Девять жизней [Фрэнк Лин] (fb2) читать онлайн

Фрэнк Лин
Девять жизней

Пролог

Весна 1994 года.

В наше время всякий, столкнувшись с мрачными сторонами жизни, может обратиться за советом к адвокату. Кроме меня. Услышав мою историю, адвокат пришел бы в ужас. Трупы, попытки убийства, незаконное содержание под стражей, членовредительство… Если бы я попытался рассказать все это юристу, то как минимум получил бы пять лет за убийство.

Глядя на себя в зеркало в ванной, я не могу понять, как человек с таким открытым, честным, приветливым лицом мог попасть в такую грязную историю. Впрочем, мой папаша Пэдди Кьюнан, отставной суперинтендант манчестерской сыскной полиции, полагает, что у меня врожденная способность вляпываться в нечто коричневое. Возможно, он прав.

Вляпался я, как обычно, по уши. А началось все с того, что Кэт Хэдлам попросила меня разыскать ее портфель.

Мог ли кто-нибудь, даже такой прозорливый человек, как мой отец, предположить, куда это меня заведет?

1

Среда перед Рождеством. 22 декабря 1993 года.

Место, где началась моя история, не слишком симпатично: кочевой городок в Солфорде.

Отправиться искать угнанную машину к обитателям домов-фургонов было весьма рискованной затеей, и я не решился бы на это, если бы не письмо мисс Эттли из строительной компании «Полар Билдинг». Она обещала «передать дело в руки правосудия», если я не покрою задолженность по кредиту на квартиру. Это приятное известие я получил накануне.

Дела мои шли из рук вон плохо. Кражи товаров из супермаркетов почти прекратились – население слишком обеднело, чтобы воровать, – и никто не желал нанимать частного детектива. Отчасти, конечно, такому положению способствовал мой разговор с Чарли Симсом, начальником охраны супермаркета «Хэппиуэйс»: он предложил мне поступить к ним на постоянную работу, а я послал его куда подальше.

Теперь, расплачиваясь за свою гордыню, я рыскал по окрестностям Солфорда, города, по сравнению с которым Манчестер с точки зрения преступности – просто детская площадка. Холод стоял собачий, в воздухе висела ледяная изморось, и все вокруг было покрыто инеем.

Охота за угнанными машинами не мой профиль, но, отклонив те небогатые возможности, что предоставляла мне розничная торговля, я вынужден был довольствоваться чем попало. В то утро в мое агентство «Пимпернел инвестигейшнз» позвонила дама, назвавшая себя Кэт Хэдлам. Я никогда раньше не слышал ее имени, но якобы она была видной фигурой на телестудии «Альгамбра-ТВ» – второй крупнейшей манчестерской коммерческой телекомпании, конкурирующей с «Гранадой» и Би-би-си. Она заявила, что меня рекомендовал ей Тед Блейк – мой бывший собутыльник, а теперь восходящая телезвезда, и сказала, что вчера вечером ее машину угнали со стоянки студии. Удивительным образом полиция обнаружила брошенный автомобиль на одной из улиц Браутона. Мисс Хэдлам просила меня съездить туда и забрать его, но выяснилось, что машина не главный повод ее беспокойства. Гораздо больше ее волновала утрата портфеля, содержащего все ее личные бумаги и дневники за несколько лет. Она оставила его на переднем пассажирском сиденье, однако полиция ничего там не нашла. Хэдлам была уверена, что портфель похитили, так что не мог бы я разыскать воров и вернуть бумаги? Она утверждала, что один только органайзер представлял собой «бесценное сокровище, годами накопленные контактные адреса – не говоря уже о дневниках».

Мисс Хэдлам дала мне понять, что вознаграждение в размере 500 фунтов сверх моего гонорара для нее сущий пустяк. Покровительственный тон, каким она говорила о финансовой стороне дела, только усилил мое желание заполучить часть ее денег. Если она хотела показать, что частный сыск – очень грязная работа, то ей это вполне удалось. Но терпеть высокомерие толстосумов – одна из издержек моего ремесла. Вероятно, я вел беседу в правильном ключе, потому что в конечном счете получил заказ.

Дело было самое обыкновенное, но я решил соблюсти все формальности и начал со звонка Теду Блейку, чтобы убедиться, что Хэдлам достоверно описала себя. Тед заверил меня, что она надежный клиент. «Очень мозговитая бабенка, отламывает по семьдесят штук в год. Совсем не в твоем вкусе – почти аристократка, железные трусы». Данный комментарий означал, что дамочка не клюнула на его хамоватые методы соблазнения. Телевизионная карьера Теда шла в гору: недавно он начал выпускать «Удар по правам» – передачу, посвященную его собственным журналистским расследованиям. Программа транслировалась только на Северо-Запад и предоставляла Теду широкое поле деятельности для запугивания безобидных граждан, в чем он весьма преуспел. Его ищейки откапывали какого-нибудь местного идиота, одураченного неким ловким коммерсантом. Сначала Тед выжимал из невинно пострадавшего все душещипательные подробности, а затем, как странствующий рыцарь и неусыпный страж общественного блага, пускался в погоню за злодеями.

Он заверил меня, что я должен сделать все возможное, чтобы помочь Хэдлам.

– Тебе необходим карьерный рост, Дейв. Это как раз то, что нужно. Она может пригодиться нам обоим. Любит задирать нос, но занимает очень видный пост. Хватит тебе бегать вокруг полок в супермаркетах. Не исключено, что она предложит тебе что-нибудь еще. – Эту ремарку я пропустил мимо ушей. – Когда она спросила меня, где найти хорошего частного сыщика, я расписал тебя в лучшем виде: и надежный, и честный, и нюх как у собаки. Я поручился головой, так что ты уж не подведи.

Тед всегда пытается заставить меня почувствовать себя обязанным ему, но на этот раз он, видимо, действительно хорошо постарался: через час я приехал на студию, и, хотя мне не удалось лично повидать знаменитую мисс Хэдлам, очкастая секретарша в черной мини-юбке, больше похожей на широкий пояс, с готовностью протянула мне конверт с 500 фунтами.

Недурной заработок, если мне удастся его оправдать.

Я добрался на такси до Браутона, пригорода Солфорда, прошел всю улицу, где должна была стоять машина мисс Хэдлам, но ничего не нашел. Скорее всего, поездка сюда была пустой тратой времени, но за пятьсот фунтов я был намерен искать как следует. Полиция не баловала Браутон своими визитами. Ничего удивительного, если машину снова угнали. В таком случае по крайней мере оставался шанс, что содержимое, включая драгоценный портфель, было еще цело, а автомобиль не постигла жалкая участь всех машин, брошенных в здешних местах, которые сначала обчищают, а потом сжигают.

Домохозяйка, попавшаяся мне на пороге одного из домов, радостно сообщила, что я опоздал: юнцы из кочевого городка забрали транспорт час или два назад. Мой таксист умчался, как только я с ним расплатился, не желая задерживаться в здешних местах ни на минуту, так что я стал раздумывать, не обменять ли мне немного денег на информацию о портфеле. Такой обмен, несомненно, должен был устроить местных жителей. Но сначала я решил найти машину. Моя жизнерадостная собеседница указала мне, в какой стороне искать лагерь тревеллеров ^[1], и я двинулся пешком, со всей отвагой неведения. Значительная доля вины за этот опрометчивый поступок лежала на «Билдинг Сосайети». Я имел при себе большую сумму денег – как своих, так и принадлежащих Хэдлам, – но я надеялся, что раннее время и мороз удержат местных бандитов под их заляпанными наркотиками одеялами. Ноги в ботинках на тонкой подошве быстро начали коченеть, и я пожалел о своем решении идти пешком.

Впрочем, лагерь показался довольно скоро. На изрядно разбитой дороге стояли грузовики с прицепами. Хозяева этих передвижных жилищ, несомненно, не принадлежали к движению «Нью-Эйдж»: ни одного разбитого и залатанного драндулета, только сияющие хромированные трейлеры и новенькие машинки. С одной стороны, я достаточно хорошо знал нравы бродячей публики, чтобы понимать, что любой неловкий вопрос может вызвать гнев разъяренной толпы. С другой стороны, если бы я продолжал слоняться по улицам, мне грозило обморожение нижних конечностей. Поэтому я страшно обрадовался, когда появившаяся вдруг обитательница одного из трейлеров, облаченная во все имевшиеся у нее одежды сразу, взяла дело в свои руки.

– Вы не из полиции? – поинтересовалась она и тут же сама ответила на свой вопрос: – Пожалуй, нет, они не ходят сюда поодиночке, да и вид у вас слишком симпатичный. Ну так вот, милашка, послушайтесь моего совета: не ходите дальше. – Дородная женщина говорила с ирландским деревенским акцентом.

– Надо, дорогуша, – ответил я фамильярностью на фамильярность.

– Тогда будьте осторожны. Мы не любим, когда чужаки суют сюда свой нос. – Неопределенным жестом она показала на лагерь и его окрестности.

– Поверьте, у меня самые безобидные намерения! – заверил я ее. – Я ищу угнанную машину. Вы ничего не можете мне подсказать?

– Ох, бог ты мой. О машинах надо разговаривать не со мной, а с моим двоюродным братцем Мики. Он живет вон в том большом трейлере. Ну все, я сказала уже достаточно, чтобы навлечь неприятности на вашу, и на свою голову.

Оглядевшись вокруг, я увидел, что из окон за нами наблюдает множество глаз. Трейлер, на который она показала, был самый большой, гораздо длиннее обычных тридцати футов. Занавески на окнах были задернуты.

– Какие неприятности? – с тревогой спросил я. – Я задал всего лишь пару простых вопросов.

– Наши парни не любят, когда чужаки разговаривают с их женщинами, даже с такими старыми клячами, как я, – объяснила она.

Я подумал, что она слишком сгущает краски как в отношении себя, так и в отношении ситуации, но не успела она закрыть рот, как десяток юнцов самого дикого вида выбрались из своих жилищ и застыли у дверей, бросая на меня свирепые взгляды. Я стоял на месте, отчасти потому, что ноги у меня замерзли так, что о бегстве не могло быть и речи, отчасти в надежде, что враждебность молодых людей ограничится взглядами.

– Вы вовсе не кляча, – любезно произнес я.

В моей работе лестью пренебрегать нельзя, тем более, что бесформенность фигуры моей собеседницы скорее всего объяснялась двумя пальто, надетыми одно на другое. Она вполне могла бы сойти за беженку, одетую в обноски обитателей графства Чешир. Ноги ее защищала от холода пара замшевых сапог. Натянутая до бровей вязаная шапка и высоко поднятый воротник оставляли открытыми только глаза и нос. Одним словом, одета она была вполне по погоде.

– Ну разве вы не прелесть? – Она снова рассмеялась, показав потемневшие зубы. – Как, вы сказали, вас зовут?

– Я еще не сказал. Дейв Кьюнан. – Не успел я представиться, как нас окружила стая подростков.

– Что этому мудаку от тебя надо, Мэри? Ты ему что, деньги должна? – спросил темноволосый парень с толстой шеей и близко посаженными глазами. Он толкнул меня в бок. Еще мгновение – и в контакте с мерзлой землей оказались бы не только мои несчастные ноги.

Мэри снова пришла мне на выручку.

– Оставь его в покое, Деклан! Кто тебе позволил так разговаривать с моими родственниками? Он сын моей кузины Мейзи Кьюнан, и Мики не погладит тебя по головке, если ты начнешь расшвыривать его родню. Отойди и не мешай порядочному человеку.

Упоминания о Мики оказалось достаточно. Подозрительный Деклан ретировался, продемонстрировав своим дружкам, что он крутой парень и не позволяет посторонним болтаться по их территории. Возможно, именно эта шайка и угнала машину Хэдлам: они явно начали свою деловую активность несколько часов назад, а их обостренная подозрительность лишь подтверждала мое предположение. Но, если они приняли за чистую монету заявление Мэри о моем родстве с их предводителем, я был не настолько глуп, чтобы задавать им какие-то вопросы.

Я поблагодарил Мэри и спросил, нет ли у нее каких-нибудь идей насчет того, как вернуть угнанную машину.

– Я не могу вот так стоять и беседовать с вами, – быстро ответила она. – Не говоря о моей собственной безопасности, я должна думать о своих троих детях, оставшихся без отца. Что же касается машины – ничем не могу вам помочь. Если ее угнали наши, я не могу заставить их вам ее вернуть. Скорее всего, она уже на пути к заказчику. Они не любят меня, а я не люблю их. Все, что я могу для вас сделать, это проводить к трейлеру Мики, а там разбирайтесь сами. Если будете предлагать ему деньги, смотрите, чтобы он не отхватил вам руку по локоть.

– Спасибо, Мэри, – сказал я, когда она сделала паузу, чтобы перевести дух. – Как ваше полное имя? Я хотел бы отблагодарить вас за беспокойство. – Я полез за бумажником.

– Вы с ума сошли! – почти крикнула она. – Уберите немедленно! Матерь Божья! Вы хотите окончательно меня погубить? Взять деньги от мужчины на улице! Я бы еще могла их взять, если бы со мной был ребенок… Идемте, я провожу вас до двери Мики. Это все, что я могу сделать. Скажите ему, что вас послала Мэри Вуд. – Она крепко схватила меня за руку. – Чудное местечко, правда? – спросила она, когда мы углубились в городок.

За дальними трейлерами несколько стреноженных пегих пони скребли копытами мерзлую землю, тщетно пытаясь найти остатки травы. От их ноздрей поднимался пар. Грязная и оборванная детвора таращилась на нас из-за кучи мусора. Дым нескольких костров не мог заглушить густого запаха человеческих экскрементов.

И все это – в каких-нибудь трех милях от Центрального Манчестера и совсем рядом с роскошными солфордскими набережными…

Еще раз покосившись на ораву голодранцев, я поблагодарил Бога за то, что все булыжники крепко примерзли к земле.

Мэри Вуд оставила меня одного, как и обещала, и я деликатно постучал в дверь передвижного дома Джойса. Ответа не последовало. За спиной у меня послышалось хихиканье, и я все же приготовился к избиению камнями. Постучал еще раз. Тот же результат.

– Эй, мистер, он глухой. Стучите громче! – крикнул мне один из мальчишек.

Я начал молотить по двери кулаком, и вдруг она распахнулась. На пороге показался свирепого вида мужчина лет сорока с небольшим. Он натягивал подтяжки.

– Мики! – раздалось опять за моей спиной. – Братец пришел! Все ворота обоссал, как усердно вас искал!

Мики глянул на мальчишек, потом на меня.

– Какого дьявола вам от меня надо? – проревел он. – Может человек культурно отдохнуть или нет? – С крыши ближайшего трейлера слетел голубь, а возбужденная ребятня начала разбредаться.

Передо мной стоял не человек, а утес – высокий, поджарый, очень крепкий. В проеме двери, расположенной футах в четырех над землей, он производил особенно внушительное впечатление. Его плоская, как блин, рябая физиономия наводила на мысль, что в детстве его уронили лицом вниз.

Я внимательно смотрел на него.

– Чего уставился? – рявкнул он. Страх придал мне смелости.

– Меня направила к вам Мэри Вуд. И я не говорил, что я ваш родственник.

Его огрубевшие черты чуть смягчились.

– Ну, так входите, чудила, пока вас не забросали собачьим дерьмом. – Он замахал руками наподобие ветряной мельницы, и цветы бродяжьей жизни отправились продолжать ту разрушительную деятельность, которой предавались до моего появления.

В логове Мики было отлично натоплено и очень уютно. Интерьер трейлера составлял разительный контраст с внешним пейзажем. Здесь царил идеальный порядок, чистота соответствовала музейным стандартам. Все поверхности сияли, домашняя утварь была разложена по полкам и развешана по своим местам. Одна раковина предназначалась для мытья посуды, другая для умыванья. Отапливалось помещение дорогостоящим газовым калорифером. Стены были покрашены в яркие цвета, и где только можно висели граненые зеркала и декоративные бронзовые подковы. Признаков присутствия женщины я не обнаружил.

– Садитесь, раз пришли, – любезно предложил мне хозяин, натягивая коричневый вязаный свитер, доходивший ему почти до колен.

Это одеяние делало его похожим на средневекового крестьянина и никак не сочеталось с ультрасовременным интерьером фургона. Может быть, он носил его, чтобы угодить кому-нибудь из близких. Пятна на груди давали подробную информацию о рационе моего нового знакомого. Мики заметил, что я внимательно разглядываю его наряд, но, казалось, не имел ничего против. Смирившись с тем, что какой-то незнакомец поднял его на ноги в девять утра, он принял вполне доброжелательный вид. Мои деньги он чуял носом.

Радушный прием, а также открытие, что Джойс страдает такой же манией чистоты, как я сам, несколько усыпили мою бдительность. Я объяснил цель своего визита и надеялся, что он некоторое время поломает голову над тем, что мне нужнее, кейс или машина, но, услышав слово «вознаграждение», он все сообразил. Хотя машину, очевидно, пригнали в его владения не больше получаса назад, он объявил, что вернуть ее невозможно.

– Угонщики наверняка уже передали ее в другие руки, – уверенно заявил он. – Я, конечно, понятия не имею, кто это сделал, но так уж у них заведено.

Я видел, как в его карих глазах разгорается огонек. За новенькую «мазду» он в любом случае получит круглую сумму, а вознаграждение за портфель составит приятный десерт, хотя ему и придется расписаться в причастности к краже.

– Иногда сороки на хвосте приносят что-нибудь интересное, – признал он. – Я попытаюсь добыть для вас вещи вашей дамочки. Я знаю кое-кого из ребят. Это ужасно, конечно, но что им остается делать? Загнали нас в эти клетки, как волков. – В его голосе появилась поэтичная кельтская меланхолия. – Выпьете со мной немножко?

Он достал из шкафа какой-то флакон и две рюмки и поставил их на стол. Я не понял, что это значит. Уж не собирается ли он угостить меня микстурой от кашля?

– Отличное средство от простуды. Я всегда делаю глоток, прежде чем выходить на улицу, особенно в такое утро, как сегодня. Выпейте капельку, это потин ^[2]. Сохраняет тепло в груди. – Он поднял свою рюмку и опрокинул одним махом. В его ручище рюмка выглядела наперстком.

Слегка потравиться сивухой – небольшая плата за помощь в важном деле, подумал я и сделал пробный глоток. На вкус прозрачная жидкость напоминала укропную воду, и я последовал примеру хозяина. Секунду спустя мне показалось, что меня стукнули молотком по голове. В ушах протяжно зазвенело, в глазах помутилось. Однако я еще сознавал, что следует делать дальше. Я начал торговаться и предложил ему за кейс двадцать фунтов. Дело двигалось очень туго, и я почти смирился с неудачей. Я твердо решил не идти дальше пятидесяти. И правда, что ему делать с портфелем из красной кожи и несколькими исписанными тетрадками? Но многолетний коммерческий опыт заострил его чутье. Если сделка не состоится, у него останется машина, а у меня – фига с маслом. Он заломил триста, и в конце концов мы сошлись на ста восьмидесяти.

– Вы готовы заплатить мне сейчас? – простодушно спросил он, снова разливая микстуру.

– Оплата по предъявлении товара, – выдавил я из себя.

– Вижу мудрого человека. «Поставь свою лошадь на площади с утра пораньше, – говорил мне мой папочка, – и возьми лучшую цену». Мудрый человек не покупает кота в мешке.

Голова у меня шла кругом. Со своими котами, лошадьми и наперстками он получит от меня столько, сколько захочет…

– Посидите минутку, сэр, – сказал Джойс, на которого лекарство не производило ни малейшего действия, – я пойду гляну. – Он набросил куртку и вышел без дальнейших рассуждений.

Я сидел не шевелясь и слушал колокольный звон, раздававшийся у меня в ушах. Через четверть часа он вернулся и сунул мне под нос кейс, крепко сжимая, однако, его ручку.

– Ничего нового о машине? – спросил я с тщетной надеждой.

– О, она давно ушла, сэр. Леди может потребовать страховку, ведь верно?

Спорить мне не хотелось. Внушительные габариты моего оппонента нисколько к этому не располагали, да и сама моя клиентка ясно дала понять, что портфель для нее важнее, чем автомобиль. Потеря машины была лишь досадной неприятностью, а утрата записных книжек грозила, возможно, крахом ее дел. Что же касается дневников, то они, скорее всего, были дороги ей как память. Я осторожно достал бумажник, стараясь не показывать Джойсу его содержимое.

– Вас не устроит чек? – спросил я. Трейлер затрясся от раскатистого смеха Мики.

– Нет, мистер. Мы люди простые, предпочитаем наличность.

Я отсчитал девять бумажек по двадцать фунтов, и он убрал их в карман, сначала тщательно осмотрев каждую. Я был не в восторге от этой сделки. Его откровенные намеки на то, что он считает меня соучастником, начинали меня злить.

– Холод такой, что у монаха яйца отмерзнут, – добродушно заметил он. – Приложимся еще, для согрева? – Он по-прежнему держал портфель в руках; на красной марокканской коже виднелась полустертая золотая надпись: «Хэдлам».

Исходя из принципа «с волками жить…», я еще раз вежливо согласился.

– Вторая проходит куда легче первой. Первая дерет горло, вторая смазывает. Настоящий продукт. Мой кузен Том присылает из Вестпорта.

Я опрокинул рюмку и получил еще один удар по голове. Вырвав у него из рук кейс, я выбрался из-за стола на абсолютно ватных ногах и потащился к двери.

– Вы, никак, собрались уходить? Маменькин сыночек! А ну-ка еще по одной, согреть вашу безволосую грудь! – Видя, что его увещевания никак не действуют, Джойс сменил тон: – Чего еще можно ждать от англичанина! – презрительно проговорил он. – Никаких манер и полное неумение пить!

Холодный воздух ударил мне в лицо. Я кое-как спустился по ступенькам и стал пробираться к шоссе между кучами отбросов.

Дойдя до дороги, я огляделся. Ни одной живой души – так же безлюдно, как и в начале моего разговора с Мэри Вуд. Теперь мне нужен был только транспорт. Прежде чем ловить такси, я похлопал себя по груди, чтобы убедиться, что бумажник на месте.

Бумажника не было.

Неудивительно, что Мики Джойс с такой легкостью расстался с кейсом.

Стоя на раздолбанной обочине и ожидая, пока прояснится голова, я думал о том, из чего готовят потин. Хорош же я был, если даже не почувствовал, как он вытащил у меня бумажник. Я сам виноват, что приехал без своего помощника, Джея Андерсона. Я должен был позвонить ему, как только узнал, что найдена машина Кэт Хэдлам.

Джей Андерсон – девятнадцатилетний юноша афро-карибского происхождения, проживающий в квартале Мосс-сайд ^[3]. Его мать Ловена – медсестра, акушерка и ангел-хранитель всех страждущих в окрестностях, и я многим ей обязан. Несколько лет назад она помогла мне не сойти с ума, когда умерла моя жена Эленки, чернокожая студентка медицинского института. Работать с Джеем непросто, он очень любит поспать и страшно обидчив, но кое-какую пользу все же приносит. Если бы с утра пораньше я потрудился вытащить его из постели, мы приехали бы сюда на моей машине и он стерег бы ее, пока я разговаривал с Мики.

Можно было бы найти способ позвонить ему и теперь, но пока он сюда доберется, мои деньги и их новый владелец будут уже очень далеко. Конечно, для воротил шоу-бизнеса вроде Кэт Хэдлам потеря новой «мазды» – сущий пустяк, но пропади я пропадом, если отдам за здорово живешь свой бумажник нахалу, который сидит в теплом фургоне в сотне ярдов от меня. Это была моя последняя мысль перед тем, как потин отключил мои мозги.

Я рухнул на землю лицом вниз, по-прежнему крепко сжимая в руках портфель Кэт Хэдлам. Никакой боли я не почувствовал. Потом, вспоминая этот инцидент, я понял, почему у любителей потина такие плоские лица.

Очнулся я в каком-то теплом и светлом помещении. Двигаться не хотелось. Сознание то возвращалось ко мне, то снова уплывало, как волна в плохом радиоприемнике. Я смутно чувствовал, что кто-то пытается влить мне в рот кофе, что я лежу в трейлере и в окна пробивается дневной свет. Голова раскалывалась. Когда я закрывал глаза, на сетчатке отпечатывались очертания окон. Я попытался сесть и тут же об этом пожалел: шею мою словно заменили ленточкой. Я громко застонал.

Мэри – а это был ее трейлер – варила кофе. Она сняла свою многослойную экипировку и в новом зеленом костюме «Адидас» выглядела вполне презентабельно. Фигура ее была далеко не бесформенной.

– Какой сегодня день? – прохрипел я.

– Среда? – так же вопросительно ответила она, словно стоило мне захотеть, на календаре оказался бы четверг или пятница. – Час дня. Вы были в полной отключке и проспали три часа. Мне пришлось взять вас к себе. Мой кузен, мерзавец, угостил вас отравой. Наверное, вы хотите уехать? Я раздобыла ваш бумажник.

Она раздвинула занавески, и свет больно ударил мне в глаза. Я зажмурился.

– Вы будете приходить в себя несколько дней, – утешила она меня. – Но вы ведь крепкий парень, почти такой же здоровый, как Мики. Я чуть не надорвалась, пока тащила вас сюда, и ни один из этих паразитов мне не помог. Вам надо будет как следует пропотеть. А вот и ваша машина. – Она показала на маленькое окошко, и я увидел, что через кочки медленно переваливается мой красный «ниссан-блуберд». К моему ужасу, за рулем его сидела Делиз Делани.

– Я нашла номер телефона у вас в бумажнике, – объяснила Мэри. – Женщина, которая сняла трубку, говорила не слишком-то вежливо, особенно когда я ей сказала, что вы в отключке.

Она сунула мне в руки бумажник. Деньги отсутствовали, но кредитные карточки и чековые книжки были на месте. Ботинки были на мне, и купюры, которые я засунул в тонкие мокасины в качестве теплоизоляции, оставались там: триста фунтов от вознаграждения Хэдлам в правом и все мои сбережения на Рождество, то есть чуть больше, в левом. Наверное, мне все же удастся задобрить своих квартирных кредиторов – мисс Эттли и «Полар Билдинг Сосайети».

Когда я пришел в себя в следующий раз, вокруг меня суетился Джей, а Делиз пересчитывала мои деньги и обменивалась какими-то репликами с Мэри. Я не разбирал слов, только слышал, что она говорит что-то очень резкое.

Делиз Делани – моя секретарша и любовница. Вместе с матерью Джея Ловеной она приняла активное участие в спасений меня от бутылки в тяжелый период. Делиз – настоящая красавица. Молодая, атлетически сложенная, она может очаровать кого угодно. Смешение ирландской и ямайской крови придало ее коже чудесный медово-бронзовый отлив. Я могу любоваться ею целыми днями, но сейчас она бросала в мою сторону весьма неласковые взгляды. Я почти видел электрические искры в ее волнистых темно-каштановых волосах. Под мышкой она держала портфель Кэт Хэдлам.

Вместе с Джеем они выволокли меня из трейлера и усадили в машину. Забота о моем здоровье не помешала Джею врубить свою любимую музыку – рагги. Я не понимал, зачем ему нужно превращать автомобиль в адскую машину, но протестовать не было сил. Возвращение в Центральный Манчестер совершалось под грохот тяжелого рока и с вынужденными остановками, во время которых я расставался с содержимым своего желудка.

Отвратительный химический привкус пронзал мои вкусовые луковицы как нож. Я был слишком слаб, чтобы что-нибудь объяснить Делиз, хотя не мог не чувствовать флюидов ее негодования.

Вернувшись в «Пимпернел инвестигейшнз», я проглотил энное количество чашек кофе и походил взад-вперед по коридору, опираясь на плечо Джея. Через час части моего тела, расположенные ниже ушей, вновь обрели чувствительность. Вскоре я заметил, во что одет Джей.

Страсть моего помощника к нарядам составляла один из его недостатков, над которыми мы с Делиз упорно работали. Когда-то этот парень был готов начать карьеру наркоторговца только для того, чтобы купить пару модных кроссовок. Я надеялся, что этот эпизод остался в невозвратном прошлом, однако частичное реформирование взглядов Джея отнюдь не означало, что он склонился к нормальному образу жизни.

Сегодня на нем была темная клетчатая бандана, завязанная сзади узлом, на пиратский манер, золотая серьга в правом ухе и массивные кольца на шести пальцах. Завершала ансамбль коричневая замшевая куртка, черные джинсы и мокасины «Тимберланд». Все вместе стоило не меньше нескольких сотен.

– Кому ты теперь подражаешь, Джей? – проскрипел я, разглядев его наряд.

Звук моего голоса привлек Делиз. Я понял, что глухой шум, доносившийся до меня уже довольно давно, – это звук работающего ксерокса. Делиз появилась в дверном проеме.

– Не приставай к нему, Дейв Кьюнан. Объясняться должен ты. Как ты умудрился оказаться в таком состоянии в такое время дня? Поехал забирать угнанную машину – а через два часа я нахожу тебя без штанов у какой-то грязной цыганки!

Делиз закончила свой монолог на такой высокой ноте, что для ответа мне потребовалось все мое красноречие. Я рассказал о событиях в кочевом городке, особо подчеркнув, как ловко сумел сберечь остатки наших финансов. Я должен был дать ей понять, что не напивался специально: Делиз частенько напоминает мне, что спасение меня от алкоголизма было одноразовым благодеянием и повторять этот подвиг она не собирается. Как только ей покажется, что я опять начал пить, она простится со мной навсегда.

Наверное, я являл собой патетическое зрелище. Джей прилагал все усилия, чтобы удержать меня в вертикальном положении.

– Этот подонок напоил меня какой-то отравой, – жалобно закончил я.

– В таком случае надо немедленно отвезти тебя в больницу и промыть желудок, – безжалостно отчеканила Делиз. – Ты дотащишь его до машины, Джей? Чем скорее мы доставим его туда, тем лучше: в это время года на промывание желудка очередь. – Она была настроена самым решительным образом.

– Нет, нет, я справлюсь! Все равно в желудке у меня уже ничего не осталось. Пожалуйста, пустите меня в мой кабинет, – простонал я.

Поверив мне на слово, Джей отпустил меня, и я пробрался через нашу крохотную «приемную» к себе. Перед глазами по-прежнему все плыло, но я чувствовал себя уже несколько лучше. Смягчившись, Делиз принесла мне еще чашку кофе.

– Ты совершенно ненормальный, Дейв. Почему ты не взял с собой Синдбада? – Она показала на Джея.

Тот уже снял свой тюрбан и теперь приглаживал длиннющие волосы украшенной кольцами пятерней. Этому занятию он мог предаваться часами, приводя Делиз в бешенство.

– Надень свой платок обратно или я обкорнаю эти патлы! – рявкнула она. Бедный Джей вздрогнул и вернул свой головной убор на место. – Я послала факс Кэт Хэдлам и сообщила ей, что кейс мы нашли, а машину – нет. Она тут же мне ответила. – Делиз протянула мне лист бумаги.

Буквы расплывались у меня перед глазами.

– О, горе-злосчастье! – Делиз вырвала факс у меня из рук. Когда она сердится, она просто великолепна, ее глаза начинают сверкать, как искорки над огнем.

Дорогие «Пимпернел инвестигейшнз»,

Машина меня не волнует, во всяком случае не так, как портфель, но мне нужно, чтобы вы дали письменное подтверждение для страховой компании о невозможности найти автомобиль. Портфель же нужен мне срочно. Не могли бы вы вернуть его сегодня вечером? Мне нужно, чтобы вы, м-р Кьюнан, передали мне его в руки лично. Мы в спешном порядке утверждаем актерский состав для нового сериала, так что, к сожалению, я не смогу встретиться с вами раньше 9 часов вечера. Приезжайте, пожалуйста, на праздничный рождественский вечер, который состоится сегодня в студии. Этот факс послужит пропуском на два лица. Я хотела бы поговорить с вами еще об одном деле и познакомить вас с Саймоном Риштоном.

Я предупрежу охрану о вашем визите. Пожалуйста, соблюдайте конфиденциальность. Мне не хотелось бы, чтобы коллеги узнали, что я нанимала частного детектива для поисков своего портфеля. Я все везде забываю, на студии это притча во языцех.

Кэт Хэдлам

Я слышал, как взволнована Делиз. Письмо Кэт Хэдлам было выдержано в гораздо более дружелюбном тоне, чем ее утренний телефонный звонок. Я начинал думать, что составил о ней неверное представление. Под факсом имелась отдельная приписка:

Пропустить м-ра Дейва Кьюнана и его партнера на вечер в 9-й студии…

Зам. гл. редактора отдела драмы Кэт Хэдлам.

22.12.93

– Ты знаешь, кто такой Саймон Риштон? – спросила Делиз, чуть не задыхаясь. – Мистер Большая Шишка на «Альгамбре»!

Разумеется, я о нем слышал. Как можно не слышать о человеке, который трубит о своих талантах во все трубы на протяжении тридцати лет?

– Я уже отпечатала заявление для страховщиков, – сказала Делиз, – тебе осталось только подписать. У них не возникнет никаких подозрений, когда в полиции им сообщат, что машина пропала в Браутоне. Нам выпал такой шанс – работать на телекомпанию и познакомиться с самим Саймоном Риштоном! А ты что устраиваешь? Напиваешься до потери пульса!

Я внимательно посмотрел на нее. Я чувствовал, что все это только разминка перед настоящим наездом. Делиз – главный специалист в мире по недостаткам Дейвида Кьюнана, переплюнувший даже моего отца. Мои способности детектива и любовника стоят в ее списке на втором и третьем месте. Чтобы как-то отреагировать, я выдавил из себя улыбку. Даже в костюме преуспевающей деловой женщины она была так же роскошна и желанна, как всегда. Делиз гораздо больше озабочена деланием карьеры, чем я. Конечно, она решила, что встреча с великим и знаменитым Саймоном Риштоном может стать началом ее блестящего телевизионного будущего. Еще сегодня утром я заметил, что при упоминании «Альгамбры-ТВ» у нее загорелись глаза. Передача драгоценного дневника мисс Хэдлам могла открыть ей путь к славе.

Я решил, что окончательно справиться с головной болью мне поможет только физическая нагрузка, и, заехав в Мосс-сайд, где Джей взял свой велосипед и экипировку, мы отправились ко мне: Торнли-корт, Чорлтон, квартира 4. Машину вел Джей. Подниматься домой мне было не нужно – шлем, перчатки и прищепки для брюк лежали в гараже, а кожаная куртка, толстые вельветовые брюки и шарф уже не могли запачкаться больше, чем после похождений в становище кочевников.

Быстро темнело. Над Мерси висел густой белый туман. На двух колесах удерживать равновесие оказалось гораздо легче, чем на ногах. Джей следовал за мной. Я двинулся по привычному маршруту: через реку по мосту Джексон-Боут и вверх по склону к автодороге. От холода у меня стучали зубы, пальцев я не чувствовал, но упрямо крутил педали. Два галлона черного кофе заставляли меня останавливаться в поисках куста каждые пятнадцать минут.

На третьем круге моего «малого» тренировочного маршрута – вокруг парка Сэйл-Уотер и обратно через железнодорожный мост – Джей призвал меня положить конец сегодняшнему заезду.

– Босс, уже темно хоть глаз коли. Давайте будем считать, что наша совесть чиста, и повернем к дому. – Перетруждаться Джей не любил и не стеснялся этого. Впрочем, мы отмахали миль пятнадцать, и я не стал возражать.

Мы закрыли велосипеды в гараже, и я разрешил ему взять «ниссан» с условием, что на ночь он поставит его в надежное место. Я знал, что он в хороших отношениях с местными угонщиками машин, и так или иначе не имел сил спорить.

По лестнице я поднимался, наверное, довольно шумно, потому что Финбар Салвей встретил меня на своей площадке. Я почти не удивился его появлению. Финбар не упустит случая вмешаться в мою жизнь, иногда благотворно, иногда не очень. Он живет этажом ниже меня со своей сестрой Фионой (ей, собственно, и принадлежит квартира). Хотя ему уже за шестьдесят, Финбар, бывший офицер десантных войск, надеется с моей помощью продлить активную жизнь. Другие отставные офицеры поступают служить в «Национальный трест» ^[4] или становятся казначеями в частных школах, но поскольку вершиной армейской карьеры Финбара была высадка на Суэцком канале, он словно стремится компенсировать эту неудачу и, вторгаясь в мою беспорядочную жизнь, ищет пути для самореализации. К счастью, Фионе почти всегда удается его урезонить: как бывшая школьная учительница, она умеет справляться с перевозбужденными детьми мужского пола.

Финбар перегородил мне дорогу. Сестры его на этот раз не было видно.

– Кьюнан, дорогой, у тебя глаза будто стеклянные! – дружески приветствовал он меня. – Ты что, привидение видел?

В моем нынешнем состоянии я предпочел бы обойтись без его остроумных замечаний и пробурчал нечто неопределенное.

– Так-так. Не успело солнце перевалить за нок-рею…

Способа улизнуть от соседа не было, да к тому же я достаточно хорошо к нему отношусь, чтобы просто отшить. Я рассказал о своем приключении. Как и на все случаи жизни, у него имелось отличное средство.

– Со мной однажды случилась такая же штука на Ближнем Востоке. Отведал арака. Один цветной сержант дал мне рецепт – и с тех пор я всегда держу под рукой все ингредиенты. Шесть секунд – и ты свеж как огурчик!

Я сдался, и он провел меня к себе.

– Сначала выпей это, – произнес он минут через пять, протягивая мне полстакана подозрительной черной жидкости, – а затем, когда желудок успокоится – вот это. Приказной тон армейского офицера исключал не только возражения, но и вопросы. Дрожащими руками я взял у него стаканы. Я думал, что он потребует, чтобы я опустошил их немедленно, но, к моему удивлению, он не возражал, чтобы я забрал их домой. – Не уходи далеко от туалета, – заботливо добавил он, – и не перепутай: сперва черный, потом желтый.

Вернувшись в свою квартиру, я понял, что стены и в самом деле помогают. Мужественно, как Сократ, я опустошил первую чашу Финбара. Жидкость была горькой на вкус.

Эффект оказался таким, на какой он и намекал. Сначала мне показалось, что я так и умру, не вынимая головы из унитаза.

«Как это пошло, – думал я, – и как по-манчестерски! Умереть, преклоня колени перед алтарем гигиены! Санитарам понадобится домкрат, чтобы вытащить мою башку…» На фоне подобных размышлений я вдруг почувствовал, что дурнота отступает. Я был по-прежнему слаб, но потихоньку начинал приходить в себя.

Вернувшись в гостиную, я выпил вторую, желтую составляющую чудесного средства и ощутил, что все мои внутренности словно встали на свои места и нормально заработали все пять органов чувств.

Я поставил будильник на 7.30 и растянулся на двуспальной кровати, которую иногда делю с Делиз. На подушке чувствовался слабый запах ее духов.

Настойчивый телефонный звонок вырвал меня из полного забытья в 6.45: Финбар желал убедиться, что я жив. Я поблагодарил его за «лекарство», не уточняя ингредиентов. Поскольку заснуть больше не удавалось, я натянул спортивный костюм и вышел в кухню.

Как всегда, когда меня выбивало из колеи, я должен был совершить какой-нибудь домашний ритуал, чтобы прийти в себя.

Но делать было совершенно нечего. В кухне все сияло чистотой. Ни на раковине, ни на плите я не находил ни единого пятнышка. Я вымыл мусорное ведро, вставил в него новый пакет, но это заняло всего несколько минут. Я уже стал думать, не вынуть ли из шкафов банки со всякой всячиной и не протереть ли их, когда заметил темную полоску на оконном стекле, возле рамы: что-то вроде плесени, образовавшейся от конденсирующейся влаги. Я радостно кинулся на борьбу с этой напастью и скоро почувствовал себя в полном порядке. Тут я подумал, что мне просто необходимо, чтобы кто-нибудь приходил и пачкал мою кухню и я мог бы каждый день предаваться своему любимому занятию. Я нуждался в неряшливой женщине вроде Делиз.

Я прошел в ванную, тщательно побрился и приступил к выбору костюма. Черные оксфордские ботинки, белая рубашка, красный галстук-бабочка в белый горошек и выходной однобортный пиджак, который я надевал всего дважды. Я купил его давным-давно и надевал на обеды Полицейской благотворительной ассоциации, когда был еще в достаточно хороших отношениях с копами, чтобы получать приглашения. Сидел пиджак по-прежнему прекрасно. Красная «бабочка» несколько освежала мою замогильную физиономию. Я осмотрел себя в зеркале. Сунув красный шелковый платок в верхний карман пиджака и застегнув золотые запонки, я решил, что похож уже не столько на воскресшего покойника, сколько на молодого преуспевающего бизнесмена.

2

Телестудия «Альгамбра». Вечер среды, 22 декабря 1993 года.

Когда Делиз позвонила мне снизу, я был вполне готов к знакомству с индустрией массовых развлечений и сразу же спустился вниз. Стояла морозная солнечная погода. Делиз сидела в малолитражке. Ее убийственный наряд свидетельствовал о больших надеждах, которые она возлагала на встречу с телережиссером, но явно плохо согревал. Печка в драндулете не согрела бы и воробья, так что я позволил Делиз вести машину, чтобы она могла не думать о холоде. Машинке явно не хватало солидности, но мы могли сделать вид, будто заботимся об окружающей среде или что считаем автомобиль буржуазным предрассудком.

Пока мы добирались до здания телестудии, возвышающегося на Док-стрит неподалеку от Динсгейт, Делиз почти не разговаривала, но ее улыбка согревала меня все же сильнее, чем печка нашего транспортного средства. Здание, дизайн которого отражал приверженность его владельцев ко всему новому и современному, было построено два года назад, в то самое время, когда в стране начался экономический спад и доходы компании от рекламы стремительно упали. Наверху, во всю длину крыши этого стеклянного монстра, красовалась конструкция, похожая на сплющенную букву S или покореженную палубу авианосца, занесенного неведомо каким ветром в Центральный Манчестер. Французский архитектор получил за свой шедевр кучу премий, но в городе говорили, что 60 миллионов фунтов, потраченные на строительство, висят камнем на шее у телекомпании.

Стремясь встать наравне с преуспевающей «Гранадой», расположенной в квартале отсюда, не говоря уже о вездесущей Би-би-си, одно из щупалец которой протянулось на Оксфорд-роуд, «Альгамбра» практически обанкротилась.

Мы припарковали машину на стоянке телестудии и в морозной темноте перебежали через дорогу к выложенному мрамором подъезду. Несмотря на легкое смущение, я чувствовал себя довольно уверенно. Кого бы мы ни встретили, я знал, что никто не сравнится с Делиз красотой и очарованием. Когда мы поднимались по ступенькам, как в классическом фильме о жизни звезд, я видел, что она тоже борется с робостью и действительно надеется, что ее могут «заметить». «А чем ты, собственно, не Ричард Гир? – спросил я себя. – Чем он отличается от тебя, кроме нескольких миллионов долларов в кармане?» В глаза нам ударил яркий свет. У входа толпились возбужденные подростки с блокнотами для автографов в посиневших руках. К нам никто не подошел, но некоторые бросили полные надежды взгляды. Впервые с тех пор, как я был их ровесником, я почувствовал рождественскую атмосферу.

Наши ожидания, однако, оказались столь же преувеличенными, как и улыбки охранников. Когда я помахал у них перед носом нашим «приглашением», они пропустили нас внутрь, но одетый в униформу портье отреагировал на листок факсовой бумаги иначе.

Он тщательно изучил письмо, время от времени подозрительно нас оглядывая, и вернул его мне. Мы производили на него явно меньшее впечатление, чем он – с кокардой, погонами и нашивками на рукаве – на нас. Суровый и загорелый, он как будто толькочто отслужил десять лет в войсках специального назначения где-нибудь в африканских джунглях, питаясь экзотическими тварями и совокупляясь с экзотическими женщинами.

– Мы получили это приглашение сегодня от мисс Хэдлам, – объяснила Делиз чрезмерно громким голосом.

– У меня строгие указания от руководства… Никто не может войти в эти двери без настоящего приглашения. – Он вернул бумагу Делиз. – Мисс Хэдлам прекрасно известен этот порядок. Моя задача – обеспечивать безопасность компании, а ваши личности никто не проверял. – Он отвернулся от нас и послал слащавую улыбку закутанной в норковую шубу Люси Лонгстафф, которая сверкнула жемчужными зубами и проплыла мимо нас, таща на буксире очередного поклонника. В отличие от Делиз, у Лонгстафф было свое место на «Альгамбре»: она исполняла роль хозяйки ночного клуба в бесконечном сериале о жизни Северной Британии.

Я подумал, не прорваться ли штурмом к разодетой публике, но портье перехватил мой взгляд в сторону вестибюля.

– Выкинь это из головы, солнышко! Ты не пробьешься дальше первой двери, – заявил он.

Я начинал злиться на Хэдлам. С нами обращались как с парой уличных зевак, стремящихся во что бы то ни стало оказаться рядом со «звездами» дешевой мыльной оперы. Мне захотелось развернуться и уйти, но Делиз не сдавалась.

– А вы могли бы попросить мисс Хэдлам спуститься к нам? – вежливо попросила она. – Мы принесли вещь, которая ей срочно необходима.

Не удостаивая ее ответом, командир штурмовиков нашел телефон Хэдлам в списке под стеклом у себя на стойке, не торопясь набрал номер и повернулся к нам спиной. Я уже закипал, но Делиз приложила палец к губам.

– Вам повезло. – Игнорируя Делиз, он протянул трубку мне. – Она на месте и готова с вами поговорить. Но о женщине ей ничего не известно.

«Какая скотина эта Хэдлам», – подумал я. Делиз была страшно огорчена. Я закрыл трубку рукой и прошептал ей:

– Если она не позволит нам войти вместе, портфель поплывет по Морскому каналу.

– Мисс Хэдлам, это Дейвид Кьюнан, – произнес я своим самым обворожительным голосом. – Со мной мой партнер, мисс Делиз Делани. Сегодня утром вы прислали мне факс, где ясно сказано, что он представляет собой приглашение на двоих на праздничный вечер в вашей студии. Я ни о чем вас не просил, а приехал, чтобы вернуть вам ценную вещь, и не намерен выслушивать оскорбления от ваших хамов охранников.

Глаза портье сузились. Последовала пауза, а затем раздраженный женский голос сказал:

– Я оставила на вахте бумагу, где черным по белому написано, что вы приглашены. Они хотят, чтобы я высекала свои распоряжения на гранитной плите? Передайте трубку охране! – Казалось, она искренне возмущена. Ее дикция выдавала выпускницу престижной частной школы. Я протянул трубку портье, который сверлил меня глазами, словно стремясь хорошенько запомнить мое лицо.

– Да, мэм… Джон Пултер… Нет, мэм, я получил самые строгие указания с верхнего этажа… Никаких гостей со стороны… Даже если вы спуститесь… Разрешение может дать только мистер Тревоз лично… А вот это возможно… Я пошлю кого-нибудь их сопроводить.

Он повернулся к нам.

– Вы не пропущены на вечер, но можете подняться в кабинет мисс Хэдлам. – Он был вполне удовлетворен.

Но я с ним еще не закончил.

– Я должен кое-что объяснить вам, мистер Пултер. Вы назвали меня «солнышко», что я воспринимаю как расистское оскорбление в адрес меня и моего партнера – и доведу до сведения вашего строгого руководства, как их служба безопасности обращается с гостями телестудии.

– Воспринимайте как хотите, приятель. Не понимаю, о чем вы. Вы такой же белый, как и я, а солнышком я называю всех, не только… – Он глянул на Делиз. В ярком свете бронзовый оттенок ее кожи казался еще темнее. – С женщиной я не разговаривал. Зря вы так разволновались. А если вы хотите, чтобы я принес извинения, то ждать вам придется долго.

Делиз бросила на меня уничтожающий взгляд, как будто путаница с приглашением и перебранка произошли по моей вине. Несмотря на ее ирландско-карибские гены, в ней достаточно английской крови, чтобы испытывать отвращение к любого рода «сценам».

Один из дежурных провел нас через сияющий мрамором вестибюль туда, где знаменитости дожидались лифта, чтобы вознестись на ярмарку тщеславия. С потолка свисали хрустальные люстры, из встроенных динамиков неслась негромкая музыка.

– Будем утешаться тем, что проехались в лифте со звездами голубого экрана, – шепнул я Делиз, когда мы встали между ведущим новостей и актером из сериала.

На пятом этаже мы вышли и двинулись по извилистому коридору. От развешанных по стенам кричащих абстрактных картин и крутых поворотов у меня снова началось головокружение, с которым я боролся весь день. На оформление интерьера денег действительно не пожалели. Все здесь было нестандартно – даже дверные проемы имели самые причудливые очертания – и в целом производило угнетающее впечатление. Цветные плинтусы, музыка со всех сторон и картины в тяжелых рамах придавали этому месту сходство с дорогой психиатрической клиникой.

Меня приятно удивило, что хозяйка кабинета встретила нас у дверей. В ней не было ничего отталкивающего, – наоборот, прислонившись к изогнутому дверному косяку, она выглядела очень привлекательно.

– Мне страшно неудобно перед вами, – пропела она со своим аристократическим акцентом, – вероятно, наверху опять начались кабинетные игры. Время от времени это случается – начальство заботится о том, чтобы как-то разнообразить наши скучные будни. – Особенно смущенной она, однако, не выглядела.

Я понял, что со слов Теда Блейка составил себе совершенно неверное представление об этой даме. Я ожидал увидеть фурию, крепко держащуюся за рычаги власти над виртуальной империей, – но перед нами стояла женщина явно иного склада.

Хэдлам была среднего роста, с песочного цвета волосами. Лицо немного портили выступающие вперед зубы – хотя и не придававшие ей «лошадиного» выражения, но все же довольно изрядные. Она имела очень своеобразную манеру улыбаться: сначала плотно смыкала полные губы, а затем раздвигала щеки. Я не сразу понял, что так она старается лишний раз не обнажать зубы. Элегантный пиджак цвета маренго прекрасно сочетался с кремовым джемпером и широкими брюками. Мгновенно почувствовав, что я нахожу эту женщину привлекательной, Делиз напряглась, и ее желание прорваться в глубь телевизионного мира явно ослабло.

– Проходите, пожалуйста, – сказала Кэт Хэдлам, снова сверкнув большими зубами.

Мы вошли в просторный ультрасовременный кабинет с неоконструктивистскими креслами, в которые нам предложили сесть. Из того положения, в каком оказывался разместившийся в них человек, я видел только лицо Хэдлам поверх своих колен.

– Эти кошмарные новые охранники хуже гестапо.

Она помолчала. Близорукая улыбка опять привела в движение все мускулы ее лица. «Централизованное управление», – подумал я и улыбнулся ей в ответ.

– Не знаю, как перед вами оправдаться, – продолжила она. – С тех пор как эти финансовые тузы поставили руководить студией Ланса Тревоза, мы отчитываемся за каждую кнопку и скрепку. Спрашивается, можно ли в таких условиях заниматься творческой работой? До этого Тревоз занимался оптовой торговлей мясом! Но я вижу, вы совершили чудеса и нашли мой портфель. – Она сделала паузу. B ee ровной манере держаться было что-то академическое.

Я повернулся к Делиз, надеясь, что теперь, когда нам по крайней мере объяснили причину неприятного столкновения у входа, она вернет находку, но она крепко держала кейс из красной кожи на коленях.

– Мы как раз хотели это обсудить… – неуверенно начала она. Я с удивлением посмотрел на нее.

– О, конечно! – воскликнула Хэдлам. – Какая я глупая! Вас устроят пятьсот фунтов? Я поняла, что мистер Кьюнан с огромным трудом раздобыл мой портфель, но ведь он приехал в Браутон слишком поздно, чтобы найти еще и машину? – И затем, протянув руку ко мне, чуть более отрывисто: – В вашем факсе сказано, что из тех пятисот фунтов, что вам передала моя секретарша, вы истратили только двести…

Все-таки то самое, чего я и ожидал: железная рука в бархатной перчатке.

Я протянул ей 300 фунтов, которые утром спрятал в носке.

– На самом деле сто восемьдесят. Двадцать у меня украли бродяги, – пояснил я.

Она достала чековую книжку и стала выписывать чек. Делиз по-прежнему не выпускала портфель из рук.

– Мы подготовили также бумагу для компании, где застрахован ваш автомобиль. За это мы берем пятьдесят фунтов, – отчеканила она.

– Итак, скажем, шестьсот фунтов, чтобы все остались довольны, да? – проворковала Хэдлам. – Вычитая сто восемьдесят фунтов, которые вы потратили, я возвращаю вам эти триста наличными и выписываю чек на сто семьдесят, верно? – Ее тон явно указывал на риторический характер вопроса. Она улыбнулась, ослепляя меня напылением на всех коренных зубах.

Я понял, почему она занимает руководящий пост на телевидении и получает семьдесят тысяч фунтов в год. Хэдлам торговалась не хуже любого ирландского пройдохи.

Она обещала мне пятьсот фунтов сверх гонорара, и я не понимал, с какой стати должен делиться с Мики Джойсом. Уплаченные ему 180 фунтов относились к накладным расходам. Гонорар мы вообще еще не обсуждали, она просто приняла решение, что моя утренняя работа не стоит ничего.

Я сердито откашлялся, но Делиз толкнула меня ногой. Она прекрасно понимала мои чувства. «Отлично! – подумал я. – Меньше чем за тысячу Делиз портфель не отдаст».

– Да, все правильно, – ответила она. Я, наверное, свалился бы с кресла, если бы позволяла его конструкция. Делиз протянула Хэдлам кейс и взяла деньги и чек. Тут я понял, что надежды избежать визита приставов из «Полар Билдинг Сосайети» тают на глазах.

– В принципе это все, мисс Хэдлам, но вы говорили, что вам могут понадобиться наши услуги еще в каком-то деле. – Из моей второй за сегодняшний день попытки торговаться я намеревался выжать хоть что-нибудь.

– Да, потому мне вдвойне досадно, что я не могу провести вас с собой на вечер. Дело касается моего друга Саймона Риштона. Ему нужна помощь, но он непременно должен быть внизу, проследить, чтобы с актерами сериала «Следеридж-Пит» ^[5] ничего не случилось. Я рассчитывала познакомить вас.

Я рассмеялся. У Хэдлам определенно было чувство юмора.

– Наверное, это смешно, но вы просто не представляете себе… Мы называем этот сериал «Мыльная яма» ^[6]. В команде столько людей, готовых подраться друг с другом, что кто-то из руководства должен постоянно находиться рядом, особенно когда подается выпивка. Это хуже, чем на детской площадке!

Она нравилась мне все больше и больше, но тут Делиз снова пнула меня ногой. Ее телепатические способности сегодня были действительно на высоте.

– В чем же состояло это дело, мисс Хэдлам?

– Видите ли, нам с Саймоном нужна помощь в одном личном вопросе. Как жаль, что его здесь нет! Это касается его бывшей жены… То есть – юридически Глория все еще жена Саймона, но они живут раздельно…

– Они разводятся, и я так понимаю, что вы являетесь третьей стороной, – брякнула Делиз, сама выросшая без отца. – В таких случаях жену называют пострадавшей.

– Как же прямолинейна ваша помощница! Ей надо было бы вести «Удар по правам» с Тедом Блейком, – сказала Кэт Хэдлам, повернувшись ко мне и несколько раз моргнув. Я не понял, то ли ее беспокоят контактные линзы, то ли она хочет подать мне какой-то сигнал. – В любом случае вы отлично проделали свою работу, так быстро вернув мой портфель… Нам с Саймоном кажется, что вам можно доверить сугубо личное поручение. Дело в том, что положение далеко не так однозначно, как его обрисовала мисс Делани. Мы с Саймоном были знакомы задолго до тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, когда он встретил Глорию. Мы были партнерами, и лишь потом появилась Глория. Я едва успела заметить ее присутствие, как он женился на ней – можно сказать, за одни сутки. Иногда он совершенно непредсказуем… В этом и состоит его очарование, – вставила она и продолжала: – Глория его четвертая жена, и я считаю, что она совершенно измучила его. Она очень хороша собой, но, к сожалению, не богата умом. Саймон не может устоять перед определенного типа женщинами. – Хэдлам бросила острый взгляд на Делиз.

Я воочию представил себе сцену, когда Риштон сообщил Хэдлам, что она потеряла свой шанс стать четвертой миссис Риштон. Вероятно, Саймон неробкого десятка. Однако и Хэдлам, как истинный воин, не сдалась – и вот она снова на коне.

– Многие девушки мечтают выйти замуж; за режиссера, понятия не имея о том, что это такое. – Кэт сделала еще одну паузу и посмотрела на Делиз. – Короче говоря, этим летом Саймон опять вернулся ко мне, переехал в мой дом. Глория устраивала ему жуткие сцены, но последние два месяца все затихло. Когда он оставляет ей сообщение на автоответчике, она не перезванивает и вообще никак не дает о себе знать.

– Мы не занимаемся делами, связанными с брачными отношениями, – произнес я. – Вам придется обратиться к кому-нибудь другому.

– Подожди, пожалуйста, Дейв… Ты хочешь сказать, что мы обычно не беремся за такие дела, – оборвала меня Делиз. Чтобы не получить третьего пинка, я отодвинул ногу.

– Нет-нет, такая помощь нам не нужна, – поспешила объяснить Хэдлам. – Вы неправильно меня поняли, мистер Кьюнан. Слежка за женой в наше время потеряла всякий смысл, не так ли? Мы с Саймоном хотели только, чтобы кто-нибудь съездил к Глории и убедился, что с ней ничего не случилось. Мы не сможем спокойно провести Рождество, если будем о ней волноваться. Саймон кажется суровым человеком, но на самом деле у него очень мягкое сердце. Мы думали, не попросить ли вас заглянуть к ней, узнать, как она поживает, может быть, сообщить нам, если она живет не одна. Конечно, с таким поручением можно обратиться и к кому-нибудь из родственников, но у нас столько работы, вы сами видите…

Я все видел и не имел ни малейшего желания помогать этой очаровательной леди в ее грязных делах.

– Конечно, Саймон захочет сам встретиться с вами и объяснить вам, что именно нужно сказать Глории. Возможно, он попросит вас что-то ей отвезти или, наоборот, забрать у нее. В конце концов, официально она все еще его жена.

– Мы должны будем взять с вас нашу полную дневную ставку плюс любые непредвиденные расходы. С подобными поручениями мы всегда посылаем двоих сотрудников.

Поистине, перепады настроения Делиз были непредсказуемы. Я был зажат между Кэт Хэдлам и Делиз Делани, и перспектива появления еще одной дамы, которая будет осложнять мою жизнь, казалась мне все менее привлекательной. Я почти надеялся, что Хэдлам воспримет поставленные Делиз условия как отказ «Пимпернел инвестигейшнз» помочь ей – но ничуть не бывало.

– О, это вовсе не проблема. Саймон получает гонорары как внештатный творческий работник, так что многие его расходы не подлежат налогообложению, и, кроме того, я уверена, что ваши ставки вполне приемлемы.

Еще через секунду Кэт уже вручила Делиз адрес Глории и сказала мне, что позвонит завтра утром, чтобы договориться о встрече с Риштоном. Мне показалось, что Делиз знает об этой парочке гораздо больше, чем показывает, – возможно, о них писали что-то в газетах, в разделе светских сплетен. Делиз часами изучает эту белиберду, особенно то, что касается «Альгамбры» или «Гранады», и собирает все ежегодники, выпускаемые телекомпаниями.

В конце концов, все так же улыбаясь и кивая, Хэдлам выпроводила нас из своего кабинета. Еще раз извинившись за недоразумение с приглашением, она передала нас в руки «сотрудника гестапо», терпеливо дожидавшегося у двери.

Выдворение нас из здания «Альгамбры» заняло гораздо меньше времени, чем вход в него.

– Ты подвезешь меня домой? – спросил я Делиз, когда мы пересекали улицу. С того момента, как мы вышли из кабинета Хэдлам, она не проронила ни слова. Я видел, что она мной недовольна.

– Ты этого не заслуживаешь. После того, как ты разговаривал с нашей клиенткой, тебя следовало бы заставить ловить такси. Это было отвратительно.

– Прости, пожалуйста! Я забыл, что это из-за меня ты не получила роль в «Следеридж-Пит»! Тебя, кажется, нисколько не огорчило, что мы получили триста семьдесят фунтов и остались без гонорара, вместо обещанных пятисот сверх гонорара, – проговорил я в сильном раздражении. – Деньги, которые полагались мне на Рождество!

– До чего же ты бываешь глуп, Дейв! Этот шанс открывает перед нами новые горизонты! За такие вещи надо платить.

– Ну да, а карьера на телевидении тебя совершенно не интересует, правда? – саркастически спросил я. – Ты сама чуть не лишила себя всех возможностей своим выступлением про «пострадавшую сторону».

– Да, меня расстроило, что нам не предложили работу на студии. А если тебя так волнуют деньги, то зачем ты отдал ей триста фунтов? Она бы никогда не узнала правды, если бы ты ей сказал, что бродяги забрали все. Я оставляю себе триста фунтов Хэдлам и то, что я нашла утром у тебя в ботинке, в счет моего задержанного жалованья и рождественской премии. А ты возьми себе чек.

Проговорив это очень быстро, она пристально посмотрела на меня. В такой ситуации молчание – золото. Стоял такой холод, что отправляться домой пешком я бы не решился, а наличных денег на такси у меня не было. Я изобразил безразличие и замолчал. Делиз продолжала пилить меня за бестактность с Хэдлам, пока мы шли к машине. Все, что производила «Альгамбра», являло собой удивительное смешение расточительства и скаредности, и расположившаяся через дорогу от многомиллионного здания автостоянка – большой незаасфальтированный пустырь – не составляла исключения. Малолитражка покрылась слоем инея, и нам пришлось отложить дальнейшие переговоры, пока Делиз заводила замерзший двигатель. Мощности печки не хватало, чтобы отогреть замерзшие изнутри стекла, так что пришлось их отскоблить и опустить, чтобы от нашего дыхания они не обледенели снова.

– Хочешь, заедем куда-нибудь в клуб? – спросил я без особого энтузиазма. Мы ехали по Честер-роуд в сторону Чорлтона. Движение в сторону центра по-прежнему оставалось очень плотным. События дня оставили у меня весьма неприятный осадок, но я был готов вернуться в центр и окунуться в ночную жизнь, лишь бы поднять настроение Делиз. Деньгами все равно распоряжалась она. Было еще довольно рано, начало одиннадцатого.

– Может быть, тебе лучше съездить к бродягам и глотнуть еще немного потина? Это больше в твоем стиле, – угрюмо отозвалась Делиз.

– Мы могли бы заехать на часок в «Тисовое дерево». Твоей матушки ведь нет поблизости. Кажется, она сегодня отправилась бороться за права животных?

Мать Делиз, по прозвищу Кашалот, довольно часто посещает пабы на Уиллоуз-роуд в Чорлтон-Виллидж, и мне приходится выбирать более отдаленные места: Молли Делани испытывает ко мне иррациональное отвращение, и даже случайные встречи с ней заканчиваются неприятными столкновениями. Из-за ее привычки завершать дискуссии рукоприкладством в большинство пабов Чорлтона ее не пускают. В «Тисовом дереве», одном из самых уютных местечек, ее пока терпели.

Однако я знал, что сегодня Молли собирается бороться за права не в баре, а в приюте для бездомного зверья, кормя больных котов и черепах.

Мы добрались на нашей колымаге, принадлежащей, собственно говоря, все той же Молли, до конца Уиллоуз-роуд, припарковались на одной из боковых улочек и вошли в теплый зал паба, оформленного как гостиная викторианского сквайра, с бутафорскими книжными полками и стенными шкафами вдоль стен. Даже в этот зимний вечер в середине недели паб был полон: местная команда эрудитов шумно праздновала свою победу в рождественском брейн-ринге. Делиз выдала мне немного денег, и я заказал фруктовый сок и двойной баккарди для себя и колу для нее. Мы отыскали два свободных табурета в дальнем конце зала.

Нос у Делиз посинел от холода, мой, вероятно, выглядел не лучше. Несколько минут мы посидели молча, потом наконец перестали дрожать и Делиз сняла свою мягкую кожаную куртку. Ее наряд, точнее его практическое отсутствие, обратил на нее взоры всех мужчин в пабе.

На Делиз был короткий топик с пышными шифоновыми рукавами, полностью открывавший живот, белые в черный горошек леггинсы и туфли на платформе в стиле 70-х годов. Волосы были убраны назад, а на обнаженной талии красовалась цепочка с большой золотой круглой застежкой. Пустить этот арсенал в ход на «Альгамбре» ей не удалось, зато в «Тисе» она произвела настоящий фурор.

– Ты отлично выглядишь, – сказал я.

– Лестью ты добьешься от меня чего угодно, Дейв Кьюнан, – ответила она, сверкнув безупречными зубами.

– Ты обратила внимание, как открывает рот Хэдлам? – спросил я, не щадя нашей очаровательной клиентки. – От уха до уха. Я думал, у нее развалится голова.

Тепло и восхищенные взгляды публики размягчающе действовали на Делиз.

– Я думаю, вся эта суета по поводу Глории Риштон сводится к тому, что они все-таки попросят тебя застать ее с кем-нибудь в постели. Но если они готовы заплатить нам за поездку в Макклсфилд, зачем отказываться?

Немного позже мы поехали ко мне и завершили наше примирение в более подходящей обстановке. Прежде чем заснуть, Делиз пообещала мне, что вернет часть денег, если я не буду тратить их на выпивку.

3

Торнли-корт, Чорлтон. Четверг, 23 декабря.

Проснулся я рано, с тяжелой головой – то ли от отравления потином, то ли от поездки в машине с открытыми окнами в середине зимы. Единственным способом вернуться в нормальное состояние была физическая нагрузка. Выбравшись из-под одеяла, я натянул спортивный костюм и тихонько выскользнул из квартиры.

Пробежав по улицам около пяти миль, я снова почувствовал себя в форме, повернул к дому и через двадцать минут уже стоял под душем.

Делиз встала и приготовила нам завтрак из мюсли, обезжиренного молока и стакана грейпфрутового сока. Когда я потянулся к холодильнику за беконом, она преградила мне дорогу. Эти маленькие кухонные столкновения напоминали мне, что наши отношения по-настоящему серьезны.

– Ты все же не моя жена, Делиз, – напомнил я ей, проглотив порцию швейцарского корма для скота. – Ты не должна волноваться о моем рационе.

– О, эту должность я занять не стремлюсь, Дейв. Наверное, я пошла в мать, и меня вполне устраивает уход за больными животными, – не преминула она поставить меня на место. – Пожалуй, сегодня я на работу не выйду: я сделала еще не все покупки к Рождеству. Вы с Джеем справитесь?

– Я думал, сотрудники, которые хотят взять день за свой счет, должны спрашивать разрешения у начальника.

– Перестань, Дейв. Все равно в конторе сегодня нечего делать. До Нового года работы не будет.

– Ладно, – согласился я. – Но ты отвезешь меня в город? Моя машина у Джея.

– Нет, я еду с матерью в Стокпорт. Ты прекрасно доберешься на автобусе.

Прежде чем отпустить своевольную работницу, я изъял у нее 200 фунтов на автобусный билет.

Новая манчестерская сеть скоростных поездов еще не достигла Чорлтона. Две девицы, сидевшие напротив меня в автобусе, громко обсуждали сексуальные достоинства своих партнеров, шокируя добропорядочную публику, словно двое пьяных десантников. К счастью, мое внимание отвлекли горы бетонных обломков в Хьюме. Полукруглые и ступенчатые дома, построенные невзирая на бурные протесты местных жителей, оказались все-таки никуда не годными и были снесены. Это мрачное зрелище посеяло в моей душе какое-то недоброе предчувствие.

Жизнь моя складывалась не самым лучшим образом. Я трясся в автобусе, чтобы попасть в офис только ради возможного звонка Кэт Хэдлам, которая посулила мне «халтуру на полпенни», как сказал бы мой отец, в то время как моя подруга отправилась тратить мои последние средства.

В таком невеселом настроении я добрался до «Атвуд Билдинг», здания, стоящего в лабиринте улиц между каналом Рокдейл и Институтом технологии. Экономический спад заставил многие фирмы переместиться в такие развалюхи, как «Атвуд». Я занимал крошечное помещение, разгороженное на несколько клетушек, на последнем этаже здания в форме сегмента круглого пирога. Построенное во времена процветания хлопкового бизнеса, оно имеет стеклянную стену высотой в шесть этажей: за ней расположены залы, в которых покупатели текстиля некогда рассматривали образцы тканей при дневном свете. Теперь этажи заняты владельцами разнообразных мелких фирм, перебравшихся сюда из-за относительной дешевизны аренды. Старые времена, когда можно было спуститься на пару этажей вниз, чтобы воспользоваться чьим-то ксероксом, ушли навсегда.

Поднявшись на площадку верхнего этажа и повернув по коридору в сторону своей убогой конторы, я увидел, что дорогу мне преградила массивная фигура Мэри Вуд, женщины из городка тревеллеров, которая так милосердно пришла вчера мне на помощь. От нее исходил легкий запах костра.

Сердце мое сжалось. Я надеялся, что под вчерашним днем, отмеченным алкогольными подвигами, я подвел жирную черту.

– Что вам нужно? – бесцеремонно спросил я.

Я думал, что она хочет потребовать вознаграждение за спасательные работы, хотя, возможно, уже наградила себя рождественским подарком в виде двадцати фунтов из моего бумажника. Этой публике нельзя было отказать в изобретательности: сначала они угощают вас отравой и грабят, потом «спасают» и требуют награды.

– Ох, душа моя! Зачем вы так? Стоите на задних лапах, стало быть, несколько капель яда вам не повредили!

– Вы пришли спеть мне «Вернися в Эрин, Мавурнин»? Это лишнее, Мэри. Говорите, что вам надо, и отправляйтесь по своим делам, если они у вас есть. У меня их по горло.

– И это вся благодарность, какую я заслужила? Не много дел вы бы наделали вчера, если бы не я, – парировала она. – Если бы я оставила вас валяться на улице, Деклан раздел бы вас догола, а уж бумажник… Он выцарапал бы денежки и из вашего ботинка. Ботинки – это первое, что они обследуют.

Не чувствуя себя ни пристыженным, ни благодарным, я порылся в кармане, достал ключ, открыл свою дверь и впустил ее, не вдаваясь в дальнейшие препирательства. Она не выказала никакого желания снять свою фуфайку, а я не торопился ей это предложить. Чем скорее она изложит свое дело, тем быстрее мы расстанемся, думал я.

Рассмотрев Мэри в своей светлой комнате, я обнаружил, что она намного моложе, чем показалась мне вчера в туманном Солфорде. Кожа ее была обветренной и морщинистой, но черты лица – далеко не старушечьими. При определенном освещении она могла бы показаться даже симпатичной, но все это меня не трогало. Воспоминание о вчерашнем приключении полностью подавляло мое недремлющее либидо.

– Пожалуйста, расскажите о вашем деле побыстрее, – поторопил я ее. – Я жду очень важного звонка.

– Я прочла ваш адрес на визитной карточке, которую вы мне оставили, и вчера долго думала об одной проблеме, которая давно меня беспокоит. На карточке сказано, что вы оказываете услуги частного сыска. – Она показала мою визитку.

Я кивнул и подумал: интересно, в каком расследовании она может нуждаться?

– Посмотрите на меня внимательно, – почти приказала она. – Я никого вам не напоминаю?

Я посмотрел.

У нее были выступающие скулы, округлое, полное лицо. Она ничем не выделялась бы из очереди, ожидающей автобуса в Дидсбери, не особенно походила она и на ирландку. Хорошей формы подбородок, хотя и чуть «срезанный», светло-голубые глаза. Обветренная, но здоровая кожа гармонировала оттенком с темно-золотистыми волосами. Прямой широкий нос, крупные ноздри, довольно большой рот с полными губами и ужасно запущенными зубами. Тяжелые веки, чуть опущенные вниз углы глаз. Многолетнее таскание ведер с водой избавило ее от необходимости носить подкладные плечи. Фигура ее была далеко не худощавой. В целом рассматривание этой особы не вызывало никаких неприятных эмоций – но сообразить, о каком сходстве идет речь, мне не удалось. Если бы я ничего о ней не знал, я мог бы предположить, что в ней есть еврейская кровь или что густыми золотистыми волосами и квадратной формой лица она обязана немецким предкам.

– Ну ладно, мне наплевать, если вы не видите. Мой прадедушка – король Георг Пятый ^[7], – горделиво произнесла она.

Я захохотал так, что чуть не упал со стула. Я знал, что многие тревеллеры ведут свою родословную от ирландских королей, но объявить себя родственницей совсем недавнего британского монарха – это что-то новенькое. Интересно, что за штуку она задумала? Начнет продавать мне акции Манчестерского канала или какую-нибудь семейную реликвию?

Мэри сидела, не улыбаясь и никак не реагируя на мое веселье. Она смотрела на меня, плотно сжав губы, – и я в самом деле заметил сходство! Передо мной сидела почти что копия королевы Виктории! Та же пышная грудь, так же сложенные на коленях руки!

Я попытался найти верный тон:

– Перестаньте, Мэри. Скажите, что вы пошутили.

Однако она была совершенно серьезна.

– Какие тут могут быть шутки! Мой дед – этот идиот Эдуард Восьмой! ^[8] Он обрюхатил мою бабку, когда она служила в Виндзорском замке в начале тридцатых годов.

Я помахал рукой, прося ее замолчать.

– Мэри, вы представляете себе, сколько людей в этой стране претендуют на родство с королевской фамилией? В психиатрических лечебницах целые палаты заполнены потомками Виндзоров, и примерно столько же гуляет на свободе.

Я понял, что выбрал неверную тактику. Она пришла сюда не за деньгами. Бедняжке нужен был человек, который помог бы ей превратить ее навязчивую идею в подобие реальности. И повезло, как всегда, мне. Надо было со всем соглашаться и потихоньку, незаметно, выставить ее за дверь. Может быть, ее недавно выпустили из какой-нибудь клиники «на поруки общины», и мое упоминание о психбольнице было совершенно не к месту.

– Но за чем же вы все-таки хотели ко мне обратиться?

Я встал из-за стола и подошел к окну, желая убедиться, что это не сон. Нет, длинные склады из красного кирпича и офисы Чайна-тауна и Пикадилли стояли на своем месте.

– То, что я вам сказала, я знаю всю жизнь. Мне об этом поведал отец, когда я была еще совсем девчонкой, и мы не могли об этом распространяться. О таких вещах не кричат, скитаясь в фургонах по Западной Ирландии, но у него были документы, подтверждающие его происхождение: свидетельство о браке его матери с принцем Эдуардом. Он мне часто его показывал – говорил, оно удостоверяет, что он не выблядок. Но мне тогда казалось, что это не имеет никакого значения. Он умер, когда мне было четырнадцать лет, а вскорости я вышла замуж. – «Эдуард» она произносила как «Этворт».

Я ободряюще улыбнулся. «Держись спокойно, – сказал я себе, – дай ей выговориться до конца». К тому же эта тетенька неслабого телосложения прочно уселась между мной и единственным выходом. Мимо нее не проскользнула бы и кошка.

– И что же случилось потом, Мэри? – спросил я еще более сочувственно.

– Я сказала, что рано вышла замуж. Такой уж у странствующего народа обычай. У меня остались бумаги отца, но все другие его вещи сожгли, когда он умер.

Все-таки уловив на моем лице тень недоверия, она взорвалась:

– Я вижу, вы не верите ни одному моему слову, как мой скотина муженек! Но, во-первых, я могу вам хорошо заплатить, а во-вторых, у меня есть кое-что, что вам нужно. Я нашла машину вашей дамочки, которую вы искали. Она стоит внизу, и я отдам вам ключи, как только вы согласитесь мне помочь.

Теперь серьезным стал я.

– Вы выручили машину? Но ваш кузен сказал вчера, что она уже на пути к покупателю. Что же случилось? Вы сами говорили, что Деклан и его дружки угоняют машины на заказ.

– Так и есть, но парня в Болтоне, который скупал у них машины, вчера арестовали. Деклан и Шон приехали туда как раз тогда, когда вы упали лицом вниз, и быстренько смылись.

Я заметил, что речь ее стала менее грубой, но не знал, чем это вызвано.

– Итак, вы готовы мне помочь? – спросила она.

– Мне надо подумать. Я должен понимать, с кем имею дело. Вы должны будете рассказать мне все, что знаете, – ответил я.

– Я не одобряю то, чем занимаются мои родственники, если вы это имеете в виду. Мой отец честно зарабатывал на жизнь – собирал металлолом и чинил крыши. Может быть, ему случалось иногда украсть лист свинца с церковной крыши, но только когда он был уверен, что это не принесет вреда. Мой отец был очень набожный человек, – гордо закончила она.

– Не сомневаюсь, что ваш батюшка был само благородство, но расскажите мне о машине, – нетерпеливо перебил ее я. Заявления о честности часто предшествуют признанию в каком-нибудь грязном преступлении, и хотя я был счастлив возможности вернуть Кэт Хэдлам ее автомобиль, я должен был быть уверен, что он не засветился при ограблении банка или в каком-нибудь другом милом приключении.

– Машина чистая, никаких неприятностей у вас не будет. Мальчишки собирались отогнать ее в Браутон и сжечь, но я дала им две сотни, и они мне ее уступили. Решили, что сыграли со мной отличную шутку.

– Я готов помочь вам, но вы не сказали, о чем именно хотите меня попросить. – Я вернулся за свой стол, перестав обдумывать способы прорыва к двери. Перспектива вернуть Хэдлам машину, с которой она уже распрощалась, весьма радовала меня. Кроме того, такой поворот событий, несомненно, поможет восстановить мои отношения с Делиз после вчерашнего фиаско на телестудии.

– В молодости я почти не умела читать, но мой муж Дермот умел. Он читал газеты, учебники – все, что попадалось. Когда он прочел бумаги отца, то смеялся и говорил, что они липовые. Потом, пятнадцать лет назад, когда мы перебрались в Англию, чтобы работать на укладке асфальта, у него открылась болезнь легких. Из-за дыма, понимаете… Работник он стал никудышный… Он показал бумаги одному из своих товарищей по работе, прорабу Джеймсу Кларку. Кларк сказал, что сможет их продать, что газеты заплатят за любой материал, компрометирующий королевскую семью. Кларк забрал документы и наверняка хорошо толкнул, потому что перед смертью у Дермота появились деньги, а откуда, он не говорил. Вот я и хотела попросить вас найти этого Кларка, заставить его сказать, что он сделал с бумагами, и вернуть их.

– Это не очень сложное дело. Вы представляете себе, сколько я беру за расследование? То, что вы вернули машину – прекрасно, но я не могу засчитать это как оплату: за эту работу мне уже заплатили. Вы знаете, где сейчас Кларк? – Я по-прежнему продолжал подыгрывать ей.

– Я слышала, что он работает на М-5 возле Бирмингема. Он все время переезжает. Когда Дермот с ним познакомился, он работал прорабом в «Страхан-Далгетти», дорожно-строительной фирме. Вряд ли он оттуда ушел. Иногда о нем вспоминают, когда кому-нибудь надо найти работу. А об оплате вы не волнуйтесь. Я выиграла лотерею, тотализатор «Попади в десятку».

На лице у меня, вероятно, изобразилось изумление.

– Надо зарегистрироваться и выбрать десять лошадей из группы «Нэшнл Хант». На каждых скачках, если они выигрывают или занимают какое-то место, вы набираете сколько-то очков. Игрок, набравший больше всех очков за сезон, получает джекпот: сто пятьдесят тысяч фунтов. Вот этот вонючий джекпот я и взяла, – объявила она таким же будничным тоном, каким сообщила о своем королевском происхождении.

Я снова встал; быть может, бегство все-таки оставалось единственным разумным выходом.

– Мэри, – сказал я так спокойно, как только мог, – вы не перестаете меня удивлять. Сначала вы объявляете, что в ваших жилах течет королевская кровь, а потом – что вы еще и богачка. В моей бедной голове это, к сожалению, не укладывается. Надеюсь, вы не собираетесь закончить тем, что у вас есть сын от ирландского архиепископа?

Она вспыхнула.

– Это же надо такое сморозить! – И снова улыбнулась: – Чего нет, того нет, а вот деньги у меня правда есть, и я могу вам заплатить.

Она открыла пластиковый пакет из супермаркета «Хэппиуэйс», который все это время прижимала к груди, достала толстую пачку купюр по 50 фунтов и положила ее на стол.

Глаза у меня полезли на лоб. Может быть, в ней и вправду было что-то от королей?

– Вы случайно не взяли штурмом банк вашего братца Мики? – тихо спросил я.

– О, господи! Это мои собственные деньги, и я могу показать вам квитанции! – Она запустила руку за лиф и извлекла мятую бумажку. Бланк действительно подтверждал выигрыш тотализатора в размере 150 000 фунтов. Над именем Мэри Вуд, отпечатанным внизу, красовался жирный крест.

– Простите, Мэри, что я вам не сразу поверил, но почему, располагая такой суммой, вы продолжаете жить в фургоне и ходите одетая как манекен магазина «Оксфам»? – спросил я.

На ее лице появилась хитрая улыбка.

– Вы первый, кому я рассказываю о своей удаче. У вас честное лицо. Когда вчера вы лежали на кровати бедняги Дермота, я смотрела на вас и поняла, что вам можно доверять. Если я проговорюсь кому-нибудь из наших, у меня тут же все отберут. Это ведь чистые деньги, не то что у Мики. Так что я решила, что сначала разузнаю все о своей семье, а потом, со временем, куплю себе дом. Вы ведь поможете мне, правда? Я заплачу вам не хуже, чем любой ваш клиент.

Я открыл ящик стола, вынул сдвоенный бланк договора и пододвинул к ней.

Агентство «Пимпернел инвестигейшнз» было создано для предоставления услуг всем желающим, а эта женщина давала мне шанс получить 1735,28 фунтов – сумму, необходимую мне, чтобы избежать выдворения из квартиры. Если она готова заплатить, зачем ей мешать?

– Я не могу прочесть эти закорючки. Не взяла очки, – проговорила она. – Скажите мне, что тут написано.

– Обычный договор. В нем юридически фиксируется наше соглашение: я обязуюсь работать на вас, вы обязуетесь платить мне четыреста фунтов в день. Я попытаюсь отыскать этого Кларка и получить у него ваши документы – но не более того. Доказывать, что вы законная наследница британского престола, я не буду.

– Это же просто блеск, мистер Кьюнан! Заплатить вам вперед? – Мэри пришла в неописуемый восторг. – Я могу заплатить вам сколько скажете, лишь бы мне хватило на дом. Мы всегда мечтали о доме с Дермотом, упокой Господи его душу. Но он умел только трамбовать асфальт – это и свело его в могилу.

Я чувствовал себя немного виноватым, но утешался тем, что если за неделю честной работы разыщу этого Кларка и бумаги, что бы они собой ни представляли, то, возможно, мне удастся уговорить ее проститься с бессмысленными иллюзиями. Никаких документов, подтверждающих законный брак ее бабушки с бывшим принцем Уэльским, существовать не могло, так что, принимая от нее деньги, я брался подтвердить отрицательный результат и излечить ее от навязчивой идеи. Если я найду Кларка за два дня, то просто верну ей лишние деньги.

– Да, пожалуй, это хорошая идея, потому что встречаться с Мики я больше не собираюсь. Почему бы вам все-таки не отделиться от них?

– Тому, кто бродяжил всю жизнь, трудно бросить. Все мои знакомые живут в домах на колесах… Но я об этом думаю, – медленно проговорила она и добавила более деловитым тоном: – Сколько вы хотите?

– Если вы заплатите мне за неделю работы, я смогу начать сразу. Накладные расходы также за ваш счет, – лихо ответил я, подумав, что внушительная цифра все же ее остановит. – Это составит две тысячи фунтов плюс НДС.

Мэри строго посмотрела на меня.

– Вы недешевы, мистер Кьюнан. Но, наверное, как и все хорошее. Мне понравилось, как вы не поддались вчера моему кузену. – Она отсчитала из пачки сорок купюр, а рядом аккуратно положила ключ от машины Кэт Хэдлам. – Стоит ли беспокоиться об НДС? – Может, Она и была готова расстаться с бродяжнической жизнью, но многолетние привычки живучи.

Мэри отнюдь не была простушкой.

– Если вы не хотите приезжать ко мне, то как вы со мной свяжетесь? – продолжила она обсуждение практической стороны.

– Куда вы собираетесь передвигаться?

– Я узнаю это, когда мы приедем. Они мне ничего не говорят. Может быть, куда-нибудь в Эйджкрофт.

– У вас нет телефона? – улыбнулся я.

Она покачала головой.

– Вы можете позволить себе мобильный.

– А как я объясню это Мики? Да и вообще, с этой техникой только голову сломаешь, – презрительно добавила она.

– Тогда я напечатаю в отделе частных объявлений в «Баннер»: «М. В. просят связаться с Д. К».

Она сконфуженно потупилась.

– Тут тоже небольшая загвоздка. На самом деле я толком так и не выучилась читать. С вашей карточкой я возилась часа два.

– Ну, нам надо будет как-то встретиться, – сказал я, подвигая к ней договор, – только не здесь. Я не хочу сообщать Делиз, что взял от вас это поручение. Она считает, что я занят другим расследованием. Подпишите вот здесь и возьмите свой экземпляр.

Она тщательно вывела внизу страницы печатными буквами: «М. Вуд», я оторвал верхний лист и отдал ей копию. Она тепло улыбнулась, а мне стало совестно. Быть может, я грабил не вполне здоровую женщину?

Но даже если это была какая-то ловушка, я правильно подошел к делу. Словно читая мои мысли, Мэри сказала:

– Не думайте, что я дурочка, мистер Кьюнан. Каждый имеет право знать правду о себе. Даже когда я ничего не могла предпринять, я просыпалась по ночам и думала о том, что мне рассказывал отец. А когда на меня свалились эти деньги, я решила, что могу сделать себе подарок и попытаться восстановить то, что можно.

– Как была фамилия вашего отца?

Она снова покраснела.

– Я же уже сказала: Виндзор. Это была его фамилия, и он имел на нее все права! Его звали Этворт Виндзор, как и его отца, – взорвалась она. – Конечно, он называл себя по-другому. Когда он был маленьким, это семейство было не слишком популярно на западе Ирландии, так что он называл себя Касл – а может, его так прозвали другие. Меня до замужества называли Мэри Касселз, это больше на ирландский манер. Теперь, когда у меня появились деньги, я решила, что узнать правду-это мой долг перед отцом и перед самой собой, но никак не могла придумать, как за это взяться. И тут подвернулись вы. Я совершенно не собираюсь предъявлять никаких прав, мне надо только узнать.

– Хорошо. Я сделаю, что смогу. Скоро Рождество, потом Новый год. Чтобы все выяснить, мне понадобится не меньше недели. Давайте договоримся встретиться в первую субботу января. Позвоните мне по этому номеру, – я дал ей телефон офиса, – и я сообщу вам, как идут дела.

Она недовольно пробурчала что-то себе под нос.

– Послушайте, – попытался я урезонить ее, – вы ждали столько лет. Неужели вы не готовы подождать еще неделю? И не обнадеживайте себя заранее. Вы ведь сами сказали, что Кларк продал бумаги, так что даже если я найду его, это может оказаться единственным результатом. Может быть, он не продал, а потерял их… Ведь ваш муж скончался семь лет назад, верно? Если Кларк путешествует по дорогам как укладчик асфальта, он запросто мог их потерять.

