Костяной человек [Фредерик Дурбин] (fb2) читать онлайн

Фредерик Дурбин
Костяной человек

Конлин свернул с шоссе, потому что проголодался. По крайней мере, он решил назвать голодом это ощущение, нарастающее беспокойство, которое невольно заставило его обратить внимание на указатель съезда с шоссе и бросать по сторонам быстрые взгляды, как обычно делают водители, гадая, что скрывается за рекламными щитами и дорожными ограждениями. Он понимал, что увидит там только голые поля, но сейчас ему хотелось оказаться среди них и найти место, где можно наполнить желудок.

На перекрестке не было никаких намеков на то, какой путь ведет к цивилизации, но черное дорожное покрытие слева выглядело более перспективным: оно было шире, а на горизонте смутно виднелось несколько строений. И все же Конлин свернул направо и поехал на восток по дороге с битумным покрытием, посыпанной гравием. Он повиновался инстинкту, который до сих пор его еще никогда не подводил. Чем-то его манила пыльная, поросшая лесом низина, где деревья стояли в ярком осеннем наряде. Изрезанные колеями пастбища, провисшие проволочные ограждения, канавы с водой в ржавых разводах - такой пейзаж никогда не менялся, по крайней мере, за тридцать с лишним лет с того момента, как Никсон ушел в отставку. Свиньи валялись в грязи под жарким полуденным солнцем слева от Конлина. Одна свинья стояла у заросшей травой ограды и раздувала ноздри, когда он проезжал мимо. Страшные животные, эти свиньи, особенно крупные, в этих пуговичных глазках светится большой ум.

Дорога вздымалась и опускалась, как американские горки, и каждый спуск оказывался более глубоким, будто впереди текла скрытая от глаз речушка, где-то под красно-золотисто-рыже-оливково-серой массой крон деревьев. Конлину нравились низкие места, лесистые, забытые уголки, в которые трудно проникнуть взглядом и трудно пробраться. Такие места полезны; не то чтобы ему сейчас было нужно такое место. Он ехал ради удовольствия, не по делам.

Впереди виднелся городок, за первыми рощами деревьев. Обычный зеленый дорожный щит с названием отсутствовал, но лезть за картой не стоило. Над поселком возвышалась характерная водонапорная башня цвета тусклого серебра, ржавеющая на своих опорах, словно одна из брошенных марсианских машин Герберта Уэллса. На ней тоже не значилось никакого названия. Конлин опустил стекло со своей стороны на несколько дюймов и впустил прохладный воздух. Несмотря на примесь запахов свиней и пыли, в нем ощущалась чистота, чистота бледного света на деревьях, отходящих ко сну.

Конлин знал, почему он съехал с шоссе. Дело было не только в еде. Такие городишки напоминали ему о том городе, в котором он вырос. «Дом» - это понятие уже не имело большого значения и, уж конечно, не вызывало ностальгии. Но он догадывался, что эти крылечки и переулки никогда тебя не покидают; ты никогда не перестаешь слышать грохот товарных вагонов и лязг их сцепок. Ему нравилось иногда проезжать через такие городки, чтобы убедиться, что они все еще существуют.

Он не ел уже часов шестнадцать-семнадцать, - ночью было много дел, спал всего несколько часов, а потом сосредоточенно и долго вел машину. Нет смысла спешить обратно в Чикаго. Работу он сделал хорошо. Конлин нашел Энфилд - тот был помечен на карте, если приглядеться повнимательнее.

Дорога пошла в гору. На гребне горы вдруг возник комбайн, так внезапно, словно земля разверзлась и изрыгнула его. Конлин свернул правее, сорняки заскользили по бамперу. Комбайнер приветливо поднял руку и исчез в облаке дизельных паров и летящего из-под колес гравия. Сельские жители обычно машут тебе рукой, но это не значит, что они тебе доверяют. «Привет. Здорово. Здравствуй». Как правило, Конлин избегал выходить из машины в маленьких городах, но он уже очень далеко уехал от Энфилда, а старого Купера не объявят официально пропавшим еще дней пять, старик «уехал на рыбалку».

Купер облегчил ему задачу. Хотя в Энфилде он был в безопасности, но нигде нельзя чувствовать себя спокойно. Теперь Купер лежит внутри двойного рулона крепкой, проветриваемой сетки из пластика, придавленный большими камнями, на дне речушки, очень похожей на ту, что впереди. Пластик будет храниться вечно - в этом и прелесть пластика. А вот Купер не будет. Колин представил себе сомов, отщипывающих кусочки от старика; потом их самих поймают и подадут на стол в закусочной. Зря эта мысль так его забавляет.

Слегка постукивая ногой по педали тормоза, Конлин направил «малибу» вниз, на узкий мост через мутную речушку. Как и водонапорная башня, этот мост был старомодным: перила на заклепках, не выше окон автомобиля, равномерно покрытые оранжево-красными оспинами ржавчины; приподнятый настил для колес автомобилей из выгоревших добела досок с подстилкой из гравия между ними. Речушка, где валялись свиньи, пересекала пастбище, направлялась на север и убегала вдаль, к мрачному лесу на юге.

День стоял великолепный, один из тех дней в середине осени, когда кажется, что небо устроило окончательную распродажу солнечного света, типа «все на продажу». Ни облачка, сколько глаз хватает.

Конлин вздрогнул, заметив какое-то едва уловимое движение, и снова крутанул руль. У него возникло впечатление, будто кто-то стоит у самой дороги, возможно, какой-то старый фермер собирался перебежать на другую сторону, совершенно не думая о машинах. Но там никого не было. Может, то была игра теней от деревьев и длинного транспаранта, колышущегося дальше, на самой границе леса, где он уступал место городу.

Конлин заморгал, глядя на этот надутый ветром транспарант. Он был закреплен на четырех шестах, с черными буквами на оранжевом фоне по всей длине:

ПАРАД В ПЯТНИЦУ, В 19:00

Парад. Сегодня пятница. Конлин ухмыльнулся, он вспомнил. Хэллоуин, праздник, когда вдруг становится нормальным затаиться в тени и следить за всем миром сквозь прорези маски. На плакате не было слова «Хэллоуин». Да этого и не требовалось. Всё объясняли дата и цвета. Конлин почувствовал холодок предвкушения: действительно, к чему спешить? Он может неторопливо пообедать, потом побродить по городку до темноты. Посмотреть Парад. Пожить медленно. Понюхать цветы. Хэллоуин - это единственный праздник, который представлял для Конлина какой-то смысл. Он не имеет отношения к тому благородству или альтруизму, которые напускают на себя люди, не имеет отношения к Высшим существам, которых они выдумали и скроили по своему разумению. Он имеет отношение к двум реальным вещам - маскараду и смерти.

Дома, большие дома вырастали на фоне плоского горизонта, окруженные овинами, сараями, машинами, несколькими высокими деревьями. Но здесь, в городке, строения теснились друг к другу, одни - одноэтажные, другие - двухэтажные. Большинство было с верандами. Огромные старые дубы и вязы во дворах опустили ветки на крыши из дранки.

Конлин держал стрелку спидометра примерно на двадцати милях в час, потом стал останавливаться на каждом углу, когда появились знаки «стоп»; ветки вокруг них были аккуратно подрезаны. Люди не обращали внимания на седан, скользящий по их главной улице - Гранд-авеню. Конлин тихо присвистнул при виде этой «грандиозной» улицы. Справа возвышался хлебный элеватор, и, да, - к нему вела неизбежная железнодорожная колея. Магазины с товарами первой необходимости, где продавали газовые насосы. Даже мигающий красным сигнал светофора висел над перекрестком в том месте, где улицу прорезала какая-то окружная дорога.

Почтальон мерно шагал по неровному, пересеченному корнями деревьев тротуару с тяжелой сумкой через плечо. Два старика склонились над поднятым капотом пикапа на дорожке у дома. Неуклюже поставленный трехколесный велосипед с розовыми ленточками на руле сообщал всему миру о том, что здесь живет маленькая девочка.

Конлин с удовольствием думал о своей теории Хэллоуина. Честный праздник - первобытный танец, которым и является человеческое существование: «Мы носим маски. Мы собираем и едим конфеты. Мы умираем».

Дорожные указатели, синие, с белыми буквами - «Элеватор», «Зола», «Чероки», - но ни одного названия самого городка. Например, вывески «Добро пожаловать в Бёрдпорт, население 5000». Может, оно скрыто тем оранжевым транспарантом с объявлением о Параде? Сдержанный городок, он сообщает только самые необходимые сведения. Конлин снизил скорость и почти прополз по участку дороги у школы, хотя все дети сейчас на занятиях. Вторая половина дня перед Хэллоу-ином, и к тому же пятница: вероятно, у них сейчас там веселье в каждом классе, они едят печенье с апельсиновым желе, а потом устраивают шествия по коридорам школы в блестящих, дешевых костюмах в обтяжку с масками на резинках и стандартным именем и изображением персонажа из мультиков на груди. Да. Можно подумать, волк-оборотень бегает в рубашке с надписью «Волк-оборотень». «Полнолуние… близится Превращение… зарегистрированный торговый символ появляется у меня на груди… » Ха-ха.

Даже на школе не стояло название городка.

Скобяная лавка, почта, магазин электроники (с большим выбором новомодных телевизоров) «Мир игр Джейсона - здесь можно поиграть в ролевые игры!». О-о-о, ролевые игры. Пара закусочных с неоновой рекламой пива в витринах… магазин спиртных напитков, парикмахерская. Там должен сидеть, по крайней мере, один старожил - в кресле для ждущих своей очереди клиентов, не собираясь делать стрижку. Интересно, подумал Конлин, парикмахеры в таких городках по-прежнему намыливают тебе шею пеной с помощью маленького круглого помазка и по-прежнему пользуются грозными опасными бритвами, которые затачивают о кожаные ремни?

Здесь.

«Кухня Стейси». Там должны собираться ушедшие на покой фермеры вокруг огромных тарелок с поджаренной на сале едой, и все сидят в своих кепках с длинными козырьками. Это место ему подходит.

На главной улице есть свободные места для машин, но Конлин свернул за угол на Ореховую улицу и припарковался перед серебристым «фордом»-пикапом у двухэтажного кирпичного торца ресторана.

Поднимая стекло, он огляделся вокруг. В двадцати футах впереди - зеленый контейнер для мусора и переулок. Через дорогу - еще одно старое кирпичное строение, которое казалось заброшенным. На бетонной плите над дверью вырезаны слова «Дейли Ньюс» - новости дня. Вот почему оно заброшено. Наверняка здесь мало «новостей дня».

Никаких счетчиков за парковку, только вывеска, запрещающая парковку в ранние утренние часы. Он потянулся, стоя рядом с машиной, чтобы размять затекшие ноги и спину, наслаждаясь солнечным теплом. На потрескавшейся стене ресторана кто-то написал краской из баллончика «Ферг - горячий парень!», белыми буквами высотой в фут. В нескольких шагах справа красовалась надпись «Ферг + Диана» внутри скособоченного сердца-«валентинки».

Нажав кнопку на ключе от машины, он проследил, как кнопки дверных замков опустились, издав одновременно четыре щелчка. Удобная машина, спасибо Дженку. Дженк - знаток автомобилей. Через пару дней этот автомобиль станет чистым, а потом исчезнет (новые номера, может, даже новый цвет) и будет выставлен на продажу на одной из площадок Дженка, разбросанных по всей стране.

