.

— Ты собираешься мне помочь?

С того момента, как он встал из-за стола у Тома Нортона вчера ночью, Латимер думал о мести. И теперь, спустя сутки, зная, что Доминик так обошелся с ним потому, что Мелисса все ему рассказала, он хотел проучить их обоих. И как следует. Самое действенное средство — причинить боль Доминику, унизить его, хладнокровно соблазнив жену. Причем так, чтобы Доминик узнал об этом. Вот достойная месть! Это стоит потерянных денег: водрузить пару ветвистых рогов на голову Слэйда, заманив Мелиссу к себе в постель. Он грязно улыбнулся. Достаточно одного раза, пока она будет вне себя от ревности и захочет отплатить Доминику той же монетой. И эта история лишит покоя мужа и жену на всю оставшуюся жизнь.

Посмотрев на сестру, он медленно сказал:

— Да, я собираюсь тебе помочь заманить его в постель. И как можно скорее.

— О дорогой! Дорогой братец! Я знала, что ты не подведешь меня! — восхищенно воскликнула Дебора, вскочив на ноги и кинувшись целовать брата. Стоя рядом с ним, положив руку на его плечо, она с надеждой смотрела на него:

— А что ты думаешь делать?

Настроение у Латимера немного поднялось, он потрепал ее за щеку, по которой только что отвесил полновесную пощечину.

— Извини, что я тебя ударил, киса. Н иногда ты меня выводишь из себя.

Теперь, когда брат согласился ей помогать, Дебора готова была простить ему все. Она солнечно улыбнулась брату и торжественно заявила:

— Ты можешь меня бить, когда тебя заблагорассудится, но сведи меня с Домиником Слэйдом.

Латимер засмеялся и налил по бокалу портвейна.

— А ты придумала, где бы могла с ним встречаться?

Настроение Деборы упало, и она призналась:

— Нет. Я ломала голову, но такого места — и уединенного, и недалеко от дома — нет. Слегка нахмурившись, Латимер спросил:

— А почему обязательно недалеко от дома? Нельзя разве в городе?

Кинув на него презрительный взгляд, Дебора ответила:

— Так это будет шито белыми нитками. Если он придет ко мне из-за того, что я будто бы боюсь тебя и хочу, чтобы он меня «спас», это не должно быть вдали от дома.

— Хм. Понятно. Итак, любовное гнездышко — это место, куда ты бежала от моей ярости и где ты чувствуешь себя в безопасности.

— Именно так! Я подумала о маленьком летнем домике, что позади нашей усадьбы, но там слишком открытое место. А я бы не хотела, чтобы слуги волокли туда мебель у всех на виду.

Латимер стал расхаживать по комнате, потягивая портвейн и думая. Вдруг он встал прямо перед Деборой и спросил:

— А как насчет беседки? Летней, на пирсе?

— Старая развалюха? — с неудовольствием воскликнула она. — Да еще рядом с вонючим болотом?

Латимер спокойно кивнул.

— Вот послушай. Во-первых, она на земле, которая прилегает к нашему дому, и мы можем делать там, что хотим. Во-вторых, это не на глазах у всех, никто ничего не увидит и не услышит. Что касается болота, — улыбнулся он, — насколько я понимаю, не болото привлечет Слэйда, а нечто другое.

Дебора размышляла. «Если бы не близость вонючей запруды, беседка и прямо была бы неплохим местом», — решила она.

— Я утром посмотрю. Может, к концу недели мы сможем все устроить. Латимер покачал головой.

— Нет. Я не могу тратить время. Как только я положу в карман деньги Франклина, мы тут же должны нестись в Нью-Орлеан. Это место утратило для нас все очарование. И если все будет, как задумано, мы окажемся на пакетботе, который приходит завтра днем из Нью-Орлеана, и вернемся обратно в пятницу. — Сделав еще глоток, он уставился в дальний угол комнаты. — В пятницу вечер у Джоша Манчестера, — пробормотал он, размышляя, — и я знаю, что там будет сопляк Франклин. Я, конечно, предпочел бы другое место и время, но после вчерашней ночи не могу себе позволить роскошь ждать подходящего момента. И я бы хотел вечером того же дня уехать. Но, к сожалению, на судно мы не успеем.

— Ну что ж, тогда нечего спешить и с Домиником? — спросила Дебора. Латимер улыбнулся:

— Чтобы мои планы оказались более эффективными, сперва ты должна сделать свою часть работы. Я хотел бы, чтобы завтра вечером ты удовлетворила свою страсть и получила то, о чем грезишь столько времени.

Дебора, которая уже много лет мечтала заняться с Домиником любовью, не могла не согласиться. Ее тщеславие было так велико, что она не сомневалась: единожды побывав в ее объятиях, Доминик захочет еще и еще… И, продолжая рисовать себе розовое будущее, в котором Доминик будет настолько очарован ее прелестями, что покинет жену и уедет за ней в Англию, она вздохнула:

— Ну, как скажешь, дорогой.

На утро она уже не была так радужно настроена: брат поднял ее неслыханно рано, в семь часов. И нельзя сказать, чтобы Дебора была уверена, что беседка годится для задуманного плана. Когда она осматривала полусгнившую пристань и строение на ней, то увидела, что время сделало свое дело.

Это место было некогда очень приятным. Не правильной формы пруд заполнялся чистой водой из ручейка, перегороженного бревнами. Весной цветы усыпали берега, ивы и березы склонялись к воде, а беседка, изящно отделанная металлической решеткой, возвышалась посреди узкого пирса. Не надо иметь богатое воображение, чтобы представить себе, как в прошлом здесь играли дети, гуляли люди, купались в чистой воде, попивали лимонад из высоких бокалов, сплетничали женщины.

Но это было слишком давно. Теперь пруд покрыт ряской, ручеек изменил направление, и свежая вода не попадала в запруду, которая осенью превращалась в темно-зеленую жижу из полусгнивших водорослей, и Дебора, зажав нос платком, воскликнула:

— О! Здесь так пахнет!