– Этот проходимец Кларк ни за что насвете не выкинет то, что может стоить денег! – убежденно воскликнула Мэри и встала, еще крепче прижав к груди пакет с деньгами. Я отодвинул ее стул и проводил ее к выходу.

Вернувшись в кабинет, я рассмотрел оставленные на столе банкноты. Они выглядели вполне настоящими.

Любопытства ради я взял с полки у себя над головой том «Британской энциклопедии» и открыл статью о самозванцах и претендентах на британский трон. О принадлежности к королевской фамилии заявляли Ламберт Симнел и Перкин Уорбек. Еще одного претендента поддерживал Красавец Принц Чарли ^[9]. Всем троим помогали ирландцы. Ламберт был даже коронован в Дублинском соборе. Единственным серьезным претендентом в этом веке была Анна Андерсон, называвшая себя Анастасией, младшей дочерью последнего русского царя. До сегодняшнего дня никому не удалось опровергнуть ее версию. Рассматривая фотографию несчастного Николая II с женой и детьми, я поразился, до чего старшая дочь похожа на Мэри. Тот же квадратный абрис лица, те же тяжелые веки… Впрочем, если Мэри говорила правду, они были родственницами.

4

Офис «Пимпернел инвестигейшнз». 10.30 утра, четверг, 23 декабря.

Как только я погрузился в размышления о том, на что могла надеяться Мэри Вуд, заявив о своей принадлежности к королевскому дому, входная дверь хлопнула и появился Джей Андерсон – как всегда, с опозданием. Пунктуальность не была его сильной стороной, но сегодня я был этому только рад.

– Проходи, Джей! – крикнул я. – Раздеваться не надо, мы едем на студию «Альгамбра».

Он заглянул ко мне, буркнул «Доброе утро, босс» и снова исчез. Он был явно не рад меня видеть.

– Войди сюда, Джей, и дай мне на тебя посмотреть, – потребовал я.

Он не торопился. Я услышал, что он с кем-то шепчется. Либо он кого-то привел, либо разговаривал сам с собой. Скрытность вовсе не в характере Джея, обычно он спешит выложить все новости как можно быстрее. Видно, с ним было что-то не так.

– Я сказал, поди сюда, Андерсон! Не заставляй меня вставать! – Я хотел рассмотреть последние новинки его гардероба и убедиться, что он не вернулся к наркотикам.

Он вошел, одетый в необъятного размера куртку цвета морской волны с подложенными плечами, черные кожаные штаны и красные ботинки. А за спиной у него, к немалому моему удивлению, показался мальчишка лет десяти, смуглокожий, тоже в красных ботинках, в ярко-голубой ворсистой куртке и красной кепке с опущенными на уши клапанами. Добавить бы еще белую бороду – и получился бы настоящий садовый гном.

Джей раскрыл рот, прежде чем я успел его о чем-нибудь спросить.

– Bay! Вы что тут, кучу наложили, начальник? Вот это запашок!

Вероятно, моя посетительница оставила после себя изрядную вонь, если только у меня самого не возникло каких-нибудь физиологических проблем. Теперь я и сам почувствовал, что в тесной комнатушке стоит густой запах нестираной одежды.

– Ну так открой окно! Здание, как тебе должно быть известно, старое, а на кондиционер тут пока никто не заработал!

Джей двинулся к окну, изображая руками вентилятор.

– Может быть, ты представишь мне своего друга? – поинтересовался я.

– Его зовут Либерти Уокер. Я привел его поиграть на компьютере, – произнес мой помощник извиняющимся тоном.

Либерти внимательно осмотрел меня маленькими цепкими глазками. Его нахальная физиономия выражала нечто вроде «А это что еще за старый хрен?». Для своих лет он был небольшого роста, но его глаза – голубые, что выглядело странно в сочетании с темной кожей, – смотрели очень умно.

– Я только хочу поиграть на вашем компьютере, у меня есть «Лемминги-2», – объявил он так, как будто каждый день играл на чужих машинах и находил это совершенно естественным. Сильный акцент выдавал уроженца Глазго, а голос звучал неестественно пронзительно.

Я посмотрел на Джея, которого вовсе не привык видеть в роли друга и наставника молодежи. У него были братья, но он никогда ими не занимался. Зачем он притащил сюда этого маленького нахала?

– Покажи ребенку компьютер и возвращайся сюда, – проворчал я. – Мне надо с тобой поговорить.

– При Либерти можно говорить что угодно, он глухой. Он умеет читать по губам, так что он не поймет, что вы говорите, если, например, вы стоите у окна.

– Он не может быть абсолютно глухим, – возразил я. – У него за ухом след от слухового аппарата. У нас частное сыскное агентство, а не детский приют, Джей.

– От аппарата фоновый шум, – пропищал Либерти. – Он ловит слишком много фонового шума. Мне без него лучше.

– Я рад это слышать, но мне надо побеседовать с Джеем. Почему бы тебе не пройти в соседнюю комнату и не сесть за компьютер? – медленно проговорил я, тщательно выговаривая слова.

Он скорчил недовольную мину и повернулся ко мне спиной. Прежде чем выйти, он подпрыгнул, ухватился за дверную притолоку с обратной стороны и, качнувшись, спрыгнул вперед. Все это он проделал с такой скоростью, что я не успел ничего сказать. Вероятно, это был самый изящный выход из моего кабинета, когда-либо осуществленный его посетителями.

– Послушай, Джей, я не собираюсь тебя отчитывать, – начал я как можно мягче. Я не хотел, чтобы он испустил истошный крик и вылетел из офиса, проклиная расистов, – но похоже, что в этом заведении я последний человек, которого сотрудники ставят в известность о своих планах.

Его лицо осталось безучастным. Я никогда не могу сказать с точностью, что происходит у Джея в голове. Его темперамент придает нашим отношениям начальника и подчиненного необычный оттенок непредсказуемости. В одном учебнике по менеджменту я вычитал термин «мера управляемости». При том, что на моих работников, Джея и Делиз, я мог рассчитывать только в пятидесяти случаях из ста, моя «мера управляемости» выглядела довольно жалко.

– В любом случае я надеюсь, что ты не строишь никаких планов на сегодняшний вечер, потому что у нас есть дело в Макклсфилде. Мы должны съездить туда и передать кое-что одной молодой женщине. А кроме того, мне удалось вернуть машину, которую я разыскивал вчера. Ее надо передать хозяйке. Кстати, почему бы вам с Либерти не сходить вниз и не проверить, все ли в порядке? Ты помнишь, о чем идет речь? Новая «мазда-11Х7». – Я протянул ему ключи, он радостно схватил их. После одежды и обуви машины – главная страсть Джея. Секс привлекает его гораздо меньше, чем яркие тряпки и сверкающие лимузины.

Когда он и его гномоподобный шотландский друг удалились, я решил сам позвонить Кэт Хэдлам и сообщить ей приятную новость. Возвращение машины, может быть, подстегнет ее память: часы показывали уже 10.30, а она все еще не проинформировала меня о деталях поручения к Глории Риштон. Но прежде чем набирать ее номер, я решил разузнать что-нибудь о Саймоне Риштоне.

Делиз хранит в своей комнатке все ежегодники «Альгамбры-ТВ». Полистав их минут двадцать, я доподлинно установил, что Саймон Риштон – гений саморекламы. О Кэт Хэдлам почти не упоминалось, зато Риштон был подробно представлен в каждом издании.

Жизнь и деятельность телевизионных звезд для меня – терра инкогнита. Я имел самое смутное представление о Риштоне, всего несколько раз видел его на телеэкране и ничего о нем не знал. Для меня это был человек, известный своей знаменитостью.

Просмотрев несколько статей, я выяснил, что он начал свою карьеру на «Альгамбре» с первых дней существования телеканала как ведущий самых разных передач. Если верить ежегодникам «Альгамбры», Риштон сразу же прослыл генератором гениальных творческих идей и быстро совершил восхождение от телеведущего до распорядителя финансами компании, интенсивно сменяя спутниц жизни и ассистенток, чей возраст не превышал двадцати пяти лет, а бюст неизменно производил внушительное впечатление.

Многочисленные фотографии Риштона лишь демонстрировали дурной вкус публики – менее выразительной физиономии я не мог себе представить.

Для того чтобы откопать что-нибудь существенное об этом деятеле, мне нужна была помощь Теда Блейка, который помнил все когда-либо виденные им передачи. Но телефон Блейка не отвечал.

Я сел и попытался еще раз вспомнить, не доводилось ли мне слышать что-нибудь о Саймоне Риштоне, – и вдруг меня осенило. Этого телеведущего терпеть не могла моя мать. Вот почему его лицо было мне знакомо. Как только он появлялся на экране, она издавала громкий стон и требовала переключить на другую программу. Всю мою юность Эйлин Къюнан, строгая моралистка, изгоняла этого человека из моего поля зрения.

Чем же он навлек на себя ее гнев?

В голове у меня зашевелились смутные воспоминания. Не он ли прославился шумным бракоразводным процессом со своей первой женой, хорошенькой ведущей? Или он был один из тех, кто первым стал употреблять на британском телевидении непристойные слова? Вполне достаточно, чтобы впасть в немилость к Эйлин.

Через некоторое время я вспомнил кое-что еще. На недавней распродаже акций телекомпании он скупил большую их часть. Представляя себя столпом североанглийской культуры, компания хвасталась тем, что ее капитал находится в руках местных владельцев.

У меня был старенький справочник «Кто есть кто», купленный на распродаже. Я открыл его – и нашел имя Риштона.

«Родился в Харрогейте в 1932 году… Окончил Тринити-колледж, Кэмбридж… Дважды женат… Создатель большого числа телепередач. Директор программ на „Альгамбра-ТВ“ и т. д. и т. п. Любимый отдых – горизонтальный».

Я нашел о Риштоне все, что мог найти, не выходя из конторы, и набрал номер Кэт Хэдлам. Ее на месте не оказалось, но мне удалось уговорить ее секретаршу соединить меня с Саймоном Риштоном. Великий человек был столь же недоступен, но одна из ассистенток согласилась передать ему новость и, вернувшись к телефону, сказала, что он в восторге от этого сообщения и просит пригнать машину к студии как можно скорее.

Когда я положил трубку, вернулись Джей и Либерти.

– Вот это транспорт, босс, вот это вещь! – захлебывался Джей, такой счастливый, каким я давненько его не видел. – Диски из легированной стали, покрытие металлик, затемненные стекла…

– Да, штука что надо! – подхватил темнокожий шотландец. – На номерном знаке есть надпись!

Я с удивлением взглянул на Джея.

– Какие зоркие глаза у твоего друга, – заметил я. – Надо будет сделать из него детектива.

– Он просто ближе к земле, чем я, – объяснил Джей.

– «Кэт от Саймона с любо-овью»! – пропел Либерти. – Маленькими буквами, под номером.

– Он неплохо научился читать, но ты уверен, что он не прогуливает школу? – спросил я Джея. Я не хотел узаконивать присутствие Либерти, обращая на него слишком много внимания.

– Перестаньте, босс! Какая школа в Рождество? – Джей поспешил сменить тему: – А нельзя мне прокатиться по М-56? Такие колесики». Когда ее надо вернуть?

– Немедленно, так что выкинь это из головы, – отрезал я.

– Но ведь никто не узнает, – вставил юный адвокат.

Я видел, что назревает бунт на корабле, и решил предпринять тактическое отступление. Ссориться по такому поводу не имело смысла. Риппгон и его дама не заметят, если мы накрутим на счетчик еще несколько миль, и должны быть благодарны за то, что им вообще вернут машину. Так что почему бы не побаловать нужного мне работника?

– Ну, шут с вами. Мы можем поехать кружным путем, а если Риштон забеспокоится, скажем – хотели убедиться, что машина в порядке. Но о том, чтобы рулить, и не думай. Как только копы увидят тебя на водительском месте такой тачки, остановят тут же.

Машина действительно была чудо. Двигатель работал так тихо, что о необходимости переключить передачу извещал специальный звоночек. Магнитофон, CD-плейер, круговые колонки… Мы выбрались по Парквэй на М-56, не торопясь миновали все полицейские посты, а за поворотом на аэропорт я вжал педаль в пол, и мы долетели до М-6 за рекордное время.

Когда передо мной возник полицейский «рейнджровер» и замигал фарами, требуя остановиться, я понял, что не напрасно велел Джею взять с собой все документы Хэдлам. Нас остановили, когда я подъезжал к развязке с М-6, чтобы развернуться обратно к Манчестеру. Полицейские подумали, что дорогая машина с белым водителем и двумя темнокожими юнцами вполне может быть угнанной. Я объяснил, что владелец машины – наш клиент – и ошибся. Машина оказалась зарегистрирована на Риштона (вероятно, одно из не облагаемых налогом приобретений).

Они стали связываться с ним по телефону и, только когда он подтвердил мою историю, неохотно отпустили, сделав внушение.

Когда они отъехали, Джей запел свою песню:

– Лучше дайте я доведу до студии. Дибблы больше привыкли видеть черномазых за рулем таких тачек!

Я пустил его за руль, и он довез нас до студии, ни разу не превысив разрешенной скорости, несмотря на непрестанное подстрекательство своего шотландского собрата.

Увидев Риштона у въезда на автостоянку вместе с Пултером – тем самым охранником, который так любезно разговаривал с нами вчера, – я приготовился к буре гнева или, по крайней мере, к щедрому употреблению хозяином машины его любимого слова. Я опасался даже худшего. Риштон мог заявить о том, что я взял машину без согласия владельца. Как минимум он захочет узнать, что я делал на дороге в Лондон в автомобиле его подруги, который обещал в кратчайшее время пригнать к студии.

– Машина в полном порядке, мистер Риштон, ни одной царапины, – произнес я, когда он подошел к нам со своим суровым стражем порядка. Риштон оказался маленьким и тщедушным и рядом с громилой в униформе выглядел как мальчик. Он кутался в теплое пальто с поднятым воротником, и выражение его лица было не особенно приветливым. Впрочем, напряженная гримаса могла быть вызвана холодом. Нос его был длиннее и острее, чем на телеэкране, волосы развевались по ветру. Двигался как человек гораздо более молодой, чем следовало из справочника.

К моему облегчению, он взял тон телезвезды, словно кто-то включил над нами софиты: осчастливил нас профессиональной улыбкой и принялся трясти мою руку.

– Это фантастика! Как вам удалось ее разыскать? Кэт будет на седьмом небе от счастья. Понимаю, понимаю, секрет фирмы! Я вижу, у вас свои связи с теневым миром, – произнес он, когда из «мазды» появились Джей и Либерти. – Мы договорились насчет сегодняшнего вечера? Кэт ввела вас в курс дела?… Это великолепно. Хотите перекусить? О, не волнуйтесь, мистер Пултер здесь только для того, чтобы идентифицировать вас…

Остановить его не было никакой возможности. Он извергал поток рубленых фраз, производя совершенно иное впечатление, чем в тех нескольких передачах с его участием, которые я видел. Там он изъяснялся длинными связными сентенциями и был похож на умудренного опытом государственного мужа. Разительный контраст между тем, к чему я приготовился, и тем, что увидел, сбил меня с толку.

Риштон все продолжал свой клокочущий монолог. Я подумал, что он, вероятно, знает, как ошарашивает людей, впервые встретившихся с ним в реальной жизни.

– Кэт будет просто в восторге… Подарок ко дню рождения, вы понимаете… Вы уже знакомы с Пултером?… Ода, конечно знакомы… Дал вам от ворот поворот… Простите… Кэт была так огорчена… Директивы сверху… Веселые деньки, да, Пултер?

Охранник в черной форме кивнул и удалился, не сказав ни слова, только внимательно оглядев нас троих. Его уход также не возымел на Риштона никакого действия.

Мне показалось, что без грубой физической силы заткнуть его не удастся. Удар в челюсть представлялся единственным выходом из положения. Жаль, что тут не было моей матушки с пультом от телевизора – она бы Риштона выключила.

– Терпеть его не могу… И Кэт тоже… Новый человек… Элемент режима Тревоза… Любой другой бы вас пропустил… Задавал потом всякие вопросы… Это ваш малыш? – показывая на Либерти, но не останавливаясь ни на секунду. – Мне надо с вами поговорить… Кэт отправилась тратить деньги… На самом деле она не все знает о Глории… Мне надо объяснить вам, почему я хочу вас к ней послать… Кэт бы очень удивилась…

Излияниям Риштона положил предел Либерти. Вероятно, его мать испытывала такие же чувства, как моя.

– Вы выступаете по телевизору, да? – прокричал он, сверля глазами Риштона. – Моя мама говорит, что вы противный.

Тут наконец последовала пауза. Риштон внимательно оглядел дерзкого шотландца.

– Он со мной случайно, – поспешил объяснить я. Каким бы верным ни было замечание Либерти, работа есть работа. – Я сегодня впервые увидел этого сорванца. Ты не хочешь отвести его обратно в офис, Джей? По пути можешь засунуть ему в рот пару гамбургеров в «Макдональдсе».

Риштон бросил на меня скептический взгляд.

К счастью, Джей повиновался, и они с Либерти зашагали прочь.

– Это ваш молодой помощник? – спросил Риштон, когда Джей увел мальчишку.

– Едва ли. Когда мне что-нибудь нужно – быстрее сделать это самому. Но некоторый прок от него есть, и я кое-чем ему обязан. Он вроде моего стажера, – ответил я.

– Поедем, я знаю место, где подают отличные бифштексы, – скомандовал Риштон, неожиданно мягко беря меня за руку и открывая дверь «мазды». – Вы не похожи на вегетарианца, Дейв. Не надо церемоний, называйте меня Саймон. Как я уже сказал, мне надо сообщить вам подробности насчет вечернего поручения. По-моему, Кэт не совсем понимает, почему мне необходимо послать кого-то к Глории.

Теперь он говорил чуть более вразумительно, но я не рассчитывал, что это продлится долго.

– Мне не вполне ясно, почему вы не можете просто позвонить ей сами, – сказал я.

– Абсолютно исключено! Совершенно невозможно! Дейв, старина, я все вам расскажу, когда мы приедем в ресторан. – Он сконцентрировался на дороге, резко прибавив скорость у Динсгейта и круто лавируя между машинами. Я наблюдал за ним краешком глаза.

Он подтверждал расхожее представление о том, что в жизни телеведущие менее внушительны, чем кажутся на экране. Возраст Риштона уже перевалил за критический, и чтобы замедлить процесс старения, были приняты все возможные меры. Роста он был не выше среднего и выглядел так, словно над каждым квадратным дюймом его тела потрудилась команда искусных реставраторов. Он прямо-таки лучился богатством и роскошью, как старинная дорогая картина из частной коллекции – предмет заботливого ухода хозяина. И никаких следов злоупотребления тем видом отдыха, который сам он обозначил как «горизонтальный». Возможно, под этим подразумевалось лишь то, что он много спит.

Несколько седых прядей в его шевелюре выглядели уступкой действительности, но преобладал неестественный светло-каштановый оттенок. Он либо красил волосы, либо носил искусно изготовленный парик.

Лицо его также выглядело свежим и моложавым; теперь, когда он отогрелся после долгого пребывания на холоде, на щеках его заиграл румянец; кожа казалась молодой и эластичной. Морщин вокруг глаз не было. Внизу левой щеки я рассмотрел едва заметную светлую линию; очевидно, Риштон пользовался услугами пластического хирурга, в отличие от Кэт Хэдлам, хотя она нуждалась в них несравненно больше.

На левой руке, лежавшей на руле, сверкало широкое золотое обручальное кольцо, а на мизинце правой – большой перстень с крупным полудрагоценным кабошоном, на мой взгляд чересчур крикливым.

Целью нашего путешествия оказался паб-ресторан на набережной под названием «Док-хаус». Нижний этаж занимал паб, где декадентствующие молодые яппи распивали мексиканское пиво, а верхний – уютный ресторан в стиле старого аристократического клуба. Риштоновский статус звезды пришелся весьма кстати. Хотя все столики, казалось, были заняты публикой, уже начавшей праздновать Рождество, и у дверей стояла очередь, метрдотель немедленно нашел для нас место.

Как только Риштон устроился в удобном кресле, поток его болтовни возобновился. Быстро пробежав меню сквозь очки-«половинки», он бросил официанту:

– Мне как обычно, Джордж.

Официант, угодливый шотландец, просто пресмыкался перед Риштоном.

Я поспешно выбрал себе блюдо и весь обратился в слух.

– Это старая история, Дейв. Скоро жениться – долго маяться. Я женился на ней в восемьдесят девятом году… Глория – моя четвертая жена. Казалось бы, пора чему-то научиться – так нет же… Не могу я без них. Мне надо два раза в день… иначе голова пухнет. Где творческая энергия, там и сексуальная…

Его руки с прекрасно ухоженными ногтями порхали по столу, перекладывали приборы, поправляли хлеб.

Я сидел на краешке стула, ожидая его следующего откровения. Неудивительно, что человек с такой способностью драматизировать ситуацию мог создавать занимательные телепередачи.

Его монолог прервало появление официанта с огромным едва обжаренным бифштексом.

– Ваш будет чуть позже, сэр, – извинился он передо мной.

Заметив, с каким недоверием я рассматриваю кровавый кусок мяса у него на тарелке, Риштон пояснил:

– Это они готовят специально для меня… начинают, как только я появляюсь. Вам надо было взять такой же… больше энергии.

Речитатив Риштона и его манера самому отвечать на все задаваемые им вопросы начинали меня утомлять. Я поймал себя на том, что киваю в такт его двусоставным фразам.

– Я не испытываю недостатка в энергии. На это никогда не жаловался, – попробовал защититься я.

– Ну, вы еще молоды. Посмотрите на себя… так и подпрыгиваете на стуле. Как ученик раввина, читающий молитвы. Не можете усидеть на месте. Не сомневаюсь, ваша девушка кормит вас энергетической пищей… Мюсли, питта, домашний сыр, а?… Моя вторая жена Арабелла попробовала проделать это со мной. Я сказал: «Мюсли или я». – Он глубоко вздохнул. – Она выбрала мюсли и немного денег.

Хотя последнее замечание было сделано в самоуничижительном тоне, Риштон не улыбался. Во всем, что касалось его лично, он был совершенно серьезен. Тщеславие не позволяло ему показаться смешным ни на минуту.

Улучив момент, когда он закладывал в рот кусок сырого мяса, я вернул разговор в его основное русло.

– Вы обрисуете мне мою сегодняшнюю задачу, Саймон? Мисс Хэдлам не объяснила в точности, что вам нужно.

– Да, мне тоже, чтобы понять это, пришлось жениться четыре раза… В конечном счете содержанка обходится гораздо дешевле жены. Знает свое место… не начинает пичкать вас травой… Кэт славная девушка… всегда держал ее в резерве, как хорошее бренди, которое ждет дождливого дня… Первое место в классе А… подходит, когда не ладятся дела в Лиге чемпионов!

Появление моего прожаренного бифштекса помешало мне снова напомнить ему о вечернем деле. Теперь Риштон жадно глотал красное вино, прекрасное сухое «Ламбруско», и язык его не собирался сбавлять обороты.

Насытившись бифштексом, он начал хлопать себя по груди, а потом по карманам брюк.

– Я оставлю вас на минутку. – Он отодвинул свой стул. – У вас не найдется крупной купюры?

Сначала я решил, что он просит меня заплатить за обед, но потом понял. Старая обезьяна собиралась нюхнуть кокаина.

– Только на минутку, я вам сразу отдам.

Я вынул пачку пятидесятифунтовых бумажек, полученных от Мэри Вуд, и протянул ему одну. Все банкноты были новенькие.

– Бог ты мой, вот это бабки! Вы всегда так ходите? Я наличных с собой не ношу. Только припудрюсь и обратно. – Он удалился в направлении уборной и оставил меня спокойно доедать мой стейк.

Вернувшись, Риштон протянул мне купюру. Глаза его блестели еще ярче, чем раньше, а на левой ноздре он неосторожно оставил немного белого порошка.

Поймав мой взгляд, он смахнул его.

– Знаете, что говорят о кокаине? Так Бог дает тебе знать, что у тебя слишком много денег… Если хотите, могу угостить… Способствует пищеварению. – Он говорил медленнее и уже не так напряженно, как раньше.

– Я не употребляю, – поспешно ответил я.

– Предпочитаете крэк? Вам достает ваш юный друг?

Этот реликт 60-х годов не только принимал меня за наркоторговца, но и трубил об этом на весь ресторан.

– Он мой ученик, и я ничего подобного ему не позволяю! – Я знал, что мои слова звучат патетически, но в тех кругах, где вращаемся мы с Джеем, такими вещами не шутят.

– Ну хорошо, хорошо, не волнуйтесь! Просто увидел у вас пачку денег и подумал, что вы можете иметь отношение. Не обижайтесь.

Он улыбнулся самой широкой из своих улыбок. Я расслабился и откинулся на спинку стула. Нимб знаменитости вокруг тщательно ухоженной головы Риштона производил несомненный эффект на простых смертных, и я спустил ему то, за что другому пересчитал бы все кости.

– Мистер Риштон, я пришел сюда обсудить подробности визита к вашей супруге, о котором меня попросила ваша подруга Кэт Хэдлам. Другие темы меня не интересуют, – холодно произнес я.

– Отлично, Дейв! Кстати, вы похожи на Аль Пачино в «Крестном отце-2». Вы никогда не думали о карьере на телевидении? Наверное, нет… не принимайте меня всерьез, Дейв, берите пример с моих друзей. Я просто мальчишка…

Я подумал, что в его эскападах и правда есть что-то ребяческое.

– Ладно, Саймон! – примирительно, но энергично ответил я. – Но если вы сейчас же не скажете мне, что вы хотите мне поручить, я ухожу.

– О, прекрасно, прекрасно. Итак… Я не хочу, чтобы вы пугали Глорию или что-нибудь в этом роде, ни в коем случае. Если вас волнует это – пожалуйста, успокойтесь.

– Саймон, а могу я попросить вас слегка убавить громкость? Вас слушает половина Манчестера. – Я постепенно начинал привыкать к нему, но не понимал, почему о наших делах должны знать все окружающие.

Он приподнял очки, подался вперед и заговорил заговорщицким тоном:

– Я хочу только, чтобы вы убедились, что она нормально проводит праздники, и передали ей вот этот конверт… В нем немного денег. Если я отправлюсь вручать ей его сам, она может неправильно понять и устроить мне очередную сцену… Если хотите, называйте эту передачу очисткой совести. Кэт такая сентиментальная особа… Не может допустить, чтобы бедная Глория осталась на Рождество покинутой.

Он через стол протянул мне конверт, несколько раз обмотанный скотчем.

Я к нему не притронулся. Этот артист полчаса кричал на весь зал о наркотиках, а теперь решил передать мне толстый конверт на виду у тридцати человек. Отдел по борьбе с наркобизнесом мог сцапать меня, стоило мне взять конверт в руки.

Риштон понял мои опасения.

– О, господи, да это же просто деньги!

– Правда? – спросил я. – А почему вы доверяете их совершенно незнакомому человеку? Почему не пошлете к Глории курьера? И кстати, Саймон, должен вам сказать, что моя мать всегда выключает телевизор, как только видит вас на экране.

В первый раз с момента нашей встречи он показался несколько смущенным. Он сконфуженно рассмеялся, не понимая, говорю я всерьез или шучу.

– Всем не угодишь, – произнес он наконец. – Некоторые женщины реагируют на меня таким образом… Так вот, это просто деньги. Дело в том, что если пронюхают адвокаты Глории, они объявят, что я посылаю ей регулярное содержание. Вы нужны мне как агент, от которого я смогу отказаться. Потому я и не хочу обращаться к кому-нибудь из общих знакомых. Пожалуйста, передайте конверт Глории. В нем нет ничего, кроме наличных денег.

Настал момент принять или отклонить предложение. Я убрал конверт во внутренний карман кожаного пиджака. Даже если он содержал купюры по пять фунтов, сумма, судя по толщине, была немаленькая. Конверт был так перемотан клейкой лентой, что для проверки содержимого мне понадобился бы нож, а если Деклан и Шон снова найдут меня спящим на земле, они решат, что выиграли тотализатор.

– Да, я прошу вас только отдать ей это.

Я начал рыться в кармане в поисках бланка, чтобы написать ему расписку, но ничего не находил.

Тогда я начал писать на чистой салфетке, но Риштон вырвал ее и смял.

– Я не хочу никаких письменных свидетельств. Все это может каким-нибудь образом попасть к ее адвокатам. – Риштон следил за выражением своего лица, и прочесть по нему что-либо мне не удалось.

Такие условия не слишком меня устраивали. Если бы на меня не смотрели косо все клерки в банке, когда я приходил просить об очередном продлении кредита, я швырнул бы конверт ему в морду. Но он безошибочно меня вычислил. За хороший гонорар и освобождение от долгов к Новому году я был готов на любую сделку, хоть сколько-нибудь напоминающую законную. Правда, от этой работы воняло, как от рыбной фабрики.

Риштон уверял, что опасается сам отвозить деньги жене – и в то же время поручал мне сделать это в битком набитом ресторане. Мне не хватало только мигающего неонового знака, или куртки с надписью «посредник» на спине.

– Сколько в этом конверте, мистер Риштон? – спросил я.

– Десять штук, сын мой, – ответил он из-за облака дыма. – Вы знаете, я вам действительно доверяю. А скажите, Дейв, что именно не нравится во мне вашей матери? – Он снова выглядел смущенно.

Я сделал честное лицо.

– Я просто пошутил, Саймон. Она обожает ваши передачи, никогда их не пропускает.

Его черты просветлели. Я не сомневался, что он искренне мне поверил.

Он снова заговорил, гораздо более уверенным тоном, уже не крича. Казалось, он хочет выговориться.

– Дело в том, что… На «Альгамбре» сейчас неважные дела… – Он сделал очень долгую паузу, и я уже решил, что Люси Лонгстафф вчера нанесла своей сопернице тяжкие телесные повреждения. – Прежняя администрация, в которой я играл одну из ключевых ролей, немножко зарвалась – и просчиталась… Слишком много мрамора… слишком много стекла… Словом, промотались, а кончили тем, что решили распрощаться с вашим покорным слугой, не сказав ему спасибо и не назначив персональной пенсии.

Он вдруг стукнул кулаком по столу так, что чашки зазвенели, а зрители отвернулись, чтобы не стать соучастниками какой-нибудь некрасивой сцены.

– Черт возьми! Я сделал эту студию из ничего, вот этими руками! – Он опять заговорил в полный голос. – Вы не представляете себе, каких трудов это стоило в первые годы! Но некоторые из моих оппонентов, особенно один, имеют хорошие связи в государственных структурах… – Его лицо побагровело. – Не Тревоз, этот просто клерк, козявка. Я говорю о другом… Господи, они просто мечтают потопить «Следеридж-Пит»!

Новая пауза означала, вероятно, что я должен оправиться от потрясения. Я ничего не ответил, и он продолжал:

– Простите… Я отклоняюсь от темы… Есть люди, не очень далекие от желтой прессы, которые были бы счастливы заплатить Глории за подробности наших любовных отношений и разнести их по газетным киоскам… Поэтому я хочу, чтобы вы передали ей эти деньги и дали бы ей понять, что это только символическая помощь… что она получит гораздо больше, если будет умницей, но если она начнет болтать… Пусть ее содержит национальная пресса, а за мой счет она жить в Престбери не будет! Вы меня поняли?

– Успокойтесь, Саймон! Вы доведете себя до инфаркта. – Он выглядел почти невменяемым.

Я не поверил ни одному его слову. Что нового могли напечатать о Риштоне газеты? Чего еще не было о нем написано? Если он отправляет Глории десять тысяч через посредника, которого в первый раз видит, – значит, у Глории есть на него что-то очень серьезное.

– Вы не против вернуться на такси? – спросил он, когда мы шли к машине. – Все эти разговоры о сексе… Хочу заглянуть в одно местечко, немного освежиться, перед тем как возвращаться на работу. Не составите мне компанию?

Я коротко попрощался, отказавшись от его любезного предложения, и с радостью отправился искать такси. Он рванул со стоянки с такой скоростью, что я подумал: если он будет продолжать в том же духе, то кончит в доке, под тридцатью футами грязной воды. Однако он притормозил, помахал мне рукой с поблескивающим кольцом и, устремившись в сторону магистрали, скрылся в тумане.

5

Манчестер. Четверг, после полудня.

Стоя в тумане на набережной, я дрожал – не от холода, хотя в самом деле погода стояла нежаркая, – но от ощущения, что попытки удержать на плаву «Пимпернел инвестигейшнз лтд.» уводят меня в несколько сомнительном направлении.

Несмотря на промозглый ветер, я не стал брать такси и двинулся пешком в сторону Трэффорд-бара, чтобы сесть на трамвай в сторону центра (довольно смелое решение, если учесть количество наличности в моих карманах). Настроение по сравнению со вчерашним немного улучшилось. Нужно было спокойно подумать. Развязность Риштона возмутила во мне впитанное с молоком матери пуританство, – и тем не менее к чувству отвращения примешивалось что-то вроде восхищения. Этот человек умел выжимать сок из каждого момента жизни – и кое-чего достиг. Ведущий нескольких телепередач, богатый и знаменитый. Человек, которого узнают в лицо, где бы он ни появился. Четыре жены, плюс любовницы, плюс проститутки: секс был необходим ему в огромных количествах. Не очень разборчив, но впечатляюще вынослив. Если он чего-то хотел – желание должно было исполняться немедленно, и никто не мог встать на его пути. Я задумался о собственной сексуальной жизни. Вчерашняя встреча с Делиз была краткой, почти мимолетной.

Скоро я понял, что выбрал плохое время и место для прогулки. Жители квартала, возвращавшиеся домой на машинах, бросали подозрительные взгляды на чужака, спешащего мимо доков. Видно было, что приличная публика перемещается здесь только на колесах. Уличная сырость быстро вытеснила тепло, впитанное с коньяком Риштона. Я перешел на бег. Ветер злобно подталкивал меня в спину.

Джей и его приятель так погрузились в компьютер, что почти не заметили моего появления. Я прошел в свою комнату и наградил себя за пробежку рюмкой скотч-виски.

В дверь заглянул Джей.

– Эта тачка была просто класс. Почему бы вам не обменять на нее свой «ниссан»?

– «Синяя птица» меня вполне устраивает, Джей. Ты, кстати, поставил ее на место?

– За кого вы меня принимаете? Ваша машина в большей безопасности, чем около вашего дома в Чорлтоне, – похвастался он.

Я не стал возражать.

– Ну хорошо, хорошо, я только спросил. А все же кто такой этот Либерти? Я знаю, что сейчас Рождество, но раньше ты как будто не имел привычки приводить к нам посторонних.

– Это долго объяснять, босс…

– Я никуда не тороплюсь.

Джей повращал полусжатыми кулаками, как делал всегда, когда чувствовал замешательство. Вероятно, это означало, что он предпочел бы избежать подробных расспросов, но мне хотелось выяснить истинное положение дел. В конце концов, детектив я или нет? Да, я вынужден был терпеть наглый стиль поведения Риштона, но тот оплачивал мой ипотечный кредит и поддерживал фирму. Джей ничего подобного не делал.

– Я тебя внимательно слушаю.

– Мальчишка в довольно сложном положении, босс. Я говорил вам, что он глухой? Но при этом он чертовски умен, потрясающе читает по губам. Больше того, он может угадать, что люди говорят, по их движениям, даже когда он не видит губ. Просто феномен! Может понять разговор за сотню ярдов!

– И чем же это ему грозит?

– Ему собираются открутить голову. Он начал прогуливать школу, таскается по улице со всякой шпаной, часто не ночует дома. Мать заявила в полицию, но когда его поймали и привели домой, он рассказал об очень интересном разговоре, который услышал – то есть, получается, увидел – на улице. Копы им очень заинтересовались. Одному социальному работнику поручили наблюдать за ним, но сейчас он в отпуске – да и вообще ему не под силу держать Либерти в узде!

Я рассмеялся.

– Я совершенно серьезно, босс! Если эта уличная банда поймет, что Либерти грозит им неприятностями, они могут просто пристрелить его.

– Все это очень интересно, Джей, но при чем тут ты? – Я начинал заводиться. Моя маленькая фирма уже внесла изрядный вклад в воспитание молодежи, приняв на работу Джея Андерсона, а он собирался навязать на мою голову еще одну жертву социальной несправедливости. Впрочем, подумал я, это, видимо, закон: подобрал одного пассажира, и скоро весь автобус уже трещит по швам. Делиз меня предупреждала.

Джей был озадачен, почувствовав напряжение. Он снова посмотрел на свои руки, крутанул запястьями и мрачно улыбнулся.

– Он мой родственник, босс, – признался он. – Когда отец вышел после первой отсидки, мать его не приняла. Тогда он сошелся с одной белой девушкой из Глазго. Она родила Либерти. Мать думает, что его назвали Либерти – «свобода»– назло ей.

– Значит, он твой единокровный брат?

– Выходит, что так, – угрюмо отозвался Джей.

– Так да или нет? – настаивал я.

– Да, и мне поручили за ним присматривать.

– С какой стати? Для этого есть социальная служба.

Джей явно не соглашался.

– У них ничего не выйдет. Они не заставят его ходить в школу. Он не желает знать ничего, кроме компьютера и своих барабанов. Мне все равно придется вмешиваться.

– А Ловена ничем не может помочь? – спросил я. Мать Джея Ловена Андерсон была опорой местной общины.

– Нет, она его на порог не пускает. Говорит, это мои отношения с отцом, а вы ведь знаете, что он отбывает пожизненный срок в специальном отделении «Барлинни».

Возня с десятилетним пацаном, несомненно, плохо вписывалась в пижонский стиль жизни Джея. Удивляло меня и отношение Ловены. Я знал ее как очень отзывчивую женщину – хотя в данном случае ее, вероятно, можно было понять. Она одна, без мужа вырастила троих детей и, конечно, не обязана была следить еще и за беспризорным отпрыском отца Джея. Тем более что его мать жива и здорова.

Взглянув еще раз на смущенное лицо Джея, я смягчился и, повинуясь какому-то непонятному импульсу, выдал ему 50 фунтов.

– Отвези Либерти на аттракционы – в «Лазерквест» или боулинг. Скажи, что это мой подарок к Рождеству и что поход повторится, если он обещает тебе больше не болтаться по улицам. Возьми машину. На обратном пути завези его домой и возвращайся к пяти часам. И не забудь заполнить бак.

Лицо Джея просветлело.

– Есть, босс! Все будет в лучшем виде!

Не знаю, что сказали бы педагоги о моих методах воспитания, но, кажется, я поступил лучше, чем если бы просто выгнал мальчишку взашей. Деньги можно будет записать на счет Риштона, в графу накладных расходов.

Когда Джей ушел, я положил ноги на стол и задремал, читая учебник судебной медицины. Я еще не брался за дело Мэри Вуд, но за два дня до Рождества это вряд ли имело смысл.

Разбудил меня звонок Кэт Хэдлам. Она говорила очень деловито:

– Хочу поблагодарить вас за возврат машины, но звоню не только за этим. Здесь кое-что произошло, и мне необходимо с вами встретиться. Вы могли бы приехать на «Альгамбру»?

Я всегда знал, что спать на работе вредно, и теперь усиленно старался собраться с мыслями.

Если они с Риштоном собираются отменить мою поездку к Глории в Престбери – прекрасно. В любом случае они должны будут заплатить мне за сегодняшний день.

– Сейчас начало пятого, мисс Хэдлам, а ровно в пять я собираюсь выехать в Престбери. Боюсь, что к вам я не успеваю. Вы не можете объяснить мне суть дела по телефону?

– Я хочу поговорить с вами как раз о поездке в Престбери. Глория уходит с работы только в половине шестого, так что времени у вас предостаточно. Мне необходимо обсудить с вами кое-что очень важное. – Тон ее сделался резче, и мне это не понравилось.

– Если вы хотите отменить нашу сделку – пожалуйста, – сказал я. – Я могу положить десять тысяч в пломбированный контейнер и отослать его с курьером. Вы получите деньги через полчаса.

Когда я произнес «десять тысяч», в трубке послышался сдавленный стон, но Хэдлам быстро взяла себя в руки.

– В таком случае нам тем более необходимо поговорить… если только вы соизволите не горячиться. Дело в том, что мне нужно обсудить все с Саймоном – но непременно в вашем присутствии. Не волнуйтесь, я оплачу ваше время, только, пожалуйста, приезжайте, мистер Кьюнан…

Отказать ей я не мог и снова вышел в холодную зимнюю мглу. Перед выездом я позвонил из машины Джею и велел ему ждать меня у входа в «Альгамбру» сразу после пяти часов.

Скоро передо мной замаячило здание «Альгамбры» с его темными дверными проемами, мрачными навесами, причудливыми арками и кривой крышей – зрелище в сумерках еще более зловещее, чем днем. Против обыкновения, здесь было пустынно. Когда я прибыл на место вчерашней унизительной сцены, мой враг Пултер дежурил у входа один.

Взгляд его был холоден, как зимний вечер.

– Поднимайтесь в кабинет мисс Хэдлам. Она ждет вас. Вы знаете, как пройти, – резко отчеканил он.

Дорогу я и в самом деле нашел без труда, ориентируясь по кричащим картинам на стенах. Студия пустовала.

В кабинете у Хэдлам я застал только ее и Риштона. Маленькая фигурка знаменитого ведущего, вдавленная в подушки низкого дивана, напоминала манекен или причуду модного скульптора. Хэдлам сидела за своим столом. В воздухе висело напряжение, оба молчали. Хэдлам предложила мне сесть на низкое кресло напротив Риштона, но, взглянув на его лицо, я счел благоразумным отказаться.

В углу стоял стул – стальная конструкция в форме радара с натянутым на нее кожаным сиденьем. Когда я опустился на него, радар жалобно заскрипел, но выдержал. Теперь я оказался на одной высоте с Кэт Хэдлам, а Риштон сидел напротив нас почти на полу.

– Мы говорили о том, действительно ли вам стоит отправляться к Глории, – нерешительно начала Хэдлам.

– Об этом говорила ты!– вскричал Риштон. – Я не собирался ничего менять!

Зная взгляды Риштона на вмешательство женщин в его планы, я начинал сомневаться, что сидящую за столом даму ждет роль его спутницы. В лучшем случае ей светило сохранить место в резервном подразделении. До сих пор в общении с этой парой я вел себя как кроткая овечка. Вчера вечером разговор взяла на себя Делиз, сегодня за ланчем я лишь слушал Риштона. Мне это надоело.

Я встал, вынул из кармана конверт с десятью тысячами и бросил его Риштону на колени.

– Я ухожу. Если вы о чем-нибудь договоритесь и я по-прежнему буду вам нужен – позвоните мне после Нового года.

Риштон вскочил с дивана, как фокстерьер.

– Сядьте и слушайте! – рявкнул он. – Мы принимаем важное решение! – Лицо его побагровело, черные глаза сверкали. Я испугался, что он вот-вот превратится в облако пара и на ковре останутся только его элегантные кожаные туфли.

Было удивительно, что после такого напряженного ланча и визита в бордель он вообще держится на ногах, но мне довелось наблюдать фонтан энергии Риштона в действии. Он с трудом сдерживал свою ярость.

– Кэт волнуется, что если мы пошлем к Глории незнакомого ей человека, то она может неверно нас понять. Может подумать, что мы принимаем жесткие меры. Я сказал ей, что ваш приезд, напротив, успокоит Глорию, но Кэт сомневается…

– Да, я сомневаюсь. Прежде всего, я не понимаю, как ты можешь давать Глории десять тысяч после твоих неприятностей с «Ллойдом»! – перебила его Кэт.

– Когда я подарил тебе на день рождения «мазду», ты не возражала, – огрызнулся он.

– Это было до того, как твой синдикат рухнул, и до того, как Тревоз и ты знаешь кто еще начали вставлять тебе палки в колеса.

– Прекрасно! Давай заплатим ей меньше,только не обвиняй меня, когда начнешь читать в прессе занимательные подробности о своей жизни в разделе «Светские новости». – Вскрыв конверт, он начал отсчитывать 50-фунтовые купюры. – Вот пять тысяч. – Он протянул мне пачку.

Я взял деньги и с минуту посидел молча. Потом вынул из кармана бланк договора и начал писать расписку, удостоверяющую, что я взял у Риштона деньги для выполнения его поручения.

– Нет, нет, – запротестовал он и оттолкнул протянутую мной бумагу. – Я вам все объяснил сегодня в ресторане. Мы вам доверяем и хотим, чтобы все происходящее осталось между нами.

Глядя на этого маленького противного крикуна, я внезапно понял, откуда взялись морщины под глазами у Кэт Хэдлам. Риштон высасывал из нее все жизненные силы.

Снова засуетившись, он поднял трубку телефона и начал набирать номер.

– До половины шестого она на работе. Я предупрежу ее, что вы приедете.

Пока он разговаривал, Хэдлам встала и налила мне чашку кофе из электрической кофеварки. Слушая, как замысловато Риштон описывает Глории свои планы, она улыбнулась и подняла брови. На ней была бирюзового цвета юбка с оборками, украшенная национальным орнаментом, простая белая блузка и грубоватого фасона туфли. Походы по магазинам вместе с Делиз научили меня разбираться в современной дамской моде.

Пожалуй, в ней был какой-то своеобразный шарм.

Мне даже начинала нравиться ее необычная манера складывать губы – каждый раз по-разному. Она достала из ящика стола пачку сигарет «Кэмел» и предложила мне. Я отказался, а она закурила. Риштон, казалось, запутался в собственных словоплетениях, но в конце концов все же завершил переговоры.

– Все в порядке, – объявил он. – Вас ждут.

– А мне действительно необходимо ехать в Престбери? – спросил я. – Я мог бы встретить ее после работы.

– Вы знаете, есть еще одна просьба. Мы хотели бы, чтобы вы опытным глазом осмотрели дом. Ваш друг Тед Блейк уверяет, что вы настоящий профессионал… Мы полагаем, что если Глория нашла себе… способ утешиться… Вы понимаете? Если она живет не одна, то вы без труда это определите и расскажете нам. Это имеет существенное значение для состояния моего банковского счета, особенно теперь, когда у меня возникли трудности и я не в силах содержать всех моих женщин на том уровне, к которому они привыкли.

Он выразился более чем ясно. Я кивнул.

– Что-нибудь еще?

Он испытующе посмотрел на меня.

– Самое последнее. Назовем это рождественским подарком. Глория передаст вам одну папку… Не открывайте ее, просто привезите мне сегодня же вечером. Я буду здесь. Позвоните снизу, когда приедете, и я сразу спущусь.

Произнося это, он смотрел на меня в упор, а его голос звучал так же отрывисто, как при нашей первой встрече. Из этого я заключил, что «самое последнее» на самом деле было первейшим, и понимающе улыбнулся. Он доверял мне 5000 фунтов, и это обязывало меня к взаимности.

– Ну, теперь вроде бы все. Если все согласны, – заключил он, протягивая мне руку.

– Минуточку, мистер Кьюнан, – торопливо вставила Кэт. – Саймон, как всегда, упустил кое-какие детали. Я не хочу показаться неделикатной, но мы обратились именно к вам потому, что у вас репутация человека, который умеет держать язык за зубами. Если Глория обратится к газетчикам и заявит, будто мы подослали к ней головореза, чтобы напугать ее, вы должны будете молчать. Мы станем отрицать, что встречались с вами. Вы понимаете?

Я понимал. Эта сделка вполне стоила тех денег, которые они мне обещали. Я снова кивнул в знак согласия.

Встав наконец с ультрасовременного стула, я пожал им обоим руки и вышел в пустой коридор. Проходя мимо мрачного Пултера, я поинтересовался, почему в такое раннее время – без двадцати шесть – в студии никого нет.

– Сегодня вечеринка для сотрудников. Пока все разъехались по домам, – процедил он. – В здании никого не осталось, кроме вас и ваших друзей.

Джей сидел за рулем «блуберда» в наушниках и яростно жевал жвачку. Я сел рядом с ним, и он стал выворачивать на запруженную машинами улицу.

– Вы не очень-то торопились, босс. Я тут извивался, как уж на сковородке, – эти охранники на стоянке так и норовят налепить штраф, – проворчал Джей.

– Ты отделался от мальчишки? – спросил я, не обращая внимания на его недовольство. Мне не хотелось, чтобы у него вошло в привычку думать, что я должен отчитываться перед ним в своих действиях.

– Ага, – буркнул он и встряхнул головой, одним движением поправляя наушники и перекатывая жвачку во рту.

Не успел я пристегнуться, как зазвонил мобильный.

– Как ты? – поинтересовалась Делиз, словно продолжая начатый разговор. – Отдохнул?

– Я подцепил нового клиента, который заплатил вперед две тысячи наличными за выяснение родственных связей, потом нашел машину Кэт Хэдлам и вернул ее хозяйке в целости и сохранности, пообедал с Саймоном Риштоном в его любимом ресторане, а также решил проблему Джея, возникшую у Джея с одним его родственником, так что, можно сказать, день прошел не зря. А ты?

Хотя я и знал, что без Делиз мне не обойтись, но чтобы не терять самоуважения, должен был время от времени напоминать ей, что вообще-то способен работать и один.

– Ты обедал с Риштоном без меня?! Как ты мог так поступить? Ты нарочно не сказал мне! Что он говорил? Какой он из себя? Ты собираешься встречаться с ним еще?

– Прости, пожалуйста, но как же я мог тебе сообщить? Ты же поехала с матерью делать покупки в Стокпорт. – Я помедлил пару секунд и подумал, стоит ли лишать ее иллюзий. – Не волнуйся, в жизни он далеко не так хорош, как на экране. Предлагал мне заехать с ним в бордель.

Делиз реагировала так, как я и ожидал.

– Но ты ведь не поехал?!

Я бросил взгляд на своего шофера. Джей ничего не слышал, раскачиваясь в такт музыке, которая сквозь наушники доносилась и до меня.

– Конечно нет. Есть вещи, которых я не сделаю даже ради своей фирмы и «Полар Билдинг Сосайети». И потом, зачем мне таскаться за каким-то старым уродом по злачным местам, когда у меня есть самая красивая девушка в Манчестере? – Я поколебался еще мгновение и продолжил: – По-моему, мы оба должны отдохнуть от твоей матушки, Делиз. Она становится все невыносимее. Ты не хочешь переехать ко мне? Мне порядком надоело ловить моменты, когда она не встревает между нами.

– Это было бы отлично, Дейв, – услышал я после небольшой паузы. – Я думала о том же, особенно после вчерашнего. Давай пойдем завтра в ювелирный магазин. Раз ты теперь такой состоятельный мужчина – купи мне маленькую кругленькую вещицу на букву «к», – и тогда мама поймет, что она уже ничего не может изменить.

Теперь замолчал я. Раньше Делиз никогда не предлагала закрепить наши отношения столь решительным образом.

– Ты, кажется, настроен не очень романтично? – прервала она мои размышления. – Между прочим, я ни разу не слышала от тебя, что ты меня любишь. Я всегда должна быть под рукой, только и всего.

Вероятно, настало время принимать жизненно важные решения по телефону.

– Естественно, я люблю тебя, Делиз. Если надо только купить кольцо, чтобы твоя мамочка согласилась на наше совместное проживание, – я готов пойти на это и на все, что из этого вытекает. Завтра мы идем к ювелиру, – уверенно произнес я. – Ты согласна?

Конечно, я знал, что избавиться от общества Кашалота мне за просто так не удастся. Я был согласен на такую плату, однако сомневался, чтобы мои родители мечтали породниться с Молли Делани.

– Как вы решительно настроены, сэр! Заканчивайте поскорее ваши дела в Престбери и возвращайтесь к себе. Я привезу шампанского, и мы отметим это как полагается.

Я приписал внезапное изменение настроения Делиз холодной погоде, а может быть, ее стал донимать кто-нибудь из старых друзей. Ну что ж, жениться так жениться. Я не имел ничего против брака, кроме того, что однажды уже был женат, но слишком уж недолго.

Вернувшись к действительности, я увидел, что медленно тащусь по Парквэй в потоке машин вместе со своим помощником Джеем, по-прежнему подключенным к аудиоплейеру, продвигаясь из Манчестера на юг, в сторону процветающих чеширских пригородов.

Как только мы пересекли границу графства Чешир, нас окружили свидетельства благосостояния его обитателей. У меня было достаточно времени, чтобы все рассмотреть.

По обеим сторонам дороги между коттеджами тут и там виднелись новые стильные высотки, офисы компьютерных компаний с расклеенными на них объявлениями о вакансиях системных аналитиков, аккуратные новые дома из темно-красного кирпичах ярко-красными оконными рамами и широченными карнизами, затем салоны «БМВ», ультрасовременные промышленные здания, магазины модной одежды и центры ландшафтного дизайна.

«Вот отличное место для детективного агентства с хорошей репутацией! – думал я. – Нам с Делиз надо бы перебраться куда-нибудь в богатый пригород, где наверняка происходит масса интересных преступлений».

Чтобы не приезжать к Глории раньше времени, мы остановились в Хэндфорте и заглянули в бар «Бычья голова». Бармен окинул нас подозрительным взглядом. Джей, которого давно пора одеть поприличнее, слишком напоминал торговца наркотиками, а меня, видимо, приняли за его телохранителя. Посетители бара старались держаться от нас подальше, и мы выскочили оттуда через пять минут.

Саймон Риштон объяснил, что дом его жены находится в Престбери – пригороде на границе Макклсфилда, который считается одним из самых элитных районов во всей Англии, – и что к дому удобнее всего подъехать, сначала двигаясь в сторону Олдерли-Эджа, затем вниз по крутому склону через Престбери-Виллидж. Риштон предупредил нас, что точное местонахождение собственно Престбери усилиями агентов по продаже недвижимости держится в строжайшем секрете. И в самом деле, мы заметили, что почти на всех дорогах, ведущих на запад от Макклсфилда, указатели «Престбери» направлены как в ту, так и в другую сторону.

Мы спустились с холма, оставив в стороне знаменитый ландшафтный парк, скрытый в тумане, и не обращая внимания на ложные указатели с левой стороны дороги. Время от времени в темноте возле дома какого-нибудь знаменитого футболиста или порно-короля вспыхивали рождественские огни. Следуя указаниям Риштона, мы скоро увидели уродливые муниципальные коробки, а за ними – квартал высоких коттеджей, где проживала Глория Риштон.

Я вышел, а Джей стал припарковывать машину.

Собственно, дела было на пять минут. Я подумывал даже, не спросить ли мне Глорию напрямик, с кем она живет. Нажав на кнопку звонка, я посмотрел на часы. Они показывали десять минут восьмого.

Ответа не последовало. Я позвонил еще раз. Снова ничего. В гостиной на втором этаже горел свет – значит, там кто-то был.

В доме стояла полная тишина. Разумеется, квартал располагался в стороне от дороги, в тупичке. На первом этаже не было окон, только двери домов и гаражей, так что вблизи разглядеть нас никто не мог.

– Если она заканчивает в пять тридцать, то уже должна вернуться, – сказал я Джею.

– Может, звонок не работает? – предположил он. – Или она где-нибудь на третьем этаже, в ванной.

Мы постучали в дверь, и я еще раз нажал на кнопку звонка. Дом молчал. Я стал думать, что делать дальше. Сесть в машину и ждать, пока она появится? А что, если она решила проигнорировать просьбу Риштона? Осталась на вечеринке в офисе или отправилась ночевать к другу? Я вспомнил о Делиз и обещанном теплом приеме дома. С какой стати я должен морозить себе задницу на пустынных чеширских просторах? В соседних домах не горело ни единого огонька. Сунуть конверт Риштона в почтовый ящик и уехать, предоставив ему решать свои проблемы самому?

В конце концов я решил подождать хотя бы час, но, прежде чем вернуться к машине, подергал за ручку двери. Дверь оказалась незапертой и широко распахнулась.

Я с удивлением переступил порог и крикнул:

– Миссис Риштон, вы здесь?

Тишина. Может быть, Джей прав и она закрылась в ванной наверху? Я поднялся на второй этаж в гостиную, постучал в дверь и крикнул еще раз. Снова никакого ответа. Ко мне подошел Джей.

– Здесь ее нет. Мне сходить наверх, босс?

Я кивнул. Он взлетел по лестнице и через минуту вернулся назад.

– Наверное, вам лучше подняться и посмотреть самому… – Румянец Джея почти пропал.

На потолке над лестницей темнело бурое пятно, свежее и очень похожее на кровавое. Мне показалось, что кто-то взял мое сердце в кулак и очень сильно сжал. Маловероятно, что это ловушка, сказал я себе, но черный пессимизм наваливался неотвратимо.

Джей показал на ручку, при помощи которой выдвигалась чердачная лестница. Кто-кто, а уж мы-то с Джеем прекрасно знакомы с чердаками.

Когда он поднялся и заглянул наверх, я затаил дыхание.

– У нее протекает бак с холодной водой, босс. Это просто ржавчина, – радостно констатировал мой помощник. – Завернуть кран?

– Не надо. Мы не водопроводчики, – с облегчением вздохнул я. – Убери лестницу обратно. – На минуту я заглянул в спальню. Там Глории также не было, как, впрочем, и признаков присутствия мужчины. Никаких подтяжек и носков. «Увы, мистер Риштон», – сказал я про себя.

Выйдя, я подумал, не захлопнуть ли дверь, но решил, что лучше оставить все как есть. Вдруг Глория просто вышла на минутку?

– Может, заглянуть в гараж, босс? – любезно предложил Джей. – Узнаем, на месте ли ее машина.

Он потянул за ручку двери гаража. Дверь поехала наверх, он подхватил ее и приподнял.

– О, господи! – вырвалось у него. Он отвернулся, и его стошнило на бордюр.

У задней стены на коленях стояла женщина. Руки связаны за спиной, лицо и плечи вжаты в бетонную стену. Тусклые фонари с улицы освещали две большие дыры – одну у основания черепа и другую, еще больше, на затылке.

Я включил свет. На залитом машинным маслом полу – кровь и мозги, вперемешку с длинными светлыми волосами. Если это Глория Риштон – то она очень и очень мертва. Смерть наступила мгновенно. Женщина осталась в той позе, которую заставил ее принять палач.

Это была казнь.

Моя голова продолжала работать. Я наклонился и пощупал сонную артерию. Тело было еще теплым. Вздрогнув, я отдернул руку. В гараже еще стоял запах гари – значит, выстрелы прогремели прямо перед нашим приездом. Если бы мы не останавливались в Хэндфорте, то, возможно, еще успели бы ее спасти.

Мое внимание привлекла небольшая деталь – вероятно, я искал взглядом, за что зацепиться, чтобы отвлечься от страшного зрелища. Так уж я устроен. В психологии, кажется, это называют вытеснением. Некоторые люди, увидев мертвое тело, пускаются наутек, крича и размахивая руками. Я в этом случае пытаюсь понять, что произошло.

Справа от трупа лежали две медные гильзы, по виду – «магнум» калибра 0,357 или 0,38. Трудно сказать, были ли пули выпущены из автоматического пистолета или из револьвера. А слева стояли две такие же гильзы – не лежали, а стояли, одна рядом с другой. Автоматическое оружие так гильзы не выбрасывает.

Услышав сдавленный кашель Джея, я вернулся к действительности и вышел из гаража. Он смотрел на меня с ужасом.

– Поедем отсюда скорее, босс! – в панике закричал он и хотел броситься к машине. Мой шок уже начинал проходить, уступая место гневу. Я схватил его за плечо.

– Стой, где стоишь! Смыться сейчас – все равно, что расписаться в своей виновности. Вызвать полицию должны именно мы.

Я достал из кабины трубку и связался с чеширской полицией. Женщина, принявшая вызов, спокойно записала все детали, включая мое имя, адрес и номер телефона.

Путь к отступлению был отрезан. Джей отчаянно боролся с естественным желанием сделать ноги.

– Мы невиновны, и бояться нам совершенно нечего, – сказал я, не столько сам веря этому, сколько чтобы успокоить юнца. – Ты просто водитель, ты не представляешь, зачем мы сюда приехали, а знаешь только, что нам заплатили за визит к Глории Риштон. Расскажи, что мы увидели, когда приехали. Если начнут спрашивать что-нибудь заковыристое обо мне – отвечай, что ничего не знаешь, тем более что это правда. Отсылай их ко мне. И главное, разговаривай очень вежливо.

Реакция полиции на вызов из Престбери была моментальной: сирена приближающейся машины завыла уже через несколько минут. Я вышел на шоссе и показал патрульной машине, куда свернуть, стараясь всячески содействовать органам правопорядка.

Ко мне подошел здоровяк констебль. Его коллега предусмотрительно остался за рулем машины.

– Это здесь, – я указал на гараж.

Он двинулся вперед. Я взял его за локоть:

– Простите, разве вы не должны дождаться людей из уголовного отдела?

Он оттолкнул меня:

– Не ваше дело.

У меня чуть не сорвалось с языка, что занимайся я «своим делом», то его бы здесь сейчас не было, – но удержался. Передо мной был явный кретин.

Когда констебль вошел в гараж, послышался тихий звон – естественно, он немедленно сбил стоящие гильзы.

Он тоже услышал этот звук, но вышел, ничего не сказав. Потом пристально посмотрел на нас и заговорил по рации.

– Несомненно, насильственная смерть… Да, человек, который звонил, стоит рядом со мной… Вы ведь Дэвид Кьюнан?

Я кивнул.

Место преступления было окружено красно-белой лентой в семь часов сорок пять минут. Нас с Джеем отогнали в сторону. Наручников на нас не надели, но враждебность первого офицера передалась всем, кто приехал позже. Крепко сбитые парни в тесных мундирах прибывали один за другим и бросали на нас подозрительные взгляды. Мы стояли и тряслись от холода.

Около семи пятидесяти пяти нас с Джеем погрузили в разные машины и повезли в полицейский участок в Макклсфилде для снятия показаний.

Меня пронизывал вечерний холод и чувство, которое называлось, вероятно, жалостью к самому себе. Ну почему опять я?

Меня провели в мрачную комнату для допроса свидетелей – без окон, с облицованными кафелем стенами. Вдали от Манчестера мне было тревожно. В тамошней полиции я хоть приблизительно знал, с кем имею дело, а здесь чувствовал себя как выброшенная на берег рыба.

Мной занялись двое старших офицеров сыскной полиции. Оба были в костюмах. Старший – лысеющий дородный мужчина – в плохо сидящем двубортном коричневом пиджаке. Коричневый пиджак сразу вызвал у меня особую неприязнь.

Хозяин его несомненно отвечал мне взаимностью. Даже мой адрес не убавил враждебности в его глазах. Похоже, он засадил за решетку не одну старушку, стащившую из магазина зубную щетку или коробку конфет. Глядя на его лоснящееся лицо с плохо выбритыми щеками и маленькими, поросячьими глазками, я понял, что если начнется игра в «хорошего» и «плохого» следователя, он несомненно будет плохим. Второй был моложе, во вполне человеческом сером костюме, с неопределенными чертами лица.

Старший представился – то ли Джим Джеролд, то ли Джералд Джеймс. Я так напрягался, стараясь изображать беззаботность, что действительность расплывалась. Я чувствовал себя христианским мучеником на арене, ожидающим появления львов.

Вероятно, я переживал запоздалый шок и поэтому не догадался потребовать адвоката или законной двадцатичетырехчасовой отсрочки.

В сущности, я не осуждаю полицию. Такова система. Допрос с самого начала был жестким и агрессивным. Джеролд и его коллега вошли в комнату, уверенные в моей виновности. Не сомневаюсь, что всю предыдущую неделю они провели, общаясь с растлителями малолетних, насильниками и бандитами, рассказывавшими им всякие небылицы.

Мне было совершенно очевидно, что я не просто даю показания, необходимые им для полноты картины. Вопрос о личности преступника висел в воздухе. Тот факт, что я являюсь частным детективом из Манчестера, составлял для старшего, Джеролда, едва ли не главный предмет расследования. Что я делал в Престбери в обществе парня из Мосс-сайда? С такой техникой ведения допроса я еще не встречался. Гневно глядя мне в глаза, он задавал вопросы типа: «Когда вы в последний раз били вашу жену?»

Капли пота у него на носу ярко блестели под лампой. Когда я начинал отвечать, он неизменно опускал голову так низко, что лица его я не видел. Это чрезвычайно смущало меня, потому что, не видя реакции на свои слова, совершенно невозможно говорить уверенно. По этой же причине я никогда не умел вести серьезные разговоры по телефону.

Допрос продолжался до тех пор, пока Джеролд не заявил, что моя история его не устраивает и что я задержан для дальнейшего дознания. Мне разрешили сделать один телефонный звонок. Я позвонил не адвокату, а Делиз. Усталость давила так сильно, что я только в двух словах объяснил ей, что произошло и где я нахожусь, и почти не обратил внимание на ее реакцию.

Оставаться вежливым и рассудительным у меня не хватало сил. Я видел, что у Джеролда все решено заранее. Его поведение свидетельствовало об этом более чем красноречиво. Он отворачивался, не слушая мои ответы. Его непоколебимое недоверие давило на меня страшным грузом. Я знал, что его цель – запугать меня. Я начал дозировать поток информации, делать паузы перед ответами и менять темп речи. Никакого эффекта. Каждый раз, когда он опускал вниз свою лысую башку, меня охватывало непреодолимое желание врезать ему по черепу. Каковы бы ни были его намерения, этот человек был абсолютно непробиваем. И идеально знал свое дело.

Он спросил, почему я вез с собой такую большую сумму наличными. Я объяснил и добавил, что заместитель начальника полиции Большого Манчестера Синклер может подтвердить, что я часто выполняю денежные поручения моих клиентов. После этой игры в лапту, которая длилась несколько часов подряд, я понял, что с его точки зрения все полицейские, кроме него, куплены с потрохами.

После чашки жидкого чая с молоком допрос возобновился. Теперь на сцену выступил «серый пиджак». Куда я дел пистолет? Что бы я ни ответил, это ничего бы не изменило, потому что человек тридцать уже прочесывали местность и рано или поздно пистолет бы нашли. Он продолжал жужжать и бубнить на одной ноте, но его занудство оказалось в тысячу раз приятнее, чем полное отсутствие реакции на мои слова. Гораздо менее агрессивный, чем Джеролд, он, видимо, полагал, что одолеет меня, повторяя по сто раз одно и то же и пытаясь поймать меня на какой-нибудь оговорке. Я продолжал твердить о том, что выполнял поручение Кэт Хэдлам. Как я с ней познакомился? Сколько она мне заплатила? Я пытался перевести разговор на Риштона, но это имя его не интересовало.

Через два часа голос его стал хрипнуть и наконец умолк. Я посмотрел на него с таким спокойным и невинным видом, на какой только был способен. Сидевшего рядом с ним Джеролда это взбесило: воистину, нельзя недооценивать человека в коричневом пиджаке. Я сразу понял, что будет дальше. Не говоря ни слова, он перегнулся через стол и замахнулся. Подавив желание схватить его за руку и дернуть на себя, я увернулся от удара, но потерял равновесие, упал со стула и стукнулся головой о кафельную стену. В глазах потемнело, но сознания я не потерял.

Джеролд повернулся к магнитофону.

– Мистер Кьюнан ударился головой о стену, чтобы избежать дальнейших вопросов, – произнес он и остановил кассету, прежде чем я успел что-нибудь возразить.

Что ж, подумал я, так и надо тому, кто уверен, что обойдется без адвоката. Тот факт, что они перешли на тумаки, уже был хорошим знаком. Значит, без зацепок они бессильны. Бросив на меня испепеляющий взгляд, Джеролд вышел, его помощник последовал за ним. В комнату вошел другой офицер.

Я встал с пола, и один из констеблей принес мне мокрое полотенце, чтобы обвязать голову. Над левым ухом у меня вздувалась шишка.

Почти всю пятницу, сочельник, я провел, пересчитывая кафельные плитки на стенах камеры, пока Джеролд, как я полагал, рыскал в поисках улик против меня. Времени для размышлений у меня было сколько угодно. В конечном счете, я был озадачен не меньше Джеролда.

Если Кэт Хэдлам и Саймон Риштон хотели меня подставить, то как они могли знать, что я окажусь там именно после, а не до убийства несчастной Глории? Да и как могли они быть уверены, что я вообще туда поеду, а если поеду, то стану осматривать дом и гараж? Если бы я думал, что Хэдлам и Риштон хотели, чтобы меня арестовали за убийство вместо них, я бы так и говорил Джеролду, ясно и прямо. Но эта версия не имела смысла.

Я оставил их в Центральном Манчестере в 5.40 и отправился в Престбери самым прямым путем, остановившись только один раз на пять минут. Следовательно, убить Глорию сами они никак не могли.

В любом случае – для чего вовлекать третью сторону? Зачем вообще посылать меня? Если бы они хотели свалить на меня обвинение в убийстве, они могли бы также догадаться, что их обвинят в том, что они меня наняли. Масса свидетелей подтвердили бы наши контакты. Если бы полиция сочла меня виновным, тень немедленно пала бы на Хэдлам и Риштона. Когда в переполненном ресторане Риштон давал мне поручение, он кричал чуть не на весь зал. Разве так нанимают убийц?

Ночью мне удалось заснуть лишь на час. Я чувствовал, что теряю ориентацию. Больше всего меня пугало, что я плохо контролирую ситуацию и самого себя. Я не знал, что затевает против меня полиция, или Хэдлам с Риштоном, или реальный убийца.

Было ясно, что заснуть больше не удастся. Слышалось хлопанье дверей соседних камер, куда заводили уличных хулиганов: обычное дело, Рождественская ночь. Ко мне, слава богу, никого не подсадили: «убийцу» оставили в одиночестве. Я знал, что до сих пор держался на допросе безупречно, но надолго ли меня хватит? Я решил, что утром непременно потребую адвоката. Задерживать меня до послезавтра, не предъявив обвинения, будет незаконно. Но сейчас я чувствовал себя слишком растерянным, чтобы что-то предпринять. Я приготовился к тому, что утром мне предъявят обвинение в убийстве.

Ничего не скажешь, славный подарок к Рождеству!

6

Полицейский участок Макклсфилда. Утро Рождества. Суббота, 25 декабря 1993 года.

Я лежал на жестком матраце, слушая звуки утренней возни в полицейском участке. В соседних камерах кто-то подметал пол, весело насвистывая церковный гимн. Уборщик подошел было и к моей двери, но удалился, оставив меня наедине с моими мрачными мыслями.

Около десяти часов тщедушный дежурный сержант вывел меня из камеры. Его сопровождал констебль – видимо, на случай, если я начну буянить. К столу сержанта я шел как на Голгофу.

«Твоя песенка спета, Кьюнан, – сказал я себе. – Обвинение в убийстве». Я старался сохранить спокойное выражение лица. В такие моменты, как известно, время останавливается. Вся кровь отхлынула куда-то в ноги. К моему величайшему удивлению, сержант, не говоря ни слова, начал возвращать мне мои вещи.

– Что это значит?

– Вы свободны, следствие в вас больше не нуждается, – промямлил он, глядя в папку на своем столе. И подвинул мне какую-то бумажку. – Распишитесь.

– И это все?! А где, я спрашиваю, следователь Джеролд? Он ничего не желает мне сказать? Четырнадцать часов допроса за сообщение о преступлении! – Мой страх сменился гневом, на шее вздулись вены.

– Успокойтесь, сэр. Произошла ошибка. Вы свободны. Тридцать шесть часов задержания истекли. Ваш друг все вам расскажет, – произнес сержант.

Я покачал головой, которая все еще гудела.

– Ошибка? – повторил я. – А как насчет нанесенных мне оскорблений? А шишка на голове, которую я получил, когда один из следователей набросился на меня?

– Я искренне сожалею, сэр. Мы не виноваты, это все пресса. Они страшно раздули это дело. Подобные дела всегда связаны с недоразумениями, сэр. Что же касается вашего повреждения, мы полагаем, вы нанесли его себе сами, сэр. Если желаете, можете подать жалобу. Позже вас, возможно, попросят подписать показания, сэр. – Этот сморчок получал от своей работы истинное наслаждение, но моя злость на него и на полицию в целом начинала улетучиваться. Разве всю мою жизнь отец не учил меня смотреть на вещи с полицейской точки зрения? Виноват был я сам. Никто не заставлял меня принимать предложение Риштона.

Сержант протянул мне конверт с деньгами: 2350 фунтов, в целости и сохранности. И расписка в том, что 5000, принадлежащие Саймону Риштону, изъяты как вещественное доказательство. Значит, следствие приняло мои показания.

Я попытался продемонстрировать свое презрение – повернуться на каблуках и выйти, не говоря больше ни слова. Однако эффектный жест не удался: на одном ботинке развязался шнурок, и я поскользнулся.

– И вам также счастливого Рождества, – сказал сержант, а его напарник хихикнул.

Я снял ботинки, взял их в одну руку, сумку с одеждой в другую и покинул место заключения в одних носках.

Выйдя в холл, все еще крайне недовольный собой и по-прежнему одетый в тюремную робу, я увидел сидящую на скамейке Делиз. Она не сразу меня узнала и словно поколебалась пару секунд, прежде чем встать мне навстречу. Двухдневная щетина у меня на подбородке и свирепое выражение лица, наверное, могли бы испугать кого угодно. Слава богу, она не сделала никаких бестактных замечаний. Я попытался улыбнуться.

– Дэйв, наконец-то! Если бы ты знал, сколько времени я тут провела, уговаривая их выпустить тебя. Я привезла тебе кое-какие вещи, но они не разрешили их передать. – Она поцеловала меня. Я обнял ее. Мне нужна была поддержка. Деловитая, как всегда, она высвободилась и сунула мне в руки какой-то пакет.

– Пойди приведи себя в порядок. – Она показала на туалет. – Здесь твоя электробритва. У тебя подбородок как наждак.

Поколение варваров свело удобства в уборной к минимуму: выщербленная раковина и осколок зеркала. Я побрился под тощей струйкой холодной воды и попытался смыть с лица грязь двух последних суток куском хозяйственного мыла. Электрическая розетка, естественно, отсутствовала. Я вытерся обрывками полицейского рубища и с наслаждением надел чистое белье и рубашку.

– А где Джей? – спросил я, выйдя в холл.

– Не беспокойся о нем, его отпустили вчера утром. Подумай лучше о себе. У выхода собралась толпа журналистов и телерепортеров. Они ждут не тебя – сейчас должны привезти Риштона и Хэдлам. Но на всякий случай нас обещали выпустить через задний ход, пошли скорей! – Она потащила меня за собой.

Я понял, что выход из тюрьмы – даже если ты провел в ней только два дня – подобен воскрешению из мертвых. Тем более что я настроился на гораздо более длительный срок.

– Я поставила твою машину там, на боковой улочке. Надо пройти пару сотен ярдов.

Делиз сбавила шаг и взяла меня под руку.

– Я еще не говорила маме о нашем решении. Ну, насчет кольца. Мне кажется, сейчас не очень подходящий момент, а? Я сказала ей, что, если мне удастся тебя вытащить, ты будешь обедать у нас на Рождество. Мы введем ее в курс дела постепенно.

Рождественский обед в обществе Кашалота определенно не стоял на первом месте в моем плане действий по выходе из-за решетки, но Делиз прекрасно выбрала момент: уводимый ее твердой рукой от тюремной камеры и от своры репортеров, спорить я не мог.

На улице, однако, никаких журналистов я не увидел, зато погода существенно улучшилась с тех пор, как я в последний раз выходил на свет Божий. Стоял ясный солнечный день, тумана и холода как не бывало. Звонили колокола, и празднично одетый народ сновал туда-сюда по крутым улочкам старого города, известного своими шелками.

– Не смотри так сердито, Дейв! Тебе придется к ней привыкнуть. В конце концов, она моя мать, – сказала Делиз, приняв мою улыбку за гримасу неудовольствия.

– Да я и не думаю сердиться. Какие-нибудь несколько часов в обществе твоей матери – ничто по сравнению с тем, что я пережил здесь, – ответил я.

Мы завернули за угол. Рядом с моей машиной возвышалась массивная фигура Теда Блейка, моего приятеля – того самого, который рекомендовал меня Кэт Хэдлам. Его могучее тело было плотно обтянуто коричневым кожаным пальто, перепоясанным ремнем, что придавало ему еще большее, чем обычно, сходство с плохо упакованной посылкой. Немало коров пришлось ободрать, чтобы сшить это пальто с кучей клапанов и карманов. Красная квадратная физиономия Теда сияла улыбкой.

– Будь с ним любезен, Дейв. Он очень нам помог, – прощебетала Делиз.

Мы с Тедом не то чтобы поссорились, но, сделавшись телезвездой, он стал значительно меньше нуждаться во мне как в собутыльнике или человеке, готовом вытащить его из очередного сомнительного заведения.

Подходя к нему, я напомнил себе, что он, конечно, не знал, чем обернется предложенное им дело. Во всяком случае, я хотел надеяться, что он этого не знал.

– Рад приветствовать тебя на свободе, Дейв! Делиз ввела тебя в курс событий? – спросил он. – Саймон Риштон и Кэт Хэдлам только что арестованы за убийство Глории Риштон, и только благодаря Делиз полиция решила предъявить обвинение им, а не тебе.

Я посмотрел на Делиз. Она ответила мне кокетливой улыбкой, словно ожидая продолжения комплиментов. Я не понимал, о чем идет речь. Что именно могла знать Делиз? Я подбодрил Теда улыбкой, и он продолжил:

– Я намерен вернуться в Манчестер вместе с вами. Ты сможешь рассказать мне все, что произошло. Остальные журналисты торчат у главного входа в участок – но я-то понимаю, что самое интересное знаешь ты.

Я мог бы и раньше сообразить, что Тед явился сюда не просто для того, чтобы поздравить меня с выходом на свободу. Его нюх на сенсацию, выработанный годами работы репортером, теперь, когда он стал вести собственную передачу, только обострился.

Спорить не имело смысла. Все было решено за меня. Делиз открыла машину, и я сел на заднее сиденье рядом с Тедом. Рессоры «ниссана» жалобно заскрипели. Итак, мое счастливое воссоединение с Делиз продлилось десять минут, из которых наедине мы провели пять. Ее, однако же, это нисколько не смущало, а два дня, в течение которых я делал то, что мне велели, значительно уменьшили мои способности к сопротивлению.

– С какой стати они арестовали Риштона и Хэдлам? – раздраженно спросил я. – Это бессмыслица! Если я нанятый ими убийца, зачем тогда отпускать меня?

Делиз обернулась к нам:

– Все дело в дневнике Хэдлам.

– То есть?…

– Ну, в кейсе у Хэдлам был старый органайзер и дневники с тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. В одном из дневников есть такая фраза про Глорию:

Я понимаю, что Саймон + Глория составят для меня проблему. Если бы только нашелся способ вычесть ее из уравнения… Но как?

Когда в полиции это прочли, они сразу потеряли интерес к тебе и к Джею.

– А каким образом они это прочли? – спросил я, пока еще довольно сдержанно, хотя уже почувствовал себя очень скверно. Ответ на свой вопрос я уже почти знал. Дневник оставался в распоряжении Делиз почти всю среду. Я вспомнил, что в офисе, пока я пытался привести себя в порядок, в соседней комнате не смолкал звук работающего ксерокса.

– Я им рассказала, – вызывающе бросила она.

Меня затрясло.

– Делиз, Хэдлам наш клиент. Сколько раз я повторял тебе, что клиентов мы не подставляем ни при каких обстоятельствах? И не выдаем их секретов, как священники или адвокаты. Мы держим язык за зубами и предоставляем полиции заниматься своим делом!

– Не будь таким глупым, Дейви! Ты действительно думаешь, что я должна была позволить им впаять тебе пожизненный срок, чтобы сохранить тайну клиентки? Да еще такой, которая намеренно тебя подставила! Я всего-навсего сняла копии с нескольких страниц, чтобы спасти фирму – и посмотри, как это оказалось кстати! Иначе где бы ты сейчас был?

– Она права, старик, – вмешался Блейк. – В конце концов, сейчас ты сам нарушаешь конфиденциальность, разве нет?

Все это мне совершенно не нравилось. Узнать, что Делиз имеет привычку копировать все сколько-нибудь секретные документы, было само по себе отвратительно, не говоря уже о том, что моя репутация надежного хранителя чужих тайн рассыпалась в прах. Она скопировала страницу, относящуюся к Глории, задолго до того, как могла предположить, что это понадобится для моего спасения.

– Чушь! – крикнул я. – Я не сказал ничего, что не было бы общеизвестно. Тебе, видимо, и в голову не приходило, что я провел тридцать шесть часов, пытаясь убедить полицию, что ни Хэдлам, ни Риштон, ни я не могли убить Глорию!

Тед поежился.

– Но кто-то же это сделал. Она не убила себя сама. Уж не хочешь ли ты сказать, что это просто хулиган вошел с улицы и застрелил невинную женщину из автоматического пистолета? В это никто не поверит. А у Риштона были и мотивы, и возможность. Ему должно быть что-нибудь известно. Наверняка они хотели, чтобы ты обеспечил им алиби и удостоверился, что ее нет дома, а твой помощник по чистой случайности открыл дверь гаража и обнаружил убийство до того, как они успели убрать тело.

Я обдумал такой вариант. Даже если признать, что Риштон меня надул, он никак не мог расправиться со своей женой за то время, которое прошло с момента нашей встречи.

– Водитель такси высадил ее в семь часов, а когда мы с Джеем приехали в десять минут восьмого – их там не было. Они никак не могли успеть это сделать.

– Это лишь доказывает их вину – они страшно спешили и забыли запереть гараж, – ответил Тед. – Они наверняка собирались поднять тревогу сами, оказавшись в безопасности. Послушай, Дейв, интерес публики к этому убийству огромен. Не каждый день, знаешь ли, такой тип, как Риштон – крупный телевизионный босс, режиссер одного из популярных телесериалов, – решается воплотить свои фантазии в реальность. Может быть все-таки согласишься дать мне интервью? Ты шикарно смотрелся бы в ближайшем выпуске «Кто, где, когда и почему?». Если мы запишем тебя сейчас, пока им не предъявили обвинение, нам разрешат выпустить это в эфир.

Я ничего не сказал. Обхаживания Теда и отношение Делиз к защите наших клиентов только усугубляли мой посттравматический синдром.

– Это послужило бы великолепной рекламой моей передаче, – добавил Тед, наконец открывая свои карты. – Ты знаешь, я собираюсь выходить в свободное плавание. Я же не предлагаю тебе врать – только ответить на несколько вопросов, чтобы зрители могли сделать собственные выводы.

– Другими словами, ты хочешь устроить суд по телевизору?

– Брось, пожалуйста. Я всего-навсего представляю голые, неприкрашенные факты. Никто никогда еще не переоценивал аппетита публики к жареному. В любом случае, Дейв, это очень хорошие деньги, а ты как-никак кое-чем мне обязан.

Я не понимал, чем именно я обязан Теду, учитывая, что последнее дело, в которое я посвятил его, составило ему репутацию первоклассного расследователя преступлений, но предпочел промолчать.

– Наши дела идут не так хорошо, чтобы мы могли отказываться от подобных предложений, – ввернула Делиз. – И потом, если ты считаешь, что они невиновны, это еще не значит, что это на самом деле так.

– Не знаю. Мне нужно подумать, – медленно ответил я. Наверняка я знал только то, что стоит мне появиться на телеэкране с рассказом об одном из своих клиентов, и с карьерой частного детектива можно проститься навсегда.

Самым неприятным было чувство, что именно эту цель и ставила перед собой Делиз. Она никогда не была так предана «Пимпернел инвестигейшнз», как я. В глубине души она, вероятно, мечтала сделать меня мальчиком на побегушках у Теда – я буду рысачить, вынюхивая злодеев, а он – защищать от них честных граждан. Ну а она, разумеется, станет помогать ему преподносить информацию зрителям.

Я снова стал размышлять об убийстве. Водитель такси, всегда подвозивший Глорию, заявил, что высадил ее около дома ровно в семь, как обычно. Даже если Риштон ждал ее, как ему удалось поставить ее в такое положение в гараже? Казнь была выполнена профессионально. Глория не пошла бы в гараж и не встала бы на колени, зная, что ее муж или его любовница хотят ее убить. Она бы сопротивлялась.

Убийцей Глории несомненно был мужчина, причем незнакомый ей. Он встретил ее практически сразу же, как только такси отъехало от дома, и приставил ей к виску пистолет. Она пришла в ужас, но надеялась, вопреки очевидному, что если будет подчиняться его приказам, он ее не убьет. Прошла за ним в гараж и встала на колени на холодный бетон. Может быть, ее последней мыслью было, что он хочет ограбить или изнасиловать ее.

Но этот ублюдок застрелил ее, причем самым эффектным способом. Чтобы совершить убийство так, как он это сделал, нужен дьявольски холодный расчет. Он выпустил две пули, судя по результату – типа «магнум». Затем выбросил гильзы – и аккуратно поставил еще две слева от тела. Несомненно, в качестве предупреждения. Но кому? И зачем?

Пока я обдумывал это, Делиз осторожно вела машину через Стокпорт. Тед продолжал бросать на меня исполненные надежды взгляды, но я молчал. Он уже выслушал историю Хэдлам и Риштона из уст Делиз, однако я не собирался ее подтверждать. Когда мы высадили Теда у его дома в Дидсбери, он сказал:

– Сообщи мне к вечеру, что надумаешь, Дейв.

Я пожелал ему счастливого Рождества, и он отправился отмечать его в одиночестве. Жена Теда, забрав двоих детей, ушла от него к спортивному репортеру из газеты «Баннер». С тех пор они ни разу не виделись; не смягчил ее и неожиданный успех Теда. Жизнь течет по своим законам, сколько бы Тед ни уверял зрителей и себя самого, что действительность и мыльная опера – одно и то же.

Не хотел бы я уподобиться Теду: превратиться в одинокого эксцентричного пьяницу, осложняющего жизнь своим друзьям.

Я испытал облегчение, вновь очутившись на узких улочках Чорлтона, хотя мы двигались несколько не в том направлении, в каком мне хотелось бы. Делиз почти ничего не говорила, но по выражению ее лица было понятно, что она считает совершенно необходимым, чтобы я дал интервью Теду. Я был убежден в обратном.

Улица с газоном посередине, на которой жила Молли, тянулась вдоль небольшого парка. Местные обитатели использовали его преимущественно в качестве туалета для собак, и даже теперь, в сочельник, тут шагу нельзя было ступить без того, чтобы не наткнуться на одного из этих друзей человека. Огромная пятнистая тварь, помесь неизвестного животного с немецкой овчаркой, разлеглась у Молли на пороге. Делиз перешагнула через собаку и вошла в дверь. Когда я последовал за ней, псина оскалила зубы и зарычала. Зверюга чувствовала себя здесь как дома, и я решил, что она принадлежит Молли.

Собака пробралась за мной в столовую. Делиз уже скрылась в кухне, где в клубах пара вырисовывались, как подножия Гималайских гор под облаками, могучие плечи Кашалота. Я остановился, не уверенный, стоит ли продолжать вторжение. В последний раз Молли накинулась на меня так, что мне пришлось в спешном порядке эвакуироваться. И теперь она, как навязчивый кошмар, вылетела из кухни с занесенной над головой сковородкой. Я отскочил в сторону, но оказалось, что на этот раз мишенью была овчарка, с успехом выставленная за дверь.

– Вы впустили сюда эту суку? – прогрохотала хозяйка. – Эта дрянь обгадила мне весь порог. А тут – новый ковер!

– Простите, миссис Делани, – пробормотал я.

– Не надо, не надо! Никакая я вам не миссис! – проворчала она, перекидывая сковородку из руки вруку.

– Простите, Молли, я думал, что собака ваша.