Конлин сунул левую руку в боковой карман серой спортивной куртки, нащупал спрятанное в наплечной кобуре оружие. Он привык к его весу - «Глок-18», не самый маленький в этой серии и не слишком удобный, чтобы прятать. Но он идеально устраивал Конлина. Он не связывался с глушителями. Если тебе приходится заглушать выстрел, значит, ты не контролируешь обстановку. Здесь ему не понадобится оружие, но он не собирается оставлять его в багажнике, даже среди бела дня. Машину могли угнать, разбить стекло или увезти из-за какого-нибудь дурацкого муниципального закона, действующего только в этом городке: может, Конлин оставил машину в «зоне граффити» или что-то в этом роде.

Граффити… Ближе к углу Гранд-авеню на выцветшем торце здания виднелась еще одна надпись, сделанная более темной краской, сине-лиловой, которая навела Конлина на мысль, что она, возможно, светится в темноте. Два слова казались выгоревшими, кирпичи вокруг них выглядели побелевшими, словно кто-то пытался уничтожить это проявление вандализма.

«Люкафер правит миром».

«Люкафер». Конлин сразу придумал ответ на том же языке: «Брось, разозлишь Езуса». Черт, жаль, что у него нет баллончика с краской!

На противоположной стороне Гранд-авеню три женщины бродили вокруг прилавков с уцененными товарами перед магазинчиком, где все продают по доллару. Унылые женщины из маленького городка, одна одета в совершенно не подходящие для нее шорты, открывающие взорам бледную, трясущуюся от целлюлита плоть. Конлин окинул взглядом припаркованные машины и грузовички по обеим сторонам улицы; он ничего конкретного не искал, не опасался присутствия полицейских машин (их тут не было), просто присматривался, что там стоит. Парень в зеленой бейсболке, низко надвинутой на лоб, вошел в магазин спиртного. Представительный седовласый человек в костюме вышел из ресторана и двинулся по тротуару прочь от Конлина.

Яркое пятно привлекло взгляд Конлина к телефонному столбу. На уровне глаз висело объявление о Параде, черные буквы на ярко-оранжевой бумаге. Еще не прочитав слова, он обратил внимание на картинку в центре: скелет, одна рука и одна нога подняты. Черный пляшущий силуэт. «Парад на Хэллоуин, пятница, 31 октября, 7 вечера». Здесь стояло слово «Хэллоуин». А мелкими буквами, ниже фигуры, значилось: «Начинается и заканчивается на южной парковке у Совета ветеранов зарубежных войн. Потом состоится церемония награждения». На крохотной карте в нижнем углу был показан маршрут Парада, квадратный замкнутый контур со стороной в четыре квартала. Конлин посмотрел на названия улиц и сориентировался. Найти это место будет просто. Наверняка сегодня в городке это единственное событие.

Другие оранжевые бумажки, точно такие же, висели на столбах и в витринах магазинов вдоль всей улицы. Скелет - это интересный мотив, необычный выбор: не фонарик из тыквы, не пугало среди стеблей кукурузы, не ведьма на метле на фоне лунного диска.

Скелет.

Глазницы черепа и треугольный нос были просто оранжевым бумажным фоном, который просвечивал снизу, но они подразумевали сверкающий, адский свет внутри, подобный огню в тыкве. Рот представлял собой утрированную решетку, напоминающую гребень из оранжевых полосок. Это изображение вызвало воспоминание - воспоминание о книге, которую он прочел в начальных классах; о книге зловещих стихов с нарисованными рядом различными персонажами Хэллоуина на каждой странице. Оборотень, вампир, мумия, ведьма… Но запомнился ему на всю жизнь скелет. Эта иллюстрация, выполненная пугающими черно-белыми красками, изображала оживший скелет в спальне мальчика, - явно стояла ночь, за открытым окном ярко сияла луна. Ребенок был вне себя от ужаса, старался спрятаться под одеялом, но не мог отвести взгляд от кошмарного гостя.

И маленький Конлин тоже не мог оторвать глаз. Скелет просто стоял там, так близко, что можно было дотронуться, но не тянулся к мальчику, не наклонялся над ним и даже, кажется, не смотрел на него. Просто стоял и все. Без кожи, без обрывков одежды - только две-три пряди волос прилипли к черепу, извилистые черные линии, похожие на струйки дыма. И что скелет мог сделать с мальчиком? Может, в этом и был ужас: ты не мог представить себе, что ему надо, зачем он явился.

Конлин моргал, глядя на плакат, и думал о той давней книге. Он помнил стишок на странице, слово в слово: Джон - мертвец, Джон - скелет, Череп и кости, Тела нет. Нет в нем жизни, Не дышит Джон, Пляшет, хоть раньше Ленив был он. Костлявые пальцы, Мертвый Джон - Надеюсь, к тебе Не явится он!

Качая головой, Конлин громко рассмеялся. Вероятно, такую книгу в школах сегодня запретили бы. Он подмигнул скелету и повернулся к «Кухне Стейси». Здесь он повеселится.

Двери было, по крайней мере, полвека - деревянная, со стеклянной вставкой посередине. Вместо защитного бруса или фланца на ней имелась ручка из кованого железа с настоящей задвижкой, изогнутой так, что она прилегала к большому пальцу, словно крохотная черная пластинка картофельного чипса. Когда Конлин взялся за нее, он увидел написанное от руки объявление, приклеенное скотчем к стеклу изнутри. Всего лишь карточка среди более крупных, более ярких объявлений о часах работы ресторана, о предстоящем сельском концерте музыки, о цирке, о продаже набора гаечных ключей, она привлекла его взгляд двумя последними словами: Есть в продаже открытки с Костяным человеком.

Толпа обедающих поредела; уже было больше половины второго. Конлин с щелчком закрыл за собой дверь. Запах гриля смешивался с ароматами кофе, сигарет и какого-то лимонного мыла, наверное, им официантка отмывала столы. Компания посетителей, которые могли быть только постоянными клиентами, расположилась вокруг столика справа, возле стойки: трое коренастых мужчин и одна женщина, все уже немолодые. Они отметили приход Конлина и продолжали свою беседу, что-то насчет того, как «Барб» собирается кое-что выяснить. Женщина мудро кивала, один из мужчин покачал головой и погасил сигарету в пепельнице, а другой затрясся от смеха так, что брюхо заколыхалось.

Слева от Конлина двое мужчин помоложе с серьезным видом жевали, сидя друг напротив друга. Не фермеры, но и не служащие из офиса. Старший, тридцати с небольшим лет, со светло-русыми волосами и темным загаром, ел салат. Младший, может быть, лет двадцати пяти, был одет в рубашку-поло и держал в руке сэндвич с многочисленными начинками. Они кивнули Конлину, он ответил им тем же, проходя мимо, и сел за столик на одинаковом расстоянии от обеих компаний, у стены напротив двери. Здесь не было кабинок - только столы с пластиковыми столешницами и бар с табуретами. Конлин повернулся к бару и прочел названия фирменных блюд, написанные синим фломастером на белой доске.

«Сарделька с луком», нет, спасибо. «Говяжьи ребрышки», «рыбный бут.» - конечно, это для наших друзей-католиков. Поставив локти на столик, он сложил пальцы домиком.

Женщина из группы завсегдатаев откинулась на спинку стула и крикнула в продолговатое окно в кухню:

- Пег, тут кое-кто пришел.

Конлин слышал звон тарелок, упругий стук, похожий на стук скалки, и голоса, по крайней мере, двух человек. Пег появилась в дверях кухни, вытирая руки полотенцем.

- Спасибо, - сказала она женщине. - Эта штука опять засорилась.

Женщина резко рубанула ребром ладони воздух, словно прекращая всякие дискуссии.

- Позови Тома. Просто позови Тома.

- Да. - Пег сделала несколько шагов к Конлину. Пухленькая и молоденькая, маленькие круглые очки, короткие каштановые волосы, завитые в тугие кудряшки, покрасневший носик. У нее был вид давней страдалицы.

- Хотите посмотреть меню?

- Гм, нет, спасибо. - Конлин скрестил руки. - Думаю, мне хватит сэндвича с рыбой.

- Чем его приправить?

Слава богу, «бут.» - это бутерброд, а не что-то еще.

- Соус «тартар»? Лук?

Конлину полагалось еще два блюда в дополнение к «буту». Он выбрал кукурузу и чашку куриного супа с рисом. И кофе - черный кофе.

Прошло десять минут. Двое серьезных парней заплатили по счету и ушли. Конлин пил кофе и краем уха слушал рассуждения постоянной посетительницы о том, как бы она все это объяснила Джерри и как, если он хочет сохранить свое место, ему пришлось бы прийти и проявить заинтересованность. Кофе оказался хорошим. Пег снова наполнила чашку, когда принесла Конлину еду.

У булочки был приятный привкус овса, рыба оказалась нежной, не маслянистой. Когда он посыпал перцем суп, постоянные посетители начали расходиться: сначала ушел мужчина с большим брюхом, в комбинезоне, потом тот, что курил одну за другой сигареты. Затем женщина, пообещав через плечо узнать что-то у Викки насчет бройлера. Остался только самый старший, сутулый мужчина в ярко-красной кепке с козырьком, сидящий спиной к Конлину.

Отправляя в рот одну ложку кукурузы за другой, Конлин наблюдал за ним. Казалось, этот человек вот-вот уснет. Вся его голова отливала белым, будто белый цвет проник в кожу с очень коротко остриженных, блестящих волос. Он все время клонился вперед, потом внезапно вскидывался; его голова, увенчанная красной кепкой, напоминала Конлину поплавок рыболова.

Пег подогрела кофе мужчине. Потом Конлину. Когда она начала вставлять салфетки в держатели, Конлин спросил:

- Мне любопытно, кто или что этот Костяной человек?

Пег расплылась в улыбке - первой улыбке, которую увидел Кон-лин у нее на лице. А старик проснулся, с трудом повернулся на своем стуле и внимательно посмотрел на Конлина ярко-голубыми глазами.

- Он местная… знаменитость? - Пег произнесла «знанемитость». - Как бы ты его назвал, Билли? - Она посмотрела на Конлина и кивнула в сторону старика: - У нас тут есть специалист.

Человек в красной кепке, Билли, сидел теперь боком, костлявые колени в брезентовых штанах торчали сбоку от стула. На вид ему было лет восемьдесят, кожа свободно висела под чисто выбритым подбородком.

- Феномен, - произнес он тихим голосом, не громким, но и не дрожащим. Он слегка сдвинул назад кепку с морщинистого лба и говорил медленно, казалось, он обдумывает каждое слово, выкладывает их, как сокровища из обувной коробки. - Он герой и монстр. Некоторые говорят - призрак. Другие говорят - сам дьявол.

Конлин наклонился вперед, всем своим существом умоляя Билли продолжать.

- Каждый год приходит на Парад. Танцующий скелет, точно как на наших плакатах.

Конлин вспомнил о рождественских парадах, на которых бывал в детстве: в конце действа Санта-Клаус спускался на парашюте с самолета и к восторгу толпы приземлялся с криками «Хо-хо-хо». Наверное, это нечто вроде того.

- Городской талисман? - высказал он предположение.

