КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Смертельная битва [Джефф Ровин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Джефф Ровин Смертельная битва

В основу книги положены персонажи,

созданные Эдом Буном и Джоном Тобиасом

для Midway® Manufacturing Company

И у дерева со здоровыми корнями

могут быть больные ветви.

Гэ Хун, 320 г. н. э.

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Помимо героев видеоигры «Смертельная битва», в романе действуют боги, драконы, чародеи и фольклорные персонажи из богатой мифологии Китая. Любознательные читатели могут получить о них более подробные сведения в книгах: «Великие цивилизации: Китай» Яна Моррисона и «Алхимия, медицина и религия в Китае 320 г. н. э.» в переводе на английский Джеймса Р. Вэйра.

ПРОЛОГ

В начале времен ничего не было, ничто, по сути, везде являлось всем.

Поскольку материи не существовало, то и перемен быть не могло. Сказать, сколько времени это продолжалось — краткий миг или бесконечную вереницу нескончаемых вечностей, тоже нельзя, потому что и время тогда еще не родилось.

Потом явился Пан Ку.

Говорят, божество просто взяло и пожелало быть. Так это было на самом деле или нет, но его появление стало началом всего сущего — рождения, развития и смерти, началом времен — ведь независимо от того, миг это длилось или вечность, но, родившись, божество стало расти, потом взрослеть, стареть, а когда жизнь его подошла к концу, оно умерло.

Когда это случилось, части божественного тела, как кусочки лоскутного одеяла, ожили сами по себе. В каждой из них была заключена своя воля и обитал собственный дух, но единого целого они больше уже не составляли. Левый глаз бога стал солнцем, а правый — луной. Обернутая вокруг вновь забившегося сердца божественная плоть превратилась в землю, волосы стали стелющейся травой и высокими лесами, покрывавшими чело земли, а кровь наполнила русла разлившихся рек. Последнее дыхание Пан Ку, окутав землю покрывалом, стало ветром, а предсмертный хрип его — громом. Широкая и благородная душа усопшего бога выбрала себе место на небесах, и там обрела новую форму и иную сущность в лице шестирукого, четырехногого божества Тьена.

Подумал Тьен, и силой мысли своей создал других богов, но скоро им, могущественным и самовлюбленным, все наскучило, и начали они забавляться, творя из плоти Пан Ку новые создания. Каждый из них, следуя своим причудам и прихотям, лепил кто зверей, кто птиц, кто рыб, и твари их дрались между собой и пожирали друг друга, терпели муки и множились, жили и умирали. Однако и эта забава со временем наскучила богам, и они, бросив зверье, решили создать род человеческий.

Кого-то из небожителей новая блажь богов лишь развлекла — очень уж порой забавными были ужимки этих новых, не таких примитивных, но невероятно суетливых созданий. Другие же смотрели на это дело серьезнее: конечно, действия людей во многом походили на повадки сотворенных раньше животных, но отдельные представители рода человеческого проявляли и волю, и стремление к совершенству… Одухотворенность поступков порой сближала людей с сотворившими их богами.

С небесной выси Тьен взирал на род человеческий с интересом и сочувствием, помогал ему, дыханием своим насылая ветры, которые гнали тучи, что орошали дождем кормившие людей рисовые поля. И его земные подданные относились к нему за это с уважением и почтением. Они дознавались, откуда дуют ветры, — что само по себе заслуживает отдельного рассказа — и пришли к выводу, что начало их у священной горы Ифукубе, высившейся в Гуандун, юго-восточной провинции Китая.

Тьен не стал сердиться на людей за то, что они узнали, где он обитает, — ведь это сами боги сделали их любознательными. Наоборот, наиболее мудрым из них он являлся в сновидениях и приглашал прийти взглянуть на его гору. Пусть убедятся, думал он, что ни один смертный не сможет добраться даже до самых первых ее отрогов, где жили низшие боги, а уж тем более отыскать путь к его собственному жилищу. Но если бы кто-то из смертных все же решился на такое, Тьен поклялся наказать наглеца — остановить ветры, которые несли дождь на поля.

Пятнадцать человек собрались на его призыв из разных уголков страны и расположились в пещерах у подножия Ифукубе. Главный бог снова пришел к ним в сновидениях, назначил их своими верховными жрецами и даровал им бессмертие. Еще он заповедал им законы, которые повелел втолковать всем другим священникам. А потом сотни лет ходили поклониться обиталищу верховного божества паломники, путники дивились на гору издали, но ни один из людей не осмеливался на нее взобраться.

Иногда, когда Тьен гневался, окутанная тучами гора громогласно грохотала. Когда он приходил в ярость, вершина горы полыхала алыми сполохами. А когда верховное божество пребывало в радостном или умиротворенном расположении духа, его гору драгоценным ожерельем обнимала многоцветная радуга.


Пять тысяч лет назад Желтый Император Цветочного Царства воздвиг в честь богов первый храм. Он считал, что для самого Тьена храм этот был недостаточно пышным, и потому посвятил его Шан Ти — богу гор и рек. Скоро и другие правители стали строить храмы разным богам, только Тьену они их не воздвигали. Со временем вошло в традицию фигуру Тьена с несколькими конечностями воссоздавать только в глине или выводить тушью ее силуэт, но лик бога нельзя было ни изображать, ни даже описывать словами. Да и как мог простой смертный надеяться уловить и выразить лучистое сияние мудрости бессмертной сущности Тьена, источаемое его глазами и улыбкой, спрятанной в уголках губ? Как смог бы он передать гордую посадку его большой головы?

Тем не менее, люди искусства и служители веры нередко обсуждали между собой внешность Тьена, кое-кто даже пытался описать его неизъяснимую сущность, заимствуя для этого самые красивые магические черты низших божеств. Художники выставляли свои картины в селениях, позволяя всем — от местных мудрецов и поэтов до простых тружеников — сочинять и вывешивать рядом с ними стихи, фантазировать, в каком облике Тьен предстает перед их мысленным взором, или соотносить священный образ бога с неисповедимыми путями его, коими идя, он создал природу.


Вглядись в его глаза — в них мирозданья зов:
Открытые они — ты жив; они закрыты — мертв.
С его губ нам слетают такие слова.
От которых уносится ввысь голова.
Дыхание его могучее
Легко повелевает тучами,
Весной несет тепло живое,
Зимой студеным ветром воет.

С течением веков религиозное поклонение Тьену ширилось, почитание его в искусствах и поэзии стало страстью и любимым досугом для многих людей. Некоторые из них считали, что не только запрет закрывает от них лик Тьена, главное заключалось в том, что познать его невозможно — как слепящий диск солнца или обратную сторону луны.

К этому склонялись многие… но не все.

Кое-кто задавался вопросом о естестве гораздо более древнего божества, сердце которого продолжало биться в самом центре Земного Мира.

Жрецы многих религиозных сект, почитавших Тьена, верили, что это сердце излучает разноцветные ауры — белую, черную, синюю или красную.

Синяя означала путь в наш мир.

Белая открывала дорогу в царство Тьена.

Черная вела в обитель смерти.

А красная…

Красная открывала доступ во Внешний Мир, туда, где властвовали могучие таинственные силы.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Чжужун в уезде Танъян: 480 г. н. э.

Глава 1

— Но почему ты должен этоделать? — завопила Чен, сжав руку племянника так, что рукав его коричневой накидки помялся. — Ты хоть знаешь, зачем это надо?

Красивые черты лица Кун Лао исказила невеселая гримаса.

— Конечно, знаю, тетушка Чен, — ответил он.

Остановившись на полдороги к двери их бамбуковой хижины, Кун Лао слегка повел рукой, чтобы высвободиться из тетушкиного захвата.

— Я ухожу учиться.

— Ты бы еще в озеро бросился, чтобы узнать, как тонут, — сказала она, не выпуская его руки. — Или, может, спрыгнешь с крыши храма в Джэки-чане, чтобы убедиться в том, что летать ты не умет ешь?

Кун Лао насупился.

— Это совсем не одно и то же. Я видел, как люди тонули, и знаю, что я не птица и не бабочка. А бога я не видел никогда.

— Ты его и не увидишь! — воскликнула женщина. — Ты погибнешь, даже не достигнув обиталища низших богов.

— Откуда ты знаешь, — спросил он, — если никто никогда не пытался это сделать? Жрецы не умирают.

— Но и не пытаются взобраться на священную гору, — возразила женщина, и слеза скатилась из узких ее глаз по обветренной, морщинистой коже щеки. — Ты ведь сам знаешь, знамение было святым людям — а ты не из их числа. Подумать только! Это что же? Наскучило ему как-то воду таскать, встал столбом посреди деревни и вдруг решил наведаться к Тьену, чтобы поболтать с ним по душам? Скажите, пожалуйста, какой распрекрасный герой этот водонос Кун Лао. Людям воду из колодца по домам носит.

— Вовсе не так это было, — ответил высокий, хорошо сложенный юноша, нахмурившись еще сильнее.

— Да, — вздохнула она, — теперь я вижу, что безумие твое никак не меньше священной горы Ифукубе!

— Нет, тетушка, — возразил Кун Лао, потом взял в руку свисавшую на спину длинную свою косу цвета воронова крыла и поднес ее к глазам тетушки. — Скажи мне, что ты видишь?

Она как-то странно на него взглянула.

— Вижу… волосы моего сумасшедшего племянника.

— А еще что? — Он помахал перед ее лицом самым кончиком косы.

— Вижу, что в конце коса твоя перехвачена белой ленточкой вместо черной, которую ты обычно носишь. — Женщина пристально взглянула в глаза юноши. — Я не понимаю…

Он покачал головой.

— А я не могу объяснить.

Чен взяла руки юноши в свои и крепко их сжала.

— Зачем ты родился сыном своего отца, — воскликнула она, — одержимого любопытством и неуправляемого, не желавшего прислушаться к голосу разума?! Я потеряла его, потеряла и твоего дядю. А тебя терять не хочу!

— Ты меня не потеряешь, — заверил тетушку Кун Лао. — Мой отец был слишком вспыльчивым и торопливым, а я — нет. Разве не я говорил ему, чтобы он не смешивал те порошки и не поджигал смесь?

— Да, — согласилась женщина. — Но когда мы похоронили то, что от него осталось, разве не ты вернулся в горы за осколками тех же камней, а потом сложил их вместе и поджег?

— Так оно и было, — сказал юноша. — Но ошибка отца стала мне наукой. Тогда я уже знал, в какой пропорции их надо смешивать. И теперь наша деревня сможет защититься от любого врага. Монахи в храме Ордена Света больше не боятся нападений злых фанатиков и чародеев. Теперь мы сами стали колдунами! Ведь источник нашей силы — знание, а оно добывается дерзостью и отвагой.

Ласково коснувшись влажной щеки тетушки, вырастившей его после смерти матери, которая скончалась при родах его младшего брата Чана, Кун Лао повернулся и пошел было к двери. Но хрупкая женщина оказалась упряма. Не отпуская его руки, она уперлась подошвами сандалий в грязный пол, и юноше пришлось буквально волочить ее за собой. Он остановился.

— Тетушка Чен! — сказал он.

— Я не хочу тебя потерять! — закричала она, схватив племянника за плечо, и с силой потащила его назад, так что из ее седоватых волос, заплетенных в косу, выпало на пол павлинье перо.

Кун Лао вздохнул, поднял перо и вставил его в растрепавшиеся тетушкины волосы. Потом взглянул на хрупкую женщину, которая вцепилась в него мертвой хваткой. В стянутом с боков застежками белом свободном шелковом платье с длинными узкими рукавами она казалась еще меньше. Тетушка всегда одевала этот наряд, свое подвенечное платье, в день годовщины смерти мужа. Звали его Пайпу, он был сборщиком податей, и его до смерти забили в городе те, кто не хотел платить налоги правителю. Потом город был до основания разрушен в наказание за дерзость его жителей, но Пайпу это уже вернуть не могло.

Кун Лао и не думал бороться с хрупкой тетушкой, особенно в такой день. Однако то, о чем юноша узнал в деревне, настроило его на серьезный лад — пора было покончить со страхом. Для смертных наступала нрвая эпоха — теперь было уже недостаточно поклоняться алтарям, воздвигнутым в честь богов и воспринимать мифы просто как некую данность свыше. Слушать проповеди монахов в храме Ордена Света было уже мало.

— Тогда хоть поговори со мной, — сказала тетушка. — Расскажи, что заставляет тебя идти туда. Почему тебе мало общаться с богами у алтаря в храме?

— А если я тебе скажу, — спросил Кун Лао, — ты меня отпустишь?

— Я попытаюсь взглянуть на вещи твоими глазами, — ответила она, — и когда ты мне все расскажешь, обещаю… что не стану тебя удерживать.

Подумав над предложением тетушки, молодой человек кивнул.

Чен отпустила руку Куна, он повел плечами и распрямился в полный рост.

— Знаешь, тетушка Чен, я уверен, что на самом деле Тьен — лишь один из низших богов.

Круглое лицо женщины вытянулось, как капля туши под струями дождя. На какое-то время она даже лишилась дара речи, но потом сказала:

— Ты… ты и впрямь сошел с ума. Если такое услышат монахи, ты еще до заката солнца сможешь встретиться с душой твоего отца.

— Я так не думаю, — заявил Кун Лао. — Это откровение было ниспослано мне не случайно.

Юноша выглянул в окно на яркое солнце позднего утра и улыбнулся. Его ослепительно белые зубы сияли на фоне розоватых округлых щек, в больших карих глазах искрилась улыбка.

— На заре, — проговорил он мягко, даже почтительно, — закончив работу, я пошел на площадь узнать, что слышно нового. Около храма я нашел кусочек ткани, на котором было написано:


Он умереть не может, но и не создан жить.
Огромен он, но Пан Ку способен все вместить.

Кун Лао взглянул на тетушку.

— Тебе раньше доводилось когда-нибудь слышать это имя?

Она отрицательно покачала головой.

— И я его никогда не слышал, — сказал юноша. — Но по пути домой понял, что не найду покоя, пока не узнаю, что такое или кто такой этот Пан Ку.

— К чему тебе знать об этом? — спросила тетушка. — Это может быть кто угодно… или что угодно. «Он умереть не может, но и не создан жить». Это похоже на ветки крепкого как камень дерева, которые люди иногда находят. Пан Ку, должно быть, имя человека, который их увидел, или селения, где их впервые нашли. А может, тот, кто сочинил эти стихи, хотел сказать, что Тьен старше, чем эти окаменевшие ветви.

— Ты всегда отличалась необычайной сообразительностью, — улыбнулся Кун Лао, — но у моей истории есть продолжение. Каждое утро я встречаюсь с девушкой-птичницей по имени Ли. Мы часто сидим с ней и беседуем на разные темы.

Лицо Чен просияло.

— Ли тобой интересуется?

— Наш интерес взаимный, — сказал Кун Лао с нетерпением в голосе, — но дело не в этом. Сегодня утром, прочитав эти стихи, я решил показать их ей. Но она их не увидела.

— Как это?

— Ткань, на которой они были написаны, казалась ей пустой. Она решила, что я просто хочу над ней подшутить, поэтому мы обратились к доктору Чоу, который проходил мимо, возвращаясь домой от больного. Он тоже увидел лишь чистый лоскуток ткани и стал горячо доказывать, что на нем нет ни одного иероглифа.

— Ни для кого не секрет, что доктор Чоу любит пропустить стаканчик-другой рисового вина, но ведь с тобой два человека не согласились.

— Нет, вином от него не пахло, — заметил Кун Лао, — но не в этом суть. Я не мог сам придумать это стихотворение. Оно было там написано.

Чен ненадолго задумалась, потом направилась к двери.

— Проводи меня до площади. Я сама хочу взглянуть на эту ткань.

— Тебе вовсе незачем туда ходить, — сказал юноша. — Ты ее уже видела.

Женщина застыла на месте и удивленно взглянула на племянника. Тот снова показал ей свою косу.

— Эта ленточка? — спросила она и коснулась рукой скатанной полоски материи, державшей волосы. Потом развязала ее, разгладила и внимательно оглядела кусочек ткани с обеих сторон. — Ли и доктор Чоу правы, — медленно произнесла тетушка. — Здесь ничего не написано.

— Да нет же, — продолжал свое Кун Лао, приглаживая рукой густые распущенные волосы, ниспадавшие на плечи, — и мне надо выяснить, что это значит… и почему только я вижу эту надпись.

Мягким жестом он взял кусочек ткани из рук тетушки, снова скатал его и завязал им волосы. Чен печально взглянула на племянника.

— Если ты уйдешь, — произнесла она, — я никогда тебя больше не увижу.

— Да не переживай ты за меня, матушка, еще увидимся, и не раз, — сказал он, назвав Чен самым уважительным именем, какое пришло ему на ум, чтобы выразить свое глубочайшее к ней почтение. — Я вернусь до исхода месяца.

— Тебя очень будет недоставать твоему брату.

— Мой братишка, — улыбнулся Кун Лао, — даже не заметит, что меня нет. Он будет слишком занят строительством бамбуковых мостов через ручьи и овраги.

— Her. Когда он вернется с Желтой реки и узнает, что ты ушел, очень опечалится.

— Но скоро утешится, когда придет время прокладывать канал в Ганьчжоу.

Гладя натруженными пальцами щеки и подбородок племянника, Чен плакала.

— Мальчик мой, зачем тебе знаться с богами? Или тебе мало твоей человеческой сущности? Пойди в поле на закате, ляг на спину и смотри, как садится солнце. Ухаживай за Ли, читай, смотри, как пробиваются новые побеги… Ты ведь любишь рисовать…

Кун Лао подошел к тетушке совсем близко.

— Мне хочется знать, как движется солнце и почему, а не любоваться закатом. А что касается всего остального, так любовь проходит и растения увядают. Краска картин тускнеет, а сами они стареют. Единственное, чем стоит владеть, это знания, и именно к этому надо стремиться.

Юноша повернулся, подошел к двери, снял с деревянной вешалки синюю накидку и надел ее поверх той, которая уже была на нем. Она оказалась короче первой и доставала ему лишь до колен. Ее украшали вышитые зеленым и синим шелком драконы и вьющиеся буроватые виноградные лозы, а сзади свисал красный капюшон.

Избегая смотреть тетушке в глаза, Кун Лао поцеловал ее в лоб и распрощался. Потом повернулся и резко распахнул бамбуковую дверь. Она послушно прокрутилась на старых кожаных петлях, и молодой человек вышел на яркий солнечный свет.

— Ты не прав, — крикнула ему вдогонку Чен, утирая катившиеся по щекам слезы. — Твой отец мертв вот уже два года, а я люблю его так же сильно, как живого. Любовь не умирает… искусство возвышает… и растения каждый год бросают в землю семена, чтобы возродиться вновь. Ты увидишь, сынок, что я права.

Кун Лао оглянулся и послал ей прощальную улыбку.

— Это ведь тоже знание, тетушка Чен. Так или иначе, обратно я вернусь, зная больше, чем теперь.

— Если вернешься, — печально промолвила Чен.

Женщина вошла в дом и затворила за собой дверь. Она не могла смотреть в спину уходящему Кун Лао — ее душили слезы. Юноша остановился в разбитом у домика саду перед персиковым деревом, сорвал несколько плодов и положил их в глубокие карманы накидки, потом пошел в сторону моря, жалея о том, что так сильно расстроил тетушку. Единственным утешением ему служила мысль, что отец его — будь он жив — мог бы гордиться решением сына.

Кун Лао не заметил, что из-за храма Ордена Света за ним пристально следила пара глаз, таких ясных, лучистых карих глаз, что они казались золотистыми…

Глава 2

Сами себя эти люди называли чжунхуа — срединный народ; другим же страна их была известна как Китай. Это название пошло от императоров династии Цинь, которым в 221 году до нашей эры удалось объединить под своей властью всех жителей империи. Эту цель преследовали правители всех предыдущих династий — и династии Чжоу, правившей около 1000 года до нашей эры, и династии Шан-Инь, властвовавшей еще раньше.

Вскоре после объединения Китая при династии Цинь власть в стране перешла к династии Хань, к правителям которой Кун Лао особого уважения не испытывал. Действительно, они решили оградить свое государство от остального мира и тем самым свели на нет многочисленные успехи, достигнутые при правлении династии Цинь.

«Китай настолько велик, — говорили правители Хань и их приближенные, — так богат и людей в нем так много, что ему никто больше не нужен».

«Глупцы», — сказал про себя Кун Лао. Теперь, когда он шел на восток, в глубь материка по равнине, пересеченной полосой желтого песка, отмечавшей русло давно пересохшей реки, то воочию убеждался, насколько разнообразна и необъятна его страна. Ему доводилось читать о покрытых снегом и льдом землях и странных обитателях гор Тибета, своими глазами он видел зловонно-удушливые болота на побережье Китайского моря. Когда Кун Лао был еще совсем мальчиком, его родителям пришлось переехать в Чжужун. Они тогда попутешествовали по Сычуани, где течет Янцзы, мимо отрогов высоких гор. Там он издали видел и священную гору Ифукубе. Юноша вспомнил странных и восхитительных обитателей тех мест — длиннохвостых фазанов, антилоп, похожих на коз, плосконосых обезьян, гигантских черно-белых медведей, поедавших ростки бамбука в Облачном Лесу.

Кун Лао еще тогда задался вопросом, почему все эти прекрасные звери жили только там, почему их могли иметь подле себя только боги. Когда он поделился этой мыслью с отцом, тот ему ответил:

— Да потому, сынок, что они — боги. Они ведь и создали этих животных себе на забаву.

Но такой ответ уже тогда его не удовлетворял.

Почему боги настолько эгоистичны? Почему бы им не воодушевить и не обогатить знанием свои творения, которых они уже наделили душой и разумом?

Кун Лао научился делать краски, смешивая масла и минералы, и стал рисовать зверей и богов… Однажды он даже осмелился изобразить лик самого Тьена, но потом тут же уничтожил картину. Если бы ее увидел кто-то из посторонних, их семью изгнали бы из деревни. Им и так повезло, что они приехали туда вскоре после того, как бездетным скончался старый водонос; Кун Лао занял его место, потому что не хотел, чтобы отец тратил на него и без того скудные средства.

Уже тогда он знал, что отец часто размышлял о богах. Бывало, ночами он выходил из хижины и, попыхивая трубкой, глядел на звезды. А как-то раз Кун Лао даже видел, как отец простер руки к луне, и услышал его слова:

— Почему мы не можем достичь тебя… обнять тебя? Почему даже птицы до тебя не долетают? Почему ты одна-одинешенька и нет в небесах других лун? Или ты просто звезда и решила приблизиться к нам, чтобы светить во тьме ночи?

Изредка старший Лао встречался с одним бродягой, облаченным в ветхие, черные монашеские одежды, из сукна с кожаными заплатами. Кун Лао никогда не видел его лица и не слышал голоса, но частенько наблюдал из оконца хижины, как двое мужчин покуривали в ночи. Если на деревьях висели сочные плоды или созревали на грядках овощи, — старший Лао всегда угощал ими незнакомца. Кун Лао не знал, о чем толковали мужчины, и никогда об этом у отца не спрашивал: если бы тот захотел, он сам бы рассказал ему об этом.

Юноша никогда не говорил тетушке о своих подозрениях в отношении того, откуда у его отца взялась навязчивая идея овладеть тайной пороха. Как-то раз Кун Лао, еще совсем маленький, заметил рисунок отца, который тот спрятал в складках накидки. На нем были изображены камни, лодки и домашняя утварь, летевшие к небесам на огненном шаре.

Старший Лао сам хотел туда вознестись. Ему надо было найти и подчинить себе такую силу, которая позволила бы человеку свободно парить над землей.

«Ты шел своим путем, — подумал юноша по дороге к далеким, грезившимся ему отрогам горы Ифукубе. — Я же избрал себе собственный путь».

Когда солнце зашло за горизонт и день сменился ночью, уставший Кун Лао не захотел останавливаться, стремясь поскорее достичь цели путешествия. Наткнувшись на толстую ветку, лежавшую на земле около высохшего одинокого дерева, он обломал с нее носком сандалии сучья и, превратив ее в посох, продолжал идти вперед, на запад, где еще были видны отсветы вечерней зари.

Юноша шел своей дорогой, а за ним неотступно следили те самые лучисто-золотистые глаза, только теперь они смотрели ему не в спину, а в лицо из-за утеса, до которого Кун Лао еще предстояло пройти немалый путь.

Глава 3

В четвертую ночь путешествия на юношу обрушился страшный ливень. Застигнутый непогодой, Кун Лао остановился около скользкой от воды скалы. Вещи свои он положил на мокрый мшистый камень и, защищая рукой глаза, огляделся в надежде отыскать неподалеку какой-нибудь навес, дерево или валун, где бы можно было укрыться от дождя.

Но на грязной тропе, проходившей вдоль нижних отрогов гор, не было того, что он искал. Слева от юноши шла сплошная скалистая стена, а справа высился поросший кустарником горный склон. Еды у него совсем не осталось. В первый день пути его пищей были персики и несколько извивавшихся гусениц; во второй ему удалось поймать и приготовить себе фазана, такого облезлого и старого, что, казалось, он был даже благодарен Кун Лао за то, что тот свернул ему шею. На третий и четвертый день юноша съел лишь несколько ягод. Силы его были на исходе. Он страшно хотел есть, но не мог понять, что его больше беспокоило — пустой желудок, постоянно взывавший к его совести и состраданию недовольным урчанием, или кружившаяся голова, которая все чаще отказывалась ему повиноваться.

Он вздохнул и отжал длинную черную косу.

«Если б дело было только в голоде», — сказал про себя Кун Лао, пытаясь сосредоточить внимание на том, что его окружало. Он весь продрог, потому что шерстяная накидка промокла под дождем до нитки, от долгого подъема в гору ныла спина. И хотя юноша свято чтил традицию, предписывавшую каждый день в течение трех лет поминать отца, он все же отчетливо понимал, что если опуститься сейчас на колени для молитвы, то сил подняться у него уже не будет. Попросив у старшего Лао прощения, молодой человек оперся об утес и, невзирая на хлеставший как из ведра дождь и стрелы молний, разрезавшие небо, сказал несколько слов в память о покойном отце:

— Великий мыслитель и алхимик Гэ Хун писал: «Человек, на долю которого не выпало ни одного несчастья, подобен зверям и птицам, мимо которых проходят охотники, не обращая на них никакого внимания, или на траву и деревья, уцелевшие при пожаре». Ты, отец, был не самым удачливым из людей, и все же тебе повезло больше, чем многим, потому что у тебя был пытливый разум и ищущая душа. Я всегда буду любить и уважать тебя.

Поклонившись на север, в сторону той деревушки под Шеньяном, где родился его отец, Кун Лао постоял какое-то время в молчании, потом поднял свои нехитрые пожитки и решил продолжить тяжкий путь.

«А разве у меня есть выбор?» — подумал он. Мосты в прошлое уже сожжены, и надеяться можно было только на то, что впереди: если до пещер монахов он и не доберется, то, возможно, набредет на какую-нибудь пищу, другого путника, чью-то хижину или реку. Фляжку свою он сможет наполнить из чистого горного ручья, а если повезет с рекой, то поймает в ней рыбу, вместо снастей используя накидку — мокрее от этого она, конечно, не станет.

Юноша снова двинулся вперед, следя за дорогой при вспышках молний, осторожно ступая по грязи, хлюпавшей под ногами, и нащупывая во тьме посохом землю. Он не знал, сколько так прошел и высоко ли в горы забрался, когда внезапная яркая вспышка молнии озарила все вокруг, и в ее неровном свете Кун Лао увидел, что на возвышавшемся прямо перед ним крутом утесе стоит человек.

А может, то был вовсе и не человек?

Юноша остановился. В мгновенном отблеске света молнии ему почудилось, что фигура была очень высока — на голову выше самого рослого мужчины, с которым ему доводилось встречаться. И глаза лучились золотистым светом из-под полей конической соломенной шляпы.

Вновь блеснула молния, теперь ему удалось разглядеть незнакомца получше. Руки его спокойно свисали вдоль тела, голова была чуть приподнята, спину он держал прямо, гордо расправив плечи. Да, внешность явно выдавала в нем человека знатного происхождения… или бога. Свободно спадавшие вниз складки его светящейся белой туники чуть колыхались, будто обдуваемые нежным ветерком, как и концы длинного синего пояса, которым туника была стянута в талии. Странное, нереальное впечатление производила эта картина — плавные, неспешные движения, подобные колебаниям морских водорослей, никак не увязывались с резкими порывами ветра продолжавшейся бури и струями проливного дождя.

Молодой путник рукавом вдрызг промокшей накидки протер залитые дождевой водой глаза. Еще раз взглянув на удивительную фигуру, юноша теперь обратил внимание на то, что обрушивавшиеся с небес потоки воды даже не касались ее. Казалось, вода испаряется вокруг удивительного видения… а может, пар каким-то непонятным образом исходил от него самого. Кун Лао не знал, что и думать.

Вспышка молнии вновь озарила небо, и путник поклонился странной фигуре. Простой крестьянин, он не был знаком с правилами придворного этикета, но знал, что некоторые такие же простые труженики, как и он, бывало, лишались головы, когда не выказывали должного уважения знатным особам. Но теперь он поклонился не из страха перед карой за неучтивость. Статного вида, гордой осанки и роскошных одежд незнакомца, очевидных даже при мгновенных вспышках молний, было вполне достаточно, чтобы любому внушить уважение, но дело было не только в этом. Даже теперь, в непроглядной тьме, Кун Лао явственно ощущал его присутствие, которое одновременно влекло его и пугало, а черты лица незнакомца напоминали молодому человеку что-то до странности знакомое.

Кун Лао считал время по ударам своего сердца и раскатам грома. Поразительная фигура молчала, и юноша не осмеливался произнести ни слова; он так и стоял в ожидании с опущенной в почтительном поклоне головой, дрожа от порывов ветра, свистевшего на узкой горной тропе. Ноги его затекли от холодной грязи, налипшей на кожаные ремешки сандалий.

Через некоторое время золотистый свет, струившийся из глаз величественной фигуры, сменился ярким, холодным, голубым блеском, и непонятное существо заговорило.

— Кун Лао, — отчетливо донеслись до юноши слова его глубокого, вибрирующего голоса, исходившего, казалось, ниоткуда и отовсюду, — ты пойдешь со мной.

Когда молодой человек уставился в непроглядную тьму, вода струями катилась по его круглым, покрасневшим щекам.

— Господин мой, — промолвил Кун Лао, — откуда тебе известно мое имя?

— Я знаю тебя уже долгие годы, — ответил голос. — Я наблюдал за тобой с тех пор, когда ты был еще совсем ребенком.

Позади таинственной фигуры полыхнула молния, и на краткий миг перед Кун Лао неуловимо мелькнул черный шерстяной плащ, ветхое монашеское одеяние с кожаными заплатами. Прошло уже столько лет, но Кун Лао тут же узнал его, поднял дрожащую руку и пролепетал:

— Бродяга…

— Отец твой избранным не был, — сказал тот. — А ты им стал, потому что тебе дано понять двойственность всего сущего.

— Мне? — удивленно спросил Кун Лао.

Непонятное существо кивнуло крупной головой, и голубовато-белый свет, лучившийся из его глаз, проник в самую душу Кун Лао.

— Однажды ты приложил ухо к дереву, потому что тебе хотелось послушать, как бьется сердце земли. Помнишь, Кун Лао?

— Да, — ответил юноша.

— В ту самую ночь небо прорезала лишь одна молния, которая попала в дерево, и оно сгорело. Тебя это очень напугало.

— Да, — сказал Кун Лао, — ужасно.

Внезапно он понял, что дождь прекратился, хотя было по-прежнему темно и холодно.

— Чтобы побороть страх, ты стал думать о той молнии, — продолжала возвышавшаяся подобно башне фигура, — и понял, что, воспламенив дерево, она дала свет… тогда ты и осознал двойственность вещей. Тьма — свет. Страх — смелость. Жизнь — смерть. — На лице незнакомца промелькнула усмешка. — Бродяга — бог.

Брови Кун Лао взлетели вверх.

— Ты… ты и вправду… ты…

Пока Кун Лао тужился произнести невыговари-ваемое, стоявшая на фоне кромешной тьмы неба фигура стала светиться холодным белым огнем, охватившим ее с ног до головы и бросавшим отблески на все вокруг. Яркое ледяное пламя ослепило Кун Лао, он прикрыл глаза руками, но сквозь щелочки между пальцами продолжал смотреть, как огненные языки слились в светящийся шар, который стал вытягиваться и расти, становясь все длиннее л тоньше и вращаясь вокруг своей оси. При этом он покачивался и колебался, как тело огненной змеи, голова которой находилась на уровне плеч стоящего человека.

— Приблизься ко мне. — Гулкий голос, казалось, звучал отовсюду.

— Я… я не могу!

— Подумай хорошенько, Кун Лао. Ты ведь смог прочесть послание, которое я оставил тебе на деревенской площади, и поверил ему, несмотря на то, что другим не было дано его увидеть. Теперь тебе надлежит узнать о нас кое-что еще, и о великом Пан Ку тебе будет поведано. Но ты должен пойти со мной. У тебя должно хватить на это сил.

Продолжая заслонять глаза от нестерпимо яркого света, не в состоянии двинуть ни одним мускулом, Кун Лао сказал себе: «Да, двойственность поистине присуща сути каждой вещи. Оборотная сторона страха перед незнаемым — смелость открытия». Он напрягся и вытащил ногу из чавкнувшей грязи. Сделав шаг, юноша поднял вторую ногу и шагнул еще раз. Так он медленно шел к свету, будто вспоминая ощущения, испытанные им в раннем детстве, когда младенцем учился ходить.

Медленно, шаг за шагом передвигая ноги, он подошел к вибрировавшему и плавно изгибавшемуся на скале огненному столпу. Оказавшись от него на расстоянии вытянутой руки, Кун Лао почувствовал странное тепло, волнами исходившее от этого невероятного огня без пламени. Юноша заставил себя сделать два последних шага…

Как только он подошел к этой молнии, рожденной на земле, она обвила его под мышками, вокруг пояса и ног, охватила все его существо и, внезапно оторвав от земли, взмыла вместе с ним в небо с такой силой и скоростью, что в голове юноши все смешалось и чувства его пришли в смятение. Неистовый полет, должно быть, продолжался лишь краткий миг, а может, был долгим, как жизнь человека. Когда он завершился, Кун Лао увидел строение, которое чем-то манило его к себе, притягивало, приветствовало и возвышало.

Глава 4

Долгие годы утомительной работы Шен Цуна близились к завершению.

Больше десяти лет провел он на острове Шимура в Восточно-Китайском море в развалинах древнего храма Шаолинь, в незапамятные времена построенного на склоне горы Такаси. Все эти годы он изучал древние свитки, украденные его людьми у алхимиков и колдунов всего мира; без устали экспериментировал с минералами и жидкостями, огнем и кровью; упорно искал магическое заклинание, открывающее путь из Земного Мира — царства реальности — во Внешний Мир — царство демонов.

Так много было сложено сказаний… много мифов и преданий… много слухов передавалось из уст в уста. В четвертом веке до нашей эры один греческий философ в своем трактате писал о том, что мир смертных и «силы тьмы» возникли после смерти богини Геи — тело ее превратилось в наш мир, а ее неродившиеся дети, которым было предначертано стать исчадиями зла, оказались в вечном холоде космической пустоты и образовали силы тьмы. Легенда эта соответствовала преданиям о Пан Ку, хотя Шен Цун понятия не имел о том, что Внешний Мир был обязан своим сотворением именно Пан Ку.

«Как могло так получиться?» — думал он, стоя на коленях на грязном мраморном полу своей лаборатории. Шен Цун продолжал сыпать из мешочка на пол вокруг себя черный порошок с таким расчетом, чтобы образовался круг. В состав этой смеси входили перемолотые и перетертые кости взрослых людей и светящийся налет, покрывавший стены пещер недоумков-монахов, живших у подножия горы Ифукубе. «Как это случилось, — снова спрашивал себя Шен Цун, — что даже первый и самый могущественный из всех богов был подвержен влиянию Инь и Ян?» Инь — отрицательной, темной силе, отождествляемой с женским началом, и Ян — положительной, светлой силе, ассоциировавшейся с началом мужским. Именно взаимодействие и сочетание их свойств вершило судьбы всего сущего, определяло бытие всех земных созданий — от ничтожного насекомого до человека, возомнившего в гордыне своей, что он и есть соль земли.

Как же много было всяких идей, воплотившихся во всевозможных философских учениях и религиозных системах! Египетский жрец Амхотеп писал, что мог проходить сквозь преграду, отделяющую этот мир от «мира божественного», питаясь прахом, соскобленным со стен могил, и положив руки на трупы недавно умерших людей.

Японский алхимик Мосура Радон утверждал, что научился проникать в «обитель смерти» с помощью снадобья, позволявшего ему бодрствовать во сне. Писец сирийского царя Энкмиши божился, что его повелитель стоял по пояс в крови семерых различных созданий и вызывал к себе демона, черты которого напоминали каждого из них: у него были тело коня, рога быка, крылья орла, ноги волка, хвост змеи, глаза кошки и голос человека.

«Сколько же разных теорий создали люди», — подумал Шен Цун. Он ухмыльнулся; ухмылка эта придала его лицу с глубоко посаженными темными глазами и высокими, резко выступающими скулами поразительное сходство с голым черепом. Он надеялся через несколько минут выяснить, какие из этих теорий были верны, а какие — ошибочны.

Завершив круг из черного порошка, Шен Цун встал. Высокий и тощий, с блестящими черными волосами, прямыми космами ниспадавшими на плечи, колдун окинул придирчивым взглядом творение своих рук. Круг получился сплошным — в нем не было ни единой щели. Об этом предупреждали в своих писаниях все заклинатели. А один африканский шаман предостерегал: «Оставь демону щель величиной с волос, и он ткнет им тебя в глаз так, что ты окривеешь».

Да, круг получился сплошной, без изъянов. И все составляющие смешаны в правильной пропорции, именно так, как учили алхимики, трактаты которых он проштудировал в мельчайших деталях. Рядом, с ним в круге стояла раскаленная жаровня, в прозрачном пламени которой виднелись кроваво-красные угли, а железная кочерга раскалилась чуть ли не до белого каления. За пределами развалин храма солнце медленно склонялось к горизонту, и уже взошла полная луна. Время было выбрано правильно: оба глаза Пан Ку одновременно взирали с небес на колдуна.

Все было готово, включая самого Шен Цуна. Много лет назад он бросил службу сборщика податей, убил и до неузнаваемости обезобразил труп другого человека, чтобы создать видимость собственной гибели, сменил имя — и все это было сделано лишь для того, чтобы предаться тому же, чем занимался Вин Лао, брат его жены: экспериментам, поискам, обретению знания.

Вину повезло. Работа не отнимала у него много времени, да и дети помогали. Потому он мог все ночи напролет проводить дома свои эксперименты. Шен, сколько себя помнил, старался делать то же самое, побуждаемый невесть откуда бравшимися желаниями, воспоминаниями раннего детства, снившимися ему по ночам кошмарами — все это вместе взятое заставляло его учиться, исследовать, понимать. Видения, будоражившие его, порой казались отблесками прошлых жизней, проведенных в испытаниях всяких снадобий, изучении древних рукописей, раскапывании могил и убийствах, суливших власть над новыми душами…

Порой его просто неудержимо тянуло изучать древние рукописи, ходить по дальним монастырям или часами исследовать травы, корни, минералы, а также свойства, которые они приобретают при смешивании. Гибель Вина при взрыве расстроила все планы Шена. Двое сынишек Вина остались сиротами, и жена Шена, вместо того чтобы отдать их в монастырь на попечение монахов, настаивала на том, чтобы они сами воспитывали своих шебутных племянников — Куна и его младшего брата Чана.

При воспоминании о шумных скандалах с женой, нередко разгоравшихся из-за мальчиков, Шен Цун пришел в ярость. Дело здесь было не в деньгах, потому что оба мальчика отличались трудолюбием и продолжали работать водоносами. Скандалы разгорались из-за его исследований. Чен говорила ему, что попытки вмешаться в дела богов и усопших — грех, и потому его опыты могут иметь непредсказуемые последствия не только для него, но и для мальчиков. Потом — пять лет назад, ровно через два месяца после смерти Вина, — она выбрала подходящий момент, когда муж ушел собирать налоги в деревушку Амико, и продала все его инструменты и сосуды, снадобья, порошки и свитки. Вернувшись ночью домой, Шен увидел, что сделала его жена, и ушел из семьи. Из библиотеки храма он похитил рукописи, положил их на тележку и покатил ее через горы и долины к побережью Восточно-Китайского моря. Там он купил лодку и отплыл на ней туда, где все время стоял туман. Хоть рыбаки Чжаньяна предостерегали его от плавания в то место, он знал, что найдет там то, что искал: уединение. Ни один серьезный моряк не отважится плавать в тумане, а предрассудки, бытовавшие среди жителей побережья, служили дополнительной гарантией того, что никто не станет ему докучать.

Утром Шен поставил парус, и на следующий день весла и попутные течения помогли ему увидеть вдали землю, которая отныне должна была стать его новым пристанищем. Воздух вокруг острова был неестественно чист и прозрачен, солнце уже перевалило через возвышавшуюся там островерхую гору, и отбрасываемая ею тень с рваными краями покрывала часть островка глубоким мраком. Ступив на горячий, странно красноватый песок берега, Шен ощутил одиночество так остро, как никогда, и ему стало не по себе. Дело было не только в том, что остров оказался совершенно необитаем — над ним не летали птицы, на высохших стволах деревьев не ползали насекомые, в прибрежных водах не водилась рыба, — даже воздух здесь был не таким, как в других местах, и, казалось, был проникнут неистребимым злом. Тень, покрывавшая землю, была не просто темной, у Шена возникло такое чувство, будто из всего, на что она падала, высасывались все краски, выдавливались все жизненные соки. Воздух был сырым, холодным и до странности промозглым. Шен Цун мог бы поклясться, что порой даже перспектива теряла здесь свою привычную геометричность, очертания удаленных предметов становились расплывчатыми и как бы текучими, переливчатыми. Или это был лишь обман зрения, таинственная игра солнечных лучей, искаженных густым туманом? Предметы казались расположенными ближе или дальше, чем на самом деле, даже то, что находилось у него под ногами. Деревья,выглядевшие на расстоянии прямыми, оказывались, когда он подходил к ним ближе, искривленными и сучковатыми. Скалы и утесы, издали представлявшиеся покрытыми трещинами и выбоинами, в действительности были ровными и гладкими. Лишь внутри развалин древнего храма пространственные очертания оказались привычными, точно отображавшими контуры предметов. Строилось это здание, должно быть, как крепость, как неприступный бастион, призванный противостоять пагубным духовным влияниям сил зла. Однако, судя по тому состоянию, в каком были теперь эти руины, и по архитектурным особенностям стиля династии Чжоу, не оставалось никаких сомнений в том, что решающая битва была проиграна защитниками крепости-храма много столетий тому назад.

Шен глубоко вздохнул. Период раздумий и опытов подходил к концу. Испытывая одновременно глубокий душевный подъем и непреодолимый страх, он протянул худую руку вправо и сжал в костлявых пальцах рукоять кочерги резной слоновой кости. Потом опустился на колени и коснулся ее раскаленным металлическим концом черного порошка, насыпанного по кругу. Когда вокруг него взметнулось вверх алое пламя, он произнес заклинание, которым в свое время пользовался египетский колдун Амхотеп:


Я хочу уйти в потусторонний мир
Из унылого мира реальности.
В царство безвременья, где порядок — хаос,
Где тьма — свет, где обитают демоны.
Раскрой свои объятья, о хозяин преисподней,
И прими своего подданного. Услышь мою молитву.

Как только с губ Шен Цуна сорвались последние слова заклинания, он увидел, что пламя, пройдя сквозь руины, ушло в море. Языки его бушевали с таким неистовством, какое он и вообразить себе не мог. Они перекинулись вдаль, причем сами развалины сожжены не были, они как бы растворились в огненном смерче. Пламя мгновенно достигло границ острова и ушло дальше, не только туда, куда простирался его взор, но дальше — туда, куда не могло дотянуться даже его воображение.

