Поцелуй страсти [Джейн Киддер] (fb2) читать онлайн

Джейн Киддер Поцелуй страсти

1

— Если все эти красотки не прекратят на меня пялиться, ей-богу, я отсюда смотаюсь.

Александр Шоу, четырнадцатый граф Чилзворт, с удивлением обвел взглядом большой зал.

— Что ты такое говоришь, Майлз? — осведомился он, обращаясь к человеку, который стоял с ним рядом. — Ты ведь в Англии всего три недели. Не может такого быть, чтобы бальный сезон тебя утомил, едва успев начаться. Подумай к тому же, как опечалятся наши милые дамы, если ты и впрямь смотаешься. Ты разве не знаешь, что являешься нынче самой модной штучкой — так сказать, украшением сезона?

Майлз Уэлсли презрительно сощурил голубые глаза.

— Знаешь, Шоу, я проделал путешествие из Америки в Англию вовсе не для того, чтобы сделаться здесь модной новинкой. Я приехал сюда, чтобы купить лошадей, а потом переправить их к себе в Колорадо. К сожалению, до сих пор я больше шляюсь по балам, нежели занимаюсь делом, ради которого мне пришлось пересечь океан.

— Знаю, знаю, — снова вступил в разговор Алекс, которого мрачное настроение приятеля ничуть не обескуражило. — Суть, однако, в том, что твоя бабушка из кожи вон лезла, дабы ввести тебя в высшее общество — по крайней мере, пока ты находишься в Англии. Так что тебе придется отбросить на время свой американский снобизм и походить-таки по балам — хотя бы ради того, чтобы ублажить старушку.

Майлз с обреченным видом кивнул и устремил взгляд на элегантно одетую престарелую леди, которая важно восседала на одном из стульев с высокими спинками, заблаговременно расставленных вдоль стен бального зала. Вдовствующая виконтесса Эшмонт благосклонно улыбнулась и чуть наклонила голову в знак того, что внимание внука не осталось незамеченным.

— Скажи, однако, удалось тебе присмотреть что-нибудь стоящее? — поинтересовался Алекс.

— Ты лошадей имеешь в виду?

— Разумеется, лошадей, Уэлсли, — хохотнул граф. — Хотя ты и доставил бы мне немалое удовольствие, переключив внимание с них на наших красавиц.

Майлз еще раз хмуро оглядел зал.

— Не хотелось бы тебя разочаровывать, старина, но я по-прежнему стою на своем — ничего интересного для себя в этом зале я не заприметил. Что же до лошадей — то я знаю только одну, которая чего-нибудь стоит, но я — увы! — до сих пор ее не видел.

— Вот так штука! Тебя заинтересовала лошадь, которую ты даже не видел? Ну и что это за животное, осмелюсь я спросить?

— Это жеребец, его зовут Кингз Рэнсом.

— Кингз Рэнсом?! — Удивлению графа не было предела. Заметив утвердительный кивок Майлза, он понизил голос: — Уж не о жеребце ли Пемброка ты толкуешь?

— А что — в Англии есть еще один Кингз Рэнсом?

— Насколько я знаю, нет. Этот жеребец — один из лучших производителей в Англии. Поверь, Уэлсли, тебе вряд ли удастся наложить на него лапу.

Майлз пожал плечами.

— Может быть, ты и прав. Но отчего не попытаться? Все на свете имеет свою цену, и жеребец — в том числе. По этой причине, старина, я бы хотел попросить тебя об одолжении — сделай милость, познакомь меня с этим Пемброком. Возможно, мне удастся договориться с ним о встрече и посмотреть на лошадь хотя бы одним глазком. Для начала.

— Что ж, дружище, это можно устроить.

Алекс кивком головы указал на полного седовласого и розовощекого джентльмена, который энергично пробирался сквозь толпу в их сторону. Следом за ним, как приклеенные, шли две девушки, улыбавшиеся во весь рот.

— Достопочтенный сэр Джон Пемброк, — пробормотал граф.

Майлз посмотрел в ту сторону, куда указывал его друг, и, к большому удивлению последнего, расплылся в улыбке.

— Да что ты говоришь? — Он расправил плечи. — В таком случае мои дела начинают идти в гору. Кстати, что это за красотки у него в свите?

— Неужто приглянулись? — ухмыльнулся Алекс. — Будешь хорошо себя вести — скоро узнаешь.

Когда толстяк и его эскорт приблизились к приятелям, Алекс с улыбкой протянул Пемброку руку.

— Рад вас видеть, сэр Джон. — Поклонившись девушкам, молодой человек добавил: — Леди Джорджия, леди Каролина — сегодня вы просто неотразимы.

Майлз кусал губы, чтобы не расхохотаться в голос. Имена барышень, по его мысли, звучали весьма странно и никак не вязались в его представлении с этими двумя юными очаровательными созданиями. Присмотревшись повнимательнее к розовощеким золотоволосым девушкам, он решил, что перед ним близняшки. В самом деле, на первый взгляд леди Джорджию и леди Каролину было невозможно отличить друг от друга.

— Позвольте представить вам Майлза Уэлсли, — произнес между тем Алекс. — Майлз, старина, изволь пожать руку сэру Джону Пемброку и познакомиться с его очаровательными дочерьми — леди Джорджией и леди Каролиной.

Майлз отвесил Пемброкам светский поклон и поцеловал затянутые в безукоризненные перчатки руки девушек.

— Счастлив нашим знакомством.

— Мои дочери просто места себе не находили — уж до того им было любопытно на вас взглянуть, молодой человек, — пробасил сэр Джон, пожимая Майлзу руку.

— Смею заметить, сэр, что мне тоже не терпелось познакомиться с вами.

Сэр Джон кивнул, принимая слова Майлза к сведению, и заговорил снова:

— Я, молодой человек, был однокашником вашего отца. Хочу сказать, что парня лучше Джеймса Уэлсли на свете не было и нет. Обидно только, что он и ваша очаровательная мамочка уехали из Англии и обосновались в колониях. Кстати, как они поживают? По-прежнему играют в покорителей необжитых просторов?

Майлзу вспомнилось родительское ранчо в Колорадо — дом из двадцати шести комнат, шесть амбаров и восемь хозяйственных построек, а также тысячи акров тучных возделанных земель, которые принадлежали семейству Уэлсли.

— Можно и так сказать, — сухо заметил он.

— Неужто они счастливы там, в этакой глуши? — не унимался сэр Пемброк.

— Чрезвычайно, — ответил Майлз. — Колорадо — недурное местечко, и они там неплохо устроились.

— Поговаривают, что так оно и есть, — с сожалением вздохнул Пемброк. — Нет, правда, я слышал, что они преуспевают и все такое, но… Джеймса мне очень не хватает. С ним можно было и поохотиться, да и развлечений он не чурался. Это не говоря уже о том, что ваша матушка в юности была самой красивой девушкой во всем графстве. Я, признаться, сам был ею увлечен — до тех пор, пока ваш папаша не положил на нее глаз. — Сэр Джон от избытка чувств покачал головой. — В жизни не встречал человека, которому бы так везло с женщинами!

— Что ты такое говоришь, папа?! — с негодованием воскликнула Каролина.

— Ничего страшного! — рассмеялся Майлз, устремляя взгляд своих голубых глаз на взволнованную девушку. — Сэр Джон прав. Мой отец прославился своим обаянием в Америке в ничуть не меньшей степени, чем здесь.

— Мне тоже кажется, что вам, лорд Уэлсли, незачем испытывать смущение по этому поводу, — храбро вмешалась в разговор Джорджия.

— Извольте вести себя как должно, мисс, — проворчал сэр Джон, после чего вновь переключил внимание на Майлза. — Стало быть, вы, молодой человек, вернулись домой, чтобы купить породистых лошадей и переправить их в Америку?

— Я бы выразил эту мысль иначе, сэр, — произнес он, обращаясь к Пемброку. — Я вовсе не вернулся домой, чтобы купить лошадей и перевезти их в Америку, но приехал в Англию, чтобы потом с купленными мной лошадьми вернуться домой.

— Ах так! — буркнул сэр Джон. — По всей видимости, Америка и впрямь должна представляться вам родиной. Другое дело — ваши родители. Я при всем желании не могу смотреть на них иначе как на природных английских аристократов, в чьих жилах течет голубая кровь.

Майлз одарил полного джентльмена дружелюбной улыбкой.

— Боюсь, сэр, что сейчас у вас сложилось бы другое мнение и вы приняли бы их за природных янки с самой что ни на есть алой американской кровью.

Сэр Джон некоторое время раздумывал, что бы такое сказать Майлзу в ответ, и уже раскрыл было рот, как в беседу вновь вступила Джорджия:

— Да что, собственно, дурного в том, чтобы быть, называться и чувствовать себя американцем? — поинтересовалась она со смешком и, окинув родителя лукавым взглядом, добавила; — В конце концов, мы с Каролиной тоже наполовину американки.

Майлз в удивлении выгнул дугой бровь:

— Неужели?

Каролина, посчитав, что сестре уделяют чрезмерно много внимания, решила выступить на передний план.

— Все так! — выпалила она. — Много лет назад папочка путешествовал по Америке и привез оттуда нашу мамочку. Иногда, правда, он делает вид, будто уже позабыл, что она родом из Виргинии.

Сэр Джон не слишком ласково посмотрел на дочь.

— Наш друг уже все себе уяснил, моя дорогая. Так что нет нужды особенно распространяться на эту тему. — Повернувшись к Майлзу, он сказал: — Расскажите поподробнее о ваших планах, мистер Уэлсли.

— Лорд Уэлсли, — мигом поправила отца Джорджия.

— Ваш отец прав, — заметил Майлз. — Я — мистер Уэлсли, и ничего больше.

— Но ведь вы не станете возражать, если мы будем называть вас «лорд Уэлсли»? — с надеждой спросила Каролина, устремляя на Майлза полный мольбы взор. — В конце концов, ваша бабушка — виконтесса Эшмонт.

— Если бы я остался в Англии, — сказал Майлз, равнодушно пожимая плечами, — не сомневаюсь, что со временем меня бы стали именовать «милорд». Тем не менее, поскольку я в Англии лишь гость и не претендую ни на земли предков, ни — тем более — на их титулы, я предпочитаю оставаться просто мистером Уэлсли. Что же касается моих планов, — снова обратился он к сэру Джону, — я, как вы знаете, собираюсь приобрести несколько хороших жеребцов-производителей, чтобы затем скрестить их с американскими мустангами и вывести таким образом новую породу скаковых лошадей — более выносливых, нежели здешние. Кроме того, у меня есть мечта приспособить новую породу к непростым условиям жизни и работы на ранчо. — Майлз отвесил барышням поклон и добавил: — Надеюсь, леди, мои рассуждения на тему о скрещивании разных пород лошадей никак не задевают вашей скромности? В противном случае, прошу меня извинить.

Джорджия и Каролина как по команде кокетливо улыбнулись и отчаянно затрясли локонами, изо всех сил пытаясь изобразить на лицах неподдельный интерес к затронутому Майлзом предмету.

— Что ж, — заметил между тем сэр Джон, — дело вы, похоже, задумали интересное. У меня возникла мысль, как добиться того, чтобы мы оба извлекли выгоду из вашего начинания. Почему бы вам, к примеру, не приехать ко мне в Пемброк-хаус и не провести там несколько дней? Мы с вами могли бы досконально обсудить ваши планы — к тому же я показал бы вам свою ферму. Уверен, бабушка не забыла вам сказать, что у меня разводят отличных породистых лошадей — возможно, лучших в Англии. Не сомневаюсь, что на ферме найдется парочка-другая коней, чьи стати привлекут ваше самое пристальное внимание.

Услышав, что сэр Джон пригласил Майлза к ним домой, Джорджия и Каролина ослепительно улыбнулись и хором застрекотали:

— Пожалуйста, мистер Уэлсли, поскорее скажите «да». Соглашайтесь же — нам так хочется, чтобы вы побывали у нас в гостях!

Майлз одарил девушек ответной улыбкой.

— Благодарю вас, леди Каролина, благодарю вас, леди Джорджия. — Затем он обратил взгляд на Пемброка: — С радостью принимаю ваше предложение, сэр. Для меня это большая честь.

— Не беспокойтесь, мистер Уэлсли, — с жаром заверила Майлза Каролина, — уж мы с Джорджией не дадим вам умереть со скуки среди всех этих противных конюшен, где так дурно пахнет, и обязательно что-нибудь придумаем, чтобы вас развлечь!

Майлз сдержанно кивнул девушкам в знак благодарности, понадеявшись, однако, что барышни в этом смысле не станут слишком усердствовать. Ему, Майлзу, пора было вплотную заняться делом, ради которого он прибыл в Англию, а не тратить понапрасну время на светские посиделки.

Сэр Джон заметил скептическое выражение на лице будущего гостя и решил вмешаться.

— Прежде чем затевать что-либо, Дорогие мои, — заявил он дочерям, — не забудьте поставить нас с мистером Уэлсли в известность о ваших планах. Очень может быть, что они будут расходиться с нашими.

— Но, папа! — хором воскликнули девушки.

— Я не стану повторять еще раз, — сказал строгим голосом сэр Джон, после чего, откашлявшись, обратился к Майлзу: — Итак, до завтра, мистер Уэлсли. Ждем вас к обеду.

Майлз с готовностью кивнул.

— Благодарю, сэр. — Повернувшись к барышням Пемброк, он поклонился и добавил: — Милые дамы, не могу выразить, до чего мне было приятно ваше общество.

Джорджия и Каролина одновременно присели в реверансе, после чего без большой охоты позволили отцу себя увести.

— Премилая парочка, согласись, — сказал Алекс, как только девушки и их отец скрылись в толпе приглашенных на бал.

Майлз посмотрел на приятеля и широко ухмыльнулся.

— Каролина и Джорджия? Как, скажи на милость, у их почтенных родителей могла зародиться мысль дать дочерям имена, которые бы в точности соответствовали названиям двух американских штатов?

Алекс пожал плечами.

— Но ты же слышал — мать у них родом из Америки, что, кстати, составляет предмет ее особенной гордости. Она прожила здесь не менее двадцати лет, но ни разу не отзывалась об Англии как о родине. Полагаю, она и дочерей назвала так для того, чтобы никто не смел забывать, откуда она приехала. Ходят, правда, слухи, что подобная ее приверженность к Америке немало раздражает и ее мужа, сэра Джона, и леди Викторию.

Майлз вопросительно глянул на молодого графа Чилзворта.

— Леди Виктория? Это еще кто такая?

— Ты что же — ничего про нее не слышал? — в свою очередь осведомился граф.

— Не слышал. И что с того? С какой такой стати я должен ее знать?

Алекс отхлебнул шампанского, которое ему поднес слуга, и сверкнул белозубой улыбкой.

— Коли так, я расскажу тебе об этой женщине. Леди Виктория Пемброк — самая загадочная и, не побоюсь этого слова, самая оригинальная из всех благородных Дам графства. Она дочь сэра Джона от первого брака и значительно старше Каролины и Джорджии. При всем том в ней есть нечто, привлекающее многих наших джентльменов.

— Очень надеюсь, что она умнее и интереснее своих сестер.

— В том, что умнее, можешь не сомневаться, — заверил его Алекс. — В сущности, леди Виктория слывет у нас «синим чулком». Правда, она прославилась также и отменным знанием лошадей.

Майлз с интересом воззрился на графа.

— Говоришь, она хорошо разбирается в лошадях?

— Чуть ли не лучше всех в графстве.

— Она замужем?

— Господи, да нет же! А почему тебя это занимает?

— Но ты сказал, что она старше двойняшек. Позволь полюбопытствовать — на сколько?

— На столько, мой друг, что леди Виктория, если так можно выразиться, уже причислена к разряду старых дев.

— Понятно, — сказал Майлз, чье любопытство волшебным образом испарилось. — Значит, намного.

— Уэлсли! — в шутку прикрикнул на него граф, — Как это неблагородно с твоей стороны — отзываться подобным образом о знатной даме. Но ты прав — увы! Истина такова, что, выражаясь твоим языком, леди Викторию смело можно переводить в запасную конюшню.

— Она сегодня присутствует на бале?

— Исключено. Светские развлечения не про нее. Правда, в юности она выезжала в свет три сезона подряд, но, когда обнаружила, что на ее руку претендентов нет, вернулась в Пемброк-хаус и дала себе зарок никуда оттуда не уезжать.

— Три сезона подряд — и ни одного предложения руки и сердца! — воскликнул Майлз. — Господи, да она уродлива, что ли?

Алекс расхохотался — да так громко и заразительно, что стоявшие неподалеку девицы получили отличный предлог, чтобы повернуться в сторону молодых людей и со всем тщанием их обозреть.

— Вот уж нет. Но она упряма, как мул, и не лезет в карман за словом. А кому, скажи на милость, нужна жена, готовая вечно спорить с мужем по любому поводу?

— В самом деле, кому? — согласился с приятелем Майлз. — Спасибо, что предупредил. Постараюсь не задевать ее, пока буду находиться у Пемброка с визитом. Менее всего мне бы хотелось вступать в перепалку со старой девой.

Алекс помахал в воздухе рукой, будто отгоняя муху.

— Не беспокойся. Скорее всего, ты не увидишь ее вовсе. Могу тебе гарантировать, что Штаты сделают все, что в их силах, дабы завладеть твоим вниманием целиком. Дай-то бог, чтобы тебе за всеми разговорами и развлечениями удалось урвать часок и полюбоваться на жеребца, которого ты хочешь сторговать у Пемброка.

— Штаты? — с удивлением переспросил Майлз. — Ты имеешь в виду Джорджию и Каролину?

— А то кого же? — кивнул Алекс. — Здесь их все так называют, хотя барышни, разумеется, об этом даже не подозревают. Согласись, прозвище ничего себе — и очень им подходит. Кроме того, у нас в клубе джентльмены постоянно задаются вопросом: не один ли у них мозг на двоих? Видишь ли, о чем бы барышень ни спрашивали, они всегда отвечают хором, слово в слово повторяя друг дружку…

Замечания Алекса насчет близняшек Пемброк до того позабавили Майлза, что он не смог удержаться от хохота.

— Ты, Алекс, меня с ума сведешь своими шуточками, — промолвил он, смахивая непрошеные слезы. — Скажи, кстати, девчонки и впрямь близнецы или так — просто похожи?

— Близнецы самые настоящие — уж можешь мне поверить. Впрочем, стоит только об этом заикнуться, как Джорджия в то же самое мгновение доложит тебе, что она старше Каролины на целых две минуты. Уж и не знаю почему, но сей факт непрестанно питает ее гордыню.

— По мне, все это не бог весть как важно.

— Точно так, сэр. Когда познакомишься с ними поближе, научишься их различать. К примеру, у одной из них глаза зеленые, а у другой — голубые. У Каролины волосы чуточку темнее, чем у Джорджии. Впрочем, когда ты увидишь леди Пемброк, сразу поймешь, от кого барышни унаследовали свою красу. Они выглядят точь-в-точь, как их маменька.

— Скажи на милость, а леди Пемброк такая же кокетка, как и ее дочери?

Алекс многозначительно насупился.

— Кто ж в этом усомнится? А потому, старина, настоятельно тебе рекомендую — веди себя поскромней. Стоит только леди Фионе заприметить твои золотистые волосы и голубенькие глазки, как сия почтенная дама изольет на тебя поток ласки и заботы. Но не волнуйся, мой друг, — хохотнул молодой Чилзворт. — Поверь, ничего такого, с чем бы ты не смог сладить, тебе не угрожает. Зато, оказавшись в Пемброк-хаусе, ты почерпнешь для себя очень много интересного и познавательного.

2

— Итак, дорогой мой, насколько я понимаю, ты собираешься провести несколько дней у Пемброков?

— Так оно и есть. — Майлз взял чашку с чаем, которую ему предложила бабушка, и откинулся на мягкую спинку дивана.

— И когда, позволь узнать, ты выезжаешь?

— Во второй половине дня, — ответил он. — Сэр Джон считает, что у него немало достойных внимания лошадей. Поскольку особых планов на ближайшие несколько дней у меня нет, я принял его приглашение. Так что сегодня Пемброки ждут меня к обеду.

— Но чьи же все-таки стати намеревается продемонстрировать тебе сэр Пемброк? Лошадей или… своих дочек? — с улыбкой осведомилась Регина Уэлсли.

Майлз поставил чашку на стол.

— Извини, бабушка, я не совсем тебя понимаю…

— А что тут понимать, Майлз? Чует мое сердце, Пемброк хочет, чтобы ты поближе познакомился с его дочерьми — Атлантой и Саванной — или как их там кличут?

Майлз хохотнул и погладил бабушку по морщинистой руке.

— Ты имеешь в виду Джорджию и Каролину?

— Хорошо, хорошо. Пусть будут Джорджия и Каролина, — пожала плечами леди Эшмонт. — Это дела не меняет. Сэру Джону просто не терпится сбыть их с рук — хотя бы потому, что все его попытки пристроить Викторию потерпели фиаско. Так что готовься, мальчик, — сестры Пемброк возьмут тебя в оборот.

Майлз удивленно выгнул бровь.

— Похоже, дочери сэра Джона не относятся к числу твоих любимиц?

— Не все. — Регина вздохнула. — Как раз против Виктории я ничего не имею. По мне, это очаровательная и скромная молодая леди. Но вот две другие… — Леди Эшмонт замолчала и со значением посмотрела на внука.

— Я догадываюсь, на что ты намекаешь, — ухмыльнулся Майлз, — но не думаю, что все сложится слишком уж плохо. Не забывай — я еду туда за лошадьми, а не за женой. Очень может быть, что барышень я вообще не увижу. Но если мне все-таки доведется с ними встретиться… что ж, два дня я как-нибудь продержусь. Даже если девушки из платьев выпрыгнут, чтобы меня очаровать.

Регина одарила внука насмешливым взглядом и, с минуту помолчав, произнесла:

— Ты совсем, как твой отец, Майлз. То, что ты чертовски хорош, еще полбеды. Беда в том, что ты безоговорочно это признаешь и уверен, будто женщины пойдут на все, чтобы только тебя заполучить, да еще принимаешь это как должное. А впрочем… — леди Эшмонт глотнула чаю, — может быть, ты и впрямь хорошо проведешь время у Пемброков, чего, кстати, я желаю тебе от всего сердца. Главное, чтобы комплименты Флориды и Виргинии не ударили тебе в голову, а то и глазом моргнуть не успеешь, как угодишь в силки, расставлять которые мы, женщины, большие мастерицы.

— Дочерей сэра Джона зовут Джорджия и Каролина, — в очередной раз поправил бабушку внук и добавил: — Но ты не волнуйся, ладно? Обещаю тебе быть настороже.

Между тем лицо леди Эшмонт обрело задумчивое выражение.

— Ты только не пойми меня неправильно. Я была бы счастлива, если бы ты подыскал себе хорошую девушку и осел здесь, в Англии. Уж очень мне не хочется, чтобы ты возвращался в Америку. Так что если надумаешь жениться, уверяю тебя, в невестах недостатка не будет. В конце концов, жениха лучше тебя не сыскать — ты красив, богат, да и родство у тебя самое что ни на есть знатное да знаменитое. Запомни, однако, — тут Регина строго посмотрела на внука, — все это я говорю на тот случай, если ты подыщешь барышню себе под стать, а эти вертихвостки Пемброк к таковым не относятся.

— На этот счет можешь быть спокойна, — заверил Майлз леди Эшмонт. — Все, что меня интересует у Пемброка, — это его лошади, да и то, признаться, я не уверен, что они так уж хороши, как о них толкуют.

Уверившись в мысли, что двум пустоголовым чадам сэра Джона не удаюсь на бале задурить голову ее любимому внуку, Регина уже спокойным голосом спросила:

— У тебя уже ость какая-нибудь лошадь на примете? Майлз доверительно наклонился к ней.

— У Пемброка имеется жеребец Кингз Рэнсом. Утверждают, что это настоящее чудо. Вот он интересует меня по-настоящему.

К большому его удивлению, Регина залилась веселым смехом.

— Боюсь, не одного тебя, дружок! Всякий любитель лошадей в Англии не прочь заполучить Кингз Рэнсо-ма. — Заметив, что при ее словах Майлз нахмурился, она поторопилась добавить: — Попытаться тем не менее следует. Хотя я слышала, что Пемброк не хочет его продавать, но чем черт не шутит? К тому же, — улыбнулась леди Эшмонт, — соседи поговаривают, что деньги сэру Джону были бы сейчас весьма кстати.

— Да ну? — поселившееся на лице Майлза обреченное выражение мигом испарилось. — Неужто у Пемброков финансовые затруднения?

— Так, во всяком случае, говорят, — кивнула Регина. — Я знаю сэра Джона уже много лет и могу сказать наверняка, что, хотя он милейший человек и все такое, в делах он не смыслит ни черта. Прежде, когда еще был жив твой дедушка, Пемброк неоднократно подкатывал к нему с какими-то фантастическими проектами, утверждая, что мы, вложив деньги в его предприятие, сможем за несколько месяцев утроить наше состояние. Благодарение создателю, что Чарли не поддался на его уговоры! У бедняги Пемброка вспышки деловой активности всякий раз самым плачевным образом отражались на счете в банке.

Ходит также слушок, — продолжала леди Эшмонт, — что Пемброку пришлось залезть в долги еще и для того, чтобы поддерживать роскошный образ жизни, к которому привыкли Фиона и две ее дочери. Так что, как ни крути, наличность сэру Джону нужна.

— Надо будет иметь это в виду, — заметил Майлз, — хотя я, разумеется, не стану использовать эти сведения, чтобы сэкономить сотню-другую фунтов.

— Разумеется, не станешь, — поджав губы, произнесла леди Эшмонт. — Ты предложишь ему настоящую цену. Главное, чтобы сэру Пемброку не удалось под видом того, что он оказывает тебе несусветную любезность, выманить у тебя сумму, превышающую стоимость животного.

Вместо ответа Майлз насмешливо поглядел на бабушку.

— Скажи на милость, — произнес наконец он, — когда дедушка намеревался купить себе лошадь, ты тоже давала ему советы?

— Боже сохрани! — воскликнула Регина. — Чарлз Уэлсли в подобных случаях никого не слушал. — Взгляд старушки затуманился, и Майлз догадался, что бабушка погрузилась в воспоминания о горячо любимом человеке. Это, однако, продолжалось недолго. Посмотрев на внука в упор, она добавила:

— Но, между прочим, иногда он сам спрашивал у меня совета, и тогда я высказывала ему свое мнение по поводу той или иной сделки, стараясь по возможности быть объективной.

— Жаль, что я не знал дедушку, — негромко промолвил Майлз.

Регина кивнула, соглашаясь с внуком.

— Это был удивительный человек. Кстати, твой отец во многом на него похож. Впрочем, на него похожи все мои семеро сыновей, и теперь, когда Чарлз от нас ушел, я радуюсь, глядя на наших детей и внуков и убеждаясь, что он продолжает жить в них. Не смей только влюбляться в близняшек Пемброк, очень тебя прошу! Майлс одним глотком допил чай, поставил чашку на стол и, прикоснувшись к сморщенной щеке бабушки губами, сказал:

— Не беспокойся, бабушка — Балтимор и Арканзас вовсе не в моем вкусе.

— Балтимор и Арканзас? — Старушка удивленно вскинула на внука глаза. — Мне казалось, ты называл их Джорджия и Каролина…

— Правильно, их зовут Джорджия и Каролина, — хохотнул Майлз. — И ты знала об этом с самого начала, не так ли?

Бабушка пожала плечами и рассмеялась.

Леди Регина настояла на том, чтобы Майлз отправился к Пемброкам в ее роскошной карете, хотя сам Майлз предпочел бы ехать верхом. Регина, однако, даже не захотела об этом слушать. Она напомнила внуку о том, что в Англии уважающий себя джентльмен не станет ездить в гости на лошади, приторочив к седлу, словно какой-нибудь слуга или фермер, узелок с одеждой и сменой белья. Под конец Майлз сдался и дал свое согласие ехать в карете, хотя в очередной раз подивился помпезности, с какой в Англии обставлялось даже самое простое, на его взгляд, дело.

Когда рессорная карета виконтессы с гербом рода Уэлсли на дверце въехала во владения Пемброков, Майлз постучал в стенку кареты, подав сигнал кучеру придержать коней.

Высунувшись из окна, молодой человек крикнул:

— Эй, Клемент! Прежде чем подъехать к дому, сделай остановку у конюшен.

Кучер с удивлением посмотрел на внука своей хозяйки.

— Вы сказали — у конюшен, сэр? Но ведь прежде вам следовало бы засвидетельствовать свое почтение Пемброкам!

— Прежде чем засвидетельствовать хозяевам это самое почтение, мне бы хотелось бросить взгляд на хозяйских лошадей, — ухмыльнулся Майлз.

Губы кучера дрогнули в улыбке. Молодой хозяин из Америки действовал в той же манере, что и его дедушка, когда последнему предстояло принять важное деловое решение, — то есть отступал от общепринятых условностей и правил. Клемент помнил, что старый виконт, прежде чем купить лошадей, которые привлекали его внимание, устраивал своеобразную инспекционную поездку по владениям своего предполагаемого партнера.

— Как скажете, сэр, — кивнул Клемент и отвернулся, чтобы скрыть довольную улыбку. — Коли на то ваша воля, двинемся прямиком к стойлам.

Через несколько минут карета остановилась у старого, но прочного и чистенького строения из камня.

— Приехали, сэр, — негромко произнес кучер. — Прикажете подождать вас здесь?

— Прикажу, — коротко кивнул Майлз, после чего выбрался из кареты и осмотрелся. То, что он увидел, ему понравилось. Каменное здание конюшни, хотя и выстроенное в стародавние времена, было аккуратно побелено, а потрескавшиеся камни вынуты из кладки и заменены новыми.

Майлз втянул носом воздух и решил, что ничего нет на свете лучше аромата чистого и благоустроенного стойла. Повернувшись к Клементу, он сказал:

— Пойду прогуляюсь. Десяти минут мне вполне хватит.

Кучер согласно кивнул, после чего сдвинул карету с места и заехал за угол постройки, чтобы скрыть экипаж от взглядов случайных прохожих.

Между тем Майлз вошел в конюшню и некоторое время постоял у входа — ждал, когда глаза привыкнут к царившему вокруг полумраку. Прямо перед ним широкий проход уходил в глубь постройки.

У четвертого от входа стойла Майлз остановился как вкопанный — настолько его поразил вид находившегося в загоне жеребца, чья шкура лоснилась, будто смазанная маслом. Молодой человек решил, что это и есть знаменитый Кингз Рэнсом, а глянув на прикрепленную к дверце латунную табличку, окончательно утвердился в этом мнении.

Майлз ухмыльнулся и просунул сквозь прутья руку, чтобы жеребец обнюхал ее и привык к его, Майлза, запаху.

— Да ты и в самом деле красавчик — точь-в-точь такой, как о тебе говорят, — пробормотал он, поглаживая жеребца по бархатистым ноздрям и одновременно скользя восхищенным взглядом по его груди и ногам.

Приоткрыв дверь в стойло, он вошел внутрь, чтобы увидеть, как воспримет жеребец вторжение незнакомца, оскалит ли зубы или же прижмет уши к голове.

В больших, выразительных глазах Кингз Рэнсома промелькнуло беспокойство, ноздри его раздувались, но уши по-прежнему стояли торчком. Майлз удовлетворенно улыбнулся — темперамент жеребца был под стать его красоте. Майлз нагнулся и сверху вниз провел Рукой по передней ноге лошади, желая определить крепость мышц скакуна. Неожиданно за спиной у молодого человека послышался рассерженный женский голос:

— Что это вы здесь делаете, хотела бы я знать?

От неожиданности Майлз вздрогнул и распрямился так стремительно, что едва не задел головой дверной косяк. Повернувшись лицом к стоявшей в проходе незнакомке, Майлз ослепительно улыбнулся и заговорил, стараясь избавиться от виноватых ноток в голосе — в том, что он провинился, сомневаться не приходилось.

— Здравствуйте. Как поживаете? Меня зовут Майлз Уэлсли.

Женщина холодно на него посмотрела и недовольно поджала губы. По-видимому, уклончивый ответ Майлза произвел на нее неприятное впечатление.

— Я не спрашивала, как вас зовут, сэр, я хотела узнать, что вы здесь делаете. Извольте немедленно убираться из конюшни, в противном случае я кликну сторожа.

Майлз в изумлении выгнул бровь — что, в самом деле, возомнила о себе эта дамочка? Судя по тому, что она облачена в потертые бриджи для верховой езды, блузку с длинными рукавами и запыленные высокие сапоги, ей приходится выполнять какую-то работу при конюшнях. С другой стороны, Майлз не мог припомнить ни единого случая, чтобы работу такого рода доверили женщине, и он решил, что перед ним, скорее всего, дочь конюха или старшего грума.

Майлз окинул взглядом стройную фигурку этой новоявленной амазонки. Лицо у нее было выпачкано в грязи, а пышные темные волосы стянуты небрежным узлом и заколоты на затылке. Однако ж, несмотря на такое не слишком подобающее молодой женщине обличье, Майлз наметанным взглядом определил, что амазонка очень даже ничего себе. Особенно привлекали ее глаза — большие и сверкающие, да и сердито поджатые губы были полными и свежими.

При всем том дерзкие речи незнакомки убедили Майлза, что эта женщина, выпроваживая его из конюшни, явно превысила свои полномочия. По этой причине он решил не обращать внимания на ее угрозы и уж, конечно, не спешить с выполнением ее требований. Опершись рукой о дверной косяк, Майл небрежно заметил:

— Я гость лорда Пемброка, и потому в том, что я здесь нахожусь, нет ничего зазорного. Как я уже говорил, меня зовут Майлз…

— Я знаю, кто вы такой, — грубо перебила его женщина. — О вас только и разговору.

Майлз выслушал ее с немалым удивлением и осведомился:

— Вот как? И кто же, интересно знать, вам обо мне рассказывал?

Незнакомка пропустила его вопрос мимо ушей:

— Меня ничуть не интересует, сколько у вас денег и сколько лошадей вы собираетесь приобрести на этой ферме, зато я с уверенностью могу сказать одно: Кингз Рэнсома вы не получите ни за какие деньги. Он не продается. А потому извольте немедленно выйти из этого стойла.

Майлз решил, что с него хватит. Хотя он был американцем до мозга костей и с неодобрением взирал на строгое разделение, существовавшее в Британии между классами, грубости он не стерпел бы ни от кого — ни от слуги, ни от британского пэра.

— Довольно слов, — произнес он, невольно повторяя любимое выражение бабушки, которая имела обыкновение именно так начинать свою речь, обращаясь к, провинившимся слугам. — Поскольку вы уже знаете, кто я такой, и догадываетесь о цели моего визита, нет никакой необходимости продолжать этот бессмысленный разговор. Приступайте-ка лучше к своей работе — и побыстрее!

Девушка, выслушав Майлза, от изумления широко раскрыла рот, а потом обрушилась на него с гневной речью, которая из-за ее волнения казалась несколько бессвязной.

— Как вы… неотесанный американский… мужлан… смеете разговаривать в таком тоне с женщиной? Уж не потому ли, что… вы богаты и… пользуетесь известным влиянием? Считаете, что вам все позволено? Думаете, что можете… все, что вам взбредет в голову, говорить… или отнять то, что… вам… хм… приглянулось?

Майлз оглядел ее, холодно прищурив глаза.

— Откуда, позвольте вас спросить, вы почерпнули сведения, которые позволяют вам столь откровенно судить меня?

— О, я наслышана о вас, можете не сомневаться! — со страстью в голосе воскликнула девушка. — Все только о вас и толкуют. Мистер Уэлсли то, мистер Уэлсли се… Мне все уши прожужжали о том, насколько вы пригожи и богаты. Говорят уже, что каждая незамужняя девушка в здешней округе думает лишь об одном — как бы привлечь ваше внимание. — Амазонка перевела дух и, окинув Майлза презрительным взглядом, добавила: — Честно говоря, не понимаю, из-за чего весь этот шум!

Если бы Майлз не был столь озадачен такой неприкрытой враждебностью, он, вероятно, отплатил бы маленькой злючке той же монетой. Сейчас, однако, он пришел к выводу, что вступать в перепалку с таким противником бессмысленно, и решил измыслить иной способ противодействия.

Сверкнув ослепительной белозубой улыбкой и устремив на девушку взгляд голубых глаз, от которого таяли представительницы прекрасного пола по обе стороны океана, он сказал:

— Откровенно говоря, я тоже не понимаю, отчего весь этот шум.

Девушка осеклась на полуслове и заморгала, поскольку никак не ожидала, что «американский мужлан» согласится с ее словами.

— Уже одно хорошо, — наконец сказала она, — что вы не воспринимаете всерьез все те глупости, которые распространяют на ваш счет. — Девушка склонила голову набок и снова посмотрела на Майлза, но уже без прежней предвзятости. — Все-таки нечто в вас, должно быть, есть, иначе бы о вас столько не говорили.

Между тем Майлз вышел из стойла, где находился Кингз Рэнсом, и прикрыл за собой дверь. Шагнув к девушке, он негромко проговорил:

— Давайте сделаем так: вы расскажете, что обо мне здесь говорят, а я вам скажу, что из всего этого соответствует истине, а что — нет.

Девушка окинула его изучающим взглядом, будто решая, стоит ли ей принимать участие в этой игре, а затем, с вызовом изогнув бровь, начала:

— Я вот слышала…

— Подождите минуточку, — перебил ее Майлз. — Прежде чем я займу оборону, поскольку, как я понимаю, сейчас мне придется туго, вы должны сообщить, от кого почерпнули сведения обо мне. Вы вот все время говорите — «я слышала»… Так вот, от кого вы все это слышали?

— Да от всех. Говорю же: все только о вас и толкуют.

— Но кто эти «все»? — спросил Майлз, разводя руки в стороны. — Уж не те ли люди, что трудятся вместе с вами на конюшне?

Девушка с минуту озадаченно смотрела на Майлза, потом у нее на губах заиграла хитрая улыбка.

— Ясное дело, это работа конюхов, — сказала она. — Что им еще делать, как не распространять сплетни? Ну и кое-кто из замка… тоже… приложил к этому руку…

— Понятно. Стало быть, на мой счет прохаживается прислуга?

Улыбка на лице девушки становилась все шире.

— Насколько я понимаю, мистер Уэлсли, на ваш счет прохаживаются все, кому не лень, — и слуги, и их хозяева.

— И что же они говорят?

— О, всякое! — Девушка просунула руку сквозь прутья и любовно провела рукой по морде Кингз Рэнсома.

— Что именно?

Она повернулась к Майлзу и снова с вызовом на него посмотрела.

— Говорят, к примеру, что у вас, как у всякого американца, непомерно развито самомнение, а еще говорят, что у вас непомерной толщины кошелек и вы желаете скупить всех лучших лошадей в графстве, а потом потихонечку переправить их к себе в Америку.

— Понятно, — сказал Майлз, нахмурившись. — А еще что говорят?

— Что вы ужасный циник и относитесь к женщинам с презрением. А потому светские дебютантки, которые стараются привлечь ваше внимание, выглядят до ужаса глупо.

— Неужели? Осмелюсь в таком случае спросить, удалось ли кому-нибудь из них привлечь мое внимание?

— Это вам лучше знать! — отпарировала девушка.

— Меня интересует, что слышали по этому поводу вы?

Девушка поколебалась, но все же заговорила:

— Признаться, я слышала, что таких уже несколько. А еще я слышала, что по отношению к ним вы позволяете себе бог знает какие вольности!

— Вольности? — с удивлением переспросил Майлз. — И какие же, если не секрет?

Амазонка сжала губы с такой силой, что они побелели.

— Как будто сами не знаете!

— Так вот же — не знаю! И какие же вольности я себе позволил?

Девушка на мгновение отвернулась, а когда повернулась снова, лицо у нее было постное и чопорное — точь-в-точь как у старой пуританки.

— Люди говорят, что вы позволяли себе — неоднократно причем… целовать девушек в губы!

Майлз едва не прокусил себе губу — такие героические усилия он прилагал, чтобы не расхохотаться. Более всего позабавило его прозвучавшее в голосе девушки нешуточное осуждение.

— Вот ведь ужас, правда?

— Конечно, ужас. Но хватит об этом. Вам давно уже пора удалиться из конюшни…

К тому времени Майлз настолько вошел во вкус разговора с прекрасной амазонкой, что попытка девушки прервать беседу вызвала у него недовольство.

— Погодите минуту, — сказал он, протестующе вскинув руку. — Прежде чем выгнать меня отсюда, ответьте мне еще на один вопрос.

Собеседница как-то совсем по-мальчишечьи шмыгнула носом, после чего, уперши руки в стройные бедра, сказала:

— Только при том условии, что вы дадите мне слово сразу же после этого удалиться.

Майлз придал лицу соответственно строгое выражение и, приложив ладонь к сердцу, сказал:

— Клянусь!

Девушка кивнула головой в знак того, что принимает его клятву.

— Итак, сударь, о чем вы хотите меня спросить?

— Я о тех девушках, которых якобы поцеловал… Кому-нибудь из них мой поцелуй понравился?

Прекрасная амазонка заморгала часто-часто — настолько ее, должно быть, поразил этот вопрос, — но потом оправилась и строгим голосом произнесла:

— Не могу вам сказать по этому поводу ничего определенного.

Майлз огорченно насупился.

— Так, значит, ни одна из этих юных красавиц не восславила мое умение целоваться?!

— Я ничего такого не слышала.

— В таком случае мне остается лишь посыпать голову пеплом. Оказывается, не так-то я в этом деле хорош, как думал.

Девушка сунула руки в карманы бриджей, обдумала сказанное Майлзом и, вскинув на него глаза, произнесла:

— Выходит, что так.

Теперь Майлз в свою очередь обдумал слова девушки. Дело ясное — ему бросили перчатку, а он, пообщавшись с этой амазонкой десять минут, находился в таком настроении, что был готов без малейшего колебания эту перчатку поднять. Наклонившись к девушке так, что его губы едва не касались ее уха, он прошептал:

— Что ж, тогда мне хотелось бы узнать ваше мнение.

Глаза девушки расширились, бравада на ее хорошеньком личике сменилась растерянностью.

— Мое?

— Ну, разумеется, — пробормотал Майлз, обнимая ее за плечи и притягивая к себе. — Кажется, кроме нас с вами, здесь никого нет.

Прежде чем она успела сказать хоть слово, он коснулся ее губ нежным поцелуем. Девушка вздрогнула, напряглась всем телом. Не сознавая, что делает, Майлз одним ловким движением руки распустил узел волос на затылке женщины, и ее темные пышные локоны рассыпались по плечам. Майлз бесцеремонно обхватил ладонью ее затылок, не отрываясь от сладких и теплых губ, — и наконец они сделались мягкими и податливыми, сами раскрылись навстречу его поцелую.

Дивясь и радуясь такой неожиданной победе, Майлз осмелел, и его язык дерзко проник во влажную, теплую глубину ее рта.

Девушка вздохнула, и этот едва слышный вздох опьянил Майлза не хуже любовного зелья. Желание вспыхнуло в нем с такой силой, что он задрожал всем телом.

Между тем поцелуй все длился и длился, и Майлзу чудилось, что вот-вот они оба окончательно потеряют власть над собой. Это будет уже посерьезнее поцелуев!..

С огромным усилием оторвавшись от губ незнакомки, Майлз улыбнулся и провел пальцем по ее бархатной щеке.

Девушка медленно открыла глаза и подняла на него затуманенный взор. Казалось, она все еще пребывает в ином мире — мире грез и страсти — и возвращение к реальности давалось ей с превеликим трудом.

— Ну и как? Каково ваше мнение? — прошептал он.

Звук его голоса, хотя Майлз старался говорить тихо и нежно, разом отрезвил амазонку, и она тотчас отпрянула, в глазах ее блеснул неподдельный ужас.

— Мое мнение? — воскликнула она осевшим от волнения голосом. — Хорошо же, я скажу вам свое мнение, уж коли оно вас интересует! Вы совершенно невозможный человек, сэр, и заслуживаете презрения! Вы грубы, дурно воспитаны, невежественны — одним словом, вы — американец!

— Что такое? — изумился Майлз, чувствуя, как вся его страсть перед лицом такой неприкрытой грубости стремительно улетучилась. — Да погодите же, куда вы так несетесь, словно у вас в одном месте зажженный фитиль?! — Тут он попытался поймать ее за руку, но девушка ловко от него увернулась и, отбежав на безопасное расстояние, вперила в него полыхнувший гневом взгляд:

— Не смейте до меня дотрагиваться! Как говорится, отныне и впредь! А теперь… Теперь убирайтесь из конюшни вон — немедленно!

Майлз угрожающе прищурился.

— Придержи-ка свой язычок, крошка! Кто ты, черт возьми, такая, что позволяешь себе…

— Не ваше дело, кто я такая! Убирайтесь отсюда, пока я не закричала и не позвала на помощь! И не смейте в следующий раз приближаться ко мне — даже в мыслях!

— На этот счет вы можете быть совершенно спокойны! — рявкнул Майлз и, развернувшись на каблуках, устремился по проходу к двери. — По мне, так лучше обниматься с ядовитой змеей, нежели тронуть вас хоть пальцем!

— Вот и прекрасно! — крикнула девушка ему вдогонку. Затем, словно вспомнив о чем-то важном, торопливо бросилась следом.

— Эй, мистер Уэлсли, погодите!

Майлз обернулся к ней, багровея отгнева.

— Что еще?

— Я просто хотела сказать, что целуетесь вы ужасно!

3

Джон Пемброк распахнул тяжелую дубовую дверь и расплылся в улыбке.

— Добро пожаловать, мистер Уэлсли, добро пожаловать! Как говорится, лучше поздно, чем никогда. Сказать по правде, мы уже стали опасаться, что вы опоздаете к обеду… Заходите, мой мальчик, заходите.

Майлз изобразил на губах ответную улыбку и вошел в облицованный мрамором холл Пемброк-хауса.

— Прошу извинить за опоздание, сэр Джон, но по пути к вам мне пришлось немного свернуть с дороги.

— Надеюсь, ваша задержка не была сопряжена с неприятностями? — улыбка на лице сэра Джона увяла.

— Ничего подобного, — заверил его Майлз. — Просто я заехал кое-куда по личному делу, которое задержало меня чуть дольше, нежели я предполагал.

Неожиданно из-за угла показалась молодая рыжеволосая горничная. Глядя прямо перед собой, она торопливым шагом двинулась по коридору, оправляя на ходу свой кокетливый фартучек. Едва не столкнувшись в холле с хозяином и его гостем, она вспыхнула как маков цвет и торопливо присела в реверансе.

— Извините, сэр Джон, — забормотала она. — Я была наверху, помогала мисс Каролине переодеться к обеду. Потому и не знала, что кто-то пришел. Еще раз прошу меня простить, сэр.

— Считай, что это маленькое недоразумение улажено, Ребекка, — добродушно произнес сэр Джон. — В конце концов, я еще не настолько стар и могу сам открыть двери дома — тем более сегодня, когда мы все ждали приезда нашего дорогого мистера Уэлсли.

Горничная с облегчением перевела дух, улыбнулась, после чего протянула руку, чтобы взять плащ Майлза и его саквояж.

«Неужели в таком огромном доме только одна служанка?» — с удивлением подумал Майлз, хотя и не подал виду, что этот факт произвел на него не слишком приятное впечатление. Судя по всему, слухи насчет отчаянного положения семьи Пемброк были недалеки от истины.

Когда Майлз вслед за хозяином двинулся в глубь дома по отделанному мрамором просторному коридору, ему на каждом шагу попадались свидетельства запустения и бедности, которые лишь прочнее убеждали Майлза, что разорение Пемброков не за горами.

— Отличный у вас дом, сэр Джон, — тем не менее, почти не покривив душой, похвалил Майлз.

— Да, он хорош, не правда ли? — ответил сэр Джон, хотя, обозревая вместе с гостем свое жилище, особой радости не испытывал. — Его подарил нашему семейству более ста лет назад один из королей династии Стюартов. Мои дочери — четвертое поколение Пемброков, пришедшее на свет в этих стенах.

— Прекрасная традиция, сэр.

— Да, и, надеюсь, она продолжится.

Майлз с любопытством посмотрел на сэра Джона.

— Согласно другой традиции, Пемброк-хаус и окружающие его земли переходят после смерти хозяина во владение старшего сына, но, поскольку сыновей у меня нет, все должны унаследовать старшая дочь и ее муж, — продолжал между тем сэр Пемброк. — Тем не менее, поскольку моя старшая дочь Виктория не выражает ни малейшего желания вступить в брак, собственность достанется после моей смерти Джорджии или Каролине. Вопрос только в том — кому из них? Как вы уже знаете, они близнецы.

— Да, это серьезная проблема, — серьезно заметил Майлз. — Полагаю, все будет зависеть от того, кто из них первой выйдет замуж.

— Похоже, что так, — вздохнул Джон. — Но, поскольку эти малышки привыкли все делать сообща, я подозреваю, что и замуж они выскочат в один и тот же день.

Майлз весело посмеялся над словами хозяина и вдруг понял, что этот большой, сильный мужчина все больше начинает ему нравиться. Когда они вошли в библиотеку, Майлз с любопытством огляделся по сторонам. Огромные книжные шкафы из мореного дуба стояли вокруг них несокрушимой стеной, почти до самого потолка. Столы и кресла, хотя и пострадали от времени и жучка-древоточца, были тем не менее просторными и удобными. Завершал убранство библиотеки большой камин, располагавшийся у северной стены. Он-то и придавал здешней обстановке своеобразную законченность и уют.

Усевшись в глубокое кресло и приняв из рук хозяина бокал с бренди, Майлз почувствовал, что, живи он у Пемброков, большую часть свободного времени он наверняка бы проводил здесь.

— Скажите, мистер Уэлсли, — начал разговор хозяин дома, усаживаясь рядом с Майлзом в точно такое же устрашающих размеров кресло. — Какие, собственно, лошади вам требуются?

— Мне нужны хорошие жеребцы-производители, — ответил Майлз. — Дома, в Колорадо, у меня имеется табун отличных кобылиц. Они крепки, выносливы и надежны, но им недостает изящества хорошей верховой лошади. Не сомневаюсь, что, если мне удастся скрестить их с первоклассным скаковым жеребцом, я добьюсь результата, на который рассчитываю. Другими словами, я получу отличных рабочих лошадей с характеристиками скаковых.

Пока сэр Джон обдумывал весьма смелые и даже новаторские идеи, высказанные Майлзом, мужчины молчали. Первым, однако, нарушил тишину хозяин дома. Подавшись поближе к гостю, он негромко произнес:

— Полагаю, у меня в конюшне найдется парочка Жеребцов, которые могли бы вас заинтересовать, молодой человек.

Все это время Майлз пытался отыскать предлог, который помог бы ему ненавязчиво перевести разговор на Кингз Рэнсома.

— Слыхал я, — в нарочито небрежной манере начал он, — что у вас имеется неплохой жеребец. Кажется, его зовут Кингз Рэнсом — или еще как-то? Впрочем, не в этом суть. Скажите лучше, соответствуют ли его стати тому плану, который я задумал?

— Кингз Рэнсом? — в удивлении воскликнул хозяин. — Конечно же, нет! Этот конь предназначен для скачек. Для этого его воспитывали, кормили и тренировали. Семь лет назад он выступал на Дерби и пришел вторым. Я очень надеюсь, что один из его сыновей в один прекрасный день завоюет мне Большой Приз.

Хотя Майлз при этих словах испытал сильнейшее разочарование, но постарался скрыть свое недовольство.

— Стало быть, вы его не продадите? — ровным голосом осведомился он.

Сэр Джон покачал головой.

— Разумеется, не продам. Кингз Рэнсом — лучшее, что у меня есть. Может статься, что такого коня у меня уже никогда не будет. Это бесценное животное. Кроме того, даже если бы я захотел его продать, у меня все равно ничего бы не вышло. Кингз Рэнсом принадлежит моей дочери. Когда он был еще совсем крохотным жеребенком, я подарил его ей на день рождения. Тогда девочке исполнилось шестнадцать.

Майлз от изумления широко распахнул глаза.

— Вы хотите сказать, что ваша дочь владеет жеребцом по закону — так сказать, с соблюдением всех юридических формальностей? Он что же — записан на ее имя?

— Нет, конечно, — пробурчал сэр Джон и сделал основательный глоток из своего бокала с бренди. — Юридически владельцем жеребца считаюсь я, но настоящая хозяйка этой лошади все-таки Виктория.

Майлз с минуту помолчал, тоже сделал глоток бренди, а затем медленно, тщательно выговаривая каждое слово, сказал:

— Стало быть, в соответствии с законом вы имеете полное право его продать, если, конечно, захотите?

— Ну, если вы так ставите вопрос… — пробормотал сэр Джон. — Отвечу: да, такое право я имею. Только делать этого не стану. Я и Виктории не позволю его продать, если уж на нее найдет такая блажь. Только это вряд ли. Уж кто-кто, а Виктория Кингз Рэнсома не продаст — ни за что на свете.

— Понятно.

Сэр Джон поставил свой бокал на стол и некоторое время внимательно рассматривал сидевшего перед ним молодого человека.

— Послушайте, Уэлсли, — какого черта вы прицепились именно к Кингз Рэнсому? Вы ведь даже его не видели?

— Я много о нем слышал.

— Правда? И от кого же?

— Да как вам сказать? — Майлз старательно избегал конкретного ответа. — Многие мне о нем говорили. Как говорится, слухом земля полнится. Но дело в том, что все эти люди, как один, возносили достоинства жеребца чуть ли не до небес. Ясное дело, что я тоже был заинтригован.

Сэр Джон широко улыбнулся и расправил плечи, раздуваясь от гордости.

— Что верно, то верно. Этот конь — само совершенство. И я с радостью завтра утром вам его покажу, хотя продавать и не собираюсь.

— Охотно взгляну на него, — с кислой улыбкой произнес Майлз, после чего решил сменить тему разговора. Помня о финансовых неурядицах Пемброков, Майлз не отказался от мысли тем или иным путем заполучить жеребца, но решил, что на ранней стадии игры нет смысла демонстрировать чрезмерный интерес к лошади. — В таком случае, — сказал он, — расскажите мне о жеребцах, которых вы можете мне уступить по сходной цене.

Поскольку сэр Джон только этого и ждал, он мигом подхватил тему и в течение последующего получаса без устали расписывал стати и достоинства двух других своих жеребцов, которых Майлз, признаться, уже видел, и знал, что они значительно уступают Кингз Рэнсому. Тем не менее молодой человек вежливо выслушал речь хозяина целиком и лишь изредка перебивал его малозначащими вопросами или короткими комментариями, выказывая таким образом интерес к тому, о чем вещал сэр Джон. На самом же деле все это время он напряженно думал, в какую сумму ему обойдется приобретение лошади, которую он мысленно давно уже поставил в свое собственное стойло.

Рассказ сэра Джона был прерван в ту самую минуту, когда в библиотеку вошла очаровательная светловолосая женщина лет сорока.

— Так вот где вы прячетесь! — объявила она громким голосом, в котором все еще сказывался легкий американский акцент.

Майлз вскочил на ноги и одарил женщину своей знаменитой ослепительной улыбкой.

Леди Фиона прошла к креслу, в котором расположился сэр Джон, присела на его широкий подлокотник и потрепала мужа по плечу. При этом ее русалочьи глаза неотрывно следили за молодым человеком, чье кресло находилось напротив.

— Я все ждала, когда вы выйдете из библиотеки, чтобы лично приветствовать нашего гостя, но потом не утерпела и решила сама зайти в библиотеку, чтобы поздороваться.

Сэр Джон с обожанием взглянул на жену.

— Извини, дорогая, — виновато произнес он, тяжело поднимаясь с кресла и поворачиваясь к Майлзу. — Я так увлекся, что совсем упустил из виду, как следует поступать, когда в доме гость. Позволь представить тебе мистера Майлза Уэлсли. Мистер Уэлсли, позвольте представить вам мою жену леди Фиону Пемброк.

Майлз вышел из-за стола и склонил голову над холеными пальчиками белокурой дамы.

— Знакомство с вами делает мне честь, леди Фиона. Фиона ответила на слова Майлза хорошо отработанным кивком головы и любезной улыбкой.

— Рада познакомиться с таким милым молодым человеком.

— Я и представить себе не мог, дорогая, что мы с мистером Уэлсли так засиделись в библиотеке, — продолжал извиняться сэр Джон. — Надеюсь, ничем другим мы тебя не обеспокоили?

Леди Фиона положила руку на локоть супруга.

— Какие могут быть беспокойства, дорогой? Правда, наш повар очень волнуется, он утверждает, что первая перемена блюд будет безнадежно испорчена, если мы не сядем за стол сию же минуту.

— В таком случае мы сразу же двинемся в столовую. Надеюсь, девочки готовы?

— Они давно уже в столовой, — заверила мужа Фиона.

Супруги Пемброк и их гость вышли из библиотеки, пересекли холл на первом этаже и вошли в столовую — большую, изящно обставленную комнату, в центре которой царил массивный дубовый стол. Вокруг стола были расставлены двенадцать стульев, а у стены находился резной буфет красного дерева.

Джорджия и Каролина стояли рядом со своими стульями. Они были одеты в одинакового покроя пышные платья из розового и голубого атласа.

— Мистер Уэлсли! — воскликнула та из них, что была в розовом. — Наконец-то мы вас дождались!

— Леди Джорджия? — поклонился Майлз, втайне надеясь, что он правильно назвал имя девушки.

— Рада приветствовать вас, мистер Уэлсли.

Майлз с облегчением перевел дух. Начало получилось удачное.

— Сегодня вы выглядите просто очаровательно, — пробормотал он, стараясь не смотреть на низкий вырез голубого платья девушки, стоявшей рядом.

— Вы тоже сегодня прелестно выглядите, леди Каролина.

— Благодарю за комплимент, сэр, — сказала Каролина. — Ваши слова для меня — живительный бальзам.

— Хотел бы я знать, где Виктория? — спросил между тем сэр Пемброк, пододвигая леди Фионе стул. Майлз, в свою очередь, пододвинул стулья девушкам, решив, что леди Каролина не слишком на него обидится за то, что первой он помог усесться Джорджии.

— Должно быть, она все еще одевается, — ответила на вопрос отца Каролина. — Она каталась верхом и несколько припозднилась, но я уверена, что она не заставит себя ждать слишком долго.

— Я уже здесь, — прозвучал женский голос у дверей в столовую.

Этот голос показался Майлзу до удивления знакомым, и он стремительно повернул голову.

«Не может быть», — подумал Майлз.

При виде старшей дочери сэра Пемброка у него перехватило дыхание.

Однако ж это была она — та самая девушка, с которой он, правда, в несколько своеобразной манере, познакомился в конюшне. Она вошла в столовую, на мгновение задержала взгляд на удивленном лице Майлза, а потом как ни в чем не бывало проследовала к своему месту за столом.

Сказать по правде, теперь она не слишком походила на девицу в бриджах и запыленных сапогах, которую он, Майлз, сжимал в страстных объятиях час назад перед дверью в стойло Кингз Рэнсома. Ее пышные темные волосы были тщательно причесаны, а вместо сапог, бриджей и блузки на ней красовалось платье с высоким воротом и длинными рукавами, сшитое из тяжелого серого атласа. Хотя ее одеяние и впрямь напоминало платье старой девы, красота и грация молодой женщины явно противоречили этому блеклому оперенью.

— Мистер Уэлсли, — торопливо произнес сэр Джон. — Позвольте представить вам мою старшую дочь — Викторию.

— Мы уже познакомились, — сухо заметила Виктория, бросая в сторону Майлза взгляд, который сразу отметал любую попытку с его стороны отрицать этот факт.

На лице у сэра Джона проступило неподдельное удивление.

— Неужели?

— Да, это правда. — Повернувшись к Майлзу, девушка наградила его не слишком любезной улыбкой — словно намекала, что сию минуту его тайные грешки будут разоблачены.

Однако, вместо того, чтобы сделать тайну Майлза всеобщим достоянием, девушка сказала:

— Мы встретились с этим джентльменом, когда его карета въезжала в наши владения.

Майлз отказывался что-либо понимать. Почему, спрашивается, Виктория его не выдала? Ведь она отлично знала, зачем он приехал в Пемброк-хаус, и понимала, что он, утверждая, будто оказался на конюшне с согласия сэра Джона, самым бессовестным образом лгал.

На самом деле тому могло быть две причины. Первая — ей не хотелось вдаваться перед своими домочадцами в подробности их с Майлзом встречи, поскольку при этом могли всплыть кое-какие пикантные детали — в частности, поцелуй, которым наградил ее на конюшне Майлз. И вторая: леди Виктория Пемброк была и впрямь умна и скромна — ведь так, кажется, отзывалась об этой молодой даме бабушка?

Как бы то ни было, но молчание Виктории Пемброк было Майлзу весьма на руку, и он, придвигая стул и помогая девушке усесться, едва слышно шепнул ей на ухо:

— Благодарю вас!

Виктория и бровью не повела, хотя лицо ее заметно порозовело.

Усаживаясь за стол, Майлз не удержался и одарил Викторию благодарной улыбкой, но она снова сделала вид, что ничего не заметила.

Тем не менее все это было замечено другой особой, которой ни шепот, ни улыбка не предназначались.

Сидевшая на противоположном конце стола леди Фиона сразу взяла на заметку все то, что происходило между молодым интересным гостем и ее падчерицей.

Неужели Майлз Уэлсли может увлечься Викторией? Это очень и очень странно — тем более Джорджия и Каролина делают все, что в их силах, чтобы только привлечь его внимание.

Леди Фиона покачала головой и снова устремила взгляд на падчерицу и симпатичного джентльмена, сидевшего с ней рядом. То, что она увидела, основательно ее покоробило, — гость по-прежнему не отрывал глаз от Виктории, хотя последняя, казалось, не обращала на него ни малейшего внимания. Более того, леди Фиона заметила в голубых глазах молодого Уэлсли самое настоящее вожделение. Сомнений не оставалось: молодой человек заинтересовался Викторией — и весьма!

Фиона ощутила искреннее разочарование. Хотя у Джорджии и Каролины недостатка в поклонниках не было, стоило леди Пемброк бросить один только взгляд на Майлза Уэлсли, как она сразу поняла, что это «он» — тот самый мужчина, который, когда бальный сезон будет подходить к концу, наденет на безымянный палец одной из ее горячо любимых дочерей обручальное кольцо.

Лучшего зятя леди Фиона себе и желать не могла: Майлз Уэлсли высок, светловолос, хорош собой и к тому же удивительно богат. Это уже не говоря о том, что он американец, а сыскать американца в этом затхлом маленьком графстве и выдать за него одну из своих дочерей было самой заветной мечтой леди Фионы, которую она лелеяла на протяжении последних двадцати лет — с тех самых пор, как поселилась в Англии.

Признаться, в глубине души леди Фиона считала, что Майлзу не отвертеться, и уж одна-то из ее дочерей будет должным образом пристроена. Этому в немалой степени способствовал и энтузиазм девушек, которые ни о ком, кроме мистера Уэлсли, и слышать-то не желали.

Но теперь, наблюдая за тем, какие пламенные взоры Майлз Уэлсли исподтишка бросал на ее падчерицу, леди Фиона чувствовала, что ее планы посетить родную Виргинию в качестве близкой родственницы богатого и влиятельного семейства Уэлсли становятся весьма призрачными.

Хуже того, леди Фиона никак не могла взять в толк, что именно в Виктории Пемброк так притягивало внимание американца.

Нельзя, однако, утверждать, что леди Фиона относилась к падчерице дурно или желала бы ей зла. Наоборот, когда Виктория в течение трех светских сезонов не удосужилась получить хотя бы одного-единственного предложения руки и сердца, мачеха сильно за нее переживала, но, сказать по правде, особенно этому не удивлялась. Что и говорить, Виктория выглядела простовато. Виктория обладала несносным характером и держалась перед мужчинами подчеркнуто независимо, а ничто так не отпугивает мужчин, как независимое поведение женщины и ее желание настоять на своем.

Фиона много раз заводила с падчерицей разговоры, пытаясь втолковать ей эти азбучные истины, да все зря. Наставления отскакивали от упрямицы, как горох от стенки. По этой причине вплоть до сегодняшнего дня леди Фиона была убеждена, что падчерице предстоит влачить одинокое существование старой девы.

Однако же с той минуты, как богатый и красивый джентльмен принялся бросать в сторону Виктории красноречивые взгляды, будущее падчерицы стало вырисовываться перед мысленным взором леди Пемброк совсем под другим углом. Фиона неплохо изучила мужчин и понимала, что если одному из них доставляет удовольствие наблюдать за тем, как дама подносит ко рту ложку с супом, это что-нибудь да значит.

Легонько вздохнув и пожав плечами, леди Фиона решила отложить на время свои планы и предоставить события их естественному ходу. В конце концов, если замуж за Уэлсли выйдет ее падчерица, она, Фиона, в глазах избранного общества в Ричмонде по крайней мере будет считаться близкой родственницей знаменитой титулованной семьи.

4

— Скажите, мистер Уэлсли, неужели люди в Америке до сих пор живут в вигвамах?

Майлз отвел глаза от стоявшего перед ним огромного блюда с засахаренными фруктами, тяжело вздохнул и произнес:

— Нет, леди Каролина. Я лично не знаю никого, кто бы жил в вигваме.

— Разве? — в голосе девушки слышалось разочарование. — А я вот слышала, что к западу от этой, как ее… Мисса… Мисса… Ну же, мама, как называется эта большая река?

— Миссисипи, детка, — пришла на помощь дочери леди Фиона.

— Вот-вот, Миссисипи, — кивнула Каролина. — Не знаю почему, но я никак не могу запомнить название этой реки. — Сложив руки на груди покаянным жестом, девушка снова обратилась к Майлзу: — Как бы то ни было, я слышала, что все люди, что обитают к западу от Мисс… исипи, живут в домиках, которые сделаны из грязи и глины, или в вигвамах.

— Боюсь, что человек, который вам все это рассказывал, был, в свою очередь, сам введен в заблуждение, — ровным, спокойным голосом произнес Майлз. — В самом деле, иногда местные поселенцы строят времянки из прутьев, которые обмазывают для прочности глиной. Но, повторяю, это времянки. При малейшей возможности переселенцы валят лес и строят дома из бревен.

— По-моему, наш гость хочет дать нам понять, что нельзя верить всему, что только слышишь, — хихикнула Каролина. — Кстати, а как ваш дом, мистер Уэлсли? Неужели он тоже выстроен из бревен?

Ага, подумал Майлз, кажется, дамы затронули предмет, который их интересует по-настоящему!

— Так оно и есть. Дом нашей семьи в Колорадо целиком выстроен из розовой сосны.

Майлз едва не рассмеялся, заметив, как у Каролины при этом известии вытянулось лицо.

— Но, — храбро продолжала девушка, — должно быть, вам потребовалось очень много этой самой сосны, чтобы построить дом для такой большой семьи? Помнится, вы говорили, что у вас шесть младших братьев…

— Много, — улыбнулся Майлз, — но в Колорадо лесов хватает.

Каролина все смотрела на него во все глаза в надежде, что он подробно расскажет ей о размерах дома, но Майлз лишь улыбнулся в ответ и снова сосредоточился на блюде с засахаренными фруктами.

Ему казалось, что он сидит за столом уже целую вечность, но обед все не кончался, и перед ним, словно по волшебству, появлялись все новые и новые яства.

Хотя Майлз отлично знал, что английский званый обед представляет собой бесконечную перемену блюд, до сих пор ему еще не доводилось видеть такого поразительного изобилия и разнообразия кушаний.

Ничего удивительного в том, что Пемброк находится на грани разорения! Один такой лукуллов пир способен пустить по миру семейство со средним достатком.

Большую часть вечера Майлз только и делал, что отвечал на многочисленные вопросы леди Фионы и ее дочерей. Поначалу он решил, что Штаты обладали особым светским даром вести бесконечные разговоры ни о чем, но позже пришел к иному выводу. Безобидные на первый взгляд вопросы девушек всякий раз так или иначе затрагивали его лично и были направлены на то, чтобы выудить у Майлза сведения о его семействе, его личных качествах, а главное — о состоянии его финансов.

К тому времени как подали десерт, дамы из семейства Пемброк ухитрились вытянуть у Майлза столько, сколько не удалось бы сделать целой армии адвокатов и судейских при перекрестном допросе.

Одна только Виктория на протяжении всего вечера хранила упорное молчание, а если ее о чем-либо спрашивали, отделывалась короткими, большей частью односложными ответами.

Хотя ее молчание в определенном смысле устраивало Майлза — она по крайней мере не задавала ему вопросов, — его тем не менее угнетала мысль, что Виктория в его присутствии вела себя так, будто его, Майлза, за столом не было вовсе. Даже если ему удавалось случайно перехватить ее взгляд, она тут же отводила глаза.

Когда в столовой появилась Ребекка и принялась, задорно потряхивая рыжими кудряшками, убирать со стола, Майлз облегченно вздохнул и решил, что его мучения подходят к концу. Он был не прочь выйти из-за стола, размяться, а заодно и перемолвиться с Викторией парой слов, чтобы окончательно разрешить возникшее между ними маленькое недоразумение.

Судя по ее холодному, отстраненному взгляду, девушка все еще была на него сердита, и молодой человек считал, что с его стороны было бы уместно принести ей свои официальные извинения.

Сейчас его волновало не столько собственное чересчур пылкое поведение в конюшне, сколько судьба затеянного им предприятия. Майлз отлично понимал, что если у него есть хотя бы малейшая возможность заполучить Кингз Рэнсома, то это во многом зависит от расположения к нему старшей дочери сэра Пемброка.

К сожалению, счастье в этот вечер было не на его стороне.

— Я знаю, что обычай велит дамам после обеда удалиться и оставить мужчин в столовой наедине с бренди и сигарами, — сказала между тем леди Фиона, поднимаясь со стула. — Однако мне бы хотелось, чтобы сегодня вечером — в виде исключения — мужчины составили компанию дамам в гостиной.

— Да, да, мистер Уэлсли! Соглашайтесь, мы все вас очень об этом просим! — воскликнула Джорджия, с надеждой всматриваясь в лицо Майлза. — Мы с Каролиной сигарного дыма не боимся, а нам нужно вас еще очень о многом расспросить. К тому же, — Каролина кокетливо посмотрела на Майлза, — мы могли бы сыграть для вас на фортепьяно и спеть дуэтом романс.

«Господи! Только этого еще не хватало», — с тоской подумал Майлз, а сам сказал:

— Это было бы очень мило с вашей стороны.

— Стало быть, все устроилось? Вот и прекрасно! — радостно крикнула Джорджия, хлопая в розовые ладошки. — В таком случае прошу всех проследовать в гостиную.

Когда Пемброки вышли из столовой и направились в гостиную, леди Виктория тихонько отделилась от маленького общества и направилась к лестнице.

— Как, вы не идете с нами? — поинтересовался Майлз, который вовремя заметил этот маневр.

Девушка повернулась к Майлзу и одарила молодого человека неприветливым взглядом.

— Видите ли, мистер Уэлсли, — холодно промолвила она, — я очень устала и хочу спать, а я привыкла делать то, что хочу я сама.

— Мне искренне жаль, что вы нас покидаете, — ответил Майлз.

Виктория взглядом дала понять, что нисколько не верит его словам, после чего развернулась на каблуках и уверенно пошла к лестнице.

Майлз двинулся за ней следом, желая уладить недавнее недоразумение, прежде чем девушка скроется в сумраке лестничного пролета.

— Леди Виктория! — позвал он.

К тому времени девушка находилась уже посередине лестницы. Она остановилась, обернулась и, смерив Майлза нетерпеливым взглядом, сказала:

— Слушаю вас, мистер Уэлсли.

— Позвольте мне сказать вам пару слов, леди Виктория… — Не дожидаясь ответа, Майлз торопливо взбежал по ступенькам. — Насколько я понимаю, вы такая же любительница лошадей, как и я. Почему бы нам с вами не встретиться завтра утром и не поговорить…

— Не думаю, что это имеет смысл.

Майлз удивленно моргнул.

— Кажется, я не совсем верно вас понял…

Виктория скрестила на груди руки.

— В таком случае позвольте мне выразить свою мысль иначе. Дело в том, что я не желаю разговаривать с вами. Вообще. Ни о лошадях, ни о чем бы то ни было.

Майлз отступил на шаг и воззрился на гордячку в полнейшем недоумении.

— Да, но я просто хотел сказать…

— Мне нет дела до того, что вы хотели сказать, — перебила его Виктория. — Меня это не интересует. А теперь, если вы позволите…

Подхватив юбки, она двинулась вверх по ступеням.

От злости Майлз едва не заскрежетал зубами.

— Выслушайте меня! — крикнул он ей вслед. — Мне нужно кое-что вам сказать, и я скажу это, хотя бы мне ради этого пришлось идти за вами до дверей вашей спальни!

В один миг он взлетел вслед за ней по лестнице, и снова они оказались лицом к лицу.

— Я только хотел сказать, — напористо произнес он, — что очень сожалею о случившемся в конюшне. Тогда я еще не знал, кто вы.

К большому его удивлению, в глазах Виктории засверкали молнии.

— Это не имеет значения, сэр! Ваше поведение было в высшей степени бестактным и неприличным — вне зависимости от того, знали вы, кто я, или нет!

— Вы правы, — произнес он с напускным раскаянием, — я не смел говорить с вами неуважительно и потому прошу меня извинить.

Девушка вздохнула.

— Так и быть. Если это все, что вам нужно от меня, ставлю вас в известность, что ваши извинения приняты.

Хотя дело, казалось, было теперь улажено и извинения принесены, Виктория все так же упрямо смотрела на Майлза, будто ожидая от него продолжения. Поскольку Майлз упорно хранил молчание, она решила прийти ему на помощь:

— Может быть, вам хочется принести извинения еще за что-нибудь?

Майлз растерянно посмотрел на девушку, но потом понял, на что она намекает.

— Нет, — улыбнулся он и покачал головой. — Я уже сказал все, что хотел сказать. Или, может быть, вы сами напомните мне, в чем еще я перед вами провинился?

Виктория пристально всмотрелась в лицо собеседника — уж не пытается ли он, не дай бог, над ней подшутить?

— Поцелуй, мистер Уэлсли. Не кажется ли вам, что этот поступок заслуживает отдельных извинений?

Майлз изо всех сил кусал губы, чтобы не рассмеяться.

— Если разобраться, то, конечно, заслуживает, — сказал наконец он. — Но мне лично кажется, что требовать от меня извинений еще и за это было бы несправедливо.

— Это почему же?

— Да потому что я никакой вины за собой не чувствую.

Виктория с шумом втянула в себя воздух, и молодой человек заподозрил, что совершил серьезную ошибку. С другой стороны, он сказал то, что думал, и брать свои слова назад не собирался.

— Вы и в самом деле ужасный человек, — прошипела девушка, одарив Майлза враждебным взглядом. — Трудно поверить, что такая безукоризненно воспитанная особа, как виконтесса Эшмонт, состоит с вами в родстве! Хочешь — не хочешь, а приходится принимать на веру то, что говорят об американцах. Вне зависимости от родства и корней люди, которые какое-то время прожили среди дикости и варварства, сами превращаются в дикарей.

Улыбка, которая появилась было на устах Майлза, растаяла без следа.

— Вы утверждаете, что американские мужчины — варвары, только потому, что мы, американцы, не прочь иной раз расцеловать пригожую девицу, когда на дворе светит солнце, на земле бушует весна и сама природа взывает к нежности?

— Нет, мистер Уэлсли, — ледяным голосом парировала Виктория, — я утверждаю, что американцы — варвары, потому что они лезут с поцелуями, не спросив прежде девицу, хочет она целоваться или нет!

Майлз вызывающе изогнул бровь.

— Если бы я спросил, вы, вне всякого сомнения, сказали бы «нет», и мы оба лишились бы нескольких не без приятности проведенных мгновений. Не согласны?

— Конечно, не согласна, сэр! Для меня ничего приятного в этом не было.

Майлз вскинул голову и глянул на собеседницу в Упор.

— Посмотрите мне в глаза, леди Виктория, и ответьте как на духу — вам и вправду не понравился мой поцелуй?

Виктория впилась взглядом в лицо Майлза.

— Не понравился, мистер Уэлсли. Я не собиралась Целоваться с вами, а потому не получила от поцелуя никакого удовольствия.

Она изо всех сил старалась не отвести взгляда — на губах Майлза появилась насмешливая улыбка, и это злило девушку и отвлекало ее внимание. При этом голубые, ясные глаза молодого американца словно видели ее насквозь, и Виктория наконец не выдержала — отвела взгляд.

— Да, такое заявление обнадеживающим не назовешь, — выразительно вздохнул Майлз.

— А какое заявление устроило бы вас? Что английская леди из хорошей семьи получила удовольствие, целуясь с незнакомцем? — Виктория иронически скривила губы.

— Что вы! — отозвался Майлз. — Так далеко заходить я не намерен. Меня волнует другое — оказывается, «английская леди из хорошей семьи» при случае может и соврать.

Ироническая улыбка Виктории словно испарилась. Девушка покраснела, беззвучно шевельнула губами, будто подыскивая достойные слова, готовясь дать отпор обнаглевшему американцу. Майлз, однако, ей такой возможности не предоставил. Повернувшись на каблуках, он двинулся вниз по лестнице, спустился в холл и скрылся за дверью, которая вела в гостиную.

Леди Виктория смотрела ему вслед. Примерно через минуту радостные клики ее сводных сестер, которые донеслись из гостиной, возвестили, что американский путешественник добрался наконец до уготованной ему пристани.

Только через два часа Майлзу удалось отделаться от близняшек Пемброк и отправиться в отведенную ему спальню.

Расположившись на мягчайшей пуховой перине, Майлз посвятил некоторое время размышлениям. Прежде всего он отметил про себя, что Джорджия и Каролина при ближайшем рассмотрении оказались весьма и весьма аппетитными юными созданиями, а сильно декольтированные атласные платья очень им шли. При всем том девушки не вызывали у него ни тени желания. Неторопливо обдумав причины такой странности, Майлз пришел к выводу, что вся беда в чрезмерной искусственной реакции девушек на все, что он, Майлз, говорил или делал. Все их восторги, радость и веселье казались преувеличенными, а кокетство нарочитым, отрепетированным. Молодой человек не мог отделаться от мысли, что стал центральной фигурой хорошо спланированного спектакля, целью которого было заморочить ему, Майлзу, голову и заставить его отвести одну из этих прелестниц к алтарю.

К сожалению, с тех самых пор, как он приехал в Англию, эта мысль посещала его неоднократно. Было похоже на то, что все девушки из хороших английских семей прилежно изучали одну и ту же книгу — «Десять советов особе, которая желает заполучить завидного жениха». Оттого-то даже такая захватывающая вещь, как флирт, лишилась своей неповторимой прелести и превратилась в скучную, предсказуемую игру.

Майлз вздохнул, покрутился в кровати и от души пожелал английским девушкам привнести в свои отношения с мужчинами элемент неожиданности, здорового авантюризма и пусть маленького, но чуда.

Внезапно перед его мысленным взором возникло лицо леди Виктории. Вот уж с этой женщиной точно не соскучишься, подумал он с улыбкой. Отношения с ней могли бы основательно обогатить непредсказуемыми ситуациями древний, как мир, процесс ухаживания. Он вспомнил сладость ее поцелуя и сильнейшее желание, которое он ощутил тогда, прижимая к себе ее теплое упругое тело. Правда, был еще и гнев, который Виктория с легкостью пробуждала в нем своими саркастическими речами.

Как бы то ни было, при мысли о Виктории все чувства Майлза обрели небывалую остроту. В самом деле, в этой женщине имелось все, что он только хотел видеть в особе противоположного пола. Она была хороша собой, умна, в ней, если так можно выразиться, жил боевой дух человека, готового противостоять превратностям судьбы. Одно только плохо — ему, Майлзу, не удалось вызвать у нее интереса к себе. Похоже, она вообще мало интересовалась мужчинами.

Тем не менее Майлза не покидала уверенность, что за блеклым одеянием старой девы, которое Виктория носила с вызовом, как гвардейский полк носит свой штандарт, скрывается пылкая и страстная натура. И свидетельством тому был жар, который исходил от ее губ, который пронизал все его существо во время знаменитого поцелуя. По мысли Майлза, этой женщине недоставало одного — мужчины, способного разбудить ее чувственность и выпустить на волю эту скрытую страсть.

— И этим мужчиной, детка, станет грубый и неотесанный американский варвар, — прошептал Майлз, одаривая улыбкой темноту. — Итак, леди Виктория, готовьтесь — завтра начинается большая игра!

Майлз и представить себе не мог, какого несокрушимого и опасного противника он встретил в лице леди Виктории.

5

— Доброе утро!

Виктория вздрогнула, отодвинулась от Кингз Рэнсома, которого усердно драила скребницей, и, повернувшись на каблуках, воззрилась на Майлза Уэлсли, небрежно опиравшегося о дверцу стойла.

— Что вы здесь делаете?

Майлз с самым невинным видом пожал плечами.

— Странный вопрос. По-моему, вчера за обедом я всем дал понять, зачем я здесь нахожусь.

Виктория с раздражением швырнула скребницу в ведро и уперла руки в бока.

— Мистер Уэлсли!..

— Ага! — Майлз расплылся в широкой улыбке. — Оказывается, вы все-таки запомнили мое имя.

— Разумеется, запомнила! К несчастью, такого человека, как вы, сэр, забыть нелегко.

Майлз мгновенно отмел все не слишком для себя лестное из ее слов.

— Как это мило с вашей стороны — назвать меня незабываемым!

— Я вовсе не это хотела сказать, — бросила Виктория, подивившись умению этого человека все переиначивать на свой лад.

— Я знаю, что вы хотели сказать, — рассмеялся Майлз, — но коль скоро мы встретились и завязали беседу, почему не сделать так, чтобы она протекала в более дружественной обстановке? Итак, попробуем начать все сначала. Доброе утро, леди Виктория. Вы сегодня просто неотразимы.

Хотя Майлз, что называется, в карман за словом не лез и, если того требовали обстоятельства, умел врать без зазрения совести, на этот раз он сказал чистую правду. Виктория и в самом деле выглядела обворожительно. На ней были узкие бриджи для верховой езды, высокие черные сапоги и льняная блузка, которая обтягивала весьма пышную упругую грудь. Как и вчера, ее темные волосы были собраны в узел на затылке, но несколько непослушных прядок, выбившись из прически, красиво обрамляли ее лицо. Солнце и постоянное пребывание на чистом воздухе придавали коже девушки здоровый золотистый оттенок, который лучше любых притираний и румян подчеркивал красоту ее тонких правильных черт.

— Послушайте, мистер Уэлсли, — снова заговорила Виктория, сдерживая нетерпение, сквозившее в каждом ее движении, — я слишком занята, чтобы стоять тут с вами и вести словесные игры. Однако же, прежде чем мы распрощаемся, будьте любезны ответить на один мой вопрос.

— И что это за вопрос, осмелюсь я спросить? — доброжелательно улыбнулся Майлз.

