Белый вереск [Жаклин Рединг] (fb2) читать онлайн

Жаклин Рединг Белый вереск

Воображение связывает нас с потерянными сокровищами, но именно потери подхлестывают наше воображение.

Колетт.

Посвящается Хилари Росс — за то, что она помогла раскрыть и развить мои способности. Спасибо.

Пролог

Октябрь 1793 года

Инвернессшир, Шотландские горы

— Какого черта, почему так долго?

Повитуха, склонившаяся над распростертым женским телом, раздраженно покосилась на дверь. Даже сквозь толстые деревянные стены чувствовалось, что говоривший вне себя от ярости.

«Дьявол», — нахмурившись, подумала она и вновь повернулась к молодой роженице, в муках корчившейся на высокой кровати. Но ничего не ответила мужчине, поджидавшему в соседней комнате.

Однако ее молчание, кажется, лишь еще больше разъярило его.

— Да я бы уже давно вытащил эту козявку ручкой от кастрюли! — заорал он. Прошло мгновение, и мужчина с силой забарабанил кулаками в дверь. — Ты слышишь меня? Ты, шотландская колдунья! Заканчивай побыстрее, иначе я сам этим займусь!

«Только попробуй, и узнаешь, на что может сгодиться ручка от кастрюли…»

Но Мэри Макбрайан смолчала и на этот раз — она знала, что грубость только повредит ей. К тому же повитуху куда больше волновала роженица, а не этот злодей, бушующий в соседней комнате, скорее напоминавшей не спальню, а тюремную камеру.

Мэри повязала волосы старой льняной косынкой, но та пропиталась потом, заливавшим ее лицо. Утерев глаза краешком фартука, женщина бросила взгляд на маленькие песочные часы, стоявшие на тумбочке. Роды шли плохо, из рук вон плохо. У леди Кэтрин не было ни минуты на то, чтобы отдохнуть, а ведь все началось еще прошлой ночью. Мэри пыталась развернуть ребенка в утробе матери, для чего осторожно ворочала ту с боку на бок, но ничего не помогало.

Присмотревшись повнимательнее, Мэри заметила, что голубые глаза Кэтрин потускнели — так гаснет догорающая свеча. «Она умирает», — мелькнуло у нее в голове. На душе у Мэри стало еще тяжелее. Если она немедленно не придумает, как извлечь ребенка на свет Божий, оба — и мать, и малыш умрут. Времени на раздумья не оставалось. Мэри не могла больше уповать на милость природы, придется вмешаться самой.

Наклонившись к несчастной, Мэри приложила губы почти к самому уху женщины.

— Миледи! — позвала она, пощекотав щеку Кэтрин темной прядью. — Миледи, это я, Мэри. Вы слышите меня?

Кэтрин застонала — похоже, она настолько измучилась, что почти не испытывала боли. С трудом сглотнув, роженица еле слышно выдохнула:

— Да… Мэри…

Повитуха больше не сомневалась: Кэтрин держится из последних сил.

— Выпейте-ка остатки малинового и лавандового отвара. Он облегчит боль и придаст вам силы.

Мэри бережно приподняла с подушки голову Кэтрин и поднесла к ее пересохшим губам деревянную плошку с остатками целебного отвара. Несчастная с трудом проглотила всего несколько капель; остальное растеклось у нее по подбородку.

Ласково погладив Кэтрин по голове, Мэри внимательно вгляделась в ее лицо, темнеющее на подушке в тусклом свете свечей. С каждым мгновением та слабела все больше. Темные волосы пропитались потом, и влажные пряди прилипли ко лбу и щекам, покрасневшим от жара и нестерпимой духоты, царивших в жарко натопленной комнате.

За спиной Мэри в грубом каменном очаге пылало яркое пламя, которое повитуха даже не могла уменьшить, потому что, во-первых, от огня шел хоть какой-то свет, а во-вторых, там грелся котелок с водой, необходимой, чтобы обмыть новорожденного. Свечи, расставленные вокруг кровати, догорали. Дьявол отказался дать еще свечей, равно как и принести побольше воды — он был уверен, что, испытывая «некоторые» неудобства, повитуха станет более расторопной, а значит, и ребенок быстрее появится на свет.

Стало быть, скоро они останутся в полной темноте — на стенах нет колец для факелов, а из крохотного окошка не высунешься, чтобы вдохнуть свежего ночного воздуха или полюбоваться на серебристое мерцание лунного света.

Да уж, они оказались настоящими узницами в этой комнате ужаса.

— Похоже, он задумал нас сварить здесь, — громко проговорила Мэри, обращаясь скорее к самой себе, нежели к Кэтрин. — Что и говорить, дьявол. Даже не подумал принести льда, чтобы я могла хоть немного охладить ваши лицо да грудь. Поди считает, что роды — пустяк какой-то. Ох, посмотрела бы я, как он корчится в родовых муках. — Она понизила голос, протирая лицо Кэтрин влажной салфеткой. — Боюсь только, что мои настойки будут действовать слишком медленно, миледи.

Кэтрин медленно подняла вверх руку; ее обручальное кольцо сверкнуло в мягком свете огня. Пальцы женщины дрожали — малейшее движение давалось ей с невероятным трудом. Мэри еще никогда не чувствовала себя такой беспомощной, да и было от чего — женщина, которую она привыкла видеть веселой и жизнерадостной, теперь, казалось, готовилась проститься с жизнью. Повитуха на мгновение прикрыла глаза. Ах, если бы лорд дожил до этого дня и увидел, как страдает его молодая жена! Из глаз Мэри потекли крупные слезы.

Лорд и леди обвенчались несколько лет назад, и любовь, связывавшая их все эти годы, казалась вечной. Лорд специально ездил в Лондон на поиски спутницы жизни. И Кэтрин стала его второй женой (первая умерла при родах). По словам Чарлза, в тот миг, когда он впервые увидел ее — сверкающий бриллиант в серой толпе — на сказочном балу, ему показалось, что послышалось пение ангелов. И Мэри знала — на его любовь Кэтрин отвечала любовью: повитуха видела, с каким обожанием женщина смотрела на своего мужа.

Кэтрин как-то поведала Мэри, что Чарлз во время ухаживания даже пел ей серенаду под окнами. Никто другой не был способен на такое, особенно в возрасте Чарлза, и Кэтрин поняла, что на всю жизнь полюбила этого человека. Влюбившись, Чарлз словно помолодел, хотя и был на несколько десятилетий старше Кэтрин.

По утрам они всегда гуляли вместе, а ночами без устали любили друг друга при таинственном свете луны, льющемся в открытое окно. Мэри прекрасно помнила тот день, когда Кэтрин сообщила мужу, что носит под сердцем его дитя. Лорд был так счастлив, что устроил пышный праздник, равного которому в этих краях не видели с древних времен. На него пригласили всех соседей, живущих на расстоянии многих миль вокруг, и даже внучатый племянник лорда внезапно приехал в день праздника.

И тут лорд неожиданно заболел каким-то странным недугом, быстро сжигавшим его, против которого оказались бессильны травы и снадобья Мэри. Болезнь быстро унесла этого сильного, доброго человека. Опасаясь заразиться сама и повредить ребенку, Кэтрин даже не могла посещать его во время болезни. Лишь в последнюю ночь через закрытую дверь она упросила мужа пустить ее к себе. Он отмучился к утру, оставив Кэтрин на попечение внучатого племянника — предполагаемого наследника своего состояния, так что бедняжке пришлось донашивать дитя в одиночестве.

И вот время пришло.

Мэри взяла Кэтрин за руку своей натруженной рукой, надеясь передать той хоть немного собственной силы, чтобы несчастная женщина смогла пережить эту ночь.

— Леди Кэтрин, вы должны меня выслушать. Я думала, что сумею повернуть младенца, но столько времени прошло, а он все еще не родился. Мы больше не можем ждать. Выбора нет, придется тащить плод за ножки.

На мгновение Кэтрин закрыла глаза, а когда вновь открыла их и взглянула на Мэри, та увидела, что они полны слез.

— Он умрет, Мэри? Умрет еще до рождения?

Мэри улыбнулась, стараясь ободрить роженицу, хотя и не верила, что ей удастся извлечь ребенка из тела матери, не причинив ему вреда. Впрочем, жизнь миледи тоже была в опасности.

— Не-е, миледи, не стоит волноваться. Думаю, с дитем ничего не случится, если только мы все быстро сделаем. Мне приходилось принимать роды, когда малыш лежал ножками вниз. Таким способом на свет появилось несколько мальчишек, и сейчас все они здоровые и крепкие как быки. Если вы будете слушать меня, миледи, все пойдет как по маслу. И у вас непременно родится мальчик.

Кэтрин глубоко вздохнула, пытаясь собраться с силами и вновь обрести хоть немного мужества.

— Ах, если бы Чарлз мог видеть, как малыш появится на свет… — Она смотрела в потолок. — Мой дорогой Чарлз… Как мне тебя недостает!.. Я по-прежнему люблю тебя, мой милый… — Глаза ее затуманились, и женщине показалось, что Чарлз стоит на коленях возле кровати, шепчет на ухо ободряющие слова и поглаживает спутанные волосы. И так гордится ею!

— Чарлз…

— Надо спешить, — поторопила госпожу Мэри. — Вам придется тужиться, миледи, только не делайте этого, пока я не скажу. Я слегка потяну малыша, чтобы ему стало полегче. Вам будет больновато, но больше ничего нельзя сделать. Дать вам немного времени, чтобы подготовиться?

Голова роженицы заметалась на подушке.

— Нет, Мэри, нет… Делай все что угодно, лишь бы спасти моего ребенка… Быстрее… Я так боюсь за его жизнь…

Задрав окровавленный подол рубашки, Мэри закатала его наверх, обнажив огромный живот женщины. Кэтрин была такой хрупкой, ее бедра так узки, а ребенок, рвавшийся на свет, оказался на редкость крупным, из-за чего бедняжке пришлось провести в постели последние восемь недель беременности. Чуть отступив от кровати, Мэри положила одну руку на живот роженицы и слегка нажала, а пальцы другой руки засунула во влагалище. Кэтрин судорожно выдохнула.

— Все хорошо, миледи, все хорошо… Я уже нащупала его ножку… Осталось ухватить вторую и…

Кэтрин закричала.

— Вот она… Я нашла ее. Нет-нет, миледи, тужиться еще рано. Знаю, что вам этого хочется, но мы должны все делать медленно. Если поспешите, то промежность у вас порвется, а ребенок…

Кэтрин закричала еще сильнее.

— Какого дьявола ты там делаешь, чертова ведьма? — донесся злобный крик из соседней комнаты. — Если только ты навредишь ей, я потребую, чтобы тебя наказали за нерадивость!

Не обращая внимания, Мэри продолжала заниматься Кэтрин.

— Ну вот… Вы — молодец, миледи, ей-богу… Теперь можете немного потужиться… Когда вы родите, я приготовлю вам большую чашку лечебного отвара. Положу туда ложечку меда, чтобы было не очень горько. А когда вы отдохнете, я вымою вас в прохладной ванне с мятой… Это поможет… вот увидите.

Не умолкая ни на мгновение, чтобы отвлечь Кэтрин, Мэри продолжала действовать.

— Нет-нет, миледи, не напрягайтесь так, — мягко проговорила она, почувствовав, как сжалось тело роженицы. — Головка младенца очень мягкая, но появляться на свет подобным образом небезопасно. Откиньтесь назад, откиньтесь, а я медленно вытащу его. Мне придется держать ручки малыша, чтобы они не сломались. Только так и можно, миледи. Вам будет очень больно, не стану скрывать, но уж потерпите. Это недолго.

Казалось, слова Мэри немного успокоили Кэтрин, и ее напряженные мышцы немного расслабились. Женщина откинулась на подушки, а Мэри, не сводя глаз с ее лица, принялась медленно тянуть ребенка.

Кэтрин прилагала все силы, чтобы сделать все как надо. Ее муж гордился бы ею! Мэри не сводила с Кэтрин глаз до тех пор, пока ее пальцы не нащупали ягодицы ребенка. И только тогда посмотрела вниз.

Кожа на крохотных ножках малыша была голубоватой, чересчур голубоватой. Необходимо как можно быстрее извлечь его из утробы матери, но Мэри могла повредить его головку. Когда показались плечики малыша, Кэтрин почувствовала, что боль усиливается. Мэри подложила одну руку под спинку ребенка, а другую положила ему на животик и стала медленно поворачивать его, а затем потянула.

Кэтрин закричала.

— Вот он, миледи, вот, тужьтесь! Вот, уже скоро! Ручки и ножки уже выбрались, я вижу шейку…

Вопль Кэтрин заполнил собой все пространство комнаты, а потом резко оборвался. Лишь ее прерывистое дыхание нарушало тишину. Мэри быстро вытащила головку, перевернула младенца и слегка шлепнула его по попке.

Ни звука.

Мэри развернула новорожденного и увидела, что это мальчик. Сын. Леди Кэтрин так мечтала о сыне, чтобы подарить Чарлзу наследника, которого тот так ждал. Ее сердце разобьется, если она потеряет его.

Очистив носик и рот ребенка, Мэри обернула его в пеленку и принялась яростно растирать посиневшую кожу. Она терла крохотные ручонки и ножки, гладила грудь, моля Господа о том, чтобы мальчик сделал наконец первый вдох. И вдруг, когда она почти потеряла надежду, крохотный комочек в ее руках кашлянул и тихо заплакал. Это был еле слышный плач, но Мэри знала, что скоро он станет громче. Ей казалось, что она в жизни не слыхала звука приятнее.

Повитуха позволила себе облегченно вздохнуть.

— Это мальчик, миледи, отличный малыш!

Лицо Кэтрин озарилось слабой улыбкой, когда Мэри положила сына ей на живот.

Но тут дверь в комнату распахнулась, и в мерцании угасающих свечей возникла фигура дьявола. Одетый во все черное, он стоял, расставив ноги и уперев руки в бока.

— Так ты говоришь, мальчик, шотландка? Леди Кэтрин родила наследника?

— Да, милорд, — пробормотала повитуха, опустив голову, чтобы смотреть на ребенка, перерезая при этом пуповину. С того дня, как этот человек без приглашения прибыл в дом своего двоюродного дедушки, Мэри чувствовала, что Зло черным плащом окутывает его. Хоть он и скрывал свою сущность за вежливыми словами и льстивыми улыбочками, Мэри не сомневалась: это — исчадие ада.

Запеленав новорожденного, Мэри передала его Кэтрин в руки.

— Прими мои поздравления, Кэтрин, — проговорил вошедший, подходя к кровати, хотя какие уж там поздравления, когда его темные глаза полыхали злобой. — Похоже, твой муженек перед смертью позаботился оставить наследника. — Выхватив малыша у матери из рук, он внимательно оглядел его. — Что-то он больно бледен, думаю, все из-за неуклюжести этой шотландской женщины. Я немедленно отдам ребенка кормилице, чтобы та покормила его. Тогда мы можем быть за него спокойны.

Он направился к двери, но Мэри попыталась остановить его:

— Нет, милорд, нет… Новорожденный должен быть с матерью и…

Не слушая повитухи, злодей ушел, захлопнув дверь у нее перед носом. Мэри растерянно остановилась, но тут послышался тихий стон Кэтрин. Однако, похоже, та стонала не от боли или усталости, а от удивления.

— Миледи… — бросилась к ней повитуха.

— Мне больно… — выдохнула женщина. — Боль вернулась и с каждым мгновением усиливается.

— Это послед, миледи. Еще будет больно, но сейчас я дам вам воды, а потом быстро приготовлю целебного чая.

Вытерев руки о фартук, повитуха опустила глаза и испуганно охнула: из лона Кэтрин струей хлестала кровь. Мэри попыталась остановить кровотечение, понимая, что вместе с кровью из Кэтрин уходит жизнь.

Роженица приподнялась на кровати, прижимая руки к животу.

— Мне больно, Мэри, — захрипела она. — Боль все сильнее.

Заставив роженицу лечь, Мэри откинула одеяло и изумленно вскрикнула:

— Боже мой, миледи, да вы же рожаете второго!

Едва успев подложить руку под крохотную головку, повитуха приняла младенца, появившегося на свет гораздо быстрее первого ребенка. Новорожденный тут же зашелся сердитым криком. Мэри повернула крохотное тельце и, к собственному удивлению, залилась умиленными слезами:

— Да это девочка, миледи, чудесная девочка с такими же темными волосами, как у вас.

Быстро завернув малышку в одеяло, Мэри передала ее матери.

— Она такая красивая, миледи. Настоящее чудо!

— Мэри! — не открывая глаз позвала Кэтрин. Дыхание прерывалось, она говорила с большим трудом.

— Да, миледи?

— Прошу, выслушай меня, пожалуйста. Я умираю. — Кэтрин задыхалась. — Он не знает о втором ребенке… И не должен узнать. Он забрал моего сына и убьет его этой же ночью. — Кэтрин замолчала, набираясь сил.

— Нет, миледи. Он этого не сделает…

— Ты должна пообещать, что… позаботишься о моей доченьке… Спрячь ее… от него, он и девочку убьет, если узнает о ее существовании…

— Нет, миледи, нет, не говорите так! — вскричала Мэри. — Откройте глаза! Взгляните на вашу малышку. Это же ваша дочурка, ваше дитя!

Кэтрин устало приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на девочку, и слабая улыбка осветила ее измученное лицо. Потом женщина с трудом приподняла руку, чтобы дотронуться до розовой щечки ребенка.

— Она прекрасна, Мэри… Но отныне она… твоя… К тому же у меня не осталось надежды: он убьет меня, если узнает, что я… выжила… Так лучше… Он не должен узнать о моей дочери… Пожалуйста… прошу тебя… Обещай, что назовешь ее в память о м… — Голова Кэтрин дернулась, и с ее уст сорвался последний вздох, а из-под закрытых век на побледневшую щеку скатилась горькая слеза.

Леди Кэтрин умерла, соединившись наконец со своим возлюбленным Чарлзом. В комнате стало как-то необычайно тихо. Смахнув слезы, Мэри только сейчас заметила, что вся постель пропиталась кровью. Новорожденная, все еще лежавшая в безжизненных руках Кэтрин, смотрела на Мэри ясными голубыми глазами — точь-в-точь как у ее матери.

— Ну что же мне делать? — с грустью спросила повитуха. — Девочка в ответ расплакалась. Мэри нерешительно вздохнула.

Никто не ведал о новорожденной. Если дьявол прознает о ее существовании, то малышка никогда ничего не услышит о своей матери, о том, какой необыкновенной женщиной она была, как любила свою дочь. Мэри вспомнила слова Кэтрин о том, что дьявол, возможно, убьет мальчика. Что ж, если она не ошибалась, нынче же ночью ребенок лишится жизни, и такая же судьба ждет и эту малышку, если только…

Вдруг рука Кэтрин соскользнула с кровати, и Мэри заметила, что в ее пальцах что-то зажато. Протянув руку, повитуха вытащила золотую цепочку причудливого плетения — первый и последний дар Кэтрин новорожденной дочери.

Сомнения оставили Мэри — теперь она знала, что делать.

Глава 1

Нельзя потерять то, чего не имеешь.

Исаак Уолтон «Настоящий рыболов».

19 февраля 1815 года

«Уайтс-клуб», Сент-Джеймс-стрит, Лондон

Открыв дверь в клуб, лорд Роберт Иденхолл нахмурился: здесь было слишком много людей, чей монотонный говор заполнял, казалось, все углы нижних помещений.

А он-то надеялся поужинать в тишине и покое! Что ж, похоже, его ожиданиям не суждено сбыться.

Было довольно рано, часы еще не пробили восьми, а в Большой гостиной уже собралась целая толпа модно одетых мужчин и посетителей попроще, изо всех сил старавшихся привлечь к себе внимание. Почти все крючки в гардеробе, прячущемся под великолепной лестницей из красного дерева, были заняты. Браммел с приятелями, захватив место у полукруглого окна, выходящего на Сент-Джеймс-стрит, как обычно, потешался над каким-то беднягой, подсунув ему понюшку крепкого табаку, который всегда носил при себе в изящной шкатулочке, покрытой расписной эмалью. Дальше, в карточном зале, шла серьезная игра. Те, кто не принимал в ней участия, лениво наблюдали за игроками. Некоторые выигрывали за вечер целые состояния; другим же, напротив, не везло: фортуна отворачивалась от них, и несчастные спускали все до нитки.

Итак, сезон начался.

Роберт не видел подобного столпотворения с июня, когда чуть ли не вся армия под командованием доблестного Веллингтона заявилась в клуб, чтобы отметить большую победу англичан над французами. Передавая лакею плащ, Роберт даже подумал, что Веллингтона вот-вот назначат премьер-министром; во всяком случае, сплетни об этом ходили давно, потому что герцога вынудили вернуться на мирные переговоры в Вене. Но, прислушавшись к разговору, Роберт пришел к выводу, что умы членов клуба занимает отнюдь не Веллингтон, и даже не Бонапарт, сосланный на Эльбу, а хлебные законы^{note 1}.

Роберту удалось занять один из немногих свободных столиков в углу столовой залы. Он заказал ужин, бутылку кларета и попросил официанта принести три бокала.

Грядущее событие следовало отметить — ведь это был последний холостяцкий вечер Роберта в Лондоне. Брачные контракты подписали нынче утром, и молодой человек понимал, что заключил самую долгосрочную сделку, но она того стоила. Наутро Роберт отправится в Ланкашир, в Девонбрук-Хаус, чтобы сообщить отцу о предстоящей женитьбе.

— Эй, ты что-то не похож на человека, собирающегося круто изменить свой образ жизни, Роб! — раздался рядом чей-то голос.

Подняв голову, Роберт увидел Ноа — своего младшего брата, который неслышно опустился на стул напротив него. Его каштановые волосы — чуть светлее, чем у Роберта, — как обычно, были взъерошены, словно он только что стоял на сильном ветру. Башмаки Ноа, что тоже было делом привычным, давно нуждались в чистке.

— Ну как дела? — весело спросил он.

— Не могу сказать, что переговоры с лордом Гастингсом — простое дело, но мне, кажется, удалось добиться успеха, — проговорил Роберт, не сводя глаз с наспех повязанного галстука брата. Не сдержавшись, он покачал головой: похоже, тот никогда не научится следить за собой. — Послушай, — обратился Роберт к Ноа, — ты мог бы купить специальные брошюрки с картинками и пояснениями, как завязывать галстук.

Оторвавшись от газеты, Ноа поднял глаза, спрятанные за круглыми очками в черепаховой оправе.

— А от твоего внимания ничто не ускользает, а? — усмехнулся он. — Тебе только что удалось совершить невозможное, общество в неоплатном долгу перед тобой, а ты тут сидишь и разглагольствуешь о моем галстуке! — Покачав головой, Ноа вернулся к чтению. — Кстати, видел я эти брошюрки, Роб. Надо сказать, латинские упражнения мистера Гудфеллоу кажутся мне теперь пустяком по сравнению с ними.

Роберт улыбнулся при упоминании имени их наставника. Этот мистер Гудфеллоу умудрился сделать скучным один из самых интересных предметов, правда, следует признать, мальчики давали ему жару.

— Даже Пьетро освоил инструкцию по завязыванию галстука, Ноа, а ведь он только что начал изучать английский, — заметил Роберт.

— Стало быть, для меня надежда научиться делать это потеряна навсегда, — усмехнулся Ноа. — Но, кстати, я пришел сюда не для того, чтобы праздновать успехи твоего испанского слуги. — Он отбросил газету в сторону. — Давай-ка лучше поговорим о том, для чего мы, собственно, встретились. О твоем венчании. Когда оно состоится?

— Пятнадцатого марта, в Сент-Джеймсе на Пиккадилли, — сообщил Роб.

Удивленно подняв брови, Ноа откинулся на спинку стула.

— Стало быть, осталось чуть больше трех недель? Да уж, ты не теряешь времени зря!

— Я ухаживаю за Энти с тех пор, как вернулся с полуострова. И как понимаю, господа, развлекающиеся под лестницей… — он кивнул в сторону Большой гостиной, — … не раз бились об заклад, ставя на кон огромные суммы, что я подцеплю ее раньше. А сейчас, когда переговоры завершены, мне не-имеет смысла ждать. Я не хочу давать лорду или его дочери времени на раздумья. А то еще, чего доброго, передумают.

— А ты? — спросил Ноа. — Что, если тебе вздумается изменить свое решение?

Роберт расхохотался — таким нелепым показалось ему предположение брата.

— Почему это вдруг я передумаю? Я принял решение не второпях, между прочим. Тебе известно, что Энти — красивая девушка, и многие мужчины добивались ее расположения. У нее внушительное приданое, к тому же она дочь графа. Энти прекрасно держится в обществе и никогда не совершит недостойного поступка. Короче, эта девушка станет отличной женой.

«Несмотря на ее скованность», — подумал он. Роберт вспомнил о торопливом поцелуе в щечку, которым наградил Энти этим утром у кабинета ее отца. Она подняла на него глаза и робко улыбнулась. Роберт представил себе их первую брачную ночь: все свечи в комнате потушены, и Энти, одетая в изысканную, но скромную ночную рубашку, исполняет супружеский долг. Правда, от его прикосновений ее тело содрогается…

Роберт напомнил себе, что страсть не входит в перечень его требований к жене. Это любовницы должны быть страстными. Вот, к примеру, его нынешняя — Джулиана Делафильд — в восторге от привычки Роберта заниматься любовью при ярком свете: Иденхоллу нравилось наблюдать, какой страстью горят глаза женщины, когда он берет ее.

— Жен надо выбирать, учитывая три обстоятельства: их приданое, внешность и положение в свете. У Энти по этим показателям высшие баллы.

— А как же любовь? — услыхал он голос брата. — Страсть? Единение двух душ?

Роберт расхохотался от всей души. Без сомнения, их разделяло не пять лет, а уж никак не меньше двух десятилетий. Или нет? Что-то он стал забывчив!

Роберт вспомнил, что когда-то мечтал быть художником и писать портреты самых прекрасных в мире женщин. Он представлял, как ездит из страны в страну и пишет, пишет, пишет… Полотен будет очень много — он увековечит красоту этих божественных существ для потомков. Роберта ничуть не смущало, когда учитель говорил ему, что краски смешаны неправильно. Когда же он остыл? Лет в двадцать? Или в двадцать пять? Должно быть, довольно давно, потому что сейчас ему всего тридцать два, но кажется, с тех пор прошла целая вечность.

Ноа давно пора усвоить этот урок.

— Женятся, братец, не для страсти. А что касается любви и единения душ… Эту чушь я предпочитаю оставить поэтам. Женитьба должна учитывать социальный статус супругов, делать более прочным их финансовое положение. Все остальное не важно.

Покачав головой, Ноа улыбнулся.

— Ты говоришь о выборе жены так, словно раздумываешь, какое полотно приобрести у Кристи, — заметил он.

— Кстати, разница невелика, — улыбнулся Роберт. — Поверь мне, в жизни не так много вещей, кроме капиталовложений, разумеется, которые стоят того, чтобы думать о том, какие у тебя будут с ними отношения в будущем.

— Иными словами, ты хочешь сказать, что Энти стоит, того, чтобы стать твоей графиней?

Роберт заглянул брату в глаза.

— Ты слышал сплетню?

— Едва ли в городе найдется человек, который не слыхал ее. Ты давно не читал газет? Все уже устали долдонить о том, что твое графство — вопрос времени. Ты хорошо показал себя на поле битвы, Роб. Не сомневаюсь, слухи не обошли стороной и леди Энти. Возможно, они даже повлияли на ее решение о замужестве. — Помолчав, Ноа добавил: — Кстати, полагаю, что последнее приобретение лорда Гастингса также серьезно повлияло на его согласие выдать дочь замуж.

Лицо Роберта осталось бесстрастным.

— Лорд Гастингс, как и я, — страстный коллекционер. Он заинтересовался этим произведением. А я просто помог ему сделать выгодную покупку.

— Гастингс изображает из себя коллекционера в угоду моде, — заметил Ноа. — А ты предан этому делу. Вот, к примеру, твой Ван Дейк. Отец рассказывал мне, что лорд Фэрчайлд отказывался продавать его тебе! Однако ты приложил немало усилий, чтобы первым иметь право на покупку, если Фэрчайлд выйдет из игры. Все знали, что он долго не протянет. Не помню ночи, чтобы он чувствовал себя хорошо. Ты каким-то образом прознал, что ему досаждают кредиторы, и понял, что наследники Фэрчайлда окажутся в затруднительном положении и им скорее всего придется продать коллекцию. Разыграй ты с самого начала эту карту, сумел бы купить картину еще до смерти лорда. Но ты выжидал! А потом, когда тебе всего-то оставалось сообщить адрес отца, чтобы по нему доставили полотно, ты вдруг отошел в сторону и позволил Гастингсу перехватить картину. Полагаю, отец от этого не в восторге.

— Что ж, признаюсь, Ван Дейк несколько раз ускользал от меня, — пожал плечами Роберт. — Было непросто уговорить моего будущего свекра сделать это приобретение. Видишь ли, в тот день у Кристи меня заинтересовали две картины. Разумеется, та, которую купил Гастингс, — лучшая из двух. Полагаю, это и повлияло на его решение. Однако мне сообщили еще и о полотне Рубенса, которого я никогда не видел у Фэрчайлда. Это более мудрое приобретение. — Роберт отпил глоток вина. — На нем впоследствии можно будет сорвать большой куш — картина с годами становится все дороже. Так что я просто выбрал то, что счел более выгодным приобретением.

— А Гастингса убедил купить другую картину, — заметил Ноа.

— Но Кристи не продавал полотна лорду Гастингсу, — вымолвил Роберт. — Это не было аукционом. Гастингс просто-напросто поспорил с ним на картину и выиграл.

— Но как я слышал, он утверждает, что его обокрали? Роберт сухо улыбнулся.

— На самом деле он заплатил за нее чуть меньше, чем Кристи, покупая полотно на распродаже.

Ноа изумленно уставился на брата, и постепенно до него дошел смысл сказанного:

— Так это ты все подстроил? Бьюсь об заклад, ты знал, сколько стоила картина и сколько Гастингс поставил за нее!

— У меня не было. выбора, — усмехнулся Роберт. — У нас за спинами маячил агент Кинсборо, которому поручили купить полотно, если Гастингс этого не сделает. Знаешь, одно дело — позволить будущему свекру приобрести картину, а другое — допустить, чтобы Кинсборо наложил на нее свои лапы…

— Послушай, соперничество нашего отца с маркизом — на языке у всего бомонда, — договорил Ноа. — Но если бы не ты, не твое стремление покупать картины везде, где только возможно, отцу никогда бы не иметь самой крупной в Англии коллекции. Он давно перещеголял лорда Кинсборо.

Действительно, коллекция лорда Девонбрука постоянно привлекала внимание высшего общества и, по соглашению между отцом и сыном, однажды должна была перейти в руки Роберта. В ней преобладали картины, скульптуры, книги, произведения классиков, античности и средневековья, но было там и оружие.

Во время войны положение Роберта позволило ему сделать немало ценных приобретений. У него был чин капитана, когда их полк отправился в Испанию. Они останавливались везде, где герцогу Веллингтону было угодно устраивать свой штаб.

Узнав о том, что Роберт бегло говорит по-французски и по-испански, командующий не долго думая воспользовался его способностями, тем более что темноволосый смуглый молодой человек запросто сходил за своего в жаркой Испании, где местные жители звали его Роберто.

По приказу Веллингтона Роберт наблюдал за передвижениями французских войск, заносил их на карты, которые пересылал затем в штаб-квартиру англичан. Ему было совсем нетрудно добывать сведения: испанские крестьяне с готовностью выкладывали все, что знали про врага, лишь бы ускорить отступление войск Бонапарта со своих земель. Итак, с добычей информации проблем не возникало, вот только карты было нелегко переправлять, впрочем, Роберт и здесь нашел выход. Он все еще помнил, в какой гнев впал Веллингтон, получив очередную «посылку».

— Что я, по-вашему, должен делать с этим натюрмортом, изображающим вазу с фруктами, капитан? — взревел он.

Свернув в трубочку и засунув картину в карман, Роберт без труда доставил ее командующему. Если бы кому и пришло в голову поинтересоваться, что он прячет у себя за пазухой, молодой человек показал бы любопытному именно натюрморт — и ничего больше.

Но на самом-то деле это, разумеется, была не просто картина — под полотном скрывалась карта расположения французских войск.

Узнав, в чем дело, фельдмаршал быстро сменил гнев на милость и лишь усмехнулся:

— А вы, похоже, сообразительный малый: всегда найдете выход из положения.

В устах фельдмаршала Веллингтона это была наивысшая похвала.

Имея полную свободу передвижения и пользуясь связями, приобретенными на континенте, Роберт, выдавая себя за агента собственного отца, скупал произведения искусства, пополняя таким образом семейную коллекцию. Финансировал эти покупки его отец. Постепенно Роберт пошел еще дальше: не все купленные работы он пересылал в Англию — некоторые перепродавал, а полученную прибыль делил с отцом.

Все это помогло Роберту завоевать репутацию истинного ценителя, в компетенции которого мало кто решился бы усомниться. Дело оказалось весьма прибыльным. Не успел Роберт вернуться с континента, как слухи о его возросшем капитале распространились по всей Англии.

Впрочем, об истинных размерах его состояния не знал никто, даже отец. Единственным человеком, которому он поведал о своих успехах, оказался поверенный Куинби, губы которого всегда были сжаты так плотно, словно он только что съел дюжину лимонов без сахара. Последняя сделка, заключенная Куинби, доставила Роберту большое удовольствие: поверенный «приобрел» для него леди Энти Барретт.

— Завтра я уезжаю в Девонбрук-Хаус, чтобы сообщить отцу и Джеймсону о предстоящем событии, — сказал Роберт, отодвигая тарелку с ужином. — В Лондон вернусь за неделю до венчания вместе с ними.

— Что ж, таким образом ты избавишь себя от нудных приготовлений к свадьбе. Довольно разумное решение, надо сказать, — заметил Ноа. — А как же леди Энти? На первый взгляд она в восторге, но что на самом деле думает о твоем внезапном отъезде из Лондона?

— Ну-у… Скажем, перспектива присутствия на венчании моего отца и моего брата со своей великолепной женой перевешивает чашу сомнений, — улыбнулся Роберт. — Ты же сам сказал, что Энти целиком погрузится в приготовления к венчанию, которое, несомненно, станет самым крупным событием сезона. Знаешь, уверен, что она даже и не заметит моего отсутствия, пока не окажется перед алтарем.

Ноа лишь недоверчиво покачал головой:

— Нет, братец, мне кажется, ты делаешь что-то не то.

Тут Роберт заметил человека, пробиравшеиеся к ним между столиками. Он был одет в безупречный синий сюртук; начищенные до блеска высокие сапоги сверкали как зеркало, светлые волосы модно подстрижены, а белоснежный галстук (не в пример галстуку Ноа) завязан идеально.

— Можно ли заключить по вашей усмешке, лорд Роберт Иденхолл, что прекрасная леди Энти Барретт все-таки умудрилась поймать вас в свои шелковые сети?

С этими словами Бартоломью Арчер, виконт Шелдрейк, опустил свое холеное тело на один из пустующих за столом стульев. Знакомые прозвали его Толли. Он познакомился с Робертом в Оксфорде больше десяти лет назад. Потом они вместе служили на континенте. Роберт знал, что, несмотря на фатоватую внешность, Толли честный и мудрый человек, который прекрасно управляется со своим имуществом, приносящим ему немалый доход, и всегда в курсе всех событий. Виконт знал всех известных лондонцев; никто не решался рвать с ним отношений, дабы не рисковать своей репутацией, ибо для любого человека разрыв с Толли означал, по сути, потерю репутации.

Толли вопросительно смотрел на Роберта, ожидая ответа, но тот, похоже, не спешил его давать. Можно было не сомневаться, что в этот момент новость о его предстоящей женитьбе на Энти со скоростью света распространялась по переполненному клубу.

— Хочу поблагодарить тебя, — проговорил Толли, аккуратно стягивая с рук изящные лайковые перчатки. — С твоей помощью я только что выиграл пятьдесят гиней у этого зануды Натфилда. Он утверждал, что ты забросишь это дело, а леди Энти предпочтет Уайтби и его отца-маркиза, хотя штучки, которые выкидывал Уайтби, признаться, многих раздражали. А сейчас Натфилд предложил удвоить ставку, заявив, что твоя помолвка расстроится к Михайлову дню. Роберт сухо улыбнулся.

— Принимай пари, Толли, — посоветовал он. — К Михайлову дню мы с леди Энти уже будем коротать время за городом.

Толли усмехнулся:

— Да уж, пожалуй, я поставлю еще пятьдесят гиней, вот только не думаю, что тебе придется тосковать в обществе леди Энти. Она — замечательное существо, друг мой. — Он театрально вздохнул. — Ты еще у кого-нибудь видел такие светлые локоны? И такие зеленые глаза? Она как фея парит над лучшими бальными залами, и готов еще раз побиться об заклад, в этой хорошенькой головке зреют неглупые мысли. Если не ошибаюсь, ее отец не жалел денег на воспитание дочери. Она блестяще образованна, прекрасно играет на фортепьяно, поет как ангел, и никто ни разу не видел, чтобы она хоть на кого-то бросила косой взгляд. К тому же у нее безупречный вкус. Да, Роб, ты сделал отличный выбор.

Роберт улыбнулся:

— Не зря же меня считают тонким ценителем искусства.

— Ну да, — рассмеялся Толли, — только на этот раз знаток будет оценивать произведение искусства, разложив его на широкой кровати. Послушай, может, мне стоит заключить пари на то, что к следующему сезону вы вернетесь в Лондон с ребенком?

Роберт спокойно посмотрел на приятеля:

— Думаю, это будет выгодное пари.

— Такое же «выгодное», как и спор на твоего португальского зверюгу, который побеждает всех в Ньюмаркете?

Роберт усмехнулся. Толли называл Баяра «зверюгой», потому что на многочисленные предложения продать скакуна он отвечал отказом. Впрочем, от желающих приобрести мышастого коня отбою не было. Роберт раздобыл прекрасного скакуна во Франции: французы, отступая, пускали чистокровных андалузских лошадей на еду, а тех, кого съесть не успевали, просто забирали с собой. Так что Роберт без зазрения совести украл коня у спящего француза. Он нарек его Баяром и привез с собой в Англию, чтобы сохранить превосходную породу.

— Не сомневаюсь, что Баяр выиграет на скачках, — заметил он.

— Будем надеяться, — покачал головой виконт. — И еще я не теряю надежды, что твоя жена не станет ревновать тебя к нему… — он усмехнулся, — и не уговорит продать.

— Но ведь существует еще любовь Роба к искусству и книгам, — подмигнул собеседникам Ноа. — Что-то я не видел красивой женщины, позволившей бы мужчине любоваться чем-то или кем-то, кроме нее.

— Бедняга Роб! — вскрикнул Толли. — Кстати, еще не поздно передумать.

— Ну да, чтобы ты смог занять мое место? — проговорил Роберт. — Нет уж, дружище, даже не надейся.

— Энти, что и говорить, — настоящее сокровище, — оглядываясь вокруг, вымолвил виконт, — но, признаюсь, у меня и в мыслях не было покушаться на твое место.

— А я уверяю тебя, что и не думал отказываться от своего намерения жениться. Иначе моего поверенного хватит удар. — Роберт пожал плечами. — Да и что я стану делать с домом, который купил нынче утром?

— Ты купил дом? В городе? Да уж, похоже, все продумано. И где же расположен сей дворец?

— На Чарлз-стрит, недалеко от Сент-Джеймс-сквер.

— Да, друг мой, это впечатляет, — усмехнулся Толли. — Не мудрено, что твоего поверенного чуть не хватил удар. Полагаю, за последнюю неделю он натерпелся от тебя такого, чего в его практике не встречалось за все долгие годы работы у твоего отца.

— Видел бы ты беднягу Куинби этим утром, — усмехнулся Роберт. — Мне казалось, он упадет в обморок прямо в кабинете Гастингса, когда граф наконец-то подписал бумаги. Клянусь, Куинби сдерживал дыхание все время, пока мы обсуждали сделку.

— Отлично сработано, мой друг! — Толли поднял бокал. — Да, отлично! Выпьем за то, чтобы твой кошелек год от года становился все тяжелее и чтобы ты никогда не разочаровался в своей жене! — Виконт замолчал на мгновение, чтобы опрокинуть остаток кларета. — Совсем неплохо для второго сына герцога, которого, по слухам, ждет титул графа. Знаешь, дружище, твоя жизнь — настоящая сказка. Ты достиг всего, о чем можно мечтать: получил умную и красивую невесту, твой дом расположен в самом престижном месте Лондона, скоро ты станешь графом. И я спрашиваю: может ли хоть что-то измениться в худшую сторону?

Глава 2

15 марта 1815 года

Лондон

Итак, может ли что-то измениться в худшую сторону? Слова Толли не шли у Роберта из головы, когда он сидел перед Куинби, перечислявшим его владения.

— … поместье Девонбрук с годовым доходом, собственность в Южном Йоркшире и Глостершире — также с доходами, Иденхолл-Хаус — здесь, в Лондоне, ну и, конечно, недавно приобретенный вами дом на Чарлз-стрит…

Тот самый дом, который Роберт мечтал разделить с Энти. Этим утром она должна была стать его женой.

Как могло случиться, что всего месяц назад Роберт предполагал, что все наконец-то встало на свои места — именно так, как ему хотелось, и что жизнь отныне потечет спокойно и размеренно?

Он тогда только что обручился с молодой женщиной, о какой может только мечтать любой мужчина, купил дом на одной из самых модных улиц Лондона, ожидал титула графа — за блестяще проведенные операции во время войны. Как мог он быть до того наивным и глупым, что поверил пророчеству Толли, будто отныне ничто не омрачит его существования?!

И вот теперь все изменилось. Жизнь, о которой он мечтал, женитьба, вообще будущее — все уничтожено диким пламенем, охватившим Девонбрук-Хаус и забравшим с собой всю его семью.

Роберт все еще спрашивал себя, что заставило его уснуть в ту ночь — его первую ночь в Ланкашире, в Девонбрук-Хаусе — в библиотеке на первом этаже, отгороженной от основной части дома сводчатой галереей? А ведь он тоже должен был быть на втором этаже в своей комнате, расположенной в семейном крыле особняка, где находились кабинет отца, покои Джеймсона и Элизабет и детская, в которой спал его любимый племянник Джеми. Но в ту ночь Роберт засиделся допоздна — после ужина он потягивал в библиотеке бренди, болтая с отцом. Они обсуждали предстоящие покупки и, разумеется, коллекцию. Смеялись над тем, как Гастингс купил Ван Дейка, и над тем, какую роль это сыграло в судьбе Энти. Да, тем вечером они обсуждали будущее, которое виделось Роберту таким радужным.

Спустя несколько часов, когда дом затих, отец поднялся и собрался идти к себе. И на прощание он сказал сыну одну очень важную вещь. Отец сказал, что гордится им. Это были последние слова, услышанные от него Робертом.

Отец ушел из библиотеки после полуночи, но Роберт еще не устал. Он был слишком возбужден мыслями о грядущем — о своей женитьбе, о судьбе коллекции, о финансовой независимости. Итак, Роберт остался в библиотеке, чтобы почитать (теперь он даже не мог вспомнить, какая книга привлекла его внимание), смакуя отличный бренди, и теперь уже не узнать, что же именно — книга или спиртное — заставило его задремать в кресле перед камином.

Позднее, когда он проснулся, почувствовав резкий запах дыма, первым делом подумал, что труба засорилась и комната наполняется дымом от очага. К тому мгновению, когда он понял, что дым затягивает в библиотеку из-под двери, весь дом уже охватило неистовое пламя. Озверевшие языки огня бешено метались по большой лестнице, и Роберту показалось, что ему не удастся подняться на второй этаж, чтобы спасти близких.

Но он все же сделал попытку вытащить родных из огненной ловушки. Роберт добежал до детской — первой комнаты в семейном крыле. Маленький Джеми лежал без сознания на кровати. Схватив мальчика, Роберт выбежал из объятого огнем дома, зовя на помощь, и уложил крохотное тельце ребенка на влажный от росы газон. Слуги тем временем образовывали цепочку, пытаясь потушить пожар.

Когда Роберту удалось вернуться в дом, огонь уже нельзя было остановить. Он попытался пробиться сквозь пламя, закутавшись в тяжелые портьеры, сорванные с окна нижнего этажа, но тут прямо перед ним с грохотом обвалился потолок. Полыхавший огонь подступал все ближе. Роберт понял, что надо поворачивать назад, — в сложившейся ситуации он бессилен.

Пожар прекратился лишь к вечеру следующего дня, и только тогда Роберт осознал величину своей потери.

Западное крыло, как и большая часть особняка,сгорело: белый известняк, из которого было построено здание, покрылся сажей и закоптился. От верхней галереи, в которой на обитых шелком стенах отец развешивал картины из своей коллекции и портреты всех Иденхоллов, написанные еще в незапамятные времена, не осталось и следа Высокий потолок бальной залы, расписанный два столетия назад Гринлингом Гиббонсом, с украшавшими его десятью хрустальными люстрами, обвалился.

Роберт помнил, что в те дни, когда его мать устраивала свои роскошные балы, им с братьями разрешалось бегать в носках и кататься на животах и попках по мраморному полу. Их мать, герцогиня, всегда смеясь говорила, что никому не натереть полов лучше, чем ее мальчикам. И вот теперь весь дом разрушен; огонь не пощадил ни одной комнаты. Впрочем, нет: одна комната все же уцелела.

Библиотека, в которой хранились около тридцати тысяч томов, древние манускрипты и свитки, осталась нетронутой; языки пламени лишь слегка подкоптили западную стену. От огня ее спасла увитая плющом арочная галерея. По иронии судьбы, отец нарочно отделил библиотеку от дома, разумеется, не для того, чтобы прятаться там от огня, а чтобы иметь возможность предаваться в уединении размышлениям. Теперь библиотека напоминала единственного уцелевшего в бою солдата, одиноко стоящего на поле брани.

Позднее Роберту сообщили, что тело его брата Джеймсона нашли лежащим на теле его жены — видно, тот пытался защитить ее и их еще не родившееся дитя, которое та носила под сердцем. Их придавило обвалившимся потолком. Съежившееся тело герцога обнаружили в углу его комнаты — он умер от удушья. Джеми, милый четырехлетний Джеми, которого Роберт спас из огня и который должен был стать пятым герцогом Девонбруком, так и не пришел в сознание — крохотное тельце ребенка не смогло справиться с ядовитым угарным газом, наполнившим легкие.

Был и еще один человек, не выдержавший свирепого натиска огня. Пьетро, слуга и компаньон Роберта, спал в его комнате, расположенной в конце коридора, когда начался пожар. Этот человек много раз спасал жизнь своего хозяина; он бодрствовал ночами, прислушиваясь к каждому шороху, чтобы Роберт мог хоть немного отдохнуть. И этот человек тоже погиб. Впрочем, причиной его смерти послужил не огонь: Пьетро выпрыгнул из окна, спасаясь от бушующего пламени, и разбился насмерть.

Роберту сказали, что пожар начался в семейном крыле, и причина его возникновения возбуждала подозрения. От этого его страдания лишь усилились. Уже одна мысль о том, что все близкие погибли, была невыносима, но, вспоминая даже во сне, что кто-то мог намеренно поджечь огромный особняк, Роберт просыпался в холодном поту с криком ужаса на устах. Кто мог решиться на такое? Кому могло прийти в голову уничтожить всю семью?

Роберт сумел пережить страшное горе лишь благодаря младшему брату. Едва узнав о пожаре, Ноа немедленно примчался в Девонбрук из Лондона, и пока Роберт лечил многочисленные ожоги на лице и на руках, полученные во время пожара, Ноа занялся необходимыми в таких случаях приготовлениями. Несмотря на то что сезон в столице уже начался, весь свет собрался в Ланкашире на похороны герцога и его близких. На траурную церемонию прибыл даже регент: скромно одетый, он от всей души выразил соболезнования Роберту и Ноа.

И лишь Энти, что казалось весьма странным, не приехала.

Впрочем, вечером печального дня посыльный, вымокший до нитки под весенним дождем, начавшимся на рассвете, доставил письмо от лорда Гастингса. Сидя у камина в гостиничном номере, Роберт слушал, как Ноа читает его послание. Лорд сочувствовал потерям Роберта, желал ему поскорее оправиться от внезапной беды. В конце письма Гастингс выражал надежду, что Роберт поймет Энти, которая расторгает помолвку и отказывается выходить за него замуж. Он добавил, что его дочери было нелегко принять такое решение, и свалил все на переменчивый женский характер. Гастингс даже успел разослать сообщение о разрыве помолвки в газеты, справедливо заключив, что у Роберта (какая забота!) не найдется на это времени.

Несмотря на многословность письма и, по сути, не вдумываясь в его содержание, Роберт все же понял основное: лорд Гастингс давал ему понять, что его дочь не выйдет замуж за слепого.

Даже сейчас, спустя несколько недель после пожара, Роберт не мог без боли смотреть на свет, чуть более яркий, чем пламя единственной свечи. Он лишь смутно различал тени предметов, находившихся рядом с ним. А когда наступали сумерки, боль проходила, но тогда он погружался в полную темноту.

Доктор Данбери, лечивший Роберта с детства, первым осмотрел молодого человека. Поначалу он заявил, что его слепота — временная и что через некоторое время зрение к Роберту вернется. Но прошло три недели, а состояние Роберта не улучшалось, и доктор Данбери стал терять надежду. Он пришел к заключению, что глазные нервы повреждены сильным жаром и слишком ярким светом, исходящим от огня, поэтому заявил, что не может определенно сказать, вернется к его пациенту зрение или нет.

Приехав в Лондон, Ноа созвал целый консилиум врачей. Один из них предложил прикладывать на глаза Роберта пиявок, «дабы те высасывали сгоревшую кровь», как он выразился. Другой не нашел ничего лучшего, чем посоветовать ослепшему Роберту промывать глаза раствором щелока. Молодой человек отверг эти способы лечения и заперся в темной комнате, снова и снова вспоминая кошмар пожара и думая о своих потерях.

В конце концов Ноа попросил своего доктора, который все пытался навязать Роберту какие-то заграничные снадобья, смастерить для брата пару темных очков, чтобы защитить глаза несчастного от яркого света, приносившего ему так много страданий. Ноа решил, что очки помогут Роберту и тот сможет покинуть наконец свое темное убежище и выходить из дома. Таким образом, Роберт смог вернуться в общество: он или катался в карете по Гайд-парку, или посещал спектакли в опере, привлекая, однако, своими очками всеобщее внимание.

Бывший слуга отца Роберта — Форбс, который во время пожара спал в комнате для прислуги, занял место погибшего лакея. Признаться, ни у Роберта, ни у Форбса не было ни малейшего желания сходиться ближе. Сварливый и раздражительный, Форбс держался надменно и отчужденно. Он даже не пытался скрыть, что новый хозяин ему не по нраву. Впрочем, несмотря на то, что Форбсу не хотелось ублажать Роберта, он был весьма неглупым человеком и понимал, что выбора-то у него, собственно, нет. В его преклонном возрасте уже не найти такого тепленького местечка.

Поэтому так уж случилось, что Форбс занял место слуги Роберта, а тот позволил ему сделать это. Что и говорить, с Пьетро Форбса не сравнить, но и он худо-бедно справлялся со своими обязанностями. Форбс содержал в чистоте одежду молодого хозяина и, в дополнение к тому, что ему приходилось брить хозяина, оказывал ему и другие мелкие услуги. Можно даже сказать, что из простого слуги он превратился в компаньона Роберта, который был не в состоянии передвигаться по дому без посторонней помощи. Роберт не видел, что находится вокруг него, не знал, куда положить вещи, когда они становились не нужны ему. Даже сейчас, в кабинете Куинби, Форбс, как сторожевой пес, стоял за креслом своего хозяина-инвалида.

Сам же Роберт пребывал в таком оцепенении, что почти не обращал внимания на грубоватое поведение лакея и не задумывался над тем, что может подыскать кого-то другого на его место. Впрочем, временами Роберт спрашивал себя, что такого он сделал или сказал Форбсу, отчего тот так его невзлюбил. Роберт пребывал в неведении до одного случая, который помог ему понять, почему Форбс держится с таким видом, словно ему приходится прислуживать самому дьяволу. Кстати, почти вся прислуга в доме поддерживала Форбса.

Может, потеря одного из чувств усилила остальные чувства Роберта, но он побаивался, и, как выяснилось, не зря, своего возвращения в общество.

Почти две недели он прогуливался в одиночестве, понимая, однако, что рано или поздно ему придется выходить на люди. Как-то раз вечером Ноа и Толли уговорили его отправиться вечером в клуб. Они сказали, что просто зовут его поужинать. Чтобы Роберт потихоньку начал снова привыкать к светскому обществу. Ведь не на бал же и не на прием они его звали! И там не будет шумной толпы. Так, обычный ужин в кругу старых знакомых.

И Роберт согласился. Тем более что ему не придется встречаться в клубе с женщинами, которые тут же могли бы сочинить целую мелодраму. К тому же в клубе он никак не сможет натолкнуться на Энти. Хоть разрыв их помолвки и не задел сердца Роберта, ее отказ выходить за него замуж больно ранил его честь, ведь он так хорошо все просчитал. Так что почему бы не позволить себе отужинать в компании старых приятелей? Особенно если они не станут разводить разговоров о пожаре и открыто жалеть его. Ему даже захотелось пойти.

Большей ошибки он совершить не мог.

Появление Роберта в клубе произвело настоящий фурор: все замерли на месте и воззрились на него, едва он появился в дверях. Кстати, что бы там ни говорили, Роберт стал герцогом, и на это нельзя было не обращать внимания. А если добавить к этому сплетни о пожаре, о его внезапной слепоте, да еще увидеть на нем зловещие темные очки, то понятно, почему его фигура вызывала столь сильный интерес. Можно было не сомневаться в том, что о времени его появления в свете уже заключались многочисленные пари. А уж теперь, когда Роберт объявился в клубе, даже утренние газеты непременно устроят из этого шумиху.

Некоторые завсегдатаи клуба спокойно поздоровались с ним, бывшие однокашники по университету высказали соболезнования по поводу смерти его отца. Так, отвечая на приветствия, Роберт с Ноа и Толли и продвигались к Кофейной гостиной, где собирались ужинать. Когда они уселись за стол, Роберт услыхал, как шумный гомон, вызванный его появлением, стал постепенно стихать. Мужчины вернулись к своему бренди и картам, и Роберт было понадеялся, что сможет постепенно войти в обычную колею.

И тут он услыхал о бегстве Наполеона с Эльбы.

— Так Наполеон во Франции? — спросил Роберт, все — еще надеясь, что ослышался, неправильно истолковав разговор за соседним столиком.

Наступило долгое молчание, которое наконец прервал Ноа:

— Да, Роб, Наполеон высадился в Каннах первого числа.

Неужели он сумел так отгородиться от окружающего мира, что даже эта важная новость не дошла до него?

— Первого? — переспросил Роберт. — Уже две недели назад? А что же Франция? Что говорит Веллингтон?

— Газеты писали, что во Франции его встретили как героя, а не с позором сосланного узурпатора.

— Боже мой! — покачал головой Роберт. — После поражения в Америке и других более мелких неприятностей английской армии не позавидуешь.

— Но Веллингтон все еще в Вене, — вмешался в разговор Толли. — Завтра я отправляюсь к нему, — после некоторой паузы добавил он. — Поэтому я и уговорил тебя прийти сегодня сюда, Роб. Я, видишь ли, хотел попрощаться с тобой перед отъездом на континент. Не знаю, когда вернусь назад…

«Если вообще вернешься», — подумал Роберт.

— Но почему же мне не сообщили о бегстве Наполеона? — вслух спросил он. — Несмотря на то что я ушел в отставку, Веллингтону известно… — Роберт замолчал. Разумеется, ему ничего не сообщили. Да никто и не подумает снова звать его на службу. В конце концов, кому нужен слепой, если прежде его особенно ценили именно за способность видеть и запоминать все увиденное?

Роберт нервно сжал кулаки. Ничего не поделаешь: как бы он ни старался не замечать своего нынешнего состояния, от правды не уйти.

Он стал никому не нужным инвалидом.

Бесполезным.

— Я расскажу Веллингтону о том, что здесь произошло, Роб, — пообещал Толли. — И Бонапарту нечего надеяться, что он сумеет завоевать мир, раз уж однажды он так крупно проиграл.

— Надеюсь, ты прав, — нахмурившись, заметил Роберт.

Разговор затих, пока официанты накрывали на стол. Потом Ноа и Толли принялись за еду, а Роберт с каменным лицом молча сидел за столом, не притрагиваясь к пище. Он не был уверен в том, что сумеет нащупать вилку, а о помощи просить не собирался.

Молчать было неловко, зато Роберт слышал все разговоры и шепот вокруг. Его так интересовало все, касающееся Наполеона, что он и не заметил, как беседа приняла другое направление.

Поначалу Роберт улавливал лишь обрывки фраз.

Пожар. Слепой. Врачи не уверены, что зрение вернется.

Все потеряно.

Его отец был богатым человеком, но почти все деньги вложил в Девонбрук-Хаус и свою коллекцию, которая должна была перейти Роберту в наследство. Но теперь, за исключением небольшой части коллекции, хранившейся в Иденхолл-Хаусе в Лондоне, все произведения искусства, составлявшие гордость герцога, были уничтожены огнем. А вместе с ними — и надежда Роберта на спокойное будущее.

Затраты, необходимые на восстановление Девонбрук-Хауса из руин, разорили бы и человека с солидным финансовым положением. Конечно, у Роберта хватало собственных владений, даже, признаться, их было многовато для второго сына. Но достаточно ли для герцога? Герцогу, собственность которого, нажитая за многие века, уничтожена пожаром? Можно не сомневаться, что у Энти были отличные отметки по арифметике, поэтому ей не понадобилось много времени, чтобы подсчитать, что ждет ее в будущем, если она станет женой Роберта.

Впрочем, не только эти соображения повлияли на ее решение.

Роберт бы не поверил, если б не услышал этого в клубе своими ушами. Голоса постепенно становились громче, кто-то смеясь стал рассказывать о каком-то бедняге, который застал жену в постели с собственным слугой. Похоже, никто даже не задумался о том, что Роберт может слышать разговор.

Внезапно кто-то предложил поспорить на двадцать пять гиней, что Роберт сам устроил пожар в Девонбрук-Хаусе.

Герцог не знал, кто произнес роковые слова, но, услыхав их, впал в ярость. Молодой человек вскочил, опрокинув стол, отчего вся посуда и бутылки с грохотом полетели на пол. Он принялся выкрикивать обвинения в адрес спорящих, требовал, чтобы те назвали свои имена, грозился призвать их к ответу. Жалкое, должно быть, было зрелище: слепой человек, грозящий кому-то кулаком, вызывает невидимого обидчика на дуэль. И даже не знает при этом, стоит ли тот перед ним, за ним, и находится ли он вообще в той же комнате. — Роб, не надо, — успокаивал брата Ноа. Потом они с Толли провели Роберта к выходу по подозрительно притихшему клубу и усадили в наемный экипаж. С тех пор прошла уже неделя, и лишь в это утро Роберт решился выйти из дома, чтобы посетить приемную своего поверенного Куинби. Ему было не по душе выслушивать завещание о собственности, которая должна была перейти к Джеймсону, а теперь волею судьбы стала его собственностью. Роберт уже несколько раз откладывал визит к Куинби, но некоторые бумаги надо было подписать немедленно, поэтому молодой человек, преодолев отвращение, все же приехал к поверенному.

Внезапно от размышлений его оторвал голос Куинби, с громким восклицанием вспомнившего что-то:

— Ах да, ваша светлость, как же я мог забыть! Есть же еще владения в Шотландии!

Роберт все знал о доходах с семейной собственности, об их семейных делах, но вот о владениях в Шотландии ему не приходилось слышать.

— В Шотландии, Куинби, я не ослышался?

— Да, ваша светлость. Кажется, это называется «Росс-мо-ри», — произнес поверенный по слогам. — Этой древней постройке почти пять веков. Дом был выигран Девонбруками на пари. — Куинби замолчал, листая бумаги. — Ага! Он должен был стать частью вашего наследства. Здесь написано, что я должен передать вам его как одно из «тайных сокровищ, которое только вы сможете оценить», как выразился ваш отец. Он считал, что там отлично ловится рыба.

Кажется, — продолжал поверенный, — ваш отец выиграл дом у какого-то шотландца, от которого отвернулась удача. Да, это был шотландский лорд, неудачно затеявший торговлю табаком во время войны с колониями… Первой войны… Поместье находится в западной части гор, туда можно добраться лишь на корабле, потому что до дороги от дома целых двадцать миль. Судя по бумагам, это поместье не приносит большого дохода. Агент герцога написал ему об этом, предложив продать поместье, но тот ответил, что ему наплевать, приносит оно доход или нет. Герцог любил временами отдыхать там, утверждая, что нигде так хорошо не проводит время в уединении, тем более что охота и рыбалка там превосходные. Герцог говорил, что в Шотландии он совершенно забывает о своей обыденной жизни. Судя по записям, ваш отец бывал там пять раз за последние два года. Если хотите, ваша светлость, я разузнаю, сколько можно получить за продажу дома.

Роберт вспомнил, что отец действительно несколько раз куда-то таинственно исчезал на несколько недель. Обычно это бывало в самом конце сезона. Герцогиня, да и вся остальная семья отправлялись в это время в Девонбрук-Хаус, а герцог присоединялся к ним позднее. Тогда Роберт не знал, где отец, и даже мать ничего ему не рассказывала. Узнав сейчас о доме в Шотландии, он не переставал удивляться их скрытности.

Что отец имел в виду, говоря, что этот дом, этот Россмори был тайным сокровищем, которое сможет оценить один Роберт? И почему его отец, герцог, у которого было множество поместий, предпочитал отдыхать в каком-то заброшенном уголке Шотландии и даже съездил туда пять раз за два года? Можно не сомневаться: что-то привлекало его там. Иначе с чего бы герцог так долго молчал об этом поместье?

Слова Куинби не давали Роберту покоя. «Отец нигде так хорошо не проводил время в уединении» — так, кажется, он сказал? От кого отец прятался? Видимо, от любопытных, надменных глаз, от презренных обвинений.

Герцог отказался продать Россмори. Зная своего отца, Роберт заключил для себя, что у того была веская причина не продавать поместье. Не исключено, что его визиты в Шотландию каким-то образом связаны со страшным пожаром. Во всяком случае, у Роберта появилось место, где он мог скрыться и там начать поиски.

— В этом нет необходимости, — заявил, вставая, Роберт. — Собственность в Шотландии я продавать не стану. Россмори был по душе моему отцу, а я должен был получить его в наследство. Поэтому принимаю решение устроить там свою резиденцию. На время, разумеется.

Глава 3

Май 1815 года

Западный Инвернессшир, Шотландия

… А потом король Артур подошел к Галахаду и сказал: «Дерзайте, сэр. Вы поведете за собой много доблестных рыцарей на завоевание чаши Грааля, и вам удастся довести до конца то, что до сих пор не удавалось никому». Затем король Артур взял Галахада за руку и вывел из дворца, чтобы поведать ему одну древнюю историю.

— Катриона!

Резко подняв голову, Катриона быстро оглядела мрачную комнату, освещаемую лишь тусклым светом единственной свечи. Сердечко бешено забилось в груди девушки: полностью погрузившись в книгу, она ожидала увидеть перед собой самого короля Артура в роскошном бархатном одеянии. Но… увы, короля не было. Вообще никого не было рядом.

Катриона сидела на полу, поджав ноги и прикрыв их шерстяной юбкой. Она читала Мэлори^{note 2}, а остальные книги, словно опавшие с огромного дуба листья, валялись вокруг. Где-то среди них затерялось перо и бумага, на которой она делала пометки. Но нет, она не была в Камелоте, и ее окружали не рыцари. Катриона находилась в библиотеке Россмори. Она зашла сюда по делу, но, взявшись за книги, как обычно потеряла счет времени.

— Катриона! — послышалось снова. Прищурившись, девушка посмотрела на большие каминные часы, стоящие на полке из резного камня, пытаясь разглядеть время. Не может быть, что уже восемь. Наверняка она просто не может различить в полумраке положение стрелок. Она же совсем недавно пришла сюда, вот только небо за окном почему-то потемнело, а последние лучи почти скрывшегося за горой Скай солнца указывали на то, что день и в самом деле догорает. Стало быть, прошло целых три часа, а она едва исписала полстранички. Нахмурившись, девушка подумала, что полковник, пожалуй, будет ею недоволен.

Обернувшись назад, Катриона посмотрела на ведущую вниз лестницу, видневшуюся в открытую дверь. Кто-то звал ее снизу, но теперь наступила тишина, и был слышен лишь далекий гул вечного морского прибоя.

Еще один час. Будь у нее всего лишь одним часом больше, она непременно нашла бы то, что искала. Во всяком случае, тогда полковник бы не догадался о том, что она не выполняла его поручение, а просто увлеклась чтением книг. Катриона еще раз поглядела на лестницу. Может, если она ничего не ответит, Мерид уйдет?

Девушка отложила открытую книгу Мэлори в сторону, надеясь, что еще сможет прочесть оставшийся кусок главы, а затем, схватив валявшуюся на полу книгу, принялась лихорадочно перелистывать толстые пожелтевшие страницы. Но ее сестра не унималась:

— Катриона! Ты там?

Не обращая на Мерид внимания, Катриона черкнула что-то на своем листке и схватила следующую книгу. Девушка вдруг пожалела, что рассказала сестре о том, где находится вход в замок.

— Катриона Макбрайан! Я прекрасно слышу, как ты там скребешься, и вижу отблеск твоей свечи на каменной стене. Давай-ка спускайся вниз, а то не оберешься неприятностей. — Мерид помолчала. — Может, ты забыла, что сегодня приезжает па? Кажется, он говорил, чтобы ты больше не ходила сюда!

Катриона застыла, придерживая пальцем открытую страницу. Да уж, каким-то непостижимым образом она даже про отца забыла, хотя всегда думала о нем, приходя сюда. Энгус Макбрайан неустанно повторял старшей дочери, что ходить в замок опасно. Можно не сомневаться: он будет недоволен тем, что ее нет дома, и непременно сразу догадается, где она пропадает. Но раз уж отец все равно рассердится, решила про себя Катриона, то ей, пожалуй, не стоит торопиться, и она сможет доделать все необходимое. Отец вернулся домой, а стало быть, она еще не скоро вновь сумеет попасть сюда.

— Даю тебе еще три секунды, а потом, если ты не спустишься, я сама туда поднимусь и вытащу тебя, — настаивала Мерид.

Прошло мгновение.

— Одна… — начала считать Мерид.

— Какая же ты… — пробормотала Катриона, вкладывая в книгу кусочек ленты вместо закладки. Ах, не вернуться ей сюда этим вечером!

— Вторая…

Катриона принялась торопливо засовывать книги на полки.

— Катриона, если только ты вынудишь меня подняться, клянусь, я такое… — закричала Мерид.

— Ну хорошо, — перебила ее старшая сестра. — Ты говоришь в точности как старая мисс Гримстон, которая буравит меня своими темными глазками на уроках. Иди домой, а я тебя догоню.

Через несколько минут книги были возвращены на свои места на полках. Последним девушка поставила Мэлори, ласково погладив кожаный переплет. Ей пришло в голову, что можно взять книгу с собой: даже если кто-то и приедет в замок, то вряд ли заметит отсутствие на полке небольшой книжки, ведь стеллажи с книгами занимали все стены большой комнаты. Однако Катриона тут же отогнала от себя соблазнительную мысль: одно дело читать книги в замке, а другое — уносить их оттуда. Ведь если она даже совсем ненадолго возьмет книгу, то это уже будет воровством.

Отступив назад, Катриона придирчиво осмотрела стеллажи, чтобы убедиться, что книги стоят аккуратно и никто не сможет догадаться о том, что их сдвигали с места. Конечно, это нелепо: в замок почти никто не приезжал. Глядя на книги, можно было подумать, что их вообще никогда не читали; несомненно, Катриона — первая, кого заинтересовали древние манускрипты, поэтому она и боялась, что хозяева замка как-нибудь застанут ее здесь. Если только это случится, ей уже не удастся приходить сюда и читать. Конечно, па сердился на то, что она бывала в библиотеке замка, но ведь он часто уезжал из дома, так что девушка могла спокойно пробираться сюда. Только бы владелец замка не застал ее здесь…

Катриона даже думать боялась о том, что сделает с ней Хозяин, если прознает про ее визиты в замок. В особенности если он догадается, что привлекло ее здесь.

Собрав листки и чернила, девушка сложила их в небольшую деревянную шкатулку, а затем надела туфли. Повернувшись к двери, она было хотела выйти из библиотеки, но тут ее взгляд упал на его портрет, освещаемый тусклым светом свечи. И, как всегда, девушка на мгновение задержалась.

Портрет висел в небольшом проеме между двумя рядами книжных шкафов. Под ним на полу высился старинный резной сундук. Катрионе всегда хотелось накрыть сундук красным бархатом. Золоченая рама и сочные мазки на полотне казались особенно таинственными в неровном свете.

Подняв свечу вверх, Катриона в который раз вгляделась в портрет. Первое, что привлекло ее в нем, были глаза изображенного на полотне мужчины. Они сразу обращали на себя внимание: золотисто-карие, страстные, умные, проницательные, они напоминали глаза ястреба. Одна темная бровь была скептически изогнута, длинные черные волосы обрамляли волевое, чисто выбритое лицо; плотно сжатые губы и квадратный подбородок выдавали в нем человека решительного.

Широкоплечий, одетый в роскошную красную форму, мужчина был изображен в полный рост: он стоял, слегка расставив ноги, на какой-то горе, где, похоже, только что закончилась битва. Каждый раз, глядя на портрет, Катриона испытывала удивительное волнение. Она даже не знала имени этого человека, но вообразила себе, что это командующий какой-то победоносной армией, которая решительно вступала в борьбу со Злом и всегда одерживала над ним верх. Девушка считала его своим телохранителем, своим рыцарем, который стоит на ее защите в мрачной тьме замка. Иногда она даже начинала говорить с ним вслух, правда, тут же, смеясь, замолкала, понимая, что портрет не ответит ей.

Итак, она не знала его имени, не знала, кто он, но изображенный на портрете человек занимал все ее помыслы, и девушка часто грезила о нем по ночам.

Да, честно говоря, это был мужчина ее мечты. Он был великолепен. Необыкновенен. Она любила его.

— Спокойной ночи, — нежно улыбнувшись портрету, проговорила Катриона. И, убрав за ухо непокорную темно-каштановую прядь, девушка повернулась к двери.