Потом колдун уловил чье-то высокое присутствие, входившее внутрь его вместе с вдыхаемым воздухом, даже физически он ощутил его каждой клеточкой своего тела. Шен Цун взглянул вверх и увидел перед собой красные и желтые громады — не то облака, не то горы. Там, далеко, в самом центре этого пространства, висели два белых шара, которые сначала увеличивались, а потом внезапно исчезли из виду, оставив после себя темный след над океаном пламени.

Глава 5

— Еще один?

— Да, властелин.

— Надеюсь, не тот, с которым мы уже встречались? С меня хватит ошибок.

— Не тот, властелин.

— Ты уверен?

— Да, властелин.

Протянулась почти невидимая рука и схватила желтого демона за рог. Дородный, дергающийся бес взвился в воздух, его маленькие ножки с острыми когтями высунулись из-под красного балахона.

— Ты твердо в этом уверен?

— Да, властелин, — сказал демон, собрав остатки достоинства, которого в тот момент у него осталось совсем немного. Его большие белесые глаза раскрылись еще шире, отражая языки пламени, полыхавшего на раскинувшихся вокруг скалах и водах, в пещерах и карьерах. — Властелин, я видел его. Можешь мне поверить, это — тот самый. Твой посланник… он не из этих подлых обманщиков.

Свирепый, невероятно старый Шао Кан — властелин Внешнего Мира, хозяин фурий и Князь Тьмы — поднес демона ближе к своим глазам.

— Рутай, — проговорил он глубоким голосом, звук которого, казалось, может высушить море, — знаешь ли ты, сын моей сестры, что я с тобой сделаю, если ты ошибешься вновь?

Капли кровавого пота выступили на тонкой как пергамент желтоватой коже демона. Он сомкнул руки и в мольбе протянул их вперед.

— Да, властелин. Ты… ты…

Темная пасть повелителя преисподней дохнула холодом, который слегка коснулся ладоней и длинных пальцев Рутая, и желтая, пергаментная кожа тут же стала синей. Сомкнутые пальцы демона перестал бить колотун — они превратились в бесчувственные сосульки.

— Я заморожу тебя, демон Рутай, а потом посажу в клетку и подвешу ее над слабым огнем, чтобы ты медленно таял. Когда ты растечешься грязной лужей, я уберу огонь и оставлю тебя навечно бесхребетной, недвижной размазней. — Шао Кан ближе наклонился к демону, его темные глаза светились тусклым красным огнем. — Еще раз тебя спрашиваю: ты твердо уверен?

— Он… он… он… — Рутай с трудом перевел дыхание. — …Он в х-храме на Ш-Шимуре, п-п-повелитель.

Глаза властителя демонов вновь стали черными как уголь. Во рту его блеснули длинные, острые, желтые клыки, и он дунул жаром на заледенелые руки Рутая. Пальцы беса оттаяли. На челе великого монарха промелькнуло некое подобие ухмылки, и он опустил демона на землю. Шуршащий звук огромной невидимой мантии наполнил гигантский сводчатый зал, когда Князь Тьмы снова сел на свое место. Красный свет бесчисленных светильников тускло освещал трон, высеченный прямо в стене зала.

— Пошел прочь, — приказал Шао Кан.

Рутай низко согнулся и в глубоком поклоне попятился назад. Он с трудом мог разглядеть твердую, растрескавшуюся землю перед собой — обильная кроваво-красная испарина застилала ему глаза. Князь Тьмы поднял огромную руку, контуры которой смутно различались в мерцающих отсветах пламени светильников, — она была раза в три больше всего тела Рутая. Затем протянул могучий палец, и из-под длинного, загнутого когтя его вылетел язык пламени. В том месте, где он коснулся земли, образовался еще один светильник размером с круглое, полное, испуганное лицо Рутая.

В самом центре пламени костра показалась маленькая коленопреклоненная фигура человека, которого Рутай едва мог разглядеть. Демон перевел взгляд с ничтожного существа на повелителя преисподней, темные глаза которого вновь стали излучать красноватое сияние. Мантия Рутая насквозь пропиталась потом и была теперь в два раза тяжелее, чем раньше. Демон был близок к тому, чтобы растечься грязной лужей без всяких чар владыки, и даже в том случае, если стоявший на коленях в пламени человек и был смертным обличьем его коллеги, посланного пять столетий назад в иной мир. Путь в него был открыт одним придурком, которого звали Амхотеп. Ему удалось правильно пробормотать слова нужного заклинания, но верную формулу состава порошка он так и не смог найти, несмотря на то что искал ее всю свою жизнь.

«Прах мумий вместо костного порошка, — подумал Рутай, тряхнув круглой головой так, что под его желтовато-пергаментной кожей вздулись тугие мышцы. — О, эта неизменная глупость человеческая».

Гладкие, иссиня-черные губы Князя Тьмы произвели движение, которое только с большим трудом можно было принять за улыбку.

— Шен, — сказал он, — что там с тобой стряслось? Ты был послан в Земной Мир десять человеческих жизней тому назад.

Голос маленькой фигурки был едва слышен, и Рутай приблизил свое шишковатое ухо к земле, чтобы услышать ответ.

— Я… я ничего не помню…

— Ты вспоминал об этом, — громогласно проговорил Шао Кан, обращаясь к ничтожному человеку-насекомому, стоявшему перед ним на коленях, — когда спал. Каждый раз, когда умирала твоя смертная оболочка, ты уносил с собой кое-что из того, чему успел научиться. Эти знания приходили к тебе во сне, как я и задумал.

— Ты… задумал, — пробормотал Шен. — Значит, я… — он замолчал, как будто не мог опомниться от осознания происходящего. — Неужели я и впрямь оказался во Внешнем Мире? А ты — повелитель… Кан?

Рутай улыбнулся не столько от пафоса сказанного, сколько от того, что эта тварь вспомнила имя своего господина. Да, теперь он попал в точку — повелитель не станет его сурово наказывать. А то Рутай уж начал было прикидывать в уме, что значит провести вечность грязной лужей на дне клетки.

Темные глаза Шао Кана снова покраснели.

— Ты у подножия трона Внешнего Мира, — громогласно объявил Кан, — пред ликом Хозяина Смерти и Мастера Черной Магии. Некогда ты был моим демоном, Шен, моим храбрым и доверенным помощником, которого я послал на особое задание.

— Да, — ответил Шен. — Моя миссия состояла в том, чтобы открыть путь между двумя мирами. Дать тебе возможность послать в Земной Мир орды фурий и демонов… и покорить его.

— Ты прав, — сказал Шао Кан, ухмылка его стала шире, на острых клыках поблескивала кровавая слюна. — Пан Ку не мог предвидеть возникновения двух миров. Один из них образовался из его тела, другой — наш мир — сотворила смерть, когда вышла из его плоти. Жизнь и смерть надо слить воедино, и тогда придет конец двойственности сущего. В космосе должен существовать лишь один мир, где будут править установленные мною законы.

— Теперь я вспомнил все, мой повелитель, — проговорил Шен. — Но я подвел тебя. Тот путь, что я проложил, — он широко развел руками, — доступен лишь для этой ничтожной человеческой оболочки, в которой я нахожусь.

Где-то внутри гигантского монстра булькнули утробные звуки, отдаленно напоминающие смех.

— Ты меня не подвел, — ответил Шао Кан. — С помощью ничтожного человеческого мозга и слабого тела ты смог проложить начало пути. Лучше поздно, чем никогда, — добавил он.

— Что мне надлежит делать теперь? — спросил Шен.

Шао Кан наклонился над ним.

— Ты должен собирать души. В них заключены частицы духа Пан Ку. Они ослаблены и разобщены, но это поправимо. Ты должен найти способ собрать их на своем острове и использовать для расширения пути между мирами.

При взгляде на трепещущего колдуна глаза владыки демонов стали подобны двум красно-черным омутам. Круглолицый бес снова отвесил глубокий поклон и тоже задрожал от страха.

— Подойди ближе, — приказал Шао Кан.

— Слушаюсь, повелитель.

Когда бедный демон на коротких толстых ногах приблизился к своему господину, гигантская невидимая рука обхватила его поперек тела и поднесла к небольшому светильнику.

— Шен, — сказал Шао Кан, — сквозь открытый тобою проход я еще пошлю Рутая, он покажет тебе, что делать с теми душами, которые удастся собрать. Он останется внутри круга, который ты начертишь у своих ног, и будет помогать тебе во всем.

Гигантский монстр отпустил колдуна, который упал прямо в огонь и в агонии, сливаясь с языками пламени, отчаянно завопил. Потом Князь Тьмы раскрыл ладонь и простер ее над морем огня, бушевавшим вокруг Шен Цуна. Пламя взметалось ввысь и умирало, обвившись вокруг демона, заключенного в тело смертного, превращаясь в клубы черного дыма.

— Пять столетий назад, — сказал Шао Кан, — я послал тебя в огненном вихре на тот остров, который с тех пор постоянно окутан туманом. Ныне туман стал еще гуще, чем раньше. Пусть он скрывает твои дела от глаз детей Земного Мира.- Уголки рта повелителя демонов немного опустились. — Я все время буду за тобой наблюдать, но ты меня заметить не сможешь. Тебе постоянно кто-то будет стараться помешать. Монахи и святоши из Ордена Света станут строить тебе козни, как поступали они и со мной, когда я возводил храм. Тебя будет пытаться остановить и божественное отродье — мой братец Тьен. Палки в колеса тебе будет ставить и один простой смертный, которому покровительствует бог грома, постоянно при этом болтая о каком-то несуществующем достоинстве смертных… и постарается сделать все, чтобы помешать твоей миссии. — Шао Кан бросил взгляд на своего слугу, глаза его вновь полыхнули красным огнем. — Если ты подведешь меня… если позволишь им тебя остановить, возмездие мое будет ужасным и продлится вечно. Тебе ясно, Шен Цун?

— Ясно, повелитель Кан, я все сделаю, чтобы выполнить твою волю. Я буду тебе служить не щадя сил.

Пасть гиганта вновь слегка осклабилась в ухмылке.

— Я правильно сделал, мой бывший демон, что остановил свой выбор на тебе. Сделай то, что я сказал, и награда твоя будет царской, ибо я дам тебе совершенное знание черной магии, и благодаря ему ты обретешь беспредельную власть над силами зла. — Шао Кан вновь скорчил гримасу. — Помни, что держать проход между мирами постоянно открытым, как я тебе велю, можно лишь все время питая его новыми человеческими душами. Если их будет у тебя недостаточно, ты должен будешь жертвовать на это частицы собственной души. Время для меня не значит почти ничего, и я буду терпелив — но не вечно. Тебе надлежит выполнить твою миссию до того, как истечет срок жизни этой твоей смертной оболочки.

С этими словами Князь Тьмы вновь простер гигантскую длань над Шен Цуном, потом откинулся назад, на спинку своего трона, превратившись в недвижную живую тень в мире бушующего адского пламени.

Глава 6

«Как странно это все, — подумал Кун Лао, закончив утреннюю молитву. Скрестив ноги, он сидел на утесе, вдыхая прохладный воздух, руки его были сложены под подбородком большими пальцами вверх, глаза закрыты. — Меня привели сюда пытливый разум и мятежный дух, известен же я был все эти пятнадцать лет лишь благодаря своей силе и искусству рукопашного боя».

Так всегда бывает: двойственность проявляется во всем. Но хоть она и присуща каждому явлению, такой поворот событий в его жизни, пожалуй, оказался наиболее странным.

Трудно было представить себе, что прошло уже полтора десятилетия с тех пор, как он впервые увидел Рэйдена — точнее говоря, то семифутовое человеческое обличье, которое грозный бог грома принимал, когда спускался с заоблачных вершин священной горы Ифукубе в мир смертных. Кун Лао часто задавался вопросом о том, каким должен быть естественный вид Рэйдена — выглядел ли он как та огромная молния, что тогда, пятнадцать лет назад, пронесла его мимо пещер святых людей в обитель богов, или же он одновременно являл собой все молнии мира. Теперь, однако, ответ на этот вопрос не играл особой роли. Гораздо важнее тех обличий, которые принимал Рэйден, был его благородный дух — его несгибаемая целеустремленность и сила, ежегодно проявлявшиеся именно в этот день года, когда он во плоти являлся на битву.

Здесь ему не было равных, подумал Кун Лао. Его знаменитые молниеносные броски, воздушные атаки с электрическими разрядами, способность к телепортации — все эти приемы, делавшие его непобедимым в битвах, давали ему возможность в любой момент где угодно появляться и внезапно исчезать. Их же он использовал и для наблюдения за Кун Лао, когда тот жил в Чжужуне.

Открыв глаза за несколько мгновений до появления на горизонте красного краешка солнца, монах Ордена Света, пользовавшийся особым уважением и почетом, плавно поднялся с земли, используя лишь силу ног — ни на руки, ни на колени он не опирался. Складки его безукоризненно белого одеяния мягко колыхал ветерок, он простер руки к восходящему светилу и стоял так, пока его показавшийся на горизонте ярко-оранжевый край становился золотым, постепенно превращаясь в ослепительно желтый. Ему вспомнились золотистые лучи, исходившие из глаз Рэйдена, когда он впервые увидел бога грома, сначала удивительно теплые, а потом заблестевшие ледяным огнем: так солнце и луна сочетались в одном существе.

Двойственность.

В этом случае, однако, она была оставлена ему в наследство самим Пан Ку — богом, тело которого стало землей, солнцем и луной. Единственный среди богов Рэйден никогда не забывал о своем божественном родителе; даже сам Тьен не знал о нем столько, сколько знал бог грома.

Знание свое Рэйден передавал Кун Лао в храме Бога Грома, расположенном на одном из восточных отрогов горы Ифукубе, рядом с тем местом, где монахи совершали утреннюю молитву. Почти год под куполами его, сотворенными из замерзших молний, они сидели в креслах литого золота, окруженных колоннами, которые когда-то были вырезаны в толще скалы древними монахами, и бог грома передавал смертному все, что знал о Пан Ку. Рэйден опасался, что с ним может случиться какая-нибудь неприятность, и хотел, чтобы знание о сотворении и начале мира перешли к тому, кто смог бы по достоинству его оценить и передать другим людям. Он хотел возвысить монахов до уровня этого знания и воодушевить их на то, чтобы они несли его своим собратьям.

Что такое может произойти с Рэйденом, подумал Кун Лао, и возможно ли это? Видимо, да, и особенно теперь, когда многих из них охватывает безотчетный ужас при мысли о том, что оборотной стороной добра неизбежно должно быть зло.

Когда взошло солнце, лучи его согрели бритую голову Кун Лао, которую некогда украшала толстая коса. Тепло ласкало его щеки, еще помнившие прикосновение рук тетушки, несмотря на все прошедшие годы — годы, на протяжении которых он сильно тосковал по ней, но знал, что прежняя жизнь навсегда осталась в прошлом. Кун Лао был уверен в том, что тетушка непременно захочет оставить его при себе, но именно это представлялось ему совершенно невозможным.

Особенно сильно солнце согрело амулет, который Кун Лао носил на свисавшем с шеи кожаном шнурке, — обрамленный в блестящую золотую оправу гладкий белый шар, цвет которого все время менял свои оттенки. Много веков назад этот амулет сотворил сам Рэйден и передал его верховным жрецам Ордена Света, а те в свою очередь отдали его Кун Лао. Жрецы объяснили молодому человеку, что этот талисман символизирует солнце и луну, возникшие из разных частей тела Пан Ку. Верховные жрецы подарили Кун Лао амулет после того, как привели его в свои пещеры и взялись за его обучение, когда Рэйден уже посвятил юношу в тайну мироздания. Второй год он жил на горе с монахами, деля с ними в обогревавшихся кострами пещерах хлеб и воду и все более убеждаясь в том, что эти святые люди совсем не похожи на их собратьев в селениях, подобных Чжужуну. Их отличали высокая духовность и неуемная жажда знаний, а вовсе не желание подчинять себе людей, играя на их чувстве страха и используя для этого таинственные культовые церемонии.

Второй год Кун Лао посвятил изучению доктрин и теорий, на которых зиждилась философия Ордена Света. Он изучил трактаты ученых и писания святых различных эпох и из разных уголков света и получил общее представление о величии, значении и глубоком мистическом смысле того испытания, что называлось Смертельной Битвой — великого состязания, проводимого в храме Шаолинь, расположенном у подножия горы Такаси на острове Шимура в Восточно-Китайском море.

В начале третьего года своей новой жизни Кун Лао вернулся обратно в храм Бога Грома и углубился в трактаты философов и мастеров рукопашного боя, собранные верховными жрецами. Одновременно он много размышлял над сказанием о Пан Ку и записывал свои мысли. Через монахов он передавал свои сочинения паломникам, которые приходили поклониться святым местам, давал им советы по самым разным вопросам — от духовных наставлений до медицины и искусства. Те в свою очередь разносили трактаты Кун Лао по храмам, священники которых погрязли в мелком политиканстве и местных дрязгах настолько, что цели и задачи Ордена Света отошли для них на задний план.

Была у Кун Лао и еще одна задача, о которой в беседах с ник не раз упоминал Рэйден, но никогда ее не разъяснял подробно, а юноша не докучал ему лишними вопросами. Он прекрасно понимал, что, когда бог грома будет готов ему рассказать о ней подробнее, он не преминет это сделать…

Раз в год Кун Лао покидал свою обитель, чтобы в состязании с бойцами, съехавшимися со всего света, проявить свои замечательные способности к рукопашной схватке. Турнир должен был скоро начаться.

Кун Лао глубоко вздохнул. Каждый год перед каждой схваткой, перед каждой битвой он думал о возможности поражения, но никогда ему в голову не приходила мысль о смерти. Амулет, давал ему силу и защищал от гибели — это преимущество было лишь у него и у бессмертного Рэйдена. Но в этом году все было по-другому. В этом году существовала вероятность потерять титул Великого Чемпиона. В предстоящем турнире примет участие новый боец, и все сведения, которые доходили об этом состязании в течение года, сводились к тому, что монах, скорее всего, потерпит поражение.

Кун Лао обратил взор к храму. Ему, конечно, не хотелось, чтобы кто-то одержал над ним верх, однако гораздо больше его беспокоила вероятность того, что амулет попадет в руки существа, воплощающего собой силы зла. Ему даже хотелось вернуть талисман Рэйдену, однако он знал, что это невозможно: то, что боги даруют смертным, возвратить уже нельзя, поскольку подарок утрачивает божественные свойства. Если бог коснется его вновь, то лишится божественной сущности и превратится в обычного смертного.

Выбора здесь не было даже в том случае, если от решения Кун Лао зависел не только исход поединка, но и нечто гораздо более важное. То, что он собирался сделать, вполне могло стоить ему жизни. А с его смертью едва начавшаяся эпоха просвещения, на которое так уповал Рэйден, тоже могла завершиться.

Проходя мимо выступа, образованного скалой у входа в храм, Кун Лао согнул в локтях руки, прижал их к бокам, повернулся лицом к скале, сосредоточился и дважды — сначала левым, а потом правым кулаком — с невероятной силой ударил по серому камню. Крупные осколки скальной глыбы упали к его ногам. При этом выражение лица Кун Лао осталось неизменным, а кожа рук — неповрежденной. Он вновь согнул руки в локтях, сжал кулаки и еще раз с сокрушительной силой так ударил по камню, что проем существенно углубился.

Третья серия ударов окончательно решила задачу, которую поставил перед собой монах. В скале образовалась ниша, в которую он аккуратно положил снятый с шеи амулет, потом поднял с земли отколовшиеся каменные осколки и замуровал ими драгоценный талисман. После этого он долго смотрел на скалу, творя про себя молитву, и медленно, очень медленно вошел в храм.

Чувствуя себя так, будто умерла частица его самого, но зная, что поступил правильно, Кун Лао начал собирать свои немудреные пожитки для недельного путешествия к горе Такаси.

Глава 7

Остров Шимура был странным местом, постоянно покрытым туманом, который не пропускал прямых солнечных лучей. Туда не летали морские птицы, и даже океанские ураганы и бури никогда не достигали его берегов. Мрачная громада острова, выступавшая в туманной дымке над зеркальной поверхностью воды, тускло освещалась рассеянным солнечным светом. Казалось, что там все время царила промозглая сырость. По крайней мере, такое впечатление возникло у Кун Лао. Его совершенно не волновало мнение других участников состязания, поскольку обсуждать с ними что бы то ни было вообще было не принято. С этими людьми надо было драться. Любое сближение с ними могло обернуться душевной симпатией и лишь затруднило бы борьбу, их человеческие качества никак не должны были осложнять отношение к ним как к противникам. Когда Кун Лао нужно было ударить кого-то по руке, которую он без труда мог сломать, ему вовсе ни к чему было знать, что этой рукой человек зарабатывал себе на хлеб насущный ремеслом портного или держал кисть, которой писал восхитительные картины. Люди прибывали сюда, чтобы состязаться в поединках величайшего в мире турнира, показывать свое бойцовское мастерство в борьбе с достойными противниками, и этой информации для Кун Лао было вполне достаточно.

Перед состязанием хозяин острова — загадочный Шен Цун обычно посылал за участниками весельные джонки с гребцами. Лодки приплывали к берегу моря дважды в день за два дня до его начала. Для всех участников на скорую руку строились немудреные хижины, куда своевременно доставляли еду и питье, чтобы во время ожидания поединков у них было все необходимое, а также конюшни для коней и мулов, на которых они прибывали на побережье.

Кун Лао пришел туда пешком за ночь до начала Смертельной Битвы. Такое путешествие он проделывал уже тринадцать раз и хорошо знал дорогу. Правда, на этот раз священник устал сильнее, чем раньше. И знал почему: дело было не в том, что он стал на год старше, — год для победителя в Смертельной Битве ничего не значил, к тому же Кун Лао был еще далеко не стар. Необычно сильную усталость он испытывал потому, что не взял с собой свой чудесный амулет. Ни к чему было брать его на предстоящий поединок, хотя Кун Лао твердо решил драться в грядущих боях со знакомыми ему по прошлым поединкам соперниками более жестко и решительно, несмотря на то, что все они были старше его по возрасту.

В этом году его беспокоили лишь те противники, с которыми раньше ему сражаться не доводилось. По своему обыкновению Рэйден появился за два дня до состязания и, как всегда, самым удивительным и поистине невероятным образом — в чистом небе без единого облачка грянул гром, блеснула молния, ударив в землю рядом с Кун Лао, и в месте том тут же возник бог грома. Он произнес лишь одну фразу: «В поединке у подножия Такаси примет участие боец в образе Тьена, но другом тебе он не будет», — и исчез в огненном вихре.

Тьен всегда изображался как существо с несколькими руками и ногами, и Кун Лао задумался о том, будут ли это обычные чары черной магии или кое-что посущественнее, — он не исключал, что странный хозяин острова Шен Цун припас в своем некогда блистательном, а теперь полуразрушенном храме какой-то очередной сюрприз для участников турнира. Ежегодно в течение тринадцати лет Кун Лао каждый раз сходился с Шен Цуном в последней, решающей схватке Смертельной Битвы, и неизменно его побеждал. Проиграв схватку, Шен Цун представлял собравшимся победителя, поздравлял его в храме Шаолинь с победой и удалялся, не произнося больше ни единого слова. Каждый раз, когда Кун Лао возвращался сюда через год, хозяин острова выглядел сильно состарившимся — похудевшим, с большим числом морщин на лице, в глазах его оставалось все меньше блеска, волосы быстро седели и редели.

Кун Лао сидел на берегу — сначала на закате, потом при свете звезд — и ждал, когда приплывет джонка, чтобы отвезти участников турнира на остров. Монах бросил взгляд на белую полоску ткани, повязанную на запястье, — это был тот самый клочок материи, который много лет назад он нашел на деревенской площади. Оставив в своем храме амулет, он не захотел расстаться с тем памятным знаком, который внушил ему мысль отправиться в путешествие к священной горе Ифукубе.

Кун Лао вглядывался в клубившийся над поблескивающей в рассеянном свете луны морской гладью туман. Монах никогда не задумывался над тем, что каждый раз побеждал на состязаниях благодаря волшебному амулету. Подавляющее большинство участников турнира так или иначе прибегали к помощи магии — одни использовали силу талисманов, другие — заклинания, чтобы сила их ударов становилась поистине сверхъестественной; поэтому его амулет во время боев выглядел совершенно естественно. Сам Шен Цун обладал невероятным запасом энергии, которая явно была не от мира сего; кроме того, ему каким-то таинственным образом повиновались туман и огонь. Без силы молний и слепящего солнечного света, заключенных в амулете Рэйдена, Кун Лао никогда не смог бы одержать верх над Шен Цуном, а о тринадцати победах подряд нечего было бы и мечтать.

«Ты не должен так думать», — повторял он про себя. Несмотря на то что Кун Лао впервые собирался участвовать в состязании без амулета, опыта и внутренней силы у него вполне хватало, а это сбрасывать со счетов было никак нельзя. Если ему трудно будет тягаться с Шен Цуном в выносливости, как и противостоять огненным вихрям колдуна и застилающему взор туману, то придется сразить противника стремительностью, не дать ему пустить в ход свои сверхъестественные силы.

В тумане показался нос джонки с резной головой дракона. Ладья подплыла к берегу, как морская змея, и остановилась, покачиваясь на волнах. Каждый раз, когда острый нос джонки вздымался вверх, море, казалось, начинало шипеть и клочья белой пены окутывали голову дракона.

Кун Лао встал и подхватил свой кожаный мешок, не глядя на двух других участников предстоящего состязания, которые вышли из хижины и направились к ладье, не знакомясь с ними. Поравнявшись с берегом, джонка развернулась к нему правым бортом, и две фигуры, закутанные в черные балахоны, спустили трап. Лица их были скрыты надвинутыми на глаза капюшонами, работали они сноровисто, хотя их движения казались замедленными — во всем их облике было что-то странное, как будто они существовали в ином измерении, и в нашем мире чувствовали себя неуютно.

Кун Лао стоял ближе всех к трапу, но решил пропустить других пассажиров вперед, будучи не в состоянии действовать наперекор врожденной учтивости. Как только все взошли на борт, джонка тут же отошла от берега и взяла курс на остров — команда даже не успела поднять трап. В эффективности организаторам турнира отказать было нельзя никак, она была на высшем уровне с момента прибытия первого его участника до высадки на берег последнего.

После шести дней пешего пути было очень приятно сидеть на судне, несущем участников предстоящих схваток к цели их путешествия. Кун Лао сидел на устилавшей вздымающуюся палубу циновке и наслаждался ощущением движения джонки, сначала переваливающейся по гребням волн, а потом, когда она вошла в зону плотного тумана, плавно и быстро скользящей по водной глади. Ладья причалила к полукруглой пристани, которая, когда на нее смотрели с вершины храма, казалось, была увенчана склоненной в поклоне головой дракона. А может, это было лишь игрой отраженного света огней причала. Кун Лао давно обратил внимание на то, что остров был полон непонятных явлений, объяснить которые он не мог, а теряться в пустых догадках почитал пустой тратой времени.

Когда джонка причалила, команда ее на берег сходить не стала, но и на судне не осталась — она попросту исчезла. Вновь прибывших встретили молодые люди в белых одеждах, взявшие у них багаж и понесшие его к храму по извилистой горной тропинке. Сами бойцы шли за мулами и не могли не заметить, что на деле тропинка оказалась не столь извилистой, какой виделась с берега. Животные хорошо знали дорогу, и их не надо было подгонять — это каждый раз поражало Кун Лао, поскольку мулы не отличаются особым умом и обычно бывают строптивы. Монах подозревал, что и в этом случае не обошлось без магических чар, потому что как-то раз попросил Рэйдена осветить молнией путь от пристани к храму, и когда тот послал с неба сильный электрический разряд, при вспышке его он заметил голову не мула, а существа, напоминающего дракона.

Это сходство не показалось Кун Лао странным — китайцы чтят самых разных драконов: императорских, с пятью когтями, символизирующих власть верховного правителя, тогда как другие драконы имеют не более четырех когтей; небесных, охраняющих обитель богов; духовных, которые помогают Тьену и его помощникам управляться с ветрами и дождями; земных, присматривающих за почвой, реками и морями; и свирепых драконов, охраняющих сокровища, принадлежащие богам и демонам. Именно к числу последних принадлежал дракон острова Шимура с лошадиной головой и острой чешуей, расходящейся от головы и длинной шеи по всему телу.

Впереди показались очертания храма и дворца, угнездившихся на низком горном утесе. В слабом свете луны, окутанные клубами густого тумана, они казались призрачными. Зрелище было до того неестественным, что по телу Кун Лао побежали мурашки.

На этот раз здесь что-то было не то, и не только из-за отсутствия амулета. Кун Лао нутром ощутил явственное присутствие могучей силы, чего никогда не ощущал раньше, — возможно, это шло от энергетики нового участника состязаний. Он взглянул на две высокие пагоды, служившие жилыми помещениями дворца, глаза его искали открытые окна и тени на задернутых занавесках. Однако ничего удивительного, из ряда вон выходящего он не заметил. Взгляд его скользнул по величественному дворцу из мрамора и золота, стоявшему между пагодами и украшенному нефритовыми статуями принцесс в полный рост, в руках которых были закреплены горящие факелы, фигурами драконов, вырезанными из слоновой кости, алебастровыми лучниками и гигантскими конями из оникса, впряженными в боевые колесницы, а потом — по развалинам прямо перед дворцом старинного, темного, приземистого храма.

Кун Лао нигде не увидел ничего особенного, но присутствие некоей враждебной силы продолжало явственно чувствоваться, причем не оставалось никаких сомнений в том, что сила эта была необыкновенно злой, могущественной и опасной. Она явно исходила из иного мира.

Глава 8

Когда Шен Цун бормотал заклинание, которое открывало дверь его святилища, внешне он, как всегда, казался совершенно спокойным. Однако внутренне колдун был напряжен до крайности.

Его длинные седые волосы клочьями свисали ниже плеч, а кожу, некогда столь же гладкую, как прибрежные воды, омывающие его остров, теперь испещряла густая сеть морщин и складок. Хоть осанка его еще была по-юношески прямой, а зрение — острым, как и раньше, не оставалось никаких сомнений в том, что Жизнь стала для него тяжким бременем.

— Я тот, кого нужно впустить, — вкрадчиво прошептал колдун. — Открой, открой, открой.

Несколько массивных засовов, укрепленных с внутренней стороны двери, лязгнув, соскочили со щеколд, и массивная каменная плита как бы нехотя стала открываться внутрь на петлях толщиной с руку Шен Цуна.

Он скользнул в проем, повернулся и сказал:

— Я вошел. Закройся, закройся, закройся.

Как только он произнес слова второго заклинания, дверь остановилась и в следующий миг стала двигаться в обратном направлении. Не успела она затвориться, семь тяжелых засовов один за другим с лязгом и стуком сами по себе вошли в пазы замков.

Шен Цун обернулся и взглянул на жаровню, горевшую без пламени посредине магического круга, начертанного им волшебным порошком на полу в центре святилища. Там, в проходе из Земного Мира во Внешний, время остановилось. Язык пламени был холодным и застывшим, как красная ветвь папоротника или пальмы, но все еще давал свет, хоть и не потреблял никакой энергии. Круг, очерченный черным порошком, был на том же самом месте, где чародей сотворил его когда-то, но теперь его покрывала скользкая, грязная, студнеобразная, мутная пленка с янтарным отливом, в которую превратился демон, посланный Шао Каном в Земной Мир тринадцать лет назад.

Шен Цун подошел ближе к магическому кругу, и как только тепло его тела растопило холод порошка, время в круге возобновило свой ход. Пламя взвилось и вновь затрепетало, даже ничтожные пылинки, недвижно висевшие в воздухе все эти годы, взлетели вверх… и по помещению лаборатории разнесся стон, в котором звучали одновременно боль, отчаяние и безумие.

— Ше-е-е-е-е-е-н!

— Добрый вечер, Рутай.

— Когда-а-а? Когда-а-а-а-а?

— Сегодня, Рутай, — сказал колдун, вплотную подойдя к магическому кругу. — Спасибо тебе… сегодня.

— Сего-о-о-о-о-о-дня, — донесся тяжкий вздох, перешедший в неестественное хихиканье и всхлипы. — Я смогу… верну-у-у-у-у-ться… сегодня?

— Надеюсь, — серьезно ответил Шен Цун, ступив внутрь заколдованного пространства. — Я очень на это надеюсь.

В течение тринадцати лет жизненная цель Шен Цуна питалась упрямой гордыней. Помня о том, кем он был, и о клятве верно служить Шао Кану, колдун перебрался на материк и там расщепленной и заостренной бамбуковой палкой резал глотки одиноким путникам, после чего, творя магическое заклинание, открытое ему Рутаем, похищал их отлетавшие души и привозил их с собой на остров, чтобы расширить проход между двумя мирами. Но, к величайшему его удивлению и огорчению, проход от этого шире не становился.

Тогда Рутай, уже почти обезумевший от непривычной обстановки, заточения в удручающей его оболочке и дикого страха перед ужасным наказанием Шао Кана, сказал Шен Цуну, что не каждая душа пригодна для расширения прохода между мирами, чтобы сквозь него на землю могли проникнуть орды демонов и фурий из Внешнего Мира. Лишь некоторые из них подходят для этой цели.

— Почему же ты мне раньше об этом ничего не говорил? — разозлился Шен Цун на демона.

— Потому что лишь опыт дает знание, — ответил Рутай на его вопрос.

Глупый демон ошибался во многом, но здесь он оказался прав. Однако даже Рутай не знал, чьи именно души нужны для выполнения миссии, возложенной на Шен Цуна Шао Каном. Тогда колдун вновь отправился на материк, выждал там несколько месяцев, а потом нашел и убил воина, учителя и священника. Лишь после того, как они с Рутаем отправили их в проход между мирами, стало ясно, что его могут расширить только души опытных воинов.

Оказалось, однако, что найти их было весьма непросто. При помощи пороха Шен Цун взорвал плавучую кухню, которая курсировала вдоль побережья, и подчинил себе души семерых утонувших поваров. Придав им человеческий облик и превратив в своих рабов, он заставил их заново отстроить древний храм Шаолинь на острове, а потом еще возвести рядом с ним дворец и две пагоды.

Пока они денно и нощно трудились не покладая рук и используя магические силы для добычи, обработки и укладки камня, Шеи бросил все свои силы и энергию на то, чтобы отыскать способ привлечь на остров Шимура лучших в мире мастеров рукопашного боя. Организация там состязаний давала ему возможность не сходя с места переносить их еще не остывшие души в храм и сразу же использовать для расширения прохода между двумя мирами.

Так родилась идея турнира Смертельная Битва, и вскоре она сработала.

Во сне Шен проникал в сознание лучших бойцов известных и неведомых ему земель и внушал им стремление идти к побережью Восточно-Китайского моря и драться друг с другом. Так легче всего было отыскать самые сильные души Земного Мира. Суть его задумки заключалась в том, чтобы, выявив в схватках победителя и одержав вслед за тем над ним победу, тут же использовать его душу по известному назначению.

Однако прекрасный план сработал не так, как было задумано Шен Цуном. И все из-за этого проклятого верховного жреца Ордена Света Кун Лао, о котором колдуна предупреждал еще повелитель Шао Кан.

Одной лишь мысли о ненавистном монахе было достаточно, чтобы наполнить сердце Шен Цуна неистовой яростью, а его истерзанную и опустошенную душу жаждой мщения.

Их первый поединок был самым свирепым. «Естественно, — подумал Шен Цун, — иначе и быть не могло». Кун Лао тогда и понятия не имел о сверхъестественных силах колдуна — о его способности метать огненные вихри и изрыгать клубы дыма. К тому же во время их первой схватки Шен был на тринадцать лет моложе и сил у него имелось куда больше, чем теперь. Кун Лао шел к финальной схватке через десять боев со все более сильными и опытными противниками. Лишь одержав победы над всеми соперниками, с которыми ему предстояло сойтись, он должен был сразиться в заключительной битве с хозяином состязаний.

Шен Цун до мелочей ясно помнил сильно побитого, но отвратительно гордого своими победами Кун Лао, который стоял в боевой стойке, слегка отставив в сторону левую, опорную ногу, выставив вперед правую, готовую для удара; его правая рука была сжата в кулак и опущена, а сильно напряженная левая готова была отразить атаку противника.

Помнил Шен и тот бой в новом, великолепном спортивном Зале Чемпионов недавно отстроенного дворца, помнил каждую его деталь, вплоть до мельчайших. Он ясно видел мысленным взором каждое движение, каждый взгляд своего противника.

Как только Кун Лао шагнул вперед, Шен сделал руками круговые движения и сомкнул вместе ладони. Между двумя бойцами блеснул ослепительно яркий свет, после чего в течение нескольких секунд в воздухе в помещения стояло странное шипение.

Шен плотно сомкнул веки. Даже сегодня, тринадцать лет спустя, он все еще помнил тот чудесный жар белого пламени, которое должно было проложить ему путь к победе в поединке…

Ослепленный Кун Лао прыгнул в сторону соперника, но Шен увернулся влево, пропустив монаха мимо, руки его еще дымились, не остыв от пламенного вихря. Монах, который все еще ничего не видел, скрестил перед лицом руки, заняв оборонительную позицию, но Шен высоко подпрыгнул и пяткой нанес удар в висок Кун Лао. Тот упал на спину, а Шен приземлился так, что его колено уперлось в грудь врага.

— От того, что не видишь, защититься невозможно! — ухмыльнулся тогда Шен, уверенный в близкой победе.

Не дав сопернику опомниться, колдун заломил пальцы его правой руки и ребром ладони нанес ему сокрушительной силы удар по носу. Глаза молодого бойца закатились, праведная кровь монаха брызнула из разбитого носа на мраморный пол. Глядя, как она ручейками растекается в разные стороны, Шен почувствовал, как душа Кун Лао рвется из оков бренного тела.

Тогда Шен поднялся и взглянул, как Кун Лао пытается оторвать от земли спину. Криво усмехнувшись, колдун сильно ударил врага в живот, выбивая из него дух.

— Не вздумай снова пошевельнуться, — сказал он ему. — Твое счастье, что ты ослеп и не увидишь, как я возьму твою никчемную жизнь.

Но в тот самый момент, когда колдун склонился над поверженным противником, Кун Лао внезапным молниеносным движением правой руки схватил его левую ногу за голень, а ладонью левой руки с силой ударил Шена в правое колено. Нога нападающего подогнулась, и он рухнул. В тот же миг Кун Лао повернулся на бок, одновременно вскинул вверх обе ноги и, как ножницами, перехватил ими врага поперек тела, не дав ему коснуться земли. Потом Кун Лао согнул сцепленные вместе ноги и сжал их, как только Шен упал наземь.

Колдун скорчился от нестерпимой боли…

Лица двоих мужчин покраснели, пока они так лежали сцепленные вместе мертвой хваткой.

Тут Шен Цуна даже передернуло, когда он вспомнил обращенные к нему в тот момент тихие слова Кун Лао.

— Бывает и так, — сказал его враг, еще сильнее сжимая ноги в смертельном захвате, — что слепыми оказываются некоторые зрячие. Предвидеть все наперед не дано никому.

Кун Лао иногда казался колдуну золотой рыбкой, которой нравилось плавать в аквариуме, наполненном ее собственным благочестием и правотой, однако в словах монаха ошибки не было. Шен Цун думал, что уже одержал легкую победу, а на самом деле проиграл, потому что проклятый амулет монаха — эта чертова безделушка с изображением солнца и луны — высасывал его силы, пока он лежал в железных тисках захвата Кун Лао. Действительно, победа оказалась легкой… только не для Шена.

Потом Кун Лао и Шен Цун еще одиннадцать раз сходились в поединках на каждом турнире. Шен Цун восседал на своем троне в Зале Чемпионов, наблюдая, как с каждым боем Кун Лао все увереннее приближается к финальной схватке. А потом хозяин острова, не проведя ни одного поединка, вступал в битву с измотанным противником. Каждыйгод Шен Цун был совершенно уверен в своей победе, потому что заранее усиливал колдовское свое могущество травами и кореньями, много работал над укреплением силы и гибкости своего тела. Кроме того, у него был серьезный стимул к победе — во исполнение обета, данного Шао Кану, использовать великую душу Кун Лао для того, чтобы расширить проход между двумя мирами.

Однако каждый год монах побеждал его в решающей схватке. Иногда поединок заканчивался быстро, как при первом их бое, иногда бой продолжался день и ночь, и поражение монаха, уже казавшееся неизбежным, превращалось в его победу. Конечно, в том, что Кун Лао ни разу не был побит, не последнюю роль сыграл амулет, однако Шен Цун знал, что дело было не только в этом. Хотя оба они обладали волей к победе, сердце Кун Лао было поистине божественным. Что же касается миссии самого Шена, то божественной ее назвать нельзя было никак.

Скорее наоборот.

На протяжении тринадцати лет победа в поединке была вопросом его гордости, но теперь дело обстояло иначе. В этом году, когда состояние его истерзанной души было гораздо хуже, чем раньше, а тело значительно ослабло, Шен Цун решил, что не будет принимать участия в турнире. На этот раз кто-нибудь — точнее говоря, что-нибудь — будет сражаться вместо него, чтобы одержать наконец победу над ненавистным Кун Лао. А когда их чемпион будет побежден, тогда Рэйден или даже сам Тьен должен будет принять участие в состязании. Если же и они не смогут устоять в поединке против того, кто — или что — будет биться на стороне Шена, их души…

«Не загадывай, старый дурак!» — выругал сам себя Шен Цун.

Он почувствовал себя усталым, наверное, впервые со времени прошлогодней Смертельной Битвы. Каждый раз после проигрыша Шен Цун приходил на это же место и отторгал частицу своей души, чтобы проход между мирами оставался открытым.

Конечно, ему не раз приходило в голову нарушить клятву, данную Шао Кану, и позволить проходу на время закрыться, с тем чтобы, когда он наберет достаточно душ, снова его открыть. Однако от одной этой мысли Рутая охватывала паника, граничившая с безумием, и он говорил колдуну, что если щель закроется и демон останется по эту ее сторону, то будет разрушен весь Земной Мир и они вместе с ним.

— Как же это может произойти? — спросил у него как-то Шен Цун.

— Это заложено в самой природе вещей, — ответил ему Рутай. — Демон может отложить яйцо или вселиться в душу смертного, но ни плоть его, ни оболочка не могут перейти из одного мира в другой, когда проход между ними закрыт. Если это произойдет, будут подорваны духовные основы Земного Мира, изначальные частицы всего сущего распадутся и мир будет уничтожен.

Хоть сам Рутай был здесь, в пределах магического круга, корни его существа все еще уходили во Внешний Мир через остававшийся открытым проход. Стоило его лишь на миг закрыть, как демон с неизбежностью навсегда останется расплывшимся маслянистым пятном. Два мира могли смешаться лишь в том случае, если того пожелают боги и изменят природу самой жизни и всего сущего.

Потому Шен Цун и стоял там каждый раз, и ветер иного мира, вихрясь, дул на него из открытого прохода с такой силой, что ему приходилось пригибаться к полу, чтобы устоять на ногах. Он так стоял, обдуваемый потусторонним ветром, до тех пор, пока не чувствовал, как что-то внутри его резко щелкало и обрывалось или сначала тянуло, сосало, потом лопалось, а иногда долго бился в агонии, и все тело его дергалось в судорогах — каждый раз это происходило по-разному. Лишь после этого он знал, что еще одна частица его души отдана ради того, чтоб оставить проход открытым. Когда все кончалось, он мог идти… до следующего раза.

Гордость толкала его на то, чтобы именно он победил Кун Лао, взял исключительно сильную душу верховного жреца и использовал ее для расширения прохода между мирами. Но поскольку это не удавалось, Шен Цун с помощью Рутая разработал другой план и представил его на рассмотрение верховного владыки. Когда же колдун вновь пал ниц перед грозным Князем Тьмы, вдавив ладони в землю, то понял, что они приняли правильное решение. Шао Кану важны были не средства, а достижение цели.

— Великий повелитель, — проговорил Шен Цун, оказавшись в преисподней и не осмеливаясь поднять глаза на нависшую над ним гнетущую тень, исходившую нестерпимым жаром.