Она окинула меня подозрительным взглядом, пытаясь понять, не смеюсь ли я над ней. Ее сощуренные свирепые глазки на сердитом округлом лице казались еще меньше. Я не мог надивиться на чудеса природы: неужели эта необъятная фурия – мать маленькой, изящной Делиз? Она немного успокоилась, хотя мое появление, несомненно, не привело ее в восторг.

– Забудем это, – отрезала она. – Поздравляю вас с Рождеством. Кто старое помянет, тому глаз вон. Делиз очень к вам привязана, хоть я ее и не понимаю. В общем, входите и чувствуйте себя как дома.

Обед прошел довольно спокойно. Корзинки из слоеного греческого теста с начинкой из брынзы, овощи и пудинг на растительном масле составляли интересную альтернативу традиционному рождественскому меню.

После обеда Молли удалилась в свою спальню для сиесты, а мы с Делиз прилегли на диван. Его конструкция, специально укрепленная, чтобы выдерживать вес Молли, прекрасно подходила для моих намерений. Сверху доносился храп Молли. Несмотря на то, что я провел за решеткой всего два дня, я чувствовал, что вполне заслужил традиционное утешение освобожденных из заключения. Делиз не имела ничего против.

– Ты заложила ту дыру в полу ее спальни? – с опаской спросил я, когда она сняла блузку.

– А ты прислушайся! – рассмеялась она. – Я налила ей столько «Бушмиллз», что она продрыхнет до утра!

День клонился к вечеру, когда Делиз задала наконец сакраментальный вопрос:

– Так ты собираешься позвонить Теду, Дейв?

Я покачал головой.

Она накрутила на палец прядь моих волос и с силой дернула.

– Ты самый отвратительный тип на свете, Дейв Кьюнан! Ты специально делаешь все, чтобы прозябать в нищете и безвестности до конца своих дней?

Вулканические всхрапы, под аккомпанемент которых совершалось наше воссоединение, вдруг прервались, но через минуту возобновились в прежнем ритме. Мы с Делиз начали одеваться.

Она начала убирать со стола, громко звякая тарелками. Частота и интенсивность всхрапов снова изменилась. Я присоединился к уборке.

– Ну позвони ему хоть просто так, Дейв, – продолжала уговаривать меня Делиз. – Объясни ему, почему ты отказываешься от заработка. Может быть, заодно объяснишь и мне…

– Милая Делиз, чтобы вытащить из клиента информацию, Тед Блейк пообещает златые горы. Но когда дойдет до дела – обстоятельства резко изменятся. Поверь мне, я знаю его не один год.

Делиз удалилась на кухню и стала составлять грязные кастрюли с таким грохотом, что Молли очнулась бы, даже если бы лежала под наркозом. Это было последнее оружие из арсенала Делиз: мне предстояло выдержать натиск разъяренной Молли Делани.

Через несколько минут дом задрожал от ее шагов по лестнице. Я остался на месте, исполненный решимости сохранить хладнокровие при любых обстоятельствах, но Кашалот вплыл на кухню с самым добродушным видом.

– Я не пропустила речь королевы? – Она плюхнулась на диван.

– Неужели вы, Молли, тайная монархистка? – спросил я.

– Ну, как вам сказать… Рождественское обращение я слушаю всегда, – осторожно ответила она и повернулась к дочери: – Бросай эти горшки, Делиз! Оставь посуду до завтра и налей нам еще по рюмочке.

Домой я вернулся после полуночи. Наполнил ванну и отмокал в ней два часа, а потом лег в постель и проспал до середины Дня Рождественских Подарков ^[10]. Поскольку Делиз решила дуться, на остаток праздников я был предоставлен самому себе. Можно поехать к родителям, но там слишком многолюдно: на рождественские каникулы приехали мои брат и сестра со своими семьями. Меня тяготила роль отщепенца не меньше, чем соболезнования, которые они продолжали высказывать мне по поводу смерти моей жены. Финбар и Фиона Салвей тоже уехали куда-то к племяннику.

Мысль позвонить Теду Блейку даже не приходила мне в голову. Мне было совершенно нечего ему сказать.

Я прокатился на велосипеде по долине Мерси до самого канала Бриджуотер – крутил педали, пока хватало сил. Как всегда, это помогало мне думать. Я был совершенно уверен: Хэдлам и Риштон не могли быть прямыми виновниками смерти Глории. Они, несомненно, знали, что поручают мне опасное дело – возможно, потому и наняли меня забрать таинственную папку, – но чтобы самим совершить убийство…

Они просто не годились для этой роли. До Глории Риштон развелся с тремя женами. Он выбрасывал женщин, но не расстреливал их.

Пока я размышлял таким образом о невиновности телевизионных звезд, мне вдруг пришла в голову отвратительная мысль. Если Глория не знала человека, который ее убил, а Риштон предупредил ее о моем приезде – стало быть, она думала, что в гараж ее ведет Дейв Кьюнан? Она открыла дверь человеку, которого считала Дейвом Кьюнаном, которого ее муж послал по только им известному делу…

Это соображение так меня потрясло, что я чуть не сорвался с набережной. Кругом было полно народа – в основном рыбаки и парочки на байдарках, отправляющиеся в круиз по чеширским рекам. Погода стояла по-прежнему ясная, слишком теплая для конца декабря. Я доехал до Данхэм-Мэсси, остановился и посмотрел через поле на одинокий коттедж и парк. Под старыми раскидистыми дубами гуляли люди. Я подумал, что если бы я был старшим инспектором сыскной полиции Джеролдом, то попытался бы установить, имела ли Глория Риштон какие-либо связи с криминальным миром и не имел ли Саймон Риштон врагов, которые могли бы попытаться отомстить ему смертью его жены. Я очень тщательно допросил бы Риштона, но арестовывать на этой стадии расследования ни в коем случае не стал бы.

Вернувшись домой, я принял душ, переоделся и включил телевизор, чтобы посмотреть новости. Главной их темой, конечно, оказалось заключение под стражу Риштона и Хэдлам по обвинению в убийстве Глории. Несомненно, полицейским было известно больше, чем мне. Полиция и служба исполнения уголовных наказаний никогда не обвинили бы такого человека, как Риштон, в столь серьезном преступлении, не имея на то достаточных оснований. Если только они не были готовы предоставить окончательное решение апелляционному суду.

Когда я приехал в офис во вторник утром, ни Делиз, ни я ничего не сказали друг другу о наших отношениях, тем более что у нас нашлась масса других дел.

Все газеты кричали о Хэдлам и Риштоне. «Стар» поместила их фотографию под заголовком «НАШ ПРЕСТУПНЫЙ СЕКРЕТ», «Миррор» – снимок Глории Риштон; статья называлась «УБИТАЯ ЗА ЛЮБОВЬ». Даже серьезные толстые газеты не оставляли им шанса на оправдание. В «Гардиан» поместили свадебную фотографию Риштонов и описание карьеры Саймона, несомненно взятое из заранее приготовленного некролога.

Ни в одной из публикаций не подвергалась сомнению полицейская версия событий. В лучшем случае смерть Глории трактовалась как убийство из ревности: молодая красивая женщина погибает накануне Рождества. Обо мне ни одного упоминания, жертва была просто «обнаружена», но – странное дело – писали о Пултере, охраннике, стоявшем у входа на телестудию «Альгамбра». Его также несколько дней допрашивали в полиции, но на рождественские праздники отпустили.

Я вышел в нашу «приемную» и положил экземпляр «Сан» на стол Делиз.

– Ты видела это? Как после такого возможен честный суд?

– Дейв, не надо… – Она грустно улыбнулась. – Прости, что я старалась убедить тебя дать это интервью. Я знаю, как ты дорожишь своей работой и репутацией, но ведь всем ясно, что они виновны. Газеты бы так не бесновались, будь это иначе. Посмотри. – Она показала на один абзац. – Тут ведь ясно сказано, что мужчину и женщину, описание которых совпадает с внешностью Хэдлам и Риштона, видели входящими в дом в шесть часов. Значит, они нашли способ попасть в Престбери раньше тебя.

Я перечитал это место. Полная чушь.

– Они никак не могли оказаться в Престбери в шесть часов, даже если на крыше «Альгамбры» их ждал реактивный самолет. Я ушел от них в пять сорок! Глория приехала только в семь, а в пять минут восьмого ее уже не было в живых – иначе мы с Джеем столкнулись бы с убийцей.

Делиз недовольно скривилась.

– Я не могу оставить это так, – сказал я ей. – Я отправляюсь в «Альгамбру», чтобы выяснить, что там делают для их защиты. Им нужен хороший адвокат. Что бы ни болтали газеты, полиция делает чудовищную ошибку.

– Дейв, ты когда-нибудь станешь взрослым? Неужели не понятно, что мы бессильны что-либо изменить! Полиция убеждена, что дело окончательно раскрыто!

Я знал, что спорить бесполезно. Она сменила сердитый тон на огорченный, как делала всегда, когда другие методы не действовали. И в каком-то смысле она была права. Я ничего не мог сделать, не зная точно всех подробностей обвинения. Только выяснив их, я мог предлагать свои доказательства защитнику Хэдлам и Риштона.

Увидев, что я сдался, Делиз озарила меня лучезарнейшей улыбкой.

– Ну видишь, Дейви, тебе без меня никак.

Я подумал, что развеивать ее иллюзии жестоко, а возражать излишне, и решил переменить тему:

– Что ты знаешь о королевской семье, Делиз?

– Только то, что читаю в газетах. Диплом я писала по археологии и древней, а не новой истории. Ты решил сменить тему, Дейв? К чему ты клонишь?

– Я клоню к работе! – возмутился я. – Я уже говорил тебе, что нам заплатили за генеалогическое расследование, а поскольку из всех сотрудников «Пимпернел инвестигейшнз» с генеалогией ближе всего знакома ты, я хотел бы тебе это и поручить. Мне нужно, чтобы ты выяснила все, что известно о последнем герцоге Виндзорском.

Когда я объяснил ей, кто наш клиент, она расхохоталась так, что чуть не свалилась со стула.

– О, господи! И она действительно заплатила тебе две тысячи фунтов? А к нам не нагрянет армия социальных работников с требованием вернуть эту сумму?…

– Очень остроумно, Делиз, – сурово произнес я. – Кстати о социальных работниках: где Джей? Как будто пора бы ему уже появиться.

Делиз пообещала отправиться в Центральную справочную библиотеку, как только придет Джей, чтобы не оставлять контору пустой, а я поехал вносить задолженность по ипотечному кредиту в «Полар Билдинг Сосайети». Это дело требовало еще большей срочности, чем спасение Хэдлам и Риштона. Я проехал на машине до торгового филиала «Полар» и внес всю задолженность наличными, а оттуда направился прямо на «Альгамбра-ТВ».

Там меня ждал совсем не такой прием, на какой я рассчитывал. Я полагал, что мне придется бесконечно долго пререкаться, прежде чем я добьюсь встречи с каким-нибудь мелким служащим – а вместо этого, как только я объявил, кто я и по какому делу, меня провели прямо в кабинет генерального директора Ланса Тревоза. Я понимал, что Риштону и Хэдлам сейчас, как никогда, нужны друзья, и надеялся, что найду их здесь.

Кабинет Тревоза составлял разительный контраст с единственным знакомым мне внутренним помещением «Альгамбры» – комнатой Кэт Хэдлам. Перед дизайнером стояла задача воспроизвести атмосферу кабинета преуспевающего банкира девятнадцатого века. Если бы окно не выходило на Солфорд и панорама не венчалась Пеннинскими горами, комната с обитыми темным сукном стенами и мебелью из цельного дуба вполне могла бы сойти за министерское помещение в Лондоне, а не за офис телемагната в ультрасовременном квартале Манчестера.

О Тревозе я знал только то, что можно было понять из мимолетных язвительных замечаний Кэт Хэдлам: что раньше он занимался оптовой торговлей мясопродуктами и был весьма прижимист. Ни то, ни другое никак не порочило его в моих глазах. Он оказался высоким, немного сутулым мужчиной лет сорока пяти. Его добротно сшитый костюм смотрелся на нем так же, как он сам – в этом кабинете. То есть неважно. Он больше походил на затравленного гробовщика, чем на телемагната.

Самой выдающейся, в прямом смысле слова, его чертой было адамово яблоко, жившее, казалось, своей собственной жизнью и вполне гармонировавшее с отвислой нижней губой и чересчур массивным носом. Он напоминал мне изваяние с острова Пасхи, которое я видел в одной из археологических книжек Делиз.

Я насторожился.

Он поднялся из-за своего антикварного стола, пожал мне руку и задержал ее так надолго, что я задумался о том, что бы это могло значить. Он подвел меня к подобию алькова. Такой сердечный прием со стороны человека, которого именовали Живодером, меня не обрадовал.

Вдруг я понял, что мы в комнате не одни. Над спинкой одного из кресел возвышалась чья-то лысина.

Хозяина ее я признал сразу: Джейк Гордон. Воистину, я угодил в высокие сферы.

Как все, кто не был слеп, глух и перешагнул двадцатипятилетний рубеж, я кое-что знал об этом человеке. Слава или по крайней мере известность впервые пришла к нему в конце 70-х, в «зиму недовольства», в последние дни правительства Каллагана ^[11]. Тогда он был еще мелким предпринимателем, владельцем фирмы в Ранконе, поставлявшей горючее в ближайшие районы. О нем заговорили, когда в один прекрасный день он уволил всех своих рабочих и взял на их места людей, не состоявших в профсоюзе, или тех, кто был согласен на минимальную оплату. Его офис обложили пикетами, а сам Гордон каждый вечер появлялся на телеэкране, защищаясь от обвинений. Тори признали, что он обеспечил им не одну тысячу голосов. В конце концов профсоюзы сдались, а он стал хозяином сети бензоколонок.

Когда тори выиграли выборы 1979 года, он на какое-то время привлек внимание всей страны, подстрекая Тэтчер к самым крайним мерам, и так часто появлялся на крыльце Даунинг-стрит, 10 ^[12], что можно было подумать, что он открыл там собственное дело. Но вскоре он сошел с большой сцены. Никто не знал в точности почему, выдвигались самые разные предположения. В наших краях, однако, его по-прежнему хорошо знали: он неизменно появлялся на горизонте, когда какая-нибудь процветающая местная компания начинала тонуть. Будь то газета, футбольный клуб или даже паром через Мерси – Джейк Гордон неизменно бросал «спасательный пакет».

Некоторое время он был женат на красотке манекенщице Сандре Торкингтон, но потом она ушла от него к какому-то американскому киноактеру. Эту информацию мне любезно предоставила Делиз.

В результате операций по спасению очередного утопающего предприятия все его активы каким-то образом оказывались у Джейка, а долги – у кого-то другого, но Гордон по-прежнему оставался на хорошем счету у публики (о его борьбе с профсоюзами давно все забыли). Он купался в деньгах, бизнес его процветал. Логотип его компании – сети бензоколонок – представлял собой его инициалы на фоне британского флага.

Внешность Гордона оказалась весьма представительной. Гораздо моложе, чем я думал, примерно ровесник Тревоза – однако последний выглядел рядом с ним тряпичной куклой. Единственной волосистой частью головы Гордона были брови: густые, иссиня-черные и крайне выразительные. Интересно, подумалось мне, каким способом он их красит. Очевидно, в каких-нибудь специальных ванночках.

– Хелло, мистер Кьюнан, – прогремел он сочным баритоном. – Представьте себе – мы как раз говорили о том, не попросить ли вас к нам заехать! Очень мило с вашей стороны нанести нам визит. Это показывает вашу добрую волю и инициативность. А недавно мы с Лансом удостоились особой чести – нас посетил инспектор полиции Джеролд. Да присядьте же вы, в самом деле. Не стойте, как пришибленный лакей в будуаре шлюхи! Налей ему что-нибудь выпить, Тревоз!

Я сел, несколько изумленный. Я приехал в «Альгамбру», чтобы выяснить, как тут относятся к проблеме Риштона – а оказался за дружеским столом с Джейком Гордоном, обращающимся с генеральным директором «Альгамбры-ТВ» как с прислугой.

– Я выпью только кофе, – жалобно запротестовал я, но Гордон не желал ничего слушать.

– Налей-ка ему твоего двадцатилетнего виски, Тревоз. Инспектор Джеролд сказал нам, что вы пьете виски, Кьюнан! Фирма угощает, верно, Ланс?

Тревоз поспешно налил три больших стакана.

То, что Гордон вел себя как хозяин в святая святых «Альгамбры-ТВ», подтверждало слухи: компания по горло погрязла в долгах. Как некогда корнуэльские пираты, Гордон появлялся только тогда, когда корабль несло на скалы.

Я понял, что стал объектом знаменитого «приема Гордона» – особого обращения с клиентами, о котором так часто писали газеты и которое якобы и позволило ему прибрать к рукам так много фирм такими малыми средствами.

Но передо мной, несомненно, сидел очень опасный человек. Его превосходство над нами с Тревозом было очевидно.

– Курите, Кьюнан, – приказал он, всовывая мне в пальцы огромную сигару.

Тревоз, который так экстравагантно приветствовал меня, когда я вошел, до сих пор не проронил ни единого звука. Мы оба ждали как завороженные следующей реплики Гордона.

– На самом деле я приехал поговорить с мистером Тревозом и узнать, что делают на студии для мистера Риштона и мисс Хэдлам. Я был очень удивлен, узнав, что они арестованы, и полагал, что здесь мне дадут координаты их адвоката. Я мог бы им помочь. – Голос мой почему-то скрипел, как несмазанная дверь.

– Весьма любезно с вашей стороны. Мы как раз говорили о том, что ваше свидетельство могло бы быть очень полезным. Правда, Ланс? – прогремел Гордон. – Этого копа хорошо бы немного одернуть. Слишком самоуверен и нахален. Но сумел, скотина, заарканить Риштона и его подружку. Попались пташки в западню, как говаривала моя бабушка. Мерзавец и слышать не хочет о том, чтобы выпустить их под залог. Он считает, что совершено хладнокровное, предумышленное убийство. Что эта парочка поджидала свою жертву… Но они не рассчитали, что вы будете так пунктуальны, Кьюнан.

– Подождите, пожалуйста, – перебил я. – Вы говорите о показаниях свидетеля, который видел их в Престбери в шесть часов? Это невозможно. В пять сорок они находились в этом здании, и я разговаривал с ними.

– Всем нам случается ошибаться на несколько минут, – выразительно произнес Гордон и принялся обеими руками разглаживать свои кустистые брови.

– Я не говорю, что они невиновны, а утверждаю только, что они не могли совершить убийство таким образом, как это описывает следствие.

Гордон прочистил горло, издав звук, с каким грузовик с цементом опрокидывает содержимое кузова, и выплюнул окурок сигары на ковер.

– Вы уверены в этом, не так ли? А я, мистер юный частный детектив, уверен, что в этой стране правосудие творится законным путем, и убежден, что обвинение было вынесено на должных основаниях. Каким бы мерзавцем ни был этот Джеролд – как, впрочем, и вы, Кьюнан, – никакого недоверия к следственным органам я не испытываю. – Он говорил так, словно обращался к огромной толпе на митинге.

– А я испытываю, – дерзко возразил я. – Я знаю, что они вышли из этого здания слишком поздно для того, чтобы успеть добраться в Престбери к шести часам. Охранник Пултер подтвердит это. Я говорил с ним, выходя в пять часов и сорок с небольшим минут.

Гордон и Тревоз обменялись взглядами.

– Тут, должно быть, какая-то ошибка, – проговорил Тревоз. – Мистер Пултер сказал полиции, что вы ушли в четыре тридцать, за пару минут до Кэт Хэдлам и Саймона. В книге регистрации об этом сделаны соответствующие записи. Мистер Пултер очень надежный человек, у него прекрасная репутация. Боюсь, что точку зрения следствия на эти обстоятельства изменить не удастся. Перспективы у Саймона и Кэт самые безрадостные. Мы надеялись, что, поскольку вы последний, кто видел их перед этим ужасным событием, то могли бы рассказать что-нибудь, например, об их настроении, и это в какой-то мере способствовало бы облегчению их участи… Какие-нибудь смягчающие обстоятельства…

Возражать было бессмысленно. Я понял, что разговариваю с глухой стеной. Гордон все продолжал разглаживать свои брови, которые теперь ощетинились, как две большие гусеницы.

– Может быть, вы действительно правы, – пошел я на попятный, – и мне показалось, что я ушел без двадцати шесть, когда на самом деле было только половина пятого, – но мне все же хотелось бы, чтобы их адвокат ознакомился с моими показаниями. Вы, вероятно, знаете, что пресса буквально распинает их.

Гордон вздохнул.

– Мне нравится то, что вы говорите. В самом деле, нравится. Я понимаю это и восхищаюсь вами, но позвольте объяснить вам, сколь вы наивны. – Его сочный музыкальный голос то угрожающе рокотал, то исходил елеем. – Люди вроде Риштона никогда в жизни не увидели бы зала суда, если бы такие газеты, как «Сан» и «Миррор», не поддерживали органы правосудия на должном уровне. Власти просто трепещут перед риштонами. Я придаю огромное значение свободе прессы. – Он слащаво улыбнулся Тревозу – человеку, который был занят как раз тем, чтобы заменить на своем телеканале серьезные передачи болтовней безвкусных ток-шоу.

– Значит, вы полагаете, что ничего нельзя сделать? – спросил я его.

Официальная позиция работодателя Риштона была очевидна.

– Я полагаю, что Риштон сделал большую глупость, – ответил Тревоз в такт Гордону. – Не могу сказать, что я удивлен. Я слышал, он потерял кучу денег на акциях «Ллойда», как множество других так называемых творческих личностей, которые на самом деле заботятся только о своем кармане и уверены, что заслуживают особого отношения со стороны правосудия – иного, чем рядовые читатели «Сан» или «Миррор». Не он первый прибегнул к отчаянным мерам, почувствовав финансовый крах…

Я перебил его:

– Он вовсе не был близок к разорению. У него была куча денег. Он вручил мне пять тысяч, чтобы передать его жене. Это запротоколировано, деньги в полиции.

Гордон сделал рукой движение, словно стирая с невидимой доски мои слова, обращенные к Тревозу, и продолжал так, будто я ничего не говорил:

– Нет, Кьюнан, вам лучше не вмешиваться в ход этого невеселого дела. Риштон и его любовница, как и все граждане, имеют право на защиту, так что оставьте их на попечение закона.

Я понял, что данная часть беседы завершена, окончательно и бесповоротно. Гордон продолжал добродушно улыбаться, как большая акула, размышляющая о следующей жертве. Тревоз же сидел, плотно сжав губы, и очевидно нервничал. Они так интенсивно обменивались многозначительными взглядами, словно были обучены каким-то особым средствам невербального общения. Кивая и подмигивая друг другу, они напоминали персонажей немого мультфильма.

– Я думал, не может ли «Альгамбра-Телевижн» предложить вам работу, мистер Кьюнан, – произнес наконец Ланслот Тревоз.

Я промолчал.

– Ну же, Кьюнан, – вмешался Гордон. – Все мы деловые люди. Мы знаем, что кризис сильно ударил всех по карману. Мистер Тревоз делает вам роскошное предложение. Насколько мне известно, у вас есть небольшие проблемы с кредитом на квартиру. Разумный человек всегда найдет способ сократить лишние расходы.

Я чуть не поперхнулся виски. Откуда Гордон мог знать о моем кредите? Неужели я проговорился о нем Джеролду?

– Вы хотите сказать, крыса всегда уловит момент сбежать с тонущего корабля? – сердито спросил я, придя в себя и поставив стакан на массивный дубовый столик.

– Крыса? Ну что ж, Кьюнан, скажите, сколько вам надо, чтобы вы перестали совать свой крысиный нос в это дело, – огрызнулся Гордон. – Мы удвоим сумму, которую обещал вам Риштон, но вы отстанете раз и навсегда. Мы с Тревозом не настолько наивны, чтобы не понимать, зачем вы сюда пришли. Хотите с помощью телерекламы поправить дела своего хилого агентства? Так вот, этого не будет. Мы никому не позволим удить рыбку в мутной воде и наживаться на неприятностях этой телекомпании.

– Я пришел сюда не за деньгами и не за делом, – сказал я. – Вы, мистер Гордон, привыкли к тому, что ваша чековая книжка заменяет все аргументы, но я не собираюсь изменять свои показания только потому, что вы вывалите передо мной кучу бумажек.

Тревоз подошел к селектору.

– Нет необходимости вышвыривать его отсюда, Ланс. Через пару дней он увидит вещи в несколько ином свете и приползет сам, – сказал Гордон, но мне показалось, что его самообладание несколько изменило ему. – Попробуем другие средства убеждения.

Я встал, чтобы выйти, но мне этого не позволили.

– Все-таки я вызову охрану, – произнес Тревоз, делая жалкую попытку утвердить свою независимость. – Этот человек пьян и может быть агрессивен. – Он нажал какую-то кнопку и сказал в микрофон: – Шестое подразделение.

Комната тут же заполнилась охранниками в черной форме, которые, как мне показалось, ждали за дверью. Тревоз кивнул, и шесть человек схватили меня и, уложив горизонтально лицом вниз, понесли головой вперед. Я не сопротивлялся. Последнее, что я слышал, был гомерический хохот Гордона.

7

Здание «Альгамбры». 11 часов утра. Вторник, 28 декабря 1993 года.

Несмотря на относительно ранний час – одиннадцать утра, – выброс моего тела из здания «Альгамбры» произошел в лучших драматических традициях этой студии. Мое насильственное выдворение совпало с прибытием Люси Лонгстафф и всей ее свиты, из «Следеридж-Пит». Во всяком случае, мне показалось, что именно ее знакомый голос произнес: «Ииии-эх!.. Не повезло мужичку. Боюсь только, что он не последний. Наверное, не угодил мистеру Тревозу. Живодерня набирает обороты». А может, это сказал кто-то другой: когда вас несут мордой вниз, трудно быть уверенным, что вы адекватно оцениваете окружающее.

Вынеся меня на крыльцо, «носильщики» остановились. Я приготовился к полету и сокрушительному падению, но вдруг услышал уже несомненно знакомый голос:

– Что вы делаете? Это же мой друг! Немедленно отпустите его!

Они ослабили хватку, и я почти безболезненно приземлился на руки. Не знаю, собирались ли они бросать меня с крыльца, но я бы этому не удивился: Манчестер с каждым днем все больше становился похож на Южную Америку. Тед Блейк помог мне подняться.

– Опять тебе неймется, дурья твоя башка? – Охранники выстроились у входа фалангой. Ярость так распирала меня, что я готов был прорываться на верхний этаж с боем, но Тед удержал меня, и постепенно я успокоился. Выкрикивать проклятия с улицы не имело смысла.

Возле здания студии собралась обычная толпа зевак, один за другим подъезжали актеры, занятые в сериале. По какой-то причине – то ли ради моей безопасности, то ли для сохранения лица студии – Тед торопился убрать меня со сцены. Он перевел меня через дорогу к стоянке машин и открыл дверцу огромного зеленого «мицубиси-сегун», на которой красовалось его имя.

– Сядь, Дейв, и успокойся. Вспомни старые времена, когда на улицу выбрасывали меня, а ты меня спасал.

После встречи с руководством телестудии общество Теда показалось мне исключительно приятным. Как ни жаден он до сенсаций, в конце концов, он не предатель и не садист, а пара хороших ударов крикетной битой по голове вполне могла бы вправить ему мозги. Дорогой твидовый костюм моего приятеля не придавал ему никакой импозантности. Он напоминал статиста из романтического сериала, действие которого происходит где-нибудь в Шотландии в 20-х годах. Недоставало только охотничьей шляпы.

Машина ехала как будто сама по себе, другие автомобили уступали ей дорогу. Торжественно и беспрепятственно мы продвигались к Динсгейт. Тед привез меня в «Гнездо дрозда» – паб, куда мы когда-то часто наведывались. В зале сделали ремонт, все стало по-другому и совсем мне не понравилось. Хозяева убрали очаровательный старый декор и превратили заведение в подобие холла аэровокзала с элементами стиля модерн. Наливали, впрочем, все то же самое.

Я заказал простой бренди, а Тед двойную водку и пакет чипсов с сыром и луком, чтобы отбить запах. Мы сели в нише у задней стены, и я вкратце пересказал утренние события.

Несколько минут Тед сидел молча, задумавшись, а потом повернулся ко мне с очень серьезным лицом.

– Послушай, Дейв, я собираюсь основать независимую компанию, чтобы делать собственную передачу. Мне надоело довольствоваться ночным эфиром на «Альгамбре», которая к тому же вещает не на всю страну. То, что ты рассказал, наводит меня на мысль, что пора действовать. Недавно я получил предложение от канала «Сердце Англии» переехать в Бирмингем и делать мою программу в несколько измененном формате.

– Предатель! Неужели ты бросишь Манчестер? Какой, к черту, Бирмингем? Тебя же с руками и ногами оторвут на Би-би-си!

– Я говорю серьезно, Дейв. Гордон в свое время уволил больше рабочих, чем Министерство угольной промышленности. Тебе удалось понять, что он делает на «Альгамбре»?

То, что говорил Тед, было для меня ново. Вопрос о том, является ли Гордон «рыцарем на белом коне» или грифом, питающимся падалью, дебатировался в финансовых разделах всех толстых воскресных газет, но меня удивило, что эта тема волнует Теда. При упоминании о Гордоне он очевидно расстроился.

Тед сделал большой глоток, прожевал пригоршню чипсов и начал рубить воздух своими толстыми пальцами.

– Во всем виноват этот скотина Риштон. Если бы он не убедил руководство потратить миллионы на престижное здание, у них бы не было сейчас этой кошмарной дыры в бюджете. Им не пришлось бы звать мясника Тревоза, чтобы ее латать, а за ним не появился бы этот хищник! – Тед сильно разволновался.

– А откуда Гордон берет деньги? – спросил я.

– Где ты жил до сих пор, Дейв? Он уверяет, что поставляет в страну дешевую нефть благодаря связям с Аль Сабахами.

Лицо мое, вероятно, выразило непонимание, и он продолжил объяснять:

– Ну, с кувейтскими нефтяными магнатами. Они дают ему льготные условия на покупку нефти, а может быть, он очень ловко действует на Роттердамском нефтяном рынке. Но большую часть своих денег он берет у банков. Ему дают ссуды, и он их прокручивает. У него десятки танкеров в Ливерпульской бухте. Когда надо заплатить проценты, он всегда может продать содержимое нескольких танкеров.

Казалось маловероятным, чтобы такой человек мог интересоваться моими финансовыми проблемами. Значит, на то были еще какие-то причины, неизвестные Теду. Я рассказал ему, что Гордон в курсе моей задолженности за квартиру. Он посмотрел на меня с любопытством:

– Ты должен быть польщен, дружище. Тебе был оказан знаменитый «прием Гордона»! Вероятно, ему действительно необходимо спихнуть Риштона, если он занимается вплотную такими мелкими сошками, как ты.

Тед взял себе еще пакет чипсов, а я запил терпкий виски глотком пива. Как многого я еще не знал… Зачем все-таки Риштон посылал меня в Престбери? Почему Гордону так нежелательно мое вмешательство? Почему Ланс Тревоз вдруг превратился в лакея Гордона? И было ли происходящее между этими тремя людьми причиной смерти Глории Риштон?

– Вижу знакомый фанатичный блеск в глазах друга. Брось это, Дейв! – произнес Тед, снова садясь за стол. – Гордон тебе не по зубам. Он уже кусает тебя за пятки. Держись от него подальше. Ты ничего не должен ни Риштону, ни Хэдлам. – В голосе его слышалось сильное раздражение. – В этом городе происходят вещи, о которых ты не имеешь понятия.

Желание Теда посвятить меня в тайны теневого бизнеса Манчестера и особенно его сочувствие к моим денежным проблемам были очень трогательны.

Я чувствовал, что разумнее всего – последовать его совету. Блеск в моих глазах был вызван страхом и порцией виски. Раздражало то, что под удар попадала моя репутация – мое умение хранить чужие тайны. Это было совершенно невыносимо. Следствие так торопилось довести дело до суда и приговора, что было готово проигнорировать показания главного свидетеля. Когда я предстану перед обвинителями Риштона, они, несомненно, объявят меня пьяницей, страдающим провалами в памяти, как уже сделал Джейк Гордон. Пусть только попробуют!

Тед отвез меня в центр города. К счастью, я оставил свою машину в многоэтажном гараже на Гартсайд-стрит, возле центрального здания суда, так что возвращаться к «Альгамбре» мне не пришлось.

Из машины я набрал телефон офиса. К моему удивлению, ответила Делиз, а не Джей.

– Он так и не появился, Дейв, так что я не смогла начать твое расследование по королевскому делу. Ты не хочешь съездить за ним? Наверное, до сих пор валяется в кровати, – злобно сказала она.

Я согласился отправиться за своим заблудшим работником, чтобы Делиз могла заняться делом, и выехал со стоянки в сторону дома Джея. Он жил со своей матерью и братом рядом с футбольным стадионом Манчестер-сити. Я обещал Ловене, что если мне и не удастся дать ее сыну профессию, по крайней мере я буду держать его в рамках.

На улицах было еще пусто. Молодежь здесь просыпалась и выезжала на своих горных велосипедах не раньше часа дня.

Ловена уже куда-то ушла, и дверь мне открыл ее второй сын, Дуглас, у которого были каникулы. С Дугласом у меня прекрасные отношения. Этот веселый малый был совсем не похож характером на своего непредсказуемого братца. Как всегда, он встретил меня особым церемониальным приветствием – каждый раз он старался изобрести что-нибудь новенькое.

Последним его достижением стало:

– Рад тебя видеть, хотя и в жутком виде!

– Надеюсь, ты не со всеми так здороваешься?

– Шутю.

– Где Джей? Неужели до сих пор спит?

– Он ушел рано утром. Позвонила мамаша Либерти и сказала, что тот пошел к нам, но мы его так и не дождались, и Джей отправился его искать. Около девяти утра.

– И ты не волнуешься? – спросил я.

Теперь на лице Дугласа появилась некоторая озабоченность. Прошлое брата, разумеется, не было для него секретом.

– Ну, я думал, потом он двинул в город. Он говорил, что сегодня работает.

Дуглас натянул куртку, и мы медленно поехали по улицам. Во всем квартале мы не встретили ни одного полицейского. Улочки там настолько кривые, что объехать все не было никакой возможности. Проектировщики квартала, очевидно, ставили перед собой задачу способствовать сплочению местной общины и добились эффекта средневекового города. В любом случае, улицы не были предназначены для массового использования транспортных средств. Раненый Джей мог лежать за любым узким поворотом.

Вдруг я заметил Либерти – его красная кепка, красные ботинки и синяя куртка виднелись издалека. Он стоял на Кларенс-роуд, прижавшись к дощатому забору, и, выглядывая из-за угла, от кого-то прятался. Я остановил машину и подкрался к нему сзади. Дуглас следовал за мной. Подкрасться к глухому человеку несложно, особенно когда он напряженно во что-то всматривается. На всякий случай, чтобы он не вздумал удрать, я крепко схватил его за руку. Как только мои пальцы сомкнулись на его тощем предплечье, я понял, что напрасно так поступил. Этот мальчонка нуждался в том, чтобы его окружали теплом и заботой, а не хватали, как воришку. Он обернулся и сразу затараторил в своей обычной манере – но на этот раз шепотом:

– Уберите руки, начальник, я никуда не бегу. – В его выразительных голубых глазах застыл страх. – Там Джей. Смотрите, они взяли его в оборот…

Я высунулся из-за угла, но он с неожиданной силой дернул меня назад.

– Да тише вы, это же местные!..

Я выглянул уже осторожнее.

Джей стоял примерно в сотне ярдов от нас, на широком газоне, там, где дорога повторяла изгиб ограды парка. Его окружала группа молодых людей, одетых в черные куртки с поднятыми капюшонами и на горных велосипедах.

Дуглас выглянул вслед за мной.

– У него большие проблемы. Не знаю, о чем они говорят, но дело плохо, – присоединился он к Либерти.

– Зато я вижу, что они говорят, – пропищал малыш. – Вон тот длинный, его зовут Лютер, говорит, что Джей давно стоит у них поперек дороги. Он подначивает остальных, и они хотят прострелить Джею ногу. Надо что-то делать, у них пушки.

Я выглянул еще раз. Юнцов было слишком много, чтобы разбираться с ними в одиночку, особенно без оружия. Если я вмешаюсь, они просто выстрелят в Джея и кинутся врассыпную. До полиции далеко, как до Господа Бога, а если вызвать их по телефону из машины – они все равно приедут слишком поздно. Либерти дернул меня за рукав.

– Думайте быстрее! Они собираются вести его за угол и стрелять ему по ногам.

Вместе с мальчишками мы кинулись к машине. Взяв с места в карьер, я вылетел на Кларенс-роуд. Единственное, что пришло мне в голову, – это заехать на газон, мчаться прямо на толпу и надеяться, что Джей успеет сообразить, что происходит.

Ангел-хранитель моего работника в этот день не дремал. Мне не пришлось даже мять газон. Когда мы выскочили из-за угла, парни уже начали переходить дорогу. Накачанные наркотиками, они в упор не видели летящей на них машины. Джей находился в самой середине группы. Я не сомневался, что машину он узнает сразу. Я посигналил, дернул ручной тормоз, и машина круто развернулась, подшибая парней капотом. Наконец они кинулись врассыпную. Бампер несколько раз обо что-то звонко ударился – я надеялся, что об велосипеды, – и, когда мы на мгновение остановились, Джей запрыгнул в дверь, открытую ему Дугласом. Мы рванули в направлении Виктория-роуд и через несколько секунд уже скрылись за поворотом. Ноги Джея все еще торчали из окна.

– Это было сильно, – одобрительно протянул Либерти Уокер. Бедняга жил в своем виртуальном мире и полагал, видимо, что мы снимаем видеоклип с его участием. Остальные молчали. Джей дрожал, не в силах произнести ни слова.

Я вернулся к дому Ловены. Красный «ниссан» не слишком приметная машина, и я не боялся оставить его на несколько минут возле дверей Джея, но понимал, насколько опасно оставаться здесь ему самому. Шайка, решившая, что он то ли шпионит за ней, то ли претендует на что-то на ее территории, знала, где он живет. Я велел Джею взять самое необходимое и написать записку матери – но упустил из виду, что для того, чтобы вместить даже часть его гардероба, понадобится пара грузовиков. Проблема выбора парализовала его, а может быть, он переживал запоздалый шок. Выручил Дуглас, сунувший несколько вещей брата в спортивную сумку.

Волоком затащив Джея в машину, я снова поехал по окрестным улицам, соображая, что делать дальше. Джей присмирел после пережитого. Если он исчезнет на некоторое время, о нем, скорее всего, забудут. Оставалось только придумать, куда его деть. Я располагал только одной возможностью.

– Мы высадим Либерти у его дома, – сказал я. – Пусть о нем позаботится его мать. Возвращаться пешком ему нельзя.

– Ой, нет, пожалуйста, мистер! Не надо домой! Матери все равно нет дома. Там ее бой-френд, – оглушил нас своим резким шотландским выговором Либерти. До сих пор он наслаждался происходящим, но мысль о доме привела его в ужас. Он сидел сзади и прочел мои слова, глядя в зеркало заднего обзора. – Он мне такое устроит…

Я не слишком знаком с детскими уловками, но страх мальчишки показался мне неподдельным.

– Правда, это не лучшая идея – отвезти его домой до прихода матери. Она вернется только в пять, – пояснил сидевший рядом Джей. Он наклонился и прошептал мне на ухо: – Пожалуйста, не настаивайте. – Поскольку Джей впервые обратился ко мне со столь горячей мольбой, я решил, что должен согласиться.

– Ладно, но я собираюсь отвезти тебя к моим родителям, на неделю или дней на десять. Если ты не хочешь неприятностей, тебе надо пока выйти из игры.

– Да, эта кодла устроит ему веселую жизнь! – жизнерадостно продолжил Либерти, опять читая по моим губам. Он действительно полагал, что происходит что-то очень забавное, и я понял, почему перед Рождеством Джей так волновался. Мальчишка представлял опасность для себя самого. В сущности, даже странно было, как он до сих пор жив.

Я повернулся к Дугласу.

– Может быть, ты вразумишь этого оболтуса?

Джей впал в прострацию. Вероятно, если бы я посадил его на ближайший самолет до Карибских островов, он бы не возражал. Дуглас сочувственно молчал, но болтовня и вопросы Либерти не умолкали всю дорогу.

Я доехал до Стретфорда и повернул на шоссе, ведущее к Болтону. Уже не один раз мне приходилось использовать дом моих родителей в качестве укрытия. По мере того как мы двигались на север, становилось все холоднее, хотя солнце светило все так же ярко. На холмах лежал снег, обочины дороги местами развезло.

Мои родители живут в деревне на торфяниках за Болтоном, на высоте восьмисот футов над уровнем моря: это почти самый высокий населенный пункт в Британии, как я часто им напоминаю. Почти все, кто жил в этих местах, перебрались в Борнемут или Торквэй, но родители переезжать не желали.

Наконец мы добрались до их полуразвалившейся фермы. Снегоуборочные машины расчистили узкую дорожку от шоссе – не для удобства моих родителей, а чтобы фермеры могли вывозить молоко на большую дорогу к цистерне. Мы спустились по склону к дому. Я припарковал машину. Холод стоял собачий.

Поднявшись на крыльцо, Либерти опять проделал свой экстравагантный трюк, повиснув, как Тарзан, на притолоке и впрыгнув с нее в дом. Я извинился перед матерью за варварский набег.

Моя мама – маленькая, полная, добродушная на вид старушка в круглых очках, словно созданная для рекламы ржаного хлеба, но сейчас в ней более, чем когда-либо узнавалась учительница начальной школы. Проведя добрую половину жизни в классах, вмещавших по полусотне сорванцов, она выработала довольно энергичные приемы обращения с детьми, что мне было известно лучше всех. Я поспешил объяснить, что собираюсь оставить у них спокойного и взрослого Джея, а не этого маленького дикаря.

Ни Пэдди, ни Эйлин ничего не имели против нежданного визита и незваного гостя. К моим внезапным появлениям и необычным просьбам они оба давно привыкли и относились философски, но я прекрасно понимал, что немногие люди в их возрасте обладают достаточной гибкостью, чтобы без предупреждения пустить в дом молодого и совершенно незнакомого им парня. Вероятно, зимой они все же скучали, и новые лица их радовали.

– Опять во что-нибудь вляпался? – спросил отец, отведя меня на кухню. Я посмотрел ему в лицо, так похожее на мое. Брови привычно нахмурены – след многолетней службы в манчестерской полиции. – Ты превращаешь этот дом в убежище для преследуемых, – сказал он. – Твоя мать не возражает, это ее занимает, однако ты должен обеспечить и финансовую сторону. Мы живем на пенсию, а этот молодец, судя по всему, горазд покушать.

– Конечно, – ответил я, страшно довольный, что он беспокоится только о деньгах, а не о том, как я провел праздничные дни. – Я оставляю вам его всего на несколько дней, пока не найду ему другого убежища. Он вас никак не стеснит. Думаю, он переживает шок. – Я дал отцу три бумажки по пятьдесят фунтов, которые он поспешно сунул в карман.

Я знал, что с финансами у них все в порядке. Оба всегда отличались изрядной бережливостью – талант, увы, не унаследованный мной.

– Он ест что-нибудь особенное? – спросил Пэдди. Я покачал головой. Он посмотрел мне прямо в глаза долгим и пронзительным взглядом. Для него это был необычно длинный разговор. Может быть, он знал больше, чем показывал?

Дуглас и Либерти норовили сесть за стол, но у меня были иные планы. Меня ждала работа. Джей беспрекословно делал все, что ему говорили. Общими усилиями мы вытолкали машину наверх на шоссе. По бокам колеи футана три-четыре возвышались сугробы.

К нам снова подошел отец, закутанный в толстое зимнее пальто, и махнул мне, чтобы я вылез из машины. Я тяжело вздохнул.

– Хотел переброситься с тобой еще парой слов, Дейвид. Мать очень расстроилась, что ты опять не приехал на Рождество, но я-то знаю, в чем дело.

– Ну да… – промямлил я. Глупо было надеяться, что тема моих каникул не всплывет вовсе. Я снова чувствовал себя семилетним мальчишкой.

– Уж не думал ли ты, что утаишь такое дело? Мне уже позвонила половина отставных копов Манчестера, чтобы сообщить, что ты сидишь в каталажке. Сам понимаешь, это старое дурачье не нарадуется, что сына бывшего полицейского засадили за решетку. Ты в порядке? – Я посмотрел на него, чувствуя, как снег набивается мне в ботинки. Он ответил еще более пронзительным взглядом. – Ничего не признавай и ничего не подписывай без адвоката. Будь осторожен. – Он поднял руку – то ли прощаясь, то ли грозя. Каждый раз, когда мне начинает казаться, что он уже не переживает из-за моего отказа идти по его стопам, выясняется обратное.

Джей махал нам рукой, пока мы не повернули, – печальный силуэт на фоне Западных Пеннинских гор.

До Манчестера мы добрались минут за сорок. Дугласа и Либерти, естественно, пришлось тащить в офис.

– Мне начинает это надоедать, Дейв, – сказала Делиз вместо приветствия. – Я прошу тебя съездить за Джеем, чтобы отпустить меня – а ты возвращаешься с двумя сомнительными личностями. Тебе надо наконец решить, является ли «Пимпернел инвестигейшнз» филиалом Службы социальной помощи населению или предприятием, приносящим доход.

– Ближе к делу, Делиз. Я просил тебя заняться розысками по делу Вуд. Ты могла поставить телефон на автоответчик. Мы не можем позволить себе сидеть здесь весь день только ради того, чтобы подойти к телефону, если он вдруг зазвонит. – Резкость моего тона удивила меня самого.

Либерти наконец угомонился и сидел, пожирая глазами компьютер. Я знал, как ему хочется остаться. Порывшись в карманах, я нашел фунтов двенадцать мелочью и вручил их Дугласу.

– Купи ему что-нибудь поесть и своди в кино. Не отпускай его домой до пяти часов и, ради Христа, не пускай болтаться по Мосс-сайду. Ты меня понял? – По его лицу я видел, что ему страшно неохота возиться с Либерти, но возражать он не стал.

Делиз была совершенно права: у нас не было времени отвлекаться. Я извинился за резкость. Она ответила довольно холодно и отправилась в библиотеку, а я решил посвятить остаток дня восстановлению старых связей в строительном бизнесе. Я хотел выяснить, удастся ли мне разыскать прораба Джеймса Кларка, у которого, как полагала Мэри Вуд, хранятся ее бумаги. Мы с Делиз договорились встретиться в офисе в половине шестого и поделиться своими находками. После ланча с Тедом есть мне не хотелось, так что перерыв на обед можно было не делать.

В отдельные моменты моей карьеры мне доводилось работать на стройке, так что в пабах Чорлтона я время от времени встречаю знакомых. Я предполагал, что выследить Кларка будет нелегко. Все-таки прошло уже семь лет, как покойный муж Мэри, Дермот, отдал или продал ее бумаги Кларку, и с тех пор Кларк мог вернуться в Ирландию или умереть. Или несколько раз сменить имя, уклоняясь от уплаты налогов. В таком случае задача вдвойне усложнялась. Друзья Кларка, если таковые имелись, скорее дадут мне по морде, чем сообщат его адрес.

Как я и ожидал, расспросы в обычных пабах ни к чему не привели. Чтобы оставаться в форме, я выпил стакан тоника и закусил пакетом чипсов. Последние кампании ДСО ^[13] против сокрытия доходов заставили даже тех, кто меня знал, вести себя сверхосторожно с человеком, не имевшим нужного акцента.

В конце концов в некоем пабе в Левенсхьюме мне повезло: за одним из столиков сидел Барни Бизли, угрожающего вида верзила. С тех пор как Барни стал работать на обслуживании крупных автодорог, он носит костюм, дабы подчеркнуть, что он больше не укладчик асфальта.

– Хелло, Дейв, – пробасил он со своим смачным килкеннийским акцентом. – Какими-такими судьбами? – Некоторые уверяют, что уроженцы Килкенни говорят на чистейшем английском елизаветинских времен, в точности так, как говорил Шекспир.

Я объяснил, что мне нужно, и он согласился ради нашей старой дружбы навести кое-какие справки, но не в пабе.

– Тут слишком много ушей, – объяснил он, когда мы вышли. На стоянке у Барни стоял грузовик «Пэдди Вэгон», принадлежащий «Страхан-Далгетти».

Я поехал за ним к его дому, расположенному в переулке, недалеко от большого супермаркета «Дэйл» в центре Левенсхьюма.

Минут пять мы искали место для парковки на улочке, запруженной грузовиками, обслуживающими супермаркет, после чего Барни провел меня в свой дом и усадил в заваленной каким-то хламом комнате. У Барни пятеро детей, все они носят ботинки огромных размеров, а многочисленные предметы одежды бросают где попало. Через некоторое время мы расчистили место на диване и смогли сесть. Барни рассказал, что ему пришлось отказаться от субподрядов из-за налоговых сложностей и экономического кризиса и что теперь он работает непосредственно на «Страхан-Далгетти»: каждое утро собирает группу из нескольких человек и развозит их по местам дорожных работ в окрестностях Манчестера.

С первого же звонка он установил, что Джеймс Кларк по-прежнему работает на фирме и сейчас находится на шоссе М-25, возле развязки с М-40.

– Держи с ним ухо востро, – предупредил Барни, провожая меня к выходу. – Он водит дружбу с опасными ребятами.

– Я знаю, что он общается с тревеллерами, – ответил я.

– Нет, – Барни понизил голос, – я совсем про других. Я говорю про ИРА. Он из республиканской семьи. Его двоюродный дед позировал для статуи Волонтера на рыночной площади в Атлоне.

– Какого волонтера? О чем ты, Барни? – Мне казалось, что он знает о Кларке гораздо больше, чем говорит. Несмотря на грубоватую наружность, Барни хитер, как стая обезьян.

– Я говорю, что он замешан в грязной политике, – произнес он на почти уже совсем невнятном английском. – Будь очень осторожен и, ради бога, не говори ему, откуда у тебя его координаты.

Мне стало жутковато. Кому, как не ирландским республиканцам, быть заинтересованными в информации, порочащей монархию?

Барни, видимо, правильно истолковал выражение моего лица.

– Ну, теперь понял? – Он хитро на меня посмотрел. – Брось это дело. Это не просто шантрапа, которая потащится за тобой из паба и поставит фингал под глазом в темной подворотне. Они не чикаются с теми, кто знает что-нибудь лишнее.

– Все равно придется ехать, – обреченно произнес я. – Я уже взял деньги за эту работу. И уже их потратил.

– Ну, тогда смотри в оба.

К «Атвуд Билдинг» я подъехал к половине шестого и застал вернувшуюся из библиотеки Делиз в несравненно лучшем расположении духа, нежели утром. Я решил не рассказывать ей о своих приключениях. История о том, как меня вышвырнули из «Альгамбры», едва ли могла вернуть мне ее благосклонность.

– Боюсь, Дейв, тебе придется возвращать деньги этой Вуд, – объявила она.

Я ожидал более приятных известий.

– Это почему?

– Потому что она никак не может быть внучкой Эдуарда Восьмого. – Делиз мило улыбнулась. Я ждал продолжения. – Он страдал орхитом, воспалением яичек. Был вполне способен вступать в контакты с женщинами – и даже отречься от престола, но оплодотворить никого не мог! – Очень довольная своей шуткой, Делиз рассмеялась. Я строго посмотрел на нее, и она продолжила объяснения: – В феврале тысяча девятьсот одиннадцатого года в Морской академии, где учились Эдуард и его брат, принц Альберт – будущий король Георг Шестой, случилась эпидемия кори и свинки.

– И что дальше?…

– Орхит – одно из осложнений, которые могут возникать после свинки. Это заболевание поражает яички и снижает способность мужчин к оплодотворению. Некоторые становятся полностью стерильными.

– Теперь понятно. – Если эта новость была достоверной, она раз и навсегда опровергала притязания Мэри Вуд. – Только радоваться совершенно нечему, Делиз. – Ее веселость меня раздражала.

– Перестань, Дейв! Неужели ты действительно поверил, будто Эдуард Восьмой плодил отпрысков в ирландских деревнях? Он же не Людовик Четырнадцатый и не Карл Второй. Никто еще не объявлял себя его потомком. И вообще, идея побочных детей королевского дома стала непопулярной еще в конце викторианской эпохи. Почти никто из европейских монархов уже не рожал детей от своих любовниц, во всяком случае, так интенсивно, как делали их предки. Если и были побочные дети, их не признавали, не давали им никаких титулов.

– Значит, если у Эдуарда Восьмого был ребенок, это могли скрыть, – заключил я с надеждой.

– Да, если не считать, что он почти наверняка не мог иметь детей.

Я с неохотой согласился. По крайней мере, «Пимпернел инвестигейшнз» разрешили одну часть загадки. Мэри Вуд – не внучка Эдуарда Восьмого. Но, с другой стороны, я никогда и не верил, что она ею является, и полученное тому подтверждение не означало, что я не должен пытаться добыть ее бумаги у Кларка.

Делиз улыбалась. Наверное, я никогда не привыкну к резким переменам ее настроения.

– Дейв, почему бы нам не поехать вечером ко мне? Мать уезжает на съезд вегетарианцев в Фолкстоун и вернется только завтра. Ты видел когда-нибудь ее медную кровать? Антикварная вещь!

– Прекрасная мысль, Делиз, только чем же плоха моя квартира? Раньше она тебя вполне устраивала.

Делиз пристально посмотрела на меня.

– Я чувствую себя там неуютно. Мне все время кажется, что я должна… соответствовать, – сказала она.

– Я не знал, – задумчиво ответил я. Она имела в виду, что мой дом не был холостяцкой квартирой, что прежде в нем жила моя жена Эленки и каждая комната напоминала о ней. Глупо, что это никогда не приходило мне в голову. Я почувствовал себя виноватым, и мы вышли из «Атвуд Билдинг», держась за руки, как двое подростков.

От денег, которые вручила мне Мэри Вуд, оставалось еще двести фунтов, и, не говоря Делиз ни слова, я отвез ее в бар «Холидей-Инн-Краун». Здесь я оказался не единственным мужчиной в обществе молоденькой женщины, некоторые официанты узнавали меня в лицо, и я почувствовал себя как дома. Мы заказали тапас – дорогую и такую острую смесь из кальмаров, тефтелей, грибов и колбасок чоризо, что я встал из-за стола еще более голодным, чем был. В половине девятого мы вышли, готовые к раннему свиданию с медной кроватью Молли Делани.

Шел дождь – не сильный, но упорный манчестерский дождик, который может промочить вас до нитки за пару минут. Мы приехали в Чорлтон, И я специально проехал по Мосс-сайду и оттуда до Вашингтон-роуд, чтобы убедиться, что утренние события выбили меня из колеи не так сильно, как Джея. В английском Бронксе все было спокойно, на пустынных улицах тихо мерцали фонари.

Мы решили сначала заехать в мою квартиру на Торнли-корт и прихватить для меня свежую рубашку.

Когда мы поднялись на мой этаж, я толкнул дверь на площадку и придержал ее, чтобы Делиз могла пройти вперед. Дверь, однако, до конца не открывалась – коридор был весь заставлен мебелью. Мне показалось, что меня схватили за горло. Это была моя мебель, вынесенная из квартиры. Обменявшись взглядом с Делиз, я протиснулся к входной двери в свою квартиру. В нее был врезан новый замок, а к самой двери приклеен конверт с письмом от «Полар Билдинг Сосайети», уведомляющим, что вследствие неуплаты задолженности по ипотечному кредиту квартира изъята.

Я начал биться лбом о дверь. Делиз схватила меня за плечо.

– Дейв, прекрати! Я не знала, что у тебя такие долги! Ты же ничего не говорил!

– У меня нет долгов. Посмотри! – Я достал квитанцию об оплате и сунул ей под нос. – Сегодня утром я внес всю задолженность. Эти свиньи прислали мне предупреждение всего неделю назад – а утром я заплатил все, до последнего пенни! – На шее у меня отчаянно пульсировала жила, и очень хотелось набить кому-нибудь морду.

– Значит, это ошибка. Компьютерная ошибка, Дейв, – пыталась успокоить меня Делиз. – Только как нам быть с этим? Хорошо еще они не выкинули вещи на улицу.

Я осмотрел груду вещей, занимавшую весь коридор до окна, и попытался сообразить, что делать дальше. Мне нужен был грузовик и по меньшей мере двое здоровых мужиков. Когда я понял, что в такое время дня это нереально, накатила новая волна гнева. Но Делиз была права: биться головой о дверь совсем глупо.

Как всегда, выручили брат и сестра Салвей – хотя их и не было дома. Их квартира находится прямо под моей, и когда они уезжают, я принимаю обычные меры против грабителей – зажигаю свет и двигаю шторы, а они делают то же для меня. У Фионы это что-то вроде пунктика. Ключ лежал у меня в кармане – оставалось только перетащить все вниз и как-то расположить в квартире Салвеев. Мы решили, что все же лучше позвонить родственникам, у которых они гостили. Слава богу, Фиона всучила мне номер телефона.

Когда я объяснил все Финбару, он вызвался немедленно приехать, но, к счастью, Рамсгейт находится слишком далеко. Наверное, если бы я попросил разрешения поставить в квартиру его сестры слона, Финбар бы тоже не возражал. В данный момент он выполнял обязанности бэбиситтера, а Фиона куда-то вышла. Ждать ее возвращения я не мог. Финбар сказал, что вернется в Манчестер только в четверг днем, то есть на решение проблемы у меня имелось целых полтора дня.

Делиз съездила в Мосс-сайд, чтобы попросить Дугласа помочь, а я начал таскать мелкие вещи.

Вернулась она вместе с Дугласом и Либерти. Я не возражал, и скоро мы перенесли все, кроме кровати, дивана и кресел.

Либерти путался под ногами и рылся в моих вещах в поисках чего-нибудь съедобного или интересного: я приносил сверху очередную порцию, и он приступал к обследованию еще одного слоя моего прошлого. Когда его лицо озарялось радостью от какой-нибудь находки, моя злость сменялась смехом.

– Моя мамаша переезжала точно так же, когда мы не смогли заплатить подушный налог. Надо было убраться, пока не появились приставы, – сообщил он. Делиз злобно посмотрела на него, но я ничего не сказал. В самом деле, моя ситуация выглядела ничем не лучше.

Вещей у меня было не очень много, и скоро мы остановились перед «Макдональдсом», чтобы утолить вечный голод Либерти, а затем развезли мальчиков по домам. Хорошо, что со мной была Делиз: без нее я вполне мог бы отправиться в Пойнтон и поджечь главное здание «Полар Билдинг». Пока мы возвращались в Чорлтон, призрак горящего офиса ненавистной конторы стоял у меня перед глазами.

– Дейв? Ты поедешь ко мне? – спросила Делиз, когда мы свернули на усеянную собачьим дерьмом дорожку к месту, которое ее мать называла домом.

– А ты принимаешь бездомных? – с горечью отозвался я.

– Перестань, пожалуйста! Ну, не хмурься так! Разумеется, это ошибка, которая разъяснится завтра же утром. Пойдем ко мне и выпьем. Куда тебе еще идти?

8

Дом Молли Делани на Уиллоуз-poyд, Чорлтон. 6 часов утра. Среда, 29 декабря 1993 года.

Я проснулся от того, что дом сотряс страшный удар: хлопнула входная дверь. Все тело Делиз напряглось, как будто сквозь него пропустили ток напряжением в тысячу вольт. Она мгновенно проснулась, села на кровати и, вскрикнув «Мать!», бросилась собирать раскиданные по комнате вещи.

– Ну и что? – лениво спросил я. Я никуда не торопился. – Она знает, что тебе уже есть двадцать один год.

На цыпочках Делиз вылетела за дверь и забросила одежду в свою спальню. Вернувшись, она грубо сорвала с меня одеяло.

– Немедленно отправляйся в мою комнату, пока она не поднялась сюда! Если она поймет, что мы кувыркались на ее кровати, она тебе яйца оторвет!

Этой угрозы оказалось вполне достаточно, чтобы загнать меня на узкую койку Делиз. Я стал прислушиваться к звуку голосов снизу. Тот, что потише, вероятно, принадлежал рассудительной Делиз, тот, что погромче, – Молли. Последний почти не умолкал. Я мог не торопясь обдумать свою дальнейшую судьбу. Почему «Полар Билдинг Сосайети» так поторопились выставить меня за дверь, и именно сейчас? Наверняка сотни людей не реагируют на их угрожающие письма с такой расторопностью, как это сделал я. Кроме того, сейчас рождественские каникулы, а срок моей задолженности даже не превысил шести месяцев.

– Что ж, очень мило, – грозно начала Молли, когда я наконец набрался смелости спуститься вниз. Лицо ее выражало сконцентрированную злобу: очевидно, ежедневное чтение «Гардиан» никак не повлияло на ее собственные представления о морали.

– Не надо, мама, пожалуйста. Может, лучше сделаешь нам чаю?

Молли швырнула поднос с чашками на стол с такой силой, что я понял: дальше не стоит искушать судьбу.

Обжегшись чаем, я, ко всеобщему удовольствию, объявил, что должен ехать по срочному делу. Делиз вышла меня проводить.

По ограде парка прыгали белки, вода капала и с неба, и с деревьев. Мне казалось, что даже каштаны бросают на меня насмешливые взгляды.

На этой улице обитала куча всяких тварей. Хорошо, если они еще оставили какие-то права человеческим особям мужского пола, мрачно подумал я, вспомнив, что присоединился к армии бездомных.

– Что ты собираешься делать, Дейв? – спросила меня Делиз, накрашивая губы перед боковым зеркалом машины.

– Поеду в Пойнтон выяснять отношения с этими идиотами из «Полар Билдинг Сосайети», – ответил я. И тут же почувствовал себя виноватым: я взял деньги у Мэри Вуд, но до сих пор ничего для нее не сделал. – А ты продолжи, пожалуйста, изучение материалов по делу Вуд. Сделай подборку ксерокопий, найди все семейные фотографии. Посмотри, не получится ли что-нибудь типа досье на Эдуарда, относящегося к началу тридцатых годов. На худой конец, будет хороший сувенир для Мэри.

По выражению лица Делиз я понял, что она считает данное поручение пустой тратой времени.

Я отвез ее в город, она холодно поцеловала меня, и мы расстались перед офисом.

Двигаясь в Пойнтон, я чувствовал, как вчерашняя ярость вскипает во мне снова. Направлена она была не столько на «Полар Билдинг», сколько на людей, которые хотели сделать из меня марионетку. Выдворение меня из квартиры, несомненно, было как-то связано с убийством Глории Риштон. Я где-то читал, что МИ-5 ^[14] отделывалась таким способом от советских агентов. Обнаружив, что некто выкачивает информацию из какого-нибудь министерства, они не устраивали дипломатического скандала, а просто отключали в его квартире газ, воду, телефон и электричество. По чекам переставали выплачивать деньги, почта не доставлялась. Просто, эффективно и без шума.

Я всегда полагал, что, прежде чем выставить клиента из взятой в кредит квартиры, строительное общество посылает ему множество предупреждений. Я задержал платеж всего на четыре месяца, после чего внес все сполна.

Подъезжая к Пойнтону по Мур-роуд мимо авиационного завода «Вудфорд аэроспейс», я начал нервничать. С десяток домов вдоль улицы был увешан объявлениями «Продается». Пойнтон – тихий «спальный» пригород, выросший на месте шахтерского поселка, где по-прежнему царит деревенская атмосфера, почти не нарушаемая уродливыми гротескными коробками, принадлежащими «Полар Билдинг Сосайети». Построенная в 80-е годы крупным спекулянтом недвижимостью, теперь отбывающим срок в тюрьме «Форд» за мошенничество, эта конструкция представляла собой весьма достойный объект для поджога, но я уже решил, что бензин, пожалуй, оставлю в баке.

Более того, разыскав стоянку для посетителей и войдя в здание, я решил, что выгоднее все же изобразить униженного искателя помощи, чем разъяренного мстителя.

Немного подождав, я выяснил, как пройти в кабинет мисс Эттли, которая оказалась приятной блондинкой лет тридцати. Неплохое начало, почему-то подумал я и вежливо начал:

– Я приехал по поводу выдворения из квартиры…

– Вы используете неверный термин! – прервала меня она. – Мы никого не выдворяем, а снова вступаем во владение нашей собственностью, если клиент нарушает условия ипотечного соглашения.

Вглядевшись в голубые глаза, похожие на коровьи, и поняв, что позиция их обладательницы непоколебима, я призвал на помощь все свое обаяние и изобразил маленького мальчика, заблудившегося в премудростях современной жизни.

– Вот именно, – продолжил я. – Я выполнил все условия. Можете проверить по моей платежной книжке. Платеж был чуть задержан, но разве это повод для ссоры друзей?

Она подозрительно взяла мою книжку, словно какое-то опасное насекомое, и сравнила ее номер с номером в моем деле, которое было раскрыто перед ней. Она провела пальцем по колонке платежей; у меня екнуло сердце. Потом она нахмурилась, проверила цифры снова и поднесла мою книжку к свету, будто не верила своим глазам.

– Здесь какая-то ошибка… – пробормотала она.

– Я получил ваше письмо перед Рождеством и, как вы видите, заплатил долг в первый же день, когда открылся банк, – произнес я голосом невинной жертвы.

– Согласно вашей книжке, это так и есть, но здесь, – она указала на мое дело, – записи нет. Возможно, произошел какой-то сбой… Я должна показать вашу платежную книжку руководству общества и все проверить.

Несмотря на разыгрываемое мною простодушие, я не собирался выпускать ее из комнаты с единственным доказательством моей правоты. Перегнувшись через стол, я с приятной улыбкой взял книжку у нее из рук.

Выражение ее лица никак нельзя было назвать враждебным.

– Вы нам не верите… В соседней комнате есть ксерокс. Если вы пройдете со мной, я могу сделать копию и отнести ее мистеру Харрисону. Я уверена, что он разрешит это недоразумение.

Она быстро прошла к ксероксу, сделала копию и решительно направилась к лифту, оставив меня сидеть в коридоре возле ее двери.

Время тянулось очень медленно, вернулась она не раньше чем через полчаса. Вся ее деловитость куда-то испарилась. Явно нервничая, она опять пригласила меня к себе в комнату. Я понял, что ничего хорошего не услышу.

– Ошибки не было. Мы получили ваши деньги, но мы не принимаем их в счет оплаты и собираемся удержать, потому что имеем информацию из надежного источника, что изначально кредит был получен вами незаконно. Против вас возбуждается дело, и платеж пойдет на покрытие судебных издержек.

Я вцепился в стул, всеми силами стараясь держать себя в руках. Банковские менеджеры устраивали мне когда-то мелкие пакости, но с такой наглостью я еще не сталкивался.

– Вы не можете этого сделать, – наконец выдавил я из себя.

– Можем. Об этом сказано в правилах общества, которые вы подписали, заключая соглашение.

– Я требую, чтобы мне сообщили, кто выдвинул против меня это обвинение.

– Мистер Харрисон распорядился, чтобы я не отвечала на этот вопрос.

– С чего вы взяли, что кредит был получен незаконно? Вам не кажется, что я имею право это знать?

– Мистер Харрисон говорит, что нет.

– Я могу видеть мистера Харрисона?

– В подобных случаях руководство компании воздерживается от встреч с клиентами, – ответила она.

Однако в ее голосе мне послышалась нотка неодобрения в адрес мистера Харрисона. Во всяком случае, она, несомненно, играла предписанную ей роль без удовольствия.

– У вас есть семья? – спросила она. Я отрицательно покачал головой. Зря я отказался от своего первоначального плана – угнать цистерну бензина и втолкнуть ее в стену этого чудного здания. Жалостью этих свиней не проберешь. Здесь надо действовать напором и нахрапом, как мистер Харрисон.

Мисс Эттли кашлянула, чтобы привлечь мое внимание.

– Между нами говоря, мне кажется, что вы попали в серьезный переплет.

– Очень мило с вашей стороны, но ваше сочувствие едва ли вернет мне крышу над головой, – произнес я.

– Я понимаю, вы рассержены и расстроены, и имеете на то полное право… Послушайте, что я вам скажу. Я пришла сюда работать, чтобы помогать людям, а не делать им гадости. Сейчас я выйду из комнаты за стаканом воды, и если вы совершенно случайно заглянете в бумаги у меня на столе, вам, возможно, станет немного яснее, откуда дует ветер. Только ничего не берите, если не хотите, чтобы меня уволили.

С этими невероятными словами она встала и вышла, роскошная, как Боадицея ^[15] на своей колеснице. А я-то про себя обозвал ее коровой!

Быстро обежав ее стол, я склонился над раскрытой папкой. Она содержала записи о платежах и копии посланных мне писем, но то, что меня интересовало, было пришпилено как памятка в самом начале.

Я застыл на месте.

Согласно информации, полученной от мистера Гордона, решено изъять недвижимость, принадлежащую Д. Кьюнану, контракт JVs 436789, как приобретенную на незаконных основаниях. Выполнить немедленно.

Б. Харрисон.

Под подписью стояло вчерашнее число. Прилагался даже чек от нового замка на моей двери: эта сумма также причиталась с меня. О таких возможностях Гордона я не подозревал.

В дверь тихонько стукнули, я вернулся на свое место, и Эттли вошла с решительным выражением лица. Она осталась стоять в дверях, и что-то в ее позе наводило на мысль, что вопрос об иных способах утешения остается открытым. Если бы я выдавил из себя пару слезинок, она, казалось, бросилась бы мне на шею.

Я прошел мимо нее так близко, что уловил запах ее духов, но ограничился только улыбкой и легким прищуриванием правого глаза. Я заметил, что на руке у нее нет кольца, но, даже если бы я не собирался хранить верность Делиз, лишнего времени у меня не было.

Когда я отъезжал от здания, то подумал о том, что с юридической точки зрения «Полар Билдинг Сосайети» встало на довольно зыбкую почву. Они конфисковали мой платеж и закрыли кредит на основании показаний частного лица. Когда я покупал квартиру в 1988 году, я представил все справки о доходах за два предшествующих года. Они сами рекомендовали мне аудиторскую фирму, проверявшую мои бумаги, – одну из самых солидных в Манчестере. Велика была вероятность того, что самой компании придется заплатить мне крупную сумму в возмещение ущерба.

Обрадованный этой мыслью, я пробирался по скользкой дороге к магистрали М-56, когда зазвонил телефон. Надеясь, что меня не остановят за пользование мобильным телефоном на контролируемом полицией участке, я ответил.

– Дейв, только что звонил Джейк Гордон и спрашивал тебя! – прокричала, задыхаясь, Делиз. Волновалась она так, словно меня разыскивали королева, Папа Римский или сам Майкл Джексон. – Он говорит, что ему необходимо обсудить с тобой один деловой вопрос, и просит немедленно перезвонить ему. Ближайшие дни он в, Манчестере, и ему совершенно необходимы твои услуги.

Прямота Гордона подкупала. Видимо, именно так он достиг своего положения в нефтяной индустрии страны: давление и любезность, любезность и давление. Из «Билдинг Сосайети», вероятно, сообщили ему о моем визите, и он ждал, что я начну лизать ему башмаки, но со мной этот номер не пройдет.

– Перезвони ему, Делиз. Скажи, что я направляюсь в Лондон для срочного расследования, и очень занят. Будь вежлива, но дай ему понять, что у меня есть другие дела.

Трубка молчала. Затем моя подружка откашлялась и набрала в легкие побольше воздуха, чтобы как следует донести до меня следующую мысль:

– Ты отказываешь самому богатому человеку страны, который не поленился лично позвонить тебе и попросить ему помочь, Дейв! Ты, видимо, окончательно спятил!

– Я ему не отказываю, У меня сейчас есть клиент. Я еду в Лондон, чтобы найти человека, у которого в руках бумаги Мэри Вуд, и, если не ошибаюсь, я поручил тебе заниматься выяснением ее родословной.

– Дейв, среди опубликованных материалов нет ничего о сыне Эдуарда Восьмого, и ты прекрасно это знаешь. Я взяла несколько книг в Центральной справочной, но не собираюсь тратить время на чтение всего, что написано об этом короле.

– Мне нужна только информация о персонале дворца, о том, как он проводил свободное время… – Сказав это, я остановился и припарковался на Барлоу-Мур-роуд, возле Южного кладбища. Выезжая утром, я и не думал отправляться в Лондон, но теперь решил, что это неплохая мысль.

– В роли руководителя ты чувствуешь себя отлично, не правда ли? – съязвила Делиз. – Что ты узнал в «Билдинг Сосайети»?

– К сожалению, ничего хорошего. Если ты еще готова мне помогать, я бы очень просил тебя купить мне раскладушку и спальный мешок, потому что пока, видимо, мне придется ночевать в офисе, если только Молли не позволит мне повесить гамак у нее в доме.

– О, господи, Дейв, что случилось? Ты же говорил, что все моментально выяснится!

– Оказалось сложнее, чем я думал. Я объясню тебе, когда вернусь. Жди меня часам к девяти в «Вудстоке». А теперь будь хорошей девочкой и позвони Гордону.

Я дождался, пока схлынет поток машин, развернулся и поехал в сторону Лондона. Долгий путь по М-6, а затем по М-40 предоставлял достаточно времени поразмыслить о моем непростом положении. Я не имел ни малейшего понятия, с чего начать разговор с Кларком. Мэри Вуд говорила о нем почти как о гангстере, но ведь у меня к нему лишь несколько простых вопросов. Ему достаточно ответить на все «нет» – и моя совесть будет абсолютно чиста. Конечно, я не смогу сразу вернуть Мэри все деньги, но, может быть, она согласится взять по частям, если я пообещаю ей заплатить проценты.

Как только я выехал из Манчестера, дождь перестал и небо прояснилось. Я остановился на бензоколонке, съел грисбургер с чипсами и запил тепловатым кофе. Дорога была почти пуста, только иногда попадались грузовики. Я находился в пути уже больше двух часов и проехал поворот на Стратфорд-на-Эйвоне, когда опять зазвонил телефон.

– Дейв, – снова сказала Делиз, – я боюсь. Я пробивалась к Гордону чуть ли не час, а когда дозвонилась, он никак не желал понять, что ты действительно не собираешься с ним встречаться. Я объяснила, что ты поехал по делам в Лондон, но он просто сорвался с катушек и стал орать на меня как бешеный. Я никогда не слышала ничего подобного! Мне показалось, что он может наслать на нас кого-нибудь, так что я сбежала из офиса и звоню тебе из дома. Что нам делать, Дейв? Ведь это он выставил тебе из квартиры, да?

– Ты не сказала ему, куда именно я еду в Лондон и по какому делу? – спросил я как можно спокойнее. Я знал, что напугать Делиз, да еще так сильно, не так-то просто.

– Да нет же, передала только твои слова – «расследование в Лондоне». Но он не верит, думает, что ты поехал в Ранкорн проверять его штаб-квартиру. Кричал, что если ты сунешь туда нос, он тебе устроит хороший прием!

– Послушай, Делиз, мне пока никто не заплатил за расследование дел Гордона. Он, видимо, просто параноик. Не давай ему напугать себя.

– Очень рада, что ты воспринимаешь это так спокойно! И отправляюсь в «Арми-энд-Нэйви» за раскладушкой и спальным мешком. До скорой встречи.

Мысль о том, что я могу так огорчить столь влиятельного человека, как Гордон, даже если он неверно истолковал мои намерения, сильно приободрила меня, и я продолжил путь в приподнятом настроении. На дороге было по-прежнему свободно, и я уже начал сомневаться, что на пересечении М-25 и М-40 ведутся какие-то работы. Может быть, рождественские каникулы еще не закончились? Двигаясь по пустынной дороге в маленькой железной коробочке, очень легко представлять себе, что ты один во всей стране спешишь по делам.

Возможно, Мэри Вуд на самом деле окажется наследницей престола, а Джеймс Кларк просто ждет не дождется, чтобы кто-нибудь избавил его от тяжкого бремени подтверждающих этот факт документов. Тогда за поворотом дороги меня ждут слава и богатство.

Доехав до М-25, я понял, что работы ведутся на другой стороне автострады. Краны и тракторы тянулись по северной стороне дороги, до самой развязки с М-40. Я проехал вперед, развернулся по часовой стрелке и поехал обратно по М-25. К счастью, полицейские радары контролировали скоростной режим, и я смог внимательно, не торопясь, рассмотреть все указатели и съехать на обочину у первого знака «Только для машин стройки».

Пусто, как на обратной стороне луны. Жидкое бурое месиво угрожало поглотить мой низко сидящий «ниссан», и я перебрался на засыпанный гравием пятачок, где было припарковано несколько машин. Выход на свежий воздух потребовал изрядного мужества. Температура не превышала нуля, а деловой костюм согревал меня весьма условно. Я затрясся от холода, а идти пешком по грязи оказалось куда труднее, чем ехать на машине. Сам виноват – приехать зимой на стройку без верхней одежды! Ругаясь сквозь зубы и вымазав брюки уже почти по колено, я пошел дальше, огибая огромные грузовики. Вагончик с надписью «Прораб» пустовал.

Стройка тянулась на несколько миль. По той стороне шоссе я промчался мимо со скоростью 60 миль в час и не оценил ее протяженности. Возвращаться за машиной было так же противно, как идти вперед.

Засунув брюки в носки, я протопал еще немного и добрался до обшарпанных вагончиков-бытовок, которые стояли, прижавшись друг к другу, прицепными крюками в сторону дороги. Подойдя ближе, я увидел в окнах таблички с именами рабочих, их владельцев. В одном из окон красовалось: Дж. Кларк. Надежда снова вспыхнула в моем сердце. Своеобразное, конечно, место для наведения справок о сердечных делах членов Виндзорского дома, подумал я. Впрочем, Виндзорский замок и Саннингдейл находились всего в нескольких милях отсюда, и было бы забавно обнаружить хранителя королевских документов именно здесь.

Я постучал. Удача по-прежнему сопутствовала мне. Дверь распахнулась, и на пороге появился человек лет пятидесяти. Подбоченясь, он взглянул на меня с вопросительной улыбкой на почти дружелюбном лице. Голубые глаза пристально рассматривали меня из-под насупленных бровей. Здоровое румяное лицо, на веснушчатом лбу бледная полоска от каски, над ней – пышная копна седеющих рыжих волос.

Кого-нибудь более наивного это открытое лицо, возможно, и ввело бы в заблуждение, но я-то увидел в стоящем передо мной человеческом экземпляре много общего с фальшивой купюрой. Я представился и объяснил, что собираю сведения о человеке, которого он, возможно, знал.

– Вы не из Отдела занятости и не из ДСО? – был его первый вопрос. А второй – уже не вопрос, а почти утверждение: – Тогда из налоговой полиции.

Я заверил его, что не имею отношения ни к правительственным, ни к профсоюзным организациям. Он не знал, как реагировать, но пригласил меня войти.

В фургоне стоял сильный запах жареного свиного сала. Вытереть ноги было не обо что, на полу лежал толстый слой грязи. Я старался не показывать своего отвращения.

Совершенно необычный акцент хозяина не давал возможности определить его происхождение. Если бы я не знал, откуда он родом, то и не догадался бы: только интонация его отдаленно напоминала ирландскую.

– Я частный детектив, – объяснил я, доставая удостоверение, которым предусмотрительно запасся несколько лет назад.

Внимательно изучив мои корочки, он как будто немного расслабился и протянул мне их обратно, но продолжал переминаться с ноги на ногу.

– Я действую по поручению Мэри Вуд, женщины, которая живет в районе Манчестера в городке тревеллеров, – сказал я. – Она утверждает, что ее покойный муж Дермот оставил вам на хранение какие-то документы. Она хочет получить их обратно и готова за них заплатить.

Упоминание имени Вуд произвело огромное впечатление. Я ожидал, что Кларк не сразу или вовсе не поймет, о чем идет речь, но он, несомненно, прекрасно помнил Мэри и Дермота Вуд. Его взгляд бессознательно переметнулся с моего лица на стоящий у стены вагончика шкаф, обитый цветистым мебельным ситцем.

– Откуда мне знать, что вы не из Социальной службы и не пытаетесь что-то из меня выудить? – подозрительно спросил он, сощурив глаза и вытирая жирные руки о штаны.

– Извольте видеть, мистер Кларк, – засмеялся я, пытаясь рассеять напряженность. – Мэри почти не умеет читать, совсем не умеет писать и, конечно, не владеет мобильным телефоном, так что связаться с ней довольно сложно. Если желаете – прокатимся вместе по М-40, и она все подтвердит сама.

– С какой же это стати я поеду к ней в гости? – огрызнулся он. – Я с этой бабой почти не знаком.

– Значит, все-таки знакомы? Тогда я могу привезти ее сюда, – продолжил я. – Она с радостью заплатит за все причиненные вам неудобства.

– Вот вы и прокололись! У нее всю жизнь не было ни пенни, – победно заключил он – и снова украдкой посмотрел на шкаф, который притягивал его взгляд, словно магнит. Увидев, что я заметил это, он поспешно отвернулся.

– Ну же, мистер Кларк, – упрашивал я. – Я приехал в такую даль. Действительно, я ничем не могу доказать, что меня послала Мэри. Давайте я просто скажу вам, что мне нужно, а вы это обдумаете.

Он пробурчал что-то невнятное.

– Мэри утверждает, что Дермот отдал или продал вам справки и документы, доказывающие, что ее отец, Эдуард Касселс, на самом деле был сыном герцога Виндзорского…

– Ха!! Этот пропойца Дермот Вуд! День работал, два гулял, – перебил он меня. – Ну да ладно. У меня тут есть один приятель… Он вам все расскажет про Дермота Вуда и его бабу-принцессу, если подождете пару минут.

– Значит, документы существуют? – спросил я с надеждой.

– Ну, не забегайте вперед. Не торопитесь. Я этого пока не сказал.

Мне вдруг показалось, что у меня получится выудить у него документы Мэри, не дав ему набить цену. Та же мысль, вероятно, пришла и ему, потому что он поспешно встал и направился к двери.

– Мне надо сходить за товарищем. Он знает о Вуде куда больше, чем я. Подождите чуток, я вернусь через пять минут, – сказал он и был таков.

Ах ты, сукин сын, подумал я. Я буду ждать как дурак, а ты вернешься со своими дружками, и… Такой поворот событий меня не радовал, но, оказавшись в одиночестве в бытовке Кларка, я не мог упустить шанс ее осмотреть. Быстро заперев дверь, я подошел к таинственному шкафу. Он состоял из двух поставленных друг на друга квадратных секций, битком набитых какими-то документами.

И тут я услышал рев мотора. Выглянув в окно, я увидел, что Кларк возвращается на огромном грузовике «транзит» и, судя по всему, с огромной оравой. Трудно с чем-нибудь спутать этот звук – шум, издаваемый кучкой представителей рабочего класса, рвущихся пересчитать кому-нибудь зубы. Уже второй раз на этой неделе я сидел в прицепе, у дверей которого собралась толпа, жаждущая выпустить из меня кишки. Я открыл боковое окно, тихо выскользнул в него и тихо приземлился в жидкое глинистое месиво. Под прицепом Кларка оставался небольшой зазор; в него-то я и заполз.

Я слышал, как он командует, перекрикивая шум мотора:

– Быстро врассыпную, выкопайте мне этого ублюдка из-под земли! Пятьдесят фунтов тому, кто его приволочет! – Теперь ирландский выговор слышался яснее некуда. Какой актер!

Через несколько минут шаги стихли. Я не мог ничего видеть, но понимал, что Кларк отправился на поиски вместе с друзьями. Я приготовился бежать к машине, но, как только собрался вылезти, услышал, как дверь бытовки открылась и несколько человек вошли внутрь.

– Откуда он мог прикостылять, Джеймс? Из филиала? Из МИ-5? Из Отдела занятости? – спросил кто-то, теперь с восточноевропейским акцентом.

– Откуда, черт побери, я знаю? – прорычал голос Кларка. – Но он был здесь, чего еще? Он знает, где лежат бумаги, и знает все о скотине Дермоте Вуде. Надо мочить! Да и того урода надо было заткнуть еще лет двадцать назад!

Слушая, что меня ожидает, я ощущал, что увязаю все глубже в грязи, и испугался, что если в прицеп войдет еще кто-нибудь, меня просто раздавит. А удобрять собой почву Центральных графств в мои планы никак не входило. Я ухватился за край фургона и, напрягая все силы, вылез из засосавшей меня грязи.

Убегая, я заметил в окне настороженное лицо Кларка, который, вероятно, что-то почувствовал. Теперь я уже не огибал лужи, а бежал сломя голову прочь от автострады. Обернувшись назад я увидел, что из-за фургона появился Кларк и стал палить в меня из пистолета. В темноте замерцали вспышки. Одному Богу известно, что за гадюшник я разворошил, но этот парень явно не собирался шутить. Я напоролся на отъявленного головореза. Споткнувшись о пластиковое ограждение, я перелетел через него и приземлился на невспаханное поле.

Главное при бегстве – маскировка и укрытие. Валяние в грязи под прицепом обеспечило первое, теперь оставалось спрятаться. Я погрузился в глубокую, заполненную водой колею, продавленную колесами тяжелого грузовика, оставив на поверхности только нос и рот. Вода была совершенно ледяная; ясно было, что через пару минут у меня начнутся судороги. К счастью, уже почти стемнело, и под мутной водой меня не разглядел бы даже самый зоркий глаз. Я стал представлять себе, что лежу на горячем песке под палящим солнцем или на кровати Делиз, закутанный в пуховое одеяла.

Рядом послышались хлюпающие шаги, и кто-то из приятелей Кларка наступил мне прямо на грудь. Он немного потоптался на ней, пытаясь удержать равновесие. Моя голова совсем ушла под воду. Через минуту он отошел, и я осторожно высунулся. Над землей маячила цепочка силуэтов – люди быстро удалялись, громко перекрикиваясь, чтобы не оторваться друг от друга. Это был мой единственный шанс. Я вылез из лужи и, стараясь не высовываться над ограждением, пополз к дороге.

Там, где я оставил машину, горели фонари. Окна каравана Кларка ярко светились. Если бы я побежал к машине, меня бы обязательно заметили.

Подобравшись сзади к цепочке фургонов, я встал на ноги, выглянул из-за угла – и наткнулся на направленное на меня дуло. Вероятно, Кларк услышал мои шаги и уже поджидал меня.

То ли я каким-то образом его опередил, то ли пистолет дал осечку, но отчаяние придало мне сил. Я ударил его в лоб, чувствуя, как хрустнули костяшки пальцев. Он выронил пистолет. Бежать мне было абсолютно некуда. Через пару секунд он поднял бы свое оружие и прикончил меня. Прямо с разбега я впрыгнул в кабину «транзита», на котором приехала вся честная компания. Моя жизнь зависела от того, оставил ли водитель ключи в замке зажигания. Он их оставил.

Я завел двигатель и рванул в сторону дороги. Прямого выезда с площадки на автостраду с этой стороны не было, но отступать я не мог. Я перевалил через кучу гравия, сбил пластиковую загородку и вылетел на ведущую к автостраде дорожку, помеченную знаком «Только для машин стройки». На данном участке магистраль М-25 представляла собой две огражденные узкие полосы, вдоль которых и шла дорожка. На север, в сторону М-40 и М-1, двигался поток машин. Конец моей дорожки стремительно приближался – и я свернул направо, на автостраду. Мне отчаянно засигналили, но я умудрился ни в кого не врезаться. Кроме того, полиции я опасался сейчас меньше всего.

