Как прелестна роза [Миган Маккини] (fb2) читать онлайн

Миган Маккини Как прелестна роза

Мундиров серый цвет

И вот окончилась война,

Проигранная нами.

Враг был сильнее, но страна

Гордится нашими полками.

Отчаянно сражались мы,

На нас позора нет,

И символ доблести для нас -

Мундиров серый цвет.

Походная песня конфедератов

Глава 1

Как прелестна роза

Красная в саду,

Ландыши душистые нежатся в лесу,

Ключевой водицы чиста струя,

Но всего прекрасней любовь моя…

Ирландская народная песня, записана Томми Мейкэмом

ИЮНЬ 1875 г.

Казнь была скверная.

Произошло то, что доктор Эмосс ненавидел больше всего на свете. Он оглядел семь трупов, накрытых белым полотном, которые лежали в его маленьком кабинете. Даже эти люди, злодеи из банды Доувера, заслуживали того, чтобы их отправили в ад более коротким путем, резким движением затянув на шее петлю. Но эта казнь была совсем не такой. По крайней мере, последние минуты оказались ужасными.

Покачав головой, доктор сдвинул на лоб очки и вновь принялся за работу. Он целый день возится с этими бандитами. Сначала наблюдал, как их вешали по очереди, пока все семь тел, обмякшие и безжизненные, не застыли в торжественной неподвижности в клубах пыли, поднимавшейся из-под лошадиных копыт. Потом он помог снять трупы с виселицы и их приволокли кнему в кабинет. Данден — городишко небольшой; похоронного бюро здесь нет, поэтому готовить мертвецов к погребению — это обязанность его, доктора Эмосса. С полудня он обернул в саваны пять трупов и теперь занимался шестым.

Доктор наклонился над плевательницей, но сплюнул мимо, и его слюна бесформенной оспиной улеглась на пыльном деревянном полу. В открытую дверь своего кабинета, над которой снаружи была прибита облезлая вывеска «Стрижка, помывка, бритье — 10 центов; моментальные хирургические операции», он видел весь город до самой восточной окраины; там, на широкой безымянной коричневой равнине, семеро мужчин копали семь могил.

В кабинете сгущались тени. Надвигалась ночь. Доктор стянул сапоги с шестого мертвеца и заглянул ему в рот, — нет ли у парня вставных зубов из слоновой кости, которые городские власти могут продать, чтобы окупить расходы на казнь. Доктор Эмосс обернул бездыханное тело бандита, затем перечеркнул в списке его фамилию.

Теперь предстояло самое трудное. Остался последний мертвец, седьмой. Он был самым опасным из этих преступников. Но о нем тоже придется позаботиться должным образом.

Маколей Кейн. У доктора Эмосса похолодела спина, едва он произнес про себя его имя. Он перевидел немало объявлений о розыске этого преступника, так что с закрытыми глазами мог назвать его имя и фамилию по буквам, как в прямом, так и в обратном порядке. Доктор Эмосс предпочел бы не связываться с таким дьяволом и ему подобными. Бог каждому воздает по заслугам. Из семи казненных больше всех мучился Кейн.

Доктор неохотно бросил взгляд на седьмой труп под покрывалом. Раньше ему не доводилось видеть, чтобы человек так отчаянно сопротивлялся, когда его сажали на лошадь и накидывали на шею петлю. Пришлось привлечь всех помощников шерифа, всех до единого. И даже в самый последний момент, когда на голову Кейну уже надели черный мешок и взвились вверх кнуты, готовые опуститься на круп коня, бандит продолжал сопротивляться, требуя, чтобы с казнью повременили, так как должна прийти телеграмма, доказывающая его невиновность.

Но никакой телеграммы не пришло.

— Сукин сын.

Да, мучительная казнь — мерзкое зрелище. И вспоминать-то тошно, как поднялась на дыбы лошадь, а тело Маколея Кейна судорожно забилось в петле, — все потому, что его шея оказалась слишком крепкой.

Когда все было кончено, помощники шерифа перетащили тело Кейна в кабинет доктора. Они перерезали веревку на связанных руках Кейна и благообразно сложили их на груди. А вот снять с головы черный мешок должен был доктор. Никто другой не хотел этого делать. Обычно, если человек долго мучается на виселице, язык вываливается у него изо рта, а на лице застывает гримаса ужаса: в последний миг он отчаянно пытается дышать и не может, потому что петля уже затянулась. Помощники шерифа, догадываясь, что предстанет их взору, с нескрываемым содроганием следили, как доктор высвобождает из мешка голову казненного бандита. Но прежде чем разбойника накрыли покрывалом, все с облегчением успели заметить на его заросшем неряшливой щетиной лице выражение умиротворения и покоя.

Подгоняемый чувством долга, доктор Эмосс покорно направился к последнему трупу. Скоро сюда придет шериф, чтобы перенести тела бандитов в могилы. Нужно поторопиться.

Доктор нагнулся за веревкой, чтобы перевязать саван. Тишину комнаты нарушало лишь жужжание зеленых мух, бьющихся об оконные стекла, да еще его собственное дыхание. Склонившись над телом, доктор протянул руку к простыне. И замер на месте.

На черные туфли доктора, купленные в магазине, плюхнулась маленькая капелька крови. Другой человек, наверное, не обратил бы внимания на такую мелочь. Менее опытный врач, возможно, даже не задумался бы об этом, но Джон Эдвард Эмосс прожил на свете больше шестидесяти лет и сорок из них проработал врачом; он прекрасно знал: из мертвого тела кровь не течет.

Разумеется, от веревки на шее казненного всегда остается рана, но кровь из нее лишь сочится, а не льется ручьем, как из тела Кейна, стекая со стола прямо на его ботинок.

У доктора Эмосса волосы на затылке встали дыбом. Рукам не терпелось откинуть простыню, но ноги оказались мудрее. Он отступил на шаг.

Однако было поздно.

В горло вцепилась рука, неожиданно взметнувшаяся из-под простыни. Доктор взвизгнул, как луговая собачонка, угодившая в зубы койота, но его никто не услышал. Все жители города в этот момент находились у вырытых в степи могил, ожидая, когда начнут хоронить казненных бандитов.

Ни доктор, ни негодяй-разбойник не шевелились, оба на какое-то мгновение замерли в неподвижности, словно изваяния. В тишине кабинета отчетливо слышалось тяжелое скрипучее дыхание Кейна, с жадностью заглатывавшего ртом воздух.

Не зная, как высвободиться из железной хватки бандита, доктор беспомощно прохрипел:

— Ты только сейчас ожил, сынок? Разбойник рывком сдернул с лица простыню. Вид у него был жуткий. Слишком жуткий, чтобы можно было поверить в чудо, И когда он заговорил сиплым голосом, чувствовалось, что каждый произносимый звук доставляет ему нестерпимую боль.

— Да. Не сомневайся, я живой. Воскрес из мертвых. Доктор кивнул; он был слишком напуган, чтобы рассмеяться.

— Телеграмма. Где эта чертова телеграмма? — задыхаясь, выдавил из себя бандит; доктору с трудом удалось разобрать, что он сказал.

— Обвинения не сняты с тебя, сынок. Телеграмма не пришла. — Однако, говоря это, доктор Эмосс думал о том, что банде Доувера вменялось в вину убийство двенадцати человек. Интересно, сколько из них на совести этого парня, и не получится ли так, что сам он, доктор, станет тринадцатой жертвой.

Пальцы Кейна еще сильнее впились в горло доктора. Тот не мог даже сглотнуть слюну.

— Ты лжешь мне? — Кожа на бледном лице разбойника, обескровленном в результате травмы, полученной во время казни, натянулась от напряжения.

— Зачем же мне лгать в такой момент, сынок?

Кейн пристально посмотрел на доктора, затем улыбнулся — одними губами; в глазах эта улыбка никак не отразилась.

— Пожалуй, мне придется забрать тебя с собой, доктор. Я намерен любой иеной выбраться из этого города палачей. Чего бы мне это ни стоило.

Улыбка исчезла с лица бандита. Из ран на его запястьях сочилась кровь, шея тоже кровоточила. А глаза, со страхом отметил про себя доктор Эмосс, излучали холод.

Он все-таки сглотнул застрявший в горле комок. Это было не так-то легко сделать, ведь рука разбойника по-прежнему стальной хваткой сжимала ему горло.

— Во второй раз тебя вешать не станут. Это точно. Мы все считаем, что так нельзя. Ты перенес страшные муки.

— Да, казнь была ужасной во всех отношениях, — бросил бандит.

Доктор промолчал, его взгляд был прикован к горлу разбойника. Веревка, недавно стягивавшая его шею, превратила ее в кровавое месиво.

— У тебя есть лошадь?

Доктор отвел глаза от раны.

— Да. За домом. Крепкий индийский пони. Забирай.

— А оружие?

— Чего нет, того нет. Не верю я в эти штуковины. Яведь врач, да и вообще…

— В таком случае ты едешь со мной, Я должен как-то обезопасить себя. — Разбойник потер больное горло, затем резким движением повернулся, свесив ноги со стола. Вместо бахромы, некогда украшавшей его кожаные штаны, теперь торчали редкие тоненькие голосочки кожи, что сразу же выдавало в этом человеке преступника. Люди, скрывающиеся от закона, не могут заявиться в город, когда им вздумается, чтобы привести в порядок амуницию. Бахрома им заменяет и шнурки для ботинок, и пряжки, и прочие подобные принадлежности туалета и снаряжения.

Доктор Эмосс еще раз сглотнул слюну, ясно сознавая, что рука, сжимающая его горло, в любую минуту может задушить его насмерть. От страха он побелел как полотно.

— Далеко ли ты уйдешь, если потащишь меня с собой?

Разбойник пристально посмотрел на доктора. Серьге холодные глаза оценивающе сверлили его брюшко и лысеющую голову.

— Мне нужно выиграть время, — только и произнес в ответ бандит.

Но доктору и не требовалось пространных объяснений.

— Я никому ничего не скажу. Скажу, но не сразу. У тебя будет в запасе немного времени. Уезжай отсюда.

Разбойник прищурился; взгляд его напомнил доктору волка, которого он видел как-то зимой.

— Почему ты хочешь помочь мне?

— Я считаю, что человека нельзя казнить дважды. Ты выжил. Должно быть, на то есть причина. Я не Бог, чтобы судить людей.

Кейн впился глазами в доктора. Взгляд у него был такой же давящий, как и рука, сжимавшая горло врача.

— Мне нужно пять минут, — наконец проскрежетал бандит. — Если у меня не будет этого времени, если ты обманешь, я тебя из могилы достану.

— Клянусь, ты получишь свои пять минут, даже если мне придется забаррикадировать дверь, чтобы задержать помощников шерифа, — поспешил заверить его доктор Эмосс, энергично тряхнув головой — насколько это было возможно — в подтверждение своих слов.

Разбойник осторожно сполз на пол, по-прежнему не убирая руки с горла доктора, и вместе они прошли к выходу во двор. У двери взгляды мужчин на долю секунды встретились, и они, непонятно почему, вдруг прониклись доверием друг к другу. Так же, как и с тем волком, подумал доктор, вспомнив, как он опустил ружье и зверь убежал, оставив ему на память только взгляд своих ледяных в прожилках глаз.

Разбойник был высок ростом (на целый фут выше доктора), обладал гибким сильным телом, закаченным за долгие годы, проведенные в седле. Такой человек не нуждается в сочувствии, но доктор Эмосс — несмотря на то, что пальцы Кейна сжимали ему горло — все равно прошептал:

— Удачи тебе, Маколей Кейн.

Разбойник вздрогнул, бросив на доктора удивленный взгляд. Очевидно, он хотел сказать, что не испытывает потребности в добрых пожеланиях из уст человека, который пытался повесить его. Но вместо этого, как и тот волк, не теряя времени, выскользнул за Дверь, только его и видели. Вскочив на испуганную лошадь, аппалузскую верховую, стоявшую в загоне, он, словно индеец, приученный ездить верхом без седла и поводьев, стрелой помчался навстречу островерхим горам, маячившим на западе, на фоне синего горизонта.

Доктор Эмосс с тревогой глядел ему вслед. Он и сам не понимал, почему так жаждет, чтобы этот человек поскорей вырвался на свободу и затерялся вдали, как тот волк растворился в снегах.

АВГУСТ 1875 г.

В дорогу она всегда надевала черное платье. К вдовам с расспросами не пристают. Ответом на любой вопрос является цвет их скорбных одежд. Кристал ван Ален научилась ценить преимущества черного платья, усвоила привычку носить черные хлопчатобумажные перчатки, которые скрывали отсутствие обручального кольца на пальце, а соответственно и тот факт, что у нее никогда и не было мужа, и приноровилась прятать лицо под сеточкой длинной черной вуали, благодаря которой невозможно было ни определить ее возраст, ни разглядеть само лицо. Редко кто пытался вовлечь ее в беседу или донимал любопытством, видя на ней вдовий наряд. И так оно гораздо спокойнее. Кое-кто, наверное, считает, что женщина, путешествующая в одиночку, надеется, что попутчики не оставят ее без внимания. Но Кристал за время своего пребывания в западных районах страны поняла также и то, что незнакомец, слишком назойливо интересующийся ее прошлым, опаснее даже бродяг из индейского племени пауни, объединившихся в разбойничьи банды.

Дилижанс компании «Оверлэнд экспресс» наскочил на выбоину, и Кристал при толчке ударилась об острый угол предмета, стоявшего на сиденье подле нее. Она изучающим взглядом уставилась на своего «соседа». Это была миниатюрная модель конторки. Хозяин вещицы — торговец мебелью — сидел рядом, с гордым и довольным видом поддерживая ее обеими руками.

Кристал выпрямилась, почти завидуя торговцу, наевшему широкие габариты. Дилижанс был рассчитан на шестерых пассажиров, но с мужчины, сидевшего возле нее, взяли двойную плату, так как для его упитанной фигуры и образцов товаров, которые он вез с собой, требовалось гораздо больше места, чем отводилось для одного человека. Кристал, зажатой между стенкой дилижанса и торговцем, с трудом удавалось сидеть так, чтобы юбки ее платья не измялись. Она была маленькая и худенькая, и поэтому при малейшем толчке ее швыряло из стороны в сторону. Тучному торговцу не страшны были никакие ухабы, а Кристал постоянно билась об угол его конторки.

Впившись пальцами в свою сумочку из полушелковой ткани, девушка приняла прежнее положение — выпрямила спину, с чопорным видом скрестив лодыжки, и, держа на коленях руки, одной ладонью накрыла другую. Дорога пошла ровнее, и у Кристал появилась возможность рассмотреть трех других пассажиров, которые вместе с ними сели в дилижанс на станции «Горелая».

Одного из них, пожилого мужчину с добрым спокойным лицом, она поначалу приняла за проповедника, увидев, как он из нагрудного кармана вытащил Священное писание, но потом заметила, что внутри книги в вырезанном тайнике хранится металлическая Фляжка, к которой тот с жадностью прикладывался, и засомневалась в том, что правильно определила род его занятий.

Рядом со стариком сидел юноша, вернее даже, подросток. Он с беспокойством выглядывал в окно, словно стыдился того, что трясется в дилижансе, когда ему следовало бы, как настоящему мужчине, скакать рядом на лошади. Подростка в дороге сопровождал седоватый мужчина в выцветшем пиджаке цвета индиго и с такой же седой и жесткой, как проволока бородой, которая остро нуждалась в том, чтобы по ней прошлись ножницы; очевидно, это был отец юноши.

Все пассажиры молчали. «Проповедник» пил, мужчина в синем пиджаке дремал, торговец не сводил взгляда с маленькой конторки, — по-видимому, размышлял о том, какую сумму он выручит за свое сокровище. Дилижанс опять тряхнуло, и Кристал вновь ударилась об угол противной конторки. На этот раз, усаживаясь прямо, она потирала бок.

— Разрешите представиться, мадам. Генри Гласси.

Девушка подняла голову и уже не впервые увидела обращенное к ней улыбающееся лицо торговца. На вид это был человек располагающей внешности, с которым, как ей казалось, можно было бы приятно коротать долгие часы в дружеской беседе во время длительного путешествия по пыльным дорогам прерии. Но Кристал незачем было общаться с попутчиками. Молчание ее устраивало больше. Молчание для нее было своего рода убежищем, в котором она могла спрятаться, если уж не от себя, то хотя бы от всех других людей.

Сквозь вуаль Кристал внимательно посмотрела на мужчину. Наверное, со злостью подумала девушка, в его глазах не осталось бы и следа доброты, открой она ему свое имя. Ведь во всех районах страны, от Мэна до Миссури, развешаны плакаты с ее фотографией, а на них написано, что она — опасная преступница. Черные перчатки скрывают не только отсутствие обручального кольца, но и шрам на ее ладони, который также упоминается во всех этих объявлениях. Последний раз один из таких плакатов она видела в Чикаго. С тех пор миновало три года, и, теперь, уехав далеко на запад, достигнув территории 0айоминга, она, казалось бы, должна чувствовать себя в безопасности, но Кристал каждый новый день по-прежнему встречала с тревогой. Ее жизнь в Нью-Йорке была сплошным кошмаром. Сейчас она бежала от этого кошмара и от своего собственного лица. И от жестокого человека, который хочет убить ее, чтобы она не рассказала правды о преступлении, в котором ее обвиняют.

— Мадам, не откажите в любезности, позвольте узнать, как вас зовут?.. — Мужчина вопросительно поднял брови, и Кристал поняла, что он твердо вознамерился завязать с ней разговор.

— Меня зовут миссис Смит, — учтиво ответила девушка тихим голосом.

Улыбка на лице мужчины расползлась до ушей.

— Смит — замечательное имя. Такое гордое, демократичное. Легко запоминающееся.

Губы Кристал тоже дрогнули в улыбке. Торговец, конечно, хотел сказать, что это — очень распространенная фамилия. Так оно и есть. Поэтому она и выбрала ее. И, тем не менее, Кристал чувствовала себя польщенной, словно господин Гласси сделал ей комплимент. Он обладал главными качествами, необходимыми человеку, избравшему своим поприщем коммерцию, — приятной наружностью и льстивым языком. А его манеры, модный костюм ядовито-зеленого Цвета и крупная булавка с жемчужиной на черном галстуке, завязанном свободным узлом, — все это свидетельствовало о том, что дела у господина Гласси идут успешно.

Однако бедные вдовы редко покупают мебель, поэтому, к ее огромному облегчению, очень скоро им стало нечего обсуждать, и Кристал вновь, отвернувшись к окну, устремила взор на плоскую, как гладильная доска, прерию. Время от времени она доставала носовой платочек и, просунув руку под темную вуаль, стирала выступившие на лбу капельки пота. Высоко в небе висело палящее солнце, в открытые окна дилижанса летела пыль, светлой песчаной пудрой обсыпая ее одежду. Они совсем недавно тронулись в путь, а до Нобла ехать целый день. Кристал не терпелось поскорее добраться туда.

За последние три года ей часто приходилось слышать о Нобле. С этим городом она связывала свои надежды. Она устала от дорог, устала спасаться бегством, а в Нобле, говорят, легко затеряться. Там много женщин, процветает игорный бизнес, и никто не задает лишних вопросов, даже шериф, — потому что там уже несколько лет нет шерифа. Так же, как Саут-Пасс и Майнерз-Дилайт, Нобл возник на пустом месте, когда прошел слух, что в тех краях есть золото, — и так же быстро увял. Но проповедуемые им гедонистические принципы не умирали, и в настоящее время Нобл служил приютом пастухам и людям, направляющимся в Форт-Уошэки от последней станции железной дороги, принадлежавшей компании «Юнион пасифик». Кристал надеялась, что тоже на некоторое время обретет счастье в Нобле — будет работать на кухне или сдавать карты в игорном доме. Она согласна даже, если вынудят обстоятельства, танцевать за деньги с мужчинами в этом глухом городишке, где нет представителя законной власти, который косится на всех и вся. Зарабатывать на жизнь танцами она станет только в крайнем случае; мужчины, как правило, народ грубый, и к тому же зачастую от них плохо пахнет. Но если другой работы не подвернется, значит, она будет танцевать. В мыслях Кристал проблема выживания всегда занимала первое место. И потом, это — не самый худший способ заработать. Чем только не приходится заниматься ради денег, — особенно женщинам.

Глаза Кристал затуманились, и, хотя, ее взгляд по-прежнему был устремлен в окно дилижанса, она уже не видела проплывающего мимо пейзажа. Порок. Ей омерзительно было произносить это слово даже мысленно, однако оно преследовало ее, словно тень, и тень эта не пропадала, даже когда садилось солнце. В былые годы ее жизни, которых она почти не помнила, слово «порок» просто отсутствовало в ее лексиконе. Это слово и ему подобные никогда не употреблялись ее родными. В том мире, где она выросла, понятие «порок» никак не истолковывалось и не объяснялось. Для юной благовоспитанной девушки из аристократической семьи потомков голландских переселенцев, жившей в Манхэттене, это слово должно было значить не больше, чем какая-нибудь непонятная фраза, написанная на смешанном простонародном ирландско-гэльском наречии, которому, конечно же, не обучали воспитанниц пансиона благородных девиц, престижной женской школы на Пятой авеню, где заправляла мисс Бейли и куда однажды привела ее судьба.

Но потом волею той же судьбы она сошла с предначертанного ей пути и теперь вот оказалась в Вайоминге, вынужденная вести образ жизни, о каком и помыслить прежде не могла. И значение слова «порок» больше не представляет для нее тайны, потому что вот уже три мучительных года она отчаянно пытается избежать его когтей.

— Нам тоже следовало бы наняться охранять дилижанс, папа. Эти сиу — они могут налететь в любой момент. — Голос юноши вывел Кристал из мрачных раздумий. Он смотрел на своего отца, который, надвинув на лицо шляпу, пытался заснуть.

Ты теперь богатый человек, Пит. У нас есть деньги. Нам не пристало охранять дилижанс. Как только доберемся до Сент-Луиса, сразу купим себе приличную одежду и станем благородными господами раз и навсегда.

С нами только кучер и один охранник, не больше того. А что, если дилижанс остановят в чистом поле?

Ведь это территория сиу. А всем известно, что эти чейенны — сущие звери…

— До Нобла рукой подать. Как-нибудь обойдутся и без тебя, Пит. Мы же уплатили деньги. А когда мы пересядем на поезд в Сент-Луисе, может, захочешь толкать паровоз?

— Да ну тебя, па, — недовольно проворчал Пит и смущенно глянул в сторону Кристал, потом, словно обрадовавшись тому, что ее лицо скрывает вуаль, отвернулся к окну, — очевидно, высматривая индейцев.

Индейцы. У Кристал начинала зудеть кожа на голове каждый раз, когда в ее присутствии произносили это слово. За время странствий по дорогам Америки она слышала немало душераздирающих историй о «подвигах» кутенаев, плоскоголовых, шошонов, черноногах. То были ужасные истории, истории, которые ночами всплывали в кошмарных снах. Но того, для кого кошмар — сама жизнь, кошмарные сновидения не пугают. Кристал не боялась индейцев.

Дилижанс остановился.

Никто не понимал, что произошло. Пассажиров окутала тишина, застоялая душная тишина, которая могла предвещать только неприятности. На крышу дилижанса с глухим стуком опустились чьи-то сапоги. Это охранник, сообразила Кристал.

— Почему мы встали? — прижимая к себе конторку, спросил мистер Гласси, обводя взглядом своих спутников, как будто кто-то из них мог знать ответ на его вопрос.

— Мы не должны были останавливаться у Драй-Форка. — Седоватый мужчина в синем пиджаке, нахмурившись, высунул в окно голову. Он открыл рот, намереваясь накричать на кучера, но слова почему-то застряли у него в горле. Мужчина медленно втянул голову в глубь дилижанса, и все увидели, что прямо в нос ему направлено дуло ружья.

Кристал изо всех сил сжала в руках свою сумочку, так что костяшки пальцев побелели от напряжения. Сразу же вспомнились ужасные рассказы об индейцах и разбойниках, причем картины учиненных ими злодейств замелькали в воображении с такой быстротой, что она впала в оцепенение, во рту пересохло. Сквозь сеточку вуали Кристал видела, как проповедник с шумом захлопнул свою Библию; на лице его появилось туповатое выражение, вызванное потрясением, а не потому, что он хватил лишнего из запрятанной в Священном писании фляги. Пит встрепенулся, словно по глупости готовился наброситься на обидчика, направившего ружье на его отца. Лошади били копытами, нервничая от того, что между ними расхаживают незнакомые люди. Секундой позже над головой послышался грохот: на крыше дилижанса шла драка. Потом воцарилась тишина; раздался звук ударившегося о землю ружья.

Внутрь дилижанса просунулась рука, грязная рука белого человека, а не индейца, и подняла защелку на дверце. Кристал в страхе отпрянула. На подножке появился ободранный сапог, и вскоре его владелец, упершись локтем в колено, заглянул в салон.

— Привет, ребята, — Мужчина улыбнулся, обнажая полный рот гнилых зубов. Он был чумазый и небритый; злые тусклые глазки изучающе скользнули по пассажирам. Заметив, что его грозный вид возымел действие, он расхохотался.

— Нас грабят? — простонал мистер Гласси, словно держа перед собой миниатюрную конторку.

С отчаянно бьющимся сердцем, которое, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, разорвав корсет, Кристалл воззрилась на бандита сквозь черную вуаль.

— Кейн! — прокричал разбойник, опуская ружье. -

Тут интересуются, грабят их или нет! — Он опять расхохотался и с издевкой во взгляде натянул на лицо пестрый платок.

— Послушайте, — внушительным басом обратился к бандиту мистер Гласси, но, прежде чем он успел произнести следующее слово, место первого разбойника занял другой, оттеснив сообщника в сторону.

Такого мужчину Кристал встречала впервые. Избрав своим занятием грабеж, он внешне мало чем отличался от бандита, который первым заглянул в дилижанс. Пожалуй, он был чуть выше ростом и шире в плечах, но тоже обросший до безобразия; должно быть, бритва вот уже несколько дней не касалась его щек и подбородка, покрытых длинной темной щетиной. Рубашка на нем была пыльная и изношенная, вокруг шеи повязан выцветший красный платок, который в случае необходимости, очевидно, служил ему также и маской для лица. И, тем не менее, во всем облике этого человека сквозило нечто особенное, необычное. Он обладал характерной, запоминающейся внешностью и казался гораздо опаснее, чем тот, первый. От его взгляда у Кристал сжалось сердце. Ей прежде не доводилось видеть таких суровых, ледяных глаз, обдававших вас холодом, словно январский ветер, внезапно остудивший июльский зной.

— Мужчинам освободить дилижанс, — буркнул он. Пугающие глаза воззрились на Кристал, словно пригвоздив ее к сиденью. Она знала, что бандит не может рассмотреть ее лицо, скрытое вуалью, но то было слабое утешение. Под его ледяным взглядом она вся сжалась.

Разбойник отвернулся и стал следить, как выбираются из дилижанса мужчины. Кристал несколько расслабилась. Ее плечи резко опустились, освободившись из-под тяжести этого оскорбительного взгляда. Она с облегчением перевела дух и только тогда осознала, что до этого момента сидела не дыша.

— Нас будут грабить? — допытывался мистер Гласси, очевидно решив не покидать дилижанс, пока не прояснится ситуация. — Вы же видите, с нами женщина. Мы не можем просто так удалиться, оставив ее с…

— Я сказал, всем мужчинам выйти. — Разбойник грозно сверкнул ледяным взглядом своих холодных серых глаз в сторону мистера Гласси. Торговец, не дожидаясь дальнейших объяснений, скоренько оторвался от своей конторки и вылез из дилижанса.

Один за другим пассажиры вышли на дорогу. С лица Пита не сходило вызывающее выражение, словно он хотел сказать: «Я вас не боюсь». Его отец с беспокойством оглядывался по сторонам, очевидно отказываясь верить в то, что все его мечты пошли прахом из-за каких-то негодяев-грабителей, и это после того, как он проделал такой длинный путь. Взгляд Кристал остановился на проповеднике. Его руки, поднятые над головой, заметно дрожали. У самой Кристал ладони тоже стали липкими от холодного пота; пальцы судорожно вцепились в край оконного проема. Она посмотрела вдаль, в отчаянии выискивая глазами каких-нибудь спасителей. По-видимому, разбойники спрятались у моста через Драй-Форк и преспокойненько ждали, когда жертва сама прикатит к ним в руки. Кристал углядела под мостом привязанных коней. Она насчитала пять животных.

— Представитель мебельной фирмы «Патерсон» из Патерсона, штат Нью-Джерси, и моя компания, милейшие, узнает об этом возмутительном происшествии. — Заявил мистер Гласси, когда первый бандит стал обыскивать его, проверяя, нет ли у торговца оружия. Второй бандит, обладатель холодных глаз, ощупывал отца Пита, похлопывая по его синему пиджаку под сердитым взглядом юноши.

— Я — бедный человек, очень бедный, мистер, — ныл отец Пита, послушно позволяя себя обыскивать. -

У меня нечего брать, я бедный человек.

— Оружия нет, Кейн, — прокричал первый бандит.

Кейн, грабитель с холодными глазами, кивнул и распахнул куртку на Пите. Обнаружив у юноши заткнутый за пояс холщовых штанов шестизарядный револьвер, он забрал оружие, оттолкнув Пита в сторону.

— А теперь внимание. — Кейн дважды выстрелил в воздух. Все без исключения, в том числе кучер и охранник, которые лежали на земле, с готовностью уставились на него. — Мужчины весь остаток пути будут идти пешком. Следуйте за дилижансом. — Кейн взглядом указал на двух верховых, которые вели от моста коней. — Ребята проводят вас до места.

— Куда вы поведете нас? — храбро поинтересовался Пит.

Кейн сверкнул глазами в его сторону.

— В город под названием Фоллинг-Уотер. Слышал о таком, малыш?

Пит стиснул зубы.

— Конечно. Город-призрак. Там уже много лет никто не живет.

— Правильно. Вот туда и отправимся.

— Вы собираетесь похитить нас?

— Да.

— Зачем?

В ожидании ответа Кристал вцепилась в дверцу дилижанса. Она пыталась понять, являются ли они жертвами обычного разбоя или это нечто более запутанное и зловещее. Одну за другой прокручивала она в голове различные версии происшествия. Больше всего девушка боялась, что ее дядя каким-то образом напал на ее след.

— Во вторник дилижанс «Оверлэнда» повезет зарплату для рабочих. Мы потребуем за вас выкуп. — Кейн сунул револьвер Пита за пояс. — Вы все пойдете за дилижансом. Если кто-нибудь выбьется из строя, Зику дозволено пустить в ход кнут:

Мужчина, которого звали Зиком, приблизился к пленникам на гнедой лошади. В правой руке он держал огромный ужасного вида кнут, которым легко можно было содрать кожу со спины человека.

Кристал увидела, как лица ее спутников бледнеют от страха. Она тоже была напугана, но и обрадовалась тому, что ее дядя не имеет отношения к этому происшествию. Если бы Болдуину Дидье удалось отыскать ее, до следующего дня она бы не дожила. А эти грабители, может быть, и не убьют ее.

— Вы не имеете права держать нас так долго! До вторника еще целых четыре дня! — воскликнул мистер Гласси, вероятно беспокоясь за свои счета.

Кейн равнодушно пожал плечами; конечно же, ему не было никакого дела до проблем торговца.

— Кто ты, добрый человек, взявший на себя смелость учинить с нами такое?

— Маколей Кейн.

Пит открыл рот от изумления.

— Маколей Кейн! Да ведь Маколея Кейна повесили в Ландене больше месяца назад!

— Я тоже слышал об этом.

— А я слышал, что Маколей Кейн улизнул от виселицы и присоединился к банде Кайнсона. Значит, мы в плену у кайнсоновских молодчиков? — спросил отец Пита, побледнев от страха.

— Не исключено, и, если ты угадал, советую вам не нарываться на неприятности. — Кейн проговорил это очень тихо, и Кристал ни за что не расслышала бы его слов, если бы он не стоял совсем рядом с дилижансом. От угрозы, прозвучавшей в сиплом голосе разбойника, у нее по спине пробежал холодок. Кристал поняла, что зря успокоилась так быстро. Эти мужчины — преступники. Они творили ужасные злодеяния, может быть, даже убивали людей. За ними охотятся, они доведены до отчаяния. А она — беззащитная женщина.

От моста к дилижансу подъехал еще один мужчина, ведя в поводу последних двух лошадей. Он привязал их к дилижансу, а сам встал рядом с Зиком. Кристал чуть ли не до пояса высунулась из окна. Он оттеснил шестерых мужчин, включая кучера и охранника, к задку дилижанса, где она не могла их больше видеть.

Прикусив губу, девушка села на свое место и стала размышлять. Две лошади поскачут без всадников. Одна из них принадлежит разбойнику, который займет место кучера. Значит, другой бандит или пойдет пешком, или… поедет с ней в экипаже.

Кристал внезапно охватила паника. Она едва сдержалась, чтобы не выскочить из дилижанса. Лучше уж тащиться пешком вместе с остальными. Она не хотела оставаться одна в экипаже, тем более ехать в компании кого-либо из грабителей, особенно в обществе того, с безжалостными серыми глазами.

— Не смейте обижать вдову. Мы не намерены безучастно наблюдать, как вы ее оскорбляете, — донесся до Кристал требовательный голос Пита, стоявшего позади, дилижанса. У нее защемило сердце от слов юноши. Какой храбрый человечек, не побоялся заступиться за нее. Она уж и не помнила, когда последний раз мужчины проявляли заботу о ее благополучии.

Кто-то визгливо расхохотался, и у Кристал по спине поползли мурашки.

— Ничего с ней не случится. Она поедет со мной.

— С ней поеду я. — Это было сказано тоном, не терпящим возражений.

За окном дилижанса на долгое мгновение повисли тишина, пронизанная обидой и завистью. Потом первый голос произнес;

— Конечно, Кейн. Иди взгляни на нее. Но скорей; всего, она уже вышла из того возраста, когда с ней было приятно забавляться.

Дилижанс заскрипел; колеса с железными ободами ждали команды, чтобы покатить дальше. Количество лошадей удвоилось, громче забряцала упряжь. Зик щелкнул кнутом, но, должно быть, просто для устрашения пленников, потому что никаких возгласов Кристал не услышала. Однако этот хлопок прогремел в открытой прерии, словно выстрел.

Сердце Кристал громко забилось от испуга, В сумочке у нее лежал маленький «муфточный» пистолет, называемый так потому, что подобные миниатюрные пистолетики носили с собой, спрятав в муфту, дамы в Лондоне, когда им приходилось пробираться через районы, пользующиеся сомнительной славой. Кристал могла позволить себе только такой старенький, пятидесятилетний давности пистолет, который, в отличие от современных магазинных револьверов, нужно было перезаряжать после каждого выстрела. В данной ситуации, когда вокруг столько бандитов, глупо вытаскивать пистолет. Надо проглотить свой страх и ждать. Это единственный шанс на спасение. Кристал, сжав в ладонях маленькую сумочку из полушелковой ткани, устремила взгляд на распахнувшуюся дверцу экипажа. Разбойник, которого называли Кейном, запрыгнул в дилижанс, держа в руках ружье. Захлопнув за собой дверцу, он дважды стукнул прикладом ружья по потолку; дилижанс закачался из стороны в сторону и тронулся с места. Не обращая на девушку внимания, разбойник тяжело плюхнулся на пыльное бархатное сиденье напротив, пинком сдвинув на середину салона драгоценную конторку мистера Гласси, чтобы можно было закинуть на нее ноги.

Кристал наблюдала за Кейном сквозь вуаль, прислушиваясь к гудению взбудораженной страхом крови. Он положил ружье на колени. Она проследила за движением разбойника, и ее взгляд уперся в его мускулистые длинные ноги. От того, что он подолгу не слезал с седла, кожаные штаны на внутренней стороне бедер лоснились. Медные шпоры на сапогах непочтительно царапали дорогое дерево конторки. Разбойник был грязный, весь покрыт пылью и капельками пота. В дилижансе сразу запахло жженым порохом, которым были измазаны его ладони и рубашка. Кристал поначалу приготовилась к тому, что ей всю дорогу придется вдыхать смердящую вонь дикого зверя. В компании бандита с гнилыми зубами ее наверняка ожидала бы такая участь. Но от этого мужчины исходил едкий мускусный запах, вызывавший у нее отвращение и одновременно волнующий.

Палило полуденное солнце. В дилижансе стояла невыносимая жара; в окно со свирепостью врывалась дорожная пыль. Кристал хотелось отереть с лица но девушка не смела пошевелиться. Она сидела, не отрывая руки от своей сумочки, держа ладонь на изогнутой рукоятке пистолета, и сквозь сеточку вуали украдкой наблюдала за разбойником. По ее вискам по ложбинке между грудями под корсетом струился пот.

Кейн смотрел в окно, утирая пот, стекавший в глаза, указательным и большим пальцами. Наконец он, рывком оттянув от шеи выцветший красный платок, развязал его, намереваясь вытереть лицо.

Кристал ахнула от неожиданности. Шею мужчины опоясывал рваный красноватый шрам. О происхождении такого шрама гадать не приходилось.

Пугающе холодные глаза приковались к вуали, скрывавшей лицо девушки. Кейн, коснувшись рукой своей шеи, цинично усмехнулся, на мгновение обнажив здоровые белые зубы.

— Мадам когда-нибудь накидывали петлю на шею? — проговорил он, наклонившись к Кристал, и разразился сиплым хохотом.

Одна ее рука неосознанно потянулась к шее, а другая, со шрамом под черной перчаткой, сжалась в кулак, как бы защищая себя. Кристал сглотнула слюну, гоня прочь мысли о своем прошлом, о Болдуине Дидье. Ее дядя мечтал станцевать на могиле своей племянницы. Ее бы тоже повесили, будь на то его воля. Пощадили Кристал только потому, что тогда она была еще слишком юна. Лишь три года назад она вырвалась из психиатрической лечебницы «Парк-Вью» для буйных душевнобольных.

Разбойник вновь развалился на сиденье, изучающе разглядывая фигурку девушки во вдовьем наряде. Неожиданно он вскинул ружье и направил на нее дуло. Сердце Кристал замерло. Она ждала, что он вот-вот нажмет на курок, но вместо этого Кейн поддел дулом вуаль и начал приподнимать ее.

В отчаянии девушка ухватилась за ствол ружья, пытаясь остановить разбойника. Она не может расстаться со спасительной вуалью. Кристал сразу почувствовала это, едва заглянув в безжалостные глаза Кейна. Этот разбойник не должен видеть ее лицо. Иначе он поймет, как она напугана.

Кристал изо всех сил старалась отпихнуть от себя ружье, но разбойник крепко держал его в руке. Охваченная ужасом от того, что перед ее носом маячит грозный ствол, девушка внезапно прекратила борьбу и впилась глазами в разбойника, пока еще под защитой черной кисеи.

Кейн опять подцепил стволом вуаль и в мгновение ока обнажил лицо Кристал.

Глаза разбойника загорелись от удивления и восхищения. То, что предстало его взору, явно превосходило все его ожидания. Напротив него сидела девятнадцатилетняя белокурая девушка, с вызовом глядя ему прямо в глаза.

Он не произнес ни слова. Они с минуту оценивающе смотрели друг на друга. Кристал была напугана, но по собственному опыту знала, что выказывать страх нельзя. Она приняла надменный вид, застыла, словно мраморное изваяние. Для аристократки из Нью-Йорка справиться с такой задачей — сущий пустяк. Но Кейн не смутился под ее взглядом, продолжая рассматривать Кристал с загадочным выражением на лице.

Она обернулась к окну, устремив взор на дорогу, словно не замечая разбойника; так знатная дама, отдав распоряжение слуге, мгновенно забывает о его присутствии.

Кейн приставил к щеке девушки ствол ружья, заставив ее вновь повернуть к нему голову, лаза Кристал, в которых притаился страх, гневно засверкали. Она опять встретилась взглядом с разбойником. Его глаза были такие же холодные и жесткие, как гладкий ствол ружья, приставленный к ее щеке. Но затем произошло нечто необъяснимое. Кейн медленно опустил ружье и протянул руку к девушке. Сердце Кристал громко застучало от испуга. Но он просто закрыл ее лицо вуалью. А потом вновь откинулся на спинку сиденья, и еще раз скользнув по ней загадочным взглядом, стал смотреть в окно, думая о чем-то своем.

— Почему вас хотели повесить? — выдохнула девушка.

Разбойник повернул к Кристал голову и, словно пронзив своим взглядом черную кисею, пристально посмотрел ей в глаза.

— Наверное, так было нужно. — Она не сомневалась в искренности его слов.

Девушка вжалась в спинку сиденья, испуганно охнув каким-то захлебывающимся звуком. Ответом ей была невеселая довольная улыбка, и разбойник снова погрузился в созерцание бескрайней прерии, тянувшейся вдоль дороги, — словно Кристал и вовсе не существовало.

Глава 2

Дилижанс продвигался на запад. Они ехали теперь по холмистой местности, а прерия, покрытая полынью и пыреем, постепенно сменилась лесом, в котором росли широкохвойные сосны. Через открытое окошко дилижанса до Кристал доносилось кряхтенье и ворчание ее попутчиков, которые старались не отстать от экипажа, но с каждым шагом по неровной дороге их голоса звучали все глуше, а потом и вовсе стихли.

Дилижанс карабкался к подножию Скалистых гор. Вдалеке маячили высокие гранитные пики в шапках из обледенелого снега, и, когда они взобрались на один особенно крутой холм, через который пролегал их путь, и оказались на уровне горных хребтов, сливавшихся с небом, Кристал готова была поклясться, что ей удалось заглянуть в самый рай. Однако ехать по такой дороге, даже в дилижансе, очень тяжело, и девушке некогда было наслаждаться живописными окрестностями. Дилижанс качало из стороны в сторону, неожиданно швыряло вперед, и большую часть времени все ее мысли и усилия были нацелены только на то, чтобы удержаться на сиденье. Она боялась свалиться на пол или, хуже того, влететь в объятия к разбойнику.

Наконец дилижанс, дернувшись еще раз, остановился. Кристал осторожно выглянула в окно, но увидела только сосны и валуны; куда-то вперед убегала каменистая тропинка, вся в рытвинах и ухабах. Напуганная девушка обратила свой взор, в котором читался упрек, на разбойника, сидящего напротив нее.

Кейн, вовсе не измученный суровой дорогой, убрал свои ноги в сапогах с драгоценной конторки мистера Гласси. На Кристал он не смотрел. Распахнув дверцу дилижанса, разбойник жестом приказал ей покинуть экипаж.

Кристал не терпелось поскорее выкарабкаться из! дилижанса и посмотреть, далеко ли отстали ее попутчики, но она продолжала сидеть, не желая выпускать рукоятку пистолета, спрятанного в сумочке.

— У мадам ноги отсохли?

Девушка взглянула на разбойника. Даже сквозь вуаль чувствовала она на себе леденящее прикосновение этих холодных глаз. Она решительно поднялась с сиденья и сошла на землю.

Кристал с удивлением обнаружила, что ее и впрямь привезли в какой-то городок. Впереди возвышались три здания. Два из них представляли собой дряхлые руины; в стенных проемах, словно пробелы на картинах-загадках, голубели кусочки неба. Третья постройка некогда служила питейным заведением, однако верхняя часть фасада давно обвалилась; его обломки грудой лежали у входа. Кристал козырьком приставила ко лбу ладонь, чтобы солнце не слепило глаза, Над дверями уцелела вывеска, но она была вся изрешечена пулями, и прочитать название было просто невозможно. Лишь услышав звук бурлящей воды, доносившийся от узкого ущелья за салуном, девушка догадалась, где она находится. Разбойники сказали, что повезут их в заброшенный городок, известный под названием Фоллинг-Уотер^[1] Значит, они добрались до места.

Кристал повернулась лицом к своему похитителю. Никого из ссаженных с дилижанса пассажиров не было видно на пыльнойдороге, зато из-за салуна выступили трое мужчин с ружьями. Кейн смотрел на них с непроницаемым выражением лица.

— А остальные где? — спросил один из мужчин, держа перед собой наготове старое ружье «Шарпе». Кейн резким движением головы указал на дорогу.

— Сейчас приедут.

Мужчины издали пронзительный вопль и прямо по обвалившимся доскам зашагали к дилижансу; их беспокойство сменилось ликованием.

— Они у нас в руках! Они у нас в руках! — начал скандировать один из бандитов. Другой поддержал его радостным гиканьем, а третий стремительно кинулся к Кейну.

— Мы нашли для них помещение, Кейн, такое, как ты сказал. — Этот разбойник был тощий и весь в прыщах. Он не мог видеть скрытое вуалью лицо Кристал и, тем не менее, одарил девушку слащавой гадкой улыбкой. Она отпрянула назад. — На верхнем этаже салуна. Лучше комнаты не сыскать. Точно говорю, лучше ничего не придумаешь.

— Ключ! — потребовал Кейн, не разделяя воодушевления своих сообщников. Он протянул руку, и бандит безропотно передал ему ключ.

— Так чем мы тут разжились? — К ним подошел второй разбойник, огромный безобразный верзила с сальными волосами, стянутыми на затылке полоской кожи. На его лице отразилось нечто большее, чем просто удивление, когда он приподнял вуаль на лице Кристал. Девушка отшатнулась назад и уперлась спиной в широкую грудь Кейна.

— Довольно, — рявкнул на верзилу Кейн. Бандит мгновенно отступил.

Кейн, крепко обхватив Кристал за талию мускулистой рукой — то ли для того, чтобы лишить ее возможности бежать, или, может, таким образом оградить ее от притязаний других разбойников, — начал отдавать распоряжения.

— Нам есть чем заняться, пока остальные не подошли. Бун, — он жестом подозвал верзилу, — напои лошадей. — Затем обратился к обладателю гадкой Улыбки и к третьему бандиту, мужчине постарше (ему было под шестьдесят), который только что приковылял к ним, преодолев последнюю доску. — Вы двое раздобудьте какую-нибудь живность. Я скоро захочу есть, а я становлюсь чертовски зол, когда голоден.

Мужчины кивнули и, вскинув на плечи ружья, исчезли за салуном. Бун, еще раз бросив на Кристал взгляд, вместе с разбойником, который правил дилижансом, повел лошадей на выгул с южной стороны здания.

Кристал опять осталась наедине с Кейном. Только он и она, пустые постройки, ветер, вздымающий пыль, и небо. Девушка сглотнула слюну; горло было сухое, как дорожная пыль. Она не хотела никуда уходить без остальных своих товарищей по несчастью и судорожно пыталась придумать, как бы ей улизнуть. Кристал крепче сжала в ладонях свою сумочку из полушелковой ткани, пальцем осторожно подбираясь к курку, но, прежде чем ей удалось нащупать его, Кейн, словно клещами, сжал ее руку. Она, подчиняясь инстинкту, рванулась назад, подбирая свои юбки, чтобы можно было бежать, но он обхватил ее обеими руками и потащил к салуну, так что Кристал и вскрикнуть не успела.

— Куда вы меня тащите? — воскликнула она, пытаясь вырвать руку из его тисков и чувствуя, как часто-часто бьется ее сердце.

Кейн остановился и, содрав с лица девушки вуаль, швырнул ее на землю. Ветер подхватил черную сеточку и погнал по камням, словно перекати-поле.

— Я не могу без вуали, — дерзко заявила Кристал, пытаясь скрыть бушевавший в ней страх.

Впервые с момента их встречи в глазах Кейна сверкнула тусклая искорка сочувствия.

— Да, — спокойно согласился он, — такое личико этим мужикам лучше не показывать. Но рано или поздно они все равно до тебя доберутся. А сейчас я с тобой разговариваю и хочу видеть твое лицо. — Разбойник сжал руку Кристал и подтолкнул девушку в направлении салуна. Ее сумочка с пистолетом беспомощно раскачивалась на весу; она не могла дотянуться до нее свободной рукой.

В груде обвалившихся досок был расчищен узкий проход к распашным дверям салуна. Кейн завел Кристал в дом и только там выпустил ее руку. Девушка сделала несколько шагов вперед, отказываясь верить своим глазам. Внутреннее помещение салуна мало чем отличалось от дороги. Бледный налет пыли устилал все — грубые половицы, стойку бара, расшатанные стулья.

— Пошли наверх.

У Кристал перехватило дыхание. Девушка резко развернулась лицом к разбойнику. Она ни за что не поднимется с ним в «номера». А если он попытается изнасиловать ее, она его застрелит.

— Иди, — приказал Кейн.

Кристал быстро огляделась вокруг. Бежать было некуда. Единственный выход преграждал Кейн.

Он шагнул от двери. Глубокие тени, падавшие на лицо бандита, придали его чертам пугающую суровость.

— Как тебя зовут?

— Кристал, — прошептала девушка, не глядя на Кейна.

— Кристал — а дальше?

— Кристал Смит.

Едва заметная улыбка тронула его губы.

— И даже не миссис?

— Миссис. Миссис Кристал Смит, — еле слышно проговорила она.

— И давно он умер?

Кристал чуть было не спросила: «Кто?», но вовремя спохватилась.

— Мой супруг умер полтора месяца назад.

— Ты, должно быть, недолго была замужем. Кристал промолчала.

Кейн пожал плечами и буркнул: — Что ж, все мы смертны.

Девушке показалось, что в голосе разбойника прозвучали нотки сочувствия. Если она не ошиблась, то, может быть, он внемлет ее мольбам. Ну а если она заблуждается, что более вероятно (не зря же у него такие холодные глаза), тогда да спасет Господь ее душу.

— А тебе не интересно узнать, кто я такой? — Разбойник скрестил руки на своей широкой груди. Его ружье осталось в дилижансе, но на каждом боку, почти у колен, висело по шестизарядному револьверу.

Кейн шагнул к девушке.

Чем ближе он подойдет к ней, тем дальше он будет находиться от двери, и, следовательно, у нее прибавится шансов на спасение. Стараясь, чтобы ее голос звучал ровно и бесстрастно, она медленно проговорила:

— Я знаю, кто ты. Разбойник улыбнулся.

— И кто же я, по-твоему?

Кристал еще раз бросила взгляд на дверь; ее нервы были напряжены до предела.

— Ты — Маколей Кейн. Всем известный бандит. Он сделал в ее сторону еще один шаг; девушка сорвалась с места, помчалась со всех ног, будто удирала из охваченного пожаром дома, и, когда двери салуна остались за спиной, у нее затеплилась надежда. Но в пышных юбках быстро не побежишь. Кейн без труда нагнал Кристал. Она упала, и ее сумочка с пистолетом отлетела в пыль, безумно далеко от нее.

Кейн перенес одну ногу через распластанную фигурку девушки и опустился над ней на колени, придавив вытянутые вперед руки. На фоне ослепительного солнца его лицо вырисовывалось неузнаваемым темным пятном. Кристал не прекратила сопротивляться. Она лягалась, взбрыкивала под ним всем телом, словно кобыла, пытающаяся сбросить седока, но разбойник только насмешливо фыркал. Она готова была убить его за один этот смех. Несмотря на то, что сильные пальцы Кейна, сжимавшие ее запястья, едва позволяли девушке шевелить руками, она все же продолжала тянуться к своей сумочке и почти уже нащупала шелковый шнурок. Однако он, специально выждав, когда кончики ее пальцев коснутся ремешка сумочки, рывком отвел руки девушки к бокам. Теперь уже до сумочки никак не добраться. Кристал была в капкане.

Учащенно дыша, она гневно смотрела на Кейна. Тот с минуту возвышался над ней, а потом поднес руку к ее волосам.

Девушка застонала от ярости. Находясь в плену железных тисков разбойника, она никак не могла помешать его ладони гладить густую прядь, выбившуюся из-под шпилек. Кейн приподнял один светлый локон; он поразительно контрастировал с темными волосиками на тыльной стороне его ладони.

— Пусти, — выпалила Кристал.

— У тебя волосы нежные, словно сливочное масло, ты это знаешь? — Уголок его рта дернулся, как будто он пытался подавить в себе нежелательные эмоции.

— Я сказала, пусти.

Кейн провел пальцем по стоячему воротничку платья Кристал, которое не украшала даже дешевая Камея, что свидетельствовало о ее крайней бедности. Взяв девушку за подбородок, Кейн заставил ее посмотреть ему в глаза.

— Теперь я вижу, что и глаза у тебя красивые. Небесного цвета. Твой муж говорил тебе об этом?

— Тебя это не касается, — сердито отозвалась она тихим голосом.

Кейн проигнорировал ее резкую реплику. Его рука скользнула на талию девушки. Она стала извиваться, но он и на дюйм не сдвинул своей ладони, а потом принялся поглаживать дешевый черный креп ее баски, и вскоре Кристал почувствовала костяшки его пальцев на своих бедрах, прикрытых пышными складками бомбазиновой юбки.

— И талия у тебя такая тонкая, — изменившимся голосом проговорил разбойник. — Такая стройная, — сипло повторил он, как бы помимо своей воли.

Его взгляд медленно пополз вверх по ее фигурке. В глазах разбойника явно читалось, что ему нравится смотреть, как напряженно вздымается и опускается ее грудь, в которой бушевала ярость. Очень нравится.

Кристал плотно сжала губы, собираясь плюнуть в Кейна. Никто не смеет смотреть на нее так. Никто.

— Попробуй плюнуть в меня, и ты увидишь, на что я способен. По сравнению со мной генерал Батлер покажется благородным рыцарем.

Эти слова охладили ее пыл. О войне Кристал было известно не много, но она знала, кто такой генерал Батлер. В Новом Орлеане он обращал в проститутку каждую женщину, осмелившуюся плюнуть в кого-либо из его солдат. Кристал отказалась от своего намерения.

Ее губы непроизвольно разжались, испустив пронзительный вопль, вопль отчаяния и гнева. Кейн поставил девушку на ноги. Она кинулась к своей сумочке, но он проворно поднял ее из пыли за шелковый шнурок, опередив Кристал. Рука Кейна железным обручем сжимала ее талию. Она царапалась, пиналась, отбивалась от разбойника кулаками, не желая возвращаться в салун без своего пистолета, но этот мужчина, обладавший невероятной силой, управлялся с ней, как с куклой. И он победил.

Кейн потащил Кристал в салун через распашные двери и стал подниматься по лестнице, толкая ее перед собой. Она отбивалась с отчаянием кошки, но Кейн, ступенька за ступенькой, неумолимо продвигался вверх; деревянные доски под его сапогами гремели, как барабан.

— Не надо, — задыхаясь, выговорила Кристал, пытаясь оторвать от своего тела его ладони, которые ¦

словно приклеились к ее талии и руке, но Кейн взвалил девушку на плечо, сразу положив конец ее сопротивлению. Она брыкалась и извивалась в пылу борьбы, даже не думая о том, что нижняя юбка на ней задралась до самых бедер, но все было бесполезно. Освободиться она никак не могла. Преодолев подъем, Кейн вошел в одну из комнат и сгрузил беспомощную фигурку девушки на грязный тюфяк, набитый перьями, а сумочку швырнул на стул, подальше от нее:

Кристал смотрела на разбойника сквозь облако пыли, поднявшейся с тюфяка. Он преграждал путь к стулу. Значит, пистолетом она воспользоваться не сможет, а иначе этого мужчину ей не одолеть. Сейчас он ее изнасилует.

Нет, пусть лучше убьет. Она не собирается сдаваться без борьбы.

своей жизни в Нью-Йорке, пока ее дядя не совершил то ужасное преступление, тем самым исковеркав ее судьбу. И. она не позволит этому бандиту надругаться над ней и втоптать в грязь непорочность хрупкой девушки, запрятанной в глубине ее души. Пока она жива, этому не бывать. Она будет оберегать ту девушку, чего бы это ни стоило. Потому что, если он погубит ее, Кристал больше незачем будет бороться за свое существование. Если той девушки не станет, Кристал ван Ален никогда не сможет вернуться домой. Никогда не сможет вернуть себе свое «я».

Кейн коснулся ее подбородка, как бы намереваясь что-то сказать. Но девушка ничего не желала слушать. Словно огненный шар, выпущенный римской свечой, она набросилась на него с кулаками, поклявшись себе, что будет отбиваться, даже если сломает руку. Кейн что-то пробормотал, пытаясь остановить ее, но ужас перед насилием мгновенно придал ее телу небывалую силу и резвость. Кристал тарабанила по телу бандита, целясь своими кулачками, как ей казалось, в самые уязвимые места. Она из кожи лезла вон, чтобы ударить его побольнее, но все было напрасно — ее кулачки натыкались на твердую как скала плоть. Сердце девушки сжалось от отчаяния, когда, подняв глаза, она, кроме удивления, ничего не заметила на его лице; не было в нем ни боли, ни страдания. И, тем не менее, Кейну пока не удавалось одолеть ее. Поэтому Кристал продолжала лупить разбойника, пока он не схватил ее за руку. Тогда девушка, не задумываясь, заученным движением размахнулась свободной рукой и влепила ему увесистую пощечину. На долю секунды Кейн оторопел.

— Ведьма, — проскрежетал он и без труда пленил ударившую его руку.

— Я не позволю тебе сделать это, не позволю! — Девушка оскалила зубы, собираясь укусить разбойника. Тот отшатнулся, едва не заревев от ярости.

Наконец их взгляды скрестились; они замерли в неподвижности, не сводя глаз друг с друга. Губы разбойника были сжаты в угрюмую складку. Он потер щеку со следами ее пальцев, а в глазах появилось снисходительно-сердитое выражение, словно перед ним находился нашкодивший ребенок.

— Позвольте дать совет, миссис Смит, — неприятным шепотом процедил он. — Красивой женщине хорошо бы сразу уяснить, кому надо подчиняться. В этом лагере много мужчин, изголодавшихся по слабому полу.

Кристал прикусила нижнюю губу, чтобы Кейн не заметил, как она задрожала.

Разбойник ближе наклонился к девушке. Она отчетливо видела серебристые пятнышки в его удивительных глазах.

— Ты, должно быть, считаешь себя храброй, но это не так. Без моего покровительства ты пропадешь. Мужчины в этих краях женщину чуют за милю.

— Ч… что значит, ты чуешь меня?

Рука Кейна коснулась ее волос. Он не сводил взгляд с девушки.

— А это значит, леди, что я чувствую запах. Чувствую тебя всю, каждый запах в отдельности. Ты полоскала волосы в розовой воде и, очевидно, не далее как утром. И смею заметить, ты не часто надеваешь это платье — вытащила его только сегодня, — потому что оно пахнет лавандой, которую ты подкладываешь в него, чтобы уберечь от моли. Ты не пользуешься духами, и, я подозреваю, потому, что для тебя это слишком дорогое удовольствие. И, несмотря на это, твое тело источает изумительный аромат, ни с чем не сравнимый запах женщины, который бьет мне в нос, едва я приближаюсь к тебе. И если я начну рассказывать тебе, что это за запах, ты опять отвесишь мне сочную оплеуху. — Кейн зловеще понизил голос. — Все это я говорю к тому, леди, что, учуяв запах женщины, мужчина начинает задумываться. И в нем разгорается желание.

— Я буду драться, — прошептала Кристал. Кейн невесело рассмеялся.

— У тебя нет шансов победить. — Лицо его помрачнело. Но если ты будешь слушаться меня и только меня, может быть, тебе удастся дотянуть до вторника, не превратившись в грязную подстилку, на которой спят все по очереди. Теперь ясно?

Девушка побледнела, глаза наполнились страхом. Она кивнула. Да, она хорошо поняла его. Он хочет оставить за собой единоличное право насиловать и мучить ее. Но она все равно будет сопротивляться. До последнего вздоха.

Кейн выпрямился. Охваченная паникой, Кристал ждала, что он сейчас начнет снимать свою пыльную рубашку. Она отползла в дальний угол кровати, приготовившись вцепиться в него, как только он опустится на тюфяк.

— Впереди трудная неделя, миссис Смит, — услышала Кристал голос разбойника. — Советую набраться мужества.

С этими словами он удалился, заперев за собой дверь.

С полминуты Кристал ошарашено смотрела на закрытую дверь. Только что ей чудом удалось избежать надругательства. И ее пощадил человек, в глазах которого ясно читалось, что он в жизни ни к кому не испытывал жалости и теплых чувств.

Но ведь это только временная отсрочка. Он вернется. Сейчас отдаст все необходимые указания, разберется с остальными пассажирами и вернется.

Кристал в панике кинулась к стулу, на котором лежала сумочка, и дрожащими пальцами в черных перчатках стала открывать ее. Не без труда овладев своим оружием, девушка оттащила стул в дальний угол комнаты и, сев на него, нацелила пистолет на дверь.

Траурная фигурка Кристал, словно черный призрак, двигалась по темной комнате, сливаясь с тенями. Она уже несколько часов находилась в «спальных апартаментах» салуна. День угас, и вместе с померкнувшим светом угасли и надежды девушки на спасение. Она пыталась понять, почему разбойник не тронул ее. Пит упоминал, что предводитель банды — Кайнсон. Очевидно, Кейн должен был отчитаться перед ним, поэтому-то так скоро и ушел. Но он наверняка захочет наверстать упущенное. Кристал обхватила себя руками и поежилась. .

Щель между полом и запертой дверью засветилась. Девушка отступила за кровать, не зная, напугана ли она или, наоборот, у нее полегчало на душе от того, что судьба ее наконец-то будет решена.

В комнату с лампой в руке вошел Кейн. В его лице с заостренными чертами, на котором играли красноватые блики, не было абсолютно никаких эмоций или чувств; оно было таким же пустым, как эта голая комната. Но Кристал, глядя на разбойника, теперь понимала, что имели в виду работавшие в салунах девушки, с которыми ей доводилось общаться, когда, описывая внешность того или иного мужчины, иногда употребляли выражение «красив, как дьявол». Кейна уместнее было бы назвать просто дьяволом.

Он вытянул руку с лампой, чтобы лучше видеть Кристал. Она приободрилась, заметив, как на мгновение вспыхнули глаза разбойника, когда его взгляд упал на ее руку с пистолетом.

— Мадам не перестает удивлять меня, — спокойно произнес он.

Стоя за кроватью, девушка в упор смотрела на Кейна. Ее бледное лицо горело решимостью. Взгляд разбойника задержался на пистолете.

— Надо же, какой маленький пистолет. Я таких и не видел. И очень старый. — Его глаза метнулись к лицу Девушки. — Ты можешь выстрелить только один раз.

— Этого вполне достаточно.

— Разумеется, достаточно. Правда, ты можешь промахнуться и только ранить меня. — Он сделал шаг в ее сторону.

— Назад. — Она направила пистолет прямо на него. Кейн остановился.

— Дай мне ключи. — Кристал вытянула вперед руку.

— И куда ты пойдешь, девушка? Здесь такая глухомань, вокруг на много миль ни души, — поинтересовался разбойник, помахивая ключами.

— Постараюсь уйти подальше от тебя.

Кейн издал сдавленный смешок, но отнюдь не веселый.

— Я — не самый худший вариант, тут есть ребята и похлеще.

— Об этом я побеспокоюсь, когда к тому меня вынудят обстоятельства. — Она решительно шагнула вперед. — Давай сюда ключи.

Кейн не сводил глаз с девушки, помахивая в воздухе ключами. Они раскачивались, словно маятник, издавая бряцающие звуки. Кристал поежилась, а потом сообразила, что стоит возле разбитого окна, в которое врывается холодный горный воздух. Она бочком отодвинулась от окна, все время глядя на разбойника.

— Какие тебе ключи — эти? — Он зажал их в кулаке.

Кристал кивнула.

— На, бери. — Кейн изо всех сил швырнул в нее ключи. Железная связка пулей пролетела по воздуху с такой скоростью, что поймать ее было просто невозможно, и врезалась в одно из уцелевших оконных стекол, обдав Кристал фонтаном осколков.

Девушка вздрогнула в испуге, но не отвела взгляда от разбойника. Она ожидала, что он попытается обмануть ее с помощью какого-нибудь подвоха.

Захватить пистолет Кейн не мог, но ему все же удалось несколько приблизиться к Кристал. Только что их разделяла кровать, а теперь он находился в пяти шагах от нее.

— Ну, давай, иди, девушка, — с издевкой проговорил Кейн. — Спустись вниз, подбери ключи. Я побуду здесь, а ты можешь потом подняться и запереть меня.

Дрожащей рукой она нацелила на него пистолет. Их взгляды встретились. Кристал смотрела на Кейна с мрачной решимостью; в его гипнотизирующем взгляде, от которого невозможно было оторваться, сквозила угроза.

— Не подходи, убью, — промолвила девушка.

— Сама ты не справишься с этой ситуацией. Ты слишком многого не знаешь. Ты добьешься только того, что тебя убьют. Отдай мне пистолет, девушка. — Кейн начал медленно надвигаться на нее.

Кристал взмахнула пистолетом, требуя, чтобы он отошел назад.

Разбойник стоял на месте.

— Ты хочешь, чтобы я застрелила тебя? — спросила она с недоверием в голосе. Должно быть, он — сумасшедший, если попытается таким образом испытать ее решимость.

— Не надо путать все мои планы, миссис Смит, — прошептал Кейн. — Я не могу этого допустить.

— У тебя нет выбора. Назад! — Руки ее тряслись. Чтобы подавить дрожь, Кристал обеими ладонями обхватила рукоятку пистолета.

Пригнув голову, словно волк, не сводящий глаз со своей жертвы, Кейн неумолимо двигался вперед. Кристал в отчаянии прикусила губу, не желая верить тому, что ей придется выстрелить. Она никогда не убивала людей. И его не хочет убивать.

Ее спина уперлась в стену. Кристал даже не заметила, что пятилась назад. Кейн сделал еще один шаг, потом еще один и при этом неотрывно смотрел ей в глаза.

Она взвела курок. Он остановился.

Несколько долгих секунд, показавшихся Кристал вечностью, они оценивающе смотрели друг на друга. Кейн вел себя так, будто не верил, что она способна нажать на курок. Но Кристал знала, что способна на это, и безнадежно молилась про себя, чтобы он отказался от своего намерения. К ее неописуемому облегчению, Кейн отступил на шаг.

И тут же бросился на нее. Кристал взвизгнула и нажала на курок. Но ее рука в этот самый момент ударилась о стену. Кейн был спасен. Пуля рикошетом отлетела в потолок и застряла там.

— Как… как ты догадался, что явыстрелю? — сдавленно вскричала девушка, не в силах скрыть своего разочарования и гнева.

— Я прочел это по глазам, миссис Смит. — Кейн угрожающе придвинулся к ней всем телом. — Когда на тебя направлен пистолет, надо смотреть не на руку того, кто целится. Надо смотреть ему в глаза. — Разбойник грубо отпихнул от себя девушку. Все еще держа в руке теперь уже бесполезный пистолет, она отскочила как можно дальше.

Кейн подошел к кровати, на которой лежала ее черная сумочка.

— Нет! — задыхаясь, простонала девушка, но он словно не, слышал ее. Раскрыв сумочку, разбойник вывалил на тюфяк ее содержимое — маленький гребень из слоновой кости, две мелкие монетки и пять завернутых в бумагу патронов. Со знанием дела он перекусил стянутую жгутом бумагу на конце каждого патрона, сплюнул ее на пол, а порох вместе с пулями высыпал за окно.

— Еще есть? — спросил Кейн, поворачиваясь к Кристал.

— Нет, — уныло прошептала она.

— Ладно. Пошли. — Кейн взял ее за руку и подтолкнул к двери.

— Куда мы идем?

— В лагерь, — угрюмо бросил он. — Уезжая отсюда, хозяева этого заведения забрали с собой и плиту. Ну а поскольку ты — женщина, будешь готовить нам еду. Там, в лагере.

Кристал не могла сказать разбойнику, что не умеет готовить и лучше бы ему подыскать кого-нибудь другого на роль служанки. В роскошном особняке на Вашингтон-сквер ее не учили мыть посуду. Днем она музицировала и рисовала, вечерами вышивала. Даже в эту минуту Кристал вдруг ясно представила себе мать: вот она сидит в кресле у окна в гостиной и сосредоточенно вышивает; она так похожа на сестру Алану. И хотя с тех пор минуло шесть лет, Кристал помнила каждую подробность: светлые волосы матери, собранные в толстый узел, аккуратно заколоты на затылке; на плечи накинута пестрая шаль в тонах цвета индиго, которую отец привез ей из Парижа; шелковая материя ее платья тихо шуршит, когда она склоняется над пяльцами, считая стежки (она вышивает гарусом, используя тонкую вязальную шерсть) и одновременно нежась в тепле огня, пылающего в камине.

Огонь.

Глаза Кристал подернулись темной пеленой. Она встретилась взглядом с Кейном. Ничего, готовить еду она сможет. Ведь картина домашнего уюта, которую нарисовало ей воображение, — это всего лишь видение, отголосок воспоминания, канувшего в небытие прошлого. А она в последние годы всякую работу выполняла в салунах и знает, что нужно делать, если есть горячая плита и мешок бобов.

Они вышли на улицу. Прежде чем отправиться в лагерь, Кейн не забыл подобрать ключи. Они лежали в грязи, присыпанные черным порохом. Он повел девушку по тропинке, которая убегала за развалины построек и там круто сползала в ущелье. Они стали спускаться вниз; шум низвергающейся воды звучал все громче. Но быстро идти не получалось: очертания крутой каменистой тропинки едва вырисовывались в бледном сиянии желтого света, излучаемого лампой.

Кейн поначалу позволил Кристал идти самостоятельно, но потом, должно быть заметив в ее глазах предательский огонек, он понял, что она не рассталась с мыслью о побеге, и, словно конвоир, крепко взял девушку за плечо, направляя ее по тропинке. Кристал попыталась высвободиться из железных тисков его рук, но запуталась в своих юбках, а ботинки то и дело скользили по сухой, как голая кость, земле. Один раз она чуть было не сползла на дно ущелья, находившегося на глубине пятидесяти футов, но Кейн был рядом и удержал ее от падения. А потом снова повел перед собой.

Вскоре они спустились в ущелье. Вдалеке между соснами мерцал огонек костра. Они приблизились к нему, и Кристал увидела, что огонь вырывается из каменного очага, сохранившегося на месте сгоревшей горняцкой хижины. Вокруг огня сновали люди с ружьями, мелькая в полукруге света, отбрасываемого пылающим очагом. Вместе с Кейном Кристал насчитала девять человек. Из них только одного она видела впервые. Это был мужчина с широкой грудью, длинными усами и белыми волосами до самых плеч. Когда бандит поднялся, оказалось, что он почти такой же рослый, как и Кейн. В своей кожаной куртке с бахромой он был похож на героя спектакля «Бизоний Билл»^[2] в театре Бантлайна. Но этот мужчина не был актером в роли ковбоя. Кожаная куртка с бахромой, на которой сверкали медные пуговицы, была перешита из старого мундира пехотинца армии штата Джорджия. А глаза у него были как у доберман-пинчера; однажды она видела собаку этой свирепой породы на выставке в Нью-Йорке.

Кристал с беспокойством огляделась вокруг, выискивая глазами остальных пассажиров дилижанса.

— Так, уведите их в салун и заприте наверху, произнес у нее за спиной Кейн. — Бун, отнесешь им пожрать, когда будет готово. — А потом в полукруг света втолкнули мистера Гласси; его элегантный костюм стал бледно-зеленым от пыли. Но Кристал больше всего ужаснуло не нервное выражение лица мистера Гласси и не то, что он едва плелся от усталости — на руках и ногах у него были железные оковы. За мистером Гласси шли, тоже в кандалах и наручниках, Пит, отец юноши, затем проповедник, и, наконец, колонну замыкал кучер дилижанса. Все пленники были скованы общей цепью. Разбойники предусмотрели все. Никто из пассажиров не сможет убежать, тем самым разрушив их план. Только у нее есть крошечный шанс.

Пассажиры, словно колонна каторжников, прошли мимо нее, гремя кандалами. Кристал беспомощно наблюдала за тем, как Пит потребовал, чтобы вдову отправили вместе с ними, так как ей опасно оставаться среди бандитов, но разбойник с кнутом, угрожающе вскинув руку, тут же заставил юношу замолчать. Пленники, сопровождаемые печальным бряцанием скрежещущих и дребезжащих оков, растворились на темной тропинке, ведущей в город. Сердце Кристал разрывалось от страха.

— Так, значит, вот она, эта женщина.

У девушки кровь застыла в жилах. Она обернулась. На нее смотрел бандит с белыми волосами. Потом она заметила, что и другие разбойники не сводят с нее глаз. Разговоры у костра смолкли.

Один из бандитов облизнул губы. У Кристал на затылке волосы встали дыбом. Охваченная ужасом, она стояла, словно статуя, не в силах сдвинуться с места.

— Она будет готовить пищу, Кайнсон.

Густой скрипучий голос Кейна вывел Кристал из оцепенения. К ней вернулась способность нормально мыслить и рассуждать. Кейн назвал беловолосого разбойника Кайнсоном. Значит, он предводитель банды, сообразила девушка.

Мурашки побежали по спине, когда она заставила себя взглянуть в хищные глаза Кайнсона. Кристал сделала шаг назад, но Кейн преградил ей путь к отступлению. Бежать было некуда. Главарь разбойников подошел к ней вплотную.

— Ну что ж, приступай к делу, куколка, — произнес Кайнсон, кивком указав ей на очаг. Его лицо исказилось в злой ухмылке. — А то я такой голодный.

Кайнсон расхохотался. Кристал хотелось плюнуть ему в лицо, но Кейн оттащил ее к очагу. Она вывернулась из его рук, наградив Кейна убийственным взглядом, который должен был бы свалить его с ног, и с недовольным видом принялась за работу, сожалея, что на вертеле жарится олень, а не все эти бандиты.

Нервы девушки были напряжены до предела. Она копошилась у очага в поисках горшка и, когда наконец нашла, всыпала в него бобы, которые выудила из старого мешка, и поставила горшок на огонь. Взгляды разбойников обжигали девушку. Они всенеотрывно наблюдали за ее действиями, словно свора голодных псов.

Вдруг Кристал почувствовала, что кто-то тянет ее за юбку. Она резко обернулась. Разбойники, усевшись вокруг очага, устроили ей западню. Кейна среди них не было. Он стоял, облокотившись на очаг, небрежно покручивая в руках один из своих револьверов. И опять чьи-то пальцы вцепились в ее юбку. Кристал, с горящими ненавистью глазами, отошла от обидчика на несколько шагов, но поскольку она была в кольце, то тут же оказалась рядом с другим бандитом, который, в свою очередь, не теряя времени попытался заглянуть ей под подол. Разбойники расхохотались и, забавляясь, стали гонять девушку по кругу. Охваченная паникой, Кристал готова была расплакаться, но слезы застыли в ее глазах. Если она выкажет слабость перед ними, ей несдобровать.

Игра продолжалась. Разбойники постепенно сужали кольцо, упиваясь отчаянием и страхом девушки. Кристал металась по кругу, но спасения искать было негде. А потом игра окончилась. Рука Кайнсона, скользнув под нижние юбки, схватила девушку за лодыжку. Не давая ей возможности высвободиться, он резко дернул ее за ногу, и Кристал растянулась на земле, не в силах вздохнуть от неожиданности и боли.

Мужчины взревели от хохота. Кайнсон наклонился к девушке, но дотронуться до нее не успел. Кейн рывком поднял Кристал с земли. Ничего не соображая от страха, она стала отбиваться от него, решив, что теперь Кейн захотел воспользоваться ее беспомощностью, но он мрачно произнес:

— Тебе дали работу. Вот и выполняй.

Не дыша, девушка смотрела на Кейна во все глаза. Можно было бы подумать, что Кейн только что спас ее, но она знала, что это не так. Он не принимал участия в этой отвратительной игре. Он спокойно наблюдал за происходящим, стоя в тени очага. Наблюдал, пока она не упала.

Кристал вновь заняла свое место у горшка с бобами. Все ее существо было охвачено чувством безумной благодарности к Маколею Кейну. Она, должно быть, сумасшедшая, если способна испытывать нечто подобное к человеку, который похитил ее. Он, скорей всего, положил конец издевательствам над ней только для того, чтобы иметь возможность вовремя поужинать. Кристал украдкой бросила взгляд на Кейна. Он стоял у очага, как и прежде изучающе рассматривая револьвер, словно ничего не произошло. Ругая себя за то, что посмела подумать, будто этот бандит помог ей, девушка схватила деревянную ложку и принялась яростно скрести по дну горшка, отдирая подгоревшие бобы.

— Кейн… знаешь… я порой думаю и не могу понять, кто здесь главный… ты или я. — Кайнсон сверлил Кейна угрожающим взглядом.

Разбойники мгновенно притихли — словно ветер задул свечу. Все смотрели на Кайнсона и на Кейна, который в безразличной позе стоял у очага, полируя свой револьвер.

— Ты не хочешь ответить мне, мой мальчик?

Кейн медленно опустил револьвер и посмотрел на Кайнсона. У Кристал перехватило дыхание; деревянная ложка застыла в воздухе над очагом. Конфликт развивался гораздо быстрее, чем варились в горшке бобы.

— Банда носит имя Кайнсона. А не мое, — хладнокровно отозвался Кейн, отчетливо произнося каждое слово.

Кайнсон с видом победителя взглянул на Кристал, затем улыбнулся и сел на свое место.

— Не забывай об этом, мальчик.

— Я тебе не мальчик, — словно гром, прогремел в тишине спокойный голос Кейна. — И об этом не забывай ты, иначе вспомнить не успеешь, как окажешься в могиле.

Все оцепенели. Ждали, чем ответит Кайнсон. Кристал медленно перевела взгляд на главаря банды.

Кайнсон смотрел на Кейна; в глазах его читалось беспокойство. Эти двое, по непонятной причине, занимали в банде не соответствующее личности каждого положение. Кайнсон считался предводителем банды, но разбойники, похоже, больше боялись Кейна. Кейн умел подчинять себе народ. И случись между ними дуэль, даже она поставила бы на Кейна. Кайнсон тоже понимал, что победа будет за его соперником. Он не стал бросать вызов Кейну. Почесав челюсть, приказал, чтобы ему принесли выпить, тем самым положив конец стычке.

Но Кристал вскоре поняла, что инцидент не исчерпан. Обстановка вроде бы нормализовалась, она продолжала возиться у очага, но один раз, незаметно для разбойников, ее взор упал на Кайнсона, и девушка увидела, что его взгляд прикован к Кейну, а кровожадные глаза горят ненавистью.

Глава 3

Бобы варились целую вечность. Все это время разбойники тихо переговаривались между собой, иногда украдкой поглядывая на Кейна, который чистил у очага свое оружие. Кайнсон все внимание сосредоточил на Кристал. Куда бы она ни повернулась, что бы ни делала, девушка постоянно ощущала на себе его пронизывающий взгляд.

Один из разбойников взял банджо и начал перебирать струны, а потом запел. Слова песни леденили ее кровь.

Бот уже десять лет как окончилась война. Для Кристал это событие прошло почти незамеченным; оно практически не затронуло ее. В Нью-Йорке представители аристократической элиты из потомственных голландских переселенцев жили обычной жизнью. Сражаться против южан посылали ирландцев, и, даже когда мобилизация была отменена, ирландцы все равно продолжали пополнять ряды армии северян, потому что другой работы для них не было. Кристал не знала ни одного человека, пострадавшего в ходе Гражданской войны. А теперь увидела такого человека своими глазами. Бандит пел песню мятежников:

Война в ее памяти ассоциировалась только с тем днем, когда она за руку с отцом стояла в толпе на Пятой авеню на похоронах Линкольна. Кристал тогда было девять лет, и она никак не могла уразуметь, зачем нужно было убивать президента. Но за время скитаний по Западу она многое узнала о войне. Озлобленные конфедераты собирались в отряды, чтобы вновь поднять на борьбу Юг. Они начинали грабить и воровать из политических соображений, но очень скоро превращались в обычных бандитов, промышляющих разбоем ради наживы. Они уже и не помнили, за что боролись, но, как и Джон Уилкс Бут^[3] продолжали отстаивать свои извращенные идеалы до последнего издыхания.

Пение разбойника звоном отдавалось в ушах Кристал, Банда Кайнсона — это обычная шайка преступников, состоящая из сторонников южан. Девушке припомнилось, что даже Кейн иногда растягивал слова (так говорят уроженцы Юга). Злосчастные пассажиры дилижанса «Оверлэнд экспресс» попали в руки кучки изгоев-конфедератов.

Один за одним разбойники подхватывали пение своего дружка. Кристал едва сдерживалась, чтобы не заткнуть уши.

Жаль, что мы не смогли, жаль, что мы не успели Уничтожить их больше — хотя б в десять раз.

Девушка бросила взгляд на Кейна. Он перестал чистить револьвер и с рассеянным, грустным выражением на лице присоединился к хору поющих, затянувших последний куплет:

Кристал стала нервно помешивать в горшке бобы, молясь про себя, чтобы бандиты не догадались о том, что она из Нью-Йорка. Девушка поежилась, вспомнив про то, как мистер Гласси заявил разбойникам, что живет в Патерсоне в штате Нью-Джерси. Это не сулит ему ничего хорошего.

Разбойники потребовали, чтобы им подали ужин. Кристал с воинственным видом принялась раскладывать бобы по мискам. Мужчины набросились на еду, словно голодные медведи, спеша наполнить свое брюхо. Едва держась на ногах от усталости, Кристал стояла у очага и думала о том, что, может быть, сейчас самое подходящее время попытаться бежать. Разбойники сосредоточенно насыщали свои желудки.

Куда она пойдет, девушка не знала. На некотором удалении от очага раскинулась осиновая роща. Если ей удастся добежать до этой рощи, то, вполне вероятно, что в темноте они не найдут ее. А завтра, если удача будет сопутствовать ей, она, может быть, добредет до какого-нибудь шахтерского поселения или наткнется на охотника, который согласится помочь ей.

Кристал внимательно пересчитала разбойников, желая убедиться, что все они глядят в свои миски, а не на нее. Так оно и было. Даже Кайнсон на время позабыл о своих похотливых желаниях, чтобы утолить голод. Кровь в жилах девушки громко пульсировала от возбуждения. Она опять посмотрела на темнеющую невдалеке осиновую рощу. И вдруг увидела, что Кейн смотрит на нее.

С тех пор как они пришли к бивачному костру, он вел себя так, будто вовсе не замечает ее. А вот сейчас не сводил с нее глаз. По лицу Кейна Кристал видела, что он догадался о ее намерениях. Она также заметила, что его губы слегка изогнуты в самодовольной ухмылке — как бы провоцируя ее попытаться бежать. Кейн защитил ее от издевательств других разбойников, — возможно, сам того не желая, — но, как и все они, он не отпустит заложницу просто так. В этом Кристал не сомневалась. И если она попытается бежать, он не даст ей уйти.

Плечи девушки опустились. Других идей у нее пока не было. Нужно придумать что-то еще. Кристал настолько погрузилась в свои мысли, что даже не заметила, как к ней подошел Кайнсон.

Он улыбнулся. Предчувствуя недоброе, сердце девушки, словно опаленное жгучей жидкостью, бешено заколотилось. Она повернулась к разбойнику спиной, но отступать было некуда: путь преграждал очаг. Тогда Кристал попыталась оттолкнуть. Кайнсона, но справиться с ним ей было не по силам. Разбойник, взяв в ладони бледное лицо девушки, уставился взглядом в ее искаженные страхом черты. Она оторвала от себя его руки, но Кайнсона это только раззадорило. Он опять улыбнулся, затем притянул ее к себе, на этот раз грубо обхватив за талию. Девушка стала вырываться из его объятий, пытаясь уклониться от поцелуя.

— Она моя, Кайнсон.

Кайнсон оглянулся. У него за спиной стоял Кейн. Правая рука Кейна покоилась на бедре, готовая молниеносно выхватить из-за пояса револьвер и вышибить мозги из головы вожака банды.

— Убери его от меня, — задыхаясь выговорила Кристал, гневно сверкая наполненными страхом голубыми глазами. Кейн обдал ее ледяным взглядом. Кристал поняла, что он взял ее под свою защиту по той простой причине, что никому не хотел уступить свою добычу, каковой он ее считал.

Кайнсон был взбешен.

— Ты что, Кейн? — брызгая слюной, заорал он. — Ты что, защищаешь эту девку? Хочешь присвоить ее себе?

— Да. — Кейн принял ленивую позу, скрестив руки на груди.

— И делиться отказываешься?

— Да.

Кайнсон впился взглядом в лицо своего соперника. Кейн, ничуть не смутившись, смотрел на него не мигая. Их глаза вели между собой безмолвный поединок. Ни тот, ни другой не желал уступать. Вскоре рука Кайнсона потянулась к револьверу. Положив ладонь на перламутровую рукоятку, он затем бросил взгляд на руку Кейна. Неверный ход. Кейн прослыл опасным бандитом благодаря тому, что обладал мгновенной реакцией, метко стрелял и, как Кристал теперь уже знала, умел по выражению глаз противника определить его настрой, что давало ему возможность при необходимости выстрелить первым. Кайнсон вновь встретился взглядом с Кейном и, очевидно, поняв, что он в невыгодном положении, отступил в сторону.

Кристал. не могла поверить в то, что произошло. Предводитель банды — Кайнсон; Кейн же всего-навсего один из его помощников, которому поручено было захватить заложников. Однако теперь девушка перестала понимать, кто же все-таки здесь главный. Кайнсон боялся Кейна не меньше, чем все остальные разбойники.

Кайнсон внезапно повернулся и ткнул пальцем в сторону Кристал; белые волосы и усы лишь подчеркивали красноту его побагровевшего от злости лица.

— Хорошо, пока она твоя, — выпалил он, обращаясь к Кейну, — но я не собираюсь спокойно наблюдать, как она благоденствует под твоим крылышком. Не забывай: она — пленница. — Яростно кивнув, он добавил: — Давай, действуй. Продемонстрируй, на что ты способен. Докажи, что она — твоя женщина. Но сделай это немедленно или убирайся с дороги.

Обжигающе-холодные глаза Кейна обратились на Кристал. Кайнсон решил устроить ему экзамен на благонадежность. Чтобы доказать свою преданность интересам банды, Кейн должен изнасиловать ее; пощадив пленницу, он поставит под угрозу самого себя. У Кристал по спине пополз холодок. Лицо Кейна было непроницаемым, бесстрастным. Она обманулась в этом человеке. На долю секунды девушке показалось, будто Кейн сожалеет о том, что должно произойти, но, когда он протянул к ней руку, глаза его смотрели все так же равнодушно и безучастно, — так что, скорей всего, ей это только почудилось.

Отпихнув руку Кейна, Кристал бросилась бежать. В горле застрял крик. Страх придал ей сил, и она, прорвавшись сквозь кольцо разбойников, нырнула в тень по другую сторону очага. Кейн сказал, что, если она будет повиноваться ему, он постарается не допустить, чтобы разбойники надругались над ней. Только вот он ни разу не упомянул, кто защитит ее от него самого.

Она почти уже добежала до спасительного темного леса, но Кейн не позволил ей укрыться в гуще деревьев. Он настиг девушку и, рывком притянув ее к себе, бесцеремонно заключил в объятия, затем смял ее губы своими. Разбойники вопили и ухали, словно совы, наблюдая, как она сопротивляется. Кулачки Кристал колотились о грудь Кейна, словно о гранитную скалу, сдвинуть которую человеку не под силу. Она мотала головой из стороны в сторону, пытаясь увернуться от его оскорбительного поцелуя. Но все было напрасно.

Губы Кейна давили все сильнее, небритый подбородок корябал ее нежную кожу.

А потом его язык вонзился в ее рот. Девушка от неожиданности на мгновение оцепенела и не успела прикусить его зубами. Резко дернув головой, онавысвободила свои губы и, дрожа от ужаса, уставилась на насильника.

Кристал смотрела на лицо Кейна, освещенное тусклыми отблесками костра: оно было безжалостным. Ничто не остановит этого человека. Перед ним была поставлена цель — изнасиловать, унизить ее, доказав банде свою благонадежность, — и он не отступится. Он искромсает ее гордость, достоинство и самоуважение, но разве это высокая цена за несколько минут удовольствия?

Кейн опять поцеловал Кристал, но на этот раз у нее хватило ума укусить его. Она всадила свои зубки в его подвижный язык. Кейн отпрянул, и девушка увидела на его губах кровь.

— Черт, — пробормотал он, глядя на размазанное красное пятно на своей ладони, которой он провел по губам. Кристал воспользовалась заминкой и кинулась прочь от разбойника, но он успел ухватить ее за лиф платья. Ткань на плече затрещала, и на траву посыпались крошечные черные пуговички. Взору Кейна и всех остальных разбойников предстала белая плоть, вздымающаяся под шнуровкой корсета. Кристал инстинктивно прикрыла ладонями грудь. Непростительная ошибка. Кейн мгновенно прижал ее к себе. Глаза его светились триумфом, но, как ни странно, он, кажется, вовсе не был доволен своей победой.

— Да простит Господь твою душу, если в ней нет ни капли милосердия ко мне, — прошептала Кристал, но Кейн поцелуем заглушил язвительные слова девушки. Обладая физическим превосходством, он заставил ее разжать губы, и Кристал ощутила на своем языке соленый металлический вкус его крови. В нос ей ударил отвратительный запах возбужденного тела, запах волка, изнемогающего от вожделения. В горле заклокотал всхлип.

Кристал что было мочи отбивалась от своего насильника, но он, как и в салуне, в очередной раз доказал, что в драке она ему не ровня. Очень скоро ее кулачки заныли от боли, губы саднило от тщетных попыток высвободиться из-под мужских губ. Мало-помалу девушка ослабела, и Кейн подчинил ее своей власти. У нее больше не было сил сопротивляться. Теперь ему осталось только распластать ее на земле, задрать на голову юбки, и он мог беспрепятственно насиловать ее на глазах у своих дружков. И даже панталоны стягивать не надо, так как шов между ног разошелся. Он осквернит ее непорочное тело, лишит ее девственности, которую она свято оберегала и пестовала все эти годы, и вместе с поруганной невинностью исчезнет и та девушка, которая жила в глубине ее души. А на смену ей придет другая — униженная, ущербная.