— В чем дело, ничтожество? — прогрохотал Шао Кан.

Слова комом стояли в горле, но Шен продолжил:

— Досточтимый император, я пришел сюда сказать тебе, что в этом году Кун Лао потерпит поражение.

— Ты мне это уже обещал.

— Да, повелитель, ты прав, — ответил Шен. — Но в этом году надежда моя окрепла. Я решил позволить другому твоему верному слуге навсегда сокрушить в прах верховного жреца Ордена Света, слуге, который сильнее меня в том, в чем я слаб…

— Ты, Шен, слаб почти во всем…

— Я заслужил твой упрек, повелитель, — солгал Шен. — Но с этого дня ты будешь гордиться тем, что мы сделали. И не только потому, что за тебя будет драться принц, но и потому, что Кун Лао прибыл без главного источника своей силы — волшебного амулета, который дал ему…

— Мне наскучило твое бормотание, кролик. Единственное, что имеет значение, — это власть над Земным Миром.

— Она будет у тебя, повелитель, — пообещал Шен, — и очень скоро.

— Иди, — сказал Шао Кан. — От твоей души уже мало что осталось, Шен, и мне неприятно об этом тебе напоминать. Я делаю это лишь для того, — проревел он, — чтобы ты не забывал о вечности, которую проведешь не как правитель царства черной магии, а как соринка на языке моего дракона Твиглета, сгорающая дотла каждый раз, когда дракон будет изрыгать пламя.

— Я понял тебя, владыка, — низко поклонился Шен. — На этот раз я тебя не подведу.

— Смотри, чтобы так оно и было, — сказал Шао Кан. — Принцу, которого я послал сквозь проход, это пришлось совсем не по душе.

— Знаю, — ответил Шен Цун, склонившись так низко, что губы его почти касались пола. — Надеюсь, повелитель, что души, которые я послал в обмен…

— Они почти ни на что не годятся. Пираты сейчас горят не сгорая в море огня, пламенные мечи кромсают их на части, но раны их тут же рубцуются. Когда лезвия вырывают из их обгорелой плоти, эти негодяи вопят как недорезанные. Но эти души принцу едва помогли. Они чуть-чуть расширили проход, чтобы он мог сквозь него протиснуться, но я должен был ему помочь….

— Нижайше прошу прощения, повелитель.

— Рутай расскажет тебе, когда его замутненный разум прояснится, что это не самое большое удовольствие.

— Понял тебя, повелитель, — проговорил Шен Цун. — Заверяю тебя, что держу принца под контролем.

— Под контролем? — проревел Шао Кан. — Никому не дано контролировать принца. С ним можно лишь сразиться, как с более сильным противником, и потерпеть поражение. Если бы я мог его полностью контролировать, он бы уже давно оказался в Земном Мире вместо тебя.

Как только окутанный тенью образ повелителя исчез, Шен Цун встал с колен, чувствуя непоколебимую уверенность в своей правоте, потому что сквозь специальный потайной глазок наблюдал за Кун Лао, когда тот вошел к себе в комнату в северной пагоде. Он видел, что тринадцатикратный чемпион прибыл на турнир без своего магического талисмана и что в душу монаха закрался страх — по его глазам колдун прочел, что верховный жрец впервые будет повержен в Смертельной Битве, а душа его, вырванная из окоченевшего, недвижного тела, станет первым из тех камней, что вымостят дорогу демонам.

Глава 9

Утром того дня, на который назначалась Смертельная Битва, Кун Лао всегда совершал один и тот же ритуал.

Чемпион вставал затемно и молился до зари, потом раздевался до пояса и медленно проводил по телу колючей веткой, сорванной с куста, что рос на склоне священной горы Ифукубе. Неглубокие царапины, оставленные шипами, покрывали весь его торс сеткой кровоподтеков, но сил его не убавляли. Кун Лао знал, что, если тело будет болеть, реакция его обострится и он будет гораздо быстрее отвечать на выпады противника.

Он не ел ни фруктов, ни мяса, оставленных у его двери, не пил нектара из серебряной чаши. Сидя на террасе просторных покоев, отведенных для чемпиона на первом этаже пагоды, монах собирался с духом, овеваемый холодным ветром сумрачного острова. Кун Лао съел лишь две небольшие рисовые лепешки, испеченные для него монахами Ордена Света на горе Ифукубе. Он лучше себя чувствовал во время турнира на пустой желудок — это позволяло ему всегда быть начеку, острее чувствовать происходящее, быстрее на все реагировать.

Завершив скромную трапезу, он продолжал сидеть, не изменив позы, стремясь сосредоточиться на мыслях о божестве, во славу которого вступал в поединок… и думал о чем-то ужасном, чье присутствие явственно ощутил в одном из верхних покоев, когда приехал. Это чувство не покидало его даже во сне, даже во время молитвы, даже теперь.

Когда, наконец, во внутреннем дворе, там, где должен был проходить турнир, прозвучал мощный и гулкий удар гонга, Кун Лао вышел из комнаты в шлепанцах и короткой набедренной повязке. По выражению его лица было ясно, что идет чемпион.

Лишь на шее и на груди он ощущал такую пустоту, словно был совершенно обнажен.

Глава 10

Огромный продолговатый внутренний двор был вымощен каменными плитами, украшенными гигантским изображением дракона, которое было выложено черным материалом, напоминающим слоновую кость. Кун Лао кто-то говорил, что на самом деле это была не выкрашенная в черный цвет слоновая кость, а настоящий рог дракона — существа, обитающего в ином мире.

Расположенные амфитеатром ряды для зрителей, также высеченные из камня, достигали в высоту двухсот локтей и окружали двор с трех сторон. Они быстро заполнились несколькими дюжинами участников состязания, ожидавших своей очереди, и таинственными слугами Шен Цуна, которые никогда не поднимали спадавших на лица капюшонов и ни к кому не выражали ни симпатии, ни враждебности — ни при каких обстоятельствах, даже тогда, когда их хозяин терпел поражение. Верхний ряд амфитеатра венчали статуи драконов, из пастей которых ночью вырывалось пламя, так что турнир мог продолжаться в любое время суток; у каждой такой каменной фигуры на флагштоках были подняты безжизненно свисавшие оранжево-желтые знамена с черными силуэтами драконов. Позади них, у длинной западной стены высились красные колонны храма с зеленой черепичной крышей, также украшенной повторяющимися черными изображениями драконов.

С четвертой стороны двора над воротами, сквозь которые входили участники состязания, возвышался трон Шена. Он был выкован из железа в форме человеческих костей и на сиденье и спинке выложен непонятно как добытым китовым усом, покрытым шкурой медведя-панды — лишь колдун подобный Шен Цуну мог так использовать мех этого священного животного. Балдахин из странного материала, прикрепленный к колоннам акульими зубами, защищал трон от рассеянных солнечных лучей. Кое-кто поговаривал, будто балдахин этот сделан был из человеческой кожи, но немногие могли поверить в то, что даже безжалостный Шен мог себе позволить столь омерзительную и откровенную демонстрацию своих тайных пристрастий. Однако Кун Лао не сомневался, что колдун был способен и на такое.

Чемпион пришел просто, без всяких церемоний, хоть ему и предлагали их организовать, и сел вместе с остальными участниками турнира, а не на специально отведенное ему почетное место в центре первого ряда амфитеатра. И вел он себя так же, как все остальные участники: Кун Лао считал, что почести нужно было каждый год зарабатывать заново, а не почивать на лаврах прошлых побед. Тем не менее, он не вступал в поединки до тех пор, пока в схватках не были определены трое лучших бойцов, мастерски владеющих искусством рукопашного боя.

Первые поединки всегда были захватывающе интересными: заслуженные ветераны бились с новичками на трех отдельных аренах до победы одного из соперников. Когда поединок завершался, и победитель и побежденный возвращались на свои места — первый ждал новой схватки, а второй смотрел и учился.

Трое лучших мастеров боевых искусств определились к ночи. Кун Лао по очереди сразился с каждым из них. Несмотря на их отвагу и то обстоятельство, что двое из них участвовали в Смертельной Битве впервые, Кун Лао быстро расправился с каждым. Первый его соперник — мускулистый малый, называвший себя Ульфилой Остготским, — боевыми искусствами не владел, но яростно нападал на противника с дубинкой, утыканной острыми шипами, и щитом, однако он быстро выбился из сил. Другой — старый соперник Кун Лао, мавританец Махада, во время боя читавший стихи из ведического «Гимна творения», — бился храбро, но в схватке потерял несколько зубов, а вместе с ними способность декламировать и уверенность в своих силах. Третий поединщик — римский борец по имени Тойзар — доставил Кун Лао несколько неприятных моментов, когда прижал его к земле, но боль от ран, которые чемпион сам себе нанес острыми колючками, прибавила ему сил, и он сумел сбросить с себя противника. Раньше, мелькнуло в голове Кун Лао, сила талисмана просто не дала бы сопернику возможности свалить его на землю.

В течение всего дня Кун Лао продолжал ощущать присутствие чего-то сверхъестественного, однако до сих пор он не видел и не слышал ничего такого, что могло бы вызвать его беспокойство.

После победы над Тойзаром, которую он одержал, бросив обессилившего соперника через плечо, Кун Лао повернулся к хозяину, поклонился, расставил ноги в боевой стойке, опустил вниз руки и встал в ожидании. Спустя миг, показавшийся вечностью, Шен Цун усмехнулся.

— Твоя победа впечатляет, — проговорил хозяин. — Тем более что, как мы заметили, ты впервые сражался без помощи магии.

— Религия — это не магия, — парировал выпад Шен Цуна победитель.

— Об этом можно спорить, но не теперь, — ответил Шен Цун, продолжая усмехаться. — Я хотел лишь отметить, что ты сражался без своего амулета, и это достойно уважения. — Глаза преждевременно состарившегося колдуна сузились, кустистые седые брови уперлись в переносицу. — Ты победил — пока. Но тебя ждет еще одна схватка.

— Ты же видишь, — спокойно сказал Кун Лао, — я жду тебя.

Шен Цун бросил на него долгий взгляд, потом сделал согнутым пальцем знак стоявшей справа от его трона фигуре в капюшоне.

— Веер, — бросил хозяин.

Фигура запустила руку куда-то в глубь одежд и достала складной веер из тонкой рисовой бумаги. Шен Цун начал неспешно им обмахиваться; хоть движения его казались неторопливыми и даже ленивыми, полотнища знамен, укрепленных на дальней стене, затрепетали.

Усмешка на лице Шен Цуна стала шире. От застывшей на его лице, Похожем на обтянутый кожей череп, неестественной ухмылки, в которой не было и намека на радость, по телу Кун Лао побежали мурашки.

— Тебе известно, — спросил Шен Цун, — что в этом году я решил не участвовать в турнире?

— Мне очень жаль об этом слышать.

— Я верю тебе, — ответил Шен Цун. — Желаешь ли подойти и принять мои поздравления с победой?

Боевая поза Кун Лао оставалась неизменной.

— Ты прекрасно знаешь, что это противоречит правилам Смертельной Битвы. Победитель должен сразиться с хозяином или — если хозяин турнира по какой-то причине не может участвовать в состязании — с тем бойцом, которого хозяин выставит вместо себя.

— Конечно, — проговорил Шен Цун. — Иначе победитель не выиграет главный приз: год жизни, на который он не состарится до следующей Смертельной Битвы.

Кун Лао локачал головой.

— Я сражаюсь не ради этого приза, и другие собравшиеся здесь бойцы, думаю, тоже. Победа для них — вопрос чести, а не награды.

В этот момент монах ощутил тревожившее его присутствие чего-то сверхъестественного сильнее, чем раньше. Что бы ни произошло, кто бы ни должен был появиться, долго теперь это существо не задержится.

— Возможно, ты прав, — согласился Шен Цун. Ухмылка на его губах в последний раз вспыхнула и угасла. — Какой толк в жизни, если в ней нет места чести… если мы не властны над своей собственной душой.

Шен Цун жестом отослал слугу на место, продолжая пристально смотреть на Кун Лао, потом хлопнул один раз в ладоши. За пределами двора раздался стон, звук которого походил на скрип несмазанных колес перегруженной телеги, потом лязг и грохот, будто подняли большую цепь и с силой бросили ее на каменный пол. Вслед за этим из темного пространства позади огнедышащих драконов донеслись глухие звуки тяжелых шагов.

— В этом году, — сказал Шен Цун, — я решил не участвовать в турнире. Я уже немолод, Кун Лао, и будет лучше, если на этот раз вместо меня выступит другой участник состязаний.

Когда во тьме стали вырисовываться очертания какого-то огромного, неуклюжего существа, звук тяжелых шагов еще более усилился. Очертания эти напоминали человеческие, но ростом существо было под восемь футов и конечностей у него было больше, чем у людей.

По мере приближения чудовища ощущение присутствия незримой и грозной злой силы, которое все время преследовало Кун Лао, обострилось еще сильнее. Причем зло это было гораздо больше исходящего от Шен Цуна — колдун, по крайней мере, был человеком.

А эта тварь к роду человеческому явно не принадлежала. Наклонив голову и пройдя в ворота, она встала посреди освещенного пламенем двора, ее красные глаза внимательно разглядывали присутствовавших. Многие из сидевших в амфитеатре героев закричали от страха, а когда чудовище с кожей цвета бронзы зарычало и стало двумя верхними из четырех мускулистых лап бить себя в грудь, две нижние нетерпеливо протянув к Кун Лао, крики переросли в вопли. Мышцы каждой из четырех рук в запястьях были перехвачены железными обручами, к которым крепились цепи, и каждый из трех пальцев на обеих нижних руках загибался от неуемного желания схватить и растерзать жертву. Заостренные уши чудовища подергивались от очевидного удовольствия, которое доставляли ему вопли побежденных бойцов.

Кун Лао не выказал перед монстром признаков страха, и тот угрожающе затряс головой. Его длинные черные волосы, заплетенные в свисавшую на спину косу, закачались из стороны в сторону, а почти безгубый рот раскрылся в мерзкой гримасе, обнажив белые зубы и два острых, покрытых мутной слюной клыка.

Гигант нетерпеливо переминался с ноги на ногу, четко очерченные на его животе мускулы играли, стянутые красным кожаным поясом, пряжку которого украшали изображения Инь и Ян, мышцы слоноподобных ног вздувались ниже его синей набедренной повязки.

На каждой ноге монстра — по-другому его назвать Кун Лао даже не мог — было по два острых когтя спереди и по одному сзади, и все шесть когтей яростно скребли каменный пол арены. Серые гамаши, покрывавшие голени огромной твари, казалось, были готовы лопнуть от напора игравших мышц и сухожилий.

Глаза Шен Цуна злобно сверкали.

— Кун Лао, хочу представить тебе моего бойца — сына царя Борбака и царицы Маи, принца Куатана и верховного предводителя армий царств Шокана.

Кун Лао заметил, как пасть чудовища перекосило от звериной ярости.

— Однако, — продолжал Шен Цун, — если ты еще в состоянии говорить, можешь называть его по имени. Его зовут Горо.

Глава 11

Если бы…

Тысяча если бы пронеслась в голове Кун Лао, когда громадная туша двинулась в его направлении. Если бы он взял с собой талисман, у него был бы хоть какой-то шанс одолеть грозного соперника. Если бы он согласился завершить турнир без приза, как позволяли правила, ни честь его, ни сама жизнь не стояли бы теперь на кону. Если бы он использовал свое право и стал настаивать на поединке с Шен Цуном, то наверняка одержал бы победу, потому что некогда сильный противник и блестящий мастер боевых искусств сейчас очень ослаб.

Если бы…

С ревом, вырвавшим невероятной мощи пламя из пастей каменных драконов, топая с такой силой, что содрогались каменные арена и амфитеатр, Горо приближался к сопернику. Как и следовало монаху-воину Ордена Света и победителю Смертельной Битвы, Кун Лао не стал пассивно дожидаться нападения. Он бросился навстречу надвигающемуся врагу, издав громкий боевой клич, который, казалось, исходил из самой глубины его существа. Клич прозвучал столь Пронзительно, с такой роковой силой, что даже на звероподобном лице Горо на миг отразилось замешательство. Но это все же его не остановило. Два бойца, угрожая друг другу, продолжали сближаться.

Одновременно похожий и на дракона и на человека, монстр был медлительнее, чем Кун Лао. И победитель турнира прекрасно понимал, что именно в скорости его главное преимущество. Приблизившись к Горо на достаточное расстояние, Кун Лао повернулся, упал на руки и одно колено, и сильным ударом другой ноги попытался опрокинуть гиганта на землю. Но Горо наклонился, предвосхитив этот выпад, и блокировал удар нижней правой рукой. Тем временем другие три его лапы потянулись к казавшейся легкой добыче.

Быстро оглянувшись, Кун Лао ударил снизу по одной из лап чудовища, сгруппировался и сделал кувырок назад, сквозь широко расставленные ноги гиганта. Потом, быстро распрямившись, чемпион подпрыгнул и изо всех сил стукнул Горо по жирной короткой шее. Зрители восторженно завопили, когда титан взмахнул всеми четырьмя руками и отпрянул.

Однако мощнейший удар, казалось, лишь разъярил монстра, не причинив ему ощутимого вреда. Кун Лао снова подпрыгнул, намереваясь еще раз стукнуть Горо по шее, но тот, опершись на одну ногу, другой сделал резкий выпад назад и попал в Кун Лао, когда тот падал вниз. Могучий удар отбросил монаха назад, но он, сделав в воздухе сальто, сумел приземлиться на корточки на каменные плиты арены.

Горо, обернувшись, вновь пошел в атаку. На этот раз Кун Лао дождался, пока соперник приблизился, потом упал на спину, закинув руки за голову, твердо уперся ладонями в камень и прямыми ногами нанес сокрушительный удар Горо в живот.

Изо рта принца вырвался неглубокий вздох, но Кун Лао понял, что гора мышц, куда он угодил ногами, надежно защитила его врага от травмы, которая напрочь вывела бы из строя любого человека. Однако страшнее всего было то, что Кун Лао не успел убрать ноги, и их с двух сторон сжали как тисками четыре мощные руки монстра. Подняв соперника в воздух спиной к себе, Горо нанес мастеру боевых искусств страшный удар ногой между лопаток.

Этот удар едва не вышиб из него дух, и Кун Лао понял, что второго такого не перенесет. Когда гигант замахнулся снова с силой, образовавшей порыв ветра, Кун Лао обхватил себя за колени и, все еще свисая вниз в железном захвате Горо, сумел отклониться вверх так, что ушел от следующего страшного удара гигантской вытянутой ноги. Воспользовавшись тем, что его противник на долю секунды потерял равновесие, Кун Лао резко дернул ногами вниз, вырвался из державших его мертвой хваткой лап и упал на по-прежнему вытянутую ногу чудовища.

Как только Кун Лао упал, Горо взвыл от боли, а зрители радостно закричали, выражая чемпиону свое одобрение и поддержку. Тем временем монах Ордена Света использовал ногу врага в качестве толчковой доски, оттолкнувшись от которой, подпрыгнул и отлетел в сторону от Горо. Приземлился он позади соперника, и хоть был уже прилично измотан, скрестил перед собой руки, приготовившись отразить очередную атаку.

Принц повернулся к нему, но Кун Лао быстрым движением ударил Горо пяткой прямо в правую коленную чашечку. Гигант согнулся, но сумел вновь использовать преимущество своих четырех длинных рук. Уже падая, Горо успел схватить Кун Лао за руку. Он увлек чемпиона за собой, и у того не оставалось другой возможности, кроме как обхватить ногами Горо за шею. Тварь из Внешнего Мира отпустила руку Кун Лао и без труда разжала его захват, продолжая все шире раздвигать ноги монаха, словно это была сухая ветка дерева.

Острая боль обожгла промежность Кун Лао. Умудрившись просунуть вниз руки, он оперся на одну из них, штспором извернулся и с трудом вырвался из цепкого захвата Горо.

Разъяренный гигант всеми четырьмя лапами по очереди ударил по земле, потом протянул их к Кун Лао, который пытался подняться на ноги, но чувствовал себя на них так, будто они были сделаны из болотного тростника.

Ему не без труда удалось подняться, и когда Горо пошел на него наклонившись и напрягшись как разъяренный бык, Кун Лао отпрянул назад, встал на руки, а потом, сильно ими оттолкнувшись, сделал бросок ногами в сторону монстра. Он ударил Горо пятками по шее так, что подбородком чудовище стукнулось о выложенное в камне изображение дракона с такой силой, что изо рта у него потекла зеленоватая кровь.

Горо встал. Глаза его были широко раскрыты и горели красным огнем. Кун Лао понял, что совершил ошибку, причинив врагу сильную боль, не имея при этом возможности нанести ему завершающий решительный удар.

Разъяренно вертя головой, Горо раскрутил свою косу, которая вертелась с такой скоростью, что неминуемо сломала бы Кун Лао хребет, если бы по нему ударила. Все время пятясь назад, монах оказался оттесненным к нижнему ряду мест для публики с правой стороны арены. Зрители повскакали с мест, Кун Лао старался избежать удара тяжелой крутящейся косой, а Горо занес над противником все четыре кулака. Три из них ударили в камень, раскрошив его, а четвертый пришелся в левое плечо Кун Лао, который отскочил вбок, чтобы избежать трех других ударов.

Монах застонал от нестерпимой боли, когда груда мышц и костей с чудовищной силой вмяла его плоть в камень. Прижав противника к стене, Горо принялся его безжалостно избивать, нанося удары тремя свободными руками. Хотя Кун Лао, защищаясь от прямых ударов в лицо, двигал головой и умудрялся одновременно действовать здоровой рукой, многие из ударов пришлись ему в грудь, живот, ноги и плечи.

От невыносимой боли реакция Кун Лао притупилась, тело все стало неметь. Противник продолжал его колотить, но он чувствовал лишь удары, но не боль. Сквозь застилавшую глаза кровавую пелену монах видел, как Шен Цун встал с трона, чтобы удобнее было смотреть, как его слуга наносит сопернику зверские удары, руки колдуна судорожно сжимались в кулаки, не оставляя никаких сомнений в том, что он сам бы хотел свершить расправу вместо Горо.

— Убей его! — услышал Кун Лао чей-то крик. Наверное, это был голос Шен Цуна. — Его сердце… — донеслось до монаха, — дай мне его сердце!

Внезапно град ударов прекратился.

Кун Лао чуть не упал лицом вперед, но сверхчеловеческим усилием заставил себя устоять на ногах.

«Оставайся человеком до самого конца», — приказал он себе. Монах шатаясь стоял на ватных ногах, скрестив перед собой руки в бесполезной защите, глядя перед собой затуманенным взглядом, вслушиваясь заложенными ушами, пытаясь понять разумом, отказывавшимся ему служить, когда Горо снова к нему приблизится.

Кун Лао едва различал перед собой расплывчатые очертания гигантского бронзового тела, а красный блеск звериных глаз уже не видел совсем, потому что кровь и пот застилали его взор.

Тем не менее, он заметил, как Горо раскрыл пасть, полную блестящих, белых, плотоядных зубов.

«Белое на золотом, — мелькнула в голове мысль. Контуры фигуры Горо расплывались и колебались. — Прямо как в моем талисмане».

Странная, бесконечная двойственность всего сущего — о ней подумал в последний свой миг Кун Лао, когда три могучие лапы скрутили его мертвой хваткой, а четвертая с тремя вытянутыми пальцами потянулась к его груди за главным призом. Теперь им был уже не год жизни, подаренный Шен Цуном, а большое, благородное сердце верховного жреца Ордена Света…


За шестьсот миль от этого места, в хижине, стоявшей неподалеку от уже почти достроенного моста, молодой человек крепкого телосложения наблюдал за тем, как его жена рожала их первенца.

Весь в крови, мальчик закричал, когда престарелая повитуха шлепнула его по попке, и изо рта его выпали остатки последа.

Старуха уложила младенца на мягкую ткань и запеленала, потом протянула дитя матери. Повитуха улыбнулась молодой женщине, затем бросила суровый взгляд в сторону отца новорожденного.

— Выпороть тебя мало за то, что ты ее в таком состоянии сюда с собой притащил, — сказала она.

Чан Лао улыбнулся.

— Это меня-то выпороть? Моя жена сама настояла на том, чтобы быть со мной на строительстве этого моста. Я ее просил остаться дома.

— Просил, — фыркнула старуха. — Что творится теперь с молодыми женщинами? — Она ткнула пальцем в сторону Чан Лао. — Ты должен был сказать ей, чтобы она осталась, а ей надо было делать, что сказано.

— В нашей семье другие порядки, — мягко сказала Май Лао. Она чмокнула дитя в мягкое ушко и провела рукой по черным волосикам на его головке. — Мы всегда относимся друг к другу с равным уважением. — Глаза ее встретились с глазами мужа. — Разве ты не говорил мне о том, что твой старший брат всегда вел себя с тобой как с равным, несмотря на разницу в возрасте?

— И в делах, и в играх, — отозвался Чан Лао, — не было человека справедливее Кун Лао.

Когда повитуха сделала все, что от нее требовалось, молодой папаша подошел к жене и обнял ее и их первенца.

Май улыбнулась.

— Я оказалась права, а ты ошибся, — сказала она. — У нас родился сын, Чан. Мой отец еще жив, может, в честь твоего назовем малыша Вин Лао?

Чан взглянул на новорожденного, который и ему был обязан своим появлением на свет. К восхищению, испытываемому им при виде сына на руках жены, вдруг добавилось странное, необъяснимое чувство, от которого у него мороз пошел по коже.

— Май, ты не против, если это имя мы прибережем для второго нашего сына?

— Второго? — улыбнулась Май. — Ты и впрямь рассуждаешь как инженер, заранее планирующий свой следующий проект.

— Не в этом дело, — ответил Чан. — Мне вдруг очень захотелось назвать мальчика в честь моего брата.

Лицо Май омрачилось.

— Но ты ведь его не видел пятнадцать лет. Он ушел из дома, чтобы найти… что он пошел искать?

— Бога, — сухо ответил Чан. — Так по крайней мере говорила мне моя бедная тетушка. До самой своей кончины она так и не смогла оправиться от удара, которым стал для нее уход брата из дома.

— Бога, — задумчиво повторила Май. — И ты хочешь назвать своего сына в честь безумца, который отправился на поиски бога?

Чан кивнул.

— Да. Не знаю почему, но я должен это сделать.

— Ну, если ты так хочешь, — ответила она, — я согласна. Мы назовем нашего сына Кун Лао.

Как только с губ ее сорвалось это имя, младенец тут же успокоился.

А где-то вдалеке прогрохотал мощный раскат грома.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Окрестности Тяньцзиня, Китай: наше вре мя.

Глава 12

История эта была самой нелепой и невероятной из всех, какие доводилось слышать Кэно. Видимо, именно потому, что вся эта галиматья не имела никакого смысла, к исходу долгого дня пешего пути — уже четвертого по счету — они заблудились в таком глухом и затерянном месте, где даже ничто казалось чем-то.

Наемник, грабитель и вымогатель, состоявший членом банды Черного Дракона, которая внушала обывателям дикий ужас, этот родившийся в Японии американец лишь качал головой, когда вместе с небольшой группой таких же, как он, отъявленных негодяев пробирался по девственным лесам, заросшим непроходимым кустарником, этого промозглого горного района Китая. Он был совершенно уверен в том, что ни одно двуногое существо не бродило по этим лесам со времен Конфуция… особенно тот козел, что нанял Кэно и всучил ему эту карту.

Карту, нарисованную рукой ребенка. Как в мультике про Винни-Пуха. А ему, наверное, собака подсказала, как ее рисовать… а собаке эту мысль птица на хвосте подкинула.

Да, положение было — глупее некуда. Впрочем, Кэно было не привыкать, какой только дури он не наслышался за свои тридцать пять лет, тридцать из которых отдал преступному миру… Пока его команда недовольно ворчала за спиной, сам он тешил себя воспоминаниями о пережитом. Например, о том как его послали выбивать должок из одного популярного актера с телевидения, которому им случилось помочь в трудные для него времена.

— Налоговое управление забрало мои деньги, у меня только те фальшивки, которыми мы расплачиваемся на сцене, — бормотал актер, когда Кэно тряс его за грудки. — Дай мне время до завтра. Я все тебе принесу!

Кэно дал актеру три секунды, чтобы тот долетел до самого тяжкого мгновения своей жизни, — сбросил его с вершины каньона Колдуотер на крышу хибары, стоявшей в двухстах футах внизу.

Кто же не помнит эту историю? Хлыщ, корчивший из себя героя, так приземлился на эту халупу, сбитую из чего попало, что вся эта шаткая конструкция полетела с обрыва вместе с актером, окутав его труп облаком щепок, мусора и пыли. А на следующий день все газеты пестрели заголовками типа: «Актер снес дом» или «Звезда погибла; парик остался».

Как-то еще Кэно занимался одной женщиной, которая лезла в полигику, хотя там ей явно нечего было делать. Она взяла в долг кучу денег на избирательную кампанию, а потом ее избрали на важный пост. Когда Кэно пришел получить должок, ее секретарша сказала, что мадам потратила бабки на жрецов вуду, молившихся о благе уезда. Кэно сохранил ей жизнь только потому, что она была женщиной, но прихватил с собой картину Джеймса Макнила, висевшую в ее кабинете. Его боссам эха картина, на которой был изображен чей-то пес Цербер, приглянулась, и все остались довольны — кроме поклонницы вуду, лишившейся в результате высокого кресла: ее обвинили в воровстве и выгнали с работы. Самое смешное заключалось в том, что после ее ухода округ и в самом деле стал процветать.

Но эта история… эта побила все рекорды абсурда. Полторы тысячи лет назад младенец, который и двух слов связать не мог, сунул палец в полную чернильницу своего отца, которая стояла на чертеже какой-то дамбы или плотины, в общем, черт его знает чего. Так вот, папаша отошел не то до ветру, не то помыться, а когда вернулся, то на выделанном куске козлиной кожи, где он чертил схему той дурацкой дамбы, уже была нарисована эта самая карта… А дальше уже начиналась совершенно немыслимая ерундовина. Отец дитяти был убежден, что малыш нарисовал эту карту под внушением одного бедолаги, давно покойника, и вся семейка рванула в эти чертовы горы искать то, что малыш им накалякал. Что с ними дальше стало, неизвестно. Как и то, откуда эта карта попала к тому малому, который нанял Кэно. Но этот старый прохиндей Шен Цун отстегнул ему два миллиона зеленых наличными, и Кэно позволил себе при этом пробормотать только что-то вроде:

— Здесь, должно быть, не обошлось без какой-нибудь чертовщины.

Бандит насупил брови и сердито обернулся, когда кто-то из его спутников, четверых мужчин и одной женщины, шедших за ним следом, стал сетовать на то, что вляпался в козлиное дерьмо.

— Эй! — прикрикнул Кэно на нытика, скорчив грозную рожу. — Кончай! Не люблю, когда мешают мне сосредоточиться.

— Что-то нам от твоих раздумий легче не становится! — огрызнулся в ответ длинноволосый молоденький коротышка.

Мускулы Кэно мгновенно напряглись под белой ветровкой.

— На что это ты намекаешь?

— Я хочу сказать, шеф, — проговорил Мориарти, — что все мы в этой глухомани по уши в дерьме увязли.

Он еще не закончил фразу, как Кэно мгновенно развернулся, чтобы от души засветить говорливому малому по челюсти. Но удар не достиг цели — Мориарти отпрянул и отчаянно замахал руками, чтобы сохранить неустойчивое равновесие на отлогом склоне, по которому они поднимались в гору — за ним был крутой обрыв. Кэно встал и уставился на него в упор, глядя, как тот руками хватается за воздух. Левый карий глаз главаря был нормальным, хоть в нем и светился гнев, правый же — искусственный, крепившийся с помощью металлической пластины и способный видеть даже в инфракрасном свете, — горел неудержимой яростью.

В конце концов, один из приятелей Мориарти — Майкл Шнайдер протянул свою волосатую лапу, сгреб и приподнял Кэно за ворот заляпанного пятнами пота и жира свитера и после снова поставил его на место плечо, хорошо зная, что тот левша, и не желая повредить его сильную руку. Это глухое место было настолько далеко от цивилизации, что, как прикинул Кэно, заменить ему здесь Мориарти мог разве что йети[1]

В отличие от предыдущего удара, этот свалил Мориарти на спину, и он так на ней и откатился на несколько ярдов вниз по склону.

— Ну, ты и скотина! — прорычал он, пытаясь дотянуться до спускового крючка МК-4, который оказался под ним.

— И не думай! — крикнул Кэно, спрыгнув вниз по склону и согнув ногу в колене так, что носок его ботинка глядел прямо в челюсть наемника. — А то я тебе сейчас голову оторву.

В этот момент Кэно почувствовал укол в шею.

— Оторвешь башку ему, — раздался женский голос, — твою тебе мы отрежем.

Кэно вылупил глаза на Джильду Сталь. Блондинка с точеной фигуркой, бывшая танцовщица из Штатов прижала свой девятидюймовый тесак к его глотке. От мужика, который ему ее сосватал, Кэно знал, что она была вполне способна выполнить свое недвусмысленное обещание: тот малый рассказывал, что видел как-то, как она одним ударом этого самого ножа напрочь снесла кому-то голову, а потом отшвырнула ее — всю в крови — ярдов на семьдесят.

— Отвали, Джилли, по-хорошему, — сказал Кэно, не повышая голоса. — Тебя это не касается.

— Ты прав, — твердо сказала она, но глаза ее при этом жестко блеснули. — Но поиски амулета, доставка тебя на остров и деньги за работу, которые я должна получить, — это мое дело, и меня оно касается не меньше, чем тебя с твоими дружками.

— Я защищаю свою честь. Джильда фыркнула.

— Твоя честь покоится в той же папке, где и твоя смазливая рожа, и неплохие мозги, и написано на этой папке: «Особо опасный преступник».

— Не болтай лишнего, курица. Теперь и ты на мою честь посягаешь…

— Надо же, — проворковала она. — Да как же это я осмелилась? Может, ты меня на дуэль вызвать собираешься? Или кишка тонка? — Она повернула лезвие ножа так, что оно всей длиной легло на его затылок, потом стала медленно к нему придвигаться, пока ее полные губы вплотную не приблизились к его уху. Он почувствовал на щеке ее дыхание, когда она произнесла: — Ну, признайся, что ты просто большой плохой мальчик… Просто ты любишь драться.

— Да, — прошипел он. — Драться я люблю. — Брови его сурово сдвинулись к переносице, искусственный глаз сощурился. Лучи естественного и инфракрасного света, смешиваясь в мозгу, заставляли его чувствовать себя чем-то вроде человека-тигра, и челюсти бандита плотоядно лязгнули. — Очень люблю.

— Тогда послушайся моего совета, дружок, — прошептала Джильда, приблизив губы к самому его уху и чуть ли не нежно водя ножом по его шее. — Решай эти вопросы в свободное от работы время. И запомни, Кэно, женщины не любят невежливых парней… и никудышных профессионалов.

Кэно с трудом сглотнул до противного вязкую слюну, когда она, казалось, ласково провела ножом по его кадыку, и взглянул на лежавшего на земле Мориарти. Металлическая набойка его ботинка все еще упиралась в мягкую плоть под челюстью подручного.

— Ладно, — сказал он, нехотя опуская ногу. — Вставай.

Кэно пошел прочь. Джильда протянула руку лежавшему на земле человеку, помогла ему под няться, и они присоединились к остальным.

— Джилли! — окликнул ее Кэно.

Женщина остановилась и вполоборота повернула голову. Ее защитного цвета брюки, плотно облегавшие стройные ноги, в лучах заходящего солнца резко контрастировали с поношенной летной кожанкой.

— Не думай только, что я тебе не дал взбучку лишь потому, что ты женщина, — проговорил Кэно. — Ты мне ножом грозила, и я тебе этого не забуду.

— Хорошо, — ответила Джильда и пошла дальше. — Это значит, что снова мне так делать не придется.

«За словом она в карман не полезет — умная как черт!» — подумал Кэно, дав себе зарок хорошенько ее проучить, но не здесь и не сейчас. Мориарти со Шнайдером уже были настроены против него, и бандиту не хотелось лишний раз искушать судьбу. Сенни с By, несмотря на свои неповоротливые мозги, тоже могли пораскинуть ими, снюхаться с остальными и оттяпать львиную долю того барыша, на которую он сам точил зубы.

Достав из-за пояса карту, Кэно пошел дальше вверх, по склону, поражаясь в душе, как он мог допустить такую ситуацию. Держать в узде членов банды Черного Дракона было непросто и в нормальной обстановке, а здесь справиться с этими тупыми недоносками и головорезами было почти невозможно. Самые покладистые из азиатских членов банды отказались идти с Кэно, потому что не верили в невероятную историю о таинственном амулете и полагали, что он никогда его не найдет, а если даже и найдет, то просто не доживет до того момента, когда Шен Цун соберется окончательно с ним рассчитаться. Правда, никому из них и в голову не могло прийти, что сумма гонорара за эту работенку составляла пять миллионов долларов. Если бы они узнали об этой немаловажной детали, то, возможно, некоторые взглянули бы на дело иначе.

Но Кэно поверил посланцу Цуна — гигантскому амбалу ростом более восьми футов, подвалившему к нему в Гонконге. Даже у Кэно не хватило духу сказать этому чудовищу в наглухо застегнутом плаще и чем-то походившему на игуану, что он порет несусветную чушь о спрятанных где-то солнце и луне, о кормчем, который будет ждать в деревне на берегу Восточно-Китайского моря, об острове в тумане и о каком-то таинственном хозяине, которого никак нельзя огорчить.

Свою роль в этом деле сыграла еще одна существенная деталь: Кэно сидел в Гонконге лишь потому, что у него просто не было денег поехать куда-нибудь еще. Из Японии и Соединенных Штатов его выгнали, а суды еще тридцати пяти стран разыскивали бандита за совершенные им преступления. Поэтому в тот момент он продался бы даже марсианам, собравшимся завоевывать Венеру, если бы они заплатили ему наличными.

И, тем не менее, ему хотелось бы пойти на это дело со своими старыми, испытанными, закадычными корешами — забулдыгой Фей Хуном из Кореи и Коннором — искусным фехтовальщиком из Шотландии. Они были настоящими профессионалами, мастерами своего дела. Шнайдер же с Мориарти — всего лишь шестерки, блатные новички, приятели одного туза в иерархии Черного Дракона. Ни в одном серьезном деле пока проверены не были, это их первая стоящая работенка. Кэно уже стал склоняться к мысли, что даже на конкурсе неудачников онизаняли бы только второе место.

У двоих других членов группы опыта было побольше, но совсем иного плана. Кэно, пожалуй, предпочел бы, чтобы у Джима By его было поменьше. Раньше он служил в Пекине, в охране Мао Цзэдуна, а после его смерти менял работы как перчатки. Сейчас бы ему самое время на печи греться, но старик прямо рвался в бой, хотя реакция у него была теперь совсем не та, что раньше. Если бы не eгo умение метать звездочки и не способность скручивать газету так плотно, что ею можно было заколоть человека, и если бы кто-нибудь помоложе вызвался пойти с Кэно на это дело, то By бы и близко здесь не было.

Сенменджони был вылеплен совсем из другого теста, у этого малого не было ни опыта, ни физических данных. Раньше он был банкиром, штаны в конторе просиживал. Сенни сделал большую ошибку, заболев золотой лихорадкой в восьмидесятые, когда многих в деловом мире сгубила неуемная жадность. Он крепко прогорел на биржевых спекуляциях, и от тюрьмы его спасло лишь то, что неудачливый банкир согласился пойти бухгалтером в Черный Дракон. Кэно решил взять его с собой за то, что он хорошо знал местные диалекты, имел острое, как акульи зубы, зрение и был способен нести больше поклажи, чем любой другой член группы. Если бы не эти его качества, он был бы совершенно бесполезен.

И наконец, Джилли.

Кэно нашел ее через двойного агента — гонконгского полицейского, которого подкармливало китайское отделение Черного Дракона. Этот стукач сказал ему, что девица с норовом, и оказался прав — у Кэно с самого начала были серьезные сомнения в отношении того, стоило ли ее брать с собой. Он уже как-то работал с женщиной, и думал, что одного раза ему хватит по гроб жизни. После того как он с Либби Холл Освободительницей похитил боливийского журналиста, слишком глубоко копнувшего под мафиозных воротил, отмывавших в Ла-Пасе грязные деньги, Кэно решил оставить ей сорок процентов вознаграждения, а себе взять шестьдесят. Картина была примерно такой же, как и теперь, только тогда он был гораздо более щедр, потому что смазливая блондиночка очень ему приглянулась. Этого ей выше крыши хватит, прикинул тогда Кэно: она была всего-навсего двадцатидвухлетней шмокодявкой, за плечами которой не было еще ни одного серьезного дела, а он — известным ветераном.

Но при первой же попытке прижать ее к ногтю из-за этих десяти процентов разницы она ему чуть не выцарапала оставшийся глаз. Тогда-то он и дал себе зарок никогда больше с бабами не связываться, потому что с ними невозможно по-человечески договориться: чуть что не так — тут же тебе норовят вцепиться в последний глаз своими наманикюренными коготками. Вместе с тем он не мог не признать, что Либби оказалась одним из самых надежных его партнеров. У Кэно было такое чувство, что и Джилли из той же породы.

Во всяком случае, Кэно доверял ей гораздо больше, чем стукачу-полицейскому, который его с ней познакомил. Деревушка Чжужун… Гора Ифукубе. Эти названия вышли из употребления уже десять веков назад. Никаких толковых ориентиров, кроме невнятного бормотания восьмифутового верзилы об изображениях на карте, у него не было. Почему этот поганый младенец не мог накалякать своим пальцем что-нибудь более внятное?

Врожденные инстинкты Кэно подзуживали его хапнуть пару миллионов зеленых задатка и купить себе где-нибудь небольшой островок. Но вон тот амбал хоть обычно и помалкивает, но при таком раскладе, Кэно нутром это чуял, в один далеко не самый прекрасный день его жизни заостренные, как у ящерицы, уши этого монстра высунутся из прибрежных вод, омывающих этот островок, и острые белые зубы обглодают его, как прожаренную свиную отбивную на косточке. Лучше уж продолжать делать то, на что подрядился, сорвать еще три миллиона, заплатить каждому спутнику из Черного Дракона по двести штук, а на оставшиеся четыре лимона прикупить островок побольше.

Он даже представить себе не мог, что бы сделала Джилли, если бы узнала, сколько он за эту работенку на самом деле хапнуть хочет. Хотя дело в сущности было не в этом. Ни о чем она не пронюхает… но даже если что, он всегда сможет смотать в Мюнхен к этому доктору Ротвангу, и тот сделает ему новое ухо, или руку, или что там еще ему может понадобиться. Клевый островок и за три лимона всегда можно подобрать…

— Босс!..

Запыхавшийся Сенни подбежал к Кэно и легонько хлопнул его по плечу. Руки Кэно тут же легли на перламутровые рукоятки двух висевших на поясе кинжалов, и в мгновение ока бандит, обернувшись, скрестил их под подбородком приземистого, круглолицего бывшего банкира.

— Ты что, белены объелся? — в страхе пробормотал Сенменджони. — Убери ножички. Я тебе сказать хотел, что кое-что заметил. — Дрожащим пальцем он указал на вершину склона, по которому они поднимались в гору. — Вон там!

Кэно засунул кинжалы в ножны и посмотрел в ту сторону, куда показывал Сенни. Прищурившись от бивших в глаза лучей заходящего солнца, он увидел что-то и улыбнулся… если перекошенный оскал нижней части его лица можно было назвать улыбкой.

— Пошли, — заторопился бандит. — Чует мое сердце, нас ждет хорошая новость.

Глава 13

— Горо, — сказал Шен Цун, плавно скользя по полу столовой дворца, — кормчий привез какие-нибудь новости от твоего человека… этого Кэно?

— Нет, — ответил гигант. Его голос прозвучал как сильнейший аккорд, взятый на самой нижней октаве рояля. — Осмелюсь заметить, господин Шен, он не мой человек. Он просто человек… всего лишь человек.