- О, нет. - Билли покачал головой, больше нажимая на «о», чем на «нет». - Нет, мы уважаем Костяного человека. Мы его любим, но он нас пугает. Или, может, именно поэтому мы его любим. Он намного старше нашего города.

- Он не живой, - подсказала Пег. - Он весь из костей. Он сверхъестественный.

Конлин широко улыбнулся, переводя взгляд со старика на девушку и обратно, в ожидании концовки этой шутки. Но Билли только наблюдал за ним, а Пег вернулась к держателям для салфеток. Костяной человек был достопримечательностью городишки, и эти двое мастерски его рекламировали.

- Значит, он - сверхъестественное явление, - произнес Конлин, - и является каждый год на Парад Хэллоуина.

- Правильно, - ответил Билл. - Только не всякий способен его увидеть.

Конлин фыркнул и быстро постарался прикрыть смех кашлем. Как это удобно! Призрак с уведомлением об отказе. Если ты его не сможешь увидеть, это твоя проблема. Местный совет по туризму работает блестяще.

- Хорошо, что вы изобразили его на почтовых открытках. Билли рассмеялся.

- Вы придете на Парад?

- Ни за что его не пропущу. Билли понимающе кивнул.

- Люди приезжают издалека, чтобы посмотреть. Это стоит лицезреть, даже если вы не увидите Костяного человека. Собственно говоря, на вашем месте я бы не слишком жалел, если вы его не увидите.

- Почему вы так говорите?

«Кроме очевидной причины - прикрыть свою задницу».

- Ну… - Билли отвел взгляд. - Кажется, те, кто его совсем не замечает, гораздо счастливее тех, кому выпал такой случай.

- Увидеть его значит навлечь на себя что-то вроде проклятия? Все равно что услышать крик баньши?

- Нет, я не совсем это имел в виду. Я-то его вижу и не считаю себя проклятым. Просто… как сказано в Библии, «кто умножает познание, умножает скорбь», что-то вроде этого.

Библия. Конлин довольно хорошо знал Библию.

- Ты его видишь, - сказал Билли, - а потом видишь много такого, чего, может быть, предпочел бы и не видеть. Костяной человек - это тяжелая правда.

- Ладно. - Конлин откинулся на спинку стула и допил кофе. - Интересно, увижу ли я его.

- Есть способ проверить.

- Вы хотите сказать, если прийти на Парад?

- Я хочу сказать - прямо сейчас.

«Прямо сейчас». Водянистый холод забулькал внизу живота Кон-лина. Он чувствовал его в тот единственный раз, когда осознал, уже готовясь напасть, что его противник тоже вооружен. Все равно что обнаружить змею в своей постели.

Но почему эта мысль его встревожила? Чем это может ему грозить?

Словно по подсказке, Пег вышла из-за стойки бара и взяла тяжелый альбом с полки, где лежали безделушки и телефонные справочники. Она принесла его на столик Конлина.

Билли подошел, шаркая ногами, и сел на стул напротив Конлина. Пег снова налила им кофе, взяла тарелки и удалилась на кухню. Сморщенными руками Билли повернул альбом к Конлину.

Книга Костяного человека.

Альбом был дешевым, на проволочной пружинке, название на обложке из офсетной бумаги было написано от руки ярко-оранжевым маркером. Слова убегали вверх, к правому краю, результат плохого расчета. Ниже названия были нарисованы персонажи Хэллоуина, многими художниками, более тонкими фломастерами различных цветов. Здесь явно изображался Парад. Некоторые создания были нарисованы детьми и представляли собой примитивные наброски, с одних капала кровь, у других имелись клыки и желтые глаза. Оборотень на двух ногах потрясал большой костью, как в мультике. Некоторые картинки казались работой подростков: злобного вида фэйри в невероятных доспехах, принцессы с развевающимися волосами и громадными, невинными глазами японских «манга». Некоторые существа были выписаны с большим мастерством, тщательно, с тенями, они так и рвались с обложки.

Конлин вопросительно взглянул на Билли.

- Откройте альбом. - Билли подался вперед, опираясь на скрещенные руки.

Конлин взялся за обложку и раскрыл книгу. Новые рисунки теснились на маленькой страничке, где тот же заголовок был размещен более удачно, на этот раз написанный четкими черными буквами, на линиях, прочерченных с помощью линейки. Следующий разворот вспыхнул многоцветными надписями на обеих сторонах, левой и правой. Картинки уступили место чему-то вроде граффити на тему Костяного человека: посланиям от десятков людей. Костяной человек рулит! Фанат. Мы видели Костяного человека, 98 год. Семья Роберта Линча, Сок-сити, Висконсин. Круто, КОСТИ! Остеофил, 1999 год. А под этой строчкой: Дурень, Эта книга - остеофил!Дункан, 11.01.99.

Этот альбом напомнил Конлину книжки для граффити, которые, как он читал, заводят в некоторых ночлежках, в домах с привидениями, переоборудованных в гостиницы. Это дневники, в которых постояльцев просят оставлять свои послания. Интересно, подумал Конлин, расписался ли в этом альбоме последователь «Люкафера» или та, что считает Ферга горячим парнем.

Но этого не может быть на самом деле: он видел, по крайней мере, пятнадцать названий штатов только на этих двух страницах. Он потер подбородок:

- Вы мне хотите сказать, что туристы каждый год слетаются сюда на Хэллоуин?

- Мы себя не рекламируем. Мы любим покой и тишину. Никаких сувенирных лавок, только несколько открыток, потому что люди все время просят чего-нибудь, что можно купить и увезти домой. - Билли пожал плечами. - Мы не возражаем против небольшой компании, если люди умеют себя вести. Они каким-то образом появляются здесь. - Он улыбнулся Конлину. - Как вы.

- Я не знал о… Я просто проезжал мимо.

- Да. Я часто это слышу.

Конлин явственно почувствовал покалывание на коже головы. Он бросил взгляд в окно, представив себе, как этот город наполняется людьми - голодными, как был голоден он сам, или заблудившимися, или у которых сломалась машина, или кому просто нужно залить в бак бензина. Он подумал о тех двух мужчинах с серьезными лицами, которые здесь только что сидели. Может, они тоже приезжие?

Да, наверняка. Все это часть истории, создание настроения для Парада. А что еще такому старику делать весь день, кроме как совершенствовать свое мастерство рассказчика этой истории? Вероятно, его история становится все интереснее год от года. Лучшим объяснением было то, что кто-нибудь из городишки съездил в Мексику и решил, будто День Мертвых - это здорово. Вероятнее всего, пять или шесть местных жителей в припадке буйного веселья достали коробку фломастеров и нарисовали весь этот альбом одним дождливым субботним вечером.

- Видите ли, это новая книга, - объяснил Билли. - Она начинается в 98-м. У Стейси в кладовке их целая коробка, те более старые. И это не единственное место в городе, где ведут книгу Костяного человека. Парады начались давно, и он всегда в них участвовал. - Пожелтевшим ногтем Билли постучал по записи, сделанной пурпурными чернилами. - Вот один из тех, кто его не увидел.

Был здесь, сделал это, видел НОЛЬ! Джим, Небраска, ноябрь 99 года.

- Вот еще один, - сказал Билли.

Veni, non vidi!Костяной человек - миф!Без подписи. Конлин кивнул.

- Вы честно даете возможность высказаться неверующим.

- Да. - Билли втянул губы и с причмоком отпустил их. - Теперь мы подошли к первой фотографии.

Он перевернул перед Конлином следующий лист, открыв единственную фотографию, приклеенную к правой странице почти посередине, ближе к внешнему краю. Ее окаймляла головокружительная путаница из слов и маленьких нарисованных черепов. Одно фото в море надписей фломастерами.

Конлин наклонился ближе.

Половину снимка занимал деревянный забор, за забором - дом. На переднем плане люди в маскарадных костюмах, дети и взрослые. Велосипед выезжает из кадра слева.

- Вы его видите? - спросил Билли.

Конлин не заметил никакого скелета. Он почувствовал прилив разочарования. А чего, собственно, он ожидал?

- Не волнуйтесь. Его на этом снимке трудно увидеть. - Билли нарочито медленно поднес палец к фотографии, задержал его на весу над людьми в масках, над колесом велосипеда, над ветками темного дерева во дворе.

- Он… там.

Над верхним краем деревянного забора, там, где доски были заострены, словно стены форта, виднелась сероватая тень. Какое-то выпуклое пятно, похожее на донышко перевернутой миски.

- Он спрятался за этим забором. Это его макушка.

Конлин поднял глаза и уставился на Билли исподлобья. Значит, все это шутка, вроде той, когда человеку показывают лист чистой белой бумаги и говорят, что это снимок трех белых собак во время снежного бурана. Но на лице старика по-прежнему не было и намека на розыгрыш.

- Ну, я понимаю, что это фото никого не убедит, - продолжал Билли. - Его сюда поместили, чтобы подготовить вас к тому, что вам предстоит увидеть. - Он взглянул на Конлина, прикусив кончик языка зубами, глаза его выжидающе блестели. Интересно, подумал Конлин, сколько раз старик произносил эти самые слова перед другими, здесь, в этой столовой, за этим самым столом? - И еще этот снимок включили в альбом, - продолжал Билли, - чтобы показать, что Костяной человек всегда является частью нашего пейзажа, замечаете вы его или нет.

Конлин пожевал губу. Это все больше напоминало религию.

- Теперь посмотрим, как вам понравится вот это.

Билли перевернул еще одну страницу. Она сложилась пополам, потом распахнулась под грузом фотоснимков.

Одним из самых полезных качеств Конлина было умение держать нервы в узде. Он невозмутимо смотрел в дуло девятимиллиметрового «танфолио»; он щурился на свет мигалок копов, когда у него в багажнике лежал заказанный объект, и красноречие позволило ему благополучно уехать. Но фото на этом развороте разрисованного альбома подействовали на него, как удар холодного лезвия лопаты в живот. По спине побежали мурашки, глаза заметались от снимка к снимку.

Все это были совсем недавние фотографии, сделанные различными фотоаппаратами. Большинство - цветные, стандартного размера, но пара черно-белых снимков претендовала на художественность, отличалась резкой игрой теней. Фотокадры Парада. Ряды шагающих людей в маскарадных костюмах, стоящих на низких платформах и ухмыляющихся сквозь грим и маски. Они сжимали в руках метлы и придерживали на ветру остроконечные шляпы, за ними тянулись грязные бинты, развевались окровавленные простыни, они прижимали к груди автоматы и топоры из пластмассы, за поясом у них торчали кинжалы. Только на некоторых были костюмы, купленные в магазинах. И взрослых на фото было не меньше, чем детей, а может, и больше.

И на каждой фотографии, обычно на видном месте, присутствовал танцующий скелет человека.

Костяной человек.

Конлин нахмурился. Каким бы способом ни был создан этот призрачный герой городка, он был хорош. Сначала Конлин искал проволочки, устройство, позволяющее управлять марионеткой с какого-нибудь ближнего тягача или платформы на колесах. Но нет, скелет явно не просто болтался на ниточках. Слишком много у него было разных поз, его руки и ноги занимали четкие положения, и он находился повсюду: то на газоне, то в центре Парада, то балансировал на заборе. На одном жутком, отчасти комичном снимке он скорчился на коньке крыши, играя на скрипке.

