РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ
МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО
ОБРАЗОВАНИЯ РФ
БИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ
И.Н. Гемуев, А.В. Бауло
СВЯТИЛИЩА МАНСИ
ВЕРХОВЬЕВ СЕВЕРНОЙ СОСЬВЫ
Ответственный редактор
профессор К.Г. Колтаков
Новосибирск
1999
ББК 63.5(2)
ГЗЗ
Утверждено к печати Ученым Советом
Института археологии и этнографии СО РАН
Издание осуществлено при финансовой поддержке
Российского гуманитарного научного фонда,
проекты 98-01-00367, 99-01-16127.
Иллюстрации выполнены С.А. Шендрик и Ю.В. Табаревой
^
Гемуев И.Н., Бауло А.В.
Святилища манси верховьев Северной Сосьвы. - Новосибирск:
Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1999. - 240 с.
Монография посвящена вопросам религиозно-обрядовой практи
ки манси. Основное место уделено ранее не описанным в научной ли
тературе домашним, поселковым и региональным святилищам. Выяв
лены механизмы формирования святилищ и прослежена их эволюция
с учетом влияния на этот процесс русской колонизации, православия,
внутренних миграций и межэтнических взаимодействий.
Книга предназначена этнографам, археологам, краеведам.
Со времени вхождения в состав Российского государства об
ские угры - ханты и манси - испытали с его стороны мощное воз
действие, которое привело к значительной трансформации тради
ционной системы хозяйствования и материальной культуры.
Сильному натиску была подвергнута и сфера религиозных веро
ваний, в результате чего родовые и семейные святилища были пе
ренесены в глубь тайги, а домашние духи-покровители скрыты от
глаз посторонних. В такой ситуации многие исследователи XIX начала XX в. предрекали скорое и полное исчезновение традици
онной культуры обских угров, которая, однако, оказалась весьма
устойчивой.
В 1986 г. вышла в свет монография И.Н. Гемуева и А.М. Сагалаева “Религия народа манси. Культовые места. XIX - начало XX в.”,
посвященная результатам работы Приполярного этнографическо
го отряда ИИФФ СО АН СССР, сотрудникам которого удалось
посетить ряд святилищ на р. Ляпин. В этой книге исследован важ
ный феномен традиционной культуры манси - святилища. Рассмот
рены их функционирование, возможные истоки, реалии культовых
мест; предпринята классификация святилищ. Особый раздел по
священ ранним формам религиозной практики обских угров, ре
конструируемым на основе сравнительного анализа данных архео
логии и этнографии.
В 1990 г. была опубликована книга И.Н. Гемуева “Мировоз
зрение манси: Дом и Космос”. В ней рассмотрена связь традици
онных представлений об устройстве Космоса с культовой атрибу
тикой жилища древнего сибирского народа, выявлена семантика
образов богов и духов, определены наиболее значимые для челове
ческого бытия персонажи мансийского пантеона. Значительное
место уделено взаимодействию митраизма в его угорском вариан
те с верованиями древних уральцев.
В 1985 - 1997 гг. район экспедиционных работ переместился в
верхнее течение Северной Сосьвы. Это позволило, наконец, охва
тить исследованиями весь бассейн этой важнейшей водной магист
рали Нижнего Приобья и Восточного Приуралья. Дополнительным
3
аргументом в пользу выбора региона стал тот факт, что в верховьях
Сосьвы и Лозьвы в разное время работали выдающиеся исследова
тели уральских народов: в начале XX в. - А. Каннисто, в 1920 1930-е гг. - В.Н. Чернецов. Собранные здесь материалы оказались в
значительной мере опубликованными лишь после их смерти в виде
дневниковых записей или сопровождения к мифологическим тек
стам [Kannisto, 1958; Источники..., 1987]. В предлагаемой внима
нию читателей работе мы сочли важным собрать все сведения вое
дино и, дополнив ими результаты наших исследований, создать
максимально полную картину функционирования и эволюции ман
сийских святилищ на протяжении XX в.
Книга состоит из двух глав. В первой выполнено описание
мансийских святилищ, расположенных в бассейне Северной Сосьвы,
начиная от ее истоков в предгорьях Урала и завершая местом впа
дения в нее р. Ляпин. В каждом случае сначала рассматриваются
поселковое или региональное культовые места, а затем - домашние
святилища.
Во второй, обобщающей, главе основное внимание уделено
вопросам возникновения, эволюции и классификации святилищ,
их расположения и планировки; типологии жилищ духов-покрови
телей, иконографии пантеона, атрибутике, обрядам на культовых
местах и т.п.
Монография дополнена сведениями о демографическом со
ставе и изменениях численности жителей верхнесосьвинских селе
ний на протяжении последних двухсот лет. Кроме того, она снаб
жена рядом приложений, куда вошли записанные нами мансийские
предания, былички, сказки; перечень имен известных в верховьях
Северной Сосьвы на протяжении XX в. духов-покровителей; ста
тистическая сводка по жертвенным покрывалам; карта населенных
пунктов и культовых мест, а также список селений региона с ука
занием расстояния между ними.
В связи с тем, что данной книгой мы завершаем многолетнюю
работу по изучению мансийских святилищ в Сосьвинско-Ляпинском Приобье, нам показалось важным дополнить ее отрывками из
экспедиционных дневников. Возможно, читателю будет интересно
узнать подробности полевой работы этнографов.
Пользуясь случаем, выражаем глубокую благодарность всем
проводникам и информаторам, без помощи которых не могла бы
появиться эта книга: В.В. Алкадьеву, И.В. Алкадьеву, И.Н. Алкадьеву, В.В. Алкадьевой, И.В. Анемгурову, У.В. Анемгурову, В.В. Вадичупову, В.Н. Вадичупову, А.В. Дунаеву, А.Т. Дунаеву, А.И. Мо
нину, Н.Г. Номину, Т.И. Номину, В.Н. Остерову, В.А. Пуксикову,
Н.А. Пуксикову, В.П. Саловарову, А.Е. Самбиндалову, Д.И. Сам4
биндалову, В.П. Самбиндалову, П.Н. Самбиндалову, Р.П. Самбиндалову, П.С. Таратову, А.К. Таратовой и др. К сожалению, многих
из них уже нет в живых.
N
На протяжении ряда лет содействие работе Приполярного эт
нографического отряда оказывали главы местных сельских советов
Березовского р-на Тюменской обл.: Няксимвольского - М.М. Подосенина, Сосьвинского - А.О. Федотов, а также жители Березова
Ф.А. Канев и А.Ф. Канев. Мы выражаем им свою искреннюю при
знательность.
Святилище Нер-ойки и Чохрынь-ойки на озере Турват
Озеро Турват (Ялбынъ-тур, Ялпынг-тур “Святое озеро”) рас
полагается у восточных склонов Уральских гор. Здесь начинается
исток Малой Сосьвы, которая, сливаясь с Большой Сосьвой, пре
вращается в одну из центральных водных магистралей Нижнего
Приобья - Северную Сосьву. Появление оз. Ялпынг-тур относится
к наиболее ранним событиям в мифологической истории манси и
связано с легендой о происхождении земли. Считалось, что Ураль
ские горы находятся на том месте, куда бросил с неба свой пояс с
пуговицами верховный бог Нуми-Торум. Реки же прокладывали
вишкуль виткась*, они прорывали землю. Два виткуль рыли Сосьву:
Виткуль эква пошла по Ляпину, а Виткуль ойка - до вершины
Сосьвы, где вырыл два озера, на берегу одного из них, Ялпинг-тур,
находится священное место Таит талях нер ойка** [Источники...,
1987, с. 152 - 153]. Озеро издавна принадлежало роду Сампильталовых. В обычное время ловля рыбы разрешалась здесь лишь “на ко
тел”, то есть не более чем на дневное пропитание. Массовый лов
рыбы мог производиться только в тяжелые голодные годы по реше
нию всего рода [Чернецов, 19476, с. 175].
В 1990 г. нам удалось посетить одно из уникальных уральских
святилищ - культовое место Нер-ойки и Чохрынь-ойки. Озеро Тур
ват в ширину достигает километра, но далеко простирается в дли
ну, так что его правый край уже теряется за тонкой полоской леса.
На другой стороне открывается красочная панорама Уральских гор,
куда в летний период уходят со своими стадами манси-оленеводы.
Встретивший нас западный берег оказался болотистым, но до
вольно скоро тропинка стала суше, а лес реже. Примерно через
полкилометра ходьбы в центре поляны-вырубки мы увидели пер
вый амбарчик (.ура-сумьях), но наш проводник продолжал путь. Еще
* Слою виткасъ Б. Мункачи переводил как “водный хозяин”, этим термином обычно обозна
чался мифический мамонт, способный рогами прорывать землю [Карьялайнен, 1996, с. 27 - 28].
** “Верховьев Сосьвы Старик Гора”.
6
через тридцать метров показался второй амбарчик, а в двадцати
метрах за ним и третий, в котором находились фигуры Нер-ойки и
Чохрынь-ойки. Все три амбарчика выполнены по одной схеме, по
этому мы ограничимся описанием ныне действующего с указани
ем имеющихся у него отличий (рис. 1, а). Опорой сумъяха служил
ствол кедра, спиленный на высоте 180 см от земли. К круглому
пазу, выполненному в верхней части пня, гвоздями прибито брев
но. На его концах вырублены прямоугольные пазы, в которые уло
жены два поперечных бревнышка. На них установлен амбарчик дли
ной 126 см, шириной 54 см, высотой 60 см. Боковые стены сбиты
из двух досок каждая, причем задние концы нижних досок выпол
нены со скошенным выступом. Задняя торцевая стена состоит из
трех горизонтально установленных досок, соединенных одной по
перечиной. Фасадная часть имеет пятиугольное отверстие, прикры
тое дверцей с небольшим оконцем. Дверь удерживается тонкой го
ризонтальной жердочкой, концы которой вставлены в отверстия в
боковых стенах амбарчика. Двускатная крыша выполнена из досок,
уложенных одна на другую с запасом. Лестницей служит бревно с
вырубками в виде ступеней; его приставляют к амбарчику только
во время посещения культового места.
К конструктивным особенностям первого, самого раннего по
времени установки, амбарчика можно отнести следующие: доски
пола, выходящие за границу задней стены, имеют фигурную выем-
б
Рис. 1. Культовый амбарчик Нер-ойки и Чохрынь-ойки.
а - общий вид, б - личина менква.
7
ку, образованную за счет того, что их концы обрублены навстречу
друг другу. Доски крыши заострены с одной стороны, при этом
верхние выходят острыми концами на фасад, а нижние - на торце
вую сторону амбарчика.
Справа и слева от входа всех сумъяхов установлены фигуры мен
тов* высотой около 110 см. Фигуры закреплены в двух прямоуголь
ных пазах, вырубленных в нижней доске крыши и поперечном брев
нышке, на котором расположена основная конструкция. Менквы
изготовлены из тонких стволов кедра с помощью топора и слегка
доработаны ножом. Головы остроконечные, вытянутые. Затылочная
часть плоская, боковые прямые. Лобная часть выступает округло.
Брови обозначены короткими неглубокими зарубками. Нос прямой,
сильно выступающий над плоскостью лица, которое представляет
собой сильно углубленную вогнутую поверхность (рис. 1, б).
У задней стенки одного из амбарчиков установлены еще две
деревянные фигуры без личин.
Слева от действующего амбарчика на четырех опорах стоит
стол размерами 90 х 120 см и высотой 95 см. В пяти метрах от входа
в амбарчик находится кострище.
Оказавшись на месте, проводник, прежде всего, развел кос
тер, зажег от него еловую ветку и трижды провел ей круговыми
движениями под сумъяхом. Затем он приставил бревно с зарубка
ми к “крылечку” амбарчика, поднялся по нему и, убрав попереч
ную жердочку, открыл дверь, состоящую из двух досок, которые
затем положил на крышу. Внутри домика у задней стенки “сидели”
две фигуры, обе в красно-черных островерхих шапках с кисточка
ми; их тулова образованы несколькими халатами, обернутыми мно
жеством платков светлых тонов. Платки, надетые на шапку, выделя
ли “лица” духов-покровителей. Фигура Нер-ойки (слева) с лицом
круглой формы, а Чохрынь-ойки - вытянутой овальной. Длина фи
гур около 60 см, диаметр “голов” около 20 см (рис. 2). Помимо фи
гур в амбарчике были обнаружены свертки из подаренных платков,
а перед Чохрынь-ойкой лежало несколько ножей с деревянными руч
ками; сразу за дверцей стояли стопки. Проводник налил в них водку
и поставил ее духам-покровителям и костру. Затем, смочив еловую
веточку в водке, налитой в стопке, махнул ей в сторону открытого
входа в сумъях, сделав это трижды (стопок было три). Пупыгов дер
жали - чтобы не болеть. Если болеть начнешь, сюда придешь, угоще
ние сделаешьу боль снимет. Чохрынь-ойка - главный хирург.
Нер-ойку и Чохрынь-ойку вынимают только раз в семь лет,
когда меняют сумьях. Происходит это всегда весной, и обычно но
*
8
Менкв - мифическое лесное существо.
вый амбарчик устанавли
вают неподалеку от пре
дыдущего. К сожалению,
место было ограблено еще
до войны, и потому ника
ких ценных прикладов не
сохранилось.
Стоявшие по бокам
амбарчика деревянные
фигуры манси назвали
арась-овы л-менкв-ойка
(букв, “края очага менквстарик”) - это сторожа;
когда духи-покровители уходят по своим делам, то менквы оста
ются сторожить жилище. Человек, впервые попавший на это свя
тилище, должен был вырезать на дереве изображение менква.
В XIX в., по-видимому, у каждого из указанных персонажей
было свое святилище, но располагались они в одном районе. Ман
си, по сообщению Н.Л. Гондатти, считали, что третий сын НумиТорума - Нер ойка или Нер тпорум - живет на Елбын-нер вблизи
Елбын-тур “Священного озера”*, находящегося недалеко от истоков
Северной Сосьвы при Малой Сосьве; в каменном доме он проводит
время с женой нер эгвой и детьми - нер няурам. Нер ойка является
хозяином и покровителем оленьих стад [1888, с. 20]. А. Каннисто
писал о том, что на севере верхнего течения Сосьвы есть большое
оз. Ялпынг тур “Святое озеро”, которое расположено рядом с горой
Ялпынг Нер “Священный Урал”, где и “проживает” дух-покровитель
Нер-ойка “Старик Урал”. Подниматься на эту гору было запреще
но. Люди, пытавшиеся это сделать, погибали. Рыбу на озере могли
ловить только мужчины. При этом употреблять ее в пищу разреша
лось и женщинам [1958, S. 151].
Нер-ойка считался хозяином восточных склонов Северного
Урала в районе верховий Северной Сосьвы и Ляпина; при необхо
димости ему приносили в жертву белого олененка. По представле
ниям манси, одежда и обувь Нер-ойки были выполнены из белого
меха [Ромбандеева, 1993, с. 54, 56].
Одно из преданий рассказывает о том, как Нер ойка украл
жену у Тайгп котпиль ойки “Среднесосьвинского богатыря” и пере
вез ее к себе. Тайгп котпиль ойка, не найдя жены дома, пошел ее
искать. Нер-ойка женщину не отдал, предложив взамен ее оленей.
* В случаях скрытого цитирования названия географических объектов и имена духовпокровителей воспроизводятся в соответствии с источником.
9
Тот согласился, и с тех пор на Сосьве много диких оленей. Нер
ойка живет в каменном чуме, а недалеко в чуме поменьше живет
его работник [Источники..., 1987, с. 44 - 45].
По сообщению В.Н. Чернецова, Тахт талях Нер ойка являлся
духом-покровителем Самбиндаловых, проживавших в Турват-пауле, которые, кроме того, поклонялись и родовому пупыгу - Лептит-ойке [Там же, с. 241]. Изображение Нер-ойки раз в три года
возили к Полум-Торуму, чтобы дать братьям возможность пови
даться [Гондатти, 1888, с. 20].
Нер-ойка почитался не только около оз. Турват: в верховьях
р. Ляпин известна гора, напоминающая по форме человека, она вос
принималась в качестве духа-покровителя селения Щекурья и носила
имя Нер-ойка [Зенько, 1997, с. 61]. По сведениям П.Е. Шешкина, в
доме его деда со стороны матери (ее девичья фамилия Сайнахова) хра
нилось изображение Нер-ойки - покровителя уральских манси, “не раз
решавшего раньше исполнять медвежьи пляски” [Соколова, 1983, с. 17].
*
*
*
Во второй половине XIX в. одно из святилищ на оз. Ялпынг
тур было связано с именем популярного персонажа вогульского
пантеона Чохрынь-ойки (Щохрынь ойкиу Сехрынг ойки), который,
по сведениям К.Д. Носилова, считался покровителем охоты и про
мысла зверя. На гору Ялбынь-нер никто не смел подниматься под
страхом смерти, но когда божество находилось в добром располо
жении духа, оно сгоняло с вершины горы зверя вниз, давая бога
тый промысел охотникам. Если зверя было мало, вогулам приходи
лось приезжать к хранителю священного места и приносить
Чохрынь-ойке кровавые жертвы. Путники, проезжавшие мимо горы,
обязательно останавливались, чтобы поклониться местному боже
ству. Бросали кусок мяса, выливали несколько капель водки, а за
вернутую в бересту серебряную монету клали под ствол дерева.
Совсем бедный человек мог вырвать из своей малицы клок шерсти,
чтобы укрепить его на стволе сосны. Через три, семь и двенадцать
лет Чохрынь-ойке приносились общественные жертвы. Со всего края
собирались вогулы, остяки и даже самоеды, принося в жертву де
сятки оленей. Хранитель места одновременно являлся и “казначе
ем” своего божества, нередко давая в долг нуждающимся сопле
менникам деньги или ценные шкурки, хранящиеся в священном
амбарчике [Носилов, 1904, с. 79 - 82]. К.Д. Носилов описал случай,
произошедший с вогулом Семеном Салбанталовым (речь, видимо,
идет о фамилии Самбиндаловых, на протяжении многих лет являв
шихся хранителями данного святилища) при уплате им ясака: “Вы
10
нув пачку, завернутую в бересто, он подал последнюю писарю...
Из бересто посыпалось старое серебро.
- Ты это где взял столько серебра? - закричал на него старшина...
- У шайтана, - прошептал вогул, - ...У Чохрынъ-ойки...
Оказалось, что вогул... не имея денег... сходил просто к шайта
ну Чохрынъ-ойке..., под наблюдением особого шамана развязал не
сколько платков, в узлах которых оставляют серебро его поклонни
ки, и взял его на уплату ясака” [Там же, с. 196].
В одну из своих поездок на Север К.Д. Носилову удалось при
нять участие в церемонии жертвоприношения на святилище Чох
рынъ-ойки. Зимним утром несколько вогулов под предводительством
хранителя места и, как считал исследователь, шамана старика Сопра
погрузили на нарты (их было не менее десяти) чугунные и медные
котлы, огромные вилки из железа и дерева, таких же размеров таганы
и подвесы и двинулись в путь через оз. Ялбынь-тур к горе Елбыньнер. Сзади нарт бежали олени, которых собирались принести в жер
тву. Через две-три версты прибыли на место и привязали животных
к нартам. Впереди шел старик Сопра, который время от времени
снимал тонкие синие нитки с настороженных острыми стрелами гро
мадных луков. Эти луки полностью окружали кедровый бор, так что
попасть на место можно было только по тропинке, известной одно
му хранителю. В центре поляны стоял на двух опорах деревянный
амбарчик с оленьими рогами на крыше. Вогулы трижды упали на
колени, обращаясь с молитвами к божеству. По приставленному
бревну с затесами вместо ступеней старик Сопра поднялся к дверце
и открыл ее. Вогулы с молитвами опять опустились на колени, затем
поднялись и стали молча смотреть на идола. Внутри амбарчика на
ходилась фигура Чохрынъ-ойки в мехах, шарфах и опоясках; на ее
голову были надеты три островерхие шапки из черного, красного и
синего сукна, украшенные медными бубенчиками. Лицо оказалось
деревянным, нос был обозначен грубым сучком, глаза - свинцовы
ми пулями. Вокруг идола стояло с десяток маленьких деревянных
крашеных и позолоченных чашек, в одни были положены крендели, в
другие - пряники и белый хлеб. По углам лежали десятки сломанных
ножей; по стенкам амбарчика были развешаны шкурки бобров, тем
но-бурых лисиц, соболей, белок и росомах. Фигура духа-покровителя представляла собой деревянный кол с вырезанными на конце ли
цом и ушами. Руки обозначены палочками, ноги не выделены. Шея
идола была обмотана массой шелковых платков, в углах которых были
завязаны серебряные екатерининские и более поздние монеты. Ха
лат из соболей также был увешан платками, лоскутами парчи и кус
ками материи всех цветов. Отовсюду сыпалось серебро, включая
монеты разного достоинства и старинные ажурные маленькие ча
11
шечки, на дне одной из которых были изображены драконы и какието чудовищные птицы и звери, напомнившие К.Д. Носилову искус
ство Египта и Персии. Старик Сопра подарил исследователю моне
ту достоинством в 20 коп. с изображением Екатерины II, сказав при
этом, что отныне всякие зверь и птица обязательно будут попадаться
ему на пути.
Жертвоприношение происходило неподалеку от амбарчика.
У костров были уже готовы котлы с таявшим снегом. Когда оленей
подвели к костру, и за веревку, накинутую петлей на шею живот
ных, ухватились по два человека, старик Сопра вдруг запел гром
ким голосом. Вогулы также стали кричать, одни из них давили оле
ней веревками, другие пускали в них стрелы. Туши разделали, мясо
очутилось в котлах, а сердце, почки, уши, мозг и печень были поло
жены в чашки. Лакомство облили кровью и понесли Чохрынь-ойке,
впереди с маленькой чашкой шел старик Сопра. Завидев идола, во
гулы с криком упали на колени и завыли диким, отчаянным голо
сом. Старик первым полез по лесенке в амбарчик и поставил перед
фигурой чашку, за ним последовали и все остальные, после чего
все опять упали на снег, продолжая громкие молитвы. Затем шку
ры убитых оленей повесили на жерди, рядом с амбарчиком, старик
вновь читал заклинания и взмахивал руками, вогулы то повторяли
за ним, то падали и молча лежали на снегу. Вернувшись на жерт
венную площадку, вогулы устроили ужин, поедая сварившееся мясо
[Там же, с. 86 - 95].
Итак, одним из примечательных духов-покровителей вогулов
Северной Сосьвы являлся Чохрынь-ойка “Старик-нож”. Шесть его
братьев почитались в ряде других районов: один жил в Тапсуе, вто
рой - на Сосьве в Халпауле, третий - на Оби в юртах Неримовских,
четвертый - ниже Березова в юртах Sininskija (?), пятый - в Казыме,
шестой - в Турсунт-пауле, седьмой - где-то ниже Обдорска [Kannisto,
1958, S. 149]. Места, связанные с Чохрынъ-ойкой, были известны так
же в Вежакарах на Оби, на Ляпине и в Нильдино на Северной Сосьве
[Соколова, 1971, с. 220]. К.Д Носиловым и нами было посещено мес
то этого духа-покровителя на оз. Турват. В дневниках В.Н. Чернецова о родственниках Чохрынь-ойки имеется противоречивая инфор
мация. В одном варианте усть-тапсуйский и турватский
Чохрынь-ойки - братья: “старый” живет в устье Тапсуя, младшего Тахт нер ойка сали урне хума “держали” Сампильталовы из Турватпауля; в другом варианте в Тапыс-сунте находится Чохрынь-ойка сын Тайт талях нер ойки [Источники..., 1987, с. 151, 241].
Манси полагали, что Чохрынь-ойка летом живет в виде стре
козы, а зимой в облике человека ходит на лыжах с подволокой из
выдры [Там же, с. 191]. В одном из сказаний его внешность описа
12
на и таким образом: “Снаружи вошел человек, он весь был покрыт
ножами с узким лезвием и в руке у него был посох из чистого
серебра, - это был Старик-нож” [Kannisto, 1958, S. 143].
Считалось, что все духи, живущие на земле, платят дань Мирсусне-хуму, а собирает ее Чохрынь-ойка [Источники..., 1987, с. 37].
Из преданий, записанных А. Каннисто, известно еще об одной его
“административной” роли: суд духов-покровителей над одним из
лесных духов, укравшим у вогула собаку, поручил вынесение при
говора Чохрынъ-ойке [1958, S. 144].
Чохрынь-ойка был хорошо известен вогулам не только как ле
карь, фискальный чиновник и судья, но и как помощник во время
разного рода происшествиий на воде: “...вогул Лобсинья... на лодке
задел за корягу - образовалась щель... Призвав своего покровителя,
Чохрынь-ойку на помощь, бросил' ему в воду нож. Течь в лодке
остановилась” [Носилов, 1904, с. 7]. По словам одного из информа
торов А. Каннисто, если в лодке течь, вокруг ножа наматывают три
табачных листа, скрепляют их красной лентой, и затем нож вгоняют
в крышку каяка. Позже этот нож с попутчиком посылают храните
лю Чохрынь-ойки [1958, S. 149].
Когда готовили табак, то тоже обращались к Чохрынъ-ойке человек брал сосуд с табаком в руку, поднимал его вверх и, пово
рачивая в разные стороны, говорил: “Чохрынь-ойка, нюхай, нюхай,
готовь табака еще больше! Пусть крепким будет так, чтобы, кто ни
нюхал, заплакал!” [Ibid., S. 149].
Обращались к Чохрынъ-ойке и в случае, когда олень терялся в
лесу. При этом хозяин дома делал на ручке своего узкого ножа три
зарубки, чтобы изобразить лицо (глаза и рот) духа-покровителя, а за
тем оборачивал лезвие и ручку красной лентой таким образом, что
оставался видимым лишь кончик острия. Этот нож втыкали в заднюю
стену комнаты и оставляли на семь дней, независимо от того, находи
ли оленя или нет. Тогда же можно было пообещать божеству жертвен
ный платок, деньги, еду или бутылку водки. Сукно и деньги посылали
в Усть-Тапсуй к хранителю святилища Чохрынь-ойки. Жертва прино
силась духу-покровителю и у задней стены дома: при этом нож вты
кали вертикально в стол, рядом ставили бутылку водки и тарелку с
мясом; одновременно просили, чтобы Чохрынь-ойка привел потерян
ного оленя домой. Если жертвенного стола не было, то бутылку водки
и тарелку с мясом ставили на крышу жилища [Ibid., S. 149 - 150].
Интересно, что в данном случае Чохрынь-ойка, скорее, выполняет
функции Нер-ойки - покровителя оленьих стад.
К “Старику-ножу” обращались также с просьбой об удаче в охоте:
Над мысом с высоты озерного лебедя,
над мысом с высоты обского лебедя,
13
Обворожительный с семью ножами,
принимающий кровавую жертву,
Обворожительный с шестью ножами,
принимающий в жертву пищу!
Одежду свою, продуваемую ветром,
набрось на плечи, одетые в соболи,
шапку свою, продуваемую ветром,
возложи на свою голову с семью косами,
опояшься поясом, промоченным дождями!
Многочисленные твои сыновья, схватившие стрелу, молят тебя,
многочисленные твои сыновья, схватившие лук,
плачут мучительным плачем, обращаясь к тебе.
Твой Верховный дорогой отец
определил тебя быть мощью земли,
твой Верховный дорогой батюшка
определил тебя с твоими семью ножами
принимать кровавую жертву” [Ibid., S. 151].
*
*
*
Основываясь на вышеприведенных материалах исследовате
лей рубежа XIX - XX вв. (Н.Л. Гондатти, К.Д. Носилова, А. Каннисто), можно предположить, что на протяжении, по крайней мере,
XIX в. святилища Нер-ойки и Чохрынь-ойки находились в разных
местах. Происхождение первого из них было связано с культом
гор, актуальным для манси-оленеводов, живших по обе стороны
Урала; появление второго - с расселением семи братьев Чохрыньойки, упоминаемым в мифах и преданиях. Оба места были широко
известны и почитались населением близлежащих паулей. Кроме того,
Чохрынь-ойке через три, семь и двенадцать лет приносились обще
ственные жертвы. С уменьшением доли оленеводства в хозяйствен
ной деятельности манси, а также в связи с их дальнейшей миграци
ей от восточных склонов Уральских гор в сторону Оби культ
Нер-ойки стал постепенно терять свое былое значение; региональ
ное святилище превратилось в обычное поселковое.
Как уже упоминалось выше, культовое место Чохрынь-ойки
на протяжении XX в. принадлежало представителям фамилии Самбиндаловых, проживающим рядом с оз. Турват, которые приноси
ли духу-покровителю дары, в том числе переданные жителями дру
гих паулей. С уменьшением общей численности населения в
верховьях Северной Сосьвы святилище Чохрынь-ойки также стало
поселковым. Фигуры Нер-ойки и Чохрынь-ойки оказались рядом,
скорее всего, по двум причинам: во-первых, область их покрови
14
тельства распространялась на хозяйственную деятельность людей оленеводство, охоту и промыслы; во-вторых, их могли поместить
вместе (недалеко от селения) из прагматических соображений (до
ступности и простоты обслуживания). При этом необходимо отме
тить, что фигуру Нер-ойки перенесли на место, принадлежавшее
Чохрынъ-ойке на протяжении XX в., свидетельством чему являет
ся описание, выполненное К.Д. Носиловым, и наши экспедицион
ные материалы. Изменения атрибутивного характера за прошед
шие сто лет свелись к следующему: в конце XIX в. амбарчик стоял
на двух опорах, внутри находилась деревянная фигура; в 1990-м г.
амбарчик был установлен на одной опоре, внутри “сидели” две фи
гуры, выполненные из ткани.
Турват-пауль
В 12 км от оз. Турват вниз по Малой Сосьве расположено се
ление Турват-пауль, в котором в 1990 г. проживали три семьи Самбиндаловых. Дом нашего проводника В.П. Самбиндалова находил
ся чуть ниже по реке, а в самом селении стояли дома его братьев Дмитрия и Романа. Старый дом, построенный еще отцом Дмитрия
Ильича Самбиндалова, в последние годы в качестве жилья практи
чески не использовался, его хозяин ютился в небольшой избушке
неподалеку. Уже почти слепой, но радушный и веселый человек, он
не отказал нам в просьбе посмотреть обстановку дома. Глухие сени
вели в большую комнату: слева у двери - железная печка и стол у
окна, у окна справа - большая кровать. Еще одна кровать стояла у
задней стены, над ней на высоте 170 см была устроена широкая
пупыг-порма (“священная” полка, предназначенная для хранения
культовой атрибутики) размерами около 180 х 50 см, задернутая
ситцевой занавеской. Справа от кровати, на тумбочке, один на
другом стояли два закрытых на замки сундука, принадлежавшие
В.П. Самбиндалову. В них, по словам брата, он хранил своих пупыгов (фигуры духов-покровителей). По сведениям В.Н. Чернецова,
один из жителей Турват-пауля имел в качестве пупыга круглое ме
таллическое китайское зеркало [Источники..., 1987, с. 201].
На пупыг-норме стояли четыре мешка - один из лосиной шку
ры и три ситцевых, рядом с ними “сидели” три антропоморфные
фигуры и лежал санквылтап (струнный музыкальный инструмент)
с орнаментированной декой. В кожаном мешке находилась фигура
Евтымс-ойки (Юфтымс-ойки) - духа-покровителя “всех Самбиндаловых” (по словам У.В. Анемгурова, имя пупыга связано с названи
ем ручья Евтым-сос или Юфтым-сос, протекающего около Ураль
15
ских гор*). Фигура отличается массивностью, ее вес составляет не
менее 10 - 12 кг, длина 120 см, размах рук около 140 см, диаметр
головы 40 см, высота головы около 50 см (рис. 3). Евтымс-ойка
одет во множество халатов, верхний из них розового цвета. На голо
ве фигуры островерхая шапка из четырех красно-зеленых клиньев
с кисточками в верхней ча
сти, обмотанная белыми в
цветок платками. Евтымсойка сидит на шкурах собо
лей и лисиц, лежащих на дне
мешка; вынимать его из меш
ка не разрешалось. К сожа
лению, выяснить что-либо о
внутреннем вложении фи
гуры не представлялось воз
можным, а информатор так
же не смог ответить на этот
вопрос. Смотреть на духапокровителя разрешалось и
женщинам из рода Самбиндаловых (но не в период
менструации). Жертвопри
Рис. 3. Евтымс-ойка.
ношение в честь родового
духа обычно проходило в августе и январе, когда к нему съезжались
“все Самбиндаловы”, причем каждая семья привозила своего оленя.
В ситцевых мешках на пупыг-норме находились приклады:
шкурки лис, соболей, белок, множество платков и жестяная коро
бочка с медными и серебряными монетами конца XIX - середи
ны XX в.
Три антропоморфные фигуры оказались духами-покровите
лями самого Д.И. Самбиндалова, которые перешли к нему по на
следству от отца (рис. 4). Во время “родового” жертвоприношения
их ставят рядом с изображением Евтымс-ойки. Фигура первого пупыга - Лли-хума “Верховского, южного человека” (один из эпитетов
Мир-сусне-хума) одета в несколько рубашек (верхняя розового цве
та) и подпоясана красным кушаком. Высокая голова конической
формы обвязана белым в цветок платком. Второй пупыг - Луи-хум
“Низовой стороны человек” одет в зеленый халат, поверх которого
наброшена накидка, выполненная из широкого куска ткани бордо
вого цвета. Высокая островерхая голова обмотана красно-белым
* Б. Мункачи упоминал духа-покровителя по имени Ютим-сос ячпын отыр-пыг “Сына
священного богатыря с ручья Ютим” [Munkacsi, 1910-1921].
16
платком. Считается, что Луи-хум избавляет от болезни, если ему
поклоняться и приносить подарки. Возможно, это связано с тем,
что он относится к духам Нижнего мира, ведающим болезнями и
смертью людей. Третий пупыг - Остлип-урие-отыр одет в шелко
вый халат ярко-зеленого цвета (ярмак-сахи), подвязанный кушаком
из разноцветных платков. Высокая голова конической формы об
мотана черным платком. Длина фигур духов-покровителей состав
ляет около 80 см, высота голов около 40 см, диаметр нижней части
головы около 35 см.
Снаружи дома, в правой части задней стены на высоте 1,5 м
от земли была прибита полочка, на которой стоял чемодан со сло
манными замками и потому приоткрытый, внутри него находились
три небольшие антропоморфные фигуры, выполненные из светлой
хлопчатобумажной ткани, уже подгнившей от сырости. Их длина
не превышала 30 см.
“Голова” первой фигуры представляла собой узел платка, внут
ри которого были завязаны два серебряных рубля выпуска 1898 и
1924 гг. “Лицо” пупыга было настолько пропитано кровью, что ее
засохшие остатки покрывали лицевую сторону одной из монет; это,
безусловно, говорит о том, что пупыга “угощали” кровью жертвен
ного животного.
“Голова” второго пупыга представляла собой узел из нескольких
платков, в котором находилась серебряная фигурка гуся работы рус
ского мастера второй половины XIX в. (рис. 5, а). Фигурка высотой
7 см и длиной 9,2 см литая, полая, состоит из двух легко разъединяе
мых частей. Лапы и хвост птицы цельные, припаяны к тулову. Рабо
та отличается изяществом - мастер-гравер тщательно изобразил раз
личных размеров перья, рельефные крылья, проработаны лапки гуся,
глаза и клюв. На спине выбиты клейма с номером пробы (84) и ини
циалами мастера (по-видимому, это буквы “в” и “ч”).
17
Внутри “головы” третьего пупыга,
также обозначенной узлом из несколь
ких платков, находилась бронзовая
фигурка всадника - образец уральско
го средневекового литья (рис. 5, б).
Размеры фигурки 5,5 х 5 см. Всадник
сидит на коне боком, лицом и ногами к
зрителю. Левой рукой он держит узду
коня, показанную цепочкой круглых, ре
льефно переданных бугорков. Анало
гичным способом выполнен головной
убор (шлем?), рельефной полоской пояс. Лицо круглое, глаза и рот широ
ко раскрыты. Фигурка коня располо
жена на специальной платформе. На из
делии имеются следы позднейшей
доработки: тщательно выпилены уши
коня. Крепление для подвешивания от
сутствует. Вторичное использование
артефактов (а данная фигурка может
быть датирована по ряду аналогичных
Рис. 5. Вложения в “головы” находок на севере Западной Сибири
духов-покровителей,
периодом с IX по XII в.) в культовой
а - серебряная фигурка гуся, атрибутике обских угров неоднократ
б - бронзовый всадник.
но отмечалось исследователями. По
добная находка упоминается В.Н. Чернецовым: “...в Нерге один ста
рик поехал однажды с сетками, и в одну сетку попалась фигурка
человека на лошади из бронзы. Он решил, что это Вит хон пыг, взял
ее и сделал домашним идолом” [Источники..., 1987, с. 242].
Следует обратить внимание и на левую часть фигурки: на
первый взгляд, правая рука всадника лежит на крупе животного.
Однако тогда непонятно, почему за четырьмя ногами коня следуют
еще две “опоры”? Бронзовая фигурка выполнена достаточно акку
ратно, чтобы считать эти детали литейным браком. Вероятно, авто
ром показана убитая лисица, которую охотник везет на крупе коня,
тогда элемент, который можно было бы принять за кисть руки, ско
рее всего, и есть лисья голова. Известно, что существовала тради
ция изображать Мир-сусне-хума на коне, круп которого покрыт
лисьей шкурой [Прыткова, 1949, с. 378]. Подобный вариант изобра
жения присутствует и на многих жертвенных покрывалах, о чем
пойдет речь ниже. В нашем случае можно говорить о том, что брон
зовая фигурка всадника является отражением представлений ман
си об облике и “экипировке” Мир-сусне-хума.
18
Вторая фигурка могла изображать Калтащ-экву, птичьей ипо
стасью которой являлся гусь (в данном случае также выполнявший
функцию “головы” духа-покровителя). Заметим, что серебряная
фигурка утки находилась в числе вложений, составлявших сердцевину изображения Калтащ-эквы в одном из домов Хурумпауля
[Гемуев, 1990, с. 48]. Гусь был и одним из образов Небесного всад
ника, но наличие в одном комплексе сразу двух изображений Мирсусне-хума, безусловно, исключается.
Изображения гуся вообще были популярны у жителей Турват-пауля: В.Н. Чернецовым здесь была зарисована берестяная та
бакерка, лицевая сторона которой украшена несколькими фигур
ками гусей [Источники..., 1987, с. 182].
Таким образом, культовая атрибутика, хранившаяся в доме,
включала фигуру родового духа-покровителя (“всех Самбиндаловых”), изображения семейных пупыгов, перешедшие по наследству
к Д.И. Самбиндалову от его отца (находящиеся как внутри дома,
так и на пупыг-норме, установленной на наружной стене), и атри
бутику, принадлежащую его брату, В.П. Самбиндалову, с которой
нам не удалось ознакомиться. Фактически уже нежилой дом был
превращен в место хранения изображений богов и духов-покрови
телей разного ранга. Следует отметить, что формирование самих
фигур происходило достаточно традиционно: сердцевины двух из
них составляли металлические изображения божеств в той или иной
ипостаси, остальные фигуры внутренних вложений не имели. Ма
териалом для придания фигурам антропоморфной формы послу
жили суконные приклады, халаты и рубашки.
Яны-пауль
Селение Яны-пауль (юрты Искарские, Искарский городок)
располагается в 25 км от Няксимволя вверх по Северной Сосьве.
В настоящее время здесь проживают в основном манси Самбиндаловы (Сампильталовы), которых В.Н. Чернецов относил к фратрии
Пор [Чернецов, 19476, с. 172]. Данная фамилия в варианте Шемпенталовы зафиксирована в селении IV-ой ревизией 1783 г. (одно
хозяйство, объединявшее 10 мужчин и 8 женщин). По данным VII-ой
ревизии 1816 г., Шемпенталовы были объединены уже в 6 хозяйств
(27 мужчин и 17 женщин), а в 1858 г. - в 12 хозяйств (40 мужчин и
27 женщин) [Перевалова, 1997, с. 328]. Селение Яны-пауль в конце
XIX в. было самым крупным среди населенных пунктов бассейна
Северной Сосьвы: оно насчитывало 36 хозяйств (193 чел.; из них
манси - 181 чел.) [Патканов, 1911, с. 39].
19
В 1935 г. В.Н. Чернецову удалось посетить местное святили
ще Лепла-тит-ойки (Леп-тит-ойки), находившееся на левом бе
регу Леплы, впадающей в Северную Сосьву с правой стороны.
Рядом с тропинкой, ведущей к капищу, стояли два кедра, на
стволах которых были вырезаны лица арас ватат урне мепквов
(арась “очаг, костер”; вата “край, около”), густо замазанные кровью
и жиром. Немного дальше на двух кедрах были вырезаны лица леях
сунт урне менквов {леях “дорога”; сунт “устье, порог”). Неподалеку
от устья Леплы, рядом с небольшим оз. Леп-тит-ойка урай на ело
вой и кедровой гривне стояли четыре сумьяха; вокруг них находи
лись столбики от множества уже упавших домиков, которых, по
информации проводника, ранее насчитывалось тридцать. Новые
амбарчики ставили через каждые пять лет. Сооружали их на двух
опорах; боковые стенки собирали угловыми вертикальными стол
биками с прорезом, верхушки столбиков выполняли в виде антро
поморфных личин. Этих идолов называли ави сунт увры менкв (ави
сунт “порог двери”). Над Князевой слегой двускатной дощатой кры
ши был положен вытесанный в виде корыта на два ската охлупень,
передний конец которого имел форму лошадиной головы. В одном
из старых амбарчиков хранилась жертвенная посуда и утварь, три
подноса, несколько мисок, топоры, которыми рубили дрова, и спе
циальный топор для разрубания лосиных голов. Еще в одном сумьяхе находились идолы. Но самого Леп-тит-ойку (деревянного идо
ла с золотыми глазами) В.Н. Чернецову увидеть не удалось, не было
и его меча, а также фигуры лося (тотема Сампильталовых) - Тав
хуритэ ( Тав ялны хуритэ), отлитой, по словам проводника, из свин
ца, с золотыми глазами и серебряной монетой, вставленной в жи
вот. Рассказывали, что пупыг имел такую тяжелую саблю, что ее
могли поднять только три человека.
В одном из сумьяхов находился Леп-тит ойка пыг (сын Леп-титойки) - небольшой деревянный идол с серебряными глазами, одетый
во множество халатов и несколько островерхих суконных шапок. Ря
дом с ним лежал Щах ойка (Сак ойка) “Старик-молот” - бронзовый
боевой молоток начала XVII в. с железным клювом, завернутый в
многослойную одежду. Передний конец клевца изображал львиную
голову, держащую в пасти железное острие. “Старик-молот” считай
ся другом и помощником родового предка жителей Яны-пауля - лося,
с которым они воевали против богатырей фратрии Мось. Кроме того,
в амбарчике хранились стрела и одежды, сшитые из цветных ситцев
[Чернецов, 1947а, с. 122; Источники..., 1987, с. 200 - 202].
20
Согласно записи в дневнике В.Н. Чернецова, один из Куриковых (жителей селения) во время камлания призывал своего “ша
манского” духа Сак ойку [Источники..., 1987, с. 241]. Таким обра
зом, на поселковом святилищ е оказались одновременно
духи-покровители двух основных фамилий Яны-пауля - Самбиндаловых и Куриковых, причем покровитель последних занимал
явно подчиненное место.
По информации В.Н. Чернецова, Леп-тит-ойка являлся духом-покровителем всех Кос-я махум “людей с реки Кос-я”. В основ
ном это были Сампильталовы, или же мужчины, женившиеся на жен
щинах Кос-я и поселившихся среди Кос-я махум [Там же, с. 240].
Леп-тит-ойка относится к группе духов-покровителей ман
си, проживающих в верховьях Лозьвы и Северной Сосьвы. По све
дениям А. Каннисто, вогулы верхней Лозьвы почитали пару духовпокровителей “седых старца и старуху”, обитающих в вит ялпынг
“водном святилище” в устье р. Вижай; у них было три сына, помо
гавших людям при болезнях, в рыбной ловле и на охоте. Старшего
звали Якотиль-ойка “Середины реки мужчина”, его фигура храни
лась в селении Сав-пауль (дер. Гавружина). Средним братом был
Леплатит-ойка “Мужчина с устья реки Лепла”, живший выше Яныпауля, где вогулы платили подати. В Яны-пауле жил хранитель это
го духа. В определенные годы фигуру Леплатит-ойки доставляли
зимой в Сав-пауль к местному хранителю жертвенного амбарчика.
Он, в свою очередь, в новой лодке весной вез идола кродителям в
“водное святилище”; туда же везли тир-йив “дерево, на которое под
вешивается жертва”, срубленное заранее, ибо на территории святи
лища деревья валить не полагалось. Здесь Леплатит-ойку сажали
в берестяное лукошко и приносили ему в жертву пищу. Женщины
на это место не допускались. Осенью его полагалось отправить
назад в Яны-пауль, но перед этим совершалось жертвоприноше
ние коня или оленя.
Младший из братьев - Луссм-талях-ойка “Мужчина с верхне
го течения Лозьвы” имел священный амбарчик с собственным хра
нителем в верховьях упомянутой реки.
В случае смерти кого-либо из членов семьи хранителя изобра
жения Якотиль-ойки все три фигуры духов-братьев доставляли в
вит ялпынг, где их хранили некоторое время; после принесения кро
вавой жертвы фигуры духов-покровителей возвращали в места их
постоянного пребывания.
По данным А. Каннисто, все три брата относились к катего
рии лесных духов - менквов; в другом месте исследователь назвал
братьев “духами водной святыни”. Вогулы верили в то, что братья сильные лесные духи с железной или каменной шкурой; у них на
21
службе находятся другие лесные духи, которых они посылают для
выполнения того или иного задания; перед жилищем братьев по обе
стороны двери стоят менквы [1958, S. 156 - 157, 218] - в последнем
случае, как мы помним, речь идет о вертикальных стойках амбарчика Лепла-тит-ойки, верхние части которых выполнены в виде
личин.
По сведениям В.Н. Чернецова, отцом братьев (в этой редак
ции их двое) был Вит-ялпын-торум “Бог священной воды”, обитав
ший в устье р. Вижай (Ялпынг-я), правобережного притока Лозьвы. Старший сын, Сав-пауль-ойка, считавшийся предком рода
Елесиных, виделся людям в образе лося. В селении хранилось его
изображение - небольшая фигурка лося, отлитая из олова. Леп-титойка, предок рода Сампильталовых, живущих в верховьях Север
ной Сосьвы, по преданиям, некогда переселился с Лозьвы в устье
Леплы, от которой и получил свое имя. Леп-тит-ойка тоже лось и,
подобно своему брату, был представлен небольшой оловянной фи
гуркой. Елесины и Сампильталовы считали свои “роды” (семейно
родственные группы) братскими, что выражалось в употреблении
ими соответствующих терминов родства. Человек из “рода” Сам
пильталовых называл человека одного с ним поколения из “рода”
Елесиных “старшим братом”, а человека старшего поколения “де
дом”, “старшим братом отца” или “отцом отца”. Обе фамилии при
надлежали к фратрии Пор [Чернецов, 1939, с. 25 - 26].
Леп-тит-ойка входил в состав духов-покровителей, которых
традиционно показывали на драматических представлениях медве
жьего праздника. Человек, изображавший Леп-тит-ойку, являлся в
помещение, опираясь на два посоха, один из которых был изготов
лен из ели, а второй - из лиственницы [Источники..., 1987, с. 201].
В конце XIX в. известный венгерский исследователь Б. Мункачи записал в Яны-пауле заклинание Вит-ялпынгу, отцу Леплатит-ойки'.
Тебя, чьи песчаные берега - семь песчаных берегов,
чьи изгибы реки - семь изгибов реки,
заклинал батюшка твой, Нуми-Торум,
с помощью семи серебряных отверстий в крыше,
он, батюшка твой, наложил на тебя заклятие,
им, батюшкой твоим, Нуми-Торумом, был ты заколдован
с помощью входа семи его золотых отверстий в крыше,
им, батюшкой твоим, был ты заколдован
с помощью семи бурных водоворотов, волны вздымающих.
Сказывают, что живут там семь духов,
чья грудь из железа кована.
Сказывают, что живут там два седоволосых,
22
из серебряной воды водоворота
поднимаются они на поверхность!
Я, добрый сын твоего благородного человека,
[и эти] родственники [мои] по обеим сторонам,
[эти] люди, стоящие по трем сторонам,
видишь, держа в руках лошадь с гривой,
приближаемся мы к тебе,
со своей жертвой кровавой лошади, принадлежащей человеку,
приближаемся мы к тебе.
Из огненной области, откуда огонь поднимается,
болезнь поднялась, немощь поднялась.
В старые времена, когда поднималась болезнь оттуда,
не могла болезнь выйти наружу,
когда немощь поднималась - не могла она выйти наружу.
Добрая женщина благородная,
добрый человек благородный,
расчистили жертвенную площадку лесную,
деревьями поросшую,
сбросили они деревья с берегов песчаных,
расчистили они берега песчаные,
травами поросшие” [Munkacsi, 1892, S. 390 - 393].
Следует напомнить, что, по сообщению В.Н. Чернецова, у С. Сампильталова в Яны-пауле в домашнем ящичке хранилось серебряное
блюдо с изображением семи человек, завернутое в материю. Хозя
ин его никому не показывал, даже сыну, который мог увидеть это
блюдо лишь после смерти отца [Источники..., 1987, с. 200]. При
чтении заклинания создается впечатление, что описание водяных
духов было выполнено с фигур, представленных на серебряном
блюде - эта часть текста нами выделена жирным шрифтом. Как мы
увидим ниже, это не единичный случай - старинное предание трак
товало фигуры всадников на блюде из Верхне-Нильдино как изоб
ражения воинов Полум-Торума.
В 1989 и 1997 гг. нам удалось побывать в селении Яны-пауль.
Выяснилось, что святилище Jlen-mum-ойки продолжает функцио
нировать до сих пор. В послевоенные годы хранителем являлся
К.В. Самбиндалов, а сейчас обязанности перешли к его сыну Тимо
фею Константиновичу. Знакомство с ним нас порадовало и огор
чило одновременно, t одной стороны, в его лице мы встретили
достаточно образованного по здешним меркам человека, хорошо
знающего историю и обычаи своего народа, знакомого, в частно
сти, с некоторыми работами В.Н. Чернецова, опубликованными в
кратком и популярном изложении в областной печати. Он один из
23
немногих, кто старается поддерживать традиционные обряды и ве
рования. С другой стороны, огорчило нас полное и подчас агрес
сивное неприятие нашей многолетней работы по сбору и сохра
нению свидетельств уникального культурного наследия манси.
К сожалению, попытки получить информацию о святилище и тем
более попасть на него, оказались безрезультатными. Следует отме
тить, что и остальные жители Яны-пауля крайне неохотно говорили
на эту тему. Тем не менее удалось узнать, что в лесу, в трех кило
метрах от берега Леплы стоит амбарчик, возле которого развешены
шкурки. В последние годы Тимофей несколько раз менял место его
расположения. В амбарчике “живет” Леп-тит-ойка; в одном из до
машних святилищ селения хранятся фигуры его младших братьев.
Посещать святилище можно только с Тимофеем Самбиндаловым
или его отцом. Перед тем как посетить Леп-тит-ойку хранитель
должен предупредить всех в селении - до его возвращения нельзя
мыть пол, стирать и т.п. Принято ходить туда каждый месяц ста
вить богу бутылку. Женщины остаются на берегу реки и готовят
чай. Мужчины уходят к амбарчику, взяв с собой новые платки
для подношения духу-покровителю. В угол платка завязывают
монетку, зажигают березовую чагу и окуривают платки в этом
дыму. Иначе платок будет не угоден богу, придешь в следующий
раз, а он весь в дырах. Водку пьют, суп едят, бога угощают вод
кой. В жертву Леп-тит-ойке дважды в год приносят оленя или
теленка. Если кто-то умирает в семье, то родственники не могут
посещать святилище в течение года; это правило не распростра
няется на хранителя места.