Через каждую сотню ярдов торчали знаки «50 миль в час». Повинуясь этому указанию, машины впереди меня двигались еле-еле. Я был словно в лихорадке, понимая, что Кларк организует погоню. К счастью, совсем скоро я достиг развязки с М-40, свернул и до отказа нажал на газ. Но, оказавшись на автостраде, ведущей кМанчестеру, я понял, что совершил ошибку. Оставаясь на М-25, было гораздо легче спрятаться, и совсем скоро я нырнул бы в лабиринт лондонских закоулков. Теперь же меня ждал родной город или смерть.

Я осмотрел кабину грузовика. Слава богу, бак был полон, и я мог мчаться до самого дома, не останавливаясь. Денек выдался весьма насыщенный: утром я потерял жилье, вечером машину, а теперь возвращался в Манчестер, вывалянный в грязи, как папуас. К списку расходов придется добавить и костюм… А я еще боялся, что мне нечем будет отчитаться перед Мэри Вуд!

Откуда взялась у Кларка толпа помощников? Площадка выглядела совершенно пустынной. Или я напоролся на съезд ИРА? Я знал, что раньше они действительно собирались на стройках, но ведь не в наши же дни?

Необходимо сменить имидж, подумал я: уже не впервые меня принимают за верзилу из спецслужб. Вернувшись в Манчестер, нужно не забыть также сделать анонимный звонок в отдел по борьбе с терроризмом.

Каждая пройденная миля приближала меня к безопасности. Я уже проскочил Хай-Уайком и поднимался по склону Чилтернс, когда боковое окно разлетелось вдребезги и над головой у меня прожужжала пуля, чиркнув по волосам. Я отчетливо слышал звук, с которым она пробила обшивку кабины.

В панике я крутанул руль влево и, не сбавляя скорости– 80 миль в час, – поехал по обочине. Откуда стреляли, я не рассмотрел. Вероятно, Кларк – это мог быть только он – организовал погоню быстрее, чем я ожидал.

Водитель большого автофургона, рядом с которым я оказался, замигал фарами и загудел. Пусть делает что угодно, лишь бы его левиафан продолжал меня укрывать. Потом я понял, что он сигналит не мне. Чуть продвинувшись вперед, я увидел, что он высовывается из окна и грозит кулаком кому-то справа и сзади от себя. Значит, от моих преследователей меня отделяла только его машина. Может быть, стреляя в меня, они задели его фургон и водитель подумал, что они собираются его ограбить? В последнее время в окрестностях Лондона подобные ограбления стали не редкостью.

Дальше произошло следующее. Водитель ударил по тормозам и резко повернул налево. Я еле успел прибавить газ и выскочил вперед, чудом избежав столкновения.

Теперь я был на виду у моих преследователей – они ехали на таком же грузовике «Страхан-Далгетти», как я. Я успел разглядеть какие-то лица в кабине. Роковой пули надо было ожидать через несколько секунд. Как и водитель автофургона, я затормозил. Они резко свернули на полосу разгона, чтобы отрезать меня, но потеряли управление и, сбив ограждение, слетели с шоссе в кювет. Их машина перевернулась набок, но не взорвалась, как показывают в кино.

Я поехал дальше. Если в том грузовике находился Кларк, естественно было предположить, что он уже мертв. Машина перевернулась дважды.

Каждую милю я ожидал увидеть полицейского с флажком, но никто не собирался меня останавливать. Без пятнадцати девять я въехал в Южный Манчестер и припарковался на Мерси-роуд рядом с «Вудстоком», за четверть часа до назначенной встречи с Делиз. Моросил такой же занудный дождь, как и утром, когда я выезжал. Нервы мои были изрядно напряжены, и мысленный анализ траектории пули также не принес мне успокоения.

Стрелок прекрасно знал свое дело: он промахнулся лишь потому, что надо лбом у меня комом нависали слипшиеся волосы. Если бы в тот момент я подался на пару сантиметров вперед – мой череп был бы теперь не в лучшем состоянии, чем у несчастной Глории Риштон.

9

Отель «Вудсток», Дидсбери. 20 часов 45 минут. Среда, 29 декаря 1993 года.

Прибытие Делиз на побитой малолитражке ее матери возвратило меня к реальности. Я пронаблюдал, как она поспешно припарковалась на свободном пятачке и вышла из машины. Даже самые простые действия Делиз совершает с необыкновенно важным видом. Я поспешно выскочил из грузовика и побежал ей навстречу. Я не хотел, чтобы она успела зайти в паб – последовать за ней я бы не смог.

Увидев меня, она отпрянула в ужасе и набрала в легкие воздуху, чтобы позвать на помощь. Я остановился, замахал руками и прошептал:

– Это всего лишь я, Делиз.

Она медленно выдохнула, все еще подозрительно глядя на меня.

– Где ты так уделался, Дейв? На кого ты похож! – Она сделала несколько шагов вперед. – Два красных глаза в куче дерьма. Боже милосердный! Ты хочешь сказать, что ездил в Лондон? Я-то думала, ты и вправду…

– Может быть, ты позволишь мне вставить слово? Я был на строительной площадке под Лондоном, но предпочел бы не обсуждать этого на улице, да еще на повышенных тонах.

– В таком жутком виде ты в мою машину не сядешь, – парировала Делиз со свойственной ей практичностью.

– Успокойся, пожалуйста. У меня свой транспорт. Поезжай за мной в Торнли-корт, и я расскажу тебе, что произошло.

– А где твоя машина? Где «ниссан»?

– Я приехал на этом грузовике. Перестань болтать, садись за руль, и поехали.

Не дожидаясь ее ответа, я повернулся и пошел к грузовику. Я слишком много пережил сегодня, чтобы выслушивать причитания Делиз, тем более что для меня день еще далеко не закончился. Я медленно поехал в сторону Торнли-корт, она за мной.

Уже однажды воспользовавшись отсутствием Салвеев, я намеревался проделать это снова и принять у них душ. Убедившись, что в подъезде никого нет, я поднялся к ним на второй этаж. Очень странно ощущать себя посторонним в доме, где совсем недавно жил. Делиз поднялась за мной и внимательно наблюдала, как из-под слоев грязи появляется моя персона.

Вынув из карманов все ценное, я засунул костюм и белье в пакет для мусора и встал под душ, а Делиз начала паковать мою одежду в чемоданы. Стираных и глаженых рубашек и белья должно было хватить недели на две. Глины на меня налипло фунтов двадцать. Не было ни одного отверстия, куда бы она не забилась, и я полагал, что такая грязевая ванна способна совершить чудеса оздоровления.

Одеваясь, я попытался обдумать первоочередную задачу: нужно было вернуть мой «ниссан-блуберд» – и чем скорее, тем лучше.

Я заметил, что грузовик, который я вел, снабжен прицепным крюком. Что мешает мне вернуться, прицепить фургон Кларка и забрать его с собой? Тогда я смог бы спокойно изучить содержимое шкафа. Если прихватить с собой Делиз, то она может сесть за руль «ниссана».

Никаких препятствий на пути осуществления такого плана я не видел. Едва ли Кларк сможет нам помешать. Либо он уже лежит на железном столе с биркой на большом пальце ноги, либо где-нибудь скрывается. Действовать надо было быстро. Чем дольше откладывать, тем больше вероятность помех.

Чуть ли не впервые в моей жизни все выстраивалось как нельзя лучше. Делиз выслушала мой план с таким же выражением обреченности на лице, с каким, вероятно, во время войны товарищи моего отца узнавали, что им предстоит идти в атаку, но поехать со мной согласилась сразу. Может быть, ей было уже все равно. Она поставила только одно условие – купить по дороге какой-нибудь еды, поэтому мы заглянули в «Макдональдс», и я проглотил второй гамбургер за день. Я не стал рассказывать Делиз, что на стройке стреляли и что по дороге домой мне попортили прическу – пусть думает, что мы с клиентом несколько разошлись во взглядах на жизнь.

Около десяти часов вечера мы свернули на М-6 в сторону Лондона. Говорить мне было не о чем, Делиз тоже сидела на удивление тихо. Меня волновал только один вопрос – о моем душевном здоровье – но об этом я предпочел умолчать. Дырку от пули в крыше я залепил жвачкой, и Делиз ее не заметила.

Когда в начале второго ночи мы доехали до участка дорожных работ, там стояла мертвая тишина. Моя машина красовалась на прежнем месте, в целости и сохранности. Делиз вывела ее со стройки на обочину трассы и ожидала, пока я давал задний ход и прицеплял трейлер Кларка. Не потревожив ни одной живой души, я вытащил фургон из грязи и последовал за Делиз.

Мы двинулись по трассе М-1, потому что мне нужно было заправиться. Судя по всему, мир воспринимал меня теперь как одного из «Нью-Эйдж тревеллерс», потому что дежурный на бензоколонке в Уотфорд-Гэп выскочил из своей кабинки и потребовал с меня плату за бензин вперед. Проверять фургон на предмет технической исправности я не стал. Минут через десять после того, как мы отъехали, Делиз, следовавшая за мной, вдруг засигналила мне фарами. Я подумал, что у меня, возможно, что-то с колесами, и вырулил на обочину как раз в тот момент, когда из двери фургона выскочил некто, облаченный в длинную белую рубашку, и с криками бросился прочь от дороги. Минуту спустя силуэт уже исчез из виду. Я стоял, раскрыв рот. Прежде чем продолжить путь, я проверил, нет ли у нас других пассажиров. Никого не было, только на теплой кровати лежала полупустая бутылка виски.

Кларк – если это был он – проснулся и обнаружил, что мчится по М-1 со скоростью 60 миль в час. Его страсть к старомодной одежде сказалась, вероятно, и на выборе ночного туалета; я мог поклясться, что человек был одет в ночную рубашку и колпак.

Наш маленький обоз возобновил движение на север. Никто нас не останавливал. Не знаю, почему некоторые люди считают, что полиция в этой стране всюду сует свой нос. Ни в первую, ни во вторую поездку я не встретил ни одной полицейской машины.

Когда мы достигли Западных Пеннинских гор за Болтоном, стало светать. Хотя было по-прежнему холодно, но уже не так сыро. Два дня назад я подбросил своим родителям постояльца, а теперь решил добавить еще и спальное место. Другого способа пристроить фургон и избежать при этом лишних расспросов я не мог придумать Отец, конечно, поинтересуется, откуда он взялся, но звонить копам он не станет.

К моему удивлению, когда я объявил Пэдди, что хотел бы поставить прицеп у него во дворе, он почти ничего не спросил. Он встретил нас в халате, хотя, естественно, уже не спал. Мое приближение он чувствует всегда, в любое время суток, словно у него работает какой-то внутренний локатор. Еще ни разу я не заставал его в постели.

– Теперь мой сын решил стать цыганом? – спросил он, снимая номерные знаки с грузовика и прицепа. – Тебя опять ищет полиция? В здешних местах я не встречал никого из «Нью-Эйдж». Или они собираются вторгнуться в Западные Пеннины?

Он проводил измученную Делиз в дом и пошел одеться. Вернулся он с Джеем, который выглядел таким же паинькой, как тогда, когда мы с ним расстались. Кажется, впервые в жизни он встретил меня радостным смехом и горячим рукопожатием.

– Некогда, некогда, – поторопил его отец. – Надень-ка резиновые сапоги и помоги нам загнать это безобразие в сарай. Я сказал, резиновые сапоги!

Мы перетащили секции с документами в грузовик, а затем отбуксировали прицеп в заброшенную конюшню местного врача: Пэдди заверил, что хозяин не будет против. Когда мы шли обратно, я с удивлением отметил, с какой готовностью Джей слушается моего отца. Пэдди непрестанно командовал им, а тот беспрекословно подчинялся.

Мать заваривала чай, а Делиз задремала в кресле, удачно избегнув необходимости поддерживать разговор.

– Очень славный прицеп, Дейвид. Похож на американский военный. Совсем еще крепкий. Если хочешь, я мог бы привести его в порядок. Это твой? – Пэдди определенно больше интересовал прицеп, чем мои приключения.

– У папы новая игрушка, – сказала мать, разливая чай. – Он не успокоится, пока не наиграется. – Тон ее показался мне более резким, чем всегда. Ее опасения были понятны: когда отцом овладевает новый творческий замысел, он становится довольно утомительным. Недавно он закончил пристройку к кухне; если он проживет еще лет сто, в доме будет комнат не меньше, чем в Версальском дворце.

– Он принадлежит мне так же, как Америка американцам и Австралия австралийцам. Я взял его, и бывший владелец не станет требовать его назад, – оптимистично произнес я.

– Прекрасно, – ответил бывший полицейский, сверкнув ястребиным взглядом. – Право государства на принудительное отчуждение частной собственности.

Теперь, когда я получил документы, среди которых находились бумаги Мэри Вуд, прицеп не был мне особенно нужен, – но, в то же время, права Кларка меня мало волновали. События последних нескольких часов наконец дали о себе знать: я с трудом удерживал в руке чашку.

– Делай с ним что хочешь, Пэдди. Мне просто надо было от него избавиться, – сказал я. Делиз по-прежнему крепко спала в кресле, чуть похрапывая. Для того чтобы вся моя небольшая семья была в сборе, не хватало только Либерти, но, слава богу, маленький орангутан находился у себя дома.

Моя мать улыбнулась.

– Совсем как ты в детстве – приходил домой без сил и засыпал на несколько часов. Приляг на диван, Пэдди теперь долго тебя не побеспокоит.

В половине первого я проснулся от того, что меня жестоко трясли за плечо.

– Вставай, Дейв. Твоя мама приготовила ланкаширскую запеканку – она утверждает, что это твое любимое блюдо, – с усмешкой проговорила Делиз. Эйлин накрыла стол в своей расширенной кухне, Джей и Пэдди уже вернулись из конюшни. Нос у Джея посинел от холода, зато у отца горел жарким огнем.

Запеканка действительно была моя любимая – с красной капустой и корочкой из хрустящего теста. Скепсис Делиз не помешал ей принять деятельное участие в общей трапезе.

– Вот что нужно, чтобы выживать в здешнем климате, малыш. Наполнитель, – поучал Джея отец. – Не какие-нибудь там деликатесы. Я не говорю, что наши места не подходят для жилья, – нет, но чтобы выживать на такой высоте, надо питаться как следует.

– Я не ем деликатесы. Больше всего люблю клецки.

Пэдди повернулся ко мне.

– Посмотри, что мы нашли в нише в стене прицепа. Для частного детектива это необходимо как воздух, не так ли? – Он протянул мне пачку банкнотов, обхваченную резинкой. – Тут не меньше тысячи ирландских фунтов. Я не считал. Возьми, но если я найду еще, то оставлю себе, на расходные материалы.

– Джей, тебя опасно оставлять с моим отцом. Он приучит тебя воровать.

– Не говори глупостей. Я советую ему поступить в полицию и научиться настоящей сыскной работе, а не торчать при тебе мальчиком на побегушках.

– Сманивать мою рабочую силу?! Его ставят состричь кудри и надеть каску. Разве ты согласишься обриться, Джей?

– Не знаю, что и сказать, босс, – очень серьезно ответил молодой человек. – Эти патлы мне, в общем-то, надоели. К тому же Пэдди уверяет, что многие копы дома курят травку. Звучит неплохо, так что я думаю.

Такая длинная речь из уст Джея свидетельствовала о поистине серьезных намерениях. Возможно, свою роль сыграл инцидент на Кларенс-роуд.

Я ничего не сказал Пэдди о шкафе с документами, а он знал, что лишних вопросов задавать не нужно. После обеда я взял руководство в свои крепкие руки. План был таков: отвезти шкаф в офис, а затем перебросить на грузовике часть моей мебели из гостиной Салвеев в подвал «Атвуд Билдинг».

Уехать, не получив обязательной головомойки, снова не получилось. На этот раз Пэдди заловил меня в углу гаража.

– Вчера мне звонил Джок Синклер, – сообщил он. Синклер занимал высокий пост в полиции Большого Манчестера и оставался близким другом отца: в молодости он служил под его началом.

– Он хочет с тобой встретиться. Позвони ему по этому телефону. – Он протянул мне бумажку. – Я поговорил с ним и о твоем друге Джее. Он славный парень.

– Зачем ты внушаешь ему мысль о полицейской карьере, зная, что его отец отбывает пожизненный срок в «Барлинни»?

– Ну и что? Синклер заверил меня, что это не имеет значения, если только у самого юнца рыльце не в пуху. У него ведь другая фамилия, верно? Так что ты уж позаботься, чтобы он ни во что не влипал.

– Я пришлю его вечером обратно, на грузовике. Ему надо еще несколько дней побыть подальше от дома.

Я уже начинал заводиться, но отец и не думал заканчивать.

– Еще кое-что, Дейвид. Джок говорит, что твои показания – время, когда ты покинул здание «Альгамбры» двадцать третьего декабря, – имеют решающее значение?

Я кивнул.

– Знаешь, ты не рассчитывай на Джея как на свидетеля. Он совершенно не может назвать точное время, плюс-минус полчаса. Обвинитель сотрет его в порошок.

– Пэдди, зачем ты вмешиваешься в дело, о котором ничего не знаешь?

– Очень даже знаю! Знаю, что ты опять ищешь приключений на свою задницу, и все из-за твоей гордыни! Тебе же главное – доказать, что этот Джеролд не прав, верно? Пойми же ты, все дело в том, что если эти пресловутые реформы не прекратятся, то должность старшего инспектора вот-вот упразднят и ему позарез нужно получить повышение. Постарайся на минутку представить себя на его месте.

– Ты еще скажи мне, что у него шестеро детей, – огрызнулся я.

– Четверо. И жена-инвалид.

Я оставил последнее слово за отцом. Отчасти он был прав, как всегда. И все же мной двигала отнюдь не гордыня.

Сидя за рулем грузовика, Джей берег свое достоинство, управляя «ниссаном», – я не мог не улыбнуться при мысли о том, как отец загорелся идеей обновления прицепа.

Мы забрали мои вещи из квартиры Салвеев, несколько крупных предметов оттащили в гараж Торнли-корта, а остальное отвезли в «Атвуд Билдинг» – здание, которое теперь предоставляло мне не только недорогое офисное помещение, но и крышу над головой. Отослав Джея на угнанном грузовике обратно к родителям, я был готов звонить Синклеру.

Я не особенно спешил отреагировать на его призыв. Сейчас он занимал должность заместителя шефа полиции Большого Манчестера, по-прежнему сидя не в главном кресле, но несравненно ближе к нему, чем раньше. Падение прежнего начальника полиции Бенсона никак его не затронуло; он был единственным копом во всей полиции Большого Манчестера, который во время бенсоновского режима не отсиживался в тени, как многие, а отстаивал принципиальную линию.

Он не считал нужным выказывать мне благодарность за мою роль в его продвижении по служебной лестнице – надо сказать, далеко не последнюю, – но не проявлял и враждебности, и я был не в претензии. Я вполне обходился без его помощи, да и упоминание его имени на допросе в Макклсфилде никак мне не помогло.

Когда я наконец снял трубку, было уже пять часов вечера. Звонил я из машины, чтобы не слышала Делиз: уж если на меня собирались вылить ведро помоев, то лучше перенести эту процедуру без свидетелей. На улице стоял промозглый сумрачный вечер, такой, когда хочется лечь в кровать в шесть часов и забыть обо всем окружающем. Мне такая перспектива явно не светила.

– Это ты, малыш? – послышался знакомый эдинбургский акцент. – Ты, как всегда, не торопишься откликнуться на мой зов. Еще немного, и я выслал бы за тобой наряд констеблей.

– Что вам нужно? – грубо спросил я.

– Дейвид, детка! Почему ты так со мной разговариваешь? Я же тебе почти дядя. – Синклер сильно преувеличивал. – Я только хотел дать тебе совет, ради твоего же блага, но при сложившихся обстоятельствах пригласить тебя в Честер-хаус не могу.

Я ничего не ответил.

– Я должен поговорить с тобой, пока ты не влип окончательно. – С большим удивлением я уловил в голосе Синклера просительные нотки. – Подъезжай на Барлоу-Мур-роуд к повороту на Бертон-роуд, и ровно в восемнадцать ноль-ноль медленно выдвигайся по Бертон-роуд. Тебя встретят. Ты все понял, Дейвид? И будь, пожалуйста, один. Твоя юная леди мне не нужна.

Я добежал обратно до «Атвуда», пробиваясь сквозь морозный воздух наскоками, как боксер на ринге.

Делиз тем временем просматривала привезенные нами папки.

– Брось это, дорогая. Я займусь ими сам, – распорядился я. – Мне надо кое с кем встретиться… В Дидсбери, так что я завезу тебя к матери.

– Слушаюсь, господин. Вы распоряжались мной весь день, как рабовладелец. «Приподними эту тумбочку, поднеси эту кровать». Кстати, надеюсь, ты понимаешь, что не можешь ночевать у меня, после того как Молли вернулась?

– Догадываюсь.

Она купила мне раскладушку и спальный мешок, так что ночевать я собирался в конторе, куда уже принес всю необходимую одежду и бритвенные принадлежности. Я высадил ее возле дома и отправился на рандеву с законом.

На моей совести не было ничего, что могло бы интересовать манчестерскую полицию. О событиях на М-4 °Cинклер пронюхать не мог.

Сидя в машине возле мечети на углу Бертон-роуд и включив «Радио-4», чтобы услышать сигналы точного времени, я думал о том, что эта встреча существенно отличается от визита в полицейское управление в Честер-хаус.

На самом длинном шестом гудке я отжал сцепление и, проехав не более сорока ярдов, увидел, что движущийся мне навстречу «ровер-600» мигает фарами. Он остановился посреди дороги – мне не оставалось ничего другого, как последовать его примеру. Заднее пассажирское окно «ровера» плавно опустилось, и я увидел Синклера собственной персоной. Я посмотрел в зеркало. Пока пробка за мной не образовалась.

– Не самое уединенное место, мистер Синклер, вы не находите? – спросил я.

– Зато заставляет быть кратким. Гораздо более уединенное, чем любое другое, и даже такой специалист по подслушивающим устройствам, как ты, едва ли смог бы что-либо записать.

Вокруг действительно шумели моторы, и мне пришлось сильно высунуться из своего окна.

– Ты снова здорово вляпался, малыш, – проурчал он.

– С убийством Глории Риштон уже все прояснилось… – Мою ложь заглушил гудок нетерпеливого водителя позади меня. Тот, что встал за Синклером, выразил неудовольствие нашим выбором места для беседы аналогичным способом. Дюжий водитель Синклера вылез и, подышав на руки и подняв воротник куртки, склонился над открытым капотом. Гудки прекратились.

– Я знаю, что ты к нему непричастен. Не твой стиль, а? Ты бы не оставил трупы валяться так, чтобы о них спотыкались все подряд. – Он плотоядно оскалился. Я постарался, чтобы мое лицо не выдавало никаких эмоций, но он ждал реакции. Складки у него под подбородком собрались еще грозней обычного, лицо в свете красноватых фонарей приобрело багровый оттенок. Он был похож на недоеденную индюшку с рождественского стола, а не на самого хитрого копа манчестерской полиции, но я знал, что недооценивать его нельзя.

– А что меня интересует, так это с какой стати ты впутался в эту историю!

– Подождите минутку, – недовольно прервал его я.

– Нет, это ты подожди! – рявкнул он. – Может, тебе это не понравится, но знаешь, какая у тебя репутация в органах? В Мосс-сайде, где обитает твой юный помощник Джей, таких называют «свой парень».

– Это вам сообщил инспектор Джеролд? – с горечью переспросил я.

– Я-то заверил Джеролда, что он целит не в ту птицу, поверь мне, но он слышал о твоей репутации «крутого» от других! После твоего последнего конфликта с законом я предупредил тебя, что полиция Большого Манчестера рекомендует тебе ограничить свои любительские расследования кражами в магазинах!

– Трудные времена, – посетовал я.

– Вполне возможно. Но я слышал, что теперь тобой заинтересовался кое-кто еще. Одному из моих людей предлагали деньги за информацию о тебе.

Хвосты за нашими машинами росли все быстрее, а Синклер все кружил вокруг да около. К нам направилась делегация разозленных водителей – в основном разъезжающихся с вечерней молитвы мусульман, но шофер Синклера показал им свое удостоверение и, распахнув куртку, продемонстрировал висящую под мышкой кобуру. Они разбежались к своим машинам и начали организовывать разворот обоих потоков на сто восемьдесят градусов.

– Не пялься на меня так! – кипятился Синклер, принимая мою мрачную гримасу за дерзкую. – Упрям, как стадо баранов! Когда по всему Манчестеру начинают выяснять, заслуженна ли твоя репутация бандита, я имею все основания для беспокойства! В городе и так достаточно отпетых головорезов, чтобы к ним присоединился еще и сын моего старого друга!

– Простите, мистер Синклер, – пробормотал я, приготовившись изобразить улыбку нерадивого, но раскаивающегося школьника.

– Если этот человек свяжется с тобой, я должен узнать об этом первым! И я тебя предупредил! Тебя вычеркнули из списка причастных к делу Риштона – не лезь обратно!

Он посверлил меня глазами еще мгновение, и по спине у меня пробежал холодок, вызванный отнюдь не зимней прохладой.

Дорога передо мной была пуста, и, нажав на газ, я промчался вперед, а затем свернул влево на Нелл-лейн, к Парквэй, и снова к центру. Я не знал, куда еду. Заместитель начальника полиции разговаривает со мной посреди дороги, как с наркобароном! Если я в опале – изрядная честь. Чем больше я думал о поведении Синклера, тем меньше оно мне нравилось.

Идея купить себе ужин и жевать его в пустом офисе казалась теперь еще более мрачной, чем час назад. Последние два дня я питался в основном жареной картошкой из фастфудов.

Я вернулся в Чорлтон, и колеса как будто сами повернули к Торнли-корту. Чтобы думать, мне нужна была кухня. Все лучшие мысли приходят ко мне именно там. Какая все-таки скотина этот Гордон!

Посидев немного в машине, я поднялся к Салвеям, которые должны были уже вернуться из Рамсгейта. Дверь открыл Финбар – и почему-то посмотрел на меня несколько странно.

– Фиона ничего не заметила, так что я не стал рассказывать ей про твою мебель. Меньше знаешь – крепче спишь, а? – Он заговорщически подмигнул мне. – Ее нет дома, пошла на какое-то собрание в церковь. Там, похоже, без нее стены рухнут. Заходи, выпьем по рюмочке.

Усевшись в кресло со стаканом виски в руке, я понял, что сделал ошибку. Обсуждать с Финбаром мне было совершенно нечего. В его глазах, однако, уже разгорался воинственный огонек, он жаждал боевого задания. Но я понятия не имел, кто мой враг и как с ним бороться. Голубой дым его сигареты, петляя, поднимался вверх. Они с Фионой соревнуются, кто из них насквозь прокурит потолок, уже пожелтевший от никотина. Я решил, что на этот раз обращаться к Финбару за помощью не стану.

Я поблагодарил его за гениальное лекарство от похмельного синдрома, сказал, что надеюсь скоро вернуться в Торнли-корт и что оставил кое-какие вещи в «своем» гараже. Мой сосед согласился за ними присмотреть. Он был удивлен и огорчен, когда я встал и вышел, но мое собачье настроение не позволяло поддерживать дружескую беседу. Другое дело, если бы он дал мне губку для чистки раковин и запустил к себе на кухню, но обращаться к нему с такой просьбой я не стал.

Некоторое время я бесцельно ездил по улицам. Таким потерянным я не чувствовал себя уже давно. На каждом углу горели вывески заведений, подпольно торгующих спиртным, и я с трудом удерживался, чтобы не остановиться и не купить пару бутылок скотча: алкоголь привел бы мою голову в порядок.

Синклер действительно выбил меня из колеи. Чего, несомненно, и добивался. Неужели на него надавили? Может быть, макклсфилдский суд беспокоится, что, несмотря на усилия, приложенные, чтобы дискредитировать мои показания, мне все же удастся развалить дело, которое они состряпали против Хэдлам и Риштона с помощью прессы? Я должен был заткнуться, смириться с тем, что моими показаниями пренебрегли, как будто я из тех людей, для которых плюс-минус два часа – сущие пустяки.

Последнее, к чему мне стоило прибегать, так это к питию в одиночестве. Но ночь была темной, и мне было очень тоскливо. Я проехал обратно на стоянку в Чорлтон-Уотер-парк и попытался еще раз разобраться в своих мыслях. По воде небольшого искусственного пруда с крутыми берегами бежала рябь и, в которой слабо мерцали отблески уличных фонарей. Подойти, сунуть голову в воду, сделать один глубокий вдох – и все проблемы будут решены.

«Что со мной происходит?» – думал я. Наверное, с возрастом я становился сентиментальным. Мне хотелось поесть где-нибудь, где сидят люди и горит яркий свет.

Поглощая запеченную рыбу с жареной картошкой, молодым горошком, хлебом с маслом и запивая все это чаем в рыбном ресторане на углу Дин-роуд, я снова чувствовал себя почти человеком. Хватит строить из себя великомученика и заниматься самоистязанием, думал я. Тысячи обитателей Манчестера питаются жареной картошкой, – чем я лучше их? Конечно, мне очень недоставало собственной кухни, и я решил, что куплю в офис микроволновку, включив ее в статью расходов на обеспечение основной трудовой деятельности.

Дождь хлестал сразу со всех сторон, и даже улицы Дидсбери, обычно запруженные студентами, слоняющимися из паба в паб, пустовали. И тротуар, и проезжая часть покрылись лужами. Я вернулся в центр и оставил машину на маленькой улочке за «Атвуд Билдинг».

Подавив легкую нервную дрожь, я вошел в пустынное здание. Не самое приятное место для ночевки – но никто не предлагал мне крышу над головой, а позволить себе гостиницу я не мог. Маленькие голубые лампочки на лестнице были похожи на глаза привидений, и я быстро взлетел на свой чердачный этаж. Вспомнив слова Синклера о том, что моей персоной кто-то интересуется, я несколько раз оглянулся. Благополучно добравшись до своей площадки и войдя в офис, я с облегчением вздохнул. По крайней мере тут меня ждали свет и тепло.

В спальном мешке было тепло и уютно, но сон все равно не приходил. Ветер сотрясал стеклянную стену бывших торговых залов. Перед глазами у меня мелькали эпизоды последней недели. Это же надо до такого дойти – чуть не броситься в грязный пруд!

10

«Атвуд Билдинг». 9 часов утра, пятница, 31 декабря 1993 года.

Вероятно, заснул я совсем поздно, потому что проснулся только в начале десятого, услышав, как Делиз колотит во входную дверь, и вспомнив, что запер ее изнутри. Голова, разболевшаяся от долгого сна в холодной комнате, пульсировала в такт стуку Делиз. Я вылез из спального мешка.

Делиз решительно прошагала мимо меня в свой закуток, а я поспешно выхватил первую попавшуюся одежду из кучи, в которую сбросил весь свой гардероб. Мне было совершенно все равно, что на себя напялить. Я чувствовал, что надо бы умыться, но в офисе имелась только крошечная раковина, так что я обильно полил себя одеколоном.

Глянув на свою заплывшую физиономию в зеркале, я содрогнулся при мысли о том, сколько же насыщенных жиров накопилось у меня в артериях за последнюю неделю.

Я решил, что должен выглядеть как можно элегантнее, и распаковал свой лучший костюм – темно-синюю шерстяную тройку. Когда я еще раз оглядел себя в зеркале, вчерашняя депрессия улетучилась. Мысль, которая занимала меня больше всего: как найти адвоката Хэдлам и Риштона? Теперь у них уже наверняка должен быть адвокат. Потом надо заняться разборкой бумаг Кларка. Чем раньше мы найдем документы отца Мэри Вуд, тем быстрее я смогу со спокойной совестью о ней забыть.

– Ты не сделаешь мне чашку кофе, Делиз? – попросил я жалобным голосом.

Она смотрела все так же хмуро, но занялась моим завтраком. Я знал, что сильнее всего ее раздражает моя бездомность. Позавчера и третьего дня она дулась, а вчера бросила меня на произвол судьбы.

– Делиз, если бы я нашел новую квартиру и расстался с надеждой вернуть старую, ты переехала бы ко мне? – проговорил я так же робко, когда она начала мыть чашки. – Мы оба начали бы жизнь заново. Ты освободилась бы от матери, я – от воспоминаний об Эленки.

Она стояла спиной ко мне, но покачала головой, чтобы показать, что обдумывает предложение. По крайней мере так мне хотелось интерпретировать этот двусмысленный жест.

– То есть выйти за тебя замуж ты мне не предлагаешь? Просто жить вместе? – спросила она, входя в мой кабинет с кофе. Я кивнул – вероятно, слишком поспешно.

– Все же ты совсем не романтичный человек, Дейв. Сначала предлагаешь мне выйти за тебя замуж, а когда я отказываюсь, предлагаешь сожительство. Обычно эти предложения все-таки делают в обратном порядке. Тебе нужна горничная? – Эта речь была произнесена возмущенным, все повышающимся тоном; появились и угрожающие признаки: засверкали глаза, затрепетали ноздри. Я сгруппировался на случай, если она запустит в меня чашкой с кофе.

– Делиз, ты знаешь, что я тебя люблю, – искренне сказал я, вставая и раскрывая ей объятия; вероятно, в этот момент я походил на коммивояжера, расхваливающего сервиз из двадцати четырех предметов. – После того вечера, что мы провели у меня, мне показалось, что ты хочешь быть со мной. – Я попытался обнять ее, но она меня оттолкнула.

– Ты всегда хочешь, чтобы было удобно тебе! Не думаю, что из этого что-нибудь получится. Когда я жила у тебя, ты проводил целые часы, убирая грязь, которую я якобы оставила. Не очень-то это приятно.

Я громко простонал.

– Ну дай мне шанс, я открою новую страницу! Буду жить в грязи, как угодно! Господи, неужели нет большего недостатка, чем чистоплюйство? Ты знаешь, у меня есть один знакомый, который прожевывает каждый кусочек пищи четырнадцать раз. Обедать с ним – это все равно что ждать нового Ледникового периода.

– Прекрати оплакивать свою разнесчастную судьбу! – прервала она меня. – Не думаю, что этот твой друг женат!

Наверное, мое лицо изобразило такую озадаченность, что она расхохоталась. Вот так у моей подруги меняется настроение.

– Хорошо, Дейв, я подумаю. Более заманчивых предложений пока не поступало… А жизнь дома мне изрядно надоела.

Она улыбнулась мне, и моя головная боль немного утихла. Я был готов к сюрпризам нового дня, моя внутренняя пружина вдруг встала на место.

– Ты не хочешь позвонить Джейку Гордону по тому телефону, что он оставил, и попытаться узнать у него имя адвоката Риштона? – спросил я ее. – Если Гордон возьмет трубку сам, скажи ему, что я снова уехал, по другому делу, и что нам просто необходимо закрыть дело Риштона и Хэдлам. Скажи, что мы не собираемся препятствовать полицейскому расследованию и что я решил последовать его совету. Пожалуйста, Делиз, ты знаешь, что ты лучше умеешь разговаривать по телефону, чем я.

Она молча обдумала мою просьбу и коротко кивнула. Я поспешно допил кофе и приготовился идти.

– Попробуй только встать с этого стула, – остановила меня Делиз. – Что я буду делать здесь целый день одна и куда это, позволь поинтересоваться, ты нацелился?

Отчаяние иногда рождает вдохновение. Мой взгляд упал на шкаф Кларка.

– Просмотри, пожалуйста, содержимое этих секций, – ответил я с самым серьезным видом. – Кларк, очевидно, так ими дорожил, что в них непременно должно содержаться что-то ценное, – но не забывай, конечно, что прежде всего мы ищем документы нашей клиентки, Мэри Вуд. Все остальное – второстепенно. Идет?

Я видел, что Делиз совсем не огорчена перспективой порыться в чьих-то личных бумагах, хотя наша профессия и не давала мне права осуждать ее за это. В любом случае, из нас двоих она более склонна к кабинетной работе. Я предпочитаю собирать информацию в темных закоулках и на больших дорогах.

На улице ярко светило солнце. Дождь и ветер наконец прекратились, небо сияло голубизной, а воздух был так прозрачен, что на горизонте отчетливо вырисовывались Пеннинские горы.

Я проехал в Левенсхьюм, чтобы разыскать Барни Бизли, который вывел меня на Кларка, и спросить у него, не пошли ли в «Страхан-Далгетти» какие-нибудь слухи о недавних событиях на южном направлении М-40 и о том, где теперь Кларк. Один из грузовиков фирмы, в точности такой, как позаимствовал я, стоял возле дома Барни, и я решил, что он дома. Однако, открыв мне дверь, его жена тут же ее захлопнула. Не понимая, что бы это могло означать, я позвонил еще раз. Одет я был вполне респектабельно – в новую зеленую куртку поверх темного костюма. На свидетеля Иеговы и страхового агента я тоже не походил. Что же так напугало миссис Бизли?

Я начал стучать в дверь кулаком и кричать «Барни» в щель почтового ящика. По-прежнему не получая ответа, я подошел к своей машине и стал сигналить, выкрикивая в промежутках: «Барни Бизли, Барни Бизли!» Через некоторое время дверь со скрипом открылась, и высунувшаяся из-за нее мужская рука сделала мне знак войти. По выцветшему и покрытому пятнами рукаву пиджака я понял, что рука принадлежит Барни.

– Ты что, идиот несчастный! – накинулся он на меня, как только я перешагнул порог. – Да закрой же дверь! Раз ты уже объявил всему кварталу, что я дома – проходи, сукин сын. – И он провел меня в свою крошечную «гостиную». Почти все свободное место занимали пианино и диван с двумя креслами.

– Это все из-за тебя! – произнес он. – Я знал, что тебе нельзя ничего говорить! Теперь половина ребят уматывает обратно в Ирландию, а остальные носятся, как курицы с оторванными головами! Работа «Страхан-Далгетти» парализована по всей стране!

Я изобразил крайнее изумление и попросил объяснить, что он имеет в виду. Бизли всмотрелся в мое честное лицо – обмануть его было трудно, он хорошо меня знал.

– Это сделал ты, – вынес он окончательный приговор. – Ты рассказал ДСО, что Джимми Кларк промышляет рэкетом. Кто еще? Сегодня ты спрашиваешь меня, как его найти, а завтра на него налетают десять человек из ДСО!

Я облегченно вздохнул. Значит, о моем похищении фургона Кларка он ничего не знает.

– Ну надо же! Они что, сделали у него обыск? – снова спросил я с невинным видом. – Где он живет? Наверное, в Килбурне?

– Тебе, Кьюнан, я больше ничего не скажу, – прошипел Барни.

– Послушай, старик, когда это я работал на правительство? Я что, похож на агента? – спросил я совершенно искренне. Тем более что на самом деле был весьма и весьма удивлен. Хорошенькое совпадение!

И тут только до меня дошло. Я услышал не что иное, как дошедший до Барни по испорченному телефону рассказ о моем визите, а число участников набега столь лестно увеличилось стараниями дружков Кларка, не справившихся с одиноким чужаком.

Наверное, я выглядел действительно потрясенным, потому что выражение недоверия постепенно сошло с длинной мрачной физиономии моего знакомца.

– До чего ж ты упрямая скотина! – произнес он. – Выпьешь со мной? – Он достал из шкафа бутылку виски «Пауэр». – Джимми Кларк много лет заправлял самым крутым черным рынком рабочей силы в этой стране. Половина этих бедолаг, которые притаскиваются сюда из Ирландии, отдают ему большую часть своего заработка. Он посылает грузовики и забирает их из Криклвуд-Бродвей в Кэмден-тауне или из-под Манчестера и еще не знаю откуда. За десятичасовую смену они получают на руки тридцать фунтов наличными, но Кларк и начальники строек, которых он снабжает этой рабочей силой, отламывают гораздо больше.

– Что же в этом дурного? – спросил я, играя свою обычную роль «адвоката дьявола». – Никто не заставляет их работать.

– А вот тут ты не прав. Он заставляет. Большинство из них подают заявление на пособие по безработице. Кларк достает им документы – либо чтобы подать заявление, либо чтобы найти работу. А парни – не только ирландцы. У него есть и поляки, и болгары, и боснийцы. Их так и называют – «иностранный легион Кларка». Всем известно, что никто не может получить работу у строительных субподрядчиков без бумаг от Кларка. Он получает откат от работодателей, часть денег, которые они платят рабочим и часть от самих парней.

– Как это? – переспросил я.

– Им платят чеком, но у большинства из них нет банковского счета. Почти у всех липовые фамилии. У них и выбора нет, кроме как обналичить чек в пабе с десятипроцентной скидкой и часть денег отдать все туда же. Рабский труд! Они не смогли бы прожить, если бы не получали пособия по безработице.

– Предполагаю, что они не платят ни пенни налогов, – сказал я.

Барни посмотрел на меня как на сумасшедшего. Жалость, которую он только что выказывал к эксплуатируемым деревенским парням, не простиралась на налогоплательщиков. Он начал насвистывать сквозь зубы «Розу Трейли». Я вспомнил, как отец советовал обращаться с ирландцами: «Не буди лиха…»

– Почему же Кларку спускают это с рук? – спросил я мягко.

– А ты думаешь, правительству не нужны исправные дороги? – возмутился он. – Или думаешь, что они найдут англичан на укладку асфальта? Они закрывают на это глаза уже много лет, пока ситуация под контролем. А у Кларка все аккуратно, шито-крыто. То есть, до сих пор так было!

Я решил, что можно немножко пооправдываться.

– Я всего-навсего хотел найти через Кларка след документов одного клиента и приехал спросить тебя, не может ли кто-нибудь вежливо узнать у него, не слышал ли он о них что-нибудь. Кстати, моя клиентка – твоя землячка.

– Мне глубоко наплевать, даже если ты работаешь по поручению Папы Римского или сестер милосердия! Я только просил тебя не лезть в дела Кларка. Сам он, кстати, сейчас в Корке, валяется в больнице со сломанным хребтом, – можешь себе представить?

Значит, все-таки по М-40 за мной гнался сам Кларк! И отделался всего лишь переломом позвоночника! Почему не шеи? Он знал мое имя и как меня найти. Но тогда – кто же спал в прицепе?

Мрачные черты Барни немного оживились.

– И еще не все! Пока его везли на вертолете «скорой помощи» в Ирландию, какой-то ублюдок угнал его прицеп с его бабой! Подъехал прямо к месту, где стояли бытовки, и увез ее – она дрыхла там на кровати! А потом вышвырнул ее посреди дороги, как мешок с картошкой! Бедняжка Брайди обморозила руки и ноги!

Сочувствовал Барни Кларку или все же потешался? В любом случае он не подозревал, что это я причинил неприятности миссис Кларк, – но много ли времени надо самому Кларку, чтобы сообразить, что к чему?

– Значит, говоришь, бумаги Кларка пропали вместе с документами моей клиентки, если они у него были. – Неподдельная печаль, вызванная известием о том, что Джимми жив, придала моим словам убедительность. – Не понимаю только, какое это имеет отношение к тебе, Барни, – осторожно продолжил я.

– Натурально, не понимаешь, – согласился он. Скептицизма в его голосе чуть убавилось. – А кто, по-твоему, следил за тем, чтобы Кларк получал все, что ему причитается? Представь себе, я и еще два десятка парней!

– Ну, скоро все наверняка уладится, – успокоил его я.

– Как бы не так! Ты думаешь, налоговая забудет, сколько подоходного и НДС ей должны? Да из нас ни один не уплатил полного налога за последние пятнадцать лет! Теперь у них в руках вся информация – то-то они пойдут шерстить!

Барни молча посмотрел на меня.

– Если мы когда-нибудь поймаем урода, который все это учудил, то в своем церковном хоре он будет петь партию сопрано. Если, конечно, вообще будет дышать… Мы с женой пакуем вещи, хотим съездить на родину. Тысячу лет не были в Килкенни. Через полчаса ты бы меня уже не застал. – Он встал и проводил меня до двери.

Я поспешно оставил Левенсхьюм, двинувшись по Стокпорт-роуд в центр. По крайней мере одна загадка решена. Жалеть Кларка не стоило. Он не просто пытался переломать мне кости.

Я проезжал мимо вокзала Пикадилли, когда пронзительно запищала трубка. На этот раз звонил Джей Андерсон.

– Босс, вам лучше приехать к нам. Есть проблемы. – Джей был лаконичен, как всегда.

Сердце мое подпрыгнуло. Не подорвался ли Пэдди на какой-нибудь дряни, спрятанной в прицепе? Мое чрезмерно живое воображение рисовало всякие ужасы.

– Да говори же, поганец! Что такое?

– Десять минут назад сюда явился Либерти. Ваша мать говорит, чтобы он убирался.

Мой вздох облегчения заглушил бы, наверное, вокзальный громкоговоритель. Либерти, обезьянье отродье! Наближайшем перекрестке я развернулся и поехал в сторону Стретфорда и автострады на Болтон. Джею пора снова зарабатывать себе на жизнь. Отморозки, которые угрожали ему, скорее всего уже забыли о нем.

Проехав зловонные канализационные сооружения и мост Бартон через Манчестерский канал, – на этом участке М-63 я старался почти не дышать, – я позвонил Делиз.

– Тут горы интересного материала, Дейв, но о твоей странствующей подружке пока ничего, – сообщила она.

– Работай так быстро, как только можешь, и если найдешь бумажки Мэри Вуд, остальное мы отвезем к зданию ДСО, чтобы они разбирались с этим сами, – уверенно произнес я.

– Дейв, некоторые документы здесь стоят целого состояния! За них наверняка заплатят!

– Мы не можем к ним прикасаться. Если станет известно, как мы ими завладели, будут большие проблемы. Поэтому говорю тебе: листай как можно живее, ищи бумаги Вуд! Ты связывалась с Гордоном?

– Ты шутишь! – фыркнула она. – Я говорила с секретаршей его секретарши. Если он соизволит с нами общаться, она мне перезвонит.

Я объяснил ей, что собираюсь провести остаток дня в поисках дешевого временного жилья, пока она пытается принести еще какую-то пользу фирме. Спать ближайший месяц на полу в конторе было выше моих сил.

Когда я наконец добрался до коттеджа родителей, Джей и Либерти уже ждали меня. Либерти раскачивался на притолоке кухонной двери.

– Что случилось? – спросил я по возможности мягко. – Я думаю, тебе уже можно возвращаться в Манчестер, Джей. Ты тут одичаешь.

– Естественно, я должен ехать и вернуть этого сорванца его матери. – От обычной самоуверенности Джея не осталось и следа. Я не мог понять, является ли это результатом общения с моим батюшкой, который, безусловно, способен сбить спесь с кого угодно, или внезапного появления в Пеннинах его сводного братца.

– Так что же все-таки произошло? – продолжил я, видя, что он жаждет сбросить с себя груз этой новости.

– Только мне начало здесь нравиться, как вот, полюбуйтесь! Не показывался дома два дня. Жил, придурок несчастный, в шалаше в Хьюме! – Джей был рассержен. «Несчастный придурок» прехитро осклабился и выписал в воздухе еще один пируэт. На нем был тот же наряд, в котором я видел его в первый раз, но изрядно затасканный.

– Перестань, Джей! Ты не хуже меня знаешь, что в Хьюме нет ни леса, ни шалашей.

Либерти спрыгнул и приземлился возле меня.

– У меня есть шалаш! Возле Парквэй! – пропищал он.

– А ты знаешь, какая была температура воздуха этой ночью? Ниже нуля, – недоверчиво парировал я.

– Я правду говорю, правду! – Голос глухого мальчишки звенел невыносимо пронзительно. В надежде, что в более замкнутом пространстве он, может быть, немножко убавит громкость, я отвел их в машину. На холмах выпал снег, я невольно вздрогнул. Мне надо было возвращаться в Манчестер. Открытое пространство и холодный воздух не шли мне на пользу.

Джей запихнул пацана на заднее сиденье и повернул зеркало заднего обзора вверх, чтобы Либерти не мог видеть наших ртов.

– Мы отвезем его к матери, а потом ты начнешь помогать Делиз. Занятие как раз по тебе: она вся клокочет от злости, – сказал я Джею.

– Не так-то просто будет от него избавиться, – ответил он, прикрыв рот рукой. – Его мать наркоманка, а ее дружок выставил его из дома.

– Прелестно! Именно этого нам и не хватало! Тебе придется как-то решить эту проблему, Джей.

– Ну, шеф, я решу. Но я говорил вам, что Социальная служба не хочет вмешиваться. Он действительно просидел две ночи в шалаше. Я там был. Это конура из досок, покрытая пластиковыми щитами. У него там свечка, фонарик и матрас. Но это еще не все. Он начал работать… Курьером…

Я посмотрел на Джея, не понимая. Он порылся в кармане и достал маленький бумажный пакетик. Я думал, он хочет угостить меня леденцом, но в пакете оказались два белых шарика: крэк, кристаллический героин. Я чуть не съехал в кювет, а потом понял, что напрасно удивляюсь. То столкновение Джея с бандой из Мосс-сайда, свидетелем которого я стал, скорее всего, имело особые причины, о которых он не счел нужным мне рассказать. Может быть, он пытался защитить Либерти.

– Выброси это в окно, сейчас же! – потребовал я и к чести Джея должен сказать, что он не колебался ни секунды. Пакет улетел на поле. Я подумал о том, какое действие он окажет на барана, который его прожует; но, скорее всего, героин просто размоет дождем.

– Это весь товар?

Джей кивнул, и я ему поверил.

– Большинство дилеров, работающих с крэком, зашли так далеко, что им приходится нанимать курьерами малышню, – объяснил он. – Например, для доставки потребителям.

Я обдумывал, чем все это могло для нас обернуться, когда зазвонил телефон.

– Дейв, бросай все дела, где бы ты ни находился! – затараторила Делиз. – Через десять минут тебе будет звонить Гордон.

После этого сенсационного сообщения последовала пауза. Я понимал, что оно должно было произвести на меня громадное впечатление, но думал только о том, что сегодня определенно выдался день неожиданных новостей. Сначала Барни, потом Джей, а теперь Гордон.

– Он собирается сделать тебе какое-то предложение, – продолжила Делиз очень серьезным тоном. – Он хочет с тобой поговорить. Я чувствую, что это что-то хорошее, Дейв! Он так любезно со мной беседовал! Извинился за грубость. Дейв, обещай, что ты хотя бы выслушаешь его, а? Это же может изменить всю нашу жизнь!

– О, Делиз, я так польщен! Джейк Гордон, нефтяной король, готов уделить мне целых пять минут! Ты полагаешь, он собирается выкупить «Пимпернел инвестигейшнз»?

– Хотя бы выслушай, что он хочет тебе сказать, – угрожающе проговорила она и бросила трубку.

Уже познакомившись с гордоновским методом ведения дел, я был настроен гораздо менее благодушно, чем столкнувшаяся с его телефонным хамством Делиз, однако действительно – отчего бы не выслушать его? Я съехал на обочину дороги и объяснил Джею и Либерти, что жду важного звонка. Остановились мы, по-видимому, в мусульманском квартале Болтона: почти все прохожие были одеты по-восточному. В конце улицы виднелся «Макдональдс», куда можно было запустить молодежь, но я решил оставаться на месте. Либерти с жадным любопытством глядел на улицу, поэтому телефонный звонок прозвучал в тишине.

– Это вы, Кьюнан? – спросил Гордон. – Мне нужно всего несколько минут вашего времени. Поверьте, вы о них не пожалеете. Ваша помощница сказала мне, что вы сейчас в Болтоне. Это необыкновенно удачно! Я нахожусь в маленькой гостинице «Ласт Дроп Инн». Вы знаете, где это?

– Да, но есть некоторая сложность, мистер Гордон. Сейчас со мной мой сотрудник и его малолетний брат. Я везу их в Манчестер.

– Ну и отлично. Я как раз собираюсь рвануть туда на вертолете. Отдайте машину своему человеку, а я подброшу вас. Через час у меня встреча с Лансом Тревозом на «Альгамбре-ТВ», но прежде я был бы счастлив побеседовать с вами.

– Понятно… – промямлил я.

– Жду вас через двадцать минут, – безапелляционно закончил он, в трубке щелкнуло, и послышались короткие гудки.

– Лучше вам поехать, босс. Я отгоню машину в Манчестер и встречу вас у «Альгамбры». – Джей говорил так, словно полет на вертолете был делом самым обыкновенным.

Что ж, подумал я, раз все решения за меня уже приняты…

Через несколько минут мы подъехали к «Ласт Дроп Инн» – большому гостиничному комплексу с двумя автостоянками. При виде ресторана гостиницы я почувствовал обильное слюноотделение. На меньшей из стоянок стоял вертолет, по бокам от него – два серых «мерседеса». Пока мы приближались, из серых машин начали появляться фигуры в серых же пиджаках.

Потом я заметил Гордона. Его круглая улыбающаяся физиономия смотрела прямо на меня. Он был гораздо выше, крепче и стройнее, чем мне показалось в кабинете Тревоза. Создавалось впечатление, что он один заполняет собой всю стоянку. Трое его помощников сновали вокруг него, как мелкие рыбешки вокруг большой белой акулы.

Я остановился в стороне от них. В своем темном костюме я совершенно не вписывался в эту компанию деловитых людей в сером; они напоминали собрание епископов-мормонов или представителей крупной парфюмерной корпорации. Выделялся только Гордон, одетый в желтый шерстяной свитер, коричневую кожаную куртку и брюки в яркую клетку.

– Этот пижон совсем не умеет одеваться, – шепнул мне Джей.

– Он говорит тому высокому со стрижкой ежиком, что пистолет доставать не надо, – добавил Либерти. – Что вы не опасный.

– Вы уверены, что вам туда надо, босс? Вы только взгляните на этого, с кейсом! – Джей говорил о том же верзиле, которого имел в виду Либерти.

Гордон уже нетерпеливо махал мне рукой.

Мы вышли и встали около «ниссана» лицом к лицу с группой мужчин вокруг вертолета.

– Дядька в кожаной куртке говорит другим, чтобы они были вежливы и чтобы улыбались, – прошептал Либерти. Необычные способности назойливого сорванца приходились сейчас как нельзя кстати.

Я отдал Джею ключи от машины, велел ему смотреть за Либерти и быстро зашагал к вертолету.

– Это ваш сын? – спросил Гордон, показывая на Либерти. – Возьмите его с собой, ему понравится. Я всегда жалел, что у меня нет детей. – Я поспешно объяснил, что никакого родства между нами нет, но было поздно: маленький злодей уже торопился к нам.

– Отлично, пап! – нахально объявил он. – Мама не будет возражать, если я покатаюсь на вертолете. – Шея моего новоявленного сыночка имела темно-серый оттенок, и о дезодорантах он также еще не имел представления. Чтобы привести его в порядок, надо было отмачивать его в горячей ванне не меньше часа.

Пристально взглянув на Либерти и что-то для себя прикинув, Гордон повернулся ко мне.

– Это длинная история, – произнес я. – Уверен, что вам она неинтересна, мистер Гордон. – Пусть думает что ему угодно, решил я. В любом случае, это не его собачье дело.

Либерти подскочил к «Белл-47», опередив Гордона и его людей. Я хотел оттащить его, но Гордон одобрительно хмыкнул:

– Конечно, малыш, можешь сесть рядом со мной. Тебе будет удобно, а я буду разговаривать с твоим папой.

– А где же сядет пилот? – спросил я.

– Я и есть пилот. Вы думали, я беру эту ораву с собой?

Охранники Гордона уже шли к «мерседесам».

– Неужто вы струхнули, Кьюнан? Если желаете, мы можем поговорить в гостинице, но представьте себе, как огорчится парнишка!

Либерти благодарно улыбнулся ему.

– Ну, хорошо, – пробурчал я. Вероятно, по закону я должен был получить письменное разрешение от матери Либерти и от десятка социальных работников, но за две ночи, проведенные в шалаше, мальчишка заслуживал награды.

– Я налетал почти двести часов, – похвастался Гордон – Как тебя зовут, мальчик?

– Меня зовут Либерти, – пропищал шотландский бродяжка. Фамилию свою мерзавец опустил. Гордон дал мне пару наушников и микрофон и показал, как с ними обращаться. Затем он протянул такие же Либерти, но я объяснил, что мальчик глухой.

– Зато соображает он не хуже некоторых, – прогремел он, поворачиваясь к пульту управления. Мотор взревел, он поднял рычаг слева от себя вверх, другой, справа, толкнул вперед, и мы поднялись в воздух. Способ передвижения Гордона действительно впечатлял. Разговаривать было невозможно даже в наушниках, так что я сосредоточился на открывающемся внизу пейзаже.

Вокруг лежали покрытые снегом холмы, а когда мы взяли курс на юго-запад, к Ливерпулю, устью Мерси и Валлийским горам, под нами зазмеились черные ленты М-61 и М-6.

– Летим по живописным местам, – сказал Гордон. Когда мы перестали подниматься, шум немного стих, только методично стучал пропеллер. – Значит, вам нравятся черные женщины, Кьюнан? – Он словно продолжил прерванный разговор.

Я понимал, что он хочет меня зацепить, но еще не понял, зачем ему это надо.

– Не больше, чем белые, – осторожно ответил я. – Мать Либерти, если вы говорите о ней, белая, шотландка. И я уже объяснил вам, что мальчишка не мой.

– Ну, ну, обиделся. – Он похлопал меня по плечу. – Я знаю, что вы человек независимый. Я немного изучил вашу биографию и должен сказать, она меня впечатлила. Ваша жена была африканского происхождения, училась на медицинском факультете, верно?

Меньше всего мне нужно было сочувствие этого плутократа к моей личной трагедии. Однако, повернувшись к нему, я увидел, что сочувствием и не пахло: улыбка, игравшая на его губах, сверкала как топор, опускающийся на шею приговоренного. Я почувствовал отвращение, но постарался его скрыть. Если и ссориться с таким экземпляром, как Гордон, то едва ли на высоте тысячи футов над долиной реки Мерси, в управляемом им вертолете.

– А что вы думаете обо всем этом? – широким жестом он показал на расстилающийся внизу пейзаж.

Поскольку его рука очертила большую часть Северо-Запада Англии и изрядный кусок Уэльса, я не нашелся, что ответить.

Гордон поднял обе руки к лицу и подкрутил свои пышные брови. Этот жест выглядел совершенно удивительно: было такое впечатление, что он крутит ручки настройки собственной головы.

– Они могут устраивать Олимпийские игры в Манчестере или в Ливерпуле хоть каждый год, но не возродят этот регион. А я знаю, как это сделать. Я немного покатаю вас по окрестностям.

Глаза его сверкнули безумием, хотя кто-нибудь, возможно, и назвал бы это вдохновением. Он сбросил свою кожаную куртку и расстегнул ремень безопасности, мешавший его жестикуляции. Куртка была хороша, но совсем не шла ему.

– Какой товар, представляющий для Атлантического региона и мировой экономики не меньший интерес, чем когда-то текстиль, мы можем экспортировать отсюда? – спросил он.

Я продолжал смотреть вперед, не зная, чего он от меня ждет.

– Ответ лежит прямо перед вами, – настаивал он.

Перед нами лежал Ливерпуль: огромные доки вдоль Мерси, два собора. На позолоченных птицах на крыше «Ливер Билдинг» играло солнце. Ливерпуль… «Битлз»… Индустрия развлечений, думал я.

– Вы полагаете, мы должны экспортировать развлечения?

Он хлопнул меня по колену.

– Я знал, что не ошибся в вас! Британия давно не правит морями, но я намерен сделать так, чтобы она правила эфиром! Вот почему мне так важно, чтобы мой бизнес в Манчестере развивался беспрепятственно. – Он сделал небольшую паузу, сверился с компасом и продолжил: – Я собираюсь пролететь над бухтой. Взглянуть на свои танкеры. Я хочу поставить «Альгамбру» во главе мощной развлекательной медиакомпании. У меня уже кое-что подготовлено в других местах, а теперь мне нужны студии и профессионалы, чтобы начать выпускать продукцию, – взволнованно объяснил он, сверкая глазами.

Я кивнул, но он, должно быть, уловил мой скепсис.

– Я говорю не про «Следеридж-Пит», сын мой! Я планирую корпорацию, которая будет делать сериалы на заказ и фильмы для мировой англоговорящей аудитории. Известно ли тебе, что сегодня составляет главный предмет экспорта Соединенных Штатов? Развлечения! А рынок сбыта – по-прежнему непаханая целина! В мире около миллиарда людей, для которых английский – первый или второй язык! Причем британский, а не американский английский!

Хозяин нашего транспортного средства был не на шутку взволнован размахом собственных планов. Я молчал. Когда мы пролетали над Ранкорном, там, где Мерси расширяется перед устьем, он снова показал мне вниз. На асфальтовом прямоугольнике посадочной площадки желтели огромные буквы: ГОРДОН. Воистину, мой собеседник пометил этот регион своим именем.

Вертолет пролетел над Уирралом, мимо нефтеперерабатывающих заводов вдоль южного берега Мерси – и дальше к Пойнт-оф-Эйр и Ливерпульской бухте. Теперь Гордон забыл обо мне. Он достал из-под своего сиденья солнечные очки и повернулся к Либерти.

– Ну-ка, сынок, бери управление в свои руки, – сказал он, подводя руку Либерти к вертикальному рычагу, идущему снизу, от двух центральных педалей – вероятно, джойстику, главному рычагу управления. – Держи крепко, – приказал он.

Когда он убрал свою руку, машину дернуло так, что наши внутренности подпрыгнули вверх, но Либерти быстро восстановил равновесие аппарата. В самом деле, я забыл, что за джойстиком своего компьютера он провел гораздо больше гордоновских двухсот часов. С выражением напряженной сосредоточенности на лице он повел машину на ровном горизонтальном полете.

– Такие штуки на автопилоте не летают, – заметил Гордон, разглядывая море в бинокль.

На холодных серых волнах Ирландского моря качалось несколько супертанкеров. Сначала я не понял, что речь идет именно о них, пока не вспомнил, что рассказал мне Тед Блейк об основе состояния Гордона. Бока танкеров покрывал изрядный слой ржавчины, но я не специалист в судовом деле и поэтому ничего не заподозрил. Суда стояли на якоре у Валлийского побережья.

Гордон внимательно рассмотрел каждый танкер, забрал рычаг у Либерти, и мы полетели вдоль русла Мерси к Манчестеру.

Вознесшийся Гордон претендовал не меньше чем на роль основателя империи. Либерти вовсю болтал на своем птичьем языке; Гордон объяснял ему назначение рукояток на пульте.

Внезапно он перевел внимание на меня.

– За двадцать лет этот район можно сделать таким же богатым, как Южная Калифорния. Вот тут-то мне и нужны вы. Вы бы отлично вписались в мои планы. – Он снова послал мне свою людоедскую улыбку. По спине у меня пробежал холодок. – Я предлагаю вам выбор, Кьюнан.

– Почему мне?

– Мне понравилось, как вы разговаривали с Лансом Тревозом – этим мелким сутенером с душой лавочника. Хотели бы занять его место? Мне нужен на «Альгамбре» человек номер два.

– Не уверен, что я готов облачиться в серый костюм, мистер Гордон. – Сам я не считал, что в разговоре с Тревозом я выглядел молодцом, но заострять на этом внимание не стал.

– А я вам этого и не предлагаю. Лакеев я всегда найду по пенни за десяток, а мне нужны крепкие люди, которые будут подстегивать мою творческую мысль. Вы бы заняли достойное место в моей команде.

Я посмотрел ему в лицо. Он разглядывал участок, над которым мы пролетали. Несомненно, он не знал, что я в курсе его махинаций с «Полар Билдинг Сосайети».

– Надо бы сначала прояснить дело с Риштоном и Кэт Хэдлам, – пробормотал я.

– Вы думаете, что я хочу вас купить или запугать? Вовсе нет. Это Тревоз терпеть не может Риштона, а я поступил как положено и направил первоклассного адвоката заниматься этим делом. Вы правы, «Альгамбра» обязана сделать для них хотя бы это. А давить на кого-нибудь вообще не в моем стиле.

Если бы я не видел собственными глазами записки на столе у Сьюзан Эттли, – я сейчас, пожалуй, поверил бы ему. Врать он умел превосходно.

– Ими занялся Джефф Бартл из «Бартл, Бартл и Гримшоу», и я с ним еще поговорю. Не сомневаюсь, он будет рад выслушать вашу версию событий. – Гордон поднял глаза от пульта и дружески мне улыбнулся. – Так мы договорились, Кьюнан?

Я сделал неопределенное движение головой. Он интерпретировал мой жест как согласие.

– Для начала я положил бы вам тысяч шестьдесят, плюс два раза по столько же в качестве премии, не говоря уже о льготах на приобретение акций фирмы.

Предложение Гордона меня буквально оглушило, и пока я собирался с мыслями, он показывал Либерти достопримечательности предместий Манчестера. Я тоже посмотрел вниз. Вдоль верфи, где соединяются оба канала и реки Эруэлл и Медлок, тянулись брошенные склады и фабричные корпуса. Воистину, будущее у этого места далеко не блестящее. А с шестьюдесятью штуками я мог бы развернуться.

Шум моторов изменился: мы снижались над Центральным Манчестером. Глядя на профиль Гордона, сажающего вертолет, я попытался отгадать, что движет этим человеком. Вывод получался один: Джейка Гордона не интересовало ничего, решительно ничего, кроме расширения его империи.

Можно было легко догадаться, что сказала бы о его предложении Делиз.

Внезапно под нами забелело здание «Альгамбры», и вертолетная площадка на его крыше стала стремительно приближаться. Мы приземлились с жутким ударом, лицо Гордона на мгновение перекосилось, но он тут же справился с собой, рассмеялся и показал нам два больших пальца.

– Похоже, индикатор скорости снижения барахлит, – весело заметил он.

– Спасибо за чудесную прогулку, – ответил я. – Это незабываемо. – Я действительно был ему благодарен. Приземление вправило мне мозги.

– Ну так что, вы обдумали мое предложение? – спросил меня Гордон.

– Да, разумеется. Я буду счастлив встретиться с Джеффом Бартлом и помочь ему всем, чем смогу, – быстро ответил я. По поводу работы я ничего не сказал, но он решил, что я согласился.

– Прекрасно! Я знал, что вы разумный человек. – Мы вышли из вертолета, и он обнял меня за плечи. – Считайте, что вы уже работаете, Кьюнан. Когда пообщаетесь с Бартлом, я дам вам другое поручение. Мне нужно проверить дела кое-каких людей в Манчестере. Вы знаете что-нибудь о заместителе начальника полиции Синклере? Он, кажется, вообразил себя самым главным. Добудьте мне о нем что-нибудь пикантное – и мы спустим на него «Сан», «Миррор» и «Ньюс-оф-ворлд». Вообще, мне нужна информация обо всех, кто может препятствовать нашим планам. У меня нет времени ждать, пока все утрясется само собой.

– Моя квартира, – перебил его я.

– Что ваша квартира? – резко переспросил он. – Я не предоставляю жилье своим сотрудникам. Подберите себе что-нибудь сами.

– Я говорю о «Полар Билдинг Сосайети», – настаивал я.

– Если возникли какие-то финансовые проблемы – я не сомневаюсь, что они разрешатся в ближайшие дни, как только станет известно о вашем новом статусе.

Иными словами, я получу обратно свою квартиру, когда он убедится, что я повиновался. Мои раздумья прервало появление долговязой фигуры Ланса Тревоза в неизменном сером костюме. Когда он увидел меня рядом с Гордоном, его лицо несколько раз сменило выражение, как в кинокомедиях: сначала он заискивающе улыбнулся, потом грозно нахмурился, а затем снова осклабился, пытаясь примириться с новым положением дел. Адамово яблоко управляющего директора «Альгамбры» исполняло боевой танец.

От замешательства Тревоза спас Либерти. Выскочив из-за вертолета, он поставил перед его хозяином вопрос ребром:

– Сколько вы заплатите мне за то, что я вас вез, мистер Гордон?

Тот расхохотался, достал из бумажника двадцатифунтовую купюру, потом подумал и поменял ее на пятерку.

– Присматривай лучше за своим папой, сынок, – сказал он Либерти, подчеркнув три последних слова. – За моим вертолетом смотрит целая команда.

Либерти стал убирать свою добычу, а Гордон повернулся ко мне.

– Смышленый парнишка. За таким нужен глаз да глаз, зато он знает, что главное в этой жизни. Берите с него пример, Кьюнан.

– Это не мой сын. Я уже говорил вам…

Он жестом оборвал меня.

– Не оправдывайтесь. Я же говорю – сам тоскую, что у меня никого нет. Мы все тут свои люди – верно, Ланс? Мы с мистером Кьюнаном пришли к соглашению, так что еще одна проблема решена.

Из Тревоза как будто вытряхнули всю начинку. Лицо его стало серым в тон костюму.

11

Телестудия «Альгамбра». 2 часа дня. Пятница, 31 декабря 1993 года.

Когда мы вышли из здания «Альгамбры», Джей ждал нас внизу. Наше воздушное путешествие заняло на двадцать минут больше, чем его поездка на машине.

– Вы живы, босс? – весело спросил он, когда мы садились в машину.

– Да, но очень зол на тебя и на этого молодого человека. Он решил прикинуться перед Гордоном моим сыном! С этим бредом пора кончать! Отвези нас к его матери.

Молчание, встретившее мое требование, продлилось несколько минут. Либерти видел, что я сказал. Лицо его помрачнело, и он принялся что-то подсчитывать на пальцах.

– Она уже встала, а он куда-нибудь умотал, – пробормотал он. Я понял, что речь идет о его матери и ее бойфренде.

– Чего мы ждем?

Джей нервно облизал губы и завел машину. Но далеко мы не уехали. Либерти потребовал, чтобы мы остановились у «Макдональдса». Поглощая биг-мак с жареной картошкой, я еще более укрепился в намерении разделаться с проблемами шотландского сорванца. Он не только мешал работать, но и портил мне желудок. Мы снова тронулись в путь, и Джей свернул в Брансуик – между Университетом и Ардуик-Грин, где старая «системная застройка» перемежается с новыми домами. Мать Либерти жила не в новом районе, а в одном из одноэтажных блочных домов напротив медицинского центра, наглухо забаррикадированного в середине квартала. Жизнь в таком курятнике сведет с ума кого угодно. В картонной коробке вы по крайней мере дышите свежим воздухом. Этот квартал был похож на постройку из «Лего» – правда, по цветовой гамме он и отдаленно не напоминал детский конструктор. Деревянные оконные рамы давно прогнили, вдоль соединений панелей проступали мокрые пятна.

Джей остался в машине – в таком районе нельзя оставлять автомобиль без присмотра, – а я прошел вместе с Либерти по тротуару вдоль домов до крайнего, который и занимала его мать.

Либерти постучал по двери ладонью, и через некоторое время ее открыла сухопарая белая женщина неопределенного возраста. Я вспомнил, что говорил мне о ней Джей. Кожа ее была прозрачна, на руках синели вены со следами уколов. Голубые глаза таращились, как при базедовой болезни, а на виске темнел синяк, плохо прикрытый волосами мышиного цвета.

Она перевела взгляд с меня на Либерти и обратно.

– Вы из Социальной службы? Очень вовремя вы притащили этого поганца! Где он болтался? Я звонила вам в девять утра, сообщила, что он пропал.

Она говорила с тем же акцентом, что ее сын. Я поднял брови: по ее заспанному лицу было видно, что мы ее только что разбудили. Так же несомненно было и то, что те два дня, которые Либерти провел в своем шалаше, мать о нем не беспокоилась.

Он шагнул к порогу, а она, видя, что я не ухожу, неохотно пригласила и меня.

– Ну, зайдите. – На ней был только розовый халат с короткими рукавами, сквозь который просвечивали трусы, и шлепанцы, но, взглянув на ее тощие лодыжки, я подумал, что моей нравственности ничто не угрожает.

Любовника ее не было видно – вероятно, он отправился добывать следующую дозу. В гостиной стояла страшная духота, но обстановка удивила меня своей благополучностью – вероятно, плоды деловой активности мистера Уокера. В одном углу стоял большой телевизор с видеомагнитофоном, в другом – компьютер «Амстрад». Я поискал глазами изображение отца Либерти, но никаких семейных фотографий не увидел. Хозяйка заметила, что я осматриваю ее гостиную.

– Все из магазина и давно оплачено! Могу показать вам квитанции.

Я откашлялся, не зная, с чего начать.

– Как вас зовут? А тот человек, который занимается моим сыном, что, болен? – спросила миссис Уокер.

– Я не из Социальной службы, – произнес я наконец.

– Так я и знала! У него неприятности с полицией!

– Нет, вы ошибаетесь. Я хозяин фирмы, где работает сводный брат Либерти. Я приехал вернуть вам мальчика и попросить вас не позволять ему мешать Джею. – Как только я произнес первые слова, Либерти потерял всякий интерес к нашей беседе. Вероятно, он боялся, что я расскажу его мамаше, что мы нашли у него крэк, а жалобы на его поведение он слышал, то есть видел, уже сотни раз. Он включил телевизор, а затем компьютер. С лица его матери исчезло выражение озабоченности и тревоги; оно сделалось совершенно невозмутимым.

– Ну и зачем вы его провожаете? – Она поплотнее запахнула халат и сложила костлявые руки на груди.

Я объяснил, что Либерти постоянно появляется там, где работает Джей, что это может быть опасно, но мои слова ударялись как об стену горох. Эта женщина думала только о следующей дозе. Я ретировался к выходу.

– Не могу же я приковать его к батарее за ногу. В последний раз он вылез из окна своей комнаты по трубе. Пускай Социальная служба следит за ним или больше платит мне на его питание. Я ведь умоляла их забрать его в интернат, но они говорят, что туда очередь, а его случай не такой уж срочный, – пожаловалась она. – Фил его терпеть не может. Они все время ссорятся, чья очередь играть на компьютере.

– Разумеется, вам виднее, – сказал я, – но если бы вы хотя бы попытались не пускать его к Джею и не давать ему болтаться по улицам… Может быть, Джей смог бы заниматься им по выходным… – Я поспешил вернуться к машине, пока она снова не напустила на нас своего сына. Она смотрела, как Джей разворачивается на узкой улице.

– Я говорил вам, босс, что толку не будет, – раздраженно произнес Джей. – Шина ничего не желает знать. Как только она найдет способ отделаться от него, она наверняка смотается, чтобы больше никогда его не видеть. Тоска, честное слово.

– Твоя мать права, Джей. Лучше тебе все-таки не вмешиваться. Либерти впутает тебя в какую-нибудь грязную историю – представь себе, что его задержит полиция, ты будешь с ним, а у него в кармане найдут дурь. Скажут, что ты наркоторговец – и привет твоим мечтам о голубом мундире.

– Верно, только не слишком ли сурово? Мальчишке десять лет, и он мой брат.

Я исчерпал свои аргументы и велел Джею везти нас в офис. Припарковать машину в городе нам удалось только на платной стоянке возле гей-бара на Канал-стрит. Я чувствовал себя весьма неловко, идя отсюда вместе с Джеем, но он смотрел на меня таким волком, что едва ли мы ввели кого-нибудь в заблуждение.

Чтобы не молчать, я спросил его, кто такой Фил.

– Ее бойфренд. Он и ее постоянно колотит, но по сравнению с предыдущим этот просто ангел.

– Откуда ты знаешь?

– Из-за того Либерти попал в больницу. Он стукнул его молотком по голове. Потому Шина сюда и переехала.

Я сочувствовал Либерти, но что я мог сделать? С розовато-серого неба накрапывал холодный дождик. Депрессия, которую, как мне показалось утром, я стряхнул, наваливалась снова. Черт подери, этот сорванец не моя головная боль!

В штаб-квартире «Пимпернел инвестигейшнз» моя помощница и партнер Делиз Делани встретила меня с распростертыми объятиями. Она была на седьмом небе от счастья. Не успел я спросить, чем вызвано столь радужное настроение, как она все объяснила сама:

– Мистер Гордон договорился о твоей встрече с Джеффом Бартлом, защитником Риштона и Хэдлам. Он будет ждать тебя в холле «Холидей-Инн-Краун-Плаза» в четыре тридцать.

– Ты имеешь в виду отель «Мидланд», – проворчал я. Как многие в Манчестере, я не одобрял перемены старого названия.

– Там, куда ты водил меня на днях! Да что с тобой? Перед нами первый за много лет шанс продвинуть дела фирмы – а у тебя лицо как ненастный уик-энд в Уигане!

– Ты права. Прости, пожалуйста, – вежливо сказал я. – Кто этот Бартл и почему мы встречаемся не у него в конторе? Может быть, у него ее нет?

– Я буду говорить с тобой, когда ты придешь в нормальное настроение, – ответила Делиз, вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь. Но через минуту вернулась. – Если ты действительно хочешь сменить тему, – сказала она, – шкаф с этими папками – настоящая пороховая бочка. Для ДСО это бесценное сокровище. Твой Кларк шантажировал сотни людей или по крайней мере получал от них проценты. У него полный реестр их настоящих и липовых имен, все подробности их заявлений на пособия по безработице. Все ксерокопировано и подшито по папкам. Он снабжал их фальшивыми паспортами и метриками. Причем не только ирландцев, но и поляков.

– Делиз, наша задача – найти документы о дедушке Мэри Вуд. Вот за что нам заплатили, – напомнил я ей.

– Но давай все же подумаем, как мы можем получить вознаграждение. Если это выгорит, мы сможем позволить себе гораздо больше, чем квартиру с двумя спальнями в Дидсбери, – улещивала меня Делиз. Иногда она действительно умеет убедить.

– Хорошо, – сказал я, – уговорила. Но пока ничего не предпринимай. Сейчас у нас достаточно дел с Хэдлам и Риштоном, Мэри Вуд и Джейком Гордоном, чтобы брать в клиенты еще ДСО или министра финансов.

– Хэдлам и Риштон! Говорю тебе, пора забыть об этой парочке неудачников!

– Обещаю, что так и сделаю, как только встречусь с их адвокатом. После этого я с чистой совестью буду делать все, что ты пожелаешь. Хочешь, поездим по агентствам недвижимости? В конторе оставим Джея.

Строго-настрого приказав Джею посадить своего брата, если тот опять явится, на такси и отправить домой, мы поехали в Дидсбери, поставили машину возле библиотеки и зашли навести справки об адресах и телефонах солидных риэлтеров. Потом собрали несколько интересных адресов квартир и даже осмотрели одну, в реконструированном викторианском доме возле синагоги на Олд-Лендшоун-роуд. Мне она не понравилась. Места для парковки нет, а улочка такая узкая, что любое транспортное средство может перегородить ее в самый неподходящий момент. Я хотел жить поближе к Мерси, на просторе, где я мог бы бегать и ездить на велосипеде. Я пытался втолковать все это Делиз, – мы стояли в конце улицы, ожидая момента влиться в плотный поток машин, – когда мимо нас проехал знакомый «мицубиси-сегун». Без всякого сомнения, это был новый джип Теда Блейка, но за рулем сидел кто-то другой. Лицо парня, ведущего машину, показалось мне знакомым…

Такие совпадения бывают только в книгах, а не в реальной жизни. И тем не менее. Джип Теда Блейка! Его гордость, внедорожник, который никогда не увидит грязи, – и за рулем его угонщик Деклан. Не колеблясь, я вывернул на дорогу, протолкнулся вперед, и вскоре меня отделяли от джипа только три машины.

– Дейв, ты нас угробишь! Мы же никуда не спешим! – крикнула Делиз.

– Посмотри на «мицубиси-сегун» впереди. Чей он, по-твоему? – спросил я ее.

– Похож на машину Теда, но за рулем не он, – подтвердила она.

– Именно так. Это гопники из Солфорда.

Она вскрикнула от ужаса и повернулась ко мне.

– Нет, Дейв Кьюнан! Ты собираешься выкинуть их из этой машины прямо здесь и сейчас? Даже не думай. У тебя слишком много собственных проблем, чтобы ловить угонщиков чужих автомобилей. Пусть этим занимаются те, кому положено.

Она сняла трубку телефона и набрала полицейский номер.

– …да, я уверена, что это машина Теда Блейка, – добавила она, сообщив все детали. – Вы наверняка знаете Блейка. Он ведет передачу «Удар по правам» на канале «Альгамбра». Да-да… В машине двое подростков. Нет, у него нет детей… Я прекрасно знаю, я лично с ним знакома. Что значит «может быть, не его машина»?! На дверце написано его имя!

Не успела Делиз положить трубку, как впереди и позади нас завыла сирена. Теперь нас отделяли от «мицубиси» уже только две машины, и я видел, как Деклан и его приятель вжались в сиденья. Они весьма неосмотрительно поехали по участку, гуще всего напичканному стражами порядка. Полицейский «рейндж-ровер» подъехал к ним сзади, мимо нас, а «панда» подрезала спереди. Угонщики выскочили из джипа и кинулись бежать через шесть полос ревущего шоссе к Чорлтону, и все же Деклан успел заметить Делиз, еще с телефоном в руке, – и меня рядом с ней.

Я посмотрел им вслед, через широкую дорогу. На другой стороне, напротив кладбища, находилось заросшее травой футбольное поле. Я проезжал мимо него по нескольку раз на дню и ни разу не разглядел как следует. Я знал, что несколько лет назад это поле продали под застройку, но общественность запротестовала, и строительство не состоялось.

Теперь, однако, поле не пустовало. Сквозь дождь и сгущающиеся сумерки я отчетливо видел очертания прицепов: пустырь захватили тревеллеры. Полицейские блокировали движение у светофора и завладели машиной Теда, но догнать воров не успели.

Настроение у меня испортилось. Деклан, несомненно, хорошо разглядел мое лицо.

Мы вернулись в центр города и заехали в подземный гараж возле нового здания Британского совета.

Когда мы вышли из машины, Делиз принялась чистить мой пиджак рукой.

– Я знаю, что ты хулиган, Дейв Кьюнан, но это вовсе не обязательно знать всем.

Мы поднялись по ступенькам «Холидей-Инн-Краун-Плаза», как теперь именовался старейший отель Манчестера.

Я очень рассчитывал на встречу с адвокатом Бартлом. Помня, что моя первая попытка говорить правду и ничего, кроме правды, закончилась четырнадцатичасовым заключением и шишкой на голове, а вторая – выбрасыванием меня головой вперед из здания «Альгамбры», я надеялся, что на третий раз мне наконец повезет.

Адвоката, одиноко сидящего в холле-кафетерии, заметила Делиз. Когда мы подошли и представились, он, казалось, приготовился ретироваться, но под моим нажимом все же признал, что он – Джефф Бартл.

Это был высокий мужчина лет сорока с небольшим, в темном костюме, галстуке выпускника Манчестерской классической школы, в начищенных до блеска ботинках и с ровным загаром на лице, приобретенным явно не под кварцевой лампой. Он был похож на горнолыжника, и я отчетливо представил себе, как на его тщательно уложенных светлых волосах играет альпийское солнце. Я обрадовался, что явился в своем лучшем костюме и что на этот раз моя одежда пережила день сыскной работы более или менее сносно. Ботинки я незаметно вытер об угол мягкого кресла.

Пока нам подавали кофе и сэндвичи, мы поболтали о том о сем, а затем я рассказал ему свою версию – что, по моему мнению, Хэдлам и Риштон не могли успеть добраться до Престбери и сами убить Глорию. Мои слова, однако, не произвели на него ни малейшего впечатления; на его лице блуждала улыбка, и я понял, что меня опять надувают. Терпение мое кончалось.

Гордон после нашей прогулки на вертолете сказал, что будет очень рад, если я изложу мою версию адвокату, которого «Альгамбра-ТВ» выбрала, чтобы подготавливать материалы для защиты Хэдлам и Риштона. Полную, несокращенную версию, со всеми подробностями. Он хотел, чтобы я рассказал все до мельчайших деталей, и неудивительно: адвокат был полный идиот!

– Мистер Бартл, – сказала Делиз, приходя мне на помощь, пока я еще не успел разозлиться, – Дейва очень беспокоит, что в газетах уже происходит суд над мистером Риштоном и мисс Хэдлам, хотя до настоящего суда дело еще не дошло. – С этими словами она достала из сумочки сложенный газетный лист. Это была передовица «Баннера» за прошлую неделю: «Сладкая парочка из сериала: вымысел и реальность». – Если вас не было в городе, вы, возможно, этого не видели, – вежливо продолжила Делиз. Я и не подозревал, что она догадалась сохранить газету. Видимо, она принимала мою озабоченность делом телевизионщиков гораздо ближе к сердцу, чем я полагал.

Бартл нахмурился и одним пальцем отодвинул от себя газету. Я видел, однако, что он читает заголовок – известно, что заголовки «Баннера» с первого раза понять не так просто.

– Это не имеет значения, – произнес он наконец. – Мы знаем, что их ждет абсолютно честный суд. Моя задача – подготовить все необходимые документы для главного адвоката. – Он откусил кусочек сэндвича.

– А проверяете ли вы улики? – спросил я, пытаясь выдержать ровный тон.

Он прожевал откушенное, проглотил и осторожно ответил:

– Всем этим несомненно занимается следствие. Служба уголовного преследования никак не позволила бы предъявить обвинение, не убедившись, что для этого достаточно оснований. Если главный адвокат, который будет выступать в суде, сочтет, что до суда необходимо провести дополнительное расследование, он об этом заявит, и мы все организуем.

Мне стало интересно, в каком отстойнике Тревоз выудил этого недоноска. Скорее всего, такой выбор он сделал не случайно. Снисходительный тон Бартла начинал меня доставать.

– Я не хочу показаться навязчивым, мистер Бартл, но хорошо известно, что в подобных случаях адвокаты должны строжайшим образом проверить линию обвинения. Неоднократно имели место случаи, когда они обнаруживали факты, игравшие решающую роль для защиты и менявшие исход дела. Вы обязаны рассмотреть все подготовительные материалы обвинения через микроскоп в поисках несостыковок.

Адвокату вдруг надоело изъясняться официальным языком.

– Мне кажется, Кьюнан, в полиции вас самого подвергли подробному допросу, и ваши показания как-то хиловаты, – произнес он.

Я опять бился головой о кирпичную стену. Почти все, с кем я говорил до сих пор, полагали, что Хэдлам и Риштон обвинены справедливо, – и Бартл не составлял исключения. Тот факт, что его клиенты не могли находиться на месте преступления в тот момент, когда они предположительно застрелили Глорию Риштон, нисколько его не интересовал. Скорее всего, он следовал указаниям людей, которые ему платили, но я готов был содрать с него рубашку и вырезать цифры 5.40 у него на груди столовым ножом. Тут снова вмешалась моя помощница:

– Именно об этом Дейв и говорит, мистер Бартл. В таких делах, как это, где следствие опирается на косвенные доказательства, полиция обычно тщательно выискивает все возможные улики и показания. Они надавили…

– Мисс Не-знаю-как-вас-звать, я не привык выслушивать указания от выскочек-секретарш.

Делиз встала.

– Я не для того пять лет училась в университете, чтобы меня называли выскочкой-секретаршей! Вы что себе позволяете? – Еще немного, и она кинулась бы на него с кулаками. Настала моя очередь успокаивать ее. Я потянул ее за руку и усадил в кресло.

Пока Делиз изливали свой гнев, я подумал, не пустить ли в ход шантаж.

– Мистер Гордон заверил меня, что вы готовы к сотрудничеству, мистер Бартл, и что делается все возможное, чтобы спасти обвиняемых, – мягко произнес я.

– Вы говорите о мистере Джейке Гордоне? – переспросил Бартл, разом забыв о своей булочке.

– О нем самом. Я беседовал с ним об этом деле сегодня утром. Честно говоря, я считал, что наша встреча организована при его любезном содействии.