Когда она выскользнула из библиотеки, ледяной сквозняк пробежал по ее ногам, забравшись под шерстяную юбку. Плотнее закутавшись в поношенную клетчатую шаль, Катриона завязала ее впереди на узел. Затем подхватила шкатулку с бумагой и опустила рычаг, который сдвинул с места потайную дверь, скрытую за книжным шкафом. Ход в великолепную библиотеку Россмори был закрыт.

Было слышно, как снизу, ругаясь вполголоса, бродит Мерид.

— Ступай домой, — крикнула ей Катриона. — Я уже иду.

Девушка стала осторожно спускаться по узким каменным ступеням к нескончаемому лабиринту пещер, уходивших в скалистые утесы, на которых высился замок. На покрытых копотью гнейсовых стенах то и дело попадались древние кольца для факелов, покрытые причудливой резьбой. Кому угодно стало бы не по себе в этом месте. Кому угодно, только не Катрионе.

Девушка всегда чувствовала себя здесь как дома: ее не пугали встречавшиеся в темных углах кучки костей, хотя она даже не знала, чьи это кости — животных или людей; не обращала Катриона внимания и на маленьких зверьков, мечущихся под ногами. Здесь был слышен ритмичный гул моря, соленые воды которого при приливе заполняли нижние пещеры скал.

Катриона обожала замок, мечтала проводить здесь дни и ночи и прочитать все до единой книги в библиотеке. Она представляла, как просыпается в одной из комнат замка, а в окно проникает яркий солнечный свет, и свежий морской ветер наполняет ее легкие. Да, она очень любила Россмори, хотя никогда не решалась проникнуть в него дальше библиотеки, ведь это уже можно было бы расценивать как вторжение в чужое жилье.

Подойдя к последнему пролету каменной лестницы, Катриона увидела Мерид, стоявшую внизу. Светлые волосы сестры, цветом напоминавшие высохший камыш на зимнем лугу, были заплетены в косу. Выбившиеся из косы пряди окружали суровое, серьезное лицо, освещенное слабым светом небольшого фонаря, который она держала в руках. Темно-карие глаза в упор смотрели на спускавшуюся вниз Катриону.

Младшая сестра, Мерид, как ни странно, была выше Катрионы почти на голову. У нее были такие же, как у их матери Мэри, светлые волосы, а от Макбрайанов она унаследовала темный цвет глаз. Как-то в детстве Катриона спросила мать, почему у нее глаза голубые, а не карие, как у всех них. Мэри ответила ей, что просто в ночь ее рождения было полнолуние и звезды сияли необычайно ярко. Катриона тогда еще поинтересовалась, не подкрасила ли луна еще и ее волосы.

— Ты что, совсем с ума сошла?! — набросилась на Катриону Мерид. — Зачем ты ходишь сюда? Ведь папа не велел тебе бывать в замке Хозяина одной! Ты же знаешь, что там полно привидений и всякой нечисти! — Мерид огляделась вокруг, опасливо косясь на пляшущие в свете фонаря тени. — А тут еще эти пещеры. Мне так и кажется, что я стою у врат царства Гадеса.

— Нет здесь никаких привидений, — закатила глаза Катриона. — Кто-то просто придумал эту ерунду, Мерид, чтобы люди не ходили сюда.

— Люди вроде тебя, Катриона Макбрайан. А вот Иен Александер поведал мне совсем другое. Он был тут как-то ночью и поклялся мне, что нос к носу столкнулся со злобным призраком. Тот был одет как варвар, во рту держал окровавленный кусок мяса и хрюкал, как свинья. А потом он сказал, что убьет Иена. Призрак был похож на сгусток дыма.

Катриона едва сдержала усмешку.

— Мне кажется, что Иен просто любит дурачить доверчивых девчонок, — вымолвила она.

— Ну хорошо, есть привидения или нет — тебе наплевать, — проговорила Мерид, крепко хватая сестру за рукав. — Но что, если тебя поймает Хозяин, Катриона?

Девушка улыбнулась: страх, охвативший ее сестру, не передавался ей.

— Но Хозяина нет здесь сейчас, Мерид. Здесь никого нет, и ты отлично знаешь, что когда он приезжает сюда, то Эберкромби появляется здесь за неделю до него. Он специально прибывает сюда из Эдинбурга, чтобы нанять слуг и приготовить все к приезду Хозяина. Кстати, Эберкромби тоже верит, что в Россмори живут призраки. Он всегда приходит сюда при дневном свете и никогда не задерживается до темноты.

Девушки прошли узкую дорожку, и Мерид взялась за железную ручку маленькой двери, ведущей наружу. Только таким путем можно было миновать пещеры, затопляемые приливом.

Уже почти стемнело. Мерид покосилась на болото, по которому надо было идти к дому. Низкие темные тучи и резкий ветер обещали непогоду.

— Ох, Катриона, даже не знаю, как это тебе все время удается втягивать меня в свои дела. Теперь нам придется бежать до дому, чтобы не попасть под грозу. Па будет недоволен, Катриона, это уж точно, — вздохнула Мерид.

Примостившаяся у поросшего травой горного склона ферма Макбрайана с одной стороны примыкала к болоту, с другой к ней подступали торфяники, а на востоке мимо протекал небольшой ручей. Каменный очаг топили торфом; его темный дым, поднимавшийся из трубы, смешивался с густыми серыми тучами. Оштукатуренные стены дома светились в ночных сумерках; солома на крыше удерживалась на месте благодаря вересковым веревкам, придавленным большими валунами, — только так можно было противостоять сильным горным ветрам. Если снаружи дом и мог показаться незнакомцу убогим и бедным, то едва переступив порог, он бы тут же изменил свое мнение: таким приветливым и уютным представало жилище Макбрайанов внутри.

Ветер трепал волосы Катрионы, рвал юбки, когда девушка бежала вслед за сестрой. Свежий морской воздух был напоен запахом вереска и горящего торфа. Приблизившись к дому, Катриона увидела развешанные на низкой изгороди рыбацкие сети отца. Его грязные сапоги стояли у двери, черный непромокаемый плащ висел на крюке.

Да, папа и в самом деле вернулся домой.

Катриона знала, что нагоняй от отца неминуем, но, несмотря на это, ей стало легко на душе: отец вернулся, стало быть, еще одно нелегкое путешествие позади. Он дома, он в безопасности. Может, и гнев его смягчится от этого.

Приоткрыв дверь в домик, девушка шагнула было вперед, а потом быстро отошла в сторону, предоставив Мерид первой войти в дом.

— Какого дьявола! Где вы были? — проворчал отец таким голосом, который мог бы соперничать с низкими раскатами грома, проносящимися по темному небу. Катриона пряталась за сестрой, стараясь держаться в тени.

— Я ходила за Катрионой, — ледяным тоном ответила Мерид. — Она ушла к полковнику, чтобы отнести ему еды.

Энгус Макбрайан отошел от очага: великолепные мускулы его сильного тела играли под льняной рубашкой; вместо штанов на нем был поношенный килт^{note 3}.

— А где же тогда твоя сестра? — прогремел Энгус. — Она что, осталась у Макрейфорда на ужин?

Обернувшись, Мерид схватила Катриону за руку и подтолкнула сестру вперед.

— Ага, вот и она. — Энгус посмотрел на старшую дочь. — Ну и как ты нашла полковника Макрейфорда? Надеюсь, он в добром здравии?

Робко улыбнувшись, Катриона шагнула к отцу, приподнялась на цыпочки и поцеловала его обветренную, заросшую щетиной щеку. Длинные белые волосы Энгуса рассыпались по широким плечам; от него пахло табаком и виски. Девочкой Катриона так любила засыпать у отца на руках, вдыхая этот знакомый аромат и слушая ровные удары его сердца.

— Добро пожаловать домой, папа, — прошептала Катриона, — мы очень по тебе скучали. — Девушка отошла в сторону, чтобы положить в небольшой шкафчик у двери свою шкатулку. — Полковник чувствует себя хорошо. Извини, что меня не было дома, когда ты вернулся. Мерид ни в чем не виновата. Просто я не подумала о том, что уже так поздно.

— Не подумала? — переспросил Энгус. Судя по блеску в его глазах, он прекрасно понял, где проводила время старшая дочь.

Катриона направилась к очагу, чтобы поцеловать свою маму.

— Привет, мамочка.

Мэри Макбрайан, сидевшая за прялкой, улыбнулась дочери, но улыбка тут же погасла на ее губах, когда она поймала на себе осуждающий взгляд Энгуса. Поправив платок, прикрывающий ее волосы, женщина поднялась и стала помешивать бульон, булькающий в котелке.

— Так что же ты так долго делала у полковника, детка? — спросил Энгус, опускаясь на свой стул, стоявший во главе грубого соснового стола, занимавшего середину скромной, но уютной комнаты. У него был вид короля, вышедшего к своим подданным.

— Ему надо было заштопать гольфы, — объяснила Катриона, усаживаясь напротив отца. — У полковника трясутся руки, так что он сам ничего не может делать.

И это не было ложью: девушка действительно носила полковнику еду, штопала его гольфы, а потом дожидалась, пока он уснет в своем кресле перед очагом. Только после этого девушка побежала в Россмори.

— Ты молодец, Катриона Макбрайан, — пробормотал Энгус, разламывая овсяную лепешку и обмакивая кусок в горячий бульон, который Мэри только что поставила перед ним. — Хорошо, что помогаешь старику.

Катриона опустила глаза. Она было тоже потянулась за лепешкой, но тут громовой окрик отца заставил ее замереть на месте.

— Катриона!

Девушка испуганно подняла голову и встретила вопросительный взгляд Энгуса. Мать и Мерид, напряженно выпрямившись, сидели за столом с таким видом, словно ее здесь и не было. Во всяком случае, они смотрели куда угодно, только не на девушку.

— Да, папа.

— Вытяни вперед руки!

— Что-то я не поняла тебя, па, — пробормотала девушка.

— Я велел тебе вытянуть руки вперед ладонями вверх. Закусив нижнюю губу, Катриона снова покосилась на Мэри.

Та едва заметно кивнула, словно желая сказать, чтобы дочь повиновалась. Энгус Макбрайан мог простить ей случайное непослушание, но не крючкотворство.

Девушка медленно протянула вперед руки. Кончики пальцев ее правой руки были измазаны чернилами; чернильные пятна темнели и на ладонях. Итак, надежды не осталось: ее поймали с поличным.

— Чем же это ты штопала чулки полковника, детка?

Сажей?

Опустив руки на колени, Катриона горячо заговорила:

— Папочка. Я совсем ненадолго забежала в Россмори, а потом Мерид пришла и…

Мерид демонстративно откашлялась, словно желая показать старшей сестре, чтобы та не вмешивала ее в свои дела. Катриона поняла, что ждать поддержки от сестры не приходится.

— Папочка, но ты же знаешь, что в Россмори сейчас никого нет, — горячо заговорила девушка. — Там пусто. Ну что плохого в том, что я заходила в библиотеку? Там столько книг, и никто их не читает. Ты же сам хотел, чтобы твои дочери были образованными. Именно для этого ты просил, чтобы мисс Гримсон учила нас читать и писать. Но многого и она не знает, а из книг можно узнать столько интересного! Знаешь ли ты, что один человек насчитал в ночном небе и занес в каталог сорок семь тысяч триста девяносто звезд? Отпив глоток эля, Энгус вытер губы рукавом.

— Да? — переспросил он. — Так вот, оказывается, почему овцы так громко блеют по ночам, черт побери? Дьявол, оказывается, все дело в звездах!

— Энгус, — укоризненно протянула Мэри. — Следи за своей речью.

— Ах, женщина, ты слишком избаловала нашу девочку. Она проводит целые дни за книгами, забивая голову всякой ерундой вместо того, чтобы заниматься дома делами.

— Но никто не знает, что я хожу в Россмори, — проговорила Катриона, — к тому же я отправилась туда только после того, как сделала всю работу по дому. Правда, па. Это всего…

— Ты забрела на земли Хозяина! — перебил ее отец. — В этом все дело! Читаешь ты там или еще что делаешь, но нам не поздоровится, если тебя там поймают. Сколько раз я просил тебя не ходить туда, детка, но ты меня не слушаешь. Больше я просить не буду. Отныне я запрещаю, слышишь, запрещаю тебе ходить в замок.

Катриона умоляюще посмотрела на мать:

— Мамочка, пожалуйста, объясни ему.

Закрыв глаза, Мэри Макбрайан покачала головой:

— Ты слышала, что сказал тебе отец, Катриона. Девушка перевела взгляд на сестру. Мерид с отрешенным видом помешивала бульон в своей миске, будто тот был слишком горяч. Катриона поняла, что никто не придет ей на помощь.

— Но, па…

— Я все сказал, Катриона, — перебил ее Энгус. — А теперь ешь, пока стряпня твоей матери не остыла.

Спорить было бесполезно. Все одновременно взяли свои роговые ложки и принялись есть бульон из деревянных мисок. Все, кроме Катрионы. Она лишь смотрела на отца, надеясь, что тот передумает.

В комнате наступила могильная тишина, казалось, даже огонь в очаге не решается потрескивать. Катриона собирала на столе крошки хлеба, думая о суровом приговоре отца.

Наконец, решив прервать молчание, Энгус заявил:

— Кстати, из Иена выйдет отличный помощник. Никто не понял, к чему он это сказал.

— Скоро у него будет свое хозяйство, — продолжал Макбрайан. Он станет подыскивать себе добрую жену. — Энгус помолчал. — Кажется, ему нравится Катриона. Думаю, пройдет совсем немного времени, и…

— Не-ет!..

Все головы повернулись в сторону Мэри, которая отложила ложку в сторону и теперь пристально смотрела на мужа.

— Этого не будет, Энгус. Ты, конечно, относишься к Иену как к сыну, особенно после того, как он потерял родителей и остался на попечении бабушки. Знаю, что ты дружил с его отцом Кэллуном, когда вы были молодыми. Да, ты пообещал Кэллуну, что будешь заботиться о его сыне, и ты сдержал обещание. Ты всегда следил за тем, чтобы парень был одет-обут и имел хорошее жилье. Да, ты жизни за него не пожалеешь, Энгус, и это благородно с твоей стороны. Но сейчас я хочу раз и навсегда сказать, Энгус Макбрайан, что Катриона не выйдет замуж за человека вроде Иена Александера!

Катриона оторопело уставилась на свою мать: она в жизни не слышала, чтобы та говорила столь решительным тоном. Даже когда в детстве они с Мерид шалили, Мэри всегда оставалась спокойной и доброжелательной. Она ни разу не шлепнула ее и никогда-никогда не повышала на них голос. Это Энгус обычно шумел дома. Даже Мерид удивленно смотрела на мать, крепко, словно талисман, сжимая в ладони роговую ложку. Энгус открыл было рот, чтобы возразить, но Мэри перебила его:

— Ох, муженек, даже не спорь! Ты, конечно, можешь запретить девочке ходить в библиотеку Россмори, хотя, признаться, она никому не причиняет вреда, но ты не заставишь ее стать тем, кем она быть не должна. Катриона не станет венчаться с Иеном. Надеюсь, ее ждет лучшая участь, и она не станет женой фермера.

Лицо Энгуса побагровело.

— А что ты имеешь против фермеров? — взревел он. — Может, и я тоже не нравлюсь тебе?

Катриона беспомощно смотрела на родителей, сожалея о том, что стала причиной происходящего.

— Нет, Энгус, — более спокойным тоном продолжила Мэри. — Но фермеру далеко не пойти, ты сам не раз говорил это. Помещики часто гонят простых фермеров с их земель. Может, ты этого и не видел, Энгус, — тебя часто не бывает дома, но мне-то это отлично известно. А как Мерид ткет и шьет! В жизни не видела, чтобы кто-то столь искусно делал это. А Катриона пристрастилась к книгам — пусть! И ты сам говорил, что девочка считает лучше тебя. — Ее голос опять зазвенел. — Нет, муженек, такая доля не для Катрионы. Она не выйдет замуж за Иена Александера, да и вообще не выйдет за нелюбимого человека. Обе наши дочери пойдут замуж только по любви! И я, твоя жена, Энгус Макбрайан, добьюсь этого!

Глава 4

Осторожно притворив за собой дверь, Катриона выскользнула из домика. Было еще рано, и все спали. Если повезет, она успеет уйти достаточно далеко, и ее не сумеют догнать. На мгновение девушка затаилась, прислушиваясь, а потом пошла прочь от дома.

Прижимая к груди деревянную шкатулку с письменными принадлежностями, Катриона брела по заросшим вереском болотам и зеленым горным склонам. Холодная роса быстро пропитала подол ее юбки, который теперь больно хлестал по ногам.

Прошло уже почти три недели с тех пор, как отец запретил ей ходить в Россмори, и все это время девушка ни разу не ослушалась Энгуса. Впрочем, у нее не было выбора. Она была слишком занята домашними делами, помогала матери чесать шерсть, а Мерид готовила и ткала. Но это не означало, что Катриона забыла о Россмори, нет, она то и дело ловила себя на том, что смотрит в окошко на подножие величественного замка, возвышавшегося над горами.

Ждать было невыносимо. Катриона изо всех сил старалась занять себя делами, чтобы хоть на время не думать о замке и его великолепной библиотеке, в книгах которой она находила так много интересного. Но когда отец объявил, что вновь уходит в плавание, Катриона поняла, что, несмотря на строгий запрет, непременно вновь отправится в Россмори.

Мэри сообщила, что на этот раз отца не будет особенно долго. Она говорила таким тоном, словно понимала, что девушка побежит в замок, едва услышит эту весть. Хотя… все так и было на самом деле, ведь Мэри отлично знала свою дочь. Но Катриона не пошла в Россмори, во всяком случае, сразу. Она ждала. Целый вечер просидела девушка с матерью и сестрой за прялкой, болтая о всяких пустяках. Но ранним утром, едва небо стало сереть, Катриона вышла из дома. Она надеялась, что на этот раз удача улыбнется ей.

Солнце еще только розовело, а ночные тени в долинепостепенно рассеивались, когда Катриона подошла к Россмори. Девушка быстро поднялась по каменной лестнице, которая вела к тайной двери в библиотеку. Она прихватила с собой лишь одну свечу, чтобы освещать себе путь. Солнечные лучи еще не успели осветить библиотеку, а ее свеча давала слишком мало света, во всяком случае, читать она еще не могла. Да и вообще не смогла бы ничего делать в этом полумраке.

Решив раздвинуть шторы, Катриона направилась к высоким окнам. Она поставила свечу на стол и потянула тяжелую ткань в сторону.

— Черт побери, не раздвигайте портьеры!

От страха Катриона едва не подскочила на месте. Задвинув портьеру, она повернулась, не выпуская из рук дорогой парчи. Сердце ее билось с такой силой, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Но там, где половинки портьер сошлись неплотно, в комнату проникал луч света. Не в силах сдвинуться с места, девушка оцепенело смотрела на пылинки, качающиеся в этом свете.

Да, этот громовой голос шел оттуда, из глубины библиотеки. Ей некуда бежать, негде спрятаться. А ведь Мерид предупреждала ее, и отец говорил, что это может случиться! Катриона была в замке Хозяина, на его земле, и сам Хозяин был рядом!

Задумавшись на мгновение, Катриона решила, что единственный выход — это повернуться к нему лицом и попытаться все объяснить. Возможно, если повезет, ей удастся избежать ареста. Но она станет свидетелем настоящего, божественного чуда, если отец не узнает о случившемся.

Повернувшись, Катриона вздрогнула, увидев сидящего в кресле человека.

Это был тот самый мужчина, чей портрет висел в библиотеке, тот самый, у которого были такие проницательные глаза, смотрящие прямо в душу. Каким-то непонятным образом герой ее сновидений материализовался и сидел теперь в том самом кресле, в котором за книгами она провела так много часов. Она не заметила его, потому что в комнате было слишком темно, не горел даже огонь в камине.

Катриона ничего не говорила, от удивления она попросту лишилась дара речи и могла лишь смотреть на него. Итак, это ее рыцарь, ее телохранитель. И — Хозяин. Вообще-то она должна была испугаться, ведь одно дело — смотреть на портрет и говорить с ним, а другое — видеть перед собой изображенного на полотне человека. Но, к собственному изумлению, едва увидев его, Катриона поняла, что ее страх прошел. Почему он сидел тут один в темноте? Может, ему каким-то образом стало известно о ее прошлых визитах в библиотеку и теперь он поджидал ее здесь?

Прошла минута. Потом другая. Он не двинулся, не проронил ни слова. Катриона вопросительно смотрела на него. Может, ослепленный узким лучом света, он ее не видел? А может, его ослепило, когда она резко раздвинула шторы? Медленно, осторожно Катриона шагнула вперед. Пламя свечи заколебалось от этого движения.

Оказавшись ближе к незнакомцу, девушка смогла лучше рассмотреть его. Взъерошенные черные волосы спадали ему на плечи. Изогнутые брови нависали над удивительными глазами, рот был упрямо сжат. Длинные изящные пальцы крепко сжимали обитые бархатом подлокотники кресла. Единственным светлым пятном в костюме была белая, распахнутая на груди рубашка, приоткрывавшая сильную, мускулистую шею. Черные бриджи Хозяина были заправлены в высокие сапоги. Он сидел, слегка расставив ноги.

Все его тело было напряжено, казалось, он готов к прыжку. Катриона чувствовала себя загнанной в нору лисицей, которой только и остается что подчиниться неизбежному.

Да, он выглядел в точности таким же, как на портрете. С одним лишь исключением: его глаза, глаза ястреба, которые так манили и завораживали ее, были какими-то иными. Катриону поразило, что они смотрели не на нее, а в пустое пространство перед собой.

— Я слышу ваше дыхание, — наконец проговорил он. Таким голосом мог говорить человек, привыкший, чтобы его слушали, — и не пытайтесь убежать отсюда. Я знаю, что вы здесь, и заставлю назвать свое имя.

Лишь теперь Катриона поняла, почему он смотрел мимо нее.

Этот человек был слепым.

— Даю вам десять секунд, чтобы назваться, иначе можете считать себя уволенным со службы, — заявил Хозяин.

Похоже, он принял ее за слугу, хотя что еще мог он подумать, не видя ее? Принимая это во внимание, можно надеяться, что ему не узнать, кто она такая на самом деле. Взглянув на дверь, Катриона осторожно шагнула вперед, но, переведя взгляд на Хозяина, замешкалась на мгновение.

Что-то в его внешности заставило ее остановиться. Может, это было выражение горя и отчаяния, застывшее на лице? Этот человек явно страдал. И, не успев даже осознать, что делает, девушка тихо проговорила:

— Прошу вас простить меня за вторжение, сэр. Я не знала, что в библиотеке кто-то есть.

Его брови удивленно приподнялись, и он повернулся в ее сторону. Но он не видел Катрионы, потому что глаза его смотрели не на ее лицо, а на грудь.

— Однако вы так и не сказали мне, кто вы, — заметил Хозяин. Теперь он говорил чуть мягче.

— Я не принадлежу к числу домашней прислуги, сэр, — вымолвила девушка.

Помолчав, он спросил:

— Но если это так, то что вы здесь делаете? Помолчав, Катриона решила, что лучше всего оказать правду:

— Я пришла сюда, чтобы поставить на место книгу, которую брала почитать. Я не знала, что в замке кто-то есть.

— Так вы пришли поставить на место книгу? — подумав спросил незнакомец. — А это ваша книга?

— Нет, — через некоторое время ответила девушка.

— Стало быть, эта книга принадлежит владельцу замка? — Да.

— Полагаю, у вас не было разрешения брать ее?

Катриона смущенно смотрела на него. Кто он такой? Может, он вовсе не Хозяин, не тот самый англичанин, который владел Россмори? Вероятно, так оно и есть, потому что отец не раз говорил ей, что Хозяин гораздо старше, чем этот человек, сидящий перед ней в кресле. А может, это приятель Хозяина? Приехал в Россмори с визитом?

Девушка не ответила, из чего слепой справедливо заключил, что у нее, конечно же, не было разрешения приходить сюда и брать книги.

— Думаю, ваш приход сюда можно расценивать как вторжение в чужое жилище, мисс, — заметил Роберт.

— Но я не сделала ничего плохого, сэр, — пробормотала Катриона. — Просто я иногда приходила сюда… почитать. Ужасно, что такие замечательные книги стоят тут… никому не нужные… Поверьте, у меня и в мыслях не было ничего плохого!

— Стало быть, вы здесь не в первый и даже не во второй раз? — вопросил молодой человек.

— Нет, сэр, — помолчав, пролепетала девушка. Роберт помедлил с ответом, раздумывая, как расценивать ее вторжение в его замок. Следует ли ему арестовать ее и отправить в городскую тюрьму?

Катриона вспомнила о людях, которые осмеливались заходить в Россмори и которых больше никто никогда не видел. Что, если и ее увезут отсюда и она больше никогда не увидит свою семью?

Задумавшись об этом, девушка не сразу поняла, что говорит ей незнакомец:

— Что ж, раз вы уже бывали здесь и знаете эту комнату, то не согласитесь ли описать ее мне?

— Чт… Что? Прошу прощения, сэр, я не расслышала?

— Я спросил, не согласитесь ли вы описать мне библиотеку?

Неуверенно пожав плечами, Катриона медленно огляделась вокруг. Хоть она много раз бывала здесь, ей как-то и в голову не приходило внимательно разглядывать обстановку — ведь кроме книг девушку ничего не интересовало. Хотя, конечно, она не раз сидела за столом, делая на листках свои пометки, и смотрела на портрет. Катриона растерянно кивнула.

— Так вы не в состоянии описать мне комнату? — прервал ее размышления мужчина.

Только тут Катриона осознала, что он не мог видеть ее кивка.

— Простите. Конечно, я могу описать вам библиотеку, но для этого мне придется раздвинуть шторы, чтобы лучше видеть комнату.

Роберт нахмурился.

— Ладно, — буркнул он. — Только погодите минуту. — Он потянулся за какой-то вещью, лежащей на столе. Та с грохотом упала. — Дьявольщина! — выругался он.

Катриона подошла к нему ближе.

— Все в порядке, сэр. Я помогу вам. — Обойдя стул, она увидела на полу странные очки с затемненными стеклами. — Вы это искали? — спросила девушка, вкладывая очки ему в ладонь.

Пальцы Роберта автоматически сжали очки, задев при этом руку Катрионы. Его прикосновение было теплым, почти горячим, и он не сразу отпустил ее. Да и сама Катриона не поспешила отдернуть руку.

Прикосновение его сильных пальцев было на удивление нежным; девушке стало так приятно, что она вздрогнула. Катриона поглядела ему в лицо: выражение печали и скрытого гнева, на мгновение покинувшее его, снова скорбной печатью легло на суровые черты. Девушке вдруг пришло в голову, что он с удовольствием запустил бы в окно большой хрустальной вазой, стоящей на столе, если бы только мог видеть ее.

— Благодарю вас, — вымолвил он, отпуская ее руку. Ощущение удивительного тепла тут же исчезло.

Катриона подождала, пока он водрузит себе на нос темные очки.

— Теперь все в порядке, — кивнул мужчина. — Можете раздвинуть шторы.

Катриона с усилием потянула толстый золоченый шнур — тяжелая синяя парча поползла в стороны, впуская в библиотеку солнечный свет, который в одно мгновение осветил яркие краски роскошного ковра, лежащего на полу. Зрелище было великолепным.

— Что вы видите? — спросил Роберт.

— Радугу.

— Радугу? — недоуменно переспросил он.

Повернувшись к нему, Катриона быстро обошла кресло, в котором сидел Роберт, и встала за его спиной.

— Да, солнце ворвалось в комнату сквозь оконное стекло, и теперь повсюду можно увидеть маленькие радуги. Поверьте мне, это очень красиво.

— А что… Что за окном?

— За окном я вижу море, а за ним — Скай.

— Какого цвета?

— Что, море? — не поняла девушка.

— Да нет, небо^{note 4}.

— Ах, да, — кивнула Катриона. — Я говорила не о небе, а об острове Скай. Он совсем недалеко отсюда.

— Неужто острова находятся так близко к замку? Катриона взглянула на горизонт. Невдалеке отсюда из воды поднималась скалистая гряда полуострова Слит. На желто-зеленом ковре, накрывшем горы, тут и там раскинулись небольшие фермы. Морские волны разбивались о берег полуострова, отчего в воздух поднимались мириады сверкающих на солнце соленых брызг. Девушке подумалось, что она так давно не любовалась замечательным видом, открывающимся из окон Россмори, что уже успела позабыть его. Чувство восторга, охватившее ее, наверное, было сродни тому чувству, которое заставило первого хозяина этого замка именно здесь воздвигнуть Россмори четыре века назад.

— Да, — наконец ответила она. — Скай очень близко отсюда. От него до острова рукой подать, правда, часто его очертания скрыты густым туманом. Но сегодня солнце светит ярче обычного, так что я очень четко все вижу. — Прислонившись к стене, Катриона продолжала: — Вообще-то по утрам редко бывает такая замечательная погода. Чаще всего небо бывает скрыто за тучами. — Задумавшись на мгновение, она добавила: — Солнечные зайчики сверкают в воде, как звезды на ночном небе.

Опустив взгляд на лицо мужчины, девушка заметила, что его выражение немного смягчилось.

— А хотите, чтобы я описала вам обстановку библиотеки? — предложила она.

— Прошу вас.

Катриона начала с окон, добавив при этом, что стены и потолок комнаты обшиты дубовыми панелями, которые у потолка слегка закругляются. Солнце освещает там полированное дерево, и оно светится каким-то необычайным, золотистым светом. Книжные стеллажи, уходящие под самый потолок, тоже сделаны из мореного дуба. К верхним полкам можно подобраться, поднявшись по лестнице.

— Так на полках много книг? — поинтересовался Роберт.

— Ох, очень много! — восторженно воскликнула девушка. — Я еще и половины не проглядела. Прошу прощения за то, что осмелилась приходить сюда без позволения Хозяина.

На этот раз незнакомец почти улыбнулся.

— Да ладно. Обещаю сохранить ваш секрет. Пожалуй, я согласен с вашим мнением, что книги не должны стоять без пользы. Я знавал немало людей, собравших огромные библиотеки и не открывших при этом ни единой книги из своей коллекции. Где-то я читал, что книга, которую никогда не читали, сродни картине, которой не любуются ценители искусства… — Голос мужчины дрогнул, выражение печали опять опустилось на его лицо.

«Можно не сомневаться, что он вспомнил о своей слепоте», — заметила про себя Катриона, продолжая описывать комнату:

— … Здесь есть огромный стол. Такого дерева мне еще не приходилось видеть — полоски медового цвета чередуются с очень темными. Это так необычно, — заметила она.

— Такое дерево называют «зебровым», — сообщил Роберт.

— Зебровое дерево, — повторила Катриона, подумав, что надо запомнить название, потому что оно как нельзя лучше подходило к полосатой древесине. — Стол стоит в самой середине комнаты, но сидящий за ним может любоваться великолепным видом, открывающимся из окна.

— Будьте добры подойти к столу, — попросил Роберт. Удивленно покосившись на него, девушка повиновалась.

— Хорошо. Я теперь стою у стола.

— Откройте верхний ящик.

— Но, сэр, это же не мой стол! — вскричала девушка.

— Но это и не ваша библиотека, однако вы здесь. Как бы то ни было, и стол, и библиотека принадлежат мне, так что открывайте ящик. — Он помолчал. — Я даю разрешение.

Роберт слышал, как девушка пытается выдвинуть ящик. Даже потеряв зрение, он прекрасно представлял себе полосатый стол — он впервые посетил с отцом аукцион, на котором тот и купил эту вещь. Прежде стол принадлежал какому-то пруссаку, большому оригиналу, который заказал его по собственным чертежам. В столе имелось множество скрытых за деревянными панелями ящиков и отделений. Роберт вспомнил, что у одного из таких тайников даже была ловушка — человек, не знавший, как привести в действие скрытую пружину, рисковал получить в лицо чернильный «плевок».

Но, несмотря на все это, стол вообще-то был на редкость уродлив. Во всяком случае, так считала герцогиня, мать Роберта. Она даже запретила вносить стол в дом, так что герцогу пришлось выдержать целую битву. При этом грузчики, которые привезли стол с аукциона Кристи, маялись у входа в их дом, вызывая нездоровое любопытство редких прохожих. В конце концов герцогиня победила, и стол увезли. Роберт часто спрашивал себя, куда он мог подеваться, потому что отец выложил за него приличную сумму. Впрочем, потом он решил, что отец попросту продал его, потому что даже после смерти матери стол так и не появился в доме, а герцог и не вспоминал о нем. Только теперь Роберту стало ясно, в чем дело.

— Ящик заперт, — сообщила Катриона. Это не удивило Роберта.

— И в нем нет скважины для ключа, — заметил молодой человек.

— Да-а, вы правы. А как же он открывается?

— Насколько я помню, существует специальный механизм для открытия этого ящика, только его будет нелегко найти.

Катриона хихикнула.

— Будьте осторожны, а то как бы вас не обрызгало чернилами, — предупредил Роберт.

— Это интересно, — пожала плечами девушка, — только что-то я не вижу никакого механизма. Может, вы покажете мне его?

— Не думаю, что у меня получится.

— Но почему же? — настаивала Катриона.

— Может, вы не заметили, мисс, но дело в том, что я слеп. Роберт услышал, как она направилась к нему.

— Следует ли мне понимать, что заодно вы потеряли память и остальные чувства? — спросила она, взяв Роберта за руку.

Он был поражен ее жестом, но руки не отнял. Катриона потянула его за собой, Роберт встал и позволил подвести себя к столу.

— Попытайтесь вспомнить, — мягко проговорила она. — Вы ведь видели этот стол до того, как потеряли зрение?

— Да.

— Хорошо. Итак, сейчас вы стоите прямо перед ним. Представьте себе, каков он. В середине под столешницей — проем для ног, по бокам — два ряда ящиков. Да, а над проемом для ног — еще один ящик. Вы помните, где находится механизм?

Роберт напряг память, вспоминая, как в тот давний день они с отцом осматривали стол.

— Кажется… Кажется, он находится где-то под средним ящиком.

— Где? — спросила Катриона, опускаясь на колени и приглашая жестом Роберта сесть рядом с ней. Она приложила ладонь молодого человека к гладкому дереву. — Покажите мне.

Роберт стал водить пальцами по ящику, припоминая, как действует механизм. И тут ему пришло на память, что механизм, кажется, находится за ящиком. Пальцы тут же нащупали небольшой выступ.

— Нашел!

Катриона придвинулась ближе и положила пальцы на его руку, при этом ее волосы щекотали его лицо. От этого легкого прикосновения по телу Роберта пробежала дрожь, к тому же от девушки исходил чудесный запах цветов и свежести — этот божественный аромат лучше любых слов говорил о ней.

— Я тоже нащупала, — заявила девушка. — Подумать только, как мудро спрятан механизм за стесанным сучком!

Роберт поспешил встать и отступить назад, хотя ему почему-то показалось, что в комнате стало теплее.

— Да, это сделали специально для того, чтобы никто не смог открыть тайник. Любой замок можно вскрыть, а вот найти секретный механизм, не зная о его существовании, нелегко.

— Да, но вы же сумели найти пружину, не видя ее! Вам помогали лишь воображение да память. Полагаю, пройдет совсем немного времени, и вы сумеете снова наладить жизнь, — уверенно промолвила Катриона.

Роберт не нашелся что ответить.

— Но откуда же вы узнали о тайном механизме? — поинтересовалась девушка.

— Этот стол прежде принадлежал моему отцу, — пояснил Роберт.

— Стало быть, вы — сын Хозяина? Вы — наследник Россмори?! — вскричала Катриона.

Роберт вздрогнул, услышав слово «наследник». Прежде он еще ни разу не думал, что именно оно с той ужасной ночи связывает его с отцом. По праву Джеймсон должен был стать наследником. Самому Роберту и в голову не приходило думать о себе как о наследнике герцогского титула. Но как бы то ни было, дело обстояло именно так — Роберт был вынужден признать это.

— Да, мисс, — медленно проговорил он, — я — Роберт Иденхолл, герцог Девонбрук, наследник Россмори.

Глава 5

Роберт ждал, что, услыхав это, девушка удивленно охнет, застесняется — словом, как-нибудь выразит свое изумление.

Ничего этого не произошло.

— Для меня — большое удовольствие познакомиться с вами, ваша светлость, — только и сказала она. Никаких охов и ахов, никакого многозначительного молчания, никакого раболепства — ничего! В нем она видела лишь того, кем он, собственно, и был — Роберта Иденхолла, герцога Девонбрука.

Впрочем, она не могла знать, при каких обстоятельствах он стал герцогом. Она вообще ничего не знала о нем. Как не могла слышать и всех этих гнусных лондонских сплетен о том, что он хладнокровно уничтожил всю семью. И даже узнав о его слепоте, она не повела себя так, словно у него нос отвалился или что-то вроде этого, а ведь именно такой была реакция большинства людей.

Эта девушка сделала то, о чем не подумал никто из его окружения. Она позволила Роберту остаться самим собой — тем человеком, каким он был до пожара, а не калекой, за спиной которого постоянно слышен злобный шепот.

— Знаете, — заговорил Роберт, которому вдруг ужасно захотелось узнать, кто же она такая, — когда один человек представляется, называя свое имя, другой, по правилам, должен сделать то же самое.

Девушка молчала — похоже, она боялась называть себя, все еще опасаясь быть наказанной за то, что без позволения проникла в замок.

— Все в порядке, мисс. Я не…

Внезапный стук перебил его, после чего дверь резко отворилась. Роберт успел лишь почувствовать легкое дуновение, пробежавшее мимо него, а потом услышал голос своего слуги Форбса:

— Я принес обед, ваша светлость, и письма, которые только что были доставлены из Лондона.

Не надо было быть зрячим, чтобы догадаться, что девушка исчезла. С ее исчезновением комната опять стала холодной и неприветливой. Если бы она все еще была здесь, Форбс, без сомнения, увидел бы ее.

Роберту вспомнился его верный Пьетро — вот уж кто не напугал бы леди, как этот Форбс. Несомненно, Пьетро бы тут же сумел покорить ее сердце, как он всегда покорял женские сердца.

— Портьеры, — заметил Форбс. — Они раздвинуты.

— Да, Форбс, так и есть, — кивнул Роберт. Он подождал, пока слуга поставит перед ним обед, а потом промолвил: — Спасибо, Форбс, можешь идти.

— Но ваш обед, ваша светлость…

— Я в состоянии съесть его без помощников. Чем больше я буду делать своими руками, тем лучше. — «Неужели я и впрямь сказал это?» — Я хочу побыть один. За подносом приходи через час.

Помолчав, Форбс проговорил, не скрывая неодобрения:

— Как пожелаете, ваша светлость. — Направившись было к двери, он обернулся и спросил: — А как быть с письмами, ваша светлость?

Роберт ждал этого вопроса.

— Что ты имеешь в виду, Форбс?

— Мне прочесть их вам?

Роберт нащупал стакан, стоящий на подносе. Кажется, дело пошло на лад. Во всяком случае, на этот раз он не опрокинул содержимое стакана на рубашку. Довольный этим, Роберт отпил глоток кларета и ответил:

— В этом нет необходимости, Форбс. Я сам займусь письмами, — заявил он.

Роберт знал, что слуга смотрит на него с таким видом, словно вместе со зрением он потерял разум.

— Спасибо, Форбс. И, будь добр, не задергивай шторы. Оставь все как есть.

Роберт дождался, пока слуга закроет за собой дверь, и лишь после этого позволил себе расслабиться.

На обед у него ушло почти два часа. Правда, часть еды оказалась на полу, но остальное все же попало ему в желудок. И Роберт наконец принял решение. Он не хочет остаток дней провести в одиночестве в темной комнате. И не позволит жизни нестись мимо. Нет, не позволит.

С того дня, как после окончания университета он отправился служить в гвардию, Роберт ни от кого не зависел. И раз уж он, второй сын герцога, сумел найти способ существования, то не спасует и сейчас. Роберт никогда не допускал, чтобы его жизнь зависела от кого-то или чьего-то мнения. Он сам все планировал. Да, он сможет преодолеть трудности и раскроет правду. Он узнает, кто на самом деле сотворил страшное преступление и уничтожил его семью.

Поднявшись на ноги, Роберт повернулся к окну. Он медленно снял темные очки — глаза его отличали дневной свет от полумрака библиотеки. Чуть привыкнув к яркому свету, молодой человек подумал, что острую боль в глазах можно и стерпеть. Стиснув зубы.

Двигаясь очень медленно, Роберт направился в сторону света. Чем ярче тот становился, тем сильнее была боль, но он старался не замечать ее. Подойдя к окну, Роберт поднял руку и дотронулся до оконного стекла. Оно было холодным, толстым и каким-то… знакомым. Во всяком случае, ощупывая стекло, Роберт немного отвлекся от дергающей боли. Постояв так некоторое время, он нашел задвижку, отодвинул ее и распахнул окно.

Порыв холодного ветра, как удар хлыста, обжег его кожу. Роберт вздохнул полной грудью, наслаждаясь свежим воздухом. Боль в глазах не оставляла его ни на миг, но Роберт уже понял, что если сконцентрировать внимание на чем-то ином, он сможет терпеть ее. Услыхав, как со скал осыпаются мелкие камешки, молодой человек все внимание сосредоточил на этом звуке — он завораживал и успокаивал одновременно.

Роберт чувствовал, как его легкие наполняются соленым морским воздухом, а какой-то другой, доселе неизвестный ему аромат, напомнил Роберту о его недавней гостье. Это был приятный, несколько экзотический запах. Роберт вспомнил, какими словами она описывала ему вид, открывающийся из окна. Он так и представил, как она стоит здесь, представил ее мягкие волосы («Кстати, интересно, какого они цвета?» — подумал он), развевающиеся на ветру.

Ему так хотелось увидеть это воочию.

Роберт хотел ее видеть.

Он спрашивал себя, вернется ли она в Россмори.

Ничуть не сомневаясь, что она непременно придет.

И он надеялся, что это случится очень скоро.

Кроме Россмори, Катриона бывала еще в одном месте. Полковник Макрейфорд жил в небольшом доме с другой стороны от Россмори. Его домишко примостился в живописной долине как раз между фермой Макбрайанов и замком. Катриона уж и не помнила, когда познакомилась с полковником, но еще до того, как они взялись за поиски, она старалась все свободное время проводить у него. Когда в детстве девочка надолго пропадала из дому, мать знала, где ее искать. Впрочем, отправившись за ней к Макрейфорду, Мэри сама частенько заслушивалась его удивительными рассказами и забывала о том, что пришла за дочерью.

Катриона ни разу не слышала, чтобы хоть кто-нибудь обращался к этому человеку по имени: все звали его просто «полковник». Его возраст тоже был тайной, но девушка подозревала, что полковнику никак не меньше ста лет, потому что тот то и дело описывал события, случившиеся около века назад, свидетелем которых он был. Никто не знал, откуда он приехал, есть ли у него семья, да и вообще родственники. Фамилия Макрейфорд была чужой в этих краях. Однако полковник, живущий в маленьком домике с незапамятных времен, за свою долгую жизнь успел стать неотъемлемой частью здешних мест. Катриона привыкла сидеть у него на коленях и, не сводя глаз с тлеющих в очаге углях, завороженно слушать истории о Весельчаке Чарли.

В одном можно было не сомневаться — полковник и в самом деле в те страшные давние времена был солдатом. Об этом говорил поношенный голубой мундир с протертыми локтями и дырой на спине, образовавшейся там, где в него попала крупная картечь.

К тому времени, когда Катриона подошла к домику полковника, солнце уже высоко поднялось над пухлыми облаками, парящими в небе. Постучав в дверь, девушка прислушалась, но до нее доносился лишь отдаленный гул моря. Пахло горелым торфом — несмотря на солнечную погоду, было очень сыро, и топить печь приходилось каждый день.

— Полковник! — крикнула девушка, распахивая дверь.

Комната была наполнена серыми клубами дыма; полковник сидел в своем любимом кресле с высокой резной спинкой, глядя на огонь. Толстая, пушистая рыжая кошка Матильда, названная в память о покойной жене полковника, которую никто никогда не видел, лениво подняла голову, услышав шум. Увидев, что это пришла всего лишь Катриона, Матильда картинно зевнула и закрыла глаза — ее могло заинтересовать лишь что-то новое.

Девушка молча проскользнула в комнату и подошла к креслу.

— Полковник, вы спите? — шепотом спросила она, наклонившись к старику.

Тот не ответил.

Огонь в камине едва тлел. Взяв из специального ящика кирпичик торфа, девушка подбросила его в очаг и перемешала тлеющие угли кочергой. В самой середине стоял покрытый сажей котелок с любимыми овощами полковника. Катриона попробовала, готовы ли они, прежде чем вынимать котелок из углей. Обернувшись, девушка увидела спокойное умное лицо своего старого друга, наполовину заросшее белоснежной бородой, которая, по утверждению полковника, в прежние времена была огненно-рыжей. Его поредевшие седые волосы, как обычно, были откинуты назад, глаза закрыты, голова чуть склонилась набок.

— Полковник!

Старик опять ничего не ответил, и тогда девушка слегка потрясла его за плечо.

— Вы слышите меня, полковник? Никакой реакции. Катриона перепугалась. Она взглянула на его грудь — та не поднималась. Господи, неужели он?..

Девушка поднесла палец к его красному от частого употребления виски носу. Кажется, старик не дышал. Опустив руку, Катриона задрожала, глаза ее наполнились слезами. Ей не хотелось признавать очевидного, но когда полковник не шевельнулся и через несколько минут, пока она наблюдала за ним, девушка поняла: от правды не уйти. Полковник умер. Старый друг оставил ее. А ее даже не было рядом, и она не смогла прочесть ему отходную молитву.

Сердце девушки наполнилось печалью, когда она смотрела на него — он был таким тихим, спокойным. Катриона все спрашивала себя, что же теперь станет делать без такого удивительного друга, ведь полковник был частью ее жизни. Он — казался Катрионе таким же древним, как и горы вокруг; конечно, девушка понимала, что он не может жить вечно, но ей хотелось, чтобы полковник всегда был рядом. Но еще больше ее огорчало то, что старик отошел в мир иной в одиночестве. Склонившись над ним, Катриона запечатлела на его лбу последний, прощальный поцелуй. И вдруг, к ее ужасу, старик открыл глаза. Девушка испуганно вскрикнула.

— Какого дьявола ты это делаешь, детка? Пораженная столь внезапным воскрешением, девушка едва не лишилась дара речи.

— Я… я просто хотела… я… — запинаясь, лепетала она.

Полковник засмеялся, обнажив десны с несколькими оставшимися зубами, и погладил морщинистой рукой седую бороду.

— Хи-хи-хи, детка, стало быть, ты решила, что старикан отдал Богу душу, а?

Катриона не знала что сказать, а старик с удивительным для его возраста проворством пошарил рукой возле кресла, выудил большую бутыль виски и сделал прямо из горлышка солидный глоток.

— Ну вот, — крякнул он, утирая рот рукавом, — такая доза и мертвого разбудит. — Он снова усмехнулся. — Да уж, детка, это точно. Во всяком случае, меня мое виски воскресило, а?

Он заморгал своими ясными глазами, в которых горел бесовский огонек.

— В чем же дело, детка? Ты словно в рот воды набрала. Вот уж не думал, что ты можешь так подрастеряться, правда, Мэтти?

Катриона наконец улыбнулась и села перед полковником прямо на грязный пол.

— Хватит дразнить меня, полковник. Вы меня до полусмерти напугали. — Девушка усмехнулась, испытывая облегчение: ей ведь уже было показалось, что ее жизнь без старика теряет смысл. — Знаете, я испугалась не того, что вы умерли, а того, как буду жить без вас, — призналась она.

Полковник провел по розовой щечке девушки корявым пальцем.

— Ах, детка, ты напоминаешь мне мою Мэтти, то есть, конечно, я имею в виду покойную жену, а не эту нахальную кошку. Упокой Господь ее душу. У нее был в точности такой же нрав, как и у тебя, детка. И она тоже была красива. Одному Господу известно, как я тосковал по ней. Но ты… Будь я лет на пятьдесят моложе… — Он сделал еще один большой глоток из своей бутыли. — … Ну да ладно, хватит о грустном. Мне надо кое-что тебе рассказать.

— Это имеет отношение к сокровищам? — нетерпеливо спросила Катриона, наклоняясь ближе к нему.

— Ну, разумеется, речь пойдет о сокровищах, детка. Время бежит вперед, дорогая, и где бы я сейчас был, если бы откинул копыта этим утром, а? Я — последний, кому известно о золоте принца Чарлза. Остальные — Лочиэль, Макферсон и другие — поклялись унести тайну сокровищ с собой в могилу. Они верили, что в один прекрасный день Чарлз придет за ними. Уж как мы уговаривали его не закапывать сокровища, надеясь, что придет время для другого мятежа. А потом… Потом Стюарт помер, все они разбежались, прихватив золото, спрятанное в Аркайге. — Он быстро прихлебнул из бутылки. Глаза старика затуманились. Погруженный в воспоминания, он глядел куда-то вдаль, мимо Катрионы. Старик всегда рассказывал одно и то же, но это не волновало девушку: она любила слушать его. — Стояли последние деньки апреля, когда французы высадились на берег Лохнан-Уама. На их кораблях «Марсе»и «Беллоне» было тридцать пять тысяч золотых луидоров — их послали в помощь Стюарту, если он вдруг сможет поднять мятеж. Но было уже слишком поздно. Этот чертов Камберленд сражался как дьявол, он убивал всех, кто пытался скрыться в горах, не щадил даже детей и женщин. Он называл их беженцами. — Полковник взял Катриону за руку. — Детка, я благодарю Господа за то, что ты избежала этого ужаса. Такие невинные глаза, как у тебя, никогда не должны видеть такого, что здесь наделали англичане.

Девушка крепко сжала его руку.

— Но ведь англичане так и не взяли сокровищ, — вымолвила она.

— Нет, детка, не взяли, — улыбнулся старик. — Они даже не знали о них. Стюарт прятал свою задницу в горах. Целых пять месяцев он болтался тут, ожидая, пока французы приедут за ним. Якобиты рассказывали, что на «Беллону» отвезли целых шесть ящиков золота, которые потом будто бы зарыли в Кэмерон-Ленде возле Лох-Аркайга. Но почти никто не знал, что на самом-то деле ящиков золота было семь.

— Ну да, а седьмой спрятан где-то недалеко от Россмори, — проговорила девушка.

— Если бы я сам зарывал его, то не было бы ничего проще, чем найти его, детка, потому что память моя ясна, как в молодости. Нет, это сделал Макдоннелл из Беррисдейла. Только ему было известно, что ящиков на самом деле семь. Вот он и спрятал седьмой ящик в Россмори, а где — никому, кроме него, не известно. Он знал что мятежа не получится. Черт побери, думаю, сам и приложил к этому руку. Дьявольщина! Чертовым предателем был этот Макдоннелл. Но в уме ему не откажешь. Нарисовал план, где спрятаны сокровища, но так, чтобы никто не смог разгадать его. Он оторвал от карты кусок, на котором написаны все названия, так что без них ее прочесть нельзя.

— Но у вас же есть карта…

— А что проку от одной карты? — Полковник закашлялся, отчего его сутулые плечи задрожали. — Вот если бы раздобыть вторую половину… Она спрятана где-то в библиотеке — он правильно все рассчитал: никто ничего не поймет, прочтя одни лишь названия. Однако без слов рисунки Макдоннелла ничего не значат. Подумаешь, костер, пещера, корявый дуб! Они стоят не больше, чем бумага, на которой нарисованы.

Катриона задумчиво посмотрела на мудрого старика. Как хорошо было бы иметь много денег! Тогда отцу не придется больше ходить в свои опасные путешествия. Полковник распалял ее надежды своими рассказами о седьмом ящике с золотом. Если они найдут его, то сумеют помочь всем здешним беднякам.

— Боюсь, ваш кашель стал сильнее, — заявила девушка, зачерпывая из кадки воды. — Попрошу маму приготовить вам лечебный отвар из алтея.

— Нет, детка, — отрицательно покачал головой старик. — Этот кашель — то, что я заслужил за свою жизнь. Я ведь уже давно прошу Господа забрать меня, чтобы встретиться с любимой Мэтти. Но он держит меня здесь в наказание за то, что я совершил.

— Не говорите так, полковник! — горячо воскликнула Катриона. — Ведь вы же были так добры со всеми, сделали людям столько хорошего!

— Расскажешь об этом Хозяину, когда он явится сюда после моей кончины, — усмехнулся полковник.

Хозяин! Господи! Именно о Хозяине и хотела поговорить с ним девушка. Ведь он приехал в Россмори, а она-то, как всегда, слушает тут всякие небылицы о сокровищах, забыв обо всем на свете!

— Да он же здесь! — вскричала она. Полковник отпил глоток виски.

— Кто это здесь, детка? И кем бы он ни был, почему это он здесь?

Схватив Матильду на руки, девушка уселась на маленькую скамеечку для ног, стоявшую у кресла полковника. Она почесала у кошки за ухом, и та тут же довольно замурлыкала.

— Хозяин здесь, полковник! Он будет жить в Россмори! Старик резко выпрямился, не сводя с девушки глаз.

— Хозяин, говоришь? Он вернулся? А ты уверена, что это он?

Катриона кивнула, удивившись тому, что полковник так поражен новостью: Хозяин довольно часто бывал в замке.

— Да, но это новый Хозяин. Полковник, он сын прежнего господина. Кстати, судя по внешности, он довольно хороший человек.

Старик погладил бороду.

— Но какого дьявола он делает это? Так, по твоим словам, он молод?

— Да, ему лет тридцать или около того.

— С чего это вдруг такой молодой человек решил поселиться в этом забытом Богом месте? Он один или с женой?

Катрионе и в голову не пришло, что у герцога может быть жена. А ведь он, возможно, женат, только жена его, конечно, отказалась ехать в Россмори. Но тут она вспомнила кое-что: у него не было на пальце обручального кольца.

— Нет, полковник, я не думаю, что он женат.

— И ты говоришь, он сын прежнего господина? Не сомневаюсь, что он мог бы поехать куда-нибудь, кроме Россмори.

— Но Россмори великолепен, — перебила девушка. — Я в жизни не видела ничего более красивого.

— Да, детка, замок и впрямь красив, но ведь на юге есть куда более заманчивые дворцы, золотые дворцы со множеством великолепных вещей. Ты и представить себе не можешь, какая бывает роскошь! Нет, у него была веская причина явиться сюда. Он не просто так приехал, вот что я скажу. — Прищурив глаза, полковник добавил: — И кажется, я догадываюсь, что привело его сюда.

— Нет, полковник, — решительно покачала головой девушка. — Он не в поисках сокровищ здесь оказался.

— Откуда ты знаешь? — возмутился старик. — Он что, сказал тебе об этом?

— Нет.

— Стало быть, ты сумела прочесть его мысли?

— Нет, конечно, — улыбнулась Катриона.

— Но тогда что?

— Он здесь не для того, чтобы искать сокровища, — пояснила Катриона. — Новый хозяин — слепой.

Полковник оторопело поглядел на нее.

— Ты говоришь, он слеп? — переспросил он.

— Да, но, по-моему, он ослеп совсем недавно, во всяком случае, мне показалось, что он еще не привык к слепоте. — Она вспомнила, как прореагировал герцог, когда его очки упали на пол. — Слепота очень огорчает и злит его.

— Но откуда тебе это известно?

— Это написано на его лице, к тому же я говорила с ним.

— Ты говорила с молодым Хозяином?

— Да. Он сидел в темной библиотеке, когда я утром пришла в Россмори. Я очень испугалась, но он не рассердился, когда выяснилось, что я беру книги в библиотеке.

— Ты призналась, что брала книги? — все еще не пришел в себя старик.

— Конечно, призналась, — пожала плечами Катриона.

— Ах, детка, отчего же ты сразу не выложила ему, что мы ищем сокровища? — съязвил старик.

Катриона нахмурилась: полковник был зол, но, похоже, он просто еще не понял, в чем дело. Герцог был… прекрасен — в точности как на портрете. Он не таков, каким считают его люди.

— Так ты спросила его, собирается он остаться в замке или нет? — раздраженно поинтересовался полковник.

— Нет. Пришел его слуга, и мне пришлось убежать. — Вспоминая сцену в библиотеке, девушка улыбнулась. — Странно, но он не сказал слуге, что видел меня. Я, знаете ли, подождала за дверью и слышала, о чем они говорили.

Почесав голову, полковник поглядел девушке в глаза и заявил:

— Ты должна вернуться в Россмори, детка. И еще раз увидеть молодого господина. — Он взял ее за руку и сурово добавил: — Ты избавишься от него так же, как мы избавлялись от остальных.

Глава 6

Катриона осторожно приоткрыла дверь в библиотеку. Там было темно, но комната все же освещалась голубоватым светом ночного светила — ясная луна висела высоко в небе над одинокой башней Россмори, звезды таинственно мерцали в черной бездне Вселенной. Девушке больше всего нравилось бывать здесь именно в такое время. Комната полускрыта тенями. Тишина. Уединение. И все полно тайны… Именно в таком месте следует искать легендарные сокровища. Кто-то, возможно, и испугался бы этой комнаты, но только не Катриона, которая всегда верила в чудо и волшебство Россмори.

Иногда приходя сюда по ночам — как сегодня, — девушка не спешила зажигать припрятанную в кармане свечу. Она усаживалась около окна, поджав ноги, и задумчиво смотрела вдаль — туда, где отблески ярких звезд играли на ровной зыби морской воды. Катриона нередко думала о Весельчаке Чарлзе, вынужденном скрываться в горах Шотландии от английских солдат. Полковник как-то обмолвился, что однажды Чарлз даже провел ночь в Россмори. Вот Катриона и представляла себе, что принц сидел на этом же месте, нетерпеливо вглядываясь в морскую даль в надежде увидеть посланный за ним французский фрегат. Пару раз девушка даже засыпала в библиотеке, уронив голову на подоконник, и просыпалась лишь тогда, когда первые лучи утреннего солнца возвещали миру о начале нового дня…

Оглядевшись, Катриона увидела хозяйское кресло — темно-красный бархат казался в темноте почти черным. Небольшая вмятина на мягком сиденье указывала на то, что еще совсем недавно в кресле кто-то сидел.

В глубине души Катриона жаждала застать его сейчас в библиотеке, но разумом понимала, что ему лучше отдыхать в такое время в постели. Девушка решила оставить попытки узнать о нем больше, чем ей уже было известно: это ни к чему, потому что скоро он уедет из Россмори.

Катриона перевела взгляд на его портрет, освещенный лунным светом. Теперь, увидев оригинал, с которого был писан портрет, она должна была признать, что художнику удалось добиться удивительного сходства. Девушка вдруг поняла, что никогда больше не будет восторженно любоваться и разговаривать с ним — разумеется, после того, как Хозяин покинет свой замок. Скорее, глядя на портрет, она будет испытывать сожаление.

Но отчего? Она же понимала, что между ними ничего не может быть, и их отношения всегда останутся отношениями господина и его подданной. Он был знатным человеком. Герцогом. А она? Всего лишь дочь бедного фермера, жизнь которого полностью зависела от господина. И все ее грезы останутся лишь грезами.

Но все же, все же… Увидев его впервые, Катриона позволила себе понадеяться, что ее мечтания станут явью. Ведь она столько раз говорила с ним, ну, не с ним самим, а с его портретом, разумеется, и вот он живой сидел перед ней. И когда он заговорил с Катрионой, голос его оказался именно таким низким и уверенным, как она себе и представляла.

Да, она мечтала об этом человеке всю жизнь. Девушка полюбила его, даже не зная имени. Придумывала о нем всевозможные истории, а теперь, увидев Хозяина, вынуждена сделать все, чтобы он уехал отсюда. Это больше всего волновало Катриону.

Весь день мысли о герцоге тревожили девушку. Он привлекал ее больше, чем портрет; ее интересовало все, касающееся этого человека — его жизнь, его окружение. Да, ей хотелось узнать, каким все это было на самом деле, а не в ее мечтах. Катриона ничего не могла с собой поделать. Интересно, где он потерял зрение? Может, в той самой ужасной битве, на поле которой запечатлел его художник? Она представила, как он скачет на горячем боевом коне, а его темные волосы развеваются на ветру! Он ведет своих людей к победе!

Но что привело его в Шотландию? Знатные господа, правда, иногда искали уединения на севере, но оно им быстро надоедало, и они уставали от одиночества. Поэтому мало кто из них решался оставить шумный и веселый Лондон ради тоскливой Шотландии. Впрочем, некоторые господа имели земли в этом северном крае, потому что почвы здесь были плодородны и богаты, однако они стремились покупать земельные угодья поближе к границе, чтобы в случае нужды быстро уехать из суровых мест.

Отвернувшись от портрета, девушка опять обратила взор на кресло хозяина. Осторожно опустившись в него, она погладила рукой мягкую ткань. Сиденье еще сохраняло тепло его тела. Наверняка он совсем недавно ушел отсюда, потому что в комнате еще стоял исходящий от него аромат гвоздики и бергамота. Устроившись уютнее, Катриона закрыла глаза, думая о том, что ей вовсе не хочется делать того, что она вынуждена сделать. Не хочется…

Вдруг из коридора раздались громкие голоса. Девушка выпрямилась. Они были совсем близко, так что ей не успеть спрятаться. Катриона сильнее вжалась в кресло, моля Бога о том, чтобы говорящие не вошли в комнату.

— Наконец-то мне удалось перетащить его из этого кресла в кровать, — с сарказмом проговорил мужской голос.

— А что ему еще остается делать? — спросил другой.

В голосе первого человека Катриона узнала Форбса, которыйпрошлым утром заходил к герцогу.

— Он получил ответный удар и теперь расплачивается за содеянное. Слава Господу, существует высшее правосудие, и ему не прошло даром его злодейство.

— Да уж, герцог — конченый человек. Сидит тут себе сиднем весь день и думает о том, что натворил. Думаю, чувство вины гложет его.

— Уверяю тебя, он вовсе не страдает от осознания вины, — фыркнул Форбс. — Его светлости незнакомо чувство сострадания. Жадность сгубила его — он получил то, что хотел, правда, заплатил за это очень высокую цену. А теперь вообразил себе, что, спрятавшись в этом глухом углу Шотландии, сумеет заткнуть рты лондонским сплетникам. Впрочем, некоторые вещи неподвластны человеку… — Голоса становились все тише — видно, говорившие удалялись от библиотеки.

Катриона замерла в кресле, спрашивая себя, что могли означать слова Форбса.

Итак, пожалуй, она была права — герцог приехал в Россмори вовсе не на поиски сокровищ. Он и не знал об их существовании. Он оказался в Шотландии, потому что хотел убежать от чего-то, что преследовало его в Лондоне. Может, он был героем какого-нибудь скандала? Судя по тому, что она слышала, такой вариант возможен. Но что за скандал? Что, если он участвовал на дуэли, защищая свою честь? А может, он встал на защиту чести дамы? Не исключено, что он убил человека, но по какой-то причине не заметил встречного огня. Они толковали о чем-то вроде этого. Но что там еще упоминал Форбс? Чувство сострадания? Жадность? Алчность? Что-то не похоже на герцога. Во всяком случае, он бы не отнесся так беспечно к ее сообщению о том, что она частенько бывала в замке.

Катриона велела себе прекратить раздумывать об этом. Она пришла сюда вовсе не для того, чтобы изучать прошлое и настоящее герцога. Несмотря ни на что, в одном она была уверена: герцог не должен дольше оставаться в Россмори. Катриона должна думать о сокровищах Весельчака Чарлза, секрет которых можно раскрыть лишь в библиотеке замка. Девушка подумала об отце, об опасностях, которым он снова и снова подвергал себя. Полковник прав. Она должна сделать что-то для того, чтобы герцог уехал из замка. Ей надо возобновить поиски утраченной бумаги, а это невозможно сделать, пока он здесь. Девушке очень хотелось, чтобы в его отъезде не было необходимости, но иного выбора не было.

Она должна избавиться от него.

Как избавлялась от остальных…

Роберт даже не понял, что его встревожило — прохладное дуновение, пронесшееся по щеке, или легкое покалывание шеи — это удивительное ощущение всегда появлялось у него в минуты опасности.

— Кто здесь? — спокойно спросил он. К его удивлению, ответа не последовало.

Роберт сидел в библиотеке, потягивая из бокала портер. Прошедший день разочаровал его, потому что таинственная девушка так и не пришла, хотя он ждал ее. Признаться, ему так хотелось, чтобы она снова появилась в библиотеке, что он едва не вздрагивал от каждого шороха.

Роберт подождал. Ничего больше не услышав, он сделал еще один глоток. Минуты бежали. Кроме тиканья часов, в комнате не раздавалось ни звука. Прошло еще несколько мгновений, и Роберт уже было решил, что шорох ему почудился, как вдруг перед его глазами встала неясная тень. Форбс зажег несколько свечей, и Роберт мог хоть что-то различать в их тусклом свете. И тут справа от него раздался какой-то шум — что-то тяжелое явно уронили на пол.

Роберт ждал спокойно. Кто бы там ни был, он желал привлечь его внимание, но никак не получал ожидаемой реакции. Шум раздался вновь — на этот раз еще ближе. И громче. Роберт не шелохнулся. Во всяком случае, до тех пор, пока свечи не оказались потушенными внезапным порывом свежего ветра. — Кто здесь?

Легкое дуновение совсем рядом, и вдруг — тихий загробный шепот:

— Уезжайте… отсюда…

Роберт повернулся в сторону голоса, что-то мягко прикоснулось к его щеке.

— Чего вы хотите? — спросил он.

На этот раз голос раздался у другого уха — он звучал еще более зловеще, чем вначале:

— Вы… в опасности…

Не успел Роберт понять, в чем дело, как раздался грохот — похоже, разбилось что-то стеклянное. Резкий вопль пронесся по комнате, а потом тот же голос прошептал:

— Будьте осторожны…

Два громких хлопка, словно на пол бросили две тяжелые книги. Окна с шумом распахнулись, и по лицу Роберта пронеслось резкое дуновение холодного воздуха. Страницы книг зашелестели где-то совсем рядом. Шепот раздался сверху, однако Роберт так и не двинулся с места.

— Вас предупредили…

… Стук в дверь с противоположного конца библиотеки.

— Уезжайте немедленно, пока еще не поздно… — вернулся голос.

Что-то мягкое и легкое, словно паутинка, опять дотронулось до лица Роберта. Стук в дверь стал громче. А потом что-то с новой силой затрещало у него перед лицом.

— Ваша светлость! — завопил Форбс из коридора. — Зачем вы заперли дверь?

Таинственные шорохи затихли.

— Я не запирал ее, Форбс.

Что-то мягкое опять пролетело мимо лица Роберта, принеся с собой на этот раз аромат цветов, напоминающий ему о…

Роберт быстро схватил незнакомый предмет. Дверь с треском распахнулась, в библиотеку вбежало несколько человек.

— Ваша светлость, — промолвил Форбс, подходя к хозяину, — что вы наделали? Окна открыты! Ваза разбита! Повсюду на полу валяются книги!

Роберт и не подумал встать с кресла. В руке он сжимал клочок мягкой ткани, который, видимо, должен был до полусмерти напугать его. Вместо этого он едва заметно улыбнулся.

— Что с вами, ваша светлость? — возмущенный улыбкой, спросил Форбс. — Вы знаете, что тут произошло?

— Да, Форбс, кажется, знаю, — спокойно промолвил в ответ Роберт. — Похоже, меня только что навестило привидение.

Выбегая из потайной двери, ведущей в пещеры под замком, Катриона поняла, что затея ее не удалась. Он едва не понял, кто перед ним, к тому же слуги успели открыть дверь быстрее, чем она предполагала, и чуть было не поймали ее. Но хуже всего, конечно, что на герцога Девонбрука все ее манипуляции не произвели никакого впечатления.

Катриона быстро спустилась вниз, но вместо того чтобы выйти на тропинку, которая привела бы ее к дому, девушка завернула за какой-то уступ и стала пробираться дальше, в самое сердце скалы. Было темно и холодно, но она не замечала этого: слишком уж взволновали ее мысли о будущем. Подойдя к каморке, где она хранила все свои приспособления, девушка подумала, что надо было использовать цепи. Она поставила деревянную плошку Мэри на полку, выдолбленную прямо в камне. Плошка была маленькой, поэтому ее удобно носить в руках, а если с завываниями говорить в нее, то ее голос приобретал особенно зловещее звучание.

В плошку она бросила нанизанные на веревочку ракушки — Катриона трясла ими, и получался звук, напоминающий клацанье зубов. Рядом с плошкой девушка заметила обрывок ржавой цепочки, которую она нашла в песке на морском берегу. Задумчиво посмотрев на цепочку, она нахмурилась — похоже, даже цепи не испугали бы его.

В этом он походил на своего отца.

Все, кого Катриона пугала привидениями в Россмори, попадались на ее удочку, даже невозмутимая Мерид. Катриона вспомнила, как Мерид однажды забрела в библиотеку замка в поисках своей сестры, разумеется, которая как раз в это время решила, что надо распустить слухи о многочисленных призраках, бродящих по Россмори, и пугать ими всех, кто осмелится заглянуть в замок, для того чтобы отвадить оттуда лишних посетителей. Она даже не была уверена, что ее затея испугать Мерид сработает, но, как ни странно, все с первого раза получилось просто великолепно, и сестра стала первой жертвой.

Стоило Катрионе, спрятавшейся за шторами, надрывно застонать, и Мерид побелела как полотно. А уж услыхав звон цепей, она понеслась прочь из замка с такой скоростью, с какой не бегала никогда в жизни. С тех пор Мерид, конечно, захаживала в Россмори за Катрионой, но на лестницу, ведущую в библиотеку, и ногой ступить боялась. Вместо этого она стояла внизу, задрав голову и наблюдая за таинственными тенями, колыхавшимися вокруг. Но как бы ни была напугана Мерид, она никому и словом не обмолвилась о том, что видела и слышала в замке. Правда, теперь ходить на поиски сестры она уговорила Иена Александера, убедив его в том, что древние стены Россмори просто кишат призраками.

Когда Иен вошел в замок Катриона издала душераздирающий вопль и подожгла в очаге черный порошок, который дал ей полковник. Увидев яркую вспышку и клубы белого дыма, поднимающиеся в воздух, Иен просто повернулся и вышел из комнаты. Совершенно спокойно. Но больше за Катрионой не приходил.

Даже управляющий Россмори, старый и грузный Эберкромби рыдал как младенец, пока кто-то из слуг не пришел к нему на помощь. Словом, все до единого поверили в то, что замок населен не нашедшими покоя душами. Все, кроме Хозяина — отца нынешнего герцога. Тот просто сидел в темноте, усмехаясь каждой ее выходке, а когда девушка использовала все способы устрашения, громко захлопал в ладоши.