Один из наших информаторов сказал о Леп-тит-ойке букваль
но следующее: Там живет Евтым-кусяй*, он же Леп-тит-ойка, он
главный бог. Напомним, что имя упомянутого выше духа-покровителя “всех Самбиндаловых” в Турват-пауле - Евтьшс-ойка. В этом
случае Евтьшс-ойка и Леп-тит-ойка {Евтым-кусяй) могут иметь одно
происхождение (с ручья Евтым-сос) и потому являться братьями,
которым поклоняются Самбиндаловы. Заметим, что перевод имени
Леп-тит-ойки в действительности звучит как “Мужчина основания
Леплы”. По информации В.Н. Чернецова, в прошлом один из Сампильталовых ходил на Лозьву и привез оттуда этого пупыга. Таким
образом, происхождение имени могло быть связано с первоначаль
ным местонахождением святилища Леп-тит-ойки в истоках Леплы,
где и находится ручей Евтым-сос. Закрепившись на новом месте,
дух-покровитель получил еще одно имя - Лепла-сунт-ойка “Старик
устья Леплы” (этот вариант зафиксирован Б. Мункачи).
* Кусяй - хозяин (манс.).
24
Евтым-сос-отыр-пыг “Сын богатыря с ручья Евтым” был хоро
шо известен на верхней Лозьве, где в случае болезни ему приноси
ли в жертву оленя, т.к. верили, что он уже излечил многих [Kannisto,
1958, S. 260, 299].
Согласно сведениям А. Каннисто и В.Н. Чернецова, Леп-титойка, относился к духам-покровителям фратрии Пор, о чем свиде
тельствуют вырезанные личины менквов на стволах кедров и стой
ках амбарчика, а также упоминание в местной легенде о борьбе
двух персонажей святилища - Тав хуритэ и Щах ойки - с богатыря
ми фратрии Мось. По-видимому, уже на Лепле произошла антропоморфизация облика духа-покровителя, который ранее представ
лялся в виде лося, хотя, безусловно, у нас отсутствуют основания
для четкого определения “характера взаимоотношений” в одном свя
тилище двух фигур - Леп-тит-ойки (деревянного идола) и Тав ху
ритэ (свинцового изображения лося). Возможно, что при перено
се фигуры Леп-тит-ойки его первоначальное имя - Евтым-сос стало отходить на второй план.
Данное святилище обладает набором достаточно стандартных
для обско-угорских культовых мест набором признаков: родствен
ной связью главных персонажей (Леп-тит-ойка и сын), использо
ванием в качестве фигур духов-покровителей оружия - в данном
случае бронзового боевого клевца, а также практикой периодичес
ких встреч братьев-духов {Леп-тит-ойки и Якотиль-ойки).
Домашние святилища
Домашние фетиши Н.П. Самбиндалова*
С левой стороны задней стены комнаты на высоте около 170 см
прибита пупыг-норма с занавеской. Справа на полке стоит большой
сундук, слева лежит большой мешок из лосиной шкуры шерстью
наружу; между ними - красный платок с завязанной в углу монетой.
Внутри мешка хранится масса разноцветных ситцевых и хлоп
чатобумажных платков с завязанными в углах монетами; кроме них связка из трех шкурок соболя и двух платков, связка из двух соболей
и пяти платков, связка из трех соболей и пяти платков, две связки из
трех соболей и шести платков, связка из семи соболей и восьми плат
ков, связка из восьми белок и двенадцати платков. А. Каннисто так
описал приготовление подобного жертвенного дара: “На Сосьве было
принято, в случае, когда в качестве жертвы духу-покровителю вы
вешивается мех лисицы, то “зырянская лента” (красная многопо
* 1928 г.р.
25
лосная лента) связывается в узел розочкой, к обоим ушкам ленты
привязывается платок, а в уголке - монета; затем ленту протягива
ют сквозь ноздри лисицы, концы же ее связывают двойным узлом”
[1958, S. 306].
На дне мешка находилась связка из семи медных колец и жерт
венное покрывало; под ним в свертке из шести последовательно завя
занных платков лежал “богатырский” шлем. О традиции на Сосьве жер
твовать шапку Мир-сусне-хуму упоминал А. Каннисто [Ibid., S. 309].
Покрывало (СМ1)* выполнено из сукна синего и желтого цве
та и состоит из семи квадратов, при этом шесть из них размещены
в прямоугольном поле в три ряда, а седьмой, меньший по размеру,
выступает за край основного поля полотнища, отороченного бели
чьим мехом (рис. 6, а). Изготовлено покрывало в середине XX в.
Его размеры составляют 75 х 60 (70) см. К углам основного поля и
к серединам трех сторон на низках белого и синего бисера приши
ты медные бубенчики. Голова всадника обозначена ромбом, корот
кие руки подняты вверх. Фигура коня показана только с двумя
ногами.
Оторочка покрывал беличьим мехом не выделяется из общей
традиции жертвовать белку духу-покровителю, о чем, в частности,
свидетельствовал В.Н. Чернецов: “Очень редко попадаются еще
Рис. 6. Жертвенное покрывало СМ1 (а) и “богатырский” шлем СМ2 (б).
* В данной книге при описании жертвенных покрывал и “богатырских” шлемов принята
сквозная нумерация, например: СМ1 - Святилища манси, № 1.
26
пегие белки. Таких белок не продают, а жертвуют пупыху (изобра
жению божка)” [Источники..., 1987, с. 147]; особенно ценным по
дарком Нилътан-овыл-ойке (селение Анеево) считались белки с
белыми хвостами и белки-альбиносы [Гемуев, 1990, с. 131]. Одним
из фольклорных названий Золотого Богатыря было “Царь с данью
весенней (осенней) белки”: “Он назначается царем с данью весен
ней белки, он назначается царем с данью осенней белки” [Мифы...,
1990, с. 125, 516].
“Богатырский” шлем (СМ2) с четырьмя фигурами всадников
выполнен из сукна синего и желтого цвета, края оторочены беличь
им мехом, нижняя часть украшена орнаментом “сидящий соболь”
[Шешкин, Шабалина, 1993, с. 20] (рис. 6, б). Изготовлен шлем в
середине XX в., его высота составляет 28 см. К нижнему краю
изделия на низках черного и белого бисера пришиты семь медных
колокольчиков завода П.Г. Чернигина. Середина верхней части шле
ма оформлена в виде прямоугольного куска темно-синего сукна, в
который вшита фигура гуся из сукна красного цвета, выполненная
с овальной вставкой. Суконные квадраты шлема сшиты таким об
разом, что фигуры Всадников оказались перевернутыми вверх но
гами. Вряд ли это ошибка: работа выполнена аккуратно, более того,
нам известно более десяти изделий (покрывал и шлемов) данной
мастерицы и трудно заподозрить ее в незнании канона. Тем не ме
нее, объяснения столь странному положению фигур всадников пока
нет. В целом их изображения аналогичны фигурам на предыдущем
покрывале; совпадает также цвет сукна покрывала и шлема, созда
ется впечатление, что они были выполнены одновременно. Как мы
увидим ниже, покрывала и “богатырские” шлемы приведенного об
разца одна и та же мастерица шила для жителей Яны-пауля, Халпауля и Няксимволя.
В сундуке, сразу под крышкой, лежали две мужские рубашки
и платок; левый и правый угол занимали два антропоморфных изоб
ражения духов-покровителей, младших братьев Лепла-тит-ойки,
которых разделяли связки платков. Обе фигуры лежали на шкурах
бобров, что, возможно, было связано с отношением названных бра
тьев к духам водных святилищ (напомним, что отец Лепла-титойки - Вит-ялпын-торум).
Фигура справа (рис. 7) была одета в черный бархатный халат
(с красным подкладом, крупными черными пуговицами, двумя
боковыми и одним нагрудным карманами), перевязанный несколь
кими узкими шерстяными поясами красного и розового цвета фаб
ричного производства; под черным халатом были последовательно
надеты: халат голубого цвета, два халата красного цвета, клетчатая и
красная рубашки. Длина фигуры 90 см, размах рук 105 см, диа
27
метр головы, выполненной из
нескольких разноцветных плат
ков (верхний - голубой шелко
вый), 20 см. Под фигурой ле
жал “богатырский” шлем. Дно
сундука было накрыто не
сколькими лисьими и соболи
ными шкурами, составлявши
ми в разные годы первую
осеннюю добычу хозяина дома;
в отдельном свертке находи
лись монеты конца XIX - на
чала XX в.
Шлем (СМ3; рис. 8) с чеРис. 7.Фигура духа-покровителя. тырьмя ф игурами всадников
был выполнен из сукна красного и зеленого цвета и оторочен собо
льим мехом. Изготовлен в середине XX в. Высота изделия 22 см.
К нижнему краю шлема, украшенному орнаментом “сидящий со
боль”, подшиты семь маленьких медных колокольчиков на низках
синего и зеленого бисера. В верхней части вшито изображение гуся
из сукна красного цвета, выполненное с овальной вставкой. Фигу
ра всадника на коне оформлена аналогично фигурам на вышеопи
санных в этом доме покрывале и шлеме.
Вторая фигура духа-покровителя была одета в ситцевый халат
черного цвета, подпоясана шерстяным сиреневым шнуром, под
первым халатом находился еще один - черный в полоску и несколь
ко разноцветных рубашек, голова выполнена из разноцветных плат
ков, верхний из них коричневого цвета. Длина фигуры 78 см, раз
мах рук 84 см, диаметр головы 20 см. Под фигурой пупыга на шкуре
бобра лежало жертвенное покрывало в окружении нескольких арсынов (кусков жертвен
ной материи) и монет со
ветского времени.
Покрывало с четырь
мя фигурами всадников
выполнено из сукна крас
ного и черного цвета и
оторочено мехом соболя
(СМ4; рис. 9, а). Оно было
изготовлено на рубеже
XIX - XX вв. В работе
использовались нити оле
ньих сухожилий. Размеры
Рис. 8. “Богатырский” шлем (СМ3).
28
покрывала 71 х 66 см, его углы
украшены медными колоколь
чиками на цепочках. Голова
всадника обозначена ромбом,
его руки подняты вверх, при
этом на одной из них сидит
“птица”, а второй рукой наезд
ник держит поводья коня.
По форме и характеру
имеющихся на нем изображе
ний покрывало СМ4 практи
чески тождественно покрыва
лу, приобретенному в начале
XX в. С.И. Руденко в Няксимволе и хранящемуся сегодня в
Российском этнографическом
музее [Руденко, 1929, с. 32]
(рис. 9, б). Совпадение по вре
мени изготовления и бытова
ние их в одном регионе (напом
ним, что расстояние по реке
между Яны-паулем и Няксимволем составляет всего 25 км)
позволяет с большой долей уве
ренности говорить о том, что
оба изделия выполнены одним
автором.
Касаясь фигур духов-по
Рис. 9. Жертвенные покрывала.
кровителей, младших братьев
а -С М 4 ,6 -С М 1 7 .
Лепла-тит-ойки, наши инфор
маторы говорили о том, что им кланяются каждую новую луну: на
пупыг-норму ставят бутылку водки и наливают пупыгам по стопке
за каждого человека, затем совершают поклоны и просят удачи в
охоте и рыбной ловле. При этом крышку сундука обязательно при
поднимают.
Во время забоя скота связки платков и шкурок развешивают
на поперечные жерди во дворе дома, где они должны находиться
до заката солнца. На закате их прячут обратно в кожаный мешок и
сундук. Эти же платки и шкуры вывешивались по стенам избы во
время медвежьего праздника.
Когда охотник приходит в охотничью избушку в лесу, то нали
вает стопку, кланяется и просит об удаче лесных духов, все как
дома делает, только в избушке в лесу ничего не висит, стопку ста
29
вят на подоконник и говорят молитву; стопку человек сам потом
выпивает.
Таким образом, комплекс домашних фетишей Н.П. Самбиндалова
включает две фигуры пупыгов - младших братьев главного персонажа
поселкового святилища, два жертвенных покрывала и два “богатырс
ких” шлема, при этом часть атрибутики (обе фигуры и четырехпольный
ялпын-улама) перешла к хозяину дома от его родителей.
Домашние фетиши А.Е. Самбиндалова*
Жилое помещение состоит из одной комнаты, разделенной дву
мя перегородками на три части. В дальнем от входа углу вдоль
правой стены сооружена пупыг-норма. Справа на полке стоит боль
шой сундук, на котором лежит санквылтап, сделанный сыном хозя
ина. Слева находится чемодан, на нем лежит мешок из хлопчатобу
мажной ткани с арсинами и мешок из пыжика. В пыжиковом мешке
хранится фигура Луи-хум-ойки “Нижней стороны мужчины”, голо
ва которого обозначена лыжной шапочкой (рис. 10). Когда А.Е. Самбиндалов достал мешок с Луи-хум-ойкой, жена подала ему кусочек
чаги, который затем зажгли, а в мешок бросили монетку. На празд
ник на улицу не выносим. Мешок с Луи-хум-ойкой ставим в доме
на стол и развязываем, ставим ему рюмочку.
В большом сундуке, принадлежавшем, по словам хозяина дома,
еще его прадеду, находится фигура Торм-пупыга или Али-хум-ойки
“Верховского мужчины” (М ирсусне-хума), естественно, более
важного, чем Луи-хум-ойка, пер
сонажа; там же хранятся наконеч
ники стрел и три медных блюд
ца, одно из которых украшено
двуглавым орлом. На праздники
сундук с полки не снимают, а,
лишь приподняв его крышку, бро
сают внутрь монеты. А.Е. Самбиндалов завершает строитель
ство нового дома и собирается
перенести в него сундук.
За сундуком лежит сабля
длиной 97 см в металлических
ножнах, обмотанных коричневым
Рис. 10. Луи-хум-ойка.
шерстяным шарфом; клинок об* 1932 Г.р.
30
ломан на одну треть. Подобная, польская по происхождению, саб
ля ранее была обнаружена среди культовой атрибутики в доме
П.Е. Шешкина в Ломбовоже [Гемуев, 1990, с. 85].
Ниже пупыг-нормы сделана небольшая полочка, на которой в
ситцевом мешке лежит имда - растянутая на специальном каркасе
медвежья шкура, накрытая десятком рубах. История ее такова: мед
ведя нашли хозяин дома и его сын. Женщина не должна об этом
знатьу старуха не должна знать, что мы на медведя пошли. Мед
ведь, как узнает, что человек рядом, худеть начинает, его надо
сразу братьу пока толстый. Разделали прямо в лесу, мясо отреза
ли, голову и лапы не трогали. Сердце на месте оставили. В Яныпауль пошли, не доходя одного километра, пять раз стреляли холо
стыми патронами. Знают теперь, что тащим. Вечером дядя Костя
Самбиндалов уже в маске пришел. Масок мы делали штук шесть и
ижуравля” делали, с ним заходили. Деревянную лошадь с одним ко
локольчиком. Шлемы на палку надевали. Стол поставили в угол, где
пупыги, постелили шкуру под медведя. Глаза копейками закрыли, а
на нос положили берестяной кружок. Это для женщин - чтобы
они не смотрели, медведя им трогать нельзя, только поздороваться-попрощаться. Чашка перед ним, женщина зайдет - копейку туда
положит. Бутылка рядом стоит. На когти ему кольца надеваем.
Это делают мужчины. Сверху шкуры - арсын. Когда плясать нач
нут, открывают его. Кто плясал - брал со шкуры платок и держал
его в руках. По окончании пляски клали платок на шкуру. Перед
медведем руки не должны быть голыми. Когда плясали, шапки на
голову надевали и ярмак-сахи.
На наш вопрос, к какой группе манси (Пор или Мось) он себя
относит, А.Е. Самбиндалов ответил так: Я - Пор-хум, жена - Мощнэ, Аментьева, она из Халпауля. Пор только на Мось мог женить
ся. Родня чтобы не была.
Таким образом, домашние фетиши А.Е. Самбиндалова вклю
чают две фигуры духов-покровителей - Али-хум-ойки и Луи-хумойки (эта пара аналогична пупыгам Д.И. Самбиндалова в Турватпауле), три блюдца для Али-хум-ойки, а также атрибутику для
медвежьего праздника - имду и саблю. К сожалению, содержимое
сундука осталось для нас неизвестным, но блюдца с большой долей
уверенности указывают на наличие жертвенных покрывал.
Амбарчик Д.К. Куриковой
Фамилия Курыковых встречается среди жителей Искарских юрт,
по крайней мере, уже в 1783 г. [Перевалова, 1997, с. 328]. По данным
исповедной росписи метрической книги 1794 г., из 138 жителей селе31
ния 48 чел. (максимальное количество) носили фамилию Куроковых [Соколова, 1983, с. 173]. В связи с этим мнение В.Н. Чернецова
о том, что основная часть населения Яны-пауля принадлежала к “роду”
sampiVtal, и только женитьба манси Курикова в конце XIX в. на
одной из женщин этого “рода”, перешедшего при этом в дом невес
ты отца, привела к основанию здесь ветви Куриковых [1939, с. 27],
по-видимому, является ошибочным.
В 1989 г. мы обследовали разрушенный временем амбарчик,
находившийся в центре селения и ранее принадлежавший Д.К. Куриковой: строение покосилось, берестяная кровля упала, но на две
ри все еще висел замок. По сведениям соседей, у старушки не было
наследников, и после ее смерти в сумьях перенесли часть вещей.
Здесь находилось несколько керамических горшков, три ружья и
большой сундук старой русской работы, обитый железными поло
сами. Его неоднократно открывали, и большинство атрибутики сгни
ло. Тем не менее, состав вещей вызывал интерес. На дне сундука
лежали две фигуры духов-покровителей.
Первая из фигур, обнаруженных в амбарчике, длиной около
50 см, была выполнена из множества рубашек и халатов. Вторая
фигура вырезана из дерева и одета в несколько истлевших кусков
ткани (рис. И). Ее длина 36 см, максимальная ширина головы 10 см,
туловища 8 см, толщина фигуры от 0,5 до 3 см. Лицо пупыга пред
ставляет собой сильно углубленную плос
кость, лоб выступает вперед и нависает над
лицом. Рот, нос, глаза не обозначены, под
бородок, треугольный в сечении, выдвинут
вперед; плоскости подбородка и лба парал
лельны друг другу. Руки выполнены в виде
коротких обрубков. Тулово подтреугольной
формы стесано таким образом, что впере
ди образуется “гребень”. На затылочную
часть головы было наложено металлическое
блюдце диаметром 13 см (рис. 12). В цент
ре его в окружении растительного орнамен
та изображен двуглавый орел и фигуры двух
стоящих львов. Работа выполнена в техни
ке чеканки.
В сундуке также были обнаружены се
ребряный с позолотой сосуд - солонка рус
ской работы конца XVIII в., две медные
Рис. 11. Фигура духаложки,
большое количество матерчатых при
покровителя из
кладов,
несколько истлевших островерхих
амбарчика
суконных шапок, два жертвенных покры
Д.К. Куриковой.
32
вала, медное блюдце, фраг
менты налобной пластины и
серебряного блюдца.
Жертвенное покрыва
ло с четырьмя фигурами
всадников выполнено из
сукна красного в горошек
и черного цвета и отороче
но беличьим мехом (СМ5;
рис. 13, а) Оно было изго
товлено предположительно
в начале XX в. Его разме
ры 78 х 80 см. В работе ис
пользовались нити оленьих
сухожилий. К углам на ко
Рис. 12. Блюдце с двуглавым
жаных ремешках подшиты
орлом и львами.
медные колокольчики. Голова всадника обозначена ромбом, короткие руки подняты вверх.
Фигура коня показана с двумя ногами.
Второе покрывало с четырьмя фигурами всадников выполне
но из сукна оранжевого и зеленого цвета и оторочено беличьим
мехом (СМ6; рис. 13, б). Покрывало изготовлено предположитель
но в начале XX в. Его размеры 82 х 82 см. В работе использовались
нити оленьих сухожилий. К углам покрывала на кожаных ремешках
пришиты медные колокольчики и низки цветного бисера. Головы
всадников первого ряда обозначены ромбами, всадники второго
ряда изображены с головными уборами в виде шляп-треуголок.
В поднятых вверх руках всадников находятся два предмета, трак
туемые обычно как птицы.
Рис. 13. Жертвенные покрывала,
а -СМ5, б - СМ6.
33
Медное блюдце (рис. 14) диаметром 9 см изготовлено с ис
пользованием штамповки и гравировки. В его центре изображен
бегущий олень, а по краю - три фигуры, отделенные одна от другой
розетками: две собаки и охотник в длинной шубе, натягивающий
лук. Дата изготовления изделия (1832 г.) нанесена точечным штам
пом. Имеются два отверстия для подвешивания или крепления. По
добного рода блюдца неоднократно описаны и опубликованы в ли
тературе [Прыткова, 1949а, с. 44 - 46; Гемуев, Сагалаев, 1986, с. 70;
Гемуев, 1990, с. 76].
Фрагмент серебряного налобного украшения, выполненный
с использованием штампа и чеканки, представляет собой обло
мок тонкой пластины прямоугольной формы размерами 4 х 8 см
(рис. 15, a), на лицевой стороне которого изображены холмы, два
дерева и цветы. В нижней части сохранились три полукруглых
фестона с отверстиями для подвесок.
Серебряное блюдце, диаметр которого изначально составлял
1 1 - 1 2 см, ныне представляет собой обломок размерами 7 х 10 см
(рис. 15, б). Центральной частью блюдца являлась розетка диамет
ром 5,5 см, украшенная растительным орнаментом, который вы
полнен с помощью штампа и чеканки.
Таким образом, комплекс домашних фетишей Д.К. Куриковой
составляли две фигуры духов-покровителей и два жертвенных по
крывала, символизировавшие присут
ствие Мир-суспе-хума. Предметы из
серебра и меди, шапки и куски ткани
являлись прикладами духам-покрови
телям и Мир-сусие-хуму.
а
О
0
1
2
1 _____ i_______ i
Рис. 14. Медное блюдце. 1832 г.
34
1
2
Рис. 15. Фрагменты
серебряных изделий.
а - пластины, б - блюдца.
Дом на берегу
На берегу реки стоял заброшенный дом, состоящий из не
больших сеней и одной комнаты. Обращала на себя внимание
низкая дверь, высота которой от порога составляла 90 см. Берес
тяная двускатная крыша поддерживалась крюками-курицами, по
два с каждой стороны. Концы одной пары крюков были украше
ны головами зверьков (зайца? соболя?). Подобное изображение
на конце крюка, поддерживающего кровлю, было опубликовано
В.Н. Чернецовым, который считал, что таким образом обознача
лась голова тотема фратрии Мось - зайца [1939, с. 31]. Поскольку
исследователь неоднократно бывал в Яны-пауле, возможно, речь
в данном случае идет об одном и том же изображении. Оформ
ление крюка в виде головы лошади отмечено В.Н. Чернецовым и
на верхней Лозьве [Источники..., 1987, с. 21].
В правом углу комнаты на пупыг-норме стояла небольшая
круглая берестяная коробка, внутри которой на куске оленьей
шкуры лежала фигурка иттерма (изображение умершего), оде
тая в несколько рубашек и малицу; головой служит серебряная
монета.
*
*
В разговорах с информаторами в Яны-пауле мы услышали
упоминание о Полум-Торуме, видном персонаже мансийского пан
теона, одном из сыновей верховного бога Нуми-Торума: Дед Костя
Самбиндалов Полум-Торума сюда привозил с Пелыма, здесь жерт
ву ему приносили, потом он его на Пелым обратно увозил. Годах в
50-х на оленях он привозил, и в 70-е еще было. Обычно по зимнику
привозили. Самого Полум-Торума ставили у них в зимнем доме в
лесу. Оленей убивали или жеребенка, а чаще одну лошадь трех
четырех лет. Арсыном глаза завязывали, назывался он торум-арсын (“божий арсын”. - Авт.). Стреляли в лоб, но чтобы только в
арсын не попасть. Ялпыны (жертвенные покрывала с вышитыми
фигурами Мир-сусне-хума. - Авт.) вешали на березу, ее в снег вот
кнут, чагу зажигают. Если на угол дома, то ялпыны с южной сто
роны стараются вешать - к стене, где ящик с пупыгами стоит.
Женщинам нельзя подходить, можно только издалека смотреть.
В XIX в. священное место Полум-Торума с его изображением
находилось в одном из селений в верховьях р. Пелым. Полум-Торум почитался людьми, принадлежащими к фратрии Пор, далеко
за пределами Пелыма. Его сыновья являлись духами-покровителя
ми ряда мансийских селений на Северной Сосьве (Петкаш, Рези35
мовские и Нильдинские юрты) и нижней Оби (Новинские и Сурейские юрты). Жители этих селений именовали себя “пелымским
народом”, считая, что их предки пришли с берегов этой реки, ведо
мые “сыном пелымского Торума”. Сознание родства с пелымскими
манси было настолько велико, что еще в начале XX в. жители упо
мянутых селений каждые семь лет возили изображение своего предка
в Пелым, в “гости” к его “отцу” [Чернецов, 1939, с. 24].
О том, что в верховьях Пелыма держали “истукана” ПолумТорума “Бога Пелыма”, сообщал еще А. Каннисто. По его сведени
ям, каждый третий год хранитель отвозил Пелымского бога в Яныпауль, где совместно приносили жертву жители с Северной Сосьвы
и Лозьвы. Там устраивали мири йир “общую (народную) жертву”,
состоящую из семи оленей (cam сали) [1958, S. 265 - 266]. Судя по
имеющейся у нас информации, приведенной выше, эта традиция
продолжала сохраняться и во второй половине XX в.
ХАЛПАУЛЬ
Халпауль - небольшое селение, расположенное на правом бе
регу Северной Сосьвы, приблизительно в середине пути из Яныпауля в Няксимволь. По сведениям В.Н. Чернецова, на протяже
нии XX в. здесь жили так называемые “современные” Тасмановы зыряне, которые пришли сюда из-за Урала и были адаптированы
Тасмановыми-манси, от которых и получили родовое имя [Источ
ники...,1987, с. 206]. Переписью 1897 г. в Халпауле зафиксировано
8 мансийских хозяйств, объединявших 30 мужчин и 21 женщину
[Патканов, 1911, с. 40].
В послевоенное время в селении проживали две семьи общей
численностью 6 - 7 человек [Пивнева, 1991, с. 150 - 152], а сегодня
единственными жителями Халпауля являются М.В. Пеликова и ее
второй муж А.А. Тасманов.
Святилище Йипых-ойки
К сожалению, в настоящее время святилища Йипых-ойки уже
не существует, поэтому мы вынуждены обратиться к сведениям о
нем, взятым из статьи В.Н. Чернецова и его дневников [Чернецов,
1947а, с. 122; Источники..., 1987, с. 151, 191, 204 - 206, 216].
Тотемом жителей Халпауля являлся Йипых-ойка - филин, ко
торого иногда называли Тахт талях товлын ойка “Верховьев Сосьвы
крылатый старик”. Недалеко от селения расли от одного корня семь
берез; считалось, что на них сидели Йипых-ойка, пять его братьев и
36
Товлыи-ойка (орел)*. Изображение Йипых-ойки представляло со
бой медную фигурку филина величиной около 7 см с распростер
тыми крыльями, которая хранилась на культовом месте. Ее сторо
жил Ялпипг-уй “Священный зверь”, фигура которого была выполнена
в виде серебряного слона. Рассказывали, что слон был настолько
тяжел, что поднять его могли только четверо мужчин; если его за
носили внутрь амбарчика, то на другой день он обязательно оказы
вался снаружи.
Священное место Йипых-ойки, на котором В.Н. Чернецов по
бывал зимой 1935 г., находилось по дороге на Лопсию (левый при
ток Северной Сосьвы выше Халпауля) на берегу старицы (рис. 16).
На двух опорах (стволах деревьев) на высоте 1,3 м от земли были
установлены перекладины, застеленные досками. Двускатная кры
ша, а также передняя и задняя стены лабаза были выполнены из
бересты. Слева от лабаза на одной опоре был установлен небольшой
амбарчик из досок (ура), внутри которого лежали обрывки красно
го платка. Еще левее был сооружен стол из двух широких досок.
Метрах в пятидесяти от этого места находился еще один лабаз с
жертвенной утварью. Проводник К. Сампильталов не решился от
крыть лабаз и дотронуться до вещей. Когда В.Н. Чернецов снял
переднюю стенку лабаза, то увидел знаменитого слона, описанного
еще Д.Н. Анучиным [1893]. Слон был покрыт многочисленными
платками, одни из них были завязаны под брюхом, другие - под
Рис. 16. Культовые амбарчики и стол на святилище Йипых ойки.
Рисунок выполнен В.Н. Чернецовым [Источники..., 1987, с. 204].
* Во время сражений Полум-Торум мог принимать вид семивершинной березы [Гондатти, 1888, с. 19].
37
шеей. На бивнях слона были надеты восемь серебряных и медных
колец. Фигура животного полая, выполнена из серебра, ноги по
ставлены прямо, хобот поднят вверх. По преданию, фигура слона
раньше была наполнена серебром, которое было использовано в
голодный год для покупки хлеба.
В левом переднем углу лабаза лежали беличья шкурка, обры
вок ткани с позументом, обернутая лентой сабля без ножен и с
рукояткой из оленьего рога, пучок стрел с железными наконечни
ками. Справа находился бубен, завернутый в материю. В централь
ной части лабаза в куске шелковой ткани хранились монеты и две
штампованные жестяные тарелочки, одна - с изображением джон
ки и японских вееров, другая - с портретом королевы Виктории.
Эти тарелочки назывались карм и также являлись пупыгами.
В задней части лабаза стоял мешок из зеленой материи, напол
ненный жертвенными платками; на дне лежала фарфоровая фигур
ка совы - перечница работы М.С. Кузнецова, завернутая в белый
платок с монетами в углах.
Обращаясь к данному описанию В.Н. Чернецова, можно уви
деть, что на культовом месте Йипых-ойки было представлено сразу
несколько фигур духов-покровителей. Опуская вопрос о том, в какой
конкретно фигурке - медной или фарфоровой - воплощался образ глав
ного персонажа, следует сказать, что его сторожем и помощником
выступал серебряный слон - Ялпинг-уй. Наличие еще двух пупыгов в
виде жестяных тарелочек, а возможно, и трех, если считать за одного
из них пучок стрел (подобный образ духа-покровителя широко рас
пространен в культовой практике манси), было связано, скорее, с пе
реносом из домашнего святилища на поселковое атрибутики умерше
го шамана, чей бубен и сабля также находились в амбарчике.
Почитание предка в виде птицы, а чаще всего филина, доста
точно часто встречалось у населения Восточного Приуралья. Духом-покровителем Елышкиных юрт на средней Конде являлся Товлынг-аньщюх “Крылатый старик”, местные жители считали его
младшим сыном обского князя и полагали, что он поселился в этом
районе после того, как был убит прежний дух-покровитель “Ста
рик-филин”. В конце XIX в. было известно место близ селения Нахрачи, которое вогулы называли “пустошью Крылатого старика”
[Kannisto, 1958, S. 188 - 189]. Род Кукиных в Межи-пауле на р. Ля
пин почитал своим предком “Крылатого старика селения Межи” орла. Иногда его называли “Старик-филин селения Межи”, так как
считалось, что он сын “Старика и старухи филинов из селения Хурумпауль”, выходцами из которого были и сами Кукины [Черне
цов, 1939, с. 25]; их родовая тамга изображала птичью лапу [Он же,
19476, с. 169]. Святилища “Старика и старухи филинов” около Ху38
румпауля, Ворсик-ойки “Трясогузки-старика” на берегу р. Маньи,
Халев-ойки “Чайки-старика” у селения Анеево и Товлынг-ойки око
ло Межи-пауля продолжали функционировать во второй половине
XX в. [Гемуев, Сагалаев, 1986, с. 8 - 25; Гемуев, 19906, с. 78 - 91;
Гемуев, Бауло, 1997, с. 356 - 360].
У манси бытовала йипых эрыг “песнь филина”, которая имела
магическое значение. Один из жителей Яны-пауля исполнил ее
В.Н. Чернецову, но не стал допевать до конца, сказав, что в этом
случае обязательно пойдет снег и завалит дорогу (исполнение летне
го варианта этой песни способствовало вызыванию дождя). В песне
говорилось о филине, засыпавшим снегом дом семи Мось нэ. Если в
зимний период во время охоты не было снега, его можно было выз
вать, для этого охотник должен был вечером громко крикнуть: “Пухупуху”, подражая крику филина [Источники..., 1987, с. 191, 193]. Один
из вариантов песни был опубликован И.И. Авдеевым:
Вот я полечу,
выпрошу снега между деревьями...
Филин и полетел.
Опустился между деревьями.
Так кричит филин:
“...Пу-у-гу! Пу-у-гу!
Батюшка мой, вышний Торум,
Наснежи снегом
Меж деревьями в эту ночь”.
Снег выпал... [1936, с. 105 - 106].
Манси рассказывали и такую историю: однажды жившая в Хулимсунте женщина (родом из Халпауля) сильно заболела, была почти
уже мертвая. Тогда ночью в ее дом прилетел филин и сел на балку,
опустив крылья. Сказав, что надо принести жертву, он улетел. Жерт
ву принесли и женщина скоро поправилась [Источники..., 1987, с 151].
По сообщению А. Каннисто, вогулы Северной Сосьвы почита
ли дух ветра по имени Холи-вот-ойка “Восточного ветра мужчи
на”, который выступал в образе филина [1958, S. 92].
Домашние святилища
Домашние фетиши М.В. Пеликовой
Культовая атрибутика, оставшаяся после смерти первого
мужа хозяйки, хранилась рядом с домом*, в сумьяхе.
* На чердаке дома у задней стены на перекладине висела медвежья шкура, внизу на полу
лежали оленьи рога и несколько арсынов.
39
Внутри него у задней стены были прибиты одна над другой
две широкие полки. На них находились два чемодана, берестяной
туес и два полиэтиленовых мешка. В одном чемодане лежало мно
жество жертвенных платков и связки лисьих шкур, но наибольший
интерес вызвали жертвенные покрывала и “богатырский” шлем, а
также узелок из красной ткани, в котором находились металличес
кое блюдце и вырезанное из бересты изображение коня.
Жертвенное покрывало с семью фигурами всадников было вы
полнено из сукна красного и синего цвета и оторочено беличьим ме
хом (СМ7; рис. 17, о). Оно изготовлено в середине XX в. Его размеры
составляют 67 (82) х 90 см. В работе использовались нити оленьих
сухожилий; к углам на желтых и красных тесемках пришиты медные
колокольчики, отлитые на заводах А.Т. Сафонова и А.И. Бадагова.
Фигуры шести всадников размещены в прямоугольном поле в три
ряда, а седьмой, меньший по размеру, вшит в квадрат, выступаю
щий за край основного поля. Голова всадника обозначена ромбом,
короткие руки подняты вверх. Тулова коня и всадника выполнены
с общей вшитой “священной”
вставкой. Фигура коня показана
только с двумя ногами.
“Богатырский” шлем с фигу
рами четырех всадников выпол
нен из сукна красного и черно
го цвета и оторочен беличьим
мехом (СМ8; рис. 17, б). Изго
товлен в середине XX в. Его вы
сота 42 см, размеры одного квад
рата 17 х 20 см. Нижний край
шлема украшен орнаментом “си
дящий соболь”. В верхней части
шлема в сукно красного цвета
у и .----- ... ------------L.....-------------вшита фигура гуся из сукна чер
а ч?
ного цвета, выполненная с оваль
ной вставкой, в центре которой
закреплен пучок красных и чер
ных лент. Голова всадника обо
значена ромбом, короткие руки
подняты вверх. Фигура коня по
казана только с двумя ногами.
Блюдце диаметром 9,2 см
(рис.
18, а) медное, посеребрен
Рис. 17. Жертвенное
ное,
изготовлено
в технике чекан
покрывало СМ7 (а)
ки и гравировки. На дне его изоби “богатырский” шлем СМ8 (б).
40
ражена фигура бегущего оленя, слева от него по краю - собака,
справа - гусь, внизу - два охотника. Фигуры разделены между со
бой розетками растительного орнамента. По сообщению С. Мель
никова, в такие сосуды наливалась кровь принесенной в жертву
лошади, после чего хозяин (если жертвоприношение совершалось
на семейном культовом месте) или шаман, взяв сосуд с кровью,
подходил ко всем идолам и, обмакнув палец в сосуд с кровью,
намазывал им по три черточки на каждом, оставшуюся же кровь
пил сам и давал пить присутствующим. Судя по описанию сосуда,
который С. Мельников купил для Географического общества, он
был украшен изображениями оленя, лисицы, соболя и охотника с
луком [1852, с. 29].
На дне чемодана лежали берестяные фигурки коня и трех ля
гушек, завернутые в фольгу. Как известно, в случае болезни было
принято обещать Мир-сусне-хумуу Тапал-ойке (Полум - Торуму) или
Хулъ-отыру кровавую жертву. Из бересты вырезали изображение
коня или оленя, обвивали им несколько монет и обводили семь раз
вокруг головы больного, после чего берестяную фигурку завязы
вали в уголок платка. На Конде
“образ” коня из бересты выреза
ли только для верховного бога,
местным духам-покровителям
предназначались фигурки коро
вы, овцы или петуха. Посторон
ний человек, не родственник,
держал в руке фигурку и водил
ей вокруг головы больного, пос
ледний при этом произносил
молитвы и обещал жертву. Бе
рестяной “образ” изготавливали
и при неудаче в охоте, он пред
назначался местным духам-по
кровителям. Фигурку также за
вязывали в уголок платка и
хранили в “священном” сундуч
ке до совершения жертвоприно
шения. Перед забоем животно
го “образ” доставали, окунали в
кровь, а затем рвали на куски
или сжигали. Если больной уми
рал, жертву не приносили, а
фигурку бросали в огонь
[Kannisto, 1958, S. 314].
41
Второй чемодан и берестяной туес были заполнены жертвен
ными платками.
В одном из полиэтиленовых мешков средимногочисленных
платков находилось жертвенное покрывало с четырьмя фигурами
всадников, выполненное из сукна красного и синего цвета и оторо
ченное мехом соболя (СМ9; рис. 18, б). Оно изготовлено в середине
XX в. Его размеры 62 х 66 см. К углам полотнища на низках белого,
черного и зеленого бисера пришиты медные колокольчики, отлитые
на заводе Е. Клюйкова. Голова всадника обозначена ромбом, на
одной руке сидит птица, второй рукой он держит поводья.
Таким образом, культовая атрибутика, принадлежавшая пер
вому мужу М.В. Пеликовой, состояла из блюдца с изображением
оленя, четырех- и семипольного жертвенных покрывал, а также “бо
гатырского” шлема; последние два изделия были выполнены одной
мастерицей. Обращает на себя внимание отсутствие фигур духовпокровителей и сравнительно большое количество берестяных фи
гурок - “заместителей” жертвы.
Домашние фетиши Г.В. Тасманова
Второй дом принадлежал Г.В. Тасманову (умер в 1979 г. в воз
расте 80 лет). Культовая атрибутика после смерти хозяина была от
несена на чердак, у задней стены которого мы увидели небольшой
сундучок и справа от него - берестяной туесок без крышки. В после
днем хранились приклады духам - арсины и шкурки белок, а также
фигура духа-покровителя, выполненная из нескольких халатов чер
ного цвета. Длина фигуры около 30 см, размах рук 32 см. Голова
обозначена колпаком, состоящим из семи клиньев сукна черного
цвета. Кисточки колпака изготовлены из обрезков этой же ткани и
увенчаны шерстяными помпончиками. К нижней части головного
убора пришит шерстяной шнур малинового цвета, которым колпак
закреплен к верхней части фигуры. Сверху на колпак надета шапка
сферической формы из сукна коричневого цвета, нижний край ко
торой выполнен из хлопчатобумажной ткани красного цвета.
В сундучке были обнаружены арсины, собольи и беличьи
шкурки, несколько рубашек; в платок белого цвета была завернута
берестяная фигурка лошади. Там же лежала стальная чашка, по
форме напоминающая черпак поварешки, по-видимому, заменяю
щая традиционный медный или серебряный сосуд. На дне сундука
находилась связка медных колец.
За сундуком в платке лежало жертвенное покрывало, сшитое
из семи суконных квадратов красного и черного цвета, оторочен
ное беличьим мехом (СМ 10; рис. 19, а). Изделие изготовлено в се
42
редине XX в. Его размеры 68 (77) х 77 см. Фигуры шести всадни
ков размещаются в прямоугольном поле в три ряда, а седьмого,
меньшего по размеру, вшита в квадрат, выступающий за край ос
новного поля (эта фигура выполнена из красного сукна более свет
лого оттенка). Голова всадника обозначена ромбом, короткие руки
подняты вверх. Фигура коня показана только с двумя ногами.
На сундуке в платке зеленого цвета, в угол которого были за
вернуты восемь монет достоинством 5, 10 и 15 копеек выпуска
1861 - 1904 гг., лежал “богатырский” шлем (СМ11; рис. 19, б) с че
тырьмя фигурами всадников из сукна красного и зеленого цвета,
отороченный беличьим мехом. Он изготовлен в середине XX в. Его
высота составляет 27 см. Нижний край шлема украшен орнамен
том “сидящий соболь”, в верхней части шлема в квадрат светло-зе
леного сукна вшита фигура
гуся из сукна красного цве
та, выполненная с 'овальной
вставкой. Голова всадника
обозначена ромбом, корот
кие руки подняты вверх.
Фигура коня показана толь
ко с двумя ногами.
В другом свертке зеле
ной ткани на сундуке нахо
дились жертвенное покры
вало и “богатырский” шлем.
В покрывало был завернут
квадратный кусок сукна
малинового цвета с фигурой
всадника из сукна зеленого
цвета.
Жертвенное покрыва
ло с семью фигурами всад
ников выполнено из сукна
красного и зеленого цве
та и оторочено беличьим
мехом (СМ 12). И зготов
лено в середи не XX в.
Его размеры составляют
67 (75) х 80 см. По форме
и характеру изображ ен
ных фигур оно аналогич
но семипольному покры Рис. 19. Жертвенное покрывало СМ10 (а)
валу, описанному выше.
и “богатырский” шлем С М 11 (б).
ы Я
ШШШ
1ПП)
43
Шлем с четырьмя фигурами всадников выполнен из сукна
красного и зеленого цвета и оторочен беличьим мехом (СМ 13).
Он изготовлен в середине XX в. Его высота составляет 25 см. По
форме и характеру изображенных фигур он соответствует шлему,
описанному выше.
Таким образом, культовая атрибутика Г.В. Тасманова включа
ла фигуру духа-покровителя и выполненные одной мастерицей два
семипольных жертвенных покрывала и два “богатырских” шлема.
*
*
*
По информации В.Н. Чернецова, некогда в Халпауле находи
лась и фигура Калтащ-щанъ-аги “дочери Калтащ-эквы” [Источни
ки..., 1987, с. 241].
няксимволь
Селение Няксимволь (юрты Некзинволские, Няксимвольские)
расположено на левом берегу Северной Сосьвы. По информации
В.Н. Чернецова, основным здесь являлся род Номиных, относя
щийся к фратрии Мось и почитавший своим предком Няксимвольпаулъ пай экву “Селения Няксимволь великую женщину” - тетерку
[19476, с. 172].
Переписью 1897 г. в Няксимволе зафиксировано 6 мансий
ских хозяйств (20 мужчин и 14 женщин) [Патканов, 1911, с. 40].
По сведениям 1985 г., общая численность манси, проживавших в
поселке, составляла 122 чел. Помимо Номиных наибольшее число
манси относилось к фамилиям Самбиндаловых, Тасмановых и Пеликовых [Пивнева, 1991, с. 150 - 151].
Святилище Каль-нехос Най-эквы и Тулям-ур-ойки
Святилище, принадлежавшее манси Номиным, расположено
приблизительно в 25 км вверх от устья р. Няйс, левого притока
Северной Сосьвы, впадающего в нее около Няксимволя. Пройдя
метров тридцать от берега Няйса, мы вышли к старице, на противо
положной стороне которой возвышался еловый лес. Перебравшись
через старицу, углубились в лес и вскоре увидели два лежащих на
земле сумъяха, внутри которых находились мешки с жертвенными
платками. Амбарчики упали, и для духов-покровителей был выст
роен новый, располагавшийся неподалеку (рис. 20). Когда-то рос
ший кедр спилили на высоте 120 см от земли, в месте среза выру
44
били полукруглый паз, закре
пили в нем круглое в сечении
бревно, по краям которого так
же были прорублены прямоу
гольные пазы. В них были уло
жены по одному распиленному
вдоль бревнышку, на которые
опирался амбарчик. Стены,
дверца и скаты крыши были
выполнены каждые из широ
ких колотых плах. Крыша дву
скатная, при этом правый скат
нависает над левым. Длина амбарчика составляет 160 см,
ширина 60 см, высота 80 см.
Перед сумьяхом, в двух метрах
от него, находится стол на че
тырех опорах, позади которого
на высоте около 150 см от зем
ли между березой и елью при
бита поперечная жердь. На нее
во время пурлахты “угощения”
развешивают одежды Найэквы. В пяти метрах от сумьяха между двумя елями устро
ено кострище. На стволах елей
на высоте около 50 см от зем
ли вырезаны личины менквпырищей “сыновей” менква,
выполнявших функции “стра
жей” святилища (рис. 21). Лица
каплевидной формы с прямы
ми носами, слегка расширен
ными к низу. Размеры лиц
около 12 х 18 см.
В сумьяхе находились
пять узлов, в основном запол
ненных жертвенными платка
ми; пучок стрел, обмотанный
белой, красной и синей тканью;
сундучок с матерчатыми при
кладами. В другом сундучке
в свертке из множества плат-
Рис. 20. Культовый амбарчик
Каль-нехос Най-эквы
и Тулям-ур-ойки.
Рис. 21. Личина менква на стволе ели.
45
ков лежала фигурка соболя, представлявшая собой тонкую (0,5 0,7 мм) медную пластину с отверстием для подвешивания, распо
ложенным в верхней части. Фигурка соболя имела только задние
лапы, передние оплавились при пожаре. На лицевой стороне пла
стины гравировкой были выполнены глаза, пасть и хвост соболя
(рис. 22, а). Это была Калъ-нехос “Самка соболя”. Рядом с фигур
кой лежали бусы и горсть никелевых
монет советского времени. По сло
вам хозяина амбарчика Н.Г. Номина, раньше здесь хранились и старин
ные серебряные деньги.
Пучок стрел оказался фигурой
духа-покровителя - Тулям-ур-ойки
“М ужчины, похожего на палец
{тпуля) мыса, выступающего от воз
вышенности - водораздела рек (ур)”
(рис. 22, б). Такая возвышенность
расположена в 15 км к юго-востоку
от Няксимволя, на правом берегу
Северной Сосьвы, на половине пути
к селению Нерохи. Антропоморф
ные изображения с основой из стрел
ранее были встречены на культовом
месте у протоки Пырсим, а также на
святилище бога войны Хонпг-Торума у р. Пупы-я ГГемуев, Сагалаев,
1986, с. 57 - 62, 99].
В амбарчике лежала также связ
ка из трех моделей стрел. Такие стре
лы предназначались Тулям-ур-ойке,
их должен был приносить молодой
охотник, который приходил сюда в
первый раз. Такую стрелу подаришь,
и сам будешь стрелок и охотник, как
Тулям-ур-ойка.
Перед началом церемонии су
хую березу, стоявшую позади стола
(на ней был привязан платок), выта
щили из земли и прислонили к стволу
Рис. 22. Фигуры духовдругой березы. Вместо нее поставили
покровителей.
свежесрубленное деревце и повесиа - Каль-нехос Най-эквы,
ли новый арсын, но кому он предназб - Тулям-ур-ойки.
начался, информатор не знал, сказав
46
только, что платок должен висеть на открытом месте. В сундучке
полагалось хранить шкурку самки соболя, в которую клали мед
ную фигурку Калъ-нехос. Со всех деревень это место знают и от
правляют подарки через нас. Женщинам сюда нельзя, они на бере
гу остаются. В Турвате у нас тетка живет - так ей можно доходить
до костра. А мать на берегу остается. Ту пищу, что здесь на столе
лежит - ей нельзя, она отдельно варит. Последнее замечание свя
зано с тем обстоятельством, что мать информатора изначально при
надлежала к другой семейно-родственной группе, откуда была взя
та замуж. Браки внутри группы (поселка) не заключались - именно
на этом уровне и реализовывалась фратриальная эндогамия. В со
ответствии с этим духи-покровители группы, к которой относились
ее муж и дети, были для нее чужими. Тетка же - в данном случае
сестра мужа (отца информатора) от рождения принадлежала к груп
пе, в которую входили Номины, и именно поэтому ей позволялось
“доходить до костра”. Впрочем, это позволение являет собой извест
ную трансформацию традиции - в ее ортодоксальном варианте де
вочки и женщины могли быть допущены на святилище либо до по
лового созревания, либо уже в постклимактерический период жизни.
Тулям-ур-ойка и Каль-нехос относятся к духам-покровителям,
которым издавна поклонялись манси верховьев Северной Сосьвы.
А. Каннисто было записано обращение к сыну “богини-покровитель
ницы, которую звали Женщиной с верхнего течения реки Няйс”, по
читаемой в виде самки соболя [1958, S. 155]. Соболь являлся тотем
ным предком и у жителей Ворья-пауля на р. Ворья, правом притоке
Тапсуя. В сказке “Три богатыря с Ворья-реки” рассказывается о том,
что Каль-нехос живет со своими братьями в вершине Ворья-реки;
старшего зовут Оленья ягушка, среднего - Медный рукав, а младше
го - Семирядный медный шлем [Чернецов, 1935, с. 119]. В.Н. Черне
цов в своих дневниках отмечал, что Вор-я Най-эква - Каль нехс пупыг Анемгуровых [Источники..., 1987, с. 240]. Следует заметить,
что Ворья и Няйс относятся к одному небольшому региону, где все
переплетено близкородственными отношениями. В обоих случаях к
имени “Самки соболя” прибавлен эпитет Най-эква “Огненная жен
щина” - обе покровительницы относились к богиням огня.
А. Каннисто сообщал о том, что вогулы с Сосьвы почитают
духа-покровителя Тулямурн-ойку “Старика холмов тулям”, который
живет на возвышенности за деревней Нерохи; вогулы верят, что он
является старшиной у лесных духов менквов, когда они собирают
ся для взимания налогов [1958, S. 148]. В одном из преданий рас
сказывалось о суде духов-покровителей над лесным духом, украв
шим у вогула собаку. Обвинителем выступал дух-покровитель по
имени “Староста тулям-ур'\ который жил на возвышенности, со
47
стоящей из цепи холмов, “узкой, как спина осетра”; он разъезжал
ночью на лыжах, подбитых бобровым мехом [Ibid., S. 144]. В стари
ну, когда шаман бил в свой бубен и призывал “Старика с цепи хол
мов тулям”, жившего в Няксимволе, исполняли следующую песнь:
К старику цепи холмов тулям,
ко мне вопиют мои сыновья мучительным воплем,
одетые в шубу мучений,
ко мне вопиют они болезненным плачем.
Когда я с острым слухом утренней синьги,
с острым слухом вечерней синьги слушаю,
то вопиют ко мне мучительным воплем,
вопиют ко мне болезненным воплем.
Мой священный ум, золотой на озере,
золотой на Оби, стал хорошим.
Мою двойную сшитую шапку
нахлобучил я себе на плечи, покрытые пушниной,
одежду мою из меха черной дичи,
одежду мою из меха красной дичи
накинул я себе на плечи, покрытые собольим мехом.
Свои пятипалые ноги я поставил
на лыжи, подшитые мехом выдры-самки,
на лыжи, подшитые мехом выдры-самца.
Я бежал на них по цепи
из семи холмов под черными деревьями,
по цепи из шести холмов под черными деревьями.
На крыше избы многих моих бедняков,
которые претерпели муки, держался я
за пару лыж, подбитых мехом выдры-самки,
за пару лыж, подбитых мехом выдры-самца.
В свои сыновья, находящиеся среди многих,
на меня похожих духов цепи холмов,
в свои сыновья, находящиеся среди многих,
на меня похожих лесных духов,
в сборщики податей черной дичью,
в сборщики податей красной дичью,
в сборщики податей с земли
семи княгинь для любимого отца,
в сборщики податей с земли
семи князей для любимого отца,
весом земли, весом воды
определил меня верховный бог, мой отец [Ibid., S. 416 - 417].