К тому времени дежурная улыбка на его губах успела до такой степени допечь Викторию, что она готова была швырнуть в американца конский гребень.

— Я хочу знать, зачем вы — во второй уже раз — пришли на конюшню и вертитесь около стойла с этим жеребцом? Насколько я поняла из вчерашнего разговора за столом, показывать вам лошадей должен был отец, но вы даже не посчитали нужным его дождаться. Это что — страстное желание еще раз увидеть нашего лучшего производителя или попытка жульническим образом разузнать о положении дел на ферме?

Улыбка на лице Майлза увяла.

— Нет, леди Виктория. Даже американский варвар вроде меня не способен на подобную низость. Просто ваша служанка Ребекка сообщила мне утром, что ваш отец неважно себя чувствует и не хочет выходить из дому. Она также передала, что сэр Джон возлагает почетную обязанность показать мне ферму и всех лошадей на вас.

— Неужели отец заболел? — воскликнула с испугом девушка. — Ребекка сказала вам, что с ним случилось?

Майлз удивился подобной озабоченности здоровьем родителя, который, по его мнению, просто-напросто переусердствовал вчера за столом.

— Нет, подробностей она мне не сообщила, но в то лее время не выразила ни малейшего волнения. Но отчего вы так разволновались — разве у вашего отца нелады со здоровьем?

Виктория минуту озабоченно смотрела на него, будто спрашивая себя, есть ли смысл сообщать чужаку такие личные сведения, но потом все же сказала:

— У сэра Джона больное сердце.

Теперь настала очередь Майлза озабоченно нахмуриться.

— Он серьезно болен?

Виктория провела ладонью по лоснящейся шкуре Кингз Рэнсома.

— У него время от времени появляются боли в груди, а иногда он начинает задыхаться.

Майлз нахмурился. У одного из ближайших друзей его отца в Америке были похожие симптомы, и после обширного сердечного приступа тот умер.

— Скажите, вы уже приглашали к нему врача?

Виктория нервно сцепила пальцы и утвердительно кивнула.

— Да, мистер Уэлсли.

— И что же он сказал?

— Да так, ничего особенного… но с какой стати это занимает вас? В конце концов, это не ваше дело, и вам нет никакой необходимости вмешиваться…

Хотя Майлз дал себе слово в отношениях с леди Викторией сохранять хладнокровие при любых обстоятельствах, на этот раз он все-таки не выдержал.

— Вот уж не думал, леди, что высказанная мною озабоченность будет истолкована как попытка вмешаться в дела вашего семейства, — холодно произнес он.

Хотя замечание Майлза заставило Викторию втайне пожалеть о допущенной бестактности, просить у него Извинения она не стала. Вместо этого она вышла из стойла Кингз Рэнсома, захлопнула за собой дверь и с деловым видом отряхнула ладони.

— Что ж, займемся делом. Коль скоро отец выразил желание, чтобы я показала вам лошадей, предназначенных для продажи, давайте пойдем и взглянем на них.

Заметив, что взгляд Майлза устремился в этот момент на Кингз Рэнсома, она добавила:

— Этот конь не продается.

— Вы мне уже об этом говорили. — Майлз не без сожаления отвел взгляд от великолепного животного. — В таком случае с какой лошади мы начнем осмотр?

Виктория промолчала и двинулась вдоль по проходу. Майлз пошел за ней следом, поглядывая на туго обтянутые бриджами бедра, которые соблазнительно покачивались в такт ее шагам. Миновав четыре стойла, располагавшиеся в ряд за стойлом Кингз Рэнсома, Виктория остановилась.

— Вот один из сыновей Рэнсома, — объявила она, указывая на жеребца в пятом стойле. — Его кличка — Разбойник. Хотя ему только три года, в будущем он обещает стать великолепным производителем.

Майлз скользнул глазами по груди и крупу лошади.

— По-моему, «великолепный» — понятие растяжимое.

— Что вы хотите этим сказать?

Майлз пожал плечами.

— На мой вкус, грудная клетка у него узковата.

Виктория одарила молодого человека враждебным взглядом.

— Если ваш вкус таков, тем хуже для вас. Пойдемте дальше.

На этот раз они остановились только в самом конце конюшни.

— Взгляните на этого. Возможно, его грудная клетка вам понравится больше.

— Это тоже сын Кингз Рэнсома? — спросил Майлз, подходя к девушке поближе и кивком головы указывая на жеребца.

Виктория утвердительно кивнула.

Майлз тщательно осмотрел коня, затем повернулся к Виктории и покачал головой.

— Что-то не похож.

Выражение лица девушки сделалось еще более враждебным и непримиримым, хотя Майлзу казалось, что она и так уже разозлена до крайности.

— Это почему же? Грудь у него хоршо развита.

— Согласен. Зато задние ноги никуда не годятся.

— Задние ноги? С ними-то что не так?

— С вашего разрешения, заднюю ногу он засекает.

— Не может быть!

— Очень даже может! Взгляните на его колени. Они направлены внутрь. А голень тонковата, и в этом не может быть никакого сомнения. Это, знаете ли, характеризует производителя не с лучшей стороны. — Со значением сдвинув брови, Майлз добавил: — У производителя задние ноги должны быть особенно развиты, иначе работа не сладится как надо.

Виктория отреагировала на его слова в точности так, как Майлз и предполагал. Возмущенно ахнув, она торопливо проговорила:

— Считайте, что ваших последних комментариев я не слышала! Что же до того, что этот конь засекает ногу, скажу еще раз: этого не может быть. В конюшнях Пемброков колченогих лошадей нет!

— Значит, этот первый, — пожал плечами Майлз, — и если вы вместо того, чтобы испепелять меня взором, как следует к нему присмотритесь, то убедитесь, что я прав.

— Ничего подобного! — воскликнула Виктория. — Просто вы смотрите на коня под каким-то странным углом. Может быть, если я выведу его из стойла…

— Не трудитесь! — Майлз повелительно вскинул руку. — Этот жеребец малостькривоног — под каким бы углом вы его ни рассматривали. И меня, ясное дело, он заинтересовать не может. Есть у вас еще жеребцы на продажу?

— Только двухлетки, — коротко ответила девушка. — Поскольку для роли… хм… производителей они еще слишком молоды, вряд ли они вас заинтересуют.

— Скорее всего, — согласился Майлз, — тем не менее я не прочь взглянуть и на них.

Виктория кивнула в знак согласия и подвела его к загону, где содержались три совсем еще молодых жеребчика. На этот раз Майлз не торопился с суждениями и высказал свое мнение только после того, как осмотрел всех троих.

— Итак, что вы думаете о молодняке? — не выдержав затянувшегося молчания, спросила Виктория.

— Боюсь, у них те же недостатки, что и у трехлеток — узкая грудь и слабые задние ноги. Неужели у Рэн-сома те же проблемы? Поверхностный осмотр, по крайней мере, этих недостатков у него не выявил.

— Это потому, что у него нет недостатков, — вступилась за своего любимца Виктория. — У него практически идеальное сложение. В конце концов, на скачках в Дерби он пришел вторым, а лошадь с узкой грудной клеткой, да еще засекающая ногу вряд ли способна на такое.

— Не спорю, — сказал Майлз, чуть наклоняясь вперед, чтобы еще раз взглянуть на двухлеток, — но, насколько я могу судить по его потомству, вам так и не удалось воспитать равного ему в беге скакуна. Или я ошибаюсь?

Виктория отвела взгляд, но тем не менее молчать не стала:

— Не ошибаетесь. Но если вы разбираетесь хоть немного в разведении лошадей, в чем я лично пока сомневаюсь, вы должны знать, что часто проходит много лет, прежде чем конюшне удается вырастить чемпиона. И мы тоже его вырастим. Обязательно. Это всего лишь вопрос времени.

Майлз покачал головой.

— Я как раз в этом не уверен. Разве что вы пойдете на коренные изменения процесса воспроизводства на ферме… Скажите мне вот что: кобылы, с которыми вы случаете ваших жеребчиков, принадлежат вам?

— Да.

— Можно мне на них взглянуть?

— У нас отличные кобылы! — взвилась Виктория.

— Я же не утверждаю, что они плохи, Виктория. Я просто хочу на них взглянуть.

Виктория заметила, что, обращаясь к ней, Майлз опустил титул, а это можно было истолковать как чуть ли не панибратство. Тем не менее девушка решила сделать вид, что не заметила подобного нарушения этикета, и, согласно кивнув, повела Майлза осматривать кобылиц. Они располагались в особых стойлах, которые находились в противоположном конце конюшен.

По мере того как осмотр кобылиц близился к концу, Майлз все больше хмурил брови, а потом сказал:

— Полагаю, основная проблема конюшни заключается именно в кобылах.

— У нашей конюшни нет проблем, мистер Уэлсли.

Майлз вздохнул.

— Хорошо, тогда позвольте представить дело так: возможно, ваши кобылы не так хороши и сильны, как того заслуживает Кингз Рэнсом. Ведь ваши кобылы имеют общую родословную?

— Да.

— В этом и кроется суть вашей проблемы! — заявил Майлз с видом знатока.

Глаза Виктории гневно сверкнули.

— Мне придется повторить, сэр: у нас нет проблем. Ферма Пемброков пользуется заслуженным уважением среди поклонников конного спорта в Англии на протяжении десятилетий.

— Не стану оспаривать этот факт. В противном случае я вряд ли бы сюда приехал. Я просто хочу сказать, что Кингз Рэнсом слишком хорош, чтобы растрачивать его силы на воспроизводство узкогрудых жеребят с тощими задними ногами. Ему необходимы кобылы с иной родословной.

Майлз медленно двинулся вдоль ряда стойл, где находились кобылы. На этот раз он осматривал лошадей куда тщательнее, чем в первый раз. Остановившись у последнего в этом ряду загончика, он воскликнул:

— Вот достойная леди, которая определенно заслуживает внимания нашего чемпиона!

Виктория торопливо подошла к нему, заглянула в загончик и вдруг залилась торжествующим смехом.

— Да это же Спринг Даффодил! Боюсь, мистер Уэл-сли, на этот раз вы себя выдали — ничегошеньки-то вы в деле разведения породистых лошадей не смыслите!

Майлз обернулся, посмотрел на Викторию, и у него перехватило горло — до того эта девушка показалась ему прекрасной. Нет, в самом деле, когда она улыбалась или смеялась, то превращалась в самую настоящую красавицу!

Тем не менее он решил не подавать виду, что красота Виктории глубоко его взволновала, и холодно осведомился:

— С какой стати вы мне это говорите?

— Потому что эта, как вы изволили выразиться, «достойная леди», пребывает в преклонном возрасте — ей по крайней мере четырнадцать лет от роду. Отец купил ее мне, когда я была еще ребенком, и я училась на ней ездить верхом. Даффодил давно уже ни на что не годна, но я так в детстве ее любила, что отец решил ее сохранить — из одной только сентиментальности, я полагаю.

Майлз повернул голову и с любопытством посмотрел на старую лошадь.

— Вы хотите сказать, что она ни разу не жеребилась?

— Только один или два раза. Я точно не помню — это было много лет назад. С тех пор она все больше ходила под седлом, и жеребцов к ней не подпускали.

— И очень зря, — заметил он с неподдельным сожалением. — Вы только взгляните на ее стати! Прекрасные голова и шея, большие глаза, широкая грудь, прямые, сильные ноги. Эта старушка, доложу я вам, настоящая красотка. Признаться, никак не могу отделаться от мысли, что она из потомства самого Черного Принца!

Несмотря на утвердившееся уже в душе Виктории убеждение, что рассуждения невежественного американца не стоят и фартинга, она взглянула на Майлза с плохо скрытым восхищением.

— Между прочим, так оно и есть. Ее папашей действительно был Черный Принц.

— Черный Принц! — воскликнул в сильнейшем волнении Майлз. — У вас на конюшне дочь Черного Принца, а вы не допускаете к ней жеребцов!

— Да говорю же вам — лошадь уже ни к чему не пригодна. Она, так сказать, на отдыхе.

— Глупости! Нет такой причины, которая бы помешала четырнадцатилетней лошади жеребиться. Разве что плохое здоровье… Как, кстати, у нее со здоровьем?

— Кажется, в этом смысле у нее все хорошо, — с сомнением в голосе произнесла Виктория.

— Тогда что вы теряете? Давайте подпустим к ней жеребца и посмотрим, что получится. Поверьте, получится что-то путное. Уж точно не узкогрудое и тонконогое создание — копия тех, что плодятся у вас на ферме.

Авторитетный тон, с каким была произнесена эта сентенция, неприятно задел леди Викторию, и она сразу же напустилась на Майлза:

— Позвольте заметить вам, сэр, что вас пригласили на ферму вовсе не для того, чтобы вы давали советы по улучшению породы наших лошадей. Поскольку вы, как я понимаю, не обнаружили на ферме ни одного жеребца, который бы привлек ваше внимание, не знаю, честно говоря, о чем нам с вами еще говорить и что обсуждать.

Майлз еще раз окинул взглядом помещение конюшни, сокрушенно покачал головой и согласился с мнением Виктории.

— Это правда, леди Виктория. Боюсь, что меня и впрямь не слишком заинтересовали жеребцы, которые выставлены у вас на продажу.

— Прекрасно. В таком случае позвольте мне откланяться, поскольку у меня еще много работы. — С этими словами леди Виктория, не дожидаясь ответа, повернулась на каблуках и направилась по проходу в глубь конюшни.

Майлз некоторое время наблюдал за тем, как она энергично шла мимо стойл, после чего повернулся к облюбованной им кобыле и погладил ее по носу.

— По-моему, мне не удалось заручиться доверием леди — ты как думаешь, а? — хохотнул он. — Но что бы там ни говорила твоя хозяйка, поверь, ты здесь самая красивая кобыла и единственная, кто заслуживает внимания его величества Кингз Рэнсома.

Спринг Даффодил подняла красивую голову и попыталась, играя, дотянуться губами до его светлого локона.

— Балуй! — весело крикнул Майлз, делая шаг назад. — Я понимаю, что мои волосы похожи на сено, но ведь не сено же это, в самом деле. — Похлопав напоследок лошадь по крупу, он отошел от стойла, направился по проходу к воротам и вышел из конюшни во двор.

Стоя за углом, Виктория наблюдала за его уходом. Когда дверь дома Пемброков захлопнулась за Майлзом, девушка вернулась через черный ход в конюшню и, подойдя к каморке сторожа, негромко позвала:

— Джордж!

В дверном проеме появился кривоногий старик, который радостной ухмылкой приветствовал свою хозяйку.

— Слушаю вас, мисс. Что-нибудь случилось с лошадьми?

— Да нет, — торопливо проговорила девушка, — в конюшне все в порядке. Просто я хотела задать тебе один вопрос.

— Да, мэм?

— Наша Спринг Даффодил… Как ты думаешь, к ней еще можно… хм… подпускать жеребцов?

Виктория в жизни не заговаривала с прислугой на такую тему, и поэтому теперь на щеках у нее расцвели алые пятна.

Джордж округлил подслеповатые глаза. Он никак не мог взять в толк, что могло заставить его хозяйку обратиться к нему с таким щекотливым вопросом. Почесав в затылке, он прошамкал:

— А чего такого-то? Конечно, можно. А что, кто-то говорит, что нельзя?

Виктория в смущении опустила глаза и с минуту Упорно разглядывала носки своих лакированных сапог.

— Ты хочешь сказать, что у нее… хм… все нормально?

— Нормально? Это в каком же смысле, мисс?

Виктория покраснела сильнее прежнего.

— Ну… нормально в том самом смысле… для этого дела — понимаешь?

Джордж снова поскреб в макушке.

— Оно конечно, мэм, мы понимаем… Ха… да у нее… это самое, как у молоденькой.

— Хорошо. В таком случае, когда у нее в следующий раз… хм… начнется… Я хочу, чтобы ты подпустил к ней Кингз Рэнсома.

— Кингз Рэнсома? — пролепетал Джордж в изумлении.

— Ну да. Кингз Рэнсома.

— Как скажете, мисс. Кингз Рэнсома так Кингз Рэнсома. Начиная с сегодняшнего дня глаз с кобылы не спущу — буду ждать, стало быть, когда у нее начнется.

— Хорошо, — сказала Виктория, подняла наконец на старика глаза и улыбнулась: — Извести меня обо всем.

Джордж кивнул.

— Ясное дело, мисс.

Помахав сторожу рукой, Виктория двинулась вдоль по проходу, заглядывая по пути то в одно, то в другое стойло. Старик же стоял и смотрел ей вслед, недоуменно покачивая головой.

— Это ж надо такое придумать, — бурчал он, — подпустить Кингз Рэнсома к Спринг Даффодил! Девчонка, должно быть, окончательно рехнулась.

Не вытерпев, Джордж старческой рысью потрусил к загончику, где находилась кобыла. Приложив козырьком руку к глазам, он подробно рассматривал кобылу, уделив особое внимание ее широкой груди и крепким, сильным задним ногам.

— С другой стороны, — задумчиво произнес он, завершив осмотр и облокотившись о дверцу стойла, — может, она и не рехнулась, а совсем даже наоборот… Мысль-то, кажется, неплохая.

Ухмыльнувшись, старик обратился к кобыле, словно к человеку:

— Слышь, старушка? Похоже, тебя снова хотят взять в оборот. Это на старости-то лет, а? И приведут к тебе не кого-нибудь, а самого Кингз Рэнсома. Хотел бы я знать, что ты обо всем этом думаешь?

И снова его взгляд остановился на задних ногах Спринг Даффодил.

— Кто знает, может быть, немного крови твоего папаши позволит извести эту проклятую напасть, когда лошадь засекает ногу. Напасть-то есть, только никто не хочет это признавать.

6

Виктория стояла перед огромным зеркалом, закалывая волосы на макушке. Она готовилась к вечеру, который давала леди Фиона в честь Майлза Уэлсли. Неожиданно распахнулась дверь, и в комнату пулей влетела Джорджия — раскрасневшаяся, с круглыми от возбуждения глазами.

— Это правда, Тори? — не успев перевести дух, с порога крикнула она.

— Что именно? — поинтересовалась Виктория, отворачиваясь от зеркала и устремляя вопрошающий взгляд на младшую сестру.

— То, что ты провела все утро с мистером Уэлсли?

— Ну уж и все — скажешь тоже! — Виктория, снова повернулась к зеркалу, чтобы уложить на место выбившуюся из прически прядь.

— Но ведь ты была с ним! Одна! В конюшне!

— Джорджия, ты же знаешь, что мистер Уэлсли приехал к нам, чтобы взглянуть на наших лошадей, Я всего-навсего показала ему несколько жеребцов, которых папа выставил на продажу.

Джорджия с разбега плюхнулась на кровать Виктории и уселась, недовольно надув губки.

— Какая же ты все-таки счастливица! Я с того самого дня, как приехал мистер Уэлсли, все ломала голову, как побыть с ним наедине хотя бы четверть часика, а ты, даже пальцем не шевельнув, провела с ним все утро!

Виктория чуть пощипала щеки, чтобы придать им требуемый модой девический румянец.

— Это все ничего не значит, Джорджия. Ничегошеньки.

— Для тебя не значит, — вздохнула Джорджия, — но скажи честно — разве он не прелесть?

— Прелесть? — рассмеялась Виктория. — Вот уж бы не сказала!

— Что-то я не совсем тебя понимаю, Тори. По-моему, Майлз Уэлсли самый красивый, очаровательный, я бы даже сказала, идеальный мужчина из всех, кого я когда-либо знала.

Виктория пожала плечами.

— У каждого свой вкус.

— Неужели ты не считаешь его хотя бы привлекательным?

— Нет. Этого я не говорила. Полагаю, на свете найдется немало женщин, которым нравятся улыбчивые, зубастые молодые люди.

— Зубастые?! Ты называешь его зубастым? Бог с тобой, у него самая обворожительная улыбка на свете! А волосы? Ну просто спелая рожь!

Джорджия минуту смотрела прямо перед собой, будто грезила наяву, потом повернулась к Виктории:

— Знаешь, Тори, в чем твоя беда?

Виктория с удивлением посмотрела на сестру.

— А я и не догадывалась, что у меня есть беда.

— Ну, — замялась Джорджия, — может, это не так уж серьезно, но все-таки… — Она помолчала и, в упор глядя на сестру, выпалила: — Я думаю, ты не проявляешь интереса к мужчинам, потому что… потому что в тебе нет романтики! Ты слишком практичная — вот что я тебе скажу!

— Джорджия, в твоих устах слово «практичная» звучит, как название какой-то болезни, — возразила Виктория, — а ведь многие люди считают, что практичность — это скорее достоинство, чем недостаток.

— Извини, дорогая, я не хотела тебя обидеть. Нет, правда, я вовсе не думаю, что в практичности есть что-то дурное. Просто я рассуждаю таким образом: поскольку ты — человек с логическим складом ума и напрочь лишена романтики, то не в состоянии воспринимать мир так, как воспринимаем его мы с Каролиной.

Виктория торопливо отвернулась от Джорджии, опасаясь, что выражение лица ее выдаст. Сказать по правде, мужские чары Майлза Уэлсли произвели на нее ничуть не меньшее впечатление, чем на сестер.

— Запомни, Джорджия, — не слишком уверенно сказала Виктория, — мужчина — это не только красивая внешность и проникновенный голос. И вам с Кэри, когда вы общаетесь с представителями противоположного пола, особенно такими, как Майлз Уэлсли, надо иметь это в виду.

— Ясное дело, — со смехом произнесла Джорджия, оттесняя Викторию от зеркала, чтобы бросить взгляд на собственную прическу. — Кроме внешности и голоса, следует принимать во внимание положение мужчины в обществе, его титул и, наконец, манеры и воспитание. Так вот, Майлз Уэлсли обладает всем этим в полной мере.

Виктория с сомнением на нее посмотрела.

— Возможно, богатство и титул у него имеются, но манеры? Сразу видно, что тебе не приходилось оставаться с ним наедине.

Джорджия бросила прихорашиваться и в изумлении воззрилась на Викторию.

— Почему ты мне все это говоришь? Он что же — обошелся с тобой грубо?

Перед взором Виктории предстали чувственные губы Майлза…

— Не то чтобы грубо, — пробормотала она, — но… как бы это сказать… он был дерзок, это точно.

— Дерзок? — воскликнула Джорджия, вздрогнув от приятного возбуждения. — Но я ничего не имею против мужской дерзости, если, конечно, она не направлена на… это самое…

— Что значит «это самое»? Джорджия вспыхнула.

— Неужели не понимаешь? Это когда мужчина покушается на главное достояние девушки… и позволяет себе всякое такое… Надеюсь, он ничего себе в этом смысле не позволял?

У Виктории перехватило горло.

— Разумеется, нет, — сказала она хрипловатым от волнения голосом. — С чего ты взяла?

— Я слышала сплетни, которые про него ходят, — призналась Джорджия.

— Я тоже кое-что о нем слышала… Но это все чушь — досужие разговоры, не более того.

— Не все чушь, дорогая моя, не все. Уверяю тебя, многое из того, что о нем говорят, — истинная правда. К примеру, Цинтия Хайкрофт мне рассказывала, что на бале у Хантфордов он пытался ее поцеловать.

У Виктории при этом известии вытянулось лицо, но, когда она заговорила снова, голос ее звучал ровно:

— Не стоит безоговорочно верить всему, что пытаются тебе втолковать. Все знают, что Цинтия Хайкрофт имеет обыкновение преувеличивать.

— Дыма без огня не бывает. Впрочем, я сомневаюсь, что Майлз Уэлсли мог позволить что-либо подобное по отношению к тебе.

— Это почему же? — с обидой в голосе осведомилась она.

— Ты хочешь сказать, что он к тебе приставал?!

— Я ничего не хочу сказать. Я просто спрашиваю, почему, по твоему мнению, Майлз Уэлсли не мог позволить по отношению ко мне какой-нибудь вольности?

— Ну… — протянула Джорджия, недоумевая, отчего всегда доброжелательная Виктория так взъелась, — ты не такого пошиба женщина, чтобы…

— Чтобы мужчина мог лезть ко мне со всякими глупостями? — закончила за нее Виктория. — Ну все, хватит этих глупых разговоров! Бог с вами, сестрички, делайте что хотите. Кстати, нам давно уже пора спускаться в зал. Фиона говорила, что отец все еще неважно себя чувствует и не сможет присутствовать на вечере, а ведь ты знаешь, как она всегда расстраивается, когда ей приходится одной принимать гостей.

— Уже иду, — согласно кивнула Джорджия, в последний раз поправляя и расправляя свои юбки перед зеркалом. — Тем не менее я до сих пор не могу взять в толк, отчего ты назвала мистера Уэлсли дерзким.

— Не стоит обращать на это слишком много внимания. Скажем так: я просто неудачно выбрала слово.

Джорджия одарила сестру столь нехарактерным для нее проницательным взглядом.

— По-моему, Тори, ты говоришь мне неправду. Что-то все-таки между вами было, когда вы были одни в конюшне. Жаль, что ты не хочешь со мной поделиться. Обещаю тебе — прежде чем закончится вечер, я выясню, что именно!

Майлз стоял в углу бального зала в доме Пемброков и бесстрастно наблюдал, как просторное помещение постепенно заполнялось гостями. Еще один бал. Или, может быть, званый вечер? Какая, в сущности, разница? Все равно придется пять или шесть часов улыбаться, танцевать, флиртовать и обмениваться ничего не значащими репликами с женщинами, которые рассуждают исключительно о погоде или о последнем достижении в области мужской моды — смешной шляпе под названием «котелок».

Неужели эти люди не в состоянии найти себе более интересное занятие, нежели посещение балов? Как, черт возьми, в этой стране делаются дела, если все эти господа и дамы проводят ночи на балах, а днем отсыпаются, чтобы набраться сил перед новым балом?

Майлз все еще хмурился и покачивал головой, когда к нему неожиданно подлетел его приятель Александр Шоу с двумя бокалами в руках.

— А ты сегодня отлично выглядишь, Уэлсли, — с улыбкой произнес он и протянул один бокал Майлзу. — Если не ошибаюсь, на тебе новый сюртук?

— Есть такой грех, — признал Майлз и застенчиво улыбнулся. — Когда я приехал, бабушка сразу поставила меня в известность, что мой «ковбойский гардероб» не подходит для приличного общества, и настояла на том, чтобы я немедленно заказал себе несколько костюмов у лучшего лондонского портного. Ума не приложу, что я стану делать дома со всеми этими вышитыми жилетами и шелковыми галстуками. Боюсь, мои младшие братья поднимут меня на смех.

— По-моему, британское общество тебе явно не по нраву.

— Это не совсем так. Я не прочь потанцевать и повеселиться, но когда это происходит каждую ночь… когда одни и те же люди каждый вечер разговаривают на одни и те же темы — это сведет с ума кого угодно. Скажи, Алекс, неужели тебе на этих балах не бывает скучно?

Алекс пожал плечами.

— Ну, когда с детства ко всему этому привыкаешь, бальный сезон воспринимается как нечто вполне естественное. Кроме того, надо же где-то знакомиться с женщинами. Вот у вас, в Америке, где знакомятся с девушками?

— Как где? На вечеринках, в церкви, иногда друзья родителей приводят с собой своих дочерей…

— Что-то я не вижу особой разницы, — заметил Алекс.

— То-то и оно, что особой разницы нет, — сказал Майлз. — Как я уже тебе говорил, я приехал в Англию за лошадьми, а не за женой, и у меня такое чувство, что я напрасно трачу здесь время. Отсюда, должно быть, и вся моя меланхолия.

— Ах да! Скажи, в таком случае, как подвигаются твои дела с Пемброком? Ты уже обошел его конюшни? Ну и как, подобрал себе что-нибудь?

— Присмотрел одну лошадь, только она не продается.

— Ты, конечно же, имеешь в виду Кингз Рэнсома.

Майлз с готовностью кивнул.

— Разумеется, кого же еще?

— Уж лучше тебе про него забыть, — посоветовал Алекс. — Пемброк с большим удовольствием расстанется с Джорджией или Каролиной, нежели с этой лошадью. — Помолчав, Алекс скривил в ухмылке губы и вполголоса произнес: — На этот счет, правда, у меня есть одна идейка. Почему бы тебе не взять эту лошадь в приданое, женившись на ком-нибудь из Штатов?

Майлз посмотрел на приятеля как на умалишенного.

— Нет уж, спасибо. Мне, конечно, нравится жеребец, но не до такой же степени. К тому же мне сказали, что лошадь принадлежит леди Виктории и близняшки никаких прав на нее не имеют.

— Я тоже об этом слышал, — произнес Шоу, — не знал, правда, так это на самом деле — или нет.

— Если верить Джону Пемброку, все обстоит именно так.

Алекс сокрушенно покачал головой.

— Не повезло тебе, старина. Господь свидетель, нет на свете лошади, ради обладания которой стоило бы провести остаток жизни в бесконечной сваре с такой фурией, как леди Виктория! Кстати, ты уже имел счастье с ней познакомиться?

Майлз утвердительно кивнул.

— Более того, я провел с ней все сегодняшнее утро. Поскольку сэр Джон неважно себя почувствовал, лошадей в конюшне Пемброков показывала мне она.

— Как, сэр Джон опять заболел? — с удивлением осведомился Шоу. — Тогда нечего удивляться, что я не встретил его, когда приехал. Бедняга, он и впрямь серьезно болен. Кажется, у него какая-то болезнь сердца.

— То же самое мне сказала Виктория.

— Ага! — с хитрой ухмылкой воскликнул приятель Майлза. — Стало быть, она уже для тебя «Виктория»? По-видимому, отношения у вас сложились куда лучше, нежели я ожидал!

— Не совсем так, — вынужден был признать Майлз. Допив бренди, он поставил пустой бокал на поднос проходившего мимо слуги и добавил: — Она настоящая ехидна — точь-в-точь такая, как ты говорил. Сказать по правде, когда я пару раз позволил себе не слишком лестно отозваться о ее лошадях, она едва ли не велела мне убираться к черту, а потом развернулась на каблуках — и была такова.

Глаза Алекса расширились от удивления.

— Да что ты? Неужели она и в самом деле послала тебя к черту?

— Вроде того. Ошибиться в смысле сказанного было просто невозможно.

— Что ж, это очень на нее похоже, — хохотнул Алекс. — Теперь ты понимаешь, надеюсь, почему леди Виктории двадцать три, а она все еще не замужем? Она всегда… — Неожиданно его внимание привлекло какое-то движение у больших, распахнутых настежь дверей бального зала.

— Кстати, о Снежной королеве: вот и она сама пожаловала.

Майлз проследил за взглядом приятеля и увидел Викторию, которая в это мгновение входила в зал в сопровождении улыбающихся двойняшек. По обыкновению, очаровательные Штаты были облачены в пышные платья теплых пастельных тонов, в то время как леди Виктория выступала в наряде серо-стального оттенка. Как и прежде, волосы у нее были собраны в тугой узел на затылке, и не было ни единого шаловливого локона, который оживлял бы эту весьма унылую картину. Губы леди напряженно улыбались, но даже из того угла, где стояли Майлз с Шоу, было видно, что в ее темных глазах нет ни искорки смеха.

А ведь ей этот званый вечер нравится ничуть не больше, чем мне, подумал Майлз.

— По-моему, ей доставляет истинное удовольствие разыгрывать роль старой девы, присматривающей за младшими сестрами, — заметил Алекс.

Майлз утвердительно кивнул.

— Я вот только никак не пойму, зачем она это делает?

— Может быть, по той простой причине, что она смирилась со своей судьбой и перемен к лучшему в жизни уже не ждет?

— Что-то не слишком мне в это верится, — сказал Майлз. — По мне, Виктории нисколько не нравится прозябать в старых девах — просто она хочет, чтобы ее за таковую принимали. Более того, я думаю, что за ее пуританской внешностью скрывается страстная натура, которая только и ждет случая, чтобы вырваться на волю.

— Ты, Уэлсли, должно быть, шутишь? — фыркнул, как конь, Шоу. — Готов держать пари, что эта особа в жизни не позволила ни одному мужчине прикоснуться к ее губам поцелуем.

Майлз повернулся к приятелю и хитро улыбнулся.

— А ведь ты бы проиграл пари, Шоу.

— Откуда тебе знать?

— Потому что я с ней целовался. Вчера. В конюшне… Теперь же, старина, прошу меня извинить — пойду приглашу ее на танец.

С этими словами Майлз удалился, предоставив Александру Шоу в немом изумлении смотреть ему вслед.

7

Виктория заметила Майлза, идущего по залу в ее сторону. Прежде чем она осознала, что он направляется именно к ней, — молодой человек уже стоял рядом.

— Добрый вечер, — улыбнулся он, — позвольте принести вам поздравления: вечер, сдается мне, удался на диво.

Виктория вздрогнула и на всякий случай огляделась: хотела убедиться, что слова Майлза обращены к ней и ни к кому другому.

Майлз заметил это ее движение и рассмеялся.

— Увы, вокруг никого. Вы не ошиблись — я обращаюсь к вам.

Прикусив губу, чтобы не разразиться язвительным комментарием по поводу дерзкого смеха американца, Виктория процедила:

— Благодарю вас, мистер Уэлсли, за комплимент, но его следовало бы адресовать моей мачехе — этот вечер целиком ее заслуга.

— Я уже имел честь поздравить леди Фиону и ваших сестер, — заверил ее Майлз.

— Понятно. Стало быть, я в вашем списке стою на последнем месте.

— Ничего подобного, — мгновенно отразил выпад Виктории Майлз. — Наоборот, я приберег самые теплые слова напоследок. Могу я пригласить вас на танец?

Виктория вскинула голову и внимательно посмотрела на улыбающегося Майлза.

— Знаете, мистер Уэлсли, подчас я совершенно вас не понимаю.

Удивленный и заинтригованный этой неожиданной репликой, Майлз склонил голову.

— Что же во мне такого непонятного?

— Никак не возьму в толк, с какой стати вы растрачиваете на меня свои чары? Разве вы еще не уяснили себе, что я не испытываю к вам ни малейшего интереса? Почему бы вам не уделить больше внимания моим сестрам? Уверена, что они оценят ваши усилия по заслугам.

Улыбка на лице Майлза увяла, и ему, чтобы восстановить самообладание, пришлось отвернуться и подхватить с подноса проходившего мимо слуги два бокала с шампанским.

— Может быть, вы скажете мне, наконец, что с вами происходит? — ровным голосом осведомился он, вручая собеседнице бокал с шипучим напитком.

— Что-что?

— Вы отлично слышали, что я сказал. Я хочу знать, отчего вы все время дерзите мне?

— Забавно! Вы считаете, что со мной что-то не так, только потому, что я не превозношу до небес ваши достоинства?

— Я вовсе не это имел в виду. Мне непонятна ваша враждебность по отношению ко мне. Интересно, вы со всеми мужчинами обходитесь подобным образом — или терпеть не можете меня лично?

Не задумываясь, Виктория выпалила:

— Лично вас. Вы удовлетворены?

Откровенность девушки сразила Майлза. Минуту он гадал, как расценивать ее слова — то ли посчитать их для себя оскорбительными, то ли принять как проявление искренности и прямоты ее характера.

— По крайней мере, вы не лукавите, — выдавил он наконец. — Тем не менее я все равно не могу взять в толк, почему моя скромная персона вызывает у вас такую сильную неприязнь?

Виктория сделала глоток шампанского и в упор глянула на Майлза.

— По-моему, причина этого ясна как день. Вы, прикрываясь приглашением моего отца, как обыкновенный жулик проникли на нашу конюшню, высмотрели все, что вам было надо, а после этого имели еще дерзость критиковать наших лошадей и порядки на нашей ферме!

— Не говоря уже о том, что я имел дерзость прикоснуться к неприступной особе Виктории Пемброк, — вставил Майлз.

Взгляд Виктории на мгновение лишился непреклонности и даже скользнул куда-то в сторону.

— Я была бы вам крайне признательна, если бы вы впредь не напоминали мне об этом неприятном случае, — пробормотала она.

Майлз допил шампанское, поставил бокал на небольшой столик в углу и сказал:

— Прошу простить мои многочисленные прегрешения, миледи. Я не обеспокою вас вновь.

Он отвесил собеседнице сдержанный поклон и, не оглядываясь, двинулся прочь. К большому своему удивлению, Виктория вдруг осознала, что разочарована, если не сказать — раздосадована.

— Кажется, ты собирался потанцевать с леди? — сказал Алекс, когда Майлз снова оказался с ним рядом. Хотя Шоу не слышал, о чем разговаривали Майлз с Викторией, он видел, как на протяжении разговора менялись лица собеседников. Здесь и дурак догадался бы — разговор складывался совсем не так, как было задумано Майлзом.

— Не хочет она танцевать, — коротко сообщил Уэлсли.

— Не воспринимай это как личный выпад, Уэлсли. Виктория Пемброк принципиально не танцует.

— Как прикажешь это понимать — в прямом смысле или в переносном?

— И в том, и в другом. — Шоу не выдержал и расплылся в улыбке. — Ты только взгляни, Майлз! Похоже, особа, которую мы обсуждаем, вступила в перепалку со своей мачехой.

Майлз оглянулся и увидел леди Фиону, которая давала своей падчерице какие-то наставления. Хотя женщины, чтобы не привлекать к себе внимания, старались говорить тихо, выражение на их лицах свидетельствовало, что разговор у них складывается непростой.

— По-моему, леди Фиона дает Виктории выволочку за то, что она отказалась с тобой танцевать.

Майлз с минуту наблюдал за женщинами, потом покачал головой.

— Твое предположение, конечно, льстит моему самолюбию, но я сильно сомневаюсь, что предмет, который они обсуждают, имеет ко мне хотя бы поверхностное отношение.

— Ты не прав, — возразил Алекс. — До того как ты затеял разговор с Викторией, Фиона улыбалась как заведенная.

— Какое имеет для нее значение, согласилась Виктория танцевать со мной или нет?

Алекс с удивлением воззрился на приятеля.

— Да брось ты, Уэлсли, разыгрывать из себя святую невинность! Всякий знает, что ты у нас женишок хоть куда. Ты красив, богат, происходишь из родовитого семейства, а земли твой бабушки граничат с владениями Пемброков. Ясное дело, что в мыслях Фиона уже предназначила тебе руку одной из дочек.

— Но Виктория не ее дочь, — резонно заметил Майлз.

— Она ее падчерица, стало быть, тоже ей родня, — сказал Алекс. — К тому же все в округе знают, что Фиона чудесно относится к Виктории. Другими словами, если Фиона поймет, что выдать за тебя одну из своих дочерей ей не удастся, она займется устройством Виктории.

Майлз снова посмотрел на Фиону и Викторию, пожал плечами и произнес:

— Теперь уже ничего не поделаешь. Я пригласил даму на танец, она мне отказала, и я не собираюсь просить ее об этом вновь.

— Именно это Фиона сейчас и втолковывает своей падчерице.

Мужчины еще некоторое время болтали на разные темы, после чего Алекс удалился, и Майлз остался один. Он прогулялся по залу, выпил еще один бокал шампанского, а затем направился к Каролине Пемброк.

— Не желаете ли потанцевать, миледи? — сказал он, отвешивая девушке безукоризненный поклон. Когда Каролина, в отличие от своей непокорной сестрицы, с радостью приняла его приглашение, он нисколько этому не удивился.

— Я так рада, что вы пригласили меня танцевать, мистер Уэлсли, — сказала девушка, когда они с Майлзом закружились в вальсе. — От нескольких моих приятельниц я слышала, что вы чудесный танцор, и вот теперь имею возможность лично убедиться в том, что они правы.

Майлз почтительно склонил голову.

— Посмотрите-ка только на маму и Тори! Вон они стоят — около пальмы. — Перехватив взгляд леди Фионы, Каролина весело помахала ей рукой. — Ума не приложу, о чем они так долго совещаются? — Майлз проследил за взглядом девушки и убедился, что мачеха и падчерица по-прежнему заняты беседой, которая, судя по их разгоряченным лицам, принимала все более напряженный характер.

— Я тоже не представляю, — пробормотал Майлз. — Может быть, вы хотите, чтобы мы к ним присоединились?

— Нет, только не это! — воскликнула Каролина, устремляя взгляд на молодого человека и награждая его очаровательной улыбкой. — Уж с ними-то я могу поговорить когда угодно. — Хорошо отработанным движением, которое было призвано время от времени напоминать ее кавалеру о том, что она чиста, скромна и непорочна, девушка опустила глаза, томно склонила на плечо Майлзу голову и прошептала: — Я бы с большим Удовольствием протанцевала с вами всю ночь напролет. — Потом она снова вскинула на него глаза и проворковала: — Вы способны танцевать всю ночь напролет, мистер Уэлсли?

Майлз возблагодарил Провидение за то, что музыка прекратилась прежде, чем ему пришлось отвечать на этот вопрос.

— Благодарю за танец, мисс, — произнес он в самой непринужденной манере. Не успела Каролина опомниться, как оказалась рядом со своей матерью. Отвесив дамам общий поклон, Майлз двинулся через зал к тому месту, где расположились Алекс и его приятели-холостяки.

— Одну минуточку, мистер Уэлсли! — услышал Майлз у себя за спиной голос леди Фионы, чертыхнулся, остановился и, вновь изобразив на лице светскую улыбку, повернулся к хозяйке дома.

— К вашим услугам, миледи?

Признаться, в этот момент Майлз более всего опасался, что по просьбе Фионы ему придется пройтись в вальсе и с Джорджией.

— Не могли бы вы разыскать лорда Брукса и попросить его подойти ко мне?

Майлз с облегчением вздохнул.

— С величайшим удовольствием.

Заскользив по навощенному паркету, Майлз в мгновение ока подлетел к маленькой компании молодых светских щеголей и с ухмылкой произнес:

— Дорогой Марк, леди Фиона желает видеть тебя сию же минуту.

Появление Майлза с весточкой от хозяйки дома сопровождалось приглушенным смехом и шуточками. Как только Марк со смущенной улыбкой на устах направился засвидетельствовать свое почтение леди Фионе, Алекс поинтересовался:

— Ну и каково, старина, было танцевать, прижимаясь к юным прелестям леди Каролины?

Майлз послал Шоу исполненный иронии взгляд.

— Все было очень мило. Она сказала мне, что готова вальсировать со мной всю ночь напролет.

Ливингстон Хейворт протянул Майлзу очередной бокал с шампанским.

— Дорогой Уэлсли, — прочувствованно сказал он. — Хочу поднять за тебя бокал. Твое умение очаровывать женщин поистине достойно восхищения!

— Он может поладить с кем угодно, кроме одной, — немедленно откликнулся Алекс Шоу.

Ливингстон с любопытством взглянул на Шоу.

— И кто же это, позволь узнать?

— Шоу… — Майлз с укоризной посмотрел на приятеля.

Но Александр выпил уже слишком много бренди и шампанского и не услышал негромкого призыва Майлза.

— Виктория Недотрога — кто ж еще?

У Ливингстона округлились глаза.

— Виктория Пемброк? Бог мой, что интересного ты нашел в этой старой деве, когда к твоим услугам самые ослепительные красотки в этом зале?

— Он даже пригласил ее на танец, — добавил Алекс добродушно. — Но она, разумеется, отвергла его предложение.

— Разумеется! — рассмеялся Ливингстон. — Тебе, Уэлсли, следовало прежде обратиться к нам, и мы бы тебе поведали, что леди Виктория никогда ни с кем не танцует. Она до того задирает нос, что не способна рассмотреть паркет бального зала у себя под ногами.

Майлз блеснувшими от гнева глазами посмотрел на хохочущих приятелей.

— Довольно насмешек! Если я услышу еще одно непочтительное слово в адрес леди Виктории, я буду вынужден, джентльмены, пригласить вас на небольшую прогулку!

Александр и Ливингстон мгновенно протрезвели.

— Извини, Уэлсли, — сконфуженно пробормотал Ливингстон, — мы не знали, что это у тебя серьезно.

— При чем здесь «серьезно»? — с жаром произнес Майлз. — Я всего лишь пригласил леди на танец. Обыкновенная вежливость велит пригласить на танец дочь хозяина.

Алекс облокотился о плечо Ливингстона и громким шепотом произнес:

— Заметь, однако, он не пригласил Джорджию, хотя она тоже хозяйская дочь.

— Это упущение нетрудно и исправить, — с вызовом произнес Майлз. Повернувшись на каблуках, он решительно направился к Джорджии Пемброк, которая, заметив его приближение, приветствовала его любезной улыбкой.

Сделав несколько туров вальса с трепещущей от счастья девицей, Майлз через несколько минут вернулся к своим приятелям. На этот раз, правда, никто из них не смеялся. Наоборот, они смотрели на него со все возрастающим уважением. Разглядывая их внезапно посерьезневшие лица и удивляясь происшедшей в них перемене, Майлз спросил:

— Ну что? В чем дело-то?

— А дело прямо-таки удивительное, — отозвался Алекс. — Нет, в самом деле, этот человек получает от судьбы все, что только хочет.

— О чем это, черт побери, вы судачите? — осведомился Майлз. — И отчего таращитесь на меня с таким значительным видом?

Марк Брукс с видом заговорщика приблизился к Майлзу.

— Мы, как ты изволил выразиться, на тебя таращимся, поскольку тебе удалось сделать совершенно невероятную вещь.

— Ничего не понимаю! О чем это ты?

— Когда я засвидетельствовал свое почтение леди Фионе, она сказала мне, что леди Виктория, отказав тебе в танце, чрезвычайно теперь об этом сожалеет и хочет поставить тебя в известность, что с радостью примет повторное предложение… если ты, разумеется, все еще испытываешь желание с ней потанцевать.

Майлз с минуту молча смотрел на Марка Брукса. Затем, тряхнув волосами, он неожиданно для всех разразился громким смехом.

— Знаете, кто вы такие — британцы? Вы сумасшедшие — вот вы кто! Самые настоящие сумасшедшие — все до единого!

Марк Брукс сразу же перестал улыбаться и сдвинул на переносице брови.

— Какая муха тебя укусила?

— Да потому что вы такие и есть! — выдавил Майлз, захлебываясь от смеха. — Леди Фиона просит меня, чтобы я попросил тебя к ней подойти и, в свою очередь, просит тебя сказать мне, что леди Виктория не станет возражать, если я приглашу ее на танец. Нет, ты только подумай об этом, Марк! Это же абсурд!

Марк наградил Майлза не слишком доброжелательным взглядом.

— Ты хочешь сказать, что в Америке подобную ситуацию разрешили бы более простым способом?

— Простейшим! — воскликнул Майлз. — В Америке Девушка просто подошла бы к мужчине, извинилась за то, что отвергла его первое предложение, и сказала бы, что готова с ним танцевать. Они оба пустились бы в пляс, и на этом, как говорится, инцидент был бы исчерпан.

Марк нетерпеливым жестом сразу же отмел подобное развитие событий.

— Слишком просто, а потому скучно. Впрочем, старина, каким бы путем к тебе ни пришло это известие суть его заключается в том, что леди изменила свое первоначальное намерение. Теперь встает другой вопрос — ты по-прежнему хочешь пригласить ее?

— Нет, — ответил Майлз. Поставив пустой бокал на серебряный поднос, он вежливо поклонился приятелям и, не сказав больше ни слова, вышел из бального зала.

8

Майлз вышел на балкон, опустился на каменную скамью и сокрушенно вздохнул. Ему вдруг захотелось домой. Закрыв глаза, он представил себе устремленные к небу сосны, горные кряжи и вершины Колорадо — и него сжалось сердце.

А ведь он возлагал на эту поездку такие большие надежды! Они с отцом большую часть долгой колорадской зимы только и делали, что говорили о поездке и строили планы выведения новой породы лошадей путем скрещивания американских мустангов с породистыми английскими скакунами. Новая порода, по их с отцом разумению, должна была сочетать качества скаковой и рабочей лошади. Когда началась весна и Майлз наконец ступил на палубу корабля, направлявшегося в Англию, исполнить задуманное казалось ему нетрудно. Что, в самом деле, сложного? Он пересечет океан, отправится к любимой бабушке и с ее помощью приобретет несколько породистых жеребцов. Потом он вернется домой и займется делом. Вот, собственно, и все.

Так что же сложилось не так?

— Все не так. Все, — пробормотал Майлз, откидываясь назад и упираясь затылком в холодную каменную стену у него за спиной. — Все пошло не так, как было задумано.

Весь первый месяц пребывания в Англии он потратил на безуспешные поиски нужного ему жеребца. И вот теперь, когда он нашел Кингз Рэнсома — коня, который устраивал его во всех отношениях, выяснилось, что уговорить владельца продать жеребца невозможно.

А тут еще бабушка! Майлз, конечно, любит ее, как никого на свете, но и она тоже… Она готова женить его на любой девице-аристократке, на которую Майлз только бросил случайный взгляд. К тому же ему не слишком нравилось, что бабушка мечтает женить его, Майлза, оставить в Англии — хотя он и понимал, что эта мечта рождена одной только пламенной к нему любовью. Но ему никто не нравится, хотя нет, одна все-таки приглянулась. Виктория Пемброк, которая терпеть его не может.

Майлз пожал плечами, твердя себе, что игра не стоит свеч и его дальнейшие ухаживания ни к чему не приведут. В конце концов, завтра утром он вернется к бабушке и, вероятно, никогда уже не увидит леди Викторию.

В эту минуту девушка, о которой он размышлял, вышла на балкон и, опершись о каменные перила, с наслаждением вдохнула влажный воздух ночи.

— Душновато в зале, не так ли?

Услышав голос Майлза, Виктория вздрогнула и повернулась к нему, прижав руку к груди.

— Боже мой, мистер Уэлсли, как вы меня напугали! Я понятия не имела, что вы скрываетесь здесь.

Майлз улыбнулся, поскольку не сомневался — знай только Виктория о его присутствии на балконе, никогда бы сюда не вышла. Вряд ли бы ее прельстила перспектива остаться с ним, Майлзом, наедине в темноте ночи.

Поднявшись на ноги, Майлз подошел к перилам балкона и, облокотившись, стал смотреть в темноту расстилавшегося перед ним сада.

— Чудная ночь, — пробормотала Виктория. — Изо всех времен года я больше всего люблю весну, а из весенних месяцев — май.

Майлз с любопытством на нее посмотрел.

— С чего бы это?

Виктория провела языком по пересохшим губам и прижала руку к груди, стараясь унять бешено колотившееся сердце. Интересно, почему в присутствии этого человека она испытывает чувства сродни тем, что испытывала в юности, когда, оказавшись на первом своем бале, стояла в уголке в ожидании, что ее пригласят на танец?

— Мне нравится, когда на деревьях появляются первые, почти невидимые поначалу, листочки и начинают распускаться цветы, — тихонько сказала она.

— Я вас понимаю. Горы в Колорадо в мае покрываются ярко-зеленой травой, а на лугах появляются первые голубые цветочки — коломбины. В такие днивесь мир кажется чистым и обновленным.

Виктория медленно повернулась к нему. Какой же все-таки привлекательный мужчина этот Майлз Уэлсли! Даже в темноте ночи его волосы сияли золотом, а лившийся из окна мягкий свет оттенял тонкие черты и полные, чувственные губы. С минуту девушка не могла оторвать от них взгляда, вспоминая, как горячо и властно прильнули они к ее губам — теплые и нежные, но в то же время по-мужски твердые. Воспоминания об этом поцелуе она сохранит в душе до конца жизни.

— Не хотите ли потанцевать?

Майлз произнес эти слова так тихо, что Виктория, наверно, и в полушаге от него их бы не услышала. Но она расслышала все.

— Как, здесь?

— Да.

Виктория кивнула и протянула руку.

Майлз заключил ее руку в свою ладонь, и Виктория даже сквозь перчатку ощутила, какой жар исходит от его прикосновения. Это ощущение было настолько сильным, что она едва не отдернула руку. Бросив на Майлза взволнованный взгляд, девушка заметила в его голубых глазах столько тепла и нежности, что сразу же успокоилась и позволила ему положить руку ей на талию. После этого они в ритме вальса закружились в тесном пространстве балкона.

Минута прошла в полной тишине — лишь шелестело атласное платье Виктории, да слышался в отдалении плеск воды в одном из фонтанов парка. Затем в зале заиграл оркестр, и на балкон ворвались звуки музыки.

— Вы очень хорошо танцуете, — едва слышно прошептала девушка.

— Вы тоже, — ответил Майлз.

Он притянул ее к себе поближе, ожидая, что Виктория будет противиться, — но она воспринимала происходящее как должное и продолжала кружиться в вальсе, тонко улавливая каждое движение своего партнера.

Постепенно темп долетавшей из зала музыки замедлился, и Майлз, повинуясь нежному пению скрипок, еще ближе наклонился к Виктории. Его теплое дыхание щекотало ее локоны.

Не сознавая, что делает, девушка обернулась, подставила ему губы — и Майлз коснулся их нежным, словно лепесток цветка, поцелуем.

Неожиданно музыка в зале замолчала и воцарилась тишина, которая показалась Виктории оглушительной, словно удар грома. Девушка вздрогнула, быстро открыла глаза и отстранилась.

Обругав про себя так некстати умолкший оркестр, Майлз неохотно разжал объятия и отступил, не сводя с Виктории пылающих страстью глаз. Затем он, будто опомнившись, отвел взгляд, предложил девушке руку и проводил ее к балконной скамейке.

Они уселись рядышком и, стараясь прийти в себя и дружно воззрились на темный весенний сад.

Первым нарушил затянувшееся молчание Майлз:

— Завтра я уезжаю.

При этом известии Виктория в глубине души ощутила разочарование, но отозвалась коротким, ничего не значащим:

— Вот как?

Майлз затаил дыхание в надежде услышать еще что-то, к примеру, предложение погостить подольше, но она упорно молчала.

— Прежде чем уехать, я хотел бы переговорить с вашим отцом. Как, кстати, он себя чувствует?

Виктория понурила голову.

— Далеко не так хорошо, как нам бы всем хотелось.

— А что сказал врач?

— Что он мог сказать? Сказал, что у отца очередной приступ. Предложил оставаться в постели до тех пор, пока не пройдут боли. Другими словами, иного средства, кроме продолжительного отдыха, врач ему не прописал.

— Но ведь боли время от времени возвращаются?

— Это так, — печально кивнула Виктория.

— А что думает врач о происхождении этих болей? Виктория кончиком ногтя принялась оттирать несуществующее пятно у себя на платье.

— Разное думает. Говорит, что это, возможно, следствие нервного напряжения или какой-то печали, которая подтачивает его изнутри.

— Вашего отца что-нибудь печалит?

Виктория с шумом выдохнула и впервые за все время разговора посмотрела на Майлза.

— Думаю, это нервы. Отец все время нервничает.

— Нервничает? — удивленно переспросил Майлз. — Но из-за чего?

— Из-за вас.

— Из-за меня? — теперь уже изумлению Майлза не было предела. — Кажется, я ничем не обеспокоил его?!

Виктория поджала губы в нитку и наградила Майлза строгим взглядом.

— Видите ли, отец очень надеялся, что вы купите одного из его жеребцов, но, переговорив с вами, убедился, что вас интересует только Кингз Рэнсом, а отец знает, что я продавать его не стану.

Внутри у Майлза все сжалось.

— Вы хотите сказать, что предпочитаете наблюдать за страданиями отца, нежели продать лошадь? Как-то это не вяжется с образом любящей дочери, не находите?

Неожиданное обвинение потрясло Викторию. Вскочив на ноги, она воскликнула:

— Да как вы смеете разговаривать со мной в подобном тоне?! Вы же ничего не знаете, мистер Уэлсли, а оттого не имеете права выдвигать против меня обвинения!

Вздернув подбородок, она бросилась к двери, ведущей в бальный зал.

— Спокойной ночи, леди Виктория. Спасибо за танец.

Ответа Майлз не получил.

Леди Фиона разочарованно вздохнула и прислонилась к мраморной колонне бального зала. Вот уже полчаса стояла она в тени этого своеобразного укрытия и без всякого стеснения наблюдала за тем, что происходило между Майлзом и Викторией.

Поначалу, когда молодая пара закружилась в вальсе, Фиона пришла было в восторг и стала ждать, когда губы молодых людей сольются в долгом, сладостном поцелуе — казалось, все к этому и шло. Но музыка прекратилась, молодые люди отодвинулись друг от друга, и хозяйка дома от негодования топнула ножкой: установить достоверно, имел место поцелуй или его не было, она так и не смогла.

Фиона снова воспрянула духом, когда Майлз взял Викторию за руку и отвел к балконной скамейке. Хотя леди Пемброк и не слышала, о чем они говорили, но по выражению их лиц точно определила тот миг, когда разговор из доброжелательной и даже интимной беседы перешел в ссору. Она не могла понять одного: что именно послужило причиной этой неожиданной стычки между молодыми людьми.

Тем не менее, какова бы ни была причина ссоры, Фиона не сомневалась, что начала ее Виктория. Это она вскочила со скамейки и удалилась с видом оскорбленной добродетели.

Вот чертова девчонка! Упорно отказывается понимать, как важно для их семейства доброе отношение Майлза Уэлсли. После того, как Виктория отказалась танцевать с Майлзом, Фиона изо всех сил постаралась вправить ей мозги — но, как видно, не преуспела.

Однако ж в намерения леди Фионы вовсе не входило отказываться от Майлза Уэлсли. Она видела, какими жаркими взорами обменивались во время танца на балконе молодые люди, и, хотя Виктория всячески настаивала на том, что не испытывает к молодому американцу никаких чувств, Фиона догадывалась, что не все здесь так просто. Ни одна женщина не станет бросать на мужчину такие страстные взгляды, если у нее не лежит к нему сердце.

Фиона вздохнула, понимая, что ей предстоит непростая миссия — довести до сознания упрямой падчерицы мысль, что она, Виктория, сама того не зная, испытывает влечение к Майлзу Уэлсли. Второй частью задуманного леди Фионой плана было предоставить молодым людям возможность подружиться, ну а дальше, как считала леди Пемброк, природа должна взять свое.

— Сэр Джон сию минуту вас примет, мистер Уэлсли.

— Благодарю вас, Ребекка, — кивнул он.

Рыжеволосая служанка одарила молодого человека улыбкой и распахнула дверь в спальню сэра Джона.

— Об одном прошу вас, сэр, — прошептала она. — Не разговаривайте с милордом слишком долго, не утомляйте его. Хозяину опять с утра нездоровилось.

— Обещаю, что пробуду у него всего несколько минут, — таким же заговорщицким шепотом ответил ей Майлз.

Услышав негромкий стук двери, сэр Джон открыл покрасневшие глаза и слабо улыбнулся.

— А, мистер Уэлсли, — с трудом произнес он. — Извините, что принимаю вас в постели, но ничего не поделаешь, болезни всегда сопряжены с неудобством.

Майлз подошел к кровати, стараясь ничем не выказывать своей озабоченности состоянием лорда Пемброка.

— Не думайте об этом, сэр. Заболеть может каждый.

Сэр Джон согласно кивнул и похлопал по постели.

— Присядьте, мой мальчик. Хочу с вами немного поболтать. Фиона сообщила мне, что вы сегодня уезжаете.

Майлз осторожно присел на край постели больного.

— Это так, сэр. Мне пора возвращаться к бабушке. Хочу перед отъездом поблагодарить вас за гостеприимство и ту заботу, которой окружили меня ваши домочадцы. Я чудесно провел у вас время.

Сэр Джон снова улыбнулся.

— Я очень рад, что вам у нас понравилось. Фиона знает толк в балах и званых обедах, не правда ли? Жаль только, что вы не подобрали себе лошадь у меня в конюшне. Честно говоря, я надеялся, что вы купите у меня какого-нибудь жеребца.

Майлз почувствовал себя невольным виновником болезни сэра Джона, чье недомогание, на его взгляд, было куда более серьезным, нежели представляли себе родственники и домочадцы Пемброка.

— Я тоже надеялся, сэр, что не уеду от вас с пустыми руками, но дело в том, что жеребец, которого я ищу, должен обладать рядом весьма специфических достоинств. К сожалению, таковых я у ваших лошадей не обнаружил.

— Полагаю, у Кингз Рэнсома все эти достоинства имеются? — вздохнул сэр Джон.

Майлз кивнул.

— Да, Кингз Рэнсом исключительный конь. И я хорошо понимаю, почему вы не хотите его продавать. На вашем месте я тоже не стал бы этого делать.

Сэр Джон закрыл глаза. Майлз решил, что больной задремал, и поднялся на ноги, чтобы удалиться, но Пемброк снова открыл глаза и пробормотал:

— Не торопитесь списывать меня со счетов, мой мальчик. Возможно, нам с вами так или иначе удастся заключить сделку.

Майлз в изумлении вскинул глаза. Подобное утверждение сэра Джона показалось ему весьма странным, тем не менее он на всякий случай кивнул:

— Почему бы и нет, сэр, если ваше предложение меня устроит?

Сэр Джон с усилием протянул руку и похлопал Майлза по ладони.

— Вот и славно. Не пропадайте, мой друг, и всякий раз, когда будете рядом, запросто к нам заезжайте. Моя жена и дочери от вас в восторге и будут рады вас видеть. Ну и я, разумеется, тоже.

Майлз понял, что аудиенция окончена, и, прежде чем выйти из спальни сэра Джона, произнес:

— Благодарю вас, сэр. Буду иметь это в виду.

Закрыв за собой дверь и оказавшись в холле, Майлз печально покачал головой. Изменения, которые произошли с сэром Джоном, потрясли его. Этот тяжелобольной старик мало походил на того веселого, полного сил деревенского сквайра, который приветствовал его у дверей Пемброк-хауса каких-нибудь два дня назад.

— Грустная картина, правда? — сказала Ребекка, возникая рядом с Майлзом, как чертик из коробочки. — Боюсь, что на этот раз сэру Джону не выкарабкаться. У него такой вид, словно он уже переступил черту между этим и тем светом.

Майлз повернулся, готовый дать резкую отповедь языкастой нахалке, но, заметив в больших зеленых глазах девушки слезы, сказал ей совсем другое:

— Хорошенько заботься о нем, Ребекка.

— Уж я-то постараюсь, сэр. Можете в этом не сомневаться.

Майлз кивнул, подхватил свой саквояж и двинулся вниз по лестнице, чтобы попрощаться с женой и дочерьми сэра Джона.

Спустившись в холл, Майлз обнаружил там леди Фиону и Джорджию с Каролиной. Леди Виктории с ними не было. Майлз подошел к Фионе и склонился над ее рукой:

— Примите мою благодарность за ваше гостеприимство, миледи.

— Рада была принимать вас у себя в доме, мистер Уэлсли. Жаль только, что вам не удалось сговориться с моим мужем о покупке лошадей.

— Кто знает, может быть, мы еще и сговоримся, — ответил Майлз. Он распрямился, посмотрел на леди Фиону и добавил: — Прошу вас также передать мою благодарность леди Виктории.

Фиона, прищурив золотисто-карие глаза, со значением глянула на Майлза.

— Есть за что?

Майлз помолчал и, снова окинув взглядом всезнающую Фиону, с улыбкой произнес:

— Да, за вчерашний танец.

Фиона улыбнулась ему в ответ, да так хитро, что у Майлза не осталось ни малейшего сомнения, что хозяйка дома знает, что произошло вчера на балконе бального зала.

— Обязательно, мистер Уэлсли. Можете на меня положиться.

Майлз, заметив, что Джорджия и Каролина обменялись недоуменными взглядами, поклонился сестрам и направился к двери. Ему не хотелось отвечать на неминуемые вопросы девушек. У двери он снова повернулся к дамам и воскликнул:

— Спасибо вам за все!

Пока бабушкина карета катила по длинной подъездной аллее, Майлз не отрывался от окна в надежде увидеть поблизости от конюшни стройную фигурку леди Виктории. К большому его разочарованию, девушки нигде не было видно.

Молодой человек откинулся на подушки роскошного экипажа и улыбнулся, вспоминая вздорную гордячку, которая, сама того не желая, сделала все, чтобы его пребывание в Пемброк-хаусе не было слишком скучным и пресным.

9

— Джон Пемброк умер.

Майлз оторвался от газеты, вскинул глаза на бабушку и недоверчиво покачал головой.

— Быть того не может!

Леди Регина утвердительно кивнула и смахнула слезы.

— Я только что получила сообщение из Пемброк-хауса. Вчера поздно вечером сэр Джон лишился чувств и, не приходя в сознание, к утру отошел. Жалко-то как! Чудесный был человек, и сердце у него было золотое.

Майлз положил газету на стол, поднялся с дивана и обнял за плечи рыдающую Регину.

— По крайней мере, он скончался без мучений, — пробормотал он. — Я догадывался, что он серьезно болен, когда зашел к нему вчера утром попрощаться, но не знал, что болезнь его смертельна.

Вытащив из кармана носовой платок, Майлз вручил его старушке.

— Вот, бабушка, вытри слезы и не плачь больше.

— Извини, — всхлипнула леди Регина. — Я расчувствовалась. А все потому, что сама и представления не имела, до чего сэр Джон был мне дорог. Между прочим, он был большим почитателем твоего деда. Часто спрашивал у Чарлза совета, когда его отец умер и ему по наследству перешел Пемброк-хаус. Да они и с твоим отцом были друзьями — знали друг друга еще со школы. Мне кажется, он всегда был немного влюблен в твою мать.

Майлз улыбнулся и кивнул.

— Он заговорил о маме в тот же день, когда мы познакомились, и я сразу об этом подумал.

— А вот теперь бедняга умер, — вздохнула Регина. Промокнув глаза, она присела на край диванчика. — Кстати сказать, в этой ситуации мне больше всех жаль Викторию.

Майлз в удивлении выгнул бровь.

— Правда?

Регина промокнула глаза носовым платком внука.

— Ей придется взять на себя все заботы об имуществе и благосостоянии семьи. Господь свидетель, легкомысленная Фиона на это не способна — я уже не говорю о ее дочерях… Впрочем, ты отлично знаешь, как я к ним отношусь.

— Что ж, если какая-то женщина в состоянии справиться с подобной задачей, то это, несомненно, Виктория Пемброк, — сухо заметил Майлз.

— Я-то как раз думаю, что ни одной женщине, даже такой умной и целеустремленной, как Виктория, не под силу управлять поместьем вроде Пемброк-хауса.

— Мне странно слышать от тебя такие слова, бабушка. Помнится, ты всегда горой стояла за прекрасный пол.

— Пол имеет ко всему этому лишь косвенное отношение, — задумчиво сказала Регина, меряя комнату шагами. — Суть в том, что Виктории, чтобы как следует поставить дело на ферме, нужны связи, а у нее их нет. Для этого нужно быть мужчиной или, в крайнем случае, иметь под боком мужчину-помощника. Поскольку у Виктории нет ни брата, ни мужа, боюсь, ей не удастся сохранить Пемброк-хаус в неприкосновенности, особенно в том случае, если слухи о крайне тяжелом финансовом положении семейства достоверны.

— Увы, эти слухи вполне достоверны. Когда я гостил у Пемброков, я заметил множество признаков, которые свидетельствуют об их близком разорении.

— Картины, которых уже нет на привычных местах, к примеру? — уточнила Регина.

— Да, и потертые ковры на полу, ветхая обивка диванов и кресел…

— Остановись, прошу тебя! — леди Регина протестующим жестом воздела руку. — Не хочу даже думать о том, что этих взбалмошных и легкомысленных женщин, очень может быть, скоро выгонят на улицу из собственного дома.

— Мне от этой мысли тоже не по себе, — пробормотал Майлз, с отсутствующим видом посмотрев в окно гостиной. — Как думаешь, мы в силах им чем-нибудь помочь?

Регина замерла на месте и бросила на внука проницательный взгляд.

— Полагаю, ты мог бы жениться на одной из сестер: я имею в виду Викторию.

— Но, бабушка…

— Ты спросил, я ответила, — сказала она с самым невинным видом. — Кроме того, Фиона сообщила мне, что вы с ее падчерицей неплохо ладите.

— Ума не приложу, что навело ее на подобную мысль! — воскликнул Майлз. — Правда, я пригласил Викторию на танец, но она ответила мне отказом. Затем у нее в голове что-то щелкнуло, и она согласилась-таки пройтись со мной в вальсе. Вот, собственно, и все.

— Все, да не все! Я вот слышала, что вальс вы с ней танцевали на балконе, где, кроме вас, не было ни единой души, — ехидно заметила старушка.

Майлз с удивлением посмотрел на бабушку, гадая, каким образом она узнала его маленький секрет.

— Ну, было дело, — признал наконец он. — Но разве ты не слышала, чем все закончилось? Виктория вихрем сорвалась с места и умчалась прочь.

Выражение лица Регины свидетельствовало, что об этом сведений она не имела.

— Более того, — продолжил Майлз, — на следующее утро, когда я уезжал, она даже не вышла в холл, чтобы попрощаться со мной и пожелать мне доброго пути.

Регина нахмурилась.

— Судя по всему, ты и об этом не слышала, — пришел к выводу Майлз. Он подошел к старушке, пристально на нее посмотрел и добавил: — Так-то вот, моя дорогая сводня, — между мной и леди Викторией ничего не было. Поэтому, если мы хотим помочь дамам Пемброк, надо изыскать иной способ, нежели женитьба.

Регина кивнула и торопливо отвернулась от внука, чтобы тот не видел ее разочарования.

— Ты и вправду не испытываешь к девушке никаких чувств? — все же спросила она.

— Никаких! — решительно заявил Майлз, втайне надеясь, что бабушка не догадается, что он лжет. — Я тебе больше скажу — это крайне неуравновешенная и стервозная девица.

— Но ведь хорошенькая же…

— Хорошенькая, ты права, — вынужден был согласиться Майлз. — Но, по-моему, это ее единственное достоинство, а этого, на мой взгляд, маловато, чтобы рука об руку пройти по жизни.

К его большому удивлению, Регина улыбнулась.

— Ты прав, мой дорогой, этого и впрямь недостаточно.

Леди Регина уселась за маленький письменный стол и вытянула из внутреннего ящика лист бумаги.

— Я собираюсь черкнуть Фионе записку, справиться, когда состоятся похороны. — Она повернулась к внуку. — Ты проводишь меня на поминальную службу, или тебе уже невмоготу видеть дам из семейства Пемброк?

— Разумеется, я буду тебя сопровождать. Я беспокоюсь только, в состоянии ли ты выстоять службу?

— Не волнуйся, — сказала Регина, взяв перо и принимаясь писать. — Я чувствую себя прекрасно.

— В таком случае, если ты не станешь возражать, я отправлюсь в клуб — мы договорились там встретиться с Александром Шоу. Увидимся за обедом.

Регина рассеянно кивнула, не отрывая глаз от листа бумаги, по которому скользило ее перо. Когда же Майлз направился к выходу, она повернулась и пристально посмотрела ему вслед.

В соответствии с традицией, после того как тело сэра Джона упокоилось в фамильном склепе, в Пемб-рок-хаусе состоялся прием. Не успел Майлз войти в холл, как его тут же перехватили Джорджия с Каролиной. Стеная и заламывая руки, они приникли к нему, точно к потерянному, но вновь обретенному брату. Не сразу Майлз сумел высвободиться из их объятий, но и это ему далось непросто — пришлось пообещать, что за поминальным столом он усядется с ними рядом.

Признаться, традиция собирать людей за столом после похорон была не слишком понятна Майлзу. Он полагал, что членам скорбящей семьи больше подобало горевать о своем дорогом усопшем в одиночестве, а не угощать и развлекать изрядное количество гостей, состоявших в основном из соседей и партнеров по делам.

Удачно избегнув объятий Штатов, Майлз минут десять прогуливался в холле, заглядывая в гостиные, — в надежде обнаружить Викторию Пемброк среди предававшихся скорби гостей. В конце концов он нашел девушку — она укрывалась от чужих взглядов в столовой, а рядом с ней был Хэррисон Гилфорд, ее давний и неизменный поклонник.

— Леди Виктория, — произнес Майлз, направляясь к девушке и на ходу протягивая руку, — примите мои глубочайшие соболезнования.

Виктория едва слышно пробормотала несколько слов благодарности. Повернувшись к стоявшему чуть поодаль спутнику Виктории, Майлз протянул ему руку и сказал:

— Мы не встречались прежде, сэр. Я — Майлз Уэлсли.

Виктория, будто очнувшись ото сна, поторопилась вмешаться в разговор:

— Прошу меня извинить, джентльмены. Горе заставило меня забыть о моих обязанностях. Хэррисон, позвольте вам представить мистера Майлза Уэлсли. Мистер Уэлсли — это Хэррисон Гилфорд.

Хэррисон тут же метнул в сторону Майлза взгляд, сказавший лучше всяких слов, что пожимать ему руку он не намерен.

— Я наслышан о вас, мистер Уэлсли. Вы тот самый американец, который скупает всех приличных лошадей в округе, проявляя при этом удивительную настырность и бесцеремонность, — произнес он холодным, высокомерным тоном.

При этом неожиданном и неуместном оскорблении Виктория, не предоставив Майлзу ни секунды на ответ, снова вступила в разговор:

— Спасибо, что пришли на поминки, мистер Уэлсли. Поблагодарите от моего имени вашу бабушку, леди Эшмонт.

Майлз, который все это время не сводил с Хэррисона Гилфорда глаз, посмотрел наконец в ее сторону и ледяным тоном произнес:

— Был счастлив засвидетельствовать вам свое почтение, миледи. — Он всмотрелся в несчастное лицо девушки, и его голос снова обрел теплые и сочувственные нотки: — Если вам понадобится помощь, дайте мне только знать.

— Уверен, в этом не будет необходимости, — перебивая Майлза, вступил в разговор Хэррисон. — Я уже предложил леди Виктории свои услуги и заверил ее, что она может рассчитывать на всяческое содействие с моей стороны. Поскольку у нашего семейства имеется ферма по разведению лошадей — вроде той, что есть в Пемброк-хаусе, — она может со всеми вопросами, связанными с коневодством, обращаться ко мне.

Крепко сжав губы, Майлз неприязненно процедил:

— Я, Гилфорд, не ставлю под сомнение этот чрезвычайно благородный жест с вашей стороны, но хочу напомнить: когда речь заходит о лошадях, одного советчика часто бывает недостаточно.

Хэррисон демонстративно отвернулся от Майлза и заговорил с Викторией так, как если бы молодой человек находился от него за тысячу миль.

— Не представляю себе, какой совет на сей деликатный предмет может дать британской леди американец? Разве что поведает ей какую-нибудь тайну из жизни американских мулов?

Майлз сжал кулаки, но голос ничуть не выдал его волнения и негодования.

— Я не склонен умалять знания британских леди и джентльменов в области коневодства, но хочу заметить, что семейство Уэлсли уже не одно поколение занимается разведением породистых лошадей как по ту, так и по эту сторону Атлантики, а потому считаю, что накопленный нами опыт в области коневодства может оказаться куда более ценным, чем познания дилетанта, который нигде, кроме сельской ярмарки в графстве, своих лошадей не выставлял.

Хэррисон отлично знал о репутации семейства Уэлсли, которые считались известными конезаводчиками как в Америке, так и в Англии, и принужден был замолчать.

Майлз же, удовольствовавшись тем, что сумел поставить на место такого грубияна, склонился к руке леди Виктории, коснулся губами ее пальцев и на прощанье произнес:

— Мое предложение, миледи, остается в силе. Располагайте мной.

С этими словами он повернулся на каблуках и зашагал к Александру Шоу, которого заприметил в дальнем конце столовой.

Ткнув приятеля пальцем под ребра, Майлз огорошил его вопросом:

— Что это за надутый индюк застолбил делянку рядом с Викторией?

Алекс с удивлением на него посмотрел, потом хлопнул себя по лбу и заулыбался.

— Ты, должно быть, имеешь в виду Хэррисона?

— Точно, Хэррисона. — Тон Майлза не оставлял ни малейших сомнений в том, как он относится к этому человеку.

Алекс пожал плечами.

— Да так, одна мошка. Ничтожество. Живет где-то поблизости. Вот, пожалуй, и все, что я могу о нем сказать.

— Да плевать мне, сквайр он или граф, как ты, — сварливо сказал Майлз. — Я хочу знать, кем он приходится Виктории.

— Он далеко не так с ней близок, как ему хотелось бы, — хохотнул Алекс. — Ухаживает за ней вот уже несколько лет, но, насколько я знаю, леди его ухаживаний никоим образом не поощряет.

— Сегодня он вокруг нее прямо кругами ходит.

— Ничего удивительного. Решил, должно быть, что смерть отца Виктории предоставила ему удачную возможность как следует взяться за девушку. Разделить с ней печаль, вволю посочувствовать — ну и все такое.

— По-моему, он просто напыщенный осел! — прорычал Майлз.

Алекс с минуту смотрел на приятеля, удивленный силой неприязни, которую тот выказывал по отношению к незнакомому, в общем, человеку.

— А я и не знал, что тебя заботят джентльмены, которые, по твоему образному выражению, ходят кругами вокруг леди Виктории.

— Джентльмены меня не заботят, — быстро сказал Майлз. — Меня заботит Гилфорд. Во-первых, потому что он кретин, а во-вторых, потому что он относится к тем мерзавцам, которые надеются приобрести для себя выгоду, предлагая утешение женщине, оказавшейся в затруднительном положении.

Алекс был далеко не глуп, и все попытки Майлза скрыть интерес к Виктории Пемброк нисколько не ввели его в заблуждение. Помолчав, он сказал:

— Коль скоро леди нужен человек, чтобы поплакаться ему в жилетку, а ни ты, ни я рисковать своими жилетами в этом смысле не намерены, не следует слишком уж злобствовать над тем, кто оказался рядом с ней в трудную минуту.

— Но ведь он же идиот! — в сердцах вскричал Майлз. — Нравится мне эта леди, или нет, ее отец сэр Джон был добрым другом моего отца, и я не могу просто так стоять и наблюдать за тем, как напыщенный, страдающий манией величия болван навязывается к ней со своими утешениями.

Алекс более был не в состоянии выносить гневные тирады Майлза, а потому самым неприличным образом расхохотался.

— Бог ты мой, какие слова — «напыщенный», «мания»! Знаешь, Уэлсли, я и представить себе не мог, что вы, американцы, употребляете подобные обороты. Надо будет и мне взять эти словечки на вооружение и при случае вставить в разговор — то-то будет смеху!

— Знаешь что, Шоу, — заткнись, — мрачно посоветовал приятелю Майлз. — Ты ведешь себя просто неприлично: ржешь, как жеребец, в доме, где только что схоронили главу семейства. Как-то это не вяжется с об-Разом добропорядочного англичанина и джентльмена. Ты не находишь?

Алексу хватило такта принять рекомендации Майлза к сведению.

— Ты прав, — сказал он, изо всех сил кусая нижнюю губу, чтобы сдержать рвущийся наружу смех. — Что-тс я не ко времени развеселился, так что прошу меня извинить. Но с другой стороны… Живая картина, которую вы тут с Гилфордом представляли, когда ходили кругами вокруг Виктории, злобно пыхтели и смотрели друг на друга волком, надеясь взять на себя миссию утешителя бедной девушки, — эта картина тоже не слишком соответствовала траурному настрою.

Теперь настала очередь Майлза раскаиваться в своем поведении.

— Похоже, я тоже должен перед тобой извиниться, — пробормотал он.

Хитрая улыбка на устах Алекса мгновенно превратилась в широкую ухмылку.

— Да чего уж там… Тебе, как американцу, прощается. Всякий знает, что вы, янки, не умеете вести себя в приличном обществе.

Майлз метнул на приятеля убийственный взгляд, но сдержался и не стал вступать в перепалку.

— Пойду-ка я лучше разыщу бабушку и уберусь из этого дома куда подальше, чтобы не огрести новых оскорблений от спесивых и чопорных англичан.

— Ты забыл — «напыщенных» и страдающих «манией величия», — подмигнул ему Алекс. — Вот мы какие!

Майлз одарил приятеля не слишком любезным взглядом, после чего удалился, оставив Алекса в одиночестве. Тот покачал головой и тихонько рассмеялся: уж больно забавно было наблюдать, как его одуревший от ревности друг пытался завоевать сердце Виктории Недотроги.

10

— Сегодня леди Фиона обратилась ко мне с просьбой, которая чрезвычайно меня заинтриговала.

Майлз изобразил на лице неподдельный интерес и посмотрел на бабушку, сидевшую напротив него в карете.

— Вот как? А в чем интрига-то?

— Она сказала, что хочет конфиденциально со мной поговорить на очень важную тему. Леди Фиона вела себя настолько загадочно, что уж и не представляю, что у нее было при этом на уме.

Сообщение бабушки показалось Майлзу занятным.

— Как думаешь, что ей на самом деле было нужно?

Регина улыбнулась и, прежде чем заговорить, долго расправляла многочисленные складки своего черного бархатного платья. Майлз не выдержал и задал старушке вопрос, которого она, судя по всему, дожидалась.

— Бабушка, хватит напускать туману! Говори скорей — что, по твоему мнению, леди Фиона хочет с тобой обсудить?

— Думаю, она хочет продать мне Пемброк-хаус.

У Майлза от удивления отвалилась челюсть.

— Ты шутишь?

— Вовсе нет.

Майлз, недоумевая, продолжал, как фарфоровый болванчик, качать головой.

— Почему, скажи на милость, ты пришла к такому выводу?

— А потому, мой милый, что несчастная женщина осталась совершенно без средств.

— Я уже сто раз это слышал, но ты сама говорила мне несколько дней назад, что леди Фиона постарается любой ценой сохранить поместье и поручит Виктории вести все дела, связанные с его поддержанием.

— Признаю, говорила, — согласилась Регина, — но, как выяснилось, Фиона не так глупа, как я поначалу думала.

— А ты уверена, что она хочет поговорить с тобой именно на эту тему?

— Она сообщила мне, что скоро все они отправляются в путешествие, но прежде ей просто необходимо со мной встретиться. Тогда я подумала, что леди Фиона решила подписать со мной договор о продаже имения до того, как они уедут в дальние края — уж и не знаю, куда они там собрались.

— Что ж, твоя теория выглядит вполне правдоподобно, — вынужден был признать Майлз. — Скажи только: тебя эта сделка интересует?

— Покупка имения? Не думаю.

Майлз с удивлением на нее посмотрел.

— Это почему же?

— Да потому что мне не нужны земельные угодья. — Регина пожала плечами. — Я и со своими-то не знаю, что делать. Твой отец и дядья избрали собственный путь, и никто из них до сих пор не проявил ни малейшего интереса к выращиванию сельскохозяйственных культур или разведению лошадей в Англии. Ответь в таком случае на вопрос: к чему мне еще одно имение? Разумеется, — добавила она с хитрой улыбкой, — все было бы иначе, если бы эта сделка заинтересовала тебя.

— Меня? — расхохотался Майлз. — Нет уж, бабушка, спасибо. К чему мне поместье в Британии, если я живу в Америке?

Регина с деланным равнодушием посмотрела в окошко кареты.

— Тебе вовсе не обязательно возвращаться в Америку.

— Там мой дом, — строгим голосом напомнил бабушке Майлз. — Там я живу и, между прочим, намереваюсь жить и впредь.

Регина вздохнула.