Лишь собираясь уходить, Катриона заметила, что потеряла свой носовой платок. Она водила им по лицу герцога, надеясь, что раз он не видит ее, то решит, что это привидение прикоснулось к нему. Да, в последний раз она держала платок в руке в тот момент, когда Форбс забарабанил в дверь. Она так заторопилась, что напрочь забыла о платочке. Оставалось надеяться лишь на то, что в спешке она обронила его на лестнице.

Впрочем, она могла оставить его и в библиотеке.

Катриона нахмурилась Мать дала ей платок, еще когда она была девочкой, сказав, что некая таинственная дама вышила в углу голубыми нитками букву «К». Мэри предупредила, чтобы девушка берегла платок пуще глаза и не теряла его. И вот это случилось — платка в кармане не было.

Придется ей вернуться в ту комнату, но только не сейчас, когда там полно людей, которые наверняка захотят найти объяснения случившемуся. Она подождет, пока все стихнет, и отправится на поиски платка позднее. А когда он вновь окажется у нее, выяснит, действительно ли так уж беспечен новый хозяин Россмори.

Спустя несколько часов Роберт сидел в темной библиотеке, сжимая в руке небольшой платочек. Он был до того легок и нежен, что вполне мог бы принадлежать какому-нибудь духу… если бы не исходящий от него аромат. Роберт поднес платок к лицу. Он испытал удивительное чувство. Еще до того как она убежала из библиотеки, Роберт понял, что его таинственная гостья, приходившая сюда за книгами, и дерзкий призрак — одно и то же лицо.

Форбсу и другим слугам понадобилось немало времени для того, чтобы привести комнату в порядок. Они сказали герцогу, что две вазы оказались разбитыми, а на полу валялось с дюжину книг. Тяжелый сундук футов на пять отодвинули от стены, а окна были распахнуты настежь. И хоть Форбс и не произносил это вслух, похоже, его вполне устраивало объяснение, что в комнате побывало привидение. Это просто поразило Роберта.

Вообще-то молодой хозяин был удивлен тем, что она потратила столько усилий для того, чтобы напугать его. Он сгорал от любопытства. Ведь ей пришлось немало повозиться, при этом девушка рисковала. Сомневаться не приходилось: ей зачем-то нужно, чтобы он уехал из Россмори, вот только зачем?

С прошлого утра, когда она убежала, у Роберта не было возможности разузнать о ней Побольше. Как ее зовут, сколько ей лет? Она, несомненно, молода, но насколько? Может, еще подросток, едва сошедший со школьной скамьи? Эта девушка довольно умна, раз сумела устроить целый спектакль с привидениями, причем хозяйничает в замке не впервые. Вообще оказалось невозможным найти хоть кого-то, кто не боялся бы оставаться в Россмори, потому что буквально всех привидение своими устрашающими стонами и угрозами вынуждало убраться из замка.

Роберт улыбнулся. Да уж, ничего не скажешь, она умна. И весьма решительна, раз отважилась пугать слепого. Но вот только храбрость это или отчаяние? Что могло двигать ею?

Герцог стал вспоминать все, что ему о ней известно. Итак, она часто захаживала в Россмори, но об этом никто не знал, стало быть, ей известен какой-то тайный вход в замок. Дальше. Она пугала всех, кто приезжал в Россмори, а значит, ей было что скрывать. Больше того, «привидения» всегда устраивали свои представления именно в библиотеке, что, вероятно, означает, что скрываемая ею вещь находится именно в этой комнате.

Сомнений у Роберта не осталось: эта девушка действительно что-то ищет.

И не собирается бросать поиски.

Но любопытно, что после ее появлений и всех выходок с привидениями ни одна вещь не пропала из замка. Впрочем, это не удивляло Роберта, хотя он и предполагал, что она не воровка, но, пожалуй, его появление в Россмори спутало ей все карты.

Слуги говорили Роберту, что прежний хозяин — его отец — отказывался верить в то, что Россмори населен призраками. Стало быть, ей не удалось обвести его вокруг пальца. Подумав об этом, Роберт улыбнулся. Но потом ему пришло в голову, что, возможно, его отец искал то же, что и она, и что предмет его поисков вполне мог привести отца к смерти.

Но что бы там они ни искали, Роберт не мог допустить, чтобы этот таинственный предмет свел в могилу еще хоть одного человека. Он должен был убедиться в том, что девушке не грозит опасность. Но единственный способ уберечь ее — все время держать при себе. Роберт понимал, что даже если спросит, она ни за что не скажет ему, что ищет. Однако надо думать, что это нечто важное, раз уж она решилась притворяться привидением, только бы выгнать из замка нежеланных гостей. Да, видимо, все это имеет отношение к смерти его отца, который тоже наверняка искал здесь что-то. Теперь Роберт был уверен в этом. Как не сомневался он и в том, что если кто и сумеет привести его к разгадке тайны, так это его незваная гостья.

И молодой герцог твердо решил сделать все возможное, чтобы она помогла ему.

Глава 7

— Дьявольщина! — Безуспешно пытаясь в четвертый раз завязать галстук, Роберт в ярости швырнул его через всю комнату. Он не знал, куда улетел небольшой кусочек ткани, но ему было наплевать. Признаться, он бы даже предпочел, чтобы тот свалился прямо в камин. Но, едва подумав об этом, молодой человек решил, что не стоит все сваливать на несчастный галстук, никак не желавший завязываться в ровный узел. Просто надо привыкнуть к тому, что самому ему с таким заданием не справиться, потому что он слеп.

— Сейчас, — вдруг раздался прямо над его ухом нежный голосок, и ласковые руки бережно прикоснулись к его шее.

Она вернулась.

Роберт ждал ее два дня — с того самого вечера, когда она явилась сюда, чтобы напугать его. Все это время он обдумывал, что скажет ей при встрече, как поведет себя, чтобы уберечь от грозящей опасности и раскрыть ее тайну. Кажется, верное решение пришло ему только прошлой ночью, когда он вертелся с боку на бок на широкой отцовской кровати.

Роберт никак не мог заснуть. Бессонница терзала его каждую ночь, но это даже радовало, потому что, лежа ночи напролет без сна, он мог не бояться ужасных кошмаров, которые преследовали его, едва он уносился в царство Морфея. Правда, бесконечные раздумья о происшедшем тоже не давали ему покоя, но по крайней мере, сосредоточившись, он мог начать думать о чем-то другом — например, представлять себе, какого цвета бывает заходящее солнце, сколько оттенков синего и голубого в океанских волнах. Роберт решил, что ни за что не позволит себе забыть этого. И лишь перед самым рассветом он впадал в тяжелое забытье, в котором его, к счастью, не тревожили кошмары.

Но… воспоминания не оставляли его.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Роберт старался все время думать о ней, представлять, как она выглядит, обдумывать, что он скажет ей при встрече. И теперь, когда девушка появилась так внезапно, он укорил себя за то, что даже не слышал, как она вошла в комнату.

Стоя рядом с Катрионой, Роберт спрашивал себя, как это он не догадался о ее присутствии, ведь исходящий от нее божественный цветочный аромат, казалось, наполнял собой всю комнату. Интересно, как давно она вошла и видела ли, сколько он мучился с этим чертовым галстуком, успела ли заметить, как он разгневался, когда у него ничего не получилось? Признаться, Роберт чувствовал себя полным идиотом.

Катриона ловким движением быстро завязала ему галстук, а затем чуть отступила назад, чтобы полюбоваться результатами своей работы.

— Ну вот, — промолвила она, — совсем неплохо получилось, правда, узел немного морщит, но я думаю, сойдет и так.

Роберт замер как изваяние.

— Благодарю вас, — промолвил он. — Кажется, вам удалось то, что так долго не удавалось мне, вот только я не предполагал, что молодых леди обучают завязывать мужские галстуки.

— Не думаю, что обучают, — усмехнулась Катриона. — Просто как-то раз мне в руки попалась брошюрка, в которой подробно описывалось, как это делается, к тому же там были и картинки. Кстати, если вам не по нраву именно этот узел, я могу завязать другой — в брошюре было несколько способов завязывания галстуков.

Роберт нахмурился, представив, каким приступом смеха разразился бы его брат Ноа, окажись он здесь случайно.

— Нет, этот узел вполне меня устраивает. — Роберт продолжал стоять на одном месте. — Примите мои извинения, пожалуйста, за неподобающие выражения. Я не знал, что вы здесь.

— Все в порядке, ваша светлость. Я прекрасно понимаю, почему вы расстроились. Понадобится некоторое время, ну и, конечно, много терпения, но вы, несомненно, снова научитесь делать это. Представьте себе, что вы просто завязываете галстук без зеркала.

Слушая ее, Роберт уже был готов поверить, что нет ничего проще.

— Постараюсь к следующему разу разыскать вам эту брошюрку и прочесть все указания, — проговорила девушка. — Думаю, потом вам будет легче управляться с галстуком.

— Хорошо. — Поводив рукой в воздухе, Роберт нашел свое кресло и сел. Он совсем иначе представлял себе их разговор. — Я рад, что вы решили вернуться.

— Ах, простите, что пришлось так внезапно оставить вас в тот день. Я просто привыкла убегать, когда кто-то входит. К тому же я не знаю, как остальные слуги отнесутся к моему появлению в библиотеке. Хотя, признаюсь, это было довольно глупо — я поняла это, когда потом вспоминала наш разговор. Кстати, я так и не закончила описывать вашу комнату.

Роберт кивнул, подозревая, что не только это заставило ее вернуться. Без сомнения, она хотела найти свой платочек, который сейчас лежал в его кармане.

Подойдя поближе, Катриона села совсем близко — Роберт почувствовал, как ее юбки задели его ногу.

— Не стоит благодарить меня, сударь, потому что я не только для этого пришла сюда, — произнесла девушка мелодичным голоском. — Дело не только в том, что я не успела описать вашу комнату: я еще хотела поставить на место книгу, которую брала почитать. Я думала, что успею раньше прочесть ее, но…

— Все в порядке, — перебил Роберт. — Я же сказал вам, что не против того, чтобы вы приходили сюда. Можете не сомневаться: я не раскрою вашего секрета. — Он помолчал. — Но есть еще одна вещь…

— Да, ваша светлость?..

— Вы так и не назвали мне своего имени.

Девушка на мгновение замялась, и герцог уже было решил, что она не хочет представляться.

— Катриона. Меня зовут Катриона Макбрайан, — наконец проговорила она с едва различимым шотландским акцентом. А ведь обычно его не было слышно, во всяком случае, говорила девушка на правильном английском языке.

Катриона… Какое милое, необычное имя! И на платочке вышита буква «К». Роберт улыбнулся: его подозрения о том, кем было «устрашающее привидение», подтвердились.

— Так вы шотландка, — вымолвил он. — А по-английски говорите очень хорошо.

— Да. Большую часть детства я жила у своей тетки в Манчестере и там же ходила в школу. А потом, когда я вернулась сюда, отец нанял нам с сестрой учительницу-англичанку.

— И как долго вы живете в Шотландии? — поинтересовался герцог.

— Я вернулась к родителям, когда мне было двенадцать, то есть десять лет назад, — ответила она. А затем добавила: — Я родилась в тот день, кода французы обезглавили Марию Антуанетту.

— В самом деле? — Роберт был удивлен, узнав, что ей почти двадцать два. Он-то думал, что девушка гораздо моложе. Может, из-за ее искренности, прямоты, а может, из-за того, что она так трогательно описывала маленькие радуги, появившиеся в комнате, когда распахнула шторы? Не многие женщины в Лондоне смогли бы так взволнованно говорить о восходе солнца! И уж никто из них не решился бы изображать из себя привидение, чтобы напугать его.

Итак, ему осталось лишь выяснить, зачем она это делала.

— Так на чем я остановилась, описывая вашу комнату? — прервала его размышления Катриона.

— Кажется, вы говорили о письменном столе.

— Ах да. Зебровое дерево.

Он услышал, что она встала и отошла в сторону. Роберту очень хотелось пойти следом за ней, но при мысли о том, что он может споткнуться и упасть, молодой человек нахмурился: такого он допустить не мог. Вместо этого он решил сосредоточиться, представляя себе библиотеку.

— За столом стоит огромный стул из темного дуба, — начала Катриона. — Глядя на него, можно подумать, что его изготовил не краснодеревщик, а простой крестьянин, который кое-как умеет владеть топором. Стул обит какой-то кожей, и он так велик, что на него запросто могут сесть два человека. Знаете, он напоминает мне трон лесного великана. — Она тихо засмеялась. — А сверху к нему даже приделаны оленьи рога.

Роберт улыбнулся, представив себе стул, который она так хорошо описала. Он понимал, почему отец приобрел этот стул — на него можно было повесить шляпу или напудренный парик, который он часто носил, следуя нелепой моде. Герцог вообще старался приобретать необычные вещи, не думая при этом, каковы они на вид. Кстати, эту привычку унаследовал от отца и Ноа. Так что с этой точки зрения стул составлял достойную пару столу.

— Три из четырех стен заставлены книжными шкафами, — продолжала тем временем Катриона. — Книг здесь тысячи, они… они обо всем на свете. — Она помолчала. — Да, а между двумя шкафами висит ваш портрет.

— Портрет? — переспросил Роберт.

— Да. Вы в красной форме стоите на поле брани.

Роберт почувствовал, как по его телу побежали мурашки. Он отлично помнил тот день, когда позировал для портрета. Отец специально прислал в Испанию художника. Битва была кровавой. И Пьетро был с ним, Пьетро вообще всегда был с ним…

Катриона заметила, что ее собеседник погрустнел, когда она упомянула о портрете, поэтому торопливо продолжила свое описание библиотеки:

— На каминной полке лежит старинный пистолет, а на подставке возле окна стоит какое-то стеклянное сооружение — видимо, оно предназначено для того, чтобы смотреть на звезды. — Подойдя к герцогу, Катриона снова села рядом. — А вам известно, что один человек насчитал в небе сорок семь тысяч триста девяносто звезд?

— Это Жозеф Лаланд, — кивнул Роберт.

— Да! — восторженно вскричала она. — Вы знали его? Какой он? Мне кажется, это удивительный человек!

Роберт улыбнулся: он был тронут ее волнением.

— Нет, боюсь, я не был с ним знаком, хотя много слышал о нем. Месье Лаланд умер несколько лет назад. А вот мой брат Ноа знал его, и от брата я слышал, что он был весьма сварливым человеком, хорошо известным в научных и литературных кругах.

— Я читала о нем в одной брошюрке, там еще были замечательные рисунки. Она где-то здесь, в библиотеке…

Роберт услыхал, как она побежала к книжным шкафам.

— Мисс Макбрайан…

— Вот, нашла!

Он помолчал, ожидая, пока она поймет.

— Ох! — внезапно охнула девушка. — Простите меня, я совсем забыла…

— … о моей слепоте, — договорил за нее Роберт. — Хотел бы и я забыть о ней. — Между ними повисла пауза. — Это все? — наконец спросил он.

— Что? Ах, вы о комнате! — воскликнула девушка. — Нет. Как раз рядом с вашим креслом стоит чучело собаки.

— Прошу прощения, — не понял герцог. — Собаки?

— Да. Это маленький белый спаниель с коричневыми ушами и большими стеклянными глазами.

Чучело спаниеля… Роберт задумался. Конечно… Крампет! Это было замечательное добродушное существо, и отец любил его больше жизни. Собака везде сопровождала отца, ходила с ним на охоту в Ланкашире, а когда он бывал в Лондоне, каталась вместе с ним в ландо, поставив лапы на полированный бок коляски. Отец даже умудрялся брать ее с собой на заседание в палату лордов, устраивая там настоящий переполох. Спаниелиха дожила до шестнадцати лет, и его отец плакал от горя, найдя однажды зимним утром неподвижное тело любимицы у своей огромной герцогской кровати. Герцогиня даже пошутила по этому поводу, что муж вряд ли станет так переживать, когда умрет она.

Роберту пришло на память, как он хотел похоронить собаку в дальней части сада, чтобы избавить отца от лишних переживаний, но тот запретил трогать труп спаниеля, заявив, что знает, как с ним поступить. Теперь-то Роберт понял, что отец имел в виду.

Это место, этот замок, эта комната как нельзя лучше передавали сущность его отца. Как и библиотека в Девонбрук-Хаусе, Россмори служил герцогу своеобразным убежищем, где тот мог укрыться от любых неприятностей. Но что привело его сюда? Какая тайна скрывается в Россмори?

Вдруг Роберт вспомнил, что решил защитить Катриону и в то же время вызнать, что она разыскивает в его библиотеке. Он встал и направился к столу — ожидая Катриону, Роберт за два дня столько раз проделывал этот путь, что теперь пройти его не составило труда. В прежние времена ему и в голову бы не пришло считать такой пустяк чем-то значительным, но сейчас этот поступок стал для него настоящей победой. Он нащупал на столе пачку писем, принесенных Форбсом.

— Вот, мисс Макбрайан. — Роберт протянул ей письма. — Все эти письма адресованы мне. Это частная переписка и несколько деловых бумаг. Я бы хотел, чтобы вы прочли их мне, раз уж я не в состоянии сделать это сам. Разумеется, я заплачу вам, и если в будущем мне понадобятся такие же услуги, то я надеюсь, что смогу обращаться к вам. Иными словами, я хотел бы нанять вас на должность… моих глаз.

Катриона недоуменно смотрела на письма, спрашивая себя, отчего герцог попросил именно ее, незнакомку, а не одного из своих слуг читать ему письма. Наверняка слуга бы больше подошел…

И тут Катриона вспомнила разговор, услышанный ею в ту ночь. Можно не сомневаться: этот Форбс ненавидит своего господина. Не исключено, что полковник прав. Может, герцог приехал в Россмори не только для того, чтобы отдохнуть от Лондона. Полковник велел ей разузнать все как следует. Но получается, что герцог сам предложил ей читать его письма, стало быть, она многое сможет узнать о нем и, не исключено, не лишится возможности заниматься книгами. Если только…

— Я согласна работать вашим секретарем, ваша светлость, только при условии, что вы не будете мне платить, — заявила она.

— Вы не хотите получать вознаграждение за труд?

— Во всяком случае, обычное вознаграждение. Я бы предпочла получать ваше разрешение работать в библиотеке, если вы, конечно, согласны.

— Отлично, — кивнул Роберт. — Но я бы хотел попросить вас еще об одной вещи, мисс Макбрайан.

— Да, ваша светлость?

— Я хочу, чтобы мы с вами перешли на ты и стали бы обращаться друг к другу по именам. Называйте меня просто Роберт.

Катрионе было невдомек, отчего это такой знатный господин хочет, чтобы его звали просто по имени.

— Да, конечно, Роберт, — нерешительно пробормотала она. — А ты называй меня Катриона. — Она взглянула на письма. — Хочешь, чтобы я почитала тебе прямо сейчас?

— Да, я… — Роберт замолчал, услыхав чьи-то шаги в коридоре. — Нет, я хочу сказать, не сейчас. Кажется, к нам кто-то идет. Только, пожалуйста, не уходи на этот раз.

Дверь отворилась без стука. Катриона осталась стоять, где стояла.

— Прошу прощения, — заметив девушку, надменным тоном заговорил Форбс, — но кто вы такая и каким образом вошли сюда?

— Я… — Катриона оробела.

Форбс был высоким, худым и напоминал длинноухую сову с мохнатыми бровями, большими блестящими глазами и крючковатым носом. Прищурившись, он оглядел ее с головы до пят, не пропустив мимо внимания ни ее домотканой юбки, ни простой льняной кофточки. Верхняя губа слуги презрительно скривилась. Девушке еще ни разу не приходилось сталкиваться с такой открытой неприязнью.

— Форбс, — заговорил Роберт, — я хочу представить тебе мисс Катриону Макбрайан.

— Но, ваша светлость… — Форбс наконец-то обратил внимание на своего хозяина.

— Все в порядке, Форбс, — перебил его герцог. — Мисс Макбрайан пришла сюда по моей просьбе. Отныне она часто будет приходить в библиотеку Россмори. Ей дозволено бывать в этих владениях и в самом замке.

Форбс молчал, глядя на девушку с таким видом, словно она была полевой мышкой, которую он хотел съесть, но по какой-то причине не смог этого сделать. Роберт не доверял своему слуге, и теперь Катриона поняла почему.

Форбс бросил взгляд на то место, где прежде лежали письма, а затем покосился на Катриону, догадавшись, куда они делись. Выражение раздражения на его лице сменилось враждебностью.

Катриона не шевельнулась. Поставив на стол поднос с едой, Форбс повернулся и, не сказав больше ни слова, выплыл из комнаты. Подождав, пока его шаги стихнут в коридоре, девушка заговорила:

— Похоже, ваш слуга не очень-то обрадовался, увидев меня здесь. У него был такой вид, словно он наступил на гвоздь.

— Ничего, — улыбнулся Роберт. — Мне кажется, у него всегда такой вид. Форбс — настоящий брюзга.

— Твои письма… Следует ли мне понимать, что ты хотел бы, чтобы я прочла их тебе наедине?

Роберт кивнул:

— Знаешь, даже стены имеют уши, а ведь я не могу читать сам. Я не хочу, чтобы мои дела стали известны кому-то в этом доме. Честно говоря, я уверен, что ты ничего не добавишь от себя к содержанию писем и не станешь читать мне нравоучений — ведь ты меня совсем не знаешь. Есть вещи, о которых тебе ничего не известно; зато некоторые, напротив, считают, что знают слишком много. И если только они прочтут мою корреспонденцию, то уж постараются влезть во все мои дела.

— Что ж, учитывая это, я предлагаю отправиться куда-нибудь, где нас никто не услышит, — вымолвила Катриона. — Пожалуй, лучше всего вообще выйти из замка.

— Не думаю, что это возможно, — возразил Роберт. — Я же ничего не вижу.

— Но ты же можешь ходить, или я ошибаюсь?

— Конечно!

— Тогда пошли со мной. Я знаю недалеко одно местечко — мы пойдем туда, но в замке никто даже не заметит, что тебя нет.

Взяв Роберта за руку, Катриона повела его к дверям.

— Минутку! — вдруг воскликнула она, поворачиваясь назад. — Тебе надо взять очки — ведь мы окажемся на солнечном свету.

Роберт уже успел забыть про них.

— Ах да, очки на столике, который стоит возле кресла, — сказал он.

Взяв очки, девушка вложила их в руку герцога. Роберт надел их, а потом… Потом послышался какой-то шорох, что-то дотрагивалось до его ног, по лицу пробежал холодок. И внезапно он почувствовал запах моря, услыхал шум прибоя — казалось, он стоит на морском берегу.

— Сейчас мы будем спускаться по ступенькам, — предупредила его девушка, взяв Роберта за руку. — Они очень узкие и неровные. Мы пойдем очень медленно, я помогу тебе.

Они спускались довольно долго, а когда оказались внизу, шум моря, отдающийся эхом о каменные стены, стал еще сильнее.

— Где мы? — спросил герцог.

— В скале под Россмори есть много пещер, — сообщила ему девушка. — Их тут соорудили несколько веков назад, защищаясь от врагов. Если бы замок оказался в осаде, этим путем можно было бы выбраться на берег. Я решила сводить тебя на узкую полоску пляжа, что протянулась недалеко отсюда. Из-за выступа скалы нас никто не увидит.

Катриона провела Роберта еще немного, и вдруг он почувствовал на лице солнечное тепло. Он вздохнул полной грудью. Где-то над головой громко кричали чайки. Впервые с тех пор, как он приехал в Россмори, Роберт оказался на свежем воздухе.

— Ты можешь сесть на этот небольшой выступ, — заявила Катриона, помогая герцогу сесть.

И тут Роберту пришло в голову, что она запросто может оставить его тут, где его никто не найдет, а самому ему отсюда не выбраться. В обществе слуг, даже Форбса, он бы забеспокоился, но только не с Катрионой.

— Сотни лет назад обитатели Россмори держали здесь наготове лодки, чтобы в случае опасности отступить, — проговорила девушка.

— Что ж, это разумно, — заметил Роберт.

— Вполне, вот только предусмотрительность оказалась им не во благо, а на беду. Нападавшие прознали про лодки, поэтому пошли в атаку с обеих сторон, поймав таким образом обитателей Россмори в ловушку. Все они оказались в тех пещерах. Будь у них время, они, возможно, и смогли бы убежать, но судьба распорядилась иначе. Дело в том, что большая часть пещер затопляется во время прилива. Дважды в день. Бедняги ничего не могли поделать. Решись они выйти навстречу врагу, им бы не миновать издевательств, поэтому они предпочли утонуть, и вскоре волны вынесли на морские просторы их бездыханные тела. Это место в горах называют Рассветом скорбящих. Впоследствии новый хозяин Россмори приказал выдолбить в скале еще несколько пещер, которые не наполняются водой во время прилива, чтобы трагедия не повторилась.

— Но как ты узнала об этом пути? Ведь благодаря ему тебе удается проникать в замок незамеченной? — поинтересовался Роберт.

— Я узнала о нем случайно, — улыбнулась девушка. — Местность вокруг замка сплошь заболочена. В детстве я часто бродила здесь в поисках fraoich geal.

— Чего-чего? — переспросил Роберт.

— В переводе с гэльского языка означает «белый вереск» — редкий шотландский цветок, который, по преданию, приносит удачу нашедшему его.

— И тебе удалось найти его, этот белый вереск?

— Нет, но моя мама видела его в молодости. Она частенько посылала меня на поиски таинственного цветка, хотя подозреваю, она делала это скорее для того, чтобы я поменьше болталась у нее под ногами. Однако я старалась, старалась изо всех сил. Но… цветок мне так и не встретился. Ну вот, в один прекрасный день — а было это примерно полгода назад — я гуляла в окрестностях Россмори. Вереск цвел вовсю, и я, как когда-то в детстве, остановилась, чтобы посмотреть, нет ли среди цветов белого. Тут-то я и заметила вход в пещеры, вернее, попросту свалилась в него, а потом долго блуждала по пещерам в поисках обратного пути. Таким образом я и нашла дорожку, ведущую в библиотеку, и потайную дверь. А уж когда мне удалось разыскать рычаг, с помощью которого дверь открывалась, я решила, что сплю и все это мне просто снится. Мне в жизни не приходилось видеть такого количества книг! Можно было читать и читать! Я могла приходить туда и брать — сколько угодно книг, и никто об этом не знал. С тех пор я и стала частой гостьей замка.

— И никто ни разу не заметил тебя?

— Нет. Прежний Хозяин, твой отец, редко приезжал в замок. А управляющий, Эберкромби, появляется здесь, лишь когда надо собирать ренту. В остальное время замок пустовал. До сих пор.

Внезапно поднялся сильный ветер. Подняв голову, девушка увидела, что над морем собираются и быстро несутся к берегу черные тучи.

— Кажется, скоро пойдет дождь, — пробормотала она. — Начнется прилив, и часа через два весь пляж окажется под водой. Так, может, стоит взяться за письма, пока у нас еще есть время?

Глава 8

… Лорд Чивли не сообщил больше ничего интересного во время нашей вчерашней встречи в «Уайтсе». Он, правда, сказал, что несколько раз интересовался у отца, чем вызваны его частые отъезды, но ни разу не получил вразумительного ответа на свои вопросы. Однако лорд Чивли добавил, что, вернувшись в Девонбрук из недавнего путешествия в Россмори, отец был в приподнятом настроении. Он сообщил Чивли, что скоро его ждет необычайный успех и что недалек тот день, когда он навсегда обставит Кинсборо в деле коллекционирования…

Роберт внимательно слушал Катриону, читавшую ему письма брата. Это было последнее из всех писем, что он дал ей. Первым она прочла послание от поверенного Куинби, вторым — светскую записочку от тети Эмилии, живущей в Суффолке, которая интересовалась, как поживает племянник, и, наконец, третьим было самое важное письмо от Ноа.

Герцог обдумывал слова брата. Стало быть, отец хотел «обставить» Кинсборо. Удивительно, что ему ни разу в голову не пришло подумать об Уоллесе Бернетте, маркизе Кинсборо. А ведь именно он был главным соперником отца.

Из того, что было известно о нем в кругах коллекционеров, Роберт знал, что маркиз крайне редко сам посещал аукционы, и все дела ведутся через его агента. Герцог помнил, что маркиз имеет обширное поместье где-то в Йоркшире, что он не пьет и не играет, что отличало его от многих представителей знати. И кажется, Кинсборо удивлял всех своей необычайной щедростью — словом, был весьма необычным для светских кругов человеком. Да, он соперничал с отцом Роберта, но в свете это считалось забавным.

Однако ничего забавного не было, отец Роберта всегда говорил о Кинсборо с горечью. Роберт вспомнил, что спросил как-то раз герцогиню, отчего это отец и маркиз так яростно соперничают друг с другом. Пожав плечами, мать сказала, что прошлое лучше не ворошить, а причина их вражды лежит в какой-то старой истории, относящейся к тому времени, когда оба учились в Кембридже. Именно там они познакомились, и с того времени началось их странное соперничество, длившееся всю жизнь.

«Вообще-то не всю жизнь», — напомнил себе Роберт.

Мог ли Кинсборо устроить пожар, чтобы раз и навсегда остановить их вечную битву? Ведь с уничтожением коллекции Девонбрука коллекция маркиза Кинсборо стала лучшей в городе! Из записей отца явствовало, что большая и наиболее ценная часть коллекции хранится именно в Девонбрук-Хаусе, но все записи были уничтожены огнем. Кстати, Кинсборо было известно, какую роль играл Роберт при своем отце. Неужели маркиз сам начал распускать слухи о том, что это Роберт устроил пожар — для того, чтобы отвести возможные подозрения от себя?

Роберт еще раз вспомнил письмо Ноа. Итак, отец говорил, что скоро сумеет оставить маркиза далеко позади. На что намекал отец? Частью их соглашения являлась договоренность о том, что Роберт занимается приобретением предметов коллекции. Так оно и было. Неужели отец узнал о чем-то настолько необычном, что решил обойти сына? Может, Кинсборо узнал об этом и решил, что соперничество между двумя бывшими однокашниками зашло слишком далеко?

— Больше брат ничего не написал? — спросил Роберт, когда Катриона замолчала.

— Нет, это еще не все, — проговорила девушка и продолжила:

… Посылаю несколько последних газет — может, Форбс почитает их тебе вслух, чтобы ты знал, как обстоят дела во Франици. Толли пишет, что в Брюсселе все ведут себя так, словно поджидают победителя. Каждый день даются балы, и молодые люди, которых в любой момент могут отправить в бой, танцуют до упаду до самого утра. Наполеон все еще в Париже, ему не удалось устроить переговоры с союзниками. Мир! Ты можешь поверить в то, что он стремится к миру? А союзники ждут его следующего движения, которое, несомненно, не будет им на пользу. Веллингтон готов дать ему отпор, чтобы убедиться, что Наполеон не придет к власти в тре-тий раз. Здесь, в Лондоне, считают, что эту битву будет совсем легко выиграть, после чего все смогут вернуться в Париж и наконец-то отдохнуть.

Буду писать тебе обо всем, что он сообщит мне. Надеюсь, что ты неплохо себя чувствуешь, и с нетерпением жду от тебя ответа.

Твой брат Ноа.

Роберт задумался. Уж ему хорошо известно, что такое ждать боя, который может начаться в любое мгновение. Больше всего ему хотелось оказаться вместе с Толли и другими знакомыми на континенте, однако он прекрасно понимал, что сейчас от него будет мало толку. Моля Бога о том, чтобы Веллингтон одержал победу, Роберт все время напоминал себе, что не стоит думать об этом слишком много. Да, он сам был частью событий, происходивших ныне во Франции, но теперь все пойдет и без него. Ему же остается только сидеть. И ждать новостей от Толли. И надеяться.

Что ж, стало быть, он переключит свое внимание с континента на этот шотландский уголок и постарается все-таки узнать правду о пожаре. Принимая во внимание письмо Ноа, ему, пожалуй, стоит хорошенько подумать о возможном участии Кинсборо в этом деле.

— Полагаю, раз уж ты так хорошо читаешь, то и писать умеешь? — спросил он у девушки.

— Да, конечно, — ответила она.

— Сможешь написать письмо брату, которое я продиктую?

— Разумеется, правда, мне кажется, что сегодня уже поздно это делать. Может, займемся письмами завтра?

Роберт кивнул. Ночью он обдумает, что делать дальше.

— Да, завтра…

— Я приду в полдень, чтобы потом у меня осталось еще немного времени почитать. Полдень тебя устроит?

— Я буду ждать тебя, — задумчиво вымолвил Роберт.

Когда на следующий день Катриона пришла в Россмори, герцог стоял у окна в библиотеке. Всю ночь он думал о том, что же могло стать причиной пожара. Но, несмотря на эти размышления, он ни на минуту не забыл о маркизе Кинсборо и о Россмори. Ему еще предстоит выяснить, каким образом они были связаны с отцом. Он непременно все узнает.

Услышав, что девушка вошла в комнату, Роберт обернулся. Она удивилась, заметив, что на нем нет темных очков.

— Ты… стоишь у окна, — улыбнулась она.

— Боль стала терпимой. — Герцог шагнул навстречу Катрионе и, остановившись у кресла, положил руки на его спинку. — Еще две недели назад я бы просто не смог подойти к окну без содрогания. А теперь… теперь я могу терпеть боль. — Он помолчал. — Уверен, что это — хороший знак, так что я должен поблагодарить тебя.

— Меня? — изумилась девушка.

— Ну да, — кивнул герцог. — Если бы ты не вытащила меня вчера на воздух, я бы до конца своих дней просидел в полной темноте, да еще в темных очках. Я никогда больше не почувствовал бы блаженного солнечного тепла, не вдохнул бы полной грудью морского воздуха. Я бы так и не понял, как много ушло из моей жизни. Удивительно, какое необыкновенное значение приобретают привычные вещи, если мы вдруг их лишаемся!

Катриона заподозрила, что он говорит не только о ветре и солнце, но промолчала. Вот что значит дарить человеку нечто важное. Конечно, она приносила матери букеты полевых цветов. А отцу она сама смастерила ленту на шляпу. Но сейчас… Человек потерял надежду на лучшее, но получается, что она смогла вернуть ему эту надежду… При мысли об этом девушка взволновалась.

— Так ты говорил, что хочешь продиктовать письмо брату? — спросила она, усаживаясь за полосатый стол.

— Дорогой Ноа, — начал Роберт. — Твое письмо натолкнуло меня на одну интересную мысль. Мне еще, конечно, многое предстоит обдумать. Итак, маркиз Кинсборо. Ты сможешь мне помочь. Полистай тетради Куинби. Постарайся разузнать, каково состояние его финансов, чем он занимался последние несколько месяцев и в особенности, что делал в ночь на 22 февраля — в общем, подумай, что еще может нас заинтересовать. Буду ждать твоего письма, а сам продолжу кое-какие исследования здесь. Твой братРоберт.

Закончив писать, Катриона посыпала письмо песком и затем сложила его.

— У тебя есть печать? — спросила она герцога.

— Она, должно быть, в ящике стола. Посмотри. Девушка выдвинула верхний ящик. Там ничего не было, кроме небольшой деревянной шкатулки, задвинутой в дальний угол. Катриона осторожно вытащила и открыла ее.

— Ого! — воскликнула она.

— Что такое?

— Я-то думала, что здесь лежит печать твоего отца, а здесь полно каких-то бумаг, — промолвила она.

Роберт медленно обошел кресло и приблизился к ней.

— Бумаг? — переспросил он.

— Да. — Катриона быстро пробежала взглядом верхнюю страничку. — Они написаны от руки. Кажется, это какое-то описание. А вот на второй странице даже есть заголовок. «Письменное путешествие по горам Шотландии, написанное его светлостью Джеймсом Иденхоллом, пятым герцогом Девонбруком». Может, твой отец собирался описать свои поездки в Россмори в хронологическом порядке?

— Не представляю, — пожал плечами Роберт. — Мне даже не было известно о существовании Россмори. Во всяком случае, теперь можно узнать, сколько раз он бывал здесь.

Катриона принялась листать страницы.

— Знаешь, — проговорила она, — он, похоже, обошел все окрестные усадьбы и о каждом таком посещении писал заметки. Ну, вроде как Босуэлл описывал путешествие на острова в компании Джонсона. — Начав читать первую главку, девушка усмехнулась.

— Что ты смеешься?

— Первым делом твой отец отправился к вдове Гарри. Вдова служит в Россмори, и описание твоего отца удивляет точностью. Вот что он пишет: «Это очень странная женщина. Ее кожа имеет нездоровый цвет, причем кожи такого оттенка я никогда не видел. Она предложила мне посидеть, но я почел за лучшее отказаться, потому что исходящий от нее особенный запах был невыносим».

— Что же такого особенного в этом запахе? — поинтересовался молодой герцог.

— От нее всегда так пахнет. Дело в том, что она очень редко моется, потому что считает, что когда человек в воде, то дьявол может проникнуть в него через кожу. А для того чтобы и близко не подпускать к себе старину Клути, как она его называет, вдовушка натирает кожу особым составом, который готовит сама из разных трав. Больше всего ее привлекает растение, носящее то же имя, что и она — Валерия. Именно из-за валерьяны от нее исходит этот ужасный запах, к тому же кожа окрашивается в голубой цвет, который не смывается, потому что она не моется!

— Она сумасшедшая? — улыбнулся Роберт.

— Не совсем. Просто иногда… удивляет своим поведением и, конечно, бывает странной. — Катриона проглядела несколько следующих страниц. — Кажется, твой отец обошел всех своих подданных в Россмори. Во всяком случае, описывает он всех. — Она быстро заглянула на последнюю страничку. — Да, и в свой последний приезд он тоже делал записи.

В свой последний приезд… И вдруг Роберту пришла в голову одна мысль:

— Послушай, Катриона, а ты могла бы сводить меня ко всем этим людям? О которых писал отец? Мы будем заходить к ним, а потом ты будешь читать мне его описания. Может, это поможет мне понять, что заставляло его так часто приезжать в Россмори. Я хочу знать, почему он ездил сюда, но никому ничего не рассказывал об этих поездках.

В его голосе было столько отчаяния, что Катриона не долго думая выпалила:

— Роберт, а что случилось с твоим отцом? Взволнованное лицо Роберта внезапно застыло, как маска.

Катриона решила, что он не станет отвечать ей, и пожалела, что вообще задала свой вопрос.

— Прости, пожалуйста, — пролепетала она.

— Да нет, все в порядке. — Он покачал головой. — Я пытался забыть, старался не вспоминать, но, может, настало время потолковать обо всем? Не знаю… — Герцог помолчал, а потом медленно заговорил: — В нашем семейном поместье в Ланкашире был пожар. Почти все мои родные погибли… Мой отец, мой старший брат Джеймсон, его жена, его маленький сынишка… И Пьетро.

— Пьетро?

— Мой слуга, — пояснил Роберт. — Признаться, он был для меня куда больше, чем слуга. Однажды он спас мне жизнь. — Герцог стиснул зубы, на щеках его заиграли желваки.

Катриона ждала, пока он овладеет собой.

— Я встретился с Пьетро на полуострове много лет назад, — продолжил Роберт через некоторое время. — Меня задержал французский патруль. Они заперли меня в каком-то сарае, а сами принялись обсуждать, кто я — испанский курьер или английский солдат, кем я и был на самом деле. Мои объяснения их не устраивали. Они уже было решили, что не стоит со мной возиться и лучше всего меня просто прикончить, когда Пьетро сумел сломать замок и выпустить меня.

— Он рисковал, помогая тебе, — заметила девушка.

— Риск ничего для него не значил. Пьетро ненавидел французов. Они вырезали всю его семью — мать и сестер, напав на деревню. Ему тогда было всего шестнадцать, и у него не осталось средств к существованию. После того как Пьетро вызволил меня из плена, я назначил его своим адъютантом. Он везде следовал за мной, поэтому я и привез его в Англию — чтобы он хоть пожил нормальной жизнью. — Роберт закрыл глаза. — А вместо этого забрал его жизнь… Если бы я не уговорил его поехать со мной, Пьетро не оказался бы в Девонбрук-Хаусе в ту роковую ночь. Этого я себе никогда не прощу. Катриона почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь.

— Но ты же не знал… — Она дотронулась до его руки. Роберт лишь покачал головой.

— Твои глаза! — Только теперь она поняла то, о чем Роберт не хотел говорить. — Так ты потерял зрение в том пожаре? Поэтому ты приехал в Шотландию? Чтобы в здешней глуши горевать о родных и близких?

— Отчасти да, но не только из-за сжигающего меня горя я здесь. Я надеюсь узнать правду. — Он глубоко вздохнул. — Этот пожар был не случайным, Катриона. Кто-то специально устроил его.

— И ты считаешь, что это каким-то образом связано с Россмори?

— Я знаю, что это так. Отец никогда никому не говорил об этом месте и не рассказывал о своих поездках сюда. Я узнал о том, что у него был замок, лишь тогда, когда после его смерти поверенный читал завещание. Это очень не похоже на отца, потому что он не был скрытным человеком. Узнав о существовании Россмори, я подумал, что замок, возможно, каким-то образом связан с его смертью. Вот я и приехал сюда, чтобы все разузнать. И найти правду.

Правду! Катриона вспомнила слышанный ею разговор; вспомнила слова Форбса о новом герцоге… Теперь она начинала понимать.

— А твои слуги считают, что это ты устроил пожар? Ведь так? — заговорила она взволнованно. — Поэтому ты и попросил меня читать письма! Поэтому ты не доверяешь им!

Роберт нахмурился.

— Таково мнение не только моих слуг, но и всего Лондона, — проговорил он. — Я единственный, кто уцелел в пожаре, и вполне мог нарочно его устроить, потому что мне это могло быть выгодно. Я получил титул, который должен был перейти к моему брату. Но мне не нужен титул! Господи, и брат, и его жена, и их сын погибли! — Роберт с горечью покачал головой. — А Элизабет носила под сердцем еще одного ребенка… Каким же монстром они меня считают!..

Роберт зажмурил глаза, пытаясь овладеть собой. Но Катриона не смогла сдержать слез. Ужасно ослепнуть, но куда ужаснее узнать, что тебя считают убийцей всех близких! Неудивительно, что он приехал в Шотландию!

Итак, Роберт не ищет сокровищ. Он разыскивает то, что нельзя оценить, что дороже золота.

Роберт приехал в Шотландию, чтобы найти человека, уничтожившего его семью, и она поможет ему в поисках!

Глава 9

Катриона обернулась, увидев, что Роберт вышел во двор замка, чтобы присоединиться к ней. Утро было тихим и прохладным, на чистом небе не было ни облачка, ярко сияло солнце. Легкий ветерок взъерошил темные волосы Роберта, одетого в мышино-серый жилет, белую рубашку с пышными рукавами и высокие сапоги. Она заметила, что он не забыл надеть темные очки. Выполнив приказание хозяина привести его сюда, Форбс мрачно поглядел ему вслед и, не промолвив ни слова, побрел назад в замок.

— Ты готов? — спросила девушка.

— Одну минутку, пожалуйста. — Роберт замер на месте, прислушиваясь к шуму прибоя и крикам чаек. — Опиши мне место, где мы находимся.

Катриона огляделась по сторонам.

— Мы стоим в самой середине двора замка. Ворота, увитые плющом, ведут на большое поле. Главная башня очень высокая, она возвышается на склоне скалы и обращена к морю. Ты слышишь крики моевок, которые гнездятся на крыше, а теперь смотрят на нас сквозь бойницы. Знаешь, мне всегда казалось, что Россмори — самый прекрасный из всех замков на свете.

Помолчав некоторое время, Роберт кивнул:

— Теперь мы можем идти.

— А у тебя есть лошадь? — спросила девушка. Герцог нахмурился:

— Я думал, мы пойдем пешком.

— Но, судя по запискам твоего отца, он всегда ездил верхом. Местность у нас холмистая, здесь много болот, поэтому ходить пешком не очень-то легко, да и далеко…

Роберту и в голову не пришло, что им придется ехать верхом, ведь после пожара он ни разу не садился на коня. А в-случае необходимости или ходил пешком, или ездил в экипаже. Однако Баяра он с собой привез, по глупости надеясь, что зрение, возможно, восстановится и тогда он сможет скакать на коне как прежде.

— Да, разумеется, у меня есть конь, — пожал плечами герцог. — Баяр очень силен, правда, весьма своенравен. Может… нам обоим сесть на него, а? Ты бы направляла Баяра, а я бы удерживал его.

Катриона согласилась, и Роберт велел груму оседлать коня. Когда они взобрались на Баяра, девушка взяла руки Роберта, державшие за ее талию, и положила их поверх своих рук, ухватившись за поводья, а потом слегка пришпорила коня. Они тронулись в путь.

Роберт даже удивился, как легко снова привык к седлу. По натяжению поводьев он понимал, что Баяр наклонял голову, чтобы пощипать травку, или вытягивал шею, чтобы перейти на галоп. Впрочем, герцог удерживал коня и разрешал ему бежать только рысью.

Да, с Баяром все было в порядке, а вот близость Катрионы сводила Роберта с ума.

Его руки сжимали ее, их ноги соприкасались, правда, проехав некоторое расстояние, они почувствовали себя свободнее. Вскоре Катриона уже спокойно прижалась к его груди, положив головку на плечо Роберта. Он спрашивал себя, известно ли ей, как мягки ее волосы, то и дело щекочущие его щеку. Огромных усилий стоило ему не зарыться лицом в ее кудри, чтобы досыта надышаться ее божественным ароматом.

Только теперь Роберт понял, что с самого начала хотел прикоснуться к ней, чувствовал влечение к этой девушке, но останавливал себя, уверенный, что в его положении человек не может давать волю чувствам. До того как он ослеп, самым большим удовольствием Роберта было наблюдать за женщинами: он смотрел, как они двигаются, любовался их грациозностью, гибкостью. А теперь… Он не знал, какова Катриона, не представлял ее лица, но когда она бывала рядом, ему хотелось быть как можно ближе к ней, гладить ее бархатную кожу. А уж когда она оказалась в одном седле с ним, Роберт понял, что больше всего хочет овладеть ею.

Похоже, они проехали небольшую рощицу; ветер опять стал обдувать его лицо, солнце приятно припекало. Где-то невдалеке журчала вода. Запахло свежевспаханной землей. Катриона осторожно остановила Баяра.

— Это место твой отец первым описал в своих записках, — заявила она. — Здесь есть небольшой ручей, впадающий в Лох-Линнанглас. Дальше ручей бежит в пролив. Он провел тут несколько часов, сидя вот на этих валунах и записывая свои наблюдения. Хочешь, спешимся, и я прочту тебе, что он написал?

Роберту вовсе не хотелось выпускать ее из своих объятий, но он понимал, что разумнее сделать это, иначе он может потерять голову, а она почувствует, как велико его желание.

— «Сегодня морозное утро, — начала Катриона, когда Роберт устроился на берегу ручья, — но я не смог проехать мимо этого места: моему коню надо было напиться, а я хотел насладиться дивным пейзажем. Стоит осень; красные, желтые, золотистые листья осыпаются, накрывая зеленую траву роскошным ковром. Пожалуй, попрошу какого-нибудь художника написать этот пейзаж для моей коллекции. Вода в ручье до того чиста и прозрачна, что я, не удержавшись, сам напился из него. Удивительное место! Никаких следов человека, кажется. лишь природа здесь полновластная хозяйка. Но это впечатление ошибочно, потому что наверняка история оставила и тут свой отпечаток».

Даже не видя ничего вокруг, Роберт отлично представил себе уголок, который живописал отец. Перед его внутренним взором возникла такая картина: отец сидит на большом валуне, держа на коленях свою тетрадь, и что-то быстро пишет. Роберту почему-то показалось, что в это мгновение он стал ближе человеку, уже ушедшему в мир иной. Сняв очки, он положил их на землю. Стараясь не замечать резкой боли в глазах, он опустил веки и подставил лицо солнцу. И вдруг, даже не осознавая, что делает, Роберт встал и двинулся на шум ручья.

— Ты куда?

— Мне хочется пить. — Опустившись на колени, герцог зачерпнул рукой ледяной воды.

— Ох, Роберт, осторожнее, — предостерегла его Катриона, — берег такой скользкий и…

Не успела она договорить, как Роберт, потеряв равновесие, полетел в воду.

— Дьявольщина! — выругался он, поднимаясь на ноги и пытаясь выбраться на берег. Его сапоги наполнились водой и стали тяжелыми, словно были сделаны из свинца. Каждый раз, когда он пытался подняться на сушу, ноги его скользили в жидкой глине, и он снова падал. Роберт был в отчаянии. Наконец, не в силах бороться дальше, он замер на месте, стоя по колено в воде; его мокрые волосы липли к лицу. Больше всего ему хотелось с силой всадить во что-нибудь кулак.

— Роберт! — позвала его Катриона. — Протяни руку, и я помогу тебе выбраться.

— Не-ет! — взревел герцог, в ярости шлепнув ладонью по воде. — Я взрослый человек, а не младенец, которого надо водить за ручку!

— Так перестань вести себя, как ребенок, Роберт, — разозлилась и Катриона. — И прекрати за слепотой скрывать свое горе!

Роберт рассвирепел.

— Ничего я не скрываю! И мне не нужна жалость какой-то девчонки! Я мужчина! Мне удавалось ускользнуть от вражеского патруля, когда он бывал в каких-нибудь дюймах от меня! Я сражался в боях, я убивал, когда в этом была необходимость! Так что, полагаю, я в состоянии напиться из ручья без помощи сопливой служанки!

Наступило долгое молчание, а потом Катриона заговорила подозрительно спокойным голосом:

— Что ж, раз ты такой всемогущий и тебе так легко все дается, я думаю, что ты без труда найдешь дорогу обратно в Россмори.

Видимо, Роберт стоял гораздо ближе к берегу, чем ему казалось. Он понял это, когда через несколько мгновений она с силой толкнула его. А поскольку Роберт не видел, что она замахивается, то полетел в воду, как поваленное дровосеком дерево.

Поначалу герцога изумил ее поступок, он был не в силах сдвинуться с места, а когда немного пришел в себя, то услышал удаляющиеся шаги Катрионы. Он заслужил это. Роберт понял, что орал на нее, как идиот. Ее гнев справедлив. Он останется здесь до темноты. Так и будет стоять в ледяной воде — вымокший и продрогший, несомненно, схватит простуду и будет две недели валяться в постели, чихая и кашляя. Это Роберт тоже заслужил.

Какого черта он так себя вел? За что набросился на нее? Катриона была единственным человеком, который не считал его беспомощным инвалидом, и не вела себя так, словно его слепота — это какое-то уродство. Она не обращала внимания на то, что он был не в состоянии сделать что-то, нет, она просто находила способы не говорить о его недуге, не замечать его. Больше того, лишь в ее обществе и, несомненно, благодаря ей он чувствовал себя полноценным мужчиной.

Подумав об этом, герцог понял, что она не бросила бы его здесь одного и не заставила бы блуждать по лесу в поисках обратного пути в замок.

Его глаза жгло от боли, голова гудела. Где он оставил очки? Роберт чувствовал себя настоящим ослом. Он позвал ее, но девушка не отвечала, унижая его своим молчанием.

— Прости меня, Катриона. Я не должен был кричать на тебя, — проговорил Роберт. — Я виноват перед тобой.

Никакого ответа.

— Не сомневаюсь, что ты не станешь спокойно стоять и наблюдать за тем, как я разбиваю физиономию о деревья.

— Конечно, не стану. К тому же в ручье нет деревьев. Роберт повернулся на звук голоса. Кажется, она стоит гораздо ближе, чем он думал.

— Ты поможешь мне выбраться отсюда? Пожалуйста! Подумав, Катриона сказала:

— Шагни вправо — там прибрежная трава спускается в воду. Наверняка дно в том месте не скользкое.

«Хороша учительница», — с иронией подумал Роберт, следуя ее указаниям. Не прошло и нескольких мгновений, как он уже стоял на берегу, в сапогах у него хлюпало, вода капала с одежды.

— Ну что, мир? — протянул он руку девушке.

— Знаешь, что я тебе скажу, Роберт, — проговорила Катриона, слегка сжимая его пальцы, — нет ничего зазорного в том, что иногда тебе бывает нужна чья-то помощь. От этого ты не становишься жалким и беспомощным. Ты же просто человек!

Нужна чья-то помощь… С самого детства Роберт ни у кого не просил помощи. Он гордился этим, гордился своей самостоятельностью. Поскольку Джеймсон должен был унаследовать герцогский титул, Роберт ни на минуту не забывал о том, что должен сам добиться положения в обществе. Обычные занятия сыновей из знатных семей — медицина, юриспруденция, церковь — не подходили ему. Он перепробовал себя во множестве областей, пока не остановился на коллекционировании и продаже произведений искусства. С тех пор он и подумать не мог, что когда-нибудь станет беспомощным и ранимым, — таким уверенным и прочным было его положение. Но, пожалуй, свое нежелание принимать чью-либо помощь надо было демонстрировать отцу и брату, а вовсе не этой шотландской девчонке.

Роберт замер на месте, когда Катриона подошла к нему. Она осторожно убрала с его лица мокрые пряди, вытерла щеки, а затем надела ему очки.

— Роберт, тебе нет необходимости быть одному, если ты, конечно, не хочешь этого.

И вдруг герцог понял, что внутри у него что-то перевернулось, тугой узел, стягивающий его все это время, стал постепенно расслабляться. Он бы должен был мерзнуть, потому что весь вымок в холодной воде. Должен быть расстроенным и сердитым, возможно, даже испытывать чувство стыда. Но ничего такого он не чувствовал, нет, его тело пылало, словно опаленное огнем. Потому что больше всего в этот момент Роберт жаждал обладать ею.

И, забыв обо всем на свете, повинуясь лишь одному влечению, Роберт жадно привлек Катриону к себе. Она не проронила ни слова. Тогда он взял ее голову двумя руками, наклонился и медленно приблизил свои губы к ее губам… Постепенно гнев и обида на слепоту улетучивались. Он хотел почувствовать себя полноценным мужчиной, это было необходимо ему. И эта женщина была единственной в целом свете, кто мог даровать эту свободу.

Прервав поцелуй, Роберт слегка отстранился от девушки, чувствуя на губах ее теплое дыхание. Ах, как хотелось ему увидеть ее, заглянуть ей в глаза, чтобы понять, как она отнеслась к его поступку! Они оба молчали, и без слов понимая друг друга. Птицы весело заливались над ними. Ласковый ветерок принес с собой одурманивающий аромат полевых цветов. У Роберта было такое чувство, словно он оказался в райском саду.

И вдруг вдалеке прокатился раскат грома. Все очарование, внезапная близость, возникшая между ними, — все в один миг исчезло!

— Ой, я и не заметила, что над берегом собираются тучи, — разволновалась Катриона. И добавила: — Быстрее снимай рубашку и сапоги.

— Прошу прощения. Я, кажется, не расслышал, — удивился Роберт.

— Твоя рубашка насквозь промокла, а сапоги полны воды. Скоро похолодает, поэтому я хотя бы выжму рубашку, чтобы ты не простудился на ветру. Здесь есть невысокая скала — за ней ты можешь присесть.

Усевшись и не говоря ни слова, Роберт стянул с ног сапоги и отдал их Катрионе.

Девушка отвернулась. Сердце ее неистово заколотилось, но поначалу она даже не поняла, в чем дело, хотя вдруг почувствовала какое-то странное томление. Ей вдруг захотелось оказаться в его объятиях, захотелось, чтобы его поцелуй длился вечно. Катрионе пришло в голову, что это даже хорошо, что он слеп, по крайней мере он не мог видеть, в каком она состоянии. Правда, он поцеловал ее, по, похоже, Роберт совершил этот поступок, не подумав.

Видимо, он действовал в каком-то внезапном порыве — как и она, когда столкнула его в воду. Герцог оскорбил ее, задев при этом какую-то струну в душе девушки, о существовании которой та и не догадывалась. Только в тот миг Катриона почувствовала, что теряет над собой власть; она знала, что он никогда больше не должен так вести себя с ней, потому что иначе она за себя не ручалась…

Катриона вылила воду из его сапог и встряхнула их.

— Боюсь, этого недостаточно, но хоть вода хлюпать не будет, когда ты ходишь. А теперь дай-ка я…

Обернувшись к Роберту, успевшему стянуть с себя рубашку, девушка оцепенела.

Он стоял перед ней с обнаженным торсом, его влажные темные волосы сверкали на солнце. «Господи! — пронеслось у нее в голове. — Как же он прекрасен!» Вид его мощной груди, мускулистых рук и широких плеч поразил Катриону еще больше, чем его поцелуй. Никакая картина не могла передать истинной красоты его великолепного тела. Сердце Катрионы билось с такой скоростью, что девушка испуганно охнула, прижав руки к губам.

— Что-то не так? — спросил он.

— Нет. Все в порядке. — Девушка сглотнула. — Ладно, давай рубашку. Посмотрим, смогу ли я хоть немного привести ее в порядок.

Сунув в руки Роберта сапоги, девушка быстро взяла у него рубашку и тут же отвернулась. Но, выжимая его сорочку, она то и дело косилась на него, раздумывая, как бы чувствовала себя, доведись ей погладить его мускулистое тело. Его кожа была гладкой, словно мрамор, только теплой на ощупь. Господи, неужто она лишилась рассудка? О чем только думает?

Этот человек был герцогом. Представителем высшей знати, пэром. Да он так богат, что ей и не представить! А она? Что она? Дочь бедняка, мечтающая о потерянных сокровищах и рыцарях в сверкающих доспехах.

Выжав рубашку, Катриона с силой встряхнула ее.

— Сделала все, что смогла, — вымолвила она. — Нам надо поторопиться в Россмори. Сможем продолжить наши изыскания завтра, а то тучи приближаются с угрожающей быстротой. Ох, боюсь, и вымокнем мы!

И дождь полил. Да еще какой!

Едва они успели отъехать от ручья, окруженного деревьями, и оказались на тропе, вьющейся среди болот, небо разверзлось над ними. Тяжелые капли дождя падали все чаще, ветер, который еще так недавно ласкал их, превратился в неукротимое чудовище, готовое снести все на своем пути.

Услышав раскаты грома, Баяр испуганно заплясал на месте и замотал головой, не слушаясь больше Катриону. Когда гром прогремел прямо над ними, конь, захрипев, встал на дыбы и, несомненно, сбросил бы их на землю, не успей Роберт крепко натянуть поводья, отчего голова Баяра оказалась прижатой к его груди.

— Мы могли бы где-нибудь укрыться? — прокричал герцог девушке на ухо.

— Да, — перекрикивая ветер, ответила Катриона. Она вцепилась руками в гриву Баяра, а ногами крепко сжимала его шею. — Недалеко отсюда есть небольшая ферма. Может, успеем добраться до нее, пока ветер не превратился в ураган.

Даже небольшое расстояние они проделали с трудом — конь был до того напуган, что то и дело отказывался повиноваться и пятился назад, норовя вырваться. Из-за сильного ливня почти ничего не было видно, и только было они решили, что им не справиться с непогодой, как вдруг сквозь стену дождя Катриона увидела очертания домика, о котором говорила. Подъехав ближе, она соскользнула с Баяра на землю. Дождавшись, пока Роберт тоже спрыгнет вниз, девушка одной рукой взяла коня под уздцы, а другой схватила Роберта за рукав и повела их за собой.

Постучав в дверь, она закричала:

— Эй! Мистер Аллан! Вы дома? Это Катриона Макбрайан! Вы не пустите нас к себе — переждать грозу?

Ответа не последовало, и она снова застучала в дверь.

— Мистер Аллан! Ответьте! Вы дома?

Дождь лил с такой силой, что почти заглушал голос Катрионы. При вспышке молнии Баяр опять встал на дыбы, испуганно хрипя, глаза его были полны ужаса. Девушке пришлось отпустить Роберта, чтобы удерживать поводья обеими руками.

— Катриона!

— Все в порядке! Я держу его! — закричала она в ответ, подталкивая перепуганного насмерть коня к двери домика. Катриона быстро накрыла его голову вымокшей шалью. — Кажется, мистера Аллана нет дома. Ты сумеешь выбить дверь?

Обеими руками Роберт уперся в грубую деревянную дверь. Она не поддавалась. Тогда, отойдя назад, герцог с силой толкнул ее плечом, На второй раз его усилия увенчались успехом — дверь с треском распахнулась.

— Заходи! — крикнул он.

Пропустив Роберта вперед, Катриона вошла в дом, ведя за собой Баяра. Оказавшись в тепле и тишине, конь немедленно успокоился. Катриона подперла выбитую дверь мешком овса, стоявшим рядом.

За толстыми стенами крохотного домика им стало казаться, что гроза ушла куда-то далеко; шума дождя и грома не было слышно.

— А мистер Аллан не очень рассердится, узнав, что мы без разрешения проникли в его дом?

— Знаешь, он бы обиделся, если бы узнал, что, застигнутые в пути грозой, мы не воспользовались его жилищем для того, чтобы укрыться от бури. Мистер Аллан — добрый друг моего отца.

— Неужели он так же гостеприимен к лошадям, как и к людям? — поинтересовался Роберт.

Катриона тихо засмеялась.

— Ну конечно! Можешь не сомневаться: если бы мистер Аллан был сейчас дома, то и его скотина стояла бы рядом. Думаю, на время отъезда он отдал своих животных на чье-то попечение.

— Ты что, хочешь сказать, что мистер Аллан спит под одной крышей со своим скотом? — удивился герцог.

— Да почти все шотландцы держат крупных домашних животных в домах. Это очень древний обычай, а началось все с того, что наши предки опасались оставлять животных вне дома, чтобы тех не украли. Так что нам повезло: в доме наверняка есть еда и для Баяра. Поищу-ка я что-нибудь поесть и нам, а потом разведу огонь в очаге. Похоже, гроза разошлась вовсю и кончится еще не скоро.

Уже через полчаса в камине весело потрескивал огонь, а еще через некоторое время девушка выставила на стол две миски с горячей овсянкой и две кружки с вересковым элем.

— Это, конечно, не самая вкусная еда, зато мы согреемся, — проговорила она.

Занятые разговором, они почти забыли о разбушевавшейся стихии; лишь изредка вспышки молнии освещали комнату через маленькие окошки.

— Гроза напоминает мне Испанию, — вымолвил Роберт, откидываясь на спинку стула.

Катриона поставила чайник на плиту.

— Я читала о войне в газетах, которые привозил в Россмори твой отец. Многие фермеры отправили воевать своих старших сыновей — они служат в шотландских полках. Они возвратились домой, но им пришлось снова отправиться к месту службы, когда Наполеон бежал. Герцог кивнул.

— В Испании такую погоду называют el tempestad, что означает «буря, ураган».

— А на гэльском языке это звучит как gailleann nan sliabh, — улыбнулась девушка.

— Га-ли-и-нан-сли… — по слогам повторил Роберт.

— Нет, ты не совсем правильно произносишь. Все дело в положении губ. — Она взяла его за руку. — Положи пальцы на мои губы. — Роберт так и сделал, а Катриона тихо повторила: — Gailleann nan sliabh.

В жизни еще Роберт не испытывал такого искушения. Он даже не шевельнулся, когда она отпустила руку, не мог. Прижав пальцы к ее мягким губам, он старался совладать с охватившими его чувствами.

Некоторое время оба молчали. За окнами бушевала гроза. В очаге жарко пылал огонь. Сердце Катрионы неистово билось. В красноватом свете огня она наблюдала за Робертом и видела его нерешительность, неуверенность. Она замерла. А когда Роберт приблизился и, убрав руку, накрыл ее губы своими губами, девушка полностью растворилась в его поцелуе. Ей казалось, что их понесло вперед бурным течением. За окном неистовствовала непогода, и такая же буря разбушевалась в их телах.

Когда наконец Роберт отстранился от нее, Катриона была не в силах шевельнуться. Она пообещала себе, что не позволит ему никаких вольностей, и вот теперь не сдержала обещания. Ей хотелось сказать хоть что-то, но слова не шли на ум. Молчание могло бы стать угнетающим, если бы чайник, поставленный девушкой на огонь, вовремя не закипел.

Катриона резко вскочила и бросилась к очагу. Когда она вернулась к столу, Роберт сидел, нахмурившись.

— Прости, пожалуйста, — пробормотал он. — Мне не следовало делать этого.

— Но я не жалею, — решительно вымолвила она. — Ничуть.

Герцог не ответил; тогда Катриона встала из-за стола и подошла к окну.

— Похоже, непогода и не думает успокаиваться, — заметила она. — Нам не проехать в Россмори, так что, вероятно, придется спать здесь. На полу у камина.

— Но твои родные… Они же будут беспокоиться, — проговорил Роберт.

— Это уж точно, но они должны понять, что я спряталась где-то от дождя. А вот твои слуги в Россмори непременно разволнуются. Пожалуй, они решат, что я нарочно выманила тебя из замка и где-нибудь прикончила.

— То-то бы они обрадовались… — усмехнулся герцог.

— Это лишь означает, что они не только глупы, но и жестоки, — заметила Катриона, поднимая крышку большого деревянного сундука, стоявшего у стены. — Мистер Аллан один живет здесь, так что у него только два одеяла, но мы, пожалуй, расстелем на полу возле очага вот эти два коврика, и надеюсь, не замерзнем.

Только устраивая им постели, Катриона подумала, что им придется спать рядом. Как она будет чувствовать себя при этом? Прислушиваясь к ее шагам, Роберт подумал о том же, но твердо решил, что и пальцем ее не тронет.

Даже если это убьет его.

Глава 10

Солнце уже давно встало, и его лучи проникали сквозь маленькие окошки, когда, проснувшись, Катриона услыхала за дверью громкие голоса.

— Ну, если ее и здесь не будет, то я уж и не представляю, где искать.

По посыпанной гравием дорожке зашуршали шаги. Собака обнюхала дверь, а потом принялась скрестись в нее. Усевшись на коврике, девушка стала тереть спросонья глаза.

— Похоже, дверь кто-то высадил, — раздался чей-то голос. — Наверное, она там.

Пока Катриона пыталась разобрать, чьи голоса она слышит, дверь рывком отворили.

Оцепенев от изумления, на нее уставился Иен Александер. Катриона хоть и была в сорочке, но инстинктивно прикрыла грудь одеялом. И только тут вспомнила о Роберте, который тоже зашевелился, разбуженный шумом.

— Катриона! — хором произнесли Иен и Роберт.

Герцог говорил сонным голосом, но явно смутился.

Иен же был зол как черт.

— Так она там, Йен? Слава Бо…

Увидев возникшего за Иеном отца, Катриона пришла в ужас; она готова была сквозь землю провалиться и мечтала лишь о том, чтобы весь этот кошмар ей просто снился.

— Какого дьявола?! — взревел Энгус, пробираясь в дом мимо Иена.

Итак, это был не ночной кошмар, но нечто очень близкое к нему. Перед ней стоял отец, который смотрел не на нее, а на обнаженный торс Роберта, поднимавшегося со своего коврика. Замерев от страха, Катриона думала только о том, кого из них отец убьет первым. И, заметив, что его глаза горят от ярости, пришла к выводу, что, пожалуй, Роберт первым отправится на тот свет.

Девушка шагнула навстречу отцу.

— Пап, послушай, это не то, о чем ты подумал.

— Не то, о чем я подумал, дочка? — подозрительно спокойным голосом переспросил Энгус. — Ты едва одетая валяешься тут рядом с этим типом, который уж больно напоминает Хозяина, и смеешь говорить мне, что это не то, о чем я подумал, так?! Ты меня полным идиотом считаешь, а, Катриона Макбрайан?! Я должен был понять, должен, что вовсе не за книгами ты туда шляешься! Я скажу тебе, дочка, что думаю об этом. Да! Клянусь, еще до полудня этот тип, этот «Хозяин» будет болтаться на ближайшем дереве!

— Нет, папа! Ты не должен так говорить! Это наш господин! — испуганно вскричала девушка.

Лицо Энгуса побагровело от гнева.

— Господин, говоришь? Стало быть, старый герцог решил избавиться от этого клочка земли и продал этому щенку?! А может, он проиграл его?! Да мне, в конце концов, наплевать, каким образом он завладел этой землей, вот что я скажу! Да, может, земля и его, но люди, живущие на ней, еще не принадлежат ему! — разбушевался Энгус. — Пусть этот молокосос насилует землю, насилует нас непомерной рентой, но мы не позволим ему насиловать наших дочерей…

— Папа! Прекрати! — перебила его Катриона, пытаясь встать между отцом и Робертом. — Он ничего не сделал! — Энгус оттолкнул ее, но девушка тут же вернулась на то же место и вцепилась в рукав отца. — Послушай меня, папа! Вчера мы попали в бурю. Наша одежда вымокла. Посмотри-ка, все вещи сохнут над камином. Здесь было совсем мало торфа, так что нам пришлось лечь рядом с очагом, чтобы не замерзнуть.

— Если бы я мог вставить хоть одно слово, — проговорил Роберт, поворачиваясь лицом к Энгусу. Едва он открыл рот, все замолчали. Катриона была рада, что герцог не видит выражения ненависти на лице ее отца. — Мистер Макбрайан, я прекрасно понимаю, почему вы разгневались, обнаружив свою дочь здесь. Но, несмотря на наш вид, вы должны поверить, что мы не занимались ничем недозволенным.

— И вы думаете, что я поверю вам, когда моя дочь стоит тут перед вами полуодетая?

— Прошу прощения, сэр, — смутился Роберт. — Но я не знал…

— Что вы хотите этим сказать? — перебил его Энгус.

— Я хотел сказать, что не знал, что надето на Катрионе, клянусь вам!

— Да вы меня что, за идиота принимаете?! Она. стоит прямо перед вами или нет?

— Это так, но…

— Нет такого мужчины, который, раз увидев, не захотел бы ее…

— Папа! — что есть сил закричала девушка, не давая отцу договорить, потому что его слова окончательно уничтожили бы ее. — Прекрати! Он не видит, одетая я или нет! Он вообще ничего не видит! Он слепой!

В комнате повисла напряженная тишина. Энгус переводил взгляд с Роберта на Катриону, не зная, верить ей или нет. Иен так и стоял в дверях, не сводя глаз с девушки.

Катриона дотронулась до руки отца.

— Только поэтому я решилась раздеться, — проговорила она. — Папочка, поверь, я никогда не опозорю тебя. Просто мы вымокли до нитки, было очень холодно, вот я и сняла платье, потому что его светлость не мог меня видеть.

Энгус побелел как полотно и оторопело смотрел на дочь.

— Как?.. Что?.. Ты сказала… — он закашлялся, — … «его светлость»?..

— Да, папа, — кивнула Катриона. — Это Роберт Иденхолл, герцог Девонбрук, новый хозяин Россмори.

