КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Заговор против будущего: Ревизионизм - орудие антикоммунизма в борьбе за умы молодежи [Валентина Даниловна Скаржинская] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Валентина Скаржинская
ЗАГОВОР ПРОТИВ БУДУЩЕГО
Ревизионизм — орудие антикоммунизма в борьбе за умы молодежи

Враг могуч и хитер! по местам,
                                 по местам!
И насто́роже око и ухо:
Бой повсюду пойдет по земле,
                                  по морям
И в невидимой области духа.
Аполлон Майков.
Перед войной

Слово об авторе

Мне думается, что книги по проблемам идеологической борьбы, книги, защищающие чистоту наших высоких идеалов, не может и не смеет писать любой автор, даже обладая самыми высокими академическими титулами. Их может и смеет писать только тот, кто отстаивал эти идеалы сам, на деле, при этом не только в тиши академических кабинетов, на бумаге, а всей своей жизнью, всей своей практической деятельностью, а может быть, и ценой собственной крови. Автор книги, которую вы держите в руках, читатель, — доктор философских наук Валентина Даниловна Скаржинская — именно такой автор.

Озаренное светом пионерских костров, детство ее поколения было серьезно озабочено тем, что на его жизнь не осталось подвигов и оно уже не испытает романтики революционных битв рабочего класса, нелегальных сходок и первомайских демонстраций, стачечной борьбы и баррикадных сражений Октября. Оно искренне завидовало героизму полуголодных комсомольцев гражданской войны и мужеству защитников республиканской Испании. Это поколение советского народа огорчалось тем, что без него в лютые морозы, в глухой тайге были созданы первые гиганты социалистической индустрии.

Оно — детство ее поколения — еще не подозревало, что именно ему очень скоро, достигнув 17―18 лет, предстоит надеть воинские шинели, что оно будет закрывать грудью амбразуры дзотов, замерзать в снегах Подмосковья, погибать в несдающемся Ленинграде, стоять насмерть у стен Сталинграда, а в итоге спасет человечество от гитлеровского нашествия.

Оно — ее красногалстучное детство — еще меньше предполагало, что и после войны «на всю оставшуюся жизнь» ему хватит «романтики» борьбы с врагами мира, социализма и прогресса.

Всю свою жизнь В. Д. Скаржинская стоит на передних рубежах битвы между трудом и капиталом. 15-летней девочкой Валя Скаржинская ушла на фронт Великой Отечественной войны защищать наши священные идеалы от фашистской чумы, в 17 лет уже была комиссаром. Вырванная из детства и юности страшнейшей из войн и брошенная в пекло нечеловеческих испытаний, она все долгие 1418 военных дней несла слово ленинской правды солдатам великой армии Свободы, донесшей до Берлина наши священные знамена.

Совсем недавно «Правда» рассказала о встрече трех фронтовиков — двух солдат и девушки-комиссара, спасшей им жизнь. Один из них, Зуфар Алиев, рассказал корреспонденту «Правды», как «29-й отдельный гвардейский полк тяжелых танков в составе 4-го Кантемировского танкового корпуса вел тогда активное наступление. Во время атаки в танк, на котором мы находились, угодил вражеский снаряд… Подбитый танк пылал, мог взорваться. Однако сил, чтобы перебраться в безопасное место, у меня не было. Володя Мельничук лежал рядом с перебитыми ногами, без сознания. И вдруг вижу: по зеленому весеннему полю перебежками приближается медсестра. „Живой?“ — спрашивает. „Да, — отвечаю и киваю на Володю. — Тоже живой“. Оттащила меня она в сторону. Затем за Мельничуком поползла и только возвратилась с ним, как грохнул взрыв…»

«Слушая Валентину Даниловну, — пишет далее корреспондент „Правды“, — вспомнил слова Л. И. Брежнева из „Малой земли“: „Большинство наших политотдельцев, политруки, комсорги, агитаторы умели найти верный тон, пользовались авторитетом среди солдат, и важно было, что люди знали: в трудный момент тот, кто призывал их выстоять, будет рядом с ними, останется вместе с ними, пойдет с оружием в руках впереди них. Стало быть, главным нашим оружием было страстное партийное слово, подкрепленное делом — личным примером в бою“».

Так щедро автор этой книги во имя наших священных идеалов расходовала свою юность. Расходовала не день, не два, не месяц и даже не год, а долгие-предолгие 1941, 1942, 1943, 1944, 1945-й…

И «всю оставшуюся жизнь» — на практической работе (комсомольской, партийной, журналистской, преподавательской) и в научно-исследовательской — она продолжает отстаивать чистоту идей марксистско-ленинской теории, бороться против врагов социализма и марксизма-ленинизма, в какие бы одежды эти враги ни рядились, выступать против беспринципности, двурушничества, карьеризма и обывательщины. Ее поистине «истово» написанные книги об идеологической борьбе отличаются глубокой партийностью, преданностью нашим высоким идеалам и беспощадной непримиримостью к врагам прогресса, мира и социализма. А монография «Обыкновенный ревизионизм» получила самую высокую оценку прогрессивной мировой общественности и переведена во многих странах. Книга «Обыкновенный ревизионизм» воюет и помогает воевать другим. Она помогает молодежи разобраться в сложнейшей ситуации современной борьбы идей и мировоззрений. Не случайно «Правда» пишет: «Доктор философских наук Скаржинская сейчас на другом фронте — идеологическом».

Участвуя в международных симпозиумах и конгрессах, во встречах с зарубежной научной общественностью, В. Д. Скаржинская несет слово ленинской правды далеко за пределы Родины. Судьбы мира, судьбы идеологической борьбы для нее не абстракция. Она пропускает их через самое свое сердце, и мир ее убеждений есть поистине выстраданный ею и проверенный всей ее жизнью ее личный мир. При этом Валентина Даниловна обладает бесценным качеством, которое делает каждое ее слово достоверным в любой ситуации, среди слушателей любой страны. Она интернационалист в самом высоком смысле этого слова. Безмерно любя свою Родину и свой народ, Валентина Даниловна с огромным уважением и любовью относится к другим народам мира. Говорить на языке людей, с которыми ты общаешься и до которых хочешь донести великую Правду своей Советской Родины, ее интернационализм и любовь к другим народам, — непреложный закон поведения В. Д. Скаржинской. Из любой страны она возвращается со знанием языка народа, с которым только что общалась.

Книга «Заговор против будущего» посвящена одной из самых идеологически острых современных проблем — борьбе за умы и сердца молодых и направлена против тех, кто пытается увести их с революционного пути, пути созидания, строительства нового общества. Среди многочисленных врагов прогрессивной молодежи ревизионизм — самый коварный, изощренный и опытный враг, располагающий многосторонним и отработанным арсеналом средств идейного воздействия. Автор книги с присущим ей темпераментом, с позиций партийности, давно ставшей для нее личным качеством, на основе глубокого марксистского анализа разоблачает ревизионизм, показывает его величайшую опасность. Но враги коммунизма не уходят добровольно с общественной сцены. С ними нужна борьба — бескомпромиссная, воинственная и упорная. Понимая это, автор и отдает такой борьбе все свои силы.

В почерке автора чувствуется и ее комсомольское прошлое, большой опыт комсомольского работника, искренняя любовь к молодежи и глубокая забота о ее интересах, о ее будущем, формировании ее мировоззрения и системы ценностей. Книги В. Д. Скаржинской убеждают молодого читателя, что прожить жизнь следует только во имя высоких целей, только ради торжества благородных человеческих идеалов. Прожить так, как жила и живет автор этой книги — Валентина Даниловна Скаржинская. Пожелаем же ей еще много счастливых лет творческого труда!

Академик Ф. В. Константинов


ПОСВЯЩАЕТСЯ

самым дорогим мне людям — моим однополчанам, мальчишкам и девчонкам 1941 года, вернувшимся и невернувшимся, русским, украинцам, белорусам, узбекам, казахам, грузинам…

Введение

2000 год… Что принесет нам, детям Земли, этот знаменательный рубеж в истории человеческой цивилизации?

Чем ознаменуется конец столь богатого свершениями XX столетия?

Какие горизонты обнаружит перед человечеством XXI век, открывающий третье тысячелетие?

Если наиболее значительным событием XX века была Великая Октябрьская социалистическая революция, то наиболее примечательной особенностью общественного развития этого века стала небывалая политическая активность ранее выключенных из активного исторического творчества сотен миллионов людей, которые включаются в упорную борьбу против классового и национального порабощения. Конечно, эта возрастающая активность масс имеет часто стихийный и достаточно противоречивый характер, особенно среди молодежи Запада. Тем не менее она является предпосылкой сознательного, широкого и ориентированного на будущее приобщения молодых поколений к решению поставленных историей задач по преобразованию мира.

От современного молодого поколения, от того, за кем последует молодежь, какие идеалы она предпочтет, какую систему ценностей выработает в условиях противоборства двух миров, в огромной степени зависит, что принесет нам третье тысячелетие. Именно молодежь, ее социально-политические, идейно-нравственные позиции обусловят, пойдет ли человечество по пути мира или войны, империализма или национального и социального освобождения, прогресса или реакции. «Молодежь решит исход всей борьбы», — говорил Владимир Ильич Ленин.

Перспективы будущего являются ныне ареной острой практическо-экономической и идеологической борьбы социализма и капитализма. По обе стороны баррикад совершенно отчетливо сознают, что ни одна партия, ни один класс не могут рассчитывать на победу, если они не обеспечат себе доверие масс и особенно поддержку молодежи. В бескомпромиссной борьбе между социализмом и капитализмом задача завоевания умов молодежи стала одной из главных идеологических задач всех партий, всех значительных политических сил и движений современности. При этом в стане капитала общественно-политическая активность молодежи рассматривается как явление, угрожающее существующему обществу, а необходимость «обработки» сознания молодежи — как крайняя надобность «укрощения чужой, враждебной силы, с которой невозможно не считаться» и от которой отныне «зависит жизнь и смерть» (У. Липпман).

Нельзя ли остановить этот неумолимо нарастающий вал активности народов и их молодого поколения? Нельзя ли заглушить все громче звучащие уже и в самых отдаленных уголках планеты слова Великой Правды, провозглашаемой марксизмом-ленинизмом?

На пути молодежи к высоким идеалам и стремлениям, к наивысшим духовным богатствам мировой цивилизации его преподобие современный капитал выставил идеалы общества потребления. Обманным блеском своих сверкающих витрин это общество способно еще увести миллионы юношей и девушек в мир мещанского изоляционизма и несбыточных грез. И уводит, резко снижая их социальную восприимчивость, их способность видеть действительность в истинном свете.

Против тех же, кто отважился подняться выше пошлых потребительских интересов западного обывателя, кто пытается вырваться из плена потребительства, так или иначе находя дорогу к Правде, империализм содержит мощную армию конкистадоров от идеологии. Под грязными знаменами этой армии собрались все, кого страшит могучая поступь времени. Не желая уступать дорогу новому, идущему им на смену, они — кто с большим, кто с меньшим рвением, — уцепившись за колесо самой истории, пытаются раскрутить его назад.

В этом единоборстве с самим будущим особенно непристойна роль ревизионистов — людей, предавших интересы рабочего класса, — а также их ближайших партнеров: оппортунистов, сионистов, националистов. Чечевичную похлебку двурушничества им заменило хлебово бульварных газет и покровительство западных книгоиздателей. Отрабатывают они это хлебово с отменным усердием. Их многоголосый шумный хор стремится перекрыть доносящийся до молодежи голос правды, извратить ее сущность. И денно и нощно этот несмолкаемый хор обрабатывает сознание молодежи, стремясь направить ее умы в нужном капиталу направлении. Густо отравленный, мерзостный туман вздымается от их контрабандистских творений, застилая пытливый взор молодого поколения, через тернии пробирающегося к истине.

Как все умирающее, эти наемные солдаты идеологического войска империализма тянут свои цепкие руки ко всему нарождающемуся, молодому, идущему вперед. Всеми своими силами они мешают приближению будущего. Они давно вступили в заговор именно против молодежи, ибо молодежь — это будущее. То будущее, которое им — империализму и всем его идеологическим прихлебателям — не принадлежит и в которое всем им пути нет.

Глава I. Молодежь и социально-политические коллизии современного мира

Молодежь решит исход всей борьбы.

В. И. Ленин
Современная молодежь — и капиталистических, и социалистических, и развивающихся стран — живет и формируется в исключительно сложном мире, главной характеристикой которого, обусловливающей все сферы общественного развития, является противостояние труда и капитала, острейшая борьба между социализмом и капитализмом. При этом капитализму противостоит общество, неуклонный рост сил и могущества которого радикально изменяет соотношение сил на международной арене в пользу мира, демократии и прогресса, в пользу освободившихся от колониальной зависимости государств.

XX век стал веком комплексной революции производительных сил. Процесс завершения промышленной революции переплелся в ней с мощным наступлением научно-технической революции, поставившей человека на порог космической эры. Тем не менее в основе преобразования мира лежат не столько научно-технические, сколько социально-экономические факторы. Они же в первую очередь и влияют на сознание молодежи.

Молодежь давно получила возможность убедиться на собственном опыте, что дальнейшее существование общества капитала представляет угрозу человечеству. Для мировой капиталистической системы последние десятилетия были периодом глубочайших экономических потрясений, социальных конфликтов и политической дискредитации. Сузилась сфера империалистического господства в мире, обострились внутренние противоречия в странах капитала и соперничество между ними. Резко возросла агрессивность политики империализма, и прежде всего американского. Объективное развитие капиталистического общества породило такие проблемы, которые можно решить только после ухода капитализма с исторической арены. Впрочем, капитализм уже не раз демонстрировал миру свою неспособность решить не только назревшие на новом этапе развития общества социально-экономические проблемы, но и самые элементарные проблемы человеческой жизни вообще. Только за один 1980 год на планете по вине капитала 50 миллионов человек умерли от голода, в том числе 12 миллионов детей. 900 миллионов жителей Земли по его же вине в эпоху научно-технической революции остаются неграмотными.

Мы живем в такой период, когда становится все сложнее удовлетворять потребности возрастающего населения земного шара в природных ресурсах, особенно в энергетических. По приблизительным подсчетам, число жителей земного шара к концу XX столетия достигнет 6 миллиардов человек, то есть увеличится по сравнению с послевоенным (1945 г.) более чем в два раза. Организация 24 высокоразвитых капиталистических государств под названием «Лицом к будущему» («Facing the Future»), которой ни к чему завышать данные, изобличающие империализм, тем не менее предполагает, что из этих 6 будут «очень бедны» 2 миллиарда человек.

Бурное развитие НТР дало человеку гигантские возможности уже сегодня решить вставшие перед человечеством глобальные проблемы и обеспечить каждому живущему на Земле жизнь без нищеты, безработицы, эксплуатации и неграмотности. Разумная кооперация усилий всех стран мира, всех ученых планеты могла бы создать благоприятные условия для существования всех людей, для обеспечения всем народам возможности гармоничного развития. «Мешает капитализм» (В. И. Ленин). Мир частной собственности распоряжается предоставляемыми НТР преимуществами далеко не в интересах человека. Капитализм не только мешает отдалить перспективу истощения природных, в частности энергетических ресурсов, устранить опасность экологического кризиса, решить продовольственную проблему. Он в своих корыстных интересах предпринимает попытки воздействия на генетический код человека и, используя НТР в целях разнузданной гонки вооружений, создает опасность гибели не только человеческой цивилизации, но и самих предпосылок жизни на Земле.

С непреложной закономерностью в 70-е годы капиталистическая экономика вползла в трясину хронического кризиса, охватившего практически все страны западного мира. Этот кризис сопровождался не только экономической депрессией, но и глубочайшими идейно-политическими потрясениями, утратой широкими слоями населения веры в способность государственно-монополистического капитализма найти выход из создавшегося положения. Углубляются социальные конфликты, невиданные масштабы приобрела инфляция. Президент Соединенных Штатов Р. Рейган признал, что США страдают от «одного из самых худших периодов инфляции за национальную историю», «инфляции, угрожающей поколебать самые основы жизни» миллионов американцев. «Мир осужден на дальнейший рост инфляции, — пишет „Financial Times“, — и вряд ли есть что-либо такое, что могло бы предпринять какое-либо правительство или какой-либо политик для того, чтобы этот процесс остановить».

Во всех странах развитого капитала и после завершения кризиса массовая безработица не сократилась, она превратилась в постоянный фактор. Применение в производстве новейших научно-технических достижений выбрасывает миллионы людей за ворота фабрик и заводов. В странах ЕЭС в 1981 году зарегистрировано 10,7 миллиона безработных, что составило почти 10 процентов работоспособного населения против 3 процентов в 1973 году. В США — 10, в Японии — около 2 миллионов безработных. За последнее десятилетие армия безработных в развитых капиталистических странах возросла более чем втрое.

Усилилась тенденция к расширению частичной безработицы. От полной и частичной безработицы страдает до 40 процентов трудоспособного населения развивающихся стран. К 2000 году, когда население земного шара увеличится в основном за счет жителей Азии и Африки, народам развивающихся стран потребуется не менее 700 миллионов рабочих мест. Решение этой проблемы в условиях капитализма совершенно исключено.

Неуверенность стала определяющей общественно-психологической характеристикой западного образа жизни, инфляция распространилась на самое сокровенное — на человеческие надежды, на его перспективы и веру в будущее.

Мировой кризис капитализма сказывается на положении всех слоев буржуазного общества. Однако никто не страдает от этого кризиса так, как молодежь. Еще К. Маркс и Ф. Энгельс убедительно показали, что молодое поколение пролетариев является наиболее бесправной и эксплуатируемой частью общества.

НТР только углубляет противоречивость положения молодежи в системе капитализма, еще и еще раз дает ей почувствовать на собственном опыте несоответствие между огромными возможностями научного прогресса и неспособностью общества использовать его на благо человека, в интересах его всестороннего развития. Вызванные НТР глубочайшие изменения в производстве, быту, во всех сферах жизни, а главное — новые требования к образованию молодежи и новые возможности расширения ее политических прав, интересов и потребностей, ускорение социальных процессов, усложнение структуры общественной жизни, материальных и идеологических отношений — все это, казалось, должно было бы предопределить и коренные изменения в положении молодежи в обществе, на производстве. Этим, собственно, характеризуются вызванные НТР изменения в положении молодежи социалистических стран. Но капиталистическая действительность ежедневно, на каждом шагу демонстрирует свою полнейшую неспособность осуществить даже самые скромные надежды молодого поколения, не говоря уже о его стремлении активно участвовать в преобразовании общества.

Особенно жестокой эксплуатации и унижениям молодежь подвергается на производстве. Как известно, в большинстве капиталистических стран заработная плата и условия труда молодых рабочих значительно уступают заработной плате и условиям труда взрослых. Подавляющее большинство детей трудящихся, особенно крестьян, которые приходят в город, не имея никакой профессии, начинают свою трудовую жизнь чернорабочими. Ни о какой единой системе профессионально-технического образования, наподобие тех, которые широко развиты и общедоступны в социалистических странах, здесь нет и речи. Лишены возможности приобрести профессию сотни тысяч выпускников школ Франции, Великобритании, ФРГ и других стран Запада. Гость XXVI съезда КПСС Генеральный секретарь Португальской коммунистической партии Алваро Куньял в своем интервью редакции «Комсомольской правды» говорил: «Молодежь в нашей стране сталкивается с самыми разными формами дискриминации. Меньшая, чем у взрослых, заработная плата, преграды на пути профессионального продвижения, отсутствие необходимых условий для культурного развития — такова реальность».

А поскольку НТР значительно повышает требования к общеобразовательной и профессиональной подготовке рабочей силы, то и при найме на работу предпочтение отдается отнюдь не молодым. В результате рост безработицы также бьет прежде всего по молодежи, среди молодых людей она катастрофически увеличивается.

Согласно оценкам Международной организации труда в 1980 году в развитых капиталистических странах было официально зарегистрировано более 11 миллионов безработных среди молодежи до 25 лет. Регистрации, естественно, подлежали только те, кто уже был занят в производстве до того, как стать безработным. Но основная масса молодых безработных состоит из тех, кто, достигнув известного возраста, годами ищет и не может найти работу. Особенно высокий уровень безработицы среди американской молодежи. В соответствии с последними данными здесь не могут найти себе применение 17 миллионов молодых американцев. Не имеет работы 41,3 процента негритянской молодежи США. При этом безработные молодые люди больше других страдают и от материальных лишений, так как даже не имеют права на получение пособия по безработице. В большинстве своем это еще не работавшие выпускники школ, колледжей, институтов или выходцы из деревни. Общее число безработных в странах капитала достигло к началу 1982 года угрожающей цифры — 28 миллионов человек.

Получение образования тоже не гарантирует молодому человеку устройства на работу. В Японии в рядах безработных оказывается почти треть выпускников университетов. В Соединенных Штатах с 1974 года по 1985 год будет подготовлено 420 тысяч специалистов с ученой степенью, но лишь 200 тысяч из них найдут себе применение. Всего же к 1985 году в категорию «лишних американцев» попадет около миллиона молодых дипломированных специалистов.

Наличие постоянной резервной армии безработных, неуверенность в том, что и в будущем можно будет решить проблему трудоустройства, производят на молодежь наиболее деморализующее воздействие и воспринимаются как окончательная потеря перспективы и смысла жизни. По улицам больших и малых городов высокоразвитых капиталистических государств без дела и без цели бродят тысячи безработных юношей и девушек, радужные надежды которых на счастливые перспективы разбились при первом же столкновении с реальной капиталистической действительностью.

Еще острее ощущает на себе произвол империализма молодежь освобождающихся от колониальной зависимости стран. Как сказал на XXVI съезде КПСС Генеральный секретарь Рабочей партии Ямайки Тревор Мунро, «вследствие империалистического гнета треть наших трудящихся страдает от безработицы, почти половина нашей молодежи не может найти работу, больше половины наших женщин не имеют ни работы, ни устойчивого дохода. Трудовой народ Ямайки все еще страдает под гнетом банкиров, домовладельцев, торговцев и помещиков, которым служат судебная система и полиция, средства массовой информации и система образования». Народы освобождающихся стран и особенно их молодежь продолжают страдать и от экономического давления США, с огромной неохотой уступающих свои позиции в бывших зависимых от них странах. Не случайно в этих странах до сих пор повторяют, что горе их в том и заключается, что они расположены слишком далеко от бога и слишком близко от США.

Экономический кризис общества, тупик, в который заводит народы мира империализм, оборачивается для его молодых граждан кризисом социальным и моральным, тупиком, из которого в условиях капитализма выход невозможен.

В сознании современной молодежи мира авторитет империализма все более снижается в силу его ярко выраженной и беззастенчиво проявляемой милитаристской сущности. Монополистический капитал не может гарантировать человеку самое священное из его прав — право на жизнь. Разнузданная гонка вооружений привела к тому, что уже сейчас на долю каждого из живущих на Земле приходится 15 тонн взрывчатки, а Европа превращена в пороховой погреб. «Понимаем ли мы, что сидим на бочке с порохом?» — все чаще спрашивают себя люди.

По данным ООН, ежегодные военные расходы в сегодняшнем мире составляют 400 миллиардов долларов, причем эта цифра постоянно увеличивается. Они-то, эти расходы, и поглощают средства, которые следовало бы использовать для решения таких острейших проблем, как безработица, нехватка энергии, кризис городов, упадок общественного транспорта, систем здравоохранения и социального обеспечения. Именно все более раздуваемый военный бюджет является главной причиной роста безработицы, ибо военные расходы, как в свое время заметил Генеральный секретарь Коммунистической партии США Г. Холл, создают в среднем вдвое меньше рабочих мест, чем такие же ассигнования на гражданские цели. Вызвавшее взрыв негодования во всем мире чудовищное решение президента Рейгана начать полномасштабное производство нового вида ядерного оружия — нейтронной бомбы, катастрофически приближающее возможность начала новой войны, во много крат умножит эти расходы. На 1982 год американские законодатели утвердили военный бюджет в размерах, которых не знала история, — 200 миллиардов долларов, а на 1983-й и того более — 263 миллиарда.

Газета «Die Tat», орган ОЛПН — Союза антифашистов Западной Германии, опубликовала сравнительные данные о возможном использовании для мирных целей средств, ассигнуемых на вооружение. Вот некоторые из этих данных:

Название концерна Название военной программы Стоимость в миллиардах марок Какие мирные объекты можно построить за счет данного военного объекта
1 2 3 4
МББ/Сименс (электроника) многоцелевой самолет МРСА/Торнадо 15—25 800 больниц
Дорнье боевой самолет «Альфа-Джет» 3,2 750 школ
МББ боевой вертолет «ВО-105» 1,5 2500 детских садов
ВФБ — Фокке вертолет большой грузоподъемности 1,6 16 000 квартир
Краус — Маффей танк «Леопард 2» 6,5 установка «Чистый Рейн»
Краус — Маффей, Сименс (электроника) танк ПВО «Гепард» 3,7 установка для диагностики болезней
Тиссен — Хеншель подвижная система ПВО «Роланд» 2,5 установка по опреснению морской воды
МАН/Даймлер, Тиссен — Хеншель и другие военные автомобили 6,2 дополнительные средства для модернизации железных дорог
Бремер — Вулкан фрегат типа 122 2,2 1000 специальных школ
Рейнметалл полевые гаубицы и гранатометы 3,7 1000 пансионатов для престарелых

Тучи, обложившие горизонт международных отношений, ледяной ветер, доносящийся с Запада, вызов, брошенный народам, будущему человечества (чего стоит, например, насмешка над невинными жертвами Хиросимы и Нагасаки, продемонстрированная бывшим героем ковбойских фильмов Голливуда, а ныне президентом США, принявшим свое черное решение о нейтронной бомбе именно 6 августа — в день атомной бомбардировки Хиросимы), поднимают великие волны протеста и возмущения по всему миру, среди всех честных людей планеты, в том числе и среди молодежи. Народы мира, их молодое поколение начинают понимать, что постоянная угроза войны заложена в самой природе капитала, а каждый новый этап гонки вооружений, подрывая международную стабильность, в любой момент может вырвать миллионы молодых людей из юности и бросить их в кромешный ад нечеловеческих страданий, которые несет народам война.

Снижение международного веса империализма, его дееспособности, ограниченность его возможностей особенно заметны на фоне успешного движения социалистического общества — общества развивающегося, устремленного в будущее, общества, представляющего собой единственно возможную альтернативу для трудящихся. Пример социализма революционизирует мир. Ценности и идеалы советского образа жизни, неоспоримое превосходство социализма над капитализмом, исторический оптимизм, присущий строителям социализма и коммунизма, оказывают благотворное воздействие на политический климат планеты. Они вдохновляют народы на борьбу за лучшее будущее человечества. Нет теперь такого района мира, где дело социализма и социального прогресса не одерживало бы все новые успехи и победы.

Растущее могущество мирового социалистического содружества, на которое опирается интеллектуально и политически зреющий международный рабочий класс, национально-освободительное движение, все более убедительно свидетельствует в пользу того, что с идеалами, теорией и практикой научного социализма связано будущее человечества.

Сознание современной молодежи и ее «политические симпатии» формируются в период, когда рушится основа буржуазной идеологии — мировое господство империализма, когда социалистические революции и национально-освободительное движение определяют характер нашей эпохи.

Современная молодежь капиталистических стран, хочет того капитал или нет, в большей или меньшей степени находится в курсе событий, разыгрывающихся на мировой арене. Умножились контакты молодежи мира, сократились расстояния, увеличилась скорость распространения информации. Молодое поколение не может не видеть, что построенное советским народом общество развитого социализма предстает сегодня перед всем миром как самая динамичная, самая прогрессивная социальная система. Силой своего примера она оказывает огромное воздействие на мысли и чувства сотен миллионов людей, на формирование жизненной позиции молодежи, на углубление мирового революционного процесса.

Гуманизм социалистического общества, стремление осуществить на деле самые заветные чаяния трудящихся масс, добиться «обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества» (В. И. Ленин) не могут не импонировать молодому поколению. Не могут не волновать молодые сердца атмосфера подлинного коллективизма и товарищества, сплоченность, дружба всех наций и народов Страны Советов, вот уже 60 лет в единой семье созидающих новый мир.

Ни у кого война не отбирает так много, как у молодежи. Построенные социализмом международные отношения нового типа обладают огромной притягательной силой. Социалистические государства не только наполнили содержанием такие общедемократические принципы, как независимость, суверенитет, равноправие государств. Они обогатили свои межгосударственные отношения новыми чертами, братской взаимопомощью, служащей сближению народов. Под влиянием идей и практики социализма происходят положительные изменения во всей системе международных отношений, ибо демократические принципы, международные юридические правила и усилия, направленные на служение делу мира народов, нашли в нем надежную опору. Миллионы молодых людей на земном шаре сознают, что наращивание мощи социализма создает наилучшие условия для укрепления мира и безопасности, для предотвращения мировой бойни, в которой может погибнуть каждый из них.

При первых самостоятельных шагах молодежь капиталистических стран сталкивается с беспощадной действительностью. А она заключается в том, что никаких «равных возможностей» «в обществе всеобщего благоденствия» не существует, что перед молодым поколением открыты далеко не все пути. Последствия капиталистической эксплуатации, реальное положение в производстве, противоречие интересов молодежи, вырастающей в эпоху НТР, и капитала воспринимаются ею более остро, чем предыдущими поколениями. Зависимость от произвола работодателей подвергает ее мукам и сомнениям, неуверенности в завтрашнем дне. И совершенно естественно то, что вслед за разочарованием молодежи следует чувство протеста, чувство ненависти к существующему общественному укладу и представителям господствующих классов, ненависти, которая, как писал В. И. Ленин, «есть поистине „начало всякой премудрости“, основа всякого социалистического и коммунистического движения и его успехов».

Социальную обстановку в мире капитала ныне характеризует все более решительный отпор трудящихся, в том числе молодежи, политике монополий и правящих кругов. Если в первую половину 70-х годов в семи наиболее крупных капиталистических государствах — США, Великобритании, Франции, Италии, ФРГ, Канаде и Японии — бастовали около 82 миллионов человек, то в 1976―1980 годы — уже не менее 90. Результаты этой борьбы тем выше, чем сплоченнее рабочий класс, чем увереннее его опора на трудящуюся молодежь.

Растущее недовольство молодого поколения, приобретающее социально-критическую направленность против всей системы государственно-монополистического капитала и свидетельствующее, что за чувством разочарования все чаще и чаще следует чувство протеста, находит свое выражение в активных социально-политических движениях.

Масштабы участия различных слоев и групп молодежи в борьбе против капиталистической системы постепенно расширяются. При этом классовая борьба пролетариата все теснее переплетается с социально-политическими выступлениями молодежи. Международное Совещание коммунистических и рабочих партий, состоявшееся в Москве (1969), подчеркнуло: «Трудящаяся, прежде всего рабочая молодежь, которая подвергается сверхэксплуатации и не видит для себя перспективы при капитализме, все активнее включается в классовую борьбу, вступает в профсоюзы, в коммунистические и другие демократические организации».[1]

Особый след в истории социально-политических движений молодежи оставили выступления студенчества в конце 60-х — начале 70-х годов. Отказ студенческой молодежи исповедовать буржуазные идеалы вылился в выступления так называемых новых левых, в волнения, которые в течение почти десяти лет держали в напряжении монополистический капитал. Эти волнения сотрясали устои буржуазного общества от Западного Берлина до Буэнос-Айреса, от Колумбийского университета до университета в Лувене, от Сенегала до Исландии.

«Красный май» 1968 года во Франции встретил поддержку французского рабочего класса и положил начало самому широкому в стране в послевоенный период забастовочному движению. Поддержка широкими массами движения «новых левых» в США, в котором участвовали студенты, молодые преподаватели, молодые служащие, превратила страну в арену беспрецедентных для этого континента социальных столкновений. Расстрелы демонстраций студентов, баррикадные бои положили конец мифам о «классовом мире», широко распространяемым в ФРГ и Скандинавских странах. Выступления молодежи и студенчества захватили более 50 капиталистических стран. Они развивались в направлении от морального протеста против всяких форм социального и духовного угнетения к социально-политической борьбе против капитализма и еще раз продемонстрировали, что мир капитала давно изжил себя. «Общество, отвергаемое молодежью, — сказал в связи с этими выступлениями генеральный директор Юнеско Р. Майо, — по самой сути своей является обществом без будущего и поэтому обреченным».

Заслуженное внимание студенческому движению уделило международное Совещание коммунистических и рабочих партий в Москве, отметив, что молодое поколение в странах капитала, в том числе студенчество, охвачено революционным брожением. Молодежь активно борется против империалистических войн, против милитаризации буржуазного общества, против попыток буржуазии урезать демократические права трудящихся.

Известный хранитель устоев старого миропорядка господин З. Бжезинский пытается, правда, доказать, что студенчество не представляет реальной опасности для господствующего класса. Надо думать, З. Бжезинский недостаточно хорошо знает историю. Ареной первых крупнейших студенческих волнений не случайно стала Россия. Наблюдатели склонны были видеть в студенческих волнениях еще одну загадку этой всегда для них полной неожиданностей страны. Но история показала, что выступления студентов России были предвестником буржуазно-демократической революции. Старая социальная структура буржуазно-помещичьей монархии отвергалась новым поколением интеллигенции, вырастающим из студенчества. Участники студенческих волнений в России, как и «новые левые» на Западе, по преимуществу даже не отдавали себе в этом отчета. Ими двигало чувство протеста, недовольство общественным устройством и различного рода иллюзии. Тем не менее эти волнения были первыми симптомами грядущих событий.

Нынешние студенческие волнения также не что иное, как грозный предвестник социальных перемен. НТР увеличивает роль интеллигенции в производстве и в жизни общества. Но капитализм низводит ее до класса, подвергаемого такой же эксплуатации, как и рабочий класс. Именно это имел в виду представитель Французской компартии Пьер Энтжес, когда на одном из международных форумов говорил: «Студент, если прибегнуть к военной терминологии, находится в допризывном возрасте. В течение длительного времени это создавало для большинства студентов привилегированное положение. Они представляли собой предбуржуазию. Кем бы они ни становились — врачами, адвокатами, нотариусами, инженерами или офицерами, они призваны были в массе своей вступить в будущем в ряды имущих классов. Сегодня же многие студенты составляют подлинный предпролетариат, поскольку многие из них встанут в ряды нового слоя технической интеллигенции, врачей, работающих по найму, служащих, которые по мере углубления концентрации производства и развития государственно-монополистического капитализма все более осознают противоположность своих интересов интересам капиталистической олигархии».

Антикоммунистические силы, отдающие себе отчет в том, что будущее находится в руках молодежи, воспринимают ее выступления как грозное предостережение. Американский буржуазный философ Дж. Сетон не без оснований утверждает: «Самое главное сегодня в Америке и во всем мире не то, кто будет у власти и разрешит ли ООН все конфликты, а другое — характер нашей молодежи».

Разумеется, что первая естественная реакция буржуазии на всякий протест, в том числе и на движение молодежи, проявляется в стремлении подавить его силой, как всякое посягательство на ее господство. И буржуазия никогда не отказывалась и не отказывается сейчас от вооруженного насилия, посылая против молодежи полицию, армию. Но при новом соотношении политических сил, в условиях сосуществования социализма и капитализма и при тех социальных последствиях, которые это сосуществование несет, невозможно подавить возмущение молодежи одной только силой. И монополии наряду с вооруженным насилием развернули широкое идеологическое наступление на молодежь, стремясь интегрировать в систему антикоммунизма великое множество всякого рода теорий, с помощью которых так или иначе можно навязать молодежи свою систему мышления, убедить ее в незыблемости капитализма, в общности интересов всех членов буржуазного общества. Не надеясь остановить поступательное движение истории, империалистическая буржуазия пытается по крайней мере затормозить его, и один из путей достижения этой цели она не без оснований видит в сохранении своего идеологического господства над молодым поколением. Как никогда боясь перерастания классовой борьбы в массовое революционное движение, господствующие круги стран капитала, проявляя величайшую гибкость и оперативность в выборе характера форм и методов воздействия, стремятся всеми силами удержать молодежь под своим идейным и политическим контролем, в плену идеалов старого мира. Буржуазные наймиты от идеологии понимают: чтобы сохранить свое господство над молодежью, нужно властвовать над ее сознанием, над ее мыслями, убеждениями.

Антикоммунистические круги отдают себе отчет в том, что рост среди критически настроенной молодежи интереса к социализму при определенных условиях может привести сначала к стихийной, а затем и к сознательной поддержкеею теоретических основ и революционной программы марксизма. Поэтому наряду с экономическими и политическими действиями и теоретической дезинформацией, наряду с репрессиями по отношению к революционной молодежи антикоммунизм прилагает огромные усилия к ее дезинформации относительно действительности реального социализма, стараясь удовлетворять растущий интерес к теоретическим принципам и практике реального социализма при помощи собственного подбора информации, дискредитирующей социализм как реальность. Естественно, главная цель, преследуемая такой информацией, точнее — дезинформацией, заключается в том, чтобы не допустить понимания молодежью всех преимуществ социалистической организации общества, всей глубины и размаха его исторической созидательной деятельности и его превосходства над капитализмом. Ни в коем случае не позволить молодежи узнать правду о социализме, правду о реальном социализме, его полную и целостную картину, увидеть пройденный им исторический путь и по-настоящему оценить завоеванное им — вот чего хочет монополистическая буржуазия. Все методы и средства антикоммунистической пропаганды направляются на то, чтобы скрыть от молодежи, что социализм — это динамично развивающееся общество, выступающее во всем богатстве своих конкретных жизненных форм, в постановке и решении все более сложных и масштабных задач, непосильных для капитализма, в истинно диалектическом свете своего исторического движения вперед, что мировая система социализма — от его экономических основ до социалистического образа жизни — представляет самое убедительное доказательство того, что настоящий гуманизм и достижение истинно человеческих реальных ценностей возможны только в социалистическом обществе.

Глава II. Всей ордой антикоммунизма…

Полицейская религия уже недостаточна для оглупления масс, давайте нам религию более культурную, обновленную, более ловкую, способную действовать в самоуправляющемся приходе, — вот чего требует капитал.

В. И. Ленин

1. Сколько стоят заблуждения молодежи?

Антикоммунизм в качестве теоретического направления возник задолго до самого реального коммунизма. Объединив все реакционные силы старой Европы, он начал «священную травлю» коммунизма, когда тот еще только «бродил по Европе» в облике «призрака», и с неослабевающей энергией продолжает эту травлю вот уже более полутора столетий. Эта энергия умножилась, как только коммунизм перестал быть призраком, стал реальной действительностью.

Эволюция антикоммунизма находится в тесной зависимости от коренных изменений соотношения сил в мире, от резкого углубления всех противоречий капитализма. Как известно, это соотношение сил меняется в пользу социализма. Однако ослабление позиций капитализма не ведет, как этого можно было ожидать, к уменьшению усилий и опасности антикоммунизма. Наоборот, именно ослабление экономических и политических позиций капитала и рост сил социализма побуждает представителей государственно-монополистического капитализма искать спасение в антикоммунизме, приобретающем все более воинствующий характер. Еще К. Маркс обращал внимание на то, что с приближением к своей гибели капитал умножает свою воинственность, наступательный характер своей идеологии. «Старая, доказанная историей истина гласит, — писал К. Маркс, — что пережившие себя общественные силы — силы, номинально еще владеющие всеми атрибутами власти, хотя основы их существования уже давно прогнили, …еще раз перед агонией делают последнее усилие, от обороны переходят к наступлению, вместо того, чтобы уклоняться от борьбы, сами вызывают на борьбу, пытаясь сделать самые крайние выводы из посылок, которые не только поставлены под вопрос, но уже давно осуждены историей».[2]

Активизация современного антикоммунизма отличается тотальной мобилизацией всех его сил и всех идеологических и политических направлений, противостоящих социализму и марксистско-ленинской идеологии. Относительно стихийная, разобщенная деятельность его обособленных отрядов ушла в прошлое. Ныне антикоммунизм характеризуется тесным взаимодействием отдельных своих звеньев. Под лозунгом борьбы за сознание и умы молодежи в его системе слились воедино ведущие идеологические и теоретические направления и школы буржуазной апологетики. Все теснее примыкают к антикоммунизму реформизм, национализм и маоизм. Великодержавная идеология маоизма вообще превратилась из «левого» ревизионизма в крайне правое крыло антикоммунизма. В арсенале антикоммунизма нашли свое место идейные концепции современного милитаризма, реформистско-технократические идеалы буржуазной футурологии, неоколониализм и неорасизм, левый радикализм и, наконец, экстремизм и неофашизм. Таким образом, современный антикоммунизм представляет собой чрезвычайно сложный, широкий, многоплановый и многопроблемный фронт борьбы. На одном его полюсе находится все более срастающийся с буржуазной апологетикой реформизм, посредством которого можно «удобнее» усмирять революционизирующуюся молодежь. На другом — идеологи неофашизма, насилия и терроризма, убежденные, что только с помощью силы следует укреплять стабильность старого миропорядка и держать молодежь в послушании и повиновении.

Идеологи империализма все еще не помышляют об ограничении борьбы с социализмом одними идеологическими формами, как бы ни вырос их удельный вес в наступлении антикоммунизма. Угроза вооруженной борьбы с прогрессивными силами мира далеко еще не снята с повестки дня. Пока существует империализм, эта угроза будет висеть над народами и их молодыми поколениями постоянно. Империализм ищет свое спасение прежде всего в наращивании средств массового уничтожения. Он делает все возможное, чтобы вернуть мир к мрачным дням «холодной войны»: создает военные базы, наращивает свое военное присутствие в новых, самых отдаленных от своих стран районах земного шара, срывает процесс разрядки международной напряженности.

В этих условиях первостепенной задачей антикоммунизма становится задача «теоретического» обоснования милитаризма перед лицом мировой общественности, в глазах молодежи мира. Пропагандистские фальшивки пентагоновских стратегов о якобы возросшей «советской военной угрозе», о причастности Советского Союза к «международному терроризму» и т. д. он переводит на язык теории и преподносит массам как доктрины «новой концепции обороны Западной Европы», «евростратегической ядерной войны» и т. д. Все эти доктрины, естественно, не имеют ничего общего с научной теорией и служат единственной цели: оправдать милитаризм, скрыть от народов мира его экономические и политические истоки. За частоколом из наукообразных фраз лакеи Капитала, по существу, прячут антиобщественные концепции войны и мира, которые все больше эволюционируют в сторону иррационализма.

В попытках оправдать безудержную гонку вооружений молодежи вновь навязывают мальтузианские концепции, спекулирующие на «демографическом взрыве». Широко культивируется неомальтузианство, создаются теории, оправдывающие милитаризм бурным развитием НТР. Умы молодежи засоряются так называемой «теорией эскалации», признающей допустимым и даже необходимым постоянное балансирование на грани ядерной войны. При этом теоретики милитаризма, как правило, подменяют основное противоречие современной эпохи — противоречие между социализмом и капитализмом — противоречием между «сверхдержавами», а принципам мирного сосуществования и безопасности народов противопоставляют положения о глобальной борьбе великих держав, о «комбинациях блоков». Так создается пропагандистская ширма, с помощью которой пытаются скрыть истинную сущность милитаристской политики империализма. Той политики, которая не может не противоречить интересам и надеждам молодого поколения мира.

На переднем крае идеологического наступления антикоммунизма находятся ныне идеологи сионизма, который характеризуется ярко выраженной воинствующей империалистической сущностью. «Еврейская ветвь» империализма — так охарактеризовал сионизм XIV съезд Коммунистической партии Израиля. Современный сионизм действует рука об руку с наиболее реакционными кругами США и других империалистических государств, является активным сообщником их преступлений не только на Ближнем Востоке, но и в других районах земного шара. В настоящее время американские империалистические круги вынашивают идею создания ближневосточного варианта НАТО — МЕТО, который будет включать Израиль и арабские государства. С помощью египетско-израильской сепаратной сделки эту идею уже пытаются претворить в жизнь.

Сионизм — это проявление экспансионизма, это воинствующий расизм и шовинизм, о чем, в частности, свидетельствует милитаристская, расистская практика Израиля и всей разветвленной системы сионистских организаций.

Сионизм — непримиримый враг мира и прогресса всех народов, он выступает против разрядки международной напряженности, оправдывает и всячески поддерживает агрессивные милитаристские устремления Израиля. Еще в 1967 году сионист У. Ростоу (советник президента США Джонсона по вопросам национальной безопасности) вкупе с руководителем американских сионистов И. Принцем разрабатывал тактику деятельности сионистских организаций в период подготовки Израилем агрессии против арабских стран, принимая одновременно меры по усилению поддержки Вашингтоном планов Тель-Авива.

Сегодня сионизм активно поддержал варварскую агрессию израильской военщины против Ливана, палестинского освободительного движения.

Поэтому борьба с сионизмом неотделима от борьбы за мир на земле.

Идеология сионизма, по существу, является идеологией фашистского типа.

Родство сионизма и фашизма подчеркнул советский представитель в ООН А. Я. Малик в своем выступлении на заседании Генеральной Ассамблеи ООН: «Сионисты всегда были и продолжают оставаться духовными братьями фашистов, расистов… Как и у фашистов, так и у сионистов одна и та же идеологическая природа: и те и другие — выразители интересов крупной империалистической, наиболее реакционной буржуазии; и те и другие — смертельные враги революционного и национально-освободительного движения, враги социализма и коммунизма; и те и другие — оголтелые расисты. Разница лишь в том, что немецкие фашисты создавали культ „арийской расы“, а сионисты пытаются создать культ „еврейской высшей расы“. Только в этом разница».[3]

О духовной общности сионизма и фашизма свидетельствуют также факты его тесного сотрудничества с неофашистскими организациями. Не случайно симптомы родства сионизма с фашизмом отмечали даже современники Гитлера, которые свидетельствуют, что в личных беседах Гитлер рассказывал, как именно у сионистов он обучался «политической интриге, технике конспирации, разложению революции, сокрытию тайны, введению в заблуждение, организации». В Израиле находят приют также многие представители антисоциалистических сил, бежавшие из Венгрии, Польши, Чехословакии, ГДР после известных событий, в которых сионизм сыграл далеко не последнюю роль.

Именно в качестве идеологии экспансионизма, расизма и шовинизма сионизм особенно опасен для молодежи, в сознание которой он всеми силами пытается внедрить яд человеконенавистничества, фашизма, антисоветизм, ненависть к прогрессу, революции, национально-освободительному движению. Как истина в последней инстанции в среде молодежи проповедуется реакционная теория о существовании мировой экстерриториальной еврейской нации и общих еврейских внеклассовых интересов во всем мире. И в Израиле и — по сионистской терминологии — в диаспоре, то есть за пределами Израиля, молодежи любыми способами стараются навязать представление об «избранности» евреев, в преимуществах «иудейского духа» и уверить в великих перспективах, в предопределенности, превосходстве «богоизбранного» народа над всеми «народами и языками».[4] Особенно преступно то, что на основе идеи об исключительности одного «народа» молодежи упорно прививается сионистский миф о «социальном мире», то есть идея классового сотрудничества и вытекающее из нее оправдание войны как средства сохранения «национального сплочения».

Идеологи сионизма пытаются всеми дозволенными и недозволенными средствами наводнять мир своей печатной антикоммунистической продукцией. Эта продукция, по существу, не представляет собой ничего иного, как высший образец фашистско-сионистской пропаганды.

Так, в рассылаемой по всему миру, зачастую единственно по адресам, взятым наугад из телефонных справочников, книге печально известного руководителя «Лиги защиты евреев» Меира Кахане (США) «Больше никогда!» гитлеровский фашизм определяется как значительно меньшая опасность, нежели Советский Союз и коммунизм. «Гитлер просто уничтожал евреев физически, — пишет Кахане, — но от этого не страдала идея сионизма, наоборот, сионизм в уничтожении евреев черпал новые стимулы для своего утверждения. Коммунизм же своим идейным влиянием ставит под угрозу торжество самого духа еврейства, ослабляет сознание исключительности избранного народа, осуществление его целей путем войны, угрожает евреям ассимиляцией, чего в интересах сионизма допустить нельзя ни в коем случае». М. Кахане призывает советских евреев к эскалации борьбы еврейского народа против его «советских поработителей», причем борьбы с использованием физической силы и насилия. Он формулирует программу международного антисоветизма, которой предлагает руководствоваться всем западным государствам и общественным организациям. Эта программа включает самый широкий спектр методов антисоветской истерии: бойкот советского туризма, прекращение дипломатических связей с СССР, убийство советских дипломатов, отказ от политики мирного сосуществования. В заключение этот мессия милитаризма призывает развязать войну против СССР, «превратить советское государство в цель для бомбовых ударов».

Идеи войны и человеконенавистничества сионизм подтверждает грязной практикой наглых агрессий, которыми отмечена вся история государства Израиль. Известный финский писатель Мартти Ларни после туристской поездки по Израилю с величайшей душевной горечью писал: «Простой трудовой люд на всей планете жаждет мира и лучшей жизни. Но эти перспективы ему застилает сейчас туман сионистских идей и гарь бомбовых взрывов».

Идейно-теоретическая апологетика культа войны небезуспешно сочетается в системе антикоммунизма с другими формами идеологической борьбы.

Современная идеологическая борьба — это ни больше ни меньше как проявление одной из важнейших закономерностей классовой борьбы в период сосуществования социализма и капитализма. С тех пор как существует труд и капитал, ожесточенная борьба между ними ведется, как говорил Ф. Энгельс, в трех направлениях, связанных между собой: в теоретическом, политическом и практически-экономическом. Неоднократно обращал внимание на этот сформулированный Ф. Энгельсом вывод В. И. Ленин, объясняя, что научный коммунизм признает не две формы классовой борьбы — политическую и экономическую, — а три, ставя наряду с ними и теоретическую борьбу.[5]

Стратеги антикоммунизма отдают себе отчет в том, что их идеология, представляющая собой псевдонаучную метафизическую смесь философских, политических, правовых, экономических и прочих концепций, так или иначе защищающих мир частной собственности и эксплуатацию человека человеком, по силе своего воздействия и убежденности не может идти ни в какое сравнение с идеологией марксизма-ленинизма. Не случайно американский социолог Россайтер сокрушался о «главном» несчастье буржуазной идеологии, которое, по его мнению, заключается в том, что она не имеет своего Маркса. Другой идеолог монополистической буржуазии, Г. Уоллич, писал: «Коммунизм является чудовищной интеллектуальной структурой, воздвигаемой первоклассными умами на протяжении многих десятилетий, с внутренней логикой и последовательностью, которым капитализм может лишь позавидовать. Средний американец, обсуждающий с русским достоинства соответствующих систем, вскоре почувствовал бы себя как ошпаренный, если только он не принадлежит к категории исключительно сообразительных людей. Американскому же экономисту лицом к лицу с искушенным диалектиком-марксистом, наверное, пришлось бы в такой дискуссии еще труднее».

Идеологическая борьба, которую ведет антикоммунизм, не является обычной борьбой идей, объективно вытекающей из реального сосуществования двух противоположных общественных систем. Здравый смысл на соотношение идеологии буржуазной и идеологии марксизма-ленинизма, понимание всех невыгод их сопоставления обусловливает стремление антикоммунизма к преобразованию идеологической борьбы с коммунизмом в психологическую войну, которая позволяла бы апеллировать не к доводам разума, а к обывательским представлениям, цинично манипулировать сознанием молодежи, используя весь современный арсенал средств массовой информации.

Психологическая война антикоммунизма скорее представляет собой идеологическую диверсию, целью которой является «отвратить людей от социализма».[6]

Идеологические диверсии антикоммунизма осуществляются особыми специальными средствами и, нарушая общепринятые нормы международного права, по существу, означают прямое вмешательство во внутренние дела других стран. Против социалистических стран идеологические пособники империализма проводят одну враждебную кампанию за другой, чернят и извращают все, что происходит в этих странах, идут на любые фальсификации, любую клевету. В. И. Ленин не однажды обращал внимание на то, что при ослаблении идейного влияния буржуазии она «везде и всегда прибегала и будет прибегать к самой отчаянной лжи и клевете».[7] Ленин подчеркивал, что монополистическая буржуазия не может обойтись без масс, а массы в условиях капитализма «нельзя вести за собой без широко разветвленной, систематически проведенной, прочно оборудованной системы лести, лжи, мошенничества, жонглерства модными и популярными словечками, обещания направо и налево любых реформ и любых благ рабочим, — лишь бы они отказались от революционной борьбы за свержение буржуазии».[8]

Этой широко разветвленной, систематически проводимой, прочно оборудованной системой лжи занимается грандиозный по своим масштабам аппарат, для содержания которого расходуются огромные средства: в США, например, ежегодно свыше миллиарда долларов. Именно в годы «холодной войны» по предложению Эйзенхауэра в США была основана так называемая Информационная служба, в которой уже тогда (1953 г.) работало 12 тысяч профессиональных пропагандистов.

В зависимости от новых условий меняются методы и формы подрывной работы. С развязыванием администрацией США нового этапа «холодной войны» Информационная служба в 1978 году была заменена Американским агентством информации и культурного обмена, которое теперь контролирует и направляет деятельность всех идеологических институтов США.