Проверив пол, еще вполне крепкий, Латимер заметил паутину на решетке. Похоже, много лет здесь никто не бывал. Но он полагал, что заманить сюда Доминика не составит труда.

Дебора думала иначе.

— Не может быть, чтобы ты говорил серьезно! — вскричала она, озираясь.

Заболоченный пруд производил мрачное впечатление. Глядя на его мертвую поверхность, она вздрогнула, подумав о том, что может скрываться в ее глубине.

Но Латимер не собирался отступать, он послал за слугами, дал им указания. Когда через несколько часов Дебора нехотя вернулась сюда, она должна была признать, что брат прав. Все уже не казалось таким заброшенным. Беседку помыли, вычистили, выскребли, принесли кое-что из дома. Полы накрыли кремовым восточным ковром, а для интимности большими полотнищами ярко-розового муслина задрапировали стены, соединив их концы под крышей, и получилось нечто вроде шатра.

На покрытое золотистой дамасской тканью ложе бросили голубые атласные подушки. Рядом с ним поставили столик красного дерева, на его блестящую поверхность водрузили серебряный поднос с графином, полным бренди, и двумя рюмками. Запах лилий и роз пронизывал воздух: ковер и подушки были сбрызнуты ароматной водой. Дебора сказала брату:

— Это как раз то, что я хотела.

Она обошла беседку, потрогала муслин, бросила взгляд на ложе, вообразив себя в жарких объятиях Доминика, и улыбнулась:

— Превосходно. Я побегу к себе и напишу Доминику нужное письмо.

Очень скоро ее жалобная записка с мольбой о помощи была послана, и Дебора в прекрасном настроении приняла ванну, готовясь к предстоящему свиданию. Потом она осмотрела свой гардероб, подыскивая платье пособлазнительнее, которое легко бы снималось.

Ничего не зная о ночном предприятии Доминика и Ройса, Дебора никак уж не думала, что ее слуга застанет адресата спящим, а письмо получит Мелисса. В спешке Дебора забыла написать имя Доминика, она просто велела отнести послание в дом Слэйдов.

После того как слуга, доставивший записку, удалился, Мелисса долго смотрела на конверт. Даже если бы она не почувствовала запах духов Деборы, ей было бы ясно, от кого письмо, потому что слуга сообщил, что он послан леди Боуден;

Мелиссе было ясно, что оно предназначено ее мужу.

Сев на галерее. Мелисса положила конверт перед собой на стол и задумалась, будить ли Доминика: ведь письмо могло быть срочным. Но тогда все начнется снова… Нежные губы молодой женщины сжались. Опять эта леди Боуден будет заманивать его на свидание! Когда она подумала о муже, который так глубоко заснул после ее ухода на рассвете, лицо Мелиссы смягчилось, и все мысли о Деборе затмились сладкими воспоминаниями о прошедшей ночи.

Когда Ройс и Доминик уехали, она не могла ничем заниматься, повторяя себе, что все будет хорошо, что нечего бояться; однако Мелисса не могла не волноваться, хотя прекрасно понимала, что Доминик и Ройс могут за себя постоять. Страх за них навалился на нее, когда вечером она лежала одна в постели и ругала себя за то, что не поехала с мужчинами: она вполне могла посторожить их, пока они были в доме. Чувствуя, что все равно не заснет. Мелисса пошла в комнату Доминика, села на его кровать и стала ждать, привалясь к подушкам, еще хранившим его запах. Страхи оставили ее, когда она вспомнила его слова:

— Я обожаю тебя!

Мечтательно Мелисса уставилась в пространство, уже твердо зная, что Доминик любит ее; затем она свернулась в клубочек на атласном покрывале и заснула.

Доминик, уставший, но довольный, вернулся домой почти в четыре утра и, увидев жену на своей постели, тихо позвал:

— Мелисса!

Она услышала его голос и, проснувшись, села в кровати; ее волосы растрепались, а щеки были еще розовыми ото сна. Чем-то сейчас она была похожа на очаровательного котенка. Увидев Доминика, Мелисса радостно воскликнула:

— Ты дома! Я так волновалась и не могла заснуть!

Расстегивая рубашку, он нежно улыбнулся и сел на край кровати.

— Да ну? А что ты делала сейчас? — спросил Доминик, ласково глядя ей в лицо. Жена бросилась к нему в объятия.

— Я не спала. Я просто мечтала. Мечтала о тебе.

— Правда? — тихо спросил он. Теплое тело Мелиссы, прижавшееся к нему, заставило его забыть обо всем: и о бессонной ночи, и об усталости. Прижав ее крепко к себе, он легонько сжал зубами мочку ее уха. — И что ты видела в своих мечтах?

Дрожь желания пробежала по телу Мелиссы и, удивляясь своей смелости, она осыпала поцелуями его лицо, шею; ее пальцы скользнули под полурасстегнутую рубашку, чувственно гладя теплую мускулистую грудь.

— Ну вот это, — прошептала она, когда ее пальцы дотронулись до сосков на его груди. — И вот это…

Доминик прижался к ее щеке губами, а когда почувствовал, что рука Мелиссы спустилась до его живота, его охватила страсть. Впившись губами в ее губы, он целовал ее неистово, горячие руки прикасались к ее телу, он уже не помнил себя, все накопившееся в последние недели желание прорвалось, и они медленно откинулись на подушку, слившись губами, сплетясь руками и ногами…

Ее щеки слегка порозовели, и, тряхнув головой, Мелисса отбросила волнующие воспоминания. «Нет, этого нельзя допустить», — подумала она, глядя на письмо Деборы. Она знала, что Доминик проспит еще часа два. Они уснули на заре, в объятиях друг друга, удовлетворенные. Мелисса проснулась около полудня, и Доминик даже не пошевелился, когда она выскользнула из постели. Нет, не стоит будить его из-за этой записки.