— Что ж, в таком случае наша беседа с леди Фионой долго не продлится.

— Хочешь, чтобы я при этом присутствовал?

Регина покачала головой.

— Не думаю, что это хорошая мысль, дорогой. Если мои догадки насчет Фионы верны, она не захочет изливать мне свою душу в твоем присутствии. Тем более что речь неминуемо зайдет о ее близком разорении.

— Но ты, надеюсь, расскажешь мне, как все прошло? Регина окинула внука проницательным взглядом.

— Разумеется, если тебе это интересно. С другой стороны, поскольку эта сделка, как выяснилось, тебя никоим образом не волнует…

— Ну… — не очень уверенно заговорил Майлз, — это я так… вообще. Как-никак, я гостил у Пемброков и все такое… конечно, меня интересует, что у них происходит…

— Я расскажу тебе все, мой дорогой, — рассмеялась Регина. — И обязательно сообщу, какая роль в планах Фионы отведена леди Виктории. Кстати, Фиона ни словом не обмолвилась о том, что ее падчерица отправится в путешествие вместе с сестрами.

— Бабушка, мне бы очень хотелось убедить тебя в том, что меня мало волнует, уезжает леди Виктория вместе с сестрами или нет…

— Считай, что убедил, — прерывая страстное заявление внука, сказала Регина. — Но я все равно тебе о ней расскажу.

— Вот уж в этом я ни минуты не сомневался, — заметил Майлз с усмешкой.

Ровно в три часа пополудни Фиона Пемброк поднялась по ступеням родового особняка Уэлсли и дважды постучала в дверь.

Седрик, дворецкий виконтессы Эшмонт, отворил парадную дверь и приветствовал гостью.

— Я приехала, чтобы поговорить с виконтессой, объявила Фиона, изо всех сил стараясь не улыбаться заискивающе. — Полагаю, она меня ждет?

— Точно так, миледи, — сказал Седрик. — Леди Эшмонт ожидает вас в гостиной.

Фиона сбросила на руки дворецкого свой плащ и, поправив прическу, кивком головы дала ему понять, что готова предстать перед виконтессой. Седрик провел гостью через роскошный мраморный холл, украшенный скульптурами и картинами в золоченых рамах, и, оставив женщину у распахнутых дверей гостиной, неслышными шагами удалился.

Регина поднялась с диванчика, подошла к Фионе и расцеловала ее в обе щеки.

— Как поживаете, моя дорогая? — поинтересовалась виконтесса, жестом предлагая гостье присесть.

— Признаться, я очень устала, — сказала Фиона.

— Неудивительно. Не хотите ли чаю? Я имела возможность убедиться, что какая бы печаль ни одолевала человека, чай всегда идет ему на пользу.

— С удовольствием выпью чашечку.

Регина разлила чай, добавила в чашки молока и присела сама.

— Итак, дорогая моя, поведайте наконец, чем я могу быть вам полезна?

Фиона, с минуту помолчав и тяжело вздохнув, сказала:

— Это все так сложно объяснить, леди Эшмонт. Прямо не знаю, с чего начать.

— Помнится, вы говорили мне, что собираетесь вместе с дочерьми отправиться в путешествие… — пришла ей на помощь Регина Уэлсли. — Хотелось бы только знать, имеют ли это путешествие и наша с вами встреча какую-то связь?

— В каком-то смысле так оно и есть, — сказала Фиона. — Дело в том, что мы с Джорджией и Каролиной задумали вернуться ко мне на родину, в Виргинию. Не знаю пока определенно, но очень может быть, что мы останемся там жить.

Регина удивленно вскинула брови.

— Не может быть! Вы покидаете Англию навсегда?

Фиона невесело улыбнулась.

— Леди Эшмонт, и вы, и я знаем, что по-настоящему я так и не прижилась в Британии. Здешнее общество принимало меня только потому, что я была женой сэра Джона Пемброка.

Регина открыла было рот, чтобы возразить гостье, но та движением руки остановила ее.

— Не стоит тратить время на возражения, миледи. Я ведь пришла к вам не для того, чтобы жаловаться на ваших соотечественников. Наоборот, многие из англичан, с которыми мне довелось свести знакомство, мне нравятся. Суть дела во мне самой — ведь я американка до мозга костей. Теперь, когда Джон умер, я чувствую, что в Англии меня никто и ничто не удерживает, и не вижу причины, которая помешала бы мне вернуться на родину.

— Но как быть с вашими дочерьми? Они же подданные Англии.

Фиона беспечно помахала в воздухе рукой.

— За них я не беспокоюсь. У Джорджии и Каролины Достаточно характера, здравого смысла и темперамента, чтобы они могли прижиться где угодно. Кроме того, их пора выдавать замуж, а в Виргинии сделать это куда проще, чем в Англии, где на девушек, имеющих американские корни, поглядывают свысока. Так что мои девочки будут устроены чудесно, не сомневайтесь.

— А вы сами? — спросила Регина. — Сумеете ли вы обосноваться на родине как должно после такого длительного перерыва?

Фиона осторожно отставила хрупкую фарфоровую чашку и отодвинула блюдечко от себя.

— Сумею. В Ричмонде живут мои брат с сестрой, и я хочу одного — поскорее припасть к их груди и снова почувствовать себя в лоне семьи. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Разумеется, — улыбнулась Регина. — Нет лучшего убежища от жизненных невзгод, нежели собственное семейство. Итак, если я вас правильно поняла, вы уже все продумали, и вас заботит только судьба Виктории?

Фиона принялась отодвигать чашку с блюдцем от себя все дальше и дальше, так что скоро они оказались в опасной близости от края стола.

— Совершенно справедливо, виконтесса. Виктория — вот кто удерживает меня здесь.

Регина с удивлением посмотрела на гостью.

— Стало быть, это ваша падчерица не позволяет вам осуществить ваши планы?

— Да, отчасти. — Фиона помолчала, но потом, собравшись с духом, заговорила снова: — Видите ли, виконтесса, я хочу сделать вам деловое предложение, которое касается Виктории и затрагивает ее судьбу.

Регина аккуратно поставила свою чашку на стол и сложила руки на коленях.

— Я вас слушаю.

Фиона нервно облизала губы, памятуя, что успех затеянного ею предприятия неразрывно связан с исходом этих переговоров. Это была неприятная мысль, но отмахнуться от нее женщине никак не удавалось.

— Перейду прямо к делу, — сказала она. — Мне бы очень хотелось, чтобы Майлз женился на Виктории, и я была бы просто счастлива, если бы вы помогли мне в устройстве этого брака.

Она смолкла, пытаясь понять, что думает виконтесса о подобном, прямо сказать, неординарном предложении, но Регина молчала, глядя прямо перед собой. Фиона решила, что молчание — хороший признак, и продолжила свою речь:

— В качестве своеобразной компенсации я готова уступить Майлзу — или вам, если вам так будет угодно, — поместье Пемброк со всеми постройками и земельными угодьями по весьма сходной цене.

Регина с минуту глядела на Фиону в упор, размышляя над тем, что она, Регина, долгие годы недооценивала эту женщину. Леди Пемброк вовсе не легкомысленна, как ей казалось прежде, а, наоборот, обладает весьма острым умом и деловитостью, которая сейчас граничила с цинизмом.

— Знаете, моя дорогая, — неторопливо произнесла виконтесса, с большой осторожностью подбирая слова, — когда вы просили меня о встрече, я почти не сомневалась, что вы предложите мне купить доставшееся вам от мужа имение. Однако мне и в голову не могло прийти, что частью этой сделки… гм… станет Виктория.

Фиона поднялась со стула и прошла к окну. С минуту она стояла там, собираясь с мыслями. Регина хранила молчание, терпеливо дожидаясь объяснений. Наконец Фиона снова повернулась к ней лицом и заговорила.

— Я очень люблю Викторию, — негромко сказала она. — Я знаю, что редкая женщина испытывает истинную привязанность к своей падчерице, но я отношусь именно к этой редкой категории. После того как мы с Дочерьми окончательно сговорились отправиться в Америку, я чуть не на коленях умоляла Викторию поехать вместе с нами, но она ответила мне решительным отказом. Боюсь, она полагает, что сможет и впредь жить в Пемброк-хаусе, — но это далеко не так. Дело в том, что наши… гм… финансы находятся, скажем так, в плачевном состоянии, а она этого не понимает — или делает вид, что не понимает.

Как бы то ни было, я перебрала все другие мыслимые варианты достойного будущего Виктории — и остановилась на плане, который и представила на ваше суждение. Если она выйдет замуж за Майлза, то сохранит за собой любезный своему сердцу Пемброк и обретет человека, который будет о ней заботиться.

— Стало быть, моему внуку в вашем плане отводится… гм… ключевая роль?

— Именно так, — согласилась Фиона и быстро добавила: — Но избави вас бог считать меня бессердечной эгоисткой! Верьте, я в жизни не обратилась бы к вам с подобным предложением, если бы не была убеждена, что Майлз и Виктория отлично подходят друг другу и со временем составят счастливую пару!

— Ваше последнее заявление чрезвычайно меня заинтриговало, поскольку Майлз недавно сообщил мне, что между ним и Викторией ни о каком сближении и речи быть не может. Насколько я поняла из его слов, стороной, которая проявила большее равнодушие, являлась именно Виктория. Если верить Майлзу, она вела себя с ним просто-напросто грубо.

Фиона тяжело вздохнула:

— Очень может быть. С Викторией трудно… Однако я не могу согласиться с мнением вашего внука относительно ее истинных чувств. Когда Майлз у нас гостил, я довольно долго за ними наблюдала и пришла к выводу, что чары Майлза произвели на девушку не меньшее впечатление, чем ее красота и ум — на него.

Регина откинулась на высокую спинку кресла и рассмеялась.

— Не стану спорить: Виктория и вправду произвела на Майлза впечатление. С тех пор, как он с ней познакомился, прямо-таки сам не свой сделался. Господь свидетель, я была бы рада, если бы они и в самом деле поладили. Но даже если предположить, что я куплю имение на ваших условиях — как нам добиться их согласия на этот брак?

— Вот в этом-то и заключается главная сложность, — сказала Фиона.

— Стало быть, вы не сомневаетесь, что Виктория будет противиться вашей воле?

Леди Пемброк опять тяжело вздохнула.

— Я не сомневаюсь, что она противится моей воле даже тогда, когда я заказываю повару обед.

— Похоже, Виктория и впрямь крепкий орешек. Но коль скоро она такая строптивица и с ней невозможно договориться, как, спрашивается, вы намерены получить ее согласие?

— Очень просто, — усмехнулась Фиона. — Я не стану говорить ей о том, что мы придумали.

— Вы не станете посвящать ее в наши планы? — удивилась виконтесса. — Как в таком случае мы осуществим задуманное?

— Да я ни словом не обмолвлюсь ей о предстоящем замужестве. Скажу только, что Майлз попросил у меня разрешения у нас бывать и за ней ухаживать — и я позволила.

— Вы полагаете, что на это Виктория согласится?

Фиона пожала плечами.

— А почему бы и нет? Она же не против того, чтобы Хэррисон Гилфорд время от времени к ней захаживал. С какой стати ей прогонять Майлза?

— Действительно, с какой стати! — пробормотала Регина, сделав строгое лицо. — Между прочим, хочу вам заметить, что есть еще одно затруднение: Виктория пребывает сейчас в трауре по отцу. Согласно обычаям, она по этой причине может целый год никого не принимать и не участвовать в светской жизни. Фиона покачала головой.

— Так нет же, не может! Джон перед смертью настаивал на том, чтобы мы не слишком по нему горевали и не объявляли официального годичного траура. Джон был большим жизнелюбом и считал, что не стоит растрачивать драгоценное время на всяческие формальности. Как видите, — тут Фиона указала на свое темно-синее платье, — я поступаю в соответствии с его желанием. Если Виктория позволит себе отказать Майлзу в ухаживаниях, это будет означать, что она нарушила последнюю волю отца, а на это она не пойдет.

Лицо Регины осветилось улыбкой.

— Я всегда знала, что ваш муж был чудесным человеком, и его последняя воля только подтвердила мое убеждение.

— Благодарю вас, — сказала Фиона, отворачиваясь, чтобы скрыть подступившие к глазам слезы.

— А как нам быть с Майлзом? — осведомилась Регина. — Под каким предлогом вы хотите заманить его к себе?

Фиона взяла себя в руки, понимая, чтонастало наконец время выбросить на стол козырную карту.

— Когда я говорила, что хочу продать вам Пемброк-хаус со всем, так сказать, его содержимым, я ничуть не лукавила. — Сделав паузу, чтобы произвести нужный эффект, Фиона выпалила: — Эта сделка касается фермы для разведения лошадей… да, и лошадей тоже!

— Кингз Рэнсом! — выдохнула Регина. — Стало быть, вы хотите купить согласие Майлза, предложив ему этого жеребца?

Фиона сглотнула, изменилась в лице, но тем не менее храбро выдержала пронзительный взгляд виконтессы.

— Как вы не понимаете, что Майлз и Виктория просто созданы друг для друга? Чтобы они обрели счастье, им нужно лишь сойтись, а для этого все средства хороши! Да, признаю: Кингз Рэнсом — своего рода наживка, которая заставит Майлза заглотнуть наш план.

Регина помолчала, мысленно взвешивая каждую деталь этого безумного плана.

— Завещание сэра Джона уже оглашено? — задала она неожиданный для Фионы вопрос.

— Да.

— И что же — по завещанию все имущество семьи переходит вам?

— Да. Он доверял мне и знал, что дочерей я не обижу.

— Что ж, ничего удивительного в этом нет, — кивнула Регина. — Всякий любящий муж на его месте поступил бы так же. Хотелось бы, правда, знать, какова будет доля Виктории, когда вы продадите имение и расплатитесь с долгами сэра Джона? Сомневаюсь, что ей перепадет приличная сумма.

— Это так. Но в том случае, если я продам имение человеку, который станет впоследствии ее мужем, она станет полноправной хозяйкой поместья, мои дочери же получат свою долю в денежном исчислении и претендовать на недвижимость не смогут. К тому же у Виктории останется то, что принадлежит ей по праву, — Кингз Рэнсом.

— А не кажется ли вам, что, когда вы дадите дочерям отчет о плачевном состоянии своих финансов, Виктория скажет, что на наследство ей наплевать, заберет Кингз Рэнсома и сделает попытку зажить самостоятельно?

Фиона кивнула.

— С нее станется. Только куда она пойдет — вот в чем вопрос? Сделается гувернанткой? Но она благородного происхождения, воспитана в традициях знати и вряд ли захочет исполнять чьи-либо приказания. И даже в том случае, если она согласится ради обретения независимости на малопочтенную роль наемной прислуги, она потеряет Кингз Рэнсома. Конь-то записан на сэра Джона и по завещанию является моей собственностью. Другими словами, Виктория владеет жеребцом лишь номинально, законная его хозяйка — я.

— Немаловажный пункт, — задумчиво произнесла Регина. — Я, как и вы, не очень-то верю, что Виктория пойдет наниматься в гувернантки, но кто поймет нынешнюю молодежь?

Фиона вздохнула.

— Придется воззвать к ее рассудку. — Она помолчала. — Мне представляется, что наш первый шаг — в том, разумеется, случае, если мы с вами придем к соглашению, — заручиться согласием Майлза.

— Уговорить Майлза поухаживать за Викторией будет нетрудно, но я вовсе не уверена, что он согласится на ней жениться. Он только и твердит о том, как ему не терпится уладить свои дела и вернуться в Колорадо.

Фиона пожала плечами.

— Я не сомневаюсь, что они с Викторией так или иначе договорятся. В конце концов, если Виктория за него выйдет, ей придется последовать за мужем, куда бы он ни направлялся. Очень может быть, они превратятся в типичную англо-американскую пару — будут жить полгода здесь, полгода в Америке.

По счастью, виконтесса одобрила ее план. Она посмотрела на леди Пемброк, улыбнулась и произнесла:

— Так и быть, Фиона. Я согласна помогать вам в осуществлении ваших замыслов. В конце концов, мы ничего не теряем, а приобрести можем. Вы хотите выдать замуж падчерицу, я же хочу, чтобы мой внук остался при мне. Так что соединим наши усилия и будем действовать сообща!

11

— Вот так-то, Шоу. Как говорится, «без меня меня женили». Представь только, бабуля решила мне сосватать Викторию!

Алекс повертел в пальцах бокал с бренди — беззаботно пожал плечами. Молодые люди всю первую половину дня провели в клубе, плотно поели, выпили за обедом отличного портвейна, а потом расположились в креслах с бренди. По этой причине Алекс находился в самом приятном расположении духа и лениво, как сытый кот, щурил глаза. Даже ошеломляющая новость, сообщенная Майлзом, не могла поколебать душевного умиротворения четырнадцатого графа Чилзворта.

— Уэлсли, старина, не знаю, что тебе и сказать. Может, это и неплохая мысль. Знаешь ли, сватовство, свахи — это все традиции, которые освящены столетиями и уходят корнями в далекое прошлое… Такие браки по-своему выгодны.

— Выгодны?! — взвился Майлз. — Это как же понимать?

— Очень просто — как своего рода обмен. К примеру, Виктории нужны твои деньги, а тебе — ее жеребец. Кроме того, ты получишь за ней в собственность Пемброк-хаус. Разве это не выгодно? Нет, в самом деле, план очень даже неплох! К тому же из Виктории выйдет отличная жена — в том, разумеется, случае, если ты сумеешь ей показать, кто в доме хозяин.

— Как будто это так просто! — воскликнул Майлз.

— Что ж, никто не утверждает, что это просто. Тебе придется потрудиться — это уж как пить дать, но дело того стоит! Виктория умна, пикантна и чертовски привлекательна. Ей-богу, старина, да один только медовый месяц окупит все твои старания. Ты просто счастливец!

— Она тебе нравится? — вскинулся Майлз. — В таком случае сам на ней и женись!

— А что? И женился бы — только, видишь ли, — Виктория меня об этом не просила.

— Меня тоже! Мне предложила жениться на Виктории ее мачеха, причем предложение было передано не мне, а моей досточтимой бабуле. Прямо средневековье какое-то!

— Это Англия, — хмыкнул Алекс, — здесь традиции живут долго.

— По мне, — огрызнулся Майлз, — эта слишком уж зажилась!

Алекс вздохнул и глотнул бренди.

— По мне, Уэлсли, иногда ты слишком хорошо изображаешь янки.

— Расцениваю это как комплимент.

Алекс хладнокровно пожал плечами, давая Майлзу понять, что выпущенные им стрелы не достигли цели.

— Это вовсе не комплимент, но расценивай мои слова, как тебе больше нравится. Давай лучше вернемся к вопросу о женитьбе. Как ты собираешься поступить?

— А ты как думаешь? Скажу бабушке, что предложение леди Пемброк меня не заинтересовало.

— Ты, стало быть, еще ей этого не сказал?

— Сказал, что подумаю, — смущенно признался Майлз. — Ты же знаешь, категорический отказ огорчил бы старушку. Уж больно ей хочется меня окрутить.

— Понятно, — протянул Алекс и снова глотнул бренди. — Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что, отказав леди Пемброк, тебе придется распрощаться и с ее лошадками?

— С ее лошадками! — саркастически воскликнул Майлз. — У Пемброков лошадок-то всего ничего — только разговору, что ферма. Впрочем, я бы не согласился жениться на Виктории, будь у нее хоть пятьдесят лошадей!

— Пятьдесят? — Алекс присвистнул. — Да у Пемброков, если хочешь знать, табун голов в двести, не меньше.

— Ты с ума сошел! Виктория сама водила меня по конюшне, и там стояло не более дюжины лошадей. Остальных сэр Джон, должно быть, продал, чтобы обеспечить своей семье мало-мальски сносное существование.

— А Виктория тебе пастбища показывала?

Майлз помотал головой.

— Только стойла. Про пастбища она и словом не обмолвилась. Но я их видел. Издалека. И лошадей на них не было.

Алекс расхохотался так, что едва не расплескал бренди.

— Стало быть, девушка успела перегнать лошадок в безопасное место — подальше от чужих глаз.

— Это что же получается? — Майлз зло сверкнул глазами. — На землях поместья укрывается целый табун?

— И заметь — один из лучших в Англии!

— Но Виктория показала мне всего несколько двухлеток и трехлеток! И при этом сказала, что это все, что у них есть на продажу.

— Она только забыла добавить — «для вас, мистер американец». Уверяю тебя, будь на твоем месте другой покупатель, выбор у него был бы несравненно лучше! Отборных лошадей Виктория прячет на дальних пастбищах и в конюшнях, которые из окна Пемброк-хауса Не увидишь.

Майлзу кровь бросилась в лицо.

— Ах она маленькая дрянь!

— Держи себя в руках, малыш! Суть в том, что Виктория не захотела продавать тебе своих любимцев. Ты ведь собирался увезти их в Америку и использовать — если верить Гилфорду — в качестве вьючных мулов. Это ведь Гилфорд затеял разговор о мулах, верно?

— Верно, — пробормотал Майлз. — Он сказал Виктории, что я разбираюсь в копытных только этой породы.

— Ну как? Что ты теперь думаешь о предложении леди Фионы?

У Майлза едва заметно подергивалась щека: знак того, насколько он раздражен и зол. Впрочем, когда он заговорил, голос его звучал спокойно и ровно:

— Это ничего не меняет. Более того, теперь, когда я услышал от тебя все эти новости, я не женился бы на ней даже в том случае, если бы мне предстояло спасти человеческую расу от вымирания, а Виктория оставалась бы последней женщиной на земле!

— Фиона, я бы отвергла ухаживания Майлза, будь он даже последним мужчиной на земле! Это дело решенное, так что уговаривать меня не имеет смысла.

Фиона поставила свою чашку на стол и тяжело вздохнула.

— Как ты не понимаешь, Виктория? Семейство Уэлсли — наша последняя надежда.

— Последняя надежда? О чем ты только говоришь?

— Только Уэлсли могут помочь нам спастись от разорения, — пробормотала несчастная Фиона.

Виктория в смятении покачала головой:

— Я не поняла ни слова из того, что ты сказала. С какой стати Уэлсли должны спасать нас от разорения? И потом — о каком разорении идет речь?

Фиона с минуту смотрела прямо перед собой, понимая, что сейчас ей предстоит открыть своей падчерице несколько неприятных истин, которые мачеха ради ее же блага предпочла бы сохранить в тайне. Тем не менее обстоятельства складывались так, что молчать долее было нельзя.

— Тори, — негромко произнесла она. — Я знаю о твоем отце кое-что такое, о чем ты до сих пор не имеешь представления.

Виктория поджала губы.

— И что же ты знаешь?

Фиона принялась чайной ложкой чертить на скатерти невидимые глазу узоры. Все в Пемброк-хаусе знали, что это нехороший признак, и у Виктории сжалось сердце. Она поняла, что ей предстоит услышать нечто не слишком для себя приятное.

— Так что же ты хотела рассказать мне о папе, Фиона?

Фиона отложила чайную ложечку и посмотрела на падчерицу в упор.

— Видишь ли, Тори, твой отец никогда не обладал умением вести дела. С прискорбием должна тебе сообщить, что он, и никто другой, пустил на ветер большую часть состояния Пемброков. Мы по уши в долгах, и вот теперь, когда твой отец умер, кредиторы требуют, чтобы мы заплатили по долговым распискам сэра Джона — полностью и в ближайшее же время.

Виктория перевела дух. По счастью, речь шла о долгах. Она-то боялась, что Фиона раскроет ей глаза на что-нибудь действительно ужасное: скажет, к примеру, что отец ее был разбойником или же многоженцем. Финансовые же затруднения можно было так или иначе разрешить, не бросая тени на честное имя Пемброков.

— Что ж, продадим лошадей с фермы, — пожав плечами, сказала она. — Я догадывалась, что наши дела расстроены — зачем, в противном случае, отцу было продавать картины? Но я тем не менее уверена, что, если мы выставим на продажу несколько трехлеток, полученных денег будет вполне достаточно, чтобы покрыть папины долги.

— Средства, которые мы выручим от продажи лошадей, вряд ли покроют даже малую часть долга, — холодно сказала Фиона.

У Виктории от удивления расширились глаза.

— Господь всемогущий, сколько же папа задолжал?

— Если ты настаиваешь, я скажу тебе — около двухсот тысяч фунтов стерлингов.

— Не может этого быть! — выдохнула Виктория. — На что же он истратил такую уйму денег?

— Как я уже говорила, деловой хватки у него не было никакой. Сэр Джон вложил крупные средства в несколько безнадежных предприятий и, конечно же, прогорел. К тому же, если помнишь, он был большим любителем поиграть в карты и делал ставки на бегах. Имелось у него и еще одно дорогостоящее заблуждение — он полагал, что его жена и дочери должны одеваться не хуже самой королевы Виктории. Это не считая того, что он устраивал балы, званые обеды и вечера, которые тоже обходились очень недешево. Под конец он стал брать в долг — помногу и под большие проценты, что лишь ускорило наше разорение.

Виктория вскочила со стула, едва не уронив его на пол.

— Если ты так хорошо обо всем этом знала, почему не остановила его?

Фиона вздохнула.

— Остановить Джона Пемброка? Да разве такое было возможно?

— Ты могла хотя бы попытаться! Ты могла бы… не знаю, но ведь имелось же какое-то средство, чтобы прекратить или хотя бы ограничить подобную расточительность?!

Фиона, сраженная обвинениями падчерицы, поникла головой.

— Может быть, дорогая моя, ты права, и я уделяла недостаточно внимания материальной стороне нашей жизни, но тем больше я думаю о ней сейчас, когда сэр Джон умер, оставив нам в наследство одни долги. К сожалению, иного выхода, кроме продажи имения, я найти не смогла, а единственным семейством в графстве, располагающим средствами для покупки Пемброк-хауса, является род Уэлсли. Правда, требуется еще убедить виконтессу и ее внука, что они, покупая имение, выгодно помещают свой капитал.

Виктория вздернула подбородок и одарила мачеху негодующим взглядом.

— Значит, ради того, чтобы ты продала имение и расплатилась с долгами, я должна кокетничать и строить глазки Майлзу Уэлсли? Или того больше — затащить его к себе в постель?

Фиона подскочила и изо всех сил ударила кулачком по столу.

— Виктория, сейчас же прекрати мне дерзить!

Девушка озадаченно замолчала. Впервые на ее памяти Фиона позволила себе повысить на нее голос. Потрясенная этим до глубины души, Виктория рухнула в кресло, закрыла лицо руками и едва слышно пробормотала:

— Прости, Фиона. Я не имела права обвинять тебя в беспечности. Ты сказала правду — если папа забирал себе что-нибудь в голову, остановить его было невозможно.

Фиона неторопливо вернулась к своему стулу и присела.

— Извини, дорогая, — прошептала она. — Мне не следовало на тебя кричать… но надо же было дать тебе Понять, в каком отчаянном положении мы оказались.

— Я все поняла, — сказала Виктория, — и готова смириться с потерей Пемброка — в том, конечно, случае, если это единственный способ заплатить долги отца. Тем не менее ты заблуждаешься на мой счет — вряд ли я смогу развлечь Майлза Уэлсли как должно. Пусть этим займутся сестры, тем более Майлз им весьма приглянулся.

— Знаю, что приглянулся, — вздохнула Фиона. — Только они ему — нет. Он хочет видеть тебя, вот в чем дело. — Она отвернулась в страхе, что выражение лица ее выдаст. Фионе требовалось, чтобы Виктория поверила, будто инициатива исходит именно от Майлза, — в противном случае она никогда бы не согласилась с ним встречаться.

Виктория сокрушенно покачала головой.

— Не могу поверить, что купить Пемброк-хаус по карману одним только Уэлсли. Неужели у нас в графстве больше нет состоятельных людей?

— Может, они и есть, но лишь Уэлсли дадут за поместье настоящую цену. То, что их земли примыкают к нашим, является неоспоримым преимуществом, которое в их глазах увеличивает ценность имения. Но запомни, это преимущество существует только в глазах Уэлсли. Другие покупатели заплатят нам куда меньше. Чтобы покрыть разницу, придется продать лошадей.

— Ну и продавай их с богом, — пожала плечами Виктория. — Если мы лишимся поместья, нам все равно негде будет их держать.

Лошади! — осенила Фиону спасительная мысль. Вот оно — слабое место Виктории.

Она подняла на падчерицу глаза и с хорошо разыгранным удивлением произнесла:

— Мне странно это слышать, дорогая. Вот уж не думала, что ты с такой легкостью согласишься расстаться с Кингз Рэнсомом.

Виктория изумленно посмотрела на мачеху.

— Но при чем здесь Кингз Рэнсом? Это моя лошадь.

— То-то и оно, что не твоя, — со вздохом сказала фиона. — Жеребец записан на твоего отца, стало быть, он является частью достояния семейства Пемброк. Если поместье пойдет с молотка, то вместе с ним пойдет с молотка и племенной табун, а заодно и Кингз Рэнсом.

Виктория с такой силой замотала головой, что тугой узел волос на затылке рассыпался, и темные шелковистые волосы волной плеснулись в воздухе.

— Нет, Фиона! Продавай все, что хочешь, но только не Кингз Рэнсома.

— Выслушай меня, Виктория! — Мачеха стиснула руки девушки в своих. — Или мы продаем имение Регине Уэлсли и ее внуку, или оно пойдет с молотка вместе со всеми лошадьми. Выбирай, что тебе больше по сердцу. Хочешь оставить Кингз Рэнсома себе — соглашайся принимать ухаживания Майлза, чтобы не злить виконтессу, которая в нем души не чает.

Минуту Виктория с каменным выражением лица смотрела прямо перед собой, хотя ее мысли неслись в бешеном хороводе.

— Ладно, Фиона, — наконец сказала она. — Пускай Майлз ухаживает за мной, пока ты будешь утрясать дело о продаже поместья с виконтессой.

Фиона с облегчением вздохнула.

— Значит, ты готова встречаться и разговаривать с Майлзом, скажем так, без своей обычной… гм… враждебности? Подумай хорошенько, Тори, — пути назад не будет.

— Готова, — тряхнула головой Виктория.

— Благодарю тебя, — прошептала Фиона, целуя падчерицу в щеку. — Ты прекрасная дочь.

Виктория одарила мачеху ответным поцелуем, испытывая при этом острое чувство вины. Если бы только Фиона узнала о том, что она задумала, вряд ли бы с ее уст слетели слова «прекрасная дочь».

Когда часом позже Виктория сидела у себя в спальне за письменным столом, в дверь ее комнаты постучали.

— Это я, Джорджия, — донеслось из-за двери. — К тебе можно?

— Входи, дорогая. — Виктория с недовольным видом сунула в ящик стола исписанные мелким почерком листочки бумаги и, достав платок, принялась оттирать от чернил пальцы.

— Ах, Тори, я так за тебя переживаю! — воскликнула младшая сестра, влетая в комнату и обнимая старшую за плечи. — Я ведь слышала кое-что из вашего с мамой разговора… Нет, ты не подумай, будто я подслушивала, просто вы большей частью говорили на повышенных тонах, так что трудно было не услышать…

Виктория многозначительно посмотрела на Джорджию, и та виновато потупилась.

— Не хмурься, Тори, — пробормотала девушка, — просто известие о том, что ты будешь принимать у себя милейшего мистера Уэлсли, чрезвычайно меня заинтриговало. Конечно, я бы хотела, чтобы он ухаживал за мной, — вздохнула она, — но я все равно очень за тебя рада. В конце концов, он остановил свой выбор на одной из нас, а это что-нибудь да значит!

— Спасибо, милая, — мрачно сказала Виктория, которая до смерти устала от того, что в ее присутствии постоянно упоминалось имя Майлза Уэлсли.

— С другой стороны, — продолжала трещать Джорджия, усаживаясь в кресло и расправляя складки пышной атласной юбки, — я не в силах уразуметь одну вещь. Помнится, ты говорила мне, что он тебе не нравится?

— Так оно и есть.

От удивления розовый ротик Джорджии округлился.

— Зачем в таком случае ты согласилась с ним встречаться?

— Из одного только расчета, дорогая моя, из одного только расчета, — торопливо пробормотала Виктория. Подхватив сестру под локоток, она решительно подняла ее с кресла и стала выпроваживать из комнаты.

— Мне нужно написать несколько писем, так что не могли бы мы продолжить этот разговор позже?

— Конечно, — с готовностью кивнула Джорджия, — извини, что я тебе помешала. — Она вышла за дверь, но в коридоре замешкалась и снова повернулась к Виктории с таким выражением, будто в эту минуту ее посетило озарение.

— Значит, тобой движет один только расчет? — спросила она.

— Да, — сказала Виктория и захлопнула двери. И, привалившись спиной к косяку, уже шепотом добавила: — Как же можно обойтись без расчета, когда твоя цель — выиграть время?

12

— Хотя Виктория поначалу и противилась, я все же уговорила ее принимать Майлза, — сказала Фиона, с такой силой сжимая свою чашку, что побелели костяшки пальцев.

— Что ж, вам повезло куда больше, чем мне, — вздохнула Регина Уэлсли. — Мне не удалось заручиться согласием этого юного хлыща со стеком, которого я называю своим внуком.

Фиона, услышав это чрезвычайно неприятное для себя известие, укоризненно посмотрела на Регину.

— Не удалось? Как же так?

Регина печально покачала головой.

— Увы, дорогая моя… Но это ничего не значит. Он все-таки явится к вам с визитом.

— Вы уверены в этом, миледи?

— Вполне.

— На чем же основана ваша уверенность?

Регина выразительно помолчала, хорошо понимая, что гостья изнывает от любопытства, но потом все-таки сжалилась:

— Я расскажу обо всем, что мы задумали, родителям Майлза.

— Правда? — Фиона с шумом втянула в себя воздух, не зная, что и сказать. Признаться, она не была уверена, что отца Майлза следовало ставить в известность об их безрассудном плане. — А… каким же образом? Письма через океан идут долго…

— О, все очень просто. Они едут сюда.

От удивления глаза Фионы округлились.

— Кто едет?

— Джеймс и Мери, — пояснила Регина, явно недовольная непонятливостью Фионы. — Я только что получила от них письмо.

— Ваш сын и его жена? — для верности переспросила леди Пемброк.

— Да, и они везут с собой детей.

— Как, всех? — изумлению Фионы уже не было предела.

Регина не выдержала и расхохоталась, всплеснув руками.

— Почти. Стюарт не приедет.

— Стюарт… — машинально произнесла Фиона. — Боюсь, что я не помню, какой это по счету ваш внук…

— Он родился сразу же после Майлза, — пришла на помощь гостье Регина. — Учится в Бостонском университете, знаете ли, и не может бросить учебу. Зато всех остальных детей Джеймса и Мери вы увидите. Они прибудут в Англию через несколько недель.

Фиона на миг прикрыла глаза, пытаясь разобраться в потоке хлынувших на нее сведений. Что-то здесь не так, но что? Не в силах разгадать эту загадку, она вопросительно глянула на Регину.

— Извините, виконтесса, но я не понимаю, какое отношение приезд вашего сына и его отпрысков имеет к визитам Майлза в Пемброк-хаус.

— Очень жаль, что вы не замечаете очевидных вещей, — произнесла виконтесса. — Прежде всего приезд отца означает, что Майлз не соберет вдруг чемоданы и не удерет в свою любимую Америку, а пробудет у меня еще долго. К тому же, если родители Майлза одобрят наш с вами план — а я не сомневаюсь, что так оно и будет, — наше предприятие обретает большие шансы на успех.

— Потому что… — начала Фиона.

— Потому что мнение Джеймса и Мери кое-что для Майлза значит. Если родители одобрят его предполагаемый брак с Викторией, он, зная о том, что и я стремлюсь к тому же, скорее всего не сможет ответить нам отказом.

Фиона откинулась на спинку стула, изо всех сил стараясь изобразить на лице такую же уверенность в успехе предприятия, какая была запечатлена на лице виконтессы Эшмонт.

Майлз вечером остался дома, чтобы за ужином раз и навсегда поговорить о невозможности брака с Викторией.

Они отведали отварного лосося и спаржи под белым соусом, после чего перешли в любимую гостиную Регины и раскинулись в креслах.

— Итак, дружок, — сказала виконтесса, отпивая из чашки с шоколадом, — о чем ты хотел со мной поговорить?

Майлз, отхлебнув бренди, с ленивой улыбкой осведомился:

— С чего это ты, бабуля, решила, будто я хотел с тобой что-то обсудить?

— Как же иначе? Разве в противном случае ты бы остался дома наедине со старухой?

— Вот тут ты ошиблась. Нет на свете собеседника умнее и интереснее тебя. — Он поднялся с места, обошел вокруг стола и, пододвинув себе стул, уселся рядом с виконтессой. — Однако не стану лукавить. Я и вправду хотел серьезно с тобой поговорить и уверен, ты знаешь, на какую тему.

— О леди Виктории?

— О ком же еще? Мне бы не хотелось тебя расстраивать, бабуля, но скрывать того, что у меня на душе, я тоже не намерен.

— Позабудем на время о тонкостях обхождения, Майлз. Говори все, как есть.

— Коли так, слушай: ни жениться на Виктории, ни ухаживать за ней я не собираюсь. — Заметив, что Регина набрала в грудь побольше воздуха, чтобы с ним заспорить, Майлз поднял руку, призывая ее к молчанию. — Ты позволишь мне высказаться до конца?

Виконтесса кивнула.

— Готов признать, что эта леди меня заинтриговала. Сам не знаю, почему — нам с ней удалось обменяться лишь несколькими связными фразами, — но тем не менее это так.

Не сдержавшись, Регина перебила внука:

— Возможно, потому, что это была единственная в графстве девушка, которая не бросала на тебя восторженных взоров!

— Не хочу спорить, — пожал плечами Майлз, — может, так оно и есть. Скажу одно: как бы то ни было, волочиться за ней я не стану.

Регина приложила все силы, чтобы не выдать своего разочарования.

— Это почему же?

— Потому что через неделю я уезжаю.

— Понятно, — протянула виконтесса. — Ты уже предпринял для этого какие-то шаги?

— Сегодня я зарезервировал для себя каюту на корабле. Поскольку лошадей, которые соответствовали бы моим требованиям, я здесь не нашел, мне остается лишь вернуться в Америку и там продолжить свою работу.

— Послушай, Майлз, — задумчиво сказала Регина, — если бы некая причина заставила тебя пробыть в Англии еще три или четыре месяца, ты стал бы, как ты изволил выразиться, волочиться за Викторией?

Майлз решил, что на этот гипотетический вопрос можно дать утвердительный ответ — ему нетрудно, а старушке радость.

— Разумеется, почему бы и нет? — легкомысленно ответил он.

И по торжествующей бабушкиной улыбке понял, что совершил серьезную ошибку.

— В таком случае, мой мальчик, — сказала виконтесса, — тебе придется снять дорожный костюм и снова нарядиться франтом, поскольку, я уверена, ты сейчас же побежишь к агенту и сообщишь ему, что твой отъезд откладывается.

— Это с какой же стати? — сварливо поинтересовался Майлз.

На губах Регины заиграла победная улыбка.

— Да с такой, мой милый, что в Англию едут твои родители со всеми своими чадами. Сейчас, когда мы с тобой разговариваем, они уже плывут на корабле через океан. — Виконтесса поднялась с кресла, подошла к письменному столу и, взяв письмо Уэлсли-старшего, передала его Майлзу.

Несколько раз перечитав послание, Майлз удивленно поднял глаза на бабушку.

— Не понимаю, с чего это они вдруг снялись с насиженного места?

Регина с самым невинным видом пожала плечами.

— Возможно, потому, дорогой, что они уже целую вечность не были в Англии и им захотелось меня навестить.

— Что ж, — пробормотал Майлз. — Это другое дело. Придется мне, видно, переменить свои планы.

— Я не сомневалась, что так оно и будет, — хихикнула виконтесса, и ее глаза радостно блеснули. — Вообрази только — вся семья соберется на лето под кровом нашего старого дома! К тому же тебе представится возможность поухаживать за Викторией.

Майлз хотел было не слишком лестно пройтись насчет Виктории, но, поглядев на сияющую бабушку, передумал.

В самом деле, почему бы ему и не поухаживать за Викторией — так сказать, в порядке опыта? В конце концов, если Виктория станет с ним полюбезнее, он утрет нос этому щеголю Александру Шоу, который, похоже, не склонен верить в такую возможность!

Ехидно бросив на Регину колючий взгляд, он сказал:

— Похоже, бабушка, ты поймала меня на слове, и от прогулок с леди Викторией мне не отвертеться. Тем не менее я бы хотел, чтобы ты уяснила себе одну вещь.

— Это какую же, мой милый? — доброжелательно осведомилась виконтесса.

— Даже если я и пройдусь разок-другой под ручку с Викторией, это вовсе не значит, что я на ней женюсь.

Регина отмахнулась унизанной перстнями рукой, словно открещиваясь от такой крамольной мысли.

— Бог с тобой, дружок, никто не будет тащить тебя к аналою силком! Я лично верю в то, что природа и время сами все расставят по своим местам.

Майлз рассмеялся и, поднявшись с места, запечатлел на лбу виконтессы поцелуй.

— Да уж знаем мы, ваше лордство, во что вы верите и на что надеетесь. И зря вы приплетаете к вашим рассуждениям природу — она остается для вас авторитетом, лишь пока события следуют начертанным вами курсом!

— Леди Виктория! Лорд Уэлсли хотел бы засвидетельствовать вам свое почтение! — объявила рыженькая Ребекка, останавливаясь в дверях гостиной.

— А кто такой, собственно, этот лорд Уэлсли? — спросил Хэррисон Гилфорд. Он сидел на диванчике рядом с Викторией и держал на колене тарелку с лепешками.

— Ну как же, — повернулась к нему девушка, — Майлз Уэлсли. Вы познакомились с ним у нас на званом вечере.

Хэррисон скривил губы в презрительной усмешке.

— С каких это пор он именует себя лордом?

— Он лично себя так не называет, — сказала Виктория, — просто Ребекка наивно полагает, что всякий, кто приезжает к нам с визитом, носит титул.

— Что ж, в данном случае она ошиблась, — Гилфорд голосом выделил слова «в данном случае».

Викторию несколько покоробило подобное недоброжелательство, но она ничего не сказала Харрисону, а обратилась к служанке:

— Ребекка, скажи, пожалуйста, мистеру Уэлсли, что я не могу его принять. Передай ему также, чтобы на будущее он запомнил — прежде чем являться к даме с визитом, следует сначала послать свою визитную карточку, а не врываться в дом самому.

— Боюсь, мадам, — произнесла, смущаясь, Ребекка, — я не смогу объяснить все это джентльмену как должно. Может быть, мне просто сказать, что сейчас вы заняты и примете его позже?

Виктория покачала головой.

— Ничего подобного. Нужно, в конце концов, дать мистеру Уэлсли понять, что, вне зависимости от того, как поступают в подобных случаях в Америке, здесь, в Англии, незваных гостей не привечают.

— Я вовсе не требую, чтобы вы меня привечали, — послышался в комнате звучный мужской голос. — Я проезжал мимо и зашел, чтобы передать вам приглашение.

Все, кто находился в комнате, устремили глаза на светловолосого молодого красавца, который возник в дверном проеме, словно чертик из коробочки, и принялся с самым невозмутимым видом разглядывать маленькую компанию.

Неожиданное появление Майлза Уэлсли вызвало неподдельное удовольствие у Ребекки, удивление и смущение у Виктории и до крайности разозлило Хэррисона Гилфорда.

— Черт возьми, Уэлсли! — воскликнул он, вскакивая на ноги с самым воинственным видом. — Что вы себе позволяете? Нельзя же, в самом деле, врываться в дамскую гостиную, точно в трактир!

— Прежде всего добрый день, Гилфорд, — улыбнулся Майлз. Судя по всему, он считал ниже своего достоинства отвечать на выпад Хэррисона. Повернувшись к Виктории, он сказал: — Я не стану злоупотреблять вашим терпением, миледи. Уделите мне одну только минуту вашего драгоценного времени — и я удалюсь.

Виктория строго сдвинула брови, однако, не желая нагнетать атмосферу враждебности, которая воцарилась в гостиной во многом благодаря усилиям Хэррисона Гилфорда, поднялась с дивана и вышла в холл, увлекая за собой Майлза.

— Это уж слишком, мистер Уэлсли, — бросила она на ходу, направляясь к лестнице. — Даже американцам следует иметь в виду, что гостиная британской леди неприкосновенна.

— Прошу меня извинить, миледи. Американцы подчас действительно бывают несносны. — Хотя Майлз, казалось бы, просил прощения, лукавое выражение его глаз говорило, что он ничуть не сожалеет о беспокойстве, которое причинил Виктории своим вторжением. — Как я уже говорил, я зашел только для того, чтобы пригласить вас завтра утром покататься верхом.

Виктория одарила его задумчивым взглядом.

— Если я задам вам вопрос, вы ответите на него откровенно?

— Мисс Пемброк, вы меня убиваете своим недоверием! Разве я могу позволить себе вам лгать?

— Прошу вас, оставьте эти глупости, — поморщилась Виктория. — Скажите лучше, вы способны говорить правду?

Майлз шутливо вскинул руку.

— Клянусь говорить правду и одну только правду, миледи!

— Отлично. В таком случае ответьте — вы приехали сюда оттого, что так захотела ваша бабушка, или пригласили меня кататься по своей собственной воле?

Майлза посерьезнел:

— Давайте, миледи, сразу кое-что проясним. Да, я люблю свою бабушку и готов на многое, чтобы ее ублажить. Но никто, повторяю, никто не заставит меня сделать что-то против моей воли. Другими словами, если бы мне не захотелось покататься с вами верхом, меня бы здесь не было.

Виктория внимательно всмотрелась в лицо Майлза, и у нее перехватило дыхание — до того был хорош собой этот американский потомок британских аристократов! Встретившись с ним взглядом и порозовев от смущения, девушка, сама того не желая, произнесла:

— Хорошо, мистер Уэлсли. Я принимаю ваше приглашение.

Заручившись согласием Виктории, Майлз не моргнув глазом спросил:

— Вы принимаете его, потому что так захотела ваша мачеха — или же сами не прочь со мной прокатиться?

Виктория озадаченно молчала — сказать по правде, она и сама не знала, что ответить. Майлз предложил ей на выбор два варианта ответа, но ни один из них не отражал с достоверностью того, что она думала на этот счет.

Собравшись с мыслями, она сказала:

— Как и вас, сэр, меня трудно принудить сделать что-либо против моей воли.

К большому удивлению Виктории, этот, в общем-то, уклончивый ответ, пришелся Майлзу по вкусу.

— Вот и отлично, — сверкнув белозубой улыбкой, произнес молодой человек. — Тогда я заеду за вами в десять утра.

Улыбка Майлза была настолько обезоруживающей и доброжелательной, что Виктории оставалось лишь улыбнуться ему в ответ.

— К тому времени я соберусь и буду вас ждать.

С этими словами она распахнула перед гостем входную дверь.

Помахав девушке на прощанье и крикнув: «До завтра, мисс Пемброк», — Майлз сбежал по ступенькам к коновязи — и тут заметил лошадь Хэррисона Гилфорда.

Оглянувшись и убедившись, что за ним никто не наблюдает, Майлз молниеносным движением расстегнул и ослабил подпругу.

— Если Гилфорд грохнется, сам будет виноват, — пробормотал он себе под нос. — Хороший наездник, прежде чем вскочить в седло, должен проверить, надежно ли затянута подпруга.

Завершив несложные приготовления к диверсии, которая нанесет ущерб гордости, а также мягким частям тела Хэррисона Гилфорда, Майлз вскочил на собственную лошадь и помчался прочь от Пемброк-хауса, хохоча во все горло.

13

— Что ему было нужно?

Вопрос прозвучал так резко, почти вызывающе, что у Виктории от удивления округлились глаза. Тем не менее она прошла к диванчику и уселась рядом с Хэррисоном Гилфордом.

— Мистер Уэсли хотел пригласить меня завтра поутру на верховую прогулку.

— Вы, разумеется, отклонили его приглашение?

— Почему же? Наоборот, я сказала ему, что с радостью поеду с ним кататься, — сухо произнесла Виктория.

Хэррисон вскочил с такой поспешностью, что тарелка с лепешками, стоявшая у него на колене, упала на пол и с жалобным звоном раскололась.

— То есть как это «с радостью»? Согласившись скакать по окрестностям с этим… дремучим варваром, вы изволили насмехаться надо мной!

Виктория тоже вскочила с места, и ее темные глаза полыхнули негодованием.

— Простите, Хэррисон, но я не позволю вам разговаривать со мной в таком тоне! Или вы считаете, что имеете на меня какие-то права? То, что я согласилась покататься с Майлзом Уэлсли, нисколько вас не касается! Кстати, мне кажется, что вы слишком уж засиделись, и будет лучше, если вы уедете.

Хэррисон наконец понял, что повышать голос на Викторию — не лучшее средство добиться ее расположения. Он поторопился исправить ошибку:

— Извините меня, Виктория. Боюсь, что я позволил себе на минуту поддаться чувствам. Давайте присядем и спокойно все обсудим.

— Нечего тут обсуждать! — холодно отрезала Виктория. — И вообще, как я уже сказала, вам пора ехать.

От такого высокомерного обращения Хэррисон снова вспылил:

— Очень мило! Стремитесь, так сказать, побыстрее от меня отделаться… А почему — вот вопрос? Ждете моего отъезда, чтобы впустить к себе этого наглого американца, который пока что прячется за домом?

Намеки Хэррисона несказанно разозлили Викторию, но, когда она заговорила снова, в ее голосе прозвучало убийственное спокойствие:

— Мы с вами, Хэррисон, дружим не первый год. И по этой лишь причине я постараюсь не придавать значения вашим последним словам. Теперь же я еще раз предлагаю вам меня оставить. Надеюсь, вы не станете проявлять назойливости, которая неприлична джентльмену? Или прикажете позвать слуг, чтобы они помогли вам покинуть этот дом?

Хэррисон схватил перчатки и шляпу со стоявшего у двери столика и круто повернулся к Виктории. Глаза его побелели от ярости.

— Незачем звать на помощь, миледи. И не в том дело, что среди всей вашей прислуги вряд ли найдется человек, у которого достанет сил «помочь мне покинуть этот дом». Вы совершенно справедливо заметили, что мы дружим уже не первый год — и лишь по этой причине я постараюсь забыть о вашем недружественном демарше и сию же минуту уеду из Пемброк-хауса!

— «Недружественный демарш», Гилфорд? — удивленно выдохнула Виктория. — Как прикажете понимать ваши высокопарные слова?

— Вы прекрасно знаете — как! Мы с вами, можно сказать, помолвлены, а теперь, когда ваш отец умер и у вас нет больше причин оставаться в Пемброке, все в графстве только и ждут, когда о нашей помолвке будет объявлено официально.

— Что ж, этим «всем» ждать придется очень и очень Долго, — гневно бросила Виктория, — поскольку у меня нет ни малейшего желания выходить замуж ни за вас, ни за кого-либо другого!

— Ничего подобного, вы выйдете за меня замуж, — самодовольным тоном произнес Хэррисон. — Все будет так, как я давным-давно задумал.

— Вы бы сначала выяснили, что задумала я!

Хэррисон предпочел пропустить реплику Виктории мимо ушей.

— Более того, появляясь в компании этого шального американца, вы унижаете меня в глазах общества, и я терпеть этого не намерен!

Виктория расправила плечи, на секунду став словно выше ростом, и в упор посмотрела на Хэррисона.

— Разговор закончен, мистер Гилфорд. Желаю вам хорошо провести остаток дня.

Промчавшись мимо Хэррисона к двери и едва не сбив его при этом с ног, она вихрем вылетела в коридор, пересекла холл и в мгновение ока взлетела по лестнице к себе в спальню.

Захлопнув за собой дверь, девушка прижалась к ней спиной и срывающимся голосом пробормотала:

— Каков наглец! Он уже решил, что я принадлежу ему душой и телом!

Она прошла к окну, подняла штору и прильнула к стеклу, чтобы проследить за отъездом Гилфорда.

Внезапно крайнее раздражение на ее лице сменилось удивлением. Миг спустя Виктория, позабыв обо всем на свете, от души расхохоталась.

Внизу, у коновязи, Гилфорд садился в седло. Он отвязал уздечку, сунул ногу в стремя и уже готовился вскочить на коня, когда седло внезапно соскользнуло к животу лошади и Гилфорд брякнулся оземь.

Виктория хохотала так, что слезы навернулись на глаза. Первым ее порывом было открыть окно и с унизительным сочувствием осведомиться у распростертого в пыли Хэррисона, не ушибся ли он, но, с минуту поразмыслив, она отказалась от этой затеи. Не стоит выводить Гилфорда из себя — он и так уже разозлен сверх всякой меры.

Виктория бросилась на постель, представила себе валяющегося в пыли под ногами собственной лошади Хэррисона — и снова расхохоталась.

Вот достойный урок для такого напыщенного болвана! Непонятно лишь, как могло седло соскользнуть со спины коня? Похоже, кто-то решил подшутить и под Гилфордом ослабил подпругу.

И тут Викторию осенила мысль настолько невероятная, что девушка даже помахала рукой, будто отметая саму возможность такого оборота событий.

— Не может быть, — прошептала она едва слышно, — даже для «шального американца», как называет Майлза Хэррисон, это уж слишком!

— Доброе утро, Ребекка. Сегодня ты выглядишь просто сногсшибательно!

Служанка покраснела до самых корней своих пламенно-рыжих волос.

— Ах, лорд Уэлсли, вы такой неисправимый льстец! — пропела она, приглашая Майлза в дом. — Проходите, пожалуйста. Хозяйка уже почти собралась.

— Не надо называть меня лордом, Ребекка. Зови просто — «мистер Уэлсли», — сказал Майлз, подмигнув девушке, и вошел в просторный холл Пемброк-хауса.

— Не хотите ли выпить чаю в гостиной? — спросила Ребекка. — Я могу принести вам пирожных, лепешек, а еще…

— Спасибо, не нужно, — перебил девушку Майлз, опасаясь, что Ребекка станет перечислять содержимое хозяйской кладовой. — Если ты не против, я подожду леди Викторию в холле.

— Как скажете, сэр, — пролепетала Ребекка. — Устраивайтесь поудобнее, а я пойду скажу хозяйке, что вы Уже здесь.

— Спешить незачем. Я пришел пораньше, а потому Уверен, что леди еще не готова.

Ухмыльнувшись, Майлз уселся на простой деревянный стул и закинул ногу за ногу.

Хотя Майлз того не знал, Виктория уже оделась и стояла на площадке второго этажа, наблюдая за происходящим. Когда Ребекка поднялась по ступенькам, чтобы ее позвать, девушка приложила палец к губам и с заговорщицким видом улыбнулась, призывая служанку к молчанию. Та ответила ей улыбкой и прошептала:

— Ну разве это не самый очаровательный мужчина в графстве, миледи?

Виктория, занятая созерцанием «самого очаровательного мужчины в графстве», коротко кивнула. Майлз и в самом деле был великолепен, а его бриджи для верховой езды и коричневый облегающий фрак лишь подчеркивали его привлекательность.

— Он не только хорош собой, но еще и добр, — продолжала нашептывать горничная на ухо хозяйке.

— Добр? Ты так думаешь? — удивилась Виктория. — Ты, наверное, забыла, Ребекка, что он явился к нам, чтобы выманить у нас лучших наших лошадей?

— Извините, мадам, но я не верю, что мистер Уэлсли способен на такое. Он приехал в Пемброк-хаус по приглашению сэра Джона, да упокоит господь его душу, не для того, чтобы выманить у вас лошадей, но чтобы купить их. Уверена, в его намерениях не было ничего бесчестного.

— Дай-то бог, чтобы все было так, как ты говоришь, — прошептала Виктория и неожиданно для служанки добавила: — Иди, Ребекка, — тебе пора приступать к своим обязанностям.

Служанка согласно кивнула и отправилась по своим делам. Правда, прежде чем спуститься в холл, она бросила через плечо задумчивый взгляд на свою хозяйку и пробормотала:

— Некоторые люди даже не подозревают, как им везет в жизни. Интересно, что бы леди Виктория запела, если бы ей пришлось провести хотя бы пару вечеров в обществе конюхов? Уверена, после этого она сразу бы поняла, какое сокровище мистер Уэлсли!

Между тем «сокровище» поднялся на ноги, чтобы приветствовать леди Викторию, которая в этот миг выглядела просто ослепительно. Она была одета в серый твидовый костюм для верховой езды, который так соблазнительно обрисовывал ее фигуру, что Майлз, помимо воли, ощутил прилив желания.

Молодой человек судорожно сглотнул, стараясь овладеть собой, и с явным усилием изобразил на губах вежливую улыбку.

— Доброе утро, миледи. Вы сегодня чудесно выглядите.

Виктория опустила глаза и с сомнением оглядела свой скромный серыйкостюм.

— Вы и вправду так считаете, мистер Уэлсли?

— Да, — честно ответил Майлз, — хотя серый цвет, на мой вкус, несколько блекловат.

Виктория удивленно изогнула бровь.

— Вот как? Какой же цвет предпочитаете вы?

Майлз ослепительно улыбнулся.

— На мой взгляд, к вашим волосам и глазам подходит один-единственный.

— Правда? И какой же?

— Красный.

— Красный? — выдохнула пораженная Виктория. — Так вы полагаете, мне нужно носить красное? Уверяю вас, вряд ли в Англии найдется уважающая себя дама, которая позволит себе…

— В красном вы были бы просто обворожительны, — твердо сказал Майлз. — Думаю, настанет такой день, когда я увижу вас в красном платье.

— Могу вас заверить, сэр, что этого не случится никогда.

Майлз как-то совсем по-мальчишески подмигнул ей:

— Поживем — увидим. Ну как, мы едем на прогулку или нет?

— Обязательно, — ответила Виктория, натягивая перчатки.

Они рука об руку вышли за дверь и стали спускаться по ступенькам.

Как это все-таки по-американски, рассуждала про себя Виктория, следуя рядом с Майлзом, избрать из всех цветов именно красный! Для английской девушки из хорошей семьи красное платье — верх дурного тона. Уж и не знаю, смогу ли я провести в обществе этого человека хотя бы один день, даже если это необходимо ради осуществления моих планов?

В сущности, Виктория ничего толком не знала о Майлзе Уэлсли и еще меньше его понимала. По сравнению с другими ее знакомыми этот человек казался ей чересчур порывист. Он был слишком открыт, говорил что вздумается, был прям и непосредствен до крайности. Столь же чрезмерными казались ей его красота и привлекательность. Ни один мужчина из тех, кого знала Виктория, не мог в этом смысле равняться с Майлзом Уэлсли. Неужели все американцы таковы? — задавалась она вопросом и сама же себе отвечала, что национальность, по-видимому, тут ни при чем.

Как бы то ни было, всякий раз, когда Майлз оказывался рядом, сердце у нее в груди замирало и становилось трудно дышать. Фиона называла подобных людей «жизнелюбами». Именно такому человеку, по мнению Виктории, серый цвет и должен был казаться тусклым.

— Надеюсь, вас не разочарует окончательно тот факт, что лошадь у меня тоже серая? — с иронией в голосе осведомилась она. — Увы, красных лошадей нынче не достать.

Майлз заметил, что девушка смотрит на него с вызовом, и решил поддержать игру:

— Очень жаль. Кобыла клубничного цвета как нельзя лучше подошла бы к алому костюму для верховой езды.

Улыбка, появившаяся было на губах Виктории, улетучилась: стрелы ее сарказма явно не достигли цели.

— Итак, куда мы поедем? — торопливо спросила она, чтобы сменить тему.

— Вы не против, если мы прокатимся по полям? Я слышал, что где-то на задворках вашего имения имеются луга, где вы выпасаете молодняк.

Виктория искоса на него посмотрела, сообразив, что кто-то уже поставил Майлза в известность о ее маленьком секрете, который, впрочем, был отлично известен всем местным жителям.

— Как скажете, но заранее вас предупреждаю, что эти лошади не продаются.

Вскочив на коня, она сразу же пустила его галопом в надежде, что Майлзу придется скакать сзади и глотать пыль.

Увы, уловка не удалась. Отличный наездник, Майлз рее через минуту нагнал девушку и помчался с ней бок о бок.

Так, галопом, они одолели несколько миль, после чего Майлз крикнул:

— Берегитесь! Так вы скоро загоните вашу лошадь!

Виктория, понимая, что он прав, натянула поводья, и кобыла перешла на рысь.

— Здесь пасутся ваши лошади? — спросил Майлз, Указывая на огороженное частоколом пастбище.

Виктория согласно кивнула.

— В таком случае давайте остановимся и посмотрим на лошадок.

Поколебавшись, девушка снова кивнула.

Они спешились, взяли лошадей под уздцы и направились к ограде, за которой на изумрудно-зеленой травке резвился молодняк из табуна Пемброков.

С минуту Майлз и Виктория созерцали молодых лошадок, которые в отдалении щипали траву, время от времени вскидывая головы и оглашая окрестности громким веселым ржанием.

К изумлению девушки, Майлз неожиданно сунул в рот пальцы и свистнул так пронзительно, что Виктория едва не свалилась с ног. Лошадки как по команде вскинули головы, повернулись на звук и зарысили в сторону молодых людей, будто желая узнать, кто их обеспокоил. Это позволило Майлзу присмотреться к статям молодняка и определить его достоинства и недостатки.

— Это лошади от тех самых маток, которых вы показывали мне в конюшне?

— Большей частью. А почему вы спрашиваете?

— Да потому что они точно так же засекают ногу, как и те, что были выставлены на продажу.

— Мистер Уэлсли, — Виктория в сердцах хлопнула перчатками по колену. — Если вы еще раз скажете мне, что лошади Пемброков засекают ногу, я сяду на лошадь и вернусь домой!

Майлз посмотрел на нее и ухмыльнулся:

— Не любите вы выслушивать неприятные истины, миледи…

В ответ Виктория выхватила у него поводья своей кобылы.

— С меня довольно! Я отправляюсь в Пемброк-хаус.

Она сунула ногу в стремя и хотела вскочить в седло, но Майлз крепко обнял девушку за талию, подхватил на руки и легко, как перышко, снова поставил на землю.

— Не уезжайте, — прошептал он, наклоняясь к Виктории так близко, что едва не касался губами ее ушка. — Обещаю вам хранить молчание.

Виктория попыталась высвободиться, но Майлз держал ее крепко. Убедившись, что вырваться ей не удастся, она решила применить другую тактику и нежным голоском пропела:

— Ах, мистер Уэлсли, отпустите меня, пожалуйста!

— Так вот же — не отпущу, — словно кот, промурлыкал ей на ухо Майлз. — Мне нравится сжимать вас в объятиях.

— Но, мистер Уэлсли… Это, в конце концов, неприлично…

— К черту все приличия, — вполголоса сказал он. — Иногда они ужасно мешают. К тому же, целуя вас на конюшне, я тоже вел себя неприлично, зато сколько удовольствия получил!

— Мистер Уэлсли, прошу вас!

— Майлз. Зовите меня Майлз. Мистер Уэлсли — это мой отец.

— Хорошо… Пусть будет Майлз, — едва слышно произнесла Виктория, чувствуя, что ее силы и желание сопротивляться иссякают. — Так вот, Майлз, мы с вами не должны…

Закончить фразу ей так и не удалось, поскольку миг спустя молодой человек развернул ее к себе и припал поцелуем к ее губам. Словно по волшебству, с головы ее соскользнула шляпа, и стянутые в тугой узел волосы, обретя свободу, волной хлынули на плечи.

Виктория понимала, что так продолжаться не может, что она просто обязана оттолкнуть Майлза, но не находила для этого сил. С огромным трудом удавалось ей пока лишь одно: хотя бы отчасти сохранять ясность мысли.

У нее кружилась голова, подгибались ноги, жар сильного мужского тела наполнил ее сладкой истомой. Майлз целовал ее жадно, неудержимо, властно, и его дерзкие поцелуи распаляли в ее крови неведомые прежде желания.

— Майлз!.. — едва слышно простонала Виктория — и не узнала собственного голоса.

Уверенно и нежно он ласкал ее плечи, перебирал пальцами шелковистые волосы.

Виктория понимала: еще немного — и она лишится чувств.

— Майлз, — простонала она, — прекратите… прекратите немедля…

К большому ее удивлению, он подчинился, но не разжал объятий, и его жаркое дыхание все так же касалось ее щеки.

Словно очнувшись от сна, Виктория открыла глаза. И сразу же увидела над собой голубые глаза Майлза, затуманенные страстью, чуть приоткрытые чувственные губы.

Девушка перевела дыхание, высвободилась наконец из объятий Майлза и отступила на шаг. На этот раз он даже и не пытался ее удерживать.

— Вы… Вам нехорошо? — тихо спросила она. — У вас такое странное лицо…

— Да уж, наверное… — пробормотал Майлз, прикоснувшись дрожащей рукой к своим губам. Желание терзало его нестерпимо.

Виктория все так же озабоченно на него смотрела, и он на миг прикрыл глаза, провел по лицу ладонью:

— У меня все хорошо.

Виктория знать не могла, что творится с Майлзом, но подозревала в этом последствия их страстного поцелуя.

Раскаяние захлестнуло ее. В самом деле, что должен был подумать о ней Майлз после того, как она позволила себе подобные вольности? Кто знает, вдруг он потерял к ней всякое уважение?

Придав на всякий случай своему лицу строгое выражение, она твердо заявила:

— Мистер Уэлсли, я не могу позволить, чтобы вы впредь…

Майлз в упор глянул на нее — и она смолкла.

— Прошу вас, ничего не говорите. Это все испортит. — Он притянул девушку к себе, зарылся лицом в ее темные волосы и шепотом добавил: — Пожалуйста.

— Но мы не должны… Это… это нехорошо.

— Не смейте так говорить! Мы не сделали ничего дурного. Мы просто поцеловались. Что плохого может быть в поцелуе?

Отстранившись, Майлз сердито сверкнул глазами и раздельно, чуть не по слогам повторил:

— Ни-че-го!

— Это у вас в Америке «ничего», а у нас в Англии так не делается!

— Все-таки, наверное, делается — как иначе объяснить, что в Англии все еще не перевелись англичане? В глазах Виктории вспыхнуло негодование.

— Как вы смеете разговаривать со мной в подобном тоне? — вскричала она. — Очень может быть, мистер Уэлсли, что подобная манера ухаживать хороша для общения с американками, но для настоящей английской леди она неприемлема!

— Вот сейчас вы угодили в точку.

— Угодила в точку? — пробормотала Виктория. — О чем это вы?

— Я говорю о том, что вы, сами того не желая, в нескольких словах показали разницу между английскими и американскими женщинами.

Викторию рассуждения Майлза заинтересовали.

— Так в чем же, по-вашему, заключается эта разница?

— В том, что британские женщины более всего озабочены поддержанием своего статуса «леди», в то время как американки предпочитают оставаться такими, какие они есть.

— То есть…

— То есть просто женщинами.

— Ах, так? — в ярости воскликнула Виктория. — Вы, значит, отдаете предпочтение «просто женщинам» перед леди?

— Во все дни недели, детка, включая воскресенье.

Виктория гордо вскинула голову и посмотрела на Майлза в упор.

— В моем представлении, сэр, вам более всего подходит определение «варвар».

— А в моем представлении, мисс, вас и вам подобных лучше всего характеризует слово «ломаки»!

— Ломаки?! — возмущенно выдохнула Виктория. — Вы и вправду считаете, будто я ломаюсь, утверждая, что мне не нравится, когда мужчина распускает руки?

— Не знаю, нравится вам это или нет, — хмыкнул Майлз, — хотя бы потому, что наш поцелуй не имеет с этим ничего общего. Зато я уверен в другом: вам нравится быть в объятиях мужчины, нравятся его поцелуи, просто вы с присущим вам лицемерием не желаете этого признавать. Целоваться и «распускать руки» — это не совсем одно и то же, и мне жаль, что вы не понимаете разницы.

— Только не надо меня жалеть, мистер Уэлсли! — вскричала Виктория, вскакивая в седло и разбирая поводья. — И прошу вас: не приходите ко мне больше. Отныне — и впредь!

С этими словами она, гикнув и кольнув лошадь шпорами, помчалась к дому наискосок через поля. Темные волосы ее бились и трепетали на ветру, словно черный пиратский флаг.

Майлз глядел ей вслед с улыбкой на устах.

— Ишь ты — «Отныне — и впредь!», — покачал он головой, повторяя последние слова Виктории. — Увидим, миледи. «Впредь» — понятие растяжимое.

14

Виктория заглянула в гостиную, заметила сидевшую с вышиванием у окна Фиону и объявила:

— Я отправляюсь покататься, Фиона. Вернусь примерно через час.

Фиона подняла от вышивки глаза и улыбнулась.

— Ты едешь с Майлзом Уэлсли?

— Не сказала бы, — ответила Виктория.

— Вот как? А мне казалось, после вчерашней прогулки…

— Знаю, что тебе казалось, — перебила ее Виктория, — но после вчерашней прогулки встречаться с Майлзом Уэлсли я не намерена.

Фиона так разволновалась, что у нее задрожали руки, и она, чтобы не уронить иголку, воткнула ее в вышивку.

— Не намерена, значит?

Виктория помотала головой.

— Именно. Как я уже тебе и говорила, это невежественный, грубый, дикий варвар.

Фиона поднялась на ноги, решительно подошла к падчерице и, уперев руки в бока, посмотрела на нее в упор.

— Надеюсь, он… гм… не позволил себе ничего лишнего? — охрипшим от волнения голосом спросила она.

— Именно что позволил!

Фиона ахнула и прикрыла ладошкой рот.

— Бедное дитя! Говори же скорей, что этот негодяй с тобой сотворил?

Виктория смущенно опустила глаза, упорно глядя в пол. Сказать по правде, ей не слишком хотелось обсуждать с мачехой свои отношения с Майлзом. Отвечать тем не менее придется.

— Он… он меня поцеловал, — с запинкой сказала девушка.

Фиона молчала, ожидая продолжения, но Виктория молчала тоже, и мачеха наконец не выдержала:

— Значит, он тебя поцеловал? И это все?

— Разумеется, как же иначе? Но его поведение возмутительно, поскольку мы с ним даже не обручены. — Лицо Виктории выражало оскорбленную невинность.

— M-м… Вообще-то целовать девушку до обручения не принято…

— То-то и оно! — с жаром произнесла Виктория. — Поэтому я и сказала ему, что не желаю его больше видеть.

— Ох, Тори! — простонала Фиона. — Неужели ты прямо так ему и сказала? Только потому, что он тебя поцеловал? Прошу тебя, милая, немедленно с ним помирись! Ты же знаешь, что мы можем потерять, если Майлз перестанет к нам ездить.

— А мне все равно! — в запале вскричала Виктория. — Мистер Уэлсли — настоящий дикарь, и я отказываюсь иметь с ним дело! — Заметив, что мачеха по-прежнему смотрит на нее с осуждением, она добавила: — К тому же он сказал мне одну неприличную вещь!

Фиона вопросительно изогнула бровь.

— Вот как? И что же он тебе сказал?

Виктория некоторое время пребывала в нерешительности, но потом осмелилась высказать все, что у нее наболело.

— Он сказал, что, хотя мне и нравятся его поцелуи, я слишком лицемерна, чтобы это признать.

Фиона изо всех сил старалась сохранить строгое выражение лица, хотя ее и разбирал смех.

— А как оно на самом деле?

— Что «на самом деле»?

— Ну.. нравятся тебе его поцелуи — или нет?

— Конечно же, нет! — Голос Виктории звенел от праведного гнева, но Фиона заметила, что падчерица на мгновение отвела глаза.

— Стало быть, его поцелуи тебя не волнуют?

— Ну… разве что самую капельку, — виновато пробормотала девушка. — Но это не дает ему права называть меня в глаза ломакой — и это после того, как я сказала ему, что не желаю его видеть!

— Бог мой, Тори! Майлз Уэлсли — самый обыкновенный молодой человек. Молодые люди не любят, когда их ухаживания отвергают.

— Мне все равно, что он любит, а чего — нет! Суть дела в том, что я отказываюсь встречаться с Майлзом. Я знаю, что мое решение расстроит тебя, Фиона, но ничего с собой не могу поделать.

— Тори, — негромко, проникновенно сказала Фиона, стараясь, чтобы ее слова дошли до сердца падчерицы. — Ты должна подумать о своем будущем. В конце концов, каждый здоровый молодой человек стремится…

— Ах, оставьте вы меня все с вашим будущим! Извини, Фиона, тебе придется подыскать для поместья другого покупателя. Понимая, насколько для нас важно благоволение виконтессы, я тем не менее торжественно тебе заявляю, что в обществе Майлза Уэлсли не проведу больше ни одной минуты.

Фиона с самым несчастным видом созерцала непокорную падчерицу, но, не желая длить эту сцену, сделала над собой усилие и предоставила Виктории «карт-бланш» — по крайней мере, на некоторое время.

— Я понимаю тебя, дорогая… Ты хотела прокатиться? Ну так иди катайся и не забивай себе всем этим голову. Обещаю, я что-нибудь придумаю.

— Спасибо, — прошептала Виктория, которая боялась, что разговор с мачехой закончится скандалом, чего, по счастью, не случилось.

И пулей вылетела из гостиной, опасаясь, что Фиона не выдержит и задаст ей еще какой-нибудь каверзный вопрос.

Стояло чудное весеннее утро. Виктория неспешной рысью трусила по дороге, которая проходила мимо поместий Пемброк и Уэлсли. Светило солнце, дул прохладный свежий ветерок, и настроение у девушки было под стать погоде — то есть превосходное. На душевном подъеме, который испытывала Виктория, в немалой степени сказалось и то, что она насовсем распрощалась с Майлзом Уэлсли. Кажется, даже Фиона уже не собиралась больше этому противиться.

По убеждению Виктории, все в ее жизни складывалось удачно. Правда, оставалось еще раздобыть денег — чтобы не умереть с голоду самой и выкупить у Фионы Кингз Рэнсома.

Но где, спрашивается, достать такую сумму? Виктория могла бы продать драгоценности, которые ей достались от матери, — но в графстве мало кто согласился бы дать за камешки настоящую цену, а в Лондоне у девушки не было ни одного знакомого, кому она могла бы довериться.

Уж не продать ли втайне от всех несколько двухлеток и трехлеток из табуна? Вряд ли Фиона точно знает, сколько всего на ферме коней.

Однако же, когда она обратилась с этим вопросом к главному конюху Джорджу, тот заявил, что все жеребята от рождения имеют документ, удостоверяющий их происхождение, а стало быть, они тоже записаны на Фиону. Прежде чем продавать молодняк, необходимо было заручиться подписью мачехи на каждом таком документе.

Погрузившись в размышления на эту тему, Виктория скоро пришла к выводу, что, продай она все, чем владела лично, вряд ли бы ей удалось выручить сколько-нибудь значительную сумму.

Уж не податься ли в таком случае в гувернантки или в компаньонки к какой-нибудь богатой старухе? Правильно! Нужно заехать к виконтессе Эшмонт и спросить, не нужна ли ей компаньонка. Прелестная идея, что и говорить! Виктория даже едва слышно хихикнула. Заявить старушке что-нибудь в таком роде: «Я не хочу жить в браке с вашим племянником, леди Эшмонт, но вместо этого я охотно буду жить с вами!»

Представив себе, что сказала бы на эти слова виконтесса, Виктория расхохоталась в голос.

Отсмеявшись, она снова глубокомысленно нахмурила брови и потрепала по шее свою кобылу.

— И кто только подскажет мне, Лаурель, как быть? Может, ты?

Она помолчала, будто и впрямь ожидая, что лошадь даст ей ответ, но кобылка все так же неспешно трусила по дороге, время от времени всхрапывая и поматывая головой. С четверть часа они ехали в полной тишине, но потом Лаурель неожиданно вскинула голову и тихонько заржала.

Виктория очнулась от грез наяву и огляделась. Она не сомневалась, что ее лошадка почуяла поблизости другую лошадь.

Так оно и оказалось. Неподалеку от изгороди, на пастбище пасся крупный мерин Майлза Уэлсли. Он был оседлан и взнуздан, но его хозяина нигде не было видно.

Виктория похолодела. Лошадь, которая разгуливает в пустынном месте без своего седока, — явный признак того, что с хозяином что-то приключилось.

Соскочив на землю, Виктория привязала Лаурель, перелезла через хлипкую изгородь и направилась к мерину.

— Привет, мальчик, — обратилась она к коню. — Что это ты здесь делаешь в полном одиночестве? И где твой хозяин?

Девушка осмотрела ноги мерина, но никаких ран не обнаружила. Где же тогда Майлз?

Виктория разволновалась не на шутку. Приставив ладони ко рту, она громко позвала Майлза — и едва не подпрыгнула от удивления, когда он тотчас отозвался.

Девушка огляделась, недоумевая, где он прячется.

— Эй, Майлз, где вы? — воскликнула она.

— Наверху, как раз над вами.

Виктория вскинула голову и вгляделась в крону росшего неподалеку векового дуба. Через пару минут она заметила Майлза — почти полностью скрытый от посторонних взглядов густой листвой, он расположился на одной из верхних веток.

— Что это вы там делаете? — выдохнула она с испугом. — С ума сошли, что ли? Вы же убьетесь!

— Дудки, — хохотнул Майлз, раскачиваясь на ветке, как на качелях. — Я начал лазать по деревьям с тех пор, как научился ходить.

Виктория, сердясь на молодого человека за то, что он так ее напугал, уперла руки в бока и с иронией в голосе осведомилась:

— Очень может быть, в детстве вы так и делали, но не кажется ли вам, что с тех пор прошло уже довольно много времени?

— Честно говоря, теперь я проделываю это довольно редко, — отозвался Майлз со смехом, — просто я увидел гнездо, которое едва держалось на ветке, и решил его укрепить. Между прочим, в нем три яичка — малиновки, я полагаю.

— Вы точно сумасшедший, — бросила Виктория. — Ветка, на которой вы сидите, слишком тонка и хрустит при каждом вашем движении.

— По-моему, с веткой все обстоит не так плохо, — заверил девушку Майлз. — К тому же я почти закончил работу.

Едва он успел договорить, как ветка под ним хрустнула, сломалась, а затем послышались треск и громкий шорох листьев, которые сопровождали падение тела. Миг спустя Майлз уже лежал на земле у корней дерева. Закрыв глаза, он разбросал руки в стороны и не двигался.

— Бог мой! — Виктория в ужасе бросилась к молодому человеку и, опустившись перед ним на колени, воскликнула:

— Майлз! Майлз, вы живы?

Ответа не было, и тогда девушка ниже наклонилась к Майлзу, приложила ухо к его груди.

— Господи, сделай так, чтобы он не умер! — твердила она, не переставая.

И вдруг молитва замерла у нее на устах: сильный толчок опрокинул Викторию на спину, а над ней возникло улыбающееся лицо Майлза Уэлсли.

— Вот оно! — сияя, объявил Майлз. — Теперь я точно знаю, что вы ко мне неравнодушны. Вам ведь не хотелось, чтобы я помер, верно?

Обнаружив, что ее бесстыдно провели, Виктория хотела было высказать Майлзу все, что она о нем думает, — но губы Майлза запечатали ей уста упоительным, жарким поцелуем страсти.

Виктория застонала и, обхватив Майлза за плечи, с силой притянула к себе, чтобы всем существом ощутить его сильное мускулистое тело. В жарком томлении она смутно сознавала, что руки Майлза бродят по ее телу, дерзко лаская плечи, бедра, обтянутую жакетом грудь. Проникнув за отвороты жакета, его ладони охватили ее упругие полные груди, коснулись затвердевших сосков — и по ее телу волной прокатился хмельной жаркий трепет.

Виктории казалось, что она вот-вот лишится чувств. Ни один мужчина прежде не позволял с ней подобных вольностей — и именно поэтому она никогда не испытывала таких ощущений, острых и одновременно сладостных. Страсть и нега охватили ее, обжигая томительным пламенем.

— Так нельзя! — хрипло прошептала она. — Мы должны прекратить… немедленно…

— Замолчи, — простонал Майлз, сжимая в ладонях ее лицо. — Я хочу тебя целовать, Тори. Ради бога, не пытайся остановить меня!

И вновь запечатал ей уста поцелуем. Девушка замерла, упиваясь жаром его безудержной страсти.

Наконец ей удалось освободиться из его объятий, и Виктория присела на траву, приложив ладони к пылающим щекам.

— Зачем, скажите, вы все это со мной проделываете? — прошептала она, поднимая на Майлза огромные темные глаза, в которых застыл немой укор.

Не скоро, весьма не скоро он справился с собой и снова обрел дар речи.

— Потому что ты красива и я хочу тебя целовать, — просто сказал он и добавил: — Не могу только понять, отчего ты всегда после этого злишься?

Ответ был настолько прямолинеен, что Виктория не знала, что и сказать. Она озадаченно молчала, потом, однако, отбросила смущение и заявила, глядя Майлзу в глаза:

— Эта ваша затея с деревом… Ведь это было все подстроено, чтобы опять меня… гм… скомпрометировать, не правда ли?

— Да ни черта подобного! — воскликнул Майлз. — Вы себе льстите, миледи. Неужели вы подумали, что я, дабы сорвать у вас поцелуй, решил рискнуть собственной шеей?

Как это ни странно, слова Майлза уязвили ее самолюбие.

— Но ведь вы опять накинулись на меня с поцелуями, хотя я и предупредила вас, что впредь этого не потерплю?

Майлз смущенно рассмеялся.

— Когда я открыл глаза и увидел ваше огорченное лицо, то просто не смог удержаться и не поцеловать вас. Это было самым что ни на есть естественным побуждением.

— Вот как? Это, стало быть, первое, что пришло в голову после падения?

— Да, — кивнул Майлз, — именно так.

— Что же, — вздохнула Виктория, подняв руки, чтобы привести в порядок растрепанные волосы, — на сей раз я вас прощаю. В том, разумеется, случае, если это и впрямь был неосознанный порыв. Однако вы должны пообещать мне больше так не делать.

Майлз изо всех сил старался не рассмеяться.

— Нет, я не могу дать такого обещания, — заявил он с самой серьезной миной.

— Это еще почему?

— Потому что никто не знает, когда и где я в следующий раз упаду с дерева, а падение, как вы уже успели убедиться, вызывает у меня один и тот же порыв.

При этих словах у него в глазах заплясали веселые бесенята, но Виктория решила не обращать на это внимания. Хотя бы по той причине, что ей нравилось сидеть вот так запросто под деревом рядом с Майлзом и не хотелось портить эти минуты затяжным и, в общем, бессмысленным, спором. Не удержавшись, она все-таки заметила:

— Будь по-вашему. Сделаем для такого рода случаев исключение. Все же вы не настолько глупы, чтобы падать с дубов с удручающей регулярностью.

— Чувствительно вам благодарен, — насмешливо произнес Майлз. — Я, со своей стороны, обещаю держаться на почтительном расстоянии от всех деревьев вообще, особенно в тех случаях, когда вы будете находиться поблизости.