У Кристал подкосились ноги; рука Кейна, подхватившая девушку под ягодицы, не позволила ей упасть. Разбойники продолжали хохотать, улюлюкать, хлопать в ладоши, довольные тем, что Кейн сломил ее сопротивление. Каким же чудовищем нужно быть, чтобы творить такое с женщиной, рассеянно подумала Кристал. Кейн держал ее одной рукой за талию, большим пальцем давя на грудь, но девушка едва ли ощущала это; сознание ее затуманилось. Когда он прекратил ее целовать и повел прочь из освещенного пятачка, Кристал уже была в полуобморочном состоянии. Переступив границу, за которую не проникали блики костра, девушка увидела ветхую постройку с односкатной крышей, которая, казалось, в любой момент может рассыпаться. Кейн поволок Кристал за эту постройку, словно ему было стыдно насиловать ее прилюдно.

Разбойники вдогонку засвистели, затем один за другим постепенно замолчали. Представление окончено; теперь они будут слушать. Кейн толкнул девушку на землю. Под ее юбкой захрустели иссушенные летним зноем сосновые иголки, но земля была студеная, и шок от соприкосновения с холодным привел Кристал в чувство. В последний раз собравшись с силами, она попробовала оказать сопротивление и разорвала под мышкой платье. Бандиты, похоже, обрадовались, когда до них донесся треск рвущейся материи. Они что-то забормотали, а один из мужчин даже хохотнул. Наконец Кейн перехватил руки девушки и пригвоздил их к земле, затем навалился на нее всем телом.

Ощутив на себе тяжесть его рослой стройной фигуры, Кристал задышала учащенно, глотая ртом воздух. Она приготовилась к самому худшему. Сейчас, сейчас он начнет расстегивать брюки. Терзаемая безысходностью, девушка пыталась забыться, отрешиться умом от своего тела, чтобы не тронуться рассудком от позора и горя. Пусть она пострадает только физически.

— Кричи, — выдохнул ей в ухо Кейн и крякнул, перенося тяжесть своего тела на другую руку.

Кристал закрыла глаза, отказываясь повиноваться его приказу. Он еще и издевается. Она была рада, не видит в темноте лица своего насильника.

Кейн застонал и опять заерзал на ней.

— Я сказал — кричи, охай, визжи, — прошепт он. — Давай, не молчи.

Веки девушки разжались сами собой. Теперь она проклинала темноту, мешавшую ей рассмотреть лицо Кейна. Наверное, он опять пытается обмануть ее, но Кристал показалось, что в его голосе прозвучали нотки сочувствия и желание помочь ей.

Кейн вновь переменил положение, втиснув ноги между ее бедрами. Кристал чувствовала на себе каждую клеточку его мускулистого тела, однако он по-прежнему лежал в брюках и не думал задирать на ней юбки.

— Я сказал скули, черт бы тебя побрал, — рявкнул Кейн, зашуршав сосновыми иголками.

Девушка повиновалась.

Похныкивание получилось не очень убедительным, так как она была сбита с толку и смущена. Тоненький дрожащий писк, слетевший с губ девушки, прозвучал как мольба. Разбойники по другую сторону сарая снова загомонили, возбужденные ее смирением.

— Еще, — буркнул Кейн, на этот раз довольно сердито.

Кристал вдруг поняла, что он делает. Всхлип застрял в горле. Этот разбойник распоряжается ее жизнью, словно Бог. Погибнет она или спасется — все зависит только от него. И сейчас ему вздумалось пощадить ее. Он — преступник, негодяй, который почему-то решил не творить над ней зло. И, тем не менее, Кристал захлестнула волна безумной благодарности к этому человеку за то, что он не стал глумиться над ней.

Кейн стонал все громче, как бы сгорая от нетерпения поскорее утолить жажду своей плоти. Кристал заплакала, не в силах совладать с обуревавшими ее разноречивыми чувствами. Наконец он издал какой-то дикий выкрик, вырвавшийся из самой глуби его существа, и, затихнув, лег на нее в ожидании реакции своих дружков: поверят они в этот обман или нет?

Тишину нарушали только приглушенные рыдания девушки. Разбойники молчали. Потом они все разом заговорили, словно и вовсе не прислушивались к тому, что происходило за сараем.

Кристал пришла в себя. Грузное тело Кейна вдавливало ее в землю. Спина заледенела, но груди было тепло, потому что она тесно соприкасалась с его грудью. Кейн дышал тяжело. В ней эхом отдавалось биение его сердца.

— Почему?.. — прошептала девушка, но Кейн, коснувшись ее губ, не дал Кристал докончить вопрос.

— Если ты кому-нибудь заикнешься об этом, я погиб, — тихо, но резко произнес он. — Хуже того, тебя тоже убьют.

Девушка кивнула, хотя никак не могла понять, почему же Кейн все-таки помогает ей. Ему ничто не мешало изнасиловать ее, и, однако, он устроил настоящий спектакль, чтобы остальные бандиты не заподозрили обмана. А ей вреда не причинил. Может быть, думала Кристал, хотя всем своим существом восставала против этой абсурдной мысли, может быть, он такой же, как она. Может быть, под суровой безжалостной оболочкой преступника скрывается другой человек, добрый и порядочный, не чуждый сострадания и милосердия, который из-за несправедливостей жизни вынужден постоянно прятать свое истинное «я» и поэтому только в исключительных, редких случаях сбрасывает неприглядную маску.

Не в силах разобраться в своих чувствах, наблюдала она, как Кейн скатился с нее на землю. Слезы все еще струились по ее щекам, нервы звенели, как натянутые струны. Кристал не знала, что и думать. Маколей Кейн — это же дьявол во плоти. Он самолично похитил ее и обращался с ней, как с рабыней. Но когда ее судьба оказалась в его руках, он спас ее, и это его благодеяние следует оценивать в пять раз дороже, потому что оно исходило от бандита, от человека, который по природе своей не может проявлять милосердие и сострадание.

Кейн сел на земле, случайно задев пальцами ее оголенное плечо в том месте, где было разорвано платье. Мозолистые подушечки нерешительно погладили нежную кожу, всего лишь пробежались по ней. Потом он тяжело поднялся на колени, расстегнул брюки и вытащил наверх рубашку. Как только его тело перестало согревать ее, Кристал мгновенно ощутила холод и поежилась. Кейн помог девушке встать на йоги. Все еще в смятении, она отерла слезы.

Кейн с угрюмым видом повел ее к костру, подталкивая перед собой, как это уже не раз случалось за день. Они вышли на свет: она — потерянная и опустошенная; Кейн — на глазах у всех застегивая брюки и заправляя рубашку — самодовольный, упивающийся своей победой. Разбойники с удовлетворением взирали на них. Кайнсон, окинув взглядом фигурку девушки в разодранном платье, ее растрепанные волосы, ехидно произнес:

— А вот и веселая вдовушка.

Мужчины расхохотались. Все, кроме Кейна. Он бросил на Кристал непроницаемый взгляд и вновь занялся своим оружием.

Девушка села у очага, размышляя о том, что произошло. Ни о чем другом она и думать не могла. Мужчины начали укладываться спать, а один из разбойников принес из салуна грязную посуду, в которой относили ужин пассажирам дилижанса. Обрадовавшись, что у нее появилась возможность не сидеть без дела, Кристал собрала все оловянные миски, которые разбойники побросали там же, где и ели, осторожно сняла свои перчатки, чтобы кто-нибудь невзначай не увидел шрам на ее ладони, и принялась мыть посуду. Управившись, девушка вновь натянула перчатки и села у очага, утомленно прислонившись головой к каменной опоре.

За целый день у нее во рту не было ни крошки, она изнемогала от усталости. Но Кристал сейчас не думала ни о еде, ни о сне. Страх притупил в ней какие-бы то ни было желания тела; все ее органы чувств реагировали только на то, что происходило вокруг.

Разбойники один за другим постепенно засыпали, похрапывая на разные голоса. Сидя у очага, Кристал чувствовала на себе взгляд Кайнсона, который тоже уже лежал в своей походной постели. Прошло довольно много времени, и Кристал наконец-то осмелилась посмотреть в его сторону. У девушки отлегло от сердца: Кайнсон спал. Она с минуту обдумывала план, как бы ей незаметно ускользнуть в лес, когда все разбойники уснут, но потом выбросила эту мысль из головы. Неосуществимая идея. Кейн не позволит ей убежать.

Она наблюдала, как он раскатывает свою постель у задней стенки очага. Это было самое лучшее место во всем лагере. Кристал не была удивлена тем, что бандиты уступили Кейну этот уютный уголок у теплого очага, который мог потребовать для себя только самый авторитетный в банде человек. Но потом у нее екнуло сердце. Она вдруг поняла, что, возможно, Кейн решил лечь поближе к очагу, потому что собирался спать с женщиной. Она неотступно следила за каждым его движением. Кейн, нагнувшись, отвязал с бедер ремни, на которых держались его зачехленные револьверы, затем медленно отстегнул кобуру и, держа ее в одной руке, другой потянулся к Кристал.

Для девушки не явилось неожиданностью то, что он изъявляет желание положить ее спать рядом с собой. Бандиты считали ее женщиной Кейна. Кроме того, это была своего рода мера предосторожности — нельзя допустить, чтобы пленница сбежала. Тем не менее, Кристал инстинктивно отшатнулась от протянутой руки, но Кейн все равно заставил ее лечь на свое одеяло. Правда, она никак не предвидела, что он вдруг с не присущим разбойнику великодушием положит ее прямо у теплого очага. Сам же он устроился рядом, на холодном краю постели, а кобуру кинул в середину между ними, сдвинув ее чуть вниз так, чтобы в случае необходимости можно было сразу выхватить револьвер. Потом, не говоря ни слова, натянул до плеч одеяло и закрыл глаза.

Прошел час, а Кристал все смотрела на заднюю стенку очага. Ей было тепло, восхитительно тепло, так тепло, что она даже начала засыпать. Но она не заснула. Совсем рядом лежали револьверы, которые упирались ей в ягодицы. Кристал не давала покоя мысль о том, что она обретет свободу, если завладеет оружием Кейна.

Миновал еще один час. Кристал осторожно повернулась на бок, лицом к Кейну. Он дышал ровно и глубоко. Потихоньку, невыносимо медленно она стала подбираться ладонью к заветной цели и наконец нащупала рукоятку одного из револьверов. Гулкий стук ее сердца перекрывал доносившееся издалека завывание одинокого волка. Ее пальчик проник в спусковую скобу и замер на курке. Другой рукой девушка сжала кобуру и стала вытаскивать револьвер. Мужская ладонь накрыла ее запястье.

— Если продолжать поиски, миссис Смит, то наверняка что-нибудь там найдется.

Кристал не видела лица Кейна — было слишком темно. Он сжал ее запястье, она тихо охнула. Руку пронзила боль. Девушка выпустила револьвер и попыталась высвободить свою руку, но Кейн в наказание потянул ее чуть вниз, и Кристал почувствовала под ладонью что-то обжигающе-твердое.

Вскрикнув, она стала выдергивать свою руку. На этот раз Кейн разжал пальцы и, отпихнув ее, принялся перекладывать кобуру на другое место. Кристал поспешно сбросила с себя одеяло и попробовала встать на ноги, но Кейн рывком привлек ее к себе на грудь, придавив рукой, так что она даже не могла пошевелиться. Кобуру он все еще держал в руке. Револьверы упирались ей чуть ли не в нос, но добраться до них ей было не суждено.

Кейн долго не засыпал; Кристал чувствовала это по его дыханию. Она лежала в кольце его объятий, лишенная и возможности и желания двигаться, даже сквозь одежду ощущая жар его горячего возбужденного тела. Прошло довольно много времени, и вдруг в темноте прозвучал голос Кейна, тихий и удивительно ласковый:

— Тебя дома ждут дети?

— Нет, — едва слышно прошептала Кристал.

Кейн глубоко, вздохнул, как будто даже с облегчением. А потом погрузился в сон, так же мгновенно, как и пробудился. Так могут только разбойники.

Окутанная мраком ночи, Кристал перебирала в памяти события минувшего дня и то, как Кейн чуть не изнасиловал ее. Не желая того, вспоминала она, как он ерзал по ней, стонал, и, наконец, в ее ушах вновь зазвенел тот нечеловеческий, звериный выкрик, который, казалось, выплеснулся из самых недр его души. Кейн всколыхнул в ней чувства, которых она предпочла бы вообще не знать, и Кристал проклинала его за это, лежа в плену мускулистой, твердой как скала руки. Она еще очень долго не могла заснуть.

Глава 4

— Ну-ка, куколка, принеси мне еще булочку, да поживей, — потребовал Кайнсон таким тоном, что, ослушайся она его, он наверняка дал бы ей пинка.

Кристал убрала с глаз липкие пряди белокурых волос и, пригладив их назад, наградила разбойника полным ненависти взглядом. Но выбора у нее не было. Девушка переложила со сковороды на тарелку еще одну булочку и направилась к главарю банды.

Утро выдалось холодным, но Кристал едва ли ощущала бодрящую свежесть, то и дело пошлепывая ладонями свое лицо, раскрасневшееся от пышущего жаром очага. В горной местности солнце поздно появляется на небосводе; его лучи еще только позолотили макушки осин. На западе небо отливало прозрачной лазурью, но лагерь бандитов был накрыт огромной тенью, отбрасываемой гранитной стеной ущелья. Кристал бросила взгляд на каменную тропинку, ведущую в город. Крыша салуна едва виднелась вдалеке на вершине скалы. Возможно, у ее спутников по дилижансу уже созрел план побега, но она сможет спастись вместе с ними только в том случае, если будет знать, что они задумали. Поэтому девушке не терпелось перекинуться словечком с кем-нибудь из ее товарищей по несчастью. Ее взгляд заскользил по разбойникам. Бун, развалившись вблизи очага, наблюдал за ней, словно хищник за жертвой. Самый старый из бандитов (его имени девушка не знала) бродил по лагерю, разминая ноги, — очевидно, он страдал ревматизмом. Кайнсон и еще двое сидели у костра и ели булочки. Куда делись остальные разбойники, Кристал не ведала.

— Почему ты никогда не снимаешь эти перчатки, куколка?

Девушка ничего не ответила, молча вручила Кайнсону тарелку с булочкой. Правда, отойдя от него, она сжала ладони в кулачки; черные перчатки затвердели от пота и грязи.

Перед очагом внезапно появился Кейн. Его волосы — оказывается, мокрые они были совсем черные, отметила про себя Кристал — были прилизаны назад; он только что выкупался. Побриться он не побрился, но, должно быть, нечто вроде утреннего омовения совершил у водопада, грохочущего за осиновой рощей. Остальные бандиты не мылись. Лохмотья и блохи — неизменные атрибуты солдат армии Конфедерации — были верными спутниками и этих людей. Их зловоние вызывало у Кристал тошноту.

— Возьми немного булочек. Отнесешь их в салун. — Кейн даже не дал ей толком наполнить оловянную миску. Схватив девушку за руку, он повел ее вверх по тропинке.

Кристал шла, спотыкаясь и оступаясь, с ужасом думая о предстоящем дне. Все ее попытки сбежать оказались тщетными. Похоже, единственный выход — дождаться вторника. Еслией удастся дотянуть до вторника. Правда, некий внутренний голос, очень и очень робкий, неуверенно нашептывал девушке, что она может доверять Кейну, — ведь вчера он пощадил ее. Тем не менее он был бандитом, а она — его пленницей. Кристал хотелось бы получить подтверждение — для нее это было безумно важно — того, что она выйдет на свободу живой и невредимой. Если бы знать, что администрация компании «Оверлэнд экспрессе согласна выплатить за заложников требуемую разбойниками сумму, тогда еще есть смысл дожидаться вторника — под защитой Кейна. Ну а если возможны осложнения, необходимо выяснить, какая судьба ей уготована.

Трудно взбираться по крутой тропинке с полной миской булочек в руке. Кристал споткнулась о камень. Руки Кейна подхватили ее, но несколько подгоревших недопеченных булочек все же слетели на землю. Обретя равновесие, девушка тут же устремилась вперед, чтобы избавиться от помощи Кейна, — словно он был прокаженный. Кристал предпочитала, чтобы он вообще не притрагивался к ней. Прикосновение его рук будоражило тело и душу, как некая первобытная стихия, и, сама того не желая, она начинала вспоминать события утра.

Она пробудилась на рассвете от того, что спину вдруг обдало холодом. Зябко поеживаясь, она села на одеяле. Кейн пристегивал к поясу кобуру, глядя на нее. Теперь, в бледном свете нарождающегося дня, она отчетливо видела его лицо и заметила, как взгляд разбойника задержался на ее волосах. Она смущенно провела пальцами по спутанным локонам. На голове творилось что-то невообразимое: ей вчера так часто приходилось отбиваться от бандитов, что половина шпилек была безнадежно утеряна. Словно прочитав ее мысли, Кейн нагнулся и, выдрав еще одну тоненькую полоску кожи из бахромы на своих потертых штанах, протянул ей. Просто невероятно, что разбойник способен проявлять заботу и внимание. Она приняла его дар, ненавидя себя за то, что в ней вспыхнуло чувство глубочайшей признательности к этому человеку.

Она разозлилась на себя и за то, что от его взгляда У Нее почему-то учащенно забилось сердце.

И даже сейчас, вспомнив тот его взгляд, она пришла в смятение. Девушка наступила на подол юбки и споткнулась. Чтобы не соскользнуть вниз, она инстинктивно ухватилась за ветку, и миска с булочками вылетела из руки. Острый конец обломившейся ветки проткнул ткань перчатки, расцарапав ей ладонь. Кристал вскрикнула от боли.

Кейн не дал ей упасть, поддержав за талию, затем вытащил ветку из перчатки.

— Сними ты эти чертовы перчатки, — бросил он.

— Ой, булочки, — охнула девушка, не обращая внимания на выступившую на ладони кровь. Ей отвратительна была сама мысль о том, что вдруг придется возвращаться в лагерь и снова печь булочки.

Кейн посмотрел на рассыпанные на тропинке подгоревшие рыхлые булочки и, припомнив, чем его потчевали на завтрак, покачал головой.

— Грязью такую стряпню не испортишь.

При других обстоятельствах Кристал наверняка почувствовала бы себя оскорбленной, но Кейн был прав: кухарка она никудышная. И девушка была рада этому. Разбойники из банды Кайнсона лучшего и не заслуживали. Их всех следовало бы отравить.

Она нагнулась и стала подбирать булочки, счищая с них грязь, но Кейн остановил ее.

— Я сказал, сними перчатки.

— Нет… — только и успела вымолвить Кристал. Кейн заставил ее выпрямиться и стянул перчатку с левой руки.

Его взгляд упал на ладонь девушки, и он заметил, что у нее нет обручального кольца.

— Я… после смерти мужа я осталась без денег. Мне пришлось продать кольцо, — заикаясь, проговорила Кристал, прежде чем сообразила, что лучше бы ничего не объяснять.

Кейн пристально посмотрел на девушку, словно думал, что по лицу сумеет определить причину ее нервозности.

— И долго вы были женаты?

— Два года. — Ложь слетала с ее губ сама собой.

— Он умер полтора месяца назад?

— Да.

Кейн внимательно рассмотрел ее палец, потер то место, где обычно носят кольцо.

— А следа от кольца нет, — криво усмехнулся он, довольный тем, что уличил ее во лжи.

Кристал промолчала. Если она приоткроет завесу своей тайны, ее отправят на виселицу.

Кейн схватил правую руку девушки и начал стягивать разодранную перчатку.

От страха закололо в спине. Она не может позволить, чтобы он увидел шрам на ее ладони. Не исключено, что на западе тоже развешаны объявления с ее приметами, и, если хотя бы одно из них попадалось Кейну на глаза, он сразу вспомнит, что за нее обещано огромное вознаграждение.

Кристал вырвала руку, готовая бороться до последнего, лишь бы только не дать ему увидеть то, что скрывается под перчаткой. Отбиваясь от Кейна, она измазала кровью его рубашку, но он не обратил на это внимания, словно кровяные пятна на одежде и схватка с ней давно уже стали для него делом привычным. Он опять поймал руку девушки, и на этот раз все ее усилия высвободиться ни к чему не привели. Кейн стянул перчатку, и глаза его заблестели от любопытства.

Шрам занимал почти всю ладонь. Он был удивительно красивый — в форме розы, выжженной на коже. Кристал с беспокойством наблюдала за реакцией разбойника. В глазах его отразилось недоумение, изумление, но сомневаться не приходилось: он впервые видел такой шрам. У девушки отлегло от сердца. Кейн выпустил ее руку и медленно поднял голову. Их взгляды встретились. Кристал догадывалась, что ему о многом хотелось спросить ее, но он знал: она не станет отвечать. Не говоря ни слова, девушка опустилась на колени и стала подбирать валявшиеся на каменистой тропинке булочки.

Кейн внимательно следил за каждым ее движением, словно надеялся таким образом прочесть ее мысли, заглянуть в ее прошлое. Четыре года она хранила свою тайну и теперь не собирается посвящать в нее кого бы то ни было. Кристал продолжала подбирать булочки, сдувая с них пыль и еще глубже пряча воспоминания о трагических событиях своей жизни.

Ей было тринадцать лет, когда сгорел ее дом. Семья ван Аленов считалась одним из самых авторитетных и респектабельных семейств потомков голландских переселенцев в Манхэттене. Они были богаты, но не кичились своим состоянием и жили тихо и мирно в старинном доме на Вашингтон-сквер. Теперь та жизнь вспоминается как нечто нереальное, как добрая милая сказка, некогда прочитанная в детской книжке. Ее родители любили друг друга и дочерей, Кристал и Алану, и те в свою очередь отвечали им любовью. В их тесном семейном кругу царила атмосфера глубокой привязанности и душевной близости, и они всегда радушно привечали мужа покойной тети, Болдуина Дидье, относились к нему как к родному. Правда, Кристал — тогда еще девочка-подросток — в его присутствии испытывала какую-то смутную тревогу и беспокойство. Его седая бородка клинышком и пронзительные голубые глаза пугали ее. Кристал он никогда не нравился. Однако Болдуин Дидье был человеком светским, и она помнила, как весело смеялись родители, внимая его сдержанным высказываниям. Они рады были обществу Дидье хотя бы потому, что с ним не было скучно.

Однако в то время как Кларисса и Джон ван Ален смеялись вечерами со своим зятем у тлеющего камелька, сам Болдуин Дидье сгорал от зависти. Поговаривали, будто ван Алены баснословно богаты: они владели огромным количеством акций старинной голландской «Вест-Индской компании», держали вклады в «Никер-бокер энд Нью-Йорк бэнк», им принадлежали участки земли на всем протяжении от Уолл-стрит до Харлем-ривер.

Родственников у них было мало. А когда от болезни желудка умерла сестра Клариссы (она была женой Дидье), дочери ван Аленов стали единственными наследницами ИХ СОСТОЯНИЯ.

Однажды ночью Кристал, которой недавно исполнилось тринадцать лет, проснулась от того, что в нос ей бил едкий запах дыма. Спрыгнув с постели, она пошла посмотреть, откуда валит дым, и очутилась в той части дома, где спали ее мать и отец. Комнаты были охвачены огнем. Возле кровати Клариссы и Джона ван Алена стоял Болдуин Дидье и с задумчивым выражением лица смотрел на ее родителей, спокойно лежавших под пылающим балдахином.

Кристал закричала. Дидье тут же куда-то исчез. Девочка решила, что он побежал вызывать пожарных, и молилась, чтобы так оно и было, но, когда, доковыляв через заполненную дымом комнату до кровати родителей, увидела кровь и погнутый золотой подсвечник, она поняла, что тушить огонь никто не приедет.

Теперь Кристал была уверена, что именно в тот момент у нее что-то перевернулось в голове и она на время позабыла все, что увидела. Потеря памяти, явившаяся следствием защитной реакции организма, уберегла ее рассудок от помутнения в результате полученного Потрясения, но сослужила ей и плохую службу: ее поместили в психиатрическую лечебницу. Не будучи в состоянии вспомнить, что произошло, она соответственно не могла и доказать свою непричастность к убийству отца с матерью. А то, что во время пожара она находилась в комнате родителей, сомнений не вызывало. Чтобы удостовериться в этом, достаточно взглянуть на ее ладонь.

В покоях родителей вся мебель и двери были снабжены одинаковыми серебряными рельефными ручками работы парижских мастеров; каждая из них была отлита в форме розы. Незадолго до того как Кристал приняла решение сбежать из лечебницы, память вернулась к ней, и теперь девушка вновь могла пережить каждую минуту той ужасной ночи, проведенной в спальне родителей. Подсознательно она понимала, что отцу с матерью помочь уже нельзя. Вокруг плясали языки пламени, и она кинулась прочь из комнаты. Но Дидье запер дверь.

Словно загнанный зверек, дергала она раскаленную металлическую ручку, пока не выбилась из сил, а в ладошку не впечаталось клеймо. Кристал вспомнила, как подкосились колени и она упала на пол; ее белая ночная сорочка посерела от дыма. И по сей день девушка не была уверена, что привело ее в чувство, — то ли Бог услышал ее молитвы или что-то еще заставило ее действовать, — но только ей каким-то образом все же удалось доползти до окон, выходивших на Вашингтон-сквер, и открыть створку одного из них. Ничего не видя, задыхаясь от дыма, она наощупь выбралась на каменный карниз за окном. Окно ее спальни находилось всего в нескольких футах, и она, рыдая, ловя ртом свежий ночной воздух, сотрясаясь всем телом и душой от того, что ей довелось увидеть и пережить, бесстрашно поползла по нему, даже не думая о том, что может свалиться вниз с двадцатифутовой^[4] высоты. Удивительно, но она не помнила, чтобы чувствовала боль в руке, но страдания, наверное, были мучительные, потому что она почти полгода ходила с забинтованной ладонью. Но даже теперь Кристал не могла вспомнить, чтобы ощущала тогда боль.

Пожарные нашли ее в гардеробе. Черная от копоти с головы до ног, сидела она в шкафу, съежившись в комочек, а правая рука висела безжизненно, словно плеть. Ее рассудок напрочь отторгнул все случившееся, и поэтому она не могла дать вразумительных ответов на вопросы полиции. Пожар был настолько свирепый, что тела ее родителей обгорели до неузнаваемости. Огонь уничтожил и все улики, свидетельствующие о том, что их умертвили еще до пожара, слизал все следы преступления Дидье. Остались лишь проклятое позорное клеймо на ее ладони — доказательство того, что в момент гибели родителей она находилась в их спальне, да провал в памяти, что еще более усугубляло тяжесть лежащих на ней подозрений, так как теперь все считали девочку сумасшедшей.

Не избежать бы ей обвинительного приговора, но дядя Болдуин — «великодушный» человек — упросил полицию поместить племянницу в лучшую психиатрическую лечебницу в Бруклине. И нет ничего удивительного в том, что он сжалился над девочкой. Ведь теперь Болдуин Дидье имел возможность свободно распоряжаться состоянием ее сестры Аланы, а его жертва сама подарила ему безупречное алиби: как случился пожар, Кристал не помнила, зато на ладони у нее была выжжена роза. Дидье остался вне подозрений.

Кристал трясло от ярости всякий раз, когда она думала о том, что ее дядя ушел от наказания за свое отвратительное преступление. Теперь весь смысл жизни сводился для нее к тому, чтобы доказать его вину. И это могла сделать только она. Но к своей цели девушка продвигалась медленно и ценой огромных усилий. Она приняла для себя решение не обращаться за помощью к Алане из боязни подвергнуть риску единственного дорогого ей человека. Алана навещала сестру в лечебнице, и Кристал до сих пор не могла забыть, какое у нее тогда было лицо — бледное и прекрасное, как у матери, но с не присущим Клариссе ван Ален выражением озабоченности и суровой решимости. Алана с самого начала была твердо убеждена, что выдвинутые против Кристал ужасные обвинения — полная нелепость. Все те годы она всеми правдами и неправдами пыталась вызволить сестру из лечебницы. И хотя старания Аланы ни к чему не привели, ее вера и самоотверженность питали силы Кристал, когда ею овладевало отчаяние. Она безгранично любила свою сестру — больше, чем саму себя.

Кейн, прервав мысли девушки, жестом приказал ей продолжать путь. Держа в одной руке миску с булочками, а другой подхватив свои юбки, Кристал опять стала взбираться вверх по тропинке. Но воспоминания не оставляли ее.

Память вернулась к Кристал, когда ей было шестнадцать лет. Она начала рассказывать о преступлении дяди, и, слушая ее казавшиеся бессвязными речи, персонал лечебницы пришел к выводу, что их юная пациентка действительно сумасшедшая. Кристал стали колоть морфий, и она чуть было и сама не поверила в то, что у нее не все в порядке с головой. Тем не менее ей удалось убедить санитарку, дежурившую по ночам, что делать ей уколы нет необходимости, и однажды рано утром (это случилось три года назад) она, переодевшись в незадолго до этого украденную униформу сиделки, навсегда покинула психиатрическую лечебницу. Она избрала для себя участь беглянки.

Девушка оглянулась на Кейна. В его взгляде по-прежнему сквозило любопытство, но кто она, он, очевидно, не догадывался. Оставшись без перчаток, Кристал сжала руку со шрамом в кулачок. Все эти годы она только и мечтала о том, как бы избавиться от клейма, но оно, словно тень, всегда было при ней, чтобы при первом же удобном случае выдать ее правосудию, подтвердить ее причастность к преступлению, которого она не совершала. Один раз Кристал даже попыталась выжечь с ладони розу, но, когда поднесла к руке раскаленную докрасна кочергу, поняла, что у нее не хватит мужества вытерпеть адскую боль. Она отшвырнула кочергу в очаг, тем самым приговорив себя к вечным скитаниям.

Сердце забилось спокойнее. И чего она так испугалась? Здесь, на Западе, много беглецов и бродяг. Девушка опять оглянулась на Кейна. Вот и эти тоже.

Поднявшись по тропинке в город, Кристал увидела расхаживающего перед салуном часового. Кейн кивнул ему, и они вошли в дом. Девушка едва узнала помещение. Пыль уже не лежала толстым сплошным слоем, и она впервые разглядела половицы и деревянную поверхность мебели. На ступеньках лестницы — следы, как будто здесь прошел целый полк.

В сопровождении Кейна Кристал поднялась по лестнице и постучала в дверь. На стук вышел Зик, сменивший кнут на винчестер.

Кристал вручила ему миску с булочками и, устремив взгляд в комнату поверх плеча разбойника, пересчитала пассажиров дилижанса. Вид у ее спутников был измученный. Мистер Гласси обливался потом, хотя и на улице, и в помещении было еще довольно зябко. Рука священника, потянувшаяся за булочкой, заметно дрожала; очевидно, он с большим удовольствием выпил бы на завтрак бокал виски. Кучер и отец Пита спали, прислонившись к стене с облупившейся штукатуркой. Время от времени, меняя во сне положение, они вздрагивали и открывали глаза, разбуженные стуком цепей.

Кристал встретилась взглядом с Питом. Юноша сгорбившись сидел в углу комнаты. Было видно, что он напуган, однако с лица его не сходило дерзкое выражение. Когда Пит заметил, что платье на Кристал разорвано, на его щеках от гнева выступили красные пятна.

— Почему ее не поместили вместе с нами? — воскликнул юноша, отказавшись от булочки. Он попытался встать на ноги, но Бун, тоже находившийся в комнате с пленниками, швырнул его на пол.

— Потому что теперь она принадлежит Кейну, — ответил бандит. По тому, как Бун посмотрел на нее, Кристал поняла, что он вместе со всеми сидел у костра накануне вечером.

— Вы не имеете права!… — сердито выкрикнул Пит, обращаясь к Кейну, но Бун пнул юношу в живот.

Кристал кинулась к нему, но Кейн не пустил ее, обхватив за талию.

— Ты ничем не поможешь мальчишке, — мрачно произнес он.

— Не бейте его! — закричала девушка.

Бун взглянул на Пита, собираясь ударить юношу.

— Оставь его, — сказал Кейн. Бун подчинился, хотя было ясно: ему не понравилось то, что команда последовала после просьбы Кристал. Но ослушаться Кейна он не посмел.

— Их поили сегодня? — спросил Кейн. Бун покачал головой.

— Тогда иди за водой. Бандит кивнул.

Кейн обвел взглядом пассажиров дилижанса. Убедившись, что с пленниками все в порядке, он схватил Кристал за руку и вышел из комнаты, не обращая внимания на Пита, который провожал их гневным взором.

Они спустились вниз.

— У нас есть хоть какой-нибудь шанс дожить до вторника? — не удержавшись, задала девушка мучивший ее вопрос.

Кейн, сжав губы в угрюмую складку, посмотрел на Кристал.

— Ты лучше о себе побеспокойся. Дотянешь ли ты до вторника?

Их взгляды скрестились. Кристал вспомнила минувшую ночь, вспомнила, как он спас ее.

— Ты не дашь нам погибнуть, — прошептала она уверенным тоном.

Кейн отвел глаза. В его внезапно похолодевшем взоре застыла тревога.

— Я ничего не обещаю.

Кейн погонял аппалузскую верховую вдоль железнодорожного полотна. Они спустились с гор и сейчас проезжали мимо шаткой водонапорной башни, возвышавшейся над безлесной равниной. В спину нещадно палило солнце. Кейн изучающе разглядывал железнодорожное полотно, откос, рельеф местности. Внутреннее чутье подсказало Кристал, что, наверное, именно сюда компании «Оверлэнд экспресс» приказано доставить выкуп за заложников.

— Ты должен встречать поезд? — поинтересовалась девушка. Она сидела на лошади перед Кейном, в кольце его рук. Седла под ней не было. Когда они покинули салун, Кейн молча взгромоздил ее на свою кобылу, и всю дорогу до равнины они не разговаривали.

— Я и Кайнсон. Остальные залягут в траве, кто-то останется в салуне.

Натянув поводья, Кейн заставил лошадь повернуть налево, и они пересекли железнодорожное полотно. Кристал все время держалась за гриву лошади; костяшки пальцев от напряжения побелели. Нервы тоже вибрировали, как натянутые струны, потому что, сидя в объятиях Кейна, она ощущала каждое движение его мускулистой груди, чувствовала, как рядом с ее ногами в такт иноходи аппалузской верховой покачиваются его ноги. Он наделен гораздо большей силой, чем она, и только хитростью можно вырваться от него на свободу.

— А что будет потом, когда вы с Кайнсоном получите деньги? Кристал со страхом ждала ответа на этот вопрос. Грабеж и похищение людей — тяжкие преступления, и девушку постоянно преследовала путающая мысль о том, что Кайнсон не захочет оставлять свидетелей.

Кейн молчал. Лицо его словно окаменело. Тихим ровным голосом Кристал спросила:

— Они собираются нас убить? — Не дождавшись ответа, она добавила: — Я говорю они, потому что…

— Мне ясно, почему ты так сказала.

— Это ведь чистая случайность, что мы ехали в этом дилижансе. Мы — обычные пассажиры и ко всему этому не имеем никакого отношения.

— Вы — средство для достижения цели. Мы с Кайнсоном воевали в одном полку, сформированном в Джорджии. В Шарпсбурге наш полк разгромили ко всем чертям. А полком федералистов, который послали против нас, командовал Теренс Скотт, владелец компании «Оверлэнд».

Значит, Кейн из Джорджии, Эта информация, хоть и не ахти какой лакомый кусочек, может пригодиться в дальнейшем. Нужно запомнить.

— И теперь вы решили отомстить господину Скотту? Ограбите его и таким образом расквитаетесь за свое поражение? Вы — трусы.

Кристал ожидала, что Кейн разгневается, но он сказал только:

— Теренс Скотт из «синих мундиров», а Кайнсон — конфедерат. И ничего тут не поделаешь, — На этот раз Кристал обратила внимание, что Кейн слегка растягивает слова.

— Ты можешь найти выход, — упорствовала девушка.

Это замечание все же вывело Кейна из себя.

— Я выполняю распоряжения Кайнсона, — язвительно произнес он, — И советую тебе всегда помнить об этом. Представь себе, что от этого обстоятельства зависит твоя жизнь. Впрочем, миссис Смит, это истинная правда,

— Ты далеко не всегда повинуешься его приказам, — заметила Кристал, вспомнив события минувшего вечера. Кейн раскрыл было рот, чтобы опровергнуть ее утверждение, но девушка поспешно добавила: — Мы могли бы убежать, Кейн, Вместе — ты и я. Поедем в Кэмп-Браун, сообщим властям, где прячут заложников. Тебя не тронут. Я докажу, что ты не виноват. И мистер Гласси, Пит, другие пассажиры — все будут рады вновь оказаться на свободе. Я знаю, они не станут подавать на тебя в суд.

Кейн посмотрел ей прямо в глаза.

— Ты можешь сделать это, — с отчаянием в голосе проговорила Кристал. — Ты ведь защитил меня вчера. Ты против того, чтобы страдали невинные люди. Просто ты связался с плохой компанией. Война окончена, Кейн, и ни тебе, ни Кайнсону, никому из вас не удастся вернуть прошлое.

— Да что ты можешь знать о войне, ты, маленькая янки? Ты, наверное, тогда еще пешком под стол ходила.

У Кристал перехватило дыхание.

— Как… как ты догадался, что я с Севера?

Кейн самодовольно ухмыльнулся.

— То, что ты янки, у тебя на лбу написано. Одета ты, конечно, не как полагается благородной даме, но к деньгам и роскоши, должно быть, привычна. Это видно по тому, как ты держишься. Все время ходишь с задранным носом. Я давно уже не встречал южанки, которая могла бы позволить себе такое.

Кристал была поражена тем, что Кейн так много знает о ней. А ведь она ничего не рассказывала ему о себе. Раз Кейну известно, что она — представительница враждебного для него лагеря, разжалобить его будет нелегко. Но все же он помог ей вчера, зная, что она северянка. В глубине души он, очевидно, добрый человек. И если ей удастся достучаться до этого человека, возможно, все они будут спасены.

— Если мы убежим, Кейн, если мы спасемся, то и тебе постараемся помочь. Компания мистера Гласси наверняка не останется в долгу, и… — она вспомнила, что отец Пита в разговоре с сыном упоминал, будто они разбогатели, — думаю, все мы, пассажиры, тоже сумеем достать денег, чтобы отблагодарить тебя. Ты сможешь вернуться домой в свою Джорджию. Начнешь новую жизнь.

— У меня больше нет дома. Об этом позаботился Шерман^[5], когда шел через Джорджию, чтобы помочиться в Атлантический океан.

Девушка побледнела. Шансы на спасение таяли на глазах. Этому человеку нечего терять, не к чему стремиться. Его ничем не проймешь.

— Но, наверное, все же у тебя есть какое-то желание, которое мы могли бы удовлетворить, — наконец промолвила Кристал.

Кейн посмотрел ей в лицо, затем его взгляд застыл на ее груди, которую тесно облегал корсаж разодранного грязного платья. Этот взгляд обжигал кожу почти как огонь. Кейн молчал. Но она и без слов все поняла.

Кристал сидела не дыша. Своим телом она торговать не намерена. Честь и достоинство для нее превыше всего. Без этого ей не жить.

Кейн вновь поднял глаза к лицу девушки и, встретившись с ее надменным взглядом, стал смотреть куда-то в сторону.

— Что бы ты ни сделала, что бы ни предложила, я не отпущу тебя на свободу. — Он осмотрелся, до самого горизонта объяв взором бескрайнюю прерию. — Если я приеду с тобой в город, на этот раз меня точно повесят. — Он стянул с шеи выцветший красный платок. Увидев его красноватый шрам, она опять внутренне содрогнулась. — У меня нет желания еще раз встречаться с палачом. Удача может изменить мне.

В отчаянии Кристал решила разыграть свою последнюю карту.

— Если ты отвезешь меня в Кэмп-Браун, я никому и словом не заикнусь о тебе. Просто сообщу властям, где находятся остальные пассажиры. А ты сразу же покинешь форт. Исчезнешь.

— Я не могу этого сделать.

— Неужели ты не понимаешь, что Кайнсон ненавидит тебя? Тебе нужно золото. А если Кайнсон не захочет делиться? — От бессилия она готова была разрыдаться. — Я не выдам тебя. Отвези меня в Кэмп-Браун. Ты ведь не бандит. Поступить так, как ты вчера, способен только человек с добрым сердцем…

— Забудь про вчерашний вечер, — вспылил Кейн. — Ты ошибаешься, полагая, будто я могу помешать осуществлению задуманного. Чему быть, того не миновать.

И если ты будешь сговорчивее, то, может быть, нам всем удастся выбраться из этой переделки живыми.

Надежда покинула ее, испарилась, как вода в реке во время засухи. Кристал отодвинулась от Кейна, устремив взор в бескрайнюю даль стелющейся зеленым ковром прерии. Больше говорить было не о чем.

Кейн в сердцах натянул поводья. Лошадь остановилась.

— Какое тебе дело до моей шеи? Подумай лучше, как спасти свою задницу.

Девушка молчала. Тогда Кейн, тряхнув ее за плечо, опять спросил:

— Почему ты так беспокоишься за мою жизнь?

Кристал пристально посмотрела на разбойника.

Так же, как и Кейн, она не на шутку рассердилась.

— Потому что у нас с тобой схожие судьбы, Кейн. Только поэтому. Я хорошо понимаю тебя. На нас с тобой устроили охоту, словно на диких зверей. Я не заслужила такой участи. Может быть, ты тоже. Тогда докажи, что это так. Отвези меня в Кэмп-Браун.

Его рука еще крепче сжала плечо девушки.

— Твой муж… это он преследует тебя или… — начал Кейн и умолк, прокручивая в голове все возможные варианты.

— Ну, не стесняйся. Можешь думать самое худшее. Другие ничего иного и не предполагают. — Кристал постоянно помнила, какая горькая правда заключается в се словах.

Кейн внимательно вглядывался в ее глаза, в прозрачные голубые хрусталики, искрящиеся в лучах ослепительного солнца.

— Нет… — медленно произнесон, — ты его не убивала. Ты бы не носила эти траурные одежды, если бы сама убила его. Не стала бы оплакивать мужа, которого собственноручно лишила жизни.

— Нет, не стала бы, — прошептала Кристал, вновь с беспокойством ощутив, как ее наполняет чувство глубокой признательности к разбойнику. Она три года скитается по свету, скрываясь от правосудия. Маколей Кейн — первый человек, который сразу поверил в ее невиновность, не требуя доказательств.

— Расскажи, что он был за человек?

Вполне естественный вопрос, но ответа на него нет. Кейн спросил о муже, но девушка догадывалась, что на самом деле он желает услышать рассказ о ее жизни. Он хотел знать, каким образом она оказалась в этом злополучном дилижансе, куда направлялась, почему не носит обручального кольца, почему у нее нет детей. Он хотел выяснить, была ли она счастлива в супружестве, чтобы вынести приговор ее прошлому и предсказать будущее. Если только у нее есть будущее.

Кристал обнимала взором мертвую ширь, над которой висело такое же пустынное ярко-голубое небо. Прерия манила ее; на этих безграничных просторах легко затеряться. Пока еще она не может открыть свое настоящее имя, хотя душа ее жаждала довериться Кейну, поведать ему о дяде, который разыскивает ее, и о том, как он убил ее родителей, а всю вину свалил на племянницу. Наверное, она просто надеется, что, рассказав Кейну о себе, заставит его понять: она тоже несчастна, как и он сам, и ее нужно спасти, равно как и остальных пленников.

Но, впрочем, вряд ли он поймет ее, и, следовательно, она напрасно подвергает себя опасности.

Глубоко вздохнув, Кристал огляделась. Во все стороны тянулась широкая степь. Три последних года в Нью-Йорке она провела в психиатрической лечебнице. То было тяжелое время. Смятение, горе и страх отравляли каждую минуту ее жизни. Она истерзала себя, полагая, будто и впрямь в безумии погубила своих родителей, как лживо утверждал ее дядя. А потом вдруг, словно пробудившись от кошмарного сна, она вспомнила, как все произошло. Кристал надеялась, что в один прекрасный день справедливость восторжествует. Или, наоборот, когда-нибудь дядя отыщет ее. Ну а пока положение остается без изменений, лучше держать язык за зубами.

— Что этот сукин сын сотворил е тобой? — Кейн, приставив шершавый палец к щеке девушки, чуть повернул ее голову, чтобы она смотрела ему в лицо.

Кристал видела, что он встревожен ее взглядом. Так реагировали многие, потому что в ее глазах отражалась необъяснимая боль когда-то полученного сокрушительного удара.

— Какое тебе до этого дело? — прошептала она. — Мое прошлое касается только меня. Я просто хочу, чтобы ты знал: я понимаю, почему ты избрал для себя жизнь изгоя. И у меня есть на то свои причины.

— Я — преступник. У женщины вроде тебя не должно быть ничего общего со мной. — В голосе Кейна прозвучало явное неодобрение.

— Да что ты можешь знать о женщинах вроде меня?

— Я всегда считал, что знаю достаточно.

Кристал посмотрела Кейну в глаза.

— Давай убежим, Кейн. Спасем людей, которых держат в плену в Фоллинг-Уотере, и сами спасемся. А потом ты скроешься, начнешь новую жизнь. И я тоже.

Ласковый степной ветерок теребил его волосы, в глазах цвета зимнего неба искрилось солнце. На долю секунды Кристал померещилось, что сердце разбойника откликнулось на ее призывы, что они достигли взаимопонимания, обрели друг в друге близкое по духу существо; так обитатели леса даже в темной глуши всегда чуют себе подобных. Но это длилось лишь мгновение. Кейн пришпорил кобылу, и они, словно гонимые пожаром, понеслись в Фоллинг-Уотер. Кристал возвращалась в лагерь в унынии: Маколей Кейн не оправдал ее надежд.

Глава 5

К лагерю разбойников они подъехали уже в сумерках. Кейн напоил и накормил лошадь и только потом отпустил Кристал готовить на ужин бобовую похлебку и печь булочки. Всем своим существом девушка восставала против того, что ее заставляют прислуживать, как рабыню, но разум, стремившийся выстоять в борьбе за жизнь, укротил кипевший в ней дух непокорности. Кристал вынуждена была смириться со своим положением, и принялась устало копошиться у очага, стряпая пищу для своих похитителей. В данной ситуации по-другому она и не могла поступить.

Девушка помешивала бобы в горшке, с отвращением вдыхая горячие пары. От запаха похлебки кружилась голова, и, чтобы не упасть в обморок, Кристал время от времени присаживалась передохнуть. За последние два дня в желудок к ней попало всего несколько кусочков булочки, которую она ела на завтрак, да так и не доела. Ей нельзя терять силы, но если сегодняшний вечер явится повторением вчерашнего, значит, поужинать она сможет еще не скоро, да и есть-то, наверное, будет почти нечего. В первую очередь она должна накормить разбойников, потом сварить еще один горшок бобов для пленников и вскипятить воду, чтобы вымыть измазанную прогорклым жиром посуду. Вчера вечером, к тому времени, когда она управилась по хозяйству, ужин уже был окончен, все бобы были съедены; ей предлагалось довольствоваться объедками в мисках разбойников. Но лучше уж умереть голодной смертью, чем травиться бобами, которые не вместились в утробу Кайнсона.

Бандиты сели ужинать, а Кристал прислонилась головой к каменному очагу и закрыла глаза. Кейн только что положил себе вторую порцию, опорожнив горшок. Значит, сегодня она тоже ляжет спать с пустым желудком.

Девушка медленно сползла на землю, стараясь не думать о еде. Все тело ныло от усталости, и, кажется, она натерла мозоли на ягодицах, целый день трясясь на лошади без седла. Спина не сгибалась от того, что весь вечер пришлось ворочать тяжелые железные горшки. Мучимая голодом, Кристал буквально физически ощущала, как из нее улетучиваются жизненная энергия и душевные силы.

Кейн тронул ее за плечо, и девушка открыла глаза. Он кончил ужинать, но, вместо того чтобы вывалить недоеденные бобы на усыпанную сосновыми иголками землю, миску, в которой оставалось еще добрых полпорции, протянул ей.

«Великодушие» похитителя, которому не выгодно, если заложница умрет от истощения. Она должна проглотить свою гордость вместе с бобами, которые он выделил пленнице, иначе ей придется голодать. Кристал посмотрела на его вилку, на вилку, которой он ел, касаясь и нёба своего, и языка; вчера, когда Кейн целовал ее, его язык ощупывал ее рот.

Конечно же, она просто обязана отказаться от его подачки, чтобы не потерять уважение к себе, но инстинкт самосохранения заставил замолчать гордыню. Кристал взяла из рук Кейна миску и стала есть оставшиеся в ней бобы. И опять, вопреки ее воле, в душу вкралось теперь уже знакомое, хотя и необъяснимое, и нежеланное, чувство благодарности к Кейну, избавившему ее от унизительной необходимости глодать еще более гнусные объедки кого-либо из других бандитов.

Как только она домыла посуду, Кейн повел ее в лес. В горах темнеет рано, и очень скоро всю округу окутала холодная ночь. Все то время, что Кристал возилась у очага, разбойники не сводили с нее глаз, наблюдали за ней, словно стая койотов, выжидающих удобного момента, чтобы наброситься на чужую добычу. Кое-кто даже облизывал губы, как будто она была для них чем-то вроде лакомства, которое, попробовав один раз, не терпится отведать вновь. Девушка почти обрадовалась, когда Кейн, схватив ее за руку, повел прочь из освещенного пятачка. Но вместо того чтобы зайти за сарай, они направились в лесную чащу. Сердце Кристал забило тревогу, когда она услышала понесшийся ей вслед хохот мужчин, напоминавший завывание хищников.

Они спустились к озеру, в которое с ревом низвергался невидимый водопад. В тишине шум воды казался оглушительным. Кейн, двигаясь в кромешной тьме уверенно и проворно, словно кошка, подвел Кристал к валуну. Он притянул девушку к себе, и они долго сидели, прислушиваясь к грохоту водопада, который обрушивался к их ногам с хребта Уинд-Ривер, глядели на редкие звездочки, мерцавшие над головой в просветах между макушками едва различимых силуэтов елей.

Странной они были парой. Они находились здесь, потому что Кейн, как предполагали разбойники, должен был изнасиловать ее, но из какой-то немыслимой милости не счел нужным мучить свою пленницу. Они сидели на огромном холодном валуне, выжидая, когда истечет время, достаточное для того, чтобы совершить надругательство. В Кристал боролись противоречивые чувства, и вскоре она уже вообще не понимала, благодарна ли Кейну за проявленное великодушие или ненавидит его за это. Кейн молчал. Если душу его и волновало что-то, на поведении это никак не отражалось.

Кристал почти не ощущала давления его руки, которая, едва касаясь, обвивала ее талию теплой цепью. Стоял август. Днем в знойном воздухе роились комары, но ночи были холодными. Девушка неожиданно для себя поежилась и вспомнила про шаль в своем дорожном сундуке, который в последний раз она видела на крыше дилижанса. Вокруг угрожающе высились скованные студеной ночью деревья. Кристал стало страшно. Наверное, где-то рядом притаились невидимые дикие звери и наблюдают за ними.

— Почему мы пришли именно сюда? — тихо спросила девушка, зная, что Кейн и сквозь грохот водопада услышит ее вопрос, так как они сидели очень близко друг к другу. — Здесь нет медведей?

— А что, у тебя идет кровь?

— Кровь?

— У тебя есть подкладки между ног? У тебя сейчас месячные?

Кристал объял ужас. Значит, он все же хочет изнасиловать ее, раз интересуется столь интимными вещами, промелькнуло у девушки кошмарное подозрение.

— По… почему ты спрашиваешь об этом? — заикаясь, вымолвила она.

— Потому что медведи за милю чуют запах крови, — сухо ответил Кейн. — Здесь опасно находиться только в том случае, если у кого-то из нас выступает кровь. Так у тебя идет кровь?

— Нет. — Кристал была рада тому, что темнота скрывает ее пылающее лицо. Мисс Балфинч, ее любимая гувернантка, перевернулась бы в могиле, если бы узнала, что ее воспитанница вынуждена обсуждать с бандитом интимные стороны женской природы.

Кейн опять замолчал, словно обдумывая что-то. Он весь вечер предавался размышлениям, и его настроение настораживало Кристал. Она нервно заерзала в объятиях Кейна и тут же почувствовала, как напряглась его рука, заставляя ее сидеть смирно.

— Я вот все думаю… — наконец заговорил он. — Как могло случиться, что такая женщина, как ты, пустилась в дорогу в одиночку? Мы не ожидали, что в дилижансе будет ехать женщина. Даже не предполагали. Где твои родные? Где твоя семья, Кристал?

Услышав слетевшее с уст разбойника свое имя, Кристал проглотила хорошо отрепетированную за три года скитаний ложь, которая была готова сорваться с ее языка прежде, чем Кейн докончит фразу. Но когда он своим низким шершавым голосом назвал ее по имени, это придало самим вопросам окраску глубоко личной заинтересованности, и Кристал вдруг поняла, что не хочет лгать Кейну.

— Я не слышу ответа, девушка.

— Я не желаю рассказывать о себе. Я уже говорила.

— У тебя нет выбора. Я требую, чтобы ты мне ответила. Куда ты направлялась? Что погнало тебя туда?

— Не скажу, — прошептала Кристал, внутренне приготовившись выдержать очередную вспышку гнева. Ждать долго не пришлось.

Кейн схватил ее за плечи.

— Ты от кого-то скрываешься, да? — с нотками осуждения в голосе продолжал допрашивать он.

Кристал не отвечала.

— Я хочу знать, почему и от кого ты скрываешься, — горячился Кейн.

Девушка напряглась всем телом. Кейн наверняка тоже это заметил — он крепко прижимал ее к груди, обхватив сзади, чтобы она ненароком не вырвалась.

— Расскажи мне, — настаивал он, обдав ее щеку горячим дыханием. Его слова потонули в грохоте водопада.

В Кристал опять вспыхнуло необъяснимое, нелепое желание довериться Кейну. В их судьбах столько общего. Она, как и он, осталась без дома; оба они скрываются от правосудия; он чудом уцелел на виселице, и она в каждом кошмарном сне, рисующем гибель родителей, видела, как ей накидывают на шею петлю, собираясь казнить за преступление, совершенное Болдуином Дидье. Но разве это достаточно веские причины, чтобы доверить Кейну свою тайну? Она не знала.

— Ну какое тебе дело до того, почему я оказалась в этом дилижансе? — прошептала Кристал. — После вторника наши дороги разойдутся, и мы вряд ли когда-нибудь встретимся вновь. Это все пустые разговоры. — «И, получив выкуп, ты опять пустишься в бега, скрываясь от блюстителей закона. В сущности, я даже не удивлюсь, если тебя пристрелят прямо в Фоллинг-Уотере. — При этой мысли у Кристал защемило сердце. Ей почему-то было грустно думать о том, что Кейн может погибнуть. Между ними существовало некое духовное родство, взаимопонимание, что при других обстоятельствах, возможно, переросло бы в более глубокое чувство. Кристал искренне верила, что под внешней безобразной оболочкой жестокости в Кейне живет добрый порядочный человек. В принципе, он ведь ничего плохого ей не сделал, хотя и лишил свободы. Наоборот, он защитил ее, причем рискуя собственной шкурой.

Кристал спиной чувствовала биение его сердца, колотившегося в такт раскатам низвергающейся воды; в его объятиях ей было уютно, как под теплым одеялом. Она попыталась представить, как Кейн, смертельно раненный одним из солдат маршальской службы^[6], пришедших на помощь заложникам, истекает кровью у ее ног, но не смогла, и странное, непонятное чувство непрошеного раскаяния захлестнуло все ее существо.

— Пошли, — сказал Кейн, поднимаясь с валуна.

Кристал послушно побрела рядом с ним, думая только о том жутком мгновении, когда похолодеет теплая ладонь, которая сейчас сжимает ее руку.

— Дай сюда зеркало. — Прорычал Бун, обращаясь к Джейку.

Кейн и Кристал, подойдя к бивачному костру, остановились в тени, наблюдая за разыгрывающейся на их глазах сценой. Назревала драка, и Кристал даже повеселела. Она на дух не выносила обоих бандитов: Буна — за нахальный взгляд, Джейка — за гадкую улыбочку. К тому же все внимание остальных бандитов было приковано к ссорящимся, а о ней позабыли, и, слава Богу. Кристал была рада, что на время избавлена от неусыпного надзора мужчин, изнывающих от вожделения. Тем более после такой утомительной для души прогулки в сопровождении Кейна. Уличить себя в непрошеном чувстве позорной жалости к преступнику — это более чем достаточно.

В отблесках костра Бун и Джейк боком приближались друг к другу. Обстановка накалялась. Бун раз потянулся к зеркалу, второй, а потом неожиданно ударил Джейка в живот. Завязалась драка. Джейк с кулаками набросился на обидчика. Зик попытался разнять дерущихся, но, получив удар в челюсть, тут же забыл о своих добрых намерениях и стал колотить направо и налево. Разгоралось настоящее побоище, и тут в полукруг света шагнул Кейн.

Разбойники застыли на месте, явно напуганные тем, что рассердили его. Кейн с едва скрываемым презрением посмотрел на них и сел у костра. Прочитав в его лице угрозу, мужчины опустили кулаки, воинственно глядя на Кейна, как нашкодившие дети — хотя и далеко не безобидные, — застигнутые за шалостью воспитателем. Бандиты разошлись кто куда. Джейк, что-то бурча себе под нос, швырнул зеркало в ворох какой-то одежды.

Кристал этот ворох показался подозрительно знакомым. Разбойники дрались из-за ее вещей. Она кинулась к валявшейся на земле одежде и, как безумная, стала набирать в охапку принадлежности своего туалета, негодуя на этих гнусных мерзавцев, которые лапали своими грязными руками ее вещи, — ведь это все имущество, какое у нее есть. Но нахватала она не много. К бивачному костру приближался Кайнсон, неторопливым шагом спускаясь по тропинке, ведущей из города.

— Ну-ка отойди оттуда, куколка. Эти вещи теперь наши, — сказал он, пряча в усах похабную ухмылку.

— Нет, мои! Вы вытащили их из моего сундука! — задыхаясь от ярости, выпалила Кристал. На щеках ее выступил гневный румянец. Прижимая к груди выцветшее голубое ситцевое платье (это была ее единственная смена), она язвительно добавила:

— Компания «Оверлэнд» заплатит вам предостаточно. А торгуя моими скудными пожитками, особо не разбогатеете!

— Даже если цена им один пенс, этот пенс будет наш. — Кайнсон шагнул к девушке, чтобы забрать у нее платье. Она отказалась выпустить его из рук. Завязалась борьба. Каждый тянул платье к себе. Кайнсон разжал пальцы, и Кристал отлетела назад, едва ли не в объятия Кейна, стоявшего у нее за спиной.

— Остальных раздели? — спросил Кейн, не обращая внимания на Кристал.

Кайнсон, улыбнувшись, оглянулся на спускавшихся по тропинке разбойников. Они возвращались из салуна, и у каждого в руках было по вороху одежды. Одну груду венчал модный костюм мистера Гласси.

— Оставили им только нательное белье. — Кайнсон хохотнул. — А у старика вся куртка была набита золотом. Видели бы вы, как он бесился, когда я ослобонил его от тяжкой ноши.

Кристал пришла в уныние. У отца Пита забрали деньги. Их надежды на счастливое будущее угасали быстрее, чем когда-то увял сам город Фоллинг-Уотер.

— Снимай свои нижние юбки, куколка, — обратился Кайнсон к Кристал, вновь поворачиваясь к ней. — Это мы тоже конфискуем. Женское шмотье ценится намного дороже, чем мужское.

— Еще чего выдумал, — огрызнулась Кристал. На карту была поставлена не просто ее девичья скромность. Она потеряет гораздо больше, если отдаст Кайнсону свои нижние юбки. Не видать ему их, как своих ушей.

— Я сказал, раздевайся.

— И не подумаю, — ответила девушка. Пусть только прикоснется.

— Делай, что тебе говорят, — услышала она голос Кейна у себя за спиной.

Кристал, оскорбленная предательством Кейна, резко повернулась к нему лицом. Она почему-то надеялась, что он заступится за нее. Какая глупость. Слишком многого она требует от разбойника. Ругая про себя Кейна, на чем свет стоит, девушка вновь воззрилась на Кайнсона.

— Мои вещи принадлежат только мне, и я не намерена расставаться с ними. Убери свои лапы.

Кайнсон в ответ только расхохотался. В мгновение ока его руки залезли ей под платье и содрали нижние юбки. Кристал взвизгнула в бешенстве, но, прежде чем успела отпихнуть Кайнсона, все три ее нижние юбки были уже у него в руках. В пыль посыпались золотые монеты.

— Что тут у нас такое? — проговорил Кайнсон, поднимая с земли одну монету.

Семь — несчастливое число. Это точно. Три года она работала, как проклятая, чтобы скопить эти семь десятидолларовых монет. Откладывала деньги, отказывая себе в еде, потому что ею двигала месть — чувство куда более сильное, чем голод. Она поставила перед собой цель: доказать вину дяди и восстановить свое доброе имя. Но для этого нужны деньги. И она трудилась, копила, а выходит, только для того, чтобы семь бесценных золотых монет, которые она хранила в своей нижней юбке, веселили теперь бандитов, забавлявшихся ее сбережениями, как клоуны никчемными безделушками.

Не думая о последствиях, Кристал сломя голову бросилась к Кайнсону, чтобы вырвать у него свои деньги, но Кейн успел перехватить девушку, Разъяренная тем, что он остановил ее, она занесла руку, собираясь влепить ему пощечину, но Кейн остудил ее порыв ледяным взглядом.

Если она ударит его, Кейну придется продемонстрировать перед Кайнсоном свою власть над ней. Он вынужден будет ударить ее, и довольно сильно. Сморгнув выступившие на глазах слезы бессилия и гнева, Кристал опустила руку.

— У меня больше ничего нет. Только эти семь золотых монет. Скажи ему, чтобы не отнимал у меня эти деньги, — прошептала Кристал, гордая тем, что не выдала голосом рвущихся наружу рыданий.

— Я знаю, — только и ответил Кейн. Кайнсон, издевательски хохотнув, подкинул в воздухе одну монетку. Кейн кивком приказал девушке вернуться к очагу. Она на мгновение задержала на нем свой взгляд, пронизанный мукой и мольбой, затем, надменно вскинув подбородок, пошла прочь, не желая, чтобы он видел ее страдания и слезы, которые все же застилали ей глаза, когда она, схватив кочергу, принялась с остервенением размешивать в очаге угли.

Спустя час все разбойники уснули. Кайнсон храпел, устроившись на краю освещенного пятачка. Кристал смотрела на него, думая, как было бы замечательно, если бы в лагерь прокрались огромные волки и утащили куда-нибудь ненавистного бандита. Ее бы тоже уже должно клонить в сои, но она слишком перевозбудилась за день, полный напряженных событий. Она осталась совсем без денег. Теперь у нее нет ли цента за душой. Все нужно начинать с нуля. Эта мысль больше всего угнетала Кристал. Казалось бы, в первую очередь нужно тревожиться о том, как выжить, чтобы потом можно было начать все сначала, но сейчас жизнь рисовалась ей в самом мрачном свете, дленная денег, скудного скарба, она чувствовала себя голой, беззащитной, хотя вроде бы сидящий рядом суровый, вечно о чем-то размышляющий мужчина опекает ее. Но, как выяснилось, особенно рассчитывать на поддержку Кейна не приходится. Он мог бы заставить бандитов вернуть ей деньги. Девушка в этом не сомневалась. Разбойники при его появлении разбегались по углам, как тараканы. И он доказал, что способен взять верх над Кайнсоном, чего тот явно опасается. И, тем не менее, Кейн остается в подчинении у главаря банды. А почему? Потому что он руками и ногами повязан с этой бандой, как и все остальные разбойники. Даже, пожалуй, в большей степени, чем все они.

Взор девушки упал на Кейна. Он смотрел на нее. Уж этого Кристал никак не ожидала. В отблесках угасающего костра его глаза не так пугали своей холодностью, черты лица смягчились, хотя он наблюдал за ней с каким-то странным напряжением во взгляде, словно не хотел глядеть на нее, но почему-то не мог заставить себя отвернуться.

Их взгляды встретились. Чем-то она пленила его. Казалось бы, какое дело разбойнику до ее прошлого, однако Кейна, похоже, оно заинтриговало, — судя по тому, как он настойчиво расспрашивает ее. А теперь еще и этот взгляд. Не исключено, что она нравится ему. С таким человеком, как Кейн, связываться, конечно, опасно — это все равно, что играть с огнем, — но если она завоюет его доверие, найдет трещину в его броне, тогда, может быть, ей удастся убедить его в своей правоте и он согласится помочь своей пленнице.

Кристал опустила глаза и заметила, что Кейн опять чистит свои револьверы. В этом деле он проявлял завидное усердие. Казалось, он только и ждет момента, чтобы испытать силу своего оружия. Остальные разбойники, должно быть, чувствуют себя не очень уютно, постоянно видя у Кейна в руках оружие, подумала девушка.

Она подошла к своему стражу и попробовала втянуть его в разговор.

— Ты столько внимания уделяешь своим револьверам. Наверное, они какие-то особенные.

— Миллионы людей имеют такие же, — как всегда, лаконично бросил Кейн и, приняв грозный неприступный вид, вновь сосредоточился на своем занятии, прочищая канал непомерно длинного ствола одного из револьверов.

— Такие пистолеты были у конфедератов, да?

— Да. — Кейн разобрал револьвер и посмотрел в дуло.

— Ты так заботишься о своем оружии. Я догадывалась, что оно у тебя с войны. Должно быть, эти револьверы тебе очень дороги.

Кейн, презрительно скривив губы, взглянул на девушку.

— В этих краях, миссис Смит, мужчина не дорожит оружием. Он — его раб. Просто я — очень усердный раб. Бот и все. — Он собрал револьвер. — К тому же «ремингтоны» — янки по боевым характеристикам гораздо лучше моих револьверов.

— Почему же, в таком случае, ты не достанешь себе «ремингтоны»?

На лице Кейна опять появилось презрительное выражение.

— Зачем они мне? Мертвецу один черт из чего его убили.

Кристал замолчала, не зная, что ответить на такое бесспорное замечание.

После довольно продолжительной паузы Кейн вдруг спросил:

Ты на что-то копила? — Он не смотрел на девушку, продолжая сосредоточенно чистить и смазывать маслом свой револьвер, словно ее и вовсе не было рядом. Но Кристал была уверена, что, если она не ответит ему, глаза Кейна немедленно обратятся в ее сторону. А она не хотела снова увидеть его гневный взгляд.

— Я преподавала в школе, хотела купить дом.

— Понятно, — отозвался Кейн; было ясно, что он не верит ей.

— Эти деньга оставил мне муж.

— Неправда. — Он поднял голову. — Зачем же, имея столько золота, продавать обручальное кольцо? — И улыбнулся. От его улыбки девушку пробрала дрожь. Кейн уличил ее во лжи, к теперь, что бы она ни сказала, он не поверит ее объяснениям. Поэтому Кристал решила ничего не говорить. Молчание — более достойный выход из глупого положения, чем неубедительные ответы.

— Ты ненавидела его, да? — спросил Кейн каким-то до странного умоляющим тоном.

Теперь уже Кристал отвела глаза.

— Я расскажу о своем прошлом только в том случае, если ты согласен мне помочь.

Кейн обвел взглядом спящих мужчин. Они храпели в унисон с уханьем совы. Потом его глаза опять остановились на Кристал. Казалось, он что-то хочет сказать, но почему-то не решается. Кейн вновь посмотрел на разбойников. Очевидно, он опасается, что кое-кто подслушивает их, притворяясь спящим, подумала девушка, и собралась было задать ему вопрос, но Кейн, запихнув в кобуру кольт, положил конец разговору. Он расстелил постель по другую сторону очага и жестом приказал ей укладываться.

Кристал, не понимая, чем вызван его внезапный гнев, с трепетом ожидала, когда он ляжет рядом. Но Кейн не спешил залезать под одеяло. Он сел спиной к теплому очагу и, вытащив из переметной сумы губную гармошку, стал наигрывать мелодию песни «Том Дули». Кто-то из разбойников — кажется, Кайнсон — крикнул ему:

— Кейн, ну ты даешь, парень! Нашел чем заняться! Будь у меня такая баба, я бы и не вспоминал про гармошку!

В печной трубе эхом отозвался хохот мужчин, лежащих по другую сторону очага. Кристал поежилась. Кейн запел:

— «Склони свою голову, Том Дули, склони свою голову и плачь. Ты убил Лори Фостер, и смерти тебе не миновать». — Слова песни звенели у девушки в голове. — И смерти тебе не миновать».

Глава 6

Утро воскресного дня выдалось беспощадно-холодным. Ночью ударил мороз, посеребрив инеем землю, деревья и даже одеяло, под которым они спали. Кристал с содроганием думала о том, что через несколько минут ей придется расстаться с теплом тела Кейна, но над горами уже брезжил рассвет, и с западной стороны склоны хребтов приобрели очертания еще задолго до того, как над лагерем разбойников рассеялась тьма, а из-за гребней восточных холмов выглянуло солнце. Так уж причудливо извивался рельеф в этой горной местности, что, есливы хотели понаблюдать рассвет, нужно было повернуться лицом к западу.

Кристал лежала к Кейну спиной и, хотя не видела его, знала, что он тоже проснулся. Кейн не торопился вставать, очевидно, как и она, не желая покидать теплую постель. Выкуп за заложников привезут через два дня. Всего два дня осталось ей мучиться в плену банды Кайнсона и еще целых два дня выдерживать натиск противоречивых чувств к мужчине, с которым сейчас она лежит под заиндевелым одеялом. Чем все это кончится, одному Богу известно. Вариантов было много, но одно Кристал знала наверняка: Кейн не отдаст ее на растерзание своим сообщникам, не позволит Кайнсону и его подручным забить ее, как беспомощного ягненка, когда те получат выкуп, ~ слишком уж часто рисковал он собой, защищая ее. А вот за мистера Гласси, Пита и остальных пленников девушка серьезно тревожилась. Их будущееоставалось туманным. Но ведь, откровенно говоря, все они на волосок от смерти. Ее судьба зависит не только от Кейна. Он не в состоянии предусмотреть все. В некотором роде он и сам пленник, заложник преступления, совершенного при его активном участии.

С востока, перекатываясь через остроконечные вершины гор, в ущелье струился бледный свет; иней кое-где начинал подтаивать. Кейн шевельнулся, и Кристал приготовилась к тому, что сейчас он откинетодеяло и ее обдаст холодом, но минуты текли, а ей по-прежнему было тепло. Тогда девушка повернулась на спину, желая посмотреть, что делает ее страж, и уперлась взглядом в его лицо, которое находилось всего в нескольких дюймах от ее собственного. Кейн лежал на боку, одной рукой подпирая свою темноволосую голову, другой — прижимая к груди портупею.

Он глядел на нее. Кристал ощутила на своей щеке тепло его неслышного дыхания. Словно птица в силке, она завороженно смотрела в серые глаза Кейна, наконец-то увидев и сам источник, излучающий холод: радужная оболочка вокруг зрачков пестрела голубыми, как льдинки, трещинками, которые остужали просачивающееся наружу тепло, взамен наделяя его глаза притягательной силой, неотразимостью и еще чем-то необъяснимо путающим.

Кристал, чувствуя, как в ней просыпается непреодолимое влечение к этому человеку, в замешательстве опустила веки. Его лицо так близко, на расстоянии Дыхания. Стоит только шелохнуться, и его губы сольются в поцелуе с ее дрожащими губами. А он хочет поцеловать ее. Женское чутье подсказывало Кристал, что Кейн так же жаждет этого поцелуя, как и она.

Ее взгляд задержался на его горле; над свободно повязанным платком краснел шрам. Она не хотела ничего чувствовать, но жилка на шее Кейна пульсировала так зазывно и соблазнительно, что девушка пришла в еще большее замешательство и поспешно перевела взгляд на его грудь, стараясь не замечать, как она размеренно вздымается и опускается, хотя от этого волнующего зрелища по телу разлилась горячая истома.

В вороте рубашки виднелась белая шерстяная нательная фуфайка, которую не мешало бы выстирать. Странно, но она не чувствует никаких дурных запахов. То ли Кейн чистоплотнее других бандитов, то ли, постоянно находясь с ним в тесной близости, она просто утратила способность отличать вонь от аромата. Теперь рядом с Кейном она ощущала только естественный запах его тела, такой же дикий, как у лошади, — дух возбужденного животного естества; все наносные запахи исчезли. Конечно, после ванны общаться с ним было бы куда приятнее; им обоим следовало бы выкупаться. Кристал уж и не помнила, когда в последний раз видела горячую воду или расчесывала волосы. Однако сейчас это казалось несущественным. Этот разбойник в силу своей натуры умел все низвести до элементарного, во всем подчеркнуть суть изначального, природного. Он заставляет ее воспринимать весь трагизм жизни в самом что ни на есть упрощенном варианте, лишая ее права выбора, одним своим присутствием отметая ненужные условности, вынуждая ее позабыть о правилах приличия, потому что в сравнении с самой жизнью все это бесполезная шелуха. И этот опасный, не знающий жалости человек — в то же время ее покровитель. Однако с ним следует держаться настороже. И, возможно, потому, что волей обстоятельств вот уже несколько дней она балансирует на грани между жизнью и смертью, порой наступают такие моменты, когда она под влиянием Кейна готова отрешиться от окружающего, от своего прошлого и настоящего, от своих принципов в угоду той простейшей истине, что оба они — живые существа, а именно: мужчина и женщина. И самое ужасное… она также почти готова признать, что все остальное не имеет значения.

Рука Кейна скользнула ей под подбородок, и с губ Кристал слетел стон. Сейчас он поцелует ее, и — Боже Всемогущий — она хочет этого. Кейн приподнял лицо девушки за подбородок, и она опять встретилась с ним взглядом. Ей не терпелось ощутить его жесткие губы на своих податливых губах. Дико, безумно, грешно желать подобного столь сильно, но она едва не захлебывалась от этого мучительного желания.

— О чем ты думаешь, когда смотришь на меня… так, как сейчас? — шепотом спросил Кейн.

Кристал всхлипнула. В такую минуту она не могла ему солгать.

— Жаль, что все так нескладно.

Он коснулся костяшками пальцев нежной кожи под ее подбородком, и у девушки сладостно защемило сердце. Ругая себя за то, что так реагирует на его прикосновение, она смотрела на Кейна с безысходной тоской непорочной девы во взгляде.

Он не поцеловал ее. Словно зная наверняка, что своим поступком причиняет ей невыносимые страдания, Кейн убрал руку и с задумчиво-серьезным выражением на лице поднялся с постели, грубо стянув с Кристал одеяло. Она едва не вскрикнула, когда морозный утренний воздух, ледяным огнем опалив все тело, вернул ее в мир реальности.

День прошел как обычно. Кристал почти все время торчала у очага, занимаясь тошнотворной стряпней, — готовила для бандитов завтрак, обед, ужин и подавала им еду. Кейн каждый раз быстро съедал первую тарелку и оставлял ей половину своей Добавочной порции, а сам усаживался за каким-нибудь занятием возле очага, — очевидно, не желая выпускать из виду свою пленницу. Дважды в этот День он уводил ее в лес, без предупреждения хватая за руку. Разбойники неизменно подбадривали Кейна хлопками и улюлюканьем, за что Кристал презирала их все больше и больше. Обозвать ублюдков из банды Кайнсона животными — это значит оскорбить Божьи создания. Говорить, что они — дьяволы, — бессмысленная лесть в отношении этих подонков. Наблюдая за поведением бандитов, Кристал пришла к выводу, что уже однажды сталкивалась с субъектом подобной породы. Им был ее дядя, Болдуин Дидье.

И, однако, среди них есть Кейн. Непостижимый человек. Ее спасение и проклятие, темное загадочное пятно, затерявшееся в тенетах ее подсознания. Он внушает ей страх — и небезосновательно. Походка выдает в нем человека, который умеет быть жестоким и беспощадным, в глазах затаилась смертельная угроза. Он — словно забытое на столе ружье, готовое выстрелить мгновенно, кто бы ни нажал на курок — будь то злодей или праведник. За время своих скитаний по Вайомингу Кристал перевидела много всякого оружия и много разных людей, по малейшему поводу хватающихся за пистолет. Но такое сочетание необычного и пугающего, как Маколей Кейн, она встречала впервые.

Да, она боится его, но и нуждается в нем. А сознавать свою зависимость от такого человека вдвойне страшно. Кейн — это же самая настоящая «русская рулетка»^[7]. В любую минуту, по любому поводу он может обратить на нее свой гнев. Как к нему относиться, что думать? Кристал обуревали противоречивые чувства, в клочки раздирали ей душу, а когда Кейн брал ее за руку и уводил от бивачного костра, борьба в груди разгоралась еще сильнее. Когда она в его объятиях молча слушала завывание ветра, гуляющего по осиновой роще, эти противоречивые чувства просто кромсали все ее существо.

Вечером воскресного дня Кристал должна была не только накормить разбойников, но и отнести ужин пленникам в салун. Она вымоталась до изнеможения. Шутка ли, тащить вверх по склону оврага тяжеленный горшок с бобами. Девушка постоянно оступалась, едва не соскальзывая вниз на крутой тропинке, и Кейн, наконец, не выдержав, забрал у Кристал ее тяжелую ношу и сам понес ее в Фоллинг-Уотер. И, тем не менее, она была рада, что идет в салун. Ей не терпелось увидеть остальных своих спутников. Если у них все благополучно, возможно, она напрасно изводит себя страхами.

Приблизившись к салуну, Кристал приметила в одном из разбитых окон желтый огонек света, лившийся из комнаты, где держали пленников. Кейн сам нес и лампу, отказавшись передать ее девушке, чтобы та не воспользовалась ею как оружием. Прошагав по пустынному помещению к лестнице, он остановился, чтобы пропустить Кристал вперед.

Мысли о побеге не покидали девушку всю дорогу до Фоллинг-Уотера. Кейн, обремененный лампой и жаровней, вряд ли успел бы ей помешать. Она убеждала себя, что сумеет уйти на некоторое расстояние, но так и не решилась бежать. Ночь выдалась безлунная, в лесу хоть глаз выколи. Она будет блуждать во мраке, натыкаясь на валуны и стволы деревьев. А Кейн, обладая поразительной способностью видеть в темноте, рано или поздно все равно поймает ее. К тому же, пустившись за ней вдогонку, он наверняка отшвырнет в сторону горшок с бобами, и тогда ей всю ночь придется варить ужин для пленников, вместо того чтобы использовать это драгоценное время для восстановления сил, размышляя, как спастись самой и вернуть семь золотых монет, которые теперь позванивали в кармане у Кайнсона.

Поднявшись по лестнице, Кристал постучала в комнату с пленниками. Кейн кивнул, и она толкнула Дверь. Заложники в одном нательном белье сидели у стены. Ряд замыкал Пит. С краю, развалившись на единственном стуле, возвышался бандит по имени Мармет. На груди у него болтался винчестер. Разбойник был пьян.

— Где ты шляешься, черт бы тебя побрал? Я ссатъ хочу. — Заметив Кейна, Мармет тут же выпрямился, заскрипев стулом, и, заикаясь, проговорил: — Не… не знал, что это ты, Кейн…

— Сегодня кормить их будет она, — объявил Кейн, в качестве нагоняя наградив бандита свирепым взглядом.

— Вот и хорошо, — заискивающе кивнул Кейну Мармет, затем взглянул на Кристал. — Давай, приступай, куколка, — подражая Кайнсону, произнес он и захохотал, но тут же оборвал смех, видя, что Кейн не собирается вторить ему.

Кристал, наклонившись, стала накладывать бобы в миску мистера Гласси, и у нее затряслись руки. Если предположить, что отношение бандитов к; пленникам — преамбула к исходу их похищения, значит, они обречены. Закованный в цепи, раздетый до нижнего белья, которое посерело от грязи, мистер Гласси взирал на нее с пола, как побитая дворняжка. Лишенный возможности бриться и причесываться, он являл собой столь же отталкивающее зрелище, как и все остальные мужчины: и разбойники, и заложники. Да и она сама, наверное, выглядит не лучше: волосы спутаны, платье разорвано; просто, не имея под рукой зеркала, она не может в этом удостовериться. Зато прекрасно видит, во что превратился тучный франтоватый торговец, который всего лишь несколько дней назад буквально сразил их всех своим элегантным костюмом модного ядовито-зеленого цвета, а теперь сидит тихий, пришибленный. Она согласна смиренно сносить оскорбления этих бандитов, потому что ничего другого ожидать от них не приходится, да и прежде ей случалось сталкиваться с мерзавцами. Но глядеть на униженного, подавленного мистера Гласси было выше ее сил. Он же отражение ее самой. Слезы навернулись на глаза Кристал.

Чтобы не разреветься, она, дрожа всем телом, еще ниже склонилась над его миской, доверху наполняя ее бобами. Руки девушки тряслись так сильно, что мистеру Гласси пришлось забрать у нее половник.

С грустью в глазах глядя на Кристал, он вежливо проговорил:

— Ах, миссис Смит слава Богу, вы в добром здравии, хотя я ужасно огорчен тем, что вынужден предстать перед вами в столь неопрятном виде.

Бандиты сняли с него костюм, превратили мистера Гласси в чучело, однако от этого он не перестал быть джентльменом. Им не удалось сломить его дух.

А значит, и она не должна впадать в отчаяние.

Неожиданно для себя самой Кристал обвила руками шею мистера Гласси и крепко обняла, уткнувшись головой в его широкую грудь, чтобы подавить рыдания. Она готова отдать все, что у нее есть — все семь накопленных золотых монет, — лишь бы снова увидеть этого человека в его роскошном зеленом костюме.

— Ну будет, будет, моя хорошая… — сиплым от волнения голосом стал успокаивать девушку торговец, удивленный порывом ее эмоций. — Клянусь, мы выберемся из этой переделки. Я нужен фирме «Патерсон». Они-то уж не оставят нас в беде.

Кристал внимала его ласковым речам, зажмурив глаза, словно надеялась таким образом отгородиться от всего, что стало для нее невыносимым. Торговец попытался прижать девушку к себе, но руки его были скованы, и он опустил их, неловко проведя наручниками по ее спине.

Кристал так бы и стояла недвижно, ища утешения на уютной груди мистера Гласси, если бы не почувствовала, как на ее плечо легла ладонь Кейна, Его пальцы сквозь ткань платья впились ей в кожу, не больно, но твердо, предупреждая девушку, что она Должна взять себя в руки, иначе ей несдобровать. Неимоверным усилием воли Кристал заставила себя отойти от мистера Гласси и принялась раскладывать по мискам бобы. Лицо ее осунулось, побледнело, в глазах блестели слезы, но плакать она не смела. Только раз взглянула она на Кейна, отчаянно выискивая в его лице хоть какой-нибудь намек на то, что он испытывает угрызения совести за содеянное с пассажирами дилижанса, но искала она напрасно. Кейн смотрел на нее так же, как обычно наблюдал за ее действиями у бивачного костра. Взглядом собственника.

Девушка наполнила миску кучера, затем охранника дилижанса. Страдающий без выпивки проповедник стал похож на мертвеца, но ему она тоже положила бобов, затем обслужила отца Пита.

Осталось накормить только самого Пита. Юноша не сводил глаз с Кристал. Он был тронут ее безудержным порывом, когда она приникла к груди мистера Гласси. Девушка вдруг испугалась, что Пит, желая защитить ее, опять может сотворить какую-нибудь глупость, но он сидел смирно. Пока Кристал накладывала ему бобы, юноша не проронил ни слова, а потом коснулся ее запястья. И тут же убрал руку, взглядом указывая ей посмотреть вниз. Между его коленями был зажат шестизарядный револьвер. Кристал испуганно взглянула на пьяного бандита, сидящего рядом с пленниками. Мармет, опять развалившись на стуле, что-то говорил Кейну. Только теперь девушка заметила, что кобура на его левом боку пуста.

Она выпрямилась, возбужденная и одновременно вся трепещущая от страха. Они убегут или погибнут.

— Где мой ужин? — заплетающимся языком потребовал Мармет. Кристал была настолько потрясена увиденным, что даже не сразу почувствовала на себе руки разбойника. Опомнилась, только когда он схватил ее за ягодицу.

— Сам возьми, — сердито сказал Кейн и, пинком пододвинув Мармету горшок с бобами, оттащил Кристал в сторону. Пит, воспользовавшись суматохой, не долго думая, вскинул револьвер и, держа его обеими руками, направил на сидящего на стуле пьяного бандита.

— Отпусти ее, Кейн, не то я продырявлю его.

Кейн молниеносно выхватил из кобуры свой пистолет, но было поздно. Пит держал Мармета на прицеле. Бандит, изумленно глядя на направленное ему в голову дуло, грузно подался вперед, заскрипев стулом. Рука его метнулась к висящей на боку кобуре, но пальцы не нащупали оружия, и тогда изумление на лице разбойника сменилось страхом.

— Я сказал, оставь ее с нами, Кейн. Я убью его и тебя тоже, если ты не выполнишь моего требования, — предупредил Пит срывающимся голосом.

В комнате повисла мертвая тишина. Кристал слышала только биение своего сердца, которое колотилось под ребрами, как барабан. Мужчины не двигались. Все затаили дыхание, ожидая, что предпримет Кейн.

— Брось оружие, малыш. Ты не понимаешь, что творишь, — ровно проговорил Кейн; револьвер в его ладони словно застыл.

Мармет схватил винчестер, нетвердой рукой целясь в Пита. Юноша нажал на курок, и пьяный разбойник замертво рухнул с дыркой во лбу.

Чтобы не закричать, Кристал до крови прикусила нижнюю губу. В ее ушах звенел выстрел, в нос бил едкий запах жженого пороха, так как воздух сразу наполнился дымом, который голубой струйкой выползал из дула револьвера Пита. Все остальные заложники словно окаменели, сидели не шелохнувшись, как манекены, даже цепь ни разу не брякнула.

Питтрясущейся рукой направил револьвер на Кейна.

— Отпусти ее! — взвизгнул юноша с перекошенным от ужаса лицом — ведь он только что убил человека, и, возможно, на его совести будет еще один.

Кейн на долю секунды замешкался, очевидно засомневавшись в том, что юный Пит способен еще раз проявить решимость. А зря. Взвинченный, не владеющий собой подросток вновь нажал на курок. Пуля, зацепив плечо Кейна, рикошетом отскочила к стене; на пол посыпалась штукатурка.

Кейн, оттолкнув Кристал в сторону, кинулся на Пита. Юноша сопротивлялся храбро, не желая уступать свое оружие, но справиться с опытным разбойником, который действовал быстро, как молния, ему было не под силу. Кристал и вздохнуть не успела, как револьвер Мармета оказался в руках Кейна.

— Не трогай моего сына! Не убивай! — завопил отец Пита, увидев, что Кейн навел на юношу пистолет. Гремя цепями, старик тщетно пытался высвободиться из оков. Пит съежился, сидя на полу.

— Не делай этого! — вскричала Кристал, повиснув на руке Кейна, затем подбежала к юноше и обняла его, чтобы защитить от разгневанного разбойника.

Кейн возвышался над ними с холодным, как камень, лицом. Он взвел курок, и девушка поняла, что ему очень хочется убить Пита, тем более что он разгорячен видом собственной крови, струящейся по его руке.

В ужасе она смотрела на Кейна, затем с мольбой в голосе прошептала:

— Маколей, — и отвернулась, не в силах вынести его взгляд.

Не отрывая глаз от лица Кристал, Кейн медленно опустил револьвер. Его черты смягчились, гнев угас, словно он смирился с тем, что произошло. Выпрямившись, Кейн сунул за пояс револьвер Мармета, затем подхватил лежавшее возле мертвого тела ружье и рывком, почти так же безжалостно и резко, как и винчестер, поднял девушку на ноги, не заботясь о том, что причиняет ей боль. Оскорбленная грубым обращением, Кристал выбросила вперед руку, намереваясь оттолкнуть Кейна, и на ладонь ей упали теплые вязкие капли.

Девушка взглянула на разбойника. Густо-красная, почти черная кровь стекала с пальцев его левой руки. Кейн повел Кристал к выходу, оставляя на грубых половицах цепочку темно-красных капель.

Чувствуя, как к горлу подступает тошнота, она заставила себя посмотреть в лицо Кейну и поняла, что сейчас не следует ему перечить. Он жестом приказал девушке покинуть комнату вместе с ним. Его рука давила все настойчивее, больнее, однако Кристал пересилила себя и оглянулась.

По лицам пленников было видно, что они потрясены исходом неудачной попытки к бегству. Мармет был мертв; его тело валялось у их ног. С улицы, сквозь разбитое окно, до нее донеслись крики; в ущелье замигали огни ламп.

— Пошли, — проскрежетал Кейн и, мертвой хваткой сжав руку девушки, потащил ее за дверь.

— Позволь мне остаться с ними, — взмолилась Кристал, с трудом нащупывая в темноте грубые ступеньки деревянной лестницы.

— Нет.

— Они убьют их.

— Нет.

— Я должна остаться с ними. — Она вцепилась Кейну в грудь. — Я знала, что у Пита оружие. Он показал мне, когда я накладывала ему ужин. Я тоже виновата и должна понести наказание вместе с ними. Я не могу позволить Кайнсону убить этих людей, потому что…

— Нет, — повторил Кейн и подтолкнул Кристал вперед.

— О Господи. Ну прошу тебя, Маколей, пожалуйста… — Последнее слово прозвучало как всхлип.

Кейн вдруг покачнулся и навалился на перила. Старые поручни зашатались. Он оперся на них рукой, но прогнившее дерево затрещало. Кристал схватила Кейна, и очень вовремя: перила рухнули вниз. Кейн навалился на девушку, но ей все же удалось удержать его, хотя он был вдвое тяжелее.

— Ты не понимаешь, Кристал… — невнятно забормотал Кейн, — ты не понимаешь… это нужно доиграть до конца. Доиграть до конца…

Кристал не ясен был смысл того, что он говорит. Непостижимый человек. Всегда и во всем. Кейн защитил ее от разбойников, однако сам он тоже повязан по рукам и ногам. Кто же он: грешник или святой?

— Ты… слушаешь меня… Кристал? — прошептал Кейн.