Несколько минут она думала, вправе ли вскрыть конверт. Адресат ведь не указан… Мелисса быстро распечатала письмо. Пробежав глазами листок, прочтя мольбу Деборы, она усомнилась, что той действительно нужна помощь. Но, с другой стороны, Мелисса не забыла леденящий, злобный взгляд Латимера и подумала, что, может быть, есть доля правды в жалобах Деборы. Может, Латимер ее избил, и она боится за свою жизнь? И не исключено, что Доминик предлагал ей свою помощь в случае необходимости, но тогда…

Глаза Мелиссы сузились, она размышляла: а если в записке ложь, и единственная задача англичанки — завлечь к себе Доминика?

Взглянув еще раз на красивый почерк, она решила, что как женщина должна ей помочь, и решительно встала. Она поедет к Деборе, и, если та действительно нуждается в помощи, она ее получит.

Мелисса прекрасно ездила верхом, и черный мерин быстро донес ее до места. Она знала дом, который снимал Латимер, и причал, где Дебора ждала Доминика. На всякий случай Мелисса увела лошадь с главной дороги и, взяв ее под уздцы, обошла запруду с другой стороны.

Внимательно осмотревшись и не обнаружив ничего подозрительного, она подвела лошадь почти к самой запруде, стараясь оставаться в тени леса, пока не подошла к пирсу. Мелисса привязала коня к березе и осмотрелась вокруг, сомневаясь, правильно ли поступает; однако, — вспомнив слова мужа о том, что Латимер не настоящий шпион, она рассердилась, что позволила воображению взять верх над здравым смыслом, и смело шагнула вперед, крепко зажав в руке кожаную плеть, которая хотя и не могла служить серьезным оружием, но была достаточно тяжелой и придавала Мелиссе уверенность в себе.

Мелисса осторожно подошла к пирсу и ступила на него. Остановившись в нескольких шагах от беседки, она почувствовала слабый запах лилий в воздухе и заметила розовую ткань, скрывавшую внутренность сооружения. До нее донеслись какие-то звуки, куда больше напоминавшие пение, чем безутешные рыдания. Убедившись, что поступила правильно, приехав сюда вместо Доминика, Мелисса еще на несколько шагов приблизилась к беседке; запах лилий и роз защекотал ноздри. Да, она была совершенно права, не разбудив мужа. Ясно, что не о спасении Деборы шла речь — эта леди просто-напросто собиралась соблазнить ее мужа.

Войдя внутрь, Мелисса зажмурилась, ослепленная броскими цветами ткани, и, едва подавив смешок, представила себе лицо Доминика, который кинулся бы на зов о помощи и увидел все это. А когда ее взгляд упал на Дебору, она с трудом сохранила серьезное лицо. Не заметив, что она уже не одна, та с рюмкой бренди развалилась на ложе, пытаясь принять самую соблазнительную позу. Она была одета в платье весьма сомнительного покроя, какого Мелисса никогда не видела: сиреневого цвета, почти прозрачное, с глубоким декольте; ткань удерживал единственный бантик, завязанный под полной грудью Деборы. Мелисса узнала в ее одеянии накидку, в которой Дебора была на балу, и поразилась изобретательности и наглости этой женщины.

Мурлыкая что-то себе под нос, Дебора отпила большой глоток бренди, и по ее неверным движениям Мелисса поняла, что это уже не первая порция, которую она приняла.

Мелисса часто мечтала, как она отомстит Деборе. Сегодня такая возможность имелась, хотя ситуация была совсем иная, чем она себе представляла: зная, что Доминик ее любит, Мелисса уже не опасалась за свое счастье, и ей больше не хотелось мстить. Стоя у входа, она смотрела на импровизированный будуар Деборы с чувством презрения и даже некоторой жалости к этой женщине. Доминик любит ее, и какие бы усилия ни прилагала Дебора, они напрасны. Почувствовав весь идиотизм ситуации, Мелисса шагнула назад, собираясь уйти. Но что-то скрипнуло под ее ногой, Дебора неожиданно повернула голову, впившись в нее взглядом. Мелисса страстно желала провалиться сквозь землю, краска залила ее лицо, и она, в свою очередь, неподвижно уставилась на Дебору, которая, вдруг поняв, что перед ней вовсе не Доминик, а его жена, побледнела, взвизгнула и откинулась назад; рюмка выскользнула из ее рук и со звоном разлетелась на мелкие осколки.

Дебора испуганно смотрела на стройную угрожающую фигуру у входа не в силах оторвать взгляд от кожаной плетки Мелиссы. Не сознавая, что та потрясена не меньше, чем она, Дебора приняла Мелиссу за жаждущую мести амазонку. Все ее грехи всплыли перед ней… Она боялась наказания, ради которого, как она была убеждена, и пришла Мелисса… Дебора вскочила и, защищаясь руками, испуганно прошептала неповинующимся языком:

— Не подходи ко мне… Или я закричу! В замешательстве Мелисса смотрела на мнимую соперницу — не сошла ли та с ума? ( — Зачем кричать? Все равно тебя никто не услышит.

Уловив в этих словах угрозу, Дебора подальше отодвинулась от Мелиссы и предполагаемого орудия мести в ее руках. Не отрывая от нее глаз, напряженно ожидая нападения и пятясь назад, неудавшаяся соблазнительница причитала:

— Это не я! Это не моя вина! Это все Джулиус! Это он меня заставил, он придумал…

— Не лги! — презрительно воскликнула Мелисса и,выразительно тряхнув плеткой, добавила:

— Даже если это придумал твой брат, сидишь-то здесь в полуголом виде в ожидании моего мужа ты!

Произнося этот монолог, Мелисса невольно взмахнула рукой; поднятую плеть Дебора приняла за пришедшую к ней погибель, и Мелисса еще не кончила говорить, как та заверещала:

— Не трогай меня!