— Очень мило с вашей стороны, — проговорила Виктория, не сумев скрыть улыбки. — Кстати, вы не знаете, куда подевались мои шпильки. Что-то я никак их не найду. — Она похлопала ладошкой по траве.

— Не затрудняйте себя поисками. — Майлз протянул руку и коснулся ее пышных черных локонов. — По-моему, вам больше идет, когда волосы свободно лежат у вас на плечах.

— Оставьте, мистер Уэлсли! Леди не пристало ходить простоволосой.

— Бог ты мой! — простонал Майлз. — Опять мы возвращаемся к «мистеру Уэлсли»! Почему, когда мы целуемся, вы называете меня «Майлз», а все остальное время — «мистер Уэлсли»?

Виктория одарила его потрясенным взглядом. Майлз был прав, и то, что он обратил внимание на подобную странность, основательно ее смутило. Поднявшись на ноги и отряхнув от травы и листьев свой костюм для верховой езды, она сказала:

— Мне пора ехать.

— Правда? Так скоро?

Девушка кивнула, и тогда Майлз тоже поднялся на ноги. И поморщился от боли в правом колене.

— Вам плохо?

— Увы. Кажется, я при падении ушиб колено.

— Да вам просто повезло, что вы отделались одним только ушибом!

— А вот если бы я, к примеру, сломал себе ногу, вы бы расстроились? — спросил Майлз, изобразив полнейшее равнодушие.

— Разумеется. Я ведь тоже люблю пернатых, — ответила Виктория, перелезая через загородку и отвязывая свою кобылку. — Пострадай вы серьезно — и живущие окрест птички сильно бы опечалились, да и я вместе с ними.

Она вскочила в седло, повернулась к Майлзу и помахала ему рукой.

— Желаю вам доброго здоровья, мистер Уэлсли!

— Подождите! — воскликнул Майлз, облокотившись об изгородь. — Не согласитесь ли вы отужинать со мной сегодня вечером?

— Сегодня вечером? Увы, вынуждена отклонить ваше предложение, поскольку вы не предупредили меня заранее.

— У вас что — другие планы на сегодняшний вечер?

— Никаких особенных планов у меня нет, просто так не делается — вот и все.

— Но почему?

— Это не принято. Если вы хотите пригласить меня на ужин, то должны прежде послать составленное по всей форме приглашение с указанием места и даты, а потом ожидать моего решения.

— По мне, это все бессмысленная трата времени, — вздохнул Майлз, с досады хлопнув ладонью себя по бедру. — Скажите, Виктория, в этой чертовой стране люди хоть когда-нибудь поступают необдуманно?

— Необдуманно?

— Ну да, под воздействием чувств или момента?

Виктория со всей серьезностью обдумала вопрос Майлза и покачала головой.

— Боюсь, что нет.

— А у вас нет желания стать в этом смысле первопроходцем? — Майлз перелез через забор и, прихрамывая, подошел к девушке. — Сделаем так: к семи часам я за вами заеду, и мы отправимся в деревенскую гостиницу.

— В гостиницу?

— Ну да, в гостиницу. У них там есть уютный ресторанчик.

Виктория озадаченно на него посмотрела, но потом у нее на губах появилась понимающая улыбка.

— Вы, наверное, считаете меня тупицей?

— Тупицей? В каком смысле? — изумился Майлз.

— Ну, думаете, наверное, что у меня нет чувства юмора? Ошибаетесь, я не настолько непробиваема, чтобы не понимать шуток.

— С какой это стати вы решили, что я над вами подшучиваю?

Виктория мелодично рассмеялась.

— Мистер Уэлсли! Ни одна леди в Англии не согласится ужинать с мужчиной в гостинице без компаньонки или приживалки. В противном случае репутация женщины будет уничтожена на веки вечные.

Майлз тяжело вздохнул.

— Наверное, вы правы. В таком случае хочу вам объявить, что в восемь часов вечера я буду ужинать в «Доув и Хок». Что, если вы тоже окажетесь там — как будто невзначай? Тогда мы сможем поужинать вместе.

Виктория покачала головой.

— Я не могу этого сделать.

— Не можете или не хотите?

Девушка заколебалась, но потом сказала честно:

— Не могу. А теперь извините меня, мистер Уэлсли, — мне и вправду уже пора.

Виктория тронула кобылу и поехала шагом в сторону Пемброка. И сразу же у нее за спиной послышался голос Майлза:

— Леди Виктория?

Повернувшись в седле, девушка спросила:

— Что вам угодно, мистер Уэлсли?

— Я надеюсь, вы никогда не отыщете свои шпильки.

15

Ребекка единым духом взлетела на второй этаж и промчалась рысью до самых дверей комнаты Виктории. Постучав, она крикнула:

— Леди Виктория! Принесли письмо от лорда Уэлсли!

Дверь распахнулась с такой быстротой, что едва не хлопнула Ребекку по лбу.

— Ох, миледи! Вы меня испугали.

— Прости, — сказала со смехом Виктория, протягивая руку. — Давай сюда письмо. Кстати, называй молодого человека мистер Уэлсли, а не лорд Уэлсли.

— Разумеется, мадам. Как скажете, мадам. — Ребекка вручила Виктории большой конверт из плотной бумаги бежевого цвета. — По-моему, это приглашение, — Добавила она взволнованно.

Виктория грозно посмотрела на служанку, взглядом призывая ее к сдержанности, и, вернувшись в комнату, плотно прикрыла за собой дверь. Только после этого она позволила себя бросить взгляд на конверт, где крупным размашистым почерком было проставлено ее имя.

Не успела она распечатать письмо, как дверь распахнулась и в комнату влетела Каролина.

— Тори! Ребекка сказала, что мистер Уэлсли прислал тебе приглашение!

— Похоже, у Ребекки рот всегда готов на полкорпуса обставить голову, — сухо заметила Виктория.

— Правда? — Каролина сморщила белоснежный лобик. — Это в каком же смысле?

— В переносном, — вздохнула Виктория. Она вытащила из конверта листочек бумаги, присела на край кровати и с улыбкой прочла то, что там было написано.

— Ну, что он от тебя хочет? — торопливо осведомилась Каролина.

— Приглашает пойти с ним вместе на свадьбу Кэтрин Кроуфорд.

— Ах! — воскликнула Каролина. — Как это романтично!

— Что именно? — спросила Джорджия, заглядывая в комнату.

— Майлз Уэлсли пригласил Викторию на свадьбу Кэтти Кроуфорд!

— Не может быть! — выдохнула Джорджия. — Послушай, Тори, а ведь он всерьез за тебя взялся. Ни один мужчина не станет приглашать женщину на свадьбу своих знакомых, если сам при этом не подумывает о женитьбе.

— Это уж слишком, девочки, — строгим голосом произнесла Виктория. — Ларчик открывается куда проще. Бабушка Майлза в силу обстоятельств не может пойти на свадьбу — вот она и посылает вместо себя Майлза, а тому, естественно, одному идти не хочется. Вот и все.

— Все, да не все! — округлила глаза Каролина. — Он мог взять с собой Александра Шоу или еще кого-нибудь из приятелей.

— Это так, — подтвердила Джорджия слова сестры. — Не понимаю, отчего ты не соглашаешься признавать, что Майлз тобой заинтересовался? Если бы он стал ухаживать за мной, я бы трезвонила об этом на каждом перекрестке.

— Этого человека я не интересую, — стояла на своем Виктория, — просто ему здесь нечего делать, и он заскучал. Как только приедут его родители и братья, он и думать про меня забудет. Хотя мне, разумеется, это все равно.

— По-моему, это больше твои домыслы, — скептически скривила рот Джорджия. — Ну а если даже и так? Свадьба Кэтрин Кроуфорд — гвоздь нынешнего сезона. Не говоря уже о том, что все это ужасно романтично!

— Лучше бы он тебя пригласил, Джорджи, — сказала Виктория. — Тебе балы и званые вечера куда больше по сердцу, чем мне. Обидно, что такая отличная возможность поплясать и повеселиться предоставляется мне, а не тебе.

— Но ведь ты пойдешь, не правда ли? — стала допытываться Каролина. — Не отвергнешь же ты, в самом деле, его предложения?

Виктория подумала о том, как расстроится Фиона, если узнает, что она отказала Майлзу, и вздохнула.

— Нет, его предложения я отвергать не стану.

— Разумеется, как же иначе? — заявила Джорджия таким тоном, что сразу стало ясно: согласие Виктории здесь никто под сомнение не ставил. — Знаешь, что, Кэрри? — обратилась она к сестре. — Пойдем-ка подберем в гардеробе для Виктории что-нибудь эдакое — чтобы мистер Уэлсли от восторга рот разинул. Если мы сейчас как следует постараемся, может быть, вслед за свадьбой Кэтти Кроуфорд состоится свадьба Тори?

Как только сестры удалились, Виктория со стоном бросилась на кровать и зарылась лицом в подушку.

Майлз Уэлсли выглядел настолько сногсшибательно, что у Ребекки, которая открыла ему дверь, глаза на лоб полезли.

— Вы сегодня прямо принц Уэльский! — воскликнула она, окидывая взглядом его стройную фигуру, затянутую в сидевший без единой морщинки фрак. — Пойду доложу миледи, что вы уже здесь и ее дожидаетесь.

Она удалилась с такой поспешностью, что забыла взять у Майлза шляпу. Тот швырнул головной убор на стол, пододвинул себе стул и с отсутствующим видом оглядел холл, краем глаза зафиксировав свое отражение в зеркале.

Господи, подумал он, если бы Эрик и Джефф меня сейчас видели, разговорам и насмешкам не было бы конца.

Вспомнив о братьях, он улыбнулся — представил себе, как изменится жизнь в старом доме с их приездом.

— Бедная бабушка даже не представляет себе, какой сюрприз ожидает ее на следующей неделе, — пробормотал он.

Внимание Майлза привлек шум на площадке второго этажа, и он вскинул глаза. То, что он увидел, заставило его мгновенно забыть не только о младших братьях, но и обо всем на свете.

Виктория, не знавшая, что ее появление вызвало такой фурор, спускалась по лестнице. На ней было платье из ярко-зеленого атласа, обнажавшее плечи, шею и грудь, впрочем, скромно прикрытые газовым шарфиком в тон платью. Приподнимая широкие юбки, чтобы сделать шаг, она, сама того не желая, открыла взору Майлза свои тонкие лодыжки и маленькие ступни в атласных туфельках.

Заметив дожидавшегося внизу Майлза, она едва слышно ахнула — видимо, внешность спутника и на нее произвела немалое впечатление.

— Вы прекрасно выглядите, — негромко произнес Майлз, поднимаясь с места и протягивая девушке руку.

Виктория почти готова была вернуть ему комплимент, но сдержалась и спокойно сказала:

— Благодарю вас, сэр.

Майлз предложил Виктории руку, и они вместе спустились во двор.

— Вы приехали в карете вашей бабушки? — с удивлением спросила Виктория, увидев на подъездной дорожке величественный экипаж с гербами на лакированных дверцах.

— Да, — ответил Майлз. — Я, правда, хотел взять кабриолет, но бабушка настояла, чтобы я ехал в этом чудище.

Виктория едва заметно улыбнулась, поскольку была рада видеть Майлза, что бы там она ни говорила в приватной беседе сестрам. Утверждая, что свадьба Кэтрин Кроуфорд, хотя и блестящая, мало ее занимает, она не лукавила. Куда больше интересовал девушку спутник, с которым ей предстояло провести вечер.

— И все же я уверена тем не менее, что это весьма комфортабельный экипаж, — заметила девушка, забираясь с помощью Майлза в карету.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — сказал он со смехом, усаживаясь на шелковые подушки с нею рядом. — Стоит, однако, представить себе, что ехать предстоит всего две мили, невольно начинаешь думать о чрезмерности и даже обременительности подобного комфорта.

Две мили они одолели в рекордно короткий срок, и прежде, чем Виктория успела об этом пожалеть, карета остановилась около церкви, в которой должно было проходить венчание.

— Это они вас обсуждают, — заметила Виктория, кивком головы указав на шушукавшихся матрон.

— Только потому, что я нахожусь рядом с вами, — сказал Майлз, помогая девушке сесть на стул в заднем приделе храма.

Виктория знала, что это не так, но все равно порадовалась его словам. Оглянувшись, она доверительно склонилась к Майлзу и прошептала:

— Люблю летние свадьбы, когда вокруг все цветет. Они куда ярче и наряднее зимних. Зимой жениху и невесте приходится вместо цветов довольствоваться еловыми ветками.

— В таком случае, когда настанет ваш черед выходить замуж, вы потребуете от жениха, чтобы свадьба состоялась летом?

— Едва ли. Я не собираюсь выходить замуж — ни зимой, ни летом.

Откровенность Виктории удивила и позабавила Майлза.

— Это почему же?

— Вас наверняка поставили в известность, мистер Уэлсли, что здесь меня считают старой девой.

Майлз нахмурился.

— Если не ошибаюсь, Кэтрин Кроуфорд столько же лет, сколько и вам.

— Тем не менее между нами большая разница. Кэтти всегда мечтала о замужестве, а потому она продолжала выезжать в свет до тех пор, пока ей не сделали предложения. Я же не хочу выходить замуж, потому что считаю: замужество для женщины сродни рабской доле.

Удивлению Майлза не было предела.

— Вы и в самом деле так думаете?

— Да. Брак — это рабство, в особенности для женщины.

— Это самое забавное заявление, какое мне только доводилось слышать!

Виктория посмотрела Майлзу в глаза.

— Вот как? Вы считаете мои слова забавными? А ведь то, что я говорю, — правда. Замужняя женщина призвана ублажать мужчину, вести его дом, развлекать его гостей, воспитывать его детей…

— Уступать его грубым плотским желаниям, — с готовностью продолжил Майлз список претензий Виктории к мужскому полу.

Девушка вспыхнула и отвернулась.

— Такие вещи обсуждать неприлично.

Майлз хотел сказать: напротив, они впервые в разговоре затронули действительно важную тему, но его размышления были прерваны громкими звуками органа, которые заполнили весь храм. Разговаривать стало невозможно, и все присутствующие разом повернулись к кафедре священника.

Венчание продолжалось недолго. Когда жених и невеста рука об руку выходили из храма, Майлз с улыбкой заметил:

— Вы только посмотрите, как счастлива Кэтрин! Вряд ли в эту минуту она думает о том, что ее продали в рабство.

— Интересно, какие чувства она будет испытывать завтра? — бросила с раздражением Виктория. Потом, осознав, что ее слова прозвучали весьма двусмысленно, она хотела было отвести глаза, но не успела — наткнулась на широкую белозубую улыбку Майлза.

Свадьба Кэтрин Кроуфорд и Джеймса Беннингтона считалась самым блестящим событием в светской жизни графства. Прием, который был устроен в честь новобрачных в фамильном поместье Беннингтонов, отличался исключительной пышностью. Бальный зал был убран гирляндами весенних цветов, а для жениха и невесты сплели огромный венок, украшавший арку, стоя под которой новобрачные принимали гостей.

Свадебный пирог напоминал башню и был украшен алыми розами, марципаном и сахарными фигурками жениха и невесты на самом верху.

— Красиво, правда? — спросила Виктория, когда они вошли в бальный зал.

Майлз кивнул, после чего указал на ломившиеся от снеди столы и заметил:

— В жизни не видел такого изобилия. Похоже, нас здесь неплохо покормят.

— Разве в Америке не устраивают свадебный ужин?

— Конечно, устраивают, только он продолжается всего один вечер.

Виктория одарила его смущенным взглядом.

— Но у нас свадебный ужин тоже длится один вечер.

— Не может быть! Здесь такое количество разных вкусностей, что можно кормить гостей два-три дня.

Виктория рассмеялась и указала Майлзу на оркестр из двадцати музыкантов, которые в этот момент настраивали свои инструменты.

— Похоже, нам здесь предложат также и потанцевать, — сказала она.

— Вот и хорошо, — кивнул Майлз. — Я знаю, вы любите танцевать.

Виктория улыбнулась своему кавалеру и позволила ему проводить себя к столу.

Великолепный пир шел своим чередом без всяких происшествий, хотя Майлз пару раз замечал мрачное лицо Хэррисона Гилфлорда, восседавшего в дальнем конце стола.

— По-моему, вашему ухажеру не слишком по нраву, что мы пришли на свадьбу вместе.

Шампанское настроило Викторию на легкомысленный лад, и она неожиданно для Майлза хихикнула:

— Я уже говорила вам, что я старая дева, а потому у меня нет и не может быть «ухажеров» — так, кажется, вы изволили окрестить Гилфорда?

— Не называйте себя старой девой, — попросил Майлз. — К такой красавице, как вы, эти слова не имеют никакого отношения.

Виктория посмотрела на него круглыми от удивления глазами.

— По-моему, мистер Уэлсли, вы только что сказали мне комплимент, причем от чистого сердца.

Майлз минуту рассматривал ее в упор, потом взял у нее бокал с шампанским и поставил на стол.

— Мне кажется, миледи, что шампанского с вас уже довольно. Давайте-ка лучше потанцуем.

Они завершали третий тур вальса, когда кто-то ткнул Майлза пальцем в спину. Молодой человек удивленно оглянулся и увидел перед собой Хэррисона Гилфорда.

— Я очень долго ждал возможности пригласить леди Викторию на танец, — заявил он, — но поскольку вы по неизвестной мне причине решили танцевать с ней вечно, я счел своим долгом вмешаться и разбить вашу пару.

Майлз холодно посмотрел на Хэррисона и обратился к Виктории:

— Не желаете ли потанцевать с мистером Гилфордом?

— С лордом Гилфордом, с вашего разрешения, — прошипел Хэррисон.

Покровительственная улыбка на губах Майлза ясно давала понять, как мало уважения он испытывал к этому титулу.

— Да, да, лорд. Как я мог только об этом забыть! — с ухмылкой произнес он. — Итак, миледи?

Виктория украдкой огляделась, убедилась, что на них поглядывают, и торопливо кивнула.

— Да. Я буду рада сделать тур вальса с лордом Гилфордом.

Услышав такое, Майлз поджал губы, отступил и вложил руку Виктории в ладонь Гилфорда.

— Буду ждать, когда вы закончите танец, — пробормотал он и отошел к столу, чтобы занять наблюдательную позицию рядом с огромной хрустальной чашей с пуншем. Здесь его и обнаружил Ливингстон Хейворт, который был свидетелем маленькой драмы, разыгравшейся на навощенном паркете бального зала.

— Болван совершенный, не так ли? — подходя к Майлзу, заметил он самым небрежным тоном.

— Это точно, — кивнул Майлз, даже не уточнив, о ком идет речь. — Напыщенный осел!

Ливингстон с минуту наблюдал, как кружились в вальсе Виктория и Гилфорд, после чего сказал:

— Знаешь, старина Хэрри пристает к Виктории с ухаживаниями вот уже несколько лет, но она с завидным постоянством его отшивает. Теперь же, после смерти сэра Джона, этот джентльмен, судя по всему, решил удвоить свои усилия, и, похоже,сопротивление леди стало ослабевать.

Майлз кивнул, вспомнив, что застал Хэррисона у Виктории в тот самый день, когда заехал в Пемброк-хаус, чтобы пригласить ее на верховую прогулку.

— Как думаешь, она питает к нему какие-нибудь чувства? — осведомился он ровным голосом, стараясь не выказать клокотавшего внутри негодования.

Ливингстон пожал плечами.

— Если даже она и поощряет его ухаживания, то по одной только причине — по слухам, состояние Пемброков сильно расстроено.

— Но при чем здесь Гилфорд? Он что — миллионер?

— Нет, конечно, но его семья живет в достатке. Впрочем, Хэррисон увлечен девушкой куда больше, чем она им. Виктория всегда его притягивала. Когда умер сэр Джон, он, должно быть, окончательно уверился, что она нуждается в защитнике и покровителе, и, соответственно, решил поднажать.

Ливингстон склонился к Майлзу поближе и прошептал:

— Так что, старина Уэлсли, если ты хочешь заполучить эту женщину, тебе пора вмешаться.

— Хочу заполучить? — фыркнул Майлз. — Откуда такие мысли, Хейворт? Мы с ней друзья — и ничего больше.

Ливингстон расплылся в улыбке.

— А не лукавишь ли ты часом? Что-то вас в последнее время слишком часто стали видеть вместе. Я, признаться, думаю, что здесь скрывается нечто большее, чем просто дружба.

— Так нет же! Говорю тебе, мы дружим — и все тут, — твердо сказал Майлз. — Кроме того, ты сделал еще одну ошибку, утверждая, что после смерти отца леди Виктория стала нуждаться в защитнике. По-моему, она больше нуждается в защите от защитника.

— А я о чем тебе толкую? — воскликнул Ливингстон. — Гилфорд наседает, потому что вбил себе в голову, будто со смертью сэра Джона настал его звездный час. — Молодой человек ухмыльнулся, глотнул пуншу и добавил: — Вот наглядный тому пример — музыка замолчала, а он даже пальцем не шевельнет, чтобы отвести леди Викторию к тебе, как то следовало бы джентльмену.

Майлз оглянулся и обнаружил, что Ливингстон прав.

Хэррисон дождался, когда музыка заиграла вновь, и снова закружился в вальсе с Викторией.

— По-моему, ты прав — Гилфорд и впрямь наседает, — сердито проговорил Майлз. — Я тебе вот что скажу, Ливингстон, — он повернулся к приятелю. — Что-то мне надоело быть джентльменом. Уж если Гил-форд ведет себя по-свински, то мне, как говорится, и сам бог велел.

Отставив пустой стакан, он направился через зал к вальсирующей парочке, выждал момент, когда Гилфорд повернулся к нему спиной, и положил ему на плечо тяжелую руку.

— Мне кажется, Гилфорд, вы уже натанцевались вволю, — молвил он ровным голосом, в котором, однако, звенела сталь.

Гилфорд злобно сверкнул на него глазами.

— Проваливайте, Уэлсли! Этот танец — мой.

— Нет, Гилфорд. Ваш танец — последний. Остальные — мои!

Виктория в волнении смотрела то на Майлза, то на Гилфорда.

— Господа, господа, прошу вас, — негромко взмолилась она, — не устраивайте, ради бога, сцен! Мистер Уэлсли, я закончу этот танец, а потом сразу же присоединюсь к вам, договорились?

Майлз с минуту созерцал расстроенное лицо девушки, потом отвесил ей короткий поклон, отошел в сторону и через стеклянную дверь проскользнул на балкон. Прошло несколько минут, звуки музыки стали затихать и наконец замерли. Тем не менее Майлз, до глубины души оскорбленный пренебрежением спутницы, в зал возвращаться не спешил.

Вскоре он услышал шорох атласных юбок, и знакомый нежный голосок едва слышно прошелестел:

— Вот вы где? А я все никак не могла вас отыскать.

— Мне захотелось подышать воздухом, — соврал Майлз.

Виктория подошла к нему и стала рядом.

— Если вы не возражаете, я бы с удовольствием вернусь домой.

Майлз стукнул кулаком по каменной ограде балкона и смерил девушку холодным взглядом.

— Отлично! В таком случае я пойду и скажу кучеру, чтобы подавал.

Не прошло и десяти минут, как они снова оказались в обитом стеганым шелком экипаже виконтессы Эщмонт.

Майлз и Виктория старательно избегали смотреть друг на друга и хранили молчание, отчего дорога длиной в две мили показалась им бесконечной.

Наконец, когда карета свернула на подъездную дорожку дома Пемброков, девушка решила нарушить затянувшееся молчание:

— Не понимаю, с чего это вы вдруг разозлились? Я просто хотела предотвратить неприятную сцену, и кроме того — речь шла всего лишь об одном танце.

— Так или иначе, но сцена все-таки состоялась, — с горечью сказал Майлз. — И мне была отведена в ней далеко не самая почтенная роль!

— Ничего бы не случилось, если бы вы просто улыбнулись и отправились, к примеру, пить шампанское. Но вы изволили топать ногой, как испорченное дитя, которому не досталось сладкого!

Взгляд Майлза полыхнул от гнева.

— Миледи, вы лжете! Отослав меня и продолжая танцевать с Гилфордом, вы показали, что оказываете ему предпочтение.

— Но это же смешно! Никакого предпочтения Гилфорду я не оказывала.

— Нет, оказывали. Там, откуда я приехал, девушка танцует с тем парнем, с которым пришла на танцы.

— Позвольте вам заметить, сэр, что здесь не Америка, — сказала Виктория, с мрачным видом откинувшись на расшитые шелковые подушки.

— Стало быть, здесь все по-другому? Вы что же — хотите меня уверить, что англичанин радуется, когда дама его при всех отвергает?

— Но я вовсе вас не отвергала! — с возмущением воскликнула Виктория. — Я просто пыталась предотвратить…

— Забудьте об этом! — Карета остановилась, и в наступившей вдруг тишине голос Майлза прозвучал подобно удару грома: — Этого больше не повторится!

— Полностью с вами согласна! — вскричала Виктория и, распахнув дверцу, выскочила из кареты. — Доброй ночи, мистер Уэлсли!

— Черт бы ее побрал! — прорычал Майлз, вылезая в свою очередь из экипажа и устремляясь в погоню за девушкой. В два шага он догнал ее и, ухватив за руку, повел к дому.

— Только не вырывайтесь, — прошипел он, распахивая перед ней массивные двери. — Или вы хотите, чтобы мой кучер Клемент раззвонил на всю округу, что мы поссорились?

Виктория невольно замедлила шаг.

— Уверяю вас, все уже об этом знают. Вы с таким видом ринулись на балкон, что ни у кого не осталось ни малейшего сомнения.

Майлз медленно коснулся ладонью ее щеки.

— Извините меня. Я вспылил и вел себя, как последний идиот.

Виктория, подняв на него глаза, негромко произнесла:

— Я не оказывала предпочтения Гилфорду, как вы, возможно, подумали. Просто мы с ним дружим с детства, а это, знаете ли, налагает известные обязательства…

Майлз наклонился к Виктории так близко, что губами едва не коснулся ее приоткрытых губ.

— А как быть с нами? — прошептал он. — Кто мы — тоже просто друзья?

— Я не знаю, — шепотом ответила ему Виктория.

Миг спустя их губы слились в долгом, хмельном поцелуе.

Сидевший высоко на облучке Клемент видел все, что происходило у дверей, и слышал каждое слово. Ему просто не терпелось вернуться домой и дать подробный отчет виконтессе Эшмонт.

В том, что новости придутся его престарелой хозяйке по сердцу, кучер нисколько не сомневался.

16

— Леди Виктория! Приехал лорд Гилфорд. Говорит, что ему срочно нужно вас повидать, поскольку у него важное дело.

Виктория подняла глаза от книги и с недовольным видом поинтересовалась:

— Ребекка, неужели ты сказала ему, что я дома?

Рыженькая горничная быстро моргнула и затараторила:

— А что — не надо было, да, миледи? Я не знала… Но все равно я сказала ему, что вы неважно себя чувствуете и не принимаете.

Виктория отложила книгу и встала.

— Как-то это не в духе Гилфорда — приходить без предупреждения. По-видимому, дело у него и впрямь важное. Скажи ему, чтобы шел сюда, в библиотеку.

— Слушаю, мисс, — Ребекка сделала реверанс и скрылась в дверях.

Через несколько минут она появилась снова — уже в сопровождении Гилфорда. Когда они вошли в библиотеку, Ребекка обратилась к хозяйке:

— Прикажете закрыть двери, миледи?

— Закрой, — ответил за Викторию Гилфорд.

Служанка вопросительно посмотрела на хозяйку, требуя подтверждения.

— Делай, как тебе говорят, — кивнула Виктория.

— Очень хорошо, миледи. — Ребекка покачала головой, вышла из библиотеки и с силой захлопнула за собой двери, выражая тем самым свое неодобрение.

— Я бы немедленно уволил девчонку, — заявил Хэррисон. — Терпеть не могу своевольных служанок.

— Ребекка — девушка хорошая, — вступилась за свою единственную прислугу Виктория. — К тому же она родилась в поместье и, как мне кажется, считает себя в этом доме скорее членом семьи, нежели служанкой.

— Вряд ли это может послужить ей оправданием, — сказал Хэррисон. — Видно, вы уделяли недостаточно внимания ее воспитанию и манерам.

Виктория вздохнула. Вступать в дискуссию о недостатках и достоинствах прислуги ей не хотелось. Вчерашнее приключение с Майлзом настолько ее взволновало, что ночью она почти не сомкнула глаз, а потому чувствовала себя не в своей тарелке.

Желая положить конец поучениям Гилфорда, она изобразила дежурную светскую улыбку, налила гостю чашку чая и присела на диван.

— Давайте перейдем прямо к делу, Гилфорд. Насколько я понимаю, у вас имелась веская причина, чтобы приехать в Пемброк-хаус без предварительного уведомления?

— Да, Виктория, — сказал Гилфорд, отставляя чашку в сторону и заключая ее ладони в свои. — Такая причина у меня есть. Я приехал в Пемброк, чтобы просить вашей руки.

Виктория была несказанно изумлена. Разумеется, она не знала, что именно хотел сообщить ей Гилфорд, но вот предложения руки и сердца не ожидала вовсе.

Девушка уже открыла было рот, чтобы высказать все это Гилфорду, но тот повелительно приложил палец к ее губам.

— Помолчите пока, миледи. Дайте мне закончить.

Виктория отстранилась, чтобы избежать этого ненужного прикосновения, но все же кивнула, дав понять, что он может продолжать.

Гилфорд снисходительно улыбнулся.

— Помнится, я не раз упоминал, что союз между нашими семьями принесет большие преимущества для обеих фамилий. Я полагал, что в душе вы со мной соглашались, хотя и говорили при этом, что время еще не наступило. Что ж, теперь, когда умер ваш отец, мне кажется, для подобного союза настало самое подходящее время.

Виктория снова хотела вставить словцо, но Гилфорд поднял руку, во второй раз призывая ее к молчанию.

— Виктория, прошу вас, дайте мне договорить! Я волнуюсь и боюсь сбиться. — Кашлянув, гость продолжил свою речь:

— Как я уже говорил, момент для единения настал. Более того, следует поторопиться, ибо вокруг вас, Виктория, уже шныряют хищники, готовые покуситься на вашу честь. Так не будем же ждать, когда события примут дурной оборот и самый их ход заставит меня взять свое предложение назад! Двинемся поскорее вперед и осуществим наконец наши планы!

— Стойте! — воскликнула Виктория, вскочив с места. — Очень вас прошу, Хэррисон, — ни слова больше!

— Виктория, — спокойно сказал Гилфорд, — я еще не закончил. Сядьте, пожалуйста, и дослушайте.

— И не подумаю — слишком долго я вас слушала, — холодно произнесла Виктория. — Благодарю вас за честь, которую вы мне оказали, предложив мне руку и сердце, но замуж за вас не выйду.

Лицо Хэррисона исказило изумление, смешанное со злобой. Впрочем, когда он заговорил снова, голос его по-прежнему звучал спокойно и ровно:

— Не можете — или не хотите?

— И не могу, и не хочу! — выкрикнула девушка, а потом уже спокойнее добавила: — Я не люблю вас и не хочу выходить замуж за нелюбимого. Кроме того, поступи я согласно вашему желанию, прямой ущерб был бы нанесен и вашей чести, поскольку джентльмену не пристало брать в жены женщину, которая заранее объявила ему, что не испытывает к нему чувств, приличествующих будущей супруге.

Хэррисон поднялся с дивана, повернулся спиной к девушке и сжал кулаки с такой силой, что ногти впились ему в ладони. Он собрал всю свою волю, только бы не показать Виктории, какое потрясение испытал, получив от нее ясный и недвусмысленный отказ.

Овладев собой, он повернулся к Виктории:

— И что же, вернее, кто повлиял на ваше решение? — холодно осведомился он, играя желваками. На скулах его проступили красные пятна. — Уэлсли, не так ли?

— Что такое? — вскинулась Виктория. — Вы к чему это клоните?

— Бросьте темнить, Виктория! Я знаю, что это Уэлсли. Это из-за него вы мне отказали. Из-за этого грубого, невежественного болвана вы…

— Хэррисон, прошу вас, держите себя в руках!

— Да как вы только посмели, — прорычал он, — обойтись со мной подобным образом? Я ведь предупреждал вас, чтобы вы не появлялись на людях рука об руку с этим ублюдком, но вы к моим словам не прислушались. Более того, вы позволили себе запросто явиться вместе с ним на свадьбу Кэтрин Кроуфорд! По вашей милости я стал объектом насмешек для всех местных кумушек!

— Хэррисон, я снова должна просить вас покинуть этот дом, но на сей раз я требую, чтобы вы сюда больше не возвращались, — сказала Виктория, надменно вздернув подбородок.

— Как? Вы желаете, чтобы я удалился? Уверен, если бы к вам пришел Уэлсли и предложил выйти за него замуж, вы бы его не выставили!

— Выставила бы я его или нет — не ваше дело, — отрезала Виктория.

Она подошла к двери, распахнула ее настежь и, отступив в сторону, прислонилась спиной к стене.

Хэррисон некоторое время смотрел на распахнутую дверь, не веря своим глазам и все больше приходя в ярость. Затем, издав странный булькающий звук, он сорвался с места и выбежал в коридор. Оказавшись за порогом, он неожиданно остановился и повернулся к Виктории:

— Вы совершаете страшную, непоправимую ошибку, Виктория, и будете сожалеть об этом весь остаток своей жизни! Я-то думал, что мы, по-родственному обо всем договорившись, объединим наши состояния и земельные угодья — однако вам угодно и впредь разыгрывать королеву-девственницу, хотя всему графству известно, что вы на грани разорения и кредиторы того и гляди выгонят вас из дома. Так вот, предупреждаю: я получу все, что мне от вас нужно, но отныне буду действовать другими средствами! Со временем и Пемброк-хаус, и ваши лошади — да и вообще все ваше имущество — достанется мне. Кстати, и вы тоже, если я сменю гнев на милость и решу, что вы по-прежнему мне не безразличны.

Виктория молча слушала Гилфорда и лишь качала головой. При взгляде на этого человека, товарища ее детских игр, она испытывала теперь одну только глубокую печаль и душевную боль.

— Доброго пути, Хэррисон, — только и сказала она, когда Гилфорд закончил свою речь, и тихо, без стука, закрыла дверь библиотеки.

Прошел час. Когда Ребекка вернулась в библиотеку, чтобы стереть с книжных полок пыль, ее хозяйка неподвижно сидела на диване, невидяще глядя перед собой.

— А я и не знала, что вы еще здесь! — воскликнула девушка. — Лорд Гилфорд уехал?

— Уехал, — тусклым голосом ответила Виктория.

Служанка смахнула метелкой из перьев пыль с нескольких полок — и снова обратилась к Виктории.

— Зачем же все-таки приезжал лорд Гилфорд? Что он хотел вам сообщить? — спросила она, замирая от любопытства.

— Он предложил мне выйти за него замуж.

Метелка выпала из рук горничной и со стуком упала на пол.

— Не может быть! — Ребекка прижала ладони к щекам. — Ну а вы что? Вы же отказали ему, правда?

Виктория очнулась от глубокой задумчивости и посмотрела на служанку.

— Правда, Ребекка. Я ему отказала.

Служанка схватилась за грудь и с облегчением вздохнула.

— Ужасно рада, что все так удачно закончилось!

Она нагнулась, подняла свою метелку с пола и приступила к работе, не переставая при этом тараторить:

— Я-то все надеялась и продолжаю надеяться, что вы выйдете замуж за лорда Уэлсли, то есть, прошу прощения, мистера Уэлсли. А лорд Гилфорд мне никогда не нравился, у него такие холодные глаза — бррр!

— Ты так думаешь? — заинтересованно спросила Виктория.

— Точно вам говорю. Холодные! Мне мамочка всегда твердила, что характер мужчины можно определить, заглянув ему в глаза. Взять вот мистера Уэлсли, к примеру. У него глаза выразительные, в них есть ум и тепло, а еще, я заметила, они вроде как посылают всякие послания — вроде телеграфных депеш!

Викторию стало разбирать любопытство.

— Какие же депеши он, по-твоему, посылает глазами?

— Всякие, — девушка смутилась. — Один раз мистер Уэлсли так на меня посмотрел, что я потом всю ночь не спала — все о нем думала. Похоже, он хотел взглядом дать мне понять, что я ничего себе, хорошенькая и могу нравиться мужчинам. Я, во всяком случае, так это истолковала.

Виктория тяжело вздохнула и откинулась на спинку дивана.

— Честно говоря, Ребекка, не понимаю, почему женщины так много думают и говорят о мужчинах. По мне, если бы их не было вообще, на свете жилось бы куда спокойнее и лучше.

— Что вы такое говорите, леди Виктория? — хихикнула служанка. — О чем же еще думать девушке, как не о мужчинах?

Виктория вдруг осознала, что сейчас ничем не отличается от своей горничной: ей захотелось тех же простых радостей — забраться к себе в постель, накрыться с головой одеялом и ночь напролет грезить о высоком привлекательном блондине с голубыми глазами и волосами цвета спелой пшеницы.

— Прошу прощения, миледи, но у нас на конюшне сейчас такое творится! — конюх Джордж округлил глаза, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу. — Сразу три кобылы вздумали ожеребиться. Мы с мальчонкой-грумом прямо с ног сбиваемся. Не могли бы вы, миледи, малость нам пособить?

— Разумеется, нет, Джордж! — вскричала в ужасе Фиона, отодвигая от себя чашку с чаем. — Леди Виктория не коновал и принимать жеребят не обучена. И вообще… это занятие не для леди. Что это, в самом деле, на тебя нашло?

Джордж на всякий случай отвесил Виктории и Фионе поклон, но продолжал гнуть свое:

— Ясное дело, миледи, нехорошо вас просить о таком, но… сразу три кобылы, подумать только! Раньше я позвал бы на помощь сэра Джона, да упокоит господь его душу, но теперь прямо не знаю, к кому и обратиться…

— Я все поняла, Джордж, спасибо, — сказала девушка и в замешательстве опустила глаза.

Вечером предыдущего дня Майлз пригласил ее на прогулку в близлежащий городок. Она приняла его приглашение и утром потратила целый час на одевание. Тем не менее выбора у нее не было — очень уж настойчиво заглядывал ей в глаза старый конюх. Поднявшись из-за стола, она положила свою салфетку рядом с прибором и направилась к двери.

— Я переоденусь и сразу же к вам присоединюсь, Джордж.

— Благослови вас бог, миледи, — пробормотал старик, а потом, совсем уже по-хозяйски, добавил: — Только заклинаю вас, леди Виктория, поторапливайтесь!

Виктория что есть духу взбежала по лестнице и, застав у себя в комнате занятую уборкой Ребекку, повелительно крикнула:

— Помоги мне расстегнуть платье! Мне нужно срочно переодеться.

— Как же так, миледи? — удивилась служанка, расстегивая крючки у нее на лифе. — Разве вы не едете сегодня на прогулку с мистером Уэлсли?

— Не еду! — Виктория укрылась за ширмой и скомандовала: — Принеси мне старые бриджи и блузку…

Не прошло и десяти минут, как она уже шла торопливым шагом по лужайке, направляясь к главному зданию конюшни. Влетев в большие двустворчатые двери, она от удивления замерла на месте — в стойле жеребившейся кобылы, скинув сюртук и подвернув рукава безукоризненно белой рубашки, вовсю хлопотал Майлз.

— Хорошая девочка, — ласково говорил он, склонившись над кобылой и поглаживая ее за ухом, — ну-ка поднажми немного! У тебя все отлично получается — прямо как на заказ!

Виктория на цыпочках подкралась к нему сзади и крикнула:

— Майлз! Вас-то каким ветром сюда занесло?

Тот, не поворачивая головы, обратился к ней тем же увещевающим голосом, каким разговаривал с лошадью:

— Станьте на колени со мною рядом и гладьте ее по голове. Жеребенок еще не вышел, а она сильно утомлена. Думаю, приласкать ее и успокоить не помешает.

— Что-нибудь не так? — озабоченно спросила Виктория, становясь на колени и принимаясь гладить животное.

— Да нет. Просто жеребенок идет медленно. — Майлз провел рукой вдоль конвульсивно вздрагивающего брюха кобылы. — По-моему, у нее все нормально. Не знаете ли, часом, она в первый раз жеребится?

Виктория пригляделась к кобыле.

— Это Берриз Энд Крим, — пробормотала она. Да, это у нее впервые.

Майлз кивнул.

— Тогда понятно, почему все так затянулось и отчего она напугана. Думаю, первые роды способны напугать даже животное, которое не понимает, что с ним в этот момент происходит.

Виктория тихонько засмеялась.

— Думаю, первые роды пугают женщину ничуть не меньше, хотя она отлично знает, что с ней творится.

— Вы когда-нибудь помогали конюху принимать жеребят?

— Не приходилось, — созналась Виктория. — Обычно, если у матки возникали какие-нибудь проблемы, к ней в стойло шел папа. Он считал, что леди не подобает в такое время находиться в конюшне.

— Может, так оно и есть, — согласился Майлз. — Если хотите, идите домой, а с кобылой побуду я.

— Нет, — храбро отказалась Виктория. — Сейчас за конюшни отвечаю я, стало быть, мое место здесь.

Кобыла подняла голову, пару раз судорожно дернула задними ногами и протяжно заржала.

— Вот теперь с ней точно что-то не так, верно? — Виктория вскинула на Майлза большие, округлившиеся от страха глаза.

— Просто у нее начались схватки, а это — штука болезненная, — сказал Майлз, продолжая гладить лошадь. — Кажется, жеребенок уже на подходе.

Виктория с сомнением посмотрела на него.

— А вы сами? Скольким жеребятам вы помогли появиться на свет?

Молодой человек улыбнулся.

— И не сосчитать. Разумеется, большинство наших кобыл жеребится в поле без чьей-либо помощи, но скаковых лошадей мы держим в конюшне и уж с них-то в такое время, можно сказать, глаз не спускаем.

Виктория снова в волнении посмотрела на маявшуюся кобылу.

— А вам приходилось… гм… терять лошадей при подобных обстоятельствах?

— Не-а, — сказал Майлз, — ни одной.

— Не-а, — повторила Виктория и хихикнула. — Это что — так ковбои «нет» произносят?

Майлз расплылся в широкой улыбке.

— Ага, миссус. Так ковбои промеж себя толкуют. Пора мне, значится, снова начинать толковать по-американски. Мои брательники будут ржать, как кони, когда услышат мой британский треп.

Их беседу прервало громкое ржание кобылы. Майлз с минуту понаблюдал за тем, как конвульсивно содрогалось вздутое брюхо животного, и удовлетворенно кивнул.

— Еще немного, и мы узнаем, какой жеребеночек получился у этой кобылки.

События, однако, шли своим чередом — и далеко не так гладко, как предсказывал Майлз.

Прошло еще полчаса, и Виктория наконец не выдержала.

— Почему ничего не происходит? — спросила она.

— Должно быть, жеребенок очень велик, а это представляет известные трудности для молодой, не жеребившейся еще кобылы.

— Господи, вот ужас-то! Может, позвать Джорджа?

— В этом нет необходимости, — заверил девушку Майлз. — Я попробую помочь ей сам.

Виктория с шумом втянула в себя воздух.

— Вы и вправду знаете, что и как делать?

Майлз обиделся не на шутку.

— Да, я знаю, что и как делать, — холодно сказал он. — Но не лучше ли вам уйти? Наблюдать за моими манипуляциями вам будет не слишком приятно. — Усевшись на корточки, он закатал рукава чуть не плеч.

Виктория отвернулась и проглотила скопившуюся во рту горькую слюну. Как бы не стошнило, подумала она, но сказала другое:

— Ничего, я останусь. Вдруг вам потребуется помощь?

— Хорошая девочка, — пробормотал Майлз, располагаясь у задних ног кобылы. — Давай, действуй. Так, молодец — вот и голова показалась. Ну-ка, напрягись еще чуточку — нужно, чтобы прошли плечи.

Будто в ответ на его слова, кобыла вновь содрогнулась всем телом. Майлз оперся плечами о стенку стойла, ухватил жеребенка за передние ноги и стал тянуть его на себя, помогая кобыле. Прошло еще несколько секунд, кобыла снова содрогнулась от схваток, и жеребенок наконец выскользнул из ее чрева.

— Отличный жеребчик получился, — заявил Майлз, вынимая полотенце из специального мешка, приколоченного к стене. Сначала он обтер жеребенка, затем вытер руки сам и, распрямившись, с ухмылкой обозрел новорожденную кроху. Повернувшись к Виктории, он, к большому своему удивлению, обнаружил, что в глазах у нее стоят слезы.

— Ох, Майлз! — воскликнула девушка и, вскочив, бросилась в его объятия. — Спасибо тебе! Большое тебе спасибо!

Не ожидавший такого натиска, Майлз потерял равновесие и неожиданно для себя повалился на спину в угол стойла. Не в его правилах было сносить подобные покушения, но сейчас на уме у него было совсем другое, поскольку Виктория, не удержавшись, упала на него. Теперь Майлз думал только об одном — как достойно ответить на поцелуй, который девушка запечатлела на его устах.

Слившись в поцелуе, они сами не заметили, как перекатились от стены стойла на душистую солому, устилавшую пол стойла. Теперь уже сверху оказался Майлз. Запустив пальцы в растрепавшиеся волосы Виктории, он осыпал нежными, быстрыми поцелуями ее губы, шею, соблазнительную ложбинку в вырезе блузки. Всем существом он ощущал горячее дыхание девушки, лихорадочный стук ее сердца — и все это лишь сильнее распаляло его желание. Виктория не меньше его изнывала от страсти, и, когда Майлз опять прильнул поцелуем к ее губам, она, застонав в упоении, крепче притянула его к себе.

— Что и говорить, милое зрелище!

Приглушенно вскрикнув, Виктория оттолкнула Майлза, села и, отбросив со лба волосы, в ужасе воззрилась на Хэррисона Гилфорда.

Майлзу, сгоравшему от вожделения, понадобилось чуть больше времени, чтобы вернуться к реальности. Окончательно уяснив, кто именно пожаловал в конюшню, он сразу вскочил на ноги и грубо обратился к нежданному визитеру:

— Какого черта вам здесь нужно, Гилфорд?

— Тот же вопрос я мог бы задать вам, Уэлсли, — прошипел, как змея, Гилфорд, одним взглядом окинув измятую одежду и растрепанные волосы Виктории.

— Знаете, леди Виктория, я не знал, что вы предпочитаете принимать мужчин на соломе в конюшне — не то и сам назначал бы вам свидания в стойле, а не в гостиной.

Мучительный стон, который при этих словах вырвался из уст Виктории, казалось, подхлестнул Майлза.

Он с такой яростью налетел на Гилфорда, что тот не успел и пальцем пошевелить, чтобы отразить его молниеносное нападение. Миг спустя сбитый с ног Гилфорд уже валялся на спине на полу конюшни, а из носа у него капала кровь.

— Уберите от меня этого мясника! — завопил Хэррисон, зажимая рукой разбитый нос. — Он же сломал мне переносицу!

Поднявшись кое-как на ноги, он хотел было ударить Майлза по лицу, но молодой американец по части драк был большой дока, поскольку обучился этому искусству еще в детстве, возясь со своими братьями. Майлз опять сбил Хэррисона с ног, прижал его руки к полу и, глядя в окровавленное лицо врага, прорычал:

— Сейчас же извинись перед леди!

Гилфорд упрямо хранил молчание.

Майлз нанес ему короткий удар в челюсть с правой.

— Извиняйся, я сказал!

Хэррисон застонал от боли и, испугавшись, что может лишиться зубов, крикнул:

— Хорошо! Я прошу у леди извинения!

— Так-то лучше, — проворчал Майлз, после чего отпустил руки Гилфорда и распрямился. — А теперь пошел вон отсюда!

Хэррисон поднялся на трясущихся ногах с пола и, чтобы не упасть, ухватился за столб, подпиравший потолок конюшни. Его измазанное в крови, исцарапанное лицо было страшным.

— Ты пожалеешь о содеянном, Уэлсли, горько пожалеешь, — прохрипел он, после чего посмотрел горящими от ненависти глазами на Викторию и добавил: — И ты тоже. Вы оба горько об этом пожалеете!

Двинувшись шаткой трусцой по проходу, он отбежал на почтительное расстояние от молодых людей и, повернувшись к ним, погрозил Виктории пальцем.

— Я еще до тебя доберусь, девка! — выкрикнул он. — Ты только корчишь из себя леди — на самом же деде ты ничуть не лучше какой-нибудь служанки-деревеншины, которая в свободное время приходит на конюшню, чтобы поваляться в грязи с конюхом!

Майлз погнался было за Хэррисоном, но тот, изведав уже вкус кулаков американца и понимая, что все преимущества на его стороне, не стал его дожидаться и бросился к двери.

— Беги, ублюдок, да быстрее перебирай ногами! — крикнул ему вдогонку Майлз. — Не то я буду гнать тебя пинками до самого Гилфорд-холла!

Выглянув из дверей конюшни, Майлз убедился, что Гилфорд ударился в паническое бегство, и вернулся к Виктории.

Она стояла на коленях возле новорожденного жеребенка и плакала навзрыд.

— Что случилось? — спросил он, опускаясь рядом с ней на корточки. — Надеюсь, мы в пылу драки не причинили жеребенку вреда?

— Нет, — всхлипнула девушка, покачав головой. — С крошкой все в порядке. Вот только я теперь пропала.

Невзирая на ее слабый протест, Майлз притянул девушку к себе и заключил в объятья.

— Ничего подобного, дорогая моя. Вовсе ты не пропала. Поверь, Хэррисон вряд ли обмолвится об этом происшествии хотя бы словом! Иначе ведь ему придется признать, что его разделал под орех дикий и невежественный болван!

Виктория громко всхлипнула и сквозь завесу спутанных волос посмотрела на Майлза.

— Откуда ты знаешь, что он так тебя называл?

— Он? — с ухмылкой осведомился Майлз. — Так или примерно так называла меня ты!

— Ox! — простонала Виктория, смутившись еще сильнее. — От кого же ты об этом узнал?

— Да об этом твердят все, кому не лень, — сказал со смехом Майлз, всматриваясь в ее лицо. — Ну, ты успокоилась? — спросил он, с минуту помолчав и уже без улыбки.

— Отчасти, — кивнула Виктория, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Только на душе очень уж тоскливо.

— Потому что Гилфорд видел, как мы целовались?

— Хорошего в этом мало, — пробормотала девушка. — Однако есть и другая причина — много хуже. Мы и впрямь делали все то, в чем он нас обвинял.

Майлз нахмурился.

— Может быть, не стоит затевать весь этот разговор снова? Мы целовались, Тори, — и что же? Что в этом дурного?

Виктория вдруг вскочила и стремительно пошла двери.

— Ты все время это повторяешь, Майлз, но уверяю тебя — в этом случае ты ошибаешься! Настоящая леди нипочем не станет обниматься с мужчиной на соломе в стойле. Даже если Хэррисон будет держать рот на замке, я не смогу находиться в приличном обществе, зная, как низко я пала!

— Что это значит — «как низко я пала»? — недоуменно осведомился Майлз, следуя за Викторией по проходу между стойлами. — Намекаешь, что ты превратилась в падшую женщину? Но это же глупо! На самом деле ты самая настоящая женщина, чувственная и страстная! Неужели этого нужно стыдиться?

— Замолчи сейчас же! — вскричала Виктория, прижимая ладони к заалевшим щекам. — Ты не смеешь говорить со мной о таких вещах!

— Наоборот — как раз об этом нам и нужно разговаривать!

— Ты меня не понимаешь! — воскликнула Виктория.

— Не понимаю, — развел руками Майлз. — Может быть, ты все-таки объяснишь мне, что к чему?

Виктория с такой силой замотала головой, что ее черные волосы крылом взметнулись в воздухе.

— Ничего я тебе объяснять не стану! Я просто хочу, чтобы ты ушел. И ушел навсегда. Поверь, на этот раз я говорю совершенно серьезно.

Майлз на миг прикрыл глаза. Ему казалось, что он вот-вот взорвется. Решение, которое приняла Виктория и которое он был не в силах объяснить, окончательно вывело его из себя.

— Как скажете, миледи, — он остановился, склонил голову в поклоне и прищелкнул каблуками. — Если вы предпочитаете растравлять и лелеять в себе чувство вины, я воспрепятствовать этому не могу. В конце концов, кто я такой, чтобы лишать вас главного вашего удовольствия?

Обогнав Викторию, он большими шагами вышел из дверей конюшни, и миг спустя девушка услышала топот копыт лошади, уносившей его прочь от Пемброк-хауса.

17

Каролина пулей влетела в спальню Виктории и привалилась спиной к дверному косяку, переводя дух.

— Что случилось, Кэрри? — подняла на нее глаза старшая сестра.

— Ох, Тори! — едва отдышавшись, промолвила Каролина. — Как хорошо, что я тебя застала! Послушай только, что я тебе расскажу! Это просто какой-то ужас!

Лицо Виктории омрачила тень беспокойства.

— Что за ужасную историю ты собираешься мне поведать?

— Погоди, дай собраться с мыслями. — Каролина прошла наконец в комнату и плюхнулась на постель.

Викторию охватило нехорошее предчувствие. Она плотно прикрыла дверь, вернулась к кровати и уселась рядом с сестрой.

— Ну же, — сказала она, всматриваясь в лицо Каролины, — выкладывай, что ты узнала?

Каролина отпила глоток воды из стоявшего на ночном столике стакана и начала:

— Помнишь, меня приглашала на чай Пруденс Хетуэй?

Виктория кивнула.

— Так вот. Хочу тебе сказать, что вечер не сложился с самого начала. Дамы глазели на меня так, словно у меня лицо было выпачкано в грязи. Я даже сходила в дамскую комнату, чтобы глянуть на себя в зеркало, но ничего особенного не обнаружила. Когда я возвращалась в гостиную, леди там трещали, будто стая сорок. Стоило мне войти, как они словно по команде замолчали. Отсюда я сделала вывод, что они говорили обо мне. Тогда я, призвав на помощь всю свою смелость, прямо спросила, о чем это они шептались в мое отсутствие.

Виктория на секунду прикрыла глаза и с силой сцепила пальцы, чтобы не было заметно, как у нее дрожат руки. Она уже почти не сомневалась, что знает, кого именно обсуждали дамы в салоне Пруденс Хетуэй.

— И что же тебе ответили?

— Они мне рассказали…

Виктория ждала продолжения, но на Каролину словно напал столбняк.

— Что? Что они тебе рассказали? — выкрикнула девушка, разозлившись на сестру за молчание.

— Рассказали, о чем сплетничали в мое отсутствие. И знаешь, Тори, этот рассказ не имел ко мне ни малейшего отношения, зато напрямую касался твоей особы.

— Не может быть! — воскликнула Виктория, хотя знала, что может — да еще как!

— Увы, — кивнула Каролина. — Они сказали, что по округе распространился слушок, будто вас с Майлзом при компрометирующих обстоятельствах застукал Хэррисон Гилфорд. И где? — подумать только — на конюшне!

— Я с самого начала знала, что Хэррисон Гилфорд молчать не станет, — пролепетала Виктория, пряча лицо в ладони.

— Тори! — выдохнула Каролина. — Ты что же — хочешь сказать, что эти слухи справедливы? — Последнее слово она произнесла громким голосом, едва не сорвавшись на крик. — Нет, я этому не верю! Ты и Майлз Уэл-сли? Боже мой, что скажет мама? А виконтесса? Но что ты теперь будешь делать? Этот слух мгновенно разнесется по всему графству, и тогда…

— Замолчи! — воскликнула Виктория, затыкая себе уши, чтобы не слышать пронзительного голоса сестры. — Ни слова больше, Кэрри, прошу тебя!

Каролина озадаченно посмотрела на сестру, которая прежде славилась своей выдержкой.

— Тори, почему ты на меня кричишь?

Виктория ответила ей затравленным взглядом.

— Прости, дорогая, но я не могу долее слушать о том, что говорят люди, о чем они будут говорить, что Должна говорить я и что скажет наша мать или мистер Уэлсли… Боже! Лучше умереть, чем все это выслушивать!

Виктория снова закрыла лицо руками, но на этот раз Каролина заметила, что плечи сестры содрогаются от рыданий.

— Не плачь, Тори, — попросила девушка. В ее глазах тоже заблестели слезы. — Ты что-нибудь придумаешь. Ты же всегда была мастерица на выдумки! Прежде всего тебе надо решить, как ты все это объяснишь маме.

— Нет, — сказала Виктория, поднимая на сестру покрасневшие от слез глаза. — Это объяснить невозможно.

Каролина поднялась с места, подошла к инкрустированному перламутром изящному бюро и, вынув из ящика белоснежный батистовый платочек, протянула его Виктории.

— Только не надо пороть горячку, дорогая. Мы с тобой вместе все обдумаем и решим, что сказать маме. Прежде всего скажи мне, как толковать слова Гилфорда «при компрометирующих обстоятельствах». Я догадываюсь, что примерно это значит, но мне хотелось бы услышать твое собственное объяснение.

— Это значит, что меня застали за делом, которым мне заниматься вовсе не следовало.

Глаза Каролины расширились от любопытства.

— Значит, вы с мистером Уэлсли занимались какими-то неприличностями?

— Да.

— Ах, как это все волнительно! Так чем же вы занимались?

— Мы целовались, — невнятно отозвалась Виктория — в этот самый момент она энергично сморкалась. — Мы с мистером Уэлсли целовались в стойле.

Каролина мечтательно закатила глаза.

— Ах, Тори, какая ты счастливица!

— Счастливица? — выдохнула Виктория. — Как только тебе такое пришло в голову? Из-за этого проклятого поцелуя я по уши в грязи. Можно сказать, я опозорила свою семью!

— Бедняжка, — произнесла Каролина, снова усаживаясь рядом с сестрой. — Ну да не стоит слишком уж ебя бичевать из-за какого-то поцелуя. Взять хоть меня, к примеру. Я уже не раз целовалась с мальчиками. Ничего в этом позорного нет. Может быть, это легкомысленно — с этим я еще, пожалуй, соглашусь, но не позорно. Возможно, причиной сплетен стало утверждение лорда Гилфорда, что вы целовались в конюшне среди бела дня. Это-то всех и смутило! — с авторитетным видом добавила она.

— Нет, — с несчастным видом покачала головой Виктория. — Всех смутило его утверждение, что мы с мистером Уэлсли лежали, обнявшись, на соломе на полу стойла.

После этого на лице Каролины проступило выражение неподдельного ужаса.

— Вы лежали на… соломе на… полу стойла? — запинаясь, переспросила она. — Как это… лежали? Вместе?

— Да, вместе! — взвизгнула Виктория, вскакивая с кровати и устремляясь к двери. — Мы лежали на соломе, обнявшись, и целовались! И, как назло, в этот момент в стойло заглянул Гилфорд!

— Ох, Тори, — вздохнула Каролина. — Трудненько тебе будет объяснять все это маме!

Виктория круто развернулась к ней.

— Я же говорила тебе, что это объяснить невозможно! Тем не менее это случилось.

— И что же ты сказала, когда увидела лорда Гилфорда?

— Ничего не сказала, — пробормотала Виктория. — Не успела. Между Майлзом и лордом Гилфордом завязалась драка.

— Они подрались?! — вскричала Каролина. — Об этом я ничего не слышала.

— Потому, наверное, что Майлз как следует отколотил Гилфорда. Уверена, что, когда Гилфорд рассказывал о происшедшем, эту часть он опустил.

— Значит, они дрались из-за тебя? — пролепетала Каролина, устремляя затуманенный взор к потолку. — Мистер Уэлсли дрался с лордом Гилфордом, чтобы защитить твою честь?

— Не думаю, что эта драка имела хотя бы поверхностное отношение к моей чести, — бросила Виктория. — Майлз отколотил Хэррисона за то, что тот позволил себе отозваться о нас… скажем так… не слишком лестно.

— Вот здесь ты и ошиблась! — воскликнула Каролина. — Гилфорд хотел вас оскорбить, а Майлз ему этого не позволил. Стало быть, он защищал не только свое, но и твое достоинство! Как все-таки это романтично! Хотя, конечно, и попахивает скандалом!

— Я лично никакой романтики во всем этом не вижу.

Каролина, хитро прищурившись, спросила:

— А мистер Уэлсли не предложил тебе выйти за него замуж?

— Замуж? С какой стати он должен был мне это предлагать?

Каролина широко развела руками.

— Как ты не понимаешь? Для того, чтобы покрыть грех! После того, как лорд Гилфорд рассказал всем о том, что было между вами, мистер Уэлсли просто обязан на тебе жениться.

— Ерунда! Мистер Уэлсли вовсе не собирается предлагать мне руку и сердце. Но если бы случилось невероятное и он сделал бы мне предложение, я бы его не приняла!

Каролина от изумления приоткрыла рот.

— Не приняла бы?

— Разумеется!

Каролина заулыбалась и отмахнулась от слов сестры, будто отгоняя муху.

— Мама будет на этом настаивать. Думаю, и виконтесса тоже.

— Они могут настаивать на чем угодно, но я все равно замуж за Майлза не выйду. Даже если он попросит, чего, конечно же, не случится. Я вам с Джорджией сто раз говорила, что вообще не собираюсь замуж. Тем более за Майлза Уэлсли. Сказать по правде, он мне ни чуточки не нравится.

— Конечно, не нравится! Как только я раньше не догадалась? — хихикнула Каролина. — Тебе нравятся лишь его поцелуи, а не он сам.

— Нет!

— Ты хочешь сказать, что его поцелуи тебе тоже не нравятся?

— Нет, я хотела сказать другое… Господи, даже не знаю, что я хотела сказать… Извини, Кэрри, я сейчас вне себя, и мне необходимо подумать и во всем разобраться.

Каролина ласково улыбнулась сестре.

— Не все так плохо, как тебе кажется, Тори! Скажу по чести, я тебе завидую. Уверена, что ничего более романтичного, чем поцелуи Майлза, на свете нет!

— Только не надо мне завидовать. Этот человек за один месяц ухитрился создать мне столько проблем, сколько я не имела за всю свою жизнь. Я должна изыскать способ спасти свою репутацию, не прибегая к его Услугам, тем более что дала ему понять, что не хочу его больше видеть. Если мне повезет и я выберусь из этой переделки с минимальными потерями, уж я постараюсь вычеркнуть этого человека из своей жизни. Очень может быть, что после этого мое существование вернется в привычное, спокойное русло.

Каролина подошла к двери, открыла ее и перед уходом бросила на сестру насмешливый взгляд.

— Что ж, оставляю тебя наедине с твоими мыслями, Тори. И прими сестринский совет — поскорее придумывай удобоваримое объяснение того, что было у вас с Майлзом, поскольку мать и виконтесса Эшмонт очень скоро явятся к тебе за разъяснениями!

Майлз стоял перед виконтессой Эшмонт, в ярости сжимая и разжимая кулаки.

— Это как же понимать — «все знают»?

— Это следует понимать буквально, — раздраженно бросила виконтесса. — Об этом знают все — до последнего человека. Хэррисон Гилфорд постарался. По мере того как эта история передавалась из уст в уста, она обрастала все новыми и новыми подробностями, поэтому в окончательном варианте она выглядит так: вы с Викторией совокуплялись на полу конюшни при свете дня.

— Ну и сукин же сын этот Гилфорд…

— Майлз, изволь держать себя в рамках!

— Прости, я и впрямь забылся, но все это кажется мне каким-то сумасшествием или наваждением. Ведь на самом деле ничего не было. Мы с ней целовались — всего-навсего.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — пожала плечами Регина. — Но факт остается фактом: репутация девушки пострадала — и, между прочим, по твоей милости. Чтобы замять скандал, ты должен на ней жениться.

Майлз в сердцах стукнул кулаком по полированному столу, за которым расположилась виконтесса.

— Ничего хорошего из этого не выйдет! Если, к примеру, мы с Викторией сейчас обвенчаемся, это будет означать, что гнусные инсинуации этого ублюдка Хэррисона Гилфорда имели под собой реальную основу.

— Майлз, если ты не прекратишь ругаться в моем присутствии, я тебя отсюда выставлю. Лучше сядь да послушай, что тебе скажет старая умная женщина.

— Бабушка, еще раз хочу заметить, что моя женитьба на Виктории не остановит сплетен. Только если мы не будем обращать на них внимания, они рано или поздно затихнут.

Регина нахмурила брови.

— Мне стыдно за тебя, Майлз! Неужели Виктория Пемброк настолько тебе отвратительна, чтоты готов заставить ее страдать от людской молвы до конца дней? По справедливости, ты должен на ней жениться.

— Мы по-разному понимаем справедливость, бабушка. Что хорошего в том, чтобы связать узами брака мужчину и женщину, которые терпеть друг друга не могут?

Регина посмотрела на внука в упор.

— Стало быть, ты хочешь меня уверить, что ни капельки ее не любишь?

Майлз некоторое время колебался, но потом решил быть с Региной честным до конца.

— Сказать по правде, я и сам не знаю, как к ней отношусь. Иногда мне кажется, что я начинаю в нее влюбляться… но каждая наша встреча заканчивается ссорой. Господь свидетель, она столько раз прогоняла меня с глаз долой, что я уже сбился со счета!

— Тогда почему ты каждый раз к ней возвращаешься?

— Один раз меня заставила ты!

— Не стану спорить, — согласилась Регина, — но только один раз. Почему ты возвращался к ней потом?

Майлз задумчиво провел рукой по волосам.

— Хорошо, признаю, — сказал он. — Чем-то она меня притягивает. Если бы все шло как надо и наши отношения развивались неспешно и в нужном ключе, возможно, со временем бы я на ней и женился…

— Так за чем же дело стало? — перебила его Регина. — По сути, ты только что признался мне, что любишь эту девушку и не прочь на ней жениться. А женой она будет хорошей — уж поверь моему опыту и знанию женской природы! Для начала этого более чем достаточно. Многие счастливые браки, Майлз, включая и мой собственный, строились на куда более зыбком фундаменте.

Майлз тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— А кто-нибудь догадался спросить Викторию, что она сама обо всем этом думает? Регина кивнула.

— Надеюсь, Фиона уже побеседовала с ней, так что если ты полагаешь, что Виктория тебе откажет, то сильно ошибаешься. Она воспитана в строгих традициях и отлично понимает, что такое ответственность перед семьей и семейная честь. Она примет твое предложение, уверяю тебя.

Майлз ударил ладонью по кожаному подлокотнику кресла.

— Как мне надоели эти бесконечные разговоры о семейной чести, традициях и о том, что принято или не принято делать в Англии! Послушать вас, так все остальные народы — варвары!

Регина словно окаменела. Хотя она очень любила внука, но и он, по ее мысли, не имел права дурно отзываться об Англии и об английских традициях. Такого виконтесса не прощала никому на свете.

— Тебе не следует забывать, мальчик, что ты тоже родом из старинной английской семьи, чьи традиции уходят корнями в глубь веков. Хочешь ты этого или нет, ты один из нас — имей это в виду!

Майлз поднял руки в знак того, что сдается.

— Прости, бабушка, что я невольно задел тебя. Я просто хотел сказать, что браки по расчету, на чем бы этот расчет ни основывался, не по мне. Я признаю только одну причину для вступления в брак — взаимную любовь и желание супругов быть вместе до конца своих дней!

— Сильно сказано, не спорю, — сухо заметила виконтесса. — Непонятно только, отчего все эти красивые слова не пришли тебе в голову в тот момент, когда ты набросился на Викторию, точно невоспитанный дикарь?

— На самом деле все было совершенно по-другому! — вспылил Майлз. — Это не я, а она на меня набро… — Тут он смутился и замолчал, вдруг сообразив, что именно он собирался довести до сведения бабушки.

— По-другому, говоришь? — ядовито осведомилась виконтесса. — Как мило… Выходит, это она тебя соблазнила?

— Мне не следовало этого говорить, — пролепетал Майлз. — Считай, бабушка, что ты ничего не слышала.

К большому его удивлению, Регина улыбнулась.

— Интересное дело, — сказала она, — в тебе, оказывается, куда больше рыцарского духа, нежели я полагала.

— Дух у меня, конечно, рыцарский, но не настолько, чтобы я согласился на вынужденный брак! — выпалил Майлз.

— Майлз, — выразительно вздохнула Регина, — у тебя нет выбора. В сущности, не так уж и важно, что и как происходило между вами в конюшне. Важно, что репутация девушки погублена — и лишь ты один в силах это исправить.

Майлз нахмурился и сердито посмотрел на виконтессу.

— А ведь все происходящее тебе ужасно нравится, не так ли? Ты с самого начала хотела, чтобы я женился на Виктории, и вот теперь считаешь, что для этого нашелся достойный предлог.

Регина не обратила ни малейшего внимания на его нахмуренные брови и сердитый взгляд.

— Не стану скрывать, мне доставит большое удовольствие видеть, как вы с Викторией пойдете под венец. Но если ты полагаешь, что разыгравшийся вокруг доброго имени Уэлсли скандал тоже мне по нутру — то тут ты заблуждаешься.

Майлз шумно вздохнул и уставился на носки своих сапог.

— Честно говоря, я не знаю, что и делать. Даже если я сделаю Виктории предложение, а она его примет, я, возможно, до самой смерти буду считать, что наш брак был заключен потому, что на нас со всех сторон давили — и люди, и обстоятельства.

— Ты что же — не веришь, что девушка в тебя влюблена?

— Я этого не знаю. В чем я действительно уверен, так это в том, что нас сильно тянет друг к другу.

— Это очевидно, — хмыкнула Регина.

Майлз поднял на нее глаза.

— Ты думаешь, взаимного притяжения достаточно для счастливого брака? Ты уверена, что из этого чувства разовьется любовь? А если нет? Тогда, стало быть, мы просто обречены влачить тягостное существование?

Регина окинула внука полным сочувствия взглядом.

— Майлз, никто, кроме тебя, на эти вопросы не ответит. Тем не менее хочу тебе напомнить старую истину: счастья в бесчестье не бывает. Ты — потомок благородных людей, которые носили фамилию Уэлсли и ставили свою честь превыше всего. Это давняя и рыцарская традиция, которая, я уверена, найдет отклик в твоем сердце.

Майлз хмуро кивнул и вслух добавил:

— Это все, конечно, прекрасно, но мне, прежде чем принять решение, все-таки хотелось бы посоветоваться с отцом.

— Думаю, тебе удастся это сделать, — сказала с улыбкой Регина. — Я получила депешу от твоих родителей. Они сошли на берег в Ливерпуле и в пятницу уже будут здесь.

Впервые за все время разговора Майлз расплылся в широкой счастливой улыбке.

— Великолепно! Надеюсь, мы можем отложить решение вопроса до приезда моих родителей?

— Думаю, можем, — ответила Регина, — однако же не следует и затягивать с ответом. Пообещай мне, ради спокойствия Фионы Пемброк, обсудить этот вопрос с отцом в первую очередь, отложив на время разговоры о погоде, лошадях и видах на урожай…

Майлз ухмыльнулся и дал клятву, что заговорит о браке с Викторией в ту самую минуту, когда отец выберется из экипажа.

Поцеловав бабушку в щеку, он торопливо вышел из библиотеки, смутно радуясь, что непростое объяснение со старой виконтессой наконец закончилась.

Когда Майлз прикрыл за собой дверь, Регина откинулась на спинку кресла, сцепила на коленях пальцы и предалась размышлениям.

«Если ты полагаешь, мой мальчик, что отец позволит тебе ускользнуть от ответственности, — думала она, — то можешь на это не рассчитывать. Уж мне ли не знать своего сына? Хотя Джеймс и живет сейчас в Америке, он британец до мозга костей, а уж британцы убеждены, что с женщинами надо поступать честно».

Регина нисколько не сомневалась, что Джеймс одобрит ее планы насчет женитьбы Майлза. Оставалось надеяться, что Фионе тоже удастся преуспеть и склонить к этому браку Викторию.

— Если ты попытаешься принудить меня к замужеству, предупреждаю: я убегу. Клянусь, я это сделаю!

При этих словах глаза Виктории полыхнули мрачным огнем, а лицо обрело упрямое выражение. В ответ бедная Фиона только тяжело вздохнула, но, с минуту помолчав, возобновила атаки на несокрушимые, казалось, позиции падчерицы:

— Виктория, как ты не понимаешь, что иного выхода нет? Даже если ты и убежишь — где будешь жить, что станешь делать? Хочешь — не хочешь, а выйти за Майлза тебе придется. Этого требует семейная честь.

— Опять эти рассуждения о долге и семейной чести… Надоело! — бросила Виктория. — Замуж за него я не выйду, и уговаривать меня бесполезно.

— Но как быть со слухами, которые распространяет о тебе Хэррисон Гилфорд? Они порочат не только тебя, но и нас. Ты что же — хочешь, чтобы твое упрямство навлекло позор на всю семью?

— Если Гилфорд и говорит мерзости, то только обо мне, а я на его грязные измышления плевать хотела! С какой стати вы-то все разволновались? Господи боже мой, Фиона, ты ведь с близняшками уезжаешь в Америку — почему тебя так заботят слухи, которые распространяет обо мне Гилфорд?

— Виктория, я просто не в силах поверить, что все это говоришь ты! Ведь ты же знаешь, как я тебя люблю. Неужели ты думаешь, что я уеду в Америку, а тебя оставлю разгребать всю эту грязь?!

— Думаю, в твои намерения это не входит, — сказала Виктория, — а потому мне ужасно стыдно, и я прошу у тебя извинения за непослушание и упрямство. Но как бы то ни было, замуж за Майлза Уэлсли я не выйду.

— Ты его не любишь? — спросила Фиона.

Виктория с минуту помолчала, обдумывая вопрос мачехи.

— Не знаю, Фиона. Ничего-то я не знаю. Какие-то чувства я к нему испытываю — только я не уверена, что это любовь. Полагаю, это скорее плотское влечение — это-то меня и пугает.

— Пугает? Но почему?

Виктория скомкала носовой платок и пробормотала:

— Потому что Майлз пробудил во мне чувства, какие, на мой взгляд, уважающая себя леди испытывать не должна.

— Но ведь в этом ничего худого нет, Тори, — сказала Фиона, у которой вновь вспыхнула надежда. — В чувствах такого рода, хочу я сказать. Более того, я думаю, что это неплохое начало.

Виктория уныло покачала головой:

— Мне не нравятся чувства, которые вызывает у меня Майлз. Рядом с ним мне просто не по себе.

Фиона наклонилась к ней так близко, что они едва не столкнулись лбами.

— Не могла бы ты описать, что именно чувствуешь?

Виктория шумно вздохнула.

— Меня бросает то в жар, то в холод, по телу пробегает дрожь, колени слабеют. Не могу сказать, что все это меня радует.

На лице Фионы появилась улыбка умудренной жизнью женщины.

— Поверь мне, Тори, — многие женщины о таких чувствах только мечтают!

— Я, наверное, к этим женщинам не отношусь. И кроме того — если я даже соглашусь выйти замуж за Майлза, откуда ты знаешь, что Майлз на мне женится?

— Женится, — категорически заявила Фиона. — Он же все-таки Уэлсли, а у всех представителей этого рода удивительно развито понятие о чести. Майлз поступит с тобой честно, даже не сомневайся.

— А я не хочу, чтобы Майлз, как ты выражаешься «поступал со мной честно». Уж если я и выйду когда-нибудь замуж, то только за человека, который будет меня любить. Мне не нужен муж, который женился на мне из соображений долга или потому, что у него развито понятие о чести! Должна тебе заметить при этом, Фиона, что Майлз со мной о любви ни разу не заговаривал.

— Но, Виктория…

— Ни слова больше! — девушка повелительно вскинула руку. — Не ты, а я должна думать над тем, как вывести наше семейство из-под удара. В конце концов, скандал разразился по моей милости. Хочу тебе, однако, заметить, что брак с Майлзом в мои расчеты не входит. Постараюсь как-нибудь выкрутиться, не прибегая к такому радикальному средству.

Кивнув мачехе на прощанье, Виктория вышла из гостиной.

— Какая все-таки трудная девочка, — пробормотала Фиона, глядя ей вслед. Взяв в руки чашку с недопитым чаем, она с минуту задумчиво созерцала прихотливый узор на молочно-белом фарфоре.

«Что бы там ни говорила Виктория, — сказала себе Фиона, — она так или иначе вернется к мысли о браке с Майлзом. У Гилфорда слишком длинный язык, и, для того, чтобы заставить замолчать сплетников, девочке, очень может быть, придется прибегнуть именно к радикальному средству».

18

— Бабушка, мы приехали!

Десятилетний Натан Уэлсли распахнул парадные двери манора Уэлсли и застучал подошвами ковбойских сапог по мраморному полу холла.

— Бабушка-а-а, ты где-е-е?

Это неожиданное вторжение, сопровождавшееся грохотом двери и громким топотом, пробудило Седрика, дворецкого и старшего слугу в доме, от дневного сна, которому он неукоснительно предавался после обеда.

Натянув сюртук и выбежав в холл, он с яростью обрушился на странно одетого мальчика, который по-хозяйски топал по мраморным плитам:

— Что это вы здесь раскричались, молодой сэр? Извольте сейчас же замолчать! Отвечайте: вы кто такой?

Натан взглянул на старого, безукоризненно одетого джентльмена и ухмыльнулся:

— Меня зовут Натан Баффингтон Уэлсли, я приехал из Америки, чтобы навестить свою бабушку. Вы не знаете, часом, где она?

Седрику ничего не оставалось, как принять к сведению, что буйные американцы, родственники виконтессы, к его огромному неудовольствию, почтили-таки старый дом своим присутствием. Более того, они приехали на сутки раньше, нежели их ожидали, не прислав даже посыльного с запиской.

— Вы, молодой человек, нанесли в холл грязи, неужели не видите? — Седрик ткнул пальцем в запыленные, забрызганные грязью до самого верха сапоги мальчика.

Натан равнодушно пожал плечами.

— Подумаешь? Дело-то житейское… — Повернувшись к двери, он завопил: — Эй, Сет, давай бегом сюда! Увидишь, как живет наша бабуля! Тут такой коридорчик, что по нему можно кататься, как на лыжах…

В ту же минуту в холл проник еще один мальчуган, не менее громогласный и шустрый, чем предыдущий, и огласил дом радостным воплем:

— Ты прав, Нат! — Он устремился по коридору к массивной лестнице, которая вела на второй этаж. — Давай-ка попробуем съехать вниз по перилам!

К великому облегчению Седрика, на площадке лестницы появилась виконтесса и повелительным голосом заявила:

— Довольно, мальчики! Немедленно вернитесь к двери и ждите, когда родители вас представят!

Мальчики посмотрели друг на друга одинаковыми голубыми глазами, разом кивнули, послушно вернулись к двери и застыли, благонравно вытянув руки по швам.

— Так-то лучше, — сказала Регина и, спустившись по лестнице, подошла к старому дворецкому.

— Надо проявлять твердость, но не излишнюю суровость, Седрик, — прошептала она ему на ухо. — Неужели ты забыл, что творилось в доме, когда здесь обитали все семеро моих сыновей?

Седрик кивнул, припоминая, какой в доме царил кавардак и хаос, когда многочисленное потомство виконтессы носилось как угорелое по коридорам и по лестницам манора Уэлсли.

— Да уж, — пробормотал он со вздохом, — веселое было времечко! — И подумал, что его вновь ждут тяжкие испытания, как и двадцать лет назад.

— Вели подать чаю, лепешек и пирожных, ну и, конечно, какого-нибудь сока для мальчуганов, — прервала не слишком веселые размышления своего слуги виконтесса.

— Слушаю, миледи, — отозвался Седрик и поспешил на кухню. По его разумению, от младой поросли рода Уэлсли следовало держаться подальше.

В эту минуту распахнулись двери и в дом вошел высокий привлекательный мужчина лет сорока с густой и темной, седеющей на висках, шевелюрой.

— Мама! — воскликнул он, и Регина обернулась на этот голос с такой быстротой, словно была восемнадцатилетней девочкой.

— Джеймс! — устремилась она к сыну. — Здравствуй, мой дорогой, мой любимый мальчик! Глазам не верю — неужели это ты?

Джеймс Уэлсли заключил мать в объятия.

— Рад тебя видеть, мамуля. Подумать только, с нашей последней встречи миновало уже целых пять лет! — Отстранившись на мгновение от виконтессы, он добавил: — А ты прекрасно выглядишь!

— Да ну тебя! — Регина шутливо ткнула сына пальцем в бок. — По-моему, я пережила всех стариков в округе. Тем не менее твоя лесть мне приятна. — Она заглянула в глаза сыну.

— Чем старше ты становишься, мой мальчик, тем больше напоминаешь мне своего отца. Когда я смотрю на тебя, то вижу моего незабвенного Чарлза.

Наконец Регина высвободилась из объятий сына и повернулась, чтобы поздороваться с невесткой.

— Мери, дорогая, как поживаешь?

— Хорошо, мама, спасибо. Правда, я немного устала с дороги, но все равно очень, очень рада, что снова оказалась в Англии!

— А уж я-то как рада, что вы приехали! Должна тебе заметить, дорогая, что ты все такая же красивая и цветущая, какой была в день свадьбы!

— А это у нас кто? — виконтесса переключила внимание на крохотную, точно куколка, девочку, которая стояла рядом с Мери. — Уж не моя ли ненаглядная внученька, с которой я давно уже хочу познакомиться?

— Да, это наша Пола, — сказала с улыбкой Мери, взяв девочку за руку и подводя ее к бабушке.

— Долго вы трудились, чтобы произвести на свет девочку, — заметила виконтесса, качая головой, — но должна признать, что результат превзошел мои самые смелые ожидания. Моя внучка — настоящая красотка.

— Она настоящий чертенок, доложу я вам, — рассмеялась Мери и обратилась к дочери: — Смотри, Пола ничего здесь не трогай. Слышишь, что сказала мама?

Девочка отвела вожделеющий взгляд от серебряной папиросницы, лежавшей на столике в углу холла, и угрюмо кивнула.

— А вот и мои внуки, — сказала виконтесса, устремляя взгляд на кучку замерших у двери мальчиков. — Вы все так выросли и изменились, что уж и не знаю, смогу ли я припомнить, сколько теперь каждому из вас. Однако прежде всего мне бы хотелось узнать, как дела у Стью?

— У него все отлично, — вступил в разговор Джеймс. — Он продолжает свои занятия в Бостоне и в будущем собирается стать инженером-судостроителем.

— Правда? Вполне достойное стремление. И какие же суда он хочет строить — пассажирские или торговые?

— По-моему, сейчас его больше занимают военные, — сказал Джеймс и, наклонившись к виконтессе, вполголоса добавил: — Из-за кризиса в конгрессе и напряженных отношений между Северными и Южными штатами обстоятельства могут сложиться так, что боевые корабли скоро понадобятся.

— Оставим разговоры о политике на потом, ладно? — негромко произнесла Регина.

Повернувшись к самому высокому из мальчуганов, она сказала:

— Итак, начнем церемонию представления. Я полагаю, что ты — Эрик.

— Да, бабушка, и мне уже исполнилось семнадцать.

— Что ж, чудесно. Еще год-два, и ты перерастешь своего папашу.

Предсказание бабушки вызвало на лице паренька довольную улыбку.