Место обитания Тулям-ур-ойки (Гулам урынг ойки) было из
вестно и В.Н. Чернецову, который писал, что вместе с духом-по48
кровителем на увале живут Ворут меже, а сам он - вор хум, вор
мис хум* [Источники..., 1987, с. 145, 151]. По отношению к духам
подобного рода манси употребляли и термин вор-пупи “лесной дух”:
так называли леших высотой в три сажени (старик леший - меже),
настроенных к обычным людям враждебно [Kannisto, 1958, S. 212].
О “жителях” холма Тулям-ур существовало несколько преда
ний и сказок, одну из которых, под названием “Меже”, нам расска
зал в 1997 г. А.Е. Самбиндалов из Яны-пауля (см. Прил. 1).
*
*
*
На одном из островов, образованных рукавом Няйса, распо
лагается летний дом и хозяйственные постройки братьев Номиных,
наших проводников на святилище Каль-иехос и Тулям-ур-ойки. За
избушкой стоит амбарчик на четырех опорах, внутри него хранятся
рыболовные и охотничьи снасти, зимняя одежда, у задней стены два сундука, заполненные атрибутами медвежьего праздника: хала
тами, жертвенными платками, беличьими и лисьими шкурами.
В амбарчике Номиных находилось и жертвенное покрывало с че
тырьмя фигурами всадников, выполненное из сукна красного и
черного цвета, отороченное беличьим мехом (СМ 14; рис. 23). Оно
изготовлено в середине XX в. Его размеры составляют 62 х 78 см.
В работе использовались нити оленьих сухожилий; к углам на ко
жаных ремешках пришиты
медные колокольчики. Голова
всадника обозначена ромбом,
на одной его руке сидит пти
ца, второй рукой он держит по
водья коня.
По информации Н.Г. Номина, в семи километрах выше
по Няйсу от его стоянки нахо
дится амбарчик Няксимволъотыр-пыга, хранителем которо
го является один из жителей
Няксимволя И. Юнахов. Рань
ше фигура этого духа-покровителя, т.н. “хозяина” Няксим
Рис. 23. Жертвенное
воля, хранилась в сундуке на
покрывало (СМ14).
* Ворут менкв - лесное существо, уподобляемое менкву, вор хум “лесной мужчина”; вор
мис хум “лесной мужчина Мис”. В обыденной речи “мужчина Мис” означает также “хороший
охотник” [Мифы..., 1990, с. 5 5 3 ,5 5 5 ].
49
пупыг-норме в доме И. Юнахова в поселке. На летней же стоянке
Номиных в амбарчике содержится “все богатство” Няксимволь-отырпыга - шкуры, отрезы ткани и описанный выше четырехпольный
ялпып-улама. Няксимволь-отыр-пыг, согласно местной традиции,
считался одним из сыновей Мир-сусне-хума, поэтому его изобра
жали в виде золотого гуся. В жертву ему полагалось приносить
молодого лося: если случайно убивали в лесу лосенка, то садились
на его зад и кричали семь раз, что означало принесение животного
в жертву; затем тушу отвозили домой [Ромбандеева, 1993, с. 68].
Домашние фетиши А.В. Дунаева
В самом Няксимволе нам удалось ознакомиться с домашни
ми фетишами А.В. Дунаева, перешедшими к нему по наследству от
родителей (отец, Василий Иосифович, родился в 1919 г.). В левой
части задней стены комнаты устроена пупыг-норма. На ней находи
лась фигура Чохрынь-ойки, прислоненная к углу стены, рядом ле
жал нож в берестяных ножнах. Длина фигуры составляет 70 см,
размах рук 105 см, диаметр головы 21 см (рис. 24, а). Фигура вы
полнена из нескольких халатов, одетых один на другой, верхний
халат сшит из желтой парчи с лентами серебряного шитья по краям
и подолу. Под мышками рукавов всех одежд прорезаны отверстия.
Пояс скручен из двух платков голубого и синего цвета. Голову об
разует черная шапка, обвязанная белым и красным платками. “Гла
за” обозначены двумя солдатскими пуговицами.
Присутствие Чохрынь-ойки в домашнем святилище не являет
ся исключением из обрядовой практики обских угров. Так О. Финш,
а за ним и Б. Мункачи утверждали, что домашние духи могут быть
копиями крупных местных духов, “так как не каждому суждено ви
деть или часто посещать последних” [Карьялайнен, 1995, с. 11].
Рядом с фигурой Чохрынь-ойки находился мешок из шкуры
лосенка мехом наружу; в нем и позади него лежало несколько арсынов. Справа от мешка стоял сундук, в котором лицом вниз была
уложена фигура духа-покровителя, длина которой 92 см, размах
рук 90 см, диаметр головы 15 см (рис. 24, б). Фигура сделана из
нескольких рубашек и халатов (в том числе красного и розового
цвета), одетых один на другой. Верхний халат с розовыми завязка
ми сшит из черного сукна, оторочен синим кантом по краям. Голо
ва духа-покровителя выполнена из нескольких платков, верхний из
них - красного цвета с монетами в углах. На дне сундука лежали
икона Св. Николая начала XX в., арсыны, шкурки соболя и платок
из красного шелка с золотым шитьем (цветы), обшитый бахромой,
который предназначался Калтащ-экве.
50
Слева Чохрынь-ойка.
В правом углу полки стоял еще один сундук. На дне его лежал
камзол из парчи голубого цвета с рукавами, нижняя часть которых
была украшена золотым шитьем; размеры камзола позволяют пред
полагать, что он предназначался в подарок духу-покровителю. Здесь
же находились жертвенное покрывало и “богатырский” шлем, за
вернутый в красный платок, в одном из углов которого были завя
заны монеты: 20 коп. 1876 и 1905 гг.; 10 коп. 1898 и 1925 гг.; 15 коп.
1922 и 1927 гг. В другом красном платке лежало серебряное блюд
це. В сундуке также хранились арсины и шкурки соболей.
Жертвенное покрывало с семью фигурами всадников выпол
нено из сукна зеленого и желтого цвета и оторочено беличьим ме
хом (СМ 15; рис. 25, а). Изготовлено в середине XX в. Его размеры
составляют 67 (78) х 75 см. К двум углам на низках белого и синего
бисера пришиты маленькие медные колокольчики. По форме и ха
рактеру изображенных фигур покрывало и шлем являются “двой
никами” образцов из Халпауля и Яны-пауля и выполнены одной
мастерицей.
“Богатырский” шлем с четырьмя фигурами всадников сшит
из сукна красного и синего цвета и оторочен собольим мехом
(СМ 16; рис. 25, б). Изготовлен в середине XX в. Его высота со
ставляет 30 см. К нижнему краю шлема, украшенному орнамен51
том “сидящий соболь”, на кожа
ных шнурках пришиты семь ма
леньких медных колокольчиков,
один из них - на низке синего и
белого бисера. В верхней части
шлема в сукно синего цвета
вшита фигура гуся из сукна
красного цвета (лапки не пока
заны), выполненная с овальной
вставкой.
Серебряное блюдце диа
метром 12 см было изготовлено
в Москве в 1830 г. На его лице
вой стороне изображен скачу
щий олень, по краям блюдца
выгравированы фигуры двух
охотников с луками, гуся и со
баки, разделенные розетками с
растительным узором (рис. 26).
Штамп “1830 НД” принадлежит
неизвестному пробирному ма
стеру, хотя, возможно, что это
Рис. 25. Жертвенное
клеймо Николая Лукича Дубро
покрывало СМ 15 (а)
вина, подтверждавшего сереб
и “богатырский” шлем СМ16 (б).
ряную пробу изделий в 1822 1855 гг. штампом “НЛ”. Клеймо
“84” обозначает пробу серебра;
штамп с изображением Св. Ге
оргия на коне говорит о москов
ском происхождении блюдца.
Клеймо “МИ” принадлежит неиз
вестному мастеру [ПостниковаЛосева и др., 1983, с. 205]. Ранее
уже было опубликовано металли
ческое блюдце подобных разме
ров с аналогичными рисунками,
обнаруженное в одном из домов
селения Хурумпауль [Гемуев,
Рис. 26. Серебряное блюдце. 1830 г. СагалаеВ) 1986, с. 159]. Оно явно
сибирского производства (Тобольск?); скорее всего, серебряные
блюдца из Москвы выступали в таких случаях в качестве образцов.
Таким образом, культовая атрибутика родителей А.В. Дунаева
включала две фигуры духов-покровителей, жертвенное покрывало,
52
шлем и серебряное блюдце. Необходимо отметить, что часть вещей,
относящаяся к XIX в. (блюдце, халаты из парчи), безусловно, пере
давалась по наследству неоднократно.
*
*
*
Обращаясь к ранним сведениям о Няксимволе, необходимо
напомнить, что А. Каннисто записано сказание об обитающем рядом
с селением духе “Крутильщице сухожилий”. Жители селения не дол
жны были крутить нити ночью, в противном случае появлялся дух.
Однажды ночью он пришел к молодой женщине, которая крутила
сухожильные нити и предложил ей соревноваться в кручении на
следующих условиях: если выиграет он, то получит в награду печень
женщины, если же выиграет женщина, она получит серебряный со
суд. Благодаря хитрости выиграла вогулка [1958. S. 232].
В 1909 - 1910 гг. С.И. Руденко во время поездки на Северную
Сосьву приобрел в Няксимволе жертвенное покрывало*, фрагмент
которого был им опубликован [1929, с. 32]. Изделие выполнено из
четырех квадратов сукна красного и синего цвета и оторочено со
больим мехом; его размеры составляют 85 х 85 см (СМ17; рис. 9, б).
К углам на низках белого бисера пришиты медные колокольчики. Часть
полос, окаймляющих квадраты с фигурой всадника, выполнены из
сукна черного цвета. Голова всадника обозначена ромбом, руки под
няты вверх, на одной из них угадывается птица, второй рукой всадник
держит поводья. “Двойником” этого покрывала является, как мы отме
чали выше, ялпын-улама из Яны-пауля (дом Н.П. Самбиндалова).
*
*
*
Еще об одном местном духе-покровителе сообщал в своих днев
никах В.Н. Чернецов: “Няксимволъ Катя не - дочь Казымской Катя
не” [Источники..., 1987, с. 158]. Предание “Женщина-богатырь” пове
ствует о том, что “Вершины Казыми реки Великая женщина” ранее со
своими братьями жила в Няксимволе [Чернецов, 1935, с. 93 - 111].
Святилище Чохрынь-ойки в Усть-Тапсуе
Селение Усть-Тапсуй (Тапыс-сунт, юрты Тапсуйские) находит
ся на правом берегу Северной Сосьвы в месте впадения в нее пра
вого притока - р. Тапсуй. В конце XIX в. это был один из крупных
* Хранится в Р Э М , № 1710-429.
53
мансийских населенных пунктов, который насчитывал 15 хозяйств,
объединявших 40 мужчин и 39 женщин [Патканов, 1911, с. 40].
В последние годы здесь проживает единственная семья
И.В. Анемгурова (Анемхуровы зафиксированы среди жителей се
ления в 1783 г. [Перевалова, 1997, с. 329]). Вместе с ним нам уда
лось побывать на святилище Чохрынь-ойки, которое расположено
на правом берегу р. Тапсуй, приблизительно в полутора километ
рах от селения. Примерно через километр ходьбы от берега по бо
лотистой почве мы вышли на поляну, окруженную густым ельни
ком. Фигура Чохрынь-ойки находилась под навесом, стоящим на
шести опорах с настилом из колотых плах (рис. 27). Длина навеса
составляла 140 см, ширина 120 см. Три левые опоры представляли
собой вертикально установленные бревнышки высотой от 115 до
125 см, в их верхних затесанных концах вырублены полукруглые
пазы. В пазы были уложены три слеги, две крайние из них на дру
гом конце навеса опирались также на вертикально установленные
бревнышки, а средняя слега в правой части навеса опиралась на
пень высотой 120 см, к которому белым шнуром была привязана
фигура Чохрынь-ойки, завернутая в белые платки с завязанными в
углах монетами. В этот же пень на уровне головы фигуры были
воткнуты шесть ножей, еще семь ножей - в ствол ели, стоящей сле
ва от навеса. Лезвия всех ножей обмотаны белыми тряпицами тка
ни с монетами на концах, на один из ножей на ели накинут белый
платок. Такой же платок висел на тонком стволе березки, воткнутой
в землю справа от навеса.
Антропоморфное изображение Чохрынь-ойки выстругано из
цельного куска дерева. Длина фигуры около 60 см. Голова закруг
лена, лоб скошен вниз; нос прямой, выступающий вперед. Глаза и
рот эллипсовидной формы вырезаны ножом; четко трактована шея.
Руки выполнены в виде выступающих в стороны обрубков, ноги
не показаны.
На другом конце этого елово-соснового “острова” раньше на
ходился старый Чохрынь-ойка, скорее всего тот, который был опи
сан В.Н. Чернецовым. К нашему приходу помост уже давно упал.
В сосну, стоящую рядом с ним, было воткнуто около 50 ножей приношений Чохрынь-ойке (рис. 28), множество ножей находилось
и на сохранившейся опоре, где раньше висела фигура духа-покровителя. На досках помоста лежали два берестяных кузова, напол
ненные сгнившими жертвенными платками. В одном из них нахо1
дились две антропоморфные фигуры с лицами, обозначенными
металлическими блюдцами с изображениями Св. Георгия. Здесь
же было обнаружено еще одно блюдце с фигурой оленя. По словам
И.В. Анемгурова, рядом с Чохрынь-ойкой раньше хранилась фи54
гура Торум-ойки, которому и
“принадлежали” блюдца.
Первое блюдце диаметром
12 см, медное, посеребренное
(рис. 29), изготовлено с помо
щью чеканки и гравировки. На
его дно нанесено изображение
Св. Георгия на коне, поражаю
щего копьем дракона. По краю
блюдца выполнены фигуры
двух охотников с луками, соба
ки и утки, разделенные розет
ками растительного орнамента.
Блюдце имеет два отверстия для
крепления, пробитых позднее.
А. Каннисто сфотографировал у
вогулов Северной Сосьвы в
Шайтанских юртах подобное
блюдце, при этом исследовате
лем было сделано следующее
Рис. 28. Ножи - приношения
пояснение к фотографии: “Жер
Чохрынь-ойке.
твенная тарелка русского про
изводства, видимо, из мельхио
ра... закреплена на жертвенном
платке, к которому привязано
много медных колец. Имеется
изображение всадника Св. Геор
гия, борющегося с драконом.
Вогулы объясняют это изобра
жение как Мир-сусне-хума, Че
ловека, обозревающего мир, ко
торый воспринимается также
как всадник и поэтому часто
имеет название лувн-хум “всад
ник”. Этому духу-покровителю...
подобает также тарелка с плат
ке* 29. Блюдце со святилища
КОм. Она хранится вместе с друЧохрынь-ойки.
гими жертвенными предметами
в священном амбарчике и достают ее оттуда только для жертвен
ной церемонии” [Vahter, 1953, S. 102 - 103].
Второе блюдце, диаметром 9,3 см, также медное, посеребрен
ное, выполнено практически аналогично первому способом чекан
ки и гравировки (рис. 30, а). В его центре изображен Св. Георгий,
56
поражающим копьем дракона,
по краям - два охотника, утка и
собака. В верхней части проби
ты рядом два отверстия для
крепления.
Третье блюдце, диаметром
9,2 см (рис. 30, б), медное, посе
ребренное, изготовлено в техни
ке чеканки и гравировки. На дне
его изображена фигура бегущего
оленя, слева от нее по краю - гусь,
справа - собака, внизу - два охот
ника. Фигуры разделены между
собой розетками растительного
орнамента. Это блюдце аналогич
но экзем пляру из амбарчика
М.В. Пеликовой в Халпауле;
единственное отличие заключа
ется в зеркальном расположении
фигур собаки и гуся. Интерес
но, что оформление краев дан
ных трех блюдец и блюдца из
дома А.В. Дунаева в Няксимволе
выполнено одинаково: на них на
несены одни и те же фигуры, что
позволяет предполагать использо
вание московских изделий в ка
честве образцов для производства
местной продукции; кроме того,
Рис. 30. Блюдца со святилища
фигура Св. Георгия на коне явля
Чохрынь-ойки.
лась элементом столичного герба.
Нам рассказали, что в самом селении раньше рос большой
кедр, руками не обхватишь, ствол которого был утыкан ножами.
Лет десять назад на пне, оставшемся после падения кедра, один из
наших информаторов насчитал более 60 ножей. Множество ножей
было воткнуто и в ствол дерева.
По словам И.В. Анемгурова, к Чохрынъ-ойке приходили в слу
чае болезни и обязательно приносили ему нож. Кроме этого, духапокровителя посещали перед новолунием; раз в два года соверша
лось жертвоприношение оленя или коня.
В середине 1920-х гг. на этом месте побывал тогда еще начи
нающий исследователь В.Н. Чернецов, посвятивший описанию
увиденного обряда одну из своих первых научных статей “Жерт
57
воприношение у вогулов”, которая вышла в журнале “Этнографисследователь” [1927, с. 21 - 25]:
“Приведу описание того, как вогул Хуры-Костя принес жертву
Чохрынь Ойке, отправляясь в лес на промысел. Рано утром Хуры
Костя (иначе называемый Хуры Хум - человек с реки Хура), в со
провождении жителей поселка отправился к месту обитания боже
ства. Впереди всех на небольшой лодке ехал человек, везший домаш
них пупых в черном ящике, стоявшем на оленьей шкуре. За ним ехал
Хуры Хум со своим сыном и вез белого оленьего теленка, предназ
наченного в жертву, а также небольшой узелок с домашними пупых.
Сзади на нескольких лодках... ехали все находившиеся в то время в
поселке вогулы и везли котлы, чашки и прочее. Жертвенное место
находится на берегу Тапсуя, недалеко от его устья...
Над пупых был устроен двускатный навес, а рядом с ним помост,
на котором в берестяных кошелях хранятся “приклады” - подарки бо
жеству. Задний столб навеса весь утыкан узкими ножами, жертво
ванными в разное время. Помост был устроен у старой березы, на
ветвях которой висело множество оленьих рогов и серая коровья шку
ра. Справа было расположено большое кострище (рис. 31. - Авт.).
Сам Чохрынь Ойка (узкого ножа хозяин-божество, покрови
тельствующий в охоте и рыбной ловле) имеет вид двухаршинного
бревна с заостренным верхним концом, на котором грубо выреза-
Рис. 31. Святилище Чохрынь-ойки. Усть-Тапсуй. 1926 г.
Рисунок В.Н. Чернецова [Чернецов, 19476, с. 174].
58
ны нос, рот и глаза. На голове у него был колпак, сшитый из семи
полос цветного сукна и опушенный соболем. Туловище его было
обернуто многочисленными платками и кусками разноцветных ма
терий. В платках и кусках материи в углах завязаны и зашиты деньги.
Но главной святыней является не это изображение, а другое,
металлическое, которое, по словам вогулов, находится внутри де
ревянного. По этому поводу вогул Семен Пакин говорил, что в
деревянном пупых делается зарубка в виде ниши, в которую и вкла
дывается свинцовая, серебряная или золотая фигурка*...
Раз в год на пупых меняют одежды, причем допускаются к
этой церемонии наиболее старые и уважаемые люди числом не бо
лее трех. Во время переодевания они огораживают пупых берестя
ной ширмой так, чтобы никто из посторонних не мог видеть фигур
ку. Молодым смотреть на эту фигурку не разрешается...
По приезде на место был разведен большой костер, и в то же
время Хуры Хум наложил в длинную деревянную миску масла,
баранок, хлеба и поставил ее перед Чохрынь Ойка. После того, как
миска постояла перед ним, ее убрали и содержимое съели. На пло
щадке перед помостом положили бревно, на которое сел вогул и
принялся ворожить на старой сабле, сохраняемой для этой цели.
Сабля висела под навесом, к концам ее привязали полотенце и за
его середину левой рукой взялся старик. Сидел он, опершись ле
вым локтем на колено. Через некоторое время рука его начала су
дорожно подергиваться, а затем подергивание передалось на все
тело. Сообразно с этим качалась и сабля. Поворожив таким обра
зом минут десять, вогул объявил ответ Чохрынь Ойка, благоприят
ный для Хуры Хум, что предстоящая охота принесет хорошую до
бычу. После окончания ворожбы на площадку вывели теленка,
который все это время был привязан позади помоста. Его постави
ли головой к изображению, и Хуры Хум покрыл его платком с завя
занными в углах монетами. Впоследствии этот платок вместе с про
чими вещами Хуры Хум взял с собой. Справа от теленка встал другой
вогул и по знаку, данному Костей, он оглушил теленка ударом обуха
между рогов, после чего Костя заколол его ножом в сердце.
Теленку дали немного полежать перед помостом, а затем, отта
щив его в сторону, принялись свежевать. Часть мяса, как ребра,
ноги, печень, легкое и горло съели сырым, а все остальное положи
ли в котел, который к тому времени был подвешен над огнем. Когда
мясо сварилось, его выложили в длинную миску и поставили пе
* На одном из культовых мест в бассейне р. Ляпин находилось деревянное изображение
духа-покровителя, на тулове которого был вырезан паз и в него уложена литая свинцовая
антропоморфная фигурка [Гемуев, Сагалаев, 1986, с. 75). - Прим. авт.
59
ред Чохрынь Ойкой, где оно простояло минут десять. В это время
все присутствующие молча встали перед помостом, наклонив го
лову: женщины стали сзади всех, опустив на лица платки.
После того принялись за еду и, вторично постояв перед помо
стом, стали собираться в обратную дорогу, двинувшись в том же
порядке, как приехали сюда”.
Судя по рисунку В.Н. Чернецова, крыша навеса была выполне
на из бересты*; под навесом перед фигурой Чохрынь-ойки распола
гался стол. Два сундука стояли на полках, изготовленных из тонких
палок с развилками. К стволу и ветви одной из рядом стоящих берез
были привязаны берестяные туеса с жертвенными платками.
Какие же изменения произошли здесь за шестьдесят лет? Свя
тилище продолжало функционировать практически на том же мес
те, перенос фигуры или амбарчика в пределах одной территории
на протяжении длительного времени не являлся исключением из
правил. Претерпела частичное изменение фигура самого Чохрыньойки. На рисунке В.Н. Чернецова фигура духа-покровителя, вы
полненная из бревна большого размера, была вкопана в землю либо
прислонена к задней опоре навеса. Большие размеры фигуры ис
ключали возможность хранения ее в традиционном культовом амбарчике, следствием чего и стало сооружение двускатного навеса.
Возможно, определенную роль в создании подобного, открытого,
“жилища” сыграло и восприятие Чохрынь-ойки как “Стрекозы-ста
рика”. Навес периодически воссоздавали (изменялась его форма),
но к моменту нашего приезда фигура Чохрынь-ойки была выпол
нена в значительно меньших размерах, на голове отсутствовала
традиционная островерхая шапка; легкие белые одежды и закреп
ление фигуры над землей свидетельствовали о том, что здесь “жи
вет” дух-покровитель в облике стрекозы. В целом, святилище зна
чительно упростилось: отсутствовали стол, помост для прикладов,
жерди для жертвенных шкур, но по-прежнему важными элемен
тами ритуальной площадки являлись деревья с воткнутыми в их
стволы ножами.
Обнаруженные нами фигуры еще двух пупыгов с “лицами”, вы
полненными с помощью блюдец, видимо, были перенесены из пу
стых домов в Усть-Тапсуе, хозяева которых уже умерли, на посел
ковое святилище (напомним, что к Чохрынь-ойке везли не только
жертвенного оленя, но и домашних покровителей). Судя по инфор
мации И.В. Анемгурова, одна из фигур носила имя Торум-пупыга,
вторая, наиболее вероятно, изображала его жену или сына.
* Аналогичный двускатный берестяной навес являлся жилищем бога войны Хонтп-Торума
[Гемуев, Сагалаев, 1986, с. 59 - 60].
60
Еще одно место Чохрынъ-ойки, находившееся в шести километ
рах от селения Вежакары вверх по Оби на ее правом берегу, в 1965 г.
было посещено З.П. Соколовой: “На высоком лесистом мысу стоит
высокая старая лиственница, в которую воткнуто около 150 ножей
(иногда вместо ножа приносили иглу, скальпель или ножницы). К каж
дому ножу привязан лоскуток с табаком (обычное приношение - “Чохрынь-ойка любил курить”)... Чохрынь-ойка “помогает” вылечивать бо
лезни. Ему жертвуют ножи и табак, зимой нож втыкают в стену дома,
а весной или летом в лиственницу. Здесь это уже вторая лиственница,
первая засохла, проткнутая ножами. Сюда приезжали ханты и манси
из разных мест... Тот, кто для жертвоприношения не мог приехать сам,
оставлял приношение в Вежакарах. У нашего информатора было не
сколько таких ножей, с ним он и пришел к Чохрынь-ойке. Женщины к
самой лиственнице обычно не подходили, а разводили костер на бере
гу реки. Мужчины разводили костер недалеко от дерева. Около ли
ственницы стоит деревянный стол, на него кладут угощение и ножи,
принесенные с собой. В стакан жертвователь наливает вино Чохрыньойке, оно некоторое время стоит на столе, потом его выпивают. Питье
сопровождается обращением к Чохрынь-ойке с просьбой об исцеле
нии. Затем нож втыкают в дерево... На горе Чохрынь-ойка нельзя ло
мать деревья, рвать траву...” [1971, с. 220 - 221].
Таким образом, мы имеем достаточно подробную информа
цию о трех святилищах Чохрынъ-ойки: на оз. Турват, в Усть-Тапсуе
и у селения Вежакары. В первом и во втором случаях полученные
сведения относятся к разным хронологическим периодам (конец
XIX в. и 1990 г.; 1926 и 1989 гг.). По вышеприведенной информа
ции В.Н. Чернецова, духи-покровители на оз. Турват и в Усть-Тапсуе являлись братьями, однако общими для них можно считать,
пожалуй, только функции покровительства в охотничьем промыс
ле, оленеводстве, рыбной ловле, излечении от болезней, а также яр
кий отличительный атрибут приношения - нож с лезвием, обмотан
ным куском ткани. На ритуальной площадке практически всегда
находятся стол, жерди для жертвенных шкур, кострище и деревья с
воткнутыми в их стволы ножами. Следует отметить и широкую из
вестность этих мест во всем бассейне Северной Сосьвы, которая
приводила к обычаю передавать подарки Чохрынь-ойке через хра
нителей посвященного ему культового места.
Тем не менее, каждое святилище имело специфические призна
ки. По-разному (и в разное время) выполнялась фигура центрального
персонажа: чаще это антропоморфное деревянное изваяние (Турват,
XIX в., Усть-Тапсуй), реже - выполненное из ткани (Турват, 1990 г.).
Иногда оно вообще отсутствует (Вежакары). Уральского Чохрынъ-ойку
выделяют более ярко выраженные функции охранителя оленеводства.
61
Представлены два типа “жилища” Чохрыпь-ойки: дощатый ура
и навес (о причинах сооружения последнего говорилось выше).
Ряд признаков позволяет относить Чохрынъ-ойку к категории лес
ных духов: украшение боковых стоек амбарчика на Турвате личи
нами менквову изготовление фигуры Чохрынъ-ойки в Усть-Тапсуе
(1926 г.) наподобие деревянного изваяния менква; центральное ме
сто, отведенное лиственнице (дереву менква) на святилище в Вежакарах; упоминание в преданиях Чохрынъ-ойки среди лесных ду
хов, осуществляющих суд.
Подводя итог, необходимо отметить, что Чохрынъ-ойка яв
лялся одним из наиболее популярных персонажей среди пантеона
мансийских богов и духов-покровителей, о чем свидетельствуют
массовое изготовление его фигур (или его сына) и хранение их на
поселковых и домашних святилищах. Причиной популярности
культа Чохрынъ-ойки были присущие ему функции охраны наи
более значимых занятий манси - охоты, оленеводства и рыболов
ства, а также его широко известные лекарские умения.
*
*
*
В Усть-Тапсуе нам удалось ознакомиться с домашними фети
шами И.В. Анемгурова, хранившимися в окованном сундучке на
чердаке дома у задней стены. Семейным покровителем являлся Отырпыг “Сын богатыря”, представлявший собой антропоморфную фигу
ру, выполненную из множества намотанных один на другой плат
ков. Поясом служила желтая косынка из легкого газа. На голову была
надета островерхая шапка из шести клиньев сукна желтого и зелено
го цвета. В сундуке также лежали два узла с жертвенными платками.
Святилища в бассейне реки Тапсуй
Река Тапсуй - крупный правый приток Северной Сосьвы. По
ее берегам еще в середине столетия располагалось более десятка
мансийских селений. Сегодня их нет. По всему течению реки про
живает только три семьи и следует с горечью признать, что новое
тысячелетие одна из самых красивых рек Западной Сибири встре
тит пустынными берегами.
Тимка-пауль
Одним из крупных поселков на Тапсуе был Тимка-пауль,
располагавшийся в его верхнем течении. Селение окончательно пе
62
рестало существовать еще лет двадцать назад, не выдержав разру
шительного наступления лесоразработок. Сегодня здесь осталась
одна семья А.Т. Дунаева, который вместе с женой и несколькими
детьми в возрасте от года до двадцати лет пытается удержаться на
земле своих предков. Дом, стоящий на краю разбитой тяжелыми
лесовозами дороги, несколько развалившихся построек, - все это
производит крайне гнетущее впечатление. Но люди живут, и за ве
черним разговором хозяин гордо сообщает, что он - удачливый охот
ник, одних медведей за свою жизнь ему удалось убить больше де
сятка. Вторая жена А.Т. Дунаева, родом с верховьев Лозьвы,
рассказывает, что до сих пор по р. Вижай есть священное место.
Мы проезжаем - закрываемся платком, мы чужие, своим нужно
отвернуться. Нельзя втыкать весло в песок. Один мужик на Лозьве
уронил в таком месте на лед хорей и поднял его - домой приехал, а
у него руки встали. И ниже Налумпауля, следующий поворот по
Тапсую - тоже священное место, женщинам нельзя выходить.
Хранит А.Т. Дунаев и своих домашних покровителей. В пра
вом углу комнаты за занавеской стоит чемодан, ниже на полке - две
иконы. Рядом на стене висит санквылтап. В чемодане хранится
фигура Чохрынь-ойка-пыга, сына Чохрынь-ойки, а также подарки
духам-покровителям - платки и шкурки соболя (рис. 32). Здесь же
временно находятся жертвенные платки для Чохрынь-ойки и Луихум-ойки, при случае хозяин передаст их У.В. Анемгурову (он жи
вет значительно ниже по реке), который отвезет платки в Усть-Тапсуй, или Алкадьевым для одного из святилищ наСеверной Сосьве.
Фигура сына Чохрынь-ойки выполнена из нескольких разно
цветных платков; получившаяся таким образом одежда подпоясана
Рис. 32. Чохрынь-ойка-пыг в “святом”чемодане.
63
желтым шерстяным шнуром; голова в розовой шапочке, глаза и рот
обозначены металлическими пуговицами с серпом и молотом, на
шитыми на черную ткань. В жертву данному духу-покровителю
приносили оленя, убивая его прямо в комнате. На кровать стелим
оленью шкуру, на нее ставим чемодан. Зверек в нем - соболь лет
ний. Вытаскиваем из чемодана платки, на спину оленю кладем,
молимся. Кланяемся семь раз, поворачиваемся один раз “по солн
цу”, все молча, шуметь нельзя, женщины стоят чуть в сторонке,
близко не подходят. Потом платки убираем и убиваем оленя. Кровь
животного при этом не должна пролиться на пол: после разрезания
шкуры хозяин кружкой вычерпывает кровь, наливает ее в чашку, в
другую кладет кусочек мяса и вместе с рюмкой водки ставит Чохрынь-ойка-пыгу. Если даже ребенок заболел, надо богов просить,
чтоб пожалели, - оленя пообещаю забить, чтоб выздоровел, платок
в ящик положу. Вырежешь из бересты оленя - как бы жертву при
носишь. После жертвы настоящего оленя - фигурку берестяную
сжигаем.
Налум-пауль
Селение Налум-пауль (налми “прибрежный”, налумт “на бе
регу”; поселок на краю берега) располагается на правом берегу Тапсуя в 60 км ниже по реке от бывшего селения Тимка-пауль. Сегод
ня здесь осталось только три дома и один житель, И. Дунаев,
двоюродный брат А.Т. Дунаева.
Вход на чердак единственного жилого дома расположен над
его тыльной стеной. В чердачном помещении слева от входа хра
нятся три чемодана и пайп (берестяной туес), ремень которого
выполнен из лоскута лисьей шкуры. Большая часть пайпа запол
нена шкурами лис и соболей; сверху лежит большой узел с платка
ми, в углах которых завязаны монеты. В одном чемодане находят
ся две большие фигуры духов-покровителей, состоящие из
множества намотанных друг на друга кусков ткани. В другом изображение еще одного пупыга, выполненное из нескольких плат
ков, в которые обернута шкурка белки; ее мордочка является “ли
цом” духа-покровителя. Оба чемодана заполнены массой платков
с монетами в углах. На дне третьего чемодана, в левой части ле
жит узел с арсынами, в правой части - матерчатое изображение
пупыга. Фигуры и узел накрыты жертвенным покрывалом с че
тырьмя фигурами всадников, выполненным из сукна синего и
желтого цвета и отороченным мехом соболя (СМ18; рис. 33). По
крывало изготовлено в середине XX в. Его размеры 75 х 81 см.
Лицевая сторона закрыта хлопчатобумажным платком, который в
64
двух местах подшит нитками
к основному полотнищу. Углы
украшены лентами синего и
желтого сукна с зашитыми на
концах монетами, низками зе
леного бисера и маленькими
медными колокольчиками. Го
лова всадника обозначена
ромбом, его руки подняты
вверх. Покрывало было на
крыто большим куском ткани
красного цвета.
Снаружи дома к задней
стене слева прибит помост (пупыг-норма), на который во вре
Рис. 33. Жертвенное
покрывало (СМ17).
мя жертвоприношения живот
ного ставятся чемоданы с
пупыгами (рис. 34). Помост
сооружен следующим обра
зом: к стене дома вертикально
прибиты две оструганные пал
ки длиной около 20 см; к ним
прибита горизонтально жер
дочка длиной около 40 см, яв
ляющаяся опорой для двух
бревнышек, которые установ
лены параллельно земле таким
образом, что их удаленные от
стены дома концы опираются
на два оструганных столба, вко
панных в землю, к которым при
вязывалось жертвенное живот
ное. Высота помоста 170 см,
ширина 75 см. На части помо
ста, непосредственно примыка
ющей к дому, лежат одна на
'\ w
другой пять досок, которые
Рис. 34. Пупыг-норма
раскладываются по всей дли
на задней стене дома.
не помоста непосредственно
перед установкой на него чемоданов с культовой атрибутикой.
Выше помоста на гвоздь повешен кожаный ошейник с двумя ко
локольчиками, оставшийся от убитого оленя, а также связка крас
ных, зеленых и синих лоскутков ткани с тремя завязанными моне65
тами и кольцом. В угол венца воткнут олений рог, а в щель - поли
этиленовый кулек, в котором находятся шкурка серой белки и пла
ток с монетой. Между деревянным креплением помоста и стеной
дома лежит обух топора. Подобная полка устроена и у соседнего
дома.
В 10 м от задней стены дома на стволе березы висит череп
медведя, под деревом лежит несколько берестяных масок. В амбарчике, стоящем рядом с домом, на задней полке хранится атри
бутика медвежьего праздника: модели стрел, деревянные “журавль”
и “лошадь”, санквылтап.
К сожалению, И. Дунаева дома не оказалось, а наш проводник,
сын А.Т. Дунаева, прокомментировать увиденное не смог. Представ
ляется, что хранение на чердаке дома сразу четырех фигур духовпокровителей (в трех чемоданах) связано с перенесением фетишей
родственников И. Дунаева после их смерти в одно место. Необходи
мо подчеркнуть, что четырехпольное жертвенное покрывало - первое,
зафиксированное у жителей мансийских селений, которые располага
ются в бассейне р. Тапсуй. Изделие по внешнему виду не выходит за
рамки канона и напоминает покрывала, встреченные (как мы увидим
ниже) в Хулимсунте у Н.А. и В.А. Пуксиковых.
Обнаруженные атрибуты медвежьего праздника и череп жи
вотного говорят о сохранившейся традиции отмечать удачную охо
ту на медведя.
Святилище Ялпынг-Аки
Манси, проживающие в бассейне Тапсуя, смогли сохранить и
одно из межпоселковых святилищ. В 1992 г. его посетила группа
уральских исследователей; основные результаты их работы были
опубликованы в 1997 г. в материалах Второго Международного кон
гресса этнографов и антропологов, проходившего в Уфе.
По сообщению Г.Х. Самигулова, святилище Ялпынг-Аки “Свя
щенного Деда” расположено на высокой гриве правого берега Тап
суя. Всю территорию гривы называют ялпынг ма “священная зем
л я ”, женщинам ее посещать запрещено. В смешанном лесу
выделяются небольшие поляны размерами примерно 8 х 10 м, на
которых расположены святилищные амбарчики. Они представ
ляют собой домики из кедровых тесаных досок размерами до
170 х 80 х 70 см, стоящие на высоких кедровых пнях на высоте
около 170 см. Всего на святилище три лабаза в относительно хоро
шем состоянии, один новый; фиксируются остатки еще пяти со
оружений. В предпоследнем по времени постройки амбарчике на
ходились остатки шкурок, истлевшие куски ткани, фрагменты
66
шаманского костюма и бубен, а также большое количество стрел
и наконечников (около 200 шт.) как охотничьих промысловых, так
и вотивного характера.
У двух поздних лабазов под левым передним углом располага
ются изваяния, изображающие Ялпынг-Аки. Они выполнены из кор
невой части кедра. Головы фигур заостренные, проработаны голо
ва и шея. В одном из лабазов хранится фигура, изображающая
медведя, который также как и Ялпынг-Аки считается “хозяином” этого
места [1997, с. 85 - 86].
По информации А.Т. Дунаева, это место “всех Дунаевых”,
а последний амбарчик делал его дядя Петр Васильевич лет 15 назад.
Раньше сюда приходили и с Сосьвы, и с Пелыма. Полное имя духапокровителя - Тапс-Ялпынг-аки или Тапс-Ялпынг-ойка “Тапсуйский Священный дед” или “мужчина”. Зимой ему приносили в жерт
ву оленя прямо на святилище. Посещать место можно было и летом,
чтобы удача была, тогда угощали духа-покровителя стопкой водки
и клали платок с монетой. По словам А.Т. Дунаева, фигура ТапсЯлпынг-ойки хранится в самом амбарчике и выполнена из ткани:
именно на фигуру наматывали и новый арсын. Другой платок,
а также стрелы в подарок клали внутрь амбарчика. Произносили
молитвы, просили здоровья и удачи в охоте.
Иногда жертвоприношения совершались совместно с пелымскими манси, которые пригоняли одного или нескольких оленей.
Забивали оленей тапсуйские и пелымские отдельно. Общая жертва
составляла пять-шесть оленей. Перед забоем на спину им клали
куски ткани и коврики с бахромой по краям. Сначала били топо
ром по затылку, затем - ножом в сердце. Туши разделывали на мес
те, варили головы, остальное мясо привозили домой.
Возвращаясь к сообщению Г.Х. Самигулова о данном святи
лище, следует высказать предположение о том, что описание со
держит некоторые неточности. Нам представляется, что фигура
Тапс-Ялпынг-аки в действительности находилась внутри амбарчи
ка, а стоящие у левой опоры деревянные изваяния выполняли извес
тную функцию “охранителей”, духов менее высокого ранга. Трудно
судить, что конкретно имел в виду автор, говоря о том, что в лабазе
хранилась фигура, изображавшая медведя: действительно ли это было
изображение медведя или же так называли некую антропоморфную
фигуру сами манси. В любом случае здесь нет большого противоре
чия: по нашему мнению, дух-покровитель Тапс-Ялпынг-аки воспри
нимался местными жителями как предок-покровитель в облике мед
ведя. Доказательством этому может служить общепринятое на
Северной Сосьве именование медведя как “Священного старика” или
“Священного города старика” (Ялп-ус-ойка).
67
Тапсват-пауль
Селение ранее находилось на правом берегу Тапсуя в 5 км
ниже устья р. Ворья, но сегодня его последние жители - Устин
Васильевич Анемгуров и его жена Акулина Кирилловна (дочь Ки
рилла Самбиндалова из Яны-пауля, проводника В.Н. Чернецова),
живут на левой стороне. Усадьба находится на расстоянии около
полукилометра от берега, чтобы избежать весеннего затопления.
Постройки включают новый и старый дома, баню, два лабаза.
На чердаке нового дома у задней стены стоит чемодан с пупыгами и жертвенными платками. В помещении пупыг-нормы нет.
Хозяину не раз приходилось убивать медведей - у задней стены
старого дома стоят три посоха для медвежьего праздника, на кры
ше лежит вотивный деревянный лук.
Хозяин дома, Устин Васильевич, известный рассказчик, пове
дал нам пару быличек и сказку (см. Прил. 5).
*
*
Кроме приведенной выше информации, о духах-покровителях
жителей селений бассейна Тапсуя известно немного. А.Т. Дунаев
рассказывал нам, что раньше в Нирус-пауле (Нир-воже) “держали”
Чохрынь-ойку. В дневниках В.Н Чернецова имеется запись о том,
что в данном селении в 1930-х гг. находился пупыг всех Пакиных Ялп-ус ойка-пыг, хранителем которого был Ефим Пакин. Фигуру
этого духа-покровителя, иногда называемого Нирус-ойкау в опре
деленные годы возили в селение Вежакары, “в гости” к отцу - Ялпус-ойке. В селении Ворья-пауль, стоящем на правом берегу Ворьи, манси Анемгуровы почитали Вор-я Най экву - Каль-нехс (Не
пупыг, мис не). В Хулюмпауле у старика-шамана Пеликова (фрат
рия Мось) хранилась Хулюм-паулъ най эква [Чернецов, 1939, с. 24;
Источники..., 1987, с. 151, 240].
Исходя из информации В.Н. Чернецова о том, что Чохрынъойка являлся сыном Ялпинг ойки [Источники..., 1987, с. 37], следу
ет заметить, что, таким образом, весь бассейн Тапсуя находился
под патронажем одной “семьи” - отца и сына.
Домашние фетиши Т.И. Номина
В 30 км выше селения Хулимсунт по Северной Сосьве на ле
вом берегу реки находился дом Т.И. Номина. Большая усадьба с
хозяйственными постройками, крепкий дом, гостеприимные хозяе
68
ва всегда привлекали путников, которые останавливались для от
дыха, слушали рассказы Тихона Ивановича о “старине”, ибо за свои
прожитые 85 лет он повидал многое. Не отказал он в ночлеге и
нам, а разговор о мансийской истории затянулся далеко за пол
ночь. В левом углу комнаты у задней стены находилась большая
пупыг-норма, на которой стояли сундук и несколько больших ма
терчатых узлов; рядом на стене висели две иконы. Утром Тихон
Иванович разрешил нам ознакомиться с его пенатами. Жена наде
ла нарядное мансийское платье, украшенное вышивкой и повязала
голову новым платком. Хозяин воткнул под притолокой нож, а на
пороге, по его словам, должен был лежать топор. После этого он
достал с пупыг-нормы сундук и два узла. Сундук несли впереди, за
ним узлы. Выйдя из дома и обойдя вокруг него вместе с поклажей
“по солнцу”, мы оказались на площадке мань-кан “малого святили
ща”. Туда предварительно принесли оленью нарту, на ее передок
установили помост из досок, на него были поставлены узлы и сун
дук. Хозяйка окурила их дымящейся чагой, после чего Тихон Ива
нович принес жертвенную жердь (тир-йив) - и уложил ее в пазы
вертикально установленных березовых столбиков. В нескольких
метрах от этой конструкции были вкопаны два столба, к которым
привязывали жертвенного оленя или коня. В пределах мань-кан
находились также кострище и устройство для вывешивания шкуры
жертвенного животного - жердь, положенная горизонтально на вы
соте 2,6 м от земли в развилки стоящих на расстоянии 4 м друг от
друга березы и ели.
Сундук оказался заполненным шкурками соболя и платками,
предназначенными Калтащ-экве; на концах некоторых из них были
привязаны медные колокольчики; на дне лежало несколько ножей,
обернутых в ткань - подарки Чохрынь-ойке.
В левой части сундука находилась антропоморфная фигура
Няйс-талях-ойка-пыга “Сына мужчины с вершины реки Няйс”. Его
тулово выполнено из нескольких хлопчатобумажных и ситцевых
платков красного и белого цвета; внутри одного из них лежала бере
стяная фигурка оленя; в углах платков завязаны монеты достоин
ством 10, 15 и 20 коп. выпуска 1940 - 1953 гг. Верхняя часть одея
ния изготовлена из платка бордового цвета, на фигуру надет в
качестве накидки “богатырский” шлем, перевязанный вместо пояса
широким ситцевым платком красного цвета (рис. 35, а, б). Лицо
пупыга сделано из костяного круглого кольца на голубой ленте и
привязанного под ним серебряного блюдца, покрытого толстым
слоем жира - следами “угощения”. К кольцу на тонких цепочках
прикреплен маленький медный топорик и значок с фигурой льва
(рис. 35, в).
69
Рис. 35. Фигура Няйс-талях-ойка-пыга.
а - вид спереди, б - вид сбоку, в - вид без накидки.
Серебряное блюдце диаметром 7 см имело на лицевой сторо
не рисунок, нанесенный вокруг дна: охотник, держащий лук со стре
лой, собака и бегущий олень; сцена происходит на фоне холмов и
одинокого дерева (рис. 36). На блюдце выбито несколько клейм:
цифры “84” обозначающие пробу серебра; герб Тобольска, пред
ставляющий собой пирамиду
пьедестале, с воинской арматурой,
знаменами, барабаном, алебарда
ми; штамп пробирного мастера из
двух букв и расположенных под
ними цифр, означающих дату из
готовления. К сожалению, сохра
нилась только первая буква - “М”
и две цифры - “18...”. Известно, что
на рубеже XVIII - XIX вв. в То
больске работал пробирный мас
тер Михаил Богданов, подобным
образом подтверждавший пробу
серебряных изделий [ПостниковаЛосева и др., 1983, с. 253]. Таким
образом, данное блюдце изготов
Рис. 36. Серебряное блюдце.
лено в первой четверти XIX в. в
Первая четверть XIX в.
Тобольске.
70
“Богатырский” шлем с четырьмя фигурами всадников выпол
нен из сукна желтого и синего цвета и оторочен мехом красной
лисы (СМ 19; рис. 37). Изготовлен в середине XX в. Высота изделия
53 см, размеры одного квадрата 23 х 25 см. К нижнему краю шле
ма, украшенному орнаментом “сидящий соболь” [Шешкин, Шаба
лина, 1993, с. 20], пришито семь кисточек из двух-трех лент желтого
и синего сукна. В месте соединения квадратов пришит пучок жел
тых и синих лент, на конце одной их них привязан маленький мед
ный колокольчик. Голова всадника обозначена ромбом, руки раз
ведены в стороны, ноги показаны на тулове коня. Под животом
коня имеется фигурка в виде “уголка”.
Маленький медный топорик, прикрепленный к костяному коль
цу, безусловно, элемент не случайный. В мансийском сказании “Как
Эква-пырищ* встретился с птицей Тоулынг-Карс” повествуется об
одном старике, обратившемся к юному герою со словами: “Есть у
меня топоришко старый, возьми его себе. Его именем назовись.
Теперь имя твое будет Унтвос-Лайи-Мими-Хыли (Сынок матери
по имени топор Унтвос). В беду если попадешь, в несчастье ока-
рис. 37. "Богатырский” шлем (накидка) Няйс-талях-ойка-пыга (СМ19).
а - вид сверху, б - вид спереди, в - вид сбоку.
* М и р -с у с н е -х у м в роли трикстера. - Авт .
71
жешься или колдовать станешь, этот топорик держи” [Чернецов,
1935, с. 50, 139]. Стоит лишь добавить, что топорик, знак Эква-пырища, в данном случае естественно сочетается с накидкой, укра
шенной конными фигурами Мир-су сне -хума.
В сундуке находилась и фигура Хангласам-най-эквы (Щаньави) (“Богини Огня из селения Хангласам”, располагавшегося на
половине пути между домом Т.И. Номина и поселком Хулимсунт),
выполненная из множества платков красного цвета и перевязанная
двумя поясами, нижний из которых представлял собой две низки
белых бус (рис. 38, а). Внутри фигуры находилась шкура красной
лисы. “Лицом” духа-покровителя служило медное блюдце, прикреп
ленное желтыми лентами к тулову. Тулово в верхней части было
обернуто широкой полосой бисера, на
голову пупыга была надета шапка сфе
рической формы из сукна оранжево
го и синего цвета. Нижняя часть ту
льи была украшена орнаментом, верх
головного убора состоял из четырех
клиньев с изображениями стилизован
ных фигур, возможно, всадников.
В середине медного блюдца диа
метром 12 см выбито изображение
оленя, а по краям - фигуры охотника,
натягивающего лук, и двух собак, раз
деленные между собой тремя розет
ками. Единственным отличием этого
блюдца от подобных ему экземпляров,
упомянутых О. Финшем и А. Брэмом
[1882], опубликованных Н.Ф. Прытковой [1949] и И.Н. Гемуевым [1990],
а также нашим блюдцем из Яны-пауля является его больший размер (диа
метр ранее встречавшихся изделий со
ставлял 7 - 9 см).
В сундуке хранился Отыр-пъи
“Сын богатыря” - бронзовая фигурка
всадника в кивере, с саблей на боку, по
пирающего двухголового змея (рис. 38,
б). Фигурка выполнена, предположи
тельно, в середине XIX в. Ее длина
Рис. 38. Фигуры духов11 см, высота 8 см.
покровителей.
В матерчатом узле с арсынами
a - Хангласам-най-эква,
лежали и два ялпып-улама.
б - Отыр-пыг.
72
Первое жертвенное покрывало с четырьмя фигурами всадни
ков сшито из сукна желтого и синего цвета и оторочено лисьим
мехом (СМ20; рис. 39, а). Изготовлено в середине XX в. Его разме
ры составляют 68 х 68 см. К углам на полосках сукна синего и
желтого цвета подшиты маленькие медные колокольчики. Фигура
всадника на коне выполнена мансийской мастерицей аналогично
изображению на приведенном выше “богатырском” шлеме; совпа
дает и цвет сукна.
Второе покрывало с четырьмя фигурами всадников сшито
из сукна красного и черного цвета и оторочено беличьим мехом
(СМ21; рис. 39, б). Оно изготовлено в середине XX в. Его разме
ры составляют 65 х 65 см. В работе использовались нити из олень
их сухожилий. По периметру полотнища три его стороны увели
чены за счет широких полос красного сукна. Голова всадника
обозначена ромбом, его руки подняты вверх, в одной из них уга
дывается плеть, показанная лоскутком, вшитым в покрывало по
перек основному полю.
Фигуры Хангласам-пайэквы и Няйс-талях-ойка-пыга
были усажены хозяином дома
на нарты; на помост, устроен
ный в их передней части, поло
жены узлы с прикладами; фи
гурка Отыр-пыга привязана
лентой к жертвенной жерди, на
нее же повешены оба ялпынулама, несколько платков,
шкурки белок. Духам-покрови
телям поставили две рюмки
водки, хозяева попросили у них
извинения за беспокойство.
После пурлахтып “угощения”
всю атрибутику собрали, сун
дук и узлы унесли также по на
правлению движения солнца;
убрали нарты. Поставив все на
пупыг-порму, хозяин вытащил
из притолоки ранее воткнутый
нож.
На чердаке дома Т.И. Номин хранил шаманский бубен,
выполненный из еще совсем
Рис. 39. Жертвенные покрывала.
белой оленьей кожи, его рукоа -С М 2 0 , 6 -С М 2 1 .
73
ятка была обернута куском оленьей шкуры (рис. 40). Шаманский
костюм хозяина дома и некоторые другие атрибуты, в том числе
сабли, хранились в сумьяхе в тайге.