Дом Макбрайанов был ближе к жилищу мистера Аллана, чем Россмори, поэтому именно туда направились все участники нелепой сцены. Никто не разговаривал. Впереди шествовал мрачный Энгус, его седые волосы развевались на ветру. За ним плелся Иен, сопровождаемый своей овчаркой по кличке Маки. Даже Баяр, казалось, погрустнел, во всяком случае, — копыта его стучали совсем невесело, когда он понуро брел вслед за Робертом и Катрионой.

Услыхав шаги, Мэри Макбрайан вихрем вылетела из дома. За ней тут же выбежала Мерид, но, увидев странную процессию, женщины замерли на месте.

— Катриона, — овладев наконец собой, промолвила Мэри, с любопытством поглядывая на Роберта, — мы так испугались за тебя»

— Мы попали под грозу, мама, — объяснила девушка, целуя ее. Потом она привязала Баяра к дереву. — До дома было слишком далеко, поэтому мы решили устроиться на ночлег в доме мистера Аллана.

Катриона могла только догадываться, что ее мать думает по этому поводу, потому что вид у нее, наверное, был странноватый: спутанные каштановые волосы свешиваются на лицо, одежда в беспорядке. Кстати, Роберт выглядел не лучше. Впрочем, что бы там ни подумала миссис Макбрайан, она предпочла сохранить свои мысли при себе. Зато Мерид, напротив, усмехнулась, оглядев сестру с головы до ног, и осуждающе покачала головой.

— Мама, — проговорила Катриона, выступая вперед, — позволь представить тебе Роберта Иденхолла, герцога Девонбрука. Он — новый хозяин Россмори.

— Рад познакомиться с вами, миссис Макбрайан, — учтиво промолвил Роберт.

Вытерев руки о фартук, Мэри испуганно посмотрела на незнакомца и неуверенно выступила вперед. Роберт уже успел нацепить на нос свои темные очки, что привело миссис Макбрайан еще в большее смятение.

— Ваша светлость… — пробормотала она, протягивая руку.

Роберт никак не отреагировал на ее жест, и добрая женщина вопросительно взглянула на дочь.

— Он не видит тебя, мама, — объяснила девушка. — Герцог — слепой.

Только тогда Роберт тоже вытянул руку вперед, и Катриона осторожно вложила в его ладонь руку матери. Герцог склонился в почтительном поклоне.

— Прошу прощения за то, что вы из-за меня беспокоились о дочери, — вымолвил он. — Катриона любезно согласилась показать мне окрестности Россмори, но нас неожиданно настигла буря.

Мэри улыбнулась:

— Вам не следует…

— Давайте-ка войдем в дом, — перебил ее Энгус, направляясь к двери. — Не сомневаюсь в том, что его светлость голоден — ведь в кладовой старины Аллана наверняка не было еды, разве что эль да капуста. А уж Мэри-то, без сомнения, сейчас закатит настоящий пир.

Взяв Роберта под руку, Катриона повела его в дом. Обернувшись назад, девушка увидела, что Мерид побежала за Иеном, который уже довольно далеко ушел в сопровождении своего пса. Девушка что-то говорила — похоже, она уговаривала Иена Александера принять участие в общей трапезе.

— Его светлость сядет здесь, — заявил Энгус, кивая в сторону собственного стула, стоящего во главе стола.

Мэри глянула на мужа с таким видом, словно у того на плечах выросла вторая голова, потому что никому и никогда не дозволялось сидеть в кресле хозяина дома. Однако Катриона, поняла, почему ее отец предложил знатному гостю самое почетное место.

Несмотря на презрение, которое он испытывал ко всем англичанам, Энгус не мог не обратить внимания на то, что в его дом забрел герцог — его господин и хозяин земли, на которой они жили, поэтому он уважительно обращался с молодым человеком и старался оказать ему гостеприимство. Именно так на протяжении многих веков вели себя шотландцы. К тому же эсквайры нередко выселяли фермеров со своих земель, потому что, как выяснилось, разводить овец было куда выгоднее, чем сдавать земельные угодья в аренду, — это приносило стабильный доход, и не надо было постоянно переживать за урожай. Поэтому, что бы ни случилось, шотландцы не давали волю чувствам, так как это попросту могло лишить крова их и их семьи. Даже такой гордый шотландец, как Энгус Макбрайан, вынужден был с этим считаться.

— Ну что ж, жена, не стой тут с таким изумленным видом, — усмехнулся он. — Поскорее подай нашему господину лучшей еды, что есть в доме.

Катриона бросилась на помощь матери. Вскоре к ним подоспела и Мерид, которой все-таки удалось уговорить Иена сесть с ними за стол. Втроем женщины принялись заставлять стол всевозможными яствами.

Энгус был прав: Мэри устроила настоящий пир. Без сомнения, она принялась за стряпню еще до восхода солнца и не отходила от плиты до тех пор, пока не услышала их шаги за дверью. Мэри вообще всегда много готовила, когда ей приходилось о чем-то волноваться, таким образом, вся кухня оказывалась заставлена блюдами и котелками с едой, которую потом приходилось раздавать соседям, потому что сами Макбрайаны просто не в состоянии были все это съесть.

Поставив на стол корзиночку с овсяными лепешками, Катриона покосилась на Иена. Тот сидел за дальним концом стола, но казалось, что он не замечает происходящего. Высокий, по-своему красивый, с копной светлых волос, Иен держался спокойно и уверенно. Несомненно, этот человек станет отличным мужем, но только не для нее, не для Катрионы, потому что даже Мэри поняла: несмотря ни на что, он ей не пара.

Что и говорить, Катрионе нравился Иен, но она любила его как брата, как друга, да и могло ли быть иначе, если сам Энгус Макбрайан относился к нему как к сыну, которого ему так хотелось иметь? Отец Йена, Кэллун, был лучшим другом Энгуса, и, уезжая с женой в Америку, он оставил четырнадцатилетнего мальчика на попечение бабушки, но попросил Энгуса присматривать за пареньком — до тех пор, пока они не обустроятся в Новом Свете и не пришлют за сыном.

Но этот день так и не пришел: супруги Александер не добрались до Америки, где они надеялись начать новую жизнь, — они не вынесли долгого путешествия на переполненном переселенцами судне, хотя выложили за него все до последнего гроша.

Энгус остался верен своему слову. Он позаботился о том, чтобы Иен получил образование, а потом, когда парню исполнилось двадцать, посвятил его в азы своего тяжелого и опасного занятия — контрабанды.

Катрионе была ненавистна даже мысль о том, что отец-вынужден заниматься таким опасным делом, ведь, по рассказам очевидцев, стражники принимались палить по контрабандистам, едва те попадали в их поле зрения. Но, с другой стороны, девушка была горда тем, что не только Энгус, но и вообще многие их соседи-шотландцы добывали необходимое, несмотря на многочисленные препоны, поставленные им английскими властями. Возвращаясь с побережья, Энгус всегда привозил с собой соль, чай, табак и даже сахар. Чтобы раздобыть все это, ему приходилось рисковать жизнью. Соседи считали Энгуса героем, но за этот героизм в один прекрасный день он мог заплатить слишком дорогую цену.

Катрионе часто приходилось слышать, как ночами мать ходит взад-вперед по своей комнате. Но девушка была уверена: все изменится, если только ей удастся разыскать сокровища Весельчака Чарлза. Энгусу не придется больше думать о том, чем заплатить ренту.

А ключ от тайны находился в Россмори. Где-то в его огромной библиотеке. Катриона должна найти его, пока Роберту ничего не известно.

И хоть ей и было это не по нраву, девушка вынуждена была обманывать его.

«Нет такого мужчины, который, раз увидев, не захотел бы ее».

Эти слова Энгуса не давали Роберту покоя с тех пор, как он вернулся от Макбрайанов в Россмори.

Герцог одним глотком осушил второй бокал бренди, даже не ощутив его крепости. Слова Энгуса больно ранили его. Всего в одной фразе Макбрайана было все — и потери Роберта, и гибель его родных, и его слепота, наконец. Не важно, что, прерванный Катрионой, старый шотландец не успел договорить. Истина заключалась всего в трех словах.

«Нет такого мужчины…»

Личная жизнь Роберта всегда была весьма упорядоченной. По сравнению с другими представителями знати у него было не много любовниц, но все это были милые, красивые женщины, с радостью делившие с ним ложе. Роберт ценил их. Ему нравилось любоваться этими женщинами, нравилось, что они старались доставить ему удовольствие. В любви он никогда не был тороплив и старался не только получить удовольствие, но и дать его. И не потому, что он был тщеславен. Просто лишь когда женщина тоже наслаждалась, Роберт чувствовал себя настоящим мужчиной. Ни одна из его пассий не смогла бы сказать, что он был невнимателен к ней. И в прежние времена ему бы и в голову не пришло, что он может провести ночь, лежа рядом с полуодетой женщиной, но даже не притронуться кней.

Одна Катриона стала исключением.

Те минуты, когда ее не было рядом, стали казаться ему вечностью. Он постоянно думал о ней, представлял, какова она. И это было самым худшим. Роберт вспоминал портреты красавиц, на которых он мог любоваться без устали. Эти женщины были до того прекрасны, что он опасался закрыть глаза и, открыв, не увидеть их вновь. Но каким-то особым чутьем Роберт понимал, что ни одна из них не смогла бы сравниться с Катрионой.

Да, он знал это, хотя ни разу не видел ее.

Внезапно что-то стукнуло по полу как раз в том месте, где, как было известно герцогу, сидела Катриона. Роберт, вздрогнул.

— Что это? — спросил он.

— Кусок угля, — объяснила девушка. — Он выпал из огня в камине.

Опять огонь!

Паника охватила молодого человека.

Вскочив на ноги, Роберт бросился к Катрионе, опрокинув на ходу столик с бутылкой бренди. Она упала прямо ему на ноги, но1 он даже не заметил этого. Он не видел Катрионы, не слышал ее. В точности как в ту ночь в Девонбруке…

— Не-ет! — вырвалось у него.

И в то же мгновение Катриона оказалась рядом с ним, взяла его за руку.

— Все хорошо, Роберт, — прошептала она. — Все хорошо. Просто из камина выпал кусок угля. Жаль, что это испугало тебя. Но опасности нет, не беспокойся.

Роберт не проронил ни слова. Он лишь схватил девушку в свои объятия и прижимал ее к себе до тех пор, пока гнев и боль не прошли.

— Мне очень жаль, — тихо повторила Катриона, уткнувшись ему в плечо.

— О чем же ты сожалеешь? — хрипло спросил Роберт.

— О том, что случилось с тобой, Роберт. О потере твоей семьи, о пожаре, о твоем зрении, наконец. Я могу только представить себе, как ужасно ты себя чувствуешь.

Отпустив ее, Роберт нащупал свой стул и сел.

— Надеюсь, Катриона, что ты никогда не узнаешь, каково это на самом деле, — вздохнул он.

Девушка печально глядела на герцога: она почти физически ощущала его боль, но ничего не могла поделать. Он прав. Ей никогда не понять, что он пережил. Конечно, она сопереживала, сочувствовала ему, но ей никогда не узнать, какие чувства испытывает человек, узнав, что его близких уничтожила чья-то преступная рука.

И тут она вспомнила о его отце. Если бы только она смогла помочь Роберту найти убийцу, то, возможно, он нашел бы в себе силы жить дальше, обрел бы надежду на счастье в будущем…

— Мне надо идти домой, — проговорила она, поворачиваясь к двери. — Завтра утром я вернусь, и мы опять отправимся по местам, которые описал твой отец.

Роберт отвернулся; он все еще не мог прийти в себя. Катриона ждала, но он молчал.

— Что ж, спокойной ночи, — бросила она на прощание. Герцог слышал, как она вышла из комнаты. Оставшись в одиночестве, он сорвал с лица очки и с горестным криком забросил их в дальний угол библиотеки. А затем повернулся к пылавшему в камине огню и, превозмогая боль, стал смотреть на него.

Но боль была невыносимой. Она охватила все его существо, жгла голову, пульсировала в висках. Роберт заскрежетал зубами, но не отвернулся от пламени.

И постепенно боль утихла. Перед глазами молодого человека появились какие-то неясные тени. Вперив взор в то место, где темное сходилось со светлым, Роберт заставлял свои глаза увидеть хоть что-нибудь.

Но что это? Вдруг ему показалось, что он видит нечто — нечто, ритмично покачивающееся из стороны в сторону. Правда, Роберт не мог понять, что это такое, но все же это было чем-то!

Роберт не двигался. Он даже боялся моргать, потому что опасался, что, закрыв на мгновение глаза, он больше не увидит этого движения. И когда боль стала совсем невыносимой, когда, казалось, сраженный ею, он вот-вот потеряет сознание, Роберт опустил веки и уронил голову. Из его груди вырвался тяжелый вздох.

А потом он вздохнул еще раз. Глубоко и медленно. Но этот вздох был исцеляющим. Герцог Девонбрук твердо решил, что зрение вернется к нему.

Он не отступит. Он снова будет видеть. Он сядет в свое кресло и будет час за часом, день за днем смотреть перед собой, пытаясь разглядеть окружающие предметы, — до тех пор, пока не увидит их воочию. Свет и тьма. Неясное движение. Он что-то видел. Просто надо поднапрячься и вынырнуть наконец из окружающей тьмы.

Он сумеет справиться с этой бедой. Он не будет беспомощным слепцом до конца жизни, инвалидом, за спиной которого всегда слышен сочувственный шепот. Да, он вернет себе зрение, потому что не сможет уйти в мир иной, так и не увидев своей Катрионы.

Глава 11

Достав из шкафа корзинку с рукоделием, Мэри Макбрайан выглянула в окно. Заметив Катриону, стиравшую рубашки Энгуса под большим старым буком, женщина улыбнулась.

Девушка по одной вынимала рубашки отца из воды и, выжав, развешивала их на заборе. Рядом с корытом стоял котелок с мылом из мыльного корня, которое Мэри сварила утром специально для стирки рубашек мужа.

Выпрямившись, Катриона положила руку на поясницу — все ее тело онемело от долгой стирки в неудобном положении. Юбки и рукава ее одежды были до того мокрыми, что Мэри усмехнулась: непонятно, что было мокрее — выстиранные рубашки Энгуса или платье ее дочери. Голова Катрионы, стоящей спиной к матери, была повязана широкой лентой, из-под которой торчали каштановые кудряшки — тоже мокрые, разумеется. Вытерев лоб рукой, девушка снова вернулась к корыту.

Мэри отвернулась, но потом снова посмотрела на дочь.

Затем ее взгляд упал на забор, на который девушка вешала рубашки. К ее удивлению, несколько рубашек валялось рядом на траве. Одна все еще отчаянно пыталась удержаться за прутья забора, зацепившись за него рукавом. Мэри ничего не могла понять: Катриона как ни в чем не бывало продолжала возиться с бельем.

— Катриона! — закричала женщина, распахивая дверь. Вздрогнув, девушка едва не полетела в высокое корыто, которое доходило ей почти до колена. Потом она повернулась к матери, и та только сейчас увидела, что верхняя часть лица девушки закрыта платком.

— Да, мамочка? — отозвалась Катриона.

— Что с тобой, детка? — встревоженно спросила женщина, подходя к дочери.

Приподняв платок, Катриона посмотрела на Мэри.

— Как это что? — удивилась девушка. — Я выжимаю, папины рубашки. — Она еще не повернулась к забору. — Ты что, не видишь?

— Я-то как раз все вижу, — улыбнулась Мэри, — и, по-моему, получше тебя.

Обернувшись, Катриона наконец заметила, что чуть не половина рубашек валяется на земле.

— Ох, мамочка, прости, — засмеялась она. — Сейчас я их перестираю.

Спереди юбки Катрионы были еще более мокрыми, чем сзади. Мэри молчала, пока дочь собирала с земли мокрые вещи. Даже не задав вертящийся на языке вопрос, женщина уже знала ответ на него.

— Катриона, что ты делаешь? — все же спросила она.

— Как что? Стираю папины рубашки, — пожала плечами девушка.

— Нет, дочка, я не об этом. Я спрашиваю, зачем ты повязала глаза платком?

— Ах, мама, вот ты о чем! — Катриона медленно сняла с головы платок. — Я хотела представить себе, каково быть слепым.

Помолчав, Мэри утвердительно произнесла:

— Это из-за молодого господина, который ничего не видит.

Девушка подошла к матери, забыв о рубашках.

— Роберт так огорчается, когда не может что-то сделать сам, — проговорила она. — Теперь, когда я вижу, каковы результаты моих усилий постирать с завязанными глазами, мне легче понять его.

Мэри заглянула дочери в глаза:

— Ты… ты испытываешь чувства к этому человеку… этому Роберту, ведь так, Катриона?

— С чего ты взяла, мама? — изумленно переспросила девушка. Она была поражена, ей не верилось, что кто-то еще мог заметить то, что она так тщательно скрывала. Ну, разумеется, она испытывала чувства к Роберту. Она полюбила еще его портрет, даже не зная его имени. А познакомившись с ним, она стала еще сильнее любить его. Он пережил ужасную трагедию, вину за которую свалили на него. В ее девичьих грезах Роберт — человек, которого она считала своим защитником, своим телохранителем и рыцарем, — заботился о ней. Но теперь ему нужно, чтобы кто-то позаботился о нем. Однако она не могла рассказать об атом кому-нибудь, даже матери. Потому что глупо с ее стороны надеяться. И Мэри, несомненно, согласилась бы с этим.

— Катриона Макбрайан, я знаю тебя с твоего первого крика. Ты влюбилась в нашего господина, я вижу это по твоим глазам. Да и какая девушка не полюбила бы его? Он очень красив, наш герцог. — Она улыбнулась, а затем добавила: — Да уж, этот Роберт. И если ты не позаботишься о нем, то так и будешь всю жизнь стоять у корыта с грязными рубашками.

Поддав носком камешек, Катриона опустилась на землю возле матери. Мэри Макбрайан трудно было провести. Даже если в детстве Катриона пыталась украдкой накормить бездомную кошку сметаной или забывала собрать черники на варенье, заслушавшись рассказами старого полковника, Мэри всегда знала правду. Поэтому Катриона уже давно пришла к выводу, что не стоит что-то скрывать от матери.

— Да, мамочка, — призналась она, — он действительно мне нравится, но что толку? Роберт — герцог. Он принадлежит к высшей знати. Больше того, он англичанин. Ему нет дела до таких, как я. Мы принадлежим к разным мирам. Очень разным. — Она посмотрела в глаза матери. — Да, мам, боюсь, к очень разным.

«Да, вы разные, но не из таких уж разных миров, как может показаться». И тут ей вспомнилась та ночь… Темная ночь… Роковая… Несмотря на то что с тех пор минуло уже более двадцати лет, Мэри помнила все так отчетливо, словно это было вчера. Жара… Кровь… Охвативший ее ужас… Закрыв глаза, Мэри вспомнила крохотную девочку, которой помогла появиться на свет. В какую красавицу она превратилась!

И тут произошла удивительная вещь: Мэри готова была поклясться, что ветер, обдувающий ее юбки, нашептал ей на ухо:

— Время пришло, Мэри…

Тряхнув головой, женщина попыталась избавиться от наваждения, но таинственный шепот не умолкал:

— Она должна узнать…

Мэри открыла глаза — похоже, стоит признать правоту мудрых слов ветра. Время тайн прошло. Настала пора открыть дочери правду.

— Катриона, я хочу кое-что…

— Мама, но ведь ничего не поделаешь, — перебила ее девушка, — я дочь простого человека. Да, признаться, мне и не хотелось бы ничего менять. Ты, папа и Мерид — все для меня. Даже если бы Роберт относился ко мне так же, как я к нему, я бы в жизни не решилась встать у него на пути — ведь мы такие разные. Роскошные балы, дорогие платья — мне ничего не известно об этом, мамочка. Даже если бы он захотел, чтобы я была с ним, я… лишь поставила бы его в неловкое положение. Но этого я не хочу! Ни для него, ни для себя!

Не удержавшись, Мэри заметила:

— Детка, но он же знает, кто ты такая, так что если бы…

— Да, мамочка, он знает, но ведь он не видел меня! Ты не чувствуешь разницы? Не знаю, захотел ли бы он снопа взглянуть на меня, если мог видеть… Ведь Шотландия — чужой край для него, так же как для меня Лондон. Так что до тех пор, пока он не увидит меня, я не могу рассчитывать на… — Катриона так и не договорила, да в словах и не было смысла — мать и так все понимала сердцем. Ей лишь хотелось знать, как она должна поступить.

И тут ветер снова стал нашептывать ей на ухо:

— Время пришло…

Поднявшись на ноги, девушка опять направилась к своему корыту и рубашкам. Мэри задумалась на мгновение.

— А что, если бы ты смогла вернуть ему зрение? — наконец спросила она.

— Что-о? — недоуменно переспросила Катриона.

— Ты сказала, что сможешь рассчитывать на взаимность лорда лишь после того, как он увидит тебя, так? Что, если ты поможешь ему вернуть зрение?

— Мама, он же ослеп после того, как побывал в самом пекле, — прошептала девушка. — В пожаре! Никто не может сказать наверняка, сможет ли он видеть снова. Даже слабый свет приносит ему сильную боль, а доктор заявил, что если уж он к этому времени не прозреет, то, пожалуй, зрение так и не вернется к нему.

— Да, дочка, но есть особые лекарства — они помогают лишь в том случае, если лечение исходит от чистого сердца, — улыбнулась Мэри. — А не от разума. — Женщина встала. — Пойдем со мной, детка.

Взяв дочь за руку, Мэри повела ее в дом.

— Приготовь-ка нам пока по чашке чаю, — проговорила она, направляясь к себе в спальню.

Поставив чайник на плиту, Катриона вытащила из буфета две жестяные кружки и коробочку с чаем.

Мэри вернулась, когда девушка уже разливала кипяток. В руках у женщины была небольшая шкатулка.

— Только ты никому не должна рассказывать об этом, — заявила Мэри, поставив шкатулку на стол. — Даже своей сестре, — Открыв шкатулку, она осторожно вынула из нее другую — поменьше размером.

Положив ладони на крышку шкатулки, Мэри взглянула Катрионе в глаза.

— Как-то раз, когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, детка, меня позвала к себе моя бабушка. Она была очень больна и сказала, что хочет сообщить мне кое-что перед смертью. Видишь ли, мама до меня похоронила шестерых дочерей, а после моего рождения — еще двух. У бабушки тоже было много детей, точнее, одиннадцать; мама — седьмая. Бабушка сказала, что я — седьмая дочь у седьмой дочери — такого не случалось в их семьях целых пять поколений. Так вот. Бабушка заявила, что Господь благословит меня за это, а потом дала мне эту шкатулку. Она велела мне позаботиться, чтобы это передавалось по наследству седьмой дочери.

Катриона внимательно ее слушала.

— И теперь ты хочешь отдать шкатулку мне? — полюбопытствовала она.

— Да, детка, хочу, но я должна показать тебе не только шкатулку. Взгляни на ее содержимое.

Мэри осторожно подняла натертую до блеска крышку очень древней на вид шкатулки и вытащила что-то оттуда. Крохотный предмет помещался в ладони Мэри и был завернут в лоскутик тонкой ткани.

— Здесь лежит то, что поможет твоему герцогу вернуть зрение, — вымолвила она. А потом вручила сверток Катрионе.

Девушка бережно взяла его и медленно развернула. Внутри лежал какой-то засохший цветок. Его лепестки сморщились и потемнели. Вглядевшись повнимательнее, Катриона изумленно посмотрела на Мэри.

— Так вот он какой, белый вереск… — произнесла она тихим от волнения голосом.

— Да, девочка моя, — улыбнулась Мэри. — Это fraoich geal. Теперь он потемнел от времени и высох, но когда я в твоем возрасте нашла его, цветок был бел и нежен, как первый снег, — Дотронувшись до руки дочери, Мэри серьезно посмотрела на нее. — Ты должна внимательно выслушать меня, Катриона. Это необычное растение. Его лепестки обладают волшебной силой. Ты должна взять вереск и в ночь полнолуния направиться с молодым герцогом к Линнангласу.

— К озеру Лох-Линнанглас? — переспросила Катриона. Мэри кивнула, глаза ее были широко открыты.

— Да. На берегу озера ты разотрешь лепестки в ладони, а потом распылишь их над головой господина. Их разнесет исцеляющий ветер, посланный полной луной. А потом герцог должен войти в озеро. Волшебные воды Линнангласа вернут ему зрение. — Крепко сжав пальцы дочери, Мэри добавила: — Но ты должна войти в озеро вместе с ним. Для того, чтобы он прозрел, иначе все будет потеряно.

Поначалу Катриона засомневалась, но чем дольше говорила Мэри, тем сильнее становилась ее уверенность в том, что древнее волшебство сможет принести пользу Роберту. Ведь легенды о белом вереске она слышала еще девочкой.

Мэри казалось, что она читает мысли Катрионы: «Если только в древнем поверье есть доля правды, то, может быть…»

— А что, если я не смогу уговорить Роберта войти в озеро? — спросила девушка.

Мэри лишь покачала головой.

— Ты должна это сделать, дочка. Должна. Лишь в этом случае сила белого вереска поможет ему. Только он ничего не должен знать, иначе волшебства не получится, и герцог останется слепым. Тогда все твои усилия пойдут прахом.

Катриона бережно держала в руках засохший цветок, словно это было дорогое золотое украшение. Потом она осторожно завернула цветок в тряпицу и посмотрела в глаза матери — своими глазами, напоминавшими цвет ночных волн и так похожими на глаза другой девушки, однажды слушавшей историю Мэри… Той девушкой была ее настоящая мать — леди Кэтрин.

— Я сделаю это, — наконец заявила она.

Держа в руках крохотный сверток, Катриона вышла из дома. Мэри молча посмотрела ей вслед. Перед девушкой стоит нелегкая задача — мало того, что ей нужно завлечь герцога ночью к озеру, так она еще должна уговорить его войти в холодную воду. Мэри улыбнулась: ей опять показалось, что она читает мысли дочери.

Впрочем, Мэри не сомневалась, что девушка найдет выход из положения. Уж если девочке что взбредет в голову, она своего добьется. В этом она была точной копией своей матери.

Об этом девушке тоже суждено узнать в один прекрасный день, но не раньше, чем герцог возьмет на себя заботу о ней, потому что пока она оставалась дочерью простого фермера.

Удивительно, что Катриона, оказывается, была того же мнения, вспомнила Мэри слова дочери. Девушка хотела, чтобы герцог сам сказал ей о своих чувствах к ней. Сказал, увидев ее. А до тех пор Катрионе не следует знать правду о своем происхождении. Но Мэри недолго осталось хранить тайну.

Мэри вспомнила, каким огнем загорелись глаза девушки, когда она увидела вереск. Ведь с тех пор как впервые услыхала о нем, Катриона не оставляла надежды найти легендарный шотландский цветок.

А если бы в шкатулке было что-то другое, оставленное Мэри ее бабушкой, Катриона, пожалуй, ни за что не поверила бы в слова матери. И это нравилось Мэри: Катриона по-настоящему любила все таинственное и волшебное.

Собственно, для девушки оживает одна из волшебных сказок, которые она так любила читать в библиотеке Россмори. Молодой человек и девушка едут ночью по сонному лесу к темному озеру. Слова уже не нужны, они лишние… Грядущее неизбежно…

Даже сама луна в Шотландии необычна и волшебна. В ее лучах порошок, полученный из высушенного белого вереска, обретает волшебную силу.

Мэри верила в это.

— Ну что, детка, ты пришла сказать мне, что нашла книгу, которая приведет нас к сокровищам?

Старый полковник поджидал Катриону возле домика. Перед его стулом, как всегда, стояла большая бутылка виски, а сам он курил старую глиняную трубку.

— Боюсь, мне нечем порадовать вас, полковник, — пожала плечами Катриона.

Полковник внимательно поглядел на нее.

— Ты не приходила несколько дней, и я было подумал, что ты уже нашла то, что мы ищем, и отправилась на поиски сокровищ, — проговорил он.

Катриона почесала Мэтти за ушком.

— Вообще-то в последние дни у меня не было возможности рыться в библиотеке, — призналась она.

— Не было возможности, говоришь? — возмутился полковник. — Детка, как же так? Мне ведь известно, что ты ходишь в замок каждый день! И если ты не пытаешься напугать молодого господина и не перебираешь книги, то что же ты там вообще делаешь?

Катриона смущенно поглядела на него. Временами девушка спрашивала себя, не обладает ли полковник каким-то удивительным даром, который позволяет ему узнавать, чем занимаются окружающие. Казалось, он знал все обо всех.

— Я пыталась испугать его, полковник, но он — в точности как его отец. Если вы помните, тот тоже не верил в привидения.

— Да, зато старый герцог так долго не задерживался в замке, — недовольно заметил старик.

— Однако у меня есть возможность искать нужные нам сведения. Герцог позволил мне сколько угодно времени проводить в библиотеке. И попросил читать его корреспонденцию и писать ему письма.

Полковник удивленно вытаращил на нее глаза:

— Да что ты? Тогда, может, скажешь мне, что он тут делает? С чего это он вдруг уехал из Лондона? Поди сам ищет наши сокровища?

— Ему ничего не известно о сокровищах, полковник. Впрочем, думаю, если бы он и слыхал о них, то не стал бы их искать. Герцог по другой причине здесь. В пожаре сгорел дом его отца, погибли все родные. Он считает, что кто-то нарочно устроил пожар и что это каким-то образом связано с поездками его отца в Россмори.

Полковник кивнул.

— Стало быть, — пробормотал он, — ты предложила ему свою помощь? Предложила помочь во всем разобраться?

— Да.

— Ох, детка… — Старик с сомнением покачал головой.

— Другого выхода нет, полковник, — горячо возразила девушка. — Ну как вы не понимаете? Как только лорд узнает, что Россмори никак не связан с гибелью его семейства, он немедленно уедет отсюда! А с моей помощью… он, возможно, задержится. — Катриона вопросительно смотрела на полковника, наивно полагая, что ему никак не доискаться до правды, которую она столь тщательно скрывала.

Старик задумчиво потер заросший седой щетиной подбородок.

— Ас чего это ты взяла, детка, — многозначительно промолвил он, — что Россмори не имеет отношения к смерти его отца?

Глава 12

Опустив руку в воду, Катриона нащупала пальцами ракушку, приклеившуюся к большому валуну. Вода была холодной, ступни девушки вязли в мокром песке и водорослях. Не замечая, что подол юбки вымок и к нему липнет песок, Катриона отковырнула ракушку от валуна и бросила ее в ведерко к остальным — мать варила из этих ракушек отличный бульон.

Катриона обернулась. Роберт сидел в стороне, прислонившись спиной к валуну; его чулки и башмаки лежали рядом. Стоявший чуть поодаль Баяр довольно пощипывал изумрудную травку. Было так тепло, что Роберт даже не надел сюртука, а рукава его батистовой рубашки были закатаны до локтя. Молодой человек сидел очень тихо, можно было даже подумать, что он дремлет, ведь глаз его не было видно под темными стеклами. Но вдруг он поднял руку, чтобы погладить Баяра, который почти неслышно подошел к нему.

— Хочешь помочь мне? — спросила Катриона. Роберт лишь покачал головой.

— Если ты помнишь, я как-то раз уже пытался повозиться в воде, и дело кончилось тем, что я свалился прямо в ручей, — усмехнулся он. — Так что я, пожалуй, предпочту посидеть на песочке.

— Хорошо, но ты сам потом пожалеешь об этом. Собирать ракушки так здорово!

Слушая, как Катриона бродит в воде в поисках ракушек, герцог думал о письме, которое она недавно прочла ему. Письмо было от Ноа — тот сообщил, что ему наконец удалось выяснить, что делал маркиз Кинсборо в день пожара. Новости были неутешительными.

Можно не сомневаться, писал Ноа, что маркиз в тот страшный вечер был на балу в Лондоне, то есть вдалеке от Ланкашира. Хозяйка бала — знакомая Ноа — подтвердила, что видела Кинсборо поздно вечером; больше того, она даже позволила Ноа взглянуть на список приглашенных, чтобы убедиться, что маркиз действительно был среди гостей.

Роберт был недоволен этим сообщением. Выходило, что его подозрения насчет маркиза неоправданны. Во всяком случае, так можно было бы подумать, если бы не приписка к письму Ноа, в которой он рассказал об одном любопытном визите. Дело в том, что к брату Роберта явился сам маркиз Кинсборо.

Маркиз пришел к Ноа с предложением, касающимся Роберта, хотя никому в Лондоне не было известно, куда исчез герцог Девонбрук. Сначала маркиз выразил сожаление по поводу пожара в Девонбрук-Хаусе, но ясно было, что все это — просто слова, а на самом деле его привели к Ноа соображения о личной выгоде. Кинсборо предложил купить все уцелевшие в пожаре произведения искусства. И еще те, добавил он как бы невзначай, что хранились в лондонской резиденции герцога. Маркиз давал щедрую цену за них. Чересчур щедрую. Такой суммой, пожалуй, соблазнился бы любой человек, только не Роберт, подозревавший Кинсборо в грязных делах.

Сколько Роберт ни думал обо всем этом, результат был одним и тем же. Тогда он мысленно вернулся к заметкам отца. Что-то говорило ему о том, что эти заметки каким-то образом все же связаны с пожаром. Когда они с Катрионой в последний раз три дня назад ходили на прогулку, записки отца привели их в небольшую пещеру, расположенную на скалистом склоне горы, обдуваемой всеми ветрами. Там они подкрепились ячменными лепешками, которые Мэри специально приготовила для них, и холодной бараниной, а потом Катриона читала, как отец Роберта добрался до этого места в один холодный декабрьский день.

Точнее, в заметках герцога не было и намека на то, почему он оказался именно в этом месте, но из его записей, несомненно, можно было сделать вывод, что он приехал сюда не случайно. Видимо, кто-то рассказал ему об этом уголке, и герцог намеренно добрался до Пещеры, вот только он не писал, зачем. Был он здесь за три месяца до пожара.

Роберт был так занят своими раздумьями, что не слышал, как Катриона подошла к нему и опустилась рядом на песок.

— Уже собрала ракушки? — спросил он.

— Да, думаю, хватит. И не только маме, но и полковнику. К тому же подозреваю, что тебе не терпится отправиться к следующему месту, описанному твоим отцом, а не сидеть тут неподвижно, пока я брожу по воде.

Ах, как хотелось Роберту увидеть ее! И дай Бог, это скоро случится. В последнее время каждую свободную минутку он прилагал усилия к тому, чтобы вернуть зрение. Минувшим днем он очень долго напрягал глаза, стараясь разглядеть предмет, стоявший перед ним на столе. Роберт был вознагражден — в какое-то мгновение ему удалось-таки увидеть очертания чернильницы, но тут же резкая боль заставила его зажмуриться. Постепенно окружающие его предметы стали обретать цвет и форму, правда, весьма на короткое время. Недалек тот час, говорил себе Роберт, когда он сможет заглянуть Катрионе в глаза и увидеть улыбку на ее устах, неизменно (в этом Роберт не сомневался) сопровождающую ее смех.

Взяв тетрадь герцога, девушка принялась листать страницы, чтобы решить, куда им двинуться дальше.

— Судя по следующим записям, можно сделать вывод, что… — Внезапно она осеклась.

— Катриона! Что случилось? — взволновался Роберт.

— Что? Ах нет, ничего… Я просто читала описание разветвленного дерева. Он сделал остановку недалеко от него. Поехали туда?

Через три четверти часа они оказались возле места следующей стоянки герцога.

Сердце Катрионы тревожно билось. Невдалеке от них, полускрытый в зарослях высокого папоротника, замер старый дуб; его корявые ветви тянулись в небо. Похоже, ему было несколько веков. По форме старое дерево напоминало латинскую букву «V» — словно какой-то исполин разрубил его ствол пополам почти до основания. Катриона поразилась — этот самый дуб изображен на карте полковника. И тогда она вспомнила остальные рисунки, небрежно нацарапанные на видавшем виды пергаменте. Извивающийся ручей. Забытая пещера. А теперь еще и разветвленный дуб.

Тетрадь!

Отец Роберта ездил по тем самым местам, что были изображены на карте! Возможно ли, что ему было известно о сокровищах?

— Мы приехали? — спросил Роберт, отрывая девушку от размышлений.

— Да. Если хочешь, можем посидеть, а я почитаю тебе заметки отца.

Сегодня я наткнулся на разветвленное дерево, в зелени которого, по преданию Весельчак Чарлз прятался от английских солдат. Я сел на утес, высившийся неподалеку, и попытался представить себе молодого принца, замершего в зеленой листве этого великолепного дуба. Он даже дышать боялся, потому что любой, звук мог выдать его. Думаю, эту картину можно изобразить на полотне. Интересно, что он чувствовал, глядя на Лох-Линнанглас, где совсем недалеко его поджидал французский фрегат, который должен был доставить его в безопасное место? Слушая шепот листвы, я почти физически ощутил состояние Чарлза, боявшегося шевельнуться, почувствовал охватившее его отчаяние, когда фрегат, не дождавшись его, медленно отчалил от берега.

Отложив тетрадь, девушка задумчиво посмотрела на горизонт.

Где-то неподалеку ее ждут сокровища. Она чувствовала это. Видимо, о них знал и герцог, отец Роберта. Но откуда? Может, он нашел книгу, в которой был спрятан листок с пояснениями к карте? Девушка вспомнила, что Роберт как-то говорил ей о том, что его отец коллекционировал редкие и старинные вещи. Перспектива найти сокровища, несомненно, манила герцога. Интересно, он знал, что ищет, знал, чем могут закончиться его поиски? Или, может, кто-то рассказал ему о золоте? Кто-то, кто знал историю якобитов, например…

… Полковник Макрейфорд!

Катриона вспомнила еще кое-что, сказанное ей полковником, когда она в последний раз заходила к нему.

Он спросил, почему это она уверена, что смерть герцога Девонбрука никак не связана с Россмори!

Почти стемнело, в сумерках дорога едва виднелась. Маленький заброшенный домишко напоминал собаку, прикорнувшую в уютном уголке на горном склоне. Окна были темными. Подъехав ближе, Катриона заметила длинную отполированную трость, которую полковник всегда брал с собой, отправляясь на прогулку. Она стояла на своем обычном месте у обшарпанной двери. Подойдя ближе, девушка увидела какой-то белый квадратик, засунутый под дверь. Наклонившись, она подняла его — это было письмо, адресованное полковнику.

Катриона поставила свое ведерко на землю, отворила дверь и тихо позвала:

— Полковник!

Ответа не было. В доме было темно. Слишком темно. Девушка побольше раскрыла дверь, чтобы в комнату попало хоть немного света. В камине не горел огонь. Такого Катриона не помнила — больше всего полковник любил сидеть у камина, в огне которого обычно стоял котелок с едой для него. А сверху — на веревочке частенько коптились три селедки — две для полковника и одна для Мэтти.

Войдя в дом, девушка нащупала на каминной полке коробочку с трутом и с его помощью зажгла свечу. Потом она оглядела тихую комнату.

Первым, на что она обратила внимание, была удивительная прозрачность воздуха, в котором обычно витали клубы табачного дыма. У окна стояло любимое кресло-качалка полковника, на котором он всегда сидел, поджидая гостей. Возле него одиноко примостилась скамеечка для ног, на которой любила сидеть Катриона, слушая рассказы старого полковника. Наполовину опорожненная бутылка виски стояла на столе. Словом, все было на месте, все как обычно. Кроме одного. Красный якобитский мундир полковника, который он никогда не снимал, лежал свернутым на сундуке.

Катриона медленно направилась в дальний угол комнаты — туда, где стояла старая кровать полковника. Покрывало смялось, словно кто-то недавно сидел на нем. Девушка пошарила за изголовьем — там в небольшом мешочке полковник хранил карту. Катриона похолодела — карты не было на месте.

Тут сверху раздался какой-то шум: похоже, кто-то ходил по соломенной крыше. Задув свечу, девушка прислушалась. Шорох раздался снова, только на этот раз — у двери. Катриона, присев, выглянула наружу.

Мимо нее прошествовала какая-то фигура. С перепугу девушка не сразу признала в ней Матильду, которая бросила на нее любопытный взгляд своих зеленых глаз.

— Да ты меня до полусмерти напугала, — усмехнулась Катриона, почесав кошке за ухом. — Где же полковник, Мэтти?

Мяукнув, кошка принялась тереться о ноги девушки — это было весьма странно, если учесть, что обычно она едва удостаивала ее вниманием. Потом, принюхавшись, Мэтти снова мяукнула и с интересом посмотрела на ведерко Катрионы, в котором лежали ракушки. Катриона заглянула за дверь — туда, где стояла мисочка Матильды. Еды в ней не осталось, лишь ветер занес в нее несколько соломинок.

Бедная кошечка голодала.

Девушка взяла ее на руки.

— Сегодня можешь пойти ко мне домой, — прошептала она. — А завтра мы попытаемся выяснить, куда это пропал наш полковник.

Катриона вернулась домой, когда луна уже поднялась высоко и ее лучи освещали стоявшие вдалеке деревья. В комнате на столе горела единственная свеча, но и ее тусклого света оказалось довольно для того, чтобы девушка поняла: отец вернулся домой. Рядом с дверью стояла его старая дорожная котомка.

— Катриона!

Сидевшая возле камина Мэри штопала носки Энгуса. На ней было ее новое платье из прелестного зеленоватого муслина. Эту ткань вместе с другими отрезами, предназначенными для Мерид и Катрионы, Энгус привез из своего очередного «путешествия».

— Здравствуй, мама, — улыбнулась девушка, опуская Мэтти на стул. — У нас есть сметана?

Мэри кивком указала на стол, где в ожидании девушки стояла ее чашка и чайник. Положив в деревянную плошку немного сметаны, Катриона поставила ее перед голодной кошкой, которая тут же принялась жадно есть.

— Зачем ты принесла ее сюда? — спросила Мэри, придирчиво осматривая свою работу.

Катриона взяла с блюда овсяную лепешку.

— Ма, — спросила она, — а ты видела сегодня полковника?

— Нет, я не видела его со вчерашнего дня. Вчера мы с Мерид заходили к нему, — промолвила Мэри.

— Дело в том, что я зашла к полковнику, чтобы дать ему немного ракушек, но его не оказалось в доме, и возможно, он уже давно ушел оттуда. Очаг остыл, а под дверью даже лежало какое-то письмо, — сообщила девушка.

Опустив штопку на колени, Мэри посмотрела дочери в глаза.

— Не стоит так переживать, детка. Наверное, он отправился проведать старую Валерию Гарри, — предположила она. — Ты же знаешь, что он всегда спрашивает о ней. — Мэри улыбнулась. — Думаю, уж не влюбился ли, часом, старик.

Но Катриона не успокаивалась. Может, конечно, мать и права, но где же в таком случае карта? Впрочем, он мог прихватить ее с собой, опасаясь оставлять в доме. Но ведь не исключено, что он никуда не уходил! Что, если человек, узнавший про записки отца Роберта, каким-то образом прознал и про карту полковника?

Видимо, ясное личико девушки омрачилось от переживаний, потому что Мэри сказала:

— Не бойся, моя хорошая. Я завтра же попрошу Энгуса сходить в дом полковника и постараться разузнать, в чем дело. Он непременно найдет его.

Катриона кивнула, понимая, что ночью им и в самом деле ничего не сделать, так что придется ждать до утра. Сняв с себя коричневый суконный плащ, девушка повесила его на крючок.

— А когда приехал папа? — поинтересовалась она.

— Да недавно, когда стемнело, — отозвалась Мэри, которая, прищурив глаза, опять внимательно оглядывала стежки. — Бедняга до того притомился, что даже не стал ужинать. — Из спальни до них доносился богатырский храп. — Надо же, храпит, как бык, а уж несет от него… Как от старой пивной бочки! Мне все равно не поспать этой ночью, так что я, пожалуй, хоть время с пользой проведу — носки ему заштопаю.

Усевшись перед матерью на пол, Катриона подтянула к груди колени и уперлась в них подбородком.

— У тебя такое красивое платье, мам, — заметила девушка.

— Ох, — вздохнула Мэри, — Мерид гораздо лучше меня штопает. — Она кивнула головой на платье, предназначенное Катрионе, которое висело на крючке. — Мерид велела тебе померить платье, а уж потом она дошьет его.

Раздевшись до нижней сорочки, Катриона сняла с крючка новое платье. Как-то раз Энгус привез им зеркало. Правда, с правой стороны от него откололся кусочек, но все равно девушка видела все замечательное небесно-голубое платье, которое Мерид сшила для нее.

Оказалось, что обновка идеально сидит на ней, обтягивая ее стройную фигурку, как перчатка. Пышные рукава украшали белоснежные кружева, также привезенные Энгусом. Квадратное декольте Мерид обшила оборками из голубой ленты, а верхнюю юбку сделала из подходящей по цвету шотландки. Клетки шотландки были цветов семейства Макбрайан — темно-зелеными и синими с белыми полосками.

— Очень хорошо сидит, — довольно проговорила Катриона, повернув голову, чтобы увидеть юбки сзади.

— «У Мерид настоящий талант к шитью, — заявила Мэри. — Я никогда не умела так шить. — Женщина опять осмотрела штопку. — А завтра в ночном мраке твой молодой лорд примет тебя за морскую сирену, снизошедшую к простому смертному.

Катриона посмотрела на свое отражение в зеркале. Ее волосы выбились из прически — одна прядь курчавилась у лица, а другой локон свисал ей на плечо. Щека девушки была чем-то вымазана, пальцы испачканы чернилами. Усмехнувшись, она подумала, что и пахнет от нее, пожалуй, не лучше, чем от Баяра. Да уж, если бы Роберт увидел ее сейчас, то наверняка пожалел бы о том, что к нему вернулось зрение.

— Скорее он принял бы меня за морское чудище, — хмуро проговорила она, снимая платье. Подойдя к окну, где стоял таз для умывания, Катриона плеснула в него холодной воды. Повернувшись, девушка увидела, что Мэри отложила свое рукоделие и подошла к ней.

— Ма, ты что? — удивилась она.

Мэри сунула ей в руку какой-то квадратик.

— Вот, возьми. Это кусок верескового мыла, я специально приберегла его. Завтра утром, до того как Энгус проснется, ступай к ручью и помойся там, как обычно. От этого мыла твоя кожа станет нежной, как бархат, и ароматной, как цветочное поле. Кажется, у Мерид остался кусочек ленты, которой она украсила твое платье. Вплетем его в твои волосы, и ты на самом деле станешь похожей на морскую сирену, увидев которую молодой господин обомлеет. Катриона крепко обняла мать.

— Мама, а как же папа? Я не ожидала, что на этот раз он так быстро вернется домой. Он, конечно, разрешает мне ходить в Россмори, чтобы читать Роберту письма, но что он скажет, если я не приду домой ночевать?

Улыбнувшись, Мэри нежно погладила девушку по щеке:

— Не беспокойся об этом, детка. Договориться с отцом предоставь мне.

Глава 13

Едва утреннее небо осветилось первыми лучами солнца, Катриона выскользнула из дома и направилась к ручью. Она шла босиком; несмотря на то что стояло лето, было еще так холодно, что дыхание ее превращалось в пар. Ее ступни просто заледенели, и она лишь ежилась, представляя, какой холодной будет вода в ручье.

Нырнув под ветку, девушка оказалась на лесной поляне. Сегодня ночью она поведет Роберта к озеру и с помощью белого вереска постарается вернуть ему зрение. Она почти не спала, но не чувствовала усталости, потому что всю ночь напролет думала лишь о том, что скажет Роберт, увидев ее. Вдруг она не понравится ему? Вдруг он решит, что она некрасива? Понимает ли он, какая пропасть разделяет их? А обретя зрение вновь и не нуждаясь более в ее услугах, не захочет ли он расстаться с ней?

Усевшись на поросшую мхом скалу, девушка разложила рядом одежду и принесенные с собой чулки с башмаками. Ветра не было; густой лес, окружавший ее, казалось, готов при необходимости встать на защиту девушки, загородив ее своими зелеными ветвями. Над ее головой высоко в небе заливался жаворонок, а чуть поодаль сквозь кусты и заросли вереска осторожно пробирались два оленя.

Катрионе нравилось бывать здесь. В одном месте, где ручей делал поворот, была небольшая заводь с чистой и прозрачной водой. Летом девушка предпочитала плескаться здесь, а не в задней комнате их домика, где ей приходилось мыться, втиснувшись в маленькое корыто, в котором колени упирались в подбородок.

Стянув с себя сорочку, она подошла к ручью и одной ногой ступила в воду. От холода у нее перехватило дыхание, но, глубоко вздохнув, Катриона шагнула в воду и другой ногой, а затем нырнула. Ощущение было удивительным — она испытывала одновременно страх и восторг. Вынырнув на мгновение, Катриона глотнула воздуха и снова погрузилась в ледяное блаженство.

Когда девушка в следующий раз подняла голову из воды, ей было уже не так холодно. Медленно доплыв до берега, Катриона взяла кусок мыла и принялась тереть им покрытые мурашками руки. Аромат мыла смешивался с ароматами летнего утра и бодрящего ветерка. Сквозь кроны деревьев пробились первые лучи солнца, и сразу же солнечные зайчики заиграли на поверхности воды.

Намылив волосы, Катриона опустила голову в воду, чтобы смыть пену. Когда она выпрямилась, за ее спиной в лесу раздался какой-то странный стук. С перепугу девушка прыгнула в воду, лишь голова ее виднелась на поверхности. Она стала тревожно всматриваться в темный лесной мрак. Вот мимо пробежал олень, но больше, казалось, ничто не нарушало утреннего покоя. Девушке даже подумалось, что по утрам в лесу не бывает так тихо, потому что со всех сторон доносится птичий гомон. Интересно, почему же в этот день в лесу стояла такая тишина?

Катриона ждала. Вскоре она услыхала пение дроздов. Успокоившись немного, девушка торопливо смыла остатки пены с волос и направилась к берегу, где лежало припасенное ею полотенце. Она бы предпочла подольше поплескаться в воде, но тревожное чувство не оставляло ее, поэтому Катриона решила вернуться домой.

А неподалеку, спрятавшись за старым дубом, Иен Александер наблюдал за тем, как девушка вытирается после купания. От волнения юноша почти не дышал — так прекрасно было ее тело в свете розового утра.

Да, ему казалось, что Катриона похожа на ангела.

Он подглядывал за ней с того мгновения, когда девушка опустила голову в воду, чтобы сполоснуть намыленные волосы. Иен как зачарованный любовался ее нежной грудью с розовыми сосками. Даже вспоминая об этом восхитительном зрелище спустя несколько минут, он чувствовал небывалое возбуждение.

Иену всегда нравилась Катриона — она была более деликатного сложения, чем ее сестра Мерид или другие шотландские девушки. Но ему и в голову не приходило подумать о том, что скрывается под ее платьями и рубашками; не замечал он и ее белой кожи, каштановых волос. Внезапно ему захотелось намотать на руку ее длинные локоны и потянуть девушку к себе. А потом заглянуть в голубую бездну ее глаз, зная, что она принадлежит только ему.

Замерев, Иен любовался совершенством Катрионы, пока она вытирала волосы полотенцем. Он едва сдерживался, чтобы не подойти к ней и не сжать ее в своих объятиях.

Тут девушка повернулась к нему спиной — ее длинные волосы закрывали всю спину, доходя до бедер. Желание с такой силой пронзило Иена, что он едва не кричал от боли.

У него еще не было женщины, он не знал, каково это — гладить нежную кожу в тех местах, которые обычно бывают скрыты одеждой. Впрочем, однажды он видел, как мужчина с женщиной занимаются любовью. Дело было в небольшой гостинице, где они с Энгусом остановились на ночлег во время одной из очередных поездок на побережье. Перепутав двери, Иен случайно забрел в чужую комнату, но парочка, сгоравшая от страсти на широкой постели, даже не заметила его. Тогда Иен ничего не ощутил, во всяком случае, ему не захотелось обнимать ту женщину. Она была грубой и грязной. Но Катриона — совсем иная, она чиста и невинна. Иену показалось, что он всегда знал, до чего она прекрасна — его красавица, его принцесса. Ее красота божественна, восхитительна.

Юноша понимал, что Катриона относится к нему как к брату, не более. Уж во всяком случае, ей бы и в голову не пришло стать его любовницей. Но если он сумеет овладеть ею, то она поймет, какое наслаждение он сумеет подарить ей, когда в будущем они лягут на супружеское ложе. Иен был даже рад, что у него не было женщин, потому что он не тратил свое семя на этих продажных тварей, на этих шлюх! Он всего себя отдаст единственной, чистой и нетронутой женщине. И ею может быть только Катриона.

Иен Александер наблюдал за ней до тех пор, пока девушка не оделась и не направилась домой. Зажмурив глаза, он подумал о том времени, когда она станет принадлежать ему. Он получит ее, добьется ее руки, несмотря ни на что, потому что ему это обещали.

Когда Катриона ушла, Иен медленно подошел к ручью — к тому месту, где купалась девушка. Подумать только, ее здесь уже не было, а на поверхности воды все еще плавали клочья белой пены, смытые с ее локонов.

И тут он заметилв траве что-то белое. Наклонившись, Иен поднял с земли шерстяной чулок, который Катриона второпях обронила. Рядом валялось ее влажное полотенце. Взяв о его в руки, Иен с трепетом поднес полотенце, которое совсем недавно прикасалось к ней, к своим губам. Закрыв глаза, он представил себе, как они занимаются любовью на берегу ручья, в этом самом месте. Катриона исступленно выкрикивает его имя, а он снова и снова дарит ей наслаждение… А потом перед его внутренним взором встала другая картина — Катриона обнаженная лежит на берегу ручья, но живот у нее уже не плоский, как сейчас. Нет, в нем растет ребенок. Его ребенок. У них будет много детей, наверное, целая дюжина, потому что он никогда не устанет дарить ей свои ласки…

Лоб Йена заливало потом, когда он снова открыл глаза. В лесу стояла тишина, нарушаемая лишь пением птиц. Вокруг царил покои, но в теле молодого человека разразилась настоящая буря, горячее, животное желание охватило его. И, прижав к восставшей плоти белый чулочек Катрионы, Йен удовлетворил желание единственным известным ему способом.

Поднявшись на последний холм перед Россмори, Катриона взглянула на ночное небо. Полная луна плыла в своем голубоватом сиянии в окружении тысяч мерцающих звезд. Легкий ветерок, наполненный благоуханием полевых цветов, обдувал лицо девушки. Ночь была великолепной. И необычной. В такую ночь и должно вершиться волшебство.

В кармане она держала завернутый в тряпицу высохший белый вереск. Сердце девушки бешено стучало у нее в груди, ей даже думать было страшно о том времени, когда к Роберту вернется зрение.

На Катрионе было новое платье, над которым, дошивая его, Мерид просидела весь день. Распущенные волосы дочери Мэри повязала небесно-голубой лентой.

Когда она вошла в библиотеку, Роберт сидел за столом, поднеся к глазам какую-то статуэтку.

— Роберт! — позвала она.

Герцог поспешно вскочил, уронив статуэтку на пол. Та раскололась.

— О Господи! — вырвалось у Катрионы. Подойдя ближе, она собрала с пола осколки. — Боюсь, статуэтку уже не склеить, — заметила она.

— Ну и ладно, — проговорил Роберт. — Форбс уберет осколки — он уже привык собирать с пола… плоды моей неловкости. — Роберт усмехнулся. — Кстати, я ждал тебя раньше. Но ты не пришла. — В его голосе слышалось недовольство.

Катриона посмотрела на него.

— Я и хотела прийти раньше, — объяснила она, — но у меня были неотложные домашние дела. Я и не заметила, как пролетело время.

Дома у нее и в самом деле было дело — она ждала возвращения отца, отправившегося на поиски полковника. Энгус ушел из дома совсем рано, но так и не вернулся до темноты. Девушка вообще не хотела уходить, но Мэри убедила ее не волноваться, добавив при этом, что полковник лишь усмехнется, узнав, сколько беспокойства он ей доставил. Катриона молила Господа, чтобы мать была права.

— Знаешь, я вспомнила, какое местечко твой отец описывал следующим. Он ездил туда ночью. Вот я и решила, что мы тоже должны поехать туда в темноте, чтобы пережить то же, что и он, — проговорила девушка.

Катрионе не хотелось лгать Роберту, но лишь так она могла заманить его ночью к лесному озеру. Девушка все еще не придумала, как уговорить его войти в воду вслед за ней. Впрочем, она успокаивала себя тем, что делает это и лжет лишь для того, чтобы Роберт прозрел. Сунув руку в карман, девушка нащупала сверток с цветком белого вереска. «Скоро, — сказала она себе, — скоро все переменится».

Катриона, правда, не знала, как быстро подействует волшебство и когда к герцогу вернется зрение, ведь лишь после этого она собиралась рассказать ему о сокровищах. А поведать ему о них она решила в тот момент, когда догадалась, что его отец тоже искал их. Конечно, Роберт не для этого приехал в Россмори, но она пока молчала лишь потому, что боялась: Роберт уедет, как только узнает правду. А там, в далеком Лондоне, он уж найдет способ доказать вину маркиза Кинсборо. Но пусть он делает это, видя окружающий мир, чтобы больше никто не смел насмехаться над ним.

— Твой отец ездил к озеру Лох-Линнанглас. Пешком туда идти слишком далеко, поэтому я заглянула в конюшню, чтобы оседлать Баяра. Твой конюх уже лег спать. А коня я оставила во дворе замка.

Присев на край стола, Роберт сложил на груди руки.

— Ну, раз уж ты возилась с упряжью, то, думаю, выбора у меня не остается. Так что едем. Кстати, сегодня я получил письмо из Брюсселя от Толли. Может, прочтешь мне его сначала?

Теперь Катриона поняла, почему Роберт так взволнован, он, видимо, прождал ее целый день, сгорая от нетерпения услышать новости про Бонапарта.

— Конечно, прочту, — согласно кивнула Катриона. Быстро сломав печать, она стала читать:

Скоро я возвращаюсь в Лондон. Все кончено, Роб. Наполеон опять потерпел поражение. Последняя, решающая битва состоялась два дня назад в местечке под названием Ватерлоо. Это было тяжелое сражение, нелегко пришлось обеим сторонам, но в конце концов ребята Веллингтона одержали победу. Теперь судьбу Бонапарта будет решать совет. Многие горят желанием казнить его, но я думаю, что скорее всего его опять отправят в ссылку, только на сей раз — навсегда, Я сейчас еду в Париж. Дождусь там, пока его судьба будет решена, а уж потом продолжу путь в Лондон.

Почему-то я не получал от тебя писем с середины мая. Не теряю надежды встретиться с тобой в городе.

С наилучшими пожеланиями, твой Толли.

Прочитав письмо, Катриона взглянула на Роберта. Глаза его были закрыты, голова опущена.

— Роберт! — позвала девушка.

— Я так боялся, что на сей раз он не вернется, — проговорил герцог. Он поднял голову. — Слава Богу, все обошлось.

Девушка протянула ему руку, и он с готовностью схватил ее. В библиотеке, освещаемой лишь пламенем из камина, стоял полумрак, но Роберт все равно пытался разглядеть ее лицо в тех неясных образах, что плыли перед его глазами. Роберт старался изо всех сил, и в какой-то миг ему даже показалось, что он видит голубое небо, но это видение мгновенно сменилось полной тьмой.

За время своего знакомства с Катрионой Роберт так привязался к девушке, что теперь все время спрашивал себя, как будет жить дальше, если судьбе будет угодно разлучить их. Она так много значила для него! Ведь до пожара у него было много знакомых, которых он считал друзьями и рассчитывал, что эти люди всегда будут с ним, но лишь сейчас, оставшись в одиночестве, он понял, как ошибался. Теперь-то он знал, что никогда больше не будет таким доверчивым.

Услышав стук в дверь, Мэри отложила ложку, которой раскладывала хаггис^{note 5} по тарелкам, и вопросительно посмотрела на мужа. Энгус кивнул.

— Я открою, — проворчал он. — Я знаю, кто это.

«Еще бы, — подумала женщина. — Кто же это может быть, кроме полковника?»

Энгус так и не нашел старика — не было его ни у вдовушки Гарри, ни в его домике, куда Энгус еще раз заглянул вечером. И никто ничего не слыхал о полковнике. Письмо, найденное Катрионой под дверью, пришло от сестры полковника, Маргарет. Она уговаривала его приехать к ней и не выбрасывать это письмо так же, как он выбросил остальные ее послания. А Макбрайаны и не знали ничего о его сестре! Он никогда о ней не рассказывал, даже Катрионе. Из письма они поняли, что Маргарет давненько не видела брата, так что оставалась надежда, что старый полковник все-таки отправился навестить сестру в Лондон.

Но, услыхав стук в дверь, Мэри решила, что их предположения не оправдали себя. Куда бы там полковник ни уехал, он уже вернулся и, не обнаружив дома любимой кошки, пошел к Макбрайанам, решив, что Катриона забрала Мэтти к себе. Так что ее девочка может больше не переживать за полковника — тот нашелся, и все в порядке.

Наконец Энгус открыл дверь, но за ней стоял вовсе не полковник, а Иен Александер.

— Добрый вечер, Иен, — промолвила Мэри.

Энгус принялся натягивать на ноги тяжелые сапоги. Он всегда надевал их, отправляясь на «дело», то есть к судну, груженному контрабандой. Но на этот раз Энгус и не заикался о том, что его опять ждет опасная поездка. Он даже не собрал своей котомки.

— Энгус! — окликнула его жена.

— Вернусь к утру, — проворчал он, накидывая на плечи тяжелый суконный плащ и нахлобучивая на голову старую шляпу.

Мэри решила, что муж, наверное, попросил Иена помочь ему в поисках полковника.

— А как же твой ужин? — спросила она. — Тебе надо поесть. А ты, Иен, заходи и подожди Энгуса.

— Нет, Мэри, — недовольно проговорил Энгус. — Нам надо идти на дело.

Мэри удивленно уставилась на него:

— Так близко от дома?

— Да, — буркнул старый шотландец. — Из-за караульных мы не смогли забрать этот груз в Малаге — слишком уж тщательно там следят за судами, вот мне и пришлось привезти его в безопасное место. Сюда… У меня не было иного выхода.

Нахмурившись, Мэри посмотрела мужу в глаза. Тот никогда не привозил товар так близко к их дому из-за опасения быть пойманным. Если только пограничная служба прознает про то, что контрабандисты живут где-то неподалеку, начнут обыскивать все дома на много миль вокруг. Они все вверх дном перевернут, чтобы найти контрабандные товары. И арестуют каждого, кто может сообщить хоть что-нибудь.

— Но где же ты спрячешь товар? — сурово спросила она.

— Не знаю, — признался Энгус. — Судно ждет на берегу. Как только я найду безопасный уголок, то дам на корабль сигнал фонарем. С остальными я должен встретиться на берегу. — С этими словами Энгус повернулся к двери. Он взял суму и фонарь, висевший на крюке.

И вдруг, даже не осознав, что говорит, Мэри выпалила:

— Ты можешь спрятать груз в Россмори.

— Ты сошла с ума, жена? — усмехнулся Макбрайан. — Герцог же там!

— Нет, Энгус, — покачала головой Мэри. — Герцог не вернется в замок до утра.

Энгус медленно поднял голову и посмотрел ей в глаза.

— Ты можешь снять груз с судна на берегу, за утесами, — пояснила Мэри. — Там тебя никто не увидит. А потом спрячешь товар в пещерах под замком. Ты сможешь достать его, когда все успокоится.

Прищурив глаза, Энгус спросил:

— Но откуда тебе известно, что Хозяина не будет в замке этой ночью?

Кинув мимолетный взгляд на Иена, Мэри снова посмотрела на мужа.

— Не спрашивай меня, муженек, потому что я не могу ответить тебе на этот вопрос.

Энгус мог бы и не спрашивать ее: покосившись на стол, он увидел, что стул Катрионы пуст. Мерид испуганно молчала.

— Спасибо тебе за совет, жена, — медленно произнес он. — Благодаря тебе мне удастся избежать многих неприятностей. — Он потуже затянул кожаный шнурок на котомке. — А об остальном поговорим позже, когда я вернусь домой.

Глава 14

Линнанглас — небольшое озеро, в которое с одной стороны впадала река Линнан, а с другой оно было отгорожено от внешнего мира высокой и узкой горной долиной. Голые скалы, высившиеся на дальнем берегу Линнангласа, были открыты резкому западному ветру, а склон холма, загораживающего озеро с севера, был покрыт пышной зеленью старых вязов и дубов. За этим холмом вилась древняя дорога, по которой и приехали к Линнангласу Катриона и Роберт.

Доскакав до берега озера, Баяр резко остановился. Сердце Катрионы тревожно забилось.

— Ну вот мы и приехали, — вымолвила она, спешиваясь. Когда и Роберт соскочил на землю, девушка отпустила поводья, чтобы Баяр мог вдоволь пощипать сочной изумрудной травы.

Повернувшись к Роберту, девушка спохватилась, что и думать забыла о записках его отца, которые, по ее словам, привели их сюда. Можно было, конечно, придумать что-нибудь, но не могла же она сочинять за покойного герцога. К тому же ей ведь еще надо уговорить Роберта зайти в воду. Катриона была в растерянности. Она должна была сделать что-то, чтобы отвлечь его от мыслей о тетради отца. Но что?

— Когда я была маленькой девочкой, — нерешительно заговорила она, увлекая Роберта на полянку, поросшую маргаритками и вероникой, — то часто приходила сюда и играла в русалку. — Опустившись на колени, девушка подождала, пока ее спутник сядет рядом. — В самой середине озера есть маленький островок, который называется Эйлин… — Вдруг девушка замолчала, почувствовав на себе взгляд Роберта. Было темно, поэтому он снял темные очки, и что-то в его взгляде, мерцающем в лунном свете, насторожило ее.

Он смотрел на нее не так, как обычно. Катриона даже не могла объяснить, в чем дело, но в этот раз его взор был не просто направлен в ее сторону, нет, он именно смотрел на нее! Впервые глаза Роберта были такими же, как на портрете — проницательными, страстными; их взгляд проникал в самую душу. Словно он…

— Что такое, Роберт? — спросила девушка. — Ты хочешь сказать, что видишь озеро?

Герцог не ответил. Вместо этого он взял ее лицо в свои ладони и привлек девушку к себе. От этого нежного прикосновения по телу Катрионы пробежала дрожь. Девушка судорожно вздохнула.

— Нет, Катриона, — проникновенным голосом проговорил он. — Я просто не хочу, чтобы ты описывала мне озеро. Лучше опиши мне себя.

— Себя? — изумилась она.

— Но ведь ты же видела себя, не так ли?

— Да, конечно, только я никогда…

— Катриона, прошу тебя, опиши мне себя своими словами, — попросил Роберт.

Несколько мгновений девушка молча смотрела на него, а потом тихо сказала:

— Что ж, у меня… просто русые волосы и голубые глаза.

— Не бывает человека с «просто русыми» волосами, Катриона. Они могут быть темно-русыми, могут по цвету напоминать мех соболя или, наоборот, быть светлее — как речной песок! — воскликнул герцог.

— Ну, если ты настаиваешь… — улыбнулась Катриона. — Папа часто говорил, что они ржаво-русые, когда я была…

Роберт медленно намотал на палец шелковистый локон девушки.

— … девочкой, — запнувшись, договорила она. Что он делал?

— А какого цвета твои глаза? — спросил он, нежно проводя кончиками пальцев по ее бровям и векам, отчего мурашки побежали по спине Катрионы. Но ей не было холодно, несмотря на прохладную ночь. Наоборот, она почувствовала, как огонь охватывает ее тело.

— Голубые… — выдохнула Катриона. Пальцы Роберта скользнули вниз по ее лицу и остановились на губах.

— Какого оттенка? Цвета грозового неба? — спросил Роберт.

— Да. — Что бы он сейчас ни сказал, она бы согласилась. Катриона блаженно закрыла глаза, когда он стал гладить ее волосы.

— А остальное? Опиши мне себя всю, — взмолился герцог. — Неужто ты можешь описать только волосы и глаза?

— Остальное? — пожала плечами девушка. — Остальное, как у всех… Два уха, два глаза, рот…

— Да, несомненно, у тебя есть рот, — усмехнулся Роберт. Его пальцы задержались на ее губах. Девушке так захотелось поцеловать его, что казалось, она умрет, ожидая, когда он накроет ее губы своими губами.

— Мой нос… — попыталась договорить девушка. Его пальцы погладили ее нос.

— У тебя замечательный нос, — шепнул Роберт. Затем он опять провел большим пальцем по ее губам.

Катриона нервно сглотнула.

— Позволь мне закончить. — Взяв ее за руку, он соединил их ладони.

Жар, опаляющий ее тело, становился невыносимым. Катриона тщетно пыталась пробудить в себе остатки разума и отодвинуться от него, потому что вовсе не за этим они приехали к Линнангласу… Но, Господи, ее язык перестал повиноваться ей, и она была не в состоянии произнести нужные слова.

— У тебя маленькие руки, — шептал Роберт. — Я могу обхватить твое запястье. — Подержав ее пальцы в своей ладони, он осторожно погладил один. — И нежная, мягкая кожа…

Поднеся руку Катрионы к губам, Роберт принялся по очереди целовать подушечки пальцев. Девушка млела, вспоминая их недавний поцелуй у ручья, а потом другой — тот, которым они обменялись во время грозы… Ей безумно захотелось опять ощутить тепло его губ К тому же, глядя на его портрет, она столько раз представляла себе, как это могло быть…

Ну что может случиться, если он еще подарит ей всего один поцелуй?

Высвободив руку, Катриона привлекла к себе Роберта.

Тот мгновенно повиновался ее молчаливому призыву и заключил девушку в объятия. У герцога голова кружилась от желания обладать этой женщиной, которая сразу же приняла его, приняла таким, каков он есть.

Едва его губы коснулись ее губ, она мгновенно забыла обо всем на свете. Катриона оказалась способной ученицей. Держась за него, девушка послушно легла на изумрудную траву и отдалась во власть его умелых рук.

Никогда в жизни Роберт не испытывал такого блаженства от близости женщины. Она опьяняла, сводила с ума, ему казалось, что он воспаряет на небеса.

Герцог губами приоткрыл ее губы. Его горячее дыхание опаляло ее и блаженным теплом разливалось по жилам. Закрыв глаза, девушка словно растворилась в этом сладостном, бесконечном поцелуе…

Оторвавшись от губ, Роберт принялся осыпать горячими поцелуями лицо и шею Катрионы, руки его лихорадочно скользили по ее корсажу.

— Сейчас… — прошептала девушка. — Я помогу тебе…

Катриона расстегнула пуговицы, и герцог, быстро стянув лиф платья и нижнюю сорочку с ее груди, припал губами к ее нежному розовому соску. Девушка судорожно вздохнула. Поцелуи Роберта жгли ее тело, ей казалось, что она не выдержит этой сладкой пытки. Повинуясь инстинкту, она выгнулась дугой, чтобы крепче прижаться к нему, полнее ощутить силу его желания.