– Ах, вот как… Все детали записывал мой сотрудник… У меня сложилось впечатление, что найти для вас время меня просил Ланс Тревоз. – Теперь Бартл светился улыбкой, ослепительной, как солнце над горным ледником. – Если вы полагаете, что мне стоит заняться чем-нибудь еще… Я не хотел показаться грубым, мисс… э-э… – Делиз по-прежнему пожирала его яростным взглядом и не собиралась прощать свою обиду в обмен на демонстрацию трудов его дантиста, но момент, когда он стал сговорчивым, надо было использовать. Вероятно, вопрос о том, в какой мере Бартл должен идти на сотрудничество со мной, живо обсуждался Гордоном и Тревозом.

– Я хотел спросить, можете ли вы организовать мне свидание с Саймоном или Кэт.

Гладкие черты Бартла вновь омрачились.

– Вы полагаете, это необходимо?

– Я имею в виду не частное посещение; я хочу встретиться с ними как представитель защиты. – Уголком глаза я видел выражение лица Делиз, но продолжал гнуть свою линию: – Мистер Гордон очень озабочен тем, чтобы ни у кого не сложилось впечатления, что он и особенно мистер Тревоз препятствуют ходу разбирательства дела мистера Риштона и мисс Хэдлам. Вы понимаете, что в противном случае позиция «Альгамбры» будет интерпретирована так, будто они нарочно наняли адвоката, враждебно настроенного к обвиняемым… Незнакомого с судебной практикой… Стремящегося сорвать защиту на суде и обеспечить таким образом устранение мистера Риштона из компании, – закончил я. Мне было все равно, что он подумает, –это был мой единственный шанс спасти свою репутацию, и упускать его я не собирался.

– О, я понял вашу мысль, мистер Кьюнан. Честно говоря, я не задумывался над этим аспектом. Мы ни в коем случае не позволим, чтобы кто-то мог сказать, что «Бартл, Бартл и Гримшоу» проявили недобросовестность. Но боюсь, вы смотрели слишком много американских детективных фильмов. Мы не можем сделать вас «представителем защиты», как вы выразились. Ваше «важнейшее» свидетельское показание потеряет всякую юридическую силу, если в наших отношениях смогут усмотреть материальную заинтересованность – а я и вовсе рискую быть исключенным из коллегии адвокатов.

Он сложил руки, словно для молитвы, и принялся разглядывать свои ухоженные ногти. Мою просьбу он отклонил ясно и однозначно.

– Скажите мне, мистер Кьюнан, – продолжал он, – почему вы так стремитесь добиться оправдания мистера Риштона? Вы ведь с ним едва знакомы.

– Вы только что сказали, Джефф, что боитесь быть исключенным из вашей профессиональной лиги. То же самое чувствую и я. Судите сами. Частный следователь заявляет, что в пять сорок вечера он разговаривал с двумя клиентами. Полиция утверждает, что это невозможно и что клиенты в это время находились совсем в другом месте. Значит, детектив либо лжет, либо был пьян, либо страдает болезнью Альцгеймера. Вы бы стали обращаться к нему после этого?

– Я вас отлично понимаю, – рассудительно произнес он.

– Кроме того, я знаю, что я прав. Следствие откопало неизвестно где двух свидетелей, чтобы подтвердить сфабрикованное дело, и разожгло журналистские страсти, как Делиз вам только что показала. Свидетели несомненно ошибаются, и, хотя я не могу утверждать, что Кэт и Саймон не имеют вообще никакого отношения к убийству, мне доподлинно известно, что таким образом и в такое время, как утверждает следствие, они его совершить не могли.

– Я вижу, что ваша личная заинтересованность в этом деле очень велика, – пробормотал он. – Я предлагаю следующее. Я назначу мисс Делани исполнителем, действующим на общественных началах – от лица моей фирмы. Она сможет посетить моих клиентов, а вы будете при ней сопровождающим.

Я с облегчением вздохнул.

Бартл достал из кейса мобильный телефон, отдал сразу все необходимые распоряжения и сказал Делиз:

– Доверенность вам доставят курьерской почтой, а я пока созвонюсь с администрацией тюрьмы «Стайал» и предупрежу их, что вы собираетесь нанести визит мисс Хэдлам. С мистером Риштоном дело обстоит сложнее. Его отправили в тюрьму «Хаверигг» в Камбрию, но я думаю, что завтра вы сможете повидать и его.

Лицо Делиз не предвещало ничего хорошего. Она приехала на эту встречу в надежде, что как только я сделаю свое заявление, все будет окончено.

Бартл встал и проводил нас к выходу из отеля. Надо признать, это был высокий класс: он ни секунды не выглядел человеком, которому выкрутили руки. Прощаясь, он заверил меня, что посвятит вечер проверке всех обстоятельств, связанных со временем злополучных событий, ведь это так важно для исхода дела!

Делиз выпустила когти, как только он нас оставил.

– Дейв, ты же клялся, что бросишь заниматься этими телезвездами – и здравствуйте! Я их новый адвокат!

– Если бы ты не донесла в полицию о дневнике, они бы не сидели сейчас за решеткой, – гневно парировал я.

– Я буду слушать это до конца моих дней? Ты серьезно предпочел бы сидеть сейчас на их месте, обвиненный в убийстве? – Мы спускались по длинному подземному эскалатору, и когда она прокричала «в убийстве», пожилая пара, поднимавшаяся нам навстречу, оглянулась.

Внизу, в гараже, я вспомнил, что до сих пор не позвонил Теду Блейку по поводу его вездехода. Он снял трубку, когда мы ехали по Динсгейт. Выяснилось, что он даже не заметил исчезновения своей машины.

Проезжая по Честер-роуд, я сказал Делиз, что мы направляемся прямо в тюрьму «Стайал». Через минуту она разжала губы:

– Полагаю, мое мнение уже никого не интересует.

– Перестань, пожалуйста, Делиз. Я должен отмыть свое имя.

– И слушать не желаю. Я прекрасно знаю, почему ты это делаешь. Ты не можешь смириться с мыслью, что полицейский Джеролд прав, а ты ошибаешься! И не надо рассказывать мне про твою репутацию!

Недаром говорят, что самые жестокие удары нам наносят близкие. Мы замолчали.

Тюрьма «Стайал» находится в конце извилистой дороги, ведущей мимо главного здания Национального треста, и разительно отличается от «Стрейнджвейс», мужской манчестерской тюрьмы. Заключенные содержатся здесь в небольших отдельных корпусах, а весь комплекс похож на комфортное студенческое общежитие, и только высокое проволочное ограждение и охраняемая проходная напоминают о его назначении.

Тщательная проверка всех наших документов заняла много времени, но в конце концов нас провели в комнату для свиданий, расположенную на первом этаже ближайшего корпуса. Делиз нервничала: она была в тюрьме в первый раз.

Офицер привел Кэт Хэдлам и вышел. Для создания «комфортной» обстановки в комнате стоял низкий столик, мягкие кресла, а на стене висели даже две картины, но до интерьеров «Альгамбры» этому помещению было далеко. Хэдлам держалась довольно спокойно и снова приветствовала нас своей необъятной улыбкой, которая, впрочем, стоила ей некоторых усилий.

На Кэт была ее собственная одежда – дорогого вида розовый джемпер поверх такого же цвета футболки, коричневые спортивные брюки и темные кроссовки.

Комната наполнилась запахом французских духов… Настоящий подарок для здешних лесбиянок, подумалось мне.

– Сколько изменилось с нашей последней встречи, мистер Кьюнан, – сказала она, садясь и закуривая сигарету. В комнате уже стоял застарелый запах табачного дыма – и только теперь я заметил, что ковровое покрытие и кресла во многих местах прожжены, – Я немало удивилась, когда мне сообщили, что вы работаете теперь с моим адвокатом.

– Мисс Хэдлам, после нашей последней встречи я два дня бился головой о стены следственного изолятора чеширской сыскной полиции. Они хотели заставить меня сознаться, что вы наняли меня, чтобы убить Глорию Риштон.

Она выпустила дым. Видно было, что мои проблемы занимают ее мало.

– Я вам сочувствую, – произнесла она без всякого выражения. – Я согласилась встретиться с вами только потому, что вы не можете повредить моей защите больше, чем этот недоумок Джефф Бартл. – Кэт вдруг опустила голову. Мне показалось, что она вот-вот расплачется, но она справилась с собой. – Вы приехали вместе с вашим партнером. Как вы поживаете, мисс Делани? Вы выглядите гораздо лучше, чем я.

– Если хотите, вы можете поменять солиситора, – сказал я.

– Зачем? Все это так абсурдно, что нас в любом случае освободят, раньше или позже.

Делиз посмотрела на меня и подняла брови. По щекам Кэт сразу потекли слезы. Делиз протянула ей пакетик бумажных носовых платков, и она поспешно вытерла лицо. Весь ее оптимизм пропал.

– Никакой надежды нет, правда? Все уверены, что я виновна. Поэтому, кто мой поверенный, не имеет ни малейшего значения!.. Нас уже судили в газетах и признали виновными. Я злодейка, натравившая Саймона на его бедную жену. Никто в этом не сомневается. – Повернувшись к Делиз, она с горечью добавила: – Вы же знаете, что причиной всему мой дневник. Зачем вы рассказали о нем?

Слава богу, хотя бы теперь Делиз покраснела.

– Дейв говорит, что я не должна была этого делать, но ведь раньше или позже они все равно докопались бы. Следователь знал, что вы обращались к нам по поводу пропажи дневника. В любом случае они изучили бы его самым подробным образом.

– Но я написала эту фразу о Глории несколько лет назад, – умоляюще произнесла Кэт. На лице, мокром от слез, уже не осталось ничего начальственного. Она глубоко затянулась сигаретой и выпустила дым в сторону Делиз, которая смущенно поерзала в кресле. Эта женщина, всего неделю назад занимавшая высокое положение в телевизионном мире, теперь вызывала только жалость.

– Я уверен, что вы не убивали Глорию Риштон, и хочу помочь вам доказать это. – Я бросил взгляд на ощетинившуюся Делиз и почувствовал себя миротворцем ООН, влезающим между двумя враждующими армиями. – Так вот, мисс…

– Называйте меня Кэт, – вставила она и аккуратно сложила губы над выдающимися вперед зубами. Я пронаблюдал за этим завораживающим процессом, и она добродушно улыбнулась мне, на этот раз не разжимая губ. В уголке моей души шевельнулось что-то похожее на симпатию.

– …Кэт. Мы оба знаем, что в тот злополучный вечер я вышел от вас после пяти сорока, а вы с Саймоном остались в студии. Тем не менее охранник Пултер заявил, что я ушел в четыре тридцать, разрушив тем самым ваше алиби. Как вы думаете, зачем он это сделал?

– Я всегда его не любила, и он, вероятно, это знает, но это, конечно, не повод возводить на меня такой ужасный поклеп. Полиция показывает книгу регистрации, где помечено, что вы ушли в четыре пятнадцать, а мы – в четыре тридцать. Собственно говоря, Пултер только согласился с этим, когда ему пригрозили обвинением в сообщничестве и стремлении препятствовать следствию.

Это было для меня новостью. Делиз яростно строчила в блокнот. Хэдлам нахмурилась.

– Я не понимаю, в чем смысл вашего визита. Мистер Бартл все это давно записал.

– Смысл в том, что, в отличие от Бартла, Дейв все это проверит, – твердо ответила Делиз.

– Мы потребуем, чтобы нам предъявили эту книгу регистрации. Им придется сделать электронно-статический тест, – добавил я. – Это поможет установить, когда были внесены в книгу ложные записи.

– Все это очень непонятно, – сказала Хэдлам, выпячивая свои полные губы, – но я полагаю, вы профессионал.

– Да, он профессионал, и если вам удастся выбраться отсюда, то только благодаря ему, а не этому ничтожеству Бартлу, – сердито проговорила Делиз.

– Пока что я, к сожалению, не владею всей информацией, – мягко произнес я. – Давайте будем просто придерживаться фактов. Кэт, что вы можете сказать о свидетеле, который заявляет, будто видел, как вы входили в дом Глории сразу после шести часов?

– Какой еще «свидетель»! В это время мы находились в центре Манчестера!

– Мне это известно, – терпеливо продолжал я. – Верьте, пожалуйста, что я на вашей стороне.

– Этот человек работает бортпроводником, его имя – Уильям Коулман. Он живет через дом от Глории. Он утверждает, что видел, как мужчина и женщина входили в дом, когда он отправлялся в аэропорт. Он сообщил это только через два дня, вернувшись в Англию. Он опознал нас на очной ставке с подставными участниками. Это был настоящий фарс! Лицо Саймона известно всем, а я была единственная женщина, пользующаяся духами «Шанель № 5». – В ее голосе опять послышались слезы.

– Вы знаете этого Коулмана? – спросил я.

– Знаю только, что он уже обратился за вознаграждением, объявленным банком, где работала Глория. Он производит впечатление иностранца, одет в дорогой костюм. Маленького роста, черноволосый… Я сначала приняла его за араба.

– Как вы думаете, он не имел видов на Глорию? Он ведь был ее сосед, – спросил я с надеждой.

Кэт грустно покачала головой.

– Мне об этом ничего не известно.

– Хорошо, давайте попробуем зайти с другой стороны. Как хорошо вы знали Глорию? Вы можете что-нибудь нам о ней рассказать?

– А можно мне задать один вопрос? – вдруг произнесла Кэт раздраженным голосом. – Сколько, по-вашему, Глории было лет?

– Двадцать девять-тридцать с небольшим, – ответил я наугад.

Мне показалось, что Кэт собирается вскочить и ударить меня, но она вдруг закрыла лицо руками и громко разрыдалась, словно не выдержав напряжения. Делиз озадаченно посмотрела на меня.

– Почему возраст Глории вас так огорчает? – спросил я как можно ласковее. Вероятно, Делиз, как и я, решила, что Кэт рыдает от раскаяния и готова сознаться в своей вине.

– А вы не понимаете? Глории было не меньше тридцати девяти, это я знаю точно. Она работала на «Альгамбре» в редакции научно-популярных программ задолго до того, как я пришла на студию. Она чрезвычайно заботилась о своей внешности. Никогда не позволяла себя фотографировать, если не имела возможности отретушировать фотографию. И еще страшно любила деньги, тащила и тащила из Саймона. А потом ушла от него – считала, что он плохо ее содержит. Ей был нужен не маленький домик в городе, а вилла за миллион фунтов. Но теперь все думают – и будут думать, – что она была молода и прекрасна, а ее погубила злая старуха!..

Мы подождали, пока Делиз закончит записывать слова Кэт. Они совпадали с тем, что писали в газетах, но можно ли было считать ее неприязнь к Глории достаточным для убийства мотивом? Несомненно, она нуждалась в очень искусном защитнике.

– Вы ненавидели Глорию, Кэт? – спросил я, используя подходящий момент.

– Конечно же нет! Я была удивлена и уязвлена, когда Саймон так неожиданно на ней женился. Он ведь жил со мной, но Саймон непредсказуем. Потом она ушла с «Альгамбры» и поступила в исследовательский отдел «Нортерн Пайонирс Банк». С тех пор я ее почти не видела. Потом однажды поздно вечером Саймон приехал ко мне и попросил разрешения остаться. Они разошлись – я так и не узнала, из-за чего, но это не имело никакого отношения ко мне.

Вспомнив, как Риштон хвастался мне, что расстается с женщинами даже за попытку вмешаться в рацион его питания, я нашел слова Кэт очень правдоподобными.

– А Саймон? Как вы думаете, не могло ли у него быть какого-то неизвестного вам мотива устранить Глорию? Не могла она начать чем-нибудь его шантажировать?

Кэт вздрогнула, хотя в комнате было тепло. Она закурила вторую сигарету и положила окурок первой на ручку кресла. Пепельницы не было.

– Саймон очень эгоцентричен, но он не способен на убийство. Он живет в вымышленном мире, создание очередного персонажа для «Следеридж-Пит» – главный смысл его жизни. Кроме того, он не умеет хранить тайны; я провела рядом с ним много месяцев, кому, как не мне, это знать.

– А если все-таки шантаж? – не успокаивался я. – Меня наняли, чтобы доставить конверт с деньгами, но подлинные мотивы этого поручения мне неизвестны.

– Да нет же, какой шантаж, – отмахнулась она.

– Но тогда что же? – спросила Делиз.

– Об этом надо спрашивать у Саймона, – вызывающе ответила Кэт.

– Хорошо. Мог ли кто-нибудь пытаться воздействовать на Саймона, убив его жену? – спросил я.

Кэт печально покачала головой. Я представлял себе ее состояние. Все эти вопросы она слышала уже тысячу раз. Я решил прекратить, пока она не впала в полную прострацию. В случае необходимости мы всегда имели возможность встретиться, а если она что-то скрывала, я не хотел, чтобы мой нажим становился очевиден.

– Я вижу, вы не хотите рассказывать нам всего, – сказал я, прежде чем попрощаться. – Конечно, вы сообщили нам массу полезной информации, но если захотите сказать что-то еще – пожалуйста, свяжитесь с нами.

Вместо ответа Кэт измученно улыбнулась. Под глазами у нее темнели круги.

Идя к выходу, я обратил внимание, что охрана здания оставляет желать лучшего. Каждый корпус был огражден, по периметру территории тянулся забор с колючей проволокой наверху. Через равные промежутки стояла высокие столбы с видеокамерами наверху. Делиз заметила, что я осматриваю местность, но выступила со своими комментариями только когда мы проезжали военный мемориал в Стайал-Виллидж, в миле от тюрьмы.

– Робин Гуд собирается освободить несчастную пленницу от злого шерифа?

– Нет, просто профессиональное любопытство, – беззаботно ответил я.

– Зачем мы тратим время? Совершенно очевидно, что она виновна, – кипятилась Делиз. Я съехал на обочину и остановился.

– Слава богу, что ты не судья, Делиз. Откуда такая уверенность? – спросил я спокойно.

Делиз подняла левую руку и начала загибать ее пальцы правой, словно объясняя очевидные вещи круглому идиоту.

– Во-первых, указание на время подтверждено документами и свидетелем, этим солдафоном Пултером. Во-вторых, дневник. Кстати, спасибо, что поддержал меня в этом пункте, – едко заметила она. – Твоя слезливая подруга забыла сообщить тебе, что полиция нашла дневник тщательно спрятанным под запаской в багажнике ее машины. В-третьих, имеется свидетель на месте преступления. Бортпроводник – человек, чье зрение проверяют каждые несколько месяцев и которого никто не уличил в связи с кем-либо из подозреваемых. В-четвертых, под ногами у полиции путается частный детектив, который бродит вокруг места преступления с кучей денег, назначение которых ничем, кроме шантажа, не может – или не хочет – объяснить даже сама Хэдлам. – Делиз сжала кулаки, и я подумал, что она собирается меня ударить. Ее дедуктивные способности были изрядны, но она еще не закончила, – и в-пятых, я вижу, что ты пустил слюнки, как только в первый раз увидел эту бабу. Вот почему ты с ней возишься. Когда наконец ты станешь реалистом, Дейв? – В ее голосе звучало неподдельное презрение. – Разве ты не видишь, как подействовала на Гордона твоя готовность сотрудничать? Он позволил нам вмешаться, чтобы никто не мог сказать, будто он стремился устранить эту парочку. Ты даешь этой сучке то, что такие богатые люди, как Гордон, не могут купить ни за какие деньги. И даешь ей это даром! – От отчаяния Делиз расплакалась.

– Все совершенно не так, Делиз, – умоляюще произнес я. – Гордон полный и законченный негодяй. Поверь мне, это не выдумки. Сколько в нем ни копайся, ничего, кроме подлости, не найдешь. Это действительно он выставил меня из квартиры! А относительно Хэдлам ты ошибаешься. Мне нужна только ты, Делиз. Но я знаю, что она невиновна, и это не имеет ничего общего с моими симпатиями и антипатиями. Если бы ты видела тело Глории в гараже и говорила с Риштоном и Хэдлам за полтора часа до этого, ты бы поняла. Полиция просто хочет закрыть дело как можно скорее. Начали с того, что профессиональный киллер – Дейв Кьюнан! Потом, когда этот вариант не прошел, оказалось, что произошла домашняя ссора – муж и любовница избавились от жены. Все объяснено, дело закрыто.

– Но свидетельства, Дейв…

– К черту такие свидетельства! Девять десятых того, чем они располагают – косвенные улики. В этом деле еще полно загадок.

– А загадки разрешит святой Дейвид Кьюнан, покровитель безнадежных подследственных. Где ты возьмешь деньги на это расследование? Бог подаст?

– Уже подал. Ты забыла, что Гордон принял нас на работу, – напомнил я ей.

– Сколько же времени, по-твоему, ему понадобится, чтобы догадаться, что ты намереваешься повесить убийство на него? Я не понимаю, почему тебе необходимо расследовать все. Ты знаешь, что она невиновна, – вероятно, ты умеешь видеть сквозь стены? На меня, пожалуйста, не рассчитывай, я в этом участвовать не желаю. Отвези меня домой и не звони мне до вторника.

В молчании мы проехали по извилистой дороге, ведущей к Манчестеру через Уайтеншоу. Поворачивая на маленькую улочку у парка, где она так счастливо жила со своей матушкой, я предпринял последнюю попытку примириться:

– Делиз, скоро Новый год…

– Да что ты говоришь?

– Мы могли бы съездить куда-нибудь, пожить пару дней в гостинице, – жалобно предложил я.

– Иди к черту! – Она выскочила из машины и с размаху хлопнула дверью.

В самом мрачном настроении я доехал до конца улицы. Передо мной встал тот же вопрос, что перед всяким бездомным в конце дня: куда податься? Оставалось отправиться только в «Атвуд Билдинг» – мое последнее пристанище.

12

«Атвуд Билдинг». 8 часов вечера перед Новым, 1994-м годом.

Джей давным-давно ушел, но запах лука от его гамбургера остался. Меня замутило, я открыл окно и постарался оставить его в таком положении, подложив под раму старый выпуск справочника «Кто есть кто». Вот-вот, подумал я, пристраивая книжку – мы можем позволить себе купить только подержанный экземпляр четырехлетней давности важнейшего справочного издания, а потом еще и использовать его вместо кондиционера.

Я принялся расхаживать по комнате взад-вперед. Прохлада постепенно освежала мой утомленный мозг. Предметы обстановки в нашем офисе, приобретенные в разное время, напоминали геологические слои, свидетельствуя о периодах экономического подъема и спада в истории фирмы. Обшарпанный письменный стол относился к самой ранней, докембрийской эпохе. Я пытался найти утешение и обрести хоть какой-то душевный покой, разглядывая старые знакомые вещи, однако желание провести среди них Новый год упорно не приходило.

Экспроприированные у Кларка секции с документами мешали моему мерному расхаживанию, и, разозлившись, я решил наконец ознакомиться с их содержанием. Какое-никакое, а все-таки занятие, и к тому же Делиз до сих пор не нашла ничего, касающегося Мэри и Дермота Вуд.

Изучение папок могло бы занять у заинтересованного исследователя долгие годы. Кларк, вероятно, провел сотни часов, изучая местные газеты и выискивая имена жертв несчастных случаев, чей возраст соответствовал бы возрасту его клиентов. Найдя подходящее, он подавал заявление на паспорт и свидетельство о рождении; некоторые документы были выданы двадцать лет назад. Кларк держал целую фабрику удостоверений несуществующих личностей. Отдельные документы использовались многократно разными людьми. Делиз сказала правду: это была золотая жила. Кларк вел тщательный учет подлинных и фальшивых имен и адресов.

Я полагал, что моя помощница, конечно, первым делом посмотрела на букву «W», но на всякий случай проверил.

Обложки папок были очень старые, потрепанные, с погнутыми держателями. С большим трудом я отделил все, что числилось под W, и выложил на стол. Перелистав стопку еще раз, я вынул бумаги из папок и сложил на пол. Потом заметил, что три папки сорвались с держателя и завалились на дно секции. Ни на одной из них также не значилось фамилии Вуд. Не нашлось бумаг Мэри ни на «Виндзор», ни на «Касселз», ни на «Лес» ^[16]. В конце концов я обнаружил их на слово «Древесина».

Папка была довольно тонкая, но когда я вытащил из нее пожелтевшие от времени листки, сердце у меня забилось от волнения. Большая их часть касалась Дермота Вуда, покойного укладчика асфальта. Он подавал заявление на пособие по безработице под именем Эймонн Касселли, работая в «Страхан-Далгетти» под именем Вуд. В папке лежали ирландское свидетельство о рождении и паспорт, то и другое на имя Касселли, вероятно, поддельные, если только некто Касселли не умер в молодом возрасте и Вуд не выдал себя за него. Кроме того, имелся большой желтый конверт. С замиранием сердца я его открыл.

Конверт содержал несколько коричневатых фотографий.

На одной я увидел молодую цветущую женщину в платье служанки 30-х годов. На обороте стоял штамп фотоателье на Бэкингем-Палас-роуд; вероятно, это была предполагаемая бабушка Мэри. На другой был запечатлен теннисный корт, где та же девушка держала в руках поднос с напитками для игроков. Глаза ее были устремлены на легко узнаваемую, напоминающую собачью, физиономию Эдуарда Виндзора, принца Уэльского. Фоном служило нечто вроде обнесенной рвом крепости с пушками на стенах.

Я нашел книги и фотографии, подобранные Делиз, положил их на стол и стал пытаться определить запечатленных на снимках людей. Вот женщина, которую принц обнимает за плечи – это, надо полагать, Тельма Фернесс, его подруга на тот момент. Две другие дамы в группе – Фрида Дудли Уорд и Уоллис Симпсон, бывшая и будущая любовницы. Мужчина с усами на заднем плане – скорее всего, Эрнест Симпсон, а еще один – вероятно, младший брат Эдуарда, Генри, позднее герцог Глостерский. Безусловно, на фотографии были запечатлены бабушка Вуд и Эдуард, но один как хозяин, другая как служанка. Я достал из ящика стола лупу и стал изучать выражение их лиц. Лицо Эдуарда выражало ту скуку, которая не покидала его, наверное, всю жизнь, но девушка глядела на него нежным, обожающим взглядом. Не для того ли фотограф – возможно, Сесил Бартон – оставил ее в кадре, чтобы показать контраст между чувствами служанки, издалека восхищающейся своим будущим королем, и жеманными улыбками благородных дам?

Две следующие бумаги взволновали меня уже по-настоящему. Я не верил своим глазам. Одна представляла собой метрику, выданную в августе 1934 года в Эннискиллене, Северная Ирландия. Она удостоверяла рождение Эдуарда Артура Дейвида Джорджа Виндзора. Имя матери – Мэри Монтгомери (Виндзор). Приписка в скобках была сделана той же рукой, что и весь документ, и указывала, возможно, на сомнение регистратора в заявленной Мэри фамилии. Строчка, предназначенная для имени и рода занятий отца, пустовала.

Другой документ был сложен в несколько раз. Я осторожно развернул и поднес его к лампе. На гербовой бумаге вверху было отпечатано: «Форт Бельведер-Виндзор», и рядом – герб принца Уэльского с тремя перьями.

Ниже, твердым почерком, следующее:

Свидетельство о заключении брака.

Ноябрь 1933 года.

Настоящим удостоверяется брак между Эдуардом, принцем Уэльским, и Мэри Монтгомери, девицей сего прихода. Таинство венчания, в соответствии с ритуалом Англиканской церкви, между Его Королевским Высочеством Эдуардом, принцем Уэльским, и Мэри Монтгомери, совершено священником Эриком Сент-Джоном Саммерсби (подпись). Подписи Е. К. В. и Мэри Монтгомери, а также подписи свидетелей прилагаются.

Эдуард Яр.

Мэри Монтгомери

Тельма Фернесс

Эрнест (неразборчиво)

Я посмотрел бумагу на просвет. Она имела водяные знаки и казалась настоящей – но, как ни крути, нашел-то я ее в архиве поддельных документов. Впрочем, этого материала хватило бы не на одну сенсационную статью. Особу, занимающую английский престол, ожидал еще один кошмарный год, если бы эта бомба замедленного действия, оставленная ее дядей, взорвалась.

Каким же ничтожеством был этот Эдуард! Вероятно, он полагал, что тайный брак – отличная шпилька родителям, которые – так же, как и мои – не переставали твердить ему, что он должен найти себе подходящую невесту.

Разумеется, бедная девушка не знала, что, согласно Акту о бракосочетании высочайших особ, для законного брака требовалось согласие Георга V.

Я отыскал ключ от старенького сейфа, стоящего в углу комнатушки Делиз. Я приобрел этот сейф в один из благополучных периодов фирмы почти задаром – а потом потратил уйму денег на разрешение администрации поставить его у себя.

Огромный медный ключ вполне годился для того, чтобы запереть им реликвию эдвардианской эпохи. Впрочем, замок, вероятно, мог бы открыть и ребенок. Я держал в сейфе свой автоматический пистолет и еще кое-что. Теперь туда же отправилась тайна Мэри Вуд.

Весьма невеселая тайна. Я попытался мысленно воссоздать обстановку свадьбы. Друзья Эдуарда, очевидно, находили бракосочетание принца со служанкой невероятно забавным – а наивная девушка настояла, что только на таких условиях отдаст свое маленькое сокровище пресыщенному принцу. Кто-нибудь, наверное, шутил, что он должен найти девственницу, чтобы произвести на свет наследника престола – а потом шутка обернулась реальностью. Монтгомери объявила, что она беременна. Вероятно, Эдуард был уверен, что не может стать отцом – но попадались ли ему до того молодые здоровые девушки?

Я подошел к окну. Толпы народа устремлялись в сторону Чайна-тауна. Хотя на дворе стоял не китайский, а вполне европейский Новый год, владельцы окрестных ресторанов радовались возможности угостить гуляющую «лупоглазую» публику. Мне хотелось к людям, но я знал, что если отправлюсь в паб, то с большой вероятностью закончу вечер где-нибудь в канаве.

Жалость к себе – отвратительное чувство, но именно в нем я погряз теперь с головой. Я заткнул уши, чтобы не слышать звуков новогоднего веселья, и провел еще одну скверную ночь на раскладушке.

В 7.30 утра я уже мчался к Стретфордскому спортивному комплексу. Сорок раз переплыл бассейн, принял вожделенный душ и, к собственному удивлению, отправился завтракать в «Макдональдс». Несмотря на избыток калорий в их пище, все-таки это заведение страшно удобно.

Вернувшись в офис, я позвонил Джею и оставил ему на автоответчике сообщение, чтобы он потребовал проведения электронного теста книги регистрации Пултера, хотя шанс на оправдание Кэт Хэдлам казался мне уже практически нулевым и весь вчерашний энтузиазм улетучился. Похоже было, что за ее свободу мне лично предстояло заплатить немалую цену. Может быть, действительно стоило забыть об этом и предоставить дело полиции и суду?

Я не спеша прогулялся по центру города. День стоял свежий, в воздухе почти не чувствовалось выхлопных газов, с юго-запада дул легкий ветерок. Пообедав в пиццерии, я вернулся в офис. Больше идти было некуда.

Ближе к вечеру мне позвонила мисс Эттли из «Полар Билдинг Сосайети» и очень удивилась, застав меня на рабочем месте в первый день нового года. Она сообщила, что в моем деле наметились кое-какие сдвиги: мистер Харрисон попросил, чтобы ему принесли мои бумаги, и сказал, что дело, возможно, будет пересмотрено. Она подробно рассказала мне обо всех деталях, а меня так взволновала перспектива вернуться в свою квартиру, что, недолго думая, я спросил ее, не хочет ли она со мной пообедать. Мисс Эттли, производившая впечатление особы со здоровым аппетитом, согласилась – не то чтобы слишком поспешно, но довольный голос, каким она обсуждала место встречи, приятно контрастировал с тоном моей последней беседы на аналогичную тему с Делиз. Эттли звонила из своего дома в Пойнтоне.

– Знаете, Дейвид, я хочу выйти прогуляться в Лайм-парк. Может быть, присоединитесь ко мне? А потом я угощу вас домашним обедом, – предложила она. – Не размышляя слишком долго, я обещал приехать. – Вечером можно будет выйти куда-нибудь в паб…

«Отдал пенни – не жалей фунт», – сказал я себе и обещал приехать.

Она жила на Чеззлвит-авеню в квартале, где все улицы носили имена диккенсовских персонажей. Доехав до района, я понял, как путано она объяснила мне дорогу: налево по Черибл, направо по Хэвишем, а потом прямо по Тротвуд… Но в конце концов я все же отыскал путь в лабиринте сдвоенных коттеджей и был радушно встречен мисс Эттли, уже экипированной в темно-синюю куртку, джинсы и сапоги.

– Называйте меня Сьюзан, – сразу заявила она.

Лайм-парк начинался недалеко от ее дома. Она старательно вела беседу о пустяках, пока мы не добрались до величественного здания и не припарковались. Она была приятно удивлена, когда я достал свою карточку Национального треста, и нас пропустили в здание. Все-таки банкрот Дейв Кьюнан был не чужд культуре. Потом мы обошли огромный парк, вместе с толпами посетителей любуясь оленями. Несмотря на теплый западный ветер, тут, в предгорьях Пеннин, стоял холод, но все же в обществе Сьюзан Эттли я начинал понемногу оттаивать. Помогая ей взбираться по крутой дороге, я брал ее за руку. Здесь, на фоне дикого пейзажа, это было совершенно естественным.

Когда мы вернулись на Чеззлвит-авеню, процесс размораживания продолжился. У Сьюзан в духовке стояла мусака – греческая запеканка из баклажанов с мясом – и, пока мои уши отходили от мороза, она накрыла стол в столовой. У нее был уютный дом, украшенный множеством женских безделушек. Все горизонтальные поверхности были уставлены миниатюрными фигурками, статуэтками, сувенирами – предметами, смысла которых я никогда не понимал. Когда мне дарили подобные вещи, я их даже не распаковывал, а через полгода обнаруживал где-нибудь на антресолях, как будто вся моя домашняя жизнь была прелюдией к выселению.

Прогулка и сытный обед расслабили меня окончательно. Я был готов к развлечениям. Сьюзан, прекрасная рассказчица, поведала мне множество историй об ухищрениях, к которым прибегали клиенты Общества, чтобы уклониться от оплаты кредита. Некоторые я постарался запомнить, чтобы воспользоваться ими. Вообще же слушать эти откровенные рассказы было очень приятно: они должны были означать, что мисс Эттли не числит меня в категории дефолтеров. На личные темы мы не переходили, но у меня сложилось впечатление, Что в данный момент мужчина в жизни Сьюзан отсутствовал, и это обстоятельство ее огорчало.

– Что за человек этот Харрисон? – спросил я.

– О, типичный начальник. Очень высокого мнения о своей персоне, – расплывчато ответила она.

– А какой он из себя? – настаивал я. Мне важно было узнать о нем хоть что-нибудь, но она не поддавалась.

– Высокий, крепкий, тренируется с гирями… – Она произнесла это как нечто само собой разумеющееся. – Держит гири прямо в кабинете! Он начинал матросом на флоте и сделал отличную карьеру. В нем до сих пор осталось что-то грубоватое. Но давайте лучше о чем-нибудь приятном! Я терпеть его не могу. Тупой как пробка, а мою работу ни в грош не ставит.

Конкуренция в «Билдинг Сосайети» была жестокой, в основном между женщинами, и она пояснила, что если одинокие дамы, такие, как она, занимали относительно неплохое положение, то на самые высокие ступеньки поднимались лишь те, кто имел партнера.

– Руководство относится к ним лучше, – произнесла она с сожалением, собирая тарелки.

Я был очень доволен обедом. Муссака особенно радовала после насыщенных холестерином гамбургеров, которые я поглощал на фоне бесконечных детских дней рождения в «Макдональдсах». Я предложил Сьюзан помыть посуду, пока она будет переодеваться, и с наслаждением принялся за тарелки и сковородки, впервые за неделю дорвавшись до кухни. Составляя тарелки в сушилку, я чувствовал, как мои мысли проясняются. Надо попробовать вытянуть из Сьюзан, в каких отношениях состоит Гордон с «Билдинг Сосайети». Если Гордон полагает, что повлияет на меня, выставив из дома, возможно, я могу чем-то ему отплатить? Я был уверен, что функционирование и распределение капитала строительных обществ регулируются строгим законодательством, и коль скоро Гордон с такой легкостью вертел Харрисоном – не исключено, что о нем можно выяснить что-нибудь интересное. Я понимал, что хватаюсь за соломинку, но что еще мне оставалось делать?

– Вы такой хозяйственный, Дейвид, – сказала Сьюзан, вернувшись в кухню и наградив меня поощрительным взглядом. – Вы уверены, что не женаты?

Она вдруг показалась мне очень привлекательной. Черты, которые в нашу первую встречу напомнили мне коровьи, теперь сделались изящными и правильными. Кроме того, очень радовала возможность не думать о том, что в дом ворвется разъяренная мамаша. Я вдруг ощутил, как утомительно общение с семейством Делани. Мы со Сьюзан улыбнулись друг другу, и я объяснил, что являюсь вдовцом. Розовая блузка с двумя расстегнутыми верхними пуговицами и леггинсы прекрасно обрисовывали ее весьма интересную фигуру.

В гостиной я шагнул в сторону кресла, но она показала мне на место рядом с собой на диване.

– Отсюда гораздо лучше видно телевизор, Дейвид, – объяснила она, забравшись с ногами в уголок.

– Я предпочитаю, чтобы меня называли Дейв, Сьюзан, – сказал я. – И я думал, мы собираемся выехать в город.

– А стоит ли? Здесь так уютно. – Она протянула мне тяжелый хрустальный стакан с ароматным виски. – Я не очень люблю пабы – там так шумно, и обязательно попадется кто-нибудь, с кем мы разорвали контракт, – объяснила она. Я понял, что должен выбирать между уютным вечером со Сьюзан и ранним возвращением в «Атвуд Билдинг». Рядом с этой женщиной я действительно чувствовал себя легко.

Я отхлебнул виски, и мы продолжили беседу.

В новостях говорили о королевской семьи, и мы некоторое время поболтали об их проблемах. Я с трудом сдерживался, чтобы не поведать ей о своем открытии, но Сьюзан оказалась такой ярой монархисткой, что скажи я ей о том, что настоящий наследник престола – не принц Чарльз, а безвестная бродяжка– и мирному течению нашей беседы пришел бы конец.

Потом мы перешли к разговору о ней самой. Родители ее умерли. У нее были брат и сестра, которые имели свои семьи. Вспомнив о Либерти, я согласился, что дети могут создавать большие проблемы. Сьюзан сказала, что сама она «всегда ставила на первое место работу, но вообще-то ценила радости жизни».

В твердых чертах ее лица я уловил нечто мечтательное и почувствовал, что спрятанный где-то глубоко огонек начинает разгораться. Около одиннадцати часов я решил, что пора отправляться восвояси, пока в моей жизни не появились новые осложнения.

– Не торопитесь, Дейвид. Мы еще немножко перекусим. У меня есть спиртовка для фондю – вы любите сыр?

Она упорхнула в кухню, и скоро я уплетал плавленый сыр. Ее расторопность и кулинарные дарования были в самом деле незаурядны. Однако главное, как сказал один древний китаец, не усложнять жизнь – и я сделал еще одно поползновение в сторону двери.

– Дейвид, вы слишком много выпили, чтобы садиться за руль. Вы должны остаться, – проговорила она, крепко держа меня за руку.

– У меня же нет пижамы, – жалобно отбивался я.

– Неужели вы думаете, что она вам понадобится?

Она обхватила меня за плечи, прижав спиной к двери, и жарко поцеловала. Мои силы к сопротивлению изрядно порастратились, а чувствовать себя желанным было очень приятно. Я позволил затащить себя наверх. Спальня выглядела так же по-женски, как и весь дом – розовый ситец и фарфоровые зайчики.

– Вот теперь нам по-настоящему уютно, – заявила она, когда я забрался рядом с ней под одеяло.

– Ты знаешь, я действительно предпочитаю, чтобы меня называли Дейв, – сказал я еще раз, Но ее интересовало совсем не мое имя.

Утром я проснулся первым и посмотрел на спящую Сьюзан. Она чуть-чуть похрапывала; на губах играла довольная полуулыбка, под прижатым к груди подбородком образовалась складка. Левая рука лежала в углублении между двумя пышными возвышенностями. Я ощутил жар, исходящий от ее тела, и накрыл ее одеялом.

Голова почти не болела, но очень хотелось пить. Я хлебнул немного апельсинового сока, который нашел в холодильнике, и посмотрел в окно на незнакомые окрестности. Деревья и дома побелели от толстого слоя инея. Чтобы привести в порядок окна машины, понадобилась бы горелка. От одного только взгляда на этот пейзаж мне сделалось зябко. Задвигая шторы, я разбудил Сьюзан, а когда снова залез под одеяло, она приложила все усилия, чтобы меня согреть.

Мой инстинкт самосохранения спал. Сторожевые колокола должны были уже вовсю бить тревогу, но вкусная еда, тепло и комфорт, предложенные мне вместо тоскливого интерьера «Атвуд Билдинг», усыпили мою бдительность.

Когда мы наконец встали, день уже клонился к раннему зимнему закату.

Сьюзан снова уставила стол необыкновенными яствами, нас никто не беспокоил, и я чувствовал себя в полной безмятежности. Единственное, что меня немного настораживало – это что Сьюзан никто не звонил.

Я должен был сообразить, что передо мной не просто одинокая женщина тридцати с чем-то лет, что она только что пережила какой-то бурный роман и что ее привлекает не один мой мужественный профиль. К сожалению, я не был так самостоятелен, как Либерти Уокер, и не умел прятаться в шалаше, когда дома не ладилось.

За исключением небольшой послеобеденной прогулки, мы никуда не выходили.

– Ты знаешь, я все-таки не всегда так делаю, – сказала она мне.

– Не всегда ходишь в парк после обеда?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Я понимала, что с тобой поступают плохо. Когда ты приехал в контору, ты выглядел очень уверенным в себе, а потом, когда я объяснила, что твое выселение не ошибка, у тебя стало такое лицо… В общем, я испугалась. Знаешь, у меня под столом есть кнопка сигнала тревоги. Слава богу, что я на нее не нажала. Тогда бы у нас не было этого уик-энда!

Стало быть, я должен благодарить тебя уже за две вещи, подумал я. Не мешало бы добавить к ним третью: немножко информации.

– Когда я сказала тебе, что изъятие квартиры произошло по распоряжению Харрисона, я думала, ты бросишься наверх и придушишь его. Вот почему я разрешила тебе заглянуть в дело.

Я терпеливо ждал дальнейших откровений, но их не последовало. Заглянув в ее невинные голубые глаза, я решился. Была не была.

– Сьюзан, помнишь ту записку, которую приложил к делу твой шеф? – Она кивнула. – Там говорилось, что некто по имени Гордон сообщил вашей фирме, что я мошенник.

– Меня это не удивляет, – спокойно ответила она. – Я много лет работала личным помощником Харрисона. Его всегда притягивали преуспевающие бизнесмены, как Джейк Гордон. Его архив забит сведениями о них. Барри всегда сам хотел быть предпринимателем, вот в чем все дело. Он не желает до конца жизни оставаться управляющим провинциального строительного общества.

Итак, Харрисон превратился в Барри.

– Уважает крупные автомобили, рубашки «Тернбул-энд-Ассер» и стейки под соусом тартар?

– Барри любит хорошие бифштексы, машина у него действительно большая, а про рубашки я не в курсе. Рубашки ему покупает жена, – серьезно произнесла Сьюзан. – Ничего личного я о нем не знаю.

– Похоже, что твой Барри – кандидат номер один на «прием Гордона». Такая встреча превращает сильного мужчину в медузу.

– Дейвид, не будь таким жестоким! Да, действительно, Харрисон грубо разговаривал со мной, когда я спрашивала его о твоем деле, но вообще он совсем не злой человек.

– Ну, тогда, может быть, ты все-таки объяснишь мне, по какой причине меня выкинули на улицу, приняв на веру гнусный поклеп Гордона? Харрисон думает, что, упомянув на этом огрызке бумаги имя Гордона, он сложил с себя ответственность, однако он нарушил все основные положения устава вашего замечательного общества.

Сьюзан задумчиво посмотрела на меня.

Когда мы вернулись в дом, она принялась готовить очередное блюдо, а я сел вместе с ней на кухне.

– Значит, ты полагаешь, что в офисе можно найти какую-нибудь зацепку к тому, каким образом Гордон заставил Барри плясать под его дудку? – спросила она, намазывая маслом хлеб для сэндвичей с ветчиной. Я сдерживал свое нетерпение. Хотя к себе в кровать она затащила меня весьма решительно, я не сомневался, что относительно драгоценного «Полар Билдинг Сосайети» она подумает десять раз.

– Как ты относишься к бифштексу на ужин? – поинтересовалась она, пока я размышлял, что еще она могла бы для меня сделать.

Ужинать я не собирался, планируя вернуться в свой пустынный офис, но теперь снова засомневался. Пока я принимал решение, Сьюзан отбила стейки, а затем мы сели рядом на диван.

– По-твоему, могут быть какие-то письменные материалы? – осторожно спросил я, возвращаясь к начатой теме.

– М-мм… наверняка. Или у него в компьютере. Попробуй эти мятные конфетки. – Я начинал понимать, что ощущает откармливаемый на паштет страсбургский гусь, и впервые в жизни посочувствовал борцам за права животных.

– Ты действительно полагаешь, что могла бы что-нибудь откопать? – Я затолкал в себя конфету.

На ее розовых щеках появились задорные ямочки.

– Я подумаю, Дейвид, – сказала она, проводя рукой у меня под подбородком, – но сделаю это не раньше завтрашнего утра. Сегодня все закрыто, а завтра, хотя это тоже выходной, будетобслуживающий персонал.

– Отлично, – отозвался я, понимая, что мне предстоит разделять с ней ложе и стол еще один день, – но мне нужна бритва и кое-что из вещей. Я обернусь за час.

Однако выпускать меня из-под контроля Сьюзан не собиралась и настояла, что поедет со мной. Я молил Бога, чтобы Делиз не посетил внезапный прилив раскаяния за неласковое обращение со мной и она не поджидала меня в конторе.

В «Атвуд Билдинг» Сьюзан неодобрительно осмотрела наши комнатушки.

– Ты же мог устроиться в сто раз лучше! Кто же к тебе поедет в такой мрачный район? Офисные помещения сейчас сильно подешевели. Я могла бы что-нибудь тебе подыскать.

Я побросал несколько вещей в пакет. К несчастью, это действие снова стимулировало ее заботливость: она заметила нестираные рубашки, которые я собирался отнести в прачечную.

– Я постираю их тебе и поглажу, – вызвалась она. Отказываться было невежливо, да и попросту невозможно. С решительным выражением лица она перетрясла мое белье и выбрала грязное. Кажется, я напал на единственную карьеристку в стране, которая готова была сделать что угодно для выбранного ею мужчины.

На обратном пути в Пойнтон она без умолку обсуждала тему нового офиса и способы улучшения организации моего труда в целом. Почему мне так везет на женщин, жаждущих меня усовершенствовать? Они определенно принимают меня за пустырь для застройки с большим плакатом «Свободная площадь» в середине.

Вернувшись в уютный домик, мы принялись уписывать стейки под видеозапись свадьбы сестры Сьюзан, с ее комментариями. Сестра была моложе нее. Муж сестры успешно занимался оптовой торговлей сантехникой. Этой крошечной тучки на горизонте, пока еще размером с десятипенсовик, все же хватило, чтобы я понял, что стоит за неистощимым гостеприимством и пиршеством тела.

Тщательно подбирая остатки соуса кусочком мяса, я не имел ни малейшего желания заниматься любовью. Она сделала все сама и весьма разумно, надо отдать ей должное, приступила к практической фазе, опустив романтическую.

Я предпочел бы сначала переварить бифштекс, но выбирать не приходилось. Разжав объятия, мы прилегли на диван и обсудили наш план поездки в «Билдинг Сосайети». У нее были свои ключи, она могла отключить сигнализацию и полагала, что через соседние комнаты сможет добраться до кабинета Харрисона.

– На твоем месте я бы не рисковал, – попытался я охладить ее энтузиазм. – У него может стоять дополнительная сигнализация. И разве ты не можешь зайти в его компьютер из своего?

– Сеть у нас есть, но я не знаю кода для доступа на его жесткий диск, – ответила она, – а после двух неудачных попыток мой терминал будет уничтожен. Когда кому-то из девиц нужны коды, они всегда просят его разрешения, и он достает их из сейфа.

– А ты ничего не можешь предположить? Ну, имя его жены или старшего ребенка?

Сьюзан наморщила лоб.

– Ключ от сейфа он, конечно, носит с собой, но у меня есть его рождественская открытка. Пойду посмотрю. – Открытка представляла собой фотографию дома Харрисона – весьма подходяще для директора строительного общества. Она была подписана, но имена его жены и детей не упоминались. Единственным именем собственным было странное название дома – «Оберон». Сьюзан объяснила, что Харрисон служил на флоте и так называлась его подводная лодка. Это меня заинтересовало: забавно, подумал я, она знает, как называется его подводная лодка, но не знает, как зовут его жену.

– Ну вот, – сказал я. – Сделай одну попытку с «Обероном» и бросай.

– Хорошо, Дейвид. Я попробую, но ты должен мне обещать, что никому не покажешь эти материалы и что мы снова увидимся. Что это – начало дружбы, а не конец.

Иногда я могу быть хладнокровным мерзавцем. Мою душу искалечила смерть моей жены три года назад, по крайней мере, так я себя оправдываю. Вероятно, это и есть подлинная причина того, что Делиз всегда колебалась относительно союза со мной. Однако, каким бы бессердечным я ни был, я все же должен был как-то с собой уживаться. Лежа на диване под боком у Сьюзан, я серьезно задумался, прежде чем что-либо сказать.

– Послушай, Сьюзан, я приехал к тебе не для того, чтобы соблазнить тебя и выманить какую-то информацию. На прошлой неделе ты сама предложила мне посмотреть бумагу, из которой следовало, что Гордон участвует в делах Харрисона. Я не использую людей, чтобы потом выбросить их, как бумажный носовой платок, и я очень благодарен тебе за эти два дня, но дальше – давай посмотрим, как будут развиваться наши отношения.

Я думал, что мой уклончивый ответ ее удовлетворит, но тут же мысленно выругал себя за глупость. Мисс Эттли, разумеется, собиралась играть в серьезную игру.

На следующее утро я встал рано, долго стоял под душем и почувствовал себя отлично отдохнувшим. Сьюзан надела свой деловой костюм, – строгую синюю юбку и пиджак и кремовую блузку с галстуком.

– Тебе лучше остаться здесь, – сказала она. – Если кто-нибудь увидит, что я впускаю тебя в закрытое здание, у меня будут неприятности. – Поверх костюма она набросила длинное двубортное пальто из верблюжьей шерсти.

Когда она ушла, мне стало так не по себе при мысли о внебрачном ребенке и алиментах, что я поднялся наверх, натянул спортивный костюм и отправился пробежаться по парку. Физическая нагрузка частично восстановила душевное равновесие, но не избавила полностью от опасений за будущее моих доходов. Когда я вернулся, Сьюзан уже ждала меня в гостиной с толстой папкой компьютерных распечаток.

– Представь себе – пароль был не «Оберон»! Компьютер не пропустил меня. Тогда я попробовала «Обероны» – и прошла!

Я пристально посмотрел на нее. Мне бы такое в голову не пришло. Употребление названия судна во множественном числе для обозначения его экипажа – не слишком ли глубокое знание морской терминологии для особы, утверждающей, что она почти ничего не знает о своем шефе, бывшем подводнике? Сьюзан триумфально улыбнулась и протянула мне папку. Меня вдруг охватило сомнение… Я ее использовал, чтобы добыть информацию о Гордоне – или она использовала меня, чтобы насолить Харрисону?

– Здесь в основном финансовый учет, ты сам едва ли разберешься, – сказала она. Я понял намек.

– Сьюзан, ты говорила…

– Дейвид, перестань волноваться, – поспешила она успокоить меня. – Ты думаешь, я хочу заманить тебя в ловушку? Это не так. Садись за бумаги, а я пойду разогрею суп.

Файлы, как она и сказала, действительно по большей части состояли из столбцов цифр, регистрирующих одобренные Харрисоном кредиты. Меня охватило отчаяние: я пытался разыскать иголку в стоге сена. Чтобы разобраться в этой китайской грамоте, нужна была целая команда из отдела по расследованию крупных финансовых махинаций.

Вернувшись, Сьюзан выставила на низкий столик перед диваном две чашки французского лукового супа с гренками, батон белого хлеба, большой кусок стилтонского сыра, крекеры и бутылку болгарского каберне «Совиньон».

– Не смотри так мрачно, Дейвид. – Она протянула мне салфетку. – Здесь в основном записи об обычных кредитах. Их мы отсеем в момент. Кредит на приобретение дома с террасой в Натсфорде едва ли может интересовать твоего друга Гордона.

На несколько минут я сосредоточился на еде. После пробежки аппетит вернулся ко мне, хотя я и сомневался в своей способности сжигать калории в том же темпе, в каком Сьюзан заставляла меня их поглощать.

– Может быть, мне лучше взять эти бумаги к себе и посидеть над ними ночку? – спросил я, когда мы добрались до вина и сыра.

– Не говори глупостей. Это дело касается меня не меньше, чем тебя. Если Харрисон обворовывает фирму, спекулируя средствами вкладчиков, я хочу об этом знать. Ну-ка, помоги мне развернуть эту карту.

Мы расстелили на столе огромную карту Манчестера и прилежащих к нему районов, и под диктовку Сьюзан я начал отмечать места описанных 8 документах Харрисона сделок. Скоро карта покрылась густой сетью точек, а здоровая стопка бумаг была решительно отметена. Ближе к вечеру появилось нечто, похожее на результат. Харрисон выдал фирме под названием «Экстракшн энтерпрайзиз» ипотечный кредит на сумму 350 000 фунтов на покупку поля в окрестностях Пойнтона. И такую же сумму фирме «Минерал сервисиз лтд.» на приобретение прилегающего участка.

Сьюзан энергично развернула карту Пойнтона, и мы обвели на ней указанные места. Это была часть заброшенного гравиевого карьера. Еще через час стал проясняться смысл трансакции. Харрисон выделил деньги двум компаниям на покупку карьера, но они явно приобрели невыгодную его сторону: отсутствовал подъезд. Для того чтобы пользоваться карьером, им пришлось бы покупать специальное разрешение на постройку дороги через респектабельный жилой квартал. На мой взгляд, единственным смыслом такого приобретения могла быть какая-то операция с целью уклонения от налогов.

– Такие сделки, если удается их заключить, чрезвычайно выгодны, – объяснила Сьюзан – Если ты сумеешь получить разрешение на повторную разработку старого карьера, ты извлекаешь из него изрядное количество гравия и продаешь по прекрасным ценам строителям дорог. Остается яма, которую ты сдаешь мусорщикам. Когда котлован заполнится, ты немного ждешь, пока он осядет, затем засеваешь травой – и получаешь участок под застройку в очень выгодном месте. Это называют трехступенчатой схемой: извлечение минерального сырья, эксплуатация котлована и застройка, с огромной прибылью на каждом этапе.

– Да, но пока мы не узнали ничего, кроме того, что Харрисон давал солидные ссуды на покупку земли тайком от собственной фирмы. Какое отношение имеет к этому Гордон?

– А давай туда съездим, – предложила Сьюзан. – Как сотрудника Общества меня интересует, во что были вложены такие большие деньги наших инвесторов.

На улице было по-прежнему очень холодно и уже смеркалось, когда мы вышли из дома и отправились на то место, куда двенадцать тысяч лет назад сползающий ледник доставил миллионы тонн первоклассного строительного материала, чтобы обогатить сегодняшних спекулянтов недвижимостью. «Ниссан» подпрыгивал на ухабах. С одной стороны тянулся ряд особняков индивидуального дизайна, с другой – участок, покупку которого финансировал Харрисон.

Сьюзан снова достала карту и всмотрелась в нее.

– Можешь назвать это «Землей Харрисона», – сказала она, показывая на места, которые мы только что миновали, – хотя он ею не владеет. – Затем она показала на заброшенную ферму в конце дороги справа от нас. – Смотри! – воскликнула она. – Здесь все-таки есть дорога! Она идет между кварталом элитных домов и общественным парком. Для того чтобы въезжать и выезжать, нужно пользоваться дорогой, принадлежащей частной ферме, но на ее покупку Харрисон никому денег не давал!

– Да, и отгадайте с трех раз, кому она принадлежит. – Я был уверен, что фермой владеет Гордон.

– Как только контора откроется, я посмотрю в земельный реестр, – нетерпеливо подхватила Сьюзан. – Эти дурацкие выходные – пустая трата времени!

– Я бы так не сказал.

Мы медленно поехали обратно, переваливая через кочки и кроша лед в лужах.

– По этой дороге никто не разрешит возить гравий, – продолжала рассуждать Сьюзан. – Она принадлежит богатому жилому кварталу, и ты представляешь себе, что скажут хозяева этих особняков о перспективе видеть у себя под окнами фуры с гравием. Так что подъезд возможен только через «Грейндж-Фарм».

– Что же ты теперь думаешь о Харрисоне? – спросил я.

– Если эта ферма действительно принадлежит Гордону и если Барри Харрисон имеет финансовый интерес в компаниях, которым Общество ссудило деньги, тогда у Барри могут быть проблемы, – осторожно ответила она. – Я согласна, что все это выглядит крайне подозрительно, но может оказаться, что никакого мошенничества все-таки нет.

В каком-то месте я сбился с дороги, и мы вернулись на Чеззлвит только проплутав по Копперфилд, Микобер и Хэвишем. Стояла уже непроглядная тьма, и опускался морозный туман.

– Ты останешься? – спросила Сьюзан. – Я собиралась приготовить карри с черносливом. Ты любишь рогангошт? – Она посмотрела на меня круглыми и очень серьезными глазами.

– Если пища и в самом деле музыка любви – тогда вперед! – согласился я. Двое последних суток были самым долгим отрезком времени, проведенным мной в обществе женщины после смерти моей жены. Это очень успокаивающе действовало на мою нервную систему и, несомненно, должно было повлиять на объем моей талии.

К тому же прояснились многие важные вещи. Мне стало совершенно очевидно, что я не собираюсь жениться ни на Делиз, ни на ком-либо другом. И уж никак не на Сьюзан.

13

На пути в Манчестер. 8 часов утра, вторник, 4 января 1994 года.

На следующее утро я оставил Сьюзан и влился в поток, с черепашьей скоростью подвигающийся к Манчестеру через Пойнтон и Чидл.

Делиз уже сидела на рабочем месте.

– Вот это прислали с курьерской почтой, – сверкнула она глазами на меня и протянула письмо, удостоверяющее ее право на посещение Хэдлам и Риштона от имени «Бартл, Бартл и Гримшоу». Бартл проявил изрядную расторопность: бумага опоздала всего на три дня. – У тебя очень ухоженный и упитанный вид, – добавила она таким же недовольным тоном. – Где это ты так отдохнул? – Бдительность моей подруги как всегда не дремала.

Мне вдруг сделалось совестно. Непонятно, почему – ведь нашу ссору спровоцировала Делиз. Но говорить правду все же не хотелось.

– То там, то сям… Перебивался как мог. Что делать бездомному человеку в такое время года? В основном сидел тут, вчера вечером поехал к Джорджу, мы немного выпили, и я остался у него, – ответил я беззаботным тоном и осторожно спрятал предательские рубашки, наглаженные Сьюзан два часа назад. – Ну, ладно, у нас куча работы. Знаешь, что я нашел в папках, которые должна была проверить ты? – Я достал ключ, открыл сейф и положил перед Делиз бумаги Мэри Вуд. Моя помощница состроила недоверчивую гримасу, но все же уселась за стол и принялась читать.

Я вынул из сейфа свой автоматический пистолет «Беретта-92» и сел у себя, чтобы его почистить. Работа руками всегда помогает мне думать, но на этот раз никаких откровений не снизошло. Для того чтобы мои извилины заработали по-настоящему, нужно как минимум отчистить до блеска изрядно запущенную кухонную плиту.

Стол мой, как обычно, был завален бесполезной почтой и счетами. Я неохотно принялся их разбирать. Два предложения от страховых компаний, письма от благотворительных организаций, рекламные проспекты от компьютерных фирм, счета только несрочные. Чеков не поступило – а я был бы очень не прочь получить традиционный чек от супермаркета «Хэппиуэйс».

Услышав шум лифта, я взглянул на часы. Девять пятнадцать. Для Джея рановато, если только он не решил начать с нового года новую жизнь. Я быстро убрал пистолет: я стараюсь как можно меньше показывать его Джею, который всегда тянет к нему руки.

Когда я опускал пистолет в правый нижний ящик стола, от рукава моей рубашки оторвалась нитка и попала прямо на предохранитель. Я нагнулся, чтобы убрать ее, и рычаг предохранителя пришлось переключить. В этот самый момент дверь распахнулась, в комнату ворвались двое верзил в лыжных масках, и один из них схватил за горло Делиз.

– Кьюнан, ворюга паскудный, гони бумаги Кларка, или мы свернем башку твоей красотке! – заорал один из них. Делиз завизжала, а я так испугался, что свалился со стула, на краешке которого сидел. Я упал на спину, и пистолет у меня в руке выстрелил.

Дальше все происходило как в замедленном кино. Пуля прошла через середину столешницы, так что щепки полетели в разные стороны, оцарапала правое ухо парня, держащего Делиз, и врезалась в дверной косяк рядом с головой второго ублюдка. Первый отпихнул Делиз, она рухнула на пол, и нападавшие вылетели из офиса, как олимпийские спринтеры по сигналу стартового пистолета. Мы лежали не двигаясь и слушали грохот их шагов, пока они летели вниз по лестнице.

Я встал на ноги, которые, правда, еще были как ватные, и поспешно поставил еще дымящийся пистолет на предохранитель. Делиз смотрела на меня с пола. Глаза ее были круглыми от ужаса. Я протянул руку, чтобы помочь ей встать, попытался что-то сказать, но ничего не приходило в голову. Не мог же я сказать ей, что выстрел был стопроцентной случайностью и пуля с таким же успехом могла оказаться не в дверном косяке, а у нее в голове.

Она смотрела на меня с крайним изумлением.

– О, Дейв!.. Я была уверена, что они убьют нас обоих. Как ты так быстро отреагировал? Ты что, знал, что они придут? Ведь знал?…

Я обнял ее и подержал так, пока она не пришла в себя. Мои руки тоже дрожали, во рту пересохло.

– Это был ирландский акцент? – спросил я, когда смог говорить.

– Ты думаешь, они из ИРА? У того, который схватил меня, были такие лапищи… – Она подняла руки к горлу.

– Нет, вряд ли, зачем мы ИРА? Скорее всего, это приятели Кларка. Кто-то нас вычислил. Может быть, Барни Бизли. Вероятно, они узнали, что прицеп угнали мы. Прежде чем кинуться бежать по трассе, жена Кларка вполне успела меня рассмотреть. Надо как можно скорее избавиться от бумаг. Пока они у нас, эта банда будет держать нас на прицеле. Как ты думаешь, они могут заинтересовать Теда Блейка?

Я знал, что Делиз будет в восторге от возможности снова угодить Теду. В передней комнате послышались шаги, и я снова схватил пистолет, но на этот раз вошел действительно Джей – как всегда, с опозданием.

– Вы что это, шеф? – крикнул он, увидев направленное на него дуло. – Там из подъезда с такой скоростью вылетели двое горилл – чуть не сбили меня с ног. Как это я не догадался, что они от нас?

– В масках? – спросил я.

– Нет. Один рыжий, другой лысый. И не то чтобы очень молодые. – Джей осмотрел комнату и уперся взглядом в дырку в середине моего стола.

– Вот это да… Вы что, опять изображали Клинта Иствуда? «Эта пушка отстрелит твою дурную башку напрочь», – прогнусавил он с американским акцентом и с тоской посмотрел на пистолет.

– Прекрати, Джей! – крикнула Делиз. – Если бы не Дейв, меня могли бы убить! – Бедняжка не знала, насколько далека от истины, но я не спешил ее просветить. Она уставилась на Джея. На том были джинсы и темный шерстяной пиджак поверх полотняной рубашки. Несмотря на отсутствие галстука, такой наряд для Джея означал крайний консерватизм. Однако Делиз поразил даже не его костюм. Она смотрела на бейсбольную кепку «Нью-Йорк Янки».

– Ну-ка, сними это, – приказала она.

– Оп-па! – Джей сбросил кепку.

Голова его была обрита, хотя и не наголо. Несколько прядей на лбу напоминали одинокие деревья, оставшиеся после вырубки тропического леса.

– Что ты сделал со своей головой? Это кой-то жеваный кокосовый орех! – воскликнула Делиз.

– Ну ничего себе! – Джей заговорил с преувеличенным ямайским акцентом. – Как это понимать, босс? Вы оба всегда возмущались моими волосами, а теперь? – Я не верил, что сбрить волосы его заставила наша критика. Очевидно, он всерьез задумался о поступлении в полицию – естественно, именно сейчас, когда мне это было вовсе некстати. «Пимпернел инвестигейшнз», как никогда, были нужны люди, и я не мог себе позволить остаться без помощи Джея, сколь бы малоэффективной она ни была.

– Оставь его прическу в покое, Делиз, а ты, Джей, надень свою кепку! – прикрикнул я на них. Непривычные к жесткому стилю руководства, оба посмотрели на меня с удивлением.

– С Нового года вводится новый распорядок. Я глава этой фирмы, и работники будут мне подчиняться, – твердо произнес я. – Твоя задача на утро, Джей, – вынести эти секции и отвезти их к Теду Блейку в Дидсбери. Мне все равно, как ты это сделаешь, только чтобы это не заняло у тебя весь день. Мне надо от них избавиться.

– Как это я вытащу их один? – запротестовал он. – Они весят не меньше тонны!

– Меня это не касается. Позвони Финбару Салвею, скажи, что это дело государственной важности. Он будет счастлив помочь. Найдет тебе микроавтобус в Клубе Британского Легиона ^[17].

Джей салютовал двумя пальцами.

– А ты, Делиз, – повернулся я к ней, – заклей скотчем эти дырки и подмети пол. Офис не должен выглядеть как салун на Диком Западе. А потом дочитай бумаги Мэри Вуд и скажи, что ты о них думаешь.

– И-яс-с, масса! Только не бейте. – Теперь Делиз решила изобразить негра на плантации. – Вы, масса Дейвид, правда открыли секрет? Большой белый Элизабет – не королев Англии?

В «Пимпернел инвеститейшнз» закипела работа, а я достал из аптечки в левом ящике стола бутылочку виски и плеснул в два стакана. Отхлебывая, Делиз изучала бумаги Мэри.

– Они могут иметь огромную ценность, – задумчиво проговорила она. – Это исторические документы. Часть нашей истории. Они являются достоянием общества. За один взгляд на них Тед Блейк дал бы отрезать себе руку.

– Не забывай, что они принадлежат не нам, – напомнил я ей. И, увидев блеск в ее глазах, добавил: – Сделай по одной ксерокопии с каждого листа для нашего архива, а оригиналы убери в конверт и положи в сейф.

Я уже знал, как ловко она умеет обращаться с ксероксом, но встать рядом и проследить, сколько экземпляров она делает, значило смертельно ее обидеть. Только что пережитое потрясение заставило меня еще раз почувствовать, что я люблю Делиз такой, какая она есть, и что она мне действительно нужна. Я ретировался в свою комнату и закрыл дверь.

– Как ты добиралась сегодня до работы? – спросил я ее, когда она через пару минут вошла с копиями.

– Взяла материну машину. Она все еще празднует, да и вообще считает, что пользоваться машиной без особой надобности значит тратить невозобновимые природные ресурсы.

– В таком случае я хочу, чтобы ты съездила в тюрьму «Хаверигг», в Камбрию, и повидалась с Риштоном. Вот доверенность от Бартла. – Я был рад, что на этот раз она не устраивает сцен. – Езжай не торопясь, погода довольно приятная. Тебе понадобятся деньги, так что возьми эти ирландские фантики и обменяй.

Я выдал ей двести ирландских банкнотов из тех, что мы нашли в фургоне у Кларка, и подал ей свою дубленку, весьма подходящую для зимней езды в коробчонке Молли.

– Ты хочешь остаться один, да, Дейв? – с тревогой спросила она. – Думаешь, они могут вернуться? Будь осторожен. – И, прежде чем уйти, она нежно поцеловала меня в губы.

Оставшись один, я перезарядил «Беретту», вложил пистолет в наплечную кобуру и надел ее. Затем позвонил Бартлу и, используя все свое обаяние, попросил его договориться о моем визите в «Нортерн Пайонирс Банк», где работала Глория Риштон.

– Это может оказаться непросто, Кьюнан, – проворчал он. Несомненно, ему куда легче было отшить меня по телефону, чем в личной беседе. Ему очень не хотелось напрягаться.

– Вы можете просто позвонить им и сказать, что посылаете человека навести справки о последних днях Глории? – спросил я елейным голосом. – Мне бы не хотелось лишний раз беспокоить мистера Гордона или мистера Тревоза.

– Хорошо, – согласился он без всякого удовольствия. – Члены правления этого банка – мои партнеры по гольфу. – И повесил трубку.

Через несколько минут он перезвонил. Сегодня он честно отрабатывал свои деньги.

– Спросите внизу Алана Эшби, он спустится и проведет вас. Он был непосредственным начальником Глории, – проговорил он почти любезно. – Глория Риштон работала в исследовательском отделе.

– Ах, вот как? – вежливо переспросил я.

– Это закрытый отдел, они занимаются секретными исследованиями дел потенциальных клиентов и не будут в восторге, если вы ввалитесь прямо туда со своими вопросами, так что ведите себя прилично. – Он сделал паузу перед финальным аккордом. – Если вам так хочется играть в сыщика – развлекайтесь этим в свое удовольствие, но меня оставьте в покое! – И он бросил трубку.

Уши у меня горели. Этот Бартл был настоящий «отстой», как сказали бы Джей и Либерти.

Чтобы замаскировать спрятанный под мышкой пистолет, я надел просторный кожаный пиджак и шарф. Раньше я терпеть не мог появляться на людях в таком виде, но теперь мне было все равно. Потом я взял конверт с бесценными документами Вуд, бережно запечатал его и положил во внутренний карман пиджака, застегивающийся на молнию. Не то чтобы я не доверял Делиз, но Мэри заплатила мне за эти бумаги 2000 фунтов и имела на них все права. Зная ее стиль жизни, я полагал, что в Большом Манчестере могу встретить ее где угодно.

Главное здание «Нортерн Пайонирс» располагалось совсем рядом, возле Манчестерского собора, но я поехал на машине. Оставив ее на стоянке у Лонг-Миллгейт напротив Четам-Скул, одного из немногих зданий манчестерской средневековой архитектуры, я быстро прошел к банку по Феннел-стрит и Хэнгинг-Дич. Всего один раз меня остановил нищий, и я поспешно сунул ему горсть мелочи. Удивительно, сколько их в этом квартале: средневековая атмосфера, наверное, очень соответствует их ремеслу.

– Мистер Кьюнан к мистеру Эшби, – уверенно произнес я администратору головного офиса «Нортерн Пайонирс».

Хорошенькая блондинка сняла трубку и вскоре из лифта ко мне вышел Эшби. Высокий сутулый мужчина, в пиджаке с кожаными заплатками на локтях, похожий на ученого, вышел словно прямо из внутреннего дворика оксфордского колледжа. Щурясь от яркого света, он застенчиво пожал мне руку и провел меня к лестнице.

– Разве мы не можем подняться на лифте? – спросил я.

– К сожалению, они работают только на спуск. Все посетители должны проходить через контроль службы безопасности. Такие уж наши времена…

На втором этаже за турникетом стоял детектор металла, рядом с ним – охранник в форме. Выход отсюда был только один, в конце короткого коридора, и дверь открывал охранник, нажимая скрытую кнопку. Простая, но эффективная система.

Прежде чем войти под арку детектора, я вынул «Беретту» и протянул ее ручкой вперед охраннику. Его это нисколько не удивило, но Эшби шарахнулся, как испуганная лошадь.

– Об этом меня не предупреждали. Вы всегда носите при себе оружие? – Он уставился на меня поверх очков.

– Такие уж наши времена, мистер Эшби, – парировал я. Охранник положил мой пистолет в маленький сейф и протянул мне квитанцию. Пистолеты были для него обычным делом, и сам он, скорее всего, стоял тут не безоружным.

Исследовательский отдел помещался на последнем этаже в огромном зале с низкими перегородками. Сидящие за столами служащие смотрели в основном в аппараты для чтения микрофильмов, но в углу жужжал центральный компьютер, и персональные стояли почти на каждом столе. Преимущественно седоволосые мужчины и женщины академического вида, в очках, – копии Эшби – показались мне неподходящей компанией для покойной Глории Риштон, если она действительно была той молодой грудастой красоткой, что смотрела с газетных фотографий. Я не увидел ни одной секретарши в мини-юбке, ни одной «офисной куколки», и понял, что, работая в таком отделе, Глория, вероятно, была совсем другим человеком, чем ее изобразили журналисты. Зал был напичкан электроникой, в углу стояла автоматическая кофеварка. На меня стали оборачиваться, и Эшби поспешил проводить меня к своей секции. Посетители, разумеется, были здесь большой редкостью: один посторонний взгляд – и банк мог потерять миллионы.

– Я просто пытаюсь почувствовать атмосферу, в которой трудилась Глория Риштон. Она имела какое-то отношение к этому? – я показал на рождественские гирлянды, украшающие стены и потолок.

– Интересно, как вы угадали, – ответил Эшби. – Это была именно ее идея – скинуться на эту мишуру. Руководство банка ничего подобного не предусматривает.

Мы наконец дошли до святилища Эшби. Высота огораживающей его стенки была, очевидно, выбрана так, чтобы он мог незаметно наблюдать поверх нее за сотрудниками.

– У вас очень академичная атмосфера, – заметил я. – Как же ее выносила такая кокетка, как миссис Риштон?

Его ноздри расширились.

– Миссис Риштон всегда держала себя совершенно безупречно!

– Ах, перестаньте! Она была четвертой миссис Риштон, сместившей его третью жену и любовницу, Кэт Хэдлам, – она не могла не выставлять время от времени бедро или не приоткрывать свой бюст.

– Как вы смеете так о ней говорить? Глория была образцом корректности… – От возмущения он даже встал со стула. – Следователь не спрашивал у меня ничего подобного! Кто вам позволил…

– Это сущие пустяки по сравнению с тем, с чем вам придется столкнуться на свидетельской скамье, – сказал я.

Он сел с озадаченным видом. Я прекрасно видел, что лучший способ опустить его с неба на землю – это сообщить ему о необходимости публично отстаивать свое мнение. Стены его башни из слоновой кости заколебались.

– Чем еще я могу быть вам полезен, мистер Кьюнан? – Ему не терпелось закончить наш разговор, но я никуда не торопился.

– Я хотел бы осмотреть ее рабочее место, ее личный шкафчик и, главное, журнал регистрации приходов и уходов. И еще хотел бы поговорить с кем-нибудь из ее коллег.

– Я не уверен, что могу позволить вам это, – жестко ответил он.

– Позвоните вашему управляющему директору, – с готовностью предложил я. – Он даст разрешение. – Я блефовал. Эшби имел полное право мне отказать, но я видел, что передо мной человек робкий.

– Ну, хорошо, – сдался он. – Начнем с ее секции.

Он подвел меня к одному из немногих пустовавших столов. Сотрудники делали вид, что заняты своим делом, но мы говорили в полный голос, и все, конечно, внимательно слушали. Этому приему я научился, когда занимался расследованием краж в супермаркетах. Если вы достаточно громко выскажете свое обвинение в адрес одного из работников, то почти все остальные в страхе замкнутся, но кто-нибудь непременно подойдет и шепнет на ухо всю правду-истину.

Рабочее место Глории ничем не отличалось от остальных. На мониторе пестрело несколько наклеек с экологическими призывами в стиле Молли Делани, в ящиках было пусто. Я сел на ее стул. Сиденье было укреплено довольно низко – в самом деле, росту она – как и Риштон – была небольшого.

– Над чем работала миссис Риштон перед своей внезапной кончиной? – спросил я прямо.

– Это совершенно конфиденциальная информация. Конфиденциальность клиента нарушается только по решению суда, – отрезал Эшби.

– Придется мне его получить, – спокойно произнес я. – А теперь покажите мне, пожалуйста, ее шкаф.

Эшби уже клокотал, но подвел меня к ряду дверец вдоль дальней стены.

– Копайтесь сколько вашей душе угодно. – Он протянул мне ключ. – Чеширская полиция уже осматривала его. А я схожу за книгой регистрации.

На внутренней стороне дверцы висел еще один плакат «Гринписа». Вероятно, Глория очень любила окружающую среду. Шкаф был забит разными справочниками.

– О, это давно должны были убрать, – недовольно пробормотал Эшби. – Книги надо вернуть в библиотеку. – И он удалился к себе за загородку.

Я присел и начал читать названия на корешках. Первый – «Объединенные Арабские Эмираты. Торговля, 1991–1992». Я открыл книгу. Она состояла из статистических таблиц по торговле Эмиратов в Персидском заливе. Дальше шли такие же издания, с 1980 по 1992 год, по Саудовской Аравии и Кувейту. Толстый том «Хранение и транспортировка нефти» описывал промышленные методы обращения с черным золотом. Страницы, посвященные Ирландскому морю, были отмечены в изданиях: «Нефтехранилища Ливерпульского порта»; «Роттердамский нефтяной рынок. Цены. 1974–1990»; «Вторичный рынок нефти»; «Меры по предупреждению разлития нефти»; «Морской регистр Ллойда. 1990–1991»; «Статистика торговли Соединенного Королевства. 1985–1990»; «Морские торговые пути мира». Среди этих толстых томов выделялась яркая тонкая брошюрка. Я вытащил ее и прочел: «Беспорядки в Ранкорне устранены. Один человек против толпы. Джейк Гордон и поражение профсоюза автоводителей». Это была рекламная брошюра, посвященная Гордону, радетелю за общественное благо. На всех книгах имелась наклейка коммерческой библиотеки в Харрогейте. Я списал ее название и адрес.

Заметив краем глаза, что ко мне с выражением отвращения на лице снова приближается Эшби, я закрыл шкафчик. Он протянул мне журнал регистрации приходов и уходов: старомодный гроссбух, по странице на каждый день. Кажется, в «Нортерн Пайонирс Банк» любили старину, новые веяния их не коснулись. Приходя и уходя, служащие расписывались, а ровно в девять часов и в половину шестого Эшби проводил красную линию. Миссис Риштон часто расписывалась одной из первых утром и уходила последней вечером, являя собой образец добросовестности. В день своей гибели она была двенадцатым человеком, расписавшимся после 5.30, то есть никуда не спешила.

– Вы удовлетворены? – спросил Эшби.

– Нет. Я хотел бы поговорить без свидетелей с двумя сотрудниками – с самым молодым и самым старшим в вашем отделе. – «Должен же я как-то их выбрать», – добавил я про себя.

Эшби озадаченно посмотрел на меня, отвел в свою клетушку и пригнал самую молодую особу: худощавую очкастую женщину лет тридцати, похожую на мышку. Присаживаясь, она нервно прикрыла рот рукой, а потом представилась как миссис Ренфру. Согласно словам миссис Ренфру, миссис Риштон была ходячий эталон – всегда была очень вежлива, очень спокойна, никогда не флиртовала с коллегами-мужчинами. Я поблагодарил ее. Когда передо мной села вторая дама – плотная особа лет сорока пяти с полным круглым лицом и пронзительными глазами, я сразу почувствовал, что имею дело с совершенно другим человеком.

Она облизала губы и сразу заговорила о деле, без всяких наводящих вопросов:

– Я не могла не слышать, что говорил вам мистер Эшби и миссис Ренфру, – спокойно начала она, складывая руки под угрожающего размера бюстом и поудобнее усаживаясь на стуле. – Меня зовут миссис Дэвидсон, Кэролайн Дэвидсон, и я боюсь, что перед вами нарисовали совершенно неверную картину. Мэгги Ренфру, конечно, была приятельницей Глории, но Эшби знает гораздо больше. Он всегда вертелся вокруг стола Глории и любил наклоняться над ней. Она никогда не застегивала верхнюю пуговицу на блузке. – Я не мог не отметить, что блузка самой миссис Дэвидсон застегнута наглухо, подвергаясь серьезному испытанию на прочность.

– Глория ведь любила мужчин, правда?

– Если можно немного посплетничать, я бы сказала, что да, – произнесла миссис Дэвидсон с видом человека, выполняющего свой гражданский долг. – Она скрывала и свой возраст, и многие другие вещи. Конечно, она только дразнила Эшби, чтобы не терять навыка. Для меня это было очевидно. Здешние мужчины с их жалованьем ее не интересуют.

Я подбадривающе улыбнулся, и она продолжила. Она была явно разочарована, что я не записываю ее слова, но очень торопилась поведать свою историю.

– В начале сентября Глория легла на операцию, сказав нам, что ложится в офтальмологическое отделение «Ройал Дженнер» – знаете, есть такая частная клиника в Лондоне. Когда она вернулась через две недели, у нее были синяки под глазами – с обеих сторон, но сильнее справа. Никаких других следов не осталось. Ей как будто было больно говорить, хотя тут разговоры и не поощряются. Она почти не могла шевелить губами.

– Одну минуточку, – прервал ее я. – Разве вам не разрешается разговаривать друг с другом? Мне казалось, в исследовательской работе необходимо совещаться.

– Нам не разрешается говорить о своей работе, даже с коллегами. Все строго конфиденциально.

– Значит, вам неизвестно, над чем работала Глория? – разочарованно спросил я. Это была большая неудача.

– Нет, но я знаю, что это был какой-то крупный проект, и он страшно ее занимал. – Кэролайн Дэвидсон смотрела на меня, пока я осмыслял сказанное.

– А что означают эти экологические лозунги? Давно они появились?

– Нет, она повесила их где-то накануне Рождества, – ответила Кэролайн. Я помолчал, переваривая и это.

– Вы сказали, что Глории было трудно говорить…

– Однажды, вскоре после ее операции, я столкнулась с ней вон там, возле ксерокса, и увидела у нее под правым ухом каплю крови. Это было самое жуткое, что мне доводилось видеть в жизни. – Я посмотрел на нее, ничего не понимая. – Она сорвала шов, вот что это было такое, – пояснила моя собеседница. – Глория делала пластическую операцию, и ей пришлось показать мне следы. За каждым ухом у нее остались два параллельных шва, следы от надрезов, – и один разошелся. У нее было множество швов под волосами, совершенно незаметных, и под каждой бровью, тоже сделанных очень ловко. Она горстями глотала анальгетики и пенициллин.

– Вы дали мне очень подробную информацию, – похвалил я ее. Тактом и обаянием Кэролайн Дэвидсон больше всего напоминала ротвейлера, но в эффективности я отказать ей не мог. В конце концов, расследование – ее профессия.

– Она сказала мне, что хирург взял с нее всего восемь тысяч фунтов – гораздо меньше полной цены, – потому что она такая красавица! Вы можете себе такое представить? По-вашему, это похоже на правду?

– Вы рассказывали об этом кому-нибудь? – спросил я.

Она отрицательно покачала головой.

– А вы не можете сказать, не выносила ли Глория из банка каких-то материалов? В тот, последний день или раньше. Каких-нибудь бумаг, папку?…

– Что вы, наши сумки тщательно проверяют. Хотя она, конечно, могла засунуть что-нибудь под белье. Эшби пока еще не раздевает нас, хотя, наверное, делал бы это с радостью.

– Что-нибудь еще, Кэролайн? – подтолкнул ее я, не желая прерывать поток ее откровений.

– Я уверена, что Глории было не тридцать пять лет, как она утверждала, а примерно столько же, сколько и мне. – Кэролайн смахнула с груди невидимую ниточку.

– То есть?… – Я мягко улыбнулся.

– Назовем это немного за сорок, мистер Кьюнан. Или можно называть вас Дейвид?

Я благодарно пожал руку Кэролайн Дэвидсон и закончил нашу приятную беседу. Выходя, я еще раз заглянул в журнал регистрации – указанные Дэвидсон даты отсутствия Глории подтвердились. Ревнивая старая перечница говорила правду.

Эшби молча сопроводил меня к выходу из банка.

– У вас есть отдел, работающий с валютой? – спросил я.

– Разумеется, – процедил он сквозь зубы. – Мы покупаем и продаем большие объемы для наших клиентов. Это одна из услуг, предоставляемых банком. Но Глория Риштон не имела к этому отделу никакого отношения. Почему вы спрашиваете? – Он окатил меня злобным взглядом.

– Просто так.

Сев в машину, я сразу набрал номер телефона библиотеки, которой пользовалась Глория.

– С вами говорит главный инспектор сыскной полиции графства Чешир. Мне необходима срочная справка. Если вы хотите проверить мою личность, позвоните по телефону… – Я прочел номер местной азиатской службы такси. – Спросите старшего констебля. – Мне снова повезло. Библиотекарша была рада помочь главному инспектору полиции, не заботясь о лишних формальностях.

Выяснилось, что книги о продажах нефти и ее транспортировке морским путем Глория начала заказывать только с середины ноября, а до того брала литературу о торговле какао. Библиотека была рада помочь полиции и не заставлять инспектора Джеролда совершать далекую поездку в Харрогейт.

Дальше, узнав по телефонному справочнику номер клиники «Ройал Дженнер», я пошел тем же путем. На этот раз ждать пришлось гораздо дольше, но разрешение на выдачу информации снова было получено без проверки. Вероятно, они полагали, что раз сама Глория погибла, а муж ее сел в тюрьму, то в суд на них никто не подаст. Я подчеркнул срочность своего дела – сведения требовались мне для расследования убийства. Инспектору Джеролду необходимо было знать, сколько покойная миссис Риштон заплатила за перенесенную ею пластическую операцию… Она осталась должна еще четыре тысячи фунтов, а мистер Риштон – три тысячи, за последнюю подтяжку. Они очень рады помочь чеширской полиции и хотели бы знать, возможен ли возврат долга.

Положив трубку, я впервые за все время этого расследования почувствовал себя счастливым. Я вышел из машины и отправился в «Синклерс-на-Олд-Шэмблз», паб в доме елизаветинских времен за универмагом «Маркс-энд-Спенсер». Я поднялся на второй этаж, пробрался к стойке и отпраздновал победу сэндвичем с индейкой и пинтой горького пива. Толпы народа бродили по городу в поисках выгодных покупок на распродажах; этот азарт заразил и меня. Остаток ирландских фунтов жег мне карман и, вспомнив, что напротив «Маркс-энд-Спенсер» имеется филиал «Ирландского банка», я зашел туда и обменял пестрые бумажки. Потом прошел по галерее «Бартон», потратил 400 фунтов за сорок минут и только после этого вспомнил, что расследую жестокое преступление.

По дороге в офис я включил радио, поймал местную волну, чуть не врезался в ближайшую машину, услышав следующее:

Нам стало известно, что переживающая финансовые затруднения телекомпания «Альгамбра», создатель такого шедевра северобританской культуры, как сериал «Следеридж-Пит», скоро объявит о своем слиянии с консорциумом известного своей благотворительностью мультимиллионера Джейка Гордона, который собирается внести несколько миллионов фунтов на поднятие телестудии. В ответ на нашу просьбу подтвердить эти сведения управляющий директор «Альгамбры» Ланс Тревог только улыбнулся и отказался от комментариев. О развитии событий мы будем сообщать вам в наших выпусках новостей каждый час.