В орбиту ведения психологической войны втянута поистине могучая служба разведки, различные репрессивные органы и многочисленные официальные и неофициальные антисоветские организации. На все эти центры возложены так или иначе и важные идеологические функции. Число их сотрудников в 1980 году было увеличено и достигло 155 тысяч человек, а расходы на их деятельность выросли до 13 миллиардов долларов. В 1981 году была усовершенствована вся система разведывательных служб и идеологических центров в целях достижения лучшей координации их борьбы с социализмом. Эти усовершенствования, как и все организационные и идеологические акции, направленные на усиление антикоммунизма, сопровождаются широкой пропагандистской кампанией. Такая кампания должна убедить массы в «оправданности» подрывной деятельности против международного рабочего и коммунистического движения и социалистического содружества и отвлечь внимание от многочисленных скандальных фактов, показывающих истинное лицо всех этих антикоммунистических служб и институтов.

Американская информационная служба имеет 200 филиалов, размещенных в более чем 100 странах мира. Ее собственностью являются 80 процентов всех газет и журналов капиталистических государств, в том числе антикоммунистическое издание «Проблемы коммунизма». Ей же отданы десятки радио- и телевизионных станций «Голоса Америки», засоряющих мозги своих молодых и немолодых слушателей в продолжение 789 часов в неделю на 36 языках. Этой же службе совершенно официально подчинена радиостанция Западного Берлина. В тесном контакте с подчиненными информационной службе США станциями работают мюнхенские радиоцентры «Свободная Европа» и «Свобода», которые своей антикоммунистической подстрекательской трескотней загрязняют эфир в течение 980 часов еженедельно. Западногерманская «Немецкая волна», «Радио Швеции», радиостанция Великобритании Би-би-си соблазняют молодежь мира прелестями «капиталистического рая» 704,5 часа в неделю по преимуществу на языках народов Югославии, Болгарии, Румынии, Польши, Венгрии, Чехословакии и Советского Союза. Бешеную антисоциалистическую пропаганду развила станция «Голос Израиля», объявившая настоящую войну политике мирного сосуществования, интернационализму, гуманизму и другим высшим человеческим ценностям.

Программы этих станций сориентированы на обработку молодых слушателей в духе буржуазной и мелкобуржуазной идеологии, на то, чтобы любой ценой настроить их против марксистских партий и социалистического общества. Среди молодежи и капиталистических и социалистических стран ими упорно пропагандируется западный образ жизни, культивируются индивидуализм, потребительское отношение к обществу, культ дешевой популярности и страсть к развлечениям. В программах для студенчества и молодой интеллигенции настойчиво проводится идея, что в век научно-технической революции идеологическая борьба, как всякая классовая борьба, отжила свой век.

В арсенале психологической войны одно из ведущих мест заняла доктрина «наведения мостов», сформулированная еще президентом США Л. Джонсоном. Основная идея этой доктрины состоит в том, что в ходе осуществления контактов со странами социализма следует, мол, оказывать постоянное давление на экономическую, идеологическую, культурную сферы жизни этих стран, на их молодое поколение. Если говорить точнее, путем искусной мимикрии и давления, сопровождаемого мнимой «доброжелательностью», апологеты империализма пытаются добиться эрозии социализма изнутри. Таким образом, самую идею мирного сосуществования и экономического сотрудничества авторы доктрины «наведения мостов» используют как средство подрыва идеологических устоев социализма, его «размывания».

Один из идейных вдохновителей западногерманского империализма, Ф. Й. Штраус, так объясняет задачи этой доктрины: «Наше идейное богатство необходимо исподволь, психологически, искусно внедрять в общественную жизнь коммунистических стран с помощью всех средств современной пропаганды. Люди в коммунистических странах станут таким образом сознательными или бессознательными носителями идей Запада, будет создана атмосфера всеобщего недовольства, что явится предпосылкой для ненасильственных внутренних преобразований и перемен в этих государствах. Непрерывной деятельностью, которая утомит противника, необходимо ускорить этот естественный процесс. Обстановка в Европе создает возможности для успешного ведения психологической войны со стороны Запада». В конечном итоге «наведение мостов», определял все тот же Ф. Й. Штраус, необходимо для того, чтобы «найти лучшую форму сближения, посредством которой можно ослабить международную организацию мировой коммунистической империи и с помощью мирных средств развалить ее изнутри».

В мобильной, гибкой тактике диверсионно-пропагандистского аппарата антикоммунизма, в его оперативных переориентациях и перестройках ведущее место занимает задача усовершенствования методов идеологической обработки молодежи. Монополистическая буржуазия создала специальную, ориентируемую исключительно на молодежь систему ее «оболванивания», социальной дезориентации и идеологического разоружения. Так, в капиталистических странах активно функционируют, направляя формирование молодежи в нужном капиталу направлении, специальные государственные органы: в США — Комиссия при президенте по проблемам молодежи, Специальный советник президента по делам молодежи, Межминистерский комитет по проблемам детей и молодежи; в Англии — Совет развития молодежной службы и Школьный совет при министерстве образования и науки; во Франции — министерство по делам молодежи и спорта; в ФРГ — министерство по делам молодежи, семьи и здоровья, Федеральный центр политического образования молодежи и множество других комитетов и организаций, занимающихся главным образом социальной дезориентацией молодежи и расследованием молодежных выступлений. Идеологическое воздействие на молодежь в международном масштабе координируется организованным в рамках НАТО еще в начале 60-х годов Комитетом по проблемам молодежи, целью которого является борьба с проникновением демократических идей в сознание молодежи Запада. На это направлены усилия буржуазных пропагандистских институтов, сети специальных агентов в международных молодежных организациях, финансирование которых Центральным разведывательным управлением США уже не однажды становилось предметом международного скандала.

Задаче защиты и утверждения идеалов капиталистического общества в среде молодежи антикоммунизм подчинил также всю систему средств массовой информации. При этом «парадоксом» общественной жизни высокоразвитых капиталистических государств и особенно США является то, что, несмотря на самые широкие возможности этих средств в деле распространения информации, в массах, среди молодежи постоянно поддерживается слабая осведомленность о международной обстановке вообще, а о мире социализма в особенности. Средства массовой информации, или, как их называют в США, масс-медиал, упорно придерживаются «убийственной техники полного игнорирования и замалчивания событий». Так, в частности, охарактеризовала деятельность телекампаний газета «New York Times», что не мешает ей самой виртуозно пользоваться такими же методами. Американская администрация неоднократно заявляла, что телерадиовещательная деятельность США руководствуется доктриной справедливости и доктриной равного времени для всех точек зрения. Что бы ей при этом вспомнить и добавить к своим заявлениям слова великого американца Марка Твена, что в отношении ханжества «пальму первенства мы тоже никому не уступим». Власть имущие, используя весь комплекс средств массовой культуры, безотказно и в своих интересах манипулируют сознанием молодежи, формируют удобные правящим классам стереотипы поведения, прививают эстетически извращенные вкусы, культивируют потребительство и бездуховность.

Мощной разветвленной индустрией, Молохом информационного взрыва стало в капиталистическом мире телевидение, определяемое в США как гигантская машина, «превращающая эфир в золото». Трудно переоценить его влияние на духовный климат каждой страны, на взгляды и поведение огромных масс людей и особенно молодежи, выросшей и сформировавшейся под значительным его влиянием. Известный американский тележурналист Р. Макнейл, в последние годы ведущий информационные программы так называемого общественного телевидения, пишет: «Телевидение — это машина, посредством которой ныне убеждают и околпачивают народ, это машина для успокоения переживающих неспокойные времена, машина для отключения аудитории от неприятных реальностей, для ее убаюкивания».

Особенно преуспевает в своем воздействии на умы молодежи телевидение США. В отличие от других капиталистических государств, где телевидение составляет частичную, а чаще полную собственность государства, эфир в США целиком принадлежит частному капиталу. 700 коммерческих телевизионных и 8 тысяч радиовещательных станций изо дня в день с неослабевающей энергией защищают его устои. Они воздействуют на жизненно важные интересы и мировоззрение американской молодежи с помощью такого испытанного орудия, как пропаганда стереотипов «американского образа жизни» или всесильная, формирующая потребительскую психологию коммерческая реклама. Ориентируйся на стандарты, которые предлагает реклама, — и эталон стопроцентного американца тебе обеспечен! Реклама, достигшая благодаря телевидению апогея эффективности!

Дорогу же к подлинно большому искусству, способному благодаря телевидению духовно обогащать миллионы, вместе с коммерческой рекламой преградил мутный поток так называемого массового искусства: вестерны — стандартные ковбойские фильмы, жестокие мелодрамы, перенасыщенные сценами насилия детективы, хроника великосветских скандалов, пышные эстрадные шоу. Этот поток должен отвлечь общественное мнение от нищеты, безработицы, детской преступности, наркомании, несправедливости, повседневной расовой дискриминации и других острых социально-классовых проблем.

Одержимые идеей мирового господства, в том числе и в сфере духовной жизни, идеологи американского империализма вынашивают идею «мировой деревни» («global village»), представляющую собой прямое развитие доктрины «наведения мостов». Эта идея преследует цель с помощью космической телевизионной связи превратить все человечество в телезрителей и радиослушателей США, заставить молодежь всего мира ориентироваться на духовные ценности, созданные и пропагандируемые тремя ведущими американскими гигантскими телерадиокорпорациями: Эн-би-си, Эй-би-си и Си-би-эс. Таким путем американский империализм надеется достигнуть приемлемого для него эмоционально-психологического климата на всей планете, унификации нравственных, национальных и политических установок и чувств молодежи мира. А в конечном итоге — отвлечь молодое поколение всех стран от коренных проблем общественного развития.

Целям сохранения старого миропорядка в капиталистических странах подчинена и система образования, при помощи которой в сознание школьной молодежи внедряются определенные идеологические и политические установки, антикоммунистические, антисоветские взгляды и представления. В школах США и других стран преподается специальный курс антикоммунизма. «Наши школы, — писал глава американской охранки Эд. Гувер, — представляют самую значительную силу в борьбе против коммунизма».

Преподаванию антикоммунизма уделяется самое серьезное внимание. Заведующий учебной частью комитета исследований Национальной ассоциации независимых школ в США Д. Маллэри в книге «Изучение коммунизма» писал: «Преподавание курса антикоммунизма должно быть очень строгим и позитивным, не допускающим попыток со стороны того или иного ученика оспаривать основную посылку, что коммунизм порочен, а наш образ жизни является единственно правильным. Другими словами, в процессе этих лекций академическая свобода не должна предусматривать академической дискуссии о том, правы ли мы».

Огромную тревогу у народов мира вызывает политическая обработка сознания молодежи в Западной Германии, где для всех институтов и служб, занимающихся политическим воспитанием молодежи, обязательным является воспитание ее в духе не только антикоммунизма и национализма, но и воинствующего реваншизма. Пропагандируемые здесь идеалы тесно связаны с усилением гегемонистских, милитаристских, экспансионистских и фашистских тенденций. А пропаганда самой войны не только не запрещена, а поощряется официальными средствами массовой информации. В 1980 году западногерманский журнал «Шпигель» опубликовал серию материалов под названием «Монологи Гитлера», которые якобы были записаны адъютантом Бормана. В этих «монологах» излагаются бредовые рассуждения бесноватого фюрера о мировом господстве, расовой неполноценности славян и необходимости их физического уничтожения, ликвидации и колонизации Советского государства, уничтожения Москвы, Ленинграда, Киева и других городов Советского Союза. В ФРГ свободно продаются репродукции нацистских журналов, биографии Гитлера, различные фашистские атрибуты, распространяются «солдатские» брошюры, оправдывающие эсэсовцев и развязанную фашизмом войну. Здесь совершенно легально действует 150 неонацистских групп. «Пора проливать кровь!» — вопят они на своих сборищах, требуя создания «четвертого рейха». В одном из издаваемых этими группами боевом листке можно прочесть следующее: «Мы, национал-социалисты, еще порадуемся тому, что концлагеря, оставленные в качестве напоминания о злодеяниях, которых на самом деле не было, так хорошо сохранились. Ведь их можно использовать хоть сегодня».

Деформировав противоборство идей в психологическую войну, антикоммунизм сделал ставку в основном на обыденное сознание. Даже на современном этапе своей деятельности, переориентировавшись с помощью философского ревизионизма на теоретические концепции, на теоретическую обработку интеллигенции и молодежи — студенческой и других ее тянущихся к теории представителей, — он своими «теоретическими» изысканиями выталкивает их из сферы теоретического в сферу обыденного сознания.

Ориентация на обыденное сознание — еще одно из антисоциальных, направленных против интересов молодежи «изобретений» антикоммунизма, делающее «честь» его изворотливости и приспособленчеству. Дело в том, что обыденное сознание представляет собой более масштабную сферу для воздействия на широкие массы молодежи, чем теоретическое мышление, которым пользуются значительно меньшие круги человечества. Обыденным сознанием легче манипулировать, его легче обмануть, ведь оно никогда не займется глубоким анализом предлагаемой ему идеологической информации. Поэтому его эксплуатация приносит капиталу значительно большие дивиденды в идеологической сфере, чем это случилось бы, если бы антикоммунизм взял курс на теоретическое сознание, а в результате — на нефальсифицированную борьбу идей.

В расчете на обыденное сознание антикоммунизм довел до иезуитского совершенства социальную демагогию, политическую риторику и софистику, извращение реального смысла происходящих в мире событий и подтасовку фактов. К примеру, если ты выступаешь за свободу личности, пойми, что она несовместима с принципом равенства, и откажись от него. Если тебя интересует безопасность твоего государства, поддерживай единственное условие этой безопасности — гонку вооружений. Если ты покровительствуешь недовольству молодежи, ты попустительствуешь преступности и наркомании. Если ты хочешь, чтобы не было инфляции, — не ропщи на безработицу. Если ты не согласен потерять даже то малое, что имеешь, остерегайся коммунизма, угрозы коммунистического порабощения. Так и только так. И никаких других альтернатив.

На уровне обыденного сознания такая социальная демагогия еще весьма эффективна. Обыденное сознание, не поднимаясь, по существу, до научно осмысленного воззрения на мир, не может постигнуть, что идеи и идеалы антикоммунизма тесно связаны с проповедью «классового мира», «сотрудничества пролетариата и буржуазии», с идеей «мирного врастания» капитализма в социализм — то есть со всей идеологией, служащей оправданию капитализма. Обыденное сознание не станет задаваться вопросом, почему в потоке антикоммунистической пропаганды и информации, которую противники социализма обрушивают на головы молодежи, злопыхательская критика в адрес политической и экономической системы социализма постоянно сочетается с мнимой доброжелательностью империалистических кругов, у которых будто бы нет важнее заботы, чем та, как «улучшить» социализм? Если не задаваться вопросами, можно подумать, что у буржуа и впрямь изболелось сердце за материальное благополучие, демократические права и повышение духовного уровня молодежи социалистических стран, за процесс «либерализации» в странах социализма.

К. Маркс и Ф. Энгельс отмечали, что с углублением и обострением противоречий капитализма усиливается кризис и возрастает иллюзорность буржуазной идеологии, которая опускается «до уровня пустых идеализирующих фраз, сознательной иллюзии, умышленного лицемерия».[9]

Естественно, теоретические усилия защитников старого миропорядка в силу своего псевдонаучного характера и антисоциального содержания в конечном итоге не могут не потерпеть поражения. Покрасовавшись некоторое время на страницах буржуазной печати и в сфере других средств массовой информации, пережив кратковременный бум, наукообразные, одетые в псевдотеоретические одежды концепции капитализма как общества «вечного и незыблемого» неизменно уходят в прошлое. Так ушли в небытие созданные после второй мировой войны в качестве реакции антикоммунизма на создание ряда социалистических государств в Восточной Европе безудержные восхваления «прелестей» буржуазного общества и многочисленные теории, призванные обелить, приукрасить капитализм, культивировать иллюзии о гармоничном и бесконфликтном развитии послевоенного капитализма — общества довольства и самодовольства, о широкой и спокойной дороге буржуазно-демократического развития, о «равных возможностях» и т. д. и т. п.

В 60-е годы, исходя из веры во всемогущество научно-технического прогресса, буржуазные идеологи пытались вдохновить молодежь мечтой о возможности создать на основе НТР какую-то супериндустриальную цивилизацию. Попытки опровержения марксистско-ленинской теории преобразования мира, которые прежде заводили опровергателей в тупики бесплодной схоластики, сменились попытками подменить социальную революцию научно-техническим переворотом. Культивировалась идея бегства от реальной классовой борьбы в область идиллических утопий о «третьем пути» общественного развития, связанном с прогрессом науки и техники. Под пером трубадуров антикоммунизма возникали бесчисленные концепции об изменении природы капитализма, о конвергенции двух систем, о «трансформации» капитализма в социализм. В соответствии с этими проектами «постиндустриального общества», «общества всеобщего благоденствия», «технотронной эры» в капиталистических странах и прежде всего в США должно было возникнуть процветающее, лишенное каких-либо противоречий общество как альтернатива социализму и образец для всего мира. При этом такому «идеальному обществу» предстояло появиться без каких-либо классовых битв и социальной революции. Более того. К этому обществу путем «конвергентного» развития на основе высокого потребления, кибернетизации и всеобщего благоденствия должен был присоединиться и социализм.

Большая часть таких теорий создавалась в духе «технологического оптимизма». Они предсказывали наступление «золотого века» трансформированного капитализма, который якобы благодаря НТР обрел «второе дыхание». Особые надежды сулил «Некоммунистический манифест» У. Ростоу, изданный как альтернатива «Коммунистическому манифесту» К. Маркса и Ф. Энгельса. Значительную роль в дезориентации молодежи сыграла концепция «постиндустриального общества» З. Бжезинского, увековечивающая капитализм.

Экономический кризис 1974―1975 годов, сопровождаемый во второй половине 70-х годов кризисом энергетики, сырьевых ресурсов, финансов, инфляцией и ростом безработицы, положил конец мифам о способности капитализма к неограниченному экономическому развитию. Даже для глашатаев антикоммунизма стало ясно, что огромные возможности, которые таит в себе НТР, не могут превратиться в действительность в условиях капитализма, в узких рамках его производственных отношений. Идеологическое отражение экономического и социального кризиса нашло свое законченное выражение в крутом повороте, происшедшем в идейной атмосфере капиталистического общества, — повороте от технологического оптимизма к социальному пессимизму. Сами буржуазные идеологи стали писать о безработице, «лишнем поколении», «перепроизводстве учителей и прочих интеллектуалов», которых в «обществе свободного предпринимательства» могло бы, дескать, быть и поменьше.

С началом 80-х годов в западной печати то и дело встречаются признания, что ни одно из десятилетий после второй мировой войны не начиналось таким широким распространением страха: страха войны, боязни НТР, боязни за свой жизненный стандарт, за рабочее место, страха перед надвигающейся старостью и вообще перед будущим. «Народы Западной Европы, — писала в начале 1981 года „International Herald Tribune“, — вступают в восьмидесятые годы с настроением неуверенности, которая намного глубже и касается значительно большего числа сфер человеческой жизни, чем когда-либо в другое время». Известный буржуазный, социолог К. Поппер заявил о восьмидесятых годах: «Это путь в неизвестность, к неуверенности, к опасности». Другой западногерманский социолог, Шолдер, рекомендует своим коллегам «опять отречься от понятия прогресса как основного понятия».

Идеологи капитала уже не пытаются представить старый миропорядок как «справедливый», «идеальный», «привлекательный». Они согласны признать, что он представляет собой социальное зло, но… конечно, «меньшее социальное зло» по сравнению с социализмом, который с новой силой изображается антикоммунизмом как «большее зло», как «советская военная угроза» или «угроза демократии». Не располагая каким-либо привлекательным для молодежи социальным идеалом и будучи не в состоянии дать теоретическое обоснование целей и интересов класса капиталистов, антикоммунизм возмещает свою несостоятельность клеветой на реальный социализм и марксистско-ленинскую теорию.

Примечательно, что буржуазные теоретики, раздувавшие в 60-х годах культ НТР, вдруг увидели в ней источник всех зол и бед и стали пропагандировать «нулевой рост». С прежним энтузиазмом, но с других позиций они пытаются теперь доказывать, что НТР следует рассматривать как предвестник апокалипсического конца света, его близкого упадка, то ли в образе машинной цивилизации роботов, то ли в пожаремировой термонуклеарной войны, то ли в результате внезапной экологической катастрофы. Наука и техника обвиняются в милитаризации мышления, в манипуляции чувствами и сознанием молодежи и всего народа, в росте моральной пассивности, равнодушия, индивидуализма, мелочности, поверхностности и обывательщины. Такой крутой поворот идеологов империализма еще и еще раз неоспоримо свидетельствует в пользу того, что господствующие классы капиталистического мира чем дальше, тем больше теряют историческую ориентацию, инициативу.

Потеря буржуазной исторической ориентации, инициативы — закономерный процесс. Но беда заключается в том, что эта потеря навязывается молодежи в виде всеобщего тупика, бесперспективности дальнейшего существования всего человечества и невозможности какого-либо социального прогресса. Осознав себя как класс без будущего, буржуазия культивирует всеобщую атмосферу подавленности, удрученности. Именно эта атмосфера безысходности вынуждает молодежь воспринимать как необходимость, как единственный выход из сложной ситуации те решения, которые нужны господствующим классам. Как путь к решению внутренних проблем страны молодежи навязываются все те же идеи войны, подавления национально-освободительного движения, борьбы с социализмом, урезывания демократических прав и ограничения социальных завоеваний трудящихся. Именно так западную молодежь приучают примириться с расходами на вооружение, исчисляющимися астрономическими цифрами. Гонка вооружения, необоснованные обвинения социалистических стран в агрессивности, в терроризме, попытки шантажа социалистических государств путем экономических и политических бойкотов преподносятся молодежи как единственно возможные выходы из всеобщего тупика. Таким путем даже пессимистическая атмосфера в стане империализма с завидной виртуозностью используется антикоммунизмом как средство подтвердить необходимость стабилизации системы эксплуатации, убедить молодежь в правомерности и незыблемости капиталистического общественного порядка.

Нет нужды доказывать, что среди молодежи стран, где господствует государственно-монополистический капитализм, пропагандистская машина антикоммунизма, поглощающая миллиарды долларов, работает еще далеко не вхолостую. Идеологический базар Запада, то и дело предлагающий к употреблению все новые и новые доктрины, создает атмосферу постоянного давления на сознание молодежи. Такая атмосфера таит в себе огромную опасность для молодежи, поскольку отравляет сознание вступающих в жизнь поколений иллюзорными представлениями, превращает их в послушное орудие воли «верхних десяти тысяч». Встречи с молодежью Запада не однажды убеждали автора в том, что буржуазным идеологам, использующим механизм насаждения и распространения всякого рода иллюзий и заблуждений, в значительной мере удается замаскировать классовые отношения частнособственнического общества, затормозить развитие классового самосознания молодежи, помешать ей осознать истинный смысл и цели господствующей идеологии эксплуататоров и свои коренные классовые интересы, воспрепятствовать распространению научного мировоззрения в ее рядах. Юноши и девушки, которым «повезло» настолько, что они имеют работу, выбиваются из сил и экономят каждый грош в тайной надежде «выйти в люди», завести свое «дело» и, в свою очередь, по примеру своего хозяина иметь таких же послушных и старательных рабов, какими ныне являются они сами.

Как далекая звезда, светит им пример какого-нибудь Джона или Петера, который — один из сотен и сотен их друзей — поднялся ступенькой выше. И манящий свет этой звезды, этого кумира скрывает от них реальное видение окружающей их действительности и печальную картину их собственного будущего. Все наши встречи и разговоры в конце концов завершались рассказами о тысячах других Джонов, Петеров и Катрин, грезы которых давно разбились о неослабевающую страсть их хозяев к выколачиванию из своего «дела» максимально высоких прибылей.

Было бы грубой ошибкой преуменьшать значение распространения буржуазных теорий общественного развития только на основании того, что они быстро сходят со сцены, что время их бума ограниченно. Недооценивать степень их «привлекательности» и влияния на обыденное сознание, особенно на сознание молодежи, не имеющей опыта борьбы с идеологическим противником и соблазняющейся некоторыми моментами этих теорий, просто опасно. История научила нас, что даже такая наиболее реакционная идеология, как фашизм, степень влияния которого сначала из-за животного примитивизма его концепций недооценивалась, сыграла свою чудовищно реакционную роль, оказав, хотя и временно, огромное влияние на сознание значительных слоев народов тех стран, где он внедрялся. Не в последнюю очередь это случилось потому, что и идеология фашизма была рассчитана на обыденное сознание, легко идущее на поводу сиюминутных обещаний и не доставляющее себе труда заглянуть в завтра, проанализировать возможные последствия стратегии и тактики милитаризма фашистского типа.

Обыденное сознание не является принадлежностью только отсталых слоев населения. Даже интеллигенция, в том числе и научная, обладающая способностью к теоретическому мышлению, может оказаться в тисках обыденного сознания, обыденных представлений, способных увести ее по пути ложных, но, казалось бы, легко достижимых целей, нереальных потребностей и социальных иллюзий. Именно это случилось со значительными слоями интеллигенции в Чехословакии 60-х годов и Польше.

Нельзя недооценивать общественную и политическую опасность антикоммунистической пропаганды и для формирования молодежи социалистических стран, о чем как раз и можно судить по тем позициям, которые заняло немалое число молодых людей в период известных событий в Венгрии, ГДР, Чехословакии, Польше. Враждебная пропаганда, направленная на подрыв основ социализма, была здесь с энтузиазмом подхвачена внутренними антисоциалистическими силами — оппортунизмом, сионизмом, ревизионизмом — и трансформирована в политику так называемой тихой, ползучей контрреволюции, которая смогла дезориентировать значительные слои молодежи. В рамках осуществления «тихой» контрреволюции оживлялись и внедрялись в сознание этой молодежи идеи социал-демократии, пропагандировалась теория «плюралистической» демократии, а точнее, модель буржуазно-демократического общества, укреплялись позиции сионизма. Мелкобуржуазные идеологи культивировали среди молодежи такое толкование социализма, которое извращало его марксистско-ленинское понимание и в конечном счете могло повести к ликвидации социализма.

Антисоциалистические силы в Польше возлагали большие надежды на молодежь, особенно на так называемое Независимое объединение студентов. Но что можно сказать об этой вывеске независимости? В одном из документов, подписанном представителями польской «Солидарности» и западногерманских профашистских организаций, читаем, что для даров Независимому объединению студентов Польши собрано в ФРГ: «в Бремене — 190 Deutsche Mark, Гамбурге — 281,43 ДМ, Бохуме — 288,81 ДМ, Франкфурте — 441,8 ДМ, Гейдельберге — 275,80 ДМ, в Штутгарте — 440 ДМ. А всего 2895,25 ДМ». Что ж, это намного больше, чем 30 сребреников! Но, Панове студенты! Может быть, не стоит вам касаться священного слова независимость, за которую сложили головы 7 миллионов поляков именно в борьбе с вашими нынешними покровителями?

В обстановке, когда реальный социализм превратился в наиболее сильный фактор, поднимающий авторитет марксистской теории и ускоряющий ее распространение в общественном сознании повсюду в мире, обостряющийся кризис монополистического капитала углубил кризис и всех основных направлений буржуазной идеологии: ультраправых, консерваторов, либералов и прочих хранителей старого миропорядка. Многоголосая антикоммунистическая кампания не приносит ожидаемых дивидендов, не помогает преодолеть «кризиса духа», который поразил весь капиталистический Запад. Кризис буржуазной идеологии вынуждает империализм вновь и вновь расширять и совершенствовать свой идеологический арсенал, свои методы пропаганды среди молодежи. И чем шире в мире распространяется влияние марксизма-ленинизма, чем больше успехи стран социализма, чем явственнее картина обреченности капитализма, то есть чем больше объективных предпосылок приобщения молодежи к идеалам научного коммунизма, тем упорнее сопротивление капитализма законам истории, тем изощреннее наступление империализма на сознание молодежи и методы, с помощью которых он пытается сохранить свои идеологические позиции в ее среде.

На этот раз последним словом антикоммунизма стала его ориентация на теоретические методы борьбы. В буржуазной пропаганде уже сформировалась тенденция завоевать умы молодежи не прямо, не с помощью грубого навязывания откровенной апологетики капитализма, а путем апологетики, замаскированной научной, по преимуществу философской, терминологией, наукообразной фразой. Именно для этого, а также исходя из возросшего уровня образования и политической ориентации молодежи в период НТР, наиболее существенной чертой современного антикоммунизма становится его переориентация на теоретическую борьбу как основную форму борьбы против социализма и марксизма-ленинизма в последней трети XX века. Монополистический капитал, как свидетельствуют его последние рекомендации, взял решительный курс на идеологическое разоружение молодого поколения посредством разоружения теоретического. Свою цель он осуществляет через интеллигенцию, через теоретические кадры, с которыми так или иначе общается все большее число молодежи. Естественно, эти теоретические кадры предполагается предварительно «обрабатывать» в соответствии с требованиями капитала. В известных кругах США утверждается, что дезориентация научной и технической интеллигенции, особенно той, которая оказывает влияние на формирование сознания молодежи, а также на развитие общественных наук в своих странах, может открыть неограниченные возможности воздействия на молодое поколение в нужном господствующим классам направлении.

Решающую роль в повороте буржуазии к теоретическим формам борьбы сыграло и то, что и сама молодежь, в частности молодежь Запада, проявляет все больший интерес к марксистско-ленинской теории, а следовательно, для того, чтобы идеологически обработать молодую интеллигенцию, студенчество, уже недостаточно всего того набора средств буржуазной пропаганды, которыми манипулировала буржуазия в расчете на одно только обыденное сознание. Буржуазии понадобился язык теории, на котором она могла бы говорить с ними, но, естественно, такой теории, которая, не обнаруживая классовой сущности своих концепций и, если понадобится, замаскировывая их даже под марксистское мировоззрение, может тем не менее стоять на страже старого миропорядка. Используя повышенный интерес молодежи к теории научного коммунизма, буржуазия, как мы еще увидим, все активнее и все более дерзко «перехватывает» его идеи и лозунги, в извращенном виде интегрирует их в свою идеологию и использует в своих целях.

Все меньше встречается откровенных апологетов капиталистического общества, защищающих его с открытым забралом. Выполняя заказ своих работодателей, буржуазные идеологи в борьбе за молодежь все чаще оперируют лозунгами в защиту марксизма, в защиту социализма, кокетничают с молодым поколением при помощи марксистской терминологии. В буржуазной литературе то и дело говорится об «исключительном значении» знания марксизма для современной экономической и социологической теории. «Сегодня, — пишет известный протестантский теолог Г. Голтвитцер, — уже невозможно полемизировать с марксизмом без того, чтобы его не изучить до основания, не говоря уже о том, что сегодня совершенно невозможно замалчивать его существование».

Марксизм исследуют и по-своему интерпретируют все без исключения философские направления буржуазной философии, вплоть до психоаналитиков. Значительно увеличился «интерес» к марксизму со стороны протестантской теологии и так называемой «чистой» академической философии. Естественно, что независимо от частных особенностей изложения марксизма все они пытаются, во-первых, отрицать марксизм как мировоззрение и, во-вторых, разъединить в сознании молодежи марксизм и те революционные общественные преобразования, которые им вызваны и обоснованы.

Нынче, по существу, вся система антикоммунизма, даже в таких своих крайних проявлениях, как неонацизм и сионизм, в своей борьбе против марксизма и социализма стала ориентироваться на использование ревизионизма, оппортунизма и различного рода ренегатов, подрывающих марксистско-ленинскую теорию и социалистическую практику изнутри. Не случайно вся антикоммунистическая пропагандистская деятельность, как замечают сами буржуазные идеологи, превратилась теперь в «диалог с Марксом».

Использование ревизионизма отвечает новой тактике идеологического наступления монополистического капитала на социализм, тем переменам, которые в начале 60-х годов произошли в стратегии и тактике современного антикоммунизма по отношению к социалистическим странам — тактике подрыва социализма и марксистско-ленинской теории изнутри. Ориентация на ревизионизм совпадает и с главными в конечном итоге целями антикоммунизма — дискредитировать марксистско-ленинскую теорию и общество, созданное в соответствии с идеалами этой теории.

Особенно важно, однако, подчеркнуть, что ставка на теоретические методы борьбы, эксплуатируя тягу молодежи к социальной теории, вовсе не означает, что антикоммунизм намерен ориентироваться на теоретическое сознание. Ревизионизм, кроме всего, тем и хорош антикоммунизму, что его оппортунистическое псевдонаучное толкование марксистско-ленинской теории, как мы это увидим, также не остается в границах теоретического разума. И хотя его претензии на научность и увлечению наукообразной терминологией явно изменило чувство меры, он тем не менее уводит молодежь из сферы теоретического в сферу обыденного сознания. Он же поставляет антикоммунизму мифы, софизмы, аргументы для ведения психологической войны, которой антикоммунизм по-прежнему подменяет борьбу идей. Меняются времена, а с ними средства, методы, оружие, союзники. Цели же остаются прежними: не дать молодежи выпутаться из тины заблуждений, навязываемых старым миропорядком. Любыми средствами, любой ценой.

2. Курс на ренегатов

Что же представляет собой современный ревизионизм, оказывающий неоценимые услуги антикоммунизму в его кампании глобальной идеологической обработки молодежи?

Что представляют собой все те направления в идеологической жизни современного мирового сообщества, которые с ревизионизмом тесно связаны и которые, каждый на свой лад, посвятили себя пересмотру наиболее гениального теоретического завоевания человечества — марксистско-ленинской теории и ее практического воплощения в социалистическом обществе?

Когда деятели германской социал-демократии — современники К. Маркса и Ф. Энгельса, — боясь «отпугнуть буржуазию», призывали на долгие годы отложить осуществление партийной программы и сосредоточить свои усилия на целях, достижимых и приемлемых для всех классов, термина «ревизионизм» еще не было в обиходе. Однако обличительная оценка, которую дали К. Маркс и Ф. Энгельс поведению этих деятелей (а среди них, кстати, тогда был и Э. Бернштейн — основоположник ревизионизма и автор самого термина «ревизионизм»), может служить классическим образцом определения ревизионизма. «Перед нами, — писали Маркс и Энгельс, — представители мелкой буржуазии, которые заявляют, полные страха, что пролетариат, побуждаемый своим революционным положением в обществе, может „зайти слишком далеко“. Вместо решительной политической оппозиции — всеобщее посредничество; вместо борьбы против правительства и буржуазии — попытка уговорить их и привлечь на свою сторону; вместо яростного сопротивления гонениям сверху — смиренная покорность и признание, что кара заслуженна… Точно так же обстоит дело с классовой борьбой между пролетариатом и буржуазией. На бумаге эту борьбу признают, потому что отрицать ее уже попросту невозможно, но на деле ее затушевывают, смазывают, ослабляют».[10]

Ревизионизм вырос из буржуазно-либерального и мелкобуржуазного социализма первой половины XIX столетия. Унаследовав его тенденции, он перерос в социал-реформистскую теорию, паразитирующую на теле самого марксизма. «Домарксистский социализм разбит, — писал В. И. Ленин. — Он продолжает борьбу уже не на своей самостоятельной почве, а на общей почве марксизма, как ревизионизм».[11]

Современный философский ревизионизм выступает под знаменем «творческого», «недогматического» развития марксизма, спекулируя на требовании самого марксизма развивать теорию в зависимости от новых исторических условий — достижений научно-технического прогресса и развития международного рабочего движения. Возможно, в отдельных случаях представители ревизионизма и начинают с субъективно-благих намерений укрепить позиции диалектического материализма. Тем не менее в силу своей мелкобуржуазности и идейной незрелости, начав с ревизии отдельных положений марксизма, эти люди в конце концов отказываются от коренных принципов революционного учения рабочего класса, подменяя их принципами буржуазной и мелкобуржуазной идеологии. Диалектику они подменяют механицизмом, эмпирическое познание противопоставляют теоретическому, НТР — классовой структуре общества, национальные интересы и особенности — общим принципам социализма. А в итоге открыто переходят на сторону общего антикоммунистического движения. Ревизионизм, следовательно, — это не что иное, как подмена марксизма-ленинизма разного рода буржуазными и мелкобуржуазными концепциями старого и модернистского типа. Ревизионизм — это «мелкобуржуазный реформизм… прикрытое добренькими демократическими и „социал“-демократическими фразами и бессильными пожеланиями лакейство перед буржуазией…»[12] В лице ревизионизма буржуазия нашла теоретических и практических посредников ее воздействия на массы и прежде всего на молодежь.

Современный ревизионизм интенсивно эксплуатирует процесс растущего влечения к социализму и его теории новых поколений и слоев населения, в частности молодежи, теоретическую незрелость отдельных антиимпериалистических движений, массовость и социальную разнородность сил, все в больших масштабах примыкающих к международному коммунистическому движению и его теории. Приобщение к революционному процессу прогрессивных слоев человечества, свидетельствуя о новых победах марксизма-ленинизма, одновременно несет с собой определенное временное снижение уровня идейной целостности, организованности, целеустремленной направленности общего мирового революционного процесса, мирового коммунистического движения, ибо всякий раз вновь достигаемый уровень сознательности и организованности движения снижается за счет примыкающих к нему, часто еще теоретически и политически незрелых элементов. В. И. Ленин писал: «Если не мерить этого движения по мерке какого-нибудь фантастического идеала, а рассматривать его, как практическое движение обыкновенных людей, то станет ясным, что привлечение новых и новых „рекрутов“, втягивание новых слоев трудящейся массы неизбежно должно сопровождаться шатаниями в области теории и практики, повторениями старых ошибок, временным возвратом к устарелым взглядам и к устарелым приемам и т. д.».[13]

Заново вовлеченные в мировой революционный процесс значительные слои населения, особенно молодежь, в силу своей идейной незрелости и отсутствия политического опыта оказываются наиболее чувствительными ко всем обстоятельствам и предпосылкам, обусловливающим те или иные отступления от марксистско-ленинской теории. Они наиболее легко сбиваются на чуждые марксизму позиции, причем сбиваются под влиянием самой живой жизни с ее противоречиями и разнообразием их проявлений. Односторонне, с позиций обыденного сознания, воспринимая и истолковывая общественные явления, они оказываются не в состоянии постичь диалектический характер общественного развития, который, по Ленину, и лежит в основе объяснения гносеологических источников ревизионизма. Эту живую жизнь во всем ее многообразии, этот диалектический процесс общественного развития, по словам В. И. Ленина, «умеет охватить марксизм, как теория диалектического материализма. Но понятно само собою, — говорил В. И. Ленин, — что массы учатся из жизни, а не из книжки, и поэтому отдельные лица или группы постоянно преувеличивают, возводят в одностороннюю теорию, и одностороннюю систему тактики то одну, то другую черту капиталистического развития, то один, то другой „урок“ этого развития… А действительная жизнь, действительная история включает в себя эти различные тенденции, подобно тому, как жизнь и развитие в природе включают в себя и медленную эволюцию и быстрые скачки, перерывы постепенности».[14]

Именно поэтому В. И. Ленин придавал исключительное значение идеологической и организационной деятельности марксистских партий, противостоящих исторически обусловленной тенденции к временным снижениям уровня сознательности рабочего движения и поднимающих вновь примкнувшие к этому движению незрелые слои на высшую ступень организованности и сознательности.

Ревизионизм же, используя идейно-политическую незрелость молодежи, отдельных примкнувших к социализму, к рабочему движению слоев населения, проявляется как определенная разновидность мелкобуржуазной идеологии, выражающая интересы классов, конечная цель борьбы которых далека от целей социалистического преобразования общества. В итоге объективно подрывная деятельность философского ревизионизма внутри самого международного рабочего движения совпадает с субъективными стремлениями антикоммунизма перенести акцент борьбы с марксизмом-ленинизмом в границы самого марксизма, подорвать изнутри марксизм-ленинизм и общество, созданное в соответствии с его идеалами.

Обобщая опыт борьбы марксизма с ревизионизмом, В. И. Ленин предупреждал, что пролетариату и его партии еще предстоит выдерживать натиск ревизионизма — «враждебного марксизму течения внутри марксизма», борьбой с которым начались «вторые полвека существования марксизма».[15] Ленин предвидел инспирирование ревизионизмом трудностей внутри растущего международного рабочего движения. Он писал: «…То, что теперь прорывается на практике лишь по отдельным частным вопросам рабочего движения, как тактические разногласия с ревизионистами и расколы на этой почве, — это придется еще непременно пережить рабочему классу в несравненно более крупных размерах, когда пролетарская революция обострит все спорные вопросы, сконцентрирует все разногласия на пунктах, имеющих самое непосредственное значение для определения поведения масс, заставит в пылу борьбы отделять врагов от друзей, выбрасывать плохих союзников для нанесения решительных ударов врагу».[16]

В современный период общественного развития, который характеризуется величайшими завоеваниями марксизма-ленинизма, когда даже враги признают его огромную действенную и притягательную силу, практика развития международного рабочего движения подтверждает это ленинское предвидение. В процессе решения важнейших задач нашей эпохи международное рабочее движение и каждая марксистская партия сталкивается с трудностями, создаваемыми ревизионизмом, и эти трудности тем сложнее и коварнее, чем сильнее ревизионизм, чем активнее его усилия в пересмотре марксистско-ленинской теории.

Широкое использование ревизионистских приемов, в том числе и за рамками марксизма, в целях социальной дезориентации молодежи объясняется двумя обстоятельствами. Во-первых, как уже говорилось, это успехи марксизма-ленинизма и международного рабочего движения, которые оказывают решающее влияние как на дальнейший общественный прогресс, так и на общественное сознание, на формирование современной молодежи. Социалистическая идеология утвердилась и утверждается в качестве господствующей в странах социализма, проникает в сознание сотен миллионов людей капиталистических и развивающихся стран, оказывая особое воздействие на молодежь. Широкое распространение марксистско-ленинской теории как никогда ранее заставляет врагов марксизма-ленинизма рядиться в тогу его почитателей, что следует рассматривать как косвенное признание его, выступать, в полном смысле слова, под чужим знаменем, скрывать реакционную сущность практики и идеологии буржуазии под маской марксизма и социализма, под ширмой эклектической окрошки, претендующей на всесторонность, под флагом «преодоления» односторонности двух коренных направлений в философии, которое, как отмечал В. И. Ленин, не содержит в себе ничего, кроме «примиренческого шарлатанства». Во-вторых, это всеобщий кризис капитализма и его обострение, которое оборачивается невиданной, попирающей элементарную нравственность деградацией его культуры, небывалой компрометацией в глазах молодежи роли буржуазного мировоззрения.

Когда буржуазные идеологи еще как-то сами верили в жизнеспособность капитализма, они, как правило, замалчивали марксизм-ленинизм, ничего не желая слышать о марксистской философии. Теперь же, окончательно перестав верить в незыблемость старого миропорядка, они самой историей вынуждены прятать его сущность под видимостью чужой сущности, изображать свои нападки на марксизм и реальный социализм как поиски лучшей идеологии и лучшего пути общественного развития, как попытку подняться выше борьбы основных философских и идеологических направлений и противостояния основных общественно-экономических систем — социализма и капитализма.

Насколько массовым раньше был Базаров, заимствующий идеи у Маха, настолько редким был Мах, заимствующий у Базарова. Но теперь дело обстоит иначе: не только ревизионисты заимствуют свои идеи у буржуазных идеологов, сами буржуазные идеологи все больше заимствуют у ревизионистов приемы и способы борьбы против марксизма и социализма. Отработка таких приемов, их широкое применение превратились в общее дело буржуазных философов и ревизионистов. Если в конце XIX и начале XX века, в эпоху империализма, захвата рынков сбыта и колоний, буржуазные идеологи, как правило, не хотели и слышать о философии пролетариата, философии диалектического материализма, а буржуазные литераторы окружали марксизм заговором молчания, то теперь, в эпоху перехода от капитализма к социализму, особенно на протяжении последних десятилетий, представители даже самого реакционного направления современной буржуазной философии — неотомизма — сочиняют «учебники» по диалектическому материализму! Сложилось специальное «течение» среди буржуазных философов, которое своей исключительной задачей ставит интерпретацию и «изучение» марксизма — течение, известное под названием западной марксологии. Это антимарксистское течение приобретает в настоящее время все больше и больше сторонников из числа самых различных представителей буржуазной философии. Его ряды растут и за счет ревизионистов, «отлученных» в конце концов от марксизма-ленинизма.

Марксология, разумеется, не устраняет различия между отдельными звеньями современной буржуазной философии. И далее продолжают существовать неотомизм, персонализм, экзистенциализм, феноменология, позитивизм и т. п. Но марксология становится чем-то общим для всех них. А точнее — принятый ею способ борьбы против марксизма находит все больше сторонников во всех этих звеньях, даже в лице самых видных их представителей. Обоснованно можно говорить об экзистенциалистских марксологах, позитивистских марксологах, неотомистских марксологах и т. п.

Семантическое значение самого слова «марксология» вводит в заблуждение иных представителей мировой научной общественности и особенно молодую интеллигенцию и студенчество, создавая впечатление, будто это наука о марксизме. На самом же деле, по своей действительной сущности, марксология — это ревизия марксизма, это «учение» о том, как соединить марксизм с тем или иным направлением современной буржуазной философии — томизмом, католическим персонализмом, феноменологией, экзистенциализмом, позитивизмом, фрейдизмом и т. п., — и таким способом лишить марксизм его классовой, революционной сущности.

Возвращаясь назад, к ревизионистам, эти приемы начинают выглядеть в их сочинениях как высокие принципы чистой, беспристрастной науки, абсолютно индифферентной к каким-либо классовым и идеологическим соображениям, как своеобразное обоснование мирного сосуществования в области идеологии, или, как определяет югославский ревизионист Г. Петрович (автор известных трактатов «Философия и марксизм», «Философия и революция»), мирного сосуществования в области духа.

Ревизионистские приемы борьбы против марксизма и социализма в сочинениях буржуазных марксологов, естественно, претерпевают некоторые видоизменения. Эти изменения зависят от того, к какому именно течению буржуазной философии принадлежит данный марксолог. Как бы ни были несущественны такие видоизменения, поверхностный взгляд политически несориентированной молодой интеллигенции, студенчества не может обнаружить в них изначальной, ревизионистской сущности, а принимает их как открытие, долженствующее определить путь «творческого» развития марксизма.

С помощью подобных приемов современные ревизионисты, как правильно заметил югославский марксист Б. Зихерл, пытаются «превратить Маркса в экзистенциалиста, Энгельса и Ленина — в позитивистов, а экзистенциалистов, фрейдистов и позитивистов — в марксистов». При этом пересказ «чужих мыслей о Марксе и марксизме и даже очевидных мистификаций марксизма» изображается как «творческая марксистская философия», в то время как «многие основные положения марксистской философии, сформулированные самим Марксом… отбрасываются в соответствии с требованиями фальсификаторов марксизма».


Классическим образцом буржуазной марксологии или неомарксизма может считаться Франкфуртская школа, с самого начала своего существования идущая по пути ревизии марксизма. Эта школа сформировалась в 1930 году во Франкфурте-на-Майне. Ее возникновение было обусловлено состоянием правооппортунистической Социал-демократической партии Германии, ставшей к тому времени для германской империалистической буржуазии силой, способной предотвратить социалистическую революцию. СДПГ была допущена к участию в буржуазном правительстве, а ее теоретики — М. Хоркхаймер, Т. В. Адорно, Г. Маркузе — на кафедры университетов. Они и образовали Франкфуртскую школу как институциональную основу и идеологический центр сначала германской, а затем всей европейской социал-демократии.

Франкфуртская школа сама по себе не может рассматриваться как собственно ревизионистская, ибо ревизионизм, по Ленину, есть враждебное марксизму течение внутри марксизма. Существуя вне марксизма, она тем не менее посвятила себя пересмотру марксистской теории, сопровождаемому использованием марксистской терминологии и осуществляемому, как и ревизионизмом, с позиций мелкобуржуазной идеологии. Родственное по духу отношение к марксизму, формируемое на одной и той же мелкобуржуазной основе, всегда питавшей реформистские и оппортунистические течения, и превратило Франкфуртскую школу в «кладезь премудрости», из которого черпали и черпают ревизионисты всех мастей. Не случайно в ревизионистских трактатах эта школа оценивается как «ядро и высшее достижение так называемого западного марксизма» (П. Враницкий).

В действительности же Франкфуртская школа может рассматриваться как некое связующее звено между буржуазной философией и ревизионизмом, как чисто мелкобуржуазная попытка соединить марксизм с буржуазными философскими школами и течениями.

Наибольшую популярность среди молодежи из всех апостолов неомарксизма завоевал себе Г. Маркузе своим лозунгом «Great Refusal» («Великого Отрицания»), провозглашенным в книге «Одномерный человек. Очерки по идеологии развитого индустриального общества». Приняв участие в издании «Экономическо-философских рукописей 1844 года» Маркса, Г. Маркузе первым, уже в 30-е годы, положил начало их ревизионистской интерпретации и последовавшей за ней тенденции к делению Марксова учения на учение «молодого», более революционного Маркса и Маркса «зрелого», якобы изменившего своим юношеским идеалам. С легкой руки Маркузе пересмотр диалектического материализма и стал осуществляться ревизионизмом под предлогом возврата к «аутентичному» марксизму, к которому апеллируют ревизионисты всех мастей.


Идеологи Франкфуртской школы активно стремились выступать в роли духовных наставников молодежи. В 60-е годы им небезуспешно удалось навязать молодежи Запада свои концепции. Известные молодежные «бунты» в ряде стран Европы, США проходили под лозунгом «трех М»: Маркс, Мао, Маркузе. Такая эклектика в мировоззрении молодежи не могла с самого начала не обречь ее выступления на провал, и главным образом в результате того, что эти выступления были дезориентированы концепцией Г. Маркузе о новом субъекте революционного процесса, новом революционном адресате общественного развития, который Маркузе увидел не в рабочем классе, а именно в студенческой молодежи. Г. Маркузе отрицает революционную миссию рабочего класса, его авангардную роль в общественных преобразованиях, поскольку он, по Маркузе, не только интегрировался в капиталистическую систему, но превратился в явно контрреволюционную силу. Единственно революционной силой, не связанной никакими обязательствами в обществе, остается молодежь и студенчество, и возможность революции Маркузе видит только в «революции молодых».

Тенденциозный пересказ чужих высказываний о марксизме-ленинизме и даже очевидных его мистификаций легко может быть воспринят молодежью, не искушенной в теоретических битвах, как творческое развитие марксистской философии, хотя этот пересказ всегда сопровождается тем, что из марксизма-ленинизма выбрасываются или искажаются основные его положения, сформулированные самим К. Марксом, — прием, по существу, характерный для всех современных ревизионистов. Именно это имел в виду В. И. Ленин, когда более 70 лет назад в предисловии к первому изданию книги «Материализм и эмпириокритицизм» писал: «Это — типичный философский ревизионизм, ибо только ревизионисты приобрели себе печальную славу своим отступлением от основных воззрений марксизма и своей боязнью или своей неспособностью открыто, прямо, решительно и ясно „рассчитаться“ с покинутыми взглядами».[17]

Не случайно такой прием — выдавать за «творческий марксизм» простой пересказ буржуазных мистификаций марксизма — не является открытием современного ревизионизма. В. И. Ленин высмеивал этот прием как выражение неумения понять и ясно представить борьбу двух коренных направлений в философии, как тупоумную претензию «подняться выше» материализма и идеализма, «превзойти» это «устарелое» противоположение, как преклонение перед «изношенной уже буржуазными философами Европы шляпкой»,[18] словом, как выражение беспартийности. В. И. Ленин говорил: «Приемы сочинения разных попыток развить и дополнить Маркса были очень нехитры. Прочтут Оствальда, поверят Оствальду, перескажут Оствальда, назовут это марксизмом. Прочтут Маха, поверят Маху, перескажут Маха, назовут это марксизмом. Прочтут Пуанкаре, поверят Пуанкаре, перескажут Пуанкаре, назовут это марксизмом!»[19]

Ныне вместо этих имен можно поставить другие, однако сущность приема от этого не изменится, от этого он не станет ни оригинальным, ни творческим: прочтут Блоха, поверят Блоху, перескажут Блоха, назовут это марксизмом. Прочтут Маркузе, поверят Маркузе, перескажут Маркузе, назовут это марксизмом. Прочтут Фрейда и Фрома, поверят Фрейду и Фрому, перескажут Фрейда и Фрома, назовут это марксизмом.

Примечательно, что не только теперь, но и тогда, более 70 лет назад, подобные приемы использовались под флагом борьбы против «догматизма». Словечко «догматизм» и тогда, как отмечал В. И. Ленин, представляло собой «излюбленное словечко идеалистов и агностиков против материалистов».[20] Современным ревизионистам, пресловутому «неомарксизму», «аутентичному марксизму» не принадлежит, следовательно, приоритет даже в обвинении материалистов в догматизме. Но именно это — ссылки на догматизацию марксистской философии и необходимость борьбы с этой догматизацией — служило в глазах известной части прогрессивной общественности единственным «оправданием» поведения ренегатов типа Р. Гароди, Э. Фишера, чехословацких и польских ревизионистов.

Деятельность современного ревизионизма неоднозначно преломляется в сознании мировой общественности и особенно в сознании молодежи. Неверные, хотя часто и непредубежденные, оценки, главным образом со стороны представителей отдельных групп молодежи, свидетельствуют о неумении по-марксистски подойти к пониманию теоретической и практической активности ревизионизма, отделить то, что сами ревизионисты говорят о себе и своей деятельности, от того, что́ эта деятельность по своему общественному значению представляет собой на самом деле, отличить фразы об интересах и намерениях ревизионизма от действительных его интересов и намерений.