Герцог едва сдерживался. Ему хотелось немедленно овладеть ею, чтобы потушить испепеляющее пламя страсти, но он понимал, что не стоит торопиться в эту волшебную ночь. Приподняв ее юбки, он стал ласкать стройные ноги девушки, подбираясь к самому сокровенному ее месту.

Затем, оторвавшись от нее на мгновение, Роберт быстро избавился от своей одежды, а затем снова заключил девушку в свои объятия. Катриона дрожала, все ее существо было охвачено негой, ощущением настолько новым и острым, что она громко застонала.

— Катриона, я… — пробормотал герцог. Он безумно хотел немедленно взять ее, но понимал, что невинная девушка ничего не знала о том, что происходило между ними.

— Прошу тебя, Роберт, не говори ничего, — взмолилась она. — Просто покажи, научи меня…

Эторо он и ждал. Приподнявшись, Роберт одним рывком быстро вошел в ее лоно.

Катриона вздрогнула от боли, но не закричала. Медленно и ритмично двигаясь, Роберт осыпал ее поцелуями, ласкал ее грудь и шею. Катриона приподняла бедра, чтобы он глубже вошел в нее, судорожно схватила его за плечи.

— Ох, Роберт, — хрипло прошептала она, — я больше не могу.

— Да, любимая, — прерывисто дыша, проговорил герцог.

Вскоре его движения стали быстрее и резче, и через несколько мгновений Роберт низко зарычал, празднуя победу любви. Ему вторила опьяневшая от страсти Катриона…

Несколько минут они лежали не шевелясь. Наконец Роберт отодвинулся в сторону. Катриона медленно села и дотронулась рукой до его щеки.

Еще никогда в жизни она не испытывала такого полного счастья. Даже в самых смелых своих мечтах Катриона и предположить не могла, что может быть так прекрасно. Ей нравилось чувствовать на себе его тяжесть, нравилось ощущение удивительного единения с другим человеком. Да, это было великолепно. Роберт был ее рыцарем. Ее телохранителем. И она по-настоящему полюбила его.

— Тебе было больно? — спросил он, взяв ее руку и прижав ее к своей щеке.

— Нет. — Катриона смотрела на его сильное, мускулистое тело. И вдруг в лунном свете она заметила, что подол ее платья осыпан высохшими лепестками белого вереска, выпавшего из кармана.

Вереск! Катриона закрыла глаза. Ей ведь надо было развеять растертые лепестки на ветру. Так сказала ее мать. А она совсем забыла об этом. Только сейчас девушка вспомнила слова Мэри: «… Ты распылишь растертые лепестки над головой господина. Их разнесет исцеляющий ветер, посланный полной луной».

Что, если волшебная сила белого вереска утеряна? Что, если он уже не сумеет вернуть Роберту зрение? Взяв в руку несколько лепестков, она осторожно растерла их между пальцами над головой герцога. Они как снежные хлопья рассыпались на его темных волосах, а потом легкий порыв ветра поднял их, и они упали ему на грудь и ниже…

— Роберт, ты же весь в крови! — воскликнула она, следя за парящими в воздухе и упавшими на тело герцога растертыми лепестками.

— Знаю. Но это ерунда, Катриона. Это кровь твоей девственности, — кивнул головой молодой человек.

Опустив глаза, девушка только сейчас заметила, что и ее бедра с внутренней стороны измазаны кровью.

— Ой! — испугалась она. — Кровь и на мне тоже! Встав, герцог протянул ей руку.

— Ты можешь отвести меня к озеру? — попросил он. — Там мы вымоемся.

Катриона медленно подвела Роберта к озеру, и они вошли в воду до пояса. Повернувшись к ней, герцог привлек девушку к себе и нежно поцеловал ее в лунном свете. Только теперь Катриона вспомнила, что еще сказала ей мать:

«А потом герцог должен войти в озеро. Волшебные воды Линнангласа вернут ему зрение… Но ты должна войти в озеро вместе с ним».

Когда поцелуй прервался, девушка загадочно улыбнулась. Подняв руку, она бережно поправила прядь темных волос, упавшую Роберту на лицо. Как хорошо, что ей не пришлось ничего придумывать, чтобы заманить герцога в воду!

… Они не знали, что озверевший от ревности и злобы Иен Александер, спрятавшийся за деревьями, наблюдает за тем, как его принцесса, его ангел гладит своими нежными ручками этого голого англичанина!

— Греби вон за тот утес, сынок, — обратился Энгус к Иену. Он сидел напротив своего воспитанника в грубо сколоченном ялике. Над ними сияла полная луна. Совсем неподходящая ночь для контрабандистов. Энгус указал на узкую полоску берега, видневшуюся невдалеке. — Думаю, пролив, ведущий к Россмори, где-то здесь.

Молча налегая на весла, Иен повел ялик к темной линии берега. Следом за ними по неспокойной поверхности моря скользили еще три лодки, изредка выдавая свое присутствие лишь случайным, едва слышным шлепаньем весел по воде.

В этих лодках сидели люди, составлявшие команду Макбрайана, люди, которых он знал всю жизнь. Он доверял им, как самому себе. Они должны помочь ему разгрузить катер, а потом с их же помощью товар, доставленный на берег, разойдется тайными путями по всей Шотландии.

Когда ялик приблизился к берегу, Энгус ловко выскочил в воду и, утопая ногами в песке, повел суденышко к скале, на которой высился величественный Россмори. Килт старого шотландца весь вымок, но он упорно продолжал путь к темному силуэту замка, четко вырисовывающемуся на небе в лунном свете.

Не по душе было Энгусу выгружать товар так близко от дома. Мало того, что он вообще многим рисковал, занимаясь контрабандой, так теперь он еще опасался навлечь на себя гнев хозяина, поселившегося в замке. Одно дело нарушать законы, установленные королем, но совсем другое — посягнуть на доверительные отношения, веками складывающиеся между лордом и его вассалами. Это было равносильно предательству.

Однако у Макбрайана не было выхода. Если они попытаются разгрузить товар в другом месте, их тут же заметит стража, потому что скалы Россмори окружены болотистой равниной. Зато здесь, в темноте, среди скал и утесов никакой патруль их не увидит.

— Будем дожидаться сигнала здесь, — заявил Энгус, когда остальные люди подплыли к ним. Он заметил, что его друзья передают из рук в руки бутылку с виски и жадно прихлебывают из нее, чтобы хоть немного согреться на пронизывающем ветру. Кто-то предложил пустить бутылку по второму кругу, и это предложение было встречено тихим смехом.

Энгус нахмурился. Чем дольше они будут сидеть здесь, тем больше виски выпьют его спутники, а Значит, забыв об осторожности, они будут громко смеяться и говорить, рискуя привлечь внимание бдительных стражников.

Капитан, дородный моряк, прозванный Le Poisson^{note 6} за поразительное умение избегать встреч с таможенными службами, обладал удивительными способностями и умел скрываться, как никто другой; говаривали, что однажды он умудрился провести свой корабль прямо под носом у таможенного судна. Кстати, свое судно «Хамелеон» он распорядился выкрасить зеленой краской, чтобы его меньше было заметно на морской воде.

Опустившись на песок, Энгус заметил прятавшегося в тени Иена Александера.

— Я уж было решил, что тебя сцапали стражники — что-то больно долго ты не возвращался из дома, хоть и обещал прийти пораньше, — заметил Макбрайан.

Не отвечая ему, Иен смотрел на воду. В лунном свете Энгус успел заметить, как молодой человек сердито стиснул зубы.

Видно, ночью с Иеном что-то случилось. Что-то нехорошее, от чего в его глазах горит дикий, жестокий огонек.

— Знаешь, мне показалось, что ты всего-навсего отправился за трутом, чтобы мы могли зажечь фонарь, — продолжал Энгус. — Где ты был так долго, сынок?

Помолчав еще некоторое время, Иен наконец процедил сквозь зубы:

— Просто я долго не мог найти его. Вот и все. Что-то в нем изменилось. Когда паренек в первый раз пришел к нему, чтобы сопровождать на дело, Энгус обратил внимание на веселый, задорный огонь в его глазах — казалось, Йен готов бросить вызов всему королевскому флоту. Но сейчас… Сейчас он стал совсем другим. Раздраженным, издерганным. Почему-то все время старался держаться в тени.

Энгус наблюдал, как молодой человек отпил солидный глоток из бутылки, переданной ему товарищами, которые вполголоса посмеивались над ним. Макбрайан старался не обращать на это внимания, списывая все на возрастающую нервозность, вызванную долгим ожиданием.

Через четверть часа Энгус наконец-то заметил голубой огонек, мелькнувший в ночной тьме, — это означало, что «Хамелеон» приблизился к берегу.

— Слава Богу, — пробормотал старый шотландец, поднимая вверх горящий фонарь, чтобы подать ответный сигнал.

Местный кузнец смастерил для Энгуса специальный фонарь, светивший таким образом, что его свет был виден лишь с одной стороны, причем и это отверстие загораживалось специальной шторкой. Приподняв ее два раза, Энгус тем самым подтвердил, что берег пуст и все спокойно.

— Они подходят, — проговорил он, откладывая фонарь в сторону.

Моментально забыв о виски, его друзья замолчали и взялись за дело. Двое из них столкнули в воду ялик, чтобы на нем выйти навстречу шлюпке, посланной с «Хамелеона». На этот раз Энгусу должны были доставить ценный груз — куда более ценный, чем обычно. Бочки с бренди и портером из Франции, шелка и кружева из Испании, табак из Америки и чай со специями, упакованными в непромокаемые мешки, — с Востока. Эти товары разойдутся по всему королевству, дойдут до Эдинбурга и, быть может, даже до Йорка, где предприимчивый мистер Мак-Эфи нашел готового заплатить за все купца.

Лишь после того как товар найдет своего покупателя, Энгус получит за него деньги — для себя и своей команды, а заплатит ему агент мистера Мак-Эфи, некто Драм, переодевавшийся священником для того, чтобы избежать интереса со стороны властей.

Тем временем первая из лодок Энгуса, груженная тяжелыми бочонками, уже возвращалась на берег.

— Отлично, ребята, а теперь передавайте бочки мне — я спрячу их в пещере, — заявил Энгус, озираясь в поисках Иена. — Дуглас, — позвал он одного из друзей, — ты, случайно, не заметил, куда запропастился Иен?

— Не-а, Энгус, — ответил крепкий детина, несущий на плече тяжелый бочонок. — Я не видел парня с тех пор, как мы высадились на берег.

Энгус еще раз огляделся вокруг, а затем, взяв одну из бочек, направился в пещеру. Ему очень нужна была помощь Иена — контрабандисты должны были торопиться и как можно быстрее разгрузить «Хамелеон», пока его не заметили стражники.

Оказавшись в пещере, Макбрайан поднял шторку своего фонаря, чтобы осветить путь, и медленно осмотрелся вокруг. Ему никогда не доводилось бывать в пещерах, но он много слышал о них от Катрионы.

Катриона… Подумав о дочери, Энгус вспомнил, каким виноватым был взгляд Мэри, сообщившей ему, что господина этой ночью в Россмори не будет. Одного взгляда жены было достаточно для того, чтобы Энгус понял: куда бы ни направился лорд, Катриона с ним. И они наедине.

Тряхнув головой, Энгус отогнал от себя невеселые размышления: сейчас важнее всего было думать о деле. Малейший шум мог привлечь внимание таможенников. Возможно, Иен просто решил осмотреть местность, чтобы предупредить друзей о возможном приближении стражников.

Выйдя из пещеры, Макбрайан направился было к месту разгрузки, чтобы прихватить очередную партию товара, как вдруг тишину нарушил внезапный грохот пистолетного выстрела.

Глава 15

— Драгуны! — закричал Дуглас, бросая к ногам Энгуса тяжелый сундук. И тут же бросился назад, чтобы успеть спасти хоть часть товара.

Энгус вглядывался в темноту, но ничего не видел, потому что как раз в это мгновение луна скрылась за тучами. Стражники не могли прийти с воды, потому что иначе его друзья заметили бы их приближение. Стало быть, им придется еще перебраться через скалы и, возможно, Энгусу и его команде достанет времени для того, чтобы надежно спрятать товар, а уж потом уплыть отсюда на яликах.

Макбрайан был в пещере, когда до него донеслись громкие крики и беспорядочная пальба. Подобравшись к выходу из пещеры, он, оторопев, увидел, что драгуны уже вовсю орудуют на берегу. Их было очень много. Ох, не могли они так быстро перейти скалы, их непременно бы заметили! Значит, драгуны знали о том, что готовится этой ночью.

Уронив сундук на землю, Энгус быстро придвинул его к стене. Еще не все потеряно. Драгуны не могли подойти к нему так близко, чтобы углядеть, куда он уносил товар. И даже если бы они притаились и сидели тихо как мыши, Энгус все равно догадался бы об их присутствии. К тому же на берегу оставались остальные контрабандисты, так что драгуны могут подумать, будто они просто поджидают людей, которые повезут товар дальше. В пещере было совсем темно, и даже если стражники найдут вход сюда, им нипочем не отыскать бочонки и сундуки, которые Энгус прятал в нишах далеко от входа.

А уж без груза его друзья сумеют избежать ареста. Этому они учились с самого начала их промысла. При малейшей тревоге контрабандисты должны разбегаться во все стороны, плыть по воде, взбираться на скалы и прятаться там, лишь бы сбить с толку драгун. А он, Энгус, попросту забредет в пещеры подальше, чтобы переждать там неприятные минуты.

— Мэри! Эй! Мэри Макбрайан! Открой! — Громовой крик сопровождался стуком в дверь.

Катриона быстро поднялась с постели. Она совсем недавно вернулась с Линнангласа, где они с Робертом так чудесно провели время. Рядом Мерид, позевывая, терла глаза.

Мэри уже выбежала в кухню, когда Катриона вышла туда вслед за ней, держа в руке едва горевшую свечу.

— Это Дуглас, Мэри! Дуглас Маккензи. Я пришел узнать, видела ли ты Энгуса этой ночью?

Мэри рывком открыла дверь. В одной ночной рубашке, с растрепанными волосами, она едва доходила Дугласу до подбородка. Небо за его спиной все еще оставалось темным, лишь на востоке появилась едва заметная серая полоса.

— Что такое, Дуглас? — пробормотала женщина. — Разве Энгус был не с вами?

Катриона и Мерид, прижавшись друг к другу, молча смотрели на Дугласа, мощная фигура которого занимала почти весь дверной проем.

— Был, Мэри, был, но мы попали в засаду недалеко от Россмори. Разве ты ничего не слышала?

Россмори? Катриона шагнула вперед.

— Так папа ночью отправился на дело? В Россмори?

Мэри встревоженно посмотрела на дочь.

— Не сердись на отца, девочка. Я знала, что лорда этой ночью не будет в замке. А твой папа был в ужасном положении. Ему надо было где-то надежно спрятать товар. Это я предложила им воспользоваться пещерами Россмори. Мне казалось, что там груз будет в безопасности. Мне и в голову не пришло, что за Россмори могут следить.

— Они притаились и ждали нас, — прорычал Дуглас. — Проклятые английские псы! Они каким-то образом узнали, что мы будем выгружать товар недалеко от замка! Точно узнали, потому что заранее пришли туда и поджидали в скалах, пока мы таскали товар в пещеры.

— Куда? — испуганно переспросила Катриона. — В пещеры?

— Да, детка. Но когда стражники напали на нас, твой отец как раз был в пещере. Мы прятали там груз, чтобы потом забрать его из пещеры и передать нужным людям. Едва стражники выступили из темноты, мы с ребятами сразу разбежались по сторонам. Но вот что-то я не приметил, чтобы Энгус выходил из пещеры, поэтому и решил, что старина Макбрайан решил переждать там, пока драгуны разойдутся. Я думал, после этого он пойдет домой…

— Энгус так и не пришел домой ночью, — дрогнувшим голосом проговорила Мэри. Конечно, все они знали, что Энгус сильно рискует, но все же не теряли надежды и каждый раз молили Господа, чтобы все обошлось. За долгие годы промысла контрабандой ее муж много раз оказывался совсем близко к таможенникам, но всегда умудрялся убежать от них. Похоже, на сей раз удача изменила ему.

Все замолчали, гадая о том, что же могло произойти прошедшей ночью.

— Господи, не-ет! — вдруг закричала Катриона. Присутствующие удивленно повернулись к ней. Девушка зажала рот ладонью, глаза ее были полны слез.

— В чем дело, детка? — спросила Мэри, шагнув к дочери. Катриона в отчаянии схватила ее за руки.

— Прилив, мама! Скоро начнется прилив! Если папа все еще в пещерах, то он узнает о начале прилива лишь тогда, когда путь к спасению будет отрезан водой. Он окажется запертым в ловушке!

Сидя во тьме пещеры, Энгус мог лишь гадать о том, сколько времени прошло с того мгновения, как он здесь спрятался. Решив наконец, что можно покинуть свое мрачное убежище, Макбрайан направился к выходу, но его ноги стали увязать в мокром песке.

Прилив начался.

Энгус упрямо брел вперед, но вода, бурля и пенясь, поднималась все выше, наполняя собой коридоры пещеры. Тогда шотландец повернул назад, надеясь, что сможет укрыться в самом сердце скалы. Он поднимался все выше и выше, ничего не видя перед собой, потому что ему было трудно нести фонарь вверх, и он оставил его внизу, зацепив за уступ. Энгус старался удержаться на ногах, хватаясь руками за выступы скал, но вскоре ему пришлось остановиться: на его пути встала каменная стена.

Тогда Макбрайан повернул назад. Тут он впервые испытал некоторое волнение. Энгус уже не помнил, каким путем пришел сюда, но, куда бы ни заносили его ноги, он каждый раз заходил в тупик. Время летело так быстро!

Сердце его тревожно забилось, когда вода поднялась ему до груди. Сняв с уступа фонарь, старый шотландец поднял его вверх и стал испуганно озираться вокруг, помня, что один из коридоров должен вести в другом направлении. Сколько раз Катриона рассказывала ему о пещере, но он всегда невнимательно слушал ее, считая все эти истории досужими книжными вымыслами, чем-то вроде ее болтовни о количестве звезд в небе и тому подобных бессмысленных выдумок.

Какой же коридор выбрать? Энгус начал замерзать в ледяной воде, зубы выбивали дробь. Стараясь сдержать дрожь, старый шотландец упрямо сжал зубы, но мрачные мысли все сильнее овладевали его умом. Судя по тому, с какой скоростью прибывала вода, он сумеет воспользоваться всего лишь одним коридором. Ну, в лучшем случае, двумя. А потом… Потом вода поднимется так высоко, что ему уже некуда будет идти, и он останется тут навсегда…

Постаравшись сосредоточиться, Энгус пришел к выводу, что не заходил всего лишь в три каменных коридора. Он стал присматриваться к ним, не решаясь выбрать один из них. Куда бы он ни направился, на это потребуется время. Если он опять ошибется, то ему останется лишь нырнуть и попробовать проплыть еще по одному проходу. Но останется третий… К тому же в полной тьме он вряд ли сможет ориентироваться под водой.

Энгус громко крикнул «Эй!»в каждый коридор, рассчитывая на то, что эхо поможет определить, какова его длина и на сколько он короче других. Но шум бурлящей воды и громкое биение собственного сердца не позволяли прислушаться, к тому же еще и страх оглушал его. Надо было делать выбор. Время летело все быстрее. Решившись войти в один из проходов, Макбрайан лишал себя возможности выбрать другой. Куда же идти? Энгус никак не мог принять решение.

Вдруг с легким шипением свет в его фонаре погас, оставив старого шотландца в полной тьме. Он на ощупь направился к ближайшему коридору.

Солнце уже поднималось, когда Катриона увидела шпиль Россмори, уносящийся в освещенное розово-оранжевыми всполохами утреннее небо.

Она была совсем близко.

В горле у нее пересохло, ноги болели от долгого бега. Выбежав из дома, она не остановилась передохнуть ни на секунду, даже после того, как упала и, разорвав чулки, в кровь разбила колени.

Замедлив бег, девушка старалась отдышаться, чтобы сердце, рвущееся из груди, хоть немного успокоилось. Останавливаться нельзя ни на миг, то и дело повторяла она про себя.

Катриона была уже совсем близко от входа в пещеру, скрытого в зарослях вереска и колючего дрока, как вдруг до нее донесся приближающийся лошадиный топот. Девушка обернулась как раз в тот момент, когда пять всадников, проскакав галопом по склону горы, остановились в нескольких ярдах от нее. Четверо из них принялись осматриваться по сторонам, а пятый, сидевший на черном как смоль скакуне, бока которого покрылись пеной от долгого бега, направил коня прямо к ней.

— Доброе утро, мисс, — обратился он к девушке. — Не могли бы вы уделить мне минутку?

Катриона подняла голову.

Всадник, одетый в дорогой черный плащ, под которым виднелся синий сюртук с золотыми пряжками, и белые, заляпанные грязью, бриджи, был некрупным мужчиной. Светлые волосы выбивались из-под шляпы с высокой тульей. Он с любопытством смотрел на Катриону живыми голубыми глазами.

Пришпорив коня, всадник еще ближе подскакал к девушке. Катриона инстинктивно отступила назад, но, по непонятной для себя причине, не смогла отвести глаз от его гипнотического взгляда.

— Могу я узнать, что вы делаете на земле Россмори? — осведомился он.

Его уверенный тон смутил Катриону.

— Мои родные и я — вассалы хозяина замка, — отвечала она. — Я как раз направлялась в Россмори.

— Ага, стало быть, вассалы… — многозначительно кивнул головой незнакомец. — А что вы Собираетесь делать в замке? Вы там работаете?

— Я сделала что-то недозволенное, милорд?

Скакун незнакомца неожиданно затряс головой и принялся рыть копытом землю. Всадник потянул на себя поводья.

— Прошлой ночью мы наткнулись на банду контрабандистов недалеко от Россмори, — заявил он. — Нескольких мы поймали, а теперь ищем остальных.

Несмотря на холод, лицо Катрионы залилось краской. Девушка стала молить Господа о том, чтобы Энгуса не оказалось в числе пленников, хотя… это по крайней мере означало бы, что его не застиг прилив.

— Вы никого не видели здесь, мисс? — спросил всадник, приковывая ее к месту леденящим душу взглядом.

«Почему он так на меня смотрит?» — подумала девушка.

— Нет, милорд, я никого не видела, — пролепетала она. Тут раздался стук копыт, и к человеку в черном подъехал другой всадник.

— Мы настигли еще одного контрабандиста, лорд Данстрон, — сообщил он. — Негодяй стрелял из карабина в Робби и ранил его в руку. Мы зажали его в угол, но он заявил, что пристрелит любого драгуна, осмелившегося приблизиться к нему.

Лорд Данстрон… Катриона узнала это имя. Он был землевладельцем и хозяином Касл-Крэннока — обширного поместья, раскинувшегося в нескольких милях к северо-востоку от Россмори. Девушке не приходилось прежде его встречать, но она вспомнила, что отец рассказывал о лорде как о жестоком и бессердечном человеке. Как-то раз он выгнал из дома молодую женщину — всего семнадцати лет от роду — в одной ночной рубашке и заставил ее смотреть на то, как горит ее собственный домик, подожженный, разумеется, по его приказанию. Стояла холодная зима, и женщина, не выдержавшая мороза, даже не смогла найти убежища.

Лорд Данстрон снова смерил Катриону взглядом. Девушка нахмурилась.

— Ну ладно, — помедлив, заявил он, — я, пожалуй, поеду. Надеюсь, скоро мне вновь представится возможность потолковать с вами. — Он дотронулся рукой до шляпы. — Всего доброго, мисс.

Катриона наблюдала за тем, как лорд Данстрон, повернув коня, поскакал вниз, на ходу отдавая приказания своим людям, следовавшим за ним. Увлекаемые лордом, всадники помчались прочь, лишь пыль полетела из-под копыт лошадей. Девушка молила Бога, чтобы бедняге, за которым они погнались, удалось скрыться. Припоминая, что отец рассказывал о Данстроне, можно было не сомневаться: пойманному контрабандисту живым от этого жестокого человека не уйти.

Дождавшись, пока кавалькада скроется из виду, девушка быстро нырнула в потайной вход в пещеру. Второпях она забыла прихватить с собой свечу, и теперь ей приходилось пробираться в темноте на ощупь. Из-за этого она продвигалась вперед очень медленно. Подумав, Катриона повернула направо — в сторону от того коридора, по которому она всегда ходила в библиотеку Россмори.

Девушка то и дело окликала отца по имени, но ответа не было. Ее окружала гнетущая тишина, нарушаемая лишь звуком ее шагов. Тем не менее она все шла вперед — к тому проходу, который вел к входу в пещеру, открывающемуся недалеко от берега. Никаких следов Энгуса! Ничто не говорило о его недавнем пребывании здесь.

Катриона с трудом сглотнула подкативший к горлу комок, когда ее нога поскользнулась на влажной земле. Стены пещеры были покрыты слизью, пахло морем. Да, прилив не заставил себя ждать, больше того, уже пришло время отлива.

Девушка, спотыкаясь, брела вперед по темному коридору, моля Бога о том, чтобы отец успел выбраться из пещеры. Должен был выбраться! Наверняка Энгус успел убежать и теперь скрывается от стражников где-нибудь еще. Он ни за что не позволит, чтобы его семью преследовали за промысел, которым он зарабатывал на жизнь. Так что беспокоиться не о чем! Он наверняка в безопасности. Так должно быть!

Энгуса нигде не было.

Вдруг Катриона наткнулась на деревянный сундук, наполовину увязший в мокром песке. Похоже, сундук был частью контрабандного груза, привезенного контрабандистам Приглядевшись, девушка заметила, что из-под сундука торчит кусок ткани. Ее пронзила дрожь.

Опустив руку в воду, Катриона с трудом вытянула придавленный сундуком плед отца. В сине-зеленую с белым клетку. Этот плед цветов древнего рода Макбрайанов он всегда носил на своей широкой груди. Уткнувшись в него лицом, девушка горько разрыдалась.

Глава 16

Стук в дверь оторвал Роберта от пристального разглядывания небольшого, стоящего перед ним на столе, глобуса. Молодой человек сделал глоток остывшего кофе и повернулся к двери. Форбс объявил о приезде гостя:

— Сэр Деймон Данстрон из Касл-Крэннока, ваша светлость.

Зрение Роберта улучшилось уже до такой степени, что он мог различить высокую фигуру представшего перед ним человека. Видел он и какие-то тени, двигающиеся по комнате. Герцог остался сидеть, поджидая, пока Форбс подойдет ближе и встанет рядом со столом.

— Добрый день, сэр Деймон, — поздоровался Роберт, махнув лакею рукой. — Хотите присесть? Приказать слуге принести что-нибудь? Бренди? Портер?

Сэр Деймон продолжалстоять.

— Благодарю вас, ваша светлость, — промолвил он в ответ, — но я явился в замок не со светским визитом. Признаться, именно ваше пребывание в Россмори вынудило меня прийти сюда. — Посетитель помолчал и, не дождавшись ответа хозяина, добавил: — Я здесь, потому что недавно узнал: недалеко от Россмори промышляют контрабандисты.

Роберту не понравился этот человек: мало того, что он держался так, словно делает хозяину честь своим посещением, так в его голосе еще звучало неприкрытое презрение. И, глядя прямо на Данстрона, лорд Девонбрук ответил:

— Уверяю вас, сэр Деймон, бренди, что я предложил вам, продали не контрабандисты.

Сэр Деймон ответил еще более презрительным тоном:

— Я вовсе не имел в виду, что вы поддерживаете отношения с контрабандистами, ваша светлость.

Если бы Роберт видел так же хорошо, как прежде, то успел бы заметить, что губы Деймона сложились в издевательскую усмешку.

— Я ничуть не сомневаюсь, ваша светлость, что вы непременно сообщили бы властям, если бы вам стало что-то известно о контрабандистах. Люди, которые занимаются подобным промыслом, занимают иное социальное положение — не то, что вы или я. Это настоящие преступники, которые только и думают о том, как бы обмануть или обворовать его величество. Они не уважают наши законы! Не гнушаются они и нападать на тех, кто их ловит, ваша светлость.

Роберту не понравилась попытка этого наглеца говорить с ним на равных.

— Если я поавильно понял вас, сэр Деймон, не о тех ли самых законах, что довели этих людей до полной нищеты, вы говорите? — ледяным тоном осведомился он.

— Возможно, — пожал плечами его гость, — но каждый человек, какое бы положение он ни занимал, обязан выполнять законы и платить налоги.

Роберт ничего не сказал на это — он уже не раз слышал такую точку зрения, высказываемую представителями правящего класса. К несчастью, ее придерживались очень многие, и даже французская революция не заставила циников изменить взгляды. Поэтому герцог почел за лучшее не вступать в бесполезную дискуссию с сэром Деймоном и молча дождаться, пока тот объяснит цель своего визита.

— По правде говоря, ваша светлость, — вновь заговорил Данстрон, — я пришел сообщить вам о высадке контрабандистов совсем недалеко отсюда — у скал, на которых стоит Россмори.

Что-то в его голосе заставило Роберта насторожиться.

— Высадка контрабандистов? — переспросил он. — Здесь, в Россмори?

— Да, — кивнул визитер. — Должен сказать, я полагал, что вы слышали ночью перестрелку между контрабандистами и стражниками.

Девонбрук промолчал и на этот раз — незваного гостя не касалось, чем он занимался прошлой ночью.

— Возможно, вы ничего не слышали, — проговорил сэр Деймон. — Но как бы там ни было, нам удалось схватить нескольких негодяев, посмевших нарушить закон. Все они понесут заслуженное наказание, а остальных мы, разумеется, будем преследовать. Собственно, из-за этого я и пришел сюда. Не исключено, что некоторые из контрабандистов — ваши подданные.

— Да, сэр Деймон? — пожал плечами Роберт. — Может, вам и имена их известны?

Роберт пытался разглядеть какой-то блестящий квадратный предмет, который сэр Деймон держал в руках. Может, это была книга?

— Нет, ваша светлость, боюсь, я не смогу назвать вам их имена. Но некоторых из них я могу вам описать и надеюсь, что, возможно, кого-то вы узнаете по описанию и подскажете нам, где можно разыскать этих людей. Дело в том, что я пытаюсь напасть на ее след. Кстати, может, вы вообще узнаете ее.

Ее? Сэр Деймон наконец выложил предмет, который держал в руках, на стол перед Робертом. Это была вовсе не книга, как показалось герцогу. Нет, это был портрет в золоченой раме. Роберт смог различить лишь желтые, голубые и черные пятна. Он поднял глаза на ожидавшего его ответа сэра Деймона.

— Боюсь, я не смогу помочь вам, сэр Деймон, — заявил герцог. — Я, видите ли…

— Ваша светлость, — внезапно вмешался в разговор Форбс, стоящий за креслом хозяина. — Эта женщина на портрете… Это же мисс Макбрайан!

— Я бы не сказал, Форбс, — заметил Роберт. Лакей не унимался:

— Но это в самом деле она! Правда, волосы на портрете чуть темнее и одета она побогаче мисс Макбрайан, но это, несомненно, ее изображение. Это ее глаза, ее лицо. Не сомневаюсь, что это именно она.

— Форбс…

— Старина, так как, вы говорите, ее зовут? — перебил герцога сэр Деймон.

— Эта девушка из семьи некоего Макбрайана, а тот и в самом деле — подданный его светлости, — с важностью сообщил болтливый лакей.

Роберту захотелось двинуть кулаком по самодовольной физиономии Форбса. За то время, что они провели вместе, этот человек не произнес столько слов, сколько сейчас. Правда, если изображенная на портрете женщина и в самом деле имеет некое сходство с Катрионой, тогда ему, пожалуй, стоит задуматься об этом. Откуда у этого заносчивого и надутого сэра Деймона портрет Катрионы, точнее, женщины, которая очень на нее похожа, потому что Катрионой она просто не могла быть? И зачем незваный гость сбивал его с толку разговорами о контрабандистах, если на самом деле его интересовала женщина, изображенная на портрете? Как он выразился? «Напасть на след»? Словно говорил об охотничьей собаке, преследующей лисицу.

Пока сэр Деймон и Форбс обсуждали сходство портрета с Катрионой, Роберт всеми силами пытался разглядеть портрет. Надо только сконцентрировать внимание на лице, которое, по словам напыщенного лакея, так похоже на лицо Катрионы. Ах, если бы только он мог увидеть ее…

Стараясь не обращать внимания на их голоса, герцог пристально вглядывался в голубые пятна, выделяющиеся на середине портрета. У него тут же заболела голова, и боль, все нарастая, постепенно наполняла все его существо, в глазах появилась невыносимая резь. И когда он уже был готов зажмуриться, чтобы спастись от адской муки, перед ним мелькнуло — он готов был в этом поклясться — нежное личико с огромными голубыми глазами.

Глазами цвета грозового неба…

Опустив голову, Роберт ждал, пока дергающая боль пройдет.

С какой бы целью ни явился к нему сэр Деймон, Роберт с уверенностью мог сказать одно: Катриона не принимала участия в вылазке контрабандистов, потому что прошлой ночью была занята совсем другим. Кто-кто, а он лучше других знал это, потому что эту ночь они провели вместе на берегу волшебного озера. Катриона обвивала его своими руками, и их обнаженные тела сплетались в лунном свете. Казалось, он все еще чувствует прикосновение ее бархатистой кожи, ощущает жар, которым было объято ее тело, когда она с такой готовностью отдалась ему. Нет, в Катрионе не было обмана, в этом он не сомневался. Но что, если… Что, если Катриона намеренно увезла его к Линнангласу, потому что знала о готовящейся вылазке контрабандистов? Стало быть, она тоже контрабандистка? И преступница? Роберт знал: множество лондонских женщин, ничуть не сомневаясь, пустились бы на подобный обман, но только не она… Нет, она была так чиста, так невинна…

Однако если этот сэр Деймон в самом деле офицер, занимающийся ловлей контрабандистов, то почему его интересует Катриона? Роберту не надо было быть зрячим, чтобы понять, что Данстрона волнует вовсе не ее связь с преступниками.

Роберт поднялся, пытаясь суровым взглядом остановить разболтавшегося Форбса. Ему это удалось: тупой слуга немедленно надулся и замолчал.

— Спасибо за помощь, Форбс, — проговорил герцог. — Уверен, что вам удалось помочь нашему гостю. — Он снова повернулся к Деймону. — Поверьте мне, сэр, у меня и в мыслях не было скрывать что-нибудь от вас. Я не узнал женщину на портрете, потому что ничего не вижу. Я слепой. Со своей стороны, обещаю вам разузнать, чем занималась прошлой ночью мисс Макбрайан, и выяснить, не связана ли она с контрабандистами. Можете не сомневаться: я непременно сообщу вам, если узнаю что-нибудь интересное. Ведь я законопослушный гражданин. А теперь… — Герцог замолчал на мгновение, а затем продолжил: — Форбс проводит вас и ваших людей. Всего доброго, сэр Деймон.

Оторопело уставившись на герцога, сэр Деймон на миг лишился дара речи, а затем пробормотал:

— Всего доброго… — Схватив портрет, он направился к двери, за которой его поджидали спутники.

Проводив гостя, Форбс вернулся в библиотеку.

— Ваша светлость, могу ли я высказать предположение, что мисс Макбрайан приходила в Россмори, чтобы…

— Нет, Форбс, довольно предположений, — оборвал его герцог. — Ты уже и так сегодня высказался. А теперь прикажи немедленно оседлать моего коня. Пусть грум приготовится сопровождать меня. Я должен нанести визит.

Сильный ветер дул в лицо и рвал на Роберте плащ, пока он пробирался к ферме Макбрайана. После визита сэра Деймона его не покидало чувство тревоги, и он решил, что сможет успокоиться только после разговора с Катрионой, которая, без сомнения, развеет все его подозрения. Слепой или нет, но он непременно почувствует фальшь в ее голосе, если она задумает лгать ему.

У одного из помощников грума — парнишки восьми-девяти лет по имени Вилли — Роберт спросил, не знает ли тот, где находится жилище Макбрайанов. Вилли тут же заявил, что это ему известно, потому что его мама и миссис Макбрайан любят поболтать на досуге. И разумеется, он с готовностью вызвался проводить герцога.

После многочисленных поездок с Катрионой по местам, описываемым отцом в его тетради, Роберт обрел былую уверенность, необходимую для того, чтобы спокойно держаться в седле. Но, признаться, ему очень недоставало девушки, ведь он уже успел привыкнуть к тому, что она прижимается к нему спиной, а ее длинные волосы щекочут его лицо.

Они ехали довольно долго, но вот через некоторое время Вилли остановил коня.

— Жилище Макбрайанов прямо перед нами, ваша светлость, — сообщил паренек.

Спрыгнув с коня, Роберт, сопровождаемый Вилли, дошел до того места, откуда ему стали видны неясные очертания домика. Аромат свежевыпеченного хлеба напомнил ему тот день, когда он впервые встретился с Энгусом.

Вручив мальчику поводья, герцог велел:

— Жди меня здесь. Я скоро вернусь.

Приблизившись к домику, Роберт сумел разглядеть темное пятно двери на белой стене дома. Он быстро заморгал, и ему показалось, что он различает даже буйное разноцветье цветов в палисаднике. Второпях Роберт забыл свои темные очки, но, как ни странно, глаза его не так болели на свету, как прежде. Боль, конечно, была, однако ее можно было терпеть.

Ощупав дверь руками, герцог тихо постучал.

— Ваша светлость! — услышал он удивленный возглас Мэри Макбрайан, которая явно не ожидала столь знатного гостя.

— Миссис Макбрайан, — учтиво обратился к ней Роберт. — Могу я с вами поговорить?

Мэри на мгновение задумалась.

— Конечно! — наконец воскликнула она. — Пожалуйста, входите в дом, ваша светлость.

Взяв герцога за руку, женщина провела его в комнату.

— Утром я испекла булочки, а недавно как раз вскипятила чайник, — промолвила она. — Хотите выпить чашечку?

— Благодарю вас, мадам, — кивнул Роберт.

Не прошло и двух минут, как Мэри осторожно подала молодому человеку кружку с горячим чаем, а сама села за стол напротив.

— Насколько я поняла, ваша светлость, вы пришли к нам не со светским визитом, — вымолвила женщина.

Роберт отпил глоток ароматного крепкого чая. Он-то предполагал, что ему подадут сорт «Богэ», который обычно пили в бедных семьях, но, к его удивлению, это был «Хайсон» — сорт чая, который предпочитала знать. Герцог никак не ожидал, что в глухом уголке горной Шотландии в доме простого фермера может оказаться такой чай. Если только… Если только он не попал к Макбрайанам не совсем честным путем…

И тут Роберту вспомнился утренний визит нахального сэра Деймона.

— Вообще-то, — заговорил он, — я надеялся увидеть Катриону, миссис Макбрайан. Я ждал, что она придет утром в Россмори, чтобы, как обычно, заняться моей корреспонденцией, но, увы, я так и не дождался ее.

Мэри не сказала на это ни слова, и Роберт решил договорить:

— Зато вместо нее ко мне явился соседский эсквайр. Я, знаете ли, разволновался, потому что этот человек говорил о каких-то странных вещах, происходящих в нашей местности, а он, в свою очередь, похоже, изнывал от желания узнать побольше о Катрионе.

Мэри едва не выронила чашку.

— О Катрионе? — недоуменно переспросила она.

— Да. Имя этого человека сэр Деймон Данстрон. Он из Касл-Крэннока. Вы, случайно, не знаете его?

— Да, знаю, — глухо ответила женщина. В ее голосе слышался испуг.

— Я сообщу вам нечто еще более интересное, — продолжал герцог Девонбрук. — У этого человека с собой был портрет, И он спросил меня, не узнаю ли я женщину, изображенную на полотне. Я, разумеется, не смог этого сделать из-за моей слепоты. Зато Форбс — это мой лакей, — пояснил он, — сразу узнал ее. Как ни странно, но он утверждает, что это портрет Катрионы.

— Бог мой! — прошептала Мэри. — Он видел ее. — Мэри так резко поднялась из-за стола, что ее стул упал. — Ваша светлость, вы даже не понимаете…

— Я знаю, миссис Макбрайан, — перебил ее герцог. — Знаю, что ничего не понимаю, — усмехнулся он, — поэтому и решил прийти сюда.

Мэри заметалась по комнате, заламывая руки. Роберт понял, что его слова не на шутку испугали ее.

— Миссис Макбрайан, — вновь заговорил он, — сэр Деймон сообщил мне, что на берегу неподалеку от Россмори ночью высадились контрабандисты. Учитывая, что вы подали мне чай, который в Лондоне пьют только в самых богатых домах, я рискну предположить, что ваш муж каким-то образом замешан в этом деле. Но, признаюсь, это меня не касается. Однако за Катриону я волнуюсь. Мне показалось странным, что у этого сэра Деймона есть портрет женщины, удивительно напоминающей вашу дочь. К тому же женщина на портрете одета как знатная дама. А ведь Катриона — дочь простого фермера. Больше того! Сэр Деймон прикидывался, что его очень волнуют контрабандисты, которых он якобы во что бы то ни стало должен поймать, но по его тону я сразу понял, что юная шотландка интересует его куда больше. Вот я и решил, что дело тут не просто в контрабанде. Что вы на это скажете?

Мэри опять села на свое место за столом. Некоторое время женщина молчала, раздумывая над словами Роберта. Наконец она заговорила:

— Ваша светлость, надеюсь и всем сердцем верю, что вас действительно интересует Катриона и вы печетесь о ее безопасности. Думаю, она нравится вам, несмотря на то что вы хозяин, лорд, а она — ваша подданная. Пожалуй, я расскажу вам то, чего не знает даже Катриона… Я знала, что настанет время раскрыть правду. — Голос ее задрожал, и Мэри молча опустила голову, чтобы взять себя в руки и собраться с мыслями. — Итак… — промолвила она, — … мне удалось вырастить ее. Наверное, из-за того, что все шло довольно гладко и девочка была в безопасности, я… успокоилась. Потеряла бдительность, знаете ли. Но ведь я знала… знала, что однажды он непременно ее увидит. — Мэри горько вздохнула. — А увидев, тут же узнает. Они удивительно похожи…

— Надо понимать, под «ним» вы подразумеваете сэра Деймона? — перебил ее герцог.

— Да, ваша светлость, конечно. Я прекрасно знаю этого человека. Когда мне было столько лет, сколько сейчас Катрионе, и я была помолвлена с Энгусом, моя семья жила в Крэнноке. То есть мы были подданными тамошнего хозяина. Им тогда был очень добрый господин по имени Чарлз Данстрон. Мой отец всегда считал его рассудительным и справедливым человеком, который хорошо относится к своим людям. Я работала в замке Крэннок служанкой — до тех пор, — пояснила она, — пока лорд не женился на молодой женщине. Ей понадобилась горничная, и я заняла это место. Жена господина ждала ребенка, когда в Крэннок внезапно заявился сэр Деймон, племянник хозяина, сэра Чарлза. Он тогда только что окончил университет. — Мэри сделала глоток чаю. Когда она вновь заговорила, голос ее стал спокойнее. — Верите ли, ваша светлость, но как только я увидела его, то сразу поняла, что он одержим дьяволом. В этом можно было не сомневаться.

— Кто одержим дьяволом? Сэр Деймон? — удивленно переспросил ее герцог Девонбрук.

— Да. Признаюсь, это из-за него я стала горничной леди Кэтрин. Дело в том… В общем, как-то раз я меняла белье в его спальне, и он попытался… обесчестить меня. Леди Кэтрин как раз проходила мимо комнаты и услышала шум борьбы. Уж не знаю, что бы со мной было, если бы Господь не послал мне ее в тот момент. Правда, когда леди Кэтрин спросила, что происходит, сэр Деймон немедленно заявил, что я сама к нему приставала.

— Обычное оправдание мужчин в подобных ситуациях, — заметил Роберт.

— Ну да. Так вот, сэр Чарлз оказался в неприятном положении. Он предупредил племянника, чтобы тот держался подальше от слуг, а леди Кэтрин сказал, что она может взять меня в горничные, тем более что ей постоянно нужна была женская помощь. А мне, знаете ли, к тому времени несколько раз доводилось помогать матери, которая частенько принимала роды. Во-от… Не прошло и двух недель после смерти сэра Чарлза, как леди Кэтрин настало время рожать.

— Вы что же, хотите сказать, что это сэр Деймон убил сэра Чарлза?

— Доказательств на то у меня нет, ваша светлость, но мне кажется, что так оно и есть. Тем более что и леди Кэтрин была того же мнения. Доктор сказал, что сэра Чарлза унесла жестокая лихорадка, но, по-моему, его отравил племянник. Более того, я уверена, что и жизнь леди Кэтрин была в опасности.

— Стало быть… — задумался Роберт. — Если бы леди Кэтрин родила дочь, то наследником сэра Чарлза стал бы сэр Деймон.

— Совершенно верно, — кивнула Мэри. — После смерти сэра Чарлза сэр Деймон ужасно обращался с леди Кэтрин. И все из-за того, что та вступилась, когда он напал на меня. Заставил бедняжку переселиться в комнату, которая больше всего походила на тюремную камеру. И заставлял ее есть пищу, которую готовили по его указаниям, только я не давала ей той еды. Я все приносила из дому. Вот так мы и держались вместе — я да леди Кэтрин, — вздохнула Мэри. — Я и приняла у нее ее сыночка.

— Так, значит, она все-таки родила наследника, — кивнул Роберт.

— Да. Родила, а вскоре и сама отдала Богу душу. Роды были ужасными, ваша светлость, но уж как радовалась бедняжка, когда узнала, что у нее сын! Только едва мальчик появился на свет, как в комнату ворвался сэр Деймон и выхватил младенца у меня из рук. Больше я его не видела.

Роберт удивленно поднял брови.

— Неужто вы хотите сказать, что сэр Деймон причинил вред новорожденному?

— Убил он его, вот что, ваша светлость. В этом я уверена. Он даже не позволил леди Кэтрин подержать мальчика на руках. Оставил нас в этом аду, даже не приказав принести воды леди Кэтрин, чтобы облегчить ее страдания.

Правда, потом я поняла, — продолжала миссис Макбрайан, — что нам повезло. Хочу сказать, хорошо, что он забрал мальчика. Потому что если бы он этого не сделал, то увидел бы, что леди Кэтрин родила и второго ребенка. Девочку, — пояснила она.

И тут все части этой причудливо перемешанной мозаики выстроились перед внутренним взором Роберта в одну картину. Ну конечно! Разумеется! Кто же еще это мог быть?

— Катриону? — спросил он.

— Так и есть, ваша светлость. Выяснилось, что леди Кэтрин носила близнецов. Катриона оказалась сильной малышкой, да вот только ее мать, едва успев взглянуть на дочку, отошла в мир иной.

Но леди Кэтрин знала, что сэр Деймон сделает с ее сынишкой, поэтому и не хотела, чтобы сэр Деймон узнал о девочке. Перед смертью леди Кэтрин заставила меня поклясться, что я унесу новорожденную из Касл-Крэннока и сама выращу ее. Она была уверена, что лишь таким образом малышку можно спасти от лап сэра Деймона. — Женщина помолчала.

Но есть еще кое-что, что я хотела бы сказать.

Встав из-за стола, Мэри вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась и, взяв руку Роберта, вложила в нее что-то.

— Леди Кэтрин велела мне передать это Катрионе, когда настанет время сказать правду. От матери девочке осталось только это да батистовый платочек. Ну вот. Лишь этой вещью я могу доказать, что все сказанное мной — правда.

Платок… Роберт так и не вернул его Катрионе. На нем вышита буква «К». Только она означает не «Катриона», а «Кэтрин», потому что платочек принадлежал ее матери, леди Кэтрин.

Роберт поднес цепочку к глазам и в свете огня, пылающего в очаге, смог увидеть слабый блеск золота. В других доказательствах он не нуждался. Взволнованный голос Мэри, ее боль, страх, ее тревога за девушку говорили сами за себя. Тайна, которую она вынуждена была хранить долгие годы, причиняла ей множество страданий.

— А у леди Кэтрин была семья? — поинтересовался герцог Девонбрук.

— Как-то раз она говорила что-то о своем брате, но я даже не знаю ее девичьей фамилии. И не знаю, откуда она родом, — промолвила Мэри.

— А леди Кэтрин была англичанкой?

— Именно так, ваша светлость. Сэр Чарлз привез ее с собой после поездки в Лондон. Он был очарован ею, а она, в свою очередь, боготворила его. А этот проклятый дьявол…

Из-за него они оба умерли… — сквозь слезы проговорила миссис Макбрайан.

— Что ж, обещаю вам, что он будет наказан за свои злодеяния. Кстати, а где же Катриона? — сменил Роберт тему разговора.

Мэри вскочила.

— Господи, я совсем забыла! Рассказываю вам тут о леди Кэтрин!.. Я совсем забыла об Энгусе! — Женщина задумалась, а потом решительно произнесла: — Мне, конечно, неловко говорить вам это, ваша светлость, но мой муж был в числе тех контрабандистов, что участвовали в выгрузке товара неподалеку от Россмори.

— Это я уже понял, — кивнул герцог. — А скажите, Катриона тоже каким-то образом замешана в этом деле?

— Что, ваша светлость?

— Прошлой ночью она уговорила меня уехать из Россмори, — пояснил Роберт. — Она сделала это для того, чтобы меня не было в замке, когда ее отец будет заниматься с контрабандным грузом недалеко от Россмори?

— Господи, нет, конечно, ваша светлость! — воскликнула Мэри. — Катриона ничего об этом не знала. Это я предложила Энгусу отправиться к Россмори, потому что знала, что вы будете с Катрионой. Простите меня. Я знаю: не стоит ждать, что вы меня поймете. — Помолчав, Мэри взволнованно добавила: — А знаете, ваша светлость… Энгус вовсе не преступник. Вот так! Он живет по законам Господа и делает все, чтобы прокормить семью! Прошлой ночью он прятал груз в — пещерах, но тут на него и его товарищей напали стражники. Энгус спрятался в пещере, но утром… к утру домой он не вернулся. Катриона очень испугалась, потому что прилив затопляет пещеры. Как только стало светать, моя девочка побежала туда на поиски Энгуса. Но к полудню ее еще не было, и я отправила за ней Мерид. — Женщина тяжело вздохнула. — Никого нет, а ведь прошло уже так много времени. Им бы давно следовало вернуться. Боже мой, ваша светлость, — в ужасе застонала она, — что же делать, если дьявол все же разыщет ее?..

Глава 17

Роберту казалось, что дорога домой никогда не кончится. Он старался не думать о том, что сэр Деймон, возможно, уже встретил Катриону и мог что угодно сделать с ней, но воображение рисовало ему картины одну страшнее другой. Он становился все мрачнее. Если только этот подонок осмелится причинить ей вред, то он, герцог Девонбрук, несмотря на слепоту, убьет его собственными руками.

Баяр, почувствовавший нетерпение хозяина, занервничал и все старался перейти на быстрый аллюр. Конь хотел пуститься галопом, да и Роберт предпочел бы ехать быстрее, но не мог лришпорить коня, потому что нельзя скакать галопом, не видя перед собой дороги. Герцогу оставалось лишь крепче сжимать поводья и молить Господа о том, чтобы девушка не попалась на глаза сэру Деймону. Лучше всего, думал он, если она все еще ищет Энгуса в пещерах или, что было бы совсем хорошо, если она поджидает его в библиотеке Россмори. Тревога Роберта все усиливалась.

Если только Мэри сказала правду — а в этом герцог Девонбрук почти не сомневался, — то Катриона в большой опасности. И опасность тем более сильна, что девушке ничего не известно о собственном прошлом. Сэр Деймон — человек без чести, без совести, без сердца. Он совершил страшный грех, убив не только леди Кэтрин, но и ее новорожденного сына, невинное дитя. Взяв едва начавшуюся жизнь, сэр Деймон совершил одно из самых тяжких преступлений. А надежным свидетельством против него был портрет леди Кэтрин, который он смел хранить все эти годы.

В том, что страхи Мэри обоснованны, Роберт не сомневался. Если бы сэр Деймон узнал о существовании Катрионы раньше, он непременно постарался бы убить ее. И уж теперь-то он не упустит случая отправить девушку на тот свет, если у него появится возможность совершить очередное злодеяние.

И лишь один Роберт мог сделать так, чтобы у злодея больше не было такой возможности.

Едва войдя в библиотеку, герцог тут же подошел к стене, за которой был ход пещеры. Он попытался вспомнить, каким путем выводила его из комнаты Катриона, когда они ходили на берег читать его письма. Что она делала, чтобы открыть тяжелую дверь? Где-то должен быть рычаг, с помощью которого она распахнется. Вот только где? Роберт, конечно, мог попросить Форбса или другого слугу помочь, но не хотел вмешивать их в это дело. А Форбс и так все испортил своим длинным языком! Так что еще неизвестно, как он себя поведет, если узнает хоть часть правды.

Роберт стал ощупывать гладкое отполированное дерево. Его пальцы скользили по блестящей поверхности снизу вверх, но он так ничего и не нашел.

Герцог уже было подумал о том, чтобы пробить в стене отверстие, когда часы за его спиной мелодично пробили три раза. Нежный звон помог ему немного прийти в себя. Роберт повернулся к часам. И вдруг в неверном сиянии свечи он различил движение маятника.

Пораженный, Роберт замер на месте. Ему припомнился день, когда он впервые встретил Катриону. Они еще вместе искали скрытую пружину, с помощью которой можно было открыть ящик стола. Он и не надеялся, что у него может что-то получиться, но девушка сказала ему одну вещь, и он с нерешительностью взялся за дело, внезапно поверив, что, возможно, его усилия не будут напрасными.

Постарайтесь положиться на то, что у вас есть, а не на то, чего у вас не хватает…

Ободренный воспоминаниями о том дне, Роберт бросился к камину и принялся тщательно ощупывать резной камень. Он обследовал каждый выступ, каждую трещину, и вскоре его пальцы дотронулись до одного камня, который неплотно держался в кладке. Герцог слегка надавил на него, и тут же в лицо ему пахнуло ледяным воздухом, а стена медленно отодвинулась в сторону.

Перед Робертом зияла темная холодная пропасть. Он чувствовал себя неуверенно, однако мысли о том, что Катриона может быть там, подгоняли его.

Взяв в одну руку подсвечник с горящими свечами, другую герцог положил на шершавую холодную стену и стал медленно спускаться по узким ступеням.

Издалека до него доносился гул морского прибоя. Ориентируясь на него, Роберт медленно брел вперед. В уме он подсчитал, что с тех пор как Катриона отправилась на поиски Энгуса, прошло уже почти девять часов. Сам Роберт не знал времени приливов и отливов, поэтому и предположить не мог, что ждет его в конце темного коридора. Зато в одном он был уверен: надо найти Катриону.

Шум прибоя все усиливался, эхом отдавался от скользких стен. Роберт пристроил подсвечник на небольшом выступе, решив пройти еще немного. Он надеялся, что сможет вернуться, а свечи будут исполнять роль маяка, который поможет ему выбраться из сырой и темной бездны.

Герцог шел и шел вперед — до тех пор, пока вода не заплескалась у его ног. Но до узкого песчаного пляжа, куда они ходили с Катрионой, все еще было так далеко! Вскоре вода дошла ему почти до колен. Роберт вспомнил, что Катриона рассказывала ему о людях, застигнутых приливом и попавших, таким образом, в ловушку в пещерах Россмори. Что она говорила?..

Их бездыханные тела вынесло в открытое море…

Сердце Роберта забилось быстрее.

— Катриоона! — закричал он.

Ответа не было. Что, если… Нет, об этом думать не стоит. Роберт снова закричал. Его голос, улетевший в бесконечные коридоры пещеры, затерялся где-то вдали. Герцог упорно шагал вперед — до тех пор, пока вода не заплескалась у его бедер. Гул прибоя становился все громче, заглушал громкий стук его сердца. Куда же она могла деться? Катриона должна быть где-то в пещере, должна! Ей больше некуда пойти! Если только…

Роберт чувствовал, что вода поднималась все выше; волны прилива двигались, раскачивались как живые, хватались за него, угрожая забрать с собой. Он снова громко позвал Катриону. И опять не получил ответа. Роберт рискнул пройти еще немного, держась руками за шероховатую стену пещеры.

Когда вода дошла ему до пояса, Роберт понял, что времени у него в обрез. Дальше идти нельзя, потому что вода вот-вот поднимется совсем высоко. Выбора у него не осталось. Надо вернуться назад, а когда начнется отлив, возобновить поиски.

Но едва Роберт повернулся, чтобы увидеть во тьме горящие свечи, служившие ему путеводной звездой, нога его поскользнулась на мокрых камнях, и молодой человек упал в бурлящую бездну. Хватаясь за стену, он сумел вынырнуть на поверхность, но, как ни силился, не мог увидеть света, куда бы ни поворачивал голову. Его окружала полная тьма, в которой слышался зловещий плеск воды. Потеряв ориентир, Роберт не знал, в какую сторону идти. Вода, бурля, поднималась все выше, грозила утащить его с собой. Оглушенный, герцог никак не мог решить, что делать дальше.

Каким же глупцом он был! С чего он взял, что ему под силу в одиночку найти Катриону! Надо было взять с собой Вилли, ведь, несмотря на улучшающееся зрение, он все еще, по сути, ничего не видел. Только теперь герцог понял, что должен был как следует все обдумать. Ведь во время войны в опасных ситуациях он никогда не отправлялся на дело, не выяснив заранее, каким путем отступать в случае необходимости. Да-а, тогда он просчитывал все варианты. И поэтому был готов ко всему. На сей же раз Роберт так беспокоился за Катриону, так боялся, что сэр Деймон найдет ее, что забыл об осторожности. Зато теперь расплачивался за непростительную глупость.

Его начал охватывать страх. И герцогу опять вспомнилась война: когда он в первый раз оказался на поле брани, его затошнило от липкого страха. Зажмурив глаза, Роберт старался не вспоминать умирающих товарищей и думать лишь о цели своего прихода сюда. Итак, ему надо выбираться отсюда. Вот только как?

— Роберт! — раздался откуда-то издалека нежный голосок Катрионы.

Герцогу показалось, что он слышит пение херувимов. Он испытал невиданное облегчение. Подумать только, его ангел-хранитель вновь, как и некоторое время назад, пришел ему на помощь.

— Катриона, я здесь! — отозвался Роберт.

— Не двигайся, стой, где стоишь, — проговорила девушка. — Сейчас я приду за тобой.

Не отрывая рук от шероховатой стены, Роберт с замиранием сердца ждал. Вода плескалась у его груди. Слышно было, как прилив с леденящим душу низким шумом поднимается все выше и выше.

Все чувства Роберта напряглись до предела. Наконец он услышал, как Катриона приближается к нему.

— Возьми меня за руку, — велела девушка, дотрагиваясь до его плеча. — Я выведу тебя отсюда.

Катриона помогла Роберту выбраться на сухое место, расположенное чуть выше того уголка пещеры, где он только что стоял, и который все глубже уходил под воду.

— Теперь тебе придется пригнуться, — проговорила Катриона. — Свод пещеры нависает здесь очень низко, так что вверх придется пробираться, согнувшись.

Вскоре воздух стал холоднее, их шаги гулко застучали по каменному полу. Роберт понял, что они у цели. Стало казаться, что море шумит где-то очень далеко. А здесь было тихо и спокойно. Молодой человек поднял голову и увидел, будто сквозь туман, что прямо перед ним тускло мерцают свечи, которые Катриона держала перед собой. Роберт потянулся к девушке, но не мог найти ее в темноте.

— Что ты здесь делал? — спросила Катриона. — Если бы я случайно не наткнулась на подсвечник со свечами, то ни за что не догадалась бы о том, что ты здесь. Тебе известно, что ты мог утонуть?

— Я догадался об этом за несколько секунд до того, как ты, к счастью, пришла за мной, — промолвил Роберт. Он помолчал, почувствовав, как ее теплая ладонь дотронулась до его руки. Она здесь. Теперь можно не опасаться этого Деймона — он не посмеет и приблизиться к ней. И прилив не унес ее с собой. Только сейчас Роберт осознал, какая опасность нависала над ними. Обхватив девушку руками, герцог крепко прижал ее к себе. — Я пришел сюда за тобой, — прошептал он ей, поглаживая волосы. — Я не знал, куда ты делась, и подумал, что ты можешь быть только тут.

Катриона молчала, вцепившись пальцами в его руку. Ее тело сотрясала дрожь, но, похоже, вовсе не от холода, стоявшего в пещере.

— Катриона! В чем дело? — спросил герцог.

— Мой отец, Роберт… — глухо проговорила она. — Боюсь, мы потеряли его…

— Как потеряли? — не понял Роберт. Девушка слегка отстранилась от молодого человека.

— Кажется, прилив сделал свое черное дело, Роберт. Я нашла его плед. Рядом, почти увязнув в песке, был его фонарь. Ох, Роберт, это все я виновата! — с горечью воскликнула девушка. — Он не знал об этом месте. Он не смог бы найти выхода из бесконечных темных лабиринтов, ведь этот уголок — единственный в пещере, который не заливает водой во время прилива. Я должна, должна была рассказать ему об этом! — Голос ее дрогнул, и девушка в отчаянии покачала головой. — Вода, наверное, все прибывала, а он не знал, куда идти.

Снова прижав Катриону к себе, Роберт провел подбородком по ее голове.

— Давай все-таки надеяться, что он сумел выбраться отсюда еще до начала прилива, — вымолвил он. — Может, он уже дома и ждет твоего возвращения.

Закрыв глаза, Катриона пробормотала:

— Надеюсь, что так оно и есть, Роберт, но пройдет несколько часов, прежде чем мы сумеем пройти по коридорам. Теперь вся пещера затоплена. Мы заперты здесь и сможем выйти, лишь когда начнется отлив.

Мэри помешала тлеющие угли кочергой, чтобы огонь посильнее разгорелся — она только что поставила в очаг котелок с едой. Надо было приготовить побольше еды — ведь Энгус не ужинал вчера и наверняка вернется домой голодным как волк.

Впрочем, ему будет чем полакомиться. С тех пор как Роберт ушел, Мэри почти все время что-то готовила, стараясь отвлечься от грустных мыслей. И от беспокойства.

Свежевыпеченные овсяные булочки и имбирные пряники, уже вынутые из печи, остывали на большом блюде, наполняя дом изумительным ароматом. Очищенные ракушки, собранные Катрионой, томились в небольшом котелке, висящем над очагом. Бульон будет готов только через час. А пока следует принести еще немного торфа: огонь в очаге того и гляди погаснет, а ведь надо еще столько всего приготовить.

Мэри оглядела пустой дом. «Хоть бы девочки скорее вернулись!» — подумала она.

Мерид пришла домой вскоре после ухода герцога. Сестру она с собой так и не привела, и Мэри попросила дочь сходить к полковнику и узнать, не вернулся ли он. А потом Мерид должна была отправиться на поиски Иена Александера, который мог что-то знать об Энгусе. Мэри не сомневалась: если ее муж заподозрил слежку, то он мог схорониться где-нибудь хоть на несколько месяцев, лишь бы не доставить неприятностей своей семье.

Но ведь была еще и Катриона! Как же Мэри молила Господа, чтобы герцог разыскал дочь и сейчас вез домой, к родным!

Женщина подумала о визите молодого хозяина. Да уж, ничего не скажешь: герцог оказался хорошим человеком. Мэри знала, что он никогда не позволит злодею Деймону причинить Катрионе вред. Она была довольна, что рассказала герцогу Девонбруку правду о Катрионе: как будто с плеч упала тяжесть, давившая на нее долгие годы.

Лишь одному человеку до этого была известна правда — мужу Мэри, Энгусу. Мэри вспомнилась та страшная ночь, когда она принесла крохотную, только что появившуюся на свет Катриону к себе домой. Ей тогда было семнадцать; с Энгусом они были только помолвлены. Родители Мэри понимали, что их дочь не могла поступить иначе, но все же они беспокоились. Энгус ухаживал за молоденькой Мэри, однако до женитьбы хотел обзавестись собственным хозяйством. А невеста очень любила своего жениха, но не думала, что он согласится воспитывать чужого ребенка. Так что в ту же ночь Мэри отправилась к Энгусу и сообщила ему, что не сможет стать его женой.

И лишь тогда Мэри узнала, что недооценивала своего жениха, Энгуса Макбрайана.

Он отказался даже выслушать ее. С молоком матери Энгус впитал древние традиции клана Макбрайанов, с младых ногтей он твердо знал, что каждый шотландец должен быть порядочным человеком и что он имеет обязательства не только перед своим лордом, но и перед окружающими. Поэтому Энгус и заявил, что забота о новорожденной дочери сэра Чарлза, которого в их местности все любили и уважали, вовсе не обременит их семью. Он почтет за честь для себя вырастить осиротевшую девочку.

Задумчиво посмотрев на огонь, Мэри еще раз возблагодарила Господа за то, что их семья пребывает в добром здравии.

Поставив кочергу на место, Мэри отправилась в кладовую, где стоял большой деревянный ящик, который Энгус сделал специально для хранения торфа. Наклонившись, женщина стала вытаскивать из него кирпичики жирной земли, как вдруг в дверь постучали. Мэри с облегчением вздохнула: видно, Господь услышал ее молитвы.

— Мерид! — крикнула она. — Это ты? Узнала что-нибудь о полковнике? А может, ты и Иена разыскала? — Подхватив корзину с торфом, Мэри поспешила в кухню. — Я как раз хотела посильнее разжечь… — Женщина резко осеклась, увидев, что в дверях стоит вовсе не Мерид. И не Энгус.

Мэри, оцепенев, смотрела на человека, чья богатая одежда смотрелась так нелепо в ее скромном жилище.

Да, он, конечно, постарел, но время не потушило злобного огня в его дьявольских глазах. Сколько она молилась о том, чтобы никогда больше не видеть этого лица! Он холодно улыбнулся, и Мэри показалось, что мимо нее пронесся порыв леденящего ветра; от этой улыбки по ее телу побежали мурашки.

— Ну здравствуй, шотландская колдунья, — заговорил он. — Ждала, что я приду за тобой?

Ничего не ответив, Мэри выронила из рук корзину с торфом и бросилась в глубину дома.

Пламя свечей таинственно плясало в полумраке, освещая пещеру, где на полу сидели Роберт и Катриона. Две из четырех свечей погасли; две оставшиеся постепенно тоже догорали. Катриона задумчиво смотрела на них. Скоро они окажутся в кромешной тьме. Да, их будет окружать полная темнота, а тишину нарушит лишь отдаленный гул морского прибоя.

Море забрало к себе ее отца.

Слезы беззвучно текли по щекам девушки, она чувствовала полное опустошение. За что все это? Ведь отец хотел всего лишь прокормить семью, обеспечить родным скромное, но достойное существование. Он не хотел мириться с нищетой, не желал, чтобы они жили, как многие фермеры, оставив надежду на лучшее. Можно не сомневаться: если бы был другой способ заработать на жизнь, Энгус непременно выбрал бы его. Но этого способа не было, и гордый шотландец не опустил руки.

Он делал все возможное, чтобы его семья ни в чем не нуждалась. И вот теперь он погиб.

Роберт не видел слез девушки, но чувствовал, в каком она состоянии. Протянув к ней руку, он погладил ее по щеке. Катриона крепко ухватилась за него. Она надеялась, что есть еще что-то, кроме этой устрашающей пустоты внутри, и едва сдерживалась, чтобы не вскочить на ноги и не закричать от сжигающей ее боли утра, ты.

Да, ей нужно было почувствовать, что жизнь все еще теплится в ней.

— Ты нужен мне, Роберт, — тихо прошептала она. Обхватив его за шею, девушка привлекла Роберта к себе и приникла к его губам страстным поцелуем. Ей хотелось спрятаться за его силой, его теплом…

Роберт ответил, понимая, какие чувства владеют девушкой. Он безумно хотел Катриону, жаждал разделить с ней горе, утешить ее.

Он понимал ее как никто другой, потому что еще совсем недавно сам страдал и знал, как важно в такой момент участие близких. В трудные минуты, когда, казалось, горе испепеляло его душу, никто не пришел ему на помощь. До тех пор, пока он не встретил Катриону.

Когда поцелуй прервался, девушка отстранилась от него.

— Ох, Роберт, — с горечью в голосе выдохнула она. И разрыдалась.

— Ш-ш, любимая, — прошептал герцог, поглаживая ее по голове. — Давай не думать о том, что ждет нас там, за пределами пещеры. Сейчас мы здесь, мы вместе. Давай пока просто будем такими как есть и постараемся казаться друг другу такими, какими мы хотели бы друг друга видеть.

Прижав Катриону к себе, он припал к ее губам горячим поцелуем. Его язык проник в ее рот, они с жадностью пили нектар губ друг друга. А потом его сильные руки осторожно уложили ее на пол. На мгновение оторвавшись от девушки, Роберт в один миг сорвал с себя рубашку и, сложив ее, подложил под голову Катрионы.

Она любовалась его телом, четко выделявшимся в полумраке пещеры. Под кожей плоского живота и широкой грудной клетки играли мощные мускулы. Роберт был прекрасен, как греческий бог. Приподняв руку, Катриона дотронулась до него, изнывая от желания.

Опустившись возле Катрионы на пол, Роберт медленно распростерся на ней. Она взяла его лицо в свои ладони, а потом ее руки скользнули по его густым волосам, по плечам, по спине… Его тело было твердым и упругим. Катриона закрыла глаза, когда пальцы Роберта осторожно пробежали по ее ногам, стягивая с них по очереди чулки.

Его нежность, его умелая медлительность сводили ее с ума, заставляли забыть обо всем на свете. Волны наслаждения понесли ее вперед, она старалась не упустить ни единого мгновения блаженства, когда, расстегнув пуговицы на ее лифе, Роберт стал снимать с нее платье.

Прохладный воздух обжег ее кожу. Услыхав, что Роберт встает, Катриона открыла глаза и стала наблюдать за тем, как он снимает с себя бриджи. Затем герцог опустился на колени и снова обнял Катриону. Ее руки лихорадочно ласкали его, они, как бабочки, порхали по его телу, пока не дотронулись до горячего, возбужденного естества. Она услыхала, как он вскрикнул от удовольствия. Катрионе было приятно осознавать, что и она может дарить Роберту такое же наслаждение, какое он дарил ей. Ее пальцы инстинктивно ласкали плоть. Горячее, прерывистое дыхание Роберта опаляло Катрионе кожу, но вдруг он остановил ее руку.