Известие о том, что планы Гордона на овладение «Альгамброй» близки к успешной реализации, повергло меня в мрачное настроение. Столько аспектов этого дела нуждались в расследовании – а я мог рассчитывать только на помощь Делиз, Джея и, может быть, еще моего соседа Финбара Салвея.

И кто же, как не Джей и Финбар, распивающие кофе, встретили меня в штаб-квартире «Пимпернел инвестигейшнз».

– В чем заключалась общенациональная значимость той макулатуры, которую мы ворочали? – спросил Финбар, одетый как для вечеринки в офицерской столовой – в клетчатую куртку, габардиновые брюки и форменный галстук. Щеки его горели, и я почувствовал себя свиньей: заставить шестидесятилетнего человека таскать тяжеленные ящики с бумагами!

– Вы отвезли папки к Теду Блейку? – ответил я вопросом на вопрос.

– Его не оказалось дома, босс, – отрапортовал Джей. – Мы оставили их на площадке перед его квартирой и приклеили записку.

– У меня есть еще одна работенка для вас – если, конечно, ты, Финбар, не возражаешь.

Мой сосед вопросительно поднял брови, показывая, что, прежде чем он согласится на дальнейшую эксплуатацию, мне придется объясниться.

– Я хотел бы проверить Уильяма Коулмана. Того свидетеля, который заявил, что видел, как Кэт Хэдлам и Саймон Риштон входили в дом Глории Риштон больше чем за час до того, как появились мы с Джеем. Насколько я понимаю, он служит бортпроводником. Поезжайте в аэропорт, потратьте немного денег и узнайте о нем, что сможете. – Я достал бумажник, отсчитал сто фунтов пятерками и разделил между ними пополам. – Спрашивайте у всех, кто попадется.Прятаться не надо. Я хочу его приструнить. Если он услышит, кто им интересуются, он может иначе взглянуть на то, что якобы видел.

После того, как я обещал покрыть все издержки Финбара, они без лишних разговоров отправились в путь.

Из окна нашей голубятни мне было хорошо видно, как странная парочка прошла по улице к микроавтобусу Финбара. Джей, как всегда, мотался из стороны в сторону в такт мелодии своего плейера, а Финбар в коричневой дубленке шагал рядом с безупречной армейской выправкой.

Я позвонил в «Альгамбру», чтобы договориться о встрече с Джоном Пултером – тем самым похожим на бандита работником службы безопасности, который изменил свои показания в угоду полиции.

– С чего ты взял, что я стану с тобой разговаривать, Кьюнан? Да если бы ты подыхал от жажды в пустыне, я бы не подарил тебе ни капли своей мочи, – виртуозно отлаялся он, когда меня наконец с ним соединили.

– Не надо так, мистер Пултер, – ласково попросил я. – Я только хотел узнать, почему вы утверждали сначала одно, а потом совсем другое. Мы оба знаем, что я вышел из здания после пяти сорока.

– Тебе надо усвоить, Кьюнан, что за попытку надавить на свидетеля дают пять лет. А если ты не перестанешь засирать телефонную линию, я вызову полицию.

Я повесил трубку. На этого отморозка, которого, видимо, в детстве били по голове ведром для угля, мое обаяние действовало слабо. Тут только я сообразил, что поговорить с Пултером надо было попросить бывшего вояку Финбара Салвея. Возможно, он узнал бы не больше моего, но его запас армейской лексики, незаменимый в такой ситуации, без сомнений, превышал мой. И все же с Пултером я побеседую, желает он того или нет. Для этого надо только проехать по Док-стрит и дождаться конца его смены.

Не спеша шагая к машине вдоль канала Рокдейл, я глядел на бензиновые разводы на воде и думал о том, как справилась Делиз с допросом Риштона. Она отправилась выполнять это задание с большой охотой. Наверное, я окончательно спятил, если связался с такой женщиной, как Сьюзан Эттли. Если мы будем продолжать в том же духе, то скоро мне придется расставлять брюки всех моих костюмов на несколько дюймов, да и ее талия также не замедлит увеличиться в объеме.

14

Около здания «Альгамбры». 17 часов 20 минут, вторник, 4 января.

Прежде чем найти место, откуда лучше всего было начать охоту за Джоном Пултером, мне пришлось трижды объехать вокруг квартала, где располагалось причудливое здание телестудии. Выходов имелось несколько, но я все же надеялся, что он выйдет на Док-стрит.

Постепенно темнело, зажглись фонари, стал накрапывать дождь, и около 5.45 мои усилия были вознаграждены. Несколько охранников в черных пальто вышли из главного подъезда и двинулись в сторону Динсгейт – вероятно, в паб «Свинья и дикобраз». Минут через десять появился и сам Пултер, с самодовольной ухмылкой на лице. По-видимому, презрение к окружающему миру было у него врожденным. Он не стал переходить через улицу к стоянке, а также зашагал в сторону паба.

Я подождал, пока он пройдет, и выскользнул из машины. Он шел вперед, не оглядываясь. Я следовал за ним ярдах в ста. К моему удивлению, он вдруг свернул в переулок. По моим представлениям, он вел к пруду на канале Бриджуотер, прежде заброшенному, а недавно приведенному в порядок городскими властями. Я заколебался. Несмотря на все усилия строителей, там было мрачновато. Если Пултер сядет в машину, а я останусь на своих двоих, то сегодня мне его уже не поймать. Все же я решил идти дальше. Он не стал бы держать здесь машину, имея возможность поставить ее возле «Альгамбры». Может быть, он хочет тихо посидеть в «Герцоге»– пабе, названном в честь герцога Бриджуотера, построившего канал.

Как я и предполагал, Пултер перешел по пешеходному мосту через канал в сторону паба и исчез за углом. Я последовал за ним. Но не успел я вступить на узенький мостик, как Пултер показался из-за опоры железнодорожного моста с парой своих крепких приятелей. Значит, он меня все-таки заметил. Я повернулся, чтобы бежать назад, и увидел, что сзади ко мне подходят еще трое блюстителей порядка с «Альгамбры». Вероятно, это вернулись те, которые прошли перед Пултером.

«Беретта» у меня под мышкой придала мне смелости. К тому же бежать все равно было некуда.

– Вот сука, Кьюнан! Ты, видно, не понимаешь человеческого языка? – Пултер был в своем репертуаре. – Ты же просто не можешь не совать свой нос в чужие дела! Ну так я тебе покажу, что за это бывает!

Его подручные кинулись на меня с обеих сторон, чтобы сделать из меня бифштекс с кетчупом. Я перепрыгнул через перила моста и, к счастью, приземлился на крышу катера. Пробежав по ней и сделав еще один прыжок, я оказался на противоположной стороне пруда. Я хотел бежать к огням, людям и, если повезет, полицейским.

Я промчался по открытой площадке – это было место, подготовленное для праздника открытия Олимпийских игр. Площадка вела в никуда – так же как и сам этот печальный эпизод. Я решил, что не стоит бегать кругами, напевая «Жизнь прекрасна», пока меня не измочалят подонки Пултера. Теперь передо мной была канава с крутыми краями, а за ней – высокая стена.

Отряд Пултера зажимал меня с двух сторон, а сам он пытался зайти сзади. Скользя и спотыкаясь, я спустился в канаву и вскарабкался на другую сторону. Только тут я понял, что стою у стены реконструированной римской крепости Мамуциум.

Стараясь отрезать мне путь к отступлению, двое преследователей попытались перепрыгнуть через канаву, собственно говоря, ров, сооруженный в соответствии с римскими правилами фортификации. Завернув за угол крепости, к воротам, позади я услышал вскрик: еще один варвар стал жертвой «коленолома» на дне рва, но радоваться было рано.

Они напирали на меня сзади, а римские ворота оказались наглухо заперты, и лестница на виадук также перегорожена. Меня окружили пятеро остальных охранников. Сверху на меня смотрел нарисованный на арке виадука римский легионер. Я подумал, что его доспехи мне бы сейчас очень не повредили. Кто-то схватил меня сзади. Не прозвучало ни единого слова. Для начала Пултер попытался разбить мне правое колено носком ботинка. Я успешно увернулся, но тут стоявший справа от него охранник ударил меня в пах. Наверное, я закричал, но Пултер выбрал отличное место для засады: хорошо освещенное, но совершенно безлюдное. Из близлежащих переулков подмоги ждать не приходилось. Пултер и его товарищи по очереди методично продолжали свое профессиональное занятие. Теряя сознание, я упал в лужу, а чей-то ботинок продолжал лупить меня по ребрам.

Потом я подсчитал, что пришел в себя не раньше чем через два часа. Выражение «сделать отбивную» в моем случае было совершенно уместно. Между ног горел медленный огонь, а судя по тому, какую боль причиняло дыхание, ребра с правой стороны, возможно, были сломаны. Я медленно ощупал и осмотрел себя. Все как будто на месте и к тому же распухло так, что меня стало значительно больше, чем было.

Пистолет, как насмешка, лежал в кобуре. Почему я струсил и не застрелил кого-нибудь из этих уродов?

Попытавшись встать, я едва не задохнулся. Я испугался, что сломанное ребро может проткнуть легкое. Вскоре я стал переставлять ноги, перекашиваясь на правую сторону не хуже Квазимодо. Римский солдат невозмутимо взирал сверху на знакомую ему картину.

Я добрел по Док-стрит до машины. Редкие прохожие, вероятно, принимали меня за рано накачавшегося пьяницу – вполне привычная картина для района «Альгамбры». Усаживание за руль вызвало еще один приступ тошноты. Я немного посидел, низко нагнув голову, а когда фонари прекратили свою пляску, поехал в сторону Оксфорд-роуд. Меня постоянно заносило на автобусную полосу, но движение, к счастью, было небольшим. Скорее случайно, чем по памяти, я нашел поворот к Манчестерской королевской больнице и по извилистой дорожке добрался до отделения «скорой помощи». Потом убрал пистолет в бардачок, позвонил Джею, сказал ему, где нахожусь, и окончательно отключился.

Когда сознание снова вернулось ко мне, я лежал на кровати совершенно голый, а молодая хорошенькая сестричка прикладывала мешочек со льдом к моим разбитым яйцам.

– Вернулись в страну живых? – приветствовала она меня. – Я так и думала, что лед приведет вас в чувство. – Приняв мою гримасу отвращения за страх, она поспешила меня успокоить: – Не волнуйтесь, все на месте, хотя кто-то очень постарался… Пару недель, пока заживают синяки, надо вести себя хорошо.

От попытки осмыслить ее слова в голове снова потемнело. В глазах вспыхивал свет, кто-то громко выкрикивал мое имя, потом темная пелена милосердно сомкнулась надо мной, и я погрузился еще глубже. Последнее, что я слышал, – это донесшееся откуда-то издалека слово «кома».

Когда я выплыл снова, людей вокруг было значительно больше. Я заморгал глазами и попытался поднять голову, но шею, казалось, привязали к кровати. Я мог только вертеть головой. Я застонал.

– Ш-шш, он приходит в себя. – В поле зрения появилась Делиз. Она убрала что-то у меня с головы, и я увидел, что на меня внимательно смотрят также Джей Андерсон и Финбар Салвей. «Неужели я на собственных поминках?» – подумал я. В ногах, у спинки кровати, как начищенный медный таз, сиял лик Либерти Уокера. – Они думали, ты погружаешься в кому. Нас вызвали сюда, чтобы мы говорили с тобой, но я-то знала, что ты и так очнешься, – принялась отчитывать меня Делиз.

Говорить я не мог. В голове звонили десятки колоколов. Я осторожно ощупал свое тело. Одна его сторона была упакована в лед, и пузырь со льдом лежал на голове с другой стороны – Делиз сняла его, чтобы я мог увидеть всех присутствующих. Грудь сжимала повязка, шею – хирургический воротник, на левой руке стояла капельница, а правой будто кто-то попользовался как подушечкой для иголок – а в остальном я чувствовал себя прекрасно. Боль между ногами заметно улеглась.

– Тебя собираются подержать тут некоторое время. Они полагают, что у тебя может быть трещина в черепе, – утешила меня Делиз. – Врач просто не верит, что ты сам добрался до больницы. У тебя может быть мозговое кровоизлияние. – Она была просто кладезь информации. Голос ее звучал почему-то очень громко. Я попытался расслабиться и контролировать свое дыхание. Теперь, когда я утратил способность двигаться, все мои дела стали казаться мне особенно срочными.

– Что Риштон? – прохрипел я.

– Не волнуйся за него, – напряженно ответила Делиз. – Тебе нужен покой.

– Расскажи, как ты съездила, – потребовал я таким же слабым голосом.

– Будет лучше, если ты ему расскажешь, – посоветовал Финбар, – он все равно не уймется.

– Саймону Риштону глубоко наплевать на то, что его ждет, Дейв. Похоже, он немного сдвинулся. Я пыталась задавать ему вопросы, но у него было ко мне только одно предложение.

– Дальше, – прошептал я.

– Он твердил только о сексе. Хотел знать, как мы с тобой это делаем. Я очень быстро ушла. Надо было тебе ехать самому, – укоризненно закончила она.

– Извини, – пробормотал я. – Я разберусь с этой скотиной. Принеси мою одежду. Мне надо отсюда выбраться.

Вся ее мягкость улетучилась.

– Выкинь эту дурь из своей зашибленной башки! Ты останешься здесь.

Я попытался пошевелиться, но без особого успеха. Никто из моих посетителей помогать не собирался.

– Хорошо. Видимо, придется провести здесь еще одну ночь, – сказал я.

– Будешь лежать столько, сколько скажут' врачи, – поправила меня Делиз.

– Джей пусть пользуется машиной, – продолжал я, – но ты, Финбар, забери из бардачка пистолет.

Занавеска возле кровати раздвинулась, и энергичная медсестра, посветив мне в оба глаза фонариком, выпроводила моих гостей. Я снова провалился в сон.

Следующим утром на рассвете меня осмотрел врач и объявил, что должен взять у меня анализ мочи. Когда после титанических усилий я совершил требуемое – а ему нужна была непременно «средняя порция», он поднес стаканчик к свету, изучил, как дорогое вино, и лишь затем отослал в лабораторию. Когда он ушел, я попытался снова задремать, но это не удавалось.

– Привет, Дейв! Оплакиваешь свою горькую судьбу? – загремел рядом знакомый голос. В ногах у меня, изучая данные на табличке, прикрепленной к спинке кровати, стоял Тед Блейк в куртке лесоруба. От ее немыслимых узоров у меня зарябило в глазах.

– Ну-ка, ну-ка… – Бесцеремонно сдернув с меня простыню, он осмотрел меня. – Этой частью я бы на твоем месте пока не пользовался. – Он прикрыл меня до пояса. – Но если бы ты был кот, я бы сказал, что восемь жизней из девяти ты уже отжил.

Я метнул на него грозный взгляд. Не обращая на это внимания, Тед уселся на кровать.

– Я уже понял, что в Новый год у тебя происходило что-то серьезное. Я раз десять пытался тебе дозвониться. Ну, выкладывай.

Я изложил ему сильно отредактированную версию последних событий.

– Черт тебя подери! Я знаю, что горбатого могила исправит, но если ты будешь продолжать валяться поперек шоссе, то в конце концов парой сломанных ребер не отделаешься. Меня не радует перспектива опознавать твое тело в морге.

Я надеялся, что еще на какое-то время он будет избавлен от этой необходимости.

– Ты все еще гоняешься за Джейком Гордоном?

Я слабо покачал головой.

– Не обманывай меня, Дейв. Ты пытаешься сделать вид, будто стал работать на него, чтобы вытащить Хэдлам и Риштона.

Я ничего не ответил.

– Вот видишь, значит, я прав! Так вот помни: тому, кто обедает с дьяволом, нужна длинная ложка! Ты понятия не имеешь, что происходит в городе, Дейв. Ни малейшего понятия.

Распространяться на тему моей неосведомленности в теневой жизни Манчестера он не стал, и, бросив на меня взгляд, выражавший столько же сочувствия, сколько нетерпения, еще раз покачал головой и удалился.

После его ухода я попытался разобраться в своих чувствах, но скоро бросил эту затею. Хотя я и не вполне понимал, что за пружина упрямо толкает меня вперед, остановиться я не мог.

В 11 часов утра я вышел из больницы, расписавшись в книге дежурного. Молодой врач пришел в ужас, когда я вручил ему свой гипсовый воротник, и повторил, что у меня может быть черепное кровоизлияние, что я могу в любой момент потерять сознание и что я сам себе враг.

Я взял такси до Мосс-сайда. Хотя ноги сильно дрожали, я рассудил, что лучшим лекарством будет деятельность. Мой «ниссан» стоял у дома Андерсонов. Дверь мне открыл Джей.

– Делиз отправила меня домой, босс. Честное слово. Со мной был Либерти, а она не выносит его в офисе. Он все время качается на притолоках.

В гостиной действительно сидел Либерти и смотрел австралийский сериал. Дуглас, примостившись в углу, читал учебник биологии.

– Ты, Джей, отвезешь меня на работу, а ему придется отправиться домой. Я тебе уже говорил…

– За что вы его так ругаете, дэд? – запищал Либерти. – Он мой брат и должен за мной смотреть!

– Я тебе не дэд, – огрызнулся я. – Если услышу это еще раз, тебя уведут дяди в зеленых куртках!

– Я в «группе риска»! Скажи ему, Джей!

– Это правда, босс.

– Пусть он будет хоть в какой группе, но ты будешь водить мою машину.

– Я не могу ехать без него. Дружок его матери выгнал его из дому, и я уговорил мою маму разрешить ему спать у нас на диване. Если я оставлю его одного, он убежит. – Джей беспомощно покрутил запястьями.

Ситуация была абсолютно безвыходной.

Джей сел за руль, Либерти на заднее сиденье. Когда мы вошли в офис, Делиз красила ногти.

– Звонила какая-то женщина. Я сказала, что тебя нет, но она ничего не передавала. Только требовала, чтобы ты позвонил ей при первой же возможности, – подозрительно произнесла Делиз и передала мне бумажку с номером рабочего телефона Сьюзан Эттли. Я оценил преимущества синяков на физиономии: окружающие с трудом различают выражение вашего лица. – Еще звонила секретарша этого несчастного сноба Бартла. Она говорит, к ним поступила жалоба из «Нортерн Пайонирс Банк». – Она сделала паузу и попыталась понять эффект, произведенный данным сообщением. – На самом деле из банка позвонили и сюда. Мистер Эшби просит перезвонить по его личному номеру. Его секретарша сказала, что он тебе известен. Может быть, тебе все-таки лучше побыть где-нибудь в другом месте, Дейв? Вид у тебя кошмарный. Я сварю тебе кофе.

Воспользовавшись коротким отсутствием Делиз, я позвонил Сьюзан.

– Ну наконец-то! – радостно воскликнула она. – Почему ты не позвонил мне вчера вечером?

– Был занят, – пробурчал я. – Ты нашла что-нибудь в земельном регистре?

– И да и нет. Земля вокруг карьера принадлежит разным компаниям, все они зарегистрированы в офшорных зонах. Владелец бывшей фермы – агентство недвижимости «Ранкорн», зарегистрированное в Вадузе, Лихтенштейн. Остальные участки, приобретенные на выданные Харрисоном кредиты, принадлежат фирмам, зарегистрированным в Сент-Хелиере, Джерси. Чтобы подтвердить твою теорию, остается лишь доказать, что агентство «Ранкорн» принадлежит Гордону, а за другими стоит Харрисон, – торжествующе закончила она. – И вот еще: регистрационные номера компаний на Джерси идут подряд.

– Очень недурно, – ответил я. – Если твой босс Харрисон действительно стоит за этими фирмами, то на него можно собрать серьезный компромат.

Около минуты Сьюзан молчала.

– Я могла бы кое-что сделать… Когда я тебя увижу? У меня есть пара отличных идей насчет ужина.

Теперь настала моя очередь помолчать.

– Я не смогу вырваться до пятницы или субботы, – сказал я наконец. – Можно позвонить тебе в пятницу?

Она неохотно согласилась отложить нашу встречу, а я подивился собственным актерским способностям. Положив трубку, я почувствовал, что лоб у меня покрылся испариной. От Сьюзан необходимо было как-то отделаться, тем более что те мои части, которые интересовали ее больше всего, находились в абсолютно нерабочем состоянии.

Я выглянул в другую комнату.

– Делиз, у меня к тебе просьба. Попробуй выяснить телефон агентства недвижимости «Ранкорн». Скажи, что ты делаешь обзор рынка для компьютерной фирмы, и разузнай о них, что сможешь.

– Хозяин не может позволять рабам бездействовать? – улыбнулась она, но отправилась к телефону.

В агентстве «Ранкорн» работал автоответчик, и я решил, что стоит нанести им визит, а заодно проверить другие операции Гордона в Ранкорне.

– Дейв, ты же сейчас упадешь со стула! – Лицо Делиз выражало искренний испуг. Я отмахнулся и набрал номер Эшби.

– Кьюнан! – завопил он как ужаленный. – Зачем вы вчера приезжали? Я пожаловался в «Бартл, Бартл и Гримшоу». Вам было позволено навести несколько справок, а не устраивать тотальный допрос с обыском! Мне пришлось отправить в неоплачиваемый отпуск двух женщин, которые подрались между собой! Я не видел ничего подобного за всю мою службу в банке!

– Подождите минуточку, мистер Эшби, – попытался я остановить поток его гнева.

– Нет, это вы подождите, Кьюнан! Кэролайн Дэвидсон сообщила мне, что вы задавали ей вопросы о клиентах, и я желаю знать, в связи с чем вы спрашивали меня об отделе валютных операций!

Я чувствовал себя слишком худо, чтобы оставаться вежливым.

– А вам не приходило в голову, что убийство Глории Риштон могло быть связано с ее работой? С моей точки зрения, эта версия не менее вероятна, чем версия официального следствия. Ведь Глория изучала вопрос о целесообразности предоставления кредита Джейку Гордону, не так ли? – Если я ошибался, Эшби должен был меня поправить.

– Как вы это узнали? – Он совершенно вышел из себя и забыл всю свою риторику.

– Чтобы это понять, достаточно одного взгляда на книги, с которыми она работала. Не надо быть Гарри Каспаровым ил Найджелом Шортом.

– Это коммерческая тайна. Я требую, чтобы вы соблюдали конфиденциальность!

– Идите к дьяволу! Мы расследуем убийство, а не неуплату долга. Вы разрешили кредит? Глория подтвердила платежеспособность Гордона?

– Ну, мы опирались не только на ее слова. Это не в наших правилах. – Он перешел на высокомерный тон. – Она, собственно, не закончила свое исследование, когда… э-э… погибла. Мне она не говорила ничего негативного, хотя регулярно отчитывалась о ходе работы. Она была близка к завершению, так что…

Я перебил его:

– А вы не допускаете мысли, что она собиралась не просто написать отрицательный отчет, но доказать мошенничество Гордона? Она ведь не могла сделать такое заявление, не будучи полностью уверенной в достоверности собранных ею фактов? Я имею в виду, что абстрактные логические построения у вас не поощряются, верно, мистер Эшби?

Он шумно набрал воздуха в грудь.

– Заявка на кредит с моей рекомендацией поступит в совет директоров банка завтра. Нам принадлежит значительная часть в пакете, который Гордон собрал при участии нескольких банков. Первый транш кредита должен быть выплачен ему завтра. Одобрение советом директоров лишь формальность.

Голос его дрожал от волнения гораздо сильнее, чем в разговоре о судьбе своей бывшей подчиненной.

– На вашем месте я бы не спешил давать такую рекомендацию. Я бы помедлил и провел расширенное расследование. Кэролайн Дэвидсон гораздо проницательнее, чем вы думаете. Она может найти иголку в стоге сена. Вы непременно должны восстановить ее. А пока что вам стоило бы перезвонить в «Бартл, Бартл и Гримшоу» и взять назад свою жалобу. – Я положил трубку и с удовольствием представил себе, как он судорожно отзывает все бумаги, на которых поставил положительную резолюцию.

Итак, я сжег все корабли. Очень скоро Гордон узнает, что кредита ему не видать. Он уже пытался взять меня в оборот, одновременно выжив из квартиры и предложив свою дружбу. Теперь я возвращал ему долг – и с процентами.

– Весьма недурно для человека, который выглядит как суповой набор, – прокомментировала Делиз с порога. – Но ты так и не рассказал мне, что же вчера с тобой случилось. Я удостоюсь этой чести?

– Безусловно, но сначала мне надо, чтобы Джей еще раз переместил свою драгоценную персону в аэропорт и углубил нашу осведомленность об Уильяме Коулмане.

Вчера Джей и Финбар вернулись почти с пустыми руками. Все, что им удалось узнать – это что Коулман хороший отец нескольких детей, а жена его снова беременна.

Нам необходим был материал, который дискредитировал бы Коулмана как свидетеля, а не доказывал, что он образцовый гражданин. Я разрешил Джею взять с собой Либерти: этот сработает лучше справочного бюро и запросы о Коулмане распространятся по аэропорту быстрее, чем слабительное по кишкам больной овцы.

Когда они ушли, я рассказал Делиз обо всем, что со мной случилось за последнее время – разумеется, кроме пребывания у Сьюзан.

– Я сразу поняла, что этот Пултер натуральный фашист, – произнесла она. – И неужели ты спустишь ему это с рук? Ты полагаешь, он действовал по указке Гордона или Тревоза?

– Вовсе нет, он вполне мог сделать это ради собственного удовольствия, чтобы поддержать в форме своих бойцов. Мне кажется, что Гордон и Тревоз заставили его изменить показания, и он хочет, чтобы я перестал спрашивать почему.

– Что ты собираешься делать, Дейв? Кстати, твой пистолет в сейфе. Финбар принес его сегодня утром.

– Я знаю только одно: теперь я не могу сидеть сложа руки. Время пошло. Если я не ошибаюсь относительно Джейка Гордона, то скоро он очень сильно расстроится. Так что я должен продолжать это расследование. А когда я играл в регби, меня били и хуже.

– Ты пугаешь меня, Дейв! У тебя какая-то мания! Ты едва держишься на ногах – и собираешься гнаться за Гордоном. У меня нет сил на это смотреть.

Я не нашел, что ответить. Я частный детектив, а не почтальон, и мой путь не пролегает по накатанному маршруту изо дня в день. Я не знаю, почему Делиз этого не понимает. Может быть, нам действительно лучше расстаться.

На меня накатила волна усталости.

– Делиз, ты не могла бы купить мне карту Ранкорна и пленку для аппарата «майнокс»? Это может завтра мне понадобиться, – сказал я ей.

Как только она вышла, я составил два кресла рядом, лег и погрузился в глубокий сон. Когда я проснулся, было почти 10 часов вечера и кто-то барабанил в наружную дверь. Я был накрыт спальным мешком – вероятно, Делиз укутала меня, уходя.

Я осторожно посмотрел сквозь прозрачную створку двери и не поверил своим глазам. Ко мне явился заместитель начальника городской полиции Синклер собственной персоной. Рядом с ним стояла сотрудница из розыска в длинном синем плаще. Я открыл дверь. Она хотела войти, но Синклер преградил ей путь рукой.

– Вы постойте здесь. Нам надо поговорить наедине, а кроме того, я не хочу, чтобы вы приближались к этому человеку. Он может вас заразить.

Синклер презрительно осмотрел меня с ног до головы, но ничего не сказал. Сам он выглядел очень неплохо, и цвет его лица на этот раз был вполне нормальным. Добротный серый двубортный пиджак он, несомненно, надел не по случаю визита ко мне.

– Не верю своим глазам, – сказал я. – Вы, собственной персоной? Вас больше не устраивает проезжая часть?

Проигнорировав мой вопрос, Синклер принялся расхаживать по комнате, рассматривая бумаги на столах, передвигая вещи, в общем, учиняя пристальный досмотр. Я терпеливо ждал.

– Что это такое? Ты что, собираешься переезжать? – спросил он с надеждой, увидев карту Ранкорна.

– Это не имеет к вам никакого отношения. Я работаю на «Бартл, Бартл и Гримшоу», помогаю собирать свидетельства в пользу Хэдлам и…

– А, это… Я к тебе совсем по другому поводу. Расследуй сколько твоей душе угодно. Ты слышал новости? – Он посмотрел на часы. – Включи радио.

Я повиновался и поймал «Радио Большого Манчестера». Диктор читал сообщение о пробках на дорогах, и я хотел перестроиться на другую волну.

– Нет, это то, что нужно, – приказал Синклер.

Вы слушаете «Радио Большого Манчестера» с Северо-Запада. Итак, что происходит? Забастовка или что-то другое? В результате необъяснимого прекращения дорожно-строительных работ парализована сеть автодорог по всей стране. Министерство транспорта приносит извинения за задержку ремонтных работ на более чем двадцати главных автодорогах и заявляет, что предпринимает все возможный усилия, чтобы найти замену строительным рабочим. Представитель ведущей строительной компании «Страхан-Далгетти» заверил, что мы имеем дело не с официальной забастовкой, а с резким оттоком рабочей силы, вызванным сезонными колебаниями рынка. Одностороннее движение установлено: на магистрали М-6 на участке…

Диктор перечислил все ремонтируемые участки дорог по стране, включая развязку М-25, М 40. На дороге М-25 возле аэропорта Хитроу некоторые машины оказались заперты больше чем на 18 часов, что вынудило полицию объявить чрезвычайное положение. Правительство обещало создать комиссию для срочного расследования причин происшествия.

Я выключил приемник.

– Будешь отрицать, что это твоя работа? Загадочный отпрыск добряка Пэдди! Ты один нанес этой стране больший экономический ущерб, чем две последние забастовки на верфях! Я бы и сам никогда в это не поверил, если бы не знал тебя.

– Может быть, вы заодно сообщите мне, что вы здесь делаете, мистер Синклер? – спросил я с бесстрастным выражением на лице.

– Прекрати, Дейвид. Ты прекрасно знаешь, что я здесь делаю. У нас есть информаторы в строительном бизнесе. Они нужны нам там из-за ИРА. Я видел их отчеты – все говорят одно и то же. Частный детектив из Манчестера разворошил муравейник и завладел материалами рэкет-треста.

– И этот частный детектив, разумеется, я.

– Нет, Дейвид, – устало произнес он. – В Великобритании семьсот двадцать одно детективное агентство, но я предпочел начать с того, которое принадлежит законченному психу. Тебе дать зеркало?

Я ничего не ответил.

– Итак, будем считать, что я пришел по адресу. Следующий вопрос – куда ты дел бумаги?

Я истерически рассмеялся. Нервы сдавали.

– Какие бумаги? О чем вы говорите? Вы хотите, чтобы я оговорил сам себя?

– Не знаю, какое тебе предъявят обвинение, – отозвался он, тяжело качая головой. – Надеюсь, в преступлении государственной важности. Или в экономическом саботаже. И за то, и за другое полагается смертная казнь. Сегодня утром министр внутренних дел полтора часа разговаривал с шефом. Он ждет моего отчета. Нам надо, чтобы работы на дорогах возобновились, и тогда мы сможем забыть обо всем, включая и твою роль. А вот здесь на ковре – следы от шкафа.

– У меня нет бумаг, – признался я. – Я отослал их к Теду Блейку, чтобы он мог использовать их в своей передаче «Удар по правам».

– Черт, черт и черт! – Он сел и стал вытирать лоб пестрым носовым платком. Синклер, который никогда не ругался и не выказывал никаких признаков нарушения душевного равновесия, сейчас казался на пределе отчаяния.

– Я знал, что если это действительно ты, все пойдет наперекосяк! Полагаю, Блейк хорошо тебе заплатил? На этого деятеля давно пора надеть намордник. Он постоянно уводит у нас информацию. Министр подчеркнул, что если есть хоть какой-то шанс восстановить положение, ничего не должно просочиться в массмедиа. Теперь мы получим международный скандал. Ирландское правительство уже в курсе дела.

– Блейк не заплатил мне ни пенни! – возмущенно крикнул я. – Я отослал документы к нему, потому что хотел, чтобы он сделал этот рэкет достоянием гласности.

– Смотри, какой сознательный! Если британское правительство и полиция Большого Манчестера подвергнутся унижению – поверь мне, твоей карьере частного детектива конец! А лицензия твоего толстого дружка на развлечение публики будет отозвана, не успеет он и глазом моргнуть. Об этом я позабочусь.

Никогда я не видел его в такой ярости. Его просто трясло.

– Я отослал бумаги Блейку вчера, но сегодня утром он был у меня и ни словом о них не упомянул, – жалобно вставил я.

Я набрал номер Теда. Синклер дышал мне в затылок. Тед заявил, что ни о каких секциях с документами не знает, но поспрашивает: иногда вещи оставляют не у тех дверей.

Не успел я положить трубку, как Синклер вылетел за дверь.

Я осмотрел свое жалкое помещение с убогой обстановкой. С загороженным фанерой окном оно походило на тюремную камеру, но пока другого пристанища у меня не было. Я разложил раскладушку, выпил несколько глотков виски и продолжил свой прерванный отдых.

Утром я встал в половине шестого. Тело по-прежнему болело, но в груди стало легче, и я снова мог свободно дышать. Вместе с новым днем вернулась часть прежней энергии и оптимизма, и я распаковал приобретения, сделанные на распродажах. Все это были летние и потому уцененные вещи: легкий синий пиджак, льняная рубашка в синюю клетку и однотонная льняная жилетка. Под рубашку я надел два тонких шерстяных джемпера с длинными рукавами. В офисе не было большого зеркала, о чем я всегда жалел, но я успешно обрезал все этикетки. Жилетка скрывала кобуру.

Вчера я почти не прикасался к еде, поэтому зверски хотелось есть, и я отправился пешком на вокзал Пикадилли, по дороге рассматривая себя в зеркальных витринах. Столпотворение, обнаруженное мною на вокзале, было вызвано, вероятно, тем хаосом, что воцарился на автодорогах.

Вернувшись в офис, я сделал несколько звонков. Финбар Салвей доложил, что несколько продвинулся в своих изысканиях. Он завел какие-то контакты в службе безопасности аэропорта и продиктовал мне данные из личного дела Коулмана, которое ему удалось посмотреть:

Коулман работает на «Бритиш Эйрвэйс» пять лет, а до того семь лет служил на «Алиталии». Возраст – 35 лет. Гражданство – Великобритания. Причина смены места работы – ему не нравился маршрут: Рим, Гамбург, Берлин. На «БЭ» его взяли за беглое владение итальянским и немецким. На самом хорошем счету, ни разу не болел, не пропустил ни одного рейса, на него не подано ни одной жалобы. Отказался от места в аэропорту Хитроу, где ему предлагали обучать начинающих бортпроводников. Причина – любит летать. Фирма оказала ему финансовую помощь в выплате ипотечного кредита на дом в Престбери и квартиру в Неаполе.

Ничего интересного эта информация мне не давала. Коулман по-прежнему выглядел добропорядочным гражданином – если не считать того, что он солгал о Хэдлам и Риштоне.

Я позвонил Джею. Трубку взяла Ловена.

– Как вы себя чувствуете, молодой человек? – спросила она.

– Никаких проблем, от которых не мог бы вылечить день хорошей работы, Ловена, – ответил я. Она хмыкнула. – Вы не могли бы вытащить Джея из постели? Сегодня я хочу начать пораньше.

– Вам нужен покой, Дейв. Я молилась за вас, но нельзя полагаться только на Господа. После таких травм надо вести себя очень осторожно: у вас может быть скрытое сотрясение мозга или разрыв селезенки.

– Все в порядке. Когда я валяюсь в кровати, мне только хуже. Джей подойдет?

– Все-таки берегите себя. Симптомы могут проявляться с большой задержкой. – Ловена говорила как профессионал. – Джей встал сегодня очень рано. Этот поганец Либерти устроил ему веселую жизнь, но ответственность идет Джею на пользу. Похоже, я еще уговорю его ходить со мной в церковь! Сейчас он уже собирается выходить, но только не вздумайте просить меня смотреть за сорванцом. Я сказала Джею: с какой стати мне навязывать его себе на шею? Если этого не делает Социальная служба, значит, они считают, что его мать вполне нормальна. Он ее ребенок, так пусть встает с дивана и занимается им сама.

С этими словами она повесила трубку. Я не мог осуждать ее за нежелание возиться с Либерти – но разве он не должен быть сегодня в школе?

Я рассмотрел карту Ранкорна. Планировка города выглядела весьма замысловато: Новый город, Старый город, кольцевая дорога…

Джей появился за несколько минут до Делиз, с Либерти на буксире. Либерти устроил сцену и отказался идти в школу, а Джей не хотел, чтобы он шатался по городу. Вспомнив, что случилось в прошлый раз, я согласился, но когда снова предложил отвезти его к матери, Либерти показал мне ту сторону своего характера, которую мне видеть еще не доводилось. Он бросился на пол и принялся визжать и бить ногами. Джей стоял над ним, вертя запястьями и не зная, куда деваться от смущения.

Чтобы отвлечь его, я спросил, не узнал ли он чего-нибудь нового о Коулмане.

– Вчера Либерти пролез в ресторан для персонала аэропорта, – мрачно ответил он. – Ходил от столика к столику и спрашивал Коулмана. Потом, когда мы вернулись в центральный зал, по радио передали объявление, что мистер Коулман просит мистера Уокера подойти к администратору: Либерти, естественно, всем представлялся. Мы подошли, и нас соединили с Коулманом по телефону. Я думал, он сдаст нас в полицию, но когда я сказал ему, что мы просто наводили о нем справки, он повесил трубку.

Эта новость улучшила мое настроение. Скорее всего она означала, что Коулману действительно есть что скрывать. Если бы Либерти Уокер принялся охотиться за мной, я бы без полиции не обошелся.

Джей сел за руль и мы втроем отправились в Ранкорн. Возле аэропорта, где велись дорожные работы, скопилась огромная пробка, но не на выезде из города, а на въезде. Хотя погода стояла ясная, я захватил новенький австралийский плащ, а на случай, если придется вести длительное наблюдение из машины, запасся также сэндвичами и пакетами с соком. На подъезде к Ранкорну, в Роксэвидже, мы миновали большую промышленную зону. Левая ее часть принадлежала Гордону. Больше всего это место походило на военную базу. На несколько миль вдоль дороги тянулось ограждение из проволочной сетки. Джей ехал так же медленно, как и весь поток машин на дороге. Через некоторое время показался новый город, состоящий из ровных рядов маленьких аккуратных домиков.

Ничего похожего на бетонные джунгли, которые я ожидал увидеть. Никаких граффити на стенах, а дома-коробки с круглыми окнами, которыми был знаменит этот городок, все снесли.

Прокружив не меньше двух часов и несколько раз заехав на автобусную полосу, Джей наконец припарковал машину в старой части города, и мы отыскали улицу, которая значилась в адресе агентства «Ранкорн». На стене дома рядом с конторой страхования автомобилей глазастый Либерти рассмотрел медную табличку с интересующим нас названием. Никакой двери, однако, мы не увидели. Я зашел в страховой офис и спросил у клерка, не знает ли он, как попасть в «Ранкорн-Недвижимость». Молодой человек передернул плечами и ответил, что их фирма не имеет никакого отношения к «Недвижимости», а на вопрос, что означает табличка на стене, промолчал.

Мои спутники стояли на другой стороне узкой улочки, и, когда я подошел к ним, Либерти уже подпрыгивал от нетерпения.

– Смотрите! Первый говорит этому пожилому, что вы приходили спрашивать про «Ранкорн-Недвижимость»! – Молодой человек, с которым я пытался пообщаться, разговаривал теперь со своим старшим коллегой. Оба смотрели на нас. Потом молодой исчез за дверью, а пожилой снял трубку телефона.

Я посмотрел на Либерти.

– Он кого-то отчитывает, – объяснил тот. – Говорит, что когда они давали согласие предоставить ю… юридический адрес, их никто не предупредил, что будут приезжать всякие мордовороты – это он про вас, босс! – и их запугивать. Он просит, чтобы их оградили от такого безобразия. Говорит, что вы не один и, похоже, вооружены. Это про нас! Ох, класс! Теперь вообще пошел ругаться.

Либерти работал лучше микрофона направленного действия.

Интересно, подумал я, с кем именно разговаривает страховой агент. Вероятно, с кем-то из гордоновских «серых пиджаков».

Мы вернулись к промышленной зоне. Рядом с комплексом Гордона места для стоянки не нашлось, поэтому от машины нам пришлось идти около полумили. Я внимательно осмотрел систему охраны. В самом деле, тюрьма «Стайал» по сравнению с этой крепостью была просто детской площадкой. За крепкой проволочной сеткой шла полоса, засыпанная мелким гравием, а за ней – вторая стена из листов анодированной стали, укрепленных на массивных столбах высотой футов пятнадцать, с острыми шипами и колючей проволокой наверху. Пробиться через такое заграждение было бы непросто даже на танке.

Джей показал на камеры и датчики инфракрасного излучения на внутренней стене. Табличка на внешней изгороди предупреждала: «Внимание! Территория охраняется собаками». Либерти рассмотрел и кое-что еще: на дорожке, разделяющей два забора, тут и там виднелись белые пластиковые цилиндры размером с горлышко молочной бутылки, с маленькими рожками-антеннами.

– У него что тут, минное поле?! – вскричал он.

Выглядело именно так, но я решил, что это датчики движения.

Мы вернулись к машине и снова проехали мимо главного входа. Внутри зоны не было легковых машин, только автоцистерны, тракторы и трейлеры для перевозки контейнеров. Вход производил не менее устрашающее впечатление, чем заграждение – с высокими барьерами, прожекторами и командой здоровяков-охранников. Мой смутный план бросить взгляд на «ГУЛАГ Гордона» оказался невыполнимым. О том, чтобы взглянуть на внутренние службы, не могло быть и речи.

Несколько озадаченные, мы покинули Ранкорн по дороге, идущей вдоль побережья Северного Уэльса. Другого адреса Гордона я не имел. Часть времени он проводил здесь, часть – в отелях в самых разных уголках страны.

Глорию Риштон интересовали нефтетанкеры, а Джейк Гордон возил меня на вертолете вдоль Мерси, чтобы показать те, что принадлежат ему. Между этими фактами должна была быть какая-то связь. Не могло не быть. Мы ехали молча, притих даже Либерти.

– Есть только один способ пробраться туда, – проговорил он через некоторое время, – в почтовой посылке.

Что-то похожее приходило в голову и мне.

В самом деле, он предложил единственный реальный метод проникновения в империю Гордона. Можно было бы еще забраться в один из грузовиков, но поскольку они представляли собой контейнеровозы или автоцистерны, то такая задача выглядела не проще, чем штурм заграждения.

Завести разговор с Либерти было жестокой ошибкой. Открыв рот, он уже не останавливался. Ему необходимо было знать: как называется место, где мы проезжаем, каковы основные вехи истории Уэльса и почему море зеленого цвета. Из моих ответов он почерпнул больше, чем узнал бы в школе, но мой мозг по-прежнему лихорадочно искал пути, чтобы от него отделаться. Социальная служба отпадала; прямое обращение к его матери окончилось ничем; требовались более решительные меры. Например, упаковать его в ящик и отправить к Гордону.

Когда мы добрались до Пойнт-оф-Эйр в Северном Уэльсе, нас ждало разочарование. Дороги к бухте не было. Прямо к морю спускались зеленые луга, а за ними начиналась действующая угольная Шахта с вышками и терриконами. За шахтой строился газовый терминал. Мы доехали до конца прибрежной дороги и дальше пошли пешком. Я повесил на шею бинокль.

Видимость была прекрасная, и я принялся рассматривать танкеры, а Джей, чтобы дать выход неуемной энергии Либерти, повел выгуливать его вдоль моря. Танкеры – огромные покрытые ржавчиной длинные коробки – стояли в бухте бок о бок, но даже бинокль не позволял разглядеть детали. Мне следовало бы провести подготовительные исследования заранее, как сделала несчастная Глория Риштон. На танкерах было явно пусто, и скоро мне надоело на них глазеть. Почти никакого движения по морю в сторону Ливерпуля и Сифорта не наблюдалось. Мое внимание переключилось на птиц и богатую растительность острова Хайбр.

Полюбовавшись морским пейзажем около часа, я понял, что зря трачу время. Сырой воздух начинал пробираться под мою многослойную экипировку.

Я пошел вдоль берега, высматривая Джея и Либерти. Впереди стояло несколько машин с жилыми прицепами, а ближе ко мне – еще один караван, ярко-зеленого цвета. Я подошел к нему и обнаружил, что это агитационный пункт Королевского общества защиты птиц и что в нем имеется хозяин, точнее хозяйка. Поскольку я был одет в длинный темный плащ, а на шее у меня болтался бинокль, я понадеялся, что она примет меня за своего «зеленого» собрата. За прилавком сидела полная девушка в очках с толстыми стеклами и густыми коротко стриженными волосами; ее прическа-ежик напоминала грелку для заварного чайника.

На прилавке были разложены книги и брошюры Общества. Заметив такие же наклейки, как те, что я видел на компьютере Глории Риштон в банке – «Не загрязняйте наши пляжи!», «Защити птиц! Нет сливу нефти в море!» – я купил несколько штук.

– И много вы их продаете? – спросил я.

– Конечно, ведь сюда добрались газовщики! – Девушка говорила на смеси валлийского и диалекта долины Мерси с приятным дисайдским акцентом. Она стала объяснять, что рядом строится огромный газовый терминал.

– А от этих танкеров – вон сколько их вдоль берега – наверное, страшная грязь? – подзадорил ее я.

– Интересно, что вы обратили внимание, – ответила она. – Нас самих это удивляет: почему-то нет. Сначала было немного, но… они стоят тут так давно, что, вероятно, все снесло течением.

– А здесь нигде нельзя нанять лодку?

– Надеюсь, вы не собираетесь ловить рыбу? – Выражение ее лица показывало, что рыбапринадлежит исключительно птицам.

– Нет, просто думал немножко покататься. – Я потряс биноклем.

– Лодки можно взять только в Риле.

– Тогда последний вопрос. Скажите, несколько недель назад к вам не приезжала красивая блондинка лет тридцати пяти и не расспрашивала вас о танкерах?

– Вы что, полицейский? – Она насторожилась. – В любом случае, я не могу вам помочь. Я работаю только с Рождества, хотя точка здесь постоянная.

Джей и Либерти сидели в машине. Радио орало на всю катушку, а обогреватель вел суровую битву с окружающей средой. Я раздал сэндвичи и вырубил музыку. На обратном пути в Манчестер болтовня Либерти стала так невыносима, что я попросил у Джея наушники и поставил одну из своих любимых каджунских кассет. Где-то за Флинтом я, вероятно, глубоко заснул, потому что когда открыл глаза, Джей уже припарковывал машину у «Атвуд Билдинг». В руке я сжимал экологические наклейки. Время подкатывало к трем – день почти прошел, а результат нулевой.

Я велел Джею отконвоировать Либерти в объятия мамочки, которая, наверное, уже встала с постели, а сам стал подниматься наверх, раздумывая о том, успею ли все-таки сегодня что-нибудь сделать.

Делиз сидела за своим столом. Упрекнуть ее в отлынивании от работы было невозможно.

– Боже мой! Ты опять шикуешь? – всплеснула она руками, увидев мой плащ. – А тебе известно, что у нас не предвидится никаких поступлений, а завтра ты должен платить зарплату работникам и аренду помещения? – Такое возвращение на землю было слишком жестоко. – Звонил Тревоз. Он хочет, чтобы ты немедленно приехал к нему на студию. Ты должен быть там к четырем. Он, кажется, считает, что ты у него работаешь – почему бы тебе не попросить у него немного денег?

Все-таки Делиз никогда не бывает так хороша, как в гневе, в который раз подумал я.

– Когда ты променяешь общество своей матушки на мое? – спросил я, обходя ее стол и радикально меняя тему.

В награду за смелость я получил улыбку.

– Этот вопрос можно решить быстрее, чем ты думаешь. Я рассказала ей о прицепе, который ты подарил своему отцу, и она теперь просто бредит им. Хочет выкупить его у Пэдди и отправиться разъезжать по Англии. Она возьмет с. собой подружку, которая знает все кельтские памятники, священные места, и все такое… Так что тебе надо только чуть-чуть подождать.

Я недоверчиво взглянул на нее. Мне всегда надо будет только немножко подождать, подумал я. Но надежда умирает последней – и я улыбнулся в ответ своей строптивой подруге.

15

Здание телестудии «Альгамбра». 4 часа дня. Четверг, 6 января.

Вместе со мной на «Альгамбру» поехала Делиз, но я прихватил еще и пистолет; я уже достиг той стадии, когда готов был пустить его в ход при первом же проявлении враждебности. Ощущая под мышкой его тяжесть, я чувствовал себя намного увереннее.

Пултер, вероятно, получил приказ вести себя прилично. Он улыбнулся мне из-за своей стойки так, будто в последний раз мы с ним виделись на рождественском ужине. Может быть, для таких, как он, избить человека до полусмерти – это просто способ познакомиться поближе? Я подошел прямо к нему и наклонился так, что наши лица почти соприкоснулись, однако его самодовольная улыбка не исчезла. Вероятно, он полагал, что такое самообладание демонстрирует его силу.

Я выхватил пистолет и ткнул дулом ему в живот. Оружие стояло на предохранителе, но он этого не знал. Его зрачки расширились, однако он не пошевелился и продолжал смотреть на меня все с той же ухмылкой. Я нажал сильнее.

– Дейв, тебя увидят! – встревоженно прошептала Делиз. – Убери пистолет!

– Какой ты смелый с пушкой в лапе, Кьюнан! – тихо проговорил Пултер, не разжимая зубов.

Его челюсть, словно вылитая из стали, выдавалась вперед. Он был неробкого десятка, но допустил ошибку, напомнив мне, что в нашу последнюю встречу я Не воспользовался оружием. Вероятно, сумасшедший блеск в моих глазах напугал его больше, чем пистолет, потому что он все-таки дернулся назад, отодвинув стул. Лоб его покрылся испариной.

– Не дури. Я остановил своих парней, пока они не вошли в раж. Ты сам виноват.

– Ах, вот оно что! Ты натравливаешь на меня свою свору – а я сам виноват! – Я убрал пистолет под плащ. – Отведи нас к Тревозу.

Мы двинулись, я держал пистолет приставленным к его спине.

– Ты можешь делать что угодно, но своих показаний о том, когда ты вышел, я больше менять не буду, – произнес он, когда мы вошли в лифт. – Я сказал полиции, что ты ушел в пять сорок, но они показали мне книгу регистрации, и там моим почерком было написано четыре сорок пять. Чисто и аккуратно. А потом сказали, что предъявят Обвинение в запутывании следствия и содействии преступникам, так что мне ничего не оставалось, как согласиться.

Мы прошли по коридору, и он постучал в овальную дверь кабинета Тревоза. Над выгнутой притолокой зажглась лампочка, и мы вошли.

– Что происходит? – Тревоз встал из-за своего огромного дубового директорского стола. Я продолжал толкать Пултера вперед. Растерянно моргая, Тревоз окинул взглядом свои игрушки, как будто ища помощи у сотового телефона или ноутбука.

– Для начала можете сообщить Пултеру, что он уволен, – сказал я.

– Я не знаю, зачем вам это нужно, но если вы настаиваете… – Тревоз смотрел на пистолет. Он несомненно принимал меня за маньяка. – Уходите, Пултер. Считайте, что вы предупреждены.

Это было не совсем увольнение, но гораздо больше, чем я ожидал – и чем ожидал Пултер. Он начал ругаться сквозь зубы, но я помахал пистолетом у него перед носом, и он убрался.

Я с облегчением вздохнул и убрал оружие.

– Я наслышан о ваших методах работы, мистер Кьюнан. Пожалуй, у вас действительно есть собственный почерк, – примирительно проговорил Тревоз. – Можно предложить вам и вашей спутнице выпить? Нет? А я, если не возражаете, немного выпью.

Он налил себе изрядную порцию бренди, подвел нас к массивным кожаным креслам в углу и подал мне сигару. Я убрал ее в карман пиджака.

– Если не возражаете, мистер Тревоз, я отложу это на потом. Моя помощница, мисс Делани, не переносит дыма.

– Господи, мистер Кьюнан, вы совершенно непредсказуемый человек! Сначала вы врываетесь и требуете, чтобы я уволил начальника моей охраны, а потом спрашиваете разрешения не курить! Делайте что вам угодно, я, вероятно, все равно долго тут не останусь, – мрачно закончил он.

– У вас неважное настроение, – с удовольствием констатировал я.

– Да, мы надеялись, что вливание некоторых средств поможет нам уладить отношения с кредиторами, но что-то сорвалось. Я каждую минуту ожидаю появления судебных приставов.

Без всякого сочувствия я наблюдал, как Тревоз вытирает лоб носовым платком.

– Зачем вы нас пригласили? – спросила Делиз.

– На самом деле мне посоветовал связаться с вами Джейк Гордон. Вероятно, я должен перед вами извиниться. Естественно, я очень рад, что вы нашли доказательства, которые опровергают обвинение, предъявленное нашим служащим. Вы полагаете, Саймон Риштон может скоро выйти на свободу? Вы ведь навещали его? Как он себя чувствует?

– Саймона посещала я, – каменным голосом произнесла Делиз. – Он чувствует себя очень хорошо, но то, о чем мы говорили, строго конфиденциально.

Тревоз с большим трудом изображал радость по поводу неминуемого освобождения Риштона.

– Надеюсь, если я наберу достаточно материала, доказывающего отсутствие состава преступления, судья признает версию обвинения несостоятельной.

– Если бы я удовлетворил просьбу Риштона, перед Рождеством, его могло вообще не быть в Манчестере.

– Простите?

– Он собирался поехать в Бирмингем на переговоры о слиянии с «Сердцем Англии». Он очень этого хотел, но я решил, что упускать предложение Джейка Гордона нельзя. – Тревоз сделал большой глоток бренди. Он, очевидно, стремился с моей помощью восстановить свою репутацию в глазах Риштона. Колесо Фортуны, управляющее вечной борьбой за власть на «Альгамбре», поворачивалось в сторону последнего.

– Я полагаю, мистеру Риштону очень интересно будет услышать то, что вы говорили о нем на прошлой неделе, – мягко сказал я.

– Я никогда не считал его виновным. – Адамово яблоко Тревоза подпрыгивало и опускалось. – Как руководитель «Альгамбра-ТВ» я просто считал своим долгом, дистанцироваться от следствия. – Он смотрел мне в глаза без тени смущения. – И потом, мы выполнили вашу просьбу и предоставили ему адвоката. Я надеюсь, вы передадите Саймону и Кэт, что нам их очень не хватает и мы с нетерпением ждем их возвращения.

Разворот на сто восемьдесят градусов Тревоз совершил абсолютно спокойно. Джейк Гордон говорил мне, что ему пришлось надавить на Тревоза, чтобы тот согласился нанять адвоката Риштону. Следовательно, один из них лгал.

– Знаете, вы, пожалуй, могли бы сообщить мне одну деталь, которая помогла бы Саймону, – сказал я. – Оставалась ли книга регистрации сразу после смерти Глории Риштон на какое-то время без присмотра? Мог ли кто-нибудь ее подделать?

– Множество людей входило и выходило. Двадцать четвертого числа Джейк Гордон провел здесь весь день. Он и его помощники анализировали нашу бухгалтерию. Тед Блейк записывал свою программу, так что, несмотря на Рождество, здание не пустовало. Да, и люди из чеширской полиции приезжали в тот же день.

– Значит, возможность подделать книгу была?

– Я же говорю, люди входили и выходили. К тому же здание штурмовали журналисты, требовали новостей о Саймоне и Глории, и внимание охраны могло в какой-то момент ослабеть. На несколько минут книгой мог завладеть кто угодно. Полиция забрала ее только двадцать пятого.

Такой ответ мне почти ничего не давал.

– Если это все, мистер Тревоз, мы должны вас покинуть, – сказал я. – Мы едем к Саймону в тюрьму «Хаверигг».

– Я так и предполагал, – ответил Тревоз. – Пожалуйста, не забудьте передать ему, что я помню о нем и что «Следеридж-Пит» в его отсутствие в надежных руках.

Когда мы спустились вниз, на вахте дежурил незнакомый мне охранник. Положение Пултера было неопределенно; я сомневался, что Тревоз осмелится его уволить.

Мы с Делиз почти примирились. Я сказал ей, что от ирландских денег осталось еще пятьсот фунтов и мы продержимся. Нам случалось переживать и худшие времена.

Делиз по образованию археолог и умеет возводить стройные теории на скользких основаниях. Она не сомневалась, что именно Джейк Гордон организовал убийство Глории Риштон и навел тень на Саймона Риштона и Кэт Хэдлам.

– Ты неверно выбрала род занятий, Делиз, – сказал я ей. – Тебе надо писать криминальную хронику для глянцевых журналов. Мы знаем, что Глория нуждалась в деньгах на пластическую операцию и что она могла разнюхать что-нибудь о темных делах Джейка Гордона, но для того, чтобы Бартл добился освобождения своих подопечных, нужны доказательства.

– Ты начисто лишен воображения, Дейв Кьюнан. Совершенно очевидно, что Гордон нанял киллера, чтобы убрать Глорию, когда Саймон Риштон попытался воспользоваться тем, что она раскопала.

– Мы не знаем, что именно ей удалось выяснить, – перебил ее я. – Нам надо немедленно увидеться с Риштоном и на этот раз заставить его говорить. Позвони в тюрьму и предупреди их, что мы едем на свидание с Риштоном.

Пока она звонила, я попытался навести порядок в своих мыслях (непростая задача без тряпки, щетки и грязной кухни). Итак. Полиция, по крайней мере главный инспектор Джеролд, считают, что в лице Риштона арестовали убийцу и что у него имелся и мотив, и возможность совершить преступление. Однако мое короткое знакомство с Риштоном говорило о том, что он с легкостью отправляет своих жен в отставку, но не на тот свет. Что же касается возможности, то он ее никак не имел. Может быть, Глория нашла нечто, компрометирующее Джейка Гордона, и ей нужны были деньги на пластического хирурга. Пыталась ли она выйти прямо на Гордона? Возможно, но при всем моем недоверии к Гордону он не производил впечатления хладнокровного убийцы. Тревоз также. И все это, вместе взятое, означало, что в расследовании этого дела я не продвинулся ни на шаг.

Не хватало какого-то звена. Убийца – я не сомневался, что это был мужчина, – безжалостный профессионал: он сделал свое дело за несколько минут, без малейших колебаний. Мысль, что это могли совершить своими руками двое руководителей телевизионной компании, типичные представители среднего класса, могла казаться разумной разве что инспектору Джеролду.

Что бы ни кричали газеты, в Манчестере нет профессиональных киллеров. В неблагополучных районах города происходят убийства, но чтобы нанять профессионала, надо поехать в Лондон и заплатить не меньше 5000 фунтов.

Полиция, насколько мне было известно, даже не предпринимала попыток найти настоящего исполнителя. С чего же начать мне?

– Они не в восторге от такого позднего посещения, – сказала Делиз, перебивая мои размышления, но сделают исключение, раз мы едем так издалека.

– Тогда вперед. Уже пять часов, а нам надо еще забрать машину у Джея, – решительно ответил я.

Делиз сделала каменное лицо. Я решил прибегнуть к моральным доводам.

– Послушай, я не могу вести машину. У меня может быть сотрясение мозга, а Джей должен смотреть за Либерти или отправляться в парикмахерскую. Остаешься ты.

Через двадцать минут, когда Джей пригнал машину, она все еще дулась, и согласилась отправиться в далекое исправительное заведение только после того, как я пообещал, что на ночь мы остановимся в отеле.

В «Хаверигг» мы приехали в начале девятого.

Риштон держался так же бодро и нагло, как всегда. Лицо его было так же гладко – пластическая операция прошла не зря. Для человека на седьмом десятке он превосходно переносил тюремное заключение. Выражение безмятежности на его физиономии заставляло думать, что он и здесь нашел способ получать кокаин. Глаза его сверкали тем же неестественным блеском, как тогда на Солфорд-Киз, когда он поглощал сырой бифштекс, но из того, как он пожирал глазами Делиз, следовало, что сексуальных его аппетитов тюрьма все же не удовлетворяет. Как Кэт Хэдлам могла связаться с этим типом, оставалось для меня загадкой.

– У вас есть приличная сигара? – были его первые слова. – Я пробовал здешние сигареты, но туда забыли положить табак, а дышать воздухом я могу и просто так.

Я протянул ему сигару, которой меня угостил Тревоз, он немедленно закурил ее, и крошечная комната заполнилась дымом. Он излучал уверенность в себе. Как Делиз и говорила, меньше всего он напоминал человека, ожидающего пожизненного заключения. Мне вдруг стало не по себе. Что происходит с тюрьмами ее величества? Я еще раз внимательно посмотрел на Риштона. Он был одет в ярко-красную рубашку, кожаные брюки и ботинки от Гуччи. Может быть, он обещал своим надзирателям роли в «Следеридж-Пит»?

– Мистер Риштон, – начал я очень благожелательно, – мы знаем, зачем вы посылали деньги Глории. Они были нужны ей на пластическую операцию.

– Детектив за работой? – ухмыльнулся он. – Полиция пальцем не пошевельнет, это уж точно. Только с какой стати я бы стал оплачивать ее медицинские счета?

– Я приехал поговорить с вами о Джейке Гордоне, – продолжал я, не обращая внимания на его Последний вопрос, ответ на который интересовал меня больше всего. – Глория обнаружила что-нибудь, анализируя платежеспособность Гордона в связи с его обращением в «Нортерн Пайонирс Банк» за кредитом?

Сначала выражение его лица не изменилось, а потом он изобразил комическую озадаченность: почесал в затылке, поднял брови, наморщил лоб.

– Гордон? Глория? Кредит? Вы это о чем? Что за каша у вас в голове? Случайное убийство… Совершенно случайное преступление… Какой-то сумасшедший решил испробовать новую пушку… Пиф-паф… Прощай, Глория… Не повезло… Не в то время, не в том месте… Если бы она знала, бедняжка, не стала бы мучиться с операцией… Туча денег… Я помогал ей, конечно… Остроумно, что вы подметили… Я надеялся, красавица найдет себе новую дойную корову… Все же я ей друг…

Все это сопровождалось такой богатой мимикой и жестикуляцией, что позавидовал бы любой профессиональный клоун.

– Мистер Риштон! – Я попытался перекричать бессвязный поток его болтовни. – Вы хотите сказать, что Джейк Гордон не имеет никакого отношения к смерти вашей жены?

– Мог иметь отношение… У него большие планы… Но не у него одного… – Глаза нашего подопечного снова стали ощупывать Делиз. – Дядя любит денежки и девочек, верно? Хорошеньких, гладеньких девочек!

Надо было или дать ему по зубам, или не обращать внимания. Я выбрал второе.

– Мистер Риштон, Ланс Тревоз утверждает, что у вас был свой план по выводу «Альгамбры» из кризиса.

– Тревоз? Этот говнюк! Что он там говорит? – Теперь он повернулся ко мне, и я почувствовал, что его наконец заинтересовали мои слова. Я пересказал слова Тревоза и его добрые пожелания. Все это привело Риштона в очевидный восторг. Может быть, его неоправданная самоуверенность основывалась на убеждении, что общество не позволит упрятать за решетку творца «Следеридж-Пит»?

– Я вам скажу, что беспокоит Тревоза. – Он выпустил дым в потолок и снова сверкнул на Делиз фальшивыми зубами. – Он знает, что мне принадлежит большая часть лучших передач на «Альгамбре». Я их придумал и вложил в них деньги, а дирекция побоялась. Возьмите «Следеридж-Пит». Какая последняя строчка в титрах? «Идея и сценарий Саймона Риштона». – Констатировав собственную гениальность, он довольно замолчал.

– Итак, вы полагаете, что внезапное изменение отношения к вам Тревоза связано с тем, что вы владеете большой частью акций «Альгамбры», – поторопил его я.

– Именно так, радость моя. Больше того: ни один суд в этой стране не вынесет мне обвинительного приговора. И Тревоз это знает.

– Я рад, что вы так в этом уверены, – саркастически сказал я, ощущая, что названная им причина все же не единственная. – А вы сообщали Джейку Гордону, что Глория нашла на него компромат?

– Никогда в жизни с ним не встречался. Не имел чести.

– Бросьте, мистер Риштон. Если бы это было так – вывод оставался бы только один: вам очень надоело на свободе. Вы брали у него интервью в одной из ваших передач.

– Никогда ничего ему не говорил. Да он никого и не слушает. Редкий случай мании величия. А вы, кстати, знаете, что Клайв Индийский вырос в Солфорде? ^[18]

– Вы говорили ему о Глории? – проорал я и услышал, как за дверью зашевелился охранник.

Ясно было, что мирным путем ничего о Гордоне я из Риштона не вытяну. Он что-то скрывал. Дверь открылась, и в комнату вошел дежурный офицер.

– Мы уже уходим, – поспешно сказал я. – Пойдем, Делиз. Мы не прощаемся, мистер Риштон. – Тот ничего не ответил, а только выпустил нам вслед облако сигарного дыма.

Мы отправились в гостиницу в Миллом. Архитектура маленького городка напоминала декорации фильма о Большой депрессии, снятого в стиле социалистического реализма, но отель порадовал викторианским уютом, а общество Делиз, не омраченное перспективой появления Кашалота, было очень приятно. Между нами наступило очевидное перемирие, и мы улеглись в постель, словно проделывали это вместе много лет. Пултер и его команда лишили нас возможности испытать на прочность гостиничную кровать, но я чувствовал себя рядом с Делиз очень комфортно, в первый раз за много месяцев.

Завтракали мы в полном одиночестве. Интересно, думал я, почему чем дальше вы продвигаетесь на север Великобритании, тем длиннее становятся ножи? Здешние столовые приборы имели длину не меньше четырнадцати дюймов – но все же были короче, чем те кавалерийские сабли, которые я видел в Шотландии. В 9 часов мы уже ехали к Манчестеру, отдохнувшие и готовые к работе.

Мы ехали по М-6 мимо Эштонской Башни в Ланкастере, когда зазвонил телефон. Это оказался Джей.

– Здесь Тед Блейк, и ему срочно необходимо вас видеть, – с важностью объявил он. Однако эта новость не произвела на меня особого впечатления. Остаток дня я собирался посвятить Уильяму Коулману, так называемому свидетелю.

Открытие Джея о том, что Коулман имел прекрасные отношения с коллегами, но никогда не ходил с ними пить пиво, никакой ясности в дело не вносило. Похоже было, что все, как всегда, придется выяснять мне самому.

– Либерти, разумеется, с тобой?

– Сегодня пятница, так что он решил сходить в школу, – с облегчением проговорил Джей.

– Грандиозно. Ты можешь наверстать все время, потраченное на его воспитание, – сказал я очень строго. – До сих пор ты не сделал ничего мало-мальски полезного для этого дела. Отправляйся к Финбару и уговори его еще раз съездить с тобой в аэропорт. Если опять ничего не удастся раскопать, поезжайте к дому Коулмана и поболтайте с соседями. Не может же он быть ангелом без крыльев. Представьтесь журналистами. А теперь передай трубку Теду.

Последовала небольшая пауза, а затем Джей смущенно произнес:

– Мистер Блейк говорит, что не может обсуждать свое дело по телефону, потому что это ненадежно. Он говорит, что присмотрит за офисом, пока вы не вернетесь.

– Ни под каким видом не смей оставлять его одного в конторе! Передай ему трубку!

Снова последовали переговоры, и Тед наконец подошел к телефону.

– Послушай, Дейв, я не могу говорить об этом по сотовому. Приезжай ко мне домой, как только освободишься. Это действительно очень важно.

– Надеюсь. Мое время на сегодня расписано, и если окажется, что я потратил время зря, я выставлю тебе счет.

– Приезжай ко мне, немедленно! Если ты не хочешь, чтобы завтра твоя рожа смотрела с первой страницы «Сан», ты должен ответить на пару десятков вопросов! – Тед швырнул трубку, а я посмотрел на Делиз и пожал плечами.

Несмотря на пробки из-за дорожных работ (которые я пережидал не без чувства вины), Делиз довезла нас до Манчестера за час. Когда мы подъехали к офису, я решил, что как-нибудь справлюсь со своим сотрясением мозга, и, высадив Делиз, направился к дому Теда на Спат-роуд, в Дидсбери. Свою квартиру в Уэлли-Рейндж, куда Тед перебрался несколько лет назад, когда его бросила жена, он неизменно называл хибарой. Однако хибара представляла собой обширные апартаменты в разделенном на четыре части особняке в дорогущем элитном Дидсбери.

Не успел я припарковать машину, как возле нее вырос Тед, которому так не терпелось лицезреть мою персону, что он дожидался на улице. Из гостиной на втором этаже, куда он меня провел, открывался роскошный вид на площадки для гольфа вдоль берега Мерси. Комната была обставлена приобретенной в «ИКЕА» мебелью из скандинавской сосны и огромными креслами. В таком Просторном помещении я обитал бы с большим удовольствием.

Очевидно, впрочем, и то, что интерьер был оформлен не без помощи профессионального дизайнера, ибо наряд самого Теда свидетельствовал не столько о высоком доходе, сколько о дурном вкусе. Как всегда, на нем было надето слишком много. Тед любил клапаны, пряжки и молнии. Сегодня на нем красовалась необъятная зеленая спортивная куртка с пуговицами размером с футбольный мяч, из-под куртки торчал толстый клетчатый свитер, ворот рубашки и галстук. Куртка выглядела так, как будто ее отлили для Теда по спецзаказу из чугуна. Не хватало только заклепок на плечах.

– В чем дело, дружище? – весело спросил я, когда крупная звезда маленького экрана упаковалась в кресло. Физиономия его отчего-то покраснела и казалась несколько распухшей. Я взглянул на часы. Едва ли в такой ранний час он успел заложить за воротник.

– Ты гнусный эгоист, Кьюнан, – медленно произнес Тед, потирая ладонями колени.

– Приятно слышать это от такого самоотверженного борца за справедливость, как ты. За что такая немилость? У тебя часом не лихорадка? – Мы знакомы с Тедом тысячу лет и обычно разговариваем довольно откровенно, но таким заведенным я его еще не видел.

– Ты сидел на самой смачной сплетне года о королевской семье и не вякнул ни словечка своему старому другу, который спас твою башку в «Альгамбре»!

Очень интересно, откуда он это знает, подумал я, но никак не отреагировал.

– Обрати внимание, я уже не говорю о том, что ты мне устроил, свалив под мою заднюю дверь эти дурацкие шкафы, – продолжал Тед. – Эта скотина Синклер чуть не сломал мне руку, когда я попытался затащить их в дом! – Тед пытался говорить шутливо, но я чувствовал, что он сильно зол. Его толстые щеки пылали.

– Послушай, я понятия не имею, о чем ты говоришь, Тед, но если у тебя такая хорошая память – не вспомнишь ли ты, кто вернул тебе твой «мицубиси»? Ты мне даже спасибо не сказал.

Он пожал плечами, что под таким количеством одежды стоило ему изрядного труда.

– Не заговаривай мне зубы, Дейв. Я видел документы Вуд. Я знаю, что они у тебя, и они мне нужны.

Я попытался скрыть свое изумление и все же с трудом верил своим ушам. Неужели опять Делиз? Как она могла такое сделать? Внутри у меня все сжалось.

– Никаких документов нет, – солгал я. Теду я ничего не был должен. – У меня было только то, что ты так глупо выпустил прямо из рук. Все эти пробки на дорогах – из-за них.

– Какие пробки! Несколько узких участков на двух-трех автобанах. До того, как приперся Синклер со своими головорезами, я успел сцапать парочку папок… С остальным мне все равно нечего делать – ты же знаешь, с полицией я должен дружить.

Пораженный, я покачал головой.

– Эти бумаги – материалы самого крупного дела о мошенничестве, которые когда-либо попадали тебе в лапы, – и ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты отдал их в полицию, где их похоронят навсегда? Извини, не верю.

– Одна колонка в «Сан» и пара абзацев на развороте «Гардиан» – больше они ни на что не тянут. Скандалы вокруг социалки – вчерашний день.

– А вокруг королевской семьи – сегодняшний? – язвительно спросил я.

– Значит, бумаги все-таки у тебя, – резюмировал он, и его квадратное лицо озарилось лучезарной улыбкой. – Какая роскошь! Вот это громко, вот это действительно надолго! – Он вздохнул, счастливый, как школьница, узнавшая, что группа «Тейк Зэт» в полном составе собирается пригласить ее на свидание.

– В этом я тебе не помощник, – проговорил я мрачно. – Кто рассказал тебе о документах Вуд?

– Перестань, пожалуйста, ты же знаешь, что источники информации журналиста строго конфиденциальны, – застенчиво улыбнулся он. – Я все-таки надеюсь на твою помощь, но если ты отказываешься – это ничего не меняет. Возвращай бумажки новоявленной наследнице престола – и посмотрим, сколько ей за них дадут! Только не забывай, что я предлагал тебе выбор.

Мне очень захотелось схватить его за грудки и трясти до тех пор, пока от его куртки не отвалятся все пуговицы, но, взглянув еще раз на его блаженную улыбку, я понял, что сердиться на него – все равно что сердиться на леопарда за то, что он питается прелестными маленькими козочками. Природу не переделать.

В «Атвуд Билдинг» я примчался в самом решительном настроении. Агентство «Пимпернел инвестигейшнз» становилось слишком прозрачным: сначала дневник Хэдлам, а теперь еще и это. Я не понимал Делиз. Когда она нарушила конфиденциальность в прошлый раз, этому по крайней мере было оправдание: я сидел в тюрьме. Но неужели она взяла у Теда деньги за бумаги Мэри и сняла ксерокопии? На такую сделку у нее было достаточно времени вчера утром, пока я ездил в Ранкорн. И все равно мне не верилось. Вчера вечером она не сказала ни слова. Переменчива как море – да, но предательница?… Конечно, если бы не она, вытащившая меня из бутылки с виски, сидеть бы мне сейчас в компании бездомных на вокзале Виктория. Однако эта работа – тоже моя жизнь, и если она будет продавать журналистам каждый добытый мной лакомый кусочек, мне придется искать другого помощника.

Лифт не работал, и я, забыв о своих несчастных ребрах, взлетел по лестнице на верхний этаж. Когда я вошел в кабинет, Делиз преспокойно сидела за своим столом и печатала отчет о беседе с Риштоном.

– Кто-нибудь, кроме нас двоих, видел бумаги Мэри Вуд? – спросил я, словно между прочим.

– Я никому их не показывала, если ты это имеешь в виду.

Но при этих словах она запнулась. Я ничего не ответил, и она пристально взглянула на меня.

– Ты же это имеешь в виду? Открой сейф и убедись сам. С тех пор как я сделала копии и положила их туда, я к этой папке не притрагивалась.

Она достала банку из-под растворимого какао, вынула из нее ключ и открыла сейф. Копии лежали на месте, оригиналы – у меня в кармане. Лицо у меня горело.

– Ты знаешь, что не только я видела эти бумаги, – сердито пробормотала она. Я понимал, что наблюдаю выброс первичного вулканического облака, за которым последует собственно извержение. Конечно, я совершенно напрасно набросился на Делиз: к списку подозреваемых следовало добавить и Джея, и Финбара, и, разумеется, Кларка сотоварищи.

– Извини. Я знал, что это не ты, – неискренне произнес я. – Но нам придется выяснить, не Джей ли это сделал. Но пока дело номер раз – вернуть оригиналы Мэри Вуд. С тех пор как я взял у нее деньги вперед, пошла полоса сплошного невезения.

– Как же ты собираешься это сделать? – саркастически спросила Делиз.

– Не знаю, – признался я, – но наносить ей еще один визит не собираюсь. С ее очаровательными родственничками я уже наобщался.

– Ты не можешь нанять кого-нибудь? Кто бы мог подумать, что связаться с особой, которая только что выиграла сто пятьдесят тысяч – такая проблема!

– Чего проще! Вызовем курьера на мотоцикле и скажем: «Найдите четвертый прицеп с левой стороны и отдайте богатой тете, похожей на королеву Викторию». Разумеется, это должен сделать я сам. Мне нужен помощник, но только не Джей. Спрошу Боба Лейна, не одолжит ли он мне на несколько часов своего братца, – сердито закончил я.

Боб Лейн был единственным пришедшим мне на ум человеком, кто мог в спешном порядке предоставить физическую помощь. Он работал в «вышибательном бизнесе», или, как он сам изящно выражался, занимался поставками портье для клубов. В его распоряжении всегда имелось неограниченное количество накачанных стероидами громил, а также брат, достигший не менее впечатляющих размеров без всяких искусственных средств.

Я покинул офис столь же стремительно, как и вошел. Меня терзали сомнения. Истории королевского дома Джея не интересовали – более того, он их терпеть не мог. И я не представлял себе, чтобы он предложил их Блейку за деньги. Все снова указывало на Делиз.

Я проехал через весь город и выбрался на ведущую к Миддлтону Рокдейл-роуд. Здесь, в квартале Лэнгли, и обитала семья Лейнов. Я знал, что со времени нашей последней встречи Боб изрядно преуспел и завел собственный клуб. Ничего дурного о его новом заведении я не слышал, так что, вероятно, он работал «на правильной стороне улицы». Боб кое-чем был мне обязан, и я полагал, что он запросто одолжит мне на пару часов своего брата Клинта. Великан Клинт, обладающий к тому же недюжинной силой, – грандиозный экземпляр. Недостаток интеллекта он с лихвой компенсирует своей любезностью. При этом на всех, кто с ним не знаком, он производит устрашающее впечатление.

Когда-то дом Лейнов был муниципальной собственностью. Теперь, будучи частным владением, он выделялся входной дверью в стиле эпохи Регентства, а кирпичные стены скрывались под модным покрытием «под камень». Соседи Лейнов, однако, преуспели меньше, и улицу по-прежнему в изобилии украшали шелудивые псы, замурзанные сопливые мальчишки и разбитые машины.

Дверь мне открыла миссис Лейн, миниатюрная мать двух гигантов. Мужа ее я никогда не видел. Она всегда говорила о нем так, будто он вот-вот должен появиться, но этого почему-то никогда не происходило.

– Мистер Кьюнан, неужели это вы? Проходите, пожалуйста! Боб так часто о вас говорит… Он будет очень рад вас видеть. Вам повезло, он как раз дома, – протараторила она с добродушной улыбкой.

Одета и причесана она была так же, как когда я видел ее в прошлый раз – передник поверх платья и пучок седых волос на затылке. Миссис Лейн являла собой ушедший в прошлое редкий тип матушки, по-прежнему хлопочущей над своими сыновьями, которые выросли уже до пределов возможного, особенно Клинт. Мне было очень приятно, что она сразу узнала меня.

– Садитесь, пожалуйста. – Она показала на могучий стул у маленького столика в гостиной. – Я сделаю вам чашечку чая. Боб спустится через минутку, он уже собирается уходить. – Подойдя к лестнице, она с такой силой крикнула: «Боб!», что, по моим представлениям, должны были вылететь стекла в соседнем доме, и засеменила на кухню.

Боб Лейн по прозвищу Выбей-Глаз спустился через несколько минут, благоухая одеколоном. Силуэт его был все так же внушителен. Он был одет в серо-голубой костюм из магазина готового платья, и рукава пиджака едва доставали до его кулачищ, за которые он и получил свое прозвище. Увидев, что я разглядываю его наряд, он грустно улыбнулся.

– Маловат, – произнес он виновато, – я знаю. Это все мамочка. Заказывает для меня шмотки по каталогу, а у меня не хватает мужества отсылать их обратно. Пока удалось только уговорить ее поменять «Дженет Фрезер» на «Некст».

Я понимающе кивнул. Наверное, лучше всего ему было бы обратиться в ателье по пошиву походных палаток или, на худой конец – к портному Теда Б лейка.

– Я хотел позаимствовать у тебя на пару часов Клинта, – с ходу объяснил я. Чтобы успеть до вечера сделать что-нибудь по делу Риштона, я не Должен был тратить время на условности.

Выбей-Глаз нахмурился и пристально посмотрел на меня.

– Опять воюешь? Держимся за грудь, а портрет весь в синяках…

Последнее замечание было не совсем точным. Моя физиономия походила скорее на мазню абстракциониста.

– Были небольшие проблемы, но они никак не связаны с делом, для которого мне нужен Клинт, – ответил я. – Мне просто нужно, чтобы кто-нибудь прогулялся в паре шагов от меня в городке тревеллеров, чтобы мне не проломили голову кирпичом. Некоторые тамошние обитатели недостаточно любезны.

– У тебя с собой пушка? – недоверчиво спросил Боб. – Надо спросить, что об этом думает сам Клинт. – Он сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. В соседней комнате послышались тяжелые шаги. – Раскрашивает картинки, – пояснил Выбей-Глаз. – Его любимое занятие, может сидеть за ними целый день.

Клинт вошел, наклоняясь, чтобы не стукнуться о притолоку, и в комнате как-то сразу все стало казаться очень маленьким. Здоровенный детина, чей рост намного превышал семь футов, осторожно опустился на один из прочных стульев, словно взрослый в детской комнате.

– Это мистер Кьюнан. Ты ведь помнишь его, Клинт?

Брат Боба расплылся в улыбке и протянул мне руку размером с бейсбольную рукавицу. Я осторожно подал ему свою.

– Мистер Кьюнан хочет попросить тебя прогуляться с ним. Что ты на это скажешь?

– Я люблю гулять, – ответил Клинт. Лицо его сияло, как полная луна в чистом небе.

– Ну и отлично. Только я поеду с вами, – сказал Выбей-Глаз, – иначе он оторвет кому-нибудь голову. Он помнит тебя с прошлого раза. Ты ему понравился.

– Мистер Кьюнан хороший человек, – подтвердил Клинт.

– Кто ему однажды понравился, приобрел друга на всю жизнь, – добавила миссис Лейн, входя с чашками на подносе.

Поездка в Южный Манчестер выглядела не совсем так, как я предполагал. Заявив, что мой тарантас не выдержит веса Клинта, Боб посадил брата в свой «форд-маверик». Так, на двух машинах, мы проехали по М-62 и М-63 до Чорлтона и за светящимся крестом на церкви св. Амвросия свернули на Дервент-авеню.

Обитатели лагеря сломали забор, окружающий заброшенное футбольное поле на другой стороне улицы. Бывший стадион медицинского института служил теперь прибежищем для полусотни тревеллеров. Дом Мэри примостился к бывшей раздевалке, которую теперь приспособили для хранения питьевой воды. Хромированный супертрейлер Мики Джойса стоял вплотную к фургону Мэри.

Не заметив никого из взрослых, мы с Бобом и Клинтом беспрепятственно пересекли лагерь и подошли к прицепу Вуд. Я вежливо постучал в дверь. Она немедленно открыла ее и в изумлении уставилась на меня. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и предложить мне войти. Клинт попытался последовать за мной, но прицеп так завибрировал, что они с братом остались сторожить вход снаружи.

Мэри выглядела значительно лучше, чем в нашу последнюю встречу, и я стал внимательно разглядывать ее, пытаясь понять, в чем дело. Зубы все так же нуждались в стоматологе, прическа тоже не изменилась… Очевидно, секрет заключался в том, что она купила утягивающее белье, и прежде расплывчатые формы сделались гораздо изящнее.

Она покраснела до корней своих светлых волос.

– Вам нравится? – робко спросила она. На ней была плотная светло-голубая блузка, зеленый жилет и джинсовая юбка – все с иголочки. Я извинился за то, что так бесцеремонно ее разглядываю. Теперь она походила уже не на нищенку в мешковатых обносках, а на голливудскую кинозвезду, снимающуюся в мелодраме из жизни бедняков на Крайнем Юге. Для полноты картины не хватало только соответствующей музыки.

Я сел, вынул из внутреннего кармана документ и разложил их перед собой.

– Это те бумаги, которые вам нужны?

– Вы их нашли! – Она схватила меня за руку. – Я знала, я чувствовала, что вы сделаете это! Я поняла это, как только вас увидела! – Она захлопала в ладоши.

– А знали ли вы, что Джеймс Кларк – опасный преступник? – поинтересовался я. – Это предприятие чуть не стоило мне жизни.

Она внимательно изучала документы.

– Тут все, что вы хотели?

– Безусловно. Да благословит вас Господь!

Она засунула руку себе за лиф и некоторое время там порылась. Я уже начал опасаться, не собирается ли ее благодарность зайти дальше, нежели я рассчитывал, но в конце концов она извлекла наружу тугую пачку банкнотов.

– Дермот всегда говорил, что Кларк – дрянь и скотина, но я думаю, что он ненамного хуже, чем остальные выродки, с которыми работал мой муженек. Вот, возьмите за ваши хлопоты. – Она сунула деньги мне в руку. Я оттолкнул их, но она нависла надо мной и вставила пачку в верхний карман пиджака. Я чувствовал себя как школьник, которому бедная родственница пытается всучить дорогой подарок.

– Вы и так мне хорошо заплатили, – запротестовал я и снова вернул было ей деньги, но под ее натиском покорился. Она вся сияла от счастья, Завладев фамильными бумагами, и роль щедрой дарительницы была ей очень к лицу. Может быть, она и в самом деле была потомком королевы Виктории?

– У вас есть что-нибудь, что может подтвердить ваше право на эти документы? – спросил я. – Ведь, строго говоря, они могли бы принадлежать кому угодно.

– Они мои! – Мэри схватила бумажки и прижала их к груди. – Разве не я попросила вас их найти? – Глаза ее сверкали. Теперь она была больше похожа на дочь Зевса, чем на королеву Викторию.

– Дорогая Мэри, я не сомневаюсь, что они ваши. Я спрашиваю только о том, сумеете ли вы убедить в этом других. Можно ли как-то доказать вашу связь с упоминаемыми в документах людьми? – настаивал я.

– С какой стати меня должны волновать чьи-то сомнения? Бабка завещала мне, чтобы я никогда не пыталась навредить этой проклятой семейке. Я лишь хотела заполучить эти листочки. Я сказала вам об этом с самого начала.

Истинно королевским движением она протянула руку к шкафу и достала потертый альбом с фотографиями.

Разумеется, подумал я, бродячий народ ведет свои летописи фотоаппаратом, а не пером.

– Вот моя бабушка. – Она показала фотографию той же хорошенькой девушки, которую я видел на снимке, сделанном в Форт-Бельведере. Здесь она держала на руках грудного ребенка, а рядом с ней стоял мальчик лет двух. – На руках у нее моя тетка Рози, а этот мальчик – мой папаша. – Когда наши головы сблизились, я почувствовал сильный запах земляничного мыла. Очевидно, в программу самосовершенствования Мэри включила и посещение хозяйственного магазина. Она переворачивала страницы альбома. Множество фотографий связывало ее с отцом, Эдуардом Артуром Дейвидом Георгом Виндзором, и бабушкой, Мэри Монтгомери Виндзор.

– Бабка была ярая протестантка, – сообщила Мэри. – Она была слишком совершенна для этой жизни – потому, наверное, и умерла молодой. Она происходила из Эннискиллена, и работа прислуги в королевском доме была большой честью для ее семьи. А когда этот придурок Эдуард ее обрюхатил, родственники отказались от нее! Просто выкинули ее на улицу! Они и слышать ничего не хотели о том, что она вступила в законный брак. Это глубоко ранило ее, поэтому она больше никогда не пыталась вернуться. Ее приютили монахини в монастыре святой Магдалины в Галвее, и, когда она родила, потребовали, чтобы она отдала ребенка на воспитание, а сама в благодарность за их доброту работала у них прачкой до конца своих дней. Она сбежала еще с одной девушкой – и моим отцом, конечно. В Коннемаре они встретили группу тревеллеров и присоединились к ним.