Между тем виконтесса подошла к другому мальчику — медно-рыжему, с чуть раскосыми глазами.

— Стоит только взглянуть на твою шевелюру, как сразу становится понятно, что ты — Джефри, — заметила Регина. — Непонятно другое, в кого ты такой уродился? Все твои братья или светлые, как твоя мать, или темноволосые, как отец.

Юноша смущенно ухмыльнулся и покраснел. Слова Регины явно задели его за живое.

— Сколько же тебе лет, Джефри? — продолжала расспрашивать виконтесса. — У тебя такой солидный вид, что я дала бы тебе все шестнадцать.

— Нет, бабушка, мне только четырнадцать, — сказал мальчик, снова вспыхнув, как маков цвет. На этот раз, правда, от удовольствия.

Потрепав Джефри по щеке, Регина с заговорщицким видом посмотрела на Натана и Сета, которые стояли рядом с ним.

— А с этими двумя чертенятами я уже имела счастье познакомиться, — сообщила она своей невестке. — Они едва не сбили с ног беднягу Седрика, когда ворвались в дом с известием, что вы приехали. Но до чего же они похожи! — Виконтесса вгляделась в лица мальчуганов. — Вы, ребята, часом, не близнецы?

— Нет, бабушка, — засмеялся Сет, — между нами год разницы. Мне все еще девять, но зато я сильнее Ната!

— Вот дам тебе, — вспылил Натан, тыча брата локтем в живот, — не станешь болтать глупости! Да я тебя одной левой положу!

— Мальчики! — вскричала Мери. — Ведите себя достойно. Помните, что вы в гостях у бабушки.

— Бабуля, отец говорил, что у тебя есть лошади, на которых мы могли бы покататься, — решил сменить тему разговора Сет. — Мы с Натом хотим поиграть в ковбоев и индейцев. Ты нам разрешишь?

— Завтра, — строго сказал Джеймс. — А теперь молчок. Чтобы до завтра никаких просьб!

Регина остановилась перед маленьким светловолосым мальчиком, который все время, пока она разговаривала с его братьями, с самым сосредоточенным видом сосал палец.

— Вот юный джентльмен, которого я не имею чести пока знать, — обратилась она к малышу. — Ты Адам? Малыш вынул изо рта палец и важно кивнул.

— Палец вкусный? — поинтересовалась Регина.

Мальчик нахмурил брови, некоторое время раздумывал над словами нарядной старушки, которую все называли бабушкой, после чего отрицательно помотал головой.

— Я так и думала, — сухо сказала Регина. — Зачем же ты его сосешь?

Адам внимательно посмотрел на бабушку, ничего ей не ответил, но, на всякий случай, спрятал правую руку в карман.

— Он просто прелесть, — сказала Регина, обнимая Мери за плечи. — Впрочем, как и все ваши дети. — Она наклонилась к невестке и вполголоса осведомилась: — Может, у вас с Джеймсом есть планы завести еще одного младенца?

— Господи, нет! — воскликнула Мери. — Джеймс получил наконец девочку, которую так хотел, поэтому мы решили поставить на этом точку.

— Мери права, — согласился с женой Джеймс. — Мне кажется, настало время перепоручить миссию делать маленьких Уэлсли старшим сыновьям.

— Кстати, к вопросу о старших сыновьях, — проговорила Мери, окидывая взглядом просторный холл, — что-то я не вижу Майлза. Нам с Джеймсом очень бы хотелось на него глянуть.

— Боюсь, сегодня вы его не увидите, — сообщила регина. — Он предается развлечениям в компании молодых повес. Сказать по правде, я даже рада, что его сегодня не будет. Смею вас уверить, мне есть, что вам рассказать. Причем далеко не все из моего рассказа придется вам по вкусу.

Мери и Джеймс обменялись обеспокоенными взглядами, после чего Мери, собрав своих отпрысков, сказала:

— Давайте, леди Регина, прежде устроим детей, а уж потом найдем спокойное местечко и побеседуем без помех.

Регина согласно кивнула и двинулась впереди процессии вверх по лестнице.

Майлз разлил бренди, протянул один бокал отцу, и уселся в кресло рядом с камином.

— Я очень рад, отец, что нам удалось наконец найти время и место, чтобы серьезно поговорить. С тех пор как вы приехали, в доме царит такой кавардак, что уединиться стало практически невозможно.

Джеймс усмехнулся и глотнул выдержанного бренди.

— Ничего не поделаешь! Когда в доме столько детей, обстановка в нем неминуемо должна измениться.

— Она и изменилась, — согласился с отцом Майлз. — Я так рад снова видеть всех вас! Признаться, не представлял себе, до какой степени мне будет вас не хватать.

— Все в нашем семействе испытывают по отношению к тебе точно такие же чувства.

— А как бабушка рада! Мне кажется, с вашим водворением под кровом старого дома она сбросила лет двадцать, не меньше.

Джеймс снова глотнул бренди и улыбнулся:

— Мама всегда любила детей. Вряд ли иначе у нее было бы столько сыновей.

— Жаль, что Седрик придерживается другого мнения, — рассмеялся Майлз. — Боюсь, нынешнего нашествия малышни ему не пережить.

Джеймс рассмеялся, вторя сыну.

— Насколько я помню, Седрик всегда был таким. Вечно он заламывал руки и говорил, что дети сродни стихийному бедствию. Но он выдержит, уверяю тебя.

Отсмеявшись, они погрузились в молчание, поскольку никто не торопился начать разговор, ради которого они уединились в библиотеке.

Наконец Майлз не выдержал:

— По-моему, пора уже поговорить о деле.

Джеймс закурил короткую сигару из черного американского табака — «чируту», давая сыну понять, что беседа предстоит продолжительная.

— Полагаю, бабушка уже рассказала тебе, что произошло? — спросил Майлз.

Джеймс кивнул и швырнул горелую спичку в пепельницу.

— Да, мы с твоей матерью уже знаем — и тем не менее, я не услышал пока ничего, что бы тебя порочило. Ты вел себя, может быть, легкомысленно, но не бесчестно, нет.

Майлз наклонился к Джеймсу.

— Мы целовались, отец. Всего-навсего.

— Неплохое занятие, что и говорить, и относительно невинное, — хмыкнул Джеймс Уэлсли. — Одно плохо, ему нельзя предаваться в присутствии ревнивого соперника.

— Хэррисон Гилфорд настоящий осел, — вспыхнул Майлз.

— Я в этом не сомневаюсь. Но он осел, с которым следует считаться.

Джеймс Уэлсли затянулся «чирутой» и с задумчивым видом выпустил к потолку струйку голубоватого дыма.

— Насколько я понимаю, Майлз, тебе предстоит сделать выбор из трех возможных вариантов. Первый — ты делаешь леди официальное предложение и, если получаешь согласие, женишься на ней. Можно обойтись и без официальной процедуры — просто пойти и поговорить с леди, выяснить в частной беседе, что ей, собственно, нужно. Тем не менее, если она решит, что брак — лучший выход из создавшегося положения, тебе все-таки придется на ней жениться. Второй вариант — есть вероятность, что девушка сумеет изыскать способ, как положить конец сплетням и спасти свою репутацию, не прибегая к такому радикальному средству. В этом случае, как ты понимаешь, женитьба отменяется.

— Ты, кажется, говорил о трех вариантах. Какой же, по твоему мнению, третий?

— Самый простой. Ты не обращаешь никакого внимания на случившееся в надежде, что все как-нибудь утрясется само собой.

Майлз покачал головой.

— Самый простой вариант отменяется. Насколько я знаю Гилфорда, он будет и впредь мутить воду.

Джеймс одобрительно кивнул и ткнул в сторону Майлза концом своей «чируты».

— Браво, мальчик! Твое решение делает честь нашей семье.

Майлз улыбнулся, поскольку слова отца ему немало Польстили.

— Скажи то же самое бабушке, ладно? Боюсь, она считает, что фамильная честь для меня, в общем, пустой звук — не то что для всех остальных Уэлсли.

— Очевидно, бабушка забыла о прадедушке, который в день собственной свадьбы сбежал с дочкой кучера.

Майлз озадаченно посмотрел на отца.

— Неужели? Сбежал с дочкой кучера?

— Да, и у них с этой дочкой кучера было двенадцать детей, и они жили счастливо до самой смерти, хотя родственники, конечно, прадедушке этого не простили.

Майлз, который не слыхал этого семейного предания, радостно заулыбался:

— Рад, что среди моих безупречных предков сыскался-таки один греховодник.

Джеймс привстал, чтобы вновь наполнить бокалы бренди, затем улыбнулся и произнес:

— Один?! Дорогой мой, эти самые, как ты выражаешься «греховодники», встречались в каждом поколении семьи Уэлсли. Нас, Уэлсли, на свете довольно много, поэтому в наши ряды не могла не затесаться парочка-другая негодяев или сластолюбцев. Просто бабушка — в воспитательных целях — предпочитает делать вид, что ничего подобного не было. Впрочем, вернемся к вопросу, который мы обсуждали. Может быть, ты, пытаясь разрешить эту непростую проблему, поступишь так, как в подобных случаях поступал я?

— И как же ты поступал? — осведомился Майлз, наклоняясь к отцу.

— Смотрел в корень, сынок, смотрел в корень. Тебе, Майлз, необходимо ответить на два ключевых вопроса: любишь ли ты эту девушку и представляешь ли ее себе в качестве будущей жены?

Майлз на минуту задумался, потом сказал:

— На оба вопроса ответ один — не знаю. Не скрою, будь Виктория покладистей, со временем я смог бы ее полюбить… но у нее такой трудный характер, что жизнь с ней наверняка превратится в одну большую склоку. Она вечно готова спорить, по поводу и без повода!

— Но, Майлз, не кажется ли тебе, что и трудный характер девушки, и ее склонность к спорам являются неотъемлемой частью ее обаяния?

— Так оно и есть, — вздохнул Майлз. — Вздор, который она несет, и ее вечно задранный нос притягивают меня к ней, как магнитом. Другое дело — семейная жизнь. Прямо и не знаю, как мне удастся существовать с Викторией под одним кровом, если она станет устраивать мне сцены каждый день… Кстати сказать, есть еще одна проблема.

— Это какая же?

— Видишь ли, Виктория англичанка до мозга костей, я же в Англии жить не хочу. Мне нравится Колорадо, куда я и собираюсь в скором времени вернуться.

— Но тебя никто не заставляет постоянно жить в Британии, — резонно заметил Джеймс. — Если Виктория станет твоей женой, ей придется следовать за тобой. Как известно, жена да прилепится к мужу своему.

Майлз от души расхохотался.

— Ты не представляешь, какое у нее было бы лицо, если б я процитировал ей это библейское правило!

— Но ведь можно же как-то договориться, верно? Предположим, полгода вы будете жить здесь, а полгода в Америке. Кстати, твоя мать тоже поначалу не хотела ехать в Америку, но едва мы там обосновались, она полюбила эту страну. Когда Виктория увидит красоты Колорадо, она уже не захочет никуда уезжать!

Майлз поднялся с места, нервно прошелся по комнате.

— Так ты думаешь, что я должен сделать ей предложение?

Джеймс отрицательно помотал головой.

— Не переиначивай мои слова. Не мне решать, что ты должен делать.

Майлз посмотрел на отца в упор.

— Но я хочу знать, что думаешь по этому поводу ты.

— Ладно, — ответил Джеймс, — если ты ставишь вопрос ребром, отвечу: для начала ты должен хотя бы поговорить с девушкой. Уж от этого тебе никак не отвертеться.

Майлз задумчиво кивнул и подошел к окну.

— Как всегда, ты прав, отец. Нам с ней и впрямь нужно побеседовать.

Джеймс Уэлсли затушил «чируту» и удовлетворенно улыбнулся.

— Отлично. В таком случае отправляйся писать своей даме сердца послание с просьбой о встрече. Пригласи ее на пикник, что ли, где бы вы могли спокойно поговорить.

Он потянулся и со вкусом зевнул.

— Берись за дело, сын мой, а я пошел спать. Со всеми этими разъездами мне почти не удавалось побыть наедине с твоей матерью. Будем надеяться, что хотя бы сегодня Адам и Пола будут спать у себя в комнатах, а не у нас в кровати.

Майлз с шутливой укоризной посмотрел на отца.

— Ай-ай-ай, старый сатир, и ты туда же!

Джеймс Уэлсли лукаво выгнул бровь.

— Я же говорил тебе, Майлз, в каждом поколении Уэлсли были греховодники. Хочу сообщить тебе страшную тайну — в душе я сластолюбец, просто бабушка об этом пока не дозналась. Итак, желаю тебе спокойной ночи и удаляюсь.

С этими словами он направился к выходу, но в дверях вдруг остановился и сказал:

— Не откажи мне в любезности. Майлз с любопытством поднял глаза на отца.

— Все, что угодно.

— Постарайся завтра утром как-нибудь занять детей, чтобы они не лезли в нашу с матерью спальню. Хотя бы часов до девяти…

Джеймс повернулся и вышел из библиотеки, оставив Майлза недоуменно взирать ему вслед.

19

Майлз поставил на траву тяжелую корзинку с припасами для пикника и расстелил на земле широкий плед.

— Рад, что вы приняли мое приглашение, — сказал он и с улыбкой посмотрел на Викторию.

— А вы думали, не приму? — с вызовом спросила девушка, усаживаясь на плед и тщательно расправляя юбку.

— Откуда мне было знать? — ответил вопросом на вопрос Майлз и, заглянув в корзинку, добавил: — Судя по всему, у нас с вами будет, чем заморить червячка. Здесь жареный цыпленок, всевозможные салаты, яблоки и пирог.

— А какой пирог? — осведомилась Виктория. Майлз склонился над корзинкой.

— Не могу со всей уверенностью ответить на этот вопрос, но очень надеюсь, что не с изюмом. Бабушкин повар просто помешан на пирогах с изюмом, а я их на дух не переношу. — Сунув руку на самое дно, Майлз извлек из корзинки темного стекла бутылку. — Ага! Оказывается, нас снабдили и вином.

— Я не любительница выпивки, — строгим голосом заявила Виктория.

Майлз проницательно на нее посмотрел.

— Помнится, вы не раз при мне попивали шампанское.

— Но уж никак не днем! Впрочем, если вам захочеттся приложиться к бутылке, я возражать не стану.

Нарочитая сдержанность и суровость Виктории натолкнули Майлза на мысль, что ему и в самом деле не помешало бы выпить.

— Спасибо за разрешение, миледи, — сухо сказал он.

Вынув штопор, он откупорил бутылку и налил себе в стакан щедрую порцию старого хереса.

— Стало быть, от вина вы категорически отказываетесь? — на всякий случай уточнил он. — Или все-таки выпьете капельку? Хотя бы для того, чтобы узнать, каково оно на вкус.

— Благодарю вас, нет.

Майлз все так же дружелюбно улыбался, хотя никак не мог взять в толк, почему Виктория, пребывая в дурном расположении духа, приняла его приглашение.

— Скажите честно, Виктория, — сказал он, сразу решив поставить точки над «и», — зачем вы сюда пришли, если вас, судя по всему, все это не радует? — Майлз обвел рукой импровизированный стол, который он накрыл в мгновение ока. Он все еще улыбался, но глаза его смотрели серьезно.

«Чтобы увидеть тебя, Майлз», — подумала девушка, но вслух сказала другое:

— Насколько я поняла из вашей записки, вы позвали меня, чтобы поговорить. Вот я и пришла — разговаривать.

Майлз кивнул головой, принимая эти слова к сведению. Суровость Виктории сильно подпортила его жизнерадостный настрой. Решив немного повременить с переговорами, он дипломатично предложил:

— Давайте сначала поедим. Я не раз уже убеждался, что серьезные решения лучше всего принимать на сытый желудок.

— Решения? — удивленно глянула на него Виктория. — Вот, оказывается, почему вы меня сюда пригласили? Хотите, чтобы я приняла решение?

Майлз, который уже запустил зубы в куриную ножку, едва не поперхнулся и поспешно положил ножку на тарелку.

— Как же иначе? Должны же мы вместе придумать, как отразить нападки вашего друга Хэррисона Гилфорда.

— Он мне не друг! — бросила Виктория. — Был им когда-то, но с этим покончено.

Майлз заметил в ее глазах затаенную боль и решил быть со своей собеседницей поласковей.

— Тори, — пробормотал он, осторожно коснувшись пальцами ее блестящих темных волос, — поверьте, я сожалею о случившемся ничуть не меньше, чем вы. Даже отец, который всегда меня понимал, считает, что мое поведение было по меньшей мере безрассудным. В свое оправдание могу лишь сказать, что потерял голову. Это не самое удачное и мудрое объяснение того, что случилось на конюшне, но другого у меня нет.

Виктория опустила глаза, упорно созерцая стоявшую перед ней тарелку со снедью. Встретиться взглядом с Майлзом она не решалась.

— Не один вы, Майлз, виноваты в случившемся. Я просто не имею права вас обвинять, поскольку провинилась ничуть не меньше вашего.

— Итак, — прошептал молодой человек, — как же нам теперь быть?

Виктория подняла на него взгляд затравленного зверька.

— Я не знаю, Майлз. Честно, не знаю.

Майлзу пришел на ум совет отца «смотреть в корень» проблемы.

— На самом деле выход есть, — нежно проговорил он, накрыв ладонь Виктории своей. — Нам нужно пожениться.

Виктория шумно вздохнула и покачала головой.

— Этому не бывать!

Категорический отказ неприятно удивил и озадачил Майлза, но он не подал виду, что слова Виктории его разочаровали, и небрежно пожал плечами.

— Ладно, забудем об этом. Давайте лучше поедим.

Майлз схватил с тарелки куриную ножку и впился в нее зубами, стараясь при этом не встречаться с девушкой взглядом.

— Вы… вы ведь не хотите на мне жениться, Майлз, — пробормотала между тем Виктория. — Возможно, вас привлекают мои земли, мой титул, мои лошади, наконец, но никак не я сама.

— Откуда вы знаете, что меня привлекает? — прорычал Майлз, чье разочарование постепенно переросло в гнев. — К чему мне ваши угодья, когда в Колорадо у нашей семьи столько земель, что мы не в состоянии их освоить? Титул же у меня есть, и вы об этом отлично знаете, просто он мне ни к чему. Что же до ваших лошадей, скажу: единственный жеребец, который меня интересует, — это Кингз Рэнсом, но даже ради него я не стал бы связывать себя узами брака с нелюбимой женщиной. Короче говоря, если бы я не хотел жениться на вас, миледи, то и просить бы об этом не стал. Уж это, по-моему, ясно, как день, и вы, как разумный человек, не можете не согласиться с моими доводами.

В глазах у Виктории появились слезы.

— Хорошо. Я снимаю это обвинение. И все же то, что вы готовы на мне жениться из сочувствия или для того, чтобы сохранить мое доброе имя, тоже не слишком меня вдохновляет. Я знаю, что обе семьи — и моя, и ваша — требуют, чтобы вы, как выражается моя мачеха, поступили со мной «честно», но мне это не нужно. Нельзя идти замуж за человека, который женится на тебе из одной только жалости или ложно понимаемого чувства долга!

— Кто это вам сказал, что я вас жалею? — грозно осведомился Майлз, отшвыривая обглоданную куриную ножку в сторону. — Мне хочется одного — чтобы вы сбросили маску старой девы, с которой свыклись, словно с собственной кожей, и стали наконец собой — очаровательной, умной и такой красивой, что у меня дух захватывает. Сказать по правде, я проникся к вам нежными чувствами с той самой минуты, как мы впервые встретились на конюшне!

Услышав это признание, Виктория не знала, смеяться ей или плакать — до того ее поразили эти страстные слова. С минуту помолчав, она сказала:

— Похоже, конюшня всегда действовала на нас особым образом, не правда ли?

Майлз поднял стакан с вином и осушил его единым духом.

— Это так. Наверное, нам следует впредь держаться подальше от конюшен и стойл.

С этими словами он вдруг привлек девушку к себе и так крепко поцеловал, что у нее закружилась голова. Отстранившись, он хрипло прошептал:

— Послушай, Тори, выходи за меня! Клянусь, ты не пожалеешь!

— Я не могу, — едва слышно шепнула Виктория, пытаясь высвободиться из его объятий.

Молодой человек с силой сжал ее плечи.

— Но почему?

— Ну… прежде всего потому, что мы не любим друг друга, — пробормотала она, хотя знала, что это утверждение — по крайней мере с ее стороны — чистейшей воды ложь.

— Со временем все образуется. Любовь придет, вот увидишь…

— Откуда ты знаешь?

— Откуда? — глухим от желания голосом переспросил Майлз, пожирая ее взглядом. — Да потому что рядом с тобой я теряю голову!

В это время Виктории удалось наконец освободиться из плена и отодвинуться к краю пледа. Оказавшись на приличном расстоянии от Майлза, она вздохнула свободнее.

— Я не могу выйти за тебя, Майлз. Спасибо за предложение — это честь для меня, но стать твоей женой я не могу.

У Майлза упало сердце. Теперь, когда предложение было наконец сделано, он ощутил, как важно было ему услышать от нее «да». Покачав головой, он сказал:

— Я не приму твоего отказа, Виктория, до тех пор, пока ты не скажешь мне четко и ясно, почему не можешь выйти за меня замуж.

— Потому что… — проговорила она, запинаясь, — потому что… из меня хорошей жены не получится.

Несчастное, потерянное выражение на лице Майлза сменилось глубочайшей задумчивостью.

— Почему ты так о себе говоришь?

Виктория покраснела до корней волос, поскольку продолжать разговор ей не хотелось. Она была бы счастлива, если бы Майлз просто принял ее ответ и вопросов больше не задавал. Тем не менее отвечать следовало. Промолчи она сейчас — вопросы посыплются как из рога изобилия.

Глядя в сторону и усиленно теребя сорванную травинку, она пробормотала:

— Дело в том… что в браке есть… гм… некоторые стороны, которые для меня… скажем так… могут оказаться трудными и даже неприемлемыми.

Это было произнесено таким тихим голосом, что Майлз, желая разобрать хоть слово, вынужден был наклониться к самым ее губам.

— Не могу взять в толк, к чему ты клонишь, — сказал он. — Не думаю, что жизнь в браке будет так уж отличаться от того существования, к которому ты привыкла. Как вести дом, ты знаешь, а если возникнут затруднения, поверь, я всегда буду рад прийти тебе на помощь.

— Я вовсе не об этом… — прошептала Виктория, терзая несчастную травинку.

— Говори громче, я ничего не слышу! — потребовал Майлз.

Виктория на миг подняла на него взгляд, заметила в его голубых глазах недоумение и сразу же отвернулась.

— Я сказала, что это совсем не то, о чем ты… подумал.

Не сразу, но до Майлза все же дошло, на что она намекает.

— Ты имеешь в виду интимную сторону семейной жизни? Ты не хочешь выходить замуж, потому что боишься близости с мужчиной — так, что ли?

Виктория лишилась дара речи — она никак не ожидала, что Майлз так открыто заговорит об этом. Никто и никогда не затрагивал этой темы во всеуслышание — тем более когда рядом находилась женщина. Придя в себя, девушка заговорила сурово, словно учительница, отчитывающая нерадивого ученика:

— Мистер Уэлсли! С вашей стороны крайне неуместно и невежливо…

— Может, хватит, а? — попросил Майлз, у которого лицемерие и напускная скромность английских дам, и Виктории в том числе, давно уже вызывали сильнейшее раздражение. — Неуместно называть меня мистером Уэлсли, в то время как мы с тобой говорим об интимной близости! И не пытайся меня уверить, что прежде ты никогда не слышала таких разговоров, поскольку всякий разумный человек, доживший до двадцати трех лет…

— Откуда вы знаете, что мне двадцать три? — замогильным голосом перебила Виктория, сраженная открытием, что Майлз прознал-таки о ее не столь уж юных годах.

— Уж и не помню, кто мне об этом сказал, — сварливо ответил Майлз, решив, что женщина пытается увильнуть от разговора. — Да и какая разница? Ведь не твой же возраст мы сейчас обсуждаем, в самом деле?

Майлз передвинулся поближе к Виктории, поцеловал ей руку и осведомился:

— Стало быть, Тори, ты боишься заниматься любовью?

Виктория вырвала у него руку и вскочила на ноги.

— Не желаю с вами разговаривать! — С этими словами она торопливо попятилась, прижимая ладонь к груди, чтобы унять неистовый стук сердца.

Но от Майлза не так-то легко было отделаться. Он тоже вскочил, в два шага преодолел разделявшее их расстояние и положил ей руки на плечи.

— Какими, интересно, страшными историями напугали тебя замужние подружки?

— Я не желаю об этом говорить, — упрямо повторила Виктория. И, заметив, что Майлз собирается отпустить на этот счет шуточку, торопливо добавила: — Прошу вас, Майлз, довольно об этом…

Он был убийственно прав. Замужние дамы не раз в частной беседе касались интимной стороны брака, утверждая, что единственной наградой за те унижения, которым их подвергали в темноте спальни обычно столь выдержанные и воспитанные мужья, являлись рождавшиеся после такой близости дети.

Самое ужасное, что избежать патологической тяги мужчин к совокуплению не удавалось никому, — даже всенародно любимой королеве Виктории, которая что ни год, производила на свет нового отпрыска королевской крови.

Слова девушки, казалось, не произвели на Майлза особого впечатления. Он лишь иронически усмехнулся:

— Хочешь заткнуть мне рот, Тори? Дудки! Эту тему нам обсудить просто необходимо. Не хочешь говорить сама — послушай, что скажу по этому поводу я!

Пряча глаза и содрогаясь от стыда, Виктория едва слышно произнесла:

— Я вас слушаю.

— Отлично.

Майлз бесцеремонно усадил спутницу на плед, втайне надеясь, что нужные слова сами придут ему в голову. Следующие несколько минут могут оказаться для него решающими, и по этой причине вдохновение нужно ему как никогда.

Сглотнув и выдержав паузу, он начал:

— В семейной жизни, Виктория, существует множество самых разных сторон, и интимная близость между мужчиной и женщиной — только одна из них. Очень важная, спешу заметить, но, как я уже сказал, далеко не единственная. Хочу заверить тебя… — Майлз помолчал, ожидая, когда девушка подниметна него глаза, после чего продолжил: — Что я никогда не причиню тебе боль и не посмею принудить тебя к чему бы то ни было силой.

В глазах Виктории появился проблеск надежды.

— Вы хотите сказать, что готовы вступить со мной в брак даже в том случае, если я откажусь… гм… от интимной близости?

— Нет! — рявкнул Майлз, да с такой страстью, что сам подивился этой своей пылкости. — Ничего подобного я не говорил и никогда на это не пойду! Если ты выйдешь за меня замуж, то будешь мне женой, как говорится, в полном смысле этого слова. Другое дело, что я не стану требовать от тебя больше, чем ты сможешь или захочешь мне дать. Обещаю, что наведываться к тебе в спальню я буду исключительно с твоего согласия.

— Этому не бывать! — отчеканила Виктория и добавила: — И вот по этой самой причине я не выйду за вас замуж. Это будет несправедливо — прежде всего по отношению к вам.

Майлз скривил рот в иронической улыбке.

— Слушай, а ведь ты о себе очень высокого мнения, не так ли?

Виктория вопросительно вскинула брови.

— Ума не приложу, к чему вы клоните?

— Ладно, забудем. Впрочем, нет, давай прежде ненадолго вернемся в прошлое. Помнишь, какое удовольствие ты испытывала, когда целовалась со мной?

— Не думаю, что слово «удовольствие» в точности отражает мои тогдашние чувства.

Майлз постарался не показать Виктории, как его задели эти слова. В глубине души он недоумевал. Подумать только, всего два часа назад он даже не был уверен, что хочет жениться на этой девушке, а теперь из кожи вон лезет, чтобы сломить ее упорство! Узнай об этом его приятели, они, без сомнения, подняли бы его на смех.

Осознав окончательно, что он только что чуть не на коленях умолял старую деву-бесприданницу выйти за него замуж, Майлз поднялся с пледа и стал складывать в корзинку еду и посуду.

— Что вы делаете?

— Не видите? Вещи собираю. Пикник закончен. Вы просветили меня касательно чувств, которые ко мне испытываете, а потому я не смею обременять вас дольше своим присутствием.

С силой дернув за край пледа, он прибавил:

— Ну-ка отойдите — мне нужно уложить плед в корзину.

Виктория поднялась, недоумевая, отчего вдруг Майлз рассвирепел.

— Майлз, — негромко сказала она, робко тронув его за рукав, — простите, если я вас обидела, но мне казалось, что вы хотели услышать правду.

— Хотел, верно, и получил — даже с избытком, — буркнул молодой человек, складывая плед. — Думаю, пора положить конец всей этой затее с браком. Но прежде я поеду к Гилфорду и переговорю с ним. Вдруг мне удастся заставить его замолчать? Впрочем, даже если моя миссия потерпит неудачу, слух о том, что я сделал вам предложение, а вы его отвергли, наверняка заткнет рты сплетникам. Если же и это не поможет — останется мой отъезд.

— Отъезд? — удивленно спросила Виктория, вдруг почувствовав себя несчастнейшей женщиной на свете. — Вы и вправду решили уехать из Англии?

— Да, и постараюсь с этим не затягивать.

— Но ведь в манор Уэлсли приехала ваша семья?

Майлз пожал плечами.

— И что с того? Не сомневаюсь, они и без меня неплохо проведут здесь время. К тому же, когда они вернутся в Америку, там будет кому их встретить.

Виктория уныло кивнула и вслед за Майлзом направилась к экипажу. Усадив девушку, Майлз поручил ее заботам корзинку с остатками провизии и пледом, а сам вскочил на облучок и, разобрав поводья, направил коня в сторону Пемброк-хауса.

Ехали они в полном молчании. Виктория, правда, хотела затеять какой-нибудь ничего не значащий разговор, чтобы нарушить гнетущую тишину, но так и не смогла подобрать нужных слов.

В горле у девушки стоял комок. Она осознала, что была слишком сурова с Майлзом. Ведь он, в сущности, желал ей только добра и даже предлагал на ней жениться, чтобы она с честью могла выпутаться из положения, в котором оказалась не без собственного участия.

Почему, спрашивается, она отказалась от его предложения? Ведь Майлз, по всеобщему мнению, самый завидный жених во всем графстве и отличается, помимо всего прочего, прекрасной внешностью и веселым, незлобивым характером. Неужели ей и впрямь так уж хочется провести остаток дней в одиночестве, служа гувернанткой в чужом доме и в лучшем случае помогая воспитывать чужих детей?

Ответом на этот вопрос могло быть одно только страстное «Нет!».

С другой стороны, существовали такие стороны брака, которые, что бы там ни говорил Майлз, вызывали у нее сильнейшее неприятие. Стоило ей только представить, как Майлз ночью крадется к ней в спальню, чтобы удовлетворить свою похоть, как все ее существо восставало против этого.

«Но ведь тебе нравятся его поцелуи, — напомнила себе девушка. — Кто знает, возможно, все остальное тоже не столь отвратительно, как толкуют об этом дамы?»

Прежде, чем она успела окончательно освоиться с этой мыслью, ее уста, неожиданно для нее самой, произнесли:

— Знаете что, Майлз? Я принимаю ваше предложение!

В ответ молодой человек ни с того ни с сего одарил ее гневным взглядом.

— Вы, стало быть, соизволили дать мне согласие на брак?

— Да, — кивнула Виктория, и слабая улыбка на ее губах слегка приувяла.

Майлз остановил ландо посреди дороги и повернул к девушке покрасневшее от гнева лицо.

— Значит, вы ни секунды не сомневаетесь, что я, после всего того, что от вас выслушал, соглашусь подтвердить свое предложение?

Виктория в изумлении приоткрыла рот.

— Неужели вы склонны так быстро менять свои решения?

— Быстро?! — Майлз был вне себя от ярости. — Нет, вы только послушайте, что она говорит! Вы даете джентльмену полную отставку, недвусмысленно ставите его в известность, что вам неприятна сама мысль о близости с ним, а после этого обвиняете в том, что он расхотел на вас жениться? Воистину, Виктория, вы держите мужчин за глупцов или вовсе их не знаете!

— Но я беру назад все, что говорила прежде, — пробормотала Виктория, смущенно уставясь на пол экипажа у себя под ногами. — Возможно, я и впрямь плохо знаю мужчин, зато знаю, как важна для них… гм… интимная сторона брака. Ничего не поделаешь… придется мне согласиться на ваши условия… если вы будете настаивать на соблюдении своих супружеских прав.

— Подумать только, если я буду настаивать! — взревел Майлз. — Нет, мадам, мне не нужны благодеяния такого рода с вашей стороны! Как говорится, не больно-то и хотелось! На свете полно женщин, которые… — Тут он замолчал, поскольку понял, что именно собирался ляпнуть.

Прикрыв глаза, Майлз глубоко и ровно подышал, затем снова обратился к девушке, но уже не так воинственно.

— Виктория, — произнес он вполголоса, — брак не принесет счастья, если жена готова принимать ласки мужа только в том случае, если, как вы изволили выразиться, он будет на этом «настаивать». Мужчине нужно знать, что женщина стремится к этим ласкам не меньше, чем он сам…

— Ни одна из моих замужних подруг не испытывает ничего подобного! — с жаром возразила Виктория. — Замужние леди, которых я знаю, только терпят то, что вы называете ласками, не получая от них никакого удовольствия и стараясь при этом, по возможности, сохранить одно: собственное достоинство и выдержку.

— Достоинство и выдержка в постели нам без надобности! — буркнул Майлз. — И если это все, чем ваши подруги одаривают своих мужей, мне жаль глупцов, которые имели несчастье на них жениться!

— По-моему, это все, что может дать мужчине женщина при подобных обстоятельствах, — заявила Виктория, которую этот разговор крайне смущал. При всем том ей не хотелось, чтобы последнее слово осталось за Майлзом.

— Да ничего подобного! — вскричал Майлз. — Это все, что ваши подруги хотят дать своим мужьям, а они, мужья то есть, покорно с этим соглашаются. Ну и бог с ними! Значит, они того стоят. А мне этого мало! Я жадный!

— Думаю, — нервно сглотнув, сказала Виктория, — вы не отдаете себе отчета в том, что между мужчинами и женщинами существует известная разница в подходе к данному вопросу.

— Согласен, мужчины и женщины по-разному смотрят на множество вещей, но я уверен, что женщина может испытывать не менее острое желание, чем мужчина. Конечно, если она даст себе волю.

— Откуда вы все это знаете?

Майлз не собирался рассказывать, как именно он пришел к подобному выводу, а потому отделался короткой репликой:

— Для этого мне было достаточно поцеловать вас.

Виктория отвела взгляд.

— Неправда!

— Правда! Вам остается только признать, что такое возможно, и у нас с вами все получится. Вы красавица, Виктория, вы полны огня и страсти. Просто вы слишком часто слышали от ваших подруг, что настоящей леди не пристало испытывать желание — вот и поддались на эту уловку.

Виктория в замешательстве прижала ладони к горящим щекам.

— Наш разговор выходит за рамки приличия.

— Послушаешь вас, — вскипел Майлз, — так волей-неволей придешь к выводу, что всякий разговор об отношениях мужчины и женщины неприличен!

Эти слова прозвучали так вызывающе, что Виктория снова посмотрела в глаза Майлзу.

— Не слишком ли часто вы в разговоре касаетесь этого щекотливого предмета?

— А вы, миледи, вообще его не касаетесь! Тем не менее, я не сомневаюсь, что вы, сделав над собой известное усилие, сможете избавиться от нелепых предрассудков.

— У меня нет предрассудков!

— Докажите! — воскликнул Майлз. — Поцелуйте меня.

— Хорошо!

Виктория обняла Майлза за шею, притянула к себе и поцеловала в губы. Майлз заключил ее в объятия и ответил страстным, горячим поцелуем. Уста их слились, сердца застучали гулко и часто.

Первым прервал поцелуй Майлз. Иронический блеск, Появившийся в глазах, когда Виктория объявила, что сама поцелует его, бесследно исчез. Правда, теперь молодой человек помрачнел.

— Тебе и вправду захотелось со мной поцеловаться или твой поцелуй всего лишь ответ на брошенный вызов?

Виктория серьезно посмотрела на Майлза. Она все еще хранила на губах вкус его поцелуя и совсем не рада была тому, что они остановились. Поэтому она сказала чистую правду:

— Мне захотелось тебя поцеловать.

— Ого! Наша взяла! — вскричал Майлз, снова заключая девушку в объятия. — Коли так, почему бы нам не поцеловаться снова?

Он притянул девушку к себе, и опять их губы слились.

Второй поцелуй длился гораздо дольше — и потому, когда Майлз наконец отстранился, она вынуждена была опереться на его плечо, чтобы не выпасть из экипажа.

— Кажется, ты любишь целоваться больше всего на свете, — едва слышно пробормотала она, прижимая ко лбу руку, чтобы унять головокружение.

— Да, люблю, — улыбнулся Майлз и подумал: «Я еще кое-что люблю делать, леди. Жду не дождусь, когда покажу вам, что именно!»

— Знаешь, — сказал он вслух, — давай поедем и скажем нашим родителям, что у нас все слажено, а потом попросим Седрика принести из погреба бутылочку лучшего бабушкиного шампанского и отпразднуем помолвку!

Подхватив поводья, он прищелкнул языком, и экипаж бодро покатил по дороге. Несколько минут Майлз правил молча, но потом, заметив на лице Виктории странное выражение, произнес:

— Похоже, ты хочешь кое-что у меня спросить, — сказал он. — Итак, что же у тебя на уме теперь?

— Да так… всякая ерунда, — вздохнула Виктория, будто очнувшись ото сна, — право же, это не стоит внимания.

— Не надо ничего таить, — вздохнул Майлз. — Лучше ответь, что все-таки тебя гложет?

— Я просто размышляла, — нерешительно начала Виктория, снимая с юбки зеленый стебелек. — Хотела бы я знать… хорошо у меня получилось?..

Майлз прикусил губу, чтобы не рассмеяться в голос.

— Что, леди Виктория, хотите выяснить, хорошо ли вы целуетесь?

Девушка вспыхнула, как маков цвет.

— Да.

— Что ж, для новичка вы справились с задачей вполне удовлетворительно.

Лицо Виктории озарилось улыбкой.

— Правда?

— Правда.

Майлз натянул поводья и остановил экипаж у парадного входа в Пемброк-хаус. Затем, украдкой глянув на свои облегающие панталоны, он едва слышно пробормотал:

— Это очень хорошо, миледи, что вы новичок. В противном случае я вряд ли сумел бы, слезая с облучка, сохранить пристойный вид.

20

— Мастер Джеймс, сэр, — я просто обязан просить вас переговорить с детьми относительно их поведения. — Голос дворецкого дрожал от негодования. — Как мне представляется, сэр, виконтесса не станет затрагивать в разговоре с вами эту тему, так что, как ни крути, сделать это придется мне.

Джеймс Уэлсли опустил газету и недовольно глянул на смущенного дворецкого.

— Ну, что случилось на этот раз, Седрик?

Старик поджал губы.

— После вчерашнего происшествия, когда молодой мастер Эрик выкопал кусты чайной розы…

— Прежде всего, Седрик, не надо преувеличивать. Речь всего-то идет об одном кусте, — заявил Джеймс. — Да и потом — Эрик, кажется, объяснил вам, что ему просто-напросто нужно было ознакомиться с корневой системой растения. Он просто очарован бабушкиными розами, поскольку в Америке никогда ничего подобного не видел. Ясное дело, мальчик пытается выяснить, как создается столь поразительная красота и что при этом важно — корневая ли система растения, почва или особые удобрения.

— Это мы понимаем, сэр. Просто я никак не мог поверить, что мальчик решился выкопать такой ценный куст, даже не испросив прежде на то позволения.

— Но это было вчера. — Джеймс подавил невольный зевок. — А сегодня кто набедокурил? Опять Эрик?

Седрик замотал лысой головой.

— Нет, сэр, на этот раз ущерб саду нанес юный мастер Джефри. Должен предупредить вас, что его проступок еще ужаснее.

Джеймс закатил глаза в притворном ужасе.

— Что же такое он сотворил?

— Срубил дерево!

— Что такое? — не поверил своим ушам Джеймс.

Дворецкий довольно ухмыльнулся, поскольку наконец сумел вывести хозяина из равновесия.

— Да, случилось невероятное, сэр. Юный мастер Джефри срубил яблоню. Взял топор, пошел в сад и срубил ее под корень.

Джеймс швырнул газету на пол.

— Где этот негодник?

— Полагаю, он все еще в саду, сэр.

— А мне, значит, надо сейчас же бежать в сад и учить его уму-разуму — так?

Джеймс сорвался с места, выскочил из библиотеки и, промчавшись мимо распахнутых дверей маленькой гостиной, где пили чай и беседовали Виктория и Мери, выбежал в сад. Мери взглянула на свою будущую невестку и тихонько засмеялась.

— Ох уж эти сыновья… Растить сыновей, доложу я вам, — дело многотрудное. А уж семи сорванцов более чем достаточно, чтобы с ними не было никакого сладу.

Взяв со стола серебряный заварной чайник, она долила чаю в чашку Виктории и сказала:

— Я, знаете ли, пью в Англии чай куда чаще, чем дома. Мне почему-то кажется, что чай здесь гораздо ароматнее и вкуснее, нежели у нас в Колорадо.

Виктория изобразила на устах светскую улыбку. Она была потрясена тем, что только что услышала о проделках мальчишек из рода Уэлсли, но куда больше ее удивляла нарочитая беспечность Джеймса и Мери, которые, казалось, во всем потакали своим неугомонным отпрыскам.

— Сколько же детей нужно, чтобы родители были в состоянии с ними справиться? — спросила Виктория. Мери помахала в воздухе рукой, будто отгоняя муху.

— О, я просто поддразнивала вас, дорогая, — короче, несла всякую несуразицу. На самом же деле наши мальчуганы особенных хлопот не доставляют. Просто они сущие непоседы и подчас не знают меры, из-за чего и попадают иногда в неприятные ситуации. Вообще-то они хорошие мальчики, но чересчур любознательные — обычное дело в их возрасте. Седрик просто забыл, что творится в доме, где живет много детей. Хотя… после того, как Сет и Натан поиграли в шерифов и ковбоев и Почти загнали бедных лошадей, а Пола вылила на сюртук Седрика полный стакан молока, я могу понять, почему старик немного растерялся. Впрочем, не сомневаюсь, что скоро все уладится. Джеймс переговорит с Джефри, после чего мальчики, разумеется, попросят у бабушки прощения… если, конечно, Джеймс сочтет, что их проступки того заслуживают.

Виктория никак не могла взять в толк, отчего Мери Уэлсли с такой гордостью перечисляет многочисленные проделки своих отчаянных отпрысков. Она, Виктория, ни за что не призналась бы Мери, что в данном случае целиком на стороне Седрика. Тем не менее что-то надо было отвечать на эти слова.

— Мне думается, вы согласитесь с поговоркой — «детей много не бывает»? — брякнула она первое, что пришло в голову.

Мери надкусила песочный коржик и даже зажмурилась от удовольствия, наслаждаясь несравненным вкусом домашней выпечки, приготовленной на настоящем английском масле.

— О господи, ну конечно же, соглашусь! И все же, воспитывая молодое поколение, надо кое-что иметь в виду. К примеру, если запретить детям говорить о том, что их волнует, задавать любые вопросы — как сумеют дети познать окружающий мир и как поймет их мать, о чем они на самом деле думают? Уметь правильно себя поставить с детьми чрезвычайно важно! Мы с Джеймсом всегда готовы обсуждать с ребятней все на свете!

Виктория удивилась. Она никак не могла согласиться с тем, что детям позволительно высказывать свои мысли в обществе взрослых. В Англии, во всяком случае, такое было неслыханно. Седрик прав: американцы — те еще чудаки.

Как ни пыталась девушка сохранить на лице безразличную мину, Мери заметила, что ее будущую невестку терзают сомнения.

— Мне кажется, моя теория воспитания слегка вас шокирует, — засмеялась она. — Но когда я вижу, каким замечательным человеком стал Майлз, да и Стюарт в этом смысле ничуть ему не уступит, — я понимаю, что с Джеймсом кое в чем преуспели, воспитывая детей, хотя, как считается, мы и нарушаем при этом истинно британские традиции.

— Разумеется, преуспели, — скороговоркой пробормотала Виктория, пораженная тем, с какой легкостью Мери удалось прочитать ее мысли. — Просто вы с Джеймсом — первые на моей памяти родители, которые позволяют детям свободно высказывать свои мысли в присутствии взрослых.

— Важно, однако, чтобы при этом они умели себя вести и знали правила хорошего тона, но ведь научить этому нетрудно. Дети подражают тому, что видят в семье. Если их родители счастливы, духовно близки и всегда взаимно вежливы, они будут следовать их примеру. Вы не согласны?

— Наверное, вы правы, — кивнула Виктория, пытаясь вспомнить хотя бы одну свою замужнюю подругу, которая предоставила бы подобную свободу для самовыражения своим детям. — Все же мне представляется, что воспитать много детей — задача чрезвычайно сложная.

Мери согласно кивнула.

— Действительно. Воспитывать детей, будь то один Ребенок или дюжина, — бесконечный труд. — Она помолчала, улыбнувшись чему-то своему, невысказанному, и добавила: — Но и награда велика.

Видя, что ее слова Викторию не убедили, леди Мери с улыбкой произнесла:

— Чтобы подсластить пилюлю, моя милая, хочу вам напомнить, что сначала у вас будет первенец. Не бывает так, чтобы в колыбельке оказалось семь или восемь младенцев разом.

— Но ведь, согласитесь, бывает так, что семьи живут вообще без детей, — осторожно заметила Виктория. — Уверена, что и бездетные пары могут быть счастливы.

Мери внимательно посмотрела на свою будущую невестку.

— Конечно, есть пары, которые — по той или иной причине — не способны иметь детей, и им приходится искать счастье исключительно в общении друг с другом. Но я сильно сомневаюсь, что они очень счастливы. И потом — не понимаю, какое отношение эта проблема имеет к вам? Насколько я знаю, все Уэлсли с легкостью обзаводились потомством, и я не вижу причин, почему у вас с Майлзом должно быть по-другому.

Виктория прикусила губу.

Боже, как поведать леди Мери о своих сомнениях? Собравшись с духом, она решилась:

— Я вовсе не имею в виду те пары, которые не могут иметь детей волею, так сказать, природы. Я говорю о тех людях, которые сознательно, с самого начала, решают не обзаводиться детьми.

Брови Мери тревожно взметнулись.

— Вы хотите сказать, Виктория, что вам не нужна семья?

— Вовсе нет, — возразила девушка, — я этого не говорила. Но я думаю, что можно жить очень счастливо и без детей, вы не согласны?

Мери Уэлсли была проницательной женщиной, и истинная подоплека слов Виктории была ей совершенно ясна.

— Вы с Майлзом уже говорили об этом?

— О чем? — с самым невинным видом спросила Виктория.

— О том, что вы не уверены, нужны ли вам дети. Это очень важный вопрос, Виктория, на который вы вместе с Майлзом должны ответить еще до того, как вступите в брак. С вашей стороны было бы нечестно по отношению к Майлзу сначала выйти за него замуж и потом лишь сообщить, что вы не желаете заводить детей.

— Но я, честное слово, ничего еще окончательно не решила!

Мери поняла наконец, что тревожит ее будущую невестку, и спросила осторожно, тщательно подбирая слова:

— Вы любите детей, девочка моя? Вам приходилось с ними возиться прежде?

— Возиться с детьми? Не часто, если не считать сводных сестер, конечно. Каролина и Джорджия на шесть лет моложе меня, и я хорошо помню, какими они были в детстве.

— И какие же чувства вы к ним испытывали?

— Мне казалось, что они на каждом шагу создают ужасные неудобства, — честно призналась Виктория.

К большому ее удивлению, Мери рассмеялась.

— Ясное дело! Во всем свете не найдется ни одной нормальной двенадцатилетней девчонки, которая не думала бы, что ее шестилетние сестры существуют на свете исключительно для того, чтобы причинять ей неудобства.

Вволю посмеявшись, она внимательно посмотрела на Викторию.

— Но, дорогая моя, вам ведь уже не двенадцать лет, и вы должны отдавать себе отчет в том, что чувства, которые питает к своим детям мать, отличаются от чувств, которые испытывают друг к другу сестры. Замужество и связанное с ним материнство в корне меняют жизнь каждой женщины. Требуется немало времени и сил, чтобы свыкнуться со своим новым положением, но поверьте, награда будет бесценна! Может быть, вам следует обсудить свои сомнения с леди Фионой? Кажется, вы с ней достаточно близки?

— Да, это так, хотя леди Фиона целиком посвятила себя папе и двойняшкам, а на мой счет, я уверена, у нее никогда не было никаких сомнений.

— Но они есть у вас, — мягко напомнила Мери.

Виктория вскинула на нее глаза.

— Вы, должно быть, думаете, что я — чудовище.

— Вовсе нет. Многие девушки боятся замужества, к тому же, как вам наверняка известно, существуют особые проблемы, которые неизбежно волнуют невинную деву.

— И вас тоже волновали эти проблемы, миссис Уэлсли?

Мери ответила задумчивой и мягкой улыбкой.

— Ну, конечно! Я, как чумы, боялась брачной ночи. — Миссис Уэлсли помолчала и, старательно подбирая слова, добавила: — Сейчас я скажу нечто, что может показаться вам неприличным и даже шокирующим, но я не сомневаюсь, моя дорогая, что узнать об этом вам просто необходимо.

Виктория изумленно воззрилась на леди Мери, которая, как выяснилось, характером очень похожа на виконтессу Уэлсли — те же откровенность и прямота. Впрочем, эти качества присущи, похоже, всему роду Уэлсли — и мужчинам, и женщинам.

— Слушаю вас.

Мери сжала похолодевшую руку Виктории и наклонилась к самому уху девушки.

— Если характер Майлза хотя бы отчасти напоминает отцовский, а я беру на себя смелость утверждать, что так оно и есть, вам, милочка, не о чем волноваться. Между нами говоря, если вы похожи на меня, какой я была в день свадьбы, самое сложное, что вам предстоит сделать наутро после брачной ночи, — это постараться не выглядеть чрезмерно довольной. Ваше блаженное личико может вогнать в краску друзей и родственников, которые соберутся за столом, чтобы вкусить вместе с вами свадебный завтрак.

Виктория покраснела и потупилась.

— Ну вот, оказывается, я вас смутила, а это вовсе не входило в мои планы, — сказала Мери.

— Вовсе вы меня не смутили, — прошептала Виктория, отодвигая чашку и поднимаясь с места. — Я благодарна вам за беседу. По крайней мере, теперь у меня будет, о чем подумать.

Мери тоже встала из-за стола и нежно обняла Викторию.

— Я рада, что мы поговорили по душам. Дайте Майлзу возможность доказать вам свою любовь, моя милая. Поверьте, это принесет вам столько радости, что вы сейчас и представить не можете!

Одарив девушку ободряющей улыбкой, Мери вышла из гостиной и направилась в сад, чтобы выяснить, какая причина заставила ее четвертого по старшинству сына срубить любимую яблоню величественной леди Регины.

Вечера, вечеринки, чаепития.

Виктория сидела в огромном, словно трон, кресле своей лучшей подруги Мери Энн и, попивая из бокала безвкусный пунш, задавалась вопросом — сколько еще вечеров и вечеринок ей придется посетить до того, как она выйдет замуж и заживет своим домом? Так называемый «чай» у Мери Энн был четвертым по счету на этой Неделе, а ведь неделя только еще началась. Виктория не Могла отказать друзьям, которые, приглашая ее к себе, Руководствовались, конечно же, самыми лучшими побуждениями. Тем не менее всему есть предел, и девушка радовалась, что вечеринка подходила к концу.

Когда мило улыбавшиеся ей матроны стали прощаться, жать ей руку и целовать в щеку, Виктория с облегчением перевела дух и почти искренне заулыбалась в ответ. Дамы, конечно же, не имели представления, какие мысли занимали в эту минуту будущую супругу внука высокородной виконтессы Уэлсли. Между тем девушка мечтала только об одном — бежать прочь от Фионы и связанных со свадебным торжеством «абсолютно необходимых дел» — от всех этих покупок, поездок к модисткам и поставщикам, от вечных гостей, толпившихся с поздравлениями в прихожей. Было бы неплохо заодно сбежать и от подруг, которые уверяли, что они «будут ужасно огорчены», если она не позволит им заварить в ее честь «хотя бы щепотку чая». Но более всего Виктории хотелось удрать от Майлза, который в последнее время, казалось, не обращал никакого внимания на терзавшие ее страхи. Более того, он со всей энергией и страстью, присущими семейству Уэлсли, с головой окунулся в бесконечные празднества и увеселения. С лица его не сходила счастливая улыбка, а его обаяние казалось просто неистощимым.

Виктории тоже хотелось, подобно Майлзу, ни в чем не испытывать сомнений. Увы, несмотря на ободряющий разговор с Мери Уэлсли и его неизбежное продолжение — задушевную беседу с леди Фионой, девушка так и не смогла избавиться от унизительного, малодушного страха.

Вот и сегодня, не имея сил заглушить терзавшие ее сомнения, она решила не торопиться с отъездом и, дождавшись, когда гости отправятся по домам, остаться у своей замужней подруги Мери Энн, чтобы поговорить с ней по душам.

— Нет, ты только посмотри, сколько подарков! — воскликнула Мери Энн, когда двери за последним гостем захлопнулись.

— Да, всей этой косметики тебе хватит до пятилетнего юбилея свадьбы!

Усевшись в кресло рядом с Викторией, Мери Энн стиснула ее ладонь своими ухоженными ручками.

— Все-таки замужество в каком-то смысле — штука приятная и даже забавная. Верно, Тори? Жаль только, что замуж выходят всего раз в жизни. Если бы я могла поступать не как должно, а как хочется, я выходила бы замуж каждые пять лет. Единственно ради гостей с подарками.

Виктория едва заметно улыбнулась.

— Вечеринка получилась просто замечательная, Мери Энн. Уж и не знаю, как тебя благодарить.

Мери Энн просияла.

— Правда? Мне так хотелось, чтобы вечер удался и ты как следует повеселилась! Я ведь ужасно волнуюсь за тебя, Тори. С другой стороны, как будет здорово, когда ты выйдешь замуж и поселишься в маноре Уэлсли! Подумать только, ты будешь жить всего в пятнадцати минутах езды от моего дома. Представь, какая интересная и наполненная у нас будет тогда жизнь! Мы сможем встречаться, когда только захотим, чтобы обменяться кулинарными рецептами и посплетничать о наших слугах… и мужьях.

Мери Энн прикрыла ладошкой рот, чтобы остановить рвущийся наружу смех.

— О, Тори, как это будет замечательно! Уж тогда между нами не будет недоговоренности, и мы сможем болтать буквально обо всем. Я жду не дождусь этого великого дня!

«Вот подходящий случай!» — решила Виктория и сказала:

— Я чувствую то же самое, дорогая. Правду сказать, Кое о чем я хотела бы поговорить с тобой прямо сейчас, Не откладывая. Разумеется, если ты не против.

Мери Энн состроила задумчивую гримаску.

— Конечно, дорогуша. Говори все как на духу. У вас с Майлзом что-нибудь случилось? Но ведь это наверняка какие-нибудь мелочи. Как говорится, милые бранятся — только тешатся.

— Нет-нет, — торопливо качнула головой Виктория. — Это совсем другое. Есть несколько вопросов, на которые я до сих пор так и не смогла получить ответа. Это… как бы лучше сказать… деликатные вопросы, что ли…

Мери Энн понимающе посмотрела на Викторию.

— Я уже догадываюсь, о чем ты хочешь меня спросить.

— Правда, догадываешься?

— Ну конечно. Это те самые вопросы, что мучают всех невест на свете, но лишь у немногих из них есть подруги, с которыми они могли бы посоветоваться.

Виктория опустила голову.

— Скажи — все это и вправду… так плохо?

Мери Энн молчала так долго, что Виктория, не выдержав, подняла на подругу глаза.

— Стало быть, это и впрямь ужасно, не так ли?

— Не думаю, что «ужасно» — то самое слово, какое использовала бы я, касаясь в разговоре этой темы, — тщательно подбирая слова, ответила Мери Энн. — В принципе это… терпимо, особенно, если знаешь, чего ожидать.

— Это в каком же смысле?

— В прямом. Теперь, когда я знаю, чего мне ожидать каждую субботу, я уже почти не волнуюсь.

Мери Энн вздохнула.

— Да, каждую субботу, по вечерам. Поэтому теперь, когда наступает суббота, я просто говорю себе — не пугайся, детка, а просто исполни свой долг. Стоит мне в течение дня повторить про себя эту фразу раз десять, как я прихожу к мысли, что это, в общем, не так уж и плохо.

— Мой бог, Мери Энн! — простонала Виктория, пряча лицо в ладонях. — Неужели ты всякий раз должна убеждать себя, что это не так уж и плохо, прежде чем этим заняться? И это при всем том, что ты любишь Тома!

— Тори! Ты хочешь сказать, что не любишь Майлза?

— Кто знает? По всей видимости, люблю, поскольку через две недели мы поженимся, но я, честное слово, ничего пока не знаю! Пока что я думаю лишь о тех самых субботних вечерах, о которых ты только что упомянула.

— Только не надо сгущать краски, дорогая. Это продолжается вовсе не так долго, как ты думаешь. — Лицо Мери Энн просветлело. — Мне мама сказала, что, как только я подарю своему мужу наследника — а еще лучше двух, — он, в общем, станет уважать мои чувства и найдет себе… ну, ты понимаешь.

Глаза Виктории стали круглыми, как блюдца.

— Ты хочешь сказать — любовницу?

Мери Энн заговорщически ей подмигнула.

— Ну да. Мама уверяет, что это очень прилично, даже вполне по-джентльменски.

— Так поступал твой отец? — прошептала Виктория.

— Если верить маме.

— И ей было безразлично, что твой отец… с другой женщиной?

Мери Энн издала мелодичный смешок.

— О господи, конечно! Мама говорила, что это просто избавление господне, потому что, когда папа нашел леди, с которой он мог проводить субботние вечера, он оставил привычку предъявлять к маме требования такого рода. И они счастливо прожили вместе почти двадцать пять лет. Вот видишь? Нам, вероятно, придется нести на себе это… гм… бремя лет пять или около того, зато потом мы сможем жить в свое удовольствие воспитывая детей и коротая время за чашкой чая с друзьями.

Виктория в сомнении покачала головой.

— Уж и не знаю, что тебе сказать, Мери Энн. У родителей Майлза восемь детей, и двадцать лет разницы между появлением на свет старшего сына и рождением младшего ребенка убеждают меня, что не все так просто, как ты говоришь. Похоже, что родители Майлза все еще этим занимаются…

— Согласна, из каждого правила бывают исключения, — пожала плечами Мери Энн. — Но ты учти — они американцы. Уверена, в такой глуши, как Штаты, люди поступают по-другому. Кажется, они живут где-то в горах или в джунглях?

— Да, они обитают в штате под названием Колорадо. Майлз говорит, что их там со всех сторон окружают горы, настолько далекие и высокие, что они теряются за горизонтом, и что там почти нет людей.

Мери Энн довольно закивала.

— Видишь? Вот тебе, пожалуйста, и ответ.

Виктория удивленно глянула на подругу.

— Какой ответ?

— Причина, по которой мистер Уэлсли все еще настаивает на… гм… обществе миссис Уэлсли. Там просто-напросто нет других женщин, чтобы составить ему компанию. С другой стороны, вы с Майлзом будете жить здесь, в Англии, так что у него в этом смысле не будет проблем. Говорю тебе, Тори, мама уверяет меня, что, как только я подарю Тому двух крошек или хотя бы одного — сына, мой долг будет исполнен, и я смогу потребовать от мужа, чтобы он оставил меня в покое.

Виктория закусила губу, пытаясь вообразить, что будет, когда она сообщит Майлзу Уэлсли, что он должен оставить ее в покое и искать женского общества, так сказать, на стороне. Как она ни старалась, подобной ситуации представить себе так и не смогла.

Устремив на подругу испытующий взор, Виктория сказала:

— Можно задать тебе еще один вопрос?

— Конечно. Любой.

Виктория улыбнулась, поскольку поняла, что Мери Энн ее не подведет и расскажет обо всем, что знает.

— Том считает, что у вас должна быть общая спальня?

— Слава богу, нет! У меня собственные покои, которые примыкают к его спальне. В смежной двери есть замок, которым я, конечно, почти не пользуюсь… если только… если только на него не рассержена. Но Том никогда и мысли не допускает, чтобы войти ко мне без стука, так что замок не так уж и нужен.

— А как же субботний вечер? Я хочу сказать, ты сама идешь к нему или он приходит к тебе?

— Ну, как я уже сказала… Он приходит ко мне, но сначала всегда стучит, чтобы убедиться в том, что я готова принять его.

Минуту Виктория изучающе смотрела на подругу, а потом задала вопрос, который мучил ее больше всего:

— Ты когда-либо отказываешь ему?

Мери Энн скромно потупила взор.

— Ну конечно, каждый месяц в одну из суббот бывает вечер, когда я не в состоянии его принять, и я обычно намекаю ему об этом заранее, чтобы мой отказ не стал для него полной неожиданностью.

Виктория задумчиво сдвинула брови, представляя себе, в какое неловкое положение ставит себя при этом всякий раз Мери Энн.

— Впрочем, это происходит даже не каждый месяц, — продолжила Мери Энн. — Не в моих интересах ему отказывать. Во-первых, принимать его — мой супружеский долг, во-вторых, я хочу забеременеть, а потому в таких случаях я просто закрываю глаза и думаю о чем-нибудь постороннем. Строю планы на следующий день или думаю о чем-нибудь другом. Кроме того, это длится не больше пятнадцати-двадцати минут, а после Том обычно возвращается к себе в спальню, и на этом все кончается. Если, конечно, он не засыпает у меня на постели. Иногда и такое случается, но не очень часто.

— И ты не против? Чтобы он спал с тобой в одной постели?

— О, нет! Бывает даже, что мне это нравится. Том такой большой и теплый, и мне приятно просыпаться утром и чувствовать, что он рядом. — Она с минуту поколебалась и добавила: — При всем том, я должна тебя предупредить, что, когда просыпаешься в одной постели с мужчиной, он, бывает, начинает снова испытывать желание…

— Ну уж нет! — Виктория едва не задохнулась, до глубины души потрясенная словами Мери Энн. — Не может такого быть, чтобы Том захотел… гм… овладеть тобой, так сказать… при свете дня?!

— Думаю, он был бы не против, но я сразу дала ему понять, что никогда на это не соглашусь.

— И он никогда на этом не настаивал?

— Честно говоря, Том подчас выходит из себя, когда я отказываю ему, поэтому теперь я стараюсь просыпаться пораньше. Я выскальзываю из постели, одеваюсь, и, когда он просыпается, я уже полностью одета и готова ехать в церковь.

Виктория кивнула.

— Умно. Уверена, когда Том видит, что ты уже встала и оделась, он, как бы это сказать, не требует… м-м… продолжения.

— Разумеется, — усмехнулась Мери Энн, — этот прием всякий раз отлично срабатывает, хотя, если честно, в подобные ночи я не могу как следует выспаться. Все боюсь, что, если позволю себе расслабиться и заснуть, Том проснется первым и мне не удастся избежать его ласк.

Виктория снова задумчиво кивнула, старательно обобщая опыт своей подруги.

— Скажи, ты еще не чувствуешь ребеночка под сердцем? — прямо спросила она.

— Еще нет, но ведь со дня нашей свадьбы прошло всего три месяца. Мама говорит, что иногда, чтобы забеременеть в первый раз, ждать приходится довольно долго. Но мне, честно говоря, хочется, чтобы это поскорее произошло.

— Так ты очень хочешь ребенка?

— О, да! Кроме того, как сказала мама, мужчины почти не ждут от жен близости, когда те в положении. Мама говорит, что стоит тебе объявить мужу, будто ты носишь ребенка, как он вообще перестает тебя беспокоить — будет ждать, когда появится наследник.

Виктория глубокомысленно нахмурила брови.

— Интересно… Может быть, именно по этой причине у госпожи Уэлсли так много детей? Возможно, это была единственная для нее возможность избежать приставаний мужа.

Виктория устремила взгляд перед собой, раздумывая над тем, что сообщила ей Мери Энн. Разумеется, ее Подруга права. Конечно же, она, Виктория, сможет пережить все попытки Майлза вступить с ней в интимную близость — до тех пор, пока не забеременеет. Независимо от того, насколько это будет для нее неприятно и унизительно и как долго это будет продолжаться, — пусть даже несколько месяцев!

21

Свадебный день ознаменовал себя сереньким, тоскливым рассветом.

«Вот и у меня примерно такое же настроение», — подумала Виктория, лежа в постели и мрачно глядя в тусклый проем окна.

Да и вообще — удастся ли ей еще пережить сегодняшний день? Все эти бесконечные улыбки, поздравления и поцелуи друзей и домашних, их заверения в том, что она, Виктория, должно быть, совершенно счастлива, когда на самом деле ей хочется только одного — бежать, бежать, бежать! Как же ей распутать этот клубок противоречий?

И если этот бесконечный день можно было еще пережить, хотя бы в мыслях, то о предстоящей ночи думать и вовсе не хотелось. Сегодня ночью! Возможно, это будет единственная в ее замужней жизни ночь, когда она ни под каким предлогом не может, не должна отказать своему будущему мужу.

Виктория безуспешно гнала из головы видение Майлза, который привольно раскинулся на перине древнего, георгианской эпохи, ложа. Ложа, которое, как уверяла Мери Уэлсли, служило брачной постелью для пяти поколений семьи Уэлсли. Картина эта преследовала Викторию, и девушка покрывалась холодным потом.

Накануне, после вечернего чая леди Фиона пригласила ее в свою гостиную, чтобы как-то объяснить, что ждет ее, Викторию, на этом ложе пыток. Впрочем, Виктория и сама знала, чего ей ожидать, — она повидала достаточно жеребцов и кобыл, чтобы представлять во всех деталях этот животный акт. Прочими сведениями о том, что ждет женщину и мужчину в брачной постели, ее в избытке снабдила Мери Энн.

Хотя и леди Фиона, и Мери Энн старались изо всех сил, чтобы представить ей неизбежное соитие в мало-мальски приемлемом виде, в самой идее совокупления Виктории всегда виделось нечто гротескное, даже, пожалуй, комичное. Все бы ничего, но сегодня ей предстояло пережить это не в мыслях, но в самой что ни на есть неприкрытой реальности!

Со стоном девушка перевернулась на живот и зарылась лицом в подушку. И наконец дала волю слезам, которые сдерживала вот уже несколько недель. В конце концов, кому какое дело до того, что глаза невесты на свадьбе будут красны от слез? Быть может, если Майлз увидит ее распухшее, зареванное лицо, то проникнется к ней отвращением и не станет предъявлять сегодня ночью своих супружеских прав? Плечи Виктории затряслись от безрадостного смеха, поскольку надежда на это была очень и очень слабая: леди Фиона и Мери Энн в один голос уверяли, что сие неприличное действо всегда совершается в полной темноте, так что вид ее распухшего от слез лица вряд ли мог оказать на Майлза должное воздействие. Вряд ли новобрачный в темноте сумеет разглядеть, как выглядит его супруга.

«Нет, — обреченно вздохнула Виктория, повернувшись на спину, — этого мне не избежать».

Остается только молить господа, чтобы все быстрее закончилось. Мери Энн говорила, что на это уходит не более двадцати минут. Надо только надеяться, что Майлзу, как и Тому Парксу, потребуется не более четверти часа, чтобы удовлетворить свою похоть. Что ж, в этом случае унижение продлится недолго.

Мрачные размышления невесты были прерваны резким стуком в дверь и осторожным вопросом Ребекки:

— Как вы там, миледи? Уже проснулись? Пора вставать. Нам с вами до свадебной церемонии нужно многое успеть сделать.

Подобно святой мученице, которая бесстрашно идет навстречу своей гибели, Виктория спустила ноги с кровати и с немалым трудом выпрямилась. Она не спала всю ночь и теперь, оказавшись на ногах, ощутила, как болит голова и свинцовой тяжестью наливаются ноги и руки. Тем не менее девушка, собравшись с силами, подошла к двери, отодвинула засов и впустила в спальню розовощекую рыжеволосую служанку, у которой прическа, по обыкновению, напоминала разворошенную копну сена.

Ребекка держала в руках целую охапку всевозможных щеток для волос, гребенки, ленты и украшенные жемчугами шпильки. Все это богатство она обрушила на несчастный туалетный столик.

— Миссис Уэлсли сегодня утром прислала к нам двух девиц-камеристок, чтобы помочь вам со свадебным нарядом, — выпалила она, едва переведя дух, — но я сказала, чтобы они только нагрели воды для ванны. Я сама помогу вам одеться к свадьбе.

Хотя Виктория в этот миг чувствовала себя не лучшим образом, она невольно улыбнулась в ответ на исполненную возмущения тираду верной Ребекки.

— А что сказали на это горничные виконтессы?

— Сказали, что их госпожа велела им помочь вам одеться. Но я им сказала, что моя хозяйка — вы, и ух кому, как не мне, знать, как приготовить вас к свадьбе.

— И они согласились?

Ребекка довольно усмехнулась.

— Да, миледи. Конечно, мое заявление не больно-то пришлось им по нраву, но они согласились. С минуты на минуту они принесут ванну с горячей водой.

Виктория хихикнула — до такой степени ее позабавила отчаянность рыженькой девушки — и уселась на стульчик перед туалетным столиком. Ребекка встала у Виктории за спиной и провела рукой по ее густым темным волосам.

— Как хорошо, что мы вчера вымыли голову. Сегодня будет легче зачесать волосы наверх.

— Нет, я подумала и решила, что наверх зачесывать не хочу, — возразила Виктория, удивляясь этому своему неожиданному капризу.

— Миледи! — выдохнула Ребекка. — Что случилось? Неужели вы в день свадьбы решили изменить вашей всегдашней прическе?

— Да.

— Но как же так? Я думала… Я хочу сказать, вы вчера решили…

— Ну и что? — перебила ее Виктория. — Я передумала. Уложи волосы так, чтобы они свободно лежали на плечах.

Взгляд Ребекки был красноречивее любого вопля.

— Но корона для вашей фаты, миледи! Как же она будет держаться, если мы уложим волосы на плечи?

— Уверена, тыс этим справишься, Ребекка. Ты просто прирожденный парикмахер.

— Ну, прямо уж и не знаю, что можно сделать…

— Ладно, — решила схитрить Виктория, — может, мне следует пригласить девушек виконтессы, и они мне помогут? Я думаю, для них не составит труда прикрепить фату к прическе, даже если волосы при этом будут свободно лежать на плечах.

Зеленые глаза Ребекки сузились от негодования.

— В том нет нужды, леди Виктория. В любом случае я уложу вам волосы и закреплю фату получше этих фифочек. Положитесь на меня.

Виктория улыбнулась — хотя бы одну крошечную битву она сегодня выиграла.

— Спасибо, Ребекка. Я знала, что могу на тебя рассчитывать.

Спустя три часа Виктория стояла перед трюмо и, Рассматривая себя в зеркале, с трудом узнавала в этой великолепной даме ту девушку, которая прежде находила больше радости в возне с лошадьми на конюшне, нежели в светских раутах. Свадебное платье из белого атласа было расшито тончайшими брюссельскими кружевами и по краю отделано шелковыми оранжевыми цветами. Длинная газовая фата скрывала от посторонних взглядов полыхавшее лихорадочным румянцем лицо Виктории. Ребекка умело окутала нежной тканью ее темные, ниспадавшие свободно локоны, закрепив фату подаренной виконтессой короной — в золотом плетении крошечных алмазов и бутонов живых роз.

— Ох, миледи, — выдохнула Ребекка, благоговейно сложив руки, — сегодня вы просто великолепны! Вот погодите, пусть только мистер Уэлсли вас увидит. Да он тут же ослепнет от вашей красоты и на радостях позабудет слова брачного обета!

Вот было бы хорошо, если бы с ним и впрямь такое случилось, мрачно подумала Виктория.

Она повертелась перед зеркалом так и эдак, рассматривая себя со всех сторон. То, что она увидела, неожиданно повергло ее в задумчивость.

Как часто в детстве, когда Виктория была еще маленькой мечтательной девочкой, думала она об этом дне, как часто грезила о том, как будет стоять вот так перед зеркалом в свадебном платье — самая красивая и самая счастливая невеста на свете!

Но теперь, когда этот сон стал реальностью, она не замечала своей красоты и, уж конечно, не чувствовала счастья. В тех своих давних девических мечтах Виктория видела, как идет к алтарю под руку с красавцем-женихом, обожающим ее сверх всякой меры. В ее грезах это был мужчина, который, являя собой образец всех мужчин, был идеален еще и оттого, что выбрал именно ее — единственную из всех женщин. Это был мужчина, которого Виктория в мечтах любила так сильно, что едва могла дождаться минуты, чтобы пойти с ним под венец и стать его женой.

Она и представить себе тогда не могла, что будет венчаться с человеком, который не только не любит ее, но и сам далек от ее идеала. Этот человек брал ее в жены не потому, что выбрал ее — единственную — из всех женщин на свете, но потому лишь, что его застали с нею в весьма компрометирующем положении.

Виктория снова вздохнула, мрачно вглядываясь в свое отражение в зеркале. Как бы хороша ни была она в подвенечном наряде, сегодняшний день уж точно не был тем заветным днем ее торжества, о котором она так мечтала.

Эти грустные размышления были прерваны внезапным вторжением леди Фионы и близняшек. На них тоже были праздничные платья, и, когда они все вместе ворвались к ней в спальню, показалось, что вся комната наполнилась обручами и лентами, оборками и пышными юбками, шорохом атласа и шелка.

— Ох, Тори, — зашлась от восторга Джорджия, хлопая в ладоши, — ты настоящая принцесса!

— Не принцесса, а королева! — перебила сестру Каролина, старавшаяся, как всегда, перещеголять Джорджию.

В ответ на преувеличенные комплименты близняшек Виктория едва заметно улыбнулась.

— Да вы и сами выглядите, как настоящие принцессы.

Штаты, наряженные в одинаковые шелковые платья — одна в розовое, другая в платье цвета чайной розы, — и в самом деле выглядели так, будто сошли со страниц книги волшебных сказок. Пастельные цвета платьев столь выгодно оттеняли их черты, придавая им небывалую яркость и свежесть, что белокурые волосы, голубые глаза и розовые щечки близняшек казались не всамделишными, а раскрашенными, отчего девушки по мнению Виктории, походили на фарфоровые статуэтки. Оглядев сестер, девушка вдруг почувствовала, что не она, Виктория, а одна из близняшек должна была стоять сегодня перед аналоем. Едва сдерживая слезы, она быстро повернулась к леди Фионе и спросила:

— Что, уже все собрались?

Леди Фиона кивнула.

— Да, людей набилось внизу, как сардин в бочке. Благодарение всевышнему, сегодня не жарко, иначе, думаю, дамы попадали бы в обморок от давки. Не понимаю, Виктория, зачем было настаивать на том, чтобы венчание состоялась здесь, в доме, а не в церкви, где этому обряду самое место.

Виктория нахмурилась, не желая продолжать этот бессмысленный спор. Правда заключалась в том, что она не могла заставить себя выйти замуж в святом месте — ведь брак, в который она готовилась вступить, можно было назвать как угодно, но только не святым союзом.

— Ну да что теперь об этом говорить, — пробормотала она, натягивая белые перчатки. — Дядя Гарольд уже здесь?

— Конечно, — улыбнулась леди Фиона. — Он ожидает у выхода, чтобы дать сигнал оркестру, когда начинать церемонию.

— Майлз тоже здесь, — выпалила неугомонная Каролина. — Ох, Тори, какой же он красавчик! У меня прямо дух захватило, когда он появился!

«Я хочу жениться на тебе, потому что в твоем присутствии я теряю голову». Отчего-то Виктории вспомнились сейчас слова, которые Майлз прошептал в день их помолвки, и впервые за этот день самая искренняя улыбка оживила ее красивое лицо. Подойдя к бюро, она взяла в руки огромный букет из белых роз и вереска.

— Что ж, я готова.

— Еще нет. — В тесноте комнаты леди Фиона с трудом приблизилась к Виктории и, дотянувшись, надела ей на шею нитку чудесного крупного жемчуга.

— Это жемчуг твоей бабушки Пемброк, — объяснила она, застегивая замочек. — Твой отец велел подарить его той из сестер, кто первой выйдет замуж.

При воспоминании об отце на девушку нахлынула грусть, и на минуту в спальне установилась траурная тишина. Раньше всех не вынесла наступившей паузы неугомонная Джорджия.

— Нам с Кэрри поручили передать тебе вот это, — сказала с улыбкой девушка и дрожащими от волнения руками вручила Виктории редкий и дорогой букетик флердоранжа.

— Бог ты мой! Где вы достали это чудо?

— Мы дали слово хранить это в тайне, — торопливо произнесла Каролина, но тут же проговорилась: — Ему пришлось ехать за ним в самый Лондон!

Виктория задумчиво посмотрела на крошечный букет. Столетиями маленькие свадебные букетики флердоранжа символизировали чистоту и невинность невесты и, как считалось, приносили молодоженам счастье. В последнее время, надо признать, эти небольшие букеты из редких натуральных цветов стали настолько дороги, что только самые богатые невесты получали их в подарок. Большинство английских девушек довольствовалось искусственными букетами с цветами из шелка или воска.

— Значит, это подарок Майлза? — тихо спросила Виктория, все еще любуясь нежными цветами.

— Ох, Кэрри! — завопила Джорджия. — Теперь она все знает, а ведь ты обещала не проболтаться!

— И ничего я не проболталась! Я только сказала, что ему пришлось съездить за цветами в Лондон.

— Так вот где он пропадал последние два дня, — пробормотала Виктория.

— А ты уж, наверное, решила, что он тебя бросил? — с улыбкой спросила леди Фиона.

Виктории с трудом удалось скрыть смущенную улыбку.

— Честное слово, я бы его за это не осудила.

— Можешь мне поверить, ничего подобного не произошло. По крайней мере, можно с уверенностью утверждать, что пока не произошло. Кстати, Майлз уже давно ждет тебя внизу. И все его громадное семейство в полном составе вместе с ним. Честно говоря, если ты сейчас же не спустишься к нему, он будет иметь полное право отказаться от свадьбы и уехать.

Виктория покорно кивнула, вздохнула и направилась к двери. Хозяйка Пемброк-хауса прошла вперед, чтобы известить всех присутствующих о том, что церемония начинается, и самой занять подобающее ей почетное место.

Девушки остановились у лестницы. Виктория стояла позади сестер, и ей не было видно, что творилось внизу. Наконец прозвучали торжественные аккорды свадебного марша. По лестнице поднялись Эрик и Джефри Уэлсли, которые должны были сопроводить Джорджию и Каролину в зал. Мальчики были одеты в безупречные черные фраки, накрахмаленные рубашки со стоячими воротничками и галстуки бабочкой. Сейчас, когда их волосы были прилизаны волосок к волоску, а лица отмыты от грязи, Виктория подумала, что со временем они вырастут в настоящих красавцев.

С самым серьезным видом мальчики подошли к близняшкам, предложили им руку и заняли свои места рядом с ними. Сестры в последний раз чмокнули невесту в щеки и по украшенной цветами лестнице пошли вниз, ведомые своим юным, но чрезвычайно серьезным эскортом.

Виктория подождала, пока Джорджия спустилась на три ступеньки, и, дернув за рукав дядю Гарольда, шепнула:

— Ну, дядя Гарольд, кажется, сейчас наша очередь.

Гарольд, который в отличие от своего старшего брата был известен как человек тихий и добронравный, очнулся от вечной полудремы, вспомнил, что от него требуется, торжественно кивнул и предложил племяннице руку.

— Эх, жаль, что сегодня с нами нет Джона, — тихо произнес он. — Уж я-то знаю — брат был бы доволен.

Виктория нервно улыбнулась и под торжественные звуки органа стала спускаться по ступенькам, делая первые шаги по пути превращения из Виктории Пемброк в миссис Майлз Уэлсли.

22

Когда Виктория спустилась к подножию лестницы, ее глазам предстала толпа гостей. Большой зал был заполнен знакомыми и незнакомыми лицами — старыми, юными, мужскими, женскими, и все они улыбались ей и смотрели только на нее.

Сама же Виктория видела только одно лицо — лицо своего жениха.

Майлз — высокий, красивый и очень торжественный — стоял в дальнем конце просторного зала, около камина. Все время, пока Виктория, вцепившись в рукав дядиного фрака, нетвердым шагом двигалась в его сторону, жених пожирал ее глазами.

В его взгляде застыл немой вопрос. Казалось, Майлз — Даже в последние минуты перед венчанием — все еще не был до конца уверен, что она, Виктория Пемброк, на самом деле готова сочетаться с ним узами брака. Виктория на миг встретилась с этим пристальным, испытующим взглядом — уткнулась носиком в благоухающий букетик флердоранжа, выражая тем самым Майлзу благодарность за подарок.

Майлз смущенно моргнул, и вдруг по его губам тенью скользнула радостная улыбка. Виктория убедилась, что он понял и принял этот благодарный жест, а его тактичная, едва заметная, но оттого не менее счастливая улыбка показала, какое значение придавал он этому маленькому знаку внимания.

Бросив быстрый взгляд на обручальное кольцо, все еще казавшееся ей тяжелым и непривычным, Виктория подумала, что Майлз посчитал цветы куда более значимым и ценным символом своего чувства, нежели это кольцо, своего рода официальное воплощение его намерений. Она улыбнулась про себя, осознав, как ей самой было важно, что Майлз верхом проскакал всю дорогу до Лондона, чтобы привезти ей цветы. Тем самым он показал, что искренне верит в успех затеянного ими предприятия.

К тому времени, когда Виктория с помощью дяди дошла наконец до Майлза, они успели обменяться таким количеством безмолвных вопросов и ответов, что у нее закружилась голова. Все же она нашла в себе силы отлепиться от дяди и последний шаг, отделявший ее от Майлза, сделала вполне самостоятельно. Теперь они были совсем рядом. Странно, но в глазах Майлза не было иронического блеска. Этот искренний, серьезный взгляд безмолвно сулил ей счастье. Сердце Виктории замерло в приятной истоме.

Стоя рядом с Майзлом, она даже сквозь платье ощущала жар его сильного, крепкого тела. Как же он красив, привлекателен, ее великолепный жених, как он мужествен.

Мужествен. Мужчина.

Счастливая улыбка на губах Виктории растаяла бесследно. Приятное чувство, с которым она шла навстречу своему красавцу жениху, растаяло без следа. Торжественные слова, которыми преподобный Смит начал обряд венчания, лишь придали новую силу владевшему страху. Более того, даже люди, собравшиеся вокруг, вдруг стали ей ненавистны — ведь они, не задумываясь о сути происходящего, пришли сюда лишь затем, чтобы освятить своим присутствием это противоестественное соединение мужчины и женщины…

Священник что-то говорил о единении душ, но Виктория знала одно: этот сложный обряд только для того и нужен, чтобы узаконить перед ликом божьим и лицом закона гораздо более приземленный акт, который неизбежно свершится этой ночью в брачных покоях поместья Уэлсли. Теперь ни благоухающие цветы, ни сладкие торты, ни кружевные платья, ни даже исполненные торжественности слова священника не могли избавить девушку от того панического страха, который с каждой минутой нарастал у нее в груди.