— Не спеши, любовь моя, — хрипло прошептал он. — Не надо спешить. У нас с тобой много времени…

Приподняв голову, Роберт принялся осыпать горячими поцелуями лоб, веки, щеки Катрионы. Затем он опустился чуть ниже и лизнул чувствительную кожу на ее шее, отчего тело девушки сотрясла дрожь наслаждения. Когда его губы дотронулись до ее отвердевших сосков, Катриона инстинктивно выгнулась. В ее теле уже бушевало пламя страсти, потушить которое мог лишь Роберт.

Вдруг, скользнув легкими поцелуями по ее животу, он раздвинул ей ноги и дотронулся губами до ее лона. Катриона застонала, пораженная не испытанным доселе наслаждением, от которого ее охватил огонь страсти. Она хотела остановить его, но язык отказывался подчиняться ей. Роберт умело ласкалее, он точно знал, что надо сделать для того, чтобы подарить любимой как можно больше удовольствия.

Не в силах сдерживаться, Катриона отдалась бушевавшему в ней пламени и застонала, испытывая высшее наслаждение. Оторвавшись от ее лона, Роберт очень-очень медленно и глубоко вошел в нее — так глубоко, что, казалось, они стали единой плотью.

На этот раз она не испытала боли — лишь сладкое, божественное чувство наполняло ее. Постепенно движения Роберта становились все стремительнее, и наконец он взорвался внутри нее, наполняя ее тело горячим семенем.

… Придя в себя, Роберт ласково потрепал волосы Катрионы и медленно вышел из нее. Когда он вытянулся рядом с девушкой, Катриона положила голову ему на грудь, слушая отдаленный шум моря.

Она полюбила этого человека и готова отдать ему всю себя. Катриона хотела бы провести с ним остаток жизни, но знала, что это невозможно. Роберт никогда не сможет полюбить ее так же сильно, как она любит его, потому что, несмотря на те чудные мгновения, что они подарили друг другу, он был и навсегда останется герцогом, а она — всего-навсего дочерью простого шотландского фермера.

И все же это она, Катриона Макбрайан, прижавшись к Роберту, прошептала ему прямо на ухо слова, которых он не мог понять:

— Tha Gaol Agam Ort. — Что в переводе с гэльского означало: «Я тебя люблю…»

Глава 18

Катриона открыла глаза. Было темно и так тихо, что она слышала биение собственного сердца. Ее щека покоилась на груди Роберта, и девушка чувствовала себя так спокойно, не сомневаясь, что находится под надежной защитой. Роберт еще спал.

Некоторое время Катриона лежала, не двигаясь. Она прислушивалась к ровному биению сердца Роберта, ощущая его теплое дыхание на своем лбу. И вдруг она поняла, что больше не слышит плеска волн.

Окончательно проснувшись, девушка села и потрясла Роберта за плечо.

— Катриона? — сонным голосом пробормотал он. — Что-нибудь случилось?

— Нет. — Она уже стояла на ногах. — Наступил отлив. Наконец-то мы можем вернуться ко мне домой и узнать, не пришло ли какой весточки от отца.

Присев, девушка нащупала на полу свое платье. Странно, Катрионе не терпелось поскорее попасть домой и узнать хоть что-нибудь об Энгусе Макбрайане, но в то же время она вовсе не хотела уходить отсюда. Здесь, в этом отдаленном уголке пещеры, был их собственный рай, их убежище, где никто не мог их найти и где разница в происхождении не имела никакого значения. Тут не было ни лордов, ни их подданных. В пещере оказались лишь Мужчина и Женщина. Влюбленные. Зато за ее вековыми каменными стенами — это Катриона знала наверняка — никто не позволит им оставаться теми, кем они были в этой темной пещере.

Надев платье, Катриона отыскала в темноте рубашку и бриджи Роберта.

— Вот твои вещи, — проговорила она, вкладывая одежду в руки герцога.

Одевшись, они стали выбираться наружу. Надо было идти очень осторожно — прилив отступил, оставив на каменном полу большие лужи и несметное количество скользких водорослей. Но Катриона хорошо знала дорогу по темному лабиринту, поэтому вскоре они оказались у подножия лестницы, ведущей в библиотеку Россмори.

Приведя в действие рычаг, девушка отодвинула в сторону дверь. В библиотеке было темно — уже наступила ночь, и Катрионе пришлось оставить Роберта в дверях, а самой направиться к камину, где на полке лежала коробочка с трутом. Несколько движений — и комната наполнилась зыбким и теплым светом свечки.

— Катриона! — позвал Роберт. — Ну что там?

— Ничего-ничего, — тихо промолвила девушка. — По-смотрю-ка, нет ли там еще одного подсвечника. — Она направилась в другой конец комнаты.

И вдруг Роберт схватил ее за руку. Девушка повернулась к нему.

— Катриона!

Подняв голову, она посмотрела ему в глаза, которые внимательно разглядывали ее. Он смотрел прямо на нее. Казалось, он видит, а на лице его играла такая улыбка, какой Катрионе еще не доводилось у него видеть. Эта улыбка освещала его лицо, его глаза, отчего они засияли каким-то необыкновенным золотистым светом. Кажется… Кажется, он узнал ее.

Катриона улыбнулась ему в ответ.

— Даже в самых смелых мечтах я не мог представить себе, до чего ты прекрасна, — тихо вымолвил он.

— Ох, Роберт, ты прозрел!.. — только и смогла выдохнуть Катриона.

Девушка в восторге обвила его шею своими руками, случайно задув при этом свечу. Роберт лишь засмеялся.

— Дорогая, не стоит гасить свет теперь, когда я вижу и могу вдоволь любоваться тобой.

Отпустив его, Катриона схватилась дрожащими руками за коробочку с трутом. Ей не сразу удалось разжечь свечу, а когда она сделала это, то, обернувшись, увидела рядом с собой Роберта.

Герцог готов был поклясться, что все это ему снится, если бы не дергающая боль в глазах. Но Катриона… Ради того, чтобы видеть ее, можно было снести и не такую боль. Копна ее каштановых волос растрепалась, но отливала дивным золотистым блеском в свете свечи. У нее была хрупкая фигурка и точеные, изящные черты лица, в которых, однако, сквозила сила и решительность. Сильный характер выдавала и посадка ее головы, упрямо вздернутый вверх подбородок. А ее глаза!.. Роберту и в голову не приходило, что у женщины могут быть такие ясные, сияющие глаза! Теперь, когда он мог видеть их, заглядывать в их бездонную глубину, он больше не хотел смотреть ни на что другое.

— А цвет твоих глаз и вправду напоминает грозовое небо, — усмехнулся он и с этими словами обнял Катриону.

Наконец-то он увидел ее!

— Значит, это было правдой, — улыбнувшись, прошептала она, когда Роберт отпустил ее.

— Ты о чем?

— Знаешь, вообще-то я не хотела тебе говорить… Думала, вдруг ничего не получится, и ты… — Она помолчала, подбирая нужные слова. — Так вот… Прошлой ночью, когда мы с тобой ездили на Линнанглас… В общем, я специально привезла тебя туда, чтобы вернуть тебе зрение.

Казалось, Роберт смутился.

— Да-а? Ну что ж… Я вижу… — неуверенно пробормотал он.

Катриона рассмеялась.

— Ну да, конечно, ты видишь! — воскликнула она. — И все из-за белого вереска.

— Того самого цветка, который ты искала, когда была маленькой девочкой?

— Почти угадал! Дело в том, что этот самый цветок, правда, засушенный, дала мне мама. Это она нашла его, когда была девочкой. И это она велела мне отвезти тебя к озеру. Она сказала, чтобы я растерла лепестки у тебя над головой, а затем завела тебя в воды Линнангласа. Мама пообещала, что это вернет тебе зрение. — Девушка залилась счастливым смехом. — Так и случилось.

Роберт молча слушал Катриону, дивясь ее детской непосредственности — похоже, она и в самом деле поверила, что манипуляции с засушенным цветком вновь сделали его зрячим. До этого он ни разу не говорил ей о том, что его зрение постепенно восстанавливается, что он тренирует глаза, приучая их к свету. Он не хотел говорить об этом, потому что не был уверен в том, что его недуг пройдет. А теперь… Теперь, когда, по сути, свершилось чудо, он и подавно ничего не расскажет Катрионе — пусть верит, что это она помогла ему. Было в ней что-то необыкновенное, что-то волшебное, и это сводило герцога с ума.

Так что, улыбнувшись, Роберт лишь проговорил:

— Надо будет не забыть поблагодарить Мэри, когда мы придем к тебе домой.

Когда они верхом направились по болотам к жилищу Макбрайанов, небо заволокло тучами. Сквозь небольшое окошко был виден тусклый свет. Подъехав к дому, они хотели было привязать Баяра к коновязи, как вдруг дверь с шумом распахнулась, и из дому выбежала обезумевшая Мерид.

— Ох, Катриона! — в отчаянии выкрикнула она, обнимая сестру.

— Что с тобой, Мерид? — встревожилась девушка. — Что случилось?

Мерид лишь громко всхлипывала, не в силах вымолвить ни слова.

Но Роберт сразу понял, в чем дело. Заглянув в дом, он увидел перевернутую мебель и осколки разбитой посуды. Обломки прялки валялись на полу возле очага. Яркая занавеска была разодрана в клочья. Все говорило о том, что здесь произошло нечто ужасное.

Да, Роберт все понял.

Судя по всему, здесь побывал сэр Деймон Данстрон.

— Я пришла… а тут… — всхлипывая, пробормотала Мерид. Покосившись на девушку, Роберт успел заметить, что ее глаза покраснели и опухли. Он представил, какой ужас она испытала, увидев дом в таком состоянии.

— Сначала я решила, что это сделал кто-то, разыскивающий папу, — проговорила Мерид. — Из-за происшествия прошлой ночью…

— Все в порядке, Мерид, — остановила ее Катриона. — Роберт знает правду о папе и о том, что случилось прошлой ночью у Россмори.

— А потом… Потом я нашла маму… — рыдая, проговорила Мерид.

— Маму? — Голос Катрионы дрогнул.

Мерид смогла лишь указать на дверь, ведущую в комнату родителей.

— Она… там… Мне удалось перетащить ее в кровать… Я старалась как могла, но больше ничего не могу для нее сделать…

Катриона шагнула вперед, но Мерид схватила ее за руку.

— Нет, Катриона, тебе лучше не видеть ее. Катриона попыталась вырваться.

— С чего это? — возмутилась она. — Я непременно должна ее увидеть. Я ей нужна.

Роберт взял девушку за руку.

— Катриона, позволь мне первому поговорить с Мэри. Мерид больше нуждается в твоей помощи.

Катрионе не хотелось слушаться его, но она понимала, что, возможно, герцог прав. Можно не сомневаться: Мерид была глубоко потрясена. В широко распахнутых глазах бедной девушки застыл ужас. Перебирая в пальцах складки юбки, Мерид бормотала что-то неясное. Кто-то должен был о ней позаботиться — кто-то из близких, и Роберт с этим явно не мог справиться.

— Ты прав, — согласилась Катриона, взяв сестру за руку и медленно подводя ее к столу.

Поставив перевернутый стул на ножки, девушка усадила Мерид и стала нашептывать ей на ухо успокаивающие слова. Но Мерид, казалось, даже не слышала ее. Раскачиваясь взад-вперед, она все повторяла и повторяла единственную фразу:

— Что же нам делать?.. Что же нам делать?.. Что же нам делать?..

Оставив сестер, Роберт направился в заднюю часть домика. Крохотная комнатенка вмещала в себя лишь кровать да деревянный сундук, на котором стояли таз для умывания и кувшин с водой. Роберту понадобилось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к темноте. Вдруг с кровати раздался слабый стон. Герцог шагнул вперед и, пораженный, замер на месте: такого страшного зрелища он не ожидал увидеть.

Лицо Мэри было изуродовано до неузнаваемости. Опухшие веки посинели и почти не открывались. Верхняя губа оказалась разорвана, из уголка рта текла кровь, на челюсти багровел кровоподтек. Нос, похоже, чем-то перебили. Грудь Мэри приподнималась при мелких, неглубоких вздохах — видимо, злодей переломал женщине ребра. Роберт даже не стал приподнимать одеяло — он и так догадывался, в каком состоянии тело несчастной женщины.

Многое герцогу Девонбруку приходилось видеть на своем веку. Видел он и изуродованных в бою солдат, но раны их не были столь страшны, к тому же они получали их в битве.

Роберт лишь покачал головой: несомненно, Мэри не дотянуть до утра.

— Миссис Макбрайан! — позвал он.

Опухшие веки слегка дрогнули, и тускло блеснули глаза. Мэри пыталась увидеть человека, назвавшего ее имя. С ее губ слетел тяжкий стон.

— В-ваша светлость… — удалось ей прошептать разбитыми губами.

Когда Мэри приоткрыла рот, Роберт увидел, что передние зубы выбиты. Он глубоко вздохнул, пытаясь обуздать гнев.

— Итак, это был он, не правда ли? Все это сделал сэр Деймон?

Мэри попыталась согласно покачать головой, но лишь скривилась от боли.

— Да, — прошептала она.

— Ему это даром не пройдет, — пообещал Роберт. — Уж я об этом позабочусь…

— П-пожалуйста…

Мэри с трудом приподняла дрожащую руку. Ее сломанные ногти, под которыми застыла кровь, говорили о том, что она сопротивлялась. Наверняка на теле сэра Деймона есть оставленные Мэри царапины.

Взяв женщину за руку, Роберт опустился на колени возле ее кровати.

— Вы… должны… — с усилием говорила она, — сказать… Кат… Катрионе правду… О прошлом… Ее прошлом… Я уже не смогу… сделать… это… сама…

— Я все сделаю, — кивнул Роберт.

— Вы… — Мэри помолчала, набираясь сил, — … должны отдать… ей это…

Опустив глаза, Роберт увидел зажатую в пальцах Мэри золотую цепочку с медальоном.

— Прошу вас… позаботиться о ней…

— Обещаю вам.

Из-под опухшего века на щеку Мэри скатилась слеза. Ее губы тронула едва заметная, слабая улыбка.

— Вы… Приведите ее ко мне…

Опустив цепочку и медальон в карман, Роберт встал и направился к двери.

— Катриона, зайди сюда, — громко позвал он.

Когда девушка подошла к нему, Роберт взял ее за руки и серьезно заглянул ей в глаза.

— На твою мать напали, Катриона. Она оказалась жертвой отъявленного негодяя.

Глаза девушки наполнились слезами.

— Запомни, — наставлял Катриону Роберт, крепко сжимая ее руку, — что бы ты ни чувствовала, ты должна быть сильной. Для нее. Она хочет видеть тебя. Приготовься к худшему.

Оцепенев, Катриона лишь послушно кивнула головой и, высвободив руки, медленно вошла в комнату.

Увидев мать, она инстинктивно зажмурила глаза, чтобы совладать с охватившим ее ужасом. Но не смогла сдержать слез.

— Мама… — прошептала она.

— Кат-Катри… — ответила Мэри, приподнимая руку. Опустившись на колени, девушка взяла Мэри за руку и прижала ее к щеке.

— Мамочка, кто посмел это сделать? — застонала Катриона.

— Все… будет хорошо, детка… — Воздух с хрипом вырывался из груди несчастной женщины. — Я сделала то, что должна… была сделать… То, о чем… просила… твоя мать… — Она обессиленно закрыла глаза.

Катриона ничего не поняла.

— Ты о чем, мама? Я не… Мэри судорожно вздохнула.

— Лорд… все расскажет тебе, детка… Ты должна доверять ему… Отныне он будет заботиться… о тебе… — Голова Мэри упала набок. Рука, которую Катриона сжимала в своей руке, отяжелела и стала непослушной.

— Мамочка! — причитала Катриона. — Мамочка, прошу тебя!.. Пожалуйста!..

Зарывшись лицом в простыню, девушка горько зарыдала, не выпуская руку матери. Роберт подошел поближе и погладил девушку по плечу. Мерид навзрыд плакала в дверях спальни…

Глава 19

Катриона открыла глаза. Ласковые розоватые лучи раннего солнца, играя на высоких оконных стеклах мириадами разноцветных радуг, скользнули по ее лицу. Девушка лежала на такой огромной кровати, каких ей видеть еще не доводилось: здесь спокойно могли бы поместиться еще и Мерид с Мэтти в придачу. Ко всему прочему ложе было очень высоким, и Катрионе пришлось подняться по маленькой лестнице, чтобы забраться в постель. Изголовье из красного дерева покрывала резьба, изображающая птиц и херувимов; полог из розового с голубым шелка свешивался вниз мягкими складками. И, как и все в этой чудесной комнате, постель и даже подушка благоухали цветами.

Катриона снова посмотрела в окно, сквозь которое в комнату рвались солнечные лучи. Радуги… Ей припомнился день знакомства с Робертом. Тогда, описывая библиотеку, она тоже говорила ему о радугах. Теперь, казалось, с того дня прошло уже много-много времени — так все переменилось с тех пор, а события последних двух дней и вовсе окрасили для нее пестрые радуги в черный траурный цвет.

Сколько ни старалась, Катриона не могла вспомнить, когда же они вчера ушли из их дома. Мерид сказала, что ходила на поиски полковника и Йена, но не нашла ни того, ни другого. Судя по словам друзей Энгуса, с которыми ей удалось поговорить, Иен, похоже, попал в лапы стражников, во всяком случае, после той ночи его никто не видел.

Роберт привез обезумевших от горя сестер в свой замок. Казалось, Мерид еще не до конца осознала горечь потери, а Катриона вообще пребывала в состоянии оцепенения. Все это напоминало ночной кошмар. Ну как могло случиться, что в один день они лишились и отца, и матери? Ведь еще совсем недавно они были вместе — Энгус по обыкновению ворчал, попивая эль из своей старой оловянной кружки, а Мэри приветливо улыбалась, радуясь благополучию своей семьи. Ах, как Катрионе хотелось, чтобы это и в самом деле оказалось всего лишь кошмаром! Но… огромная спальня, непривычно большая кровать, все эти цветы и ароматы говорили о том, что надеяться на это не стоит.

— Доброе утро.

Обернувшись, Катриона сквозь слезы увидела Роберта, стоящего в дверях. Она не слышала, как он вошел.

— Что, оно действительно доброе? — с грустью спросила девушка.

Подойдя к кровати, Роберт сел рядом с Катрионой и обнял ее. Девушка уронила головку ему на плечо. Солнечные лучи освещали их — занимался новый день. И герцог, и его гостья не проронили ни слова.

Наконец Роберт заговорил:

— Ты хочешь есть?

Катриона отрицательно покачала головой.

— Ты должна хоть немного поесть, Катриона, — проговорил Роберт. — Ты почти два дня ничего не ела.

— Я даже думать о еде не могу, — печально промолвила девушка. — Меня только одно интересует: кто это сделал? Кто совершил такое злодеяние?

— Но тебе нужно быть сильной, — убеждал ее герцог.

— Послушай, ну как я могу есть, когда человек, издевавшийся над моей матерью, бродит где-то рядом? Он на свободе! Ах, Роберт, я должна узнать, кто это сделал! Мне это необходимо!

— Вот об этом не беспокойся, — проговорил герцог. — Мне уже известно имя злодея.

Катриона удивленно посмотрела на него.

— Что-о?! Оно тебе известно?! Так почему же ты не сказал мне, кто это? Назови, скорее назови мне его имя!

Роберт глубоко вздохнул.

— Катриона, нам надо поговорить и многое обсудить. Причем не только нам с тобой, Мерид тоже должна присутствовать. Кстати, твоя сестра уже проснулась и ждет нас в столовой. Она, как и ты, очень расстроена, но я сказал ей, что не буду ни о чем говорить, пока вы обе не подкрепитесь.

Катриона сердито покосилась на него. Его не уговорить, в этом она была уверена. К тому же она слишком устала, чтобы спорить. Поэтому, встав, она медленно пошла в столовую. Лишь пройдя почти половину длинного коридора, девушка осознала, что не знает, куда идти.

Роберт, заметивший ее замешательство, тут же взял Катриону за руку.

— Пойдем, дорогая. Я отведу тебя вниз.

Не будь глаза Катрионы полны слез, она бы рассмеялась: сколько раз она водила его по замку, когда он ничего не видел! И, как это ни нелепо, это она ослепла от горя и ярости и нуждалась в поводыре.

Столовая располагалась этажом ниже спальни в западной части главной башни замка. В нее вела широко распахнутая сейчас двустворчатая дверь; всю противоположную стену занимали высокие окна, за которыми открывался чудесный вид на море, над синей гладью которого высилось ясное небо. Будь Катриона в другом состоянии, она непременно залюбовалась бы великолепным зрелищем. Но сейчас девушка и не замечала ничего вокруг.

Огонь, пылавший в большом очаге, наполнял комнату теплом и уютом, а за гигантским столом могли свободно разместиться человек тридцать. Каменные стены столовой украшали старинные гобелены и всевозможное оружие.

Мерид, казавшаяся такой маленькой и неприметной в этой огромной комнате, сидела за дальним концом стола; услыхав шаги герцога и Катрионы, она обернулась. Девушка хотела улыбнуться сестре, но лицо ее исказила гримаса. Едва Катриона села за стол, рядом с ней тут же возник лакей, держащий в руках накрытое блюдо. Сняв крышку, девушка увидела нарезанный тончайшими ломтиками сыр разных сортов. На столе уже стояли тарелки и чашки точно такого же цвета, что и чайник.

Подняв глаза на сестру, Катриона увидела, что та вопросительно смотрит на нее, видимо, не зная, как относиться к подобной роскоши. Сестрам никогда не доводилось сидеть за таким столом, поэтому они толком не знали, как себя вести.

Тут к Катрионе подошел другой лакей. В руках у него был маленький поднос, на котором стояли две непривычные для глаз девушки посудины — в одной из них она увидела на диво белоснежный сахар, а в другой плескалось молоко для чая. И Катриона сделала то единственное, что пришло ей в голову: она поблагодарила лакея. Тот просто кивнул ей в ответ. Девушка надеялась, что он поставит тарелку и уйдет, но лакей ждал. Он застыл как изваяние, протягивая ей молочник и сахарницу.

Герцог пришел ей на помощь.

— Ты привыкла пить чай с молоком или с сахаром? — спросил он.

— С сахаром, пожалуйста, — пролепетала девушка, наблюдая за тем, как лакей кладет в ее чашку крохотный белый кусочек.

Затем слуга степенно направился к Мерид, которая, так же как и ее сестра, с благоговением наблюдала за его действиями.

Роберт мелкими глотками прихлебывал кофе, пока сестры завтракали. Настроение у всех было невеселое. Когда с едой было покончено, герцог приказал лакею убрать со стола и принести свежезаваренного чаю для дам. Когда его приказание было выполнено, он попросил слуг уйти и закрыть за собой двери.

Катрионе пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить себя есть, а не выспрашивать Роберта о том, кто совершил ужасное злодеяние. Впрочем, она была благодарна ему за настойчивость: еда и в самом деле придала ей сил. Немного воспрянув духом, девушка приготовилась выслушать Роберта.

Герцог встал.

— Во-первых, — заявил он, — хочу вам сказать, что перед смертью ваша мать сообщила мне, кто напал на нее.

— Кто? — немедленно вырвалось у Катрионы. Мерид молчала, глядя на свою чашку.

— Это сэр Деймон Данстрон, — заявил Роберт.

— Тот самый таможенный офицер, — вполголоса отозвалась Катриона.

— Ты знаешь его?

— Да. Он хозяин Крэннока. Вчера утром он остановил меня, когда я бежала на поиски папы, — объяснила девушка.

— Стало быть, вы встретились уже после того, как сэр Деймон заходил ко мне, — заметил Роберт. — У него с собой был портрет, и он спросил, не знаю ли я, кто изображен на полотне. Сэр Деймон заявил, что эта особа, вероятно, имеет отношение к контрабандистам, высадившимся на берег недалеко от Россмори. — Герцог посмотрел на Катриону. — На портрете была изображена женщина, как две капли воды похожая на тебя.

Катриона оторопела.

— На меня? — недоуменно переспросила она.

— Я, разумеется, этого не понял, потому что в то время зрение еще не восстановилось, но портрет увидел Форбс. Он и сообщил сэру Деймону, что узнал, чей портрет. Кстати, мне очень не понравилось, что сэр Деймон слишком уж настойчиво спрашивал о тебе. Особенно его заинтересовало твое сходство с портретом.

— Но… почему?.. — недоумевала девушка. — Откуда у сэра Деймона мой портрет?

— Я задал себе тот же вопрос, — заметил герцог. — Что-то было не так, только я не мог понять, в чем дело, поэтому и направился к вам домой, чтобы потолковать с тобой. Однако тебя там не оказалось. Зато ваша матушка мне все объяснила.

Встав из-за стола, Роберт подошел к окну, заложив руки за спину.

— Катриона, — проговорил он через некоторое время, — женщина, которую ты считаешь своей матерью, Мэри Макбрайан, — пояснил он, — на самом деле не мать тебе. Вы даже не родственники, — договорил Роберт.

Катриона молча смотрела на него. Она была в ярости.

— Как ты смеешь говорить мне такое? — возмущенно вскричала она.

— Потому что это правда, — ответил Роберт. — Мэри вырастила тебя как родную дочь, потому что ее попросила твоя родная мать, умершая при родах. Кстати, у нее тогда родилось двое детей — ты и мальчик. Твой брат.

Катриона сердито замотала головой, не желая больше слушать герцога.

— Нет. Это неправда, — заговорила она. — Нет у меня никакого брата! Есть лишь единственная сестра Мерид. А ты… ты лжешь!

— Катриона, ты должна меня выслушать, — покачал головой Роберт. — Твоя мать не из Макбрайанов. По крайней мере по крови. Женщину, подарившую тебе жизнь, звали леди Кэтрин Данстрон. Она была женой хозяина Крэннока, но не того, которого ты видела, а предыдущего. Нынешний лишь унаследовал титул. Муж леди Кэтрин, твой отец, сэр Чарлз Данстрон, умер за несколько недель до твоего рождения. Сэр Деймон — его племянник. Его будущее зависело от того, кто появится на свет у леди Кэтрин. Мэри помогала леди Кэтрин при родах и приняла у нее сына. Но сэр Деймон в ту же ночь забрал мальчика. И этого ребенка больше никто никогда не видел. Однако сэр Деймон не знал, что леди Кэтрин в ту же ночь разрешилась от бремени и вторым ребенком. Дочерью. — Его голос чуть дрогнул. — Тобой.

Слезы градом катились из глаз девушки, она ничего не видела вокруг, лишь голова ее качалась из стороны в сторону. Она не верила этому, этого не могло быть! Это невозможно, неправдоподобно! Господи, когда же она пробудится от этого ужасного кошмара?

— Я не верю тебе, — глухо проговорила она. Роберт сел рядом с ней.

— Катриона, — обратился он к девушке, — я понимаю, что все это звучит неправдоподобно, но тебе придется поверить, что все сказанное мной — правда. У меня нет сомнений в рассказе Мэри. А я клянусь, что в точности передаю тебе ее слова. Когда ты родилась, леди Кэтрин попросила Мэри унести тебя из Крэннока и скрыть от сэра Деймона, что детей было двое. Твоя мать опасалась за твою жизнь. Попросив Мэри позаботиться о тебе, леди Кэтрин в мучениях умерла. И за эти мучения тоже во многом ответственен сэр Деймон.

Вдруг Мерид едва не вскочила с места.

— Но почему же мама ни о чем нам не рассказывала? — вскричала она. — С чего это вдруг она поведала правду только вам? Причем первому?

— Ваша матушка никогда не говорила правды о рождении Катрионы, потому что опасалась, что слова ее каким-нибудь образом дойдут до сэра Деймона. Но так уж получилось, что именно вчера он увидел Катриону, вот она и попросила меня позаботиться о ней и защитить от негодяя. Поразмыслив, мы оба пришли к выводу, что сэр Деймон непременно станет разыскивать тебя. Поэтому я и направился на твои поиски, дорогая. Я должен был первым тебя найти. Мне и в голову не пришло, что он может напасть на Мэри, иначе бы я настоял, чтобы она немедленно перебралась в Россмори, хоть Мэри и хотела остаться дома, поджидая вас и Энгуса, — договорил он, глядя на Мерид.

Катриона хмуро молчала. Она была подозрительно тиха. Роберт взял девушку за руку и протянул ей золотую цепочку с медальоном, которую Мэри отдала ему перед смертью.

— Катриона, эта цепочка принадлежала твоей матери, леди Кэтрин. Она попросила Мэри передать ее тебе, когда настанет время сообщить правду о твоем происхождении, — проговорил герцог Девонбрук.

Девушка бережно взяла круглый и плоский медальон. На обратной стороне были выгравированы инициалы «КТ»и дата — 1789. Дрожащими руками Катриона нажала на замок. Крышка легко открылась, и девушка увидела две крохотные миниатюры с изображением мужчины и молодой женщины. Несмотря на то что волосы женщины были уложены в затейливую старомодную прическу, какие носили десятилетия назад, сходство Катрионы с ней было очевидно.

Только теперь Катрионе стали понятны некоторые вещи. Ее всегда интересовало, почему она так не похожа на своих родителей и Мерид. Она была невысокой, голубоглазой, а не кареглазой, как все Макбрайаны. Девушка не раз спрашивала себя, почему это Мэри отправила ее на несколько лет к тете Лиззи, когда она была совсем маленькой девочкой. А ей так хотелось остаться в Шотландии! Да, многое стало понятным… Мэри отослала ее в Англию, чтобы скрыть правду, чтобы защитить от сэра Деймона, чтобы спасти ей жизнь.

— Ты уже велел арестовать сэра Деймона? — вдруг спросила она, глядя на Роберта.

— Нет, Катриона, я этого не сделал, — отрицательно покачал головой герцог.

— Как же так? Неужто ему удастся избежать наказания? Он же убийца, Роберт! — возмутилась девушка.

— Я понимаю это, Катриона. Причем он убивал не один раз и, без сомнения, решится на другие убийства, если только у него появится возможность, — заметил Роберт. — Я всю ночь раздумывал над этим и, кажется, принял правильное решение. Как только мы покончим здесь с делами, то переедем в Лондон. Все.

— В Лондон? — переспросила девушка. — Но ведь сэр Деймон здесь!

— Именно по этой причине я и хочу уехать. Мэри сказала мне, что леди Кэтрин была англичанкой. Можно не сомневаться, что она благородного происхождения, возможно, даже из высшей знати. Не исключено, что в Лондоне живут твои родные, Катриона. Мы поедем в столицу и постараемся разыскать кого-нибудь, кто знал леди Кэтрин Данстрон в девичестве.

Стоя у окна, Роберт наблюдал за тем, как берега острова Скай постепенно скрываются в темноте.

Теперь, когда он вновь стал видеть, ему стало понятно, почему его отец купил этот замок. Впрочем, даже еще не видя его, Роберт полюбил Россмори всей душой. Древние стены замка, увитые плющом, девственная природа, его здешние владения — все это не могло оставить человека равнодушным.

Что-то волшебное было в этом месте. Казалось, все здесь хранит тайну, все творит чудеса; да разве возвращение зрения слепому человеку — не чудо? Роберт подумал о чистой наивности Катрионы, о ее детской вере в то, что засушенные цветки белого вереска излечат его. «Что ж, — мелькнуло в голове у герцога, — может, в этом что-то кроется. Все здесь такое таинственное, что волшебство не кажется таким уж невероятным».

К тому же Россмори не только вернул ему зрение. Здесь он обрел Катриону, а вместе с ней к Роберту вернулась та часть жизни, которую он считал навсегда для себя утраченной.

Прозрев, Роберт все никак не переставал удивляться, узнавая окружающие вещи. Но больше всего он был поражен, заметив это полотно. Оно висело в столовой — это было одно из первых приобретений Роберта на аукционе. Тогда даже имя живописца еще не было ему знакомо, но что-то в манере письма привлекло молодого человека, и он до сих пор помнил, с какой силой охватило его чувство восторга, когда картина стала его собственностью.

И еще он увидел другие полотна — их было очень много. По сути, все картины, приобретенные им за последние годы, Роберт покупал, потому что они принадлежали кисти известных авторов, нравились ему или по той причине, что он сразу определял их ценность. А он-то полагал, что все полотна уничтожены огнем — у его отца даже не оказалось каталога великолепных работ, поэтому никто толком не знал, сколько их и где они хранятся. И вдруг выяснилось, что картины в Россмори! Они избежали пожара, потому что были спрятаны здесь, спрятаны даже от него.

Только сейчас Роберт стал понимать, почему отец завещал ему Россмори. Герцог не случайно выбрал этот замок; не случайно присылал сюда полотна, которые, как ему было известно, больше всего нравились сыну. Герцог хотел, чтобы Роберта, приехавшего в Россмори хозяином, окружали полюбившиеся ему предметы.

Но одной вещи в коллекции все же не было — последнего приобретения герцога, о котором он писал, на поиски которого потратил столько сил и которое в конечном счете стоило ему жизни.

Роберт знал, что приложит все усилия, чтобы приоткрыть завесу этой тайны.

Услышав чьи-то шаги, Роберт обернулся.

— Ох, я не знала, что в доме кто-то еще не спит!

В дверях стояла Катриона. Из-под ее длинной ночной рубашки выглядывали босые ноги, копна длинных каштановых локонов отливала золотом. Она была обворожительна, но все же чего-то в ее внешности недоставало — чего-то, что он ощущал, даже лишенный зрения. Это было в ее голосе, ее смехе, ее прикосновениях. Это была ее чудная улыбка, которая проникала в душу и освещала полную тьму, окружавшую его. И вот теперь этой улыбки не стало.

С тех пор как Роберт рассказал девушке правду о ее происхождении, у него не было возможности потолковать с ней.

Он понимал, что она испытывает сильную боль, что ей не хочется даже верить его словам. Герцог видел страх в ее глазах, испуг, и ему хотелось сказать ей, что он готов заботиться о ней, защищать ее. Печаль лишила ее особенного света, присущего ей одной, и он хотел, чтобы этот свет вернулся.

Роберту вспомнилось, что и у него было примерно то же ощущение, когда вся семья погибла в пожаре. Слова не могли бы помочь ему тогда, потому что боль была так сильна, что она прожигала его душу. Роберт должен был сам ее преодолеть. И у Катрионы нет иного выхода.

И лишь когда боль пройдет, они смогут подумать о будущем. Их общем будущем.

— Ты здесь что-то искала? — спросил герцог, потому что девушка все еще стояла в дверях, испуганно глядя на него.

— Я пришла, чтобы взять какую-нибудь книжку. — Она помедлила. — Я не могла уснуть, — добавила Катриона.

Роберт подошел к ней.

— Знаешь, я как раз хотел выпить перед сном стаканчик портера. Может, выпьешь со мной? Немного хереса? Мама часто говорила, что херес помогает ей при бессоннице.

Пожав плечами, девушка направилась к книжному шкафу. Пока Роберт наполнял стаканы, она изучала корешки книг в поисках чего-нибудь интересного. Заметив книгу Мэлори, она инстинктивно вытащила ее с полки.

— Тебе нравятся истории о короле Артуре? — спросил Роберт, усаживаясь рядом с ней.

Катриона отпила хереса, наслаждаясь разливающимся по телу теплом. Озноб, бивший ее все последнее время, отпустил.

— Мне нравятся романы о благородных рыцарях. — Помолчав, она посмотрела на обложку книги. — Особенно те, которые повествуют о завоевании чаши Грааля.

Роберт улыбнулся.

— Как-то раз я был на аукционе, и там на продажу выставили чашу якобы Святого Грааля. У нее и вправду был очень внушительный вид, и она казалась очень древней, поэтому отец решил купить ее во что бы то ни стало. Но… Вскоре выяснилось, что все это — чистейшей воды надувательство. Правда, после этого случая отец заявил, что приложит все усилия, но найдет и купит настоящую чашу Грааля для своей коллекции. — Герцог покачал головой, отпив глоток портвейна. — Может, он именно ее искал здесь, в Россмори?

Катриона посмотрела на него. Только теперь она поняла, что была несправедлива к нему, скрывая правду о сокровищах якобитов.

— Роберт, я должна кое-что сказать тебе, — нерешительно промолвила она. — Я знаю, почему твой отец приезжал в Россмори. Знаю, почему он вел свой дневник. Ты был прав, когда говорил, что он, видимо, что-то искал здесь. И не ошибался, полагая, что он не был единственным, кто ищет это. Я занималась теми же самыми поисками, — добавила она чуть решительнее.

Роберт вопросительно посмотрел на девушку.

— Продолжай, — коротко бросил он.

— Видишь ли, я не знала, каковы намерения твоего отца. Когда он бывал в Россмори, я старалась держаться от замка подальше. И возвращалась сюда лишь тогда, когда он уезжал. — Катриона покосилась на Роберта, пытаясь разглядеть его лицо в неровном свете свечей.

Герцог нахмурился. Девушка смутилась, но решила продолжать:

— Здесь, в Россмори, есть один полковник. Его зовут Макрейфорд. У него есть кое-какие сведения о сокровищах якобитов, точнее, о золоте, которое было отправлено в помощь принцу Чарлзу по прозвищу Красавчик еще в сорок пятом году прошлого века. Так вот. Согласно легенде, это золото спрятано где-то здесь, в Россмори.

— Ты говорила о каких-то сведениях, — заметил герцог. — Так какого рода сведения есть у полковника?

— У него есть карта с рисунками, при помощи которых можно определить, где спрятаны сокровища. Но вся беда в том, что с помощью одних рисунков сокровищ не найти. Существует еще одна часть карты, на которой написано, где они спрятаны. Но и та часть бесполезна без картинок. Лишь сложенные вместе, половинки карты могут привести к золоту якобитов.

Роберт внимательно слушал ее.

— А эта вторая часть, та самая, на которой написано, где спрятаны сокровища, — проговорил он, — где же она?

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Но полковнику было известно, что ее спрятали в какой-то книге, находящейся здесь, в библиотеке Россмори.

Герцог все больше хмурился. Раздумывая над ее словами, он сделал еще несколько глотков портера.

— Так ты для этого приходила в Россмори, да? — наконец спросил он. — Для того, чтобы найти эту книгу?

— Отчасти да, но не только поэтому, — отвечала ему девушка. — Я действительно рылась в книгах, но это дало мне возможность читать.

Роберт задумался.

— И давно ты узнала, что мой отец тоже искал сокровища? — поинтересовался он.

— Когда мы нашли его тетрадь, — пояснила Катриона. — Нет, точнее, когда мы оказались у разветвленного дуба.

— Но почему же ты сразу не сказала мне правду?

— Мне очень хотелось сделать это, Роберт, но я должна была сначала поговорить с полковником. Подозреваю, он знает о твоем отце больше, чем говорил мне. Я в тот же день направилась к нему домой, но полковник куда-то исчез. А вместе с ним и карта. Ах, Роберт, ну как ты не понимаешь? Что, если человек, устроивший пожар в твоем доме, решил уничтожить и полковника? Вдруг он решился на это?

Роберт одним глотком допил портер.

— Я непременно докопаюсь до правды, Катриона, как только мы приедем в Лондон, — заявил он.

Через неделю Катриона и Мерид сели на небольшое суденышко, специально нанятое Робертом, которое должно было доставить их сначала в Обан, а потом в Ливерпуль. Оттуда они смогут ехать до Лондона по суше, и всего через каких-нибудь две недели окажутся в столице. Так что Катриона едва успела подготовиться к отъезду, уносящему их в неопределенное будущее.

Роберт вел себя просто по-королевски. Он приказал похоронить Мэри на кладбище Россмори и, хоть тело Энгуса и не было найдено, велел поставить рядом с ее могилой большую надгробную плиту в память о гордом шотландце. Из домика Макбрайанов, тоже по приказанию герцога, вывезли все скудные пожитки девушек, дабы избавить их от тяжелых воспоминаний.

О сокровищах Роберт больше не вспоминал; казалось, все его помыслы были заняты одной Катрионой, ее безопасностью и спокойствием.

Он написал в Лондон брату Ноа о своем скором прибытии в столицу. В письме Роберт попросил его связаться с их семейным адвокатом Куинби, который, возможно, сумеет им помочь найти родственников леди Кэтрин.

Сама Катриона все еще никак не могла привыкнуть к мысли о том, что ее матерью была другая женщина, а вовсе не Мэри, хотя медальон служил тому подтверждением. Ведь это Мэри вырастила ее, заботилась о ней, любила ее. Мэри привила ей любовь к чтению, поощряла ее мечты об интересных приключениях, словно знала, что главное приключение в жизни девушки еще впереди.

И кажется, оно уже началось.

Глава 20

Сентябрь 1815 года

Лондон

Портьеры с легким шелестом раздвинулись, и, повернувшись, горничная вскрикнула, увидев сидящую на краю кровати Катриону, которая внимательно наблюдала за ней.

— Боже мой, мисс! — воскликнула она. — Вот уж никак не ожидала, что вы уже проснулись и сидите тут одна в темноте.

— Выпьете чаю здесь или предпочтете спуститься вниз, в столовую, чтобы составить компанию его светлости и другой мисс? — осведомилась горничная.

Катриона видела, с каким выражением горничная смотрела на платье, в котором она приехала прошлой ночью в Лондон: казалось, служанка опасается, что платье может внезапно зашевелиться.

— Благодарю вас, — отвечала Катриона, — я спущусь к остальным. — Она осторожно посмотрела туда, куда свешивались ее ноги. Кровать была непомерно высокой. Всю жизнь девушка спала на низких лежанках, прикрытых матрасами, набитыми соломой и вереском. И теперь Катриона спросила себя, сможет ли хоть когда-нибудь привыкнуть к такому мягкому и высокому ложу, с которого того и гляди ненароком ночью свалишься.

Вдруг Катриона почувствовала на себе взгляд горничной.

— Хотите, чтобы я помогла вам одеться, мисс? — предложила та.

— Нет, благодарю, — пролепетала девушка. — Я сама справлюсь.

Горничная удивленно посмотрела на нее и, положив платье на кровать, направилась к двери. Катриона терпеливо дождалась, пока та выйдет из комнаты, и лишь потом решилась соскользнуть с кровати.

Служанка не разбудила ее. Катриона проснулась на рассвете, точнее, когда городской шум оповестил девушку о начале нового дня и она смогла наконец пробудиться от того то ли сна, то ли полузабытья, в котором пребывала всю ночь. Катриона совсем не отдохнула в ту первую для нее после приезда ночь в городе. Конечно, она и не ждала, что сможет с легкостью привыкнуть к новой обстановке, но все оказалось уж слишком отличным от размеренной жизни в Шотландии. Там, в их уютном домике, она обычно просыпалась под пение птиц, полной грудью вдыхая свежий морской ветерок, врывающийся в комнату сквозь распахнутое окно. С окутанных туманом гор эхом доносились крики глухарей.

А что в Лондоне? Здесь все иначе. Ее разбудил цокот копыт по мостовой, скрип колес, смех и разговоры прислуги, приступившей спозаранку к своим хлопотливым обязанностям. Ко всему прочему, со всех сторон лаяли собаки, и раздавались крики с крыш.

Натянув платье, Катриона босиком прошла по узенькому коридорчику, заканчивающемуся у ведущей вниз лестницы. Она почти не помнила, как они приехали сюда — ночью было так темно, и девушка очень устала с дороги. И теперь, ступая по толстому ковру, она восторженно взирала на многочисленные картины в сверкающих золоченых рамах, на изящные столики, блестящую поверхность которых украшали мраморные бюсты каких-то людей и масса всяких безделушек. Катриона видела, что за широко распахнутыми дверьми, то и дело попадавшимися ей на пути, находятся роскошные покои.

Этот замок был гораздо больше Россмори, и еще никогда в жизни Катриона не ощущала себя такой лишней. Тут все было дорогим, великолепным; даже портьеры, обрамлявшие узкие высокие окна, казалось, сделаны из какой-то необычной, диковинной ткани. Пусть своим происхождением она и связана с подобной роскошью, но душа ее, ее сердце все равно навеки останутся в диком уголке горной Шотландии. Осознав это, Катриона вдруг пожалела, что позволила Роберту привезти их сюда, где они никогда не почувствуют себя своими.

Нет, там, в Шотландии, все иначе. Хоть Россмори и был величествен и великолепен, Катриона хорошо знала его, к тому же он стоял в знакомой местности, где жили знакомые ей люди. А здесь, в Лондоне, у Катрионы появилось чувство того, что она ступила в совершенно чужой мир, впрочем, на самом деле так оно и было.

И девушке очень захотелось вернуться назад.

Наконец, забредя пару раз по ошибке в другие комнаты — в библиотеку, где ей бы так хотелось остаться, и в чулан, заставленный, видимо, старой мебелью, — Катриона оказалась в столовой. Роберт сидел в дальнем конце комнаты, развернув газету. Он еще не заметил своей гостьи. Задержавшись в дверях, Катриона подумала о том, как, должно быть, замечательно он чувствует себя теперь, вновь обретя зрение и вернувшись к привычному образу жизни.

Герцог был необычайно красив в своем светском костюме, ведь в Россмори он обычно одевался куда проще. На нем был сюртук темно-бордового цвета, серый жилет и черные бриджи. Ворот рубашки украшал затейливо завязанный накрахмаленный галстук, а начищенные до блеска сапоги доходили до колен. Сразу было видно, что это сильный и знатный человек — словом, настоящий герцог.

Опустив глаза на свое простенькое платьице из домотканой шерсти, под которым была надета поношенная полотняная сорочка, Катриона недовольно поморщилась. Может, лучше повернуться и, пока он не увидел ее, быстренько…

— Доброе утро, — оторвал ее от размышлений Роберт.

— Доброеутро, — пробормотала девушка в ответ. Ей ничего не оставалось, как подойти к нему и сесть на стул напротив. Лакей в ярко-желтой с голубым ливрее немедленно приблизился к Катрионе, чтобы налить чашку ароматного чая. Девушка заметила, что он оторопело смотрит на ее голые ноги, выглядывающие из-под подола.

— Ты хорошо спала? — заботливо спросил Роберт.

— Да, — солгала Катриона. — Очень хорошо. Сложив газету, Роберт внимательно посмотрел на нее.

— Я бы позволил тебе поспать подольше, но кое-какими делами надо заняться безотлагательно, и чем скорее мы начнем, тем лучше.

Кивнув, Катриона отпила чаю, стараясь спрятать ноги подальше под стул.

— Мерид скоро присоединится к нам и… — продолжал герцог.

И тут, словно по команде, в столовую вошла Мерид. Девушка робко улыбалась, бормоча под нос утренние приветствия. Катриона заметила, с какой осторожностью сестра берет в руки чашку — наверняка она боялась разбить ее. Можно не сомневаться, Мерид чувствует себя не лучше, чем она, и тоже считает себя здесь чужой.

— Я велел позвать портниху, — сообщил Роберт. — Она скоро придет и снимет с вас обеих мерки.

— Портниху? — изумилась Катриона. — Зачем, Роберт? У нас же есть одежда!

— Есть, конечно, но этого слишком мало, — промолвил герцог. — Тебе понадобятся платья, какие носят в городе, к тому же ты будешь ходить на светские приемы, и тебе будут нужны…

— На какие еще светские приемы? — перебила Катриона. — Я-то думала, мы приехали в Лондон для того, чтобы разузнать что-нибудь о леди Кэтрин. — Катриона по-прежнему считала своей матерью Мэри, поэтому никак не могла называть родную мать иначе, чем по имени.

— Так оно и есть, — согласился с ней Роберт, — но не забывай, что мы должны защитить тебя от сэра Деймона. Я тут подумал обо всем этом и, кажется, принял наиболее разумное решение. Судя по прежним деяниям Деймона Данстрона, можно с уверенностью сказать, что он — человек непредсказуемый. Поэтому, взвесив все «за»и «против», я пришел к выводу, что лучше всего сумею защитить тебя от него, введя в здешний свет.

— Но я ничего не знаю о светской жизни! — вскричала Катриона. — Может, мне стоит все же получше спрятаться, пока ты ищешь родных леди Кэтрин?

— Нет, это неразумно, — возразил герцог Девонбрук. — Полагаю, сэр Деймон догадается о том, что я захочу защищать тебя, поэтому решит, что мы будем прятаться. Мой богатый опыт общения с врагом на полуострове подсказывает: лучший способ обойти врага — это поступать так, как он не ожидает. В свет ты вступишь под именем мисс Кэтрин Данстрон из Касл-Крэннока в Шотландии.

Как он назвал ее? Кэтрин? Неужто даже имя у бедняжки Катрионы, дочери простого фермера, отняли? Тем временем Роберт продолжал:

— Таким образом, нам будет легче всего разыскать родственников твоей матери, леди Кэтрин. Дело в том, что Ноа не многого добился, пытаясь разузнать ее девичью фамилию. Мое покровительство поможет, и тебя примут в самых лучших домах. Хоть моя репутация и подорвана, я все еще герцог, и с этим нельзя не считаться. А твое происхождение развеет сомнения скептиков.

Происхождение? Что-то в этом было нелепое. Катриона все еще пыталась вникнуть в слова. Роберта, а он уже снова заговорил:

— Кстати, мне надо еще кое-что обсудить с тобой. — Герцог бросил короткий взгляд на Мерид. — Извини, Мерид, но нам надо поговорить наедине, недолго.

Мерид лишь кивнула. Бедняжка застыла на месте, сложив на коленях руки; казалось, она даже двинуться боится.

Не было такой темы, которую Катриона не стала бы обсуждать в присутствии сестры, н она уже было собралась заявить об этом Роберту, но, подняв взор и встретившись с ним глазами, девушка прикусила язык. Взяв предложенную им руку, она вышла вместе с герцогом из комнаты.

Роберт привел Катриону в библиотеку — ту самую комнату, в которую она по ошибке забрела, разыскивая столовую, — и закрыл за ними дверь.

— Катриона, в моем плане есть один замысел. Я обдумывал его две последние недели в Россмори, так что не опасайся, будто я принял поспешное решение, — проговорил он. — Я хочу кое о чем попросить тебя.

Девушка снизу вверх смотрела на герцога, стоявшего возле стула, на котором она сидела. Пожав плечами, она молча кивнула.

— Катриона, я имею честь просить твоей руки, — заявил Роберт.

Девушка заморгала. Она не ослышалась? Он попросил ее выйти за него? Нет, этого не может быть. Наверняка она что-то не так поняла.

— Прости, пожалуйста, — пролепетала она. — Что? Что ты сказал?

— Я, кажется, все как следует обдумал и пришел к выводу, что должен попросить твоей руки. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Признаюсь, в первую очередь меня волнует твоя безопасность. В качестве моей жены ты будешь более защищена, чем просто моя знакомая. Кстати, если мы будем женаты, то ни у кого не возникнет нездорового любопытства к нашей жизни, никто не будет интересоваться, почему это мы живем вместе, — промолвил герцог.

Стало быть, его волнует ее безопасность? Это он принимает во внимание? Но как он к ней относится, любит ли ее? Неужели их отношения сводятся лишь к «знакомству», и больше ничего для него не значат?

— Ну и, разумеется, во вторую очередь я не забыл о тех минутах, что мы провели вместе, — договорил Роберт.

Комок, застрявший было в горле Катрионы, кажется, стал исчезать. Он испытывает к ней чувства — те же самые, что и она к нему, те, что она предпочитала скрывать из опасения, что герцог никогда не ответит любовью на ее любовь.

— Ох, Роберт, я…

— К тому же нельзя исключать, что ты можешь быть беременна, — перебил он ее.

Комок опять перекрыл дыхание девушки; слова, уже готовые сорваться у нее с языка, признание в любви, в том, что более всего ей хочется провести остаток жизни с ним, застряли у нее в горле. А она-то ждала, что и он скажет ей о своей любви. Но… Роберт не сделал этого. Катриона опустила голову, чтобы он не заметил блестевших в ее глазах горьких слез разочарования.

— У тебя не было месячных с тех пор, как мы в последний раз были вместе? — поинтересовался герцог.

Девушка бросила на него испуганный взгляд — это подтвердило его подозрения. Нет, месячные так и не пришли, хотя прошло уже довольно много времени.

— Я так и думал, — заявил Роберт. — Что ж, это означает, что нам надо поторопиться. Положение затруднительное.

Поторопиться? Затруднительное положение? Почему это звучит так, словно Роберт вовсе не рад тому, что у них, возможно, будет ребенок? И почему это он говорил об этом так прямо? Она только что сообщила ему, что носит под сердцем дитя, их общее дитя, а он в ответ почему-то заговорил о нехватке времени! Что же случилось с тем человеком, которого она так полюбила в Шотландии?

Катриона едва сдерживалась. Ну почему все так обернулось? Ведь Роберт попросил ее руки — втайне она мечтала об этом, но даже себе боялась признаться, что мечтает обвенчаться с ним. Оказалось, что он хочет сделать ее своей женой не потому, что любит ее, и не из-за того, что проведенные вместе незабываемые минуты стали для него так же важны, как и для нее. И теперь, когда стало известно, точнее, когда у них появилось предположение, что ее мать, леди Кэтрин, возможно, происходила из знатной семьи, он хочет жениться на ней, потому что у него появилась уверенность, что их будущий ребенок тоже будет знатного происхождения. В ином случае малыш оказался бы незаконнорожденным.

Голова у Катрионы раскалывалась. Вопросы, вопросы… Неужто Роберт и в самом деле не попросил бы ее стать его женой, если бы не узнал о ее матери? Хотел ли бы он по-прежнему близости с ней, если бы она оставалась дочерью простого фермера? Вопросы одолевали девушку, но гордость мешала ей задать их, потому что, кажется, она уже знала ответы.

Она не покажет ему своих истинных чувств, не станет его разочаровывать.

— Надо как можно быстрее вывести тебя в свет и объявить о нашей помолвке, — вновь заговорил герцог. — Чем больше людей узнает о твоем существовании, тем в большей безопасности ты окажешься, и сэр Деймон будет бессилен причинить тебе вред, если вдруг задумает внезапно нагрянуть в Лондон. Я уже договорился с моей тетушкой Эмилией — она приедет и поживет здесь некоторое время. Ты сегодня же с ней познакомишься. Тетушка будет сопровождать тебя на выходах в свет. Ее везде знают, и к ней хорошо относятся, поэтому вас примут в лучших домах. Ко всему прочему, она будет учить тебя. Вечером я уеду отсюда и поселюсь временно в доме моего брата, так что нежелательных расспросов не будет. Все слуги в доме будут в твоем распоряжении. Мерид останется здесь, чтобы составить тебе компанию. А пока ты будешь занята с портнихой, я позабочусь о том, чтобы в газетах напечатали объявления… — Роберт осекся, внезапно осознав, какие мысли обуревают Катриону, пока он излагает ей планы на будущее. Он стоит тут и говорит о всякой ерунде, забыв об одной очень важной детали: Катриона ведь пока не приняла его предложения. — Но ты так и не ответила мне, Катриона. Согласна ли ты стать моей женой?

Не успел он договорить, как в дверь постучали. Катриона хотела было ответить, но тут в библиотеку заглянул управляющий.

— Ваша светлость, — сообщил он, — прибыла портниха. Не сводя с девушки глаз, Роберт быстро ответил:

— Проводи ее в гостиную, Уиггин, и попроси мисс Мерид дождаться мисс Кэтрин там.

Ну вот опять! Опять он назвал ее этим именем — Кэтрин! Словно «Катриона» недостаточно хорошо для лондонского общества! Гнев поднимался в душе Катрионы, гнев и злость на эту неожиданную перемену.

— Так ты не ответила мне, — настойчиво повторил герцог. — Ты станешь моей женой?

Катриона посмотрела ему в глаза, пытаясь овладеть собой и хоть немного успокоить быстро бьющееся сердце.

— Да, Роберт, я стану твоей женой, — отозвалась она. — А разве у меня есть выбор? Но только ответь мне на один вопрос. — Она встала, довольная на этот раз тем, что из-под платья у нее выглядывают голые пальцы. — Кому ты все-таки делаешь предложение? Катрионе Макбрайан или мисс Кэтрин Данстрон?

Лишившись от удивления дара речи, Роберт молча наблюдал за тем, как Катриона босиком направилась в гостиную, где ее поджидали портниха и Мерид.

Глава 21

Отступив от зеркала, Катриона удивленно посмотрела на свое отражение. Но это была не она, нет, на нее смотрела незнакомка, мисс Кэтрин Данстрон.

Преображение, по крайней мере внешнее, свершилось — в этом можно не сомневаться. Стоя перед сверкающим зеркалом, Катриона едва узнавала саму себя. Ее волосы, если только она не повязывала их темной косынкой, обычно свободно спадали ей на плечи, а теперь… Теперь, аккуратно причесанные и завитые щипцами, они были уложены в затейливую прическу, напоминавшую те, что она видела у греческих статуй. Что и говорить, эти прически были красивы, но, на взгляд Катрионы, слишком уж вычурны. Впрочем, возившаяся с ее волосами горничная заявила, что именно так сейчас укладывают волосы дамы бомонда. Катриона промолчала, но про себя подумала, что это глупо.

Даже ее лицо изменилось, хотя с ним ничего не сделали. Салли заверила ее, что естественная красота — «это что-то!», добавив при этом, что она должна быть благодарна Господу за то, что тот даровал ей такой прекрасный цвет лица, а то остальные дамы — ох! — «чего только не делают, чтобы выглядеть посвежее да помоложе»!

Не слушая больше болтовню горничной, Катриона дождалась, пока та уйдет, а затем осмотрела свое новое платье. Оно было сшито из шелка самого темного оттенка синего цвета, какой только удалось купить. Портниха, мадам Давенон, отговаривала девушку покупать такую темную ткань, но безрезультатно. Катриона провела в обществе мадам и ее помощницы Мари-Анны почти шесть часов, и из их разговоров поняла, что те приехали в Лондон, спасаясь от террора. До этого мадам Давенон одевала многих представителей высшей французской знати, включая и печально известную Марию Антуанетту. Теперь, оказавшись вдали от родины, француженка не пала духом и продолжала свое дело, наряжая дам английского света в туалеты, сшитые по последней парижской моде. Поэтому мадам Давенон и убеждала Катриону, что самым модным в этом сезоне считался светлый, почти прозрачный шелк. Во всяком случае, именно его предпочитали все лондонские модницы.

Но Катриона настаивала: она хотела, чтобы платье сшили именно из темного шелка, хотя, по словам мадам Давенон, больше всего эта ткань подходила для подкладки гусарским ментикам. Однако Катриону это не волновало: она рассчитывала на определенный эффект, добиться которого можно было лишь в платье темно-синего цвета.

Узкий лиф, носить который было так непривычно, сильно сдавливал грудь девушки. Низкое декольте украшала широкая полоска бледных кружев. Едва увидев платье, Катриона попросила Мерид заменить кружева полоской яркой шотландки, той самой, что испокон веку с гордостью носили Макбрайаны — в сине-зеленую с белым клетку. Другой кусок такой же ткани послужил девушке шалью, которую она накинула поверх платья. Также Катриона попросила сестру спороть с подола и нижней юбки легкомысленные оборки, прикрывающие носки ее шелковых туфелек. Сделав это, девушка успокоилась, сочтя свой туалет удовлетворительным.

Отступив назад, Катриона оглядела свой костюм. Да, таким он ей нравился больше. Темный цвет она выбрала в знак траура по своим погибшим родителям; кружева и оборки не отвлекали внимания от яркой шотландки. На шею девушка повесила медальон, который ей дала Мэри. Причудливого плетения цепочка оказалась очень длинной, поэтому медальон свешивался до талии, поблескивая в мягком свете свечей. Но, конечно же, первой в глаза бросалась шаль из шотландки, потому что хоть до крови она и была дочерью сэра Чарлза и леди Кэтрин Данстрон, сердцем девушка по-прежнему считала своими родителями только супругов Макбрайан.

Тихий стук в дверь оторвал Катриону от раздумий. Обернувшись, она увидела Мерид.

Даже ее сестра изменилась. Тяжелая одежда из домотканой шерсти уступила место туалету из легкого муслина — не такому, конечно, роскошному, как у Катрионы, но все же куда более изысканному, чем те, что она носила прежде. В этом изящном платье девушка казалась утонченнее, а печаль в ее глазах, не гаснущая с тех пор, как они уехали из Шотландии, наконец-то уступила место яркому блеску.

— Ах, Катриона, какая ты хорошенькая! — воскликнула Мерид, оглядывая сестру с головы до ног. — Вот если бы папа мог тебя видеть… — Голос девушки дрогнул, а глаза затуманились слезами.

— Только благодаря тебе платье стало таким красивым, — заметила Катриона, пытаясь отвлечь Мерид от грустных воспоминаний о погибшем Энгусе.

— Подумать только, ты словно в сказку попадешь, — мечтательно проговорила Мерид. — Будешь танцевать со всеми этими знатными господами…

— Они ничем не лучше нас, — промолвила Катриона.

— Да, — пожала плечами Мерид, — может, так оно и есть, но ведь теперь ты одна из них, дорогая Катриона. А вот я никогда не войду в эту жизнь.

Катриона посмотрела сестре в глаза.

— Я ничем не отличаюсь от тебя, — уверенно заявила она.

— Нет, отличаешься, — возразила Мерид. — И всегда отличалась — даже еще до того, как мы узнали правду. Я всегда знала, что жизнь в семье фермера не по тебе, а сейчас… С ума сойти — ты выйдешь замуж за герцога! Как ты думаешь, его светлость захочет, чтобы я вернулась в Шотландию после вашей свадьбы?

Катриона нахмурилась.

— С чего ты взяла? — подозрительно спросила она.

— Но он же мне ничего не должен, Катриона, — пожала плечами Мерид. — Ты здесь в своей стихии, а вот я чужая для этой жизни. Герцог и так уж очень много сделал для меня. Это благодаря ему у меня появились новые красивые платья — ты же знаешь, что таких у меня в жизни не было, благодаря ему я сплю в такой роскошной постели. Но вот когда и ты станешь герцогиней…

— Я не стану от этого другим человеком, — возмутилась Катриона. — Мое замужество ничего не изменит. Что бы ни случилось, я навсегда останусь Катрионой Макбрайан и не перестану быть твоей сестрой!

Улыбнувшись, Мерид обняла Катриону и крепко прижала к себе.

— Большего мне и не надо, — прошептала девушка. Вдруг в комнату ворвалась взволнованная Салли.

— Его светлость и леди Эмилия поджидают вас у подъезда, мисс! — закричала она. — Карета запряжена! Вы едете на бал!

Катриона повернулась к сестре.

— Ты уверена, что тебе не будет одиноко тут без нас? — спросила она.

Мерид кивнула.

— Мне еще надо кое-что перешить у остальных твоих платьев, — промолвила она. — Конечно, очень хотелось бы поехать с тобой, но, честно говоря, лучше мне остаться. Ты отлично проведешь время. В этом я не сомневаюсь, к тому же герцог не позволит тебе скучать.

Катриона грустно улыбнулась: хотелось бы ей быть такой же уверенной, как Мерид.

— Что ж, в таком случае, думаю, пора начинать игру и постараться разгадать эту шараду, — прошептала она.

Затем, глубоко вздохнув, Катриона повернулась и вышла из комнаты.

Роберт и в самом деле поджидал ее внизу, у лестницы. Увидев Катриону, он поразился.

С того самого дня, как он прозрел и впервые увидел девушку в библиотеке Россмори, герцог считал Катриону очень красивой. Но ее красота не походила на красоту других женщин, которых он знал прежде. Кудрявые локоны удивительного бронзово-каштанового цвета обрамляли ее чистое лицо, на котором, как два огромных сапфира, блестели ясные глаза. Но, глядя на нее теперь, когда непокорные кудри уложили в классическую прическу, Роберт просто задохнулся от восторга; ему показалось, что по лестнице к нему спускается сама богиня любви. Темно-рыжие кудряшки, выбившиеся из прически, плясали вокруг ее высокой шеи; шелковое платье тихо шуршало. Ему так и хотелось дотронуться до манящих полукружий нежной груди, прижать Катриону к себе и впиться в ее губы страстным поцелуем. Глядя на нее, герцог Девонбрук сразу понял: сегодня эта женщина станет королевой бала. Все мужчины из высшего лондонского общества будут у ее ног, все женщины умрут от зависти.

Завороженный, герцог и не заметил, что Катриона уже спустилась и стоит возле него. Он чувствовал себя оробевшим школьником, впервые оказавшимся рядом с красивой женщиной. Отступив назад, он взял ее руку, обтянутую перчаткой.

— Ты великолепно выглядишь, — произнес он. — Полагаю, это не мадам Давенон пришло в голову так украсить твое платье?

Рука Катрионы дрогнула.

— Нет, мне, — тихо проговорила она.

— Ты молодец, — заметил герцог, почувствовав перемену в ее настроении. Лишь недавно Роберт понял, почему она так странно повела себя, когда он предложил ей стать его женой. Признаться, это было совсем не трудно, надо было всего лишь представить, как бы он чувствовал себя на ее месте. Жизнь Катрионы круто переменилась, она стала совсем другим человеком, так что же удивляться тому, что она возмущалась! К тому же ей вовсе не хотелось никаких перемен. И еще Роберт помнил, как чувствовал себя, лишившись зрения и тоже став, по сути, иным человеком. Шалью из шотландки, отделкой платья Катриона хотела доказать всему высшему обществу, что, несмотря на изменения в ее жизни, она оставалась той же девушкой из простой семьи, какой была прежде.

— Я хочу кое-что подарить тебе, — вымолвил Роберт, вынимая из ящика маленького столика, стоящего у стены, небольшую деревянную шкатулку. — Надеюсь, ты наденешь это сегодня вечером. — Открыв шкатулку, он вытащил что-то из нее. А затем вновь посмотрел на Катриону. — Эта вещь, — задумчиво проговорил герцог, — прежде принадлежала моей матери. Отец подарил ее ей на свадьбу — так же, как до этого, много лет назад, мой дед дарил ее же бабушке. Сочту за честь, если и ты согласишься надеть это.

С этими словами Роберт застегнул на запястье Катрионы, прямо поверх длинной перчатки, невероятной красоты браслет, украшенный темно-синими сапфирами в обрамлении сверкающих бриллиантов и матовых жемчужин.

Девушка заглянула ему в глаза — она была очень тронута тем, что Роберт подарил ей семейную реликвию.

— Спасибо, — неуверенно прошептала она, не зная, что положено говорить в таких случаях.

Роберт промолчал, не желая ставить Катриону в неловкое положение. А затем представил ее своей тетушке Эмилии Иденхолл. Эта пожилая невысокая толстушка утонула в платье, которое украшало такое количество кружев, какого Катрионе прежде и видеть не доводилось. Приветливое лицо тетушки Эмилии и особенно ее карие глаза светились добротой. Ласково обняв девушку, она потрепала ее по щеке, а затем чуть отступила, чтобы оглядеть с головы до ног.

— Я так рада познакомиться с тобой, дорогая Катриона, — весело заговорила она. — Думаю, мы отлично поладим и хорошо проведем время вместе. Кстати, ты, случайно, не играешь в пикет?

Удивленная этим вопросом, Катриона растерянно улыбнулась. Признаться, она-то ожидала, что тетушка Роберта немедленно засыплет ее всевозможными вопросами о прошлой жизни, близких, а та вместо этого неожиданно заговорила о карточной игре!

— Н… нет, — запинаясь, пробормотала она. — Боюсь, я не умею играть… в пикет…

— Что ж, — продолжала болтать Эмилия, взяв Катриону под руку и направляясь вместе с ней к двери, — раз так, я научу тебя. Ах, дорогая, после моей школы ты с такой же легкостью, как и я, сможешь выуживать деньги у леди Дарлингтон. Поверь мне, это очень забавно!

Катрионе тетушка Эмилия сразу понравилась.

Вся решимость Катрионы пропала, как только они вступили в бальную залу, заполненную людьми. Лакей громко выкрикнул их имена, и, кажется, в мгновение ока шум стих и головы присутствующих повернулись в сторону герцога Девонбрука и леди Кэтрин Данстрон, стоявших на верхней ступеньке лестницы. Женщины, прикрывая лица веерами, тут же принялись сплетничать, а мужчины — перешептываться, опустив подбородки в свои накрахмаленные галстуки.

Катриона сразу догадалась, о чем они переговариваются: герцог Девонбрук вернулся, привезя с собой «эту особу», которая не была ему ровней.

Если Роберт и заметил их реакцию (да и как он мог не заметить ее?), то и виду не подал. Крепко сжав локоть Катрионы, он повел ее вперед через толпу. Эмилия семенила с другой стороны от девушки, улыбаясь знакомым. Роберт только кивал некоторым и лишь несколько раз буркнул под нос: «Добрый вечер».

Почти все присутствующие откровенно глазели на Катриону, а один раз, когда, смутившись, она опустила глаза, тетушка Эмилия наклонилась к ней и тихо прошептала девушке прямо на ухо:

— Тебе нечего бояться, моя дорогая. Это они здесь чужие, а не ты.

Слова пожилой дамы ободрили девушку настолько, что она нашла в себе силы отвечать вежливой улыбкой на дерзкие взгляды любопытных. К тому же Катриона перестала опасаться того, что ей внезапно встретится сэр Деймон Данстрон.

Они уже почти пересекли бальную залу, как вдруг к ним подошел какой-то молодой человек и непринужденно обнял Роберта.

— Прочтя твое письмо, я было решил, что ты шутишь, — улыбнулся он, отпуская Роберта и весело глядя на него. — Я очень рад, что ошибался.

Катриона решила, что это, должно быть, Ноа. Молодой человек имел явное сходство с Робертом и даже с тетушкой Эмилией — у них были похожие глаза и улыбки. Впрочем, во внешности братьев были и различия: волосы Роберта явно были чуть темнее, а глаза Ноа прятались за стеклами очков. Да и галстук Ноа имел именно такой вид, каким Роберт как-то описывал его Катрионе: казалось, этот небольшой кусочек ткани долгое время служил где-нибудь флагом, развеваясь на сильном ветру.

— Ноа, — заговорил герцог, — позволь мне представить тебя мисс Катрионе Данстрон.

Девушка сразу же обратила внимание на то, что Роберт назвал ее Катрионой, а не Кэтрин. Почувствовав себя увереннее, она улыбнулась.

— Рада познакомиться с вами, лорд Ноа, — приветливо проговорила она.

Ноа отвесил ей сердечный поклон.

— Нет, это мне очень приятно, — заулыбался он. — Я так рад, что вы станете членом нашей семьи. Надеюсь, тетушка Эмилия уже сказала вам это. Наконец-то я вижу вас и должен признаться, что вы такая же красивая, как и ваш почерк! — Он поцеловал Катрионе руку. — Благодарю за то, что вы помогали мне переписываться с братом, пока он жил затворником в Россмори.

— Я была рада хоть как-то скрасить его невеселое существование, — пожала плечами Катриона.

Ноа повернулся к Роберту:

— Знаешь, я безумно рад, что ты вернулся домой, Роб, и лишь теперь понимаю, почему ты задерживался в Шотландии так долго.