Таким
образом,
культовая атрибутика
Т.И. Номина включала
три фигуры духов-покро
вителей (при их оформле
нии были использованы
два шлема и два блюдца),
два жертвенных покрыва
ла, шаманский бубен,
приношения Калтащэкве и Чохрыпъ-ойке. Как
уже упоминалось выше,
манси Номины издавна
проживали в Няксимволе, а их основное культо
вое место располагалось
в бассейне р. Няйс. Повидимому, при переезде
Т.И. Номина (или его
Рис. 40. Шаман Т.И. Номин.
родителей) из Няксимволя ближе к Хулимсунту фигура Няйс-талях-ойка-пыга была
перенесена. Фигура Хангласам-най-эквы могла оказаться в доме
Т.И. Номина в связи с тем, что его вторая жена ранее проживала
в селении Хангласам; фетиш ее родителей мог быть увезен после
ликвидации поселка в результате политики укрупнения населен
ных пунктов.
*
*
*
Одно из местных святилищ находилось на берегу ручья Экваойка-сос “Ручей мужчины и женщины” в 15 км от дома Т.И. Номи
на. На жертвенной площадке было установлено несколько деревян
ных изваяний. Приходили туда жители селений Ильпи-пауль и
Хангласам, включая женщин, обычно весной во время нереста. Люди
собирались и договаривались - кто сколько может выделить оле
ней, их специально оставляли и не угоняли летом на Урал. Опреде
ляли цену оленя, сумму делили на всех. Количество оленей строго
регламентировалось, в жертву могли быть принесены от одного до
трех или семь животных. Числа четыре или пять считались небла
гоприятными.
74
Юрты Хангласам
Эти два селения (зимнее и летнее) располагались в 10 - 15 км
выше Хулимсунта на правом берегу Северной Сосьвы. В конце
XVIII в. здесь насчитывалось 11 хозяйств общей численностью
25 чел., преобладающей фамилией были Адины [Перевалова, 1997,
с. 330]. Переписью 1897 г. зафиксировано 7 хозяйств, объединяв
ших 22 мужчины и 17 женщин [Патканов, 1911, с. 39]. Еще в конце
1980-х гг. на месте прежних юрт можно было увидеть остатки разва
лившихся построек.
Напомним, что одним из домашних духов-покровителей
Т.И. Номина была Хангласам-най-эква. По сообщению Н.Л. Гондатти, кроме Щань-Торум, манси признавали еще одну женщину дочь Тахытп котпль ойки “Среднесосьвинского мужчины”, жившую
около Хангласанских юрт. Ее почитали за доброту и заступниче
ство; раз в три года ей приносили жертвы с просьбой не оставлять
своим вниманием людей [1888, с. 27]. По сведениям В.Н. Чернецова, Хангласам-най-эква “Великая женщина Хангласам” считалась
одной из дочерей Нуми-Торума, но чаще упоминалась как старшая
сестра Тайт-котилъ-ойки. У нее было семь дочерей, три из кото
рых жили в юртах на Оби. Иногда ее называли Наращ-най или
Порыхпан-эква (лягушка); в этой ипостаси она выступала тотемом
рода Пуксиковых из селения Хангласам. Однако здесь название
пурыпан эква не употребляли, а говорили Хал эква “между кочек
женщина” [Чернецов, 1939, с. 26; Источники..., 1987, с. 36, 239 240]. Владения Хангласам пай эквы, по информации Е.И. Ромбандеевой, простирались на весь бассейн верхнего течения Северной
Сосьвы, начиная от Нильдино. Она считалась хозяйкой ценных пуш
ных зверей - соболя, горностая, бобра и выдры [1993, с. 57]. Богиню-покровительницу, “жившую” на р. Тап, также звали Нярс-найэква, она была похожа на лягушку [Kannisto, 1958, S. 167].
Материалы, посвященные культу лягушки у обских угров, обобще
ны З.П. Соколовой [1975, с. 143 - 154]. О хранении в начале XX в.
изображения лягушки в специальном амбаре и принесении ей жер
твы у Нарас-махум на Северной Сосьве упоминал В.Н. Чернецов
[Соколова, 1983, с. 135]. Свойственник потомка ляпинских князцов
П.Е. Шешкина - Анемгуров - в 1960-е гг. был хранителем изобра
жения Хангласам-эквы, порыпан-эквы (лягушки). В его амбарчике
находилась фигура лягушки из дерева и мха в рост человека, в жен
ской одежде, украшенная парчой и шелками; рядом лежали прино
шения - оружие, посуда, ткани [Она же, 1971, с. 216]. По словам
нашего информатора Н.А. Пуксикова из Хулимсунта, самое свя
тое место в бассейне р. Ялбынья - это святилище Лус-хал-эквы 75
Лягушки, фигура которой сделана из дерева в рост женщины, на
ней надеты платья и халаты большого размера (1997 г.).
В чемодане, находившемся на пупыг-порме ханта Н.С. Новыохова в селении Тутлейм на р. Вогулка, среди домашних фетишей
хранилась фигурка лягушки (резиновая игрушка, завернутая в пла
ток); считалось, что она приносит удачу в охоте и рыбалке (1997 г.).
Святилищ е Торум-ойки (М ир-сусне-хума)
Данное культовое место располагалось между селениями Хулимсунт и Хангласам, но считалось святилищем жителей после
днего селения. Для того чтобы попасть туда, нам пришлось подни
маться от устья Хулюма вверх по его течению три километра; от
левого берега в глубь леса по направлению на юго-восток шли еще
около километра. Здесь в середине елового бора на поляне нахо
дился семигранный сумьях (cam-ypa). Конструкция его уникальна
для религиозной обско-угорской архитектуры и, скорее всего, яв
ляется результатом влияния русской культуры: амбарчик имити
рует формы православной шатровой церкви с луковичной главкой.
Один из подобных храмов находился в с. Шаим, его фотография
опубликована К.Д. Носиловым [1904, с. 149]. Тем не менее, отда
ленные аналоги данной конструкции амбарчика и способа его ус
тановки нашли отражение в мансийском фольклоре: в сказании
“Женщина-богатырь” упоминается “Семиугольный-на-Семи-ЦепяхПовисший-Город” [Чернецов, 1935, с. 111].
Амбарчик был подвешен головкой к перекладине, лежащей на
двух развилках жердей, которые были прислонены к двум стволам
елей (рис. 41, а). Сумьях сооружен из досок, днище имеет форму
семиугольника. К внутренним сторонам вертикальных стоек, вы
полненных каждая из двух совмещенных под углом узких досок,
прибиты гвоздями по три широких поперечных доски. Крыша так
же состоит из семи досок, на стыках между ними уложены выте
санные в виде корыта на два ската небольшого размера охлупени;
крышу венчает семигранная маковка. Высота амбарчика 135 см,
диаметр днища 64 см, высота крыши 61 см, маковки - 14 см, ши
рина каждой стороны 24 - 28 см. Функцию дверцы выполняет
одна из поперечных досок размерами 28 х 30 см, удерживаемая
деревянным клином. Над дверью углем нарисованы изображе
ния месяца и солнца (рис. 41, б). Отметим, что изображение солн
ца, вырезанное из дерева, было закреплено на фронтоне культово
го амбарчика Щахэл-Торума, находившегося около селения Анеево
[Гемуев, 1990, с. 132].
76
Рис. 41. Культовый амбарчик Торум-ойки (Мир-сусне-хума).
а - общий вид, б - изображения солнца и месяца
над входным отверстием амбарчика.
77
К одной из стен амбарчика были подвешены модели луков,
принесенные в подарок духу-покровителю по случаю рождения
сыновей.
Когда мы пришли на место, его хранитель Н.А. Пуксиков раз
вел костер (кострище находилось в 10 м перед входом в амбарчик),
взял семь еловых веточек, поджег их от пламени костра и положил
под сат-ура. Затем, вытащив запорный клин и убрав дверцу, он
обратился к Торум-ойке ( Торм-ойке), объясняя причину прихода.
Все пространство внутри сумьяха было заполнено десятками плат
ков с завязанными в углах монетами; здесь же находились стаканы
и ложки. Наконец достали самого Торум-ойку, фигура которого
представляла собой стрелу с вильчатым наконечником, обернутую
несколькими слоями белой ткани (рис. 42). На наконечник стрелы
была надета шапка, сшитая из семи клиньев сукна: четырех синего
и трех оранжевого цвета. Шапка украшена шестью рядами оран
жевых треугольников. Поверх нее была надета другая, островер
хая, выполненная из четырех бордовых и трех синих клиньев сукна.
Рядом с фигурой Торум-ойки лежала средневековая серебря
ная чаша диаметром 14 см и высотой 3 см. Центр чаши украшен
медальоном с изображением льва, остальная часть лицевой повер
хности покрыта растительным орнаментом из различного вида цве
тов и ветвей листьев, заключенных в сегменты, которые ограничи
ваются тонкими полосками. Данные полоски образуют несколько
Рис. 42. Фигура Торум-ойки.
a - вид в шлеме, б - без шлема.
78
шестиконечных звезд разного размера. В двух отверстиях в крае
блюда был закреплен кожаный шнурок (рис. 43).
Здесь же находилась бляха с графитти - фигурой человека в
кафтане с копьем и саблей, которая считалась изображением самого
Торум-ойки. Диаметр бляхи составляет 6,5 см; она выполнена из се
ребра, лицевая сторона позолочена. Фигуру воина отличает крупная
круглая голова с большими раскосыми глазами, носом треугольной
формы, выделенными бородой и усами; волосы не показаны. Лезвие
сабли и наконечник копья заштрихованы царапинами. По краям
бляхи просверлены два отверстия для крепления (рис. 44, а).
Торум-ойке поставили бутылку водки. Хранитель места произ
нес соответствующие молитвы, и присутствующие трижды повер
нулись вокруг себя “по солнцу”. Затем выпили из одного стакана
немного водки, а несколько капель вылили в костер.
До конца 1940-х гг. сумьях стоял на берегу р. Ялбынья, затем
отец Н.А. Пуксикова перевез его ближе к селению, чтобы святили
ще могли посещать и женщины. Оленей забивали прямо напротив
сатп-ура. Расстеленную на снегу шкуру и одну половину туши ос-
о t
?
Рис. 43. Средневековая серебряная чаша.
79
тавляли на ночь, а другую увозили домой. На второй день возвра
щались и варили оставленное мясо, остатки забирали в поселок.
Сырое мясо можно было есть только дома, на святилище это было
запрещено, не пили здесь и кровь. Это место не было семейным
святилищем Пуксиковых, его посещали и зимой, и летом все жите
ли селений Хангласам и Хулимсунт, кроме беременных и “нечис
тых” женщин, а также снох. Возвращаться было принято той же до
рогой, какой пришли. После возвращения в пауль гуляли у хранителя
места. Святилище посещали и по поводу болезни.
По словам Т.И. Номина, к Торум-ойке приходили каждый ме
сяц перед новолунием. Жертвоприношение коня, бычка или оленя
совершали один раз летом и один раз на Новый год. В остальных
случаях приносили новые платки и устраивали “угощение”.
Н.А. Пуксиков разрешил нам забрать блюдо и бляху, предва
рительно выкупив их у Торум-ойки: несколько серебряных монет
было брошено внутрь сумьяха.
*
*
*
Вернемся еще раз к бляхе с изображением Мир-сусне-хума, об
наруженной в амбарчике. Ей трудно найти аналоги среди произве
дений изобразительного искусства манси. Нам представляется, что
сюжет данного рисунка был заимствован неизвестным мастером с
одного из сасанидских блюд, широко встречавшихся в эпоху сред
невековья по обе стороны Урала. Они попадали на Север в результа-
Рис. 44. Бляха с изображением Мир-сусне-хума (а) и фрагмент
серебряного блюда с изображением “часов Хосрова” (б).
80
те торговых связей; местное население чаще всего использовало их в
культовой практике. В нашем случае речь идет о серебряном блюде
с изображением “часов Хосрова” (VII в.). Одно из блюд с указанным
сюжетом было обнаружено в 1907 г. около дер. Климовой Пермской
губернии в составе богатого клада и сегодня хранится в Эрмитаже.
На нем изображена сложная сцена: четыре зебу везут двухъярус
ную колесницу с двумя человеческими фигурами. Нижняя фигура
воина изображена в полный рост. В правой опущенной руке нахо
дится стрела, в приподнятой левой - лук. Голова показана в фас, торс передней стороной, сапоги - носками врозь. Одеяние состоит из длин
ного кафтана и прямых штанов, расширяющихся у колен (рис. 44, б)
[Тревер, Луконин, 1987, с. 111]. Какие же элементы заимствовал ман
сийский художник? Прежде всего позу, а также покрой кафтана,
правда, доработанный с учетом особенностей одеяния русских вои
нов эпохи завоевания Сибири, парные полоски, обозначающие края
рукавов кафтана, узоры и насечки, покрывающие одежду; застежки
одежды и форму сапог (штаны с раструбом у колен?). Аналогично
выполнена и голова воина: широкое лицо с большими глазами и
бровями, закрытая шея. Одним из совпадающих элементов являет
ся оружие, находящееся в правой руке. По мнению К.В. Тревер и
В.Г. Луконина, длинное древко, возможно, говорит о том, что изоб
ражен дротик [Там же, с. 111]; мансийский мастер также изобразил
нечто похожее на копье. На бляхе слева и справа от человеческой
фигуры находятся изображения трех-, четырехлепестковых крести
ков, которые можно увидеть на блюде над аркой: средний крестик
поставлен прямо, а боковые - с наклоном. Следует отметить и оди
наковую форму (круг) рассматриваемых изделий.
Безусловно, речь не идет о том, что рисунок на блюде, храня
щемся в Эрмитаже, послужил образцом для изображения Мир-сусне-хума на бляхе. Блюда изготавливались сразу в нескольких эк
земплярах (ярким примером является Аниковское блюдо и его
двойник из Верхне-Нильдино, кстати, тоже обнаруженные по раз
ным сторонам Урала; речь о них пойдет ниже) и детали сюжета
одного из них вполне мог заимствовать практически через тысячу
лет неизвестный мансийский мастер.
Ялбынья “Святая река”
В бассейне Северной Сосьвы известны, как минимум, три реки
Ялбыньи: первая впадает в Сосьву ниже Сартыньи, вторая выше
Хулимсунта, третья является правым притоком Вольи. С давних вре
мен эти реки связаны с расположенными на их берегах “святыми”
81
местами, и проезд по ним или напротив их устьев был сопряжен с
многочисленными запретами. Как писал Н.Л. Гондатти, “...проез
жая мимо этого места, особенно против Елбын-я... можно только
грести веслами, но не отпихиваться шестами или тянуться бечевой”
[1888, с. 25].
В нашей книге речь пойдет о р. Ялбынья, которая впадает сле
ва в Северную Сосьву в 10 км выше селения Хулимсунт. В бас
сейне этой реки располагалось несколько мансийских святилищ,
ряд из них функционирует до сих пор.
По рассказам наших информаторов, на Ялбынью мужчинам
“рода” Алкадьевых и любым женщинам заезжать было нельзя. Это
места Анемгуровых, Адиных и Пуксиковых. Одну русскую жен
щину муж завез на Ялбынью, так у нее челюсть перекосило. Через
три дня Никита Анемгуров повесил жертвенный платок на “свя
том” берегу Ялбыньи и челюсть у женщины поправилась.
Уже само устье считалось “святым” местом, а в нескольких ки
лометрах выше по реке, на ее правом берегу, стояло семь деревян
ных изваяний менквов. По словам Т.И. Номина, они “сторожили” до
рогу к духу-покровителю по имени Воял-ойка (Воял-ойка - значит
счастье человека. Ма ехне хум, Вит ехне хум - Землю объезжающий
человек, Воду объезжающий человек. То же, что и Торум-ойка). Глав
ное жертвоприношение совершалось один раз в три года - в начале
марта, на новолуние, при этом в гости к Воял-ойке привозили изоб
ражение Хангласам-най-эквы. Приезжали сюда манси из разных мест,
в том числе из Ивдельского района, р. Ворья и Ломбовожа. Обряды
проходили в течение трех дней, ночевали в полутора километрах ниже
святилища. Когда шли на место, то в обувь под стельки клали куски
бересты (ступни ног оборачивали берестой мужчины на святилище
Халев-ойки около Анеево). К самой фигуре Воял-ойки подходили
только двое стариков, остальные находились в этот момент у костра
(хранителем Воял-ойки в 1989 г. был житель Хулимсунта Н.В. Адин).
Количество убитых оленей могло доходить до числа “семь по семь”,
т.е. 49. Лошадей и коров в жертву не приносили. Йир делали и зи
мой. Принесение хантами в жертву одному их духов-покровителей
верховьев Казыма “семь по семь” оленей на зимнем празднике отме
чено А.В. Головневым [1997, с. 88].
Упоминание Воял-ойки как Торум-ойки и Воль-торум-ойки
позволяет соотнести его с Мир-сусне-хумом.
По информации В.А. Пуксикова, в верховьях реки, в предго
рьях Урала, расположено “шаманское место”. В ложбине между дву
мя холмами стоит ура, треугольный в сечении; его перекрывает на
вес, одной опорой которого является высокий пень, вторая опора
навеса держится за угол крыши амбарчика. Слева от ура в виде
82
конуса установлены три камня, на которых лежит потемневшее от
времени серебряное блюдо, полное монет. Диаметр блюда состав
ляет около 25 см, на нем изображены четыре фигуры всадников на
скачущих конях. Хвосты короткие, приподняты вверх. По краю
блюда выполнены также какие-то рисунки. Перед чашей установ
лены семь деревянных идолов, в центре - “отец”, за ним в два ряда,
расходящихся в стороны, шесть “сыновей”. Головы идолов вытяну
той формы, заостренные в верхней части, показаны глаза, рот и нос.
Рядом с чашей лежали костяные и железные наконечники (рис. 45).
На это место, по словам информатора, съезжались шаманы с вер
ховьев Сосьвы и Ляпина. Есть основания предполагать, что данное
святилище и есть “место Воял-ойки”.
Летом 1997 г., выехав из Хулимсунта вместе с манси В.А. Пуксиковым и С.И. Анемгуровым, мы вчетвером поднялись вверх по
Ялбынье приблизительно на 100 км к охотничьей избушке Н.А. Пуксикова.
Первая остановка была сделана на берегу Северной Сосьвы
напротив устья Ялбыньи. В.А. Пуксиков открыл бутылку и на
лил немного водки в кружку, которую поставил на ствол лежа
щего дерева рядом с зажженной чагой - это у нас как стол. Пока
чага горит - всё должно стоять на столе. Когда чага прогорела,
В.А. Пуксиков выпил водку из кружки, затем из другой кружки
каждый из нас выпил по глотку водки, предваряя это пожеланием:
Торум ету отыр ет; пус кат пус лагыл “С Богом, с богатырем; пусть
ноги и руки будут целы”. Еще в прошлом веке северные вогулы
Рис. 45. Святилище в верховьях р. Ялбынья.
1 - амбарчик (ура) под навесом, 2 - схема расположения
деревянных изваяний менквов перед блюдом, 3 - фигура менква,
4 - железный наконечник стрелы, 5 - костяной наконечник стрелы,
б - фигура всадника, изображенная на блюде, 7 - блюдо (кружки
показывают расположение фигур всадников).
Рисунок выполнен информатором В.А. Пуксиковым.
83
произносили подобную молитву, обращаясь к своим богам: “Со
держи мои руки и ноги здоровыми!” [Kannisto, 1958, S. 158; Карьялайнен, 1996, с. 86].
Въехав в устье Ялбыньи, мы бросили в воду несколько монет,
т.к. попали на реку впервые; монеты заранее приготовил В.А. Пуксиков, организатор поездки. Двенадцать “песков” (поворотов реки
с песчаными отмелями) длится “святой” берег, что составляет 1,5 2 км. Мужчинам-манси не разрешается выходить здесь на берег,
справлять нужду или плевать в воду. Около реки проходит “женс
кая” дорога, мужчинам там ходить не полагается.
Приблизительно через полкилометра от въезда в устье нам
преградил дорогу завал. Манси остались сидеть в лодке, т.к. им
нельзя было выходить на берег в этом месте. Вдвоем с нашим со
трудником К.А. Алехиным мы перерубили упавшие в воду стволы
деревьев. Добравшись до места, где заканчивался “святой” берег,
все вышли на левый берег реки; раньше здесь стоял стол, сейчас же
только валялось множество пустых бутылок. По словам наших спут
ников, на правом берегу в 1,5 км от этого места стояли деревянные
изваяния менквов. Валера зажег маленький кусочек чаги, налил в
кружку немного водки и поставил ее рядом с чагой. Минут десять
мы стояли и разговаривали о предстоящем маршруте. Затем все,
глядя на чагу и кружку с водкой, поклонились семь раз, дважды
повернулись вокруг себя по направлению движения солнца. При
этом манси молча, про себя, просили о разной удаче. После этого
каждый из нас выпил немного водки (первым пил Пуксиков из
уже налитой кружки), очередность опять же определялась нашим
расположением “по солнцу” (по кругу).
Где-то в середине пути остановились отдохнуть и вышли на
высокий левый берег, где раньше стоял сумьях, но Н.А. Пуксиков
его сжег, т.к. стали “шалить” русские охотники. В стволы несколь
ких кедров были воткнуты деревянные клинья длиной около 15 см,
на них раньше висели арсыны.
Приехали к Н.А. Пуксикову уже поздно вечером. Первым де
лом он налил немного водки в кружку, зажег чагу и, поставив их на
подоконник, обратился к лесным духам с просьбой об удаче.
К сожалению, в тот год низкая вода не позволила нам поднять
ся к упомянутым святилищам в верховьях Ялбыньи.
ХУЛИМСУНТ
Селение Хулимсунт (юрты Кулимсонские, Хуламсанские, Хулимсонские), расположенное на правом берегу Северной Сосьвы,
84
получило свое название от протекающей рядом небольшой речки
Хулюм. Сегодня поселок практически разделился на две части: в
нижней живут в основном русские рабочие, обслуживающие газо
компрессорную станцию, верхняя часть поселка заселена манси и
отличается сохранившейся, традиционной для середины XX в., ар
хитектурой. По состоянию на 1985 г. общая численность манси в
поселке составляла 123 чел. (59 мужчин и 64 женщины), в послево
енный период сюда переселились манси из селений Няксимволь,
Усть-Тапсуй, Висим-пауль, Ильпи-пауль, Хангласам; преобладаю
щими фамилиями сегодня являются Адины, Алкадьевы, Анемгуровы, Номины и Пуксиковы [Пивнева, 1991, с. 150 - 152].
Домашние фетиши Н.А. Пуксикова
В доме Н.А. Пуксикова основная часть культовой атрибути
ки хранится в чердачном помещении. У его задней стены лежали
(в 1989 г.) три больших холщовых мешка, а справа от них - чага.
В углу находились принадлежности медвежьего праздника: дере
вянные “лошади” и “лось”. В правом мешке находилось антропо
морфное изображение духа-покровителя Колын-Аки “Домашнего
Деда”, которого также называли Отыр-пыг, поскольку он, в соот
ветствии с местной традицией, считался сыном Торум-ойки (Мирсусне-хума), “жившего” в семигранном сумьяхе на берегу Хулюма.
По словам Н.А. Пуксикова, этот фетиш родители всегда возили с
собой (и во время кочевок на Урал). Фигуру духа-покровителя пе
ревозили в отдельных чистых нартах; укладывать и доставать ее имел
право только отец.
Фигура Колын-Аки выполнена из многочисленных платков и
рубахи, стянутых широким вязанным шерстяным поясом; поверх
них надет голубой шелковый халат, отделанный по подолу, бортам и
краям рукавов узкой красной тесьмой. Длина фигуры составляет
около 110 см. Шея фигуры туго стянута полосками ткани; голова
представляет собой узел из красного в цветок платка, на нее надета
островерхая шапка из двух клиньев зеленого и двух клиньев бордо
вого сукна с зеленой тульей, отороченной мехом соболя (рис. 46, а).
В этом же мешке хранились многочисленные арсыны и жестя
ное блюдце диаметром 10 см (рис. 46,б). Края слегка вогнуты, в
верхней части пробито отверстие, в которое продернута желтая те
семка. Она связывает блюдце и длинный узкий цветной пояс. На
лицевой стороне изделия прочеканено изображение кентавра в плаще
и короне, с двумя распростертыми широкими крылами. В правой
руке кентавра жезл, опирающийся на плечо; левая рука скрыта выг
нутым щитом. На заднем бедре кентавра имеется окаймленный ре
85
льефным валиком круг, внутри которого
заключена выпуклая фигура неопределен
ной формы. А.П. Окладников, посвятивший
бляхам с изображением кентавра специаль
ную статью, считал, что все они, несмотря на
их многообразие и широкое распространение
от Урала до Индигирки в XVII - XIX вв., яв
лялись дальнейшей разработкой бронзовых
зеркал XVI в., выполненных русскими ма
стерами [Окладников, 1950, с. 139 - 172].
В отличие от большинства зеркал с изобра
жением кентавра, представлявших собой
медные диски толщиной до 3 - 4 мм, блюдце
из дома Н.А. Пуксикова выполнено из тон
кой жести на достаточно примитивном
уровне.
Второй мешок был наполнен жертвен
ными платками, а в третьем, кроме них, на
ходилась шапка сферической формы из сук
на красного и оранжевого цвета, украшенная
орнаментом (рис. 46, в). Здесь же лежало по
крывало с четырьмя фигурами всадников,
выполненное из сукна красного и голубого
цвета и отороченное беличьим мехом (СМ22;
рис. 47, а). Оно изготовлено в начале XX в.
Его размеры составляют 70 х 70 см. К углам
пришиты по два маленьких медных коло
кольчика на низках бисера кофейного цве
та. Голова всадника обозначена ромбом, его
руки подняты вверх, в одной из них угады
вается птица, второй рукой всадник держит
поводья коня. Данная фигура всадника на
коне напоминает изображение Мир-суснехума на жертвенных покрывалах из Яны-пауля (СМ4) и Няксимволя (СМ 17).
Культовая атрибутика, хранившаяся
О
5
10
на чердаке, принадлежала еще родителям
Н.А. Пуксикова. Вторая часть фетишей на
Рис. 46. Фигура
ходилась
внутри дома на пупыг-норме.
Колын-Аки (а),
Здесь
стоял
большой холщовый мешок с
блюдце с изображени
арсинами,
среди
которых лежало жертвен
ем кентавра (б)и
ное
покрывало,
два
“богатырских” шлема и
орнаментированная
шапка (в).
серебряное блюдце.
86
Покрывало с четырьмя фи
гурами всадников выполнено из
сукна красного и синего цвета
и оторочено беличьим мехом
(СМ23; рис. 47, б). Оно изготовле
но в середине XX в. Его размеры
составляют 78 х 84 см. В работе
использованы нити оленьих сухо
жилий. К углам полотнища при
шиты медные бубенчики на низ
ках цветного бисера. Голова
всадника обозначена ромбом, его
руки подняты вверх.
Один из “богатырских” шле
мов с четырьмя фигурами всад
ников выполнен из сукна синего
и зеленого цвета и оторочен по
краям беличьим мехом (СМ24;
рис. 48). Он изготовлен в середи
не XX в. Высота шлема состав
ляет 42 см. К нижнему краю шле
ма, украшенному орнаментом, на
длинных низках светлого бисера
пришиты три больших и четыре
маленьких медных колокольчика,
к каждому маленькому коло
Рис. 47. Жертвенные покрывала.
кольчику привязана солдатская
а -С М 2 2 , 6 -С М 2 3 .
пуговица. Верхняя часть шлема
выполнена из двух суконных
треугольников, в которые вши
ты фигуры гусей. Голова всадни
ка обозначена ромбом, его руки
подняты вверх.
Другой шлем с четырьмя
фигурами всадников сшит из
сукна красного и зеленого цвета
и оторочен беличьим мехом
(СМ25; рис. 49). Он изготовлен
в середине XX в. Высота шлема
составляет 36 см, размеры одно
го квадрата 20 х 21 см. К нижне
му краю шлема, украшенному Рис. 48. “Богатырский” шлем (СМ24).
орнаментом, на лоскутках сукна
а - вид сбоку, б - вид сверху.
87
малинового цвета пришиты два
маленьких колокольчика из бе
лого металла и две солдатские
пуговицы; на двух зеленых лос
кутках - еще три пуговицы. Вер
хняя часть изделия выполнена
из куска сукна бордового цве
та овальной формы, в который
вшита распластанная фигура
медведя из сукна желтого цве
та. Фигура выполнена с оваль
ной вставкой, к середине кото
Рис. 49. “Богатырский” шлем (СМ25). рой пришит пучок' из трех
а - вид сбоку, б - вид сверху.
малиновых и трех зеленых лент.
Расположение фигуры всадника необычно: его движение направ
лено вверх относительно земли. Голова всадника обозначена ром
бом, его руки подняты вверх, в одной из них угадывается птица,
второй рукой всадник держит поводья коня.
Серебряное блюдце представляет собой диск диаметром 10,6 см,
в центре которого изображен олень, а по краям гравировкой нанесе
ны фигурки утки и двух рыб*, отделенные друг от друга тремя ро
зетками растительного орнамента (рис. 50). Кусты, изображенные
по обеим сторонам от оленя, выполнены в технике чеканки. На лице
вой стороне изделия выбито
клеймо изготовителя - буквы
“ГГБ”, находящиеся внутри
прямоугольной рамки. Подоб
ные клейма встречались на
блюдцах и пластинах, выпол
ненных в Тобольске в первой
четверти XIX в.
Таким образом, культо
вая атрибутика Н.А. Пуксикова, часть которой перешла
к нему от родителей, включа
ла фигуру духа-покровителя,
два жертвенных покрывала,
два “богатырских” шлема, два
блюдца и атрибуты медвежь
Рис. 50. Серебряное блюдце
его праздника.
с фигурой оленя.
* Аналогичные фигурки рыб и уточек выгравированы по краям одной из “тарелочек”,
хранящихся в МАЭ [Прыткова, 1949а, с. 44].
88
“Святые” вещи В.А. Пуксикова
Одним из наших проводников был В.А. Пуксиков, 1976 г.р.,
племянник Н.А. Пуксикова. Его отец умер рано, несколько лет на
зад не стало и деда, у которого он воспитывался в детстве. Перед
смертью дед передал ему в наследство семейных пупыгов, храня
щихся в нескольких сундуках. До нашего приезда В.А. Пуксиков
интереса к этим вещам не проявлял и в сундуки не заглядывал.
Поскольку своего дома у него нет, то пупыги хранятся на чердаке
дома его дяди С.И. Анемгурова.
На чердаке дома справа от входа на высоте около 1,5 м от пола
устроена вдоль всего помещения широкая полка, на которой, начи
ная от задней стены, находятся: металлическая коробка, имда, три
сундучка (один на другом), тюк с арсынами, свернутая вдвое оле
нья шкура и сундук. Самый верхний из трех стоящих друг на друге
сундучков и сундук принадлежат хозяину дома С.И. Анемгурову,
1960 г.р. В правом дальнем от входа углу лежат пять берестяных
масок для медвежьего праздника. Слева от входа на высоте около
1,5 м от пола по всей длине чердака установлена жердь, на которой
висят два ситцевых и один полиэтиленовый мешок с арсынами и
гусиным пухом; здесь же завязано вафельное белое полотенце, ос
тавшееся от похорон сестры С.И. Анемгурова.
Металлическая коробка принадлежит В.А. Пуксикову, в ней
находятся арсины, шкурки соболя и фигура семейного духа-покровителя Урне-хол-ойки. Сердцевина фигуры представляет собой
обломок серебряной пластины начала XIX в. (сохранилась левая
часть с фигурой охотника), обернутый в сложенный несколько раз
платок с бахромой и бубенчиками. Поверх платка надето несколько
белых и цветных рубашек. Фигура завернута в сложенный вдвое
платок размерами 65 х 75 см, который состоит из двух частей: цент
ральной (40 х 50 см), украшенной вышитым красными и светлоголубыми нитками геометрическим орнаментом, и внешней, пред
ставляющей собой широкие полосы ситца (рис. 51).
Закрепленная на специальной раме шкура медведя была уло
жена в ситцевый мешок с завязкой в верхней части; мешок, в свою
очередь, завернут в полиэтиленовую пленку.
На дне нижнего, большого, сундучка хранились шкурки белок
и соболей, на них - шесть свертков арсинов, в трех из которых нахо
дились модели луков (приношения духу-покровителю по поводу
рождения мальчика). Отдельно лежал сверток с детскими распа
шонками и моделью лука - детские одежды самого В.А. Пуксикова.
В синем ситцевом платке были завернуты побитые молью два “бо
гатырских” шлема и жертвенное покрывало.
89
В сундучке сверху в сверт
ке вместе с четырьмя ножами и
несколькими беличьими шкурка
ми лежала фигура духа-покровителя, выполненная из нескольких
рубашек темных цветов. По сло
вам информаторов, скорее всего,
это фигура Чохрьшъ-ойки.
Жертвенное покрывало с че
тырьмя фигурами всадников вы
полнено из сукна красного и чер
ного цвета и оторочено мехом
соболя (СМ26; рис. 52, а). Оно
изготовлено в начале XX в. Его
размеры составляют 79 х 79 см.
В работе использовались нити
оленьих сухожилий. Островерхая
голова всадника увенчана шле
мом в виде ромба; руки разведе
ны в стороны, в одной из них плеть. Под животом коня распо
ложена фигура в виде “уголка”.
Первый шлем с четырьмя
фигурами всадников выполнен из
сукна красного и черного цвета и
оторочен лисьим мехом (СМ27).
Он изготовлен в начале XX в. Его
высота составляет 40 см. Тулья
украшена орнаментом “копыто
взрослого оленя” [Шешкин, Шаба
лина, 1993, с. 28]. Фигура всадни
ка на коне выполнена из цельно
го куска сукна. Голова всадник
обозначена ромбом, согнутые в
локтях руки опущены; ноги не по
казаны.
Второй шлем с четырьмя фи
гурами всадников выполнен из
сукна синего и зеленого цвета и
оторочен мехом росомахи (СМ28;
рис. 52, б). Он изготовлен в начале
XX в.; его высота составляет 50 см.
Тулья украшена орнаментом “ко
пыто взрослого оленя”. Фигура всадника на коне выполнена из цель
ного куска сукна. Голова всадника обозначена ромбом, согнутые в
локтях руки опущены; ноги не показаны. Оба шлема, безусловно,
выполнены одной мастерицей.
Во втором сундучке лежали арсыны, жертвенное покрывало и
узел из семи последовательно завязанных платков, внутри него на
ходился “богатырский” шлем.
Жертвенное покрывало с четырьмя фигурами всадников вы
полнено из сукна желтого и зеленого цвета и оторочено собольим
мехом (СМ29; рис. 53, а). Оно изготовлено в середине XX в. Его
размеры составляют 70 х 76 см. К углам на желтых и зеленых тесем
ках пришиты медные шаркунцы диаметром 3 см. Голова всадника
обозначена ромбом, руки подняты вверх. Перед фигурой коня рас
полагается изображение в виде отрезка с развилками на двух кон
цах, под которым манси обычно подразумевают фигуру пушного
зверя. В целом это покрывало является аналогом одному из покры
вал в доме Н.А. Пуксикова.
Шлем сферической формы с четырьмя фигурами всадников
выполнен из сукна зеленого и желтого цвета и оторочен собольим
мехом (СМЗО; рис. 53, б). Он, безусловно, является дополнением к
предыдущему покрывалу. Шлем изготовлен в середине XX в. Его
высота составляет 30 см. К нижнему краю шлема на низках зелено
го бисера пришито семь медных колокольчиков и бубенчиков. Ту
лья украшена фигурами коней, причем под каждым квадратом с
фигурой всадника расположено по две конских фигуры. Над каж
дым всадником вшито изображение гуся. К верхней точке шлема
пришита низка зеленого бисера. Фигура всадника на коне выпол
нена аналогично фигуре всадника на жертвенном покрывале.
Верхний, маленький, сундучок, принадлежавший С.И. Анемгурову, был закрыт на ключ. Содержимое хозяину было неизвест
но, на вес сундучок был очень легкий и, скорее всего, пустой или
наполненный гусиным пухом.
Тюк с арсинами сохранялся от жертвоприношения коровы;
по словам информаторов, эти платки повязывали на шею, клали на
спину и завязывали ими глаза животного.
Внутри отдельно стоявшего сундука лежало несколько олень
их рогов.
Таким образом, культовая атрибутика, перешедшая к В.А. Пуксикову от его деда, включала два разновременных комплекса: пер
вый, относящийся к рубежу XIX - XX в., состоял из двух фигур
духов-покровителей, жертвенного покрывала и двух шлемов, а вто
рой, датируемый серединой XX в., - из одновременно выполнен
ных покрывала и шлема, моделей луков, множества платков и мед
вежьей шкуры.
Менкв-я
Селение Менкв-я (Менкв-я-пауль) располагается в 15 км ниже
Хулимсунта на правом берегу Северной Сосьвы, в месте впадения
в нее Менкв-я “речки” менквов. Сегодня в селении постоянно не
проживают, здесь расположены т.н. “дачи” жителей Хулимсунта
Алкадьевых, включающие три жилых и два заброшенных дома. При
езжают сюда на охоту и рыбалку, а также для посещения культово
го места.
Считается, что с конца XIX в. в селении проживают манси,
которые носят фамилию Алкадьевы (Алгадьевы). О ее происхожде
нии нам рассказали т.н. “родовую” легенду:
Когда-то давно в устье Менкв-я находилось селение, и было там дво
ров пятьдесят, какого рода и фамилии - никто не знает. У одного мужика
росло двое детей. Зимой он ходил на охоту и стал с собой сестру брать. Както раз слышит сестра звуки, будто качают ребенка, и, кажется, брат в лесу
не один, а слов не разобрать. Долго ли коротко, а сестра догадалась, что у
брата есть лесная женщина - мис-нэ. Как-то раз лесная женщина вышла
наяву и стали жить втроем. Сестра же захотела узнать, какой у лесной
женщины голос, взяла и спрятала деревянную поварешку. Догадалась лесная
женщина, ничего не сказала, стала в котле суп рукой мешать, обожгла руку
и рассердилась.
А человеческая жена тем временем тоже обо всем догадалась, пожало
валась куда надо, мужика поймали и привели в суд. Приговорили мужику
50 плетей. Когда начали бить, то из толпы вышла женщина, вся в соболях,
и набросила мужику на спину шубу соболью, чтобы не больно было. Ник
92
то эту женщину не видел, один только шаман видел и понял, что это была
лесная женщина. Мужика все равно забили до смерти и на пятый день
устроили поминки. Лесная женщина взялась тогда мстить - по дворам
стала искра гулять, все сжигать, один только двор из пятидесяти и остался;
там мужик жил с семьей и еще одна женщина с сыном. Вскоре она умерла,
а потом и мужик умер. Проезжали мимо русские купцы и усыновили
оставшегося мальчишку-сироту, увезли куда-то в Обдорск. У русских был
свой сын, и вот они постоянно дрались, русский сын и сирота. Приемные
родители дали мальчику фамилию А лхат ы , то есть драчун, отсюда Алкадьевы и пошли. Когда парнишка вырос, то ему сказали, что он из Менкв-я.
Купили ему оленей, он сел и поехал домой. По дороге видит - деревня, там
свадьбу играют. Вдруг прямо на свадьбе невеста исчезла. Парень едет себе
мимо, уже к лесу подъезжает и тут видит - невеста из деревни перед ним
стоит, его ждет. “Возьмешь, - говорит, - поеду с тобой, не возьмешь - все
равно поеду”. Поехали вместе и приехали в Менкв-я. Родители невесты
дали им важенку. Прожили год. У них уже ребенок маленький был. Как-то
раз пошли они в лес, только отошли, как жена слышит - ребенок дома
плакать перестал. Побежала она обратно, смотрит - колыбель пустая, ребен
ка нет нигде. Потом нашли его мертвеньким на коряге в лесу. Это его
лесные духи к себе забрали. С тех пор ребенка, у которого зубы еще не
появились, дома или в лесу одного не оставляют. Прошло еще несколько
лет, у Алхаты с женой дочка подрастала, в деревне новые люди появились.
И вот как-то дочка гуляла по берегу озера за деревней и увидела брата на
другом берегу, он стоял среди деревьев и сам ростом был с дерево, она его
и узнала. Вскоре после этого приехали из леса мужчина, женщина и ребе
нок, по всему сразу видно, что лесные люди - все у них было большое глаза, уши, лица. Сказали они жителям деревни: отныне будете прекло
няться перед нами. Было это пять-шесть поколений назад, там в конце
озера но могилам можно посмотреть, сколько поколений с тех пор прошло
(В.В. Алкадьева, селение Хулимсунт, запись 1997 г.).
Второй, более простой и короткий вариант легенды звучит так:
Около Менкв-я была чума, почти весь род вымер. Мимо деревни на
лодке проезжал мужик, он подобрал мальчика - единственного, кто остал
ся жить из этого рода. Дал он мальчишке лук и стрелы и послал на охоту
со своим сыном. А у мальчишки охота не заладилась, ничего не мог до
быть, поэтому на обратном пути из леса он отбирал добычу у сына спас
шего его мужика, да еще и бил этого сына. Так и прозвали этого парниш
ку А лхы н П ырищ , драчун, то есть. И от него уже пошла фамилия Алкадьевы.
(В.А. Пуксиков, селение Хулимсунт, запись 1997 г.)
Рассказали нам и легенду, больше связанную с духами-по
кровителями селения:
Давным-давно, когда люди начали жить в этих местах, пришла страш
ная болезнь, люди стали умирать. Один только парнишка и остался. Куп
цы в Ляпин увезли его, там он вырос, женился и приехал обратно в свое
место, в Менкв-я-пауль. Живут. Как-то приходит к нему мужик с женой
и сыном и говорит: “Наша избушка сгорела, пусти нас пожить”. Тот пус
тил. Стали вместе жить, прошла неделя или две. Потом пришедший го
93
ворит: ’’Наша избушка уже построена, мы туда пойдем. А здесь пусть люди
сделают с у м ь я х и держат п уп ы гов в нем. И пусть приходят сюда, вспоми
нают. И будут люди жить.” И с тех пор живут. (В.В. Алкадьев, Менкв-япауль, запись 1989 г.)
Интересно, что фамилия Алкадьевы в варианте Алхати встре
чалась еще в середине 1920-х гг., когда в этих местах работал
В.Н. Чернецов, опубликовавший в 1928 г. в журнале “Всемирный
следопыт” статью “Зоопарк вогула Алхати” [с. 140 - 143].
Святилище Мис-хум-ойки
Оно находится недалеко от селения Менкв-я, в середине ост
рова, окруженного озером Менкв-я-урай. Нам удалось побывать
там трижды: в 1989, 1990 и 1997 гг. и таким образом проследить
изменения, происшедшие на протяжении почти десяти лет.
Приблизительно в ста метрах от берега на поляне-вырубке распо
лагаются культовые амбарчики: в 1989 - 1990 гг. их было три, в 1997 г. пять (рис. 54). Все сумъяхи построены одинаково: ствол дерева спили
вали на высоте 150 - 170 см, в месте спила делали боковой полукруг
лый паз, в который укладывали бревно; в нем, в свою очередь, также
вырубали два круглых в сечении паза, куда вставляли два поперечных
бревнышка. На них установлен амбарчик, размеры которого варьиру
ют в следующих пределах: длина 150 - 180 см, ширина 70 - 80 см,
высота около 70 см. Стены сумьяхов и двускатные крыши выполнены
из широких колотых плах, при этом доски стен и крыши выходят за
пределы “комнаты” в передней и задней частях сооружения. Дверца
приставная, лестницей служит бревно с зарубками. Поверх крыши
уложен охлупень - естественно выгнутое бревно, треугольное в сече
нии; его навершие выполнено в виде головы животного, которую один
из информаторов определил как голову лошади, а другой - лося.
В середине ритуальной площадки на четырех опорах установ
лен стол из одной широкой доски, поверх нее лежит еще одна доска;
вокруг стола сооружены четыре скамейки. В 1989 - 1990 гг. стол
отсутствовал, его заменяли два бревна, перед которыми находи
лось кострище. В 1997 г. кострище было расположено перед вхо
дом в амбарчик 3; между амбарчиком и кострищем на двух чур
бачках установлена доска - сиденье.
Центром площадки является могучий кедр, на стволе которого
на высоте одного метра от земли вырезана личина менква овальной
формы с высоким лбом, полукруглыми надбровными дугами и
выступающим вперед носом прямоугольной формы (рис. 55). Рот
и подбородок личины густо вымазаны остатками крови и жира следами угощения.
94
Амбарчик 1 давно упал на зем
лю, он буквально набит узлами с ар
синами, шкурами лис и белок. Здесь
также хранится сундучок, в котором
лежит изящная коробочка, закрыва
ющаяся на ключ, в ней находилась
бумажная купюра достоинством в
100 руб. выпуска 1910 г.; на дне сун
дука рассыпаны монеты конца XIX начала XX в. и серебряный рубль чеI канки 1765 г. Справа от амбарчика к
стволу ели прислонено несколько ши
роких досок. Известно, что чистая
доска, положенная на землю или снег,
нередко использовалась в качестве
стола, особенно если угощение про
исходило около огня [Карьялайнен,
1996, с. 68].
Амбарчик 2 также разрушился
со временем и стоит на земле: охлупень снят с крыши и приставлен к
одной из стен головой вниз. Сумьях
внутри пуст.
Внутри амбарчика 3 хранятся
узлы с арсинами и три мужских паль
то из черного сукна. По сведениям
А. Каннисто, духам-покровителям на
Северной Сосьве и верхней Лозьве
было принято жертвовать предметы
мужской одежды - кафтан, костюм,
Рис. 55. Личина менква.
пояс, шапку, шарф [1958, S. 308].
Внутри амбарчика 4 находятся пять узлов с арсинами, в од
ном из них лежит “богатырский” шлем. На “крыльце” амбарчика спра
ва стеклянная банка с гвоздями, оставшимися от строительства,
слева - чага. За сумьяхом на ветку ели подвешен платок с монетой,
справа, на кедре, - толстый бельевой шнур. Внутри ура находится
стрела длиной 66 см с железным наконечником.
Шлем с четырьмя фигурами всадников выполнен из сукна крас
ного и синего цвета и оторочен беличьим мехом (СМ31; рис. 56). Он
изготовлен в середине XX в. Его высота составляет 35 см. К нижне
му краю шлема, украшенному орнаментом “сидящий соболь”, на низ
ках желтого бисера пришиты семь маленьких медных колокольчи
ков. Голова всадника обозначена ромбом, руки подняты вверх, на
96
одной из них угадыва
ется птица, второй ру
кой всадник держит
поводья коня. В верх
ней части шлема в поле
красного сукна вшито
изображение медведя
из синего сукна; в цен
тре овальной вставки
пришит пучок красных
_
w,
Рис. 56. Богатырским шлем (СМ31).
и синих лент.
r
v
'
Внутри амбарчика 5 у задней стены проходит горизонтальная
перекладина из тонкой выструганной палки, концы которой встав
лены в отверстия боковых стен. На перекладину опираются три
фигуры: (слева направо) Мис-нэ, Пырища и Мис-хума*. В 1989 1990 гг. расположение фигур внутри сумъяха было иным: в центре Мис-хум, слева от него - сын (Пырищ), справа - жена (Мис-нэ)
(рис. 57, а). Голова Мис-нэ укрыта платком, на головы Мис-хума и
его сына надеты по две островерхие суконные шапки с беличьей
оторочкой, состоящие из двух синих, двух красных и одного зеле-
* О появлении данных персонажей в селении Менкв-я идет речь в последней части
“родовой” легенды Алкад1>евых (см. выше).
97
ного клина с кисточками тех же цветов. Фигуры выполнены из де
рева, выделены верхняя часть туловища и бедра, ноги лишь намечены
(рис. 57, б). Головы каплевидной формы, подчеркнуты полукруглый
подбородок, прямые надбровные дуги нависающего над лицом лба и
нос прямоугольной формы. В круглые отверстия глаз и рта вставлены
монеты достоинством в 15 и 20 коп. выпуска 1950-х гг. На деревянные
туловища мужских изображений надето несколько разноцветных ру
бах, поверх которых накинуты черные суконные халаты с завязками и
боковыми накладными карманами, подпоясанные ситцевыми платка
ми и толстым шерстяным шнуром. На шее мужских фигур должно
быть по семь платков. В платки укутана фигура Мис-нэ.
Перед фигурами находятся большой тюк с арсинами и кипа
платков-подарков. Вдоль правой от входа стены лежат семь стрел,
каждая длиной около 70 см. Пять из них имеют железные наконеч
ники, две - наконечники в виде гвоздя; концы всех стрел обмотаны
узкими лоскутками ситца.
На “крыльце” амбарчика стояли стаканы, рюмки, лежали лож
ки, чага и перевернутая большая тарелка.
Состояние сооружений на ритуальной площадке:
Амбарчик 1
Амбарчик 2
Амбарчик 3
Амбарчик 4
Амбарчик 5
1989
стоит на земле
стоит на опоре
стоит на опоре,
содержит фигуры
духов-покровителей
не было
не было
1990
стоит на земле
стоит на земле
стоит на опоре,
содержит фигуры
духов-покровителей
не было
не было
1997
стоит на земле
стоит на земле
стоит на опоре
стоит на опоре
стоит на опоре,
содержит фигуры
духов-покров! ггелен
Причину скопления культовых сооружений в одном месте нам
поведал И.Н. Алкадьев (1997 г.): по его словам, семья Алкадьевых
состояла из нескольких родных и двоюродных братьев. Храните
лем культового места всегда был старший из братьев. После его
смерти делали новый амбарчик, куда переносили фигуры духовпокровителей. За последние годы умерли оба наших проводника,
В.В. и И.В. Алкадьевы, смена хранителя в каждом случае влекла за
собой сооружение нового сумьяха. Ставили новый ура мои братъяу в шести или семи лодках приехали, а также помогали сыновья
и племянники. Одна лодка из поселка Сосьва была - там племянник
живет. Ниже Хулимсунта со средним братом рубили деревья, рас
калывали их. Сделали все за несколько часов. Перенесли Мис-хумойку. Наши сыновья переносили. Владимир умер 3 ноября, на сле
дующее лето сумьях новый поставили. Пурлахты делали, с собой
постряпали. Женщины до костра доходили, дальше нельзя. Илья
98
умер в июне, ура поставили в сентябре. Лося (навершие) тоже
сделали, у нас такая традиция.
Когда впервые в 1989 г. мы посетили святилище, то хранитель
места В.В. Алкадьев первым делом окурил сумьях снизу пучком
горящих еловых веточек, затем, убрав дверцу, также окурил внут
реннее пространство, обводя рукой в направлении движения солн
ца. Мис-хуму и его семье были поставлены на “крыльцо” пища (хлеб,
консервы), водка в стакане и открытая бутылка. Присутствующие
с непокрытой головой встали лицом к открытой двери сумъяха и
поклонились головой пять раз, после чего один раз повернулись
вокруг себя “по солнцу”. Хозяин объяснил Мис-хуму причину на
шего прихода и попросил удачи в летних промыслах. Затем мы опять
наклонили головы семь раз и один раз повернулись “по солнцу”.
Подарок Мис-хуму обычно оставляли в конце посещения, перед зак
рытием дверцы. Стрелы у него каждый год проверяем. Один раз
пришли с братом, посмотрели, а у одной стрелы обмотка распа
лась. Крепко куда-то они стреляли. Мы-то думаем, что он в сумьяхе сидит, а он - охотится.
Святилище посещали один или два раза в год. В жертву Мисхуму приносили оленя, реже корову; животных забивали в “чистом”
месте - в двух метрах от входа в сумьях. На спину оленя укладыва
ли ялпын-улама. Чаще, однако, происходило обычное “угощение”
духов-покровителей - пурлахты. Когда приносили жертву или со
вершали пурлахты, то пупыгам ставили маленький столик, фигуры
при этом не вынимали. Только хранителю места разрешалось оде
вать новую рубашку на Мис-хума. Сюда приходили и женщины, но
они оставались за линией костра.