— Кайнсон…

— Кайнсона я беру на себя… ты только делай, что я говорю. Проклятье… мы все погибнем… обещай, что ты доиграешь свою роль до конца.

— О Боже, ты весь в крови… — едва слышно выговорила девушка, почувствовав, как ее ладонь обожгла густая теплая струя его крови. Все ее существо требовало, чтобы она не смела помогать Кейну. Он — бандит, преступник, по вине которого она в конечном итоге может погибнуть, но жившая в ее душе женщина, благородная леди, взращенная не для суровой жизни, не для страданий, не могла отказать в помощи раненому.

Так ничего и не пообещав Кейну, Кристал свела его по лестнице вниз, усадила на хлипкий стул и зажгла лампу, забытую в салуне кем-то из разбойников, затем сняла с себя последнюю нижнюю юбку и не колеблясь, разорвала ее на бинты. Накладывая на рану повязку, Кристал, когда больная рука Кейна покоилась на столе, еще раз попыталась завладеть его револьвером, питая хрупкую надежду таким образом защитить своих спутников от гнева Кайнсона, но Кейн схватил ее за кисть. Лицо его оставалось бесстрастным, — то ли потому, что его терзала боль, то ли потому, что ее попытка не явилась для него неожиданностью. Пойманная с поличным, Кристал продолжала бинтовать плечо Кейна, будто и не покушалась на его оружие. Оба молчали, не желая обсуждать то, что произошло.

— Кейн, мы слышали выстрелы! — проорал Кайнсон, появляясь в дверях салуна. Он поднял вверх руку с лампой, чтобы лучше видеть пыльное помещение.

— Мармет убит. — Кейн скрипнул зубами, так как Кристал, чтобы остановить кровотечение, туго затягивала повязку.

— Черт возьми, что случилось? — Кайнсон шагнул в салун, глазами добермана сверля Кристал, которая продолжала сосредоточенно бинтовать рану, стараясь подавить дрожь в руках.

— Мармет опять нажрался виски. Так напился, что и меня не признал. Пульнул в меня, — должно быть, спутал с кем-то из пленников. Я его застрелил.

Дрожь в руках мгновенно утихла. Кристал посмотрела на Кейна, но тот не захотел встречаться с ней взглядом.

— Идиот, — пробормотал Кайнсон, затем дал указание пришедшим с ним бандитам убрать из комнаты труп и одному из них остаться охранять пленников.

Кейн медленно поднял голову, глядя на девушку. Прочел ли он в ее лице, что она думает? А она поняла: он не такой, каким представляется. Он строит из себя грозного бандита по имени Маколей Кейн, но на самом деле он — кто-то еще, совсем иной человек, человек, умеющий сострадать и воздавать по заслугам. Возможно, в душе он такой же, как она.

Кристал протянула руку к его суровому лицу и почти умоляюще прошептала:

— Маколей…

Кейн мотнул головой и безжалостно отвел взгляд, как бы отгородившись от нее, затем поднялся и кивком приказал девушке идти к выходу.

До разговора с Кайнсоном она бы не пошла; ее пришлось бы тащить силком. Но теперь Кристал сразу подчинилась. Разве могла она с кулаками броситься на человека, который спас ее, а теперь, как ни странно, и Пита. Девушка в смятении зашагала к выходу, но у дверей остановилась, ожидая Кейна; он чуть поотстал, пока брал лампу.

Кайнсон наблюдал за ней со злобным блеском в глазах. Кристал знала: ему нравилось, когда Кейн обращался с ней грубо. И также нравилось смотреть, как она отбивается. Но теперь в их отношениях что-то изменилось, и девушка догадывалась, что Кайнсон это заметил.

Кейн взял ее за руку, и они покинули салун, напоследок услышав, как Кайнсон сердито распорядился сбросить снесенное вниз бандитами тело Мармета в ущелье:

— …Подальше, чтобы этот идиот не вонял.

Глава 7

Народ, который не чтит своих героев, очень скоро останется без героев, достойных почитания.

Джон С. Тилли о Конфедерации (из выступления в Гарвардском университете, 1959 г.)

Выкуп за заложников привезут завтра. Вторник знаменует начало ее жизни. Или конец.

Кристал сварила кофе и стала разносить его разбойникам. Те, недовольно ворча, при каждом удобном случае старались зацепить ее. Ужин был окончен, и кое-кто из бандитов начал укладываться спать. С приближением желанного часа беспокойство их росло, и они уже просто были не в состоянии размышлять о том, что сулит им следующий день. Вечер выдался еще более холодным, чем в предыдущие дни. Разбойники нервничали: застывшими пальцами трудно стрелять метко. Кайнсон пребывал в отвратительнейшем настроении. Он взял из рук Кристал свою чашку с кофе, но, когда девушка повернулась, чтобы уйти, бандит коварно поставил ей подножку, и она растянулась на земле; кофе из кофейника с шипением выплеснулся в костер.

— Когда все кончится, я, пожалуй, заберу тебя с собой. Что скажешь на это, куколка? Кейн не может вечно держать тебя при себе. Когда-то и мне должно перепасть.

Кейн выступил вперед из тени очага, но не стал помогать Кристал подняться с земли.

С пылающими яростью глазами девушка вскочила на ноги. Кайнсона она ненавидела почти так же, как и Дидье, и, не сдержавшись, излила на него свой гнев.

— Лучше убей меня на месте; я ни за что не позволю тебе прикоснуться ко мне.

Кейн схватил Кристал за руку и оттащил от главаря банды.

Кайнсон побагровел от злости и тоже поднялся на ноги.

Кейн перекинул через плечо одеяло и, не говоря ни слова, поволок девушку в лес.

— Мы заберем ее с собой, Кейн, — крикнул им вдогонку Кайнсон. — Мне тоже хочется ее попробовать. Не забывай, ты — мой должник!

Кейн ничего ему не ответил.

Он не повел Кристал к водопаду — было слишком холодно. Вместо этого они, спустившись по голому склону ущелья, укрылись от ветра в осиновой роще. Накинув на плечи одеяло, Кейн опустился на землю, потянув за собой пленницу. Девушка жалела, что у нее не хватает мужества высвободиться из объятий разбойника. Она окоченела от холода, а шали у нее теперь не было. Поэтому, не сопротивляясь, она прижалась спиной к груди Кейна, и он натянул на нее край одеяла.

В небе светила полная луна, озаряя своим сиянием ночной лес. Можно было различить дрожащие листочки, шелестевшие над головой в кронах деревьев, а также рассмотреть каменное лицо Кейна, если бы она этого хотела. Им еще повезло, что за все дни плена ни разу не лил дождь. Разбойники из банды Кайнсона, как и многие другие бандиты, не имели палаток. Бивуачная жизнь была им не в тягость.

Кейн шевельнулся, перекинув руку ей на грудь, чтобы крепче прижать к себе. Кристал не могла заглянуть ему в лицо. К тому же она была уверена, что Кейн не пожелает встретиться с ней взглядом. Они за целый день не сказали друг другу ни слова, — не заговаривали ни о его негнущейся простреленной руке, ни о том, как он спас их вчера. Такова была его прихоть. Но она не намерена больше молчать. Ей хочется знать о нем все. Особенно Кристал не терпелось выяснить, почему Кейн стал разбойником.

— Кайнсон наверняка воспользуется тем, что ты ранен, — промолвила девушка. Кейн не отвечал. — Я опасаюсь…

— Напрасно. Я могу постоять за себя. Кристал помолчала, а потом заговорила вновь, монотонно, стараясь не выдать голосом своего волнения.

— А если он убьет тебя?

— Я ему нужен.

— Только до завтрашнего дня. Думаю, поэтому-то он и настаивает, чтобы я осталась с ним, ведь тогда-тогда ты уже не сможешь помешать ему.

Кейн крепче прижал ее к себе. Кристал коснулась его руки.

— Я не хочу, чтобы тебя убили. Ты должен бежать. Прямо сейчас, если можешь. Мы все в долгу перед тобой, Кейн. Никто не посмеет осуждать тебя. После того, что ты сделал вчера…

— Послушай, — прервал девушку Кейн, — к тому, что произошло вчера, ни ты, ни все остальные заложники не имеют никакого отношения. Я поступил так, чтобы спасти свою задницу. Только и всего.

— Я тебе не верю, — с жаром возразила Кристал, убежденная в правоте своих слов. В Маколее Кейне живет добрый человек, и никто не сумеет доказать ей обратное, хотя сам Кейн неизменно гневается, когда она заводит об этом разговор.

— Придется поверить, раз я говорю.

— Зачем ты помогаешь Кайнсону? Он только и думает, как бы убить тебя. — Кристал больше не удавалось скрывать свое волнение.

Кейн наверняка тоже услышал тревогу в ее голосе.

— Послушай, девушка, — медленно, как бы с трудом подбирая слова, заговорил он, — не беспокойся обо мне. Мы с Кайнсоном воевали в одном полку, в шестьдесят седьмом полку штата Джорджия. Вместе, бок о бок, сражались против федералистов. Мы давно знакомы и понимаем друг друга без слов. Поэтому он и позволил мне остаться в банде.

— Но с тех пор прошло много лет. Война окончена. Кайнсон все еще сражается, но ведь Соединенные Штаты победили.

— Знаю. И незачем лишний раз напоминать мне об этом.

Это было сказано с горечью, и Кристал поначалу растерялась, но потом вспомнила, какое у Кейна было лицо, когда он пел вместе с разбойниками последний куплет песни «Герои-конфедераты».

— Расскажи мне о войне, — попросила она; ей так хотелось вызвать его на откровенный разговор. — Я ведь тогда была еще совсем маленькая и почти ничего не помню о том времени. Расскажи, как все было. Я хочу понять… — «почему ты стал таким», мысленно закончила она фразу. У Кристал возникло ощущение, будто она беседует со своим возлюбленным, нашептывает ему в темноте слова любви, зная наверняка, что у них нет будущего и завтра они наконец-то обретут друг друга в вечности. Нелепое сравнение. Они не влюбленные, между ними нет ничего общего. Он — бандит, а она — его жертва. Однако ощущение не проходило, и это внушало ей тревогу.

— Ты не погибнешь. Я этого не допущу, — вдруг заявил Кейн. Без излишнего пафоса, деловито, словно защищать ее было его прямой обязанностью.

— Но погибнешь ты, — отнюдь не безразличным тоном заметила девушка. — Если не от руки Кайнсона, так полиция до тебя доберется. Теренс Скотт вряд ли позволит, чтобы ты шиковал на его золото. — Она помолчала. — Я знаю, Кейн, какая участь меня ожидает после твоей смерти. — Кристал опять замолчала, а через некоторое время горячо прошептала: — Я не останусь с Кайнсоном.

Кейн чуть, повернул ее голову, чтобы видеть лицо, на которое теперь падал лунный свет. Они смотрели друг другу в глаза, и обоим все было ясно без слов; их души обрели взаимопонимание. Кристал не сомневалась: Кейн жаждет скрепить внезапно возникший союз их душ поцелуем. Это было заметно по тому, как замерли его губы, словно он пытался подавить клокотавшее в нем желание.

— Расскажи мне о себе, — прошептала девушка. — Как ты воевал, как жил в Джорджии.

— Да мне особо и рассказывать-то нечего.

— Прошу тебя.

Кейн изучающе воззрился на Кристал, очевидно выискивая в ее лице следы праздного любопытства. Он долго не отвечал, — наверное, не хотел говорить о себе. В какой-то момент девушке показалось, что он собрался вновь воздвигнуть между ними стену отчуждения, но потом отказался от своего намерения, — может, решил, что ничего худого не случится, если он поведает ей историю своей жизни, или просто в преддверии решающего часа захотел облегчить свою душу. Истинной причины Кристал не знала. В одном она была уверена: ее сердцу его рассказ был нужен, как хлеб умирающему от голода.

— До семнадцати лет я помогал отцу выращивать на ферме арахис. — Кейн устремил взгляд в пространство, словно мысленно перенесся куда-то далеко в прошлое. — Мы не нищенствовали, но рабов у нас не было — всю работу выполняли сами. Когда началась война, я вступил в шестьдесят седьмой полк, который формировался у нас в Джорджии, чтобы защищать свою родину. Теперь многие считают, что мною двигали иные мотивы. Вашингтон меня и мне подобных называет дьяволами, которые сражались за то, чтобы негры ходили в цепях. Но это все чушь. Мы были бедными. Я не собирался жертвовать своей жизнью ради чужих рабов.

— За что же в таком случае ты воевал? Кейн глубоко вздохнул.

— На первых порах в бой меня гнало желание не допустить к родному дому врагов. Когда приходят известия, что Потомакская армия вторглась в Виргинию, ты, глядя на свою мать, с ужасом думаешь, что скоро они заявятся и в Джорджию, уведут твоих свиней, сожгут дом. И начинаешь понимать, что это нужно как-то предотвратить. Поэтому я и взял в руки оружие.

Его голос вдруг зазвучал резко, скрипуче; в нем слышались гнев и обида — чувства, которые он давно притушил в себе, изгнал из своего сердца.

— А потом наступают холода. И тебе приходится в лохмотьях сражаться против людей в теплых и сухих синих мундирах. Ты постоянно испытываешь голод, порой довольствуешься одним червивым сухарем, а синие мундиры обжираются белой фасолью, ради которой ты готов пожертвовать правой рукой. А потом на твоих глазах убивают паренька, твоего земляка, выстрелом сносят ему голову с плеч, — голос Кейна зазвучал глуше, — потом тебе начинает казаться, что эта война ведется против тебя лично. От холода и голода ты звереешь. Война становится образом жизни. Я пошел на войну семнадцатилетним мальчишкой, а однажды проснулся, и оказалось, что мне уже двадцать один год и я — зрелый мужчина. Вся моя жизнь была отдана Конфедерации. Я сражался сам, а не платил ирландцам, чтобы они воевали за меня, как это делали янки. Но за четыре года многое переменилось, и я уже не понимал, за что сражаюсь. В войне погибли мой отец и два брата, и единственное, чего мне хотелось, — это вернуться домой и позабыть все, что со мной случилось.

— Однако Шерман опередил тебя, — продолжила его мысль девушка, вспомнив разговор с Кейном в один из предыдущих дней. К горлу подступил комок. Ее саму война вообще никак не затронула. О горе и бедах, причиненных войной, она узнала только от Кейна. Он еще повзрослеть не успел, когда от него потребовали принести в жертву отчизне все, что у него было. Он принес эту жертву и, как оказалось, напрасно: он отстаивал изжившие себя идеалы и принципы.

Кейн продолжал говорить, как будто совершал обряд очищения.

— Сначала моя мать потеряла младшего сына, потом средний сын, Уолкер, сложил свою голову за «звезды и полосы». Она не вынесла горя. Моя мать была простой женщиной из семьи железнодорожных рабочих, живших в Манчестере. Ей было непонятно, во имя чего развязали войну между штатами, кто что отстаивает, какие права. Белые, черные — все это ей было безразлично. Она жила только ради своей семьи, и, когда Уолкер погиб, она в отчаянии выпила стакан опия и заснула вечным сном. Ей так и не довелось узнать, что она овдовела. — Кейн умолк. Кристал догадывалась, что он вновь переживает боль невосполнимых потерь.

Погруженный в раздумья, Кейн опустил подбородок ей на голову, и они долго сидели в тишине, каждый размышляя о своем. Вдруг Кристал почувствовала, как Кейн трется подбородком об ее макушку; он нежился в ее волосах. Девушке хотелось как-то дать понять Кейну, что она глубоко тронута его рассказом и теперь многое для нее прояснилось, но нужные слова не шли на ум, язык не повиновался. А потом он провел тыльной стороной ладони по ее губам.

Кристал взглянула на Кейна. И в лунном свете было заметно, что его черты подернуты печалью. Медленно приближая к ней свое лицо, он зашептал:

— Ты видишь перед собой разбойника. Он разговаривает с тобой, обуреваемый желанием поцеловать тебя. Не позволяй ему этого, девушка. Не надо…

И смял ее губы своими.

Его поцелуй, как она и ожидала — был горячий, чувственный; он заставил ее желать только его одного, и ничего больше. А губы у него и вправду были жесткие, и она упивалась их неподатливостью; это лишний раз подтверждало, что Кейн наделен силой, которой сама она не обладала. Ее разум, тело, душа требовали, чтобы она не поддавалась соблазну, — ее это погубит. Однако, подчиняясь зову изголодавшегося по ласке одинокого сердца, она раскрыла свой рот навстречу языку Кейна, с восторгом ощущая, как его рука, скользнув ей под ягодицы, притянула ее к груди; теперь они оба стояли на коленях.

Он накрыл ее рот своим, целуя нижнюю губу, зубами царапая нежную розовую плоть на внутренней стороне, языком разжимая ее зубы. Рассудок подсказывал ей, что надо бежать. На то были миллионы причин, а в пользу того, чтобы остаться, ни одного толкового аргумента. С этим человеком у нее нет будущего, и завтрашний день, скорей всего, положит конец их едва завязавшимся взаимоотношениям. Одного из них наверняка убьют: если не ее, так его уж точно.

Язык Кейна проник ей в рот. В недрах ее существа разрастался стон. Но ведь они — родственные души. Их обоих заставили отказаться от своего «я»: его — война, ее — Дидье. А вдруг еще не все потеряно и они смогут измениться. Может быть, если она доверится ему…

— У меня было много женщин, Кристал, — обжег ее ухо возбужденный, быстрый шепот Кейна, наконец-то оторвавшегося от ее губ. — Но мои чувства к тебе — нечто большее, чем просто физическое влечение. Так сильно я еще никогда и никого не желал. Я понял это, как только увидел тебя.

Кристал содрогнулась, вспомнив, как она испугалась, когда Кейн в дилижансе приподнял ружьем ее вуаль. Он по-прежнему внушал ей страх, но сейчас этот страх потонул в волнах испепеляющей страсти, ничтожным комочком забился в дальний уголок ее сознания, ожидая, пока она утолит голод души и вновь обретет способность размышлять здраво и реагировать на иные ощущения.

— Господи, как бы я хотел иметь нормальную кровать, чтобы я мог овладеть тобой, как твой муж, по-человечески, а не здесь, на холодной земле.

Кристал едва не вскрикнула. Все происходило слишком быстро. Она ведь даже не может ему сказать, что у нее никогда и не было мужа.

— Маколей, — выдохнула девушка, но Кейн прервал ее шепот поцелуем.

Он опустил Кристал на одеяло, накрыв ее фигурку своим длинным мускулистым телом. Она была в смятении, мысли путались. Заключив ее лицо между своими сильными ладонями, Кейн с жадностью целовал девушку, словно никак не мог насладиться вкусом ее губ. Кристал едва успевала переводить дыхание, но она и не хотела дышать. Пусть лишит ее всего; даже воздуха, лишь бы в ней не угасало это неистовое желание, которое, судя по тому, как его огненный язык вонзался ей в рот, как его обжигающие пальцы скользили по ее шее, он обещал удовлетворить сполна.

— Я не дам тебя в обиду, девушка. Не тревожься о завтрашнем дне, — прошептал ей на ухо Кейн. Потом его ладонь поползла к ее груди и сжала упрятанную под корсет маленькую округлость.

Ее это должно бы возмутить — прежде, если кто-то из мужчин позволял себе подобное, она кипела от негодования, — но его прикосновения воспринимались как нечто естественное, привычное. Кейн трогал, ласкал ее, как любящий мужчина свою возлюбленную, и она, зная, что он гораздо сильнее ее, с еще большим блаженством купалась в его нежности.

Словно подчиняясь какому-то внутреннему голосу, Кристал неосознанно поднесла свою руку к его лицу. Ей хотелось ощупать его всего, запечатлеть в своем сердце каждую черточку, каждую клеточку его существа. Ее пальцы коснулись его прямой переносицы, погладили щетинистый подбородок, и, наконец, один из них, скользнув под платок на шее, побежал по шраму. В спине закололо, едва она напомнила себе, что это за рубец. Но шероховатая кожа была теплой; под чуткой подушечкой ее пальца пульсировала жизнь. И это было самое главное. Ни о чем другом сейчас она думать не хотела.

— Там больше не болит, — спокойно произнес Кейн.

— Мне все равно, что это было за преступление, — всхлипнув, прошептала девушка. — Я не стану спрашивать.

— Почему же? Спрашивай. Я невиновен. Кристал не поверила ему, но, чтобы не терзаться сомнениями, уткнулась лицом в его плечо. Она не желала слышать никаких объяснений. Он что-то скрывает, впрочем, как и она сама. Трудно предположить, что за человек Маколей Кейн, но лучше этого и не знать. Так спокойнее. Во всяком случае, пока.

Кейн приподнялся на локтях и убрал с лица упавшую ей на глаза белокурую прядь, а потом неожиданно взял ее правую руку и опалил губами розу на ладони.

— Расскажи, как это случилось, Кристал, — прошептал он. От слов Кейна девушка похолодела.

Она вырвала свою руку. Этим поцелуем он разбудил все ее страхи, заставил с новой силой ощутить свою беззащитность. Его поцелуй запечатлелся на ее ладони еще одним клеймом.

За нее обещано крупное вознаграждение. Властям Вайоминга об этом, скорей всего, ничего не известно, но тому, кто выдаст ее правосудию, деньги заплатят независимо от того, где она была схвачена: здесь или б Нью-Йорке. Против нее выдвинуто ложное обвинение, ее считают убийцей своих родителей, за это и разыскивают — вот и все, что она может сказать Кейну. Не исключено, что ничего страшного и не произойдет, если она посвятит его в свою тайну в надежде, что он поймет ее и проявит милосердие, однако голос разума советовал не доверяться этому человеку. Он — разбойник и, возможно, не устоит перед искушением большими деньгами. Или просто решит, что ей лучше томиться в психиатрической лечебнице «Парк-Вью», чем в одиночестве скитаться по Вайомингу. Он выдаст ее, не подозревая, что, действуя из добрых побуждений, подписал ей смертный приговор.

— Расскажи мне, Кристал.

— Не надо, прошу тебя, — едва слышно промолвила девушка, вдруг оробев от того, что у них с Кейном складываются такие близкие отношения.

— Ты никогда не рассказывала мне о своем муже. Я хочу знать, что он был за человек… — Кристал попыталась подняться, но Кейн не позволил ей и, прижав к себе, с силой встряхнул за плечи, словно надеялся таким образом выколотить из нее правду. — Я должен знать, Кристал. Он тебя обижал? Это он изувечил твою руку?

— Мой муж тут ни при чем. Он не имеет никакого отношения к этому… шраму. — Девушка негодующе тряхнула рукой, сердясь на Кейна за то, что он не отпускает ее, и еще более недовольная собой, потому что ее истомившееся в одиночестве, запуганное сердце жаждало довериться разбойнику.

— Я хочу знать: ты его любила?

Кристал остолбенело уставилась на Кейна, ошеломленная его вопросом. Голова шла кругом. Почему это его интересует? И вдруг ей все стало ясно. Кейн не желает делить ее с другим мужчиной — ни с живым, ни с мертвым. Он хочет, чтобы она принадлежала только ему, ему одному.

— Ты любила его, Кристал? — грубо и требовательно повторил он свой вопрос.

— Нет, — бесстыдно выдохнула она.

— Расскажи, откуда у тебя этот шрам.

— Нет. — Девушка высвободилась из объятий разбойника, избегая его взгляда.

— Почему ты не хочешь рассказать?

В голосе Кейна слышались гневные нотки. Ее прошлое не давало ему покоя, и он не оставит попыток докопаться до истины. Против его настойчивости у нее есть только одно оружие — правда.

— Потому что ты — разбойник. Преступник. Разве я могу доверить тебе свою тайну?

Кейн молчал — очевидно, боролся с душившей его яростью.

— Ну да, — наконец заговорил он, — в твоих глазах я преступник. Поэтому ты и скрываешь от меня свое прошлое. И тем не менее ты уже готова была раздвинуть ноги, чтобы отдаться мне на холодной земле. А тебя не тревожит, что, возможно, ты лежишь в объятиях убийцы? Конечно, нет. Ты ведь даже не хочешь, чтобы я это опроверг. Так что же ты за дамочка такая?

Кристал прерывисто вздохнула. Щеки опалил гнев. Как он смеет бросать ей в лицо такие жестокие слова? Он обвиняет ее в беспринципности, извращает факты.

— Сначала целуешь, а потом упрекаешь в том, что мне это доставило наслаждение…

Кейн взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. В лесу было темно, в кронах осин гудел ветер, но молодые люди ничего не замечали вокруг, пристально глядя друг на друга.

— Мне не нравится, что ты отказываешься быть со мной откровенной, — проворчал он.

— Привыкай, — ледяным тоном отозвалась девушка и, безжалостно оторвавшись от теплого тела Кейна, поднялась с одеяла навстречу холоду ночи.

В лагерь они возвращались в молчании. Все бандиты уже крепко спали. Они забрались в постель, и Кейн притянул Кристал к себе, но, измотанная и подавленная, она лежала в его объятиях, как деревянная. Она была в смятении — не могла разобраться ни в чувствах своих, ни в желаниях. Будущее ее тоже было неясно. Засыпая, Кристал хотела только одного: чтобы эта ночь длилась вечно и ей не довелось увидеть, как мужчину, лежащего сейчас подле нее, пристрелят, словно бродячего волка.

Забытье длилось недолго. Не прошло и часа, как она открыла глаза, почувствовав, что кто-то зажал ей ладонью рот, Девушка порывалась вскрикнуть, но потом услышала знакомый голос.

— Не шуми, — ласково произнес Кейн. Кристал повиновалась, и он убрал ладонь с ее губ, но только для того, чтобы связать ей руки.

— Зачем ты это делаешь? — шепотом спросила девушка, затрепетав от страха, когда кто-то из бандитов — наверное, Кайнсон — зашевелился в своей постели, но потом опять захрапел.

— У меня в горах возле кара^[8] Цирк-оф-зе-Тауэрз спрятано золото. Я не хочу, чтобы ты, Кайнсон или кто другой узнал, где я храню мой капитал. — Морщась от боли в простреленном плече, он привязал концы веревки, стягивавшей ей запястья, к железной петле, на которой висели каминные щипцы.

— Но почему нужно ехать непременно сейчас? Неужели нельзя подождать до завтра? — Кристал внезапно охватила паника. Кейн впервые оставлял ее одну.

— Нет, сейчас самое время.

— Но… — Она рванулась, пытаясь высвободить связанные руки, но, к ее неописуемому ужасу, веревка не поддалась.

— Не могу допустить, чтобы ты сбежала в мое отсутствие. — Кристал увидела, хотя и было темно, как Кейн пожал плечами.

— Значит, ты покидаешь меня? — Слово «навсегда» так и осталось невысказанным.

Кейн наклонился к девушке. Их взгляды встретились. Он коснулся ее гладкой щеки.

— Я вернусь. Ты только молчи, и тогда никто не узнает, что меня нет.

— Маколей, — прошептала Кристал. От сознания того, что больше она никогда его не увидит, все ее существо наполнилось невыносимой скорбью. Конечно же, он решил бежать, а ее оставляет на растерзание Кайнсону и его молодчикам. Сердце мучительно сжалось от страха. Но разве может она осуждать Кейна? Он — разбойник. Люди его породы для нее не загадка. Они в первую очередь думают о себе.

— Я вернусь, обещаю тебе, — с какой-то странной настойчивостью в голосе тихо отозвался Кейн и, словно желая утешить и подбодрить девушку, скользнул по ее губам поцелуем. — Никому ни слова, ладно?

Кристал кивнула и тут же отвернулась, чтобы он не заметил слез в ее глазах. Кейн выпрямился и бесшумным шагом направился к ожидавшей его лошади. Девушка услышала, как кобыла в темноте тряхнула головой. Кейн ускакал.

Лошадь, ухитряясь безошибочно находить меж валунами едва белеющие в ночи бизоньи тропы, убегающие в горы, уверенно несла своего наездника к скалам, туда, где гранитная стена кара Цирк-оф-зе-Тауэрз в лунном свете отливала почти чёрной синевой. Сосновые леса постепенно перешли в тундру, которую вскоре сменил ледяной покров, и здесь всадник пустил лошадь галопом. Кобыла мчалась в гору во весь опор. Ее мощный круп лоснился от пота, но медлить было нельзя. На вершине скалы появилась группа всадников с фонарями в руках, и он должен как можно скорее добраться до них.

— Как дела? — Командир отряда верховых, коренастый мужчина с огромными серыми усами, выехал вперед.

— Сплошное дерьмо. — Одинокий всадник осадил лошадь.

— Все еще злишься, что тебя чуть не повесили, Кейн? — хмыкнул мужчина с усами.

— Мне следовало бы нанять адвоката-янки и привлечь вас, синепузых ублюдков, к судебной ответственности, — проворчал Кейн. — Вы вообще посылали телеграмму? Ничего себе шуточки.

— Бунтарь, согласись, ты просто никак не хочешь смириться с поражением в войне. Разве мы виноваты, что телеграфист в Вашингтоне в самый критический момент отправился жрать?

— Чего еще ожидать от федералистов, — презрительно бросил Кейн. — Ты, Роуллинз, покажи мне этого телеграфиста. Узнаете тогда, как конфедераты воздают по заслугам. — Покачав головой, он буркнул: — Пора мне кончать с этим… того и гляди убьют.

— Вот выполнишь последнее задание и гуляй, если и вправду работа разонравилась. «Оверлэнд» заплатит тебе неплохое вознаграждение, а в Вашингтоне тебя устроят на любое место, по твоему выбору. Сам президент распорядился.

— Ну да, — опять проворчал Маколей, — Им легко быть великодушными. А какие у меня шансы выпутаться живым из этой переделки — один из ста?

Роуллинз разразился хохотом и, похлопав по шее своего коня, сказал:

— Да ладно тебе, сынок, не преувеличивай. Завтра, как только Кайнсон заберет деньги, мы их возьмем в кольцо. И твое последнее и самое впечатляющее задание будет окончено. Теренс Скотт умеет быть благодарным, Кейн. «Оверлэнд» выгадает на этой операции миллион долларов. Ты станешь героем.

— Героем, только мертвым. Скотту не удалось разделаться со мной в Шарпсбурге, так он решил здесь меня достать.

— Слушай, какая муха тебя укусила? За тобой был хвост? — Роуллинз бросил взгляд в сторону своих людей. Оба всадника, вооруженные магазинными винтовками, с каменными лицами восседали на своих конях, внимательно вглядываясь в темноту. Вокруг было тихо.

— Я не такой идиот, чтобы тащить за собой хвост. — Кейн натянул поводья, усмиряя кобылу, которая била копытами на краю отвесной скалы, рискуя сорваться вниз. — Среди пассажиров дилижанса оказалась женщина; она тоже теперь в плену. Ты же говорил, что женщин не будет. — Его лицо посуровело. — А вчера меня подстрелил пацан; очень уж он печется о чести этой женщины. От руки моей теперь почти никакого толку. Заживет не скоро.

— Кайнсон планировал захватить заложников из числа пассажиров компании «Оверлэнд экспресс». Мы проверили все списки. Даже не подозревали, что в этом дилижансе будет ехать женщина, да еще без провожатых, — Роуллинз помрачнел.

— Эта дама доставляет много хлопот. Мне с трудом удается держать мужиков в узде, когда она рядом. — И, словно вспомнив про их обязательные ежевечерние отлучки в лес, Кейн скептически покачал головой. — Мне приходится выделывать такое, ты просто не поверишь.

При других обстоятельствах Роуллинз, возможно, и пошутил бы по поводу неприятностей Кейна, но они оба были профессионалами и в данном случае думали только об операции. Никто из них не ожидал, что в дилижансе окажется женщина. Это создавало дополнительные трудности.

Роуллинз погладил усы — так он обычно делал, когда нервничал.

— Завтра придем к вам на помощь, Кейн. Ну а до тех пор тебе придется самому держать ситуацию под контролем.

— Да, работка что надо. Черт… — пробормотал себе под нос Маколей.

Роуллинз, поворотив коня, кивком приказал своим людям трогаться.

— Ну, счастливо. Встретимся завтра, в решающем бою, — почти скорбно проговорил он.

Кейн кивнул, презрительно скривив губы в саркастической усмешке.

— Замечательно. Жаль только, что я не разбойник. Так и передай в Вашингтоне, если я погибну. Пусть на моей могиле напишут, что это не самая достойная работа.

Роуллинз, расхохотавшись, начал медленно съезжать на коне вниз по склону.

— Ты лжешь, Кейн, — сказал он. — Твоя работа тебе нравится. И с тобой никто не сравнится: даже президент это знает. Разве можно поверить, что самый опасный разбойник на всем Западе, Джонни-мятежник^[9], заодно с нами.

Маколей, явно раздосадованный, раздраженно покачал головой. Смех Роуллинза эхом покатился вниз с горы. Трое всадников поскакали прочь; в желтом сиянии, рассеиваемом фонарями, злобно поблескивали серебряные значки в форме звезд, на каждом из которых было выгравировано: «Маршальская служба США».

Кристал, прислушиваясь к храпу бандитов, с отчаянно бьющимся сердцем упорно пыталась высвободить руки. Скоро рассветет, и Кайнсон обнаружит исчезновение Кейна. Если ей не удастся сбросить путы, она окажется во власти главаря банды. Девушка глубоко вздохнула и, проклиная темноту, вновь принялась развязывать узел.

Кристал заставляла себя не думать о Кейне. Он сбежал, это ясно. И нечего забивать себе голову мыслями о нем. В конце концов он помогал им по мере своих возможностей, и даже больше. Он заслуживает того, чтобы жить. Но сколько девушка ни пыталась убедить себя, что логически поступок Кейна вполне обоснован, сердцем она никак не могла смириться с тем, что он покинул ее. Кейн оставил ее одну, бросил на произвол судьбы. И его отъезд всколыхнул в ней не только страх. Кристал, хотя и негодовала на себя, вынуждена была признать, что Кейн, очевидно, ей небезразличен. Иначе как еще объяснить ноющую боль в груди. Если бандиты выпустят ее, если она переживет завтрашний день, ее страхи улягутся. Но она всегда будет помнить, как мучительно защемило сердце, когда Маколей Кейн растворился в ночи.

— Проклятье, — тихо пробормотала девушка, злясь на то, что не видит во мраке узла. Как только она ни выкручивала свои пальцы, а узел все равно не поддавался. Наконец Кристал вонзилась в веревку зубами, но все без толку: с таким же успехом можно грызть камень. Девушка откинулась назад; ее захлестнула волна безысходного отчаяния.

Вдруг чья-то ладонь накрыла ей рот. Кристал прошиб холодный пот. Это, наверное, Кайнсон. Он пришел изнасиловать ее, воспользовавшись тем, что она связана. Вот уж он поиздевается над ней. Девушка повернулась к нему лицом, намереваясь встретить врага с гордо поднятой головой. И сразу же поняла, что возле нее не Кайнсон. Это вернулся Кейн. Она и в темноте узнала его — по дыханию, по прикосновению, по запаху.

Кейн бесшумно скользнул ладонью к ее рукам и развязал веревку. Кристал хотелось и прижать его к себе, и отхлестать это пугающе красивое лицо. Он притянул девушку к груди, но она воинственно вырвалась из его объятий. Тогда Кейн, все также бесшумно, силой уложил ее в постель. Победа, как всегда, осталась за ним; Кристал другого и не ожидала. Очень скоро они лежали вместе под одеялом; оба притворялись, что спят.

Голова ее разрывалась от вопросов, ответов на которые она, конечно же, не получит. А знать она хотела, почему он вернулся, куда ездил, о чем думает. Но девушка понимала, что, спроси она Кейна, он наверняка опять предложит ей довольствоваться отговоркой о спрятанном золоте. Может, и впрямь проверял свои сбережения. И тем не менее ярость в ней не утихала. Своим внезапным отъездом Кейн всколыхнул в ней нежеланные чувства, и теперь, когда по его возвращении страх несколько отступил, на нее опять накатила лавина этой дурацкой благодарности, которой Кейн, если рассуждать здраво, вовсе не заслужил. Кристал поклялась изжить его из своего сердца, но лежа в железном кольце мускулистых рук этого загадочного человека, не думать о нем она просто не могла. Тем более что впервые в жизни она не согласилась бы променять эти объятия ни на что другое.

И вот в ночную завесу над горами проникли бледно-лиловые сполохи рассвета. Наступил вторник.

Бандиты поднялись рано. В напряженном молчании они оседлали своих коней и проглотили завтрак. Кайнсон нервничал больше всех. Его взгляд то и дело останавливался на Кристал, словно главным трофеем этой поездки должна была стать она, а не золото компании «Оверлэнд экспресс».

Наконец бандиты сели на коней, собираясь покинуть лагерь. Кайнсон, гарцуя на пятнистом жеребце, отдавал распоряжения.

— Зик до нашего возвращения будет охранять пленников в салуне. — Его злые глазки метнулись к Кейну, возвышавшемуся на своей кобыле. Кристал сидела у Кейна за спиной, обеими руками обхватив его за талию. Кейн с непроницаемым выражением на суровом лице невозмутимо смотрел на Кайнсона. Кристал этот взгляд был хорошо знаком. — Кейн, мы с тобой забираем выкуп. Ребята будут нас прикрывать.

Кейн кивнул. У Кристал екнуло сердце. Она готова была поспорить, что Кайнсон вознамерился, получив выкуп, вернуться в лагерь один. Сейчас он размышлял, как лучше убить Кейна. Девушка взглянула на Маколея, надеясь прочитать в его лице, что он тоже разгадал замысел Кайнсона, но тот только что-то буркнул в знак согласия.

— Женщина отправится вместе с Зиком в салун. — Она поедет со мной. — Ладонь Кейна свободно покоилась на бедре в нескольких дюймах от кобуры. Кристал затаила дыхание. Аппалузская верховая нервно била копытами, в нетерпении ожидая сигнала трогаться в путь.

Взгляд Кайнсона упал на ладонь Кейна.

— Она будет тебе обузой. Лошади тяжело везти вас двоих.

— Она — гарантия нашей безопасности. Пока заложница у меня в руках, в нас не станут стрелять.

Кайнсон посмотрел на Кейна, затем, на Кристал. Его губы тронула улыбка.

— Ты прав, Кейн, верно, — отозвался он и улыбнулся еще шире, затем пришпорил коня и поскакал на восток. Бандиты последовали за ним. Кейн отпустил поводья, предоставив лошади самостоятельно выбирать дорогу.

Миновав озеро Валентайн-лейк, они поднялись в горы и поехали по тропинке, вьющейся между пиками Кафидрал и Лизард-Хед. Взмывающие ввысь остроконечные снежные вершины потрясали величием и могуществом, но никто из всадников не замечал красоты пейзажа. Все были слишком заняты мыслями о своих горестях и радостях, чтобы обращать внимание на окружавшее их великолепие. Вскоре они достигли подножий гор, господствовавших над долиной Попо-Эйджи. Вдалеке дымились очаги обитателей Кэмп-Брауна. Сейчас там жили только охотники и вытесненные со своих земель индейцы племени арапахо. Правительство отозвало из старого форта военный гарнизон, поэтому-то Кайнсон и избрал местом передачи выкупа водонапорную башню неподалеку от форта. Взошло солнце, и к тому времени, когда они покинули укрытие в горах и спустились в прерию, заметно потеплело. Высоко над головой голубел огромный купол неба, и, глядя вверх, Кристал думала, что было бы хорошо, если бы он каким-то образом расширился и поглотил ее, Кейна и остальных пассажиров злополучного дилижанса. Но неотвратимое, словно неуправляемый поезд, с визгом надвигалось на них. Кристал строила в уме всевозможные планы, чтобы как-то улизнуть от разбойников и не присутствовать при передаче выкупа, но ничего толкового придумать не могла. Оставалось только надеяться, что Кейн поймет, насколько безрассудно помогать Кайнсону. Но он упорно продолжал следовать за главарем банды. В чем Другом у них и были разногласия, но в этом деле Кейн полностью поддерживал Кайнсона. А что тут удиви тельного? Ведь мужчина, который обнимал и целовал ее вчера, и тот, который похитил ее, — одно и то же лицо, как ни мучительно это сознавать. Кейн — такой же соучастник преступления, как и любой другой из мерзавцев Кайнсона. Он — бандит, каковым был Мармет, каковым является Бун. Против этого не поспоришь. Бандит, и точка.

Как только они спустились с гор и поскакали по безлесной равнине, Кристал начала припоминать дорогу к месту передачи выкупа. Казалось, с того дня, когда Кейн возил ее туда, прошла целая вечность. Тогда они тоже ехали, отгородившись друг от друга стеной молчания, но теперь их разделяла тишина иного рода. В тот день это была обычная, пустая, плоская тишина, а сейчас она словно обрела формы некоего живого существа, которое сидело между ними, преисполненное волнующих воспоминаний о том, что было для них безвозвратно утеряно. Черное безмолвие.

Кристал, никак не желая верить в печальный исход, крепче прижалась к Кейну, приникнув щекой к его теплойспине; под мягкой тканью выцветшей рубашки в такт иноходи лошади поигрывали стальные мускулы, вселяя в нее покой, прогоняя сомнения. Девушка ее воспитания ни за что не стала бы льнуть так к преступнику, но Кристал чувствовала себя одинокой и обманутой. Словно ей на долю секунды показали нечто прекрасное, доброе, хорошее, но, как только она захотела принять это, дверь тут же захлопнулась, оставив ее ни с чем и еще более безутешной, потому что она хорошо понимала, что это доброе и прекрасное никогда не будет ей принадлежать.

Кейн, почувствовав ее настроение, ласково проговорил:

— Все будет хорошо, девушка.

Кристал не ответила и посмотреть ему в лицо тоже не решилась. Она боялась, что не выдержит и расплачется.

Бандиты добрались до водонапорной башни задолго до полудня. Коней отвели в небольшую тополиную рощу, приютившуюся под гребнем горы; с железнодорожного полотна ее видно не было. Кайнсон и Кейн, по-прежнему верхом на лошадях, ждали своего часа под сенью деревьев, готовые в любой момент покинуть укрытие. Кристал тоже сидела на кобыле, вцепившись в Кейна, с нарастающим ужасом наблюдая за катящимся к зениту солнцем. Другие разбойники с винчестерами в руках ползком рассеялись в высокой траве, занимая стратегически выгодные позиции поблизости от того места, куда должны были сбросить выкуп за заложников.

Локомотив они заметили за пять миль от водонапорной башни. Издалека он был похож на хрупкую детскую игрушку, которую безжалостным разбойникам не составит труда раздавить одной рукой, но по мере приближения его силуэт стал казаться зловещим. Скрежет смазанного железа и шипение разлетающейся искрами угольной пыли оглашали округу. Пар вырывался со свистом, как воинственный клич Джеймса Стюарта^[10], призывно размахивающего перед солдатами своей шляпой с плюмажем.

— План действий мы наметили. Есть вопросы? — Кайнсон обращался: к Кейну, но смотрел на Кристал. Девушка поспешила спрятаться за спину Кейна.

— Вопросов нет, — машинально отозвался Кейн и кивнул. Взгляд его оставался бесстрастным.

Локомотив со скрипом затормозил у водонапорной башни, а вокруг ни души, ни единой постройки, ничего — только голая бескрайняя прерия. Странное это было зрелище. Состав был короткий: паровоз, контейнер для дров и один вагон — как и указывал Кайнсон.

Кейн с главарем банды затрусили на лошадях к поезду, к вагону должен был подъехать Кейн. Кристал льнула к его спине, словно напуганный котенок.

Разбойники, спотыкаясь и путаясь в высокой траве, мчались к своим лошадям. В мгновение ока, оценив ситуацию, они, будто хорьки, нырнули в заросли.

Кайнсон выругался. Бандит, державший на прицеле Кейна, тоже кинулся прочь. Наготове теперь держал оружие только Кейн.

— Отпусти ее, — зловеще проговорил он.

Конь Кайнсона взвился на дыбы; он заставил его развернуться на задних ногах и, словно железным обручем стиснув Кристал, пустил лошадь галопом.

— Теперь она — гарантия моей безопасности. Девушка стала вырываться, но Кайнсон был почти так же силен, как и Кейн. Она в ужасе оглянулась. Кейн мчался за ними. Лицо его пылало бешенством. Они на полном скаку пересекли железнодорожное полотно и понеслись по прерии.

— Конец тебе, Кейн! — прорычал Кайнсон и выхватил револьвер. Кристал в ярости взвизгнула и попыталась выбить оружие из руки главаря банды, но тот отпихнулее локтем. Девушка не растерялась и вновь с остервенением набросилась на Кайнсона, колотя кулаками по мешочкам с золотом, которые он насовал под рубашку, раздирая ногтями его потную грудь. Затем навалилась на руку с пистолетом, придавливая ее вниз, но Кайнсон наотмашь ударил Кристал по лицу. Схватившись за щеку, она со стоном отпрянула назад. Кайнсон опять прицелился в Кейна, но девушка вновь кинулась на бандита, одновременно рванув за удила. Конь замедлил бег. Кейну только этого и надо было,

С диким воплем он прыгнул на Кайнсона, и они все трое повалились на землю.

— Из-за какой-то бабы шеей своей готов пожертвовать? Ты — дурак, Кейн! Садимся на коней и убираемо» отсюда подобру-поздорову! — ревел Кайнсон, вскакивая на ноги с револьвером в руке, но уткнулся носом в кольт Кейна.

Кейн, рывком подняв Кристал с земли, оттолкнул ее к себе за спину. Вдалеке маячили фигурки людей в темных мундирах. Они, словно молодые бычки, вприпрыжку бежали через железнодорожные пути. Еще немного, и солдаты будут возле них.

— Ты ее не получишь, Кайнсон. Никогда, — тихо проговорил Кейн.

— Боже мой, — всхлипнула за его спиной Кристал. — Он прав. Садись на лошадь и скачи отсюда. Кайнсон теперь не проблема, Маколей. Что бы я ни сказала в твою защиту, тебя все равно повесят. Уезжай. Беги! — почти прокричала она.

Но мужчины, наставив друг на друга револьверы, словно застыли под палящим солнцем прерии. Однако Кайнсон чувствовал себя менее уверенно. Его взгляд то и дело устремлялся навстречу приближающимся солдатам. Кейн же смотрел только на него.

— Черт с ней, с этой бабой, — взмолился Кайнсон. — Мы же бойцы шестьдесят седьмого. Нам следует держаться вместе. Неужели мы сдадимся на милость этих мерзавцев-янки?!

— Мне очень жаль, — прошептал Кейн; на лице его отразилась борьба противоречивых чувств, двух различных представлений о чести, о гражданском долге. — Мы теперь сражаемся не за Джорджию. Мы сводим личные счеты, Кайнсон. Личные счеты…

Лицо Кайнсона исказила бешеная ярость.

Кристал вскрикнула, бросаясь вперед, но рука Кейна крепко сжимала ее запястье, не позволяя вырваться из-за его спины. Девушка пронзительно закричала, что Кайнсон сейчас выстрелит, но Кейн стоял, не шелохнувшись, и смотрел в глаза своему противнику.

Он однажды объяснял ей, что о готовности вооруженного человека выстрелить нужно судить по его глазам, а не по руке. Но Кристал не разбиралась в тонкостях военного искусства. Ее взгляд был прикован к пальцу Кайнсона, лежащему на курке. В ушах зазвенело, но от выстрела или от ее собственного вопля — этого девушка так никогда и не узнала. Оружейный выстрел эхом прокатился по широкой прерии. Кристал обеими руками обхватила Кейна, решив, что он, смертельно раненный, сейчас рухнет на землю, — эту картину воображение рисовало ей тысячи раз. Но Кейн и не думал падать. По-прежнему не сводя глаз с Кайнсона, он убрал в кобуру так и не пригодившийся револьвер.

Главарь банды с недоумением и испугом смотрел на дыру на своей груди, откуда сыпалось золото. Однако это было вовсе не золото. Глянув на землю, Кайнсон в ужасе вытаращил глаза: у его ног лежали перекрашенные в золотой цвет щербатые оловянные жетончики, забрызганные его собственной кровью. В последний момент осознав, что его предали, бандит ахнул от негодования и замертво повалился на спину.

— Надо же, с одного выстрела угодил, — произнес незнакомый голос.

Кристал резко развернулась. В нескольких шагах от них слезал с коня какой-то мужчина с винчестером в руках, из которого еще вилась струйка дыма. Мужчина был тучного телосложения и с непомерно длинными и густыми усами. Он был одет в красную рубашку, которые обычно носят горняки, однако к задней луке седла был привязан ремнями темно-синий военный мундир, на котором сверкала серебряная звезда. В груди у Кристал будто что-то разорвалось.

— Живы, мадам? Моя фамилия Роуллинз. — Мужчина приподнял ковбойскую шляпу и подошел к девушке. Кристал отпрянула, беспомощно наблюдая, как к ним, погоняя рысью коней, скачут другие солдаты маршальской службы. Их, наверное, несколько сотен, не меньше, рассеянно отметила про себя девушка.

— На вашу долю выпали тяжкие испытания. Приношу свои извинения, мадам. Нам сообщили, что бандиты собираются похитить пассажиров, чтобы потребовать выкуп, но мы никак не думали, что в дилижансе будет ехать женщина. — Видя, что Кристал по-прежнему чем-то встревожена, Роуллинз глянул вниз, на лежавшее в траве тело Кайнсона. — Почему ты его не пришил, Кейн? Бог свидетель, ты — дьявольски меткий стрелок.

— Ты его застрелил, — бесстрастно бросил Кейн. — И избавил меня от необходимости убивать бывшего товарища.

Роуллинз молча кивнул, очевидно по достоинству оценив аргументы Кейна.

Неподалеку спешивались другие блюстители закона. С ними был и отряд конницы. Со всех сторон их окружали люди в синих мундирах. Сейчас на Кейна наденут наручники. Кристал душили рыдания, которые ей кое-как все же удавалось сдерживать. В уме она репетировала речь в защиту Кейна, но, когда Роуллинз приблизился к ним, девушка, позабыв про все на свете, выступила вперед, загораживая собой Кейна и что-то бессвязно бормоча в его оправдание, а перед глазами стояла картина его казни: он покачивается на виселице; его могучая, изуродованная шрамом шея надвое разрезана петлей.

— Меня не надо защищать, Кристал.

Эти слова окончательно лишили ее самообладания. Кристал бросилась Кейну на грудь. Она всегда считала себя сильной женщиной, но легче было бы стерпеть боль пронзенного пулей сердца, чем сознавать, что Кейна сейчас отнимут у нее.

— Ну, ты что? — ласково спросил Кейн, явно не ожидавший такого проявления чувств с ее стороны, и нежно провел ладонью по лбу девушки, убирая волосы с глаз, в которых блестели слезы. — Ты теперь в безопасности, Кристал. Все будет хорошо.

— Нет, — выдавила она, не отрывая глаз от его лица. — Не будет. Неужели ты не видишь? Они же сейчас арестуют тебя и повесят. — Она в отчаянии смотрела на приближающих солдат, выискивая пути к спасению. Рассудок отказывался верить в то, что Кейна с минуты на минуту возьмут под стражу и предадут суду за совершенные им преступления. Она жалела, что нельзя повернуть время вспять. Горечь и досада вползали в душу. Они никогда не имели даже маленького шанса. С самого начала все было против них: и прошлое, и будущее.

Секунды текли.

Роуллинз шагнул к ним, и Кристал зарылась пальцами в руку Кейна, чтобы ее никто не смог оторвать от него.

— Все будет хорошо, девушка, — прошептал Кейн, уткнувшись лицом в ее волосы.

— Тебя не арестуют. Они не имеют права… ~ бормотала она, в отчаянии прижимаясь к его груди.

Кейн крепче обнял девушку, издав шипящий звук, как бы успокаивая ее, потом сказал:

— Но ведь оружие все еще при мне, Кристал. Ты только подумай, почему я спокойно стою и обнимаю тебя и никто не отбирает у меня револьвер?

Кристал подняла голову и посмотрела на Кейна. Он не был напуган и даже встревожен. Солдаты маршальской службы убирали тело Кайнсона, Вдалеке кавалеристы надевали наручники пойманным бандитам. Девушка насчитала пятерых разбойников. Схватили всех.

Кроме Кейна.

Кристал опять перевела на него взгляд. Губы Кейна тронула улыбка.

— Я… я не понимаю… — неуверенно промолвила она.

— Он — наш человек, мадам, — широко улыбаясь, прогудел Роуллинз. — Выполнял задание.

— Но ведь он разбойник, — Кристал ошарашенно уставилась на Роуллинза. — Однажды его даже повесили. В Ландене.

— Ну что, сам объяснишь или это должен сделать я? — сухо поинтересовался Кейн.

Роуллинз поморщился.

— Понимаете, тогда ошибочка вышла. — Он не выдержал и расхохотался. — Ошибки ведь тоже случаются, не так ли? От имени правительства Соединенных Штатов выражаем радость, что на этот раз все прошло гладко. — Роуллинз посмотрел на труп Кайнсона, затем опять перевел взгляд на Кристал: ее участие в операции явно не предполагалось, — Ну, почти гладко… — поправился он,

Кристал неотрывно глядела на Кейна. Его не повесят. Он спасен. Он будет жить, потому что… У нее подкосились колени, она едва не теряла сознание. Кейн не дал ей упасть.

— Что с тобой, девушка, успокойся, — шепнул он.

— Ты… ты — сотрудник маршальской службы? — запинаясь, проговорила она; сердце сжалось от страха.

— Ты и вправду очень беспокоилась за меня? — Он ласкал ее нежным взглядом.

Кристал смотрела на Кейна, как безумная. И ничего не отвечала.

Огрубелой ладонью он осторожно погладил ее по щеке.

— Нам нужно многое обсудить, Кристал. Девушка по-прежнему молчала. Значит, Кейн — служитель закона.

Ее ладонь со шрамом сама собой сжалась в кулак. Все эти дни она только и мечтала, как бы убежать из плена, но теперь необходимость в этом возросла в десять раз. Взбудораженная неукротимым желанием кровь клокотала в ней, как кипящая лава. Взгляд Кристал скользил по скопившимся около них мужчинам. Она стояла посреди голой прерии в окружении целой армии блюстителей закона; она их за всю жизнь столько не видела. Девушка опять воззрилась на Кейна. Значит, он — сотрудник маршальской службы. Нелепость какая-то.

— Остальных заложников и бандита, который их охранял, мы уже разыскали в Фоллинг-Уотере, — сообщил Роуллинз, прервав ее размышления. — Разбойники немедленно отправляются в Форт-Ларами, их будут судить; там есть судья. Ну а пассажиров мы отвезем в старый форт Кэмп-Браун. Это гораздо ближе. Там они восстановят силы, придут в себя. Компания «Оверлэнд» пообещала выделить дилижансы и всех пассажиров доставить куда кто пожелает. — Он приподнял шляпу, глядя на Кристал. — К вам это тоже относится, мадам. Надеюсь, вы не откажетесь еще разок прокатиться с Кейном, до форта.

Кристал не возражала. Она была в оцепенении, хотя и сумела выразить свое согласие, тупо кивнув головой. Ей придется выполнить все необходимые формальности, стараясь не выдать своего подлинного имени, ну а потом она должна бежать.

Кейн усадил девушку в седло, и они поскакали в Кэмп-Браун. Потрясенная неожиданным поворотом событий, Кристал, вновь утопая в объятиях Кейна, обозревала бескрайнюю ширь, снедаемая единственным желанием — затеряться, раствориться в этих спасительных просторах. Но она также вынуждена была признаться себе, что не хочет расставаться с Кейном. Они вместе смотрели смерти в лицо, и это позволило ей лучше разобраться в своих чувствах к нему. Мысль о предстоящей разлуке ноющей болью отзывалась в душе.

Однако если он и раньше был опасен, то теперь поддаться искушению и остаться с ним было бы равносильно самоубийству. Девушке благородного воспитания категорически заказано любить разбойника — это прописная истина.

Но женщина, которую разыскивает нью-йоркская полиция, даже глядетьне должна в сторону представителя закона.

Глава 9

Кристал не видела возможности избавиться от общества своих спасителей. Решиться бежать от разбойников гораздо проще. Те ожидали, что пленники при первом удобном случае попытаются скрыться, и не были обременены моральными обязательствами вернуть их в лагерь целыми и невредимыми. Однако солдаты-кавалеристы мыслят иначе. Они уверены, что белая женщина, которую они вырвали из рук банды мерзавцев, непременно пожелает отдохнуть; ей нужно время, чтобы оправиться от эмоциональной травмы. Они и не подозревают, что эта женщина во что бы то ни стало захочет сбежать от них. Но если подобное все же произойдет, если ей удастся вырваться из-под их опеки, они, повинуясь чувству долга, который не позволяет им покинуть в беде слабого, бросятся «спасать» переволновавшуюся бедняжку и вернут ее в форт. И Кристал знала, что так будет повторяться до тех пор, пока она не откажется от своих намерений, поняв, что они действуют из добрых побуждений.

Девушка удрученно вздохнула. Она находилась в форте всего несколько часов, но этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы убедиться: из Кэмп-Брауна бежать бесполезно. Старый опустевший форт располагался на большом удалении от других населенных пунктов. Самым ближайшим из них была индейская резервация Уинд-Ривер, но ей, с ее соломенными волосами, среди шошонов делать нечего.

Кристал подняла руки, и женщины надели на нее поношенное бальное платье из розового шелка; оно ей было заметно велико. Девушке прислуживали индианки из племени манданов, которые обычно охотно соглашались развлекать белых мужчин. За время скитаний по Западу Кристал нередко встречала представительниц этого индейского народа в городах, обосновавшихся на безлесных равнинах. Эпидемия оспы истребила почти всех манданов, и оставшиеся в живых женщины, чтобы не умереть с голоду, наведывались в форты и горняцкие поселения, где добывали себе на пропитание, обслуживая посетителей питейных заведений, которыми пренебрегали белые девушки, работавшие в салунах. Эти индианки — смуглые, некрасивые, с грубыми голосами — редко видели доброе к себе отношение. Кристал теперь сопереживала им даже еще острее, как будто они были ее сестрами. Она скорбела об их горькой участи, потому что эти женщины, как и ока, были пленницами. Только их в неволе держала нужда, а ее — страх.

Индианки удалились. В комнате, которую ей выделили, раньше, очевидно, жил командир стоявшего в Кэмп-Брауне гарнизона. Кристал подошла к небольшому окошку. Она чувствовала себя измотанной, изнуренной, но о том, чтобы лечь спать, не могло быть и речи — это слишком опасно. Кроме того, не исключено, что во второй половине дня за пассажирами прибудет дилижанс, и пропустить его девушке не хотелось. Она намерена любой ценой выбраться отсюда, даже если ей придется уехать без своих золотых монет.

Кристал вытирала оконное стекло, одновременно рассматривая форт. Над горизонтом повисло августовское солнце. Ее лоб покрылся капельками пота, в горле пересохло от пыли; оказывается, она уже успела забыть, как жарко в прерии. Девушка глянула в сторону ворот форта, охраняемых двумя караульными кавалеристами. Удастся ли ей беспрепятственно пройти мимо них? Вообще-то, никто не имеет права насильно удерживать ее здесь. Она может потребовать у Роуллинза свои семь золотых монет и покинуть Кэмп-Браун, не обращая внимания на дежурных охранников. Взгляд девушки затуманился. Однако сотрудникам маршальской службы вряд ли понравится, если она уедет из форта, не дав показаний о захвате заложников. Имея в своем распоряжении отряд конницы, они в считанные минуты доставят ее обратно, в «безопасное место». А потом, конечно же, спросят, почему она решила бежать. И тогда ей останется одно из двух: или отказаться отвечать на вопросы, что наверняка вызовет у них подозрения, и, возможно даже, они станут выяснять про ее шрам (это еще не самый худший вариант); или солгать им, объяснив, что бандиты надругались над ней, причем так жестоко, что теперь любой мужчина, кто бы он ни был, внушает ей дикий ужас, а здесь, в форте, слишком уж много представителей сильного пола, и она просто в панике. Сотрудники маршальской службы, возможно, поверят ей, но ведь Кейн-то знает, что это ложь. А возбудить подозрения Кейна — намного рискованнее, чем бросить вызов всем кавалеристам, которые сейчас проводят учения на плацу в центре форта.

Глубоко вздохнув, Кристал трясущимися руками провела по волосам. Самый кошмарный из ее снов воплотился в реальность: она находится в окружении блюстителей правопорядка. Страшнее этого была бы только встреча с Болдуином Дидье. Девушка с нетерпением ожидала прибытия дилижанса, но мысль об отъезде наполняла ее сердце безграничной печалью.

Маколей Кейн. Маколей Кейн. Это имя оглушительно звенело в каждой клеточке ее мозга. Она должна вычеркнуть его из памяти. Из их отношений ничего хорошего не вышло бы и прежде, когда она считала его разбойником, ну а теперь связываться с ним еще опаснее.

Ее мрачные раздумья прервал стук в дверь. Кристал поправила плечики выцветшего розового платья, испытывая неловкость от того, что каждый раз, когда они соскальзывали, платье сползало вниз, оголяя часть ее груди, выступавшей над верхним краем сорочки.

Стук повторился более настойчиво. Сердце девушки затрепетало от страха. В форте узнали, кто она такая, пронеслась в голове безрассудная мысль, но Кристал тут же овладела собой, понимая, что это маловероятно. Досадуя, что не успела заколоть волосы, она скоренько скрутила их в жгут и, перекинув через плечо, открыла дверь.

И похолодела. На пороге стоял. Кейн, и совсем не такой, каким она его знала. Он побрился; на месте темной колючей бороды теперь выступал волевой подбородок. Без бороды он был куда симпатичнее, чем она предполагала. И тем не менее это был все тот же Маколей Кейн. Тот же резко очерченный рот, те же леденящие глаза — сочетание, наделяющее его лицо притягательной силой.

Взгляд Кристал заскользил по фигуре Кейна. Он помылся, переоделся и предстал перед ней в приличных темных брюках, в белой рубашке и в шелковом бордовом жилете. Гладко зачесанные назад волосыисточают аромат лавровишневой воды. Если уж она сумела по достоинству оценить его внешность, скрытую под личиной разбойника, то теперь — чего уж тут притворяться — он нравился ей еще больше. Чисто выбритый, благообразный, Кейн был очень хорош собой. Однако в нем по-прежнему ощущалась угроза, только едва уловимая, неясная, и от этого он казался еще опаснее — так слова любви, произнесенные шепотом, возбуждают сильнее, чем страстный вопль.

— Тебя не узнать, — тихим настороженным голосом промолвила девушка.

Уголок его рта приподнялся в улыбке. Такой Кейн мало чем отличался от заправских игроков, которые наведывались в салуны, где она работала, горя желанием спустить приобретенное нечестным путем состояние или, наоборот, нажиться за счет таких же, как они сами, мошенников. Игроки, которых ей случалось видеть, были, как правило, мужчины властные и бессердечные; они добивались успеха просто благодаря своей внешности. Их обаянию трудно было противостоять, и поэтому она всегда старалась избегать подобных типов. Но те мужчины не шли ни в какое сравнение с Маколеем Кейном.

Кристал отступила от двери, не зная, что еще сказать. Она не смотрела на Кейна и войти его не приглашала, что, впрочем, не имело значения: он и не собирался спрашивать у нее позволения.

— Ты тонешь в этом платье, — заметилКейн, закрывая за собой дверь.

Девушка стянула по фигуре блеклый шелк.

— Да, ушивать придется.

— Скорей всего, придется. — Он поймал ее взгляд. По блеску в глазах Кейна Кристал догадалась, что платье ему нравится. И он надеется, что оно вот-вот само свалится с нее.

Девушка отвернулась, почему-то вдруг смутившись. Как все глупо. Они целовались, спали вместе, дрались. Ко, оказывается, она его совсем не знает. Он — незнакомец, причем очень опасный незнакомец. Разбойник, к которому она постепенно прониклась симпатией, исчез, а с этим человеком ей не о чем говорить.

Но ведь им надо столько всего сказать друг другу.

Собравшись с духом, Кристал, хотя и по-прежнему Упрямо глядя в сторону, промолвила:

— Тебе следовало бы сообщить мне, что ты — сотрудник маршальской службы. Тогда все было бы проще.

— Я не был уверен в твоих актерских способностях — не хотел, чтобы ты пострадала. — И добавил: — Да и меня могли убить из-за этого.

— Понимаю. — Она окинула взглядом свое платье. Одно плечико опять свалилось, обнажив верхнюю часть груди. Кристал поправила платье, надеясь, что Кейн не заметил то, что ему видеть не полагалось. Но, судя тому, как вспыхнули его холодные глаза, он, должно быть, успел рассмотреть все, что могло доставить наслаждение его взору.

В комнате воцарилось неловкое молчание. Они глядели друг на друга, долго не решаясь заговорить. Наконец Кристал нарушила тишину:

— Все теперь иначе, да? Ты стал другим.

— Да, все изменилось, но к лучшему. И я стал лучше, чем был, — отозвался Кейн, проводя шершавой подушечкой большого пальца по ее ключице. — Теперь я могу спокойно беседовать с тобой. Мне не нужно ничего от тебя скрывать. И ты можешь безбоязненно разговаривать со мной обо всем. Я больше не злодей-похититель. Я — нормальный человек, мужчина, которому ты можешь довериться. — Он перехватил взгляд Кристал, глазами как бы прощупывая ее мысли.

— Я и без того прониклась к тебе доверием, — ответила девушка. Под взглядом Кейна она чувствовала себя стесненно и, чтобы скрыть волнение, метнулась к дубовому комоду с зеркалом и стала заплетать косу. В голове пульсировала только одна мысль — бежать. Кейн внушал ей панический ужас — и даже не потому, что был представителем закона; она боялась его как мужчины. Он уже поселился в ее душе, вывернул наизнанку все ее чувства, сбив их в путаный клубок, так что она и сама теперь не понимает, чего хочет, к чему стремится. Так не может продолжаться. Иначе она окончательно влюбится в него, а, зная, кто он такой, допустить это — сущее самоубийство.

Кейн приблизился к девушке сзади и стал смотреть на ее отражение в зеркале. Не прикасаясь к ней, он проговорил:

— Похоже, ты стала меньше доверять мне, когда узнала, что я не разбойник.

Волосы не слушались дрожащих пальцев, и девушка беспомощно опустила руки. Прогремел выстрел — учения на плану были в самом разгаре, — словно лезвием полоснув по ее и без того натянутым нервам. Не выдержав напряжения, Кристал вспылила:

— Я просто не понимаю — ты воевал на стороне конфедератов, называешь себя мятежником; как ты можешь теперь работать на федералистов? Даже представить нельзя… — Девушка мотнула головой. Нужные слова не шли на ум. Она вдруг забеспокоилась, что сболтнула лишнего, укрепив в нем подозрения.

Губы Кейна дрогнули в едва заметной улыбке.

— Ты сейчас рассуждаешь почти как конфедераты. Однако ты всего лишь бережно взлелеянная на севере хрупкая лилия, которой на ночь вместо сказок рассказывают истории о войне. Должно быть, жизнь к тебе была более чем благосклонна, если уж ты вспомнила про войну спустя десять лет после того, как она окончилась.

Внутри у Кристал все закипело от гнева. Верно, когда-то она была всеми оберегаемой хрупкой лилией, но с тех пор жизнь обратилась для нее в поле брани; ей было не до его войны.

— Я просила тебя рассказать о войне, — надменно отвечала девушка, — потому что хотела понять, что ты за человек. Но ты не тот, за кого выдавал себя. И, наверное, все твои россказни о мятежном прошлом — тоже чистая выдумка. Трудно поверить, что человек способен так быстро менять свои убеждения: сегодня — конфедерат, завтра — федералист. Конфедерат не смог бы выполнять такие задания. Во всяком случае, истинный южанин ни за что не согласился бы на такое.

— Я способен выполнять эту работу именно потому, что был конфедератом.

Кристал ожидала, что Кейн рассердится, но в его словах прозвучала горечь. У нее от жалости заныло сердце.

— Как ты думаешь, что дала мне война? Думаешь, я победил? Добыл честь и славу? — Кейн глубоко вздохнул. Казалось, каждый произнесённый звук дается ему ценой огромных усилий. — Смерть, кровь, гибель близких и друзей — вот и все, что принесла мне война. Прошло десять лет, а я до сих пор не могу найти разумного объяснения тому, ради чего была устроена вся эта резня. Что — правда, что — ложь, все перепуталось у меня в голове. Я это знаю точно, потому что каждый Божий день просыпаюсь в надежде, что вот сегодня наконец-то мне удастся докопаться до истины. Поэтому я и согласился работать вместе с федералистами, Кристал. Проклятая война давно окончилась. И я уже не паренек из Джорджии. Я теперь гражданин Соединенных Штатов, и работа, которую я выполняю, позволяет мне четко различать черное и белое, хорошее и плохое. Кайнсон творил преступления и за это понес заслуженное наказание. Справедливость восстановлена, и я с чистой совестью могу заняться другой работой. Мне не в чем себя укорять.

— Но ведь не всегда все так четко и ясно. — Кристал проклинала себя за то, что не сумела скрыть отчаяние в голосе. — Иногда то, что считают преступлением, на самом деле не преступление. Даже если все факты налицо, не исключено, что это ложные факты…

— Это ты о чем?

Девушка взглянула на отражение Кейна в зеркале. Он хмурился. После того, что она услышала, раскрыть ему свою тайну было бы безумием. Он немедленно предаст ее суду, и она будет казнена даже раньше, чем до нее доберется Болдуин Дидье.

— Кристал, что тебя гложет? — Девушка почувствовала на своей талии руки Кейна; его теплые уверенные ладони до костей прожигали ее тело. Она едва сдерживалась, чтобы не откинуться ему на грудь. Эта широкая мускулистая грудь манила ее; она трепетала от неистового желания погрузиться в его объятия. Ей хотелось трогать его, целовать, втолковывать ему то, что, как ей казалось, разбойник Маколей Кейн хорошо понимал, а именно: иногда преступления просто неизбежны, а в некоторых случаях преступниками объявляют невиновных.

Но сейчас подле нее стоял другой Маколей Кейн. Этот человек мыслил совсем иначе, не так, как она, и защититься от него можно только стеной молчания.

— Ты держишься со мной так, будто впервые видишь меня, Кристал, — недовольно проговорил Кейн. — Я знаю: тебе пришлось нелегко, но…

— Но мы и вправду чужие люди, — перебила его девушка и, чтобы как-то заставить Кейна отступиться от нее, в отчаянии добавила: — Мы вместе пережили несколько тяжелых дней, но теперь все позади. Каждый пойдет своей дорогой. Как только прибудет дилижанс, я уеду. — Кристал повернулась к Кейну лицом; она не хотела кривить душой перед разлукой. — Но ты представить себе не можешь, как я рада, что ты не погиб. И… и это хорошо, что ты служишь закону. Если бы тебя повесили, я, наверное, умерла бы с горя.

— Тебе не безразлична моя судьба, — резким тоном произнес он, как бы желая встряхнуть девушку, — вот и мне дозволь проявить о тебе заботу. Не отстраняйся от меня.

— Я не…

— Не спорь. — Кейн взглянул на лицо Кристал в зеркале, потом поднес руку к ее щеке и нежно погладил бархатную кожу. — Я хочу знать о тебе все, Кристал, — откуда ты, кто был твой муж, куда ты направлялась в тот день.

— Жизнь у меня скучная. Тебе не интересно будет слушать о моем прошлом.

— Ты ведь так ничего и не рассказала…

— А рассказывать нечего.

Он сжал ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.

— Если нечего рассказывать, почему ты упрямишься? Я думал, ты просто не хочешь откровенничать с разбойником, с человеком, который захватил тебя в плен. Теперь я начинаю подозревать, что дело тут в чем-то другом.

— Мы — совершенно посторонние друг другу люди, которым случилось вместе разделить тяготы сурового испытаний, — возразила девушка, опустив веки. Она не должна терять мужества. Нельзя допустить, чтобы он проник к ней в душу, особенно теперь, — ведь она твердо вознамерилась скрыться при первой удобной возможности. — Отныне наши пути расходятся. Я пойду своей дорогой, ты — своей…

— Нет.

Затаив дыхание, Кристал открыла глаза. Сердце кольнул страх.

— Что ты сказал?

— То, что слышала. Я сказал, наши пути не расходятся. Пока еще не расходятся.

— Ты не имеешь права задерживать меня дольше, чем…

— Имею.

Девушка смотрела на Кейна широко открытыми глазами. Кровь стучала в голове.

— Почему? — спросила она едва слышно.

— Ты знаешь почему. — Он развернул Кристал к себе лицом и провел пальцем по ее губам. — Знаешь, — шепотом повторил Кейн.

Слова замерли на ее губах.

Они стояли лицом к лицу, не желая уступать один другому, однако выиграть этот безмолвный поединок душ никому из них не удавалось. Наконец Кейн кивком указал на окно — на плацу, вздымая пыль, гарцевали кавалеристы.

— Ты вернулась в цивилизованный мир, девушка. Кэмп-Браун, конечно, не совсем то, но нормы поведения, принятые в цивилизованном обществе, здесь действуют так же, как и в Форт-Ларами, Сан-Франциско или Денвере. И поскольку ты женщина одинокая, то сегодня будешь ночевать в этой комнате, стены которой защитят тебя от докучливых мужчин… вроде меня.

У Кристал сдавило горло. Он не хотела, чтобы он развивал свою мысль. Кейн задался целью довести завязавшиеся между ними в Фоллинг-Уотере отношения до определенного логического конца, но она не должна идти у него на поводу. Если он осуществит задуманное, расстаться с ним будет трудно. Еще труднее, чем сейчас.

Кейн понизил голос; взгляд его потемнел. Кристал не знала, как заставить его замолчать.

— Меня не будет с тобой сегодня ночью, — шептал он. — Я не буду прижимать к себе твое нежное тело, не услышу твоего глубокого дыхания во сне. Я не — смею погубить твою репутацию, ведь мы теперь должны соблюдать приличия. К добропорядочной леди, миссис Смит, я обязан относиться подобающим образом. Но я хочу, чтобы ты знала: я проклинаю эти чертовы приличия. То, что произошло между нами в Фоллинг-Уотере, не должно было случиться, но ведь это произошло, и ничего тут не поделаешь. Сегодня мы должны быть вместе. И тебе это известно так же хорошо, как то, что у тебя бьется сердце… вот здесь. — Костяшки его пальцев, коснувшись ее ключицы, поползли вниз и замерли над левой грудью. Он раскрыл ладонь и положил ее на грудь Кристал; оба они чувствовали, как бьется ее сердце.

Девушка отвела взгляд от лица Кейна; глаза наполнились слезами. Конечно, он прав, и сознавать это Мучительно. Кейн высказал то, что она надеялась никогда не услышать. Ее душа рыдала от тоски. Расставание с ним станет для нее невыносимой пыткой.

Горячая слезинка, первая за многие годы, покатилась по щеке Кристал. Когда они познакомились, она была в траурном платье, и на то были вполне объективные причины. Шесть долгих лет она оплакивала свое утраченное детство, свою прежнюю безоблачную жизнь. Но горше всего скорбела она о том, что одинока. Одиночество обратилось для нее в сущее проклятие с тех пор, как она стала женщиной, потому что теперь уже ночные фантазии не могли утолить голод тела. В Фоллинг-Уотере у нее зародилась надежда, что, возможно, она нашла себе спутника жизни. Порой, глядя на Кейна, она воочию представляла, как живет с ним под одной крышей. Кейн, конечно, не соответствовал идеалу мужчины, который в мечтах рисовало ей воображение, но ведь позволить себе мечтать могут только глупые юные девушки. А разбойник, с которым она спала под одним одеялом, разговаривала, целовалась, был невыдуманный, настоящий — живой человек, а не смутный образ грез. Да к тому же он находился по другую сторону закона и наверняка не стал бы осуждать ее.

Но того разбойника больше не существует. Для нее он погиб, сражен пулей Кайнсона. Маколей часто спрашивал ее о муже. Кристал вдруг поняла, по ком она носила траур. Она оплакивала Кейна.

— Зачем ты это делаешь? — наконец прошептала девушка, злясь на Кейна за безжалостную настойчивость.

— Я хочу тебя, — прямо заявил он.

Закрыв глаза, Кристал, по-прежнему шепотом, с такой же взаимной откровенностью поинтересовалась:

— Ты надеешься, что, переспав со мной, как с обычной проституткой, сможешь освободиться от меня?

— Нет, мне нужно не это. Я давно мог бы с тобой переспать. За то время, что мы были вместе, я раз десять мог овладеть тобой.

— Но тогда это было бы изнасилование.

— Но ведь я получил бы, что хотел. Кристал затрясло, словно в ознобе. Кейн притянул девушку к себе и обнял.

— Расскажи мне о своей жизни. — Он приподнял ее ладонь, ту, на которой была выжжена роза, и пальцем обвел каждый впечатавшийся в кожу изогнутый лепесток. Его прикосновение обжигало, как пламя пожара. — Что ты скрываешь, девушка?

Ответом ему был тихий стон.

Кейн нежно обхватил ладонью ее подбородок, и Кристал встретилась с его суровым взглядом.

— Ответь мне, — потребовал он. Девушка отвела глаза.

— Чего ты боишься? — допытывался Кейн.

— Ничего, — выдохнула Кристал.

Кейн вновь повернул к себе ее лицо и долго смотрел в глаза, словно оценивая ее ответ. Затем с внезапной горячностью оттолкнул Кристал.

— Ты лжешь.

— Нет, — порывисто возразила она.

— По глазам вижу, что лжешь. Они такие красивые, такие голубые, как небо… — В его голосе зазвучали зловещие нотки. — Но небо это затянуто тучами. Ты лжешь.

Кристал была вне себя от страха. Она устремила свой взор в окно. Грудь ее тяжело вздымалась, на лице — показное негодование.

— Ты упрекаешь меня во лжи, но лжец — ты. Кто ты на самом деле? Боец шестьдесят седьмого полка Джорджии или сотрудник маршальской службы? Янки или конфедерат? Бандит или законопослушный гражданин?

Лицо Кейна окаменело.

— Если я и лгал тебе, так только для того, чтобы спасти твою жизнь. Но все, что я рассказывал о себе, — чистая правда.

— Как удобно жить с такими гибкими понятиями о долге и чести. — Кристал понимала, что втаптывает в грязь священные идеалы Кейна, но, одурманенная страхом и гневом, она забыла всякую осторожность.

— Если ты имеешь в виду мое участие в захвате заложников, так это моя работа. Но, — он понизил голос, заговорил сердито; слова разрубали воздух, как далекий грохот боевого барабана, — если мадам намекает на мое участие в войне, то, смею заверить, я — конфедерат и останусь таковым навсегда. И чтобы ты не заблуждалась на этот счет, добавлю: будь моя воля, и вами, и всей этой проклятой страной правила бы Джорджия.

Из глаз Кристал брызнули слезы. Ну зачем она бередит его раны? Единственное, к чему она стремится, — это поскорее уехать от него. Ей вовсе не хочется оскорблять его. Он и так растерзан войной. Кейн говорил, что это была бесславная бойня, однако он не растерял в ней достоинства и чести. Он защищал свою страну, и, когда эта страна перестала существовать, он почтительно свернул и спрятал свое боевое знамя, не желая больше трепать его и пачкать грязью. Поражение не сломило его дух, и он продолжал жить, хотя к с тяжестью на сердце, и не просто влачил в постыдном бездействии жалкие дни, а, повинуясь зову совести, активно помогал обезвреживать банды из числа своих бывших товарищей-конфедератов, которые кучковались в пустынных прериях и горных районах Запада, совершая разбойные нападения на мирных граждан.

— Не плачь, — услышала девушка удивительно ласковый шепот Кейна.

Ругая себя за малодушие, она склонила голову ему на грудь. Кейн большими пальцами отер ее мокрые щеки. Вся дрожа, Кристал зарылась лицом в его рубашку. Он вымыт, одежда на нем чистая, а значит, и пахнуть он должен как-то иначе. Однако аромат лавровишневой воды и свежесть накрахмаленного белья не перебивали мучительно знакомого запаха его тела, и она тайно наслаждалась им, мечтая, чтобы это мгновение длилось вечно.

За окном, где на плацу по-прежнему гарцевали кавалеристы, раздалось несколько оружейных залпов; звуки выстрелов вернули Кейна и Кристал к реальной жизни.

— Когда прибудет дилижанс? — не отнимая головы от груди Кейна, осипшим от волнения голосом задала Кристал неизбежный вопрос.

— «Оверлэнд» сможет прислать экипаж дня через два, не раньше, — безучастным тоном отозвался он.

Плечи девушки резко опустились. Она сомневалась, что сумеет продержаться так долго.

— Кристал, — заговорил Кейн, крепче сжимая ее в своих объятиях, — не думай сейчас об отъезде. У нас впереди два дня. Давай хоть это время проведем вместе.

— Два дня — это очень мало… и в то же время очень и очень много, — ответила Кристал. Разум приказывал ей бежать, а сердце умоляло остаться.

Тыльной стороной ладони девушка отерла струящиеся по щекам слезы. Молчание Кейна подтверждало правоту ее слов.

— Собственно, я ведь пришел пригласить тебя на ужин, — наконец произнес он. — Твои спутники Постоянно интересуются, как ты себя чувствуешь. Уверен, они вздохнут с облегчением, увидев тебя вечером за общим столом.

Кристал отошла к комоду, демонстративно повернувшись к Кейну спиной, но увидела его отражение в зеркале. Он смотрел ей в глаза, и она не смогла отвести взгляд. Время на мгновение остановилось, и глаза Кристал выразили все невысказанные чувства. Понимая, что погибнет, если тотчас же не возьмет себя в руки, девушка с беспощадной решимостью оторвала свой взор от магнетических глаз Кейна и, сделав вид, будто ничего не заметила, с наигранной веселостью прожурчала:

— С удовольствием поужинаю вместе со всеми. Сейчас только волосы заколю.

— У тебя роскошные волосы. Я ведь еще не говорил тебе этого.

Кристал закрыла глаза. Ей очень хотелось, чтобы Кейн скова провел ладонью по ее волосам, как тогда, в Фоллинг-Уотере. И опять ее взгляд нашел его глаза: в ледяной глубине притаилась жгучая тоска, даже обида. Для него невзгоды и обман остались в прошлом.

А ей еще только предстоит вступить на тернистый путь лишений и лжи.

— Подожди минутку, я быстро, — прошептала девушка.

Глава 10

Клуб-столовая старого форта размещался в сколоченном из неотесанных бревен деревянном здании с земляным полом. Должно быть, он пустовал не „очень долго, потому что глина между досками еще не успела обсыпаться, да и чугунная печь стояла на месте.

Окинув взглядом помещение столовой, Кристал испытала неописуемый ужас. Всюду толпились люди: ее спутники, кавалеристы. И солдаты маршальской службы. Девушке казалось, что буквально у каждого человека, на которого натыкались ее глаза, сияет на груди серебряная звезда. Эти пугающие звезды, переливаясь в свете ламп, слепили ее своим блеском.

Уняв дрожь в ладони, которая покоилась на согнутой руке Кейна, девушка изобразила на лице лучезарную улыбку, хотя каждый мускул в теле зудел от желания кинуться прочь из клуба, а рассудок вопил, приказывая бежать во что бы то ни стало. Однако пока она благополучно не отбыла из форта вместе с остальными пассажирами, необходимо сохранять самообладание, чтобы никто ничего не заподозрил. Ладонь со шрамом инстинктивно сжалась в кулак. Она не собирается демонстрировать свое клеймо. Если кто-то захочет увидеть ее ладонь, пусть выламывает руку.

Из толпы кавалеристов в синих мундирах выплыл мистер Гласси и, приблизившись к ним, без излишних Церемоний, по-медвежьи обнял Кристал. У девушки опять навернулись на глаза слезы. Генри Гласси — Добрейшей души человек. Жаль, что им не суждено стать друзьями. Кристал отступила на полшага. Торговец был несколько бледен и как будто даже похудел, хотя, возможно, это обманчивое впечатление: фигура его не утратила тучности, и в целом он выглядел неплохо. В своем элегантном ядовито-зеленом костюме, который заметно преобразился после чистки, мистер Гласси казался почти таким же щеголем, как и в их первую встречу, когда они отправлялись в Нобл в дилижансе компании «Оверлэнд экспресс».

— Слава Богу, что вы целы и невредимы, миссис Смит. Даже передать не могу, как мы с господином Адльмейером тревожились за вас, — воскликнул торговец, не решаясь отнять руки от Кристал, словно она была его дочерью, которую он потерял много лет назад и теперь обрел вновь.

Девушка улыбнулась ему и перевела взгляд на «проповедника». Она только сейчас узнала его фамилию. «Проповедник» улыбался, но как-то жалко, словно алкоголик, молящий о глотке виски.

Мистер Гласси кивком указал на Кейна, который отправился поприветствовать группу кавалеристов.

— Даже не верится, что этот головорез — служитель закона.

Кристал глянула в сторону Кейна. Он смеялся, разговаривая с мужчинами, — может, кто-то из них рассказывал забавную историю. Зубы у него были ослепительно белые, ухмылка напоминала волчий оскал, а холодные глаза лучились теплом. Держался Кейн с непринужденной легкостью и даже казался счастливым. Пока не встретился с ней взглядом.

Улыбка исчезла с его лица так же мгновенно, как исчезают золотые монеты в сундуке скряги. Кристалвидела, что он обеспокоен ее поведением. Они поменялись ролями. В Фоллинг-Уотере она все время пыталась найти объяснения его загадочным поступкам.

— Да, удивительный человек, — откомментировала Кристал, радуясь тому, что мистер Гласси, отодвигая в этот момент для нее стул, не заметил, как она обменялась взглядом с Кейном. Ей не хотелось, чтобы торговец догадался о ее отношении к Макколею. Желая отвлечься от тревожных мыслей, девушка кивком поздоровалась с кучером и охранником дилижанса, которые притулились в углу. И тот, и другой, похоже, были очень рады, что все так хорошо кончилось. — А где Пит и его отец? — полюбопытствовала Кристал, оглядываясь по сторонам.

— Пит наблюдает маневры, а старик Элиас, по-моему, пытает Роуллинза относительно того, когда вернут его деньги. — Мистер Гласси весело фыркнул. — Кажется, он очень сердится, что деньги ему не отдали тотчас же.

При иных обстоятельствах Кристал непременно расхохоталась бы, представив, как седой старик третирует Роуллинза, но ей и самой не терпелось поскорее получить назад свои бесценные семь золотых монет. Она только и думала о том мгновении, когда вновь ощутит на ладони их приятную тяжесть.

На плечо ей легла чья-та рука. Девушка подняла голову. Над ней возвышался Кейн; он держал оловянную кружку.

— Вот, выпей. Спать будешь лучше. — Кейн протянул кружку Кристал.

— Спасибо… — Девушка запнулась, не зная, как его теперь называть. Кейн — вроде бы не совсем уместное обращение при их нынешних отношениях.

— Можешь называть меня Маколей, — сказал он, словно прочитав ее мысли.

— Маколей, — шепотом повторила Кристал, беря из рук Кейна кружку, и тут же отвернулась. Она боялась посмотреть ему в лицо, опасаясь, что глаза выдадут ее озабоченность, что она не сумеет скрыть своих чувств. Она слишком близко подпустила к себе Кейна, когда считала его разбойником. Пора возвращать все на круги своя, и делать это нужно не откладывая — промедление смерти подобно.

Кристал отпила из кружки маленький глоток; Кейн потчевал ее горячим кофе, щедро приправленным виски. Девушка упорно избегала взгляда Маколея, и от этого оба чувствовали себя еще более стесненно, сидя друг подле друга. Теперь от внимания мистера Гласси не укрылось, что между Кристал и Кейном происходит что-то неладное.

Маколей вскоре вновь присоединился к кавалеристам и стал помогать им разделывать оленину; мистер Гласси придвинул свой стул к Кристал. Взяв ее за руку, он сказал:

— Я очень рад, миссис Смит, что нам представилась возможность побеседовать с глазу на глаз.

— Зовите меня Кристал. — Девушка выдавила из себя улыбку, хотя в данной ситуации ей было не до смеха.

— Вы оказываете мне большую честь, принимая в круг своих друзей, Кристал, но… — встревоженный взгляд мистера Гласси метнулся к Кейну, — я никак не могу забыть, какой у вас был вид, когда вы появились тогда в салуне. — Он понизил свой участливый голос до шепота. — Платье на вас было разорвано. А Кейн грубо помыкал вами, мы все это видели. Пихал вас. Бесцеремонно тащил за руку.

— Он не причинил мне вреда. Он меня не обижал, — прошептала девушка, сама удивляясь тому, что голос ее задрожал.

— Вам пришлось нелегко. И я хочу, чтобы вы знали: если с вами плохо обошлись, мы потребуем возмещения морального ущерба. Если господин Кейн воспользовался вашим беспомощным положением, я добьюсь справедливости. Я заставлю его жениться на вас…

— Нет, — с излишней горячностью возразила девушка.

— Ну, будет, будет, миссис Смит. Я вовсе не хотел расстраивать вас.

Кристал улыбнулась трясущимися губами.

— Ради Бога, простите. Я не расстроена. Господин Кейн не сделал ничего такого, о чем ему пришлось бы сожалеть. К тому времени, когда за нами пришлют дилижанс, я уже вполне оправлюсь от пережитого. Мне надо срочно уехать.

— Ну зачем же так спешить?! — Торговец хохотнул. — Вы только подумайте, сюда едет сам Теренс Скотт. Он везет с собой кругленькую сумму, чтобы вознаградить нас за страдания. По-моему, он прибывает завтра вечером.

Кристал с нескрываемым изумлением смотрела на мистера Гласси. Она и мечтать не могла о том, что компания «Оверлэнд экспресс» отблагодарит юс деньгами за причиненные неудобства. Этих денег ей, вероятно, с лихвой хватит, чтобы вывести на чистую воду Дидье. Трудно поверить, но, кажется, фортуна улыбается ей.

— И вы знаете, сколько денег он везет? — спросила девушка, понимая, что проявляет неделикатность, но сдержаться не могла.

— Понятия не имею! Но не сомневаюсь, всех вознаградят щедро. Особенно вас, Кристал. Насколько мне известно, они не подозревали, что в дилижансе ехала женщина. И теперь очень удручены, что впутали вас в это дело.