Конлин провел кончиками пальцев по эмульсии. Он не видел никакого несовпадения, никакой разницы в качестве изображения фигуры и фона. Эти отпечатки не имели никакого сходства с фальшивыми снимками огромной рыбы на открытых кузовах грузовиков или фермеров, сидящих верхом на гигантских тыквах. Большинство фотографий - слишком старые, не цифровые. На некоторых Костяной человек отбрасывал такую же тень, как тени остальных фигур. На многих ужасный фантом взаимодействовал с людьми: жадно тянулся узловатыми пальцами к ребенку, одетому как гроздь винограда, бил чечетку рядом со степистом в цилиндре и фраке, отдавал честь подростку в военном камуфляже. Никто, ни на одном фото не касался Костяного человека, хотя люди явно видели его и расступались перед ним. На лицах, не закрытых масками, Конлин читал хмурое уважение, а в некоторых случаях - и нечто, похожее на страх.

- Вы здесь не увидите никого в костюме скелета, - произнес Билли, и его внезапно прозвучавший голос заставил Конлина чуть заметно дрогнуть. - Вы их у нас не встретите. Никто не хочет наступить Костяному человеку на мозоль.

Конлин глубоко вздохнул и почесал ухо.

- Хорошо сделано. Должен вам сказать, я не понимаю, как это выполнено. Это какая-то реальная фигура, не лабораторный трюк.

- Да, - ответил Билли, с безмятежной улыбкой разглядывая фотографии. - Он настоящий, еще какой настоящий.

Потирая ладонью рот и подбородок, Конлин рассматривал надписи на странице, стараясь систематизировать все, что узнал. «Вы, неверующие! - кричала одна надпись рядом со стрелкой, указывающей прямо на Костяного человека. - Вот он, здесь!»

Эти фотографии убедили Конлина: чем бы ни был Костяной человек, он не являлся массовой галлюцинацией или чем-то примитивным, вроде местной небылицы. У людей, живущих вокруг Лох-Несса, нет десятков четких фотоснимков их чудовища, но все же Несси знают во всем мире.

- Почему я не слышал о Костяном человеке? - спросил Конлин. - Все эти люди, которые его видели… Почему о нем не говорят?

- Вот это действительно хороший вопрос. - Билли откинулся на спинку стула и вытянул старые кости, сплетя пальцы за головой. - Я и сам раньше этому удивлялся. Люди приезжают толпами посмотреть на Парад, и никто им не запрещает фотографировать. Дело в том, я думаю, что Костяной человек предпочитает оставаться в тени.

- Как ему это удается?

- Позвольте рассказать вам одну историю. Я знаю парня с севера штата. Раньше мы с ним играли в боулинг. Он прожил здесь пару лет, работал с нами на элеваторе. Он мог видеть Костяного человека, приезжал на Парад, по крайней мере, два раза, насколько я помню, еще в начале восьмидесятых. Потом переехал обратно на север, кажется, у него дом в том городе, где находится атомная электростанция.

- Клинтон, - подсказал Конлин.

- Да, точно. Во всяком случае, я столкнулся с ним на ярмарке штата лет семь или восемь назад. Он меня очень хорошо знал, расспрашивал обо всех своих старых приятелях, и мы разговорились. - Билли подался вперед, опираясь на локти, его рубашка сухо зашуршала о пластик. Он опять смотрел прямо в глаза Конлину. - Не помню, как возникла эта тема, но когда я заговорил о Параде, он не смог вспомнить Костяного человека!

Конлина опять обдало холодом.

- Как это «не смог вспомнить»? Весь Парад держится на…

- Вот так просто - не смог вспомнить, как будто у него большой провал в памяти, похожий на черную дыру в космосе. - Палец Билли вернулся к снимку и прикоснулся к Костяному человеку. - Как у тех людей, которые его не замечают. Они смотрят на этот снимок и видят всех этих людей, стоящих вокруг пустоты и глядящих в пустоту. Я сказал тому парню: «Ты помнишь Костяного человека?», а он ответил: «Разве там что-то такое было?» Я сказал: «Ты его миллион раз фотографировал», а он ответил: «Я не помню, чтобы снимал нечто подобное».

Теперь Конлин не смог сдержать смеха.

- Значит, все эти люди приезжают сюда и видят его, а когда уезжают, забывают Костяного человека, и на их фотографиях его нет?

Билли кивнул.

- Думаю, это происходит именно так, может быть, некоторые даже и не помнят, что побывали здесь. Скорее всего, Костяной человек любит уединение.

- Да. - Конлин повертел головой, вытягивая шею. - А как же те открытки, которые вы продаете? Они превращаются в пустые картонки на выезде из города?

Билли пожал плечами.

- Никогда не пробовал послать такую открытку.

Конлин взглянул на часы. Шел третий час. Он уже много лет не тратил столько времени на ланч.

- Ну, это было потрясающе интересно. Я вам благодарен.

- Насмотрелись? - спросил Билли, указывая на открытый альбом.

- Не насмотрелся. - Конлин достал бумажник. - С нетерпением буду ждать семи часов.

Билли улыбнулся.

- Приезжайте-ка пораньше, чтобы занять хорошее место. Конлин оставил щедрые чаевые для Пег. Он вдоволь напился кофе,

да и время провел отменно. Весь этот городишко был как раз тем развлечением, которого он искал. Надо будет оторваться на всю катушку - погрузиться в жутковатое очарование Парада, потом хорошенько выспаться ночью.

- Здесь есть мотель? - спросил он у Билли, который сам принялся листать «Книгу Костяного человека».

- Два. «Найт-Лайт» и «У Мецгера», оба на Людерс-роуд. Это последняя дорога, идущая с севера на юг, на западной окраине.

- Как по-вашему, у них есть свободные комнаты сегодня, при таком наплыве народа?

Казалось, Билли поглощен созерцанием альбома.

- О, вероятно, они для вас что-нибудь найдут.

Конлин отодвинул свой стул и непривычным для себя жестом протянул Билли руку для рукопожатия.

- Еще раз спасибо за… - Он не вполне был уверен, как это назвать. Местный колорит?

Билли ответил ему. Его старая рука на ощупь походила на сухую ветку, покрытую воском.

На полпути к кассе Конлин остановился, рассматривая чек, и его внезапно осенила одна мысль. Потом он взял с ближайшего столика запаянное в пластик меню с жирными следами пальцев. Он не сомневался в подсчетах Пег, он искал адрес. Но его не обнаружилось.

- Между прочим, - произнес он, снова поворачиваясь к Билли, - как называется этот город?

Билли поднял взгляд и равнодушно ответил, произнеся название, которое удовлетворило любопытство Конлина: какое-то совершенно естественное название для маленького провинциального городка, затерянного среди бобовых полей. Но едва Конлин подошел к стойке, он забыл название. Конлин заморгал и открыл рот, но он выглядел бы круглым идиотом, если бы спросил еще раз.

«Вот как это работает». От этой мысли его обдало волной холода, будто он открыл холодильник. «Уедешь отсюда, а когда удалишься на милю, забудешь весь город». Нет, Конлин так не думал. Он прошел в туалет - чистый и тускло освещенный, только дверная ручка, казалось, вот-вот отвалится, - потом посмотрел на открытки с Костяным человеком. Пег вышла из кухни и направилась к нему.

- Все в порядке? - спросила она, принимая пухлой ручкой чек.

- Все просто замечательно. - Конлин открыл бумажник и заплатил мелкими, неприметными купюрами.

- Старик вас не усыпил? - Она с улыбкой бросила взгляд на Билли и наколола чек на спицу.

- Вовсе нет. Он разжег мое любопытство.

- Парад? Вам понравится.

В таких ситуациях Конлин обычно не задерживался, не давал кассиршам или продавцам магазинов повода лишний раз взглянуть на него. Но он не мог удержаться, чтобы не просмотреть открытки.

Несколько открыток представляли собой нарисованные изображения танцующего скелета, выполненные в причудливом, старомодном стиле Хэллоуина, который нравился Конлину. Одна открытка была увеличенным снимком рекламного плаката Парада, сделанным в другой год, поскольку на этом снимке Хэллоуин приходился не на пятницу, а на среду. Очевидно, не имело значения, приходится ли Парад на вечер учебного или рабочего дня, день мог выдаться какой угодно - но всегда тридцать первого числа. Открытки в нескольких верхних кармашках на стенде из проволоки были фотоснимками реального Костяного человека, очень похожими на фотографии в альбоме. Конлин, в конце концов, купил по одному экземпляру каждой открытки. Пег положила их в маленький пакетик из белой бумаги, без логотипа, и Конлин сунул их в боковой карман своей спортивной куртки.

Серебристый пикап, стоявший за его машиной, уже уехал, и никакой другой автомобиль на это место не встал. Вместо того чтобы вернуться к машине, Конлин прошел пару кварталов по Гранд-авеню, вдыхая осенний воздух. Он уловил легкий запах костра, наверное, кто-то сжигает листья на заднем дворе, подносит их к дымящейся куче, прижимая к зубьям грабель рукой в перчатке. Конлин представил себе, как потрескивают листья, когда язычки пламени прорываются сквозь них снизу. Этот запах напомнил ему о футбольных матчах, фонарях из тыквы, густеющих вечерних тенях, вкусе засахаренной кукурузы…

В трех кварталах от «Кухни Стейси» он нашел то, что искал: банк для автомобилистов с телефонной будкой в одном из углов стоянки, рядом с банкоматом. Телефоны-автоматы в наше время найти все труднее, а среди тех, что сохранились, все меньше исправных. Но Конлин презирал сотовые телефоны. Он предпочитал звонить только в случае крайней необходимости и на собственных условиях. Было нечто приятное, нечто почти романтичное в том, чтобы найти телефон-автомат и сделать звонок, когда заказ выполнен. И еще: то, что с ним нельзя связаться, заставляло клиентов нервничать. Это тоже плюс.

Он набрал номер, выслушал инструкции и опустил в автомат монеты. Два гудка, и на третьем он услышал, как сняли трубку.

Молчание на другом конце провода требовало, чтобы заговорил звонящий.

- Мистер Кляйн?

- Нет, - ответил холодный, рафинированный голос. - Это мистер Сайрус. Кто говорит?

Прекрасно. Сайрус - помощник Кляйна и имеет все права принять его сообщение. Конлин заговорил четко, без запинок, следя за происходящим вокруг сквозь стекла кабины.

- Говорит Джек, я звоню из дома в Арлингтон-Хайтс. Я только хотел сообщить мистеру Кляйну, что ремонт закончен. Все сделано так, как он хотел.

Последовала короткая пауза.

- Он будет очень рад услышать это.

- Да. - Больше не прибавив ни слова, Конлин повесил трубку. Вышел из телефонной будки и потянулся в ленивом солнечном

свете. Такой звонок был чем-то вроде вишенки в бокале той услуги, которую он оказал; клиентам оченьважно узнать, что они получили то, за что заплатили, и не надо ждать и просматривать газеты. Специалисту такого калибра, как Конлин, платили вперед. Клиенты знали, что он выполнит работу. Ему нужно было поддерживать репутацию, и если бы он когда-нибудь потерпел неудачу - ну, Конлину лучше всех известно, что никому не удается убежать достаточно далеко или достаточно быстро.