Отчаянно пытаясь избежать телесного наказания, забыв, где она, Дебора, пятясь назад, выскользнула из с такой изобретательностью устроенного ею любовного гнездышка между муслиновыми полотнищами… Секунду спустя она с воплем ужаса плюхнулась в зловонную зеленую жижу.

Открыв рот от удивления и не понимая, что случилось, Мелисса выглянула из беседки. Запутавшись в мокрой ткани, Дебора, с зелеными от ряски волосами, по пояс в воде, беспомощно барахталась, пытаясь выбраться на берег. Оказавшись на безопасном расстоянии от Мелиссы, она осыпала ее ругательствами, не особенно выбирая выражения:

— Посмотри на меня! Это ты виновата! Гадина проклятая! Я ненавижу твою страну и всех вас здесь! Пропадите вы все пропадом! Лучше бы я никогда сюда не приезжала!

Дебора была вне опасности, и Мелисса позволила себе улыбнуться:

— И тебя здесь все ненавидят, моя дорогая.

Глава 29

Вернувшись к лошади, Мелисса ловко вспрыгнула на седло и наблюдала за Деборой, обмотанной муслином и похожей на скользкую розовую змею, пытавшейся выбраться из зловонной воды на берег. Это было нелегко. Тяжелая мокрая ткань мешала, а скользкое дно не позволяло сохранить равновесие. Мелисса не смогла сдержать смеха, когда Дебора в очередной раз шлепнулась лицом в зеленую жижу в ярде от берега.

Бросив последний взгляд на соперницу, когда той наконец удалось выбраться на берег, Мелисса захохотала, потом тронула лошадь и галопом понеслась домой.

Дебора брела к дому, не обращая внимания на удалявшуюся Мелиссу. Единственной ее целью было оказаться в своей комнате, где она будет в безопасности, сорвет с себя эту липкую вонючую ткань. Все, она уезжает из Батон-Ружа! И никто ее не остановит!

Когда Латимер через три часа вернулся домой, — он специально уезжал на время свидания, — у входа он наткнулся на сундуки и коробки.

— Боже! Что происходит? — ошарашенно спросил он смущенного дворецкого.

— Ваша сестра, сэр, уезжает. Она ждет вас в гостиной, чтобы поговорить, а вечером отплывает на судне в Нью-Орлеан.

Латимер поспешил по коридору, в голове его роились тревожные предположения. Что-нибудь со Слэйдом? Или она его убила в порыве гнева?

В чем дело?

Источая аромат роз, в очень красивом платье из голубого атласа, Дебора ходила взад и вперед по комнате.

— С тобой все в порядке? Что за ерунду ты придумала? Какого дьявола?!

Рыдая, сестра поведала ему о случившемся. Если бы Мелисса услышала ее рассказ, она бы не поняла, что главная его героиня — она.

— Она напала на меня, Джулиус. Она угрожала моей жизни. Ей было мало, что она кинулась на меня с плеткой, она пыталась утопить меня в этой вонючей жиже. Она жестокая и безнравственная, как все здесь, и я больше ни секунды не хочу тут оставаться. Я еду в Нью-Орлеан. Просто не знаю, как дождусь корабля в Англию.

Латимер попытался урезонить сестру и, хотя он мало верил ее рассказу, задавать вопросов не стал: по ее вздернутому подбородку было ясно, что переубедить Дебору невозможно. Неважно, что произошло в действительности, но план его не удался: надежды на соблазнение Деборой Доминика как средство получить Мелиссу провалились.

— Очень хорошо, — сказал Латимер. — Я отвезу тебя на судно.

Вдруг сообразив, что она впервые остается одна, Дебора нервно спросила:

— А ты не поедешь со мной? Нам обоим здесь уже нечего делать.

— Может, ты и права, — сказал Латимер, ухмыляясь, — но прежде я должен сравнять счет с Домиником Слэйдом и его женой.

Посмотрев на него с ужасом, Дебора спросила:

— Что ты собираешься делать?

— Не знаю, — признался Латимер. — Но я не уеду из Батон-Ружа, не заставив их пожалеть, что они встали мне поперек дороги. — Он злобно улыбнулся и добавил:

— Не беспокойся, киска, я приеду к тебе в Нью-Орлеан в конце месяца. Ты знаешь название отеля, знаешь банкира, с которым мы там встречались. Я Дам тебе письмо к нему, объясню, что задерживаюсь и что ты можешь пользоваться моим счетом. — Потрепав сестру по щеке, он добавил:

— Не трать все деньги на наряды. Когда мы отправимся в январе в Англию, то не сможем взять много вещей. Это военное судно, и твои сундуки придется оставить.

Дебора надулась:

— Но почему? Впрочем, это неважно. С деньгами от Роксбури я полностью обновлю свой гардероб.

— Не забудь, что одна из причин, по которой я здесь остаюсь, — это пощипать молокососа Франклина. — Латимер что-то прикинул в уме. — Ругай меня завтра ночью, когда я должен быть у Манчестеров. Я намерен выиграть хорошенькую сумму нам на расходы.

Провожая сестру на борт пакетбота, Латимер заметил:

— Не забудь, что тебя зайдет навестить джентльмен по имени Энтони Дэвис. С ним ты можешь говорить откровенно. Он человек Роксбури. И там есть еще один джентльмен, Самуэль Дрейтон; он повезет нас в январе в Англию. Оба ждут тебя и меня в Нью-Орлеане.

— Но у тебя будет здесь все в порядке без меня? — спросила сестра, волнуясь.

Латимер улыбнулся и провел Дебору в тесную неопрятную каюту, в которой ей предстояло проделать путь до Нью-Орлеана.

— Все будет хорошо, — успокоил он сестру. — Мы впервые расстаемся, и не в очень цивилизованной стране, но, я уверен, все пройдет гладко.