— Как раз это меня и беспокоит, — ответил Шен Цун, и фигура, закутанная в плащ с капюшоном, пододвинула ему отделанное золотом и слоновой костью кресло. Хозяин и организатор турнира Смертельная Битва сел, голова его медленно покачивалась из стороны в сторону. — Прошло уже пять дней.

— Я и не рассчитывал на то, что за такой короткий срок он найдет деревню предков Кун Лао, — сказал Горо, — если она еще вообще существует. Он обещал мне прислать гонца, когда узнает об этом что-нибудь определенное.

— Шерпа сказал, что деревня существует, — заметил Шен Цун, — хотя название ее теперь иное.

— Шерпа мог что угодно сказать, — буркнул Горо, — чтобы шкуру свою спасти.

— Я ему верю, — возразил Шен Цун. — Этот человек слишком глуп, чтобы умело врать. — Колдун положил руки на подлокотники кресла, рукава его богато расшитого зелеными и золотыми узорами халата спускались чуть ли не до самого пола. — Не меньше пяти дней, чтобы найти деревню, — вздохнул Шен Цун, — а потом еще несколько дней, а может и недель, чтобы отыскать эту проклятую гору. Горо, как ты думаешь, почему спустя полторы тысячи лет неустанных поисков и ожиданий эти последние дни тянутся так нескончаемо долго?

— Потому что теперь мы как никогда раньше близки к успеху, — ответил гигант голосом, звук которого был подобен звуку контрабаса. Он уселся в железное кресло, стоявшее по другую сторону большого стола. — Так всегда бывает. В битвах Внешнего Мира я никогда не сетовал на врага, за которым должен был гоняться по нескольку дней, но если ему удавалось ускользнуть от меня на несколько минут, я был вне себя от ярости. В любви я всегда тосковал по моим подружкам в ожидании встречи, а не при расставании.

— Возможно, ты прав, — задумчиво проговорил Шен Цун. — Скажи мне теперь, почему ты решил, что Кэно лучше других может справиться с этой работой? Почему ты не сговорился с тем, кому я хотел ее поручить?

Горо протянул руку к меньшей из двух стоявших перед ним корзин, вынул из нее небольшую, отчаянно дергавшуюся рогатую жабу, сунул ее голову себе в рот и откусил.

— Потому что с тем человеком, которого ты предложил, с Саб-Зиро из клана ниндзя Лин Кей, я не смог связаться.

— Это я уже слышал, — раздраженно бросил Шен Цун. В его пронзительном голосе явно звучало нетерпение. — Почему ты не смог с ним связаться?

Горо толстым пальцем протолкнул остатки жабьего тела себе в пасть, потом потряс корзину, чтобы лучше разглядеть, что там еще вкусненького осталось, снова запустил в нее трехпалую лапу, покопался ею в колыхавшемся клубке сплетенных змей и вытащил из-под них тритона.

— Потому что он прикончил бывшего наемного убийцу по кличке Скорпион и ушел в бега. Никто вообще, даже в клане Лин Кей, понятия не имеет, в каком районе Китая он скрывается.

Шен Цун продолжал покачивать головой.

— Ты выяснил всю подноготную этого Кэно? Уверен, что он нас не подведет?

Горо проглотил теперь уже змею и утвердительно кивнул.

— Когда я пытался разыскать Саб-Зиро, мне удалось узнать, что на Кэно охотятся агенты спецслужб США и тайного Общества Белого Лотоса. Ему нужны были деньги, но — что было для меня еще важнее — он хотел снова ввязаться в драку. Этот тип напомнил мне Кинтаро — предводителя одной из моих армий во Внешнем Мире. Он любит драться за деньги, но если никто ему не платит, все равно дерется. — Раздвоенным языком Горо плотоядно облизнул грязные губы. — Эти импортные змеи очень даже ничего.

— А что это за банда, в которой он состоит, — спросил Шен Цун, — этот Черный Дракон?

Горо отправил в пасть вторую змею, длинную, зеленую, извивающуюся кольцами тварь. Потом двумя верхними руками отодвинул в сторону корзину с закусками, а двумя нижними придвинул поближе ту, что побольше, — там было главное блюдо его трапезы — и откинул крышку. Пока монстр изучал ее содержимое, красные глаза его радостно светились в предвкушении удовольствия. Он выбрал себе мексиканского бородавочника и запустил правую верхнюю лапу в корзину.

— Эта банда возникла в Токио после так называемой второй мировой войны, — сказал Горо. — Когда бандиты подобрали сироту Кэно, он воровал все, что попадалось под руку, и у американцев, и у японцев. Этому пятилетнему мальчонке посчастливилось обокрасть одного из членов банды, который был просто в восторге от того, с каким мастерством ребенок его обворовал.

— А они еще говорят, что этот мир жесток, — пробормотал Шен Цун. Он перевел взгляд за колонны, на холмы, которые тянулись к берегу.

Открывавшаяся панорама была такой же, как и полторы тысячи лет тому назад, когда они с Горо пришли сюда, чтобы отпраздновать победу, одержанную над Кун Лао. Они и сейчас выглядели точно так же, как в тот далекий, памятный день. Теперь турнир Смертельная Битва проводился не ежегодно, а лишь один раз на протяжении жизни одного поколения людей. Такой ритм больше соответствовал счету времени, принятому во Внешнем Мире. Нескончаемая и непрерывная цепь одержанных Горо побед позволяла им не стареть с того самого дня, когда сердце и душа Кун Лао были вырваны из его тела и отправлены сквозь проход во Внешний Мир Шао Кану.

«Если б я только мог вернуть себе утраченные частицы собственней души», — часто думал Шен Цун, и тут же гнал от себя эту мысль. То, что он утратил, было потеряно безвозвратно-Единственным средством, которое могло бы помочь ему хотя бы отчасти компенсировать потерю, был талисман Кун Лао, но его надо было еще найти.

— Мы сделаем этот мир более совершенным, Горо, — сказал Шен Цун. — Тех душ, которые ты собрал за все эти годы, одерживая победы в Смертельной Битве, уже почти достаточно для расширения прохода во Внешний Мир настолько, чтобы смог сюда прибыть Шао Кан. — Он взглянул на то, как гигантский подданный Князя Тьмы ловко запихивает в рот очередную рептилию. Ядовитой твари удалось, однако, извернуться и ужалить Горо до того, как он разорвал ее пополам, но существа из Внешнего Мира к яду невосприимчивы. — А когда повелитель Внешнего Мира придет сюда и приведет с собой орды фурий и демонов, мы заново перекроим эту обитель скорби. В новом Земном Мире, построенном на руинах этого, мыс тобой по праву должны будем занять достойное место — ты со своими могучими армиями… и я с волшебным талисманом. — Глаза Шен Цуна сузились и стали похожи на малюсенькие щелочки. — Если, конечно, этот твой недоносок сможет его найти.

— Он его найдет, — прочавкал Горо, заталкивая себе в пасть еще одну большую ядовитую змею. — Он знает, что, если не сделает этого, скрыться от меня ему будет негде. Я не из этих людишек, которые без толку за ним гоняются, от меня ему не уйти.

Шен Цун поднял металлическую крышку своего блюда, взял палочки из слоновой кости и стал тыкать ими в кусочки мяса тушеного козленка, плававшие в соусе. Выбрав самый маленький из них, он отправил его себе в рот и стал медленно пережевывать, вновь вспомнив о Шерпе, который нашел в горах карту и продал ее одному из участников последнего турнира Смертельная Битва — американцу, решившему, что в Соединенных Штатах он сможет получить за нее более выгодную цену, и отказавшемуся продать ее хозяину состязания. Останки американца и поныне гниют в трех разных местах на берегу, там, куда их забросил Горо, разорвав этого недоумка на части, неподалеку от торса Шерпы с оторванными руками и ногами — и все из-за того, что этот болван никак не мог вспомнить, где именно он эту карту нашел.

«Старый баран, — подумал Шен Цун. — Слишком много дури курил, вместо того чтобы быть повнимательнее». С этим дурным образом жизни будет покончено, когда железной рукой начнет править Шао Кан, опираясь на Шен Цуна и Горо и прислушиваясь к их советам. Лентяев и разгильдяев в этом мире не останется… Всех людей они заставят строить, учиться, прислуживать. А если кто взбрыкнет, с него живьем сдерут кожу и тут же поджарят на вертеле.

Есть Шен Цуну не хотелось, и ему приходилось себя заставлять, пока он размышлял о будущем и ждал джонку, которая должна была доставить ему Кэно с вожделенным талисманом…

Глава 14

Заметив чужаков, пастушок бросил стадо и опрометью побежал в деревню. Ноги его работали в сумасшедшем темпе, руки молотили воздух, голос срывался от волнения.

— Учитель Лао, — задыхаясь кричал Чин Чин, — учитель Лао, идите скорее сюда!

Крестьяне сидели по домам и спокойно ужинали. Крик мальчика услышали все — он и так частенько опаздывал приводить хозяевам овец к сроку, сегодня, значит, тоже запоздает. Но если бы он не пас свое стадо на утесе, то не заметил бы на тропе шестерых незнакомцев — пятерых мужчин и одну женщину, — свирепый вид которых его не на шутку испугал. Не предупредить об их приближении односельчан он просто не мог.

— Учитель Лао! Выйдите, пожалуйста!

Бежать мальчик уже не мог; спотыкаясь, наступая на полы своего балахона из свиной кожи, он брел мимо хижин, некоторые из которых были деревянными, крытыми соломой, а другие — таких было меньше — сложены из кирпича, к храму, стоявшему на деревенской площади.

Как только пастух подошел к большой бронзовой двери, закрывавшей вход в древнее здание, из нее вышел человек могучего телосложения с длинными черными волосами, заплетенными в толстую косу, спускавшуюся по спине. Одет он был в тонкую белую тунику. Выражение его лица было слегка озабоченным, но беспокойным его назвать было никак нельзя. Его светло-карие глаза смотрели на мальчика так, как будто человек этот не ведал чувства паники или страха, в любой жизненной ситуации сохраняя спокойствие и хладнокровие.

— Ну, что там стряслось, Чин? — мягким, но твердым голосом спросил мужчина выбившегося из сил мальчугана.

Вытаращив глаза и заикаясь от усталости и волнения, тот проговорил:

— Почтенный Кун Лао, к нам идут чужие! Они поднимаются сюда по склону нашей горы. Мне показалось, что это злые люди!

— Это не наша гора, сынок, — сказал священник. — Она служит всем, у кого есть в ней нужда. А первое впечатление часто бывает обманчивым, — добавил он, потрепав мальчика по плечу. — Ну что ж, пойдем, поприветствуем незваных гостей, а заодно поглядим, не разбрелись ли там твои овечки.

Затворив за собой дверь храма Ордена Света и посоветовав высыпавшим на улицу крестьянам разойтись по домам, высокий священник, босой, в свете догорающей зари последовал за пастухом по пыльной дороге небольшой деревеньки.

От края склона, по которому проходила горная тропа, до околицы деревни было около четверти мили. Все это пространство заросло кустарником, в котором громоздились огромные валуны. Кун Лао с мальчиком встретили незнакомцев, пройдя примерно половину этого пути. Когда Кэно со своими людьми с ними поравнялся, верховный жрец Ордена Света с низким поклоном сказал незнакомцам:

— Добро пожаловать. Меня зовут Кун Лао.

Кэно пристально оглядел священника с головы до ног.

— Неужели тебе не холодно? — спросил он, похлопывая себя руками. — Я вот до костей промерз, хоть под курткой у меня прилично поддето.

— В очаге храма горит огонь, — сказал Кун Лао, гостеприимно протягивая руку, — в котле варится похлебка. Всех приглашаю разделить с нами трапезу.

— Надо же, — буркнул Мориарти, — котел. А я думал, они только у ведьм и колдунов бывают.

— Заткнись, — цыкнул на него Кэно. — Кто только тебя воспитывал?

— Тот же придурок, что учил тебя ориентироваться на местности, — огрызнулся Мориарти.

— Ты опять за свое, гад? — Кэно бросил на него свирепый взгляд, но между ними встала Джильда, ласково поглаживая рукоять ножа, и взгляд главаря поневоле смягчился.

— Святой отец, — сказала Джильда, — мы принимаем твое предложение и благодарим тебя за гостеприимство. Если ты нам покажешь дорогу…

— С удовольствием, — ответил Кун Лао. — Гости к нам нечасто заглядывают, и мне не терпится услышать о том, что происходит в мире.

— Нечасто — это, наверное, мягко сказано, — бросил Кэно и подал рукой знак своим людям следовать за священником, который повернулся и направился к селению. Он ухмыльнулся, заметив, как Чин Чин, напуганный его искусственным красным глазом, пошел рядом с Кун Лао.

Когда они проходили пустошь перед деревней, Сенменджони тоже подошел к Кун Лао.

— Господин, — заискивающе проговорил сорокалетний рыжеватый мужчина с большими залысинами, — вы ведь с нами по-английски говорили.

— Да, — ответил Кун Лао. — Кроме религии я еще учу людей нашего селения языкам. Это позволяет им глубже понимать культуру других народов. Вы же все говорите по-английски, или я не прав?

— Да, все, — ответил Сенни. — Но слышать этот язык здесь, в такой глуши, от местного жителя очень странно. Здесь ведь должны говорить на диалекте мандарин или на кантонском…

— Я на них тоже, конечно, говорю, — сказал Кун Лао. — Языки вообще моя слабость.

— И моя тоже! — обрадовался бывший бухгалтер.

— Чего не могу сказать о себе, — объявил Кэно, вклиниваясь между двумя мужчинами. — Иди-ка ты, Сенни, к остальным, пока не зачирикал по-тибетски, по-монгольски или еще на каком-нибудь птичьем языке. Мне надо поговорить со святым отцом.

Понурив голову, неудачливый лингвист-финансист Сенменджони отстал от них и пошел с другими членами группы. Дыхнув на озябшие руки, Кэно повернул немытую физиономию к провожатому.

— Слушай, — спросил он, — а как называется эта ваша дыра?

— Теперь ее название Вуху, — ответил Кун Лао.

— Теперь? — продолжал Кэно. — Значит, раньше она называлась по-другому?

— Да, у нашей деревеньки было много названий, — пояснил священник, — это часто зависело от того, кто правил страной. При жизни Мао ее называли Цзэдунка. А до того, как он пришел к власти, — Теккамаки.

— А ты, случайно, не слышал такое название — Чжужун? — как бы невзначай поинтересовался Кэно.

— Слышал, — улыбнулся Кун Лао. — Именно такое название было дано нашему селению при его основании в 300 году нашей эры.

Лицо Кэно, выражение которого до этого было такое, будто он целиком съел лимон, тут же расплылось в широкой улыбке.

— Ты шутишь!

— Нет, — спокойно ответил Кун Лао.

— Это ж надо! — воскликнул Кэно, оглянулся на свою команду и поднял обе руки, оттопырив большие пальцы. — Мы забрели сюда в надежде узнать, как пройти к деревне Чжужун… но никак не рассчитывали найти ее здесь!

— Ну, что ж, — сказал Кун Лао, когда они вошли в селение, — значит, вам повезло. Могу я узнать, что вас здесь интересует?

— Можешь, — ответил Кэно, вытащил из-за пояса карту и протянул ее священнику. — Наш интерес связан с этой дурацкой картой…

— Прошу прощения, — проговорил Кун Лао, бросив взгляд на кусок выделанной козлиной кожи, — но здесь темно, я не вижу, что тут изображено.

— Да, конечно, — Кэно щелкнул пальцами. — Сенни, дай фонарь. Я и забыл, Кун Фу, что не все видят в инфракрасном свете.

Сенменджони услужливо подскочил, держа в руке небольшой карманный фонарик, который Кэно выхватил резким движением и направил желтоватый луч света на изображение.

— Смотри, — сказал он, ткнув в рисунок покрасневшим пальцем, — это пятно — Чжужун. Мы, значит, здесь находимся. А вот тут, — его грязный ноготь скользнул по той чернильной линии, которую много веков назад прочертил пальчик младенца, — нам надо найти одну безделушку. Именно об этом просил тот малый, по чьей милости я забрался в эту глухомань. Теперь мне надо точно узнать, куда ведет эта чернильная линия. Я хочу сказать, к какой именно горе. А может быть, и к пещере. Здесь сам черт ногу сломит…

Кун Лао покачал головой.

— Для меня это тоже загадка. Непонятно, куда ведет эта черта. Здесь так много гор, а пещер еще больше.

— Но, господин Лао, — сказал вдруг пастушок, бросив взгляд на карту через руку священника, — ясно же, что это гора Ифукубе.

— Ты знаешь, где она? — спросил Кэно.

Мальчик перевел взгляд с карты на Кэно, потом на Кун Лао. Его лицо, обычно доброе и благожелательное, вдруг стало угрюмым. Нижняя губа Чин Чина задрожала.

— Что?… Нет, — ответил пастух и отступил на несколько шагов назад. — Нет, господин, не знаю.

Зловещий красный глаз Кэно прямо впился в испуганные зеленые глазенки пастушка.

— Ты весь покраснел от стыда, — произнес бандит. — Говори, в чем дело?

— Я болен, — сказал мальчик, — у меня температура…

— А мне кажется, ты просто врешь.

— Нет! — воскликнул пастух. — Я ошибся…

— Он не обманывает тебя, — вмешался Кун Лао. — На карте и впрямь обозначена гора Ифукубе. Но никто теперь не знает ее тайн. Время не сохранило мифов, слагавшихся некогда о том святом месте.

— Надо же как романтично! — не без издевки произнес Кэно и снова щелкнул пальцами. — Мориарти! Быстро ко мне.

Второй бандит мгновенно вырос из сгустившейся тьмы.

— Слушаю.

— Возьми любую из двух своих пушек, приставь дуло к носу этого щенка и вышиби у него из башки мозги.

— Нет проблем, — с готовностью откликнулся Мориарти, снимая с плеча карабин М-44.

К ним подошла Джильда.

— Эй, Кэно, не руби сплеча, лучше сначала пораскинь мозгами. Нам эти двое нужны, как собаке пятая нога. Вполне можно и без них обойтись.

— Не кипятись, детка, успокойся, — сказал Кэно. — С чего бы этот малый, сначала весь из себя такой добренький, вдруг начал крутить. Мне надо в этом разобраться.

— Здесь большого ума не надо. Нечего было пушку на парня наставлять! — резонно объяснила Джильда.

— Как бы не так, — огрызнулся Кэно. — Дело не только в этом. В конце-то концов, ты на кого работаешь? — Кэно перевел взгляд на Кун Лао. — Ну что, Кун Фу? Может, теперь ты в этой карте разберешься?

Священник посмотрел на Чин Чина, который стоял не шелохнувшись, большие и блестящие глаза мальчика напоминали две полные луны.

— Ты совершенно не отдаешь себе отчета в том, в какую игру ввязался, — в голосе священника звучал металл.

— Нет, мешок с костями, я отлично знаю, что делаю, — зло ответил бандит. — Я собираюсь сократить численность населения Китая на одного поганого пастуха, если ты откажешься делать то, что мне надо.

Лицо Кун Лао превратилось в непроницаемую маску.

— Тебя ведь послал сюда Шен Цун, правда?

— Это закрытая информация, — удивленно ответил Кэно. — А если и так, мистер? Собираешься ты нам помогать, или хочешь, чтобы твоя зачуханная деревушка стала красной от крови?

Кун Лао неторопливо окинул взглядом по очереди каждого бандита.

— Помогу, — наконец сказал он, — но хочу тебя предостеречь: не надейся получить от Шен Цуна и его монстра Горо то, на что рассчитываешь.

Кэно взял у Кун Лао карту и снова засунул ее себе за пояс.

— Уж это — моя забота. Ты лучше побеспокойся о том, чтобы нам всем приготовили в дорогу какой-нибудь жратвы, и сам соберись — пойдешь с нами проводником.

Глава 15

Взметнувшиеся вверх громады небоскребов поблескивали в лучах заходящего солнца.

В окнах многих контор еще горел свет. Улицы внизу были забиты гудящими, скрипящими и дергающимися автомобилями, которые увозили людей, закончивших трудовой день, из центральной части города. Кроме машин по городу сновали туристы, покупатели, уличные торговцы… бездомные и преуспевающие, все они шли, спешили по своим делам кто куда в этом огромном человеческом муравейнике.

Внезапно облачное небо расколола одна-единственная молния; она была несравненно больше когда-либо виденных людьми, горела ярче и дольше их. Через мгновение по бетонно-стеклянным джунглям города прокатился раскат грома такой силы, что слышно его было даже в самых глубоких подвалах и метро необъятного мегаполиса.

Люди на миг остолбенели, и в наступившей тишине до них донесся гром уже совсем иного свойства. Он раздался со стороны моря, но сила его была такова, что он сотрясал сушу. Казалось, весь океан вздыбился под порывом ураганного ветра и грозил затопить землю. Те, кто стоял ближе к заливу, первыми увидели невероятной высоты волну, вздымавшуюся до самых облаков. Буря срывала с ее мощного гребня клочья белой пены, как щепки разбросала сухогрузы и танкеры, яхты и буксирные катера, океанские лайнеры и парусные шлюпки, вертела, крутила их и кидала друг на друга, а водная стена с неумолимой силой надвигалась на берег.

Прибрежные воды отхлынули, обнажив дно, гигантская волна впитала их в себя, продолжая нестись вперед, пока не накрыла собой мегаполис, круша камень в пыль, корежа толстенные стальные балки, превращая людей в трупы, сравнивая с землей город и пригороды, унося в небытие жизни миллионов людей…

Лю Кан рывком вскочил и сел в постели. Сна не было ни в одном глазу. Он покрылся испариной и тяжело дышал. Оглядевшись, чтобы прийти в себя, он отер влажные от навернувшихся слез глаза.

«Снова тот же сон, — подумал он. — Когда же, наконец, меня оставит это кошмарное наваждение?»

На этот раз он, к счастью, не кричал. С ним в палатке спали еще двое членов Общества Белого Лотоса. Они не проснулись — это было ясно по их спокойному дыханию. Он не завидовал ни Гай Лаю, ни Вильсону Тонгу, он вообще никому в жизни не завидовал, только очень хотел проспать хоть одну ночь спокойно, чтобы не видеть постоянно все тот же повторяющийся кошмар о конце света. Вынув из-за пояса звездочку для метания, он стал, как монету, вертеть ее в руке — этот жест всегда его успокаивал.

Только во сне он всегда узнавал, что в нем есть нужда и куда следует прибыть. Потому что именно во сне с ним говорили боги.

«Если бы они удостаивали меня общением не каждую ночь…» — с тоской подумал Лю Кан.

Он взял специально положенную рядом с его матрасом салфетку и отер пот с лица. Проведя ею еще и по волосам, Лю нажал на кнопку часов, и на маленьком экране высветилось: десять тридцать. Ему удалось проспать всего час. Эти сны стали сниться ему не только чаще, они теперь приходили еще раньше в ночи.

Юноша зевнул и растянулся на спине. Держа руку, на которой были надеты часы, вертикально перед глазами, он нажал вторую кнопку. Засветилась цифра два, и молодой человек улыбнулся. Эта цифра указывала направление, в котором двигался его союзник. Они ведь составляли единую команду — вполне возможно, это был самый необычный и дерзкий дуэт в истории искусства рукопашного боя.

Лю снова нажал ту же кнопку, и цифра погасла. Все еще улыбаясь, он повернулся на бок. Родился Лю в Китае двадцать четыре года назад в бедной семье Ли и Лин Кан. Никто и представить себе не мог, чтобы Лю избрал своим ремеслом какое-то другое дело, кроме плотницкого, — этим всю жизнь занимался его отец. Но мальчик еще в детстве заинтересовался Орденом Света, и под руководством заботливого и внимательного наставника по имени Кун Лао стал изучать древние тексты и постигать пути добра и справедливости.

А потом в жизни юноши появился этот странный нищий, взявший его под свое крыло. Лю Кан никогда ничего не рассказывал о нем родителям, потому что они наверняка не одобрили бы их не очень понятные отношения. Нищий приходил в храм каждый день, и в скрытом от посторонних взглядов внутреннем дворике учил его мастерству боевых искусств.

Кун Лао надеялся на то, что Лю станет священником, но у молодого человека были другие планы на будущее. Однако в снах — и на рисунках, что рисовал для собственного удовольствия, — Лю видел кровожадных злодеев и целые сообщества, где жизнь человеческая походила на медленную агонию. Тогда он все чаще стал задумываться над тем, как не допустить воплощения этих кошмаров в действительность. Завершив учебу и овладев мастерством боевых искусств, молодой человех перебрался через океан в Соединенные Штаты Америки и присоединился там к Обществу Белого Лотоса, куда входили бывшие преступники, раскаявшиеся в своих злодеяниях, изгнанники из Китая и другие мужчины и женщины из всех слоев общества, целью которых было восстановление попранной справедливости. Они защищали закон, но обходились при этом без суда и следствия. Поймав преступника на месте совершенного им преступления, они сами творили суд и расправу. Хоть на словах Кун Лао осуждал Лю за то, что он не по назначению использовал знания, полученные в Чжужуне, но Лю всегда казалось, что в душе учитель гордился тем, что его ученик стремится сделать мир немного лучше.

Теперь Лю снова оказался в Китае — ему надо было найти двоих самых отъявленных негодяев в мире. Одним из них был Кэно, которому в свое время удалось ускользнуть от справедливого возмездия, его снова надо было поймать при совершении очередного злодеяния. Если бы этого подонка и других членов банды Черного Дракона удалось остановить, Лю считал бы это самой большой удачей своей жизни.

Второй негодяй — Шея Цун — был, должно быть, орешком покрепче. Этот таинственный тип жил на острове в Восточно-Китайском море и время от времени организовывал тайные поединки, известные под названием Смертельная Битва. В самом факте организации турнира не было ничего предосудительного или преступного, но ходили упорные слухи, что во время этих состязаний погибали люди. В вещих же снах Лю внушалось, что последняя авантюра Кэно будет как-то связана с Шен Цуном, который направлял действия отпетого Головореза с искусственным глазом. Планы этих двоих очень интересовали как Общество Белого Лотоса, так и спецслужбы США, в частности секретную группу высокопрофессиональных федеральных агентов. Лю удалось многое разузнать о Кэно и его былых «подвигах», но он не смог внедрить своего человека в ближайшее окружение бандита.

Тем не менее, такой агент существовал, и цифра два на экране электронных часов Лю обозначала именно его. В задачу этого агента входило следить прежде всего за тем, чтобы не пострадали невинные люди… к ним, конечно, не относились члены банды Черного Дракона. Этим агентом была прекрасно подготовленная сотрудница американской спецслужбы по имени Соня Блэйд.

Глава 16

Ситуация становилась критической, но Соня была готова действовать. Ей было приказано выйти через Кэно на Шен Цуна, но она бы скорее убрала его вместе с Мориарти, чем позволила им убить пастушка.

К счастью, Кун Лао уступил бандитам, и кризис разрешился сам собой. Теперь она могла спокойно продолжать играть ею же придуманную роль преступницы Джильды Сталь.

Она видела испуганные лица, выглядывавшие из темных окон, когда их небольшой отряд проходил по деревне Вуху, отчетливо ощутила страх крестьян за Кун Лао и поняла, насколько священник был всем им нужен. Ей даже подумалось, что не может быть у человека большей радости, чем от осознания собственной нужности людям.

Кун Лао отвел незваных гостей в храм и показал им большую библиотеку, что располагалась в центре древнего здания. Там Кэно обвязал вокруг шеи мальчика кожаный ремешок, другой конец которого закрепил на шее Мориарти, приказав бандиту немедленно расправиться с пастухом, если Кун Лао начнет мудрить.

— Если все пройдет нормально, — сказал главарь священнику, — все останутся живы. Если нет — первым будет убит пастух, а вслед за ним на тот свет отправятся еще несколько твоих земляков. У нас есть спутниковые телефоны, поэтому связь поддерживается без проблем. Усек?

Кун Лао кивнул головой и пообещал Кэно, что никаких недоразумений не будет. Вместе с тем священник еще раз предложил бандиту хорошенько обдумать то, что он собирался сделать.

— Осуществление твоего плана, — сказал он, — даст Шен Цуну власть над всеми смертными на земле. Но еще страшнее то, что это откроет путь в наш мир одному из самых могущественных бессмертных из иного мира — ужасному Шао Кану и его ордам демонов.

— Слишком много болтаешь, — ответил Кэно со своей обычной зловещей ухмылкой. — Хватит меня стращать. Расскажи лучше об этой горе Ифукубе.

Кун Лао взял лампу и поднялся по лестнице на балкон, где были расставлены полки с древними свитками. Главарь банды внимательно следил за каждым движением священника, а остальные сели на циновку, разложенную посреди комнаты, в ожидании угощения, которое вот-вот должны были принести монахи.

Перед тем как приступить к поданной похлебке, Кэно дал ее попробовать Чин Чину. Мальчик поднес миску к губам и отхлебнул глоток.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил мальчика бандит, внимательно наблюдая за тем, как тот ставит миску на пол.

— Теплее стало, — ответил мальчик. — Очень горячая похлебка.

— Дурак, я не о том тебя спрашиваю. Ты не отравился?

— Нет, господин, — сказал пастух.

Кивнув головой, Кэно взял невысокую белую, покрытую глазурью глиняную миску и с удовольствием выпил все ее содержимое.

— Хотя, — продолжил Чин Чин, — повар мог положить туда корень тойре, но его действие мы почувствуем только завтра к утру.

Красный глаз Кэно выстрелил в мальчика, как лазерный луч. Бандит быстро поставил миску на пол.

— Ты что, издеваешься?

— Нет, господин, — испуганно ответил мальчик, — Я… я только ответил на ваш вопрос.

Кэно обернулся к Кун Лао.

— Эй, проповедник, — сказал он, — неужели твои люди настолько глупы, что собираются меня отравить?

В ответ Кун Лао произнес:

— Мы учим, что убивать человека нельзя, как бы он ни был зол и порочен. В этих стенах тебе нечего опасаться. По крайней мере, с нашей стороны тебе ничто не грозит.

Соне казалось, что священник глядит на нее как-то особенно внимательно, хотя полной уверенности в этом у нее не было. Кун Лао никак не мог знать, кем она была на самом деле и в чем состояла ее задача. Это было известно только Лю Кану и ее начальнику из специального подразделения, полковнику Дэвиду Джорджу.

Кэно немного подумал над словами Кун Лао и кивнул.

— Это хорошая традиция. Она поможет уберечь твои свитки от дыр, что наковыряли бы в них пули, причитавшиеся повару. А то я уж собрался было этим заняться. Хотя на вкус этот супчик отравленным не кажется. Из чего его варили — из бычьей шкуры?

— Из фазаньих клювов, — ответил с балкона Кун Лао. — Когда мы убиваем живое существо, чтобы поддержать собственные силы, мы следим за тем, чтобы был прок от всех частей его тела. Пухом и перьями набиваем подушки и матрасы, когти используем как письменные принадлежности…

— Надо же, вот здорово, — бросил Кэно, — очень интересно. Лучше скажи мне, скоро ты там найдешь нормальную карту, где была бы толком указана дорога к горе Ифукубе?

— Ее-то я и ищу, — ответил Кун Лао. Шнайдер фыркнул, глядя в свою миску.

— Что-то все это напоминает мне фильм Бинга Кросби, — пробурчал он. — Из тех комедий, что он поставил с Бобом Хоупом и Дороти Лемур.

— Заткни хлебало, Шнайд, — прошипел Кэно. — Не мешай этому святоше заниматься своим делом.

— Да я вовсе не с ним говорил…

— Мне плевать, с кем ты болтал, Шнайд. Но этим ты отвлек его от дела.

— Лучше бы вам двоим поскорее заткнуться, — громко сказал Мориарти, перекрикивая звуки, доносившиеся из вставленных в уши динамиков его плеера. — Из-за ваших дрязг я музыки не слышу!

Кэно зыркнул злым взглядом сначала на него, потом на Шнайдера, но оба бандита молчали. Тогда главарь снова поднес к губам миску с похлебкой.

Пока мужчины бранились, Соня внезапно ощутила, что священник действительно внимательно ее изучает. Его пристальный взгляд, который, казалось, проникал в самую глубь ее существа, как бы устанавливал между ними некую невидимую связь, проходил ей прямо в мозг и что-то там искал. И наконец, видимо в чем-то убедившись, священник одарил ее широкой улыбкой и вернулся к своим свиткам.

— Вот, нашел, — сказал Кун Лао и стал спускаться вниз по ступеням. — Ту карту, которая вам нужна. Гора Ифукубе сейчас называется Энджайлас. Ее так назвали в честь известного археолога, который в начале века там, в пещерах проводил раскопки.

— Спасибо за исторические пояснения, — оборвал его Кэно. — Почему бы тебе, пока мы едим, не поискать себе какую-нибудь обувь? Я собираюсь отправиться в путь, как только мы закончим.

— Но в темноте туда лучше не ходить, — сказал Кун Лао. — Тропа очень опасна…

— Не беспокойся, — снова перебил его бандит. — У нас есть фонари, а в случае чего и пушек хватит. Все будет в лучшем виде.

На это Кун Лао сказал:

— Опасности, о которых я тебя предупреждаю, не от мира сего. Ты хочешь вторгнуться в царство богов.

— А теперь прямо как в фильме Стива Ривеса, — прокомментировал Шнайдер. — Или как в «Ясоне и аргонавтах». Видел это кино?

— Да, — сказал Кэно, — и на этот раз я с тобой согласен. Пора двигаться. — Опустошив вторую миску, главарь распорядился: — Мориарти, отдай Шнайду свой МК. Ты останешься здесь с Сенни, карабина тебе будет достаточно, боеприпасов отсыплем. Если с нами что случится, вы тут, ребята, позаботитесь, чтобы от этой деревни камня на камне не осталось.

— Понял, — сказал Мориарти, передавая один из своих стволов Шнайдеру. Джим By вручил ему аппарат спутниковой связи.

Кэно глубоко вздохнул и взглянул на Кун Лао.

— Все там будем, монах. Ты готов отправиться в дорогу?

Кун Лао позвонил в колокольчик, и когда появился один из монахов, священник попросил его принести ему шапку и футляр для свитка. Когда тот исполнил просьбу, Кун Лао аккуратно скатал свиток, положил в футляр из бычьей шкуры и перекинул его на веревке через плечо. Потом надел широкополую шляпу, ободряюще улыбнулся Чин Чину и как был босой, в одной тонкой белой тунике вышел в холод ночи.

За ним последовали гуськом Кэно, державший наготове кинжал, Шнайдер с М-44 наперевес, Джим By, тащивший запасы продовольствия и второй аппарат спутниковой связи, и Соня Блэйд, не спускавшая руки с ножа, в рукоятку которого был вмонтирован миниатюрный передатчик. Она не сводила глаз со священника, который, как она понимала, на самом деле был птицей гораздо более высокого полета, чем та, за которую он себя выдавал.

Глава 17

— Ты уверен в этом? — процедил сквозь зубы Шен Цун. — Ты совершенно в этом уверен, Рутай?

От прочерченного на полу магического круга донесся измученный голос демона:

— Я… я уверен. Старый враг заручился поддержкой нового союзника… во сне. Во сне, Шен Цун!

— Кто этот старый враг? — спросил Шен Цун, хотя знал ответ наперед.

Не один век томящийся в заточении демон взвыл:

— Наш соперник… проклятый повелитель грома — Рэйден… который… как и наш великий хозяин Шао Кан… сотворен первозданным божеством!

— Не может быть, — в бессильном бешенстве прорычал Шен Цун. — С чего бы это Рэйден решил вернуться спустя столько долгих лет?

— Боюсь, Шен Цун… что он вообще никогда не уходил! Это ведь он… обучил своей премудрости первого Кун Лао… и тот талисман, что ты ищешь, сотворил. Я нутром чую… он всегда был среди нас… вмешивался в события… тайно.

— Зачем? Талисман охранял?

— Да… отчасти!

— Почему же тогда он его не уничтожил?

— Не мог, — ответил Рутай. — То, что сотворено богом… и отдано смертному… не может быть взято богом обратно…

Пальцы колдуна судорожно сжались в кулак, которым он с силой ударил по покрытому скользкой пленкой порошку, образовывавшему кольцо магического круга.

— Не для того я столько трудился, чтобы теперь, когда цель моя уже так близка, какой-то жалкий смертный меня остановил… даже если ему помогает божественная сила!

— Тогда тебе надо действовать… против Лю.

Шен Цун кивнул. Ему бы очень хотелось найти способ сломить самого Рэйдена, но он не осмеливался вступить в круг, чтобы попросить о помощи Шао Кана. Колдун опасался навлечь на себя ярость повелителя тьмы именно сейчас, когда узнал, что на хвосте у этого кретина Кэно висело ни много ни мало три человека из Общества Белого Лотоса, любой член которого, будь то мужчина, женщина или ребенок, в совершенстве владел всеми боевыми искусствами ниндзя. Даже в том случае, если он пошлет Горо, чтобы покончить с ними, полной гарантии успеха не было. Могучему гиганту ничего не стоило расправиться с одним из членов общества, но сразу с троими? Для этого Шен Цуну был нужен еще помощник, хитрый и изворотливый, который бы двигался как шершень — невидимо и неслышно.

— Где он, Рутай? Где тот единственный, кто может мне помочь?

Последовала продолжительная пауза.

— Я… я ищу его. — Через какое-то время бестелесный голос проговорил: — Я его вижу… Шен Цун. Он… прячется.

— Где?

— В пещере… на горе… к северу от Венчжоу.

— Это на него похоже, — проговорил Шен Цун. — Тех денег, что он получает за свои дела, вполне хватило бы на жизнь в роскоши и богатстве. Однако он выбирает лишения на пути к новым знаниям.

— И смертельную опасность! — добавил Рутай.

— Да, смертельную опасность, — согласился Шен Цун. — Но не суди его строго, Рутай. Иные люди заслуживают смерти. Я позову его…

— Не торопись! Я должен предостеречь тебя, Шен Цун. Он проклят!

— Проклят? Кем?

— Бессмертным Ю, — простонал Рутай.

Шен Цун почувствовал, как по спине у него побежали мурашки.

— Божественным Ю?

— Да… тем, который, как говорят, живет в подземных пещерах горы Лошадиное Ухо… чтопринадлежит богине Куан Лин. Он — незримый дух каналов… и туннелей… он покровительствует тем, кто ими пользуется, — людям и животным.

— Чем же обидел Ю наш дерзкий друг?

— Он… убил человека, — ответил Рутай.

— Какого еще человека?

— Сборщика пошлины… который оставил преступный мир… он был напарником человека, которого… ты… ищешь.

— С какой стати божественный дух Ю вдруг обратил внимание на это преступление? — удивился Шен Цун.

— Он того человека… медленно выпотрошил мечом… а его подручные заставили жену и сына жертвы смотреть на это! Потом… останки убитого… были выкинуты в канал!

Шен Цун вскинул брови.

— И это все? Я-то думал, он и впрямь$7

— Так оно и было! — взвизгнул Рутай. — Когда останки убитого… таким образом… были выброшены в канал, священные воды Ю… оказались осквернены!

Шен Цун улыбнулся.

— Значит, это действительно тот человек, который мне нужен, — сказал он. — Тот, кто настолько дерзок, чтобы бросить вызов божественному духу, не дрогнет перед членом Общества Белого Лотоса и даже перед божеством, которое ему покровительствует. Я пошлю Хамачи, Рутай. Когда он приблизится к цели, смотри ему повнимательнее в глаза и направляй его!

— Хорошо… Шен Цун.

Повернувшись так быстро, что шитый золотом зеленый халат обмотался вокруг его ног, колдун вышел из своего дьявольского святилища и по ступеням каменной лестницы поднялся в самую верхнюю комнату южной пагоды. Хоть гнев в нем все еще бушевал, теперь, по крайней мере, он знал, как ему защитить Кэно, чтобы Шао Кан не отнял еще одну частицу его собственной души.

Толчком распахнув дверь, Шен Цун пронесся мимо двух душ, облаченных в плащи с капюшонами, присматривавших за птицами дворца. Бесчисленное их множество было собрано здесь со всех уголков мира, заперто в богато украшенных клетках из тростника и стали, бамбука и слоновой кости, ивовых прутьев и даже веревок и предназначалось исключительно для развлечения самого Шен Цуна. Он холил и лелеял своих пернатых питомцев, в числе которых были великолепные экземпляры обычных соловьев и редкостных певчих птиц, сосновых дубоносов, черных коршунов и краснохвостых ястребов.

Правда, некоторые из этих птиц содержались здесь по соображениям более утилитарным. Его соколы были обучены летать на большую землю и убивать отравленными когтями неугодных хозяину, а прекрасные белые голуби умели переносить вести в любой район Восточного Китая.

Шен Цун подошел к небольшому письменному столу, стоявшему в углу комнаты, больше походившей на каменный мешок, зажег свечу, взял кисточку и красной тушью написал мелкими, убористыми иероглифами на листке тонкой рисовой бумаги:


ЛЮ КАН И ДВА ДРУГИХ ЧЛЕНА ОБЩЕСТВА БЕЛОГО ЛОТОСА СТОЯТ ЛАГЕРЕМ К ЗАПАДУ ОТ ВУХУ, НАПРАВЛЯЮТСЯ НА ВОСТОК, ЧТОБЫ ПЕРЕХВАТИТЬ БАНДУ ЧЕРНОГО ДРАКОНА. ЭТИХ ПАРНЕЙ, КОТОРЫЕ ЛЕЗУТ НЕ В СВОЕ ДЕЛО, НАДО ОСТАНОВИТЬ. ТЫ — МОЯ ПОСЛЕДНЯЯ НАДЕЖДА. ПОДАЙ С ПТИЦЕЙ ЗНАК, ЧТО ТЫ ПОШЕЛ ЗА НИМИ.

ШЕН ЦУН

Закончив писать послание, колдун подошел к одной из клеток, осторожно вынул голубя, обернул сложенную записку вокруг его правой лапки и закрепил послание красной ниткой. Аккуратно держа птицу двумя руками, он обошел многочисленные клетки и остановился у окна, черные ставни которого были закрыты. Один из служителей тут же подскочил, щелкнул шпингалетами и распахнул окно.

Шен Цун склонился к птице и мягко сказал ей:

— Я знаю, ты не подведешь меня, мой верный Хамачи. Лети и передай мое послание в тот район, который ты хорошо знаешь. Рутай будет смотреть твоими глазами и направит тебя туда, куда следует. Потом возвращайся ко мне, мой верный маленький слуга. Прилетай побыстрей и будь осторожен. Я принесу тебе за это человеческую жертву.

В последний раз взглянув в черные глазки-бусинки своего бесценного посланца, Шен Цун подкинул голубя в воздух и долго смотрел, как птица махала белыми крыльями, взмывая в звездное небо.

— Лети, бесценный мой. Лети! Тебе не нужны ни каналы, ни туннели, ни благосклонность высокомерного Ю, чтобы выполнить порученную миссию!

Когда птица скрылась из виду, колдун медленно повернулся и прошел по выложенному черными каменными плитами коридору в свои покои, отослал слугу в капюшоне, предложившего ему еду и питье, и лег на пухлые шелковые подушки дожидаться рассвета.

— Шен Цун… быстро сюда!

— В чем дело? — устало спросил колдун.

— Я вижу его… Он их ждет!

— Кто? Кто еще пытается ставить мне палки в колеса?

Голос Рутая отдавался в его мозгу.

— Рэйден! Рэйден их ждет!

Шен Цун в мгновение ока вскочил на ноги и пошел в свое святилище. Колдун хоть и был за целый день измотан плетением тайных интриг и козней, но никак не мог допустить, чтобы богу грома удалось его остановить… даже если бы для этого ему пришлось войти в магический круг и прибегнуть к помощи могущества самого Шао Кана.

Глава 18

Пещера, где он скрывался, была расположена в двухстах футах над уровнем моря в почти отвесной скале. Вход в нее был настолько мал, что туда с трудом мог протиснуться взрослый человек. Чтобы добраться до пещеры, надо было карабкаться по базальтовой стене, а на это не осмелился бы почти никто из смертных. Такой подъем был очень труден даже для нескольких паукообразных и сумчатых тварей, которые пытались туда забраться.