Мис-хум и его семья относились к категории лесных духов,
созданных Нуми-Торумом в один день с менквами. Считалось, чтб
Мис-хум имеет человеческий облик, но отличается высоким ростом
и густыми бровями. Если какая-то из его дочерей станет женой
человека, то он сильно разбогатеет, т.к. любое дело начнет ему уда
ваться. Во время прихода к мужу дочь Мис-хума остается невиди
мой для посторонних, при этом в доме не должно быть других жен
щин, иначе она обидится и уйдет, унося за собой богатство и удачу
[Гондатти, 1888, с. 35]. В фольклорных записях Б. Мункачи о духах
мис говорится следующее: они живут “на семигорье с соболиными
хребтами, во многих лесах с лосиными хребтами”, они в целом за
житочные люди, их дом полон “черного зверя, красного зверя”, ибо
они хорошие охотники. Собакой им служит темно-зеленый соболь,
которого хозяин водит на шелковом шнуре, повязанном на шею.
К человеку мис настроены благожелательно и даже боятся его, жен
щины мис часто вступают в брак с людьми и затем приносят в их
99
дом богатство [Карьялайнен, 1995, с. 276]. Информацию о духах
мис обобщил А. Каннисто: по его мнению, мис-хумы нередко выс
тупали в роли духов-покровителей людей; удачливые охотники, как
говорили, имели среди своих предков мис-нэ; считалось, что мисхумы не умирают, но стареют и теряют способность охотиться [1958,
S. 219 - 224]. По сведениям В.Н. Чернецова, иногда Мис нэ прихо
дит к вогулам, становясь женой кого-либо, вместе с ней приходит
счастье; в свою очередь вогулы ходят искать Мис нэу чтобы взять
ее в жены. Самые черные соболи посылаются людям народом Мис,
Мис хума можно отличить по длинной шее и семи пальцам на каж
дой руке [Источники..., 1987, с. 37]. Следует отметить, что многие
сведения о духах мис, зафиксированные Н.Л. Гондатти, Б. Мункачи, А. Каннисто и В.Н. Чернецовым, упоминаются в родовой ле
генде Алкадьевых.
Святилище около Менкв-я необычно тем, что здесь одновре
менно почитались разные группы лесных духов - менквов и мисхумов. Они считались предками двух мансийских фратрий (Пор и
Мось) и по-разному воспринимались людьми: “злые” менквы и
“добрые” мис-хумы [Чернецов, 1939, с. 21]. Объяснение данному
феномену, возможно, находится в “родовой” легенде Алкадьевых,
повествующей об эпидемии какой-то болезни, уничтожившей пре
жних жителей поселка. Представляется, что именно для них было
характерно почитание менквов в качестве духов-покровителей, ведь
название селения - Менкв-я-пауль - было известно раньше фами
лии Алкадьевых. Возникновение легенды о некогда живших в этих
краях гигантских лесных духах могло быть связано с многочис
ленными находками костей мамонта на мысу ниже поселка (зубы
мамонта воспринимались как зубы менква) [Источники..., 1987,
с. 38, 140]. В дневниках В.Н. Чернецова есть запись о том, что
предком жителей селения являлся Менкв: “В старое время менквы
пришли в поселок и там жили. Менкв имеет вид ели..., ель считает
ся деревом менква” [Там же, с. 151]. Возможно, что еще в середи
не XIX в. на территории селения или рядом с ним существовало
святилище, подобное известному на р. Ляпин месту Cam менкв
[Гемуев, Сагалаев, 1986, с. 82 - 83] или месту менквов на Сосьве,
упоминаемому А. Каннисто [1958, S. 208]; кроме того, в центре
селения еще недавно возвышалась громадная ель, являвшаяся
объектом поклонения.
Исчезновение прежнего населения привело к утрате святили
ща менквов; пришедшие через несколько лет после эпидемии новые
жители - Алкадьевы - стали поклоняться народу мис, “вступившему
в контакт” с первыми представителями этой фамилии. Однако па
мять о менквах, предках первых жителей селения, сохранялась, сви
100
детельством чему является вырезанная личина менква на стволе
кедра, стоящего в центре святилища Мис-хум-ойки.
Возможно, впрочем, что менквы и мис-хумы противопоставля
лись друг другу не так явно, как этого бы хотелось исследователям.
Вышеприведенная “родовая” легенда Алкадьевых содержит эпизод
о том, что отсутствие поварешки вынудило лесную женщину ме
шать горячую пищу рукой. Подобный сюжет фигурирует и в од
ном из преданий куноватских хантов, согласно которому предок
рода Сибаревых взял третьей женой Менк-эви Менк-“женщину”: “Взя
лась та варить суп. Поскольку черпака у нее не было..., а две дру
гие жены-завистницы свои спрятали, Менк-эви пришлось разме
шивать варево рукой. На третий день она в гневе сказала: «Я хотела
на этом месте сделать три живых озера, и все бы вы стали богаты
ми...»” [Головнев, 1997, с. 84]. Как видим, здесь Менк-эви полнос
тью соответствует мансийской Мис-нэ (сюжетное совпадение, во
всяком случае, налицо).
*
*
*
Еще одно святилище Мис-хум-ойкиу считавшегося духом-покровителем семьи Ялвиных, находилось в низовьях Северной
Сосьвы, на речке Турпат-я. Деревянная фигура хранилась внутри
сумьяха, установленного на пнях. Мис-хум-ойке приносили первую
рыбу или часть мяса первого убитого лося [Гемуев, 1990, с. 132].
Домашние фетиши Алкадьевых
Часть атрибутики, используемой в обрядах на святилище Мисхумау хранится в Менкв-я-пауле на чердаке дома вместе со “святы
ми” вещами одной из семей Алкадьевых.
У задней стены чердака рядом с оленьими рогами лежал ша
манский бубен, завернутый в халат коричневого цвета; сверху на
ходилась свернутая вдвое шкура медвежонка, обернутая в платок
и укрытая черным мужским пальто.
Бубен овальной (ближе к круглой) формы, его размеры со
ставляют 72 х 82 см, толщина 15 см. Обечайка выполнена из ели, на
ее внешней стороне укреплено 15 деревянных столбиков, которые
не позволяют коже плотно прилегать к обечайке и образуют полос
ти-резонаторы. Бубен обтянут хорошо выделанной оленьей кожей
коричневого цвета. Внутри бубна к обечайке ремешками привяза
на сложная деревянная рукоять, состоящая из двух палок, соеди
ненных в виде креста. В верхней части бубна с внутренней сторо
ны обечайки укреплена дугообразная скоба, на которую нанизано
101
двенадцать медных перстней и колец. Рукоять от перекрестья и
далее вверх обвязана ситцевыми платками преимущественно крас
ного цвета. К нижней части рукояти белым платком привязана ко
лотушка, меховая опушка которой также обернута белым платком
(рис. 58).
По информации А. Каннисто, вогульский шаман при испол
нении обязанностей пользовался бубном; число столбиков (йюр
“зверь волшебного бубна”), вертикально установленных на внешней
кромке барабана, обычно было нечетным и, как правило, составля
ло 13, 15, 17 или 19. Рукоять бубна называлась койп пупыг “духпокровитель бубна”; обилие платков на ней объяснялось тем, что
шаману по завершении работы дарили платок с завязанной в уго
лок монетой [1958, S. 412, 432].
По сведениям В.Н. Чернецова, мансийские шаманы сами из
готавливали бубны (койп). Обруч выполнялся из ели, растущей на
священном месте около родового пупыга. В дневниках исследова
теля записан ряд терминов, относящихся к деталям бубна: койп йив
“обечайка”, койп юр “шишечки в обечайке”, койп нял “колотушка”,
кер лаке “скоба”, койп няле “кожа колотушки”, койп сов “кожа буб
на”; приведены рисунки двух мансийских бубнов [Источники...,
1987, с. 38 - 40, 156].
Ближе к входу на чердак стояли два рассохшихся сундука и
два больших мешка.
В одном сундуке находилась фигура духа-покровителя, вы
полненная из нескольких рубашек, поверх которых был наброшен
халат черного цвета. На голову были последовательно надеты четы
ре орнаментированные шапки. В сундуке хранилось множество
арсинов, под ними - шкурки соболей. Вся атрибутика была в край
не ветхом состоянии.
Рис. 58. Шаманский бубен Алкадьевых.
102
Во втором сундуке сверху также находилась фигура духа-покровителя, выполненная из нескольких рубашек и халатов, верхний
из них был розового цвета. В сундуке лежали арсины и шкуры
соболя в ветхом состоянии. Создавалось впечатление, что оба сун
дука были перенесены из другого места и после этого больше не
использовались в обрядовой практике.
В мешке из ситцевой ткани с завязкой в верхней части храни
лись свежие арсины и шкурки соболя.
Мешок из хлопчатобумажной ткани с завязкой в верхней час
ти был также туго набит арсинами. Здесь же лежали “богатырский”
шлем и жертвенное покрывало.
Шлем с четырьмя фигурами всадников выполнен из сукна
красного и синего цвета и оторочен беличьим мехом (СМ32, аналог
СМ31). Изготовлен в середине XX в. Высота изделия 36 см. К ниж
нему краю шлема, украшенному орнаментом “сидящий соболь”, на
низках желтого бисера пришиты шесть маленьких медных колоколь
чиков, одна солдатская пуговица и шнурки-завязки из тонких по
лосок беличьей шкурки. Верхняя часть шлема выполнена из сукна
зеленого цвета, в которое вшита фигура медведя из сукна малино
вого цвета с овальной вставкой, в центре нее пришит пучок синих,
красных и малиновых суконных лент. Голова всадника обозначена
ромбом, его руки подняты вверх, на одной из них угадывается пти
ца, второй рукой всадник держит поводья коня.
Жертвенное покрывало квадратной формы с четырьмя фигу
рами всадников сшито из сукна красного и синего цвета и оторо
чено беличьим мехом (СМЗЗ). Оно изготовлено одновременно со
шлемом. К углам полотнища на низках бисера пришиты медные
колокольчики. Фигуры всадника на коне на лицевой стороне по
крывала и на шлеме выполнены в единой манере. Покрывало ис
пользовалось в последние годы во время жертвоприношений оленя
на святилище Мис-хум-ойки.
Таким образом, культовая атрибутика, хранившаяся на черда
ке дома Алкадьевых, включала два комплекса: ранний, давно вы
шедший из употребления (две фигуры духов-покровителей, бубен
и шкура медведя), и комплекс вещей (шлем, покрывало, платки),
который используется в обрядовой практике в последние годы.
М ансийские святилищ а в бассейне реки Волья
Река Волья является левым притоком Северной Сосьвы и впа
дает в нее приблизительно на середине пути между селениями
Менкв-я и Верхне-Нильдино (расстояние между ними по воде
103
около 65 км). В пяти километрах от устья Вольи выше по Север
ной Сосьве ранее находился поселок Санги-тур-пауль (Санки-тур,
юрты Вогулские, Вагульские). По сведениям В.Н. Чернецова,
предком-покровителем жителей селения считалась Лус-хал-эква
“лягушка” [Источники..., 1987, с. 151]. Основными патронимичес
кими группами здесь были Таратовы и Юнаховы. По данным пе
реписи, в 1795 г. в юртах Вогульских проживало 93 чел., в 1816 г. 106 чел., в 1858 г. - 72 чел., в 1897 г. - 53 чел., в 1926 г. - 57 чел.
(включая манси, живших по Волье), в 1937 г. - 53 чел.; в начале
1950-х гг. в результате выполнения постановления об укрупнении
населенных пунктов селение перестало существовать [Северная
Сосьва, 1992, с. 4 - 11]. Большая часть жителей переехала в Верхне-Нильдино, где, в частности, оказалась и семья нашего инфор
матора П.С. Таратова.
*
*
*
В 30 км выше устья Вольи справа в нее впадает р. Ялбынья,
истоки которой находятся рядом с истоками другой Ялбыньи, впа
дающей в Северную Сосьву выше Хулимсунта.
В бассейне Ялбыньи (притока Вольи) до сих пор функцио
нируют два святилища. Хранителями их ранее были Таратовы
из селения Санги-тур, а после исчезновения поселка эти места
“держал” П.С. Таратов из Верхне-Нильдино. После его смерти в
1994 г. функции хранителя перешли к В.Н. Вадичупову, про
живающему в селении Кимкъясуи (девичья фамилия его мате
ри Таратова).
Святилище Тахт-котиль-аки-пыга и Нярс-най-эквы
Святилище расположено неподалеку от берега Ялбыньи в не
скольких километрах выше ее устья. В центре поляны стоит ура на
одной опоре, рядом с ним находятся еще два старых ура, уже пус
тые. Приезжают сюда весной и первым делом проверяют, не по
грыз ли домик какой-либо зверь. Осенью снова смотрят - если до
мик опять погрызли, значит, богам здесь жить неугодно. Подобный
обычай был отмечен К. Карьялайненом у хантов: если мышь проест
дыру в одежде духа-покровителя, ее тотчас необходимо заменить
новой, т.к. считается, что поврежденная одежда не нравится духу
[1995, с. 13]; если мышь проедала дыру в жертвенном платке сосьвинских вогулов, то его полагалось убрать в отдельный ящик или выве
сить за домом, где он и оставался, пока не сгнивал или не падал
[Kannisto, 1958, S. 317].
104
Пять лет назад ура был поврежден. Приехали в августе - а
стены кто-то погрыз. Вернулись на Волью, срубили кедр, раздела
ли его на доски. Ставили амбарчик втроем и управились за день.
В последние годы святилище посещают только Таратовы и
Вадичуповы. Могут пойти и Вынгелевы из Верхне-Нильдино или
Кимкъясуев, но только с хранителем ура, при этом гости на “свя
том” месте не могут ломать дрова и что-либо трогать. Въезжая в
устье Ялбыньи, “чужие” должны бросить в воду монету. Женщи
ны остаются на берегу Вольи. Дальше начинается “святой” берег,
где мужчинам запрещено выходить из лодки или втыкать весло в
песок.
Каждая из стен амбарчика выполнена из одной широкой кед
ровой плахи, в верхней части дверцы имеется небольшое отверстие;
амбарчик, как уже отмечалось, установлен на одной опоре. Столи
ка на поляне нет. Пищу раскладывают на доске, прямо на земле. На
верхних концах опор кострища вырезаны обращенные друг к дру
гу личины менквов (стражей святилища).
Внутри ура у задней стены находятся три фигуры духов-по
кровителей: мужская и две женские. Это - Тахт-котиль-аки-пыг* ,
Аги (сын и дочь “Старика середины Сосьвы”) и Нярс-най-эква. Счи
тается, что раньше они жили в разных местах, потом пришли сюда,
стали жить вместе. Нярс-най-эква привезена из Хулимсунта, а Тахткотиль-аки-пыг и Аги - из Сартыньи. Фигуры выполнены из ткани,
головные уборы отсутствуют.
Сразу за дверцей находятся четыре фигуры т.н. “сторожей” дли
ной около 20 - 30 см: две из них более крупных размеров. Сторожей
двери зовут Ави-ура-аки-пыг (букв, “двери амбарчика мужчины
сын”). Внутрь каждого из них вложены деревянные фигурки около
5 см в длину, а сверху накручены куски ткани, составляющие одеж
ду. На головы надеты островерхие шапки, выполненные из крас
ных и синих клиньев сукна, без меховой оторочки. Когда хранитель
приходит на место и открывает дверцу, то прежде всего вынимает
сторожей, а затем уже три главные фигуры.
В прошлом (1996) году кто-то залез в амбарчик и выбросил все
вещи и фигуры наружу, в результате чего все подгнило. Об этом
сообщил хозяевам места А.И. Монин, зять В.Н. Вадичупова, но по
скольку ему нельзя прикасаться к чему-либо на святилище, фигу
ры продолжают лежать на земле. Вадичуповы собираются сделать
новый амбарчик и новые фигуры, для чего предварительно плани
руют пригласить пошаманить И.Н. Алкадьева из Хулимсунта. Он
* Другой сын Тахт-котилъ-ойки “жил” в верхнем течении р. Вижай, притока Лозьвы
[Kannisto, 1958, S. 165].
105
должен сказать - хорошо ли здесь пупыгам или нужно перенести
ура в более приемлемое для богов место. О том, что выбор новых
священных мест зависел от гадания шамана, сообщал П.С. Паллас
[Карьялайнен, 1996, с. 219].
Посещают святилище осенью и весной, обязательно на ново
луние, чтобы в будущем все хорошо было. Когда зажигают костер,
то огненному богатырю Най-отыру ставят рюмку водки, чтобы
здесь сторожил; менквов водкой не угощают. На площадке перед
ура убивают оленя или телку.
Святилище Вопья-яппын-щань (Мис-нэ-эквы)
Святилище расположено в 45 км вверх от устья р. Ялбынья.
Это место Мис-нэ-эквы - лесной женщины. Здесь для нее построен
специальный дом размерами около 2,5 х 2,5 м, установленный пря
мо на земле. Избушка с одним окном, без чердака, двускатная кры
ша покрыта берестой. Внутри находятся чувал и столик, на кото
ром стоит сундук, рядом лежат дрова и лук со стрелами. Считаете^,
что в этом домике живет Мис-нэ-эква, но самой фигуры там нет.
Неподалеку располагается ее прежняя, развалившаяся избушка. При
посещении места разводят в чувале дома огонь и кладут в сундук
жертвенные платки.
Верхне-Нильдино
В концеXVIII в. Нильдинские юрты относились к Сосьвинской волости и располагались на правом берегу Северной Сосьвы.
Основными патронимическими группами здесь были Вынгелевы
и Комратовы. По данным ревизии 1783 г., население Нильдинских юрт насчитывало 43 чел., в 1816 г. - 40 чел. в 1858 г. - 67 чел.
[Перевалова, 1997, с. 332]. В 1897 г. численность населения
юрт Верхне-Нильдинских составляла 45 чел., в 1926 г. - 21 чел.,
в 1937 г. - 75 чел. (в эти годы здесь был создан колхоз и построе
на начальная школа), в 1952 г. - 196 чел. ( из них манси - 158 чел.),
в 1976 г. - 22 чел., в 1981 г. - 14 чел., в 1990 г. - 5 чел. [Северная
Сосьва, 1992, с. 4 - 11]. В наш первый приезд в Верхне-Нильдино
(юрт Нижне-Нильдинских уже нет) здесь проживали только две
семьи - П.Е. Вынгелева и П.С. Таратова, в 1997 г. в селении все
немногочисленные жители носили фамилию Вынгелевых. Сегод
ня в уже было заброшенном поселке начинает возрождаться
жизнь: несколько новых домов строят жители Кимкъясуев и
Сосьвы.
106
Культовое место Полум-Торум-пыга
Святилище Полум-Торум-пыга (Павыл-овыл-акиу Пауль-урнеойки) “Сына Пелымского Бога” (“Старика, (живущего) на краю се
ления”, “Поселкового богатыря”) располагалось в центре елового мандала на левом берегу р. Яны-я, правого притока Северной Сосьвы,
и принадлежало манси Вынгелевым. На небольшой возвышенности
стоял ура: в местах среза двух пней, выполнявших функцию опор,
были вырублены прямоугольные пазы, в которые уложены попе
речные бревна, на них был установлен амбарчик. Длина его состав
ляла 180 см, ширина 110 см, высота 140 см, высота опор 190 см
(рис. 59). Стены сбиты из тесаных плах, крыша двускатная, с каж
дой стороны уложено по три доски внахлест. Крыша увенчана
охлупнем, представлявшим собой бревно с выемкой по всей длине
Рис. 59. Культовый амбарчик Полум-Торум-пыга.
107
и двумя заостренными концами. Доски боковых стен и крыши выс
тупают с задней и передней сторон ура. Приставная дверь составле
на из двух досок, скрепленных двумя деревянными поперечинами.
На ветках деревьев, стоящих за сумъяхом, висело несколько медве
жьих черепов. В полутора метрах перед входом в сумьях стоял стол
на четырех ножках, в пяти метрах от которого располагалось костри
ще. Опорами для тагана служили колья, верхние части которых были
увенчаны вырезанными личинами менкв-пырищей “сыновей менквов'\ со скошенным вниз и внутрь лбом, прямым, выступающим впе
ред носом, глазами и ртом в форме овала (рис. 60). По словам жите
ля Верхне-Нильдино П.С. Таратова, они
караульщики. Мясо когда вынут, поставят
на стол и в ура поставят, а в котел сыпят
крупу или муку. Один крутит - мешает.
Когда сварится, ставят на стол, в ура и
огню. И из этой чашки, что огню, мажут
рты менкв-пырищам.
В задней части амбарчика на подстав
ке размерами 50 х 40 х 15 см, сбитой из двух
досок и опиравшейся на два поперечных
бруска, была посажена антропоморфная
фигура Паулъ-урпе-ойки в черном халате
с тремя завязками, под которым надеты одна
на другую несколько разноцветных хлоп
чатобумажных рубах. На голове духа-покровителя островерхая суконная шапка из крас
ных, желтых и зеленых клиньев с кисточкой
из суконных лент тех же цветов и опушкой
из меха ондатры по нижнему краю. Под ней
находилась шапка из черных и красных кли
ньев с собольей оторочкой и шапка из чер
ных и синих суконных клиньев с опушкой
из ондатры.
Справа и слева от фигуры вдоль по
мещения были установлены перекладины из
тонких жердочек, увешанные жертвенными
платками; перед входом лежали пачки па
пирос и чая, спички, жестяная миска с пя
тью рюмками.
В сундучке, стоящем слева от входа,
находились арсыны и фигура духа-покровителя, сердцевиной которой являлось
Рис. 60. Менкв-пырищ. бронзовое антропоморфное изображение.
108
выполненное методом плоского литья и стилистически близкое од
ной из личин Кинтусовского могильника (рис. 61): у обеих личин
одинаково оформлены глаза и Т-образная линия лба и носа. Лицо
“идола” полукруглой формы с ма
леньким подбородком, ртом и
усами; руки скрещены на уровне
пояса, большие и указательные
пальцы вместе составляют треу
гольник. Особенностью нильдинского изображения является “ко
рона” из трех личин.
По сведениям А. Каннисто,
“в Нельдинске (Njeldinsk) есть
оловянный образ... ялпус ойки,
«старика из священного города».
Его нашли в земле в деревне... и
сохраняют теперь для одного пупыга” [1958, S. 212]. Скорее всего,
Нельдинск и Нильдинские юрты одно и то же, по крайней мере, в
материалах переписи 1897 г. юрты
записаны как Нельдинские [Патканов, 1911, с. 39]. Если это так,
то информация А. Каннисто мо
жет относиться к обнаруженному
нами литому антропоморфному
изображению.
В сундуке, стоящем справа
от входа, также хранились арси
ны, между которыми в двух шап
ках-чехлах, вложенных одна в дру
гую, находилось серебряное
блюдо*. Внутренний чехол пред
ставлял собой суконный шлем
сфероконической формы, выпол
ненный из трех желтых и трех
красных клиньев и отороченный л
.
r
г
Рис. 61. Бронзовое антропоморфпо нижнему краю беличьим меНое изображение из Верхнехом. Внешний чехол шлемовидной
Нильдино (а) и личины из
формы отличался козырьком и
Кинтусовского могильника (б, в)
был сшит из сукна темно-зелено- [Чернецов, 1957, табл. XII, рис. 10].
* Описание блюда дано ниже.
109
го цвета, по нижнему краю и в середине по окружности украшен
серебряным шитьем в виде волнистой линии, веточек и арок (рис. 62).
Посещали святилище зи
мой и приносили в жертву
Полум-Торум-пыгу коня. Жи
вотное привязывали к жерт
венному столбу, и клали ему
на спину принесенный из
дома ялпын-улама. Вынима
ли блюдо и за кожаный реме
шок подвешивали на ветку бе
резы. При этом полагалось
говорить следующее: ПолумТорум, приходи, тебе лошадь
забьем. Коня, оленя или быч
ка приносили в жертву и в са
мом селении, но мясо обяза
тельно полагалось отнести к
ура. Варили его уже на месте
у костра.
Местного духа-покровителя в последние годы чаще
называют Пауль-урне-ойкой.
П.С. Таратов рассказал нам
легенду о появлении этого пуРис. 62. Шлем - чехол
пыга: Однажды мужик видит
серебряного блюда.
- из леса лосиный след идет,
вокруг дома лось обошел и тут след кончился. Куда дальше делся?
Тогда шаман сказал мужику: «Посмотри на чердаке». Полез м у
жик на чердак и видит - кто-то в мужской одежде лежит. Сказал
он мужику: «Мне эта речка нравится, Яны-я. Мне здесь ура по
ставьте». В.Н. Чернецов, описывая медвежий праздник в Ильпипауле и перечисляя показываемых там духов-покровителей, сделал
важное замечание: “...входит Полум Торум, который является Илытипауль Павлынг ойка” [Источники..., 1987, с. 217]. Здесь допущена
неточность: в Ильпи-пауле почитали не Полум-Торума, а его сына Полум-Торум-пыга [Чернецов, 1939, с. 24]. По сути, речь шла о том.
что Полум-Торум-пыга считали Павлынг ойкой “Стариком селения”
Ильпи-пауль. Можно даже уточнить - “Стариком-основателем се
ления”, т.к. жители Ильпи-пауля (а равно и Верхне-Нильдино) счи
тали себя выходцами с р. Пелым: по родовому преданию, их при
вел сюда Полум-Торум-пыг [Там же, с. 24]. В этом случае и в
Верхне-Нильдино Полум-Торум-пыг являлся Павыл-ойкой “Стари110
ком селения”. Подобная традиция существует и у обских хантов: в
селении Пашторы местного духа-покровителя называют двояко “Деревенский бог” или же Маиквла “Сова” (1998 г.).
*
*
*
Вернемся к обнаруженному в амбарчике серебряному блю
ду. Оно хорошо сохранилось и не требует реставрации (рис. 63).
Тем не менее, оно несет на себе отпечаток времени. У него отсут
ствует металлическая петля для подвешивания, а в отверстия для
заклепок продет тонкий кожаный ремешок. С тыльной стороны по
111
краю блюда был нанесен удар острым рубящим орудием, в ре*
зультате чего на ободке образовалась небольшая радиальная тре
щина. На тыльной стороне блюда имеется еще один след удара ост
рым предметом - радиальное углубление длиной 13 мм. И наконец,
в одном месте подрублена круговая ножка. По мнению И.А. Орбели, “блюда использовались в культовом обиходе... охотников... как
изображения священных дисков, озаряющих днем и ночью землю
(для полноты впечатления кольцевые ножки удалялись)” [Орбели,
Тревер, 1935, с. XII]. Возможно, такая акция была предпринята и
по отношению к нильдинскому блюду, но, к счастью, не была за
вершена.
Диаметр блюда составляет 235 - 240 мм, высота 29 - 34 мм,
диаметр круговой ножки 97 - 99 мм, высота ножки 4 - 5 мм. Вес
блюда 1 103 г. Оно является двойником знаменитого аниковского
блюда, хранящегося в Эрмитаже. Последнее было найдено в 1909 г.
в Западном Приуралье вблизи дер. Болыие-Аниковская Чердынского уезда Пермской губернии, т.е. фактически на одной параллели
с нильдинским блюдом, только по другую сторону Уральских гор.
Из всех многочисленных интерпретаций сюжета, представленного
на блюде, единственной бесспорной, на наш взгляд, является вер
сия Б.И. Маршака, согласно которой, рисунок на блюде можно
назвать своеобразной иллюстрацией к некоторым эпизодам книги
Иисуса Навина; отлито оно в IX - X вв. по слепку с оригинала
примерно VIII в. [1971, с. 11].
В центре блюда находится изображение крепости, которую
осаждают десять всадников. Обороняющиеся представлены тре
мя воинами в верхнем ярусе (вооруженными копьем, мечом, щи
том, луком и стрелами) и четырьмя воинами в сторожевых баш
нях. С верхней части крепости свешиваются две фигуры погибших,
два тела лежат у подножия стены. Фон фигур покрыт позолотой.
Позолочены также изображения солнца и луны, фигуры повешен
ных на перекладине воинов, лица Раав и воинов в башнях, нако
нечники копий всадников, арка и столб, находящиеся в нижней
части блюда. По мнению Б.И. Маршака, последовательность эпи
зодов к книге Иисуса Навина показана на блюде снизу вверх.
Внизу - осада Иерихона и блудница Раав в своем окне, пробитом
в городской стене, выше - вынос Ковчега Завета в сопровожде
нии семи жрецов с “семью рогами юбилейными”, еще выше - взя
тие какого-то ханаанского города и Иисус Навин, остановивший
одновременно луну и солнце [Там же]. Между аниковским и ниль
динским блюдами существует ряд различий в оформлении фигур
на лицевой стороне изделий, они были рассмотрены в специаль
ной статье [Гемуев, 1988, с. 39 - 48].
112
На лицевой поверхности блюда выполнены изображения ло
сей, врезанные уже сибирским охотником рядом с основными
фигурами. Не случайно, видимо, верхняя фигура лося располага
ется прямо напротив воина с луком, а нижняя - рядом с копьем
всадника. Речь здесь может идти об элементах охотничьей магии.
Впрочем, можно указать и на другие параллели: на налобных плас
тинах и серебряных блюдцах работы русских мастеров, начиная с
конца XVIII в., постоянно воспроизводился один и тот же сюжет:
охотник прицеливается из лука в скачущего оленя (лося).
Согласно представлениям местного населения, на серебряном
блюде изображены многие видные персонажи пантеона, включая
Полум-Торума и его сына. По сведениями В.Н. Чернецова, свя
щенное место Полум-торума находилось в верховьях р. Пелым;
ряд мансийских патронимий считал его сына своим предком, в ча
стности, в селении Петкаш, Резимовских, Новинских и Нильдинских юртах [1939, с. 24].
Нильдинское блюдо уникально не только своим происхожде
нием и наличием “двойника”. Оно обладает собственной легендой,
рассказанной В.Н. Чернецову в 1938 г. Н.Я. Бахтиаровым в Ивдельском районе, который лично видел это блюдо: “...Меня на жерт
воприношение звали, тогда старик мне и показывал. Это в Али-нялтанг, их пупых - олнани*, величиной с твой котелок (20 см). Завернута
в платки, только половина была видна. Во время жертвоприноше
ния ее повесили, а так лежит у него. Он мне как следует показывал.
Посредине на лошади Полум Торум, а по краям еще четыре лоша
ди; на одной Мир сусне хум, на другой... на третьей..., а на четвер
той еще Хуль отыр, но он не на лошади, а так внизу” [Источники...,
1987, с. 265].
Не совсем точный рассказ информатора позже попал в ста
тью В.Н. Чернецова “ К вопросу о проникновении восточного се
ребра в Приобье”, в которой вновь говорилось лишь о пяти всадни
ках, представленных на блюде: “два - справа, два - слева и один внизу, а в центре, судя по описанию, вода, из которой высовывает
ся, по-видимому, человеческая фигура [1947а, с. 122]. Эти строки
говорят об одном: сам В.Н. Чернецов блюда не видел, в противном
случае он смог бы гораздо раньше заявить о существовании “двой
ника” аниковского блюда, к тому времени неоднократно опублико
ванного. К сожалению, неточности рассказа Н.Я. Бахтиарова вновь
были повторены в комментариях к тому “Мифы, предания, сказки
хантов и манси” вместе с утверждением о том, что В.Н. Чернецов
видел данное блюдо [1990, с. 543].
* Серебряная тарелка, блюдо (маис.). - Прим. авт.
113
Приведем предание с некоторыми сокращениями:
Серебряное блюдо из селения Верхне-Нилъдинского
“По ту сторону Салэ-Харда ненцы живут... Однажды летом неводят,
неводят, ничего совершенно не добывают... Однажды... невод забросили.
К берегу подвернули. Тянули, тянули, больше не могут. «Он почему, думают, - тяжелый?» С лодки смотреть стали - невод полон рыбы. Тогда
говорят: «Маленьким неводом рыбу на берег выберем». Рыбу понемногу
на берег вытащили... Пятьсот пудов вытонили. Говорят:
- Ну, делить будем?
- Чего делить. Сколько можешь, столько и бери.
Среди большого количества рыбы смотрят - тарелка. Немного глиной
облеплена. Водой немного обмыли, смотрят - серебряная тарелка. Тогда
говорят:
- Кому надо, пусть возьмет.
Один человек говорит: «Мне не надо», другой человек говорит: «Мне
не надо». Тогда один человек говорит:
- Я возьму. Возьму, в свой дом отнесу.
Домой сходил, кусок материи принес. Аршинным куском материи с
угла на угол тарелку завязал, домой отнес, в переднем углу к шесту привя
зал. После внесения на третий день сам заболел. Три дня жил, потом на
третий день как заболел - умер. При смерти он детям и жене сказал:
- Если я умру, эту тарелку в другой дом пусть отнесут.
Верно, в тот день, когда сказал, как свечерело, так и умер. Он умер,
серебряную тарелку взяли и в другой чум отнесли. Туда внесли, также к
шесту дома привязали. В день похорон того человека, в другом доме, куда
внесена была тарелка, человек заболел. Как заболел, на третий день и умер.
Этот человек умер, тарелку взяли и в третий дом отнесли. В третий дом
внесли, также в передний угол к шесту дома привязали. В передний угол
привязали, в том доме живущий человек тоже заболел. И так же, как забо
лел, на третий день умер.
После того еще по четырем домам тарелку носили. Четыре человека
еще умерли. Таким образом, в семь домов заносили, семь человек умерло.
Тогда говорят:
- Как дальше иметь ее будем? Иметь ее, видать, нельзя? В семи домах
семь человек умерло.
Тогда один ненец поворожил и говорит:
- Домой, в помещение, вносить совершенно нельзя. По заднюю сто
рону седьмого дома маленькая береза есть. На ту маленькую березу, туда
привяжите. Там пусть будет.
Тогда вороживший ненец еще сказал:
- Народ пусть весь соберется, хорошенько ворожить надо. Кому хра
нить ее, понятным тогда станет...
Тогда народ собрался. Шамана выбирать стали. Очень много в бубен
бьющих ненцев было. Между собой хоть и выбирали, ради этого случая в
бубен никто не бьет, не соглашаются... Тогда узнали, девушка есть. Та де
вушка самый первый шаман. Тогда люди говорят:
- Ты в бубен бей.
114
- Буду бить, мне можно.
Из одной нарты бубен принесли. В дом с огнем занесли. Огонь разве
ли, бубен согрели... говорят:
- Теперь девушка пусть идет. Пусть бубен возьмет.
Позвали, вошла в дом, где бубен согревали. Бубен ей дали. В руки
взяла. Взяла, немного погрела. Своими руками заново бубен у огня погре
ла. Тогда поколачивать стала, поет.
Петь стала, говорит:
- Эта серебряная тарелка очень дорогая. Очень много духов на ней
есть. Тапал-отец там есть, затем Тапал отца сын там есть. Тапал отец на
лошади сидит, сын тоже на лошади сидит. На самой середине водяной
царь, старик. С одной стороны от него Мир сусне хум тоже на лошади
сидит, а сбоку от него Мир сусне хума сын на лошади сидит. Водяной царь
старик по середине тарелки из воды поднялся. Плечи и руки из воды только
виднеются. Кисти рук только видны. Пятый человек тоже есть - ГЦахэлторум-ойка тоже на лошади сидит.* Это дух грома, им затеянное дело. Сы
новья его убиты. В поисках сыновей он войско зовет.
Дух грома на юге живет. Там надумал рыбу ловить придти. Ради дела
ния озерной пищи, обской пищи сюда пришел. На Обь сюда пришел,
посмотрел: во всю толщу воды - рыба. Множество всяких рыб там есть...
То место нашел, там и поселился.
Был очень теплый день с кучевыми облаками на небе. Гром тогда
загремел, лодка на воду упала. В лодке два человека стоят - духа грома сыно
вья. Когда он загремел, водяной царь услышал.
- Что это тяжелое такое упало?
Взглянул, увидел, двух человек с лодкой увидел. Смотрит - ну-ка, что
делать будут? Калданную сеть спустили, вниз по воде плывут. Сами в лодке
стоят. Однажды слышат, рыба в сеть вошла. Подняли рыбу, в лодку сложи
ли. Тогда водяной царь своим сыновьям говорит:
- Пойдите, поймайте их вместе с лодкой.
Два человека пошли, пришли туда, лодку поймали, перевернули. Обо
их человек поймали в то время.
Дух грома сверху вниз в то время смотрит, оба его сына двумя чело
веками пойманы и опрокинуты. Сколько ни гремел... что возьмет? Взять
их не мог. Вниз смотрит - город. Оба сына вниз, в город отнесены. Руки у
них связаны, ноги связаны. Железными цепями связали, на железную пере
кладину, чтобы убить повесили... Тогда он испугался:
- Я что сделаю, его сила!
Отправился к старику Тапал. Он тут поблизости живет, знает ведь он,
что делать. Туда пришел, в дом зашел. Тапал старик дома сидит. Стал его
спрашивать, духа грома:
- Это ты как сюда пришел? Ты никогда здесь не хаживал, сюда не
заходил.
- Самые лучшие рыбные места здесь есть, ради промысла рыбы пришел.
- Добыл рыбы?
* Жирным шрифтом выделено описание фигур, представленных на блюде.- Прим. авт.
115
- Нет. Обоих сыновей своих только что спустил, рыбу промышлять.
- Ловят, а?
- Чего ловят! Два человека на них напали, схватили, лодку переверну
ли, самих поймали, в подводный город унесли, там убили.
- Вот как! А ты спрашивался? Водяной царь старик там живет. Со
своим городом там находится.
- Да я и ие знал, как спрашивать буду? Я тебя звать пришел...
Тапал старик, голову немного опустив, посидел, затем говорит:
- Пойду, зачем не пойти, зовешь меня коли.
Сыну своему тогда сказал:
- Военных коней наших поймай. Уздечками взнуздай, оседлай.
Взнуздал, оседлал, к отцу пришел.
- Кони наши готовы.
На улицу вышли, на коней сели, поехали. Как тронулись, Тапал ста
рик говорит:
- К Мир сусне хуму завернем, а оттуда уже прямо поедем.
Отправились, туда приехали.
- Мы, - Тапал старик говорит, - на конях посидим, а ты в дом зайди.
Мир сусие хума позови.
Дух грома в дом вошел.
- Да вон что! - Мир сусне хум говорит. - Ты как сюда пришел?
- Я ради рыбного промысла пришел.
- Добыл?
- Чего добыл, оба моих сына убиты. Я тебя с собой зову, пойдешь
коли.
- Коли зовешь, почему не пойду, пойду.
Сыну сказал:
- Сходи на улицу, военных коней наших поймай.
Сын вышел, обоих поймал, взнуздал, оседлал. В дом тогда вошел, отец
уже оделся. Говорит отцу:
- Коней наших взнуздал, оседлал.
Наружу вышли. На коней сели. Пять конных человек едут вместе.
Однажды водяной царь дома был. Дом его вдруг шевелиться начал. Дом его
туда-сюда просто колышется. Из дома выглянул, оказывается, враги идут.
Пять конных человек. Их движение настолько тяжело, город его чуть не
рушится! Тогда на поверхность воды поднялся. Молить начал. Когда из
дома выходил, водяной царь семи сыновьям, семи богатырям сказал:
- Вы духу неба говорите. Семь труб наверх выставьте. До такого дня
дожили! Водяного царя город наш сегодня ведь разнесут. Враги идут! Я их
молить стану, вы духа неба молите.
Сам наружу появился, над водой показался. На врагов молит. Руки
навстречу протянул. Рот раскрылся. Так испугался!
Они тогда смилостивились. Дух неба воевать тоже не допустил. Тог
да перестали. Смилостивились, хоть и отправились ради того, чтобы водя
ного царя убить. Тапал старик говорит:
- Водяной царь уже что сделал, то сделал. Зато теперь ты, - духу грома
говорит, - порожняком не уходи. Какое количество только можешь, добудь
рыбы. Сколько добудешь, в свою землю неси.
116
Четыре конных человека теперь домой поехали. Завтра дух грома рыбу
теперь промышлять стал... Сыновья у него убиты, за них ему рыба назначе
на была. Водяной царь старик говорит:
- Теперь каждое лето сюда приходи.
Больше они не бранятся, теперь там живут.
Девушка пошаманила, тогда еще говорит.
- Это блюдо по семи домам носили, тогда семь человек умерло. Зачем
в помещение вносили? На ту березку, туда привязывать вам надо было.
Ненецкая девушка еще пошаманила, говорит:
- Этот день здесь пробудет, на березе. Завтра двух человек выберете, в
подводы ехать снарядите. Завтра эту тарелку в шкуру белого годовалого
оленя заверните, пусть везут. В Верхне-Нильдинских юртах человек с бре
венчатым домом, говорят, живет. Туда на лодке пусть везут. Туда привезут,
тот человек возьмет. Место хранения там.
Ненецкая девушка так ворожила; теперь место хранения нашла. Шама
ном оно найдено.
Так подводами блюдо повезли. Ни в одном селении так не сказали:
«Я не поеду». Хоть в которое селение не приедут, другие два человека
дальше везут. К человеку с бревенчатым домом привезли. Вместе с белой
шкурой передали. Теперь в Верхне-Нильдинских юртах хранят” [Чернецов,
1947а, с. 126 - 129].
Таким образом, изображенные на блюде фигуры были истол
кованы шаманкой в русле местной мифологической традиции: пла
чущая Раав стала водяным царем, молитвенно поднявшим руки,
семь жрецов с “рогами юбилейными” оказались сыновьями водя
ного царя, тела убитых сыновей духа грома “повешены” на верхней
части крепостной стены, а в одной из двух групп всадников можно
увидеть Тапал-ойку (Полум-Торума), Мир-сусне-хума, их сыновей
и духа грома. Представляется, что вторая группа всадников, рав
ная по силе, могла восприниматься воинами духа неба, к которому
обратился за помощью водяной царь. Именно равное количество
всадников с обеих сторон не дало разгореться сражению.
Интересно, что ненецкая шаманка верно поняла главную идею
автора блюда: представлена не памятная картина какого-либо со
бытия, а совокупность эпизодов.
Необходимо напомнить, что запись предания о блюде В.Н. Чернецовым была сделана дважды: 22 октября 1938 г. он успел внести
в дневник лишь краткие пометки, а полный текст записал уже
4 ноября 1938 г. В обоих случаях рассказчиком выступал манси
Н.Я. Бахтиаров. При внимательном прочтении двух вариантов меж
ду ними заметны некоторые расхождения. В первом случае упомя
нут Ху ль отпыр (Владыка подземного мира), фигура которого ука
зана в нижней части блюда; более точно назван район находки побережье Хэ нуйко, до Нового Порта, а главное - среди рыбы
были обнаружены “семь блюд и все одинаковые”(!) Вернемся к пер
117
вой записи В.Н. Чернецова: “После этого рыба не стала ловиться
совсем. Один шаман ворожил, сказал: «Одну чашку у себя оставил,
а остальные пусть возьмет тот, кто первый приедет и захочет их
взять». Так и сделали. Одну он у себя в чуме держал. Остальные в
платки завернули и на березу повесили. Немного времени прошло,
он умер. Тогда чашку другой брат в свой чум взял и тоже вскоре
умер. Семь братьев их было, и все умерли.
Была там девушка одна - шаман. Она ворожить стала. Говорит:
«Ни одной чашки оставлять нельзя. Эти чашки в другие места назна
чены. Сейчас их все повесьте на березку в тундре. А потом приедет
сверху человек, с Сосьвы-реки с темной водой. Он будет не шаман,
не ворожей, но ему надо отдать». Так и сделали. Действительно, при
ехал однажды человек, не был он ни шаманом, ни ворожеем, а про
сто рыбачить приехал. Был он с Сосьвы, из селения Али-нялтанг.
Стали ему отдавать чашки, но он отказался взять. Уехал. После этого
начали умирать люди в этом роду. Тогда снарядили лодку и несколько
человек отправились в путь. Долго они ехали, пока добрались... до
селения, разыскали человека того и вручили ему чашку. Остальные
чашки развезли по другим местам, не знаю куда. С тех пор она и
находится в Али-нялтанг” [Источники..., 1987, с. 265].
Итак, согласно первому варианту было выловлено семь блюд
и “все одинаковые”. По этому поводу необходимо обратить внима
ние на две детали: с одной стороны, возможно, из этой же группы
было и аниковское блюдо, поскольку в конце записи прямо гово
рится о том, что остальные блюда “развезли по другим местам”; с
другой стороны, слова “все одинаковые”, может быть, не стоит по
нимать в прямом смысле: с одинаковыми сюжетами. Речь могла
идти о равных размерах, форме и других внешних признаках.
Легенда говорит о том, что смерть стала поражать людей, взяв
ших блюдо. В первой версии семь умерших людей - братья, стар
ший из которых - шаман.
К сожалению, причина расхождения деталей двух версий
В.Н. Чернецовым указана не была.
Через пятьдесят лет после записи легенды В.Н. Чернецовым
мы услышали и третью версию: по словам П.С. Таратова, на та
релке показана война Полум-Торума с менквами, когда царя не
было, людей и воды не было, бог только землю начинал.
*
*
*
Святилище Пауль-урне-ойки пострадало в результате лесного
пожара в 1989 г. Амбарчик остался цел, подгорел низ передней опоры
и лестница. Поляна вокруг оказалась заваленной упавшими деревья
118
ми. Сохранились столик и опоры кострища с лицами менквов. В 1997 г.
мы смогли осмотреть “внутренности” сумьяха: в передней части амбарчика лежали арсыны; на полу и внутри платков находилось несколь
ко новых катушек черных ниток*; на низкой подставке у задней стены
была установлена фигура духа-покровителя в черном пальто и двух
одетых одна на другую островерхих шапках. Внутри фигуры мы на
считали более двадцати халатов и рубах; все завязки на одеждах были
развязаны, фигура легко раскрывалась, создавалось впечатление, что
какое-то внутреннее вложение было вынуто и перенесено в новую
фигуру. Слева и справа от подставки лежали двенадцать островерхих
шапок (описание включает и две шапки на голове пупыга).
Шапка из семи клиньев синего и черного сукна; диаметр ниж
ней части 20,5 см, высота изделия 20 см. Навершие из семи сукон
ных кисточек. Оторочка из меха белки.
Шапка (длинный колпак) из семи клиньев синего и голубого
сукна. Диаметр 25 см, высота 38 см. Навершие из семи кисточек
сукна, в одной из них зашита монета. Оторочка из меха белки.
Шапка из семи клиньев сукна красного и черного цвета. Диа
метр 28 см, высота 27 см. Навершие из двух голубых кисточек, в
одной из них зашита монета. Подклад выполнен из черного сукна.
Оторочка из меха соболя.
Шапка из шести клиньев сукна красного и светло-зеленого
цвета. Диаметр 20 см, высота 23 см. Нижний край шапки выполнен
из темно-зеленого сукна. Оторочка из меха серой белки. Навершие
из суконных кисточек.
Шапка из семи клиньев сукна красного и желтого цвета. Диаметр
29 см, высота 25 см. Подклад из пестро-красной хлопчатобумажной
ткани. Султан из кусочков меха и кисточек. Оторочка из меха белки.
Шапка из семи клиньев сукна синего и голубого цвета. Диа
метр 22 см, высота 25 см. Оторочка из меха белки.
Шапка из семи клиньев красного и черного сукна. Диаметр
27 см, высота 27 см. Подклад из белой хлопчатобумажной ткани.
В навершие из двух черных, двух красных, двух бордовых и одной
зеленой кисточки вшита монета. Оторочка из беличьего меха.
Шапка сферической формы из светло-голубого сукна. Диа
метр 21 см, высота 18 см. Оторочка из меха белки. Подклад выпол
нен из коричневого ситца.
Шапка из двух красных, двух желтых и одного зеленого клинь
ев сукна. Диаметр 29 см, высота 24 см. Подклад из розовой хлопча
* Катушки белых и черных ниток, предназначенные для изготовления одежды духовпокровителей, были обнаружены внутри культового амбарчика на протоке Пырсим [Гемуев,
Сагалаев, 1986, с. 100].
119
тобумажной ткани. Оторочка из меха белки. Навершие составлено
из трех красных, трех желтых и одной зеленой кисточек сукна.
Шапка из семи клиньев черного и синего сукна. Диаметр 26 см,
высота 22 см. К кисточкам навершия пришита пуговица. Оторочка
из беличьего меха.
Шапка из семи клиньев синего сукна. Диаметр 20 см, высота
24 см. Султан выполнен из пяти кисточек.
Шапка из семи клиньев сукна темно-синего и голубого цвета.
Диаметр 21 см, высота 25 см. Навершие из суконных кисточек.
Оторочка из беличьего меха.
Шапка из шести клиньев сукна синего и голубого цвета. Диа
метр 21 см, высота 27 см. Навершие из суконных кисточек. Ото
рочка из меха белки.
Шапка из трех красных, трех зеленых и одного синего клиньев
сукна. Султан выполнен из пяти зеленых и двух красных кисточек.
Верхняя часть шапки перед султаном оформлена полоской синего
сукна. Оторочка из меха белки.
По информации, полученной от жителей селения, для Пауль урне-ойки после пожара был построен новый амбарчик недалеко
от прежнего места.
Домашние святилища
Домашние фетиши П.С. Таратова
В 1985 г. во время нашего первого посещения селения мы
познакомились с Петром Сергеевичем Таратовым (1907 - 1994),
человеком удивительной и трудной судьбы, прошедшим всю вой
ну простым пехотинцем, настоящим знатоком мансийской тради
ционной культуры, доброжелательным и гостеприимным хозяи
ном. Он и его последняя жена Анна Кузьмовна Таратова
(Гындыбина, умерла в 1995 г.) были нашими информаторами на
протяжении ряда лет.
В единственной комнате их дома, на пупыг-норме, размещен
ной в правом углу, стояли икона Богоматери, почитаемой как Торум-щанъ, и небольшой деревянный ящик с арсинами. В нем так
же находилась фигура М ир-сусне-хум а в пестром красном
фланелевом халате и маленькой двухцветной зелено-синей остро
верхой шапке с кисточками и беличьей опушкой по нижнему краю.
Внутри фигура состояла из нескольких одетых одна на другую ру
бах зеленого, красного и синего цвета (рис. 64). Длина фигуры око
ло 40 см, размах рук 41 см. На праздник П.С. Таратов обязательно
ставил духу-покровителю рюмку вина и трижды кланялся.
120
Рюмку водки ставили и
на подоконник - она предназ
началась солнцу - Хотал-экве.
Одновременно зажигали чагу,
чтобы дым был виден богине.
Старые люди говорят: сол^ще
в нарте сидит, а конь нарту
тащит. Солнце - женщина, а
месяц - ее сын, парень, Этпоспыг. Он вырастает и кончает
ся. Потом снова вырастает.
На охоту пойдет и лося пал
кой ударит, с глазами что-то
делается у себе в глаз попада
ет, потом болеет и кончает
ся. Мать говорит ему: “Все вре
мя себя в глаз ударяешь, лучше
ты будешь луной, снова выра
стешь”.
На солнце двумя глазами смотреть нельзя - один глаз смот
рит, а второй глаз пусть прищурен. Посмотрело солнце вниз и
говорит: “Манси - плохие люди, совсем некрасивые”. Л месяц ей от
вечает: “Ты само так светишь, вот я свечу спокойно, люди на меня
смотрят, я вижу - хорошие люди”.
В доме Таратовых часто останавливались проезжавшие по реке
люди, поэтому большая часть культовой атрибутики хранилась на
чердаке. Нам удалось побывать там только после смерти хозяев.
Вдоль всего чердачного помещения справа и слева от входа на вы
соте около 1,6 м от пола укреплены жерди, которые соединены у
двери поперечной перекладиной. На ней и на жерди слева висят
большие куски ткани, несколько мужских рубашек и платье с ман
сийской вышивкой. В правой части чердака ближе к входу на полу
лежат две шкуры оленя и несколько конских копыт, на правой жер
ди повешен конский хвост черного волоса. На обеих жердях висят
мешочки с гусиным пухом.
Культовая атрибутика хранится в левой части чердака: сразу у
торцевой стены стоит чемодан, рядом с ним еще два чемодана (один
на другом), за ними лежит большой полиэтиленовый мешок, а в
углу стены - санквылтап. Вдоль стены за чемоданами стоит сун
дук, на нем лежит имда, дальше находятся узел с арсынами, дере
вянный ящичек, туесок с платками, большой пустой берестяной
пайп, несколько берестяных масок для медвежьего праздника-и
модели луков длиной около 60 - 70 см.
121
Один из чемоданов был полупустой: в нем лежали подарки
для Чохрынъ-ойки - четыре шкурки соболей и пять ножей с лезвия
ми, обернутыми кусками ткани. Приношения были приготовлены
для отсылки с оказией в Усть-Тапсуй.