Успокоившись, Дебора осмотрелась, и тут начались жалобы. Через несколько минут брат стал прощаться, а она все ныла и стонала…

Но у Латимера были свои проблемы: возвращаясь домой, он обдумывал месть Слэйду и Мелиссе. Все получилось нескладно с этим путешествием, и Латимер во всех своих несчастьях обвинял Доминика. Что касается Мелиссы… Он стиснул зубы. Мелисса уязвила его гордость, и он жаждал наказать ее за то, что она предпочла ему Слэйда.

На обратном пути Мелисса порой вспоминала смешную сцену с Деборой, но мысли ее были заняты мужем. Мечтательно улыбаясь, она поставила лошадь в конюшню и пошла в дом.

Пересекая прихожую, она столкнулась с Бартоломью, он нес ведро с горячей водой. Обогнав его на лестнице. Мелисса спросила:

— Это для мужа? Он проснулся?

— Да, мадам, — ответил Бартоломью. — Он проснулся и был недоволен, что вы уехали, ничего не сказав о том, когда вернетесь и куда отправились.

Мелисса покраснела. Уезжая, она не подумала, какова будет реакция мужа. Когда они поднялись, она, заглянув Бартоломью в лицо, спросила:

— А сейчас как? Все еще сердится? Подмигнув ей, Бартоломью ответил:

— Я думаю, мадам, в тот момент, как вы войдете, его раздражение как рукой снимет. Мелисса ослепительно улыбнулась ему:

— Я надеюсь. — Послав его вперед, она прошептала:

— Не говори ему, что я вернулась. Пусть будет сюрприз!

Понимающе кивнув, Бартоломью сделал, как она просила, и на вопрос Доминика: «Она еще не вернулась?» — ответил:

— Не знаю, сэр. Может, посмотреть в конюшне?

Доминик сидел спиной к двери, принимая ванну, поэтому не увидел Мелиссу, проскользнувшую в комнату; ее сердце слегка подпрыгивало, когда на предположение Бартоломью он резко ответил:

— Черт побери! На нее не похоже уехать просто так. Особенно после сегодняшней… — Он резко умолк и уже ровным голосом продолжил:

— Как только она вернется, дай мне знать.

— Хорошо, сэр, — ответил Бартоломью и, хитро подмигнув хозяйке, вышел.

Мелисса стояла, прислонившись к косяку, и не отрывала глаз от Доминика. Волна теплого чувства охватила ее; потом, нащупав позади себя ключ к двери, она быстро повернула его. Крадучись, Мелисса разулась, потом расстегнула костюм для верховой езды и медленно направилась к мужу.

Каким-то шестым чувством он ощутил, что уже не один в комнате, и резко повернулся. Улыбка засияла на его лице, и неподдельное счастье засветилось в глазах.

— Ты тоже хочешь принять ванну? Мелисса подавила смешок и осторожно, не спеша сняла верхнюю одежду, оставшись в прекрасном нижнем белье. Сияющими глазами смотря на мужа, она застенчиво спросила:

— А ты думаешь, не стоит? Он смотрел, как она идет к нему, такая желанная, и с каждым ее шагом возбуждение в нем росло.

— Стоит. Это как раз то, что надо, — сказал он, зачарованно глядя, как медленной волной ее юбка опустилась на пол.

Стоя перед ним в одном белье, она поиграла узенькой бретелькой на плече, потом подошла к краю ванны и полностью разделась. Его глаза жадно поглощали красоту жены, открывшуюся его взору: высокую, с коралловыми сосками грудь, тонкую талию, алебастровый оттенок кожи на бедрах и стройных красивых ногах.

Страстным взглядом Доминик смотрел на нее и думал радостно, что это его жена, обожаемая женщина, и, встав на колени в воде, потянулся к ней. Он крепко взял ее за талию, поднял, прижался щекой к ее животу и, закрыв глаза, испытывая блаженство от ее близости, хрипло проговорил:

— В следующий раз, когда я проснусь и тебя не будет рядом, я тебя выпорю.

Ничуть не испугавшись этой угрозы. Мелисса кивнула головой, погружая пальца в его темные волосы.

— Конечно, — нежно ответила она. — А после того как выпорешь?..

— А потом я буду целовать тебя. Вот здесь… и здесь… и здесь… — Приблизив губы к ее соску, он стал ласкать его языком.

Мелисса застонала и прижала к груди его голову. Томление охватило ее чресла, она стала тихо раскачиваться, и постепенно их страсть нарастала. Это было не то, что в последнюю ночь, когда они сразу отдались страсти и утолили свою жажду. Теперь… теперь это будет пир страсти…

Он ласкал ее грудь, потом бедра, ягодицы.

— Я уже весь горю, моя радость. Стоит мне коснуться тебя, как мое тело жаждет…

Доминик лег и притянул к себе Мелиссу. Вода была теплая, пенистая. Она легла на него, ощущая, как мускулисто под ней его тело. Она испытывала удовольствие от ощущения его желания, которое росло, усиливалось, давало о себе знать. Мелисса обняла мужа за шею, притянула к себе, жадно впившись своими губами в его. Это была мука — медленно ласкать друг друга. Сладкая мука.

Оторвав от нее свои губы, Доминик посмотрел на жену глазами, затуманенными

желанием, и Приглушенно сказал:

— Ты просто сводишь меня с ума!.. Совсем сводишь! — и он припал к ее груди, как голодный младенец.

Страсть нарастала, их тела двигались быстрее, шелковистая мягкая кожа Мелиссы терлась об его обнаженную плоть, и он стонал от удовольствия, а когда ее руки начали ласкать его грудь, потом спустились ниже, к плоскому животу и добрались до жестких волос… Казалось, она заколебалась, когда он прихватил мочку ее уха зубами и хрипло пробормотал:

— О, Лисса, ну, дотронься! — Он схватил ее руку и положил туда, куда ему так хотелось…

С удивлением она обнаружила, что это/тоже приносит радость, и ласкала его все более страстно…

Вдруг ладони Доминика сжали ее талию, он поднял Мелиссу к себе, обхватив коленями в узком пространстве ванны. Одной рукой он держал ее за затылок, припав к ее губам, забыв обо всем… Мелисса все теснее прижималась к нему.