Довольно широко, и не только среди молодежи, бытует мнение, что не так-то легко отличить действительно творческие попытки развития марксизма от попыток под маской творческого развития марксизма протащить в него чуждые ему идеи. Однако, смеем утверждать, это мнение совершенно несостоятельно.

В. И. Ленин учил, что огромное разнообразие философских, политических и прочих учений и теорий, предоставленное в наше распоряжение всей историей развития общественной мысли, неизменно требует оценки с точки зрения господства тех или иных форм общественного устройства, социальных преобразований, соотношения классовых сил — всего того, что определяется «делением общества на классы», которое, как говорил В. И. Ленин, «должно стоять перед нами ясно всегда, как основной факт».[21] Но, как подчеркивал В. И. Ленин, материалист не просто констатирует этот факт, а «вскрывает классовые противоречия и тем самым определяет свою точку зрения».[22] Ревизионист же прячет свою классовую сущность, «искусно увертываясь от всякой определенной формулировки своих принципов».[23] А именно классовый подход есть тот компас, который не дает заблудиться в сложном сплетении общественных явлений, в оценке классовой и гносеологической сущности идеологических отражений, который помогает определить, где мы имеем дело с борьбой мнений, а где — с борьбой идей. «Когда не сразу видно, какие политические или социальные группы, силы, величины отстаивают известные предложения, меры и т. п., — писал В. И. Ленин, — следует всегда ставить вопрос: „Кому выгодно?“… В политике не так важно, кто отстаивает непосредственно известные взгляды. Важно то, кому выгодны эти взгляды, эти предложения, эти меры».[24]

Ленинская постановка вопроса «Кому выгодно?» дает возможность не только правильно оценивать те или иные взгляды. Она, и только она, помогает нам четко и определенно разграничить действительно новое слово в марксизме-ленинизме от элементарных попыток его ревизии, то есть решить проблему, которая многим представляется чрезвычайно сложной и трудноразрешимой.

Двадцать лет назад в одном ревизионистском сочинении патетически вопрошалось: «Какой смысл имеют разговоры о необходимости партийности в науке, какой смысл в том, чтобы при оценке событий учитывать, кому это выгодно, чтобы в соответствии с этим их оценивать?» Понятно, что представители социальных групп, заинтересованных в том, чтобы скрыть объективную идеологическую сущность своих воззрений, не видят смысла в постановке вопроса «Кому выгодно?». Они не могут не возражать против того, чтобы их взгляды и поступки оценивались с позиции пролетарской партийности.

В духовной атмосфере современного общества, которая определяется соотношением сил между марксистским мировоззрением и реакционными идеологическими течениями империализма, ленинские принципы оценки различных идеологий приобретают особенное значение.

Поставив вопрос по-ленински, мы сразу обнаруживаем, с кем современные ревизионисты идут рука об руку, кому выгодны их теоретические экзерсисы. Семьдесят лет назад нужно было доказывать, что такие литераторы, как Богданов и Луначарский, идут рука об руку с буржуазными философами. Критикуя их, В. И. Ленину приходилось проводить различие между их субъективными благими намерениями и объективной социальной значимостью их высказываний. В. И. Ленин писал: «Пусть Богданов в самом лучшем смысле и с самыми лучшими намерениями, принимая все выводы Маркса, проповедует „тождество“ общественного бытия и общественного сознания; мы скажем: Богданов минус „эмпириомонизм“ (минус махизм, вернее) есть марксист. Ибо эта теория тождества общественного бытия и общественного сознания есть сплошной вздор, есть безусловно реакционная теория. Если отдельные лица примиряют ее с марксизмом, с марксистским поведением, то мы должны признать, что эти люди лучше, чем их теории, но не оправдывать вопиющих теоретических извращений марксизма».[25]

Возникновение западной марксологии как своеобразной формы братания ревизионистов и буржуазных философов, как «форума» их взаимного «обогащения», позволяет сразу, без больших усилий, обнаружить, что современные ревизионисты идут рука об руку с буржуазными идеологами. Их братание и общность значительного числа идей и приемов выражаются не только в организации совместных конференций, симпозиумов, встреч с целью фальсификации основных теоретических положений материализма, но и вобласти реальной политики. На словах современные ревизионисты считают себя возвысившимися над противоположностью мировых систем — капитализма и социализма, а на деле во всех решающих битвах они оказываются по одну сторону баррикад с противниками марксизма и реального социализма. В этом смысле можно сказать, что современный ревизионизм не только растет в антиматериалистическом, антимарксистском направлении, но он успешно развивается и в антикоммунистическом направлении. Он развивается в направлении все более тесного слияния с антикоммунизмом и антисоветизмом, с наиболее реакционными силами империализма.

Ренегатская сущность ревизионизма становится особенно очевидной в свете того обстоятельства, что вопросы: «Кому выгодно?», «Кому на руку их деятельность?» — не задают себе сами современные воители за «ренессанс» марксизма; что им не приходит в голову вопрос, с какой стати они пользуются исключительным вниманием и поддержкой со стороны буржуазной печати и других средств информации, являющихся собственностью монополистического капитала; что они предали забвению всем известное хрестоматийное изречение Августа Бебеля: если тебя хвалят враги рабочего класса, подумай, какую глупость ты совершил?

В современном рабочем движении молодежь сталкивается с двумя разновидностями ревизионизма: с правым и так называемым «левым».

Правый ревизионизм пытается выхолостить марксистско-ленинское учение, перечеркнуть его революционную сущность, подменить буржуазным реформизмом и тем самым обречь на бездействие прогрессивные силы. Теоретические концепции правого ревизионизма оборачиваются практической деятельностью правооппортунистической социал-демократии, реформистская политика которой способствует сдерживанию революционной инициативы масс, молодежи, мешает марксистским партиям оптимально использовать реальные возможности революционной борьбы и протест молодежи против старого миропорядка. «Оппортунизм, — отмечал В. И. Ленин, — наш главный враг. Оппортунизм в верхах рабочего движения, это — социализм не пролетарский, а буржуазный. Практически доказано, что деятели внутри рабочего движения, принадлежащие к оппортунистическому направлению, — лучшие защитники буржуазии, чем сами буржуа. Без их руководства рабочими буржуазия не смогла бы держаться».[26] Есть все основания считать, что сохранением капиталистической структуры западноевропейские государства обязаны в первую очередь оппортунизму или социал-реформизму и правому ревизионизму как его идеологии.

Надо думать, что приобщение значительного числа молодежи капиталистических стран к правооппортунистическим лозунгам сыграло во всем этом не последнюю роль. Соотношение сил в периоды напряженной классовой борьбы не всегда определяется только силами пролетариата и буржуазии. В. И. Ленин иронизировал по поводу упрощенных взглядов на движущие силы социалистической революции. Он писал: «Должно быть, выстроится в одном месте одно войско и скажет: „мы за социализм“, а в другом другое и скажет: „мы за империализм“ и это будет социальная революция!».[27]

Дезориентацию отдельных групп молодежи в Венгрии, ГДР, Чехословакии, Польше и роль, которую они сыграли в известных событиях, также можно объяснить прежде всего тем, что ревизионизм и правооппортунистические концепции преподносились им не как отголоски моднейших западных буржуазных теорий, а как «истинно марксистские» и преследующие цель улучшения популярного в массах социализма, его совершенствования, его «демократизации», «либерализации» и т. д. и т. п.

«Левый» ревизионизм наносит формированию молодежи не меньший ущерб, нежели правый. Он ориентирует ее на подмену научно обоснованной марксистской линии революционного движения политическим авантюризмом, мелкобуржуазной «ультрареволюционностью», на игнорирование реальных условий классовой борьбы, которое заранее обрекает на неудачи всякое революционное движение. «Левый» ревизионизм — это пренебрежение объективными законами общественного развития, извращение марксистско-ленинской теории пролетарской революции, оголтелый субъективизм и волюнтаризм, сектантство, изоляция авангарда пролетариата от других слоев населения, узкая доктринерская тактика борьбы.

Огромный вред международному рабочему движению причинил «левый» ревизионизм, выступивший в облике троцкизма. Его мелкобуржуазная авантюристическая теоретическая и практическая сущность, сочетание псевдореволюционной фразы и последовательной антиреволюционности, идеи «привнесения революции извне», «теории перманентной революции», отрицания ленинского плана социалистического строительства увлекли в свое время отдельные слои рабочего класса, оторвав их от общего революционного процесса.

В период всеобщего кризиса капитализма интерес к троцкизму как раз и культивируется антикоммунистическими силами, чтобы использовать в своих целях приобщение к политическим движениям новых поколений молодежи, увлеченной чувством протеста против господства монополий, но еще не искушенной в революционной борьбе, — то приобщение, которое чревато, как говорил В. И. Ленин, «повторениями старых ошибок, временным возвратом к устарелым взглядам». Неотроцкизм ныне, хотя и имеет широко распространенную сеть региональных секций и организаций, не приобрел слишком массового характера. Тем не менее его псевдореволюционные фразы в состоянии сбить с толку недостаточно устойчивые элементы молодежи, особенно студенчество. Не случайно троцкизм, пережив не одно разоблачение в политически более зрелых кругах, в том числе и в образе так называемого IV Интернационала, основанного в 1938 году с центром в Брюсселе, сейчас внедряется, как правило, в молодежное движение. При этом троцкизм поощряет развитие как раз тех особенностей молодежного движения, которые отражают идейно-политические и организационные слабости определенных его слоев и групп. В обстановке активности и соперничества молодежных троцкистских групп пышно разрастаются различные анархистские и другие аполитичные тенденции, которые в конечном итоге ведут тысячи молодых людей в тупик наркомании и хиппи, бесцельных провокаций и бессмысленной стратегии «немедленной революции».

Троцкистски настроенные, анархиствующие молодежные группы сыграли свою черную провокационную роль в период событий конца 60-х — начала 70-х годов, когда в США, странах Европы прокатилась волна студенческих бунтов.

Молодежь жаждала радикальных действий, и ее пьянили звонкие лозунги «ультралевых»: «Революция — сейчас!», «Студенчество — детонатор революции». Один из скандально известных идеологов левых экстремистов, поддерживаемых троцкистами, Джерри Рубин (США), вбивал в головы молодых: «Сначала действуйте. Думайте потом», «Идеология — это болезнь мозга». Группа Рубина и его сподвижника Хофмана объявила бесполезными все легальные формы борьбы с капиталом, все выступления в защиту экономических и политических прав трудящихся. С лихостью неимоверной они называли антивоенное движение «пустой тратой времени» и призывали к погромам, взрывам, террористическим вакханалиям «во имя революции». Главное — шокировать, «бомбардировать» общественное мнение «среднего» класса.

Братья Даниэль и Габриэль Кон-Бендиты в своей книге «Устаревший коммунизм. Альтернатива левого крыла» поучали: «Во время кризиса механизм, стратегия и истинный характер власти открываются для всеобщего обозрения. И в действительности, созвать, спровоцировать власть на это есть одна из главнейших и основных задач революционного движения». И, потрясая общественное мнение своей «революционностью», леваки подталкивали бунтующую молодежь к насилию и терроризму, успешно провоцировали полицию на жестокую расправу с нею. Во время массовой демонстрации в Париже 25 мая 1968 года троцкистские экстремисты пытались заставить ее участников захватить правительственные учреждения, чтобы свалить голлистский режим, а когда этот провокационный замысел не был поддержан, обвинили французских коммунистов в пассивности, «упущенных возможностях». (Заметим, что это кликушествующее обвинение было тотчас подхвачено правыми ревизионистами из свиты Р. Гароди.) XIX съезд ФКП (февраль, 1970 г.) дал достойную отповедь политическим авантюристам. Анализируя истоки и направленность майско-июньского движения 1968 года, Жорж Марше отметил, что оно было подготовлено непрекращающейся борьбой рабочего класса. «Студенческая борьба была хронологически отправным пунктом майско-июньского движения. Однако именно с того момента, когда рабочий класс в массовом масштабе и организованно вступил в борьбу, это движение приобрело всю свою силу и значение.

Главная цель забастовки трудящихся, а также действий студентов и преподавателей заключалась в том, чтобы удовлетворить самые неотложные, жизненно важные нужды. Своим единством, дисциплинированностью и мощью рабочее движение вынудило правительство и крупных предпринимателей удовлетворить важные требования. Были достигнуты также положительные результаты в области образования…

Между тем тогда было невозможно покончить с властью монополий, для того чтобы заменить ее передовым демократическим режимом, способным открыть путь к социализму.

Чтобы достигнуть этого, нужно было добиться согласия всех рабочих и демократических сил по поводу этой общей цели.

Наша коммунистическая партия не щадила сил, чтобы достигнуть этого. Однако она наталкивалась на упорный отказ руководителей социалистической партии и других левых партий, а также профсоюзных организаций, за исключением ВКТ. В то же время эти руководители за кулисами строили авантюристические комбинации, вдохновляемые антикоммунизмом. Реакция воспользовалась этим для того, чтобы найти выход из критического положения, в котором она оказалась…

В этой сложной обстановке нашей коммунистической партии, не отказавшейся ни на один момент от своих усилий, направленных на создание прочного союза рабочих и демократических сил, принадлежит двойная заслуга. Она сделала все, чтобы позволить борющимся трудящимся добиться важных экономических и социальных преимуществ. Она сохранила, она закрепила условия продолжения политической борьбы за демократию и социализм.

Последующие события подтвердили правильность анализа и позиции партии. Отсрочка, которой добился де Голль в июне 1968 года, оказалась непродолжительной. 27 апреля 1969 года рабочие и демократические силы нанесли жестокое поражение деголлевской власти. На референдуме, по случаю которого де Голль потребовал от французов — под видом проекта реформы административного деления страны — высказаться по поводу его политики и его режима, победу одержали ответы „нет“».

Разоблачая методы действий и слепое насилие левацких групп, Ж. Марше сказал: «Совершенно очевидно, что присоединиться к левацким группам для того, чтобы привлечь, так сказать, на нашу сторону тех студентов, которые находились под их влиянием, означало внести раскол в рабочее движение, пойти на кровавую авантюру и подорвать наш авторитет в стране. Наша партия отказалась сделать это. И она правильно поступила!»

Жонглируя марксистско-ленинской терминологией, наполненной далеким от научного социализма содержанием, ревизионизм заигрывает с представителями различных слоев молодежи. При этом, как и антикоммунизм, он рассчитывает на ее не теоретическое, а обыденное сознание. Одних он привлекает своим отступничеством от марксизма под вывеской «национальных цветов» социализма, множественности «моделей» социализма и марксизма. Других он подкупает ревизией основного противоречия нашей эпохи, марксистского положения о ведущей роли рабочего класса, провозглашением бунтующего студенчества решающей силой современности. Естественно, что все это наносит большой ущерб прогрессивному молодежному движению, консолидации молодежных демократических сил.

Теоретические концепции «левого» ревизионизма на практике также оборачиваются оппортунизмом, отвлекающим молодежь от революционных задач современности. Примечательно, что оппортунизм и в капиталистических и в социалистических странах ориентируется, как и весь антикоммунизм, исключительно на обыденное сознание. (Слово «оппортунист» и происходит от латинского слова «opportunus» — удобный.) Его лозунги демагогически обещают нереальные, абстрагированные от объективной действительности, зато «удобные» ценности без учета этапов развития, на которых в данный момент находится то или иное общество. То обстоятельство, что эти требования и идеалы, обещания и лозунги совершенно неадекватны конкретно-историческим условиям развития стран, не отвечают возможностям государств, политической и экономической ситуации, которая в них сложилась, — это авантюристы оппортунистического толка обходят молчанием. Так, оппортунизм в обстановке, предшествовавшей событиям в Венгрии, ГДР, ЧССР и Польше, культивировал среди трудящихся желание уже сейчас получить от социализма все те блага, которые могут принести только более высокий уровень развития общества и более высокая организация общественного труда.

Конечно, путем обещания идеалов, не обеспеченных уровнем развития общества, можно на какое-то время ввести молодежь в заблуждение, можно даже на определенных лозунгах завоевать среди нее немалую популярность. Однако такая популярность всегда завоевывается ценой отказа от, может быть, менее близких, но зато реальных ценностей, за счет предпочтительного отношения к иллюзорным, кажущимся более достижимыми целям. Она достигается за счет спекулятивного противопоставления реального гуманизма социалистического общества — иллюзорному, свободы личности при социализме — свободе от социальной обусловленности вообще. И делается это в расчете на благодатную почву «потребительского социализма», путем спекуляции на обыденном сознании, в частности, на естественном стремлении людей к благополучию. Делу социализма при этом наносится серьезный ущерб, ибо, как показывает опыт, дезориентация масс, молодежи всегда самым отрицательным образом сказывается на общественном развитии.

Есть все основания считать, что утопизм новоявленных «мессий» социализма — и в Венгрии, и в ГДР, и особенно в Чехословакии и Польше — представляет собой идеологию того же обыденного сознания, ибо идеалы обыденного сознания всегда порождаются нежеланием или неспособностью сопоставить и правильно оценить соотношение потребностей людей с возможностью общества к их удовлетворению. В определенном смысле следовало бы полагать, что ревизионизм в теории и оппортунизм на практике начинаются там, где теоретические идеи и концепции приноравливаются, приспосабливаются к обыденному сознанию, эксплуатируют его, принижаются до его уровня, становятся его «научно-теоретической» основой. Иначе говоря, всякого рода оппортунизм в рабочем движении есть прежде всего спекуляция на обыденном сознании.

Антисоциалистические идеи чехословацкого ревизионизма и польской «Солидарности» под флагом «усовершенствования», «улучшения» социализма, подмена интернациональных интересов превратно понимаемыми национальными, вынашивание идеалов потребительского социализма не представляют собой ничего нового. Построение фальшивых мифов о социализме, рассуждения о путях и средствах достижения «всемирного общества благоденствия» вплоть до лозунгов «демократического свободного социализма» давно были выношены и провозглашены западноевропейской социал-демократией, Поощрение потребительской психологии, предпочтение мещанского благополучия высоким общественным идеалам, извращение и опошление проблем смысла и цели жизни — все это взято из арсенала правооппортунистической социал-демократии и с помощью ревизионизма внедряется антикоммунизмом в молодежные движения.

Таким образом, современный ревизионизм — это слияние правого оппортунизма и «левого» авантюризма на общей основе антикоммунизма. Выполняя социальный заказ империализма, ревизионизм превратился в серьезную опасность для дальнейшего развития международного коммунистического движения. XXV съезд КПСС подчеркнул: «…И правый и левацкий ревизионизм отнюдь не бездействуют, и борьба за марксистско-ленинские основы коммунистического движения, против попыток их исказить или подорвать остается общей для всех задачей».[28] И эта задача представляется марксистским партиям особенно важной, ибо речь идет в первую очередь о судьбах молодежи, следовательно, о самом «источнике жизни народов» (К. Маркс), о будущем этих народов.

3. В авангарде антикоммунистической своры

…Это было в 1967 году в Праге. Любезно приглашенная чехословацкими товарищами на IV съезд писателей Чехословакии, я опаздывала. Массивную дверь в зал одного из прекраснейших зданий Златы Праги открыла с трудом, но зато бесшумно. И… оторопела. На трибуне стоял… солдат израильской армии. Со всей своей амуницией, с полной выкладкой, но говорил он по-чешски. То была открытая демонстрация просионистской, антикоммунистической позиции. Впоследствии этот факт и его марксистская, классовая оценка были даны в книге М. Марко «Черным по белому», изданной в Братиславе в 1970 году, в сборнике «В ответ на хартию-77», выпущенном в Праге в 1977 году, и других изданиях.

IV съезд писателей Чехословакии оказался сборищем, которое первым организационно воплотило альянс ревизионизма с сионизмом, наметившийся еще на «Кафка-конференции». На съезде «вожди» этого альянса выступили против социализма, против Коммунистической партии Чехословакии и всех завоеваний чехословацкого народа. Они потребовали возвращения к буржуазной республике, в которой, кстати сказать, вдохновляемый «абстрактно-гуманистическими» идеями Масарика, сионизм расцветал пышным цветом. Свою принадлежность к ревизионизму сионистской ориентации, к сионизму участники этого съезда не только не скрывали, а демонстрировали весьма недвусмысленно, выходя на трибуну в форме солдат израильской армии. Именно это ревизионистское просионистское сборище, именуемое IV съездом писателей ЧССР, прозвучало сигналом для антисоциалистических выступлений части студенческой молодежи Чехословакии, с которых и начались известные политические события 1968―1969 годов.

В документе ЦК КПЧ «Уроки кризисного развития в Компартии Чехословакии и обществе после XIII съезда КПЧ» отмечалось: «Ярко выраженной открытой попыткой утверждения ревизионистской антипартийной и антисоциалистической платформы было выступление, организованное группой правых писателей вокруг А. Й. Лима, П. Когоута, М. Кундеры, К. Косика, Л. Вацулика и Я. Прохазки, на IV съезде писателей с целью обеспечить им поддержку общественности… Значительное влияние в борьбе против социализма в ЧССР оказывали силы, активно выступавшие с позиций сионизма — одного из инструментов международного империализма и антикоммунизма. Их видными представителями у нас были Ф. Кригель, И. Пеликан, А. Лустич, Э. Гольдштюккер, А. Лим, Э. Лёбл, К. Винтер и ряд других».

Антикоммунизм реагирует на перемены в общественном развитии не только совершенствованием способов и методов пропагандистской деятельности, но и организационными изменениями в структуре, перегруппировкой своих сил. На нынешнем этапе активизация борьбы прогрессивных сил против сил реакции вынудила его выдвинуть на передний край своей своры наиболее ярых противников социализма, мира и прогресса. Таким поистине фанатичным противником в последние десятилетия показал себя сионизм.

Контролирующий примерно 70―80 процентов средств массовой информации антикоммунистической направленности и располагающий в избытке средствами для распространения своего влияния на остальную часть пропагандистского аппарата антикоммунизма, международный сионизм одну из своих важнейших задач видит в постоянном давлении на молодежь в нужном ему направлении. Причем он манипулирует сознанием не только еврейской молодежи и не исключительно в пределах Израиля, но и сознанием молодежи, живущей далеко за его пределами. Всемирную сионистскую организацию, мечтающую о распространении своего влияния «на все народы и все языки», не может не волновать проблема молодежи, с помощью которой она надеется осуществить свои бредовые идеи. Поэтому сионизм не мог не выйти в авангард сил, борющихся за молодежь. Поэтому же в поле зрения сионизма не могла не попасть и активизация ревизионизма, а в его расчеты — возможность извлечь из этой активизации пользу для осуществления своих целей, и главным образом в сфере определенного влияния на духовный мир молодежи социалистических стран.

Сионизм никогда не был равнодушен к деятельности ревизионизма и оппортунизма. При этом он не только постоянно держал руку на их пульсе. Многие «именитые» ревизионисты и оппортунисты и сами были в свое время ведущими деятелями сионизма, руководителями или идеологическими вдохновителями его официально существующих организаций. Если внимательно проследить историю развития правой социал-демократии, можно убедиться, что сионистская ориентация отличала многих ее вождей уже тогда, когда они начали постепенно предавать интересы рабочего класса. Эта ориентация была характерна для наиболее оппортунистических направлений социал-демократии. Это положение сохраняется и сейчас. Более того. В последние годы международный сионизм вошел в самый тесный контакт с международным ревизионизмом, тот контакт, который образовался и особенно усилился на базе известных контрреволюционных событий 1968 года в Чехословакии. Оформился этот контакт на предшествующей чехословацким событиям конференции (1963), посвященной 80-летию со дня рождения Ф. Кафки, который родился и прожил жизнь в Пражском гетто, а писал на немецком языке. На этой, как ее стали в дальнейшем именовать, «Кафка-конференции» присутствовали представители и международного сионизма. Международный ревизионизм на ней представляли Р. Гароди и Э. Фишер, хотя свои позиции они тогда и отстаивали еще от имени марксизма. Через несколько лет, в 1967 году, на IV съезде чехословацких писателей, о котором уже упоминалось, ревизионистско-сионистское содружество открыто продемонстрировало свое нигилистическое отношение к социализму и марксизму, с бесстыдной откровенностью подняло грязное знамя антисоветизма.

Сионизм не упустил случая использовать в своих интересах и, казалось бы, столь далекое от сионизма идеологическое направление, как маоизм, естественно, прежде всего и главным образом его антисоветизм.

С момента своего зарождения сионизм стремится активно воздействовать на молодое поколение. Он отравляет молодые умы ядом человеконенавистничества, шовинизма, культом религии и культом потребления, пытается загнать свою молодежь в узкий, «местечковый» мирок интересов. Тактика сионизма в отношении молодежи вытекает из общей его политики. Главное, что определяет идеологическую деятельность сионизма среди еврейской молодежи, — это четкий курс на ее иудаизацию и сионизацию, на ее привлечение под знамена реакции, милитаризма и империализма. Этот курс осуществляется огромным разветвленным аппаратом Всемирной сионистской организации, которая контролирует и направляет деятельность сионистских объединений более чем в 60 странах. В нее входят сотни сионистских союзов и комитетов, в том числе и молодежных, вроде «Всемирной организации еврейских студентов», «Всемирного конгресса еврейских студентов» и другие. Среди этих организаций есть, например, такая, как «Волчата». Позаимствовав название у гитлерюгендовцев, группа студентов юридического факультета университета в Иерусалиме создала эту группу в конце 60-х годов. «Волчата» — крайне антикоммунистического, профашистского направления. Эта группа тесно связана с другой студенческой организацией — «Эмуна», которая имеет весьма красноречивую эмблему — карту «Великого Израиля от Нила до Евфрата».

Сионистских идеологов все больше тревожит проблема проживающей в так называемой диаспоре еврейской молодежи, которая зачастую проявляет равнодушие к идеологии и практике сионизма, недостаточно вдохновляется идеалами «Земли обетованной». Тревожит их и то, что естественный процесс ассимиляции с народами, среди которых эта молодежь проживает, происходит в значительно больших масштабах, нежели этого хотелось бы идеологам сионизма. Особенно беспокоит сионистов отход молодежи от религиозных отправлений иудаизма. Американский социолог М. Розенберг пишет о еврейской молодежи США: «Американский молодой еврей страстно стремится к ассимиляции. Сама идея принадлежности к еврейской нации приводит его в замешательство. Молодежь находит смешной концепцию еврейского национализма, хотя и питает симпатии к Израилю».

Сионизм боится процесса ассимиляции еще и потому, что этот процесс зачастую сопровождается усилением проникновения прогрессивных идей в среду еврейской молодежи, особенно студентов. Среди участников антивоенных демонстраций и студенческих волнений насчитывается немало выходцев из еврейских семей. В их числе лидеры американских «новых левых» — Аллен Гинзбург, Джерри Рубин, Абе Гоффман и другие. Известно также, что еврейское студенчество в молодежных волнениях в США принимало активное участие.

В руководстве международного сионизма немалый переполох произвело сообщение заведующего отделом молодежи израильской организации «Гехолуц» Мордехая Бар-Она, вернувшегося в Тель-Авив после визита к еврейской молодежи США. В сообщении говорилось: «Как печальный привет, я привез мрачные впечатления от сегодняшнего положения и тяжелых перспектив обозримого будущего. Из всей этой славной молодежи (один миллион молодежи из шести миллионов евреев США) у нас остались лишь жалкие крохи. Немногие, весьма немногие верны еврейству, сионизму и государству Израиль, и еще меньше молодых людей, которые знают что-либо о своем еврействе. В течение полутора лет мы слышали о потрясении, о воодушевлении, испытанном евреями диаспоры в результате блестящей победы в шестидневной войне. Мы преувеличиваем объем этого возбуждения. Правда, евреи были воодушевлены в дни войны и после нее, но это воодушевление скоро погасло, не проведя глубокой борозды…»

Какие же цели преследует процесс сионизации молодежи? Что, собственно, представляет собой сионизм?

Активность сионизма как идеологии, политики и системы организаций лежит в русле наиболее реакционных тенденций современного антикоммунизма. Он представляет собой верное орудие международного империализма как в осуществлении его целей, заключающихся в борьбе против социализма, так и в воплощении новых антикоммунистических методов борьбы, в применении тактики, рассчитанной прежде всего на подрыв социализма изнутри. В настоящее время международный сионизм как разновидность антикоммунизма и антисоветизма плечом к плечу с ревизионизмом встал на передних рубежах единой антикоммунистической системы идеологических средств империализма и резко активизировал свою подрывную деятельность. Все свое могущество и весь свой арсенал изощренных, изуверских методов борьбы международный сионизм направляет ныне против Советского Союза и других стран социалистического содружества, против международного коммунистического и рабочего движения. Он обращает против мирового революционного процесса всю свою финансово-экономическую мощь и политическое влияние.

«Сионисты расширили свою идеологическую кампанию против сил мира и прогресса, — констатировал XVIII съезд Коммунистической партии Израиля. — Были ассигнованы значительные средства на „теоретические“ исследования и публикации, на организацию кружков и симпозиумов, на расширение сионистской идеологической „разъяснительной“ работы в школах путем фальсификации учения научного социализма и проведения клеветнической кампании с целью очернения социализма в СССР и других социалистических странах».

Сионизм активно участвовал, например, в развернутой в конце 70-х годов антикоммунистической провокационной кампании под флагом «защиты прав человека», нацеленной, как известно, против стран социализма, СССР прежде всего. Особенно усердствовали сионисты в организации различного рода «слушаний по правам человека в СССР», но затея эта бесславно провалилась.

Идеологи сионизма не раз выбрасывали на арену психологической войны многообразные концепции империализма в идеологическом противоборстве с миром социализма.

Основное направление сионистской идеологии — это враждебное отношение к борьбе за социалистические преобразования и к прогрессивной борьбе вообще. Коммунизм, как и его теоретическая основа — марксизм-ленинизм, решительно противостоит концепциям и догмам сионизма. Если иметь в виду общественную практику, то достаточно сказать, что с коммунизмом совершенно несовместима сионистская идея об «особости» еврейства, его «права» руководить другими народами. Устраняя с политической арены всякий, в том числе и еврейский, национализм, социализм разрушает в корне программу «мессианского» руководства миром, основанную на бредовых идеях «богоизбранничества» и шовинизма. Именно поэтому прежде всего сионисты обрушивают всю свою ярость и ненависть на социализм.

То же самое и в теории: марксистско-ленинская концепция об освободительной миссии и ведущей роли рабочего класса решительно и бесповоротно перечеркивает сионистские постулаты о «мессианской роли еврейского народа», всякие побасенки об «избранном народе» и т. д. Особая активность сионизма в последние десятилетия тем и объясняется, что социалистическое общественное устройство добилось новых успехов, укрепляется социалистическое содружество, расширяются масштабы влияния марксистско-ленинской теории, представляющей собой теоретическое обоснование коммунизма. Эта активность сионизма стимулируется не только агрессивными планами создания «Великого Израиля», но и начавшимся в мировом масштабе процессом разоблачения реакционной роли и антиобщественного характера международного сионизма. Любопытно, что подавляющее большинство известных «советологов» и «специалистов по проблемам Восточной Европы» вышло также из среды сионистов.

Сионистов, отличает звериная ненависть к Советскому Союзу. Комментируя в «Литературной газете» (10 марта 1982 года) итоги матча на мировом шахматном первенстве в Мерано, летчик-космонавт, председатель Шахматной федерации СССР Виталий Севастьянов рассказал об инциденте во время матча. Один из откровенных сионистов, сбежавших из Польши, ныне гражданин США, сотрудник «Голоса Америки» и ряда антисоветских журналов некий Штейн (в команде Корчного он выступал в роли пресс-атташе) подошел к Севастьянову и демонстративно заявил, что «готов хоть завтра лететь в Москву с автоматом и стрелять там во всех, кто ему попадется, начиная с Красной площади и до МГУ».

Современный сионизм — это идеология, политика и практика крупной еврейской буржуазии, характеризующиеся крайним, агрессивным шовинизмом, антикоммунизмом и антисоветизмом.

Анализируя классовые корни сионизма в обществе, где сионизм является государственной идеологией, XIX съезд Коммунистической партии Израиля отметил: «Идеология и практика сионизма выражают интересы крупной израильской и иностранной буржуазии, противоречат чаяниям рабочих и широких народных масс». Вместе с тем социальная база сионизма неоднородна — его исповедует также мелкая и средняя еврейская буржуазия, широкие слои буржуазной интеллигенции. Идеологией сионизма заражена, например, значительная часть рабочего класса Израиля.

Сионисты всячески препятствуют анализу и критике сионизма, ловко манипулируя жупелом антисемитизма.

Жупел антисемитизма дает сионизму возможность уклониться от любой полемики с антисионистами. Он затрудняет социальную ориентацию молодежи, повышение классового сознания израильского рабочего класса, поскольку выступающие против сионизма заранее объявляются антисемитами. Жупел антисемитизма, отождествляя каждого еврея с сионизмом, служит основой для требования, чтобы каждый еврей любой страны придерживался сионистской теории.

Так называемый мнимый антисемитизм является испытанным наступательным оружием сионистов, универсальным вспомогательным средством в их диверсионно-подрывной деятельности. Мнимый антисемитизм использовался контрреволюционными силами в период известных событий в Венгрии, Чехословакии, Польше с целью обоснования прихода к руководству средствами массовой информации и творческими союзами сионистских элементов и «защиты» их от справедливого гнева и возмущения прогрессивных сил этих стран.

Важным шагом в борьбе прогрессивных сил мира против сионизма, его экспансионистской политики и практики стало принятие Генеральной Ассамблеей ООН резолюции от 10 ноября 1975 года. XXX сессия Генеральной Ассамблеи утвердила принятую ранее резолюцию Третьего комитета по вопросу о ликвидации всех форм расовой дискриминации. Напоминая о соответствующей декларации ООН от 20 ноября 1963 года, в которой любая доктрина расового превосходства объявляется научно несостоятельной и социально опасной, Ассамблея констатировала, что «сионизм является формой расизма и расовой дискриминации».

Эта резолюция вызвала широкий общественный резонанс в мире. Как серьезный удар по сионизму и империализму расценил решение Генеральной Ассамблеи председатель Совета революционного командования Ливийской Арабской Республики М. Каддафи. «Индонезия всецело поддерживает и полностью одобряет принятую недавно резолюцию Организации Объединенных Наций, осуждающую сионизм как одну из форм расизма», — заявил министр иностранных дел республики. Газета «Харагви» из Никозии поместила статью, в которой поддержала резолюцию ООН, осудившую сионизм. Международное общественное мнение, отметила газета, отлично понимает, что сионизм — детище международных и в первую очередь американских монополий. Поэтому американские правящие круги так рьяно защищают сионизм, несмотря на то, что он проповедует и практикует расовую дискриминацию в отношении арабского населения.

В Тель-Авиве и Вашингтоне была поднята большая шумиха и развернута яростная пропагандистская кампания против принятой ООН резолюции. «Организация Объединенных Наций утратила свое право на существование, и ее место должна занять какая-то новая организация», — утверждалось в редакционной статье сионистской израильской газеты «Маарив».

«Организация Объединенных Наций стала символом антиеврейской ненависти и больше не заслуживает поддержки американского народа, равно как и американских денег», — заявил, опрометчиво раскрывая многие секреты, член руководства влиятельной сионистской организации «Бнай Брит» в США Сеймур Граубард. А через сутки поступило сообщение, что сенат проголосовал за пересмотр дальнейшего участия США в ООН в связи с принятием Генеральной Ассамблеей резолюции, осуждающей сионизм как форму расизма. Сопоставление этих фактов красноречиво!

Пользуясь попустительством американских властей, хулиганы из сионистской «Лиги защиты евреев» совершили нападения на помещения постоянных представительств ПНР, СФРЮ, Кубы, Египта при ООН, Вожаки этой банды во всеуслышание заявили, что они совершат серию налетов на помещения дипломатических представительств государств, поддержавших резолюцию ООН. Американские монополии грозили экономическими санкциями против стран, голосовавших за этот документ.

Заметим также, что в этой запрограммированной и скоординированной пропагандистской шумихе был еще один очень важный аспект — свести сионизм к проблемам Израиля и Ближнего Востока, закамуфлировать его сущность.

Сионизм, как уже говорилось, есть наиболее реакционная идеология из всех ныне существующих, самое зловещее выражение и воплощение империализма. В системе антикоммунизма международному сионизму отводится роль ударного отряда в борьбе против основных революционных антиимпериалистических сил мира: мировой социалистической системы, международного рабочего и коммунистического движения, национально-освободительного процесса. Именно так характеризует сионизм Генеральный секретарь ЦК Компартии Израиля М. Вильнер.

В 1980 году Генеральная Ассамблея ООН в резолюции «О недопустимости политики гегемонизма в международных отношениях века» вновь вернулась к критике сионизма, квалифицировав его как разновидность политики гегемонизма.

Сионизм активнее других направлений антикоммунизма участвует в модернизации идеологического арсенала монополистической буржуазии. Ежегодный бюджет всемирной сионистской организации составляет 800 миллионов долларов. Две трети этих средств расходуется на антикоммунистическую подрывную деятельность. Сионисты щедро финансируют деятельность антикоммунистических центров в США и других западных государствах. Фонды Моргана, Лазара, Оппенгеймара немало способствовали развязыванию антикоммунистической истерии Международным комитетом информации и социальной деятельности и Комитетом свободной Европы, а также рядом сионистских организаций и институтов.

Резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН, несмотря на оптимальную лаконичность и сдержанность ее формулировок, сионизм тем не менее также объявил продуктом антисемитизма. Более того, идеологи сионизма пытаются распространять версию, что факт появления этой резолюции ни больше ни меньше как результат… разрядки международной напряженности. Как тут не восхититься поистине безграничной находчивостью и изворотливостью сионистских идеологов!

Именно в результате такой находчивости даже на XI Всемирном конгрессе Международной ассоциации политических наук, состоявшемся в Москве (1979), просионистскими элементами было выдвинуто требование, чтобы разрядка международной напряженности распространялась и на сферу идеологии, точнее, чтобы социалистические страны отказались от идейного противоборства, чтобы ими было осуществлено своего рода «идейное разоружение». Утверждалось, что разрядка в политике может привести к перераспределению напряженности из технологического сектора в идеологический, к увеличению расходов на идеологическую борьбу. При этом в качестве примера такого «перераспределения» была названа резолюция ООН, провозглашающая сионизм формой расизма. И вновь получается, что в той войне, которую ООН объявила сионизму, виновата не политика международного сионизма, не агрессивная политика Израиля, а «нераспределение напряженности», «перенапряженность» в идеологической сфере, под которой — в который раз — сионистам видится мираж оживляемого антисемитизма. Мы — присутствующие на конгрессе философы Москвы — только диву давались: откуда это берется? Как тут было не вспомнить высказывание председателя Центральной контрольной комиссии КП Израиля В. Эрлиха, который писал: «Любая попытка прямо сразить сионизм в области провозглашенной им идеологии равносильна старанию удержать угря в руке — он всегда выскользнет».

Определение сионизма умышленно затрудняется самими сионистами, потому что не в их интересах предстать перед общественностью мира в своем истинном обличье.

Ответ на вопрос: что такое сионизм? — следует искать прежде всего в трудах К. Маркса, особенно в статье «К еврейскому вопросу» (1844), в которой подвергнуты критике работы Б. Бауэра, относившиеся к проблеме эмансипации евреев, рассматриваемой с внеклассовых, националистических позиций, и в очерке «Еврейский вопрос, № 3», являющемся составной частью книги «Святое семейство» (1845). В этих работах четко сформулирован материалистический и классовый подход к проблеме. Вскрывая специфику исторического развития еврейского населения Европы и Америки, Маркс обращал внимание на известные слои еврейства, того еврейства, которое противопоставляет «действительной национальности свою химерическую национальность, действительному закону — свой иллюзорный закон, считая себя вправе обособляться от человечества, принципиально не принимая никакого участия в историческом движении, уповая на будущее, не имеющее ничего общего с будущим всего человечества, считая себя членом еврейского народа, а еврейский народ — избранным народом».[29]

Маркс беспощадно критиковал национализм и иудаизм с их стремлением доказать исключительность евреев, особо подчеркивая, что не существует какого-то вечного, абстрактного еврейского вопроса, ибо он «получает различную формулировку в зависимости от того, в каком государстве живет еврей».[30] А «мирской конфликт, к которому в конечном счете сводится еврейский вопрос, это отношение политического государства к своим предпосылкам, — будь то материальные элементы, как частная собственность и т. п., или духовные, как образование, религия»…[31] Политическая же эмансипация евреев, завоевание ими политического равноправия «не есть еще человеческая эмансипация».[32]

Методологическое значение работ Маркса для анализа сионизма подчеркивал В. И. Ленин, который высоко ценил эти работы. Он писал: «Особенно замечательны статьи Маркса: „Введение в критику гегелевской философии права…“ и „К еврейскому вопросу“».[33]

На значение работ Маркса обращал внимание А. В. Луначарский, который о статье «К еврейскому вопросу» говорил, что она есть «вещь гениальная по глубине мысли». Большое впечатление эта статья произвела и на Ф. Меринга, утверждавшего, что ее «немногие страницы стоят больше, чем вся необъятная груда литературы по еврейскому вопросу, которая с тех пор появилась».

Вскрыть сущность сионизма как определенную идеологию и политическую практику помогают также работы В. И. Ленина, в частности «Критические заметки по национальному вопросу», «Рабочий класс и национальный вопрос», «Положение Бунда в партии», «О культурно-национальной автономии» и др. В. И. Ленину, как известно, пришлось столкнуться с сионизмом уже на практике, в лице одного из его легальных представителей — Бунда. («В основу бундизма, — писал один из идеологов сионизма, В. Жаботинский, — исторически легли идеи, почерпнутые с большим опозданием из сионистского катехизиса».)[34] Ленинская национальная политика,исходящая из идеи фактического равенства всех наций и борьбы с привилегиями любой нации, не могла не столкнуться с сионистской претензией на особое положение и особые права евреев в обществе. Об апелляции Бунда к идее особой «еврейской нации» Ленин писал: «…Эта сионистская идея — совершенно ложная и реакционная по своей сущности».[35] Он подверг резкой критике повторяемую бундовцами сионистскую выдумку о якобы нежелании социал-демократов признать «равноправность» евреев с неевреями, установил совпадение исходных позиций сионистов и Бунда, которые базировались на буржуазном национализме. Ленин показал, что идея еврейской национальной исключительности противоречит интересам еврейского пролетариата, создавая в нем прямо и косвенно настроение, враждебное ассимиляции, настроение «гетто». «Совершенно несостоятельная в научном отношении идея об особом еврейском народе реакционна по своему политическому значению».[36] В. И. Ленин вскрыл классовую природу сионизма, оценив его как воинствующий национализм, «отупляющий, одурачивающий, разъединяющий рабочих, чтобы вести их на поводу буржуазии».[37]

В 1903 году в ленинской «Искре» (№ 41 за 1 июня) была опубликована статья «Мобилизация реакционных сил и наши задачи», в которой говорилось: «Сионизм отвлекает от рабочего движения известные довольно культурные слои еврейского пролетариата. В этом отношении сионизм представляется более, так сказать, близким противником социал-демократии, чем антисемитизм, который, повторяем, ведет за собой только совершенно темные в культурном и политическом отношении элементы русского населения. Иначе говоря: сионистское движение непосредственно более грозит развитию классовой организации пролетариата, чем антисемитизм».

Со времени опубликования этой статьи прошло почти восемьдесят лет, сионизм за это время создал мощную систему международных организаций, укрепил свои экономические и политические позиции. Поэтому значение оценки сионизма, данной в ленинской «Искре», многократно возросло, а положение о реакционном характере его идеологии и практики не только не устарело, но, наоборот, приобрело еще большую актуальность.

Сионизм — это прежде всего международное явление, чего нельзя сказать ни об одном из других направлений буржуазного национализма. Именно с целью укрепления своих позиций не только в национальном, но и в международном плане уже в 1860 году в Париже был создан «Всемирный союз израилитов», который существует и сейчас. Основателями союза были раввин, купец, инженер и профессор, а финансировался он банкиром Гиршем. Примечательно, что уже тогда, агитируя за создание еврейских поселений в «земле обетованной», союз ориентировался прежде всего на молодежь, главным образом студенческую.

Деморализующее влияние на молодежь оказывает постоянное вмешательство сионистов в дела тех стран, где она проживает. Изданный государством Израиль закон «о двойном гражданстве» преследует прежде всего пропагандистские цели и возможность усиления антисоветских инсинуаций. В соответствии с этим законом советским евреям, гражданам СССР, предоставляется право израильского гражданства. XVII съезд Коммунистической партии Израиля охарактеризовал эту меру как «провокационный шаг против СССР». Очевидные подрывные цели преследует и «идея» о двойной лояльности, согласно которой любой еврей, независимо от страны, в которой он проживает, сначала должен быть патриотом «всемирной еврейской нации», а затем уже «своего» государства. Эта «идея» особенно опасна для воспитания молодого поколения.

Советский исследователь Л. Корнеев справедливо пишет, что «эта сионистская доктрина весьма напоминает приемы гитлеровской пропаганды с ее призывами к зарубежным немцам считать себя членами немецкого народа в нацистской Германии и не забывать, что „кровь сильнее паспорта“». Так называемый «принцип» лояльности препятствует воспитанию у молодежи патриотизма, гуманизма, идейных убеждений, этических норм человеческого общежития. Он же противостоит активному участию молодежи в борьбе за мир и прогресс, формированию высоких чувств интернационализма, гуманизма, культивирует шовинизм и человеконенавистничество.

Сионистская политика правителей Израиля, двойная игра, согласно правилам которой не только «государство Израиль нуждается в помощи диаспоры», но и «евреи диаспоры нуждаются в государстве Израиль», не облегчила положение еврейской молодежи, в частности в капиталистических странах, а усложнила его. Как говорится в одном из западных трактатов, молодых людей (евреев) обучают «двойной лояльности — преданности Израилю и его ценностям, с одной стороны, и верности государству, обществу и чужой культуре, где развивается личная и общественная жизнь в диаспоре — с другой». Все это создает в жизни молодежи ненужные конфликты и трудности, а главное, отвлекает ее от насущных проблем современности, общественных интересов. Положение усугубляется внедрением в сионистскую практику меры, названной «императивом поведения», в соответствии с которой осуществляется обязательное, вплоть до принудительного, привлечение евреев любой страны если не к активному участию в деятельности сионистских организаций, то, во всяком случае, к беспрекословному подчинению их указаниям. 23-й конгресс Всемирной сионистской организации (1954) принял решение, что «в случае, если в какой-либо стране есть законодательство, которое мешает евреям выполнять их долг в отношении сионизма, евреи этой страны должны добиваться, чтобы были внесены поправки в это законодательство».

Идеологи сионизма всячески стремятся влиять на молодежь социалистических стран. Их активность особенно возрастает там, где появляется почва для контрреволюционных, антисоциалистических настроений и действий, как это имело место в Чехословакии в 1968 году. Путем «тихой», «ползучей» контрреволюции сионистские элементы заняли здесь важные позиции в идеологических институтах и средствах массовой информации и сосредоточили свои идеологические усилия вокруг молодежных печатных органов. В частности, таким органом был журнал «Student», которым руководил П. Фельдштейн, сделавший все возможное и невозможное для того, чтобы перечеркнуть, очернить достижения чехословацкого народа, его государства и коммунистической партии. Молодым читателям журнала систематически предлагались материалы сионистского характера, статьи чехословацких эмигрантов — активных деятелей международного сионизма.

Под рубрикой «Беседы в Гайд-парке» редакторы молодежного журнала систематически печатали интервью с сотрудниками «Свободной Европы», из номера в номер публиковали памфлет сиониста троцкистского типа Исаака Дойтчера, представляющий собой антисоветскую стряпню самого реакционного толка. В журнале было опубликовано открытое письмо сотрудников исторического музея в Терезине. В письме империалистическая агрессия Израиля 1967 года против арабского народа характеризовалась как «акт обороны», а в защиту этой агрессии авторы письма кощунственно призывают «помнить о терезинских жертвах фашизма».

Любопытно было читать, как на страницах молодежного журнала социалистической республики бывший гражданин Чехословакии, а ныне Израиля Макс Брод поучал молодежь тактике, которой должен придерживаться в ЧССР каждый сионист. По Броду, «сионист должен открыто действовать только в своем окружении, которому он может доверять, и не вмешиваться явно и непосредственно в политику и в общественные процессы страны. Ему необходимо быть в центре событий и в то же время держаться позади бурь, которые сам вызвал. Он не может измерять высоту волн, поднятых этими бурями, и исследовать их глубину. Он обязан из-за кулис „направлять“, но не смеет сам непосредственно и явно вести, руководить. Он должен быть скрытым подстрекателем, молчаливым исповедником, скромным советчиком, а в случае необходимости — незаменимым и великодушным финансистом». Этой тактики, собственно, и придерживалась значительная часть представителей международного сионизма, осуществлявшая «конспиративную» энергичную деятельность в период так называемого «процесса возрождения» в Чехословакии, если не считать тех отдельных личностей, которых сионистская волна «возрождения» вытолкнула все же из-за кулис на авансцену событий.

В соответствии с директивами Всемирной сионистской организации в период чехословацких событий были организованы так называемые «летние школы для чехословацкой молодежи». Школы эти собирали молодежь в прекрасных курортных приморских городах, одна из них — в Израиле. Обучение осуществляли специально подготовленные сионистские эксперты. Всеми силами молодежь пытались обратить в последователей иудаизма. Чешскую и словацкую молодежь, давно забывшую о своем еврейском происхождении и никогда не знавшую языка «предков», а во многих случаях даже не имевшую отношения к еврейству, пичкали догмами сионистской идеологии, направленной прежде всего на отвлечение от активной классовой борьбы, социалистического преобразования общества, на обособление и воспитание в духе недоверия и вражды к трудящимся других национальностей.

Особое внимание на этих летних школах уделялось методам диверсионной деятельности сионистских организаций против марксистских партий и социалистических стран. Молодежи демонстрировалась изощренность в выборе методов и путей проникновения в политические и государственные круги, средства массовой информации, идеологические и культурные учреждения самых различных стран, пропагандировалась политическая мимикрия, позволяющая обманным путем достигать командных высот в государстве. Молодежь обучалась приемам шантажа общественности с помощью жупела антисемитизма. Ей демонстрировались методы ревизии основных положений марксистско-ленинского учения, проводимой под видом «улучшения» и «демократизации» социализма. В ее сознание внедрялась клевета на внутреннюю и внешнюю политику марксистских партий, их руководящую роль в обществе. Оправдывались коррупция, подкуп, демагогия, лицемерие и другие приемы политической борьбы. Без согласия родителей чешских и словацких юношей пытались вербовать в израильскую армию, соблазняли преимуществами эмиграции.

Небезынтересно, что одним из «воспитателей» молодежи в этих летних школах был сионист, чешский эмигрант Эрих Кулка-Шён, который во время второй мировой войны сотрудничал с гестапо, главным образом в вопросах организации акций по уничтожению еврейского населения.

Чтобы обеспечить себе больший доступ к формированию молодого поколения, сионизм выступает с фарисейским лозунгом развития еврейской «национальной культуры», деятельное осуществление которого на сионистский лад способствует распространению антисоциалистических идей. Внедрение лозунга еврейской «национальной культуры» практически базируется на иудаизме и языке, которым даже население Израиля владеет далеко не в совершенстве, не говоря уже о евреях, проживающих в ста странах мира. Этот лозунг исходит из предположения, что еврейская «национальная культура» развивается вне исторических, социальных и географических рамок и составляет нечто одинаково равноценное для всех классов и социальных групп «всемирного еврейского народа».

В. И. Ленин беспощадно боролся с сионистской идеей «культурно-национальной автономии». «Кто прямо или косвенно ставит лозунг еврейской „национальной культуры“, — писал основатель Советского государства, — тот (каковы бы ни были его благие намерения) — враг пролетариата, союзник старого и кастового в еврействе, пособник раввинов и буржуа».[38] «Всякая проповедь отделения рабочих одной нации от другой, всякие нападки на марксистское „ассимиляторство“, всякое противопоставление в вопросах, касающихся пролетариата, одной национальной культуры в целом другой якобы целой национальной культуре и т. п. есть буржуазный национализм, с которым обязательна беспощадная борьба».[39]

Осуществление лозунга еврейской «национальной культуры» не только обусловливает значительные потери в сфере пролетарской культуры, а также в деле воспитания молодого поколения, но имеет и далеко идущие политические последствия. Опираясь на этот лозунг, сионизм хотел бы рассчитывать на создание легально действующих сионистских центров, что, по замыслу идеологов сионизма, может открыть широкие возможности опять же для подрыва социализма изнутри.