Когда Виктория вдумалась в слова брачного обета, ее мысли приняли самое мрачное направление. Что, собственно, от нее требуется? Беспрекословное подчинение! Произнеся простое «да, согласна», она торжественно обещает выполнять любое желание Майлза Уэлсли — чего бы он от нее ни потребовал. Она должна будет исполнять его волю даже в том случае, если он станет указывать ей, с кем она должна дружить. Она будет вынуждена согласиться с мнением мужа, когда речь зайдет о том, какую из ее лошадей надо продать — даже если его мнение будет при этом идти вразрез с ее собственным. Главное же — она должна будет подчиниться его воле, когда ему потребуется удовлетворить свою похоть.

Виктория была настолько занята своими мрачными мыслями, что даже не обратила внимания на странную тишину в зале. Оказалось между тем, что священник обращался в этот момент именно к ней.

— Виктория Энн? — повторил пастор, слегка покашливая.

Виктория вскинула голову.

— Да?

— Вы слышали мой вопрос?

Только сейчас Виктория ощутила обжигающий взгляд Майлза. Донеслись до нее и нервные смешки, пробегавшие по залу.

— Простите, я задумалась, — пробормотала она. — Но я слышала ваш вопрос.

— Тогда скажите: «Да, согласна», — прошипел преподобный.

Виктория бросила панический взгляд на Майлза. Его губы недобро сжались. Господи, она, сама того не желая, только что опозорила его при всем честном народе!

Лицо жениха окаменело. Виктория опустила голову и скороговоркой пробормотала: «Да, согласна». Всеобщий вздох облегчения, прокатившийся по залу, лишь сильнее уязвил ее.

Преподобный, однако, одобрительно кивнул и устремил добрый, благожелательный взгляд на Майлза, задавая ему все те же вопросы. Майлз отвечал четко и быстро, хотя его голос при этом был бесчувственно холоден. После короткого: «Да, согласен», он деловито протянул руку, взял с ладони Джефри золотое обручальное кольцо и спокойно надел его на палец Виктории.

Девушка быстро, умоляюще глянула на жениха. Майлз, точно не заметив этого, повернулся к священнику и опустился на колени, дабы испросить благословения. Виктория немедленно последовала его примеру, проклиная себя за то, что поставила их обоих в неловкое положение перед гостями. Как ей, спрашивается, теперь искупить эту оплошность?

Когда закончили читать молитву, Виктория поднялась на ноги, но тут же зажмурилась.

— Объявляю вас мужем и женой. Жених может поцеловать невесту. — Конечно, в голосе преподобного Смита не могло быть и намека на злорадство, но Виктории показалось, что так оно и было.

С поцелуем Майлз не спешил. Виктория уже решила, что жених настолько сердит, что и целовать-то ее не хочет. Она затаила дыхание, и когда Майлз наконец повернулся к ней, приподнял вуаль и на миг коснулся ее губ твердыми, сухими губами, Виктория едва не расплакалась. Между тем Майлз, повернувшись лицом к толпе, взял ее под руку и прошипел:

— Улыбайся, ради всего святого! Или ты хочешь, чтобы все знали, до какой степени ты меня ненавидишь?

Виктория хотела было опровергнуть это несправедливое утверждение, но, наткнувшись на холодный взгляд жениха, сжала губы и молча позволила ему проводить себя через весь зал.

Они прошли через толпу гостей и вышли в пустой холл. Собравшиеся медленно следовали за молодыми, но Майлз успел воспользоваться кратким мгновением, когда рядом никого не оказалось, и в сердцах шепнул Виктории на ухо:

— Зачем же ты поступила со мной так жестоко?

— Майлз… — начала Виктория. В ее голосе слышались нотки раскаяния. — Я не хотела…

— Ладно, поговорим об этом позже. А сейчас улыбайся, сюда уже идут.

Виктория повернулась к приближающимся гостям и улыбнулась им самой ослепительной улыбкой, какая только имелась в ее арсенале. Она даже не противилась, когда жених, сжав ее ладонь, поднял их руки вверх, в знак триумфа и совершения обряда.

Вокруг жениха и невесты кружили, поздравляя их, гости, но подруги Виктории, воспользовавшись сумятицей, утащили ее в сторону от Майлза. Им не терпелось выразить свое восхищение ее нарядом и одарить невесту душистыми поцелуями. Несколько раз при этом ей удавалось перехватить озабоченный взгляд жениха. Майлз стоял в компании Алекса Шоу и других молодых повес, но всякий раз, когда их взгляды встречались, он поспешно отводил глаза, улыбаясь вежливо и светски.

К Виктории подошли Джеймс и Мери Уэлсли, и у нее перехватило дыхание при мысли, что родители Майлза сейчас упрекнут ее за нелепое поведение во время обряда. К ее глубокому облегчению, супруги Уэлсли сердечно ее расцеловали и принялись расточать бесконечные комплименты свадебному наряду.

Виконтесса стояла поодаль от беспечной толпы. От ее внимания не укрылись взгляды, которыми обменивались ее внук и его молодая жена. Наконец, когда гости двинулись в сторону столовой, к празднично накрытому столу, она подошла к Майлзу и поцеловала его в щеку.

— Перестань же запугивать девочку своими ледяными взглядами, — зашептала она, обнимая внука. — Она просто волновалась, и этим все сказано. На своей свадьбе я проделала примерно то же самое.

Майлз испытующе глянул на мудрую старушку.

— От тебя ведь ничего не скроешь, верно?

— Почти угадал, — тихо рассмеялась Регина. — Теперь окажи старухе любезность и весь вечер изображай счастливого жениха. Вы с Викторией еще успеете подергать друг дружке нервы.

Майлз покорно кивнул, и Регина отошла в сторону. Пройдя два или три шага по залу, она неожиданно обернулась и добавила:

— И забудь хотя бы на время об остротах. Сегодня нужен не юмор, а вся твоя нежность.

— Бабуля, я тебя люблю, — улыбнулся Майлз старой виконтессе, которая в этот день более всего напоминала вдовствующую королеву.

Регина проницательно глянула на него и улыбнулась в ответ.

— Будь к ней добрее, Майлз. Она куда ранимей, чем ты думаешь.

Майлз снова коротко кивнул, соглашаясь с бабушкой, затем повернулся к друзьям, краем глаза наблюдая за приближающейся к нему Викторией.

— Может, нам уже пора идти в столовую и садиться за стол? — спросила она тихо, с тайной надеждой глядя ему в лицо.

Майлз кивнул, затем наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

— Спасибо, что ты украсила себя моими цветами, — услышала девушка его шепот.

Виктория обрадовалась — судя по всему, она прощена.

— Это тебе спасибо за подарок. Между прочим, я обожаю подарки.

— Очень рад. — Обхватив невесту за талию, Майлз повел ее в столовую. Впрочем, если бы он только знал, в какой восторг привел Викторию букетик флердоранжа, он, наверное, обнимал бы ее с еще большей страстью и силой.

Свадебный стол, размещенный на помосте в огромном обеденном зале, ломился под тяжестью роскошных яств. Согласно традиции, Майлз и Виктория сидели в центре стола. По правую руку от них восседали взрослые члены семьи Майлза, по левую — домочадцы Виктории. Всех малышей Уэлсли посадили отдельно за круглым столом в компании сестер миссис Уэлсли, приехавших на свадебные торжества из самого Лондона.

Праздничный обед состоял из шести перемен, начинался с рыбного супа и заканчивался тортами и конфетами. Кроме того, гостей обносили огромными кусками жареной говядины и домашней птицы, салатами из омаров, простоквашей и сырами, которые не входили в основное меню.

Сотерн и мадера подавались в изобилии ко всем блюдам, но, когда каждому гостю предложили по бокалу шампанского и к нему подали огромные вазы со свежей земляникой, Виктория не выдержала и озабоченно вздохнула.

— Что случилось? — поинтересовался Майлз, наклонившись к ней.

— Такие расходы! — прошептала она. — Я все думаю, сможет ли Фиона когда-нибудь расплатиться за все эти деликатесы.

— Не думай о расходах, — посоветовал ей Майлз.

— Но мое платье, все эти цветы, кушанья и вино…

Майлз с улыбкой покачал головой и не дал ей договорить, приложив палец к ее губам.

— Тори, об этом уже позаботились.

У Виктории от удивления округлились глаза.

— Ты хочешь сказать, что твои родители уже все это оплатили? Ох нет, Майлз! Это обязанность семьи невесты…

— Но если отец невесты умер, а ее мачеха не имеет возможности устроить свадьбу, какую она сочла бы достойной старшей дочери своего покойного мужа, то семья жениха обязана ей в этом помочь, особенно, если это не составляет для нее никакого труда, — закончил за нее Майлз.

— Я и понятия об этом не имела! — простонала Виктория. — Если бы я знала, что наша свадьба ляжет тяжким финансовым бременем на твоих родителей, я сократила бы список гостей, упростила меню, заказала бы меньше цветов!

Добродушный хохот стал для нее полной неожиданностью. Майлз веселился от души.

— Финансовым бременем? Любимая, мои родители могут позволить себе устроить свадьбу для дочери королевы Виктории, и это, заметь, ничуть не облегчит их кошелек. Знаешь что? Давай не будем думать о деньгах. Ты теперь принадлежишь к семье Уэлсли, и, уверяю, впредь тебе никогда не придется волноваться о презренном металле. Ну-ка, подними свой бокал — кажется, Алекс собирается сказать тост.

Виктория подняла бокал и не опускала, пока Александр Шоу произносил весьма велеречивый и многословный тост, из которого, впрочем, в ее памяти не сохранилось ни единого слова.

«Ты теперь принадлежишь к семье Уэлсли…» — случайные слова Майлза эхом отдавались в ее мозгу, точно звон церковного колокола. Уэлсли! Ни разу за все эти недели сомнений и страхов Виктория не задумывалась о том, что это значит — выйти замуж за Майлза. Только сейчас она осознала, что несколько слов преподобного Смита в один миг сделали ее членом одного из самых богатых и известных семейств в стране. И даже если Майлз без особой охоты согласился взять ее в жены, теперь он не может не признать ее принадлежности к своему многочисленному семейному клану.

Миссис Уэлсли. Виктория Уэлсли. Как странно слышать свое имя рядом с фамилией Майлза! К ее удивлению, это новое сочетание вовсе не казалось Виктории таким уж неприятным. Непривычным — пожалуй, но вовсе не неприятным.

Свадебные здравицы следовали одна за другой. Виктория окинула хозяйским взглядом казавшийся бескрайним зал и с удивлением заметила, что неукротимая Джорджия без всякого смущения кокетничает напропалую с застенчивым Эриком. Девушка невольно улыбнулась, видя взволнованное и в то же время довольное выражение на лице Эрика, когда Джорджия кокетливо хлопнула его своим веером по руке.

— Кажется, твою сестру можно поздравить с победой, — зашептал ей на ухо Майлз. — Бедняге Эрику нипочем не удержать свои позиции от такого целеустремленного натиска.

— Думаю, теперь, когда ты выбыл из числа выгодных женихов, Джорджия решила возместить потерю и взяться за твоего брата.

— Надеюсь, ему повезет больше, — пробормотал Майлз, не в силах скрыть прозвучавшую в его голосе горечь. — Может, хоть ему достанется девушка, которой он будет по-настоящему дорог.

Заметив боль в глазах Виктории, он немедленно пожалел об этих неосторожных словах.

— Жаль, Стюарт не смог приехать, — быстро добавил он. — Он бы больше подошел для Джорджии. Эрик еще слишком молод.

— Эрик и Джорджия — одногодки, — возразила Виктория.

Майлз хмыкнул.

— По годам, возможно, они ровня, но во всем остальном Эрик уступает твоей сестрице.

Подоспел очередной тост, и снова молодожены подняли бокалы.

— Слушай, не пей так много, — осторожно предупредил Майлз, когда им наливали шампанское. — Мне кажется, тебе уже довольно.

Виктория вызывающе подмигнула жениху, поднесла бокал к губам и сделала большой глоток, хотя никакого тоста в тот момент не прозвучало.

— Да ты упрямица! — удивился Майлз. — Ну ладно, поступай, как тебе вздумается, только запомни — если завтра утром, когда мы проснемся, у тебя будет раскалываться голова, не ищи у меня сочувствия.

Случайное упоминание о том, что утром они должны проснуться в одной постели, заставило Викторию побледнеть. Она поставила бокал на стол и спросила:

— Когда начнутся танцы?

— Полагаю, после того, как разрежут торт.

Как раз в эту самую минуту двери кухни распахнулись, и шеф-повара семейств Пемброк и Уэлсли, шагая бок о бок, вкатили в зал тележку, на которой возвышался гигантский шестислойный свадебный торт, украшенный марципановыми купидонами и задрапированный разноцветными лентами.

Раздались крики восторга и аплодисменты — гости приветствовали искусников поваров, восхищаясь размерами и затейливостью свадебного торта. Майлз вскочил и за руку потащил Викторию к торту-гиганту, где и вручил ей со всей торжественностью серебряный нож. Вместе они вырезали из торта первый кусок, разделили его пополам и накормили друг дружку. Гости со смехом наблюдали за этим процессом, после чего в столовой снова раздались аплодисменты — выяснилось, что Майлз выпачкал Виктории нос сахарной пудрой.

Слуги начали обносить гостей тортом, а молодые пошли вдоль столов, останавливаясь, чтобы получить поздравления и пожелания счастья от многочисленных друзей. Неожиданно к ним подошел Седрик с двумя бокалами шампанского в руках.

— Миссис Уэлсли не желает больше шампанского. — Майлз отказался от предложенного ему бокала, но Виктория не последовала его примеру.

— Еще как желает! — Она одарила Майлза таким взглядом, что тот счел за благо не перечить сейчас супруге.

Майлз пожал плечами и жестом приказал Седрику подать Виктории бокал, но, когда дворецкий ушел, он не смог сдержать своего негодования:

— Черт побери, Виктория, будет очень жаль, если ты переусердствуешь с шампанским!

— Я вовсе не собираюсь напиваться, если ты об этом. Кроме того, мне бы хотелось, чтобы ты видел во мне взрослого человека, отвечающего за свои поступки.

— О, я нисколько не сомневаюсь в том, что ты уже взрослая, — парировал Майлз. — Вопрос в другом — насколько ты ответственна как жена.

При столь прозрачном намеке на предстоящую ночь Виктория вспыхнула и торопливо отвернулась. Заметив за ближайшим столиком Мери Энн Парке, она поспешила к подруге.

— Все в порядке? — Мери Энн явно сочувствовала Виктории.

— Конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Ну, после того небольшого промаха, который ты допустила во время венчания…

— Ах, ты об этом! Я просто отвлеклась.

Мери Энн недоверчиво хмыкнула, задаваясь вопросом: что может отвлечь невесту в момент венчания? Не найдя ответа, она кивнула на бокал шампанского в руках у Виктории:

— Неплохая, между прочим, мысль.

— Что?

— Чуточку выпить перед «этим». Это поможет тебе расслабиться, и многое упростит… потом.

— Ты просто читаешь мои мысли, — хихикнула Виктория. Она тут же допила шампанское и оглядела зал в поисках Седрика.

— Ну куда же он запропастился? — проворчала она раздраженно, не видя дворецкого в зале. — Пусть только появится, я тут же заберу у него всю бутылку!

Начались танцы. Поскольку из-за смерти сэра Джона от традиционного вальса невесты с отцом пришлось отказаться, первым, кто пригласил Викторию на вальс, оказался, конечно же, Майлз. Когда музыканты подняли смычки, он подошел к жене и повел ее в центр зала.

— Не перестаю восхищаться тем, как замечательно ты танцуешь, — шепнула Виктория, когда они закружились в вальсе.

— Могу сказать о тебе то же самое, — пробормотал Майлз, — хотя сегодня ты явно не в лучшей форме.

— Неужели?

Он укоризненно покачал головой, сохраняя при этом на лице свою самую обаятельную улыбку.

— Да уж! Я насчитал шесть бокалов шампанского, выпитых тобой за вечер, и оно, между прочим, уже начинает действовать. Что ты задумала? Решила подкрепить силы перед тем, что ждет нас сегодня ночью, — или просто напиться вдрызг, чтобы вообще ничего не чувствовать?

Виктория задохнулась, потрясенная такой грубостью.

— Как ты прилюдно можешь обсуждать со мной подобные вещи?

Майлз пожал плечами и придержал Викторию, которая, пытаясь сделать изящный пируэт, едва не рухнула на пол.

— Я подумал, что будет лучше сказать об этом сейчас, пока ты еще способна нормально воспринимать человеческую речь.

— Уверяю тебя, я все прекрасно понимаю, — надменно сказала Виктория.

— Возможно, но это ненадолго, если ты не прекратишь наливаться вином.

Виктория рванулась было, пытаясь убежать, но Майлз держал ее крепко.

— Только не надо устраивать мне сцен, Виктория. Представь лучше, что скажут гости, если ты грохнешься на пол в середине нашего свадебного вальса. Тебе и так придется объяснить всем, и мне в том числе, почему в самый последний момент ты чуть было не передумала дать брачный обет.

— Ничего я не передумала! — вскричала Виктория.

— Тише!

— Говорю же, ничего я не передумала, — повторила она гораздо тише. — Просто задумалась на мгновение и не услышала, как преподобный Смит обратился ко мне.

— Ну конечно! — фыркнул Майлз. — Ты не услышала, как он обратился к тебе — и так три раза подряд.

— Три раза?

— Да, три раза.

Виктория опустила глаза, не в силах вынести его гневный взгляд.

— Прости меня, Майлз, но это правда! Я действительно задумалась.

Поверил Майлз ее словам или нет, но он слегка расслабился.

— Хорошо, — вздохнул он, — не будем больше об этом.

Огорченная Виктория согласно кивнула. Вальс закончился, и они двинулись по залу, счастливо улыбаясь и отвечая на добрые пожелания гостей. Проводив Викторию к выходу, Майлз рассеянно поцеловал ей руку.

— Мне придется оставить тебя ненадолго. Я, знаешь ли, тоже сегодня изрядно выпил.

Виктория покраснела — неужели все мужья столь же непринужденно, как Майлз, рассуждают о своих телесных отправлениях?

— Конечно, — спокойно ответила она. — Я подожду тебя здесь.

— Хорошо. И не пей больше шампанского.

Прищурившись, Виктория проводила Майлза взглядом, затем повернулась к проходившему мимо официанту, схватила с подноса бокал с шампанским и одним махом осушила его до дна.

23

К десяти часам Виктория так напилась, что с трудом держалась на ногах. Когда к ней подошла леди Фиона и осторожно намекнула, что, возможно, Виктории уже самое время подняться наверх и переодеться перед отъездом в манор Уэлсли, падчерица повернулась и в замешательстве на нее посмотрела.

— Как, уже? — Ее язык заплетался. — Но все ведь еще здесь. Хозяйка не должна ложиться спать, пока гости не разъедутся.

Леди Фиона никак не могла взять в толк, когда это падчерица успела так набраться.

— Сегодняшний случай — исключение, — с деланным весельем заявила она, надеясь, что никто пока не заметил, до какой степени опьянела Виктория, и добавила: — Пойдем, дорогая моя. Я провожу тебя наверх и помогу переодеться.

Виктория согласно кивнула и позволила леди Фионе проводить себя к лестнице. С немалым усилием женщины преодолели неожиданно сделавшиеся чрезмерно крутыми ступеньки и добрались до второго этажа. Прислонив пошатывавшуюся Викторию у стены, леди Фиона нервно огляделась в поисках Ребекки. Девушка оживленно болтала с другими служанками в дальнем конце зала, обсуждая с товарками наряды гостей. Углядев Ребекку, леди Фиона тихонько ее окликнула.

— Ребекка! Подойди сюда, пожалуйста, — мне требуется твоя помощь.

— О боже! — Увидев Викторию, Ребекка всплеснула руками, но одного взгляда хозяйки было достаточно, чтобы служанка тут же прикусила губу. — Что же с бедняжкой случилось?

— Боюсь, шампанского было слишком много, — шепнула леди Фиона, затолкнув обеих девушек в спальню Виктории и плотно прикрыв дверь.

— Сходи к повару и попроси его сварить кофе — только покрепче.

— Кофе? — задохнулась Ребекка. — Уж и не знаю, найдется ли у нас в доме эта гадость.

— Хорошо бы, чтоб нашелся — хотя бы самая малость, — строго сказала леди Фиона. — Леди Виктории он сейчас не повредит.

Прошло не менее часа, прежде чем леди Фиона наконец сочла, что Виктория достаточно протрезвела и вполне сможет самостоятельно спуститься по лестнице и усесться в ландо, чтобы отправиться в дом своего супруга.

— Тебе правда стало лучше, милая? — как можно мягче спросила она падчерицу.

Виктория пожала плечами.

— Наверное, лучше уже не будет.

Она оглядела дорожный костюм синего шелка, в который ее успели переодеть.

— Господи, как это глупо переодеваться только для того, чтобы доехать до поместья Уэлсли! — Она громко икнула, прикрыла рот ладонью и с испугом посмотрела на леди Фиону. — Извини.

Мачеха ласково погладила Викторию по плечу.

— Невеста обычно переодевается перед тем, как ехать с женихом со свадебного вечера, — ободряюще сказала она.

— Боже, сколько сил отнимают эти глупости! — простонала Виктория. — Ведь этот дикарь просто сорвет с меня этот чудесный костюм, как только мы приедем к нему домой.

— Виктория! С каких пор ты стала называть Майлза дикарем?

Виктория бросила на леди Фиону жалобный взгляд.

— Потому что он такой и есть, — невнятно сообщила она, икая. — Все мужчины — дикари.

Ничего не понимая, леди Фиона взглядом велела служанке выйти, но Ребекка только пожала плечами и продолжила возиться с фатой и сверкающей короной.

— Ты ошибаешься, — в голосе леди Фионы послышалась мягкая укоризна. — Мы же на днях говорили с тобой об этом.

Виктория рукой оперлась о туалетный столик, подобрала с пола розу, выпавшую из фаты, небрежно воткнула ее за ухо.

— Да, конечно, мы говорили с тобой об этом, Фиона. И с тех пор я не могу думать ни о чем другом. Может, я и ошибаюсь, но все мои замужние подруги терпеть не могут того, что мужья проделывают с ними по Ночам, и мне, уверена, это тоже не понравится.

Ребекка не сдержала удивленного возгласа — разговор принимал неожиданный оборот.

— Ты можешь быть свободна, Ребекка, — резко бросила леди Фиона. — И смотри, поплотнее закрой за собой дверь и не болтай лишнего.

Служанка разочарованно вздохнула, но покорилась и вышла из комнаты. Не прошла она, однако, и десяти шагов, как любопытство взяло верх над скромностью. Девушка украдкой вернулась назад и приникла ухом к двери.

— Со временем тебе это даже понравится, — донесся до нее голос леди Фионы. — Ну а пока… Хочешь не хочешь, но тебе придется через это пройти, как и всякой другой благородной английской невесте. А королева? Подумай о королеве — как обрадуется она, узнав, что и ты вносишь свою лепту в будущее Англии. Видит бог, она тоже принесла эту жертву. — Ребекка услышала, как леди Фиона хихикнула собственной шутке. — Нет, правда, Виктория, все, что тебе нужно в этот момент, — это думать о чем-нибудь приятном. Я уверена, Майлз, зная о твоей неопытности, проявит к тебе большую заботу и внимание.

Ребекка услышала, как Виктория прошептала что-то в ответ на эти уговоры, но говорила она так тихо, что расслышать ее слова из-за двери было просто немыслимо.

И снова прозвучал голос леди Фионы:

— Ну вот, я же знала, что ты у меня храбрая девочка. А сейчас пойдем, все гости ждут, когда ты спустишься вниз. Им просто не терпится проводить вас с Майлзом. Давай же не будем заставлять их ждать слишком долго.

Ребекка не хотела, чтобы хозяйка застала ее за подслушиванием, и проворно умчалась прочь. Укрывшись в глубине коридора за портьерой, она видела, как открылась дверь и леди Фиона вышла из комнаты под руку с Викторией.

Увидев нетвердо стоявшую на ногах невесту, служанка невольно хихикнула, но потом ее сердце исполнилось сочувствия к Майлзу. Хотя Ребекка никогда не была замужем, она провела немало приятных минут на сеновале с парнями из конюшни. И теперь ей довольно было бросить один только взгляд на Викторию, чтобы понять: эта ночь Майлзу особых радостей не сулит. «Может быть, — подумала девушка, — он возьмет свое утром, но уж ночь точно безнадежно испорчена».

— Бедняга мистер Уэлсли, — пробормотала Ребекка, — уж он-то, я полагаю, пребывает сейчас в полной боевой готовности.

Она сочувственно покачала головой, и ее огненные кудри так и заплясали в причудливом танце.

— Ох уж мне эти благородные невесты, — ворчала себе под нос служанка, — им всего только и надо, что не думать о глупостях и получать удовольствие. А уж с таким мужчиной, как Майлз Уэлсли, леди Виктория получит целое море удовольствия — в этом-то можно не сомневаться!

Майлз и вправду находился «в полной боевой готовности», но ему достаточно было бросить один только взгляд на сидевшую напротив невесту, чтобы его надежды на романтическую ночь растаяли без следа.

Майлз нахмурился, с разочарованным видом откинулся на спинку роскошного сиденья и сложил на груди руки.

Поездка прошла в полной тишине. Виктория дремала, Майлза терзали невеселые мысли. Когда карета подъехала к манору Уэлсли, он приподнялся и легонько потряс Викторию за плечо. Майлз не хотел, чтобы кучер Клемент увидел его молодую жену в таком непотребном состоянии и раззвонил об этом по всему графству.

— Виктория, — шепотом позвал он. — Виктория! — Она приоткрыла глаза. — Мы дома.

— Дома? — пробормотала девушка в замешательстве, выглядывая в окошко кареты. — Мы не дома. Мы в поместье Уэлсли.

Майлз раздраженно сдвинул брови.

— Нет, мы дома, и сейчас я возьму тебя на руки и отнесу наверх, в наши покои.

— Ты? Ну уж нет! — воскликнула Виктория, окончательно проснувшись и выпрямившись на сиденье. — Я ничуть не пьяна и могу идти сама.

— К сожалению, ты именно пьяна, — возразил Майлз, — но даже если бы ты была трезвой, как стеклышко, я бы все равно внес тебя в дом на руках. Это — традиция, забыла?

— Ну, если традиция… — вымолвила она, поморщившись. — Хорошо, неси, только не прижимайся ко мне.

— Что?

— Ты знаешь, о чем я хочу сказать. Никаких вольностей перед слугами.

Дверца кареты распахнулась, и Клемент откинул лесенку.

— Вам нужна помощь, сэр?

— Нет, думаю, что я сам прекрасно управлюсь.

Майлз через силу усмехнулся, вылез из кареты и повернулся, чтобы подхватить Викторию на руки.

— Только придержи входную дверь, хорошо? — сказал он, обращаясь к слуге.

Клемент торопливо взбежал по ступенькам наверх и распахнул дверь — да так стремительно, что чуть не прихлопнул старика Седрика, который стоял за дверью в ожидании хозяина.

С невестой на руках Майлз опрометью пробежал мимо слуг, не удостоив их и слова благодарности, после чего помчался вверх по лестнице.

Клемент и Седрик обменялись красноречивыми взглядами — за сорок лет они научились понимать друг друга без слов.

— Кажется, молодой хозяин немного торопится, — хихикнул Клемент.

Слабая улыбка тронула тонкие губы Седрика.

— Ах, молодость, молодость…

— Молодость и страсть, — добавил Клемент.

На миг лицо Седрика обрело такое выражение, словно он готов задать Клементу взбучку за непочтительность, но, поразмыслив, дворецкий лишь задумчиво вздохнул и понимающе покивал.

— Да, правда — молодость и страсть. Я уж и не помню, как это бывает.

— Я тоже не помню, — сказал Клемент, грустно покачав седой головой. Старики еще раз обменялись понимающими взглядами и разошлись, ухитрившись за полминуты сказать друг другу больше, чем за тридцать лет общения.

К тому времени Майлз был уже на втором этаже. Он почти бегом пересек зал, толкнул плечом дверь в приготовленные для молодых покои, вошел в украшенную цветами, озаренную свечами комнату и только тут опустил Викторию на ноги.

— Ну вот мы и дома, — проговорил он, вдыхая в себя нежный аромат ее кожи и нехотя убирая руки с ее талии.

Виктория огляделась. Ее блуждающий взор остановился на огромной постели под балдахином, застланной шелковыми простынями с вышитыми на них бутонами роз. Сдерживая приступ тошноты, она прохрипела:

— Ну, что? Ты прямо сейчас этим займешься?

Майлз сложил губы трубочкой, но свистеть не стал.

— Нет, я не буду «заниматься этим прямо сейчас». Что я на самом деле собираюсь сделать — уйти к себе, чтобы ты приготовилась ко сну.

Тут Виктории стало уже совсем худо.

— Наверное, у меня уйдет на это много времени…

Майлз кивнул, прекрасно понимая, что его молодая жена стремится оттянуть неизбежное.

— Я терпелив, Виктория. Я подожду, пока ты закончишь свой туалет, а пока пришлю тебе в помощь Хильди.

— Нет!

— Тебе не нужна служанка, чтобы раздеться? — Майлз не скрывал насмешки.

— Нет. Я хочу сказать… Я предпочитаю сделать это сама. Сегодня вечером. Ты понимаешь?

Честно говоря, Майлз так ничего и не понял, но он так устал, что спорить ему не хотелось. Поэтому он просто в очередной раз молча кивнул и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Он пересек холл, вошел к себе в спальню, и, сняв фрак, не спеша натянул темно-зеленую шелковую пижаму. Затем закурил сигару и плеснул в бокал бренди. Не зная, чем еще себя занять, он принялся бесцельно шагать по комнате, попыхивая сигарой и потягивая бренди. Когда бокал опустел, Майлз опять наполнил его, затем вынудил себя сесть и расслабиться. Прошел уже час, как он оставил невесту, и, по его мнению, у нее было достаточно времени, чтобы приготовиться к его визиту.

Еще раз критически осмотрев себя в зеркале, Майлз вышел из спальни и не спеша пересек холл. Оказавшись в трех шагах от двери в комнату молодой супруги, он вдруг услышал тихий плач, который сопровождался булькающими звуками рвоты.

Встревоженный, Майлз бросился к спальне и распахнул двери. Когда его глаза привыкли к полумраку, он разглядел Викторию. Бедняжка стояла у выдвинутого ящика комода, согнувшись в три погибели, и лицо ее было зеленее травы.

— Мне плохо, — пролепетала она, устремив на мужа исполненный стыда взор. — Пожалуйста, оставь меня. Я сейчас ни на что не способна.

Майлз не знал, смеяться ему или плакать. Девушка была настолько трогательна в этой своей слабости и так пьяна, что едва держалась на ногах. Но самое смешное — она все еще боялась, что Майлз может принудить ее к близости.

— Тебе плохо, — ласково сказал он, подойдя к ней ближе. — Сейчас я помогу тебе.

— Нет! Не нужно, не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии. Просто уйди и оставь меня в покое.

— Чепуха — теперь я твой муж. — Майлз собрал ее рассыпавшиеся по плечам волосы и перевязал их лентой, лежавшей настоле. — Разве ты не помнишь, что мы только что поклялись вместе пройти через все хорошее и дурное в жизни и помогать друг другу?

— Это уж точно самое дурное! — простонала Виктория, снова наклоняясь над ящиком.

Майлз поспешил к маленькому столику с мраморной столешницей, налил в умывальный тазик немного холодной воды из кувшина, смочил водой чистый льняной платок и протянул все это Виктории.

— Говорил же я тебе — не надо пить так много шампанского. Теперь ты расплачиваешься за собственное непослушание.

— Да знаю я! — простонала она. — Я выпила слишком много. Но только мне казалось, что так будет лучше.

— С чего бы это? — спросил Майлз, ласково погладив ее по плечу.

Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Будь Виктория чуть менее пьяной или не такой уставшей, она, конечно же, никогда не выдала бы Майлзу своих заветных мыслей. К несчастью, в тот момент здравый смысл покинул ее, и она высказалась начистоту.

— Я не могла больше ни о чем думать. Даже просто думать о том, как мы с тобой… это было так отвратительно, что я решила… будет лучше, если я попробую затуманить себе голову, чтобы пережить… «это» без истерики. Я думала, что шампанское поможет…

Майлз отступил на шаг, в ужасе уставившись на Викторию. Отвратительно? Мысль о брачной ночи с ним была для нее отвратительна? Настолько отвратительна, что она предпочла провести ночь в рвотных спазмах? Никогда, ни разу за всю свою жизнь ему не наносили такого оскорбления.

Его лицо превратилось в маску ярости.

— Очень жаль, что мысль о близости со мной для вас настолько чудовищна, миссис Уэлсли. Не стану дольше затруднять вас своим присутствием.

Повернувшись на каблуках, он вышел из комнаты и громко позвал Хильди. Пухлая перезрелая девица немедленно показалась в дверях покоев виконтессы и с удивлением уставилась на молодого человека. Заметив, как мрачен Майлз, она поспешила к нему, гадая, что могло так сильно разгневать жениха в первую брачную ночь. На ум шло только одно, и слова Майлза лишь подтвердили ее догадку.

— Пожалуйста, пойди и помоги моей жене. Ей дурно.

Сердце Хильди было исполнено сочувствия к молодому хозяину. Она провожала Майлза взглядом до тех пор, пока тот не скрылся в своей комнате, хлопнув напоследок дверью с такой силой, что едва не обвалилась штукатурка.

«Ох уж эти мне глупые английские невесты, — подумала Хильди, покачав головой. — Почему они не могут просто лечь на спину и получить удовольствие, как это сделала бы на их месте всякая разумная немецкая девушка?»

Поджав губы, Хильди открыла дверь и вошла в комнату Виктории.

Майлз наклонил бутылку над бокалом, но скоро убедился, что его усилия тщетны.

— Пуста, проклятая, — пробормотал он, глядя, как одинокая капля упала на дно бокала. — Теперь придется плестись за бутылкой в погреб.

Помутневшими глазами он глянул на часы. Интересно, сколько сейчас времени? Два часа ночи — или уже все три? Впрочем, это не столь уж и важно — его брачная ночь стремительно приближалась к финалу, а он, вместо того, чтобы срывать вместе с молодой женой цветы наслаждения, сидит в одиночестве в своей спальне — нежеланный и нелюбимый.

Майлз помотал головой, чтобы прояснилось в глазах, но у него лишь сильнее закружилась голова.

— Мой бог, приятель, — промычал он себе под нос, — да ты набрался ничуть не меньше, чем твоя супружница!

Он откинулся на спинку кресла и предался невеселым размышлениям.

Почему, черт возьми, Виктория отвергает его? Он не Уродлив, не толст, совсем еще молод и ни в коем случае не распущен. При этом он достаточно знал женщин, чтобы понять, что они находят его привлекательным. Майлз не мог даже припомнить, сколько раз в минуты близости женщины шептали ему о том, что он очень хорош собой, и восхищались его способностями любовника.

Да, подобные слова Майлзу говорили многие женщины, но только не его жена! Она, наоборот, считает его отвратительным. Подумать только, она нарочно напилась чуть ли не до бесчувствия, чтобы перенести его ласки «без истерики»!

Майлз помотал головой, все больше проникаясь к себе жалостью. Он не должен был жениться на Виктории. Она же ясно дала ему понять, что не хочет этого брака, — вот и не следовало ее к этому принуждать.

Да, но он желал ее, черт побери! Желал с первой минуты их знакомства, когда она попыталась выставить его из конюшни. В ней было все, что он надеялся увидеть в своей будущей жене. И чем больше Майлз узнавал Викторию, тем яснее это понимал. И когда наконец понял, то позволил себе в нее влюбиться.

Влюбиться! Вот так любовь — нечего сказать! В пьяных, безумных глазах Майлза мелькнула отрезвляющая горечь. Но ведь все именно так. Он любит Викторию всем своим существом.

Как это случилось? Когда?

В какой недобрый час им овладела идея завоевать сердце упрямой старой девы? И что ему делать теперь, когда она недвусмысленно отвергла его, заявив, что нисколько его не любит и что сама мысль о близости с ним для нее отвратительна?

«Бог с ней, пусть живет, как хочет. Она никогда не узнает о моих чувствах, — в сердцах пообещал себе Майлз. — Можно быть женатым человеком, но нет нужды показывать жене, как ты ее любишь и как это больно, когда она тебя отвергает». В конце концов, есть много других женщин, которые с радостью ответят его страсти… Майлз нахмурился, найдя саму мысль о другой женщине совершенно неуместной.

Конечно, пока их брак не вступил в законную силу, они еще могут признать свою ошибку и расторгнуть его. Викторию, вероятно, такое предложение устроило бы как нельзя лучше. Но, черт побери, он не хотел, чтобы их брак аннулировали! Тогда ведь придется во всеуслышание объявить, что его жена отказала ему. Это был бы позор для него, для нее, для обеих семей, наконец, — и для Пемброков, и для Уэлсли. Нет, никакого развода! Он женился на Виктории — и пусть все останется как есть. Как любит говорить его бабка Регина, кто варит свой мед, тот и сам его пьет. Грустно только, что пить этот мед ему предстоит в полном одиночестве.

24

Свадебный завтрак оказался сущим кошмаром.

У Виктории раскалывалась голова. Она с трудом разлепила глаза, увидела на столе огромное блюдо тушеных почек с беконом, и тут же зажмурилась, опасаясь, что ее снова затошнит.

Майлз, в свою очередь, избегал встречаться взглядом с кем-либо из присутствующих — в особенности же со своей молодой супругой.

К счастью, гости, собравшиеся на завтрак, ни о чем не догадывались, приписывая неприглядный вид жениха и невесты любовным трудам брачной ночи.

Приятели поощрительно хлопали Майлза по спине, а Виктория всячески старалась не замечать сочувственные улыбки подруг.

И только один человек за столом подозревал, что между молодыми пробежала черная кошка… Мери уэлсли, видевшая насквозь всех своих детей, недовольно поглядывала на старшего сына. Что-то было не так, даже очень не так. Насколько она могла судить, Майлз вовсе не устал, он просто измучен — и прежде всего Нравственно.

Она справедливо рассудила, что легкий стон, вырвавшийся у Майлза, когда его шутя хлопнул по спине Александр Шоу, был вызван вовсе не ноющей болью в утомленных любовными играми мышцах, но болью головной — от чрезмерного количества выпитого накануне.

Конечно, рассудила Мери, жених на свадьбе может разделить с невестой бокал-другой шампанского, но напиваться до чертиков — это, пожалуй, слишком.

Мери так и подмывало напрямую спросить Майлза о том, что его гнетет, но она понимала, что сейчас для этого не время и не место. Нет, она подождет, пока гости откланяются, а затем поделится своими сомнениями с Джеймсом. Пусть он решает, стоит ли пригласить Майлза для серьезной беседы.

Прекрасно зная Джеймса, она была уверена, что тот обязательно поговорит с сыном. Таким вот образом она и выяснит, что мучает Майлза. Джеймс никогда ничего не мог скрыть от жены, и Мери не сомневалась, что, даже если Майлз доверит отцу самую страшную тайну, есть множество способов развязать мужу язык. Нужно лишь немножко потерпеть, и тогда она узнает, что гнетет и беспокоит Майлза и отчего он так удручен этим утром, в то время как ему полагалось бы сиять от блаженства.

Мери перевела пристальный взгляд на Викторию и с интересом стала наблюдать за тем, как ее невестка откусила крохотный кусочек печенья, но потом быстро отложила печенье в сторону и потянулась к чашке с чаем.

Мери также обратила внимание, что и Майлз ничего не ест — а это был верный признак того, что у парня на душе скребут кошки. Что бы ни случалось с ее сыновьями, какие бы трудности им ни приходилось преодолевать, на отсутствие аппетита ни один из них никогда не жаловался.

Вот и сейчас малыши Натан и Сет налегли на огромные порции яичницы с беконом, после того как повар — по их требованию — принес им «нормальной еды». Прежде они досконально изучили блюдо с почками и во всеуслышание заявили, что «не станут есть того, чем овцы писают».

Громкие заявления мальчуганов по поводу английского деликатеса заставили изогнуться в недоумении не одну аристократическую бровь, но Мери лишь улыбнулась и попросила слуг принести своим отпрыскам какое-нибудь другое блюдо. В конце концов, ее сыновья настоящие американцы, и традиционный британский завтрак — почки и тосты — мог оказаться им не по вкусу.

К тому времени, когда официальный, исполненный всяческих церемоний завтрак наконец закончился и последний из гостей покинул поместье Уэлсли, было уже почти три часа пополудни. Мери проводила глазами Викторию, которая медленно поднялась по лестнице и скрылась в своей комнате, и отметила про себя, что следом за женой по лестнице двинулся и Майлз. Улыбка, тронувшая было уста Мери, сразу увяла, поскольку Майлз прошел мимо брачных покоев и удалился к себе в комнату.

— Что-то у наших молодых не складывается, — раздался за спиной у Мери голос леди Регины.

— Ты тоже это заметила?

Регина пожала плечами.

— Как можно было этого не заметить? Думаю, глупая девчонка отказалась лечь с нашим мальчиком в постель, а мужское самолюбие Майлза изрядно от этого страдает.

Мери взглянула на свекровь и улыбнулась.

— Думаю, ты абсолютно права. Но что же нам делать-то?

Регина вздохнула.

— Ничего делать и не надо. Надеюсь, Джеймс поговорит с Майлзом, а леди Фиона — с Викторией, хотя сейчас, когда у Фионы появились деньги от продажи имущества и она занята сборами, времени у нее не так уж много.

— Ах, мама, я думаю, ты слишком строга к ней. Она кажется такой чудесной, заботливой хозяйкой, и очень мила со мной.

— Я не говорила, что Фиона дурная хозяйка, — возразила Регина. — Я сказала лишь, что сейчас она слишком уж занята. Кроме того, все свободное время она посвящает устройству союза между Джорджией и Эриком. Не думаю, что ей захочется тратить время, уговаривая Викторию лечь с Майлзом в постель… В конце концов, этот союз так или иначе уже устроен.

— Джорджия и Эрик! — задохнулась от возмущения Мери. — Но Эрик ведь совсем еще дитя! И как это Фионе могло прийти в голову, что он готов жениться на Джорджии?

— Она и не думала бы об этом, если б здесь был Стюарт, но его нет, а Эрик — следующий по старшинству. Ей уже удалось заполучить одного Уэлсли для своей падчерицы, так почему бы не развить успех и не женить другого Уэлсли на одной из собственных дочерей?

— Тут даже обсуждать нечего! — отрезала Мери. — Мы с Джеймсом и думать об этом не станем. Эрику еще рано жениться, пусть даже он об этом и мечтает.

— Тогда не спускай с них глаз, — посоветовала Регина. — У Джорджии Пемброк в запасе столько уловок, что она затмит по этой части любого фокусника.

Мери обеспокоенно цокнула языком.

— Мало того, что я вынуждена волноваться о Майлзе и Виктории, а теперь придется еще следить за Джорджией и Эриком! Следующую пару, какую она попытается свести, ты тоже знаешь — без сомненья, это Каролина и Джефри!

— И не удивительно, — криво усмехнулась Регина. — В конце концов, Джефри всего лишь четырнадцать, но он такой крупный и сильный, что выглядит лет на пять старше. Для Каролины Пемброк этого, вероятно, достаточно.

Мери с испугом посмотрела на старую леди, но тут же, услышав веселый смех Регины, успокоилась.

— Спасибо за предупреждение, мама. Я непременно поговорю с Джеймсом.

— Бедный Джеймс, ему придется все время разговаривать с сыновьями о превратностях любви, а он так хотел съездить на рыбалку…

Мери закатила глаза к небу.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло. Каждый раз после рыбалки от него неделю воняет болотной тиной. Возможно, у всей этой суеты есть и положительная сторона — в конце-то концов!

Виктория провалялась в полудреме почти до семи вечера, зато, окончательно проснувшись, почувствовала себя гораздо лучше. Приложив руку ко лбу, девушка с радостью убедилась, что противная лихорадка прошла, да и желудок тоже успокоился, так что она была бы не прочь перекусить.

Оглядев роскошную спальню, она задалась вопросом, где сейчас Майлз. Утром, за завтраком, он ей и слова не сказал и сразу же исчез, как только откланялся Последний из гостей.

Виктория вздохнула: как же, должно быть, Майлз на нее сердит! В конце концов, он, наверное, так ждал брачной ночи, а она подложила ему самую настоящую свинью. Девушка поморщилась, признавая, что у Майлза есть достаточно веские причины быть вне себя. Как бы то ни было, теперь ей придется как-то объяснить ему, что она вовсе не собиралась напиваться до бесчувствия, а всего лишь хотела немного успокоить нервы.

«А что будешь делать сегодня вечером ты?» — вкрадчиво спросил ее внутренний голос.

Присев на постели, Виктория вздохнула. Ничего. Не станет она больше гнать от себя Майлза. В конце концов, теперь она его жена, а ей не раз давали понять, что в супружеские обязанности входит не пренебрегать вниманием супруга. Что и говорить, вчера она выставила себя круглой дурой, но этого больше не повторится. Ей нужно основательно встряхнуться, набраться мужества — так, кажется, советовала ей поступить Мери Энн — и принять-таки неизбежное. Да, решено — сегодня вечером она пройдет через это.

Встав с постели, девушка дернула за шнур, чтобы позвать Хильди.

Часом позже Виктория красовалась в очаровательном вечернем платье цвета янтаря. Хильди умело затянула на ней корсет, ужав и без того узкую талию до восемнадцати дюймов — так что роскошная грудь молодой миссис Уэлсли так и норовила выпрыгнуть из низкого декольте на свободу.

— Я не смогу съесть ни крошки, — простонала она, пытаясь глубоко вдохнуть.

— Да не думайте вы о еде, миледи, — захихикала Хильди. — Выглядите вы сейчас просто замечательно, а все остальное не так уж и важно. Муж просто не сможет отвести от вас глаз.

Мысленно поблагодарив девушку за неуклюжую, но искреннюю попытку ее поддержать, Виктория улыбнулась, вышла из спальни, осторожно спустилась по лестнице и направилась в столовую.

Майлз, его родители и бабушка сидели за обеденным столом, поглядывая в пока еще пустые суповые тарелки.

Как только Виктория вошла в комнату, Джеймс немедленно поднялся из-за стола и приветливо помахал ей рукой.

— А, вот и вы! Мы уже собирались посылать наверх, чтобы узнать, не проспали ли вы обед.

— Извините, я не хотела заставлять вас ждать. Боюсь, я проспала гораздо дольше, чем собиралась.

— Вы не задержали нас, милая, — уверила ее Мери. — Мы только что сели за стол.

Джеймс выдвинул стул рядом с Майлзом, и Виктория грациозно на него опустилась, не забыв, однако, бросить на мужа быстрый оценивающий взгляд. Майлз был одет в сюртук своего любимого — коричневого — цвета и выглядел очень элегантно. На его безукоризненно завязанном шейном платке капелькой крови блестела булавка с маленьким рубином, сообщавшая всему его наряду изящество и законченность.

— Добрый вечер, — прошелестела Виктория.

Майлз ответил ей быстрым взглядом.

— Добрый вечер, Виктория. Тебе лучше?

Виктория почувствовала, что краснеет от стыда, и в Ужасе замерла. Майлз, вероятно, объяснил ее опоздание тем, что вчера за свадебным ужином она основательно перепила.

— Да, спасибо, — едва слышно пролепетала она.

И без того не слишком оживленная беседа увяла совсем, и, лишь когда молодая служанка внесла дымящуюся супницу, у присутствующих вырвался негромкий, но ощутимый вздох облегчения.

— Какие у вас с Майлзом планы на завтра? — спросил Джеймс, погружая ложку в суп. — Будете готовиться к свадебному путешествию?

Виктория удивленно взглянула на тестя.

— Свадебному путешествию? Но разве Майлз не сказал вам?

— А что он должен был нам сказать?

Виктория повернулась к Майлзу.

— Мы решили не ездить в свадебное путешествие, пока вы с мамой не вернетесь в Америку, — пробормотал Уэлсли-младший.

Его отец и мать обменялись удивленными взглядами.

— Почему?

— Майлзу не хочется уезжать, пока вы гостите здесь, — пояснила Виктория, — поэтому мы решили подождать до осени и лишь потом отправиться в свадебное путешествие.

— Но… — не сдержалась Мери, — ведь это ваш медовый месяц!

— Неважно, — буркнул Майлз. — Париж и в октябре никуда от нас не уйдет.

Мери обеспокоенно глянула на Джеймса — сердце ее сжалось от плохо замаскированной горечи в голосе Майлза. В памяти всплыли события почти двадцатипятилетней давности — их собственный медовый месяц. Они с Джеймсом тогда отправились в Рим и целый месяц провели в Вечном городе. Даже теперь, спустя все эти годы, Мери были дороги воспоминания того путешествия — банальный страх оказаться с мужем наедине, долгое взаимное узнавание, неторопливые часы ужинов при свечах, духовная близость, которая зародилась тогда между ними… Короче, Мери вспомнилось многое, и самое главное — Майлз был зачат во время свадебного путешествия, которое они с Джеймсом провели в Италии.

И вот теперь Майлз и Виктория решили отложить свадебное путешествие. Мери никак не могла взять в толк, зачем молодым людям откладывать поездку, которая поможет им получше узнать друг друга.

— Думаю, нет никакого смысла откладывать такой важный…

— Все в порядке, ма, — поспешно перебил Майлз. — Мы с Викторией уже все обсудили и решили, что это вполне разумный шаг.

«Разумный? — мысленно повторила вслед за сыном Мери. — Они женаты один только день и уже рассуждают о том, что разумно, а что нет?!»

— Кроме того, — добавила Виктория, — мне еще так много нужно всего сделать, пока не уехали леди Фиона и девочки. Завтра, к примеру, я хотела бы съездить в Пемброк, разобрать свадебные подарки и написать дарителям благодарственные письма. Потом леди Фионе, конечно же, понадобится моя помощь по дому… С моей стороны будет вполне разумно навестить ее и принять часть ее забот на себя.

«Подумать только, — опять эти разговоры о том, что разумно, а что не очень! Что случилось с молодоженами?» — всерьез обеспокоилась Мери.

— И когда вы все это успели обсудить? — спросила она.

— Сегодня утром, — быстро ответил Майлз. — Еще до завтрака.

Он не стал вдаваться в детали и говорить, что решение было принято почти мгновенно — когда он остановил Викторию утром на лестнице и объявил ей, что, Коль скоро она находит его общество омерзительным, Им будет лучше некоторое время пожить врозь.

Виктория сразу же согласилась, чем нанесла еще дну рану мужскому самолюбию Майлза — более того, он заметил, что она, услышав эту новость, с облегчением перевела дух.

Мери разочарованно вздохнула.

— Ну, что бы вы там ни думали…

Регина, которая все это время хранила молчание, теперь обратилась к Виктории:

— В мое время считалось для невесты естественным и разумным попросить разобрать подарки родных — чтобы самой поскорее удрать от всех и вся и насладиться медовым месяцем. Конечно, вернувшись домой, первым делом надо было отослать всем дарителям письма, но те, разумеется, не ожидали, что их начнут благодарить сразу же после свадьбы. Неужели за пятьдесят лет все так изменилось, и дарители теперь ждут благодарственных писем чуть ли не на второй день после бракосочетания?

Виктория отложила ложку и вздохнула.

— Полагаю, никто этого не ждет, виконтесса, но, поскольку мы с Майлзом решили отложить свадебное путешествие, высвобождается время, которое, как мне кажется, можно с толком потратить на такое достойное занятие.

— Но, по-моему, у молодых после свадьбы найдутся занятия и поважней, чем писать письма.

Виктория повернулась к Майлзу, взглядом умоляя его о помощи, и тот, не желая длить бессмысленный спор, предпочел сменить тему:

— Па, как насчет того, чтобы после ужина сыграть в шахматы?

— Даже не знаю, — смешался от неожиданности Джеймс. — Я хотел почитать немного и, честно говоря, пораньше лечь спать. Из-за всей этой предсвадебной суматохи два последних дня я почти не спал.

Майлз взглядом ясно дал Джеймсу понять, что он думает о его неуклюжих попытках сохранить нейтралитет, но вслух никак этого не выразил. Кивнув, он сделал вид, что принял слова отца к сведению, после чего упорно уставился на фаршированного каплуна, лежавшего перед ним на блюде.

Мери украдкой взглянула на Викторию. Интересно все-таки, что чувствует ее невестка, зная, что молодой муж предпочел партию в шахматы возможности провести вечер в ее обществе? Между тем Виктория склонилась над тарелкой, отрезала крохотный кусочек мяса и неторопливо поднесла его ко рту.

От десерта все дружно отказались — каждый был рад поскорее подняться из-за стола, чтобы освободиться от царившей за столом гнетущей тишины.

Виктория так стремительно вскочила на ноги, что Майлз не утерпел и все-таки на нее глянул. Она видела — его вожделеющий взгляд впился в ее пышную грудь, аппетитно вздымавшуюся над корсажем. Виктория задержалась и одарила мужа улыбкой опытной в делах любви кокотки.

Майлз отвернулся.

Сраженная его пренебрежением, она все же нашла в себе силы вымолвить:

— Я немного устала. Если никто не возражает, я поднимусь к себе.

И секунду помедлила, украдкой поглядывая на Майлза — не присоединится ли он к ней. Тот, однако, даже не посмотрел на жену — только равнодушно кивнул в ответ и пожелал ей спокойной ночи.

Подобрав юбки, Виктория опрометью выбежала из столовой.

Едва она скрылась за дверью, Майлз также поднялся и стоя допил остававшееся в бокале вино. Он уже повернулся, чтобы уйти, но Джеймс остановил его:

— Задержись, прошу тебя. Мне надо с тобой поговорить.

Майлз проводил взглядом мать и бабушку, которые торопливо удалились из столовой, и снова опустился на стул.

— Слушаю тебя.

— Ради бога, что там произошло между вами? — перешел прямо к сути дела Джеймс.

— Да так, ничего особенного… О чем еще ты хотел у меня спросить?

— Я просто хотел обратить твое внимание на то, что вы с Викторией женаты всего сутки, а друг на друга даже не смотрите. Согласись, это веская причина для того, чтобы мы с матерью начали за вас беспокоиться!

— Оставь, отец. Это все наши с Викторией дела.

— Согласен, — ответил Джеймс. — Я не хочу и не буду совать нос в ваши дела. Просто мне кажется, что ваши отношения пошли наперекосяк, и я предлагаю тебе свою помощь, чтобы вновь направить их в нужное русло.

Майлз упрямо поджал губы.

— Хотя ты ничем не можешь нам помочь, я все же благодарен тебе за предложение помощи и поддержки. Спасибо, отец.

Джеймс кивнул, соглашаясь с сыном, и добавил:

— Ну так разбирайтесь с вашими проблемами — и побыстрее, а то ваше поведение уже основательно действует окружающим на нервы.

— Знаю, — кивнул Майлз. — Я поговорю с Викторией.

— Черт возьми, да тебе следует не просто поговорить! — не сдержался Джеймс.

— Правда? И что же я должен сделать?

Джеймс минуту смотрел на сына, будто решая, сказать ему то, что он обо всем этом думает, или наобо — воздержаться и промолчать, но потом все-таки заговорил:

— Вы должны поехать в свадебное путешествие — и немедленно. Вам просто необходимо побыть вдвоем.

— Вовсе нет. Более того, это — последнее, что нам нужно. Между прочим, когда вы с мамой думаете возвращаться в Америку?

Неожиданный вопрос застал Джеймса врасплох.

— Еще не знаю. В конце концов, мы только что при-кали. Почему тебя это интересует?

— Потому что я поеду с вами.

Радостная улыбка осветила лицо Джеймса.

— Правда? А я думал, что вы с Викторией переедете в Пемброк, как только Фиона с девочками уедут.

— Считай, что мы передумали.

— Ты хочешь сказать, что вы решили обосноваться в Америке?

Майлз минуту молча смотрел на отца, затем снова встал.

— Это мое решение. Я не говорил, что мы оба поедем с вами. Я сказал, что с вами поеду я.

С этими словами Майлз вышел, а ошеломленный отец еще долго смотрел ему вслед, не желая верить собственным ушам.

25

Виктория присела на край супружеского ложа и закрыла лицо руками.

До чего же она глупа! И не просто глупа, а глупа фантастически, непроходимо! Думала, что платье с глубоким декольте и улыбки, которые она рассыпала за столом, в мгновение ока превратят Майлза в кроткого агнца и приведут его ночью к дверям ее спальни. Вот до чего доводят наивность и глупость! Устроила вечером дешевый спектакль, а что в итоге? Несколько пренебрежительных взглядов мужа и сочувствие виконтессы? Что и говорить, баланс неважный!

«Но что же мне теперь делать? — задалась она вопросом и сама же себе ответила: — Бежать!»

Расстегнув шелковые пуговки, Виктория стащила платье с плеч, бросила его на постель поверх покрывала и снова погрузилась в размышления.

«Нужно убираться отсюда, пока обстоятельства не переменились к худшему, — думала она, глядя перед собой. — С другой стороны, куда уж хуже!»

Майлз ни в грош ее не ставит, а после вчерашней ночи наверняка испытывает к ней отвращение. Она же, Виктория, никогда не согласится быть рядом с человеком, которому на нее наплевать.

Да, но куда ей податься? И как, спрашивается, она будет зарабатывать себе на жизнь?

Покачав головой, Виктория призвала на помощь логику, разум. Прежде всего, сказала она себе, надо успокоиться. Глубокий вдох, выдох…

И тут ее осенило.

Лондон! Она поедет в Лондон и станет гувернанткой! Претворит, так сказать, в жизнь план, который возник у нее в голове, когда ее только решили выдать замуж за Майлза. Впрочем, с тех пор мало что изменилось. Брачная ночь завершилась полным фиаско, следовательно, ее супружеские отношения с Майлзом никак не подтверждены. Итак, сначала она устроится в Лондоне на работу, а потом найдет себе адвоката и начнет процесс о признании брака недействительным. Как-то Виктории довелось читать о девушке, которая добилась расторжения брака. Конечно, той девушке было всего шестнадцать, а жениху — семнадцать, и они поженились вопреки воле родителей, но это ничего не значит. Если как следует разобраться, обстоятельства ее брака ничуть не менее трагичны, чем у этой несчастной парочки.

Впрочем, до расторжения брака еще далеко, а ей необходимо было подумать о самых насущных вещах, в частности, о деньгах. К сожалению, продать в деревне драгоценности матери не удалось, но Лондон — другое дело. Там можно продать и купить все, что угодно.

Виктория криво усмехнулась. Даже если ей и удастся продать драгоценности матери, вырученная сумма будет не столь уж велика. Ювелир, к которому она обратилась, заявил, что этих денег ей едва хватит, чтобы прожить в Лондоне хотя бы месяц: цены в столице не в пример выше, чем в провинции. Впрочем, если разумно распорядиться временем, месяца на то, чтобы подыскать приличную работу, ей должно хватить.

Но как быть, если у нее ничего не получится? Вскинув руки, чтобы поправить волосы, девушка невольно задержала взгляд на дорогом обручальном кольце.

Вот оно! Она продаст это кольцо! Если ее брак — фикция, стало быть, и обручальное кольцо ей ни к чему.

Сняв кольцо, Виктория внимательно его осмотрела. Бриллиант в три карата да еще изумруды! Если ей попадется ювелир, знающий толк в камнях, он даст за кольцо хорошие деньги. С их помощью она продержится, пока не найдет приличное место.

Виктория подошла к резному дубовому гардеробу, распахнула дверцы и заглянула внутрь. К сожалению, большая часть ее платьев все еще в Пемброк-хаусе. Однако же она обнаружила в гардеробе дорожный костюм, пару дневных платьев и костюм для верховой езды.

Открыв дорожный саквояж, Виктория уложила свои пожитки. Платьев было немного, а главное, они не слишком подходили для будущей гувернантки. Впрочем, за неимением другой одежды, для начала сойдет и эта.

Виктория повесила роскошное платье в гардероб и со вздохом сожаления коснулась на прощанье гладкого атласа.

Духи, пудру и лосьоны она оставила на туалетном столике, прихватив с собой только гребень и щетку для волос. К чему ей духи и лосьоны? Кто, спрашивается, будет теперь вдыхать аромат ее кожи, восхищаться им? «Некому», — сказала себе Виктория, вспомнив, как восхищался запахом ее кожи Майлз в тот злополучный день, когда Хэррисон Гилфорд застал их в двусмысленном положении на конюшне.

Чтобы не расплакаться, Виктория зажмурилась и с силой замотала головой, отгоняя от себя призраки предыдущей ночи.

С какой стати она напилась и заявила Майлзу, что его прикосновения ей отвратительны? Ничего удивительного, что сегодня, встречаясь с ней взглядом, он всякий раз отводил глаза! Ее же грубые и бездарные попытки замолить грехи ни к чему не привели. Вечером Майлз отвернулся от нее, будто от зачумленной, и предложил отцу — подумать только! — сыграть в шахматы.

Виктория опустила голову. Теперь ничего уже изменить нельзя, и остается одно — бегство. В конце концов, кто знает? Возможно, когда она объявит Майлзу о том, что начала процесс о признании их брака недействительным, он даже обрадуется…

Вернется в любезную своему сердцу Америку, женится на американке и заживет привычной жизнью среди Колорадских гор, которые он так любит.

Самое интересное, что Майлзу, скорее всего, удастся сохранить при себе Кингз Рэнсома. Пока их злосчастный брак является реальностью, пусть даже только на бумаге, жеребец по закону принадлежит ему. Если Майлзу удастся вывезти жеребца из страны до того, как их брак будет аннулирован, тогда пиши пропало: ей, Виктории, никогда не удастся вернуть Кингз Рэнсома.

В этом случае Майлз получит то, за чем, собственно, и приезжал в Англию, — Кингз Рэнсома.

Виктория вдруг поняла, что потеря любимого коня не так уже сильно ее и опечалит. Сидя на кровати в ожидании, когда в доме все отправятся спать, она горюет не о Кингз Рэнсоме, но о мужчине, разлука с которым разрывает ей сердце.

Виктория прикрыла глаза, досконально — вплоть до мельчайшей черточки — вспоминая лицо Майлза, чтобы потом — всю дорогу до Лондона, а может быть, и всей оставшейся жизни — хранить этот дорогой образ в своем сердце.

Майлз мог бы дать ей все: любовь, счастье, иную, нежели прежде, светлую, радостную жизнь, а она была настолько глупа, что все это отвергла из-за ничтожной прихоти, глупого женского каприза…

Сказала ему, что его прикосновения отвратительны, а сам он вызывает у нее омерзение.

Хрупкие плечи Виктории стали сотрясать рыданья.

Ну почему она такая глупая?

Почему?

Виктория ненадолго задремала — борьба с собой изрядно измучила ее. Когда она открыла глаза, стрелки часов, стоявших на ночном столике, показывали третий час ночи.

Девушка охнула, соскочила с постели и стала лихорадочно собираться. В соответствии с планом, она должна была выехать из дома в полночь и к рассвету быть уже далеко. Так далеко, чтобы Майлз не смог ее догнать. И вот теперь потеряла два часа драгоценного ночного времени!

Подхватив саквояж, она выскользнула из дома и устремилась к конюшне. По счастью, конюх Сэмюэль был туговат на ухо и к тому же сильно храпел. Как бы ни шумела в стойле Виктория, можно было не сомневаться, что Сэмюэль ничего не услышит.

Через четверть часа Виктория уже была в пути. Ее саквояж был надежно приторочен к седлу. Пару миль она гнала серую кобылку галопом, но потом перешла на рысь, не желая раньше времени утомлять животное — путь перед лошадью и всадницей лежал неблизкий.

Виктория решила, что будет ехать до рассвета, а затем остановится в какой-нибудь придорожной гостинице и день проведет там.

Даже Майлз — при всем его уме — вряд ли догадается, что она может снизойти до сельской гостиницы. Если он пустится за ней в погоню, то скорее всего решит, что она путешествует днем, а отдыхает ночью. Таким образом, они будут передвигаться в разное время суток, а потому не встретятся.

Виктория улыбнулась. Отличный она все-таки придумала план — вряд ли попытка Майлза ее нагнать увенчается успехом. В том, конечно, случае, если он такую попытку предпримет. Кто знает, возможно, он так будет рад от нее избавиться, что даже и не особенно расстроится.

У Виктории сжалось сердце. Отчего-то сама мысль о том, что Майлз не станет ее разыскивать, несказанно ее опечалила. Снова к ее глазам подступили слезы, и, чтобы не разрыдаться, она с силой прикусила губу.

— Ты поступаешь, как должно! — громко сказала она. — Твое бегство сослужит добрую службу всем.

Самое трудное впереди — оставалось убедить в этом саму себя.

— Кто-нибудь видел сегодня утром Викторию?

Мирно завтракавшие Джеймс и Мери разом оторвались от своих тарелок и в изумлении уставились на Майлза.

— Разве она не у тебя… не у себя в спальне? — спросила Мери.

Майлз покачал головой.

— То-то и оно, что ее там нет. Хильди говорит, что постель вовсе не разобрана.

— Что такое? — вскричал Джеймс, вскакивая на ноги. — Получается, что она даже не ложилась?

— Успокойся, Джеймс, — сказала Мери и, поднявшись, положила руку на плечо мужу. — Главное, не надо паниковать. Очень может быть, что она где-то рядом. Кто знает, вдруг она пришла к выводу, что эту ночь ей лучше провести у себя дома, в собственной постели?

Джеймс и Майлз обменялись взглядами, в которых ясно читалось сомнение.

— Кто-нибудь искал ее, скажем, в саду? — поинтересовалась Регина, входя в комнату.

— Хильди и Марта как раз этим сейчас заняты, — сообщил Майлз. — Кстати, о чем говорила Виктория вчера вечером, прежде чем удалилась в спальню? Может быть, у нее были какие-то планы на утро?

Регина окинула внука критическим взглядом.

— Это тебе, внучек, следовало бы знать о планах своей супруги. Если бы ты спал с ней, как то положено мужу, ручаюсь, она бы тебе обо всем рассказала.

— Матушка… — начал Джеймс, многозначительно поглядывая на виконтессу. — Сейчас не самое удачное время, чтобы…

— Погодите, — неожиданно вступила в разговор Мери, прищелкнув пальцами, — вчера за обедом Виктория говорила, что намеревается съездить в Пемброк, чтобы составить перечень подарков, которые ей преподнесли на свадьбу. В Пемброке — вот где она сейчас находится!

— Ты права, — поддержал супругу Джеймс. — Она и в самом деле что-то такое говорила.

Хотя родители, казалось, успокоились, складка, прорезавшая лоб Майлза, упорно не разглаживалась.

— Пойду-ка я поговорю с Сэмюэлем, — озабоченно пробормотал он. — Если Виктория отправилась утром в Пемброк, он наверняка седлал ей лошадь.

Майлз двинулся было к выходу, но в этот момент дверь распахнулась и в комнату ворвался красный от возбуждения конюх. Оказавшись в столовой, да еще и в присутствии хозяев, он в замешательстве огляделся, будто недоумевая, каким это ветром его занесло в господские покои, куда вход обслуживающему персоналу был разрешен только в случае крайней необходимости.

— Покорнейше прошу, значится, извинить за вторжение, ваше лордство, — проговорил он, отдуваясь и переводя дух, — но тут такое дело… Похоже, что кто-то ночью вломился в конюшню и украл одну из наших лошадей.

— Что-о-о?.. — изумилась Регина.

— Какая лошадь пропала? — вскричал Майлз, угрожающе надвигаясь на конюха. Тот струхнул и отступил на шаг.

— Кассандра, — торопливо забормотал он. — Такая хорошенькая серенькая лошадка. Мисс Виктория очень ее любила.

— Черт возьми! — выругался Майлз. — Я так и знал! Она уехала.

— Уехала? — удивленно переспросила Мери. — Что значит «уехала»? К чему ты клонишь?

— То и значит, что уехала, — сказал Майлз, направляясь в сторону лестницы. — Она меня бросила.

— Погоди, Майлз! — крикнул Джеймс, устремляясь вслед за ним к лестнице. — С чего ты взял, что Виктория от тебя сбежала? Может быть, она просто…

Майлз мрачно посмотрел на Джеймса.

— Она сбежала от меня — это ясно, как день. Но если она думает, что ей удастся от меня ускользнуть, то очень сильно ошибается.

Спустившись по лестнице в холл, он направился к двери.

— Ты собираешься пуститься за ней в погоню? — спросил Джеймс.

— Еще как собираюсь!

— Помощь нужна?

— Спасибо, нет.

Кивнув в знак того, что принял слова Майлза к сведению, Джеймс вернулся в столовую.

— Может быть, тебе стоит поехать с сыном? — спросила Мери. — В такой ситуации два человека лучше, чем один.

Джеймс поцеловал жену в щеку и ответил:

— Майлз должен все сделать сам.

— Но, Джеймс, а вдруг с Викторией что-нибудь случится?

— Уверен, она в безопасности. Дороги у нас оживленные, а уехать слишком далеко она не могла. Не беспокойся, скоро Майлз ее догонит.

— Джеймс рассудил правильно, — вступила в разговор Регина. — Это дело Майлз должен уладить сам. Кстати, когда он ее найдет, им понадобится некоторое время побыть вдвоем, чтобы обо всем договориться.

— Но из манора Уэлсли ведут две дороги, — резонно заметила Мери. — Вдруг Майлз ошибется в выборе?

— Не ошибется, — заверил жену Джеймс. — Одна Дорога ведет в сельскую местность, а другая — прямиком в Лондон. Нет никаких сомнений, что Виктория направится в столицу.

— Полагаю, ты прав, — вздохнула Мери, — но я все равно волнуюсь.

Джеймс заключил Мери в объятия и поцеловал в макушку.

— Само собой. В этом деле с тобой никто не сравнится!

— Не придавай этому событию слишком большое значение, Мери, — с усмешкой произнесла Регина, наливая себе из огромного пузатого кофейника кофе. — Возможно, побег — это как раз то, что им нужно. Когда Майлз догонит Викторию, они смогут наконец с глазу на глаз обсудить свои проблемы.

Мери согласно кивнула и снова уселась за стол — допивать кофе.

— В уме и проницательности тебе, Регина, не откажешь, и все же трудно сидеть сложа руки и дожидаться результата. Меня так и подмывает сделать хоть что-нибудь, чтобы им помочь.

— Если тебе, дорогая, так уж не терпится прийти на помощь ближнему, помоги мне, — сказала Регина.

— С удовольствием… А что надо делать?

— Привести в чувство Седрика.

Глубокая морщинка, прорезавшая лоб Мери Уэлсли, разгладилась и она с любопытством посмотрела на свекровь.

— Уж не заболел ли он? Что случилось со стариком?

Регина положила себе на тарелку яичницу с беконом, накрыла блюдо крышкой и повернулась к невестке.

— Он заперся у себя в комнате на ключ и, похоже, не собирается выходить.

— Понятно, — улыбнулась Мери. — По-моему, к этому приложило руку младшее поколение семейства Уэлсли.

Регина кивнула.

— Вот именно. Только на сей раз это была ручка Полы.

— Полы? Что еще натворила эта маленькая обезьянка?

— Если верить тому, что наплел повар, сегодня утром она метнула в Седрика тарелку с яичницей — бедняга попытался заставить ее есть вилкой, а не ложкой.

— Вот ведь незадача, — пробормотал Джеймс. — С другой стороны, Поле всего два годика, и мы с Мери радовались, когда она начала орудовать ложкой. Три месяца назад она запускала в тарелку пальцы!

— Меня убеждать не надо — я-то целиком на стороне девочки, — сказала Регина. — Но Седрику не по нраву, когда в него бросаются яичницей, при этом он не делает исключения даже для детей. Надо его как-то ублажить.

— Ублажишь его, как же, — проворчал Джеймс, жуя кусок тоста. — По мне, так его давно пора уволить.

— Джеймс! — воскликнула Мери. — Как ты можешь такое говорить? Седрик служит вашей семье вот уже сорок лет!

— Уж кто-кто, а я об этом знаю, — с сарказмом в голосе произнес Джеймс. — Но мое мнение остается неизменным: Седрика надо было уволить еще тридцать девять лет назад.

— Я не собираюсь увольнять Седрика, — поджав губы, заявила Регина.

— Разумеется, нет, — согласилась Мери и с укоризной посмотрела на мужа. — Не принимай слова Джеймса всерьез. Он всегда злится, стоит кому-нибудь косо посмотреть на его маленькую принцессу. И не беспокойся за Седрика, Регина, — я отнесу ему любимый пирог с изюмом, и он сменит гнев на милость.

— Спасибо тебе, дорогая, — поблагодарила невестку виконтесса. — Возможно, Седрик излишне высокомерен и обидчив, но во всем графстве нет дворецкого лучше. Уж и не знаю, что бы я без него делала.

Джеймс вздохнул, понимая, что проиграл, и в тысячный уже, наверное, раз задал себе вопрос: какими же особыми достоинствами наделил создатель английскую прислугу, что ей вечно удается одерживать верх над своими хозяевами?

26

Майлз нашел Викторию только под вечер.

Не сомневаясь, что ветреная женушка двинется в сторону Лондона, Майлз помчался в том же направлении, избрав главный тракт, который вел к столице. По дороге он останавливался чуть ли не у каждой придорожной гостиницы и, рассказав хозяину, как выглядела Виктория, справлялся, не проезжала ли через эти края женщина с соответствующей его описанию внешностью. При этом он не забывал добавлять, что дама путешествует верхом, что, конечно же, значительно облегчило поиски — женщины верхом странствовали редко.

Очень скоро его усилия были вознаграждены.

Заглянув в небольшую уютную гостиницу, Майлз сразу же направился к хозяину и задал ему вопрос, который задавал в течение дня раз, наверное, десять: «Не проезжала ли мимо его заведения молодая темноволосая женщина верхом на породистой серой лошади?»

— Не только проезжала, милорд, — радостно осклабился содержатель гостиницы, — но и останавливалась у нас. Скажу вам больше — она и сейчас у нас находится!

— Да что вы?! — восхитился Майлз, у которого при этих словах екнуло сердце.

— Точно так, сэр, — подтвердил хозяин. — Означенная дама пребывает наверху, у себя в комнате.

— Вы точно помните, что она приехала верхом?

— Ясное дело, верхом, сэр. У нее такая хорошенькая серая кобылка. Стоит теперь у меня в стойле — отборный ячмень жует. Так уж у нас заведено: лошадь постояльца получает только самый лучший корм.

— Поистине, это достойно восхищения, — пробормотал Майлз. — Но скажите, в какой комнате расположилась леди?

Хозяин скользнул взглядом по дорогому сюртуку Майлза и его изящным, тонкой кожи перчаткам и произнес:

— Видите ли, в чем дело, сэр, — у нас не принято давать сведения о проезжающих. В особенности же о дамах — если они предварительно не ставят нас в известность, что дожидаются джентльмена. Откуда мне знать, вдруг вы хотите как-нибудь навредить леди?

— Я — ее муж, — торжественно объявил Майлз, — и хочу заверить вас, хозяин, что никоим образом вредить своей жене не собираюсь. Я просто хочу отвезти ее домой.

К тому времени к хозяину подошло подкрепление — из кладовкивышла его жена и встала за спиной у супруга, подозрительно поглядывая на Майлза.

— Отвезти домой, говорите? Уж не означает ли это, что она от вас сбежала?

Майлз недовольно скривил рот — с какой это стати чужие люди суют нос в его личные дела? — но потом сообразил, какая подоплека скрывалась за столь пристальным вниманием к его особе.

Вынув из бумажника крупную ассигнацию и положив ее на стойку, Майлз повторил вопрос:

— В какой комнате остановилась моя жена?

Хозяин посмотрел на банкноту, потом на Майлза и расплылся в улыбке.

— Миледи пребывает в комнате номер шесть, милорд. Второй этаж, третья дверь направо.

Майлз кивнул и, повернувшись на каблуках, ринулся вверх по лестнице, одолевая по две ступеньки разом.

Оказавшись у двери номера, он поднял было руку, чтобы постучать — да так и застыл. Что, спрашивается, он скажет Виктории, когда она откроет ему дверь? Во время поисков у него в горле комком стояли горькие и злые слова, которыми он намеревался заклеймить недостойное — с его точки зрения — поведение супруги.

Теперь, однако, Майлз подумал, что начинать объяснение с ругани и обвинений в адрес Виктории не слишком разумно. Так можно лишь окончательно испортить дело.

«Прежде всего успокойся, — сказал он себе. — Поговори с ней, как с разумным человеком, выясни, в самом ли деле она хочет разорвать брачные узы».

Как он ни взывал к собственному разуму и хладнокровию, его сердце не хотело прислушиваться к доводам рассудка.

«Оставь свои досужие рассуждения о покое и разумном подходе! — взывало оно. — Упади к ее ногам, моли, чтобы снизошла до тебя, вернулась к тебе, стала тебе настоящей женой и предалась тебе душой и телом. Скажи ей, наконец, что ты ее любишь!»

Майлз так и стоял у двери, ломая голову, с чего начать объяснение с супругой. Так ничего и не придумав, он пожал плечами и решил предоставить события их естественному ходу. Кто знает — вдруг ему с первых же слов станет ясно, как быть? Господь свидетель, Майлз на это очень надеялся.

Негромко — далеко не так решительно и требовательно, как намеревался прежде, — он постучал в дверь. За дверью послышался шорох, говоривший, что Виктория находится в комнате. Впрочем, дверь она не открывала и никак иначе о своем присутствии не заявляла. Майлз постучал снова — на этот раз куда громче.

Наконец затворница отозвалась.

— Кто там? — послышался из-за двери мелодичный женский голос.

— Майлз, — последовал односложный ответ.

После этого короткого обмена репликами наступило долгое молчание, и Майлз уже склонялся к мысли, что Виктория решила его не впускать. В тот самый миг, когда он собрался постучать снова и напомнить Виктории о своем существовании, щелкнул замок, и дверь распахнулась.

Минуту, которая показалась им обоим вечностью, Виктория молча смотрела на Майлза, вбирая взглядом его запыленную одежду и забрызганные грязью высокие сапоги. Потом, легонько вздохнув, она едва слышно произнесла:

— Как ты меня нашел?

— Искал и нашел.

Виктория кивнула и отступила в сторону, жестом предлагая ему войти.

Майлз вошел в номер жены и огляделся.

В алькове помещалась неширокая кровать с продавленным матрасом, но с безупречно чистым покрывалом и белоснежными наволочками на подушках. У стены находилось маленькое бюро с облупившейся по краям инкрустацией. На нем поблескивал белой эмалью умывальный тазик. В центре комнаты стояли шаткий стол и несколько стульев с разноцветной обивкой. Другими словами, в комнате было чисто, но скромностью обстановки она могла поспорить с жилищем спартанца.

— Может, присядешь? — сказала Виктория, закрывая дверь и поворачиваясь к Майлзу.

Он отрицательно покачал головой.

— Мне нужно с тобой поговорить.

Виктория сложила на груди руки и кивнула.

— Почему ты от меня сбежала?

Она явно смешалась.

— Потому что… потому что мне незачем было оставаться с тобой. У меня не было для этого причин, — запинаясь, проговорила она.

Прямой и недвусмысленный ответ поразил Майлза прямо в сердце.

— Ни единой?

Вопрошающий взгляд Майлза, казалось, прожигал ее насквозь, и Виктория, не выдержав, отвернулась. Подойдя к окну, она с отсутствующим видом выглянула наружу, а потом сказала:

— Полагаю, мы совершили ошибку.

— Ты и вправду так думаешь?

Виктория повернулась к Майлзу и усилием воли заставила себя снова поднять на него глаза.

— Да, я так думаю. А ты — нет?

— Если бы я считал, что наш брак обречен, я бы на тебе не женился.

— Ты женился на мне, чтобы спасти мою честь. Майлз, не отводя глаз от Виктории, шагнул вперед.

— Я женился на тебе, потому что хотел этого.

Негромкие, но исполненные чувством слова Майлза потрясли ее до глубины души.

— Но ты же меня не любишь! — всхлипнув, воскликнула она. — Более того, после разговора, который состоялся у нас той ночью, ты, по-моему, даже не желаешь меня!

Майлз окинул жадным взглядом стройную фигуру своей супруги и покачал головой.

— Это не так.

Услышав это, Виктория на миг замерла. Хотя она плохо разбиралась в мужчинах, страсть, полыхнувшая в глазах Майлза, лучше всяких слов убедила ее, что он по-прежнему от нее без ума.

— Почему же вчера за ужином ты не обращал на меня никакого внимания? — спросила она. — Я нарочно надела то платье, поскольку думала, что оно тебе понравится, а чем все кончилось? Весь вечер я бросала на тебя пламенные взгляды, которых ты даже не замечал, и выглядела до ужаса глупо.

— Неправда, я все видел и подмечал.

— Ничего подобного! Ты не обращал на меня внимания!

— Но ты причинила мне боль, и я хотел тебя проучить!

Виктория опустила глаза.

— Должна тебе заметить, что ты в этом преуспел.

Когда Майлз заговорил снова, его голос зазвучал проникновенно и нежно:

— Прошу меня извинить. Я поступил с тобой дурно.

Виктория тяжело вздохнула:

— На самом деле, твой гнев был оправдан. Я наговорила тебе столько мерзостей!

— Не спорю, это имело место.

Майлз подошел уже совсем близко, и ему ничего не стоило протянуть руку и коснуться лица Виктории. Так он и поступил. Коснувшись ладонью ее щеки, он прошептал:

— Нет, правда, Тори, неужели мои ласки тебе так отвратительны?

Виктория, прикрыла глаза, упиваясь нежностью его прикосновения.

— Нет… не отвратительны. Просто… просто я испугалась…

Миг спустя она оказалась в объятиях Майлза, и его рот запечатал ее губы. Их уста слились в поцелуе, исполненном такой сладости и страсти, что у молодой женщины все поплыло перед глазами.

— Молчи… молчи… — бормотал Майлз, на миг отрываясь от ее губ, чтобы перевести дух. — Теперь уже не имеет никакого значения. Мы снова вместе — это главное!

— Да… Да… — отвечала ему Виктория, запрокинув голову и жадно подставляя ему губы. — Мы здесь, вместе — и одни. Все остальное неважно.

— Я знаю, что ты боишься близости, но обещаю — не причиню тебе боли, — прошептал Майлз, лаская губами ее шею.

— Не причинишь, я знаю, — пробормотала Виктория. В глубине души она никогда в этом не сомневалась.