Когда он снова забрался в «малибу», ему стало жарко, как в разгар лета. За руль почти невозможно было взяться, а запах новой обивки автомобильных сидений от нагрева стал сильнее. Конлин завел двигатель, открыл окно со своей стороны и ехал медленно, пока не попал на маршрут Парада. Вспомнив карту на оранжевых листовках, он поехал по северной стороне - по Тэтчер-стрит - на запад. Увидел указатель к Совету ветеранов зарубежных войн, а потом и само здание с левой стороны улицы впереди; его будет несложно найти.

Улицы жилых кварталов города были почти такими же, какими он помнил с детства, которое прошло в еще меньшем городке. Вагончики-прицепы, собачьи будки, подвесные качели на ржавых цепях, а под ними - лысые пятна на газонах… и повсюду висели праздничные гирлянды. Даже здесь, в глуши, люди вкладывали сотни долларов в обширную индустрию, которой стал Канун дня Всех Святых; а то, чего не могли купить, они делали сами. Нет, в обратном порядке. Здесь предпочитали все делать сами: набивали старую одежду, откапывали пожелтевшие от времени простыни, обшаривали сундуки на чердаках в поисках шляп и пыльников. И все эти пожертвования несли на алтарь Хэллоуина. Гирлянды фонариков украшали деревья, некоторые уже горели при свете дня, мигали оранжевыми огоньками, дальние родственники рождественских гирлянд, которые зажгутся через месяц. Интересно, подумал Конлин, Рождество здесь празднуют с такой же помпой, как Хэллоуин?

Летучие мыши и привидения раскачивались и трепетали на ветвях деревьев. Пластиковые горгульи, скорчившись, сидели на балконе трехэтажного дома. Целые семейства вампиров стояли во дворах, прислонившись к стене, деревенские пугала с кувшинами кукурузного самогона, в запятнанных кровью рубахах. Вокруг крылечек поганками вырастали из земли могильные камни, и Конлина вдруг охватило желание остановить машину и посмотреть, нет ли на них надписей. Что на них написано - обычное «покойся с миром», совсем ничего или маленькие смешные эпитафии в стихах? Но он поехал дальше, вслед за заходящим солнцем.

Вокруг суетились люди: автомобили переезжали из одного двора в другой; взрослые стояли в проемах открытых дверей, бросая реплики невидимым собеседникам в доме. Иногда нетерпеливые дети дергали взрослых за руки. На верандах собирались компании, экипированные узелками и корзинками. Вдоль Тэтчер-стрит уже расставляли шезлонги, за четыре часа до начала действа. С наступлением сумерек проснется, оживет детская страна чудес. Внезапно Конлина охватило жгучее нетерпение попасть туда, вернуться в давно исчезнувшее время.

Улица Тэтчер упиралась в Людерс-роуд, за которой уходили вдаль опустевшие поля, испещренные темными островками леса. Фабрика по переработке сои лиловым пятном маячила на горизонте, словно средневековый замок, охраняющий эти земли. Конлин посмотрел в обе стороны и решил повернуть налево, что оказалось ошибкой: в этом направлении дорога увела его мимо последних домов, стоянки трейлеров, живописного кладбища и перегороженной цепью дороги, уходящей в сосновую рощу. На стоящем рядом дорожном указателе было от руки написано: «Участок ворон». Конлин не знал, оборудовано это место для Хэллоуина или же оно отдано воронам на весь год. Подходящее место, прямо напротив кладбища.

Он развернулся у склада и поехал обратно на Людерс.

Мотель «Найт-Лайт» оказался гораздо новее, чем он ожидал: одноэтажное, длинное, узкое строение. Очевидно, Костяной человек приносил отличную прибыль - стоянка была заполнена машинами, но неоновая вывеска гласила: «Есть свободные места». Скромный маленький мотель - именно то, чего можно ожидать в городке подобных размеров: ни бассейна, ни рекламы фитнес-клуба, ни выхода в Интернет.

Еще две машины притормозили у входа, когда Конлин подходил к стойке ресепшн. Хорошо, в толпе затеряться гораздо легче. Заполняя регистрационную карточку, он понимал, что может написать все, что угодно - любое имя, марку автомобиля и его номер; так он и сделал. Пузатый владелец даже не удостоил его взгляда, когда Конлин сказал, что расплатится наличными. Объявление, приклеенное к стойке, сообщило ему, что нужно платить вперед. Конлина это устраивало. Хозяин заселял мотель, начиная с передних комнат, поэтому окна номера Конлина выходили на сторону, где его машину не увидит никто, кроме обитателей дома престарелых, стоявшего за оградой. Хотя и это неважно. Проезжая через автостоянку, он увидел, что здесь не больше половины составляют номера штата Иллинойс. Были номера из Индианы, Кентукки, даже Флориды. Странно. Подъехав к бетонному ограждению перед номером 18, он запер машину и подергал ручку со стороны водителя. Это было единственное место парковки, которое ему понадобится до утра. Он предпочитал пройти десять или двенадцать кварталов до места, где состоится Парад.

Ключ мотеля оказался современной серой карточкой. Конлин окинул взглядом комнату, чтобы убедиться, что сможет здесь спать: никаких чудовищных дыр в стене или трупов, распростертых на кровати. Трупы. Он слышал однажды городскую легенду, что киллеры иногда избавлялись от трупов, вырезая углубление размером с человека под матрасом кровати в мотеле. Глупо, конечно, поднимать матрас, разрезать ткань и металл и тайком тащить тело в номер мотеля. Ни один разумный человек не станет столько возиться, чтобы спрятать то, что все равно скоро начнет отвратительно вонять. И все же Конлин никогда не ложился, не проверив постель.

Три часа сорок две минуты. Слишком рано, чтобы отправляться пешком, а есть ему ничуть не хотелось. Он стянул туфли, схватил пульт телевизора и пощелкал каналы в поисках новостей. Еще одно крупное землетрясение в Японии, крушение самолета под Мадридом - считают, что оно не связано с террористами. Он переключился на мыльную оперу, где какая-то девица кралась по квартире и шарила по ящикам. Конлину захотелось пошарить в ее трусиках. Потом какой-то парень вернулся домой, в эту квартиру, вместе с горячей блондинкой, так и липнущей к нему, и первая девица пряталась, кипя от ярости и возмущения, пока те двое занимались любовью на диване, а потом выхватила из сумочки миниатюрный пистолет. «Давай, детка», - подбодрил ее Конлин, но тут началась реклама, и Конлин разочаровался. Никаких шансов, что кого-нибудь прикончат до конца уик-энда.

Он нажал большим пальцем красную кнопку. Телевизор больше раздражал, чем помогал расслабиться.

Вместо экрана он стал смотреть на косые лучи света, падающие сквозь шторы. Прислонился спиной к изголовью, сложил руки на животе, скрестил лодыжки. Сидел неподвижно, только иногда моргал. «Как рептилия», - сказал ему один мальчишка в школе, имея в виду, как Конлин сидит в углу на трибуне в спортзале во время перерыва после ланча: «Парень, ты похож на чертову змею». В общественных местах он наблюдал, как люди дышат, следил, куда они кладут ключи, что у них в руках, как они сидят. Это не прибавляло ему популярности в школе. После он сделал на этом карьеру.

Лучи света проникали глубже, удлинялись на дешевом ковре, цвета созревали от золотистых до бронзово-оранжевых оттенков. Конлин сел на кровати и обхватил колени руками, будто голодный пес в ожидании у миски. Луч подполз к комоду, лег на телевизор, на картину, где была нарисована ваза с фруктами.

Пять пятнадцать.

Конлин покинул кровать, «крокодил соскользнул в воду». Сунул ноги в ботинки, зашнуровал их. Натянул спортивную куртку, расправил ее на кобуре, слева под мышкой. Проверил, при нем ли ключи, в том числе ключ мотеля. Посмеялся над собой, над тем, что двигается столь тихо.

Но он действительно чувствовал себя так, словно делает нечто запрещенное, будто подглядывает, собирается войти невидимым в раздевалку для девочек и не спеша смотреть, как раздевается целая волейбольная команда. Это хорошая аналогия - он ощутил, как в паху разливается жар. Он никогда не чувствовал себя злодеем, выполняя заказ. Выслеживал какого-нибудь беднягу, сбивал с ног, заклеивал скотчем рот и связывал руки и ноги, вывозил в лес, приставлял к голове «глок» и видел последнюю мольбу о пощаде в полных ужаса глазах. Никогда ни капли раскаяния.

«Душа» Конлина, если так человеку хочется это называть, напоминала закрытый консервный завод, которого боялись дети в младших классах. Место с привидениями, обычные истории: внутри живет сумасшедший, вместо руки - стальной крюк, там висят пропавшие домашние любимцы и бездомные бродяги, в темноте, истекая кровью, исчезают кусок за куском. Конлин не боялся этого здания, тогда не боялся. Это пришло потом. Когда он обнаружил, на что способны его руки. Летом после восьмого класса он оторвал кусок фанеры от окна завода и обнаружил именно то, чего ожидал. Ничего. Совсем ничего. Пустоту.

Так почему он испытывает сейчас это дразнящее чувство, откуда это ощущение, будто здесь есть нечто такое, что он может нарушить? Странная мысль пришла ему в голову, когда он покинул номер и посмотрел на красное зарево на западе от города, где толстый, раздутый шар солнца висел над горизонтом, как одно из тех иногда попадающихся яиц, которые полны крови.

«Костяной человек знает, что я его не боюсь. Он боится меня».

Конлин запер дверь, обогнул мотель, пересек Людерс-роуд и вошел в темное сердце города.

Черные кусты, раскидистые деревья - казалось, ночью их больше. Пластмассовые фонарики гирлянд сияли среди последних, хрупких листьев: фонарики в форме тыкв, белых призраков, колдуний с зелеными лицами. (Кому пришло в голову, что у колдуньи должно быть зеленое лицо?) Впереди было темно, хотя в небе все еще виднелся огненный след закатившегося солнца. Зеленоватый цвет неба медленно перешел в темно-синий, засверкали звезды.

Конлину казалось, что вокруг него распахнулись завесы, и он снова выходит на улицы своего детства. Здесь, под дрожащими на ветру кленами и дубами, сгорбившимися в преддверии холодов, был уже не век Интернета и маленьких телефонных трубок в кармане, которые фотографируют и снимают фильмы; это, скорее, напоминало ту эпоху, когда машины запирали на рычаг в форме буквы «т», у телефонов были круглые диски с цифрами, телевизоры настраивали большими, неуклюжими кнопками на передней панели. Конлин шел по тротуарам, огибающим деревья, где некоторые бетонные плиты встали горбом под напором корней. Деревья - хозяева этих маленьких городков в прерии, размышлял он; кроны деревьев - стропила над головой; корни глубоко проникают в землю и далеко выходят за пределы последних домов; стволы - это колышки, которые крепят к земле общину.

Велосипеды стояли, прислонившись к крыльцу, валялись разбросанные по двору игрушки. Лестницы, деревянные ступеньки которых были прибиты гвоздями прямо к коре, вели наверх, к ветхим платформам и домикам среди ветвей, их брезентовые клапаны на входе ветер раздувал, словно паруса пиратских кораблей. Все пронизывал теплый, рассеянный свет декоративных фонариков, уличных фонарей и окон домов.

