вулканцев, перебирает ее струны длинными пальцами, извлекая из них древнюю, полную забытой жизни, мелодию. Он, кажется, окончательно оправился от потрясения, вызванного смертью брата, хоть и стал более молчаливым и замкнутым, особенно в последние дни отпуска.
Маккой время от времени подбрасывает в огонь тоненькие хворостинки, задумчиво наблюдает, как они, ярко вспыхнув, тут же сгорают, оставляя после себя серые хрупкие полоски пепла.
– О чем задумался, старина? – неожиданно для себя спросил Джим.
Доктор, вздрогнув от неожиданности, переспросил:
– О чем задумался? Да хотя бы о том, что завтра – последний день отпуска, о том, что ваш вид…
– Нагоняет тоску, затягивает в пьянку, – вставил Джим.
– Намек понят, – ответил Маккой и стал рыться в своем рюкзаке. Достав из него фляжку, отвинтил крышку:
– Подставляй свой стакан.
Плеснув в подставленный стакан виски Джиму, плеснул и в свой стакан. Поднял его до уровня глаз:
– Спок, за тебя.
Не прекращая играть, Спок ответил:
– Надо за всех нас.
– Правильно, Спок, – поддержал его Джим. – За всех нас. За нашу семью.
Выпили. И доктор, снова уставившись на слабое пламя костра, задумчиво заговорил:
– Вот ты спросил, о чем я думаю, как раз тогда, когда я думал о тебе, о том, как ты переменился, – не прыгаешь со скал вниз головой, не бросаешься, очертя голову, в речные водовороты, не требуешь к себе постоянного внимания…
– Забавно, что ты это заметил, дружище, – серьезно ответил Джим. Я и сам заметил, что стал другим человеком… Сибок не подвергал меня психической обработке, не вытаскивая мою душу наружу. И все равно я примирился со своими утратами, могу о них спокойно думать, спокойно говорить.
– Не со всеми, – подал реплику Спок.
– Да, не со всеми, – согласился Джим. – Но все и не нужны мне, так же, как и я всем не нужен.
– И слава Богу, – подытожил доктор. – Кем бы мы были, сделанные на одну колодку? Я представляю себе, какие у меня были бы уши, если бы я с детства слушал музыку Спока!
– Ну, и какие? – поинтересовался Джим.
– Как у слона, чтобы в любое время можно было прикрыть ушные раковины.
Но что это? Маккой с удивлением, поглядел на невозмутимого Спока, и лицо его расплылось в широкой улыбке: вулканская арфа не замолчала, но то, что извлекли из нее пальцы Спока, было очень и очень земным. Джим и доктор переглянулись, и, дождавшись нужного такта, дружно запели: «Греби, греби»…