— Понятно.

— Сам я вынужден пропустить торжество, — продолжал трещать мистер Гласси, — но со мной расплатится мебельная фирма «Патерсон». А уж они меня не обидят. Видите ли, я для них очень ценный работник. За мной уже выслали дилижанс, чтобы я мог поскорее заняться своими счетами. Я отправляюсь завтра рано утром. — Он пригладил лацканы на пиджаке. — Нельзя бездарно терять время, торговля не ждет.

Кристал потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить полученную информацию.

— Значит, вы уезжаете завтра утром? — наконец выпалила она. — Вы не собираетесь ждать дилижанс «Оверлэнда»?

— Ждать не могу ни дня. Счета нужно оформить как можно быстрее. Я и так потерял много времени.

Кристал барабанила пальчиками по шероховатой поверхности деревянного стола. Глупо пренебрегать компенсацией «Овердэнда». Но, может быть, все же проявить осмотрительность и уехать утром? Как ей поступить? Покинуть форт вместе с мистером Гласси или, отбросив всякую осторожность, ухватиться за шанс уладить все свои проблемы с помощью денег компании «Оверлэнд экспресс»?

— О чем вы задумались?

Девушка с испугом посмотрела на торговца.

— Я… я просто завидую, что у вас есть возможность уехать раньше. Маколей… э… господин Кейн говорил мне, что «Оверлэнд» пришлет дилижансы только через два дня.

— Значит, вы тоже спешите?

Кристал прикусила нижнюю губу, думая о Кейне. Если она решит остаться, они чудесно проведут вдвоем эти два дня, и он никогда не узнает, кто она такая. Но может случиться и так, что она не устоит перед его чарами, и в постели вместе со своей девичьей честью выдаст ему и правду о своем прошлом, и он, насладившись ею вдоволь, швырнет ее потом на растерзание волкам с серебряными звездами. Глаза девушки затуманились.

— Я… возможно, мне и впрямь нужно будет уехать раньше.

— Ну что ж, если нужно, то я, безусловно, прихвачу вас с собой завтра утром. Патерсон сообщил телеграммой, что дилижанс прибудет на рассвете. Но куда вы направляетесь?

Кристал замешкалась. В общем-то ей было все равно, куда ехать, но ответить так торговцу она не могла. У того сразу же возникнет масса вопросов.

— Где вы сделаете первую остановку?

— В Саут-Пассе.

Девушка одарила мистера Гласси теплой лучезарной улыбкой. От Саут-Пасса рукой подать до Нобла, а ведь именно туда она и направлялась.

— Вот и прекрасно. Если я решу ехать с вами, значит, на рассвете встретимся у дилижанса.

— И вас никто не будет сопровождать?

— Ничего со мной не случится. — Кристал опять улыбнулась торговцу обольстительной улыбкой. — Только не говорите никому о нашем плане, хорошо?

Мистер Гласси восторженно кивнул.

— Ну разумеется. Это останется между нами. Индианки из племени майданов принесли ужин, прервав их беседу. К столу вернулся Кейн. Он сел рядом с Кристал, и девушка быстро перевела разговор на другую тему, высказав замечание о том, что в западных краях трудно приобрести качественную мебель, тем самым спровоцировав мистера Гласси на двадцатиминутную речь по этому поводу. Кристал ела молча, вполуха внимая разглагольствованиям торговца, зато чутко реагируя на каждое движение Кейна: на то, как он дышит, отпивает глоточками виски, как меняет положение тела (скамья была жесткая), — ничто не укрылось от ее внимания. Пытаясь определить, ощущает ли он ее близость столь же остро, она при каждой удобной возможности бросала на Кейна взгляд, который он тут же перехватывал. Так смотрят друг на друга только влюбленные.

Когда ужин был съеден, Джад, кучер дилижанса, заиграл на скрипке мелодию медленного вальса. Кристал, хотя и не привычна была к горячительным напиткам, кофе с виски выпила с удовольствием. Ей хотелось расслабиться, отдохнуть, но, пока она находится в форте в окружении блюстителей правопорядка, о таком счастье можно только мечтать.

Маколей, вальяжно развалившись на стуле, бесцеремонно задрал свою ногу в сапоге на скамью, где сидела девушка. Кристал взглянула на него, пытаясь придумать, как завязать разговор о деньгах, которые выделила компания «Оверлэнд экспресс» пострадавшим пассажирам в качестве компенсации за тяжкие испытания. Если сумма маленькая, то она, конечно же, уедет с мистером Гласси. Ну а если их собираются вознаградить по-королевски, она останется, хотя это и рискованно. Но пока Кристал не знала, как поступить. Решение нужно принять до рассвета.

— Как ты думаешь, когда нам вернут наши вещи? — спросила девушка, с напускным безразличием водя взглядом по столовой, словно для нее это не имело особого значения. — Вы ведь должны мне семь золотых.

— Не волнуйся. Здесь их все равно не на что тратить.

— Да, но…

— К тому же Теренс Скотт заплатит тебе гораздо большую сумму. Я слышал, он щедро собирается рассчитаться с вами за доставленные неприятности.

— И сколько же нам заплатят? — Кристал нахмурилась. Кажется, она слишком явно выразила голосом свою заинтересованность.

— Что, жадность обуяла? Девушка посмотрела на Кейна. Он озорно усмехнулся.

— Нет… ну… хорошо, пусть т-так, — запинаясь, выговорила она. — Я ведь не богата. И мне даже в голову не приходило, что нам возместят моральный ущерб деньгами.

— Кажется, он везет с собой пять сотен. Кристал вытаращила глаза.

— Долларов? — охнула она.

— Ну не бизоньего же навоза.

Девушка еще отхлебнула из кружки. Пятьсот долларов на семерых — это каждому примерно по семьдесят. Очень недурно. Кристал вспомнила, с каким трудом удалось ей накопить свои семь золотых монет. А тут такое богатство. У нее прямо во рту пересохло, едва она представила, что ей будет принадлежать столько золота.

— По-моему, ты что-то замышляешь, дорогая. Интересно, что?

Кристал остановила свой взгляд на Кейне. Чувствовалось, что Маколей слегка захмелел, и от этого она нервничала еще больше. Его необычные глаза, казалось, пронзают ее насквозь, читают все ее мысли. И южный акцент в его речи слышался явственнее, что в общем-то тоже ей не особенно нравилось. Слова, лениво льющиеся с его уст, были какими-то уж очень… обольстительными.

— Я просто думала о том, — холодно отвечала девушка, — что мне нужно купить новое платье. А на семьдесят долларов можно накупить много платьев.

— Семьдесят? Я сказал пятьсот. Каждому. А тебе, скорей всего, заплатят даже еще больше, учитывая тот факт, что ты — женщина и все такое прочее. Они ужасно расстроены, что впутали тебя в эту заварушку.

Горло горело от выпитого виски. Кристал едва не задыхалась. Невероятно. Сбываются ее самые сокровенные мечты. Имея в кармане пятьсот долларов, она в два счета расправится с Дидье. Наймет адвоката, даже детектива из агентства Пинкертона^[11], чтобы собрать необходимые улики.

Кейн загадочно улыбался, словно ему было известно нечто такое, о чем она не догадывалась.

— Жаль, что сейчас у тебя нет нового платья. Это розовое сваливается с тебя прямо на ходу. — Он уставился взглядом в какую-то точку на ее фигуре, ниже подбородка, но выше талии.

Девушка, покраснев, оглядела себя. Одно ее плечо и отнюдь не малая часть груди были обнажены. Она оправила на себе шелковую материю, надеясь, что никто на нее не смотрит.

— Придется попросить индианок, чтобы к утру ушили тебе его. Вас ведь будут снимать, когда Теренс Скотт станет вручать вам деньги. А ты наверняка хочешь выглядеть обворожительно на фотографии.

— На фотографии?

— Так точно. — Кейн цинично усмехнулся. — Неужели ты полагаешь, этот янки взял бы на себя труд тащиться сюда, чтобы выдать вам деньги и не извлечь никакой выгоды для себя? Это, дорогая, не в духе янки. Завтра здесь соберется столько газетчиков, на весь мир тебя прославят. А когда Скотт выполнит свою миссию, тебя наверняка начнет обхаживать сам Барнум^[12], чтобы ты согласилась выступать в его балагане, предложит тебе место примы. — Кейн презрительно расхохотался. — Шоу будет называться «Вдова с Дикого Запада». Могу себе представить. — Глотнув виски, он угрюмо произнес: — Не позволяй ему сделать из себя посмешище, Кристал.

Но девушка едва ли сознавала, что говорит Кейн. Услышав слово «газетчики», она оглохла от страха, сидела ни жива, ни мертва, обхватив заклейменной ладонью теплую кружку, чтобы никто не видел ее шрама.

— Но… но как репортеры смогут добраться сюда так быстро? — заикаясь, спросила она. — Нас ведь спасли всего несколько часов назад.

Маколей откинулся на спинку стула, с надменным видом скрестив на груди руки.

— Дорогая, это же янки. Теренс Скотт, этот чертов, саквояжник, предусмотрительно направил их сюда еще несколько дней назад, чтобы они растрезвонили о его благотворительности. Форт-Уошэки сейчас кишит газетчиками. Говорят, приехали репортеры аж из Чикаго. И даже из Нью-Йорка. — Он с отвращением фыркнул. — Цирк да и только.

У Кристал затряслись руки. Положив их на колени, она сцепила пальцы.

— Что с тобой? Тебе плохо?

— Я… кажется, я слишком много выпила, — неуверенно промолвила Кристал. Чтобы устоять перед ударом судьбы, она, собрав остатки сил, как можно спокойнее выговорила: — Думаю, мне лучше вернуться к себе. Ты не возражаешь? Завтра, наверное, будет тяжелый день. Мне нужно как следует отдохнуть.

Девушка поднялась со скамьи. Комната вдруг поплыла перед глазами — то ли от выпитого виски, то ли от страха, а может, просто потому, что она вымоталась до изнеможения за последние дни. Истинной причины Кристал не знала. Чтобы не упасть, она судорожно ухватилась за край стола; в ладонь вонзились две занозы.

Маколей нежно обнял девушку за талию. Он провел пальцами по бледно-лиловым кругам под ее глазами, выдававшим накопившуюся усталость.

— Да, наверное, тебе лучше лечь спать, — согласился Кейн.

— Разве ты мало докучал ей, Кейн? — задержал их чей-то неприязненный голос.

Кристал выглянула из-за плеча Маколея. В дверях стоял Пит, с юношеской непримиримостью сверля Кейна сердитым взглядом.

Кейн молчал. Кристал знала, что простреленное плечо все еще мучает его. Во время схватки с Кайнсоном рана открылась, и он всю вторую половину дня провел у врача. И вот теперь Пит, виновник его незаслуженных страданий, опять бросает ему вызов, провоцируя вытащить револьвер.

— Вы не должны и близко подпускать его к себе, Мадам, — заявил Пит, в знак уважения, снимая перед Кристал шляпу. — Мне плевать, кто он на самом деле. В салуне он отвратительно обращался с вами. Мы все это видели.

— Он не мог поступить иначе, — возразила девушка. Голова у нее раскалывалась. Сейчас ей совсем не до Пита с его благородством. Она и так едва держится на ногах. Шутка ли, потерять пятьсот долларов, с помощью которых она могла бы восстановить свое доброе имя. К тому же нужно подумать, как избежать встречи с репортерами, которые заявятся в Кэмп-Браун утром.

— Неужели? — Пит презрительно вскинул подбородок, покрытый юношеским пушком.

— Не в моих привычках тягаться с детишками, сынок, — вмешался Кейн; от его ледяного тона у Кристал мороз по коже пробежал. — Но предупреждаю, не испытывай мое терпение.

— С большим удовольствием померяюсь с тобой силой, Кейн. Научу тебя обращаться с женщинами.

Девушка содрогнулась. Юношеская бравада до хорошего его не доведет.

— Прекрати, Пит. Даже не думай об этом. Он не причинил мне вреда. Честное слово. Он вел себя так, понимаешь, как того требовали обстоятельства. Он не' мог допустить, чтобы разбойники заподозрили его. Я простила его. И ты должен простить.

— Он был груб с вами. — Пит повернулся к Кристал. В его глазах читалось благоговение. Можно было! подумать, что этот мальчик, которому не было еще и шестнадцати, влюбился в нее.

Девушка коснулась руки юноши.

— Что было, прошло, Пит. Если Маколей и поступился в чем-то долгом джентльмена, значит, иначе было нельзя. Я не сержусь на него за это. И ты не сердись.

— Все равно он вас недостоин, мадам. — Пит смотрел на Кристал с надеждой во взоре. — Такой красивой женщине, как вы, нужен настоящий кавалер. И поскольку нам с папой деньги вернули, я… я могу смело предложить вам свои услуги.

Пылкая, искренняя речь юноши глубоко взволновала Кристал. Пит с рыцарским бесстрашием пытался защитить ее в плену, да и вообще за все годы ее скитаний по Западу она впервые встречала человека, который был к ней так добр и великодушен. В порыве благодарности девушка провела ладонью по гладкой щеке подростка, с горечью сознавая, что видит его в последний раз.

— Я так жаждала услышать когда-нибудь эти слова, Пит, — ласково прошептала Кристал. — Ты женишься и забудешь меня, но слова твои навсегда останутся в моем сердце.

Юноша не смел дотронуться до Кристал. Он стоял, словно прикованный к полу, со смятением во взоре, очевидно пытаясь подавить в себе рвущееся наружу неуместное признание в любви. И вдруг, не в силах больше сдерживать распирающие его чувства, выпалил:

— Миссис Смит, я должен сказать вам…

— В другой раз, малыш, — перебил Пита Маколей и, фамильярно обхватив Кристал за талию, повел ее из столовой. Девушка вздохнула с облегчением; она была благодарна Кейну за то, что он избавил ее от неприятной необходимости отвергнуть ухаживания Пита. И в то же время ей было грустно от того, что она навсегда рассталась с этим храбрым мальчиком.

— Незачем было грубить ему, — укоризненно заметила девушка, когда они с Кейном пересекли плац.

— Этот глупый мальчишка прострелил мне плечо. С какой стати я должен с ним любезничать?

— Он считал тебя бандитом.

— Он слишком много о себе воображает. Надо же, набивается в кавалеры к взрослой даме.

— Он не намного младше меня.

Кейн ухмыльнулся.

— Чего это ты вдруг защищаешь его, Кристал? Неужели тебе нравится совращать малолетних? — Он внезапно расхохотался. Не будь она так озабочена своими невзгодами, Кристал, конечно же, по достоинству оценила бы шутку Кейна и от души посмеялась бы вместе с ним.

Они подошли к ее комнате. Кейн остановился и взглянул на девушку.

— Ну, я пойду. Мне… мне правда нужно выспаться. — Кристал вдруг почувствовала себя ужасно несчастной, осиротевшей. Ей столько всего нужно сказать ему, но на это нет уже ни времени, ни возможности. Больше она его никогда не увидит. Утром она уедет, и Фоллинг-Уотер превратится в далекое воспоминание.

Кейн постукивал сапогом по дощатому настилу; в глазах — досада и разочарование. Он хотел бы провести с ней ночь, но прекрасно понимал, что это исключено, поскольку они вернулись в мир цивилизации.

— А Пит прав, — промолвила девушка, видя, что Кейн и не пытается скрыть одолевавшие его предосудительные желания. — Джентльмен ты никудышный. У тебя это на лице написано.

— Дурацкая ситуация. После всего, что мы вместе пережили, даже представить не могу, чтобы таскать тебе цветы и строить из себя учтивого ухажера.

— Да уж. — Кристал опять замолчала, думая о том, какую мучительную правду несут в себе его слова. Женщине с ее репутацией смешно претендовать на обходительность и вежливые знаки внимания со стороны мужчин. Да и Кейн далеко не Ромео. В Фоллинг-Уотере она видела, что он готов был убить человека. Она знает, что он может быть суровым и жестоким; жалость и милосердие не свойственны его натуре. Для правительства такой работник — сущая находка. Война послужила ему хорошей школой. Она научила его бороться, научила побеждать и достойно проигрывать. Маколей Кейн — человек, который верно исполняет свой долг, чего бы ему это ни стоило, и от других он ожидает того же. Кейн покорил ее своими волевыми качествами, неустрашимостью, закаленным духом, и она внушила себе, что этот сильный суровый мужчина оградит ее от всех бед, но то было наивное заблуждение. От таких людей, как он, жестких и категоричных в суждениях, ей лучше держаться подальше. Они много опаснее заурядных обывателей. Для Кейна в мире существует только добро и зло; он не признает компромиссов. Он возвел этот принцип в идеал, потому что война привела его к духовному банкротству и он должен был найти для себя какой-то смысл в новой жизни. И, зная теперь, что он представляет собой как личность, Кристал понимала, почему Кейн решил служить закону. Его мир превратился в хаос, и восстановить утраченный порядок можно только с помощью закона. Если ему станет известно, что ее разыскивает полиция Нью-Йорка, он, повинуясь чувству долга, сделает все, чтобы правосудие свершилось. А это пугало ее больше всего. Потому что в правосудии она разуверилась.

На рассвете она покинет форт. Это решено. Кристал смотрела на Кейна, пытаясь придумать, что сказать ему на прощание.

— Ты хорошо будешь спать сегодня? — прошептал он. Слово «одна» так и осталось непроизнесенным.

Девушка молчала. Если Кейн услышит в ее голосе сожаление, он ни за что не отступится от нее.

— Мне будет не хватать тебя, дорогая, — тихо добавил он.

Кристал закрыла глаза. От Кейна пахло виски. Она жаждала ощутить запах его дыхания на своих губах. Досадуя на себя, за такое разрушительное желание, Девушка, уткнувшись взглядом в свою ладонь, потрогала торчащие из кожи занозы. На лепестках розы сидели две алые капельки, похожие на кровавые слезинки.

— Я ведь так и не знаю, Маколей, — заговорила она сиплым голосом, — что ты теперь собираешься делать? Куда отправишься?

— В поимке банд я больше не участвую. Это было мое последнее задание. Теперь осяду где-нибудь, займусь работкой поспокойнее. Я слышал, мне в Вашингтоне подыскали неплохое местечко.

— Ты справишься с любой работой.

— Поедем со мной в Вашингтон? Предложение Кейна было настолько неожиданным, что Кристал не сразу нашлась, что ответить.

— Я…

— Поживем вместе какое-то время, — перебил он, не давая ей возможности возразить. — Может быть, съездим в Нью-Йорк. Я куплю тебе великолепное платье, самое шикарное по эту сторону Атлантики.

У Кристал замерло сердце. Она молча поблагодарила Бога за то, что темнота скрывает ее лицо, на котором отразился ужас.

— Я… я не могу поехать с тобой. Мне… мне нужно быть в другом месте.

— Где? — спросил. Кейн таким тоном, что она не осмелилась промолчать.

— Меня ждет своя жизнь, свои дела.

— Но куда ты отправляешься? — допытывался Кейн, теряя терпение.

Кристал взглянула на его сердитое лицо; оно было совсем рядом. Секунды бежали; дарованные ей последние мгновения утекали сквозь пальцы, словно песчинки.

— Утром мы все обсудим. — Девушка ухватилась за дверную ручку, и у нее защемило сердце: они расстаются навсегда.

Она никогда больше не увидит его. Никогда не увидит, как лунный свет разглаживает строгие складки его красивого лица. Никогда не услышит его голоса, отдающего приказание или нашептывающего какую-то просьбу. Это конец. Другого не дано.

Не сдержавшись, Кристал взяла в ладони лицо Кейна и, притянув к себе, приникла к нему в долгом поцелуе. Она целовала его жадно, горячо, с тоской неутолимой страсти, упивалась его губами с горькой радостью в душе, запоминая каждое ощущение, каждое его движение: как он прижал ее к своей мускулистой груди, заключив в объятия, как он задышал, часто и прерывисто, когда она раскрыла рот под натиском его языка. Она должна сполна насладиться этим мигом блаженства, чтобы потом, вновь и вновь переживая его в глуши ночей, утешать свое одинокое сердце.

Кейн застонал; его рука переместилась ей на ягодицы. Кристал чувствовала, что он крайне возбужден. Позволь она ему, подумала девушка, он овладеет ею прямо на этом дощатом настиле, и никакие юбки ему не преграда. Но если они скрепят свои отношения интимной близостью, завтра она никуда не уедет. А если она не покинет форт на рассвете, ей несдобровать.

Почти насильно оторвав себя от Кейна, девушка отступила к двери; с трясущихся губ сорвался приглушенный всхлип. Он, словно в агонии, прошептал ее имя, но Кристал покачала головой, не смея поднять на него свои полные слез глаза, а потом скрылась в комнате, затворив за собой дверь, вытирая мокрые щеки тыльной стороной ладони. На мгновение воцарилась тишина. Потом она услышала, как Кейн выругался и пошел прочь, стуча сапогами по грубым доскам.

Будь он проклят! Она в жизни не плакала, а теперь никак не может подавить рыдания. Ей хотелось поплакать, погоревать, но это непростительная роскошь. Ей надо о стольким поразмыслить, у нее ведь миллионы проблем. А она только и думает, что о его удаляющихся шагах, стук которых эхом отдавался в ее сердце.

Глава 11

Занимался рассвет, когда Кристал услышала, как хлопнула соседняя дверь. Она уже несколько часов сидела на краю кровати в ожидании розовых лучиков восходящего солнца. Ее комната по-прежнему была окутана кромешным мраком: во избежание ненужных подозрений лампу она не зажигала.

За деревянной стенной перегородкой кто-то громко выругался, наткнувшись на стул. Вопреки голосу разума девушка встала с кровати и приложила ухо к стене. Она была уверена, что в соседней комнате находится Кейн. Послышался еще один глухой удар от столкновения тела с предметом мебели, сопровождаемый проклятием, и Кристал уже больше не сомневалась в том, кто ее сосед. Тем более, когда тот на пьяный манер затянул песню «Наш красавец синий флаг».

— «Ура! Ура! Вперед за права южан!» — Один сапог, затем другой плюхнулись на пол. Пение на несколько секунд смолкло, — должно быть, Кейн утолял жажду, приложившись к бутылке виски. Он смачно икнул, и губы Кристал изогнулись в циничной усмешке.

— «Ура! За наш красавец синий флаг с сияющей звездой!» — Послышался звон посыпавшихся на стол монет. Внезапно он запел другую песню. Голос его зазвучал мрачно, угрюмо. — В Амстердаме я встретил девицу, попомните мои слова!» — орал Кейн заплетающимся языком.

Он грузно повалился на кровать, которая находилась дюймах в шести от руки Кристал.

— «В Амстердаме я встретил девицу, ох уж и искусница она была. Красавица, ей-богу, ты мне больше не нужна!» — Он грохнул кулаком о стену. Если бы она не знала, что Кейн пьян и ни черта не соображает, можно было бы подумать, будто он специально голосит во все горло, чтобы разбудить ее и позлить своей похабщиной. — «Не нужна! Не нужна! Потому что ты — погибель моя». — Он опрокинулся на спину. — «Красавица… ты… мне… больше… не… нужна… — Кейн задышал ровно, глубоко. Кристал догадалась, что его наконец-то сморил сон.

Девушка в растерянности опустилась на кровать, думая о монетах, разбросанных на столе в комнате Кейна. Она опять нищая. Все ее имущество — одно только розовое платье, которое сейчас на ней, да и оно велико. В таком наряде в Нобле ее наверняка примут за проститутку, и доказать обратное будет нелегко. А вот имея при себе несколько монет, она сможет снять на ночь комнату в Саут-Пассе, купит нитку с иголкой и ушьет бальное платье по фигуре, придав ему более пристойный вид. Тогда, по крайней мере, у нее появится шанс найти приличную работу: она попробует устроиться в игорный дом сдавать карты или в салун — разливать напитки или танцевать за деньги с посетителями.

Мгла за окном рассеивалась. Небо посветлело, стало свинцово-серым. Раздумывать было некогда.

Кристал бесшумно отворила дверь. Запертые ворота форта охраняли караульные. Дилижанс еще не прибыл. Девушка прокралась вдоль стены к соседней двери и приложила ухо к замочной скважине. Кейн дышал размеренно и громко. Значит, спит крепко.

Кристал открыла дверь. Тишину нарушил печальный скрип. Девушка замерла на месте. Кейн не шевелился. Осмелев, она шагнула в его крохотную каморку. Кейн, в одних только черных штанах с подтяжками, лежал поперек парусиновой армейской койки. Покрытая густой черной порослью грудь тяжело вздымалась и опускалась. Глаза скрыты под закинутой на лицо рукой, губы чуть раздвинуты. От него несло перегаром. На полу и на столике возле койки россыпью валялись монеты.

Девушка на цыпочках приблизилась к столику. Ей повезло: в этот момент солнце наконец-то проглянуло над горизонтом, и в маленькое окошко заструился бледно-серый свет. Кристал понимала, что должна поскорее забрать то, за чем пришла, и убраться подобру-поздорову, но уйти, не взглянув в последний раз на Кейна, не могла.

Она остановилась возле кровати, на мгновение позабыв о времени. Кейн являл собой безобразное зрелище — волосы, почти черные на фоне белой парусины койки, всклокочены, торчат в разные стороны; накануне чисто выбритый подбородок за ночь успел зарасти темной щетиной. Почему он решил напиться, девушка не знала. Отчасти, может быть, по той причине, что предчувствовал ее исчезновение. Они испытывают друг к другу сильное влечение. Однако напрасно они допустили, чтобы их отношения зашли так далеко. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Кристал смотрела на спящего мужчину и представляла, хотя думать об этом было тяжело, что когда-нибудь Кейн женится, и его жена будет так же смотреть на своего Маколея, как она сейчас. Она поднимется рано, — возможно, чтобы сварить мужу кофе, — и увидит его распростертым на постели, забывшимся в глубоком сне. Она нежно коснется его лба и улыбнется загадочной улыбкой, вспоминая бурную ночь. А потом, когда она уже сделает шаг в сторону, собираясь отправиться на кухню, он неожиданно выбросит руку, схватит ее и вновь уложит в постель…

Кейн вдруг громко всхрапнул. Кристал вздрогнула, мгновенно возвращаясь в реальный мир.

Девушка стала осторожно подбирать рассыпанные по полу монетки. По сравнению с теми семью золотыми, что она оставляла ему, то была скудная сумма — доллара два, не больше. Очевидно, все деньги, что у него были, Кейн потратил на бутылку, которая, теперь уже порожняя, валялась возле койки.

Кристал увидела висящий на колышке вместе с пиджаком его старый красный платок и, сняв его, завязала в выцветшую материю собранные монетки, а узелок сунула в вырез платья, под корсет. Удача в последнее время не особо благоволит к ней, но, может быть, так ей все же удастся сохранить эти деньги.

Кейн застонал, и сердце девушки запрыгало в груди. Она шагнула в сторону двери, но в нервном возбуждении позабыла про валявшуюся на полу пустую бутылку из-под виски и случайно поддела ее носком ботинка. Бутылка с грохотом покатилась по грубым половицам и ударилась о стену.

Кристал застыла на месте, словно манекен, с ужасом глядя на Кейна. Она думала, что разбудила его, но Кейн не шевелился, — напротив, даже задышал спокойнее. Внезапно он со стоном повернулся на бок, выставляя напоказ часть спины, видневшуюся из-под распущенной шнуровки брюк. Храп возобновился.

Кристал угрюмо отерла застилающие глаза слезы. Ее время истекло. Репортеры уже на пути в Кэмп-Браун. Она в последний раз взглянула на Кейна и, поддавшись минутному порыву, наклонилась и коснулась губами его щеки. Затем нежно провела ладонью по лбу Маколея, — как это будет делать его будущая жена.

Девушка потихоньку выскользнула из комнаты Кейна. Сердце ее обливалось горючими слезами.

Кейн со стонами метался на койке. Ему снился сон, и он знал, что это сон, потому что не ощущал гудения в голове, которое наверняка сопровождало бы его пробуждение, хотя напиваться так, как он напился вчера, было не в его привычках. Последствий ночного кутежа он еще не чувствовал, но образ этой девушки видел словно наяву.

Страх не отступал,

Он сел в, постели, как был, в одних брюках. Видение не исчезало. Она стояла в дверном проеме, одетая в черное с головы до пят; лицо тоже скрыто под колышущейся черной вуалью. Ангел, спустившийся на грозовых тучах.

Он смотрит на нее, не в силах отвести взгляд. В животе осел холодный комок страха. Он хочет защитить ее. Она нуждается в его покровительстве. Но как это сделать?

— Кто ты? — хрипло спрашивает он. Добиться от нее правды для него — жизненная необходимость, насущная потребность, обжигающая все его нутро, словно огонь виски.

Она приближается к нему, стройная, бесстыдно изящная в своих траурных одеждах, которые лишь подчеркивают каждую плавную линию, каждый изгиб ее чувственного тела, запретного для него и такого желанного. У него перехватило дыхание.

У койки она останавливается, и он нерешительно тянется к ее вуали. Смерть. Он ненавидит смерть. Сыт ею по горло еще с войны, где смерть приходилось хлебать вместе с бобами и сухарями. Он безжалостно срывает вуаль с ее лица. Ее красота причиняет ему такую же дикую боль, какую испытывает человек, получив удар в пах. А всё эти глаза, Голубые, словно небо прерии, хватающие за душу, как обрядовые песнопения пайутов^[13], которые они исполняют в память об умерших.

— Кто ты? — шепчет он, не в силах закрыть глаза, чтобы не видеть ее подернутые скорбью черты.

Она напугана, спасается бегством от какой-то опасности. Она одинока.

Однако бессильным себя чувствует он сам. Он не знает, что делать, — и от этого еще страшнее. Он даже не уверен в том, что она назвалась своим подлинным именем. Не уверен в том, что она вдова. В ней ощущается некая непоколебимая твердость духа, и это выбивает его из равновесия. Ей пришлось испытать в жизни больше, чем она желала. Она целует его.

Ее губы раскрываются на его губах, как лепестки цветка. Им невозможно противиться. Ее нежные прикосновения воздействуют на него не так, как он бы того хотел. Он пытается сдержать себя, но все тщетно. Она подчиняет себе его волю, заставляет думать и чувствовать даже вопреки его желанию. И это тоже пугает его.

Ее губы припали к его шее. Она ласкает языком его шрам, зубами прикусывает обезображенную кожу. Это доставляет ей удовольствие. Она наслаждается своей властью. Все женщины любят власть. Но эта женщина особенная. В ее взоре сквозит неугасимая печаль.

— Кто ты? — выдавливает из себя он, а она целует его плоский маленький сосок. Ее губы скользят вниз, к его животу. Она не отвечает. Он зарылся ладонями в ее волосы. Золотистый шелк. Он хочет видеть ее лицо. Выражение лица. Все, что угодно, только не этот маленький розовый влажный язычок, который опаляет его кожу.

— Скажи, кто ты? — спрашивает он сквозь стиснутые зубы, со стоном откидываясь на спину.

Она не может ответить.

— Скажи мне… — шепчет он прерывисто; в глазах темнеет. Все его существо сотрясается от возбуждения; он это чувствует столь же остро, как и страх, который сидит в нем. Она в беде. Он это точно знает. Но ведь он может защитить ее. Он давно уже не нищий мальчишка-южанин, живущий подаянием. Он теперь представитель закона. Он твердо стоит на ногах. И он поможет ей. Только бы она доверилась ему. Только бы доверилась.

— Кто ты? — шепчет он, требуя от нее ответа каждым порывистым вздохом. — Кто ты? — продолжает допытываться он, нежно поглаживая ее волосы, но вскоре язык перестает ему подчиняться.

Кейн резко открыл глаза. По телу струился пот, хотя в комнате было холодно, и вода в умывальном тазу покрылась тоненькой корочкой льда. Ошалелым взглядом он обвел крохотную каморку, пытаясь сообразить, где находится, потом глянул на свои штаны. Боже!

Он неловко вскочил с кровати. Ноги свинцовые, голова гудит, словно по ней несется тридцать четвертый полк штата Мэн. Трясущейся рукой Он пригладил назад волосы.

Он должен увидеть ее.

Кейн потянулся за платком, чтобы отереть пот, но на колышке платка не было. И деньги тоже исчезли. Кто-то подобрал монеты, которые, как ему смутно помнилось, он высыпал на стол. О том, что они у неге действительно были, свидетельствовала застрявшая щели между половицами медная монетка в один цент.

Заскрежетав зубами, он проломил в тазу хрупкий ледок и умылся. Он и сам не понимал, зачем так спешит. Он точно знал, что произошло. К нему опять вернулось то ужасное чувство мрачной безысходности, которое не покидало его в последние годы войны. Существуют безвыходные положения, когда человек бессилен что-либо изменить.

Наконец одевшись, он помчался в соседнюю комнату. Ее там не было. Можно, конечно, заглянуть в столовую, но там он ее тоже, скорей всего, не найдет. В глубине души он знал, что она уехала. Сбежала, словно преступница.

— Кто ты? — шепнул он в пустоту комнаты, выискивая глазами хоть какую-то позабытую ею вещицу, которую можно было бы потрогать, понюхать. Потом, вспомнив что-то, полез в карман куртки. На ладони заблестели семь золотых монет. Как такое понять? Торопясь поскорее скрыться, она прихватила с собой жалкие центы, отказавшись от целого состояния.

Его холодные серые глаза вспыхнули гневом. Он сжал в кулаке монеты, словно давая себе клятву. Когда-нибудь он дознается, почему она сбежала.

И она сама объяснит ему мотив своего поступка.

Глава 12

Мы с ней поцеловались на прощанье,

Попомните мои снова!

Мы с ней поцеловались на прощанье,

Ну а на палубе, когда залез в карман,

Я обнаружил, что казна пуста.

Красавица, ей-богу, ты мне больше не нужна.

НОЯБРЬ 1875 г.

— Одержимость выражается множеством симптомов. Боюсь, у него они все налицо. — Роуллинз заерзал, сидя в темно-красном кожаном кресле. В присутствии человека, стоявшего возле письменного стола, он чувствовал себя неловко. Мужчина задумчиво смотрел в окно. В городе бушевала вьюга. Экипажи сменили колеса на полозья, но проезжая часть в основном была запружена санями. Непогода притушила атмосферу суетливого оживления, обычно царившую в «Уиллардз-Сити». Окна гостиницы, годами бесстрастно взиравшие на перипетии борьбы за власть, на разрушительную работу всепроникающих щупальцев коррупции и — изредка — на проявления героизма, сейчас были затянуты белой пеленой беснующихся снежинок. В объятиях метели здание напоминало сидящее на корточках пустоглазое привидение.

— Я думал, Кейну надоела суровая кочевая жизнь. Роуллинз в ответ хмыкнул.

Его собеседник уловил насмешку в этом коротком звуке.

— Значит, тут замешана женщина? Господи, помилуй нас всех. Из-за нее он и отверг наше предложение?

— Если Кейн переживет эту напасть, он с радостью будет работать на вас, сэр. Дайте ему год сроку, и он вернется, и еще будет проситься на предложенную ему должность.

— Но почему он вдруг изменил свое решение? Я думал, он приехал в Вашингтон, чтобы остаться с нами.

Роуллинз покачал головой.

— Он надеялся, что забудет ее, сэр. Но вот ведь как получается: чем упорнее стараешься избавиться от наваждения, тем сильнее оно крутит тебя.

— Кейн нужен нам здесь. С тех пор как я увидел его в деле в Шайло, он не перестает восхищать меня. То, как он проявил себя, помогая сотрудникам маршальской службы, даже не поддается оценке. Уникальный человек. Именно то, что нам нужно.

— Служба безопасности за год не прекратит своего существования. И когда Кейн вернется, уверяю вас, господин президент, он полностью посвятит себя работе. — Роуллинз криво усмехнулся. — А сейчас от него все равно толку мало.

Грант наконец повернулся к нему. В последний раз Роуллинз видел его в горах Кентукки, и тогда Грант произвел на него неизгладимое впечатление. Он ехал на коне вместе с солдатами своей армии, как и они, весь в грязи с головы до пят в своей синей генеральской форме; золотые галуны изодраны, заляпаны глиной. Но никакие тяготы и опасности не способны были согнуть его гордую осанку, погасить одухотворенность в лице, лишить мужества, заставить позабыть о чести. Никто не Мог сравниться с ним. Разве что Ли^[14].

С тех пор Грант сильно потучнел. И вид у него был утомленный. Очевидно, заключил про себя Роуллинз, коррупция среди государственных чиновников доставляет ему немало хлопот.

— Так куда отправился наш мятежник? Думаю, я вправе это знать, раз мне предложено ждать его так долго, целый год. — Грант вскинул бровь, — Мне незачем напоминать тебе о том, что идет второй срок моего пребывания на посту президента.

Роуллинз раздраженно вздохнул. Кейн ведет себя, как сумасшедший. С тех пор как эта женщина исчезла из Кэмп-Брауна в августе, он только о ней и думает, хотя и поклялся забыть ее. Роуллинз никогда прежде не видел Кейна таким, зловеще сдержанным и тихим, как в то утро, когда тот обнаружил, что она уехала. Роуллинз и некоторые другие из его товарищей предложили отправиться по ее следу, но Кейн отказался наотрез, заявив, что ни одна женщина не стоит того, чтобы гоняться за ней по дорогам преисподней. Он был оскорблен ее предательством.

Но на лице его отразились не только обида и злость. Кейн переживал отъезд девчонки как глубокую утрату и с каждым днем мучился все сильнее. Роуллинз не был уверен, что сумеет объяснить президенту состояние Кейна; он и сам толком не понимал, что у того на уме. Одно было ясно: Кейн не находил себе места от тоски. Девчонка тянула его за собой, и он в конце концов сдался. Утром Кейн отправлялся в Вайоминг. Гонимый одержимостью собственного воображения.

— Расскажи мне о ней. Кто она, эта женщина, пленившая Маколея Кейна?

— У нее какие-то крупные неприятности. Я в этом уверен. — Роуллинз опустил глаза. — Я говорил Кейну, что из-за нее он может попасть в беду и, вполне вероятно, что она этого не стоит. Вы бы видели ее лицо, когда она узнала, что Кейн вовсе не разбойник, а сотрудник маршальской службы. Я думал, она свалится в обморок прямо посреди прерии. Девчонка пришла в ужас. Было ясно, что она боится его больше, чем всех бандитов Кайнсона, вместе взятых.

— Думаешь, она подалась на запад, скрываясь от правосудия за какие-нибудь преступления в пользу конфедератов?

— Это исключено. Она совсем еще юная. К тому же северянка. Голову даю на отсечение. Это видно по ее походке, манерам. Так держатся только аристократки. Она напоминает мне женщин из Ньюпорта или Саратога-Спрингс. Женщин из богатых семей. Глядя на нее, сразу понимаешь, что она привыкла к роскоши, богатству.

— Так она богата?

— Сомневаюсь. Разве ехала бы она тогда в том дилижансе? К тому же на ней был вдовий наряд. Скорей всего, после смерти мужа она осталась без средств к существованию.

— Может быть, она скрывается от его семьи.

— Мы с Кейном тоже думали об этом. Но, будь она веселой вдовушкой, собственноручно порешившей своего супруга, зачем же тогда ей носить траур? И главное, почему же в таком случае она пустилась в дорогу без денег?

— Да, ты прав. Эта женщина — загадка. Где она сейчас?

— Кейн искал ееи нашел в одном позабытом Богом и людьми горняцком городишке в Вайоминге. Я посоветовал ему отправиться туда и разобраться с ней, чтобы избавиться от наваждения, но он считает, что ничего хорошего из этого не выйдет. Он очень боится спугнуть ее. Она может опять сбежать, так что он вообще ее не отыщет. Она работает в салуне в Нобле — так называется тот городок. Танцует за деньги с клиентами, но, похоже, зарабатывает она не только… черт, не хочется выражаться неделикатно…

— Думаешь, она — шлюха? — пришел на помощь Грант.

Роуллинз кашлянул. Не может он употреблять это слово, и все тут.

— Да, скорей всего так. Это-то и мучает Кейна. Он обратился к мэру Нобла с предложением взять его на должность шерифа. Разумеется, не упоминая о том, что он не просто рядовой служитель закона. Там уже пять лет нет шерифа, и отцы города чертовски обрадовались такому предложению. Муниципалитет только что утвердил его кандидатуру. Кейн сейчас в «Уилларде», пакует свои вещи…

— И все это ради женщины… даже не верится…

— Она очень мила, сэр. Настоящая красавица, я бы сказал. — Роуллинз погладил усы — первый признак того, что он размышляет о чем-то грустном.

— Красота не вечна. Разве Кейну об этом неизвестно?

— Еще как известно. Если и есть на земле человек, возле которого всегда вьются красивые женщины, так это Кейн. Но та девушка особенная, сэр. Я волнуюсь за Кейна. Он может угодить в беду.

— Почему?

— Ну, вы же понимаете, что за человек Кейн. Война здорово побила его. Искромсала, можно сказать. Растоптала все его идеалы, принципы к тому времени, когда он сложил оружие и отказался от борьбы. Он потерял семью, родной город разрушен. — Роуллинз смотрел на Гранта. — Честно вам сознаюсь, сэр, когда он предложил нам свои услуги, я не думал, что он сумеет пересилить себя. Он — волевой человек, хороший солдат, это верно. Но я сомневался, что он сможет работать заодно с теми самыми людьми, против которых сражался в Шайло и Геттисберге.

— Но он изумляет всех нас. Я не знаю другого человека, который бы так верно служил закону. И я понял, в чем дело.

Президент слушал внимательно, будто осмысливая каждое слово.

— И что же ты понял?

Взгляд Роуллинза стал тревожным.

— Все очень просто. Он потерял свою родину, и ее заменил закон. Он потерял семью, и ее тоже заменил закон. Он верен закону, как никто другой, и, боюсь, непреклонен в его толковании. Видите ли, принципы и идеалы, которые он отстаивал в войне, как выяснилось, утратили свою однозначность. Он боролся, сам не зная за что, и не хочет, чтобы подобное повторилось.

В глазах Гранта засветилось понимание.

— А прошлое этой девушки, похоже, преисполнено двусмысленностей.

— Вот именно. — Роуллинз бросил понурый взгляд в окно, за которым тянулась убранная в зимний наряд Пенсильвания-авеню. — Кейн может опять оказаться втянутым в войну. Во всем облике этой девушки кроется нечто таинственное, загадочное, что и делает ее особенно привлекательной, но ему с ней связываться опасно. Ее прошлое может погубить его.

Президент выпрямился, приняв внушительный вид.

— Я мог бы запретить ему ехать туда. Я — единственный, к чьим словам он сочтет нужным прислушаться, не считая, конечно, Ли… А Ли, да хранит Господь его душу, покинул нас навечно.

— Вы можете попросить его. Но он не останется. — Роуллинз тяжело вздохнул. — Кейн поедет за ней. И в общем-то, его тоска мне понятна — я ведь видел девушку. Она окутана облаком трагизма, которое кажется почти столь же вещественным, как и вуаль, скрывающая ее лицо. Будь она актрисой, наверное, ей не было бы равных в роли Офелии.

Грант медленно повернулся спиной к слепящей Белизне за окном. Когда-то он был красив, но теперь выглядел изможденным; лицо одутловатое и печальное.

— Полагаю, Шекспир лучше нас с тобой знал человеческую природу: «…власть красоты скорее преобразит добродетель из того, что она есть, в сводню, нежели сила добродетели превратит красоту в свое подобие…»^[15] — Грант помолчал, затем шепотом процитировал: — «Офелия?.. Все, чем я грешен, помяни»^[16]

ЯНВАРЬ 1876 г.

Если верить летописным источникам Нобла, в этом городе за всю историю его существования было совершено только три благородных деяния. На территории Вайоминга альтруистические традиции не нашли широкого распространения, однако городки, подобные Ноблу, возникали, чтобы нести в мир добро, но с течением времени их устремления претерпевали огромные изменения.

Так вот, поводом к первому благородному деянию послужил возглас Гриззарда: «Серебро!» Обнаружив десять лет назад сереброносную жилу, он выдвинул девиз: «Поделим богатство», и богатство стали делить, пока оно не иссякло, что, к сожалению, произошло почти сразу же после того, как серебро было найдено.

Второе благородное деяние связано с событиями восьмилетней давности, когда горожане начали возводить лютеранскую церковь на западной окраине города, у подножия гор, которые, рассекая безлесные равнины, убегают на восток. Церковь выстроили красивую, с витражами вместо окон; цветное стекло заказывали в Сент-Луисе.

В ту пору обитатели Нобла еще питали надежды, что им удастся заманить в свой город священника.

Третье и последнее благородное деяние, свершившееся в Нобле, было зафиксировано весной прошлого года.

Со смертью достопочтенного старика Гриззарда, а также в силу того обстоятельства, что сереброносная жила давно истощилась, для города наступили тяжелые времена. В Нобле никто уже больше не был одержим благородством помыслов; его слава теперь зиждилась на поступках низменных, постыдных. Жители перебивались кто как мог, и в анналах города наконец появилась запись, выведенная корявым почерком какого-то малограмотного человека. Эта запись свидетельствовала о том, что Нобл окончательно смирился со своей судьбой, и гласила она следующее: «13 апреля 1875 г. Свищеника не нашли. Сегодня с барделя миссис Делами снялитабличку „Дом приходского свищеника“.

Многие, заглянув в Нобл, немедленно уезжали, с негодованием качая головами, но одна молодая женщина не спешила покидать город. Сейчас она стояла у заиндевелого окна в салуне «У Ф. Э. Уэлти», потягиваясь время от времени, словно после долгого сидения. В лице этой женщины ясно читалось, что она вовсе не презирает Нобл. Ныне заснеженный город, пользующийся скандальной репутацией, ей нравился. С необъяснимой тревогой в глазах смотрела она на дорогу, в это время года представлявшую собой узкую ленточку обледенелой грязи, — может быть, опасалась, что в Нобл случайно прискачет какой-нибудь ковбой и сотрет дьявольский городишко с лица земли.

Трудно сказать, кто была эта женщина, кутавшаяся в черную шаль из плотной шерсти, из-под которой выглядывало голубое ситцевое платье, застиранное до белизны возле швов на лифе и с новенькими заплатками из такой же дешевой хлопчатобумажной материи на юбке. В общем и целом женщина выглядела довольно пристойно, хотя наряд выдавал в ней танцовщицу питейных заведений: платье было несколько укороченного фасона; оно не прикрывало до конца нижние юбки, не прятало надетые на ней красные чулки и высокие ботинки на пуговицах. В Денвере или даже в Шайенне она, наверное, справила бы себе атласное платье, но в Нобле возможностей заработать представлялось немного, и скопить денег на подобный туалет было крайне сложно.

— Кристал! Он приехал? Что там, на улице? — прогудел встревоженный мужской голос.

Фолти — владелец салуна «У Ф. Э. Уэлти» собственной персоной — выпрямился во весь рост за стойкой бара, держа в руках бутыль виски, которую он принес из винного погреба.

Девушка долгим взглядом окинула улицу. Восемь-десять деревянных зданий с декоративными фасадами — вот вам и весь Нобл, да еще дом, в котором заправляла миссис Делани, однако он стоял особняком на окраине городка рядом с заброшенной церковью и кладбищем. Дорога была пустынна, ни малейшего движения на всем протяжении до самого горизонта ~ скованная морозом прерия мирно спала.

Девушка в немой мольбе подняла глаза к: небу. Аспидно-серое, оно было затянуто снежными тучами, готовыми разразиться нескончаемым потоком льда. К земле понеслись несколько снежинок, и губы девушки тронула улыбка; она воспрянула духом. Может быть, он не приедет. Плотнее укутавшись в шаль, девушка направилась к стойке бара помогать Фолти; на лодыжках у нее кокетливо позванивали бубенчики.

— И зачем им понадобился шериф, Фолти? — поинтересовалась другая девушка, сидевшая за пианино. Одетая в темно-оранжевое ситцевое платье, она была маленькая и хрупкая, с гладкой шоколадной кожей, — возможно, мулатка, но утверждать это с уверенностью никто не решился. Женщины, наделенные такой непостижимой, языческой красотой, как она, встречаются и среди чейенн, и среди японцев.

— Айви-Роуз, прекрати скулить, — проворчала из угла зала еще одна особа женского пола. Диксиана предпочитала носить наряды лилового цвета, потому что воображала, будто у нее фиолетовые глаза. В сумерках ее нарумяненные щеки и впрямь иногда отливали лиловой густотой, чего, к сожалению, нельзя было сказать о глазах. — Мне так очень хочется посмотреть на нашего шерифа. Если он моложе пятидесяти лет и будет исправно платить, я охотно возьму его на свое попечение. — Диксиана с раздраженным блеском в темно-синих глазах оглядела пустой зал салуна. Воздух был пропитан невыветрившимся с предыдущего вечера сигаретным дымом и едва уловимым запахом виски, но, кроме Фолти, ни одного мужчины, и, по всей вероятности, часов до семи, пока не вернутся с работы пастухи, клиентов не будет. А если непогода разыграется, в салун вообще никто не придет. Кристал приготовилась выслушать очередную порцию причитаний Диксианы. Та не заставила себя долго ждать. — В Ларами у нас круглые сутки не было отбоя от посетителей! Я каждый день могла покупать себе новые чулки! И прачка там была, стирала мне белье!..

— Мы все это уже слышали, — прервала Диксиану Айви-Роуз и, ударив по клавишам из слоновой кости, потопила ее ноющий голос в мелодии песни «Лорена».

Фолти, давно переставший реагировать на перебранки между Айви и Диксианой, взглянул на Кристал. Владельцем салуна был подвижный юркий мужчина невысокого роста с седыми усами и пышными бачками. Росшие пучками брови он обычно зачесывал вверх, отчего с лица его не сходило удивленное выражение.

— Ты сегодня что-то уж больно тихая, девушка. Тоже думаешь о шерифе?

Новый шериф. Кристал никак не могла поверить в то, что удача отвернулась от нее. Фолти и девушки Даже не догадываются, как ей хочется, чтобы шериф тут вообще никогда не появлялся. Она желает этого во много раз сильнее, чем все они, вместе взятые.

— Я… я не понимаю, зачем здесь нужен шериф, — отозвалась Кристал, сосредоточенно вытирая бокалы, чтобы скрыть свою озабоченность. Покинув Кэмп-Браун и Маколея Кейна, она проделала долгий и нелегкий путь. Она с таким трудом добиралась до Нобла, но ее мучения были не напрасны. Этот городок стал для нее уютным и надежным пристанищем. И вот, похоже, все придется начинать сначала.

Не в силах больше прятать свою тревогу, она продолжила:

— Даже в голове не укладывается, почему вдруг они решили избрать шерифом человека со стороны. Если уж им стало невмоготу без шерифа, почему не назначили на эту должность хотя бы Яна Петерсона? Он держит магазин, является мэром города. Он бы и с обязанностями шерифа справился. По-моему, это куда лучший вариант.

— Я тоже очень удивлен, дорогая. — Фолти обнял девушку одной рукой и чуть прижал к себе. — Но ты не волнуйся. С салуном ничего не случится. Я не допущу, чтобы шериф вмешивался в наши дела. К тому же, если уж я не в состоянии добиться, чтобы вы беспрекословно подчинялись мне, то шерифу тем более с вами не справиться.

Диксиана рассмеялась. Кристал бросила в ее сторону уничтожающий взгляд, но отчитать не успела, так как Фолти, резво развернув девушку спиной к Диксиане, сунул ей в руки еще несколько бокалов.

Кристал вытирала посуду, с воинственным видом поглядывая на хозяина салуна. Она не хотела доставлять ему неприятности. Знакомство с Фолти — лучшее, что даровала судьба ей за многие годы. Фолти не блистал красотой — лицо у него был красное от чрезмерного употребления спиртного и рябое, потому что он переболел оспой, когда жил в Новом Орлеане, но обезображивающие черты светились добротой, и девушка была рада встрече с ним, когда прибыла в Нобл в сентябре прошлого года. Фолти не смутили ни ее худоба, ни заляпанная грязью одежда — он взял ее на работу в свой салун и за все время ни разу не нарушил условий заключенного между ними договора. Обязанности Кристал заключались только в том, чтобы танцевать с посетителями. Хотя Фолти не скрывал, что был бы счастлив, если бы она согласилась приумножать его доход и в «спальных апартаментах» верхнего этажа.

Кристал, оттирая грязное пятно на бокале, погрузилась в мрачные раздумья, одолеваемая запретными мыслями, которые тщетно гнала от себя. Хоть она и благословляла провидение, которое свело ее в сентябре с Фолти, девушка вынуждена была признаться себе, что вовсе не он самый лучший подарок, преподнесенный ей судьбой. Подарок, которым она дорожила больше всего на свете, остался в Кэмп-Брауне ~ высокий мужчина с холодными серыми глазами и ослепительной улыбкой, какой он мог бы, наверное, наповал сразить пуму на расстоянии пятидесяти шагов. Даже сейчас не давал ей покоя вопрос: любит ли она Маколея? Но ответ на него она вряд ли когда-нибудь получит, потому что искать встречи с Кейном она сможет лишь после того, как докажет свою невиновность, а к тому времени, когда она реабилитирует себя, он, скорей всего, уже будет женат, обременен семьей.

Девушка тяжело вздохнула, что, впрочем, она часто делала с тех пор, как приехала в Нобл. Бессмысленно мечтать о несбыточном. Однако соблазн велик. Так все-таки любит она Маколея или нет? Кристал не сомневалась, что поймет это сразу же, едва увидит его.

Ну а потом уж она до скончания своих несчастных дней будет обречена терзаться мыслями о нем. Ей, пожалуй, повезло, что все так сложилось.

Кристал отставила вычищенный бокал и, взяв другой, повернулась к хозяину салуна.

— Тебе вряд ли удастся заставить меня изменить своим принципам, Фолти, — тихо заговорила она, — но разве это так уж важно? Ты ведь неплохо на мне зарабатываешь. Тебе грех жаловаться.

Фолти как бы даже обиделся.

— Ты у нас принцесса, — ворчливо отозвался он. — Наверное, мне придется с этим смириться, и, может быть, так оно даже и лучше. Ты знаешь себе цену. — Фолти говорил одно, а в глазах его, в которых по-прежнему не угасала надежда, читалось совсем другое. Было ясно, что он озадачен поведением Кристал, никак не уразумеет, что она за особа. — Но, дорогая, — лукаво добавил Фолти, — тебе не приходило в голову, что в один прекрасный день?..

— Вот он, приехал! — Айви, сидевшая за пианино, соскочила с вращающегося табурета и побежала к окну. Фолти и Диксиана последовали ее примеру. Кристал неохотно поплелась за ними.

Сквозь заиндевелое окно они увидели мужчину, ехавшего на холеной лошади темной масти по обледенелой, изрытой колеями дороге. За окном валил снег, мешая им как следует рассмотреть нового шерифа. Тем не менее Кристал разглядела на всаднике военное пальто с пелериной — предмет экипировки солдат-федералистов — и желтые кожаные перчатки с крагами, которые шили для кавалеристов. В Кэмп-Брауне она встречала множество мужчин, одетых подобным образом.

— Какой он? О, только бы он не был уродом. Мне даже наплевать, если он не моется. Только бы… о, только бы он был чуточку симпатичным… хоть чуть-чуть… — Диксиана, молитвенно сложив ладони, прижалась щекой к холодному стеклу, пытаясь рассмотреть нового шерифа.

— Высокий парень, высокий, — заметил Фолти, нервно вытирая руки о передник.

— А лица под шляпой не разглядеть, — испуганно прошептала Айви.

Кристал напряженно всматривалась в силуэт всадника, но из-за снегопада ничего толком не видела. Черная ковбойская шляпа и кружащиеся в стремительном вихре снежинки скрывали его черты. Мужчина проехал мимо салуна. Возле магазина Яна Петерсона он спешился и, привязав лошадь, вошел в здание, но даже после того, как он скрылся из виду, Кристал не сразу перевела дыхание. По непонятной причине новый шериф внушал ей смертельный страх.

— Так… полагаю, мне следует немедленно пойти туда и поприветствовать нашего шерифа, чтобы он не подумал, будто мы не рады его приезду. — Фолти с угрюмым выражением лица снял передник и надел овчинный тулуп.

— Если он хоть чуточку симпатичный, ты, Фолти, скажи ему, что мы будем обслуживать его бесплатно. А так за полцены. Передашь? — писклявым голоском напутствовала хозяина салуна Диксиана.

— Охо-хо, только бы не закрыл салун, — пробурчал Фолти и, хлопнув дверью, вышел на мороз.

Девушки наблюдали в окно, как он устало потащился по дороге, лавируя между глыбами замерзшей глины, которые порой доходили ему до колен. Когда фигура Фолти исчезла в магазине, салун окутала кладбищенская тишина.

— Как вы думаете, Фолти теперь несдобровать? — шепотом спросила Диксиана.

Айви вздохнула, затем, глянув в другую сторону, сказала:

— Не знаю, а вот посетители сегодня рано объявились. Должно быть, из-за погоды.

Возле салуна спешивались шестеро мужчин. Девушки, словно по сигналу, разошлись по своим рабочим местам. Айви направилась к стойке бара и начала Доставать бокалы, Диксиана, пригладив волосы и платье, села за пианино, а Кристал вытащила карты.

Посетители, получив по бокалу виски, сели играть в «фараон». Кристал сдавала карты. Трое мужчин приехали из Невады; их карманы стонали под тяжестью золотых монет, которые им не терпелось поскорее спустить. Они играли без перерыва партию за партией; У Кристал даже пальцы занемели. Один из игроков, светловолосый молодой человек приятной наружности и с бородой, время от времени искоса посматривал На девушку, пытаясь поймать ее взгляд и намекнуть, что был бы рад пообщаться с ней не только за карточным столом. Но Кристал давно научилась уклоняться от многозначительных взглядов и не отрывала глаз от карт, каждым щелчком отсчитывала секунды в ожидании возвращения Фолти, который должен был принести им новости о шерифе.

Минуты текли. Пальцы девушки закоченели от холода; на улице бушевал ветер, шквалом разбиваясь о стены салуна. Мужчины кончили играть и подошли к стойке бара за очередной порцией виски. Кристал не сомневалась в том, что, будь Джо уже на своем месте за пианино, блондин непременно оплатил бы один танец с ней. И не только танец… если бы она торговала своим телом.

Фолти вернулся, когда за окном уже совсем стемнело. Он ворвался в салун, весь усыпанный снегом. За то время, что он добирался от магазина до своего заведения — а идти было недалеко, — его борода обросла сосульками.

Диксиана, Айви и Кристал, бросив свои дела, уставились на Фолти. В каком он настроении? Сердит? Напуган? По выражению лица своего хозяина девушки пытались определить, что он им скажет.

— Кристал, мне нужно поговорить с тобой, — заявил Фолти, отряхивая от сосулек бороду над пузатой печкой.

Кристал почувствовала, как у нее в животе что-то опустилось.

— О… о чем? — Почему Фолти хочет поговорить с ней отдельно? Что сообщил ему шериф? Кристал терялась в догадках. Сердце вдруг загрохотало в груди, как отбойный молоток. Неужели полиция напала на ее след? Может быть, это ее дядя направил сюда шерифа?

— Идем, девушка. Я должен кое-что обсудить с тобой. — Фолти взял Кристал за руку и повел наверх по деревянной лестнице, находившейся в глубине салуна. Он втолкнул ее в комнату, но лампу зажигать не стал. Они стояли в полумраке; если бы не струящийся из коридора свет, они вообще не видели бы друг друга.

— Боже мой, в чем дело? — выпалила девушка. Фолти умоляюще выставил вперед руки.

— Кристал, дорогая, выслушай меня. Я беседовал с этим новым шерифом. У него такие глаза — я ни за что не хотел бы иметь в нем врага.

— Что он сказал? — Голос ее прозвучал на удивление спокойно, отчасти потому, что она была вне себя от страха.

— Я… я хотел договориться с ним по-хорошему. Сказал, что в моем салуне работают самые красивые девушки нашего города и за танцы с него денег брать не будут. — Фолти замолчал, очевидно заранее зная, что Кристал не одобрит того, что он должен ей сообщить. — Он сказал, что будет счастлив иметь со мной дело, но его привлекают только блондинки. Слышишь, Кристал, только блондинки.

Боль в груди отступила, сердце забилось ровнее, гул в ушах утих.

— То есть я должна танцевать с ним бесплатно? Я правильно тебя поняла?

Фолти покачал головой.

— Нет, девушка. Речь шла не об этом.

— Тогда о чем же?

— Мы говорили не о танцах. Вовсе не о танцах.

Кристал все стало ясно. Ничего нет удивительного в том, что новый шериф с ходу начинает пользоваться выгодами своего положения. В конце концов, какой порядочный человек согласится быть шерифом Нобла?

— Так ты решил откупиться от него ценой моей чести? — зловеще промолвила она.

Фолти схватил Кристал за руку.

— Девушка, ты бы видела, какие у этого парня глаза! Я вынужден был дать обещание! Если ты откажешь ему, он закроет салун!

— В заведении миссис Делани тоже есть блондинки. Пусть туда и идет.

— О, Кристал. Ты должна мне помочь! Он оставит нас в покое, если получит то, что хочет. В противном случае всякое может случиться. Он даже способен забрать у меня салун!

Брезгливо поморщившись, Кристал отвернулась от Фолти. Окно ее комнаты выходило на дорогу, и она увидела, как из магазина Яна Петерсона вышли несколько мужчин. Темнота и снегопад не позволяли ей разглядеть, который из них шериф. Мальчишки уже отвели его коня на конюшню.

— Ты держишь не публичный дом, Фолти, а салун. Да, Диксиана с Айви не прочь подзаработать лишнее и с тобой делятся своими доходами, чтобы оплатить стол и жилье, но все же это не бордель. Ты должен объяснить шерифу, что в твоем заведении не все девушки торгуют собой.

— Ну помоги мне, Кристал5 ~ взмолился Фолти.

Девушка тяжело вздохнула; в голове теснились тревожные мысли. Она все еще грезила деньгами «Оверлэнда». За прошедшие месяцы у нее не раз возникало желание отправить в компанию письмо с просьбой выслать на ее имя причитающиеся ей пятьсот долларов, но она до сих пор не сделала этого, — по той простой причине, что боялась встречи с репортерами, да и Кейн мог выследить ее, и тогда он замучает ее вопросами, на которые она не хочет отвечать. Поэтому Кристал решила, что лучше жить по-старому. Она работала, как проклятая, потому что не желала поступаться честью, копила скудные центы в надежде, что в один прекрасный день в далеком и призрачном будущем она сможет вернуться в Нью-Йорк, уличит в содеянном преступлении Болдуина Дидье и восстановит свое доброе имя. Порой ей казалось, что она или впрямь сумасшедшая, или все, что происходит с ней, она видит во сне.

Надменно вскинув подбородок, Кристал повернулась к Фолти.

— Если ты раздаешь такие дурацкие обещания, мне остается одно. Снег сейчас валит не так сильно, как в предыдущие дни, и, если пурга не разыграется, утром я уеду. И тогда ты со спокойной совестью сможешь сказать ему, что блондинок в твоем заведении нет. Раньше были, а теперь нет.

— Кристал… ну сделай это один раз, и он оставит нас в покое. И тебе не придется никуда уезжать.

— Нет, — спокойно, но твердо ответила она.

— Ну, Кристал, — страдальчески выдохнул Фолти, словно на него обрушился потолок.

— Вечер я доработаю. Иди вниз,

— А что, если он придет сегодня! Увидев тебя, он вряд ли потом пожелает довольствоваться этой чертовой Розали из борделя миссис Делани. Он никогда не простит мне, что я позволил тебе выскользнуть из его рук.

— Что же это за шериф? — спросила Кристал. Ее вдруг всю затрясло от злости. — Его пригласили сюда защищать нас от хулиганов и грабителей, а не развлекаться в салунах.

— Не знаю, что он за шериф, девушка, но говорю тебе: стоит только раз увидеть его холодные глаза, и ты сразу поймешь, что никто в городе не посмеет требовать от него отчета.

Фолти вышел из комнаты, хлопнув дверью. Кристал осталась в темноте одна. На улице в отблесках света, льющегося из окон нижнего этажа, кружили редкие снежинки; метель утихла. Кристал приблизилась к окну. В здании по соседству с магазином Петерсона горел свет. Это был винный склад. В комнате с зарешеченными окнами и дверями хранили бочонки со спиртным, упрятанные под замок от заядлых выпивох. Вполне подходящее помещение для тюрьмы. В верхнем этаже горел свет, — наверное, там и поселили Нового шерифа.

Лампу загородила чья-то фигура. Снегопад почти прекратился, и Кристал теперь отчетливо видела мужской силуэт в шляпе. Это был новый шериф. Он тоже глядел в окно. И хотя Кристал убеждала себя, что он не может видеть ее, поскольку она стоит в темноте, девушка готова была поклясться, что шериф смотрит прямо на нее.

— Шериф, — прошептала она. В устах Кристал это слово прозвучало как проклятие. Она устала скитаться, устала прятаться.

Сквозь половицы в комнату проникли металлические трели банджо. Значит, пришел Джо. Пора отрабатывать свой хлеб. Блондин наверняка ждет ее. В такую погоду ему больше некуда податься.

Девушка тряхнула головой. Когда же все это кончится? Ее глаза вновь обратились на силуэт шерифа; на фоне света лампы у него за спиной ковбойская шляпа чернела особенно ярко.

Может быть, это и есть конец.

Глава 13

В тот вечер в салуне Фолти посетителей было больше, чем обычно. Из-за сильного снегопада пастухи рано кончили работать, однако дома сидеть не хотели. Ко всему прочему, пурга пригнала в город одиноких путников. Джо, старый покалеченный горняк, который был слишком беден, чтобы перебраться на жительство куда-нибудь в другое место, почти каждый вечер приходил в салун и играл на пианино мелодии вальсов.

Кристал танцевала с блондином уже пятый танец. Они почти не разговаривали. Ее клиент щеголял в модной гофрированной рубашке и темно-зеленом пиджаке, под которым виднелся жилет. Глаза у него были карие и недобрые, однако Кристал это не обескуражило: в западных краях страны часто можно встретить людей с недобрыми взглядами.

Как только музыка прекратилась, блондин бросил на стол еще одну монету в пять центов. Кристал предпочла бы сделать передышку, но он без лишних слов вновь притянул девушку к себе. Они кружили в танце по маленькому залу, сопровождаемые тихим перезвоном бубенчиков на ее лодыжках. Кристал не Нравилось ходить с бубенчиками. Она надевала их, потому что на этом настаивал Фолти. Такие бубенчики обычно носили проститутки. Девушка считала, что без них у нее было бы гораздо меньше неприятностей. Она уже заранее представляла, как рассвирепеет блондин, когда она отклонит его предложение подняться с ним наверх.

Он резким движением крутанул ее; его холодные руки больно вдавились ей в бока. Дверь салуна распахнулась, впустив еще одного посетителя; в помещение ворвался морозный воздух, холодом обдав спину девушки. Джо на мгновение сбился с ритма, нажав не на ту клавишу, а Кристал и без того едва не валилась с ног. Правда, она не обратила особого внимания на заминку, так как в этот момент все усилия сосредоточила на том, чтобы отстраниться от пальцев клиента, которыми тот стал гладить ее волосы. Фолти требовал, чтобы девушки выходили к посетителям с распущенными волосами — это якобы придает им ореол невинности, объяснял он, что импонирует мужчинам. Взглянув на своего партнера, Кристал вынуждена была признать правоту слов Фолти. Блондину нравились ее волосы. Он улыбнулся. Несмотря на молодые годы, в нижнем ряду у него отсутствовала половина зубов, а те, что сохранились, были кривыми.

Музыка прекратилась, и Кристал решила, что ей пора распрощаться с назойливым парнем, но тот крепко держал девушку; его рука, как змея, обвивала ее талию. Блондин наклонился к лицу Кристал, желая поцеловать, но она отвернулась.

— Что, денежки вперед? — шепнул он.

— Нет. — Девушка попыталась оторвать его руки от облегающего лифа своего платья.

— Да будет тебе. Теперь самое время. Сколько танцев я еще должен оплатить?

— Сколько твоей душе угодно. Кроме танцев, я ничем не торгую.

— Ты смеешься надо мной? — Блондин и не думал отпускать ее.

— Нет, — ледяным тоном ответила Кристал, обдав его не менее ледяным взглядом.

Он сдавил ее талию, словно клещами. Для человека столь мало внушительной комплекции блондин был на редкость силен и обладал железной хваткой.

— Тогда возвращай деньги.

— По этому вопросу обращайся к хозяину заведения. — Кристал впилась ногтями в ладонь мужчины, но тот только больнее сжал ее. Девушка едва могла дышать.

Рядом появился Фолти. Его взгляд был устремлен на дверь; в глазах волнение и беспокойство. Обычно Фолти с зоркостью ястреба следил за работой своих девушек, приходил им на помощь немедленно при малейшем намеке на скандал. Сейчас же он прошагал мимо Кристал, словно и не видел ее вовсе.

Девушка собралась было окликнуть Фолти, но тот вдруг на весь зал провозгласил:

— Поприветствуем нового шерифа! Выпивка за счет салуна!

При слове «шериф» блондин перестал сжимать Кристал и убрал руку с ее талии. Девушка попятилась от него, радуясь временной передышке, хотя это и означало встречу с блюстителем закона. Она обернулась к двери, чтобы посмотреть на незнакомца, к которому были обращены взоры всех присутствующих в салуне.

Сердце девушки замерло. Будь она слепа, это лицо узнала бы даже на ощупь. Так, значит, вот кто он — новый шериф Нобла. Он стоял, подпирая стену своей рослой фигурой, в том же синем военном пальто, в котором прибыл в город, и в черной фетровой шляпе, низко надвинутой на лоб, чтобы только она — и она одна — могла видеть Устремленный на нее холодный взгляд. Это был Кейн.

Кристал молча молилась, чтобы земная твердь разверзлась под ней и всю, целиком, приняла ее в свое лоно, но мольбы девушки не были услышаны: ни одна половица под ногами не хрустнула. Земля под салуном оставалась такой же твердокаменной, как и скованная морозом прерия за городом. Джо заиграл мелодию «Дикси»^[17], не подозревая, что издевается над Кристал, а она стояла и смотрела.

Только три мысли пульсировали в ее голове. Она готова была жизнью поклясться в том, что этот мятежник впервые надел синюю форму. Вторая мысль была ответом на вопрос, которым она мучилась с августа прошлого года: любит ли она Маколея Кейна? Теперь она знала это наверняка.

Знала наверняка.

Кто-то поднес шерифу бокал с виски, и он отвел от нее взгляд. Пастухи в знак приветствия похлопывали его по спине.

Кристал же смотрела на Кейна неотрывно. Жертва не отворачивается от тигра, приготовившегося наброситься на нее.

Потрясение было столь велико, что девушка упорно отказывалась верить своим глазам, прикованным к стоявшему у двери новому шерифу Нобла. Она опустила веки, питая слабую надежду на то, что у нее просто разыгралось воображение и, если она вновь взглянет на лицо под черной широкополой шляпой, взору ее предстанет совсем другой человек, не он. Но, открыв глаза, Кристал опять уперлась взглядом в до боли знакомые черты. Через зал на нее смотрел Кейн. Да, он разыскал ее. Или это какое-то невероятное, нелепейшее совпадение.

Но над всеми ее рассуждениями возобладала последняя, третья мысль.

«Беги», — приказывала она.

— Идем, выпьешь со мной.

Кристал, словно очнувшись от кошмарного сна, заморгала и непонимающе уставилась на блондина, потом глянула на Кейна. Он смотрел на возвышавшегося подле нее мужчину. Девушка догадалась, что Маколей видел, как она танцевала с блондином, как тот гладил ее волосы и пытался поцеловать. И ему это не понравилось.

— Мне нужно идти, — пролепетала Кристал, даже не взглянув на парня, настолько она была напугана и ошеломлена.

Блондин вцепился в нее.

— Я хочу получить за свои деньги полное удовольствие,

— Нет… нет… шериф… — Девушка кивнула в сторону Маколея.

Блондин бросил взгляд на шерифа и тут же отпустил Кристал. Дико озираясь по сторонам, она стала выискивать глазами Фолти, Тот находился в самой гуще посетителей, разливая виски теснившимся у стойки бара мужчинам, радующимся дармовой выпивке. Шериф беседовал с Диксианой. Он улыбался. Сейчас самое время незаметно удалиться.

Кристал выскользнула из шумной горластой толпы и на цыпочках пошла вверх по лестнице, проклиная бубенчики на лодыжках, позванивающие в такт ее шагам. Войдя к себе в комнату, она, недолго думая, вытащила небольшой потертый саквояж, который купила в Саут-Пассе, а также «новый» вдовий костюм, приобретенный в том же городке — на деньги Маколея.

Проглотив подступивший к горлу страх, девушка в тупом оцепенении принялась запихивать в саквояж свои скудные пожитки, не заботясь о том, что может измять или порвать вещи. Такие мелочи сейчас не Имели значения. Главное — унести ноги. Она ведь Украла у него деньги. Помнит ли он это?

Кристал в ужасе содрогнулась. Конечно, помнит. Его холодный взгляд яркое тому подтверждение.

Наконец все вещи были уложены. Куда она пойдет, что будет делать — об этом девушка вообще не думала. В данный момент она была не в состоянии Рассуждать здраво, потому что внизу находился шериф, и он намеревался задать ей вопросы, а у нее не было ни малейшего желания удовлетворять его любопытство. Нужно уезжать. Кристал не верила в совпадения. Кейн приехал в Нобл, чтобы повидаться с ней. И случись им встретиться наедине, он вытрясет из нее ответы, которые погубят ее.

Девушка задула лампу и обеими руками ухватила тяжелый саквояж. За комнатой Айви есть выход на лестницу, ведущую во двор салуна. Она спустится по ней и пойдет?..

Не желая больше думать о том, что ждет ее впереди, Кристал укуталась в теплую шаль и смело взялась за дверную ручку. О том, куда ей направиться, она решит, когда отойдет подальше от салуна.

Девушка повернула дверную ручку. Голова пухла от сложных вопросов. Чем он занимался с тех пор, как они расстались в Кэмп-Брауне? Почему приехал за ней теперь? Узнал, что ее разыскивает полиция? Прибыл сюда, чтобы отослать ее в психиатрическую лечебницу, на растерзание Болдуину Дидье?

Кристал открыла дверь, И похолодела.

В тусклом свете, струящемся из лестничного колодца, вырисовывался силуэт нового шерифа. Девушка попыталась захлопнуть дверь, но Кейн придержал ее. Будучи во много крат сильнее Кристал, он без труда сломил сопротивление и вошел в комнату. Кристал попятилась от него в темноте, словно загнанная зверушка. Повторялась сцена в салуне Фоллинг-Уотера, только теперь девушку мучил страх иного рода. Кейн был не разбойник, пришедший изнасиловать ее, а шериф, в которого она имела глупость влюбиться. Он приехал, чтобы выпытать ее тайну, спекулируя на чувствах к нему, а затем увезти ее в Нью-Йорк и передать в руки правосудия.

— Хладнокровия тебе не занимать, девушка. Я восхищен, — произнес Кейн своим низким скрежещущим голосом, который она не надеялась когда-либо услышать вновь.

Кристал смотрела на знакомую фигуру, пытаясь понять, как же случилось, что ей не удалось затеряться на такой огромной территории Вайоминга.

— Зачем ты здесь? Почему тебя назначили шерифом?

Кейн молчал. Вместо ответа он чиркнул спичкой и зажег лампу, которую она задула несколько минут назад.

Огонек лампы осветил его сердитое лицо, каждую черточку. После отъезда из Кэмп-Брауна Кристал время от времени мечтала хотя бы разок увидеть Маколея. Это желание было наполнено мукой, горечью, тоской; оно не угасало. Но девушка и представить не могла, что когда-нибудь действительно встретится с ним. Тем более при подобных обстоятельствах.

Ей хотелось разреветься, убежать; с языка рвались нечленораздельные звуки. Однако вместо этого Кристал, застыв на месте в мертвенной неподвижности, ровным голосом проговорила:

— Ты — сотрудник маршальской службы. Тебе предлагали работу в Вашингтоне. Не понимаю, как тебе в голову пришло приехать сюда. Чем тебе приглянулось место шерифа?

— Когда мы виделись в последний раз, ты кое-что забыла. — Кейн со стуком положил что-то на ночной столик.

Девушка проследила за его движением. Ее взгляд Упал на золотую монету, одну из тех, что она оставила Кейну в Кэмп-Брауне. Он выложил на столик другую Монету, третью, четвертую — все семь штук. Надо же, она и не чаяла, что ей их вернут.

Кристал потрогала деньги, затем, набравшись смелости, взглянула на Кейна. Никогда в жизни не видела она столь бездушных, дьявольски ледяных глаз, пронизывающе холодных, как зимняя прерия.

Сердце сковал страх. Он зол на нее за то, что она украла у него деньги. К тому же она покинула Кэмп-Браун, не попрощавшись с ним, — за это, наверное, он гневается еще сильнее.

— Зачем ты приехал? — храбро спросила она, хотя и шепотом.

— Я же говорил тебе, что за бандами больше не гоняюсь. Так почему бы мне не обосноваться в Нобле? — Кейн поймал ее взгляд. — Ты ведь живешь здесь.

Кристал сглотнула слюну.

— Но я не хочу здесь жить. Ни один здравомыслящий человек не согласится по доброй воле поселиться здесь.

Маколей смотрел на девушку; от его внимания не ускользнула ни одна деталь ее туалета. Она одета, как проститутка, — против этого не поспоришь. В его глазах читалось замешательство и еще что-то необъяснимое — боль человека, которого предали?

— Может, я и впрямь сошел с ума, — прошептал Кейн.

Бессмысленно оттягивать неизбежное.

— Значит, ты приехал из-за меня? — вымолвила Кристал, с трудом скрывая страх в голосе.

Маколей пристальным взглядом впился в ее глаза.

— Из-за тебя? Только потому, что ты украла у меня деньги и даже «до свидания» забыла сказать? Нет, пожалуй, нет. Если бы я решился тащиться в такую даль из-за тебя, наверное, много двигали бы более серьезные мотивы, как ты считаешь?

Кристал почувствовала, как у нее отлила от лица кровь. Ему все известно о Нью-Йорке. На это он и намекает. Она в ловушке, дальше ходу нет.

— Что заставило тебя последовать за мной? Что ты знаешь обо мне? — шепотом спросила девушка.

— Что знаю? — Обида и смятение отразились в его глазах еще ярче. Кейн презрительно скривил губы. — Да ни черта не знаю. Я бы так сказал. Я рисковал своей шеей ради тебя, дважды мог бы отправиться на тот свет, а мне даже не известно твое настоящее имя. Когда я видел тебя в последний раз, ты была добродетельной вдовой, а теперь ты с готовностью бросаешься танцевать с первым встречным, ведешь себя, как самая обычная…

— Замолчи. — Кристал и сама не понимала, откуда у нее взялись силы, но она гордо выпрямилась, надменно вскинув подбородок. — Ты не знаешь, чем я занимаюсь. Поэтому лучше не говори ничего.

Загорелое лицо Кейна засветилось жгучим любопытством.

— Почему ты здесь, Кристал? Когда мне сказали, что ты работаешь в салуне, я не поверил своим ушам. Ты это делаешь не из-за денег — Теренс Скотт готов в любой момент выплатить тебе пятьсот долларов. И от меня ты получила предложение. Ты же знала, что я… — Голос его сорвался, но Кейн мгновенно взял себя в руки, так что Кристал решила, будто ей это только показалось. — Я бы заботился о тебе, девушка, — продолжал он с пугающим спокойствием. — Черт, я ведь звал тебя в Вашингтон. Неужели здесь тебе нравится больше? — Кейн презрительным взглядом обвел почти голую маленькую комнатку, в которой жила Кристал.

Она не отвечала и лишь сжимала в руках свой саквояж. Тревога ее несколько улеглась, однако на душе скребли кошки. Кейну о ее прошлом ничего не известно. У нее еще есть шанс улизнуть от правосудия, но только если ей удастся заставить его вернуться в Вашингтон.

— Может, ты ошибался во мне, Маколей. Может быть, именно здесь я и хотела жить. Может быть, я делаю то, что мне нравится. И никто мне не указ.

— Никаких особых причин нет. Мне нравится этот город, И я поступаю так, как хочу.

Кейн схватил руку Кристал и до боли сжал ее. Девушка не дыша, смотрела на его искаженные бешенством черты.

— Торгуешь собой? Это и есть твое излюбленное занятие? Не верю. Женщина, с которой я познакомился в Фоллинг-Уотере, не была шлюхой.

— Может быть, ты просто не знал, что представляет собой та женщина, — выдохнула Кристал, пытаясь высвободить свою руку. Ей горько было подтверждать истинность предположений Маколея, но она не видела другого способа убить его интерес к ней и заставить убраться восвояси.

— Так ты шлюха, Кристал? Быстро же ты нашла свое новое призвание.

Ее душа извивалась под хлесткими ударами его презрительных слов, но Кристал старалась отрешиться от пронзительной боли в груди. Им не суждено быть вместе. Это было ясно с самого начала. Так зачем же оттягивать неминуемый конец? Кейну нужно возвращаться к своим делам, а она должна работать, копить деньги, чтобы вывести на чистую воду своего дядю. Пока Маколей носит эту железную звезду, она никогда не осмелится открыть ему правду о себе; уликам, свидетельствующим о ее виновности, она может противопоставить только свое слово. Признанием она пошатнет или его веру в закон, или веру в нее. Но лучше уж оболгать себя, чем узнать, что его вера в нее — и чувства к ней — не прошли испытания на прочность.

— Почему ты не хочешь уехать в Вашингтон, Маколей? — тихо, с безысходной мольбой в голосе, спросила девушка. — Какое тебе дело до всего этого? В Нобле тебя ничто не держит, возвращайся на восток.

Кейн нестерпимо долго смотрел на Кристал, словно пытался рассудком принять то, чего больше всего опасался: добродетельная девушка, пленившая его сердце, превратилась в потаскуху. Кристал видела, что душа его и разум сцепились в смертельной схватке, но какая сторона победила, она с уверенностью сказать не могла. Кейн отобрал у нее саквояж и вывалил его содержимое на тонкий матрас из соломы.

Внимание Маколея привлекло вдовье платье. Он погладил черную материю, благоговейно провел ладонями по лифу и юбке. Кристал, напуганная его странной реакцией, сделала шаг в сторону, но Кейн перехватил девушку за талию и приложил к ней черный наряд, как будто хотел вспомнить, как она в нем выглядела.

— Не надо, прошу тебя. — Кристал стала вырываться, но Кейн не отпускал ее.

— Эти проклятые одежды не дают мне покоя ни днем, ни ночью. — Он стоял так близко, что девушка ощущала его дыхание на своей щеке. — В этом наряде ты смотрелась очень мило. Твои волосы сверкают золотом на фоне черной материи. Кожа… розовая, прозрачная. Ты казалась такой хрупкой и слабой в этих одеждах; мне хотелось защитить тебя. А теперь получается, что это был просто спектакль. Значит, ты не вдова?

Кристал медленно покачала головой, решив в это мгновение открыть часть правды.

Кейн пристально посмотрел ей в глаза. Взгляд его наполнился цинизмом. В Фоллинг-Уотере он сохранял между ними почтительную дистанцию, потому что считал ее благородной дамой. Теперь же, когда она сама подтвердила его наихудшие предположения, он одним прыжком сократил этудистанцию, сорвав с нее ореол исключительности, смешав с грязью все ее чувства. Она стала для него обычной шлюхой, каких он за свою жизнь перевидел сотни. И хотя Кристал убеждала себя, что именно этого она и хочет, может быть, даже нуждается в этом, его фамильярный взгляд до самой сердцевины пронизывал все ее существо.

— Ты кого-то хотела ввести в заблуждение? Поэтому и выдавала себя за вдову? Чтобы обмануть своих преследователей?

Девушка покачала головой, не в силах заставить себя взглянуть на Кейна.

— Я только в дороге надеваю черное. Так ко мне лучше относятся.

— Понятно. Полагаю, я тоже попался на эту удочку. Даже я вынужден признать, что не стал бы вести себя по-рыцарски, если б знал, что ты обычная шлюха.

Щеки Кристал покрылись гневным румянцем, но она ничего не отрицала. Чем скорее он проникнется к ней презрением, тем скорее сядет на лошадь и покинет город.

— Я не просила, чтобы ты впутывал меня в ту заварушку. Если ты приехал сюда за тем, чтобы убедиться в своих предположениях относительно рода моих занятий, ответ ты получил. Считаешь меня проституткой, и ради Бога. Чего еще ты добиваешься? Садись на лошадь и скачи своей дорогой.

— Я тащился в такую даль не для того, чтобы тут же уехать. — Кейн вскинул брови, глядя на девушку. Поначалу он смотрел на нее осуждающе, с упреком, но потом в глазах его заискрились язвительные огоньки. Ничего не укрылось от его взора — ни укороченное платье, ни бубенчики на лодыжках, ни кричащий цвет чулок. Взгляд Маколея пополз вверх по ее фигуре и остановился на шемизетке. Под полупрозрачной материей вырисовывалась грудь — несколько более отчетливо, чем того требовали приличия. Взглянув Кейну в лицо, Кристал едва удержалась, чтобы не дать ему пощечину,

— Тебе, Кейн, я не продам свое тело, если это то, о чем ты думаешь, — дерзко заявила она. Ярость придала девушке уверенности, обратила ее в кусок льда. Если неприветливость заставит его уехать из города, она будет холодна с ним, как лютая зима.

Но Кейн лишь цинично ухмыльнулся.

— Рад слышать это, вдовушка Смит. Потому что платить не собираюсь.

Кристал сбросила руку Кейна, обвивающую ее талию, и наградила его ледяным взглядом.

— Плати не плати — дело твое. Все равно ничего не получишь.

— Фолти дал мне жетончик, позволяющий воспользоваться твоими услугами. Он сказал, что это всего лишь маленький сувенирчик, но я понял его намек. «За счет заведения», — заверил он меня, что означало: я могу поразвлечься с тобой в любое время.

— Он не имел права.

Кейн опять схватил девушку и полез в карман своего шелкового жилета. Выудив оттуда то, что искал, он вложил жетончик ей в руку и сердито проговорил:

— Если ты в самом деле шлюха, моя дорогая, ты не станешь артачиться. Так докажи, кто ты есть. Сегодня же.

Кристал разжала ладонь. В медном жетончике было выбито небольшое отверстие сердцевидной формы. На одной стороне выпуклая надпись гласила: «Салон миссис Бакнер, Форт-Ларами», на другой заглавными буквами, которые Кейн поглаживал большим пальцем, было вычеканено: «ГОДЕН НА ОДИН СЕАНС». У Фолти таких жетончиков, доставшихся ему в наследство от какого-то закрывшегося публичного дома, был целый сундук, но в салуне их в ход не пускали. Если уж Дикси с Айви пренебрегали этими медяшками, она тем более не станет мараться о них.

— Отдай это Диксиане. — Кристал с пылающим гневом и негодованием лицом швырнула жетончик Кейну. Медный кругляшок звякнул об пол.

Кейн смотрел на девушку. Он был разгневан не Меньше нее и столь же терзаем отчаянием.

— Так все же кто ты есть?

— То, что ты предлагаешь, шериф, незаконно, — выпалила Кристал. — Не думаю, что твое поведение понравится окружному судье.

Рука Кейна вновь обвила ее талию. Он грубо притянул девушку к себе.

— А ты, я вижу, прямо горишь желанием обратиться к окружному судье, не так ли, дорогая? Имея склонность скрываться от закона…

Его слова встряхнули ее, словно пощечина. По лицу Кейна Кристал видела, что объявление о ее розыске не попадалось ему на глаза. Скорей всего, он считает ее обычной проституткой, которая совершила какую-то мелкую кражу и приехала в Нобл, чтобы избежать наказания. Однако нельзя давать ему пищу для дальнейших размышлений. Если он будет торчать здесь и рыться в ее прошлом, очень скоро он что-нибудь да раскопает.

— Так каков твой выбор, Кристал: скажешь правду или примешь вызов? Объяснишь, почему ты тайком покинула Кэмп-Браун, или пригласишь меня в свою постель и примешь этот жетончик?

Девушка стояла не дыша. Ладонь Кейна от талии скользнула к ее груди, застыв под одной из округлостей, упрятанных под корсет.

— Если ты — шлюха, то не откажешься переспать со мной, — хотя бы просто для того, чтобы избавиться от меня, — прошептал он ей в волосы.

Его ладонь поползла вверх. Сердце девушки забилось чаще. В ее душе разгоралась война. Может быть, он и уедет, если она поддастся его уговорам. Но если она уступит ему…

— Прекрати. — Кристал отшвырнула руку Кейна, почти уже сжавшую ее грудь, и, вырвавшись из его объятий, подошла к кровати, на которой были разбросаны ее вещи. Не задумываясь, она вновь принялась запихивать свои пожитки в саквояж.

— Ты ведь не проститутка? — тихо спросил Кейн, наблюдая за ее действиями.

Кристал не говорила ни «да», ни «нет» и лишь молча продолжала укладывать одежду.

— Ты — все та же женщина, которую я встретил в Фоллинг-Уотере, — благоговейным шепотом произнес он. — По-прежнему отстаиваешь свою честь? Так зачем ты здесь, Кристал? Фолти ведь не держит над тобой кнут, заставляя работать на себя; он — добрый человек. Представить не могу, зачем ты приехала сюда, зачем нанялась в салун. Почему ты здесь, Кристал? Почему?

На глаза навернулись слезы. Девушка не смела отвечать, и просто запихивала свои нехитрые пожитки в маленький потертый саквояж.

Кейн помешал ее сборам, накрыв ладонью руки девушки. Медленно приподняв одну из них за кисть, он повернул ее ладонью вверх. Желтый свет лампы упал на шрам. Маколей встретил взгляд Кристал. На ее ресницах сверкали слезинки. В его глазах стоял вопрос.