Люди собирались на тротуарах, на вымощенных плитами тропинках, вдоль обочин, они болтали и смеялись, засунув руки в карманы курток, чтобы согреться. Некоторые кивали Конлину, другие улыбались, а кто-то не обращал на него внимания. Пожилые пары сидели в шезлонгах, накрывшись одним пледом. Висящие на верандах качели поскрипывали и раскачивались. Парок поднимался из кружек с горячим сидром, от его терпко-сладкого аромата у корня языка Конлина начала выделяться слюна. Две девочки-подростка пробежали мимо по опавшим, шуршащим листьям, кусая белыми зубами яблоки в карамели. Конлин беззастенчиво уставился им вслед, на джинсы, обтягивающие выпуклости их тел.

Здесь большинство фонарей из тыквы были настоящими произведениями искусства, их вырезали старательно, с любовью. Казалось, их лица гримасничают от пляшущего внутри огня, глаза следят за Конли-ном, щеки прыгают, а ноздри раздуваются.

Полицейская патрульная машина проехала вдоль улицы, бесшумно и медленно, мигая поочередно красными и синими огоньками. Кон-лин дерзко встретился глазами с сидящим за рулем полицейским, тот помахал ему рукой. «Привет. Удачного вечера, приятель».

Затем, с топотом, похожим на стук копыт приближающегося табуна, толпа детей в маскарадных костюмах стремительно вылетела на улицу. Недавно Конлин гадал, устраивают ли в этом городе на Хэллоуин обряд «кошелек или жизнь». Очевидно, да. Только он еще никогда не видел такого обряда. Здесь дети не только подходили к дверям дома, но и шныряли в толпе, как банда с большой дороги, как сорок разбойников, как викинги. И жители городка были к этому готовы. Они одаривали шалунов конфетами из пакетов, из рюкзаков, из багажников машин. Ухмыляясь, Конлин поднял вверх ладони жестом, говорящим: «у меня ничего нет», и волна ведьм, пришельцев и серийных убийц стала обтекать его с боков. Конлину показалось, что иногда во взглядах из прорезей масок мелькало сомнение, «грабители» оценивали его и убегали прочь. Невозможно обмануть детей, умных детей. Они знают, кого нужно бояться. Они чувствуют, когда «что-то страшное идет».

Шесть двадцать четыре. Конлин вгляделся в наручные часы. Неужели он действительно пробыл здесь так долго? Он прошел весь маршрут Парада против часовой стрелки и побродил по боковым переулкам, прислушиваясь к взрывам смеха, взволнованным крикам, звону дверных колокольчиков, хрусту сухих листьев под ногами. Он издали наблюдал за фосфоресцирующими жезлами и лучами фонариков в руках детей, за очертаниями их голов в остроконечных шлемах с антеннами, когда они собирались под уличными фонарями, чтобы похвастаться добычей и спланировать следующие атаки. Его приводило в восторг то, как их тени вырастают до громадных размеров на изнанке листвы, когда перед ними открывают двери.

Родителей не было. Вот в чем штука. Конлин никогда не видел, чтобы в «кошелек или жизнь» играли без родителей: обычно те стояли в сторонке и внимательно следили, не появятся ли настоящие ужасы Хэллоуина. Может быть, здесь это не нужно, потому что весь город все равно высыпал на улицы и стал всеобщей армией хранителей… или за этим стоит нечто большее?

Костяной человек обо всем заботится.

Правильно. Так и должно быть, восторженно подумал Конлин, свернул за угол Хаулет-стрит и направился к Совету ветеранов. Костяной человек заботится о своих. «Никто не хочет наступить Костяному человеку на мозоль», - именно так сказал Билли.

Людей становилось все больше, они подходили со складными стульями, одеялами и термосами. У некоторых зрителей были фотоаппараты, они готовились сделать новые снимки Костяного человека, которые заполнят их альбомы, их архивы для гостей, чтобы те удивлялись или смеялись над ними в близком и далеком будущем. Страницу за страницей заполнят эти снимки, подобно падающим осенним листьям. Вера и неверие. Для некоторых тайна остается тайной. Имея глаза, они не видят; имея уши - не слышат.

Конлин видел, и он слышал. Чем бы ни был этот Костяной человек, - а он намерен был это выяснить уже скоро, - эта ночь всегда принадлежала Джеку Конлину, призраку тьмы, идущему по краю земли. Он снова нашел ее после слишком долгого отсутствия. «Пес возвращается на блевотину свою», - сказано в Библии. Все внутри Конлина дрожало от шелеста мертвых листьев.

Не доходя половины квартала до Совета ветеранов, он уже оказался среди участников Парада в маскарадных костюмах, которые толпились, поправляли друг другу крылья, или плащи, или головные уборы, получали номера для конкурса, разговаривали приглушенными голосами из-под масок. Как и на фотографиях, костюмы, в основном, были хорошими, некоторые просто на удивление хорошими. Современные киногерои вперемешку со старыми, традиционными, и с оригинально придуманными, и с совершенно причудливыми. Там были вампиры с выбеленными мукой лицами и красными губами; мумия, закутанная с головы до пят в туалетную бумагу, и штук сто колдуний всевозможных размеров. Там был волк-оборотень, который больше напоминал собаку. Плавно скользили клоуны и феи. Женщина в резиновой маске старухи повисла на локте полицейского в старомодном мундире. Конлин задумался над тем, должно ли что-то означать их совместное появление. Он встретил горбуна, пирата, самурая, джентльмена, который ловко ковылял на трех ногах, высокое существо с горящими красным светом глазами и крыльями гигантской моли. Дважды заметил в толпе прыгающего ребенка, загримированного под уродливого карлика. Или, может, уродливого карлика, лишь слегка загримированного.

Стоянка была заполнена затейливо украшенными платформами, их тягачи рокотали и выпускали клубы дыма. На одном фургоне с платформой без бортов возвышался средневековый замок; на другом - развалины целого дворца, с торчащими вверх башенками, с летучими мышами, подпрыгивающими на эластичных шнурках, с волшебным светом, просачивающимся сквозь ставни. Еще один тягач тащил макет кладбища, где безумный ученый и человек-зверь обкладывали надгробья сухим льдом.

Конлин бродил по стоянке, и казалось, никто не обращал на него внимания. Там были и другие люди без костюмов - родственники и друзья участников Парада, помогающие им, как техники автогонщикам на пит-стопе. Там же находились служащие, поглядывающие на часы, возможно, следящие за соблюдением правил безопасности. «Запрещено поджигать тряпки, включать бензопилы». Конлин время от времени прижимал левую руку к туловищу, чтобы убедиться, что его верный австрийский друг скрыт от посторонних глаз. Там были и другие туристы, вытягивающие шеи и слишком громко разговаривающие, словно то, что они проделали такой дальний путь, давало им особые права.

- Иде он? - проблеяла женщина на диалекте Новой Англии. - Иде Костяной человек?

- Он любит появляться эффектно, - весело крикнул один из служащих, пробегая мимо. - С самого начала его может и не быть, но он никогда не пропускает Парад! - Конлин был совершенно уверен, что это тот же полный седовласый бизнесмен, которого он видел выходящим из «Кухни Стейси».

Конлин добрался до дальнего угла парковки, вдали от света, от ярких фар полицейского автомобиля, которому предстояло возглавить действо и повести его под ветвям деревьев, под звездами октября. Обернулся и прислонился спиной к стволу дерева. Всегда на краю толпы, в темных углах - это Конлин. Когда он был ребенком, в такую ночь он обычно старался держаться позади всех, невидимкой, и редко подходил к дверям за конфетами.

Он любил наблюдать за другими детьми, смотреть, как они играют, как вместе бегают, останавливаются и уносятся в другую сторону. Конлин никогда не был по-настоящему одним из них, но постоянно изучал их и мог действовать среди них, когда ему было нужно. Он знал, что они собираются делать, о чем они думают. Он всегда чувствовал испуганных, слабых. Больных.

«Больные» могли быть самыми разными. Однажды больным оказался мальчик по имени Брайен Дилэни.

Они учились в третьем классе, Конлин и Брайен, им было по восемь лет. Мама Брайена где-то пропадала по ночам; родители Конли-на напивались до бесчувствия, и их не волновало, чем он занят. Поэтому и Брайен, и Конлин бродили по всему городу. Они не были друзьями. Конлин следил за Брайеном, потому что мог это делать незаметно - наблюдать. И увидеть, что сделал другой одинокий мальчик в ту ночь ночей.

В уединенном месте между парком и железнодорожной колеей Брайен опустился на колени у каких-то кустов и долго стоял там, спиной к улице. Конлин, подглядывавший из-за пучка побуревшей травы, не видел, что он делает, не мог определить, что именно Брайен держит в руках, когда тот встал.

Не мог определить, пока не увидел трясущиеся плечи Брайена, не услышал вой, не увидел хлещущий хвост. В памяти Конлина остался резкий хруст, но это могло быть плодом воображения впечатлительного мальчишки. Затем Брайен обернулся с бессмысленной улыбкой и выронил из исцарапанных рук на тротуар кота. Кот упал на бок с глухим стуком, странно скрученный. И мертвый. Его зеленые глаза были открыты и неподвижны.

Тут Брайен увидел Конлина, который остолбенел от удивления. Не от возмущения, нет, Конлину не было жаль кота. Но какое-то чувство охватывало его, изумление, заполняющее его грудную клетку, словно надувающийся воздушный шарик, так что трудно стало дышать. Будто во сне, он подошел прямо к Брайену, перевел взгляд с кота на пустые глаза Брайена.

Кот только что был живым. А теперь уже нет. Конлин взглянул на свои собственные руки, словно увидел их впервые. Потом обхватил ими шею Брайена, будто ставил какой-то безумный, любопытный эксперимент. Даже когда глаза Брайена вылезли из орбит, они почему-то остались пустыми, но он царапался и вырывался, как минуту назад делал кот.

Кто-то нашел Брайена в другом городке в пустом товарном вагоне рядом с мертвым котом. Никто не задал Конлину ни одного вопроса, только однажды в класс пришел детектив и сказал, что если кто-то что-то знает, он просит их поговорить с ним или с учителем. Но все знали, что у Брайена не было друзей. Никого и никогда не было рядом с Брайеном… кроме той ночи, когда он умер, когда, как решили, он стал жертвой какого-то бродяги, проезжавшего по железной дороге.

Конлин поскреб подбородок, наблюдая, как Парад обретает форму. Он и сейчас мысленно ясно видел Брайена Дилэни, будто это случилось вчера. Психиатр, вероятно, сказал бы, что Брайен убил кота, потому что в мире могущественных, обижавших его взрослых это было существо меньших размеров и слабее его, над которым он мог осуществить свою власть. Конлин знал, что все гораздо проще. Он не сомневался: Брайен, как и он сам, родился без той изоляции, которая большинству людей сохраняет внутри немного тепла. Брайен видел Ничто за, под и внутри всей лжи, которую рассказывали о жизни люди. Есть только Ничто. Нет причин быть счастливым, или надеяться, или сожалеть, или испытывать чувство вины. Нет причин бояться.

- Он хочет вас видеть.

Конлин подпрыгнул, и его рука чуть было не потянулась - но не потянулась - за «глоком». Он обычно отслеживал, кто или что находится у него за спиной, и как близко, но Билли застал его врасплох.

Это был Билли, по-прежнему в красной кепке с козырьком. Он прибавил к наряду стеганый жилет поверх рубашки в бело-розовую клетку.

- Что? - спросил Конлин.