Будто предвидя подобные ситуации, В. И. Ленин учил: «Значение лозунга „национальной культуры“ определяется не обещанием или добрым намерением данного интеллигентика „толковать“ этот лозунг „в смысле проведения через него интернациональной культуры“. Смотреть так было бы ребяческим субъективизмом. Значение лозунга национальной культуры определяется объективным соотношением всех классов данной страны и всех стран мира».[40]

Идеологическая деятельность сионистов, особенно среди молодежи, отличается в последнее время постоянным подогреванием националистического психоза, раздуванием шовинистического угара, яростными нападками на принцип интернационализма, ленинскую концепцию социалистической революции, стремлением ревизовать и дискредитировать основные положения марксистско-ленинской теории и социалистической практики. Стоит ли удивляться, что сионизм как один из ударных отрядов империализма преисполнен самых восторженных чувств по отношению к ревизионизму, покровительствует ему и самым широким образом пользуется его теоретическими услугами, в том числе и в вопросе идейного влияния на современную молодежь?

Превратившись, по существу, в производителя софизмов для идеологических надобностей наиболее реакционных кругов империалистической буржуазии, в главное орудие пересмотра марксистско-ленинской теории и реального социализма, в рупор национализма и антисоветизма и безотказно пользуясь любезностью (и кошельком) сионистских издателей, ревизионизм выступает как грязный наемник идеологической войны, которую ведет вся идеологическая орда империализма против интересов современной молодежи.

Монополистический капитал, таким образом, всей своей антикоммунистической сворой наступает не только на жизненные интересы молодежи. Взяв курс на психологическую войну, он пытается всеми средствами привить ей то мировоззрение, которое оставило бы ее в плену идеалов частнособственнического общества, дезориентировать ее социально и обезоружить теоретически. Сводя интересы молодого поколения до сферы обыденного сознания, оставляя его в плену этого сознания, даже переориентировавшись на теоретические методы борьбы, антикоммунизм обкрадывает молодежь. Навязывая ей систему ценностей, не отвечающую ни ее собственным потребностям, ни потребностям общественного развития, он лишает ее счастья борьбы за высокие идеалы. Усилив свои возможности — теоретические (за счет ревизионизма), организационные (используя сионизм), антикоммунизм приносит на алтарь служения монополистическому капиталу свои жертвы из среды молодежи как капиталистических, так и социалистических стран. Антикоммунизму и его ударным силам — ревизионизму, оппортунизму и сионизму — обязано своей политической дезориентацией движение «новых левых» в капиталистических странах. Они же — эти ударные силы антикоммунизма — и несут ответственность за моральный и политический ущерб, наносимый части молодежи в социалистических странах. Жизнь ее обедняется, ограничивается обыденными интересами, снижается коэффициент ее участия в общественных преобразованиях, ее влияние на судьбы человечества, будущее народов. А в результате «деморализуется самый источник жизни народа». Так сказал Маркс. И точнее не скажешь.

Глава III. Укрощение строптивых, или Проблема отцов и детеи

Идеи…, которые овладевают нашей мыслью, подчиняют себе наши убеждения и к которым разум приковывает нашу совесть, — это узы, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца.

К. Маркс

1. Строптивые дети…

…Каждый вечер они собираются на площади Сан-Бабила города Милана. Каждый вечер эти на вид обыкновенные, даже симпатичные ребята переодеваются в черные рубашки и превращаются в сборище, наводящее страх на жителей города. Они стреляют по людям из рогаток (пока!), носят в карманах ножи и рисуют на витринах свастику. Они мечтают маршировать и с неистовством фашистских фанатиков кричать «хайль!». Но вот уже в их руках бомбы. Одну из них по заданию тех, кто дает «санбабилини» платные поручения, надо пронести в здание миланской организации коммунистической молодежи, вторую — отвезти в Тоскану. Четверо из-за угла убивают двух безоружных молодых коммунистов, топчут их тела ногами. Об этом рассказал итальянский режиссер-антифашист Карло Лодзани в кинофильме «Площадь Сан-Бабила, 20 часов».

Это в фильме. Но картина преступлений среди молодежи Запада в жизни не идет ни в какое сравнение с преступлениями на экране.

Как-то утром в нью-йоркском районе Гринвич-Виллидж взрывом разрушило многоэтажный дом. Погибли студенты, изготовлявшие взрывчатку — она была нужна им для уничтожения нескольких общественных зданий Нью-Йорка. Это сообщение сенсации не вызвало. Оно промелькнуло как тысячи таких же, ежедневно появляющихся в газетах США сообщений полицейской хроники.

«В течение года в одном только Нью-Йорке арестовано за убийство 54 подростка моложе 16 лет, за грабежи — 5275 подростков, за разбойное нападение с оружием — 1240 подростков того же возраста…»

«…На школьном выпускном вечере в Уэйтмуте, штат Массачусетс, семнадцатилетний выпускник поднялся на сцену и, воскликнув: „Вот американский путь!“ — застрелился…»

«…Бостон. Шесть подростков вчера вечером заставили двадцатичетырехлетнюю женщину вылить на себя два галлона бензина, а затем подожгли ее. Сегодня утром она умерла…»

«…Самым страшным бедствием сегодняшней Америки стала наркомания среди детей и юношества…»

«…Ежегодно восемь миллионов детей (18 из 100) нападают на родителей, а 138 тысяч детей в возрасте от 3 до 17 лет пускают в ход оружие против брата или сестры…»

«…В течение года 21 тысяча детей и молодых людей пропадают без вести, но полиция предпринимает розыск только немногих из них, поскольку девять из десяти родителей не хотят, чтобы им вернули их детей…»

Полицейская хроника сообщает, как правило, что преступники — дети состоятельных, очень богатых семейств. Еще памятно дело Патриции Херст, внучки мультимиллионера, «короля» желтой прессы, реакционнейшего из реакционеров — Уильяма Рэндольфа Херста, которая, оставив дом, вступила в так называемую «Симбионистскую армию освобождения», принимала участие в грабежах банков и перестрелках с полицией. После ареста, подобно тому, как прежде она порвала со своим классом, своими родителями (отца Патриция иначе не называла, как «капиталистическая свинья»), она выдала своих товарищей по «армии освобождения».

Насилие стало такой же характерной и неизменной чертой «американского образа жизни», как безработица и инфляция. И так не в одной Америке.

Не успела картина Карло Лодзани обойти экраны, как в одном из районов того же Милана был обнаружен труп двадцатилетней студентки Ольги Джулии Кальцони, убитой двумя ее сверстниками. Они же — ее неофашиствующие сверстники — взорвали здание миланского сельскохозяйственного банка, устроили побоище на площади Лоджии в городе Брешии, пустили под откос пассажирский экспресс «Италикус», убили видного политического деятеля А. Моро. В городе Болонье такие же молодые чернорубашечники взорвали железнодорожный вокзал. В момент взрыва погибло около 100 и ранено свыше 200 человек.

Гигантских размеров среди молодежи капиталистических стран достигло увлечение наркоманией, которое не пощадило даже малолетних детей. По числу смертельных исходов наркомания в высокоразвитых государствах капитала начинает обгонять такие бедствия человечества, как рак и сердечно-сосудистые заболевания. В США, как известно, наркомания превратилась в настоящую национальную катастрофу. Но даже в такой маленькой стране, как Греция, только по официальным данным насчитывается 10 тысяч наркоманов. По результатам же неофициальных социологических исследований, это число достигает 60 тысяч. Среди них — 40 тысяч юношей и девушек в возрасте от 13 до 20 лет. Примечательно, что среди торговцев «белой смертью» значительное число военнослужащих расположенных на греческой территории американских баз, роль которых как рассадников наркомании уже широко известна миру.

Часть молодежи капиталистического Запада поднимается на борьбу против устоев старого миропорядка, участвуя в политических движениях и выступлениях. Другую же, пока что значительную часть отвращение к обществу, в котором она живет, ненависть к «буржуазным отцам» уводит в мир наркомании и бездуховности или неистовой погони за удовольствиями. «Духовные отцы» капитала предпочитают если не потворствовать, то и особенно не сдерживать этот взрыв аморальной невоздержанности, вплоть до преступности. В этом отражается духовный мир самого капитала, который руководствуется одним лозунгом: пусть молодежи будет доступно все, что угодно, — наркотики, оружие, разврат, преступления, — только бы не политика, не общественные выступления, не коммунистическая теория.

Капитал преднамеренно культивирует упадочничество, пессимизм. Как уже говорилось, начало 80-х годов ознаменовано в лагере антикоммунизма небывалым пессимизмом. «Неуверенность», «неизвестность», «нерешительность» предсказываются мессиями антикоммунизма не только как неизбежные спутники капитализма 80-х годов, но как непременные атрибуты будущего всего человечества.

Да, всему человечеству предсказывается «упадок цивилизации» в книге нескольких авторов «Картины будущего», недавно изданной в США.

Разрушающее влияние на души молодежи капиталистических стран оказывает культ войны: от атомных бомб бывшего президента-галантерейщика Трумэна, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки, так же как и бомб бесноватых правителей Израиля, погибают все — и хорошие и плохие. Если мир не образумит президента-актеришку Рейгана, от его бомб будут также одинаково погибать и добрые и злые. Милитаризм смещает границы между добром и злом, нравственным и безнравственным. В угаре военного психоза преступление, зло, аморальность постепенно теряют свой социальный смысл, они превращаются всего лишь в подобие несчастных случаев, эпизодов.

Предпочитая, чтобы молодое поколение пребывало в мире наркомании и безудержных развлечений, вместо того чтобы устраивать демонстрации против войны, капитал с помощью массовой культуры насаждает среди молодежи культ силы, жестокости, увлекает ее порнографией, сексуальными сенсациями. «Наша национальная потребность упиваться тем, как детишки с пеной у рта убивают соседей или взрывают школьный гимнастический зал, оказалась настолько неутолимой, что издательский мир поспешил пойти нам навстречу», — пишет рецензент газеты «Washington Post» Кэрт Супли о потоке гангстерской литературы и превращенной в зрелище преступности, хлынувших на американскую молодежь в последние годы. Известного любимца публики — агента 007 Джеймса Бонда на экранах телевизоров недавно сменил новый супермен — очередной «герой» буржуазной массовой культуры — полицейский поручик Тео Коджак. Стреляющий без промаха в каждого, кто встретится на его пути, новый супермен стал главной фигурой вечерних передач телевидения США. Свою убогую житейскую мудрость новый герой, отличающийся, как и Бонд, яростной ненавистью к коммунизму, формулирует следующим образом: «Убей, убей его, убей всякого! Нечего их жалеть. Не церемонься, если они просят пощады! Сотри их в порошок и скажи на прощанье: так велел Коджак!»

Особенно охотно и широко прививая молодежи потребительское отношение к обществу, стандарты потребления, стремление к наживе, к жажде приобретательства, монополистическая буржуазия не ограничивает достижение целей никакими моральными соображениями.

Американский прогрессивный писатель Филип Боноски в своем публицистическом эссе «Дети Америки» с искренней болью за американскую молодежь рассказывает: «К концу 70-х годов американцы, принадлежащие к обеспеченным классам, уже не могли толком понять, что же такое их дети. Они не знали, любить ли их или ненавидеть, отправлять ли их в тюрьмы или в психиатрические лечебницы, панически прятаться от них или отдавать их в школы-интернаты, а при первых же признаках переходного возраста убивать их прежде, чем убьют они, давать ли выход их природной агрессивности, разрешая им мучить кошек, или, вводя их в мир бизнеса, сразу же приобщать их к тайнам секса или вообще не упоминать о его существовании».


Тема насилия не сходит со страниц газет и журналов, с экранов кинотеатров и телевизоров, не оставляет в покое радиослушателей. Особенно преуспевает на этом поле телевидение. Обилие криминальных сюжетов в многочисленных фильмах и постановках снимает остроту восприятия полицейской хроники, сообщений о реальных убийствах, насилии, грабежах. Притупляется способность молодежи к сопереживанию, к сочувствию, оно приучается к зрелищу кровопролитий, проявлений садизма, крайней жестокости, бесконечным выстрелам, поджогам, погоням. Один из продюсеров Голливуда так охарактеризовал потребности 17―25-летних американцев: «Эта публика вовсе не требует от зрелища каких-либо высоких эстетических качеств. Плевать ей на интеллектуальный уровень — для нее важно действие и мурашки по спине».

Исследовательская группа Пенсильванского университета писала о телевизионных передачах: «Составители программ ощущают нужду в повышении остроты передач, чтобы привлечь и удержать внимание публики, и поэтому аудиторию приучают к все более и более жестоким формам насилия. Наступает пресыщение, и то, что сегодня воспринимается как жестокость, завтра покажется пресным».


В результате получается заколдованный круг: молодежь все меньше отличает вымышленное насилие от насилия документального, реальность от вымысла. Следуя «романтике подвигов» экранных гангстеров и суперменов, она умножает ряды преступников. А телерадиокомпании, ссылаясь на растущий интерес зрителей и слушателей к разгулу насилия, увеличивают пропаганду этого насилия. Готовя к вступлению на стезю порока тысячи новых юношей и девушек, они формируют новое пополнение преступных юношеских банд.

Трагедия еще и в том, что всю эту продукцию преступлений хозяева американских телерадиокомпаний распространяют и в другие страны. При этом они не ограничиваются Англией и другими своими партнерами по НАТО. Поскольку продаются программы, созданные для внутреннего пользования, а следовательно, уже окупившие себя, цена на них баснословно низкая. Это открывает дорогу мутному потоку пропаганды преступности и разнузданного секса к молодежи развивающихся стран и самых отдаленных уголков мира. Все это чем дальше, тем больше — еще до осуществления идеи «Global village» — делает проникновение идеологических установок правящих кругов США в духовную жизнь молодежи мира, по существу, ничем не ограниченным.

Конечно, в прогрессивных кругах общественности — и в США и в других капиталистических странах — зрелищная эксплуатация преступлений, за которой следует цепь преступлений в жизни, то и дело вызывает протест. Но каждый раз этот протест упирается в денежный мешок хозяев телерадиокомпаний и Голливуда, а также в идеологический расчет правящего класса: все, что угодно, для молодежи, только не политика, не активное противоборство с миром капитала. На сцену выносятся уже довольно потрепанные и грязные знамена «свободы творчества», «свободы потребления», и производство преступлений — как в жизни, так и в зрелищах — продолжает расти все более убыстряющимися темпами. Надо ли удивляться тому, что суточный перерыв в подаче энергии 13 июля 1977 года, окутавший Нью-Йорк мраком, отдал город на произвол яростной толпы. Эти сутки оставили след в памяти американского народа как «ночь ужасов», а Нью-Йорк, как писали американские газеты, «за одну ночь был превращен в Берлин 1945 года».

Тревога за судьбы молодежи охватила значительные круги американской общественности. Один из прогрессивных американских журналистов, И. Норд, пишет: «Мы переживаем такое время, когда трубадуры господствующего класса Америки пытаются ввергнуть народ в состояние духовной летаргии и поэтому создают вместо культа нормального человека культ какого-то звероподобного существа. Наша молодежь вырастает под влиянием упадочной культуры, выдающей человека за кровожадное существо, одаренного только инстинктами и совершенно избавленного от души, который шагает к собственному благополучию через трупы своих ближних. Появляются книги, утверждающие, что человек генетически наследует тоску по собственности и страсть убивать. Сегодня мы по колени в сумасшедшем потоке подобных антиобщественных трудов, преследующих, естественно, преступную цель — потушить пламя высоких человеческих идеалов, свести на нет усилия человека, направленные на осуществление свободы, в то время, когда владыки капиталистического мира обнаружили на стене зловещее знамение».

«Буржуазные отцы» капиталистического мира, мобилизуя психиатров, социологов, философов, писателей, журналистов, пытаются с их помощью дать какое-нибудь более-менее благопристойное объяснение современному поведению молодежи. Само самой разумеется, что они не стремятся к правдивому, отвечающему объективной истине ответу на вопрос: что случилось с молодежью? Их идеологические оруженосцы отлично понимают, кто повинен в деморализации молодежи. Но, чтобы замаскировать истинную сущность происходящих событий в глазах общественности, они апеллируют к возрасту, к специфическим особенностям психологии молодежи, шумно рекламируют концепцию «конфликта поколений». Использующие всякую возможность уйти от социальных характеристик, буржуазные идеологи всячески эксплуатируют проблему «отцов и детей», а теорией «конфликта поколений» с удовлетворением подменяют вопрос о классовых конфликтах. «Конфликт поколений» как конфликт между политически активными, так или иначе «идейными» отцами и противостоящими им безыдейными, разочарованными детьми, которым, дескать, надоели политика, идеи, революции и которые якобы хотят только материального благополучия и развлечений, развлечений и еще раз развлечений, в буржуазной литературе последнего времени, особенно после выступлений «новых левых», изображается как наиболее глубокий социальный конфликт современного общества. («История всех до сих пор существовавших обществ есть история борьбы между поколениями». — Л. Фойер.) Такое объяснение поведения молодежи получило среди защитников старого миропорядка самое широкое хождение и, как правило — явно или скрытно, — противопоставляется марксистскому пониманию социальной структуры общества. Так, профессор Лейденского университета (Голландия) К. Ламмерс утверждает: «Современная молодежь и студенчество представляют собой особый социальный класс, в недрах которого зреет классовое сознание, отличное от буржуазного и пролетарского».

Спору нет, молодежь всех времен и народов отличали и отличают возрастные психологические особенности, присущие всем молодым людям: энергия, энтузиазм, романтическая увлеченность, тяга к изменениям, готовность идти на жертвы, рвение к немедленному осуществлению своих идеалов. Ей свойственны незрелость суждений, эмоциональность, стремление к новому, политическая неопытность, излишняя доверчивость к громкой фразе. Ее характеризуют «благородный неукротимый огонь» (Ф. Энгельс), «бескорыстность, чистота, идеальность» (В. И. Ленин). Именно В. И. Ленин не однажды подчеркивал, что, решая задачу революционного воспитания молодых поколений пролетариата, необходимо учитывать возрастные и психологические особенности молодежи. Марксистские партии и ныне не устают повторять, что для успешного руководства молодежью необходимо не только понять, но и постоянно учитывать такие черты, которые в той или иной степени присущи всем, или почти всем, молодым людям — порыв, стремление к романтике, эмоциональность, веру в свои силы и одновременно нехватку опыта, поверхностность в оценке явлений, неустойчивость политических ориентаций, которые беспощадно эксплуатирует буржуазная пропаганда.[41] Подчеркивая необходимость учета возрастных особенностей, Ленин тем не менее всегда стоял за классовый подход к проблеме молодежи. Проповедники же концепций «конфликта поколений» различия между классами подменяют внутриклассовыми, в данном случае возрастными, различиями. На место классов ставятся произвольные группы людей («страты»), включающие представителей разных социальных слоев и объединенные по другому, не решающему — в данном случае возрастному — принципу.

Концепция «конфликта поколений», призванная стать альтернативой марксистско-ленинской теории классов и классовой борьбы, собственно, и используется для того, чтобы бунт молодежи в глазах общественности представить как движение отнюдь не социального характера, а самую молодежь изолировать от классовой борьбы, лишить ее четких социально-политических ориентаций, помешать серьезно осмыслить современный мир, понять неотвратимость классовых столкновений, постичь перспективы общественного развития, не дать приобщиться к революционной борьбе и, наконец, убедить ее, что ей чужды идеалы отцов, а мир ее интересов ограничен «расстоянием до кафе и кинотеатра» (Д. Готлиб). Молодежи всячески пытаются внушить, что «конфронтация поколений характеризует современный образ жизни» (Б. Вилсон).

Лженаучный тезис о фатальном характере мнимого «конфликта поколений» и взгляд на молодежь вне связи с классовой структурой капиталистического общества понадобились для того, чтобы перед лицом мировой общественности замаскировать истинную причину и характер выступлений молодежи против всевластия монополий, агрессии США во Вьетнаме, расовой дискриминации, против оживления неофашизма и неонацизма, чтобы представить эти выступления молодежи как «ошибки», «увлечения молодости».

Отдавая должное возрастным особенностям молодого поколения, его тем не менее ни в коем случае нельзя рассматривать как нечто абстрактное, взятое изолированно от социальной структуры общества, от борьбы классов. Молодежь не противостоит существующим в обществе классам; она составляет их органическую часть. В. И. Ленин как раз о студенчестве говорил, что его политические группировки отвечают политическим группировкам всего общества «не в смысле полной пропорциональности студенческих и общественных групп по их силе и численности, а в смысле необходимой и неизбежной наличности в студенчестве тех групп, какие есть в обществе».[42] И далее: «…студенчество не отрезано от остального общества и поэтому всегда и неизбежно отражает в себе всю политическую группировку общества».[43]

Другое дело, что не вооруженное ни определенными лозунгами и программой, ни пониманием перспектив развития и самого движения и всего общества в целом — о чем постарались «буржуазные отцы», — такое движение не может рассчитывать на успех. Это, собственно, и произошло с движением «новых левых», протест которых против существующих общественных отношений приобрел иррациональный, деструктивный характер.

Раздробленная конкуренцией масса рабочих в капиталистическом обществе только тогда превращается в класс для себя, в политически организованный класс, то есть в класс, осознавший свою историческую миссию, когда она в процессе борьбы начинает понимать свои интересы как интересы класса, их непримиримость с интересами капитала, когда «защищаемые ею интересы становятся классовыми интересами».[44] Короче говоря, для того, чтобы масса рабочих, в том числе и молодых рабочих, осознала себя как класс, необходим процесс социальной ориентации. Это отлично понимают идеологи капитала. Поэтому борьба за влияние на молодежь, превратившаяся в одну из насущнейших задач капитала, и идет прежде всего по пути социальной дезориентации молодежи.

Бесперспективность выступлений молодежи, в частности участвовавшей в движении «новых левых», урезанность, а скорее всего декларативность добытых ими реформ, незавидный итог искреннего и благородного порыва лучшей части этой молодежи были предрешены с самого начала. Такая предрешенность обусловлена не чем иным, как социальной незрелостью молодежи, не исключая и студенческую, ее классовой, идеологической дезориентацией, непониманием целей и средств всякой политической борьбы.

Человек — не пассивный созерцатель событий, он творческий участник истории. Определяющая направленность его активности, социальная ориентация — это богатство, накопленное человечеством в течение тысячелетий. Она предполагает формирование действенного отношения к жизни, осмысленности существования и определяет содержание и смысл жизни каждого индивида. «Жить, — писал Ж.-Ж. Руссо, — это не значит дышать, это значит действовать. Не тот человек больше всего жил, который может насчитать больше лет, а тот, кто больше всего чувствовал жизнь». От степени соответствия социальной ориентации человека требованиям времени зависит, проживет ли он жизнь, наполненную глубоким содержанием и смыслом, или израсходует ее — единственную и неповторимую — на удовлетворение ничтожных и мелочных интересов, утонет в обыденности мещанского быта, или — и того хуже — выступит на стороне сил, противостоящих прогрессу. В человеке, считал К. Маркс, главное не то, что он живет, а как он живет, как относится к внешней природе и к другим людям.

Для молодежи, которой свойственно стремление к наиболее полному проявлению себя, своих способностей, чрезвычайно важно видеть перспективу, понимать ее значимость, верить в оправданность своих идеалов. Ничто так не обедняет жизнь молодежи, не деморализует, не опустошает ее, как отсутствие высокой, благородной цели, сведение всех интересов к узкому мирку собственного благополучия и покоя. Отсутствие высокой цели, благородных идеалов вызывает у молодежи ощущение бессмысленности существования, ставит ее в оппозицию к обществу, которое не способно наполнить ее жизнь значительными делами и достойными человека стремлениями. Человек, особенно молодой, счастлив только тогда, когда перед ним действительно благородная, отвечающая высшим человеческим идеалам перспектива, открыт простор для всестороннего развития всех его способностей. Понимание перспектив общественного развития, перспектив своего общества пробуждает в каждом духовную энергию и творческую инициативу, порождает чувство ответственности, чувство хозяина своей судьбы.

Значение правильной социальной ориентации современной молодежи, живущей в эпоху гигантского ускорения исторического развития, усложнения механизма общественной жизни, расширения круга социальных явлений, с которыми сталкивает ее жизнь, неизмеримо возросло. Социальная ориентация, если ее не хотят превратить в дезориентацию, должна отвечать требованиям времени, требованиям всех тех общественно-политических, научных и технических изменений, которыми отличается наша эпоха. Прогрессивная тенденция ныне в том именно и заключается, что общество предъявляет все большие требования к молодежи. Но и молодежь становится все более требовательной в отношении общества, и ее активное участие в общественном прогрессе находится в прямой зависимости от социально-экономического устройства общества и тех возможностей и средств, которыми оно располагает и пользуется в целях социальной ориентации молодежи. Адекватная требованиям времени социальная ориентация — это не только дань обществу. Это и важнейшее условие самоутверждения человека, без которого не может быть и речи о полноценной, наполненной смыслом жизни.

Ленин не однажды обращал внимание на значение самосознания как основы и источника самостоятельной, свободной активности. Чувство долга перед обществом и людьми, чувство ответственности за судьбы человечества становятся ведущими чувствами человека, они украшают его жизнь, делают ее богаче. «Богатый» человек — это человек, для которого общественная деятельность — это осуществление его собственной индивидуальности, который ощущает себя творцом, активным деятелем, несущим ответственность за все, что происходит на планете.

Современный монополистический капитализм своей идеологической деятельностью обусловливает духовный кризис молодежи, девальвацию ее социальных и нравственных идеалов, создает «вакуум идей», культивирует отчуждение. На его совести, как и на совести его верных сатрапов — ревизионизма, оппортунизма и сионизма, — не только распространение среди молодежи скепсиса, цинизма, обращение к своеобразным социальным наркотикам — безудержным развлечениям, политической индифферентности и, наконец, преступности. Главное преступление против молодежи в мире капитала — это исключение ее в своем большинстве из сферы активной общественной деятельности.

Американская молодежь, к примеру, в своем подавляющем большинстве не принимает участия в выборах хозяина Белого дома. «Трудно ожидать, чтобы американцы, и особенно молодежь, испытывали чувство гордости и почтения к системе власти, которая оскверняется и обесчещивается». Это сказал в бытность свою президентом США Д. Форд. Сказал он в ходе избирательной кампании — как раз тот редкий случай, когда в борьбе за голоса избирателей претенденты на пост президента говорят правду о партии, которую представляет его противник.

«Отлучение» молодежи от общественной деятельности ведет многих ее представителей в мир эгоистического «рационализма». Юноши и девушки стремятся оградить себя, свой внутренний мир от социальных интересов, тщетно надеясь прожить в неприемлемом ими мире без столкновений и конфликтов, которые этот мир несет. И капитал был бы вполне удовлетворен, если бы чувство отрешенности от политической жизни охватило всю молодежь поголовно. Однакобольшинству молодежи претит фактический запрет участвовать в общественно-политической жизни своих стран. Она не желает быть только объектом «манипуляции» господствующих классов. В коммюнике Политбюро ЦК Французской коммунистической партии, опубликованном накануне забастовки 13 мая 1968 года, говорилось: «Чего хотят студенты? Прежде всего и больше всего они не хотят вопреки их воле быть включенными в систему, цель и смысл которой им запрещено обсуждать». Молодежь противостоит социальной ориентации, направленной на адаптацию молодого поколения к существующему политическому порядку. История работает на коммунизм. И сама логика классовой борьбы, последствия, вызываемые противоборством двух систем, требуют адекватной современному общественному развитию социальной ориентации молодежи. Сама логика классовой борьбы способствует теоретическому вооружению молодого поколения. Главное значение в этом вооружении приобретает выработка научного материалистического мировоззрения, научно-теоретических представлений, приобщение к теоретическому осмыслению действительности с материалистических, классовых позиций. В наши дни все более широкие слои молодежи приобщаются к активной борьбе за мир и прогресс, за социалистическое преобразование мира. Именно поэтому капитал, перенесший центр борьбы в сферу теории, делает главную ставку на деидеологизацию молодежи, ее аполитизацию. Призывая молодежь «отказаться от идеологии старшего поколения», буржуазия, а точнее, ее подручные — ревизионизм, оппортунизм, сионизм — яростно доказывают ограниченность «идеологического мышления», мешающего молодежи ориентироваться в современном «технократическом» мире. Лозунг деидеологизации, сконструированный на фальшивой проповеди безыдейности, подчинен стремлению затормозить рост сознательности народных масс вообще и молодежи в частности, оставить ее в плену идеалов старого миропорядка.

2. …и укрощающие отцы, или Как потушить пламя человеческих идеалов?

Американский писатель Ф. Боноски, о котором уже упоминалось, попытался ответить на вопрос, почему преступный мир сейчас пополняется в основном за счет детей богачей? По его мнению, эти дети вдруг увидели и поняли, что их родители, прожив пятьдесят-шестьдесят лет только для того, чтобы наживать деньги, «не могли сказать ничего того, что стоило бы услышать». Жизненный опыт этих родителей не соблазняет их детей, не порождает желания подражать ему.

Встречался и автор с «детками» таких мультимиллионеров. Главное, что надолго врезалось в память после этих встреч, — это ничем не прикрытое презрительное, брезгливое отношение к собственным родителям, к их системе ценностей, первое место в которой отведено наживе, золоту. Именно демонстрируя протест против этой системы ценностей, молодежь Запада оделась в поношенные одежды с заплатами на самых неподобающих местах. Автор далека от иллюзии, что эти отпрыски когда-нибудь добровольно откажутся от миллионов своих отцов, какими бы грязными путями их ни накапливали. В своем большинстве они пойдут по пути своего класса и будут брать за горло каждого, кто посягнет на их собственность. Но пока что они «протестуют», хотя бы заплатами на одежде. (И мне подумалось: а чему противопоставляет свои одежды наша молодежь, повторяя западные заплаты? Таким же заплатам комсомольцев гражданской войны? Или полураздетых строителей Комсомольска и Магнитки?)

…Отгремели последние залпы Великой Отечественной войны. Моя родная земля лежала в руинах, оплакивая 20 миллионов своих замечательных сыновей и дочерей. Казалось, нужны столетия, чтобы залечить кровоточащие раны народа, подняться на ноги, возродить нормальную человеческую жизнь.

Именно в эти дни происходил разговор И. В. Сталина с сыном бывшего президента США Франклина Д. Рузвельта Э. Рузвельтом. Разговор шел о послевоенном экономическом сотрудничестве наших стран. И ничего так не заботило заокеанского гостя, как вопрос, «принесет ли сотрудничество США и СССР длительные выгоды для США?». Достаточно ли высокие проценты получит Америка от сотрудничества с истекающей кровью страной? Это спрашивал представитель страны, на которую благодаря советскому солдату не упала ни одна бомба.

В мире привыкли к словам, что Советский Союз спас человечество от фашистской чумы. И часто относят их только к освобожденным народам Европы. В Америке же и вовсе постарались поскорее забыть, что после молниеносного взятия Москвы и броска к Волге бесноватый фюрер намеревался незамедлительно перегруппировать войска, сконцентрировать их на Западе, поставить на колени Англию, осадить и блокировать США и Канаду.

И вот в первые же дни после войны, когда еще не выросла трава на могилах тех, кто грудью своей прикрыл американский народ, когда наши дети не наелись еще досыта хлеба, посланец толстосумов Америки ни о чем так не заботился, как о том, чтобы из наших бед извлечь достаточно высокую прибыль…

Ну как тут не понять «балующих» миллиардерских деток, которые отворачиваются от кумиров своих отцов?!


Распространение среди молодежи безыдейности, деидеологизация ее мышления и общественных интересов осуществляются с целью представить крушение буржуазной идеологии как отмирание идеологии вообще, хотя это и прикрывается благими намерениями поднять престиж науки, теории, которым якобы противостоит идеология как превратное представление о действительности.

«Отцы» концепции деидеологизации, преисполненные заботы о том, чтобы оградить неразумных отпрысков от идеологии и политики, объясняют необходимость «конца идеологии» требованиями, которые предъявляет к обществу НТР. Согласно их объяснениям развитие современного «индустриального общества» резко отличается от предыдущего этапа развития капитализма — капитализма свободной конкуренции. Современное «индустриальное общество» характеризуется, по их определению, «техническим» подходом к природе и деятельности. Такой подход претендует на универсальность и применимость не только к производству и корпоративному управлению, но и к сфере политики, правительственной деятельности, парламентской борьбе и т. п. И конечно, он совершенно несовместим с идеологией, высокими стремлениями, идеалами. Все подчинено одной науке и технике. К тому же, поскольку темпы преобразования современного общества весьма велики, его идеологи, как считает З. К. Бжезинский, вряд ли даже смогут своевременно приспособиться к ним и предвидеть проблемы завтрашнего дня. А из этого следует, полагает он, что «идеология становится консервативной, а не революционной силой».

Так называемый «технический» подход, по существу, означает не что иное, как прагматистское приспособление к ситуации и искусство извлечения из нее максимальных выгод. Эмпирический способ решения проблем вообще характерен для практики капиталистов как класса, для всех его идеологических отображений и особенно для сионизма. Тезис о «закате идеологии» является лишь флагом, которым теоретики деидеологизации прикрывают защиту интересов государственно-монополистического капитала; он представляет собой определенную политическую философию современной монополистической буржуазии.

В своем нынешнем виде буржуазная концепция деидеологизации была сформулирована американскими социологами Д. Беллом и С. Липсетом, а также их западноевропейскими коллегами, среди которых особо яростно выступал в защиту теории «конца идеологии» сионист Р. Арон.[45] Д. Белл и его единомышленники свою концепцию деидеологизации обосновывают тем, что современная молодежь выросла в эпоху, когда старые идеи и идеалы потеряли свою силу и привлекательность, поэтому, мол, и нет никакой необходимости приобщать к ним молодое поколение. Старые идеи — это ценности «доиндустриального» общества, а для «индустриального» общества, в котором молодежь живет сейчас, а тем более «постиндустриального», в котором ей предстоит жить, вообще совершенно чужды такие ценности, как идеология, идеи, мечты, стремления. Все будет подчинено конъюнктурному расчету, производимому с помощью кибернетики.

Ревизионизм, активно используемый монополистической буржуазией в качестве ударной силы деидеологизации, — это не просто бессистемный набор антимарксистских, антикоммунистических критических установок. Идеологическая концепция ревизионизма представляет собой известную систему взглядов, и в ней главной исходной позицией, отправной точкой отсчета всех остальных антинаучных положений и догм как раз и является борьба с социалистической идеологией, осуществляемая под псевдонаучными лозунгами деполитизации общественной жизни и деидеологизации общественной науки. Особое внимание уделяется метафизическому отрыву науки от идеологии в рамках общественных наук, главным образом марксистской философии. Причем этот отрыв осуществляется ревизионизмом якобы с целью укрепления позиций общественных наук, в частности диалектического материализма.

Позитивистски ориентированные ревизионисты по примеру Белла и Арона пытаются убедить молодежь в том, что наука несовместима с идеологией, что она будто бы беспристрастна и объективна, независима от классовых интересов. А вот идеология, дескать, обусловлена классовыми интересами и поэтому искаженно отражает мир. Именно с этих позиций лозунг деидеологизации активно отстаивали философы, группировавшиеся вокруг издававшегося в Загребе югославского журнала «Praxis», на долгое время ставшего основным печатным органом международного ревизионизма. Его представители считали, что партийность лишает ученого «свободы мышления», связывает его определенными идеологическими требованиями и тем нарушает научный характер исследования. Один из членов его редакционного совета, французский ревизионист А. Лефевр, объяснял стагнацию, застой, которые якобы переживает марксистская философия, именно тем, что она слишком тесно связана с политикой и общественной практикой. Против «идеологических наслоений», будто бы мешающих научному подходу к общественным проблемам, выступал австрийский ревизионист Э. Фишер.

Между тем понятие научной идеологии было введено В. И. Лениным именно как понятие определенного соответствия объективной реальности, как понятие, которое может «дать цельную картину нашей действительности», быть «точной формулировкой действительного процесса», «удовлетворять научным требованиям».[46] В. И. Ленин подчеркивал, что «нельзя „изучать действительное положение вещей“, не квалифицируя, не оценивая его по-марксистски, или по-либеральному, или по-реакционному и т. п.!».[47]

К. Маркс неоднократно обращал внимание на то, что классовые интересы неизбежно приводят одних к искаженному пониманию действительности, других — к более адекватному ее познанию. Именно отсюда было выведено и положение о пролетариате как наиболее революционной силе общества, который, как никакой другой класс, заинтересован в адекватном познании закономерностей общественного прогресса. Сила пролетариата, его историческая миссия на том и зиждутся, что только его, пролетариата, идеология совпадает с единственно научной общественной теорией — марксизмом. Именно потому, что субъективные цели рабочего класса совпадают с перспективой объективно развивающейся общественной действительности, отражение действительности в сознании рабочего класса не носит извращенного характера, оно научно и прогрессивно. Стремление противопоставить проблему истинности знания ее мировоззренческим и аксиологическим аспектам всегда означает желание отмежеваться от актуальных проблем преобразования общества, от прогресса, всегда ведет к борьбе против этого прогресса и отвечает интересам сил, заинтересованных в социальной дезориентации масс, молодежи в особенности.

Концепцию деидеологизации неискушенной молодежи пытаются представить как «надпартийную», потому что она якобы дает одинаковые шансы идеологии буржуазной и идеологии социалистической и выглядит как некая «третья позиция». Но в действительности «третья позиция» в решении этой альтернативы сама по себе идеологична, ибо всякое намерение лишить пролетариат его идеологии является средством его идейного разоружения, а значит, выражает интересы класса, заинтересованного в этом идейном разоружении, то есть интересы буржуазии. Именно поэтому В. И. Ленин писал, что беспартийность — идея буржуазная, а партийность — идея пролетарская.

Ширма деидеологизации и беспартийности всегда используется для прикрытия классового содержания проповедуемых идей и концепций. В. И. Ленин, продолжая борьбу К. Маркса и Ф. Энгельса за партийность, против партии «середины», был беспощаден ко всяким проявлениям «деидеологизации», будь то лозунги беспартийности, объективизма или декларирование «третьей позиции». В. И. Ленин постоянно подчеркивал, что «в обществе, раздираемом классовыми противоречиями… не может быть никогда внеклассовой или надклассовой идеологии».[48] «…Ни один живой человек не может не становиться на сторону того или другого класса… не может не огорчиться его неудачами, не может не негодовать на тех… кто мешает его развитию распространением отсталых воззрений и т. д. и т. д.».[49]

Апологетика концепции деидеологизации объясняется в огромной степени субъективизмом ее носителей, которые исключают самих себя из общественной обусловленности и общественных закономерностей, забывая, что каждый из них, так или иначе обращаясь к теории, тоже представляет собой, как напоминал К. Маркс, прежде всего исторически обусловленного общественного субъекта.[50] Именно непонимание своей собственной общественной обусловленности приводит их к тому псевдонаучному выводу, что только независимый от общества, общественно необусловленный индивидуум способен объективно познавать окружающую действительность.

Философский индивидуализм — явление далеко не редкостное, особенно в общественной мысли буржуазного Запада. Он сродни идеологии сионизма, гегемонизма, эгоцентризма и всякому проявлению «независимости» от общественной реальности. Под влиянием западной буржуазной философии он распространился очень широко, придавая своеобразную окраску некоторым общественным движениям. Именно философский индивидуализм, воспринятый идеологами «новых левых», предопределил их кичливое отношение к идеологии и политике, которое не только не обеспечило движение «независимости», о которой они мечтали, а, наоборот, предопределило переход значительной части движения на позиции наиболее ненавистной им буржуазно-либеральной идеологии. Отказавшись от идеологии, а точнее, декларируя такой отказ — ибо вне идеологии невозможно никакое движение, как бы этого ни хотелось его организаторам, — отвергнув четкую программу, определенную стратегию и тактику борьбы, «новые левые» тоже считали, что это поднимает их выше существующих классовых разногласий, позволяет стать той «третьей» силой, которая, размежевавшись и с капитализмом и с социализмом, объединит вокруг себя самые разнородные оппозиционные силы.

Ревизионизм пытается убедить молодежь, что отказ от идеологии лежит в основе независимости науки, гарантирует науку, теорию от искажения в интересах классов. Положение, согласно которому объективное познание общественных явлений и процессов невозможно вследствие его неизбежного искажения в интересах класса, в интересах общественных задач, особенно импонирует международному антикоммунизму и ревизионизму. Оно им импонирует и в силу субъективно-идеалистического характера ревизионизма, и по политическим соображениям. Но прежде всего по соображениям, связанным со стремлением отвлечь внимание молодежи от насущных задач современности. Любые варианты «связи с жизнью» подвергаются буржуазными теоретиками и международным ревизионизмом уничтожающей критике постоянно, и, как правило, критика эта ведется с позиций буржуазной социологии, в частности с позиций «социологии знания» К. Манхейма, который утверждал, что наука, познание тем объективнее, чем меньше их зависимость от социальных условий, и что беспристрастным выразителем истины может быть только субъект, абстрагировавшийся от общественной обусловленности.

Ревизионизм не только пытается отвлечь внимание молодежи от общественных интересов, но и стремится доказать ей, что за учетом конкретно-исторических условий и задач общества скрывается научная несостоятельность марксизма. Но учет конкретного многообразия картины современного мира, как и политические убеждения, не противоречат научному характеру теории, а, напротив, предопределяют его, способствуя более глубокому познанию общественных явлений. Критикуя Л. Фейербаха, К. Маркс писал, что он «слишком много напирает на природу и слишком мало — на политику. Между тем, это — единственный союз, благодаря которому теперешняя философия может стать истиной».[51]

Концепция деидеологизации в действительности направлена против революционной деятельной сущности марксизма-ленинизма. Диалектический материализм по своей природе не может быть нейтральным в идеологической борьбе, поскольку партийность и преобразующая функция составляют неотъемлемые характеристики диалектико-материалистической теории познания. Речь, следовательно, идет не только об отказе от диалектического материализма как методологии преобразующей деятельности общества, но и об отказе от обобщения результатов общественно-производственной практики людей, то есть об отрицании необходимости тесной связи философии с жизнью — идея, которую ревизионисты, как мы видели, несут в массы молодежи открыто, не прибегая даже к привычному для них камуфляжу.

К. Маркс всегда решительно выступал против отрыва философии от решения злободневных проблем общественного развития. Мирская мудрость — философия — должна заниматься мирскими делами, говорил К. Маркс. При этом он подчеркивал, что вопрос заключается не в том, следует ли вообще философствовать о насущных проблемах, а в том, философствовать о них хорошо или дурно, последовательно или непоследовательно.[52]

В. И. Ленин также не однажды критиковал разного рода оппортунистические демагогические выступления против «утилитаризации» марксистской философии, осуществляемой якобы в ущерб «коренным целям». «У вас выходит, — писал В. И. Ленин, — что эти коренные цели — что-то вроде „ангельского идеала“, не связанного с „грешной“ борьбой за дело дня, за злобу данной минуты. Смотреть так значит превращать социализм в сладенькую фразу, в сахарное миндальничанье. В каждую борьбу за каждую злобу дня надо вкладывать неразрывную связь с коренными целями».[53]

Противопоставление марксистской теории практике коммунистического строительства, революционному движению, политике, революционным задачам пролетариата нельзя рассматривать иначе, как попытку ниспровергнуть марксизм как действенную, преобразующую партийную и научную идеологию, которая в силу своей действенности, революционности представляет основную угрозу для всех противников рабочего класса. Марксистская философия — философия познания и революционного действия. Определяя ее коренное отличие от всех философских систем прошлого, К. Маркс, как известно, обращал особое внимание на ее действенный, революционный характер. В. И. Ленин неизменно подчеркивал в ней внутреннее, органическое соединение высшей и строгой научности с революционностью. Марксизм как общественная наука, писал В. И. Ленин, впервые сознательно ставит перед собой задачу содействовать классу угнетенных в его борьбе, стремится выразить его практические задачи путем научной теории.[54] Концепция же деидеологизации уводит молодежь далеко от постановки «практических задач», о которых говорил В. И. Ленин, ставит понимание задач философии в противоречие с преобразующей ролью марксистской философии. Лозунг деидеологизации марксистской философии, попытки отделить марксизм от революционной политики коммунистических партий выражают стремление определенных сил сковать революционную практику рабочего класса, энергию молодого поколения, обречь на поражение их выступления, поскольку ни одно движение не может быть успешным, если оно не опирается на теорию, правильно отражающую объективные законы общественного развития. «Без революционной теории, — говорил В. И. Ленин, — не может быть и революционного движения».[55]

Критика капитализма дает ничтожно малые результаты, если она не ведется с позиций того класса, который в силу своего положения призван ликвидировать капиталистическое общество, и если эта критика не согласуется с деятельностью такого класса и его научной теорией. Ярким свидетельством этого опять же может служить безрезультативность движения «новых левых» — различных по своему положению и мировоззрению разнородных групп молодежи, студентов, интеллигенции, отрицательное представление которых о капитализме не соответствовало позиции рабочего класса. И хотя всех их объединяло крайне критическое отношение к действительности, оно, к сожалению, не сопровождалось пониманием перспектив развития их движения и человеческого общества в целом. Существующее положение вещей они пытались отрицать с позиций анархистски настроенных студентов, мелких лавочников, различного рода служащих и многих других «бунтарей» против status quo, то есть с позиций мелкобуржуазной идеологии, как бы она им ни претила.

Теория деидеологизации — это в конечном счете одна из форм проповеди стихийности в рабочем движении, в движениях современности вообще. А стихийность, в какой бы форме она ни проповедовалась, всегда представляет собой отрицание ведущей роли марксистско-ленинской партии, деятельности этой партии по внесению сознания в рабочее движение, предопределяющей победу рабочего класса, ибо, как говорил В. И. Ленин, «исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское».[56] «Теоретически обосновав» возможность лишения пролетариата его научного миропонимания, ревизионизм демонстрирует свою духовную связь с Г. Маркузе, который, развивая идею о снижении революционности рабочего класса, как уже говорилось, назвал субъектом революционного процесса современную «нонконформистскую молодую интеллигенцию», представляющую собой, по Маркузе, носителя политического сознания, и тем оказал этой молодой интеллигенции поистине «медвежью услугу».

Переход молодежи на позиции духовных ценностей нового мира, выраженных через пролетарское сознание, весьма не легок. Он предполагает приобретение революционного опыта, усвоение социалистической идеологии в практической деятельности, в революционной борьбе. Подчеркивая значение теоретической учебы для формирования молодых революционеров, Маркс и Энгельс обращали особое внимание на то, что такое формирование возможно только в единстве теории и практики. Без непосредственного участия молодых рабочих в классовой борьбе, когда теоретические знания проверяются и дополняются опытом, идейное воспитание не может быть действенным и последовательным.[57] В революционных выступлениях против буржуазного мира складываются боевые, революционные качества молодежи, растет ее солидарность с рабочим классом, воспитывается способность к общественным преобразованиям. «Только борьба воспитывает эксплуатируемый класс, только борьба открывает ему меру его сил, расширяет его кругозор, поднимает его способности, проясняет его ум, выковывает его волю».[58]

Современные политические движения молодежи, даже независимо от их результатов, не проходят бесследно. Борьба против антиобщественного характера старого миропорядка, против фашизма, разгула реакции и военщины, являясь ареной проявления истинно человеческих чувств, объединяет молодежь, сплачивает ее на основе высоких идейных целей, воспитывает в ней лучшие духовные черты — уверенность в своих силах, активность и организованность, решимость, волю к победе. Эти движения все больше характеризуются ростом боевитости, стремлением приобщиться к революционным идеалам, попыткой осмыслить и связать решение конкретных проблем молодежи с решениями общих кардинальных проблем развития общества. Рабочая молодежь на собственном опыте убеждается, что борьба против эксплуатации является ее жизненной необходимостью. Студенты и молодая интеллигенция начинают все больше ориентироваться на рабочий класс, осознавая необходимость его ведущей роли, на марксистские партии, марксистско-ленинскую теорию, «поворачиваются к Марксу в поисках руководства и вдохновения».[59]

Убедилась в бесперспективности и бесплодности выступлений, которые не возглавляются рабочим классом и не подчинены научной программе общественного преобразования, и значительная масса «новых левых». Автору довелось слышать Ж.-П. Сартра во время его пребывания в Праге в 1968 году, который рассказывал, как в результате майских, баррикадных сражений в Париже, одержав частичную победу, студенты Сорбонны в конце концов пришли к проходной завода «Рено» с красным стягом, на котором было написано: «Возьмите в свои руки власть из наших слабых рук».

Таким образом, отправной точкой идеологической и теоретической дезориентации молодежи, исходным пунктом наступления ревизионизма на ее общественные интересы и потребности стала концепция деидеологизации, псевдонаучная метафизическая идея отрыва общественной науки от общественной практики, признание активности марксистско-ленинской философии только в абстрактно-гносеологическом смысле. Все это должно, по представлению ревизионистов и их вдохновителей, теоретически обосновать в сознании молодежи антисоциальное требование буржуазии ниспровергнуть научную теорию общественного развития как теорию познания и действия, как преобразующую научную и партийную идеологию, именно в силу своей действенности представляющую для буржуазии основную опасность. Из стана буржуазной идеологии раздаются нередко голоса в пользу «редеидеологизации» и настоятельной необходимости обращения к идеологии, естественно, к идеологии буржуазной и с целями, далеко отстоящими от целей прогрессивного развития общества. Такая «редеидеологизация» представляет собой ту же деидеологизацию, только под другими знаменами.

Глава IV. «Материя исчезла» опять…

Философия Маркса есть законченный философский материализм, который дал человечеству великие орудия познания, а рабочему классу — в особенности.

1. Кому помешал основной вопрос философии?

Вся история развития философии есть история беспощадной борьбы материализма с идеализмом, борьбы за обращение в свою веру новых и новых поколений. Тем не менее вопрос об отношении к материализму никогда не был так актуален, как в настоящее время. От отношения молодежи к нему, от ее ответа на этот вопрос зависит определение места каждого молодого человека в борьбе основных философских направлений, которые в конечном счете выражают тенденции и идеологию противоположных классов современного общества.

Наиболее тлетворное влияние на молодежь, тянущуюся к марксизму, оказали псевдоматериалистические тенденции «философии практики», развитой в работах философов, объединявшихся вокруг журнала «Praxis». Эта «философия» отстаивалась и отстаивается сейчас всеми, кто принадлежал к его международному редакционному совету, то есть А. Лефевром, К. Косиком, Ю. Стринкой, Л. Колаковским, З. Бауманом, Э. Блохом, Л. Гольдманом, Ю. Хабермасом, Э. Фроммом, Г. Маркузе и другими. Именно они наиболее активно внедряли субъективный идеализм в сознание молодежи в организованной журналом «Praxis» ежегодной летней Корчуланской школе. Апологетами «философии практики» были и Р. Гароди, и Э. Фишер, и Ф. Марек. Главное, чем характеризуется «философия практики», — это ревизия ленинизма, пересмотр основного вопроса философии и ленинской теории отражения. Категория практики же используется для интерпретации марксизма-ленинизма в субъективно-идеалистическом духе. Собственно, «философия практики» и возникла как отрицание в ленинизме воинствующего материализма.

Ревизионизм демонстрирует отрицание ленинизма с помощью лозунга «Назад к Марксу», под прикрытием которого отвергает, по существу, диалектический материализм. Позаимствовав из «западной марксологии» спекулятивную тенденцию, в соответствии с которой следует различать учение «молодого», более революционного Маркса, и Маркса «зрелого», якобы изменившего своим юношеским идеалам, декларируя необходимость заново изучать К. Маркса, ревизионизм противопоставляет марксизму ленинизм, нарушая тем самым целостность марксизма-ленинизма. С помощью противопоставления марксизма ленинизму ревизионизм хотел бы уменьшить его влияние на молодежь, ослабить его жизненность и действенность, ибо именно В. И. Ленин развил марксизм в соответствии с новыми конкретно-историческими условиями. «Марксизм» без ленинизма, «марксизм», абстрагированный от изменяющихся конкретно-исторических условий общественного прогресса, от концепций, развитых в зависимости от этих условий, — это и есть та канонизированная икона, та теория, из которой выхолощено революционное содержание.

Ревизия ленинизма осуществляется по двум основным линиям. С одной стороны, ленинизм противопоставляется марксизму как национальное, чисто русское явление, чем снимается его международное значение. С другой стороны, ленинизм ревизуется как философская наука. Отрицание международного характера ленинизма, низведение его к «русскому варианту» марксизма служит решающим аргументом в пользу возможности сохранения западного капитализма, хотя история общественного развития давно подтвердила, что нет другой такой философской теории, которая, подобно ленинизму, воплощала бы в себе диалектику всеобщего, особенного и специфического и так творчески отражала бы находящиеся в диалектическом единстве интернациональный характер борьбы международного пролетариата и национально-историческую специфику революционного развития отдельных стран.

Противопоставление ленинизма как идеологии марксизму как науке потребовалось международному ревизионизму, чтобы убедить молодежь, что ленинизм — это только идеология, только апологетика политической практики, что с наукой он ничего общего не имеет. Усилия ревизионизма направлены на то, чтобы поставить под сомнение научный характер общественных преобразований в СССР и других социалистических странах, осуществляемых в соответствии с ленинской теорией социалистической революции, чтобы ослабить международное коммунистическое движение, лишив его научной ориентации в борьбе за демократию, социализм и прогресс.

Доводы, которые использовали против ленинизма Р. Гароди, Э. Фишер, Ф. Марек и другие ренегаты, сводятся к тому, что, поскольку «сциентизм» превращает марксистскую философию в служанку политики, в идеологию «апологетики и конформизма», постольку будто бы противопоставление политика В. И. Ленина философу К. Марксу совершенно закономерно. По тем же соображениям ленинизм, развитие марксистскими партиями его положений ревизиониствующие критики ленинских работ следом за Г. Маркузе характеризуют как позитивистски-апологетическое мышление.