Выходило, что бабушку Монтгомери много раз принимали к себе самые разные люди. Несомненно, это была отважная молодая особа, раз ей удалось избежать пожизненного заключения в доме для «заблудших девиц», как в тридцатые годы называли матерей-одиночек. Я понимал, что есть много способов проверить историю Мэри, но по-настоящему королевское происхождение ее отца мог установить только анализ ДНК.

Мои размышления прервал Выбей-Глаз, который стал лупить в дверь, выкрикивая мое имя.

– Проклятый урод Деклан! – вскрикнула Мэри и бросилась к выходу. – Я ему башку оторву! – Однако, когда она распахнула дверь, мы увидели вовсе не угонщика машин, а его несостоявшуюся жертву, Теда Блейка, в коричневом кожаном пальто и забрызганных грязью ботинках. За спиной у него маячила целая бригада с софитами, камерой и микрофонами. Банду удерживал Клинт.

Я втащил Мэри обратно в вагончик.

– Это за вами! Они хотят снять сюжет для новостей о вас и вашей бабушке. Вы станете знаменитостью.

Последнее замечание было явно лишним. Мэри не проявила ни малейшего энтузиазма. Презрение, изобразившееся на лице миссис Вуд, несомненно подтверждало ее родство с Виндзорской вдовой. Я должен был объясниться.

– Видите ли, такие вещи невозможно удержать в тайне… Как только о них узнает один человек, история каким-то образом просачивается наружу, как бы вы ни старались ее скрыть. Если окажется, что утечка информации произошла по вине кого-то из моих работников, я тут же его уволю. Я весьма сожалею.

– Вы сожалеете, а моя физиономия появится на экране ящика, да еще и без зубов! Вы с ума сошли! Мой двоюродный братик Мики Джойс вытрясет из меня все до последнего пенни, как только узнает про мой выигрыш в эту хренову лотерею!

Тут я понял, что главный предмет беспокойства Мэри – источник ее неожиданного богатства, а вовсе не родословная.

– Господи Иисусе, что с вами, мистер Кьюнан? Вам нехорошо? – прервала Мэри свои жалобы, взглянув мне в лицо. – Вы что, снова хлебнули потина? Бог с вами, не беспокойтесь обо мне. Я привыкла сама о себезаботиться. Разве что возьмите, пожалуй, мои сокровища и подержите их некоторое время у себя. – Она сунула альбом, документы и толстенную пачку купюр в большой пакет из супермаркета «Хэппиуэйс».

Я смотрел на нее с изумлением.

– Если вы заберете все это, тогда я, возможно, смогу как-нибудь отделаться от телевизионщиков и от Мики, – объяснила она. – Я не хочу упрощать им доступ к тому, к чему они так рвутся. – Она расстегнула мою рубашку и тщательно засунула пакет мне под мышку. – Ну, настоящий воришка из супермаркета! Под таким свободным пиджаком никто ничего не заметит!

Происходящее казалось мне каким-то бредом.

Что я до сих пор делаю в вагончике? Поручение выполнил, оставаться здесь дольше не было никакой необходимости, и Мэри совершенно не нуждалась во мне, чтобы отшить Теда Блейка.

– Вы просто чудо, мистер Кьюнан, – сказала она, и жарко поцеловала меня в губы. Я вдруг понял, каким образом поколения королей заставляли простых смертных вроде меня исполнять их приказы. – Когда вы пойдете, я буду колдовать на вашем волоске, чтобы Мик не встал у вас на пути. Прощайте!

Она не просто проводила меня к выходу, а вытолкнула меня в дверь.

Я обнаружил, что Клинт уже вооружился огромным стальным стержнем от строительных лесов и вращает им над головой, как китаец боевым копьем, а Тед и его команда наблюдают за его упражнениями с почтительного расстояния. По сигналу Выбей-Глаза Клинт двинулся вперед – и в этот момент из своего вагончика выступил Мик Джойс.

– Это что тут за кино? – проревел он. За спиной Мика маячил его верный Деклан с кучей мордоворотов. Я только что не услышал, как при виде этого экземпляра в его допотопном свитере в голове у Теда Блейка щелкнули шестеренки и неукротимая жажда новостей перевесила в нем страх перед предводителем бродяг.

Он с важным видом подошел к Джойсу, и через несколько минут они уже вели деловую беседу.

– Вон оно что!! Эдди Виндзор Кассели! – Мик рванулся к каравану Мэри, а за ним обе команды – Блейка и Деклана. Путь им преграждали только Клинт, Выбей-Глаз и я.

Несмотря на проблемы с сообразительностью, реакция Клинта была молниеносной. Подбросив свою палицу вверх, он схватил правой ручищей за шею Деклана, имевшего несчастье оказаться к нему ближе всех, а левой поймал стержень. Наступление остановилось.

Клинт довольно крякнул и продолжал держать извивающегося Деклана. Попытки парня освободиться привели лишь к тому, что Клинт еще крепче сжал его горло. Лицо Деклана побагровело. В гробовой тишине снова раздался довольный смех Клинта.

– Отпусти его, – скомандовал наконец Выбей-Глаз. Клинт обернулся к брату и покорно вздохнул. Потом встряхнул Деклана, как питбуль-терьер, и презрительно отшвырнул в сторону.

Когда тот рухнул на землю, разбросав руки и ноги, толпа начала смеяться. Клинт был на вершине блаженства. Он положил стальную стойку на землю и зааплодировал сам себе. Не дав семейству Джойса времени очухаться, Выбей-Глаз быстро потащил нас через пустырь к машинам.

16

Лагерь тревеллеров в Чорлтоне. Около 2 часов дня, пятница, 7 января 1994 года.

Братья Лейн умчались по Парквэй в направлении развязки с шоссе М-63. Я приезжал к тревеллерам затем, чтобы покончить с поручением Мэри Вуд и ее проблемами, а уехал, увозя с собой не только полный комплект документов, удостоверяющих ее королевское происхождение, но и всю ее наличность. Оставалось только гадать, сколько времени понадобится Теду Блейку и Мику Джойсу, чтобы напасть на след того, что интересовало каждого из них. Должно быть, Мэри с самого начала знала, что ни то, ни другое у нее долго не задержится.

Я попытался переключиться с проблем Мэри на свои собственные. Во что бы то ни стало я должен был найти это ускользающее, но неопровержимое доказательство невиновности Хэдлам и Риштона. Проехав по Молдет-роуд, я остановился, припарковался и позвонил Делиз.

– Дейв! – закричала она, заслышав мой голос. – Здесь какой-то сумасшедший дом! Приезжай немедленно и спаси меня! – Казалось, она вот-вот разрыдается. – В коридоре обосновались две журналистки Теда, а телефон не умолкает с той самой минуты, как ты уехал. И если бы только Блейк! Еще несколько газет требуют от нас подтверждения, что Мэри Вуд – внучка Эдуарда Восьмого! Раз десять звонила какая-то баба из Пойнтона и спрашивала тебя, утверждая, что речь идет о жизни и смерти! Дальше, сестра Финбара Салвея Фиона желает, чтобы ты немедленно явился в Торнли-корт, похоже, что-то стряслось с Финбаром.

– Постарайся успокоиться, Делиз. Через сто лет будет все то же самое, – заверил я свою помощницу. – Что-нибудь еще?

– Ты, наверное, наглотался реланиума? – спросила она с сарказмом. – Представь себе, я еще только начала. Из полиции передают, что мистер Синклер немедленно требует тебя в Честер-хаус. Они говорят, что если ты не явишься сам, за тобой приедут. Секретарша Бартла хочет от меня немедленного отчета о ходе дела, но я сказала ей, что, поскольку они ничего мне не заплатили, им придется подождать своей очереди. Ну, и в завершение приятного дня сюда заявилась моя мамочка, чтобы сообщить мне, что она собирается свалить из Манчестера. Думаю, я к ней присоединюсь.

– Ты хочешь сказать, что она сейчас в офисе? – Это было уже вовсе необъяснимо. Кашалота никогда не интересовало, как мы с Делиз зарабатываем на жизнь. Деятельность частного сыскного агентства она ставила в один ряд с испытанием косметики на животных и торговлей пушниной. Я прижал трубку так, что уху стало больно. Послышался сигнал «на линии ждет еще один абонент».

– Кто-то пробивается. Поставить тебя на «ожидание»? – спросила Делиз.

– К чертям собачьим! – заорал я. – Ты не можешь попросить Молли посторожить часик наседок Блейка? А сама беги к вокзалу Пикадилли и хватай такси до Торнли-корта. Ты мне нужна.

– Это самое приятное, что я слышала от тебя за последние несколько недель, Дейв! Я попытаюсь, – неуверенно закончила она. Снова раздался сигнал «на линии ждет абонент», и я повесил трубку. Я задумался, не уехать ли мне на холмы и спрятаться у родителей на пару недель. Столько денег, как сейчас, у меня, наверное, не будет уже никогда. Вряд ли по Манчестеру гуляет так уж много прохожих с сотней тысяч под рубашкой.

Я набрал домашний телефон Сьюзан Эттли. Я не ожидал застать ее дома, но она сразу сняла трубку.

– Дейвид! Наконец-то! – воскликнула она. Определенно, это был день отчаявшихся женщин. – Меня уволили! Харрисон обнаружил, что я заходила в его компьютер, и меня в пять минут выкинули за дверь. При всех. Не дали даже собрать вещи. Побросали в пакет для мусора, сунули мне в руки и велели убираться. Ты должен что-то сделать, Дейв! Это из-за тебя меня выгнали с работы!

Она перевела дыхание. Почему-то мне захотелось рассмеяться. Может быть, дало о себе знать нервное перенапряжение, но несчастье Сьюзан показалось мне смешным. Сколько сотен несчастных проклинало имя Эттли, найдя перед дверью ее письма с требованием освободить квартиру? Нашлось бы немало желающих заплатить, чтобы посмотреть, как выселяют ее саму.

Наверное, я бессердечное существо, но я со злорадством констатировал, что за несколько дней разлуки Сьюзан окончательно помешалась на моей персоне.

– Дейвид! Ты меня слышишь? – пронзительно прокричала она. – Ты можешь что-нибудь сделать? Наверное, мне придется переехать к тебе! А твою секретаршу надо будет уволить. Когда я в очередной раз позвонила, эта мерзавка велела мне встать в очередь!

Я начал соображать. Я действительно был обязан ей помочь, и не только успокоив ее оскорбленное самолюбие.

Острый язычок Делиз Делани, несомненно, представлял собой не главную опасность для Сьюзан Эттли.

– Послушай, Сьюзан! Распечатки все еще у тебя? – спросил я как можно спокойнее.

– Разумеется! Ты что, принимаешь меня за идиотку?

– Ну конечно нет, дорогая! Харрисон спрашивал тебя о них?

– Тебе ведь нужны от меня только распечатки, правда? Ты просто использовал меня. Ты такой же, как все!

Непроницаемая раковина, защищавшая ее, как улитку, во время нашей первой встречи, раскололась.

Я понимал, что еще немного – и она закончит день в смирительной рубашке, если не под бетонной плитой.

– Сьюзан… – произнес я очень осторожно. – Сьюзан, мы провели чудесные выходные, но ни ты, ни я не давали никаких обещаний. Это была мимолетная встреча. Ты помнишь, мы ведь договорились, что посмотрим, как будут развиваться события? – Разумеется, я понимал, что она строила очень далеко идущие планы. – Послушай, Сьюзан. – Я попытался увести ее от темы наших взаимоотношений. – У тебя могут быть неприятности, тебе надо подумать, как от них защититься.

Я вдруг представил себе, как кто-то стреляет в ее красивый затылок. Светлые волосы, кровь и мозг на бетонном полу… Она была единственной, кто знал, что Гордон ведет дела с Барри Харрисоном. Последний, несомненно, занят сейчас заметанием следов.

– Я прошу тебя: возьми распечатки и немедленно приезжай в Манчестер. Я буду ждать тебя на стоянке «Уайт-Сити», около полицейского управления. Постараюсь успеть туда к пяти. Не собирай никаких вещей, не ставь ничего на плиту – бросай все как есть и немедленно уезжай из дома!

– А в чем дело, Дэвид? – Теперь было слышно, что она испугалась.

– Ничего особенного, если ты сделаешь все, как я сказал. Еще раз: Харрисон спрашивал тебя про распечатки?

– Нет, не спрашивал. Может быть, он и не знает, что я их делала. Все, что он знает – это что кто-то заходил к нему на жесткий диск. Почему ты думаешь, что мне что-то угрожает? Зачем Барри устраивать мне еще одну неприятность?

Я решил, что Сьюзан имеет право и должна знать, чем она рискует.

– Ты должна опасаться не Харрисона, а Джейка Гордона. Дело ведь касается и его, не так ли? Ты помнишь, что случилось с Глорией Риштон? Вскоре после того, как у нее в руках оказался материал на него.

– Это та женщина, которую застрелил муж?

– Якобы застрелил муж, Сьюзан. Это очень опасные люди, пойми. Поэтому надевай плащ, хватай документы и немедленно уезжай! Не трать больше времени и не останавливайся, пока мы не встретимся.

Еще одна птичка попалась в сети. Как жаль, что ее раскололи так быстро. Интересно, как бы я себя повел на ее месте? А если она осуществит свою угрозу перебраться ко мне – раскладушке конец. Харрисон, уволивший ее утром, наверняка уже все сообщил Гордону. У него не было повода напрямую связывать меня с расследованием их махинаций, но, сопоставив имеющиеся факты, такой игрок, как Гордон, без труда вычислит, кто путает ему карты. Крутая заваривалась каша: пора было обращаться к Синклеру.

Я завел машину и направился в сторону Чорлтона на встречу с Делиз и Фионой Салвей в Торнли-корт. Дороги, как всегда в конце недели, были забиты, холодный дождь погнал в путь всех мамаш, чтобы забрать детей из школы. На Сэйфвэй выстроилась очередь. Я так спешил, что чуть не выехал на тротуар, но в конце концов проехал центр Чорлтона и добрался до Торнли-корта. Я вспомнил о своей квартире, дверь которой забаррикадировали лакеи Харрисона. Знакомые места навевали тоску, но почему-то сейчас потеря собственного дома уже не казалась таким ударом, как десять дней назад.

Когда я вышел из машины, Делиз сразу подошла ко мне и крепко обняла. Я виновато потупился.

– За что это? – спросил я. Странно, что она не почувствовала пакета у меня под пиджаком.

– Разве я не могу обнять тебя просто так, Дейв?

Я подумал, не использовать ли это необычное проявление чувств моей подруги, чтобы объявить ей о предстоящем появлении в Манчестере Сьюзан Эттли. Но природная робость и знание такой особенности Делиз, как внезапные перепады настроения, советовали быть настороже: если Делиз узнает, как я провел Новый год и каковы планы Сьюзан на ближайший уик-энд, меня ждет эффект турбины, на которую вылили средних размеров выгребную яму. Потому что любовь втроем не совсем во вкусе мисс Делани. Как истинная экзистенциалистка, она хочет все или ничего.

Фиона открыла нам автоматическую дверь в подъезд, и, пока мы поднимались на второй этаж, я изложил Делиз отредактированную версию новогодних событий.

– Эта Эттли хочет передать кое-какую информацию в полицию и просит меня пойти вместе с ней. Она нашла компромат на Джейка Гордона, и мне нужно будет ее сопроводить.

Делиз бросила на меня удивленный взгляд, но мы уж подошли к двери Салвеев, и она ничего не успела спросить.

– Проходите, пожалуйста. Дэвид Кьюнан, вам придется кое-что объяснить. Что вы сделали с моим братом? Вы знаете, что в данный момент он находится в аэропорту, в поисках каких-то сведений для вас? Вам известно, что ему шестьдесят лет?

Финбар был самостоятельным взрослым мужчиной, и я ни к чему его не принуждал.

Суровый взгляд Фионы несколько смягчился.

– Я переживаю за него. Кроме него, у меня никого нет. Он старше меня на пару минут – но я всегда воспринимала его как младшего брата. Вы же знаете, что для самого себя он не способен сделать ничего. Сначала его как зеницу ока берегла мать, потом он всю жизнь провел в армии. – Наверное, по нашим лицам было видно, что необходимы разъяснения. – Он же был офицером, а за них все делают подчиненные!

Я все равно не понимал, к чему она клонит. Она понесла скороговоркой:

– Финбар рассказал мне, что вы узнали про эту Вуд. Я по секрету сказала своей кузине, она – своему деверю, а его сестра работает у Теда Блейка. Финбар узнал, устроил скандал и ушел из дома. Он говорит, что не вернется, пока я перед вами не извинюсь. Забрал паспорт, все свои вещи…

Делиз принужденно улыбнулась и повернулась ко мне:

– Все-таки хорошо, что ты не уволил Джея или меня, правда?

Новость Фионы сразила меня наповал. Я был совершенно уверен, что Финбар будет держать язык за зубами, но упустил из виду, какую роль в его жизни играет сестра.

– Финбар говорит, что бортпроводник Коулман кажется ему итальянцем, – неуверенно сообщила она. Окончив исповедь, она быстро пришла в себя.

– В этом нет ничего противозаконного, – проворчал я и подумал: так просто она не отделается.

– Но тогда зачем он поменял фамилию? Наверняка он что-то скрывает, – настаивала Фиона.

– Может быть, у него какое-нибудь непроизносимое имя – знаете, типа Берньокоччони или Сбцегутти. Может быть, так захотела его жена. Раз полиция решила доверять его показаниям, значит, его как следует проверили, – возразил я сердито. Я был недоволен самим собой не меньше, чем Фионой. Как я мог заподозрить Джея и Делиз? Из-за этой болтушки я чуть не уволил одного и не потерял другую.

– Вы только за этим просили нас приехать? Рядом с вами, Фиона, местная радиостанция ни к чему, – закончил я. Мне не терпелось ехать дальше.

– Я так виновата! – Она казалась искренне огорченной и подавленной. – Нет, на самом деле не только за этим. Вы поднимались к себе? Они сняли табличку «Продается», то есть либо кто-то купил квартиру, либо они сняли ее с продажи.

– Сходи наверх, Дейв! – сказала Делиз.

Я поднялся по знакомым ступенькам. К двери был приклеен скотчем адресованный мне конверт. Выпавшие из конверта два ключа подходили к новому замку. Я вошел. На полу перед дверью скопилась куча писем, на одном из них синел знакомый логотип «Полар Билдинг». Харрисон лаконично извинялся за «преждевременное прекращение ипотечного кредита» и отчуждение квартиры в результате «административной ошибки». О возмещении ущерба, разумеется, ни слова. Я обошел комнаты. Ковровые покрытия и шторы никто не трогал. Оставалось только внести обратно мебель.

И тем не менее меня не покидало чувство, что я в какой-то другой квартире. После родительского это был мой первый и единственный дом. Я купил квартиру, когда мы с Эленки поженились. Это произошло всего через три месяца после знакомства. И ее, и мои родители категорически возражали. А потом она умерла от анемии серповидных клеток.

Может быть, я и сам из породы тревеллеров? Живя в автоприцепах, эти бродяги всегда могут отправиться куда глаза глядят. В своем кирпичном пригороде я начал задыхаться, и встряска подействовала на меня освежающе. Оказывается, мне не хватало именно этого – чтобы меня взяли за шкирку и вытряхнули на улицу. Зачем мне оседлая жизнь? Ни жены, ни детей у меня пока нет. А отсутствие постоянного дома превращает каждый новый день в приключение.

Я в последний раз заглянул в спальню. Если «Полар Билдинг Сосайети» сделало для меня что-то еще – оно вернуло призрак моей жены. Я вышел с твердым намерением никогда не возвращаться.

Делиз болтала внизу с Фионой.

– Что там? – спросила она с надеждой.

– Они пишут, что произошла ошибка и я могу возвращаться. Но я не хочу. Я превратил эту квартиру в собственную гробницу, и пора бежать.

Делиз посмотрела на меня понимающе. Это было уже слишком. Еще минута и мы бы оба разрыдались.

– Ну, хватит! – сказал я. – Мне пора ехать к бабе, которая выставила меня из этого дома, а тебе – к Джону Пултеру. Постарайся выпытать у него, что на самом деле произошло с книгой регистрации в «Альгамбре». Позвони Тревозу, возьми у него домашний адрес Пултера и поезжай к нему. Обещай ему деньги, или возврат работы, или фунт моего мяса, лишь бы он забрал обратно показания, которые выдоила из него полиция. С законами в данном случае я церемониться не намерен. Это забота адвокатов.

В комнату вошла Фиона с чаем на подносе. Мы выпили по чашке и побежали. Фиона чудесная женщина, она расшибется для вас в лепешку, только не просите ее помолчать.

В машине я показал Делиз наличность, которой Мэри Вуд согрела мою болящую грудь. Мы решили вернуться в город и оставить деньги и документы в камере хранения на вокзале Пикадилли. Там же Делиз смогла бы нанять машину, чтобы отправиться к Пултеру, а я вернусь к управлению полиции, чтобы встретиться с Сьюзан Эттли и откликнуться на призыв Синклера. Я надеялся, что Сьюзан, ожидая меня на автостоянке напротив главного полицейского заведения, будет в безопасности. Пистолет я решил также оставить в камере. Если он мне понадобится, я всегда смогу его забрать.

В камере хранения выяснилось, что не так-то легко снять рубашку на глазах у любопытной публики, прикрываясь лишь стройной фигуркой Делиз, но в конце концов мы управились и взяли напрокат «форд-эскорт». О том, чтобы возвращаться в «Пимпернел инвестигейшнз», не было речи. Блейк знал, что мне есть что прятать, и там наверняка торчали его ищейки.

Мы с Делиз расстались. «Дейв, эта Сьюзан блондинка? – спросила она меня на прощание. – Будь осторожен». Я не знал, что она поняла из моего краткого рассказа об общении со Сьюзан Эттли, но как будто была настроена довольно миролюбиво. Мы договорились встретиться вечером в доме ее матери. По Динсгейт моя машина ползла как черепаха, через Кендал я пробирался минут двадцать и опоздал на стоянку «Уайт-Сити» на полчаса.

Я медленно проехал мимо сонного полицейского в будке и стал высматривать машину Сьюзан. Из павильона «Биг-Боулинг» толпой валила ребятня, торговля в «Пицца-Паласе» шла полным ходом. Наконец я увидел чопорное лицо Сьюзан в ее сияющем «гольфе». Она помахала мне рукой. Я подъехал, но поблизости места не нашел. Я припарковался в некотором отдалении и пешком направился к ее машине.

Но не дошел. Когда нас разделяло не более десяти футов, я вдруг услышал: «Хватай ублюдка!» – и на меня регбистским броском ринулся какой-то шкаф. Я реагировал инстинктивно и услышал, как его физиономия звонко хрустнула о мое колено. Но тут ко мне подскочили со всех сторон, а я не собирался сдаваться этим людям на растерзание, как приятелям Пултера. Как заяц, я запрыгал между машинами.

Когда я понесся к павильону боулинга, родители только успевали оттаскивать своих чад. Я слышал у себя за спиной крики и пыхтение моих преследователей и продолжал бежать, пригнув голову. У входа в павильон я почувствовал у себя на плече чью-то руку. Я остановился, развернулся, к счастью, попал кулаком в лоб, и человек упал.

Дальше начинались ярко освещенные дорожки. В ноги мне бросили тяжелый шар. Я подхватил его, снова обернулся, метнул в ближайшего врага и попал ему в грудь. Выпустив воздух из легких с коротким свистом, он упал на лакированный деревянный пол. Оставалось еще пять человек. В руках они держали тяжелые дубинки. Отчаяние придало мне сил. Я добежал до конца дорожек, отбросив еще пару преследователей, но в конце концов они навалились на меня и поволокли в обратном направлении. Музыка лилась из динамиков на полную мощность. Если бы я не оставил пистолет в камере, то вполне мог бы отстреляться. Толпа зевак наблюдала, как меня тащат на улицу к открытой двери микроавтобуса. К полному финишу.

То, что произошло дальше, напоминало ночной кошмар. Они волокли меня к автобусу, я брыкался – и вдруг нас окружила толпа полицейских в синих формах, которые бросились на моих мучителей с криками «Всем стоять! Вооруженная полиция!». Мои враги замедлили шаг, а потом толкнули меня вперед. Я полетел лицом на асфальт и остался лежать, хватая ртом воздух. Нас окружила полиция.

Мне заломили руки за спину и надели пластиковые наручники. Напавшая на меня команда ругалась как сапожники, и через пару минут я понял, что сами они – отряд из Чеширского отдела по борьбе с бандитизмом. Однако данный факт никак не повлиял на поведение окружившей их манчестерской группы вооруженного захвата. Нас побросали в зарешеченные фургоны и повезли через дорогу, к полицейскому управлению. Поскольку меня поставили вертикально, я успел разглядеть выезжающий со стоянки белый «гольф» Сьюзан Эттли.

«Козлы вонючие» было самым изящным выражением из тех, что чеширские молодцы адресовали представителям полиции Большого Манчестера, когда после проверки документов нас выгрузили на охраняемой стоянке между Центром телекоммуникаций и Честер-хаусом. Из управления появился Синклер, сопровождаемый старшим инспектором в униформе. Сияя, как тренер команды, вырвавшей победу в ответственном матче, он протолкался через толпу своих офицеров. Казалось, он был просто в восторге, когда старший инспектор чеширской сыскной Джеролд, держась рукой за окровавленный нос, объявил, что двое из его людей нуждаются в срочной госпитализации. Далее Джеролд потребовал, чтобы меня передали в его распоряжение для отправки в Макклсфилд.

– Я забираю этого парня! – бурлил он. – Он обвиняется в попытке обмануть строительное общество, а кроме того, мы не удовлетворены его показаниями по делу об убийстве Глории Риштон.

Синклер изумленно взглянул на него.

– На каком основании, старший инспектор Джеролд? У вас имеется ордер?

На губах у Джеролда запеклась пена.

– Нам необходимо допросить его, сэр. Пока мы не можем сформулировать обвинение. У нас есть основания полагать, что, помимо прочего, он совершал телефонные звонки от имени офицера полиции.

– Я собираюсь допросить его сам, – отрезал Синклер. – Когда вы набросились на него, он направлялся ко мне. Кроме того, вы могли по крайней мере поставить нас в известность относительно ваших планов. Я бы убедил вас не тратить зря время.

Синклер говорил мягко, но было ясно, что он не уступит ни на дюйм. Он развернулся на каблуках и сделал знак своим людям, чтобы меня проводили за ним.

Кажется, моя персона успела наделать изрядного шума. Каждый хотел заполучить меня, оттерев другого.

Чеширской полиции нельзя было отказать в настойчивости. Они решили забрать меня в Макклсфилд любой ценой и, окружив меня плотным кольцом, попытались пробиться мимо Телекоммуникаций через дорогу к своему автобусу. Воздух наполнился пронзительными свистками, и я увидел, как кто-то отрывает воротник куртки Джеролда. Молчаливая борьба прекратилась по команде Синклера.

– Хватит! – рявкнул он. – Ты! – Он показал на меня. – Иди сюда. – Потом повернулся к проигравшим чеширцам. – А вас чтоб я больше не видел!

Возглавляемые своими военачальниками и потирая синяки, чеширские детективы оставили поле битвы. Помогая раненым, они молча забрались в свой микроавтобус и укатили.

– Отныне и навсегда. Что бы ни случилось. Этому человеку. Дэвиду Кьюнану. Запрещается вход в это здание! – продекламировал Синклер, указуя на меня костлявым перстом. – Какое бы злодеяние он ни совершил – он будет заключен в другое место! Катастрофы следуют за ним по пятам, как буря за солнечным днем! – Группа полицейских, мужчин и женщин, разглядывала меня с живым интересом. Обернувшись к своему потерявшему рукава помощнику, Синклер добавил: – Отведите-ка его наверх. И снимите с него эти идиотские наручники!

Я чувствовал себя не так уж плохо. За исключением небольшой одышки, я отделался сравнительно легко. Волновался я за Сьюзан Эттли – она видела, как меня пытается похитить какая-то банда, а потом забирает полиция. Наверняка она решила, что следующая очередь ее. И, вполне возможно, не ошибалась.

Старший инспектор втолкнул меня в кабинет Синклера на последнем этаже и подошел к окну, чтобы поднять жалюзи.

– Ну, что стряслось на этот раз, друг мой? – Синклер вошел вслед за нами. Он имел все основания быть довольным собой: его пиджак остался в целости и сохранности.

– Меня вызывали вы, мистер Синклер, и вряд ли стоит винить меня в том, что учинил инспектор Джеролд, – мрачно ответил я.

– Вызывал, вызывал, – пророкотал он, а затем присвистнул сквозь зубы. – Я намеревался сообщить тебе, что твой приятель Тед Блейк согласился забыть о шкафах, которые ты ему подбросил. Советую тебе поступить так же, если ты не хочешь неприятностей.

– О каких шкафах, мистер Синклер? – переспросил я.

– Очень остроумно, Дейви. Ты, кажется, хочешь мне что-то рассказать?

– Да. О Джейке Гордоне. Я собирался привести с собой человека, который может доказать, что Гордон участвовал в…

Синклер перебил меня:

– Скажу тебе сразу, что твое обвинение должно представлять собой не домыслы и не предположения. Гордон – один из самых влиятельных людей в этой стране. – Синклер испытующе посмотрел на меня.

– Я собирался привести Сьюзан Эттли, сотрудницу «Билдинг Сосайети», с вещественными доказательствами. Но когда она увидела, как на меня накинулся Джеролд со своей шайкой, она, естественно, сбежала.

– Что же это было за доказательство?

Я рассказал о распечатках, не вдаваясь в подробности их происхождения.

– К сожалению, Дейви, на компьютере можно напечатать что угодно. Компьютерные распечатки нельзя проверить на подлинность. Я не хочу этим сказать, что твой человек не заслуживает доверия, но мы попали бы в глупое положение, если бы завели дело и обнаружили лишь несколько мелких сомнительных займов. Тут что-то посерьезнее.

– Может быть, вы хотите, чтобы со Сьюзан разделались так же, как с Глорией Риштон? – спросил я. – Она единственный человек, который может доказать, что Гордон имел дела с Харрисоном, хозяином «Полар Билдинг Сосайети».

– Разве это как-то связано с убийством Риштон? Чеширская полиция полностью удовлетворена результатами расследования: они не сомневаются, что арестовали убийцу Глории Риштон, Дейви, – сказал он. – Ты должен быть осторожнее в своих предположениях.

Синклер набил трубку и закурил ее. На меня поползли густые клубы синего дыма.

– Манчестер уже проиграл Олимпийские игры. Случайно, не благодаря тебе? – Он прищурился. – Едва ли город может позволить себе потерять одну из трех пока еще существующих крупных телекомпаний. Ты представляешь себе, сколько людей работает на «Альгамбре»? Ситуация у них и без того достаточно сложная. Наше вмешательство станет для них последним ударом.

Я огорчился, поняв, что он не собирается спешить с арестом Гордона.

– Послушай меня, Дейви. Как только ты выйдешь отсюда, я начну потихоньку наводить справки, но не более того. Если даже я и найду какую-нибудь ниточку – решение о том, надо ли продолжать расследование, будет приниматься на самом высоком уровне.

Все как всегда. У полиции свои подозреваемые, а Джейк Гордон будет считаться чистым, как слеза младенца, пока его не застанут над бездыханным телом с дымящимся пистолетом в руке. По крайней мере до тех пор, пока остается шанс сохранить «Альгамбру» и две тысячи рабочих мест. Я не стал говорить Синклеру, что уже подложил Гордону мину замедленного действия.

– Хорошо, Дейви. Приводи свою чудо-свидетельницу, мы с инспектором с ней побеседуем. Все равно без нее нам не с чем работать, не так ли? – Синклер встряхнул головой, словно удивляясь собственной поспешности.

Пока я обдумывал ответ, на столе у него зазвонил телефон. Оборванный инспектор снял трубку и протянул ее Синклеру.

– Начальник чеширской, – почтительно прошептал он.

– Слушаю, сэр, – произнес Синклер. – Да, он сейчас у меня… Похоже, ваши люди составили себе совершенно ложное представление. Кьюнан – один из самых ценных наших информаторов. Он собирался представить нам свидетельницу по очень важному делу, когда вмешались ваши ребята… О, разумеется, сэр. Я был здесь, у себя в кабинете, и разговаривал со своим старшим констеблем и старшим инспектором Эвереттом, когда… Да, они пытались арестовать его на автостоянке через дорогу от Честер-хауса… Я видел это своими глазами. Я думал, это какая-нибудь взбесившаяся наркобанда… К счастью, бригада быстрого реагирования не сплоховала… Будем считать это учением. Славная была тренировка. Да, сэр, небольшая взаимная проверка на выдержку… Забудем этот инцидент… Был рад слышать вас, Джек. Передавайте привет Этель.

Лицо положившего трубку Синклера не выражало ничего.

Потом он поднес палец к правому глазу и оттянул нижнее веко. Очевидно, комментарий представлялся ему исчерпывающим.

– Похоже, тебе придется разыскать свою дамочку в любом случае – хотя бы для того, чтобы подтвердить мою маленькую историю, – сказал он наконец. – Старший инспектор Эверетт поедет с тобой. В такой ситуации я не могу оставить тебя без присмотра.

Мы с плотным копом переглянулись без особой симпатии.

– А кто та женщина-детектив, с которой вы приезжали ко мне в офис? – робко спросил я.

– С тобой поедет Фред. Этого вполне достаточно.

Однако от вечера в обществе Фреда меня избавил стоящий в углу факс. Он зажужжал, и через минуту Эверетт оторвал выползшую страницу.

В 18 ч. 45 мин. В больницу «Уайтеншоу» был доставлен белый мужчина, сорока семи лет, идентифицированный как Джон Б. Пултер, начальник охраны телестудии «Альгамбра». Врачи констатировали смерть от огнестрельных ранений. Ведение дела поручено отделу по расследованию особо опасных преступлений во главе с констеблем сыскной полиции Стрэдли. Имеется свидетельница Делиз Делани из Чорлтона. Первое сообщение о преступлении зафиксировано в 18 ч. 31 мин. Подозреваемый – мотоциклист, по описанию худой мужчина в черной кожаной куртке и шлеме, на мотоцикле «Ямаха», номер неизвестен…

Мне показалось, будто меня ударили в живот.

– Это ведь твоя подруга? – спросил Синклер. Глаза его превратились в застывшие льдинки. – Ты, наверное, хочешь поспешить на помощь мисс Делани? Этого не будет! Ты отправишься искать свою Эттли или заночуешь в камере! Выбирай сам. – Дальше он обратился к старшему инспектору Эверетту: – Фред, спустись, пожалуйста, вниз и позвони Стрэдли в Сейл. Не настаивай ни на чем, пусть думает, что он хозяин положения, но постарайся понять, что происходит. Если выяснится хоть что-нибудь, указывающее на то, что обвинения Кьюнана в адрес Гордона – правда, сразу сообщи мне.

Эдинбургский выговор Синклера звучал теперь гораздо резче, чем обычно. Вероятно, новость о Пултере, служащем «Альгамбры», действительно на него подействовала. Я никогда не видел его в таком волнении, хотя он читал полицейским начальникам лекции о преодолении стресса и о его самообладании в британской полиции ходили легенды. Наверное, на моем лице отразилось что-то вроде улыбки, потому что Эверетт схватил меня за плечи и выпихнул за дверь прежде, чем я успел снова раскрыть рот.

Уже не в первый раз мне доводилось выходить из полицейского управления Большого Манчестера после неприятного разговора, но сегодня был особый случай. Я перешел улицу к своей машине, сел за руль и попытался сообразить, что делать дальше. Делиз я ничем помочь не могу, да ей ничто и не угрожает.

Я включил радио. Сообщение о Пултере не заставило себя ждать. Его застрелили на улице, когда он входил в паб с какой-то женщиной. Убийца хладнокровно подъехал к ним вплотную, выпустил Пултеру в голову две пули и был таков. Никто толком не запомнил, как он выглядел, не выдвигалось никаких версий о мотивах преступления.

Я вытянул руки вперед. Они дрожали. Мне было сильно не по себе. Если отключусь за рулем, проку будет мало, подумал я, вошел в «Пицца-Палас» и заказал большую пиццу и пинту «корса». Пиво я проглотил одним махом и, благодаря этому мудрому деянию, отъезжая от Уайт-Сити, был готов к чему угодно.

За едой я успел обдумать свои действия. Первая остановка – «Альгамбра». За убийством Пултера должен стоять либо Гордон, либо Тревоз. Я должен был понять, кто именно.

Я позвонил Тревозу, чтобы предупредить его о своем визите. Он ответил, что собирается уходить. Я уже подъезжал к круговой развязке в конце Динсгейт и попросил его на минутку задержаться. Он пробормотал что-то невнятное. По Док-стрит я промчался к сюрреалистическому зданию, которое в сумерках еще больше напоминало подбитый авианосец, и поставил машину на двойную желтую линию.

Подскочил охранник, чтобы отогнать меня. Я спросил у него, уехал ли Тревоз. Он указал мне на стоянку на другой стороне улицы. Я вышел из машины и побежал, не выключив двигатель «ниссана». Жизнь Тревозу спасло плохое освещение стоянки у «Альгамбры».

Он был на другом конце, примерно в пятидесяти ярдах от меня, когда я заметил, что с противоположной стороны к нам приближается человек на мотоцикле. Я увидел, как парень наводит на Тревоза пистолет с длинным барабаном, и закричал: «Ложись!» Мотоцикл подбросило на бордюре, и пули полетели в машину Тревоза. Когда в машину впилась вторая пуля, Тревоз замер, как загипнотизированный кролик. Затем мотоциклист увидел, что к его предполагаемой жертве подбегаю я, и умчался, не попытавшись завершить начатое.

Он уехал по Док-стрит в сторону Динсгейта. Тревоз, который в момент настоящей опасности реагировал как сонная муха, теперь забился под свой «рейндж-ровер» и отказывался вылезать. Пришлось вытаскивать его за щиколотки. Прямо под его машиной была лужа, и он тщательно вытер ее своим кашемировым пальто. Увидев две огромные дыры в крыле машины, он согнулся пополам. Его вырвало.

Я схватил Тревоза за руку и потащил через дорогу. Несколько рослых охранников, которые так браво освободили здание от моего опасного присутствия несколько дней назад, а теперь потрясенные и испуганные, приняли его на руки. Вероятно, они уже знали о Пултере.

– Проводите его в кабинет и вызовите полицию, – приказал я.

– Но вы не оставите меня? – умоляюще пробормотал Тревоз. Охранники стояли неподвижно, как пни. – Я заплачу вам за то, что вы меня спасли. Спасли мне жизнь. – Это была правда, потому что если бы киллер не увидел меня, он не заторопился бы и не промахнулся. Однако в мои планы не входило нянчиться с Тревозом.

Мы пересекли сияющую приемную. Тревоз сразу подошел к стоявшему в углу столику с напитками и налил себе стакан бренди.

– Где сейчас Гордон? – спросил я.

– Не знаю, он никогда не задерживается на одном месте. Постоянно перемещается. Вы полагаете, это его рук дело? – Если сам Тревоз имел отношение к происходящему, то роль невинной жертвы он исполнял очень убедительно.

– Не могу сказать. Мне представляется логичным считать его заказчиком, но мы знаем так немного, что он вполне может оказаться следующей мишенью нашего друга на «Ямахе».

Это я сказал напрасно: руки и губы Тревоза снова пустились в пляс. Мне стало жаль его. В шкафу висел старый синий плащ. Я стянул с Тревоза грязное пальто и протянул ему плащ:

– Вам надо спрятаться на несколько дней.

– Не покидайте меня, пожалуйста!

– Все будет в порядке, – ответил я без всякой уверенности. – У вас такая надежная охрана! – К несчастью для Тревоза, планировка замысловатого здания не предусматривала бункера для директора.

Я вышел в вестибюль и обнаружил, что охранники в черных костюмах куда-то испарились, все до одного. В конце концов я запихнул все еще дрожащего Тревоза в свой «ниссан», который так и стоял на двойной желтой полосе с включенным мотором, и, убедив его, что если он хочет жить, то должен спрятаться как можно лучше, отвез в одну из маленьких гостиниц в пригороде. Оттуда я направился к «Атвуд Билдинг». Мне необходимо было разыскать Сьюзан Эттли, и еще мне нужна была помощь.

По радио сообщили новые подробности об убийстве Пултера. Прозвучало предположение, что убийца выстрелил в него по ошибке, приняв его из-за униформы охранника за полицейского, и что преступление, возможно, связано с наркобизнесом.

Синклер, разумеется, будет счастлив ухватиться за любую соломинку, чтобы убедить себя, что связь Пултера с «Альгамброй» и делом Риштона – случайность. Версия ошибочного выстрела подходила ему как нельзя лучше.

На этом новости не кончились. Убийство произошло на Марсленд-роуд, в Сейле, в пятидесяти ярдах от дома жертвы, на ступеньках паба.

За всем этим мог стоять только Гордон.

Когда я добрался до мрачного квартала, который выбрал для штаб-квартиры «Пимпернел инвестигейшнз», на улицах уже наблюдалось вечернее оживление. В поисках места для парковки я проехал по Эйтоун-стрит и Чорлтон-стрит. Проститутки, женщины и мужчины, уже заняли свои посты. Кучки легко одетой молодежи тянулись к сомнительным массажным салонам и ресторанам, которыми набиты улочки вокруг Чайна-таун и Пикадилли. Наконец я пристроился у тротуара напротив автобусной остановки и пешком пошел к «Атвуд Билдинг». Я решил, что если застану Сьюзан Эттли в живых, то непременно спрошу ее совета насчет более подходящего места для офиса.

Я сразу заметил белый «гольф» Эттли, но ее в машине не было. У входа в здание толпились сотни людей. Я тихо простонал. Будь проклят день, когда я согласился выполнить поручение Мэри Вуд. Почуяв запах королевской крови, гиены желтой прессы сбежались целыми стаями. Чтобы избавиться от них, понадобился бы небольшой ядерный взрыв.

Я вернулся к машине и позвонил в офис, но в трубке послышались короткие гудки. Какая скотина могла сидеть в моем кабинете? Делать мне больше было нечего, ехать некуда. Я знал, что Сьюзан не могла уехать домой, а единственное место, где мы были с ней вместе, кроме этого, – мой убогий офис. После десяти минут коротких гудков я услышал сообщение, что мой звонок больше не будет фиксироваться как ожидающий, и проклял Заодно тот день, когда установил на своем телефоне это устройство, нажал на отбой и набрал номер снова. Через полчаса, убедившись, что Сьюзан не в Нойнтоне, я наконец пробился в офис.

Ответил Либерти. Я попросил его передать трубку Джею, но он только повторял, что «Пимпернел инвестигейшнз» не дают никакой информации о деле родственницы царствующих особ. Я попытался прокричать свое имя так громко, как мог, но Либерти стоял на своем. Отчаявшись, я Проорал: «Макдональдс!!» Вероятно, звук достиг его более здорового уха, потому что он замолчал и передал трубку Джею.

– Это вы, босс? Где вы были? Тут очень мрачно. Нам не выйти, – пожаловался он. – Они требуют интервью с вами. Вам надо им что-нибудь сказать. А я сегодня договорился встретиться с друзьями.

Джей нервничал, вся его обычная шутливость пропала.

– Какая досада, Джей! Неужели тебе придется пропустить вечер? И все из-за меня!

– Перестаньте, босс! Я делаю все, что могу! – огрызнулся он.

– Сьюзан Эттли у вас? – спросил я.

– Если вы имеете в виду ту стервозную дамочку, которая объявила, что скоро будет всем здесь командовать, и каждые пять минут обещает выставить меня на улицу, то да. Должен вам сказать, босс: на редкость тяжелый случай!

– Хватит, Джей! Остынь. Лучше скажи мне, как ты оказался в конторе?

– Из-за Финбара Салвея! Вы в курсе, что он собрался выслеживать Коулмана в Италии? Думаю, сейчас он уже в Неаполе. Похоже, вообразил себя Шерлоком Холмсом. Сел в самолет с Коулманом, а меня послал к черту. То есть требовал, чтобы я летел с ним либо возвращался на работу. Вот здесь и сижу.

– О, господи! – простонал я. – Этого только не хватало!

– Я сказал ему, что он отправится кормить рыб в Неапольской бухте.

– Утешитель Иова! Почему ты его не остановил?

– Вы шутите, босс? Такой что вобьет себе в голову – лучше не связываться. Да, тут еще кое-что.

– Только не тяни! – взмолился я.

– Когда мы с Либерти входили в здание, к нам подлетел какой-то охламон и всучил письмо.

– Какое письмо?

– От «Бартл, Бартл и Гримшоу». Они пишут, что упрячут вас за решетку, если вы будете утверждать, что работаете на них или вообще имеете к ним какое-то отношение.

– И это все? – спросил я с искренним облегчением.

Этого я ждал. Гордон, несомненно, понял, к чему я подбираюсь.

– Это ерунда. Что делает Сьюзан?

– Подпирает дверь своей кормой, вот что. А я больше не намерен слушать ее лай. – Джей почти полностью перешел на карибский диалект, и это означало, что он действительно на пределе.

Я спросил, в состоянии ли они выбраться из здания.

– Либерти уже думал о том, чтобы переползти по карнизу в соседний офис.

– Карниз сломан в нескольких местах.

– Он в этом уже убедился и теперь предлагает подставить зажженную газету под детектор дыма, чтобы поднять пожарную тревогу и в суматохе сделать ноги.

– Это уже разумнее. Только я не хочу, чтобы офис сгорел или был залит пеной из огнетушителей.

– Подождите секундочку, босс. Либерти спрашивает: что, если мы разведем огонь в корзине для мусора? Потом пустим дым под дверь и разобьем стекло. Эта свора все равно запаникует, а датчики не сработают.

Мы оба помолчали, обдумывая новый план.

– Мне надо выйти отсюда, босс. Или я сойду с ума от агорафобии.

– Клаустрофобии, – автоматически поправил я. – Черт с вами, давайте. Но смотри, чтобы Сьюзан не оставила там компьютерные распечатки. Сам сядь за руль ее машины. Я буду ждать вас у Делиз – только чтобы никаких папарацци! Покатай их по Солфорд-Киз, где угодно, но оторвись любой ценой.

Я сидел в машине до тех пор, пока со стороны «Атвуд Билдинг» не послышался вой пожарных сирен. Выезжая на магистраль, я пропустил две пожарные машины и через Рашом и Фэллоуфилд направился в Чорлтон.

17

Чорлтон. Вечер пятницы, 7 января 1994 года.

Когда я добрался до протянувшейся вдоль крошечного парка улочки, где жила Делиз, машина Эттли уже стояла около дома Делани. Я был не вполне уверен, что мои сотрудники успешно разделались с прессой – слишком уж много машин окружало модный ресторанчик в конце улицы – но, скорее всего, Джею удалось избавиться от охотников за сенсацией.Другой вопрос – как надолго.

Дверь мне открыла высокая молодая женщина в полицейской форме.

– Это вы бойфренд? – спросила она с носовым североманчестерским акцентом. – Тогда проходите. Она давно вас ждет. – Ее тон мне не понравился, но с нею лучше было не спорить.

В гостиной чувствовалась тяжелая атмосфера. Делиз сидела в углу дивана, черный джемпер подчеркивал ее изящный силуэт. Она улыбнулась мне, но по выражениям лиц Джея, Либерти и Сьюзан Эттли я понял, что без меня тут не все шло гладко. При виде Сьюзан и Делиз в одной комнате я чуть не бросился наутек. Я подошел к Делиз, сел рядом с ней и обнял за плечи. Слышались только переговоры по включенной полицейской рации.

– Теперь, надеюсь, вы справитесь, Делиз. Видно, что ваш друг сможет о вас позаботиться. – Свое ехидное замечание дама-офицер произнесла таким нарочито громким голосом, каким говорят с детьми. – Не забудьте позвонить нам, если еще что-нибудь вспомните.

Тишина была нарушена в следующую секунду после того, как она надела пальто и вышла из комнаты. Первой выплеснула свои эмоции Сьюзан.

– Что происходит, Дейвид? Я-то думала, ты пытаешься спасти меня, а ты, оказывается, занимаешься еще и всеми этими людьми. – Она метнула взгляд на Делиз. В ее голосе уже не слышалось тех умоляющих ноток, что звучали при нашем последнем разговоре. В водолазке с высоким горлом, длинной джинсовой юбке и черных леггинсах она была похожа на хищную птицу.

Ко мне мгновенно вернулась вся моя злость на «Билдинг Сосайети». Если бы не она и не ее компания, я бы сто раз подумал, прежде чем соглашаться на работу, из-за которой я оказался в этой заднице. Наверное, Сьюзан увидела, как сверкнули мои глаза, потому что отступила на шаг назад. Я вскочил с дивана и схватил ее за руку.

– Ты расскажешь мне все, как было на самом деле! – выкрикнул я. В висках у меня стучало. – За кого ты меня принимаешь? Ты думаешь, что мне можно навешать на уши любой лапши?

Я хотел схватить ее за плечи и вытрясти из нее всю правду. Я действительно был вне себя. Она подумала, что я собираюсь ее ударить, и увернулась. С другой стороны в меня вцепилась Делиз.

– Оставь ее в покое, Дейв! – Она схватила меня за волосы. Джей и Либерти наблюдали эту сцену, выпучив глаза. Я отступил от напуганной возмутительницы общественного спокойствия, но кулаки мои по-прежнему сжимались. Она закрыла лицо руками, как маленькая девочка, и, рыдая, опустилась в кресло. Дикие нравы здешней части Чорлтона были не для нее. Я страшно сердился на себя за то, что так взорвался – слава богу, что сумел вовремя остановиться. Она избавила меня от необходимости вдаваться в объяснения и заговорила сама, хоть и едва слышным шепотом:

– Ты прав, Дейвид, это я во всем виновата. Я не должна была впутывать тебя. Я просто не знала, что делать.

По шее у меня побежали мурашки. Делиз села на ручку кресла рядом со Сьюзан и обняла ее одной рукой.

– Если нам не обойтись без выяснения отношений, давайте сделаем это спокойно. Я понятия не имею, что ты сделал этой женщине, но могу догадываться. – Она бросила на меня презрительный взгляд. – Пойдите заварите чай, – обернулась она к Джею и Либерти, – и не очень спешите.

– Ты совершенно не понимаешь, – начал оправдываться я, но Сьюзан меня перебила.

– Это моя вина. Я хотела использовать Дей-вида, чтобы отомстить Барри. Я не думала, что все так обернется.

– Барри? – переспросил я, как последний идиот. Делиз, нахмурившись, перевела взгляд со Сьюзан на меня.

– Барри Харрисону, кому же еще? – с горечью повторила Сьюзан. – Я беременна от него. Я думала, что он уйдет от жены, но он велел мне сделать аборт. Дал адрес клиники в Стокгольме и сказал, что заплатит. – Она снова начала всхлипывать.

Делиз еще раз сверкнула глазами в мою сторону и погладила Сьюзан по плечу.

– Все мужики сволочи, – утешила она ее.

– Подожди, подожди! – вставил я. – Ты дай ей закончить рассказ. Я полагаю, что имею право его услышать.

– Он прав. И потом, мне действительно надо кому-нибудь об этом рассказать, – призналась Сьюзан и вытерла глаза бумажным носовым платком. – Когда Дейвид пришел ко мне со своей квартирной проблемой, я думала, что это очередной жулик пришел петь всегдашние песни про тяжелую жизнь… – Она замолчала и с испугом взглянула на меня. – А потом я почувствовала, что он очень зол. Это было как раз в тот день, когда Барри сказал мне, что не уйдет от Мэдж… То есть от жены… То, что он сделал с кредитом Дейвида, совершенно незаконно, и я подумала, что мы сможем друг другу помочь.

– Сьюзан, вы выражаетесь не очень понятно, – нетерпеливо прервала ее Делиз.

– Более чем понятно. Не перебивай ее, – сказал я.

– Еще до того, как мы прочли эти распечатки, я знала, что Барри с головой погрузился в темные дела. Я рассказала тебе совсем немного, Дейвид. Этому жадюге было мало его жалованья – ста двадцати тысяч. – Сьюзан постепенно приходила в себя. Она откинулась на спинку кресла. – Он связался с командой адвокатов и агентов по недвижимости, которые занимались тем, что покупали участки и дома по бросовым ценам, потом оценивали их в два раза больше, и Общество выдавало кредит. Навар шел прямо им в карман. Они делили его каждую вторую субботу, встречаясь в гольф-клубе. Барри говорил: «Пошел играть в бабки». Тогда он был управляющим филиала, а я – рядовым клерком. Потом рынок недвижимости обвалился и спрос на дома резко упал. На каком-то деловом обеде он познакомился с Джейком Гордоном. Я говорила тебе, что он молится на преуспевающих бизнесменов. Это был тот самый случай. После их встречи я почти перестала его видеть. Он стал ходить за Гордоном хвостом и проводил больше времени в его вертолете, чем в моей постели.

Она еще раз всхлипнула и снова полезла в пакетик с бумажными платками.

– Он говорил, что у Гордона великолепные связи. И это была правда. Скоро Барри вызвали в головной офис и назначили руководить крупными ссудами. Он погрузился в это дело с головой. Потом, когда Барри сделался шефом «Полара», все шло великолепно, мы чудесно проводили время вместе. Но он просто не мог остановиться. Ему хотелось иметь по-настоящему много денег. Он утверждал, что ни один успешный предприниматель не живет на жалованье, что жалованье – это мелочь на карманные расходы. Сначала он пускал в оборот собственные средства… Я имею в виду деньги, которые он успел заработать к тому времени. Он купил участок с заброшенными железнодорожными путями вокруг Уигана. Там месторождение угля, которое никто никогда не разрабатывал, и он надеялся открыть шахту. Но спрос на уголь упал, и он потерял вложенные деньги. – Она остановилась и снова вытерла лицо платком. Ее тушь размазалась, превратив глаза в два ужасающих пятна.

– А что же Джейк Гордон? – спросил я.

Сьюзан невольно вздрогнула.

– Я надеялась, что Барри оставит надежду сделаться мультимиллионером и женится на мне. Мы могли так прекрасно жить! Я бы сделала для него уютное гнездышко. Его брак с Мэдж уже давно стал условностью, она намного старше его. – Из глаз у нее снова потекли слезы.

Взглянув на Делиз, я убедился, что для нее не составило труда раскусить нашу новую знакомую, и она прекрасно поняла, что между нами произошло. Очертания ее подбородка сделались тверже обычного, улыбка сострадания испарилась. Сьюзан, погруженная в сентиментальные воспоминания, явно не замечала, что женская составляющая аудитории настроена уже далеко не так сочувственно, как вначале.

– Мэдж прицепилась к нему, как пиявка. Стала угрожать, что отнимет детей – и он каждый раз прибегал обратно, сам как напуганный ребенок. – Атмосфера в комнате продолжала накаляться, а Сьюзан продолжала не замечать этого. – Я подумала, что, если рожу ему ребенка, он наконец сделает решительный шаг, а он струсил! – яростно закончила она.

– Это мы уже поняли, – произнесла Делиз ледяным тоном. – Мы спрашиваем вас о Гордоне, а не о Барри и Мэдж. – Она взяла Сьюзан за руку, и я увидел, как побелели ее пальцы, сжав пухлое запястье Эттли.

– Это Гордон научил Барри регистрировать фиктивные фирмы. При этом сам он, естественно, оставался в стороне. Он научил Барри создавать компании в оффшорах – в Лихтенштейне, на Джерси. Я уже сказала, их теперешнее предприятие – только звено в длинной цепи. «Билдинг Сосайети» не всегда теряет деньги, потому что Барри должен возвращать ссуды, хотя и с минимальным процентом, конечно… На каждом деле они с Гордоном срывают огромный куш. Из-за того, что компания предоставляет им фонды, на реальные ипотечные кредиты остается меньше средств, потому мы и стали гораздо строже с клиентами, задерживающими выплаты. Тебе ведь это известно, Дейвид? – Она снова завсхлипывала. – Господи, как я виновата! – пробормотала она.

На этот раз Делиз не стала ее утешать. Сьюзан снова повозила по глазам почерневший платок. Теперь ее лицо выглядело так, словно она надела черную маскарадную маску.

– Ну что ж, – сердито подытожил я. – Сейчас мы выпьем чаю, поедем в полицейское управление и расскажем все это заместителю начальника полиции Синклеру. Не сомневаюсь, что Барри и Джейк прекрасно проведут время за решеткой, вспоминая былые подвиги.

– Я не могу этого сделать! Я его люблю! Я жду от него ребенка! – Сьюзан обхватила себя за живот и стала похожа на скульптуру Генри Мура.

– Ты это сделаешь! – заорал я. – Думаешь, Гордон водил дела только с вами двоими? А кто, по-твоему, устроил всю эту стрельбу?

Но было ясно, что никакими доводами Сьюзан не проймешь.

– Ты считаешь, убийство Пултера заказал Гордон? – взволнованно спросила Делиз, сильно побледнев.

– Он единственный, кто, по моим представлениям, был в этом сильно заинтересован. Пултер мог признаться, что Гордон заставил его подделать записи в книге регистрации. Гордон узнал, что мы давим на Пултера. Тот же киллер на мотоцикле, что стрелял в Пултера, уже попытался убрать и Тревоза – единственного, кто может подтвердить причастность Гордона. Он сделал два выстрела, но промахнулся.

– А ты не думаешь, что убийца может приехать сюда? – Делиз явно заволновалась. – Ведь Гордон знает, что ты к нему подбираешься.

– Сюда он не приедет, – ответил я с уверенностью, увы, неискренней. – Как Гордон узнает, где ты живешь? Нет, думаю, теперь он пустится в бега. В лучшем случае он полагает, что мы сейчас беседуем с Синклером в Честер-хаусе. Что нам и следует сделать.

– Я не поеду, – повторила Сьюзан. – Можно мне от вас позвонить? Мне надо позвонить Барри. Я не скажу ему, откуда звоню.

– Идиотка! – закричала Делиз. – Ты не понимаешь, что с тобой он разделается в первую очередь? Ты единственный человек, который может рассказать о его делах с Гордоном. Что надо с тобой сделать, чтобы ты наконец поняла то, что ежу понятно?! Он заделал тебе брюхо, потом уволил тебя, потом угрожал тебе – ты не видишь, к чему все идет?

– Это невозможно. Барри не такой, – неуверенно произнесла Сьюзан. – Я позвоню ему и скажу, что если он не возьмет меня обратно, я пойду в полицию. Зря я послушалась тебя, Дейвид, и ничего не поставила в духовку! Он так любит хороший гуляш!

Делиз с отчаянием посмотрела на меня. Женщина была явно не в себе, а я умудрился до сих пор этого не понять.

– Послушайте, Сьюзан, конечно, вы должны делать то, что считаете нужным. Я не полицейский, я не могу арестовать или заставить вас донести на Барри, но по крайней мере оставьте у нас распечатки. Тогда, если он снова станет вам угрожать, у вас будет чем на него воздействовать, – произнес я.

– Спасибо тебе, Дейв! – взорвалась наконец Делиз. – Спасибо, что превратил дом моей матери в тир! Мне, конечно, мало было видеть, как отстреливают башку этому подонку Пултеру! Теперь ты хочешь сложить здесь бумаги этой сумасшедшей и превратить нас в живую мишень? Ты что, не понимаешь, что произойдет, как только она расскажет своему бесценному Барри, где они находятся?

Сьюзан Эттли слабо улыбнулась.

– Нет, Дейвид прав. Я не думаю, что Барри может причинить кому-нибудь зло. Он похож на непослушного школьника, но никак не на злодея. Как только он узнает, что я где-то спрятала распечатки, то станет как шелковый.

Она пошла к телефону, чтобы сообщить Барри эту приятную новость. Делиз встала рядом с ней, чтобы убедиться, что она не скажет ничего лишнего.

Джей и Либерти, почувствовав, что гроза миновала, явились наконец с чаем на подносе. Затем Джей спустился к машине Сьюзан и, пока та умывалась, забрал толстую пачку распечаток. Выйдя из ванной с чистым лицом, она направилась к выходу, снова спокойная и деловая. Я загородил ей дверь. Прежде, чем отпускать ее, я должен был выяснить одно обстоятельство, не дававшее мне покоя.

– Сколько лет Барри? – спросил я.

– Пятьдесят один. Мужчина в самом расцвете лет, – надменно отчеканила она и удалилась, отбрасывая волосы назад и что-то бормоча себе под нос.

– Больше ее никто никогда не увидит, – мрачно произнесла Делиз. – И даже ты в этом не виноват.

– Да. Я не могу запретить ей делать то, что она хочет. Она сама устроила эту хитроумную игру, наверное, даже мечтала отдать кому-нибудь эти распечатки, только чтобы иметь чем шантажировать своего ненаглядного. Если будет возбуждено следствие по делу Гордона, им не миновать тюрьмы: Барри слишком мелкая букашка, чтобы Гордон стал его беречь.

Я сел рядом с Делиз. Она обняла меня за плечи – возможно, все обстояло не так уж плохо. Мы повернулись к Джею.

– Побудешь еще немного мамочкой?

– Мое любимое занятие! – огрызнулся он, разливая чай.

Хотя Джей был большой знаток трав, полезных и вредных, однако чай удавался ему неважно, и я украдкой сплюнул чайные листья в платок. Зато он блестяще справился с задачей выйти из «Атвуд Билдинг» и вывести Сьюзан, – и я пожалел, что угрожал ему увольнением. А он, вероятно, учуял благорасположение начальника, чем и не преминул воспользоваться.

– Нельзя мне ненадолго взять ваш «ниссан», босс? Я обещал отвезти на дискотеку одну подружку из Чорлтона. А теперь, из-за всей этой суматохи, я опаздываю, а мне надо еще завезти домой Либерти.

– Ты же знаешь, Джей, что я не люблю давать тебе машину для ночных развлечений, – не без сарказма ответил я. Последний раз он вернул мне машину по крышу в грязи, с откинутым пассажирским сиденьем и презервативом в пепельнице.

– Не вредничайте, босс! Вы же обещали мне премию, если я выручу вашу подружку!

– Выбирай выражения! Нашел мне подружку! – Я порылся в карманах. – Вот сорок фунтов и скажи спасибо, что тебя не увольняют за хамство работодателю!

– Ну пожалуйста, шеф! – не унимался он, недовольный вознаграждением. – По крайней мере разрешите мне взять машину завтра. Сегодня вечером я, возможно, окажусь тут – в Чорлтоне, и отгоню ее вам к офису.

В конце концов я дал ему ключи от «форда-фиесты», который Делиз взяла накануне в прокате, и от моей машины. Я разрешил ему взять нанятый автомобиль, вернуть его завтра утром и забрать мою машину из Чорлтона. Мне хотелось делать широкие жесты. По крайней мере очень приятно было вернуться к обычным проблемам – например, к устройству личной жизни Джея.

Теперь меня волновало только то, простила ли меня Делиз и удалось ли Финбару Салвею избежать смерти в неапольских закоулках. Джейк Гордон, скорее всего, уже летел куда-нибудь в Бразилию.

– Ты слишком много ему позволяешь, – сказала Делиз, когда Джей ушел, взяв на буксир сводного брата. Глаза у Либерти уже слипались. Ему я тоже вручил десять фунтов. Ради того, чтобы отвадить журналистов, он мужественно держал трубку у своего глухого уха, как Нельсон подзорную трубу у слепого глаза; ему же принадлежала идея эвакуации из «Атвуд Билдинг».

– Так что ты все-таки думаешь о шансах остаться в живых, Дейв? – взволнованно спросила Делиз. – Я поняла, что у дома появится полицейский патруль.

Я рассказал ей о своей встрече с киллером на стоянке «Альгамбры». Я был уверен, что провал попытки убить Тревоза заставит Гордона убраться из Манчестера.

– Зачем кому-то убивать Тревоза? Да и Пултера, в конце концов? Это был какой-то кошмар, Дейв. Меня всю забрызгало кровью, – потому они так быстро меня и отпустили. Женщина помогла мне переодеться. Завтра я должна явиться, чтобы просмотреть фотографии и дать показания. – Делиз дрожала. Я видел, что она вот-вот разрыдается. Она всегда была такой спокойной, что, глядя на нее, мне самому сделалось не по себе.

– Я уверен, что мы разворошили огромный муравейник. Думаю, речь идет о сотнях миллионов. Не сомневаюсь, Глорию убили из-за того же. Она только приподняла краешек занавеса и увидела что-то, очень тщательно скрываемое. Может быть, Финбар зацепит что-нибудь в Италии.

Едва ли это могло утешить Делиз, но я говорил правду. Сейчас я был не ближе к «разгадке» дела, чем в тот день, когда она вытащила меня из полицейского участка в Макклсфилде. Кроме распечаток, у меня не было никаких «доказательств», в синклеровском смысле слова, причастности Гордона. Делиз встала и взяла с полки початую бутылку «Бушмиллс». Я удивленно посмотрел на нее.

– Ты ведь остаешься на ночь? – спросила она. – После всего, что случилось, настроение у меня не самое романтическое, но нам обоим нужно успокоительное.

Когда я проснулся с тяжелой головой, в окно спальни било солнце. Мы лежали, мирно свернувшись под живописным лоскутным одеялом Кашалота, на ее огромной кровати с медными спинками.

Я поплелся в ванную в поисках парацетамола, но ничего не нашел, так же как и в шкафчике с лекарствами на первом этаже.

– Мать не верит в химические средства, – пояснила Делиз, разбуженная моими поисками. – В доме только гомеопатия.

Заглотив завтрак – естественно, мюсли и несладкий йогурт, – закусив эту здоровую пищу с трудом выторгованным горячим тостом и запив кофе, мы собрались идти. Делиз настояла, чтобы я вдохнул мятного масла из аптечки Кашалота. Никакого эффекта я не почувствовал, но делал все, чтобы понравиться моей подруге, и заявил, что головную боль как рукой сняло. Выглянув за дверь, я понял, что идти пешком – далеко не лучшее решение, но машины у нас не осталось. Старая малолитражка, которой часто пользовалась Делиз, стояла на ремонте в гараже, Джей забрал машину, взятую в прокате, и я сам разрешил ему взять сегодня «ниссан», так что никакой альтернативы прогулке не имелось. Несмотря на яркое солнце, ветер дул, казалось, прямо из Арктики, и идти пришлось очень быстро. Мы двинулись по пешеходной дорожке вдоль манчестерского берега Мерси в сторону плавучего паба «Джексон Боут». Несколько отважных велосипедистов совершали субботний моцион, и я понял, как мне не хватает этих одиноких утренних прогулок мимо зарослей Камыша. На столбе, наслаждаясь прохладой, сидели три больших баклана и глядели на Сэйл-Уотер-парк. Ветер трепал ветки берез. Мерси тоже бурлила – еще немного, и вода начала бы заливать отлогие травянистые берега. Добравшись на трамвае до Сент-Питерс-сквер, мы присоединились к толпе посетителей магазинов Кинг-стрит, а потом Кендал и Сент-Энн-сквер. Я решил, что Делиз необходимо немножко развеяться.

Когда мы закончили, было уже время ланча, и Делиз умудрилась потратить половину вознаграждения, полученного от Мэри Вуд. Мы зашли в ресторан на Ройал-Эксчейндж, она взяла салат, а я утолил страшную жажду пинтой лагера. Затем мы пересекли Сент-Энн-сквер, чтобы поймать такси до «Атвуд Билдинг». На углу площади стоял газетный киоск, и я прочел крупный заголовок: «Два человека погибли при взрыве бомбы в Чорлтоне». Мне показалось, будто меня схватили за горло. Джей должен был забрать мою машину из Чорлтона, и Либерти наверняка был, как всегда, при нем. Вчерашняя головная боль обрушилась на меня лавиной. Наверное, я становлюсь параноиком. Почему, собственно, этот взрыв должен иметь отношение ко мне? Я расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и взглянул на Делиз. Она не обратила внимания на газеты.

– Что, если я высажу тебя у полицейского управления? Ты дашь показания, а потом поедешь в Болтон и останешься у моих родителей до конца выходных. Можешь доехать на трамвае до Бьюри, а там тебя заберет отец. А лучше позвони ему, как только тебя отпустят, и он сразу выедет тебе навстречу. Вечером подъеду я, и мы вместе проверим, как Пэдди продвинул переоборудование вагончика.

Делиз чмокнула меня в щеку.

– Нам обоим полезно сменить обстановку. Но мне все равно надо заехать домой за зубной щеткой и кое-какими вещами.

– Мне кажется, ты накупила уже столько, что можно открывать распродажу. Пока ты доберешься до дома и упакуешь свой сундук, наступит ночь. Так что, когда они закончат, попроси, чтобы тебя довезли до «Трэффорд-бара», и садись на трамвай до Бьюри. Я позвоню отцу, чтобы он тебя встретил.

На заднем сиденье такси мы упаковали приобретения Делиз в одну большую сумку. Я высадил ее у Честер-хауса и поехал в Чорлтон. Я не знал, что меня там ждет. Но предчувствия были мрачные, а снова впутывать Делиз я не хотел. На самом деле я ничего не обдумал. Если взрыв произошел в ее доме, полиция так или иначе станет ее допрашивать. Я понимал только, что вчерашнего с нее более чем достаточно.

Когда я доехал до Виллоуз-роуд, оказалось, что самые страшные предчувствия меня не обманули. Улочка была полностью блокирована, и мне пришлось выйти из машины у поворота. Присоединившись к толпе, теснившейся на тротуаре, я увидел, что взрыв произошел на углу парка, наискосок от дома Делиз. Сам дом, однако, не пострадал. В середине улицы взорвалась машина. Красная машина. Моя.

Ключ от нее был только у Джея.

Обломки машины валялись по всей улице, окруженные столбиками с красно-белой лентой. На проезжей части зияла яма, из которой все еще шел пар – ее местоположение указывало, куда отлетел автомобиль после взрыва. Несколько полицейских пытались огородить место происшествия деревянными щитами с натянутой на них мешковиной, что на сильном ветру получалось у них плохо; другие ползали вокруг, собирая куски железа в бачки для мусора. У погнутой решетки парка оживленно болтали армейские саперы – их помощь не понадобилась. Бригада Би-би-си снимала репортаж с места происшествия.

Я впал в оцепенение и неподвижно стоял в толпе зевак. На плечо мне легла чья-то тяжелая рука. От неожиданности я чуть не подпрыгнул.

– Главный буревестник Манчестера наконец на месте происшествия. Я как раз пытался прикинуть, как скоро ты появишься. – Синклер был одет в гражданское.

Открыв рот, я обнаружил, что этого еще недостаточно, чтобы издавать звуки.

– Ко мне это не имеет никакого отношения, – прохрипел я через пару секунд. Он похлопал меня по плечу. Можно было подумать, что мы наблюдаем футбольный матч, а не последствия взрыва с человеческими жертвами.

– Знаю, знаю. Не совсем в твоем стиле, а? Мы еще не идентифицировали ни машину, ни жертвы. Похоже, что это двое молодых людей, но от них почти ничего не осталось. Сначала думали, что взорвался газ, но потом стало ясно, что речь идет о взрывчатке, причем заложенной в огромном количестве. Как будто они везли бомбу для ИРА и задели детонатор. Ну, ладно, Дейви, некогда мне тут с тобой болтать, если только ты не напридумывал ничего нового о Джейке Гордоне.

Он развернулся, чтобы уйти, но я схватил его за руку.

– Я хотел поговорить с вами о Делиз Делани. Она сейчас дает показания в Честер-хаусе, и я прошу вас, чтобы ей не говорили об этом взрыве. Она слишком много пережила.

Он посмотрел на меня, качая головой.

– У тебя – просьбы к полиции? – Он минутку помолчал. – Ладно, я позвоню им из машины.

Он протолкался через толпу и исчез.

Я тоже ушел, еле-еле переставляя ноги. Что я скажу Ловене Андерсон? Одного она уже потеряла – а теперь другого разорвал на клочки взрыв, предназначенный мне… Как она это переживет? И как я это переживу? Я прислонился к невысокой решетке; меня стошнило в чей-то палисадник. Двое подростков, направлявшихся посмотреть на место происшествия, подозрительно посмотрели на меня и отошли на мостовую. Я вспомнил, сколько усилий прилагал, чтобы избавиться от Либерти Уокера. Теперь он ушел навсегда.

Я куда-то шел, не замечая ничего вокруг и описывая круги вокруг Чорлтона, пока не уперся в автобусную остановку около Торнли-корта. Как голуби возвращаются в голубятню, так ноги принесли меня к моему бывшему дому. Меня мутило. Я присел на низкую каменную изгородь, но передохнуть мне не удалось.

– Дейв, неужели это ты? – раздался знакомый бас Финбара Салвэя.

Я поднял голову и посмотрел на него. Вид у него был столь же цветущий, сколь у меня, вероятно, замогильный. Он наклонился и взял меня за плечо.

– Да это же в самом деле ты! Боже милосердный! Когда я услышал про этот взрыв у дома Делиз, я был уверен, что это ты и она.

– Лучше бы это был я. Это должен был быть я. А оказалось – Джей и Либерти.

Он все еще держал меня за плечо, словно хотел убедиться, что я не привидение. Я оттолкнул его руку. Получилось довольно грубо.

Он сделал шаг назад.

– У тебя шок! Я знаю, что это такое. Давай-ка зайдем к нам, пока ты не шагнул прямиком под автобус.

Я не имел ни малейшего желания двигаться с места, тем более в сторону своего бывшего дома, но сопротивляться Финбару невозможно. Он почти втащил меня по ступенькам в квартиру своей сестры. На этот раз Фиона молчала и просто подвела меня к креслу. Финбар поднял мои ноги, она подставила под них стул и закутала меня в одеяло. Несколько минут мы просидели молча. Глаза у меня были сухие, но очень хотелось плакать.

Потом Фиона всунула мне в руки чашку горячего чая.

– Выпей. В книгах по оказанию первой помощи пишут, что пережившим шок нельзя давать пить, но, по-моему, нет на свете такого несчастья, от которого не помогала бы чашка хорошего чая.

Я медленно выпил чай. Мне стало лучше, хотя, конечно, я предпочел бы виски.

– Ты знаешь, Дейв, я должен кое-что тебе сказать. Возможно, это не самый подходящий момент, но другого случая может не представиться, – взволнованно начал Финбар. Сигарета его погасла, пепел падал на пол. Возможно, из-за близости моего бывшего собственного дома во мне сработал инстинкт хозяина: я взял со столика пепельницу и протянул ему.

– Бортпроводник Коулман, за которым ты послал меня и… Джея… – Он выговаривал слова нестерпимо медленно.

– Ну же, ну? – поторопил я.

– Ты просил найти какую-нибудь мелочь, которая могла бы дискредитировать его как свидетеля, а я нашел…

Способ Финбара излагать информацию оказался наилучшим лекарством от шока. Теперь он запустил руку в шевелюру, потеребил свои седеющие космы, и снова закурил. Чтобы не заорать на него во всю глотку, я стал барабанить пальцами по ручке кресла.

– Да не мучай же ты его, Финбар! – вступилась за меня Фиона и тоже взяла сигарету. Я раздраженно отмахнулся от дыма.

– Хорошо. Я почти на сто процентов уверен, что Коулман… э-э… двоеженец! – закончил он, виновато улыбаясь, и с любопытством взглянул на меня.

Я почувствовал себя альпинистом, который думал, что вышел на вершину, а обнаружил, что добрался только до подножия следующего пика. Мне хотелось истерически рассмеяться. Джея и Либерти взорвали вместо меня, а Финбар полагает, что нет преступления страшнее, чем двойной брак.

Фиона снова вступила в разговор:

– Ты уж лучше объясни ему все сразу, Финни. Расскажи, как ты это выяснил.

Финбар поглядел на свои ботинки, потом опять на меня.

– Понимаешь, Дейв, у меня есть друг, еще с армии, Джек Скофилд. Он живет в Неаполе. Репутация у него так себе… Его отправили в отставку за контрабанду. Когда мы… э-э… Когда мы с Джеем ничего не смогли добиться в аэропорту, я позвонил Джеку, и он пригласил меня прилететь к нему в Неаполь, чтобы раскрутить историю с другого конца.

– На старости лет подался в детективы! – не удержалась Фиона. – И не сказал, куда он направляется, никому, кроме… бедного Джея. – Фиона взяла платок и вытерла глаза. – О, господи, ты закончишь уже или нет?

Прежде чем продолжить, ее брат закурил еще одну сигарету.

– Джек встретил меня в аэропорту, и мы проехали за Коулманом до самого дома. Вместе с ним в квартиру вошла куча детей. Мы подождали некоторое время. Потом Джек вышел и немного порасспрашивал соседей. Ему сказали, что Коулман живет здесь со своей женой Марией и пятью детьми. Соседи называют его Дженнаро Саккаро. Но в Престбери у него уже есть жена, Маргарет Коулман! И двое детей!

– Финбар, ты уверен, что это тот самый человек? – Я не хотел снова сесть в лужу.

– У нас была фотография. Мы проследили за ним опять, и Джек заговорил с ним. Разумеется, это он! Только у него две семьи.

Вспомнив свою собственную недавнюю попытку ублажить двух дам одновременно, я почувствовал что-то вроде сострадания к Коулману-Саккаро. Может быть, он просто мазохист? Хотя в свете дела Хэдлам и Риштона новость, несомненно, представляла интерес. Вероятно, вознаграждение в двадцать тысяч фунтов за свидетельство об убийстве его соседки пришлось ему к Рождеству как нельзя кстати. А на процедуре опознания он, разумеется, показал на тех людей, которых ему случалось видеть раньше: на Хэдлам и Риштона.

– Видно, эту роль в следствии над Риштоном – Хэдлам ему навязали, а? – заключил Финбар, словно читая мои мысли.

– Разумеется. Для них это прекрасное известие, но мне оно почти ничего не дает. Мы ведь не можем доказать его связь с Гордоном?

Финбар отрицательно покачал головой.

– Когда ты сказал, что он связан с Италией, я подумал, что он, возможно, киллер и как-то связан с Джейком Гордоном. Раньше взрывание людей в машинах было национальным итальянским спортом, верно? – спросил я.

– Ну, – с готовностью отозвался Финбар, – я могу позвонить Джеку Скофилду и попросить его заняться этим Саккаро, раз ты думаешь, что можно откопать что-то еще. У него могут быть связи в криминальном мире. Каморра, например, творил в Неаполе ужасные вещи…

– Я просто хватаюсь за любую соломинку, Финбар. У человека, который имеет жену в каждом аэропорту, вряд ли остается много сил, не так ли?

– Ты собираешься сообщить об этом в полицию, Дейв? – спросила Фиона. – Чем скорее они узнают, тем скорее твои друзья выйдут на свободу.

– Боюсь, все не так просто. Старший инспектор Джеролд решит, что мы оговорили или подкупили Коулмана. Этот человек никогда не признает, что мог ошибиться. Надо, чтобы Финбар поговорил с Коулманом и сказал ему, что нам известно, почему он обратился за вознаграждением, и тогда ему придется отказаться от своих показаний. Просто заявить, что он не уверен, что все произошло именно так.

– Ты хочешь, чтобы я ехал прямо сейчас? – Финбар, как всегда, был готов действовать.

– Не знаю, – заколебался я. – Фиона рассказала тебе, что кто-то застрелил Пултера, второго свидетеля, на показаниях которого Джеролд основывал свою версию?

Финбар обернулся к своей разговорчивой сестрице, которая теперь молча курила. Разумеется, она все ему рассказала. Я понял, что в пикантное положение я попал не один и близнецам, возможно, также угрожает опасность. В моей голове должен был родиться некий волшебный план, а я не мог думать ни о чем, кроме того, как мне сообщить Ловене Андерсон о гибели Джея. Страшно хотелось спать. Я закрыл лицо руками. На выручку мне пришла Фиона.

– Ты не хочешь прилечь на кровать Финбара и немного соснуть?

Я доковылял до постели и тут же отключился.

Было еще темно, когда я проснулся от того, что Финбар тряс меня за плечо.

– Звонит твой отец! – Он сунул трубку мне в руку.

– Дэвид? Ну наконец-то! Я искал тебя по всему Манчестеру! – прозвучал знакомый обиженный голос. – Делиз со мной, и она не в самом лучшем расположении духа. Говорит, что ты собираешься приехать и остаться ночевать. Ты не мог бы проинформировать нас с матерью, что происходит?

– Да, я хотел приехать, но здесь кое-что произошло. Ты, наверное, знаешь, что вчера на глазах у Делиз убили человека?

– Она нам рассказала.

– К сожалению, этим дело не кончилось. – Я не знал, как сказать это иначе, чем прямым текстом. За время своего короткого общения с Джем отец явно полюбил парня. – В мою машину подложили бомбу, и Джей Андерсон подорвался на ней вместе со своим сводным братом Либерти.

Последовало долгое молчание, но затем Пэдди заговорил таким же твердым голосом, как всегда.

– Ты уверен, Дэвид? Мы слышали эту новость по радио, но они сказали, что погибли не молодой человек и ребенок, а двое подростков.

– Я видел, что осталось от машины, так что удивляюсь, как они вообще смогли что-то определить.

– Понятно, – произнес Пэдди. – Способный был парень этот Джей. Ты хочешь, чтобы я сказал Делиз?

– Нет, я скажу ей сам.

– А во что еще ты вляпался на этот раз? – спросил он сердито. – Хочешь, чтобы я приехал и помог тебе?

– Прости, отец, но чем меньше людей будет замешано, тем лучше. Я не сразу это понял, отсюда и весь сыр-бор. Поэтому просто позаботься о Делиз.

– Почему все-таки ты не можешь приехать? Здесь тебя никто не найдет. – Теперь в его голосе послышалась умоляющая нотка. Я ничего не ответил. – Ну, бог с тобой, – продолжил он. – Только нападай теперь на этих подонков с той стороны, с какой они тебя не ждут… и будь осторожен. Я передаю трубку Делиз. Расскажи ей, что произошло. Нет смысла с этим тянуть. – Он отложил трубку и пошел звать Делиз.

Отцовский комментарий был крайне лаконичен. Я ожидал услышать гораздо больше, но, впрочем, он никогда не давал волю своим эмоциям.

– Что происходит, Дейв? – спросила Делиз. – Твой отец ведет себя очень странно.

Я рассказал ей о Джее и Либерти. Она замолчала; до меня донеслись всхлипывания.

– Я всегда его пилила, – сказала она наконец жалобным голосом. – Я хочу… я надеюсь, что мать сейчас не дома.

– Кажется, мы с тобой недооценили Гордона и Харрисона. Возможно, они знают, где живут мои родители. Так что, может быть, будет лучше, если мать приедет и заберет тебя. Где она сейчас?… Нет, не говори. Просто поезжай с ней в ее общину, где бы это ни было, и отсидись там, пока все не утрясется.

Финбар, все это время не выходивший из комнаты, выжидающе посмотрел на меня.

– Что делаем? – спросил он.

– Ты делаешь то, что должен был сделать несколько часов назад, – отрезал я. – Берешь Фиону и уезжаешь из этой квартиры.

– Без меня ты не справишься! К опасностям мне не привыкать, а с бомбами я имел дело почаще, чем ты, – обиделся мой бывший сосед.

– Ну, и, разумеется, ты спец по минам-ловушкам?

– Если хочешь знать, изучение ловушек входит в общую программу военной подготовки.

– А подчинение главнокомандующему не входит?

Я сильно устал и не хотел, чтобы на моей совести оказалась гибель еще кого-нибудь из моих друзей. Финбар был готов продолжать спор, но, видимо, выражение моего лица его убедило, хотя невозможность принять участие в «действии» доставляла ему жестокое разочарование. Я вышел, чтобы он мог начать собирать вещи. Он должен был позаботиться о сестре, и если бы не Фиона, он бы не уступил.

Они быстро собрали небольшую сумку; долго прощаться не имело смысла. Финбар обещал, что, как только отвезет сестру к их двоюродному брату в Престоне, сразу займется поисками Коулмана-Саккаро. Фиона нежно обняла меня, и они уехали.

В одном Финбар не ошибся, с горечью подумал я: он был мне действительно нужен. Пока из агентов «Пимпернел инвестигейшнз» реальную зацепку нашел только он один.

Я сел на автобус в сторону центра. Погода снова испортилась, но сыплющаяся с неба мокрая крупа не мешала молодежи толпами устремляться навстречу радостям субботнего вечера. Я вышел на Пикадилли и пошел по Сэквилл-стрит в сторону «Атвуд-Билдинг».

Мне нужно было какое-то время побыть одному, чтобы придумать, что именно я скажу Ловене Андерсон. Останки Джея скорее всего уже идентифицированы – наверняка у него были с собой права или другие документы.

Добравшись до офиса, я не обнаружил почти никаких следов осады, только немного пепла в мусорной корзине. Джей говорил мне, что ничего не пострадало, но я привык до конца не доверять ему. Я сел за стол и несколько минут посидел просто так. Мне очень не хотелось встречаться с Ловеной. Выйдя из офиса, я двинулся к вокзалу Пикадилли, чтобы забрать пистолет.

Выигрыш Мэри Вуд, документы, доказывающие ее королевское происхождение, пистолет – все было на месте. Еще вчера все эти вещи имели такую огромную ценность, а сегодня… Решив, что деньги будут целее в камере хранения, чем в моем офисе, я взял пистолет, а остальное засунул в пакет и оставил его на месте. Пока я возвращался обратно, вся моя смелость куда-то улетучилась. Из офиса я набрал телефон Ловены. Она долго не снимала трубку. Через пару минут наконец послышался ее мелодичный голос.

– Алло!.. Кто это говорит?

– Это я, Дейв. – Язык меня еле слушался.

– Дейв? У вас что, горло болит? Вам надо беречь себя. Если вы будете простужаться, особенно после того, как вас так избили, это может кончиться воспалением легких.

– Я по поводу Джея, – начал я. Судя по ее веселому голосу, полиция еще ничего ей не сообщила.

– Я передам ему, что в такую погоду вы решили остаться дома. Только он вряд ли последует вашему примеру. Он поехал в город отлавливать какую-то подругу. Вы ведь хотели с ним поговорить?

Мне показалось, что уши у меня вспыхнули синим пламенем. Колени задрожали.

– А Либерти вы не видели? – спросил я.

– Этот торчит тут весь день. Он превратил жизнь Джея в какой-то дурдом. Сегодня утром Джей из-за него чуть не опоздал. Он поехал в Чорлтон вместе с Либерти забирать вашу машину, но полиция заблокировала улицу. Передать ему, чтобы он вам позвонил? Только боюсь, раньше завтрашнего утра он не появится, – любезно закончила она.

– Это меня вполне устраивает, – ответил я и повесил трубку. Теперь в ушах у меня звонили колокола. Все колокола Манчестера разом. Только кому же все-таки так не повезло в моей машине?

Я решил, что надо немедленно сообщить новость Делиз и родителям. Трубку сняла Делиз.

– Мы тут все ревем, включая твоего отца. Выяснилось, что Пэдди совсем не такой железный, каким кажется на первый взгляд…

Я все ей рассказал.

Она почему-то взорвалась:

– Надеюсь, ты не играешь в свои обычные игры? Потому что если ты… Слушай, Дейв, я думала о Сьюзан Эттли.

– Да?

– Когда ты услышал, что она ждет ребенка от этого – как его – Барри-фигарри – у тебя словно гора с плеч свалилась!

– Ну, знаешь… – Нужное слово упорно не шло на язык.

– Ты же провалялся с ней в койке прошлые выходные – скажешь, нет?