Сквозь половицы послышался хохот посетителей, веселившихся в зале. Мгновение мимолетной близости было утеряно. Кристал поспешно отдернула руку и, словно сумасшедшая, стала продолжать укладывать вещи.

Кейн рассмеялся.

— Ты соображаешь, что делаешь? Думаешь, тебе удастся так просто уехать, как это случилось в августе? — Он кивком указал на окно; на наружном подоконнике лежал трехдюймовый слой снега. — До весенней оттепели тебе отсюда не выбраться. — Подойдя к девушке, Маколей забрал у нее саквояж и поставил на стол, так что она не могла его достать. — Так-то вот, будем вместе коротать зиму, только ты и я… Месяц за месяцем, дорогая… Этого времени вполне хватит на то, чтобы все заинтересованные лица позабыли о твоем существовании.

— Когда захочу, тогда и уеду.

— Ты уедешь, когда я позволю тебе уехать. — Кейн Улыбнулся, но только одними губами — жестокие, ледяные глаза излучали холод. — Не забывай, я ведь шериф. Вряд ли кто в городе посмеет перечить мне; никому не захочется, чтобы я совал нос в их дела. О твоем отъезде мне немедленно сообщат, а также доложат, куда ты отправилась.

Кристал с вызовом смотрела на Кейна, хотя и сознавала, что он устроил ей западню. Зимой она далеко не уедет, — во всяком случае, в Вайоминге пытаться бежать зимой бесполезно. До оттепели или пока Кейн сам не отступится от нее, она вынуждена будет играть по его правилам.

— Ты ничего не выгадаешь, оставаясь в Нобле. Я не приму от тебя этот жетончик. — Она сжала губы.

— Обойдусь и без жетончика, когда придет время.

Гнев всколыхнулся в ней с новой силой. Затаив дыхание, Кристал направилась мимо Кейна к двери. Он вытянул руку, преградив ей дорогу.

— Меня ждут клиенты, — процедила она сквозь зубы.

— Когда Фолти предложил мне — причем официально — воспользоваться услугами какой-либо из его девочек, я предупредил его, что девушка, которая мне особенно придется по вкусу, моя девочка, будет ублажать только меня и никого другого. Такая у нас с ним договоренность.

— Я танцую за деньги. И это все, — задыхаясь от ярости, выпалила Кристал.

— Прекрасно. Ты так или иначе ни с кем не будешь спать. Фолти за тобой присмотрит. Он понял, что ты мне понравилась.

— Откуда он понял?

Кейн невесело рассмеялся.

— Как ты думаешь, чем, по его мнению, мы с тобой тут занимаемся? Беседуем? — Закинув голову, он опять рассмеялся.

Кристал захотелось ударить его. Тихим хриплым шепотом она выдавила:

— Не знаю, что привело тебя сюда, но, клянусь, ты пожалеешь о том дне, когда твоя нога ступила в Нобл. Я все силы приложу, чтобы ты чувствовал себя самым жалким и ничтожным существом на свете, если уж мне суждено торчать здесь.

Кейн схватил Кристал за подбородок и заставил посмотреть ему в лицо.

— Ну что ж, давай. Действуй. Только не думай, что я буду безответно терпеть твои выходки. Я ведь не дурак. Полагаешь, я не заметил, что ты охладела ко мне, как только я нацепил эту звезду? Когда ты считала меня преступником, я нравился тебе гораздо больше. Как видишь, девушка, проституция — понятие растяжимое.

Кристал, не успев сообразить, что делает, размахнулась и влепила Кейну пощечину, вложив в удар все ожесточение клокотавшей в ней ярости, так что и сама ужаснулась своему поступку. Это должно было бы принести ей облегчение, однако боль в душе не ослабевала. Физический выброс эмоций отнюдь не всегда сулит избавление от гнева и мук страдающего сердца. На глаза снова навернулись непрошеные слезы, — может быть, потому, что он отыскал ее или от чувства безысходности, которое жило в ней с тех самых пор, когда она на рассвете уехала из Кэмп-Брауна в экипаже, присланном за мистером Гласси.

Кейн, с гневным блеском в глазах, потер покрасневшую щеку.

— Кристал, объясни, почему ты сбежала от меня в августе, и я немедленно уберусь из этой вонючей дыры.

— Я ничего не стану объяснять, — прошептала девушка, не отрывая взгляда от шестиконечной железной звезды на груди Маколея. Ее душило отчаяние.

Кейн кивнул, все еще потирая щеку.

— Значит, мне придется остаться. Подожду твоих объяснений.

— В таком случае ты будешь гнить здесь, пока ад не заледенеет.

Кейн посмотрел в окно, за которым опять шел снег, выкладывая на стекле белый узор: Когда он вновь перевел взгляд на Кристал, в глубине его ледяных глаз теплилась какая-то необъяснимо жгучая мольба.

— По-моему, дорогая, ад уже покрывается льдом. Иного определения не подберешь.

Кейн удалился, не сказав больше ни слова. Кристал едва ли была в состоянии тотчас же спуститься вниз, где ее ждали желающие потанцевать. Минут пятнадцать не удавалось ей подавить дрожь во всем теле, хотя девушка и отказывалась признаться себе, что встреча с Кейном глубоко взволновала ее.

Хмурясь, она собрала семь золотых монет, подняла упавшее на пол черное платье. С замирающим сердцем вновь и вновь рисовала она в своем воображении облик Маколея. Ей хотелось довериться ему. Он приехал в Нобл ради нее — это ведь что-то да значит. Может, конечно, он устремился сюда за ответами на не дающие ему покоя вопросы. И все равно сам по себе этот факт уже свидетельствует о многом.

Но она не может открыть ему свою тайну.

Прижимая к груди черное платье, Кристал шагнула к окну, мыслями уносясь во мрак своего прошлого. Она могла бы сказать Маколею правду, вручить ему свою судьбу и молить о милосердии. Могла бы. Но девушка знала, что никогда не сделает этого. И знала почему.

В голове ее, как бы она ни противилась, настойчиво звучал воображаемый диалог.

« — Кристал, доверься мне, девушка, и я помогу тебе. — Кейн в упор смотрел на нее, требуя ответа.

— Их убил мой дядя. Он свалил вину на меня, но убийца — он, — рыдала она.

— Я верю тебе. Я найду способ восстановить твое доброе имя. Я в этом не сомневаюсь. Если то, что ты говоришь, — правда, я добьюсь, чтобы с тебя сияли ложные обвинения, даже если мне придется перетрясти землю и небеса.

— Маколей…

— Да родная? Ты еще что-то хочешь добавить?

— Меня не посадили в тюрьму за его преступление.

— А как же тебя наказали?

— Меня держали в лечебнице для душевнобольных».

Реакцию Кейна Кристал видеть не желала. Она зажмурилась и крепче прижала к груди вдовье платье. Все напрасно. Его лицо не исчезало. Она готова была стерпеть от Маколея что угодно, но наблюдать, как в глазах его сгущаются тени сомнений, было выше ее сил. Потому что сомнения непременно сменятся отвращением. Отвращением к самому себе за то, что он почти поверил женщине, которой нет места среда нормальных людей, которую общество отвергло не потому, что она совершила предосудительный поступок, а потому, что она не способна контролировать свои действия, не отличает добро от зла, правду от лжи.

Губы Кристал сжались в угрюмую складку. Она, конечно, может сослаться на то, что долгое время была не в состоянии вспомнить, как погибли ее родители, а соответственно и защитить себя. Но ведь память по природе своей явление эфемерное. Порой она не подвластна воле человека. Незначительные детали всплывают из глубин подсознания отточенными до мелочей, а имя и лицо человека, погубившего жизни, в течение многих лет клубятся в голове неясными сгустками тумана. Память сначала сбросила ее в бездну проклятия, потом вызволила оттуда. А Маколея всегда будут мучить вопросы: она сбежала из лечебницы потому, что память вернулась к ней… или она никогда и не забывала, как все произошло? Память ее подвела или неспособность осознать весь ужас своего поступка?

Кристал положила платье на кровать и стала разглаживать складки на черном шелке. Нет, она ничего ему не скажет. Не может сказать — даже если бы он не был представителем закона, даже если она любит его.

Пусть гоняется за ней по всему свету, если ему так хочется, но ответов на свои вопросы он от нее не получит.

Потому что она не желает видеть, как он брезгливо отшатнется от нее.

Остаток вечера Кристал весело танцевала со всеми, кто приглашал ее, предварительно уплатив пять центов. Угнетало ее только мрачное лицо нового шерифа, который с задумчивым видом наблюдал за ней, стоя у бара.

К тому времени, когда Фолти закрыл салун, девушка уже не чуяла под собой ног, едва не падала от усталости; бока, намятые грубыми мужскими ладонями, ныли и болезненно зудели. Кейн, на удивление трезвый, хотя весь вечер не отнимал от губ бокал с виски, в суровом молчании отправился домой. Кристал, тоже с немым хладнокровием, провожала глазами его удаляющуюся фигуру и, когда за Кейном закрылась дверь, сразу же пошла укладываться спать, даже не предложив свою помощь Айви, которая мыла посуду.

Но заснуть ей никак не удавалось. Трижды за ночь девушка вставала с кровати и подходила к окну, кутаясь в шаль, чтобы защититься от пронизывающе-холодных сквозняков. И каждый раз взгляд ее натыкался на освещенный лампой силуэт Маколея, сидевшего за столом в своей комнате над новой тюрьмой. Он пил, большими глотками меланхолично вливая в себя виски. Словно что-то потихоньку сводило его с ума.

Наконец ночной мрак начал подтаивать под давлением рассвета, и только тогда Кристал почувствовала, что освобождается от шока и ужаса, парализовавших ее рассудок, когда осознала, что Кейн разыскал ее, и по здравом размышлении пришла к выводу, что пока нужно смириться со своим положением. Уезжать из Нобла в самый разгар зимы неразумно. Зимняя погода — крайне опасный спутник даже для путешественников, пускающихся в дорогу на самом надежном и удобном транспорте. А ее единственное средство передвижения — это собственные ноги. Так что придется остаться. Но рассказыватьо себе она не обязана. Если Кейн и докопается до правды, то без ее помощи.

Взошло солнце, и девушка надолго погрузилась в тяжелое забытье. Во сне она видела себя невестой нового шерифа. Наряженная в белый атлас и кружева, она стояла с ним рука об руку, а за спинами у них болтался в петле Болдуин Дидье, его осанистое тело беспомощно покачивалось на ветру. Она выходила замуж за любимого человека. И никогда больше ей не придется облачаться в черное.

— Может, уступите немного в цене? — спросила Кристал у Яна, любуясь отрезом небесно-голубой шерсти. Девушка пришла в магазин на следующий день после появления Кейна. Она пыталасьубедить себя, что новый шериф ей не страшен.

Кристал плотнее укуталась в шаль иоблизнула потрескавшиеся замерзшие губы, с вожделением разглядывая красивую ткань. Платье, пошитое из такой материи, будет ей очень к лицу. Но главное — в нем будет тепло.

Ян, наморщив лоб, углубился в лежавшую перед ним бухгалтерскую книгу, уточняя, сколько он заплатил за отрез. Кристал в ожидании ответа нервно озираюсь по сторонам, опасаясь случайной встречи с шерифом. В магазине Петерсона толпились пастухи, не вышедшие на работу из-за снегопада, и одинокие старые горняки, от нечего делать коротавшие время на табуретах возле черной «пузатой» печки. Маколея нигде видно не было, и Кристал мысленно вознесла хвалу богу.

— Даже не знаю, как быть, Кристал. — Ян задумчиво покачал своей светловолосой с проседью головой. На его морщинистом скандинавском лице отразилось сомнение. — Мне этот кусок обошелся почти в десять долларов. Если ты купишь пол-отреза запять долларов, я просто не вижу, как…

— Я заплачу шесть, но только три доллара сейчас, а остальные через несколько недель, хорошо? — Девушка с надеждой смотрела на торговца.

— Насколько я понимаю, эти несколько недель выльются в несколько месяцев. Ты это имела в виду? Я ведь так и не получил всей суммы, отпустив в последний раз одной из ваших девушек товар в кредит.

Кристал с грустью и тоской на лице провела ладонью по мягкой шерстяной материи. Она не имеет права тратить свое золото на предметы роскоши. Это ее сбережения. Накопленные монеты понадобятся ей в будущем, чтобы расквитаться с Дидье. Сбежать от Маколея. Ей придется много танцевать, чтобы оплатить этот отрез шерсти. Очень много. Каждый день до упаду.

Правда, деньги можно заработать и более легким способом. Вон у Диксианы и Айви-Роуз куча красивых платьев.

Девушка медленно убрала руку.

— Что ж, куплю, когда будут деньги, — заверила она торговца, понимая, что обманывает и себя, и его. Этой зимой она не справит себе нового теплого платья.

— Мне очень жаль, Кристал. Постараюсь придержать для тебя этот отрез.

— Спасибо. — Девушка со вздохом натянула перчатки и повернулась, чтобы уйти. Возле нее стоял новый шериф Нобла.

— Добрый день, мадам, — спокойно поприветствовал он Кристал, приподнимая свою черную фетровую шляпу. От ледяного взгляда у нее перехватило дыхание.

— Добрый день, шериф. — Она поспешила удалиться, но Кейнпоследовал за ней. Бежать бессмысленно, с горечью думала Кристал. Вчера Маколей ясно дал понять, что не выпустит ее из Нобла, пока не узнает, что она скрывает.Пока ей не удастся убить в нем интерес к ней, он будет сопровождать ее словно тень. Всегда и всюду, даже когда его не будет рядом.

— Прошу пройти со мной в тюрьму, мадам. Хочу кое-что показать.

Объявление с портретом Кристабепь ван Ален. Эта мысль пронеслась в голове со скоростью мчащегося на всех парах локомотива. Кристал, на мгновение потеряв самообладание, растерянно уставилась на Кейна, будто увидела нацеленный в нее револьвер.

— Дорогая, ты неважно выглядишь.

Девушка взяла себя в руки и стала размышлять. У него нет объявления о ее розыске. Об этом ему ничего не известно. Если бы Кейн был в курсе, он арестовал бы ее еще вчера, сразу же по приезде в город. К тому же он сам признался, что вызвался исполнять обязанности шерифа в Нобле только потому, что хочет выяснить обстоятельства ее жизни. Он ничего не знает; а она уж постарается не проболтаться.

— Я не могу выполнить твою просьбу. Меня ждет Фолти…

— Да тут идти два шага. — Кейн взял девушку под локоть.

Она обвела взглядом помещение магазина, но на помощь к ней никто не спешил. Маколей — шериф города. Его желания — для всех закон. Тайны есть не у нее одной.

— Что ты хочешь мне показать? — безучастным голосом спросила Кристал, направляясь вместе с Кейном к выходу.

— Увидишь, — только и бросил он в ответ.

До соседнего здания они шли в молчании. На лютом морозе ее беспокойство лишь усилилось. В Центре городка бесновался ветер, вихрем стелясь вдоль обледенелой ухабистой дороги, со свистом влетая в щели между расшатанными обшивочными досками, с треском разбиваясь о некрашеные декоративные фасады домов. Дорога на всем протяжении от восточной окраины Нобла до западной была пустынна. Стылая погода, окутавшая город, вселяла суеверный страх.

— Сюда, — сказал Кейн, рукой указав на дверь. Кристал вошла в здание тюрьмы. Помещение ей было хорошо знакомо. Здесь хранились запасы спиртного, принадлежавшие салуну, и Фолти нередко посылал ее за бутылками. Теперь винный склад переоборудовали под тюрьму, но внутри почти ничего не изменилось. Кристал даже удивилась. Стены, какие были, такие и остались, — кирпичные, беленные обсыпавшейся известью; комната, где обычно держали бочонки со спиртным, по-прежнему была отгорожена железными решетками. Девушка нервным взглядом окинула новую тюремную камеру. Бея обстановка состояла из парусиновой армейской коежи и охапки соломы. Кристал внутренне содрогнулась. Она не позволит ему — и вообще никому — запереть ее здесь. Она уже отбыла свой срок в психиатрической лечебнице.

— Садись.

Стол и стулья в тюрьму принесли из магазина. Кристал неохотно села. Ее внимание привлек висевший на противоположной стенке календарь, тоже доставленный сюда из магазина Петерсона. В верхней части календаря была изображена розовощекая блондинка в голубом атласном платье и мехах. На ее модной шляпке с плюмажем золотыми цифрами была вытиснена дата: «1876».

1876. Она скитается уже четыре года. Эта мысль привела Кристал в уныние. Перед ней стоят такие важные задачи, а она только и делает, что год за годом борется за выживание. Может, она и в самом деле дура, мрачно подумала девушка, если решила, что сумеет отомстить Дидье. Без денег она бессильна что-либо изменить, но пока всю энергию и время она тратит на то, чтобы свести концы с концами. Кристал вдруг охватило безысходное отчаяние; впервые за все годы лишений и нужды она была неизмеримо близка к тому, чтобы окончательно сложить оружие. Отрез голубой шерсти манил ее. Платье из него будет теплым… ласковым…

Но, встретившись взглядом с Маколеем, девушка поняла, что огонь борьбы в ней еще не угас. Она не допустит, чтобы он стал свидетелем ее позора. Кейн и так уже составил себе низкое мнение о ней. Он считает ее падшей женщиной. Но она не намерена подтверждать его предположения.

Желая казаться беспечной, Кристал развязала шаль, небрежно спустив ее на плечи. Комната была жарко натоплена — не то что у них в салуне, где постоянно гуляют сквозняки. Зимой во всем городе не сыскать места теплее, чем винный склад. Чтобы бутылки с виски не полопались, Ян круглые сутки топил здесь печь.

Маколей подошел к небольшому письменному столу, вытащил что-то из стопки бумаг и, не говоря ни слова, положил перед девушкой — как бы просто для того, чтобы увидеть ее реакцию.

Это был дагерротип с изображением Кристал и ее сестры. Алане на ней лет пятнадцать, Кристал — двенадцать. Девушка, покидая Нью-Йорк, прихватила снимок с собой, чтобы иметь хоть какую-то вещь, напоминавшую о семье. Фотография вместе с ее нехитрыми пожитками лежала в дорожном сундуке, который достался бандитам Кайнсона.

— Ты вернул мне деньги. А теперь вот и это. Где же остальные мои вещи? — спросила Кристал, стараясь не выдать своего беспокойства.

— Я могу телеграфировать Роуллинзу, и он пришлет их сюда. Скарб небогатый.

— То, что Кайнсон стащил из дилижанса, — мое единственное достояние.

— Ты получила бы все свои вещи и пятьсот долларов в придачу, если бы на денек задержалась в Кэмп-Брауне. Теперь же придется подождать. — Кейн положил руку на плечо Кристал — то ли хотел ободрить, Успокоить ее, то ли, наоборот, внушить страх. — Расскажи мне об этой фотографии.

Девушка посмотрела на дагерротип.

— Почему ты не привез весь мой багаж?

— Я не курьер. Но эта фотография заинтересовала меня.

Кейн опустил ладонь к правой руке Кристал и медленно стянул перчатку. Ее первым порывом было отдернуть руку, но внутреннее чутье подсказало, чтобы она не суетилась и не принимала виноватый вид. Кейн сжал ладонь девушки, даже не глянув на шрам. От соприкосновения с его теплой кожей у Кристал сладостно закололо в спине.

— Расскажи мне об этом снимке, — вкрадчиво зарокотал над ее ухом голос Маколея. — Эта девушка, очевидно, твоя сестра. Вы с ней очень похожи. Как ее зовут?

— А… — Кристал закрыла рот, не в силах продолжать. Она не может назвать ему имя сестры. Сообщить даже такую, казалось бы, незначительную деталь было бы непростительной глупостью.

— Кто такой Сарони?

Кристал посмотрела на фотографию. Фамилия «Сарони» была размашисто выведена в нижнем правом углу снимка. Наполеон Сарони, ведущий фотограф Нью-Йорка. Для семьи ван Аленов поход в ателье фотографа был своего рода подвигом; мало кто из представителей их класса одобрял этот вид искусства. Богатые потомки голландских переселенцев предпочитали иметь свои портреты в исполнении таких знаменитых художников, как Стюарт и Копли; фотографироваться они не желали, считая это пустой тратой времени, — снимок, по их мнению, вещь бренная. Тем не менее Клариса ван Ален настояла, чтобы обе ее дочери были запечатлены на фотографии.

Ателье Сарони располагалось в верхнем этаже четырехэтажного здания. На окнах в нишах — витражи работы ла Фарже, сквозь стеклянный потолок льются потоки солнечного света. Уголок, конечно, обворожительный, но вниманием тринадцатилетней девочки завладела коллекция экзотических предметов. Пол устилали пятнистые шкуры леопардов, возле дверных проемов высились пальмы в кадках, а в одном углу между персидскими диванами с красно-фиолетовой обивкой резвилась чудная огненно-рыжая обезьянка-орангутан, которую научили обмахивать присаживающихся рядом с ней клиентов веером из страусиных перьев.

Вспомнив ателье фотографа, Кристал мысленно улыбнулась, Их мать считала Сарони сумасшедшим, но все равно повела девочек сниматься.

Почувствовав, что у нее сдавило горло, Кристал заставила себя еще раз взглянуть на дагерротип. Обе девочки были одеты в строгие темно-коричневые атласные платья, что свидетельствовало о высоком общественном положении их семьи. Сестра Алана, которой тогда еще не было и шестнадцати, запечатлелась на фотографии спокойной, невозмутимой, даже как-то по-королевски величавой. Чего не скажешь о Кристал. Ее глаза искрятся озорными смешинками, и Кристал, глядя на свое изображение шестилетней давности, невольно задалась вопросом, не пропали ли у нее навсегда эти смешинки, оживут ли они, если судьба ее изменится к лучшему.

Девушка пыталась не выдать своим поведением, насколько дорога ей эта фотография, что, впрочем, удавалось с трудом, ведь мысленно она вновь переживала тот счастливый день. Кристал вспомнила, что, когда мистер Сарони установил перед ними фотоаппарат, ее охватила какая-то непонятная тревога, словно она опасалась, что аппарат вместе с их изображением безвозвратно впитает в себя также и частичку их жизней. Она тогда едва не испортила снимок, но Алана, будто угадав чутьем старшей сестры, что Кристал нужно подбодрить, взяла ее ладонь и положила к себе на колени.

Даже сейчас, глядя на фотографию, Кристал словно бы различала очертания руки Аланы, сжимавшей на своих коленях ладонь младшей сестры. Теперь девушка была благодарна Сарони, испытывала к нему такую глубочайшую признательность, что, случись ей встретить когда-нибудь фотографа, она непременно обняла бы его и расцеловала в обе щеки. Он ничего не отнял у них, абсолютно ничего; он подарил им мгновение, которое сохранится навечно, даже когда неумолимая память сотрет запечатленные на снимке образы.

Кристал оторвала взгляд от фотографии и перевела его на руку Маколея, сжимавшую ее ладонь. Сидеть вот так рядом, взявшись за руки, могут только близкие люди: сестры, друзья, родственники. Кристал истосковалась по теплу руки близкого человека. Искренний союз рук, вот как сейчас ее и Маколея, — это же так успокаивает, вселяет уверенность, ободряет.

Девушка смотрела на их соединенные ладони. Идеальный союз. Ее ладонь, хрупкая, белая, накрыта мужской — сильной, узловатой, с темным пушком на, тыльной стороне. Руки влюбленных.

Влюбленных.

— Благодарю за фотографию. Мне пора. — Кристал поднялась со стула, судорожно натягивая перчатку.

— Я знаю, что это твоя сестра. Почему ты даже не хочешь назвать ее имя? — Кожа на лице Кейна натянулась. Он был расстроен, едва сдерживал гнев.

— Как ее зовут — Не имеет значения, Девушка открыла дверь, но Кейн тут же со стуком ее захлопнул. Кристал обдало морозным воздухом, и она поежилась.

— Если бы это было неважно, ты не стала бы скрывать. Из чего я вынужден заключить, что имя сфотографированной с тобой девушки — весьма существенная информация. — Он посмотрел на Кристал. Она отчетливо видела каждую серебристую крапинку в его глазах. — Как — ее — зовут? — Он помолчал. — Она умерла?

Девушка не отвечала.

Кейн глядел на нее так, будто хотел ударить.

— Как мне развязать твой язык? Обвинить в каком-нибудь преступлении и посадить за решетку на хлеб и воду?

— Я никогда ничего тебе не скажу. Не мучай ни себя, ни меня.

— Ты из богатой семьи, да? — Он вырвал фотографию из ее руки и пальцем ткнул в наряды сестер. — Эти платья сшиты из атласа. В атлас одеваются только девушки из богатых семей.

Кристал молчала. Кейн взглянул на нее; бессилие и отчаяние почти до неузнаваемости исказили черты его красивого лица. Девушка даже хотела соврать что-нибудь, чтобы удовлетворить любопытство Маколея. И тогда он уедет из Нобла. Может быть.

Кейн презрительно скривил губы.

— У меня такое чувство, что, будь я какой-нибудь бандит-одиночка, ты бы все ночи напролет изливала мне свою душу. — Он отпихнул ее в сторону. — Ты такая же, как и все падшие женщины, с которыми мне доводилось иметь дело. Если мужчина не негодяй и относится к тебе по-человечески, ты плевать на него хотела.

Глаза Кристал засверкали яростью. Больше говорить не о чем.

— Мне нужно идти. Меня ждут люди.

— Еще как ждут, — с отвращением бросил Кейн.

— Я имею в виду Фолти!

— Вот и прекрасно! Возвращайся в свой салун. Там тебе самое место.

— Яне проститутка. И ты это знаешь, — промолвила девушка, сморгнув с глаз сердитые слезы.

— Так докажи это, — тихим умоляющим голосом произнес он. — Сообщи хоть что-нибудь о себе и представь доказательства. Потому что, если ты будешь упрямиться, я закрою и салун Фолти, и другие Удобные заведения, как рассадник проституции. Кристал с трудом сдержалась, чтобы не отвесить Маколею оплеуху.

— Оставь Фолти в покое. Я больше не буду работать у него. Он был добр ко мне, и я не желаю, чтобы он страдал из-за меня. Завтра, когда приедут дилижансы из Форт-Уошэки, я покину Нобл. Можешь преследовать меня, если хочешь. Так и будем переезжать из города в город, терзая друг друга.

Меча глазами гневные стрелы, они стояли друг против друга с непримиримостью дуэлянтов.

Наконец Кейн, смирившись с упрямством девушки, удрученно покачал головой.

— Мне, конечно, не составит труда настигнуть тебя, если ты попытаешься бежать. Но, полагаю, ты охотнее примешь смерть, чем откроешь мне что-нибудь, а я вовсе не горю желанием рыть для тебя могилу где-нибудь посреди прерии.

— Тогда почему бы тебе не уехать в Вашингтон? В этом городе шериф все равно никому не нужен, разве что Яну.

— Мне нравится эта работа. Спокойная, мирная, гоняться ни за кем не надо. Так что пока поживу здесь. Для Вашингтона я еще не созрел.

— Вряд ли у тебя найдутся единомышленники. Больше никто не стал бы жить здесь по своей воле. — Кристал сердито смотрела на Кейна. — Я могу удалиться, господин шериф?

— Да, разумеется. Иди. Но только не думай, что на этом все кончилось. Когда-нибудь разговоришься.

— Нет. И я уже доказала, что умею молчать.

— Нет, девушка, вовсе нет. В Фоллинг-Уотере ты едва не открылась мне. Тогда ты мне доверяла. И опять поверишь.

Кристал бросила взгляд на приколотую к его груди железную звезду.

— Сомневаюсь.

Пожав плечами, Кейн вытащил из кармана монету и начал подбрасывать ее на ладони. Ярость всколыхнулась в Кристал с новой силой, когда она увидела, что Кейн поигрывает жетончиком, который далему Фолти. Девушка открыла дверь.

— Кристал.

Она остановилась.

— Один танец мой, хорошо? — с похабным блеском в глазах проговорил он.

Громко хлопнув дверью, девушка вышли на улицу.

— Кристал, теперь он требует, чтобы ты особо не привечала клиентов. Так и сказал мне вчера вечером. Полагаю, он хочет, чтобы ты развлекала только его одного. — Фолти вытер руки о свой белый фартук и налил виски еще одному посетителю. Сегодня в салуне народу было немного. Шериф еще и недели не пробыл в городе, а доходы Фолти заметно сократились.

— Ты дал ему повод думать, что я… — Кристал покосилась на Диксиану и Айви. В их присутствии ей не хотелось употреблять слово «проститутка», имевшее слишком явный физический смысл. Оно не покушалось на мечты, не разбивало сердце. — Ты и намекать не должен был, что я занимаюсь подобным, Фолти, — гневно закончила девушка. — Ты зря обнадежил его. Он придет в бешенство, когда я откажу ему.

Фолти изумленно всплеснул руками.

— Разве он не использовал еще тот жетончик?

— Нет, — не скрывая своего негодования, ответила Кристал.

— О, мой салун! — охнул Фолти, закатив глаза, затем схватил Кристал. — Так, значит, поэтому он таскается сюда каждый вечер? Ждет возможности использовать этот чертов жетон? Кристал, ты должна уступить ему! Он пустит нас по миру. У нас скоро вообще не останется клиентов. Люди неловко себя чувствуют в его присутствии, потому что он все вечера напролет только сидит и со злостью глазеет на каждого, кто посмел прикоснуться к тебе. Тебе следует быть с ним поласковей, девушка. Ты должна спасти мой салун!

— И не подумаю любезничать с ним, Фолти. — Кристал сверкнула сердитым взглядом в сторону хозяина заведения. — И потом, я намерена покинуть Нобл с первым же дилижансом.

— И куда же ты подашься? Да будет тебе, Кристал. Другие девушки не столь щепетильны, и ничего — живы.

— А я не собираюсь следовать их примеру! Ты поступил глупо, вручив ему этот жетончик!

— Ну как мне было объяснить ему, что ты у нас особенная? Он ни за что не поверил бы мне.

Кристал была глубоко оскорблена, но не показала виду. Может быть, она и не имеет права требовать себе уважения, однако она — урожденная ван Ален представительница одного из самых почтенных семейств Нью-Йорка. Гордость у нее в крови; с ней он никогда не расстанется.

Сунув Фолти поднос, Кристал заказала три порции виски. Тот, озабоченно хмурясь, наполнил бокалы. Девушка вдруг почувствовала, что не может больше злиться на Фолти из-за жетона. Этот человек, наверное, был послан ей самим Богом, когда она находилась в безвыходном положении. Среди владельцев салунов редко попадались отзывчивые люди. Как-то в Ларами хозяин одного питейного заведения, где она работала, чуть не избил ее, пытаясь заставить подняться с клиентом в «спальные номера». В тот же вече она без сожаления покинула форт. Однако жизнь бегах — трудная штука. Проезд в экипаже стоит дорого; каждый раз, пускаясь в путь, она платит за билет по десять долларов. Нобл во многих отношениях явился для нее желанной передышкой. Фолти не был особенно кичлив, да и не мог себе этого позволить, даже если бы очень того хотел, — его посетители были люди небогатые.

Кристал взяла поднос с бокалами виски и два отнесла пастухам, играющим в покер, а с последним направилась к столику в углу зала. Демонстративно отвернувшись от сидевшего там посетителя, она поставила перед ним бокал. Джо наигрывал на пианино веселую мелодию, и пьяный ковбой, сунув монету в руку девушки, потащил ее танцевать.

Макалей, устроившийся за столиком в углу зала, взял бокал с виски и, пинком отодвинув стоявший рядом стул, закинул на него ноги. Он по очереди оглядел всех посетителей салуна, но никто из них не был удостоен столь пристального внимания, как тот, что держал в своих объятиях Кристал.

Однако новый шериф не стал возражать и задираться. Он вел себя так же, как и в прошлый вечер, и в позапрошлый.

Пил виски и смотрел в сторону Кристал.

Глава 14

В ПАМЯТЬ О ЮНЫХ БОЙЦАХ

В палату больничную, белую, как вата,

Где вместе с живыми лежали и трупы,

Вошли угрюмые санитары.

Они принесли молодого солдата.

Совсем еще юный, безусый мальчик,

Бледный, как смерть, что за ним пришла;

Теплится пока, но скоро угаснет

Божия искра, что в нем жила.

Кудри златые прилипли ко лбу

Белому, как свежевыпавший снег.

И с выразительных нежных губ

Уж не сорвется радостный смех.

Он умирает; откиньте с чела

Волос мягкий шелк, такой золотой,

Руки сложите крестом на груди.

Его ожидает вечный покой.

Молитесь за чистую юную душу,

Безгрешную, словно младенца слеза,

Поплачьте над телом его бездыханным.

Был смел и отважен он до конца.

Вам скажут «спасибо» родные и мать,

Чье сердце навеки разбили.

Кто может ответить, кто может сказать,

За что ее сына убили?

Ответить ей может один только Бог,

Всеведущ, могуч, своенравен.

Его приговор не щадит никого,

Ведь слаб человек и бесправен.

Вот юноша этот идет на войну,

Красивый, отважный и храбрый.

Простился сродными: «Я скоро вернусь

С победой и славою ратной.»

Его еще ждут, с надеждой в душе,

Но он не вернется к родному порогу.

Он храбро сражался и пал на войне,

Безгрешен и чист он предстал перед Богом.

Героев отважных предайте земле

И помните, как они жили,

Любили, страдали и гибли в борьбе,

И их беззаветно любили.

Записано Мари Ревенел Ла Косте, которая выхаживала конфедератов в госпитале Саванны; ее жених пал смертью храбрых.

Маколей закрыл глаза, пытаясь заснуть, что в последнее время удавалось ему с трудом. Скорей всего, потому, что он слишком много пьет, рассудил Кейн, однако истинная причина была ему хорошо ясна. Сна его лишали мысли об этой девушке. Она проникла в его кровь, огнем растекалась по жилам. Она поселилась в его душе, пленила сердце. Он не может отступиться от нее.

Маколей закинул руки за голову и уставился в темный потолок. Безмолвная ночь окутала город. Огни в сапуне давно погасли.

Так что же пригнало его сюда — страсть? Конечно, она красива. Безумно красива. Классической красотой. Но ведь у него и прежде не было недостатка в прелестных женщинах, и они доставляли гораздо меньше хлопот.

Мысли его блуждали в поисках ответа. В памяти невольно всплыл эпизод из детства. На ферме в Джорджии у них жила собака, безобразная дворняжка, сплошь покрытая рубцами, шрамами; все считали, что Бог скроил это уродливое существо из отходов более статных и изящных пород. Несчастный песик появился в их жизни неожиданно: однажды притащился к ним на двор, изможденный от голода, весь покусанный в какой-то драке. Мать сжалилась над бедным созданием, взяла песика в дом и выхаживала его, пока тот не поправился. Он прожил у них двенадцать лет, повсюду тенью следуя за матерью: весело трусил подле нее, когда она, повесив на руку сплетенную из ивовых прутьев корзину, шла на рынок, а, состарившись, мирно дремал у очага, пока она стряпала. Как-то утром (самому Маколею тогда было девять лет), завтракая овсяной кашей и наблюдая, как мать потчует уродца картофелем со свиным салом, маленький Маколей, никогда не сомневавшийся в правильности своих суждений, дерзко поинтересовался:

— Ну что ты носишься с этим убогим созданием, мама? На него даже смотреть страшно.

И тогда мать, подойдя к сыну, погладила нежное мальчишеское лицо и, заключив в ладонь его подбородок, сказала, с нежностью глядя на свое дитя:

— Коли, запомни раз и навсегда: нет красивее лица, чем то, которое любишь.

Это воспоминание жгучим пламенем опалило все его существо. Так, значит, он любит Кристал? И потому приехал сюда? Да нет, вряд ли. Девушка, конечно, ему правится, и, разумеется, он страстно желает ее. Но о любви говорить еще рано. Он так мало знает о ней. Единственное, что ему известно…

И опять сознание затуманили воспоминания, на этот раз о войне. Воображение заполонили непрошеные картины. На костылях ковыляют армии истощенных мальчишек. Лица у всех, как у его брата, — обреченные, но не безжизненные, с огнем войны в глазах. Потому что их омерзительный, отталкивающий вид не шел ни в какое сравнение с той мерзостью и пакостью, свидетелями и участниками которых им довелось стать.

Их призрачные силуэты, сотни оборванных искалеченных призраков, невидимым строем тащились через его комнату. Это были мальчишки, юнцы, которым обманом внушали, что зрелость обретается только в войне. Маколей прошептал в темноту пришедшие на ум строчки, написанные одним верным конфедератом:

Он дважды повторил последнюю строчку, чувствуя, как внутри все сжимается от тоски и горьких воспоминаний. И тут он понял, что привело его в Нобл. В этой девушке есть некая особенность, в других женщинах встречающаяся крайне редко. И поэтому, увидев ее однажды, он уже не в силах отвести взор.

Ее глаза тоже горят огнем войны.

Глава 15

— Айви, ты так говоришь только потому, что сегодня вечером приедет Жерико. Тебе не кажется, что ты чересчур задаешься, когда он околачивается здесь по вторникам? Впрочем, мне наплевать. Меня вполне устроят двое-трое симпатичных молодых ковбоев, а Жерико и всех прочих можешь забирать себе. — Диксиана, чью наготу скрывали лишь панталоны, сорочка и корсет, повалилась на кровать и стала внимательно разглядывать свои остро отточенные ноготки.

— Оставь нас с Жерико в покое. — Айви, сидя на деревянной лавке, рассматривала свое лицо в тусклое ручное зеркальце в позолоченной оправе. Кристал, стоя у нее за спиной, заплетала густые темные волосы Айви и укладывала на затылке в лучок.

По социальному положению и воспитанию Кристал от этих девушек отделяла огромная пропасть, и временами она особенно остро ощущала разницу между ними, но, в принципе, здесь это казалось несущественным. Каждая из них пришла в Нобл своей дорогой, однако все трое были одинокие женщины, борющиеся за выживание в жестоком и безжалостном мире. Если задуматься, что общего у нее с такими девушками, как Диксиана и Айви? Однако она без труда ладила с ними.

— Ичто вы вечно ссоритесь? — спросила Кристал, туго стягивая волосы на висках Айви. — Диксиана, мне иногда кажется, что ты завидуешь Жерико с Айви.

— Завидую? — Диксиана приподнялась на кровати, обнажив немалую часть своей пышной груди. — Чему тут завидовать? Да Жерико… — Не договорив фразы, она громко расхохоталась. — Ну тебя! Болтаешь всякую чушь! За дурочку меня принимаешь, что ли?

Кристал заколола еще несколько локонов на голове Айви.

— Может, Жерико и не в твоем вкусе, но тебе завидно, что он такой внимательный к Айви. Признайся, Дикси, ты ведь хочешь, чтобы у тебя был настоящий, обходительный кавалер, не меньше старой мисс Блум, которая только и грезит, когда Ян Петерсон постучится к ней в дом с букетом фиалок.

Диксиана вновь упала на спину и уставилась взглядом в потолок, выстланный не покрытыми лаком деревянными досками. Спальни девушек не отличались роскошью. По сравнению с залом салуна, где стены были обиты парусиной, что придавало им опрятный оштукатуренный вид, помещения верхнего этажа были отделаны просто, без излишеств и, как ни странно, выглядели даже уютнее.

— Я вовсе не похожа на Сару Блум, эту старую деву. — Дикси вздохнула. На ее миловидном личике в форме сердечка появилось отсутствующее меланхолическое выражение. — К тому же у меня однажды был ухажер. Мы познакомились в Ларами. — Она понизила голос, словно произносила молитву. — О, он был такой красавчик. Ноги мускулистые, словно отлиты из металла, а лицо ангельское. — Диксиана вытянула вверх руки, будто где-то под потолком находился ее кавалер.

— И что же произошло, Дикси?

Диксиана передернула плечами. Будь она другой по складу характера, у нее, наверное, на глазах выступили бы слезы.

— Он пообещал жениться на мне. Я вместе с ним отправилась в Нобл. Мы думали, что здесь еще ведется Добыча серебра, а он хотел разбогатеть. Но с серебром ничего не получилось, и за день до свадьбы он исчез. О, я не огорчена тем, что он не женился на мне. — Лицо Диксианы посуровело. — Я ведь не из тех женщин, которые бывают счастливы, только когда вокруг них вьется орава сопляков, цепляясь за материи подол. Но почему он не забрал меня с собой в Ларами? Почему бросил здесь, одну, без денег? В общем-то, поступок его вполне объясним. В Ларами столько девушек… и у них такие нежные лица. — Диксиана провела пальцами по своему лицу, как бы разглаживая противные морщины. Она однажды сказала им, что двадцать восемь лет, но девушки полагали, что Диксиана утаила годков десять.

— Дикси, — прошептала Айви, развернувшись на лавке. — Прости, что я запрещала тебе брать мою ленту для волос. Жерико уже достаточно на нее насмотрелся. Носи, если хочешь. Она будет прекрасно сочетаться с твоим сиреневым платьем — гораздо лучше, чем с моим желтым.

— Может, он еще вернется, Дикси. Может быть, он и сам не понимал, что делает, — добавила Кристал, желая утешить Диксиану, — наверное, потому, что та умела скрывать свои душевные переживания.

— Не вернется. Он беспутный ковбой. Такие не возвращаются. — Диксиана глухо хохотнула. — Они, если не считать смазливой внешности — только тем хороши, что их всюду пруд пруди. Ох уж эти мне лапочки-ковбои, сама любезность — так и стелются перед тобой, в любви клянутся. Ты для них прямо и мать родная, и сестра, и возлюбленная — все в одном лице!

Айви, улыбнувшись, бросила Диксиане ленту. Да и Кристал не сдержала улыбки. На Запад с каждым днем прибывало все больше и больше молодых мужчин. Дикси, обычно приглядев для себя какого-нибудь симпатичного парня, уводила его в специальный уголок, который в салуне окрестили «Загоном», и кокетничала там с ним вволю. А видных мужчин в салун захаживало немало; даже самая «работящая» девушка не в силах была ублажить их всех. Так что на долю Диксианы красавчиков, скорей всего, хватит.

— Ладно. Пора одеваться. — Дикси поднялась с кровати.

— Нет, нет, подожди! Мы еще ничего не слышали о шерифе. — Айви покосилась на Кристал. Та опустилась на край кровати, сделав вид, что не поняла намека Айви.

— Верно! — Диксиана посмотрела на Кристал. Девушка смущенно теребила свои пальцы.

— Не скрытничай, янки! Расскажи! Если ты не приберешь к рукам шерифа, этим охотно займусь я! — Диксиана ущипнула Кристал.

Та, вскочив на ноги, взяла со стула турнюр и, подавая его Айви, проговорила:

— Мне нечего рассказывать. С радостью уступлю его тебе, Дикси. От этого шерифа одни неприятности. Фолти с ума сходит. Мне все равно надо как-то от него избавляться.

— И что тебе в нем не нравится? Парень что надо. Я аж дышать забываю, когда вижу его. Правда, взгляд у него холодный — к такому не сразу решишься подойти. Не люблю я злых. — Дикси взглянула на Айви. Мулатка подвязывала турнюр. Одна рука у Айви была скрючена, хотя она и могла ею работать. Айви прибыла в Нобл год назад уже с покалеченной рукой. Она объяснила, что руку ей сломал один клиент, обвинив ее в воровстве, но на самом деле, настаивала девушка, она ни разу в жизни, ни у кого ничего не украла. Фолти, наняв Айви, на первых порах очень нервничал, но время доказало, что девушка чиста. В салуне из-за нее неприятностей не возникало. Не было ни одного случая, чтобы кто-то из клиентов пожаловался Фолти на пропажу денег. Однако рука Айви служила скорбным напоминанием о том, как скверно обращается мужчины с женщинами их профессии.

Кристал изучающе смотрела на Айви с Диксианой.

Они были такие же, как и все проститутки, которых она знала, — взрослые дети. Они старались быть милыми и привлекательными и отчаянно желали, чтобы и к ним относились с вниманием и учтивостью. Но в большинстве своем все падшие женщины — безответные агнцы, брошенные на заклание, жертвы своих клиентов и собственной покорности. Кристал обвела взглядом комнату Айви — шероховатые деревянные стены сплошь увешаны вырезками из журналов: амурчиками, розовыми вычурными сердечками. Обычное явление. У этих женщин были удивительно наивные, до банальности слащавые представления о любви. Любовь в их понимании — это сказка, нечто необычное, волшебное, о чем они могут только мечтать. Каждая грезила о рыцаре в блестящих латах; он внезапно появится и избавит ее от унижений и жестокости, которым она изо дня в день подвергается по милости других мужчин. Да, все это была бесхитростная милая выдумка, в чем Кристал имела возможность убедиться. Ее рыцарь в сияющих латах уже объявился, новместо того, чтобы спасти ее, он, сменив шлем на шляпу, превратился в злодея. В злодея с железной звездой.

Кристал вновь посмотрела на Айви. Та рассеянно потирала руку, как бы пытаясь приглушить боль. Все они побаивались нового шерифа. Шерифы всегда получают что хотят — им ничего не стоит злоупотребить своей властью. Но хотя сама Кристал испытывала немалый страх перед Маколеем, она, зная его характер, была уверена, что никому из них он не причинит физических страданий, и поэтому чувствовала себя обязанной успокоить на этот счет девушек.

— Айви-Роуз, Дикси, не бойтесь его, — выпалила она. — Он не обидит вас, я это точно знаю.

Айви, хмурясь, взглянула на Кристал.

— Откуда ты знаешь?

Кристал предпочла бы не отвечать, но ей не хотелось, чтобы девушки понапрасну изводили себя страхами. Им и так жилось не сладко.

— Мы с ним прежде были знакомы, — промолвила она дрогнувшим голосом. По выражению ее лица Айви с Диксианой, должно быть, определили, что Кристал не желает слышать никаких вопросов. Несколько секунд они ошеломленно смотрели на нее, затем вдруг стали сосредоточенно наряжаться.

Минуту спустя Дикси, чтобы как-то разрядить атмосферу неловкости, спросила поддразнивающим тонем:

— Так ты думаешь, шериф Кейн из тех, что стучатся в дверь с охапкой цветов, да?

Кристал едва не расхохоталась. Маколей Кейнявно не относился к тому типу мужчин, которые сконфуженно топчутся перед женщинами с букетиком поникших фиалок в потных ладонях.

— Как я уже говорила, — продолжала Дикси, — парень он симпатичный, хотя и не идет ни в какое сравнение с моими ребятишками, которые заезжают сюда с пастбищ. Но если он тебе не нравится, Кристал, только намекни. Я с удовольствием оседлаю этого жеребца…

У Кристал чуть не сорвалось с языка, что Кейн ей безразличен, но все ее существо вдруг захлестнуло какое-то странное, необъяснимое чувство — жгучее, болезненное, очень похожее на ревность, — и девушка промолчала. Ну и дура же она. Не исключено, что Диксиана и впрямь сумеет отвлечь от нее внимание Кейна, и глупо препятствовать ей в этом. Но почему-то Кристал никак не удавалось выдавить из себя слова согласия. Представив, как Маколей целует Диксиану в губы, девушка просто онемела. Когда-то так же он целовал и ее.

Кристал неожиданно разозлилась на себя. Ей нужно во что бы то ни стало избавиться от него; нерешительность и ревность — ее злейшие враги.

— Займись им, Дикси, — быстро проговорила она; так срывают повязку с гноящейся раны. — Я не хочу иметь с ним дела. Пусть бы убирался туда, откуда приехал. Из-за него страдает салун; забьется вечно угол и пялится оттуда своими серыми глазами на.. на… всех и каждого…

— На тебя, Кристал, — поправила ее Айви. — Он смотрит только на тебя.

— А мне кажется, ты к нему неравнодушна, — . заметила Дикси почти с ликованием в голосе и во взгляде. — Не может быть, чтобы ты так горячо ненавидела мужчину, если он тебе абсолютно безразличен. Так что же все-таки было между вами раньше? Я умираю от любопытства.

Кристал остолбенело переводила взгляд с одной девушки на другую. Она приготовилась опровергнуть все их домыслы, но в этот момент снизу донеслась музыка. Джо уже сидел за пианино, развлекая посетителей, а Айви с Дикси еще даже не оделись.

Девушки принялись наспех натягивать на себя нижние юбки и платья. К великому облегчению Кристал, о шерифе больше никто не заговаривал.

Однако с Фолти ей повезло меньше. Вечер еще только начинался, и она на кухне готовила ужин для посетителей. Внезапно к ней подскочил Фолти. Его обычно красное лицо теперь было неестественно бледным.

— Сегодня ты должна увести его из зала. Иначе мы останемся без клиентов, — прошипел он, обращаясь к девушке, и медленно повернул голову к двери. В салун входил Кейн. Он снял шляпу и устроился за столиком в углу, где сидел каждый вечер.

Кристал проглотила застрявший в горле комок.

— Дикси говорит, что он ей нравится, — с трудом произнесла она. — С ее помощью ты быстро решишь все проблемы, только шепни. Вряд ли он станет кого-то арестовывать, если сам будет лакомиться из общего котла.

Фолти нашел глазами Дикси, сидевшую за столом рядом с Джо. Даже Кристал заметила, как кокетливо поглядывает на шерифа Диксиана.

— Думаешь, он на нее позарится? — спросил обескураженный Фолти. — По-моему, он на тебя глаз положил.

— Меня он не получит.

Фолти открыл рот, чтобы еще раз попытаться уговорить Кристал, но потом, решив, что это бесполезно, тяжело вздохнул и направился к Дикси.

Кристалотвернулась от двери, сознательно стараясь не смотреть в зал. Она с трудом представляла, как поведет себя, если увидит, что Маколей, взяв Дикси под руку, поднимается с ней наверх.

Ее тоскливые размышления прервал тихий стук. Кристал отворила выходящую во двор дверь. На пороге стоял Жерико, держа в руке свою шляпу. Он каждую неделю приезжал в Нобл, чтобы запастись провизией и прочими товарами в магазине Яна Петерсона, а потом заходил навестить Айви. Жерико был молод, высок ростом и обладал крепким телосложением. Ни одна женщина не сочла бы его красивым, но у Жерико были добрые внимательные глаза и учтивые манеры. Кристал понимала, почему Айви полюбила его.

Приложив к губам палец и стараясь не смотреть ни на Кейна, ни на Диксиану, девушка на цыпочках вернулась к двери, ведущей в зал, закрыла ее и лишь потом впустила в кухню Жерико.

— Положить тебе бобов? Ты ужинал? — шепотом поинтересовалась она.

Жерико покачал головой.

— Нет, мадам.

— Хочешь, я приведу Айви и вы поужинаете вместе? А за Фолти я присмотрю. Он сюда не зайдет. Думаю, мне удастся занять его на часок, чтобы он не мешал вам.

— Вы очень добры, мисс Кристал.

Девушка улыбнулась. Кивнув на стул, чтобы Жерико садился, она пошла за Айви-Роуз. Айви просияла, когда Кристал сообщила ей о Жерико. Она бросила взгляд на Фолти и, убедившись, что тот не наблюдает за ней, вместе с Кристал отправилась на кухню.

Кристал поставила перед влюбленными ужин, а сама стала следить за Фолти, все время думая о том, в каком странном мире они живут. В отличие от Фолти, Дикси, Айви и большинства завсегдатаев салуна, она росла в роскоши и богатстве, чуть ли не с пеленок уяснив для себя, что основная масса людей по социальному положению занимает более низкую ступень общественной лестницы, чем она и ее семья. Но, странствуя по Западу, девушка не раз имела возможность убедиться, что даже человек самого что ни на, есть низкого происхождения всегда найдет кого-нибудь еще «ниже» себя и будет втаптывать беднягу в грязь, желая доказать свое превосходство. В стране: велась война за свободу негров, но в убогих маленьких городишках наподобие Нобла они по-прежнему не имеют права открыто появиться в салуне, чтобы выпить чего-нибудь и побеседовать с миловидной девушкой. Вместо этого они должны стучаться: в дверь со двора и прятаться от чужих глаз на кухне. В теплую погоду, когда Жерико приходил к салуну, Айви выбегала к нему на заднее крыльцо, ненадолго, минут на двадцать, а в дождь и стужу он был лишен даже такой малости. Зимой Жерико и Айви могли видеться друг с другом только тайком от Фолти.

— Хочешь виски? — спросила Кристал мускулистого негра.

Жерико кивнул и выложил на стол несколько монет.

— Сейчас принесу. — Айви поднялась со стула и стиснула руку возлюбленного. Ее ладонь на фоне его иссиня-черной кожи казалась почти белой.

— Сиди, — остановила девушку Кристал. — я сама. Фолти сразу догадается, кто у нас на кухне, если заметит, что ты несешь сюда виски.

— Спасибо, — улыбнулась Айви и посмотрела на своего жениха. Жерико был родом из Миссури. Получив свободу, он перебрался в Вайоминг, поселившись в лачуге на выделенном ему участке земли к востоку от Нобла. В Вайоминг он прибыл, имея при себе одного только мула, и начал выращивать пырей. Дела шли довольно успешно. Разбогатеть он правда не разбогател, так как земля через несколько лет истощилась, но успел за это время поднакопить денег и купил несколько коров. Многие предсказывали, что будущее процветание территории Вайоминга зависит от скотоводства, но до этого счастливого будущего было еще далеко. Жерико по-прежнему жил в своей ветхой хижине, так как у него не было денег на то, чтобы выстроить настоящий, прочный деревянный дом. Девушкам было известно, что ему не нравится профессия Айви, то, как она зарабатывает на пропитание и жилье, но он, не создав пока для своей невесты соответствующих условий, не осмеливался увезти ее из салуна, где было относительно тепло и уютно.

Однако Кристал видела, что Айви согласна жить с Жерико и в лачуге. Если бы он предложил ей уехать прямо сейчас, она, не задумываясь, покинула бы салун. Ни один мужчина не был с Айви так ласков и обходителен, как Жерико. Он любил разговаривать с ней, интересовался ее проблемами, смешил, рассказывая забавные истории о своей жизни на ферме: например, о том, что порой он по нескольку дней не видит неба, так как хижина погребена под десятифутовым слоем снега, а содержимое ночного горшка иногда замерзает прежде, чем он успевает полностью опорожнить мочевой пузырь. Кристал не понимала, почему Жерико нельзя пускать в салун. Вход в «спальные номера» ему был строго заказан, ведь он — негр; зато ковбоям — а среди них попадались и отъявленные негодяи, которые, накачавшись виски, вообще теряли человеческий облик, — путь наверх был всегда открыт, потому что, видите ли, кожа у них белая, а посему они и есть единственно «приличные» мужчины, достойные проводить время в комнатах Айви и Дикси.

Правда, Жерико с Айви поговаривали, что, возможно, весной они наконец-то обретут независимость. Жерико надеялся выручить хорошие деньги за свой скот, — конечно, только в том случае, если мороз и волки не ополовинят стадо. Продав удачно коров, он сможет жениться на Айви, и они сыграют настоящую свадьбу. Кристал скрестила пальцы, искренне желая им счастья. Если Айви удастся выйти замуж, значит, обмануть судьбу все-таки можно. Но когда Кристал; думала о мужчине в черной ковбойской шляпе, попивающем виски в углу зала, свои шансы на спасение она приравнивала к нулю.

— Я быстро, — пообещала девушка, снимая фартук. Жаль только, что за виски нужно идти к бару. Кристал почему-то казалось — и эта неприятная мысль преследовала ее неотступно, — что, войдя в зал салуна, она увидит на коленях у шерифа Дикси, игриво покачивающую ножкой.

Кристал плотно притворила за собой кухонную дверь, приказывая себе не глядеть в угол. Посетителей в салуне прибавилось, и Фолти работал за стойкой бара не покладая рук. Девушка попросила его налить бокал виски, упорно избегая смотреть в угол и на Диксиану.

— Опять этому проклятому шерифу? — проворчал Фолти, наливая бокал стоявшему у бара пастуху.

Кристал промолчала, радуясь, что Фолти, занятый обслуживанием посетителей, не заметил, откуда она пришла.

Хозяин салуна плеснул в бокал виски на два пальца и пододвинул его девушке. Кристал взяла бокал, судорожно пытаясь придумать, как отнести его на кухню, — Фолти наблюдал за ней, ожидая, когда они пойдет к Кейну.

Девушка развернулась. Увидев, что Диксиана танцует с каким-то ковбоем, причем на значительном удалении от сидящего в углу зала угрюмого мужчины она испытала невыразимое облегчение, чему и сама в немалой степени удивилась.

— Чего стоишь? Неси. Не хватало еще, чтобы он подумал, будто мы не торопимся обслуживать его. — Фолти сердито загремел бутылками.

Кристал направилась к Маколею. Он в упор смотрел на нее, поблескивая серыми глазами из-под полей своей черной шляпы.

— Много у вас сегодня народу, — заметил Кейн, не дожидаясь, когда она поставит на стол бокал.

— А куда им деваться? — сухо прокомментировала девушка. — Я слышала, ты закрыл заведение миссис Делани.

— Публичные дома запрещены законом. Рано или поздно закрою и ваш салун. Как только увижу, что кто-нибудь из вас берет деньги…

— Но девушки как-то должны зарабатывать себе на жизнь. Что еще им остается делать?

— Пусть откроют свой салун или организуют какой-нибудь театр. Я даже сказал, что охотно войду с ними в долю, как только они будут готовы начать.

— Значит, наводишь порядок. Все об этом только и мечтали, — презрительно бросила Кристал, и не думая скрывать отрицательное отношение к деятельности шерифа. Она искренне сочувствовала девушкам, работавшим у миссис Делани. Некоторые из них были очень милы и приятны в общении. Кристал надеялась, что им удастся создать маленький театр.

— На очереди ваше заведение. — Кейн водил пальцами по лежащей перед ним на столе монете; в глубине его глаз замерцали возбужденные искорки.

Кристал глянула на стол. Оказывается, она приняла за монетку жетончик, дающий право воспользоваться услугами проститутки, который подарил Кейну Фолти. Правда, хозяин салуна объяснил шерифу, что это просто сувенир, и большинство мужчин только так и расценивали эти никчемные медяшки. Жетончики на услуги женщин легкого поведения были объектом шуток и насмешек. Ни одна проститутка не удостаивала своим вниманием мужчину, заявившегося к ней с подобным «билетиком». Фолти же, вручив жетончик Кейну, просто предпринял неуклюжую попытку выяснить настроения нового шерифа. Кристал насмешливо скривила губы. Фолти, наверное, думал, что поступает осмотрительно, но он недооценил Маколея Кейна. Тот прекрасно понимал, чем занимаются в салуне. И как только он получит необходимые доказательства, им всем придется искать работу в другом месте.

Кристал наблюдала, как Кейн поглаживает большим пальцем жетончик. Встретившись с ним взглядом, девушка с трудом обуздала внезапно вспыхнувшую в ней ярость. В банде Кайнсона Кейн, нацепив на себя личину негодяя, тем не менее относился к ней довольно уважительно, Теперь же, став шерифом, он, похоже, питает к Кристал почтения не больше, чем к жарящейся на вертеле оленьей туше; только и выжидает, как бы урвать для себя кусочек.

— И что ты тычешь мне в нос эту пакость? Знаешь ведь, что тебе я никогда не продамся, — тихо проговорила Кристал, гневно сверкая глазами.

Кейн накрыл жетончик ладонью и убрал его в карман.

— Я еще не решил, как с тобой поступить. Девушка не мигая смотрела на Маколея.

Ее лицо напоминало гипсовую маску. В Фоллинг-Уотере он пробудил в ней добрые чувства. Тогда ей казалось, что их связывает взаимная симпатия. Теперь же, когда Кейн отыскал ее, она хотела только ненавидеть его. Но вся беда в том, что разжечь в себе ненависть к Маколею она не может.

Фолти суетился за стойкой бара, разливая виски толпившимся возле, него мужчинам. Никак не отозвавшись на реплику Маколея, Кристал отвернулась от него, намереваясь проскользнуть на кухню, пока владелец салуна занят обслуживанием посетителей.

Кейн, выбросив вперед руку, остановил девушку.

— Куда это ты отправилась с моим виски?

— Кто сказал, что этот бокал предназначен тебе? Хочешь выпить — иди к бару, как все. — Кристал мотнула головой в сторону танцевального пятачка. — Или попроси Диксиану принести тебе виски. Кстати, можешь предложить ей этот жетончик. Она не откажется развлечь тебя. Я не стану возражать.

— Я, не задумываясь, уединился бы с ней, если бы был уверен, что это собьет с тебя спесь. — Кейн, по-прежнему сидя за столом, притянул девушку к себе и прошептал: — Но скажу тебе честно, Кристал, ты мне нравишься больше.

Девушка посмотрела Кейну в глаза. Услышь она подобное от мужчины в прежние времена, Кристал немедленно отставила бы поднос с виски и, закатив обидчику увесистую оплеуху, удалилась бы важной поступью вдовствующей герцогини.

Но с тех пор многое изменилось. С этим человеком она спала под одним одеялом, льнула к нему, ища защиты, а теперь научилась бояться его так, как боялась лишь очень немногих. Если бы обстоятельства ее жизни складывались иначе, и Кейн предложил бы ей стать его женой, родить ему детей, она, наверное, считала бы себя самой счастливой женщиной на свете. Но вся ее жизнь — клубок несчастий, и ее чувства к нему — тоже беспорядочное нагромождение разноречивых эмоций и ощущений. Сейчас она желает только одного — чтобы он уехал. Слишком многое поставлено на карту, чтобы она могла позволить себе интимную близость с ним.

— Извини, мне надо идти, — холодно проговорила Кристал, не глядя на Кейна, и медленно побрела на кухню, с трудом передвигая почему-то задеревеневшие ноги.

Девушка молча вручила Жерико бокал с виски. Влюбленные перешептывались, смеялись и были настолько увлечены друг другом, что вряд ли обратили внимание на ее грустное настроение. Кристал собралась вернуться в зал, но в это время на кухню влетел Фолти.

— Куда вы запропастились, девушки, черт бы вас побрал? Диксиана уже с ног сбилась, развлекая всю ораву, а вы тут обе сидите… и… — Взгляд Фолти уперся в Жерико. Негр встал, плотно сжав губы, с вызовом глядя на владельца салуна. Айви едва не упала в обморок. На лице Кристал застыл ужас.

— Проклятье, это еще что такое? — выдохнул Фолти и тут же бросился закрывать дверь, чтобы никто в зале не видел происходящего на кухне. Потом подскочил к Айви и, свирепо потрясая кулаками, заорал: — Ты что, совсем одурела, девушка? Черномазым в моем заведении не место! Негры для меня опасней урагана; из-за них я растеряю всех клиентов!

— Да они присели только на минутку, — вмешалась Кристал. — Жерико по вторникам, приезжает в город закупать провизию. Ну и заглянул к нам ненадолго. Это я пригласила его зайти. Айви тут ни при чем.

— Не надо… Кристал… не надо… — Айви, всем телом сотрясаясь от страха, поднялась из-за стола. — Ты-же знаешь, что он пришел ко мне,

— Знаю, но на кухню впустила его я.

Фолти повернулся к Кристал.

— Еще раз сотворишь такое, я тебя отлуплю, девушка. Поняла? Все мозги вышибу.

Кристал молчала. Не могла понять, в чем дело. Бред какой-то.

— Отвечай. Соображаешь, что я говорю, или прямо сейчас задать тебе трепку, чтобы ты осознала свою ошибку?

Кристал по-прежнему не отзывалась. Она не понимает и никогда не поймет, почему Жерико нельзя навещать Айви в салуне.

Фолти замахнулся на нее и вдруг подпрыгнул на месте чуть ли не до потолка, услышав сзади мужской голос.

— Я не стал бы этого делать.

У кухонной двери возвышался Маколей. В пылу спора никто из них не заметил появления шерифа. Небрежно скрестив на груди руки, он стоял, прислонившись к закрытой двери, и наблюдал за их перебранкой, словно за возней ссорящихся детей.

Фолти ткнул пальцем в Жерико.

— Шериф, арестуйте этого человека. Он без разрешения переступил порог моего заведения, а неграм сюда входить запрещено.

— .Нет! — вскричала Айви, подбегая к Жерико.

— Возмутительно! — воскликнула Кристал и обратилась к Маколею: — Это я пригласила его зайти. Неправда, что он вошел без разрешения. Его не за что арестовывать.

— Хозяин салуна — я, — возразил Фолти, — и мне не нужно, чтобы люди думали, будто здесь обслуживают негров. Арестуйте его, шериф.

Маколей бесстрастным взглядом окинул комнату, оценивая ситуацию.

Дверь приоткрылась, и несколько любопытных посетителей просунули в кухню головы. Фолти теперь ничего не оставалось, как разыграть негодование, протестуя против присутствия Жерико и требуя, чтобы шериф посадил нарушителя в тюрьму.

— Неграм не положено появляться в моем салуне, — напыщенно заверещал он. — Арестуйте его! Неграм здесь не место, не место!

Кейн наконец повернулся к Фолти.

— Этот человек находится не в салуне, а на кухне. Нет такого закона, который запрещал бы ему входить в твою кухню, если его сюда пригласили.

— Так его же никто не приглашал! Боже упаси, сэр!

Кристал выступила вперед, сердито глядя на столпившихся у двери посетителей.

— Нет, приглашали. Япригласила.

Фолти, морщась, затряс головой, словно салун прямо на глазах рассыпался в прах. Кейн взглянул на теснившихся в дверном проеме мужчин.

— Нечего пялиться, идите пейте виски. Спектакль отменяется.

Мужчины нехотя вернулись в зал. Фолти вновь затворил дверь.

— Как вас понимать, шериф? Вы не хотите арестовать этого человека? Да в мой салун теперь никто и носа не сунет. Люди будут думать, что я привечаю негров.

— Этот человек находится на кухне, а не в зале, и я не намерен сажать его в тюрьму за то, чего он не делал.

— Но он ведь негр, а неграм здесь появляться запрещено!

Маколей кивком указал на Жерико.

— Я не собираюсь уводить его отсюда в наручниках, словно грабителя. Вины за ним никакой нет. Его ошибка лишь в том, что он пришел в салун, полагая, будто тут у него есть друзья.

— Ну и ну, такого я еще не видел. — У Фолти отвисла челюсть. — Чтобы конфедерат вступался за черномазых.

Кейн стиснул зубы. Кристал впилась взглядом в его лицо. Фолти, сам того не подозревая, разбередил в душе шерифа незаживающую рану. Уж Кристал-то знала, как болезненно реагировал Маколей на всякое упоминание о его участии в войне: он считал, что воевал за правое дело, но северяне победили и заклеймили его позором.

— Таков закон, а я — слуга закона. Этот человек не совершил преступления. Его не за что арестовывать.

— Тогда уберите отсюда этого негра! — презрительно фыркнул Фолти. — Приглашение аннулировано!

Судя по выражению лица Жерико, ему, вероятно, очень хотелось съездить Фолти по физиономии, но он, не теряя самообладания, взглянул на шерифа.

Кейн кивнул.

— Ладно, пойдем. Виски можно выпить и в тюрьме. У меня там греется бутылочка. А тут торчать бессмысленно.

Кристал смотрела на Кейна с восхищением. Он грамотно уладил неприятную ситуацию, предотвратив назревающий скандал. Даже у Айви глаза засветились благоговением — она взирала на Кейна, как на героя. Человек с менее волевым характером вряд ли заступился бы за негра.

Жерико что-то шепнул Айви, желая подбодрить свою возлюбленную, и последовал за Кейсом к парадному выходу — по иронии судьбы впервые шагая через зал запретного для него салуна. Джо заиграл веселую мелодию. Мужчины, взявшись за бокалы, вновь загалдели на все лады. Откуда-то из толпы донесся смех Дикси, но на кухне царило унылое молчание.

Фолти ворчливо заметил, что пора заняться посетителями, и наказал девушкам приниматься за работу, но Айви вдруг разрыдалась, и, Кристал не решилась оставить ее одну. Фолти, покинув их на кухне, поспешил в зал, монотонно бубня себе под нос:

— Черномазым сюда вход запрещен, вот так-то, сэр!

— Когда-нибудь все будет по-другому, — шепотом успокаивала Кристал Айви; та плакала навзрыд, уткнувшись лицом в ладони.

— Он такой отчаянный. В один прекрасный день точно угодит за решетку из-за своего необузданного нрава. Он ведь обязательно наведается сюда в следующий раз, и его посадят в тюрьму и продержат там До весны, пока не приедет судья. А весь его скот за это время перемрет, и у него никогда не будет… не будет… — Айви вновь разразилась рыданиями.

— Маколей этого не допустит, — утешала Кристал плачущую девушку.

Айви отняла от лица ладони — по ее гладким кофейным щекам струились слезы — и посмотрела на Кристал.

— Почему ты так уверена? Разве ты его настолько хорошо знаешь? Я слышала, он — конфедерат. Моя мама была чернокожая, и она говорила, что конфедераты ее ненавидели.

— Нет… он не такой… — прошептала Кристал. Внутренний голос подсказывал ей, что это правда. У Маколея обостренное чувство справедливости, и, зная это, девушка не могла представить, чтобы он, из-за какого-то нелепого инцидента и неподходящего цвета кожи, лишил Жерико всего, чем тот дорожил.

— Ты это точно знаешь, Кристал? Я ведь люблю! Жерико. Если его посадят в тюрьму, я с ума сойду.

Кристал потрепала Айви по руке.

— Не волнуйся, — как можно убедительнее произнесла она, чтобы и себя заставить поверить в то, что говорит, — хотя бы только на это короткое мгновение. — Закон… закон… закон существует не для того, чтобы губить людей.

Глава 16

Из самых доблестных бойцов

Я полюблю храбрейшего;

И заслужившему любовь

Отдам я свое сердце.

«Домотканое платье»

Кэрри Белль Синклер, сторонница конфедератов, племянница Роберта Фултона — человека, который изобрел пароход (1872 г.)

В половине четвертого утра Фолти вышвырнул из салуна последнего пьяного пастуха и запер входную дверь. Правда, в «спальных номерах» оставались еще двое клиентов. Их проводят девушки, когда обслужат их.

Кристал, собрав осколки разбитых бокалов, устало поплелась на кухню, решив, что в зале подметет утром. Она так вымоталась за вечер, что только и думала, как бы доползти до постели, но, направляясь в темноте к лестнице, девушка заметила, что в тюрьме еще горит свет.

Ей захотелось увидеть Кейна, но она подавила в себе этот порыв. Маколей в случае с Жерико вел себя безукоризненно; он был принципиален и справедлив. Кейн значительно вырос в ее глазах. Кристал так и подмывало Испытать его чувство справедливости на себе.

На стуле висел черный плащ Айви, который та забыла прихватить с собой наверх. Кристал, сама еще не зная, что собирается делать, не раздумывая взяла плащ.

Морозный воздух затруднял дыхание, и Кристал казалось, что она никогда не преодолеет несчастные сто футов, отделявшие салун от тюрьмы. С беззвездного неба, жеманно кружась в ночи, сыпались снежные хлопья — кокетливые предвестники вьюги. От холода не спасал даже теплый плащ. Кристал приближалась к тюрьме с единственным желанием — поскорее войти внутрь, хотя бы просто для того, чтобы погреться у теплой печки.

Охваченная тревожным волнением, она робко стукнула в дверь, которая почти сразу же распахнулась. Перед ней стоял Маколей, по-видимому несколько недовольный тем, что его потревожили. Он окинул взглядом ее завернутую в плащ маленькую фигурку, и досада на его лице сменилась коварным восторгом.

— Батюшки, да никак к нам пожаловала вдова Смит… — Кейн вновь заскользил глазами по черному плащу, скрывавшему ее формы, словно пытался вспомнить, как она выглядит в траурных одеждах, — задача, должно быть, не из легких, так как вся она, за исключением бледного овала лица, белевшего в плотных складках темного капюшона, была наглухо погребена под тяжелым сукном.

Кейн воззрился на Кристал долгим взглядом. Снег падал на ее плечи, ресницы, мороз немилосердно жалил щеки и губы, отчего они раскраснелись еще сильнее, а Кейн все смотрел и смотрел на нее. Беспокойство Кристал возросло. Маколей, судя по; выражению его лица, готов был согреть ее всей душой и телом.

— Я… я просто хотела поблагодарить тебя. Ты мастерски уладил конфликт в салуне, — тихо проговорила девушка, чувствуя себя неловко под его пронизывающим взглядом. — Я увидела свет в твоем окне. Пока салун не закрылся, я не могла прийти. Я понимаю, уже очень поздно…

— Входи. — Кейн отступил в сторону, пропуская Кристал в помещение. К ее удивлению, Маколей был в комнате не один. За столом, на котором были разбросаны карты и стояли бокалы с виски, сидел Жерико. Под потолком скопился табачный дым. Мужчины, очевидно, резались в покер.

— Пожалуй, мне пора, Кейн. — Жерико взглянул на Кристал. — Передай Айви-Роуз, чтобы ждала меня во вторник.

Девушка нахмурилась.

— Ты же знаешь, Фолти будет настороже. Тебя поймают.

Жерико, презрительно пожав плечами, влез в свой огромный тулуп из медвежьей шкуры и нахлобучил на голову шляпу. Кивнув Маколею, он шагнул из тесной комнатушки на улицу и растворился в морозной ночи.

— Почему он должен вечно тайком пробираться сюда, чтобы увидеться с Айви? Она его любит, он ее любит. Почему им нельзя быть вместе? — Девушка посмотрела на Маколея.

— Таков закон. Он не имеет права появляться в салуне, куда цветным входить запрещено.

— Это несправедливый закон. Я рада, что ты не веришь в него по-настоящему.

— Верю я в него или нет — это не имеет никакого значения. Я должен следить за соблюдением всех действующих законов.

— Ты не настолько жесток.

Кейн, не отрывая взгляда от лица Кристал, провел любовно по ее холодной щеке.

— Напротив, я — жестокий человек, дорогая. Страх снова проснулся и затрепетал в животе, словно пойманная бабочка. Девушка испугалась не самой угрозы, а того, каким тоном она была выражена. Кристал глянула в глаза Маколея, и ее охватило зловещее предчувствие.

— Если бы ты был жестоким человеком, ты арестовал бы сегодня Жерико. Но ты же этого не сделал.

— Он был не в самом салуне, а на кухне, куда ты его пригласила, и — смею добавить — поступила глупо, подтвердив это своими храбрыми речами. Хорошо, что Фолти не уперся. А то мне пришлось бы посадить в тюрьму не только Жерико, но и тебя.

Кристал похолодела. Ей и в голову не приходило, что, защищая Жерико, она рисковала собственной свободой.

— Неужели обязательно истолковывать все так буквально? Ты не хуже меня понимаешь: то, что произошло вечером, — дикость…

Кейн коснулся губ девушки, чтобы она замолчала.

— Я — шериф и стою на страже закона. Это мой долг.

— Однако ты сделал так, что справедливость восторжествовала.

— Если соблюдать закон, справедливость, как правило, торжествует.

Кристал с сомнением посмотрела на Кейна. Его губы медленно раздвинулись в улыбке.

— Что привело тебя сюда, Кристал?

— Хотела поблагодарить тебя. Ты молодец, что заступился за Айви с Жерико.

— Ну и, наверное, побеседовать со мной захотелось, да?

У Кристал как будто что-то опустилось внутри. Кейн, похоже, ждет от нее исповеди. У девушки вдруг пропало всякое желание разговаривать с ним.

— Я должна идти. Уже поздно.

Кейн, просунув руку под плащ, обхватил Кристал за талию и, притянув к себе, вкрадчиво произнес:

— Сначала ответь мне на один вопрос. Ответишь — отпущу.

Глаза Кристал тревожно заблестели.

— Что за вопрос?

— Пообещай, что ответишь, какой бы вопрос я ни задал. Иначе останешься здесь навсегда. — Кейн еще крепче обхватил ее за талию; губы изобразили некое подобие улыбки.

Кристал смотрела на Маколея. Он, должно быть, собирается спросить, откуда она родом или как зовут ее сестру, — в общем, что-то подобное. На такие вопросы она сообразит, что ответить. Как-нибудь выкрутится.

— Ладно, задавай свой дьявольский вопрос.

— И ты скажешь правду?

— Может, и не всю, — сухо отозвалась девушка, невозмутимо глядя Кейну в глаза.

Его улыбка не вселяла надежды на благополучный исход. Кейн усадил Кристал за стол. Заключив в ладони ее лицо, он поинтересовался:

— Скажи, кого ты любишь больше всего на свете?

Кристал удивленно вскинула брови. Такого вопроса она никак не ожидала. Ответ на него может быть только один: самый дорогой для нее человек — Алана. Ей нужно вымолвить всего два слова — «мою сестру», и Кейн немедленно отпустит ее.

Но, встретившись с ним взглядом, девушка испытала какое-то странное, необъяснимое волнение. Она безгранично любит свою сестру, но оттого ли, что они в разлуке с Аланой уже четыре года и неизвестно, когда увидятся вновь, Кристал вдруг засомневалась в том, что ответ на вопрос Кейна так уж прост. Вполне вероятно, что девушка давно позабыла ее. Алана живет в Нью-Йорке нормальной, полноценной жизнью; у нее есть муж, а теперь, наверное, и дети. Кристал порой даже задумывалась, обрадуется ли Алана ее возвращению. Прежней Кристабель ван Ален больше не существует. Дидье и Вайоминг лишили ее мягкости, беспечности, закалили характер. Она теперь чужая в аристократическом мире потомков голландских переселенцев. Может быть, вопреки всему, так чужой для них и останется. И наверное, поэтому не смеет сейчас она твердо заявить Маколею, что дороже сестры Аланы для нее никого нет. Но не только поэтому. Кристал знала, что по-прежнему горячо и беззаветно любит свою сестру, но, заглянув в глаза Маколею, девушка вынуждена была признаться себе, что на его вопрос есть и другой ответ. «Тебя», — робко нашептывало ее сердце.

Кейн явно был обеспокоен молчанием Кристал. Приподняв лицо девушки за подбородок, он ласково спросил:

— Что с тобой, Кристал?

— Я не могу ответить на твой вопрос, — не глядя на Маколея, отозвалась она.

— Воспоминания, — его голос стал хриплым, — причиняют тебе боль?

Кристал в отчаянии закрыла глаза. «Я несколько лет провела в психиатрической лечебнице для буйных душевнобольных. Ты веришь мне? Веришь?» Усилием воли выпихнув из головы мучительные мысли, она сказала:

— Я не желаю это обсуждать. И вообще, мне пора…

— Кто навлек на тебя беду? Мужчина? — продолжал допытываться Кейн с пугающим беспокойством в голосе, в котором слышалась ревность. — Если женщина приезжает в место, подобное этому, причина всегда одна — мужчина. Или он умер и оставил женщину без средств к существованию, или сбежал от нее. А с тобой что произошло?

— Я не могу об этом говорить…

— Он тебя преследует? Поэтому ты так спешно и покинула Кэмп-Браун? Может быть, он совершил преступление, а ты теперь заметаешь следы? Или пустилась в бега из-за каких-то своих грехов?

Кристал вскочила на ноги. От резкого движения стул с громким скрипом отлетел в сторону.

— Я уже миллион раз говорила, что не желаю ничего рассказывать.

— Проклятье, как я устал умолять тебя! Он гонится за тобой? В какую беду ты угодила, девушка? — неистово вопрошал он. Кристал взглянула на Маколея. Он вцепился в ее руку, до боли сжимая пальцами, так что девушка едва не вскрикнула.

— Прошу тебя… — прошептала она, понимая, что еще секунда-две, и она погубит себя, выложив ему все, что тяготит ее душу. «Меня держали в лечебнице для душевнобольных, для умалишенных, сумасшедших. Но я не виновна, честно тебе говорю… Поверь мне… Ты должен поверить…»

— Расскажи мне, расскажи…

Кристал прижала к ушам ладони, чтобы не слышать голоса Маколея, и, чуть не плача, проговорила:

— Никакого мужчины нет. Никто меня не преследует. И никого я не люблю.

Кейн с минуту изучающе смотрел на нее, словно определяя для себя, лжет она или нет. Затем, очевидно так и не решив, а может, ему это стало безразлично, он притянул девушку к себе и обжег ее губы поцелуем, который лишь подтверждал ее худшие опасения: Маколей не отступится от нее. Кристал ощутила во рту вкус виски, но это почему-то не вызвало у нее отвращения. В глубине души она жаждала этого поцелуя. Ей хотелось касаться Маколея, обнимать, вдыхать запахи его тела. Она любит его, желает близости с ним.

— Пойдем наверх. — Он грубо схватил ее за руку. В мерцающем свете лампы Кристал внимательно Разглядывала лицо Кейна. Он никогда не узнает, как хочется ей безропотно подчиниться ему. Если и есть на свете мужчина, к которому ее влечет, так это тот, что стоит сейчас перед ней. Потребность в нем терзает все ее существо тупой болью, и только он способен Унять эту боль. Она уже выдохлась, устала сопротивляться, бороться в одиночку. А он такой сильный.

— Ты ведь не воспользуешься моей беспомощностью, Маколей? — прошептала Кристал.

Она ощутила на своем виске его горячее прерывистое дыхание.

— Если тебя удерживает страх, девушка, знай: я тоже боюсь тебя. Я хотел бы освободиться от тебя, но ты — мое наваждение. И если ты — мое самое страстное желание в жизни, значит, и бояться я тебя должен больше всего на свете.

— Выходит, любовь — это наваждение? — едва слышно промолвила девушка, словно спрашивала саму себя. Заглянув в пучину его непостижимых холодных глаз, она не нашла там ответа. Наверное, и для: самого Маколея этот вопрос пока неразрешим.

Он молча взял ее за руку и потащил к лестнице. Кристал медлила, не зная, как поступить: покориться ему или вырваться и убежать. Кейн грубо тянул ее за собой, хотя в данной ситуации мог бы проявить и обходительность, — очевидно, виски притупило координацию движений. Оки будто вернулись в ту пору, когда она была пленницей разбойника Кейна: подталкивая перед собой девушку, Маколей подвел ее к лестнице и жестом приказал первой подниматься наверх.

— Нет, не сегодня, — прошептала Кристал, обрекая себя еще на одну ночь бесплодных грез и тоски.

— Сегодня.

— Нет, — противилась девушка, пытаясь высвободить руку из его цепких пальцев.

— Я хочу тебя. Ты хочешь меня. Если твои симпатии не отданы никому другому, что же тебя удерживает?

Взгляд Кристал метнулся к звезде, приколотой к рубашке Кейна. К маленькому кусочку олова о шести концах. Наверное, даже направленное в лицо дуло огнестрельного оружия пугало бы ее меньше, чем этот невзрачный значок.

Кейн проследил за взглядом девушки. Его рука потянулась к груди. Он отстегнул звезду, и шестиконечная оловянная пластинка, тихо звякнув, упала на пол.

— Ты снял звезду, но не перестал быть шерифом.

— На эту ночь перестал.

— Это только видимость.

— Все это и так одна сплошная видимость. — Он погладил девушку по волосам, по щеке,словно никак не мог насытиться ощущением ее близости.

— Неправда. Закон для тебя все. Ты сам говорил. Кейн, ты ведь не знаешь, кто я. Ничего не знаешь о моем прошлом.

Маколей схватил Кристал за плечи и встряхнул — не больно, даже как-то мягко и нежно, но в его движениях чувствовалась скрытая сила, что напоминало ей Кейна-разбойника.

— ~ Может быть, я и не хочу знать. Может быть, я все ночи напролет сижу здесь и спрашиваю себя, должен ли я телеграфировать Роуллинзу, чтобы он распространил твой словесный портрет. Я только и думаю об этом, и даже виски не помогает мне забыться. Однако я ничего не предпринял. Почему, Кристал, как ты думаешь?

— Телеграф не работает из-за снегопада. Ты просто не можешь связаться с Роуллинзом, — шепотом отозвалась Кристал.

— Ты знаешь, что это ложь. — От его резкого тона Девушка вся внутренне сжалась; откровенная страсть и отчаяние в его взоре тоже внушали ей страх. Кейн терзался сомнениями. И как ни странно, она понимала его состояние. Нынешняя ситуация в какой-то степени напоминала дни плена в Фоллинг-Уотере, когда она, нуждаясь в покровительстве Кейна, испытывала потребность доверить свою судьбу свирепому разбойнику. Только теперь они поменялись ролями. Маколей перевоплотился в законопослушного гражданина, а она — в преступницу.

— Может быть, все ложь, — глухо просидел он, — все, кроме наших чувств. Даже ты не посмеешь это отрицать. — Маколей снова прижался губами к ее губам, грубо смяв их, как завоеватель, утверждающий свою власть. Кристал не хотела подчиняться ему, но ведь он прав. То, что существует между ними, возникло и окрепло среди опасностей и тяжких испытаний. Он ни в чем не похож на мужчин, с которыми сталкивала ее жизнь; такого, как он, она никогда больше не встретит. Их будущее, если оно вообще у них есть, безрадостно и уныло. Но, изнемогая под натиском его языка, с исступлением вонзающегося в ее рот, ощущая в своих чреслах огонь, раздуваемый его страстными прикосновениями, Кристал не представляла, где взять силы, чтобы противостоять Маколею, если она жаждет этого мгновения каждым своим вздохом, мечтала о нем во время долгих скитаний.

Кейн оторвался от губ девушки и поволок ее наверх, перескакивая сразу через две ступеньки. Его спальня была немногим лучше ее комнатки в салуне: стены и деревянный пол — голые, из обстановки — новенькая полированная конторка наподобие той, что вез на продажу Генри Гласси, и железная кровать.

Кристал закрыла глаза, пытаясь рассуждать здраво. Отдавшись Маколею, она вместе с девственностью лишится всего, что свято оберегала все эти годы. Она подарит ему свое тело и сердце, и, когда он уйдет, у нее вообще ничего не останется.

Девушка непроизвольно отступила от кровати, но Кейн быстро запер на задвижку дверь. Она и вздохнуть-то, как следует не успела, а он уже вновь с ожесточением прижимался к ее губам. Его поцелуй был глубокий, пылкий и, наверное, опьянил бы ее, если бы она желала его и ждала. Но сейчас Кристал думала лишь о том, что Кейн покинет ее, уедет из города и увезет с собой все самое ценное, что только женщина может преподнести в дар мужчине. Кристал стала вырываться из его объятий и, когда ее усилия наконец-то увенчались успехом, выдохнула:

— Нет. — Но мужчина, стоявший рядом с ней, уже сбросил маску благородства и из шерифа превратился в бесцеремонного бандита с железной хваткой.

Кристал вскинула руку, намереваясь оттолкнуть Кейна, но его тело давило на нее, словно свинцовая гиря. Гневно сверкая глазами, она выговорила:

— Так нельзя. Я не готова к этому. Отпусти…

— Отпустить? — пророкотал он, уткнувшись в ее хрупкую шею. — Я искал тебя, приехал сюда за тобой, даже не зная, кто ты на самом деле. Твоя скрытность сводит меня с ума. Любовь — это наваждение, Кристал? Я не отпущу тебя, пока не выясню. — Его могучее гибкое тело напряглось, готовое к борьбе, рот с умопомрачительной силой втягивал ее губы. Кристал пыталась ударить Кейна, но он прижимал ее к себе, и она никак не могла удобно занести руку. В порыве отчаяния она вцепилась ногтями в лицо Маколея и стала царапать, пока он не отступился.

Кейн смотрел на девушку, освещаемую неровным огоньком лампы. Их взгляды скрестились. Тяжело дыша, они стояли друг против друга, как бы настраиваясь на решительную схватку. В глазах Маколея читался один вопрос: «Почему у нас всегда должно быть так?», но губы были упрямо сжаты; он твердо решил овладеть ею, пусть даже ценой невыносимых мук.

Кристал медленно перевела взгляд на свою поднятую руку. Знакомая песенка. Только на этот раз развязка будет однозначной: они соединятся. Это чувствовалось и по витавшему в воздухе напряжению, излучаемому их прикованными друг к другу глазами, и по нежному прикосновению его ладони, и по тому, как начинало бешено колотиться ее сердце, когда она представляла на себе его обнаженное тело, изливающее в нее всю свою злость и любовь. Ей суждено сегодня испытать физическую боль, но, говоря по чести, ока желает этой близости еще сильнее, чем он сам. В глубине души она мечтает прижимать его к себе и, как ни прискорбно в этом сознаваться, жаждет, чтобы он своими ласками заставил позабыть ее и о Нью-Йорке, и о лечебнице «Парк-Вью», и даже о гнусном ненастье за окном и хотя бы на короткое мгновение поверить, что для нее весь мир сосредоточился в нем одном, и нет никаких других мыслей, чувств и ощущений.

Кристал нерешительно опустила руку. Сердце разрывалось на части — слишком уж велика цена капитуляции, особенно для девушки знатного происхождения, рассчитывавшей лечь в постель с мужчиной только после того, как их отношения будут официально узаконены, для девушки, которая в течение долгих лет лишений и невзгод ревностно оберегала свою честь — самое святое и дорогое. Правда, тогда она еще не знала любви. Кристал полагала, что сломить ее дух могут лишь жестокость и насилие. Но любовь — враг более опасный и коварный.

И вот любовь победила.

Кейн, вновь найдя губы девушки, издал глубокий гортанный рык, довольный ее покорностью. Кристал не противилась: она раскрыла рот навстречу его напористому языку и жалко застонала от предательского наслаждения.

Целуя ее, Маколей выпутался из мундира и красной фланелевой рубашки. Ладони девушки потянулись к его волосам, нечаянно сбив с головы ковбойскую шляпу. Кейн обеими руками обхватил Кристал за талию, едва не оторвав от пола.

Подгоняемый ненасытной страстью, он снял портупею, повесив ее на железную спинку кровати, затем стряхнул с плеч подтяжки и начал расстегивать на Кристал шемизетку, наконец-то дав передышку девичьим губам. Его крупные пальцы, слишком хорошо знакомые с процедурой раздевания женщин, с непростительным проворством и ловкостью вытаскивали из петель пуговки. Через несколько секунд кружевная шемизетка — ажурный белый флаг, пушинкой пропорхав в воздухе, опустилась на широкополую шляпу, молочной пеной светлея на черном фетре.