И тут отрицание ленинизма ревизионизмом перерастает в наступление на материализм, обнаруживая тем самым истинные цели этого отрицания. Именно В. И. Ленин показал, что ревизионизм в области философии свои нападки на марксизм начинает с опровержения материализма, с пересмотра общих теоретических посылок всего материалистического направления.

Постановка этого вопроса В. И. Лениным имеет огромное значение для понимания тактики современного ревизионизма. Она помогает не только обнаружить пороки в рассуждениях современных врагов марксизма, но — что особенно важно — увидеть и показать молодежи источники этих пороков, раскрыть перед заблуждающимися последователями ревизионизма классовую сущность и гносеологические корни теоретических концепций и методологических приемов, которые ревизионисты используют для воспитания молодого поколения в антиматериалистическом духе. Она напоминает о том, какое огромное значение следует придавать определенной и четкой партийной позиции в борьбе противоположных философских направлений, идеологий и систем, как беспощадно следует разоблачать неопределенность и непоследовательность ревизионизма, его расплывчатость, неуловимость, его софистику и эклектику.

То, что работы Ленина внушают буржуазным философам и ревизионистам «лишь злобу и ужас», как раз и объясняется тем, что ленинская критика не была частной критикой частного направления среди эпигонских течений буржуазной философии. Ленинская критика махизма и махистской формы ревизионизма была одновременно критикой всей идеалистической философии и буржуазной идеологии. Хотя, скажем в работе «Материализм и эмпириокритицизм», непосредственным предметом его критики был эмпириокритицизм, В. И. Ленин раскрыл типичные для всех фальсификаторов материализма приемы и способы нападок на марксизм и четко сформулировал марксистские принципы критики всякой идеалистической философии и ревизионизма. В. И. Ленин отметал спор «о частностях, о деталях», об отличии одного течения буржуазной философии от другого, он критиковал характерные, общие для всех них ошибки, софизмы, приемы, отстаивая и развивая материалистическое решение всех коренных проблем, лежащих в основе борьбы философских направлений и идеологий, борьбы партий в философии. Знакомясь с сочинениями современных фальсификаторов марксистского учения, мы за чрезвычайно утонченной словесной шелухой обнаруживаем противопоставление марксизму ленинизма именно по этим коренным вопросам, и прежде всего «критику» материалистического решения основного вопроса философии со всеми вытекающими из этого решения выводами и концепциями.

В. И. Ленин защищал и развивал основные принципы диалектического материализма как продолжения материалистической философской традиции, как исторически наиболее последовательной формы материализма, как первого в истории общественной мысли последовательно материалистического миропонимания. К защите принципов диалектического материализма как цельного материализма он подходил не с точки зрения спора о формулировке того или иного положения, взятого в обособленности и фиксированного в оторванности от системы: он решительно настаивал на монолитности, неделимости и системной целостности марксистской философии в неделимом единстве всех ее основных положений, посылок, частей. «В этой философии марксизма, вылитой из одного куска стали, нельзя вынуть ни одной основной посылки, ни одной существенной части, не отходя от объективной истины, не падая в объятия буржуазно-реакционной лжи».[60]

На примере критики махистского ревизионизма В. И. Ленин раскрыл основной общий методологический прием всякого ревизионизма, именно его стремление аналитически разлагать систему марксистской философии на части и, начисто «забывая» об исходной аналитической абстракции, о той системе, слагаемыми которой эти части являются, фиксировать их в этой изолированности и односторонности, требуя затем их дополнения какими-либо тезисами, заимствованными из того или иного эпигонского течения буржуазной философии. Этот «аналитизм» характерен и для современных фальсификаторов марксизма, он используется ими для оправдания «соединения» марксизма с теми или иными течениями буржуазной философии, для «дополнения» его идеями, заимствованными у этих течений, для создания видимости того, будто ревизии подвергается не марксизм в целом, а лишь та или иная его часть, то или иное положение, уточняется или дополняется та или иная формулировка материализма.

Применение современными фальсификаторами марксизма такого приема обнаруживается прежде всего в «раздвоении» марксистской философии на диалектику и материализм с целью устранения как одного, так и другого. Этот прием характерен особенно для представителей антропологическо-гуманистической концепции современного ревизионизма. Он используется ими прежде всего для борьбы против материализма: они сознают, что материалистическое миропонимание есть фундамент революционной диалектики, лишившись которого она превращается в абстрактную и беспочвенную спекуляцию, наподобие той, которую мы встречаем в «диалектико-подобных» рассуждениях самих абстрактных «гуманистов».

Показательно, что этот отрыв диалектики от материализма сопровождается, как правило, критикой книги В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» за стирание якобы различия между марксистской философией и старым материализмом, следовательно, под предлогом возвращения марксизму его специфичности, аутентичности. В. И. Ленин видел принципиальное различие между диалектическим и метафизическим материализмом, между революционно-критической философией К. Маркса и созерцательным материализмом. Но это различие В. И. Ленин никогда не доводил до отрыва марксистской философии от материалистической традиции: он развивал и углублял понимание установленного Марксом в его «Тезисах о Фейербахе» отношения его философии к предшествующему материализму, рассматривал эту философию как высшую форму материализма.

Ленинское понимание отношения марксистской философии к предшествующему материализму, четко очерчивающее границы между преодоленным и удержанным, органически вошло в состав диалектического материализма: марксистская философия рассматривается не как прекращение, а как продолжение материалистической традиции. Следовательно, отрыв философии марксизма от философской традиции материализма считается не менее опасным, чем ее отождествление с созерцательным материализмом. Именно этот вывод не устраивает буржуазно-ревизионистских критиков материализма вообще, диалектического материализма в особенности и прежде всего, и поэтому они стремятся «опровергнуть» его.

Истолковывая диалектический материализм как насильственное соединение двух «аспектов» — материалистического и диалектического, эти критики утверждают, что «материалистический „аспект“ диалектического материализма безусловно противоречит пониманию человека как существа практики». Таким образом, они пытаются поставить каждого приобщающегося к марксизму перед ложной дилеммой: либо философия Маркса не материализм, либо ей присущи недостатки старого материализма. Даже тезисы Маркса о Фейербахе изображаются ими не как критика созерцательности предшествующего материализма, а как критика материализма вообще. Соответственно этому марксистская философия «очищается» не от того, в чем К. Маркс действительно видел недостатки созерцательного материализма, а от того, в чем он не упрекал и не мог упрекать предшествующий материализм, а именно: от признания первичности материи и понимания мышления как отражения. Современные ревизионистские интерпретаторы Маркса идут столь далеко в своей необъективности, что утверждают, будто «уже из первого тезиса о Фейербахе вытекает, что для Маркса природы самой по себе не существует», что «природа сама по себе для Маркса — ничто» или нечто, лишенное каких-либо свойств, и поэтому говорить о «диалектике» и «отражении» «этого ничто, которое подтверждается как ничто и остается им, для Маркса не только невозможно, но и бессмысленно» (М. Кангрга).

Это типичное рассуждение современного антропоцентрического «гуманиста», как мы видим, ничем, по существу, не отличается от таких, к примеру, махистских утверждений, которые были подвергнуты уничтожающей критике в работе В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»: 1) материя «вне опыта» есть нечто немыслимое и неизвестное, то есть ничто; 2) физический мир есть создание человека и совпадает с «социально-организованным опытом».

В. И. Ленин опроверг эти тезисы, хотя антропоцентрического гуманизма как определенного ревизионистского течения еще не существовало. Но он прекрасно видел весь типичный набор идеалистических софизмов, используемых против материализма.

Современных антропоцентристов не интересует классический способ ответа на вопрос об отношении мышления к бытию, сознания — к материи, хотя они и пытаются это представить иначе молодежи и всем тем, кого зовут за собой. Но это — ничего больше, как старый, избитый прием всех отрицателей борьбы партий в философии в их попытке «подняться» выше этой борьбы, всех изобретателей некоего «третьего пути», которым легче всего соблазнить молодежь, отвергающую авторитеты и догмы. К этому «третьему» пути ныне принадлежат и те, кто пытается доказать, будто К. Маркс не продолжал и не усовершенствовал материализм, а коренным образом порвал с материалистической традицией, преодолел и материализм, и идеализм — основные и противоположные направления в философии. Отрицание различия между сущностью материализма и той или иной исторической формой его помогает современным фальсификаторам марксизма сводить все ступени в развитии материализма к наименее развитым его формам, иными словами — сводить высшую форму материализма к низшей, диалектический материализм, скажем, к механистическому материализму, чтобы легче можно было критиковать первый.

Наступление на диалектический материализм представители ревизионизма потому и начинают с опровержения ленинизма, что правильное ленинское понимание отношения марксистской философии к материализму снимает эффективность современных фальсификаций марксизма. Это понимание к тому же предполагает как необходимое условие партийную позицию в философии. Именно В. И. Ленин всегда настоятельно подчеркивал, что непременным условием любой научной критики идеализма является последовательное отстаивание партийной линии в философии, последовательное проведение материализма, несовместимое с какими-либо уступками идеализму.«…Неизменный основной мотив: настаивание на материализме и презрительные насмешки по адресу всякого затушевывания, всякой путаницы, всяких отступлений к идеализму».[61] В. И. Ленин дал классический образец того, как надо открывать отступления от материализма и поблажки идеализму и фидеизму во всех и всяческих «новейших» направлениях и уметь оценивать их «исключительно с точки зрения выдержанности материализма».[62] Исключительно с точки зрения выдержанности материализма В. И. Ленин оценивал всяческие попытки «соединения» эмпириокритицизма с марксизмом, дополнения марксистской философии эмпириокритицизмом. Но критика этой попытки, или, точнее, этого приема, имеет более широкое значение. Если взгляды представителей современного антропоцентрического гуманизма оценивать с точки зрения выдержанности материализма, то нельзя не обнаружить их постоянные отступления от основополагающих принципов материализма, повсеместные уступки идеализму, высшим проявлением которых стали непрекращающиеся потуги «соединить» марксистскую философию с тем или иным течением современной буржуазной философии.

Попытки опровержения ленинской аргументации и всего ленинизма как воинствующего материализма чаще всего упираются в положение о первичности материи. Даже обыденному сознанию, не приобщенному к мудрости философии, из одной только повседневной обыденной жизни абсолютно понятно, что «люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилище и одеваться, прежде чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т. д.».[63] Как же быть с опровержением материализма перед лицом действительной жизни, в которой «как раз и начинается действительная положительная наука, изображение практической деятельности, практического процесса развития людей».[64]

Ревизионизм и оппортунизм давно завоевали себе печальную славу спекуляциями на обыденном сознании. Уже В. И. Ленин обращал внимание на связь ревизионизма и оппортунизма с мещанским либерализмом, на то, как оппортунисты спекулируют на иллюзиях либерализма, незрелых потребностях публики, несвоевременных требованиях молодежи. И теперь в расчете на обыденное, не теоретическое, сознание молодежи ревизионизм пытается подменить эту, представляющую объективную, независимо от нас существующую реальность — основной вопрос философии — чем-нибудь этаким, кажущимся молодежи более близким и необходимым, но представляющим собой отнюдь не основной вопрос философии, а произвольно избранное явление. Так, паразитируя на борьбе народов за мир, ревизионизм предлагает снять вопрос о борьбе материализма с идеализмом и подменить его решением общей для всего человечества задачи — защиты «тотального человека» от угрозы атомной войны, а основной вопрос философии, исходя из этого, заменить проблемой соотношения бытия и небытия (М. Пруха и др.).

Спору нет. Борьба за сохранение мира, борьба с угрозой войны представляет собой жизненно важную задачу современности. Но нельзя спекулировать на чувствах людей, на их стремлении жить в мире, подменяя ими объективные закономерности мира. Не подменяется же в зависимости от личных симпатий и потребностей закон земного притяжения! Впрочем, если бы от земного притяжения зависела судьба классов и общественного устройства, то нет никакого сомнения, что вокруг него кипели бы не меньшие страсти, чем вокруг законов и закономерностей общественного развития.

Тенденции к пересмотру и подмене основного вопроса философии можно проследить и у буржуазных философов, в частности, Э. Гуссерля и М. Хайдеггера, но особенно они проявляются в ревизионистских концепциях последователей «Praxis’a», например, А. Лефевра, который полагает, в частности, что деление философских систем на материалистические и идеалистические вызвало якобы «грубое вторжение в науку и философию определенной преходящей политической конъюнктуры с ее политической оценкой» и что это деление, а точнее, противопоставление материализма идеализму представляет собой «тему, которая обнаружила уже тенденции к склерозу».

На основе абсолютизации категории практики ревизионизмом создаются теоретические конструкции, в соответствии с которыми категорией «практики» подменяется категория материи, поскольку якобы вне человеческой практики не существует никакой объективной реальности. В рамках «философии практики» утверждается, что для марксизма природа, материя суть не объективная реальность, существующая независимо от человека, а продукт человеческой деятельности, результат практики человека, и без него она немыслима. «Человек, — говорит М. Кангрга, — производит, создает, полагает природу как свой предмет, который есть опредмечивание его субъективных сущностных сил… Он производит природу, поскольку сам испокон веков является природой, и именно такая природа для него существует или, точнее, сама становится человеческой природой, и только потом эта природа, которая таким образом становится для себя в человеке как чувственно-телесно-деятельном существе, является как основой природы, так и основой человека. Бытие человека, следовательно, то, благодаря чему существуют и человек, и природа, является делом человека».

Обоснование нейтральности идеалистического и материалистического решений основного вопроса философии понадобилось современному ревизионизму все для той же дезориентации молодежи, для того чтобы убедить ее, что решение основного вопроса философии никоим образом не связано с прогрессивностью или реакционностью классов, и что от его решения нисколько не зависит характер классовых идеологий, что материализм и идеализм могут в одинаковой степени служить как прогрессивным, так и реакционным классам. Югославский ревизионист М. Филипович, в частности, критикует книгу В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», помимо всего прочего, и за воплощение идеи, что материалистическое решение основного вопроса философии способствует, в конечном счете, прогрессивным силам общества, тогда как идеалистическое решение, в конечном счете, отвечает интересам реакционных сил. Характерно, что такой упрек делается М. Филиповичем от имени «аутентичного Маркса», хотя сам Маркс, например, в «Капитале» специально подчеркивал, что материалистическое решение является единственно верным, следовательно, единственно научным. Не признавать этого — значит, лить воду на мельницу фидеизма, поповщины, подрывать научное понимание законов общественной истории.

Изображая Марксову философию как синтез материализма и идеализма, современные ревизионисты выступают против того решения основного вопроса философии, которое сформулировал Ф. Энгельс, воспринял и дальше развил В. И. Ленин. Представители «философии практики» утверждают, в частности, что необходимо основным вопросом философии считать не вопрос об отношении мышления к бытию, а вопрос об отношении всего человека к миру. Г. Петрович, например, в своей книге «Философия и марксизм» пишет по этому поводу: «Основной вопрос философии можно интерпретировать и так, что здесь речь идет не об отношении природы к абсолютному духу, а об отношении природы к человеческому духу. Но человек не есть только дух, „дух“ является только одной „частью“, „стороной“, „аспектом“ человека. Было бы удивительно, если бы вопрос об отношении одной части человека к материи или к природе был основным вопросом философии. Разве не более важным является вопрос об отношении целостного человека к миру, в котором он живет?»

Требование считать основным вопросом философии вопрос об отношении целостного человека к миру, как и многие другие хитросплетения ревизионистов, выглядит наукообразно и звучит глубокомысленно. Однако, во-первых, никто из материалистов не рассматривал основной философский вопрос как вопрос об отношений природы к «абсолютному духу», к человеческому «духу». Никто из материалистов к тому же не говорил о «духе» как о части человека. А во-вторых, что вообще Г. Петрович понимает под словом «дух», а равно под словами «целостный человек» и «мир, в котором он живет». Допустим, что речь действительно должна идти об отношении целостного человека к природе. Но, как известно, ревизионисты понимают под природой Ничто, или нечто, лишенное каких-либо свойств. Значит, основной вопрос философии оказывается вопросом об отношении целостного человека к Ничто. А это Ничто, очевидно, и есть мир, в котором он, по мнению ревизионистов, живет.

А что, собственно, Г. Петрович понимает под целостным человеком? Можно ли опустить предикат «целостный», или нужно признать существование нецелостных «людей», отношение которых к природе не берется в расчет при решении основного вопроса философии? Если под целостным человеком подразумевается обособленный индивид, то это не марксистское понимание человека. Марксизм понимает человека как совокупность всех общественных отношений. Так можно ли сказать, что основной вопрос философии есть вопрос об отношении природы, которая есть Ничто, к совокупности общественных отношений? Тогда откуда взялись сами эти отношения, если такое взаимодействие людей с природой устранено сведением природы к Ничто?

Таким образом, если мы будем считать основным вопросом философии вопрос об отношении целостного человека к миру, то мы придем просто-напросто не к какому-то углубленному пониманию предмета, а к ликвидации самой возможности постановки такого вопроса. Чтобы поставить ревизиониста в тупик, достаточно спросить: а как идеалист должен ответить на этот вопрос, если сам человек — материальное существо? По крайней мере, он должен быть таким, если его считать целостным.

Л. Фейербах, которому Ф. Энгельс и В. И. Ленин следуют в решении основного философского вопроса, говорил, что в споре между материализмом и идеализмом в конечном итоге «решается вопрос о делимости или неделимости человека, не о бытии или небытии бога, а о бытии или небытии человека, не о вечности или временности материи, рассеянной вне человека на небе и на земле, а о материи, сосредоточенной в человеческом черепе. Короче говоря: в этом споре, если только он не ведется безмозгло, речь идет только о голове человека. Он один составляет как источник, так и конечную цель этого спора. Если только мы выясним самую удивительную и трудную для познания материю мышления, то есть материю мозга, то мы скоро выясним и другие материи и материю вообще».[65]

Современные ревизионисты пытаются решать основной вопрос философии, не принимая в расчет отношения сознания, мышления к материи мозга. Они действительно ведут спор, как определял Л. Фейербах, «безмозгло», и подобные «безмозглые» споры высмеивал еще В. И. Ленин.

Возражение против ленинской трактовки основного вопроса философии и сетования на то, что Ленин решает его в оторванности от жизни человека, является, по меньшей мере, передержкой. Утверждение, что при решении основного вопроса философии нужно «взять во внимание и общие посылки бытия конкретного субъекта (жизнь человека) в объективной обстановке», принадлежит не современным критикам марксизма, а В. И. Ленину.

Г. Петрович, как и другие противники диалектического материализма, апеллирует к целостному человеку, но он вовсе не имеет в виду такого человека. Целостному человеку присущи, по крайней мере, две формы деятельности — материальная и духовная. Благодаря первой он присваивает природу для своих потребностей, благодаря второй — отражает ее. Но современные ревизионисты не признают отражательного «аспекта», отражательной «стороны» целостного деятельного человека, а посему апелляция к целостному человеку оказывается пустой фразой. Основной вопрос философии решается, следовательно, ревизионистами на основе метафизического разрыва между двумя основными формами деятельности человека. «Для нас, марксистов, — пишет М. Животич, — основным вопросом философии остается вопрос об отношении субъекта и объекта (не материи и духа). Утверждение, что наше сознание есть только отражение некоторой структуры и законов, существующих в действительности, влечет философскую теорию в русло старого, созерцательного материализма».

Для марксизма-ленинизма вопрос об отношении субъекта к объекту никогда не был основным вопросом философии. Таким он не был и для К. Маркса, к которому Животич апеллирует, противопоставляя его В. И. Ленину как стороннику теории отражения. Достаточно хотя бы напомнить, что, по Марксу, сама материя есть субъект всех изменений. Тогда о каком отношении этого субъекта (материи) к объекту должна идти речь? Бездарная путаница ревизионистов в решении основного философского вопроса вытекает из того, что они пытаются найти это отражение вне теории отражения. А это просто невозможно. Только в рамках этой теории можно понять, что основным вопросом философии является не всякое отношение человека к миру, а только гносеологическое отношение сознания к материи, мышления к бытию.

Утверждение, что признание сознания отражением действительности означает возврат на позиции старого, созерцательного материализма, является совершенно безосновательным. Чтобы убедиться в этом, достаточно напомнить положение самого К. Маркса, согласно которому сознание никогда не может быть чем-либо иным, кроме как отражением бытия. Исключая проблему отношения мышления к бытию, духа к природе из основного вопроса философии, современные противники материалистической теории отражения преследуют цель обосновать свою концепцию «монизма практики», свой антропоцентризм, свой тезис, согласно которому природа без человека есть ничто и только очеловеченная природа есть нечто. Деятельность субъекта и здесь направлена на объект, но фиктивность такого отношения обнаруживается, как только мы узнаём, что сам объект не может быть ничем иным, кроме как произведением творящей активности или, как говаривали чехословацкие ревизионисты, «онтосозидательной» деятельности субъекта, даже его беспредпосылочным творением.

В концепции, согласно которой человек творит не на основе отражения законов объективной действительности, существующей вне его, а абсолютно произвольно, совершенно беспредпосылочно, принцип отражения полностью исключается, а вместе с ним исключается и материализм. Если человек имеет дело только с теми объектами, которые он сам произвел, то как вообще могла начаться человеческая деятельность, как мог возникнуть сам человек? Если природа не существовала до всякой человеческой деятельности, с очеловечивания чего началась эта деятельность? Это не преодоление созерцательного материализма, как пытаются представить ревизионисты, а скатывание на позиции идеализма, мистической концепции творения из ничего. Ведь всякое действительное изменение, уже по определению, предполагает существование того, что изменяется, а всякая формообразующая деятельность — того, что является объектом преобразования.

Представители современного антропоцентризма не только отстаивают тезис, что природа, которую они берут в значении материи, в рамках основного вопроса философии, сама по себе суть неистинная сущность, Ничто, обнаруживающее себя как ничто, но и приписывают этот тезис Марксу, утверждая: «Природа сама по себе для Маркса — ничто» (М. Кангрга). Этот рецидив субъективного идеализма младогегельянцев они пытаются оправдать ссылками на К. Маркса, отличавшего «природу в себе» от «природы для нас», то есть от природы, втянутой в процесс практики. Именно поэтому, по их мнению, для Маркса в отличие от Энгельса природа отнюдь не стала «пробным камнем диалектики».

Абсолютизация категории практики понадобилась ревизионизму и для того, чтобы подвести молодежь и всех, кого удастся увлечь за собой, к умалению всех теоретико-познавательных различий материи и сознания как отношений первого порядка. С этой целью абсолютизируются субъектно-объектные отношения, опровергается ленинская теория отражения. Международный ревизионизм, главным образом в лице последователей «философии практики», видит в опровержении ленинской теории отражения одно из своих основных направлений в общем наступлении на ленинизм. Начав с обвинений В. И. Ленина в «созерцательности» и «воюя» за игнорируемый якобы им активный момент познания, представители современного ревизионизма отбрасывают затем вообще аспект отражения в познании и, сделав активность субъекта центральным вопросом гносеологии, предопределяют свой переход на сугубо идеалистические позиции.

Понимание практики как способа бытия человека, включающего в себя абсолютно все виды человеческой деятельности, не столько абсолютизирует, сколько извращает понимание диалектики объекта и субъекта в преобразующей и познавательной практике людей. В определенной степени можно считать, что абсолютизация познавательной активности субъекта снимает значение самой практики, выражающей единство объекта и субъекта, поскольку практика здесь предстает перед нами только как субъективная деятельность, осуществляемая независимо от объективной реальности. Естественно, что такая концепция не может быть последовательной в объяснении единства субъекта и объекта, выраженного через понятие практики. Позиция онтосозидательной сущности человека ревизует марксистское положение о независимости объекта познания от субъекта, поскольку в соответствии с этой позицией вне человеческой практики ничего не существует. Таким образом, основной вопрос философии, причем не только в области отношения материи и сознания, но и с точки зрения его гносеологического аспекта, снимается или, точнее, подменяется отождествлением его с извращенно решаемой проблемой субъект-объект.

Отождествление практики со всякой человеческой деятельностью, кроме того, снимает различие между материальной и теоретической деятельностью человека. Чувственно-практическое взаимодействие субъекта с объектом ведет к идеальному воспроизведению в сознании содержания познания, то есть к мышлению. Познание органически связано с общественно-трудовой, практической деятельностью людей, но тем не менее это особая форма деятельности, духовная деятельность, направленная на воспроизведение в содержании мышления связей, свойств и отношений объективной реальности. Ревизионисты же, по существу, рассматривают мышление как форму практической деятельности.

Теоретическое мышление в отличие от материальной деятельности всегда несет на себе печать определенного мировоззрения. И спор о различии между материальной преобразующей деятельностью людей и их теоретической деятельностью далеко не такой нейтральный с точки зрения мировоззрения, как это может показаться на первый взгляд, поскольку при снятии этого различия понятие практики становится действительно нейтральным понятием, которое с одинаковым успехом может быть включено и в материалистическую, и в идеалистическую философию. Именно на это и рассчитывают все, кто поставил своей целью теоретическую дезориентацию молодежи.

При этом с благоприобретенной способностью ревизионизма прикрываться Марксом ленинская теория отражения противопоставляется рассуждениям К. Маркса о признании человеческой практики имманентной составной частью человеческого познания, его высказывания о том, что человек познает действительность, преобразуя ее в соответствии со своими потребностями, что в процессе борьбы с природой совершенствуются познавательные способности и инструменты людей, что в основе развития наук лежит производственная деятельность людей, что история естествознания, а вместе с ним и других наук является историей общественной человеческой практики.[66] Все эти высказывания Маркса можно свести к одному выводу: человек не может познать мир независимо от практики, а это вовсе не означает, как пытаются изобразить дело, ссылаясь на Маркса, ревизионисты, что человек не может познавать мир, независимый от практики (Й. Элез).

Э. Фишер, Р. Гароди, как и представители «Praxis’a», прибегают к неоднократно высказанным К. Марксом взглядам по поводу преобразующей природы деятельности человека, его творческой сущности, его способности «очеловечивать природу». В частности, они ссылаются на высказывание К. Маркса о том, что не только человек является творением природы, но и природа — творением человека. При этом слова Маркса истолковываются ими в духе прагматизма и волюнтаризма (А. Лефевр и М. Маркович), подменяются субъективно-идеалистической позицией «созидания мира», позицией «выбора ценностей» и «предпочтения потребностей» (Л. Колаковский). Ссылаются и на замечание В. И. Ленина, сделанное им в «Философских тетрадях» в адрес гегелевских высказываний о переходе идеи в практическую сферу («Сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его»).[67]

Маркс и Энгельс, как и Ленин, однако, были далеки от того, чтобы отрицать объективно существующую, независимую от человека природу. Первой предпосылкой человеческой истории является «существование живых человеческих индивидуумов», их «телесная организация… и обусловленное ею отношение их к остальной природе».[68] Приспосабливаясь к внешней среде, изменяя ее, ставя ее на службу своим целям и интересам, человек, по выражению К. Маркса, «очеловечивает природу». Но эта «очеловеченная природа» не есть уже просто природа — это «вторая природа», преобразованная, в том числе и предшествующими поколениями, среда, в которой сконцентрирован опыт человечества. Вся же природа, во всей своей полноте, весь внешний материальный мир никогда не могут быть редуцированы к одним продуктам человеческой деятельности, какое бы важное место ни занимали они в жизни общества. Но из этого отнюдь не следует, будто эту внешнюю природу можно рассматривать как «ничто», не имеющее никакой связи с деятельностью человека. Для К. Маркса, как и для всех последовательных марксистов, материальный мир выступает предпосылкой, условием, предметом деятельности человека. В. И. Ленин подчеркивал, что в процессе развития познания и практики «вещи в себе» превращаются в «вещи для нас» и что никакой непреходящей стены между первыми и вторыми нет и быть не может.

Эклектизм ревизионизма не однажды критиковался в работах В. И. Ленина. Характеризуя типичный идейный багаж философских ревизионистов, В. И. Ленин сравнивал его с костюмом арлекина, сооруженным из кусочков пестрой, крикливой, «новейшей» терминологии.[69] Сооружение своих «концепций» из отовсюду выхваченных кусочков предопределяет такой стиль рассуждения, при котором теряется способность не только целостного, логически последовательного восприятия философской концепции Маркса, но даже и контекста того или иного конкретного произведения. Ярчайшим примером такого стиля как раз и может служить приписывание Марксу утверждения, будто природа есть для человека «ничто». Это утверждение не только противоречит всей системе взглядов основоположника диалектического материализма, но и совершенно не вытекает из его работы «Экономическо-философские рукописи 1844 года», на которую в данном случае ссылаются праксеологи. Надо думать, ревизионизм всегда рассчитывает на то, что молодежь предпочитает знакомиться с классиками марксизма-ленинизма через популярную литературу. Но любой непредубежденный читатель работы Маркса, а не брошюрок ревизионистов, может убедиться, что Маркс в ней подвергает критике не метафизический материализм во имя диалектики, как это утверждают истолкователи Маркса в духе праксеологии, а идеализм диалектики Гегеля, превращавшего природу в голую абстракцию, то есть в ничто. Маркс отрицает не действительную природу, а гегелевскую абстракцию природы, идею, взятую в отрыве от человека, отражающего в идеальных образах природу: такая абстракция и есть ничто. Мысль Маркса заключается в том, что природа должна быть понята не как голая абстракция, а как действительный предмет человека — природного, предметного существа, то есть понята в своем качестве объективной реальности. Маркс, таким образом, утверждает материализм вопреки гегелевскому идеализму, а ему приписывают нечто прямо противоположное.

Тенденция к абсолютизации деятельной сущности человека, восходящая своими корнями к теологическо-идеалистической концепции беспредпосылочного, магического творения мира, была снята К. Марксом еще на уровне его диалога с Гегелем и младогегельянцами. Критикуя «миропотрясающие» фразы младогегельянцев, К. Маркс уточнял свое понимание проблемы бытия как проблемы практики, отмежевываясь не только от «непрактического» материализма Фейербаха, но и от «псевдопрактического» понимания действительности младогегельянцами. Прежде всего Маркс отмежевывается от «философии критического разума» Б. Бауэра, «философии действия» так называемых «истинных социалистов», а также от диалектики индивидуума у М. Штирнера как «единства творца и творения».[70]

Еще в «Святом семействе» основоположники марксизма критиковали Б. Бауэра за «бой против субстанции», то есть за субъективистское понимание действительности как только человеческой деятельности. Впоследствии в «Немецкой идеологии», в полемике с Б. Бауэром и М. Штирнером вновь отвергается субъективистское понимание действительности в смысле подчинения «субстанции» «субъекту». Попытка «истинных социалистов» свести действительность к «свободной человеческой деятельности» и в этом смысле только субъективно понимать действительность оценивалась К. Марксом и Ф. Энгельсом в высшей степени критически.

Значение всей этой полемики состоит в том, что она указывает на причины заблуждения Гегеля и младогегельянцев и в силу этого помогает раскрыть корни субъективистской абсолютизации практики так называемым праксеологическо-гуманистическим течением современного ревизионизма. Именно в этой полемике К. Маркс обращал особое внимание на заблуждения, вытекавшие из абстрагирования от социальности. Ошибка Л. Фейербаха, по Марксу, заключалась в неисторичности понимания чувственного, в игнорировании той истины, что окружающий нас чувственный мир является не навечно данной неизменной величиной, а историческим продуктом производственной и иной деятельности ряда поколений людей, каждое из которых стоит на плечах предшествующего и модифицирует свой способ производства, свой общественный уклад и способ деятельности в соответствии с изменившимися потребностями. К. Маркс критиковал Л. Фейербаха за его концепцию «абстрактного» человека, изолированного от общественных отношений, за его единство природы и человека, которое у него не является исторически опосредованным, за объяснение взаимосвязи человека, общественных отношений и истории реализацией «человеческой сущности», понимаемой не исторически, а с точки зрения одной лишь естественности. Именно в силу «неисторичности» Фейербаха его концепция «действительного человека», «человека вообще» остается в плену идеалистического понимания действительности.

По Марксу, деятельность человека во все времена является не каким-то абстрактным «модусом бытия», а продуктом общественных отношений, истории. Практическая деятельность человека всегда осуществляется в определенных конкретно-исторических условиях. Она обусловлена степенью развития производительных сил и производственных отношений и характеризуется определенными объективными закономерностями. Бесспорно, как свидетельствует первый тезис о Фейербахе, К. Маркс главный недостаток материализма Фейербаха видит в том, что действительность им никогда не рассматривается как человеческая сознательная деятельность, практика. Именно это дает повод ревизионистам говорить, что проблема бытия для К. Маркса не что иное, как проблема практики. Но из этой критики отнюдь не следует сведение К. Марксом всякой действительности к практической деятельности людей, как это пытаются обосновать А. Лефевр, М. Кангрга, Л. Колаковский, К. Косик и все представители праксеологическо-гуманистической концепции. Подчеркнув огромное значение деятельности человека, К. Маркс и Ф. Энгельс считали тем не менее необходимым напомнить: «Конечно, при этом сохраняется приоритет внешней природы».[71]

К. Маркс говорил, что вопрос об истине как ключевой категории познания находит «свое рациональное разрешение» не только в практике, но и «в понимании этой практики».[72] Значит, недостаточно ввести практику в гносеологию, надо ее еще правильно понимать. Ревизионизм же лишний раз демонстрирует, в какую пустую абстракцию может превратиться даже практика, если ее понимать как некий «модус бытия», к тому же вне социальной обусловленности и классовых позиций.

Бытие человека как субъекта познания, действительно, прежде всего выступает как практика. Но это не значит, что ею можно ограничить содержание бытия человека даже как гносеологического субъекта. Бытие человека и как гносеологического субъекта — это практика, тесно связанная с предметностью человека.

Диалектический материализм не имеет ничего общего с отношением к субъекту как к какой-то противоположности материальной субстанции. Диалектический материализм рассматривает субъектно-объектные отношения как особую сферу природной и исторической действительности, существующую независимо от процесса познания. Причем диалектический материализм не отдает субъекту никакого предпочтения перед объектом. Материализм исходит из того, что не только объект, но и субъект представляет собой объективно существующую материальную действительность, развивающуюся по всем законам движения материального мира.

Объект и субъект существуют во взаимодействии, но познавательная деятельность субъекта есть лишь одна из сторон практическо-предметного освоения человеком реальной действительности. В то же время по отношению к объекту в процессе познания преследуется цель воспроизвести его свойства, как они существуют, независимо от субъекта и самого процесса познания. Причем — и это самое существенное — как субъект, так и объект познания историчны. Историчны и сам человек, и та действительность, с которой встречается человек в процессе познания.

Без учета социальных характеристик практической деятельности человека наше познание не поднимется до отражения объективной реальности, оно даже не достигнет уровня самосознания. Ведь из утверждения представителей псевдоматериалистических концепций вытекает следующее: если, мол, объективно существующая реальность — продукт человеческой деятельности, то, значит, эта реальность — составная часть человеческого существования. Следовательно, всякий процесс познания является прежде всего процессом самопознания. И в процессе самопознания субъект выступает как общественный субъект, потому что он представляет определенное общество, пользуется сформированными в обществе методами познания. Поставив самого себя в положение объекта, субъект в ходе познания познает себя как представителя определенного общества. «Лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку», — говорил К. Маркс.[73]

Абстрагирование ревизионизмом процесса познания от социальной обусловленности есть не что иное, как попытка пересмотра материалистического метода духовного воспроизводства и практического преобразования объективно существующей действительности. Такая попытка не только подрывает материалистические позиции марксистско-ленинской философии, но, естественно, наносит ущерб самой практике общественного преобразования. Определенные политические выводы, которые молодежь может сделать в результате такого пересмотра, способны и ее политическую деятельность направить в сторону отрицания необходимости преобразования капиталистической действительности.

Говоря о природе, приоритет которой по отношению к практической деятельности человека не есть нечто преходящее, нечто, что может исчезнуть с возрастанием человеческой активности в природе, К. Маркс объяснял: «Самое материю человек не создал. Даже те или иные производительные способности материи создаются человеком только при условии предварительного существования самой материи».[74] Какой бы ни был уровень активности отношения людей к природе, в продуктах человеческого труда «всегда остается известный материальный субстрат, который существует от природы, без всякого содействия человека».[75]

Признание приоритета внешней природы, «предварительного существования самой материи», сохранение в продуктах человеческого труда «материального субстрата», существующего от природы, — это и есть материализм — признание первичности природы и непреходящей зависимости человека от нее. Именно эту позицию и отстаивал В. И. Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм», которую современные ревизионисты рассматривают как сочинение натуралистического, созерцательного материализма, приписывая В. И. Ленину отрицание активности субъекта и возвращение к созерцательному материализму. Ревизионист М. Филипович в своей монографии о Ленине утверждает: «Гносеология Ленина страдает именно от этой созерцательности… В рамках такой концепции познавательного субъекта нет места для творческого отношения человека к природе, в котором человек очеловечивает природу и придает ей историческое измерение».

Обвинение В. И. Ленина в натурализме ревизионисты выдвигают исключительно на том основании, что основной вопрос философии В. И. Ленин решает материалистически, то есть признает первичность материи по отношению к сознанию, отстаивает принцип материального единства мира, считает сознание отражением объективной действительности. Представители антропоцентризма наивно полагают, будто можно объяснить человеческую творческую деятельность, практику помимо этих принципов. На самом деле эти материалистические постулаты — необходимые предпосылки научного объяснения практической деятельности человека в природе, самой возможности такой деятельности. Научное определение практики возможно только в рамках материалистического монизма.

Отвергая марксистское решение основного вопроса философии, представители ревизионизма продемонстрировали элементарное непонимание всей гениальности постановки основного вопроса философии, смысл которого состоит в том, что только через такие широкие понятия, как понятия материи и сознания, можно передать все содержание мира.

Другое дело — отрицание первичности того или другого, то есть само решение основного вопроса философии. От этого решения зависит, имеем ли мы дело с подлинной наукой или псевдонаучной конструкцией. А беда заключается в том, что свое элементарное непонимание значения марксистской постановки и решения основного вопроса философии и выводов, следующих отсюда для развития науки, прежде всего философской, а также для осуществления задач революционного преобразования мира, ревизионизм навязывает все новым и новым поколениям молодежи, зачастую принимающим ревизионистские концепции за последнее слово марксизма. Антропоцентрически ориентированные ревизионисты воображают, будто своим отрицанием природы с ее диалектикой, своей подменой материалистического монизма «монизмом практики», своим утверждением, что единство мира не в материальности, а в человеческой практике, они достигают вершин понимания человеческого творчества. Во всяком случае, именно это они доказывают перед молодежными аудиториями. Но при ближайшем рассмотрении обнаруживается, что в рамках антропоцентризма человеческая деятельность вообще невозможна, ибо в этой концепции упраздняются все ее предпосылки. Устраняется прежде всего природа как естественная предпосылка и объект практической деятельности, а вместе с ней и труд как основная форма человеческой активности. При таком подходе современный антропоцентризм оказывается концепцией абсолютной пассивности человека, и своей апелляцией к его активности он только прикрывает свою истинную позицию.

А это, собственно, и есть косвенное подтверждение того, что человеческая активность может рассматриваться и быть рационально понята только при условии признания общематериалистических посылок. Созерцательность, в которой представители антропоцентризма упрекают материалистов, вовсе не вытекает из этих посылок. Она логически вытекает из основных идеалистических посылок, из основополагающего идеалистического принципа. Источник созерцательности — не в принятии общих материалистических посылок, а в недостаточности материализма, в неумении сделать необходимые выводы из этих посылок. Проблема активности человека — в этом с нами согласятся и представители антропоцентризма — находит свое объяснение на почве человеческой истории, а предшествующие материалисты в этой сфере материалистами вообще не были. Во взглядах на общественную историю, как это хорошо известно, предшествующие материалисты были идеалистами. Проблема человеческого творчества нашла свое научное решение в рамках именно материалистического понимания истории, того понимания, против которого и направлены в конечном счете все нынешние атаки буржуазных философов и ревизионистов и прежде всего с целью социальной дезориентации молодежи. Подрывая философские основы материалистического понимания истории, ревизионизм сеет в среде молодежи сомнения в объективном характере законов общественного развития.

2. «Да будешь ты трудиться в поте лица своего!..»

Именно за то, что доведенный до логического конца философский материализм, выступая в облике исторического материализма, дает научное, единственно верное представление об общественном развитии, он и подвергается особенному гонению со стороны ревизионизма вплоть до его абсолютного отрицания, когда игнорируется определяющая роль экономики, материальных условий жизни общества. Между тем В. И. Ленин писал: «…в чем же ином состоит материализм, как не в объяснении общественных форм материальными условиями?»[76]

Игнорирование определяющей роли материальных условий жизни общества и неприятие исторического материализма широко насаждается ревизионизмом среди современной молодежи и — это совершенно очевидно — тесно связано с отрицанием марксистского понимания проблемы классов и классовой борьбы. Само собой разумеется, что деление на классы по примеру своих наставников ревизионизм ни в коем случае не обусловливает формой собственности на средства производства. Это не в интересах тех классов, на страже которых он стоит. Поэтому, отрицая классовую борьбу как движущую силу истории, ревизионизм пытается внедрить в сознание молодежи отношение к коммунизму как к обществу, которое не в состоянии решить проблему экономического равноправия. Ревизионизм, а особенно ревизионизм сионистского толка, исходит из того, что между антагонистическими классами существует не столько борьба, сколько общие интересы. Сионизм, преследуя свои гегемонистские цели, настаивает на этом особенно упорно.

Учитывая как раз иезуитскую изворотливость противников прогресса и прогрессивной теории, их тенденцию к теоретическому и политическому камуфляжу, В. И. Ленин разъяснял: «Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов. Сторонники реформы и улучшений всегда будут одурачиваемы защитниками старого, пока не поймут, что всякое старое учреждение, как бы дико и гнило оно ни казалось, держится силами тех или иных господствующих классов».[77]

Трудно найти ревизионистское течение, которое по тому или иному поводу не обрушивалось бы на это ленинское положение, пытаясь убедить молодежь, что в так называемом «извращении марксизма» повинна «интерпретация марксистской теории классов как учения об обнаружении скрытых классовых интересов, об общественном человеке как человеке, в сущности, экономическом. Тезис Маркса, что человек является совокупностью общественных отношений, был в этой концепции преобразован в вульгарное подобие и внедряется как „homo oeconomicus“» (К. Косик).

Ленинское положение о скрытых классовых интересах, служащих подоплекой политических и философских взглядов, ревизионизм пытается представить как вульгарный субъективизм. Но, как известно, В. И. Ленин считал — а история развития общественной мысли не однажды убеждала нас в этом, — что только обнаружение скрытых классовых интересов за политическими, философскими и другими воззрениями дает нам единственно верное понимание развития общества и различных общественных явлений.

Отрицая определяющую роль классовых, экономических отношений, ревизионизм в идеалистическом духе толкует само марксистское понятие экономической структуры как основы общества и навязывает такой подход своим молодым последователям. Экономическая структура общества для ревизиониста — это вовсе не совокупность специфических экономических отношений. Это какая-то структура общественной жизни, связанная всеобщей взаимозависимостью и взаимодействием отдельных ее элементов; однако среди этих элементов, в том числе и среди экономических, нет ни одного, который определял бы все без исключения элементы и процессы этой структуры. Такое утверждение ревизует положение Маркса о том, что экономическая структура общества в конечном счете обусловливает все остальные структуры и процессы общественной жизни. Как писал Маркс, «совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания».[78] И еще: «Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще».[79]

Ревизионист не только в идеалистическом духе толкует самомарксистское понятие экономической структуры как основы общества (А. Лефевр), но стремится доказать преходящий характер зависимости сознания от производственных отношений, зависимости, будто бы представляющей собой всего-навсего одну из переходных исторических форм диалектики субъекта и объекта, которая является основным фактором диалектики общества (К. Косик, М. Животич, П. Враницкий).

Если ревизионизм проявляет в чем-нибудь завидную последовательность, так это в отрицании определяющего для развития общества значения экономических отношений. Преждевременно увядшие лавры Евгения Дюринга не дают покоя Р. Гароди, который об определяющей роли экономических отношений говорит не иначе, как с иронией: «В социалистических странах существует… иллюзия, согласно которой одно лишь изменение производственных отношений раз и навсегда разрешило бы проблемы и автоматически породило бы нового человека». А. Лефевр, также сбиваясь с критики вульгарного материализма на критику материализма вообще, объявляет признание первичности экономических отношений в историческом развитии «отходом от диалектики».

Таким путем ревизионизм пытается дискредитировать в глазах молодежи как якобы немарксистскую и вульгарно-экономическую концепцию исторического материализма, главной категорией которой является экономическая обусловленность явлений. Совершенно очевидно, что вся эта возня вокруг классового характера проблем общественного развития, определяющей роли экономики и характера собственности понадобилась ревизионизму, чтобы отвлечь внимание молодежи от классовых битв, посеять сомнения в обоснованности законов общественного развития, в частности закономерности ликвидации частной собственности на средства производства. Только философ, совершенно абстрагировавшийся от экономической обусловленности явлений и насущных проблем общественного развития, при этом, однако, пытающийся увлечь молодежь мнимой новизной суждений и «недогматичностью», может в научном трактате написать без определенных оговорок: «концентрационные лагеря тоже имеют свою повседневность» или «в повседневности живут и писарь и император» (К. Косик). Конечно, теоретически в повседневности каждый американский безработный может снять номер в гостинице «Уолдорф-Астория», а миллионер — спать под мостом через реку Гудзон, но на практике почему-то они всегда меняются местами. Об этом ревизионист забывает написать.

Таким образом, отрицание определяющей роли экономики — далеко не просто теоретическая позиция. Предопределяя псевдонаучность целой сферы философской науки, она наносит огромный вред общественной практике, и прежде всего тем, что дезориентирует молодое поколение, стремящееся к общественной теории и общественным преобразованиям. Эта позиция снимает необходимость ликвидации капиталистического уклада, опровергает научное представление о неизбежности нового общественного устройства, не мобилизует молодежь на активное отношение к действительности.

Вместе с тем извращение ревизионизмом принципа экономической обусловленности явлений как одного из основных марксистских принципов ведет к искаженному пониманию всех категорий и понятий исторического материализма. Абстрагируясь от основного определяющего критерия в объяснении общественных явлений, нельзя правильно понять эти явления. На это обращал внимание еще Ф. Энгельс. «Чем дальше удаляется от экономической та область, которую мы исследуем, — писал Ф. Энгельс, — чем больше она приближается к чисто абстрактно-идеологической, тем больше будем мы находить в ее развитии случайностей, тем более зигзагообразной является ее кривая».[80]

Зигзагообразная кривая, в соответствии с которой ревизионизм представляет молодежи исторический материализм, не только опровергает положение о направляющей роли материальных отношений в историческом процессе, закономерный характер развития истории и социальный детерминизм, идею закономерного общественного развития, но и отрицает у всех категорий исторического материализма процесс развития. Ревизионизм исходит, по сути дела, из того, будто категории и понятия испокон веков дремали в безличном разуме человечества и что настаивать на их связи с реальным историческим процессом означает опошлять их, лишать их научного содержания. Но как раз такое понимание и находил К. Маркс у одного из предшественников теории рыночного социализма — Прудона, за что подвергал его беспощадной критике, усматривая в таком понимании, помимо прочего, нищету философии.[81]

Особый вред такая нищета философии наносит формированию сознания молодежи в понимании категории «труда». Ревизионисты не без оснований считают труд одной из определяющих категорий, особенно в проблематике человека. Однако постоянная тенденция к абстрагированию от социальности и от признания экономики condicio sine qua non общественного развития не может не повести их в исследовании проблемы труда по ложному пути. Особенно претит этим воителям за «ренессанс» марксизма связь труда с экономикой, хотя, как не преминули заметить сами ревизионисты, даже обыкновенному здравому смыслу эта связь представляется совершенно очевидной. Смущенные впечатлением очевидности вопроса, ревизионисты тем не менее с порога заявляют о своем отказе от исследования труда в зависимости от материальных отношений и конкретно-исторических условий, утверждая, что рассмотрение проблемы в связи с экономикой «в историческом разрезе» снимает самую проблему. Они опровергают необходимость исследования в рамках философии социальных аспектов труда, как будто труд можно хотя бы приблизительно представить себе вне социальности, а точнее, независимо от определенной формы собственности, и категорически отвергают любые определения труда, сформулированные с учетом общественных условий, в которых труд осуществляется.

Задачу философии по отношению к проблематике труда ревизионизм не без оснований видит в понимании его роли в «очеловечивании человека». Однако при этом сводится до минимума роль марксистской философии в исследовании этой проблемы, а все достижения общественной мысли в этом направлении относятся в адрес Г. Маркузе. Утверждается, что со времен К. Маркса проблематика труда не была развита философски, если не считать некоторых работ Маркузе, которые являются «выдающимися исследованиями, до сих пор не превзойденными в лучших своих местах». Правда, у Г. Маркузе некоторая дань в разработке проблематики труда отдается Гегелю.

Нет нужды оспаривать действительно значительное наследие, которое оставил нам Гегель в развитии проблематики труда. Однако подчеркивание его вклада в ущерб тому, что сделано основоположниками марксизма, является по меньшей мере неправомерным. Широко известна, надо думать и ревизионистам, огромная роль Ф. Энгельса в разработке именно того аспекта проблемы труда, который кажется ревизионизму единственно достойным философских усилий — его влияния на «очеловечивание человека». Явная тенденциозность, проявленная в пренебрежении к этому общеизвестному факту, понадобилась ревизионистам для того, чтобы выставить Маркузе — этого новоявленного «мессию» молодежи — «первопроходцем» не только в определении «ведущей» роли молодежи в современном мире, но и в трактовке такого наиболее близкого каждому молодому человеку явления, каким является труд. А это, в свою очередь, должно сделать более достоверным его (и ревизионизма) отношение к современному капиталистическому труду, как к извечной каторге, из которой никаким путем вырваться невозможно.

Что же нового внесли Маркузе и ревизиониствующие философы в развитие проблематики труда по сравнению с классиками марксизма-ленинизма и их последователями? К. Косик, в частности, говорит, что «труд в своей сущности и обыденности не является трудовой деятельностью или должностью, которую выполняет человек и которая, в свою очередь, влияет на его психику, внешность и мышление, то есть на частичные области человеческого бытия. Труд, — пишет Косик, — есть деяние, которое пронизывает все бытие человека и конституирует его специфику» (везде курсив мой. — В. С.).

Если даже отвлечься от социальных характеристик и опустить банальности (скажем, то, что труд не является должностью), то останется совершенно неоспоримое положение о решающем влиянии труда на человека, доказывать которое в дискуссии с марксистами, давно это доказавшими, по меньшей мере нескромно. Общность позиций ревизионистов и Г. Маркузе (чтобы не сказать — заимствование) легко заметить, сравнив только что приведенную дефиницию К. Косика, почти буквально совпадающую с высказыванием Г. Маркузе о Гегеле, у которого «труд выступает как основа наличного человеческого бытия, как явление, постоянно, устойчиво пронизывающее собой все бытие человека; при этом нечто происходит и с самим „миром“ человека. Здесь труд выступает не как та или иная человеческая деятельность, а скорее как то, в чем берет свое начало и к чему вновь возвращается любая конкретная деятельность — как деяние» (везде курсив мой. — В. С.).

Хрестоматийной истиной стало, что марксизм, как никакая другая философская система, — не сводя задачу философии к исследованию одного этого аспекта труда, — исследует решающее влияние труда на человека, рассматривая труд не только как первое и необходимое условие существования людей, но поистине как первое, основное условие самой человеческой жизни. Ф. Энгельс писал, что труд, по сути, создал самого человека.[82] Именно К. Маркс и Ф. Энгельс неоднократно подчеркивали, что труд не только создал человека, но является условием и дальнейшего всестороннего его развития. Он расширяет его кругозор, учит познавать окружающий мир, черпать материалы из своего опыта и из окружающей обстановки, оказывает решающее влияние на развитие сил и способностей человека, как физических, так и духовных.

К. Маркс подчеркивал, что развитие сознания, формирование личности совершается под решающим воздействием труда. Как раз в черновике «Капитала» — работе, которую мы привыкли называть «Grundrisse der Kritik der politischen Öekonomie» и наконец изданной на русском языке под названием «Критика политической экономии» — К. Маркс писал: «В самом акте воспроизводства изменяются не только объективные условия, так что, например, деревня становится городом, заросли — расчищенным полем и т. д., но изменяются и сами производители, вырабатывая в себе новые качества, развивая и преобразовывая самих себя благодаря производству, создавая новые силы и новые представления, новые способы общения, новые потребности и новый язык».[83]

Одновременно с решающей ролью труда в формировании человека и его непосредственным значением в прогрессе материальной и духовной культуры марксизм подчеркивает огромное значение труда в создании, цементировании человеческого общества. Ф. Энгельс писал, что «развитие труда по необходимости способствовало более тесному сплочению членов общества, так как благодаря ему стали более часты случаи взаимной поддержки, совместной деятельности, и стало ясней сознание пользы этой совместной деятельности для каждого отдельного члена».[84] Сообща трудясь в сфере производства, люди устанавливают между собой те или иные взаимные производственные отношения. Во всех случаях, какой бы характер они ни носили, производственные отношения всегда являются результатом совместного труда людей, результатом общественного характера производства.