Задрожав от страсти, поднявшейся в ней, она прошептала:

. — Возьми меня, дорогой! Я хочу тебя!

Доминика не надо было просить: всем существом он жаждал этого. И нежное тепло ее тела наконец приняло его, и его пальцы впились в ее бедра.

Сверкая глазами от страсти, Мелисса смотрела на него, и улыбка не сходила с ее вспухших от поцелуев губ.

Доминик не мог вынести огня движений Мелиссы, он все глубже входил в нее, доводя до экстаза. Пронзенное Домиником, ее тело страстно забилось, и Мелисса ни о чем не думала, ничего не чувствовала, не ощущала, кроме блаженства, охватившего ее всю. И потом она облегченно расслабилась.

Доминик, почувствовав, как дрожь потрясла тело Мелиссы, перестал противиться требованию своей плоти.

Он притянул ее к себе и нежно поцеловал, бормоча слова любви. Мелисса нежно отвечала на его поцелуи; они лежали в остывшей воде, что-то шепча друг другу, и, когда вода стала совсем холодной, они вернулись к реальности из розового мира, засмеялись, быстро помылись, лаская друг друга.

А потом они обедали, ели цыпленка и говорили о Деборе Боуден. Чувствуя себя неловко. Мелисса упомянула о письме и сказала, что прочла его. Доминик не возмутился, но ему явно не понравилось, что Мелисса одна поехала на встречу с Деборой.

— Боже мой, Лисса! Это ужасно! Там могла быть ловушка! Я уже не говорю о насилии… У Латимера достаточно причин не любить меня!

Мелисса улыбнулась:

— Да. Но все кончилось хорошо. Я могу быть довольна собой.

— О!.. — протянул он неуверенно. Стараясь сохранить строгое выражение лица, Мелисса дала ему полный отчет о встрече с леди Боуден. И если раньше у нее были сомнения в разумности своего поведения, то они улетучились, когда в комнате раздался громкий хохот мужа.

— Прямо в болото? — переспросил радостно он и, когда Мелисса кивнула, добавил:

— Очень хорошо. Эта стерва получила по заслугам.

В этот момент в голову молодой женщины пришла одна мысль, и она сказала:

— Доминик, послушай! Завтра у дяди Джоша прием. Мне интересно, как Дебора себя поведет, когда мы там встретимся.

Доминик, который был занят разглядыванием груди жены, выступающей Из выреза платья зеленого атласа, безразлично ответил:

— А это имеет значение? Мне больше нравится говорить о нас с тобой, чем о намокшей леди Боуден.

Мелисса не могла не согласиться с мужем, и остаток вечера они провели в полной гармонии. И не было ничего удивительного в том, что они рано отправились в постель.

В пятницу вечером они были в красивом салоне Манчестеров. Мелисса незаметно огляделась, отыскивая глазами Дебору; англичанки не было, хотя Латимер был там и о чем-то говорил с молодым Франклином.

Обед был прекрасным, а после него все дамы удобно расселись в гостиной, в то время как джентльмены удалились в кабинет Джоша поиграть в карты. И тогда-то Мелисса узнала о поспешном отъезде Деборы. Она сидела на диване в стиле «шератон», обтянутом элегантной, под гобелен, тканью голубых и золотистых тонов, когда Салли тихо сказала:

— А ты знаешь, что леди Боуден покинула нас?

— Покинула нас? — осторожно повторила Мелисса. — Что ты имеешь в виду? Я видела здесь мистера Латимера.

— Да, он-то здесь, а сестра уехала в Нью-Орлеан… Наш жаркий климат вреден для ее хрупкого здоровья.

Глаза Салли сделались печальными.

— Я надеялась, что у Ройса и леди Боуден что-нибудь получится… Так хотелось бы иметь в семье представительницу настоящей английской аристократии. Но, конечно, — пробормотала она неуверенно, — если наш климат ей не годится…

Мелисса чуть не поперхнулась чаем. Ройс и Дебора! Вот уж можно будет поиздеваться над ним!

Ее кузен и Доминик хотели избежать вечернего сборища. Ройсу не терпелось отплыть в Нью-Орлеан, в его комнате уже стоял собранный чемодан, а список для Джейсона лежал в шелковом носке, куда он его для надежности спрятал. Что же касается Доминика, то он и думать забыл об этом списке, наслаждаясь каждой минутой, проведенной с женой, и ему вовсе не хотелось тратить ставшее для него драгоценным время на светскую болтовню.

Примерно час спустя друзья узнали, что Джордж Франклин и Латимер играют на очень высокие ставки за одним из столиков, приготовленных Джошем для игры. Сообщил им это Захарий. Подойдя к ним, когда они, попивая мадеру, мирно беседовали в кругу друзей, Захарий красноречиво посмотрел на Доминика и тихо сказал:

— Похоже, сегодня Латимеру везет. Они играют с Франклином уже несколько партий, и Джордж проиграл почти семнадцать тысяч долларов.

Ройс и Доминик обменялись взглядами и незаметно стали пробираться к игрокам. Если Латимер и заметил, что за ним следят, то не подал вида, играя так же агрессивно, как и прежде.

Странно, но именно Франклин поймал Латимера на мошенничестве. Они только начали новую игру, как юноша вскочил и схватил Латимера за правую руку, воскликнув:

— Я так и знал! После той партии я не был вполне уверен, но на этот раз я смотрел в оба!

Он потряс запястье Латимера, и все были в шоке: из рукава на стол выпала карта. Доминик увидел ее и подумал: так и должно было быть.

Королева пик.

Юное лицо Франклина стало угрожающим:

— А сколько еще карт у вас в рукаве? Вы мошенник и мерзавец!