«Должно быть, некоторых из них подослал сам Ю, — подумал он, и на его губах заиграла самодовольная ухмылка. — Эти маленькие убийцы, наверное, хотели меня покарать за то, что я пролил кровь в его драгоценный канал. — Ухмылка пропала, как только он вспомнил о совершенном убийстве. — Кровь предателя… того, кто дал клятву верности, а потом повернулся к нам спиной. Того, кого мы разыскивали двадцать долгих лет».

Предатель Йон Парк совершил самое страшное преступление, и заберись хоть сам Ю в эту пещеру, он не дрогнул бы при встрече с ним и вновь был бы готов пролить кровь изменника-ниндзя.

Пещера эта находилась в двухстах милях южнее острова Шимура, но голубь долетел до нее задолго до рассвета. Усевшись на выступ узкого входа, птица один раз проворковала и стала ждать, как ее учили.

Очень скоро ниндзя проснулся и почти на четвереньках под низким сводом, не позволявшим распрямиться во весь рост, приблизился к ней. Несмотря на холодный пол и промозглую сырость, на нем было только белое исподнее. Отвязав от лапки птицы послание, он тут же прочел его в тусклом лунном свете.

Ухмылка вновь скривила его губы, бледные и землистые, как у покойника. Маленькие, очень узкие глаза, оторвавшись от послания, взглянули на посланца, потом на рассеянный и тусклый луч лунного света, слабо освещавший лишь вход в пещеру.

Он ласково погладил птицу по грудке ногтем указательного пальца.

— Хамачи хороший. Возвращайся к своему хозяину и передай ему, что я получил послание и готов выполнить его просьбу. Конечно, за соответствующее вознаграждение, — сказал он.

Потом окинул взглядом несколько стопок свитков в дальнем конце пещеры. Его гонораром станет еще один манускрипт из библиотеки Шен Цуна — свиток многовековой давности, восходящий к дням первых ниндзя. В нем излагались тайные боевые приемы членов клана убийц, к которому он принадлежал, — Лин Кей. Одно название приводило в ужас людей, знающих, что оно означает.

При мысли о богатой истории клана, у него от гордости даже перехватило дыхание, и с новой силой разгорелась ненависть к Йон Парку. Созданным около 1200 года нашей эры первым отрядам ниндзя поручали охрану сегунов в Древней Японии. Лин Кей был одним из кланов ниндзя, члены которого покинули Японию и с 1310 года обосновались в Китае. Они похищали пятилетних и шестилетних детей и воспитывали их в своих тайных убежищах, скрытых в пещерах и лесах. Они делали из них прекрасных спортсменов, выдающихся ученых и несравненных воинов, мастерски владевших не только всеми видами известного тогда оружия, но также способных превращать в грозное оружие даже такие, казалось бы, сугубо мирные предметы, как туго свернутая бумага, становившаяся при необходимости и ножом, или наполненный песком носок, удар которым мог стать для врага смертельным. Еще они учили детей — как мальчиков, так и девочек — самым разным ремеслам, превращали их в плотников и рыбаков, священников и даже нищих, а потом рассылали по городам и деревням, где они обосновывались и в дальнейшем выполняли поручения своих инструкторов и хозяев.

Во время изнурительных и опасных тренировок гибли не только дети, но даже многие юноши и девушки: некоторые из них не могли на пять минут задерживать дыхание под водой и тонули, реакция других оказывалась недостаточно быстрой, и их насмерть поражало грозное оружие наставников и тренеров, некоторые умирали от голода, холода или жажды, когда их без еды и пищи, совершенно обнаженных оставляли одних в пустынях или в горах, чтобы они сами выбирались оттуда и возвращались домой. Но те, кому удавалось выжить, становились членами клана Лин Кей.

Сняв шнурок с одного из свитков, полученных от Шен Цуна раньше, ниндзя обмотал им клюв птицы, осторожно развернул ее и подбросил во тьму звездной ночи. Потом он, согнувшись в три погибели, подобрался к дальнему углу пещеры, где стоял сундук, который в свое время втащил сюда на спине, — в нем лежали все его пожитки: инструменты ремесла ниндзя.

Открыв сундук, он стал вынимать из него вещи, необходимые для выполнения порученной миссии. Он достал черные штаны и куртку с капюшоном, которые не только согревали тело, но и давали возможность незаметно для постороннего глаза передвигаться в темноте. Потом надел серебряную маску, закрывавшую лицо и шею так, что их ничем нельзя было поранить; обвязался белым поясом и накинул на плечи специальную просторную накидку, в которой легче было прыгать с большой высоты; надел специальные ботинки, в толстых подошвах которых были специальные полости для воздуха — надув их, можно было пробежать небольшое расстояние по воде. Затем прикрепил к рукам специальные защитные доспехи — серебряные пластины, с помощью которых он мог генерировать исходивший из его души холод и на время замораживать противников, сковывая их движения.

С внутренней стороны его широкого пояса были пришиты многочисленные специальные карманы, куда он положил пару ножей для метания, привязанных к длинному, тонкому нейлоновому шнуру; миниатюрные дымовые шашки со слезоточивым газом и склянки с ядами; трубку для дыхания под водой; и петарды, взрывы которых были предназначены для отвлечения внимания противника. К запястьям он прикрепил крюки, которыми можно было пропороть врага в бою или подняться с их помощью по отвесной стене; за спину перебросил длинную цепь. На ее конце крепился посох, в полый конец которого было вставлено острое лезвие выкидного ножа.

Несмотря на многочисленные атрибуты своего снаряжения, ниндзя мог передвигаться быстро, тихо и незаметно для окружающих. Вернувшись к входу в пещеру, таинственный и внушающий страх Саб-Зиро выбрался наружу и быстро спустился со скалы вниз, на берег моря.

Неподвижно застыв на земле в тени скалистого утеса, ниндзя вдруг ощутил доселе неизвестное ему чувство страха. Оно никак не было связано с предстоящей работой — ее бояться было нечего; место, служившее ему временным пристанищем, также не внушало ему никаких опасений. Охвативший его ужас был не от мира сего… Он исходил от чего-то такого, что нельзя было ни видеть, ни слышать, а можно было только чувствовать.

Тем не менее, привитые с детства традиции ниндзя помогли ему преодолеть это наваждение. Он вспомнил, что самое страшное для него, как и для других членов клана, — не смерть как таковая, а смерть в бесчестье. Такого с ним случиться не могло никогда, а больше бояться ему было нечего.

Усилием воли заставив себя забыть о непонятном страхе, чтобы ничто не отвлекало от порученной миссии, выносливый и прекрасно натренированный Саб-Зиро упруго побежал по залитому серебром лунного света прибрежному песку к тропе, которая вела в леса и горы, окружавшие деревушку Вуху.

Глава 19

Йон Парка несло в совершенной, абсолютной, непроглядной темноте; он ощущал себя уютно и расслабленно, где-то между сном и явью, хотя в глубине подсознания понимал, что он… мертв. На спине он лежал или на животе, было непонятно; в окружавшем его полном мраке невозможно было сориентироваться, он только чувствовал, что его куда-то влечет. Он не знал, из чего состояло его существо — из частиц материи или бестелесного духа, он ровным счетом ничего не видел; просто ощущал себя частью той самой тьмы, которая несла его куда-то вместе с самой собой.

Сборщик пошлины пытался соединить растекавшиеся во мраке обрывки туманных мыслей. Воспоминание о боли вернулось к нему легко и быстро: обжигающая, непереносимая, мучительная боль, когда клинок кромсал его живую плоть… медленно вспарывал ее изнутри, от живота вверх, к ребрам, пока наконец не остановился.

Почему же он тогда не умер сразу?

У Йон Парка, при его сидении в будке на берегу древнего канала, всегда было много времени на раздумья. Читать он не мог, а вся его работа заключалась в том, чтобы поднимать и опускать шлагбаум и собирать пошлину с торговцев, рыбаков и путешественников, пользовавшихся каналом, а потом отдавать собранные деньги местным властям, которые платили ему за это скромное жалованье — пять юаней в неделю. Разгуляться на эти гроши было, конечно, нельзя, он еле сводил концы с концами, но это было именно то, к чему он стремился. Он сошел с предначертанного ему пути ниндзя, чтобы обрести право на семью.

Его часто посещала мысль о смерти. Когда он еще только начинал карьеру ниндзя и горел желанием проявить себя на этом поприще, приученный думать лишь о чести, смерть его не страшила. Однако позже, когда пошел четвертый десяток его жизни — и это в стране, где мало кто доживал до шестидесяти, — он все чаще стал задумываться о кончине.

Парку всегда казалось, что истекающему кровью человеку умирать легче, потому что, потеряв сознание от боли, он почти ничего не будет чувствовать. Хоть он был ниндзя, ему как-то сказали, что тяжелораненый обычно впадает в шок, и это состояние помогает ему перенести страшную боль.

Теперь он должен был признать ошибочность этого утверждения. Все было совсем по-другому. Когда клинок вонзился ему в бедро и кровь его хлынула фонтаном, он услышал крики жены и сына и явственно ощутил, что ничто так не препятствует смерти, как сильная боль. Это она дает человеку силы цепляться за жизнь — превозмочь физические страдания в душераздирающем крике, в жгучей ненависти к убийце.

Саб-Зиро. Так называли палача люди, повалившие Парка на пол в его кабинке для сбора пошлины. Так звали чудовище, по приказу которого из стоявшей неподалеку хижины выволокли его жену с сыном, чтобы они смотрели, как кромсают плоть и проливают кровь их мужа и отца, чтобы они видели, какого цвета внутренности, вывалившиеся из его рассеченного живота, когда он был еще живой, когда корчился от адской боли и что было мочи вопил, и умирал…

А теперь его куда-то уносило.

Он знал, что умер, потому что прекратилось дыхание. Он помнил, как боль скрутила все его существо, сдавила мозг до умопомрачения, а потом ушла, покинула его. Но убила его не боль: то, что осталось от его тела, лицом вниз бросили в канал, и он утонул. Размышляя над этим теперь, он подумал, что ситуация была просто нелепой: тело его почти пополам было рассечено мечом, плоть изрезана на куски, кровь и внутренности растеклись по полу и разбрызгались по стенам, но смерть наступила от того, что он утонул.

Если бы он остался жив, то, скорее всего, рассмеялся бы над этим. Да, рассмеялся, если б только мог забыть свою бедную жену и сына-подростка, их нечеловеческие вопли и стоны, с которыми они смотрели на его кровавое истязание и муки. Они по крайней мере остались живы, но как сильно это изранило их души! Вряд ли они смогут когда-нибудь оправиться от кошмарного потрясения. Особенно жаль ему было своего чудесного, мягкого, доброго сына Цуя, который любил заниматься рисованием… он так сильно был к нему привязан.

Внезапно Йон Парк почувствовал, что больше его никуда не несет. Он был все так же невесом, как и раньше, не чувствовал себя самого, но теперь рядом с ним находился кто-то еще. По-прежнему его окружала темень, в которой, не было видно ни зги, но перед его мысленным взором возникло некое создание, которое он не только никогда не видел, но даже в самом страшном кошмаре вообразить себе не мог. У него были мускулистый торс человека, волчья голова, ниже от пояса — тело барса, покрытое хитиновым покровом, как у жука, передние ноги, как у лягушки, задние — как у медведя и загнутый крючком кверху скорпионий хвост.

Тут он услышал голос, назвавший его имя:

— Йон Парк.

— Что? — спросил он.

— Меня зовут Ю, я божественный дух-покровитель каналов и туннелей.

— Я… я слышал о тебе, Ю! Моя бабушка любила рассказывать всякие притчи. Но ведь ты миф!

— В каждом мифе есть доля правды, а истину нельзя разделить на части — она целостна и едина. Я реален, Йон Парк!

— Почему ты здесь оказался! — спросил Йон. — Где я сейчас нахожусь!

— Ты попал в чистилище, в пространство между жизнью и смертью, — ответил божественный дух. — Но куда ты попадешь дальше, пока неизвестно. Чтобы определиться, тебе предстоит сделать одно дело.

— Какое дело?

В волчьих глазах Ю мелькнули искры гнева, он оскалился, оголив длинные белые зубы.

— Отнявший твою жизнь человек осквернил мой канал. Не тем, что убил тебя, Йон Парк, а тем, как он это сделал. Он разорвал души твоих жены и сына, и частицы их теперь будут вечно странствовать по моим каналам. Они не успокоятся до тех пор, пока мы не отомстим убийце за твою гибель.

Услышав эти слова, дух Йон Парка — он понял теперь, во что превратился, — почувствовал, как в нем затеплился и стал разгораться былой боевой пыл ниндзя.

— Я хочу, чтобы ты вернулся назад, — сказал Ю. — Я хочу, чтобы ты вернулся и принес мне душу человека, который тебя убил.

— Как же я это сделаю? — спросил Парк. — У меня ведь нет больше тела.

Божественный дух придвинулся к нему ближе.

— Но у тебя остался сын.

— Да, — согласился Йон Парк, — но ведь он… он же художник! У него нет в этом деле ни подготовки, ни опыта!

— Зато он молодой и сильный, он горит желанием за тебя отомстить. Если твой дух вселится в его тело, то сможет мгновенно перемещаться в пространстве. Оружием ему послужат шипы и колючки обитателей моих каналов. С твоей помощью он создаст потрясающую картину… смерти!

— Нет, — возразил Парк. — На долю Цуя и моей жены уже выпало достаточно страданий. Если он ее покинет, у нее никого не останется…

— Ты не прав, — сказал божественный дух, растворяясь в темноте. — Вы оба будете с ней.

Потом Йон Парк ощутил, что его вновь куда-то влечет. Сначала медленно, потом все быстрее его выносило из чистилища обратно в мир живых, в то место, которое было ему хорошо знакомо…

Глава 20

Он наблюдал на ними с верхушки дерева, ожидая подходящего момента, чтобы появиться…

Низкий туман стал стелиться по полю, а Кэно, Шнайдер, Сенни и Соня Блэйд под именем Джилли продолжали следовать за Кун Лао, освещавшим фонариком путь к священной горе Ифукубе.

— Не слишком забегай вперед! — крикнул Кэно. — Понял, что тебе говорят, штурман?

— Слушай, шеф, — сказал Шнайдер, — тебе не кажется, что этот человек заслуживает большего уважения? Я имею в виду, что он священник, и все такое.

— Священник? — хмыкнул Кэно. — Ордена Света, что ли? И что это такое? Религия? — Он подошел поближе к Кун Лао и ткнул его в бок ножом. — Ну-ка, Кун Фу, расскажи мне подробнее, что это такое — Орден Света?

— Ты спрашиваешь, чтобы посмеяться надо мной или потому, что действительно хочешь об этом узнать?

— А тебе-то какая разница? — бросил Кэно. — Говори, не то я позвоню Мориарти и прикажу ему сделать из головы Чина головку швейцарского сыра.

Кун Лао печально вздохнул.

— Сильные мира сего всегда преследуют верующих… и в итоге всегда остаются в проигрыше. Но тебе, Кэно, я расскажу. Орден Света — это вера, зародившаяся около двадцати веков тому назад.

— Это же две тысячи лет! — вырвалось у Шнайдера.

— Ну, спасибо тебе, Эйнштейн, — крикнул ему в ответ Кэно.

Кун Лао продолжал:

— Мы верим в то, что основными источниками света являются знание, любовь и искусство, но есть и многие другие дополнительные его источники, такие, как опыт, жертвенность, благотворительность, труд и самоотречение. Мы учим, что эти источники света помогают душе обрести доброту и святость, необходимые ей для того, чтобы противостоять любым силам зла.

— Ты что, — произнес Кэно, — хочешь сказать, что, если Шнайд приставит тебе пушку к спине, нажмет на курок и пуля пробьет тебе сердце, ты не умрешь?

— Конечно, я умру, — ответил Кун Лао, — но смерть никак не сможет изменить уже прожитую мною жизнь, равно как и то наследие, которое я оставляю живым.

— Но сам-то ты будешь мертвее Авраама Линкольна.

— Это так, — согласился Кун Лао, — но Орден Света не придает отдельной жизни всеобъемлющего значения. Нас больше интересует сам поток жизни, великий парад человеческих душ, составляющих в совокупности одну огромную душу бога Пан Ку. Мы верим в то, что, если все эти души станут добродетельными, возможно, все человечество как единое целое обретет то величие, которое некогда открылось в этом первородном божестве.

— Надо же, — не без доли сарказма произнес Кэно. — Я уже жалею, что задал тебе этот вопрос.

— А мне жаль, что ответ мой до тебя не дошел, — в тон ему ответил Кун Лао.

Кэно немного отстал от священника и дальше пошел рядом со Шнайдером.

— Этот малый меня прямо расстроил.

— Мне кажется, ты сам себя расстроил, — сказал Шнайдер. — Но я ничего такого не знаю. Все, что в этом храме хранится, — он ткнул указательным пальцем себе в голову, — я узнал из фильмов. Если Карлтон Гестон или Виктор Мэйче такого не говорили, значит, и мне это неизвестно.

Кэно только головой покачал и пошел дальше.

— Не верю я, Джилли, во всю эту чушь, — сказал он, поравнявшись с женщиной и Джимом By. — И вообще, мне начинает казаться, что я единственный, кто здесь не свихнулся.

— Если так, то это уже действительно страшно, — сказала она, ускоряя шаг, чтобы не потерять из виду Кун Лао, который вошел в лощину, где стелившийся по земле туман высотой почти в рост человека был гуще, чем раньше. Тяжелые тучи застилали свет почти полной луны.

Ночная тьма и туман, казалось, многократно усиливали треск сухих веток и шорох листвы под ногами.

— Эй, Лао! — крикнул Кэно, когда свет фонарика проводника стал блеклым желтым пятнышком в сгустившемся тумане. — Не забудь: потеряешь нас — не найдешь Чина.

— Я пообещал довести вас до горы, — отозвался Кун Лао, — и сдержу слово… если это будет в моих силах.

— И что твое это должно теперь означать! — спросил Кэно. — Ты сможешь и будешь вести нас вперед, пока я…

Остаток фразы застрял у Кэно в глотке, потому что прямо над ними невероятно широкой, ослепительной полосой сверкнула молния. В мгновение ока туман рассеялся, как легкий дымок, тучи пропали и безоблачное небо засияло звездами. На толстой ветке дерева во весь рост стоял бог грома Рэйден.

— Дальше вы ни шагу не ступите! — прогремел он.

Кэно и все остальные в изумлении взглянули вверх.

— Господи, святые угодники! — оторопело пробормотал Шнайдер, и челюсть его отвисла.

Кэно мгновенно подскочил к своему одуревшему помощнику и вырвал у него из рук карабин. Прицелившись в Рэйдена, он выпусти длинную очередь, но все пули с грохотом взорвались, напоровшись на выпущенную из пальца бога грома молнию.

Злобно отбросив в сторону бесполезный карабин, Кэно выхватил нож и с мастерской точностью послал его в ту же цель. Рэйден поймал его у самой своей груди, и нож исчез в ярком пламени, подобном вспышке магния.

— Довольно, — произнес Рэйден. Из-под островерхой пирамиды соломенной шляпы его глаза сияли холодным белым огнем.

Сверкнула еще одна молния, и бог грома оказался рядом с Кэно. Руки его были опущены вниз, пальцы искрились электрическими разрядами.

— Вы вторглись туда, куда вас не звали, — сказал Рэйден. — Здесь вы сложите сейчас свое оружие и уберетесь восвояси.

Блеснула еще одна молния — но не такая, как предыдущие. Она была красного цвета и не столько осветила небо, сколько рассеяла тьму вокруг. Из самой ее сердцевины появились две фигуры — одна высокая, худощавая, другая неестественно большого роста и гораздо более мощная.

Когда бог грома обернулся, чтобы взглянуть на них, тонкие губы огромной фигуры искривились в злобной ухмылке.

— Рэйден! — проревел низким голосом Горо. — Я уже давно жду встречи с тобой!

Стоявший рядом с Горо Шен Цун бросил взгляд на державшего фонарь человека и улыбнулся.

— Я полагаю, перед нами Кун Лао, — сказал он. — Ты очень похож на своего далекого предка. Это отрадно, особенно если учесть, что через несколько мгновений ты получишь возможность с ним встретиться.

Глава 21

Цуй Парк лежал на соломенном матрасе, уставившись полными слез глазами на тростниковую крышу хижины. Боковым зрением через открытое окно он видел огни деревни. Все жители ее отдыхали после ужина. Те, у кого были телевизоры, глазели на экраны, а у кого их не было, играли в шахматы и кости, некоторые вели беседы под звездным небом, покуривали трубки или пили чай. Немногие близкие друзья отважились прийти и отдать дань уважения и памяти его отцу, большинство же знакомых боялись это сделать — слухи о его гибели внушали людям такой ужас, что они предпочитали не высовываться из дома. Цуй вынужден был один вылавливать останки отца из канала, потому что не нашлось ни одного храбреца, который вызвался бы ему помочь.

Проплакав весь день, мать его, наконец, заснула. Теперь, когда ему не надо было ее опекать и успокаивать, Цуй мог сосредоточиться на собственном горе от невосполнимой утраты.

«Почему они это сделали?» — не переставал он задаваться одним и тем же вопросом.

Юноша знал кое-что о жизни и обычаях ниндзя. Отец рассказывал ему о своем прошлом, о недовольстве, которое вызвало у хозяев его желание оставить ремесло тайного воина. Но это случилось двадцать лет назад. Почему же они пришли за его жизнью теперь?

— Потому что раньше они не могли меня найти.

Цуй рывком сел на кровати.

— Кто здесь?

Тьма, окутывавшая комнату, странным образом преобразилась; свет, исходивший снаружи, отражался от умывальника и радиоприемника, от металлического абажура лампы и зеркала… однако казалось, что в этой темноте двигалось какое-то непрозрачное, еще более темное облако, и субстанцию, из которой оно состояло, можно было бы назвать абсолютной тьмой.

— Не бойся, Цуй, — сказал тот же до боли знакомый голос. — Это я, твой отец.

Юноша затряс головой, пытаясь отогнать от себя наваждение. Его немного выдающаяся вперед челюсть отвисла, в ясных карих глазах застыл ужас.

— Этого не может быть. Тоже, наверное, их работа — и со мной эти негодяи хотят сыграть какую-то злую шутку.

— Здесь нет никакого подвоха.

Голос приблизился, расплывчатое пятно непроглядной тьмы — тоже. Цуй сообразил, что голос исходил именно от него. Юноша прижался спиной к кирпичной стене хижины.

— Я пришел просить тебя о помощи, — проговорил призрак Йон Парка. — Божественный дух Ю послал меня в мир живых отомстить за мою смерть… с твоей помощью.

— Нет, — простонал Цуй, — это у меня от горя разум помутился.

Продолговатая часть темного пятна протянулась к нему, и хотя Цуй не заметил ничего похожего на пальцы, он почувствовал на плече леденящий холод.

— Я не иллюзия, сынок, — сказал Ион, подходя ближе, — я — бессмертная душа Йон Парка, бессмертная и беспомощная, потому что бесплотная. Я не могу ни к чему прикоснуться. — Теперь этот леденящий голос звучал совсем рядом с ухом юноши. — Я не могу никого убить. Поэтому, сынок, мне нужно твое тело.

— Ты… хочешь получить мое тело? Но как?

— Я вселюсь в него на время. Чтобы мой дух и мое мастерство стали твоими, а твой разум и твое сердце останутся при этом такими, как они есть — добродетельными и незапятнанными.

— Навсегда? — спросил Цуй. — Ты останешься во мне навсегда?

— Мы с тобой станем единым целым, — прошептал Йон Парк, — но лишь до тех пор, пока миссия моя не будет исполнена. Потом я удалюсь и обрету покой, а ты вернешься к матери, к обычной своей жизни.

— Мать, — проговорил Цуй, соскальзывая с кровати, — мне надо разбудить ее и все ей рассказать.

Холодная рука застыла перед Цуем, преграждая ему путь.

— Нет, сын мой!

— Но почему? Мама захочет знать, что ты… что с тобой стало. Ну, что ты еще в каком-то смысле живой.

— Нет, сынок, — проговорил дух Йона, — я не живой. Она не сможет ни видеть меня, ни слышать. Путь каждой души после смерти предначертан свыше, и божественный Ю сделал так, что лишь ты можешь со мной общаться. Никто, кроме тебя, ничего обо мне не сможет узнать.

Цуй вновь покачал головой.

— Этого просто не может быть. Я, верно, сошел с ума.

— Нет, ты не прав, это может быть, и это есть, — отозвался Йон.

Цуй взглянул на него еще раз — очертания тени трансформировались. Ее ноги, грудь и голова оставались непроглядно черными, но те места, где должны были быть руки и плечи, щеки и рот, стали отливать золотом, а на лбу и вокруг темных глаз обозначилась человеческая плоть. Пальцы рук тоже стали золотистыми и протянулись к юноше.

— Ю наделил меня силой одного из своих подданных, — сказал дух, сливаясь с телом своего сына. — В придачу к тем способностям, которые я передаю тебе, от моего бессмертного божественного благодетеля ты получишь особые качества, которые помогут тебе отомстить за мою смерть.

Когда дух отца вселялся в него, смешиваясь с его собственным естеством, тело Цуя похолодело и онемело. Его руки, казалось, покрылись золотистыми перчатками, на лицо и шею плотно легла золотая маска, которую закрыл темный капюшон, ноги и торс облеклись в черный костюм ниндзя.

— Держись молодцом, — сказал Йон.

Цую стало теплее, он больше не ощущал страха. Юноша поднялся с кровати и взглянул на свои руки.

— Да, — сказал он, пробежав пальцами по перчаткам, закрывавшим руки. — Теперь, мне кажется, все в порядке.

Юноша легкой, неслышной походкой подошел к окну, присел на корточки и направил вытянутый кулак в сторону стоявшего во дворе дерева. Не успел он об этом подумать, как из его запястья вылетела короткая, острая стрела. Просвистев в воздухе, она попала в дерево, пробила его навылет и врезалась в стоявшее за ним ведро со льдом.

Цуй распрямился.

— Я готов, отец, — сказал он, — готов обрушить свою ярость на тех, кто предал тебя страшным мукам… ярость Скорпиона!

Написав матери записку с просьбой не волноваться за него, Цуй неслышно вышел из хижины через окно, и его поглотила ночь.

Глава 22

Готовый ко всему и осторожный, Рэйден пристально следил за тем, как все четыре мощные руки Горо угрожающе сжимались и разжимались. Пальцы их судорожно хватали воздух.

— Не вздумай пошевелиться, бог грома! — прогрохотал Горо, его заостренные уши сдвинулись чуть вперед, в злых красных глазах полыхал огонь ненависти.

— Да, — сказал Шен Цун Рэйдену, — давай продлим очарованье нашей встречи, или она тебе не по душе? Она уже давно должна была состояться, хотя, честно говоря, я был бы не против отложить ее еще на чуток.

— Ты уж прости меня, что я так тебя разочаровал, — не без доли ехидства ответил бог грома.

— Ты не так меня понял, — сказал Шен Цун. — Я вовсе не разочарован. Ведь не все могут, как ты, появляться где угодно с такой легкостью. Шао Кан был недоволен тем, что произошло, и ему пришлось нас сюда телепортировать. Сам понимаешь, сколько энергии потребовалось повелителю, чтобы распространить свои чары за пространственный барьер между мирами.

— Он не повелитель, — резко возразил Кун Лао.

— Ну, может быть, он и не является твоим повелителем… пока, — ответил Шен Цун, на несколько шагов приблизившись к богу грома. Блеск, исходящий из глаз Рэйдена, осветил кожу колдуна, на которой стало еще больше морщин, его потускневшие глаза, чуть сгорбленную под тяжестью расшитого халата фигуру. Стоя рядом с Шен Цуном и глядя на него, можно было почувствовать витавший в воздухе привкус смерти. — Чтобы Шао Кан смог нас сюда перенести, мне пришлось отдать ему еще одну частицу своей души, — дребезжащим старческим голосом произнес колдун. — Хорошая же новость, Рэйден, состоит в том, что, когда Горо тебя одолеет и мы отошлем твою божественную душу во Внешний Мир, не только моя душа полностью восстановится, но Шао Кану достанет душ для того, чтобы осуществить давно задуманное вторжение в Земной Мир. Впрочем, — взгляд его безразлично скользнул по лицам собравшихся, — мне не вполне ясна суть его замыслов. За полторы тысячи лет жизнь здесь сильно изменилась. Кун Лао сделал шаг вперед.

— Шен, эта борьба бессмысленна. Зло не может стать ни выходом, ни решением. Будь заодно с нами.

— Ты хочешь, чтобы я вступил в Орден Света? — усмехнулся Шен Цун. — Ты слишком долго жил в глуши, монах. Да и душу мою мне хотелось бы восстановить.

— Мы сможем тебе в этом помочь, — продолжал Кун Лао. — Шао Кану она не принадлежит. Он ее лишь хранит. А мы сможем помочь тебе получить ее обратно.

Шен Цун слегка поклонился.

— Спасибо тебе, верховный жрец, но я хотел бы не только вернуть себе все частицы своей души, но и помогать Шао Кану править миром. Думаю, даже ты в состоянии понять, насколько меня манит такая перспектива.

— Шао Кан тебя раздавит, — проговорил Рэйден.

— Не болтай ерунды, — сквозь сжатые губы презрительно процедил Шен Цун. — Если уж речь зашла о том, кто кого раздавит. — Горо, тебя ждет работа!

— О да! — прорычал монстр, нагнул голову и, как бешеный бык на тореадора, помчался на Рэйдена.

Сверкнула молния, в ярком блеске которой бог грома растворился, чтобы вновь материализоваться на вершине дерева, а Горо тем временем всеми четырьмя лапами схватил пустоту.

— Л Кун Лао-то прав, Шен Цун! — донесся сверху голос Рэйдена. — Единственный путь спасения для тебя — встать на его сторону!

— Я бы на твоем месте сейчас в последнюю очередь думал о моем спасении, — со злостью ответил Шен Цун.

Пока колдун говорил, могучие ноги Горо успели затормозить. Монстр бросил испепеляющий взгляд на Рэйдена, подошел к толстому дереву, на вершине которого тот стоял, и с размаху ударил кулаком по его стволу в три обхвата. Ночь раскололась от треска рушащегося лесного гиганта, во все стороны полетели ветви и сучья. Рэйден спрыгнул вниз — прямо на плечи Горо, легко оттолкнулся от них и молнией взмыл на вершину другого дерева. Горо злобно зарычал, развернулся и бросился к нему, но, подкошенный молнией, которую метнул в него Рэйден, растянулся на земле.

— О-о-о-о-о-у-у-у-у-у! — завыл Горо, шлепнувшись плашмя на спину. Из того места, где молния ударила в его бронзовую кожу, вился дымок, на набедренной повязке и красном поясе зияли прожженные черные дыры.

— Тебя, наверное, спортивной чести и этике состязаний не учили, — бросил Шен Цун Рэйдену. — Если бы ты такой фортель выкинул во время Смертельной Битвы, я бы тебя немедленно дисквалифицировал.

Рэйден спрыгнул с дерева, приземлился точно между Горо и Шен Цуном и поднял вверх руки.

— Хорошо, я стану биться по твоим правилам, — сказал он. — Пусть только смертные отсюда уйдут.

— Конечно! — воскликнул Шен Цун. — Я для того сюда и телепортировался. Если бы ты не полез в их дела, нас бы здесь уже не было.

— Нет, — сказал Рэйден. — Они должны вернуться в деревню, а не продолжать путь к горе.

Шен Цун сделал шаг ему навстречу.

— Кун Лао пускай возвращается, но остальные пойдут вперед.

— Нет! — крикнул Рэйден.

— Ты слишком много болтаешь! — прорычал Горо.

Неожиданно набросившись на Рэйдена, дикий сын Внешнего Мира сжал бога грома в железных тисках всех своих четырех рук, не дав ему и глазом моргнуть. Рэйден протянул руки вперед и изо всех сил ударил ими Горо в живот, но монстр, казалось, этого даже не почувствовал. Верхними своими трехпалыми лапищами он обхватил запястья Рэйдена, крепко сжав его ладони.

— Ну-ка попробуй теперь метнуть свою молнию! — издевательски прорычал Горо, продолжая сжимать ладони бога грома и двумя свободными руками нанося ему сокрушительные удары по корпусу.

Пока два неземных существа мерились силой, Шен Цун повернулся к Кун Лао. Руки колдуна были опущены, но ладони, от которых вдруг пошел небольшой дымок, он держал поднятыми кверху.

— А теперь, священник, можешь продолжить свой путь. На восток… к горе.

— Я туда не пойду, — решительно сказал Кун Лао.

Тем временем Рэйден обхватил ногами массивные ноги Горо, нагнулся вперед, а потом резко ударил затылком монстру в нос, одновременно ногами пытаясь сбить его с ног. Голова Горо от удара запрокинулась назад, ноги его подкосились, и он шмякнулся на спину. Удар от падения на миг вышиб из него дух, и он ослабил железную хватку, которой сжимал Рэйдена. Бог грома вскочил на ноги и попятился назад, стремясь уйти от противника на безопасное расстояние.

— Ага, трус, отступаешь! — прорычал Горо, поднимаясь на ноги.

— И не думаю, — ответил Рэйден.

Как только Горо поднялся, бог грома подпрыгнул и лицом вперед с вытянутыми перед собой руками полетел на монстра. Кулаки Рэйдена ударили в его брюхо с такой силой, что Горо согнулся пополам и отпрянул. Не давая ему подняться, Рэйден подошел к врагу и схватил его за две руки. Скривившись от непомерного веса чудовища, бог грома попытался перераспределить эту тяжесть, выставив вперед одну согнутую ногу, а другую отставив назад. Это помогло ему поднять огромную тушу Горо над головой и бросить ее вперед.

— Комбинация удалась, — не без удовольствия сказал сам себе бог грома.

Горо снова с грохотом свалился на землю, взметнув вверх пожухлые листья. Одна из его массивных правых лап ухватилась за ствол поваленного дерева. Скрытый от глаз противника кучей земли, перемешанной с листвой, монстр поднял его и метнул в Рэйдена. Попав ему в плечо, ствол сбил бога грома с ног.

— Это тоже не по-спортивному, — заметил Шен Цун, — но ты заслужил такое отношение, бог грома.

Горо подошел к Рэйдену. Уклонившись от удара головой, который тот попытался ему нанести, монстр обхватил бога грома тремя лапами, а четвертой стал с неистовой силой молотить его по всему телу. Рэйден с молниеносной скоростью вертел головой, пытаясь уклониться от страшных ударов. Ему удалось еще раз сбить гиганта с ног и броском через голову повалить его на землю рядом с Кэно и Шнайдером, которые в страхе отскочили в разные стороны от поверженного бронзового гиганта.

— Просто поверить не могу, — сказал Кэно, когда он и его спутники отошли на безопасное расстояние от места схватки и спрятались за большим валуном. — Ведь это же тот самый тип, что приходил ко мне в комнату. У него же четыре лапы, чтоб его черти драли!

Рэйден с Горо стояли на ногах друг против друга. Рэйден вытянул вперед правую руку на уровне своего лица, а левую, сбоку свисавшую вниз, сжал в кулак. Горо стоял в боевой позиции, медленно перебирая в воздухе всеми четырьмя руками, как борец, изготовившийся к атаке.

— Я так думаю, до конца этой схватки еще далеко, — сказал Шен Цун, обращаясь к Кун Лао, — а времени у нас в обрез. — Теперь клубы дыма, исходившие от его ладоней, стали серыми и густыми. — Ты поведешь Кэно на поиски талисмана? Кун Лао гордо поднял голову.

— Нет, Шен Цун. Я не отдам силам зла то, что мой далекий предок хотел от них скрыть.

Колдун мрачно ухмыльнулся. Клубы дыма, вихрясь, стали понемногу обретать форму человеческих тел.

— Отдашь, непременно отдашь, — злорадствовал Шен Цун. — Вопрос лишь в том, сделаешь ты это по доброй воле или нет.

Как только Рэйден увидел, что дым начал обретать человеческие очертания, он напряг мощные ноги, готовясь к очередному выпаду. В тот же миг не сводивший с него глаз Горо прыгнул на бога грома, который был на голову его ниже, обхватил его поперек тела, повалил на землю и всеми четырьмя лапами стал его к ней прижимать.

— Неплохо это у тебя получилось, Горо, — сказал Шен Цун, продолжая держать раскрытые ладони поднятыми кверху. Одну из них он протянул в направлении Кэно, другую — к Кун Лао. Фигурки из вихрящихся клубов дыма стали обретать с ними сходство. — Пред ликом Шао Кана, — начал творить свое заклинание колдун, — все должны пасть ниц, ничья воля не может ему противостоять. Против могущества Шао Кана, — продолжал он, медленно сводя обе руки, — не устоит ничто.

— Нет! — воскликнул Рэйден, когда обе фигурки сблизились.

Несмотря на то, что четыре руки Горо сильно стесняли его движения, бог грома умудрился высвободить левую руку, протянул ее в сторону Шен Цуна и послал молнию.

Ударив заклинателю в руки, молния отбросила Шен Цуна на валун, за которым спрятались Кэно и Шнайдер. Пока он летел, ему удалось выкрикнуть несколько слов на фенга — колдовском языке кантонского диалекта.

Не успел стихнуть грохот грома, не прошла еще резь в глазах от вспышки молнии, как раздались раскаты злобного смеха Шен Цуна, эхом отозвавшиеся где-то вдалеке.

— О великий и могучий Рэйден! — сквозь хохот еле выговорил колдун. — Самое героическое божество, всем богам бог! Тело твое и дух воистину бессмертны, только в разуме ты слегка помутился. Кретин безмозглый! Ты сделал именно то, что мне было надо. Мне очень была нужна твоя молния… без нее мое заклинание осталось бы пустым звуком!

Как только тьма вновь сгустилась и зловещая тишина окутала поляну, блеск глаз Рэйдена из белого стал золотистым. Тусклого желтоватого света выпавшего из рук Кун Лао фонарика было достаточно, чтобы бог грома убедился в том, что магия Шен Цуна сработала.

Глава 23

— Кун Лао, — обратился Рэйден к стоявшему перед ним человеку.

— Нет, — сказал Шен Цун с явным удовлетворением, — это не совсем Кун Лао. Того, кого ты перед собой видишь, правильнее было бы назвать Кэно Лао.

Дымившаяся человеческая фигура бросила взгляд на свои руки. Один глаз этого существа был нормальным, второй — пламенно-красным; несмотря на зыбкость и расплывчатость сероватых контуров, лицо его явно походило на лицо Кэно, а фигура скорее принадлежала Кун Лао, чем бандиту.

— Да что же здесь такое творится? — спросил Шнайдер, так и стоявший за валуном с отвисшей челюстью.

— Да ничего особенного, — бросил ему Шен Цун. — Я тут немного математикой позанимался. Один разум Кэно — если так можно назвать содержимое его головы, — плюс один разум Кун Лао равняется одному верному последователю Шен Цуна, который знает, как найти талисман. — Колдун взглянул на Рэйдена. — Ну что, мой пылкий бог-громовержец, как тебе нравится это восхитительное творение, которое без твоей помощи я бы никак не смог создать?

В глазах Рэйдена, лучившихся бледно-золотистым светом, застыла невыразимая боль.

— Но это еще не все, — прошипел Шен Цун. — Я тебе кое-что еще объяснить должен. Видишь ли, сейчас они оба — не более чем дым… сохраняемый в едином целом силой моей воли. Если, Рэйден, ты попытаешься на них каким бы то ни было образом воздействовать, я позволю дыму рассеяться. Но как только это случится, душа Кэно тут же отправится во Внешний Мир и утащит за собой душу Кун Лао. Тебе понятно, что это значит? — Шен Цун довольно ухмыльнулся. — А значит это то, что у Шао Кана окажется достаточно душ, чтобы расширить проход между двумя мирами.

— Но ты же в любом случае передашь эти души ему.

— Да нет, не все так просто, — задумчиво проговорил Шен Цун. Он кивнул Горо, чтобы тот поднялся и отпустил Рэйдена. — Откровенно говоря, бог грома, мне еще многое нужно успеть сделать до прихода в этот мир Шао Кана. Понимаешь, я не строю иллюзий в отношении того, какая участь ждет меня при повелителе. Когда он сюда переберется, я буду лишь одним из целой армии его рабски покорных прислужников. — Он передернул плечами. — Конечно, мое положение будет несопоставимо лучше, чем у большинства смертных, которым суждено поджариваться на вечном медленном огне. Но все равно, мне не по душе роль лакея… даже если хозяином моим будет сам Шао Кан. А ты, Рэйден, можешь кое-что выиграть, если захочешь мне помочь. Догадываешься, о чем я говорю?

Рэйден встал. Он пристально смотрел на колдуна, и блеск его глаз становился все ярче.

— Я, конечно, не столь самонадеян, чтобы просить тебя самого принести мне талисман. Я прекрасно знаю, что если ты его коснешься, то лишишься своей божественной сущности, потому что прикосновения смертных его осквернили. Если будешь терпелив и не станешь мне мешать, то оба человека, которых я в едином теле отправил за талисманом, получат свое прежнее обличье без особых потерь, как только у меня отпадет в них нужда. Пусть тебя эта мысль немного успокоит. — Колдун взметнул кверху седые брови. — Если же, Рэйден, ты все же решишь сломать мне игру, этот Кэно-Кун умрет, обе заключенные — в нем души перейдут к Шао Кану, и этот мир сольется с Внешним Миром. И значит, при таком раскладе, мне захочется выкроить себе небольшое королевство… а тебе будет дано время, чтобы найти подходящее место, куда бы ты мог упрятать монахов и священников Ордена Света до прихода сюда повелителя, который, несомненно, предаст их вечному проклятью. — Шен Цун еще ближе подошел к богу грома и пристально взглянул ему в глаза. — Да, я позволю тебе это сделать. Ведь никогда наперед не знаешь, что тебя ждет, Рэйден. Я, к примеру, не исключаю, что когда-нибудь Шао Кан может от меня отвернуться, и тогда мне очень понадобятся союзники. Рэйден не сводил с колдуна глаз.

— Вроде получается так, что у меня и выбора-то никакого не остается.

— Так оно и есть, — сказал Шен Цун.

— Если я останусь здесь, ты пообещаешь, что не причинишь никакого вреда ни монахам, ни священникам?

— С ними не случится ничего плохого, — ответил Шен Цун. — Ни я, ни мои люди не будут предпринимать ничего против твоих храмов, книг и свитков.

Бог грома взглянул на призрачную серую фигуру, в которой магическим образом соединились два человека, и произнес:

— Ты меня слышишь, Кун Лао?

Шен Цун, повернувшись к колыхавшейся, расплывчатой фигуре, скомандовал:

— Кэно, пусть он говорит.

Рот Кэно широко раскрылся, потом растянулся еще сильнее, до полной неестественности, и из него показалась голова Кун Лао. Священник высунул голову, как новорожденное дитя из материнского тела. Странное и страшное это было зрелище — голова бандита как бы служила капюшоном для головы монаха.

— Я слышу тебя, Рэйден! — беззвучно произнес Кун Лао, но было ясно, что он сказал; так, должно быть, читают по губам глухонемые.

— Иди с Кэно, — сказал Рэйден, — отведи его туда, где спрятан талисман.

— Все сделаю, как ты говоришь, — так же неслышно проговорил Кун Лао.

Как только священник закончил, искаженные мукой черты лица Кэно вновь обрели обычные очертания, а Кун Лао скрылся в его недрах. Бог и колдун, монстр из Внешнего Мира и смертные смотрели вслед сдвоенному заклятьем существу, которое удалялось от них по поляне, перебирая ногами, не касавшимися земли; его широко раскрытые глаза смотрели перед собой, но, казалось, ничего не видели.

Когда эта странная и жуткая фигура скрылась в ночи, Шен Цун сказал:

— Есть, правда, еще одна мелочь, Рэйден. Ты осмелился мне противостоять. Твоя наглость не может остаться безнаказанной.

Бог грома бросил быстрый взгляд на колдуна, причем глаза его в этот миг сверкнули ослепительно ярким белым светом.