— Иди сюда. — Кейн взял девушку за руку и подвел к кровати. Поцеловав ее, он нагнулся и стал снимать сапоги. Кристал, не в силах больше прятать свои чувства, с волнением во взоре наблюдала за действиями Маколея; губы вспухли и покраснели от его немилосердных поцелуев.

Сапоги один за другим тяжеловесно плюхнулись на пол, и Маколей вновь прильнул к губам Кристал, заключив ее в объятия. На этот раз девушка с готовностью ответила на поцелуй Кейна, забирая его губы в свои, словно и она тоже спешила насладиться даром судьбы.

Их уста ласкали друг друга, а Кейн в это время расстегивал пуговку за пуговкой на ее ситцевом платье. Его пальцы, стремившиеся поскорее добраться до корсета, начали расцеплять крючки еще прежде, чем он снял с Кристал платье. Губы Маколея переместились на ее шею и, зажав рокотавший в нем стон, заскользили вниз, к двум вздымающимся под сорочкой бугоркам, оставляя на коже огненный след.

Кристал тихо всхлипнула. Она желала близости с Кейном каждой клеточкой своего существа, и в то же время ей было страшно. Девушка, будто ей требовалось обо что-нибудь опереться, непроизвольно обхватила ладонями склоненную голову Маколея; тот, не замечая слез Кристал, продолжал ласкать ее губами. Но, когда он вновь потянулся рукой к корсету, на тыльную сторону ладони, поросшую темными волосками, упала маленькая капелька. Изумленно, как на незваную гостью, уставился он на слезинку, переливавшуюся на его руке, словно бриллиант, затем впился в лицо Кристал своими серыми, под цвет конфедератских мундиров, глазами, в свете лампы казавшимися еще более холодными и бездонными.

Девушка едва ли сознавала, что плачет. Она не рыдала, не причитала; слезы текли из ее глаз под воздействием чувства, которое она не могла выразить словами. Кристал коснулась ладонями своих щек и, будто сама удивившись тому, что они мокрые, стала отирать струящуюся влагу. Она ждала поцелуя Кейна, но тот не двигался.

— Почему ты плачешь? — прошептал он, задыхаясь, как человек, терзаемый нестерпимыми муками.

Кристал не отвечала, продолжая отирать ручейки слез на щеках.

Кейн отвел ее ладони от лица и прижал к бокам.

— Я никогда не причиню тебе боли, девушка, — с настойчивостью в голосе зашептал он. ~ Я не хочу насиловать тебя. Я бываю зол и ожесточен, но ты же знаешь: я не теряю самообладания… Я буду с ума сходить… но все равно остановлюсь… — Маколей, казалось, давился словами. — Но, Боже, или откликнись на зов моей души, или отпусти ее.

Как Кристал и предполагала, Кейн предоставил ей самой принять решение. Потому-то она так долго и упорно сопротивлялась. Имея возможность выбирать, она пойдет на поводу у своего сердца: отдастся Маколею. И, когда он уедет, судьба не замедлит выставить ей счет. Укоряя себя за малодушие, она лишь усугубит свои страдания.

Кристал коснулась губ Маколея. Их кажущаяся жесткость не была обманчивой. Кейн поцеловал пальцы девушки, слизывая с подушечек соленую влагу. Кристал отняла от лица Маколея свою ладонь. И прижалась ртом к его губам.

Их уста слились в поцелуе, но Кейн уже больше не принуждал девушку. Она сама целовала его, целовала так же страстно и горячо, как в Кэмп-Брауне, на прощание. Только теперь ей незачем урезонивать себя. Каждый миг этой ночи она сохранит в своем сердце.

Кейн положил Кристал на кровать, затем чуть отстранился от нее, посмотрел в глаза и, будто наконец разгадав в них тайну, со вздохом облегчения расстегнул нательную шерстяную фуфайку и стряхнул ее с себя. Кристал сладко поежилась — она не помнила, чтобы раньше видела Кейна обнаженным по пояс. Грудь у него была широкая, мускулистая, густо поросшая темным пушком и до того горячая, что Кристал разомлела от тепла, проведя ладонями по массивным мышцам.

Кейн опустился на кровать и, стоя на коленях, стал расстегивать брюки. Кристал невольно представила, как он лежит на ней, в экстазе выгибает спину, открывая ее взору свое изуродованное горло, и она притягивает его к себе за шею, и жадно приникает губами к шраму. Этот человек принадлежит только ей, ей одной.

Не стыдясь своей наготы, словно он перебывал в сотнях борделей а компании сотен женщин, Кейн привлек к себе девушку и принялся освобождать ее от одежды. Первым делом он отвязал с лодыжек бубенчики. Бросив на Кристал предостерегающий взгляд, который, очевидно, означал: «Не смей больше это надевать», Маколей отшвырнул бубенчики в угол комнаты и взялся за корсет.

Его искусные пальцы свидетельствовали о том, что в своей жизни он раздел немало женщин. Кристал пыталась прогнать эту мысль из головы, но жгучая, омерзительная ревность все равно вползала в сердце. К счастью, Кейн помог ей. Накрыв ее рот своим, он поцелуем в считанные доли секунды избавил ее от боли и дурных воспоминаний, взамен разжигая в ней жажду наслаждения.

Словно кудесник, почти не дотрагиваясь до тела девушки, Кейн снял с нее корсет, чулки и подвязки, беспорядочной кучей сваливая вещи возле кровати. Подол платья задрался к поясу; истончавшая от долгой носки хлопчатобумажная материя не могла противостоять его жадным пальцам. Ткань затрещала в нескольких местах, когда Маколей выдернул юбку платья из-под ее бедер. Но Кристал это ни чуточки не опечалило. Она только и глядела на склоненное над ней обнаженное мужское тело: длинное, гибкое, мускулистое, разгоряченное — впечатляющий образец возбужденного самца.

Кристал вздрогнула, когда руки Маколея проникли под ее сорочку. Развязав белые хлопчатобумажные панталоны, он потянул их вниз, костяшками пальцев бороздя ее мягкие ягодицы, распаляя в ней чувственность. Ее наготу теперь скрывала только нижняя сорочка. Тонкая материя, ставшая полупрозрачной от многочисленных стирок, плотно облегала бюст девушки; соски заметно выпирали. Кристал хотелось закрыть руками грудь, чтобы хоть как-то оградить себя от пристального взгляда Маколея, но она решила не выказывать ложной скромности. Хотя тело ее все еще оставалось девственным, дух давно уже утратил невинность. За годы скитаний ей много всякого довелось перевидеть и испытать, так что она прекрасно знала, чем занимаются в спальне. Поэтому девушка продолжала держать руки по швам, позволяя Кейну водить пальцами вокруг ее сосков, пока они не затвердели, словно бутоны, а сама она не задышала часто-часто в исступлении неутоленной страсти.

Кейн легким поцелуем коснулся губ девушки, затем резким движением приподнял край сорочки и большим пальцем взъерошил заветный треугольник чек волос. Кристал охнула от неожиданности; по телу разлилась нега. С напряженной сосредоточенностью, в лице Маколей принялся стягивать сорочку — последний покров стыдливости. Он осторожно обнял ее бедра, живот и, наконец, груди, сосборив ткань у шеи, потом захватил ртом твердый сосок и стал ласкать его языком, пока не услышал короткий потерянный стон.

Тогда он рывкам снял сорочку через ее голову, и та сползла к запястьям. Кристал лежала под ним с вытянутыми над головой спутанными руками, а Маколей разглядывал девушку. Свободной ладонью он с нескрываемым удовольствием во взоре скользнул по изгибам ее тонкой талии, затем рука его двинулась вверх, словно он не мог устоять перед искушением потрогать ее роскошные молочной белизны груди. Он заключил в ладонь один бугорок нежной плоти, обжигая его жаром своей кожи и взгляда.

Кристал, ничуть не стыдясь пробудившихся в ней похотливых желаний, повернула голову набок и закрыла глаза, затем вдруг, не в силах больше демонстрировать показное безразличие, выгнула спину, всем телом приникая к Кейну. Когда его губы нащупали второй сосок, девушка попыталась сбросить с запястьев сорочку, но у нее ничего не получилось, и она в отчаянии застонала. Маколей не стремился предоставить ей свободу. По тому, как он гладил ее живот, а потом зарылся пальцами в пушок на лобке, девушка поняла, что Маколей хочет обладать ею безраздельно.

Кристал думала, что сойдет с ума от его ласк. Вновь отвернувшись, она, чтобы не закричать от наслаждения, до боли прикусила губу, вдавливаясь в нее зубами, пока не ощутила на языке ржавый вкус собственной крови. Девушка инстинктивно сдвинула ноги, когда Маколей пальцем вторгся в ее промежность, но он все же успел окунуть его в соки ее тела. С необъяснимым ужасом и трепетом, словно завороженная, наблюдала она, как он обмазал тягучей жидкостью ее соски, а потом облизал их один за другим, будто и ему требовалось впитать в себя все ее существо.

Кейн продолжал любить Кристал, каждой лаской, каждым нежным касанием изумляя ее, приводя в восторг. Она купалась, блаженствовала в ароматах его тела, источавшего дух дорожной пыли, лошадиного пота и еще какой-то особенный запах, совсем не такой, как ее собственный, запах мужского естества, готовая отдать себя всю без остатка этому опасному, Непредсказуемому человеку.

Намереваясь завершить акт любви, Маколей сдернул сорочку с запястий девушки. — Трогай меня… всюду… — прошептал он, устрашаясь между ее белыми бедрами, накрывая хрупкую девичью фигурку своим упругим телом. Кристал повиновалась, млея от соприкосновения с его колючим щетинистым подбородком, с твердым прессом живота, с каменными выпуклостями рук. От такого букета ощущений, которых она дотоле не знала, у девушки сладостно кружилась голова.

Кейн дышал тяжело, кожа на лице натянулась. Снедаемый нетерпением поскорее слиться с Кристал, он пальцем отыскал укромную впадинку между ее ногами и, не медля ни секунды, будто страсть испепелила в нем все человеческое, оставив лишь животные инстинкты, с ожесточением вонзился в девушку.

И наткнулся на неожиданное препятствие.

Маколей замер, словно пораженный ударом молнии; его застывшее тело дрожало, как натянутая тетива. И хотя Кристал ощущала в себе возбужденный кусочек его плоти, она еще не утратила девственности. И перед Кейном возникла нежеланная дилемма.

Девушке, хотелось спрятаться от недовольства в его лице. Вся ее ложь получила теперь красноречивое опровержение. Она не вдова, не проститутка. Ее прошлое, как было, так и осталось загадкой.

— Это же черт знает что, Кристал, — прошептал Маколей, зарывшись лицом в спутанные пряди белокурых волос, обрамлявших ее нежную шею. — Будь оно все проклято, — по-прежнему шепотом добавил он, но с каким-то остервенением в голосе, будто ругался. Затем так же неожиданно, как и замер, когда наткнулся на девственную плеву, сильным толчком погрузился в ее чрево, и Кристал ощутила у себя внутри тихий хруст, напоминавший треск рвущейся простыни.

Маколей не дал ей времени почувствовать боль. Он двигался на ней, как дикий жеребец, пытающийся избавиться от седла, вонзался в нее и отстранялся с неистовостью, обращавшей боль в наслаждение. С каждым толчком ее чресла наливались какой-то неестественной зудящей тяжестью, и вскоре она уже не состоянии была лежать безучастно. Словно опасаясь глубины новых для нее сладостных ощущений, Кристал пыталась сдерживаться, но все безрезультатно. Кейн владел секретом, который ей во что бы то ни стало нужно разгадать, иначе она потеряет рассудок.

Постепенно Кристал полностью подчинилась Маколею, позволяя ему вести ее туда, куда она мечтала попасть, с изумлением отмечая, что, услаждая ее, он сам распаляется еще сильнее. Кейн двигался энергично; его кожа лоснилась от пота, хотя печка в комнате поостыла. Их тела удивительно точно дополняли друг друга: когда он отталкивался от нее, она инстинктивно вжималась в него, когда он приникал к ней, она расслаблялась под его натиском. И вот настал тот миг, когда оба почувствовали: еще немного, и они провалятся в бездонную пропасть.

Кристал даже не подозревала, что Маколей вынашивает в сердце бесчестный план, но он вдруг с мучительным стоном вновь застыл на ней, раз и навсегда доказав, что в жилах его течет не кровь, а расплавленная сталь. Девушка вскрикнула, терзаемая той же мукой, что и он, а потом поняла, что Кейн подстроил ей ловушку. В этот момент она готова была пообещать, выдать ему что угодно, лишь бы только он довел ее до желанного экстаза.

— Не смей больше убегать от меня, — тяжело проскрежетал Маколей, содрогаясь внутри нее, и Кристал подумала, что он, должно быть, высечен изо льда, если способен заставить себя остановиться вопреки мольбам собственного тела, вопреки невыносимым страданиям. — Поклянись мне, девушка… скажи… что никогда больше не покинешь меня…

Кристал жалобно застонала, глядя на железную кровати, где висела портупея с шестизарядными револьверами. Сейчас она подпишет свой смертей приговор.

~~ Клянусь… я никогда не оставлю тебя… никогда, — повторила она, своими телодвижениями побуждая его проявить милосердие.

Кейн покорился. Сделав еще несколько толчков, он стиснул зубы и погрузился в самую глубь ее, извергая фонтан спермы. В безумном исступлении Кристал впилась ногтями в его спину, откинула назад голову и тесными объятиями скрепила свой союз с дьяволом.

Глава 17

Пробудившись, Кристал разжала веки и тут же почувствовала резь в глазах. В окно, отражаясь от снега, струился яркий, ослепительный свет утреннего солнца. Девушка, прикрыв глаза рукой, повернулась на спину. Она сознавала, что лежит не в своей кровати, но пока еще не могла сообразить, где находится. Комната была ей незнакома. Не исключено, что она проснулась на луне. В промежности ощущалась тупая боль — приятная, но прежде ей неведомая; мышцы обмякли, тело ломило от усталости, словно она только что преодолела горный перевал. Однако все это — лишь отголоски какого-то важного события в ее жизни. Глаза Кристал наконец-то привыкли к яркому солнечному свету, заливавшему кровать, и она обнаружила причину своего расслабленного состояния.

Рядом, обхватив ее ноги своими, спал Маколей. Их тела прикрывал беспорядочный ворох измятых простыней и одеял, будто по кровати пронесся ураган. У Девушки запылали щеки, когда она вспомнила истинную природу этого урагана.

Кристал остановила взгляд на Маколее. Кожа у него восхитительно-теплая, единственный источник тепла во всей комнате, — ведь печь остыла задолго до рассвета; Как странно, что подле нее лежит обнаженный мужчина. Странно и боязно. Уж больно он близко. Будто она находится в постели со спящим волком. Он может проснуться в любую минуту.

Опасаясь встревожить Маколея, Кристал не шевелясь разглядывала его, и сердце ее наполнялось необъяснимой, непрошеной нежностью. Во сне он казался совсем беззащитным, и она упивалась этим невероятным зрелищем. Сейчас Маколей и отдаленно не напоминал разбойника с холодным взглядом из пресловутой банды Кайнсона; не был похож он и на сурового шерифа, грозившего искоренить в городе порок. Рядом с ней, по-хозяйски распростершись на постели, дыша ровно и глубоко после изнуряющей ночи любви, крепко спал самый обыкновенный мужчина, только очень красивый.

Рот чуть приоткрыт, лоб гладкий, безмятежный — сейчас сознание Маколея не томили беспокойные мысли. Кристал хотелось коснуться его щек, провести пальцами по тоненьким бороздкам возле губ, потрогать темно-каштановые волосы, за многие годы, проведенные в седле под палящим солнцем прерии, порыжевшие в отдельных метах, — она впервые это заметила. Его грудь, частично прикрытая одеялом, вздымалась и опускалась размеренно, неодолимо притягивая к себе ладонь девушки. Ей не терпелось вновь почувствовать, как напрягаются его мышцы от ее прикосновения, не терпелось ощутить под своей рукой соблазнительную жесткость курчавых волосков, ручейком убегавших к низу живота, к тем частям тела, которые в данный момент, слава Богу, были невидимы.

Маколей со стоном повернулся на спину, предоставив Кристал возможность встать с кровати. Она надеялась, что успеет одеться и уйти прежде, чем он проснется. Пристальный мужской взгляд на ее нагое тело прошлой ночью привел девушку в замешательство. Сейчас же, омываемая сиянием утреннего солнца, она чувствовала себя еще более обнаженной.

Кристал осторожно приподнялась на локте. После, бурной утомительной ночи ее движения стали медлительными и ленивыми. Она попыталась сесть, но несколько прядей ее волос оказались придавленными массивным плечом Маколея.

Девушка озадаченно смотрела на Кейна, раздумывая, как бы ей высвободить плененные локоны, не потревожив его сон. Будь у нее под рукой ножницы, она не колеблясь срезала бы волосы, лишь бы только не выставлять ему на обозрение свою наготу, сгорая от стыда, смущения, страсти и страха. Он коварством выудил у нее клятву не убегать от него, но, возвращенная в реальный мир немилосердно слепящим утренним светом, Кристал не представляла, как сумеет сдержать свое обещание. «Меня же держали в лечебнице… в лечебнице для умалишенных…» Она не желает, чтобы Маколей, заглянув ей в глаза, понял, что она по-прежнему вынуждена лгать ему. Не желает.

Так ничего и не придумав, Кристал опустила ладонь на матрас и потянула из-под плеча Кейна свои волосы. Ей удалось высвободить дюйм-два, но Маколей не проснулся, и это придало девушке смелости. Она дернула опять, еще и еще, с каждым рывком отвоевывая частичку пряди. И наконец вытащила ее всю, громко вздохнув от облегчения. Но встать с кровати не успела, внезапно оказавшись прижатой к груди Маколея.

— Привет, — пророкотал он; его обычно холодные глаза лучились смехом.

— Доброе утро, — чинно ответила Кристал и смутилась: до чего же нелепо в подобной ситуации столь Церемонное приветствие, тем более что она лежит на Нем абсолютно голая, упираясь сосками в его волосатую грудь, а ладони Маколея — такие теплые — уютно расположились на ее ягодицах.

— Который час? — возбуждающим эхом отозвался в ее груди его густой вибрирующий голос.

— Поздно уже, — прошептала Кристал, не осмеливаясь сползти с Маколея, иначе она продемонстрирует не только свой обнаженный бюст.

— Тогда вообще не будем вставать. — Он приподнял голову и поцеловал одну ее грудь.

Кристал хотелось отстраниться от него, но она понимала, что, если попытается, Маколей тут же захватит губами ее сосок. Она и слова вымолвить не успеет как он полностью подчинит ее своей власти.

— Я… меня ждут дела, правда… прошу тебя, не надо…

— Ты же знаешь, дорогая, Фолти не придет сюда за тобой. — Он сжал ее ягодицы. До чего же сильные у него пальцы, просто невероятно.

— Но…

Маколей поднес руку к лицу девушки и убрал назад падающую на ее глаза прядь волос.

— Но ты не привыкла заниматься любовью в дневное время. И не только в дневное время, не так ли?

Кристал не отвечала, вспоминая минувшую ночь. Овладев ею в первый раз, Маколей встал с кровати и, зачерпнув из таза воду кувшином с обитыми краями, смыл с себя кровь, потом вручил ей влажную салфетку, чтобы и она привела себя в порядок. Вся процедура была проделана в абсолютном молчании, без единого слова или вопроса. С лица Маколея не сходило серьезное, почти торжественное выражение, словно, лишив ее девственности, он честно исполнил свой долг, хотя и предпочел бы не обременять себя подобной обязанностью. Но потом, сочтя, что неизбежное свершилось, Маколей вернулся в постель и еще дважды овладел ею, будто убеждая себя, что она вообще никогда не была девственницей.

— Для кого ты себя берегла, Кристал? — тихо спросил Маколей, выводя девушку из раздумий.

«Для тебя», — хотела сказать она, но промолчала-

— Ну-ка, покажись, какая ты. — Сняв с себя Кристал, он сел на кровати. Девушка прижала к телу простыню, но Кейн убрал ее. Стоя перед ним на коленях в позе рабыни, Кристал чувствовала, как смелый взгляд Маколея блуждает по ее грудям, бедрам. Оскорбленная и униженная, она даже не смела поднять на него глаза.

Взяв девушку за подбородок, Кейн заставил ее посмотреть ему в лицо. Взгляд его был невозмутимый и беспристрастный; в отличие от Маколея Кристал не могла оставаться столь же хладнокровной.

Он провел ладонью по спутанным волосам на ее затылке — еще одно свидетельство бурной ночи — и, глядя ей в глаза, сказал:

— Ты прекрасна, Кристал. От всех других мужчин прячь свою красоту, а от меня — не надо.

Не в силах больше вынести его пристальный взгляд на своем обнаженном теле, девушка схватила измятую простыню и прижала к груди.

— Прекрати, прошу тебя… я стесняюсь.

— А чего теперь стесняться-то? — Еще раз пробежав глазами по хрупкой фигурке девушки, застенчиво державшей у груди простыню, Маколей вдруг улыбнулся. — Чего ты испугалась? Думаешь, я выискиваю в тебе изъяны?

— Может быть. Не понимаю, что ты так на меня уставился. К тому же здесь слишком светло. — Кристал осмотрелась, проклиная яркий солнечный свет, льющийся в два больших окна спальни. Теперь она догадывалась, почему Дикси с Айви не пожелали поселиться в комнате с окнами на восточную сторону. В ослепительных лучах утреннего солнца чувствуешь себя потерянной и ничтожной.

— Нет, я не выискиваю изъяны. — На губах Кейна по-прежнему играла дерзкая улыбка. — Но, пожалуй, ты слишком худа. Это я заметил и без света.

Кристал, вконец разнервничавшись, сердито сверкнула на него глазами.

— Мне не очень-то сладко жилось с тех пор, как я уехала из Кэмп-Брауна. Или ты полагаешь, я каждый вечер ужинаю в «Дельмоникос». — Она резко отвела взгляд. — Тебе просто хочется, чтобы у меня был такой же огромный бюст, как у Диксианы, вот и все.

— К твоему бюсту я претензий не имею. — Он, едва касаясь, пробежал кончиками пальцев по не прикрытой простыней части грудной клетки.

Ребра у девушки действительно довольно заметно выступали под кожей. Кристал, окончательно смутившись, натянула простыню на оголенный бок, но при этом обнажила одну грудь. Маколей, не давая девушке опомниться, тут же завладел аккуратненькой округлостью. Большим пальцем неистово теребя сосок, он склонился над Кристал и прошептал:

— Ах, не волнуйся… грудь у тебя что надо… — В глазах Кейна, устремленных на кусочек роскошной плоти в его ладони, вспыхнули возбужденные огоньки. — Диксиана о такой может только мечтать…

— А ты откуда знаешь? — спросила Кристал, задыхаясь от наслаждения и муки в сердце, вызванной мыслью о том, что суждение Маколея основано на личном опыте.

— Я не способен отличить проститутку от девственницы, вдову от беглянки, но в женских грудях толк понимаю. На этот счет будь спокойна, дорогая. — Уголки его рта приподнялись в ироничной хитрой усмешке. Прильнув в поцелуе к губам Кристал, он уложил ее на матрас, и через некоторое время спутанных волос на затылке девушки заметно прибавилось.

Глава 18

Метис неторопливо слез с коня возле гостиницы. К парадному подъезду один за другим подкатывали экипажи, из которых с помощью своих спутников или швейцара высаживались облаченные в бархат дамы; сами они слезть не могли, поскольку их белые ручки были упрятаны в меховые муфты. Гостиница «Фэрли» — самая роскошная а Сент-Луисе. Ее выстроили в стороне от железной дороги, чтобы угольная пыль и зола не коптили позолоту здания, в котором не брезговали останавливаться такие знаменитости, как Генри Томпкинс Пэйдж Комсток^[18], Марк Твен и генерал Джордж Кастер^[19] с супругой. В рекламных объявлениях и проспектах указывалось, что «Фэрли» ничуть не уступает по классу отелям Бостона и Нью-Йорка и готов предложить гостям все современные удобства, а также порадовать их глаз изящным интерьером в стиле эпохи Людовика XV. И действительно, те, кто мог позволить себе провести ночь на пуховых перинах «Фэрли», охотно подтвердят, что под крышей этой гостиницы нашли райское отдохновение от нескончаемого скрипа несущихся на запад пульмановских вагонов.

И хотя на фоне грязных дорог и крытых повозок, окружавших салуны, переполненные пьяной нечистью, отель «Фэрли» особенно поражал своим надменным великолепием, метиса это не смутило. Он вообще редко испытывал смущение. Возможно, Белый Волк всегда держался столь самоуверенно потому, что был очень высок ростом, более шести футов, но, вероятнее всего, он просто сознавал, какое впечатление производит на людей его бесчувственный взгляд, унаследованный им от отца, индейца из племени пауни. Много лет назад пауни напали на обоз, сожгли все повозки, а один индеец изнасиловал его мать.

Да уж, мало кто рискнет бросить вызов Белому Волку. К несчастью для многих, мать его оправилась от ожогов и родила сына. Но, очевидно, из ненависти к человеку, надругавшемуся над ней, она без раскаяния колотила своего внебрачного ребенка-полукровку. Мальчику оставалось одно из двух: или убежать из дому, или каким-то образом заставить ее прекратить издеваться над ним. Он выбрал второе. В пятнадцать лет Белый Волк насмерть забил дубинкой свою мать и стал скитаться по фортам и резервациям, и из подростка превратился в мужчину. Этот мужчина только что вошел в вестибюль гостиницы «Фэрли». Мужчина, в совершенстве владеющий своим жестоким и безжалостным ремеслом.

— Чем могу служить? — Хозяин гостиницы, томный женоподобный человечек, подсеменил к метису, и унюхав зловонный запах прогорклого медвежьего жира, как бы невзначай приложил к носу носовой платок.

Метис не удостоил его своим вниманием. Он разглядывал отделанный позолотой и хрусталем вестибюль, должно быть, высматривая кого-то из знакомых. С дивана, обитого ярко-красной тканью, у дальней стены вестибюля поднялся мужчина пятидесяти пяти лет, внешне очень приятный, с поразительно голубыми глазами и седоватой бородкой клинышком. Он глянул на золотые часы, которые вынул из темно-синего шелкового жилета, и удовлетворенно кивнул.

Хозяин отеля в замешательстве покачал головой, провожая глазами прошагавшего мимо него метиса с винчестером на плече, словно тот находился не в самом центре большого города Сент-Луиса, а в каком-то пустынном районе Дакоты.

«Скорей бы уж и сюда пришла цивилизация», — подумал щеголеватый мужчина. Вдоль железной дороги с каждым днем вырастали новые и новые здания, и если бы стук молотков провозгласили гимном штата, наверное, никто бы не удивился. Но пока, — хозяин отеля вновь взгромоздился на высокий стул за богато инкрустированной конторкой из орехового дерева, и его плечи резко опустились, — пока бесполезно пытаться убедить людей в том, что Сент-Луис такой же цивилизованный населенный пункт, как и любой город на Восточном побережье. Это Миссури. Мужчинам здесь ничего не стоит заявиться в гостиницу с оружием. Запад, он и есть Запад, и никуда от этого не денешься.

Метис отказался присесть, — возможно, потому, что диван с обивкой из красивой материи французского производства казался ему менее удобным, чем изъеденный муравьями пень. Джентльмен же, к которому он подошел, вновь опустился на свое место, скользнув по метису равнодушным взглядом, означавшим, что тот заслуживает внимания не больше, чем прислуга.

— Сколько ты просишь за то, чтобы найти ее? — Джентльмен, вскинув седоватую Бровь, устремил бесстрастный взгляд на безвкусно выполненную маслом картину в позолоченной раме с изображением Прометея,

Белый Волк оглядел вестибюль, как бы оценивая возможности человека, который может себе позволить остановиться в таком дорогом отеле.

— Тысячу долларов.

Мужчина с бородкой клинышком хохотнул и посмотрел на метиса.

— Я дам тебе двести и ни цента больше. А то мне не хватит, чтобы расплатиться за проживание в этом сарае. — Он жестом указал на вестибюль. — За ту же цену я мог бы прекрасно устроиться в лучшем люксе отеля на Пятой авеню в Нью-Йорке.

Метис опять обвел взглядом вестибюль. Красивее отеля, чем «Фэрли», ему видеть еще не доводилось. Пренебрежительный отзыв собеседника привел Белого Волка в недоумение.

— Ну что, согласен? Мне говорили, ты способен отыскать ее, но я могу обратиться и к другим желающим подзаработать. Посмотри, сколько вокруг мормонов, мечтающих добраться до Юты. Я слышал, они не гнушаются почти ничем…

— Платишь двести, и я привезу тебе ее волосы, а за триста — вот это. — Белый Волк отер ладони о свою кроличью безрукавку, затем извлек из нее засаленный листок бумаги и, аккуратно расправив его, положил на стоящий возле дивана столик из красного дерева. На листке бумаги был нарисован шрам в форме розы, а над ним надпись крупными буквами — «РАЗЫСКИВАЕТСЯ».

Джентльмен вдруг захохотал и взял со стола листок.

— Ты хочешь сказать, что за триста долларов принесешь мне ее руку!

Белый Волк кивнул.

— За триста долларов ты можешь быть уверен в ее смерти.

Джентльмен обладал располагающей улыбкой, и в этот момент он обратил ее на владельца отеля.

— Эй, принесите нам шампанского. Мы хотим отметить важное событие.

Хозяин гостиницы кивнул и, недовольно поджав губы, отправился за шампанским. Джентльмен повернулся к метису.

— Я сниму тебе на ночь номер. Ходят слухи, эта девушка сейчас в Вайоминге, и, если молва верна, считай, что деньги у тебя в кармане. Отправишься утром.

— Я уеду сегодня вечером. — Белый Волк не ценил роскошь. Его трудно было соблазнить тем, о чем он не имел представления.

— Чудесно. Чудесно. — В бородке клинышком заиграла шакалья улыбка. — Мне не терпится вернуться в Нью-Йорк и вновь заняться приумножением своего состояния на бирже, но до тех пор, пока эта девушка не найдена, я — изгой. Покидая город, я, конечно, прихватил с собой золото, столько, сколько мог увезти, но вообще-то я привык к лучшему. Так что чем скорее ты отыщешь девчонку, тем скорее я смогу возобновить прежнюю жизнь. Меня никто не заподозрит, когда выяснится, что она погибла на Диком Западе. И я вернусь в Нью-Йорк, не опасаясь быть осужденным из-за того, что она знает, а потом предъявлю права на ее долю имущества, унаследованного после смерти родителей, получу хотя бы то, что еще не присвоил себе этот чертов ирландишка. В конце концов, я заботился о девчонке в течение нескольких лет, платил за дорогую лечебницу. Разве мне за это ничего не полагается? — Мужчина с бородкой еще шире засверкал своей шакальей улыбкой.

Белый Волк наблюдал, как его собеседник разливает по бокалом появившуюся на столе бутылку шампанского. Ему не было никакого дела до проблем джентльмена. Метис думал о вознаграждении.

— Доказательство доставить в этот отель?

Джентльмен кивнул.

— Моя фамилия — Дидье. Болдуин Дидье. Не забудь.

Наконец и Белый Волк улыбнулся.

— Запомню.

В угасающем свете дня Кристал наблюдала, как Маколей пристегивает портупею. Он уже почти оделся; оставалось натянуть только какую-нибудь рубашку, так как красная фланелевая была на Кристал. Поджав под себя ноги, девушка сидела в изголовье кровати, прислонившись к железной спинке, грустная от того, что пришло наконец время посмотреть в лицо реальности.

Кейн подошел к конторке и вытащил из ящика шерстяную рубашку.

— Пойду проверю, как дела внизу, — сказал он, продолжая одеваться, — и поговорю с Фолти, а потом поужинаем в салуне.

— По-поговоришь с Фолти? — Кристал попыталась убрать назад падающие на глаза волосы, но мешали длинные рукава мужской рубашки.

Маколей присел на край кровати и стал натягивать сапоги.

— Неужели ты думаешь, я позволю тебе жить в салуне по-прежнему танцуя с посетителями за деньги? После того, что произошло?

— Ничего особенного не произошло, Дикси с Айви посвящают этому каждую ночь.

Кейн обратил на девушку суровый взор.

— Глубокомысленное замечание.

Кристал смотрела в окно. Заходящее солнце разукрасило обшивочные доски салуна в красно-лиловый цвет.

— Так не будет продолжаться вечно. Не может продолжаться. Ты прекрасно это знаешь.

Она вновь повернулась к Маколею. Он уже облачился в свое темно-синее длинное пальто с пелериной, в котором выглядел еще более высоким и широкоплечим. В сравнении с ней этот рослый мускулистый мужчина — настоящий великан. Ощущать на себе его тяжесть было восхитительно. Мелкие мужчины ей теперь ни к чему; они не могут доставить ей удовлетворение.

— Давай не будем касаться вечного. Подумаем лучше о сегодняшнем дне.

Девушка кивнула и вновь отвела взгляд.

— Хорошо. Не будем думать о завтрашнем дне. Пока он не наступит. А он наступит. И очень скоро.

Кейн подобрал с пола свою ковбойскую шляпу — она так и валялась у двери, — а кружевную шемизетку, покоившуюся на ней, неторопливо переложил на конторку.

— Давай договоримся: ты не упоминаешь о завтрашнем дне, а я не спрашиваю тебя о Нью-Йорке.

У Кристал кровь застыла в жилах. Маколей никогда прежде не намекал, что ему известны какие-то обстоятельства ее жизни. Но о том, что она из Нью-Йорка, он определенно знает.

— Как… как ты догадался?

~ Ты упомянула «Дельмоникос». Я знаю, где находится этот ресторан. В Манхэттене, на Юнион-сквер

Девушка с откровенным страхом в лице смотрела на Кейна.

Он помолчал с минуту, затем добавил:

— Сам я там никогда не был. Мне такие заведения не по карману. Я слышал, только Вандербильт^[20] может позволить себе захаживать туда.

Кристал, чтобы подавить дрожь в теле, обхватила себя руками. Какая же она дура, что упомянула о «Дельмоникос». Одним словом она открыла Кейну о себе столько, сколько он не выпытал бы у нее и за месяц постоянных допросов.

— Ладно… через час я вернусь. — Маколей как-то неожиданно сник, и Кристал заволновалась, не решился ли он все-таки телеграфировать Роуллинзу. В конце концов он добился чего хотел и получил ответ на один из мучивших его вопросов. Осталось выяснить самую малость.

— Ты собираешься запросить обо мне сведения? Кейн остановился, но к ней не обернулся.

— Я знаю, что ты скрываешься от кого-то. Давно это понял. Что мне сообщат, если я пошлю запрос о тебе?

Кристал беспомощно смотрела на спину Маколея. Ну как она объяснит ему все? История ее жизни просто невероятна, и он, повинуясь долгу шерифа, будет вынужден вновь отправить ее в лечебницу.

— Я так и думал, — пробормотал Кейн, не дождавшись от Кристал ответа.

— Подожди, — прошептала она голосом, таким же дрожащим, как и ее руки. — Мой дядя… мой дядя. — Не докончив фразы, девушка опять замолчала, не в силах побороть страх.

— Расскажи о своем дяде.

Кристал открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова, терзаемая гнетущей картиной, которую рисовало ей воображение: она видела глаза Маколея, видела, как они наполняются презрением и отвращением, провожая ее в психиатрическую лечебницу, к Болдуину Дидье — грозному призраку смерти.

— Кристал, расскажи мне о нем, — потребовал Кейн тоном, не допускающим ослушания.

Девушка сцепила рука, чтобы они не тряслись. Однако язык не повиновался.

Маколей наконец повернулся к ней лицом. Его черты словно окаменели.

— Кристал… если бы ты забрала деньги, привезенные Теренсом Скоттом, и покинула форт вместе с остальными пассажирами, я оставил бы тебя в покое. Решил бы, что ты просто не можешь полюбить человека, который сыграл с тобой злую шутку: назвавшись разбойником, сделал тебя заложницей и продержал в плену несколько дней. Однако ты нарушила предполагаемый ход событий: украла у меня деньги, а свои — куда большую сумму — почему-то не забрала и скрылась в неизвестном направлении, умчалась, будто что-то до смерти напугало тебя… Поэтому я не мог оставить тебя в покое. Я должен был найти тебя. — Оннадолго замолчал, пристально глядя на девушку с тоской в глазах.

— Я хочу рассказать тебе, — прошептала Кристал со слезами в голосе; она так устала вести борьбу в одиночку. — Но… но ты — шериф. Твой долг… война… закон для тебя все… Я хочу рассказать… но не могу. Не могу. — Она опустила лицо в ладони. Игра окончена. Кейну теперь о ней известно достаточно, чтобы не колеблясь телеграфировать в Нью-Йорк. Шрам выдаст ее. За несколько часов он получит все интересующие его сведения. Не лучше ли самой открыть ему свое прошлое. Ведь то, что сообщат Маколею из Манхэттена, гораздо ужаснее, чем ее объяснения. И может быть, может быть, он все же любит ее и поверит тому, что она поведает.

Кристал глянула на скомканные простыни в ее ногах. Сердце застучало гулко и тяжело. Ясно одно: если уж сейчас она ему безразлична, значит, он ее никогда и не полюбит.

— Рассказывай, — приказал Маколей, надеяськомандным тоном окончательно сломить ее сопротивление.

Кристал судорожно всхлипнула, не смея посмотреть ему в лицо,

— Тебе хочется выслушать ужасную историю моей жизни. Что ж, я расскажу. Но сначала ответь: твердо зная, что моя откровенность погубит меня, что меня увезут отсюда и ты никогда больше обо мне не услышишь, ты по-прежнему настаивал бы на моей исповеди? По-прежнему желал бы знать о моем прошлом, — Девушка со всхлипом проглотила комок в горле, — Даже если бы это привело к моей смерти?

Кейн застыл на месте, словно изваяние, несколько минут стоял не шелохнувшись. Он не касался Кристалл, никак не пробовал ее утешить — просто стоял и о чем-то хладнокровно размышлял.

Девушка разрыдалась и вдруг почувствовала его руку на своих спутанных волосах. Она была потрясена.

~ Значит, я должен сделать выбор, так? — произнес Маколей сиплым от волнения голосом. — Или долг блюстителя закона, или ты.

Он опять надолго замолчал. Кристал не смела посмотреть ему в глаза. Наконец он прошептал:

— Что ж, я выбираю тебя, Кристал. Да спасет Господь мою душу, но я выбираю тебя.

Девушка, уткнувшись лицом в ладони, тихо заплакала от захлестнувшего все ее существо чувства облегчения, волной разливавшегося по телу. Но ей не захотелось броситься в объятия к Кейну, а ему — прижать ее к своей груди. Это мгновение не несло в себе радости. Оно было пронизано грустью и горечью, наполнившими сердце мужчины, отказавшегося от всего, во что он верил, ради женщины, которая, вполне вероятно, недостойна такой чести.

Маколей глядел на жалкую фигурку плачущей девушки. Его ладони вновь пробежались по золотистым прядям ее волос.

— Одевайся, — торжественно изрек он. — У нас много дел. А я должен поговорить с Фолти.

Кейн направился к двери, но, прежде чем уйти, все же решился высказать то, что, казалось, гвоздем сидело у него в голове.

— Я хочу, чтобы ты знала, девушка, — как бы давясь словами, заговорил он, задержавшись на пороге, — однажды ты все мне расскажешь. Я поверю тебе, и мы больше никогда не будем касаться твоего прошлого. Я просто хочу, чтобы ты это знала. — Так же неожиданно, как и остановился, Маколей покинул комнату, должно быть рассудив, что остальное доскажет Кристал, когда вновь будет держать ее в своих объятиях.

Крисгал встала с кровати спустя несколько минут после ухода Маколея. Мысли путались, сердце сжимал страх. Она не знала, что теперь делать. Ей было больно, тяжело видеть, как Маколей отказался от всего, во что свято верил. Она сразу же подумала, что нужно уезжать из Нобла, бежать от Кейна, попытаться затеряться в каком-нибудь отдаленном районе, там, где она сможет позабыть о его существовании, исчезнуть из его памяти. Но девушка понимала, что это невозможно. Она не в состоянии будет позабыть Маколея, как бы далеко ни уехала. Когда он прибыл в Нобл, она была напугана, потрясена, с ума сходила, не зная, как улизнуть из города. Теперь же она связана с ним неразрывными узами. Она любит его, и идти ей некуда, да и средств на дорогу нет. Так что остается только одеться и ждать его возвращения.

Маколей отсутствовал около часа, а вернувшись, повел Кристал в салун Фолти. В зале сидели всего два посетителя — старый горняк по фамилии Брайтсен и Ян Петерсон. Диксиана находилась в своей комнате наверху; Айви они встретили на кухне. Мулатка и подала им ужин. Беседа не клеилась. Кристал видела, что Айви жутко боится шерифа, и Фолти был напуган до смерти после разговора с Маколеем. Что он сказал хозяину салуна, девушка не знала, но тот чуть ли не поклонился ей, когда она вошла в кухню. Теперь уж, конечно, она избавлена от просьб и уговоров водить в свою комнату клиентов; скорее даже, Фолти — судя по выражению его лица — убил бы ее на месте, изъяви вдруг она сама подобное желание.

Айви почти сразу же ушла из кухни, и Фолти отправился в зал обслуживать посетителей. Кристал и Маколей ужинали в молчании. Разумеется, до ресторана «Дельмоникос» салуну Фолти далеко: здесь нет белоснежных льняных скатертей и серебряных подсвечников — они сидят у теплой печки за простым Деревянным столом при свете обычной лампы с потрескивающим огоньком. Но Кристал, как ни странно, это нисколечко не огорчало. Будущее — бесформенное грозовое облако, зависшее над горизонтом, — вселяло в нее страх. Когда-нибудь это облако доплывет до нее, а сейчас она вполне довольна тем, что глядит в глаза Кейна, утратившие привычную холодность. В данный момент большего ей и не нужно.

Они поднялись в спальню. Из-за деревянной стенной перегородки доносились смех и болтовня Дикси, развлекавшей кого-то из клиентов. Кейн молча раздел девушку, и они предались любовным утехам, тихо, беззвучно, не позволяя вырваться ни единому вздоху, как бы не желая делиться минутами счастья с соседями за стеной. Однако своими молчаливыми ласками Маколей очень быстро довел ее до оргазма, и, когда их распаленные страстью тела сплелись во второй раз, сердце Кристал едва не лопалось от ненасытного влечения к Маколею и горькой радости — горькой от сознания того, что она вновь изведает нечто восхитительное, сладостное, но дарованное ей — это ясно как Божий день — на короткий срок.

Страсть остывала медленно. Через некоторое время Кейн прижал к себе Кристал и заснул. Его ровное, глубокое дыхание действовало умиротворяюще. Прильнув к груди Маколея, девушка вслушивалась в уверенные, энергичные толчки его сердца и пыталась внушить себе, что следующий день будет таким же замечательным, как и минувший. И что честный, благородный мужчина может навсегда отказаться от чести, позабыть про чувство долга.

Глава 19

Когда Кристал проснулась, Маколея в комнате не было. Утро опять выдалось солнечным. Яркие лучи, отражаясь от снега, белым пламенем заливали спальню, расчертив на квадраты одеяло, на которое отбрасывала тень оконная рама. С улицы доносилось знакомое «кап-кап-кап» — свисающие с крыши сосульки начали подтаивать. Сегодня будет теплее, но до весны еще далеко.

Девушка дотянулась до подушки Маколея. То место, где он спал, было холодным. Значит, он встал давно.

Кристал вскочила с кровати и быстренько оделась. Ей не терпелось поскорее увидеть Маколея, однако Девушка медлила покидать комнату. Рано или поздно, но она расскажет Маколею то, что должна рассказать. Это неизбежно. Кристал надолго погрузилась в размышления, сидя у окна с фотографией, на которой была запечатлена с сестрой. Даже думать тяжело о том, чтобы поведать ему о своем прошлом, — но только потому, что оно омрачено горем и кошмаром. А вот счастливыми, радостными минутами из своего Детства она с удовольствием бы с ним поделилась.

Девушка провела пальцем по изображению Аланы, как бы погладив сестру по щеке. По правде говоря, радости и веселья в ее жизни было много. Может быть даже слишком много; наверное, Бог рассердился на нее, и теперь она расплачивается за былое счастье. Кристал, отмахнувшись от такой вздорной мысли, вновь устремила взгляд на дагерротип, и на ее губах заиграла пронизанная горечью мечтательная улыбка: она вспомнила несколько особенно приятных эпизодов той поры, когда они с сестрой были совсем еще малышками. Мама регулярно приносила домой выпуски журнала «Гоудиз лэйдиз бук» с нарисованными куклами на задней обложке, которых миссис ван Ален позволяла дочерям вырезать. Каждый раз, взяв с девочек слово не попортить другие страницы, она торжественно вручала им свои ножницы для рукоделия. Кристал и теперь, словно наяву, видела замысловатые туалеты, которые они с Аланой мастерили для бумажных кукол: сшитые из синего бархата костюмы для верховой езды и элегантные шляпки-цилиндры с сеточками, бальные платьица из розовой тафты с оборками из алансонского кружева и пышные с длинными-предлинными шлейфами свадебные платья из белого атласа — самые красивые из всех нарядов. Облаченные в старомодный кринолин, ее бумажные невесты напоминали крошечные колокольчики ландышей. Кристал их обожала. Но еще больше она обожала свою мать за то, что та не забывала каждый месяц приносить дочкам журнал с куклами.

Глаза Кристал заблестели при воспоминании о той восхитительной поре своего детства. День, когда в доме появлялся очередной номер «Гоудиз лэйдиз бук», был особенным вдвойне. Если им с Аланой, вырезая кукол, удавалось сохранить в целости текст рецептов от подагры и модели причесок по последнему слову парижской моды, мама в награду позволяла дочерям пить чай у себя в комнате. И тогда девочки устраивали настоящий званый чай вместе со своими куклами, включая Мэри Тодд — так звали куклу, которую отец купил ей по возвращении из Парижа. Алане из поездки он привез баснословно дорогое платье из голубого атласа, которое мама попросила дочь поберечь до следующего сезона, как это было принято в аристократическом обществе потомков голландских переселенцев: новые вещи должны вылежаться, чтобы их обладателей не приняли за нуворишей. Однако младшей дочери отец забыл привезти подарок. Кристал тогда жутко огорчилась и весь вечер молча грезила о той поре, когда она станет взрослой и будет носить платья из парижских магазинов. Она тщательно скрывала от всех свое разочарование, но отец, должно быть, почувствовал, что дочка расстроена. На следующий день он принес домой Мэри, популярную в то время куклу с фарфоровой головой и телом из лайки, наряженную в голубое атласное платье, почти такое же, как у Аланы. Эта кукла стала любимой игрушкой Кристал; она возилась с ней, пока красивый наряд не потрепался до неузнаваемости и на фарфоровом личике не появились тоненькие трещинки. Помнится, она назвала ее именем жены президента, и, когда об этом проведал отец, он подошел к ней в гостиной, поцеловал в лоб, крепко обнял и дрожащим от волнения голосом сказал, что гордится патриотизмом своей дочери.

Много позже Кристал узнала, что в тот день в «Кроникл» напечатали сообщение о битве на реке Антитэм, в которой армия северян понесла огромные потери. И она никак не могла понять, почему отец настоятельно просил дочерей не беспокоить их прачку миссис Мэлони и не шуметь в ее присутствии. Бедная женщина целыми днями плакала, закрыв лицо передником. Лишь спустя некоторое время Кристал стало известно, что в том сражении погибли оба ее внука.

А вот Кейн не погиб. В душе расцветала надежда. Кристал глубоко вздохнула, понимая, что преждевременно лучше не обольщаться. Кейн участвовал в бою На Антитэме, но остался в живых и поведал ей о том кровопролитии. Как и все конфедераты, он величал само место сражения Шарпсбургом, но речь шла об одном и том же событии. В битве на Антитэме он был весь изранен, но выжил… и нашел ее. Оба они прошли через ужасные испытания. Не может быть, чтобы наградои за все мучения стали предательство и торжество Болдуина Дидье. Не может быть.

Кристал благоговейно положила фотографию на прежнее место на столе, закрыв глаза, загадала желание, а потом отправилась разыскивать своего возлюбленного.

Белый Волк шел по следу намеченной им жертвы уверенно и целеустремленно, как зверь, в честь которого он получил свое имя. Четвероногому хищнику в погоне за добычей помогают чутье и голод; Белый Волк выслеживал жертву с помощью хитрости, подгоняемый предвкушением убийства. И почти всегда достигал своей цели. Возможно, потому, что в нем текла индейская кровь, он обладал инстинктами прирожденного охотника. Однако особенная, взрывоопасная смесь, бурлившая в его жилах, перекорежила эти инстинкты, превратив Белого Волка в безжалостного убийцу.

На горизонте показался краешек восходящего солнца, омыв прерию первыми водянисто-желтоватыми лучиками. Чутье подсказывало Белому Волку, что он на верном пути. Он ориентировался по ощущению в животе: внутренности, казалось, то стягиваются в узел, то, наоборот, разжимаются — в зависимости от того, приближался он к своей жертве или удалялся от нее. Белый Волк, глянув на объявление о розыске, провел пальцем по линиям розы, как бы трогая ладонь девушки. Найти ее будет не трудно. Он уже напал на след. В Вайоминге женщин не много. А такую красавицу, как эта, заметит каждый.

Метис сунул объявление под свою кроличью безрукавку. Узел в животе ослаб — это добрый знак. Форт-Ларами остался далеко позади. Белый Волк продвигался в глубь западных территорий, к горам, туда, где пряталась дичь, на которую он охотился.

— Прекрати! — хихикнула Кристал и, утопая в снегу, побежала от Кейна в открытую степь. О ее спину разбился снежок, другой, третий. Если бы не плащ, позаимствованный у Айви, она бы вымокла до костей.

— Зима не особенно балует снегом Джорджию, но мы, мятежники, умеем ему радоваться! — Маколей зачерпнул ладонями белый ледяной пух и помчался к девушке.

Кристал, взвизгнув, устремилась от него в бескрайнюю ширь, отдаляясь от Нобла, на фоне безмятежного белого моря темневшего крошечным пятнышком из обшивочных досок.

— Я объявляю тебе войну! — крикнула она и стала лепить «боеприпасы», чтобы было чем встретить быстро приближающегося к ней Маколея, но «вооружиться» как следует, конечно же, не успела. В руках у нее был всего один снежок, да и тот рыхлый, когда Маколей, нагнав девушку, со смехом повалил ее в сугроб.

— Бандит. — возопила Кристал.

— Янки! — отпарировал Кейн, словно считал это слово самым обидным оскорблением. Но потом он улыбнулся и поцеловал девушку. А она настолько утратила бдительность, что даже и не заметила, как он поднес руку к ее голове и растер о волосы пригоршню снега.

— У-у-ух! — Кристал отпихнула от себя Маколея и села. Волосы превратились в мокрое тяжелое месиво; повылетавшие шпильки торчали из снега, как сосновые иголки.

— Я победил, — прошептал Кейн и опять поцеловал девушку.

Утро они провели замечательно. Обитатели салуна еще спали, и они пировали за завтраком вдвоем, довольные, что никто не мешает им наслаждаться обществом друг друга. Кристал зажарила яичницу со шпиком и сварила густой крепкий кофе. А потом Маколей предложил прогуляться. Кристал такая идея показалась заманчивой — на улице светило теплое солнышко, снег был не очень глубокий. Она сняла с колышка на кухне плащ Айви и вместе с Маколеем отправилась на прогулку. Они неторопливо шагали, держась за руки. И вдруг Маколей начал забрасывать ее снежками.

— Ты — чудовище. Мне теперь целый час придется сушить волосы, — проговорила девушка, отстраняясь от него. Замыслив отомстить Кейну, она с шаловливым блеском в глазах зачерпнула ладошкой снег, чтобы швырнуть в него. Но Маколей мгновенно перехватил ее руку; ковбойская шляпа даже на дюйм не сползла с его головы.

— Неблагородный мятежник! — прошипела Кристал, когда он прижал ее руку к бедру.

— Логическая несообразность, мадам. — Маколей улыбнулся и учтиво приподнял шляпу.

Фатальная ошибка. Кристал сшибла с его головы черную шляпу и свободной рукой растерла в волосы приготовленный снежок.

Кейн вновь повалил ее на холодный матрас из снежного пуха. Девушка, заливаясь смехом, копошилась в его объятиях, пытаясь вырваться на свободу.

Вдруг что-то в ее лице — очевидно, само его выражение — взволновало его. Он зажал голову девушки в ладонях, всматриваясь в ее черты серьезным пронизывающим взглядом, словно пытаясь опять поймать замеченное им выражение.

Улыбка постепенно сходила с губ Кристал.

— Вот она — та девочка, — прошептал Кейн беспокойством и каким-то необъяснимым возбуждением во взоре.

— Какая девочка? — спросила Кристал, не совсем понимая, о чем он говорит.

— Маленькая девочка с фотографии… когда ты смеешься, я ее вижу словно наяву.

Они, не отрываясь, смотрели друг на друга. В сердце Кристал вползала знакомая боль. Как бы она хотела, чтобы его слова оказались правдой, но нет, это невозможно. Той девочки больше нет. Кристал медленно отвела взгляд от лица Маколея, чтобы он не видел, как ее глаза наполняются мукой и тоской по дому. Между ними в несколько секунд выросла незримая стена. Отстранившись от девушки, Кейн молча поднялся с земли. Угрюмый, понурый, раздавленный поражением, в прилипающих к ногам мокрых штанах, он напоминал сейчас ковбоя, сброшенного диким жеребцом. Маколей помог Кристал встать на ноги, и они рука об руку устало побрели назад в Нобл. Незаданные вопросы темной грозовой тучей маячили на горизонте.

— Неправда! Все это ложь!

Войдя в салун, Кристал и Маколей застали Дикси в слезах.

— Все это ложь! — рыдала девушка.

Между Дикси и Фолти стоял мужчина с ржавым цветом волос, одетый в черный костюм с алым галстуком. Это был Джон Джеймсон, богатый скотовод, чье ранчо располагалось неподалеку от города. Глянув на Маколея, он пробрюзжал:

— Вы шериф? Кейн кивнул.

Джеймсон ткнул пальцем в Дикси.

— Арестуйте ее, шериф. Она украла у меня кошелек с деньгами. Зеленый шелковый кошелек. Вчера вечером он был, а сегодня исчез.

— Обвинения против Дикси безосновательны, — вмешался Фолти. — Она не занимается воровством, сэр, я это точно знаю.

— Арестуйте ее, шериф. У меня в том кошельке лежало триста долларов!

Маколеей не спеша снял пальто.

— Когда вы в последний раз видели его?

— Кошелек был со мной, когда я поднялся в комнату этой шлюхи. Я хорошо помню, что вытащил его из кармана жилета и положил рядом с кроватью.

— Нет, нет, ты ничего не вытаскивал! Я не видела никакого кошелька! — Дикси опять расплакалась; румяна вместе со слезами стекали по щекам к подбородку.

— Ну будет, успокойся, — прошептала Кристал, взяв ладонь несчастной девушки в свою, и посмотрела на Маколея, взглядом моля его о помощи.

Маколей молчал.

— Эту потаскуху следует повесить за воровство. Дрянь, а не шлюха, — брызгая слюной, фыркнул Джеймсон.

— Не смейте оскорблять ее! Она не крала ваших денег, будь они прокляты! — Кристал сразу же пожалела, что вовремя не прикусила язык, однако Джеймсон бросался слишком жестокими словами. Сказать подобное Дикси — это все равно что пнуть ногой ребенка.

— У вас нет доказательств. А в отсутствие улик я не могу арестовать ее, — проговорил Кейн, усаживаясь за один из столиков.

— Доказательства у меня есть, не сомневайтесь. — Джеймсон жестом указал на Фолти. — Этот человек видел у меня кошелек за минуту до того, как я поднялся со шлюхой в ее комнату. Когда я расплачивался с ним, он обратил внимание на сумму денег, что в нем лежала.

— Это правда? — спросил Маколей.

— Да, — уныло подтвердил Фолти.

— А шлюха видела, как я утром одевался. Зеленый шелковый кошелек как в воду канул. Куда он делся? Она стянула, говорю вам! — Он махнул рукой в сторону Кристал. — Эти девки наверняка действуют сообща!

Кристал нерешительно взглянула на Маколея. Его лицо оставалось непроницаемым; она не могла определить, что у него на уме, и от этого беспокойство ее возросло. Она, Дикси и Айви никогда не устраивали сговоров, но девушке вдруг почудилось, что у Кейна зародились сомнения на этот счет. Ведь у него она когда-то украла деньги.

— Я все же не считаю, что свидетельство хозяина салуна доказывает вину этой женщины, — наконец произнес Маколей.

Джеймсон стал красный как свекла; невозможно было понять, где кончается кожа его лица и начинаются волосы.

— Это решать судье, а не вам. Ваша же обязанность — посадить девчонку за решетку до приезда судьи. И смею напомнить вам, шериф, я — член городского совета и являюсь одним из тех людей, кто посодействовал вашему приезду в Нобл.

Кейн никак не отозвался на его реплику. Через некоторое время он сказал:

— Я должен осмотреть ее комнату. — С этими словами Маколей направился к лестнице. Кристал последовала за ним.

— Она не крала его кошелек. Ты ведь знаешь, что не крала, — прошептала девушка, входя за Кейном в комнату Дикси. Он подошел к расшатанному комоду и выдвинул один ящик. В нем лежали только чулки, подвязки и залатанный хлопчатобумажный корсет. Кейн пооткрывал все ящики, но, кроме одежды, в них ничего не было.

Тогда он принялся было обыскивать кровать. Сдернув аккуратно застеленные покрывала, Маколей перевернул матрас. Зеленого шелкового кошелька нигде не было. Далее Кейн, храня молчание, заглянул во все углы, проверил все потайные места в спальне.

— Она не стала бы красть у этого человека. Я знаю Дикси…

— Кристал, дело не в этом, — зловеще промолвил Кейн. — Джеймсон — один из столпов здешнего общества — хоть Нобл и дыра несусветная, — и любой судья поверит ему, а не Дикси. — Он посмотрел на девушку. — Если тебе известно что-то о кошельке, расскажи или попробуй убедить Дикси сознаться в том, куда она его спрятала. Только так ты сможешь помочь ей. Иначе Джеймсон упрячет ее за решетку.

— Не Джеймсон, нет. Ты. Ты посадишь ее в тюрьму, — выпалила Кристал со слезами на глазах. — Причем зная, что она ничего не крала!

Кейн взял ее за плечи.

— Выслушай меня внимательно. Возможно, мои слова тебе не понравятся, однако в них заключена истина. Судья приедет сюда и выяснит, что Дикси — это всем известная проститутка, женщина с темным прошлым. И поэтому поверят Джеймсону, а не ей. Что бы я ни сказал в защиту Дикси, моя речь так и останется безответным криком в пустыне, если только кто-нибудь не отыщет этот кошелек.

— А если он лжет? — тупо спросила Кристал. — Что, если Джон Джеймсон просто ненавидит Дикси и придумал историю про кошелек, желая как-то навредить ей?

Кейн не сводил взгляда с девушки.

— За что он, может ее ненавидеть?

— Не знаю. У него спроси. Только он вряд ли скажет правду. Так что Дикси обречена, и ей суждено, сидеть в тюрьме независимо от того, брала она его, деньги или нет.

— Если ты сможешь убедить Дикси найти кошелек, никто ее в тюрьму не отправит.

— Ты говоришь так, будто не веришь, что она его не крала. — Кристал смотрела на Кейна, изо всех сил стараясь изгнать из глаз боль души. «Меня держали в психиатрической лечебнице для буйных душевнобольных. Ты веришь мне? Ты должен мне поверить!»

Внезапно она отвернулась от Маколея, почувствовав, что не в состоянии выдержать его взгляд. Вот и конец ее короткому счастью. Если Кейн отказывается верить в невиновность Дикси, ей-то уж он точно не поверит, как бы ни клялся в обратном. «Психиатрическая лечебница для буйных душевнобольных». Должно быть, в его глазах она увидит отвращение. Сердце пронзила дикая боль; казалось, оно дало трещину и ломается на мелкие кусочки.

— Пойдем. — мрачно произнес Кейн, беря Кристал за руку. Она потащилась за ним вниз.

— В комнате кошелька нет, — объявил Джеймсону шериф — Когда приедет судья, вы имеете право предъявить свои обвинения. До тех пор Диксиана будет находиться под моим надзором.

— И это все? — Джеймсон опять побагровел. Маколей кивнул.

Скотовод, глянув на Кристал, недобро улыбнулся Кейну.

— Прекрасно. Можете ничего не предпринимать, шериф. Но когда судья будет здесь, я добьюсь, чтобы всех этих девушек привлекли к судебной ответственности. Больно уж ловко проделан трюк с кошельком; Диксиане одной ни за что бы не справиться. Они действовали сообща, я это точно знаю. И та шлюха, что у вас на руке висит, тоже участвовала.

Кейн схватил скотовода за горло; стул, на котором тот сидел, с пронзительным скрипом отлетел в сторону. Кристал, охнув, бросилась к Маколею в надежде помешать ему придушить Джеймсона, Она не знала, что больше взбесило Кейна — угроза Джеймсона привлечь ее к судебной ответственности или то, что он обозвал ее шлюхой. Маколей, не обращая внимания на девушку, мертвой хваткой сжал горло ее обидчика.

— Вы что, шериф? — хватая ртом воздух, прохрипел скотовод. — Хотите убить меня? Девицы прикарманили мои деньги, а вы обращаетесь со мной, как с преступником!

Благоразумие вернулось к Маколею, и он разжал пальцы, потом взглянул на Кристал, как бы взвешивая все обстоятельства.

Девушка почувствовала, как от лица отливает кровь. Если ее сочтут сообщницей Дикси, судья наверняка потребует, чтобы шериф справился у властей по месту их последнего жительства, не уличены ли они там в каких-нибудь преступлениях. Кейн вынужден будет телеграфировать в Нью-Йорк, и тогда все кончено. В лице Маколея читалась безысходность.

— Пойдем, — обратился он к Диксиане неестественно резким голосом. — Придется посадить тебя в тюрьму.

— О Боже… — всхлипнула Диксиана, закрыв лицо ладонями.

Кристал оцепенела. Разве может она спокойно наблюдать, как Диксиану уводят в тюрьму? Дикси невиновна. Но ведь если Кейн позволит ей остаться на свободе, Джеймсон добьется, чтобы наказали всех троих девушек, и тогда уж их не спасут никакие мольбы и объяснения.

— Нет, подожди! — задыхаясь, крикнула она Маколею, понимая, что, возможно, губит себя. — Кейн, ты же знаешь, что у этого человека нет веских доказательств против Дикси. Не делай это из-за меня… — Раздираемая отчаянием, Кристал приподняла платье и стала выдергивать вшитые в подол нижней юбки свои золотые монеты. — Вот, — проговорила она дрожащим от волнения голосом, поворачиваясь к скотоводу, — забирай деньги и уходи отсюда. — Девушка швырнула Джеймсону семь золотых монет.

— Этого мало, — недовольно проворчал скотовод-

— Но у меня больше ничего нет!

Кейн забрал у Джеймсона монеты и вложил Кристал в ладонь. Девушка собиралась воспротивиться, но он, оттащив ее в сторону, предупредил:

— Не вмешивайся. Это дело чревато большими неприятностями, чем оно того заслуживает.

Кристал пристально посмотрела на него. Маколей пытается защитить ее. Даже ценой свободы Дикси. И если Кейн готов признать Дикси виновной в воровстве наосновании косвенных улик, как же он поступит когда на глаза ему попадется объявление о розыске ее приметами? Кристал охватила паника. Кейн обезумеет от ярости.

— Ты не можешь так поступить с Дикси, Кейн. Не можешь, — беспомощно прошептала девушка с мольбой в глазах. — Онани в чем не виновата. Ты же знаешь, она не занимается воровством.

— Я этого не знаю. Мне известно одно: Диксиана работает в салуне, а такие девушки не гнушаются красть деньги у клиентов. — Онвзглянул на Кристал. — Ты к данному инциденту не имеешь никакого отношения, и я не позволю Джеймсону втягивать тебя в это дело.

Потрясенная, ошеломленная несправедливостью происходящего, Кристал растерянно наблюдала, как Кейн шагнул к Диксиане и взял ее под локоть. Дикси плакала; Кристал почувствовала, что и ее глаза наполняются слезами. Значит, она просто грезила наяву. Вот она и получила подтверждение тому, что надежды найти понимание в Маколее, вера в его помощь — это лишь плод ее фантазии. Несбыточная мечта. Она обманывала себя мыслью, что из любви к ней Кейн поступится чувством долга, сумеет побороть в себе человеческие слабости. Узнав, в чем ее обвиняют, он отреагирует так же, как и любой смертный. А взявшись исполнять обязанности шерифа, он уже неоднократно доказал, что долг блюстителя правопорядка Для него превыше всего. И ему тем легче будет повиноваться чувству долга, когда он увидит объявление с ее приметами.

Кристал молча провожала глазами покидавших салун Диксиану и Кейна. Ее маленькое, легко уязвимое сердечко одевалось в ледяную броню. Она открылась Кейну, позволила ему на короткое мгновение заглянуть ей в душу, но больше подобной глупости не повторится. Случай с Дикси послужил ей хорошим уроком. От Кейна лучше держаться подальше. Хоть и поклялась не покидать Маколея, придется нарушить обещание и попытаться исчезнуть из его жизни.

Пусть ей будет тяжело и одиноко, но она должна бежать. Выбора у нее нет.

— Что теперь с ней будет? — услышала Кристал за спиной шепот Айви.

Бледная, опустошенная, она повернулась к мулатке

— Не знаю.

— Смилуйся, Боже… это же погубит Дикси… Кристал была полностью согласна с Айви. Ее судьба — яркий тому пример.

Глава 20

— Боже, хладнокровнее мужчины я еще не встречала! — Дикси, стоявшая на цыпочках, опустилась на полную ступню. Кейн отошел от решетки.

— Дикси, дорогая, — он сложил на груди руки, — пойми, таким образом ты все равно не выйдешь из тюрьмы. Будем ждать судью; ему решать.

Дикси заплакала; слезы лились из ее глаз под аккомпанемент причитаний и театральных вздохов. Кейна ее рыдания вовсе не растрогали.

— Да ладно тебе, — небрежно бросил он, — Все утрясется.

— Утрясется, как же! Посадил меня в тюрьму! Держишь в этой вонючей камере!

— В вонючей камере? Дикси, до тебя тут не было обитателей! — насмешливо фыркнул Кейн.

— Ты — жестокий, бессердечный человек. Ну что я должна сделать, чтобы ты меня выпустил отсюда? — Она обратила к нему покрасневшее от слез лицо. — Я на все согласна.

Кейн покачал головой. В глазах Диксианы засквозила обида. Она отвернулась и решительным движением отерла мокрые щеки.

~ Ты не хочешь меня, потому что я чуть старше остальных девушек? Поэтому, да? Считаешь меня старухой, да? — Последний вопрос она произнесла шепотом, словно говорила о покойнике.

— Ты — красивая женщина, — с нежностью в лосе отозвался Кейн. Диксиана молчала, и тогда он, просунув руку через решетку, тронул ее за плечо. — Знаешь, Дикси, были времена, я охотился за бандами в районе Уинд-Ривер и за ночь с такой женщиной, как ты, платил целое состояние.

Дикси покосилась на него, шмыгнув носом. Кейн дал ей свой платок.

— Просто сейчас я ни на кого не смотрю, вот и все. Из-за Кристал. Мне нужна только она.

— Ты ее любишь?

Кейн молчал, словно этот вопрос давно уже не давал ему покоя.

— Не знаю, любовь это или что-то еще, — наконец тихо заговорил он, — но, кроме нее, мне никто не нужен. — Его лицо просветлело. — Не ной, Дикси.. Переночуешь сегодня здесь, а я телеграфирую в Форт-Ларами, чтобы узнать, когда приедет судья. До его прибытия ты, скорей всего, будешь жить в салуне. Думаю, мне удастся убедить Джеймсона. Завтра я к нему съезжу.

Диксиана поблагодарила Кейна робкой дрожащей улыбкой.

— Ты утром зайдешь в салун? Попроси, пожалуйста, Кристал принести мне духи и смену белья, ладно?

— С превеликим удовольствием, мадам, — протяжным чарующим голосом ответил Кейн.

Дикси улыбнулась, глядя на него через решетку.

— Благодарение Богу, что есть на свете такие, как ты, истинные джентльмены из Джорджии. Значит, жив еще дух благородного старого Юга.

Кейн приподнял шляпу, одарив Диксиану ослепительной улыбкой.

— Так точно, мадам. Он и не умирал.

В тот вечер в салуне царила атмосфера, как в морге. Весть о происшедшем с Диксианой быстроразнеслась по городу. Маколей еще не возвращался из тюрьмы, и Кристал убеждала себя, что вовсе не желает его видеть. К ужасу Фолти, она опять стала танцевать с посетителями за деньги. Вернуться к прежним обязанностям ее в первую очередь вынудило отсутствие Диксианы, но это был также своего рода акт протеста. Кейн вряд ли одобрит ее поступок, но так оно даже лучше. Кристал хотелось разозлить его, потому что гнев ведет к отчуждению, а именно к этому она и стремится.

Кристал проглотила комок в горле. Маколей хитростью, играя на ее чувствах, втерся к ней в доверие, и она, загнанная в угол невзгодами, испытывая нужду в его любви, охотно клюнула на его приманку. Все то время, что они провели вместе, ее ни на минуту не покидаложелание рассказать ему правду о себе. Слава Богу, что она сумела сдержать свой порыв. В сущности, она ведь, сама того не подозревая, подкралась уже к самому краю пропасти и смотрит в лицо своей смерти. Но все же пока еще она не сделала рокового шага, и не сделает. Она уйдет прочь от бездны, пусть даже ей придется расстаться со своей любовью. Она закует в железо свое сердце и уйдет, как подсказывает ей инстинкт самосохранения, до предела обостренный за годы в бегах.

В тот вечер Кристал танцевала почти без перерыва. Дикси находилась в тюрьме, а Айви поднялась с одним из клиентов к себе в комнату. Вообще-то мулатке давно пора бы спуститься вниз, но она почему-то задерживалась, и Кристал в какой-то момент справилась у Фолти, не следует ли постучать в комнату Айви. Однако хозяин салуна сказал, что джентльмен уплатил вперед крупную сумму и поэтому не стоит мешать ему развлекаться; Айви может позаботиться о себе. — Принеси-ка мне еще выпить. Кристал, будто очнувшись после обморока, недовольно взглянула на сидящего подле нее захмелевшего мужчину Он вызывал у нее отвращение. Больше всего на свете хотелось ей подальше убраться от подобных типов и позабыть, как они лапают ее во время вальса. Однако это — цена свободы. И она заплатит ее.

— Еще порцию виски, Фолти, — сказала девушка, подойдя к бару.

— Кристал, Кейн убьет меня, едва переступит порог салуна. Он предупредил, чтобы я не разрешал тебе танцевать.

— Меня не интересует, о чем он тебя предупреждал. Я знаю, что делаю. К тому же танцевать за деньги законом не запрещено. Это не его дело.

— Да помилуй меня Бог. И зачем только я вас всех нанял? От вас одни неприятности, причем неприятности с большой буквы! — Фолти пододвинул ей бокал.

Кристал вручила пьянице его виски и внимательным взглядом окинула зал. Знакомые лица, все, кроме одного. Приезжий в одиночестве устроился за столиком в углу, где обычно сидел Кейн. Он был необыкновенно рослый, с темными волосами, заплетенными в косичку на манер индейцев. Для метиса очень даже симпатичный, отметила про себя Кристал. Однако, хоть он и обладал привлекательной внешностью, танцевать ей с ним не нравилось. От метиса исходил запах дикого зверя, и, кружась с ним по залу в вальсе, она едва не задыхалась от бившего в нос зловония. И одежда на нем грязная, особенно безрукавка, сшитая из тонких засаленных лоскутков кроличьих шкурок. Но самое неприятное во всем его облике — это взгляд. Он весь вечер не сводит с нее своих карих глаз, мало похожих на человеческие. Кристал это раздражало и пугало.

— Ты работаешь только сегодня, пока нет Дикси. Обещаешь? — Фолти суетливо сунул ей в руки еще один бокал с виски.

— Не беспокойся, Фолти. Мне недолго осталось тут работать. — Девушка отошла от стойки бара, так и не набравшись смелости поделиться с хозяином салуна своими планами: она намеревалась покинуть город с первым ковбоем, который согласится довезти ее до Саут-Пасса.

Кристал отнесла бокал виски заказчику, случайно перехватив взгляд метиса. Он жестом попросил принести ему очередную порцию спиртного. Девушка сходила к бару за бутылкой.

— Нет, я хочу еще потанцевать.

Кристал внутренне содрогнулась. Возвратив бутылку с виски, она направилась к столику метиса, думая, как бы ему отказать.

— Я… я устала…

Метис неожиданно схватил ее за руку и своим грязным указательным пальцем обвел шрам на ладони девушки. Она резко отдернула руку, словно обожглась.

— Может… еще что-нибудь принести? — с трудом выдавила Кристал. Метис пугал ее, но почему, она не могла понять.

Он кивнул в сторону лестницы. Девушка покачала головой.

— Нет, я…

— Тогда потанцуем. — Метис поднялся из-за стола и вручил ей монету в пять центов. Если она откажется, он учинит Фолти скандал. Девушка неохотно позволила метису положить руку ей на талию и закружилась с ним в танце под мелодию песни «Чертовка Мэри», которую наигрывал на пианино Джо.

— Как тебя зовут? — буркнул метис.

— Кристал, — шепотом ответила девушка; взгляд метиса с каждой секундой все больше пугал ее.

На его лице появилось выражение глубокого удовлетворения.

— Откуда ты? — По непонятной причине в ней разгорелась жгучая потребность выяснить, кто он такой. Внутренний голос подсказывал Кристал, что для нее это очень важно.

— Сейчас я приехал из Ларами. До этого заезжал в Сент-Луис. Когда-нибудь была в Сент-Луисе? Там нет таких красивых женщин, как ты.

Кристал почувствовала, как метис большим пальцем провел по ее ладони со шрамом, и у нее почему — то подкосились нога. Кровь в жилах бешено забурлила от страха. Ей вдруг страстно захотелось увидеть в дверях могучую фигуру Маколея.

— Пожалуйста… возьми свои деньги… мне что-то нехорошо…

— Я хочу танцевать. С такими женщинами, как ты, мне бывать не приходится… а времени осталось мало.

Кристал споткнулась, но метис крепко держал ее за талию. Они развернулись в танце. Неопытный партнер то и дело наступал девушке на ноги, совсем не заботясь о том, что причиняет ей боль.

— Нет… прошу тебя… я не могу…

— А мне нравится, — рассеянно отозвался метис, будто разговаривал сам с собой.

— Нет, нет… — Кристал попыталась остановиться и выскользнуть из объятий метиса, но разве по силам ей, хрупкой женщине, совладать с огромным верзилой. Единственный способ отделаться от него — это устроить скандал.

— Все, хватит. Я плохо себя чувствую. — Она взглянула на своего партнера, но тот словно и не видел девушку, большим пальцем водя по извилинам шрама на ее ладони.

Кристал застыла на месте, охваченная необъяснимым ужасом; каждый мускул в теле напрягся, как перед дракой. Метис вновь потянул ее за собой, заставляя продолжить танец. Девушка швырнула ему монету, которая, ударившись о его плечо, со звоном упала на пол, пренебрежительным звяканьем возвещая об унизительном отказе. Метис и бровью не повел, продолжая танцевать как ни в чем не бывало, силком таща по кругу Кристал, словно хищник свою добычу.

Пока у нее за спиной не прогремел знакомый! голос.

— Это еще что такое?

Все присутствующие в зале один за одним стали поворачивать головы к двери. Даже глухой старик Джо прекратил играть на пианино и развернулся на своем вращающемся табурете в сторону нарушителя спокойствия. Краем глаза Кристал увидела, как Фолти побледнел и покачнулся на пятках, едва не завалившись на спину, затем, глотнув для храбрости виски, выскочил из-за стойки бара.

Метис отпустил Кристал и, подобрав с полу монету, словно побитая собака, ретировался на свое место в углу. Девушка вздохнула с облегчением и повернулась к Кейну.

Он стоял у входа, угрожающе скрестив на груди руки. Кристал ожидала, что Маколей рассердится, увидев ее танцующей с кем-либо из посетителей салуна, но неистовая ярость в его лице привела ее в трепет.

— Я же запретил тебе танцевать, — проговорил Кейн убийственно спокойным тоном, от которого кровь стыла в жилах.

— Я помогаю Фолти, — дерзко заявила Кристал, усилием воли заставляя себя не тушеваться под его ледяным взором.

— К черту Фолти.

— Милые бранятся, что может быть прелестнее, — нервно хихикая, визгливо проверещал подсеменивший к ним хозяин салуна. — Кристал, не перечь шерифу Кейну. Если он не хочет, чтобы ты танцевала, значит…

Маколей посмотрел на Фолти, и тот мгновенно замолчал, будто шериф своим суровым взглядом повредил ему голосовые связки.

Кейн повернулся к Кристал.

— Не продолжить ли нам беседу в другом месте? Например, наверху.

Девушка краем глаза заметила, что метис наблюдает за ними. Личность Маколея его явно заинтересовала.

Фолти поспешил укрыться за стойкой бара. Посетители, каждый на своем месте, застыли в напряженных позах, словно ожидая перестрелки. Дуэль, разумеется, состоится, но здесь, в зале, а не в постели наверху. Вместе с Маколеем она к себе в комнату ни за что не поднимется.

— Нет, Кейн. Ты не вправе указывать мне, чем я должна заниматься. Я хочу помочь Фолти, и ты не можешь мне запретить. — Кристал потупила взор, чтобы не видеть его сердито вопрошающих глаз. Девушка понимала, чем вызвано недоумение Маколея. Его решение арестовать Диксиану отчасти было продиктовано стремлением оградить от неприятностей ее, Кристал. А в благодарность, когда он возвращается из тюрьмы, она оказывает ему холодный прием, пренебрегает его просьбами.

— Ты — чокнутая, девушка, если полагаешь, что я намерен спокойно наблюдать, как ты танцуешь с мужчинами, которым вздумалось полапать тебя. — Он надвинул шляпу на лоб, спрятав под ней свой взгляд. — Собери вещи. Пойдешь со мной в тюрьму.

— Ты собираешься меня арестовать?

— А ты этого хочешь? — Тон, каким была высказана угроза, не оставлял сомнений в том, что Кейн готов продемонстрировать свою власть.

— Нет, — прошептала девушка, отступив на шаг.

— Тогда собирай вещи, Кристал.

— Нет. Я не бесправное существо. Хоть ты и шериф города, превращать людей в рабов тебе никто не позволит.

Кейн шагнул к ней; в лице — гнев и озадаченность. Кристал попятилась.

Маколей сделал еще один шаг.

Она бросилась к лестнице и вдруг замерла, словно пригвожденная к полу. На ступеньках стояла Айви, бледная как смерть.

— Боже мой, что с тобой стряслось? — выдохнула Кристал.

Айви подняла голову. На обеих ее щеках багровели кровоподтеки, один глаз вздулся, опух, кожа вокруг него приобрела густо-лиловый оттенок. Айви едва не теряла сознание и, чтобы не упасть, ухватилась за деревянные перила.

— Кто это сделал? — вскричала Кристал; в ней заклокотала безудержная ярость. Если бы не память об отце, она, наверное, прониклась бы ненавистью ко всем без исключения мужчинам на свете.

— Пастух с ранчо Хендерсона, — прошамкала Айви. Челюсть у нее распухла до такой степени, что рот почти не открывался.

Маколей бросил на Кристал сердитый взгляд, как бы говоря: «Наш разговор еще не окончен», затем осторожно свел Айви с лестницы и усадил на стул.

— Я займусь им.

Мулатка схватила шерифа за руку.

— Не надо.

— Что значит «не надо»? — вспылил тот. — Мужчина, посмевший поднять руку на женщину, избивший ее до полусмерти, словно непокорную необъезженную кобылу, должен понести заслуженное наказание.

— Он уехал. Мне все равно не добиться справедливости. Вы это не хуже меня знаете, шериф. — Айви отерла заструившиеся по щекам слезы. — Он приказал мне молчать. Он сюда не вернется.

~ Его следует высечь. И я позабочусь об этом.

Фолти принес в ветоши снег, и Кристал занялась лицом Айви, накладывая на синяки примочки. Мужчины в зале перешептывались между собой, но метис по-прежнему сидел особняком, не принимая участия в обсуждении происшествия. У Кристал спина покрылась мурашками, когда она увидела, что его взгляд все еще прикован к Кейну.

Айви вдруг вцепилась в руку Кристал.

— Не говори Жерико. Он сегодня должен прийти. Просто скажи ему, что я больна. Он рассвирепеет до безумия, если увидит мое лицо.

— Как я могу скрыть от него такое? Скажу обязательно, — возразила Кристал.

— В этомнет необходимости. — Маколей кивнул на дверь в глубине зала. В проеме стоял Жерико в своем медвежьем тулупе и с застывшим в ожесточенной неподвижности лицом смотрел на Айви.

— Езжай к себе, Жерико! Сюда тебе вход заказан! Ты же знаешь наши правила? — крикнул негру Фолти.

Маколей взглядом заставил его замолчать, затем обратился к посетителям:

— Расходитесь по домам. Салун закрывается. Придете завтра.

— Да, верно, — поддержал шерифа Фолти. — Неграм сюда приходить запрещено. Завтра сами в этом убедитесь!

Мужчины один за другим стали не спеша покидать салун. Метис шел последним, неохотно волоча свои огромные ноги. У двери он замедлил шаг, оглянувшись на Маколея, и на этот раз Кейн смерил его внимательным взглядом. Чувствовалось, что оба сразу невзлюбили друг друга.

— Давай чеши отсюда, — рявкнул Кейн.

Метис шаркающей походкой вышел на улицу, в морозную ночь, и удалился в неизвестном направлении.

— Возьмите меня с собой, шериф. Ялучше вас знаю, где находится ранчо Хендерсона, — сказал Жерико, не обращая внимания на Фолти, сверлившего, его свирепым взглядом.

Кейн кивнул.

— Едем прямо сейчас. Этот ублюдок не мог далеко уйти. — Он обратил взор на Фолти. — Как следует запри все двери. — Не глядя на Кристал, Маколей ткнул девушку пальцем. — Пока меня нет, глаз с нее не спускай. Головой отвечаешь. Смотри не поддайся на ее уговоры. Если потребуется, запри ее в комнате.

— Что? — Кристал раскрыла рот от изумления, неверя своим ушам.

— Вот так-то. — Кейн повернулся к ней; с лица еще не стерлись следы гнева. — Не знаю, что у тебя уме, но с этой минуты ты под моей охраной. До моего возвращения Фолти — твой страж.

Кристал ошеломленно смотрела на Маколея, онемев от душившей ее ярости.

Тот, не сказав больше ни слова, вместе с Жерико докинул салун.

Глава 21

Кейн и Жерико вернулись на рассвете, но без обидчика Айви. Они отсутствовали довольно долго, так что Кристал начала беспокоиться. Все возрастающая тревога за них к утру притупила в ней даже страх перед метисом. Существовало множество безобидных причин, которые могли задержать Кейна с Жерико, например плохая погода или подвернувшие ногу лошади, однако девушка все больше представляла, что на Кейна с Жерико напали медведи-гризли или они ведут бой с вооруженными бандитами, не желающими сдаваться в плен.

Кристал всю ночь не отходила от Айви: ставила ей компрессы, поила горячим бульоном. Мулатка рыдала не переставая, пока ее, наконец, не сморил, сон. Кристал тоже обливалась невидимыми слезами, оплакивала и себя, и Айви, и Диксиану. На их долю выпало немало страданий. Хорошо хоть несчастьям Айви придет конец, когда Жерико увезет ее с собой.

В окно Кристал наблюдала, как Кейн слезает со своей кобылы. Спрыгнув на землю, он передал лошадей мальчику-конюху. Шпоры его сапог врезались в обледенелую грязь на дороге. Побриться он еще не успел; густая темная щетина, покрывшая подбородок, лишь подчеркивала стальной блеск серых глаз. Одет он был в потрепанную куртку с бахромой, которую носил в Фоллинг-Уотере, и кожаные штаны, те самые, лоснившиеся на внутренней стороне бедер. Кристал вдруг захотелось просунуть руку между его ног, чтобы еще раз ощутить под ладонью гладкую теплую поверхность прочной кожи.

Направляясь к двери салуна, Кейн интуитивно вскинул голову, устремив взор на окно ее комнаты. Их взгляды встретились. Недопустимая оплошность. Слишком многое успели прочесть оба в глазах друг друга. Она безгранично любит Маколея, но будущего у них все равно нет, как ни больно это сознавать. Некоторое время назад, в глухие ночные часы, она только и мечтала, чтобы он скользнул к ней в постель и своими ласками изгнал из ее головы мучительные картины, рисуемые воспаленным воображением. Но теперь, отрезвленная холодным светом нарождающегося дня, Кристал была рада, что провела ночь без Маколея. Практическая сторона ее натуры заглушила голос сердца, и, поразмыслив, девушка поняла: все, что ни делается, — к лучшему. Кейн — ее погибель. Не подпускай его близко, твердила себе Кристал. Пусть злится — ей это только на руку.

От комнаты Айви, находившейся в конце коридора, донеслись приглушенные голоса, а несколькими минутами позже раздался стук и в ее дверь, вовсе не неожиданный для Кристал. И, тем не менее, она вздрогнула, услышав его.

— Кто там? — спросила девушка, точно зная, кто стучит.

— Маколей, — непривычно угрюмым голосом отозвался Кейн.

Кристал медленно открыла дверь, неимоверным усилием воли подавив в себе порыв кинуться в его спасительные объятия.

— Ну что, поймали? — поинтересовалась она. Кейн вошел в комнату и затворил за собой дверь.

— Он мертв.

— Но? — Кристал замолчала. — Ты его застрелил?

Кейн потер небритый подбородок. Он, по-видимому, охотно выпил бы чего-нибудь крепкого, хотя время еще было раннее: десять часов утра.

— Его убил Жерико. Прострелил ему голову, насквозь. Может, мне и не следовало брать Жерико с собой.

— Он совершил преднамеренное убийство?

— В отчете судье я укажу, что он стрелял в целях самообороны. В принципе, если рассматривать это дело под определенным углом зрения, его действия и вправду следует расценивать как самооборону.

Кристал глядела на Маколея, раздумывая над его словами.

— Выходит, даже шериф не в состоянии сделать мир совершенным, обеспечить, чтобы в жизни властвовали закон и справедливость. — Она отвела глаза. — Что теперь будет с Айви?

— Жерико заберет ее к себе на ферму. Через несколько лет положение их выправится. Скот будет приносить им хороший доход. Поженятся, народят ребятишек. В общем, неплохо обустроятся.

— Это было бы чудесно.

Они посмотрели друг на друга. Жилы на шее Маколея напряглись. Оба настраивались на мучительный разговор.

— Девушка, мне не понравилось, как ты вела себя вчера, — шквалом ледяного ветра обрушились на Кристал слова. Маколея. В ней ожили прежний гнев Я страх. — Я же предупреждал, чтобы ты не смела больше танцевать, — отчеканил он, каждым слогом выплескивая на нее кипевшую в нем ярость.

— А каким же образом я, по-твоему, должна расплачиваться с Фолти за жилье и пропитание?

— Я не желаю, чтобы ты оставалась здесь. Переселяйтесь ко мне в тюрьму.

— Я не буду жить с тобой в тюрьме.

— Что на тебя нашло?

Чудовищная, невыносимая скорбь тяжестью сдавила грудь.

— Я не хочу больше быть с тобой, Маколей. Возвращайся в Вашингтон. У нас нет будущего. Для меня это ясно как Божий день. И ты должен понять, что нам не суждено быть вместе.

— И когда же ты пришла к такому заключению? — неестественно спокойным, зловещим тоном поинтересовался он.

— Я всегда это знала.

— Но почему?

Удивительно, такой короткий вопрос, а ответить на него — жизни не хватит. Кристал набрала полные легкие воздуха. Единственный способ объяснить, чем вызвано ее решение, — это все ему рассказать, что абсолютно исключено. Теперь уж точно исключено, — ведь она видела, как он поступил с Диксианой: признал ее преступницей, не доказав вины.

— Ответ на твой вопрос не предотвратит неизбежного, Кейн, — прошептала девушка.

— Предотвратит. — Кейн схватил Кристал за руку, своим безумным взглядом лишая ее мужества. — Неизбежной была только наша встреча, а не расставание. Ты дала слово, что не покинешь меня, помнишь?

Кристал зажмурилась. Воспоминание о том мгновении отзывалось в сердце нестерпимой болью.

— Ты коварством добился от меня согласия. Я не могу сдержать своего обещания.

— Ты сдержишь его.

Девушка открыла глаза и посмотрела на Маколея. Выражение лица делало его сейчас похожим на обуреваемого страстью варвара, дикаря с необузданным нравом, каким он представился ей в Фоллинг-Уотере, выдавая себя за разбойника.

— Я не намерен снова гоняться за тобой по всему свету. Ты останешься со мной до тех пор, пока наши отношения сами не обретут логическую завершенность, и, если для этого мне потребуется запереть тебя, значит, так оно и будет.

Ты не можешь дважды сделать меня своей пленницей. И, смею напомнить, теперь ты шериф, а не разбойник, и не вправе сажать меня под замок, не имея на то оснований. — Глаза Кристал вспыхнули яростью. Ее бесило, когда Кейн начинал строить из себя шерифа по полной программе. Эта чертова звезда на его груди и без того словно крепость между ними; зачем же лишний раз демонстрировать свою власть?

— Чутье подсказывает мне, что, если я запрошу о тебе сведения в Нью-Йорке, у меня наверняка появятся веские основания заключить тебя под стражу. — От его язвительных слов сердце заволдырилось, будто облитое кислотой.