Следовательно, труд — всегда общественное явление, и его исследование не может осуществляться абстрагированно от самого общества, его характера и обусловливаемых им особенностей труда. Но такая «философия труда» меньше всего по душе ревизионистам, абстрагирующимся от социальности и стремящимся во что бы то ни стало отвлечь от этой социальности молодежь. Куда заманчивее внедрить в сознание молодежи «философию труда» Г. Маркузе, свободную от исторической, следовательно, классовой обусловленности.

К. Маркс неоднократно обращал внимание на значение выработки общих экономических категорий, подчеркивая значимость таких понятий, как «производство», «труд», «общественные отношения» и т. д. и называя их «разумными абстракциями», которые необходимы для научного анализа. Однако здесь же К. Маркс говорил, что эти абстракции сами по себе не являются достаточными для того, чтобы полностью постичь историческую действительность в ее конкретном виде и конкретном проявлении. Рассматривая категории труда, собственности и др., К. Маркс настаивал на необходимости постоянного учета их исторического содержания. Именно пример труда, как писал К. Маркс, «убедительно доказывает, что даже самые абстрактные категории, несмотря на то, что они — именно благодаря своей абстрактности — имеют силу для всех эпох, в самой определенности этой абстракции представляют собой в такой же мере продукт исторических условий и обладают полной значимостью только для этих условий и внутри их».[85]

Ревизионизм нетерпим к такой конкретизации понятий. Его способ конкретизации понятий основан на предпочтении абстрактного, «общего» характера категорий и понятий, даже если это ведет к явным несообразностям. И действительно, ничего не может быть более несообразного, чем труд людей вне конкретно-исторических условий развития общества. В различных социально-экономических формациях трудовая деятельность человека совершается по-разному, а каждому способу производства соответствует свой особый тип общественной организации труда.

Как раз в «Критике политической экономии» К. Маркс беспощадно иронизировал по поводу рассмотрения труда как постоянной величины, не изменяющей своих характеристик с переменой социальных условий. Он критиковал концепцию труда А. Смита, который распространил особенности труда при капитализме на всякий труд вообще, что дало А. Смиту основание рассматривать труд только как жертву со стороны труженика, как деятельность, в которой рабочий вынужден всегда жертвовать своей жизнью, отдавать определенную долю своего досуга, покоя, свободы.

Намекая на совпадение имени и взглядов Адама Смита с библейскими (известно, что иудаизм объявил труд вечной каторгой), К. Маркс, иронизируя, писал: «„Да будешь ты трудиться в поте лица своего!“ — таково было проклятие Иеговы, обрушенное им на Адама. И Адам Смит рассматривает труд именно как проклятие. „Покой“ выступает у него как адекватное состояние, тождественное „свободе“ и „счастью“. То обстоятельство, что индивид „при нормальном состоянии своего здоровья, силы, бодрости, искусства, ловкости“ испытывает также потребность в нормальной порции труда и в прекращении покоя, — по-видимому, совершенно чуждо пониманию Смита».[86]

Абстрагируясь от социальной обусловленности труда, ревизионисты повторяют заблуждения А. Смита. Труд они считают деятельностью, относящейся к сфере необходимости, — независимо от общественных условий, в которых он осуществляется.

Объясняя заблуждения А. Смита, К. Маркс говорил, что смитовский жертвенный взгляд правильно выражает всего лишь субъективное отношение наемного рабочего к своей собственной деятельности, для которого труд действительно жертва, ибо имеется в виду труд в капиталистическом обществе, основанном на частной собственности на средства производства. Именно это заблуждение Смита повторяют Г. Маркузе, сионисты, а следом за ними и ревизионисты.

«Впрочем, — говорил К. Маркс, — Смит прав в том отношении, что в исторических формах труда, — таких, как рабский, барщинный, наемный труд, — труд выступает всегда как нечто отталкивающее, всегда является трудом по внешнему принуждению, а в противоположность ему не-труд выступает как „свобода и счастье“».[87] Но таким труд, говорил К. Маркс, является в антагонистическом обществе и потому не имеет еще субъективных и объективных условий, необходимых для того, чтобы стать привлекательным, превратиться в средство осуществления интересов труженика, в средство осуществления его свободы.[88]

К. Маркс всегда различал труд свободный и труд подневольный. В основе этого различия, по Марксу, лежит форма собственности на средства производства. В классовом антагонистическом обществе, разъясняет К. Маркс, труд, как правило, подневольный. Труд, производящий материальные ценности, может приобрести свободный характер, по Марксу, лишь в том случае, если он, во-первых, приобретет всеобщий характер, будет осуществляться при участии всех членов общества, — то есть на основе обобществленных средств производства; и, во-вторых, если он, являясь всеобщим трудом, будет непрестанно совершенствоваться на основе прогресса науки и техники. Только в этих условиях труд перестает быть напряжением человека как определенным образом дрессированной силы природы, а станет свободным, творческим и будет проявляться в производственном процессе в виде деятельности, управляющей всеми силами природы.[89]

Ревизионизму и сионизму не с руки воспевать свободный творческий труд. Всякое различие между свободным и несвободным трудом вынудит их к разговору о зависимости этого различия от форм собственности на средства производства. И поэтому любой материально-производственный труд — независимо от того, в социалистическом или в капиталистическом обществе он осуществляется, — ревизионизм и сионизм объясняют только как физическую работу, лишенную духовного содержания, и относят его к области необходимости, несвободы. В то же время любой творческий труд, безотносительно к социальным условиям, они относят к области свободы, а привлекательность труда, развитие способностей человека в соответствии с этим они видят по другую сторону материального производства.

Между тем К. Маркс, вынужденный обстоятельствами диалога с А. Смитом к определению абстрактного труда, писал: «Труд есть положительная, творческая деятельность».[90] Следовательно, творческий аспект труда отмечается К. Марксом в качестве его важнейшей всеобщей характеристики.

Сведя материально-производственный труд к лишенной творческого начала и духовного содержания работе, ревизионизм и сионизм тем самым пытаются подвести теоретическую основу не только под весьма популярный в их кругах интеллектуальный снобизм. Ограничивая понятие «труд», сужая духовную деятельность в области материального производства, ревизионисты и сионисты прежде всего походя обесценивают промышленный труд, умаляют историческую роль рабочего класса, его великую преобразующую общество миссию, что как раз и находится в русле интересов ревизионизма, но еще более — в направлении утверждения идеи сионизма о «миссии избранного народа». Само собой разумеется, что такое отношение к труду и рабочему классу не способствует культивированию среди молодежи правильных представлений ни об окружающей действительности, ни о самом труде, условия которого всегда зависят от общества, в котором он осуществляется. Такое отношение не позволяет сделать правильные выводы о самом влиянии труда на человека, о труде как средстве реализации человеческой свободы. Это влияние, конечно же, совершенно необъяснимо, если его рассматривать безотносительно к социально-экономическим условиям, в которых осуществляется труд людей, если не желать или не уметь распознать в социалистическом труде явление, качественно отличное от капиталистического труда, и то, что освобождение труда есть не создание творчества, а освобождение творчества, создание наиболее адекватных условий для осуществления творческой деятельности человека.

Условия труда — это в конечном счете главное, что определяет труд людей при том или другом способе производства, а также характер его воздействия на человека. Именно этот будто бы совершенно очевидный факт прежде всего и пытаются скрыть от молодежи ревизионисты и сионисты с помощью частокола из наукообразных положений. Они изо всех сил тщатся, чтобы молодежь не обнаружила, что творческие возможности труда для всестороннего развития человека, заложенные в нем изначально, реализация его свободы не могут проявиться в полной мере в обществе, основанном на частной собственности. Подневольный, обессмысленный целью всего капиталистического производства труд является чем-то внешним по отношению к рабочему, поэтому, говорил К. Маркс, рабочий не утверждает себя в своей работе, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развивает свободной физической и духовной энергии, а изнуряет свое тело и разрушает свой дух.

Вот почему, отвечая на вопрос, «какой способ собственности создает наилучших граждан», К. Маркс там же, в «Критике политической экономии», писал, что, хотя капитализм представляет собой в целом огромный шаг вперед, даже первобытное общество, в котором целью производства были как сам человек, так и удовлетворение его потребностей, кажется возвышеннее капиталистического мира, в котором целью производства является не человек, а богатство, извлечение прибыли. По сравнению с первобытным, рабовладельческим или феодальным обществом при капитализме личность человека достигла значительного развития. Но капитализм опустошает, подавляет человека, делает его рабом им же созданных богатств. Со времени капитализма, со времени всеобщего введения механизмов, писал К. Маркс, цитируя Р. Оуэна, «с людьми за немногими исключениями обращаются как с второстепенной и менее важной машиной, и гораздо больше внимания уделяется усовершенствованию сырых материалов — дерева и металлов, чем усовершенствованию тела и духа».[91] Именно такое представление о влиянии труда при капитализме и хотелось бы дезавуировать ревизионизму и сионизму в глазах молодежи.

Коммунистические партии всегда придавали и придают огромное значение условиям труда и постоянно борются за их улучшение. Эта борьба ведется, как подчеркивал В. И. Ленин, «в интересах охраны рабочего класса от физического и нравственного вырождения, а также и в интересах развития его способности к освободительной борьбе».[92]

Условия труда в социалистическом обществе превращают в действительность заложенные в самом труде огромные творческие возможности. Социалистический труд здесь постепенно преобразуется в ту истинно свободную творческую деятельность человека, которая, будучи направлена на изменение окружающей природы, изменяет и природу самого человека в направлении ее всестороннего физического и нравственного усовершенствования. «…для социалистического человека, — писал К. Маркс, — вся так называемая всемирная история есть не что иное, как порождение человека человеческим трудом…»[93]

Таким образом, поскольку не просто абстрактный труд, а условия труда, в которых он осуществляется, определяют характеристику труда, которым занимаются люди, его влияние на человека, абстрагирование труда от социальных условий ограничивает возможности в понимании и определении характеристики труда как средства реализации человеческой природы и человеческой свободы. Именно поэтому ревизионизм и сионизм не делают достоянием молодежи марксистскую концепцию труда и, повторяя библейский вымысел о труде-каторге, внушают молодежи как извечное предначертание ее: «Да будешь ты трудиться в поте лица своего!»

Так молодежь обрекается на неизменное наемное рабство, служение капиталу, принесение в жертву ему радости творческого труда и приобщения к прогрессивному развитию общества.

Глава V. «Исчезло развитие», или Сенсация XX века

В своем рациональном виде диалектика внушает буржуазии и ее доктринерам-идеологам лишь злобу и ужас.

К. Маркс

1. Всей сворой против диалектики

В переломные периоды человеческой истории, когда «классовая борьба, практическая и теоретическая, принимает все более ярко выраженные и угрожающие формы»,[94] в центре идеологических битв за молодежь между защитниками и противниками общественного прогресса всегда оказываются вопросы о перспективах общества, о смысле истории, об условиях, путях, средствах и способах замены старого уклада общественной жизни новым, более высоким. Проблема развития становится проблемой острого социально-политического звучания. Ее социальный смысл и значимость наиболее ярко обнаруживаются в эпоху перехода от капитализма к социализму, перехода, который по своей глубине, основательности и полноте не имеет себе равных в истории общества. В эту эпоху возрастает классовое и общечеловеческое значение той теории, которая научно очерчивает перспективы общественного развития, обеспечивает научное предвидение, дает «человечеству великое орудие познания, рабочему классу — в особенности».[95] В эту же эпоху идеологические оруженосцы буржуазии, убедившиеся в невозможности ниспровержения социализма практически, путем экономической и политической борьбы, — от отъявленных антикоммунистов в авангарде с сионизмом до марксологов и ревизионистов, — все теснее объединяются для борьбы против диалектико-материалистической теории развития именно потому, что «в позитивное понимание существующего она включает в то же время понимание его отрицания, его необходимой гибели», что «каждую осуществленную форму она рассматривает в движении, следовательно, также и с ее преходящей стороны», что «она ни перед чем не преклоняется и по самому существу своему критична и революционна». Именно своей трактовкой развития материалистическая диалектика внушает буржуазии «лишь злобу и ужас».[96] И именно поэтому так велико стремление противников марксизма подорвать его коренные теоретические основания — диалектику, учение о всестороннем и полном противоречий историческом развитии, извратить ее в глазах тех, кто приобщается к общественной теории, и, естественно, прежде всего в глазах молодежи.

Подрыв диалектики как учения об историческом развитии, извращение диалектического учения об обществе является действительным мотивом и конечной целью всех ревизионистских фальсификаций диалектики как общей теории развития. И в первую очередь эти фальсификации адресованы молодежи, молодой интеллигенции — тем, кому прежде всего предстоит решать дальнейшую судьбу старого миропорядка.

Для дезориентации молодежи второй половины XX века — века атома и космоса — далеко не достаточно лозунга «материя исчезла». Капитал, начинающий все отчетливее осознавать свою обреченность, не возражал бы провозгласить новый лозунг: «развитие исчезло». Тем более что если от отношения к материализму зависит главным образом теоретическая позиция молодежи, ее мировоззрение, которое опосредует, обусловливает ее активное отношение к действительности, то диалектика как учение о развитии непосредственно предопределяет ее практическое участие в этой действительности, ее место и роль, которую она призвана сыграть в битвах Труда и Капитала. Именно диалектика вооружает молодежь средствами и способами свержения старого миропорядка. Однако выйти открыто на идеологический бой с лозунгом «развитие исчезло» было бы весьма опрометчиво. Даже не переосмысленная теоретически информация, которую поставляет молодежи окружающий ее мир, достаточна для опровержения такого лозунга. И здесь более чем где-либо буржуазии оказывается полезным ревизионизм с его способностью под лозунгом творческого развития марксизма любыми путями скомпрометировать материалистическую диалектику как единственно научное учение о всестороннем и полном противоречий историческом развитии.

Ревизионизм, естественно, не имеет и не предлагает молодежи своей законченной концепции развития, как не имеет и не предлагает ей законченной системы своей философии вообще. Он никогда не развивает свои «диалектические» умопостроения до логического конца и тем более до позитивного решения проблемы развития. Социальная функция его в том и заключается, чтобы подрывать изнутри марксистскую концепцию развития, не обнаруживая при этом, к какому выводу ведут и кому служат его теоретические экзерсисы. Классовую ложь буржуазии, ее наиболее реакционных империалистических кругов, направленную на сохранение старого миропорядка, ревизионизм пересказывает молодежи языком теории, втискивает в теоретические концепции и схемы, пытаясь максимально придать своим рассуждениям о диалектике подобие марксистских. Он и в этих проблемах «вьется ужом» между истиной и вымыслом, между материалистической диалектикой и идеалистической метафизикой, выставляя себя бескорыстным борцом за примирение добра и зла, на этот раз за некую «третью» позицию развития, за третейского судью, способного загипнотизировать классовые инстинкты, примирить непримиримое и водворить на Земле мир и благолепие.

Растущая в народах утрата веры в будущее старого миропорядка вынуждает ревизионистов менять свои методы и приемы борьбы против революционной теории развития. Ревизионизм конца XIX — начала XX века пытался снять проблему развития вообще, а диалектика квалифицировалась Э. Бернштейном как побочный продукт марксизма, как «предательский элемент в Марксовой доктрине, …ловушка, лежащая на пути всякого последовательно правильного рассмотрения явлений». Он утверждал, что свое учение К. Маркс и Ф. Энгельс создали «не с помощью… диалектики, а помимо нее».

Выражающий интересы мелкой буржуазии, не заинтересованной в объективном освещении хода истории, современный ревизионизм в силу своей мелкобуржуазной социальной сущности также не может принять единственно научную диалектико-материалистическую теорию развития, идею детерминированного общественного прогресса. Однако его представители, начиная от. А. Лефевра и «Praxis’a» и кончая чехословацкими и польскими ревизионистами, выхолащивают революционную суть материалистического учения о развитии под лозунгами борьбы с догматизмом, с идеологической функцией материалистической диалектики и под предлогом возврата к якобы «аутентично марксистской» гуманистической концепции развития. В соответствии с лозунгом «деидеологизации» марксистской философии и ревизионистской концепцией затухания классовой борьбы выводится необходимость пересмотра материалистической теории развития и вообще функций диалектики. «Признание развития в мире вообще и в обществе в частности, — пишет чехословацкий ревизионист М. Рыдл, — играло в прошлом также взаимную идеологическую миссию. И хотя сейчас мы еще живем в период идеологической борьбы, однако главным идеологическим оружием — во всяком случае для нашего внутреннего развития — никак не может быть тезис о преходящем характере капитализма и закономерности его гибели, закономерности победы рабочего класса над буржуазией. Сейчас мы власть взяли в свои руки. Не должен ли этот факт изменить и ориентацию философии?»

Ревизионистское понимание развития обусловлено «поправками» к марксистской теории развития, позаимствованными в основном из различных течений современной буржуазной философии, а также всем совокупным характером ревизионистского течения, как гуманистическо-антропологического, так и неопозитивистско-сциентистского направления.

Наиболее последовательным вдохновителем фальсификации материалистического учения о развитии выступает «негативная диалектика» «критической теории» Франкфуртской школы, разработанная М. Хоркхеймером, Т. Адорно, Г. Маркузе, Э. Фроммом, а также их последователями и превратившаяся в последние десятилетия в главный идеологический источник концепций развития для «левого» и правого оппортунизма, «левого» и правого ревизионизма, разнородного движения «новых левых» и всех прочих охотников до противопоставления так называемого «западного марксизма» марксизму-ленинизму, главным образом по проблемам материалистической диалектики.

Свою концепцию развития, если только можно применить этот термин к проповеди всеобщего разрушения и отрицания, Франкфуртская школа создает в основном путем критики и ревизии концепции развития Гегеля, а через нее и Маркса. Поскольку Гегель понял — утверждает, в частности, Адорно, что отрицание должно быть обращено и на самое себя, а становление всегда негативно, поскольку оно разрушает что-то ему предшествовавшее, вся его философия есть не что иное, как «понятийная сущность негативности». Характеризуя понятие «негативность» как особую, себя же и отрицающую «потребность», Адорно говорит, что развитие объективно-историческое, как и развитие мышления — это те же «мифологические боги, которые предпочитают пожирать своих детей». «Негативность» Франкфуртской школы — это всеобщее разрушение и отрицание, это «спекулятивная сила, которая взрывает то, что не распадается». Адорно предполагает, что развитие несет такое «отрицание отрицания, которое не переходит в положительность». Следовательно, развитие, сделав отрицание тотальным, отрицает самое себя. Революция и гибель, движение и смерть, диалектика и метафизика здесь выступают как равноценные понятия, синонимы. Стоит ли удивляться, что основным лозунгом молодых последователей Франкфуртской школы из «новых левых» был лозунг отрицания, призыв к разрушению всего сущего — и капитализма и социализма. «Обаяние» всеобщего отрицания увлекло значительные массы молодежи, восставшей против идолов «отцов», без особого труда стало созвучным «мятежному духу» недовольного окружающим миром молодого поколения.

Критикуя гегелевское понимание закона отрицания отрицания как результата внутренних диалектических процессов и как сохранения положительного содержания снятого, Маркузе определяет это понимание как конформистское, направленное не на разрушение старого, а только на преобразование и сохранение его. Вместо внутреннего отрицания Маркузе предлагает некое «внешнее» отрицание, которое только и способно разрушить иррациональное в рациональном, ибо ему «ничего не жалко» из существующего. В такой постановке вопроса диалектическая категория «отрицания» абсолютизируется, носит всеразрушающий характер. Понимание Гегелем отрицания отрицания действительно уязвимо для критики. Но такая истинно научная критика этого понимания была осуществлена Марксом, противопоставившим ему — Гегелю — диалектико-материалистическую трактовку закона отрицания отрицания, а не несостоятельную с научных позиций эквилибристику из наукообразных фраз, способную увлечь молодежь видимостью борьбы с догматизацией жизни и теории.

«Мессия» «новых левых» Г. Маркузе полагает, что для того, чтобы быть наукой о законах развития не только XIX, но и XX века, а также всей истории человеческого общества, диалектика должна отказаться от самой идеи развития, идеи истории как обусловленного какими-то законами прогресса. «Негативной диалектике», по заявлению ее создателей, присуще такое «критическое мышление, которое не останавливается перед критикой по адресу прогресса». Противопоставляя «разум» «рассудку», Маркузе изображает «разум» в качестве иррациональной критической силы, которая ломает преграды и противостоит давлению действительности. При этом он утверждает, что «ни Гегелева, ни Марксова идея разума не приблизились к реализации: ни у духа, ни у революции развитие не приняло формы, предусмотренной диалектической теорией». Диалектика не является ни объективным познанием, ни мировоззрением, «в схему которого попытались бы втиснуть реальность». Ни найти разум в мире, по Гегелю, ни перестроить мир на разумных основаниях, по Марксу, люди не в состоянии.

Можно ли найти более удачную позицию для того, чтобы недовольство молодежи не переросло в протест как «начало всякой премудрости», чтобы культивировать пассивность и аполитичность среди молодого поколения современности? И ревизионизм, не расходуя на такие поиски излишних усилий, сокрушается вслед за идеологами Франкфуртской школы над «трагизмом» диалектики, над ее бессилием решить назревшие проблемы современности, объясняет марксистско-ленинское понимание диалектики отходом от аутентичного марксизма. «Спасение» диалектики ревизионизм видит в антропологизации и крайней субъективизации ее, в освобождении от всего материального, в дополнении марксизма иррационалистическими концепциями антропологии и фрейдизма.

В качестве второго аргумента, свидетельствующего против научного характера материалистической диалектики и материалистической теории развития, выдвигается то положение, что принципы и категории диалектики «не подлежат модифицированию или отмене», их будто бы нельзя ни проверить, ни опровергнуть, а это, дескать, и развенчивает диалектику как науку, ибо принципы науки доказываются и проверяются. «Парадоксально, но факт, — пишет югославский ревизионист Б. Павлович, — что именно теория и метод, которые в основу своего главного принципа кладут принцип изменения, сами не изменяются, не совершенствуются». Разумеется, здесь же предлагается «обогатить» материалистическую диалектику принципами и категориями буржуазной философии. П. Враницкий, в частности, настоятельно рекомендует включить в категориальный аппарат материалистической диалектики понятие «проект» и другие понятия, используемые Ж. П. Сартром.

Лучшим доказательством несостоятельности ревизионистских аргументов против научного характера материалистической диалектики и теории развития служит «модификация» диалектических принципов, осуществленная Марксом и Энгельсом на материалистической основе, обогащение категориального аппарата марксистской философии В. И. Лениным, а также постоянно осуществляющееся современными марксистами совершенствование материалистической диалектики на основе новых достижений науки и опыта международного рабочего и коммунистического движения. Но эти же доказательства свидетельствуют и о том, что открытие каждой новой логической категории, призванной служить познанию объективной реальности на том уровне всеобщности, который присущ только философии, может быть вызвано только открытием какой-то совершенно новой, доселе неизвестной закономерности объективного мира. Новые понятия и категории материалистической диалектики должны обладать онтолого-логико-гносеологической универсальностью, способностью отражать сущностную содержательно-качественную всеобщность. Они должны сразу определиться как необходимый компонент общечеловеческого познания, без которого невозможно приумножение наших философских сведений об объективно существующей реальности, в частности, о развитии этой реальности. Этого не понимают или не хотят понять ревизионисты и это непонимание навязывают своим молодым последователям.

Таким образом, ревизионизм неопозитивистского толка в своем нигилистическом отношении к материалистической диалектике идет дальше своих учителей — представителей буржуазной философии[97] и, поскольку выступает от имени марксизма, наносит теоретическому образованию молодежи куда больший вред, нежели идеологи буржуазии. В рамках философского ревизионизма, направленного на фальсификацию диалектики как общей теории развития, псевдоматериализм антропологического толка тесно сомкнулся с неопозитивистским эмпиризмом, что укрепило их позиции и усилия в борьбе за умы молодежи под флагом «творческого развития марксизма». Оба ревизионистских течения в изобилии снабжают друг друга софизмами в пользу извращения учения о развитии и в итоге, несмотря на различные исходные позиции, приходят в толковании проблемы развития к одним и тем же в высшей степени реакционным выводам, которые и навязывают тянущемуся к теории молодому поколению.

2. Отрицание всеобщности развития

Для неискушенной в идеологических битвах молодежи ревизионистское наступление на диалектику представляет особую опасность еще и потому, что ни одно направление ревизионизма не отвергает принцип развития открыто. Не в его правилах открыто «рассчитываться» с покинутыми взглядами. Не однажды обращая внимание на эту особенность ревизионизма, В. И. Ленин особо подчеркивал манеру противников марксизма декларативно соглашаться с принципом развития. «С „принципом развития“ в XX веке (да и в конце XIX века) „согласны все“, — писал В. И. Ленин. — Да, но это поверхностное, непродуманное, случайное, филистерское „согласие“ есть того рода согласие, которым душат и опошляют истину».[98]

«Согласие» современных ревизионистов с принципом развития есть именно того рода согласие, которое выхолащивает материалистическое и диалектическое содержание этого принципа, лишая его таким образом философского смысла и значения. Вопрос поэтому не в том, «согласны» ли современные ревизионисты с принципом развития, а в том, во-первых, понимают ли они материалистически субъект развития, во-вторых, рассматривают ли они развитие диалектически, и, в-третьих, берут ли они принцип развития в его универсальности, то есть с точки зрения его философского смысла и значения?

Трудно привести в систему ревизионистскую позицию в вопросе развития, поскольку здесь системы как таковой вообще нет. Тем не менее совершенно очевидно, что современные ревизионисты субъект развития понимают не материалистически, а идеалистически, развитие истолковывают не диалектически, а метафизически. К тому же они не вычленяют аспекта философского рассмотрения развития, никогда не поднимаются до собственного философского уровня постановки и решения вопросов общей теории развития, а, как правило, остаются на уровне позитивистского аналитизма, ползучего эмпиризма или же запутываются в эклектическом наборе беспочвенных и бессодержательных метафизических абстракций. Они никогда не связывают принципа развития с другими общими принципами философского материализма, которые имеют существенное значение для раскрытия философского смысла и содержания этого принципа. Там же, где субъект развития не понимаетсяматериалистически, где развитие не истолковывается диалектически, где не вычленяется философский аспект развития, не может быть и речи об истинно научной постановке и решении вопроса о развитии.

Уровень понимания развития и принципов диалектики в их истинной всеобщности зависит прежде всего от того, насколько последовательно проводится материализм. А тем главным, чем отличается ревизионистская «концепция» развития, как раз и является отрицание способности материи к развитию и самого принципа материального единства мира, материалистического монизма, который, как мы уже видели, подменяется монизмом практики. Современные ревизионисты готовы признать любую концепцию развития, кроме той, которую обосновывает материалистическая диалектика, и любой вариант «марксистской философии», кроме диалектического материализма.

Спору нет, современные ревизионисты признают, что в мире существуют и такие явления, которые развиваются. Однако основной общий порок ревизионистских рассуждений о развитии состоит в том, что они не считают развитие всеобщим свойством материи. Отрицание диалектики как учения о всеобщем развитии современные ревизионисты осуществляют или путем отрицания диалектики «снизу», в естественных формах движения материи, или же признанием ее только «сверху», в социальной форме движения материи, точнее, в произвольной деятельности человека.

Общефилософской предпосылкой ревизионистского решения вопроса о развитии, его подхода к вопросам теории развития является дуализм, который в принципе враждебен действительной всеобщности философских постулатов. Из дуалистических посылок никогда нельзя прийти к монистическому выводу, а следовательно, и к диалектике как общей теории развития, вырастающей из принципа материалистического монизма, то есть предполагающей этот принцип в качестве исходного. Поэтому современный ревизионист никогда не достигает понимания развития и диалектики в их действительной всеобщности.

Современные ревизионисты отрывают диалектику от ее объективных оснований или тем, что отрицают всеобщие формы существования материи, такие, как движение и развитие,[99] или тем, что, претендуя на лавры Эйнштейна, ограничивают эти формы в пространственном и временном отношениях, утверждая, будто эти формы присущи материи не всегда и не везде.[100] Диалектика, оторванная от своего объективного аналога, лишенная отражательного характера, не есть материалистическая диалектика. Однако представители ревизионизма пытаются убедить молодежь, что отрыв диалектики от материализма является единственной дорогой, способной вызволить философию из плена метафизики. И молодежь нередко заглатывает эту приманку, тем более что к ней примешивается такая популярная теория, как теория относительности.

Между признанием всеобщности развития и признанием всеобщности диалектико-материалистического метода существует неразрывная связь, которая как раз и содержится во всеобщем принципе развития. Современные ревизионисты по-своему учитывают эту связь и через отрицание всеобщих форм существования материи, через отрицание всеобщности законов и категорий диалектики и распределение их по различным областям действительности пытаются лишить материалистическую диалектику статуса общей теории развития. Признание принципа развития у современных ревизионистов спокойно уживается с отрицанием его всеобщности совершенно так же, как и признание диалектики спокойно уживается с отрицанием всеобщности ее. К тому же их утверждение, что развитие имеет место не во всех областях действительности, делает признание ими принципа развития нелогичным, произвольным, формальным, ибо совершенно обходится проблема источника развития, оставляется без ответа вопрос о том, каким образом вообще могло начаться развитие, если ему предшествовало абсолютное его отсутствие, если развивающемуся предшествовало абсолютно неразвивающееся. Но такие вопросы ревизионист предпочитает не ставить перед внимающей ему молодежью. Закону материалистической диалектики о всеобщем развитии ревизиониствующие единомышленники Ж.-П. Сартра и Франкфуртской школы предпочитают противопоставлять извращенно ими толкуемое диалектико-материалистическое положение о вечности и неуничтожимости материи, хотя элементарное знание предмета диктует единственно верное понимание положения о вечности и неуничтожимости материи именно как положение, предполагающее изменение бытия, материи, материального мира, взаимопереходы одной формы существования материи в другую. Это понимание предполагает, что движение — способ существования материи, внутренне присущий материи атрибут.[101]

Именно потому, что ревизионизм не в состоянии соединить, связать, совместить свое признание развития с материалистическим решением вопроса о единстве мира и пытается скрыть дуалистический характер своей позиции, ревизионисты антропологического направления и подменяют всеобщий принцип единства мира, то есть материалистический монизм, так называемым монизмом практики, согласно которому единство мира состоит не в материальности его, а в субъективной деятельности человека, чтобы, как определяет польский ревизионист Л. Колаковский, «с точки зрения этого антропологического или, лучше сказать, антропоцентрического монизма» решать вопрос о развитии, элиминируя природу как естественную предпосылку и объект практической деятельности людей. Защитники «антропоцентрического монизма» полагают, что сконструированный ими по рецепту буржуазных марксологов человек есть единственный субъект развития на свете, что все развитие вселенной происходит только из него и совершается только в нем, в его субъективной произвольной деятельности.

Ревизионизм неопозитивистского толка, отрицая развитие в природе, спекулирует на отличии процесса прогресса в природе от прогресса в обществе. Наличие прогресса в обществе не может даже оспариваться: никто не возьмется доказывать, что современное общество является менее прогрессивным, нежели первобытное. Просто прогресс в природе — процесс более сложный, что может дать какие-то аргументы для опровержения объективной диалектики. Опираясь на эти аргументы, ревизионисты неопозитивистского направления утверждают, что, не доказав наличия прогресса в природе, нельзя ни поставить, ни научно решить вопрос о диалектике природы. Б. Павлович, в частности, утверждает, что поскольку прогресс предполагает действие закона отрицания отрицания, а такого закона в природе нет, постольку следует говорить только об эволюции в природе. Наличие же в природе эволюции якобы только укрепляет убежденность в том, что диалектика в природе отсутствует. «Если же, — говорит Павлович, — из понятия эволюции опустим идею природной конечности (говорящей о сверхъестественной целесообразности) и сохраним только идею естественной причинности, то мы будем иметь дело с каким-то антидиалектическим материализмом. И наоборот. Если мы опустим идею естественной причинности, то получится нематериалистическая диалектика природы». Таким образом, к вопросу о прогрессе в природе и диалектике природы, и так считает не один Павлович, можно подходить только с двух позиций: или с позиции антидиалектического материализма, или с позиции нематериалистической диалектики.

Нематериалистическая диалектика, к которой апеллируют современные ревизионисты как единственной альтернативе антидиалектическому материализму и которая из понятия диалектики природы опускала бы идею самодвижения, саморазвития, как показал еще Гегель, в принципе невозможна. Косвенно это доказывают и сами ревизионисты, когда, переходя на позиции нематериалистической диалектики, расстаются с диалектикой природы, с идеей самодвижения материи. Таким образом неопозитивиствующие ревизионисты приходят к тому же выводу, что и ревизионисты антропологического толка: без человека, без «реального исторического движения» диалектики природы нет.

Превращение практики в разновидность антропологического принципа по пути абстрагирования практической деятельности людей от естественной предпосылки и объекта этой деятельности, отрицание природы влекут за собой отрицание способности природы к развитию, ее диалектики. Сводя диалектику к феноменологическим конструкциям, ревизионисты считают невозможными даже рассуждения о диалектике природы. По их убеждению, диалектика природы, изолированная от человека, является нелепостью. И поэтому они предлагают рассматривать диалектику природы и диалектику человека в тесном взаимодействии, в единой концепции, которая включала бы очеловеченную природу и природного человека.

Отрицая идею развития в природе, один из идеологов «Praxis’a», М. Кангрга, утверждает, что «диалектика совершается только в человеческой истории как практика, так что помимо или вне деятельности человека нет диалектики, ибо вне и без человека ничего не происходит и не случается, что было бы человечески существенным, для человека доступным и с ним соизмеримым… Диалектика не есть самодвижение (материи, природы, вещей, объективности, действительности), а самодеятельность исторического человека».

Но как бы ни было заманчиво для обыденного сознания молодежи, и без того обладающей значительной долей эгоцентризма, чувствовать человека, а значит, и себя не только центром вселенной, но и единственным источником развития, наука в образе марксизма-ленинизма беспощадна к таким иллюзиям. Без признания материалистического положения о самостоятельности, самопорождаемости, самодвижении природы, то есть без объяснения природы из нее самой, невозможно освободиться от теологического предрассудка, которому, как говорит Маркс, «непонятно чрез-себя-бытия природы и человека, потому что это чрез-себя-бытие противоречит всем осязательным фактам практической жизни».[102] Именно саморазвитие, самопорождение «является единственным практическим опровержением теории сотворения».[103]

Через-себя-бытие природы, самодвижение природы предшествует самодеятельности исторического человека, и только оно делает ее возможной как с точки зрения ее возникновения, так и с точки зрения ее осуществления. Поэтому для того, чтобы правильно понять сущность человеческой самодеятельности и определить ее место в природе, саму эту самодеятельность нужно связать, соединить, совместить со всеобщим принципом самодвижения, поняв ее как одну из многочисленных форм самодвижения в природе, возникшую на сравнительно высокой ступени развития материи. Современные же ревизионисты или начисто отрицают самодвижение природы (материи), или считают его чем-то совершенно несущественным для понимания возможности и сущности человеческой самодеятельности. А в результате самодеятельность человека превращается ими в единственный источник и единственную форму диалектики, которая исключительно как «пособие» человека никогда не выходит за границы субъективности, всегда остается посюсторонней.

В борьбе против диалектико-материалистической концепции развития современные ревизионисты весьма активно используют софизмы агностиков. Агностицизм здесь — прямое следствие отрицания принципа отражения вообще, отражательного характера субъективной диалектики в особенности, ибо если законы природы не отражаются в голове человека, то он о них действительно ничего не может знать. Незнание свойств, законов и процессов природы тем не менее не мешает ревизиониствующему агностику сделать вывод, что природа не имеет ни свойств, ни законов и что ничего в ней не происходит: «Если речь идет о природе самой по себе, которая, как таковая, не имеет и не может иметь никаких свойств… то она ни в чем не отличается от кантовской „вещи в себе“, которая, как нам известно, непознаваема» (М. Кангрга).

Если природа сама по себе не имеет и не может иметь никаких свойств, то она не имеет и не может иметь такого свойства, как развитие. Кроме того, она в таком случае не есть и не может быть субъектом развития, так как то, что не имеет никаких свойств, и есть ничто. А ничто, как признал сам М. Кангрга, не имеет диалектики. Современным ревизионистам, как мы видим, свойственно с некоторой торжественностью вещать обыденные банальности и «обогащать» марксизм посредством тавтологии, рассчитанной преимущественно на недостаточно зрелое сознание молодежи.

Другой представитель «антропоцентрического монизма», М. Маркович, приписывая агностический взгляд на природу К. Марксу, пишет: «Человек унаследовал грубую, нецивилизованную природу. Однако она Маркса не интересует, о ней невозможно ничего сказать».

Незнание, конечно, не есть теоретический аргумент, но, раз уж оно преподносится в качестве такового, его надо бы отстаивать последовательно, не следовало бы его дезавуировать, тем более людям, которые претендуют на высокую логико-философскую культуру. А антропоцентристы на каждом шагу приходят в противоречие с этим своим «аргументом», обнаруживая свое «знание» о природе: утверждая, что о природе самой по себе невозможно ничего сказать, они тут же твердят, что она грубая, нецивилизованная, что в ней ничего не происходит, что в ней нет диалектики и т. п.

Антропоцентристски ориентирующиеся философы утверждают, будто своим пониманием развития они преодолевают метафизическо-натуралистическое понимание природы и возвращаются к аутентичному марксизму. В действительности же они впадают в другую, теологическо-идеалистическую крайность, для которой характерен такой же дуализм природы и истории. Своим метафизическим и идеалистическим пониманием развития современные ревизионисты вырывают пропасть между природой и историей, непреодолимую ни с той, ни с другой стороны. Они не понимают, что единство человека с природой, которое выражено в его трудовой материальной деятельности, видоизменяясь в каждую эпоху в зависимости от уровня развития производительных сил, всегда предполагает приоритет внешней природы, длительную историю природы. Однако история природы, развитие природы не только предшествует истории общества, но и продолжается в ней. «Историю, — писал Маркс, — можно рассматривать с двух сторон, ее можно разделить на историю природы и историю людей», и с тех пор, как существуют, и «до тех пор, пока существуют люди, история природы и история людей взаимно обусловливают друг друга».[104] Следовательно, природа имеет существенное значение не только для возникновения человеческого общества, но и для его собственного развития. Прежде всего без природы невозможен человеческий труд, материальное производство, эта действительная основа человеческой истории.

Отрицание природы есть отрицание ее диалектики, о чем, собственно, заявляют и сами ниспровергатели природы. Утверждая, что природа, фиксированная в оторванности от человека, есть ничто, они заключают: «Говорить о „диалектике“ этого ничто, которое подтверждается как ничто и остается таковым… не только невозможно, но и бессмысленно».

Таким образом, отрицая по различным мотивам и поводам диалектику в природе, современный ревизионист демонстрирует, что в специфичности диалектического развития, в различных областях действительности он неспособен открыть то, что для всех их является общим. Диалектика общества действительно обладает спецификой по отношению к диалектике природы. Но вместо того, чтобы понять эту специфичность в рамках общего, как специфическую форму его проявления, ревизионизм возводит специфическое или до уровня всеобщего, или до уровня единичного. Вместе с тем он, как правило, рассматривает диалектику в обособленности от ее собственных законов, так как не считает ее наукой. Он не поднимается до осознания важности исследования диалектики как общей теории развития и наиболее общей структуры диалектики. Для него диалектика имеет своим предметом не какие-то объективные законы развития, а произвольную деятельность человека. Он пренебрегает теоретическими основами диалектики, сводит ее к теории отчуждения и разотчуждения, гуманистического видения, к продуктивной утопии, к критике существующего и т. п. Даже в обществе, диалектику которого он на словах признает, он не интересуется ее законами как объективными законами, действующими независимо от воли и сознания людей.

О развитии можно говорить только тогда, когда воспринимается в единстве действие всех основных законов диалектики, ибо только в этом случае можно раскрыть все существенные компоненты развития — источник, содержание и направленность. Ревизионист же трактует законы диалектики или как законы различного уровня общности, или как законы, действующие в различных областях действительности.

Но только в единстве и как законы одинакового уровня общности основные законы диалектики дают возможность составить цельное научное представление о всеобщем развитии. Без законов и категорий материалистической диалектики, отражающих всеобщие законы и определенности бытия, невозможно построить общую теорию развития или теорию о наиболее общих законах развития внешнего мира и человеческого мышления, точнее, невозможно раскрыть общую природу диалектики как теории развития, изложить материалистическую диалектику как общую теорию развития. Ибо «диалектика и есть не более как наука о всеобщих законах движения и развития природы, человеческого общества и мышления».[105]

3. Во имя старого миропорядка

Отрицая диалектику природы, ревизионист декларирует свое признание диалектики истории, диалектики общественного развития. Такая декларация не более чем фраза. Отрицание природы и ее диалектического развития в воззрениях буржуазных марксологов и современных ревизионистов направлено своим острием не столько против материализма и даже не столько против диалектического материализма, сколько против материалистического понимания истории, ибо конечной целью отрицания природы является отрицание научного, материалистического воззрения на общественную историю, субъективизация диалектики, подведение «теоретической базы» под субъективизм и волюнтаризм. Если бы отрицание природы и ее диалектического развития действительно вело к исторической концепции Маркса, то можно быть уверенным, что ревизионисты не занимались бы этим отрицанием.

Отрицание марксистского, материалистического решения проблемы развития в природе понадобилось современному ревизионизму для того, чтобы доказать, что историческая концепция Маркса не имеет ничего общего с диалектическим материализмом, что она не возникла в результате применения принципов диалектики к анализу общества. Признание диалектики природы самой по себе неминуемо приводит к признанию определяющей роли общественного базиса по отношению к общественному сознанию, к признанию первичности и независимости законов общественного развития от воли и сознания людей, к признанию объективной диалектики истории.

Современный ревизионист хорошо знает, что устранение природы из истории есть лишь своеобразный способ, каким элиминируется взаимодействие человека и природы, труд, «эта действительная основа истории», причем столь глубокая, что если бы это взаимодействие прекратилось «хотя бы лишь на один год», то «очень скоро не стало бы и всего человеческого мира»[106] — вместе с современными ревизионистами и их субъективистским пониманием развития, субъективизацией диалектики и стремлением обосновать волюнтаризм, в поведении «исторического человека». Под предлогом возврата к «аутентичному марксизму» современный ревизионизм переходит, по существу, на идеалистическо-метафизические позиции в понимании общественного развития.

Политический смысл всех ревизионистских атак на материалистическую концепцию развития заключается в том, чтобы посеять сомнения в объективном характере законов общественного развития. Не случайно псевдо-материалистические тенденции современных ревизионистов всех мастей, как и у их учителей, находят свое выражение в первую очередь в отрицании экономической обусловленности общественных явлений, в отказе от принципа экономической обусловленности общественного развития. Отрицание определяющего характера экономики в развитии общественных явлений и процессов, отказ от определяющего значения материальных отношений в развитии общества служат целям пересмотра ленинского анализа империализма и ленинской теории социалистической революции. Социально-экономический анализ государственно-монополистического капитализма и реально существующего социализма ревизионисты стремятся подменить внеисторическим истолкованием современной эпохи, а ленинское учение о социалистической революции — новым «революционным учением». У Маркузе оно заключается в «революции человека», в его «Great Refusal» — «Великом Отрицании» участия в «игре» «потребительского общества» и в признании потребностей, навязываемых «индустриальным обществом», в отрицании «одномерного сознания», внушаемого средствами массовой информации, а в итоге — в индивидуальном бунте отдельных личностей. У Гароди — в новых рецептах «гуманистического» преобразования мира. «В ближайшем будущем возможно воздействовать в направлении усовершенствования капитализма в Соединенных Штатах», — доказывает Гароди и рекомендует всем американцам (независимо от их классовой принадлежности) решить три проблемы: проблему нищеты и негров, строительства средств коллективного пользования и, наконец, помощи странам «третьего мира». Он полагает возможным в условиях американского империализма покончить с нищетой, расизмом, милитаризмом. Решение этих проблем, по Гароди, «откроет для „молодой Америки“ „новые рубежи“ того лучшего, что есть в их национальных традициях, и вызовет беспрецедентный „бум“ американской экономики, эру полной занятости и 100-процентное использование промышленного потенциала». «Эту программу, — заключает Гароди, — можно выполнить, не ставя под вопрос основные принципы и законы существующего режима, а, напротив, сообщая им их полную действенность и осовременивая их, продолжая и обновляя традиции, обусловившие величие США: это еще не социализм, а улучшенный капитализм». Завершает свои рассуждения о будущем Америки Гароди призывом направить «все животворные силы молодой Америки на путь „гуманизации системы“». Ну как тут не вспомнить, что даже вернейший страж американского империализма З. Бжезинский и тот в одном из своих интервью утверждал, что США находятся в «глубочайшем философско-культурном кризисе», выход из которого весьма затруднен.

Совершенно абстрагируясь в политике от коренных интересов пролетариата, конечной цели социалистического движения, ревизионисты и в теории не могут выявить основные черты и основную тенденцию развития капиталистического общества, хотя выявление общей тенденции развития есть необходимое условие правильного определения стратегии социалистического движения. А «из самого существа этой политики, — как писал В. И. Ленин, — вытекает с очевидностью, что она может принимать бесконечно разнообразные формы и что каждый сколько-нибудь „новый“ вопрос, сколько-нибудь неожиданный и непредвиденный поворот событий, хотя бы этот поворот только в миниатюрной степени и на самый недолгий срок изменял основную линию развития, — неизбежно будут вызывать всегда те или иные разновидности ревизионизма».[107]

В силу своей социальной природы ревизионист, как мы видели, никогда не поднимается на высоту философского, монистического подхода к проблеме развития. Именно поэтому за отдельными зигзагами и поворотами, за частными проявлениями развития и временными отступлениями он никогда не может уловить основную линию развития, открыть основные общие законы ее магистрального направления. Он в растерянности или цепляется за давно снятые на уровне марксизма заблуждения, или повторяет азы буржуазной философии, на ее лад пересматривая марксистскую концепцию общественного развития.

Ревизионисты, следовательно, хотя и не объявляют публично о своих социальных симпатиях, в то же время часто даже не опровергают обвинения в защите старого миропорядка. Рассчитывая опять же на дешевую популярность, главным образом среди молодежи, они утверждают только, что их «гуманистическая диалектика» призвана рисовать гуманистическую перспективу для всех (надо полагать, включая и буржуа). «С точки зрения этой перспективы, — пишет представитель югославского ревизионизма М. Животич, — открываются не законы предметной действительности, а гуманистический профиль этой действительности». Современные ревизионисты настойчиво противопоставляют «гуманистический профиль» действительности, вернее — диалектики — ее отражательному, познавательному, научному профилю, отрицают познавательную функцию диалектики под предлогом ее гуманизации. Но материалистическая диалектика не является, с одной стороны, гуманистичной, а с другой стороны — научной, она является и научной и гуманистичной.

Открытие «гуманистического профиля» действительности состоит как раз в открытии ее объективных законов. Открытие К. Марксом «гуманистического профиля» действительности заключалось в открытии законов возникновения, развития и гибели капиталистического общества, в открытии всемирно-исторической миссии пролетариата как могильщика этого общества. Но это открытие, этот поистине гуманистический подвиг был осуществлен с помощью диалектики, которая выступала как отражение объективных диалектических законов общественного развития, как отражение существующего под углом зрения отрицания того в этом развитии, что устарело и подлежит неизбежной гибели.

Нематериалистическая диалектика современных ревизионистов, которая не «совершается» как истинное отражение объективного развития природы и истории, не обладает этой научной функцией и поэтому не может быть ни революционной, ни критичной и несет только разрушительную миссию по отношению и к науке и к гуманизму, особенно в форме разрушения научного мировоззрения современной молодежи — будущего народов. Когда современные ревизионисты под предлогом гуманизации диалектики,[108] под предлогом сохранения ее революционно-критического характера учат молодежь пренебрегать теоретико-познавательной стороной диалектики, ее законами и категориями, они пытаются ликвидировать ее как науку, как метод познания и революционного изменения мира, а молодежь — оставить во власти буржуазной идеологии.

Отрицание объективной диалектики через отрицание отражательного характера диалектики субъективной, если даже отвлечься от социально-классовых побуждений, не могло не привести современный ревизионизм к агностицизму во взглядах на общественное развитие, к отрицанию возможности предвидения в обществе, то есть к отрицанию самой возможности науки об обществе. Неспособность к предвидению, в свою очередь, порождает сомнение в саму возможность появления нового в процессе развития, а стало быть, сомнение в самом развитии. Этот скептицизм нашел свое выражение в рассуждениях ревизионистов о «новом». Г. Петрович (без ссылки на Аристотеля, уже пытавшегося объяснить этот парадокс) считает, что новое невозможно потому, что оно возникает из старого, а если оно содержится в старом, то тогда оно старое, а не новое, следовательно, новое невозможно. А если новое не содержится в старом, продолжает Г. Петрович, то оно никак не связано со старым, невыводимо из старого. А коли так, то нет общей закономерности развития, и поэтому невозможно ничего предвидеть, невозможно предвидение в обществе.

Чувствуя всю несостоятельность такой надуманной ситуации, Петрович предвосхитил критику в свой адрес: «Некоторые выражают беспокойство, что тезис о необходимости нового может привести к известному агностицизму относительно возможности объяснения истории. На это можно ответить, что боязнь агностицизма не может быть достаточным основанием для принятия или отбрасывания определенной концепции». Небезынтересно, что свою концепцию Петрович изложил в работе под названием «Философия и революция», что не может не навести молодого читателя на самые пессимистические размышления.

Э. Фишер пошел дальше Петровича. Мысль Маркса, что уже внутри капиталистического общества возникают тенденции к утверждению общественного характера средств производства, мысль, которая подтверждала необходимость замены старого новым, Фишер использует для того, чтобы, наоборот, доказать возможность сохранения старого, ибо, поскольку именно в старом и зарождается новое, постольку старое жизнеспособно, обладает способностью к трансформации и сохранению себя.

Ревизионистская концепция развития не может не противоречить интересам пролетариата, интересам социалистической революции, для совершения которой нужна революционная философия, научно объясняющая объективные законы общественного развития, в частности, объективную закономерность, направление, способы и средства, субъект и конечную цель движения — коммунизм. Однако концепция развития у современного ревизионизма метафизически противопоставляет движение цели, цель — движению, сбивая с толку вступающую в революционное движение молодежь.

Для так называемого старого ревизионизма был характерен лозунг: «Движение все — цель ничто». Этими словами Бернштейна, выражающими сущность ревизионистского понимания развития лучше многих рассуждений, обосновывалась стихийность в общественном развитии, отрицалась роль классов, в деятельности которых реализуется история; развитие трактовалось совершенно недиалектически, как некий постепенный процесс, для которого характерны лишь мелкие и медленные количественные, эволюционные изменения, которые никогда не могут привести к революционным скачкам, к качественным различиям.

Современные ревизионисты пошли дальше Бернштейна. Развитие отрицается не косвенно, через отрицание цели, а непосредственно. При этом такое отрицание не декларируется открыто. Дело представляется так, будто с высоты коммунистического (в лучшем случае «третьего») идеала, стоящими на уровне которого изображают себя ревизионисты, подвергается беспощадной критике всякое действительное развитие, ведущее к конечной цели: реальный социализм, марксизм, диктатура пролетариата, марксистские партии, способы и средства действительного коммунистического преобразования общества. Но как можно достигнуть конечной цели без реального движения к ней — об этом современный ревизионист предпочитает не говорить. Зато он так или иначе, но всегда очень активно выступает против всех форм действительного движения к социализму и к коммунизму, против всех реальных путей и способов достижения коммунистического идеала. А в итоге отрицает не только развитие, но и саму возможность и необходимость развития общества по пути к коммунизму. Чехословацкий ревизионист Р. Каливода предпочитает вообще отрицать возможность осуществления цели. Человек, по Каливоде, достигает изменений в реальности, которые не тождественны с ранее поставленной целью, но которые можно достигнуть «только поставив цель, превосходящую реальность и близкую к утопии». Коммунизм поэтому следует считать целью, которая не будет достигнута в результате наших усилий, но благодаря которой наши усилия, и этим Р. Каливода предлагает довольствоваться, все же «продвинут общество немного вперед». Впрочем, эту идею еще до Каливоды отстаивал и польский ревизионист А. Шафф.

Таким образом, современный ревизионизм, как и ревизионизм старый, своим пониманием развития снимает саму возможность выхода за рамки старого миропорядка. С этих позиций он измеряет и оценивает реальный социализм, коммунистическое и рабочее движение, национально-освободительную борьбу, дезориентирует революционные силы современности, дезорганизует молодежные выступления, стремясь столкнуть их с пути человеческого прогресса. Ревизионистское понимание развития — одностороннее, мертвое, уродливое — наносит особый вред молодежи в ее отношении к проблемам современной эпохи, к ее содержанию и противоречиям, к проблеме перехода от капитализма к социализму и от одной стадии коммунизма к другой. Это понимание ведет к отступлениям от стратегии и тактики коммунистического и рабочего движения современности.