— Ты хочешь сказать, что слово Шен Цуна ничего не стоит?

— Нет, я имел в виду не это, — признался заклинатель. — Поскольку мне хочется сохранить твое расположение, я буду неукоснительно выполнять данное тебе обещание. Однако это вовсе не означает, что я обязан тебе потакать и во всем другом. Мистер By!

С самого начала схватки между Рэйденом и Горо Джим By и Соня Блэйд лежали лицом вниз в неглубокой ложбине. Когда Шен Цун позвал By, он все еще там прятался.

— Да, сэр? — отозвался By, высовывая голову из канавы.

— Мой слуга-демон сказал мне, что у вас есть радиопередатчик.

— Это радиотелефон, сэр, который действует через…

— Не морочьте мне голову всякой чепухой, — резко оборвал его Шен Цун. — Лучше поскорее достаньте его.

Джим By быстро снял со спины рюкзак и вынул из него радиотелефон размером с толстую книгу в твердом переплете. Отвинтив крышку, он нажал на кнопку, и из отверстия появилась параболическая антенна. By набрал на клавиатуре нужные координаты, антенна развернулась, нацеливаясь на спутник, и он снял трубку.

— Готово, сэр, — объявил он.

Глаза Шен Цуна блеснули недобрым огнем.

— Кое-кто должен ждать от вас звонка.

— Да, сэр, Мориарти.

— С ним есть еще кто-то.

Незаметным жестом, прикрываясь темнотой, Соня протянула руку к аппарату, соединявшему антенну с динамиками.

— Пастух, сэр, — ответил By. Шен Цун взглянул на Соню.

— Милая дамочка, — сказал он, — если вы еще хоть на дюйм протяните руку, я прикажу Горо придавить вас.

Соня замерла. Умоляющим взглядом она посмотрела на Рэйдена.

Проследив направление ее взгляда, колдун ухмыльнулся.

— Рэйден, — сказал колдун богу, — если ты снова попробуешь соваться туда, куда тебя не просят, я пошлю Горо в деревню, и от нее — уж поверь мне на слово — камня на камне не останется. Тебе, бог грома, следует усвоить, что неповиновение не останется безнаказанным.

Шен Цун перевел взгляд на By.

— Мистер By, свяжитесь с вашим сообщником, который ждет от вас звонка.

By поднес трубку к уху.

— Мориарти, это Джим By. Ты меня слышишь?

Голос в динамике ответил утвердительно.

— Он ждет указаний, — сказал By.

Шен Цун криво улыбнулся.

— Отлично. Скажите ему, чтобы с помощью своего ружья он вернул скромную маленькую душу мальчика Тьену.

Глава 24

Детские годы Лю Кана прошли в китайской провинции Хэнань. Тогда он часто играл со своим братом Чоу, который был старше его на год, в придуманную ими самими игру: один из братьев подкрадывался к другому и набрасывался на него в самый неожиданный и неподходящий момент. Правила этой игры предусматривали единственное ограничение на то время, когда мальчики чинили сети, которыми их отец Ли ловил рыбу. Никаких других запретов не существовало: нападать на соперника можно было, когда он спал, гулял и даже сидел на горшке.

Чтобы играть было интереснее, братья вели счет своим победам и поражениям: каждое успешное внезапное нападение приносило нападавшему два очка, каждое отбитое нападение давало защищавшемуся три очка, а нападавшему — ничего. Мальчики записывали счет в специальный блокнот, и по прошествии десяти лет Лю, накануне своего отъезда в Соединенные Штаты, набрал 18 250 очков, а Чоу — 18 283.

Он просил брата сохранить записи, и был уверен, что Чоу выполнил его пожелание. Вскоре после того, как Лю переехал в Соединенные Штаты, его родители скончались от чумы, а брат исчез — куда, когда и почему, он узнать не мог, как ни пытался, но очень надеялся, что в один прекрасный день снова с ним встретится.

Подходя к деревне Вуху, Лю почувствовал себя, как в те далекие годы, когда он подстерегал брата и тайком на него нападал. Была середина ночи, и, понятное дело, деревня не светилась огнями. Тем не менее жизнь там обычно не замирала даже в этот час: кто-то из крестьян шарил в потемках, собирая яйца, какой-то водонос наполнял кувшины водой из источника, кто-то, мучаясь бессонницей, шатался около дома, кто-то храпел во дворе после веселого вечернего застолья.

Сейчас же все было настолько тихо и неподвижно, что Лю и оба его товарища из Общества Белого Лотоса решились проникнуть в селение. Они двигались неслышно, таясь в тени хижин и немногих общественных построек, сняв сандалии, чтобы под ногами у них не чавкала грязь и не скрипел песок и гравий. Они были закутаны в черное, и увидеть или услышать их было практически невозможно.

В храме Ордена Света горели светильники, и Лю решил направиться именно туда. Какой-нибудь монах, наверное, сможет объяснить ему, почему в деревне так странно, до жути спокойно.

Когда они подошли к бронзовой двери высокого круглого здания храма, Лю Кан сделал знак друзьям, чтобы они оставались в тени деревьев около храма, пока сам он заглянет внутрь помещения. Неслышно подкравшись к одному из открытых окон, за которым располагалась большая библиотека, Лю услышал голоса.

— Да, Джим. Да…

Сидя под окном на корточках, прислонившись спиной к стене храма, Лю вынул из-за пояса звездочку для метания и поднял ее над подоконником, расположив смертельное оружие ниндзя так, чтобы от его гладко отполированной поверхности, как от зеркала, отражалось все, что происходит в помещении библиотеки.

То, что он увидел, приковало к себе все его внимание.

На циновке сидели двое — мужчина и еще совсем мальчик, на шею которого была накинута петля кожаного ремешка. Мужчина держал мальчика под прицелом автомата и говорил по телефону спутниковой связи, к шее его был привязан второй конец ремешка.

— Да, — сказал он, — все понял. Ага, усек. Давай, пока.

Мужчина положил телефонную трубку на рычаг, утопленный в плоской, достаточно большой коробке аппарата. Мальчик отпрянул от него так, что кожаный ремешок натянулся. Мужчина резко за него дернул, и парнишка упал на пол лицом. Подошедший Сенменджони не позволил ему подняться на ноги.

— Ты уж извини, — сказал Мориарти, — но сейчас здесь кое-что случится. Мне велели тебя прикончить. Обещаю тебе, что все произойдет быстро и безболезненно.

Как только Сенменджони отступил в сторону, а Мориарти нацелил автомат в голову паренька, Лю Кан встал и замахнулся рукой с зажатой в ней звездочкой, целясь в руку убийцы.

И в этот момент получил сильнейший удар в бок, от которого его подбросило в воздух. И почти одновременно внутри храма блеснула молния и раздался удар грома.

Глава 25

Лежавшая на рычаге трубка телефонного аппарата Джима By внезапно задергалась, и с двух ее концов — сразу из двух динамиков ударили сильные электрические разряды.

By бросил быстрый взгляд сначала на Шнайдера, потом на Шен Цуна и торопливым движением снял трубку.

— Слушаю!

Какое-то время он терпеливо ждал ответа, но в трубке лишь трещали помехи.

— Ничего! — сказал он почему-то по-испански и стал проверять контакты, продолжая прислушиваться к звукам, доносившимся из динамика. Потом положил трубку на рычаг. — Линия не работает, но с нашей стороны аппарат исправен. Такое впечатление, будто…

Взгляд By скользнул по фигуре Рэйдена.

— Будто что? — резко спросил Шен Цун.

— Будто что-то со стороны Тима перегорело, — ответил By. — Вроде как сильный электрический разряд в аппарат угодил.

— Или молния, — злобно проговорил Шен Цун. В горле у колдуна что-то булькнуло, когда он повернулся к богу грома. — Что, Рэйден, твоя работа?

— В отличие от тебя, — ответил бог грома, — я свое слово держу. Я пообещал тебе только остаться здесь. Но о том, что не буду метать молнии, не говорил ничего.

Шен Цун поразмыслил немного над словами Рэйдена, потом кивнул головой.

— Да, Рэйден, здесь ты прав. Убив моего человека, ты спас пастуха. Обещаю расплатиться с тобой в десятикратном размере, причем начну прямо сейчас. Горо, — воскликнул он, — настало время нашего сюрприза.

Распрямившись в полный рост, Горо злорадно осклабился. От ладоней Шен Цуна вновь пошел дым, и вторая красная молния расколола темное небо.

Глава 26

Когда над головой Чин Чина ударила неизвестно откуда взявшаяся молния, один конец которой поразил Тима Мориарти, а второй — Сенменджони, у паренька в ушах раздался такой звон, будто его стукнули головой о храмовый гонг, петля на шее ослабла. Осмотревшись, Чин Чин заметил, что в середине ремешка кожа прогорела, а Мориарти поблизости видно не было, — и быстренько нырнул под большой деревянный стол, стоявший недалеко от входной двери.

Когда же звон от взрыва в его ушах немного поутих, снаружи донесся шум борьбы.

Паренек на животе пополз по полу библиотеки, воздух которой пропитался темным смрадным дымом от того, что еще совсем недавно было Тимом Мориарти и Сенменджони. Чин Чин дополз до окна, пальцами ухватился за подоконник, подтянулся и выглянул наружу, тут же вновь свалившись на пол, и как раз вовремя, потому что в лицо ему едва не угодила леденящая воздушная волна.

Глава 27

За все годы, проведенные в тайных битвах, нападениях и обороне, Лю Кану еще ни разу не приходилось сталкиваться с врагом, вооруженным посохом. Но реакция его была, как всегда, мгновенной, и в тот момент, когда ему был нанесен удар в бок, он откатился в сторону, потом вскочил на ноги и отпрянул назад, чтобы увеличить расстояние между собой и противником для отражения второй атаки — вот тут-то в библиотеке храма и грянул взрыв. Лю Кан руками сумел заслонить лицо от огня, но опять был сбит с ног — на этот раз ударом взрывной волны. А когда его враг, стоявший на корточках и не задетый взрывом, что-то в него метнул и обжигающая волна холода, ударившись о его маску, отрикошетила в окно библиотеки, Лю Кан понял, с каким столкнулся врагом.

Воин Белого Лотоса сунул руку за пояс, чтобы достать еще одну метательную звездочку, но она, видимо, куда-то выпала. Не сводя глаз с темной тени врага, боковым зрением он искал какой-нибудь предмет, с помощью которого было бы легче защищаться. Он знал, что без приличного вооружения ему придется очень несладко: без надежного оружия нечего было и пытаться одолеть такого грозного врага, как Саб-Зиро.

Страшные слухи о кровожадности и невероятных способностях этого ниндзя делали его самым опасным противником любого смертного. Хотя те, кому довелось с ним столкнуться и остаться в живых — а таких было очень, очень немного, — считали его смертным, отточенное мастерство, с каким он владел всеми видами боевых искусств ниндзя, было поистине сверхъестественным. В совокупности с таинственной способностью излучать волны холода и передвигаться со скоростью снежной лавины эти его качества делали Саб-Зиро одним из опаснейших противников. Именно поэтому когда Лю не заметил спешащих ему на помощь друзей — Гай Лая и Вильсона Тонга, он заподозрил, что печально известный ниндзя уже с ними разделался. Такая тактика — разделяй и властвуй — была характерна для Саб-Зиро и Лин Кей — банды, в которую он входил. Ее члены ценили лишь победу и считались только с ней, честь для них ровным счетом ничего не значила.

Но Лю Кан был сейчас слишком занят, чтобы оплакивать потерю друзей. Какова бы ни была причина взрыва в библиотеке, он был благодарен судьбе за то, что из окна ее взрывной волной был выброшен покореженный автомат. Подбросив его ногой и поймав руками, он получил хоть какое-то средство, которое позволяло ему отражать удары смертоносного посоха Саб-Зиро.

Вверх, вниз, вниз, вперед, вверх, вперед.

Изящное оружие в умелых руках Саб-Зиро вертелось как пропеллер. И так и эдак пытался он нанести врагу сокрушительный удар. Лю Кан сначала отражал град ударов согнутым дулом автомата, потом прикладом, и снова дулом. Если бы только взрыв не покорежил автомат и можно было бы использовать его по прямому назначению! Даже ниндзя не могли противостоять пулям.

Ставки в игре поднялись, когда Саб-Зиро, чем-то щелкнув, выбил из наконечника посоха закрепленный внутри семидюймовый зазубренный нож.

Вперед, вперед, назад, вперед, слева направо.

Лю Кан не мог разглядеть закрытое маской лицо Саб-Зиро, не мог по его выражению определить, пытается ли противник его убить или играет с ним, как кошка с мышкой, готовясь к решающему выпаду. В этот момент ниндзя умудрился просунуть нож внутрь предохранителя курка и выбил покореженный автомат из рук Лю Кана, который снова оказался безоружным. Тем не менее он машинально задал себе вопрос, был ли он и впрямь совершенно беззащитен.

Когда Саб-Зиро выбил у него из рук автомат, Лю Кан заметил слабое исходившее от них золотистое сияние. Он вспомнил, что заслонил ими лицо во время взрыва в храме, и решил, что таинственная вспышка могла оказать на его руки какое-то воздействие. Однако времени на размышления, что, как и почему, уже не было. Когда Саб-Зиро в очередной раз занес над противником свой посох, Лю Кан не стал отскакивать в сторону. Вместо этого он упал на одно колено, протянул руку и схватился ею за посох. Как только дерево коснулось его ладони, он подумал об огне, и грозное оружие вспыхнуло ярким пламенем.

Если Саб-Зиро и удивился, то виду не подал. Закинув обгоревший посох за спину, он дохнул на Лю Кана еще одной волной ледяного холода, но боец Белого Лотоса вытянул в направлении врага руки с раскрытыми ладонями, еще раз подумав о странном сиянии, и в тот же момент в сторону Саб-Зиро вылетел столб пламени. Две волны — огненная и ледяная — столкнулись на полпути, и в том месте, где это произошло, возникло шипящее облако пара, под прикрытием которого Лю Кан отскочил влево и, сделав сальто через окно, оказался в помещении библиотеки храма.

Ударившись плечом о дверной косяк, Лю Кан замер и стал пристально всматриваться в темный оконный проем, ожидая появления врага. Тусклым оранжевым светом мерцали светильники, Лю тяжело дышал, думая о том, что в освещенном помещении у него есть больше шансов дать отпор жестокому ниндзя. Боевое искусство его соперника было настолько невероятно, что там явно не обошлось без черной магии.

Сердце Лю Кана билось в неистовом темпе, отсчитывая долгие секунды, однако никто, по-видимому, уже не собирался на него нападать. Тем не менее, он не терял бдительности. Он стоял, подняв одну руку на уровень лица, другой прикрывая грудь; левая нога его почти зависла в воздухе, касаясь пола лишь пальцами, чтобы в любой момент, если понадобится, нанести врагу сокрушительный удар.

Когда Лю влетел в окно, проделав в воздухе изящный пируэт, то заметил спрятавшегося под столом мальчика. И спросил у него:

— Что здесь произошло?

— Я… я сам ничего не понял, — запинаясь пробормотал Чин Чин. — Меня собирались застрелить, когда вдруг вспыхнул этот ослепительно яркий белый свет и сразу же исчез в окне.

— Молния ударила прямо сюда? — спросил Лю.

— Да. Именно в эту комнату. Вдруг ни с того ни с сего грянул гром, вспыхнул ослепительный свет и стало очень жарко. А потом все снова стихло.

Подумав немного, Лю произнес:

— Кто бы ни догадался послать сюда эту молнию, он спас нас двоих.

— Кто же мог такое сделать? — спросил мальчик. — Кун Лао запрещал прибегать к помощи магии и говорил нам, что боги больше не вмешиваются в жизнь смертных.

— Думаю, нам с тобой здесь пришлось столкнуться не только со смертными, — проговорил Лю.

Действительно, священники учили паству, что время богов кануло в Лету, однако бог грома Рэйден все еще оставался покровителем Ордена Света. И пламя, им сюда посланное, должно было спасти мальчика и не повредить при этом свитки и книги. Вот почему молния, вспыхнув, ушла сквозь окно: задев Лю, она наделила его руки чудесной силой излучать пламя. Столь странное стечение обстоятельств было, пожалуй, счастливым следствием усилий Рэйдена по спасению пастушка.

«Наверное, это судьба, — сам себе сказал Лю Кан, — и мне было предначертано оказаться именно в это время и в этом месте». Но когда он вспомнил о двух своих верных друзьях, которые, скорее всего, лежали где-то мертвые, поверить в счастливую судьбу и благорасположение богов было не так-то просто. Почему они спасли лишь его одного, не позаботившись о тех, кто был с ним рядом? Ведь они были моложе и потому менее грешны, чем он.

Однако не время было вдаваться в философские материи. Предстояло защитить деревню, а потом продолжить выполнение порученной миссии. Взглянув на часы, он подумал о человеке, местонахождение которого высвечивалось на экране часов цифрой два, — еще одной жизни, которой могла грозить опасность.

Неслышно, на цыпочках ступая, Лю подошел к окну. Не дойдя до него нескольких ярдов, он послал в ночь пламенный вихрь, потом быстро посмотрел направо, налево. Саб-Зиро нигде не было видно, но в неясном свете занимавшейся зари Лю разглядел тела двух своих друзей, лежавших навзничь с открытыми глазами и кровавыми полосами вокруг шей. Они были удавлены тонким шнуром, который составлял непременный атрибут вооружения любого ниндзя. Нападали они обычно сзади, накидывали на шею прочную нейлоновую или проволочную струну и стягивали ее так, что жертва даже не могла позвать на помощь.

Опечаленный и озлобленный, Лю прекрасно понимал, что преследовать ниндзя в ночи, пытаясь отомстить врагу, было бесполезно. Он еще сойдется с Саб-Зиро лицом к лицу, и тогда все повернется по-другому. Но теперь он, прежде всего, должен был подумать о Соне Блэйд, позаботиться о ее безопасности…

Глава 28

Когда над ладонями Шен Цуна вновь заклубились завитки дыма и ударила красная молния, глаза Рэйдена, излучавшие белый свет, сузились. Он не мигая, без страха за себя смотрел на горевшее между колдуном и Горо дьявольское пламя, в рубиновом зареве от которого стали неясно вырисовываться какие-то продолговатые очертания… человеческие по форме, но явно не от мира сего.

Шен Цун сказал:

— Нашему проницательному повелителю Шао Кану показалось, что я недооценил возможности Ордена Света. — Колдун вздохнул. — Ну что ж, ему, должно быть, виднее. Никому не доставляет удовольствия расписываться в собственной слабости, но я ведь всего-навсего простой смертный. Как мистер By, и мистер Шнайдер, и эта интересная дамочка, которая, как я склонен думать, никогда не собиралась стать моим союзником. — Заклинатель исподлобья бросил в сторону Сони хитроватый и недобрый взгляд. — Или я не прав?

Женщина поднялась с земли и гордо заявила:

— Я — Соня Блэйд, агент специального подразделения войск Соединенных Штатов.

На это Шен Цун отреагировал с изрядной долей удивления.

— Неужели же правительство такой могучей страны, обремененное заботами о важнейших геополитических проблемах, заинтересовалось вдруг моей скромной персоной? Я просто польщен столь высокой честью.

— Оно заинтересовалось вашей персоной по просьбе британских властей в Гонконге, — ответила женщина. — А что касается меня, я здесь нахожусь из-за Кэно.

— Чем это он вам так досадил?

— Три года назад он убил моего жениха — Клиффа Лодольче.

— Почтенного учителя боевых искусств? — изумленно спросил Шен Цун. — Это было делом рук Кэно?

Соня утвердительно кивнула.

— Ну, значит, Кэно напал на него сзади, — проговорил Шен Цун, — или в темноте. Лодольче был лучшим мастером в искусстве единоборства. Кэно никогда не осмелился бы вступить с ним в честный поединок.

— Вы правы, он напал на моего жениха со спины и в темноте, — гневно ответила Соня. — Когда Клифф отказался подчиниться диктату банды Черного Дракона, Кэно всадил ему в спину шесть пуль из пистолета 45-го калибра.

— Это очень похоже на Кэно, — проговорил Шен Цун, — он просто, как с ним часто бывает, погорячился. А вы, значит, решили его найти и отомстить за жениха. Как трогательно, прямо до слез.

Пока они говорили, багровое сияние дьявольской молнии исчезло, и во тьме обозначились очертания нового посланца из Внешнего Мира. Рэйден ясно видел то, что было недоступно взгляду смертных: это существо имело обычные человеческие тело и голову, однако нижняя половина его лица была покрыта зеленой маской с горизонтальными разрезами по бокам. Из них на землю стекали капли какой-то жидкости; когда ядовитая слюна потустороннего существа касалась земли, от нее вздымались ядовитые пары.

«Кислота, — подумал бог грома. — Во Внешнем Мире есть лишь одно такое существо».

— Кэно — жестокий и бессердечный бандит, — признал Шен Цун. — Однако он оказался весьма полезным для достижения моих целей. Он чрезвычайно жаден, что вкупе с его физической силой и безжалостностью делает его эффективным помощником. Хотя, должен признаться, — Шен Цун сделал паузу, чтобы взглянуть на вновь прибывшего, — если бы я мог начать все это сызнова, то никогда бы не стал подряжать ни Кэно, ни кого бы то ни было из смертных на работу, связанную с божественными делами. Сами попробуйте спасти частицу своей души и посмотрите, что из этого получится.

Взглянув на Рэйдена, Шен, Цун расплылся от удовольствия. Бог грома оставался невозмутимым.

— Ну что ж, — продолжил Шен Цун, — хоть я и покидаю тебя, Рэйден, здесь останутся мои помощники из Внешнего Мира — Горо и его подручный Ящер. Ящер — личный телохранитель Шао Кана, так что, надеюсь, тебе будет чем заняться. — Шен Цун бросил пристальный взгляд на бога грома. — Хоть, думаю, это и безнадежно, однако, учитывая безвыходность твоей позиции, хотел бы тебя спросить, может, все же перейдешь на нашу сторону?

Рэйден ничего не ответил. Спустя какое-то время Шен Цун покачал головой.

— Очень плохо, — произнес он, и его ладони в очередной раз задымились. — Я вовсе не уверен, что компания, в которой тебя оставляю, доставит тебе большое удовольствие. Кстати, мистер By, и вы, мистер Шнайдер, здесь вам больше делать нечего, однако у меня есть еще для вас работенка в другом месте.

Те не успели и слово сказать, как их окутало красное сияние, и они исчезли.

— Что же касается вас, мисс Блэйд, — Шен Цун протянул к женщине руку ладонью вперед, — хоть вы лишились вашего жениха и, возможно, потеряли след его убийцы, зато заслужили особую честь, которую я вам собираюсь оказать.

Вновь блеснуло красное зарево, а когда оно померкло, Шен Цун с Соней исчезли, а Горо с Ящером встали справа и слева от Рэйдена. Горо радостно рычал, Ящер исходил ядовитой слюной, стекавшей на траву рядом с его босыми ногами.

Глава 29

Горо протянул массивную руку и указал пальцем в сторону Рэйдена.

— Умереть ты не можешь, бог грома, — сказал пришелец из Внешнего Мира, — но убить можно даже бессмертного. И мы тебя сейчас убьем.

Рэйден продолжал смотреть прямо перед собой, наблюдая за двумя противниками одновременно краешками глаз. Холодный их блеск и решительные очертания подбородка надежно скрывали мысли и намерения бога грома.

Красные глаза Горо, медленно приближавшегося к Рэйдену с левой стороны, светились как у робота. Зеленые немигающие и чуть косящие глаза Ящера, как и выражение его лица, нижняя половина которого была скрыта зеленой маской, казались непроницаемыми. На нем был плотно облегающий тело черный костюм, отделанный зеленым узором, легкие черные ботинки и черный капюшон, прикрывающий голову. Двигался он с плавной, зловещей грацией, которой так недоставало его немного неуклюжему, тяжеловесному напарнику.

— Ты, Горо, много болтаешь, — сказал Ящер глухим вибрирующим голосом, доносившимся из-под маски.

— Это для поднятия тонуса, — проревел монстр и бросился на Рэйдена.

Не дожидаясь удара, бог грома исчез, и Горо понесся прямо на Ящера. Его собрат из Внешнего Мира избежал столкновения только благодаря тому, что успел проворно отскочить в сторону. Монстр ухватился за ствол дерева и лишь с его помощью затормозил за миг до того, как Рэйден с верхушки другого дерева послал в них молнию, которая свалила Ящера на землю.

С громким шипением он тут же вскочил на ноги, угрожающе растопырив пальцы с острыми когтями. Горо ударил огромной ногой в землю, чтобы его не несло по инерции вокруг дерева, и повернулся к Рэйдену.

— Сражайся, трус! — прорычал Горо.

— Болван! — сказал Ящер, обращаясь к Горо. — У него есть мозги, и он ими пользуется, в драке они эффективнее любого оружия?

Задрав голову, Ящер плюнул кислотой в ствол того дерева, на верхней ветке которого стоял Рэйден. Ствол с треском переломился в том месте, куда попала едкая зеленоватая кислота, и дерево стало падать. Однако Рэйден успел приземлиться позади Ящера еще до того, как дерево достигло земли. Он сильно ударил врага сзади, а когда тот летел головой вперед, сделал сальто, ударил его ногами в плечи и, использовав его как подкидную доску и перевернувшись в воздухе, с размаху нанес врагу настолько страшный удар, что у того отнялись руки и ноги. Рэйден же отскочил от поверженного Ящера и повернулся лицом к четырех-рукому гиганту, который снова был готов к нападению.

На этот раз Горо прыгнул на Рэйдена с расстояния в несколько футов, и ему удалось поймать врага за ногу. Монстр тут же обхватил ее всеми четырьмя лапами, пытаясь повалить бога грома на землю и одновременно нанести ему удар левым плечом по корпусу. Не теряя времени, он двумя руками обхватил запястья ошеломленного Рэйдена, чтобы тот не смог метнуть в него свои молнии.

— Я все-таки считаю, что мускулы в бою важнее мозгов! — злобно прорычал Горо, уставившись на поверженного противника.

— Бей его! — вопил Ящер, с трудом поднимаясь на ноги. — Он еще может…

Не успел он закончить фразу, как Рэйден исчез в вихре света, и Горо повалился на голую землю.

— Черт! — сказал монстр. — Я и забыл…

— Берегись! Сзади…

Услышав Ящера, Горо повернулся, но опоздал — удар, нанесенный ему в челюсть ногой бога грома, раскрутил его и отшвырнул на землю. Рэйден вытянул вперед руки, собираясь испепелить врага молнией, но тут прямо на него прыгнул Ящер — и куда-то пропал.

Рэйден отошел с того места, куда должен был угодить Ящер, и попытался было найти его глазами, но откинулся на спину, внезапно получив сокрушительный удар в грудь.

— Телепортироваться ты можешь, — сказал Ящер зловещим голосом с придыханием, — а невидимкой становиться тебя, видно, не научили?

Удар коленом в живот чуть не вышиб из Рэйдена дух. Однако он нашел в себе силы, чтобы послать перед собой молнию, которая отбросила Ящера назад, и он исчез из виду, а когда сияние прошло, на бога грома вновь надвигался Горо.

Гигант злобно рычал и двигался быстрее, чем раньше. Две его верхние руки потянулись к шее Рэйдена, но бог грома упал на спину, поднял вверх обе ноги, уперся ими в живот Горо и, используя его же инерцию, поднял гиганта в воздух и перекинул через голову. Монстр хоть и был захвачен врасплох, успел сориентироваться и протянул назад руку. Ему удалось схватить Рэйдена за левую ногу, и когда тот падал, подскочивший сзади Ящер сильно ударил врага ногой по затылку.

В голове у бога грома все смешалось, он попытался те депортироваться, но ему не хватило сил.

— Готов! — сказал Горо, встав с земли. Он поднял ногу и поставил ее на спину поверженному богу — точно между лопаток. — Мы побили Рэйдена!

— Ну-ка отойди! — прошипел Ящер. — Дело надо доводить до конца.

Горо нехотя отошел на несколько шагов в сторону, в то время как его напарник запрокинул голову назад, изготовившись к атаке. Рэйден с трудом оперся на правую руку, немного приподнялся и взглянул на врага. Он вновь попытался собраться с силами, чтобы телепортироваться перед тем, как Ящер плюнет в него кислотой. Но руки его дрожали, и он не был уверен в том, что это ему удастся…

Внезапно Ящер отлетел влево, отброшенный ногой фигуры в черном, появившейся вроде бы из ниоткуда. Новый персонаж возник в прыжке, в горизонтальном относительно земли положении, причем спиной вниз. Ноги его еще касались Ящера, когда он сделал в воздухе пируэт и перевернулся. Когда Ящер отлетел в сторону, фигура в черном сделала сальто, встала на руки и, сильно оттолкнувшись от земли, оказалась рядом с Горо, в тот же миг нанеся ему серию сильных апперкотов.

Пораженный, гигант сделал несколько попыток нанести ответные удары, но темная фигура умудрилась не только увернуться от них, но и добавить монстру пару горячих в низ живота и невероятной силы удар ногой по челюсти. Бронзовокожее чудовище отлетело назад и впечаталось спиной в ствол дерева, сломанные ветки которого засыпали все вокруг.

Этих бесценных секунд Рэйдену хватило, чтобы прийти в себя и встать на ноги.

— Меня зовут Лю Кан, — сказал человек в черном богу грома, когда они встали спина к спине, ожидая новой атаки чудовищ из Внешнего Мира.

Ящер стоял опустившись на одно колено, руки его висели плетьми по бокам; потирая чуть было не выбитую челюсть, Горо отошел от могучего дерева.

— Спасибо тебе, Лю Кан, — сказал Рэйден. — А теперь уходи — это не твоя схватка.

— Я слышал уже кое-что об этой четырехрукой твари, — ответил Лю Кан, — и если ты борешься с Кэно и Шен Цуном, это и моя битва.

Ящер встал с земли, нелепо хихикая и отряхивая с одежды налипшую на нее листву.

— Я тоже хочу тебя поблагодарить, Лю Кан, — проговорил он. — Теперь Рэйден должен будет о тебе заботиться и не сможет, когда ему вздумается, отсюда телепортироваться.

— Я и сам за себя постоять могу, — ответил Лю Кан.

Горо с ревом бросился в очередную атаку, воин же Белого Лотоса разбежался и в прыжке нанес ногой удар в левое плечо гиганта. Тот успел выставить блок защиты и верхней левой рукой схватил смертного за голень, сжав ее изо всех сил.

— Вы, существа Земного Мира, меня просто забавляете, — рассмеялся Горо, когда Лю Кан умудрился так извернуться, что второй ногой угодил ему прямо в физиономию.

Монстр выронил смертного, который приземлился как кошка в тот самый момент, когда над головой его ударила молния. Она попала Горо в живот и согнула гиганта пополам. Тогда Рэйден обернулся к Ящеру и следующий электрический разряд адресовал ему. Ящер, высоко подпрыгнув, пропустил молнию снизу и приземлился немного правее от бога грома. Пока они обменивались ударами, Лю Кан, пораженный их великолепной техникой рукопашного боя, отскочил на безопасное расстояние от разъяренного Горо и с бешеной скоростью стал носиться вокруг него, время от времени нанося противнику ощутимые удары.

В этот самый момент Рэйден и Лю Кан внезапно почувствовали страшный холод и вскоре оказались скованными толстым слоем льда.

Горо с Ящером от неожиданности отступили назад и в изумлении уставились в светлевшее на востоке небо, откуда пришли волны ледяного-холода. Со стороны восходящего солнца к ним приближалась фигура человека, облаченного в черно-синие одежды, лицо его закрывала серебряная маска, а голову — надвинутый на глаза черный капюшон.

— Знаете, — сказал незнакомец, — появляться вот так, открыто, мне нравится даже больше, чем подкрадываться тайком, как я собирался сначала.

— Ты кто? — спросил Ящер, косясь то на незнакомца, то на Рэйдена, скованного ледяной коркой в несколько дюймов толщиной.

— Я работаю на Шен Цуна, — сказал пришелец, — и вы, как мне кажется, тоже. Он меня нанял, чтобы я разделался с этим подонком из Белого Лотоса, который лежит справа. А что касается того, что слева, — продолжил он, поравнявшись с представителями Внешнего Мира, — можете его считать подарком от Саб-Зиро.

Глава 30

Для обычного человека скорость, с какой он двигался, была просто невообразимой.

Вскоре после восхода солнца Кэно, слитый воедино с Кун Лао, достиг горы Энджайлас, которая когда-то называлась Ифукубе, и стал подниматься по ней мимо древних пещер монахов Ордена Света вверх, к священным храмам — туда, где обитали боги.

Сероватый, стелющийся туман окутывал храм Рэйдена, колонны и фасад которого блестели так же, как пятнадцать столетий назад… За храмом заботливо следили монахи, его хранил от разрушения свежий горный воздух, оберегала праведность души самого бога, в честь которого было возведено это здание.

Когда Кэно-Кун приблизился к нему, блеск голубовато-белого алебастра и золота, символизировавших луну и солнце, казалось, померк — таково было тлетворное влияние дьявольского создания, приближавшегося к храму.

Ведомая знанием Куна, который был не в состоянии подавить его в себе, часть этого создания, принадлежавшая Кэно, уверенно двигалась к той скале, где много столетий назад первый Кун Лао спрятал священный талисман Рэйдена.

Созданный из дыма сдвоенный человек остановился перед камнем, на котором навеки запечатлелись следы ударов Кун Лао — они выглядели так, будто камень разбили только вчера. Изобразив на перекошенной физиономии с размытыми очертаниями некое подобие улыбки, Кэно подошел ближе к тайнику, его толстые пальцы стали тонкими, почти прозрачными, они проникали в трещины, отыскивая в них путь к талисману с поистине призрачной утонченностью…

А когда он нашел то, что искал, улыбка его стала определеннее. Усилием воли заставив пальцы обрести плотность, Кэно принялся вынимать куски камня из скалы. Они падали сквозь и вокруг него до тех пор, пока перед его глазами не предстал драгоценный талисман, белое на золотом, луна и солнце. Он просунул пальцы под кожаный ремешок, притянул талисман к себе, потом повернулся и заскользил вниз с горы.

Оставшийся позади храм Рэйдена как бы потускнел, потому что его лишили сердца, которое унесло с собой порочное дитя зла.

Глава 31

Вытащив из-за спины посох с зазубренным лезвием ножа на конце, Саб-Зиро внимательно обозрел плоды своего очередного злодеяния.

— Воздействие холодной волны скоро пройдет, — сказал он. — Когда это случится, будьте готовы покончить с вашим приятелем. Там, подо льдом, он находится в полном здравии и слышит все, о чем мы говорим, видит все, что мы делаем. Сдается мне, он этим не очень доволен.

Горо с ним согласился. Он неуклюже подошел к ледяной глыбе, в которой был заточен Рэйден, обхватил ее всеми четырьмя руками и положил на землю.

— А пока он там, его можно бить? — спросил монстр.

Плавной, скользящей походкой к ним приблизился Ящер.

— Меня, Горо, этот невесть откуда взявшийся малый саданул в бок. Но ты-то как сподобился дать ему возможность телепортироваться.

— Меня извиняет именно то, что он исчез! — возразил Горо. — Я знал, что Рэйден может метать молнии, но телепортироваться!

Услышав имя бога грома, Саб-Зиро навострил уши.

— Рэйден, вы сказали? Я что, самого бога грома туда упек?

— Да, ты нам помог, — ответил Ящер, склоняясь над головой замороженного божества. Кислота, капавшая сквозь щели в его маске, попадала на лед, и он таял в клубах раскаленного пара.

— Надо же! — воскликнул Саб-Зиро, потирая подбородок, скрытый маской. — Когда я сюда подходил, мне показалось, что он один задал вам двоим хорошую трепку. Может, освободим его и посмотрим, как вы справитесь…

— В честном поединке? — донеслось откуда-то со стороны восходящего солнца.

Три монстра одновременно взглянули красными, зелеными и человеческими глазами в сторону слепящих солнечных лучей. Они никого не увидели, и тут же дружно отскочили в сторону, заметив, что в их направлении летят два коротких гарпуна с крюками на концах. Гарпуны попали в две ледяные глыбы, точно между ног пленников, и на глазах у изумленных слуг Шен Цуна обе льдины исчезли прямо у них из-под носа. В следующее мгновение воздух завихрился, потемнел, и перед ними материализовалась фигура человека в черных и золотых одеждах. Лицо его было закрыто золотой маской.

Незнакомец обернулся к Саб-Зиро.

— Тебе, негодяй, удалось одолеть божество с помощью двух этих тварей; столько же подручных тебе понадобилось, чтобы жестоко расправиться с безоружным человеком.

К лицу Саб-Зиро прилила кровь, он подошел к незнакомцу поближе.

— Никому не дано лезть в мои дела и учить меня жить, щенок. И тебе я этого не советую.

— А ты попробуй мне помешать, — ответил юноша.

— Всему свое время, — зло процедил Саб-Зиро сквозь зубы.

— Я тебе помешаю, — прорычал Горо. Он сжал верхний левый кулак нижней правой рукой, а Верхний правый — нижней левой. — Я у тебя сердце вырву. Терпеть не могу слюнявых хвастунов.

— Успокойся, Горо, — сказал Саб-Зиро. — Как тебя зовут, малыш?

— Скорпион, — ответил юноша. Саб-Зиро хмыкнул.

— Я много скорпионов съел и даже суп из них варил. Так что не могу сказать, что очень испугался. А из тарантулов такое жаркое получается…

— Ты убил сборщика пошлины, — перебил его Скорпион. — Он был честным, порядочным человеком, нежным мужем и заботливым отцом.

— Ах, вот в чем дело, — воскликнул Саб-Зиро. — Ты, значит… его сын?

— Хватит болтать, — отрезал Скорпион. — Пришло время отвечать за твои преступления.

— Ты что, никак всех нас к ответу призвать собираешься? — осклабился Ящер.Блеснув глазами, как нападающий на жертву крокодил, он плюнул в юношу кислотой.

Плевок прошел сквозь Скорпиона, не причинив ему никакого вреда. Юноша на миг вроде исчез, но вскоре вновь материализовался в нескольких шагах за спинами честной компании. Все трое как по команде обернулись.

— Я буду драться с любым, кто попытается помочь этому негодяю, — предупредил Скорпион.

— А мы ему в этом с удовольствием поможем, так что держитесь, трусы! — раздались уже знакомые голоса за спинами троих растерявшихся злодеев.

Ящер, Саб-Зиро и Горо снова обернулись.

— Лю Кан, — проревел Горо.

— И Рэйден, — прохрипел Ящер, уставившись зелеными глазами на голубовато-белую фигуру, стоявшую рядом с Лю Каном.

Скорпион как будто даже стал выше ростом.

— Я же сказал тебе, Саб-Зиро, время настало. Повернись ко мне лицом.

Голова ниндзя развернулась на сто восемьдесят градусов, а через какое-то время за ней последовало и тело. Он привычным жестом засунул большие пальцы за широкий черный пояс своего костюма, потом запустил туда указательные.

— Ну, обернулся, — с вызовом сказал Саб-Зиро, — и стою к тебе лицом.

Напряженные руки Скорпиона были опущены по бокам. Он согнул их в локте так, чтобы обратные стороны запястий были обращены к Саб-Зиро. Пристально наблюдая за противником, он почти не мигал, ожидая с его стороны нападения.

— Ты что, подстрелить меня собираешься? — спросил Саб-Зиро, начиная ходить вокруг юноши по кругу. — Одна пуля — в ногу, чтобы я больше не мог ходить, вторая — в бок, чтобы сбить меня с ног, а третья — в живот, чтобы я корчился от боли, истекая кровью, но сдох не сразу.

Скорпион отслеживал каждое движение Саб-Зиро, не сводил с него глаз. Страха в нем не было, но сердце отчаянно колотилось в груди сразу за двоих — за себя и за отца.

— Я буду сражаться честно, — сказал Скорпион врагу, — чего ты, по-видимому, никогда не делал.

— Ты прав, — ответил Саб-Зиро. Затем быстрым движением вынул пальцы из-за пояса и сжал руки в кулаки. — Именно поэтому, молодой мститель, я хочу тебя спросить: с какой же стати мне быть честным теперь?

С этими словами Саб-Зиро упал на землю, которая в тот же миг, как показалось Скорпиону, завибрировала, и от этого места во все стороны повалил густой, непроницаемый для взгляда черный дым.

Скорпион затаил дыхание и ступил ногами туда, где, по его расчетам, в непроглядной дымной мгле должен был лежать на земле Саб-Зиро. Юноша быстро ощупал все пространство, затянутое черной пеленой, но убийца как сквозь землю провалился. Через несколько секунд у Скорпиона запершило в горле и защипало глаза от едкого дыма, он закашлялся и вынужден был покинуть это место: он метнулся в черное чистилище Ю, все еще продолжая чихать, и вышел из него в нескольких сотнях ярдах от задымленного места, оказавшись рядом с Лю Каном. Боец Белого Лотоса успел туда отбежать сразу же, как только повалил дым.

— С тобой все в порядке? — спросил он Скорпиона, положив ему руку на плечо и участливо заглянув в глаза.

Тот утвердительно кивнул, не сводя глаз с покрытого черным дымом участка поляны.

— Ты… ты не заметил, куда он делся?

— Он не двигался, пока не поднялась эта дымовая завеса, — ответил Лю Кан. — Обычный трюк бандитов из Лин Кей. Он бросил дымовые шашки — смесь нефти со слезоточивым газом. Они совсем маленькие, смесь находится там под большим давлением и приводится в действие прокалыванием ногтя. У этих подлецов нет никакой чести. Они не принимают бой, когда считают, что проще удрать.

— Мой отец был честным человеком, — задумчиво сказал Скорпион. Он все еще смотрел вдаль, стараясь отыскать взглядом врага. — Потому-то он и решил порвать с Лин Кей. И это стоило ему жизни.

— Прости меня, друг. Я разделяю твои чувства. — Лю Кан нажал на кнопку часов. Ни одна цифра на экране не светилась. Это означало, что Соня находится где-то за пределами стопятидесятимильного радиуса действия передатчика, вмонтированного в рукоятку ее ножа. — Саб-Зиро под покровом темноты убил двух моих друзей, и теперь я очень беспокоюсь за судьбу третьего.

— А куда делись двое других наших противников? — спросил Скорпион.

— Горо с Ящером большие и сильные, но ума им явно не хватает, — сказал Лю Кан. — Они скрылись вместе с Саб-Зиро. Двое против троих — такой расклад их не устроил.

— Как же они так быстро сумели улизнуть?

— Думаю, Саб-Зиро здесь действовал сам по себе, — проговорил Лю Кан. — Ниндзя с его опытом может буквально за считанные секунды прорыть неглубокую траншею, укрыться в ней и закидать себя сверху землей. Потом хоть часами ищи — все равно не заметишь его дыхательной трубки. А что касается двоих других — помнишь, как завибрировала земля? Должно быть, это Горо улепетывал на своих ножищах, как у бронтозавра, подхватив одной из лап Ящера. — Лю Кан наблюдал за тем, как дым начал рассеиваться. — А может, земля тряслась от того, что Шен Цун прислал за своими прихлебателями еще одну красную молнию. Этот колдун, говорят, способен на многое.

Скорпион глубоко вздохнул и снял с плеча дружескую руку Лю Кана.

— Мне надо идти за ними.

— Нет!

Голос раздался прямо у них за спиной. Скорпион обернулся и увидел Рэйдена, глаза которого сияли золотистым блеском, но выражение лица было угрюмым.

— Ими мы позже займемся. А сейчас перед нами стоит другая задача.

— Это перед тобой стоит другая задача, — возразил богу грома Скорпион. — А я не дам Саб-Зиро улизнуть…

— Он уже от тебя ушел, — сказал Рэйден. — Я только что был на острове Шен Цуна.

— Ну, шустер, — бросил Лю Кан Скорпиону, — прямо как ты.

— Лю Кан был прав, — продолжал тем временем Рэйден, — Саб-Зиро и пришельцы из Внешнего Мира отсюда убрались — Шен Цун прислал за ними красную молнию. — Он перевел взгляд на Лю Кана. — Соня Блэйд вместе с ними, и Кэно скоро туда доберется.