Большой полиэтиленовый мешок был заполнен арсыпамщ здесь
же находились два жертвенных покрывала, рукавицы для медве
жьего праздника и две островерхие суконные шапки.
Покрывало с четырьмя фигурами всадников выполнено из
сукна красного и голубого цвета и оторочено беличьим мехом
(СМ34; рис. 65). Изготовлено в середине XX в. Его размеры со
ставляют 73 х 80 см. В работе использованы нити оленьих сухожи
лий. К углам полотнища пришиты красные и голубые ленты сукна.
Голова всадника обозначена ромбом, руки подняты вверх.
Покрывало с восемью фигурами всадников выполнено из сук
на красного и желтого цвета и оторочено беличьим мехом (СМ35;
рис. 66). Это первое из зафиксированных жертвенных покрывал у
обских угров с таким большим количеством фигур всадников, тра
диционно их максимальное число равнялось семи. Покрывало из
готовлено во второй половине XX в. Его размеры 68 х 100 см. По
лотнище на подкладе из цветного хлопчатобумажного платка. По
периметру ялпыи-улама пришиты на суконных лентах семь коло
кольчиков, изготовленных в конце XIX в. на заводах П.Г. Чернигина и В. Малкина. Рядом с тремя колокольчиками пришиты шкурки
Рис. 65. Жертвенное покрывало (СМ34).
122
белок. Голова всадника обозначена ромбом и отклонена назад; ноги
не показаны. Одной рукой всадник держит поводья коня; сзади
него “сидит невеста”.
Рукавицы изготовлены из сукна красного цвета (бордовый от
тенок), их длина составляет 22 см, ширина 14 см (рис. 67). С внут
ренней стороны за их левый и правый края пришиты прямоуголь
ные куски сукна оранжевого цвета (размерами 12 х 20 см). Края
суконных прямоугольников обшиты красной тесемкой, а централь
ная часть украшена орнаментом “спящий соболь” [Ромбандеева,
1992, с. 116] из бордового сукна, который оформлен с двух сторо
ны горизонтальными полосками синего сукна. На тыльную сторо
ну правой рукавицы нашита фигура из сукна синего цвета; тыль
ная сторона левой рукавицы украшена пришитым к ней трафаретом
данной фигуры из синего сукна. Фигура, представленная на тыль
ной стороне, это, скорее всего, не столько изображение медведя,
сколько мув хора (земляного быка или мамонта), на что указывают
могучие роговые отростки по бокам туловища. Считалось, что мув
хор - это не порода зверя, а подземное («посмертное») перевопло
щение лося или медведя. Казымские ханты говорили, что лось или
медведь, достигая глубокой старости, не умирают естественной
смертью, а уходят под землю, обращаясь в мув хора; более того, и
медведь, и лось превращались в одного и того же мув хора [Сенке
вич-Гудкова, 1949, с. 156 - 158]. Известно, что в ходе медвежьего
праздника перед головой убитого зверя клали вылепленное из теста
изображение мув хора, в которого, по мнению присутствующих, и
обращался дух убитого животного [Там же, с. 158]. Изображение
мув хора можно было увидеть как на рукавицах, так и на меховых
мешочках участников праздника [Иванов, 1949, с. 150 - 151]. Рука-
Рис. 67. Рукавицы для медвежьего праздника.
124
вицы хозяину медведя шила после окончания праздника специаль
но избранная женщина [Ромбандеева, 1993, с. 130]. По другой ин
формации, в последний день праздника охотник, убивший медве
дя, трижды обходил женщин, сидевших рядом с котлом, в котором
варилось мясо медведя. В руках у него была деревянная чашка с
мясом задней части животного. Во время обхода он храпел как мед
ведь, а потом ставил котелок на колени одной из женщин. Это был
ценный подарок, и женщина была обязана отдарить его - изгото
вить рукавицы, украшенные орнаментом “медвежья лапа” [Нови
кова, 1996, с. 109].
В сундуке, полиэтиленовом мешке и двух чемоданах находи
лись четыре жертвенных покрывала, “богатырский” шлем, два оле
ньих нашейных орнаментированных пояса с колокольчиками; ку
лек медных и серебряных монет конца XIX - начала XX в.; арсыны,
шкурки соболей, норок, лис, белок; халаты для медвежьего празд
ника; шапка-ушанка - подарок для духа-покровителя.
Первое покрывало с четырьмя фигурами всадников выполне
но из сукна красного (в полоску) и черного цвета и оторочено бе
личьим мехом (СМ36; рис. 68, а). Оно изготовлено предположи
тельно в 1930-е гг. Размеры изделия 70 х 75 см. В работе
использованы нити оленьих сухожилий. Лицевая сторона покрыва
ла зашита пестрым хлопчатобумажным платком с надписью по краю
“Мануфактура братьев Медведевых”. К углам полотнища пришиты
черные ленты сукна и красный шерстяной шнур. Края покрывала
по всему периметру украшены орнаментом из красных и черных
треугольников. Голова всадника (на высокой шее) обозначена ром-
Рис. 68. Жертвенные покрывала.
а-СМЗб, 6-СМ37.
125
бом; одной рукой всадник держит поводья коня, вторая рука под
нята вверх. Фигура коня выполнена с пышным хвостом и только
двумя ногами. На каждом квадрате лицевой стороны находятся еще
четыре фигуры, около хвоста коня угадываются две птицы, под ту
ловищем коня и перед ним - два пушных зверька.
Второе покрывало с четырьмя фигурами всадников выпол
нено из сукна красного и синего цвета и оторочено беличьим ме
хом (СМ37; рис. 68, б). Изготовлено в середине XX в. Его разме
ры 56 х 66 см. В качестве подклада использован синий сатиновый
платок. К середине левой стороны пришит т.н. “хвост” из красных и
синих лент, на конце о;фой из них завязана латунная подвеска, пред
ставляющая собой звезду в круге. К углам полотнища пришиты крас
ные и синие ленты (с лицевой части и с подклада), медная подвеска
в виде фигуры оленя в круге, медные колокольчики, отлитые на
заводе Е.С. Клюйкова (в качестве язычка использована монета дос
тоинством в 5 коп. выпуска 1931 г.) и других заводах, розовые и
красные шелковые ленты. Голова всадника обозначена ромбом, ноги
не показаны, одной рукой он держит поводья коня, во второй уга
дывается птица.
Третье покрывало с четырьмя фигурами всадников выполне
но из сукна черного цвета и красного вельвета и оторочено беличь
им мехом (СМ38; рис. 69, а). Изготовлено в конце 1950-х гг. Его
размеры 55 х 60 см. В качестве подклада использован пестрый хлоп
чатобумажный платок, края которого выступают в виде каймы на
лицевой стороне. Горизонтальная разделительная линия между па-
Рис. 69. Жертвенные покрывала,
а - СМ38, б - СМ39.
126
рами квадратов выполнена из темно-синей полосы хлопчатобумаж
ной ткани. К углам полотнища пришиты полоски ткани (из которых
изготовлен подклад) и бело-голубой платок, к одному из углов - боль
шой белый колокольчик. В узелках платка завернуты монеты досто
инством в 5, 15 и 20 коп. выпуска 1956 - 1961 гг. Основой лицевой
стороны является прямоугольный плат из красного вельвета; в шах
матном порядке на него нашиты фигуры всадников и их трафаре
ты из черного сукна. Верхняя и нижняя пары всадников располо
жены по отношению друг к другу асимметрично. Левой рукой
всадник держит поводья коня, правая рука поднята вверх. Фигура
коня выполнена только с двумя ногами. Под конем и перед ним на
поле находятся стилизованные фигуры пушных зверьков.
Четвертое покрывало с четырьмя фигурами всадников выпол
нено из сукна красного и синего цвета (СМ39; рис. 69, б). Изготов
лено в конце 1950-х гг. Его размеры 52 х 54 см. В качестве подклада
использован красный в горошек хлопчатобумажный платок. Углы
полотнища украшены двумя маленькими и двумя большими мед
ными колокольчиками на железных цепочках, а также розовыми
лентами, в концы которых зашиты две монеты достоинством 20 коп.
выпуска 1923 г. и 3 коп. 1949 г. Верхняя и нижняя пары всадников
расположены по отношению друг к другу асимметрично. Правой
рукой всадник держит поводья коня, левая рука поднята вверх.
Фигура коня выполнена только с двумя ногами. Под конем и пе
ред ним на поле находятся фигуры пушных зверьков, в нижних
левых углах всех квадратов - узор “заячьи уши”.
“Богатырский” шлем с четырьмя фигурами всадников выпол
нен из сукна красного и черного цвета и оторочен беличьим мехом
(СМ40; рис. 70, а). Изготовлен в конце 1950-х гг. Его высота со
ставляет 32 см. В работе использованы нити оленьих сухожилий.
К нижнему краю шлема, украшенному орнаментом “заячьи уши”,
пришиты три маленьких белых колокольчика и четыре ленты с за
шитыми на их концах монетами достоинством в 15 и 20 коп. 1948 и
1953 гг. соответственно. Заметим, что орнамент “заячьи уши”, воз
можно, связан с Калтащ-эквой, матерью изображенного всадника
Мир-сусне-хума, которая в ряде случаев могла выступать в образе
зайца [Гемуев, 1990, с. 200]. Верхняя часть шлема изготовлена из
куска сукна черного цвета, на который нашита фигура медведя из
сукна красного цвета, выполненная с овальной вставкой, к центру
которой пришиты тонкие кусочки сукна. Голова всадника обозна
чена ромбом, одной рукой он держит поводья коня, вторая рука
поднята вверх. Фигура коня выполнена только с двумя ногами. Под
конем и перед ним на поле находятся стилизованные фигуры пуш
ных зверьков.
127
РЫ
JmF
щ
Щ
tof
Щ,
JJ&
►Vra
Следует отметить, что два после
дних покрывала, шлем, а также еще
один шлем из дома К. Пакина (см.
ниже) выполнены мастерицей по единой выкройке, которая хранилась вместе с покрывалами. Для нее была использована страница из журнала
“Огонек”. Трафарет и вырезанная фигура были завернуты в газету “Правда”
от 30 января 1959 г. Оба покрывала изготовлены с некоторыми отклонениями от канона: на первом из них фигуры нашиты на поле, а не вшиты в него;
в обоих случаях первый ряд всадни
ков не перевернут по отношению ко
второму. Покрывала отличаются друг
от друга цветом сукна, наличием у од
ного из них меховой оторочки, направ
лением движения всадников.
Оленьи пояса выполнены из
кусков выделанной кожи длиной око
ло54 см и шириной 7 см (рис. 70, б).
На кожаную основу нашита полоса
сукна черного цвета, которая орнаментирована узкими белыми полосками,
часть из них окрашена в красный цвет.
Первый пояс состоит из десяти орна
ментированных прямоугольников, вто
рой - из одиннадцати. В них помещены
следующие узоры: “крест”, “ветвистый
рог оленя быка”, “березовая ветка с ло-
ки , сгио лапы лисы , гнездо птицы ,
“орнамент рукоятки весла”; часть узоров повторена дважды*. Пояса
застегнуты на пуговицы из оленьей кости. В середине поясов сделаны
отверстия, в которых на кожаных шнурках закреплены большие мед
ные колокольчики - край одного украшен растительным орнаментом,
второго - надписью “Мастеръ Егор. Е. Макаров. 1879”.
* Тип орнамента определен по [Ромбандеева, 1992, с. 117 - 118; Федорова Е.Г., 1992.
с. 112; Шешкин, Шабалина, 1993, с. 16,19, 24,33].
128
Шапка-ушанка для духа-покровителя выполнена из сукна си
него и желтого цвета и оторочена беличьим мехом. Диаметр шапки
16 см, высота 13 см (рис. 70, в).
Таким образом, культовая атрибутика П.С. Таратова включала
два комплекса вещей: первый, связанный с почитанием Мир-суснехума (его фигуру, пять четырехпольных жертвенных покрывал и одно
восьмипольное, “богатырский” шлем, мешочки с гусиным пухом), и
второй, относящийся к медвежьему празднику (имда, санквылтап,
рукавицы, халаты, модели луков). Бросается в глаза необычно боль
шое количество жертвенных покрывал в одном доме. Известно, что
П.С. Таратов был неоднократно женат. Для “укрепления” вновь об
разованной семьи изготавливалось покрывало. Возможно, что часть
покрывал осталась у него от умерших взрослых сыновей.
Особый интерес вызывает покрывало с восемью фигурами всад
ников. Как уже было замечено, подобные экземпляры до сих пор не
встречались. Необходимо обратить внимание на следующие детали
этого покрывала: на нем восемь фигур всадников, но к краям полот
нища пришиты семь колокольчиков; покрывало делится по вертикали
на две части: левую, с фигурами в шахматном порядке, и правую, в
которой желтые фигуры всадников находятся над красными. Одним
из наших коллег, А.И. Соловьевым, было высказано предположение о
том, что мастерица выполнила шестипольное покрывало, т.к. правая
часть, по его мнению, состоит из двух (верхнего и нижнего) полей, на
каждом из которых помещены сразу две фигуры всадников. Как мы
увидим дальше, большинство манси считают на жертвенном покры
вале не столько количество фигур, сколько количество углов, подра
зумевая, что на них - колокольчики. Максимальное количество коло
кольчиков на самых больших покрывалах - семипольных - равно семи.
Описанное покрывало П.С. Таратова по данному признаку также от
носится к семипольным покрывалам. Сомнение вызывает определе
ние правой половины покрывала как двупольной; нижняя ее часть,
хотя и не имеет разделительной полоски между двумя всадниками,
выполнена из двух отдельных кусков желтого сукна. Из двух кусков
красного сукна выполнена и верхняя часть правой половины. Безус
ловно, легче всего классифицировать данное покрывало как яны-ялпын, который выполняется в конце жизни мужчины, не задаваясь воп
росом о том, сколько же полей, по мнению мастерицы, оно в себя
включает. Однако представляется, что наиболее логично следующее
объяснение этого феномена: покрывало было сшито по случаю после
дней женитьбы П.С. Таратова*, когда к нему после смерти мужа пере
шла жить Анна Кузьмовна (1975 г.; “молодым” к этому времени было
* Заметим, что на этом покрывале М и р -с у с н е -х у м “везет невесту”.
129
уже около 70 лет). Изделие относится к категории яны-ялпын и пото
му имеет семь колокольчиков. Оно состоит из двух равных (по коли
честву фигур) и одновременно различающихся (по способу их разме
щения) частей, возможно, символизирующих объединение двух уже
семейных людей - Петра Сергеевича и Анны Кузьмовны.
*
*
*
В левом углу задней (внешней) стены дома П.С. Таратова на
высоте около 170 см от земли на двух больших железных гвоздях
установлена полка, на которую в ходе жертвенной церемонии ста
вится пища духам-покровителям. Рядом в землю вкопан столб (апквал), к которому привязывали жертвенного животного.
Домашние фетиши В.С. Гындыбина*
Хозяева дома умерли за несколько лет до нашего первого при
езда в Верхне-Нильдино в 1985 г. Основная часть культовой атри
бутики после смерти владельцев обычно хранится на чердаке дома,
в данном случае она находилась в единственном большом сундуке,
стоявшем в правой половине чердачного помещения. Главный фе
тиш (рис. 71) представлял собой антропоморфное изображение,
выполненное из трех рубашек и восьми халатов желтого, зеленого,
красного цвета и пестрых (в воротники двух рубах и завязки тре
тьей были зашиты монеты достоинством в 10 коп. выпуска 1878,
1900, 1905 гг.). Для их изготовления были использованы шелк, газ,
мадаполам, сатин, при этом преобладали рубахи и халаты из шелка.
Верхняя часть одеяния духа-покровителя состояла из трех черных
суконных халатов.
Наружный халат заслуживает особого внимания. Скроен он
без клиньев, с ромбовидными вставками под мышками (красная слева, черная - справа). У него красный суконный отложной ворот
ник и шесть пар завязок из красного шерстяного шнура. По краям
бортов сверху донизу пришиты синие стеклянные бусы. В одном
ряду с ними нашиты большие медные декоративные пуговицы, по
семь с каждой стороны. Полы и борта халата украшены оловянны
ми розетками местного литья. В одной из работ У.Д. Сирелиуса
опубликован рисунок вырезанной из коры тополя формы для от
ливки украшений подобного рода; при отливке форму покрывали
* Материал о культовой атрибутике, обнаруженной на чердаке дома, был опубликован
ранее [Гемуев, 1990, с. 106 - 112]. Мы считаем необходимым привести его вновь с рядом
дополнений.
130
Рис. 71. Домашний дух-покровитель,
а - лицевая сторона, б - обратная сторона,
в - медные пуговицы и литые украшения.
берестой, которую прижимали гладким деревянным бруском. Меж
ду берестой и корой оставляли отверстие, через него вливали в фор
му расплавленное олово [Сирелиус, 1907, с. 59].
К описанному халату была пришита островерхая шапка из ше
сти черных и красных клиньев, отороченная по нижнему краю со
больим мехом. На нее была надета другая шайка из голубого шер
стяного сукна, также опушенная мехом соболя.
“Голову” изображения составляли стянутые в узел воротники
рубах. Внутри нее находилась засушенная летучая мышь, завер
нутая в шелковый цветастый лоскут. Следует напомнить об осо
бом отношении обских угров к этому представителю фауны. Ляминские ханты считали, что залетевшая в жилище мышь является
покровителем семьи (особняком в этом отношении стоит пимская группа хантов, которые считают, что летучая мышь приносит
несчастье). Ее ловили, умерщвляли и хранили как духа-покровителя; полагали, что во многом от нее зависит успех охоты. Неподо
бающее отношение к этой святыне влекло за собой неудачу в охот
ничьем промысле [Кулемзин, 1984, с. 79, 96].
Почтительным было отношение к летучей мыши (тор товлын)
и сосьвинских манси. Наш информатор П.С. Таратов так говорил
по этому поводу: Тор товлын, если в наш дом зайдет, он долго не
131
живет, помирает. Его высушат, потом в шелковую тряпку завора
чивают. Если он залетит - медведя убьешь осенью.
Помимо прикладов-арсынов, медной ложки, свертка с монета
ми и жестяного блюдца с портретом А. Мицкевича, изготовленного
в начале XX в. в Одессе, духу-покровителю был предназначен спе
циально сшитый зипун, выкроенный “с перехватом” (рис. 72). Та
кую одежду носили вплоть до середины прошлого века. Следы из
ношенности на зипуне могут быть объяснены тем, что жертвенную
одежду разрешалось надевать танцорам в последний день медве
жьего праздника [Kannisto, 1958, S. 317].
Рис. 72. Покрой зипуна, предназначенного духу-покровителю.
Целая группа вещей оказалась связанной с Мир-сусне-хумом.
Это прежде всего жертвенное покрывало с четырьмя фигурами
всадников, выполненное из сукна красного и синего цвета и оторо
ченное собольим мехом (СМ41;
рис. 73). Оно изготовлено в пер
вой половине XX в. Его размеры
составляют 80 х 80 см. Подкладом
служит белый ситцевый платок.
К углам полотнища на красных и
синих лентах пришиты медные
колокольчики завода Е.С. Клюйкова. Голова всадника обозначе
на ромбом, одной рукой он дер
жит поводья коня, во второй руке
угадывается птица.
Здесь же находились три
жертвенных покрывала в виде
“богатырских” поясов. Один из
Рис. 73. Жертвенное
них, с четырьмя фигурами всадпокрывало (СМ41).
ников, расположенными в один
132
ряд, был выполнен из сукна красного и черного цвета и оторочен
собольим мехом (СМ42; рис. 74, а). Он изготовлен в конце XIX в.
Размеры изделия 34 х 130 см. В работе использованы нити оленьих
сухожилий. На лицевой стороне пришиты две серебряные монеты
достоинством в 20 коп. выпуска 1868 и 1870 гг. К правым углам
пришиты два медных колокольчика, к левым - два медных бубенчи-
Рис. 74. Ритуальные пояса,
а - СМ42, б - СМ43, в - СМ44.
133
ка. Голова всадника обозначена ромбом, левой рукой он держит по
водья коня, правая рука поднята вверх; показана только одна нога.
Второй пояс с четырьмя фигурами всадников был выполнен из
сукна красного и зеленого цвета и оторочен собольим мехом (СМ43;
рис. 74, б). Изготовлен в конце XIX в. Размеры изделия 40 х 150 см.
К углам полотнища пришиты зеленые и красные суконные ленты, а
также медные колокольчики на низках бисера желтого и голубого
цвета. У фигуры крайнего слева всадника на уровне пояса пришита
серебряная монета достоинством в 20 коп. выпуска 1885 г. Голова
всадника обозначена ромбом; ноги не показаны; правой рукой он
держит поводья коня, левая рука поднята вверх.
Третий пояс с четырьмя фигурами всадников был выполнен из
сукна желтого и голубого цвета и оторочен собольим мехом (СМ44;
рис. 74, в). Изготовлен в 1930-х гг. Размеры изделия 50 х 160 см.
Правый край пояса изготовлен из полосы сукна черного цвета.
К углам полотнища пришиты голубые, желтые и черные суконные
ленты, а также медные колокольчики, отлитые на заводе П.Г. Чернигина, на лентах голубого цвета. С обратной стороны покрывала под
маленькими квадратиками сукна зашиты пять серебряных монет до
стоинством в 10 коп. выпуска 1921 - 1927 гг. Голова всадника обо
значена ромбом; ноги не показаны; правой рукой он держит поводья
коня, левая рука, согнутая в локте, поднята вверх.
Еще одним элементом “богатырского” одеяния, обнаружен
ного в сундуке, явился шлем с семью фигурами всадников из
сукна голубого и желтого цвета, отороченный беличьим мехом
(СМ45; рис. 75). Он изготовлен в 1930-х гг., вероятно, одновремен
но с последним поясом, на что указывает цвет использованного
сукна и похожий рисунок всадника на коне. Высота шлема 62 см.
К нижнему краю пришиты два медных колокольчика, а к верхушке
шлема - пять маленьких медных колокольчиков, четыре желтые и
четыре голубые суконные ленты. Все квадраты разделены полоска
ми с вшитыми в них фигурками гусей из сукна голубого и желтого
цвета. Внутри шлема с левой стороны пришит карман, представля
ющий собой согнутый вдвое квадратный кусок голубого сукна с
желтой фигурой всадника; в кармане находились шесть монет дос
тоинством в 10 коп. выпуска 1924 - 1925 гг.
Наличие в одном месте ритуального пояса и семипольного
шлема позволяет вспомнить отрывок из «Песни-приглашения Мирсусне-хуму»: «Опояшься своим поясом семи гусей крылатых, наде
тым на тебя твоей матушкой-прародительницей семи богов, одень
на голову свою шапку священную о семи сторонах, надетую на
тебя твоим батюшкой Торумом\» [Vogul folklore..., р. 38 - 41]. Необ
ходимо отметить, что размеры шлемов и поясов с изображением
134
Рис. 75. “Богатырский” шлем (СМ45).
Мир-сусне-хума значительно превосходили размеры бытовых изде
лий, поскольку предназначались для мифического богатыря.
Одним из наиболее выразительных предметов культового ком
плекса В.С. Гындыбина являлась накидка с семью фигурами всад
ников, выполненная из сукна красного и черного цвета и оторо
ченная беличьим мехом (СМ46; рис. 76). Она изготовлена в начале
XX в. Ее размеры в развернутом состоянии составляют 70 х 120 см.
В работе использованы нити оленьих сухожилий. К нижнему краю
135
накидки пришиты два медных колокольчика, к верхнему краю тор
цевой стороны еще пять маленьких медных колокольчиков на низ
ках цветного бисера. Квадраты между собой разделены полосками
сукна с изображениями птиц. Голова всадника обозначена ром
бом, ноги не показаны; одной рукой он держит поводья коня, вто
рая рука поднята вверх.
Подобной накидкой покрывали саблю на медвежьем праздни
ке, имитируя лошадь. На ней в дом, где разыгрывалось представле
ние, “въезжал” человек, изображавший Мир-сусне-хума.
Последним в сундуке оказался халат бледно-розового цвета, в
который были завернуты квадратный кусок черного сукна с крас
ным всадником, оставшийся после изготовления вышеописанной
накидки, и три суконных островерхих шапки. Одна из них, с кис
точками сверху, сшита из четырех широких (черных и оранжевых)
и четырех узких (черных) клиньев (рис. 77, а). Широкие клинья
украшены орнаментом; тулья опушена собольим мехом. Аналогич
ным образом выполнена и вторая шапка из сукна красного и чер
ного цвета (рис. 77, б). Третья шапка сшита из трех синих и трех
красных суконных клиньев (рис. 77, в).
В сенях дома среди разбросанных бытовых вещей была обна
ружена бляха, представляющая собой литой медный диск диамет
ром 8,7 см и толщиной 0,3 см (рис. 78). По обрезу круга на равном
расстоянии друг от друга выполнено семь небольших выступов,
при этом два из них, расположенные на линии горизонтали, кото
рая условно проходит через центр, имеют полукруглые отверстия.
Место восьмого выступа занимает дужка трапециевидной формы
с квадратным отверстием. В центре бляхи фигура всадника на коне
с жезлом в руке, одетого в халат и накидку, развевающуюся за спи
ной; на его голову надет высокий колпак с опушкой, из-под которо
го выбиваются длинные волосы. За спиной всадника нанесено изоб-
Рис. 77. Шапки - подарки духу-покровителю.
136
ражение цветка. Край бляхи ук
рашен шнуровым орнаментом,
заключенным между двумя вы
ступающими бортиками. По
верхность под копытами коня
заштрихована волнистыми ли
ниями.
Подобные бляхи встреча
лись на территории Западной
Сибири от Салехарда до Томс
кой области в захоронениях
первой половины XIX в. Обоб
щающую сводку о них соста
вил Я.А. Яковлев [1992, с. 51 68]. Кроме этого, две бляхи (но
воделы) хранятся в Березовс
Рис. 78. Медная бляха с
ком музее Тюменской области.
изображением всадника на коне.
Они были отлиты здесь в нача
ле XX в. в мастерской кузнеца Михайленко [Скалозубов, 1906, с. 7].
Широкое распространение блях, их местное происхождение и при
кладное значение (использование в качестве подвесок для одежды
и головных уборов) не позволили им войти в культовую атрибути
ку ненцев, хантов и манси, несмотря на имеющееся на них изобра
жение всадника, которое во многих других случаях, как правило,
принималось за изображение Мир-сусне-хума или Урт-ики.
Домашние фетиши К. Пакина*
Дом, где мы останавливались в 1985 г., принадлежал знатоку
мансийских обычаев Кириллу Пакину (1898 - 1975), который счи
тался шаманом.
Культовая атрибутика после смерти хозяина была отнесена на
чердак, где хранилась у задней стены с маленьким оконцем. Спра
ва от него в свертке лежала фигура духа-покровителя дома - Ахвтас-ойки “Камня-старика”, представлявшая собой кусок руды с
большим содержанием железа (рис. 79, а). На нее были надеты шесть
рубах из тканей различной расцветки и специально пошитая шапка
из пыжика (оленьего выпоротка). Как уже упоминалось ранее, у
манси хозяином-покровителем оленьих стад считался Нер-ойка,
“живущий” на Ялпын-нер “Священной горе” вблизи оз. Турват. По* Материал о культовой атрибутике, находившейся в доме, был опубликован ранее [Гемуев, 1990, с. 113 -1 2 1 ]. Мы считаем необходимым привести его вновь с рядом дополнений.
137
Рис. 79. Фигура Ахвтас-ойки (а) и камень из “святого” сундука (б).
видимому, привезенный с Урала Ахвтас-ойка являл собой своеоб
разное воплощение Нер-ойки, потому и шапка на нем из меха оле
ня. Вообще-то использование оленьего меха для изготовления го
ловных уборов, предназначенных богам и духам, не свойственно
манси.
В одном свертке с Ахвтас-ойкой лежали принесенные ему
приклады - арсыны с завязанными в углах монетами. Здесь же на
ходилось жертвенное покрывало с четырьмя фигурами всадников
из сукна красного и черного цвета. К стене был прислонен дере
вянный “журавль” для медвежьего праздника.
Ахвтас-ойка оказался не единственным каменным фетишем
на этом чердаке. В стоявшем рядом сундуке лежал еще один ка
мень причудливой формы (рис. 79, б), “одетый” в специально сши
тую рубашку, а также два “богатырских” шлема, жертвенное покры
вало с фигурой коня и пять четырехпольных ялпын-улама в ветхом
состоянии. Первый шлем с четырьмя фигурами всадников был вы
полнен из сукна красного и черного цвета и оторочен мехом (СМ47:
рис. 80, а). Он изготовлен в первой половине XX в. Высота изделия
43 см, размеры одного квадрата 18 х 20 см. Тулья украшена орна
ментом, называемым исследователями по-разному: “соболь”, “пасть
щуки”, “смешанный орнамент” [Чернецов, 19476, с. 170; Шешкин,
Шабалина, 1993, с. 29, 37]. К нижнему краю шлема на красных и
черных суконных лентах пришиты четыре колокольчика и три же
лезных кольца. В верхней части шлема на сукно черного цвета на
шита фигура медведя из сукна красного цвета, выполненная с оваль
ной вставкой, в центре которой пришит пучок суконных лент. Голова
всадника обозначена ромбом, одной рукой он держит поводья, во
второй руке угадывается птица.
138
Второй шлем с четырьмя фи
гурами всадников был сшит из
сукна красного и черного цвета и
оторочен мехом (СМ48; рис. 80, б).
Он изготовлен в конце 1950-х гг.
Его высота 42 см, размеры одного
квадрата 24 х 24 см. К нижнему
краю шлема, украшенному орна
ментом, пришиты три колокольчи
ка, медная цепочка и две ленты
сукна красного цвета, на концах
которых зашиты монеты достоин
ством 10 коп. образца 1925 г. и
20 коп. 1923 г. В верхней части
шлема на сукно черного цвета на
шита фигура медведя из сукна
красного цвета, выполненная с
овальной вставкой, в центре кото
рой пришит пучок суконных лент.
Голова всадника обозначена ром
бом, одной рукой он держит пово
дья, вторая поднята вверх. Под жи
вотом коня и перед ним на поле
находятся две фигуры пушных
зверьков. На двух квадратах в ле
вых нижних углах расположен
узор “заячьи уши”. Все фигуры на
полях шлема выполнены по трафа
рету, использованному для изго
товления двух покрывал и шлема
из дома П.С. Таратова (СМ38 - 40).
Покрывало с фигурой коня
изготовлено предположительно в
Рис. 80. “Богатырские” шлемы,
начале XX в. Его размеры состав
а - СМ47, б - СМ48.
ляют 42 - 47 х 88 - 90 см (СМ49;
рис. 81). Покрывало представляет собой кусок сукна черного цвета
прямоугольной формы. Фигура коня сшита из кусочков красного
сукна. В верхней части изделия ранее были приклеены параллель
ные друг другу две тонкие полоски бумаги серебристого цвета,
а между ними - большие буквы (возможно, “Е” и “М”), которые не
сохранились. Над фигурой коня в том месте, где могла бы нахо
диться голова всадника, пришит нитками кусок серебристой бума
ги, форма которого напоминает фрагмент заглавной буквы “3 ”.
139
Рис. 81. Ж е р тв е н н о е по кр ы ва л о с ф игурой коня (С М 49).
Кроме того, в сундуке находилась игольница квадратной фор
мы, изготовленная из красного, синего, желтого и зеленого сукна
(рис. 82, а), с подкладом из хлопчатобумажной ткани. Рисунок в
центре выполнен в технике мозаики, по углам и в центре пришиты
пять литых розеток. С трех сторон в игольницу воткнуты швейные
иглы. Подобные предметы жертвовали поселковым или домашним
духам-покровителям, когда в семье рождалась девочка. Именно так
дух-покровитель оповещался о рождении нового человека. Полу
чая подарок, он должен был взять под свою защиту жизнь нового
члена семьи. Одновременно игольница являлась как бы первой
жертвой, принесенной самой новорожденной духу-покровителю
[Гемуев, Сагалаев, 1986, с. 41]. Подобное изделие из сукна синего и
красного цвета с иглами и привязанным к углу наперстком было
обнаружено нами в составе культовой атрибутики в одном из до
мов у хантов селения Тутлейм на р. Вогулке (1997 г.).
Игольница с чердака К. Пакина не только выполнена с боль
шим тщанием, но и необычно украшена. К одному из углов приши
та бронзовая заколка в форме конской головы (рис. 82, б). В ее
нижней части имеется отверстие, сквозь которое продернута суро
вая нитка. На нее нанизаны стеклянные бусы вперемежку с мед
ными пуговицами.
Кроме уже описанных вещей в сундуке лежал налобник (рис. 83),
выполненный из тонкой латунной пластины с использованием штам
па и гравировки. На его лицевой стороне изображен охотник с на
тянутым луком в руках; справа и слева от него - фигуры животных,
между ними - деревья и кусты. Нижний край пластины обрамлен
десятью полукруглыми фестонами. По краям пластины пробиты
отверстия, сквозь которые продернут кусок тонкого шпагата для
закрепления пластины на голове.
140
Рис. 82. Игольница - подарок духу-покровителю (а)
и бронзовая заколка в форме конской головы (б).
Рис. 83. Налобная пластина.
141
Содержимое сундука включало круглую табакерку (в ней было
немного табака) и медную ложку. Заметим, что атрибуты из меди
достаточно характерны для культовых комплексов манси.
Слева от окна висел кожаный мешок, содержавший обычные
подарки Мир-сусне-хуму - металлические блюдца. Одно из них
серебряное, с изображением скачущего оленя; на лицевой сторо
не выбито клеймо мастера - “ПБ” (рис. 84). Подобные клейма ра
нее встречались на двух блюдцах и пластине; одно из блюдец по
клейму пробирного мастера датируется 1822 г., а выбитый на нем
герб Тобольска говорит о месте изготовления [Гемуев, Сагалаев,
1986, с. 81, 159; Гемуев, 1990, с. 120]. Скорее всего, блюдце из дома
К. Пакина также было выполнено в Тобольске в начале XIX в. Вто
рое блюдце медное, фабричной ра
боты с клеймами владельца пред
приятия “З.К.” и двумя выбитыми
медалями. На одной изображена го
лова мужчины, на другой - фигура
женщины, сидящей на троне. Тре
тье блюдце железное, луженое, на
обороте двойной линией процара
пано изображение четырехконечно
го креста свастического типа.
В этом же мешке находился
“богатырский” шлем с четырьмя фи
гурами всадников, выполненный
из сукна красного и зеленого цве
рое. 84. Серебряное блюдце с
та и отороченный беличьим мехом
фигурой оленя.
(СМ50; рис. 85). Он изготовлен в
1930-х гг. Его высота 58 см. К ниж
нему краю шлема, украшенному
орнаментом, пришиты семь ма
леньких колокольчиков. Верх шле
ма выполнен из сукна красного
цвета, на него нашито изображение
медведя из зеленого сукна; рядом
с ним под маленьким кусочком
сукна зашита монета достоинством
1 коп. выпуска 1925 г. Голова всад
ника обозначена ромбом, одной ру
кой он держит поводья коня, во
второй угадывается птица.
Три другие шапки (обычных
Рис. 85. “Богатырский”
размеров) либо предназначались для
шлем (СМ50).
142
медвежьего праздника, либо были преподнесены Мир-сусне-хуму.
Скроены они по-разному; единственным общим элементом является
меховая опушка. Одна из шапок (рис. 86, а) трапециевидной формы,
скроена из красного сукна со
вставками из сукна черного цве
та. Вторая шапка (рис. 86, б) по
крою близка первой, однако чере
дующиеся малиновые и черные по
лосы практически одинаковы по
размеру. Последняя шапка инте
ресна тем, что составляющие ее
четыре клина выполнены из сукна
четырех цветов: красного, зелено
го, синего и желтого (рис. 86, в).
Нижняя часть тульи скроена из зе
леного сукна, орнамент красного
цвета.
Вместе с культовыми атри
бутами в мешке находились стоп
ка и фарфоровая чашечка. В них
наливалось спиртное, когда хозя
ин “угощал” своих духов-покрови
телей.
Слева от кожаного мешка сто
ял сундук с арсинами, среди ко
торых находилось жертвенное по
крывало с четырьмя фигурами
всадников, сшитое из сукна крас
ного и синего цвета.
*
*
*
В самой избе наше внимание
привлекли лежавшие одна на дру
гой две медвежьи шкуры, хранив
шиеся на пупыг-норме у задней
стены. Каждая из них была сло
жена вдвое и размещена так, что
впереди оказывалась морда и
лапы зверя (рис. 87, а). Нижняя
часть шкуры была привязана ко
жаным ремнем к специальному
каркасу (рис. 87, б) с прикреплен-
Рис. 86. Шапки - подарки
Мир-сусне-хуму.
143
ным к нему медным кольцом. Каркас (апа “колыбель”) у имды сде
лан из черемуховых ветвей (лям-ив); лыко, служащее для обвязки,
также черемуховое. Апа обычно делал мужчина, убивший медведя.
Шею верхней шкуры украшали бусы. Сверху на имде лежало
более десятка больших платков, а сбоку стоял мешок с арсинами.
Платки - потому, что бабы они (самки. - Авт.). Если бы мужики
были - тор бы не было, только арсыны.
Когда мы пришли в избу, Анна Кузьмовна зажгла чагу, налила
чарку “им”, себе и мужу. Сняв с пупыг-нормы шкуры и положив их
на стол, она попросила медведей не сердиться и чтобы мы не боле
ли. После этого все выпили. Убрав шкуры на место, женщина опять
зажгла чагу.
Медведица, чья шкура лежала внизу, была убита дедом А. К. Таратовой, другая - ее отцом. Мы считаем их как мать и дочь, - сказа
ла хозяйка. Отец А.К. Таратовой передал “заведование” ей, но это
исключительный случай. Я - как мужик, - сказала она, имея в виду
то обстоятельство, что с малых лет охотилась вместе с мужчинами
(сыновей у отца не было) и была очень удачливой охотницей.
Когда заболеют, просят у имды здоровья и обещают арсын.
Когда выздоравливают, кладут арсын. По словам племянника
A. К. Таратовой, В. Остерова, дважды в год (как старики ска
жут), зимой и в начале июня, когда нет комаров, для имды уст
раивают “угощение”. Варят мясо и рыбу, но пищу медвежьим
шкурам не дают, ограничиваясь только рюмкой водки. Еще одну
рюмку ставят возле печки (огню) и на подоконник (солнцу). При
сутствующие на церемонии женщины берут рюмку, стоящую у
(>гня. Сам информатор брал рюмку от окна или с полки, где хра
нились шкуры.
В. Новицким описано празднество в Руссуйских юртах на
Северной Сосьве, проводимое в честь имды [1925, с. 17 - 18].
Интересно, что в качестве имды могли быть использованы не
только шкуры зверей, убитых самим охотником: по сообщению
B. Н. Чернецова, медвежья шкура была куплена у вогула В. Ярки
на неким хантом с Полуя: “Тот сказал, что хочет играть медведя и
сделать из него имда”. Выезжая на неводьбу на длительный срок,
брали с собой не только фигуры духов-покровителей, шаманский
бубен, но и имду [Источники..., 1987, с. 38, 240].
*
*
*
Таким образом, культовая атрибутика К. Пакина, включала две
каменные фигуры духов-покровителей, семь четырехпольных жер
твенных покрывал, ялпын-улама с фигурой коня, три “богатыре145
ких” шлема, налобную пластину, три блюдца и две имды. Часть ве
щей (в т.ч. несколько жертвенных покрывал) перешла к хозяину от
его родителей, но сохранилась лишь в ветхом состоянии.
*
*
*
Завершая рассказ о Верхне-Нильдино, необходимо упомянуть
еще об одном доме, в котором проживала одинокая пожилая жен
щина. В 1997 г. она была уже тяжело больна, и к ней приехала дочь,
Д.А. Вынгелева, 1942 г.р. Нас заинтересовал оструганный столб вы
сотой около 180 см, недавно вкопанный у задней стены жилища.
Дарья Александровна подтвердила, что 10 июня зарезали бычка по
мансийскому обычаю - возле дома, с молебном о здоровье. Жерт
воприношение организовала Н. Анемгурова из Хулимсунта (вла
делица бычка). Она привезла два платка, одним накрыли бычка, дру
гим повязали ему голову. Зажгли чагу и семенники бобра, окурили
ими под брюхом бычка, совершая рукой круговые движения “по
солнцу”. Затем зять Д.А. Вынгелевой (русский) оглушил животное
колуном по голове и зарезал. К задней стене дома прибита полка, на
которую ставят пищу и водку богам во время жертвоприношения,
а также на новолуние.
По словам Д.А. Вынгелевой, так, с молебном, скот режут часто,
особенно по осени. Все равно скотину забивать, так заодно и жерт
ву принести. Сама Дарья Александровна собиралась осенью забить
еще одного бычка, но без посвящения его духу-покровителю, так как к
этому времени ожидается смерть матери, а, по обычаю, в течении
года после смерти родственников жертвы приносить нельзя.
Нижне-Нильдино
Юрты располагались на левом берегу Северной Сосьвы ниже
Верхне-Нильдино, на половине пути к селению Кимкъясуи. В 1985 г.
при осмотре последнего, уже разрушившегося дома, в правом углу
комнаты на пупыг-норме мы нашли медное блюдце диаметром 10,7 см,
в центре которого было выгравировано изображение скачущего
оленя, а вокруг него - фигуры охотника с луком и двух зверьков.
По краям блюдца пробиты два отверстия (рис. 88).
Наш информатор В.В. Вадичупов рассказал, что недалеко от быв
шего селения на расстоянии около шести километров от берега, в лесу
находится “место” Вынгелевых, он случайно вышел на него во время
охоты. На поляне он увидел ура, установленный на одной опоре. По
зади него, опираясь на горизонтально укрепленную жердь, стояли
146
семь деревянных фигур менквову
их головы были обмотаны белой
тканью*. К одному из деревьев
были прислонены оструганные
палки длиной около 70 см. Они
предназначались для игры “ЩорпахтьГ (щор “навоз”, пахты “ки
дать”), в которую играли в дерев
нях, а также и здесь, так как
место не считалось святым. На
пенек ставили чурку и по оче
реди пытались сбить ее, бросая
палки. Проигравшего укладыва
Рис. 88. Блюдце из
ли лицом вниз на лежащие на
Нижне-Нильдино.
земле в ряд палки, брали его за
ноги и “катали” таким образом взад-вперед. По этому поводу вспо
минаются слова Н.Л. Гондатти, сказанные им о преимуществах тра
диционных верований у манси перед православием: “...при всех язы
ческих обрядах они наедятся, напьются, напляшутся и напоются;
одним словом, эти обряды являются для них не только средством
общения с богами, но и местом развлечения и наслаждения, чем,
конечно, никогда не может быть христианство” [1888, с. 50].
Кимкъясуи
Селение Кимкъясуи (“устье р. Кимк-я”) находится на правом
берегу Северной Сосьвы ниже Верхне-Нильдино на 25 км. Счита
ется, что оно было основано русскими в начале XX в. По данным
Приполярной переписи 1926 г., в с. Тимко-суй (Кимкъя-суй) про
живало 12 чел. (русские и зыряне), в 1937 г. - 47 чел. (из них манси 12 чел.). В эти годы здесь был создан колхоз, население было сме
шанным и состояло из русских, коми-зырян и манси. В 1952 г.
в Кимкъясуях проживало 149 чел. (манси - 88 чел.), в 1976 г. - 157 чел.
(манси -114 чел.), в 1981 г. -130 чел. (манси -104 чел.), в 1990 г. -141 чел.
(манси - 110 чел.) [Северная Сосьва, 1992, с. 4 - 9]. Как видно из
статистических данных, в послевоенный период численность про
живающих и доля мансийского населения оставались в поселке ста
бильными. Сегодня среди мансийских фамилий здесь преобладают
Вадичуповы, Вынгелевы, Гындыбины и Монины.
* Подобное сооружение, увиденное на Сосьве, А. Канннсто назвал “стропилом лесных
Духов” [1958, S. 208].
147
Домашние фетиши Гындыбиных
Дом расположен в верхнем краю селения на высоком берегу,
частично обрушившемся в сторону реки. Несколько лет назад хо
зяин дома повесился, вдова уехала в другое селение.
Вся культовая атрибутика, за исключением двух русских икон,
была унесена на чердак, куда можно попасть по приставной лест
нице из сеней дома. Дверца чердака заколочена. Вдоль всего чер
дачного помещения по центру проходит перекладина, на которой
висят большой холщовый мешок, мешочек с гусиным пухом, мешо
чек с арсынами и наброшена одежда. На полу лежат пять оленьих
шкур и раскидано множество рогов. У задней стены слева от двер
цы находится большой сундук, справа от него стоит еще один, по
меньше. К стене прислонена пустая рама для медвежьей шкуры.
Перед сундуками на полу лежит большой холщовый мешок.
В левой части большого сундука лежали арсыны и жертвенное
покрывало (подгнившее от сырости) с четырьмя фигурами всад
ников, выполненное из сукна красного и зеленого цвета и оторо
ченное беличьим мехом (СМ51; рис. 89). Покрывало изготовлено в
конце XIX в. Его размеры составляют 68 х 73 см. В работе исполь
зованы нити оленьих сухожилий. К углам полотнища пришиты крас
ные и зеленые суконные ленты. Все всадники “двигаются” в левую
сторону, при этом верхний ряд фигур не перевернут по отноше
нию к нижнему. Голова всадника обозначена ромбом, ноги не по
казаны, в одной руке он держит поводья коня, вторая поднята вверх.
Цвет сукна и характер изображений на данном покрывале и поясе
(СМ43) из дома В.С. Гындыбина в Верхне-Нильдино пол
ностью совпадают.
На крышке маленького
сундука лежала матерчатая
фигура духа-покровителя дли
ной около 40 см и размахом
рук 42 см. Большинство наде
тых на фигуру халатов, вклю
чая верхний, выполнены из
сукна черного цвета. На голо
ве фигуры маленькая остро
верхая черная суконная ша
почка, поверх которой надета
шапка из четырех клиньев
сукна черного и малинового
цвета с изображением ящерии
148
(рис. 90, а, б). Высота шапки 10 см, диаметр 12 см, нижний край
подшит тонкой полоской беличьей шкурки. Две ящерицы изобра
жены в традиционной манере - четыре лапы и хвост, другая пара
имеет более сложный рисунок, напоминающий одну из зооморф
ных фигур Гляденовского костища (рис. 90, в) [Гемуев, Сагалаев,
1986, с. 51, рис. 46]. К серединам швов, разделяющих клинья, при
шиты по две тонких полоски малинового и черного сукна, а к вер
хушке шапки - шестнадцать суконных кисточек.
В самом сундуке лежали арсины, мешочек с гусиным пухом
и детская игрушка, выполненная из папье-маше, которая представ
ляла собой пять раскрашенных гусей на деревянной подставке.
В конце XIX в. Н.Л. Гондатти писал о том, что “инородцы стали
приобретать у зырян и русских простые детские игрушки и при
знавать их за изображения богов в настоящем их виде или в том,
какой они иногда принимают, являясь людям, и какой у них был в
то время, когда они боролись между собой и с разными богатыря
ми и великанами” [1888, с. 16]. В данном случае фигурки гусей,
скорее всего, соотносились с птичьим обликом Мир-сусне-хума.
Здесь же находилось и жертвенное покрывало с четырьмя фигу
рами всадников, выполненное из сукна красного и черного цвета и
отороченное беличьим ме
хом (СМ52; рис. 91, а). Оно
изготовлено в первой полови
не XX в. Его размеры состав
ляют 77 х 77 см. В работе ис
пользованы нити оленьих
сухожилий. Лицевая сторона
полотнища закрыта приши
тым в нескольких местах
шелковым узорчатым плат
ком синего цвета. К углам по
крывала пришиты кусочки
шерстяного пояса, на кото
рых можно прочитать слова:
“дар”, “...тела” и др., и бубен
чик на низке желтого бисе
ра. Покрывало по перимет
ру украшено полосой из
красных и черных треуголь
ников. Голова всадника обо
значена ромбом, одной рукой
Рис. 90. Шлем духа-покровителя.
он держит поводья коня, втоа, б - фигуры ящериц на шлеме,
рая поднята вверх. Над кру- в-фигуры ящериц Гляденовского костища.
149
Рис. 91. Жертвенные покрывала.
а -С М 5 2 , 6 -С М 5 3 .
пом коня расположена фигурка в виде уголка (птица?), перед ко
нем - фигурка, обычно изображающая пушного зверька; сложный ри
сунок хвоста коня позволяет предполагать, что в данном случае круп
показан покрытым лисьей шкурой, что традиционно характерно для
изображения коня Мир-сусне-хума. По информации С.И. Руденко,
“во время недельного религиозного праздника (в ноябре) “мастер” сын бога неба (Торума) - является на празднество верхом на лошади,
причем голова ее бывает повязана красным сукном с золотым позу
ментом, туловище - белой пешкой, а круп - лисьей шкурой с хвостом”
[Прыткова, 19496, с. 378]. Описанное покрывало можно считать двой
ником ялпын-улама П.С. Таратова в Верхне-Нильдино (СМ36).
В большом холщовом мешке, лежавшем на полу, находились
шкуры лис, соболей, множество арсынов и модели луков (2 шт.)
длиной около 20 см. Здесь же было обнаружено жертвенное по
крывало с четырьмя фигурами всадников, выполненное из сукна
красного и черного цвета и отороченное беличьим мехом (СМ53;
рис. 91, б). Оно изготовлено в 1930-х гг. Размеры изделия 58 х 73 см.
В работе использованы нити оленьих сухожилий. Лицевая сторона
полотнища закрыта подшитым в нескольких местах красным хлоп
чатобумажным платком. К углам ялпын-улама пришиты синие, чер
ные и красные ленты, маленькие медные колокольчики, куски тка
ни с лицевого покрытия; в углу одного из них была завернута монета
достоинством в 10 коп. выпуска 1929 г. Часть полос, оформляю
щих основные квадраты сукна, выполнена из синей ткани. Голова
всадника обозначена ромбом, его руки подняты вверх, ноги не по
казаны. Под животом коня вшита фигурка прямоугольной формы.
В большом мешке, привязанном к перекладине, хранилось
множество арсынов, лисьих и собольих шкур. Среди вложений вы
150
делялся ситцевый мешок, внутри которого лежали арсины и халаты
для медвежьего праздника, а также сверток из платков с “богатырс
ким” шлемом. Отдельный комплект атрибутики составляли жерт
венное покрывало и узел из нескольких платков, внутри которого
была обнаружена островерхая шапка.
Шлем с семью фигурами всадников выполнен из сукна крас
ного и черного цвета и оторочен мехом белки (СМ54; рис. 92). Он
изготовлен в 1930-х гг. Его высота составляет 60 см. В работе ис
пользованы нити оленьих сухожилий.
К нижнему краю шлема на красных
лентах пришиты два больших бубен
ца. Квадраты с фигурами всадников
разделены между собой полосками
сукна с изображениями гусей и сол
нца. К верхушке шлема пришиты че
тыре красных и три черных суконных
кисточки, четыре маленьких медных
колокольчика и колокольчик, отлитый
на заводе П.Г. Чернигина. Внутри шле
ма с правой стороны пришит карман
квадратной формы из черного сукна с
красной фигурой всадника, сложенный
вдвое. Внутри него находились моне
ты достоинством 20 коп. выпуска 1924,
1925, 1928, 1934 гг. и 10 коп. выпуска
1922 и 1929 гг. Голова всадника обо
значена ромбом, одной рукой он дер
Рис. 92. “Богатырский
жит поводья коня, вторая, согнутая
шлем” (СМ54).
в локте, понята вверх; ноги не пока
заны. По форме, наличию внутреннего кармана и изображению
всадника данный шлем является близким подобием шлема из дома
В.С. Гындыбина в Верхне-Нильдино (СМ45).