Кивнув, Роберт обернулся, услыхав за спиной знакомый голос.

— Это же замечательно, Девонбрук! Вот уж повезло так повезло! Благодаря тебе я только что выиграл тридцать гиней у сэра Генри Портера, который ставил на то, что ты не вернешься в Лондон до Нового года!

Роберт от души расхохотался. Смех его был низким и глубоким. Катрионе ни разу не доводилось слышать этого звука, но он ей сразу понравился.

— Как я рад встретиться с тобой, Толли, — улыбнулся герцог, пожимая руку приятелю, — Поверь мне, я не преувеличиваю.

Катриона никогда не видела столь ярко одетого мужчину, впрочем, костюм Толли нельзя было назвать безвкусным или излишне пестрым. Каждая деталь, начиная от зеленого сюртука и заканчивая желто-коричневыми бриджами и до блеска отполированными сапогами — даже полосатый жилет! — была уместна, и все вместе составляло идеальный комплект одежды.

— Ага! — вскричал Толли, поворачиваясь лицом к Катрионе. Не дожидаясь, пока Роберт его представит, Толли продолжал: — Кажется, я знаю, кто вы, дорогая моя. Нет сомнений в том, что передо мной — мисс Данстрон. Да уж, наш Роберт не промах. Подумать только, ничего не видя, отыскать такую красавицу! — Толли склонился над рукой девушки. — Я очень, очень рад познакомиться с вами, мисс Данстрон. Просто счастлив.

Катриона улыбнулась.

— Благодарю вас, лорд Шелдрейк.

— Ах, умоляю вас, для друзей я просто Толли, — замахал руками приятель Роберта. — Смею надеяться, что и вы войдете в их число. — Толли повернулся к Эмилии. — А кто же это очаровательное существо? — В глазах его заплясали смешливые искорки. Толли внимательно оглядел тетушку Эмилию через лорнет. — Уж не леди ли Эмилия Иденхолл передо мной? Пожалуй, мне стоит предупредить игроков за игральными столами. — Он перевел взгляд, на Катриону. — Умоляю вас, дорогая, не обольщайтесь ее невинной внешностью. Под этими кружевными оборочками кроется хищная, не знающая поражений акула карточной игры!

Эмилия кокетливо ударила его веером.

— Вы несносны, милорд, — рассмеялась она. — Ох уж эти ваши насмешки над пожилой дамой!

Тут зал наполнился музыкой и, не выпуская руки Эмилии, Толли спросил:

— Вы позволите мне пригласить вас на первый же танец, миледи? Думаю, из нас с вами получится отличная пара. — И, не дав даме опомниться, Толли вывел ее на середину зала.

Катриона повернулась к Роберту, стоящему подле нее. Несколько минут они наблюдали за танцующими, но вдруг девушка почувствовала на себе взгляды присутствующих. Все опять глазели на них, на Роберта, с таким видом, словно сам дьявол во плоти явился на бал. Они осуждали его. Судя по нахмуренным бровям и крепко сжатым губам Роберта, от его внимания тоже не ускользнуло оскорбительное поведение этих людей.

И Катриона рассвирепела. И они еще считают себя воспитанными?! Это и есть сливки общества? Что бы они там ни считали, Роберт был герцогом, и они обязаны уважать его! Его титул! Он потерял семью! Ну как они могли быть такими жестокими?

И когда до ушей Катрионы явственно донеслось слово «убийца», ее терпение лопнуло. Музыканты заиграли другую мелодию. Повернувшись к Роберту, девушка предложила:

— Хочешь потанцевать?

Глава 22

Если Роберта и удивило предложение Катрионы, он ничем этого не показал. Собственно, лицо его даже не дрогнуло, но он ласково шепнул ей:

— Ты должна запомнить, что обычно мужчины приглашают дам на танец, а не наоборот.

Девушку его замечание нисколько не задело.

— Так почему же ты меня не пригласил? — пожала она плечами.

Роберт оглядел толпу присутствующих.

— Знаешь, — признался он, — что-то танцы не кажутся мне привлекательными… Во всяком случае, сейчас… Все и так на меня бесцеремонно глазеют, да и ты, признаться, привлекаешь излишнее внимание.

— Если мы станем танцевать, то у них хоть появится повод для сплетен. — Девушка взяла герцога за руку, давая понять, что не желает больше спорить. — А потом, ты же платил мистеру Уилсону за уроки танцев для меня. Так проверь хотя бы, не зря ли ты тратил собственные денежки.

Они вышли на середину залы.

— По-моему, музыканты готовятся исполнить вальс, — заметила Катриона, поворачиваясь к Роберту.

— Думаю, ты права, — сухо проговорил Роберт. Уголек его рта дернулся, когда он взял ее за талию.

— Надеюсь, ты сможешь вести меня? — забеспокоилась девушка. — Мистер Уилсон говорил, что это нелегко, особенно мужчинам. У них нога больше, да и вообще…

— Что ж, придется попробовать, — пробурчал герцог себе под нос.

Но вот музыка заиграла. Поначалу Катриона пыталась краем глаза наблюдать за гостями, но Роберт закружил ее в танце, крепко прижимая к себе, и… И она забыла обо всем на свете, отдаваясь быстрому ритму танца. А когда, подняв голову и увидев, с какой страстью смотрит на нее герцог Девонбрук, она и вовсе на мгновение лишилась дара речи. Казалось, он пожирает ее своими золотисто-карими глазами, ярко сияющими в свете множества свечей.

— Не помню, — улыбнулся он, — говорил ли я тебе, что сегодня вечером ты просто потрясающе выглядишь?

Катриона онемела от волнения.

— Ах! — лишь выдохнула она.

И вдруг взгляды любопытных и их сплетни перестали иметь для нее значение. Ее сердце бешено колотилось, ноги, легко касаясь пола, следовали в такт музыке. Казалось, весь мир исчез, остались только они вдвоем. Такое же чувство было у Катрионы, когда они оказались с Робертом запертыми в пещере во время прилива. Тогда тоже важнее всего на свете были их ощущения. И сейчас все было словно во сне… Кто знает, может, Роберт еще полюбит ее?..

С того дня, как он попросил ее руки, Катриона только об этом и думала. И то и дело спрашивала себя, не слишком ли многого она хочет. Интересно, напоминают ли ее чувства к нему чувства тех героинь, о которых она читала в книгах? А может, все это неправда? Может, про любовь только в книгах пишут, а на самом деле ее и не существует вовсе? Девушка подумала об Энгусе и Мэри. Если кто на свете и любил друг друга, так это они, вот только была ли эта любовь страстной, без которой прожить нельзя, или их чувства были иными?

Энгус не раз говорил девушке, что ее голова битком набита всякими романтическими бреднями, каких и на свете-то не бывает. Но, с другой стороны, Катриона неплохо изучила Роберта и поняла, что он из той породы людей, с которыми хочется быть вместе. Он был ей нужен, знал об этом, и это доставляло ему удовольствие. Не исключено, конечно, что со временем все переменится. Катриона вспомнила прекрасные мгновения их близости, подумала о страсти, бросившей их в объятия друг друга. Несомненно, Роберт испытывает к ней чувства, иначе вел бы себя по-другому, не обнимал бы ее вот так, как сейчас.

Лишь надеждой на это льстила себя Катриона, кружась в вальсе рядом с Робертом. Они составляли чудесную пару. И, видя, с каким выражением смотрит на нее Роберт, девушка начинала верить, что надежде этой суждено сбыться.

Катриона была так погружена в свои размышления, что и не заметила, что танец кончился, танцующие разошлись, и они остались вдвоем в середине зала. Она чувствовала лишь тепло его рук, одна из которых крепко обнимала ее за талию, а другая сжимала ее пальцы. Роберт был замечательным танцором и с такой легкостью вел ее, что девушка и думать забыла о том, чему учил ее мистер Уилсон. Впрочем, инстинктивно она делала все именно так, как следовало.

Герцог, однако, заметил, что музыка умолкла, но тем не менее не отпускал ее. Так они и стояли, обнявшись и глядя друг другу в глаза, посередине танцевальной залы. Сердце Катрионы неистово билось. И вдруг, склонившись к ней, герцог Девонбрук запечатлел на ее губах горячий поцелуй.

По зале пронесся возмущенный стон — еще бы, этот человек посмел бросить вызов обществу, целуясь неизвестно с кем прямо на глазах у присутствующих! Это было невероятно! Лондон такого еще не видел!

Когда Роберт наконец отпустил ее, голова Катрионы пошла кругом.

Он улыбнулся ей.

— А теперь, милая дама, ради Бога скажите мне, довольно ли этого, чтобы у сплетников, как вы выразились, появился повод для сплетен?

Катриона была не в силах ему ответить. Признаться, ей вообще по силам было лишь выдерживать его обжигающий взор да млеть от его улыбки.

— А это, дорогая, наш достопочтимый учитель танцев Томас Уилсон называет «красиво кончить». — И взяв Катриону под руку, Роберт повел ее в сторону — в точности так же, как она вела его всего несколько минут назад перед началом танца.

Глаза всех присутствующих были устремлены на них, некоторые осуждающе качали головами, словно желая показать, что им не верится в то, что они только что видели «такое безобразие».

Неожиданно Роберт резко остановился. Он просто не мог идти дальше, потому что дорогу ему загородил какой-то человек, вставший прямо на их пути.

— Девонбрук, — проговорил он, — я, честно говоря, не ожидал, что вы будете здесь сегодня вечером.

Это был пожилой мужчина плотного телосложения, рот которого оказался слишком мал для его зубов, а голова чересчур велика для маленьких ушей. Он с сильным ударением произносил свистящие звуки, словно полагая, что этот прием позволит придать его речи необычайную важность. Презрительно оглядев Катриону, он перевел взор на Роберта, который был почти на голову выше его.

Лицо герцога не дрогнуло.

— Добрый вечер, лорд Кинсборо, — спокойно промолвил он.

Кинсборо! Не удержавшись, Катриона украдкой посмотрела на этого человека. Ведь Роберт считал, что именно по его приказанию устроили пожар в имении Девонбруков. Как, должно быть, сердится Роберт, видя перед собой этого типа! Впрочем, герцог ничем не выдавал своих чувств. Что ж, Катриона последует его примеру.

— Надеюсь, ваш брат сообщил вам, что я заинтересовался оставшимися после пожара произведениями искусства? — вызывающим тоном проговорил Кинсборо.

— Да, несомненно, — бросил в ответ Роберт. — Но должен сказать, у вас неверные сведения о коллекции моего отца, милорд. Похоже, вы не знаете, что она полностью принадлежит мне. И она не продается.

Кинсборо прищурил глаза.

— Не будьте глупцом, Девонбрук. Ваши финансы не в том состоянии, чтобы отказываться от такого щедрого предложения.

Роберт стиснул зубы, но сумел сохранить безучастное выражение лица.

— Поверьте мне, лорд Кинсборо, каким бы ни было мое финансовое положение, я далеко не глупец, как вы только что сказали. Позвольте мне кое-что сообщить вам. Полагаю, вы будете рады узнать, что мой отец предусмотрительно перевез большую часть своей коллекции. Он не оставил ее в Девонбрук-Хаусе, так что произведения искусства не погибли при пожаре. Я, правда, не видел его записей и сомневаюсь, что они вообще существовали, но, насколько я понимаю, сохранилось почти все. И в память о моем дорогом отце, да и вообще из любви к искусству смею сообщить вам, что я буду хранить все произведения. — И, крепко сжимая руку Катрионы, герцог отодвинул лорда Кинсборо в сторону и прошел мимо него, предоставив тому любоваться своей спиной.

Увидев единственный свободный уголок в переполненном помещении, Роберт подвел туда девушку, а сам отправился за напитками. Наблюдая за тем, как ловко герцог пробирается сквозь разряженную толпу, Катриона не замечала приблизившегося к ней человека до тех пор, пока он не заговорил:

— Добрый вечер, кузина.

Вздрогнув, Катриона резко обернулась. Рядом с ней стоял сэр Деймон Данстрон. Взяв девушку за руку, он вежливо поцеловал ее. Однако взгляд его не был вежливым, скорее, он глазел на девушку с таким выражением, с каким кошка смотрит на загнанную в угол жирную мышь.

Катриона поискала глазами Роберта, но того не было видно.

— Чего вы хотите от меня? — спокойно осведомилась она, хотя сердце ее бешено колотилось.

Сэр Деймон улыбнулся, не выпуская руки Катрионы.

— Всего лишь один-единственный танец, моя дорогая. Я не слишком многого прошу у члена собственной семьи?

Задумавшись на мгновение, девушка почла за лучшее согласиться, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. К тому же она прекрасно помнила слова Роберта: сэр Деймон не сможет причинить ей вреда, пока они находятся на глазах всего лондонского общества. Наверняка он хочет что-то ей сказать. Должен сказать, будучи ответственным за смерть леди Кэтрин, ее брата, Мэри Макбрайан! И, честно говоря, несмотря ни на что, девушке было любопытно узнать, какие же объяснения приготовил для нее этот человек.

Тем временем музыканты готовились играть другой вальс — громкая музыка позволит им потолковать вполне свободно, потому что посторонние не услышат разговора.

Крепко вцепившись в талию Катрионы, сэр Деймон занял место напротив нее. Чувствуя на себе его руки — те самые руки, что издевались над бедной Мэри, девушка содрогнулась. Подняв голову, она посмотрела ему прямо в глаза — глаза убийцы. Деймон Данстрон ждал, пока заиграет музыка.

— Знаете, вы поразительно на нее похожи, — заявил он. Глаза сэра Деймона подозрительно сверкали, и в ярком свете свечей видно было, что в них сквозит какое-то странное выражение — может, сожаление?

— Не знаю, — пожала плечами Катриона. — Я ведь никогда не видела своей матери.

— Мне, конечно, следовало добиться того, чтобы эту ведьму Макбрайан арестовали в ту же ночь, когда Кэтрин не стало, но мальчик был таким слабеньким. Поэтому я решил как можно быстрее унести его к кормилице. Вернувшись потом в спальню леди Кэтрин, я обнаружил, что та умерла, а ведьма куда-то сбежала.

Итак, он задумал притвориться невинным ягненком. Катриона решила подыграть ему:

— Так вы поэтому убили Мэри? По той причине, что она, по-вашему, была виновницей смерти моей матери?

— Значит, она умерла, да? — спросил сэр Деймон. Челюсти его плотно сжались на мгновение, но он тут же продолжил: — Она заслуживает куда более горькой участи за то, что украла дитя, едва появившееся на свет. Увидев вас и догадавшись о том, кто вы такая, я был вне себя от гнева! Вне себя! — едва не взвизгнул он, но тут же, быстро оглядевшись по сторонам, взял себя в руки. — Подумать только, вы, моя дорогая кузина, жили все эти годы всего в нескольких милях от меня, а я даже не знал о вашем существовании. Это потерянное для нас время… А ведь нам нужно о стольком поговорить, вспомнить родных… Мне больно даже думать об этом. Эта шотландская колдунья будет вечно гореть в аду за содеянное ею зло, — заявил он.

Катрионе пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы не выказывать отвращения к подонку. Она опять украдкой огляделась в поисках Роберта, но его так и не было видно.

— Но почему же вы уехали в Лондон, не повидавшись со мной, дорогая Катриона? Почему не заехали в Крэннок? Отныне это ваш дом. Вы должны жить там, ведь замок принадлежал вашей настоящей семье, а значит, теперь он и ваш тоже.

Катриона спросила себя, не мечтает ли сэр Деймон о том, чтобы она поскорее встретилась с другими членами своей семьи, отправившимися на тот свет по его вине?

— Я бы все спокойно объяснил вам, если бы вы меня выслушали, — продолжал Данстрон, отрывая девушку от ее размышлений. — Скажите же, почему вы уехали?

Не ответив на его вопрос, Катриона спросила:

— А что случилось с моим братом? Глаза сэра Деймона потемнели.

— Я уже сказал вам, что он был слабеньким. Я отнес его к кормилице, но это не помогло. Бедняжка не прожил даже ночи. — Сэр Деймон театрально вздохнул, закатив глаза.

— Но почему же вы не послали за доктором? — спросила девушка.

— Не видел в том нужды, — пожал плечами Данстрон. — Крэннок стоит в такой глуши, добираться до него надо несколько дней. Какой уж там врач, если малыш и нескольких часов не протянул! А когда я вернулся в спальню Кэтрин, чтобы позаботиться о ней, она была уже мертва. Эта тварь, эта ведьма оставила бедняжку умирать в луже крови! Это она виновна в ее смерти, можете не сомневаться. Если бы я только знал о вашем существовании, Катриона, то непременно приказал бы всю Шотландию вверх дном перевернуть, но разыскать вас. Я бы ни за что не допустил, чтобы вы остались на попечении этой злодейки!

— Ради Бога, скажите мне, сэр Деймон, почему вы считаете Мэри Макбрайан виновной в смерти моей матери? И зачем она, по-вашему, унесла меня от умирающей?

— Знаете, сейчас об этом можно только догадываться. Возможно, хотела получить что-нибудь за вас путем шантажа. Ваш отец, мой дядюшка Чарлз, был весьма состоятельным человеком.

— Да уж, был, — эхом отозвалась Катриона. — Вот только Мэри не попросила у вас ни гроша.

— Вероятно, она не сделала этого потому, что поняла: ее гнусное деяние раскрыто, — самодовольным тоном заявил Данстрон.

Девушка согласно кивнула:

— Говорят, убийцам их преступления не проходят безнаказанно. Их всегда терзают страшные воспоминания.

Деймон покосился на нее, но если и понял скрытый смысл слов Катрионы, то не подал виду.

— Будем надеяться, кузина, будем надеяться, — прогово-рил он. — А сейчас я предлагаю сделать все, чтобы наверстать упущенное, — весело добавил Деймон. — Мы забудем о потерянных годах! Я уже нанял экипаж, который отвезет нас в Ливерпуль, где меня поджидает судно. Оно доставит нас с вами в Крэннок. Если мы поторопимся, то успеем вернуться домой еще до конца месяца.

— Но я не могу уехать, — покачала головой Катриона. — Со мной Мерид и…

Деймон еще сильнее сжал ее талию.

— Дорогая кузина, помилуйте, эта девица… Хм! Да она же простая крестьянка! Она вам не ровня! И она вам чужая! Отныне я представляю вашу семью. Эти люди и так имели достаточно. Вы столько лет жили вместе с ними, составляли им, простолюдинам, компанию! Но они же всего лишь фермеры… — с пафосом договорил сэр Деймон Данстрон.

Катриона едва скрывала свое отвращение к этому человеку. Он был омерзителен. Подумать только, в их жилах течет одна кровь! Ей наплевать, какое происхождение у Мерид! Она всегда будет считать ее своей сестрой!

— Простите, но все же — я не могу поехать с вами, — твердо произнесла девушка.

— Это почему же? — недовольно спросил Деймон.

— Потому что выхожу замуж.

Данстрон зловеще улыбнулся: от этой улыбки по спине Катрионы пополз холодок.

— Надеюсь, ваш жених — не Девонбрук? Катриона нахмурилась.

— Роберт попросил моей руки, и я ответила согласием. Прищурив глаза, Деймон ухмыльнулся.

— Катриона, дорогая, я буду отговаривать вас, ведь я как-никак ваш кузен. Конечно, у Девонбрука титул, зато нет средств к существованию. Все его имущество сгорело при пожаре. Между прочим, считаю своим долгом сообщить вам, что, по мнению всех присутствующих, он повинен в гибели родных. Впрочем, вы, конечно, можете и не верить мне,ради Бога! Но спросите леди Энти Барретт. Она была помолвлена с Девонбруком, но, к счастью, у нее хватило ума понять, что она совершит ужасную ошибку, если свяжет свою жизнь с этим человеком. Так что, дорогая кузина, советую вам не искушать судьбу и поскорее избавиться от герцога. Пока еще не все потеряно. Если хотите, мы можем съездить к моему лондонскому поверенному Брюстеру, и он поможет вам расторгнуть помолвку.

«Интересно, — думала Катриона, — понимает ли он, что раскрыл свой характер, понося герцога Девонбрука?» Впрочем, девушка тут же решила, что надо как можно дольше держать сэра Деймона в заблуждении.

Вскоре музыка затихла. Данстрон проводил Катриону к месту у стены, где их уже поджидал герцог Девонбрук.

— Катриона, я жду тебя, — угрожающе сверкнув глазами, промолвил Роберт. И добавил, обращаясь к Деймону: — Если только вы…

— Роберт! — с улыбкой перебила его девушка. Взяв жениха под руку, она спокойно огляделась по сторонам: некоторые гости уже начали прислушиваться к их разговору. — Кажется, ты уже имел удовольствие видеть моего кузена сэра Деймона Данстрона. Он был так любезен, что пригласил меня потанцевать, пока ты ходил за напитками. Сэр Деймон многое объяснил мне, так что теперь мне есть о чем подумать.

Роберт по-прежнему смотрел на Данстрона.

— Да-а? — холодно бросил он.

— Да, — утвердительно кивнула девушка. — Так что все в порядке. — Она заставила себя приветливо улыбнуться. — Благодарю вас, Деймон. Мы скоро встретимся.

Данстрон зловеще ухмыльнулся.

— Буду с нетерпением ждать, ку-зи-на, — демонстративно громко проговорил он.

Катриона была готова закричать.

Все что угодно, лишь бы нарушить гнетущую тишину в доме.

Девушка выглянула в окно. Роберта так и не было, и ничто не говорило о его скором возвращении. Ну почему он задерживается? Катриона молила Бога, чтобы с Робертом ничего не случилось. Она больше не могла ждать.

Прошлым вечером, вернувшись домой после бала, Катриона пересказала Роберту все сказанное Деймоном: она объяснила герцогу, как ее новоявленный кузен объясняет смерть ее новорожденного брата, смерть леди Кэтрин; не забыла Катриона передать Роберту и слова негодяя о Мэри. Подумав, Роберт с сожалением сказал, что, несмотря ни на что, они не смогут обвинить Данстрона в преступлениях. Его не заставишь держать ответ даже за смерть Мэри Макбрайан, ведь никто не мог доказать причастность Деймона к преступлению, никто не видел, как тот избивал бедную женщину.

Девушка вспомнила, что в разговоре Данстрон упомянул имя своего поверенного и говорил что-то о ее доме и наследстве… Обсудив слова Деймона, оба пришли к выводу, что Роберту необходимо нанести визит мистеру Брюстеру. Это не нарушит приличий, потому что в качестве жениха герцог Девонбрук вполне мог посещать поверенного своей невесты и говорить с ним о ее состоянии.

Ранним утром Роберт уехал к мистеру Брюстеру, но почему-то задержался там слишком долго, а ведь скоро полдень. Мерид заперлась в своей комнате, как только Катриона попросила ее сшить ей подвенечное платье. Поначалу Мерид удивило то, что Катриона обратилась с этой важной просьбой к ней, а не к мадам Давенон. Она даже умоляла Катриону передумать. Но когда Роберт принес ей целую кипу модных парижских журналов, среди которых были даже «Прекрасные костюмы»и «Зеркало моды», Мерид сдалась и, прихватив журналы, отправилась в свою комнату, чтобы в уединении изучить их.

Кстати, у Мерид оказалась бездна вкуса: Ноа уже сообщил им, что многие дамы на балу спрашивали его, кто это так-замечательно украсил платье Катрноны клетчатой шалью и шотландкой вместо кружев.

Эмилия, привезшая в дом Роберта кучу вещей, дремала у себя после того, как чуть не половину ночи выплясывала на балу в паре с лордом Шелдрейком.

Стук в дверь оторвал Катриону от размышлений. Она отвернулась от окна, чтобы посмотреть, кто беспокоит ее.

— Мисс Катриона! — Это был голос Салли, горничной.

— Да, Салли?

— Я разбиралась с вашими вещами и нашла вот это, — проговорила девушка, протягивая Катрионе сложенный листок, напоминающий по виду письмо. — Может, вы захотите положить его к себе в секретер?

Взяв письмо, Катриона прочла на нем имя полковника. Это было то самое послание, которое она нашла у него под дверью в тот день, когда обнаружила пропажу старика. Неосознанно девушка покосилась на огненно-рыжую Мэтти. Нахальная кошка спала, растянувшись на кресле, занимая большую половину сиденья. Когда Катриона попросила Роберта взять кошку с собой, тот согласился, ни секунды не раздумывая, и теперь, тоскуя по Шотландии, девушка находила некое утешение, когда брала Мэтти в руки и гладила ее. Ко всему прочему, Катриона, как это ни странно, лучше спала, когда кошка забиралась к ней в постель.

Повертев письмо в руках, девушка увидела, что за изгибом странички аккуратным почерком написан адрес: Маргарет Рейфорд, Аппер-Кэдоген-Плейс, 23, Кэдоген-сквер, Лондон.

И вдруг Катриону осенило. И как она раньше не подумала?!

— Салли! — позвала девушка.

Горничная мгновенно показалась дверях.

— Да, мисс?

— Ты можешь попросить Уиггина приготовить экипаж?

Казалось, Салли оторопела.

— Экипаж, мисс? — переспросила она. — Для вас? Катриона кивнула:

— Разумеется. Пожалуй, мне пора немного проветриться.

Глава 23

Замедлив ход около небольшого кирпичного домика с выходящими на площадь окнами, коляска остановилась. Дом окружали старые вязы, их ветки, склонившись прямо к окнам, покачивались на ветру и что-то шептали его обитателям. В многочисленных цветочных ящиках пестрели яркие цветы. Казалось, воздух здесь чище, чем в других частях Лондона, да и сам домик, похоже, был опрятным и аккуратным.

— Это тот самый дом? — спросила Катриона у кучера. Возницей был веселый малый по имени Кэлдер. Он и глазом не моргнул, когда девушка попросила его отвезти ее к какому-то дому — не то что Салли, которая добрую четверть часа уговаривала хозяйку никуда не ездить. Теперь же Салли сидела возле Катрионы в элегантном ландо, упрямо сжав губы и всем видом демонстрируя, что у нее нет ни малейшего желания участвовать в этой затее.

Впрочем, Катриону это ничуть не беспокоило. День выдался погожий, Кэлдер поднял верх экипажа, так что девушка могла без помех любоваться городом, слушая забавные рассказы Кэлдера, которыми он развлекал ее всю дорогу. Парень то и дело указывал ей на роскошные дома лондонских аристократов, о которых девушка прежде читала лишь в книгах. Давясь от смеха, Кэлдер рассказывал о том, что лорд Такой-то подрался на дуэли с лордом Как-его-там, а леди Эн просадила в картишки двадцать тысяч фунтов мужниных денег. Слушая его, можно было подумать, что Кэлдер знает все сплетни о лондонских аристократах.

— Ага, мисс, — проговорил он, помогая Катрионе выйти из ландо. — Это тот самый дом и есть. Номер двадцать три. Ничего не бойтесь, вас наверняка там примут, а я, пожалуй, посижу в теньке вон под тем старым деревом да подожду вас. Делайте свои дела, мисс, не спешите.

Поблагодарив кучера, девушка направилась к домику. Терраса, нависающая над домом, выходила на улицу; весь дом, выстроенный в георгианском стиле, был увит плющом, яркие герани в ящиках тянулись к полуденному солнышку. Около ворот стояло корытце с водой для птиц; вокруг были набросаны крошки хлеба, которые быстро склевали вороватые воробьи.

Подойдя к двери, Катриона взялась за сверкающий дверной молоток и робко постучала.

Ей открыла горничная.

— Да, мэм? — осведомилась она.

— Добрый день, — кивнула Катриона. — Скажите, мисс Маргарет Макрейфорд здесь живет?

Казалось, поначалу горничная немного смутилась.

— Да… Миссис Маргарет Макрейфорд живет здесь. Как о вас доложить?

Катриона не была уверена, что хорошо расслышала ее слова.

— Прошу вас, сообщите мисс… миссис Макрейфорд, что ее хочет видеть Катриона Макбра… точнее, Данстрон. Мисс Катриона Данстрон. Я — знакомая ее брата, полковника Макрейфорда.

Лицо горничной выразило удивление.

— Я… Пойду узнаю, сможет ли она вас принять. — Девушка жестом пригласила Катриону войти. — Будьте добры, подождите здесь, пожалуйста.

Через несколько минут горничная позвала девушку в уютную гостиную, расположенную в глубине дома. Двустворчатые двери, ведущие в сад, полный благоуханных цветов, были распахнуты. Весело чирикали птицы, ласковые солнечные лучи играли на изумрудной зелени пышных кустов и деревьев. В плетеном кресле, спиной к Катрионе, сидела женщина. Ее седые волосы были убраны в кружевной чепец. Несмотря на летнее тепло, плечи женщины покрывала шерстяная шаль.

— Мисс Pейфорд? — нерешительно обратилась к ней Катриона.

Женщина повернулась к ней лицом. На вид ей было немало лет, подслеповатые глаза прятались за толстыми стеклами круглых очков.

— Да, дитя мое. — Голос у нее был таким же тонким, как и ее тело. — Проходите и садитесь рядом со мной. А Люси нальет вам чаю, если вы не возражаете.

Женщина дождалась, пока в руках Катрионы не появилась изящная чашечка из тончайшего фарфора.

— Люси сказала, что вы знакомы с моим Бертраном, — наконец заговорила она.

— Знаете, я и не знала его имени, — промолвила Катриона. — Мы всегда называли его просто «полковником».

Маргарет Рейфорд улыбнулась.

— Это так похоже на Бертрана. Он очень гордился своим званием, очень… Даже в день нашей свадьбы он щеголял в своей форме, — вздохнула пожилая женщина.

— В день вашей свадьбы? — недоуменно переспросила Катриона. — Но я считала, что его жену звали Матильда.

Хозяйка улыбнулась.

— Он говорил, что имя Маргарет напоминает ему о его матери, первой миссис Маргарет Рейфорд. Поэтому всегда называл меня Мэтти.

Катриона подумала о том, что полковник и кошку свою называл лишь этим именем, говоря, что эта кличка — сокращенное от Матильды.

— Стало быть, полковник не был вашим братом?

— Нет, моя дорогая, хотя вполне мог им быть. Всего через две недели после нашей свадьбы он отправился на войну с якобитами. — Женщина горько усмехнулась. — Больше я его не видела.

Катриона все больше удивлялась ее рассказу.

— Как это — на войну с якобитами? — изумленно переспросила она. — Но ведь полковник Макрейфорд был шотландцем!

— Боюсь, вы ошибаетесь, дитя мое. Мой Бертран был английским солдатом, во всяком случае, в то время, когда ушел от меня для того, чтобы сражаться с шотландскими кланами на стороне Камберленда.

— Но… почему на стороне Камберленда? — вскричала Катриона. — Он же говорил, что воевал при Каллодене!

— Так оно и было, — кивнула миссис Макрейфорд. — Именно при Каллодене я навсегда потеряла моего Бертрана. — Вытащив руку из-под шали, она протянула что-то Катрионе. — Вот. Его письмо. Это последнее, что я получила от него.

Девушка взяла помятый, пожелтевший, потершийся на углах листок из дрожащих рук женщины. Кое-где чернила выцвели, так что прочесть было уже невозможно. В конце письма стояла дата: 1746 год.

Моя дражайшая Мэтти!

Ты даже не представляешь, какие ужасы видел я сегодня. Все это бесчеловечно! Мои руки все еще красны от крови умирающих солдат, а некоторых я даже убил сам! Сейчас все кончено, но я не смогу вернуться к тебе, моя любимая, потому что стыд и тяжесть греха не позволят мне находиться рядом с тобой, посягать на твою чистую невинность. Я решил, что должен хоть как-то искупить грехи перед этими гордыми, независимыми, невинными людьми, потому что это я и мне подобные принесли зло на эту землю. Не знаю уж, как это сделать и сколько времени потребуется. Лишь после того, как я сочту свою миссию выполненной, у меня достанет духу вернуться к тебе, моя любовь. А до тех пор прошу тебя ждать меня.

Твой верный и преданный муж, полковник Бертран Рейфорд.

Сложив письмо, Катриона посмотрела на Маргарет.

— Значит, он так и не вернулся, — прошептала она.

— Нет, — вымолвила женщина. — Сначала я писала ему каждый день, потом — каждую неделю… А в последние годы он получал от меня весточки всего лишь раз в месяц… Но сам Бертран ни разу не ответил мне… — Помолчав, она повторила: — Ни разу…

— Но откуда же вы узнали, по какому адресу отправлять письма? — поинтересовалась Катриона.

— Когда бои закончились, а Бертран все не возвращался, я попросила своего брата поехать его искать. Брат отправился на север. Должна же я была удостовериться, жив Бертран или умер. Брат искал его целых четыре месяца, и в конце концов поиски увенчались успехом: он обнаружил Бертрана, живущего в одиночестве в каком-то домике. Вильям пытался уговорить моего мужа вернуться в семью, но… увы!.. Бертран заявил, что еще не все сделал для того, чтобы залечить раны, нанесенные англичанами… Ох, Бертран, Бертран!.. Как много ты потерял! Ты даже не знал о существовании сына!

Глаза Катрионы наполнились слезами. Она столько раз говорила с полковником, считала его своим лучшим другом. Ну как такое могло случиться? Оказалось, что на самом-то деле она ничего о нем не знала.

— Так у полковника есть сын?

— Да, — кивнула Маргарет. — Его назвали в честь отца. Он очень хороший мальчик, мой Бертран. Приходит ко мне раз в несколько дней, приносит сладости и сливки к чаю.

Маргарет взяла Катриону за руку.

— Может, вы все же сумеете уговорить Бертрана вернуться домой?

— Мне так жаль, — сквозь слезы прошептала девушка, возвращая Маргарет ее письмо. — Незадолго до моего отъезда из Шотландии в Лондон полковник исчез. С тех пор его никто не видел, хотя мы и искали его… А ваше письмо… Я нашла его под дверью его домика. Только благодаря этому письму я и смогла разыскать вас. Признаться, я очень боюсь, что с ним что-то случилось.

Одинокая слеза скатилась по морщинистой щеке Маргарет.

— Простите меня, — проговорила Катриона, дотрагиваясь до руки Маргарет. — Я не хотела вас огорчать. Пожалуй, мне лучше уйти.

Пожав руку пожилой женщины, Катриона встала. Она видела, как Маргарет прижимает к груди пожелтевшее письмо полковника. Потом девушка медленно повернулась и побрела прочь из сада.

Когда Катриона вернулась домой, Роберт, замерев, словно часовой, поджидал ее на крыльце передней двери.

— Где, черт возьми, ты была?

Выскочив из ландо, девушка быстро проговорила:

— Здравствуй, Роберт, что я тебе сейчас расскажу…

— Ты не ответила на мой вопрос, Катриона, — сердито повторил герцог.

Он был очень зол и хмуро взирал на девушку, пока она приближалась к нему. Впрочем, Катриона надеялась на то, что гнев его смягчится, как только она все расскажет ему.

— Я ужасно переживала из-за того, что тебя нет так долго, поэтому и приказала Кэлдеру запрячь экипаж, чтобы немного прокатиться и…

Они вошли в дом и Роберт, втолкнув невесту в свой кабинет, с треском захлопнул дверь. Был он мрачнее грозовой тучи.

— Это мне уже известно, — резко промолвил он. — Уштин все рассказал. Ты разве не понимаешь, что подвергала себя опасности?

— Ну, Роберт, ты же видишь, что со мной все в порядке! Нет нужды…

— Лондон — это тебе не Шотландия, Катриона! — оборвал ее герцог. — Ты не должна уезжать из дому, не сообщив прежде, куда направляешься.

Только теперь Катриона начала понимать, что родная Шотландия с каждым днем отдаляется от нее.

— Но я же сообщила, Роберт, — пожала она плечами. — Уиггин все знал, а Салли вообще поехала со мной.

— Салли не представляла, куда вы направляетесь, так она, во всяком случае, сказала Уиггину, — загремел Роберт. — А теперь она будет бояться, что ее уволят — за то, что позволила тебе уехать.

— Как это — «позволила уехать»? — Катриона пыталась сдержать себя. — Роберт, прошу тебя, будь благоразумным. Кэлдер ни на минуту не оставлял меня. Да и Салли не отходила от меня, пока…

— Довольно! Отныне, если тебе вдруг вздумается подышать свежим воздухом, говори об этом мне. Я сам буду сопровождать тебя. Если вдруг меня нет или я занят, тебе придется дождаться подходящего времени. Ты поняла?

Катрионе не нравилось, что он разговаривает с ней, словно она — маленький ребенок. Совсем не нравилось… А ведь всю дорогу домой девушка с нетерпением ждала встречи с женихом, чтобы рассказать ему о миссис Рейфорд. Зато теперь ей, кажется, вообще не хочется ничего ему говорить.

— Должна ли я понимать, что отныне ты будешь следить за каждым моим шагом лишь потому, что я согласилась быть твоей женой? — холодно осведомилась девушка.

— Если я буду делать это для того, чтобы оградить тебя от опасности, то — да! А ты подумала о ребенке, которого, возможно, носишь под сердцем? Тебе хоть пришло в голову, что ты подвергаешь опасности и его?

Ребенок!.. Катриона судорожно вздохнула.

— У меня нет ни малейшего желания остаток дней провести как узница, ваша светлость, — язвительно произнесла она. — Если, по-вашему, жена именно так должна себя вести, то, пожалуй, мне лучше отказаться от вашего предложения.

Лицо Роберта застыло, как маска.

Катриона отвернулась, чтобы он не заметил слез, навернувшихся ей на глаза. Смахнув их, она уже было взялась за ручку двери, когда герцог сказал ей вдогонку:

— Катриона, прежде чем ты примешь такое решение, я бы хотел, чтобы ты выслушала меня. Я должен рассказать тебе о своем визите к Брюстеру.

Девушка остановилась. И, обернувшись, вопросительно взглянула на Роберта.

— Может, ты все-таки сядешь? — осведомился герцог. Катриона медленно подошла к стулу, а затем уселась, глядя перед собой с каменным выражением лица.

Девонбрук глубоко вздохнул, прежде чем приступить к повествованию.

— Как нам уже известно, — начал он, — твой отец, сэр Чарлз Данстрон, был баронетом и имел владения в Крэнноке. Но мы не знали о том, что, узнав о беременности твоей матери, сэр Чарлз написал в Лондон своему поверенному. Он сообщил ему об условиях наследования — на случай, если с ним вдруг что-то случится. Его поверенным был Джоан Брюстер. Сэр Чарлз указал в письме, что если у него родится сын, то этому ребенку переходит все его состояние, поместье и титул. Если же ребенок окажется не мужского пола, то все это должно было перейти в наследство его ближайшему родственнику-мужчине, то есть внучатому племяннику, сэру Деймону Данстрону. Однако сэр Чарлз оговорил кое-какие условия на тот случай, если у него родится девочка.

Роберт внимательно смотрел на Катриону, которая все-таки стала прислушиваться к его словам. И, к счастью, была сейчас в безопасности.

Увидев девушку, подъезжавшую в ландо к дому, а затем вталкивая ее в кабинет, Роберт от ярости готов был ударить ее. Она до полусмерти напугала его своим отъездом. Вернувшись от Брюстера и не обнаружив ее дома, он нервно метался по комнате, то и дело выглядывая в окно и представляя себе картины одну хуже другой.

Если бы только она знала, какие неприятности поджидали ее на самом деле!

— Так вот, — продолжал герцог, — сэр Чарлз указал в завещании, что в случае рождения дочери все наследство перейдет к ней по достижении девушкой двадцати одного года. — Роберт сделал паузу. — И только если она будет замужем.

Катриона удивленно посмотрела на него.

— А если… Если нет? Если она не выйдет замуж? — спросила она.

— Тогда все деньги перейдут к следующему в роду мужчине. Точнее, к сэру Деймону Данстрону. Ты, правда, кое-что получишь, но даже не сможешь распоряжаться деньгами по своему усмотрению. Всем будет руководить основной наследник.

— Деймон, — нахмурившись, проговорила Катриона.

— Да.

Катриона опустила голову, обдумывая слова Роберта. Потом она встала и повернулась лицом к герцогу.

— Что ж, кажется, у меня и в самом деле не осталось выбора. Я должна выйти за тебя замуж.

— Катриона, я… — заговорил было герцог, но тут девушка, резко повернувшись, бросилась вон из кабинета. Ее спина была так напряжена, словно она кол проглотила. Девонбрук нахмурился.

Она даже не осознает серьезности положения. Точнее, не может осознавать, потому что он еще не все ей рассказал. Поверенный Брюстер зазвал его в свой маленький кабинет, заваленный бумагами, когда он уже собрался уходить от него.

— И последнее, — проговорил Брюстер, подслеповато вглядываясь в какой-то документ. — Мы, разумеется, потребуем доказательств того, что леди Катриона на самом деле та, за кого себя выдает. Перед тем как передавать ей наследство, — добавил он.

Роберт тут же подумал о том, что теперь сэр Деймон может и не подтвердить сходства Катрионы с матерью. Ведь сумел же он придумать объяснение тому, как умерла леди Кэтрин и ее новорожденный сын, свалив вину на бедную Мэри Макбрайан, которой тоже нет в живых и которая не сможет защититься. Этот человек ни перед чем не остановится, лишь бы Катриона не получила наследства. Не исключено, что он решится еще на одно убийство и поспешит совершить его, пока не найдены доказательства того, что Катриона — действительно дочь сэра Чарлза.

Итак, решить проблему можно было одним способом — разыскать семью леди Кэтрин. Осознав это, Роберт немедленно подключил к делу Ноа и Толли. Разумеется, на поиски понадобится некоторое время, а до тех пор он будет, как пес, сторожить Катриону.

Однако после событий этого дня герцог усомнился в том, что ему будет очень просто это сделать.

К восьми часам Толли приехал на ужин. Все приглашенные уже сидели в гостиной, когда через пятнадцать минут в доме появился Ноа.

— Где Катриона? — спросил Толли. — Я должен убедиться, что она здесь, прежде чем сделаю свое заявление.

Выглянув в коридор, Роберт увидел девушку, спускавшуюся вниз. После дневной размолвки они еще не виделись. Спокойно войдя в комнату, Катриона заняла свое место возле тетушки Эмилии, избегая смотреть Роберту в глаза. Мерид предпочла ужинать у себя наверху. Взявшись за шитье подвенечного платья для Катрионы, она почти не выходила из комнаты, лишь изредка забегала к сестре, чтобы поинтересоваться ее мнением о какой-нибудь оборке.

— Замечательно, — заявил, вставая, Толли. Глубоко вздохнув, он многозначительно оглядел присутствующих. — Чтобы отметить мое благополучное возвращение с континента, последнее пленение Бонапарта и в честь предстоящей свадьбы моих добрых друзей, Роберта и Катрионы, я устраиваю праздник в моем поместье в Кенте. Никому не позволяется отсутствовать. — И Толли принялся в подробностях описывать готовящееся торжество.

В это время кто-то постучал в парадную дверь. Через несколько мгновений в комнате показался Уиггин.

— Какой-то джентльмен хочет немедленно видеть леди Катриону. Он говорит, это очень срочно.

Девушка встревоженно посмотрела на Роберта.

— Полагаешь, это сэр Деймон?

— Не думаю, что он осмелится. Нас тут много, так что он ничего не может тебе сделать, — пожал плечами герцог.

Поднявшись, Катриона направилась в холл. Роберт последовал за ней.

Около двери, держа в руках шляпу, стоял какой-то мужчина лет семидесяти. Заметив девушку, он улыбнулся.

— Добрый вечер, миледи, — вежливо вымолвил он. — Ваша светлость, — добавил старик, заметив герцога.

— Мы знакомы, сэр? — спросила Катриона.

— Нет, но сегодня вы были у моей матери, — проговорил незнакомец.

На лице Катрионы засияла улыбка.

— Так вы мистер Рейфорд! — Она пожала ему руку. — Не хотите ли пройти и присоединиться к нашим гостям?

— Нет-нет, что вы, — замахал руками сын полковника. — Мне надо домой. Жена, знаете ли, ужасно беспокоится, если я долго задерживаюсь. — Он вытащил что-то из кармана. — Мама просила передать это вам. Это было в письме от отца, которое она получила сегодня. В первом письме от него… Мама сказала, что после вашего ухода у нее вдруг появилась уверенность, что он еще ей напишет. Письмо было вложено в конверт. И оно адресовано вам. Думаю, прочитав его, вы поймете, почему отец ушел… Почему так поступил…

Катриона бережно взяла сложенный листок бумаги.

— Благодарю вас, сэр, — кивнула она.

— Всего вам доброго, — пробормотал мистер Рейфорд, поворачиваясь к двери.

— Мистер Рейфорд, — остановила его девушка. — Не могли бы вы подождать минутку? Я хочу кое-что отдать вам.

Быстро взбежав по лестнице, девушка через минуту вернулась, держа в руках сложенный красный мундир.

— Этот мундир принадлежал вашему отцу, — проговорила она. — Боюсь только, сильно поношен. По-моему, дня не было, чтобы он не надевал его. Пусть мундир полежит у вас до тех пор, пока полковник не вернется.

Мистер Рейфорд грустно улыбнулся, глаза его увлажнились.

— Благодарю вас, мисс.

Вдруг из-за угла вышла Мэтти и, потянувшись, протяжно мяукнула.

— Мэтти! — Катриона взяла кошку на руки. — Это его кошка, сэр. Он всегда называл ее Мэтти — в честь вашей матери. Он будет очень беспокоиться о ней. Может, миссис Рейфорд захочет подержать ее у себя до тех пор, пока…

— Нет, — отрицательно покачал головой старик. — Думаю, отец предпочел бы, чтобы Мэтти оставалась у вас. Спасибо вам, мисс. — Повернувшись к Роберту, он склонил голову. — Ваша светлость. — С этими словами мистер Рейфорд выскользнул из дома.

— Но откуда вам было известно, где я?.. — крикнула ему вдогонку Катриона, но так и не получила ответа — мистер Рейфорд словно растворился в воздухе.

Опустив Мэтти на пол, девушка быстро вскрыла конверт.

Моя милая деточка!

Если ты читаешь это письмо, то тебе уже известно, что я ушел и что я выдавал себя не за того, кем был на самом деле. Надеюсь, ты сможешь простить мне мой обман, равно как и Маргарет, ждавшая меня все эти годы, простит меня за то, что я так и не вернулся к ней. И не повторяй моей ошибки, детка, не позволяй миру встать между тобой и лордом, человеком, которого ты полюбила.

А для меня, деточка, настала пора покинуть этот мир. Ты всегда беспокоилась обо мне, переживала из-за моего кашля, но человеку бывает известно, когда что-либо делать уже поздно. Мое время на этой земле истекло. Я не хотел, чтобы ты видела, как я умираю, поэтому и ушел, чтобы наедине встретиться с Богом и ответить за то, что сделал в жизни. Я не хотел, чтобы ты плакала возле моего смертного ложа, поэтому вытри сейчас слезы со своих прекрасных глаз, детка. Ты — хорошая девочка, ты скрасила мне последние годы жизни, чего я, может, и не заслуживаю.

Позаботься о моей Мэтти. Она согреет тебя ночью. С письмом отправляю тебе кое-что. Отныне это принадлежит тебе. Ты знаешь, что делать.

Твой друг, полковник Бертран Рейфорд.

Даже не взглянув на второй листок, Катриона уже поняла, что держит в руках карту сокровищ, спрятанных якобитами. История с драгоценностями продолжалась.

Глава 24

Экипажи с гостями начали прибывать уже в полдень, делая круг перед кентской резиденцией Толли. К двум часам колясок с гостями стало так много, что они выстроились в длинную очередь, протянувшуюся по подъездной аллее особняка и исчезавшую далеко за деревьями.

Каких только экипажей здесь не было! Сверкающие, изящные ландо, модные фаэтоны, запряженные шестерками лошадей, затесался даже парный двухколесный экипаж, который тянули два тигра — их черно-рыжие полоски казались особенно яркими на фоне изумрудной травы.

Впрочем, необычными были не только экипажи — их седоки тоже заслуживали внимания. Дамы в платьях из полупрозрачного шелка, украшенных перьями страусов, кавалеры в изысканных костюмах — все приехали сюда, чтобы провести уик-энд за городом, в гостях у Шелдрейка.

Живописное, словно сошедшее с полотна, поместье Дрейк-ли-Мэнор — протянулось на многие мили. Правда, по меркам знати, особняк был маловат, но Катрионе он показался настоящим дворцом. Показывая накануне девушке свои владения, Толли рассказал, что его построил дед — эксцентричный человек, который был без ума от уток. И куда бы Катриона ни бросала взор, все служило тому подтверждением.

Над парадной дверью висел фамильный герб Шелдрейков с изображением яркого нырка, окруженного лавровым венком. Головку птицы венчала маленькая корона. В нижней галерее особняка стояло множество высеченных из мрамора статуэток — уточек, многие комнаты дома даже назывались их именами: Кряквы, Крохали, Гаги. Все деревянные поверхности дома покрывала резьба, изображающая, разумеется, уток; даже на потолках виднелись нарисованные птицы.

Катрионе пришло в голову, что Мерид, пожалуй, испугалась бы всего этого, впрочем, сестра предпочла остаться в городе. Катрионе было не по душе оставлять ее там в одиночестве, но Мерид настаивала.

— Я хочу, чтобы ты была самой красивой невестой, какую когда-либо видел Лондон, — заявила она. — А без вас в доме будет тихо, и я смогу спокойно дошить платье.

Катрионе пришлось согласиться, тем более что с Мерид оставалось множество слуг, так что за ее безопасность можно было не тревожиться.

Толли ждал так много гостей, что Катрионе пришлось даже разделить комнату с тетушкой Эмилией. Однако это не доставило ей никаких неудобств — кровать была так велика, что на ней вполне смогли бы расположиться пятеро.

Благодаря Эмилии Катриона не стеснялась, оказавшись в окружении многочисленных знатных гостей. Пожилая дама говорила что-то девушке на ухо, и та, улыбаясь, забывала о смущении. Этот прием Эмилия уже использовала во время прогулки по Роттенроу. Встречавшиеся им люди так бесцеремонно глазели на девушку, что той хотелось где-нибудь спрятаться и поскорее вернуться домой. Заметив это, тетушка Эмилия предложила Катрионе представить, каким, к примеру, будет во-он тот надутый господин, если на нем останется лишь корсет, который он носит под фраком — что Эмилии было доподлинно известно. Представив себе эту картину, девушка захихикала, прикрыв лицо веером…

Подойдя к окну, Катриона залюбовалась прекрасным видом, открывавшимся на живописный, пышно цветущий сад, раскинувшийся за домом. Густые кусты были подстрижены и составляли лабиринт. Со своего места Катриона видела, как за кустами гости играли в кегли. Одна из сестер Толли объясняла детям, как бросать мячик сбоку, и те громко кричали от радости, когда им удавалось сбить сразу несколько кеглей.

Наблюдая за этим зрелищем, Катриона инстинктивно дотронулась рукой до живота, в котором зрела недавно зародившаяся жизнь. Она еще не сообщила Роберту, что сомнений уже не оставалось, потому что ей не хотелось, чтобы герцог женился на ней из-за глупого чувства ответственности за нее и за ребенка. Девушка понимала: цепляться за последнюю надежду нелепо, но почему-то ей хотелось верить в то, что все еще образуется.

Услышав знакомое мяуканье под ногами, Катриона опустила голову.

— Здравствуйте, мисс Мэтти, — серьезно произнесла она, взяв кошку на руки и почесав за ушком. — А я-то думала, что вы уже отправились на охоту за мышами.

Прочитав прощальное письмо полковника и осознав, что никогда больше не увидит его, Катриона еще больше полюбила Мэтти и старалась все время держать животное возле себя. Толли великодушно позволил девушке привезти Мэтти с собой. Мэтти спала рядом с Катрионой, а когда девушка читала или просто сидела в кресле, всегда сворачивалась клубочком у нее на коленях, словно напоминая о необходимости продолжать поиски. И Катриона с нетерпением ждала, когда сможет наконец вернуться в Россмори и перебрать оставшиеся книги в библиотеке, чтобы разыскать ту, в которой спрятана оторванная часть карты. Несмотря на то что в нынешнем положении ей не так уж нужны сокровища принца Чарлза, девушка не теряла надежды когда-нибудь обрести их.

Уверенность ей придавало и желание Роберта взяться за поиски, чтобы найти то, что так долго искали полковник и его отец.

Но перед тем как пускаться на поиски легендарного золота, перед тем как вернуться в Россмори, Роберт должен был узнать правду о пожаре. И возможно, на этот раз ему представится возможность приоткрыть завесу тайны.

Среди гостей, приглашенных в Дрейкли-Мэнор, был и лорд Кинсборо. Толли нарочно все подстроил. Оказавшись в одном доме с Робертом, Кинсборо непременно приложит немало усилий, чтобы уговорить его продать оставшуюся часть коллекции, и герцог сможет извлечь из этого какую-нибудь выгоду для себя, и, возможно, что-то в поведении или словах лорда натолкнет на мысль о том, как доказать вину злодея.

Впрочем, Толли устраивал пышный прием не только для того, чтобы герцог Девонбрук мог восстановить свою репутацию. Со слов Толли Катриона узнала, что блестящее общество весьма заинтересовано ее особой. Это показалось девушке довольно забавным, особенно когда Толли сообщил, как надо себя вести, чтобы прослыть оригинальной.

Девушку знали лишь в небольшом, тесном кругу, что вызывало безудержное любопытство света. Больше того, она была помолвлена с герцогом, замешанным в шумном скандале. Этого человека она спасла, помогла ему выбраться почти что из ссылки и так безоговорочно верила в его невиновность, что даже самые злые хулители герцога Девонбрука стали задумываться о том, что, возможно, его обвиняют в том, в чем его обвиняют сплетники. Ко всему прочему, эта девушка носила одежду темного цвета, хотя лондонские модницы появлялись на людях только в светлых туалетах. И так уж получилось, что благодаря темному платью да умению Мерид Катриона оказалась создательницей собственного, не похожего ни на чей, стиля. И что бы Катриона ни надевала на себя — будь то шляпка для верховой езды или изысканное бальное платье, — все ее туалеты непременно украшали кусочки сине-зеленой с белым шотландки — цветов семейства Макбрайан.

За короткое время, проведенное в Лондоне, Катриона сумела создать моду на шотландцев и все шотландское. Вскоре клетчатые шали стали украшать молочно-белые плечи столичных дам, а на их затейливых прическах появились клетчатые шляпки и беретики. Даже сейчас, глазея на развлекающихся гостей, Катриона заметила, что по крайней мере у двух мужчин под сюртуками виднелись жилеты из шотландки. Еще одно доказательство легкомыслия представителей бомонда. Отворачиваясь от окна, Катриона спросила себя, решились бы они надеть килты или нет.

Увидев стоящего в дверях герцога Девонбрука, Катриона вздрогнула.

— Роберт?

— Я тут кое-что нашел, — промолвил он, — и мне пришло в голову, что эта вещь, вероятно, дорога тебе.

В руках Роберт держал какой-то небольшой белый квадратик. Взяв его, девушка узнала свой носовой платочек — тот самый, что она обронила в ту давнюю ночь, когда пыталась выгнать герцога из Россмори. Катриона вопросительно взглянула на Роберта.

— Так ты знал, что это была я?

— Да, я догадался обо всем в ту же ночь, но не стал ничего говорить. Рассказывая мне о твоей матери, Мэри упомянула и об этом платочке. Прежде он принадлежал леди Кэтрин. Вот я и подумал, что ты, пожалуй, захочешь вернуть его себе.

Катриона удивленно смотрела на платок. Итак, ему все было известно; Роберт знал, что это она пыталась напугать его и выгнать из Россмори. Он обо всем знал и молчал! Но почему-то держал платок при себе. Надежда вновь ожила в ее душе.

— Спасибо, — прошептала девушка.

— Признаться, я пришел не только из-за платка, — вымолвил Девонбрук. — Я хотел потолковать с тобой наедине — до того, как начнется всеобщее веселье.

— Ну да, конечно, — кивнула Катриона. — Разумеется, — добавила она, опускаясь на стул и выжидательно глядя на своего жениха.

— Катриона, мне кажется, я понимаю твои чувства, — начал Девонбрук. — Сейчас тебе кажется, что ты перестала управлять своей жизнью. И мне очень жаль, что я оказался к этому причастным. Надеюсь, ты всегда будешь помнить, что я никогда не причиню тебе вреда. Я всего лишь беспокоился о тебе, о твоей безопасности, но так поступают все мужья. Мне и в голову не приходило, что ты будешь чувствовать себя узницей в нашем доме.

«В нашем доме?» Катриона внимательно посмотрела Роберту в глаза.

— Тебе не кажется, что нам стоит начать сначала? — поинтересовался герцог.

Надежда шевельнулась в душе девушки с новой силой, и Катриона ухватилась за его предложение, как утопающий за соломинку.

— Конечно, Роберт, — прошептала она. Улыбнувшись, герцог Девонбрук вошел в комнату и сел в изножье кровати, не сводя глаз с Катрионы.

— Знаешь, — усмехнулся он, — Толли вызвал меня на соревнование. Мы будем состязаться в верховой езде на южном газоне. Он твердо верит, что его новый жеребец, которого он недавно купил в «Таттерсолзе»^{note 7}, с легкостью обойдет моего Баяра. Вот я и подумал, может, ты захочешь посмотреть на состязания?

Поднявшись со стула, Катриона осторожно уложила Мэтти на подушку. Отчаяние, охватившее ее в последние дни, стало рассеиваться.

— Конечно, — улыбнулась она.

На южном газоне, в том самом месте, откуда должны были начать скачки лорд Шелдрейк и Роберт, собиралась толпа. Толли проверял, хорошо ли затянуты подпруги на его великолепном гнедом с черными отметинами жеребце. Красавец Баяр рыл копытом землю, поджидая хозяина.

— Ну что, вы принимаете наш вызов? — улыбаясь, спросил Толли у подошедшего к ним Роберта.

Герцог усмехнулся.

— Вам бы лучше держать рот закрытым, милорд, а то как бы комья глины, летящие из-под копыт моего скакуна, не залетели туда. Того и гляди подавитесь!

По толпе пронесся взрыв смеха. Любопытные немедленно принялись заключать пари.

Толли вскочил в седло. Его жеребец тут же начал нетерпеливо приплясывать на месте.

— Твои условия? — бросил он приятелю. Последовав примеру Толли, Роберт тоже сел верхом и посмотрел на лорда Шелдрейка с кривой усмешкой.

— Сотня гиней, — ответил герцог. Толпа восхищенно охнула.

Толли с усмешкой покачал головой.

— Ну нет, друг мой! Не сомневаюсь, ты в состоянии поставить больше. Предлагаю удвоить ставку.

По толпе пронесся возбужденный шепот. Спорящие поднимали собственные ставки.

Катриона, стоявшая неподалеку, огляделась вокруг и заметила лорда Кинсборо, занявшего место с краю газона. Он смотрел прямо на Роберта.

— Принимаю ваши условия, милорд, — кивнул Роберт, шутливо отдавая Толли честь. — И все почести достанутся победителю!

— Отлично! — воскликнул тот. — Итак, начнем!

Два жеребца с всадниками бок о бок направились к дальнему краю газона.

— Ход состязания будет обычным, — проговорил Толли. — Надо проскакать через газон, перепрыгнуть через забор — во-он там, вдали, — объехать пруд, перебраться через ручей и вернуться назад.

— По-моему, это совсем несложно, — вымолвил Роберт, вглядываясь вдаль.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда мы обойдем тебя, — улыбнулся Толли, приподнимаясь в седле. — Ну что, готов?

— А ты? — спросил в ответ герцог.

Соревнующиеся заняли исходную позицию, ожидая стартового выстрела, который должен был сделать Ноа.

— Подождите!

Пробравшись сквозь толпу, Катриона подбежала к Роберту. Отколов полоску шотландки от своего платья, она протянула ее герцогу.

— Это тебе на удачу, — проговорила она, продевая кусочек ткани в петлицу его сюртука.

— Цвета дамы сердца рыцарю, отправляющемуся на поединок? — спокойно спросил Роберт.

Девушка улыбнулась.

Девонбрук, наклонившись, поцеловал ей руку.

— Я непременно прихвачу с собой в битву знак особого внимания моей дамы. — Сказав это, Роберт схватил девушку за талию, легко поднял и усадил на коня перед собой.

Темно-зеленые шелковые юбки Катрионы шелестели на ветру.

— Наше соглашение запечатаем поцелуем, он решит мою судьбу, — промолвил Роберт, накрывая губы девушки своими губами.

Одурманенная поцелуем, Катриона не слышала ни удивленных возгласов, ни перешептывания сплетников. Сердце ее неистово колотилось, голова шла кругом.

Когда поцелуй прервался и герцог отстранился от нее, девушка, закрыв глаза, ухватилась руками за его сюртук.

— Ты помнешь знак внимания моей дамы, — усмехнулся Роберт, опуская Катриону на землю. Ноги все еще не слушались ее.]

— Я скоро вернусь и поцелую тебя уже как победитель, — пообещал Девонбрук.

Катриона отступила назад, приготовившись наблюдать за состязанием и все еще не придя в себя после поцелуя. Она даже не услышала выстрела, означавшего старт гонки.

Кони галопом пустились вскачь по густой траве, лишь комья грязи летели из-под копыт. Когда они приблизились к забору, Роберт, крепко сжав коленями бока Баяра, пригнулся к его шее. Он слышал, что Толли скачет совсем рядом, но не оборачивался, чтобы не терять драгоценные секунды.

Мчась на Баяре, он ощущал, как ликует все его существо, наслаждался свежим ветром, рвущим волосы. В какие-то мгновения Роберту даже казалось, что они с Баяром удивительно хорошо чувствуют друг друга, словно превращаясь в единое существо.

Они уже делали первый поворот у пруда, когда Роберт заметил, что Толли удалось чуть вырваться вперед. Герцог похвалил Баяра, когда тот примчался ко второму повороту.

И как только они вновь оказались на прямой, Роберт пришпорил коня. Он почувствовал, как взыграли под его ногами развитые мускулы сильного животного. Оказавшись у ручья, Роберт хотел было немного осадить Баяра, но не сделал этого. Жеребец Толли, оказавшись в воде, резко замедлил бег, а Баяр, мгновенно преодолев водное препятствие, помчался вперед бешеным галопом.

Они уже приближались к финишной прямой, когда Роберт услышал, как что-то прожужжало у него прямо над ухом. Следующий выстрел, сделанный откуда-то сзади, поразил его в плечо.

Девонбрук остановил коня. Заметив маневр приятеля, Толли тоже осадил своего жеребца и подъехал к Роберту. До финиша оставалось не больше десяти ярдов.

На этот раз герцог услышал звук выстрела. Пуля со свистом влетела в землю возле копыт Баяра. Испуганный конь попятился.

— Кто-то стреляет! — закричали из толпы.

— Насколько я знаю, в этих местах никто не охотится, — заметил Толли. — Вон, смотри! — закричал он, указывая на вершину холма.

Там маячила темная тень незнакомого всадника.

— За ним! — воскликнул Шелдрейк.

Роберт с Толли пустились за незнакомцем, который быстро исчез среди деревьев. Те из гостей, кто наблюдал за состязаниями, сидя верхом на лошадях, с шумом поскакали вслед за ними.

Замерев от испуга, Катриона наблюдала, как фигура Роберта быстро исчезла за горизонтом.

Ожидание становилось невыносимым. Учитывая, что Роберт в последний момент обогнал Толли, сомневаться не приходилось: выстрелы предназначались именно ему. Какие-то женщины, стоявшие рядом с Катрионой, пытались ободрить ее. Тетушка Эмилия, сжав руку девушки, прошептала ей на ухо:

— С ним все будет в порядке. Они непременно узнают, кто стрелял.

Так кто же стрелял?.. Катриона обернулась, ища глазами лорда Кинсборо. Но того на прежнем месте не оказалось. И вдруг кто-то крикнул:

— Смотрите, вон они!

Девушка увидела, как с холма по направлению к ним приближается небольшая группа всадников. Разглядев среди них Роберта, Катриона закрыла глаза и облегченно вздохнула.

Все как-то разом заговорили, стали задавать вопросы. Кто же все-таки стрелял? Куда делся этот человек? Как в тумане Катриона слушала Толли, который сообщил им, что стрелявший, несомненно, мужчина, но ему удалось скрыться от них среди деревьев. Девушка подбежала к Роберту. Он спешился. Крепко обняв жениха, она уткнулась лицом ему в грудь.

— Со мной все в порядке, —прошептал Роберт. Катриона подняла на него глаза и сквозь слезы увидела, что полоска шотландки, которую она ему дала, по-прежнему красуется в петлице сюртука, но что-то было не так. На сине-зеленых клетках появилось красное пятно, которое все увеличивалось.

— Роберт, тебя же ранили! — вскричала девушка.

— Ерунда! Пуля лишь слегка задела кожу, — замотал головой герцог. — Это пустяк.

Одним рывком Катриона распахнула полы, поначалу она не заметила раны, потому что на темно-синей ткани кровь была почти не видна. Зато теперь девушка убедилась: ранение вовсе не пустячное.

Катриона вскрикнула, увидев, как кровь, пульсируя, хлещет из раны на рубашку. Пуля, видимо, пробила плечо.

Толли распорядился позвать доктора — тот прибыл в особняк Дрейкли-Мэнор через час. Роберта к этому времени уже перенесли в библиотеку, и Катриона принялась было расстегивать пуговицы на рубашке герцога, чтобы снять ее с раненого, но тут он схватил ее за руку.

— Катриона, рану осмотрит доктор.

— Чушь, — возразила девушка. — Я и сама могу отлично промыть рану. Но для начала тебе надо снять рубашку и…

— Катриона, — вполголоса остановил ее Роберт, — мы еще не женаты.

Покосившись на открытую дверь, герцог увидел, что за ними с интересом наблюдают едва ли не все гости Шелдрейка, толпящиеся в коридоре.

Прибывший доктор быстро положил конец спору:

— Мисс, я прекрасно понимаю, что вы переживаете за его светлость, но поверьте, он в надежных руках. Вы даже не представляете, сколько пуль мне доводилось вытаскивать из местных охотничков. К тому же у раны может быть не слишком привлекательный вид, и, боюсь, вы можете упасть в обморок.

В обморок?

Катриона в жизни не падала в обморок! Она всегда стояла рядом, наблюдая, как мать обрабатывает ужасную рану Энгуса — когда тот чуть не надвое разрезал себе ногу косой.

Но девушка все же обернулась к двери и увидела, что толпа любопытных не редеет. Она решила, что все и так виде-ли достаточно, во всяком случае, тем для сплетен теперь хоть отбавляй.

— Я подожду в гостиной, — заявила она.

Катриона отправилась туда в компании Толли и тетушки Эмилии. Ноа уже ждал их, стоя у окна. Они принялись горячо обсуждать, кто же все-таки совершил преступление. Подозрения падали на лорда Кинсборо и сэра Деймона Данстрона.

В пылу спора они не заметили, как через час в дверях гостиной появился доктор.

— Лорд Шелдрейк, — обратился он к хозяину, — не могли бы вы отвлечься на минутку, дабы обсудить со мной состояние герцога?

Толли посмотрел на Катриону.

— Полагаю, — заявил он, — вам следует поговорить с невестой его сиятельства.

Доктор кивнул, указывая на дверь.

— Мисс?

— Вы можете говорить при всех, здесь присутствующих, доктор, — произнесла девушка. — Тут только его родные и близкие.

— Что ж, хорошо, — кивнул врач. — Пуля прошла через мягкие ткани плеча, едва не задев кость. Мне было нелегко ее вытащить. Его светлости пришлось потерпеть. Но я все же сумел промыть и перебинтовать рану, а герцогу дал немного опия, чтобы он не чувствовал боли. Я велел двоим слугам отнести герцога Девонбрука в спальню наверх. Эту ночь он должен отдохнуть. Завтра, я думаю, ему можно прогуляться недалеко от дома, но следует избегать волнений.

Катриона кивнула.

— Я позабочусь об этом, сэр. Доктор протянул ей небольшой пузырек.

— Здесь еще одна доза опия — возможно, ему придется ее выпить. Я вернусь утром — вновь промою рану и сделаю перевязку.

Глава 25

Осторожно, чтобы не потревожить раненого, Катриона отворила дверь спальни, в которой лежал Роберт. Стояла глухая ночь. Девушка в нетерпении сидела в своей комнате, дожидаясь, пока гости разойдутся по отведенным им покоям. Лишь тогда она решилась выйти. Забавно, но ей помогала тетушка Эмилия, которая осталась караулить в коридоре.

Эмилия прекрасно понимала, что Катриона безумно переживает за жениха; знала она и то, что бедняжка и глаз не сомкнет всю ночь, если не позволить ей навестить Роберта. Можно было не сомневаться: Катриона будет ходить взад-вперед по комнате, мешая Эмилии спать. Девушка хотела быть рядом со своим Робертом. Она должна была убедиться, что с ним все в порядке, несмотря на уверения Толли.

Катриону интересовало, успел ли Толли сказать Роберту, что у них нет ключа к разгадке преступления. Лорда Кинсборо все время видели в гостиной особняка — он там играл в вист в компании еще одного гостя Шелдрейка — графа с безупречной репутацией.

Стало быть, если это сделал не Кинсборо, то все подозрения падали на сэра Деймона. А это, в свою очередь, означало, что негодяй следил за герцогом. Он приехал следом за ним в Кент и теперь скрывается где-то поблизости.

Подняв свечу над кроватью, девушка осветила лицо спящего Роберта. Он спал полусидя — спину его поддерживало несколько подушек. Торс герцога был обнажен, левое плечо туго забинтовано. Поставив свечу на ночной столик, Катриона устроилась в кресле и, уложив Мэтти на колени, раскрыла принесенную с собой книгу.

Роберт дал ей эту книгу еще в Лондоне. Они ходили с ним в какое-то место под названием Хэтчерд — там все стены были заставлены книжными шкафами. Девушка смогла сколько душе угодно рыться в книгах, пока Роберт читал свежие газеты. Они провели там несколько часов. Он сказал ей, что эта книга — приключенческая, похожая на те, что ей доводилось читать в Шотландии о чаше Грааля. Автор книги неизвестен, но тем не менее книга очень популярна в бомонде. Хотя многие и полагали, что знают, кто написал книгу, утверждать что-либо наверняка было нельзя.

Словом, книга имела сокрушительный успех. Ее переиздавали уже несколько раз и, несомненно, еще будут печатать, но издатель упорно отказывался назвать имя анонимного автора произведения под названием «Уэверли».