— Он снова стал прежним?

— Да.

— Талисман у него?

Рэйден кивнул.

— Тогда, Рэйден, — сказал Лю Кан, — тебе там показываться не следует. Им ведь достаточно коснуться тебя талисманом, и можно будет считать место бога грома вакантным.

Скорпион спросил:

— Рэйден, с какой еще задачей нам предстоит справиться?

— Нам надо подняться в мой храм, — ответил бог грома, — что стоит на горе Энджайлас, и найти там Куя Лао. Лишь священник может вернуть талисману его волшебную силу, а нам это очень понадобится, если мы собираемся разделаться с Шен Цуном и его наемными убийцами.

Лю Кан проговорил:

— Эмоции смертных Рэйдену безразличны, Скорп… богу — богово. Придется нам с этим смириться. Хотя, несмотря на жгучее желание отправиться на этот остров сейчас же, должен признать, что в предложении Рэйдена что-то есть. Мы собираемся проникнуть в самое логово Шен Цуна, и если к этому как следует не подготовиться, у нас будет больше шансов остаться в дураках.

Скорпион перевел взгляд с Лю Кана на свои беспомощные теперь руки.

— Я такой силой наделен, и что? Дал своему врагу уйти.

— А что бы ты мог сделать? — спросил Лю Кан. — Друг мой, да если бы ты нас с Рэйденом не выручил из беды, мы бы оба сейчас были рассеяны на элементарные частицы. Благодаря твоей силе и храбрости ты приобрел верного друга и союзника на всю жизнь, — добавил Лю Кан, — а если существует жизнь после смерти, можешь и там на меня рассчитывать.

Скорпион взглянул на Лю Кана. В его глазах блеснули слезы.

— Да, жизнь после смерти есть, — сказал он. — И часть меня это хорошо знает. — Он перевел взгляд на Рэйдена. — Веди нас, бог грома. Я хочу, чтобы мои враги — наши враги — тоже это узнали.

Избитые, грязные, в изорванной одежде, все трое отправились к храму. Лю Кан несколько раз извинялся за то, что задерживает других, что не может двигаться так же быстро, как они, он даже предложил им телепортироваться и не ждать его, посетовав, как нелегко ему приходится в обществе богов, покойников и монстров из Внешнего Мира…

Глава 32

Когда джонка с украшающей нос резной головой дракона достигла тумана, окружавшего остров, Кэно стало знобить от холода. В своей жизни он не раз чувствовал себя как в тумане, но несколько часов тому назад туманом был он сам.

Кэно поднял руку, с которой свисал талисман. Надо же, сколько суеты, тревог и волнений из-за какой-то паршивой безделушки — странного матового, отливающего золотистым блеском амулета на потертом кожаном ремешке! Ему ничего не стоило в любом ювелирном магазине украсть колье из бриллиантов с изумрудами, которое стоило бы несравненно дороже этой бижутерии.

Впрочем, магической силой оно бы, конечно, не обладало. Да и в этой побрякушке, скорее всего, нет ничего таинственного, однако на все сто Кэно не был в этом уверен. Когда он взял талисман в руки, у него по всему телу побежали неприятные мурашки, как однажды в детстве, когда он еще совсем мальчонкой приложил мокрую золотую рыбку к штепсельной розетке в надежде на то, что она поджарится. Того кошмарного ощущения он до сих пор не мог забыть — как он сжал маленькое, отчаянно сопротивлявшееся существо и ему в руку вылезли все его внутренности.

Когда пришло время спускаться с горы, его все еще не покидал озноб, каждый сустав ломило — было такое ощущение, что у него свело и руки и ноги. Потом боль усилилась, и он вообще какое-то время не мог двигаться; ощущение было такое, что его тело, как батон салями, нарезают тонкими ломтиками. Однако вскоре острая боль прошла, но он по-прежнему чувствовал себя так, будто кто-то припарковал у него на плечах «бьюик». Под тяжестью собственного веса он чуть было не упал на колени, а потом возникло ощущение, что его снова собрали по частям. Кэно посмотрел направо, потом налево и увидел лежавшего на земле с талисманом в руке Кун Лао.

— Нечего на чужое добро зариться, — сказал Кэно и с силой ударил бывшую свою половину ногой по ребрам. — Неплохая попытка, парень, но из нас двоих тебе до меня далеко.

Потом Кэно поспешил вниз с горы. Он прошел совсем немного, как невесть откуда взявшаяся вспышка ярко-красного света ударила прямо в него, так что волосы его встали дыбом и дико заболела голова. В следующий миг он стоял на берегу моря, а в паре сотен ярдов от берега качалась на волнах джонка, нос которой украшала резная голова дракона. Матросы, закутанные в странные одежды с капюшонами, подобрали его на борт, и джонка вошла в полосу густого тумана.

Кэно смекнул, что Шен Цун все время наблюдал за ним с помощью своего хрустального шара или что там у него еще было, и когда он, Кэно, использовав Кун Лао, захватил талисман, колдун послал за ним эту красную молнию. Но сейчас, глядя на маленькую безделушку, он задумался над тем, достаточно ли ему будет получить за нее еще три миллиона. Шен Цуну она, должно быть, нужна позарез, иначе ради нее он не стал бы пускаться во все тяжкие.

Тут в голове его мелькнуло нечто другое. «Интересно, — подумал бандит, — почему это красный лазерный луч колдуна доставил меня только до побережья, а не до самого его логова?»

Кэно почесал отросшую на щеке щетину, удивляясь тому, что все еще с трудом мог поднять как свинцом налитую руку. «Может быть — как ни мала такая вероятность, — подумал он, — Шен Цун стал терять силы. А коли так, то не исключено, что эта безделушка может их ему вернуть». Если его предположение соответствовало истине, талисман должен был стоить гораздо больше трех миллионов.

Пристально вглядываясь в завораживающий, с опаловым отливом камень в центре талисмана, он задумался над тем, имело ли вообще смысл отдавать его Шен Цуну.

«Надо будет его немного подразнить, чтобы выведать, в чем сила талисмана и как он действует, — подумал Кэно. — Или просто сказать ему пару ласковых и потребовать половину того, что он получит с этой штуковины».

Рисуя в голове восхитительные перспективы переговоров с колдуном, Кэно продолжал наблюдать за игрой синего и красного цветов в центре талисмана, которой никак не вредил густой туман. Потом в уголках его губ промелькнула злобная усмешка, он надел кожаный ремешок на шею и почувствовал на груди его тепло. Нет, решил бандит, половины ему будет маловато. Ведь именно он выполнял в этом деле всю грязную работу, именно он был обращен в дым и спарен с самым никудышным подельником, какого когда-либо имел капер его квалификации. Так дело не пойдет, подумал Кэно. Ему по праву должно было достаться девяносто процентов, а колдуну он великодушно решил оставить десять.

Глава 33

Когда Рэйден, Скорпион и Лю Кан вошли в храм, они увидели, что Кун Лао сидел там на корточках, прислонившись спиной к алтарю. Священник еле туда добрался со склона горы, с трудом раздул угли в жаровне, а теперь вот молился Рэйдену, собираясь с силами.

Когда троица вошла в зал, потолок которого сверкал заледеневшими молниями, Кун Лао попытался встать и поклониться богу грома.

— Повелитель Рэйден, — только успел выговорить он и повалился на выложенный белыми каменными плитами пол.

Лю Кан со Скорпионом подбежали к нему, а Рэйден остановился в центре храма. Двое смертных подняли священника с пола и посадили его в одно из двух золотых кресел, стоявших по обе стороны от алтаря.

— Не надо, — воспротивился было им Кун Лао, стараясь остаться на полу. — Священник должен преклонить колена перед повелителем Рэйденом.

— Ты прав, — сказал Рэйден, подошел к Кун Лао, подхватил его своими сильными руками и поднял на ноги. — Но я вижу, что творится в твоем сердце, Кун Лао. Тебе вовсе не надо становиться на колени, чтобы доказывать мне свою преданность.

На глазах Кун Лао выступили слезы.

— Благодарю, повелитель, но я тебя подвел. Талисман — я был не в состоянии совладать с собой и привел сюда Кэно.

— Вот теперь мы займемся как раз Кэно и Шен Цуном. — Бог грома усадил Кун Лао в одно из кресел и повернулся к Скорпиону. — Я чувствую, что в тебе заключены две души.

— Да. Отца и сына, — ответил Скорпион. — Нас взял под защиту божественный дух Ю.

— Ты знаешь, где в Восточно-Китайском море расположен остров Шимура?

Скорпион кивнул.

Рэйден взглянул на Лю Кана.

— Прошу тебя о помощи, воин Белого Лотоса.

— Я готов сделать все, что в моих силах, Рэйден, — с готовностью ответил Лю Кан.

— Мы со Скорпионом должны отправиться в логово Шен Цуна немедленно. Вы с Кун Лао последуете за нами.

Лицо Лю Кана удивленно вытянулось.

— Получается, что вы прямо сейчас туда те депортируетесь, а как же нам пешим за вами успеть?

Но Рэйден со Скорпионом уже исчезли — бог во вспышке молнии, Скорпион в поглотившем его облаке непроглядной тьмы.

— Думаю, другого выхода у нас нет, — сказал Лю Кан, взглянув на то место, где секунду назад стояли две фигуры. — Интересно, почему они не взяли нас с собой?

— Потому что наши души не смогли бы пройти сквозь чистилище, — ответил Кун Лао. — Богам и бессмертным никакого вреда это не принесет, а душа любого смертного там погибнет. — Он оперся на протянутую ему Лю Каном руку и встал с кресла. — Остров Шимура, конечно, отсюда далеко, но мы сможем там очутиться довольно скоро… уже сегодня.

— Как это? Уж не с помощью ли магии?

Кун Лао ответил:

— А почему бы и нет? Шен Цун, сам того не осознавая, дал нам в руки грозное оружие. — С этими словами священник прихрамывая доковылял до алтаря и опустился подле него на колени. — Подойди ко мне, — сказал он Лю Кану.

Воин подошел и встал на колени рядом со священником. Глядя на сомкнутые его веки, на скрещенные на груди руки, он стал в такт ему медленно покачиваться взад-вперед и повторять за ним молитвы из священных свитков Ордена Света.

— «Сказано, что дух верящих в божественную сущность Рэйдена подобен семи цветам радуги, означающим все состояния, в которых могут пребывать смертные…»

— Прости меня, святой отец, — произнес Лю Кан, — но неужели ты думаешь, что это невнятное бормотание сможет нам как-то помочь?

— «Когда они сидят спокойно, — невозмутимо продолжал священник, — их мысленному взору доступны все восемь сторон света и даже мир подземный. И в темной комнате, и в непроглядной тьме ночи им все озаряет внутренний свет их душ».

Кун Лао склонил голову ниже. Лю Кан скривился, но последовал примеру священника.

— Я все никак не возьму в толк, — сказал он. — Рэйден нас оставил, заботясь о твоей безопасности. Но теперь-то зачем ему нам помогать, и как он собирается это сделать?

В небе раздались громовые раскаты, и глаза Лю Кана настороженно забегали по сторонам.

— Он грядет, — произнес Кун Лао.

— Кто? — не понял Лю Кан.

— Ключ.

Воин Белого Лотоса нетерпеливо спросил:

— Ключ от чего?

— От превращения, — ответил священник, и в тот же миг алтарь и стены храма задрожали мелкой дрожью, пол под ногами заходил ходуном, а замороженные молнии на потолке зашипели и заискрились, возрожденные к жизни словами заклинания на фенга, произнесенными Кун Лао…

Глава 34

Как только Соня оказалась во дворце вместе с Шен Цуном, в нее мертвой хваткой вцепилось множество рук. Некоторые руки были бледными, некоторые просто чудовищными, но все они оказались очень сильны. Ее подняли с пола в воздух настолько быстро, что она ничего не успела сделать. Она молчала, не проклиная судьбу и не взывая о помощи, но эти руки все равно зажали ей рот и с четырех сторон обхватили ей голову так, что она даже пошевелить ею не могла.

Обладатели всех этих рук были одеты в плащи с надвинутыми на лица капюшонами. Соня обратила внимание на то, что белые как слоновая кость руки странных существ в черных капюшонах, казалось, медленно двигались, но на самом деле оставались неподвижными, руки же тех, чьи головы были покрыты белыми капюшонами, двигались нормально, хоть их плоть желтовато-янтарного цвета была такая морщинистая, как дно самой сухой лужи в самый жаркий день в самой засушливой пустыне. Однако, кому бы ни принадлежали эти руки, все они одинаково остервенело терзали ее тело, а зловоние от их обладателей было почти невыносимым — от некоторых тянуло сырой землей, от других — прокисшим молоком, но все эти запахи были до омерзения отвратительными.

Соня услышала, как Шен Цун сказал:

— Отнесите ее на алтарь Шао Кана.

Толпа таинственных существ сомкнулась вокруг нее таким плотным кольцом, что она слышала только шуршание их одежд, шарканье ног и биение собственного сердца.

Вырваться из их цепких объятий Соня не могла никак. Пока толпа гнусных тварей неудержимо влекла ее к широкой двери в дальнем конце помещения, она еще не оправилась от потрясения и была слишком слаба и измучена, слишком опустошена непостижимостью странного способа, каким ее доставили во дворец колдуна, чтобы сопротивляться. Особенно сильно на нее подействовало путешествие в красном зареве через барьер, отделявший Внешний Мир от Земного. Произнеся простое заклинание и пройдя сквозь него, можно было во мгновение ока оказаться в любом из миров, хотя само это путешествие было подобно прыжку в обрушивающиеся вниз воды огромного водопада.

Когда Соню вынесли на свежий, прохладный утренний воздух, в голове ее слегка прояснилось от тошнотворной вони, исходившей от таинственных созданий, которые продолжали сжимать ее мертвой хваткой. Соня увидела, что ее несут к возвышавшейся поблизости пагоде. Ее внесли внутрь, распахнув настежь золоченые двери, пронесли по коридору со сводчатыми потолками, и вся процессия остановилась перед чем-то отдаленно напоминавшим огромный рогатый человеческий череп. Соня решила, что это и есть тот самый алтарь Шао Кана.

Не без труда ей удалось разглядеть по обе его стороны ряды странных существ в мантиях, державших в руках зажженные светильники. За ними высились слабо освещенные стены, выкрашенные в красный цвет. На них были изображены языки пламени и какие-то странные фигуры в нелепых позах, некоторые из них были человеческими, другие походили на неестественные гибриды самых разных существ — мужчины с головами ящериц, женщины с головами лис и ланей, дети с крыльями летучих мышей.

И тут она увидела тела своих бывших спутников — Майкла Шнайдера и Джима By. Они лежали без рубашек лицами вверх на каменных плитах. В груди того и другого, как раз над тем местом, где должно было быть сердце, зияли сквозные дыры; над ними склонились фигуры в капюшонах, ковырявшиеся в этих отверстиях какими-то палочками. Время от времени фигуры поворачивались к стене и начинали тереть своими палочками по ней. Внезапно, к неописуемому ужасу Сони, до нее дошло, что это были не палочки, а кисточки. Твари в капюшонах обмакивали их в кровь убитых и красили ею стены. Они были красными не от краски, а от крови!

Соне совсем не хотелось стать жертвой столь необычного вида искусства. Когда она оказалась около фигур в капюшонах, сгрудившихся подле еще одной пустой каменной плиты у самого алтаря, то уже точно знала, что намерена защищаться, и принялась неистово биться и дергаться, пытаясь сбросить с себя цепкие руки. Однако это ей не удалось — ее слишком крепко держали, поэтому оставалось только с ужасом следить за тем, как ее несут к фигуре, облаченной в красную мантию.

Голова этого существа была ничем не покрыта, и Соня, разглядев его физиономию, подумала: «А почему бы и нет?» Череп твари был абсолютно лысым, с заостренными, оттопыренными ушами, узкими, затянутыми бельмами глазами под кустистыми бровями, маленькими, диагональными разрезами ноздрей и ртом, полным длинных, острых, редких зубов, чем-то напоминавших акульи. Рот этот — точнее, пасть — занимал почти всю нижнюю половину лица чудовища, контуром своим сливаясь с линией нижней челюсти таким образом, что создавалось впечатление постоянной, как бы застывшей омерзительной ухмылки. Однако ни злобный разрез глаз, ни оскал гнусной пасти не сулили ничего похожего на шутку или веселье. В остальном фигура ничем не отличалась от человеческой.

Монстр в красной мантии поднял глаза вверх и воздел руки к сводчатому потолку святилища. Рукава красной мантии соскользнули вниз, обнажив плотные, мускулистые руки. Соня заметила, что они были такого же янтарного оттенка, как плоть державших ее тварей, закутанных в белое. Однако у этого их жреца руки кончались длинными, тонкими стальными лезвиями, которые, казалось, росли у него прямо из запястий. Фигура в красном скрестила лезвия двух рук, которые при этом тихо звякнули, и устремила взгляд на женщину.

— Внесите его сюда, — прогнусавил монстр булькающим голосом, что напомнил Соне звук плеера, который она как-то раз случайно искупала в бассейне.

— Слушаюсь, жрец Барака, — глухо ответил голос кого-то в белом одеянии.

«Кого еще они собираются сюда внести?», — подумала Соня, заметив легкое движение среди державших светильники фигур справа от алтаря. Уж не Лю Кана ли или кого-то другого из ее остававшихся на свободе друзей.

Она не знала, что и думать, когда две фигуры в белом что-то поднесли к алтарю. Это была клетка из слоновой кости с тонким резным рисунком, нефритовыми петлями и крючком, на который закрывалась ее дверца. Из-за поясов внесших клетку фигур высовывались щетки.

— Хозяин решил совершить жертвоприношение, — сказал Барака, — и все мы, прибывшие сюда из Внешнего Мира, чтобы проложить Шао Кану дорогу в Земной Мир, удостоены чести присутствовать при этом торжественном обряде.

Клетку поставили у каменной плиты, и Соня увидела внутри ее удивительно красивого белого голубя. Перед тем как пойти на службу в специальное подразделение вооруженных сил США, она прошла солидную подготовку по всем современным и древним религиозным культам и знала, что в семнадцатом веке ведьмы в Новой Англии и жрецы вуду в наши дни во время своих ритуалов имели обыкновение приносить в жертву голубей, и ей стало любопытно, является ли древний культ Шао Кана источником этих или каких-то иных форм черной магии.

— Поднесите ее ко мне! — приказал Барака.

Глухие звуки булькающего голоса отвлекли ее от размышлений, и буквально в тот же миг ее внезапно бросили на каменную плиту. Она так сильно ударилась, что едва могла дышать. Сопротивляться десяткам сильных рук, теперь прижавших тело ее и руки к холодному камню, было просто невозможно.

Барака подошел ближе и сверху вниз пристально взглянул на Соню.

— Тебе повезло, — сказал он ей. — Очень немногим из людей выпадает увидеть перед смертью собственное сердце, но мои ножи действуют быстро.

«Мое собственное сердце? — пронеслось у Сони в голове. — А зачем тогда голубь?»

Барака вновь воздел руки, вытянув лезвия вверх.

— О благородный Хамачи, — прогнусавил жрец, когда клетка была поднята с каменной плиты, — верный и преданный посланец своего могущественного господина. Мы приносим тебе эту жертву, чтобы кровью ее запечатлеть твой образ на стенах святилища. Во имя твое, благородная птица, мы вырвем сейчас сердце из груди этой смертной.

Затем жрец медленно опустил запястья так, что лезвия исходивших из них ножей оказались направлены прямо в грудь Сони. Блеснув в отсветах неровного пламени светильников, они молнией устремились вниз.

Глава 35

Заклинания, переносившие Шен Цуна и его прислужников с места на место, высосали из колдуна все силы, не оставив ему больше энергии ни на какие магические трюки… ни на что-либо еще.

Вернувшись во дворец с лесной поляны у горы Энджайлас, он сгорбился еще больше, чем прежде, дряблая кожа некогда могучего тела сморщилась еще сильнее. Когда Соню унесли, Шен Цун шаркающей походкой ушел в святилище своего божества. За долгое время общения с Рэйденом и Кун Лао он утратил значительную долю былого оптимизма, но полагал тем не менее, что после нескольких грубых просчетов сумеет наконец расставить все по своим местам и дело дальше пойдет, как он задумал. Разъяренный Шао Кан позволил тогда Ящеру появиться на поляне, и они с Горо загнали-таки Рэйдена в угол. Да, у Шен Цуна появилась хоть одна хорошая новость для Шао Кана.

Войдя в комнату и все так же приволакивая ноги, Шен Цун миновал мерцавшую оранжевыми искрами тьму и вошел в пределы магического круга, где в жаровне по-прежнему слабо тлели угли.

— Рутай, — с одышкой проговорил он, — скажи, нашел уже Кэно талисман или еще нет?

— Он… нашел его.

«Вот и еще одна хорошая новость», — с радостью подумал Шен Цун.

Закрыв глаза и бросив жалкие остатки своей души в проход между двумя мирами, Шен Цун послал красную молнию за Кэно, чтобы поскорее доставить его во дворец. От души колдуна ничего не осталось, а молния со слабым потрескиванием и шипением погасла незадолго до прибытия Кэно. Теперь Шен Цун лежал на полу своего святилища и молился лишь о том, чтобы талисман помог ему закончить ту титаническую работу, которую он начал так много веков назад.

Он не знал, сколько времени прошло, когда послышались тяжелые шаги, сначала в коридоре, а затем в святилище, и наконец раздался бодрый голос человека, которого он ждал с таким нетерпением.

— Ты что, Шен, решил вздремнуть, чтобы собраться с силами?

— Кэно, — проговорил колдун, с трудом повернув голову, — ты ведь выполнил мое поручение.

— Ага, — ответил Кэно. — Твоя побрякушка у меня. Вот тут, — он ткнул в талисман указательными пальцами обеих рук, — на моей шее.

— Хорошая… работа, — сказал Шен Цун, силясь протянуть к талисману иссохшую руку. — Будь добр, передай мне амулет.

— Конечно, сейчас, — ответил Кэно, опускаясь на колени и снимая через голову талисман. Он уже протянул было руку с драгоценностью к колдуну, но внезапно отдернул ее обратно. — Знаешь… вот что, погоди минуточку. Давай-ка мы сначала пересмотрим условия нашего договора.

— Я… я что-то тебя не пойму.

Кэно поднялся на ноги.

— Вот что я тебе скажу. Ты тут растянулся на брюхе, и у тебя нет сил даже моргнуть. Если бы я дунул тебе в нос молотым перцем, ты бы так чихнул, что потом никакой доктор тебе бы уже не понадобился. А я стою здесь перед тобой, крепкий и упругий, как новенький бумажник, держу этот талисман в руке и горю желанием узнать, что надо с ним делать. Так вот, когда я узнаю, как этой штукой пользоваться, то отстегну тому, кто меня научит — а это будешь ты, — десять… ладно, так уж и быть, пятнадцать процентов всего того, что получу с ее помощью — денег, женщин, стран, других миров, в общем, всего того, что ты сам пожелаешь.

Шен Цун смежил веки.

— Ты… идиот, — процедил он сквозь зубы. — Ты даже отдаленного представления не имеешь… о том, что по глупости собираешься натворить.

— Вот и я тебе о том же толкую, Шен… гм… старый пень. Потому-то ты мне и нужен! Из нас с тобой вышел бы отличный тандем.

— Чтобы использовать любой талисман, — сказал колдун, — нужна вера. Без веры все обращается… в пустой звук.

— А я верю. Я верю в то, что получу власть над миром. — Кэно наклонился и взял Шен Цуна за руки. — Теперь давай-ка я тебя посажу куда-нибудь, и ты расскажешь мне про этот талисман и…

Внезапно святилище озарилось кроваво-красным светом, и в следующее мгновение Шен Цун снова растянулся на полу, а Кэно почти в двух футах над ним как безумный болтал в воздухе ногами.

— Как ты осмелился коснуться хозяина? — прорычал Горо, крепко сжав руки Кэно и изготовившись бросить его спиной на каменную стену. — Как ты посмел?!

— Вы очень вовремя, — пробормотал Шен Цун, когда Ящер помог ему подняться на ноги.

— Да, похоже, — согласилась рептилия из Внешнего Мира, — но порадовать тебя нам нечем. Мы проиграли, Шен Цун.

— Как… проиграли?

— К Рэйдену на помощь подоспели двое — один из Общества Белого Лотоса и еще какая-то тварь, которая может телепортироваться сквозь тьму чистилища.

— Через мир мертвых? — удивленно переспросил Шен Цун.

— Да. Хоть нам и помогал ниндзя, которого ты послал — Саб-Зиро, — но одолеть их все равно не удалось.

— А где Саб-Зиро теперь?

— Этого мы не знаем, — сказал Горо, снова как кошку подняв за шкирку ошалевшего Кэно. Он снял с него талисман и швырнул бандита на пол. — Он скрылся.

Шен Цун оперся на руку Ящера.

— Он, конечно, может снова предпринять атаку, но полагаться на это не стоит. Они ведь наверняка уже на пути сюда.

Горо передал Шен Цуну талисман.

— Наше преимущество в том, что здесь мы лучше ориентируемся… кроме того, у нас тут много помощников — все эти души и воины-мутанты…

— Ты прав, Горо. Кроме того, теперь у нас есть вот это, — сказал колдун, держа талисман перед глазами и пристально вглядываясь в белесую радугу, отливавшую золотом. — Теперь иди и готовь все к обороне дворца, а я тем временем проконсультируюсь с нашим повелителем. А еще, Горо, пойди проследи, чтобы от тела Сони Блэйд к их прибытию ничего не осталось. Они могут разделиться, чтобы скорее ее найти, и нам это на руку. Разделаемся с ними поодиночке.

Появление Горо и Ящера подкрепило почти иссякшие силы колдуна, теперь он был в состоянии подняться и без посторонней помощи, волоча ноги дойти до мистического круга, напоминавшего заброшенную могилу.

— Ты слышишь меня… Рутай?

— Да… слышу! — отозвался демон. — Твоя победа… и мое освобождение — о, сладкая свобода… — уже, должно быть, близки!

— Ты не совсем прав, — ухмыльнулся Шен Цун, вступив в круг и надев на шею талисман. — Они уже точно близки. Рэйден с его приятелями, сами того не желая, очень нам помогут, друг мой. Через несколько минут я использую силы талисмана, чтобы вынуть души из живых тел и поедать их в проход между двумя мирами Шао Кану. И повелитель сможет наконец его преодолеть.

Сердце Шен Цуна, полное надежды и злобы, быстро билось, когда он, стоя подле жаровни внутри магического круга, взывал к Князю Тьмы, предвкушая скорый конец пятнадцативекового ожидания.

В этот момент снаружи до него донесся шум какой-то возни.

— Шен Цун, — воскликнул Рутай, — они пришли, они пришли!

Колдун не стал спрашивать Рутая о том, кто именно объявился во дворце, — в этом не было нужды.

Он с неохотой вышел из круга, кликнул Горо с Ящером, приказал очухавшемуся Кэно неукоснительно выполнять все, что ему будет сказано, если тот хочет живым убраться с острова, покинул святилище и направился к воротам дворца.

Глава 36

За три года подготовки к службе в качестве оперативного агента специального подразделения Соня Блэйд мастерски овладела карате, кун фу и тэйквандо. Она в равной степени блестяще орудовала нанчаками, метательными звездочками и катанами, а также традиционными видами вооружения, включая нож, все типы стрелкового оружия, лук со стрелами и любые взрывные устройства — от сложных детекторных, вмонтированных в С-4, до сделанных вручную из кофейных банок, гвоздей и пороха. Вдобавок к французскому и финскому, которые она знала до поступления в военную академию, Соня выучила японский, немецкий, русский и испанский языки. Кроме того; она получила начальные знания по медицине и могла оказать первую медицинскую помощь, если бы она сама или ее друзья получили в бою ранение.

Но здесь и сейчас Соня была полностью предоставлена самой себе. Ни один из ее преподавателей в академии специальных войск никогда не говорил ей, как следует поступать в том случае, когда тебя приносят в жертву голубю.

Как только Барака занес над ней свои ножи, Соня поняла, что настало время действовать, причем действовать очень быстро, точно и уверенно. Малейшая ошибка могла стоить ей жизни, и она превратилась бы в шашлык, так и не выполнив своей миссии.

Когда жрец направил лезвия вниз, прямо на нее, Соня дернулась так, что мертвая хватка, удерживающая ее на каменной плите, сконцентрировалась на торсе, куда целил Барака. Воспользовавшись этим, Соня напрягла ноги, вытянула их как можно дальше вперед и сделала свой ход как раз в тот момент, когда ножи начали опускаться вниз. Она обхватила ногами клетку с птицей и резким движением согнула их так, что колени ее оказалась как раз на уровне груди. Такого поступка от нее не ожидал никто, но больше всего им были, потрясены двое служителей в белом, державших клетку с голубем, — они и моргнуть не успели, как птица вырвалась из их рук вместе с клеткой. За миг до того, как ножи Бараки должны были пропороть грудь Сони, они пронзили клетку с голубем, который оказался в прямом смысле слова на вертеле. Кровь и перья несчастной жертвы облепили Сонины волосы, а клетка, перелетев через распластанную на камне женщину, ударила жреца и сбила его с ног. Соня столь же резким движением распрямила ноги, ударив ими по двум опешившим фигурам, державшим раньше клетку с птицей. Остальные были так ошарашены, что ослабили цепкость своей хватки ровно настолько, чтобы оперативный агент специального подразделения вырвалась на свободу.

Перекувырнувшись назад через голову, Соня свалилась на Бараку, обхватила его ногами поперек живота, села на жреца верхом и с силой ударила кулаками обеих рук ему в виски. Он взвизгнул от боли, а Соня тем временем так сжала ему грудную клетку, что жрец; не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Когда на нее налетела озверелая толпа фигур в капюшонах, Барака уже лежал без сознания. Подняв бесчувственного жреца с пола, Соня левой рукой обхватила его за талию, а правой выставила вперед его правую руку с ножами в качестве оружия для того, чтобы проложить себе путь сквозь толпу прислужников колдуна.

— Прости, что я так с тобой поступаю, — сказала она усмехнувшись, — но мне еще нужно успеть на одно свидание. — С этими словами она насквозь проткнула ножами одну из фигур в черном капюшоне. — Уловил, что я имела в виду?

Оказавшись у двери храма, Соня сильно ударила ногой жреца между лопаток и бросила его своим преследователям. Потом стряхнула с волос облепившие их перья и выбежала наружу. Ей не терпелось поскорее найти и проучить Кэно.

Глава 37

Когда бог грома материализовался на берегу острова, окружавшая замок завеса густого тумана осветилась ярким светом молнии. Позади Рэйдена из темного облака возникла фигура Скорпиона. Оба они шли по пыльной дороге в сторону дворца, возвышавшегося на холме.

— За деревьями никто не прячется, — сказал Рэйден, взлетев на ветку высокого дерева. — Либо нас здесь вообще не ждут, либо они собрали все силы внутри.

Дорога извиваясь шла к северу, и вскоре перед взорами путников возникли величественные очертания дворца, высившегося между двумя пагодами. Позади них Скорпион увидел древний храм Шаолинь, вырубленный в скале. Ему стало очень жаль, что эти прекрасные сооружения использовались силами зла.

И тут, будто прошедший день принес ему недостаточно сюрпризов, в голове Скорпиона, снова сбитого с толку, раздался голос отца:

— Будь начеку, сын мой, — заботливо и подбадривающе произнес Йон Парк. — Они вас уже давно здесь поджидают, а зло на этом острове таится в каждом углу.

Скорпион улыбнулся под маской. «Я буду очень осторожен, отец», — сказал он про себя.

Железные ворота с золотыми драконами были закрыты. Рэйден метнул молнию в замок, расположенный по центру, и казалось, пламя вырвалось из драконьих пастей. Одна створка ворот распахнулась внутрь, другая соскочила с петель и упала на каменные плиты двора. Бог и человек пошли дальше, не потеряв на этой операции ни секунды.

Как только они оказались внутри, на них с двух сторон набросились выстроенные клиньями группы прислужников колдуна в капюшонах, блокируя проход вперед и выход назад. Как только фигуры заняли свои позиции, Рэйден и Скорпион остановились.

— Отдайте нам то, что наше по праву, — сказал бог грома, — и мы не причиним вам вреда.

Ответа не последовало, лишь одежды бессловесных фигур колыхались на ветру, продувавшем двор. В этот момент из-за спин закрывавших проход фигур в капюшонах раздался негромкий, но ясно слышный голос.

— Сегодня я настроен милостиво, поэтому позволю вам унести отсюда ноги, но не более того. И, кстати, когда следующий раз будете входить, звоните сначала в гонг. Такие ворота стоят недешево.

Несколько фигур в капюшонах разошлись по сторонам, за ними стоял Шен Цун. С его шеи свисал талисман, он очень старался стоять прямо. Справа он него был Горо, слева — Ящер. Позади Шен Цуна различались контуры Кэно.

— Этот талисман был украден из моего храма, — сказал Рэйден. — Верни его и Соню Блэйд, и мы уйдем отсюда с миром.

— Талисман был найден в тайнике скалы, — ответил Шен Цун. — Поэтому ты не можешь на него претендовать. Что касается Сони Блэйд, так я ее уже отослал на встречу с женихом. Ты, Рэйден, зря потратил время на путешествие сюда. А теперь не трать еще и мое на пустые препирательства.

— Еще раз прошу тебя по-хорошему, колдун: верни то, что нам принадлежит по праву.

Вызов, брошенный богом грома, казалось, придал Шен Цуну новые силы. В глазах колдуна засветился прежний огонь, и он сказал:

— А если… мы этого не сделаем? Вы здесь вдвоем, а за нами пятьсот душ.

В ответ на это Скорпион прокричал:

— Ты делаешь то, что противно законам природы! Да если бы вас тут было пятьсот раз по пятьсот, мы все равно бы отсюда не ушли.

Шен Цун прикоснулся кончиками пальцев к талисману и закрыл глаза.

— Интересное предложение, друг мой. И как же ты думаешь вернуть его назад?

Стоявший рядом с ним Горо скептически хмыкнул.

— Этого амулета и всего лишь одной души нам достаточно, чтобы открыть проход во Внешний Мир и привести оттуда двести пятьдесят тысяч воинов.

Скорпион почувствовал, как его члены сковала внезапная слабость. Но когда в голове у него снова раздался голос отца, дурноту как рукой сняло.

— Цуй, он не может тебе причинить никакого вреда. Верь в свои силы… и в его слабость.

Воин в костюме ниндзя выставил вперед кулаки, нацелившись прямо на Шен Цуна.

— Ты, колдун, слишком много болтаешь. Давай-ка лучше взглянем на твою армию!

Бледные щеки Шен Цуна зарделись, его пальцы, все еще поглаживавшие талисман, задрожали мелкой дрожью.

— Что ж, ты и будешь тем, недоносок невежественный, кто отдаст нам свою душу, чтобы расширить проход во Внешний Мир и привести оттуда наших воинов!

Ладони Шен Цуна снова задымились, он не сводил глаз с амулета. Драгоценный талисман вибрировал и трясся на его груди, но лишь потому, что дрожали и тряслись пальцы колдуна, а не оттого, что из него исходила магическая сила. Секунды ожидания текли бесконечно медленно, все глаза были прикованы к колдуну с талисманом, однако душа Скорпиона оставалась на своем месте, а брешь, пробитая во Внешний Мир, не расширилась ни на дюйм.

Пальцы Шен Цуна перестали трястись и затихли. Дым от его ладоней больше не шел. Его иссохшая плоть, казалось, лишилась остатков жизненных сил.

Глаза Горо с Ящером и всех фигур в капюшонах непонимающе уставились на Шен Цуна — темного повелителя острова Шимура, господина призраков, советника Шао Кана, когда тот оторвал потускневшие, безжизненные глаза от талисмана.

— Он не действует, — сказал Шен Цун, обращаясь к Рэйдену.

Скорпион ответил:

— Мы все это видели.

— Скажи мне, Рэйден, почему? — взмолился Шеи Цун. — Мне надо знать — почему?

В этот момент небольшое, темное и казавшееся очень плотным облако отделилось от тумана, покрывавшего остров, и стало подниматься. Оно пролетело над двором, приковав к себе всеобщее внимание, и поднялось на крышу пагоды. Там оно остановилось и разделилось на две части, одна из которых стала быстро приобретать очертания человеческой фигуры, оставшейся на крыше, в то, время как вторая плавно опустилась на землю.

Контуры человека на крыше, облаченного в белую мантию, быстро обретали плоть и кровь.

— Талисман не действует, потому что ты — негодяй, Шен Цун, и служишь еще большему негодяю, — крикнул Кун Лао, и его белая мантия развевалась на ветру.

— Священник! — злобно прорычал Горо. — Да как же это так?

— Все в этом мире имеет две стороны, — ответил Кун Лао и указал на Шен Цуна. — Это его магия подсказала мне, что надо делать. Мистицизм фенга дал мне составные части заклинания, которое сработало благодаря молнии с потолка храма Рэйдена, и потому мы так быстро здесь оказались.

Спрыгнув на землю неподалеку от Шен Цуна, Кун Лао проговорил:

— Мы лишь повторили твое заклинание, колдун, но не во зло, а во благо.

Воин Белого Лотоса подпрыгнул, чтобы в прыжке нанести колдуну смертельный удар, однако Горо успел его парировать одной из своих правых рук, одновременно развернувшись и с силой ударив Лю Кана по ноге. Смертныйсвалился на землю, мгновенно откатившись подальше от соперника, чтобы тот не смог его раздавить гигантской ногой.

Кун Лао тем временем спрыгнул с крыши пагоды на балкон покоев ее верхнего этажа и через окно забрался внутрь, а Скорпион проскочил сквозь ошалевшие ряды прислужников колдуна в капюшонах. Как только до Ящера дошло, что он хочет объединиться с Кун Лао, телохранитель Шао Кана плюнул в него кислотой, но Скорпион подпрыгнул так высоко, что кислотная струя с шипением пролетела ниже, а сам он поспешил на помощь другу.

Разразившись проклятиями, Шен Цун приказал своим подданным броситься на Рэйдена. Потом колдун обернулся, еще раз страшно выругался, схватил Кэно за грудки и потащил его за собой в святилище.

Глава 38

— Рутай! — кричал Шен Цун, спеша по извилистым коридорам дворца к святилищу Шао Кана.

Монахи храма, головы которых также были покрыты капюшонами, бессмысленно суетились вокруг, но Бараки среди них не было видно. Тем не менее жрец сейчас волновал колдуна в последнюю очередь. Должно быть, его верный первосвященник отлучился куда-то в этой сумятице.

— Рутай! — снова крикнул колдун, войдя в распахнутую дверь святилища. — Рутай, плохи наши дела!

— Вот что, — пробормотал Кэно, когда слабеющий Шен Цун буквально повис на его руке, — мне бы, пожалуй, удалось получить свои деньги, дай только шанс выпотрошить твое пугало, которое чуть было не размазало меня по стенке.

Колдун не обратил на его слова никакого внимания. Он с отчаянной торопливостью шел сквозь тьму, выкрикивая имя прислужника Шао Кана в надежде на то, что демон сможет помочь ему там, где его собственная магия окажется бессильной.

Шен Цун вошел в святилище.

— Рутай, мне нужна твоя помощь, — повторял он, торопясь к магическому кругу, как будто тепло его тщедушного тела могло зажечь пламя жаровни и одушевить демона. — Я слишком слаб, дух мой сломлен. Мы должны соединить наши силы, чтобы пробудить чары талисмана.

Жаровня еле тлела, искры сгоревших частиц угля время от времени взлетали над ней в воздух. Оранжевые отблески стали ярче, и колдун остановился. Глаза его еще не вполне привыкли к тусклому, едва мерцавшему свету., но он нутром почуял беду. Что-то странное и тревожное творилось вокруг жаровни, в самом воздухе, ее окружавшем, наполняя его невообразимым сочетанием холода и тепла, ощущавшихся одновременно.

Взгляд Шен Цуна скользнул с малиново-красных углей, тлевших в глубине жаровни, на магический круг из черного порошка, и колдун в ужасе понял, что здесь произошло.

Цельность круга была нарушена, в одном месте его как бы прорезал короткий промежуток величиной не более человеческой ступни. Однако даже этого было достаточно, чтобы свести на нет силу заклинания, ослабить связь Шен Цуна с Внешним Миром и создать угрозу всем существам, находящимся по ту сторону прохода. Если уничтожить еще хоть небольшую его часть…

Глаза Шен Цуна продолжали до боли вглядываться в круг, пока колдун не заметил еще одну деталь, от которой в груди его защемило сердце. Рутай не был больше нелепой пленкой янтарного цвета, кольцом, опоясывавшим магический круг; образовавшийся в нем разрыв привел к тому, что некогда важный демон с пергаментной кожей превратился в жалкую пародию на собственное былое величие.

В темноте между ножками жаровни лежало существо с бледной кожей, покрытой буроватыми пятнами, сплюснутое и деформированное пятнадцатью столетиями непрерывного ужасного плена. Теперь у демона было узкое удлиненное тело, заканчивающееся вытянутой маской, в какую превратилось его лицо; его руки и ноги были почти одинаковой длины, вместо ладоней и ступней с пальцами они заканчивались продолговатыми утолщениями, делавшими их похожими на звериные лапы. Некогда белесые глаза теперь светились печальным золотистым светом, его красная мантия лохмотьями свисала с деформированного тела, чем-то напоминая хвост.

Шен Цун склонился к демону.

— Рутай!

— Ш-шен, — прохрипел демон, — я ничем не могу тебе помочь. Я… пытался… позвать тебя…

— Кто это сделал? — спросил колдун, хватая ртом воздух от негодования. Он вступил в круг и склонился над странным существом, не вызывавшим иных чувств, кроме жалости. — Скажи мне, кто это сделал?

— Хозяин… Шен, — захныкал демон, когда Шен Цун хлопнул его по покатому лбу, — это… это…

— Это я сделала, — произнесла стоявшая в тени фигура. — Я и моя левая нога.

Шен Цун стрельнул взглядом в угол, пытаясь в темноте разглядеть, кто это сказал.

— Я уже где-то слышал этот голос, — процедил колдун сквозь зубы, дрожа от ярости. — Выйди из тьмы и взгляни мне в глаза, ведьма!

Соня Блэйд с вызывающим видом подошла к Шен Цуну. На ее губах играла улыбка. Тусклые красные отсветы мерцавших в жаровне углей делали ее лицо почти демоническим.

— Что загрустили, ребятки? Никак я ваши планы нарушила? — спросила она.

— Нет, только отсрочила их выполнение, — огрызнулся Шен Цун.

— Может быть, — сказала она, — но одно я знаю наверняка. — Она протянула к колдуну правую руку, раскрыла ладонь, дунула на нее, и в воздухе закружились белые перья. — Теперь тебе нужен новый гонец.

— Хамачи! — закричал Шен Цун. Лицо его исказила гримаса ужаса, и колдун прошептал: — Соня Блэйд, я прослежу, чтобы тело твое разорвали на мелкие куски и скормили их остальным моим птицам.

— Нет, это у тебя не выйдет, — прорычал Кэно. — Так долго она не проживет.

Руки бандита с бешеной скоростью колотили воображаемого противника, он несколько раз со свистом прорезал воздух ударами ноги и лишь потом с перекошенным от злобы ртом и смертельной угрозой в глазах бросился на Соню Блэйд.

Глава 39

В помещениях пагоды Кун Лао никого не встретил. Все слуги хозяина острова собрались кто во дворе, а кто на какой-то прерванной церемонии в храме, на что священник обратил внимание еще тогда, когда стоял на крыше.

Теперь, однако, это не имело для него никакого значения. Он уже был близок к своей цели и справился бы с ними без всякого труда.

Тем не менее, пока он шел туда, где должен был находиться колдун с талисманом его далекого предка, никто не обращал на него никакого внимания. Кун Лао был очень удивлен постоянно встречавшимися ему на пути по внутренним помещениям пагоды странностям. Он шел по извилистому коридору, и иногда ему казалось, что где-то впереди проход поворачивает за угол, но когда священник подходил к тому месту, то обнаруживал, что никакого угла не было и коридор там лишь плавно изгибался; подъем на верхний этаж при приближении к нему часто оказывался спуском на нижний.