Билли горбил плечи, руки засунул глубоко в карманы жилета, голубые глаза отражали свет огоньков.

- Он хочет вас видеть, - повторил он добродушным тоном. - Костяной человек. Это большая честь.

Конлин вгляделся в его лицо: ни тени юмора. Почувствовал, как дернулось левое веко.

Билли мотнул своей словно заиндевевшей, коротко остриженной головой.

- Вон туда.

Старик сделал несколько шагов, но так как Конлин не последовал за ним, остановился и оглянулся.

Конлин смотрел на него и ждал дальнейших объяснений.

Билли развел руками и поднял брови, словно хотел спросить: «В чем проблема?» Потом показал на часы, болтающиеся на его запястье, как свободный браслет.

- Парад вот-вот начнется. Не беспокойтесь, - прибавил он, словно Конлина держала боязнь опоздать к началу. - Это не надолго.

- Костяной человек разговаривает с людьми?

- Я не сказал «поговорить». Может, он просто хочет взглянуть на вас.

Может быть, и хочет, подумал Конлин. Или, может, это специальная демонстрация, которую устроил Билли для Конлина после их беседы. Возможно, он подумал: «Конлина нужно убедить, что скелет способен гулять сам по себе».

Ладно. Конлин не чувствовал никакой угрозы. Один хороший толчок, и Билли свалится, как Шалтай-Болтай. Конлин не пойдет за ним ни в какой подвал, не сядет вместе с ним в машину. Но он может подыгрывать, пока инстинкт не предупредит его об опасности.

- Откуда вы знаете, чего он хочет? - спросил он, идя на шаг позади Билли.

Смех Билли напомнил быстрый рывок мехов пыльного аккордеона.

- Я прожил здесь всю жизнь.

- Это не ответ.

Билли держался так же уверенно, как и за обедом.

- Вы получите ответы на свои вопросы.

Старик повел его по Хаулет-стрит до пересечения с улицей под названием Ди. Она была более узкой, более старой, вымощена кирпичом давно ушедшей эпохи. Над ней сплетались ветви вечнозеленых деревьев, образуя почти непроницаемую крышу. Их мохнатые, падающие занавесом ветки напомнили Конлину «испанский мох» и далекий юг. Здесь не сияли огни на верандах, не мерцали гирлянды фонариков, не бурлила толпа. Только высокие, роскошные дома, построенные в глубине, далеко от дороги, смотрели на улицу незрячими стеклянными глазами.

- Почему эта улица такая темная? - спросил Конлин, когда Билли повернул налево и зашагал по кирпичам.

- Все, кто здесь живет, ушли туда. - Билли ткнул большим пальцем в сторону Парада. Снова сунул руки в карманы и зашагал прямо посредине улицы.

Конлин догнал его.

- Это здесь живет Костяной человек?

- Он всегда появляется из темноты. Здесь мы должны его встретить.

Сделав еще несколько шагов, Конлин остановился. Ему это перестало нравиться. Конлину пришло в голову, что городок, возможно, достаточно безумен, чтобы решать, какие приезжие ему не по душе - как это делают дети. Там, среди деревьев, возможно, прячется толпа линчевателей. Он только собирался сказать Билли, что они уже зашли достаточно далеко, как впереди вспыхнул свет.

Живой огонь. Старомодный фонарь. Кто-то вешал его на шест, закрепленный на большой темной платформе, - нет, это фургон. Открытая карнавальная платформа. Теперь Конлин увидел силуэт тягача, на сиденье молча сидел водитель в широкополой шляпе.

Конлин прищурился, прикрыл глаза ладонью, заслоняясь от яркого пятна света. С шипением зажглась вторая лампа. Потом третья.

Билли остановился, но продолжал стоять спиной к Конлину - он тоже рассматривал платформу.

Она стояла посредине улицы Ди, готовая ехать к улице Хаулет, хотя двигатель тягача еще не работал. Темой оформления платформы, как и некоторых дворов, которые раньше видел Конлин, были «Чокнутые огородные пугала». Пять человек в омерзительных нарядах сновали по платформе, зажигая фонари, расставляя по углам бочки из деревянных досок. Изодранные рубашки и штаны на лямках, разваливающиеся соломенные шляпы, неопрятные бороды, трубка из кукурузного початка. Четверо мужчин с неровно торчащими зубами, один из них тучный и совершенно лысый, и одна женщина чуть старше двадцати лет, с длинными, немытыми волосами, в истрепанном платье и испуганными глазами. Все они выглядели так, будто только что выкарабкались из могил. Тощий мужчина помахал Билли рукой, потом глотнул из кувшина, на котором стояли три буквы Х.

Билли помахал в ответ.

- Полларды, - сообщил он Конлину с ухмылкой, которая свидетельствовала о том, что он любит Поллардов. - Они всегда гордятся собой.

Когда глаза Конлина привыкли к свету фонарей, он разглядел два объявления, написанные от руки на деревянных дощечках, прибитых к шатким шестам на переднем краю платформы. Одно гласило: «Мы бросаем конфеты», а второе: «Бросайте нам ваших непослушных детей».

Конлин нахмурился, пытаясь понять, почему эта платформа так высока, что пугала возвышаются над улицей на полэтажа. Он сообразил, когда услышал фырканье и хрюканье и уловил запах скотного двора. Это был загон на колесах. В платформе держали живых животных. Наверное, на Параде занавес, или нечто подобное, упадет и откроет внутренность платформы.

- Что?.. - начал Конлин, но Билли схватил его за руку. Конлин проследил за его взглядом - вдоль дорожки к дому, через пожухший газон. В густой тени что-то двигалось. Конлину пришлось сглотнуть, у него внезапно перехватило горло. Несмотря на любопытство, которое привело его сюда, очарование вечера исчезло. Он уже получил свою долю развлечений. Бесполезно искать прошлое. Невозможно вернуться назад, и не к чему возвращаться. Ему стало все равно, что такое Костяной человек. Он захотел найти свой мотель, выспаться и уехать обратно на север. Ему захотелось выпить чего-нибудь крепкого. Впервые в жизни Конлин просто дождаться не мог, когда взойдет солнце.

Нельзя вернуться назад, но и вперед тоже прыгнуть нельзя. Есть только сейчас.

Деревья раскачивались на холодном ветру. Билли уже не смотрел во двор слева; теперь его взгляд переметнулся вправо. Там сухие травы потрескивали за кустами, и ветер крутил смерч из опавших листьев. Конлин озирался вокруг, сгибая и разгибая правую руку. Он отступил на шаг, хотя в этом не было смысла. Он понятия не имел, откуда придет Костяной человек.

Жирный человек-пугало, лысая белая голова которого блестела как шляпка поганки, поднял скрипку. Сунул ее в складки подбородка и заиграл быструю, пронзительную, пиликающую мелодию. Девушка с растрепанными волосами, которая до этого стояла неподвижно, как заборный столб, захлопала в ладоши и запрыгала на месте. Ужасный, долгий вой вырвался из ее рта - то ли она смялась, то ли подпевала. Это не спектакль, подумал Конлин. Полларды и в самом деле ненормальные. Двое других мужчин взяли друг друга под руки и закружились в танце вприпрыжку. Парень на тягаче пнул ботинком задний бампер и закурил свою трубку из початка.

Конлин сделал оборот на триста шестьдесят градусов, пошарил глазами в темноте. Ему хотелось приказать этим чокнутым на платформе заткнуться. Он не мог слышать эти звуки в ночи. У него по спине бегали мурашки; холодные иголки ужаса вонзались в кожу на голове. Он провел ладонями по лицу и ощутил липкий пот.

«Уноси отсюда ноги, - подсказал ему здравый смысл. - Возвращайся к машине, садись в нее и уезжай».

Нет.

Он глубоко вздохнул. Никакого страха. Если он сейчас даст волю чувствам, ему конец - конец в работе, конец в жизни. В любом случае, бояться нечего. И, собственно, какая опасность…

С восточной стороны, далеко от света фонарей, куда проникал лишь слабый свет звезд, блеснуло что-то белое. Белое на фоне густочерного. Что-то рывками двигалось вверх-вниз, словно старая кинопленка застревала на зубцах катушки. Конлин вспомнил о «смертельных салочках» - придуманной чьим-то испорченным воображением версии игры, в которую играли первоклассники. «Если он до тебя дотронется, ты мертвец!» В первом классе ты понимаешь, что это не может быть правдой, но все же на какую-то долю мгновения, когда слышишь за спиной топот и чувствуешь, что не способен укрыться от погони, ты думаешь: «Нет-нет-нет»…

Белое на черном, мерцание, шорох задетой ветки. Очертания фигуры.

Конлину показалось, что к его рту прижали шланг мощного пылесоса и высосали весь воздух. После фотографий, открыток, после детских кошмаров он понял, что появилось перед ним.

Костяной человек. Мчится прямо к нему, неотвратимо, как смерть.

Как смерть. В глубине сознания Конлин зашелся истерическим смехом.

- О-о, - произнес Билли, - вот и он.

- Есть! - крикнул один из людей-пугал.

Конлин заставил себя дышать. Всю свою жизнь он наблюдал. Он научился не приукрашивать, не строить предположений. Четко реагировать на происходящее. Он не мог объяснить, что именно видит сейчас, но одно знал верно: это не зеркала, не проволочки и не ряженый актер.

Это был человеческий скелет, бегущий, перепрыгивающий через упавшие ветки. Черные глазницы уставились на Конлина. Вот он развел свои узловатые конечности в стороны, будто приветствуя его, будто для того, чтобы обнять его. «Джон - мертвец, Джон - скелет… »

Сжав губы, Конлин тряхнул головой, отгоняя мысли. Никакого страха. Никаких колебаний. Именно так он стал первым в своем деле.

Он выхватил из кобуры «глок».

- Что вы делаете? - воскликнул Билли, хватая его за руку, возмущенный, будто Конлин обнажил оружие против президента.

Конлин врезал ему локтем под ребра и нанес два удара кулаком снизу вверх, в грудь и подбородок старика. Тот рухнул на кирпичи. Конлин бросил многозначительный взгляд в сторону пугал, убедился, что они видят пистолет. Комедианты наконец замолчали, скрипач опустил свой смычок, похожая на труп девушка уставилась на него с отвисшей челюстью.

Во внезапно наступившей тишине ноги Костяного человека издавали звук «хруп, хруп, хруп».

Конлин встал в рабочую позу, его пальцы легли в углубления знакомой рукоятки. Он был опытным стрелком, хотя ему редко приходилось делать это вот так. Его объекты обычно стояли на коленях со связанными руками. И в них было полно жизненно важных органов, которые пуля из девятимиллиметрового люгера могла пробить и порвать. Здесь требуется твердая рука. Пускай цель приблизится. Конлин расставил ноги, расслабил колени и прицелился.

Когда Костяной человек одним прыжком перелетел через кусты, Конлин сделал первый выстрел. Бах! - оглушительно прозвучало в тишине.

Чирк! Всего кусочек ребра отлетел в сторону, скелет даже не замедлил шага.

Двадцать футов. Конлин держал оружие в вытянутых вперед руках, пальцы левой обхватили правую. Удобный выстрел, по горизонтали. Лежащий на мостовой Билли застонал.

Бах! На этот раз мимо. Пуля прошла на волосок от тонкой, как трубочка, шеи.