Жуткая тишина повисла в комнате, все глаза устремились на Латимера. Эти много пьющие, весьма темпераментные, бесстрашные джентльмены на многое могли смотреть сквозь пальцы. Но мошенничество в картах было равносильно самоубийству. Латимер был раздавлен. Его репутация безвозвратно погибла в Батон-Руже. Увидев злые лица, он подумал, что было бы большой удачей, если бы удалось унести ноги.

Из всех присутствующих только Доминик и Ройс не удивились. Они оба были настороже, ожидая, как поступит Латимер в этой прискорбной для него ситуации.

Опозоренный, утратив все шансы отыграться, Латимер понимал, что оставшиеся месяцы в Америке для него потеряны. После сегодняшнего проклятого вечера вверх и вниз по Миссисипи пойдет слух о мошеннике Латимере. Его перестанут принимать, его будут сторониться… Роксбури может не заплатить ему полную сумму. Латимер не сомневался, что репутация шулера последует за ним в Англию, и на родину он явится отверженным.

Франклин и Латимер стояли не двигаясь, замерев, и угроза насилия повисла в воздухе. Ясно понимая, что он в опасной ситуации, Латимер переводил взгляд с одного искаженного яростью лица на другое и почувствовал, как страх мурашками пополз у него по спине. Это не Лондон, у этих людей свои порядки, они сами расправляются с преступниками, быстро и безжалостно. Эти мысли мгновенно промелькнули в голове Латимера, разжигая его гнев. Он освободил руку из руки молодого человека и ударил Франклина по лицу, а в следующую секунду выдернул из кармана сюртука маленький пистолет, который всегда носил с собой. С лицом, искаженным яростью, он обвел взглядом присутствующих.

— Назад! Первый, кто сделает хоть один шаг, будет убит!

Все застыли. Латимер улыбнулся неприятной улыбкой.

— Ну что, теперь вы уже не такие смелые, а? — спросил он.

Никто не ответил, все были встревожены:

Латимер теперь стал по-настоящему опасен, потому что ему нечего было терять. Порочный, жестокий и трусливый человек, он стоял в центре толпы, лихорадочно думая, как обратить поражение в победу. И его взгляд упал на Доминика. Взбешенный от охватившей его слепой ярости, он смотрел на человека, которого считал виновным во всех своих неудачах, и, направив пистолет прямо на него, нажал курок. Звук выстрела прозвучал как гром, и запах пороха заполнил кабинет. Жгучая боль пронзила висок Доминика, потом наступила темнота, и он без чувств рухнул на пол.

Ройс кинулся к Латимеру, но тот был к этому готов и направил оружие ему прямо в грудь.

— На твоем месте я бы повел себя осторожнее, — сказал он холодно. — А теперь все отойдите. Все!

В бессильной ярости Ройс стоял на месте и смотрел на тело Доминика; маленькая лужица крови растекалась у его головы. Боль и горе пронзили сердце Ройса, и он страстно молился, чтобы его друг хотя бы пошевелился. Затаив дыхание, он заметил слабое движение его руки. Быстро взглянув на Латимера, он резко сказал:

— Ну и на что ты надеешься? Убежать, прежде чем мы с тобой расправимся? У тебя только одна пуля. Ну, еще одного ты убьешь, а остальные?

Слова Ройса испугали Латимера, его глаза наполнились ненавистью, и он попятился к двери. Ему уже не был виден Доминик, но Латимер надеялся, что, если и не убил своего врага, то ранил его, и серьезно. Если он даже выживет, то все равно надолго запомнит этот вечер. Латимер выскочил из кабинета.

Ройс с минуту стоял не шевелясь, а потом бросился к Доминику и встал рядом с другом на колени. Тот с трудом повернулся на бок и застонал:

— Бог ты мой! Какое счастье, что этот мерзавец не стал стрелять лучше после нашей дуэли…

Присутствующие с облегчением засмеялись, но Ройс и Захарий были мрачны. Джош, бледный от страха и волнения, пробормотал:

— Бог ты мой! Он пытался тебя застрелить! Так хладнокровно, невооруженного человека! И это в моем доме! В моем доме!

Все с тревогой и сочувствием смотрели на Доминика, когда Ройс поднимал его. Кровь стекала по его щеке, но, быстро осмотрев друга, Ройс понял, что пуля прошла рядом с костью, только контузив его.

Осторожно ощупывая рану, Доминик поморщился.

— А что было после того, как я упал? Все, что я помню, это как он стрелял в меня, а потом ничего, только слышал стук двери.

— Ты немного пропустил, — насмешливо сказал Ройс. — Латимер сбежал минуту назад.

Доминик посмотрел на него и поднял бровь:

— И никто не пошевелился, чтобы догнать его? — Он с трудом встал на ноги. — Джентльмены, дамы в безопасности?

— Боже мой! — взорвался Джош. — Не можешь же ты подумать!..

И тут все, как один, рванулись к двери, которая неожиданно распахнулась сама: с круглыми от ужаса глазами и искаженным лицом, Салли Манчестер бросилась на грудь Джоша с рыданиями:

— О, Джош! Какой ужас! Этот человек захватил Мелиссу!

Доминику не надо было ничего объяснять. Несмотря на слабость, он резко повернулся к Ройсу.

— Пистолеты!

Ройс подошел к столу отца, выдвинул нижний ящик и вынул красивую, красного дерева, коробку. В ней лежали два изящных, хорошей работы, дуэльных пистолета.

Тишину нарушал только тихий плач Салли и бормотание Джоша. Ройс и Доминик хладнокровно заряжали оружие. Ройс посмотрел на белое, без кровинки, лицо друга и спросил:

— А ты в состоянии?..

Тот бросил на него яростный взгляд:

— Там моя жена! Какого черта! О чем ты?! Захарий, который был так же бледен, как Доминик, умоляюще сказал:

— Дайте я пойду. Она моя сестра! Вздохнув, Доминик мрачно ответил:

— Нет, я сам. Если с ней что-то случится… — Горло его перехватило, и он умолк. Справившись с собой, Доминик спросил Салли:

— Как это произошло? Где они сейчас?