«Это место напоминает кошмарный сон, ставший явью», — подумал Кун Лао. Искаженная геометрия здания, решил он, отражает порочность души его хозяина.

Тьма в коридоре сгущалась, но вскоре за распахнутой впереди дверью забрезжил неясный свет. Священник медленно шел в его направлении, прислушиваясь к тяжелому дыханию, звукам ударов, вздохам и стонам, характерным для напряженной рукопашной схватки.

Заглянув внутрь слабо освещенного помещения, из которого доносились эти звуки, Кун Лао сразу же увидел коленопреклоненного колдуна, который смотрел на небольшого, напоминавшего бесенка монстра, голова которого покоилась на расшитом халате Шен Цуна. За этими фигурами священник Ордена Света разглядел Кэно, не на жизнь, а на смерть бившегося с женщиной из бывшей своей банды головорезов. Женщина нападала с такой яростью, которая поражала не только Кун Лао, но, по всей видимости, и самого Кэно: прижатый спиной к стене, бандит пытался защититься от неистовых ударов ее кулаков и согнутых в коленях ног, каскад которых совершенно выбил его из сил. Кун Лао недоумевал, почему она подняла руку на своего бывшего предводителя, но отчаяние Кэно красноречивее всяких слов свидетельствовало о том, что ему сейчас приходилось нелегко.

Кун Лао перевел взгляд на Шен Цуна и вошел в помещение.

Колдун увидел священника.

— Ну, вот и все, — с горечью сказал Шен Цун, и голова его поникла. — Я ждал тебя, Кун Лао. Уверен был в том, что ты придешь и святостью своей осквернишь эту комнату. От тебя ведь ею за версту несет.

— Мне, Шен Цун, нужен только мой талисман, — сказал священник.

— И все?

— Ты и так уже побежден, — проговорил Кун Лао. — У меня нет никакого желания уничтожать тебя еще и физически.

— Желания, говоришь, нет? — хмыкнул Шен Цун. — Чушь. Да оно просто прикрыто жалким покровом благочестия. Нет, Кун Лао, талисман я тебе не отдам. Если хочешь, подойди и возьми его сам… — Дьявольский огонь блеснул в его глазах, — Давай-ка поглядим, так ли ты свят на самом деле, как хочешь казаться.

— Не приближайся к нему! — закричала Соня Блэйд. — Проход между мирами пока открыт, а демон еще дышит! Шен вовсе не собирается отказываться от своих намерений!

Священник медленно подошел к колдуну.

— Что случилось с этим созданием?

— Несмотря на оптимистическое заявление мисс Блэйд, — сказал Шен Цун, — демон умирает. Эта женщина — тупой американский агент — своей большой пяткой наступила на магический круг и тем разорвала жизненную связь, соединявшую Рутая с Внешним Миром. А у меня не хватает сил, чтобы ее восстановить.

— Мне очень жаль, — сказал Кун Лао.

— Я тронут до глубины души, — с иронией ответил Шен Цун.

— Мне неприятен конец любой жизни, — проговорил священник, — даже той, что была отдана служению злу. Пока жизнь не прошла, есть еще надежда на искупление.

Взглянув на Кэно, который тщетно пытался перехватить у противника инициативу, Шен Цун лишь презрительно хмыкнул. Отбив два отчаянных удара бандита» Соня подпрыгнула и так ударила его ногой, что он вновь отлетел к стене. Но она и там его достала таким апперкотом, что Кэно захаркал кровью.

— Если тебя и впрямь волнует жизнь демона, — продолжал между тем Шен Цун, — почему бы тебе ему не помочь? Используй амулет и восстанови его жизненную связь с Внешним Миром.

Кун Лао подошел к самой границе магического круга.

— Хорошо, — согласился он.

— Нет! — отчаянно закричала Соня. Удвоив усилия, чтобы нанести окончательное поражение Кэно, она обхватила бандита ногами за пояс, сбила с ног и стала нещадно колотить кулаком по его и так уже расквашенному носу. — Кто знает, что именно вылезет из прохода между двумя мирами, если ты его вновь откроешь?

— Ну и паникерша эта баба, — проговорил Шен Цун, насупив брови. — Не стоит надо мной насмехаться, священник. Если можешь помочь — сделай это быстро. Видишь, Рутай цепляется за жизнь из последних сил. Долго ему не протянуть.

Кун Лао глубоко вздохнул.

— Я помогу ему, — сказал он и вступил в круг.

— Нет! — снова закричала Соня. Она оставила Кэно в полубессознательном состоянии и тоже бросилась к кругу. — Ты не понимаешь, что делаешь! Шао Кану нужна еще только одна душа…

— Я хорошо осведомлен о нуждах Шао Кана, — ответил священник. Одну руку он протянул в сторону Сони, другую — к колдуну. — Дай мне талисман, и я отошлю твоего демона обратно, — сказал Кун Лао Шен Цуну. — Даю тебе в этом честное слово.

Соня вбежала в круг, разорвав его еще в одном месте, от чего Рутай весь передернулся.

— Хо-о-о-о-зя-я-я-я-ин… — из последних сил завопил умирающий демон.

Кун Лао бросил быстрый взгляд на Соню.

— Дальше не ходи, — сказал он. — Если ты на стороне добра, бояться тебе нечего.

— Как же! — ответила ему Соня. — Мой жених тоже был на стороне добра, а теперь вот лежит в гробу.

— Там покоится только его тело, — возразил Кун Лао, — но не душа. — Он вопросительно взглянул на Шен Цуна. — Так ты даешь мне талисман?

Колдун кивнул священнику, не сводя с него пристального взгляда.

— Святой отец, — сказала Соня, вынув из-за пояса нож и медленно приближаясь к Кун Лао, — то, что ты собираешься сделать, даже глупостью нельзя назвать, это полный идиотизм…

Сильный удар отбросил женщину прямо на жаровню, которая затрещала, но не сломалась. К этому удару Кэно добавил ей еще один — в подбородок.

— Меня даже от голоса ее тошнит, — невнятно проговорил он окровавленными губами.

Когда Соня попыталась подняться, Кэно, сгруппировавшись, налетел на нее, словно разъяренный бык, и оба они откатились в дальний угол помещения, продолжая колошматить друг друга уже в темноте.

Кун Лао все еще смотрел сверху вниз на колдуна, потом протянул руку к ремешку свисавшего у того с шеи талисмана. Забрав амулет у Шен Цуна, священник надел его себе на шею.

— Должен тебя предупредить, — сказал Кун Лао, — что я могу действовать только через белую ауру Ордена Света. Черная царства мертвых и красная Внешнего Мира мне неизвестны и недоступны. Какое надо произнести заклинание?

— Перед тем как я скажу его тебе, ты должен восстановить целостность магического круга, — ответил Шен Цун.

Склонившись сначала над одним, а потом над вторым разрывом, Кун Лао что-то с ними сотворил.

— Готово, — сказал он колдуну.

Шен Цун, не скрывая даже злорадной ухмылки, произнес:

— Слова заклинания, которое ты должен произнести, таковы:


Я хочу уйти в потусторонний мир
Из унылого мира реальности.
В царство безвременья, где порядок — хаос,
Где тьма — свет, где обитают демоны.
Раскрой свои объятья, о хозяин преисподней,
И прими своего подданного. Услышь мою молитву.

Привыкший к постоянному заучиванию и повторению молитв и священных текстов, Кун Лао закрыл глаза, склонил голову, обеими руками коснулся талисмана и прочел про себя заклинание.

Как только он закончил читать, пламя в жаровне взметнулось ввысь в форме гриба, озарив сводчатый потолок святилища.

— Море огня, Рутай! — крикнул Шен Цун, наслаждаясь величественным зрелищем. — Этот простофиля сделал все, что нам было надо! Кэно, убей эту женщину! Пусть ее душа расширит проход для Шао Кана!

Но как только колдун опустил голову Рутая на пол и поднялся на ноги, цвет и конфигурация языков пламени изменились… как и выражение лица Шен Цуна.

Глава 40

Во внутреннем дворе дворца царил невообразимый хаос. Бог грома и демоны из Внешнего Мира, привидения, мертвецы, воины-мутанты и смертные сцепились друг с другом в жестокой схватке.

Лю Кан со Скорпионом бились с Ящером и Горо, Рэйден метал молнии в бесчисленных защитников дворца и храма. Большинство этих тварей не имело души, и приходилось полностью уничтожать их тела, потому что они и так были мертвы, а мутанты к тому же боролись с крайним ожесточением и были сильными соперниками. Одетые в черные и белые одежды монстры продолжали наступать на Рэйдена, несмотря на потерю многими из них конечностей и зиявшие раны, поэтому бог грома, чтобы отражать наскоки толп бездушных врагов, постоянно телепортировался с места на место, появляясь то в самых неожиданных углах двора, то на крышах пагод.

Вдруг, как по мановению волшебной палочки, и чудовища из Внешнего Мира, и мертвые слуги колдуна из Земного прекратили драку. Все они как один повернулись лицом к святилищу.

— В чем дело? — спросил Лю Кан Скорпиона, когда казавшиеся неутомимыми Горо и Ящер перестали на них нападать и уставились на дворец.

— Не знаю, — растерянно ответил Скорпион.

— Может, сейчас кто-то сюда явится… — предположил Лю Кан.

— …или, наоборот, исчезнет отсюда. Чувствуешь, что здесь творится?

Какое-то время Лю Кан стоял неподвижно.

— Ты имеешь в виду это ощущение, будто тебя куда-то тянет'?

— Да, — сказал Скорпион.

В следующее мгновение самые маленькие мутанты заскользили в сторону дворца, как будто двор вдруг сильно наклонился, превратившись в воронку, куда всех их стало засасывать. Они выли, безуспешно пытаясь ухватиться за деревья или за своих более крупных собратьев, врываясь когтями в землю и царапая камень. Что-то тянуло их во дворец с неумолимой силой… а через несколько мгновений в направлении дворца заскользили и более крупные экземпляры недавних воинов.

Даже Ящер и Горо стали чувствовать эту неумолимую силу.

— Что-то случилось с проходом во Внешний Мир, — сказал Горо, когда мимо него пролетел очередной мутант.

Набирая скорость, бедняга летел прямо в стену дворца, и поскольку затормозить он никак не мог, то с размаху о нее ударился. Остальных тянуло в то же самое место. Они с ускорением неслись все быстрее и быстрее — и с силой шмякались о стену. Некоторые влетали в окна, а дальше их поглощала темнота внутренних покоев. Вскоре стена треснула, в ней образовался достаточно большой проем, в котором стали исчезать слуги колдуна.

Горо повернулся лицом к дворцу и стал пятиться назад, упирая слоновьи ноги в плиты, которыми был выложен двор. Несмотря на огромный вес монстра, на то, что он все время пытался отклониться назад, напрягая все мышцы, чтобы воспротивиться неумолимой силе, которая как магнитом тянула его внутрь дворца, противостоять ей он не мог. Не затронула она лишь троих — Лю Кана, Скорпиона и Рэйдена.

Когда Ящера сбило с ног и стало засасывать в брешь, образовавшуюся в дворцовой стене, Лю Кан прикрыл рукой глаза от слепящих лучей солнечного света и взглянул на Рэйдена.

— Бог грома! — прокричал он стоявшему у ворот Рэйдену, мимо которого неслись бездушные твари. — Что здесь происходит?

Блеск глаз бога грома из белого стал золотистым.

— Что-то случилось, и магия Шен Цуна обернулась против него самого, — сказал он. — Проход во Внешний Мир закрывается, унося с собой всех слуг зла, проникших сквозь него на землю.

— Как это могло случиться? — спросил Лю Кан как раз в тот момент, когда одна из массивных рук Горо вцепилась в его, Лю Кана, ногу, больно ударив перед этим по лицу ниндзя, и быстро-быстро потащила его к проему в стене.

Глава 41

Как только пламя жаровни взметнулось к сводчатому потолку святилища, украшенному невообразимыми созвездиями с небес Внешнего Мира, огненный столб ревущей лавиной обрушился вниз, и пламя угасло. Искры, вившиеся в воздухе вокруг жаровни, вспыхнули, и сам поток воздуха изменил свое направление, будто кто-то открыл заслонку огромного дымохода. Скоро все пространство, заключенное в магический круг, как бы ожило от бешеного вихря, закручивавшего и засасывавшего в себя воздушный поток.

Кун Лао, уже покинувший пределы круга, стоял неподалеку от двери. Кэно и Соня Блэйд прекратили борьбу, Шен Цун также вышел из магического круга, и все они вчетвером наблюдали за Рутаем, которого сначала слегка покачивало, потом неведомой силой перевернуло на спину и стало с ускорением, как в водовороте, вертеть, пока не засосало внутрь с такой скоростью, что в воздухе после него остался лишь беловато-бурый след. Шен Цун в недоумении спросил священника:

— Что ты натворил?

Колдун прислушивался к визгу и крикам, доносившимся со двора, и к усиливавшимся ударам тел о стену дворца. Потом он обратил внимание на то, что Кун Лао не восстановил магический круг и частицы черного порошка, из которого он состоял, вздымались в воздух и уносились вниз, в вихрящийся и искрящийся воздушный водоворот.

— Что ты там такое натворил! — закричал Шен Цун.

— Я выполнил свое обещание, — сказал Кун Лао. — Отослал Рутая обратно во Внешний Мир, где он сможет вернуться к своей обычной жизни.

— А еще что ты сделал? — допытывался колдун.

— Поскольку я уже открыл проход, мне пришло в голову заодно отослать сквозь него и всех остальных твоих прихлебателей.

— Значит, ты обманул меня! — возмутился Шен Цун. — Священник Ордена Света нарушил данное обещание!

— Этого я не делал.

— Ты сказал, что не знаешь заклинание красной ауры!

— Я его и не знал, — ответил Кун Лао. — Но я, Шен Цун, достаточно долго изучал шаолиньский мистицизм. К тому же мне отлично известно, что ты не брезгуешь обманом и жульничеством. Если бы я прочел заклинание по-твоему, это дало бы тебе возможность послать еще одну душу Шао Кану и тем самым открыть путь сюда силам Внешнего Мира.

Стена святилища стала сотрясаться от сильных ударов. Она дрожала и прогибалась внутрь.

— Чтобы не допустить этого, — продолжал Кун Лао, — я прочел текст заклинания задом наперед. Это всегда делается, когда надо, чтобы оккультный процесс привел к результату, диаметрально противоположному ожидаемому. А круг я оставил разорванным, чтобы позволить всем твоим гостям вернуться домой.

— Нет… не всем! — в отчаянии проговорил Шен Цун, глядя на стену, которая уже трескалась и крошилась. — Горо! Ящер!

Колдун смотрел на стену, брешь в которой продолжала расширяться. Сначала на пол посыпалась каменная крошка, потом кусочки побольше, и наконец стена развалилась на каменные блоки, из которых была сложена, и масса мутантов вперемешку с ожившей плотью мертвецов — которые должны были соединиться со своими душами и попасть в черное царство мертвых, вместо того чтобы оставаться навеки проклятыми, — устремилась в воздушную воронку, вихрившуюся на том месте, где раньше был очерчен магический круг.

— Шен Цун!

Рев Горо перекрыл шум ураганного водоворота. Плечом гигантский монстр выломал еще насколько блоков стены, он сбивал попадавшиеся ему на пути столы и стулья, сшибал колонны, за которые пытался уцепиться, чтобы противостоять неотвратимой, могучей силе, влекущей его туда, откуда он пришел. Вслед за ним появились Лю Кан с Ящером, все еще державшим мертвой хваткой свою добычу.

— Шен Цун, помоги нам!

Когда колдун увидел воина Белого Лотоса в лапах своего слуги, лицо его просияло.

— Я здесь, Горо! — крикнул Шен Цун. — Помоги Ящеру удержать Лю Кана! Если вы утащите его с собой, Шао Кан получит его душу и сможет пройти сюда вместе со всеми вами.

В тот момент, когда уже казалось, что Горо удалось за что-то зацепиться, в святилище материализовались Рэйден со Скорпионом, готовые отразить любую попытку Горо помочь Ящеру.

— Нет! — завопил Шен Цун. — Вам не удастся его остановить!

Собрав последние силы, колдун вступил в воздушную воронку. Его длинные седые космы и роскошный широкий халат тут же плотно обмотались вокруг тщедушной фигуры.

— Повелитель Кан! Возьми себе остатки моей души, чтобы убрать отсюда этих двоих! Пусть мое поражение станет твоей победой! Пошли красную молнию…

Горо и Ящер застыли в ожидании.

Спутанные волосы Шен Цуна теперь повисли безжизненными патлами, складки мятого халата вернулись на прежнее место.

Ураганный ветер мгновенно стих, поднятые им пылинки медленно, как снег, оседали на пол.

Кун Лао отнял руки от талисмана, который все еще светился холодным огнем.

— Шен Цун, — проговорил священник, — ты больше не пошлешь Шао Кану ни одной души… включая свою собственную. Проход во Внешний Мир закрыт.

В помещении воцарилась гнетущая тишина. Нарушил ее Кэно.

— Ну что ж, — сказал он, — в таком случае мне пора сматываться.

Бандит воспользовался проломом в стене и исчез в лучах слепящего солнечного света.

Глава 42

Несмотря на сильные ушибы и кровоподтеки, Соня Блэйд все же поднялась с пола и поспешила за Кэно.

Рэйден со Скорпионом смотрели на ошалевших, неподвижных Горо и Ящера. Лю Кан освободился от цепких лап врага из Внешнего Мира и подошел к своим друзьям.

— Все кончено, колдун, — сказал Кун Лао.

Шен Цун нашел силы, чтобы скривить губы в недоброй ухмылке, которая отнюдь не украсила его вытянутое, морщинистое лицо.

— Пока.

— Нет! — возразил ему священник. — Ты убил…

— Это мой остров, — парировал колдун. — Здесь царят мои законы. Из них я не нарушил ни одного.

— Есть и другие законы, — сказал Лю Кан. — Законы чести и порядочности.

— О молодой побег Белого Лотоса, я прожил больше полутора тысяч лет, и не тебе учить меня порядочности и чести. Я видел, как их облекают в любые формы, объясняют самыми разными учениями. Некоторые считают, что порядочные — это те, кто хочет сохранить существующий порядок вещей, а непорядочные, напротив, хотят его изменить. — Шен Цун взглянул на Рэйдена. — Кое-кто говорит, что честь состоит в служении одному богу, а бесчестье — в поклонении другому. Кому дано судить, кто из них прав?

— Победителю, — сказал Скорпион. — А из ситуации, что сложилась теперь, сдается мне, победителями выйдем мы.

— Ты в этом уверен? — спросил Шен Цун. — Разве ты смог осуществить все, что задумал? Или ты уже разделался с Саб-Зиро? Ты что, можешь показать мне его сердце?

Скорпион сконфуженно молчал.

— Может быть, Соне Блэйд удалось покончить с Кэно? Или Шао Кан уже не властитель Внешнего Мира? — По лицу Шен Цуна снова скользнула ухмылка. — Ты, мозгляк, никого не смог победить. Вам удалось только отложить исполнение моих планов на будущее. Но у меня есть еще время и силы, и я смогу найти способ воплотить в жизнь то, что задумал.

Лю Кан подошел к богу грома.

— Рэйден! Неужели ты позволишь этому негодяю уйти безнаказанным?

Бог грома ответил:

— У нас нет выбора.

Тогда Лю Кан воскликнул:

— Но они же теперь совсем ослаблены! Мы всем им можем с легкостью переломать кости — всем сразу, одним махом!

— Если мы возьмем их жизни или нарушим закон, установленный Шен Цуном на его острове, — возразил Рэйден, — то станем такими же, как они.

— Меня это вовсе не смущает, — сказал воин Белого Лотоса, — если только нам удастся покончить с ними навсегда!

Уверенный в своей правоте, Рэйден охладил его пыл:

— Мы не будем заходить так далеко, не будем биться с ними насмерть, чтобы переделать мир по собственному вкусу. Наша задача состоит лишь в том, чтобы не позволить это сделать им.

Лю Кан ударил кулаком по шатавшейся в стене каменной плите так, что она упала на пол.

— Неужели ты не видишь, Рэйден, этот человек безумен! Он ведь опять примется за старое!

— Нет, малыш, тут ты заблуждаешься, — сказал Шен Цун. — Только дурак дважды наступает на одни и те же грабли. — Глаза его скользнули по соперникам. — Я многое узнал о своих врагах, и не собираюсь приниматься за старое. Следующая наша встреча здесь будет гораздо более традиционной.

Лю Кан со свистом рассек воздух перед колдуном быстрыми и резкими ударами рук и ног, заставив Шен Цуна попятиться назад.

— Ты снова хочешь устроить здесь Смертельную Битву? — спросил воин Белого Лотоса и натянуто улыбнулся. — Давай, колдун, я с нетерпением буду ждать твоего турнира!

— Я тоже, — ответил Шен Цун.

С заметным усилием вконец истощенный колдун протянул руки к пробоине в стене.

— В духе достигнутого между нами перемирия, — сказал он, — предлагаю вам воспользоваться моей джонкой, чтобы вернуться на материк. А я теперь очень устал и хотел бы отдохнуть. Горо, Ящер, подойдите ко мне.

С этими словами Шен Цун повернулся и покинул разрушенное святилище в сопровождении своих монстров. Все еще не пришедшие в себя представители Внешнего Мира последовали за хозяином через кучи разбросанного мусора, шипя и рыча на бога грома и его друзей.

Когда они ушли, в проем разбитой стены бурей влетела Соня Блэйд.

— Я его упустила, — в бешенстве проговорила женщина, смиряя злость ударами по каменным плитам, торчавшим из стены. — На этом чертовом острове все так перепутано, ничего не разберешь.

— На острове? — удивленно произнес Лю Кан. — Ну, тогда я вообще не понимаю, что здесь происходит!

— Я заметила, как Кэно скрылся за пагодой, — продолжала Соня, — и бросилась туда. Но как только добежала до здания, он оказался не впереди меня, а позади. Короче, этот подонок бесследно исчез.

— Да, здесь много всяких странностей, — сказал Кун Лао, — и остается только недоумевать, человеческая ли душа исказила и извратила пространство острова, или же сам остров Шимура так воздействует на наши души.

— Меня эти тонкости не волнуют, — заявила Соня, понемногу приходя в себя. Она бросила взгляд в сторону Шен Цуна и его демонов, которые удалялись по несуразно искривленному коридору. — Хотя у меня такое ощущение, что Лю Кан прав. Все мы в скором времени снова встретимся на этом острове.

— Только в том случае, если здесь окажется Саб-Зиро. Я не успокоюсь, пока не найду его, — сказал Скорпион.

— Он может найти тебя и сам, — заметил Лю Кан. — Этот ниндзя принадлежит к одному из самых страшных кланов, члены которого не дожидаются противника, а сами ищут с ним встречи.

Причем на порядочность этих убийц, любого из них, рассчитывать не приходится.

На глазах Скорпиона навернулись слезы.

— Нет, — возразил он, — не любого — В клане Лин Кей был некогда один порядочный человек. За свою порядочность он поплатился жизнью.

— Но он продолжает жить в своем сыне, — заметил Рэйден, и в его золотистых глазах мелькнуло не свойственное ему сострадание.

Соня стукнула кулаком по последнему каменному блоку в стене, который шатался в верхней части пробоины, и вышла через пролом наружу.

— А теперь, — сказал Кун Лао, — хоть мне очень неприятно это говорить, я должен согласиться с Шен Цуном.

— Ты согласен с колдуном? — в недоумении спросил Лю Кан.

— Да, — с улыбкой ответил Кун Лао. — В течение одного дня я был священником, проводником, дымным облаком и воином. Сейчас и в самом деле пора отправиться домой и хорошенько отдохнуть.

Рэйден пристально взглянул на священника.

— Для отдыха времени будет еще предостаточно, — сказал он. — Рано или поздно все смертные засыпают вечным сном. Но пока ты еще не сомкнул глаз, есть одна вещь, которую тебе надлежит сделать.

Глава 43

Все жители деревушки Вуху вышли из своих домов на торжественную импровизированную встречу своего священника, предварительно вытащив из компостных куч полные пригоршни костей, которыми стали забрасывать прибывших.

За Кун Лао шли Соня с Лю Каном, шествие замыкал Скорпион.

Агента специального подразделения, казалось, немного смутил осыпавший их град костей.

— У нас в Штатах принято по праздникам обсыпать людей конфетти, — сказала она, мастерски отбив фазанью грудную кость, которая летела прямо ей в подбородок. — По крайней мере, нет шанса пораниться.

— Как и особенного смысла нашего обычая, — взялся объяснить ей происходящее Лю Кан. — Когда в Китае в вас бросают кости, это означает, что люди хотят пожелать вам остаться здесь навсегда, чтобы и ваши останки были погребены в этой земле. Будьте довольны тем, что в Вуху по обычаю бросают кости, — улыбнулся он. — В других местах в вас могут запустить шкурой и потрохами домашних животных.

— Потрясающе, — без особого энтузиазма сказала Соня.

Она смотрела, как стар и млад выбегают из своих хижин на улицу — большинство с сияющими улыбками, некоторые со слезами счастья на глазах, и все они вливались в собиравшуюся на главной площади толпу. Глядя на неподдельную радость этих простых людей, Соня подумала о том, что, несмотря на исчезновение Кэно, день прошел не напрасно и смертельные опасности, выпавшие на их долю, были пережиты ими не зря.

Все-таки они остановили Шен Цуна, подумала она, и в том, что Кун Лао смог вернуться к людям, которые в нем так нуждались, была и ее заслуга. Она даже почувствовала легкий укол зависти к популярности священника среди односельчан.

— Последний раз, когда я была дома в Остине, штат Техас, — бросила она как бы между прочим, — со мной аж два человека словечком перемолвились, пока я машину заправляла. Мой бывший приятель, с которым мне бы больше хотелось избежать встречи, и одна знакомая, у которой я как-то взяла компакт-диск с записями Джорджа Стрэйта.

— А как бы ты себя чувствовала, если бы тебе там оказали такой же пышный прием? — поинтересовался Лю Кан.

— Неловко, — призналась Соня. — Хотя, наверное, это было бы приятно. — Она отбила очередную обглоданную куриную ножку, которая чуть не угодила ей в голову. — Впрочем, мне кажется, что приемы такого рода могут быть оказаны только здесь.

Лю Кан кивнул.

— Да, в такой небольшой деревушке людям особенно нужна мудрость священника… это тебе не мегаполис, где все мы внимаем болтовне дикторов радио и ведущих телевизионных ток-шоу.

Когда все четверо подошли к храму Ордена Света, Кун Лао обернулся и посмотрел на односельчан, потом на стоявших в ряд Соню, Лю Кана и Скорпиона. Священник выглядел так же, как тогда, когда покидал деревню, босой, все в той же тунике. Однако теперь на груди его сверкал бесценный талисман.

Увидев в толпе Чин Чина, Кун Лао широко улыбнулся, сделал несколько шагов в направлении собравшихся, потом поднял руки и заговорил.

— Святой Чжу-Цзи некогда писал: «Однажды душа моя позвала меня в дальний путь к высокой горе. Я оставил в прошлом родную деревню, заведенный распорядок жизни и пошел по зову сердца через леса и долины, набивая мозоли на руках и ногах. Все считали, что я потерял рассудок. Но божественное не раскрывается в суете нашей жизни». — Кун Лао улыбнулся. — Дорогие мои односельчане, мы с друзьями до глубины души тронуты тем приемом, который вы нам оказали. Нам пришлось столкнуться с неведомым, отстаивая правое дело в жестокой борьбе с могучими силами зла. Но наша вера привела нас к победе.

Соня ждала восторженных криков или оваций, однако толпа замерла в почтительном молчании. Это не показалось ей странным, и неловкости она не ощутила, но попыталась себе представить, какие чувства испытал бы какой-нибудь американский общественный деятель, если бы, обратившись к собравшимся в аналогичной ситуации, в ответ получил бы лишь молчаливое признание слушателей.

— Когда мы столкнулись с силами Внешнего Мира, — продолжал между тем Кун Лао, — нам очень посчастливилось, потому что на нашей стороне выступил великий бог грома. Перед тем как оставить нас и вернуться к себе на священную гору, Рэйден наказал мне выполнить одно его поручение.

Кун Лао сделал паузу и окинул взглядом, в котором светилась мудрость, открытые и приветливые лица односельчан. Его глаза остановились на Чин Чине.

— Бог грома поручил мне выбрать себе помощника, — объявил он, — которому я передам все свои знания, чтобы со временем он стал священником Ордена Света. После этого я должен буду послать его на поиски места для нового храма. Таким учеником, Чин Чин, я прошу стать тебя.

Паренек выглядел так, будто увидел, что одна из его овец взобралась на дерево.

— У-учитель, вы уверены, что хотите выбрать именно меня? — запинаясь спросил Чин Чин.

— Сам Рэйден просил меня об этом, — ответил священник. — Он видел, с какой ты смелостью встретил людей Кэно, он знает, что ты не подведешь его в трудную минуту.

— Для меня это большая честь, — проговорил Чин Чин, — но я — сирота, у меня нет никого из родных. Кто станет присматривать за моим стадом?

— Я!

Кун Лао взглянул туда, откуда донесся голос. В ту же сторону повернули головы Чин Чин и многие жители деревни.

Все глаза уставились на молодого человека, стоявшего посреди толпы. Он был хорошо сложен, мускулист, на плече его лежал пастуший посох, с конца которого свисал черный узелок с немудреными пожитками. Черты лица юноши были резкими и угловатыми, черные брови — тонкими, волосы на затылке стянуты в два конских хвоста, черные глаза блестели и искрились, как два маленьких нефтяных озерка.

Когда Кун Лао к нему повернулся, молодой человек поднял руку, чтобы прикрыть ладонью глаза от слепящего солнечного света, отраженного талисманом.

— Я не знаю тебя, юноша, — сказал священник.

— Да, святой отец, мы незнакомы. Меня зовут Само Хен. Я только что пришел в Вуху из Цицикара, что находится в горах Большой Хинган. Там я был пастухом, пока мою деревню не уничтожила горная лавина. Вот и пришлось мне отправиться на юг, чтобы начать жизнь сначала и поскорее забыть о том, что случилось с моей деревней на севере. Мне хотелось бы остановиться здесь. Надеюсь, я найду утешение в вашем храме.

Кун Лао улыбнулся.

— Двери храма, Само Хен, всегда будут перед тобой открыты. Ты всем нам окажешь честь, если будешь пасти отару Чин Чина.

— Конечно, не даром, — сказал Чин Чин. — За разумную плату, — тут же добавил он, заметив пристальный взгляд Кун Лао.

— Да, я согласен, — с поклоном ответил Само Хен. Однако и при склоненной голове его черные глаза продолжали пристально вглядываться в толпу, пока он не увидел Скорпиона и не скрестил свой взгляд с взглядом воина Белого Лотоса.

Соня тут же заметила странную связь, возникшую между двумя молодыми людьми, и ей стало не по себе.

— Скорпион, ты знаешь этого парня? — спросила она.

— Вроде нет, — ответил он. — Но мне кажется, я его где-то встречал.

— Ему, должно быть, тоже так показалось, — заметил Лю Кан, — очень уж странно он на тебя посмотрел.

Священник попросил односельчан возвращаться к прерванным делам, и они послушно разбрелись кто куда. Скорпион тем временем решил поговорить с черноволосым незнакомцем.

Тот стоял совсем недалеко от храма, но когда Скорпион подошел к тому месту, там его уже не оказалось, причем никто не заметил, в каком направлении удалился пришлый пастух.

— Очень странно, — сказал Лю Кан, подойдя к Скорпиону. — Ты, наверное, решил, что он собирается с тобой поговорить?

— Скорее всего, он узнал Скорпиона, — сказала Соня, присоединившись к озадаченным друзьям, — и не захотел с ним встречаться. — Женщина бросила пристальный взгляд на ниндзя, лицо которого все еще было закрыто маской. У тебя есть враги?

— Только один, — с горестью ответил тот. — Ниндзя, глаза которого полны ненависти. Его могущество заключается в умении совершенно неожиданно появляться и исчезать… и доблесть — в стремлении избегать открытого и честного боя.

Соня невесело улыбнулась и проговорила:

— Сдается мне, жители Вуху только что наняли ниндзя пасти своих овец.

— Не исключено, — ответил Скорпион. — Пожалуй, мне придется здесь на какое-то время задержаться, может, удастся что-нибудь еще о нем разузнать.

Попрощавшись с друзьями, Скорпион направился к кирпичному зданию, где располагались гостиница и деревенское почтовое отделение.

Когда он зашел в дом, Соня повернулась к Лю Кану и сказала:

— А мне казалось, это мы были самыми крутыми.

— Так оно и есть, — ответил Лю Кан. — Там, на острове, ты была очень крута, когда выбивала из стены каменные блоки. А вот от костей, которые в тебя здесь швыряли, уклонялась не особенно ловко.

— Иногда приходится дать выход бушующей во мне ярости, — пояснила она. — Если ее все время держать внутри, можно взорваться.

— И тебе кажется, так ты избавляешься от своего гнева? — спросил Лю Кан. — А если гнев этот — как ядовитая слюна Ящера: чем больше он плюется, тем больше яда скапливается внутри?

Соню это немного обидело.

— Лучше спроси об этом у священника, — ответила она. — Ему виднее, что творится в наших душах. Одно я знаю наверняка: Скорпион спать по ночам не будет, пока не убьет своего Саб-Зиро. Я же надеюсь как следует отдохнуть перед встречей с этим подонком Кэно.

— Должно быть, ты права, — сказал Лю Кан, — но и Рэйден не ошибался: рано или поздно все мы уснем вечным сном. Скорпион, наверное, знает, что делает.

— А кстати, — спросила Соня, — сам-то ты что теперь собираешься делать? Вернешься в Гонконг?

Лю Кан кивнул.

— Мне надо найти добровольцев, которые бы заменили моих погибших друзей. Кроме того, мне хотелось бы навести кое-какие справки об участниках последней Смертельной Битвы. Попробую кого-нибудь из них разыскать и, может, узнаю поподробнее об этом турнире. Рэйден хоть и считает, что мы вышли победителями из этой передряги, но в следующий раз, когда я встречусь с Шен Цуном и его подручными, живыми они от меня не уйдут. А у тебя какие планы? — спросил он. — Ты собираешься остаться и продолжить поиски Кэно?

— Нет, — ответила Соня. — Мне нужно вернуться в Штаты и доложить боссу обо всем; что здесь произошло. Джексон Бриггс очень любит всегда быть в курсе дела, а Кэно у всех нас — как кость в горле. Он на время, конечно, ляжет на дно, но обязательно вернется к своим мерзким делам. И тогда я его достану.

— Вместе со мной, — сказал Лю Кан. — А пока, как бы ты отнеслась к фазану с жареной картошкой? Расправимся с ним и рванем к ближайшей железнодорожной станции?

Соня положила ему руку на плечо.

— Угощаешь?

— Да.

— Годится, — сказала женщина, и они дружно зашагали к гостинице.


Чин Чин стоял в одиночестве неподалеку от двери в храм и смотрел, как монахи приветствуют вернувшегося домой Кун Лао.

Через некоторое время мальчик увидел, что к нему приближается высокий человек, закутанный в черную накидку с капюшоном, надвинутым на глаза.

— Вы слышали новость? — спросил пастушок у незнакомца, который показался ему нищим бродягой. — Я должен буду стать священником.

— Слышал, — ответил тот приятным, мелодичным голосом. — Мои поздравления.

— Спасибо, — лицо мальчика расплылось в счастливой улыбке. — А как вы считаете, меня научат… — он смолк, так и не закончив вопрос. — Нет. Это же глупо! И думать об этом нечего.

Но ни на чем другом сосредоточиться пастушок не мог.

— Как было бы здорово, — произнес он через какое-то время, — если бы Кун Лао научил меня обращаться его талисманом! Вы только представьте, я мог бы использовать его чары, чтобы помочь стольким нуждающимся в поддержке людям!

Незнакомец спросил:

— Ты и вправду использовал бы его для помощи тем, кому это нужно?

— Да! Конечно, да!

— Тогда, Чин Чин, выучи хорошенько свой первый урок.

Мальчик удивленно взглянул на незнакомца:

— Первый урок? Какой урок, господин?

— Урок, который разъясняет, откуда человек черпает свои силы.

Солнце ярко осветило безупречные очертания губ бродяги, видневшихся под отороченным кожей краем капюшона. Щеки его и подбородок казались неестественно гладкими, как стекло, отражавшее падающие на него лучи света.

— Простите, — смутился Чин Чин, — но я не очень вас понимаю.

Незнакомец еще ближе подошел к подростку.

— Амулет, на который ты возлагаешь такие надежды, не имеет никакой силы, — отчетливо проговорил он.

Весь энтузиазм Чин Чина, казалось, тут же улетучился.

— Что вы хотите этим сказать, господин? Да нет, вы ошибаетесь, в этом талисмане скрыта огромная чудесная сила!

— Нет, — сказал незнакомец, покачав из стороны в сторону крупным указательным пальцем. — Сила амулета равна внутренней силе того, кто им владеет. —Незнакомец сделал еще шаг вперед и коснулся пальцем груди Чин Чина. — Все чары талисмана исходят вот отсюда.

— Из меня? — недоверчиво спросил паренек.

— Этот талисман, Чин Чин, лишь укрепляет веру его обладателя, — пояснил незнакомец.

— Веру во что? В Тьена? В магию?

— В самого себя, — терпеливо продолжал свой урок странный нищий. — Как улыбка ребенка, как восхитительный восход солнца, он помогает тому, кто его носит, подавлять в себе зло, которое во всех нас заложено. Как прохладный дождь, он очищает и освежает дух, выявляет и возвышает благородную силу и доброту, также скрытые в каждом из нас.

Чин Чин никак не мог взять в толк, восхищаться ему или расстраиваться от этих откровений, и стоит ли им вообще верить. Однако что-то в облике незнакомца подсказывало ему, что он не лжет, и в течение краткого мига — а может, и целого часа — мальчик не мог оторваться от его глаз, лучившихся завораживающей силой.

— Вы не обидитесь на меня, если я спрошу вас, откуда вы так много знаете о талисмане Кун Лар? — спросил Чин Чин. — Вы, наверное, тоже священник или паломник в храм Ордена Света?

— Нет, — ответил незнакомец, — ни тот ни другой. Я — исследователь. И ты тоже им станешь.

— Я? — удивленно спросил мальчик. — Нет, господин, вы, должно быть, ошиблись. Я не исследователем должен стать, меня попросили только служить в храме.

— Ты и будешь служить там, — сказал нищий, протянув к мальчику руку. Большим и указательным пальцами он сжимал белую тряпочку, колыхавшуюся на ветру. — Ты можешь прочесть, что здесь написано?

Чин Чин взял лоскут белой ткани, взглянул на аккуратно выписанные с одной ее стороны черные иероглифы и прочел вслух:

— «Он умереть не может, но и не создан жить. Огромен он, но Пан Ку способен все вместить». — Пастух вновь с удивлением посмотрел на незнакомца. — Я ничего не понял. Кто такой Пан Ку?

— Тот, кого я ищу… и ты его будешь искать. Потому что, только поняв, кто такой Пан Ку, можно постичь природу всего сущего. Понять его — значит понять смертных и бессмертных, природу добра и зла, и лишь тогда можно будет в полной мере осмыслить двойственную природу вселенной.

Чин Чин еще раз взглянул на черные иероглифы на белой материи, потом протянул кусочек ткани незнакомцу.

— Он твой, — сказал нищий, подняв руку. — Пусть этот лоскуток всегда будет с тобой, чтобы ты никогда не забывал о бесконечном пути исканий.

Глаза незнакомца блеснули из-под капюшона золотистым светом, он повернулся и пошел прочь, оставив Чин Чина в еще большем смятении, чем раньше. Однако теперь мальчик был полон решимости сделать все от него зависящее, чтобы найти ответы на мириады вопросов, роившихся в его голове.

Глядя на удалявшуюся фигуру, Чин Чин негромко пробормотал:

— Интересно, кто бы это мог…

В этот миг в то место, где находился незнакомец, ударила молния, а когда ее яркая вспышка рассеялась, там уже никого не было. Чин Чин со всех ног бросился бежать к храму, теперь он знал ответ на главный свой вопрос.

Глава 44

— Еще один?

— Нет, повелитель. Нет.

Тьма сгустилась, и рассеялась лишь после того, как Шао Кан удобно устроился на троне.

— Эти смертные утомляют меня своим невежеством и мелочностью.

— Я никогда бы не осмелился в чем-то винить тебя, повелитель, — сказал Рутай. — Речь идет вовсе не об еще одном колдуне или ведьме.

— О чем же тогда?

Осанистый, с гладкой, пергаментного цвета кожей, Рутай величественным жестом отбросил назад длинный шлейф красной мантии и с низким, почти до самой земли поклоном приблизился к едва различимым очертаниям Шао Кана.

— Повелитель Шао, — проговорил маленький демон, по обычаю своему выказывая перед хозяином безграничную преданность, — у меня к тебе послание от… от твоего верного слуги из Земного Мира.

Даже Рутай содрогнулся от вздоха повелителя, подобного гигантской вспышке огня, вырвавшегося из огромной топки и осветившего все закоулки огромного зала во дворце Внешнего Мира.

— Что там еще от этого жалкого смертного?

— Повелитель, Шен Цун просит передать, что ты очень скоро сможешь получить душу, которой недостает для того, чтобы беспрепятственно проникнуть в Земной Мир.

— Я уже по горло сыт его обещаниями.

— Он… он говорит, что совершенно в этом уверен.

— Прошлый раз он уверял меня в том же самом.

— Повелитель, он… его подло обманули. Он хотел сделать так, чтобы талисман Рэйдена служил только тебе.

— Рутай, — прогрохотал Шао Кан, — ты слеп или глуп, бес. Он хотел завладеть этим амулетом, чтобы восстать против меня!

— Нет! — возразил Рутай. — Шен Цун… никогда бы не осмелился выступить против твоей воли, о великий Князь Тьмы! Он прекрасно знает, что ничего хорошего у него из этого никогда не выйдет.

— Поэтому, козявка, он мне все дело и завалил. Но у него кишка тонка сорвать мои планы. Ни у него… ни у Рэйдена такой номер не пройдет.

— Д-да, повелитель, — заикаясь промямлил Рутай. — Я так и передам твои слова этому подлому негодяю.

— Да, можешь это сделать, — милостиво кивнул Шао Кан. — И вот что еще ему скажи…

— Все что тебе будет угодно, повелитель.

— Скажи Шен Цуну, что, если он снова меня подведет, если ему не удастся получить недостающую душу при следующей Смертельной Битве, я найду способ ее получить, пусть даже эта душа будет принадлежать ему самому. А если и ты со мной в игры вздумаешь играть, я и твоей мелкой душонкой не побрезгую.

Продолжая сгибаться в глубоком поклоне, Рутай отпрянул от трона.

— Это очень мудрое… и справедливое решение, о божественный, — пробормотал он. — Хотя я смею надеяться, могучий повелитель Внешнего Мира, на благополучный исход Смертельной Битвы, которую жду с нетерпением.

Шао Кан осклабился так, что стали видны его страшные клыки. Злобно сверкнув глазами, он прорычал согбенному демону:

— Да, Рутай, я тоже подожду исхода следующей Смертельной Битвы.

Примечания

1

Снежный человек.

(обратно)

Оглавление

  • ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА
  • ПРОЛОГ
  • ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Чжужун в уезде Танъян: 480 г. н. э.
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  • ЧАСТЬ ВТОРАЯ Окрестности Тяньцзиня, Китай: наше вре мя.
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  •   Глава 31
  •   Глава 32
  •   Глава 33
  •   Глава 34
  •   Глава 35
  •   Глава 36
  •   Глава 37
  •   Глава 38
  •   Глава 39
  •   Глава 40
  •   Глава 41
  •   Глава 42
  •   Глава 43
  •   Глава 44
  • *** Примечания ***