Девушка открыла книгу в том месте, где остановилась. Она пыталась читать, но глаза ее упорно не хотели скользить по строчкам и все время возвращались к Роберту. Она помнила, как он был возбужден, когда давал ей эту книгу, сообщив, что имени автора никто не знает. Роберт сказал, чтобы она внимательно прочла ее. Он надеялся, что книга отвлечет девушку от грустных размышлений до возвращения в Россмори, и пообещал, что если она правильно угадает имя автора, то он позволит ей решить, что делать с сокровищами, когда они найдут их. Если же Катриона не сможет узнать, кто же написал книгу, то решение останется за ним.

Катрионе больше нравилось вспоминать Роберта таким, каким он был в Хэтчерде, когда поддразнивал ее, улыбаясь, ведь теперь его лицо на подушке было таким бледным, таким безжизненным, а белая повязка в некоторых местах пропиталась кровью. Пока они обсуждали в гостиной, кто же мог совершить преступление, а доктор обрабатывал рану Роберта, Кэтрин многое обдумала. Она любила Роберта. Любила таким, какой он есть. И при мысли о том, что им, возможно, так и не суждено быть вместе, ей стало до того страшно, как не было страшно никогда в жизни. Девушка хотела, чтобы этот человек вошел в ее жизнь. Навсегда. И даже если сейчас Роберт не любит ее так же сильно, как она его — это ничего не значит. Все еще может измениться. Впрочем, возможно, он просто не может любить. Даже это уже не волновало Катрио-ну. Она хотела лишь говорить с ним, смотреть в его глаза.

— А знаешь, я читаю ту книгу, что ты дал мне, — тихо проговорила она. Девушка понимала, что, усыпленный опием, герцог все равно не может ее услышать, но она должна была хоть что-то сказать, а не просто смотреть на него. — Не понимаю, почему возникает так много споров о том, кто мог написать эту книгу. Совершенно очевидно, что автор — Вальтер Скотт. Ну кто еще мог создать такое? Полагаю, ты пожалеешь о том, что заключил со мной пари.

Катриона посмотрела на Девонбрука. Его глаза были по-прежнему закрыты, грудь мерно приподнималась в такт дыханию. Соскользнув со стула, девушка опустилась на колени возле кровати. Она взяла его руку и приложила ладонью к своей щеке. А вдруг этой ночью у него начнется лихорадка, и он никогда не придет в себя? Что, если Роберт так и не узнает о ребенке, которого она носит?

— Знаешь ли ты, что я полюбила тебя еще до нашей встречи? — зашептала она. — Я часто разговаривала с тобой, точнее, с твоим портретом, что висит в библиотеке Россмори. Ты казался мне таким… великолепным. И до сих пор кажешься. А теперь я ношу под сердцем твоего ребенка. — Она опустила голову на кровать. — Ох, Роберт, я так хотела тебе сказать, но все не было подходящего момента. Мне не хотелось, чтобы у тебя не оставалось выбора, я не желаю, чтобы ты женился на мне лишь по той причине, что я забеременела. Я же знаю, что ты не любишь меня так же, как я люблю тебя. Зато ты заботишься обо мне, и этого довольно. Я была не права, думая, что ты тоже должен полюбить меня. Все это вздор. Некоторые женятся, не думая о любви. Но я сумею сделать тебя счастливым, Роберт. Обещаю. Моей любви хватит нам обоим.

— Нет, не хватит.

Вздрогнув, Катриона подняла голову. Глаза герцога были открыты. В них горел задорный огонек. Значит, он проснулся. Но как давно? Неужели он слышал все, что она говорила?

Девонбрук дотронулся рукой до ее щеки.

— Катриона, каким же болваном я был! Как-то раз ты мне сказала, что нет ничего особенного в том, что я в ком-то нуждаюсь. Я тогда упал в ручей и ужасно вел себя с тобой. Тогда я не поверил твоим словам. Мне казалось, что я стану слабым, если буду нуждаться в ком-то. Лишь теперь понял, что жестоко ошибался. Катриона, нуждаясь в ком-то, я стану сильнее. Да, мне нужен один человек, дорогая моя, и этот человек — ты. Мне следовало понять это в день нашей встречи, когда ты позволила первому лучу света проникнуть в мрачную тьму моей слепоты. Ты была единственной, кто не обращался со мной так, словно я инвалид или урод. Ты стала моими глазами, когда я не мог видеть, ты была моим сердцем, когда я чего-то не понимал. А теперь… теперь ты носишь ребенка — нашего ребенка, твоего и моего.

Но как только ты могла подумать, что я так плохо отношусь к тебе? Ты считаешь, что я просто забочусь о тебе? Но этими словами не описать тех чувств, которые я испытываю, Катриона, — горячо продолжал герцог. — Так что я скажу о моих чувствах теми словами, которые ты поймешь, которые ты уже однажды говорила мне, но я был так глуп и упрям, что даже не удосужился понять тебя как следует. Tha Gaol Agam Ort. Я люблю тебя. Я люблю женщину, столкнувшую меня в ручей, Катриона Макбрайан. И докажу это тебе, даже если на это уйдет остаток моей жизни.

Катриона тряхнула головой, не понимая, где она — во сне или наяву. Лишь почувствовав, как Роберт привлекает ее к себе и впивается в губы горячим поцелуем, девушка поняла, что не спит. И ответила на поцелуй со всей любовью, со всей страстью, что пылала в ее душе.

— Я хочу тебя прямо сейчас, Катриона, — прошептал герцог, осыпая ее поцелуями.

— Но… твое плечо, — нерешительно вымолвила она, моля про себя Господа, чтобы Роберт не останавливался.

— Ты можешь заниматься любовью, Катриона. Ты сама можешь все сделать сегодня ночью.

Девушка кивнула, задев носом его губы.

— Только покажи мне, как это делать, Роберт.

Поднявшись с пола, Катриона медленно сняла с себя ночную рубашку. Та с шелестом упала к ее ногам. Роберт не сводил с нее глаз — сколько раз он представлял себе, как это будет, как он обнимет ее обнаженное тело.

— Иди сюда, Катриона, — хрипло проговорил он. Взяв девушку за руку, Роберт усадил ее рядом с собой.

Он стал целовать ее губы, шею, ласкать по очереди нежные груди. Катриона ощущала, как в теле разгорается пламя. Все чувства ее обострились, от каждого его прикосновения она вздрагивала, томясь по более смелым ласкам.

Почувствовав, что девушка уже на грани, Роберт осторожно усадил ее на себя, проскользнув восставшей плотью в нежное лоно. Катриона стала ритмично приподниматься и опускаться, а пальцы Роберта продолжали умело ласкать ее тело. Движения Катрионы становились все быстрее, она откинулась назад, моля герцога о пощаде, и когда, казалось, ей не вытерпеть больше сладкой пытки, Роберт в последний раз резким толчком вошел в нее, проникнув в самую глубь разгоряченной плоти. Их страсть одновременно достигла апогея. У Катрионы пронеслось в голове, что она в жизни не испытывала такого блаженства. Это было ощущение полного счастья.

Воскресное утро занималось ясным и солнечным, легкий ветерок весело шелестел в зеленой листве деревьев. Завтрак подали в саду, для чего лакеям пришлось вынести из гостиной большой дубовый стол и небольшой столик, за которым семья обычно обедала, когда в доме не было гостей.

Подносам с яствами не было числа. Повару-французу пришлось встать задолго до рассвета, чтобы приготовить все деликатесы, которыми Толли решил попотчевать приглашенных. Надо сказать, Шелдрейк не поскупился.

Вестфальская ветчина, французский омлет, всевозможные сорта рыбы, подаваемой под разнообразными соусами; на фруктовых вазах даже желтели ямайские бананы.

Несмотря на любопытство, Катриона так и не смогла заставить себя проглотить хотя бы кусочек языка королевского оленя, которого так старательно нахваливал сидящий напротив молодой лорд. Ее вообще почему-то тошнило. Впрочем, Катриона заметила, что если не смотреть на тарелки с едой, то становится лучше, поэтому, опустив глаза, она прихлебывала чай, заедая его пресным сухариком.

— Как чувствует себя герцог, мисс Данстрон? — раздался у девушки за спиной чей-то голос.

Это леди Шелдрейк, мать Толли, неслышно подошла сзади к Катрионе. В руках она держала тарелку с копченой фаршированной рыбой, все это было щедро полито соусом, от которого исходил сильный фруктовый аромат.

Когда Катриона обернулась к леди Шелдрейк, ее нос как раз оказался на уровне тарелки с угощением, почувствовав приступ тошноты, девушка быстро отвернулась и глубоко вздохнула, чтобы справиться с отвратительным ощущением и резким головокружением.

— Я еще не видела его этим утром, миледи, но надеюсь, сегодня ему все же станет лучше, — справившись с собой, ответила Катриона.

И вдруг буквально через несколько мгновений, к ее великому удивлению, в дверях показался герцог Девонбрук собственной персоной. Его левая рука покоилась на перевязи и» белой косынки, ярко контрастировавшей с зеленым сюртуком. Кто-то из гостей тут же бросился ему навстречу, чтобы поздороваться и справиться о самочувствии, так что герцогу не сразу удалось пробраться к невесте, сидящей за столом. Оказавшись наконец возле Катрионы, Роберт приветливо улыбнулся ей и галантно поцеловал девушке руку.

— Ах, Роберт, — только и смогла пролепетать она.

— Доброе утро, моя дорогая, — подмигнул ей молодой человек. — Наш милый доктор уже побывал у меня — осмотрел рану и сменил повязку. Он сказал, что я могу встать, если только не буду шевелить левой рукой, поэтому мне и пришлось уложить ее на эту косынку. Я был вынужден сказать доктору, что просто не мог оставаться в постели, думая о том, как ты, возможно, проводишь время в компании другого мужчины. Кажется, он меня понял. — Роберт усмехнулся. — Надеюсь, ты хорошо спала?

Не удержавшись, Катриона украдкой улыбнулась, поняв, что он нарочно поддразнивает ее: ведь она ушла из его комнаты всего несколько часов назад, когда сквозь шторы в спальню стали проникать первые робкие лучи утреннего солнца, — после того, как они еще несколько раз занимались любовью.

— Да, ваша светлость, я замечательно спала, — пробормотала девушка. — Благодарю вас. А вы? Как этой ночью спали вы?

— Мне спалось отлично, — кивнул герцог Девонбрук. — Я чувствую себя удивительно отдохнувшим. Знаете, я не уверен, но, кажется, опий оказал какое-то удивительное действие потому что мне приснился очень странный сон…

— Я рада, что ваша рана не слишком опасна и вы можете вести обычный образ жизни, — перебила его Катриона, испуганно осматриваясь вокруг.

Роберту нравилось ее смущение.

— Да уж, слава Богу, — с важным видом произнес он. — И не только днем, но и ночью, — шепнул он ей на ухо.

Катриона улыбнулась, чувствуя, как краска стыда заливает ей лицо. Уверенная, что все окружающие слушают их разговор и осуждают ее, потому что им известно, как она провела ночь, девушка украдкой огляделась вокруг и только сейчас заметила незнакомую блондинку, сидящую напротив. Та с любопытством глазела на них.

Похоже, блондинка наблюдала за герцогом с того самого мгновения, как он появился, и внимательно прислушивалась к их разговору. Переведя взор с Роберта на Катриону, девушка скорчила презрительную гримасу. Заметив, что Катриона посмотрела на нее, блондинка резко поднялась из-за стола и демонстративно ушла.

— Кто эта дама? — спросила Катриона у Роберта. Тут лакей принес герцогу тарелку с едой.

— Это леди Энти Барретт, — ответил Девонбрук. Катриона припомнила, что сэр Деймон упоминал ее имя, когда они танцевали на балу.

— Та самая, с которой ты был обручен? — деланно небрежным тоном поинтересовалась девушка.

— Как вижу, длинные языки сплетников по-прежнему мусолят старую тему, — хмуро проговорил Роберт, положив вилку, и правильно сделал, потому что при виде пышного омлета Катриону опять затошнило. — Да, — через некоторое время проговорил он, — я был обручен с Энти, но недолго. После пожара, едва узнав о том, что я ослеп, она разорвала помолвку.

Катриона обернулась.

— Судя по выражению ее лица, — заметила девушка, — твоя бывшая невеста сожалеет о содеянном.

Отпив глоток чаю, она покосилась на тарелку Роберта. Да уж, похоже, он не потерял аппетита. Девушка наклонилась, чтобы вынуть из туфельки случайно залетевший туда во время прогулки камешек. Когда она выпрямилась, Роберт уже успел подцепить на вилку какую-то неаппетитную массу и сунул ее прямо ей под нос.

— Ты обязательно должна попробовать тушеной зайчатины, моя дорогая, — вымолвил он. — Это очень вкусно.

В ответ Катриона испуганно посмотрела на него, и ее тут же стошнило прямо герцогу на колени.

Катриона лежала в постели с уксусным компрессом на лбу. Повернувшись к окну, девушка смотрела на летящие по ясному голубому небу облака. Ей казалось, что большего унижения пережить нельзя. Честно говоря, она даже иногда спрашивала себя, было ли это на самом деле или лишь привиделось ей в ночном кошмаре, но тетушка Эмилия, сидевшая рядом с кроватью и обмахивающая Катриону веером, служила доказательством тому, что девушка и впрямь оскандалилась на людях.

Ее вырвало Роберту на колени на глазах всего лондонского высшего света. Правда, Толли, благослови его Господь, немедленно пришел на помощь. С отвращением отодвинув от себя тарелку с зайчатиной, он велел слугам немедленно унести «эту гадость»и призвал гостей больше не притрагиваться к кушанью. А потом Эмилия, милая Эмилия, вслед за Толли объявила во всеуслышание, что ее тоже замутило после того, как она откусила совсем небольшой кусочек зайчатины.

Тарелки с изысканным кушаньем немедленно убрали со стола, а гостям подали травяной чай — на случай, если кого-то «тоже затошнит от недоброкачественной пищи».

Несмотря на превосходно разыгранный спектакль, Катриона отлично понимала причину своего недомогания. Дело, разумеется, не в зайчатине.

И что самое страшное, теперь всем об этом известно.

— Ты носишь его ребенка, не так ли? — спросила Эмилия, сидящая на стуле возле кровати.

Кажется, пожилой даме без труда удалось прочитать мысли девушки.

В ответ Катриона просто закрыла глаза.

— Тебе нечего стыдиться, моя дорогая, — улыбнулась тетушка Эмилия. — Дети — это благословение Господне. — Она похлопала девушку по руке. — Хочешь, я принесу тебе чаю?

Катриона лишь слабо улыбнулась ей.

— Нет, благодарю вас, тетушка Эмилия, мне уже гораздо лучше. — Она судорожно вздохнула. — Что только все подумали?

— Знаешь, девочка моя, ты столько дала моему племяннику! Я всегда буду благодарна тебе за это. А что до остальных… кое-кто качает головой, прищелкивает языком и злобно сплетничает за чаем… Думаю, эти люди утверждают, что немодно так открыто проявлять свои чувства, видя, как вы с Робертом стремитесь друг к другу. А между тем мужья некоторых дам встречаются со своими любовницами — не поверишь — в конюшне. Может, некоторые и догадались о твоей беременности, но их сплетни затихнут, как только вы с Робертом обвенчаетесь и вернетесь в Россмори. Не видя вас, они найдут иной предмет для кривотолков.

Есть, между прочим, другие, — продолжала тетушка Эмилия, — утверждающие, что у них сердце радуется, когда они видят влюбленных. Благодаря тебе, дорогая Катриона, общество стало лучше относиться к Роберту. О пожаре и его возможной роли в нем никто больше не толкует. Эти люди поверили в исцеляющую силу любви, поверили в ее магию, и вышло так, что благодаря тебе Роберту вернули доброе имя. Поэтому, детка, запомни: никто не должен стыдиться любви и ее плодов — потому что это прекрасно, — закончила тетушка Эмилия.

Подойдя к лестнице, Катриона услышала смех из гостиной. Ей даже не верилось, что уже так поздно. Дело в том, что после неприятного утреннего происшествия она решила немного вздремнуть, чтобы хоть немного прийти в себя. А проснувшись, обнаружила, что умудрилась проспать даже ужин.

Остановившись у дверей гостиной, она оглядела собравшихся. Столы были приготовлены для карточной игры, а мужчины стояли у камина, попивая вино и разговаривая. Некоторые из дам читали и вышивали, а другие столпились у фортепьяно, слушая музыку, исполняемую одной гостьей.

Решив, что ей там понравится, Катриона скользнула в гостиную. Осмотревшись, она увидела Роберта, сидевшего в дальнем углу. Компанию ему составляли Толли, Ноа и тетушка Эмилия. Именно с его стороны чаще всего раздавался веселый смех.

Подходя к ним, Катриона услышала голос Толли:

— Думаю, забавно будет побывать в Париже, когда там не ведут военных действий.

И тут Роберт увидел свою невесту.

— Я уж начал опасаться, что ты проспишь весь уик-энд, — улыбнулся он. — Как ты себя чувствуешь? Тебе получше?

— Гораздо лучше, — ответила Катриона, усаживаясь подле тетушки Эмилии.

Толли продолжал разглагольствовать о скорой поездке во Францию и о своих планах. Роберт поддразнивал его, говоря, что, должно быть, Толли завел во Франции роман во время последнего путешествия в эту страну. Толли лишь загадочно улыбался в ответ, ничего не отрицая, чем, по сути, подтвердил подозрения герцога Девонбрука.

В это время в гостиную вошел лакей и, приблизившись к Шелдрейку, что-то прошептал ему на ухо.

— Отлично! — воскликнул Толли. — Похоже, у нас будет вечер сюрпризов!

С этими словами Шелдрейк встал со своего места и вышел из комнаты, а через мгновение вернулся с каким-то приятным пожилым джентльменом.

— Катриона, — заговорил он, — я бы хотел тебя познакомить.

Девушка поднялась. Пожилой господин шагнул ей навстречу.

— Кэтрин? — хрипло спросил он. Катриона с любопытством смотрела на него.

— Прошу прощения, сэр? — недоуменно переспросила она. Незнакомец смотрел на нее с таким видом, словно видел перед собой привидение.

— Конечно, вы не можете быть ею, но сходство поразительное, — прошептал он.

— Мы… мы что, знакомы? — все еще недоумевала девушка.

— Катриона, — торжественно произнес Толли, — имя этого человека — Кристиан Тэлбот, виконт Плимлок. Он твой дядя.

Девушка обернулась к Роберту.

— Мой дядя? — переспросила она. — Но… как? Как же так? У моего отца не было братьев, иначе они бы получили его имущество в наследство, а не сэр Деймон!

— Да нет, это брат твоей матери, — пояснил Ноа. — К слову сказать, они были близнецами. С помощью Брюстера мне удалось разыскать горничную леди Кэтрин. Кстати, это именно он, порывшись в документах, сумел установить ее девичью фамилию — до замужества она звалась Кэтрин Тэлбот.

— А потом я сам взялся за дело, — продолжал Ноа, — пытаясь узнать, остались ли у леди Кэтрин живые родственники, и после непродолжительных поисков мне удалось найти лорда Плимлока.

Катриона невольно перевела взгляд на свой медальон. На нем были инициалы «КТ».

— Так молодой человек, изображенный на миниатюре?.. — заговорила она. — Это вы?

Взглянув на медальон, лорд Плимлок улыбнулся и кивнул.

— Наша мать подарила его Кэтрин, когда та была совсем еще девочкой. Увидев тебя, дитя мое, и этот медальон, я сразу оставил все сомнения. Признаться, я скептически отнесся к сообщению о том, что у Кэтрин осталась дочь, но, услышав про сэра Деймона, решил проверить. Я никак не мог понять, что же все-таки вызвало смерть Кэтрин. Оставалось слишком много вопросов, на которые не было вразумительных ответов.

— Так вы были близнецами, — нерешительно промолвила девушка, — так же, как…

Виконт кивнул.

— Насколько я понял, у тебя был брат, — проговорил он.

В последнее время Катриона много думала о своем брате-близнеце, который умер, так и не узнав о существовании родной сестры. Впервые услышав о том, как появилась на свет, девушка как-то не задумывалась о брате. В ту пору она еще не была готова принять эту, доселе незнакомую ей часть собственной жизни, поскольку считала своими родителями Энгуса и Мэри Макбрайан. Она даже не думала о своей настоящей матери, леди Кэтрин.

Но, узнав о том, что носит под сердцем дитя Роберта, молодая женщина все чаще и чаще возвращалась мыслями к леди Кэтрин и умершему брату. Интересно, каким бы он стал, если бы дожил до этих дней? Был бы высоким, похожим на нее? Как могла сложиться жизнь, если бы он выжил? И теперь, узнав о том, что у ее матери тоже был брат-близнец, Катрионе стало казаться, что все кусочки этой причудливо перемешанной мозаики наконец-то встали на свои места.

— Вам многое надо обсудить, — заметил Роберт. — Думаю, лучше оставить вас одних.

Когда все присутствующие разошлись, Кристиан подошел к Катрионе и сел рядом с ней.

— А вы знали моего отца? — спросила девушка.

— Да, — кивнул Кристиан, осматриваясь вокруг, — признаться, я был против их женитьбы, но вовсе не из-за того, что считал, будто Чарлз будет плохо к ней относиться. Надо сказать, он безумно ее любил, это замечали все. Но я… Мне было не по нраву, что он настолько старше, ведь Кэтрин вышла замуж такой юной. А Чарлз к тому же был вдовцом — его первая жена умерла при родах. Если бы только мне было известно…

Катриона дотронулась до его руки. Казалось, поначалу этот жест удивил его, но потом он улыбнулся.

— Наверное, вы очень ее любили? — спросила Катриона.

— Знаешь, дитя мое, мы были до того близки, что временами мне казалось, будто нас не двое, а один человек. Но когда она вышла замуж за Чарлза, я рассвирепел, я был таким глупцом! Я ужасно рассердился на нее за то, что она оставила меня. Ведь нас ждало впереди столько приключений. — Закрыв глаза, Кристиан тяжело вздохнул. — Только теперь я понял, почему так противился ее замужеству. Лишь потому, что боялся остаться один и боялся, что никогда больше не увижу ее. Сколько писем она написала мне, как уговаривала приехать к ней! Но я не отвечал. После смерти Чарлза Кэтрин написала мне про Деймона, про то, что боится его, что он угрожает ей. Она молила меня о помощи, но я не внял ее мольбам… — Он с горечью покачал головой. — Я был уверен, что она и без меня со всем справится. — Виконт посмотрел на Катриону — глаза его наполнились слезами сожаления. — Я… я бы мог спасти ее. Кэтрин была бы жива, если бы не я И не только она, но и твой брат… Ну почему? — в отчаянии вскричал он. — Почему я оказался таким эгоистом?!

Катриона посмотрела на него.

— Нет, — проговорила она. — Вам не в чем себя винить. Во всех бедах виноват один человек. Его имя — сэр Деймон Данстрон. Этот негодяй должен ответить за все свои преступления. И даже если на это уйдет остаток моих дней, я разыщу его и добьюсь, чтобы он поплатился за все гнусные деяния, горячо заключила Катриона.

Глава 26

Почти весь следующий день Катриона провела вместе с Кристианом. Выяснилось, что у них много общих интересов. Например, любовь к чтению, равно как и страсть к приключениям, похоже, была семейной чертой Тэлботов.

Леди Кэтрин и Кристиан были единственными детьми у своих родителей. Кристиан сообщил Катрионе, что его мать, ее бабушка, первая Кэтрин в их роду, отошла в мир иной совсем недавно, сраженная затянувшейся лихорадкой. По его словам, она бы очень обрадовалась, узнав о существовании внучки. Виконт полагал, что это именно от нее пошла их страсть к чтению. А от дедушки Катрионы, первого виконта Плимлока, все они унаследовали любовь к приключениям. Кристиан рассказал, как их дед однажды задумал слететь на крыльях с их дома в Локвуде. Крылья смастерил сам из настоящих перьев.

Привязав их к спине, он спрыгнул с крыши, но, само собой, никуда не полетел, а лишь сломал при падении ногу.

Пока Катриона беседовала с дядей, Роберт взялся за дело, которое, как он надеялся, поможет ему узнать правду о пожаре. Направившись в галерею, где выставлялась коллекция картин, принадлежащих Шелдрейку, герцог принялся любоваться произведениями искусства, собранными Толли и его предками.

Роберт задумчиво смотрел на картину, изображающую крякву в полете, когда в галерею вошел маркиз Кинсборо.

— Надеюсь, ваше присутствие здесь означает, что вы изменили мнение о моем предложении, — промолвил маркиз, приближаясь к Роберту.

Оказавшись рядом с герцогом, Кинсборо почему-то нахмурился.

Роберт не отрывал глаз от картины и даже не повернулся в сторону маркиза.

— Знаете, — заговорил он, — каждый раз, когда я смотрю на статую или картину или хотя бы просто любуюсь красивым пейзажем, меня охватывает странное чувство: кажется, что стоит мне закрыть глаза, как я больше не увижу всей этой красоты, потому что вновь ослепну.

Кинсборо тоже уставился на картину.

— Между прочим, — как бы невзначай заметил он, — это замечательно, что к вам вернулось зрение.

Роберт наконец обернулся к маркизу Кинсборо и многозначительно посмотрел на него.

— А вам известно, — спросил он, — что сыну и наследнику моего брата, моему племяннику Джеми, в этом месяце исполнилось бы пять лет? — Герцог опять перевел взгляд на полотно. — У него была артистическая натура… Я, разумеется, тоже люблю искусство, но я предпочитал покупать картины и статуи, а не создавать их. А вот Джеми… Этот мальчуган мог бы стать явлением в искусстве, будь у него на то время. А кто скажет, кем бы мог стать ребенок, которого носила жена моего брата?.. Пожалуй, мы этого никогда не узнаем.

— Я сочувствую вам, Девонбрук, — заявил маркиз, в голосе которого зазвучало раздражение, — и мне жаль, что с вашими родными случилось такое несчастье… Ваши потери — моральные и финансовые — очевидны. Вот поэтому я и предложил купить у вас остатки коллекции. Это поможет вам справиться с неприятностями и жить дальше без проблем.

— Как это ни смешно, милорд, но коллекция почти не пострадала при пожаре, — пожал плечами герцог Девонбрук. — Разумеется, ослепнув, я не мог этого знать, но потом выяснил, что мой отец перевез большую часть коллекции в шотландское поместье. Когда в Девонбрук-Хаусе начался пожар, картин там не было, так что с ними ничего не случилось. Коллекция была очень дорога отцу, он посвятил ей всю жизнь. Так что, дорогой маркиз, мне не кажется, что я совершу благородный поступок, продав хоть одно произведение из коллекции. Напротив, с моей точки зрения, это будет неуважение к памяти отца. В общем, благодарю вас за щедрое предложение, милорд, — заключил герцог, — но я вынужден отказаться. — Сказав это, Роберт отвернулся от маркиза Кинсборо и пошел дальше по галерее, рассматривая картины.

— Девонбрук!

Роберт думал, что маркиз ушел, но, повернув голову, увидел его на прежнем месте. Глаза Кинсборо переполняло отчаяние.

— Я вынужден призвать на помощь вашу честь, честь джентльмена.

— Джентльмена? — сардонически переспросил герцог. — Но я не джентльмен, милорд. Разве вы не помните? Я убил всех своих родных, чтобы получить титул.

Потеряв самообладание, Кинсборо зарыдал, закрыв лицо ладонями.

— Я не хотел, чтобы все так произошло. Это был несчастный случай… — всхлипывал он. — Хуже и быть не могло… Я вовсе не хотел, чтобы они умирали…

Роберт замер на месте, вслушиваясь в бессвязные рыдания маркиза.

— Он должен был просто найти картину и уничтожить ее, — причитал Кинсборо. — Но ее не было среди других полотен. Тогда он подумал, что картина, наверное, хранится в покоях вашего отца. Свеча упала… Портьеры мгновенно занялись огнем… Все произошло слишком быстро… Ничего нельзя было сделать… Но этот трус!.. Он просто сбежал, спасая свою шкуру… Это он оставил вашего отца и всех остальных умирать… Господи, если бы только я мог занять место вашего отца, я бы не колеблясь сделал это… Клянусь вам! Мы же вместе учились в университете… Все эти годы… Я никогда не испытывал к нему ненависти, никогда! Я… я завидовал ему! У него была Луиза! У него было все, о чем я мечтал всю жизнь! А потом у него появилась эта картина…

— Какая картина, Кинсборо?

Отняв ладони от покрасневшего лица, маркиз посмотрел на герцога. Глаза его опухли и были полны слез.

— Моя жена… — пробормотал он. — Она завела себе любовника. Художника. И тот написал ее портрет… Там она лежит, обнаженная.. И все могли ее увидеть… Все! И узнать! Мне казалось, что картина уже у меня в руках, — продолжал Кинсборо. — Я проследил ее путь до Франции, причем на это ушло целых десять месяцев. Ее обладателем стал человек по имени Чарлтон. Я послал ему письмо с предложением продать картину. Об этом каким-то образом прознал ваш отец… точнее, я знаю, каким образом — он подкупил мою горничную, и та шпионила за мной. Так вот… Он купил картину, опередил меня… И собирался вывесить на всеобщее обозрение, чтобы ее увидели все, пришедшие на бал у вашей кузины. Весь свет! Все бы увидели ее обнаженной! И узнали мою жену! Да! Все бы узнали в женщине, изображенной на полотне, мою жену!

Роберт внимательно слушал. Признаться, ему даже не хотелось верить в то, что рассказывал маркиз.

— Так вы хотите сказать, что мой отец купил непристойное изображение вашей жены и пообещал выставить его на всеобщее обозрение? — переспросил он. — Вы имеете в виду, что он хотел сделать это нарочно?

Кинсборо покачал головой.

— Ваш отец не знал, что это она. Потому что еще не видел полотна, — пробормотал он.

— Но отчего же вы не сказали ему правды?

— Я не мог. Много лет назад он увел от меня Луизу, вашу мать. — Маркиз надрывно рассмеялся. От этого смеха по спине у Роберта побежали мурашки. — Да, увел! Луиза так и не стала моей. Нет, она всегда хотела быть рядом с вашим отцом! Поэтому я и стеснялся сказать ему правду о моей жене и ее любовнике. Теперь-то я понимаю, что должен был это сделать. Но я… я решил, что лучше всего действовать по его схеме. Это случилось, когда я узнал о подкупленной горничной. Он нанял ее для того, чтобы следить за мной… Но мне не следовало этого делать… Я должен, обязан был пойти к нему и рассказать правду! Но мы столько лет соперничали друг с другом… Столько лет! И я всегда проигрывал, почти всегда! Я не мог! Не мог! — Голос Кинсборо становился все громче, и вдруг он упал на пол, схватившись за грудь. Его лицо побагровело, казалось, он уже не дышит.

Подбежав к маркизу, Роберт пощупал пульс.

— Кинсборо! — закричал он.

Сердце маркиза неистово билось, он силился вздохнуть, но не мог. Ослабив его галстук, Роберт принялся расстегивать жилет.

В это время, привлеченный шумом, в галерею вошел лакей Шелдрейка.

— Быстрее! — крикнул герцог. — Позови хозяина! Позови доктора! Скорее!

Кинсборо вцепился в сюртук Роберта.

— Я должен вам сказать… — Он захрипел, хватая ртом воздух. — Я очень сожалею… о случившемся…

— Молчите, поберегите силы, — остановил его Роберт. — Вам надо успокоиться.

Через несколько минут в галерею вбежал Толли в сопровождении врача, лечившего Роберта.

— Я приехал, чтобы осмотреть ваше плечо, — сообщил доктор, опускаясь на колени возле маркиза.

— Займитесь им, доктор, не думайте о моем плече, — проговорил герцог.

«Несчастный случай… Мне очень жаль… так жаль… так жаль…»

Внезапно Роберту припомнились слова маркиза, которые он сказал в самом начале:

«Мне пришлось действовать по его же схеме… должен был найти полотно и уничтожить его… не было надежды трус… убежал, чтобы спасти свою шкуру…»

И все вдруг встало на свои места:

Форбс…

Кинсборо заплатил ему, чтобы тот следил за отцом Роберта. Форбс должен был найти картину и уничтожить ее до того, как ее выставят на всеобщее обозрение. Итак, пожар устроил не Кинсборо. И он не хотел причинять вреда коллекции отца Роберта. Он думал лишь о том, как уничтожить портрет своей жены. А Форбс случайно поджег Девонбрук-Хаус, отчего сгорели все его обитатели, а сам сбежал. Более того, у негодяя хватило подлости свалить вину на Роберта.

Роберт ушел из галереи, убедившись, что маркиз Кинсборо вне опасности. Его лицо приобрело естественный цвет, а после того как доктор прижал к его губам и носу какой-то резиновый мешочек, вытащенный из медицинского саквояжа, маркиз задышал ровнее.

Направляясь к своим покоям, Роберт проговаривал в уме все, что сейчас скажет подонку Форбсу, сваливавшему вину за пожар на него. В то время как это он убил всех его родных.

Роберт уже спустился вниз и собирался было пойти к лестнице, ведущей в его комнату, как вдруг к нему подбежала горничная.

— Прошу прощения, ваша светлость, но миледи попросила передать вам вот это. — Протянув Роберту сложенный лист бумаги, девушка сделала книксен.

Герцог развернул листок и недоуменно прочитал записку: «Роберт, мне надо обсудить с тобой нечто, касающееся предстоящего венчания. Наедине. Поверь, это очень важно. Пожалуйста, иди без промедления в сад. Я буду ждать тебя там».

Роберт пожал плечами: что-то было не так. Наверняка к этому каким-то образом причастен сэр Деймон. Катриона не из тех, кто пишет записки. Если только…

Какого черта он оставил ее одну?

Форбсу придется подождать, правда, совсем недолго.

Герцог Девонбрук бросился в сад. Прибежав туда, он стал лихорадочно озираться вокруг в поисках Катрионы. Возле центральных фонтанов и цветущих розовых кустов никого не было. Катриона могла пойти лишь в два места — в вишневый сад, простиравшийся по правую руку Роберта, или в лабиринт из кустов, темневший слева от него.

— Ро-о-оберт! — послышалось невдалеке. Герцог бросился на звук голоса невесты.

— Катриона! Ты где?

— Я здесь, дорогой! В лабиринте!

Роберт шагнул под темный высокий свод зеленого лабиринта. Он недоумевал, что за нелепую игру затеяла Катриона. Повернув за угол, молодой человек увидел на земле раскрытую книгу. Ее листки шевелились на ветру. Подняв книгу, Роберт посмотрел на обложку — «Уэверли». Та самая книга, которую он дал ей почитать.

— Катриона!

— Я здесь! — услышал он через мгновение.

Герцог бросился вперед. Добежав до середины лабиринта, он наконец заметил ее. Она стояла к нему спиной, слегка повернув голову, но лицо скрывали широкие поля соломенной шляпы. Роберт медленно подошел к девушке и, схватив ее за талию, повернул к себе.

— Итак, леди, может, скажете, для чего вы все это затеяли? — сурово спросил он.

Герцог опустил взор. Из-под полей шляпы на него смотрели совсем не синие глаза Катрионы. Нет, эти глаза были зелеными. Надо признаться, ему и прежде доводилось смотреть в них. Да уж, знакомые глаза, предательские.

— Энти? — вскричал Девонбрук. Роберт мгновенно оттолкнул ее от себя.

— Роберт!

— Что ты здесь делаешь? Девушка вздернула подбородок.

— Я хотела поговорить с тобой. Наедине. Но ты же никогда не бываешь один. Ты все время с ней!

— Так это ты написала записку? — Роберт огляделся вокруг. — Где же Катриона?

— Ее здесь нет. — Энти улыбнулась. — У нее появились неотложные дела.

Роберт, нахмурившись, поглядел на нее.

— О чем ты говоришь, Энти?

— Меня попросили сообщить тебе, что мисс Данстрон передумала выходить за тебя замуж. Дело в том, — кокетливо улыбнулась Энти, — что теперь она хочет связать свою жизнь с иным человеком.

Это звучало нелепо. Просто бред какой-то.

— Она сама тебе это сказала? — поинтересовался герцог Девонбрук.

— Да, — кивнула Энти. — И попросила принести тебе самые искренние извинения. — Девушка картинно закатила глаза. — Она уехала, чтобы обвенчаться со своим кузеном, сэром Деймоном Данстроном.

— Черта с два она для этого уехала! — воскликнул Роберт, теряя терпение. — Где она, Энти?

— Ах, Роберт, ну как ты не понимаешь, что теперь мы опять можем быть вместе? Все будет так, как раньше. Ты же хотел меня, признайся, хотел жениться на мне. Вот мы и поженимся… как ты хотел. Ничего не изменилось, ничего, — промурлыкала Энти.

— Да нет, все изменилось, идиотка! — вскричал Роберт. Схватив девушку за плечи, он как следует встряхнул ее.

Наклонившись к самому лицу лицемерки, он угрожающе произнес:

— А теперь ты мне скажешь, где Катриона, или пожалеешь о своей проделке.

Лицо Энти побелело, голос задрожал:

— Он забрал ее, — пролепетала она. — Увел в другой конец лабиринта.

— Куда, Энти? Куда он увел ее?

— Не знаю, клянусь…

И тут тело девушки стало размякать в его руках, словно она теряла сознание. Не желая больше тратить на нее время, герцог прислонил Энти к кустам и пошел прочь.

— Роберт, погоди!

Девонбрук, оглянувшись, поспешил вперед, но вскоре путь ему преградила зеленая стена кустарника. Повернув, он побежал по другой дорожке, но и здесь перед ним оказалось препятствие. Роберт в ярости озирался вокруг. Он понимал: чем дольше он замешкается, тем больше времени и возможностей будет у сэра Деймона причинить Катрионе вред. Но герцогу даже не хотелось об этом думать. В третий раз натолкнувшись на преграду, Роберт посмотрел на плывущие в небе облака и закричал:

— Черт побери!

И вдруг в его сознании прозвучал нежный голосок Катрионы. Она повторила фразу, которую уже говорила ему однажды: «Полагайся на то, что у тебя есть, а не на то, чего тебе не хватает…»

Роберт посмотрел под ноги. На высокой влажной траве отчетливо виднелись следы. Он пошел по ним до центра лабиринта. Энти там уже не оказалось — она умудрилась быстро скрыться. Герцог внимательно осмотрел все дорожки, ведущие к центральной полянке. На одной из них, без сомнения, недавно побывало несколько человек. Следуя за отпечатками ног, Роберт выбрался наконец на другой край лабиринта. Рядом проходила тропа, по которой слуги обычно ходили к хозяйскому дому. Вот на ней-то герцог и приметил свежие следы колес. Стало быть, они уехали.

Роберт побежал по тропинке к дому. Толли и Ноа стояли, беседуя, на террасе. Герцог бросился к ним, стараясь не обращать внимания на возрастающую боль в плече.

— Куда ведет эта тропа? — обратился он к Толли.

— К южной дороге. А что случилось? Почему ты спрашиваешь?

— Деймон увез Катриону. Они в экипаже. Мне нужна лошадь. Немедленно!

— Но ты же не можешь ехать верхом с подвязанной рукой, — возразил Ноа.

— Роб,послушай, — проговорил Толли, глядя на плечо герцога, — твоя рана открылась.

И в самом деле — на белой косынке расползалось красное кровавое пятно.

— Да наплевать мне! — взорвался Девонбрук. — Я должен вернуть Катриону.

— Тогда надо торопиться!

Направившись к парадному входу в дом, за углом они увидели какую-то небольшую карету, приближавшуюся к Дрейкли-Мэнору.

— Запоздалые гости? — удивленно поднял брови Толли. — Но уик-энд закончился.

— Не важно, кто это, — бросил Роберт. — Я поеду в этом экипаже на поиски Катрионы.

Глава 27

Катриона хмурилась. За окнами коляски расстилались восхитительные пейзажи Кента, между тем как девушка все дальше и дальше удалялась от Дрейкли-Мэнора.

И от Роберта.

Но она не боялась. Ничуть. Она была в ярости.

Повернув голову, девушка посмотрела на двух мужчин, сидевших в экипаже напротив нее. Не сдержавшись, Катриона покачала головой, словно мать, выговаривающая нашалившим детям.

— Знаешь, от Деймона я ожидала чего угодно, но от тебя!.. Я была о тебе лучшего мнения. Иен Александер быстро отвернулся, избегая смотреть ей в глаза.

Заметив это, Деймон немедленно вмешался:

— Не слушай ее, Иен! Только так мы могли добиться успеха! У нас не было другого выхода.

Катриона покосилась на Данстрона.

— Мне отлично известно, почему ты это сделал. Пытаешься избежать заслуженного наказания! Но ты-то, Иен! Как ты мог так опуститься?! Этот человек — убийца! Он виновен в смерти моей матери. Он убил моего новорожденного брата. Убил, едва лишь тот появился на свет! Как ты думаешь, что за человек может поднять руку на невинного младенца?!

— Заткнись! — завопил Деймон. — Иен не станет слушать эту ложь! Он знает, что я ни в чем не виноват. Ему известно, что Кэтрин и ее ребенка убила эта ведьма, эта шотландская колдунья Макбрайан! А потом свалила всю вину на меня!

— И потому ты ее отправил на тот свет, — договорила за него Катриона.

Иену это явно не было известно. Краснея, он недоверчиво поглядел на Деймона.

— Ты… Ты убил Мэри?

— Этого он тебе не рассказал, — заметила Катриона. — Еще бы! Имей в виду, Мэри не убивала леди Кэтрин и ее еэ сынишку. Ты же хорошо ее знал, Иен. Неужто ты и вправду считаешь, что она совершила убийство? Она же всегда так хорошо с тобой обращалась, Иен, словно ты был членом нашей семьи. Да ты, по сути, и стал им.

А знаешь, — продолжала она, — что этот человек делает со своими родными и с теми, кто встает у него на пути? Он убивает их. Так что, когда ты ему больше не понадобишься, он и с тобой разделается.

Размахнувшись, Деймон что есть силы ударил Катриону по губам. Было больно, но девушка даже не вскрикнула. Подняв голову, она посмотрела негодяю прямо в глаза, дотронувшись до ссадины рукой.

— Ты не должен ее бить, — вымолвил Иен. Он с сочувствием поглядел на девушку. — Тебе больно, Катриона?

— Со мной все хорошо, Иен. Видишь ли, несмотря ни на что, Деймон не в состоянии запугать меня. Я знаю, Роберт догонит нас, а когда это случится, Деймон ответит за все свои злодеяния.

— Да уж, — ядовито улыбнулся Деймон Данстрон, — наш Иен хорошо знает доброго герцога Девонбрука. Очень хорошо. Так что, надеюсь, когда герцог прискачет за тобой, Иен доведет до конца начатое им дело и на этот раз наконец пристрелит Девонбрука.

Катриона перевела взгляд на Йена.

— Так это ты?! — вскричала она. — Ты пытался убить Роберта? Это ты стрелял в него? Но зачем, Иен? Почему ты это сделал?

Лицо Иена Александера искривилось, словно он проглотил нечто несъедобное.

— Я должен был сделать это, — заявил он. — Он испортил тебя, Катриона. Я сам видел. Как он лежал на тебе. Как он вонзал в тебя свой жезл. Ты же была моим ангелом, моим чистым, невинным ангелочком. Ты не должна была позволять ему этого!

— Да-да, он использовал ее, и не один раз, — вмешался Деймон, улучив удобный момент. — А теперь, к твоему сведению, у нее в животе растет ребенок от этого англичанина.

Иен опустил глаза на живот Катрионы — она тут же инстинктивно прикрыла его руками. Деймон ухмыльнулся.

— Ну, что скажете, дорогая кузина? Попробуйте отрицать это! Скажи, дорогуша, скажи этому недоумку, что ты не подстилка англичанина, что ты не его шлюха!

Катриона молча смотрела на Иена.

— Что же ты молчишь, Катриона? — вскричал тот. — Ты правда носишь незаконного ребенка герцога?!

Девушка кивнула.

— Да, Йен, я ношу его ребенка, — тихо проговорила она. — Роберт попросил моей руки. Мне жаль, что это так задело тебя. Ты мне очень дорог, очень близок, но я люблю Роберта. И всегда любила.

— Это и есть твоя главная ошибка, — прошипел Деймон. Вытащив из кобуры пистолет, он направил дуло на Катриону.

— Но ты же не говорил, что хочешь убить ее! — закричал Иен Александер.

— А что, по-твоему, я должен делать? Запереть ее в башне, чтобы она оттуда сбежала и добилась виселицы для нас обоих? Да, Иен, тебя тоже повесят, потому что это из-за тебя тот шотландец, этот Макбрайан, утонул в пещерах Россмори, — бросил Деймон.

— Но Энгус не должен был попасть в пещеры, — стал объяснять Иен Катрионе. — Предполагалось, что он с остальными побежит к лодкам. Его должны были арестовать, а сэра Деймона наградить за то, что он сумел изловить контрабандистов. Тогда и я получил бы вознаграждение. Вот каким был наш план. Но все пошло не так, как мы задумали.

Катриона пришла в бешенство.

— Иен, Энгус всегда обращался с тобой, как с сыном, заботился о тебе! Твои родители умерли, и он вырастил тебя! Как ты мог поступить так низко, как ты мог его предать?

Тут лошади замедлили свой бег, и экипаж свернул с дороги налево. Проехав небольшое расстояние по ухабистой тропе, коляска остановилась. Распахнув дверцу, Деймон взмахнул пистолетом, приказывая Катрионе спрыгнуть на землю.

— Вылезай! — рявкнул он. — И если попробуешь бежать, я убью тебя!

Девушка вышла из коляски. Они находились на вершине высокой скалы, у обрыва, за которым начиналась глубокая расселина. От дороги их отделяла небольшая роща. Катриона сразу поняла, почему они остановились в этом уединенном уголке Кента.

Деймон и в самом деле вознамерился покончить с ней.

— Ступай вперед! — подтолкнул он девушку в спину. Иен брел вслед за ними.

Оказавшись на краю скалы, Катриона повернулась лицом к своему мучителю. Что бы ни случилось, она не покажет подонку своего страха. Высоко подняв голову, девушка смотрела прямо в глаза убийце.

— Надеюсь, ты понимаешь, что, каким бы ни был исход нашей сегодняшней «встречи»… — она усмехнулась, — … Роберт все равно тебя настигнет.

Деймон улыбнулся.

— Я уже буду на континенте, а там ему меня не разыскать.

— Даже не надейся, что тебе удастся скрыться. — Катриона по-прежнему не отводила глаз. — Роберт будет преследовать тебя до тех пор, пока, не поймает. — Девушка нахмурилась. — Но почему ты это делаешь, Деймон? Почему совершил столько преступлений? Неужто деньги и титул так важны для тебя? Глядя на портрет моей матери все эти годы, неужели ты не испытывал угрызений совести?

Лицо Деймона помрачнело. Видно было, что он пытается изобразить невозмутимость. Какие чувства обуревали его? Злоба? А может, сожаление?

— Кэтрин не должна была отказывать мне, — буркнул он. — Я пытался втолковать ей, что сделаю ее счастливой. Чарлз был старик! И ничего не мог для нее сделать. А она была так молода… К тому же Чарлз должен был умереть…

— Даже если бы ты не убил его? — перебила Катриона. Нахмурившись, Деймон прищурил глаза.

— Кэтрин, знаешь ли, была очень красива, но вообразила, что лучше меня. — Он усмехнулся, и в глазах его загорелся злобный огонек. — Однако она получила достойный урок и ответила за свое непослушание. Так же, как сейчас ответишь ты!

И Деймон Данстрон навел на девушку дуло пистолета.

— Не-ет!

Из-за деревьев неожиданно выскочил герцог Девонбрук и, бросившись к Деймону, успел выбить пистолет. А потом, сцепившись в жестокой схватке, мужчины упали и покатились по земле. Еще немного — и они оказались у края обрыва.

Иен, оцепенев, смотрел на дерущихся.

Вдруг Катриона заметила, что пистолет валяется в траве неподалеку от нее. Девушка устремилась за ним, но в это мгновение Деймону удалось вырваться от Роберта — он опередил ее и первым схватил оружие. Поднявшись на ноги, негодяй переводил пистолет с Катрионы на герцога.

Катриона взглянула на Роберта. Как ей хотелось подбежать к нему, уткнуться лицом в грудь и забыть обо всем на свете, но Деймон все еще целился в них. Катриона заметила красное пятно, расплывающееся на белой косынке, поддерживавшей руку Девонбрука.

— Роберт, твоя рука…

— Все в порядке, — бросил герцог.

Но девушка видела, что лоб его покрыт испариной, а на щеках играют желваки.

— Ну ладно! Хватит! — заорал Деймон, махнув пистолетом. — Какая разница, что там у него с рукой, если вы оба через пару минут отправитесь к праотцам!

— Нет, Деймон.

Обернувшись, Катриона увидела Йена, с гневом смотревшего на Данстрона.

— Ты не убьешь их, — продолжал парень. — Тебе вообще больше никого не удастся убить.

— Ты глупец! — выкрикнул Деймон. — Ты думаешь, что интересуешь ее? Да она же потаскуха!

Иен направился к нему; его глаза потемнели, и в них горела угроза.

— Ты же сам ее видел, — не унимался Деймон. — Она лежала, раздвинув ноги перед этим Девонбруком.

Иен не остановился.

— Я нужен тебе, Иен. Не вынуждай меня убивать. Иен оказался совсем близко к Деймону. И тут прогремел выстрел. Иен согнулся, ухватившись за руку.

Вновь грохот выстрела нарушил тишину. Схватившись за грудь, Деймон медленно попятился назад. На краю обрыва он несколько раз взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, а потом сорвался в пропасть.

Наступила тишина.

Повернувшись назад, Катриона увидела Роберта; дуло его пистолета все еще дымилось. Из-за его спины выглядывал невесть откуда взявшийся Ноа.

Роберт с любовью посмотрел на невесту:

— Катриона, ты ранена?

— Нет, Роберт. Со мной все в порядке, — пролепетала она. — Честное слово.

Повязка герцога все больше пропитывалась кровью. Катриона увидела, что его лицо становится все бледнее.

— Твоя рука…

— Это пустяки, — махнул он здоровой рукой. — Самое главное, ты снова рядом.

— Катриона!

Подняв голову, Роберт увидел Иена, вопросительно смотрящего на девушку.

— Я пристрелю тебя за это, негодяй! — закричал вновь рассвирепевший Роберт.

— Нет!

Герцог удивленно обернулся назад, потому что голос донесся до них откуда-то из леса. Ко всеобщему изумлению, из-за деревьев вышла Мерид и встала между Робертом и Йеном.

Катриона во все глаза смотрела на сестру, недоумевая, как та могла здесь оказаться, когда должна была быть в Лондоне. И только тут девушка заметила, что за ее спиной стоит еще кто-то, очень похожий на… Возможно ли это? Неужели это…

Энгус!

— Папочка! — бросившись к шотландцу, Катриона крепко обняла его. — Папочка, ты жив! Ты здесь!

Энгус улыбнулся.

— Да, детка, я жив. Я следовал за тобой с тех пор, как ты уехала из Шотландии. Точнее, я следил за этим проклятым Данстроном. Узнав от друзей, что этот мерзавец сделал с моей Мэри и что вы с сестрой уехали, я понял, что Деймон отправится вслед за тобой. Поэтому и следил за ним. Как видишь, я не ошибся.

— Ох, папочка, как мне жалко маму…

— Я узнал, что это дело рук подонка Данстрона. А потом — поклялся, что обойду хоть весь мир, но достану негодяя и убью его за надругательство над моей Мэри. — Энгус посмотрел на Катриону. — Детка, Мэри сделала это для того, чтобы защитить тебя, которую любила как родную дочь. И я тоже Я всегда любил тебя. Я хочу, чтобы ты знала об этом. Шотландец погладил девушку по голове.

Катриона почувствовала, что глаза ее наполняются слезами.

— Знаю, папочка… Знаю…

Энгус перевел взгляд на Иена.

— Я рад, что твой отец не дожил до этого дня, сынок, — с разочарованием проговорил он. — Да уж, хорошо, что он не знает, что ты натворил.

— Мерид, так ты знала? — спросила Катриона. — Ты знала о Йене и сэре Деймоне?

Мерид кивнула, глядя на Йена.

— Я заподозрила правду сразу после того, как контрабандисты попались в лапы таможенников. На следующий день я увидела, как Йен разговаривает с сэром Деймоном, я тогда ходила искать его, — пояснила она.

Заметив, с каким отчаянием Мерид смотрит на Йена, Кэтрин неожиданно все поняла.

— Но почему же… Почему ты не сказала правду?

— Потому что… — Мерид замялась. — Потому что я люблю его, — с трудом выговорила девушка. Она повернулась к сестре — слезы сожаления текли по ее щекам. — Я знаю, что он любит тебя, Катриона, но мне нет до этого дела. Я люблю Йена, люблю больше жизни. И всегда любила.

— Но он помог похитить твою сестру, — вмешался Роберт. — Еще немного — и убил бы ее.

— Нет, Роберт, — возразила Катриона. — Я не думаю, что Йен позволил бы Деймону меня убить, даже если бы ты не нашел нас. Он ничего не знал о преступлениях Деймона. И даже не понимал, насколько глубоко увяз, а когда понял, было уже слишком поздно что-то менять. Ты же сам видел, он рисковал собой, чтобы спасти нас.

Нет, — продолжала она, — Иен ни за что не позволил бы Деймону причинить мне вред. Я в этом уверена.

Герцог продолжал смотреть на Иена.

— Прошу тебя, Роберт, — тихо вымолвила Катриона. — Не делай этого. Ведь, несмотря на все его ошибки, Мерид любит его.

Девонбрук молча перевел на нее взгляд. Не желая продолжать спор, он взял невесту под руку и направился к экипажу.

Эпилог

Шотландия, 1816 год

Замок Россмори

Оторвавшись от письма, Катриона подняла голову. Роберт, ее муж, лежал, вытянувшись на полу, а их сынишка — Джеймс Чарлз Роберт Иденхолл — спотыкаясь, пробирался вперед вдоль дивана. Джеймс только-только учился ходить, крохотные ножки еще неуверенно держали его, поэтому малыш ходил лишь там, где можно было ухватиться за мебель.

Катриона усмехнулась, увидев, как Джеймс оглядывается вокруг, ища своими огромными темными глазами, полными детского любопытства, очередную подпорку. Двумя пальчиками он еще придерживался за край дивана, а пухлая ручка уже тянулась к столу, стоящему неподалеку. А потом пальчики отпустили диван, и мальчуган сделал два неуверенных, но уже самостоятельных шажка к столу.

— Он сделал первые шаги! — с восторгом вскричал Роберт. В его голосе слышалась гордость. — Ты видела? Нет, ты видела? Он сам пошел!

— Ну вот, с этого мгновения начнется особенное баловство, — заметила Катриона.

Отложив письмо в сторону, она присоединилась к своим мужчинам. Взяв непоседливого Джеймса на руки, женщина ласково поцеловала темноволосую головку малыша.

Роберт потерся носом о ее ухо.

— Наш сын в точности как его мать — вечно ищет приключений, — улыбнулся он.

— Да, но его бедной мамочке, как она ни старалась, так и не удалось добраться до конца одного очень интересного предприятия.

Вспомнив о сокровищах, Катриона бросила взор на книжные шкафы, выстроившиеся вдоль стен внушительной библиотеки Россмори. За последнее время книг здесь прибавилось. Несколько месяцев назад Роберт приказал привезти из Девонбрук-Хауса уцелевшие после пожара тома. Они решили, что будут жить в Россмори до тех пор, пока их дом в Ланкашире не перестроят.

Катриона просмотрела все книги, но ей так и не удалось найти карту, на которой было указано, где же спрятаны сокровища Красавчика Чарлза. Поэтому она пришла к выводу, что карта утеряна навсегда.

Повернувшись, Катриона увидела, что Джеймс, которому уже надоело ходить, решил передвигаться на четвереньках и теперь заползал под стол из зебрового дерева. Там на мягкой табуреточке спала огненно-рыжая Мэтти. Можно было не сомневаться: кошке недолго осталось нежиться в своем укрытии.

Катриона поднялась с пола.

— Надо дописать письмо Толли, если я хочу отправить его со следующей почтой. Он возвращается из Парижа через две недели. Кстати, в своем последнем письме он просил передать тебе, что купил себе жеребца, который уж точно обойдет Баяра. Толли привезет его с собой в Лондон. Его и Элизу.

Итак, Толли действительно завел в Париже роман и, более того, успел обвенчаться с Элизой во время последней поездки во французскую столицу. Она была дочерью аристократов, пострадавших во время революции. Им отрубили головы на гильотине. С тех пор Элиза жила у своей бабушки. И вот теперь лорд Шелдрейк ехал в Лондон, везя с собой молодую жену, ее бабушку и своего нового коня.

Роберт рассмеялся.

— Неужто он никогда не успокоится?

— Боюсь, что нет, — усмехнулась Катриона. — Кстати, Толли пишет, что в Париже он побывал у Иена Александера с Мерид. Мерид открыла магазин модной одежды на Рю-Паво, у нее уже очень много покупателей. Знаешь, у Толли сложилось впечатление, что многие лондонские модницы, которым она здесь шила платья, теперь ездят к ней даже в Париж. Но и французские дамы не отстают — они просто осаждают Мерид с просьбами подобрать для них фасон. — Оторвавшись от письма Толли, Катриона подняла глаза на мужа. Похоже дело Иена с перевозками тоже процветает. Герцог Девонбрук нахмурился.

— Неудивительно, — буркнул он. — Самое подходящее для него занятие.

— Не забывай, пожалуйста, что это он помог тебе купить картину, за которой ты охотился.

— Я и не забываю, — возразил Девонбрук. — А ты, в свою очередь, вспомни о том, что этот человек стрелял в меня, Катриона. Это не кто иной, как Иен Александер предал Энгуса и лишь чудом не погубил его. И, раз уж мы заговорили о нем, припомни, пожалуйста, что это он вступил в сговор с твоим кузеном сэром Деймоном!

Деймон… До сих пор Катриона не могла без содрогания вспоминать об этом человеке. Хотя сэра Деймона Данстрона давно не стало, горе, причиненное им, все еще терзало души людей, имевших дело с этим злодеем.

Вернувшись в Шотландию, в Россмори, Роберт и Катриона съездили в Касл-Крэннок. Выйдя замуж, Катриона получила замок родителей в наследство, а после смерти Деймона — и все имущество семьи Данстронов, так что владения четы Девонбруков увеличились почти вдвое. Но, бродя по темным и сырым коридорам родового замка, Катриона не могла не думать об ужасных убийствах, совершенных Деймоном.

В большом зале Касл-Крэннока висели портреты ее родителей. Глядя на них, девушка внезапно осознала, как надо поступить. Портреты сняли и отправили в Россмори, а герцог Девонбрук приказал сравнять Касл-Крэннок с землей. От величественного замка осталась лишь небольшая часовенка, в которой похоронены сэр Чарлз и леди Кэтрин. Рядом с ними появилась еще одна могила, в которой обрел наконец покой погубленный Деймоном новорожденный брат Катрионы. Его крохотное, полуистлевшее тельце, завернутое в одеяло, обнаружили в подвале замка. Перед похоронами малыша окрестили и нарекли именем Чарлз. Так завершилась эта зловещая история, сохранявшаяся преступником в секрете много лет.

А потом на месте Касл-Крэннока началось строительство — это Энгус Макбрайан сооружал для себя дом. Энгус стал управляющим поместья Девонбруков — он должен был помогать подданным герцога следить за тем, чтобы их жилища, давно нуждающиеся в ремонте, наконец-то были приведены в порядок, заботиться об урожае, вырастить который на неплодородных землях Шотландии очень непросто.

— Иен переменился, Роберт, — покачала головой Катриона. — Мерид пишет, что они вместе очень счастливы. Она уверена, что он сожалеет о содеянном.

— Ну да, теперь-то сожалеет, — с сарказмом в голосе произнес герцог. — Однако почему-то прежде ничто не помешало ему целиться и стрелять в меня из пистолета.

Катриона укоризненно посмотрела на мужа. Выдержав ее взгляд, Роберт неторопливо вздохнул.

— Ну что? — бросил он.

— Но ты же простил лорда Кинсборо, Роберт! — возмутилась женщина. — Ты даже отослал ему этот проклятый портрет его жены, чтобы он уничтожил его и уверился, что никто не сможет любоваться ее обнаженным телом! И даже, Форбс сидит в тюрьме! — возмущенно продолжала она. — Вполне можно все забыть и оставить эту гадкую историю в прошлом. Потерянного не вернешь, так что и травить себя не стоит. Так почему бы не?..

Ее прервал какой-то грохот, раздавшийся из-под стола. А через мгновение по библиотеке пронесся громкий рев Джеймса.

— Боже мой! — вскричала Катриона, подбегая к сыну. Схватив мальчика на руки, она ласково поцеловала ушибленную о стол головку ребенка. — Бедный мой мальчуган!

Джеймс быстро успокоился. Слишком уж быстро, потому что от слез его отвлекли не слова и поцелуи матери, а медальон, висящий у нее на шее.

— Видишь, как бывает неприятно, когда шалишь, — продолжала ворковать над сыном Катриона.

Сняв медальон, она дала его ребенку в руки. Но не прошло и минуты, как медальон выпал из еще неловких ручек, а сам Джеймс принялся что есть силы вырываться из объятий матери. Усадив непоседу на ковер, Катриона наклонилась, чтобы подобрать вещицу.

Только сейчас она заметила, что под столом, в том месте, где играл мальчик, что-то валяется. Подойдя ближе, она увидела, что выдвинут один из потайных ящичков огромного стола, в который они почему-то не заглянули, исследуя бесчисленные полки и ящики полосатого гиганта. Видимо, Джеймс ударился о потайной ящик головой, и тот сдвинулся с места.

Опустив глаза, молодая женщина увидела на полу маленькую книгу. Она подняла ее и, взглянув на обложку, удивленно протянула:

— Ну и ну! Роберт, — обратилась она к мужу, — а что, твой отец очень любил удить рыбу?

— Не уверен, — улыбнулся герцог. — Почему ты спрашиваешь, любовь моя?

— Да потому что я нашла эту книгу! Нет, ты только взгляни! «Настоящий рыболов»! Она лежала в столе и…

Вскинув голову, Роберт изумленно уставился на нее.

— Как, ты сказала, называется эта книга? — взволнованно переспросил он.

— «Настоящий рыболов», — повторила Катриона, еще раз посмотрев на обложку.

Вскочив на ноги, Роберт взял у нее из рук книгу. Покачав головой, он заулыбался.

— Как же так? Мне давно следовало догадаться! — проговорил герцог.

— О чем догадаться? — недоумевала Катриона, глядя на то, как ее муж торопливо листает страницы.

— Понимаешь, когда Куинби после пожара читал мне завещание отца, я был удивлен одной фразой. Отец почему-то писал, что мне бы надо заняться рыбной ловлей. Эта фраза шла вслед за предложением пуститься на поиски сокровищ, спрятанных в Россмори. Но тогда мне, естественно, и в голову не приходило, что он имел в виду. — Роберт поглядел на Катриону. — Хочешь заключить пари? Спорим, что именно в этой книге спрятано то, что мы искали? А она все время лежала в дурацком столе!

Глаза Катрионы расширились от возбуждения, лицо раскраснелось.

— Ну какое пари, о чем ты говоришь! — воскликнула она. — Открывай скорее книгу!

Все получилось именно так, как говорил полковник: ничего не находит тот, кто не ищет.

Текст с описанием места, где спрятаны сокровища, нарочно был засунут среди страниц, на которых автор описывал наиболее подходящие места для рыбалки, а также описание разветвленного дуба, пещеры и ручья.

— Где карта полковника, Катриона? — взволнованно спросил герцог.

Его жена бросилась к небольшой деревянной шкатулке, в которой хранила наиболее ценные вещи. Эту шкатулку когда-то подарила ей Мэри. Внутри лежал носовой платочек ее родной матери, перевязанная ленточкой прядь первых волос Джеймса и другие бесценные мелочи.

— Так и есть! Сходится! — возбужденно проговорил Девонбрук, складывая два листа вместе. — Судя по описанию и рисункам, хранившимся у полковника, можно сделать вывод, что карта приведет нас к…

— … озеру Линнанглас! — перебила его Катриона. — Поехали скорее туда!

Повернувшись, она увидела, что Джеймс успел забраться на диван и мирно уснул рядом с растянувшейся там во всю длину Мэтти.

— Я попрошу Салли отнести его в детскую, а ты вели оседлать лошадей, — сказала она Роберту.

… Не прошло и часа, как супруги Девонбрук уже стояли на берегу Лох-Линнангласа и читали вслух описание места, где спрятаны сокровища: «В одном месте трава особенно сочная и зеленая, а деревья растут скученно…»

Роберт с Катрионой побрели вдоль берега Линнангласа, внимательно осматривая окрестности. Вдруг на пути им попалась небольшая заводь, образованная огромными валунами.

— Вот он — каменистый берег, — проговорил Девонбрук, опускаясь на колени возле заводи и внимательно осматривая замшелые камни.

— Будь осторожен, — напутствовала его Катриона.

— Не беспокойся, любовь моя, — улыбнулся Роберт, снимая с себя сюртук. — Мне совсем не хочется снова падать в воду.

Герцог вытянулся на животе, заглядывая под валуны, а Катриона держала его за жилет.

— Знаешь, — сообщил он, — под камнями есть небольшая пещерка, доходящая до суши. Если ты подержишь меня за ноги, то я смогу дотянуться и… — Не договорив, Роберт с шумным всплеском свалился в воду.

Катриона, не сдержавшись, расхохоталась.

— Роберт! С тобой все в порядке?

Молодая женщина попыталась тоже заглянуть под валуны, но во тьме ничего не смогла разглядеть. Вдруг до нее донесся крик мужа:

— Я нашел его!

— Ты нашел сокровища? — воскликнула она.

— Да, это большой ящик, точнее, сундук, и он тяжеленный, как валун.

Сначала Катриона слышала лишь сдавленные проклятия, а потом увидела Роберта, вытаскивающего сундук на камни. Когда они подняли сундук из воды, герцог и сам выбрался на сушу. Катриона бросилась ему на помощь. Одежда Девонбрука промокла насквозь, лицо было в грязи. В мокрых спутанных волосах застряли какие-то листья и водоросли. Но несмотря ни на что, даже теперь он был необыкновенно красив.

Схватив находку двумя руками, Роберт с помощью Катрионы вытащил ее на траву. Небольшой сундук был сделан из дерева, и окован широкими стальными полосами. Впрочем, дерева почти не было видно под толстым слоем озерного мха и ила.

— Но он заперт, — разочарованно протянула Катриона.

— Да, но замок почти насквозь проржавел от долгого пребывания в воде. Думаю, мне удастся разбить его камнем, — проговорил Роберт.

Подобрав небольшой камень, герцог стал бить им по запору. Всего несколько ударов — и скобы, на которых висел замок, разлетелись на части. Посмотрев на Катриону, которая нетерпеливо ждала у него за спиной, Роберт подмигнул ей, и улыбка осветила его перепачканное лицо.

— Пожалуй, будет справедливо, если ты первая его откроешь.

Опустившись на колени возле сундука, женщина дрожащими руками стерла с него грязь и осторожно подняла крышку… От удивления глаза ее широко распахнулись, рот открылся…

Удивляться и в самом деле было чему. Золотые монеты — сотни, тысячи золотых монет засверкали в лучах полуденного солнца. Взяв пригоршню, Роберт поднес их к глазам и внимательно осмотрел.

— Они действительно французские, — восторженно присвистнул он.

Не в силах двинуться, Катриона ошеломленно смотрела на сундук, полный сокровищ, которые пришлось так долго искать. И вдруг — она была готова поклясться, что это ей не кажется — где-то совсем рядом с ней раздался отрывистый смех полковника, и ветер донес до нее слова: «Я был уверен, что ты сможешь это сделать, детка…»

Тряхнув головой, женщина повернулась к мужу. Стоя за ее спиной, Роберт стаскивал с себя рубашку. Его мокрые сапоги уже валялись рядом на земле.

— Что ты делаешь?

— Я весь перемазался илом и глиной, а сегодня такой теплый день, — улыбнулся он. — Так что, пожалуй, я искупаюсь.

Сбросив с ног туфельки, Катриона принялась стаскивать с себя чулки.

— Думаю, ты не будешь возражать, если я присоединюсь к тебе?

Герцог Девонбрук не возражал. Ему вообще было не до этого, потому что он обнял жену и уложил ее на изумрудную траву, чтобы вновь, как когда-то, любить ее на берегу волшебного озера Лох-Линнанглас.

«Ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Новый Завет, Евангелие от Матфея).

От автора

Легенда о сокровищах якобитов — не выдуманная, и будоражит умы искателей приключений до сих пор. Французы действительно послали принцу Чарли по прозвищу Красавчик тридцать пять тысяч золотых луидоров, рассчитывая, что эти деньги помогут вернуть английский трон Стюартам. Деньги привезли в Шотландию на кораблях «Беллона»и «Марс» вскоре после того, как якобиты потерпели поражение в битве при Каллодене. Но не все ясно в этой истории. Одного сундука с сокровищами якобиты недосчитались. Ходила легенда, что он зарыт на берегу озера Лох-Аркайг. Легенда эта со временем забылась, но недавно ее вспомнили — поводом послужили золотые монеты восемнадцатого века, застрявшие в копытах коров, которые мирно паслись невдалеке от озера.

Так были ли сокровища в самом деле спрятаны на берегу озера? Действительно ли якобиты зарыли сундук с золотом неподалеку от темных вод озера, которые, кажется, так и ждут того, чтобы открыть какую-то тайну? Кто знает! Может быть, в один прекрасный день какой-нибудь букинист в Эдинбурге, раскрыв запылившуюся старинную книжицу, обнаружит в ней пожелтевшую карту, на которой указано место, где спрятано золото. Это место, может быть, изображено кистью живописца, а может, на бумаге будет лишь словесное описание уголка Шотландии, где почти два века назад зарыли сундук с деньгами. И лишь тот человек, в руки которого попадут оба старинных документа, сможет найти сокровища. И не исключено, что один из них будет спрятан в пожелтевшем от времени экземпляре книги Исаака Уолтона «Настоящий рыболов»…

Примечания

Note1

Общее название законов, регулировавших в XV — XIX вв. ввоз и вывоз зерна и других продуктов сельского хозяйства. Отменены в 1846 г. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

Note2

Томас Мэлори (умер в 1471 году) — автор «Morte Darthur», первой книги о короле Артуре на английском языке.

(обратно)

Note3

Мужская юбка; национальная одежда шотландцев.

(обратно)

Note4

Sky (англ.) — небо. Произносится так же, как название острова Skye — Скай.

(обратно)

Note5

Национальное шотландское блюдо из мяса.

(обратно)

Note6

Рыба (фр.).

(обратно)

Note7

Лондонский аукцион чистокровных лошадей.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Эпилог

От автора

*** Примечания ***