Между тем Майлз обхватил ладонями ее лицо и, глядя ей прямо в глаза, прошептал:

— Будь мне женой, Виктория.

Девушка стыдливо опустила глаза, но на этот раз не отпрянула, а сама провела пальцами по его щеке и сказала:

— Будь мне мужем, Майлз!

Непослушными пальцами он принялся расстегивать ей блузку. Когда его усилия увенчались успехом, вожделеющему взгляду Майлза предстала роскошная грудь, трепетавшая под его ласками.

— Я хочу тебя, Виктория, но если тебе это противно, скажи мне об этом сразу, потому что еще немного и я потеряю власть над собой.

Виктория поднесла руки к груди, сама расстегнула блузку до последней пуговки и едва слышно шепнула:

— Я хочу быть твоей женой, Майлз.

Прошло уже много месяцев с тех пор, когда Майлз был близок с женщиной, и ему пришлось крепко сцепить зубы, чтобы обуздать неистовый нетерпеливый зов неутоленной плоти.

Все так же неторопливо и бережно он снял с плеч Виктории шелковую блузку. Разжал пальцы — и легкая ткань упала к ногам девушки. Виктория порозовела от смущения, но стойко выдержала обжигающий взгляд Майлза.

Затаив дыхание Майлз провел рукой по ее груди и коснулся пальцем соска, стыдливо выглядывавшего из-за кружевных оборок тонкой рубашки.

— Какая же ты у меня красивая, — тихо произнес он хрипловатым от волнения голосом и, склонив голову, принялся целовать ее груди.

Виктория молчала, но когда Майлз спрятал лицо у нее на груди, она едва заметно улыбнулась и запустила тонкие пальца в его густые золотистые волосы.

Голова у нее кружилась, она едва сознавала, что происходит. Между тем Майлз расстегнул и снял с нее юбку.

— Пойдем, — сказал он, когда юбка упала к ногам Виктории и на ней остались только тонкая рубашка и чулки.

Взяв жену за руку, он повел ее к уютному алькову. Усадив Викторию на постель, Майлз опустился перед ней на колени.

Очень медленно он снял с нее туфли, бережно стянул с ног чулки, а потом, низко наклонившись, поцеловал ее теплые маленькие ступни.

Потом ладони Майлза двинулись вверх от ее лодыжек к стройным бедрам, и сердце Виктории заколотилось, как у пойманной в силки пташки, но она не отстранилась, не попыталась вырваться. Вместо этого она прикрыла глаза и отдалась волнам чувственного жара, которые рождались от ласк и прикосновений Майлза.

— Как мило с твоей стороны, что ты не носишь этих отвратительных корсетов, — прошептал с улыбкой Майлз и, с силой проведя ладонями по ее талии, обхватил тяжелые полные груди.

— Хорошо, что я не надела корсет, — едва слышно отозвалась Виктория. — Сейчас он бы и мне помешал.

Когда Майлз провел пальцем по напрягшемуся соску, она протяжно застонала и, не сознавая, что делает, обвила ногами его талию.

— Ох, Майлз, — пробормотала она, — что ты только со мной делаешь…

— Ласкаю тебя, — негромко и просто ответил он.

Наконец Майлз бережно отстранился и встал, чтобы сбросить одежду. К тому времени уже стояла ночь, комната погрузилась во мрак. Майлз на ощупь добрел до шаткого стола и зажег свечу. Вслед за тем он в мгновение ока скинул с себя рубашку, брюки, сапоги и начал уже снимать белье, когда услышал сдавленный вскрик Виктории:

— Что ты такое творишь?

— Как что? Раздеваюсь, — отозвался Майлз, стараясь говорить ровным, спокойным голосом. — Заниматься любовью лучше всего обнаженными.

Глаза Виктории округлились от изумления. Все подруги в один голос твердили, что «этим» лучше всег заниматься в темноте, под одеялом и желательно не снимая ночной рубашки.

— Должно быть, так делается в Америке, — торопливо проговорила она. — В Англии это не принято.

— Это почему же? — удивленно осведомился Майлз. — По-моему, люди во всем мире поступают именно таким образом.

— Ничего подобного, — упрямо гнула свое Виктория. — Если б так было на самом деле, мне бы обязательно кто-нибудь об этом сказал.

— Никто не обязан говорить тебе о своем потаенном и заповедном, — наставительно сказал Майлз, поворачиваясь к ней спиной, чтобы не смущать ее раньше времени видом мужской наготы. — Люди занимаются любовью так, как им больше нравится.

— А кто тебе сказал, что мне нравится делать это в обнаженном виде? — воскликнула Виктория. Прежние страхи понемногу возвращались к ней.

— Хорошо, — согласно кивнул Майлз, понимая, что чрезмерная настойчивость может только испортить дело. — Если хочешь, я останусь в белье.

— Хочу. Я тоже не стану снимать рубашку. Пожалуй, накину еще сверху пеньюар.

— Не надо пеньюара, — быстро сказал Майлз. — Мне… гм… очень нравится твоя рубашка. Ты выглядишь в ней просто изумительно.

С этими словами он направился было к постели, но Виктория остановила его.

— Ты забыл задуть свечу, — прошептала она.

— Дорогая, заниматься любовью при свечах — это так романтично, — пробормотал Майлз, чье терпение, казалось, не имело предела.

— Но Мери Энн говорила мне, что это обычно делается в темноте.

Майлз прикусил губу. Спокойствие все-таки давалось ему с известным трудом.

— Давай договоримся так: я не стану снимать белье, потому что так хочешь ты, но свечу мы все-таки оставим — поскольку таково мое желание.

Не дожидаясь ответной реплики, он проворно забрался в постель и принялся целовать жену. Как всегда, поцелуи Майлза разожгли кровь Виктории, и в сладкой истоме она согласилась на подобную вольность. Горящая свеча таким образом обрела права на существование.

Не теряя времени даром, Майлз осыпал поцелуями лицо, шею и грудь своей стыдливой супруги. Когда он прихватил губами ее сосок, Виктория застонала от удовольствия:

— Это… это…

— Приятно? — услужливо подсказал Майлз.

— Не просто приятно — восхитительно, — проворковала Виктория.

Услышав из ее уст такое явное одобрение, Майлз решил, не тратя ни минуты, избавиться от ночной рубашки, которая до сих пор скрывала восхитительное тело его юной жены.

— Хочешь, будет еще лучше?

Виктория блаженно покачала головой.

— Лучше просто быть не может!

— Нет, может, — настаивал Майлз. — Для этого нам нужно снять одежду. Нагота дает совершенно упоительные ощущения.

— Правда? — неуверенно проговорила Виктория, терзаясь самыми противоречивыми чувствами. Ей очень хотелось верить Майлзу, но вся ее предыдущая жизнь все ее воспитание никак не поощряли подобной смелости. С минуту поколебавшись, все же подчинилась и, присев на постели, стянула рубашку через голову.

— Ты самая красивая женщина в мире, — прошептал после долгого молчания Майлз. При виде обнаженной Виктории у него разом пересохло во рту. Он смотрел на девушку, упиваясь изящными изгибами ее тела, пожирая взглядом полные груди, золотившиеся в отблеске свечи, ее волосы, которые темными волнами ниспадали на атласные нагие плечи.

— Вот, мистер Уэлсли, — прошептала Виктория, опустив глаза. — Я нагая перед вами — вы ведь хотели увидеть меня нагой, верно?

— Ты — само совершенство! Точь-в-точь такая, как я думал. Вопрос теперь в другом — хочешь ли ты увидеть меня?

Виктория непроизвольно облизала губы.

— И-м… не знаю, что и сказать… Ну, ладно… хотела бы.

Майлз поднялся и сбросил тонкое шелковое белье, молясь втайне, чтобы вид мужской плоти не вызвал у Виктории отвращения.

— Вот таким меня сотворил господь бог, — пробормотал он.

Взгляд Виктории скользнул по его смущенному лицу, широкой мускулистой груди, плоскому животу и наконец остановился на самом неопровержимом доказательстве обуявшей мужчину страсти.

— Слушай, — вдруг сказала девушка, — до чего же ты похож на Кингз Рэнсома!

Майлз меньше всего на свете ожидал услышать подобное из уст своей женушки-скромницы. Несмотря на всю пикантность ситуации, он не выдержал и расхохотался.

— Благодарю за комплимент, миледи!

Виктория в замешательстве посмотрела на мужа.

— Не понимаю, что здесь смешного? Я вовсе не хотела шутить.

Майлз заметил, что она смутилась, и со смехом пояснил:

— Прежде меня никогда не сравнивали с жеребцом.

Виктория вспыхнула.

— Боже, какая я глупая!..

— Ну, ну, успокойся, — сказал Майлз, испугавшись, что она снова замкнется в себе. — Поверь, я польщен.

Он опустился на кровать и снова заключил Викторию в объятия. Склонясь над ней, Майлз легонько касался губами ее нежной шеи, плеч, груди, атласной округлости живота. Спустившись чуть ниже, он замер и тихонько подул на черный треугольник шелковистых волос… И наконец поцеловал тугой нежно-розовый бутон сокровенной плоти.

Виктория застонала от наслаждения, и Майлз удвоил усилия, стремясь укрепить свою маленькую победу.

Почувствовав, что Виктория уже вне себя от возбуждения, он поднял голову и прошептал:

— Тори?

— Да? — еле слышно пробормотала она, не поднимая век.

— Прошу, посмотри на меня.

Она приоткрыла глаза, затуманенные страстью:

— Хочешь, чтобы мы сделали это сейчас?

Майлз кивнул:

— Хочу. Предупреждаю, однако, что в первый раз тебе будет больно.

Темные глаза Виктории расширились, и в них отразился неподдельный ужас.

— Вот и самое страшное…

— Не так уж это страшно, дорогая, — заверил Майлз. — Да, будет немного больно, но поверь — этого не избежать.

— Я знаю. Все говорят, что это просто ужасно.

Майоз прикрыл глаза и про себя выругал всех безмозглых баб, которые внушили его женушке эти глупые страхи.

— Тори, повторяю, будет больно всего только раз. Один-единственный.

Очень медленно и нежно он раздвинул ее трепещущие бедра. Девственное лоно Виктории дышало влажной истомой, и Майлз без труда вошел в нее. Дрогнув от боли, она подалась было назад, но Майлз, по опыту зная, что останавливаться нельзя, удвоил усилия и нежным поцелуем запечатал ее дрожащие уста.

— Прости меня, — прошептал он, когда ее приглушенный вскрик замер и в комнате наступила тишина. — Все, уже все.

Виктория едва сдерживала слезы, но облегченно вздохнула, ощутив, что боль стихает. Она немного расслабилась, и Майлз, ободренный этим, поспешил закрепить успех.

Он двигался плавно, размеренно, и Виктория, зачарованная этим ритмом, ощутила, как в самых недрах ее естества растет и ширится неведомый прежде сладостный жар. Упоительный восторг все рос и рос, заполняя все ее существо. Наконец она закричала от наслаждения, целиком отдавшись пьянящей новизне страсти.

Когда затих сладостный трепет, они долго лежали молча, не в силах разомкнуть объятия. Потом Майлз шевельнулся, поднял голову и, с улыбкой глядя на жену, спросил:

— Тебе понравилось?

Виктория ответила ему смущенной улыбкой:

— Ты был прав. Все это не так уж и страшно.

— А с каждым разом будет все лучше и лучше! — воскликнул Майлз. — Больше никакой боли, обещаю, — только радости плоти.

— Уж и не знаю, почему моим подругам это не нравится? — вздохнула Виктория и потянулась всем телом. — Должно быть, они как-то по-другому это делают. Не так, как мы.

Майлз хмыкнул:

— Точно. По-другому.

— Вот только одно меня огорчает…

Майлз удивленно глянул на нее.

— Огорчает? Вот как? И что же это, хотелось бы знать?

— То, что мы можем заниматься этим только раз в неделю.

— Раз в неделю?! Кто тебе это сказал?

— Мери Энн. Она говорит, что они с Томом занимаются этим раз в неделю — по субботам.

— Бог ты мой! — сочувственно вздохнул Майлз. — Бедняга Том!

— Что такое?

— Да так, это я о своем… — Он всмотрелся в лицо жены. Глаза у нее сами собой закрывались. — Тори?

— М-да?

— Послушай меня. Открой на минутку глаза.

Виктория с усилием приподняла веки.

— Слушаю.

— У любви нет ни законов, ни расписания. Люди занимаются любовью, когда им того хочется. Вот и мы будем делать это так часто, как только захотим. И не только по субботам или, к примеру, вторникам. Мы можем делать это каждую ночь — даже два раза за ночь, если уж на то пошло.

Майлз с минуту помолчал, потом улыбнулся и заговорил снова:

— Знаешь, Тори, если бы я тебя не нашел, я, наверное, сошел бы с ума.

Виктория сонно моргнула.

— Правда?

— Правда. Обещай мне, что не станешь больше от меня убегать.

— Обещаю. — Виктория тихонько вздохнула и провела рукой по его обнаженной груди. — Но ты тоже пообещай мне кое-что, хорошо?

— Все, что только захочешь.

— Тогда обещай, что сейчас ты заснешь, а потом, когда проснешься, будешь заниматься со мной любовью…

27

На следующий день Майлз отослал домой телеграмму, где с подобающим почтением уведомлял родственников, что Виктория найдена, а также предупреждал, что они с супругой некоторое время пробудут вне стен манора Уэлсли. После этого он приступил к углубленному изучению плотских прелестей и душевных качеств своей молодой жены.

Днем они гуляли, посещали лавчонки в расположенной неподалеку деревушке Уиггинтон, устраивали пикники на зеленой лужайке, находившейся на заднем дворе гостиницы, а потом отправлялись в номер и предавались любви.

Как только хозяин гостиницы и его жена утвердились в мысли, что Майлз и Виктория — молодожены, они стали относиться к ним без прежней предвзятости и сделали все, что было в их силах, дабы пребывание мистера и миссис Уэлсли в гостинице было приятным.

Для них готовили специальные блюда и ради них же доставали из погреба запыленные бутылки со старым вином.

Каждое утро, словно по мановению волшебной палочки, в их комнате появлялась ваза со свежесрезанными цветами.

Поначалу Майлз и Виктория намеревались пробыть в гостинице неделю, но время летело незаметно, и семь Дней превратились в четырнадцать, а когда подошла к концу третья неделя, хозяин гостиницы стал уже в шутку говорить своим приятелям, что молодая состоятельная пара решила провести у него под кровом остаток своих дней.

Однако все на свете кончается, поэтому когда Майлз осознал, что их импровизированное свадебное путешествие слишком уж затянулось, он решил, что пора возвращаться домой.

— Хочу тебе напомнить, Тори, что на следующей неделе Фиона и близняшки уезжают за океан, — сказал он. — До их отъезда нам с тобой необходимо решить, когда и к какой кобыле подпускать Кингз Рэнсома, и составить соответствующее расписание. Короче, нам пора уезжать.

Виктория подняла глаза от жареного барашка, которым она с аппетитом лакомилась, и с удивлением посмотрела на мужа.

— Ты хочешь, чтобы мы решали судьбу Кингз Рэнсома сообща?

— Разумеется, как же иначе? Это твой конь.

Виктория не могла скрыть своей радости и просияла.

— А я-то думала, что после брака ты возьмешь все заботы о лошадях на себя! Ведь теперь ты законный владелец конюшни и фермы.

— Хорошего же ты обо мне мнения, — заметил Майлз. — Мне и в голову не могло прийти лишить тебя твоего любимого занятия.

Виктория опустила глаза и застенчиво улыбнулась.

— С каждым днем ты все больше меня удивляешь, Майлз.

Майлз взял ее за руку и поцеловал в ладошку.

— Это хорошо или дурно, миледи?

— Это прекрасно, — прошептала она. — От тебя я вижу одно только добро.

Их глаза встретились, и они как по команде встали из-за стола, напрочь позабыв про обед.

Майлз прихватил со стола бутылку с вином и бокалы, и молодые торопливо направились к лестнице, которая вела на второй этаж.

— По-моему, эти двое уедут отсюда, основательно похудев. Не припомню случая, чтобы они доели обед до конца, — проворчала жена хозяина гостиницы, убирая со стола.

Хозяин хохотнул и подмигнул супруге.

— Все дело в том, Клара, что они не больно-то нуждаются в пище. Живут, как говорится, одной только любовью. Ведь и у тебя, девочка, были такие денечки — помнишь?

Сорокачетырехлетняя Клара взглянула на своего пятидесятисемилетнего мужа и, улыбнувшись, кивнула.

— Конечно, помню, Уил, — сказала она. — Хотя с той поры прошло уже почти тридцать лет, женщины такого не забывают.

Уил обнял супругу за грузную талию и привлек к себе.

— В шестнадцать лет ты была прехорошенькая! Парни за тобой табуном ходили.

Клара покраснела от удовольствия и игриво пихнула своего лысого пожилого мужа в бок.

— Возвращайся к стойке, Уил Вайнсток. А то я так разомлею, что и работать не смогу.

Прежде чем отправиться к стойке, Уил запечатлел на пухлой щеке жены звучный поцелуй.

«Если эти двое наверху так же счастливы, как когда-то были счастливы мы с Кларой, — подумал он, — то им, можно сказать, здорово повезло».

Возвращение Майлза и Виктории было триумфальным. Едва они появились в самом начале подъездной аллеи, как Сет и Натан выскочили из дверей манора Уэлсли и в два голоса завопили:

— Ma, па, идите сюда скорей! Майлз и его жена едут!

Джеймс и Мери поспешили на зов мальчиков, что бы приветствовать молодых. Когда Виктория спешивалась, Мери пристально за ней наблюдала, и то, что она увидела, ей понравилось. Молодая женщина лучилась довольством, из чего можно было заключить, что ее ссора с Майлзом улажена наилучшим образом.

— Ну-с, молодые люди, где пропадали? — спросил Джеймс, когда они все вместе шли к дому.

— Мы остановились в маленькой гостинице неподалеку от деревушки Уиггинтон.

Джеймс кивнул.

— Помню, ты упоминал это название в телеграмме. А где вы еще побывали?

— Нигде. Мы в основном оставались в гостинице. Там… там было очень мило.

— Не сомневаюсь. — Глянув мельком на жену, Джеймс многозначительно ей подмигнул и получил в ответ понимающую улыбку.

— Хорошо, что вы успели к обеду, — сказала Мери, обращаясь к Виктории. — Нам с Джеймсом просто не терпится послушать ваши с Майлзом рассказы о путешествии.

Виктория натянуто улыбнулась и одарила Майлза беспомощным взглядом. Она не имела представления, как объяснить родителям мужа, что заставило их с Майлзом три недели почти безвылазно сидеть в гостиничном номере.

— Хм… Мы с женой были бы не прочь освежиться с дороги, — проговорил Майлз, положив руку на плечо Виктории. — Надеюсь, с обедом можно подождать четверть часика?

— Разумеется, — кивнул Джеймс. — Если потребуется, обед можно задержать и на полчаса, так что не спешите. Занимайтесь своими делами. Обед подождет.

Майлз кивнул и повел Викторию вверх по лестнице. Мери же наградила Джеймса дружеским тычком в ребра.

— Как только тебе не стыдно, — произнесла она, едва сдерживая смех.

— А что я такого сказал? — невинно заявил Уэлсли-старший. — Судя по всему, они три недели напролет занимались в гостинице любовью, поэтому им сейчас самое время броситься друг другу в объятия. Не забывай, дорогая, они весь день ехали верхом, а потому не имели никакой возможности предаться любимому занятию.

Мери от души рассмеялась, поскольку предположение мужа показалось ей забавным и даже невероятным. Между тем Джеймс был недалек от истины.

Едва за Викторией и Майлзом захлопнулась дверь спальни, как Майлз заключил молодую жену в объятия и запечатлел на ее губах продолжительный поцелуй.

— Майлз, что ты делаешь? Я не успела даже снять шляпку!

— Как раз шляпку тебе снимать совершенно необязательно, — с ухмылкой заметил он, обхватив ладонями ее бедра. Потом притянул женщину к себе — так крепко, что она явственно ощутила его возбуждение. — Чувствуешь, что ты со мной сделала?

— У нас слишком мало времени, — простонала Виктория, уже изнемогая от страсти.

— Ерунда, времени у нас с избытком. — Майлз ненадолго выпустил ее из рук, стащил сапоги и без особых церемоний повлек супругу к алькову, где красовалось огромное супружеское ложе под балдахином.

— Не смей! — в ужасе прошипела Виктория. — Если мы помнем покрывало, горничные догадаются, чем мы занимались перед обедом!

— Не волнуйся, не помнем, — заверил ее Майлз. — Нам и кровать-то не понадобится.

— Но что же мы будем делать?

— Опробуем новый способ.

Майлз подхватил молодую женщину под мышки, легко приподнял, прижал к стене алькова и велел:

— Обхвати меня ногами за талию, девочка!

Виктория подчинилась, хотя предложение Майлза и показалось ей чересчур экстравагантным. И в тот же миг Майлз одним движением овладел ею. Виктория уткнулась лицом в его плечо, чтобы заглушить страстные стоны, которые с каждым мгновением становились все громче.

Наконец она вся затрепетала от наслаждения и припала к Майлзу, не сразу решившись встать на ноги.

— Мне просто не верится, что у нас все получилось, — хихикнула она. — Бог мой, я оборвала драпировку!

— Подумаешь! Ее ничего не стоит повесить снова… — Вынув из жилетного кармана часы, Майлз посмотрел на них и объявил:

— Между прочим, у нас есть еще целых восемь минут, чтобы привести себя в порядок…

Обед в этот вечер вылился в поистине грандиозное мероприятие. В честь возвращения Майлза и Виктории всем шестерым юным отпрыскам рода Уэлсли было позволено остаться за столом вместе с взрослыми. По этой причине обстановка в столовой была самая непринужденная и оживленная, хотя временами и грозила превратиться в хаос.

Покой воцарился, когда молодежь, покончив с десертом, разошлась по комнатам и представители старшего поколения, прихватив с собой рюмки с ликерами и бренди, перебрались в гостиную и расположились вокруг камина.

Джеймс вынул из коробки сигару и вопросительно посмотрел на дам, дожидаясь, когда ему разрешат курить. Разрешение было получено, после чего Уэлсли-старший, чиркнув спичкой, прикурил, выпустил к потолку струйку голубоватого дыма и с умиротворенным выражением на лице откинулся на спинку кресла.

— Тут такое дело, Майлз… Мы с матерью заказали билеты на пароход на второе октября, — сказал он, повернувшись к сыну. — Хотелось бы узнать о ваших с Викторией планах — собираетесь ли вы отплыть в Штаты вместе с нами?

У Виктории от изумления округлились глаза. Устремив недоумевающий взгляд на мужа, она бросила:

— Отплыть в Штаты? В первый раз об этом слышу… Майлз нахмурился.

— Видишь ли, отец, мы с Викторией это еще не обсуждали…

Джеймс моргнул, неожиданно осознав, что ступил на чрезвычайно зыбкую и опасную почву.

— Извини, сын. Я-то думал, что вы с женой так или иначе этот вопрос решили…

— Мы еще не говорили на эту тему.

— Ну и ладно, не будем сегодня об этом, — вступила в разговор Мери. — Времени у нас достаточно.

Майлз чувствовал на себе испепеляющий взгляд Виктории, но упрямо смотрел перед собой, делая вид, что ничего особенного не происходит.

— Скажи на милость, бабушка, как обстоят дела с лошадьми?

Регина внимательно посмотрела на внука, потом перевела взгляд на его жену. Определенно, у молодых людей снова появилась причина для разногласий, которую необходимо устранить — и как можно скорее.

— Лошадки вели себя просто замечательно, дорогой. На скачках в Эскоте, которые вам с Викторией не довелось посетить, они во всех заездах, кроме двух, заняли призовые места — так что мы в выигрыше.

Лицо Майлза просветлело.

— А первое место тоже за нами? Хотя бы в одном заезде?

Регина покачала головой.

— Увы, нет. Собственно, мы на это не рассчитывали, а потому ставили всякий раз на второе и третье. Принимая во внимание, что лошади еще молоды и неопытны, результаты неплохие. Я возлагаю большие надежды на следующий год. Уверена, настоящий успех у нас впереди.

Майлз кивнул, поскольку и сам считал, что для конюшен Уэлсли следующий год будет определяющим.

— Думаю, Виктория, тебе будет небезынтересно это послушать, — вступила в разговор Мери. — На прошлой неделе я была в гостях у леди Фионы и, в частности, перемолвилась словом с вашим конюхом… жаль, не помню только, как его зовут…

— Джордж, — сказала Виктория. Голос ее звучал тускло, и в нем не чувствовалось даже проблеска интереса к обсуждавшейся теме.

— Да, да. Его зовут Джордж. Верно. Так вот, когда мы с твоей мачехой сидели в гостиной и пили чай, пришел этот самый Джордж и заявил, что кобыла по кличке Спринг Даффодил ждет жеребенка от Кингз Рэнсома. Фиона не сомневалась, что эта новость тебя обрадует…

— Я рада, — пробормотала Виктория.

— Значит, ты все-таки подпустила к Спринг Даффодил Кингз Рэнсома? — с улыбкой спросил у жены Майлз. Эта новость его, в отличие от Виктории, не оставила равнодушным.

— Да, — едва слышно ответила Виктория.

— Отлично. Стало быть, мой совет пришелся ко двору?

— Твой совет не имеет с этим ничего общего, — солгала Виктория, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Мы с Джорджем посовещались и решили, что такая комбинация может оказаться удачной.

Довольная улыбка, появившаяся было на губах Майлза, исчезла.

— Понятно. Как бы то ни было, хорошо, что ни у тебя, ни у меня нет сомнений: спаривание Кингз Рэнсома с этой кобылой может дать неплохие результаты.

Виктория бросила на мужа не слишком любезный взгляд и поднялась с места.

— С вашего разрешения, я удаляюсь. Сегодня мне пришлось проскакать без остановки пару десятков миль, и я очень устала.

— Конечно, дорогая, — ласково отозвалась Мери. — Отправляйся в постельку и постарайся хорошо отдохнуть.

Виктория отвесила всем присутствующим короткий прощальный кивок, повернулась и вышла из гостиной.

— Извини, Майлз, что я завел разговор об Америке, — быстро проговорил Джеймс, когда его невестка удалилась. — Я ведь не знал, что ты и словом не обмолвился Виктории о предстоящем отъезде.

— Это моя вина, — сказал Майлз. — Я был просто обязан поговорить с ней. Но не поговорил. Все никак не мог выбрать для этого подходящее время.

— По большому счету, тебе вовсе незачем вести с ней такие разговоры, — поспешила вставить замечание Регина. — Не забывай, что у вас с Викторией на руках Пемброк-хаус, которым, между прочим, нужно управлять. Я уже не говорю о маноре Уэлсли. Годы идут, и скоро мне будет трудно вести дела, связанные с нашим родовым поместьем. С какой стати вам вообще ехать с Викторией в Америку? У вас и здесь забот полон рот.

— А с такой стати, что Америка — моя родина! — гаркнул Майлз. Затем, заметив, что подобное заявление, а главное — манера, в какой оно было сделано, потрясло бабушку, быстро добавил: — Между прочим, я надеялся, что мы с Викторией полгода будем жить в Англии, а полгода — в Америке. Помнишь, бабуля, мы с тобой об этом говорили? И, как мне тогда казалось, договорились.

— Неужели? — Регина сделала вид, что напрочь забыла об этом разговоре. — По мне, подобное существование недостойно порядочных людей. Такой образ жизни скорее подходит каким-нибудь бродягам…

— Матушка, — ласково сказал Джеймс, — Майлз и Виктория взрослые люди. Пусть сами решают, где им жить. Думаю, они смогут прийти к разумному компромиссу.

— Конечно же, ты прав, мой дорогой, — с иронией в голосе произнесла Регина, — только я, помня, в какую ярость пришла Виктория при одном только упоминании о поездке в Америку, сильно сомневаюсь, что Майлзу удастся заключить с ней такое соглашение. По крайней мере, в ближайшем будущем.

Майлз тяжело вздохнул. Замечание бабушки показалось ему справедливым и не лишенным основания. Кроме того, ему меньше всего на свете хотелось препираться с Викторией, обсуждая эту непростую проблему. Тем не менее разговора на эту тему не избежать — и сомневаться в этом тоже не приходилось.

— Пойду-ка я к себе и потолкую с женой, — сказал он, поднимаясь с места. — О результатах расскажу завтра — если будет, о чем рассказывать.

Майлз не успел еще прикрыть за собой дверь, как Виктория уже обрушила на него целый водопад гневных слов:

— Как ты мог строить какие-то планы о возвращении в Америку, не посоветовавшись прежде со мной? Впрочем, если ты меня не уважаешь, тогда другое дело — тебе и впрямь лучше уехать вместе с родителями в Америку. Но, предупреждаю: я останусь здесь!

— Ты права, — бросил Майлз, которому передалось раздражение Виктории. — Я и вправду разговаривал с отцом об отъезде, но хочу тебе заметить: этот разговор состоялся на следующий день после свадьбы. До гостиницы. Понимаешь?

Виктория устремила на него полыхающий негодованием взгляд.

— Понятно! До того, стало быть, как я проявила слабость и согласилась с тобой спать? И теперь, когда выяснилось, что со мной не так плохо, ты решил сменить гнев на милость и оставить меня при себе?

Глаза Майлза потемнели от злости.

— Я не считаю нужным тратить слова, мадам, отвечая на это вздорное обвинение.

Скинув сюртук, он принялся расстегивать брюки.

— Что ты делаешь? — выдохнула Виктория.

— Как что? Готовлюсь лечь в постель.

— В постель?

— Что же в этом такого удивительного?

Майлз несколько раз прошелся туда и обратно перед кроватью, шумно и размеренно дыша.

— Послушай, Тори, мы оба устали. Не лучше ли нам отложить обсуждение этого вопроса до утра, когда мы отдохнем? Сейчас нам обоим нужно лечь в постель и…

— Нет, не лучше! — вспылила Виктория. — И в любом случае — неужели ты думаешь, что я стану сейчас с тобой спать? Если так, то ты очень ошибаешься. Изволь идти отдыхать в другое место!

— Ты права. Я и в самом деле собираюсь забраться с тобой в постель! — взорвался Майлз. — Кстати, нам нужно прояснить еще одну вещь. Если ты думаешь, что всякий раз, когда поругаешься со мной, тебе удастся отлучать меня от постели, то очень ошибаешься. Я отказываюсь уходить отсюда. Как-никак, это и моя спальня тоже. И я собираюсь отдыхать именно здесь. Точка.

— Что ж, отлично! — бросила Виктория. — Отдыхай. Здесь. Я лично буду спать в другом месте.

— Как вам будет угодно!

Отвернувшись, Майлз трясущимися от волнения руками дернул галстук и едва себя при этом не задушил.

— Черт бы побрал эту удавку! — вскричал он, разрывая галстук на части.

Громко хлопнула дверь, и Майлз, повернувшись, обнаружил, что остался в одиночестве.

— Черт бы побрал эту бабу! — взревел он и пинком отбросил с дороги изящную, на гнутых ножках оттоманку. — И меня туда же — к черту в ад! За то, что был таким глупцом, и думал, будто все волшебным образом переменилось!

28

Майлз покрутился еще немного на постели, приподнялся на локте, взбил подушку, снова подложил ее под голову, потом взглянул на часы, стоявшие на каминной полке.

Четыре утра, а он так и не сомкнул глаз.

Занятно, три недели подряд он с легкостью засыпал в придорожной гостинице, на узкой кровати с продавленным матрасом, и спал, как ребенок, всю ночь.

И вот теперь, лежа на пуховой перине в необъятной кровати, обложенный со всех сторон подушками и подушечками и укрытый шелковым одеялом, Майлз не мог смежить веки и забыться сном хотя бы на полчаса.

Разумеется, между тем, что происходило в гостинице, и нынешней ночью имелось существенное различие: тогда рядом с ним была Виктория, а теперь он лежал в постели один.

Сбросив роскошное стеганое одеяло, Майлз присел на постели. Ну почему он не сумел оградить себя и Викторию от ссоры, довел дело до ненужного взрыва? И почему, спрашивается, Виктория считает, что всякую семейную проблему можно разрешить, убегая спать в другую комнату?

Майлз ненавидяще глянул на дверь спальни.

«Интересно, — подумал он, — страдает ли сегодня ночью от бессонницы Виктория? Да нет, с какой стати? Это ведь все твоя вина, не ее. Ее обида и гнев вполне оправданны».

Что и говорить, ему нужно было поговорить с Викторией по поводу отъезда еще до разговора с родителями. И для этого в Уиггинтоне у него было до черта возможностей. Так почему же он молчал?

— Да потому что знал, что наш с отцом план ей придется не по вкусу! — громко произнес Майлз в темноте пустынной спальни. — Не хотел, так сказать, своими же руками портить то, что едва умудрился исправить.

«Пойди и повинись перед ней, — сказал он себе. — Сию же минуту»!

Майлз поднялся, нашел на ощупь зеленый шелковый халат, потом вышел из спальни и направился в свою комнату, которую занимал до свадьбы с Викторией. Стучаться он не стал, а просто приоткрыл дверь и заглянул в комнату — полной уверенности, что Виктория прячется именно здесь, у него не было.

У кровати горела свеча, и в ее тусклом свете Майлз разглядел свернувшуюся под одеялом Викторию. Подобравшись к изголовью, Майлз шепотом позвал:

— Тори!

— Ох, Майлз, — тут же отозвалась молодая женщина, садясь на постели, — мне так стыдно…

— Не надо, — пробормотал он, обнимая жену за плечи и зарываясь лицом в ее темные густые волосы, — не извиняйся. Это мне нужно просить у тебя прощения, Я не имел никакого права строить планы переезда в Америку, прежде не известив тебя.

— Бог с ними, с этими планами! — вскричала Виктория, не скрывая слез радости и облегчения, которые струились у нее по щекам. — До тех пор, пока мы вместе, мне все равно, где жить. Даже если тебе взбредет в голову поселиться в хижине в дремучем лесу, я не стану этому противиться.

Хотя момент был трогательный и слова Виктории шли от самого сердца, Майлз не сумел сдержать улыбки. Присев рядом с женой, он смахнул с ее глаз слезы и сказал:

— Тори, дом моего отца в Колорадо никак нельзя назвать хижиной. Это двухэтажный особняк, и в нем восемь спален, четыре ванных комнаты, людская на шесть человек и гостиная, которая может вместить не менее двухсот гостей.

— Но ведь это дом твоих родителей, — пробормотала женщина. — Не уверена, что я смогу все время жить с ними под одной крышей. Может быть, нам следует обзавестись собственным домом?

— Как скажешь. Для тебя я готов выстроить даже дворец. Или дом в духе Пемброк-хауса.

— Мне не требуется ничего столь грандиозного, — покачала головой молодая жена.

— В таком случае выстроим себе нечто среднее между хижиной и дворцом — идет?

— По рукам! — воскликнула Виктория, повернувшись к мужу, и крепко поцеловала его в губы. — Только вот еще что, Майлз…

— Слушаю тебя, — голос Майлза звучал несколько приглушенно, поскольку в этот момент он склонил голову и осыпал поцелуями ее грудь.

— Нам обязательно нужно ехать в Америку в октябре?

Майлз медленно поднял голову и с удивлением посмотрел на Викторию.

— Ты что же — отказываешься?

Женщина застенчиво улыбнулась.

— По-моему, для дальних поездок сейчас не совсем подходящее время.

— Это почему же?

Виктория отвела взгляд, и, хотя в комнате царил полумрак, Майлз заметил, что лицо ее порозовело.

— Весной ты станешь отцом, Майлз, и мне бы хотелось, чтобы наш первый ребенок родился в Англии.

— Ты забеременела? Уже? Бог мой, Тори, мы женаты всего месяц! Ума не приложу, что заставило тебя прийти к такому выводу?

Виктория подняла на него сияющие глаза.

— Ну… Я, конечно, до конца ни в чем не уверена, но… у меня… хм, как это сказать?..

— Задержка? — улыбнувшись, подсказал Майлз.

Виктория зарделась пуще.

— Да.

Он замер и так долго молчал, что Виктория уже подумала, что новость не слишком обрадовала мужа. И вдруг Майлз протянул руки, заключил ее в объятья и едва слышно проговорил:

— О, моя дорогая! Ты сделала меня счастливейшим человеком на свете.

Виктория ответила ему нежной улыбкой, и глаза ее наполнились счастливыми слезами.

— Я так рада, что эта новость тебя не огорчила… Я вдруг испугалась, что…

— Не огорчила? — в изумлении повторил ее слова Майлз. — Но с какой стати мне огорчаться, скажи на милость?

— Ну… Потому, возможно, что все это произошло так быстро… Я думала, ты был бы не прочь пожить некоторое время без такого рода забот.

— Глупости! Я хочу иметь большую семью. И чем раньше у нас пойдут дети, тем лучше. Сказать по правде, мне бы хотелось иметь столько детей, сколько у моих родителей.

Виктория улыбнулась при этом известии, хотя, признаться, мечты Майлза о большой семье представлялись ей несколько преждевременными.

— По-моему, Майлз, ты торопишь события. Для начала одного ребенка вполне достаточно.

— Ну, если только для начала…

— И запомни — я еще ни в чем не уверена. Возможно, это ложная тревога.

Майлз покачал головой.

— А вот я нисколько не сомневаюсь, что ты беременна.

Виктория хихикнула и откинулась на подушки.

— Хотелось бы знать, откуда проистекает такая уверенность?

— Отец разбирается в таких вещах, — ухмыльнулся Майлз. Вслед за Викторией он скользнул под одеяло, улегся рядом с женой и обнял ее.

— Я люблю тебя, Тори!

У женщины перехватило горло. Майлз впервые произнес эти слова. Она повернулась к мужу, исполненная нежности и ответной любви.

— Вот уж недумала, что ты мне об этом скажешь!

Майлз нахмурился.

— Как же так? Разве я не говорил тебе о своей любви прежде?

Виктория покачала головой.

— Увы, не говорил. А я все ждала и ждала…

— Уверен, что все-таки говорил, — возразил Майлз. — Просто ты не расслышала.

— Если бы ты говорил мне о любви, я бы услышала — ты уж мне поверь…

— Возможно, я просто об этом думал.

— Очень может быть.

— Так или иначе, — прошептал Майлз, коснувшись пальцем ее щеки, — это правда. А говорил ли я об этом вслух или просто думал, по большому счету, не имеет значения.

— Я тоже тебя люблю, — едва слышно шепнула Виктория, но потом ее голос окреп, и она повторила уже громче: — Я люблю тебя всем сердцем, мой милый, любимый и очень красивый муж!

— Правда, Тори? А я все сомневался… — Майлз блаженно улыбнулся, склонился над женой и нежно ее поцеловал. Сейчас он думал, что и через пятьдесят лет будет вспоминать эти минуты, как самые счастливые в жизни.

Ребекка нырнула в библиотеку, кашлянула, чтобы привлечь внимание дам, и, нервно оглянувшись на дверь, позвала:

— Леди Виктория?

Молодая женщина подняла глаза от бумаг сэра Джона, которые разбирала вместе с леди Фионой, и выжидающе посмотрела на девушку.

— Да?

— Вам… э-э… принесли послание.

— Вот как? От кого же? — спросила Виктория, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и ровно.

— От лорда Гилфорда, — пробормотала Ребекка. Вложив конверт в трепещущие пальцы молодой женщины, она добавила: — На этой неделе уже третье, миледи.

— Знаю, — сказала Виктория. — Скажи, посыльный уехал?

— Нет, миледи. Он стоит в холле и ждет, когда вы соизволите написать ответ.

— Передай ему, пожалуйста, что ответа не будет. Пусть отправляется восвояси.

Ребекка присела в реверансе и торопливо вышла. Как только двери за служанкой захлопнулись, Фиона повернулась к падчерице и одарила ее не слишком любезным взглядом.

— Надеюсь, Майлзу известно, что этот тип засыпает тебя письмами?

Виктория положила конверт на стол и снова зашуршала бумагами, упрямо храня молчание.

— Виктория Энн, ты слышишь, что я сказала?

— Слышу, — отозвалась Виктория. Обращение «Виктория Энн» ее покоробило, поскольку мачеха так называла ее в детстве — да и то лишь когда сердилась.

— В таком случае будь любезна ответить на мой вопрос: известно Майлзу о посланиях Гилфорда?

Виктория отложила бумаги и отрицательно качнула головой.

— Нет, неизвестно. Но не будем больше об этом, ладно? Давай лучше работать — бумаг не счесть, а времени у нас осталось не так уж много.

— Пока ты не прочтешь мне письмо Гилфорда, о работе не может быть и речи!

Одарив Фиону сердитым взглядом, Виктория все же разорвала конверт и, быстро пробежав письмо глазами, передала его мачехе.

Фиона положила письмо перед собой и принялась читать, время от времени в сильнейшем волнении потирая рукой шею:

«Виктория!

Я должен поговорить с вами — и как можно скорее. Почему вы не ответили на мои предыдущие послания? Нам необходимо прийти к соглашению и решить, что следует предпринять, дабы извлечь вас из той пропасти, в которую вам было угодно себя низринуть.

Встретимся завтра в восемь вечера у конюшни Пемброк-хауса. Если вы не придете, я буду вынужден раскрыть глаза Уэлсли на наши отношения.

Искренне ваш, Хэррисон».

— Господь всеблагой! — вскричала Фиона, отодвигая письмо в сторону и обращаясь к падчерице: — Что у тебя было с этим человеком, Виктория? Если верить тому, что написал Гилфорд, ты хотела с его помощью разрушить ваш с Майлзом брак!

— Клянусь, у нас с Гилфордом ничего нет и не было! — вспылила Виктория. — Уж и не знаю, Фиона, что он вбил себе в голову. Ты и сама все отлично знаешь. Стоило, правда, Майлзу начать за мной ухаживать, как Гилфорд повел себя так, будто мы с ним обручены.

Фиона с тревогой глянула на падчерицу.

— По-видимому, Хэррисон считает, что между вами было нечто большее, чем дружеская привязанность. И еще — не кажется ли тебе, что в письме Гилфорд тебе угрожает? Нет уж, дорогая, изволь сообщить обо всем Майлзу — пусть он разбирается с этим делом.

Виктория вздохнула.

— Не хочу я впутывать в это дело Майлза. Он никогда не любил Хэррисона Гилфорда, и я боюсь, что, если расскажу ему о проделках Хэррисона, между ними вспыхнет ссора. Трудно предсказать, чем это закончится.

— Очень может быть, — согласилась Фиона, — но ведь должен кто-то дать понять Гилфорду, что его поведение нетерпимо. Между прочим, это входит в обязанности мужа.

— Если не обращать на письма внимания, Хэррисон со временем одумается и прекратит их посылать.

— Позволь мне в этом усомниться, — холодно сказала Фиона. — Сколько уже таких записок ты получила?

— Пять.

— Похоже на то, что их содержание с каждым разом становится все более вызывающим… Нет, не верю я, что Гилфорд исправится. Прошу тебя, покажи Майлзу хотя бы это последнее. Повторяю, заботиться о чести семьи должен муж.

Виктория опустила глаза и принялась со всем тщанием изучать носки своих туфель. При этом она не торопилась давать обещания.

— Виктория, — снова напустилась на молодую женщину мачеха, — обещай мне, что расскажешь обо всем Майлзу!

— Так и быть, — сказала Виктория. — С Майлзом я поговорю.

— Сегодня же!

Виктория лукаво посмотрела на мачеху.

— Сегодня не смогу. Как ты знаешь, вечером виконтесса дает бал, и я опасаюсь, что мои откровения испортят торжество.

Поколебавшись, Фиона нехотя кивнула.

— Хорошо. Но завтра утром ты обязательно расскажешь обо всем Майлзу. Обещаешь?

Виктория тяжело вздохнула:

— Хорошо, Фиона. Обещаю.

— Леди и джентльмены! Если вы на минутку подойдете к нам с Викторией, мы сообщим вам кое-что интересное.

Все триста человек, которые откликнулись на приглашение виконтессы, как по команде повернули головы и уставились на Майлза, стоявшего на невысоком помосте в дальнем конце просторного зала.

Идея устроить бал в честь отъезда Фионы и близняшек принадлежала Регине. Несмотря на то, что эта мысль пришла в голову виконтессе незадолго до отъезда и приглашения были разосланы в самый последний момент, в маноре Уэлсли собралась чуть ли не вся округа.

Майлз притянул Викторию к себе и в ответ на ее вопросительный взгляд одарил жену ободряющей улыбкой. Обратившись затем к гостям, он произнес:

— Прежде всего я бы хотел поблагодарить вас за то, что вы почтили своим присутствием наше небольшое семейное торжество. Давайте все вместе пожелаем доброго пути леди Фионе, леди Джорджии и леди Каролине, которые в самое ближайшее время отправляются в путешествие за океан.

Повернувшись к Фионе, которая стояла неподалеку с затуманенными от слез глазами, Майлз отвесил ей короткий поклон и сказал:

— Хочу лично поблагодарить вас, леди Фиона, за тепло и заботу, которыми вы многие годы окружали мою жену. Не секрет, что мачеха и падчерица редко ладят между собой, но ваши с Викторией отношения явились приятным исключением. Вы любили ее, как родная мать, и сделались для Виктории близким и родным человеком. Хотя теперь вы будете жить на другом конце света, мы с женой всегда будем хранить память о вас в наших сердцах и непременно приедем в Виргинию, чтобы вас навестить.

Майлз на мгновение отвел взгляд от толпы и, подмигнув Виктории, прошептал:

— И это произойдет куда быстрее, нежели думает Фиона.

Подняв повыше припасенный заранее бокал с шампанским, он воскликнул:

— Дамы и господа! Выпьем за леди Пемброк и ее дочерей. Пусть их плаванье будет удачным, и пускай жизнь на новом месте вознаградит их за все тяготы, какие доведется перенести за время путешествия!

Разряженная толпа в едином порыве подхватила слова Майлза, и триста хрустальных бокалов со звоном соприкоснулись:

— За леди Пемброк и ее дочерей!

Пригубив шампанское, гости опять воззрились на Майлза.

— Ага! — воскликнул он и расплылся в улыбке. — Стало быть, вы догадались, что это еще не все?

В ответ гости добродушно рассмеялись.

Майлз обнял за плечи Викторию и торжественно произнес:

— Жена наверняка на меня рассердится, но я не могу не поделиться с вами новостью, которая сделала меня счастливейшим из смертных. Я рад во всеуслышание заявить перед этим почтенным собранием, что в мае следующего года мы с леди Викторией ожидаем первенца!

Услышав новость, гости загудели, как пчелы, и миг спустя весь зал разразился шквалом рукоплесканий. Мери Уэлсли прижала к щекам ладони и с восторгом посмотрела на Регину, которая от слов Майлза просто просияла.

Фиона радостно вскрикнула и устремилась к падчерице и зятю, чтобы заключить их в объятия. Джорджия и Каролина замерли на месте и принялись утирать светлые слезы счастья. Джеймс ухмылялся и непрестанно бросал на своего старшенького исполненные торжеством взгляды.

Виктория единственная из всех не знала, плакать ей или смеяться. На самом деле она не собиралась никому сообщать о своей беременности еще, по крайней мере, месяц, хотя сомнений в том, что она понесла, у нее уже не было. Выступление Майлза спутало все карты, и теперь ей оставалось лишь улыбаться и принимать поздравления, которые сыпались на нее со всех сторон.

Только один человек не улыбался и не спешил к молодым с поздравлениями — Хэррисон Гилфорд.

Когда Виктория разглядела его в толпе, лицо Хэррисона, до неузнаваемости искаженное гневом, походило на маску злодея из древнегреческого театра.

Не на шутку испуганная этой зловещей маской, Виктория поспешно обратилась к Майлзу:

— Пригласи меня танцевать, поскорее!

Майлз недоуменно посмотрел на жену.

— Что-нибудь не так, Тори? Надеюсь, ты не сердишься на меня за то, что я раскрыл наш маленький секрет?

— Нет, — сказала молодая женщина, глянув через плечо на Хэррисона Гилфорда, который не сводил с нее злобного взгляда. — Просто мне нужно немного размяться.

Майлз никак не мог взять в толк, отчего супруга вдруг занервничала.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — озабоченно спросил он.

— Просто чудесно, — пробормотала она сквозь зубы. — Говорю же тебе, мне хочется танцевать — вот и все.

Майлз покачал головой, чуя неладное, но решил не настаивать на своем и исполнить ее желание.

— Вы позволите пригласить вас на вальс, миледи?

Виктория с облегчением вздохнула и, положив Майлзу на плечо руку, закружилась с ним в танце.

Не успели они сделать и одного тура, как кто-то весьма чувствительно толкнул Майлза в плечо. Он хорошо помнил давний бал у Пемброков, а потому ничуть не удивился, когда, обернувшись, увидел Хэррисона Гилфорда.

Взгляды их скрестились.

— Что вам угодно, Гилфорд?

— Да вот, хочу потанцевать с Викторией, — холодно произнес Хэррисон. — Поскольку меня не пригласили на свадьбу, у меня не было возможности поздравить ее с законным браком… Теперь же, как выяснилось, вы с Викторией сделали следующий шаг — зачали, так сказать, наследничка, — тут Хэррисон гаденько усмехнулся. — Или, может быть, я ошибаюсь, и все обстояло по-другому? Я имею в виду последовательность событий. А, Уэлсли? Может, вы сначала обрюхатили подружку, а потом уже отправились к аналою?

Голубые глаза Майлза зловеще потемнели, руки сами собой сжались в кулаки. Все же ему удалось овладеть собой, и он заговорил ровным, спокойным голосом:

— Боюсь, Гилфорд, моя жена не сможет танцевать с вами, поскольку находится в деликатном положении и вынуждена ограничиться одним-единственным туром вальса — с мужем. После этого она до конца вечера будет отдыхать, что естественно в ее состоянии — тем более есть люди, которые, поздравляя ее с законным браком, проявляют, я бы сказал, чрезмерный энтузиазмом, а это, как известно, утомляет.

Во взгляде Хэррисона полыхнула такая ненависть, что Виктория мысленно поблагодарила Майлза за то, что он не позволил ей танцевать с бывшим другом детства.

— Спасибо тебе, — прошептала она, склоняя голову на плечо мужу. — Мне очень не хотелось с ним танцевать. Уж и не знаю, что в последнее время на него нашло. Прежде он был довольно мил. Господь свидетель, мы с ним много лет дружили. А теперь он все время на меня злится.

— Еще бы ему не злиться, — проворчал Майлз, продолжая кружить Викторию в вальсе. — Ведь я женился на его женщине…

— Ах, Майлз, я сто раз тебе говорила, что между нами ничего не было…

— Очень на это надеюсь, — с нажимом произнес он и многозначительно посмотрел на жену. — Как бы то ни было, я его не терплю — и уж тем более не склонен ему доверять. Сказать по правде, мне бы не хотелось, чтобы он вертелся вокруг тебя.

— По-моему, ты преувеличиваешь, — сказала Виктория. — На самом деле этот человек ровно ничего для меня не значит, и я вовсе не против того, чтобы он держался от меня подальше. Одного не понимаю — кто его пригласил на бал?

— Честно говоря, я думал, что это дело рук Фионы.

— Что ж, очень может быть. Мой отец любил Хэррисона, и Фиона, вполне возможно, сочла своим долгом его позвать — в память о сэре Джоне. Хотя даже Фиона признает, что со дня нашего бракосочетания Хэррисон сделался просто несносен.

Майлз озадаченно посмотрел на жену.

— Со дня нашего бракосочетания? — повторил он. — Ты что же, встречалась с ним даже после нашей свадьбы?

— Нет, что ты! Просто… просто за это время я получила от него пару довольно странных писем.

Майлз замер.

— О чем это ты, черт возьми, толкуешь? — осведомился он. — Что это за письма такие, хотел бы я знать?

Виктория заметила, что на них оглядываются.

— Прошу тебя, говори потише, — прошептала она. — И вообще… Мне бы не хотелось обсуждать это сейчас; Я расскажу тебе обо всем позже.

— Ну уж нет! Рассказывай — и сию же минуту!

Взяв Викторию за руку, Майлз вывел ее из зала.

— С тех пор как мы вернулись из путешествия, я получила от Хэррисона несколько записок, — пробормотала молодая женщина, когда они уединились в пустынном гулком холле.

— Какие еще записки?

Виктория пожала плечами.

— Да так… Маленькие послания, в которых он просил меня с ним встретиться. В конце каждой записки он требовал разговора наедине.

Глаза Майлза гневно сверкнули.

— И что же ты писала ему в ответ?

— Ничего не писала. Оставляла эти послания без ответа.

Майлз удовлетворенно кивнул.

— И правильно делала. Но все-таки было бы неплохо, если бы ты прежде рассказала обо всем мне.

— Не хотела тебя расстраивать.

— Тори, куда больше меня расстраивают такого рода маленькие женские тайны.

Виктория улыбнулась, в голосе мужа прозвучали неподдельная любовь и забота.

— Хорошо, Майлз. Как только я получу следующее послание, я обязательно тебе его покажу.

— Больше ты от него ничего не получишь, — прорычал Майлз. — Уж я за этим прослежу, будь уверена. — Протянув ей руку, он добавил: — Пойдем, Тори. Будет лучше, если мы вернемся к гостям прежде, чем они заметят наше отсутствие.

Рука об руку они проследовали в бальный зал. Майлз подвел Викторию к Фионе, усадил рядом с мачехой, после чего направился быстрыми шагами к Хэррисону, который стоял в стороне и беседовал с каким-то господином.

— Мне нужно с вами поговорить, — сказал он, обрывая Гилфорда на полуслове. — Немедленно.

Хэррисон с вызовом посмотрел на Майлза.

— Разве вы не видите, Уэлсли, что я разговариваю? Придется вам подождать.

— Или мы поговорим с вами наедине, — процедил сквозь зубы Майлз, — или прямо здесь, в зале — в присутствии мистера Фицпатрика. Выбор за вами.

Хэррисон недовольно скривился, но тем не менее распрощался с приятелем и последовал за Майлзом на балкон.

Едва за ними закрылись двери, как Майлз прижал Гилфорда к каменным перилам балкона и звенящим от гнева голосом проговорил:

— Держитесь подальше от моей жены, Гилфорд, а не то, клянусь богом, вы пожалеете! Вы меня поняли?

Неприкрытая враждебность Майлза смутила Гилфорда, но он попытался скрыть свое смущение под дерзкой ухмылкой.

— Нас с Викторией, Уэлсли, связывает множество вещей, о которых вы не имеете представления. Если вы полагаете, что ваш брак, которого она, кстати, не желала, способен уничтожить все то, что между нами было, вы сильно ошибаетесь…

Майлз левой рукой сгреб Хэррисона за накрахмаленную манишку и сунул ему под нос кулак.

— Слушайте меня внимательно, Гилфорд. Если вы еще раз обеспокоите мою жену своими гнусными посланиями с требованиями встречи, на свидание к вам явлюсь я — собственной персоной. Зарубите себе это на носу.

— Уберите руки, Уэлсли!

— Разумеется, — сказал Майлз и выпустил Гилфорда, брезгливо отряхнув ладони. — Надеюсь, вы примете мой совет к сведению? Держитесь от Виктории подальше, не то будете иметь дело со мной!

— Неужели вы полагаете, Уэлсли, что, угрожая мне расправой, сможете меня запугать? Впрочем, чему я удивляюсь? Вы ведь американец, а у них в ходу только такие доводы…

Майлз ответил ему холодной улыбкой:

— Вы правы, Гилфорд. Я — американец. И у нас, американцев, как у всякого примитивного народа, в большом почете физическая сила, которую мы используем, чтобы проучить наглецов, покушающихся на честь наших жен. При этом мы не затрудняем себя соблюдением правил вроде тех, что приняты у британцев в боксе, а колотим подонка по чем попало и как попало, пока он не свалится на землю. — Майлз небрежно пожал плечами и добавил: — Бывают, конечно, случаи, когда такого вот охотника до чужих жен забивают до смерти: чего не случается в драке без правил? Поэтому предупреждаю заранее, что в драках я основательно поднаторел, поскольку дерусь с тех пор, как научился ходить. Стало быть, ничего не будет удивительного в том, что в следующий раз, когда вы станете досаждать моей супруге, я вас просто-напросто убью…

Он замолчал, смерил Гилфорда презрительным взглядом и, развернувшись на каблуках, неторопливо покинул балкон.

29

Хэррисон Гилфорд валялся на широкой, застеленной бархатным покрывалом кровати и, помахивая в такт своим мыслям стаканом с неразбавленным джином, вел нелицеприятный разговор с самим собой.

— Итак, эта высокомерная сучка все-таки забеременела, — бормотал он, скривив в пьяной ухмылке рот, — а это значит, что Уэлсли оказался на высоте. Получается, я его недооценивал.

Хэррисон прикрыл покрасневшие глаза и попытался представить себе, как чопорная Виктория Пемброк извивается от страсти под распаленным мужским телом. Из этого, однако, ничего не вышло. Насколько мог вообразить Гилфорд, пока муженек пыхтел над Викторией, она, глядя в потолок, терпеливо размышляла о своем долге перед богом и отечеством.

И все же Майлзу надо отдать должное. Американцу удалось-таки обрюхатить девку, причем куда быстрее, нежели рассчитывал Гилфорд. Теперь узы, которые связывают Викторию с семейством Уэлсли, сделались еще теснее, а стало быть, шансы Гилфорда вбить между молодыми людьми клин представляются теперь весьма эфемерными.

Хэррисон помотал головой. «Вот дьявольщина! А ведь поначалу все так здорово складывалось. Люди твердили на все лады, что Виктория дала согласие на брак, поскольку у нее не было иного выхода. Что же до Майлза, поговаривали, будто он, делая ей предложение, руководствовался одним только голым расчетом».

И тому имелись подтверждения. Хэррисон зная наверняка, что на следующий день после свадьбы Виктория сбежала от своего жениха. Об этом ему сообщил человек, которого он специально нанял, чтобы следить за молодыми. Тот заверил Хэррисона, что, прячась в кустах неподалеку от манора Уэлсли, собственными глазами видел, как Виктория под покровом темноты удирала из дома.

Правда, из донесения того же самого агента явствовало, что Майлзу в скором времени удалось нагнать беглянку. Таким образом, по прошествии трех недель мистер и миссис Уэлсли снова поселились в старом доме, а их отношения так улучшились, что они даже умудрились зачать ребенка.

Хэррисон хихикнул, вспомнив, как была потрясена Виктория, когда он намекнул, что причиной ее скоропалительного брака с Майлзом была именно ее беременность.

Неужели она так наивна, что не понимает, к какому выводу пришли люди из общества, узнав о ее свадьбе с Уэлсли-младшим? Гилфорд единым духом прикончил плескавшийся в стакане джин и прорычал:

— Но я-то какого черта ломаю над всем этим голову? В конце концов, эта девчонка никогда мне особен но не нравилась.

Он лукавил, и сам знал это. Виктория всегда привлекала его. Ко всем прочим бедам, с ее замужеством рухнули планы Херрисона завладеть Пемброк-хаусом и прибрать к рукам племенной табун Пемброков. Другими словами, замужество Виктории нанесло его самолюбию и планам на будущее весьма болезненный удар, от которого Гилфорд никак не мог оправиться.

Между тем поначалу он положил глаз на ее сестру — легкомысленную хохотушку Джорджию. Та, однако, весьма пренебрежительно отнеслась к его ухаживаниям, и Гилфорд переключился на Викторию. К большому своему удивлению, он скоро обнаружил, что общение с Викторией доставляет ему немалое удовольствие, хотя, конечно, ее внешность и манера держаться не распаляли слишком его чувственности, что непременно случилось бы, окажись рядом с ним Джорджия.

Так почему же ему не удалось заполучить Викторию? Ведь он, казалось, вел себя с ней как должно: старался не торопить событий, никогда не навязывался к ней с ласками, поцелуями и прочими глупостями, а главное — никогда не требовал от девушки больше того, что она хотела дать. Увы, но вознаградить Гилфорда за его тактичное поведение Виктория отнюдь не спешила.

Теперь задним числом Хэррисон понимал, что взятый им на вооружение план неторопливой осады оказался неудачным. С другой стороны, кто мог ожидать, что эта неприступная старая дева привлечет вдруг внимание грубого, невоспитанного американца?

Хэррисон покачал головой и тяжело вздохнул. Ему по-прежнему не верилось, что Виктория, позабыв о нем, отдала свое сердце какому-то дикарю, вышла за него замуж и зачала от него ребенка.

Застонав от омерзения, он потянулся за хрустальным графином и щедро плеснул себе джина.

— Черт возьми, — пробормотал он, — до чего же несправедливо бывает порой устроена жизнь!

Хэррисон ощутил такую невероятную жалость к себе, что ему захотелось плакать. Одновременно его охватила жажда мести.

— Подумать только, я потратил на эту женщину столько лет, ничего не получив от нее взамен. Так или иначе, но ей придется со мной расплатиться!

Перед его мысленным взором предстал Кингз Рэнсом.

Какая потеря! Если бы ему достался этот жеребец, уж он бы нашел ему применение. Пустил бы его на племя, участвовал бы с ним в скачках, продал бы его, конце концов!

Кингз Рэнсом стоил кучу денег, но Хэррисон Гилфорд считал, что он единственный человек на свете, который знает ему настоящую цену. Пустив коня на племя и продавая жеребят, можно было обогатиться в два счета. Гилфорд не раз предлагал покойному сэру Джону усердней использовать жеребца, но старый олух полагал, что чем меньше будет приплод от Кингз Рэнсома, тем дороже он будет стоить.

— Какая несусветная чушь! — с нескрываемой злобой в голосе произнес Хэррисон и, чтобы подхлестнуть свою злость, снова приложился к стакану.

«Даже если бы цена одного жеребенка и впрямь стала ниже, — рассуждал он, — это легко было бы возместить, продав побольше жеребят. Достанься мне только Кингз Рэнсом, я бы сделал на нем состояние. Нет, этот конь должен принадлежать мне!»

Неожиданно Хэррисон распрямился, словно стальная пружина, и уселся на кровати.

— А ведь я еще могу осуществить свою мечту, — пробормотал он, лихорадочно озираясь. — Конь-то стоит себе преспокойно в стойле и никем не охраняется. Даже ночью.

Так оно и было. Кто угодно мог вывести жеребца из стойла, спрятать его на какой-нибудь отдаленной ферме, а потом, выждав, когда шум уляжется, продать.

Наверняка, сказал себе Хэррисон, желающие купить такого породистого производителя, как Кингз Рэнсом, найдутся — и не только у нас, но и во Франции или даже в Италии.

Увы, с мыслью о приплоде от Кингз Рэнсома Гилфорду пришлось распрощаться сразу: уж слишком это было рискованно, но получить за жеребца основательный куш представлялось делом вполне реальным. Этих денег ему, Гилфорду, хватило бы надолго, тем более что временами он отчаянно нуждался в наличности — его легкомысленный отец чрезвычайно любил азартные игры, причем играл большей частью несчастливо.

— Этот конь — мой! — воскликнул Хэррисон, срываясь на истерические, визгливые нотки. — Уж если я не в силах заполучить женщину, то пусть мне достанутся деньги, которые я выручу, продав Кингз Рэнсома. Господь свидетель, деньги мне нужны, и я ни перед чем не остановлюсь, чтобы их раздобыть!

Составив таким образом план действий на ближайшее будущее, Хэррисон откинулся на подушки и забылся тяжелым пьяным сном. Стакан с недопитым джином выпал из его ослабевших пальцев и с глухим стуком ударился о покрытый ковром пол.

— Виктория? Вот уж сюрприз так сюрприз! Входи, дорогая… Кстати, не выпьешь ли со мной чаю?

Виктория приветливо улыбнулась Мери Энн Парке и вошла в просторный холл ее роскошно отделанного дома.

— Знаю, что с моей стороны было невежливо заезжать к тебе, не уведомив о визите, по крайней мере, за день, но я каталась верхом неподалеку и не смогла удержаться от искушения…

— Глупости! — перебила гостью Мери Энн. — Я ужасно рада тебя видеть. Более того, я собиралась в самое ближайшее время пригласить тебя на чашку чая, но с этим домом хлопот не оберешься… Поверишь ли, мне даже не хватает времени, чтобы заняться собой!

Виктория оглядела блистающий чистый холл и улыбнулась. Подобно многим молодым женщинам, недавно вышедшим замуж, Мери Энн полагала, что в доме никогда не бывает достаточно чисто. По этой причине ее слуги сбивались с ног, лазая со швабрами по углам и закоулкам в поисках несуществующей паутины или пыли.

Мери Энн провела Викторию в гостиную, указала на стул с мягкой обивкой и предложила гостье присесть. Разлив чай, хозяйка дома опустилась в кресло и, повернувшись к Виктории, застрекотала:

— Виконтесса устроила поистине восхитительный вечер на прошлой неделе. Мы с Томом чудесно повеселились.

— Да, вечер получился неплох, — с готовностью согласилась Виктория. — Жаль только, что поводом послужил отъезд Фионы и ее дочерей за океан.

Мери Энн сочувственно на нее посмотрела.

— Они уже уехали?

— Да, — печально сказала Виктория. — И ты не можешь представить себе, как мне их не хватает!

— Ничего удивительно, — молвила хозяйка дома. — Я знаю, что вы с мачехой и сестрами были очень близки.

Некоторое время подруги молчали. Затем Мери Энн улыбнулась и заговорила снова:

— Ах да, я же совсем забыла! Какая чудесная новость, Виктория! Надеюсь, она способна рассеять твою печаль? Как это, должно быть, прекрасно, чувствовать под сердцем свое дитя! Мы с Томом пятый месяц стараемся зачать ребенка, но у нас пока ничего не получается, а вот ты уже успела… Как только тебе удалось, не понимаю? Ведь ты, если не ошибаюсь, всего месяц как замужем!

Лицо Виктории озарилась счастливой улыбкой.

— Вот и Майлз сказал мне то же самое — слово в слово.

Мери Энн завистливо вздохнула и покачала головой.

— Завидую я тебе, дорогая моя, — вот что! Прежде всего, ты ждешь ребенка. И потом… Помнишь, о чем мы с тобой разговаривали пару недель назад? Теперь ты, как говорится, при деле, и тебе не надо думать об исполнении… гм… супружеского долга до лета будущего года. Счастливица…

Виктория склонила голову набок и внимательно посмотрела на Мери Энн.

— Кстати, именно об исполнении супружеского долга я и хотела с тобой поговорить.

Мери Энн вскинула на нее изумленный взгляд, но Виктория, сделав вид, будто ничего не замечает, продолжала свое:

— Не знаешь ли ты, часом, могут ли беременные… м-м… исполнять этот самый долг без вреда для здоровья? Ну, вспомни, о чем мы тогда говорили?

Глаза Мери Энн еще больше округлились от удивления.

— Вообще-то, — смущенно произнесла она, — я никогда не слышала, что этим нельзя заниматься во время беременности, но, с другой стороны… С другой стороны, мне не доводилось еще разговаривать с женщиной, которой бы этого хотелось… в таком-то состоянии.

Мери Энн запнулась, но потом, переборов смущение, спросила:

— Виктория, неужели ты хочешь сказать, что тебе нравится, когда Майлз… скажем так… проявляет к тебе внимание?

Виктория вспыхнула как маков цвет.

— Наверно, мой ответ вызовет у тебя недоумение, но я все-таки скажу — да, внимание Майлза доставляет мне огромное удовольствие.

Эти слова поразили Мери Энн до глубины души.

— Ты испытываешь удовольствие… от… от… — Мери Энн запнулась и отвела глаза, качая головой, словно фарфоровый болванчик. Снова глянув на подругу, она брезгливо наморщила носик.

— А не кажется ли тебе, дорогая, что это… непристойно?

— Непристойно? — хихикнула Виктория. — Да, в общем, нет.

— Тогда, может, скучно?

Теперь настал черед Виктории округлить глаза.

— Скучно? Ни в коем случае.

Мери Энн сделала новый заход:

— В таком случае не кажется ли тебе, что все это как-то очень уж примитивно и недостойно… прямо как у животных?

Виктория с минуту честно обдумывала вопрос подруги, потом пожала плечами и сказала:

— Возможно, и так, но ты не представляешь, Мери Энн, что я при этом чувствую!

— И что же ты чувствуешь? Смущение — или, быть может, стыд?

— Да нет же! Когда Майлз меня целует и делает все, что положено делать мужу в супружеской постели, меня словно уносит ветром.

— Уносит ветром? — эхом откликнулась Мери Энн. — И куда же, интересно знать?

— Ну, — нахмурила брови Виктория, — не знаю точно… Должно быть, на небо.

Мери Энн приоткрыла рот.

— Ты, наверное, шутишь?

Томное выражение на лице Виктории лучше всяких слов говорило, что она и не думала шутить.

— Вовсе нет! Мне нравятся объятия Майлза, нравятся его поцелуи, нравится слушать, как он нашептывает мне на ухо милые глупости, — ну и все такое…

— Он шепчет тебе на ухо?

— Шепчет. И это самое приятное, уж поверь! Неужели Том никогда не говорит тебе на ухо ласковые слова?

Мери Энн откинулась на спинку кресла и задумчиво посмотрела на Викторию.

— Нет, не говорит. Кроме того, я не слышала, чтобы кто-нибудь из его друзей занимался в постели подобными вещами.

— Пусть так. Тогда что же вы делаете, когда остаетесь вдвоем? — улыбнулась Виктория.

Мери Энн с минуту подумала.

— Сказать по правде, почти ничего не делаем. Мы с Томом достигли в этом смысле определенной договоренности. «Этим» мы занимаемся по субботам с одиннадцати до одиннадцати двадцати вечера — и никаких разговоров об интимном не ведем.

— А может, вам, наоборот, следовало бы поговорить об этом? — заметила Виктория. — Кроме того, мне кажется, что вам мешает как раз недостаток предприимчивости.

— Предприимчивости? — переспросила Мери Энн, выпрямляясь в кресле. — Что ты под этим подразумеваешь?

— О… многое, — протянула Виктория. — К примеру, почему бы вам с Томом не заняться любовью во вторник утром? Должна тебе заметить, что при свете явно ощущения совсем другие. Восхитительные!

— Во вторник утром? — выдохнула в изумлении Мери Энн. — Теперь-то я точно знаю, что ты надо мной подшучиваешь!

Виктория покачала головой и со значением посмотрела на хозяйку дома.

— Стало быть, ты не шутишь? Точно? — прошептала Мери Энн. — И вы с Майлзом занимаетесь… этим… по вторникам — да еще при свете дня?

— А еще — утром в среду, днем в понедельник и…

Мери Энн прижала ладонь ко рту и одарила Викторию долгим, проницательным взглядом.

— Кажется, я понимаю, почему вам с Майлзом удалось так быстро зачать ребенка!

Виктория едва заметно порозовела, но довольная улыбка на ее устах говорила о том, что смущения она не испытывала.

— И вам, значит, все это очень нравится? — спросила Мери Энн, желая лишний раз удостовериться, что в словах подруги не было подвоха. — Когда бы вы этим ни занимались?

— Совершенно верно.

— И ты, значит, никогда от этого не устаешь?

— Никогда!

Мери Энн присвистнула и покачала головой.

— Наверное, ты знаешь какой-то секрет… Что же иначе заставляет тебя снова и снова желать плотской любви?

— Нет у меня никакого секрета, Мери Энн, — сказала Виктория. — Разве что — практика.

— Практика? Ты и впрямь считаешь, что это помогает достичь гармонии?

— Что ж еще? Чем чаще ты этим занимаешься, тем больше совершенствуешься.

В глазах Мери Энн заплясали веселые бесенята.

— Может, и мне попрактиковаться? Ты как считаешь?

Виктория утвердительно кивнула.

— Поверь, хуже от этого тебе не станет. Зато, очень может быть, в один прекрасный день ты поймешь, что заниматься любовью вовсе не скучно…

— Слушай, какой сегодня день? — неожиданно поинтересовалась Мери Энн.

— Как это — какой? — удивилась Виктория. — С утра была пятница.

— В пятницу Том обычно возвращается домой довольно рано.

Виктория мелодично рассмеялась.

— Считай, что тебе повезло. Можешь начать сегодня же.

— Ты права, — хихикнула Мери Энн. — Кажется, мне предоставляется возможность отличиться. А моя мама всегда твердила: никогда не упускай такой возможности…

Позавтракав с Мери Энн, Виктория покинула ее гостеприимный дом и, вскочив в седло, поехала в сторону манора Уэлсли. Поскольку ее кобылка хорошо знала путь до конюшни, Виктория опустила поводья и ехала, беззаботно поглядывая по сторонам.

Неожиданно из леса на большой чалой лошади выехал всадник и заступил Виктории дорогу.

— Хэррисон! Что вы здесь делаете? — воскликнула молодая женщина, хватаясь за поводья, чтобы усмирить Кассандру, которая от испуга и неожиданности присела на задние ноги.

— Добрый день, миссис Уэлсли, — холодно произнес Гилфорд.

Виктории ничего не оставалось, как с ним поздороваться.

— Здравствуйте, Хэррисон. Признаться, вы меня напугали. Я уж подумала было, что это разбойник.

— Не думаю, что я похож на разбойника. Они обычно выходят на большую дорогу ночью.

Виктория снова пустила свою кобылу шагом.

— Что привело вас сюда, хотела бы я знать? — повторила она свой вопрос.

Хэррисон заговорил нарочито ровным спокойным голосом:

— Я просто решил покататься верхом.

Молодая женщина с любопытством на него посмотрела.

— Охотно верю. Непонятно только, почему вы избрали для прогулок лес?

Хэррисон сделал вид, что не понял намека.

— Куда направляетесь? — осведомился он.

— Я была в гостях у Мери Энн Парке, а теперь вот еду домой.

— В Пемброк-хаус?

Виктория покачала головой и снова внимательно посмотрела на Гилфорда. Она никак не могла отделаться от неприятной тревоги.

— Нет, я еду в манор Уэлсли.

Хотя Виктория была сердита на Гилфорда, она старалась этого не показывать. Гилфорд же не посчит нужным скрывать свои чувства.

— Стало быть, теперь вашим домом сделался манор Уэлсли? — злобно блеснув глазами, спросил он.

Виктория в ответ тоже сверкнула глазами.

— Мой дом там, где пребывает мой супруг, — холодно сказала она. — Сейчас это родовая усадьба семьи Уэлсли.

— Ах да, — проворчал он, — этот ваш супруг… как только я, спрашивается, мог о нем позабыть? И как поживает наш американец?

Неприятное чувство, завладевшее Викторией после встречи с Гилфордом, росло и крепло. Желая побыстрее отделаться от нежеланного спутника, она дала Кассандре шпоры, и кобыла с шага перешла на рысь.

— У Майлза все отлично, — бросила она через плечо. — Я непременно поставлю его в известность, что вы справлялись о его самочувствии.

— Можете себя этим не утруждать.

Виктория нервно облизала губы и снова взбодрила шпорами лошадь.

— Хэррисон, я была рада перемолвиться с вами словом, но теперь прошу меня извинить — как я уже говорила, мне пора домой.

В ответ на это Гилфорд гикнул и подхлестнул коня, чтобы нагнать Викторию. Когда чалый жеребец поравнялся с Кассандрой, он протянул руку и схватил поводья Виктории.

— Поедемте со мной, Виктория, — хриплым от волнения голосом пробормотал он. — Я знаю, вы не любите Уэлсли и вышли за него замуж только потому, что он богат… ну, и по другим причинам. Давайте прихватим с собой Кингз Рэнсома и убежим во Францию — или в Италию, если эта страна вам больше по нраву. Там мы продадим жеребца и будем жить припеваючи.

Виктория взглянула на него с изумлением и ужасом.

— Господь всемогущий, Гилфорд, что вы такое говорите?! По-моему, вы просто-напросто сошли с ума. Позвольте вам напомнить, что я замужняя женщина и весной ожидаю ребенка! И потом — с чего это вы вдруг взяли, что я соглашусь уехать с вами за границу? — Выхватив поводья из рук Гилфорда, она заставила Кассандру перейти на крупную рысь.

— С самого начала мы были предназначены друг другу судьбой! — вскричал Хэррисон, бросаясь за ней следом. Чалый быстро нагонял кобылку Виктории, в чем молодая женщина скоро убедилась, оглянувшись через плечо.

— Виктория, немедленно остановитесь! — крикнул Хэррисон, перехватив ее гневный и испуганный взгляд. — Мне нужно с вами поговорить. Остановись же, черт возьми, — я приказываю!

Впереди показались ворота манора Уэлсли, и женщина решила придержать лошадь. Ей не хотелось врываться в поместье галопом — да еще в компании Хэррисона Гилфорда, который скакал за ней во весь опор и выкрикивал во все горло всевозможные глупости. Зрелище такого рода было бы настоящим подарком садовникам и прочим слугам, и вечером в людской только об этом бы и толковали.

— Согласитесь, Виктория, — пробормотал Хэррисон, нагоняя молодую женщину у ворот манора, — ваше замужество было ужасной ошибкой. По счастью, ее не так трудно исправить. Мы уедем и спрячемся в таком месте, где никакой Уэлсли нас не найдет!

Виктория поджала губы.

— Повторяю, Хэррисон, — это чистой воды сумасшествие! Я отказываюсь вас слушать. Майлз — мой муж и отец моего ребенка. Я не собираюсь бросать его и убегать с вами — или с кем-либо еще!

Она нервно огляделась в поисках помощи — и, к большому своему облегчению, заметила неподалеку конюха Сэмюэля, чинившего изгородь пастбища. Словно уловив мысленный призыв молодой хозяйки, он обернулся и помахал ей рукой.

— Это Сэмюэль, — с видимым облегчением проговорила Виктория. — Мне нужно перекинуться с ним парой слов. Надеюсь, вы не возражаете? Вот и отлично. Прощайте!

Хэррисон, прищурившись, грозно посмотрел на молодую женщину.

— Вы говорите «прощайте» таким тоном, будто мы с вами и впрямь больше не увидимся.

Виктория выдержала его взгляд.

— Это так, Хэррисон. Мы действительно должны с вами распрощаться. Навсегда.

— Навсегда — понятие растяжимое, Виктория. Я лично прощаться с вами не собираюсь. — Дернув поводья, Хэррисон развернул чалого и, дав ему шпоры, помчался прочь от ворот манора Уэлсли.

Хэррисон стоял у окна гостиной, потягивая джин и с отсутствующим видом глядя в темноту сада.

Теперь никто не сможет обвинить его в том, что он не пытался уладить дело миром. Он дал Виктории шанс исправиться, признать свои ошибки, но эта глупая женщина снова его отвергла.

«Что ж, тем хуже для нее, — подумал Гилфорд, задумчиво покачав головой. — Она прямо-таки вынуждает меня поспешить с осуществлением моего плана. Но если из-за этого пострадает кто-нибудь еще, скажем, тот же Майлз Уэлсли, Виктории придется винить себя».

Хэррисон отхлебнул джина, поморщился от отвращения, но все же проглотил жгучую влагу.

— Вот дьявольщина! — пробормотал он. — Никак не ожидал, что Виктория настолько тупа. С тех пор как она снюхалась с Майлзом, ее умственные способности явно пошли на убыль… а за собственную тупость нужно расплачиваться.

30

Виктория вошла в холл манора Уэлсли и, к большому своему удивлению, обнаружила там Майлза, который дожидался ее возвращения.

— Где были, что видели, моя прекрасная леди? — осведомился он, обняв жену за плечи и сочно чмокнув ее в щечку.

— Была с визитом у Мери Энн Парке, — ответила Виктория. Не слишком искренне улыбнувшись, она высвободилась из игривых объятий мужа и отступила в тень у лестницы, надеясь, что Майлз не заметит, как она взволнована. Меньше всего на свете ей хотелось рассказывать Майлзу о встрече с Хэррисоном Гилфордом.

Майлза озадачил прохладный прием, который встретили его ласки, но он, не подав виду, пошел вслед за женой вверх по лестнице.

— Ну, и как дела у Парксов? — спросил он.

— Все хорошо, — сказала Виктория. — Мы с Мери Энн отлично провели время.

— Рад за Парксов. О чем же вы с Мери Энн разговаривали?

Виктория невольно покраснела. Что подумает о ней Майлз, если узнает, что они с подругой все утро обсуждали интимные дела? Молодая женщина могла лишь радоваться, что Майлз идет позади и не видит ее заалевшее лицо.

— Да так… Болтали о всякой ерунде, — смущенно пролепетала она, глядя себе под ноги.

Майлз нахмурил лоб. Явное нежелание Виктории поддерживать беседу раздосадовало его и озадачило. Можно подумать, что за это время с ней случилась неприятная история, которую она не хочет с ним обсуждать! Войдя в спальню, он испытующе глянул на лицо супруги, отразившееся в зеркале, перед которым она снимала шляпку.

— Скажи правду, дорогая, что-то случилось?

Виктория решила, что будет притворяться и дальше. Подняв на Майлза круглые от притворного удивления глаза, она сладко переспросила:

— Случилось? Да что со мной может случиться?

Майлз пожал плечами.

— Откуда я знаю? Просто ты ведешь себя странно.

— Странно?

— Ну да… Храбришься изо всех сил, а на душе, как видно, кошки скребут.

— С чего это тебе пришло в голову, что у меня на душе скребут кошки? — бросила Виктория. Торопливо отойдя к окну, она медленно, глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. — У меня все отлично. Просто я торопилась домой, чтобы все приготовить к чаю, а потому несколько запыхалась.

Майлз подошел к жене и, взяв ее за плечи, повернул к себе.

— Ты в положении, Тори, поэтому не слишком усердствуй с домашними делами. В доме полно слуг, которым ничего не стоит накрыть на стол. Береги себя, Тори, обещаешь?

Виктория утвердительно кивнула, но глаза отвела — лгать мужу ей не хотелось.

— Обещаю впредь вести себя разумно.

К Майлзу вернулось хорошее расположение духа. Приподняв подбородок Виктории, он поцеловал ее в губы.

Молодая женщина с готовностью ответила на ласку. Поцелуй Майлза мгновенно изгнал из ее мыслей неприятную сцену.

— М-мм! — пробормотал Майлз, отстранившись от жены и одарив ее любящим взглядом. — Возможно, тебе стоит ездить к Мери Энн почаще. После прогулки твои поцелуи определенно становятся слаще.

— Это потому, что, когда тебя нет рядом, я скучаю, — прошептала Виктория, запуская пальцы в его густые мягкие волосы.

Майлз расплылся в довольной улыбке.

— Тебя всего-то не было дома пару часов.

Виктория потерлась губами о его мягкие теплые губы.

— Ну и что? Я все равно скучала. Кстати, мы с Мери Энн говорили и о тебе, и разговор этот заставил меня пожалеть, что я не дома и не у тебя в объятиях.

Майлз осторожно провел кончиком языка по ее губам и осведомился:

— Вы разговаривали обомне? Вот так диво! И какие же мои качества вы обсуждали?

— Я рассказывала ей, какой ты чудесный любовник, — ответила Виктория, решившись наконец поведать мужу правду.

Майлз расхохотался, не слишком ей поверив.