Вытирая слезы, Салли, всхлипывая, ответила:

— Он ворвался в комнату, он был похож на сумасшедшего, я была так удивлена: он казался всегда таким воспитанным…

Подавляя страстное желание выругаться, Доминик нетерпеливо спросил:

— Что было дальше? После того как он вошел?

— Он схватил Мелиссу. Он кинулся к ней и схватил ее за руку. Сказал, что она будет его заложницей. Что он убьет ее, если кто-нибудь погонится за ним. Он приставил пистолет к ее виску и сказал, что, если мы хоть пикнем, он выстрелит ей прямо в голову. Потом потащил ее из комнаты.

— Ты видела, куда он ее потащил? — спросил Ройс.

— Нет, я не видела. Мелисса сопротивлялась, и они задержались, они еще где-то рядом…

Надежда засветилась в глазах Доминика, и он нетерпеливо спросил:

— Так, может, они еще в доме?

— Я не знаю, — ответила Салли. — Мелисса так упиралась…

Доминик кинулся к французской двери, которая выходила на галерею, окружавшую дом.

— Ройс, возьми на себя прихожую. Остальные остаются на месте!

Не обращая внимания на головокружение, Доминик выскочил на галерею и быстро побежал к передней части дома. У него раскалывалась голова, ныла рана, но он добрался до угла и забыл о боли, когда увидел, как Латимер тащил упирающуюся Мелиссу вниз по широким ступеням. Большие белые колонны, которые поддерживали галерею, мешали прицелиться, и, зажав пистолет в руке, он спрыгнул с галереи, оказавшись несколько сбоку от начала лестницы.

— Латимер! — хрипло окликнул он. — Не хочешь ли еще раз в меня выстрелить?

Латимер застыл от неожиданности и, забыв на миг про Мелиссу, впился взглядом в Доминика, поняв, что лишь ранил его.

Мелисса в ужасе также смотрела на мужа. Ее не покидало чувство нереальности происходящего: всего лишь несколько минут назад она сидела в уютной гостиной и беседовала с молодой девушкой, невестой Даниэля, когда услышала потрясший дом выстрел; и сразу после этого с искаженным яростью лицом ворвался Латимер, грубо схватил ее за руку и потащил куда-то.

Когда она увидела струйку крови на лице мужа, ее сердце заныло. Он рискует собой ради нее: Латимер может его убить. Поэтому, когда Мелисса почувствовала, что хватка Латимера ослабела и пистолет отошел от ее виска, — он стал переводить его на Доминика, — она закричала и яростно ударила Латимера локтем в грудь. Мгновенно оценив ситуацию и поняв, что муж не рискнет стрелять, подвергая ее опасности. Мелисса упала на землю. Доминик не колебался. Он выстрелил, и Латимер рухнул как подкошенный: метко пущенная пуля раздробила ему череп; отбросив в сторону дымящийся пистолет, Доминик кинулся к жене.

Ночью, когда они тихо лежали в постели, Мелисса нежно проговорила:

— Я не боялась, пока не увидела тебя. Вот тогда я все поняла и меня охватил ужас.

Доминик теснее прижал ее к себе. Он тоже еще не пришел в себя от всего происшедшего, от страха за жену; голова его была перевязана.

— Не надо думать про это, дорогая. Все позади. Латимер получил по заслугам и больше не будет стоять на дороге к нашему счастью.

— А что станет с Деборой? — спросила Мелисса.

Доминик пожал плечами:

— Да ничего. Дебора не пропадет. Конечно, поскучает по нему, но недолго. Найдет другого, кто о ней позаботится.

— А я бы так не смогла, — тихо сказала Мелисса, нежно проводя рукой по его щеке.

— Не смогла бы — что? — спросил он удивленно.

— Не смогла бы забыть тебя.

— Надеюсь… По крайней мере, слишком быстро, — сказал Доминик, улыбаясь в темноте. Потом, приподнявшись на локте, склонился над женой и хрипловатым голосом сказал:

— Я так люблю тебя, Лисса. Если бы Латимер…

Глядя на него ласковыми сияющими глазами, Мелисса прижала ладонь к его губам.

— Ш-ш… Не надо об этом думать. Будем говорить только о нашей любви и о нашем новом доме… — В темноте она весело посмотрела на него. — Надеюсь, ты собираешься отвезти меня когда-нибудь в Тысячу Дубов?

— Конечно же! — воскликнул Доминик и нежно поцеловал ее в уголки рта. — Но только после того, как ты мне расскажешь, насколько сильно ты меня любишь…

Вздохнув от переполнявшего ее счастья, Мелисса обняла мужа.

— Ну хорошо. Я люблю тебя больше, чем дядю Джоша и тетю Салли, — сказала она, улыбаясь. — Я люблю тебя больше, чем Захария и Ройса. И думаю, что люблю тебя даже больше, чем Фолли.

— Ну спасибо, любимая! Если ты любишь меня больше, чем эту лошадь, — значит, у меня нет соперников! — насмешливо сказал Доминик, лаская ее локоны.

Мелисса поцеловала его.

— Более того, я уверена, что люблю тебя даже намного больше, чем Фолли, — поддразнила она мужа.

— Да? И насколько же?

Мелисса еще крепче обняла Доминика.

— О, намного больше! — со страстью проговорила Мелисса. — Гораздо, гораздо больше…


Оглавление

  • ЧАСТЬ I. МАСКАРАД
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  • ЧАСТЬ II. МЫШЕЛОВКА НА ДВОИХ
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  • ЧАСТЬ III. ИНТРИГА И ЖЕЛАНИЕ
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  • ЧАСТЬ IV. ВЕРЬ В МОЮ ЛЮБОВЬ
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29