Жертвенное покрывало (СМ55; рис. 93, а) с семью фигурами
всадников выполнено из сукна красного и черного цвета и оторо
чено мехом красной лисицы. Изготовлено в середине XX в. Его
размеры 93 (110) х 80 см. Полотнище имеет подклад из розовой
хлопчатобумажной ткани. В работе использованы нити оленьих
сухожилий. К углам пришито по два розовых шерстяных шнурка,
к которым привязаны белые и красные платки (в одном из них нахо
дится островерхая суконная шапка красно-сиреневого цвета), а так
же пестрый платок с завернутым в него маленьким медным коло
кольчиком. В углах платков завязаны монеты достоинством в 5, 10,
15, 20 коп. выпуска 1905, 1924, 1933, 1935, 1941 и 1946 гг. К середине
151
Рис. 93. Жертвенное покрывало (СМ55) (а) и шапка духа-покровителя (б).
правой стороны также пришиты два розовых шнурка. Шесть фи
гур всадников расположены в два ряда, седьмая фигура на отдель
ном квадрате вынесена за пределы основного полотнища. Голова
всадника обозначена ромбом, руки подняты вверх, ноги располо
жены на тулове коня.
Островерхая шапка сшита из четырех клиньев сукна красно
го и черного цвета, нижний край оторочен лисьим мехом, к нему
подшиты семь медных бубенчиков на низках белого и черного
бисера; в верхней части шапки пришиты семь монет достоинством
в 15 коп. выпуска 1924 - 1926 гг. Высота головного убора 23 см,
диаметр нижней части 18 см. В суконные клинья вшиты четыре
птицевидные фигуры (рис. 93, б). Подобный рисунок (изображе
ние тетери), со спинки детской люльки опубликован В.Н. Чернецовым [1959, с. 135].
Подобный комплект из семипольного покрывала и островер
хой шапки с птицевидными фигурами был встречен нами в 1997 г.
у хантов селения Тутлейм на р. Вогулке (15 экз.). В обоих случаях
совпадает форма покрывал и шапок, изображения всадников, “птиц'
и т.п.; скорее всего, кимкъясуйский комплект имеет тутлеймское
происхождение.
Таким образом, культовая атрибутика в доме Гындыбиных
включает достаточно традиционные элементы: предметы почитания
Мир-сусне-хума (жертвенные покрывала, ’’богатырский” шлем, ме
шочки с гусиным пухом, детскую игрушку “Гуси”), приношения
духу-покровителю по случаю рождения ребенка (модели луков)'
вещи для медвежьего праздника (рама для шкуры, халаты) и фигу
ру духа-покровителя. Одежда и нижний головной убор пупыга вы
полнены из сукна черного цвета; верхняя шапка украшена изобра
152
жениями ящериц, которые, согласно общесибирской традиции, были
связаны с нижним миром. Представляется, что в данном случае
мы имеем дело с фигурой Кулъ-отыра, владыкой Нижнего мира;
хранение его изображения в составе домашних пенатов было ранее
встречено в Хурумпауле [Гемуев, 1990, с. 68].
Домашние фетиши А.Н. Вадичупова
Дом расположен в нижней части селения на берегу р. Кимк-я.
Несколько лет назад жена хозяина дома ушла из жизни, после чего
А.Н. Вадичупов построил неподалеку новый дом, где проживает
сегодня с сыном. Мебель из старого дома увезена, рамы в окнах
отсутствуют, дверь заколочена. Культовая атрибутика, принадле
жавшая отцу и деду А.Н. Вадичупова, осталась на чердаке.
В передней части чердачного помещения справа, сразу за двер
цей лежали старые бытовые вещи в трех больших орнаментированных
сумках из оленьей кожи. Выделялись два орнаментированных олень
их пояса с холщовыми подкладами: первый, размерами 110 х 24 см,
изготовлен из сукнакрасного и черного цвета, один из горизонталь
ных кантов выполнен из желтого сукна (рис. 94); второй пояс прибли
зительно тех же размеров выполнен из красного и зеленого сукна.
Слева от входной дверцы был прибит шейный кожаный орна
ментированный пояс, украшенный большим медным колокольчи
ком с надписью “Мастеръ лилъ в городе Валдае. Кого люблю. T.I.”;
пояс остался от жертвоприношения оленя.
У задней стены чердачного помещения находились (слева на
право): жестяная тарелка с чагой, оленьи рога; сундучок с арсыhclmu, на нем - большой медный чайник; еще один сундук, на крыш
ке которого стоял большой холщовый мешок. За сундуками лежали
три кулька с гусиным пухом, берестяной туес с крышкой и вто
рой холщовый мешок с завязкой в верхней части. Мешки были
наполнены халатами для медвежьего праздника и тор - платками
с пришитой по краям бахромой, предназначенными в подарок
Калтащ-экве.
Р и с . 9 4 . Олений пояс.
153
Чайник был плотно набит арсынами, здесь же находилось жер
твенное покрывало (СМ56; рис. 95) с четырьмя фигурами всадни
ков, выполненное из сукна красного и черного цвета и оторочен
ное мехом белки. Оно изготовлено в конце XIX в. Его размеры
составляют 67 х 67 см. В работе использованы нити оленьих сухо
жилий. Лицевая сторона покрывала закрыта пришитым к ней в не
скольких местах голубым ситцевым платком. К углам полотнища
пришиты красные шерстяные шнуры, ленты красного и темно-си
него сукна, медные колокольчики, кольцо на цепочке. Верхняя часть
туловища всадника имеет заостренную форму, голова и ноги не
показаны; одной рукой всадник держит поводья коня.
В сундуке хранились арсыиы и две фигуры духов-покровите
лей длиной около 35 см каждая, в черных халатах. На дне сундука
лежала берестяная фигурка оленя.
На иолу между двумя
сундуками была обнаружена
овальная серебряная пластина
размерами 9 х 10,5 см (рис. 96).
Она изготовлена в Тобольске в
1784 г.; на лицевой стороне по
ставлены клейма пробирного
мастера и автора изделия.
Штамп “1784 ЛВ” принадлежал
пробирному мастеру Льву
Власову, работавшему в То
больске во второй половине
XVIII в., клеймо “1*Ш” - неиз
вестному мастеру, одна из ра
бот которого находится в Эр
митаже [Постникова-Лосева и
др., 1983, с. 253]. На пластине
изображена сцена охоты: чело
век, натягивающий лук, целит
ся в пушного зверька, который
прячется в кроне дерева. На бе
регу озера стоит журавль, по
воде плывет утка. Край плас
тины выполнен в виде широ
кой полосы, ограниченной дву
мя выступающими бортиками
и украшенной волнистым зиг
загом, рельефными перлами
Рис. 96. Овальная жертвенная
круглой и овальной формы.
пластина. 1784 г.
154
В берестяном туесе были обнаружены арсыны, жертвенное
покрывало и “богатырский” шлем.
Покрывало (СМ57; рис. 97) с четырьмя фигурами всадников
выполнено из сукна красного и черного цвета и оторочено бели
чьим мехом. Оно изготовлено в 1930-х гг. Его размеры составля
ют 86 х 92 см. Лицевая часть закрыта пришитым по периметру
белым хлопчатобумажным платком с надписью по краю “Красно
пресненский трест в Москве”. Углы полотнища украшены красны
ми и черными суконными лентами, латунной бляхой с фигурой
лучника в круге, медными колокольчиками, один из которых изго
товлен на “заводе наследников Ф.М. Трошина”. На лицевой стороне
в двух местах под красным и черным квадратиками сукна зашиты
монеты достоинством в 10 коп. выпуска 1925 и 1929 гг. Фигуры
всадников необычно крупные. Наличие на покрывале ярких крас
ных и черных прямоугольников, кругов, геометрических фигур на
поминает художественный стиль ряда авангардистских течений,
популярных в России в 1920 1930-е гг., хотя это сходство, ско
рее всего, является случайным.
Голова всадника обозначена
ромбом, руки подняты вверх.
Тулова двух коней выполнены с
прямоугольными вставками, у
остальных вшиты вставки в виде
двух кругов. Перед конем на
поле помещена фигура, состав
ленная из двух треугольников.
“Бо1атырский” шлем (СМ58;
рис. 98) с семью фигурами всад
ников выполнен из сукна мали
нового и голубого цвета и оторо
Рис. 97. Жертвенное
чен мехом белки. Изготовлен в
покрывало (СМ57).
середине XX в. Его высота со
ставляет 48 см. К нижнему краю
шлема пришиты один маленький
и три больших медных колоколь
чика, изготовленные на заводах
П.Г. Чернигина, Е. Клюйкова и
А. Трошина; к тыльной стороне
в верхней части - еще три ма
леньких колокольчика. Нижняя
часть шлема выполнена из пяти
суконных квадратов. Передний Р и с . 9 8 . “Богатырский ш лем” (С М 58).
155
квадрат, защищающий шею, сшит из малинового сукна, без рисунка.
На остальных квадратах фигуры всадников. Верхняя часть сшита
из трех вертикально расположенных суконных прямоугольников с
фигурами всадников, и одного, расположенного горизонтально (го
лубого цвета). На него нашита антропоморфная фигура в круге.
Похожие фигуры в круге ранее встречались на семипольных жер
твенных покрывалах в селении Хурумпауль на р. Ляпин [Гемуев,
1990, с. 36, 64]. Голова всадника обозначена ромбом, одной рукой
он держит поводья коня, вторая рука поднята вверх.
Один из холщовых мешков был наполнен арсыпами и лисьи
ми шкурами, во втором мешке, кроме перечисленного, были обна
ружены миниатюрные сапожки, четыре жертвенных покрывала и
два шлема.
Сапоги сшиты из кожи коричневого цвета, длина подошвы со
ставляет 17 см, высота голенища 24 см. Каблук и подошва прибиты
медными гвоздями. Подобные сапоги традиционно предназначались
в подарок Мир-сусне-хуму [Гемуев, Сагалаев, 1986, с. 74; Гемуев,
1990, с. 42]. В сказании, опубликованном А. Каннисто, повествуется
о том, как один вогул послал в Троицкие юрты в жертву Мир-суснехуму старые голенища своих сапог [1958, S. 262].
Первое покрывало (СМ59; рис. 99) с четырьмя фигурами всад
ников выполнено из сукна красного и черного цвета. Изготовле
но в первой половине XX в. Его размеры составляют 52 х 76 см.
В работе использованы нити оленьих сухожилий. К углам полотни
ща пришиты красные и черные суконные ленты. Голова всадника
обозначена ромбом, одной рукой он держит поводья коня, вторая
поднята вверх. Фигура коня показана только с двумя ногами. Над
крупом коня вшита фигурка птицы.
Второе покрывало (СМ60;
рис. 100) с четырьмя фигура
ми всадников выполнено из
сукна красного и черного
цвета. Изготовлено в конце
XIX в. Его размеры состав
ляют 74 х 85 см. В работе ис
пользованы нити оленьих су
хожилий. К углам полотнища
пришиты широкие и узкие
шерстяные красные ленты,
низка синего и белого бисера.
Голова всадника обозначена
ромбом,
одной рукой он дер
Рис. 99. Жертвенное
жит поводья коня, вторая подпокрывало (СМ59).
156
нята вверх. Фигура коня показана
только с двумя ногами. На каждом
поле вокруг всадника изображены
пять фигур птиц и пушных зверьков.
Третье покрывало (СМ61; рис. 101)
с четырьмя фигурами всадников вы
полнено из сукна красного и черно
го цвета и оторочено беличьим ме
хом. Оно изготовлено в начале XX в.
Его размеры составляют 67 х 71 см.
В работе использованы нити олень
Рис. 100. Жертвенное
покрывало (СМ60).
их сухожилий. Лицевая сторона по
крывала закрыта пришитым по пери
метру розовым шелковым платком.
К углам полотнища крепятся малень
кие медные колокольчики на крас
ных шерстяных шнурках. Голова
всадника обозначена ромбом, одной
рукой он держит поводья коня, вто
рая рука, согнутая в локтевом сус
таве, поднята вверх; ноги показаны
на тулове коня. Между лицевым по
крытием и основным полотнищем
была положена берестяная фигурка
петуха.
Рис. 101. Жертвенное
Четвертое покрывало (СМ62;
покрывало (СМ61).
рис. 102) с семью фигурами всад
ников выполнено из
сукна черного и зеле
ного цвета и отороче
но мехом белки. Оно
изготовлено в середи
не XX в. Его размеры
составляют 74 х 80 см.
Подкладом служит
кусок хлопчатобу
мажной ткани крас
ного цвета. К углам
пришиты ленты из
черного и зеленого
сукна, куски из той
же ткани, что и под
клад, в углах послеР и с . 1 0 2 . Ж ертвенное покрывало (С М 62).
157
дних завязаны монеты достоинством в 10 и 20 коп. выпуска 1936,
1943 и 1948 гг. Такие же ленты и два маленьких медных колокольчи
ка на низках синего и белого бисера составляли т.н. “хвост”, находя
щийся в середине правой стороны. Покрывало состоит из девяти
суконных квадратов. Всадники расположены в три ряда в последо
вательности 3-1-3. Один квадрат без изображения, а на крайнем сле
ва квадрате во втором ряду имеется антропоморфная фигура в кру
ге. Остроголовый всадник показан с поднятыми вверх руками, одной
из них он держит поводья коня, во второй угадывается птица. Дан
ное покрывало и семипольный шлем (СМ58), хранившиеся на чер
даке, а также четырехпольное покрывало из дома П.С. Таратова
(СМ37) изготовлены одним автором: на это указывают одинаковые
изображения всадников и антропоморфной фигуры в круге. По фор
ме и схеме расположения основных фигур покрывало напоминает
подобные образцы из селения Хурумпауль [Гемуев, 1990, с. 36, 64].
“Богатырский” шлем (СМ63; рис. 103) с четырьмя фигурами
всадников выполнен из сукна красного и черного цвета и оторочен
мехом белки. Он изготовлен в первой половине XX в. Его высота
составляет 37 см. К углам верхней части шлема на черных шнурках
пришиты четыре маленьких медных колокольчика; верхушка укра
шена султаном из красных и черных суконных лоскутков. Тулья
орнаментирована, к ее нижнему краю пришиты три колокольчика.
Голова всадника обозначена ромбом, одной рукой он держит пово
дья коня, второй - плеть.
Еще один шлем, конусооб
разной формы, с четырьмя фи
гурами оленей выполнен из
сукна черного и зеленого цвета
и оторочен беличьим мехом
(рис. 104). Его высота состав
ляет 26 см, диаметр нижней ча
сти 32 см. Шлем состоит из
шести клиньев: черный и зеле
ный без фигур и четыре клина
с вшитыми фигурами оленей
Нижний край выполнен из по
лосы шириной 6 см, одна ес
половина из зеленого, другая из
черного сукна. Одна пара о л е
ньих фигур изображена с вы
сокими рогами и поднятым
вверх хвостом, другая без ро
Рис. 103. “Богатырский”
гов, с хвостами, опущенными
шлем (СМ63).
158
вниз. Туловища всех фигур с
вшитыми вставками. Ранее шле
мы с фигурами оленей у манси
не встречались.
Завершая описание культо
вой атрибутики, перешедшей к
А.Н. Вадичупову от его отца и
деда, следует отметить, что хро
нологически она делится на две
части: одна относится к рубежу рцс. 704. Шапка с фигурами оленей.
XIX - XX вв., а вторая датиру
ется серединой XX в. Таким образом, на чердаке хранятся “святые”
вещи сразу двух поколений. Их состав не выходит за рамки тради
ций: две фигуры духов-покровителей, комплекс предметов почита
ния Мир-сусне-хума (пять четырехпольных и семипольное жерт
венные покрывала, два “богатырских” шлема, мешочки с гусиным
пухом, ритуальные сапожки), атрибутика медвежьего праздника
(халаты и шлем с фигурами оленей). Уникальной является серебря
ная пластина, изготовленная в Тобольске в 1784 г.
*
*
В селении Кимкъясуи мы останавливались у А.И. Монина
(1937 г.р.), одного из наиболее авторитетных жителей селения, гла
вы местной общины. По его словам, манси держат в доме только
последнее по времени изготовления покрывало, которое и кладут
на спину коня или оленя; предыдущие относят на чердак. Я свои
ялпыиы не видел, они завязаны в узлы, так узелок сверху на спину
животного и кладем. Лет шесть-семь назад сестра жены (живет в
Кимкъясуях. - Авт.) сказала мне, что мы нуждаемся в ялпыне. Это
она видела во сне. Сказала, что мне нужно купить сукно красного
и зеленого цвета, а также колокольчики. Сделала покрывало и оно
с тех пор в узелке лежит в новом доме на пупыг-норме. На вышке
старого дома у меня есть покрывала моих родителей, тоже в узел
ках. Когда теленка собираемся забивать, то сначала на него кла
дем халат, а на шею набрасываем шаль или большой платок, сло
женный треугольником. Кулек с ялпыном могут класть на спину,
но чаще держим перед мордой - корова ведь дергается, со спины
кулек упасть может. Зажигаем чагу.
А.И. Монин женат на родной сестре В.Н. Вадичупова, родите
ли которого жили в последние годы и умерли в доме зятя. После их
смерти остались фигуры духов-покровителей и сундуки с прикла
дами. Я тогда говорю Василию - забирай иху не мои это пупыги.
159
Он сначала отказывался, но потом забрал. Сейчас они у него в
сумьяхе во дворе хранятся. Моя жена (сестра Василия) иногда туда
ходит, дверь в сумьях откроет, зажжет чагу и рюмку поставит.
К задней стене дома В.Н. Вадичупова прибита полка, куда ставят
“угощение” для духов во время жертвоприношения животного. Ему
на спину кладут красно-синее покрывало, которое затем некоторое
время висит на гвозде рядом с полкой.
*
*
*
Хотелось бы упомянуть об одном разговоре с В.В. Вадичуповым, касающемся ялпын-улама. Когда мы рассматривали фигуры
всадников на одном из покрывал, то он сказал (с некоторым сомне
нием) буквально следующее: Вроде бы я видел, что шили халат с
подобными рисунками. Кажется, на обшлагах рукавов было по всад
нику, и на спине у халата тоже был всадник. Этот халат накиды
вали на теленка. Это было лет семь назад в Кимкъясуях, это я
случайно увидел, когда его делали, нам-то нельзя на это смотреть.
В литературе сведения о жертвенных халатах с рисунками всадни
ков неизвестны, но традиция изготовления халатов в подарок духупокровителю зафиксирована многократно. Возможно, не только
шлем, пояс и “седло” (покрывало прямоугольной формы) украша
лись фигурами всадников, но и халат, который достаточно орга
нично входит в комплект “богатырского” одеяния.
ГЛАВАМ
СВЯТИЛИЩ А МАНСИ: ТИПОЛОГИЯ,
ЭВОЛЮ ЦИЯ, ПЕРСОНАЖ И
Возникновение культовых мест и их типы
Известно, что бассейн верхнего течения Северной Сосьвы в
XVI - XVIII вв. являлся местом активных миграционных процес
сов: манси, вытесняемые с западных склонов Урала русскими, че
рез верховья Лозьвы вышли на Северную Сосьву, заставив уйти
далее на восток ранее живших здесь хантов. Передвижения манси
внутри данного региона сопровождались образованием собствен
ных поселков и, соответственно, местных святилищ различных ран
гов. Нередко новый дух-покровитель оказывался “сыном” покрови
теля пауля, из которого часть жителей отселилась и основала новый
поселок. Осваивая территорию, манси населяли ее и образами из
вестных им богов и духов.
В бассейне Северной Сосьвы зафиксированы святилища сле
дующих типов: культовое место территориальной группы, место
предка-покровителя селения, памятное место, женское место и до
машнее святилище. Все упомянутые категории святилищ были от
мечены в бассейне крупнейшего притока Северной Сосьвы - Ляпи
на [Гемуев, Сагалаев, 1986, с. 120 - 130]. Памятные места и женские
святилища в верховьях Северной Сосьвы на протяжении текущего
столетия исследователями не встречены.
К святилищам территориальной группы можно отнести куль
товое место Нер-ойки и Чохрыпъ-ойки на оз. Турват (почиталось
манси, проживавшими у восточных склонов Урала - в верховьях
Лозьвы, Пелыма и Сосьвы); святилище Чохрынь-ойки в Усть-Тапсуе (манси верхнего и среднего течения Северной Сосьвы, бассей
на р. Тапсуй); культовое место Ялпынг-Аки (манси селений, распо
ложенных в бассейне р. Тапсуй); святилища Лус-хал-эквы и
Воял-ойки (манси селений Усть-Тапсуй, Хангласам, Хулимсунт,
Менкв-я, Сарадейских юрт, Ворья-пауля, Ломбовожа). Таким об
разом, к духам-покровителям, почитаемым территориальными груп
пами манси, относятся дети Нуми-Торума (Нер-ойка и Лус-халэква, она же Пурыхпан-эква или Хангласам-най-эква), главный
мансийский “лекарь” Чохрынъ-ойка, Медведь {Ялпынг-Аки) и Воял161
ойка, под которым по ряду косвенных свидетельств понимается
Мир-сусне-хум.
Следует отметить, что у ляпинских манси из числа святилищ
территориальных групп могут быть выделены два типа. Первый
из них - межфратриальное культовое место ( Торум-кан). Второй,
например, святилище бога войны Хонтп-Торума, связан с бытова
нием у манси в прошлом военно-потестарной организации, когда
каждый “князь” имел своего “идола”, служившего идеологическим
обоснованием единства населения “княжества” [Гемуев, Сагалаев,
1986, с. 126 - 130]. Что же касается верхнесосьвинских манси, то
появление у них святилищ территориальных групп трудно свя
зать с бытованием в прошлом тех или иных социальных структур.
С определенностью можно говорить лишь о том, что почитаются
здесь весьма значимые персонажи мансийского пантеона.
С традицией почитания духов-покровителей территориальных
групп манси связано периодическое проведение общественных
жертвоприношений в определенные сроки: через три, семь и две
надцать лет уральскому Чохрынь-ойке [Носилов, 1904], через два
года Чохрынь-ойке в Усть-Тапсуе, один раз в три года Воял-ойке и
т.п. Это, естественно, не исключает принесение жертвы духам-по
кровителям по иному поводу (начало охоты, болезнь, проезд в рай
оне святилища).
К местам почитания предка-покровителя селения можно отне
сти святилища JIen-mum-ойки (Самбиндаловы; Яны-пауль), Йипыхойки (Тасмановы; Халпауль), Няксимволъ-паулъ-най-эквы, Кальнехос и Тулям-ур-ойки (Номины, Н яксимволь), Торум-ойки
(Пуксиковы; Хангласам, Хулимсунт), Мис-хум-ойки (Алкадьевы;
Менкв-я-пауль), Нярс-най-эквы (Таратовы, Вадичуповы; Санки-тур),
Волья-ялпын-щапь (Таратовы, Вадичуповы; селения в бассейне
р. Волья), Полум-Торум-пыга (Вынгелевы; Верхне-Нильдино), Ялпус-ойка-пыга (Пакины, Нирус-пауль), Вор-я Най-эква - Каль-нехс
(Анемгуровы, Ворь-я-пауль), Хулюм-пауль най эквы (Пеликовы,
Хулюм-пауль). Данные святилища находились в непосредственно!i
близости от “своих” селений и могли посещаться не только предста
вителями фамилии, ведущей происхождение от предка-покровителя, но и мужчинами других фамилий, проживающих в селении, в
сопровождении хранителя места.
А. Каннисто разделял жертвенные места на яны-кан “боль
шое жертвенное место” и мань-кан “малое жертвенное место”
Мань-кан могло располагаться за каждым домом в селении, то№
как яны-кан являлось культовым местом, общим для жителей всей
деревни или нескольких рядом расположенных селений. Манькан посещали и женщины, им запрещалось находиться только ря
162
дом с жертвенным деревом; женщины могли присутствовать при
жертвоприношении и находиться у жертвенного костра. Более
строгие правила для женщин существовали при посещении яныкан: они не могли подходить к костру во время жертвенной цере
монии; на некотором удалении разводили свой огонь, на котором
варили жертвенное мясо [1958, S. 267 - 268, 400].
Поселковые и региональные святилища
Расположение и планировка
Вблизи селений находились святилища Леп-тит-ойки, Йипыхойки, Чохрынъ-ойки в Усть-Тапсуе, Мис-хум-ойки в Менкв-я-пауле, Полум-Торум-пыга в Верхне-Нильдино и место менквов у Нижне-Нильдино. Вдалеке от селений располагались культовые места
Чохрынъ-ойки и Нер-ойки на оз. Турват, Калъ-нехос и Тулям-уройки, Торум-ойки, Ялпынг-Аки, Лус-хал-эквы, Воял-ойки, Тахтп-котилъ-аки-пыга, Волъя-ялпын-щанъ.
Ряд культовых мест был привязан к природным объектам: свя
тилище Чохрынъ-ойки и Нер-ойки располагалось на берегу озера,
вблизи горы; Леп-тит-ойка и тапсуйский Чохрынъ-ойка - в устье
рек. Значительная часть святилищ была расположена в так называ
емых “святых” местах: на берегу оз. Ялпынг-тур, у горы ЯлпынгНер, на берегах Ялбыньи и одноименного притока Вольи {Чохрынъойка и Нер-ойка; Торум-ойка - в течение ряда лет; Лус-хал-эква;
Воял-ойка\ Тахтп-котпилъ-аки-пыг, Аги, Нярс-най-эква; Волъя-ялпынщанъ).
Святилища, расположенные на территории населенных пунк
тов, в XX в. не зафиксированы. Преследования со стороны рус
ского (затем советского) государства и православной церкви при
вели к повсеместному переносу культовых мест за пределы селений,
при этом святилища предков-покровителей оказались в непосред
ственной близости от населенных пунктов, что было обусловлено
необходимостью часто совершать обряды, связанные с началом
охотничьего сезона, рыбного промысла, излечением болезней и т.д.
Святилища персонажей мансийского пантеона более высокого ран
га были намеренно удалены от поселков, при этом окружающая их
территория считалась “священной”; обряды совершались с опреде
ленной периодичностью, отличались количеством приносимых
жертв, охватывали мансийское население большого региона.
При описании мансийских святилищ А. Каннисто употреблял
термины ялпын-ма - территория, принадлежащая божеству (на
163
пример, кедровый “остров” - возвышенное место среди болота), и
пурлахтын-ма - место на этой территории, где совершались жерт
воприношение и трапеза [Ibid., S. 276].
Пурлахтын-ма могло включать следующие элементы: жилище
(амбарчик, дом, навес); кострище; стол; места для сидения присут
ствующих; деревья с вырезанными на их стволах личинами или
воткнутыми ножами; жертвенные жерди; фигуры духов-покрови
телей; деревянные изваяния менквов\ игровые атрибуты; оружие;
посуду; предметы жертвоприношений. Рассмотрим данные элемен
ты подробнее.
Жилище духа-покровителя
Амбарчик традиционно выполнен из колотых кедровых плах
или досок (исключение - ура из бересты в Халпауле). В качестве
опор используются спиленные стволы деревьев; количество опор
одна (семь случаев) или две (четыре случая). Дверь приставная,
удерживаемая поперечной перекладиной или загнутым гвоздем.
Лестницей служит бревно с вырубленными выемками. Уникаль
ным для местной культовой архитектуры является семигранный
сумьях Торум-ойки; остальные амбарчики выполнены в рамках тра
диций, существующих у манси в Сосьвинско-Ляпинском Приобье.
Для постройки амбарчика обычно выбирались деревья, расту
щие выше по течению реки от культового места (исключение со
ставляли т.н. “святые” реки, когда приходилось спускаться ниже, за
пределы их устьев). Строительный материал заранее не готовили и
не сушили, использовали “свежее” дерево. В работе принимали уча
стие родственники хранителя места (семейное святилище) или муж
чины - жители селения.
Причинами замены жилища духа-покровителя являются есте
ственное разрушение с течением времени, повреждение лесными
зверями или пожаром, обычай строить новый амбарчик через оп
ределенный срок (весной через семь лет на оз. Турват; через пять
лет у JIen-mum-ойки) или появление нового хранителя (Менкв-япауль). Чаще всего новый амбарчик сооружался неподалеку от пре
жнего.
Оформление одного из концов конька крыши культовых амбарчиков в виде головы животного в изучаемом районе встречено
дважды: на святилищах JIen-mum-ойки (лошадь) и Мис-хум-ойки
(лось, по другой информации - лошадь). Напомним, что голова глу
харя венчала конек культового амбарчика на святилище Халев-ойки
у селения Анеево [Гемуев, 19906, с. 85], а голова орла - резной гре
бень крыши у Пупи эквы в Тэй-пауле на Юконде [Источники...,
164
1987, с. 166]. В конце XIX в. оленьи рога были укреплены на кры
ше амбарчика Чохрынъ-ойки [Носилов, 1904, с. 88]. Над дверцей
семигранного сумьяха Торум-ойки углем были нарисованы солн
це и месяц.
Оформление верхних концов боковых стоек культовых амбарчиков в виде голов менквов встречено на оз. Турват (место Неройки и Чохрынъ-ойки) и в устье Леплы (место JIen-mum-ойки). Ана
логичная традиция была зафиксирована у березовских хантов:
изображения еляней (духов-помощников) были вырезаны на стол
бах священного амбарчика [Иванов, 1970, с. 31]. Как мы упоминали
выше, основной функцией менквов в данном случае были охрана
жилища духа-покровителя (в том числе и в моменты, когда после
дний “покидал” амбарчик “по своим делам”) и предупреждение его
о посторонних. Такие же обязанности выполняли и сторожа, нахо
дившиеся внутри сумьяха (святилище Тахт-котилъ-аки-пыга на
Ялбынье (притоке Вольи)), а также серебряная фигура слона, охра
нявшего порог “дома” Йипых-ойки. О подобном случае сообщает
А.П. Зенько: у хантов р. Большой Юган в священном лабазе напро
тив фигуры Яун-ики, на ближнем к входу крае помоста стоял не
высокий столик, на котором располагалось изображение духа-помощника, “сторожащего дверь” [1997, с. 29].
Навес в качестве жилища духа-покровителя в исследуемом
регионе был встречен на культовом месте Чохрынъ-ойки в УстьТапсуе. Его конструкция на протяжении последних 70 лет претер
пела определенные изменения: в 1926 г. двускатный навес опирал
ся на две опоры, а в 1989 г. сооружение представляло собой скат из
двух слоев досок, располагавшийся на шести опорах. Причиной
сооружения достаточно нестандартного жилища, на наш взгляд,
является представление манси о существовании Чохрынъ-ойки в
летнее время в облике стрекозы.
Отдельная изба с обстановкой, повторяющей интерьер обыч
ного мансийского жилища, была построена для Волъя-ялпын-щанъ
(Мис-нэ-эквы) в бассейне р. Ялбынья (приток Вольи). Аналогич
ный случай бытования специального дома для духа-покровителя
(опять же в женском облике) отмечен А. Каннисто у вогулов верх
ней Лозьвы - некто Василий Туйков построил Тухтит-най “Богинепокровительнице с устья Тухты” избу рядом со своим домом.
В ней был устроен чувал. Отапливать избу приходила мать Васи
лия (обязательно в чистых одеждах), другим женщинам туда вхо
дить запрещалось [1958, S. 159].
Информация об ориентации входа амбарчика исследователя
ми первой половины XX в. не фиксировалась. Наши полевые мате
риалы говорят об отсутствии в сегодняшней практике строго за
165
данной ориентации входа амбарчика: жилища Нер-ойки/Чохрынъойкиу Торум-ойки и Полум-Торум-пыга входом направлены на юг,
Калъ-нехос/Тулям-ур-ойки и Чохрынъ-ойки в Усть-Тапсуе - на се
вер, в Менкв-я-пауле четыре амбарчика Мис-хума были ориенти
рованы на северо-запад, пятый - на юго-запад.
Отметим, что манси традиционно строят дом таким образом,
чтобы дверь была направлена на север, а противоположная входу
“святая” стена, у которой совершались жертвоприношения, на юг.
Культовый амбарчик также по традиции располагался на южной
стороне жертвенной площадке, а тропа, по которой люди шли к куль
товому месту, вела к северной оконечности площадки. В соответ
ствии с этим дверь амбарчика должна “смотреть” на север, а изоб
ражения духов находиться у противоположной двери южной
стороны. И хотя реально это условие выполнялось не всегда, счи
талось, что дверь амбарчика в любом случае направлена на север.
Дело в том, что манси придерживались символической ориента
ции объектов в пространстве, которая условно соответствовала ка
нону (подробнее см.: [Гемуев, 1990а, с. 26 - 27]).
Таким образом, конструкция культовых сооружений выдер
жана в рамках основных строительных традиций, присущих ман
си на протяжении XIX - XX вв. Культовые ура-сумъяхи выполня
лись подобно хозяйственным лабазам и во многом - надмогильным
сооружениям; изба для духа-покровителя - аналогично срубным
жилищам, а навес Чохрынъ-ойки соответствовал временным жи
лищам - одно- и двускатным берестяным шалашам, которые уста
навливались манси при выезде на рыбный промысел.
Элементы ритуальной площадки
Приспособления для ритуальных церемоний можно разде
лить на постоянные и временные; последние воздвигались для каж
дой новой церемонии. К постоянным следует отнести жерди, при
битые горизонтально между двумя деревьями (р. Няйс) или же
опирающиеся на вертикально установленные столбы (манъ-каи
Т.И. Номина). На них во время церемонии вешали жертвенные
одежду и меха, ялпын-улама, шкуры животных. Для хранения при
несенных даров сооружался помост, упоминаемый В.Н. Чернецовым в Усть-Тапсуе. К этой же категории необходимо причис
лить растущие в пределах ритуальной площадки деревья, в стволы
которых втыкали ножи Чохрынъ-ойке.
К временным приспособлениям можно отнести молодое де
ревце, которое устанавливали позади стола или рядом с навесом.
На ветки вешали новый платок. Кроме того, манси полагали, что на
166
святилище любого духа-покровителя во время церемонии присут
ствуют и божества высокого ранга - Нуми-Торум и его сыновья
(как правило, старший и младший); к ним также обращались с мо
литвами и пожеланиями. По сведениям А. Каннисто, на одном из
святилищ Северной Сосьвы за столом были поставлены три березы
(тир йив) в качестве жертвенных шестов, на которые повесили жер
твенные одежды таким образом, что они напоминали человеческие
фигуры. Одно дерево предназначалось Мир - су сне-ху му, другое
(среднее) - Нуми-Торуму, третье - Полум-Торуму [1958, S. 269].
Вогулы Северной Сосьвы считали, что на большинстве куль
товых мест стол для жертвенной пищи (ялпын тур) боги сооружа
ли для себя сами, так как они не могли сидеть за столами людей
[Ibid., S. 272]. Как уже упоминалось выше, к столам прислоняли
или ставили рядом с ними специально срубленные деревца, на ко
торые вешали жертвенные одежды, обозначая тем самым присут
ствие и божеств более высокого ранга.
Специальные лавки для сидения были встречены лишь на свя
тилище Мис-хума в Менкв-я-пауле. В остальных случаях около амбарчика или под ним хранились широкие доски, на которые уса
живались присутствующие люди. По информации А. Каннисто, во
время жертвоприношения нельзя было опираться на дерево или
сидеть на дровах, которые собирались использовать для приготов
ления пищи, в противном случае на теле человека могли появиться
струпья; дабы избежать этого, у жертвенного очага находились осо
бые бревна для сидения [Ibid., S. 226]. Подобная традиция оформ
ления культовых мест отмечена также у ляпинских и нижнесосьвинских манси [Гемуев, Сагалаев, 1986, с. 37; Гемуев, 19906, с. 83].
Набор посуды на святилищах включал котлы для варки мяса,
жестяные тарелки, рюмки, чашки для чая, ложки. Мелкая посуда
хранилась в передней части сумьяха, сразу за дверцей, или на предвходовой площадке - “крыльце”. Было принято оставлять немного
чая и табака для духов-покровителей.
Важным элементом площадки являлось кострище - место оби
тания най-отыров - духов-огня. В ряде случаев на верхних концах
кольев кострища вырезались личины “сторожей” (святилища Тахткотилъ-аки-пыга на Ялбынье (притоке Вольи) и Полум-Торум-пыга
у Верхне-Нильдино); по сведениям А. Каннисто, на Сосьве изобра
жения лиц духов-покровителей по имени “шелудивые старуха и ста
рик”, относящихся к лесным духам менквом, было принято выре
зать из двух кусков дерева у кострища рядом с ура [1958, S. 226].
Огню и “сторожам” обязательно приносили в жертву пищу.
Деревянные изваяния менквов были установлены на ряде куль
товых мест в верховьях Северной Сосьвы (Ялпынг-Аки; ручей Эква167
ойка-сос; Воял-ойка', пурлахтын-ма Вынгелевых у Нижне-Нильдино). Данная традиция связана как с самостоятельным почитанием
лесных духов, так и с тем, что их фигуры устанавливали в качестве
“сторожей” для духов-хозяев ялпын-ма. Чаще всего количество де
ревянных изображений равнялось семи (ср.: Cam мепкв в бассейне
Ляпина [Гемуев, Сагалаев, 1986, с. 82 - 83] или святилище менквов
на Сосьве [Kannisto, 1958, S. 208]. В верховьях Северной Сосьвы
отмечены три типа установки изваяний - с опорой на горизонталь
но укрепленную жердь (Нижне-Нильдино), на углы сумьяха (Ялпынг-Аки) или же стоящие одно за другим в виде клина (Воял-ойка).
На культовых местах были встречены деревья с личинами мен
квов: четыре у Леп-тит-ойки, два у Каль-нехос/Тулям-ур-ойки на
р. Няйс и одно у Мис-хума около Менкв-я-пауля. По сообщению
Н.Л. Гондатти, манси вырубали подобные изображения на расту
щих деревьях [1888, с. 16]. Менквов “угощали” наряду с основными
“хозяевами” святилищ. Если на Лепле и Няйсе менквы играли вто
ростепенную роль сторожей духов-покровителей и огня, то в Менквя громадных размеров дерево с личиной менква являлось центро
образующим элементом ритуальной площадки, вокруг которого
сооружались новые ура, а также располагались кострище, стол и
места для сиденья.
Иконография пантеона
Духи-покровители верхнесосьвинских манси “охраняли” раз
нопорядковые социальные общности: региональные группы
(духи-хозяева территорий - Нер-ойка, Чохрынъ-ойка, Ялпынг-Аки,
Лус-хал-эква, Воял-ойка), население паулей (поселковые духипокровители - Йипых-ойка, Няксимволь-пауль най эква, Хулюмпауль Най эква, Вор-я Най эква, Полум-Торум-пыг), патроними
ческие группы (мифические предки - Леп-тит-ойка, Щах ойка,
Мис-хум-ойка, Волъя-ялпын-щанъ), отдельные семьи (домашние
пупыги).
Для некоторых духов-покровителей была характерна полифун
кциональность: Нер-ойка, например, с одной стороны, покрови
тельствовал всем манси, проживавшим на восточных склонах Ураль
ских гор, с другой стороны, - оленеводству.
Вместе с тем, представители отдельной фамилии могли по
читать одновременно нескольких духов-покровителей: так ман
си Самбиндаловы “держали” крупное региональное святилище
Нер-ойки и Чохрынь-ойки на оз. Турват; Самбиндаловы, прожи
вавшие в Яны-пауле, - культовое место “родового” духа Леп-титойки, младшие братья Леп-тит-ойки находились в домашнем
168
святилище Н.П. Самбиндалова, и при этом “все Самбиндаловы”
дважды в год съезжались в Турват-пауль для принесения жертвы
Евтьшс-ойке. Столь большой набор объектов почитания отражал
как миграционные процессы на территории Восточного Урала,
так и происходившие на протяжении XVIII - XX вв. изменения
в религиозных воззрениях манси. Новые представления не вы
тесняли старые. И те, и другие продолжительное время непро
тиворечиво существовали рядом. Характерный пример - святи
лище Мис-хум-ойки около Менкв-я-пауля. Прежнее его население
почитало менквов, сменившие их люди стали поклоняться наро
ду мис, но центром культового места продолжала оставаться вы
резанная в стволе кедра личина менква. Заметим, что на культо
вых местах верхнесосьвинских манси мепквы вы полняли
наибольшее количество функций: главного духа-покровителя (Лептит-ойка, Тулям-ур-ойка), “охранителя” дороги (у Леп-тпит-ойки),
“сторожей” амбарчика (у Нер-ойки и Чохрынь-ойки на оз. Турват)
или огня (у Тулям-ур-ойки, у Полум-Торум-пыга).
Мансийский пантеон богов и духов был пронизан “родствен
ными” отношениями: семья Нуми-Торума, включающая его сыно
вей и дочерей (для данного региона - Нер-ойку, Мир-сусне-хума,
Хангласам-най-экву), внуков (Полум-Торум-пыга, Тахтп-котилъаки-пыга и Аги; дочерей Хангласам-пай-эквы)\ семья Вит-ялпынторума (куда входили Леп-тит-ойка и его сын); семьи менквов и
мис-хумов; братья Чохрынь-ойки и Йипых-ойки. Жизни людей и бо
гов были настолько тесно взаимосвязаны, что структура семейных
отношений, принятая в обско-угорском обществе, была перенесена
и на сообщество духов-покровителей.
Изображения богов и духов были представлены в следующих
вариантах: деревянные, тканные, чаще из сукна (с вложением или
без него), каменные фигуры; личины на деревьях или стойках ам
барчика; пучки стрел или одна стрела; археологические артефакты;
привозные предметы быта.
Деревянные фигуры выполнены чаще всего из кедра с помо
щью топора; мелкие детали (рот, глаза) вырезаны ножом; ноги отсут
ствуют, руки в редких случаях бывают обозначены короткими об
рубками. Размеры фигур духов-покровителей варьируют от 30 см
до 1,2 м; в большинстве случаев они одеты: мужские изображения в халаты, рубашки и островерхие двухцветные шапки с оторочкой
из меха по нижнему краю; женские изображения укутаны в плат
ки, обозначающие как платья, так и головные уборы. По упоминав
шейся информации В.Н. Чернецова, одежду Чохрынь-ойке меняли
один раз в год. В последнее время одежды на фигурах не меняют,
новые платки и рубашки кладут рядом. Наличие внутри деревян
169
ной фигурки дополнительной металлической отмечено на святили
ще Чохрыпь-ойки в Усть-Тапсуе (1926 г.).
В виде деревянных фигур были представлены изображения
Чохрынь-ойки на оз. Турват (рубеж веков) и в Усть-Тапсуе (1926,
1989 гг.), Леп-тит-ойки, Леп-тит-ойка-пыга, Мис-хума, Мис-нэ и
Пырища из Менкв-я-пауля, Лус-хал-эквы, а также менквов.
Во второй половине XX в. фигуры духов-покровителей стали
чаще выполняться из ткани. Это относится к изображениям Неройки и Чохрынь-ойки на оз. Турват (1990 г.), Ялпыт-Аки, Тахткотилъ-аки-пыга, Аги, Нярс-най-эквы.
Фигуры духов-покровителей, выполненные из металла, также
представлены на святилищах верховий Северной Сосьвы: речь идет
о Тав-хуритэ (свинцовой отливке лося), Щах ойке (бронзовом клевце
XVII в.), Ялпинг-уй (серебряном слоне), медных фигурках Йипыхойки и Каль-нехос, бронзовом идоле в “короне” (Верхне-Нильдино),
а также металлической фигурке, вставленной в деревянную основу
Чохрынь-ойки в Усть-Тапсуе. Один из информаторов В.Н. Чернецова рассказывал, что подобные фигурки падают из туч во время
молнии, уходят в землю, но потом поднимаются на поверхность и
иногда изображают человека, сидящего на лошади [Источники...,
1987, с. 38]. Утрата металлургических навыков местным населени
ем привела к тому, что культовую атрибутику стали изготавливать
из свинца, остальные обнаруженные металлические изображения
пупыгов являются либо переиспользованными археологическими
артефактами, либо появились в результате торговли или обмена.
К привозным вещам, декоративно-прикладной характер кото
рых сменился на культовый, можно отнести две жестяные тарелки
и фарфоровую фигурку филина, обнаруженные В.Н. Чернецовым
на святилище Йипых-ойки около Халпауля, а также серебряное блюдо
из Верхне-Нильдино.
Фигуры Тулям-ур-ойки и Торум-ойки были выполнены из стрел,
обмотанных жертвенными платами, которые образовывали их тулово (а в первом случае и голову).
На святилище Волья-ялпын-щань фигура духа-покровителя
отсутствовала. Подобная практика известна у северных групп об
ских угров, достаточно упомянуть культовое место Чохрынь-ойки
в Вежакарах [Соколова, 1971] или многочисленные “святые” места
обских и казымских хантов (1998 г.).
Обряды на святилищах
Люди посещали святилища периодически (весной во время
нереста, перед осенней охотой, на Ильин день и т.п.) или оккази170
ально (излечение болезни, неудача в промысле, пропажа оленей).
Лучшим временем традиционно считалось новолуние (ежемесяч
но - у Торум-ойки, Леп-тит-ойкиу Чохрынь-ойки в Усть-Тапсуе;
в марте - у Воял-ойки; весной и в августе - у Тахт-котиль-акипыга и др.). На новолуние приносили кровавые жертвы и манси
Верхней Лозьвы [Kannisto, 1958, S. 292].
По сведениям В.Н. Чернецова, жертва родовому пупыгу пола
галась также по случаю завершения строительства нового дома
[Источники..., 1987, с. 205].
В разных районах существовали свои особенности в сроках
жертвоприношений: через три, семь и двенадцать лет совершались
общественные жертвы уральскому Чохрыпь-ойке (конец XIX в.);
через каждые два года - Чохрынь-ойке в Усть-Тапсуе (1989 г.); два
раза в год (летом и зимой) - Торум-ойке; раз в три года - обществен
ные жертвы Воял-ойке.
Временные запреты на посещение культовых мест чаще всего
были связаны со смертью жителей поселка: родственники умерше
го в Яны-пауле человека не могли посещать святилище Леп-mumойки в течение года (это правило не распространялось на храните
ля места). Подобный запрет на посещение священного места
Кулъ-отыра в течение нескольких месяцев (до полугода) существо
вал у манси пос. Ясунт на р. Ляпин [Зенько, 1997, с. 24].
Руководил обрядами на культовом месте его хранитель - ялпынг кап урне хум [Федорова, 19926, с. 63], старший по возрасту
мужчина из фамилии, которая считала пупыга своим предком. В слу
чае смерти или немощи хранителя его обязанности переходили к
сыну или следующему по возрасту брату. Выполнение функций
хранителя места и шамана одним человеком в верховьях Северной
Сосьвы на протяжении XX в. в большинстве случаев не фиксиру
ется. Исключение составляет информация К.Д. Носилова о шамане-хранителе уральского Чохрынь-ойки и сведения В.Н. Чернецо
ва о ворожбе на сабле у одноименного персонажа в Усть-Тапсуе;
отмечено хранение бубна и фрагментов шаманского костюма в амбарчиках Йипых-ойки и Ялпыпг-Аки.
Состав присутствующих на культовом месте людей зависел
от его ранга. На территориальные святилища съезжались мансимужчины из достаточно отдаленных друг от друга селений (к Воялойке - из Ивдельского района, Ворья-пауля, Ломбовожа, Хулимсунта и др.; к уральскому Чохрынь-ойке - с верховий Лозьвы,
Пелыма и Северной Сосьвы; к Ялпынг-Аки - со всего Тапсуя и
верховьев Пелыма). Посещение поселкового места регламентиро
валось более жестко: сюда могли приходить мужчины - родствен
ники хранителя, а с его разрешения и вместе с ним - представители
171
других фамилий, проживающих в селении. Нередко они должны
были “выкупать” это право у духа-покровителя.
Особыми правилами регулировалось пребывание на “священ
ном” месте женщин. Известно, что им запрещалось посещение ряда
святилищ: уральского Чохрынь-ойки; Леп-тит-ойки\ Каль-нехос/
Тулям-ур-ойки; Ялпынг-Аки; всех мест, расположенных в бассей
нах “святых” рек (Воял-ойки, Лус-хал-эквы, Волья-ялпын-щань, Тахткотиль-аки-пыга). Они оставались на берегу и ждали мужчин.
Допускались женщины на святилища Чохрынь-ойки в Усть-Тапсуе (они стояли сзади мужчин, опустив на лица платки), Торум-ойки
(кроме беременных и снох), Мис-хума (доходили до костра) и на
ручье Эква-ойка-сос.
Приносимые духам-покровителям жертвы делились на крова
вые (олень, конь, корова) и бескровные (арсып, деньги, ножи, коль
ца, пища, серебряные сосуды, шкурки пушных зверей, модели стрел
и луков, игольницы).
Во время церемонии жертвоприношения на поселковом свя
тилище могли находиться и специально привезенные для этого до
машние пупыги [Чернецов, 1927, с. 21 - 25].
В связи с тем, что многие предки-покровители селений в пре
жние времена “были” богатырями, на святилищах представлено и
оружие. На культовом месте Леп-тпитп-ойки хранились сабля и меч,
у Йипых-ойки и Чохрынь-ойки в Усть-Тапсуе - сабли.
По информации А. Каннисто, некоторые духи-покровители на
Северной Сосьве не требовали от людей кровавых жертв, вместоэтого
им приносили стрелы с железными наконечниками (пупыг-нел “стре
лы для духа-покровителя”), которые хранили связанными в пучки
внутри ура. На верхней Лозьве число приносимых стрел равнялось
трем или семи [1958, S. 306 - 307]. Ритуальные стрелы и наконечни
ки были встречены на святилищах Леп-тит-ойки, Йипых-ойки, Ту
лям-ур-ойки, Ялпынг-Аки, Торм-ойки, Воял-ойки и Мис-хума.
Оружие зафиксировано и на культовых местах манси в бас
сейнах Ляпина и низовий Северной Сосьвы [Гемуев, Сагалаев, 1986,
с. 21 - 22, 52 и др.; Гемуев, 1990, с. 134]. Использование образцов
старинного оружия в качестве объектов почитания (бронзовый клевец на культовом месте Леп-тит-ойки) также имеет аналоги в ука
занных регионах. Кроме того, эта традиция в прошлом имела более
широкое распространение и, возможно, общеугорский характер.
Модели стрел и луков приносили духу-покровителю по поводу
рождения сына: подобный случай отмечен на святилище Торум-ойки.
Аналогичный обычай зафиксирован у ляпинских манси [Гемуев,
Сагалаев, 1986, с. 41]. По сведениям А. Каннисто, у вогулов на
Тавде и Конде отцу родившегося ребенка сообщали радостную весть
172
в следующих выражениях: “Лучник родился” или “Носитель стрелы
и лука родился” [1958, S. 20]. Иная ситуация встретилась нам на
культовом месте Номиных у Няксимволя: здесь модели стрел пред
назначались Тулям-ур-ойке, их приносил молодой охотник, прихо
дивший сюда в первый раз; в свою очередь, Тулям-ур-ойка брал
над ним покровительство и гарантировал в дальнейшем хорошие
стрелковые навыки.
Традиция вывешивать “небольшие лука со стрелами” на дере
во, под которым находилась фигура духа-покровителя, была отме
чена в конце XVIII в. у северных хантов [Зуев, 1947, с. 42].
В пределах ритуальной площадки на ветви деревьев нередко
вешали черепа убитых медведей и принесенных в жертву оленей.
*
*
*
На протяжении XX в. большая часть мансийских святилищ
оставалась на одном месте, исчезла лишь группа капищ, связанная
с ликвидированными населенными пунктами (бассейны рек Тапсуй и Волья). Произошло объединение мест проживания ряда ду
хов-покровителей - Нер-ойки и Чохрынь-ойки на оз. Турват, Кальнехос и Тулям-ур-ойки на р. Няйс. Семигранный сумьях Торум-ойки
переносился с р. Ялбынья на р. Хулюм и обратно. “Выходцы” из
Сартыньи - Тахт-котиль-аки-пыг и Аги, а также Нярс-най-эква из
Хулимсунта оказались в силу ряда причин на одном святилище в
бассейне р. Ялбынья (притока Вольи).
Проживание манси в составе русского (советского) государ
ства и под определенным патронажем православной церкви при
вело к ряду изменений в их религиозно-обрядовой практике: уси
лилась закрытость церемоний, часть святилищ была перенесена с
территорий селений в тайгу, жертвоприношения стали приурочи
ваться к крупным православным праздникам (Ильин и Петров дни,
Пасха), в одежде духов-покровителей использоваться элементы рус
ской чиновничьей одежды (мундир, фуражка) и др. Ярким приме
ром заимствований можно считать семигранный сумьях Торум-ойки,
выполненный (частично) в традициях русского православного храма.