Я откашлялся, но так и не нашел, что ответить.

– Понятно, – холодно резюмировала она. – Я полагаю, с теткой из бродячего городка происходило все то же самое. Очень мило. Мама уже едет забирать меня. Я была очень рада узнать, что Джей и Либерти живы. Я просто счастлива, но это ничего не меняет. Я поеду вместе с матерью в ее общину, и не жди от меня известий.

Она повесила трубку.

Никакого огорчения я не почувствовал. Просто стал обдумывать следующий шаг. К сожалению, идти было некуда.

Я снова залез в спальный мешок с мыслью, что ни за что не усну, но скоро провалился в темноту.

18

Лагерь тревеллеров на пустыре возле Эйджкрофта, Солфорд. Воскресенье, 9 января 1994 года.

Следующее, что я почувствовал, это что меня подняли вертикально вместе со спальным мешком и тащат за плечи как минимум четыре человека. Когда я попытался вырваться из мешка, мне связали руки. Я стал яростно мотать головой, но мешок был застегнут на молнию. Потом, вероятно, меня ударили по затылку: я почувствовал резкую боль, в глазах вспыхнул свет – и я отключился.

Придя в сознание, я обнаружил себя все в том же спальном мешке. Мне не хватало воздуха, но, вероятно, как-то он все же просачивался, иначе я бы давно задохнулся. Вокруг меня разговаривали несколько человек. Даже через мешок я слышал, что голоса их звучат как-то необычно, словно отдаваясь эхом. Голоса возбужденные, сердитые, большого желания познакомиться с их хозяевами не внушающие. В висках у меня стучало, и я предпочел лежать тихо. Спор разгорался прямо над моей головой. Постепенно я начал различать слова, причем слово «мочить» повторялось значительно чаще, чем мне хотелось бы.

На лице у меня выступил пот. Как раз тогда, когда жара стала уже почти невыносимой, кто-то расстегнул мешок. Радость от возможности вздохнуть полной грудью быстро сменилась страхом при виде злобных физиономий. Вглядываясь в полумрак и пытаясь понять, что со мной произошло, я рассмотрел Мики Джойса. На его блинообразном лице застыло выражение ненависти.

– Вернулся в мир живых? – съязвил он. – Это ненадолго, сукин кот!

Он хотел ударить меня по уху, но стоявший рядом с ним пихнул его в бок, и кулак пролетел мимо.

– Оставь его, Мик. Не марай руки. Мы с ним разберемся, – утешил он меня, удерживая великана.

– Он убил моего пацана! Он мой должник!

Скрежет зубов Джойса ясно говорил о том, что он – за безотлагательную казнь. Очевидно, он не так давно принимал свою микстуру, поэтому разобрать его речь было непросто. Дело приняло более серьезный оборот, когда он вытащил из своего необъятного кармана огромный старый револьвер «Уэбли» и направил на меня. Я нырнул обратно в мешок.

– Даю тебе шесть секунд! Успеешь помолиться о душе, хотя Деклану ты такого шанса не дал.

На мое счастье, снова вмешались его друзья.

– Не забывай, что он убил не только твоего парня, но и Шона. Так что лучше, знаешь, дождаться, пока отец Шона вернется из Рексхема, – сказал один из них, и я наконец понял, что случилось. Мальчишки, погибшие в моей машине, были Деклан и его рыжеволосый друг, а в их гибели обвинялся я.

– Я могу что-нибудь сказать? – проговорил я, нервно облизав губы.

Вместо ответа один из «судей» наклонился и дал мне оплеуху, хотя и не очень сильную.

– Пусть повякает, – прорычал Мики, убирая свое оружие и доставая вместо него фляжку. – Мне интересно. Пока Киран не вернется из Рексхема, делать все равно нечего. Послушаем, что он нам споет.

– Вы полагаете, что я оставил у себя в машине бомбу на тот случай, если ее захотят угнать? Всякому нормальному человеку ясно, что бомба предназначалась мне, но вы же ни хрена не соображаете. Налакались потина…

Трое помощников Мика поежились. Маленький коренастый, который бил меня по лицу, и у которого волосы начинали расти почти прямо от бровей, обернулся к шефу.

– Знаешь что, Мики, – сказал он, – мы должны знать, что тут к чему. Если ты мне не докажешь, что это из-за него накрылись ребята… Родня я тебе или нет, я на мокрое дело понапрасну не пойду.

– Да из-за кого же еще? – ответил Мик. – К тому же он обрабатывает Мэри, подбирается к ее деньжатам.

– Каким таким деньжатам? – спросил я – и совершенно напрасно.

– Вы только послушайте! – загрохотал Мик. – Он вам споет, что не знает, что Мэри выиграла сто пятьдесят штук!

– Она дала мне их на хранение, но если вы меня убьете, получить их вам будет трудно. Они спрятаны в надежном месте, – произнес я.

Мои слова возымели желаемый эффект. Мик с силой пнул меня по ноге. Я сморщился, ноникакого звука не издал. Затем все четверо, как по уговору вышли. Свет погас.

Я начал яростно бороться с веревками. Если они слышали мою возню, мне было все равно. Меня охватила ярость. Я катался по полу в мешке, но они обвязали его на совесть, так что больше всего я был похож на египетскую мумию. Наконец мне удалось освободиться. Я встал и потянулся. Никаких повреждений, кроме шишки и тупой боли в голове, но помирать здоровеньким все равно не хотелось.

Я забегал из угла в угол, пытаясь найти способ выбраться. Я догадывался, что нахожусь в замаскированном трейлере Джойса, где он прятал угнанные машины, и не собирался оставаться в этой тюрьме ни одной лишней минуты.

Тот слабый свет, что проникал в мою темницу, шел из двух маленьких вентиляторов в крыше. Снаружи они были забраны решетками, едва заметными на фоне темного неба.

Заднюю стену, через которую помощники Мика, вероятно, загоняли сюда машины, запирали снаружи две стальные задвижки толщиной в дюйм. Чтобы справиться с ними, понадобилась бы электропила и несколько сменных дисков. Окна отсутствовали, на полу – железные листы. Оставалась только дверь. Я осторожно потрогал ручку, но она была закреплена снаружи.

С громким криком я бросился на дверь и с разбегу ударил по ней ногой. Потом повторил эту процедуру снова и снова, пока фургон не начал раскачиваться. Грохот наверняка был слышен от одного конца городка до другого, но тихо дожидаться казни я не собирался. Пусть они сделают это на глазах своих женщин и детей.

В конце концов дверь поддалась, и я вылетел наружу. Я стоял, одетый в одни боксерские шорты, и дрожал. Передо мной полукругом выстроилось в полном составе население лагеря: от стариков до женщин с младенцами на руках.

Дети меня и спасли. Мик, сильно качаясь, направил мне в грудь свой револьвер. Его друзья также приготовили пистолеты, и тут дети начали смеяться. Сначала тихонько, потом все громче и громче. К ним присоединились и взрослые. Действительно, человек в трусах не очень похож на злого врага. Мики и его товарищи обменялись растерянными взглядами, не понимая, что им делать.

Зато Мэри Вуд понимала. Пробравшись сквозь толпу, она подошла прямо ко мне, схватила за руку и стянула с подножки трейлера.

– А ну разойдись, идиоты! – Ее высокий голос прозвенел в тишине ночи, как разбитое стекло. – Что, мужика в подштанниках не видели? – Она потащила меня к своему фургону. – Залезай, пока они не передумали! – прошипела она. Я, недолго думая, покорился, и она захлопнула дверь.

Я посмотрел через немытое окно. Толпа начала расходиться, а Мик и его друзья остались в центре, что-то обсуждая, как группа философов-марксистов на съезде партии тори. Они пожимали друг другу руки, размахивали пистолетами и бросали сердитые взгляды в сторону нашего фургончика.

– Успокойся, – приказала мне Мэри. – Отсюда они тебя выковыривать не станут. Пока ты не выйдешь за дверь, все будет в порядке. Ты же знаешь, что нужно этому скотине Джойсу! С пятницы он излазил мой фургон на карачках вдоль и поперек.

– Как он узнал, что вы выиграли деньги? – спросил я.

– Твой толстожопый дружок постарался, Блейк из телевизора. Как он разорялся! Даже вырезку привез из газеты: «Женщина из пригорода, пожелавшая остаться неизвестной, выиграла тотал-джекпот!»

Я застонал и схватился за голову. Вероятно, явившись в пятницу в «Пимпернел», Блейк успел подсунуть жучок! А я, идиот, не догадался, что он непременно подстроит какую-нибудь каверзу. По крайней мере, я должен был понять это, когда он явился в городок в Чорлтоне. Подслушивание было одним из любимых приемов автора и ведущего передачи «Удар по правам». Когда я доберусь до него, он узнает, что такое права.

Мэри приняла мой стон за выражение сожаления о том, что я ее подвел, и отчаяния по поводу моего безнадежного положения. Она ласково обняла меня за плечи.

– Не убивайтесь так, мистер Кьюнан. Я не думаю, что Мик на самом деле собирался расправиться с вами. Вся эта буча из-за денег, он с пятницы места себе не находит. А когда узнал про Деклана, распалился еще пуще. Говорит, что мои деньги причитаются ему в качестве компенсации.

– Мэри, ваши родственнички очаровательны, как коллекция сломанных будильников, но мне все равно надо отсюда выбраться, – сказал я.

– Да вы посмотрите на себя! Далеко вы уйдете в этом спортивном костюме? – Она рассмеялась и выглянула наружу. – Там же мороз, а они – вон, полюбуйтесь! – Она подтолкнула меня к окну.

Мик и его друзья развели костер на стратегическом пункте, откуда могли обозревать трейлер Мэри с обеих сторон. Картина напоминала сцену времен Крымской войны: сердитые вооруженные мужчины ходили взад-вперед у костра, притоптывая ногами от холода.

– Попробую что-нибудь вам подобрать.

Я думал, хозяйка говорит об одежде. На ней самой был новый халат из «Маркс-энд-Спенсер», а под ним – ночная рубашка на тонких бретельках. Пока я смотрел в окно, она рылась в своих шкафах, а когда я обернулся, сунула мне в руки старую, ржавую, пыльную двустволку. А себе взяла довольно новый с виду арбалет со стрелами.

– Один из моих сорванцов стрелял из этой штуки кошек, а это ружье Дермота. Теперь вы можете им отомстить за все неприятности, что они вам причинили. Но не волнуйтесь, Мики просто пугает. Он должен показать своим приятелям, будто он сильно опечален – но на самом деле ему нужны только деньги.

Ружье действительно укрепило мой боевой дух. Оно было заряжено, но старые патроны – вещь ненадежная. Предохранитель, казалось, не работал.

Услышав шорох одежды, я повернул голову. Халат и ночная рубашка лежали на полу, а Мэри – в кровати. Гостеприимным жестом она откинула край одеяла.

– Иди сюда, Дейв. Зачем тебе мерзнуть?

Она была права, меня бил озноб.

– Ну иди же. Расскажешь мне, куда ты спрятал мои денежки. Что не в ботинок – это я уже поняла.

Я залез под одеяло. В конце концов, Делиз объявила, что я снова свободен. Мысль о спасительном сне исчезла, когда Мэри освободила меня от последнего предмета туалета.

– Смотри-ка, – с необычайной живостью констатировала она, – и здесь нет!

– Это было роскошно, Дейв, – сказала Мэри, окончив демонстрировать мне те же наклонности, какими, по мнению некоторых мемуаристов, отличалась ее прапрапрабабка королева Виктория. Говорят, она заездила несчастного Альберта до смерти. – Если честно, то я мечтала об этом с тех пор, как увидела тебя на этой кровати. Ты был пьян как свинья, но хорошего мужика видно сразу. Знаешь, может быть, у нас могло бы что-нибудь получиться. Я ведь на самом деле гораздо моложе, чем выгляжу.

Это предложение было сделано так искренне, что я почувствовал себя почти извергом, ответив, что ее родственники и друзья твердо решили покончить со мной, как только вернется папаша одной из приписываемых мне жертв.

– Да что ты, они просто хотят тебя попугать, – проговорила Мэри без особой уверенности. – Они торчат всю ночь на морозе только из-за денег. И потом, они все равно тебя не выпустят, пока я им не скажу, где тайник, – продолжила она самым обыденным тоном. – А это ты еще не рассказал и мне.

– В камере хранения на вокзале Пикадилли, – ответил я. – Вот ключ. – Я снял с шеи ключ и протянул ей.

Мэри начала истерически хохотать.

– А Мики вытащил сейф из твоего офиса, и они пилили его целый день! Бедняга Джон-Джо, его дядька, чуть не надорвался!

– Скажи мне, Мэри, – попросил я. – Ты в самом деле внучка Эдуарда Восьмого? Или это был хорошо поставленный трюк?

– Конечно в самом деле! – Мэри была искренне возмущена. – Неужели это оттолкнет тебя от меня? – спросила она, снова хватая меня за плечи. – Это нечестно! Я не виновата, что мой дед был королем! Говорят, он был не совсем конченый мерзавец! Помогал безработным… – Она попыталась развлечь меня, занявшись приготовлениями к повтору упражнений на свежем воздухе. Я начинал понимать, каким именно образом человечество пережило ледниковый период в пещерах. Вероятно, эволюционный позыв к продолжению рода был весьма силен.

Когда в окне забрезжил рассвет, мне удалось наконец выбраться из объятий Мэри. Пробивающиеся через занавески солнечные лучи осветили мрачный пейзаж. Трейлеры стояли на опушке леса. Вдалеке торчала заброшенная электростанция. Я находился в Эйджкрофте, в Солфорде.

Услышав, что я встал, Мэри проснулась и, чтобы доказать, какой заботливый может из нее получиться партнер, немедленно принялась за работу. Она зажгла газовую плитку, стала прибираться и готовить завтрак, предварительно выдав мне одежду и одевшись сама. Только теперь я заметил, что у нее разбита губа, а под левым глазом – здоровенный синяк.

Через несколько минут я облачился в две пары коротких брюк и доходивший мне до колен свитер цвета овсяных хлопьев, который, похоже, прежде использовался в качестве половой тряпки. Ничего из белья покойного Дермота не сохранилось, носков также, башмаки оказались мне на пару размеров малы, но жаловаться я не стал.

Помогая Мэри приводить ее жилище в божеский вид, я почувствовал, что оптимизм постепенно возвращается ко мне; работа помогала не думать о проблемах. Я заметил, что ее гардероб еще более усовершенствовался, а над умывальником выстроилась изрядная коллекция одеколонов и дезодорантов из «Бодишопа».

Создав некоторое подобие порядка, мы сели пить чай.

– Ты славный парень, Дейв, – сказала мне Мэри, робко улыбаясь. – Я бы очень быстро к тебе привыкла. По крайней мере в жилах у тебя горячая кровь. Здешние мужчины женщин не замечают, пока им не понадобится заштопать носки или постирать штаны. А чтобы сподвигнуться на дело, им требуется не меньше бутылки потина. Меня они вообще считают за мебель.

– Ты очень интересная женщина, – искренне заверил я ее.

Она взяла мою руку и минуту подержала ее в своей. Затем мы решили, что пора выходить в мир. Мэри открыла дверь.

За дверью стоял Мики и наводил мне на грудь свой «Уэбли». Мне показалось, что револьвер как-то вырос, а сам Мики – уменьшился, однако стоял он довольно ровно. Казалось, потин не оказывал на него никакого побочного действия. Я направил древнее ружье Мэри ему в голову.

– Ах, вот как? – произнес он. – Ну, целым ты отсюда не выйдешь.

– Так же как и ты, если нажмешь на курок! – Мэри навела на него арбалет.

– Веселенькую ночку вы провели! Мы думали, трейлер развалится.

Я хотел сказать ему, что это не его собачье дело, но Мэри меня перебила:

– Он не говорит мне, куда спрятал деньги, Мики, так что пальба выйдет понапрасну. А жаль, да? – Она рассмеялась. – Холодно было ночью? – Она повернулась ко мне: – Ты только полюбуйся на него! Разве не похож на спущенное колесо?

– Высунешь нос – пристрелим тебя как собаку! – подоспели дружки Мики. Хотя нас было двое, я сомневался, что мы сможем отстреляться.

Казалось, я становился постоянным обитателем бродячего городка. Ни мобильного телефона, никакой иной возможности связаться с Делиз или с Джеем. Мэри весь день рассказывала мне о своей жизни. Я полусонно слушал.

С тем большим удивлением услышали мы на следующее утро по крохотному радиоприемнику Мэри, что Делиз Делани арестована в Западных Пеннинских горах как подозреваемая по делу об убийстве Джона Пултера, а меня также разыскивает полиция. Дальше – больше. Полиция предполагала связь между исчезновением Ланса Тревоза, которого в последний раз видели вместе со мной, и убийством Глории Риштон. Охранники «Альгамбры» обнаружили на машине Тревоза следы от пуль.

Из всего этого обычный слушатель мог заключить, что мы с Делиз – самая опасная парочка после Бонни и Клайда. Мэри смотрела на меня во все глаза. Рядом с ее фургоном собиралась толпа; меня ожидал суд Линча. Однако я начинал подозревать, что все, возможно, не так уж худо. Несколько веков преследования со стороны общества научили бродяг считать любого беглеца своим человеком. Они ждали, что решит их вожак. Наконец Мик Джойс показался из своего трейлера. Толпа окружила его. Он повел свой народ к жилищу Мэри. Я сам распахнул дверь и встал на ступеньку. Стоя здесь, я несколько возвышался над своей аудиторией.

– Глорию Риштон, Джона Пултера, Шона и Деклана убил один и тот же человек, и этот человек – не я. Если вы дадите мне хоть малейший шанс, я вам это докажу, – произнес я. Серое лицо Джойса при свете дня выглядело особенно хмуро. Физиономия его как будто сморщилась.

– Ну что ж, валяй, – снисходительно протянул он. – Времени у нас сколько угодно. Мы копам ничего не должны и лучше послушаем тебя, чем радио.

Я рассказал им все, начиная с первого поручения Кэт Хэдлам до взрыва на Уиллоуз-роуд. Когда я закончил, наступила гробовая тишина.

Нарушил ее знакомый голос из задних рядов:

– Он говорит чистую правду! Я знаю Дейва тысячу лет! Он мухи не обидит, не то что несчастного ребенка! Полиция просто не знает, на кого повесить это дело!

К дверям трейлера протиснулся Тед Блейк.

– Я помогу тебе, сумасшедший сукин сын, – тихо сказал он, – если ты отдашь мне королевскую историю.

Мэри злобно взглянула на Теда, но он не прореагировал.

– Ваши деньги мне не нужны, – заверил он ее.

– Зато они нужны им! – Мэри показала на Мика и его подручных, которые о чем-то оживленно совещались. Я не мог решить, дать ли Блейку по морде или потрепать по плечу.

Наконец Мики выступил вперед, как парламентарий.

– Вы утверждали, мистер Кьюнан, что можете доказать свою невиновность? – спросил он.

В сердце у меня вспыхнула надежда.

– Легко, – нахально ответил я. – Тот же самый убийца пытался подобраться и ко мне – вместо меня ему подвернулся несчастный Деклан. Как только вы сообщите ему, где я нахожусь, он предпримет еще одну попытку. Тогда у вас в руках будет настоящий киллер, и мы вместе сможем выяснить, кто его подослал.

Мики кивнул.

– Ну, допустим, мы так и сделаем. Но это еще не все. Мне причитается компенсация. На похороны моего мальчика мне нужно пятьдесят тысяч квидов. – В ожидании нашего ответа он сложил руки на груди.

– Он что, собирается строить финансовую пирамиду? – прошептал Тед.

– Заткнись! – прошипела Мэри. – Мало того, что из-за тебя они узнали о моих деньгах! Можешь быть уверен, на смерти сыночка Мики барыш наварит. – Она повернулась к толпе и громко сказала: – Мы согласны, если вы обещаете, что мистеру Кьюнану обеспечена безопасность.

Мики немного помолчал и снова кивнул.

– Идет, – сказал он, взмахнув рукой.

Следующие четыре дня были самыми долгими в моей жизни. Я безвылазно сидел в фургоне Мэри, а она перебралась к подружке. Ее община не могла позволить, чтобы она оставалась больше двух ночей с мужчиной, не являющимся ее мужем: это подавало дурной пример их молодежи. Без меня Мэри проводила много времени в обществе Теда Блейка. За мной наблюдали так же пристально, как и прежде, хотя убегать из лагеря я не собирался.

Народу в городке прибавлялось – все новые и новые родственники Мики приезжали на похороны Деклана. Бродячая публика располагала самыми современными средствами связи: почти у всех взрослых мужчин имелись мобильные телефоны, и они постоянно вели по ним переговоры о продаже скота, металлолома, гудрона и бетона.

Над вопросом, как дать знать неизвестному киллеру о моем местонахождении, пришлось изрядно поломать голову. Ответ нашел Тед Блейк: он предложил пустить слух на «Альгамбре». Так или иначе, все в этой истории вращалось вокруг злополучной телестудии.

После долгих уговоров Мики разрешил мне за небольшую плату воспользоваться его мобильным телефоном.

Его лицо выражало крайнюю подозрительность, но все же мне удалось сделать звонок по домашнему номеру Джея Андерсона.

К телефону подошел Либерти. Слава богу, слуховой аппарат был на нем.

– Полиция опечатала ваш офис, и нас не пускают к компьютеру, – пропищал он. – Если вам нужен дом, я могу показать, где мой шалаш.

Когда наконец он позвал своего сводного брата, Джей испустил вздох облегчения, который, вероятно, был слышен на другой стороне улицы.

– Это в самом деле вы, босс?! Где вы? Этот идиот Джеролд говорит, что вы убийца, а мистер Синклер считает, что вас уже нет в живых. Я провел в его кабинете целый день, рассказывал все, что знал. Он думает, что вас похитил тот, кто управляет всем этим театром. А Делиз увезли в Макклсфилд. Босс, это действительно ужасно! Я думал, что и меня снова посадят.

– У тебя есть какие-нибудь новости от Финбара насчет Коулмана? – спросил я.

– Коулмана? Вы с ума сошли, шеф? Вы бы подумали лучше о себе!

– Послушай, Джей. Мне надо, чтобы ты нашел Финбара и выяснил у него, связался ли он с Коулманом. Скажи ему, чтобы он позвонил адвокату Бартлу. Ты меня понял?

– Я понял, что вы свихнулись, босс. Бартл слышать о нас не желает.

– Джей, как только Коулман заявит полиции, что на самом деле он не видел Хэдлам и Риштона в Престбери в тот вечер, Джеролду придется все начинать с нуля. Он будет вынужден отпустить Саймона и Кэт, и мое дело также будет закрыто. Так что будь любезен.

В голосе Джея звучало сильное сомнение, но он обещал немедленно приступить к работе.

Тед Блейк почти все время проводил в бродячем городке, однако меня усиленно избегал. Я спросил у него, сколько времени у меня в офисе находился жучок, но в ответ услышал только: «Профессиональная тайна, старина».

Мэри, несомненно, доверяла ему больше, чем я. Она позволила Теду свозить себя на Пикадилли, чтобы забрать содержимое камеры хранения. Мики получил вожделенные пятьдесят тысяч, а Тед – документы Мэри. Он проводил долгие часы, беседуя с ней и подготавливая ее к предстоящей сенсации века. В лагерь стали поступать всевозможные припасы, преимущественно выпивка, как легального, так и иного происхождения. Похоже было, что Мики не жалел расходов, чтобы устроить своему сыну похороны века. Я чувствовал себя статистом в массовке голливудского блокбастера. В городке бурлила жизнь, но уже не вокруг меня.

Большую часть времени я смотрел телевизор и слушал местное радио. Первое сообщение о моем деле прозвучало в среду днем. Похоже было, что Ланс Тревоз позвонил в полицию из своего убежища и объявил, что жив. Еще сообщили, что Пултер был застрелен из того же пистолета, что и Глория Риштон. Это как будто отводило от меня подозрения: хотя Джеролд и был уверен, что Глорию убил я, все же в момент убийства Пултера я находился в полицейском управлении. У меня было железное алиби. Я надеялся, что Делиз не подвергается крестным мукам.

Гробы с останками Деклана и Шона прибыли в городок в среду поздно вечером, на двух катафалках, запряженных черными лошадьми с траурными султанами. У въезда в лагерь собралась огромная толпа. Возницы катафалков, высокие мужчины в черных сюртуках, черных перчатках и цилиндрах, с черными лентами через плечо, бережно сняли богато украшенные гробы и на плечах отнесли их туда, куда и подобало: в трейлер для угнанных машин, с которым и была связана большая часть их трудовой жизни. У гробов собрались только родственники Деклана и Шона.

– Думаю, тебе лучше не показываться, да и мне, пожалуй, тоже, хотя вся эта помпа – на мои деньги, – с горечью сказала Мэри.

Вечером мне наконец удалось связаться с Финбаром. Он вернулся из Престона вместе с Фионой.

– Это ты! – воскликнул он. – Джей сообщил мне, что ты жив. Где ты? Плохи твои дела?

– Финбар, скажи лучше, удалось ли тебе найти Коулмана-Саккаро и заставить его взять назад свои показания? – быстро проговорил я.

– Я-то его нашел, но отказываться он не собирается, – ответил старый вояка.

– Ты пригрозил, что раскроешь его двоеженство?

– Он говорит, что не боится и будет только рад. Притом он настаивает, что в самом деле видел, как двое людей входили в дом Глории Риштон в тот день, в шесть часов вечера, только похоже все-таки, что это были не Риштон и Хэдлам. Теперь Коулман говорит, что видел двоих мужчин: один высокий, широкоплечий, второй маленький, худой. По-моему, на этот раз он не врет. Говорит, что было слишком темно, лиц он не разглядел, а на Саймона Риштона и Кэт Хэдлам показал только потому, что за двадцать минут до очной ставки видел, что их выводят из камеры, и знал, что это будет приятно инспектору Джеролду.

Я некоторое время помолчал.

– Послушай, Финбар, ты-то не думаешь, что я мог быть одним из этих двоих?

– Конечно нет. Я же знаю тебя, Дейв. Не сомневаюсь, что в конце концов все выяснится. – Впрочем, особой уверенности в его голосе я не услышал.

Похороны Деклана и Шона состоялись на следующий день. Жители городка, присутствовавшие на отпевании в ближайшей церкви, вернулись, сильно отягощенные потином. При свете костров начались поминки. Я тихо сидел в прицепе Мэри и утешался стремительным потоком новостей.

Мистер Ланс Тревоз, управляющий директор «Альгамбра-ТВ», выступил сегодня с заявлением о роли исчезнувшего Дейвида Кьюнана. Опровергнув мнение полиции о продавшем душу дьяволу частном детективе, он рассказал, что если бы не Къюнан, он сам был бы убит точно таким же способом, как Джон Пултер, начальник охраны телестудии.

Чеширская полиция отказалась давать какие-либо комментарии, однако пресс-секретарь полицейского управления Большого Манчестера признал, что теперь Къюнан разыскивается уже не как преступник, а как информатор. Он сообщил также, что подруга Дейвида Кьюнана, мисс Делани Делиз, вчера утром была освобождена из-под стражи. Местонахождение самого Кьюнана до сих пор остается неизвестным.

Возможно, с этими событиями связано и то, что Кэт Хэдлам и Саймон Риштон, с Рождества находившиеся под предварительным следствием по делу об убийстве Глории Риштон, сегодня были освобождены в зале суда: версия обвинения была признана несостоятельной. Полиция графства Чешир подтвердила, что расследование продолжается и ведется по нескольким направлениям. Пресс-секретарь сообщил также, что возглавлявший следствие главный инспектор Джеролд подал в отставку.

Итак, я был оправдан, однако теперь мне угрожал киллер, который точно знал, где я скрываюсь, и в любой момент мог пустить мне пулю в лоб. Поручение Кэт Хэдлам и Саймона Риштона было успешно выполнено, но вот удастся ли мне услышать их благодарность, оставалось большим вопросом.

Я попросил Мэри найти Мика.

Когда он появился, было видно, что он принял все меры, чтобы не простудиться.

– Вы слышали новости? – торжествующе спросил его я. – Полиция сняла с меня все обвинения.

– Зато я не снял. – Он еле ворочал языком. – Уговор, парень, дороже денег. Ты сказал, что обеспечишь нам настоящего киллера? Ну, и где он? Народ говорит, ты должен ждать, пока он появится, если он вообще есть. Так что не думай, что мы так легко простим тебе наших мальчишек.

– По крайней мере, разрешите мне еще раз позвонить, – попросил я. – Мне нужна хотя бы смена белья.

Он великодушно протянул мне мобильник.

– Это правда вы, босс? – спросил Джей, когда я дозвонился до «Пимпернел инвестигейшнз». – Вы слышали новости? Вы и Делиз оправданы!

– Слышал. Передай ей трубку, – нетерпеливо потребовал я.

– Тут небольшая проблема, босс. Она здесь, но не желает с вами говорить. Она хочет, чтобы вы вели переговоры через меня.

– Что это значит?

– Она утверждает, что это личное. Я думаю, вам придется приехать и выяснить все самому.

– Я был бы счастлив это сделать, но я не могу выбраться из места, где я нахожусь. – Я все объяснил Джею и попросил, чтобы он немедленно приехал ко мне с одеждой, бритвой и ботинками. Он не возражал, но сейчас единственным транспортным средством «Пимпернел инвестигейшнз» была малолитражка мамаши Делиз, а все оставленные мной в офисе средства моя помощница взяла под свой контроль». С большим трудом Джею удалось уговорить ее выдать ему денег на прокат машины.

Первое, что удивило меня по прибытии Джея, – это его вид. В строгом темно-синем костюме и кремовой рубашке с галстуком, с аккуратно подстриженными и зачесанными назад волосами он был похож на молодого управляющего торговой фирмы, и только некоторая нервозность и беспокойные движения рук выдавали прежнего Джея. Даже речь его приобрела какую-то щеголеватую хлесткость. Вторым сюрпризом была записка от отца. Пэдди сообщал, что организовал для Джея собеседование и его обещали принять на стажировку. Как только освободится место, он собирался оставить работу у меня.

– Крысы бегут с тонущего корабля? – спросил я.

– Совсем не так, босс! Кстати, Делиз зарабатывает для фирмы кучу денег. Она обзвонила все газеты, которые распространяли слухи о том, что вы убийца, и, поверьте мне, они щедро платят, чтобы вы не подали на них в суд.

Я смотрел на него, разинув рот, а он продолжал:

– Я останусь у вас до тех пор, пока не найдут того, кто пытался вас убить. Не могу же я открыть ваши тылы, верно? После всего, что вы для меня сделали, это самое меньшее, чем я могу вам отплатить.

Меня терзали противоречивые чувства. Мне очень не хотелось, чтобы он закрыл меня своей грудью, но, судя по реакции, которую вызвала у Делиз моя искренняя забота о ее безопасности, отвергать помощь Джея было более чем глупо. У меня было слишком мало друзей, и я не желал потерять еще одного.

Я побрился и переоделся в свежую рубашку и брюки, которые он привез мне из офиса. В умывальнике оставалось не больше полпинты воды, и я щедро полил шею одеколоном. Когда я надевал золотые запонки, Джей небрежно протянул мне мой кольт тридцать восьмого калибра. Я позволил ему перезарядить его и надел на плечо кобуру.

Мэри вернулась с целым окороком Йоркской ветчины с поминального стола, половиной индейки и бутылкой «Блэк Лейбл».

– Уплачено, – пояснила она.

На улице нарастало оживление. Разделившись на три группы – родственники Джойса, родственники Шона и все прочие, обитатели городка с нетерпением ожидали развития событий. Время текло медленно, кто-то попытался запеть и пуститься в пляс, но веселье не пошло. Атмосфера оставалась напряженной.

Из окна Мэри мы видели, как Мики поднялся на ноги. Держался он на них уже с большим трудом, и даже при мерцающем свете костров было видно, что его лицо имеет цвет спелого помидора. Он исчез за своим жилищем, вернулся с канистрой бензина и начал поливать им стены замаскированного прицепа, безмолвного свидетеля преступлений его семьи и моей недавней тюрьмы. Часть бензина стекала к его собственному роскошному хромированному дому, стоявшему рядом.

Мэри не выдержала. Она вышла, чтобы насладиться этим зрелищем, и позвала с собой меня и Джея. Тед Блейк присоединился к уговорам Мэри. Я не хотел, чтобы меня обвинили в трусости, и вышел. Едва ли, думал я, мотоциклист-призрак появится здесь в такой поздний час.

Все глаза устремились на Мика. Он продолжал свои попытки облить бензином пустой прицеп, но большая часть проливалась на землю или стекала к его фургону. Я надеялся, что у кого-нибудь хватит ума остановить его, но напрасно.

Наконец он выхватил головню из ближайшего костра и поднес ее к прицепу. Стены его мгновенно вспыхнули, высокие языки пламени взвились вверх и заползли в открытую дверь. Насыщенный бензиновыми парами воздух внутри взорвался, задняя дверь отлетела и чуть не прибила нескольких зрителей. Разумеется, по земле пламя перекинулось на дом Мика. Некоторое время он наблюдал, как горит одна стена, а потом с ревом кинулся вперед.

– Сделайте что-нибудь, умоляю! – закричала Мэри. – Разве можно просто так стоять? – Она подбежала к фургону Мики и схватилась за прицепной крюк, показывая, что надо оттащить его от пылающего соседнего трейлера. Остальные женщины бросились за огнетушителями. Тед и мы с Джеем присоединились к Мэри, но тяжелый фургон не двигался с места. Наконец он подался, и нам удалось откатить его на безопасное расстояние. Резина на его колесах горела, и было похоже, что ему все же не миновать судьбы соседа.

Вдруг появился Мик, весь покрытый копотью, но все еще держащийся на ногах. Он размахивал двумя чуть обгоревшими пакетами. Присутствующие Джойсы возликовали. Мэри подскочила к нему и выхватила у него меньшую пачку.

– Моя сдача! – прокричала она и подняла деньги над головой. Группа «нейтралов» взорвалась еще более громким одобрением.

Мне не удалось досмотреть этот спектакль, потому что кто-то сильно ударил меня в левый бок, и я полетел на землю. Раздался громкий рев мотора, и я с ужасом увидел, что на меня несется мотоциклист в черной куртке.

В этот момент стоявший позади меня лицом к надвигающемуся мотоциклисту Мик заорал: «Это он!», поднял свой тяжелый «Уэбли» и выстрелил. Я лежал на земле, убийца решил, что выполнил свою задачу и не стал дожидаться следующего выстрела Мики. Он развернул мотоцикл и помчался через лагерь в сторону стадиона. Дорога проходила между двумя прицепами, и с того места, где я лежал, произошедшее было видно очень хорошо. Мотоцикл повело направо, в следующий Момент его хозяина подбросило в воздух и раздался громкий, почти музыкальный звук, какой издает струна электрогитары. Мотоцикл рухнул на землю возле одного из фургонов.

Я чувствовал себя так, словно меня в плечо лягнула лошадь, но, тщательно ощупав его, пули не обнаружил. Выстрел пришелся по рукоятке моей «Беретты-92» и согнул ее в бараний рог. Тед Блейк помог мне встать на ноги. Никто не торопился подойти к неподвижно лежащему киллеру. Двигатель мотоцикла продолжал работать. Я понял, что он налетел на металлический трос, который тревеллеры натянули вокруг лагеря, чтобы помешать муниципальным властям отбуксировать фургоны с захваченного ими участка.

Мик размахивал пистолетом в воздухе.

– Вы когда-нибудь видели такой выстрел? – вопил он.

– Если вы не отнимете у него пушку, он в самом деле кого-нибудь пристрелит, – обратилась Мэри к Теду. Тот смело подошел к Мику и отобрал у него пистолет. После этого Мик удалился куда-то в темноту и через минуту вернулся, держа в руках что-то похожее на футбольный мяч.

– Готов, собака! – победно констатировал он и бросил на землю голову мотоциклиста в шлеме. Она подкатилась к моим ногам.

Вся веселость обитателей городка улетучилась. Гости заторопились с отъездом. Я набрал номер мобильного телефона Синклера, и скоро лагерь окружили синие мигалки десятка полицейских машин. Сначала стражи порядка попытались удержать отъезжающих, но быстро поняли, что в темноте это нереально.

Когда Синклер подошел ко мне, я все еще стоял возле догорающего прицепа.

Он был одет по всей форме заместителя главного констебля.

– Неосторожное обращение с бритвенным лезвием? – произнес он, дотрагиваясь до шлема носком начищенного ботинка.

Я рассказал ему, как все произошло. Он молча слушал. Тед Блейк подтвердил мои слова. Мы подошли к месту, где фотографы фиксировали положение тела мотоциклиста. Старший инспектор Синклера вынул из сжатых пальцев покойника пистолет. Это была «Матеба», восьмизарядный револьвер необычной формы, сделанный в Италии. Инспектор подержал его в руке.

– Прекрасно сбалансированное оружие, сэр, – заметил он. – Оптимально для стрельбы с мотоцикла.

К моему удивлению, Синклер дружелюбно взял меня под руку.

– Твоя карьера частного детектива кончена, Дейви, – объявил он. – Твои способности к разрушению нуждаются в гораздо более широком поле деятельности. Тебе нужна другая сфера, подальше от Манчестера. Это ты посоветовал своим друзьям окружить лагерь тросом? – он показал на убийственную проволоку. – Та самая толщина, которая дает эффект бритвы. Чуть-чуть потолще – и все превратилось бы в кашу.

Я знал, что когда Синклер в таком настроении, возражать ему бессмысленно. Он подвел меня к полицейским машинам.

– Может быть, это и незаконно, но я ни за что не впущу тебя в управление, даже для дачи показаний. Мы поедем к тебе в офис, твой юный помощник может нас отвезти.

Все время, пока он говорил, Джей вертелся у меня за спиной, а теперь он выскочил вперед и открыл Синклеру дверь взятой напрокат белой машины, как заправский личный водитель.

– Когда вы вступите в наши ряды, молодой человек, вам придется много чего забыть, но начинаете вы неплохо, – подбодрил его Синклер.

19

Атвуд Билдинг. Пятница, 14 января 1994 года.

Допрос, продолжавшийся до середины ночи, довольно мягкий по понятиям Синклера, все же привел меня в состояние истощения. Имя Джейка Гордона почти не упоминалось. Я знал, что мотоциклист был только исполнителем. Мне сказали, что его фамилия – Сиджвик и что он был уволен со флота. Попытки выяснить его связи ни к чему не привели. Он казался абсолютным одиночкой.

– Полицейская рутина, – сказал Синклер. – Проковыряемся не одну неделю, пока удастся что-нибудь откопать.

Наконец все разъехались. Синклер, его старший инспектор и стенографистка – в Честер-хаус, Джей Андерсон – в Мосс-сайд, а Блейк и Мэри – к Теду в Дидсбери. Я не сомневался в планах Мэри, и от души желал ей удачи. Тед воспринимал ее королевское происхождение так же серьезно, как она сама, они подходили друг другу и фигурой, и манерой одеваться и могли бы составить отличную пару. Тед выглядел таким счастливым, каким я не видел его много лет. Он держал в руках самую громкую историю года и перспективу очень выгодной сделки.

Оставшись один, я решил, что утро вечера мудренее. Почему-то я был уверен, что тот, кто организовал убийство Глории, на некоторое время оставит меня в покое. Мой спальный мешок остался на кровати в трейлере Мэри, и когда через четыре часа я проснулся в своем кресле, самочувствие мое не улучшилось ни на йоту. Также я обнаружил, что вся спина у меня искусана какими-то насекомыми – тревеллеры живут слишком близко к природе. Мне нужна была ванна. Часы показывали начало десятого, и если бы Делиз собиралась приехать, она бы уже явилась. Я позвонил ей.

Трубку сняла Молли Делани.

– Да! – гаркнула она в трубку.

Я был не готов к новому наезду и попытался изобразить женский голос.

– Вас беспокоят с кафедры археологии Манчестерского университета. Я могу поговорить с мисс Делиз Делани?

Послышались удаляющиеся тяжелые шаги, а затем обнадеженный голос Делиз.

– А, это ты… – разочарованно протянула она, поняв, что ее не собираются приглашать на новые раскопки.

– Почему ты не выходишь на работу, Делиз?

– Ты знаешь, Дейв, я думаю, нам лучше сделать паузу. Я рада, что ты вернулся, но мне надо немного собраться с мыслями. Я не в восторге от того, что как только между нами возникают малейшие трения, ты тут же находишь мне замену. Будешь отрицать, что прожил неделю с этой Принцессой-Без-Трусов? – Она бросила трубку.

Удивительно, как чутье Делиз срабатывало каждый раз, когда меня заносило на сторону. Это доказывало, что между нами существует настоящая связь, а может, я просто дал ей слишком много оснований мне не доверять. Я знал, что опереться мне не на что. «Через день-другой она остынет», – заверил я себя.

Я сидел в офисе – голодный, холодный, искусанный клопами, – и не знал, чем себя занять. В конце концов я собрал остатки своего гардероба, загрузил их в нанятую машину и поехал в Чорлтон. Я поднялся в квартиру, в которую клялся никогда не возвращаться, принял ванну, лег в кровать и заснул. Проснувшись в середине дня, я обнаружил, что ванна и сон сотворили чудо. Я спустился в гараж, сел на велосипед и впервые за несколько недель по-настоящему размялся. Что бы ни происходило, Мерси текла все так же безмятежно. На обратном пути я остановился у плавучего бара «Джексон-боут», выпил пару пинт пива и закусил.

Вернувшись в квартиру, я чувствовал себя почти человеком. Позвонил в агентство транспортных услуг и договорился о доставке моей мебели из подвала «Атвуд Билдинг». За дополнительную плату они согласились сделать это немедленно, и я провел выходные, обустраивая свое новое старое жилье. Салвеи были дома, но к общению не стремились.

Поговорил я только с отцом, по телефону.

– Неужто выбрался из очередной передряги, Дейв? – спросил он так же саркастически, как всегда.

– Можно сказать и так.

– А твою дверь, полагаю, осаждает эта парочка с телевидения? Делиз нам все рассказала. Они, конечно, поблагодарили тебя за то, что ты рисковал ради них головой?

– Я думаю, может быть, Кэт…

– Она слишком занята, чтобы думать о тебе, малыш. Что же до Саймона Риштона – держу пари, что он уже не помнит, как тебя зовут. – Я чувствовал, что ему действительно обидно за меня.

– Я уверен, что они позвонят мне, – сказал я, хотя в глубине души знал, что отец прав.

Когда наступил понедельник, я решил, что могу сегодня утром обойтись без работы. В банке лежали деньги. «Полар Билдинг Сосайети» еще не скоро предпримет новую попытку снова вытряхнуть меня из дома, и я мог позволить себе немного отдохнуть. Странное дело, но последние события меня не огорчили; я был уверен, что после провала попытки убрать меня таким грубым способом убийца Глории выждет некоторое время, а затем станет действовать хитрее. Когда принесли письма, среди них оказалась короткая записка с благодарностью от Кэт Хэдлам; она извещала меня, что уезжает отдыхать на Бермудские острова. О Саймоне Риштоне она не упоминала. Таким образом, визита мне не нанесли, но все же отец оказался не во всем прав.

В десять часов Джей позвонил мне из «Пимпернел инвестигейшнз».

– Тут что-то нехорошее, босс, – торопливо прошептал он в трубку. Я хотел сказать ему, чтобы, готовясь перейти от меня в полицию, он перестал называть меня боссом. – Либерти куда-то пропал.

– Скажи лучше что-нибудь новенькое!

– Да нет, его забрали. Это Джейк Гордон. Он звонил сюда и сказал, что пока вы не отдадите все бумаги, которые получили в «Полар Билдинг Сосайети» в Пойнтоне, он будет катать пацана на вертолете!

– Ты действительно уверен, что он у них?

– Его нигде нет. Я высадил его утром перед школой, а теперь там говорят, что Либерти забрал его дядя. Наверное, Гордон действительно предложил ему опять покататься на вертолете.

– Мы вытащим его, Джейк, – сказал я спокойно, – но ты знаешь, что распечатки погибли вместе с «ниссаном». Если бы они у меня были, я бы отдал их Синклеру.

– Я-то знаю, но Гордон уверен, что они у вас. Он не шутит, босс. Говорит, что вы должны привезти бумаги сами в его штаб-квартиру и что я должен сообщить об этом только вам лично. Думаете, надо позвонить в полицию?

Я усиленно соображал, что делать.

– Знаешь что, возьми-ка любые распечатки и положи ее в пластиковый пакет. Я подъеду через двадцать минут.

Если Гордону была нужна моя голова, я был готов преподнести ему ее, если за это он отпустит Либерти. Больше месяца я пытался отделаться от назойливого шотландского гнома, а теперь, когда мне представилась такая возможность, я собирался во что бы то ни стало его вернуть.

Я заехал за Джеем, и мы отправились в Ранкорн. Новый облик моего помощника создавал ощущение, что меня конвоирует полиция. Мы почти не разговаривали. Я удивлялся, зачем Гордону могут быть нужны распечатки, когда прошло столько времени. Или Синклер подбирается к границам его империи и он начинает нервничать?

В Ранкорне мы обнаружили, что вертолет Гордона стоит на своей площадке на верхушке крепости-фабрики. У ворот стоял только один пожилой охранник; не было видно ни грузовиков, ни автоцистерн. Подозрительно тихо для утра понедельника. Гориллы с автоматами, которых мы видели в прошлый раз, куда-то исчезли.

Охранник позвонил Гордону, и тот велел передать мне, чтобы я поднимался один, с пакетом. Я вышел из машины и велел Джею уезжать, как только к нему присоединится Либерти. Старый охранник, казалось, нервничал и ничего не записал в журнал. Он объяснил мне, как пройти в квартиру Гордона.

Проходя по указанному маршруту, я улыбался, обнаруживая следы Либерти: на пыльных притолоках отпечатались его пальцы. Меня никто не останавливал, не было ни охраны с автоматами, ни одной запертой двери. В моей душе зашевелилась надежда.

Гордон сидел один за столом в своем кабинете без пиджака, в жилетке, плохо сходящейся на животе. При виде меня он не выказал ни удивления, ни неудовольствия. В руке он держал стакан с виски, но даже не удосужился поставить его на стол. Я думал, что внезапным приездом, возможно, выведу его из равновесия и он сразу отдаст мне Либерти. Я ошибся (к чему, впрочем, уже начинал привыкать). Брови его, как обычно, были сдвинуты к переносице. Когда я вошел, он встал, но из-за стола не вышел.

– Глупый, глупый мальчишка! Я мог бы сделать тебя финансовым королем! Ты мелко мыслишь и всегда будешь мелко плавать.

Поскольку я никогда не мечтал стать финансистом, то и посоветовал ему, куда именно засунуть свои сожаления.

Выплеснув свою досаду, он встряхнул головой. Лицо его выражало скорее печаль, чем гнев. Каким бы мерзавцем он ни был, ему невозможно было отказать в незаурядном обаянии.

– Где Либерти? – спросил я.

– А где распечатки? – парировал он. Я бросил пакет на стул. Казалось, он пришел в добродушное настроение. – Мне не нужны эти бумажки. Мне нужен ты. Скажи, пожалуйста, зачем ты это сделал? Зачем разрушил мою сделку? Я выполнил все, о чем ты меня просил, дал тебе освободить этого сексуального маньяка Риштона – кстати, это все-таки он застрелил свою жену.

– А вы читали газеты? Убийца – точнее, его обезглавленное тело – уже в руках полиции. Пули были выпущены из его пистолета. Они пока не установили, кто послал его к Глории, Пултеру, Тревозу и ко мне, но мы ведь оба знаем, что это лишь вопрос времени, не так ли?

Он театрально всплеснул руками.

– Я не знаю, о чем ты говоришь.

– Глория обнаружила, что ваши нефтяные богатства – мыльный пузырь. Ваши танкеры пусты. Она рассказала об этом своему бывшему мужу Риштону, и тот собирался воспользоваться этой информацией, чтобы сорвать сделку по «Альгамбре», которую вы планировали с Тревозом. Вы знали, что у Риштона с ней непростые отношения, и надеялись, что убийство удастся с легкостью повесить на него. Потом, когда Пултер уже почти признался, что книга регистрации подделана, вы убрали его, а потом решили отделаться и от Тревоза, на всякий случай.

Гордон сел, положил свою куполообразную голову на руки и стал гомерически хохотать, ударяя лбом по столу так, что тяжелый хрустальный графин с виски запрыгал, громко дребезжа. Рядом стояла бронзовая статуэтка загадочной формы. Я испугался, что она упадет ему на голову, и полиции будет нечего делать. Гордон играл прекрасно, но я знал, что это всего лишь игра.

– Ты слишком примитивно подходишь к жизни, Кьюнан, вот что я тебе скажу. Ты не понимаешь, что то, чем занимаемся мы с Харрисоном, – не ново и не уникально. Мы просто срезаем острые углы. Распечатки нужны мне только потому, что теоретически они могут быть неверно интерпретированы. Но полицию они не заинтересуют. Повторяю тебе, убийство Глории заказал Риштон. «Нортерн Пайонирс» не единственный банк в стране, и если бы они отказали мне в кредите, я всегда мог бы обратиться в другое место.

Теперь мне действительно показалось странным, что Глория не рассказала своему боссу Эшби о тех фактах, что онаобнаружила, изучив дела Гордона. Почему она сберегла эту информацию для Риштона? Я начинал сомневаться в правильности своих прежних умозаключений.

– Будет лучше, если вы отдадите мне Либерти прямо сейчас, – сказал я.

Он ответил непонимающим взглядом. Я подумал, уж не наглотался ли он каких-нибудь седативных таблеток. Мне стало ясно, что сидящий передо мной человек с черными кругами под глазами потерпел полный крах. Вероятно, кредит «Нортерн Пайонирс» все же был его последним шансом спасти рушащуюся империю и купить «Альгамбру». Возможно, Глория пыталась его шантажировать.

– Выпьете со мной, Кьюнан? – спросил он, наливая себе еще одну солидную порцию виски. Я подумал, что игру стоит продолжить и согласился.

Гордон заметил, что я разглядываю бронзовую фигуру на его столе.

– Это слепок с груди моей бывшей жены Сандры, – грустно произнес он. – Я заказал его, чтобы иметь возможность погладить ее в любой момент.

Я с трудом удержался от смеха. Мы с ним были похожи. Все, что осталось у него от потерянной любви – металлическая копия груди его жены. Делиз не оставила мне даже этого. Загнанный в свою берлогу, Гордон больше напоминал домашнего пса, чем акулу капитализма.

В комнату вошел Либерти, не преминув покачаться на притолоке. Если не излечить его от этой привычки, подумал я, скоро он станет задевать ногами пол.

– Я тут играл в свою любимую игру, – пропищал он. – У них офигенный компьютер, босс… папа, – поправился он. – Мистер Гордон разрешает мне на нем играть. Он говорит, мы будем опять кататься на вертолете!

Гордон выразительно посмотрел на меня.

– Ты сильно заблуждаешься насчет Риштона, – печально повторил он. – Он вовсе не пытался помешать мне забрать «Альгамбру» в свои руки. Он хотел стравить конкурирующие стороны, чтобы набить цену своим акциям. Мы с Лансом всегда понимали, что за его спиной стоит какой-то другой покупатель. Вот почему Ланс так сурово выкинул тебя из своего кабинета. Мы думали, что тебя подослали люди, которые играют против нас через Риштона!

То, что он говорил, было интересно, но моей главной задачей было дать время Джею и Либерти уехать.

Однако сконцентрироваться на этой мысли мне не удалось: в следующее мгновение Гордон навел на меня автоматический пистолет.

– Почему бы нам не прогуляться к вертолету? – предложил он.

Я сказал Либерти, что Джей ждет его у ворот, и он тихо вышел, послушавшись, вероятно, первый раз в своей жизни. И даже не повисел на притолоке.

– Возьми эту куртку. В тот день, когда мы с тобой так мило беседовали, я заметил, что она тебе приглянулась. Ну, надевай! Оставь ее себе. Моим наследникам меньше забот. – Гордон набросил мне на плечи коричневую кожаную куртку, которая была на нем во время нашей прошлой прогулки на вертолете. Одной рукой он приставил пистолет к моей спине, а в другую взял бронзовую фигуру со стола.

– Пусть археологи через пару веков поломают головы!

Он провел меня вниз по лестнице. В комнате, где Либерти играл на компьютере, затравленного вида женщина средних лет закладывала листы в машинку для уничтожения бумаг. На нас она не посмотрела.

– О том, что ты здесь, знает только старик Билли, который стоит у входа, а он не любит говорить лишнего. Такой уж у него характер! – Гордон засмеялся. – Он вышел на работу, потому что еще не понял, что работы-то у него, собственно, уже нет.

Пройдя по бесконечным коридорам, мы вышли на площадку к сияющему вертолету.

В кабине оказалось на удивление тепло, словно кто-то включал двигатель перед нашим приходом. Гордон посадил меня в пассажирское кресло и накрепко затянул пристяжной ремень.

– Ты знаешь, это единственное место, где я чувствую себя свободным, Обожаю летать. Иногда жалею, что не родился птицей. – Я удивленно посмотрел на него, и он снова захохотал. – Шучу, шучу. Но честно говоря, Кьюнан, большинство людей, с которыми я имею дело, слишком примитивные существа. Стоят на земле всеми четырьмя лапами и думают только о своей выгоде, Мне потому и было так интересно с тобой, что ты совершенно на них не похож.

Он упорно говорил обо мне в прошедшем времени.

– Риштон – кусок вонючего дерьма, – продолжал болтать Гордон, – Картинка на экране толщиной в десятую долю миллиметра. Жизнь для него – виртуальность, Да и все телевизионщики такие же электронные призраки. Ланс Тревоз без личного помощника шнурки себе на ботинках не завяжет. Единственный из них, кто на что-то способен – Тед Блейк, но этот слишком жадный. Ни один из них не прошел той школы, что прошел я. Тебе, с твоей проницательностью, не приходило на ум, что Риштон, возможно, пытался выкупить бумаги у своей жены, чтобы уничтожить их? Если бы она сорвала кредит, контора пошла бы с молотка, и его акции полетели бы на ветер. Не так уж много найдется желающих приобрести обанкротившуюся телекомпанию, третью по рейтингу и самую маленькую на Северо-Западе Англии, на шее у которой к тому же висит камень в виде огромной студии, верно? Первое, что я бы сделал – продал бы это чудо архитектуры и засадил бы их всех в клетушки на Солфорд-Киз. И получил бы на это мероприятие хорошую ссуду от правительства.

Разговаривая, Гордон энергично орудовал рычагами на панели управления, но все это он проделывал, играя. Двигатель не заводился. Я почувствовал, что покрываюсь испариной.

– Ну так вот, твой приятель Тед Блейк стоящий мужик. Но и подлец изрядный. Он не говорил тебе, что предлагал дирекции выкупить компанию? Предложил Лансу забрать фирму за гроши, хитрая задница!

– В самом деле? – Я был искренне удивлен. О подобных амбициях Теда я и не подозревал.

– Ну да. Он далеко пойдет, только не в случае с «Альгамброй». Сразу после этого ему дали понять, что его контракт подходит к концу.

– Когда это было?

– За пару недель до Рождества, – ответил Гордон, но я не успел ничего ответить: внезапно он дернул на себя один из рычагов, и вертолет взлетел так стремительно, что у меня заложило уши. – Старина «Белл» взлетает не хуже голодной блохи. Старт как у ракеты!

Гордон захохотал, как безумный. Впрочем, таким он, кажется, и был.

– Теперь мы проверим, есть все-таки у тебя что-нибудь в голове, Кьюнан, – добавил он, перекрикивая мотор.

Он схватил бронзовую копию груди Сандры Торкингтон и запустил ею в меня. Я успел отклониться, и левый сосок только оцарапал мне лоб. Бросал он не сильно, да и оружие было не самое удобное.

– Мы сделаем небольшую инсценировочку. Твое атлетическое тело найдут в целости и сохранности за пультом этого вертолета в Ирландском море, на глубине шестидесяти футов. Если кто-нибудь когда-нибудь просил о такой смерти – так это ты, сукин сын. И назови мне хоть одного человека, который о тебе заплачет!

Ответить ему я не мог, поскольку с трудом осознавал происходящее. Я выглянул в окно. Мы находились на высоте не меньше тысячи футов и летели на запад над устьем Мерси. Страх вызвал прилив адреналина, и меня охватила ярость. На протяжении всей этой истории я играл роль козла отпущения. В меня стреляли, меня избивали, сажали за решетку, приговаривали к смерти, а теперь этот жирный боров решил заставить меня сыграть роль его трупа! Терять мне было нечего.

Я попытался дотянуться до пружины, сдерживающей ремень безопасности. Гордон левой рукой вел вертолет, а правой колотил меня. Пистолет он смахнул на пол, где уже покоился тяжелый бюст Сандры Торкингтон. Наверху я видел звезды, внизу – цветные огни. На меня накатывали боль и дурнота, но гнев придавал сил. Я наклонился вперед и ударил его головой.

Он выпустил управление и, рыча как медведь, навалился на меня всем телом, чтобы прижать к креслу. Он надеялся, что я смирюсь. Руки у него были очень сильные, и сопротивляться я не мог. Я чувствовал, как из меня выдавливают воздух. Он чуть отодвинулся, чтобы навалиться с новой силой, и на мгновение его лицо поровнялось с моим. Я схватил его зубами за левую бровь и с силой дернул на себя. Он взвыл и отпрянул, оставив меня с полным ртом волос.

Изогнувшись, я сумел упереться ногами ему в живот и отпихнул его вместе с подвижным креслом к двери. В тот же момент я наконец освободил руки. Вертолет развернулся на сто восемьдесят градусов, и я понял, что мы с огромной скоростью приближаемся к земле. Нагнувшись, Гордон стал шарить по полу, чтобы поднять пистолет. От его пальцев до рукоятки оставалась пара сантиметров. Он сбросил мешавший ему ремень безопасности, наткнулся пальцами на правую грудь Сандры, но она была слишком тяжела. Чтобы отвлечь его внимание, я схватился за рычаг управления.

– Прекрати сейчас же! – закричал он. – Ты убьешь нас обоих! – Я дернул ручку на себя, и Гордон вылетел в раскрывшуюся дверь кабины, как пробка из бутылки. В руке он держал бронзовый бюст. Я видел, как он падает – сначала переворачиваясь, а потом головой вниз.

Освободившись от ремня, я наклонился к щитку, не имея ни малейшего понятия, что делать. Я снова продвинул рычаг вперед, и движение вперед возобновилось, хотя вертолет не переставал вращаться вокруг своей оси, как волчок. Без педального управления вращающий момент главного пропеллера уже не компенсировался хвостовым. Земля стремительно приближалась, но после полученных от Гордона тумаков я словно плавал в каком-то тумане. Мне было почти все равно.

Я поэкспериментировал с педалями и отвел рычаг в самое дальнее положение. Машина продолжала вращаться, как сикомор. Подо мной неестественно ярко зеленело поле. Несколько домиков, еле заметные узкие дорожки. Потом земля завертелась у меня перед глазами еще быстрее, чем на карусели. Я летел навстречу смерти, но почему-то оставался спокоен. Вероятно, я потерял сознание до удара о землю.

Очнувшись, я обнаружил, что смотрю на мрачное небо через разбитый верх кабины вертолета. Я сидел, с какой-то необычайной силой вдавленный в свое кресло, к которому по-прежнему был пристегнут ремнями, под углом сорок пять градусов к горизонтали. С трудом я отстегнул ремни, которыми Гордон хотел меня обездвижить. Я был весь в синяках, а левую руку почти не чувствовал. Дверь справа от меня был открыта. Я выполз в нее – и понял, что сделал это очень своевременно: вертолет медленно погружался в болото. Я стоял на зыбкой почве, на одном из остатков Чэтского болота, некогда покрывавшего весь юг Ланкашира. Оно-то и спасло мне жизнь. Двигаясь словно по батуту, я побрел прочь. Почва выдерживала мой вес, но шагать было трудно, а на мокрой траве оставались глубокие отпечатки. Вертолет уже почти совсем затонул.

Вдалеке послышался вой пожарной сирены. Должно быть, я ошибся, полагая, что падаю на необитаемое место. Разумеется, таких в Англии давно уже нет. Видно, кто-то увидел падающий вертолет и вызвал спасателей. То ли под действием шока, то ли по природной глупости – не знаю, но я решил, что не желаю быть спасенным: придется опять отвечать на кучу вопросов. Я огляделся в поисках убежища. Поле было плоское как блин, и я пробрел, наверное, не одну милю, со страшной болью в плече, пока земля под ногами не стала похожа на твердь. Здесь я и залез в глубокую канаву с рыжеватым ручейком на дне. Устроившись так, чтобы не сползать в воду, и отдышавшись, я осторожно выглянул и посмотрел в ту сторону, откуда пришел. Ярдах в пятистах от меня торчал нос вертолета; на горизонте виднелось несколько пожарных машин. Глухо урча дизельным двигателем, к группе пожарных по болоту полз трактор на огромных гусеницах.

Сидя в канаве, я соорудил подобие перевязи для левой руки из ремня кожаной куртки Гордона. Над болотом дул холодный ветер, но куртка прекрасно согревала, и, наблюдая, как крошечные фигурки вдалеке подбираются к тонущей машине, я начал клевать носом. Они привязывали к вертолету тросы. Это напоминало спасение на море, только роль буксиров выполняли пожарные машины. Наверное, я все-таки заснул, потому что когда открыл глаза, уже стемнело. Я посмотрел на часы. Они показывали половину второго – вероятно, остановились во время падения. Попытка пошевелиться вызвала адскую боль в руке. Без сомнения, это был перелом, но, слава богу, закрытый. Я приготовился продолжить путь.

Скоро я выбрался на узкую дорогу, ведущую, как гласили дорожные знаки, к ферме «Мосс». Я поплелся по ней, не имея ни малейшего представления, в какую сторону иду. Время от времени мимо проезжали машины, но то ли водители не замечали меня в темноте, то ли не желали подбирать сомнительного путника. Вдоль дороги росли кусты боярышника, и меня очень тянуло расположиться в них на ночлег.

Окрестности представляли собой вовсе не пустынные поля, как мне показалось с воздуха, а богатые фермы. По обеим сторонам дороги на жирной, плодородной земле росли овощи.

Я шел дальше. Начался дождь. Через некоторое время я увидел впереди высокий откос трассы М-62 и вышел на магистраль А-57, обсаженную пирамидальными тополями. Я проковылял мимо большой фабрики и нескольких домов с террасами, и в конце концов вошел в центр Эрлама – промышленного городка, выросшего вокруг сталелитейного завода. Завод, разумеется, не действовал, – как все в округе, сердито подумал я, пытаясь найти работающий телефон-автомат.

Оживленная главная улица представляла собой участок шоссе, связывающего Манчестер с Уоррингтоном.

Я позвонил Джею домой. Услышав мой голос, он не сразу пришел в себя от изумления, а когда понял, что это действительно я, немедленно согласился за мной приехать. Я был очень рад, что он не успел заявить в полицию. Несмотря на то, что он собирался надеть синюю униформу, привычка к скрытности его не покидала. Я сказал ему, чтобы он высматривал заметную коричневую куртку, а сам прислонился к стене магазинчика хозяйственных мелочей.

Куртка давила на плечи так, что я ощупал правой рукой оба кармана, чтобы проверить, нет ли в них кирпичей.

Кирпичи имелись. Один из них представлял собой плотную пачку купюр по пятьдесят фунтов, завернутую в полиэтиленовую пленку. Хитрюга Гордон хотел, чтобы у полиций не осталось никаких сомнений в том, чье именно тело обнаружили в разбитом вертолете. Эта подробность должна была убедить спасателей, что труп принадлежит Джейку Гордону. Кроме того, я нашел паспорт, стальной браслет и зажигалку с выгравированным на том и на другой именем Гордона и несколько сигар его любимых сортов.

С трудом я закурил одну из них и стал прикидывать, чем я, собственно, располагаю. Лачки были толщиной со среднюю книжку в мягкой обложке, но такие плотные, что в каждой, вероятно, было не меньше пятисот банкнотов; шесть пачек давали сумму в сто пятьдесят тысяч. Я знал, что не могу тратить его деньги. Во всяком случае, много.

Наконец появился Джей и доставил меня в частную клинику в Чидле.

– Это очень дорогое место, босс, – обеспокоился он. – Может быть, все-таки отвезти вас в городскую больницу Уайтингтон?

Его забота меня тронула; я дал ему одну из сигар Гордона. Он недоверчиво посмотрел на меня.

– Это табак, Джей, – объяснил я. – Если собираешься поступить в полицию, привыкай к легальному куреву.

Наличность, сложенная в больничный сейф, обеспечила мне максимум внимания и заботы. Перед тем, как проститься с Джеем, я внушил ему, что все происшедшее должно остаться в строгом секрете.

– Если ты не станешь об этом говорить, Либерти скоро все забудет, – заверил его я.

– Забудет про обещанную ему прогулку на вертолете? Он твердит о ней день и ночь.

– А почему бы вам вдвоем не устроить себе небольшие каникулы? – предложил я. – На неделю или даже на две, Я уверен, у него в школе не будут возражать. Поставь телефон в офисе на автоответчик или попроси Финбара заходить каждый день и принимать звонки. Свози мальчишку в Центр-Парке. Тот, что в Шервуд-Форесте – совсем близко.

– Я вас понял, босс, – медленно произнес он. Прежний Джей и новый Джей-полицейский уживались пока неважно. – А что все-таки произошло в этом вертолете?

– Ты все равно мне не поверишь. Меньше знаешь – крепче спишь. – Увидев, что из меня ничего не выжмешь, он широко улыбнулся и встряхнул головой. Хороший из парня выйдет коп, подумал я: он знает, как обращаться с людьми. Я велел ему говорить всем, кто будет спрашивать обо мне, что я сломал руку в дорожной аварии, и дал ему денег для поездки в парк аттракционов. Либерти заслужил катание не только на дверных притолоках.

На руку наложили гипс, и я просидел в больнице три дня, принимая сеансы физиотерапии и поглощая неимоверные количества изысканнейших блюд. Сестрички были одна милее другой, но я держал себя в рамках. Делиз не показывалась, но в последнее утро приехал Финбар Салвей с сеткой винограда.

– Надеюсь, ты не думаешь, будто я стал тебя сторониться, – сказал он.

– Что ты, Финбар, – успокоил его я. – Ты имел полное право меня подозревать. Ты ведь думал, что тот человек, который входил в квартиру Глории Риштон в день убийства, возможно, был я?

Я видел по его лицу, что ему неловко.

– Значит, Коулман видел Джейка Гордона и убийцу, Сиджвика? – спросил он.

Я ничего не ответил.

– Ты видел что написали в газетах? Гордон покончил с собой!

В «Сан» написали: «Нефтяной магнат совершил последний полет с бюстом бывшей супруги».

Я улыбнулся возмущению Финбара и понадеялся, что, спускаясь, Гордон успел еще раз погладить свой сувенир.

Финбар отвез меня в город, без умолку рассказывая по дороге о деле королевской семьи.

20

Апрель 1994 года.

Возвращение к нормальной жизни заняло у меня несколько недель.

Я находился в постоянном напряжении, полагая, что настоящий убийца Глории Риштон может нанести мне визит в любой момент.

Делиз не приезжала, я ей не звонил. Я надеялся, что она вскоре простит мои многочисленные прегрешения, и смирился с временной разлукой. Несмотря на ее отсутствие, дела агентства удивительным образом пошли на лад. Появление моего имени в газетах никак мне не повредило. Помимо других предложений, меня пригласили выступить консультантом по установке сигнализационного оборудования в общежитии университета Метрополитан. С этой задачей я вполне мог справиться даже с загипсованной рукой. Мои расходы на такси выросли так, что пришлось перейти на контракт.

Джей вернулся из поездки в Центр-Парке похудевшим и как будто окрепшим. Либерти каникулы также пошли на пользу. Он приехал в модной дутой куртке, пуловере, бордовых джинсах и новых ботинках. Слуховой аппарат также был на нем. Он уже не выглядел таким дикарем, как прежде, хотя качаться на притолоках не перестал.

Отработав еще некоторое время у меня, Джей перешел в полицию. Я не стал искать ему замену. Мне приходилось много разъезжать; в мое отсутствие за офисом присматривал Финбар. Попытка управлять велосипедом одной рукой привела к тому, что я сломал гипс на другой, и спортивные занятия пришлось отложить.

Киллер все не появлялся, но я знал, что рано или поздно это произойдет. Вопрос заключался только в том, как долго продержится его гордыня.

Сенсация, вызванная внезапным уходом из жизни Джейка Гордона, прошумела положенные десять дней. Его приземление на территорию заповедника «Рисли-Мосс» было еще более эффектным, чем мое. Участок, куда он упал, представляет собой бывший полигон, на котором сохранилось множество укрытий. Одно из них – башня, из которой любители птиц наблюдали за синичками, зябликами, малиновками и дроздами, живущими в зарослях папоротника и осоки. Гордон рухнул в самый большой пруд, погрузившись быстрее, чем любой нырок. Птицы, как и туристы, в панике разлетелись.

Тело, увязшее глубоко в иле, вытащили на берег крюком подъемного крана. Если не считать сотрясения, как выражаются медики, несовместимого с жизнью, оно почти не пострадало, как и столь же безжизненный бюст Сандры Торкингтон. В каком-то смысле я бы предпочел чтобы Гордон приземлился на бетон, например, на крышу студии «Альгамбра», но случившееся облегчило идентификацию тела: личность погибшего была очевидна. Мне было интересно, когда именно у него созрел план выдать мой труп за свой – сразу, как только мы познакомились, или позднее? И не был ли полет вместе с Либерти пробным заходом?

После похорон, на которых я, в отличие от Ланса Тревоза и Саймона Риштона, не присутствовал, газеты стали строить догадки о мотивах его самоубийства. Меня забавляло, как аргументированно ведущие телевизионных программ доказывали, что он намеренно выпрыгнул из вертолета именно над заповедником. На экстравагантный выбор места уже жаловались «зеленые»: они не хотели, чтобы добровольная смерть над заповедником вошла в моду.

Полагали также, что он покончил с собой потому, что не смог избежать надвигающегося краха его финансовой империи. В новостях показывали диаграммы движения нефти с Ближнего Востока на Роттердамский нефтяной рынок, а оттуда к владельцам бензоколонок, и графики, показывавшие, как пошатнулись дела Гордона, когда после войны в Заливе цены на нефть стабилизировались.

Но больше всего шума вызвал способ самоубийства Гордона, а не его причины. Прыжок с вертолета называли гораздо более безответственным поступком, чем прыжок с яхты в середине Атлантики. Немногие сожалели о кончине магната. Фирма его ликвидировалась.

Просматривая в газетах финансовые новости, я заметил в одной из статей коротенький абзац, где сообщалось, что Барри Харрисон из «Полар Билдинг Сосайети» собирается досрочно выйти на пенсию, чтобы больше времени проводить со своей семьей. Особенного сожаления по этому поводу также не чувствовалось. Означало ли это, что исчезновение Гордона освободило Харрисона от власти, которую получила над ним с моей помощью Сьюзан Эттли? Однако я определенно не собирался звонить Сьюзан, чтобы это установить.

На «Альгамбра-ТВ» сменилось руководство. Новый управляющий директор, Саймон Риштон, обещал полное обновление всех программ. В качестве первого шага он пустил сериал «Следеридж-Пит» четыре раза в неделю вместо двух, с двухчасовым повтором по воскресеньям. Скоро должен был появиться «Заколдованный круг», дочерний сериал с теми же персонажами и с участием частного детектива. Он должен был выходить по утрам, пять раз в неделю. Сам Риштон называл этот проект «упрочением достигнутого успеха», критики же говорили, что «публике предлагают прошлогодний снег». Еще он задумал вечернюю передачу «Наши жены», где дамы, красивые и не очень, должны были рассказывать о своей семейной жизни с видеокассет, снятых их дражайшими половинами. Пробные показы вызвали массу положительных отзывов. Здание студии предполагалось продать университету Метрополитан под факультет живописи и дизайна.

Очень удивил меня провал сенсации Теда Блейка. Желтые газеты почти не выказали интереса к заявлениям Мэри Вуд, попросту не восприняв их всерьез. Что же касается центральных газет, то в их редакциях еще помнили фиаско «дневника Гитлера», и когда Тед стал разъезжать по Лондону с совершенно подлинными документами Мэри, у него перед носом захлопывали двери. Рассказывали, что издатель «Санди таймс» собственноручно спустил его с лестницы. В конце концов ему все-таки удалось продать свою историю в «Санди спорт», где на первой полосе поместили фотографию Мэри в платье с огромным декольте. Главным эффектом публикации стало то, что сенсацию принялись распространять китайские газеты и радио, пока британский посол не выступил с официальным опровержением.

Средства массовой информации словно заключили молчаливое соглашение о том, что скандалов вокруг британской королевской семьи более чем достаточно и истории шестидесятилетней давности никому не нужны. Шансы Теда продать сенсацию Мэри были не больше, чем у «Бургер-Кинг», если бы они захотели устроить одну из своих точек между двумя «Макдональдсами». Рынок сплетен о королевском доме был насыщен.

Несколько дней газеты пестрели сообщениями о скандале с пособиями ДСО по ложным заявлениям. В парламенте прошли жаркие дебаты о том, кто пытался скрыть тот факт, что сотни строительных рабочих получают двойной доход. Дело не утихало, и я уже начинал опасаться, что будет учреждена специальная комиссия, которая раскроет мою роль в этом деле.

Поэтому в середине февраля я отправился к родителям – сказать отцу, чтобы он избавился от прицепа. Когда я приехал, он наносил на свое детище последние штрихи, Он раскрасил фургон в психоделические цвета, напоминающие полотна Ван Гога. Я вытаращил глаза.

– Все как заказывали, – объяснил он. – Делиз предложила мне выкупить его за весьма приличную сумму. У нее насчет этого фургона большие планы. Думаю, твой друг Кларк не станет возражать, Я как раз собирался позвонить тебе и сообщить об этом. Делиз с матерью собираются проводить в нем по полгода, путешествуя. Она говорит, им необходим контакт с природой, Странные нынче времена!.. Нам с матерью, чтобы восстановить контакт с природой, достаточно выпивать время от времени по стаканчику касторового масла.

Начиная с марта я регулярно виделся с Кэт Хэдлам. Поначалу я был не в восторге от повода для возобновления наших отношений. Она осталась без работы, и знакомства из старой записной книжки не помогали. Сокращая штат студии, «дорогой Саймон» вычеркнул из списков ценных сотрудников и ее.

Безработицу она восприняла довольно тяжело, и я пригласил ее на обед, чтобы поговорить. Она не держала обиды на Риштона, давно уже не ожидая от него ничего, кроме необоснованных претензий.

Ее лицо не показалось мне более привлекательным, чем раньше. Кроме необъятной улыбки у нее имелась еще одна уловка, которую она применяла, когда я находил какую-нибудь ее реплику типично женской или невежественной: она поджимала подбородок и пыталась изобразить, что краснеет.

Она начала часто появляться у меня в офисе и в конце концов стала отвечать на звонки и назначать встречи. Разговаривать по телефону она, бесспорно, умела, но я не имел никакого желания продолжать наше сближение, хотя она определенно намекала, что все двери для меня открыты.

Через некоторое время я понял, что, в сущности, меня всегда привлекали женщины из высшего класса с их характерным акцентом. В глубине моей простонародной натуры потомственного полицейского прятался честолюбивый егерь из «Леди Чаттерлей». Вероятно, таков же был скрытый мотив моего краткого приключения с внучкой короля Мэри Вуд.

Однако ошибки кое-чему меня научили. С Кэт я решил держаться стойко и ни в коем случае не переходить границ дружбы. Именно на этой стадии самоотречения я получил известие о Делиз.

Возвращаясь однажды из банка через Чорлтон, я увидел на другой стороне Брандретс-роуд Кашалота: Молли Делани. Я попытался сделать вид, что не замечаю ее, но она помахала мне рукой и перешла через узкую улочку. Лицо ее, против обычного, сияло. Я остановился, приготовившись к бегству: одной сломанной руки мне вполне хватало. Волновался я, однако, напрасно: меня ни о чем не спрашивали.

– Если бы не ваша рука, я сказала бы, что вы прекрасно выглядите, – прогрохотала она. – За вас не надо что-нибудь подписать? Кстати, не забудьте сегодня вечером посмотреть «Альгамбру»! – С этими словами она повернулась ко мне спиной и ушла. Я подумал, уж не снял ли ее кто-нибудь на видеопленку для нового проекта Риштона.

Дома я включил телевизор. Долго ждать не пришлось. Сразу после местных новостей в качестве ведущей вечернего блока передач на экране появилась Делиз, успешно придававшая пошловатой продукции третьего канала подобие стиля. Значит, в конце концов она взяла Риштона в оборот. Я понимал, что за успехи надо платить, но подробности этой истории узнал позже, от Кэт Хэдлам. Делиз переехала к Саймону и собиралась стать пятой миссис Риштон.

Хотя мне было очень горько, я послал ей открытку с пожеланием счастья.

С тех пор, как Гордон совершил свой прыжок в болото, я ждал визита Теда Блейка, и однажды он приехал ко мне без предупреждения. Безграничная жалость к самому себе, которую выражало его лицо, в сложившейся ситуации была более чем уместна. Саймон Риштон осуществил угрозу Тревоза и зарубил передачу Теда, которая втянула телекомпанию в кучу судебных разбирательств и дел по возмещению морального ущерба. Странно было бы, подумал я, если бы Риштон поступил иначе.

Одежда Теда трещала по швам, как и его дела. Он набрал вес, и его вещи словно отказывались дольше сдерживать разрастающуюся массу тела. Воротник рубашки не застегивался на растолстевшей шее. Красное лицо покрывала испарина.

– Я думал, ты дашь мне знать о себе, Дейв, – произнес он жалобным голосом, поднимая предложенный мной стакан с виски. – Это так не похоже на тебя – взять и повернуться к другу спиной. Мэри тоже очень обижена.

– Ты прав, я не поворачиваюсь спиной к друзьям. Я позволил сделать это тебе, Тед, – сказал я.

Он ничего не ответил. Я подсыпал еще соли:

– Как продается история?

– Неплохо. Мэри пригласили на турне…

Я с удивлением взглянул на него.

– Ну, что-то вроде курса лекций в ирландских клубах в окрестностях Лондона. Она начинает с «Бларни-Стоун» в Эктоне во вторник, – пояснил он.

– А ты, значит, будешь подыгрывать ей на банджо?

– Перестань, пожалуйста. Неужели ты все еще сердишься на меня за этот несчастный жучок?

Он выпил виски несколько торопливее, чем обычно. Я заметил, что руки у него слегка дрожат.

– Скажи честно, Дейв: ты злишься на меня за то, что я увел у тебя Мэри? Или просто расстроен из-за ухода Делиз?

– Мы оба знаем, чем я недоволен, Тед, и ты можешь не опасаться, что я записываю наш разговор на пленку. Никому, кроме нас, не интересно то, что мы можем сказать друг другу.

Он подержал в руке следующую порцию виски и снова опрокинул ее одним глотком.

– За что ты убил Глорию Риштон, Тед? – спросил я. – Что она тебе сделала?

Он скривился.

– Это получилось случайно, дружище, честное слово. – Он ничего не отрицал. – Проклятая, дремучая некомпетентность «Нортерн Пайонирс Банк». Все дело в ней.

Я не задавал вопросов, но он продолжил:

– Ты можешь представить себе идиотизм управляющего, который поручает брошенной жене расследование миллионного кредита для бывшего мужа? Естественно, бедняжка сделала все, чтобы прижать нас к ногтю… Меня и Саймона.

– Но за что же тебя, Тед? Что ты-то ей сделал?

– Я склеил ее в июле, на одной вечеринке в «Альгамбре». Сначала просто перепихнулись в машине на стоянке, но потом, когда Саймон сошелся с Кэт, дело приняло более серьезный оборот. Глория стала говорить о браке. Она думала, я пошел в гору – так оно, черт подери, и было! – Он бросил на меня горестный взгляд. – Я не убивал ее сам, и Пултер не убивал, хотя книгу регистрации подделал действительно я.

– И уж конечно не ты сообщил мотоциклисту, что я вышел из вагончика и стою у костра? – спросил я с досадой.

– А что мне оставалось делать? Я знал, что рано или поздно ты меня вычислишь, хотя бы методом исключения. Все должно было произойти очень быстро, ты бы ничего не почувствовал.

– Но зачем все же ты начал с Глории? Ты хотя бы знаешь, как обошелся с ней твой милый дружок? Я до сих пор думаю об этом, просыпаясь по ночам.

– Конечно, знаю. Я же был там, идиот ты несчастный! И не думай, что я от этого в восторге. Глория собрала бумаги, доказывающие близкий крах Гордона. Во время ирано-иракской войны его нефтяной бизнес процветал, но он раскинул свою сеть слишком широко. Решил, что он – Пол Гетти. В конце концов он уже не мог продавать нефть дороже, чем купил, и… Многие продолжали думать, что он мультимиллионер. Ты же знаешь, что у любого банкира при слове «нефть» глаза наливаются кровью от жадности. По условиям сделки он должен был пустить кредит на то, чтобы спасти «Альгамбру» – ну, и поддержать свое дело. Тревоз все знал, но в его интересах было держать язык за зубами. Потом Глория все раскрыла. Если бы она сообщила об этом куда следует, сегодня она была бы жива, а Гордон, Тревоз и Риштон разорены. Сначала я хотел, чтобы она так и сделала.

– Именно тогда ты предложил Тревозу выкупить у него компанию, а они пригрозили тебе увольнением, – вставил я.

– Я действительно мог бы поставить компанию на ноги. Но когда меня поперли, Глория резко потеряла интерес к перспективе сделаться следующей миссис Блейк. Она решила, что если скроет информацию и расскажет об этом Саймону, то вышибет из его койки тощую задницу Кэт Хэдлам, а свою вернет на прежнее место. Бабы, что ты хочешь!.. Как, кстати, твои дела с Хэдлам?

Я посмотрел на него с отвращением.

– Какое тебе дело до Кэт? Ты чуть не засадил ее на всю жизнь за решетку. Неудивительно, что ты убедил Делиз скопировать ее дневники. Не сомневаюсь, что это ты распространял в газетах версию про ревнивую любовницу.

– Я был не один, мне помогал старший инспектор Джеролд. – Он расплылся в задумчивой улыбке. – Отличный коп…

– Рассказывай дальше или катись отсюда вон! – гаркнул я.

– Когда я почувствовал, в какую сторону дует ветер, я поставил небольшой жучок у Глории в спальне и еще один около телефона. И узнал, что она планирует воссоединиться с Риштоном. Я услышал, что он обещает послать ей к Рождеству конвертик, чтобы она вела себе хорошо, пока он развяжется с Хэдлам. Это меня совсем не устраивало. Я решил, что если она не поможет мне, то не поможет никому. За информацию, которой она располагала, Гордон заплатил бы не меньше десяти миллионов! Вполне достаточно для меня, чтобы основать собственную компанию!

– Ты хочешь сказать, что собирался шантажировать Гордона? – спросил я.

– Почему бы и нет? Эта дурочка спрятала бумаги в пластиковом пакете в баке для холодной воды у себя на чердаке. Я расплескал, наверное, галлон воды, пока его выловил. Когда я услышал, что ты собираешься туда приехать, я позвонил Глории на работу, чтобы в последний раз попытаться уговорить ее остаться со мной, но она сказала, что уже поздно. Что Саймон послал человека за бумагами.

– А кто был твой киллер, Сиджвик?

– Я познакомился с ним через одного из моих людей из программы. Взял его с собой, чтобы попугать Глорию…

– Прекрати, Тед, ты прекрасно знал, что произойдет.

– Да нет же, клянусь тебе… То есть… Знаешь, до последней минуты не верилось, что это случится. Я думал, она все-таки уступит. Мы только что выудили этот проклятый пакет, когда она вошла в квартиру и сняла пальто. Меня она даже не видела. К ней вышел Сиджвик. Она спросила; «Мистер Кьюнан?» Он затащил ее в гараж и сделал все, прежде чем она успела еще что-нибудь сказать. Он был как бешеный – знаешь, эти бывшие моряки… Когда его списали на берег, врачи назначили ему психиатрическое лечение. Естественно, он ничего не делал… Когда все было кончено, он сказал мне: «Давай оставим две гильзы как предупреждение». Я сильно сдрейфил, признаюсь. После этого мне оставалось только указывать ему направление. Он бы убрал вас всех, поверь мне.

Несколько минут мы посидели молча, а потом Тед встал и вышел, не говоря ни слова. Его приезд меня не удивил: он всегда любил аудиторию.

Уснуть не получалось. Звонить в полицию не имело смысла. Даже если бы Синклер и выслушал меня, никаких улик против Теда у меня не было. Кроме того, Синклер с головой зарылся в скандал вокруг Департамента соцобеспечения.

Я позвонил Кэт» и она сразу приехала. Вероятно, это означало, что я много для нее значу. Вскоре она перебралась ко мне насовсем.

По совету Кэт на деньги Гордона я основал трастовый фонд для Либерти Уокера – на оплату его пансионата в Королевской школе для детей со слабым слухом и на операцию, которая помогла бы устранить последствия его черепной травмы.

Через две недели после нашего разговора Тед Блейк погиб в аварии. Его «мицубиси» врезался в мост на автомобильной развязке. Он был не пристегнут; экспертиза установила, что он пил потин, – следовательно, вряд ли это было самоубийство. Но я предпочитаю думать иначе. Мэри Вуд осталась в его квартире в Дидсбери и продолжила свои турне.

На похороны я не пошел.

Примечания

1

Словом «travellers» (путешественники) в Англии называют людей, ведущих бродячий образ жизни в «караванах» – жилых автоприцепах

(обратно)

2

Потин – ирландский самогон

(обратно)

3

Мосс-сайд – один из бедных районов Центрального Манчестера

(обратно)

4

«Национальный трест» – британская организация по сохранению культурных памятников

(обратно)

5

Следеридж-Пит – название шахтерского городка на северо-западе Англии

(обратно)

6

Pit – яма (англ.)

(обратно)

7

Георг Пятый – английский король в 1910–1936 гг.

(обратно)

8

Эдуард Восьмой – сын Георга V, английский король в 1936 г. (правил 325 дней)

(обратно)

9

Красавец Принц Чарли, или Младший Претендент – прозвище Карла Эдуарда Стюарта (1720–1788), в 1745 г. возглавившего восстание якобитов (поддерживавших наследников короля Якова II)

(обратно)

10

День Рождественских Подарков – 26 Декабря, следующий день после Рождества

(обратно)

11

Имеется в виду зима 1978/79 г., когда правительство лейбористов было вынуждено провести всеобщие выборы, на которых победила Консервативная партия во главе с Маргарет Тэтчер

(обратно)

12

На Даунинг-стрит, 10, находится лондонская резиденция премьер-министра

(обратно)

13

ДСО – департамент социального обеспечения

(обратно)

14

МИ-5 – Британская служба контрразведки

(обратно)

15

Боадицея – жена царя кельтского племени иценов в Восточной Англии (1 в. н. э.), после смерти мужа поднявшая восстание против римлян

(обратно)

16

Wood – лес (англ.)

(обратно)

17

Клуб Британского Легиона – организация по помощи отставным военным и их семьям

(обратно)

18

Роберт Клайв «Завоеватель Индии» (1725–1774) – военачальник и деятель британской администрации в Индии

(обратно)

Оглавление

Пролог

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

*** Примечания ***