Чтобы скрыть свое огорчение, Кристал отвернулась. Она чувствовала себя опустошенной, одинокой, как никогда.

— Телеграфировав в Нью-Йорк, ты в результате добьешься того же самого: меня увезут отсюда, отнимут у тебя.

Кейн коснулся рукой девушки и вдруг рывком притянул на свою теплую мускулистую грудь. Кристал не нашла в себе сил высвободиться из его объятий.

— Собирай вещи. Мы уезжаем.

— Куда?

— Туда, где мы будем одни. Где никто не будет нас беспокоить. К рассвету доберемся до места. Собирайся.

Ответом Кейну было упрямое молчание, свидетельствующее о ее нежелании подчиняться ему.

Маколей заключил в ладонь подбородок девушки.

— Ты поедешь добровольно, Кристал. Потому чтодаже сейчас твоя воля советует тебе отправиться со мной. Я — твое единственное спасение. Без моей помощи ты уже через пару месяцев начнешь заниматься проституцией, добывая свои несчастные монеты. Без моей помощи ты, так или иначе, в скором времени окажешься в Нью-Йорке, потому что некому будет спрятать тебя так, как это могу и хочу сделать я.

Кристал изумленно смотрела на Маколея, потрясенная его предложением и готовностью пожертвовать ради нее положением в обществе, а может, и жизнью, и опять, как когда-то в Фоллинг-Уотере, нежеланная, тревожащая душу благодарность стала просачиваться в лее, заполняя все существо. Она не хотела слышать ответа на следующий вопрос, который собиралась задать, но она должна его получить, чтобы знать определенно, стоит ли дальше бороться.

— Ты любишь меня, Маколей? — едва уловимым шепотом произнесла девушка, опустив глаза, чтобы не выдать своих чувств. Если ответ будет положительным, она поедет с ним, если нет ~ жизнь потеряет для нее всякий смысл. Она добровольно сдастся властям. Что с ней будет, не важно.

Кристал заставила себя взглянуть на Маколея. Их отношения настолько замараны ложью, что вряд ли одно короткое слово способно как-то изменить ее судьбу. Однако девушка знала, что такое возможно. Да, возможно. Она со страхом ждала ответа Маколея.

— Да, я люблю тебя.

Кристал замерла, пораженная тоном, каким было сделано признание. Обычно Маколей так ругался.

Она подняла голову и встретилась с ним взглядом. Его глаза излучали пронизывающий холод и гнев.

— Никогда больше не спрашивай об этом.

— Я имею право знать. Чтобы решить, ехать с тобой…

— Ты не имеешь никакого права. Абсолютно никакого. Я всем рисковал ради тебя. Даже жизнью. И что же мне дано взамен? Я люблю тебя, но эта любовь не наполняет меня нежностью и отрадой. Моя любовь злая и мрачная. И советую тебе не копаться в ней.

Негодование, душераздирающее отчаяние захлестнуло все существо Кристал.

~ Послушать тебя, так ты скорей уж ненавидишь меня, а не любишь.

— Я ненавижу твое темное прошлое, ненавижу, когда ты хитришь. Я люблю тебя безумно и столь же безумно ненавижу всю ту ложь, которой ты отравляешь мои чувства к тебе. Так что моя любовь обратилась для меня в ад. Ты как-то спрашивала, любовь — это наваждение? И теперь наконец-то я могу ответить на твой вопрос: да, да, тысячу раз да. Только весь кошмар в том, что это лишь часть ответа.

Кристал стояла, словно изваяние; сердце окаменело, язык не осмеливался опровергнуть ни единого сказанного им слова. То, что она услышала, — правда, неоспоримая и мучительная. Маколей совершенно верно заметил, что, кроме него, ей не у кого и негде искать спасения, но он — и погибель ее. Пока их разделяет стена ее прошлого, он никогда не будет полностью принадлежать ей, а раскрыв ему свою тайну, разрушив это незримое препятствие, она и вовсе потеряет его.

— То, что испытываешь ко мне ты, чудовищно. Я предпочитаю, чтобы меня или любили, или ненавидели. Узнай же тогда обо мне правду, — спокойно проговорила девушка. — Телеграфируй в Нью-Йорк.

Кейн, оттеснив Кристал к стене, взял в ладони ее лицо.

— Ты едешь со мной, Кристал. Потому что, пока я остаюсь в неведении относительно твоего порочного прошлого, я все еще могу любить тебя. И пока тебе есть что скрывать, я могу заставлять тебя делать то, что нравится мне. Например, вот это… — Он прижался к губам девушки, горячим, страстным поцелуем искусно разжигая в ней желание, распаляя чувственность.

— Не надо… — простонала Кристал, когда его ладони сжали с боков ее грудную клетку, а потом заскользили вверх.

— Ну что, будешь упрямиться? — прошептал ей в волосы Маколей. — По-прежнему настаиваешь, чтобы я телеграфировал в Нью-Йорк? Хочешь, чтобы я возненавидел тебя?

— Нет… — всхлипнула девушка, желая одного — чтобы он любил ее. Чтобы только любил.

— Тогда поцелуй меня. Веди в свою постель и люби, пылко, самозабвенно, как всегда. Люби, ласкай губами, обнимай, а потом я отвезу тебя туда, где ты будешь в безопасности.

Грудь Кристал сотрясалась от тяжелых прерывистых вздохов, сердце разрывалось, терзаемое жаждой выжить и непреодолимым влечением к Маколею.

Но инстинкт самосохранения очень скоро потонул в пучине страсти. Так же скоро, как его губы завладели ее губами, а руки — всем телом. Его поцелуи, глубокие, ритмичные, жадные, волновали, горячили кровь, каждое касание ладоней сладостной мукой пронзало все существо. Словно индеец на тропе войны, он постепенно, хотя и нестерпимо медленно, вытеснял из нее дух непокорности, и вот, наконец, в его объятиях трепещет слабая женщина, целующая его со всей неистовостью своей изголодавшейся по любви души.

— Ты — мудрая женщина, Кристал, очень мудрая, — бормотал Кейн, в то время как ее губы бороздили его горло, опьяняюще-нежным пухом стелясь по огрубелой коже шрама.

— Нет, я — дура. — Кристал коснулась ладонью его лица, погладила скулы, разлет темных бровей, прямой нос, чтобы навечно запечатлеть в своем сердце каждую дышащую страстью черточку. Затем, с глубокой щемящей печалью в душе, взяла его за руку, подвела к своей кровати и сделала все так, как он просил.

Глава 22

— Но, шериф, как же я останусь без Кристал? Сами уезжаете, и всех моих девушек разогнали! — Фолти не выразил особой радости при известии о том, что Кристал собралась покинуть салун. Для этой цели им пришлось поднять его с постели — Фолти обычно вставал после полудня. Сейчас он стоял за стойкой бара в ночной пижаме, накинув на плечи истончившееся от времени дырявое одеяло.

— Она больше не танцует за деньги и тебе здесь не нужна, — отрезал Кейн, выражением лица подтверждая, что не желает слышать никаких возражений.

— Мне очень жаль, что все так получилось, Фолти. — Кристал стыдилась посмотреть в глаза хозяину салуна. Она чувствовала, что не может скрыть свой страх, свою любовь к Маколею, испытывала неловкость за свои вспухшие от поцелуев губы, за ссадину во впадинке на горле — отметинку, оставленную Кейном в момент страстного исступления.

— Я понимаю, Фолти, — виновато взглянув на него, продолжала девушка, — сейчас не самое подходящее время приставать к тебе с просьбами, но я не знаю, когда вернусь и вернусь ли вообще. Отдай мне, пожалуйста, тридцать пять центов, которые ты согласился приберечь для меня в тот вечер, когда я обнаружила дыру в кармане…

Фолти устало кивнул.

— Да, да. Уезжаешь, разоряешь меня. И остальные девушки тоже. Срывай весь банк, Кристал. Теперь мне ничто уж не поможет.

Кристал съежилась под градом его обиженных причитаний. Своим наигранно страдальческим видом Фолти усугублял в ней чувство вины, но она вновь и вновь убеждала себя, что поступает правильно. С ее отъездом он избавляется и от пристального внимания Кейна. Фолти пока еще просто не сознает, как ему повезло.

Деньги хранились в оловянной коробочке, спрятанной за банками с экстрактом сарсапарели. Под бдительным оком Фолти, следившего за каждым ее движением, Кристал отсчитала причитающуюся ей сумму — ровно семь пятицентовых монет — и поставила коробочку на место. Одна монетка случайно выскользнула из ее ладони и закатилась под стойку бара. Кристал, не желая терять ни единого драгоценного цента, полезла за монеткой, с содроганием шаря рукой по пыльному грязному полу под стойкой бара, куда не проникал свет.

Вдруг пальцы нащупали какой-то шелковый предмет. Девушка в испуге вытянула его из темной щели, и все увидели грязный кошелек из зеленого шелка.

— У-ху-ху, ну и достанется же вам от Диксианы, Шериф, — пробормотал Фолти, когда Кристал вручила ему свою находку. — Похоже, он все это время тут и лежал. Наверное, упал со стойки, когда Джеймсон расплачивался, а потом кто-нибудь случайно подпихнул его под бар. — Хозяин салуна открыл кошелек и перечитал деньги: триста два доллара с мелочью.

— Пойду верну его владельцу, — сказал Кейн, забирая у Фолти кошелек с деньгами.

— Конечно. — Фолти почесал голову. — Шериф, если вас не затруднит, пришлите сюда сразу Дикси, ладно? Вечером она мне ох как понадобится. Вчера еще, если помните, у меня было целых три работницы, — недовольно добавил он.

Кейн кивнул, но вовсе не виновато, потом взял Кристал за руку, и они отправились в тюрьму.

Маколей понес кошелек Джеймсону, а Кристал стала помогать Диксиане одеваться, двигаясь по комнате и все делая машинально, словно в трансе, погруженная в невеселые размышления о Кейне и их будущем. Диксиана же во время всей процедуры сборов ныла и ругалась не переставая.

— Ох уж эти мужики! — брюзжала она, напяливая черные шерстяные чулки и надевая подвязки. — Я же говорила шерифу, что я тут ни при чем. И что же, он поверил мне? Ничего подобного!

— Ты ведь знаешь, ему нужны были доказательства. — Кристал рассеянно застегивала крючки на корсете Дикси.

— И почему им вечно требуются какие-то доказательства? Разве нельзя поверить на слово? — Дикси повернулась лицом к Кристал. — Будь он проклят, этот чертов Маколей Кейн! Он ведь мог спросить Фолти, тебя или Айви. Я не воровка. Зачем мне это? Мои мальчики достаточно щедры со мной, мне незачем красть у них деньги. Ну почему нам не верят, Кристал?

Девушка не отвечала, с угрюмым, подавленным выражением на лице глядя на свой шрам на ладони.

— Дорогая, откуда у тебя этот шрам? Ты мне не рассказывала.

Кристал сжала руку в кулак и с горькой усмешкой на губах натянула на Дикси платье.

— Не знаю, Дикси. Мне только известно, что некоторых людей просто невозможно убедить в том, что истинно.

— Да, что-что, а уж это для меня не новость. — Дикси, как заводная извиваясь всем телом и подпрыгивая на месте, поправила на себе корсет, ни на миг не закрывая рот, напыщенно разглагольствуя, словно политик на митинге. — Но когда-нибудь все будет по-другому! Помяни мои слова, Кристал. На следующих выборах я выставлю свою кандидатуру, вот так-то!

Нам повезло, что мы живем в Вайоминге. Выборы здесь регулярно проводятся с шестьдесят девятого года. У меня самые серьезные намерения. Не может быть, чтобы все оставалось по-старому. Я даже думаю баллотироваться на должность мирового судьи, чтобы утереть им всем нос. Вон в Саут-Пассе мировой судья — женщина, а мы чем хуже?

Дикси, всем своим видом демонстрируя гневное возмущение, смотрела на Кристал, будто та знала ответ на ее вопрос.

— Я отдам свой голос за тебя, Дикси, — пообещала девушка.

— Я ведь серьезно, не сомневайся. — Дикси застегнула спереди крючки на платье, оправила юбки и вышла из камеры — обрела свободу.

— Фолти ждет тебя в салуне, Дикси.

В помещении появился Маколей. Как и всегда при взгляде на Кристал, на его лице отразилась непреклонная решимость.

— А извиняться не собираетесь, шериф? — фыркнула Диксиана.

— Я выполнял свой долг. — Кейн повернулся к Кристал. — Ты готова?

— Куда это вы отправляетесь? — Дикси глянула на шерифа, потом на Кристал.

Кейн скрестил на груди руки, как бы провоцируя Кристал на возражения против его ответа. Девушка молчала.

— Мы с Кристал уедем на некоторое время. У меня в горах есть хижина. Она будет жить там со мной.

— Значит, и вы покидаете нас, шериф? Как же так? Вы только приехали. — Дикси, удивленно вскинув брови, посмотрела на Кейна. Сожалеет ли Диксиана об отъезде шерифа, Кристал не знала. Кейн — человек непредсказуемый, сильная, властная личность; Дикси же предпочитала иметь дело с неопытными льстивыми Юнцами. И, тем не менее, Маколей ей нравился. Это и сейчас было заметно. Собственно, Дикси никогда особенно и не скрывала своего интереса к шерифу. Кейн прокашлялся.

— Я буду наведываться время от времени, чтобы проверить, как вы тут живете. В этом городе шерифу незачем сидеть неотлучно. Как только понадоблюсь, тут же приеду.

— Да уж, пожалуйста, — отозвалась Диксиана с саркастической улыбкой на своих миленьких губках. — А то вдруг у кого-нибудь опять что-то пропадет, а я окажусь виноватой. Меня такой поворот вовсе не устраивает.

Кейн скривил губы в печальной усмешке.

— Иначе было нельзя. Ты же знаешь, будь моя воля, я никогда не посадил бы тебя за решетку.

— Ну конечно, не надо заливать. Скажите это лучше мировому судье. Между прочим, вы слышали, я собираюсь баллотироваться на должность мирового судьи?

Кейн весело хмыкнул, как бы помимо своей воли. Дикси хлопнула его по плечу, и в Кристал всколыхнулась дотоле незнакомая ей жгучая ревность.

— Береги себя, Кристал. Хорошо? — напутствовала ее Диксиана.

— Ты тоже, Диксиана. — Девушка почти с тоской смотрела вслед удаляющейся фигурке Дикси; ревность угасла сама собой. Диксиана — характерная, запоминающаяся особа. Вряд ли она ее позабудет. Однако Дикси не пропадет. Может быть, даже и на выборах победит.

Кристал перевела взгляд на Кейна. Все проблемы улажены. Больше тут делать нечего. Пора ехать. Маколей кивком указал на стол.

— Бери вон тот сверток и' отправляемся.

— А что это?

— Посмотри.

Девушка отогнула один уголок объемного свертка. В прорехе виднелась небесно-голубая шерстяная материя.

— Нравится? Ян говорил, ты была в восторге от этой ткани. Из голубой шерсти получится великолепное платье. Гораздо лучше, чем то, что сейчас на тебе. — Кейн, придвинувшись к Кристал, ладонями, теплыми и жесткими, как кованое железо, обхватил ее руки чуть выше плеч и нежно погладил.

— Восхитительная ткань. Спасибо. — Девушка аккуратно завернула отрез шерсти в бумагу, размышляя, не пытается ли она, согласившись уехать с Кейном в его хижину в горах, просто искусственно оттянуть время, отсрочить то, что рано или поздно должно произойти. Она не говорила Маколею, что ее напугал метис, что он до сих пор тревожит ее сознание, будоража укоренившийся в ней природный страх перед смертью, хотя здравый смысл убеждал, что метис наверняка уже далеко от Нобла. Тем не менее, как только она закрывала глаза, в воображении моментально возникало его лицо; он смотрел на нее тем же бездушным взглядом, как смотрел когда-то Болдуин Дидье, словно предупреждая, что все, ради чего она живет, может быть отнято в любую минуту.

— До хижины путь не близкий. — Маколей забрал у девушки сверток.

— А чья это хижина?

— Ничья. Мы туда частенько наведывались с Кайнсоном. Прятались там после очередного налета. Охотничий домик посреди бескрайней пустоши. Если хочешь спрятаться, девушка, более подходящего местечка не найти.

Они вышли на улицу. Лошадь Кейна, та самая аппалузская верховая, которую Кристал помнила по Фоллинг-Уотеру, ожидала их возле здания тюрьмы, груженая седельными вьюками с провизией. Ночное небо было усыпано звездами, белыми и лучистыми, призрачными, будто сказочные искорки.

Маколей усадил Кристал в седло, потом и сам на кобылу, устроившись за спиной у девушки.

— Попрощайся с Ноблом, Кристал, — проговорил он, когда лошадь тронулась с места, затрусив в восточном направлении. — Если все получится, как я хочу, ты его больше не увидишь. Весной мы поедем в Вашингтон.

Кристал взирала на прерию в снежных заплатках, в лунном сиянии отливавшую цветом индиго, и думала о своем дяде. Где он сейчас? Идет по ее следу или находится на другом краю света? Она не знала. И это было самое ужасное.

— Ты всегда и во всем уверен, Маколей, но ведь что ждет нас впереди — неизвестно.

— Впереди у нас только это.

Он повернул голову девушки и неожиданно прижался к ее губам в долгом томном поцелуе, изгнавшем из нее все мысли и желания, кроме одной потребности — ощущать и чувствовать только его, его одного; этой потребности она подчинилась с радостью и вместе с тем негодуя на себя, потому что в объятиях Кейна неизменно теряла власть над собой. А вот и яркое тому подтверждение: оказывается, она сидит, вцепившись в грубое сукно его пальто, как бы умоляя продлить наслаждение. В результате поцелуй прервал Кейн. Он с невозмутимым видом натянул поводья, направляя лошадь на восток, к горам, голубевшим над ночными облаками, будто необозримые небеса рая.

Хижины они достигли к утру, следуя вдоль берега Норт-Попо-Эйджи-Ривер к истоку самой реки; она вытекала из озера, неподвижно зависшего между ледником и горой. Деревянный домик располагался в долине, которая весной, должно быть, покрывается мягким травянистым ковром, а сейчас представляет собой снежную расщелину, втиснутую между глыбами скал.

Кристал с опаской ступила в хижину, с ужасом думая, как они будут жить в однокомнатной лачуге без окон, да и вообще без каких-либо удобств. Но когда Маколей разжег огонь, она увидела, что каменный очаг довольно большой, — следовательно, замерзнуть они не должны. И мебель, какая-никакая тут есть: стулья, сколоченные из толстых веток, на которых еще сохранилась кора, расшатанный стол, весь порезанный, изрубцованный, как армия южан, грубая деревянная кровать с матрасом. Возле хижины она заметила горку заготовленных дров, а в озере водится много рыбы. Вполне можно жить. Некоторое время.

Девушка положила на пыльный стол сверток с небесно-голубой шерстью. Через открытую дверь в помещение струился солнечный свет. Кейн на улице треножил лошадь. Солнце еще только поднималось над горой Во-Боннет-Пик, и вершина Пингоры на противоположной стороне долины густо розовела на фоне дивных красок неба, которые не смог бы передать ни один художник. У подножий голубых гранитных возвышенностей лежало лазурное озеро, искрящееся бликами отражающегося от снега света. Кейн говорил, что оно зовется Лоунсам-лейк^[21].

Очень точное название. Маленькую долину с озером с трех сторон окружали каменные стены, упирающиеся в поднебесье. Отличное укрытие, даже еще более укромное, чем Фоллинг-Уотер. Сюда, наверное, и индейцы-то заглядывают раз в тысячу лет, не чаще.

В хижину вошел Маколей, на мгновение заслонив своей рослой фигурой свет. В очаге потрескивал огонь, стреляя искрами, отбрасывая тени на его лицо.

— Мы можем поселиться здесь навечно? — тихо косила девушка.

Кейн сгрузил на стол тяжелые седельные вьюки и посмотрел на Кристал; взгляд его потеплел.

— Ничего не имею против.

— Хочешь есть?

— Поставим вопрос иначе: ты умеешь готовить? До сих пор не могу забыть, какими блюдами из бобов ты потчевала нас в Фоллинг-Уотере.

Кристал прикусила губу, скрывая улыбку, и подошла к столу с седельными вьюками.

Кейн закрыл дверь, и в безоконной хижине наступила ночь. Мрак разрезали только пляшущие в очаге язычки пламени.

Они одни. Кроме них, здесь совсем никого нет. Адам и Ева в снежном раю. Наконец-то ей незачем беспокоиться, что к ним кто-то ворвется из внешнего мира, потому что сюда извне ничто не проникает. Только огонь, темнота, он.

Маколей тронул волосы девушки, провел ладонью по шелковистым прядям до самых кончиков, благоговейно, как будто касался божества. Он не позволил ей заколоть их перед отъездом из Нобла. Сказал, что она ему очень нравится с распущенными, взлохмаченными волосами. Кристал решила не спорить из-за подобного пустяка.

Кейн наклонился и поцеловал ее. Какие вкусные у него губы. Девушка покраснела, вспомнив утро минувшего дня, проведенное в объятиях Маколея: она предавалась любви с бесстыдством. Он имеет над ней непреодолимую власть. Кристал это тревожило.

Маколей прижался губами к ее волосам и, обняв одной рукой, притянул к себе. Она спиной упала на сто грудь.

— Ты любишь меня, Кристал, — прошептал он. Утверждение, не вопрос.

Она посмотрела на него, даже не подозревая, сколько боли таится в ее глазах.

— Я могла бы не согласиться.

— Любишь, любишь.

Кристал отвела взгляд от лица Маколея, не в силах подтвердить правоту его замечания. Перед ним она беззащитна.

— Ладно. Давай ложиться.

Девушка поежилась и обхватила себя за плечи. В постели с этим мужчиной она делала все, что только поддается воображению, отдавалась ему без остатка, и, однако, каждый раз шла к кровати с неохотой. Не совсем верные у них отношения. Хоть и одичала она в Вайоминге, ее воспитанная в добродетели натура отказывается мириться с тем, что она вступает в интимную близость с мужчиной, не являясь его женой.

Почувствовав, что девушка колеблется, Кейн зашептал ей в ухо:

— Я знаю, Кристал, мы с тобой происходим из различных слоев общества. Это подтверждается тем, как ты разговариваешь, как надменно вскидываешь подбородок, когда чем-то недовольна. Я знаю, ты — благородного рода, наверное, даже из богатой семьи, — судя по фотографии, где ты запечатлена с сестрой, да и по манерам твоим это заметно. Однако в силу каких-то обстоятельств, которые для меня, возможно, так и останутся тайной, ты лишилась этого богатства. Но ведь, цепляясь за свои моральные устои богатой аристократки, ты его все равно не вернешь.

— А ты, должно быть, воспитывался, не обремененный никакими нравственными принципами? Неудивительно, что Джорджия проиграла войну. — Кристал отвернулась, не желая, чтобы Маколей видел раскаяние в ее глазах. Ну почему каждый раз, споря с ним, она обязательно укоряет его войной? Она ненавидела себя за это. Но ведь Кейн сам виноват: он всегда стремится задеть самую больную струнку в ее душе, и она чувствует себя настолько беззащитной, вынуждена обороняться, прибегая к тактике трусливых нападок.

— Может, я и «белая шваль», однако не бегаю от Правосудия, — парировал Кейн с язвительной горечью и ожесточением в голосе.

Его реплика глубоко ранила девушку, словно ей ткнули в сердце нож. Теперь они квиты.

Бедняки из белого населения южных штатов.

Кейн погладил ее по щеке, потом медленно потянул к себе, и она, так же медленно, шагнула в его объятия.

— Мы здесь не для того, чтобы думать об этом, — тихо промолвил он.

— От реальности не скроешься. Как же мы можем не думать о ней? Отсюда и все наши ссоры.

Маколей хохотнул.

— Мои родители частенько ссорились, дрались, как черти. В сущности, по-моему, дня не проходило, чтобы они не устроили перебранку с кулаками. Мама однажды так огрела отца сковородой по голове, что он двое суток лежал как убитый.

Кристал в ужасе вытаращила глаза. Даже в самых своих бредовых фантазиях не могла она представить, чтобы ее родители учиняли подобное.

Кейн насмешливо скривил губы.

— Я понимаю, для тебя это несколько необычно, но главное вот что: уладив свои разногласия, они отсылали нас с братьями на улицу, погулять. Иногда на целый день. Могу только догадываться, чем они занимались в спальне по нескольку часов подряд. До сих пор звучат в ушах их смех и счастливые вопли. — Он взял лицо девушки в свои большие ладони. — Знаешь, мама, должно быть, почувствовала, что отец погиб. Она просто утратила интерес к жизни.

Скорбь в его голосе глубоко взволновала Кристал. Она сразу вспомнила своих родителей, Они умерли вместе, как, наверное, и желали бы. Только это и служило ей утешением.

Маколей взял девушку за руку, чтобы повести к кровати, но она по-прежнему не двигалась с места.

— Что тебя останавливает? Тебе это не нравится? Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

Кристал отвернулась.

— Ты же знаешь, мне все нравится. Даже слишком. Ты просто сводишь меня с ума, у меня не хватает сил.

— Хватает. Ты это доказала. И снова докажешь.

Кристал посмотрела в глаза Кейну. Может, в чем-то он действительно простой парень из Джорджии, однако мужчина, стоящий сейчас перед ней, прошел выучку в кровавых битвах, закаливших и ожесточивших его дух. Он знает, чего хочет, и не видит смысла в том, чтобы попусту тратить время. От этой мысли перехватило дыхание, сердце забилось испуганно в предвкушении чего-то необычайно волнующего, обещавшего новизну впечатлений.

Кристал почувствовала себя в кольце уютных объятий Маколея. Как же она боится привыкнуть к его защите. Ведь его любовь к ней висит на тонкой ниточке, которая может лопнуть в ту же секунду, как только он увидит объявление о розыске с ее приметами.

— Матрас грязный, — прошептала девушка, ощутив на своей хрупкой нежной шее обжигающие отпечатки его губ.

Верное замечание. Матрасом служил замызганный чехол из тика, набитый сухой травой, пучками торчавшей в прорехах старой материи. Об одеялах с простынями оставалось только мечтать.

Кейн тут же устранил непредвиденное препятствие, накрыв матрас своим военным пальто, затем осторожно опустил на кровать Кристал, погрузив ее в восхитительное тепло, которое впитало из его тела синее сукно. Они утоляли свою страсть неторопливо, медленно, с каждым движением проникаясь уверенностью, что в мире, который возводят для себя, они навсегда будут избавлены от вторжения извне. А после, лежа в объятиях Маколея, охранявших ее от опасностей, Кристал закрыла глаза, и ей приснился сон.

Кристал снился ее возлюбленный — Кейн. Но он не разбойник и не шериф. Во сне Кейн явился ей истинным джентльменом; он прибыл с визитом к ван Аленам в их роскошный особняк на Вашингтон-сквер.

Вот он стоит на крыльце, одетый в черный костюм со строгим галстуком, но без шляпы. Маме Кейн не очень понравился.

— Он — упрямец, его не обуздать, — поделилась с ней мама, разглядывая Маколея в открытую дверь, хотя тот со своей стороны тоже и видел их, и слышал реплику миссис ван Ален. Кристал не могла не согласиться с мнением матери. Тем не менее, она пригласила Кейна в дом, отметив про себя, что черный цвет ему к лицу, прекрасно сочетается со всем его суровым обликом и особенно с глазами, светлыми как лед.

Отец уединился с Кейном в библиотеке, где они вели беседу за бокалом виски, а Кристал с матерью в гостиной потягивали ликер. Кристал не переставала удивляться такому странному сну. В настоящей жизни никто никогда не просил ее руки у родителей; она тогда была слишком юна. Правда, вовсе не трудно представить, как бы все это происходило.

Отцу, естественно, поклонник младшей дочери пришелся по душе. За дубовыми дверями библиотеки то и дело раздавался его раскатистый хохот, наполняя Кристал радостью и надеждой. Мужчины обычно или сразу же проникались к Кейну симпатией и уважением, или трепетали перед ним от страха. Или-или, и никак иначе.

— Я рожу ему сыновей, мама? И вырастут ли они такими же сильными, страстными и красивыми, как он? — Кристал задавала вопросы, которые с естественной непринужденностью слетают с губ только в абсурдном нелепом сне. В реальной жизни она никогда не осмелилась бы вести с матерью столь откровенный разговор.

— Мы с отцом всегда хотели, чтобы, кроме вас с Аланой, у нас были и сыновья. Да, моя дорогая Кристал, ты должна родить Маколею сыновей. — Мама потрепала ее по руке, согревая дочку своей ангельской лучезарной улыбкой, и вновь сосредоточилась на вышивании.

— Мама, а он будет любить меня, как папа тебя любит? — Кристал и сама услышала грусть в своем голосе.

— Ну разумеется, конечно. Иначе мы не позволим ему жениться на тебе, глупышка ты моя. — Мама опять потрепала ее по ладони. Кристал взяла иголку и тоже стала вышивать. Правда, особыми успехами в рукоделии она похвастать не могла. А вот Алана — большая искусница.

— Эй, ты что! — вдруг загремел рассерженный и вместе с тем пронизанный страхам голос отца. — Я спрашиваю, что ты делаешь, приятель?! Это замечательный парень, не тронь его! Он — жених моей дочери!

Мама вскочила со своего кресла у камина и, приоткрыв дверь в библиотеку, пронзительно вскрикнула. У Кристал по спине побежали ледяные мурашки.

Словно страдающая подагрой старуха, она медленно отложила в стороны пяльцы, с трудом поднялась на ноги и нехотя побрела к библиотеке, каким-то образом уже догадавшись, что предстанет ее взору.

Она увидела Дидье.

Помещение библиотеки окутала мгла; лишь языки пламени в камине отбрасывали свет на фигуру ее Дяди, облаченного в синий пиджак, из-под которого выгладывал пестрый шелковый жилет, элегантно облегающий его выпирающее брюшко. Кристал смотрела на него и больше не удивлялась тому, что ее тетя вышла за него замуж. Болдуин Дидье — красивый мужчина, интересный, похож на короля, благодаря бородке клинышком, а взгляд холодный, пронизывающий, как и у Кейна. Но в отличие от глаз Маколея, в которых изредка она замечала душу, взывавшую к спасению, юношу, нуждающегося в тепле и любви, во взгляде Дидье таилась ледяная засасывающая пустота.

Она резко развернулась, протягивая в полумрак руки, надеясь увидеть своего отца, который поможет ей, защитит, но отец исчез, растворился в черноте вместе с матерью.

Потом тени расступились, открыв ее взору картину, так сильно напугавшую маму.

Маколей возвышался на стуле с петлей на шее, во рту — кляп, глаза завязаны. А рядом стоял Дидье, приготовившийся вышибить опору из-под его ног.

— Ты плохо вела себя, Кристал. Тебя следует наказать, — произнес Дидье; от взгляда его голубых глаз у нее похолодела спина.

— Что… что я сделала? — выдавила она, приковавшись взглядом к застывшему в неподвижности на стуле Кейну.

— Будь ты более послушной девочкой, я, возможно, и не убил бы твоих отца с матерью. Может быть, ты и помешала бы мне разделаться с ними, если бы была расторопнее и пришла к ним в спальню чуть раньше. Что ты скажешь в свое оправдание, юная особа?

— Откуда мне было знать, что вы собираетесь их убить? Я проснулась, услышала шум и пошла посмотреть, что происходит. Жаль, что я не смогла их спасти. Я их так любила, — проговорила она охрипшим голосом в тоске и отчаянии. — Прошу вас, не убивайте Маколея. Умоляю вас. Он — все, что у меня осталось.

— А мне какое дело? — Дидье занес ногу в начищенном узконосом ботинке на перекладину стула, как бы собираясь отпихнуть его. — Ты — плохая девочка, Кристабель ван Ален. Ты могла бы спасти своих родителей, Но не спасла. Опоздала. Ты не достойна его. Я отниму его у тебя.

— Не надо! Прошу вас! Умоляю!

Она пронзительно закричала. Темнота заклубилась. Дидье выбил стул из-под Кейна.

— Кристал… Кристал… — прорезал ее крик густой рокочущий голос; она заплакала.

— Не отнимайте его. Умоляю вас!

— Тебе снится кошмарный сон. Успокойся.

Дрыгая руками и ногами, девушка стала выпутываться из пальто, в которое была плотно укутана, и, наконец, открыв глаза, села в кровати, цепляясь за Маколея, как будто кто-то собирался увести его из хижины в наручниках, словно разбойника.

— Не поддавайся ему! Прости? О Господи, ну почему я опоздала? — Кристал судорожно вздохнула. По щекам струились слезы.

— Тебе приснился страшный сон, девушка. Только и всего. Ничего с тобой не случится. Клянусь. — Маколей пригладил назад прилипшие к ее потному лбу волосы. — Ну? Ты здесь, со мной. В безопасности. Никто никуда меня не уводит.

— Люби меня, — прошептала Кристал, уткнувшись лицом ему в грудь.

— Тебя что-то испугало во сне.

— Люби меня, — повторила она, прижимаясь к нему, словно никак не могла поверить в то, что он рядом, теплый, живой, полный сил и энергии.

— Расскажи, что тебе снилось…

Договорить он не успел. Кристал, встав на колени, поцеловала Маколея, требуя, чтобы он подчинился ее просьбе. Прежде робкая стыдливая дева вдруг обратилась в сладострастную сирену. Она хочет забыть. Забыть любой ценой.

Кейн глухо охнул и застыл под ладонями девушки, словно опасался воспользоваться ее слабостью. Но терпение мужчины не безгранично. С каждым прикосновением мягких просительных губ его решимость не злоупотреблять своим превосходством таяла, и вскоре живший в нем благородный джентльмен снова превратился в разбойника с необузданным аппетитом к плотским наслаждениям, в разбойника, который берет не спрашивая. Этого разбойника она ох как хорошо знала.

Почувствовав, что Кейн целует ее в ответ, Кристал застонала от удовольствия. Его слепленные из железных мускулов руки с жадностью ощупывали ее тело, шершавые губы с ненасытным упоением терзали ее уста, язык грозился растереть в муку все зубы и вот наконец-то проник в рот, отчего Кристал пробрана сладостная дрожь.

— Еще, — тяжело дыша, потребовала она, когда. Маколей отстранился от нее.

— Расскажи, что тебя напугало.

Кристал дрожащими руками дотянулась до Маколея. Ей необходимо чувствовать на себе его крепкое, энергичное тело, наполняющее ее жизненными силами.

— После.

Кейн сжал ладони девушки в своих, не позволяя ласкать себя, хотя глазами пожирал ее груди.

— Расскажи, Кристал. Сейчас расскажи. Я должен знать, что тебя испугало.

— После. — Она стала выкручивать запястья, раздосадованная тем, что он держит ее, но, в конце концов, успокоилась и посмотрела Кейну в глаза. Он ждет ответа. Что ж. — Обещай мне, — медленно заговорила девушка, — обещай, что нет и не будет в жизни ничего, кроме нашей любви, только мы с тобой и эта хижина.

— Ладно, обещаю.

— Но расскажи мне. Доверься мне, Кристал, хотя бы один раз.

— Хорошо, — всхлипнула она. — Я расскажу. Но только сейчас люби меня, заставь меня все забыть. Хотя бы на некоторое время.

Маколей кивнул, затем прильнул к ней в поцелуе, долгом и глубоком. Его губы бороздили ее лицо, шею, груди, словно своей страстью он надеялся вытеснить из нее страх.

— Возьми меня, — прошептала Кристал, мечтая только о том, чтобы слышать биение его сердца у своей груди, ощущать, как бурлит в жилах кровь, возбужденная холодным воздухом и, еще более, его обнаженным телом.

— Я ~ твой единственный мужчина, эта хижина — наш единственный дом, и есть у нас только наше совместное прошлое, начинающееся с этой минуты, — произнес Кейн торжественно, словно давал клятву.

Он приподнялся на руках. Кристал раздвинула ноги, желая, чтобы Маколей поскорей соединился с ней, изгнал пустоту, возникавшую в ней каждый раз, едва она представляла, что он уходит из ее жизни.

— Я люблю тебя, Маколей. Что бы ни случилось, я люблю тебя. Люблю, — шептала она, отдаваясь ему, чувствуя его обжигающие губы в ямке на своем горле, наполняясь покоем и умиротворением, в то время как он ее душой утолял голод своей собственной.

Метис двигался по следу, оставленному в снегу аппалузской верховой, которой его жеребец намного уступал в быстроте и проворстве. Тем не менее, он уверенно нес его вперед в нужном направлении. Полдолины уже позади, а также гора Дог-Туе-Пик и пастбища. На горизонте маячит Цирк-оф-зе-Тауэрз. Заходящее солнце слепит глаза скачущему на запад всаднику.

Он отыскал ее. Девушка, с которой он танцевал вчера вечером, — та самая, чьей смерти желает джентльмен из Сент-Луиса.

Он должен убить ее. Метис сощурил глаза, размышляя. Подобной красоты девушку ему еще не приходилось убивать. Правда, та женщина в Ларами тоже была мила. Но эта красивее. Наверное, потому что у нее белокурые волосы. Интересно, как будут смотреться ее волосы на фоне его кожи, когда он намотает их на руку, — ведь сам-то он смуглый. Ему так хотелось вчера потрогать ее волосы, но она, конечно, не позволила бы.

Метис улыбнулся. При мысли о том, что он скоро убьет женщину,кровь в венах всколыхнулась, как взбудораженная ветром трава в прерии. Он мечтал убивать женщин еще будучи ребенком.

Метис приостановил бег своего жеребца, подогнав его к одному из неглубоких ручейков в Попо-Эйджи. Мужчину тоже придется убить. Метису чертовски повезло, что он наткнулся на него. Он расспрашивал о девчонке в Кэмп-Брауне, но о ней никто ничего не знал, зато припомнили, что несколько месяцев назад к ним заезжал мужчина, тосковавший о девушке, по приметам схожей с той, которую он искал. Ему сказали, что мужчину зовут Маколей Кейн и сейчас он является шерифом какого-то городка за Саут-Пассом. И суток не прошло, как он уже сумел выяснить, что тот поселился в Нобле. Ну а в самом городе он отыскал девчонку меньше чем за час; она работала в дешевом салуне, танцуя за деньги с посетителями.

К хижине метис подъехал в сумерках. Неподалеку стояла стреноженная лошадь, аппалузская верховая. В голову ударила кровь. Нервы сладостно загудели. Его едва не качало из стороны в сторону, настолько он был возбужден.

Метис спешился и притаился под гранитным выступом. Отсюда он видел желтую линию контура двери. Он предпочел бы не мешкая ворваться в дом, но знал, что дверь закрыта на засов изнутри. Эта хижина принадлежит белому человеку, а бледнолицые не спят с незапертыми дверями. Во всяком случае, те, кому дороги собственные скальпы.

Однако запертая дверь — не проблема. Он умеет ждать. Они же не будут безвылазно сидеть в хижине, да и ночь не должна быть очень морозной. Снег вот уже мягчает. Он зароется в него — это лучший способ укрыться от холода.

Метис отвязал со спины свернутую медвежью шкуру, обмотал ею свой торс, ни на миг не выпуская из поля зрения дверь. Светящийся прямоугольник. Врата ада.

Он ждал.

— Тебе тепло?

— Ммм. — Кристал теснее прижалась к Маколею. В очаге потрескивал и шипел огонь, синими языками облизывая каменные стенки.

— Расскажи свой сон.

Девушка застыла в нервном напряжении. Как приятно лежать возле пылающего очага в объятиях любимого человека и мирно копаться в своих мыслях; пресыщенное любовью тело купается в сладостной истоме. Жаль, что эти минуты не могут длиться вечно.

— Мне снились родители. К нам в дом пришел молодой человек просить моей руки.

— Кто был этот мужчина?

— Ты, — ответила Кристал, глядя Маколею в глаза. Его губы скривились в печальной усмешке.

— Я пришел просить твоей руки, и тебя это настолько испугало, что ты пробудилась с криком, так? Интересно. Кричат, как правило, отцы — некоторые, но вот чтоб дочери — такое трудно представить.

Кристал едва не рассмеялась.

— Нет, я кричала не поэтому. А ты им понравился. — Она легла ему на грудь. — Я была так рада.

Маколей коснулся волос девушки, скрутил в ладони одну прядь. Живой золотой шнурок,

— Так что же тебя напугало?

Ее взгляд потемнел. Глаза нашли шрам, опоясывающий его шею. Она тронула рубец пальцем и удивилась, когда Кейн вздрогнул от ее прикосновения.

— Ты говорил; тебя по ошибке повесили. Ты ведь мог погибнуть. Чудом остался в живых.

— Наверное, в тот день меня охранял ангел. Кристал положила голову на голую грудь Маколея, чтобы слышать биение его сердца.

— Если бы тебя убили, мы никогда бы не встретились. — Она замолчала, проглотив подступившие к горлу слезы. — Мне снилось, что тебя повесили на моих глазах.

— Ты надеялась спасти меня? Поэтому кричала? Ты опоздала?

— Да, — с безысходным отчаянием в голосе тихо отозвалась девушка. — Опоздала, везде опоздала.

Кейн обнял Кристал, своей крепкой сильной ладонью провел по распущенным волосам и сжал ее голую ягодицу.

— Кристал, почему мы не можем поехать к твоим родителям?

Она закрыла глаза, не желая вспоминать, как они погибли. Только не сейчас, не здесь, не в этом отдаленном уголке, куда не дотягиваются хищные щупальца реального мира.

— Они умерли. Погибли во время пожара. Я могла бы их спасти, но не успела.

Кейн долго молчал, поглаживая волосы девушки. Наконец, словно для того чтобы разрядить витавшее в воздухе напряжение, прошептал:

— Я обожаю твои волосы, Кристал. Они всегда пахнут розами.

— Но Вашингтон-сквер одна старая женщина продавала цветы. Отец каждый день покупал у нее по розе и дарил маме. Каждый день, до самой смерти. — Она вздохнула, тяжело, протяжно. Кошмаром омрачены даже воспоминания о счастливых днях.

— Тебя мучает чувство вины, да?

По щеке Кристал покатилась слезинка, другая, третья.

— Расскажи мне все.

— Это… ужасно. — Девушка заплакала.

— Я хочу знать.

— Боюсь.

— Цеж бойся. В этой хижине мы с тобой сообща рассеем твои тревоги.

Глава 23

— Куда ты? — шепотом спросила Кристал, наблюдая, как Маколей, поднявшись с кровати, натягивает брюки. Наверное, уже полночь, решила девушка. В темноте хижины день наступил и миновал незамеченным.

— Кобыла чем-то обеспокоена, — рассеянно отозвался Кейн, думая о своем. Южный акцент в его словах слышался явственнее, чем обычно.

— Думаешь, волки?

— Нет… — Аппалузская верховая на улице нервно заржала. Кейн, тревожно нахмурив лоб, смотрел на запертую дверь. — Может, медведь. Голодный после долгой спячки, вот и решил поохотиться.

— Не уходи. — Кристал протянула к нему руку. — Я видела однажды, как медведь-гризли завалил оленя. В считанные секунды разорвал его на части.

Кейн четкими, но торопливыми движениями пристегнул портупею с оружием.

— Запри на засов дверь. Если это медведь, он учует запах еды и будет здесь раньше, чем я успею остановить его. — Он бросил взгляд на стол, где лежали еще не распакованные седельные вьюки.

Кристал натянула сорочку.

— Ты его убьешь? — прошептала она. Кейн надел фланелевую рубашку и куртку с бахромой.

— Может быть. Сначала посмотрю, что там.

— Будь осторожен. Прошу тебя. — Последние слова прозвучали как мольба.

Маколей взял в руки свою бессменную магазинную винтовку «Шарп» и открыл дверь. Укутавшись в его пальто, Кристал выбежала на порог, с удивлением отметив, что уже занимается новый день. Долина лежала, омытая серым светом.

Аппалузская верховая бродила возле озера. Даже в предутреннем полумраке девушка различила, что уши кобылы стоят торчком, хвост вздернут. Лошадь была напугана и возбуждена. Она унюхала что-то в воздухе. Что-то опасное.

Кейн обернулся к Кристал, угрюмым взглядом приказывая ей вернуться в дом. Девушка притворила дверь, но не плотно, чтобы видеть происходящее на улице. Если к ним забрел медведь, она успеет закрыться на засов прежде, чем зверь приблизится к хижине. Кейну придется смириться с тем, что она за ним наблюдает. Если с ним что-то случится, она хотя бы будет знать.

Кристал следила, как Маколей осторожно спускается к берегу озера. Лошадь при его появлении немного успокоилась, и, когда он, взяв ее за гриву, повел к хижине, она пошла за ним не сопротивляясь.

Вдруг послышался какой-то шум. Кусты, торчавшие в подтаявшем снегу чуть выше берега озера, закачались и затрещали. Кристал затаила дыхание, неимоверным усилием воли подавив готовый вырваться из горла крик. Кейн застыл на месте. Лошадь, до безумия напуганная кем-то или чем-то скрывающимся в зарослях по левую сторону, била копытами.

Кристал, вопреки голосу рассудка, выскочила из хижины и помчалась к Кейну. На расстоянии тридцати ярдов от него она резко остановилась, коченея от страха и холода; она бежала по снегу босая.

Нарушителем спокойствия оказался серый медведь. Производя столь же мелодичные и стройные звуки, какими сопровождается землетрясение, он продрался сквозь кусты к отлогому берегу, тощий, тяжелая шкура с косматой буроватой шерстью обвисла, когти непомерно длинные — доказательство того, что он много недель никого не убивал, с тех самых пор, как снег, устлав долину, обратил ее в ледяную пустошь.

Лошадь заржала пронзительно, хотя и не громко. Кейн обхватил руками ее морду и притянул к своей груди. Не видя хищника, она и пугаться будет меньше.

— Кейн, Кейн, — прошептала Кристал. К ее удивлению, Маколей услышал тихий зов.

— Я же сказал, чтобы ты не выходила из хижины, — 4 ровным голосом произнес он. Маколей, казалось, вовсе не был напуган.

Медведь остановился на берегу и уставился на Кейна.

— Может, мне его как-то отвлечь, Кейн? — спросила девушка слабым дрожащим голоском,

— Да нет же, черт тебя побери. — Лошадь вскинула морду. Кейну с огромным трудом удалось пригнуть ее к груди.

— Может, я… — Слова застряли у девушки в горле.

Медведь поднялся на задние лапы. В высоту он достигал восьми футов и, что самое ужасное, в стоячем положении напоминал человеческое существо. Кейн пытался усмирить кобылу, в то же время отворачиваясь, чтобы не встретиться взглядом со зверем.

— Возвращайся в хижину, Кристал, — спокойно и ласково приказал Кейн. — Не смотри ему в глаза и старайся не шуметь, а то он рассердится.

Кристал решила, что Кейн не в своем уме.

— Стреляй! Убей его, — скрипучим шепотом выдохнула она.

— Отступай осторожно и спрячься в хижине. Делай, что говорю! — Он пригнул морду лошади и посмотрел на Кристал.

Вновь взглянув на здоровенного зверя, высившегося на задних лапах, она едва сдержалась, чтобы не завопить.

— Он же сейчас бросится на тебя. Я не уйду…

— Он просто нюхает меня, только и всего. Он вел бы себя иначе, если бы готовился напасть. Рычал и ревел бы, как свирепый пес, А сейчас он просто хочет понять, что мы такое. Немедленно возвращайся в хижину. Ты мне только мешаешь.

Кристал попятилась к домику; босые ноги скользили на обледенелом снегу. Вдруг она увидела, что медведь и впрямь пытается унюхать запах Кейна. Он стоял, задрав нос; огромные лапы вяло болтались на весу. Кобыла тоскливо заржала. Кейн крепче прижал ее морду к своей груди, чтобы приглушить ржание.

Кристал находилась уже у двери хижины, когда медведь наконец-то опустился на четвереньки. Глазки у него были маленькие, и определить по ним намерения зверя не представлялось возможным. Зато на морде гризли отразилось отвращение, словно он учуял нечто зловонное, мерзкое. Но потом медведь развернулся и потащился вдоль берега на противоположную сторону озера. Кристал, Кейн и лошадь, каждый, замерев на месте, молча наблюдали, как он вприпрыжку затрусил к подножию горы Вориор-Пик.

Кристал, от облегчения почувствовав слабость в Ногах, ухватилась за дверной косяк. Кейн по-прежнему стоял не двигаясь у озера в ожидании, пока зверь удалится на достаточное расстояние, чтобы не чуять лошадь. Кристал едва не рассмеялась, вновь услышав жалобное ржание напуганной кобылы.

И потом вдруг на нее обрушилось небо. По крайней мере, так ей поначалу показалось. Что-то громоздкое свалилось с крыши, распластавшись на ней покрывалом из тяжелых мускулов. От неожиданности и боли девушка чуть не задохнулась и лежала на пороге, хватая ртом воздух. Перед глазами замаячил гигантский силуэт метиса.

Вытащив пистолет, он ударом ноги впихнул Кристал в хижину и запер дверь на засов. Девушка отползла в угол, бросив пальто Кейна на полу посреди комнаты.

— Зачем… зачем ты здесь? — выпалила она, задыхаясь от ужаса и боли в груди. — Что тебе надо?

— Потанцевать с тобой.

Метис хохотнул; его смех впился в ее сердце иголками страха.

Его тень надвинулась на девушку. Она обреченно съежилась в комочек, наперед зная, что сейчас услышит.

— Меня послал за тобой человек из Сент-Луиса. Заплатил золотом. — Метис опустился на колени и коснулся ее волос, так, словно претворял в жизнь свою мечту.

— Это мой дядя, — почти проскулила Кристал. Ее душил ужас.

— Кем он тебе приходится, не знаю, но он заплатил мне, чтобы я тебя убил. И я убью тебя.

— Нет, скорей тебя убьют, — набравшись смелости, заявила Кристал. Она не может позволить этому человеку убить ее и разрушить их с Кейном хрупкое счастье. — Мужчина, что сейчас на улице, убьет тебя, если ты причинишь мне зло. Я видела, как он убивал. Он не пощадит тебя.

— Медведя-то, однако, он не убил.

Выражение лица метиса, вернее, отсутствие всякого выражения, привело ее в трепет. В медведе и то больше человеческого, чем в этом мерзавце. Он одержим только одной мыслью — добиться осуществления своей цели, даже если эта цель порочна и безнравственна.

— Медведь… он ведь сам ушел, — заикаясь, выговорила Кристал. — Если ты уйдешь, не причинив мне зла, Кейн и тебя не тронет. — Она смотрела на метиса, выискивая в его глазах хоть капельку сочувствия.

— Я всю ночь ждал, пока откроется дверь хижины, и, увидев медведя, очень обрадовался. Я медведей не боюсь. И его не боюсь. — Он кивнул на дверь.

Кристал сидела в углу, сжавшись в комочек, и глядела на метиса. Она уже успела позабыть, какой он рослый. Мускулистый. Очень похож на гризли. Только вот в глазах гризли, в отличие от этого двуногого хищника, не было злобы.

— Медведь ушел. Ты тоже уходи. Не бери грех на душу, — прошептала девушка с гулко колотящимся в груди сердцем.

— Кристал! Открой дверь! Почему ты заперлась? — послышался с улицы сердитый голос Кейна.

— Помоги… — Метис зажал ей рот своей грязной ладонью. Он воззрился на девушку долгим взглядом, и почему-то глаза его были прикованы к ее волосам.

— Черт побери, Кристал, открой сейчас же дверь! В голосе Кейна теперь звучала ярость. И беспокойство.

— Молчи. — Метис приложил палец к своим губам.

Он по-прежнему не сводил взгляда с ее волос. Это конец, думала девушка, наблюдая за метисом. Дядя настиг ее. Он победил. Метис убьет ее. И Кейна, как только тот появится в дверях.

— Не делай этого, — прошептала Кристал, глазами моля метиса о милосердии.

Тот улыбнулся, обнажив нижний ряд желтых кривых зубов.

— У меня нет выбора. Думаешь, он позвонит мне забрать тебя?

Кристал с безысходным отчаянием в душе думала о том, сколько раз Кейн защищал ее. Даже когда она была пленницей в банде Кайнсона, он никому не давал ее в обиду, хотя сама она считала его разбойником. Маколей не должен погибнуть из-за нее теперь. Она перед ним в долгу и обязана спасти его. Если уж ей пришел конец, что ж, она примет смерть в обмен на его жизнь.

Внезапно вскочив на ноги, Кристал, словно дикая кошка, вцепилась в пистолет метиса. У того на лице отразилось изумление. Он выпустил оружие. Девушка нацелила пистолет на метиса, но тот ударил ее с такой силой, что она отлетела к стене. Метис отобрал у Кристал оружие и, довольный своим превосходством, вновь воззрился на нее. Кристал, огорченная неудачей, дрожа и задыхаясь, лежала в углу. Вдруг она осознала, что не слышит больше криков Кейна. Хижину и всю округу окутала напряженная тишина. Зловещая тишина.

Метис взял девушку за запястье и рывком поднял на ноги, потом провел грязной ладонью по ее волосам. В нос ей ударил запах прогорклой тухлятины. Взглядом она стала обшаривать углы хижины в поисках хоть какого-нибудь оружия, но так и не нашла.

— Я заберу с собой твои волосы. Кристал похолодела.

— Что тебе толку от пучка волос? — Она старалась не выдать голосом своего панического состояния. — Разве… разве ты не хотел бы… взять себе всю меня, целиком? Я… я буду готовить тебе еду… — Ее ум судорожно работал, пытаясь придумать, чем бы соблазнить его. — Я… я и ночью буду тебя согревать. Знаешь… мне ведь уже приходилось жить с разбойниками. Я… мы будем скитаться вместе.

Метис посмотрел на девушку. Его мысли оставались для нее загадкой, но Кристал почудилось, будто в его ужасных темных глазах мелькнула искра некоего чувства, присущего человеку.

— Ты лжешь. Ты прекрасно знаешь, что не останешься со мной, не скрасишь мою жизнь. Убежишь при первой же возможности. И тогда я останусь ни с чем.

Кристал пришла в замешательство. Она не ожидала от метиса подобной реакции,

— Нет, нет… не убегу. Я останусь с тобой в благодарность за то, что ты пощадил жизнь моего возлюбленного.

— Когда мы покинем хижину, твой возлюбленный попытается убить меня. И тогда я его убью. Не пожалею.

Кристал закрыла глаза, обессилев от ужаса.

— Отопри дверь. Позволь мне поговорить с ним. Я скажу ему, что ухожу с тобой. Скажу, что познакомилась с тобой в салуне Фолти.

Метис долго смотрел на девушку, затем приставил пистолет к ее виску.

— Отпирай.

Девушка отодвинула засов; сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Сопровождаемая метисом, который держал пистолет у ее виска, в любую секунду готовый нажать на курок, Кристал ступила за порог.

— Я беру ее с собой! — 'заорал в снежную пустоту метис.

Они обошли хижину. Кейна нигде не было. Мертвая тишина леденила кровь.

Метис ткнул дулом в ее голову.

— Позови его.

— Кейн! — крикнула девушка. Метис ткнул еще раз. От боли в виске на глаза навернулись слезы.

— Отпусти ее!

Голос прозвучал с выступа скалы над ними. Кристал подняла голову и увидела Кейна, нацелившего ружье в метиса.

— Скажи ему, — потребовал тот.

— Я ухожу с ним, Кейн. — Слезы заструились по ее Щекам, и, вероятно, не только из-за боли в виске. — Я Должна уйти. Он пришел за мной.

— Отпусти ее или ты — мертвец, — прорычал Кейн.

Метис расхохотался, притянул к себе Кристал и, просунув руку ей под подбородок, сдавил шею.

— Пристрелишь меня, пристрелишь и ее.

— Я пока еще не сошел с ума. Отпусти ее. Метис опять ударил девушку по виску, теперь уже железной рукояткой своего пистолета. Кристал сморщилась от боли.

Прогремел выстрел.

Руки метиса упали с нее, словно у куклы, приводимой в движение кукольником. Кристал резко развернулась, глядя, как он повалился в снег. Крови не было. Лишь во лбу, куда влетела пуля, зияла маленькая дырочка.

Кейн спрыгнул с гранитного выступа горы и размашистым шагом направился к девушке.

Напуганная, мучимая тошнотой, наблюдала Кристал, как Кейн склонился над телом метиса. Разумом она пока еще не в состоянии была принять то, что предвещало появление убийцы.

— Он индеец, да? — спросила девушка. Кейн помрачнел.

— Мокасины у него, как у индейцев племени чероки, но он не чероки.

— Как ты догадался?

— Я знаю его. Он вылавливает людей, находящихся в розыске, чтобы получить вознаграждение. В Вайоминге его знают все блюстители правопорядка.

Кристал оцепенела. Сейчас правда раскроется. Причем в самом отвратительном виде.

Кейн увидел за пазухой у метиса сложенный листок бумаги и протянул к нему руку. Кристал мысленно порывалась 'помешать ему. На бумаге темнела засохшая капелька крови, давнишняя, почти черная. Чья-то еще кровь.

— Не смотри. — Ей не удалось скрыть страх в своем голосе. Охваченная отчаянием, девушка пыталась придумать, как объяснить все Маколею.

— Тебе известно, что там написано?

Кристал кивнула, не смея поднять на него глаза. Кейн взглянул на неподвижное тело метиса.

— Значит, он пришел за тобой. — Это прозвучало не как вопрос.

— Его… его послал мой дядя. Он сам мне сказал. — Кристал отвернулась от Маколея. Вот и все.

Кейн медленно, как бы нехотя, извлек из грязной безрукавки метиса объявление и начал читать. Его лицо с каждой секундой становилось все бледнее, напряженнее, словно он силился побороть свои чувства.

Что еще она может сказать ему? Теперь он знает все. Все, кроме того, какую роль в ее судьбе сыграл Дидье. Она должна убедить его в своей невиновности, но, аргументируя своими свидетельствами очевидицы и уверяя, что такой человек, как она, просто не способен на преступление, она вряд ли добьется положительного результата. А других доказательств у нее нет.

— Это правда? — отрывисто, как бы захлебываясь, спросил Кейн. Он разгладил ладонью засаленный листок.

Кристал посмотрела на изображение своего лица на измятой бумаге, на очертания шрама в форме розы, на текст объявления, порочащий ее доброе имя.

— Это правда? Что ты находилась три года в психиатрической лечебнице?

Отказываясь встречаться взглядом с Маколеем, Девушка едва слышно просипела:

— Да.

— В лечебнице для буйных душевнобольных?

— Да.

А затем последовало молчание. Страшное, чудовищное. Гораздо более оглушительное, чем грозный рев.

— К тебе… там хорошо относились?

— У моей семьи большие связи. Ко мне там относились замечательно. — Кристал наконец не выдержала. — Я не убивала, Кейн. Это не я. Мой дядя… дядя свалил на меня вину за свое преступление. Меня осудили по ложному обвинению…

Она наконец нашла в себе мужество взглянуть на Маколея.

Он внимательно рассматривал объявление, словно надеялся таким образом почерпнуть более надежные сведения о гибели ее родителей, чем те, что могла бы представить ему она.

— Прошу тебя, поверь мне. Ты должен мне поверить.

Кейн, казалось, не в силах был оторвать глаз от объявления с ее приметами.

— Теперь все ясно… твое странное поведение в Фоллинг-Уотере… твой страх перед законом… твой сон… чувство вины…

— Я не делала этого. О Господи, неужели ты не понимаешь, что я любила родителей. Их убил мой дядя. Пожалуйста, прошу тебя, поверь мне. Я не сумасшедшая. — Она едва не разрыдалась.

Кейн долго молчал.

— Ладно, Кристал. Я поверю тебе, раз ты утверждаешь, что не делала этого. — Он понизил голос до громкого шепота. — Я люблю тебя. Я должен тебе верить. И я готов тебе поверить.

— Но ты даже не взглянешь на меня.

— Ты только представь мне доказательство своей невиновности. Больше мне ничего не нужно.

— Я невиновна. Иначе, зачем бы дядя подсылал ко мне убийцу?

— Этот человек выслеживал объявленных в розыск людей, за которых обещано вознаграждение. Может, его никто и не подсылая. Не исключено, что он просто хотел сдать тебя правосудию и получить деньги. И Кейн, казалось, заставил себя встретиться взглядом с девушкой, но глаза его оставались непроницаемыми. — Расскажи мне о лечебнице. Почему тебя поместили туда?

— Это был своего рода компромисс — лечебница вместо тюрьмы. Мой дядя внушил всем, что печется о моем благополучии. — Кристал посмотрела на свою ладонь с позорным клеймом в форме розы. — Шрам неопровержимо доказывал, что я находилась в спальне родителей в минуту их гибели. Я же, в результате пережитого потрясения, начисто позабыла все, что увидела той ночью. Память вернулась ко мне четыре гола назад, и тогда я вспомнила, что их убил Дидье… а меня запер в охваченной пожаром комнате умирать вместе с ними…

— Должны быть какие-то улики.

— Если бы они были, я бы давно добилась справедливости, а не скрывалась бы от правосудия. Единственная улика — мое слово. — Девушка не поднимала глаз, пряча свою боль. — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что я, возможно, и впрямь сумасшедшая и то, что я выдаю за правдивые воспоминания, — это лишь фантазии моего больного воображения, сон, приснившийся мне однажды, в котором преступником предстал мой дядя, а я избавилась таким образом от чувства вины. — По ее щекам струились слезы. — Я не знаю, что еще сказать в свое оправдание. Но я абсолютно уверена, что невиновна, и эта уверенность все четыре года поддерживала мои силы, заставляя бороться, копить Деньги, чтобы нанять детектива и с его помощью вывести на чистую воду дядю и восстановить свое Доброе имя. Но, может быть, я сумасшедшая. Может быть, память меня подводит и я просто не в состоянии принять рассудком… то, что совершила.

— Нет. — Кейн взъерошил свои волосы. — Ты не совершала этого преступления. — Скомкав объявление, он швырнул его в снег. — Я верю тебе, и больше говорить об этом мы не будем.

— Я должна видеть в твоих глазах, что ты веришь мне, — голосом, наполненным страданием, промолвила Кристал.

Кейн не смотрел на девушку.

— В войну я прошел сквозь ад, полагая, что отстаиваю справедливое дело, — медленно заговорил он тихим, гортанным голосом, словно раненый зверь. А в итоге все настолько запуталось, что я перестал понимать, ради чего воюю. Я не могу позволить, чтобы подобное повторилось. Мы должны доказать твою невиновность.

— А если не получится?

Кейн взглянул на Кристал с непостижимо глубоким волнением во взоре.

— Решиться пойти на войну очень просто. Победить — труднее. Но если мы хотим, чтобы у нас было будущее, ты должна вернуться в Нью-Йорк и предстать перед судом. Мы найдем способ доказать твою невиновность. Отыщем твоего дядю. — Он наконец-то коснулся ее, притянул к себе. — Ты вернешься со мной в Нью-Йорк?

— Да, — прошептала Кристал с щемящим от отчаяния сердцем. Кейн поступал так, как она и предполагала. С нее снимут обвинения только в том случае, если Дидье сам признается в содеянном преступлении, что маловероятно, а скорее даже исключено. Она до конца дней своих будет гнить в лечебнице «Парк-Вью» или, если суд решит наказать ее за побег, распрощается с жизнью на виселице. Так или иначе, все кончено. Кейн для нее потерян. Доказать ее невиновность ему не удастся, а пока она считается преступницей, они не могут быть вместе.

— Знаешь, Кейн я так жалею, что ты не разбойник, — уныло промолвила Кристал. — Лучше бы ты и впрямь был бандитом из шайки Кайнсона и сбежал бы со мной в ту ночь, когда я просила тебя.

— Раз ты не совершала этого ужасного преступления, Кристал, мы найдем способ доказать твою невиновность.

— Тогда поехали в Нобл. Телеграфируешь оттуда в Нью-Йорк, чтобы за мной прислали сотрудника маршальской службы.

— Я сам тебя отвезу.

— Нет, — решительно возразила Кристал. — Ты со мной не поедешь. Тебе там нечего делать. Я не хочу, чтобы ты видел меня… в тюрьме… — У нее на мгновение пропал голос. — Если меня оправдают, я вернусь к тебе. Если нет… — Она не закончила. Все бессмысленно. Она не вернется. Сестра Алана много лет боролась за ее свободу. Возобновлять борьбу — тщетная попытка, но ради него она попробует добиться справедливости. Даже если на этот раз она может и в самом деле тронуться рассудком.

— Через пару недель в Нобл пришлют кого-нибудь, чтобы препроводили нас в Нью-Йорк. Я договорюсь. Спорь, если считаешь нужным, но я еду с тобой. А сейчас собирайся. Пора возвращаться в город. — Кейн бросил взгляд на мертвого метиса. — Торчать здесь дальше бесполезно.

Кристал кивнула. Вот и настигла их реальность. Девушка поежилась, только теперь почувствовав, как она замерзла, стоя на морозе в одной нижней сорочке.

Пока Кристал одевалась, Кейн оседлал лошадь. Девушка вышла из хижины, прижимая к груди сверток с отрезом небесно-голубой шерсти.

Кейн озадаченно глянул на нее, должно быть пытаясь уразуметь, как она может думать о тряпках.

— Я сошью себе платье, пока мы будем ждать приезда сотрудников маршальской службы, — объяснила девушка.

Кейн усадил ее на лошадь, и они покинули долину, поскакали прочь от островерхих гор в шапках из голубого льда, манящих, пленительных, — ворота в недостижимые фантастические миры.

Но, сидя за спиной у Маколея, Кристал размышляла вовсе не о возвышенном и отдаленном. Она думала о том, какой наряд сошьет себе из небесно-голубой шерсти. Если ее оправдают, это будет ее свадебное платье. Ну а если нет, умрет она на виселице или одряхлеет в лечебнице, платье во всяком случае будет сшито.

Она придвинулась ближе к Маколею и положила ладонь со шрамом на горло. Кожа гладкая, теплая. Кристал приободрилась. Может быть, еще и не все потеряно.

Глава 24

Джентльмен, прибывший в Нобл дилижансом компании «Оверлэнд экспресс», вызвал всеобщий ажиотаж. Вскоре все уже знали, что он разыскивает Кристал. Джентльмен заходил к Фолти и выспрашивал о белокурой девушке со шрамом в форме розы на ладони. Его горделивая осанка и приятные манеры никак не вязались с царившей в салуне суматохой.

Кристал и Кейн вернулись с гор две недели назад. Из-за сильной метели никак не удавалось наладить телеграфную связь, и в результате Жерико попросили отправить сообщение в Нью-Йорк из Форт-Уошэки. Его возвращения ждали со дня на день, а вслед за ним должны были приехать и сотрудники маршальской службы.

Появление незнакомца на некоторое время отвлекло от Кристал внимание обитателей Нобла, судачивших по поводу ее содержания в городской тюрьме до прибытия блюстителей закона, которых вызвали, чтобы препроводить девушку в руки правосудия. Некоторые полагали, что Кристал разыскивается по обвинению в каком-то преступлении и шерифу стало об этом известно. Другие считали, что неприятности начались, когда шериф Кейн отправился вместе с ней в потайную хижину в горах. Все знали, что он влюблен в Кристал. Что-то мучило его. В глазах шерифа затаилась скорбь. Окна тюрьмы светились далеко за полночь.

А теперь еще и таинственный незнакомец. Жители городка совсем были сбиты с толку. Фолти с первого взгляда определил, что явившийся к нему в салун с расспросами мужчина — не сотрудник маршальской службы. Во-первых, он слишком роскошно одет для рядового служителя закона. Во-вторых, сотрудник маршальской службы вряд ли приехал бы в город на дилижансе «Оверлэнда», тем более что эта компания не имела в Нобле своей станции.

— Она в тюрьме, сэр. Под надзором шерифа, — поспешил доложить Фолти.

Джентльмен кивнул вместо благодарности, — очевидно, слово «спасибо» было чуждо его лексикону.

— В город приехал какой-то человек, шериф. Интересуется Кристал. Я только что видел, как он вошел в салун, — подбежав к кузнице, сообщил Ян Петер-сон, поеживаясь на холоде в одной рубашке.

Кейн выпрямился, опустив копыто кобылы; он привел аппалузскую верховую к кузнецу, чтобы проверить подкову.

— Кто он? Как выглядит?

— По виду богатый человек, богатый и влиятельный. Я побоялся бы с ним связываться.

Кейн окинул взглядом улицу в обоих направлениях, как бы высматривая заезжих путников, но никого не увидел. Весенняя распутица превратила дорогу в глинистое месиво, по которому и верховая-то лошадь двигалась с трудом. Дилижанс, должно быть, высадил пассажиров на окраине города, у заведения миссис Делани.

Кейн без единого слова, даже не попрощавшись, покинул кузницу и направился к зданию тюрьмы. Ян глядел вслед удаляющемуся шерифу; в каждом шаге чувствовалось, что он чем-то сильно встревожен.

— Кристал, тобой интересуется какой-то приезжий, — объявил Кейн, переступив порог тюрьмы. ' Девушка сидела за столом в ворохе небесно-голубой шерсти. Платье было почти готово.

— Как выглядит твой дядя? — спросил Кейн с напряжением во взоре.

— Он…

— Он ниже ростом, полнее и старше меня. Кейн резко развернулся.

Кристал охнула, заметив на пороге незнакомого мужчину, рослого, стройного, заполнившего собой весь дверной проем. Прежде она его не встречала, но, увидев теперь, не забудет никогда. Поразительно красивый мужчина. Глаза темные, блестящие; зачесанные назад почти черные волосы смазаны макассаром^[22]. Опираясь на трость из черного дерева, он чопорно шагнул в помещение.

— Что вам здесь нужно? — Кейн, скрестив на груди руки, встал перед Кристал, с недоверием глядя на незнакомца.

— Я приехал за Кристабель ван Ален. — Мужчина остановился у стола, на почтительном расстоянии от Кейна. В его речи слышался едва различимый иностранный акцент. Очевидно, по происхождению он был ирландец.

— Ты знаешь этого человека, Кристал? — Кейн в замешательстве оглянулся на девушку.

Кристал покачала головой, не отрывая глаз от незнакомца. Чем-то он приворожил ее.

— Она меня не знает, потому что мы никогда не встречались, — ответил мужчина, — но я сразу узнал ее. Она очень похожа на свою сестру, на Алану… мою жену.

— О Боже. — Кристал, потрясенная до глубины души, откинулась на спинку стула, по-прежнему не сводя глаз с незнакомца. Значит, это — ее зять. Муж сестры. Они сочетались браком тайно и в спешке. Кристал разумеется, не присутствовала на свадьбе. Она никогда не видела человека, которого полюбила ее сестра. Знала только, что он — ирландец по имени Тревор Шеридан и Алана любит его без памяти. Каждый раз, когда Алана упоминала о своем возлюбленном во время их ничтожно коротких свиданий в лечебнице, глаза сестры загорались страстью. И вот он, этот самый человек, теперь стоит перед ней.

— Как моя сестра, господин Шеридан? — не скрывая волнения, спросила девушка. — Она здорова? Как она жила все эти годы?

— Все эти годы, Кристал, она тосковала по вас. — Ирландец шагнул юней, но Кейн преградил ему дорогу.

Мужчины в упор смотрели друг на друга. Лицо Шеридана передернулось в гневе, но потом он, очевидно, прочел в глазах Кейна что-то, заставившее его призадуматься. Ирландец окинул взглядом фигуру шерифа, застывшую в непреклонной решимости любой ценой защитить Кристал, затем воззрился на девушку, внимательно изучая ее внешность: распущенные волосы, дешевое старое платье, аккуратный носик и пухлые губы, каждой линией повторяющие черты сестры.

Каким-то образом, догадавшись об отношениях шерифа и Кристал, Шеридан отступил назад и присел на стул, положив на колени свою трость с золотым наконечником.

— Так куда мы отсюда направляемся, шериф? Я должен доставить девушку в Нью-Йорк.

— В Нью-Йорк возвращайтесь один. Я сам привезу ее туда.

— Позволь мне поехать с ним, Кейн. — Кристал обратилась к Шеридану: — Пожалуйста, расскажите об Алане. Как она? У нее?..

— Она не смогла приехать, Кристал, хотя ужасно расстроилась, что я отправился за вами без нее. — В его речи опять зазвучал ирландский акцент. Вполне понятно, чем приглянулся ее сестре этот смуглый, несколько пугающей внешности мужчина. Во всем его облике, в манерах, в речи с едва заметным ирландским акцентом, в поведении по отношению к Кейну, уважительном, как тот того и заслуживал, чувствовалось, что Шеридан — честный, благородный человек. — Она ждет ребенка. Это будет наш третий малыш.

Кристал открыла рот, охваченная благоговейным трепетом.

— У меня племянницы или племянники?

— Два племянника, Надеюсь, что на этот раз родилась девочка. Узнаю только по возвращении. Алана должна была родить две недели назад. Я ведь путешествую довольно долго.

— Как вы меня нашли? — Вопросов в ее голове теснилось много и она с трудом соображала, с чего начать.

— Все эти годы, что вы странствуете, мы с Аланой разыскивали вас. Прошлой осенью у меня состоялся долгий разговор с одним моим старым приятелем. Его зовут Теренс Скотт. Его мать родом из Голуэя, откуда и я. Он разбогател на перевозках по стране денег и пассажиров. Нанятые мною сыщики убедили меня, что вы скрываетесь где-нибудь на Западе. Я почти сразу же обратился к Теренсу, попросил предупредить меня, если ему вдруг что-то станет известно о вашем местонахождении. И вот осенью прошлого года он сообщил мне о случае с похищением пассажиров, ехавших в дилижансе «Оверлэнда», в числе которых была и девушка, исчезнувшая прежде, чем он успел выплатить ей компенсацию за доставленные неудобства. Ему это сразу показалось странным. Приметы девушки соответствовали вашим. Мне ничего не оставалось, как найти эту девушку. Если бы я не поехал по вашему следу, это сделала бы моя жена, несмотря на беременность. Алана все время лелеяла надежду отыскать вас, Кристал.

— И вот наконец вы нашли меня, — прошептала она, потрясенная рассказом ирландца. Кристал поднялась со стула, желая дотронуться до руки человека, который являлся единственной связующей нитью между ней и сестрой. Раздосадованная тем, что Кейн упорно отказывается подпускать ее к Шеридану, она сердито сказала: — Я хочу поговорить с моим зятем. Он проделал такой длинный путь!

— Нет. — Кейн оставался непреклонен. — Ты прежде никогда не встречалась с этим человеком, Кристал. Его мог послать Дидье, и, следовательно, он прибыл сюда с той же целью, что и метис.

— Но это же муж моей сестры! — воскликнула девушка, удивленная недоверчивостью Маколея.

— Ты не присутствовала на свадьбе. Не исключено, что этот человек лжет. Рассказывает тебе все эти басни в надежде остаться с тобой наедине. И убить. — Он понизил голос. — Ты хочешь, чтобы я поверил в твою невиновность, а для этого существует только один путь.

Кристал взглянула на Шеридана. Он, конечно же, тот, за кого выдает себя.

Но убедить Кейна не представлялось возможным, хотя она и предприняла последнюю попытку.

— Господин Шеридан, вы наверняка можете подтвердить, что вы являетесь мужем моей сестры. Вы должны знать какие-нибудь подробности нашего с Аланой детства. — Девушка с надеждой во взоре смотрела на ирландца.

Шеридан раздвинул губы в печальной и вместе с тем чарующей улыбке, которой, как догадывалась Кристал, он и пленил ее сестру.

— Я многое могу рассказать о вашем детстве, но не больше, чем узнал Болдуин Дидье за годы, проведенные с вами и вашей сестрой. Боюсь, подтвердить подлинность сваей личности я могу, только представив доказательства того, что Алана действительно является моей женой, но обсуждать интимные стороны нашей жизни, даже с вами, Кристал, ее родной сестрой, на мой взгляд, неделикатно и бестактно.

— Возвращайтесь в Нью-Йорк, Шеридан, если вы и впрямь тот, кем назвались. Я и Кристал приедем следом за вами. Будет проведено новое судебное разбирательство. Ее оправдают.

Шеридан опять посмотрел на Кейна, засверкав широкой доброжелательной улыбкой.

— Я искренне верю, сэр, что общими усилиями нам удастся добиться для девушки оправдательного приговора.

Лицо Кейна стало еще более суровым. Он, похоже, не разделял оптимизма ирландца.

— Я приложу к этому все усилия. Так что если вы тот, кем представились, вы немедленно покинете Нобл, и явитесь перед нами только тогда, когда Кристал обнимет свою сестру. Потому что вам я поверю лишь после того, как сестра Кристал лично подтвердит, что вы — ее муж.

Шеридан кивнул,

— Понимаю. Я знаю, вы с ней всякого натерпелись. Теренс Скоп рассказывал, что человек по фамилии Кейн, специально подосланный в банду Кайнсона, спас всех пассажиров дилижанса. Я перед вами в неоплатном долгу, сэр, и глубоко убежден, что вы доставите Кристал целой и невредимой ее сестре. И тем не менее я прошу у вас соизволения отвезти Девушку в Нью-Йорк. Я обещал Алане, что найду ее сестренку. И теперь, когда я наконец отыскал Кристал, прошу вас, не лишайте меня радости лично препроводить ее домой.

— К Алане ван Ален Кристал поедет со мной. И больше ни с кем.

Мужчины, набычившись, глядели друг на друга; каждый демонстрировал свою железную воля, не желая уступать. Наконец черты Шеридана несколько смягчились. Чувствовалось, что он проникся уважением к Кейну. Возможно, просто потому, что тот стремился быть единственным покровителем Кристал. И, похоже, его столь безапелляционная решимость любой ценой уберечь девушку от несчастий произвела на Шеридана глубокое впечатление.

— Прежде чем расстаться с вами до встречи в Нью-Йорке, мне хотелось бы добавить только одно, — проговорил ирландец.

— Что именно? — тем же непреклонным тоном произнес Кейн.

— Сестра Кристал больше не носит фамилию ван Ален. Она теперь Алана Шеридан. Миссис Шеридан.

— Я учту это при встрече, — помолчав, отозвался Кейн. Возможно, последние слова Шеридана почти убедили его в искренности намерений ирландца.

Шеридан обратил взор своих блестящих темных глаз на Кристал и поклонился.

Девушка смотрела ему вслед, а из груди рвался крик.

— О, я убеждена, что он — мой зять! Зря мы ему не поверили! Кейн, почему ты так быстро прогнал его. Мне хотелось услышать побольше об Алане и малышах. О моих племянниках, — благоговейно прошептала она, все еще пытаясь осмыслить тот факт, что она для кого-то стала тетей.

— Я предпочел не рисковать. Если он не лгал, значит, ты увидишь его подле своей сестры, когда сойдешь с поезда в Манхэттене.

Девушка посмотрела на Маколея. Морщины глубже изрезали его лицо. Она не помнила, чтобы когда-либо видела Кейна столь усталым и озабоченным.

— Не волнуйся за меня, любовь моя. Сама я избавилась от страха. Что будет, то будет. — Их взгляды встретились. Она никогда не говорила Маколею, что подавать на апелляцию бесполезно. Очень скоро он и сам убедится, что ее положение безнадежно. Хорошо уже и то, что и на ее долю выпала капелька счастья: в глухие ночные часы, когда Кейн зол на весь мир, но нежен с ней, она пока еще находит в его объятиях отдохновение от страданий и тревог.

Маколей отвел глаза и пошел запирать дверь. Каждое движение Кейна в ее защиту было исполнено душевной муки. Он понимал, что не сможет опекать ее вечно. Это и терзало его сердце.

— От нас ничего не зависит.

— Зависит. — Маколей почти вплотную приблизился к Кристал. — Ты же знаешь, девушка, я жизни не пожалею, чтобы добиться для тебя свободы, — скрипучим, взволнованным голосом произнес он.

— Но это ведь как на войне, Кейн. Может случиться, ты не победишь.

Его ладонь легла на ее затылок. Он поцеловал Кристал, с ожесточением вдавливаясь своими жесткими губами в ее губы, словно надеялся таким образом избавиться от гнетущего чувства безысходности.

— Да, как на войне, — глухо пробормотал Кейн, зарываясь лицом в ее волосы. — Но если мне не удастся освободить тебя, значит, нет правды на земле… все ложь… без конца и без края.

Кристал притянула к своему лицу голову Маколея и нежно коснулась его губ.

— Я думала когда-то, что сумею вместе с тобой убежать от беды, как делала все эти годы, но бегством все равно не спасешься. Да и ты, мой любимый, не из тех людей, которые отступают перед трудностями. Ты говорил, что война опустошила тебя. Однако честь ты сохранил, и за это я люблю тебя.

— Кристал, — простонал Кейн, порывистым движением собственника накрыв ладонью ее грудь, будто вдруг до безумия испугался, что теряет принадлежащую ему женщину.

— Всему приходит конец, мой любимый, — прошептала она. — Мой конечный пункт — Нью-Йорк. Но я бы не хотела, чтобы ты ехал туда со мной. Запомни меня такой, какая я сейчас. Боже, я не вынесу, если ты увидишь меня в другой обстановке, при других обстоятельствах…

Дальше говорить стало трудно. Кейн исступленно: ласкал ее, словно это могло облегчить застарелую хроническую боль в его душе. Имя Кристал сорвалось с его уст еще раз лишь однажды. В последний миг перед тем, как он обрел успокоение. Перед тем, как она почувствовала, что ее щеки мокры от слез.

Глава 25

Мы узнали, что такое война;

словами это не передашь.

Мы научились страстно любить жизнь…

Оливер Венделл Холмс

Сотрудники маршальской службы задерживались. Жерико уехал несколько недель назад и с тех пор не давал о себе знать.

Весна вступала в свои права. Весь город расчерчивали проталины, не стихала капель. Тоненькие ручейки устремлялись в прерию, питая нежные 'зеленые ростки, храбро пробивающиеся сквозь снежный покров. Из окна спальни Маколея с видом на открытую степь Кристал наблюдала, как белые заплатки на земле, словно облака после грозы, с каждым днем уменьшаются и меняют форму. Но девушка не радовалась приходу весны, ведь весна не препятствовала приближению неминуемого. Даже наоборот. Улучшение погоды означало, что за ней вот-вот приедут. Однако сотрудники маршальской службы почему-то задерживались.

— Может быть, тебе стоит самому съездить и телеграфировать им? — предложила Кристал Маколею, оборачиваясь от окна.

Он наблюдал за девушкой, сидя на стуле в праздной позе — скрестив на грудируки, вытянув ноги, — но Кристал знала, что внутри у Кейна все дрожит от напряжения.

— Приедут, никуда не денутся, — угрюмо отозвался он.

— С Жерико, должно быть, что-то стряслось. Я очень беспокоюсь за Айви. Как она одна управляется на ферме…

— Я съезжу туда после обеда.

— Возьми меня с собой. — Кристал с надеждой во взоре взглянула на Маколея. Она всем готова пожертвовать, лишь бы только еще раз выехать на коне в бескрайнюю прерию. В последний раз увидеть над головой необъятное небо, ощутить на себе резкие порывы вольного ветра, почувствовать свободу.

— Я тебя здесь одну не оставлю. Выезжаем через час. — Кейн поднялся, бросив взгляд на кровать, на которой лежало аккуратно расправленное голубое платье. — Платье готово. Почему ты его не надеваешь?

— Берегу для счастливого дня.

Кейн взглянул на девушку. В его холодных глазах сквозили ожесточенность и боль, — так смотрит пойманный в капкан волк.

— Клянусь, девушка, скоро ты его наденешь. Кристал в ответ только улыбнулась, надеясь, что он не заметил, сколь печальной получилась ее улыбка.

Айви едва не разрыдалась, когда Кристал и Кейн подъехали к ферме Жерико. Мулатка сильно тревожилась за своего возлюбленного. К тому же в отношении бытовых удобств лачуга Жерико не шла ни в какое сравнение с комнатой Айви в салуне, хотя вроде бы хозяин обеспечил свою невесту и провизией, и всей необходимой мебелью. Однако в отсутствие мужчины Айви трудно было вести домашнее хозяйство.

Айви с Кристал взгромоздились на телегу, запряженную мулом. Кейн на аппалузской верховой ехал впереди, выискивая дорогу посуше. В Нобл они прикатили под вечер. На муле глины скопилось не меньше, чем лежало у его ног.

Кузнец занялся повозкой и животными, но перед этим что-то коротко сказал Кейну, и тат мгновенно повернул голову в сторону здания тюрьмы.

У ограды стояли на привязи пять лошадей. Сопровождение прибыло.

— Пойдем, дорогая. Пора отправляться в путь. — Кейн обнял Кристал за талию. Айви с тревогой в глазах смотрела на коней сотрудников маршальской службы.

Кристал и Кейн, словно супружеская чета на прогулке, неторопливо зашагали к тюрьме по дощатому настилу. Маколей излучал спокойствие и уверенность. Девушка старалась не встречаться с ним взглядом.

— Не спишь?

Кристал помотала головой, продолжая смотреть в окно поезда. Верхом они проехали на юг до Аддентауна, там пересели на поезд железнодорожной компании «Юнион пасифик» и теперь мчались через прерию на восток. За окном тянулся однообразный пейзаж голой плоской равнины в снежных заплатках.

— Ты за всю дорогу глаз не сомкнула. Должно быть, ужасно устала. — Кейн, сидя рядом с Кристал, поменял положение. Вагон был переполнен. У Печки устроились две женщины с малышами; над головами на веревке сохло шерстяное белье. Роуллинз и еще четверо сотрудников маршальской службы, которых Кристал раньше не видела, оккупировали места в самом холодном углу вагона и вместе с Другими мужчинами-попутчиками играли в карты на Деревянных скамьях. Стоял отвратительный запах сигаретного дыма, смешанный с затхлостью сырой овечьей шерсти.

Маколей и Кристал сидели в сторонке от остальных пассажиров. Они всю дорогу тихо переговаривались, порой умолкая ненадолго, когда Кристал, вдруг склонив голову на грудь Кейна, ненадолго забывалась тяжелым сном. Их никто не беспокоил, очевидно догадываясь, что эти молодые люди — влюбленные и докучать им не следует.

— Как ты думаешь, где он сейчас? — шепотом спросила Кристал, по-прежнему глядя в окно, но не замечая проплывающей мимо залитой солнцем прерии.

— Кто — твой дядя?

— Да.

— Не знаю.

— Он может быть где угодно. Где угодно.

— Я найду его. Привлеку к поискам всех людей, которые мне обязаны. Вместе с мужем твоей сестры мы быстро его отыщем.

Кристал промолчала. Она лишь теснее прижалась к Маколею и закрыла глаза, расслабившись под монотонный стук колес, убаюкивающий ее усталое тело и утомленное сердце.

В тот вечер в среду гостиница «Фэрли» приняла в свое лоно полный поезд богатых пассажиров, прибывших из Питсберга. Свободных номеров не было, но когда в вестибюль вошел некий джентльмен, в регистрационном журнале мгновенно, словно сама собой, нашлась запись о том, что в отеле есть зарезервированный на его имя люкс, и это, конечно же, вызвало взрыв недовольства и негодования, скопившихся в вестибюле людей, не терявших надежды заселиться в номер, предварительно заказанный не объявившимся вовремя гостем.

Этот джентльмен в глазах администрации отеля имел неоспоримое преимущество перед всеми остальными клиентами. Он был точен и постоянен, как часы, — выгодный пансионер, прибывающий в «Фэрли» третьего числа каждого месяца, вне зависимости от погоды и прочих благоприятных и неблагоприятных условий. Поэтому в гостинице его чествовали, как короля.

Багаж джентльмена, состоявший из огромного количества причудливых упаковок, подхватили трое коридорных, а сам он, не обремененный более никакими заботами, отправился в бар, — должно быть, соскучился по знаменитому фирменному пуншу.

— Да, давненько не наслаждался я покоем и уютом столь изысканной и роскошной обстановки, — втиснув за столик свое внушительных размеров тело, посетовал джентльмен, обращаясь к сидевшему рядом мужчине.

— И в каких же краях вы путешествовали? — полюбопытствовал тот.

— О, и там и сям, всюду. В основном по Вайомингу.

Мужчина, с которым завел беседу джентльмен, мгновенно насторожился. Наверное, будь он собакой, уши его непременно встали бы торчком.

— По Вайомингу, говорите? Полагаю, за время ваших путешествий вы неплохо ознакомились с тем краем. Разрешите представиться. Меня зовут Дидье, Болдуин Дидье. Я из Нью-Йорка.

Джентльмен улыбнулся, всегда готовый обзавестись новым знакомым, который в перспективе может стать его клиентом.

— Рад познакомиться, сэр. А я — Генри Гласси, сотрудник мебельной фирмы «Патерсон» в городе Патерсон, штат Нью-Джерси. Так что мы с вами почти родные, — учитывая место нашей встречи.

— Верно сказано, верно. — Дидье поднялся и быстрым движением пригладил свою аккуратно подстриженную бородку клинышком. — Вы позволите? — Он жестом указал на стул за столиком торговца.

— Пожалуйста, пожалуйста. С удовольствием побеседую с хорошим человеком. Ведь в поездке мне приходилось общаться в основном с продажными агентами из числа индейцев и их несчастными соплеменниками. Чем вы занимаетесь, Дидье?

— В настоящее время разыскиваю кое-кого. В Вайоминге, если говорить конкретно. Может быть, вы сумеете помочь мне. Я ищу свою племянницу. Боюсь, как бы она не попала в беду. Она уехала из дома четыре года назад. Я обязан найти ее.

Мистер Гласси отставил бокал.

— Прискорбный случай. Как же так получилось, что она оказалась в Вайоминге?

— Сбежала.

— С возлюбленным?

Дидье улыбнулся, не отвечая ни да, ни «нет».

Генри Гласси покачал головой, что, очевидно, означало: ему трудно понять молодых, принимающих опрометчивые решения, если эти решения не связаны с покупкой мебели.

— Может быть, вы не откажетесь поделиться со мной вашими впечатлениями о поездке. Я был бы очень признателен. Вдруг вы что-нибудь слышали о ней.

— С радостью помогу вам, если это в моих силах. Как выглядит ваша племянница?

Дидье потер ладонь.