Пятнадцать футов. Конлин зажмурил один глаз. Бах! Снова мимо, и пуля срикошетила где-то вдалеке. Любая из таких пуль могла уложить живого человека. Конлин стрелял хорошо, но тут не во что было попадать.

Приняв решение, он перевел рычажок сбоку со стрельбы одиночными на залп из трех выстрелов.

Десять футов. Три быстрых выстрела. Лучше. Левая нога Костяного человека упала на дорогу, отрубленная ниже бедра. Призрак сделал полный оборот вокруг своей оси и теперь прыгал на кошмарной правой ноге, как на «пого-стике».

- Иди сюда, - промурлыкал Конлин и на несколько дюймов сместил прицел, твердой рукой сжимая «глок».

Костяной человек приблизился.

Бах-бах-бах!

Есть! Позвоночник разлетелся в щепки, и Костяной человек развалился на верхнюю и нижнюю половины, переломившись в талии. Его нога отталкивалась от земли, и таз вертелся вокруг своей оси, царапая мостовую.

И как раз вовремя. Конлин израсходовал девять пуль из десяти. Он мог бы пустить последнюю пулю в череп, как во время обычной работы, и раздавить в пыль подошвой то, что осталось. Синий дым висел в воздухе, запах раскаленного «глока» придавал ему сил. Старик Билли приподнялся на локте с искаженным от боли лицом.

Пора покончить с этим и исчезнуть. На такой шум сбегутся все копы городка. Они всего в квартале отсюда.

Он прошел вперед и остановился над своей трясущейся мишенью. В этом была ирония - и почти печаль, если бы Конлин позволял себе чувствовать печаль. Оказывается, ночные кошмары и детские фантомы могут быть реальными - вот это открытие! Но их можно разнести на куски пулями. Прощай, поэзия и тайна. Конлин все-таки оказался прав: бояться нечего, справедливости нет, нет добра и зла, все это ничего не значит.

Челюсть, прикрепленная к черепу серыми, похожими на веревки сухожилиями, все щелкала и щелкала, открывалась и закрывалась. Он задыхается? Разговаривает? Кусается? Смеется?

- Над чем тебе смеяться, ты…

Но Костяной человек приготовил для него еще один сюрприз. Его танец отнюдь не закончился. С усилием подавшись вперед, перекатившись на грудную клетку, усеченный призрак расставил обе руки на мостовой, согнув их в локтях. Затем, подобно какому-то ужасному пауку, прыгнул вперед.

Конлин, который продолжал держать пистолет в опущенной вдоль тела руке, почувствовал, как его обхватили лишенные плоти кости. Высохший, полумертвый человек вцепился в него, словно какой-то отвратительный паразит, его вечная ухмылка почти касалась лица Конлина, черные провалы глазниц были в нескольких дюймах от его глаз.

Конлин пошатнулся с хриплым криком, силясь сбросить с себя этого демона, освободить руки. Его ноздри обжигала пыль и кое-что похуже - едко пахнущие остатки того, что когда-то было живой тканью, а теперь превратилось в нечто черное, твердое, липкое и почти полностью съеденное червями времени.

- Отцепись! - прохрипел Конлин, шатаясь из стороны в сторону, раскачивая непрошеного партнера, словно кружился с ним в каком-то диком танце. За его спиной опять заиграла скрипка. Та давняя книжка, та картинка - чего хотел скелет, стоящий рядом с постелью мальчика? Чего он хотел?

Эти глаза были пещерами, ведущими в бездонную глубину, которая никак не могла скрываться в одном высохшем черепе. Уже стоя на коленях, Конлин перестал сопротивляться, завороженный. Глубоко, глубоко внутри этих глаз он увидел что-то во тьме. Что-то громадное и движущееся. Что-то, глядящее на него. Что-то.

Не в состоянии моргнуть, Конлин закричал. Его крик был долгим бессмысленным воем, полным такого ужаса, который он никогда не позволял себе испытывать.

Челюсть Костяного человека распахнулась, это было похоже на улыбку узнавания и восторга. Конлин не сомневался: он слышит шипящий звук, хотя легких, чтобы его создать, не было.

- Хха-а-а-а… - шепнул Костяной человек.

Из челюсти вырвался дурно пахнущий ледяной пар, бело-голубой при свете огней. Его прикосновение обожгло кожу Конлина, и не успел он отвернуться, как пар влился в его нос и рот и, словно когтями раздирая горло, проник внутрь.

Охваченный невероятным ужасом, Конлин вырвал прижатую руку и приставил дуло «глока» к черепу Костяного человека.

Бах!

Казалось, этот выстрел эхом раскатился по вечнозеленым деревьям. Конлин обмяк, откинулся назад, глядя, как костяные обломки взлетели вверх, во все стороны, закружились и дождем посыпались на кирпичи.

Костяные руки разжались. Конлин вырвался из объятий, оттолкнул ногами то, что осталось от верхней половины скелета. Торс скрипнул и затих. Одна нога немного подергалась, потом застыла.

Ноги самого Конлина зашевелились раньше всего остального, и сдвинули его на три шага в сторону быстрее, чем он перевернулся и встал на колени, потом вскочил. Он обрел равновесие, готов был бежать, но резко обернулся назад, заметив что-то в шаге от себя, какую-то черную тень, возникшую между ним и фонарями платформы.

Один из Поллардов. Водитель тягача, в шляпе с обвисшими полями и зажатой в зубах трубкой. Конлин увидел в его отведенной назад правой руке блеск разводного ключа, за полсекунды до того, как ключ врезался в его ухо.

Осознание того, что случилось потом, выглядело как вспышки в красном тумане, которые сменялись темными интервалами: дискретные образы, почти как фотоснимки из «Книги Костяного человека». Что-то случилось с его слухом. Звуки вскипали и колебались, терялись в ночи, которая вспыхивала и дымилась. Сначала кто-то волок его за руки, лицом вниз, и кровь из ноющей головы капала на мощенную кирпичом улицу.

Потом его поднимали, чьи-то руки тащили его наверх.

Затем, когда темнота снова приоткрылась, он оказался под самыми вечнозелеными ветками, и девушка Поллард вытирала его лицо тканью, напевая ему что-то нежным, детским голоском. Рядом с ревом завелся двигатель. Твердые доски под ним затряслись, и низко висящие над головой ветки двинулись, заскользили мимо. Пронзительная скрипка все продолжала пиликать.

Повернув голову, он увидел внизу улицу Ди. Он лежал на высокой платформе, которая начала движение. «Нет, погодите», - хотел сказать он, но не мог произнести ни слова. Внизу, на мостовой, старый

250

ПРОЗА

костяной человек

Билли хромал к обочине, потирая бедро, словно оно у него болело. Остановился, посмотрел снизу на Конлина с кривой улыбкой, наполовину с упреком, наполовину с удивлением. Рассмеявшись, старик поднял хрупкую руку и помахал ему.

Конлин пошарил вокруг в поисках «глока». Но двое мужчин Пол-лардов наклонились над ним, схватили его за руки и за ноги. Тот, что был в ногах, жевал табак. А другой, стоявший над головой, улыбнулся доброй улыбкой, показывая неполный комплект желтых зубов.

- Ты почти готов? - спросил он, похлопав Конлина по шее. «Готов? К чему?»

Бесцветная девушка нагнулась ближе, задев грязными волосами его лицо, и поцеловала Конлина в губы. Вкус ее губ, ее запах, обожгли его горло, будто мускус дохлого скунса. Но Конлин почувствовал, как его губы растянулись в ответной улыбке.

- Ну и ладно, - произнес стоящий над ним мужчина, когда девушка отстранилась. - Вперед.

Двое мужчин подбросили Конлина, но не по направлению к улице. Он смутно видел, что верхний настил платформы представляет собой решетку, сбитую из широких деревянных планок с промежутками между ними. Он аккуратно проскользнул в промежуток и полетел в темное нутро фургона.

Его крик превратился в хриплый визг вырвавшегося из легких воздуха, когда он ударился о горячую, дрожащую поверхность - тело животного. Животное с визгом вылезло из-под него, и Конлин плюхнулся в жидкую, скользкую грязь, под которой опять чувствовались твердые доски.

Похоже на грязь, но не грязь. Этот запах…

Громадные туши толпились вокруг него, терлись друг о друга в темноте. И слышалось «паф, паф» нечеловеческого дыхания. Вероятно, вонь навела его на мысль, что это вантузы для туалета прикасаются к нему, прижимаются к его груди, к его ногам. Нет, не…

Рыла. Круглые рыла, похожие на торцы бревен. Острые, раздвоенные копыта топтались рядом с ним, одно наступило ему на руку и пропороло ее. Умные маленькие глазки на огромных мордах с отвисшими подбородками; эти глаза в просачивающемся свете фонарей сверкали красным огнем.

Заглушая повизгивание и похрюкивание, хриплое дыхание и шуршание волосатых шкур на трущихся жирных тушах, одно из огородных пугал приложило рот к щели наверху и закричало:

- Шу-у-у-у-у-у!

Однажды Конлин воспользовался тисками, зажал ими руку заказанного объекта в его собственной опрятной мастерской, потому что Конлину требовалось кое-что узнать. Он вспомнил теперь эти тиски, подумал о том, что тот человек тогда чувствовал: только тогда тиски были одни, и в них была зажата одна часть тела жертвы, и они сжимались очень медленно.

Его поливали какой-то жидкостью, она дымилась и громко шипела, но всякая боль исчезла. Это было приятно. Он попытался закрыть глаза от облегчения, но глаза не закрывались.

Он снова лежал наверху, на чистых досках, на высокой платформе Поллардов, и та милая девушка смачивала его каким-то химическим раствором, который пузырился, пенился и очищал.

Никакой боли. Совсем никакой боли. Он открыл рот и затрясся в беззвучном смехе. Полларды засмеялись вместе с ним, заулюлюкали, а похожий на жабу толстый скрипач закончил свою мелодию тремя эффектными визгливыми нотами.

Девушка присела на корточки и осторожно поставила свое дымящееся ведро. Откидывая волосы с водянистых зеленых глаз, она широко улыбнулась, словно любовалась новорожденным младенцем.

- Вот так, - сказала она ему. Она умела говорить. - Ты совсем готов.

Интересно, подумал он, как ее зовут. Но с другой стороны, он не мог вспомнить, как зовут его самого, если у него когда-нибудь было имя. Он где-то раньше был? Куда-то ехал?

Нет. Сейчас имели значение только этаночь ночей и Парад. Он сел, услышал общий вдох тысяч глоток. Затем стали указывать пальцами, и все - на него. Челюсти отвисли; шепот пронесся вихрем, как осенние листья в бурю. Защелкали фотоаппараты, засверкали вспышки. Разные чувства мелькали на лицах зрителей, стоящих вдоль обочины. Вера. Недоверие. Упрек. Страх. Изумление.

Он поднял руку, чтобы им помахать, каждая маленькая косточка была белой и блестящей.

Толпа ждет. Есть только сейчас.

Ночь принадлежит ему; так было всегда. Он вскочил, охваченный растущим ликованием, перекувырнулся в воздухе и легко приземлился на мостовую. Потом начал плясать.

Перевела с английского Назира ИБРАГИМОВА

© Frederic S. Durbin. The Bone Man. 2007. Публикуется с разрешения журнала «The Magazine of Fantasy amp; Science Fiction».

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

14.08.2008