Самое большее, до чего поднимается ревизионизм в понимании общественного развития и к чему он способен приобщить молодежь, — это эволюционизм, направленный сознательно против революционного развития, против революции. Абсолютизация эволюционной, количественной стороны в процессе развития приводит молодых последователей ревизионизма на позиции реформизма, рассматривающего развитие метафизически как простое количественное увеличение или уменьшение, а также к отказу от политической формы борьбы — наиболее действенной формы борьбы рабочего класса. Эта абсолютизация толкает их в объятия прагматизма, что как раз и лежит в русле потребительского отношения к обществу, в русле деполитизации и деидеологизации молодежных движений.

4. Структурализм как тотальное отрицание диалектики

В последние годы отрицание материалистической диалектики как учения об историческом развитии, распространение псевдонаучного обоснования этого отрицания среди молодежи активнейшим образом осуществляется ревизионизмом путем внедрения структурализма — детища буржуазной общественной мысли XX века. Предпосылки структурализма были созданы еще во второй половине 20-х годов первоначально в области языкознания и эстетики. Потребность буржуазных идеологов в более действенных аргументах против диалектики как общей теории развития возрождает интерес к структурализму после второй мировой войны, то есть тогда, когда общественный прогресс дал познанию новые аргументы в пользу материалистической методологии. Ревизионизм, обладающий особой чувствительностью ко всему, что можно использовать из арсенала буржуазной теории для пересмотра диалектического материализма, к тому же использовать под лозунгом творческого развития теории, не замедлил приобщиться к структурализму и с энтузиазмом использовать его в своих целях.

Почему структурализм вызвал у ревизионизма величайшее воодушевление? Почему эта одежка пришлась впору ревизионизму лучше, нежели даже буржуазной общественной мысли, породившей его?

Антидиалектический способ мышления современных ревизионистов, которые всегда, по определению Ленина, следом за буржуазными идеологами «лезли… в болото философского опошления науки, заменяя „хитрую“ (и революционную) диалектику „простой“ (и спокойной) эволюцией»,[109] отличается прежде всего ярко выраженной односторонностью познания, что свидетельствует как об их политической незрелости, так и о недостаточно глубоком знании ревизуемого ими предмета.

Показательно, что ревизионизм всегда односторонен, всегда выступает как аналитик. Если ревизионист не абстрактен, не «гуманист» (когда он вообще имеет дело с голой фразой), то он по преимуществу аналитик, позитивист. Он всегда разрушает целостность теории или метода, отделяет особенное от общего, абсолютизируя его и оставляя в стороне все реальные внутренние связи, взаимодействия, условия, причины.

Спору нет. Отдельные моменты диалектического материализма в ходе исторического движения мышления нуждались, нуждаются сейчас и всегда будут нуждаться в дальнейшем творческом развитии. Развиваясь до Маркса, они, понятно, как частные, изолированные друг от друга моменты абсолютизировались, что было естественно и закономерно. Можно понять и объяснить трагедию тех мыслителей, которые в поиске научной теории, абстрагируясь от общего, разрабатывали отдельные моменты марксистской теории. Это трагедия Чернышевского, французских материалистов-просветителей, социалистов-утопистов.

Разлагая целостную синтетическую концепцию и претендуя на развитие отдельных составных частей ее, ревизионист выступает как реакционер, ибо он «находится в поиске» (если даже назвать его усилия его же словами) после того, когда научная теория в лице марксизма-ленинизма осуществила свой Великий синтез, сняв тем самым необходимость «открытия» отдельных частей известного целого. Одновременно эта теория доказала полную несостоятельность «заблуждений», покоящихся на забвении исходной аналитической абстракции и разложении исторически достигнутого синтеза.

Вот почему усилия по «открытию» и «развитию» отдельных частей марксистской теории и метода, сопровождающиеся забвением исходной аналитической абстракции, после Маркса из трагедии превращаются в фарс. Взятые в историческом аспекте усилия ревизионизма — этой «пятой колонны» в марксизме — нельзя назвать иначе как сознательной фальсификацией идеологии и революционной практики рабочего класса, как преднамеренной дезориентацией приобщающейся к марксизму молодежи, ибо результаты своих усилий они преподносят в качестве истины после того, как научная теория в лице марксизма-ленинизма доказала полную несостоятельность таких результатов и совершила на высшем уровне синтез научной теории и революционного действия.

Методология ревизионизма всегда находится в противоречии со стратегией и тактикой пролетарского движения. Ревизионист всегда «тактик», но тактика его — это тактика приспособленца. Он приспосабливается к тем поворотам в жизни, которые характеризуют отдельные, конкретные моменты, но не целостный исторический процесс. Естественно, такая тактика делает его сторонником уступок и компромиссов. Вот почему ревизионист всегда реформист. И именно эта его особенность никогда не позволяет ему подняться до стратегии, увидеть конкретный путь выхода из засилья частной собственности, путь уничтожения капиталистического общества.

Неспособные охватить все величие и глубину материалистического диалектического метода, ревизионисты снимают его также прежде всего как целостный метод под предлогом развития отдельных его частей. Это развитие сводится к обыкновенной абсолютизации этих частей, возведению их в абсолют и противопоставлению их как самостоятельных «методов» диалектическому методу.

Первоначальная аналитическая абстракция, на уровне которой снял абсолютизацию частных моментов К. Маркс, совершенно при этом не принимается во внимание. Это тоже делается из его — ревизиониста — тактических соображений.

В зависимости от того, какой момент абсолютизируется, определяется и характер так называемого «нового», часто выдаваемого за последнее слово марксистской методологии, метода или, точнее, направления. Если абсолютизируется генетический подход, если исторический подход обособляется от логического, то он в итоге превращается в плоский эволюционизм, не имеющий ничего общего с историзмом, обоснованным Марксом. Если же абсолютизируется анализ структуры, если этот анализ берется в отрыве от истории и исторической активности народных масс, то мы получаем абстрактный, механистический, чисто позитивистский анализ структур, абсолютизация которого и есть структурализм.

Критическое отношение к структурализму вовсе не означает нигилистического отношения к структурному подходу вообще. Сам по себе структурный подход, как и понимание структуры, нисколько не противоречит марксистской диалектике. Более того, структурный подход представляет собой один из аспектов диалектического метода, который включает в себя исследование структуры, осуществляемое в органическом единстве с конкретно-историческим подходом к этой структуре, с исследованием человеческой практики в ее конкретно-историческом проявлении. Структурный подход имеет значение при построении определенных теорий в исследовательской практике естественных наук. В общественных науках он снимает упрощенное понимание развития как автоматического процесса, который осуществляется сам собой в силу существования противоречий. Он акцентирует наше внимание на статичных, стабильных моментах в развитии общественных структур. Его роль несомненна при исследовании принципа единства противоположностей, ибо хотя известно, что единство противоположностей относительно, временно, а состояние покоя есть только момент движения, тем не менее и этот момент представляет собой определенную объективную реальность, зачастую более значительную, нежели это может показаться в свете понимания абсолютного характера борьбы противоположностей. Однако абсолютизация исследования структуры, то есть структурализм, претензия на монопольное положение структурализма означают не только отказ от конкретно-исторического подхода, а попытку вытеснить сам диалектический метод, структурализм же с его чрезмерными претензиями возвести в философский метод.

Именно потому, что структурный анализ представляет собой один из аспектов диалектического метода, всякое противопоставление его диалектическому методу псевдонаучно. Причем структурализм противопоставляется диалектическому методу не только тогда, когда отстаивается преимущество структурного подхода перед историческим, синхронии перед диахронией, но и тогда, когда предпринимаются попытки к дополнению одного другим, ибо именно в этом случае особенно очевидно, что оба подхода рассматриваются как два самостоятельных, оторванных друг от друга и возведенных в абсолют метода, иногда соподчиненные друг другу, иногда взаимно отрицающие друг друга, но никогда как два находящихся в постоянном внутреннем единстве, органически связанных момента всеобщего метода.

На упреки в односторонности подхода ревизионисты как раз и отвечают рассуждениями о необходимости соединения этих якобы обособленных и абсолютизированных моментов. Но такое механическое соединение отдельных сторон диалектического метода не может иметь ничего общего с самим диалектическим методом, оно никогда не сможет подняться до синтеза элементов на уровне диалектического философского метода. В лучшем случае, диалектический метод при этом будет выглядеть как механическое эклектическое соединение этих элементов и предстанет как механический агрегат, а не как органическоецелое. Структурный подход в этом случае распространяется ревизионистами на сам диалектический метод. Происходит, следовательно, раздвоение единого, в результате которого предмет утрачен, а возвращение к предмету осуществляется механической суммой. Само собой разумеется, что такая сумма не может дать предмета.

В структурализме отрицание материалистической теории развития нашло свое завершенное выражение. Структурализм выступает как наиболее законченная, к тому же облаченная в наряды научной респектабельности концепция отрицания всякого развития, наиболее последовательная форма дискриминации материалистической теории развития и диалектического метода. Если «логос» всеобщего развития, допуская некоторое упрощение, представить себе как бесконечную цепь «возникновения и уничтожения всего» (Ленин), то нетрудно понять, что отказ от исторического в пользу логического лишает диалектическую концепцию развития, в том числе и развитие структуры, всякого содержания. Именно поэтому структурализм и пришелся «по мерке» ревизионизму.

Дискриминация диалектико-материалистической концепции развития обосновывается таким образом, будто бы эта концепция предполагает один сплошной историзм, абстрагирующийся от исследования структур. Однако односторонностью страдает как раз структурализм, который анализ структуры совершенно абстрагирует от развития. Значение исторического развития структурализм сводит только к генезису неразвитого целого, к одним только этапам зарождения того или иного общественного явления, к тем этапам, когда явление якобы еще не детерминировано своими собственными внутренними законами движения и развития и, по существу, определяется единственно внешними факторами. И поскольку всякое достаточно развитое явление руководствуется собственными закономерностями, постольку структуралист считает, что само развитие вообще должно отступить на второй план, а решающей следует считать внутреннюю структуру явления, его структурные закономерности. При этом материалистическая концепция развития обвиняется в подмене высшего этапа развития структуры внешними условиями ее развития, анализом ее предыстории. Даже та разновидность структурализма, которая в ограниченных рамках признает историзм, понимает его в лучшем случае как простой генезис структур. Это признание сопровождается урезыванием материалистического учения о развитии в направлении его классовых и социальных аспектов, снятием принципиального отличия структур, прежде всего социальных, проблемы единства теории и практики, субъективного фактора, роли народных масс и т. д., то есть всего того, что является предметом конкретно-исторического классового содержания развития.

Таким путем, подменив диалектику одним структурным анализом, совершенно отвлеченным от проблемы развития, от проблемы диалектического перехода от низшей целостной структуры к более высокой, от анализа закономерностей этого перехода, ревизионизм пытается лишить диалектику статуса теории развития.

Структурализм как «универсальный» способ исследования общественных явлений приобрел довольно широкий круг последователей среди молодой научной интеллигенции и не в одних капиталистических странах. Среди этой интеллигенции под влиянием структурализма довольно широко господствует убеждение, что теория может подняться на уровень точной науки только тогда, когда вообще откажется от конкретно-исторического подхода к изучаемым явлениям.

Структурализм как направление противостоит материалистической теории развития главным образом потому, что, абстрагируясь от конкретно-исторического анализа, он не может не абстрагироваться от движущей силы развития, не видит диалектической противоречивости самой структуры, обеспечивающей ей внутренний динамизм и способность к развитию… Не надо обладать особой проницательностью, чтобы понять, что внимание молодежи на исследовании структуры ревизионизм акцентирует именно тогда, когда его теория оказывается совершенно беспомощной объяснить социальные явления с помощью концепции развития.

5. Конкретно-исторический подход — важнейший классовый элемент диалектики

Когда американские космонавты высадились на Луне, среди молодежи велись горячие дискуссии вокруг вопроса о возможностях научно-технического прогресса при капитализме. Молодое поколение так или иначе знакомо с марксистским тезисом, утверждающим, что капитализм не приспособлен для безграничного развития науки и техники и использования его результатов. И вдруг американцы оказались на Луне первыми. Живая жизнь с ее противоречиями и разнообразием их проявлений, общественная действительность то и дело предоставляют в распоряжение юношей и девушек информацию, в которой не всегда легко разобраться даже искушенным в теоретических битвах марксистам, не то что людям идейно незрелым и с малым политическим опытом. Когда В. И. Ленин говорил, что живую жизнь во всем ее многообразии, диалектический процесс общественного развития «умеет охватить марксизм, как теория диалектического материализма»,[110] он имел в виду и то, что в рамках диалектического метода марксизм пользуется еще и конкретно-историческим анализом, то есть анализом явлений и процессов с точки зрения конкретной ситуации в мире, их реальных связей и взаимозависимостей, взаимодействий, условий, причин.

К. Маркс, Ф. Энгельс и В. И. Ленин постоянно подчеркивали огромную роль конкретно-исторического анализа в решении задач общественного преобразования. Для того чтобы пролетариат как субъективный фактор выполнил свою историческую миссию, его сознание должно постоянно обогащаться философскими знаниями, которые все время обязаны оставаться, по выражению К. Маркса, «на почве действительной истории».[111] В этом смысле можно сказать, что конкретно-исторический подход есть классовый подход, и именно в этом своем подобии он и сводится на нет абсолютизацией структурализма.

Конкретно-исторический подход к изучению исследуемых явлений требует совершенно иных критериев, нежели те, которые обусловливаются оторванным от историзма, противопоставленным ему и возведенным в «универсальный» метод структурным подходом. Эти критерии всегда неотрывны от задач, которые стоят перед обществом именно в настоящее время. Причем естественно, что эти задачи должны быть определены не произвольно, а на основе потребностей развития общества на данном этапе. Связь с жизнью, с практикой революционного движения, учет конкретной исторической обстановки и условий развития обусловливают адекватность практических рекомендаций, отвечающих задачам прогрессивного общественного развития. Революционный вывод о необходимости замены капиталистического общества более высоким уровнем общественного устройства К. Маркс сделал в результате исследования общества, основанного на определенной конкретно-исторической форме собственности. К выводу о необходимости пролетарской революции в России В. И. Ленин пришел в результате изучения исторически сложившейся конкретной обстановки в стране и мире и тенденций ее развития. Конструирование концепций с позиции абсолютизированной структуры без учета конкретной обстановки развития общества не может быть успешным с точки зрения потребностей этого общества, сводит на нет революционные задачи марксистско-ленинской философии.

Отказ от диалектико-материалистической теории развития во имя абсолютизации структурализма наносит огромнейший вред как развитию марксистско-ленинской теории, так и практике общественных преобразований. Поскольку идеи и системы, постулируемые изолированно от развития, не могут не вступать в противоречие с объективной реальностью, постольку они становятся источником неоправданного нигилизма, необоснованного критиканства по отношению к марксистско-ленинской теории и социалистической практике. В этом еще один политический аспект и цель наступления структурализма. Даже ошибки, допущенные на пути социалистических преобразований, как определенное социальное явление не могут быть правильно поняты вне контекста того грандиозного исторического дела, в рамках которого они допущены. Абстрагирование же от конкретно-исторических условий, в которых были эти ошибки совершены, от масштабов и смысла преобразования общества на коммунистических началах, от прогрессивной направленности социальной активности народов социалистических стран дает огромные возможности для критиканства. Главное же — такое абстрагирование дезориентирует молодежь, обусловливает непоправимые упущения при оценке имеющихся предпосылок революции, социалистических преобразований. Оно культивирует среди молодежи неверие в социалистическую перспективу, то есть, по существу, укрепляет позиции капитализма.

Учитывая конкретно-исторические условия, значимость и огромные трудности создания нового общества, Ленин говорил о наших ошибках: «Если наши противники нам ставят на вид и говорят, что, дескать, Ленин сам признает, что большевики совершили огромное количество глупостей, я хочу ответить на это: да, но, знаете ли, наши глупости все-таки совсем другого рода, чем ваши. Мы только начали учиться, но учимся с такой систематичностью, что мы уверены, что добьемся хороших результатов. Но если наши противники… подчеркивают совершенные нами глупости, то я позволю себе привести здесь для сравнения слова одного знаменитого русского писателя, которые я несколько изменю, тогда они получатся в таком виде: если большевики делают глупости, то большевик говорит: „Дважды два — пять“; а если его противники… делают глупости, то у них выходит: „Дважды два — стеариновая свечка“».[112]

Конечно, возможность недооценки общественных явлений в их историческом проявлении скрывается в самом объективном положении вещей и субъективном характере исследования. Объективно всегда существует большая опасность оценивать явления с точки зрения своего времени и своих условий. Субъективно исследователю значительно легче познать стабильную структуру исследуемого явления, нежели осуществить мыслительное воспроизведение иных условий, в которых пребывала эта структура, и произвести правильную ее оценку с точки зрения этих условий. Поэтому в процессе духовной репродукции конкретного постоянно присутствует, нередко воплощаясь в жизнь, опасность оценки этого конкретного не с точки зрения времени и обстоятельств, его обусловивших, а с позиции времени и обстоятельств, в которых осуществляется исследование.

Абстрагируясь от конкретных условий общественного развития нашей эпохи, от диалектики сосуществования социализма и капитализма, нельзя правильно оценить ни каждое из общественных явлений современности в отдельности, ни развитие всего человеческого общества в целом. Социализм и капитализм, сосуществуя и влияя друг на друга по всем направлениям экономической, идеологической и политической жизни, в какой-то степени видоизменяют многие происходящие сегодня общественные процессы как в капиталистическом, так и в социалистическом мире.

Материалистическая теория общества невозможна без понимания исторической необходимости или неизбежности сосуществования коммунистической и капиталистической формаций и вообще формаций с различными или противоположными закономерностями развития. И материалистическое понимание истории не может не принимать во внимание результаты столкновений этих закономерностей.

Общественные формации, как известно, не появляются только одна после другой во временной последовательности, но в течение определенного периода существуют одновременно рядом друг с другом. При этом развитие высшей общественной формации ускоряет исчезновение противоположной — низшей, а влияние низшей общественной формации замедляет развитие противоположной, высшей, общественной формации. Это закономерность всемирной истории, и вряд ли кто-нибудь всерьез станет доказывать, что существование капитализма ускоряет развитие социализма. Согласно марксистской науке об обществе социализм развивался бы гораздо быстрее, если бы не существовало рядом капитализма, если бы социализм победил одновременно во всех странах. Но поскольку социализм побеждает сначала в одной стране, одновременно с этой победой появляется необходимость сосуществования с капитализмом.

Таким образом, необходимость сосуществования с капитализмом — и как понятие и как историческая реальность — заложена в самой открытой В. И. Лениным возможности победы социализма в одной отдельно взятой стране. И пока эта необходимость существует, капитализм оказывает влияние как на темпы развития коммунистической общественной формации, так и на формы проявления ее закономерностей. Ни для кого не тайна, что капитализм нередко навязывает социалистическому обществу такие формы деятельности и такие формы развития, которые происходят не из собственной необходимости и закономерности социализма, а именно только из самого факта существования капитализма рядом, из необходимости сосуществования с ним. Сколько благ социализм мог бы еще дать своим народам, если бы не необходимость расходов на вооружение! Все это неизбежно сказывается на уровне благосостояния наших народов, темпах развития их культуры и искусства, общественных и бытовых услуг — на всех сферах жизни и деятельности граждан социалистических стран.

Очень часто, однако, последствия, вызванные необходимостью сосуществовать с миром капитала, воспринимаются, особенно молодежью, в том числе и молодежью социалистических стран, как явления, якобы объективно проистекающие из сущности социализма или, как следует из ревизионистской концепции, из несоответствия реально существующего социализма его теоретической схеме. Происходит величайшая из мистификаций нашего времени: явления, «откорректированные» под влиянием соседства капитализма, выдаются или принимаются за явления чисто социалистического порядка. Такая мистификация придает видимость достоверности заявлениям критиков социализма и марксизма. Принципиальное значение конкретно-исторического подхода к оценке общественных явлений в условиях сосуществования социализма и капитализма в том и заключается, что на его основе и с его помощью могут быть дифференцированы общественные явления и процессы действительно социалистические, а также явления и процессы, появившиеся в границах социализма, но только в качестве реакции на капиталистическое соседство.

Под влиянием мировой социалистической системы в соответствии с прогрессивным характером общественного устройства ее стран в капиталистических государствах также возникают новые тенденции, в частности, умножаются и растут прогрессивные силы. В борьбе против политики и идеологии империализма эти силы, опираясь на поддержку социализма, добиваются новых и новых побед. Монополистическая буржуазия не в состоянии сдерживать борьбу трудящихся масс за свои права. Но Капитал не был бы Капиталом, если бы позволил допустить, чтобы молодежь его страны осознала, что определенным жизненным уровнем, повышением заработной платы, приобщением к отдельным благам культуры и образования она обязана мощи рабочего движения и силе примера социализма. Идеологи капитализма постарались разъединить эти факторы — социализм и относительное улучшение условий труда и быта трудящихся — в сознании молодежи, а ревизионисты — подвести под это разъединение теоретическую базу.

Убедительным примером того, как под влиянием социализма вносятся коррективы в картину капиталистического производства, порождающие нигилизм по отношению к марксистской теории и критиканство по адресу социалистической практики, как раз и может служить процесс использования капитализмом достижений научно-технического прогресса. Капитализм, как известно, сам по себе, по своей органической сущности не приспособлен для безграничного развития науки и техники и использования его результатов. В свое время Ф. Энгельс говорил, что при капитализме технический прогресс достигает своего предела тогда, когда он перестает давать соответствующую прибыль, когда при прочих равных условиях расход постоянного капитала больше, чем расходуемый переменный капитал. Однако такой предел до сих пор не наступил, он отдаляется уже из-за необходимости соревноваться с социализмом. Надо думать, администрация США вряд ли выделила бы 30 миллиардов долларов для осуществления программы полета на Луну, если бы не жизненно важная для капитализма потребность обойти Советский Союз — первопроходца космоса.

Этот предел не наступил и потому, что относительно высокая заработная плата значительной части рабочего класса, вырванная у Капитала в огромной степени и благодаря соседству социализма (лучше пойти на какие-то уступки, повысить заработную плату рабочим, чем допустить у себя социализм, в реальной возможности которого давно удостоверились и капиталисты), предопределяет бо́льшую выгоду от использования достижений НТР, означая существенное уменьшение расходов на постоянный капитал по сравнению с расходами на дорогостоящую рабочую силу. У Капитала все еще остается возможность увеличивать прибыли, применяя достижения НТР и сокращая число рабочих рук. Это делает пока что расход постоянного капитала меньше, нежели расходуемый переменный капитал, что и определяет отдаление того предела, о котором говорил Ф. Энгельс. И капитализм с возрастающим энтузиазмом продолжает эксплуатировать завоевания человеческого ума в интересах достижения высоких прибылей.

Структурная сетка, рекомендуемая структурализмом для анализа зрелых форм общества, дала бы нам совершенно противоположные выводы: капитализм якобы способен безгранично развивать свои производительные силы, в соответствии с чем в серьезной корректировке нуждается марксизм, в частности положение Энгельса о пределах технического прогресса при капитализме.

Абстрагирование от конкретно-исторического понимания диалектики сосуществования социализма и капитализма мешает молодежи правильно ориентироваться в марксистско-ленинской теории и социалистической практике. Можно совершенно определенно сказать, что абстрагирование от факта капиталистического соседства и необходимости социалистических государств вносить вынужденные коррективы в свою действительность всегда было и остается поныне одной из серьезных причин нигилизма, необоснованного критиканства и различной путаницы в теории и практике. Оно же помогает защитникам старого миропорядка сбивать с толку молодежь, дезориентировать ее в процессе формирования ее отношения к действительности.

Понимание диалектики сосуществования социализма и капитализма предполагает особую классовую бдительность, умение правильно оценить состояние современного общества, разглядеть истинную сущность явлений капитализма и социализма и тенденции их развития, учитывать в рамках общих закономерностей сферу возможного выбора поведения общества. Это умение вырабатывается только на почве конкретной классовой оценки реальных обстоятельств развития общественных явлений и процессов, то есть на почве конкретно-исторического анализа.

Само собой разумеется, что распространение такого понимания диалектики современного общества среди молодежи, культивирование в ее среде умения учитывать всю совокупность конкретно-исторических явлений не только не входит в планы господствующих классов и их прислужников, но представляет серьезную опасность самому существованию их. Вот почему структурализм с особым энтузиазмом внедряется в сознание молодежи, вытесняя малейшее представление о решающем значении конкретно-исторического подхода.

Массовая антисоциалистическая пропаганда среди молодежи строится в абсолютном соответствии с требованиями ревизионизма абстрагироваться от конкретно-исторических условий развития социалистических обществ. Молодежи говорят: коммунисты на словах против насилия, а на деле не отказываются от его применения; коммунисты выдают себя за сторонников мира и всеобщего разоружения, а сами держат армии; коммунисты за равенство, а на практике осуществляют неравное распределение по труду. При этом, естественно, все эти дефиниции подаются вырванными из конкретно-исторических условий, в которых социализм не может не осуществлять насилие против внутренних врагов народа, не содержать сильные армии для тех, кому не дают покоя увядшие лавры Гитлера. Ничего не говорится и об уровне производства, который не достиг еще тех параметров, когда общество сможет осуществлять распределение по потребностям.

Таким образом, дискриминацией конкретно-исторического момента ревизионизм вообще снимает возможность адекватного познания. Известно, что познание всегда связано с общественной практикой. Как процесс отражения объективной реальности оно всегда осуществляется в определенных конкретно-исторических условиях. Поэтому истина может быть обнаружена только в связи с конкретно-историческими условиями.

Глава VI. Крестовый поход против социализма продолжается

Российская Советская республика окружена клеветой и ненавистью. Но она возвышается над всем этим грязным и мутным потоком как великое дело, полное гигантской энергии и благороднейших идеалов. В ней берет свое начало новый, лучший мир.

К. Либкнехт

1. «Ceterum autem Carthaginem esse delendam!»

…Мохнатые, опушенные снегом ели Серболовских лесов расступаются перед необычным обозом. Груз нескольких саней, передвигающихся в глубокой тишине, покрыт белым парашютным шелком. Бесшумно скользящие вокруг обоза лыжники тоже сплошь в белом. Кажется, весь мир окунулся в глубокую, звенящую тишину и яростно-безмолвную белизну. Только автоматы, резко выделяющиеся на общем белом фоне, напоминают, что где-то идет война… Обоз остановился у партизанского ледового аэродрома на Рдейских болотах, и тишину спугнули. Автоматчики заговорили с подошедшим начальником аэродрома. Только тогда зашевелился шелк на передних санях.

— Дяденька, уже можно покашлять? — раздался из-под шелка детский шепот.

После нескольких фашистских карательных операций партизаны свозили из сожженных сел осиротевших малышей. Отправляясь на смерть, матери ухитрялись втиснуть своих 2―3-летних, а то и вовсе грудных детей если не в погреб, то еще в какую-нибудь дыру, недоступную огню. И наказывали: молчи, молчи, только, ради бога, молчи… Авось огонь не достанет, авось гитлеровцы не найдут… Авось подберут потом свои, партизаны…

И комиссар партизанского края нашего Северо-Западного фронта — украинец Александр Поруценко (тот самый Поруценко, который по тылам фашистских бандитов провез в голодающий Ленинград обоз с хлебом) подбирал на территории, занятой врагом, этих осиротевших крох. Так на партизанском аэродроме оказались сотни малышей. Партизаны занялись необычным для них делом: сооружали кроватки, пеленали грудных, доставали молоко. Но дети болели. Ледовый партизанский аэродром не место для детей. Срочно нужно было переправлять их на Большую землю через линию фронта. Но как?

Детей вызвались спасти летчики, осуществлявшие связь с партизанским краем на двухместных У-2 (они же По-2, они же «огородники», они же «кукурузники»). Летели в одиночку, без стрелков, безоружные, чтобы освободить вторую кабину для малышей. Однако в нее можно было поместить как максимум восемь малышей, над которыми крепили сетку. Решили к плоскостям самолетов подвешивать кассеты, в которые и укладывали детей. Не вдоль, а поперек, как патроны в обойму, — так малы были эти дети.

Никто не был уверен, что самолеты вообще смогут подняться в воздух. Однако поднялись. Первым взлетел командир эскадрильи капитан Сабуров. Впереди была линия фронта, линия сплошного заградительного огня… Не все преодолели ее благополучно, тем более что преодолевать пришлось по нескольку раз. Не один летчик был смертельно ранен. Но дети были вывезены из партизанского края.

В этой совершенно уникальной операции принимали участие два юных узбека — воспитанника ташкентского аэроклуба — Иргаш Пазилов и Зуфар Багдасаров. Им самим было лет по 17―18. Через линию фронта они перевезли 300 партизанских сирот.

Выгружали детей на фронтовом аэродроме в деревне Едрово (близ Валдая). Ну а что делать с ними дальше? Фронтовой аэродром тоже не оборудован для детства…

Многое забыто из того, что пришлось пережить на крутых дорогах войны. Но никогда не забыть обездоленных войной детей. Их молчание…

Когда на аэродроме в Едрове мы позволили им говорить, они все равно продолжали молчать, вглядываясь в нас расширенными от ужаса глазами. Когда позволили есть (на груди у каждого висел сшитый партизанами мешочек, а в нем запасная рубашка и кусок хлеба), они засыпали с недонесенным до рта куском хлеба в руках. И мне совсем не надо ворошить свои фронтовые дневники, чтобы вспомнить глаза Багдасарова, смотревшего на этих, казалось, навеки замолчавших детей.

Еще не забрезжило утро, наступавшее после этой незабываемой ночи, а в Ташкенте, в Управлении Гражданского воздушного флота уже была получена радиограмма:

«Есть возможность для нашего детского дома получить партизанских сирот. Полагаю, триста. Багдасаров».

Давно умолкли залпы прошедшей войны. Давно выросли партизанские дети. Героически погиб после войны Багдасаров. Год назад ушел на пенсию Пазилов. Но никогда не забыть мне ни одного слова из пришедшей из Ташкента в тот же день ответной радиограммы:

«Северо-Западный фронт. Багдасарову. Ходатайствуем прислать детей именно нам. Объясните командованию: дом поставлен отлично. Сад — две тысячи фруктовых деревьев. Местность — здоровая. Обслуживают исключительно комсомольцы. Примем триста (если можно, шестьсот) партизанских сирот. Благодарим за высокую честь воспитывать детей героев».

Спасибо тебе, Узбекистан, за эту радиограмму, за кров и ласку для сирот. Спасибо за твоих сыновей, насмерть вставших в этой страшнейшей из войн рядом с нами — русскими, украинцами, белорусами, чей дом уже оскверняли фашистские ублюдки.


Выступая против практики социализма, пытаясь ослабить притягательную силу примера стран социалистического содружества, прилагая усилия к дискредитации всего совершенного социалистическими странами, их народами и учитывая возросший культурный и теоретический уровень молодежи, на которую в основном направлены их идеологические усилия, антикоммунистические центры особую ставку, как и в борьбе с марксистско-ленинской теорией, опять-таки делают на теоретические усилия ревизионизма, национализма и особенно ревизионизма сионистской направленности. Критический радикализм наиболее крайнего антисоветского и антисоциалистического толка в огромной степени теперь вдохновляется и направляется сионизмом, который, как уже говорилось, находится на крайнем правом фланге империалистической реакции, поскольку коммунизм, как и его теоретическая основа — марксизм-ленинизм, как уже говорилось, противостоит всем концепциям, догмам и целям сионизма. Активность сионизма в пропаганде антисоветизма, в наступлении на социализм в последние десятилетия совпала с новыми успехами социализма, укреплением социалистического содружества, расширением масштабов влияния марксистско-ленинской теории на массы трудящихся. Сионистская антисоциалистическая пропаганда ведется в самых различных масштабах — от широчайшей пропаганды средствами массовой коммуникации до теоретических «изысканий» философов, экономистов, социологов, историков и прочих буржуазных теоретиков.

Свои надежды на ликвидацию социализма в последние годы сионизм тесно связывает с политическим и философским ревизионизмом. Констатировав, что «равновесие термоядерного террора практически исключает войну как инструмент политики», один из активных идеологов международного сионизма, антисоветских акций, П. Тигрид-Шенфельд, пишет: «Каждая новая функция в руках ревизионистов является оружием, применяемым для достижения цели, дополнительным бастионом на девственной и неисследованной почве частных, национальных и социальных усилий… Ревизионизм коммунистов, нацеленный против коммунистов, — это политическая реальность, на которую стоит делать ставку. Он представляет собой силу, пригодную к использованию, рычаг, посредством которого можно выворотить изнутри их современную политическую систему». Можно ли сказать более откровенно и цинично об использовании ревизионизма!

Основная цель всех усилий антикоммунистических ревизионистских сил заключается в разрушении не только теории, обосновывающей определенные закономерности социалистического преобразования общества — марксистско-ленинской теории социалистической революции и социалистического строительства, но — главное — самого социализма.

Верные присяжные его величества капитала — ревизионисты, отбросив абстрактную терминологию вроде «пустых» и «ложных» тотальностей, которой они оперировали, пока речь шла о ревизии теории, откровенно высказываются против реального социализма XX века, особо подчеркивая свое нетерпимое отношение к переменам «в странах Средней и Восточной Европы».

Критика, которой подвергается социализм с позиций ревизионизма, ведется в основном в расчете на неискушенную молодежь и носит глубоко антисоциальный характер. В этой критике исходят из заведомо неверных посылок, главной из которых является положение о несовпадении теории марксизма-ленинизма и практики социализма. Иначе говоря, повторяются спекуляции, имеющие хождение начиная с К. Корша — ревизиониста двадцатых годов и вылившиеся в современных условиях в концепцию «несогласованности теоретической схемы социализма и исторической реальности». Используя эту концепцию, ревизионисты противопоставляют социализм реальный социализму «по Марксу». «Социализм, реализованный в Советском Союзе, — писалось в одном из ревизионистских трактатов, — имеет с марксистским социализмом разве что общую фразеологию и некоторые общие принципы».

При этом антикоммунизм и его прислужники всех мастей, не заботясь о логике своих лозунгов и поведения, проявляют трогательную «заботу» о судьбах социализма. Противопоставляя реальный социализм социализму «по Марксу», они призывают своих последователей, главным образом молодежь, «спасти» социализм как идею, пожертвовав социализмом как реальностью.

Парадокс здесь заключается в том, что коммунисты публично критикуются уже не за то, что провозгласили создание общества без капиталистов и против капиталистов, а за то, что они это общество строят недостаточно хорошо. Противопоставляя социализм реальный социализму «по Марксу», они идеалы социализма и коммунизма, которые являются составными элементами будущего общественного устройства, сравнивают с нынешним его, во многом незавершенным, в огромной степени по вине Капитала, состоянием.

«В арсенал средств антисоциалистической борьбы, — справедливо подметил советский философ Р. Косолапов, — буржуазия все чаще включает сейчас критику реально существующего социализма с позиции… социалистического идеала. Она паразитирует на том факте, что между идеалом, предвидением, целью, планом, с одной стороны, и их эмпирическим осуществлением — с другой, всегда существует в той или иной степени несовпадение, какой-то промежуток, который еще нужно заполнять».

Прямое выступление против идеи социализма теперь чревато моральной дискредитацией, и духовные рыцари антикоммунизма напяливают на себя мантию «ортодоксов» и восстановителей «истинного духа» марксизма и социализма, ссылаясь при этом на Маркса, высказывания которого препарируются в безопасном и выгодном для буржуазии направлении.

Популярность и притягательность, широкое распространение примера и идей социализма, таким образом, вынудили врагов социализма пойти наконец на его признание. Однако это признание снимается тем способом, что реально существующий социализм объявляется вовсе не социализмом. И это в то время, когда понятие «реальный социализм» стало теоретическим обобщением опыта уже не одной, а ряда стран, того, говоря словами К. Маркса, «наиболее богатого конкретного развития, где одно и то же является общим для многих или для всех… перестает быть мыслимым только в особенной форме».[113]

Дискредитируя в глазах молодежи реальный социализм, стараясь всеми правдами и неправдами вынудить сторонников нового общественного устройства отмежеваться от его «советского образца», кстати сказать, никем и никому не навязываемого, противники социализма делают это, надо полагать, в пользу некой, нигде пока не осуществленной, никем не виденной модели социализма. «Можно, конечно, провозглашать и делать акценты на различии моделей, цветов и форм социализма, — заявил Председатель Компартии Финляндии А. Сааринен, — но прочная основа для делового сравнения возникнет только тогда, когда в какой-нибудь западноевропейской стране социалистическая система будет осуществлена на практике… Наряду со всеми различиями при построении социализма действуют известные общие закономерности».

Спору нет, интернациональный опыт борьбы за демократию и социализм, опыт социалистического строительства необычайно многообразен, каждая страна, каждый народ обогащают его новыми моментами, вытекающими из национальных особенностей. И никто, во всяком случае в среде марксистов, не отрицает необходимости учета специфических условий борьбы пролетариата других стран и его марксистско-ленинских партий за социализм, никто не ограничивает их право и обязанность творчески определять свой путь к власти. Тем не менее в этой борьбе, как показал уже опыт СССР и других социалистических стран, выкристаллизовываются общие принципиальные черты, без которых общество не может называться социалистическим.

«Уничтожение» социализма в рамках ревизионизма производится его представителями как антропологическо-экзистенциалистского, так и неопозитивистско-сциентистского толка.

Дифференциация в сфере философского ревизионизма, как и следовало ожидать, произошла в соответствии с дифференциацией в современной буржуазной философии, хотя и преподносится молодежи как дифференциация в рамках марксизма. Образовалось, с одной стороны, антропологическое феноменологическо-экзистенциалистское псевдоматериалистическое направление, объявившее человека основным предметом философии. С другой стороны, определилось неопозитивистское направление сциентистского характера, подменяющее философию вообще, а марксистскую философию в особенности, специфической позитивистской интерпретацией научных методов современных точных наук.

Представители абстрактно-гуманистического антропологическо-экзистенциалистского направления в рамках ревизионистской философии, декларируя в среде молодежи необходимость сосредоточения внимания на гуманистической проблематике марксизма, в действительности подменяют марксистскую философию так называемой «философией человека». Молодежи приходится часто по душе философия, считающая человека своим основным предметом. Ей, недостаточно теоретически подготовленной, не приходит в голову, что антропоцентризм ревизионистского толка исходит из предположения, что мир существует только в образе человеческого мира, мира для человека и что это противоречит материалистическому представлению о мире, в котором человек — только часть этого мира, развивающаяся по всем законам движения материального мира. Еще меньше ей видны цели, которые при этом преследует ревизионизм и которые заключаются в том, чтобы внедрить в сознание молодежи ту мысль, что решение проблемы человека не зависит, мол, от социальных условий его существования, укоренить в ее сознании неклассовое толкование этих проблем и ревизионистское отрицание марксистского тезиса о сущности человека как совокупности общественных отношений.

По образцу своих наставников представители антропологического направления в ревизионизме социальному фактору противопоставляют биологические особенности человека, личные чувства и переживания. И тем представителям молодежи, которые отличаются философским индивидуализмом или привыкли обходиться обыденным сознанием, кажется близкой, понятной и в высшей степени гуманной спекуляция на проблемах индивидуальной жизни и личных переживаниях человека, характеризующая всю философию экзистенциализма, все равно, облечена ли эта спекуляция в сартровское понятие существования, сведенное к проблеме отношения людей к отчужденному и враждебному миру, или в «истинное» человеческое «наличное бытие» М. Хайдеггера, или в понимание человека как единства «неистинного» и «истинного», как «бытие — в ситуации» К. Ясперса.

Позитивистское направление ревизионизма, в свою очередь, характеризуется тем, что оно обусловливает уход молодежи и всех, кто к этому направлению приобщается, не только от марксистской философии, но и от философской проблематики вообще. Именно поэтому позитивистская ревизия марксизма оказывает особенно губительное влияние на молодежные движения. Неадекватная экстраполяция методологии точных наук на марксистскую философию ведет к псевдоматериалистическому толкованию закономерностей развития общественных явлений и самого общества. С позиции абсолютизации познания объекта, понимающегося как совокупность нейтральных по отношению к субъекту определенных данных, субъект не представляет собой активной силы общественного развития. Стихийности не противопоставляется активная и осознанная деятельность человека, вооруженного знанием объективных законов общественного развития, такая деятельность рассматривается скорее как тормоз, который задерживает это развитие. Отсюда следует тезис об отрицании руководящей роли марксистской партии в преобразовании общества, в движениях современности.

Одинаково вредными оказываются попытки и антропологизма, и позитивизма увести внимание молодежи от основных противоречий нашей эпохи. Если с антропологических позиций основное противоречие современного мира подменяется противоречием между мнимым гуманизмом и предполагаемым антигуманизмом, между «свободой» и «несвободой», между «демократией» и «тоталитаризмом», то с позиции эмпирического позитивизма основное противоречие нашей эпохи переносится, как мы увидим, в область технико-научных альтернатив.

Оба направления — и антропологизм и позитивизм, — внедряющиеся в общественную мысль и в сознание молодежи под ликом марксизма, несмотря на различие своих позиций и идейных источников, в конце концов создают единую платформу для общих антимарксистских и антисоциалистических выводов, становятся питательной средой политического ревизионизма, превращаются в общую, объединенную острой критической направленностью исходную позицию ревизии реально существующего социализма. Обе эти тенденции способствуют распространению мелкобуржуазного критического радикализма в среде молодой интеллигенции и студенчества и в конце концов приводят — и тех, кто «уничтожает социализм „во имя человека“, „гуманизма“ и „истинной демократии“», и тех, кто делает это, конструируя огромное число вульгарно-сциентистских теорий улучшения социалистического общества, — к выводу о необходимости уничтожения социализма. «Ceterum autem Carthaginem esse delendam!» — «Кроме того, полагаю, что Карфаген должен быть разрушен!» — так неизменно заканчивал свои речи в сенате Древнего Рима защитник аристократических привилегий, алчный и корыстолюбивый Катон Старший, во что бы то ни стало желавший падения Карфагена. Именно так заканчивают все свои «теоретические изыскания» ревизионисты — эти новоявленные «завоеватели» умов молодежи: «Кроме того, полагаю, что социализм должен быть разрушен!»

2. Социализм с позиций антропологизма, или «Философия человека» на страже устоев капитализма

Наиболее распространенной формой «критики» реального социализма со стороны современных буржуазных идеологов и ревизионистов антропологического направления является критика с позиций некоего абстрактного человека, сконструированного в соответствии с социальным идеалом буржуазии, с представлениями апологетов капитализма о буржуазном мире как лучшем из миров. На этой почве и с этой целью создаются различные концепции о человеке, объединяемые общим названием «философии человека», которыми пытаются подменить марксизм как теорию освободительного движения пролетариата, призванного осуществить общечеловеческую эмансипацию как единственно научное и истинное учение о человеке. Социализм же следом за марксизмом обвиняется в том, что он «потерял» человека. Заигрывание с проблемой человека, псевдонаучные концепции абстрактного гуманизма, свободы личности, гуманной демократии всегда есть спекуляция на обыденном сознании, особенно сознании молодежи.

Марксистская философия, а следовательно, и общество, основанное в соответствии с ее идеалами, критикуются ревизионизмом антропологического направления за то, что, поставив изменение сущности человека в зависимость от изменения общественных отношений, они будто бы не принимают во внимание единичность и неповторимость человеческого индивидуума. Марксистское положение о том, что изменение человеческой сущности происходит под влиянием и в результате изменения общественных отношений, объявляется псевдонаучной дефиницией, политическим лозунгом. Антинаучная «философия человека», демонстрируя отход от марксистского понимания диалектики объективного и субъективного в развитии общества как одной из решающих теоретических предпосылок единственно верного решения проблемы общества и индивидуума, их соотношения и обусловленности, составляет теоретическую основу абстрактной, утопическо-идеалистической концепции гуманизма и с позиций этой концепции осуществляет попытки теоретически обосновать необходимость разрушения социализма. Именно с позиций мелкобуржуазного радикализма, который создает себе идеал в соответствии с антропологическо-экзистенциалистской интерпретацией «философии человека» и хочет социализм привести в согласие с этим идеалом, происходит тотальное отрицание объективныхзакономерностей развития социалистического общества, самого социализма и на этой основе — приобщение к антисоциалистическому лозунгу международного ревизионизма, сформулированному как лозунг несоответствия теоретической схемы социализма реально существующему социализму.

Действительно, в марксистско-ленинской философии исходным для понимания человека является определение сущности человека как совокупности общественных отношений практически действующего индивидуума. В рамках марксизма-ленинизма проблематика человека всегда рассматривалась в тесной связи с развитием общества, с учетом изменения структуры этого общества и конкретно-исторических условий эволюции соотношения общества и личности. Проблему человека, бесспорно, можно решить, только исследуя личность и общество в органическом единстве, ибо условия существования индивидуумов в обществе — это условия, при которых эти индивидуумы «только и могут производить свою материальную жизнь и то, что с ней связано».[114] Но марксизм никогда не противопоставлял понимание человека как личности пониманию его как природного существа; марксистское определение общественной сущности человека, которое вызывает такой протест в кругах буржуазных и ревизионистских философов, протест, рассчитанный, естественно, на обыденное сознание масс, молодежи, ни в коем случае не означает сведѐния человеческой личности к ее общественной сущности.

Положение, что сущность человека есть совокупность всех общественных отношений, означает прежде всего то, что вне связи с общественной средой, с общественными условиями невозможно исследовать ни человека, ни его развитие, ни характер его деятельности. Оно означает также то, что только через определение общественной сущности человека возможно познание конкретной человеческой личности и целенаправленное воздействие на ее развитие. Марксистское понимание общественной сущности человека — это ключ к пониманию всякого учения о человеке, исходный пункт решения проблемы человека. Оно представляет собой открытие, которое невозможно переоценить. Такое понимание сделало возможным общественный интерес к человеку, учение о человеке превратить в предмет истинно научного анализа. Только благодаря этому пониманию от рассуждений о человеке общественная мысль перешла к науке, сделала человека предметом науки.

Марксистская философия человека в отличие от всех доктрин абстрактного гуманизма раскрывает истинные пути реализации человеческой свободы, стимулы и результаты его творческой активности. Она дает единственно верное решение проблемы освобождения человека, истинно всестороннего развития личности, которое может происходить только в тесной связи с процессом усовершенствования общественных отношений и на его основе. Именно это позволило основоположникам марксизма сделать революционный вывод: если сознание людей зависит от материальных условий жизни общества, то для массового формирования новых людей необходимо прежде всего изменение условий жизни общества.[115]

Чем объяснить, что именно в настоящее время проблема человека привлекает столь пристальное внимание представителей старого миропорядка, что она превратилась в тот фокус, в котором концентрируется острота и напряженность современной идеологической борьбы между социализмом и капитализмом? Как объяснить то обстоятельство, что идеологические представители того общественного строя, который несколько веков держит рабочий класс и другие слои трудящихся под игом угнетения, эксплуатации, который делает человека, как сказал бы Маркс, презренным, униженным существом, вдруг забеспокоились о человеке, о «правах» человека?

Очевидно, диалектика истории и здесь такова, что она заставляет врагов человека, извечных попирателей всех его прав рядиться в тогу его защитников. Диалектика истории говорит о том, что появление каждой новой формации связано с решением таких проблем, которые не укладываются в прежние представления о человеке. Буржуазное общество, например, в свое время выступило с такими требованиями о правах человека, которые выходили за рамки феодальных представлений. Нарождающаяся молодая буржуазия в лице своих идеологов (например, французских просветителей XVIII столетия) выступила с решительной критикой феодально-клерикальных представлений о человеке, против всего, что не согласуется с разумом. «Все было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было предстать перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него. Мыслящий рассудок стал единственным мерилом всего существующего».[116]

Поэтому проблема человека особенно остро выступает в период борьбы различных общественно-экономических формаций, в эпоху перехода от одной формации к другой, возникновения новой формации из старой, как раз тогда, когда развитие общества своей логикой развития выдвигает перед людьми, передовыми классами задачи переделки себя и окружающего, создания качественно новой формы общества. Чем более глубок и основателен такой переход, тем более остро встает и вопрос о человеке, тем более глубоко задевает он интересы эксплуататорских классов. Соответственно, он встает менее остро при переходе от одной антагонистической формации к другой и более остро при переходе от антагонистической формации к формации неантагонистической, который является коренным переломом в положении человека, в его социальном положении и правах.

Но почему проблема человека встает наиболее остро тогда, когда наиболее полно осуществляются его права? Казалось бы, все должно быть наоборот. Это объясняется тем, что, пока существует капитализм, его идеологические представители будут все более активно выступать против того общественного строя, который коренным образом меняет положение человека. Чем более коренным является решение проблемы человека, тем более глубоко она затрагивает интересы тех общественных классов, которые веками наживались на бесправии трудящихся масс. В противоположность старому, капиталистическому строю, апологеты которого говорят о неизменности природы человека, новый, социалистический строй ставит вопрос о развитии этой природы, о формировании нового человека, о переделке его сознания, что приводит к кризису прежних представлений о человеке, носители которых стоят на позициях отживающих классов и не понимают, не хотят понять, следовательно, диалектики истории.

В совершенствовании человека, в реализации всех его духовных и физических сил и способностей, в удовлетворении его потребностей весь смысл социализма и коммунизма. Как ни велико значение, которое придается марксизмом-ленинизмом революционному преобразованию форм собственности, оно является всего-навсего необходимым решающим средством для достижения более высоких целей, которые и заключаются в коренном изменении человеческой сущности. Но только через революционное преобразование частной собственности в общественную, только через социализм и коммунизм общество может достичь реализации этих перспектив. Ни технические, ни экономические, ни «общечеловеческие» проблемы не могут быть решены безотносительно к социализму и коммунизму, чего не понимают или не хотят понять ни ревизионисты, ни их идеологические собратья.

Представители абстрактно-гуманистической концепции человека сами себя облекли полномочиями провозглашать с позиций эфемерной «общечеловеческой» философии необходимость поисков общечеловеческих форм общежития. Но их критика не располагает никакой более или менее позитивной программой. Отрицая ценности социализма, они не позаботились даже о том, чтобы создать хотя бы видимость научной обоснованности своего «беспощадного» критицизма по его адресу. Лучше всего эту позицию сформулировал бежавший из Чехословакии ревизионист сионистского толка А. Й. Лим в интервью корреспонденту швейцарского журнала «Gazette de Lausanne»: «Ни у кого из нас не было окончательного рецепта, в соответствии с которым можно было бы определить, что представляет собой демократический социализм. Мы сами лучше знали то, чего уже не хотели, нежели то, чего хотели и что должны были делать».

«Тотальный критицизм» и отрицание становятся у философствующих «интеллектуалов» антропологического толка единственным «аргументом» против реально существующего социалистического общества, аттестованного ими как «мнимый» социализм. Причем с увеличением масштабов критики все больше теряется видимость ее научной респектабельности. Критика все чаще сводится к обычному вульгарному поношению социализма, которое можно скорее встретить в рамках обыденного сознания, но отнюдь не «диалектического разума», на вращение в сфере которого претендуют ревизионисты, особенно ревизионисты сионистского толка, или, как они сами себя именовали на том же IV съезде писателей Чехословакии, «марксисты с сионистским уклоном».

Подвергая остракизму все элементы и процессы социализма, критика социалистического общества с антропологических позиций основное внимание сосредоточивает на ревизии всего общества как мнимого социализма. Делаются попытки доказать, будто пока что социализм не способен ни теоретически, ни тем более практически понять, согласовать и координировать свою роль носителя освободительной исторической альтернативы с самыми различными проявлениями происходящего в мире освободительного движения, с особенностями богатейших капиталистических обществ, а также с широкими возможностями освободившихся от колониальной зависимости и развивающихся народов.

«Тотальный критицизм» представителей антропологизма имеет ярко выраженный и легко распознаваемый лженаучный характер. Тотальная критика реально существующего социализма приводит всех их к выводам, которые объединяют антропологизм с любыми отрицателями социализма совершенно противоположных философских школ. Так, в своих концепциях ограничения значения общественной собственности, «бюрократизации» социалистического общества, сохранения многопартийной системы и отрицания руководящей роли марксистских партий, в идеях противопоставления социалистической демократии буржуазному парламентаризму, несовместимости диктатуры пролетариата с «истинной» демократией представители антропологического направления оказываются совершенно солидарными с позициями философского течения неопозитивистского толка, о которых речь впереди. Зато, подвергнув критике социализм как объективно существующую реальность, они приходят к выводу, лежащему в русле самых реакционных стремлений международного антикоммунизма, к выводу о необходимости разрушения социализма. Так, признанный идеолог чехословацкого ревизионизма К. Косик пишет, что дальнейшая судьба кризиса, который, по его убеждению, переживает социализм, «зависит от того, разглядит ли рабочий класс противоречие между идеологией и иллюзиями, с одной стороны, и своим фактическим политическим положением — с другой стороны, и сделает ли из этого соответствующие выводы, то есть станет ли опять рабочий класс политической силой и авангардом союза рабочих, крестьян, интеллигенции, служащих, молодежи и других слоев общества». Более того, определяя сущность «кризиса» социализма, он говорит: «Причина нашего политического кризиса заключается в том, что граждане этой страны уже не хотят жить как бесправные или неполноправные партийные и беспартийные массы, а носители власти уже не могут осуществлять свою руководящую роль в образе полицейско-бюрократической диктатуры, то есть как неограниченная монополия господства и принятия решений, опирающаяся на своеволие и насилие».