— Очень милая девушка, белокурая. На вид ей лет двадцать. Глаза голубые. Небесно-голубые.

Гласси стал серьезным, приосанился.

— Я встречал однажды девушку, внешность которой соответствует вашему описанию. Правда, я не заметил, какого цвета ее глаза. Слишком уж они были печальными и скорбными.

— Моя племянница — запоминающаяся особа. Она потрясающе красива и к тому же обладает одной характерной приметой. — Дидье для наглядности начал выводить концентрические круги на правой ладони. — На правой руке, на ладони, у Кристал шрам, очень необычный шрам, в форме розы. Мистер Гласси выпрямился.

— Значит, ее зовут Кристал?

— Да, Кристабель ван Ален. Вы ее встречали?

— Глубоко сожалею, сэр, но должен вам сообщить, что ваша племянница потеряла мужа. Когда я видел ее, она носила траур.

Дидье в изумлении вытаращил свои холодные глаза.

— Вы уверены, что это была она?

— Уверен. Женщину, с которой мне случилось познакомиться, звала Кристал, и шрам у нее тоже был. Я видел его только однажды, вечером того дня, когда мы ужинали в Кэмп-Брауне. На ладони правой руки я заметил шрам, точно такой, как вы описали.

— Я должен ехать к ней. — Дидье поднялся из-за стола с выражением озабоченности на лице, столь наигранно-глубокой, что мистер Гласси засомневался в искренности чувств своего собеседника. Его кольнуло непонятное беспокойство. — Так вы говорите, что встречали ее в поселении, называемом Кэмп-Браун? Как до него добраться? Я должен немедленно ехать туда. Нельзя терять ни минуты.

— Вам вовсе незачем так спешить, приятель. К несчастью, судьба вашей любимой племянницы уже решена.

— Что вы имеете в виду? — вспылил Дидье.

— Об этом пишут газеты. И в «Сент-Луис кроникл» есть статья о ней. Разве вы не просматривали сегодняшний номер?

— Где тут можно купить газету? — раздраженно спросил Дидье.

— Не нужно никуда ходить. У меня с собой есть нужный вам номер. — Торговец вытащил из нагрудного кармана пиджака газету и вручил своему собеседнику.

Генри Гласси много всякого насмотрелся, колеся по стране, и в плену у бандитов побывал, но такого абсолютно обескровленного лица, каким в считанные доли секунды стало лицо Дидье, видеть ему не доводилось, даже когда он наблюдал, как вешали преступников.

— Вам плохо? — с тревогой поинтересовался торговец.

Дидье швырнул на стол газету. Один из заголовков на первой полосе гласил:

«Пропавшая наследница нашлась! Кристабель ван Ален предстанет перед судом в Нью-Йорке — Тревор Шеридан жертвует миллион долларов во имя ее спасения!»

Мистер Гласси прокашлялся.

— Понимаю, такое известие шокирует. Любому, кто видел бедную девочку, ясно, что обвинения против нее — ложь. Я се знаю. Добродетельная женщина. Она не может быть преступницей. Никогда в это не поверю. Но не волнуйтесь, приятель. Деньги Шеридана непременно должны решить дело в ее пользу. Иначе ей уж ничто не поможет.

— Мне пора. — Дидье вдруг настороженным взглядом обвел бар, будто опасаясь, что в любую минуту может увидеть кого-то из знакомых, с кем предпочел бы не встречаться.

«Кто бы это мог быть?» — подумал Гласси, а вслух сказал:

— Неужели вы не дождетесь своей племянницы? Искали ее четыре года, а теперь, когда она вот-вот будет здесь, исчезаете?

— О чем это вы? — Беспокойство в голосе Дидье сменилось злостью, причина которой торговцу была непонятна.

— Вы не дочитали статью до конца. А в газете сообщается, что поезд железнодорожной компании «Юнион пасифик», которым ваша племянница направляется в Нью-Йорк, завтра прибудет сюда.

Торговцу почудилось, что Дидье просто засиял от радости, — возможно, в предвкушении встречи с племянницей, которую уже и не чаял увидеть. Однако Гласси почему-то заподозрил неладное.

— Разумеется, я дождусь ее. — Лицо Дидье озарилось улыбкой — неприятной, по мнению Гласси.

Мужчины поднялись, холодно глядя друг на друга. Торговец положил на стол монету в двадцать пять центов. При других обстоятельствах он охотно заплатил бы за пунш своего собеседника, но сейчас он чувствовал внутреннее беспокойство от общения с этим человеком.

— Спокойной ночи, сэр. Желаю вам поскорей увидеться с вашей племянницей.

— Спасибо. — Глаза Дидье напоминали два затянутых льдом озерка.

Генри Гласси покинул бар, мечтая об одном — отогреться у горячей печки.

Глава 26

Поезд, сделавший остановку в Сент-Луисе, должен был продолжить путь через два часа. Пассажирам предложили выйти из вагонов и подышать свежим весенним воздухом или отведать знаменитого фирменного пунша в баре «Фэрли».

Кристал, однако, в такой роскоши было отказано. Она оставалась в душном вагоне под надзором сотрудников маршальской службы. Но девушка чувствовала себя уютно и здесь, рядом с Кейном. Он читал газету, а она дремала, склонив голову ему на грудь.

Два часа пролетели незаметно. Через некоторое время поезд дернулся, запыхтел и покатил дальше, выпуская клубы дыма, расползавшиеся над грязным зданием вокзала, к которому пристраивали новое крыло. Вокзал в Сент-Луисе соорудили совсем недавно и тут же принялись расширять. Скоро, очень скоро будет покорен и весь огромный Дикий Запад.

Последующие несколько часов они опять ехали по прерии, но теперь за окном все чаще мелькали обработанные участки земли и деревья. Кристал погрузилась в сон, и вдруг в ее ушах прогремел знакомый голос:

— Здравствуйте, приятель! Здравствуйте, миссис Смит, — вернее, мисс ван Ален! Как же я рад видеть вас! Частенько вспоминал вас обоих! Частенько!

Кристал открыла глаза. Нет, это не сон. Перед ними стоит Генри Гласси собственной персоной, и все такой же изысканно щеголеватый, элегантный, как и в первую встречу, когда они вместе садились в дилижанс компании «Оверлэнд экспресс».

— Здравствуйте, Гласси, — приветствовал торговца Кейн, поднимаясь с сиденья. — Какими судьбами? Вы сели в Сент-Луисе?

— Так точно. Возвращаюсь в Патерсон. Должен отчитаться перед президентом компании. Торговля идет неплохо — просто отлично. Однако я очень огорчился, прочитав в газетах о неприятностях мисс Кристал. Как ваши дела, как самочувствие, мисс ван Ален?

~ Пока держусь, и, как вы, наверное, догадались, у меня неплохо получается, особенно если учесть обстоятельства нашей последней встречи. — Кристал нерешительно улыбнулась.

Генри Гласси сочувственно кивнул.

— Вам нечего бояться, мисс ван Ален. Тем более при поддержке такого знаменитого служителя закона, как Маколей Кейн. С тех пор как мы расстались, я о нем много слышал, и эти рассказы произвели на меня большое впечатление. Вас полностью оправдают, моя милая. Я в этом ничуть не сомневаюсь.

Кристал улыбнулась ему дрожащими губами. Гласси, конечно же, все известно. Говорили, что ее имя попало в газеты, но она так и не набралась смелости прочитать статьи, которые принесли с собой пассажиры поезда.

— А я вот прогуливаюсь. Мое место в голове поезда, но я сказал себе: «Гласси, старина, пора бы тебе пойти навестить своих друзей». Должен признаться, мисс ван Ален, я удивлен. Я думал, ваш дядя здесь, с вами.

Кристал похолодела. Кейн рядом с ней тоже застыл в напряжении.

— Что вы сказали, мистер Гласси? Вы видели Моего дядю?

— Да, его зовут Болдуин Дидье. Довольно-таки приятный человек. Правда, взгляд его мне не понравился. Мы познакомились в баре «Фэрли». Он очень хотел найти вас. Я думал, он тоже сядет в этот поезд.

Ладонь Кристал непроизвольно потянулась к горлу, и, когда девушка вновь заговорила, слова звучали сдавленно, словно ее мучило удушье.

— Вы встретили моего дядю в «Фэрли»… в Сент-Луисе… где мы только что делали остановку?

— Так, значит, он вам не дядя, дитя мое? — На пухлое, по-отечески доброе лицо торговца легла тень сомнения. — Мне этот человек сразу показался подозрительным. Рад, что сумел вовремя предупредить вас.

— Да нет, мистер Гласси, он — мой дядя, но верить ему нельзя. Это он совершил преступление, в котором обвиняют меня. Боюсь, он хочет убить меня.

Мистер Гласси встревожился не на шутку.

— Надо же, а я сообщил ему, что вы едете этим поездом. Хочется надеяться, что я не накликал на вас беду. Видите ли, он поинтересовался у меня, не встречал ли я в Вайоминге женщину с вашими приметами, и я, ни о чем не догадываясь, все как есть выложил ему. Мне показалось, что он искренне беспокоится за вас. Во всяком случае, он довольно натурально изображал свое беспокойство.

— Вы видели его в поезде? — вмешался Кейс. Кристал взглянула на Маколея и удивилась, заметив кровожадный блеск в его глазах.

— Нет, не видел. Может, он все-таки решил не ехать.

— Или изменил внешность, — Кейн повернулся к девушке. — Кристал, только ты знаешь его в лицо. Нам придется пройтись по вагонам и осмотреть пассажиров, всех до единого. Мы должны убедиться, что его нет в поезде.

— Позвольте предложить свою помощь. Как ни крути, это я заварил всю кашу. Если бы не мой длинный язык, Дидье вряд ли сообразил бы, что Кристал едет в этом поезде.

— Хорошо. — Кейн кивком указал куда-то назад. — Проверьте багажное отделение. Ребята и мы с Кристал пойдем вперед по вагонам, будем осматривать пассажиров. Если не найдем его, значит, до следующей остановки тревожиться не о чем. В противном случае у нас достаточно людей, чтобы все уладить без лишнего шума.

Мистер Гласси, стоя между вагонами, открыл дверь в багажное отделение. Под ним стремительно неслась земля, в ушах свистел ветер. От верной смерти торговца отделяла узкая площадка с тоненькими поручнями, которые сломались бы и под весом ребенка, а, уж его упитанные телеса, случись ему оступиться, и подавно не выдержат. Мистер Гласси вздохнул с облегчением, когда перешагнул с площадки в багажное отделение.

Разгуляться в этом вагоне было негде. В одном углу — гора парусиновых мешков с маркировкой «Почта США». Вдоль стенок ~ ряды, деревянных ящиков с надписями на китайском языке. Из многих ящиков выбивалась мягкая древесная стружка, — Должно быть, в них перевозили импортный фарфор, Доставленный из-за океана в Сан-Франциско и теперь путешествующий на восток кратчайшим путем, через прерию. Все остальное пространство занимали вещи пассажиров, за исключением того угла, где сквозь прохудившуюся крышу вагона просачивалась вода', — на крыше таял снег. Пассажирский багаж был представлен в основном плетеными корзинами и огромными потертыми дорожными сумками, которые их владельцы унаследовали, наверное, от своих Праотцов, и лишь одним-двумя добротными кожаными чемоданами.

Гласси вздохнул. Людей тут, конечно, нет. Он повернулся, собираясь покинуть багажное отделение.

И вдруг кто-то сильно ударил его по голове полицейской дубинкой. Гласси потерял сознание.

— Похоже, ее дяди в поезде нет, — шепотом обратился к Кейну Роуллинз. Он покосился на Кристал, Она с нервным беспокойством во взоре вглядывалась & лица пассажиров в дальнем конце вагона. — Мы проверили весь состав. Думаю, нам лучше вернуться в свой вагон. Когда будет остановка в Аббевилле, я прослежу, чтобы всех новых пассажиров внимательно осмотрели.

Кейн бросил взгляд на Кристал и кивнул. Роуллинз тоже посмотрел на девушку.

— Знаешь, Кейн, говорят…

— Мне плевать на то, что говорят. Она — не преступница. — Шепот Кейна напоминал шипение вырвавшегося из кипящего котла пара.

— Ну а если все же она виновна? Если она специально придумала историю с дядей, чтобы отвлечь наше внимание и сбежать?

Роуллинз даже отступил на шаг, пытаясь увернуться от ледяного взгляда Кейна.

— Говорю тебе в первый и последний раз: она не убывала своих родителей. К тому же, — продолжал Маколей, вновь приняв невозмутимый вид, — Генри Гласси беседовал с ее дядей. Следовательно, этот человек существует. Иначе с кем же тогда виделся Гласси?

— Возможно, дядя действительно разыскивает девушку. Ведь если она сбежала из лечебницы… — Кейн снова наградил Роуллинза ледяным взглядом, но тот не стушевался. — Ведь она сбежала из лечебницы. Это факт. И ничего нет удивительного в том, что дядя, беспокоясь за судьбу племянницы, стал разыскивать ее. Ну а теперь, когда она нашлась, он возвращается в Нью-Йорк, чтобы воссоединиться с семьей. — Голос Роуллинза смягчился. Он участливо кивнул Кейну. — Она — прелестная девушка, Кейн. Настоящая красавица. В такую грех не влюбиться. Но не исключено, что она и впрямь малость того. Она столько всего пережила — видела, как в огне погибли родители, несколько лет провела в психиатрической лечебнице… одному Богу известно, что там с ней делали. Может быть, рассказы про дядю — это просто-напросто фантазии ее больного воображения.

— Когда доберемся до Нью-Йорка, я намерен побеседовать с сестрой и зятем Кристал. Они наверняка подтвердят то, что она говорит.

— Никто из членов семьи девушки ни разу не упомянул имя Болдуина Дидье. Я ведь запрашивал о ней сведения в Нью-Йорке, прежде чем мы отправились в Нобл. Все так и есть, Кейн. Мне больно видеть, как ты…

— Кристал пытался убить метис, подосланный ее дядей. При нем было объявление с ее приметами. Это доказывает, что она не лжет.

— Тому, кто сдаст ее властям, обещали выплатить огромное вознаграждение. Метис хотел получить деньги. Может, он никогда и не встречался с Дидье.

— Зачем ты все это говоришь? — Кейн глянул на Кристал. Девушка медленно шла по застеленному дорожкой коридору вагона первого класса, напряженно всматриваясь в лица пассажиров. В глазах Маколея отразились тревога и еще какое-то не имеющее названия страстное чувство.

— Зачем? Хочу, чтобы ты понял: ты должен ее бросить. Родные девушки с их деньгами способны сделать для нее гораздо больше, чем ты. Шеридан — один из богатейших людей Нью-Йорка.

— Я знаю.

— Что ты можешь сделать для нее такого, чего не могут они? Зачем ты терзаешь себя проблемами этой девушки? Твои усилия напрасны. Конец будет неутешительный. Ее посадят в тюрьму, это однозначно. Доказать ее невиновность невозможно.

— Она невиновна. — Кейн закрыл глаза, будто для того, чтобы не видеть лица Кристал, с отчаянием всматривавшейся в пассажиров.

— Я воевал при Фредериксберге, Кейн. Сражался в составе полка Хукера, когда мы отбивали у вас, конфедератов, лощину. В тот день мы потеряли половину наших солдат. Вы хоронились за стеной, как улитки в своих раковинах, и расстреливали нас, словно безоружных пленников, едва мы пытались пойти в наступление.

— При чем тут?..

— Я видел тебя в деле. И не только я, но и все ребята из нашего полка, выжившие в том бою. Мы слышали, как кричал Джимми О'Тул, когда ему наполовину оторвало ноги, слышали, как он жалобно скулил, перед смертью моля о глотке воды. И мы до сих пор с трепетом произносим имя некоего джентльмена из Джорджии, говорим о нем, словно о герое из мифов, сложенных нашими предками. Ты знаешь этого джентльмена, Кейн. Мятежник, рискнувший покинуть свое убежище за гребнем горы и проползти под стеной огня, чтобы дать врагу глоток воды из своей фляги…

— Я еще раз спрашиваю, при чем тут?..

— Человек столь благородный, даже если он проклятый конфедерат, не должен терпеть поражение дважды. Ты проиграл войну, Маколей, и в этой борьбе тоже не победишь. Поэтому, пока не поздно, выходи из игры. Кристабель ван Ален — очаровательная девушка, но ее положение безнадежно. Ее посадят в тюрьму. Может быть, дадут пожизненный срок.

Кейн молчал. Он наблюдал за Кристал, тщательно пряча в глубине глаз душевное волнение.

— Я продолжал бороться за свою родину, хотя всем уже было ясно, что мы проиграли войну. Я сложил оружие только тогда, когда меня вынудили сдаться. И ее я тоже буду защищать до последнего.

Роуллинз в недоумении уставился на Кейна, как смотрел бы янки на солдата-южанина, который, по его мнению, тронулся рассудком, потом тяжело вздохнул и кивком приказал своим людям подойти к нему.

— Ладно, мы сделаем все, что ты сочтешь необходимым. Мы полностью в твоем распоряжении, Кейн, только намекни. — И в добавление к своему загадочному замечанию заключил: — …Но только до Нью-Йорка. Там мы уже не сможем помочь тебе.

Маколей все понял.

В багажном отделении один мужчина только что облачился в костюм, а другой, Генри Гласси, в очередной раз раздетый до нижнего белья, связанный по рукам и ногам, лежал с кляпом во рту за мешками с почтой. Значит, вот где прятался его обидчик, сообразил торговец, наконец-то очнувшись после оглушительного удара по голове.

Генри Гласси приник к щелочке между грязными парусиновыми мешками с почтой и стал наблюдать за Болдуином Дидье. Знакомец по бару «Фэрли» несколько уступал торговцу в дородности и упитанности, однако экспроприированный костюм сидел на нем довольно прилично. Подтяжки крепко держали широкие в поясе брюки, а пиджак, тоже большего размера, чем нужно, казалось, скроен по фигуре Дидье, если носить его не застегивая.

Дидье снял пиджак, подошел к мешкам с почтой и отшвырнул в сторону тот, что прикрывал лицо Гласси. В глаза ударил свет, но торговец успел смежить веки.

Дидье несколько минут пристально всматривался в свою жертву, затем бросил на кучу сверху еще один мешок. Торговец осторожно повернул голову и в щель между мешками продолжил наблюдение. Дидье, порывшись в одном из добротных кожаных чемоданов, извлек серебряную чашку. Он насыпал в нее белый порошок и наполнил водой, капавшей в вагон через дыру в крыше. Действия Дидье озадачили Гласси, но потом тот вытащил помазок с зеркальцем и начал сбривать бородку.

Глава 27

Когда Кристал и Кейн в сопровождении солдат маршальской службы вернулись в свой вагон, мистер Гласси благополучно сидел у двери в багажное отделение и дремал; дорогая бобровая шапка наполовину скрывала его лицо. Кейн собрался, было разыскать торговца и расспросить его о результатах осмотра багажного отделения, но Кристал остановила Маколея.

— Разве он спал бы сейчас, если бы обнаружил там кого-нибудь? Мы отсутствовали очень долго, и он, скорей всего, просто устал нас ждать.

Кейн убрал руку с плеча Гласси.

— Ладно. Пусть отдыхает. Нам все равно нужно поговорить. Незачем тревожить этого любителя совать нос в чужие дела. Иди сюда. — Взяв девушку за руку, он подвел ее к скамье у противоположной стенки, поодаль от печки, вокруг которой сгрудились Роуллинз и его люди.

Гласси через проход от них громко всхрапнул и Поменял во сне положение. Кейн не обращал на него внимания.

— Что случилось? Я видела, вы с Роуллинзом о чем-то беседовали. — Кристал приготовилась выслушать плохие известия. Хороших она давно уже не получала.

Кейн приподнял ее ладонь, ту, на которой была выжжена роза, и пальцем обвел каждый лепесток. На лице его застыло задумчивое выражение пугающей решимости. В таком настроении он внушал ей почтительный страх. Впрочем, при взгляде на Маколея у нее всегда перехватывает дыхание.

— Примерно через час остановка в Аббевилле.

— Ты опасаешься, что там, в поезд сядет Дидье?

— Нет. Роуллинз и его люди этого не допустят.

Кристал посмотрела Кейну в глаза. Ей теперь гораздо легче удавалось читать мысли и чувства, таившиеся в их заиндевелой глубине. Макалей чем-то серьезно обеспокоен и хочет поделиться с ней своими тревогами, но почему-то не решается.

— В Аббевилле ты должна незаметно сойти с поезда.

Кристал оцепенела, потрясенная столь неожиданным требованием, стояла как истукан, с недоверием глядя на Кейна.

— Но… но… почему именно теперь? — заикаясь вымолвила она.

Он с каким-то необъяснимым отчаянием сжал обезображенную шрамом ладонь девушки, как бы пытаясь навечно удержать ее подле себя.

— Мне лучше, чем кому-либо другому, известно, — что в некоторых случаях бороться бесполезно; ты изначально обречен на поражение. И Роуллинз только что повторил мне это. Я не знаю, сумеем ли мы выиграть процесс, Кристал, но, если мне не удастся добиться для тебя оправдательного приговора, моя жизнь потеряет всякий смысл. Плевать мне на закон. Я уверен, что ты не совершала этого преступления, и никто никогда не убедит меня в обратном. Так что в Аббевилле по моему знаку ты покинешь поезд и затеряешься в городе. Через час я присоединюсь к тебе. Когда мы подъедем к мосту через Бит-Кримлоу-Крик, поезд на подъеме замедлит скорость и я спрыгну. Роуллинз сможет вернуться и начать искать нас не раньше, чем через день. После Аббевилла следующая остановка через несколько часов.

— Ты посвятил Роуллинза в этот план, да? Он считает тебя своим другом, и поэтому вызвался помочь. Вы решили презреть закон ради меня…

— Нет, не ради тебя, Кристал. Ради нас. Понимаешь? Ради нас. Война отняла у меня семью, дом, родину. Ты — единственное, что у меня есть. Потеряв тебя, я останусь ни с чем.

— Мы превратимся в вечных скитальцев.

— К такой жизни мне не привыкать.

Кристал взглянула на Маколея. Он грустно улыбнулся. По-бандитски.

— С помощью мужа моей сестры я могу добиться нового судебного разбирательства. По-моему, нужно попытаться.

— Когда мы приедем в Нью-Йорк, нам и вздохнуть, как следует, не дадут, девушка. Это — наш последний шанс.

— Ты действительно хочешь пуститься со мной в бега? Такой поступок не в твоих правилах. — Она с мольбой во взоре глядела в глаза Кейну.

— Я не могу поступить иначе. — Он внимательно посмотрел на девушку, словно пытался проникнуть к ней в душу, затем нежно коснулся поцелуем ее губ. — Я предпочел бы жить по-другому, Кристал, но без тебя Мне все равно нечего делать на этом свете.

Поезд замедлил ход. Раздался свисток, возвещавший о въезде в Аббевилл.

— О Господи, а может, не надо? — испуганным Шепотом спросила девушка. Кейн предлагал безумный План, заранее обреченный на провал. И возможно, Маколей все же считает ее виновной, с болью в сердце думала Кристал.

Его лицо стало бесчувственным, словно каменная

— Все, я пошел. Мы начнем с Роуллинзом партию в покер. Остальные ребята тут же присоединятся к нам. Когда поезд остановится, спустишься из задней двери. Я найду тебя в Аббевилле через час. Мы сядем на коня и скроемся до наступления темноты.

Кейн поднялся. Кристал вцепилась в его руку, но 1 потом отпустила, с немым отчаянием глядя вслед Маколею, направлявшемуся в голову вагона, где сидели сотрудники маршальской службы.

Мистер Гласси что-то недовольно проурчал из-под шляпы. Он по-прежнему крепко спал. Попрощаться с ним она не успевает.

Кристал тоже медленно встала со скамьи и посмотрела в сторону Маколея. Он ни разу не оглянулся на нее, — очевидно, опасался привлечь к ней внимание людей Роуллинза. Девушка проскользнула к двери между пассажирским и багажным вагонами и потянула за ручку. Раздался унылый скрип. Ни один из игроков, будто бы даже демонстративно, не повернул головы на звук.

Кристал на мгновение задержалась на узенькой площадке между вагонами, с наслаждением вдыхая свежий воздух свободы, чувствуя в груди гулкое биение сердца, опьяненного страхом и возбуждением.

Дверь, ведущая в пассажирский вагон, осторожно! приоткрылась.

Девушка резко повернулась, уверенная, что увидит сейчас Роуллинза или кого-либо из его людей, заметившего, как она покинула вагон. Взгляд ее уперся в лицо чужого человека. Но было в этом лице что-то знакомое. Иуда, он очень похож на мистера Гласси. Может, торговец тоже захотел подышать свежим воздухом. Нет, это не Генри Гласси. Кристал посмотрела мужчине в глаза.

И сразу же поняла, кто перед ней.

— О, Кристабель, наконец-то я нашел тебя. Дверь у него за спиной закрылась. Кристал отступила на шаг и едва не потеряла равновесие, оказавшись на краю узенькой площадки. Мужчина поймал ее за руку и впихнул в багажный вагон.

— Где Генри Гласси? — выдохнула девушка, только теперь сообразив, как ловко одурачил их Дидье. Она не отрывала взгляда от своего дяди. Без бородки клинышком он стал почти неузнаваем.

— Наш друг отдыхает, под мешками с почтой. Думаешь, мне следует разбудить его и прикончить вас обоих? — Дидье улыбнулся.

Ответить Кристал не успела, так как за дверью, на площадке, возникла суета, послышались крики. Какая-то женщина спорила со своим мужем.

— А я говорю, брала. Мы отдали его проводнику, и он занес его в этот вагон, вот сюда.

— Нет, Марта, ты не брала. Я хорошо помню, — раздраженно возразил женщине ее супруг.

— Проводник! Откройте этот вагон! У нас там багаж!

Дидье, зажав Кристал рот ладонью, оттащил ее за ящики с китайским фарфором. Дверь в багажное отделение отворилась.

— Вот он! — воскликнула женщина. В вагон просунулась ее рука, указывающая на оранжевый саквояж. — Я же говорила, что брала. Дурак ты, Говард.

— Ты права, дорогая. — Опять послышался шум: Говард залез в багажное отделение и сбросил саквояж на деревянную платформу станции Аббевилла.

— Кто-нибудь еще берет багаж? — прокричал проводник, выжидательно оглядывая людей на перроне.

Кристал стала вырываться от Дидье, пытаясь позвать на помощь, но тот крепко прижимал девушку к своей груди, не отнимая ладони от ее рта. Отчаяние обострило все ее чувства. От Дидье пахло лаймовой водой, приобретенной им в магазине «Лорд энд Тэйлор». Болдуин Дидье всегда покупал самый лучший товар. В день бракосочетания с их тетей, считавшейся в ту пору уже старой девой, они с Аланой тоже подарили ему флакон с лаймовой водой. Кристал и сейчас еще помнила, как выглядела тетя на свадебной церемонии: красивое спокойное лицо старой девы дышало счастьем — ее мечта выйти замуж наконец-то сбылась. Интересно, довелось ли тете узнать, что она связала свою жизнь с чудовищем.

Проводник захлопнул дверь. Их окутала темнота, разрезаемая тоненьким лучиком света, который просачивался в вагон через дырочку в крыше вместе с каплями воды,

— Ты уже решила, что ускользнула от меня, не так ли, драгоценная племянница? — Дидье отпустил девушку. Поезд тронулся с места, и она отлетела к стенке вагона.

— Моей сестре все известно, — выпалила Кристал, пытаясь удержаться на ногах: поезд быстро набирал скорость. От страха пересохло во рту. — Покидая Нью-Йорк, я написала ей письмо, в котором поведала про ту ночь, когда вы убили наших родителей. Убив меня, вы себя не спасете. Вам это не поможет. Алана и без меня добьется, чтобы вас повесили.

— Если бы у Аланы были более веские доказательства, чем твои слова, ее богатый влиятельный супруг-ирландишка давно бы уже разделался со мной.

— Они, очевидно, просто не могли до вас добраться. Я слышала, вы исчезли почти сразу же после свадьбы Аланы. — Кристал пришлось призвать помощь все свое мужество, чтобы отвечать Дидье. Здесь, в багажном вагоне, наедине с ним она чувствовала себя, будто в утробе хищного зверя.

— Я искал тебя, моя дорогая. По всему свету! будь он проклят… искал тебя. Истратил все деньги, что у меня оставались, и вот наконец нашел. Правда; в этом мире полно одиноких богатых женщин вроде твоей тети. У меня неплохие перспективы в Париже, и в Испании есть одна вдовушка, басконка, тоже большая охотница до постельных забав. Порезвлюсь со всеми, непременно, сразу же, как только избавлюсь от тебя.

— Неужели вы полагаете, что вам удастся скрыться? — воскликнула Кристал; ужас горячил Кровь, как наркотик. — В соседнем вагоне едут пять сотрудников маршальской службы, и один из них особенно…

— Ах да, этот. О твоем любовнике я наслышан. О нем чуть ли не легенды слагают. Геройский парень, да? И ты только представь, каково же будет его удивление, когда он, спрыгнув с поезда, вернется за тобой в Аббевилл, а тебя нет… да, да, я прекрасно слышал, как вы договаривались, когда «кемарил» рядом с вами. — Дидье насмешливо хмыкнул.

— Маколей догадается, что вы поймали меня. Не найдя меня в Аббевилле, он поймет, что со мной приключилась беда. — Кристал была рада, что в темноте вагона Дидье не видит сомнений и страха в ее глазах.

— Наоборот, моя дорогая. Он подумает, что ты не преминула воспользоваться шансом, который он тебе любезно предоставил, и сбежала с концами. Мерзкий у него будет привкус во рту, когда он не найдет тебя в Аббевилле. Разумеется, тогда уж он перестанет сомневаться в том, что ты — гнусная преступница, погубившая собственных родителей. Ох УЖ и взбесится он, сообразив, как ловко ты обвела его вокруг пальца.

— Нет… — прошептала Кристал. Ужас с новой силой всколыхнулся в ней. Она покачала головой, будто думала, что, отмахнувшись от его слов, отвергнет и заключенную в них истину, но Дидье рассуждал логично. Она погибнет от руки дяди, к, хуже того, Маколей, ее любовь, будет считать, что она повинна в смерти родителей.

— Не думай об этом, дорогая. Ты и твоя сестра всегда были очаровательными девочками. Я ведь вовсе не желал такого конца. Я предполагал, что ты тихо и мирно сгоришь в огне. Мне неприятно убивать тебя собственноручно. Надеюсь, ты простишь меня. — Дидье коснулся ее щеки, и она опять ощутила запах лайма, тот самый запах, который постоянно сопровождал дядю во время его визитов в их особняк на Вашингтон-сквер. Каске ухода Дидье этот запах долго висел в маленькой гостиной, заполнял холл, поселялся в доме, как отдельное существо. Свежий тропический аромат смерти.

— Тетя любила вас. Предложив ей свою руку исердце, вы претворили в жизнь ее сокровенную мечту. Но была ли она счастлива с вами? Вы хоть когда-нибудь испытывали добрые чувства к моим родителям? Неужели вы не раскаиваетесь в том, что сотворили? — Кристал вопрошала с осуждением в голосе, но как-то по-детски. По наивности она надеялась получить утешительные ответы на мучившие ее вопросы, хотела услышать от Дидье, что причиной ее страданий была не просто чья-то прихоть. Ведь если он лишит ее перед смертью даже такой малости, это будет воистину жестокая смерть.

— Перед смертью твоя тетя даровала мне прощение, Кристал. Я ее никогда не любил, зато она меня любила. А ведь человек только тогда по-настоящему счастлив, когда обладает предметом своей любви. Разве я не прав?

— Вы убили ее? Тетю вы тоже убили? — Этот вопрос не давал Кристал покоя с тех самых пор, как к ней вернулась память.

— Нет, — тихо отозвался Дидье с мрачной серьезностью в голосе. — Наш брак в некотором отношении тоже стал залогом моего счастья. Твоя тетя, как тебе известно, Кристал, была далеко не бедна. Ее деньги доставили мне много приятных минут… на Уолл-стрит… и в отеле, где я поселил свою любовницу.

Дидье шагнул к девушке; его внушительная фигура покачивалась из стороны в сторону в такт движению набиравшего скорость поезда.

— Но после смерти твоей тети аппетит у меня разыгрался не на шутку. Я — пожиратель денег. Состояние твоей тети было растрачено, я остался на бобах. В очень стесненных обстоятельствах. И тогда… — Он вскинул седоватую бровь и зашипел: — …тогда я придумал способ, как заполучить все богатство ван Аленов. Если ты и все члены вашей семьи умрут, я стану единственным наследником. Вот я и убил твоих родителей, а спальню их поджег. Разве у меня был выбор?

— Вы — чудовище, — воскликнула Кристал. Ненависть в ней наконец-то возобладала над страхом.

Дидье печально улыбнулся. Для своих лет он был еще довольно красив.

— Да, чудовище. Ты нашла верное определение, Кристал. Ты ведь умная девушка. Я всегда это понимал. И хочу, чтобы ты знала: я вовсе не радовался тому, что заточил тебя в «Парк-Вью», превратил тебя в ничтожество. Столь тягостный, непредвиденный результат огорчителен даже для такого чудовища, как я. Я ведь хотел, чтобы и ты, и твоя сестра погибли. Я хотел быть единственным обладателем богатства ван Аленов. Но когда после пожара выяснилось, что вы с Аланой остались в живых, я струсил и не смог довести задуманное до конца. Вина за совершенное мною преступление пала на тебя, и я решил, что незачем убивать уцелевших наследниц. Мне крупно повезло, и я побоялся искушать судьбу. Я пожалел вас с Аланой, сохраняя вам жизнь, а теперь вот расплачиваюсь за свое милосердие.

Дидье в упор смотрел на Кристал, и, как ни странно, с участливостью во взгляде. Так мужчина смотрит на свою возлюбленную. Но эта участливость имела кровавую окраску. Участливое понимание убийцы по отношению к жертве.

— Чудовищем быть нелегко, Кристал, — прошептал он.

Девушка промолчала. Она стояла неподвижно и своими серьезными голубыми глазами тщетно выискивала в лице дяди хотя бы тусклую искорку сострадания.

— Я — чудовище, которое Бог в наказание наделил разумом. Я. прекрасно понимаю, что делаю и с какой целью. И поэтому по ночам меня терзают дикие кошмары. Ты даже представить не можешь, как я мучаюсь. Ни одной из своих жертв я не пожелал бы такого. — Он посмотрел девушке в глаза. — Сначала я убил твоего отца. Он спал. Я' размозжил ему голову тяжелым медным подсвечником, и он заснул вечным сном. А вот образ твоей матери до сих пор преследует меня. Она была такая красивая. Такая добрая, милая. Убив ее, я понял, что я — чудовище. Она пробудилась и стала драться со мной. Умоляла не убивать ее…

— Не надо… о Боже… замолчите… — прервала Дидье Кристал, не в силах больше слушать его исповедь. Ее душили боль и гнев, сгустком желчи, застрявшие в горле.

— Не будь, как она, Кристал, — прошептал Дидье, притягивая к себе девушку. В нос ей ударил тошнотворный запах лайма. — Не проси пощады. Позволь мне быстро убить тебя. До конца оставайся такой же храброй, непорочной, дерзкой, как сейчас…

Кристал вдруг вырвалась от него и кинулась к выходу. Распахнув дверь, она пронзительно закричала, но Дидье рывком затащил ее обратно в вагон. Он захлопнул дверь, и прерию вновь окутала тишина, нарушаемая только чуждыми природе звуками «пых-пых, чу-чу» катящегося по рельсам поезда.

Глава 28

— Что это за шум? — Кейн поднял голову от карт и стал внимательно всматриваться в противоположный конец вагона.

— Ерунда, колеса взвизгнули, — поспешно отозвался Роуллинз. — Давай, Кейн, торгуйся, ты впереди. Мне нельзя проигрывать.

— Смотрите, ее нет. — Эти три слова прозвучали так, будто их произнес актер шекспировского театра, а не блюститель правопорядка, констатирующий неприятный факт.

Все пятеро мужчин неохотно оторвались от игры и повернули головы в ту сторону, где совсем недавно сидела их пленница.

— Так-так. Действительно исчезла. — Роуллинз окинул взглядом своих помощников.

— Конечно, только мы отвернулись, а ее уж и след простыл. Как же мы так опростоволосились? — прогудел один из солдат.

Кейн поднялся со скамьи и пробороздил пальцами волосы, как бы досадуя на неважные актерские способности своих коллег.

— Пойду проверю, что это был за шум.

— Э… подожди, Кейн. — Роуллинз подскочил к; нему и зашептал: — Пусть мои люди этим займутся. Тогда никто не скажет, что ты помог ей бежать.

Кейн смотрел на дверь, ведущую в багажное отделение. .

— А Гласси где? Сошел в Аббевилле? Он вроде бы говорил, что едет в Нью-Джерси.

— Может, вернулся в свой вагон…

— Нет. — Кейн направился в конец вагона; револьверы в кобурах раскачивались в такт толчкам несущегося поезда. — Вперед он не проходил. Если он покинул вагон, то только здесь. — Кейн ткнул в дубовую панель задней двери.

Роуллинз, проследив за его движением, озабоченно нахмурил лоб.

— Думаешь, что-то случилось? Поделись своими подозрениями.

— Точно сказать не могу… но что-то тут не так. Пусть проводник остановит поезд. Пойду проверю багажное отделение.

Роуллинз кивнул.

Кейн открыл дверь, ведущую на узенькую площадку.

— Как ты хочешь умереть?

— На этот раз вы не уйдете от наказания… меня найдут… поймут, что меня убили… — Цепенея от ужаса, Кристал попятилась от Дидье, изящно державшего в руке красивый испанский кинжал.

— Если я просто столкну тебя с поезда, ты при падении свернешь шею и умрешь быстро, без мучений. Но с другой стороны, — трезво рассуждал он, — может случиться и так, что ты всего лишь сломаешь руку илиногу и будешь беспомощно лежать в тающем снегу, постепенно коченея от холода и промозглого ветра. Ты будешь умирать медленно, несколько долгих ужасных дней. Но я так и не узнаю, скончалась ты или нет. А вдруг кто-нибудь найдет тебя?

Девушка умоляюще вытянула вперед дрожащие руки.

— Но потом он найдет меня. Вы полагаете, Маколей поверит в худшее? Я хорошо его изучила. Даже перед лицом ужасных фактов, он в лепешку разобьется, чтобы опровергнуть их. Он обследует каждый дюйм железнодорожного полотна. И когда найдет мое тело, поймет, что меня убили вы.

— Значит, он не должен найти твое тело.

— Как?..

— К тому времени, когда Кейн спрыгнет у Биг-Кримлоу-Крик, ты уже будешь мертва, моя дорогая. Эта речушка впадает в Миссисипи, и быстрое течение стремительно отнесет труп от железной дороги. Ну а когда твое тело выловят, едва ли кто сумеет опознать тебя. — Дидье провел большим пальцем по лезвию кинжала и подушечкой надавил на отточенный край, демонстрируя, насколько он острый. На деревянный пол упала алая капля. — Иди сюда.

— Нет! — вскрикнула Кристал, пятясь от дяди. Она бросила взгляд на дверь. Дидье своей тучной фигурой блокировал проход в другие вагоны, но, если ей удастся распахнуть боковую дверь и выпрыгнуть, может быть, она и не погибнет при падении. Одно девушка знала точно: Дидье не прыгнет за ней с поезда; он слишком дрожит за свою шкуру.

Дидье направился к ней; в полосах солнечного света, струящегося в вагон через дыры в крыше, зловеще поблескивал кинжал. Девушка подбежала к боковой двери и освободила защелку. Поезд мчался на большой скорости, и дверь распахнулась сама собой. Грохот колес оглушил Кристал. Тысячи тонн металла и дерева, приводимые в движение паром, летели вперед по рельсам. Прерия замелькала перед глазами разводами бело-золотистых мутных пятен.

— Зря сопротивляешься, Кристал. Прыгай, если хочешь. Но ведь если ты не разобьешься насмерть, я все равно доберусь до тебя. Будешь жить в постоянном страхе. И в один прекрасный день я настигну тебя. Рано или поздно ты умрешь. Лучше покорись мне теперь же — Дидье бросился на нее. Кристал пронзительно закричала. Острый клинок вот-вот пронзит ее сердце.

И вдруг кинжал упал на пол, а сам Дидье оказался в плену стальных рук ее возлюбленного.

— О Боже! — заплакала девушка; слезы ручьем текли по ее щекам. Кейн, просунув руку под подбородок Дидье, сдавил ему горло. Кинжал лежал у ног Кристал. Она подобрала его, на всякий случай.

— Болдуин Дидье? — сквозь стиснутые зубы требовательно поинтересовался Кейн.

— Отпустите меня, сэр! Эта женщина пыталась ограбить меня и убежать, воспользовавшись тем, что поезд чуть раньше тронулся из Аббевилла.

— Нет, — прошептала Кристал, покачав головой. Взглянув на Маколея, она поняла, что он поверил ей.

— В поезде находится пассажир, который может подтвердить, что вы — дядя этой девушки. Кристал уверяет, что вы повинны в убийстве супругов ван Ален, ее родителей.

— Нет! Неправда! — выдавил Дидье; Кейн по-прежнему железной хваткой сжимал ему горло. — У вас нет доказательств! И где тот пассажир, о котором вы говорите? Я не знаю никого в этом поезде, кто мог бы удостоверить мою личность!

— Значит, вы напали на Генри Гласси. На вас его одежда. Ничего, разберемся. Я прикажу полицейским обследовать местность в радиусе пятидесяти миль. Так что лучше сами во всем сознайтесь. Вашим похождениям пришел конец.

— Никогда! — Дидье сунул руку под жилет. Кейн Попытался выхватить у него оружие — короткоствольный крупнокалиберный пистолет, почти такой же маленький, как и пистолетик, из которого Кристал когда-то целилась в Маколея. Завязалась борьба. Сильный ветер, врывавшийся в распахнутую дверь, приглушал крики и кряхтение мужчин, стремившихся завладеть оружием. Кристал наблюдала за схваткой, затаив дыхание. Дидье удалось направить дуло в Кейна, но тот моментально сжал его запястье. Девушка услышала вопль, и пистолет брякнулся на пол.

— Вам меня не поймать, будьте уверены! — Кейн с грозным видом двинулся на Дидье. Тот отступил на несколько шагов, потом повернулся и скрылся за дверью, ведущей на площадку. Кейн кинулся за ним, но, открыв дверь, замер, будто его взору предстало нечто невероятное.

Кристал подбежала к Маколею. Ее дядя, согнувшись, пытался расцепить вагоны. Болдуин Дидье, обладая грузной комплекцией, не отличался проворством. Он привык, чтобы за ним ухаживали слуги, официанты, но ради свободы даже он не гнушался физическим трудом. И сейчас, расцепляя вагоны, Дидье трудился изо всех сил. Он уже наполовину вытащил соединительный штифт.

— Не смей! — крикнул ему Кейн с перекошенным, от ужаса лицом. Поезд мчался с бешеной скоростью; расцепленные на полном ходу вагоны могли сойти с рельсов.

— До свидания, Кристал. Мы еще встретимся. — Дидье вытащил штифт и, сжимая его в своей черной, вымазанной в масле ладони, громко захохотал. И вдруг потерял равновесие. Он вцепился в поручень следующего вагона, но тонкий металл прогнулся под тяжестью его тела, словно проволока. Дидье тянул и тянул поручень на себя, пока пальцы не разжались сами собой. Багажный вагон, хотя и отцепленный от состава, продолжал по инерции стремительно катиться за поездом. Кристал казалось, что Дидье падает очень медленно. Он пронзительно закричал. Девушка уткнулась головой в грудь Кейна. Раздался громкий, неприятно режущий ухо хлопок плюхнувшегося на рельсы тела, затем наступила тишина: багажный вагон остановился. Остальной состав по-прежнему мчался вперед, так как Роуллинз, по-видимому, еще не оповестил проводника.

— Черт!

После оглушительного громыхания поезда тишина, окутавшая прерию, внушала суеверный страх. Багажный вагон, словно домик, неподвижно восседал на рельсах.

— Черт! — опять выругался Кейн, отстраняя от себя Кристал.

— В чем дело? — спросила девушка, отирая мокрые от слез щеки. Ей все еще не верилось, что Дидье погиб. Но он был мертв. Его тело, напоминавшее серый полосатый валун, лежало на краю железнодорожного полотна.

— Теперь уж он ни в чем не сознается, у нас нет доказательств. Я предчувствовал, что произойдет нечто подобное. Я обязан был взять его живым.

— И сам бы тогда погиб.

— Ладно. Пора идти. Когда Роуллинз остановит поезд и явится сюда за нами, нас тут Быть не должно. Без признания Дидье тебе не оправдаться. Тебя увезут в Нью-Йорк, отнимут у меня…

— Что это за шум? — Кристал с тревогой глянула в угол вагона. Груда мешков с почтой ходила ходуном — так барахтается угодившая под шаль кошка,

Кейн начал разбрасывать мешки. Под ними, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту лежал представитель мебельной фирмы «Патерсон» господин Генри Гласси. Он смущенно взирал снизу вверх на своих спасителей, потому что второй раз в своей жизни предстал в нижнем белье перед той же дамой.

— Вы живы, слава Богу, — прошептала Кристал, приблизившись к торговцу. Она помогла Кейну распутать веревки. Когда вытащили кляп, Гласси несколько раз выругался.

— Я вам так сочувствую, мисс ван Ален. Ваш дядя — сущий дьявол. Во сто крат хуже Кайнсона.

— Генри, за тобой придут. А нам нужно бежать. Л Кейн помог торговцу подняться с пола, затем взял Кристал за руку. Выглянув из вагона, он увидел, что поезд остановился в нескольких милях от них, при въезде на мост через Биг-Кримлоу-Крик.

— Значит, Кейн, вы все-таки решили отказаться от нормальной жизни, да? Ради мисс ван Ален?

— А разве у меня есть выбор? — резко отозвался Кейн, внимательно всматриваясь в бескрайнюю ширь, словно выискивал пути к бегству.

— О, у вас масса вариантов, — хмыкнул мистер Гласси. — И для начала я предложил бы вам жениться на Кристал. Вы как-то уж очень небрежно обращаетесь с этой девушкой, а она занимает довольно высокое положение в обществе.

— Она лишится всякого положения, если ее опять упекут в лечебницу. Прошу прощения, Гласси, но нам нужно бежать.

Кейн потянул Кристал за собой. Девушка оглянулась на торговца, безмолвно прощаясь с ним. Генри Гласси расхохотался,

— Вряд ли зять этой женщины обрадуется вашему скоропалительному решению пуститься в бега с сестренкой его жены. Хочу сообщить вам, Кейн, что у вас нет причин так поступать. Я ведь лежал под мешками и все слышал. Вы говорите, что у вас нет признания Дидье. Однако вы глубоко заблуждаетесь. Признание имеется. Я слышал, как Дидье признался в содеянном преступлении, слышал его исповедь от слова до слова, и дам на суде соответствующие показания. Так что считайте, Кристабель ван Ален с этого момента обрела полную свободу.

Кейн застыл на месте, как бы пытаясь осмыслить сказанное Гласси. Затем вдруг он издал громкий клич солдат армии южан и, словно тряпичную куклу, подхватил Кристал на руки.

Девушка, потрясенная неожиданным поворотом в своей судьбе, пребывала в тупом оцепенении. Она свободна.

Свободна.

Глава 29

Манхэттен. За четыре года этот район Нью-Йорка сильно изменился. Кристал покинула город, в котором самыми высокими постройками были церковные колокольни. За время ее отсутствия здесь выросли административные здания и магазины в шесть этажей и выше. Стали ходить поезда наземной железной дороги, которую соорудили, чтобы разгрузить уличное движение; экипажей и омнибусов становилось все больше, и на улицах постоянно возникали заторы. Сельскохозяйственные угодья к северу от Центрального парка разровняли для возведения особняков. Поговаривали даже, будто скоро начнется строительство — чего бы вы думали? — многоквартирного дома для богатых; в планах архитекторов ему отводилась площадь на западной окраине парка, в местности, до сей поры необитаемой и потому в народе шутливо именуемой Дакотой.

Да, город изменился. Изменилась и она сама. Кристабель ван Ален вернулась на родину, но вернее было бы сказать, что на родину вернулась ее телесная оболочка. А сама она в существе своем давно перестала быть той девочкой, которую знали когда-то родные и знакомые. Но с «другой стороны… взгляд Кристал скользнул по Маколею, молчаливо сидевшему подле нее в наемном экипаже. Она вовсе не желает вновь, становиться той девочкой, не желает вновь испытать перенесенную боль. К тому же, если бы ей не пришлось скрываться от дяди, она никогда не встретила бы Маколея. Свою любовь. Свое спасение.

— Ты такой тихий, любовь моя, — шепотом обратилась она к Кейну, сжав его руку.

— Ты, должно быть, взволнована? Столько лет провела вдали от дома. — Он улыбнулся девушке, но глаза его оставались непроницаемыми. Маколей что-то скрывает от нее, подумала Кристал. С тех самых пор, как они прибыли на Центральный вокзал, он почти все время молчит, как на похоронах. Она хотела, чтобы Маколей поделился с ней своими тревогами.

— Все так изменилось. Город быстро разрастается. Я с трудом соображаю, где нахожусь. — Кристал выглянула в окошко. В поднебесье, словно бельевые веревки, переплетаются телеграфные провода, тротуары усеяны железными крышками угольных желобов, и даже аллеи мощеные. Современный город.

— Кристал.

Девушка обратила к Кейну свое лицо с сияющими от счастья глазами: скоро, совсем скоро она увидит сестру. Маколей по сравнению с ней казался мрачным, угрюмым.

— Ну что ты хмуришься? — Девушка рассмеялась. — Как будто тебя тащат на виселицу.

Маколей, скривив губы в невеселой усмешке, взирал на разодетых прохожих — богатых посетителей магазинов на Бродвее.

— Просто для меня все это несколько необычное зрелище. — На Кристал он не смотрел. — Я не ожидал, что Нью-Йорк… такой. — Кейн махнул рукой, показывая куда-то в окно.

— Ты же говорил, что был в Нью-Йорке. И о «Дельмоникос» тебе известно.

— Я приезжал сюда как-то раз, давно, сразу после войны. И, Бог свидетель, узнать о существовании «Дельмоникос» — дело нехитрое. Молва об этом ресторане никого из приезжих не обойдет стороной. Но я, конечно же, туда не ходил.

— Можем сходить, если хочешь.

— Ты же знаешь, подобное заведение мне не по карману. Так что будешь ужинать там вместе с Шериданом и своей сестрой.

Кристал ласково положила ладонь ему на ногу.

— Богата моя сестра. А я — нет. Запомни.

Кейн взглянул на нее.

— Ты получишь, что тебе полагается по наследству, но речь не об этом. Я имею в виду воспитание, происхождение, семейные связи, традиции. Что бы ты ни говорила, Кристал, Манхэттен — часть твоего существа. Я вижу это по твоим глазам.

— Ну хорошо, пусть Манхэттен — часть моего существа. Разве от этого что-то изменилось? Абсолютно ничего.

— Эта часть твоего существа мне неведома.

Девушка коснулась щеки Маколея. Он повернулся к ней. Их взгляды встретились.

— Тогда давай знакомиться заново…

Она нежно прижалась губами к губам Маколея, хотела быстрым целомудренным поцелуем просто еще раз подтвердить, что глубоко и искренне любит его, но Кейну этого было мало. Он заключил Кристал в объятия, посадил к себе на колени, с наглой бесцеремонностью сладостно терзая ее уста, будто целовал девушку из салуна, а не пропавшую без вести знаменитую наследницу с Вашингтон-сквер. С каменных тротуаров до Кристал донеслись свист и насмешливые возгласы нескольких мужчин, хотя, казалось бы, стены кеба защищали их от посторонних взоров.

— Прекрати… — выдохнула девушка, когда ей наконец-то удалось высвободиться из объятий любимого. Щеки залила краска стыда. Она бросила смущенный взгляд в окошко: много ли любопытных прохожих наблюдают за ними.

— Вот видишь, ты теперь совсем другая.

— Вовсе нет. Просто мне не нравится, когда со мной обращаются, как с проституткой.

Губы Кейна сжались в суровую складку.

— Девушка, с проституткой я вел бы себя иначе. А подобным образом я обращаюсь с любимой женщиной.

Кристал вздохнула. Маколей не из тех мужчин, которых женщина может заставить плясать под свою дудку. А здесь, средь шума и суеты большого города, с ним, казалось, вообще не сладить.

— Пятая авеню! — прокричал кучер, стукнув в дверцу экипажа.

— Алана, — прошептала Кристал имя сестры.

— Пойдем. — Кейн помог девушке сойти на тротуар. Если огромный мраморный особняк, перед которым их высадили, и поразил воображение Маколея, Кристал этого не заметила. Едва ее ноги коснулись земли, она кинулась к парадному крыльцу и заколотила в дверь.

— Вам кого? — поинтересовался вышедший на стук пожилой дворецкий со строгим лицом. За его спиной виднелся мраморный холл, по убранству напоминавший мавзолей.

— Я… мне нужна Алана. — Кристал затаила дыхание. Она была в замешательстве. Разумеется, она и не предполагала увидеть знакомый интерьер. Она понятия не имеет, что представляет собой особняк Шериданов. Но этот дом вообще какой-то чужой. Может, сестры нет дома? Или она перепутала адрес?

— Вы — мисс Кристабель?

Девушка вытаращила глаза. Ей почудилось, что Дворецкий едва заметно улыбается, да и смотрел он на нее с теплом во взоре, вовсе не как на чужую. Он определенно знает Алану. А сама она очень похожа на сестру, поэтому неудивительно, что дворецкий сразу сообразил, кто перед ним. Значит, они не ошиблись адресом.

— Она дома? О, неужели она куда-то ушла!

— Нет, мисс. Я сообщу ей, что вы прибыли. Прошу вас, входите. Я проведу вас в библиотеку. Меня зовут Уиттакер. — Дворецкий отступил в сторону, пропуская девушку в дом. Маколей вошел следом, при этом обменявшись со слугой подозрительными взглядами.

— Позвольте узнать, сэр, как я должен представить джентльмена, сопровождающего мисс Кристабель? — Дворецкий в ожидании ответа взирал на Кейна, словно генерал на лейтенанта. От его взгляда не укрылась ни одна деталь в облике Маколея. Он обратил внимание и на то, что серый шерстяной костюм, почти до неприличия изношенный, чуть ли не трещит по швам на могучей фигуре спутника Кристал, а воротничок, едва прикрывающий безобразный шрам вокруг горла, не накрахмален и вообще не первой свежести. Но особенно долго Уиттакер смотрел на странную черную шляпу, которую Кейн пока еще не удосужился снять.

— Я спросил, как мне представить вас? — надменно повторил свой вопрос дворецкий.

Кейн постучал себя по лбу.

— Ах, черт! Надо же, забыл взять с собой визитную карточку!

Кристал наградила его уничтожающим взглядом.

— Скажите просто, что меня сопровождает сотрудник маршальской службы Маколей Кейн.

— Так и передам. — Уиттакер поклонился Кейну с демонстративно бесстрастным выражением на лице. — Позвольте вашу шляпу, сэр?

Кейн, сняв головной убор, провел ладонью по волосам и вручил свою ковбойскую шляпу дворецкому. Уиттакер хотел удалиться, но Маколей неожиданно окликнул слугу.

— Постой-ка, приятель, — издевательски прогнусавил он.

Уиттакер при слове «приятель» величаво вскинул брови. Кейн с улыбкой стал отстегивать что-то под пиджаком, потом отвязал ремни, перетягивающие его бедра поверх шерстяных брюк, и небрежным движением опустил в ладони дворецкого тяжелую кобуру.

Уиттакер глянул на смазанные шестизарядные револьверы, должно быть служившие своему хозяину много лет. Кобура была набита патронами, которых с лихвой хватило бы на то, чтобы устроить затяжную перестрелку. Дворецкий сдавленно охнул.

— Что-нибудь еще, сэр? — Он смотрел на Кейна, выпучив глаза.

Маколей скрестил руки на груди и тягучим, как патока, голосом ответил:

— Все.

Пожилой слуга кивнул и вытянул перед собой руку с кобурой.

— Первая дверь направо — это и есть библиотека, мисс. — Ни разу больше не взглянув на Кейна, Уиттакер чопорно зашагал прочь со своей ношей, которую держал в руках с опаской, словно бомбу.

— Как ты думаешь, она узнает меня? — Кристал обратила к Кейну наполненный тревогой взор.

Но Кейн не смотрел на девушку. Он разглядывал коринфские колонны по периметру холла. Одну из них Маколей потрогал, чтобы убедиться, на самом ли деле она мраморная. По выражению лица своего возлюбленного девушка догадалась, что его любопытство Удовлетворено.

— Красиво, как в банке.

Наконец и Кристал огляделась. Действительно, более роскошного холла ей еще видеть не случалось, равнодушно отметила про себя девушка. Ей не терпелось увидеть Алану.

— Пойдем в библиотеку. Там нам будет уютнее. — Взяв Кейна за руку, Кристал повела его к двери, на которую указал Уиттакер.

Библиотека, однако, вовсе не производила впечатления уютного уголка, где можно отдохнуть и расслабиться. Стены увешаны фламандскими гобеленами шестнадцатого века, изображавшими события времен Утрехтской унии, пол устлан английским аксминстерским ковром, мебель — резная, украшенная позолотой. Взглянув на Маколея, Кристал поняла, что в старинном кресле эпохи Людовика XIV ему, должно быть, сидеть не более удобно, чем спать на кровати с гвоздями вместо матраса.

— Кристал?

Девушка обернулась на шепот. К горлу подступил крик. В дверях стояла Алана. Белокурые, мягкие, как сливочное масло, волосы сестры собраны на затылке в аккуратный пучок; платье из тафты абсолютно такого же цвета, как и глаза, — ярко-зеленое. «До чего же она похожа на маму, — подумала Кристал, — просто не верится».

— О, Кристал, — вскричала вдруг Алана и, отбросив всякие условности, подбежала к сестренке. Кристал разрыдалась. Две женщины стояли, крепко обнявшись, не в силах оторваться друг от друга.

— Я так тревожилась за тебя. Мне кажется, все эти годы я ни одной ночи не спала нормально, но сегодня я буду спать спокойно. — Алана еще с минуту прижимала к себе Кристал, потом чуть отстранилась и внимательно посмотрела на нее.

Внешне Алана оставалась почти такой же юной, какой Кристал помнила сестру. Изменилось только выражение ее глаз: они светились бурной радостью; а раньше, когда Алана навещала ее в лечебнице, Кристал видела в глазах сестры лишь боль и страдание.

Кристал из-за слез едва могла говорить.

— Ты родила, Алана? Девочку, как и надеялась?

— Да. Пойдем в детскую. Я покажу тебе малышку и мальчиков.

Кристал засмеялась и отерла слезы, не выпуская руки сестры.

— Я сейчас ничего не соображаю! Мама с папой гордились бы тобой. Ты подарила им внуков! Жаль, что они так и не' увидели их.

— Пойдем.

— Подожди. — Кристал повернулась к Кейну, молчаливо стоявшему у камина. В его лице читалась неуверенность. Девушку это озадачило. Ей не нравилось настроение Маколея.

— Алана. Это Маколей Кейн. Он… он… — Она не знала, как объяснить сестре, что означает для нее этот мужчина. Алана, к счастью, пришла ей на помощь.

— Здравствуйте, господин Кейн. — Она протянула ему руку, и, когда Маколей пожал ее, Алана без стеснения поцеловала его в щеку.

— Мой муж сказал мне, что вы оберегали мою сестру. Я перед вами в неоплатном долгу. Вы — наш самый дорогой друг, и таковым я буду считать вас до самой смерти.

— Премного благодарен, мадам, — церемонно отозвался Кейн. Его взгляд скользнул по Кристал. — Иди, посмотри детей, Кристал. На меня внимания не обращай. Я с удовольствием посижу здесь. Не буду вам мешать.

— Спасибо. — Кристал сжала его руку. — Я не долго.

— Не беспокойся. Я с удовольствием посижу здесь, — повторил он.

Выходя из библиотеки с сестрой, девушка оглянулась на своего возлюбленного. Кейн опять устроился в старинном кресле. Она едва не расхохоталась. Маколей вряд ли когда сумеет по достоинству оценить комфорт столь роскошно убранной комнаты.

— Видный мужчина, — заметила Алана, поднимаясь с сестрой по лестнице на третий этаж, где располагалась детская.

— Маколей? — Губы Кристал тронула загадочная улыбка. — Да, видный.

— Ты его любишь? О, конечно же, любишь. У тебя это на лице написано. — Зеленые глаза Аланы подернулись пеленой горькой радости. — Он увезет тебя от нас.

— Мы можем жить и в Нью-Йорке, когда поженимся. Почему бы нет! — Кристал не нравилось направление разговора. Им нужно столько всего обсудить, ведь они так долго не виделись. Зачем же сразу вести речь о расставании?

Алана подавила улыбку.

— В этом доме Маколей Кейн чувствует себя не более уютно, чем чувствовал бы себя Тревор Шеридан, пытаясь заарканить вола. Мистер Кейн не захочет оставаться здесь надолго.

— Но до свадьбы-то он уж никуда не уедет.

— Ты так думаешь? — Тонкая темно-золотистая бровь Аланы изогнулась.

Кристал, недоуменно глядя в спину сестре, вошла вслед за ней в детскую.

После ухода женщин Кейн поднялся с украшенного позолотой кресла и стал бродить по комнате в поисках спиртного. В конце концов, библиотека — помещение, оборудованное под нужды хозяина дома, мужчины. Значит, помимо письменного стола и кожаных диванов здесь где-то должны быть и крепкие напитки.

В аванзале, где висели зеленые бархатные шторы с золотистой бахромой, Кейн углядел несколько хрустальных графинов. Он плеснул содержимое одного из них в высокий хрустальный бокал и, не раздумывая, решительно отпил большой глоток.

— Боже. — Кейн зажмурился, чтобы из глаз не брызнули слезы. Горло горело. Нюхнув налитую в бокал жидкость, он вдруг весело хмыкнул. Что за ядовитое пойло хранит Шеридан в своих графинах?

Кейн сделал еще один глоток, на этот раз менее поспешно. Огненная жидкость полилась в нутро, карябая стенки желудка, как нож с зазубринами, но ощущение было приятное. Он почувствовал себя лучше.

— А женщины где?

Кейн поднял голову. В дверях библиотеки стоял тот самый незнакомец, который в Нобле представился им зятем Кристал, Мужчина неестественно твердой походкой вошел в комнату, довольно сильно опираясь на щегольскую трость из черного дерева.

— Вижу, вы не солгали, — заметил Кейн и опять отпил из бокала.

— Разумеется, нет. — Взгляд Шеридана задержался на бокале в руке Кейна. — Могу предложить и кое-что получше, если желаете.

— Спасибо, меня вполне устраивает и это зелье — не знаю уж, как оно называется.

— «Шато Марго». Из старых запасов. Никак не распробую этот напиток.

Кейну название ни о чем не говорило, но перед Шериданом он не собирался демонстрировать свое Невежество.

— Кристал и ваша жена в детской.

Шеридан опустился на канапе. Кейн подумал, что ирландец и сам, должно быть, чувствует себя здесь Не очень уютно. Он держался со спокойной уверенностью, как истинный хозяин дома, но в обстановку, казалось, не вписывался. А вот жена Шеридана, Алана, — другое дело. Кейн вспомнил, как она смотрелась, стоя в дверях библиотеки, когда окликала сестру. Алана Шеридан просто рождена для того, чтобы жить в окружении мраморных пилястр, украшенной позолотой мебели и гобеленов, привезенных из Европы. И Кристал тоже. Кристал мгновенно освоилась в роскошном особняке, будто попала в родной дом.

Кейн с угрюмым видом надолго приник к бокалу.

— Мне хотелось бы кое-что выяснить у вас. Кейн воззрился на Шеридана.

— Что, например?

— Например, расспросить о ваших отношениях с женщинами. Меня интересует, в частности, спите ли вы с моей свояченицей… — Взгляд Шеридана заблестел. Глаза у него были необычные — не чисто карие, золотисто-желтые или зеленые; они поражали удивительным сочетанием всех этих трех цветов. Ореховые глаза.

— Я не намерен откровенничать с вами, Шеридан. Уясните это, пожалуйста, сразу.

— Кроме меня, у Кристал нет родственников-мужчин. Я обязан заботиться о ее благополучии и опекать. — В его речи по-прежнему слышался едва уловимый ирландский акцент.

— Опекайте, сколько душе угодно. Но сплю я с ней или нет — этого я обсуждать с вами не буду. Ни теперь. Ни после.

Шеридан рассмеялся. Смех его неприятно резанул слух.

— Достойный ответ. Мне нравится ваша позиция.

Кейн наградил ирландца взглядом, означавшим, что ему глубоко плевать, как тот оценивает его позицию.

Шеридан кивнул, будто не замечая настроения Кейна. Некоторое время он задумчиво рассматривал изящный золотой набалдашник своей трости в форме головы льва, потом спросил:

— А как бы вы поступили на моем месте, Кейн? Маколей пожал плечами.

— Вы с ней спите. Я в этом не сомневаюсь. Но в то же время вы спасли ей жизнь — и не однажды, насколько мне известно. Я должен бы заставить вас жениться на ней, но я глубоко признателен вам за то, что вы вернули Кристал в семью живой и невредимой. Разве я могу применить силу в отношении человека, перед которым я в неоплатном долгу?

— А вы, очевидно, полагаете, что она мне безразлична?

Шеридан помолчал, потом мрачно произнес:

— Да нет. Я знаю, что она вам не безразлична. Понял это еще в Нобле. Но…

— Но она теперь совсем другая. Незнакомая, чужая. — Кейн окинул взглядом богато убранную библиотеку. — И возможно, навсегда останется для меня чужой…

— В душе она никогда не менялась. И нечего тут мудрить.

— Вам легко говорить, Шеридан. Но ведь, предлагая сестре Кристал руку и сердце, вы не лишали свою будущую жену всего этого. — Кейн махнул рукой, указывая на роскошную обстановку.

Шеридан опять неприятно хохотнул.

— Я лишил свою невесту гораздо большего — положения в обществе, репутации. Нью-йоркские аристократы не особенно жалуют ирландцев, пожелавших заключить брак с кем-либо из представительниц местной знати.

— Алана вовсе не похожа на несчастную женщину.

— Алана, выйдя за меня замуж, вызвала в здешнем обществе большой переполох. Это был скандал века. — Шеридан поднялся и наполнил бокал Кейна. — Но общество постепенно смирилось, приняло нас в свой круг; только Алана могла заставить заносчивых аристократов сменить гаев на милость.

— Ваша супруга — необыкновенная женщина.

— Обе сестры ван Ален — необыкновенные женщины.

— Верно. — Кейн поставил бокал на стол, хотя в этот момент с превеликим удовольствием запустил бы драгоценный хрусталь в один из гобеленов, надменно висящих на стенах. — Кристал прошла через муки ада. Уж я-то знаю. Долгие годы она была лишена достатка и уюта, которых заслуживает по праву. Она должна вернуться к той жизни, которую отнял у нее Дидье, когда убил ее родителей.

— Кристабель ни к чему все это. — Шеридан жестом обвел комнату. — Поверьте мне. Роскошь не принесет ей счастья.

— А вы откуда знаете?

— Знаю, Кейн, знаю, как никто другой. — Губы Шеридана дрогнули в едва заметной улыбке. — На примере собственной жены.

Торжественный ужин устроили в столовой. Приглашенных насчитывалось человек пятьдесят. Для Нью-Йорка — узкий круг близких друзей и родственников, в представлении Кейна — невероятно огромная неуправляемая толпа. Малыши уже находились в детской, но непосредственно перед ужином их привели вниз, чтобы показать гостям. Кейн с удивлением отметил, что сыновья Шериданов являли собой вылитые портреты отца — такие же темноволосые и с завораживающими ореховыми глазами. А вот новорожденная дочка пошла в породу ван Аленов. К ужасу Кейна, Кристал поднесла к нему девочку и передала на руки. Не привыкший возиться с грудными младенцами, он с неуклюжей беспомощностью держал малышку, пока та не запищала. Женщины рассмеялись. Кристал тоже засмеялась и быстро забрала у него ребенка. В заботливых женских руках новорожденная сразу же затихла, и у Кейна появилась возможность рассмотреть ее как следует. Девочке было несколько недель от роду. Светленькая, с крошечным миловидным личиком — очень похожа на мать и тетку. Кристал с восторженным трепетом прошептала имя племянницы: Кристабель. У Кейна при звуке этого слова внутри все сжалось, Дочка Шериданов служила еще одним доказательством того, что судьба Кристал неразрывно связана с жизнью Аланы и ее мужа.

После ужина Кристал отправилась искать Кейна в толпе гостей. К вечеру заметно похолодало, и девушка укуталась в атласную накидку, позаимствованную у сестры. Взяв Кейна за руку, она вывела его на каменную лоджию с видом на Пятую авеню.

— Ну что, пытаешься запомнить имена гостей? Такая уйма народу. — Она сняла приставшую к лацкану его пиджака ниточку, как заботливая любящая жена.

— Приятное общество.

— Мне особенно понравился Итан, брат Тревора. — Кристал рассмеялась. — Ох и ловелас же он. Если бы не знать, что он безумно влюблен в Кэйтлин, его можно было бы смело считать беспутным греховодником.

— Да.

— И ты только представь, сестра Шеридана — герцогиня? Потрясающе! Скорей бы она со своим герцогом вернулась в Нью-Йорк. Мне не терпится познакомиться с ней. Я ведь никогда не видела живых герцогинь…

— Да.

Кристал умолкла и при тусклом свете уличных фонарей стала внимательно изучать профиль Кейна — точеный, красивый. Но выражение лица недовольное.

— Ты чего такой хмурый? — глубоко вздохнув, спросила девушка. — С тех пор как мы приехали сюда сегодня, ты сам не свой. У тебя вид, как у быка, запертого в загоне.

Кейн провел рукой по волосам, стянутым на затылке в хвостик. Несколько прядей выбились, и вид у него был, как у дикаря.

— Я уезжаю, Кристал. Пора возвращаться в Вайоминг.

Это известие глубоко потрясло девушку, хотя в душе она ожидала подобного заявления. Маколея с момента прибытия в Нью-Йорк не покидало унылое настроение, он чувствовал себя неуютно.

— Когда мы уезжаем? — тихо спросила она. Кейн повернулся к девушке. Полумрак не позволял ей разглядеть выражение его глаз.

— Мы?

— Я еду с тобой.

Он взял Кристал за плечи.

— Ты что, с ума сошла? Ты же только приехала. Много лет жила в разлуке с сестрой. Зачем тебе уезжать?

— Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой.

Кейн резко опустил руки, словно ему стало нестерпимо горячо касаться ее.

— Ты должна вернуться к прежней жизни. — Он посмотрел на Кристал. Она как будто сошла с календаря, что висит на стене в тюрьме Нобла. Сестра одолжила ей один из своих вечерних туалетов — атласное платье густой небесной синевы с каскадом: французских кружев на юбке. Кейн нехотя коснулся украшавшего ее шею тяжелого ожерелья с сапфирами и бриллиантами — тоже подарок сестры. — Взгляни на себя, Кристал. Где та девушка, которую я встретил в Нобле? В поношенном ситцевом платье с бубенчиками на лодыжке? Она исчезла, как и следовало ожидать. Потому что ты рождена для вот такой жизни, рождена носить бесценные драгоценности и атласные наряды. Неужели ты не понимаешь? Моя любовь не даст тебе ничего подобного. Самый высокий заработок мне предложили в Вашингтоне. Но даже работая в Службе безопасности, я не смогу купить тебе особняк.

— Мне не нужен особняк. — Рассуждения Кейна привели Кристал в замешательство. Послушать его, так получается, что для нее нет ничего важнее родного дома. Собственно, так оно и было в течение долгих лет одиночества. Но потом она полюбила Маколея, и теперь он — цель и смысл ее существования. Как же он не понимает?

— Ты пока еще сама не знаешь, что тебе нужно, чего ты хочешь. — Он тяжело вздохнул. — Сама подумай. Только что ты взахлеб, с восторгом рассказывала мне, что сестра Шеридана — герцогиня. Ты должна пожить той жизнью, которой была лишена все эти годы. И я не хочу тебе мешать.

Кристал внезапно охватила паника. Неужели он собирается бросить ее?

— Да ты и не можешь мне помешать. Я сама решу, как мне жить. А я хочу поехать с тобой.

— Я уезжаю сегодня вечером.

— Я прошу только об одном: задержись хоть ненадолго…

— Нет. — Кейн обратил свой взор на Пятую авеню. Начал моросить дождик; мокрые булыжники, будто смазанные маслом, лоснились в свете фонарей, как вороново крыло. Молодые люди не спешили покидать лоджию. — Я себя чувствую здесь не в своей тарелке, — тихо, сипло зашептал Маколей. — Мне странно видеть тебя такой, какой ты была когда-то, задолго до нашего знакомства. Ты кажешься мне совсем чужой. Мне пора возвращаться в Нобл. Доработаю там свой срок, а потом отправлюсь в Вашингтон. Ты можешь вернуться ко мне в любое время, но не торопись покидать Нью-Йорк, поживи этой жизнью. Может, тебе понравится, Кристабель, — каким-то сдавленным голосом заключил он.

Девушка во все глаза смотрела на своего возлюбленного. Он впервые назвал ее полным именем, и в его устах оно прозвучало неприветливо, как будто он обращался не к ней. Сдерживая слезы, Кристал прошептала:

— Дай мне знать, когда соберешься уходить. Я поеду с тобой.

Маколей обернулся и сквозь застекленные створчатые двери посмотрел в гостиную. Алана кого-то искала в толпе гостей.

— Кажется, тебя ищет сестра.

Кристал оглянулась. Алана махнула ей рукой.

— Ты только скажи мне, когда будешь уходить. Я поеду с тобой, Кейн. Клянусь, — проговорила девушка.

— Непременно, — прошептал себе под нос Кейн, наблюдая, как Алана, взяв Кристал за руку, представляет ее группе женщин. Их шеи переливались изумрудами и бриллиантами. Если продать эти сокровища, на вырученные деньги можно было бы содержать всю армию конфедератов.

— Непременно, — повторил в пустоту Кейн, вновь устремив взгляд на Пятую авеню.

Глава 30

Выбери розу, любимая, и, клянусь,

Я буду любить тебя вечно.

Томми Мейкэм

— Ты Маколея не видела? — отыскав в толпе гостей сестру, спросила Кристал с тревогой, почти отчаянием во взгляде. Было поздно, первый час ночи. Она только что спустилась из детской: сначала смотрела, как Алана кормит дочку, потом убаюкивала малышку. А теперь вот, вернувшись в гостиную, не может найти Маколея.

— Дорогая, да он где-то здесь… — Алана посмотрела по сторонам, ища глазами мужа. Тревор, со свойственной влюбленным чуткостью, тут же поднял голову и перехватил взгляд жены. — Тревор выяснит, куда он отправился. О, Кристал, на тебе лица нет. Ну что ты так встревожилась? Может, он просто пошел спать.

— Нет. — Кристал, сцепив ладони, еще раз оглядела полную гостей залу. Высокая фигура Маколея нигде не маячила среди сверкающих драгоценностей, блестящего атласа и черных фраков. — Неужели уехал! Только не это!

— Да куда ему ехать ночью? — Алана повернулась к внезапно выросшему подле нее мужу. — Тревор, где Маколей?

— Кейн? Я видел его, это было около полуночи. Он о чем-то беседовал с Уиттакером.

Кристал побледнела.

— Мне нужно поговорить с дворецким.

— Пойдем. — Тревор взял ее под руку. Алана, озабоченно наморщив гладкий лоб, смотрела им вслед.

Дворецкий в столовой отдавал распоряжения слугам, убиравшим со стола.

— Уиттакер, мы ищем господина Кейна. Он разговаривал с вами? — Густой бас Шеридана беспрепятственно достиг ушей адресата в глубине мраморной столовой.

Уиттакер поклонился Кристал.

— Я только что видел его, сэр. Он попросил отдать ему оружие.

— Он забрал свои револьверы? — охнула Кристал.

— Неужели ему вздумалось кого-то пристрелить? — сухо поинтересовался Шеридан.

— Нет… — Кристал сникла. Ей с трудом удавалось сдерживать слезы.

— Что-то случилось? — спросил Уиттакер; свойственная людям его профессии привычная невозмутимость лица сменилась тревожным выражением. — Мне не следовало отдавать ему оружие? Я думал, он затребовал револьверы, потому что захотел удалиться в свою комнату. Говорят, ковбои спят прямо в сапогах и тому подобное. Я решил, что оружие понадобилось ему именно для этого.

— Он… бросил… меня. — Кристал чуть не разрыдалась. Взглянув на ошеломленного Шеридана, она выбежала в холл, подхватив тяжелые атласные юбки, помчалась вверх по мраморной лестнице, перескакивая через две ступеньки, и скрылась в отведенной для нее спальне.

— О нет, он не мог уехать! Вы же только сегодня прибыли! — воскликнула Алана. Кристал запихивала в саквояж свои немногочисленные вещи.

— Он, наверное, искал меня, — Кристал, проглотив слезы, сунула в сумку еще одну нижнюю юбку, — пока я сидела в детской. Он подумал, что я… я… в пылу веселья забыла про него!

— Что ты такое говоришь, Кристал?

— Ну как тебе все объяснить? — Девушка огляделась по сторонам, желая убедиться, не забыла ли она что-нибудь. Забыла. На оттоманке, обитой розовато-лиловым стеганым атласом, лежало небесно-голубое платье — смехотворно дешевое и невзрачное на фоне изысканной мебели. Но для Кристал это был самый красивый наряд на свете. Она схватила платье и прижала к груди.

— Значит, мы ему не понравились? — огорчилась Алана. — Да нет, не может быть. Он же нас совсем не знает!

— Думаю, он пытается помочь мне. Он сказал, что уедет, а мне лучше остаться в Нью-Йорке, что я должна жить в том обществе, к которому принадлежу. Я же ответила, что люблю его. Как он мог уйти, не предупредив меня?

Алана помогла сестре уложить в саквояж небесно-голубой наряд, разумно воздерживаясь от вопросов относительно того, почему Кристал вместо подаренных ей роскошных туалетов берет с собой кустарно пошитое шерстяное платье.

— Я мечтала, что буду танцевать на твоей свадьбе, Кристал. Но в Вайоминг я приехать пока не смогу. — Кристал наконец упаковала вещи. В глазах Аланы стояли слезы. — Я собиралась устроить для тебя такую пышную свадьбу.

— Кажется, я беременна.

Алана ошеломленно уставилась на сестру.

— У меня задержка, а за последние недели столько всего произошло, что мне просто некогда было об этом подумать. — Кристал опустила лицо в ладони. — Что мне делать, Алана? Как бы ты поступила на моем месте? Вынудила бы его остаться здесь, превратив в несчастное существо? Или уехала бы с ним, подарила ему свою любовь? — Девушка покачала головой. — Неужели ты не понимаешь? Он же чувствует, что он здесь чужой. И я теперь тоже ощущаю себя… чужой.

С губ Аланы не слетело ни единого слова. Она стояла и смотрела на сестру, а по ее щекам тихо струились слезы.

— Я не говорила ему, что беременна. Думала, скажу, когда буду знать точно. — Кристал почувствовала, что ее глаза опять наполняются слезами. — Я не хочу уезжать. Я люблю тебя, Алана. И детей твоих люблю, и Тревора. Но что мне делать? Я не могу без него жить.

— Возвращайся к нему. — Алана взяла саквояж и обняла Кристал за талию. — Мне не удастся потанцевать на твоей свадьбе, но я наверстаю упущенное, когда родится мой первый племянник или племянница. Когда это произойдет?

— Месяцев через восемь. А может, через семь? Толком и не соображу! — Кристал вдруг рассмеялась сквозь слезы. — У меня просто не было возможности спокойно сесть и высчитать срок.

— Если мы приедем в Вайоминг, а у тебя еще не будет обручального кольца, Тревор его убьет…

— Не волнуйся. Дай мне только найти Маколея. А остальное все устроится. Я в этом не сомневаюсь.

— Телеграфируй нам, как только сможешь, иначе мы опять начнем искать тебя. — С затаенной мукой в светящихся любовью глазах Алана крепко обняла Кристал. — Знай, что я люблю тебя, сестра. Только поэтому и отпускаю.

Кристал расплакалась. С болью в душе она усилием воли оторвалась от Аланы и помчалась вниз по мраморной лестнице. На улице ее ждал экипаж.

Кристал выбежала на перрон как раз в тот момент, когда поезд, отправлявшийся в Сент-Луис, тронулся с места. Она быстрым шагом пошла вдоль состава, пристально вглядываясь в каждое окошко в надежде увидеть Маколея. Девушка миновала уже половину вагонов, но ни в одном из них Маколея не заметила. Из ее глаз брызнули слезы. Наградой за все страдания стала разлука с любимым человеком. Разумеется, она найдет его через несколько дней, но эта мысль служила плохим утешением. Он, его любовь нужны были ей сейчас.

— Ну где же ты, проклятый мятежник! — глядя на медленно катящийся по рельсам поезд, взвизгнула. Кристал, чем вызвала недоумение и изумление находившихся на перроне людей. Подгоняемая гневом, она пробежала еще два вагона, но в них Кейна тоже не оказалось.

И вдруг она увидела его. Он стоял на узенькой площадке на стыке двух вагонов и, облокотившись на поручни, с угрюмым выражением на красивом лице лениво наблюдал, как проплывает мимо здание Центрального вокзала.

— Я ненавижу тебя! — крикнула девушка и побежала рядом с медленно катящимся поездом.

Маколей вытаращил глаза, едва не соскользнув с площадки.

— Ты что здесь делаешь? — заорал он, метнувшись к другому концу поручней, чтобы быть поближе к Кристал.

— Я еду с тобой, идиот! Как ты посмел уехать один?

— Ты должна остаться! — Кейн помрачнел; морщины на лице прорезались глубже. — Ты сама не понимаешь, чего лишаешь себя. Я не хочу, чтобы ты страдала. Мне есть чем заняться в жизни. Не хватало еще обременять себя несчастной женщиной…

— Значит, ты не хочешь, чтобы я была несчастна? — Кристал теряла терпение гораздо быстрее, чем убегал из-под ног перрон. Она со злостью швырнула Кейну свой саквояж, который с глухим стуком ударился в его грудь. В следующую секунду девушка уже снимала с шеи ожерелье с сапфирами и бриллиантами. — Тогда возьми меня с собой в Вайоминг! Пусть все это остается здесь! Мне не нужно богатство! — В доказательство своих слов она сунула бесценное ожерелье в руки проходившей мимо бедной пожилой женщины в черном платке. Та чуть в обморок не упала, когда увидела, что ей вручили.

— Господи! — Кейн едва не свалился с поезда. Он был в шоке, не верил своим глазам.

— Возьми меня с собой! Я солгала… Я не ненавижу тебя… Я люблю тебя. Все это не должно нас разлучить! — Она продолжала бежать рядом с составом, но поезд набирал скорость. Кристал скинула на перрон атласную накидку сестры и начала срывать с ушей бриллиантовые серьги, которые тоже сунула изумленному прохожему.

— Черт побери, девушка, ты что делаешь? — воскликнул Кейн, потрясенный еебезумным поведением. Она только что отдала кому-то целое состояние.

— Доказываю тебе свою любовь! — Поезд шел все быстрее. Кристал уже задыхалась, чувствовала боль в груди. Она добежала почти до края перрона. Если Кейн не протянет ей руку, поезд уйдет без нее.

И тогда кончена жизнь.

Потому что без него она не знает, как жить дальше. Она любит Маколея, и, если потеряет его, богатство Шериданов не принесет ей счастья.

— Возможно, ты совершишь большую ошибку, если поедешь со мной. — Взгляд Кейна метался между краем перрона и бегущей фигуркой.

Кристал не отвечала. Она лишь смотрела на Маколея глазами, горящими любовью. Шлейф ее платья, проволочившись по грязному перрону, почернел; волосы, перед ужином аккуратно уложенные в модную прическу, теперь развевались за спиной полотнищем: из золотистых локонов. Гордая богатая наследница исчезла, превратилась в обычную женщину, сердце которой разрывалось от горя, потому что Маколей Кейн решил, что ей лучше остаться в Нью-Йорке и вместо его любви довольствоваться никчемным богатством и столь же бесполезным, хотя и видным, положением в обществе.

— Нет, я ненавижу тебя, ненавижу! — в отчаянии вскричала девушка, добежав до края перрона.

В этот самый момент к ней протянулась рука и, ухватив за край платья, словно грязного бездомного котенка, оторвала от перрона и прижала к теплой мускулистой груди.

— Ты — сумасшедшая маленькая янки, — прошептал Кейн, глядя ей в глаза.

— Я солгала — я не ненавижу тебя.

— Только не жалуйся и не хнычь. Выйдя за меня замуж, ты будешь жить не так, как твоя сестра. Это я тебе обещаю.

— Увези меня в Вайоминг. Я хочу видеть горы, хочу посмотреть, как расцветают водяные лилии на Лоунсам-лейк. Я хочу быть твоей женой. Хочу, чтобы ты любил меня.

Холодные, серые, как у волка, глаза Кейна взволнованно заблестели. Он сжал ее изуродованную шрамом ладонь и притянул к своей груди.

— Моя любовь принадлежит тебе. Без тебя мне не жить.

Кристал улыбнулась и полезла в саквояж. Слава Богу, что хоть его никому не отдала.

— Что это?

Девушка вытащила небесно-голубое платье.

— Как ты думаешь, в таком наряде не стыдно выходить замуж? Его можно украсить букетиком цветов. Кто знает, приедем в Нобл, а Диксиану уже избрали мировым судьей. Тогда она зарегистрирует наш союз.

— Да уж. — Кейн закатил глаза.

— Но нам не следует тянуть со свадьбой.

— Да? А почему?

Кристал со смехом швырнула ему голубой наряд.

— Потому что это платье скоро станет мне мало, ковбой.

Кейн убрал с лица платье.

— Что?..

Девушка улыбнулась лукавой обольстительной улыбкой.

— О Боже… — произнес он, когда наконец-то понял, что она имеет в виду.

— Если ты в ближайшее время не наденешь мне на палец обручальное кольцо, люди Шеридана предадут тебя суду Линча.

Кейн неожиданно расхохотался и издал боевой клич солдат армии южан. Звук его голоса эхом отозвался под стеклянным навесом. А потом он поцеловал Кристал, страстно, горячо. Вокзал остался позади. Над головами светила луна, затмевая своим сиянием сверкание газовых ламп городских фонарей. А поезд мчался на запад, к горам, туда, где небеса целуются с землей.

Благослови Боже Вайоминг и его первозданную дикость.

(Последняя строчка в дневнике Хелен Меттлер, скончавшейся в Титонских горах в возрасте пятнадцати лет).

1

Фоллинг-Уотер падающая вода (англ.).

(обратно)

2

Бизоний Билл/Буффало Билл — настоящее имя Уильям Фредерик Коуди (1846-1917); американски» охотник на бизонов и предприниматель. В 1883 г. организовал первое шоу «Дикого Запада». Прославился также благодаря литературным рассказам о его подвигах (чаще всего вымышленных).

(обратно)

3

Бут Джон Уилкс (1838 — 1865) — младший сын американского актера Дж. Бута; убийца А. Линкольна, Застрелил его в театре.

(обратно)

4

1 фут равен 0, 3048м.

(обратно)

5

Шерман Уильям Тскумсе (1820-1891) — американский генерал. В Гражданскую войну 1861 — 1865 гг. командовал армией Северных штатов.

(обратно)

6

Федеральная служба, созданная для контроля над исполнением судебных приказов, а также для выполнения, другихфункций по обеспечению правопорядка.

(обратно)

7

Пари на выстрел в висок из револьвера, в котором все заряды, кроме одного, холостые.

(обратно)

8

естественное чашеобразное углубление, обычно в гребневой части гор, образующееся под воздействием небольших ледников; часто кары бывают заполнены водой, образуя небольшие озера.

(обратно)

9

Солдат армии южан в Гражданской войне 1861-1865 гг.

(обратно)

10

Стюарт Джеймс Юэлл Браун (1833-1864) — американский рал, командующий кавалерией Конфедерации южных штатов.

(обратно)

11

Пинкертон Аллан (1819-1884) — американский детектив (родился а Шотландии). В 1850 г. открыл в Чикаго сыскное агентство. В 1861 г. организовал службу безопасности на шахтах и фабриках.

(обратно)

12

Барнум Финеас Тейлор (1810-1891) — американский предприниматель. Устроитель цирка и дешевых балаганов. Объединился с одним из своих конкурентов, образовав «Цирк Барнума и Бейли» (1871), одной из главных достопримечательностей которого был слон Джумбо. Олицетворяет успех в шоу-бизнесе.

(обратно)

13

Племя североамериканских индейцев.

(обратно)

14

Ли Роберт Эдуард (1807-1870) — американский генерал. В Гражданскую войну 1861-1865 гг. командовал армией южан. Потерпел поражение при Геттисберге (1863) и капитулировал при Аппомато (1865).

(обратно)

15

Шекспир У, Гамлет, принц датский. Пер. М. Лозинского.

(обратно)

16

Там же.

(обратно)

17

Обиходное название южных штатов США. От него происходит слово «Диксиленд» — одна из стилевых разновидностей классического джаза.

(обратно)

18

Комсток Генри Томпкинс Пэйдж — канадско-американский золотоискатель. В честь него названо крупное месторождение серебра и золота в штате Невада, открытое в 1859 г.

(обратно)

19

Кастер Джордж Армстронг (1839-1876) — американский генерал кавалерии. В Гражданской войне 1861 — 1865 гг. сражался на стороне Северных штатов.

(обратно)

20

Вандербильт Корнелиус (1794-1877) американский финансист и промышленник.

(обратно)

21

lonesome — одинокий, уединенный {англ.).

(обратно)

22

Масло для волос

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

*** Примечания ***