— По-моему, у тебя чересчур разыгралось воображение. Ничего подобного ты, конечно же, не говорила.

— Нет, говорила!

— Ладно, какая разница? В любом случае я рад, что ты так высоко оцениваешь мои скромные способности.

Он приспустил с ее плеч жакет и наклонился, чтобы поцеловать соблазнительно полные груди — но тут нащупал костяшки корсета. Майлз поднял голову и недовольно глянул на жену:

— Какого черта ты носишь корсет?

Виктория с удивлением на него посмотрела.

— То есть как? Иначе жакет не сойдется у меня на талии.

Майлз нахмурился, и Виктория поняла, что ее ответ пришелся мужу не по вкусу.

— Помнится, я уже говорил тебе, Тори, — упрямо продолжал он, — чтобы ты не надевала больше корсета. Если ты станешь затягиваться, это может дурно отразиться на нашем ребенке. О себе, кстати, тоже подумай — тебе же в корсете просто-напросто трудно дышать!

— Но, Майлз, без корсета на мне не сойдется ни одно платье!

— Сшей или купи себе новые! — рявкнул Майлз. — Так или иначе, обновлять гардероб тебе придется, так почему же не начать прямо сейчас?

— Это же просто смешно! — запротестовала Виктория. — Я только-только забеременела, а ты уже говоришь о новых платьях. Уверяю тебя, я еще не прибавила ни унции!

Майлз провел рукой по волосам. Упорство жены явно раздражало его.

— Я вовсе не намекаю, что ты поправилась. Я хочу одного — чтобы ты купила себе удобные платья и перестала затягиваться в корсет.

— Хорошо, — сдалась Виктория, радуясь в душе, что муж так о ней беспокоится. — Завтра же заеду к миссис Ливик.

Майлз одобрительно кивнул.

— Вот и хорошо, вот и правильно. А пока что я сниму с тебя эти дурацкие доспехи. — И он принялся расстегивать крючки на корсете Виктории.

Молодая женщина посмотрела на него не слишком любезно.

— Я поняла, почему ты затеял весь этот разговор. Тебя не мои удобства беспокоят — ты просто хочешь меня раздеть.

Склонив голову, Майлз поцеловал жену за ушком.

— Ты возводишь на меня напраслину, — хрипло прошептал он. — Я же не виноват, что раздетой тебе гораздо удобнее…

Когда корсет упал наконец к ногам Виктории, она облегченно вздохнула, но тут же с губ ее сорвался сладостный стон — Майлз добрался-таки до ее груди.

— Какая же ты у меня красавица, — прошептал он, прижимаясь лицом к ее полным грудям. — Красивее тебя женщины на свете нет!

Виктория лукаво провела ладонью по его сильному мускулистому бедру.

— Ты у меня тоже красавец.

В глазах Майлза полыхнул огонь желания. Взяв лицо Виктории в ладони, он припал к ее губам страстным поцелуем.

— Ты знаешь, что мы уже три дня не касались друг друга?

— Знаю, — хрипло прошептала Виктория, дерзкий движением высвобождая его напрягшуюся мужскую плоть.

Майлз застонал, упиваясь этой чувственной лаской, и пробормотал так невнятно, что Виктория едва разобрала его слова:

— И с чего бы это, как ты думаешь?

— Не знаю, — выдохнула Виктория, опускаясь на колени. — Поэтому давай не будем терять зря времени!

С этими словами она обхватила губами горячую твердую плоть.

— О-о! — стонал Майлз, теряя остатки самообладания. — Кто научил тебя таким чарам?

— Один чародей, искушенный в делах любви, — прошептала Виктория. — Мне было так приятно, что я подумала: вдруг ему это тоже понравится?

— Так оно и есть! — шепнул Майлз, запуская пальцы в ее густые темные волосы.

— Вот и хорошо, — пробормотала Виктория, продолжая свои дерзкие ласки.

Майлз громко, сладостно застонал, затем вдруг подхватил Викторию под мышки и поставил на ноги.

— Пойдем-ка, моя маленькая искусительница!

С шутливо-грозным видом он толкнул Викторию на кровать и, озорно улыбаясь, наклонился над ней.

— Виктория Уэлсли, вы — мошенница! — прошептал он, обнажив ее белоснежные бедра.

— Мошенница? — озадаченно посмотрела на него Виктория. — Что ты хочешь этим ска… ах!

В этот миг Майлз одним уверенным движением овладел ею. Отстранился, двигаясь неспешно и вкрадчиво, словно дразня ее.

— Ты прилюдно изображаешь скромную и безупречную матрону, но ведь никто не видит, что ты вытворяешь в спальне! Здесь ты колдовским образом превращаешься в такую соблазнительницу, что в это и поверить невозможно. Я и сам не верил бы, — шепотом добавил Майлз, — кабы не испытал на себе эти чары.

— Чары, вот как? — хихикнула Виктория — и тут же задохнулась от блаженства, принимая в себя его жаркую властную плоть. — Значит, я волшебница?

— О, да! — простонал Майлз, двигаясь все быстрее.

— В таком случае вы, мистер Уэлсли, тоже волшебник, — почти беззвучно выдохнула Виктория. — Жду не дождусь, когда вы испытаете на мне свои чары.

— С удовольствием, миссис Уэлсли!

И далее молодые супруги Уэлсли испытывали свои чары друг на друге — к полному обоюдному блаженству.

— Миссис Уэлсли! Из Пемброк-хауса приехал некий Джордж. Говорит, что ему нужно срочно вас видеть.

Виктория подняла глаза от рубашки, которую вышивала в подарок Майлзу, и на всякий случай уточнила:

— Джордж? Это наш конюх, не так ли?

Седрик равнодушно пожал плечами, как бы давая Виктории понять, что слуги из Пемброк-хауса его не касаются и запоминать их имена и должности он вовсе не обязан.

— Он сказал только, что его зовут Джордж, миледи.

— Думаю, это наш конюх — больше некому, — проговорила Виктория и испуганно посмотрела на дворецкого. — Уж не случилось ли чего в Пемброке?

Отложив в сторону вышивание, Виктория торопливо спустилась в холл, где терпеливо дожидался ее появления старый преданный слуга. Ласково ему улыбнувшись, она спросила:

— Что привело тебя в манор Уэлсли, Джордж?

Старик неприязненно покосился на величественную фигуру Седрика, маячившего за спиной хозяйки, и вполголоса произнес:

— Срочное дело частного порядка, миледи.

Виктория поняла, что конюху не хочется говорить в присутствии Седрика, повернулась к дворецкому и сказала:

— Большое спасибо, Седрик. Можете идти.

Дворецкий от обиды сморщился, словно проглотил что-то горькое, но спорить с хозяйкой не стал и, гордо ступая, направился в столовую.

Виктория мгновенно обернулась к старому конюху:

— Ну, Джордж, говори скорее — что стряслось в Пемброке?

Старик скомкал шляпу и со скорбным видом пробормотал:

— В Пемброке случилось несчастье, миледи. Кто-то вломился ночью в конюшню и украл Кингз Рэнсома.

Виктория побледнела как мел и прижала ладонь к губам.

— Не может быть! Неужели Кингз Рэнсом пропал?

Лицо старика горестно сморщилось, и Виктории на миг показалось, что он вот-вот заплачет.

— Пропал, миледи. И, можно сказать, бесследно.

Ужас на лице Виктории постепенно сменился сосредоточенным выражением. Сдвинув брови, она смерила своего слугу строгим проницательным взглядом.

— Еще какие-нибудь лошади пропали? Джордж отрицательно помотал головой.

— Нет, миледи. Мы недосчитались одного только Кингз Рэнсома. Когда мы утром вошли в конюшню, там была тишь да гладь. Похоже, тот человек, что похитил Кингз Рэнсома, очень хорошо знал, какая именно лошадь ему нужна, шел прямо к стойлу жеребца и ничуть не обеспокоил остальных обитателей.

Виктория медленно кивала в такт словам старого слуги. Появившиеся у нее в голове смутные подозрения с каждой минутой обретали все более четкие контуры.

— Полагаю, вы уже отрядили людей на поиски? — справилась она.

— Разумеется, миледи. На поиски Кингз Рэнсома отправились все, кто был в Пемброке. Мы разглядели следы его копыт и отпечатки мужских сапог на земляном полу конюшни, но на дворе следы сразу же затерялись. По-видимому, вор сначала поводил коня по двору, чтобы запутать следы, а потом вскочил на него и поскакал прочь от Пемброка через ближайшее пастбище. Я хотел сообщить о краже властям, но потом решил прежде поставить в известность о случившемся вас.

— И правильно сделал, — сказала Виктория, с отсутствующим видом потрепав старика по плечу. — Не нужно подключать к поискам власти. Пока. Вдруг мы обойдемся собственными силами?

Джордж поник головой, и в его глазах блеснули слезы.

— Никак не могу опомниться после этого ужаса, миледи. Ведь за конюшню отвечаю я. Может, если бы в ту ночь я не спал так крепко…

— Глупости, — строго сказала Виктория. — Это не твоя вина. Ты, в конце концов, не сторож. Не можешь же ты по ночам не спать? Да и что еще, спрашивается, делать ночью?

— В таком случае, миледи, скажите, как вы собираетесь поступить? Обратитесь к властям или расскажете обо всем мужу, чтобы он помог вам разобраться в этом деле?

— Ни то ни другое, — отрезала Виктория. — Это дело касается Пемброка, и разбираться буду я сама.

Джордж, терзая заскорузлыми руками свою злосчастную шляпу, пробормотал:

— Прошу простить меня за дерзость, миледи, но сдается мне, вам не стоит браться за это в одиночку. Дело-то может оказаться опасным. Конокрады, по большей части, народ жестокий.

— Чепуха! — возразила Виктория, не желая даже думать о возможной опасности. — Мне кажется, я знаю, кто украл Кингз Рэнсома, и не думаю, что у меня возникнут проблемы, когда я потребую его назад.

Глаза Джорджа округлились от изумления.

— Вы догадываетесь, кто украл Кингз Рэнсома? Намекаете, стало быть, что это человек, которого все мы знаем?

Виктория тяжело вздохнула.

— Боюсь, что так, но, если мне удастся урезонить этого человека, Кингз Рэнсом уже к полудню снова будет стоять в конюшне… а потому нет смысла беспокоить по этому поводу мистера Уэлсли или представителей закона.

Джордж одарил хозяйку недоверчивым взглядом, но, памятуя о ее легендарном упрямстве, вступать в пререкания все-таки не решился.

— Как скажете, миледи. Могу я вам чем-нибудь помочь?

Виктория задумалась. Она уже не сомневалась, что коня похитил Хэррисон, и решила, что в момент объяснения с Гилфордом было бы совсем неплохо иметь поблизости верного человека. Кроме того, если она убедит Хэррисона в бессмысленности затеянного им предприятия и тот вернет лошадь, Джордж и доставит Кингз Рэнсома домой.

Однако же, если они вместе поедут к Хэррисону, у Джорджа не будет ни малейших сомнений в том, кто именно похитил лошадь, и он может рассказать обо всем Майлзу, а Виктории меньше всего на свете хотелось, чтобы ее муж узнал о глупейшей выходке Хэррисона. Она отлично знала вспыльчивый характер Майлза и не сомневалась, что ее супруг отнюдь не питает к Гилфорду добрых чувств. Все это непременно привело бы к серьезной стычке между Майлзом и Гилфордом, причем с самыми непредсказуемыми последствиями.

— Нет, Джордж, — негромко произнесла она, окончательно решив, что разговаривать с Гилфордом ей придется с глазу на глаз. — Как уже было сказано, я все беру на себя. Ты же возвращайся в Пемброк и держи рот на замке, пока я сама все не улажу.

Мрачный вид старого конюха ясно говорил, что такой оборот его не устраивает и молчит он лишь потому, что не смеет возражать хозяйке.

— Что ж, поступайте, как сочтете нужным, миледи, — недовольно сказал конюх. — Если уж вы уверены в собственной безопасности.

— Уверена, — торопливо заверила Виктория, тронутая таким беспокойством. — Вот увидишь, еще до темноты все уладится.

Джордж кивнул, вышел во двор и, взобравшись на дряхлого мерина, уехал.

Виктория с улыбкой на устах наблюдала за его отъездом. Впрочем, как только мерин Джорджа скрылся за поворотом, улыбка эта растаяла бесследно. Женщина решительным шагом направилась к конюшне, собираясь ясь съездить к Хэррисону домой, чтобы поговорить с ним начистоту. На этот раз она хотела в самых недвусмысленных выражениях втолковать Хэррисону, чтобы он прекратил глупить.

Настало время положить конец его дерзким нелепым выходкам.

31

— Мама, ты не знаешь случайно, где Виктория?

Мери Уэлсли подняла глаза от вышивания, которым занималась с самого утра, и покачала головой.

— Нет, дорогой, не знаю. Мы с ней собирались вышивать вместе, но я сижу здесь вот уже битый час, а она так и не объявилась.

Мери указала на груду тонкого полотна, лежавшего на столе, и добавила:

— Тем не менее я уверена, что Виктория здесь была — еще до того, как сюда пришла я. Видишь? Это выкройки рубашки, которую она хотела сшить тебе в подарок и украсить вышивкой.

Майлз нахмурился.

— Все это очень странно. Отец тоже ее не видел — с самого завтрака. Прямо ума не приложу, куда она подевалась…

— Может, что-нибудь случилось и ей пришлось срочно уехать? — предположила Мери. — Поскольку ее рукоделие все еще здесь, можно надеяться, что она скоро вернется.

С минуту Майлз разглядывал вышивку на предназначенной ему в подарок рубашке, затем повернулся на каблуках и торопливой походкой вышел из гостиной. Заприметив в холле дворецкого, он быстро спросил:

— Седрик, ты видел мою жену?

— С тех пор, как за ней явился странного вида незнакомец, я ее не видел, сэр.

Майлз с тревогой посмотрел на дворецкого.

— «Странного вида незнакомец»? Это кто еще такой?

— Сегодня утром в дом явился некий старик и сказал, что он из Пемброка и хочет переговорить с леди Викторией. По мне, на джентльмена он был мало похож — скорее уж какой-то бродяга. Не припомню, когда мне еще доводилось видеть более древнюю шляпу, нежели та, что была у него в руках.

Пока Седрик пренебрежительно расписывал внешность гостя, Майлз нетерпеливо кусал губы. Наконец он не выдержал:

— Да наплевать мне, как этот человек выглядел! Мне важно знать, кто он такой. Он назвал свое имя, Седрик?

— Да, сэр. Он сказал, что его зовут Джордж. Должен вам заметить, сэр, что, несмотря на свой весьма потрепанный костюм, он имел смелость разговаривать с вашей супругой в чрезвычайно вольной манере.

— Джордж… — пробормотал Майлз. — Должно быть, это старый конюх Пемброков… Как по-твоему, Седрик, леди Виктория его знает?

— Думаю, знает, сэр. Во всяком случае, она приветствовала его как старого знакомого. Перекинувшись с ним парой слов, она вдруг предложила мне удалиться. Очевидно, ей требовалось поговорить с этим оборванцем конфиденциально.

— Конфиденциально? — Майлз нахмурился еще сильнее. Какие это дела мог с глазу на глаз обсуждать старый конюх с его женой?

— Что же произошло потом?

Седрик с достоинством расправил плечи и оглядел огромный пустынный холл.

— Надеюсь, сэр, вы отдаете себе отчет, что после того как мне предложили удалиться, я считал себя не вправе докучать миледи и ее гостю…

— Хватит молоть чушь, Седрик! — вскричал Майлз, донельзя раздраженный таким лицемерием. — Все в доме знают, что ты вот уже сорок лет прячешься в укромных местах и подслушиваешь, о чем говорят хозяева! Ну да речь не о том. Мне надо знать, что этот самый Джордж сказал Виктории!

Седрик напустил на себя вид оскорбленной невинности, но все же заговорил:

— Видите ли, сэр, помимо собственной воли, краем уха мне удалось кое-что услышать, но сразу предупреждаю, слышал я немного…

— Ясное дело, ты почти ничего не слышал, но продолжай, прошу тебя, — нетерпеливо бросил Майлз. — Уверен, что самое главное ты не упустил…

— Гм… я слышал, например, как этот самый Джордж сообщил миледи о похищении Кингз Рэнсома.

— Что такое?!

— Да, сэр, так оно и было: он сказал, что кто-то украл Кингз Рэнсома.

Лицо Майлза стало белее того полотна, из которого Виктория шила ему рубашку.

— Ты уверен?

Седрик утвердительно кивнул.

— Абсолютно, сэр. Правда, я не сказал бы, что эта новость чрезмерно опечалила миссис Уэлсли. Она сказала Джорджу, что догадывается, кто это сделал, и вернет лошадь в ближайшее же время.

Глаза Майлза потемнели от гнева.

— Значит, ты, Седрик, все это слышал и даже не попытался поставить меня в известность?

Дворецкий постарался с честью выйти из создавшегося положения. Состроив покаянную мину, он промямлил:

— Все случилось так быстро, сэр… Не прошло и четверти часа, как этот пресловутый Джордж и миссис Уэлсли уехали.

— Ладно, забудем на время о твоих прегрешениях, Седрик. Скажи лучше, когда они уехали?

— Час назад — или около того.

— Понятно… — мрачно кивнул Майлз. — Беги, Седрик, на конюшню и вели Сэмюэлю оседлать для меня Саммер Сторм.

— Бежать, сэр? Мне? — Брови Седрика изумленно взметнулись вверх.

— Тебе, черт возьми, кому же еще?

Седрик хотел было в ответ возмутиться таким невероятным распоряжением, но, глянув на мрачное лицо Уэлсли-младшего, передумал. Распахнув парадную дверь, он старческой рысью затрусил к конюшне — причем с невиданной для своего возраста и положения прытью.

Майлз, прыгая через две ступеньки, взлетел по лестнице на второй этаж и, словно буря, ворвался в библиотеку. Обнаружив там склонившегося над номером «Лондон тайме» отца, молодой человек воскликнул:

— Отвлекись от чтения, отец! Мне нужна твоя помощь.

Джеймс Уэлсли отложил газету и поднял глаза на Майлза.

— Ну, что там у тебя еще стряслось? — осведомился он, невольно забеспокоившись при виде сына.

Майлз постарался взять себя в руки, чтобы более менее внятно сообщить отцу о случившемся. Сделав глубокий вдох, он начал:

— Судя по всему, Хэррисон Гилфорд украл Кингз Рэнсома, а Виктория поехала к нему домой, чтобы уговорить Хэррисона вернуть лошадь.

Джеймс подскочил из кресла как ужаленный.

— Ты шутишь, черт возьми!

— Скажи, отец, разве я сейчас похож на шутника?

— Пожалуй, не похож, извини, — пробормотал Джеймс. — Но что, однако, ты собираешься делать? Ехать к Гилфорду?

— Именно. Я отправил Седрика на конюшню с приказом оседлать коня. Очень надеюсь, что с Викторией ничего не случилось. Пока…

— Пока тебе надо успокоиться, — сказал Джеймс. — Кстати, какая помощь тебе требуется от меня? Хочешь, чтобы я обратился к властям?

— Хочу. Скажи, чтобы представители закона тоже ехали к Гилфорду — и как можно скорее.

— В таком случае я уже в пути, — произнес Джеймс, устремляясь к лестнице и даже обгоняя Майлза.

Когда мужчины выбежали из дома, Джеймс Уэлсли сбавил обороты, подождал сына, который отставал от него на пару шагов, и, положив ему на плечо руку, сказал:

— Только не делай глупостей, Майлз. Просто забери оттуда Викторию — вот и все. В том, разумеется, случае, если она и вправду у Гилфорда. В остальном положись на представителей закона.

— Она там, у Гилфлорда, я уверен! — воскликнул Майлз. — Это в ее духе — решать все проблемы самостоятельно. Кстати, отец, хочу сказать тебе вот что. Если этот ублюдок Гилфорд хоть пальцем дотронется до Виктории — я убью его голыми руками, и плевать мне на всех в мире представителей закона!

— Майлз! — воскликнул Джеймс, хватая за рукав разъяренного сына. — Ты сейчас говоришь как самый настоящий болван! Заруби себе на носу — Хэррисон Гилфорд не причинит Виктории никакого вреда, а стало быть, тебе никого не придется убивать. Увези из дома Гилфорда Викторию, а потом приеду я и улажу дело с кражей лошади.

— Хорошо, считай, что ты меня уговорил, — кивнул Майлз. — А теперь отпусти меня. Мне давно уже пора ехать.

Джеймс выпустил рукав сына и, когда тот что было силы припустил к конюшне, крикнул ему вслед:

— Не поддавайся порывам, мой мальчик! Работай головой…

«Хорошо уже одно то, — сказал себе Джеймс, торопливо шагая к конюшням, — что Майлз — самый рассудительный из всех моих сыновей. Если бы что-либо подобное случилось с Джефри, с его-то тяжелым нравом и увесистыми кулаками, Гилфорд вряд ли бы дожил до приезда представителей власти».

Майлз во весь опор скакал через поля, словно за ним гнались сам дьявол и его присные.

— Черт бы побрал эту женщину! — бормотал он себе под нос. — Вот привезу домой — и клянусь, прикую цепью к ее же собственной кровати!

Слева от него тянулись земельные угодья Пембро-ков, а еще через несколько минут предстал и сам старый дом. Миг поколебавшись, Майлз повернул на подъездную аллею и что есть мочи погнал к конюшням. Поравнявшись с каменным приземистым строением, он придержал лошадь и крикнул:

— Эй, Джордж, чтоб тебя! А ну выходи!

Старого конюха не пришлось звать дважды. Он вышел из ворот и, увидев Майлза, просиял.

— Слава создателю! Наконец-то вы здесь, сэр!

— Где моя жена? — вместо приветствия гаркнул Майлз.

— Не знаю точно.

— Что значит — «не знаю точно»? Это ведь ты прискакал с дурной вестью сегодня в манор Уэлсли?

— Да, сэр, весть о похищении Кингз Рэнсома привез я.

— И?..

— И леди сказала, что знает, кто украл жеребца. Она сказала также, что сама разберется с этим делом. Я предложил ей поехать вместе, но она отказалась. Когда же я заметил, что было бы неплохо известить вас, она велела мне не болтать попусту — Пемброк, мол, по ее словам, ее забота. Потом она велела мне ехать домой, что я и сделал. Надеюсь, я поступил как должно?

Бешеный взгляд Майлза ясно говорил, что Джордж, наоборот, поступил вовсе не так, как следовало. Впрочем, у молодого человека не было времени выговаривать старику, поэтому он сразу же спросил:

— Как думаешь, мог ли украсть жеребца Хэррисон Гилфорд?

Виноватое выражение на лице конюха сменилось неподдельным изумлением.

— Хэррисон Гилфорд? Господи, с какой стати ему красть Кингз Рэнсома?

— Я тоже не знаю, с какой стати, но мне кажется, что за этим похищением стоит именно он.

— Вот не думаю, что лорд Гилфорд к этому причастен, — запротестовал Джордж. — Как-никак они с леди Викторией были друзьями. Между прочим, не кто иной, как Сэмюэль — ваш человек — сказал мне, что видел, как они вчера вместе катались.

Теперь уже удивляться пришлось Майлзу.

— Сэмюэль видел леди Викторию и Гилфорда вместе? Ты уверен?

— Так, по крайней мене, он мне сказал, сэр, — кивнул Джордж. — Вчера вечером мы с ним ходили пропустить по паре пива, и он мне поведал, что в первой половине дня видел лорда Гилфорда и леди Викторию вместе. Он сказал также, что лорд Гилфорд проводил вашу супругу до самых ворот манора Уэлсли.

Майлзу вспомнилось вчерашнее возвращение Виктории с прогулки. Вид у нее при этом был престранный: она запыхалась, попеременно краснела и бледнела и поначалу даже избегала его, Майлза, ласк и не спешила отвечать на его вопросы. При всем том она утверждала, будто провела время в гостях у Мери Энн Парке, что само по себе вряд ли могло ввергнуть ее в такое волнение. Словом, Майлз ощутил сильнейший укол ревности, и самые противоречивые чувства нахлынули на него подобно океанскому приливу.

Неужели жена наставляет ему рога?

Впрочем, эту мысль он скоро оставил. Минула едва четверть часа после возвращения Виктории, а они уже бросились в объятия друг друга — да так страстно и самозабвенно, что уже это служило доказательством: другого мужчины у нее не было, да и не могло быть.

С другой стороны, самозабвенные ласки Виктории, возможно, были попыткой загладить вину перед обманутым мужем.

Майлз прикрыл глаза и с силой втянул в себя воздух, чтобы овладеть собой. Что бы там ему ни мерещилось, подозревать жену в неверности он все-таки не хотел.

Но зачем в таком случае она каталась с Гилфордом? И почему не сказала ему об этом, когда вернулась?

ПОЧЕМУ?

Даже не попрощавшись с Джорджем, Майлз дал шпоры коню и пулей вылетел со двора поместья Пемброк. Единственный способ выяснить, что же на самом деле происходит между его женой и Гилфордом, — отправиться в Гилфорд-хаус самому и разузнать обо всем на месте… так сказать, из первых рук.

Хэррисон Гилфорд распахнул дверь своего дома и, увидев Викторию, удовлетворенно улыбнулся.

— Виктория! Как это мило с вашей стороны, что вы решили меня навестить.

— Я вовсе не собиралась вас навещать — и вы отлично об этом знаете, — бросила Виктория, входя в прихожую и стягивая с рук перчатки. Убедившись, что слуг поблизости нет, она повернулась к Гилфорду и выпалила:

— С чего это вам, Хэррисон, взбрело в голову украсть у меня Кингз Рэнсома?

Улыбка на лице Гилфорда растаяла без следа.

— Должен вам сказать, Виктория, что вы весьма быстро пришли к верному выводу. Впрочем, я никогда не сомневался в вашем здравом смысле.

— Оставьте льстивые слова при себе, Хэррисон! Скажите лучше, почему вы украли у меня лошадь?

Хэррисон снова улыбнулся, но на этот раз улыбка у него получилась довольно зловещая, и по спине Виктории пробежал холодок.

— Что ж, я отвечу вам на этот вопрос. Я решил, что должен получить от вас хотя бы частичную компенсацию за то, что зря потратил уйму времени, ухаживая за вами.

— Ухаживая за мной?! Да вы, Хэррисон, никогда за мной по-настоящему не ухаживали! Мы были просто друзьями — не более того.

Хэррисон театральным жестом прижал руку к груди.

— Какой удар, Виктория! Неужели вы забыли, что я предлагал вам руку и сердце?

— Нет, этого я не забыла, — без всякого выражения произнесла молодая женщина, — как не забыла и того, что ваше предложение я отвергла.

Лицо Хэррисона исказила гримаса.

— Зато предложение Уэлсли сыграть свадебку вы приняли — сразу же после того, как отказали мне. А это наводит меня на мысль, что вы еще до свадьбы забрались к нему в постель и, весьма возможно, до свадьбы же и зачали своего ребенка!

Виктория метнула на него исполненный ярости взгляд.

— Я больше не желаю выслушивать ваши оскорбления! То, что происходило и происходит между моим мужем и мной, — не вашего ума дело. Сейчас меня интересует одно — намерены ли вы возвратить мне лошадь? Если вы дадите слово, что вернете Кингз Рэнсома, я обещаю забыть об этой неприятнейшей истории.

Внезапно Хэррисон шагнул к Виктории и прижал ее к стене всей тяжестью своего тела.

— Стало быть, вы не хотите разговаривать со мной о своих интимных делишках? С чего бы это, а, Виктория? Вас смущает то, что с вами проделывает этот дикарь? Скажите, вы закрываете глаза, когда он исполняет супружеский долг? И о чем вы при этом думаете? Пытаетесь представить, что находитесь на краю света?

Виктория в ужасе слушала этот бред, лихорадочно озираясь по сторонам. Когда Гилфорд слишком уж увлекся, она поднырнула ему под руку, высвободилась и бросилась к двери. Хэррисон при этом чудом удержался на ногах, но довольно быстро пришел в себя и ухитрился поймать Викторию за руку и прижать к двери.

— Немедленно прекратите! — отчаянно вскрикнула Виктория и со всей силы уперлась обеими руками в грудь Гилфорда. — Что с вами случилось? Вы что, совсем спятили?

Возмущенный крик молодой женщины достиг наконец замутненного яростью рассудка, и Хэррисон Гилфорд невольно попятился. Виктория же, оказавшись на свободе, расплакалась. Вытирая слезы, она в последний раз решилась уговорить Гилфорда закончить дело миром.

— Прошу вас, Хэррисон! — взмолилась она. — Прекратите этот чудовищный фарс! Сегодня ночью, когда все уснут, верните Кингз Рэнсома в стойло — и забудем об этом. Уверяю вас, это самое разумное, что вы только можете сделать.

Губы Хэррисона скривились в неприятной самодовольной ухмылке.

— Боюсь, миледи, я не в силах этого сделать. Я, видите ли, продал Кингз Рэнсома.

— То есть как это — «продал»? Вы лжете, я уверена! Разве можно так быстро заключить сделку, к тому же без бумаг, которые удостоверяли бы ваше право на владение лошадью?

— Бумаги, которые удостоверяли бы это самое право, легко подделать, — хмыкнул Хэррисон. — Кстати, покупатели-иностранцы не столь щепетильны, как мы, англичане. Так что, Виктория, жеребца у меня нет. Он продан и, возможно, уже переправлен на континент. Теперь-то уж вам до него не добраться!

— Предупреждаю, вам не удастся выйти сухим из воды! — воскликнула Виктория. — Майлз привлечет вас к суду. Вас посадят в тюрьму, попомните мои слова! Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что похищение Кингз Рэнсома — серьезное преступление?

Хэррисон все с той же самодовольной ухмылкой покачал головой.

— Власти ничего не смогут мне сделать, Виктория, — хотя бы потому, что у вас нет доказательств. Ваши показания против моих, ваше слово против моего — вот что будет рассматриваться в суде. Если же вы упомянете о нашем сегодняшнем разговоре, я просто скажу, что такого разговора не было. Кому, как вы думаете, поверят власти — вам, взбалмошной женщине, или мне, человеку с безупречной репутацией?

— Кингз Рэнсом исчез! — вскричала Виктория. — Это уже само по себе достаточно весомое доказательство!

— Доказательство чего? Того, что лошадь украдена? Возможно! — хохотнул Хэррисон. — Только сей факт никак не доказывает мою причастность к краже. Кроме того, у меня есть отличное алиби. Вчерашний вечер я провел с другом, вернее… с подругой… с одной леди, которая будет просто счастлива подтвердить, что я всю ночь никуда не отлучался.

Виктория печально посмотрела на бывшего друга детства.

— Зачем вам все это нужно, Хэррисон? Или вы, лишив меня Кингз Рэнсома — моего самого драгоценного достояния, — хотите тем самым причинить мне боль? Скажите, вы поэтому отняли у меня коня?

— Ничего я у вас не отнимал. После того, как вы вышли замуж за Уэлсли, Кингз Рэнсом принадлежит ему, а не вам. Следовательно, я отобрал его у Уэлсли — точно так же, как он прежде отобрал вас у меня.

Виктория прикрыла глаза, пытаясь разобраться в странной логике Хэррисона, которая была сродни логике помешанного.

— Повторяю, вам не удастся выйти сухим из воды, — сказала она. — Не знаю как, но я сумею найти доказательства вашего преступления.

— А я повторяю, что в суде ваше слово будет стоять против моего, только и всего, — заверил молодую женщину Хэррисон.

— Не только ее слово, Гилфорд, — прозвучал низкий мужской голос.

— Майлз! — воскликнула Виктория и бросилась к мужу, стоявшему в проеме кухонной двери. — Как я рада, что ты здесь, со мной!

При виде Майлза, расположившегося так по-хозяйски в холле его дома, Хэррисон побагровел от бешенства. Схватив тяжелую вазу, стоявшую на подставке у парадной двери, он запустил ею в своего недруга и с воплем бросился в атаку.

Майлз оттолкнул прильнувшую к нему Викторию, зацепился за ее юбки и упал. В тот же миг на него налетел Хэррисон, и мужчины стали кататься по полу, награждая друг друга увесистыми тумаками. Победителем оказался Майлз, завершив драку добрым хуком слева. Хэррисон стукнулся затылком об пол, и в глазах у него на миг потемнело. Майлз уже поднимался на ноги, когда Хэррисон пришел в себя, нашарил на полу рядом с собой вазу, которая, как ни странно, не разбилась — и обрушил ее на голову американца.

Майлз ничком рухнул на пол, и Виктория в ужасе закричала. Потом, осознав, что теперь она и Майлз целиком во власти Гилфорда, молодая женщина принялась лихорадочно озираться в надежде найти хоть какое-то средство защиты.

Ее внимание привлекли две скрещенные старинные сабли, висевшие над дверью. Сорвав одну из них со стены, она направилась к Хэррисону, чертя перед собой клинком грозные круги.

— Немедленно бросьте саблю! — велел тот, поднимаясь с пола. — Вы ведь отлично знаете, что изрубить меня вам не удастся, поэтому лучше повесьте оружие на место, а то еще невзначай порежетесь!

— Ничего подобного, Хэррисон! — прошипела Виктория. — Это вас я порежу. Более того, я собираюсь вас убить.

Хэррисон рассмеялся, но — на всякий случай — попятился от рассвирепевшей женщины.

— Стало быть, вы собираетесь меня убить? — с ухмылкой осведомился он. — Оставьте ваши угрозы, миледи. Неужели вы думаете, что могли бы меня напугать?

— Изволите насмехаться надо мной, Хэррисон? Зря! — Виктория вытянула руку, и острие клинка оказалось совсем близко от груди Гилфорда. — Вы недооцениваете женщин, а они способны на многое, когда под угрозой жизнь любимого человека!

Гневно сверкая глазами и хлеща воздух клинком, Виктория стала наступать на Гилфорда. Тот, к большому своему удивлению, испугался не на шутку и снова попятился.

— Послушайте, Виктория, — пробормотал он, — бросьте эту штуку. Она, между прочим, основательно наточена.

Отступая перед взбешенной Викторией, Хэррисон совершил роковую ошибку — слишком близко подошел к распростертому на полу Майлзу. Внезапно тот схватил Гилфорда за лодыжки и дернул с такой силой, что хозяин дома рухнул как подкошенный.

Виктория с удивлением взирала на ожившего вдруг мужа, которого она только что так доблестно защищала. Между тем Майлз уже подмял под себя Хэррисона и принялся колотить его по лицу. Тот пытался сопротивляться, но ярость удесятерила силы американца, и скоро враг был окончательно повержен.

— Майлз, остановись сейчас же! — воскликнула Виктория, заметив, что драка перешла в избиение. — Прекрати, ты убьешь его!

Молодая женщина бросилась к мужу, чтобы остановить расправу, но в эту минуту распахнулась тяжелая парадная дверь, едва не сбив Викторию с ног. В холл влетел Джеймс Уэлсли и сразу же принял деятельное участие в событиях.

— Хватит, Майлз, достаточно! — проревел он, хватая сына за воротник и оттаскивая от избитого в кровь Хэррисона. Вцепившись в Майлза мертвой хваткой и притиснув его к стене, Джеймс держал сына так до тех пор, пока налитые кровью глаза молодого человека не обрели мало-мальски осмысленное выражение. — Довольно, Майлз, — повторил Джеймс, когда понял, что сын пришел в себя.

Майлз кивнул в знак согласия, подошел к Виктории, заключил ее в объятия и спрятал свое окровавленное избитое лицо в ее волосы.

И тут же холл родового дома Хэррисона Гилфорда наполнился людьми. В дом вошли местный бейлиф и его помощники. Представитель власти оглядел измазанное кровью лицо Майлза, затем посмотрел на лежавшего на полу Гилфорда и пожал плечами.

— Уж и не знаю, чем и кому я могу здесь помочь.

— Нет, вы можете и даже обязаны! — воскликнула Виктория. — Этот человек, — тут она ткнула пальцем в Хэррисона Гилфорда, — украл моего призового жеребца, а затем продал его какому-то иностранцу. Он сам мне в этом признался.

— Это правда, Гилфорд? — громовым голосом осведомился бейлиф у хозяина дома, который в этот миг приподнялся на локте.

— Разумеется, нет, — пробурчал, помотав головой, Хэррисон. — Эта женщина сошла с ума. Очень может быть, что она сама продала жеребца, а теперь возводит напраслину на меня, чтобы скрыть эту сделку от мужа.

— Гилфорд лжет! Это он украл Кингз Рэнсома! — вскричала Виктория. Повернувшись к бейлифу, она добавила: — Правда, он сказал мне, что обеспечил себе алиби, подговорив для этого какую-то женщину, и уверял меня, что вы не сможете найти доказательств этого преступления, но я не верю ни единому его слову.

Бейлиф почесал в затылке. Он не знал, как поступить и что сказать в ответ на обвинения, которыми враждующие стороны засыпали друг друга.

— Моя жена говорит правду, — выступил вперед Майлз Уэлсли. — Я слышал их разговор с Хэррисоном Гилфордом, находясь на кухне.

— И вы ему верите? — возопил Хэррисон. — Разумеется, он готов подтвердить слово в слово все, что наговорила здесь его жена. На его месте всякий муж станет лгать, чтобы выгородить супругу.

— Мистер и миссис Уэлсли не солгали. Я тоже слышала этот разговор, — прозвучал негромкий голос за спинами сгрудившихся в холле людей. Все разом повернулись и увидели старую служанку, которая, прихрамывая, выходила из кухни.

— Что именно вы слышали, сударыня? — спросил шериф.

Служанка виновато посмотрела на Гилфорда, заколебалась, но потом все-таки заговорила:

— Эта леди, сэр, обвинила моего хозяина в том, что он украл ее жеребца. Милорд признался в этом преступлении, но сказал, что она никогда не сможет доказать свою правоту. Он сказал также, что уже продал коня и ей никогда не увидеть его вновь. Другими словами, все, что говорила здесь эта леди, — чистая правда!

— Да она с ума сошла! — заорал Гилфорд вне себя от злости, безуспешно пытаясь оттеснить помощников бейлифа, чтобы накинуться на старуху. — И вообще — это простая служанка. Ее словам верить нельзя!

— А вот я ей верю. Она — лицо незаинтересованное, — бросил бейлиф и, в упор глянув на Хэррисона, произнес:

— Лорд Хэррисон Гилфорд, именем ее величества королевы я арестую вас по подозрению в конокрадстве! Возьмите его, — добавил он, обращаясь к своим помощникам..

Те схватили упирающегося Гилфорда и поволокли его во двор.

Виктория посмотрела на Майлза, нежно коснулась кровоподтека на щеке и спросила:

— Как ты себя чувствуешь?

Майлз попытался улыбнуться, но разбитое лицо отозвалось острой болью, и улыбка не получилась.

— Болит ужасно, но в общем все в порядке.

Подошел Джеймс и обнял сына за плечи.

— Прости за грубость, сын, но мне на миг показалось, что ты хочешь убить Гилфорда.

— Все нормально, отец. Если бы ты меня не оттащил, я бы и впрямь сотворил с Гилфордом что-нибудь нехорошее. Я и не знал, что могу испытывать подобную ярость.

Джеймс по-отечески потрепал Майлза по плечу.

— Пусть тебя это не волнует, сын. Всякого мужчину можно довести до белого каления… Кстати, нам пора ехать домой. Майлзу нужно промыть и заклеить ссадины и порезы, Виктории нужно поспать, ну и потом — всем нам нужно основательно выпить.

32

Виктория сидела на краю огромного ложа под балдахином и прижимала смоченное в холодной воде полотенце к кровоподтеку на щеке у Майлза.

— Больно? — участливо спрашивала она.

Майлз храбро подмигивал ей заплывшим глазом и отвечал:

— Все бы ничего, только голова дьявольски трещит.

— Это все из-за той чертовой вазы, — с сочувствием говорила Виктория.

Услышав это слово, слетевшее с розовых губок Виктории, Майлз покаянно склонил голову и произнес:

— То, что ты ругаешься, — моя вина. Оказывается, я на тебя дурно влияю.

— Вот уж точно. И это сказывается не только на моей речи. — Улыбнувшись, Виктория обтерла прохладным полотенцем его лоб.

— Сейчас хорошо, — вздохнул Майлз. — А то мне временами кажется, будто голова у меня охвачена огнем.

— Неудивительно. У тебя вид горячечного больного, который устроил потасовку в сумасшедшем доме.

— Что и говорить, потасовка имела место, хотя и не в доме для умалишенных.

Виктория улыбнулась уголками рта, сложила руки на коленях и с минуту молча смотрела на Майлза.

— Извини меня, Майлз, очень тебя прошу! Если бы я не сглупила и рассказала тебе обо всем с самого начала, ничего этого бы не было. Но я-то решила, что смогу договориться с Хэррисоном сама…

Майлз погладил жену по щеке.

— Все уже кончилось, дорогая. Не стоит возвращаться к этому снова.

— Как, скажи на милость, я могу об этом не думать? Во-первых, тебя зверски избили, во-вторых…

— Погоди-ка, — вскричал Майлз. — Ты забываешь, что к концу драки на полу валялся Хэррисон, а не я!..

— Какая разница? — пробормотала Виктория. — Все равно у тебя разбито лицо, а Кингз Рэнсом пропал — и произошло это по моей вине.

— Ни в чем ты не виновата, Тори. Вернее, почти ни в чем. Не надо было тебе раззадоривать Хэррисона, вот что.

Виктория сделала обиженное лицо.

— Что значит «не надо было раззадоривать»? Вовсе я его не раззадоривала — и не думала даже.

Майлз вздохнул и мысленно обругал себя за несдержанность. Правда, он не прочь был узнать, почему Виктория не рассказала ему о встрече с Гилфордом, но торопить события не стоило.

— Ладно, забудем об этом, — пробормотал он. — Не следовало мне так говорить.

Виктория поднялась с места, прошлась по комнате и, встав у изголовья его постели, сказала:

— Я знаю, что ты неважно себя чувствуешь, Майлз, и мне меньше всего на свете хотелось бы сейчас с тобой ссориться, но, как видно, придется. Ответь, что именно ты имел в виду, когда сказал — «не надо было тебе раззадоривать Хэррисона»? Неужели ты и впрямь полагаешь, что между мной и Хэррисоном могло что-то быть?

Майлз прикрыл глаза. Назревала семейная ссора, и избежать ее не было никакой возможности.

— Ничего такого я не полагаю, — честно сказал он. — Просто мне немного грустно оттого, что ты мне солгала.

— Я? Солгала тебе? Да ничего подобного! Я никогда не лгала тебе, Майлз! Не понимаю даже, о чем ты говоришь…

— Вчера ты мне сказала, что провела первую половину дня в гостях у Мери Энн Парке.

Виктория удивленно воззрилась на мужа.

— Так оно и было. С какой это стати ты решил, будто я тебе лгу?

Майлз отвернулся. Судя по всему, жена все так же лжет ему. Прямо в глаза. Но почему?

Виктория, однако, не торопилась сдавать позиции.

— Не отворачивайся, Майлз. Я ведь задала тебе вопрос, так что будь добр ответить! Почему ты вдруг решил, что я тебе лгу?

Посмотрев ей прямо в глаза, Майлз отрывисто произнес:

— Потому что мой кучер Сэмюэль собственными глазами видел, как ты вчера днем каталась вместе с Гилфордом!

Виктория от изумления даже открыла рот.

— И ты, стало быть, подумал, что я… Решил, что я сочинила историйку о поездке к Мери Энн, чтобы без помех встретиться с Гилфордом? А после этого, потеряв всякий стыд, занималась любовью еще и с тобой? Господи, Майлз, да как такое могло прийти тебе в голову?

Майлз приподнялся и уселся на кровати, позабыв в эту минуту и свои ушибы, и боль в голове.

— Не передергивай. Я сказал только, что Сэмюэль видел вас вместе с Гилфордом. По мнению кучера, вы очень мило беседовали и вообще хорошо проводили время.

Виктория стиснула за спиной руки, чтобы ненароком не заехать дражайшему супругу кулачком в здоровый глаз.

— Все это чушь собачья! — воскликнула она, негодующе тряхнув головой. — Твой Сэмюэль так ничего и не понял, хотя, конечно, нас с Гилфордом видел, не скрою. Хочешь правду? Как на духу? Тогда слушай! Я возвращалась от Мери Энн и встретилась с Гилфордом на дороге. Он… — тут молодая женщина замолчала.

— Что он?

— Да так, ничего, собственно… Короче, мы обменялись парой слов, потом я пыталась от него удрать, но он поскакал следом.

— Если бы все было так, как ты говоришь, Сэмюэль не стал бы утверждать, что вы мило болтали у самых ворот манора Уэлсли!

— Никаких «милых» бесед с Гилфордом я не вела. Это Хэррисон со свойственным ему красноречием уговаривал меня уехать с ним, бросив тебя. Я же сказала, что не желаю его слушать и что мне пора домой — вот и все…

— Он хотел, чтобы ты уехала с ним?! — едва не задохнулся Майлз.

— Именно! Вот почему я сразу догадалась, кто украл лошадь. Хэррисон утверждал, что для безбедной жизни за границей нам нужно продать Кингз Рэнсома. Поэтому, когда жеребец пропал, нетрудно было сообразить, чьих это рук дело.

— Вот скотина! — прорычал Майлз. — Да если бы я знал хоть малую толику, что ты мне сейчас рассказала, Хэррисон давно бы уже был хладным трупом… Не понимаю, почему ты промолчала?

— Да потому и промолчала, что боялась — не за Хэррисона, за тебя. Представь только, что было бы со всеми нами, если бы ты и впрямь его убил?

— Значит, вместо того, чтобы сказать мне правду, ты предпочла сплести маленькую ложь о беседе интимного свойства с Мери Энн Парке?

— Повторяю, я говорила тебе правду. Мы с Мери Энн и в самом деле говорили о… сугубо личных вещах. Даже британские леди иногда себе такое позволяют…

Майлз заметил, как отчаянно покраснела при этих словах Виктория, и окончательно уверился в том, чтожена и не думала ему лгать. Попеняв себе за недоверие, он попытался завершить щекотливый разговор, который, в сущности, сам же и затеял.

— А я и не знал, что леди ведут подобные разговоры, — с примирительной улыбкой произнес он.

— Да, ведут. Время от времени.

— Большое тебе спасибо, что просветила меня на этот счет, — негромко сказал Майлз. — Я-то, серый человек, полагал, что настоящие дамы рассуждают исключительно о достоинствах и недостатках прислуги, а также обсуждают цены на чай и…

— Это мы тоже обсуждаем, — перебила его Виктория, — но, кроме того, говорим о мужьях, проблемах, которые возникают в браке, и…

— … и любовных утехах?

Суровое выражение на лице Виктории смягчилось.

— Изредка. — Присев на край кровати, она ладонью отвела со лба мужа прядь светлых волос.

— Помнишь, я говорила тебе, что Мэри Энн с Томом занимаются этим исключительно вечером в субботу?

— Как же! Помню даже, что в ту минуту я от души пожалел Тома, — хохотнул Майлз.

— А я вот жалею Мери Энн! Потому и сказала ей, что, если дать волю воображению, из занятий любовью можно извлечь бездну удовольствия.

— Дельно, — сухо заметил Майлз, — сказано женщиной, видавшей виды.

— Нет, Майлз, — нежно проговорила Виктория, — сказано женщиной, которая встретила свою любовь.

— Я люблю тебя, Тори, — пробормотал Майлз, подвинувшись, чтобы жена могла улечься рядом. — Мне ужасно стыдно, что я в тебе усомнился!

Глядя в любимое лицо, Виктория улыбнулась.

— Я тоже люблю тебя, Майлз. И хочу, чтобы ты мне верил. Всегда — о чем бы я ни говорила и что бы ни делала.

Он притянул жену к себе, обнял и сказал:

— Я верю тебе, Тори. И всегда верил. Просто я все время до ужаса боялся, что ты уйдешь от меня к Хэррисону, а потому и вел себя, и рассуждал, как последний болван.

Виктория покачала головой.

— Ах, Майлз, какой же ты у меня глупый! Хэррисон ничего для меня не значил. До тебя я не встречала мужчины, который привлек меня. Прежде все холостяки в графстве считали, что я холодная, лишенная всяких чувств старая дева — и, кстати сказать, имели на это полное право.

Майлз приподнялся на локте и долго смотрел в лицо жены.

— Все эти люди не сумели распознать за обличьем Снежной королевы горячую, подлинно страстную натуру.

— Для того чтобы это распознать, понадобился грубый, невежественный американец, поскольку даже я, правду сказать, такого за собой не замечала.

Развязав пояс на халате Майлза, Виктория легонько провела холеным ноготком по обнаженной груди мужа.

— Ты научил меня многим вещам, о которых я прежде и не подозревала.

— Иногда мне кажется, что ты слишком уж способная ученица, — простонал Майлз, отводя ее руку.

— Я сделала тебе больно?

— Нет, но ты пробудила во мне силы, которым я — безжалостно избитый — вряд ли смогу дать волю.

— Хочешь, я помогу этим таинственным силам? — искусительно улыбнулась Виктория.

В глазах Майлза вспыхнули восторг и изумление.

— И что же ты надумала?

Виктория распахнула полы его халата, пожирая взглядом его мужскую наготу, склонилась над мужем, чувственно лаская его напрягшуюся плоть.

— О таком я прочитала в одном нашумевшем французском романе.

— Непристойном! — простонал Майлз, уже извиваясь под ласками ее искусных рук. — И когда, скажи на милость, ты стала почитывать такие книжонки?

— В пансионе, — призналась Виктория и, опустившись на колени, перешла от дерзких ласк к не менее дерзким поцелуям. — Мы все читали их запоем, но я и не предполагала, что смогу применить эти уроки на практике.

— Неужели занятия начнутся прямо сейчас?

В ответ Виктория коснулась кончиком языка его жаркой отвердевшей плоти — и Майлз едва не выпрыгнул из собственной кожи.

— А ты этого хочешь? — лукаво осведомилась женщина.

— Скажем так, — хрипло прошептал Майлз, — я сейчас целиком и полностью в твоей власти.

Возбуждение его росло, и Виктория, упиваясь таким несомненным доказательством своей искусности, очень скоро и сама уже задыхалась и трепетала от страсти. Она, однако, стойко сдерживала себя и трудилась до тех пор, пока оба они не обезумели от желания. Лишь когда Майлз закричал, моля сжалиться над ним, женщина выпрямилась и опустилась на его бедра, дразняще замерев всего в дюйме от распаленной мужской плоти.

— Ты готов? — лукаво прошептала она.

— Боже мой, да! — сдавленно простонал он.

Иного ответа Виктория и не ожидала. Сладострастно улыбаясь, она медленно опустилась ниже… и Майлз неистово зарычал, проникая все глубже в ее влажное, истомленное лоно. Обожженная его первобытной страстью, Виктория упоенно слилась с ним в ритме, древнем как мир. Такого наслаждения она еще не знала.

— Ты меня с ума сводишь! — простонал Майлз, ловя губами ее полные, дразняще близкие груди.

Женщина выпрямилась, запрокинув голову, и ее длинные черные волосы рассыпались по его разгоряченным бедрам. Ее стон подхлестнул Майлза. Хрипло зарычав, он выгнулся всем телом и излился весь, до последней капли, в ее влажные глубины…

Потом Виктория обессиленно приникла к груди мужа и замерла, прислушиваясь к неистовому стуку его сердца.

— Это было чудесно, — выдохнула она, нежно проводя ладонью по его влажному от пота бедру.

— Ох, не торопись! — простонал Майлз, бережно укладывая жену рядом с собой. — Не забывай, дорогая, что я основательно избит.

— Вот как? — поддразнила Виктория. — Минуту назад ты об этом что-то не вспоминал!

— Знаю, — буркнул Майлз. — Но ты, моя дорогая, сделала то, чего не сумел добиться Хэррисон Гилфорд. Ты меня доконала.

Виктория с испугом глянула на него.

— Ты шутишь, Майлз? Неужели тебе и вправду плохо?

Майлз театрально застонал.

— Говорю же, ты меня доконала. Я превращен в развалину… по меньшей мере, на час.

— Ах, негодяй! — возмутилась Виктория и, счастливо вздохнув, свернулась клубком рядом с мужем. Миг спустя они оба уже крепко спали.

— Слушай, Сет, я нашел шикарный разбойничий форт!

Девятилетний Сет поднял глаза на десятилетнего Натана и смахнул ладонью с губ крошки пирожного.

— Брось заливать, Нат! Разве в Англии есть форты? Здесь-то и разбойников нормальных нет — не то что у нас в Америке.

— Говорю тебе, я нашел форт! — настаивал Натан. — Вышел тут прогуляться по окрестностям и около ручья обнаружил заброшенное здание. Настоящая развалюха — крыши почти нет, стены потрескались, но, доложу я тебе, лучшего места, чтобы играть в шерифов и разбойников, не сыскать!

Сет вскочил со стула и схватил брата за рукав.

— Пошли, покажешь мне этот свой форт!

Мальчишки кубарем скатились вниз по лестнице, выскочили из дома и помчались к лесу. Проблуждав в зарослях минут десять, они остановились, чтобы перевести дух.

— Далеко еще до твоего форта? — поинтересовался Сет.

— Не очень, — ответил Натан. — А в чем, собственно, дело? Уже устал, что ли, сосунок?

— Ничего я не устал! — горячо возразил мальчик. — Просто я подумал, что ты заблудился и не знаешь, куда идти. Может, этого твоего форта нет вовсе и ты все это выдумал?

— Да не выдумал я и не заблудился! Форт существует, что бы ты там ни говорил. Когда пройдем вон ту рощицу, — Нат указал на стоявшие стеной могучие дубы, — сразу его и увидим.

— Ладно, пойдем, — буркнул Сет, — но предупреждаю, если ты соврал, я сейчас же вернусь домой к бабушке.

— Да не врал я тебе, сам сейчас в этом убедишься! Главное, прекрати ныть, а то ведешь себя, как маленький…

Мальчики нырнули в густую дубовую рощу, за несколько минут прошли ее насквозь и выбрались на открытое место.

— Видишь? — закричал Натан. — Вот он, этот дом. Настоящая развалюха, как я и говорил!

Глаза Сета расширились и возбужденно блеснули. Схватив Натана за руку, он припустил что было силы к «форту», который при ближайшем рассмотрении оказался полуразрушенным домом лесника.

— Ты прав, Нат, — сказал Сет, когда они добежали до дома. — Отличное местечко! Готов спорить, что здесь и вправду в древности жили разбойники. Неясно только, что с этим домом случилось? Крыши-то у него и в самом деле почти нет.

— Возможно, она сгорела, когда полицейские выкуривали отсюда бандитов, — рассудил Нат. — Уверен, что у разбойников были ружья и пистолеты и они ни за что не хотели сдаваться. Тогда полицейские и подожгли крышу, чтобы заставить их выйти!

— Точно, так оно и было, — кивнул Сет.

К тому времени они успели уже обойти вокруг дома и остановились у вымощенной камнем дорожки, которая вела к дверям.

— Хочешь войти и посмотреть, что там внутри? — спросил Нат.

Энтузиазм Сета стал улетучиваться, когда он заглянул в темный провал в стене, где когда-то находилась дверь. Хотя крыши на доме не было, а в лесу было светло, в доме царил мрак, а по стенам метались загадочные тени.

— Ну как — хочешь попасть внутрь или нет? — донимал брата Нат.

— Вообще-то я не против, — пробормотал Сет. — Как думаешь, там есть змеи или еще какие-нибудь твари?

Натан сурово посмотрел на Сета, стараясь не выказывать опасений, которые пробудили в его душе слова младшего брата.

— Да нет, не думаю, — выдавил он, направляясь не слишком уверенной поступью к темному провалу. — Ну а если там даже и обитает какая-нибудь тварь, я как дам ей по башке дубинкой — мало не покажется!

Мальчик взмахнул толстой палкой, которую подобрал по дороге, и добавил:

— Не бойся, Сет. Если что случится, я сумею тебя защитить!

— Тебе не придется меня защищать, — с напускной смелостью произнес Сет. — Я сам могу за себя постоять.

— Тогда идем!

Мальчики подошли к дверному проему и прислушались. Поначалу им показалось, что в доме стоит мертвая тишина, но минутой позже до слуха Сета донеслось приглушенное шуршание — словно кто-то рылся в куче сухой соломы.

Сет замер и схватил Ната за руку.

— Ты слышал? — прошептал он, округлив глаза.

— Что слышал?

— Тсс! В доме кто-то есть.

— Да у тебя в голове от страха помутилось. Нет там никого!

— Нет, есть! Я кое-что слышал.

— Что именно?

— Какой-то шорох. Сдается мне, там кто-то ходит по соломе.

— Кто, по-твоему, там может ходить? — нетерпеливо переминаясь, осведомился Натан. — Тебе это померещилось — со страху. Небось и штаны уже намочил? Тогда возвращайся к бабке. Я сам разведаю, что там в доме.

Сет вытянулся во весь рост, составлявший четыре фута и шесть дюймов, и прошипел:

— Штаны у меня сухие! Изволь взять свои слова назад, а то как дам!

— С какой стати мне брать свои слова назад? — вскипел Натан. — Да наша крошка Пола в сто раз храбрее тебя! В следующий раз, когда пойду разведывать местность, возьму с собой ее, а не тебя!

После этих слов Сету оставалось лишь одно — привести свою угрозу в исполнение. Как следует размахнувшись, он стукнул брата в солнечное сплетение. От удара тот сложился пополам, но, быстро выправившись, показал Сету кулак и прорычал:

— Кончай дурить! Мы что — драться сюда пришли? Дом надо осмотреть. В последний раз спрашиваю: ты идешь или нет?

— Идем, черт возьми! — воскликнул Сет. Удачная стычка со старшим братом придала ему уверенности в своих силах.

— Если бы па или ма слышали, что ты ругаешься, Сет, они бы тебя по головке не погладили, — заметил Нат.

— Их здесь нет, — хмыкнул Сет, — а потому я буду ругаться, сколько мне вздумается!

Натану надоело препираться с братом, и он ничего не сказал ему в ответ, что явилось для Сета сигналом к примирению. Братья пришли наконец к обоюдному убеждению, что пора заняться делом. Осторожно поднявшись по скрипучим подгнившим ступеням, они уже собрались было шагнуть за порог, как громкий звук, долетевший из глубины дома, мигом заставил их позабыть об исследовательской миссии и обратиться в позорное бегство.

— В доме и в самом деле кто-то есть, — прошептал, отдуваясь, Нат.

— А я что тебе говорил?! Знаешь, по-моему, нам пора отсюда сматываться.

Как по команде мальчики развернулись и помчались прочь от развалин. Не успели они, однако, пробежать и пятидесяти шагов, как Натан неожиданно остановился.

— Я передумал, Сет, и домой не иду. Мне просто необходимо знать, кто скрывается в старом доме!

— Ты с ума сошел?! — взревел Сет. — Там какое-то дикое животное! Если ты вернешься в дом, раздразнишь его или напугаешь, оно, очень может быть, тебя сожрет!

— Плевать я на это хотел, — упрямо произнес Натан. — Я должен знать, кто там. Ведь это же приключение, а Джеф говорит, что настоящий мужчина не должен избегать приключений и опасностей.

— Это точно, Джеф думает так, — согласился с братом Сет, — но вот Эрик утверждает, что только дурак подвергает себя опасности без всякой необходимости.

— Мало ли что утверждает Эрик, — фыркнул Нат. — Самое рисковое, что он совершил в жизни, — забрался на горушку за домом, чтобы нацарапать на булыжнике свое имя!

Сет с минуту обдумывал слова Натана, после чего спросил:

— Ты и вправду хочешь вернуться?

— Да, хочу. Кроме того, я хочу войти в дом. У меня есть дубинка, и мне не страшна та зверюга, что скрывается за его стенами.

У Сета любопытство наконец одержало верх над страхом.

— Ладно. Если ты вернешься к дому, то я пойду с тобой.

Мальчики обменялись заговорщицкими взглядами и двинулись в обратный путь. Крадучись, они подошли к черному провалу двери, заглянули в глубь дома — в дальний темный угол, откуда слышались подозрительные звуки.

— Там точно кто-то есть, — прошептал Сет. — Я вроде вижу чей-то силуэт.

Натан согласно кивнул.

— Я тоже вижу силуэт. Черт, он здоровый! Кто это или что это, я не знаю, но в доме прячется настоящий монстр!

Миг спустя «монстр» шагнул к мальчикам и приветственно заржал.

— Бог ты мой, да это лошадь! — изумленно вскричал Сет, хватая брата за плечо. — Как она, спрашивается, здесь оказалась?

— Возможно, это дикая лошадь, — глубокомысленно заметил Натан. — Вроде мустанга, понимаешь?

— Мустанга? Скажешь тоже! Мустанги в Англии не водятся.

— Я не говорил, что это мустанг, — возразил Натан. — Я сказал — «вроде мустанга».

Отвязав длинную веревку, которую он на манер лассо всегда носил у пояса, Натан медленно двинулся вперед.

— Что же ты собираешься делать? — с испугом спросил Сет.

— Ясное дело, что, — бросил через плечо старший брат. — Собираюсь эту лошадь поймать и доставить ее на веревке домой к бабушке.

Сет не без любопытства посмотрел на брата.

— Это еще зачем? У бабушки и так лошадей больше, чем ей нужно.

— Этого конягу мы бабушке не отдадим, — сказал Нат, осторожно приближаясь к лошади. — Я лично собираюсь отвести его на конюшню манора Уэлсли и объездить. После этого конь станет моей собственностью.

— Твоей? А про меня ты забыл? Между прочим, я его первый увидел.

Натан пожал плечами.

— Но веревка-то у меня, верно? Стало быть, и конь мой.

Сет был напрочь сражен логикой Натана и никак не мог подобрать нужных слов, чтобы достойно ему ответить. Вместо этого он огрызнулся:

— Смотри, как бы твой конь тебя ненароком не зашиб!

— Не беспокойся, он этого не сделает. Как ты знаешь, лошади меня любят. — Натан уже был на расстоянии вытянутой руки от жеребца. Тот нервно косил на него глазом, перебирал ногами, но враждебности не проявлял.

Натан обвязал веревку вокруг шеи жеребца, негромко цокнул языком и повел животное за собой. Когда конь вышел из дома, мальчикам впервые представилась возможность увидеть его при ярком свете дня.

— Ого! Какой красавец, скажи, Нат? — воскликнул Сет и ласково потрепал коня по шее.

— Да уж не кляча, это точно, — ухмыльнулся Натан. — Конь отличный и при этом, заметь, — мой!

Сету ничего не оставалось, как принять этот факт к сведению.

— Пожалуй, ты прав. Я-то веревку захватить не догадался.

— Я всегда ношу с собой веревку, — похвастал Натан. — Никогда не знаешь, когда она может понадобиться. Пусть это будет тебе уроком, братец!

Заметив, как помрачнел младший брат, Натан добавил:

— Я тебе вот что скажу — поскольку ты меня не бросил и вернулся к дому вместе со мной, я буду время от времени давать тебе на этом жеребце покататься. После того, конечно, как его объезжу.

Сет сразу же воспрянул духом.

— Правда?

— Конечно, как же иначе? — сказал Натан и, запрокинув голову, посмотрел на солнце. — Пора домой. Мне просто не терпится показать коня всем нашим, в особенности Джефу! Он вечно хвастает своими приключениями и переделками, в которые якобы попадает. Посмотрим, что он запоет, когда услышит нашу историю и увидит этого красавца!

33

Сэмюэль взлетел по ступеням манора Уэлсли и что было силы заколотил в парадную дверь.

— Мастер Джеймс! Мастер Джеймс! Эй, кто-нибудь, позовите хозяина!

Услышав грохот, Седрик торопливо спустился в холл и распахнул двери.

— Что с тобой, Сэмюэль? Или ты вовсе ума лишился? Немедленно прекрати стучать и орать!

— Мастер Джеймс? Вы где? — выкликал кучер, не обращая на Седрика ни малейшего внимания. Более того, оттеснив в сторону дворецкого, Сэмюэль проник в холл, где и продолжал взывать к хозяину.

Джеймс, привлеченный этим шумом, выскочил из библиотеки, зажав в руке пачку бумаг.

— Что это ты раскричался, Сэмюэль? Что-нибудь стряслось? Беда какая-нибудь?

— Нет, сэр, — ответил Сэмюэль, сдернув шапку, чтобы засвидетельствовать хозяину свое почтение. — Ничего дурного, слава создателю, не приключилось, но выйти во двор вам все-таки придется. Чтобы взглянуть на процессию, которая движется к дому по подъездной аллее.

— Ты что же, хочешь сказать, что устроил весь этот кавардак из-за каких-то гостей? — вскричал Седрик, сверля яростным взглядом не в меру расшумевшегося кучера. — Видать, Сэмюэль, у тебя и впрямь с головой плохо!

Сэмюэль одарил дворецкого неприязненным взглядом и снова обратился к Джеймсу:

— Вам, сэр, надо выйти во двор. Обязательно. Джеймс положил документы на столик в холле, снял очки и положил сверху.

— Хорошо, Сэм, я выйду во двор, если ты настаиваешь.

— А ты, Седрик, разыщи мастера Майлза и леди Викторию. Скажи им, чтобы они тоже выходили во двор, — скомандовал Сэмюэль.

— Что такое? — взвился дворецкий. — Ты вздумал отдавать мне приказания, Сэмюэль, или мне послышалось?

— Делай, что сказано! — рявкнул кучер и, дав отповедь Седрику, подхватил Джеймса под локоть и повел его к выходу.

— Взгляните вон туда, хозяин! — Сэмюэль ткнул пальцем в сторону подъездной аллеи. — Кого, как думаете, ведут с собой на веревке мастер Натан и мастер Сет?

Джеймс проследил за указующим перстом кучера и ахнул:

— Бог мой! Где же им удалось его отыскать?

Он сбежал по ступенькам и рысью помчался через двор к мальчикам.

— Ребята! Где вы нашли эту лошадь? Натан и Сет обменялись многозначительными взглядами и разом повернулись к отцу.

— Настоящий красавец, верно? — воскликнул Натан. — Мы с Сетом нашли его в лесу.

— В разрушенном доме, который мы с Натаном назвали фортом, — вставил Сет.

Натан метнул на младшего брата яростный взгляд. Ему показалось, что Сет решил примазаться к его славе.

— Коня зовут Разбойник, — объявил Натан, — и я собираюсь в ближайшее же время его объездить. А потом возьму его с собой в Америку. Ведь он стоит того, правда, па?

— Стоит, стоит… — машинально пробормотал Джеймс. — Это и вправду замечательный конь, мальчики, но зовут его не Разбойник.

Натан с любопытством посмотрел на отца.

— Что ты хочешь этим сказать, па?

Джеймс одарил сына сочувственным взглядом: ему предстояло положить конец иллюзиям мальчика.

— Этого коня, Нат, зовут Кингз Рэнсом.

У мальчиков от изумления разом отвисли челюсти.

— Это что еще за Кингз Рэнсом такой?

Джеймс ласково обнял Натана за плечи.

— Кингз Рэнсом — тот самый жеребец, которого Хэррисон Гилфорд выкрал на прошлой неделе из конюшни Пемброков.

— Это из-за него Виктория проливала слезы, а Майлз ввязался в драку?

Джеймс утвердительно кивнул.

— Из-за него.

— Вряд ли это тот самый конь, па, — возразил Натан. — Мы нашли его в лесу, в заброшенном домике. Думали даже поначалу, что это дикий конь — вроде наших американских мустангов… Может, все дело в том, что этот жеребец просто похож на Кингз Рэнсома?

— Увы, должен вас разочаровать, ребята. Этот конь не просто похож на Кингз Рэнсома — он Кингз Рэнсом и есть!

Натан погрустнел.

— Но, папа, — сделал он последнюю попытку, — зачем похитителю прятать лошадь в лесу? Ведь за ней нужно ухаживать, кормить ее, наконец…

— Сказать по правде, я и сам не знаю зачем, — сказал Джеймс. — Лорд Гилфорд сознался, что украл Кингз Рэнсома для того, чтобы впоследствии продать его какому-нибудь богатому иностранцу. Вполне вероятно, он спрятал коня в лесу на время — в ожидании, когда уляжется шум, поднятый его исчезновением, чтобы потом потихоньку переправить его на континент. Кроме того, Гилфорд, как мне кажется, до такой степени проникся ненавистью к леди Виктории — хозяйке жеребца, — что решил: пусть уж лучше конь погибнет в лесу от голода, нежели достанется леди Виктории.

— Но ведь это подло! — вскричал Сет, сердито нахмурив брови.

— Подло, не скрою, — согласился с сыном Джеймс. — Лорд Гилфорд, скажем так, не очень хороший человек. К сожалению, детки, в этом мире встречаются не только добрые и порядочные люди.

Натан с минуту неотрывно смотрел на жеребца, после чего, вздохнув, проговорил:

— Похоже, теперь мне не видать этого коня как своих ушей!

— Боюсь, так оно и будет, Нат, — негромко сказал Джеймс. — С другой стороны, подумай о том, какое благое дело ты совершил! Во-первых, ты, возможно, спас Кингз Рэнсома от голодной смерти, ну а во-вторых — сделал леди Виктории такой подарок, что она всегда будет вспоминать тебя добрым словом!

— Я тоже помогал Нату, — вставил Сет. — Между прочим, я первый обнаружил лошадь в доме. Это Натан решил, что конь принадлежит ему — по той простой причине, что у него оказалась с собой веревка.

Джеймс с улыбкой посмотрел на младшего.

— Значит, ты у нас тоже герой, Сет! Вы, мальчики, вели себя сегодня как настоящие мужчины. Уж и не знаю, что стало бы с несчастной лошадью, если бы вы ее не нашли.

В эту минуту двери дома распахнулись и на пороге появились Майлз и Виктория Уэлсли. Оба они хранили на лицах озадаченное выражение и, жмурясь от солнца, недоуменно оглядывали двор — видно было, что предложение Седрика спуститься вниз застало их врасплох и они не успели окончательно прийти в себя после дневного отдыха.

Первой опомнилась Виктория. Увидев во дворе окруженного людьми Кингз Рэнсома, она радостно вскрикнула и со всех ног бросилась к своему любимцу. Вслед за ней, правда, не столь поспешно, побежал Майлз. Поравнявшись с младшими братьями, он осведомился:

— Что, черт возьми, здесь происходит?

— Мы с Сетом нашли лошадь Виктории, — мрачно произнес Натан, передавая веревку, которая опутывала шею жеребца, в руки Майлза.

Майлз вопросительно посмотрел на отца, словно требуя от него подтверждения.

— Это правда, — сказал Джеймс. — Мальчики нашли Кингз Рэнсома в заброшенном домике в лесу. Они решили было, что это дикий конь, и уже намеревались прибрать его к рукам, когда я объяснил им, что жеребец — собственность леди Виктории.

Майлз сразу смекнул, отчего братья пребывают в унынии, и обнял их за плечи.

— А знаете ли вы, парни, что человеку, который найдет Кингз Рэнсома, обещано крупное денежное вознаграждение? Полагаю, что эти денежки теперь будут выплачены вам.

Натан равнодушно пожал плечами.

Виктория, которая стояла с братьями бок о бок, любовно поглаживая Кингз Рэнсома по длинной точеной шее, одарила своего юного родственника ослепительной улыбкой и проговорила:

— Я, Натан, хочу кое-что добавить к словам Майлза. Если обнаруживший Кингз Рэнсома человек откажется от денежного вознаграждения, он может потребовать взамен любого призового жеребца, выращенного на ферме Пемброков.

У Натана от восхищения заблестели глаза.

— Вы хотите сказать, что вместо Кингз Рэнсома мне дадут другого коня?

— Именно, — снова сверкнула улыбкой Виктория. — Кроме того, как я уже говорила, тебе предоставляется право выбора.

— А у вас есть лошади белой масти? — с надеждой спросил Натан.

— Честно говоря, не помню, — пробормотала Виктория и вопросительно взглянула на супруга.

Майлз мгновенно пришел ей на помощь:

— Про белых лошадей ничего определенного сказать не могу, но я видел отличного серого жеребчика, который, я уверен, придется тебе, Нат, по вкусу.

Натан радостно осклабился.

— Серый, говоришь? Тоже хорошая масть. На серых обычно ездят шерифы. На серой лошади удобнее маскироваться, выслеживая разбойников, — с авторитетным видом добавил он.

— Точно. Серый конь — это здорово, — протянул Сет, угрюмо глядя себе под ноги и ковыряя носком сапога землю.

Виктория заметила, как Майлз и его отец обменялись встревоженными взглядами, и поняла причину их беспокойства. О Сете незаслуженно забыли, и это упущение требовалось исправить — и как можно быстрее.

Молодая женщина подошла к парнишке и присела перед ним на корточки.

— Чуть не забыла, Сет. Если Натан у нас станет шерифом, то понадобится и разбойник, чтобы ему было кого преследовать, — верно?

— Верно, — пробормотал мальчик.

— А разбойники, между прочим, пешком ходить не любят, — продолжала Виктория. — Я краем уха слышала, что у злодеев в Америке особенным спросом пользуются вороные кони. Это так?

— Ну, так, — сказал Сет, поднимая глаза на Викторию.

— В таком случае тебе как разбойнику тоже не помешает обзавестись собственным конем. — Повернувшись к мужу, женщина с небрежным видом осведомилась: — Майлз, не знаешь ли ты часом, есть ли на пастбище Пемброков вороные лошади?

— Думаю, парочка вороных там найдется, — ответил Майлз, благодарно улыбнувшись жене. Виктория снова перевела взгляд на Сета.

— Ну что — согласен ездить на вороном жеребчике?

Голубые глаза мальчика радостно блеснули.

— Еще бы!

Повернувшись к Натану, он закричал:

— Ты слышал, Нат? У нас будут новые лошади. Мы займемся их выездкой, а когда с этим будет покончено, ни один человек в мире не сумеет нас догнать!

— Готов спорить, что не сумеет! — воскликнул Натан. — Пойдем, расскажем обо всем Эрику и Джефу. Они лопнут от зависти, когда это услышат!

Мери Уэлсли, которая незаметно вышла из дому и присоединилась к маленькой компании, от полноты чувств расцеловала Викторию в обе щеки.

— Как это мило с вашей стороны, моя дорогая. Вы сделали мальчикам поистине царский подарок!

Мери коснулась округлившегося живота своей невестки и добавила:

— Счастлив будет малыш, который у вас родится. Лучшей матери ему не сыскать.

— Не говоря уже о том, что нам с Мери не сыскать лучшей невестки, — глубокомысленно заметил Джеймс.

— А мне — лучшей жены, — прибавил Майлз.

С этими словами он подошел к Виктории и заключил ее в объятия, не обращая внимания на то, что во дворе к тому времени собралось чуть не все население манора Уэлсли.

Толпа приветствовала молодых супругов радостным смехом и кликами, после чего члены семейства Уэлсли вернулись в дом, чтобы во всех подробностях поведать о подвигах Ната и Сета вдовствующей виконтессе.

Вечером того же дня Виктория сидела у себя в спальне за туалетным столиком и причесывалась. Распахнулась дверь, и в комнату с какой-то бумагой в руке вошел Майлз.

— У меня есть кое-что для тебя, дорогая, — прошептал он, наклоняясь к жене и запечатлевая на ее щеке поцелуй.

Виктория отложила гребень и взялась за документ, который Майлз положил ей на колени.

— Это что такое?

— Разверни и прочитай, — сказал Майлз.

Пока Виктория развязывала шелковую ленточку, скреплявшую свиток, и изучала содержание документа, Майлз успел облачиться в домашний халат.

— Но это же документ, дающий право на владение Кингз Рэнсомом. И он выписан на мое имя! — воскликнула молодая женщина, несколько раз пробежав глазами бумагу.

— Правильно. Он пришел из нотариальной конторы с неделю назад, но я не спешил вручать его тебе, поскольку время для этого было не самое подходящее.

Виктория удивленно покачала головой и перечитала документ.

— Что-то я ничего не пойму, Майлз. Насколько я знаю, Фиона перед отъездом записала жеребца на тебя — после того, как мы поженились. Разве это не было одним из условий сделки?

Майлз помог Виктории подняться со стула и заключил ее в объятия.

— Кто тебе сказал, дорогая, что имела место какая-то сделка?

— По правде сказать, никто. Но я всегда думала, что некая договоренность такого рода существовала. Я знала, что тебе хотелось заполучить Кингз Рэнсома, а потому не сомневалась, что вы с Фионой, подписывая финансовые документы, не обошли вниманием жеребца. По моему глубочайшему убеждению, Фиона должна была записать Кингз Рэнсома на твое имя.

— Тори, — прошептал Майлз, нежно целуя жену в висок, — никаких официальных документов, кроме купчей на продажу Пемброк-хауса, мы с леди Фионой не подписывали, а следовательно, не было и никакой сделки. Я женился на тебе, потому что тебя люблю, — и Кингз Рэнсом здесь ни при чем. Кстати, я женился бы на тебе в любом случае — даже если бы у тебя не было за душой ни гроша.

Виктория долго всматривалась в красивое лицо мужа. В ее взгляде было столько любви и нежности, что у Майлза на миг перехватило дыхание.

— Стало быть, ты с самого начала любил и хотел меня? — выдохнула молодая женщина. — Но почему? Ты же мог получить в жены любую девушку в Англии? Почему твой выбор пал на меня?

Майлз негромко засмеялся и покачал головой.

— Но это же очень просто! Потому что ты была самой красивой, умной и отважной женщиной из всех, каких мне только доводилось встречать. А влюбился я в тебя в первый же день нашего знакомства. Ты тогда еще выгнала меня из конюшни — помнишь? Да я же тебе сто раз об этом говорил. Сколько раз мне это повторять, чтобы ты поверила?

— Да верю я тебе, дорогой, верю, — улыбнулась Виктория и потерлась щекой о его обнаженную грудь. — Просто мне нравится, когда ты говоришь мне об этом.

— Понятно, — хмыкнул Майлз. — Это называется набиваться на комплименты. Виктория вспыхнула.

— Это ты приучил меня к комплиментам!

— Право, ты их заслуживаешь! Итак, поведай мне, сколько раз на дню я должен говорить тебе, что ты самая восхитительная женщина на свете?

— Даже и не знаю, — хитро улыбнулась Виктория. — Полагаю, двух раз в день будет вполне достаточно.

Майлз обхватил лицо Виктории в ладонях и нежно, крепко ее поцеловал.

— Согласен, моя прекрасная леди. Считайте, что на этот раз мы и впрямь заключили сделку.

ЭПИЛОГ

Майлз сидел на краю постели и с любопытством наблюдал за тем, как жена нянчит их новорожденного сына.

Виктория одарила мужа мимолетным взглядом, но и этого взгляда было довольно, чтобы Майлз понял — его любимую сильно утомили роды. И все же глаза ее сияли.

— Если ты не против, я бы хотела назвать нашего сына Джоном — в честь моего отца.

Майлз улыбнулся и кивнул.

— Я тоже хотел назвать его Джоном. Джон Пемброк Уэлсли… Звучит неплохо, согласись?

— Ох, Майлз, — вздохнула Виктория и склонила голову ему на грудь. — Я и не представляла себе, что можно быть такой счастливой!

— Я тоже, — признался Майлз. — Ты дала мне все, что я только хотел получить от этой жизни, и я люблю тебя сильнее, нежели слова могут выразить.

Виктория посмотрела на светловолосого, голубоглазого малыша, который в будущем обещал стать точной копией своего отца.

— Хорошенький, правда? — спросила она, подняв глаза на мужа.

Майлз едва заметно скривился.

— Признаться, он чем-то смахивает на гоблина.

— О господи! — воскликнула Виктория, ущипнув мужа за руку. — Разве можно говорить такое? И вовсе он не похож на гоблина. Он похож на тебя!

Майлз от души посмеялся над ее словами.

— Чувствительно вам благодарен, миледи! Наконец-то я выяснил, на кого я, по-вашему, похож.

— Прекрати, — улыбнулась Виктория. — Ты ведь отлично знаешь, что я считаю тебя самым привлекательным мужчиной на свете. И наш Джон, когда вырастет, будет таким же.

Что и говорить, комплимент жены порадовал Майлза, и он заулыбался в ответ.

— Я знаю одну леди, которая сегодня тоже произвела на свет дитя. Так вот, ее младенчик куда симпатичней нашего.

Виктория одарила мужа взглядом, в котором сквозила оскорбленная материнская гордость.

— И кто же эта дама? Я ее знаю?

— Думаю, знаешь. Ее зовут Спринг Даффодил, и у нее сегодня тоже родился сын. Вот уж он, без сомнения, самый симпатичный малыш, какого мне только доводилось видеть!

Виктория радостно улыбнулась.

— Правда, Майлз? Даффодил сегодня ожеребилась? Как она себя чувствует?

— У нее все просто отлично, но говорю тебе, Виктория, ее сын развит куда лучше нашего. Он уже не только стоит, но и ходит. К тому же он не красный и не сморщенный, как наш, а главное — он не засекает заднюю ногу.

— Хочешь сказать, что наш сын, когда вырастет, будет засекать ногу? — хихикнула Виктория.

— Едва ли! — рассмеялся Майлз. — Но мне так понравился жеребенок Даффодил, что я намерен в этом же году снова подпустить к Даффодил Кингз Рэнсома. Надеюсь, второй жеребенок окажется ничуть не хуже первого.

Склонившись над младенцем, Майлз осторожно провел пальцем по его нежной щечке.

— Хотя он и похож на гоблина, но все равно очень мне нравится. Я уже подумываю о втором — точно таком же.

— Ты просто несносен, Майлз! — простонала Виктория. — Твоему первенцу всего лишь три часа от роду, а ты уже мечтаешь о втором ребенке.

— Ну и что? — Майлз игриво погладил ее по руке. — Я же говорил тебе, что люблю детей. — Он легонько поцеловал жену в губы и добавил: — Кроме того, я очень люблю маму моего первенца.

Виктория посмотрела на мужа и усмехнулась.

— Что ж, если ты так ставишь вопрос, обещаю подумать над твоим предложением. Но для того чтобы зачать второго ребенка так, как это принято в Англии, нам, возможно, придется несколько изменить свои привычки: мы будем заниматься любовью по субботам — с одиннадцати до одиннадцати двадцати вечера.

— Что такое?

Виктория широко зевнула.

— Ты знаешь, на кого я намекаю. На Тома и Мери Энн Паркс. Помнишь их?

Она передала мужу задремавшее дитя и, погружаясь в сон, пробормотала:

— Но если ты будешь вести себя хорошо, мы будем заниматься этим утром по вторникам, днем по понедельникам, в пятницу после обеда и… — Виктория вздохнула, пролепетала что-то невразумительное и крепко уснула.

Майлз уложил ребенка рядом с матерью и задул лампу.

— В любое время, когда захочешь, женушка, в любое время, — прошептал он.

Поднявшись с кровати, он потянулся всем телом, рассмеялся и добавил:

— Разумеется, и по субботам тоже. И даже в указанное тобой время — с одиннадцати до одиннадцати двадцати вечера.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

ЭПИЛОГ