Но, по существу, именно в этих, не по незнанию, конечно, подчеркнутых К. Косиком формулах, определял В. И. Ленин, что такое революционная ситуация, то есть совокупность каких объективных условий необходима для социалистической революции. Почти буквальное использование ленинской терминологии, особенно если учесть, как тщательно обычно избегает К. Косик не только обращения к ленинскому наследию, но и самого имени вождя международного пролетариата, не может оставить кого-либо в заблуждении относительно истинных намерений бывшего профессора Карлова университета К. Косика, одного из активнейших участников сионистского сборища, именуемого IV съездом писателей Чехословакии. «Ceterum autem Carthaginem esse delendam!» — «Полагаю, что Карфаген должен быть разрушен!» В этом, собственно, и заключается весь смысл и цель критики социализма с антропологическо-экзистенциалистских позиций.

3. Социализм с позиций позитивизма, или Как использовать идею НТР в интересах защиты старого миропорядка

Если с антропологических позиций социализм подвергается ревизии как псевдоконкретная тотальность, будто бы не принимающая во внимание человека, то с позиций эмпирического позитивизма социализм ревизуется в соответствии с вульгарно-сциентистским толкованием процесса общественного развития и, в частности, с технократическими представлениями буржуазной футурологии.

На базе эмпирического позитивизма постулируются вульгарно-сциентистские концепции развития социализма. В соответствии с этими концепциями при оценке особенностей, характерных черт и противоречий общества, а также степени его зрелости принимаются во внимание лишь чисто эмпирические данные: уровень технического развития общества, степень индустриализации, состояние его производительных сил. И совершенно снимается со счета такой решающий фактор, как характер собственности на орудия и средства производства, то есть социально-политическая характеристика общества: способ производства общества, степень развития и формы производственных отношений, а также все то, что они определяют — состояние классов, их взаимоотношения, природа политической и идеологической надстройки. На фоне такой характеристики исчезает разница между социалистическим и капиталистическим обществом, снимаются противоречия между ними, сводятся на нет все преимущества социализма.

Ревизионизму и его последователям, ориентирующимся на неопозитивизм, больше всего импонирует то, что молодежь с помощью этой позиции можно уводить от интересующего ее предмета. Характеристики капиталистического и социалистического обществ как обществ, основанных на определенной форме собственности, можно подменять характеристикой «индустриального общества», достигшего определенного уровня развития производительных сил. Посредством такой подмены конструируются спекулятивные выводы, которые подводят молодежь к уже устаревшей, но вновь и вновь возрождаемой усилиями ревизионизма теории конвергенции, разработанной Р. Ароном и У. У. Ростоу. Несколько позже с таким же энтузиазмом ревизионизмом пропагандируется среди молодого поколения концепция параллельного развития капитализма и социализма, не завершающегося слиянием систем. Это так называемая теория политической власти в США и СССР, которую сформулировали З. К. Бжезинский и С. П. Хантингтон.

Все эти концепции, лежащие в русле идеи «единого индустриального общества», обладают четкой политической направленностью. Они и в представлении более опытных теоретиков, чем молодежь, снимают решающее значение классовых противоречий современного общества, затушевывают их, дезориентируя общественное сознание. Капитализм и социализм в свете таких теорий предстают как «два варианта одного типа прогрессивного индустриального общества», развитие которого может быть обеспечено одним только техническим прогрессом. На фоне происходящей в мире НТР это звучит довольно убедительно. А главное, таким способом подводится теоретическая база под буржуазный тезис о предотвращении классовых битв. Р. Арон сам характеризует свою концепцию как «способ избежать конфликта: социализм — капитализм». Те же аргументы используются и З. К. Бжезинским, стремящимся ослабить внимание к социальным аспектам, идеологическим и классовым проблемам.

Действительно, такие концепции сводят на нет или ослабляют влияние идеи социальной революции, внедряют в сознание молодежи идею несостоятельности значения форм собственности на средства производства, экстраполируют характер общественных отношений высокоразвитых капиталистических стран не только на все остальные страны мира, но и на будущее человечества. Эксплуатируя популярную в массах идею мирного сосуществования государств с различным общественно-экономическим укладом, ревизионизм превратил концепцию «единого индустриального общества» в одну из самых «ходких» среди молодежи идей. Она импонирует представлениям и мелкобуржуазного «интеллектуала», и обывателя-политикана. Импонирует она прежде всего своим мнимовнеклассовым, внесоциальным технико-экономическим содержанием, создающим видимость интереса исключительно к экономическим проблемам развития общества и снимающим вопрос о какой бы то ни было борьбе, кроме разве что борьбы умов.

Вливая новые силы в устаревающие буржуазные идеи конвергенции, идеи, которые как нельзя лучше отвечают новым, гибким формам антикоммунистической борьбы, которые приняты на вооружение ревизионизмом, демонстрируя исключительную «совместимость» с тактическими приемами «тихой», «ползучей» контрреволюции, ревизиониствующие «друзья» молодежи мешают ей разглядеть и понять весь смысл новых особенностей капиталистического общества. Подвергая критике стремление буржуазных и реформистских идеологов спекулировать на технико-экономической «схожести» социалистических и капиталистических стран в целях защиты капитализма, еще в начале XX века — а кажется, что только вчера и специально для новоявленных реформистов, — В. И. Ленин писал: «Близость такого капитализма к социализму должна быть для действительных представителей пролетариата доводом за близость, легкость, осуществимость, неотложность социалистической революции, а вовсе не доводом за то, чтобы терпимо относиться к отрицанию этой революции и к подкрашиванью капитализма, чем занимаются все реформисты».[117]

Перенесение основного противоречия нашей эпохи в область научно-технических альтернатив, снятие классового характера современного общества ведет ревизионистов неопозитивистского толка, как и тех, кто уничтожает социализм «во имя человека», к отрицанию всей марксистско-ленинской концепции социалистической революции, диктатуры пролетариата, руководящей роли Коммунистической партии, решающего значения обобществления средств производства, то есть к ревизии ленинской теории социалистической революции и социалистического строительства. В русле этой ревизии создаются волюнтаристские концепции социальной структуры социалистического общества, концепции «национальных моделей социализма» и другие теории и теорийки, несущие одну политическую нагрузку: хоть на время да отвлечь внимание молодежи от актуальнейших проблем современности, снизить ее интерес к социализму.

Важное значение для формирования мировоззрения молодежи имеет защита марксистско-ленинского учения о социальной структуре социалистического общества, где ревизионизм усиленно внедряет тенденцию к преуменьшению значения классов и классовой борьбы в условиях социалистического общества. Решающим фактором образования социальной структуры общества, с его точки зрения, является совокупность всех материальных и духовных ценностей, которые человечество обрело в процессе своего исторического развития, и определяется уровнем развития «человеческой культуры». А в чьих руках находятся богатства этой «человеческой культуры», кому принадлежат средства производства, кто определяет характер распределения благ, которые эта культура предоставляет человеку, — этот вопрос для ревизионистов не является решающим.

Конечно, производительные силы есть средство освобождения человека, утверждения его господства над силами природы. Но подчеркивание их приоритета в борьбе за освобождение человека всегда оставляет на втором плане, если не снимает вообще, социальный аспект развития производительных сил, характер производственных отношений, сопутствующих тем или иным производительным силам. Не случайно в одном из ревизионистских трактатов, в котором поставлено во главу угла развитие материальной культуры и взяты за исходное «некоторые рациональные сведения немарксистских направлений» (добавим, сведения так называемой теории индустриального общества), дается следующее определение социалистического общества: «Когда речь идет о достигнутом уровне культуры, то зрелый социализм, по нашему мнению, есть современное индустриальное общество, динамически развивающееся по линии НТР, то есть общество, основанное на крупном промышленном производстве с высокой производительностью труда, то есть на механизации и комплексной механизации во всех основных отраслях. Этому уровню развития техники неизбежно соответствует адекватный уровень духовной культуры, в частности науки и образования. Соответствуют ему определенный уровень и тип потребления, определенный относительно высокий стандарт жизненного уровня, а также определенные отношения между сектором воспроизводства средств производства и сферой обслуживания. Этот уровень развития производительных сил обязательно влечет за собой и определенный стиль жизни, который, кроме всего прочего, характеризуется ростом значения городских центров и распространением их влияния на образ жизни деревни. Современные немарксистские теории „индустриального общества“ особенно подчеркивают эту элементарную, несомненно весьма важную и некоторыми марксистами обходимую „культурную“ черту современного общества, которая до известной степени общая во всех развитых капиталистических и социалистических странах».

Злоупотребляя временем читателя, мы позволили себе дать это определение во всем его объеме, чтобы можно было убедиться: ничего не забыто в перечислении характеристик социалистического общества — ни высокая производительность труда, ни механизация производства, ни уровень духовной культуры. Включены сюда и высокий жизненный уровень, и определенный стиль жизни, и рост городских центров, имеющий, как подчеркивает автор определения, с точки зрения теории «индустриального общества» особое значение. «С ходу» уравнены в правах материальные и духовные элементы общества. И не один раз надо прочесть это обширное определение не то что несведущему юнцу, но даже опытному идеологическому бойцу, чтобы наконец заметить: только одно упущено из виду в этом определении — характер собственности на средства производства, тип производственных отношений. При этом марксистской точке зрения противопоставлена позиция современных немарксистских теорий «индустриального общества». Собственно, именно эту позицию и проповедует ревизионизм в своих концепциях социалистического общества. Можно с полным основанием сказать, что концепции социалистического общества ревизионизма — это те же буржуазные концепции «индустриального общества», несколько откорректированные применительно к современному социалистическому обществу.

Рекомендуя молодежи рассматривать соотношение классовых и внутриклассовых различий при социализме безотносительно к формам собственности на средства производства, авторы конвергентной концепции социальной структуры общества предлагают ей брать за основу классовой дифференциации при социализме дифференциацию по характеру труда. И здесь они допускают две принципиальные «подтасовки». Во-первых, различия между классами они подменяют внутриклассовыми различиями. На место классов ставятся произвольные группы людей, включающие представителей разных социальных слоев и объединенных по другому, не решающему, принципу. Во-вторых, они игнорируют различия между классами, которые все еще существуют в социалистическом обществе и без понимания которых невозможно правильно решать проблему классов в этом обществе. Выдавая идеал за факт, ревизионизм, по существу, уводит молодежь от реальной действительности во всей ее полноте и противоречивости, не говоря уже о том, что таким путем он создает еще один повод для критиканства по адресу социализма.

Ревизионистская концепция социальной структуры социалистического общества рассчитана прежде всего на экспорт в страны социализма, таково ее прямое назначение. Исторический опыт подтверждает: там, где проявляется теоретическая всеядность, допускаются уступки ревизионистским философским построениям, эта концепция играет роковую роль в насаждении классовой беспечности и классового нигилизма, приводит к потере классовой ориентировки и классовой бдительности в кругах общественности этих стран и особенно среди молодежи. Именно ревизионистская концепция социальной структуры социалистического общества обусловила тесную взаимосвязь философского ревизионизма с ревизионизмом политическим в период контрреволюционных событий в Венгрии, Чехословакии и Польше. Здесь утверждалось, что классовая борьба с враждебными социализму силами уже перестала играть какую-либо роль, а общество достигло такого классового единства, что может перейти к новому, более высокому уровню развития социалистической демократии. Естественно, что эти демагогические заявления не могли не оказывать влияния, не говоря уже о молодежи, даже на партийную и научную общественность, стимулируя ненаучные сентенции о просторе для всяческого либерализма, о возможностях политического «плюрализма».

Разлагающее влияние на молодежь призваны оказывать и так называемые «национальные модели социализма», «социализма с человеческим лицом», «демократического и гуманистического социализма», которым, как, иронизируя, говорил Г. Гусак, «отводится некая „мессианская роль“ на нашей планете».

В этих различного рода «национальных моделях социализма» находит свое конкретное выражение противопоставление какого-то абстрактного социализма, представляемого с точки зрения концепции «единого индустриального общества», реально существующему социалистическому обществу. Разные представители ревизионизма, приобщающиеся к «моделированию», субъективно вкладывают в это понятие различное содержание и различные усилия. Одни не идут дальше абстрактно-гуманистических лозунгов. Другие кончают активной деятельностью на стороне правых сил, направленной на внедрение этих «моделей» в общественную практику. Однако объективно в основе такого «моделирования» и в первом и во втором случае лежит ревизия принципов основных закономерностей социализма, которые подменяются основными особенностями так называемого «гуманного» социализма.

Первая особенность «национальных моделей социализма» определяет социализм как «свободное и демократическое общество», которое после устранения активных источников классовой борьбы внутри страны приступает к постепенной ликвидации всех потерявших свою обоснованность инструментов репрессии и «сознательно шаг за шагом ограничивает и упраздняет свои органы политической власти, чтобы они не могли обернуться против социалистического развития, ограничивает их вмешательство в не принадлежащие им сферы (в частности, в экономику, науку, культуру, партийную жизнь и т. д.)». Абстрактно-гуманистические рекомендации авторов «моделей» являются не больше чем анархистскими иллюзиями, которые не могут быть осуществлены ни в одной стране. В конкретных условиях развития социалистического общества в современном мире, характеризующемся ожесточенной классовой борьбой, лозунг абстрактной, «чистой демократии» является спекулятивным лозунгом, выдвигаемым с целями, которые далеко отстоят от стремления поднять престиж социализма, а скорее демонстрируют желание поднять в глазах молодежи собственный престиж, продемонстрировать свои претензии на новаторство и борьбу за «улучшение» социализма. «Если не издеваться над здравым смыслом и над историей, — писал В. И. Ленин, — то ясно, что нельзя говорить о „чистой демократии“, пока существуют различные классы, а можно говорить только о классовой демократии… „Чистая демократия“ есть лживая фраза либерала, одурачивающего рабочих».[118]

Неклассовое, ревизионистское понимание демократии не имеет ничего общего ни с социализмом, ни с интересами трудящихся масс. Оно скорее говорит об отсутствии интереса к реальному положению трудящихся масс, тогда как диктатура пролетариата есть защита этих интересов от свободы буржуазии эксплуатировать массы. Социализм, без сомнения, означает расширение границ демократических прав и свобод, которые буржуазия предоставляет скорее формально, а социализм как раз наполняет реальным содержанием в политическом, социальном и экономическом аспектах. Расширение прав и свобод происходит при этом не «вообще», а в интересах трудового народа.

В качестве второй особенности предлагаемой модели социализма рекомендуется свободное всеобщее предпринимательство. Утверждается, что с отменой частной собственности на средства производства демобилизуются прежние движущие силы экономического механизма саморазвития. На этом основании внедрение новой системы экономического управления предлагается осуществить путем отделения экономики от государства, конституирования предприятий на основе системы самоуправления. В действительности под лозунгом борьбы за движущие силы экономического развития попираются принципы экономической эффективности, которые в любом обществе стимулируются процессами интеграции, а не наоборот. А всеобщее предпринимательство, с одной стороны, предопределяет отказ от центрального планирования, в результате чего может быть потеряно одно из решающих преимуществ социализма и источников экономической эффективности, вытекающих из общественной собственности на средства производства. Как известно, использованию этих преимуществ и источников пытаются следовать даже развитые капиталистические государства, разумеется, насколько это возможно в рамках частной собственности.

С другой стороны, всеобщее предпринимательство, осуществление которого, по существу, является не чем иным, как проявлением анархосиндикализма, приоткроет дверь в экономику социализма капиталистическим тенденциям. Эти тенденции не замедлят внедриться в предпринимательскую сферу, к тому же предположительно совершенно отделенную от государства. В сущности, предлагается деградация общественной собственности на средства производства до уровня групповой собственности работников промышленных предприятий. Именно от такой ошибки предостерегал в свое время В. И. Ленин, когда говорил, что какое бы то ни было прямое или непрямое установление собственности рабочих отдельных предприятий является совершенным отрицанием социализма.

Нельзя сказать, что авторы моделей не ведают, что творят. Они отлично понимают, что предложения, замыслы и цели предлагаемой ими экономической реформы должны завершиться политическими переменами. Но молодежи политика предпринимательства подается под видом защиты национальных интересов каждой из стран, вступившей, вступающей или намеренной вступить на путь социалистического развития, по существу же она направлена как против интернациональных, так и прежде всего против национальных интересов этих стран. Национализм, и не только сионистского толка, по своей функции и в своей классовой основе тесно связан с ревизионизмом, который все чаще выступает теоретическим обоснованием националистических тенденций, направленных на дезинтеграцию социалистических стран. Именно в таком духе и конструируется «свобода предпринимательства», внедряющаяся сначала в экономические, а затем и в общие концепции «моделей социализма» и представляющая собой попытку подорвать ленинский принцип демократического централизма в экономике и заменить социалистическое планирование стихийностью рыночных механизмов, что неизбежно привело бы к дезинтеграции содружества социалистических стран, к сепаратизму и национальной автаркии.

Третья особенность «национальных моделей социализма» исходит из того, что завершение индустриализации и создание промышленно развитого общества рассматриваются не как задачи социализма, а только как его предпосылки, характеризующие ситуацию, когда власть берется рабочим классом в незрелом в промышленном отношении обществе. Это неправомерное сопоставление различных этапов в развитии социалистического общества провоцирует спекулятивное отношение к происходящей в мире НТР, ставит под сомнение марксистское положение, что только социализм и в перспективе коммунизм создают условия для всестороннего, а не деформированного погоней за прибылью развития научно-технической революции, полной реализации ее достижений на благо человечества. На основе такого спекулятивного отношения к проблемам научно-технической революции весь пыл критики сосредоточивается на реально существующем социализме как «немарксистской модели социализма». «Национальная модель социализма» противопоставляется практике социалистического преобразования общества в Советском государстве, культивируется противопоставление индустриально развитых стран Восточной Европы Советскому Союзу.

И наконец, «национальные модели социализма» предполагают ревизию роли марксистских партий, основных организационных принципов их строительства и методов их работы. Эти тенденции сконцентрированы в мелкобуржуазной критике принципа демократического централизма, который рассматривается всего-навсего как временная вынужденная предосторожность в период жестоких классовых битв и от которого будто бы давно следует отказаться как от силы, сковывающей творческие возможности отдельных коммунистов, «парализующей мыслительное развитие в период, когда поиски новых, неизведанных путей развития социализма и сплочения социалистических интересов становятся основной задачей партии». Всерьез выдвигаются предложения об образовании в социалистических странах внутрипартийной оппозиции, а также о создании плюралитетной системы политических партий, программой которых также должен стать «демократический социализм». Основную угрозу социалистической демократии и самому социализму наиболее активные ревизионисты типа Р. Гароди, И. Свитака и другие усматривают в идее руководящей роли марксистских партий во всех областях социалистического строительства. Они утверждают, что ленинское понимание компартии и ее функций в условиях развитых стран неприемлемо, а подлинная демократия возможна лишь при наличии в стране оппозиционных политических партий.

Отрицание руководящей роли марксистских партий как субъективного фактора процесса преобразования общества на коммунистических началах имеет в основе определенные теоретические позиции, которые заключаются в извращении материалистического понимания истории, а также в ложном толковании исторического детерминизма. Политический же смысл отрицания руководящей роли марксистских партий заключался в умалении и отрицании исторической миссии рабочего класса, его авангардной роли как единственно последовательного революционного класса.

Вопрос о ведущей роли рабочего класса в эпоху НТР стал средоточием идеологических дискуссий, предметом самой острой борьбы. Отношение к вопросу о роли рабочего класса в современную эпоху определяет ту грань, которая отмежевывает марксистскую концепцию научно-технической революции от мелкобуржуазных и технократических ее извращений, ибо тенденции к отрицанию руководящей роли рабочего класса вытекают непосредственно из тех же «бесклассовых» концепций «единого индустриального общества». На базе этих концепций буржуазные идеологи, ревизионизм формируют у молодежи представление, что основным критерием дифференциации современного общества является принцип прогрессивности определенного общественного слоя, которая, в свою очередь, зависит от того, насколько связан этот слой с тенденциями развития НТР как важнейшей закономерности эпохи. Именно так обосновывается сейчас в международном ревизионизме, антикоммунизме и сионизме ведущая роль интеллигенции.

Нетрудно догадаться, что выводы о положении классов в социалистическом обществе, особенно об «аполитизированном» рабочем классе, который будто, «потеряв» свой революционный потенциал, перестал играть свою всемирно-историческую роль, преследуют совершенно определенные политические цели. Эти выводы заключаются в том, чтобы, сведя на нет решающее значение рабочего класса в развитии социализма, осуществить на практике идеи Г. Маркузе о «новом главном адресате», воплотить не только в теории, но и в практике социалистического строительства концепцию об исключительной миссии интеллигенции. «Быть не только „связующим звеном нации“, но и связующим звеном человечества — такова общая задача всех, кто имеет мужество и право называться представителем интеллигенции» — так определил эту миссию Э. Фишер.

Принцип руководящей роли интеллигенции стал одним из общепринятых новейших положений ревизионизма сионистского толка, с позиций которого отрицаются прежде всего ленинские положения о роли и функциях интеллигенции в общественной жизни. Совершенно недвусмысленно эти положения критиковались с трибуны IV съезда писателей Чехословакии (1967 г.), где высказывались требования, чтобы писатели почитались «критической совестью народа». Особое недовольство на съезде было высказано по поводу осуществления руководящей роли партии в сфере творческой деятельности интеллигенции. Сионистские ораторы с особой ненавистью и высокомерием говорили с этой трибуны, что рабочий класс давно выродился и свою освободительную миссию выполнить не в состоянии, что пришла пора интеллигенции встать во главе общественного прогресса, с которого увел человечество социализм.

Значение интеллигенции в социалистическом преобразовании общества классики марксизма-ленинизма подчеркивали неоднократно. Особенно значительна роль интеллигенции в той миссии, которую она выполняет, внося в рабочее движение коммунистическое сознание, помогая организовать авангард рабочего класса на революционные битвы и социалистическое преобразование общества. Бесспорна ее огромная роль в развитии науки и техники, в руководстве социалистическим производством. Но, относясь с пониманием к роли и задачам интеллигенции, никогда не следует упускать из виду ее противоречивый характер, сознавая, что ее общественная значимость зависит прежде всего от того, какому классу эта интеллигенция служит.

Обоснование ведущей роли интеллигенции, сопровождающееся отрицанием гегемонии рабочего класса и ведущей роли марксистских партий и требованием создания партий, оппозиционных по отношению к марксистским, как, впрочем, и многие другие лозунги ревизионизма, очень часто объясняются единственно желанием завоевать себе дешевую популярность среди определенных кругов молодежи. Ведь нельзя же всерьез верить, что «мятежный» дух анархии, нигилизма и индивидуализма, который постоянно, не только в 1968 году, владел, в частности, ярым антисоветчиком и контрреволюционером, иронически прозванным в Чехословакии «трибуном народа» И. Свитаком, смирится после создания оппозиционной партии.

Как всякая партия, она не обошлась бы без всего того, что неистово отрицал И. Свитак: аппаратов, авторитетов, планов. Впрочем, нам хотелось бы дать читателю возможность самостоятельно познакомиться с первоисточником одного из идеологов «Пражской Весны». Процитируем с этой целью заключительные слова одной из его лекций для студентов Карлова университета, опубликованной в журнале «Student» под названием «Лбом об стенку». Высказав свое недовольство теми, кто пытался воспитывать в коммунистическом духе чехословацкую молодежь, И. Свитак заключает:

«Не верьте в идеологию, иллюзии, анонимность масс, власть, тотальную диктатуру, аппараты, бесспорные истины, планы, необходимость, авторитеты. Молодые люди, верьте сами себе!

Посвящается студентам философского факультета Карлова университета в Праге, в канун вечера первого ветреного весеннего дня весны 1968 г.».

Не будем прибегать к характеристикам, которые приходят на ум после прочтения этого «произведения века», предназначенного, по-видимому, в основном для того, чтобы сохранить для потомков имя автора. Обратим внимание только на очевидность огромнейшего вреда, который наносился такими охотниками до славы Герострата и преобразования мира в соответствии с их собственными представлениями процессу коммунистического воспитания молодежи, формированию ее сознания.

«Национальные модели социализма», если исходить из тех особенностей, которыми наделили их творцы, по существу, олицетворяли собой — и в этом проявился как их антинаучный характер, так и антикоммунистическая сущность — игнорирование диалектической взаимосвязи и взаимозависимости общих интернациональных интересов и специфических интересов в определенных общенациональных рамках.

Под предлогом учета конкретных особенностей развития каждой страны авторы моделей практически отказываются от советского опыта построения социализма и требуют этого от других. Антисоциалистическая и антимарксистская сущность «моделей» концентрируется в конечном счете на отрицании советского опыта построения социализма и исходит из этого отрицания во всех своих характеристиках. Это отрицание, по существу, определяет все особенности этих моделей, все их требования, представляя собой их исходный пункт и конечную цель. Именно из этого отрицания вытекают все ревизионистские концепции «плюрализации» марксизма и поливариантности «моделей» социализма.

Но отрицание советского опыта построения социализма есть отрицание повторяемости в развитии коммунистической формации, а отрицание повторяемости всегда означает отрицание тех закономерностей, которым должна следовать любая страна, ставшая на путь социализма.

Ревизионисты вообще истолковывают термин «повторяемость» в повседневно-обыденном смысле, выводя проблему из сферы научного анализа, трактуя ее как попытку убедить кого-то в необходимости повторения всех особенностей советского опыта социалистического строительства, попытку, рассчитанную на юношеский дух протеста.Один из ревизионистов Югославии так и писал, что советские философы выдумали принцип повторяемости для того, чтобы убедить другие социалистические страны в необходимости механически копировать советский путь социалистического преобразования общества.

Когда мы говорим о «повторяемости», мы вовсе не пытаемся убедить кого-то в необходимости «абсолютного», слепого повторения советского опыта. Речь в данном случае идет о защите материалистической теории общества, которая и возможна именно благодаря повторяемости в развитии общества — совсем не в повседневно-обыденном смысле. Противники повторяемости, отрицая значение исторического и политического опыта, пытаются тем самым подорвать основы науки о коммунистической формации, поскольку только наличие повторяемости дало возможность установить закономерности, присущие тем или иным формациям, а с другой стороны — следовать этим закономерностям, если они уже установлены, сокращая тем самым нежелательные потери времени и сил на повторные поиски уже открытых закономерностей, те поиски, которые только удлиняют путь, но приводят к тому же результату.

Повторение одними странами пути, пройденного другими странами в развитии всякой общественной формации, имеет своей основой не какие-то отдельные частности, а общую закономерность этой формации. При анализе капиталистической формации К. Маркс в предисловии к «Капиталу» писал: «Дело здесь, само по себе, не в более или менее высокой ступени развития тех общественных антагонизмов, которые вытекают из естественных законов капиталистического производства. Дело в самих этих законах, в этих тенденциях, действующих и осуществляющихся с железной необходимостью. Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего».[119]

И тогда, как и ныне, были те, кто возражал против повторяемости другими странами пути, пройденного первой страной в развитии отдельной формации. На такие, как их Маркс называл, фарисейские пожимания плечами по поводу «недостатков» первого опыта Маркс отвечал кратко и ясно: «Не твоя ли история это!»[120]

Для стран, позже вступивших на путь социалистического развития, Советский Союз показывает картину их собственного будущего, их собственную историю. Иначе с точки зрения материалистического понимания истории и быть не может, независимо от того, нравится это кому-нибудь или нет. Противники повторяемости советского опыта тоже ведь говорят не о частностях. Они отрицают правильность и закономерность развития коммунистической формации, пытаясь построение социализма в СССР изобразить как исключительно индивидуальный и однократный процесс, который никогда и нигде не повторится.

Тот, кто отрицает повторяемость, никогда не дойдет до материализма в объяснении общественной истории и признания ее закономерностей, в частности основы и причины этой повторяемости — производственных отношений, которые повторяются во всех странах, где существует соответствующая им общественно-экономическая формация. «Материализм, — писал В. И. Ленин, — дал вполне объективный критерий, выделив производственные отношения, как структуру общества, и дав возможность применить к этим отношениям тот общенаучный критерий повторяемости (выделено мной. — В. С.), применимость которого к социологии отрицали субъективисты… Анализ материальных общественных отношений сразу дал возможность подметить повторяемость и правильность и обобщить порядки разных стран в одно основное понятие общественной формации».[121] Так понимал и объяснял повторяемость В. И. Ленин.

Все страны, вступившие на путь социалистического развития после СССР, не могут не повторить его историю определенного типа общественных отношений со специфичным для этих отношений типом закономерности. Россия стала «картиной будущего» других стран, исходным пунктом новой серии повторений — повторений в рамках коммунистической общественной формации. После возникновения в нашей стране коммунистической общественной формации началось повторение ее во всемирном масштабе и на всемирно-исторической арене. Подчеркивая международное значение русской революции, В. И. Ленин в 1920 году писал: «Первые месяцы после завоевания пролетариатом политической власти в России (25.Х―7.XI.1917) могло казаться, что громадные отличия отсталой России от передовых западноевропейских стран сделают революцию пролетариата в этих последних очень мало похожей на нашу. Теперь мы имеем уже перед собой очень порядочный международный опыт, который говорит с полнейшей определенностью, что некоторые основные черты нашей революции имеют не местное, не национально-особенное, не русское только, а международное значение».[122]

Измена интернационализму, буржуазный национализм и антисоветизм обнаруживают тесную и прямую связь теории «моделей социализма» с концепцией «национального коммунизма», сокровенную надежду на установление которого в странах социализма давно высказывают идеологи антикоммунизма. Концепция «национального коммунизма», рассчитанная на то, что противоречия национального характера смогут сыграть решающую роль в распаде социалистической системы, составляет теоретическое обоснование политики так называемого «селективного сосуществования», в свою очередь, предназначенной для использования разногласий между социалистическими странами с целью подрыва единства международного рабочего движения. И хотя теория «национального коммунизма» вдохновлялась прежде всего раскольническими действиями Мао Цзэдуна, это уже не имеет особого значения для антикоммунизма, под знаменами которого осуществляется критика социализма и справа и «слева». Тем более что, как было заявлено на XXV съезде КПСС, «теперь уже мало сказать, что маоистская идеология и политика несовместимы с марксистско-ленинским учением. Они прямо враждебны ему».[123] Опыт международного коммунистического движения и социалистического строительства постоянно подтверждает, что ограничение социализма узкими национальными рамками, противопоставление национальных интересов интернациональным действуют вразрез с объективными потребностями развития социализма в мире и в конечном итоге с самими национальными интересами страны.

В искажении и извращении принципов пролетарского интернационализма губительную роль играет сионизм, что можно легко понять из догм иудаизма и его собственных концепций. Его теоретики также носятся с идеей создания модели национального коммунизма, а точнее — «еврейского национального социализма», отрицающего, естественно, какие бы то ни было действительные закономерности социализма. И если идея «еврейского национального социализма» не нашла широкого распространения, то только потому, что она прежде всего противоречит ведущей идее самого же сионизма — идее мирового господства еврейской нации. Но сионизм не был бы сионизмом, если бы не погрел руки и около этого огня: огня растущей симпатии народов мира к идее социализма.

К концепциям, развивающим идеи «национального коммунизма», имеют прямое отношение и теории «эрозии» социализма, одним из идеологов которых является З. К. Бжезинский, вселявший в антикоммунистические силы социалистических стран оптимизм и уверенность в осуществлении их надежд. Характерно, что З. К. Бжезинский настоятельно рекомендовал международному антикоммунизму перенести основное внимание на внедрение идеи национализма и противопоставление его пролетарскому интернационализму. З. К. Бжезинский утверждал, что национализм играет все более значительную роль в отношениях между социалистическими странами и внутри этих стран, что «измененная природа отношений между коммунистическими режимами и СССР постепенно вводит в них специфические интересы режимов, строящих коммунизм. Национализм, таким образом, становится фактором, присущим — пусть изначально — политике».

Лживые трактаты Бжезинского, его надежды на развал социализма с помощью национализма, как всякая грязная ложь, способны вызвать только негодование у каждого честного гражданина социалистического государства. А в моей памяти во всей своей красоте опять и опять встают украинец А. Поруценко с обозом хлеба для ленинградцев, узбеки И. Пазилов и З. Багдасаров, преодолевающие шквал огня по линии фронта с самым ценным грузом — партизанскими сиротами из исконно русских земель: ленинградских, псковских, калининских, новгородских, старорусских, холмских.

Грязный флаг национализма и антисоветизма особенно высоко держит сионизм, играя одну из ведущих ролей в фальсификации теоретических основ ленинской национальной политики, основных положений марксизма-ленинизма по национальному вопросу. Извращая факты, сионизм противопоставляет марксистско-ленинскую теорию национального вопроса практике КПСС и Советского государства. Именно сионистам принадлежит «патент» на изобретение так называемого еврейского вопроса в СССР, вокруг которого они устраивают различного рода инсинуации и провокации. Доморощенные охотники клеить ярлыки антисемитизма советскому обществу забывают, что именно советский народ (а не сионизм) выступил как наиболее последовательный борец против антисемитизма, при этом осуществляя эту борьбу не на словах, а на деле. Социалистическая революция положила конец произволу царизма по отношению к евреям, а в Великой Отечественной войне советский народ спас миллионы евреев всего мира от опасности уничтожения гитлеровскими палачами. В 1947 году Советский Союз поддержал право на самоопределение как еврейского, так и арабского народов Палестины. Именно Советский Союз постоянно заявляет, что, как и в 1947 году, он по-прежнему стоит за право Израиля на существование как суверенного государства, естественно, в пределах признанных и безопасных границ, как и за такое же право арабского народа.

История знает немало примеров, когда идеологи сионизма использовали любые проявления антисемитизма в своих целях, всячески раздували антисемитские настроения, сотрудничали с организаторами еврейских погромов. Основатель Всемирной сионистской организации Т. Герцль лично вел переговоры с германским императором и с царским министром Плеве, организатором еврейских погромов в царской России, которому Герцлем была предложена весьма продуманная сионистская программа, направленная на отрыв еврейских рабочих от революционного движения. В соответствии с этой программой, призывая украинских и белорусских евреев имигрировать в Палестину, Герцль помогал русскому империализму избавляться от революционных элементов из среды не только трудящихся евреев, но и мелкой еврейской буржуазии. В годы второй мировой войны между сионистскими лидерами велась дискуссия о том, следует ли спасать евреев, которые в будущем не поедут в Палестину. Дискуссия, как известно, закончилась не в пользу спасения евреев. Широко известны факты сотрудничества между нацистским палачом Эйхманом и руководителем венгерских сионистов Р. Кастнером, позаботившимся, чтобы еврейские массы не были осведомлены о том, какая участь их ожидала. Впрочем, такой позиции придерживалось все сионистское руководство, которое преднамеренно скрывало от общественного мнения факт уничтожения евреев нацистами, поскольку «для сионистского руководства спасение евреев было не самоцелью, а средством. В противном случае сионистские деятели держались бы другой линии действий» (Элиэзер Ливне). Не случайно в ходе Нюрнбергского процесса, судившего нацистских преступников, в мировой прессе появились требования посадить на скамью подсудимых и руководителей международного сионизма.

Сионистские правящие круги Израиля сегодня демонстрируют миру откровенно фашистские действия. В июне 1982 года началась варварская израильская агрессия против Ливана. Убиты и ранены десятки тысяч человек, почти миллион граждан остался без крова. Среди жертв агрессии много стариков, детей и женщин. «Однако, — подчеркивалось в международном обозрении газеты „Правда“ за 20 июня этого года, — и этого мало фашиствующей сионистской клике Тель-Авива! Ставка сделана на „окончательное решение“ (узнаете терминологию?) палестинского вопроса, на геноцид».

Отметим еще раз, что эта агрессивная сущность характерна для международного сионизма изначально. Л. Корнеев в своей статье «Агрессивная сущность сионизма», опубликованной в газете «Красная звезда» за 12 августа сего года, писал: «Еще в начале столетия, в первые годы существования „Всемирной сионистской организации“ (ВСО) — генштаба сионизма с центром в Нью-Йорке — ее главарь Герцль заявил: „Антагонизм — главное в жизни людей. Мы будем уничтожать туземцев Палестины как диких зверей, взрывать их динамитом…“ Организовав вооруженные отряды „хагана“, сионистские поселенцы начали сгонять арабов с земель, очищать „жизненное пространство“ для новых оккупантов. Таким образом, эта идея — „лебенсраума“ была принята сионистами на вооружение задолго до Гитлера».

Современный антикоммунизм, его ревизионистские службы усиленно пытаются навязать трудящимся, молодому поколению в особенности, плюралистический, антидиалектический способ мышления.

Антидиалектический способ мышления рассчитан на то, чтобы привести к «плюрализации» не только теории, но и социалистической практики (национальные модели социализма, коммунизм африканский, коммунизм азиатский, коммунизм европейский, и т. д.).

С «плюрализацией» теории и методологии тесно связана и «плюрализация» социалистической практики. Как первая, так и вторая не имеют ничего общего ни с марксистско-ленинской теорией, ни с коммунистической практикой общественного преобразования, ни с проверенным жизнью принципом коммунистических партий — пролетарским интернационализмом. Методологические корни антидиалектического способа мышления, демонстрируя абстрагирование от конкретно-исторических условий развития современного общества, заключаются прежде всего в метафизическом противопоставлении тех явлений современного мира, между которыми существует диалектическое единство, а не антагонизм. Так, концепция «моделей» неправомерно, метафизически противопоставляет роль реального социализма, КПСС, СССР независимости других партий, пролетарский интернационализм — ответственности перед народами своих стран, доказанные реальным социализмом его преимущества перед капитализмом — самостоятельности по отношению к социальным процессам в своей стране.

«Плюрализм» в общественной практике используется антикоммунизмом в целях поощрения ревизионистских тенденций в международном коммунистическом и рабочем движении, расширения влияния социал-демократического движения на марксистские партии, внедрения антисоветизма в практическую деятельность этих партий, в сознание молодого поколения всех народов. С его помощью предполагается настроить коммунистические партии западноевропейских стран против партий стран социалистической системы и таким образом раздробить коммунистическое движение в Европе, увести его от решения злободневных проблем борьбы за мир и социальный прогресс.

Борьба с «плюрализацией» социалистической практики, с региональным коммунизмом всякого рода, в частности с «еврокоммунизмом» и всеми, кто признает интернационализм только на словах, становится особенно актуальной в период, когда к процессу социалистического преобразования приобщаются все новые и новые страны. Именно поэтому марксистские партии уделяют ныне серьезное внимание борьбе со всякими вариантами «плюрализации» марксистской теории и коммунистической практики.

Таким образом, критика социализма с позиций эмпирического позитивизма оказывается не менее радикальной в своих выводах, нежели критика социализма с позиций «философии человека». Если в интерпретации собственно философской проблематики различными направлениями ревизионизма существует еще какое-то определенное различие, то в решении социально-политических вопросов социализма, вылившемся в полное отрицание социализма, их позиции настолько сблизились, что можно с полным правом говорить о бесспорно единой платформе философского ревизионизма.

К. Косик как представитель «философии человека», используя ленинскую терминологию, убеждал своих молодых читателей в том, что в социалистических странах сложилась революционная, ситуация. И. Свитак как представитель наиболее экстремистского крыла эмпирического позитивизма в своих выступлениях, которым он придавал форму политического манифеста, за что и получил ироническое прозвище «трибуна народа», по существу, сформулировал политическую стратегию и тактику антикоммунизма или программу потенциальной оппозиционной партии, о которой он мечтал. Вся эта политическая программа предлагалась как призыв к действию, как лозунг «ковать железо, пока горячо», поскольку «определенные шаги можно сделать только сейчас или никогда».

Вряд ли есть смысл доказывать, что вывод ревизионистов позитивистского толка ничем не отличался от вывода ревизионистов антропологического направления: «Карфаген должен быть разрушен».

* * *
Для понимания сущности современного ревизионизма и его роли в дезориентации молодежи большое значение имеет выяснение тенденций его развития. Как неоднократно подчеркивал Ленин, недостаточно одной лишь фиксации ошибок, обнаруживаемых у представителей критикуемого течения, необходимо и важно показать его общую тенденцию. О ревизионистах, понятно, нельзя судить по тому, что они сами о себе говорят. Выявление общей направленности роста современного ревизионизма дает возможность объединить все противоречивые и бессвязные высказывания самых различных представителей самых различных оттенков современного ревизионизма и понять их как формы проявления общей антимарксистской тенденции. Следуя ленинским традициям критики антимарксизма (В. И. Ленин задавался вопросом: «Куда растет эмпириокритицизм?»), необходимо, очевидно, поставить вопрос: «Куда растет ревизионизм?» Для выявления этой общей антиматериалистической тенденции ревизионизма нужно, следуя Владимиру Ильичу, учесть, во-первых, как представители этого течения решают основные теоретические вопросы, во-вторых, с кем они идут рука об руку и, в-третьих, чему они учат своих последователей.

Основные теоретические вопросы, в частности вопросы философии, современные ревизионисты независимо от того, к какому оттенку ревизионизма они принадлежат, решают, как мы видели, в духе идеализма и агностицизма, все больше удаляясь от материализма. Антиматериалистическая тенденция современного ревизионизма обнаруживается через множество различных отклонений и маскируется массой различных оговорок. Однако совершенно очевидно, что эти псевдоматериалистические тенденции развиваются в направлении коренного пересмотра теоретических основ диалектического материализма. Ревизионистское толкование развития также начисто исключает возможность цельной, единой, последовательной философской теории развития, демонстрирует абсолютное отрицание материалистической диалектики.

В этой связи нетрудно ответить и на второй вопрос: с кем современные ревизионисты идут рука об руку? Возникновение западной марксологии, воспринявшей у ревизионизма прием пересмотра марксизма под лозунгом его творческого развития, позволяет сразу, без больших усилий обнаружить, что современные ревизионисты идут рука об руку с буржуазными идеологами. Марксология — это, помимо всего прочего, своеобразная форма братания ревизионистов и буржуазных философов, «форум» их взаимного «обогащения». Их солидарность проявляется и в области реальной политики. На словах современные ревизионисты точно так же, как и марксологи, считают себя возвысившимися над противоположностью мировых систем — капитализма и социализма, а на деле во всех решающих битвах они оказываются по одну сторону баррикад с противниками марксизма и реального социализма, идут рука об руку с антикоммунистами. В этом смысле можно сказать, что современный ревизионизм растет не только в антиматериалистическом, антимарксистском направлении, но и в антикоммунистическом направлении. Он развивается в направлении все более тесного слияния с антикоммунизмом и антисоветизмом, их теоретической и практической деятельности.

Тенденция роста ревизионизма, его эволюция позволяет ответить и на третий вопрос: чему его представители учат своих учеников и последователей, чему учат молодежь? В любом случае они не учат их ни марксизму, ни коммунизму, ни пролетарскому интернационализму, ни революционности, ни критическому отношению к буржуазной философии и буржуазному обществу. Пытаясь примирить молодежь с идеализмом, отвергая всякую объективную реальность и закономерность, обосновывая нейтральность идеалистического и материалистического решения вопросов, они учат ее аполитичности, нигилизму, пассивному отношению к действительности. Тем самым они обрекают ее, если речь идет о трудящейся молодежи капиталистических стран, на неизменное наемное рабство, служение Капиталу, принесение в жертву ему радости творческого труда и счастья борьбы за социальный прогресс.

Трудящаяся молодежь принимает участие в прогрессивных движениях современности, выступает против Капитала, борется за свои права. Ее активность была бы неизмеримо выше, а цели борьбы значительнее, если бы не усилия ревизионизма по ее социальной дезориентации, если бы не его ухищрения, направленные против внедрения в ее сознание единственно научного мировоззрения — марксизма-ленинизма.

Борьба за молодежь есть прежде всего борьба за чистоту марксистско-ленинских идеалов. Марксизм-ленинизм — это единственно научная идеология, отражающая объективный закономерный процесс общественного развития и выражающая интересы, стремления и чаяния трудящихся масс, их молодого поколения. Борьба за идеалы марксизма-ленинизма — это и борьба за интересы молодежи, за будущее человечества.

Марксизм-ленинизм, преодолевая сопротивление темных сил, победно шествует по нашей планете, освещая человечеству дорогу в будущее, собирая под свои знамена новые отряды молодых борцов за самые сокровенные идеалы человечества, во имя которых борются коммунисты.



Примечания

1

Международное Совещание коммунистических и рабочих партий. Москва, 1969, с. 308.

(обратно)

2

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 11, с. 388.

(обратно)

3

Протоколы XXVI сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Заседание 21/10, 1971.

(обратно)

4

«Наши вожделения и наш идеал отличаются от вожделения и идеалов всего мира. Поэтому мы — иные. И я торжественно заявляю, что мы выше всех наций мира, и ни одна не может быть сравнима с нами» (Раввин Гастер); «История… наградила нас редкими этическими и интеллектуальными качествами, а это дает нам право и обязанность быть светочем среди других наций» (Бен-Гурион); «Богом избранная, разбросанная по всему миру еврейская нация обладает особой миссией» (А. Гаам) и т. д.

(обратно)

5

См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 6, с. 25.

(обратно)

6

Материалы XXVI съезда КПСС. М., Политиздат, 1981, с. 9.

(обратно)

7

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 25, с. 352.

(обратно)

8

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 30, с. 176.

(обратно)

9

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 283.

(обратно)

10

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 34, с. 320.

(обратно)

11

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 17, с. 19.

(обратно)

12

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 44, с. 101.

(обратно)

13

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 20, с. 65.

(обратно)

14

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 20, с. 66.

(обратно)

15

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 17, с. 18.

(обратно)

16

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 17, с. 25―26.

(обратно)

17

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 10.

(обратно)

18

Там же, с. 92.

(обратно)

19

Там же, с. 363.

(обратно)

20

Там же, с. 140.

(обратно)

21

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 70.

(обратно)

22

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 418.

(обратно)

23

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 8, с. 394.

(обратно)

24

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 61.

(обратно)

25

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 344―345.

(обратно)

26

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 232.

(обратно)

27

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 30, с. 54.

(обратно)

28

Материалы XXV съезда КПСС. М., 1976, с. 31.

(обратно)

29

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 383.

(обратно)

30

Там же, с. 386.

(обратно)

31

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 391―392.

(обратно)

32

Там же, с. 398.

(обратно)

33

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 26, с. 82.

(обратно)

34

Жаботинский В. Бунд и сионизм. Одесса, 1906. с. 10.

(обратно)

35

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 8, с. 72.

(обратно)

36

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 8, с. 74.

(обратно)

37

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 24, с. 122.

(обратно)

38

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 24, с. 123.

(обратно)

39

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 24, с. 130.

(обратно)

40

Там же, с. 121―122.

(обратно)

41

См.: Коммунисты и молодежь. Прага, 1962, с. 236.

(обратно)

42

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 7, с 343.

(обратно)

43

Там же, с. 348.

(обратно)

44

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 183.

(обратно)

45

Обобщая свои идеи и идеалы, отстаиваемые им уже более полувека, 77-летний Р. Арон в его последней, вышедшей в 1981 году книге «Пристрастный зритель» еще и еще раз подчеркивает, что истоки его политической позиции всегда обосновывались концепцией «фундаментального выбора», в соответствии с которой человек отдает предпочтение тому или иному обществу — социализму или капитализму, — исходя не из идейных или нравственных побуждений, а единственно из… личных расчетов и выгод. Вот и вся торгашеская «философия» Арона, как он ее сам и подытожил. «Принцип» выгоды он распространяет и на международные отношения. Он яростно выступает против разрядки, против Договора ОСВ-2, поскольку, как он полагает, этот договор «более выгоден Советскому Союзу», который сможет-де освободившиеся средства бросить на социалистическое строительство, чем продемонстрирует преимущества социализма. Что же касается морали, то Арон считает ее совершенно несовместимой с политикой. «Если бы я считался с моралью, — пишет он, — то перестал бы мыслить политически». Он призывает к «отказу от сентиментальности ради реализма», ради выгод и голого расчета.

(обратно)

46

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 307, 308.

(обратно)

47

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 240.

(обратно)

48

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 6, с. 39―40.

(обратно)

49

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 2, с. 547―548.

(обратно)

50

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 119, 145.

(обратно)

51

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 27, с. 375.

(обратно)

52

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 108.

(обратно)

53

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 53.

(обратно)

54

См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 340, 341.

(обратно)

55

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 6, с. 24.

(обратно)

56

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 6, с. 30.

(обратно)

57

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 16, с. 597.

(обратно)

58

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 30, с. 314.

(обратно)

59

«Проблемы мира и социализма», 1974, № 2.

(обратно)

60

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т, 18, с. 346.

(обратно)

61

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 358.

(обратно)

62

Там же, с. 360.

(обратно)

63

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 350.

(обратно)

64

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 26.

(обратно)

65

Фейербах Л. Избранные философские произведения, т. 1. М., 1955, с. 517.

(обратно)

66

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956, с. 593―594; Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 42, 43 и др.

(обратно)

67

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 194.

(обратно)

68

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 19.

(обратно)

69

См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 173.

(обратно)

70

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 16―49.

(обратно)

71

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 43.

(обратно)

72

Там же, с. 3.

(обратно)

73

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 62.

(обратно)

74

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 51.

(обратно)

75

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 51.

(обратно)

76

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 182.

(обратно)

77

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 47.

(обратно)

78

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 6―7.

(обратно)

79

Там же, с. 7.

(обратно)

80

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 176.

(обратно)

81

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 129―130.

(обратно)

82

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 486―499.

(обратно)

83

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. I, с. 483―484.

(обратно)

84

Маркс К., Энгельс Ф. Сон., т. 20, с. 489.

(обратно)

85

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 731.

(обратно)

86

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. II, с. 109.

(обратно)

87

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. II, с. 110.

(обратно)

88

См.: там же.

(обратно)

89

См.: там же.

(обратно)

90

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. II, с. 113.

(обратно)

91

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. II, с. 220―221.

(обратно)

92

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 32, с. 156.

(обратно)

93

Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений, с. 598.

(обратно)

94

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 17.

(обратно)

95

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 19, с. 5.

(обратно)

96

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 22.

(обратно)

97

Даже О. Конт, один из основоположников позитивизма, оставлял за философией право на классификацию, упорядочение сведений о позитивных науках, на построение «общей системы человеческих понятий».

(обратно)

98

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 229.

(обратно)

99

«Нельзя указать, — писал чешский ревизионист М. Пруха, — ни на одно постоянное свойство материи как материи».

(обратно)

100

«Хотя нам наверняка известно, — доказывал другой чешский ревизионист, И. Цвекл, — что неживая природа обладает способностью переходить в живую, а развитие жизни имеет способность создавать род сознательных существ, мы должны предполагать, что это развитие не столько является случайным или единственным во вселенной, сколько выражает качества, которые безразличны по отношению к материи и развитие которых зависит всего только от условий, которые в известной нам вселенной являются сравнительно редкостными».

(обратно)

101

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 391.

(обратно)

102

Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956, с. 597.

(обратно)

103

Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956, с. 597.

(обратно)

104

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 16.

(обратно)

105

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 145.

(обратно)

106

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 43.

(обратно)

107

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 17, с. 24.

(обратно)

108

«Основной философский вопрос нынешнего марксизма, — писал М. Маркович, — есть: как сделать диалектику гуманистической, а гуманизм диалектическим».

(обратно)

109

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 17, с. 19.

(обратно)

110

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 20, с. 66.

(обратно)

111

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 37.

(обратно)

112

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 291.

(обратно)

113

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. I, с. 41.

(обратно)

114

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 72.

(обратно)

115

См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 145―146.

(обратно)

116

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 16.

(обратно)

117

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 33, с. 68.

(обратно)

118

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 37, с. 251.

(обратно)

119

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 6, 9.

(обратно)

120

Там же, с. 6.

(обратно)

121

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 137.

(обратно)

122

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 4.

(обратно)

123

Материалы XXV съезда КПСС. М., Политиздат, 1976, с. 11.

(обратно)

Оглавление

  • Слово об авторе
  • Введение
  • Глава I. Молодежь и социально-политические коллизии современного мира
  • Глава II. Всей ордой антикоммунизма…
  •   1. Сколько стоят заблуждения молодежи?
  •   2. Курс на ренегатов
  •   3. В авангарде антикоммунистической своры
  • Глава III. Укрощение строптивых, или Проблема отцов и детеи
  •   1. Строптивые дети…
  •   2. …и укрощающие отцы, или Как потушить пламя человеческих идеалов?
  • Глава IV. «Материя исчезла» опять…
  •   1. Кому помешал основной вопрос философии?
  •   2. «Да будешь ты трудиться в поте лица своего!..»
  • Глава V. «Исчезло развитие», или Сенсация XX века
  •   1. Всей сворой против диалектики
  •   2. Отрицание всеобщности развития
  •   3. Во имя старого миропорядка
  •   4. Структурализм как тотальное отрицание диалектики
  •   5. Конкретно-исторический подход — важнейший классовый элемент диалектики
  • Глава VI. Крестовый поход против социализма продолжается
  •   1. «Ceterum autem Carthaginem esse delendam!»
  •   2. Социализм с позиций антропологизма, или «Философия человека» на страже устоев капитализма
  •   3. Социализм с позиций позитивизма, или Как использовать идею НТР в интересах защиты старого миропорядка
  • *** Примечания ***