Домашние святилища
Расположение и атрибутика
Ранее уже отмечалось, что, рассматривая реалии XVII - нача
ла XVIII вв., справедливо вести речь о “селении из одного дома”
173
[Гемуев, 1990а]. В соответствии с этим культовое место замыка
лось на минимальную ячейку социума - семью, обладавшую до
машним святилищем, центральной фигурой которого являлось изоб
ражение семейного духа-покровителя.
“Святые” вещи могли храниться внутри жилого помещения, на
чердаке и в амбарчике рядом с домом.
Материалы полевых исследований позволяют говорить о нали
чии практически в любом мансийском доме пупыг-пормы - особой
полки, устроенной в дальнем от входа углу комнаты, на которой
хранятся вместилища (сундуки, чемоданы, берестяные туеса, меш
ки из пыжика) домашних пенатов.
На чердаке часть ритуальных вещей оказывалась в двух слу
чаях: во-первых, если дом располагался в людном месте и хозяева
пытались скрыть от чужих глаз и хранить в “чистом” месте, недо
ступном посторонним, женщинам и детям, свои фетиши; во-вто
рых, на чердак уносили часть атрибутики после смерти родите
лей. Сундуки и чемоданы в большинстве случаев стояли у задней
стены помещения, мешки вывешивали на специально устроенных
жердях или хранили на боковых полках. Рога, хвосты, копыта при
несенных в жертву животных лежали на полу, шкуры могли быть
наброшены на перекладину. Случаи расположения культовой ат
рибутики в левой части чердачного помещения отмечены в Верхне-Нильдино (дом П.С. Таратова), в правой части - в Кимкъясуях
(вещи В.А. Пуксикова) и Верхне-Нильдино (дом В.С. Гындыбина), сразу у входа - в Налум-пауле (дом И. Дунаева).
Атрибутика домашних святилищ хранилась и в амбарчнках ря
дом с домом. О подобной практике упоминал, в частности, А. Каннисто: “В Малеевских юртах на Сосьве в жертвенном хранилище вогула
находились большей частью жертвенные платки. Там, кроме того, было
“седло - tur - Человека, осматривающего мир” [1958, S. 312]. В ряде
случаев в амбарчике одновременно находились как бытовые, так и
сакральные вещи (Яны-пауль, Халпауль, лабаз Номиных на р. Няйс,
Налум-пауль, Усть-Тапсуй). Подобная практика ранее была характер
на и для ляпинских манси: нами встречен такой амбарчик (домашнее
святилище) в Хурумпауле.
После смерти последнего человека в семье культовая атрибу
тика могла быть перенесена на поселковое святилище и размещена
в одном из амбарчиков, уже не использовавшемся для хранения
фигур духов-покровителей.
В домашних хранилищах обычно находилась следующая атри
бутика: изображения духов-покровителей, жертвенные покрывала,
берестяные и свинцовые фигурки животных и птиц, иттерма, плат
ки, оружие, модели луков и стрел, игольницы, шаманские бубны,
174
ножи-подношения Чохрынь-ойке, “вещи” Мир-сусне-хума (табакер
ки, сапоги, мешочки с гусиным пухом, игрушки в виде гусей и
всадников, островерхие шапки), деньги, кольца, шкуры и рога оле
ней, лошадей и др.
В сундуке на пупыг-норме до окончания сватовства обычно
лежала завернутая в платок специальная палка (щорхылин йив), на
которой зарубками отмечали составные части калыма [Источни
ки..., 1987, с. 203].
Практически повсеместно была встречена атрибутика медве
жьего праздника: имда} находившаяся в жилище; медвежья шкура,
повешенная на чердаке; халаты, маски, санквылтап, рукавицы, де
ревянные “лошади” и “лоси”, чаще хранившиеся также на чердаке
или в лабазах рядом с домом.
В домашних святилищах было обнаружено значительное коли
чество серебряных и медных блюдец. Они выполняли ряд функций:
во-первых, их жертвовали Мир-сусне-хуму по случаю изготовления
нового ялпын-улама; во-вторых, ставили перед жилищем во время
призывания данного божества [Гондатти, 1888, с. 12 - 13]; в-третьих,
в них могли наливать кровь жертвенного животного для “угощения”
духов-покровителей [Мельников, 1852, с. 29], в-четвертых, они ис
пользовались для обозначения лиц домашних фетишей (Хангласамнай-эквы и Няйс-талях-ойка-пыга).
В музее Института археологии и этнографии СО РАН нахо
дится более двадцати серебряных и медных блюдец, собранных
в ходе работ Приполярного этнографического отряда в СосьвинскоЛяпинском Приобье. Имеющиеся на многих из них “именники”
пробиреров, мастеров-изготовителей и клейма с гербами Сибири,
Москвы и Тобольска позволяют более точно определить дату и
место производства данных изделий. Часть из них была изготовле
на в Москве (в том числе блюдце из дома А.В. Дунаева в Няксимволе), вторая группа изделий относится к Тобольску и разделяется
на две категории: блюдца, выполненные из серебра утвержденной
пробы (“лицо” Няйс-талях-ойка-пыга) и изделия из низкопробного
серебра, на которые, естественно, клеймо пробирера не ставилось
(дом М.В. Пеликовой в Халпауле, святилище Чохрынь-ойки в УстьТапсуе, дом Т.И. Номина, дом Н.А. Пуксикова в Хулимсунте).
Сопоставление изображений на блюдцах позволяет сформулиро
вать следующие предварительные выводы: начиная, как минимум,
с 1770-х гг. в Сибирь поставляли серебряные блюдца из Москвы,
на основе которых мастера в Тобольске выполняли копии из низ
копробного серебра или меди.
В домашних святилищах также были обнаружены одна медная
пластина (дом К. Пакина в Верхне-Нильдино) и два фрагмента се
175
ребряных пластин (амбарчик Д.К. Куриковой в Яны-пауле и серд
цевина фигуры Урпе-хол-ойки в Хулимсунте). Аналогичные плас
тины неоднократно описаны в литературе; они изготовлялись в То
больске с 70-х г. XVIII в. по 30-е г. XIX в. и чаще всего служили для
украшения голов фигур духов-покровителей. В документах Обдорской ярмарки говорится о том, что русскими купцами были привезе
ны на продажу серебряные изделия - налобники и зарукавья - “сии
вещи наиболее употребляются для украшения кумиров” [Прыткова,
1949а, с. 42 - 43]. Наиболее раннее упоминание о подобного рода атри
бутике встречается у В.Ф. Зуева в описании двух идолов в Воксарских юртах, на головы которых были надеты “венцы серебряные” [1947,
с. 41]. На медвежьем празднике налобниками могли украшать голову
медведя [Новицкий, 1925, с. 18]; аналогичные пластины были прикреп
лены к фигуре “серебряной бабы”, почитавшейся хантами р. Казым
[Соколова, 1971, с. 217 - 218]. Серебряные наголовники такого рода
надевали и мужчины, исполнявшие военные танцы на устраивавших
ся в прошлом праздниках [Гемуев, Сагалаев, 1986, с. 90].
Среди других предметов искусства и украшений заслужива
ют внимания средневековое блюдце с орлом и львами (Яны-пауль), серебряные овальная пластина, солонка (конец XVIII в., Кимкъясуи, Яны-пауль) и фигурка гуся (конец XIX в., Турват-пауль),
блюдце с кентавром (XIX в., Хулимсунт) и медная бляха с фигу
рой всадника (первая треть XIX в., Верхне-Нильдино). Потребность
в серебряных сосудах и украшениях после прекращения притока
среднеазиатского серебра была удовлетворена за счет импорта из
делий русских ремесленников.
Состав вещей в домашних святилищах за последние сто лет
практически не изменился. По сведениям А. Каннисто, вогулы
Сосьвы хранили в жертвенных ящиках или сундуках различные
предметы, приносимые Мир-сусне-хуму> Хулъ-отыру, Калтащ-экве.
Полум-Торуму. Автор в качестве примера описал содержимое од
ного из сундуков в доме своего информатора: “...на жертвенных
нарах (пурлахтын норма) стоял ящик для хранения жертвенных
предметов, в котором находились прежде всего жертвенные пред
меты Тапал-ойки: две шкурки летнего соболя и четыре платка, в
уголке одного из них было завязано свернутое изображение оленя,
вырезанное из бересты... Другой конец этого платка был привязан к
собольим шкуркам, там была и серебряная монета. Под платками
лежал еще один, ярко красный шелковый платок, на конце которою
была прикреплена серебряная монета; далее шел подобного цвета
платок, в нижнем крае которого находилась 10-копеечная монета:
на двух концах третьего платка с красными краями были завязаны
серебряные кольца. К аналогичным приношениям относился шер
176
стяной мужской шарф, на одном конце которого в узелке ниткой
была завязана 20-копеечная монета. Здесь же лежала большая пест
рая шаль, пожертвованная Калтащ-экве, на двух ее концах были
пришиты маленькие колокольчики, в третьем были завернуты се
ребряные деньги, в последнем - два позолоченных кольца. Кроме
того, в ящике был нож с узким лезвием для Чохрынь-ойки; ...вокруг
рукоятки и лезвия была обмотана красная лента...” В сундуке дру
гого вогула А. Каннисто увидел множество белых, черных и цвет
ных платков; часть из них была пожертвована Чохрынъ-ойке, дру
гие - Ялпус-ойке. В черном платке было завернуто свинцовое
изображение медведя, а в белом платке находилась фигурка всад
ника, вырезанная из картона. Еще одна картонная фигурка птицы
лежала на дне сундука. Здесь хранилось и жертвенное покрывало
с четырьмя фигурами всадников [1958, S. 313 - 316].
Духи-покровители
Наиболее значимые фигуры среди домашних духов-покровите
лей - Мир-сусне-хум, он же Али-хум “Верховский мужчина” (“держали”
Д.И. Самбиндалов в Турват-пауле; А.Е. Самбиндалов в Яны-пауле;
П.С. Таратов в Верхне-Нильдино) и его сыновья (в Няксимволе, УстьТапсуе, доме Т.И. Номина, Хулимсунте); Кулъ-отыр (Кимкъясуи),
он же Луи-хум “Низовой стороны мужчина”* (у Д.И. Самбиндалова
в Турват-пауле и А.Е. Самбиндалова в Яны-пауле), Чохрынь-ойка
(у А.В. Дунаева в Няксимволе и В.А. Пуксикова в Хулимсунте) и его
сын (у А.Т. Дунаева в Тимка-пауле). Кроме того, пара духов-покрови
телей являлась младшими братьями поселкового предка Леп-тит-ойки.
Ахвтас-ойка, возможно, был связан родством с Нер-ойкой. Еще двое
(Няйс-талях-ойка-пыг и Хангласам-най-эква) имели отношение к кон
кретным территориям. По информации А. Каннисто, у вогулов Се
верной Сосьвы внутри дома было принято хранить фигуры духовпокровителей - сыновей Мир-сусне-хума и Калтащ-эквы, а также духов,
которые во время своей жизни вели войну. Детей Полум-Торума
(Тапалащ) хранить внутри жилища не разрешалось [1958, S. 314].
В отличие от мансийских жилищ, расположенных в бассейне
р. Ляпин, на верхней Сосьве не встретился один из популярных
персонажей Нижнего мира - Самсай-ойка.
После смерти мужчины его духи-покровители передавались
по наследству, при отсутствии наследников их, чаще всего, отно
сили в лес в укромное место.
* В начале XX в. северные вогулы соотносили “Нижнего человека” или “Человека ниж
него течения реки” с князем Нижнего мира Хуль-отыром [Kannisto, 1958, S. 67].
177
Фигуры домашних духов-покровителей были представлены в
следующих вариантах: суконные (с вложением или без), деревян
ные, каменные фигуры; переиспользованные археологические ар
тефакты и привозные предметы быта.
Преобладали изображения, выполненные из ткани, с внутрен
ней основой или без нее. Вложением нередко являлась шкурка пуш
ного зверька (лисы у Хангласам-най-эквыу белки в Налум-пауле).
Процесс изготовления фигуры духа-покровителя описан А. Каннисто: жертвенные шкуры связывали за концы и заворачивали в платки;
затем на “куклу” надевали халат и шапку. Изображение Мир-сусиехума, например, представляло собой шкуру красной лисы и две шку
ры летнего соболя, связанные на концах; на них были надеты пять
разных рубах, вокруг “шеи” повязан платок, а вокруг “талии” - крас
ный пояс; фигура не имела головы и шапки [1958, S. 314 - 316].
Основой фигуры духа-покровителя являлись летучая мышь
(Верхне-Нильдино), обломок налобной пластины ( Урпе-хол-ойка,
Хулимсунт), серебряная фигурка гуся, бронзовый всадник, сереб
ряные монеты (Турват-пауль).
Лица ряда фигур обозначены серебряными блюдцами ( Торумойка, Усть-Тапсуй; Хангласам-най-эква, Няйс-талях-ойка-пыг),
глаза - металлическими пуговицами, нашитыми на сукно.
Для духов-покровителей шилась специальная одежда - халаты
или рубахи, которых обычно было надето по пять-семь штук. Они
были застегнуты на пуговицы или же скреплены завязками; в ходу
были воротники, карманы, подклады, пояса, литые оловянные ук
рашения, отделка рукавов и края подола позументом. По информа
ции А. Каннисто, на Северной Сосьве было принято нашивать на
жертвенные халаты золотые или серебряные бордюры [1958, S. 309];
в одном из сказаний дух-покровитель говорит о том, что “назначе
ны мне в жертву рукава с серебром” [Баландин, 1939, с. 41]. Брюки
и обувь в оформлении фигур домашних пенатов не применялись.
Головные уборы изготавливались островерхой, реже сфери
ческой, формы и выполнялись из трех-пяти клиньев сукна двух
цветов и были оторочены мехом по нижнему краю; верхняя часть
шапки украшалась султаном из трех-пяти кисточек сукна. Нередко
голова и шапка, образованные из нескольких накрученных друг на
друга платков, составляли одно целое. Фигура Няйс-талях-ойкапыга была украшена накидкой с изображениями Мир-суспе-хума,
Урне-хол-ойки - вышитым платком. К необычным можно отнести
головной убор духа-покровителя в селении Кимкъясуи, на кото
рый были нашиты ящерицы.
Из дерева была выполнена единственная фигура пупыга, об
наруженная в амбарчике Д.К. Куриковой в селении Яны-лауль
178
Судя по сопроводительному инвентарю и оформлению задней сто
роны головы средневековым блюдцем, данное изображение имеет
весьма почтенный возраст и, скорее, относится к периоду, когда
большинство фигур духов-покровителей у манси изготавливалось
в виде деревянных идолов (XVIII - первая половина XIX в.).
Сразу две фигуры, имеющие в основе камни необычной фор
мы, были обнаружены в доме К. Пакина в Верхне-Нильдино. По
читание подобных камней зафиксировано у манси еще в XVIII в.
По этому поводу И.Г. Георги писал, что, наряду с антропомор
фными изображениями, “идолов их составляют странно образо
ванные камни” [1776, с. 74]; о том же упоминал в конце XIX в.
И.Н. Глушков [1900, с. 69]. В начале нашего столетия А.А. ДунинГоркавич опубликовал описание привезенного с р. Ляпин “каменного
идола, одетого в “пальто” и “шапку”” [1911, с. 45]. Использование кам
ней в качестве фетишей у хантов отмечено О. Финшем и А. Брэмом.
Г. Старцев сообщал, что по хантыйским представлениям камни “могут
передвигаться с места на место и идут навстречу отдельным счас
тливым людям... Владельца такого камня остяки считают счастли
вым и удачливым человеком во всех видах промысловых занятий”
[Финш, Брэм, 1882, с. 491; Старцев, 1926, с. 100]. В 1746 г. у новокрещенных остяков Уватских юрт был найден “каменной шайтан чик, которому они жертвы приносили” [Огрызко, 1941, с. 91]. Автор
записки о “самоядцах Березовской округи” в 1790 г. сообщал следу
ющее: “...а когда на таком месте найдет камень, где каменьев не
бывает, то и почитают болваном, и жертвы приносят...” [Описание...,
1982, с. 70]. Вход в страну Мортим ма, куда улетают на зиму пти
цы, загораживает асынг ахвтас лагылинг ахвтас - камень, который
“стоит на двух ногах”; камень опускается и давит всех, кто хочет
пройти в Мортим ма [Источники..., 1987, с. 155]. А. Каниисто пи
сал о почитании в качестве духа-защитника “каменного истукана”,
найденного при следующих обстоятельствах: один человек увидел,
как над забором свешивается дуга - туда попал лось, но потом убе
жал. Стал человек его преследовать, след лося сначала был ма
леньким, потом больше. Еще немного прошел человек и видит перед ним лежит “каменный кумир”. Камень принесли домой, по
строили ему хранилище, принесли кровавую жертву и начали его
почитать [1958, S. 136]. В середине XX столетия в селении Мункес был известен дух-покровитель Ахвтас-ойка “Камень-старик”
[Гемуев, Сагалаев, 1986, с. 26].
Камням нередко приписывали особые свойства и в тех случаях,
когда использовали в повседневном обиходе. На каменных грузилах
для сетей процарапывали рисунки магического характера, что долж
но было обеспечить удачу в рыбном промысле [Иванов, 1954, с. 48].
179
На поверхность калданного камня, хранящегося в музее пос. Сосьва,
нанесено изображение рыбы и запора, с установленными в нем
ловушками из прутьев.
Археологические артефакты и привозные предметы быта так
же использовались для создания фетишей у манси. Достаточно на
звать средневекового бронзового всадника (Турват-пауль), брон
зового всадника русской работы (дом Т.И. Номина), серебряную и
золотую фигурки гусей (Турват-пауль, Няксимволъ-отыр-пыг), дет
скую игрушку “Гуси” (Кимкъясуи).
Изображения умерших (иттерма) в составе домашней атри
бутики в ходе полевых исследований в верховьях Северной Сосьвы
обнаружены не были. Исключение составила фигурка в одном из
домов Яны-пауля. В материалах А. Каннисто сведения об иттерма
также практически отсутствуют. Информатор с верхней Лозьвы
сообщил ему о хранении подобных фигурок у “людей Сосьвы”, од
нако на самой Сосьве другой информатор поведал, что традиция
изготовлять изображения умерших характерна для района Ляпина.
А. Каннисто полагал, что термин иттерма заимствован манси из
языка самоедов [1958, S. 64]. Следует заметить, что в селениях, рас
положенных в бассейне Ляпина, иттерма встречались повсемест
но [Гемуев, 1990а].
Единственная информация о бытовании фигур умерших п
исследуемом регионе имеется в дневниках В.Н. Чернецова: “Мохар* наследуется следующим порядком: женщина передает их млад
шей дочери. В случае, если у нее дочерей нет, она, заболев, может
передать их старшей сестре. Если сама не передает, то после ее
смерти наследует муж. После его смерти мохары кладутся в его
могилу (вместе с огнем). Если раньше умирает муж, кладут их в
могилу жены. В Яны-пауле В. Сампильталов держит мохары своей
первой жены. После его смерти они будут похоронены, ко второй
жене перейти не могут. Если мохары новые, то после смерти жен
щины, не имевшей дочерей, они переходят к дочери сестры” [Ис
точники..., 1987, с. 202].
Жертвенные покрывала
На протяжении XX в. жертвенные покрывала входили в состав
постоянных и важнейших элементов культовой атрибутики манси.
Для их обозначения применяется термин улама “одежда”, что
говорит о связи покрывал и жертвенных одежд - и те, и други е
набрасывали на животное во время религиозных церемоний у об
* Изображение умершего. - Прим. авт.
180
ских угров. Современные информаторы именуют покрывала ялпын “священный, святой” или ялпын-улама.
На жертвенных покрывалах изображалась конная фигура Мирсуспе-хума - младшего сына Нуми-Торума, управлявшего жизнью
людей, “Человека, осматривающего мир”, “Человека, объезжающего
землю, объезжающего воду”. Плоскостные изображения божества
на жертвенных покрывалах, хранившихся в каждом доме, отражали
потребность людей иметь этот образ в своем жилище. Одна из важ
нейших функций Мир-сусне-хума - покровительство семье. Счита
лось, что стабильное существование семьи, дома, равно как и здо
ровье его обитателей, напрямую связаны с наличием ялпын-улама.
У манси жертвенная атрибутика с изображениями конной
фигуры Мир-сусне-хума делилась на следующие категории: покры
вала прямоугольной формы из четырех квадратов (полей) с распо
ложением всадников в два ряда (мань-ялпын); шестипольные и се
мипольные покрывала (яны-ялпын)у ритуальные пояса (покрывала
вытянутой прямоугольной формы с расположением четырех фи
гур всадников в один ряд), шлемы и накидки.
Порядок изготовления ялпын-улама определялся целым сво
дом правил. Шить его следовало только осенью, до наступления
зимы, причем делать это должна была женщина из другой семьи.
Если в селении не оказывалось мастерицы, способной выполнить
заказ, ее приглашали из соседнего поселка, иногда издалека.
Кройка и шитье происходили в доме заказчика. Для мастери
цы специально натягивали полог, чтобы оградить от взоров окру
жающих. По окончании работ для нее готовили угощение, одарива
ли платком и платьем.
Цвета тканей определяла мастерица. При изготовлении покры
вал традиционно использовалось сукно двух цветов, в случае не
хватки сукна одного цвета, женщина подбирала сукно близкого от
тенка. Будущий хозяин предоставлял ей необходимую материю,
колокольчики, а также мех для оторочки. Полагалось шить по одно
му квадрату в день. Заранее приготовленные суконные квадраты
двух расцветок накладывали друг на друга, в них вырезали силуэт
всадника и коня. Затем каждую из фигур вшивали в квадрат дру
гой расцветки.
Для жертвенных покрывал наиболее часто использовали сук
но красного и черного цвета. В одной из хантыйских легенд, опуб
ликованных С.К. Паткановым, описано приготовление князя в по
ездку к родственникам невесты: воины князя укладывали в сани
или лодки разный товар и ценные вещи, предназначенные для ка
лыма и в дары родственникам невесты: красное и черное сукно,
шелк, серебряную утварь [1891, с. 63]. Возможно, речь идет о пред
181
стоящем после свадьбы жертвоприношении Мир-суспе-хуму или
Урт-ики (хант.): гости везут сукно для ялпын-улама, шелк для жер
твенного халата и серебряную утварь, так любимую небесным всад
ником.
Если на четырех- и шестипольных покрывалах число всадни
ков было парным, то у семипольного изделия оставался не исполь
зованным восьмой всадник, фигура которого сохранялась. У шле
ма СМ54 этот всадник помещен на внутреннем кармане, восьмой
квадрат с изображением всадника хранился внутри семипольной
накидки (СМ46).
Завершая работу, мастерица украшала полотнище цветными
суконными лентами (использовался материал, оставшийся от лице
вой стороны покрывала, реже - от подклада), низками бисера, шкур
ками белки, соболя, лисицы, колокольчиками или бубенчиками.
К углам иногда прикрепляли новые платки с завязанными в углах
монетами. В ряде случаев монеты закрепляли между лицевой час
тью покрывала и подкладом, иногда их нашивали на фигуры всад
ников.
Оставшиеся от работы обрезки ткани, как правило, пришива
ли к углам или “хвосту” ялпын-улама. Кроме того, в платках, привя
занных к углам покрывал, бывают завернуты нитки и кусочки ма
териала от работы.
Согласно мансийской традиции, видеть покрывало могли лишь
взрослые мужчины, каждый из которых имел свое ялпын-улама.
Чтобы непосвященные не увидели запретное для них изображение,
к покрывалу с лицевой стороны пришивали вырезанный по его раз
мерам кусок ткани или новый платок. В последние десятилетия это
правило соблюдалось не слишком строго, и у многих ялпын-улама
лицевая сторона оставалась открытой. На протяжении XX в. опре
деленная часть покрывал выполнялась с подкладом.
Для освящения вновь изготовленного покрывала устраивали
жертвоприношение. Олень мог служить у манси жертвой только
при изготовлении мань-ялпын, в других случаях требовалась ло
шадь. Ортодоксальный вариант традиции предполагал принесение
в жертву коня во всех случаях. При изготовлении нового ялпынулама следовало жертвовать также серебряное или медное блюдце.
Жертвенные покрывала являлись и одним из атрибутов медве
жьего праздника, они нередко хранились вместе с халатами, шапка
ми, деревянными саблями и “журавлями” участников этих церемо
ний. Одним из ключевых моментов праздника было “прибытие
Мир-сусне-хума. Танцор, изображавший его, “приезжал” на деревян
ной лошадке, в ряде случаев ее роль выполняла семипольная накид
ка, наброшенная на саблю подкладкой вверх. Присутствие богаты182
рей-предков обозначалось надетыми на шесты шлемами с изображе
ниями всадников, а в ряде случаев - медведей и гусей.
*
*
*
Следует отметить, что жертвенные покрывала впервые были за
фиксированы исследователями именно в верховьях Северной Сосьвы.
А. Каннисто увидел ялпып-улама в сундуке одного из вогулов: “Там
было также «седло (tur) мужчины, осматривающего мир»... Оно было
выполнено из ткани таким же образом, каким делают подушки. Оно
было четырехугольным и состояло из четырех частей; в каждом квад
рате была изображена скачущая лошадь с всадником. Если предста
вить себе, что этот платок набрасывали на балку, как это делается
при жертвоприношениях, то на половину, свисающую с каждой сто
роны банки, приходятся по два изображения всадника - одно за дру
гим, ногами вниз. Переднее изображение было красное на черном
фоне, заднее - черное на красном фоне. С каждого угла свисал ма
ленький круглый бубенчик (такой же, как на бубне шамана). Кусок
ткани, пришитый... на внутренней стороне, был опушен мехом лисы,
шириной в добрый дюйм” [1958, S. 315 - 316].
Традиция хранения жертвенных покрывал в сундуке на пупыг-норме зафиксирована в фольклоре. В “Сказании о сотворе
нии земли” речь идет о Мир-сусне-хуме: “Мать порылась в углу
дома с углами. Вынула короб с семью перегородками. Открыла
крышку короба... Вынула разрисованное седло, какого не видели
мужчины, какого не видели женщины...” [Мифы..., 1990, с. 276].
Следует напомнить, что манси называли жертвенное покрывало
“седлом человека, осматривающего мир” или “божьим седлом”
[Kannisto, 1958, S. 279; Гемуев, 1990, с. 35].
В настоящей книге описано 62 жертвенных атрибута с изобра
жением Мир-суспе-хума, выполненных из сукна. Из них покрывал
с расположением четырех фигур всадников в два ряда - 28 шт.,
с семью фигурами всадников - 7 шт., с восемью фигурами всад
ников - одно, с расположением четырех фигур всадников в один
ряд (поясов) - 3 шт., шлемов с четырьмя фигурами всадников - 19 шт.,
с семью фигурами всадников - 3 шт., одна накидка и одно покры
вало с фигурой коня. Все они относятся к жертвенным покрыва
лам, так как независимо от “функциональной” нагрузки (пояс, сед
ло, шлем, накидка) во время жертвенной церемонии возлагаются
на спину коня или оленя.
В мансийской мифологии существует объяснение такому боль
шому количеству разного рода атрибутов с изображением всадни
ка: “{Мир-сусне-хум)... по совету матери, послал в одно место свою
183
шапку, в другое - рукавицы, в третье - опояску, чтобы эти вещи посто
янно напоминали людям о его существовании” [Гондатти, 1888, с. 33].
Исходя из количества квадратов (полей) с изображением всад
ника, рассмотренная атрибутика может быть разделена на изделия
из четырех квадратов (50 шт.), семи квадратов (11 шт.), восьми квад
ратов (одно). Таким образом, наиболее характерными для манси
верховьев Северной Сосьвы являются покрывала, состоящие из
четырех и семи квадратов.
Существует информация о том, что манси различали покры
вала не столько по количеству фигур всадников, сколько по коли
чество углов у ялпын-улама. При этом “угол” обозначался колоколь
чиком, даже если он находился посередине одной из сторон.
Возможно, именно об этом идет речь в заклинании по поводу жер
твоприношения жеребенка, записанном Б. Мункачи: “На спину коня
своего постели священное седло семиугольное, семью священны
ми колокольчиками украшенное, твоей матушкой-прародительницей семи богов скроенное, расстели его там, Князь-богатырь!” [Vogul
folklore..., 1995, р. 38 - 41].
У шлемов также считали количество колокольчиков, прирав
нивая их к количеству углов. Заметим, что у шлемов, независимо
от количества всадников (четырех или семи), обычно пришито семь
колокольчиков (к нижнему краю или верхней части шлема).
Жертвенная атрибутика с фигурой Мир-сусне-хума была встре
чена в следующих селениях: Яны-пауль (6 шт.), Халпауль (7 шт.),
Няксимволь (4 шт.), Налум-пауль (1 шт.), дом Т.И. Номина (3 шт.),
Хулимсунт (9 шт.), Менкв-я (3 шт.), Верхне-Нильдино (17 шт.), Кимкъясуи (13 шт.), что однозначно говорит о ее повсеместном рас
пространении.
Плоскостных изделий - 40 шт., объемных (шлемов) - 23 шт.
Меховую оторочку имеют 59 покрывал и шлемов (94%), не име
ют - 4 экз. Мехом белки отделано 39 изделий (62%), соболя - 13 изде
лий (21%).
С подкладом выполнено 7 покрывал (11%). Лицевая сторона
зашита платком у 7 покрывал (11%).
Сухожильные нити в процессе шитья применены 22 раза (35%)
Использовано сукно следующих цветов: красного - 50 изде
лий (79%), черного - 27 изделий (43%), синего - 23 изделия (37%)<
зеленого - 15 изделий (24%), желтого - 11 изделий (17%). Наиболее
часто встречались следующие пары цветов: красный-черный
26 изделий (41%), красный-синий - 14 изделий (22%), красныйзеленый - 9 изделий (14%), желтый-синий - 7 изделий (11%).
Обозначение головы всадника ромбом (остроголовость) ха
рактерно практически для всех изображений. На пяти и зд е л и я х
184
его фигура выполнена с разведенными в стороны руками (8%), на
20 изделиях руки подняты вверх (32%), на 31 изделии всадник ру
кой держит поводья коня (49%).
Практически во всех случаях фигуры выполнены с исполь
зованием вшитых вставок, являвшихся показателем “священнос
ти” персонажа. В том числе с общей для коня и всадника вставкой
32 раза (51%), со вставкой в туловище коня 12 раз (19%), с отдель
ными вставками в туловищах коня и всадника 16 раз (25%). Та
ким образом, на 48 покрывалах и шлемах туловище всадника вы
полнено с вшитой вставкой (76%).
Дополнительные фигуры (гусь, медведь, пушные звери, пти
ца, уголок, солнце, фигура в круге) встречены на 32 покрывалах.
Нижние края шлемов чаще всего орнаментированы узором “сидя
щий соболь” (9 экз.). Семь шлемов имеют на верхней части изобра
жение гуся (владельцы - Самбиндаловы, Пеликов, Тасманов, Дуна
ев, Пуксиковы), семь - изображение медведя (Пуксиков, Алкадьевы,
Таратов, Пакин).
Углы всех полотнищ и шлемов украшены медными колоколь
чиками или бубенчиками. На изделиях, выполненных в середине
нашего столетия, часто можно увидеть колокольчики рубежа XIX XX вв. Создается впечатление, что они были специально закупле
ны в большом количестве,* хранились у мастерицы на протяжении
многих лет и, возможно, передавались по наследству или ученице.
Ввиду того, что в большинстве случаев в одном доме обнару
жено сразу несколько видов жертвенных покрывал, нами предпри
нята попытка выделить наиболее часто встречающиеся комплекты.
Для селений Яны-пауль, Халпауль и Няксимволь в комплект объе
динены семипольное покрывало и четырехпольный шлем (5 случа
ев); более того, в каждом случае покрывало и шлем были изготовле
ны одновременно; чаще всего шлем оказывался завернутым в
пять-семь платков, завязанных в узел. Пара, состоящая из четырех
польных покрывала и шлема, выполненных нередко в разное вре
мя, была встречена в 11 случаях (Хулимсунт, Менкв-я, Верхне-Нильдино, Кимкъясуи). Трижды было зафиксировано наличие в одном
доме четырех- и семипольного покрывал вместе с четырехпольным
шлемом (Яны-пауль, Халпауль). Таким образом, наиболее часто
встречающейся парой являются покрывало и шлем (21 случай). Если
сравнивать приведенные цифры с материалами селений, располо
женных в бассейне Ляпина, то к общим закономерностям можно
отнести широкое бытование в обоих случаях четырех- и семиполь
ных жертвенных покрывал, редкое - поясов и накидок с фигурами
Мир-сусне-хума. При этом на Ляпине встречены шестипольные по
крывала (на Сосьве нет), но не зафиксированы шлемы. Тем не ме
185
нее, назначение, применение, способ изготовления, принципы офор
мления жертвенных покрывал практически однотипны для всего
бассейна Северной Сосьвы.
Большую часть жертвенных покрывал, обнаруженных в селе
ниях верхнего течения Северной Сосьвы, можно объединить в груп
пы по ряду признаков.
Первая группа (3 экз.): четырехпольные покрывала СМ4 (Яныпауль, Самбиндалов), СМ17 (Няксимволь), СМ22 (Хулимсунт, Пуксиков). Общие признаки: одинаковое изображение всадника, вре
мя изготовления (рубеж XIX - XX вв.)
Вторая группа (10 экз.): четырехпольные покрывала СМ9
(Халпауль), СМ14 (Няксимволь), СМЗЗ (Менкв-я), СМ34, 41 (Верхне-Нильдино); шлемы с четырьмя фигурами всадников СМ25 (Ху
лимсунт), СМ31, 32 (Менкв-я), СМ47, 50 (Верхне-Нильдино). Вла
дельцы Пеликов, Юнахов, Алкадьев, Таратов, Гындыбин, Пакин.
Общие признаки: одинаковое изображение всадника, время изго
товления (первая половина - середина XX в.). Представляется,
что вторая группа хронологически следует за первой, унаследо
вав характер изображения всадника, но отличается плавными ли
ниями фигур. Кроме того, шлемы объединяют еще две детали:
фигура медведя в верхней части и направление движения всад
ника (от земли - вверх).
Третья группа (11 экз.): семипольные покрывала СМ1 (Яныпауль), СМ7, 10, 12 (Халпауль), СМ15 (Няксимволь); шлемы с че
тырьмя фигурами всадников и фигурой гуся СМ2, 3 (Яны-пауль),
СМ8, 11, 13 (Халпауль), СМ16 (Няксимволь); владельцы Самбин
далов, Пеликов, Тасманов, Дунаев. Общие признаки: одинаковое
изображение всадника, время изготовления (середина XX в.), еди
ный регион (рядом расположенные селения), оформление шле
мов орнаментом “сидящий соболь”; для семипольных покрывал
характерен меньший размер седьмой фигуры всадника по срав
нению с шестью другими фигурами, находящимися в пределах
основного поля. Покрывала и шлемы третьей группы выполнены
одной мастерицей. Возможно, что этой группе хронологически
предшествует четырехпольное покрывало СМ5 из Яны-пауля (на
чало XX в.): фигура всадника отличается лишь деталями - не изоб
ражены ступни ног, по-иному выполнена нижняя часть “священ
ной” вставки.
Четвертая группа (5 экз.): четырехпольные покрывала СМ 18
(Налум-пауль), СМ23, 29 (Хулимсунт), шлемы с четырьмя фигура
ми всадников СМ24, 30 (Хулимсунт). Владельцы Дунаев и Пуксиковы. Общие признаки: одинаковое изображение всадника, время
изготовления (середина XX в.). Более простой вариант оформле
186
ния рук использован на изделиях СМ 18, 24, более сложный - СМ23,
29, 30. На шлемах имеются фигурки гусей.
Пятая группа (5 экз.): четырехпольные покрывала СМ20 (Т.И. Номин), СМ26 (Хулимсунт), СМ61 (Кимкъясуи); шлемы с четырьмя
фигурами всадников СМ19 (Т.И. Номин), СМ63 (Кимкъясуи).
Владельцы Номин, Пуксиков, Вадичупов. Изделия СМ 19 и 20, вы
полненные одной мастерицей, и покрывало СМ26 сближает фи
гурка в виде уголка под животом коня. В руке всадника на шлеме
СМ63 и покрывале СМ26 находится плеть. В целом для всех пред
метов характерно совпадение деталей в изображении фигуры Мирсуспе-хума: она выполнена без вшитой “священной” вставки, ноги
всадника показаны на широком тулове коня.
Шестая группа (7 экз.): четырехпольное покрывало СМ51 (Ким
къясуи), пояса СМ42 - 44 (Верхне-Нильдино), шлемы СМ45 (Верхне-Нильдино) и СМ54 (Кимкъясуи), накидка СМ46 (Верхне-Ниль
дино). Общие признаки: одинаковое изображение всадника, а также
тот факт, что все изделия выполнены для Гындыбиных. Имеются и
расхождения в изображении фигур всадников: наиболее оригина
лен всадник на поясе СМ42 (тулово отклонено назад, показана одна
нога); фигуры на шлеме СМ54 и поясе СМ44 сближает поднятая
вверх и согнутая в локтевом суставе рука; рука всадника на шлеме
СМ45 и накидке СМ46 сливается с линией поводьев; на покрывале
СМ51 и поясе СМ43 поводья закреплены под поднятой рукой всад
ника. Наиболее вероятно, что все изделия выполнены одной масте
рицей на протяжении 30 - 40 лет.
Седьмая группа (4 экз.): четырехпольные покрывала СМ3839, шлемы с четырьмя фигурами всадников и фигурой медведя
СМ40, 48. Владельцы Таратов и Пакин. Изделия этой группы сши
ты в Верхне-Нильдино по единой выкройке.
Восьмая группа (3 экз.): четырехпольное покрывало СМ37
(Верхне-Нильдино), япы-ялпып СМ62 и шлем СМ58 (Кимкъясуи).
Общие признаки: одинаковое изображение всадника, место и время
изготовления (середина XX в.). Владельцы шлема и покрывал П.С. Таратов и А.Н. Вадичупов (девичья фамилия его матери Таратова). Семипольное покрывало СМ62 имеет двойник - покры
вало из Хурумпауля [Гемуев, 1990, с. 64], где проживают двою
родные братья и племянники Вадичуповых из Кимкъясуев. По
крывало из Хурумпауля, япы-ялпын СМ62 и покрывало СМ37
объединяет также характерный для всех покрывал Хурумпауля
признак - наличие “хвоста”, пучка лент, пришитого к середине од
ной из боковых сторон полотнища.
Девятая группа (4 экз.): четырехпольные покрывала СМ36 (Вер
хне-Нильдино), СМ52, 59 - 60 (Кимкъясуи). Владельцы Таратов,
187
Гындыбин, Вадичупов. Покрывала СМ36 и СМ52 - двойники (со
впадают рисунок всадника, оформление краев полотнища орнамен
том в виде треугольников, закрытое “лицо”, цвет сукна, меховая ото
рочка). Все четыре покрывала объединены по наличию одинаковых
элементов в изображении всадника: одна рука поднята вверх, вто
рой он держит поводья; ноги короткие, ступни не выделены; общая
вшитая вставка в туловах коня и всадника; изображение коня толь
ко с двумя ногами; наличие вокруг всадника дополнительных фи
гур - птицы и зверей. В данном случае можно говорить о суще
ствовании единого стиля, который присущ работам нескольких
мастериц.
Объединение жертвенных покрывал в девять групп позволяет
говорить о том, что большой по площади регион, включавший более
десяти селений, обслуживало определенное количество мастериц.
Они выполняли заказы как для отдельных фамилий, так и для раз
ных селений, нередко разделенных десятками километров.
Отдельно следует сказать о ялпын-улама с фигурой коня. Жер
твенных покрывал с фигурами коней известно немного: еще одно,
двупольное, было встречено у манси в верховьях р. Ляпин, а хан
тыйское покрывало с двумя фигурами коней (оленей) из юрт Карымкарских на Оби находится в Тобольском музее [Бауло, 19976,
с. 82 - 85]. Считается, что первое знакомство населения северных
районов Западной Сибири с лошадью произошло раньше, чем
сложилось на этой территории представление о конном всаднике,
а именно - в эпоху бронзы, еще до появления угров [Мошинская,
1979, с. 42 - 45]. В конце I тыс. н.э. коню начинают придавать значе
ние наиболее ценной жертвы. Свидетельством тому В.Н. Чернецов
считал обнаруженные на Урале в Шайтанской и Лаксейской пе
щерах фрагменты конских костей и кострища [1957, с. 211]. В ме
таллической пластике Приуралья и Приобья образ коня возника
ет в эпоху раннего железа и наибольшее распространение получает
в I тыс. н.э. после прихода угров [Яковлев, 1984, с. 26].
Об особом почитании изображения коня у манси (на нем М щ у
сусне-хум каждую ночь объезжает землю) писал Н.Л. Гондатти [1888,
с. 7]. Даже в атрибутике бубнов хантыйских шаманов встречались
единичные объемные изображения бегущей лошади [Шатилов, 1931,
с. 123]. Интересно, что ненецкий Юно ню (сын лошади) - образ,
близкий мансийскому Мир-сусне-хуму, родился в облике жеребен
ка на берегу моря, куда его мать, старая, обреченная на заклание
кобыла, сбежала от своих преследователей [Головнев, Перевалова,
1994, с. 31].
Как уже говорилось выше, в тех случаях, когда требовалась
кровавая жертва, но не было животного, его можно было п о о б е
188
щать духу и в подтверждение изготовить фигурку животного из
бересты или металла. Лошадь на Севере встречалась крайне редко
и, возможно, одним из временных заместителей являлось ее изоб
ражение на куске сукна. Именно так хотелось бы объяснить появ
ление необычного покрывала с изображением фигуры коня из дома
К. Пакина.
Следует заметить, что на жертвенных покрывалах в изображе
нии коня с всадником и коня без всадника есть определенные раз
личия. В первом случае фигура коня выполнена в стилизованной
манере с использованием элементов традиционного орнамента и
имеет внутри туловища “священную” вставку, которая подчеркива
ет, что перед нами конь Сына Бога, часть его образа. Во втором
случае фигуры коней сшиты из цельных кусков сукна, без вставок,
рисунокотличается плавными линиями и выполнен в натуралис
тической манере.
Важными, с точки зрения семантики имеющихся на покрыва
лах изображений, являются ялпын-улама СМ36 и СМ60. Покрывал
с подобным сюжетом - “всадник в окружении птиц и зверей” - из
вестно еще два - это четырехпольный ялпын-улама из Ломбовожа
[Гемуев, 1990, с. 90] и пояс с четырьмя фигурами всадников, при
надлежавший умершему шаману В.И. Лелятову и поступивший в
1950 г. из юрт Шомы Березовского р-на Тюменской обл. в ХантыМансийский краеведческий музей [Бауло, 1997а, с. 96, рис. 16].
Истоки столь сложного изобразительного сюжета, представленно
го на жертвенных покрывалах, можно найти в значительно более
ранних предметах искусства, поступавших в Сибирь в результате
торговых обменов. Еще в начале XX в. в России были опубликова
ны рисунки блях с изображением охотничьих сцен, сегодня их из
вестно около двух десятков [Смирнов, 1909, табл. XCI, рис. 25; Ле
щенко, 1970, с. 136 - 148; Савельева, 1985, с. 92 - 110; Белавин,
Носкова, 1989, с. 253 - 255; Восточный..., 1991, кат. 2; и др.]. Практи
чески все указанные изделия являлись атрибутами мужских погре
бений и использовались как амулеты и украшения мужского наряда
(поясного набора или нагрудных подвесок). По мнению В.Ю. Ле
щенко, серебряные бляхи с охотничьими сценами были изготовлены
в Волжской Булгарин в XII - XIII вв. Сюжет соколиной охоты и
принцип размещения сцены в круге были заимствованы, а образца
ми послужили изделия мастеров Переднего и Среднего Востока [1981,
с. 113 - 117]. Большинство серебряных блях было обнаружено в При
камье и на Урале, меньшая часть - в Приобье.
На бляхах изображена сцена охоты. Остроголовый всадник
сидит на идущем вправо (от зрителя) коне, туловище развернуто в
фас. В поднятой левой руке он держит рог, правая рука опущена
189
на круп коня. На правом локте всадника сидит птица. Слева распо
ложен полумесяц, справа - солнце. Вокруг всадника изображены
животные и птицы: медведь, лось, лиса (соболь? куница?), гусь.
Достаточно расположить серебряную бляху рядом с жертвенным
покрывалом СМ36, чтобы увидеть поразительное сходство выпол
ненных на них фигур (рис. 105).
*
*
*
К сожалению, нам не удалось непосредственно наблюдать
обряды с использованием жертвенных покрывал, да и в литерату
ре известны единицы подобных случаев. А. Каннисто оставил опи
сание церемонии принесения в жертву коня, на которой ему до
велось присутствовать. Жертвенное место располагалось на
правом берегу Северной Сосьвы в 10 верстах ниже селения Люликары. Дело происходило зимой. Когда исследователь пришел на
место, он заметил устройства, названные им “стропилами для на
вешивания жертвенных предметов”. Каждое из них представляло
собой две вертикально установленные вилообразные жерди с пе
рекладинами, на них висели котлы, наполненные снегом. Из снега
был устроен и “стол”, на который положили кипы жертвуемой одеж
ды и мехов. В качестве жертвенных шестов были использованы два
березовых деревца. На шесты натянули шелковые халаты - ярмак-
Рис. 105. Средневековая серебряная бляха с изображением
сокольничего и жертвенное покрывало.
190
сахи, в “руки” вложили платки, вокруг “талии” затянули пояс, на
“голову” надели мех жертвенной лисы. Халат на первой березе был
выполнен из красного и белого шелка, на второй - из белого. На
шею одного “шайтана” водрузили жертвенные меха. На обоих кон
цах перекладины висели жертвенные одежды. На центральную часть
стропила были наброшены два растянутых жертвенных покрывала
(“седла” Мир-сусне-хума): один из них с вышивкой, на обоих - бу
бенчики для оленей [1958, S. 289 - 290].
Использование жертвенного покрывала на празднике в честь
имда в Руссуйских юртах было отмечено В. Новицким в дневнике
1913 г.: “...около столика к скамье с медвежьими шкурами был при
вязан рыжий бычок, он был накрыт попоной с подвешенными по
краю шоркунчиками, колокольчиками и янтарными бусами. Попо
на состояла из двух покрывал: верхнего - из простого черного сук
на и нижнего, или собственно попоны. Последняя была сделана из
сукна, а под нее подведена шелковая подкладка; длиною попона
была аршина полтора, шириною - один аршин. Состояла она из двух
половин, по средине каждой из них была вшита вырезанная - для
одной половины из черного, для другой из красного сукна - фигура
всадника. Одной рукой всадник управлял лошадью; от спины всад
ника отходило нечто вроде крыла или пера” [1925, с. 18].
Вышеприведенные свидетельства, а также наши полевые мате
риалы, позволяют выделить определенные правила проведения це
ремоний с жертвенными покрывалами в честь Мир-сусне-хума на
протяжении XX в. Жертвоприношение совершалось в “чистом” ме
сте - снаружи дома, напротив святой стены мула (если обряд про
исходил внутри помещения, то животное ставили у противополож
ной входу стены, на задние балки развешивали жертвенную одежду).
В момент возложения покрывала на спину коня присутствующие
произносили молитвы, затем коня обводили вокруг дома “по солн
цу”. Женщинам и юношам было запрещено подходить к месту за
боя, а также видеть “лицо” ялпын-улама. После церемонии покры
вало хранилось в “чистом” месте - на чердаке дома. Жертвенными
животными преимущественно являлись конь и олень, реже - бык,
корова.
Обряды в домашних святилищах
Обряды в честь домашних духов-покровителей или божеств
высокого ранга могли совершаться как внутри жилого помещения,
так и на специальном месте у задней стены дома.
По сведениям А. Каннисто, в верховьях Лозьвы и Северной
Сосьвы нередко приносили жертвы Мир-сусне-хуму прямо в жи191
лище. Жертвенного оленя вводили в дом, на короткое время клали
ему на спину жертвенную одежду, ялпын-улама, связку лисьих
шкур и платки, одновременно произнося молитву. Платки разве
шивали и на балки в заднем углу. Затем убивали оленя и варили
мясо; из головы, сердца, других частей тела отрезали куски и клали
в миску, которую ставили в задний угол комнаты. Женщинам, де
вушкам и юношам не разрешалось есть мясо жертвенного оленя.
Кровавую жертву в жилище приносили также Хулъ-отыру. В этом
случае шкуру и кости животного зарывали под задними нарами,
примыкающими к священной стене {мулу) [1958, S. 279].
Подробное описание жертвоприношения оленя в хижине се
верных вогулов выполнено К.Д. Носиловым [1904, с. 30 - 35].
Значительно более частыми в доме были жертвоприношения
пищей, совершавшиеся на протяжении последнего столетия по слу
чаю всех праздников, включая христианские и государственные.
Рюмка водки и миска с пищей ставились на пупыг-норму рядом с
сундуком, крышку которого предварительно приподнимали. “Уго
щали” не только духов-покровителей, но и хранившиеся в доме
медвежьи шкуры; рюмка водки непременно предназначалась огню
(очагу) и солнцу.
По информации В.Н. Чернецова, хозяин дома зажигал кусоч
ки чаги перед ящиком с пупыгами утром и вечером [Источники...,
1987, с. 140].
Жертву пупыгам рода жены приносил в доме будущего тестя
жених. В первый приезд в дом мужа молодая жена, ее отец и бра
тья совершали жертву пупыгам рода мужа [Там же, с. 203, 205].
У кондинских манси мужчина, отправляющийся на охоту, ста
вил у окна чашку чая и клал кусок хлеба, говоря: “Старик Мепкв\
Я выставил для тебя чашку чаю, не причиняй мне вреда, не пугай
меня, ешь и пей здесь!” [Карьялайнен, 1995, с. 274]. Прийдя в охот
ничью избушку, мужчина ставил рюмку водки и клал кусочек
пищи на подоконник для лесных духов.
Церемония “угощения” духов происходила и на чердаке, если
там хранились “святые” вещи. Рядом с сундуками и чемоданами
всегда лежал кусочек чаги, зажигаемый перед подниманием крыш
ки вместилища и кормлением духов.
Жертвенное место, располагавшееся за домом, называлось
мань-каи - малое жертвенное место. Основными элементами его
являлись стол, вертикально или горизонтально установленные жерди
и кострище. На одном из таких мест у северных вогулов А. Каннисто увидел три вертикально установленных дерева - две березы (пер
вая из них была посвящена Нуми-Торуму) и ель, на которые были
повешены платки с завязанными в углах монетами. Вблизи стола
192
стояло “копье богов” (березовая жердь с заостренным концом), на
которое насаживали вареное мясо [1958, S. 275].
Яркий пример функционирования манъ-кап мы наблюдали в
доме Т.И. Номина. Во второй половине XX в. обряды вне жилища
в большинстве случаев отправляются вблизи его задней стены. Здесь
сооружена пупыг-норма - полка, на которую во время церемонии
ставят чемодан или сундучок с фигурами духов-покровителей, и
установлен столб для привязывания жертвенного животного. По
верному замечанию Е.В. Переваловой, эта направленная на юг (во
всяком случае, символически) “задняя (внешняя) стена... дома ока
зывается принадлежащей лесу...” [1997, с. 234], куда обращены лица
духов-покровителей, призванных обеспечить удачный промысел.
Религиозная традиция манси насчитывает не одно тысячеле
тие. И в конце XX в. эта важнейшая составляющая духовной куль
туры небольшого, затерянного в сибирской тайге народа отнюдь не
собирается умирать. Более того, имеются признаки тенденции к
росту значимости для людей традиционной модели мировидения.
Сохранение святилищ, проводимые на них древние обряды - сви
детельства этого процесса. Об этом говорят и представленные в
книге материалы.
Для манси, в силу природных условий их обитания, определя
емой этим специфики традиционной хозяйственной деятельности,
характерно дисперсное расселение. Еще в середине XVIII в., как
писал П.С. Паллас, манси “не имея кроме охоты другого упражне
ния вынуждены были при необходимости рассеиваться сколь мож
но одна семья от другой далее и не жить деревнями, ибо в таком
случае не было бы для их прокормления пищи” [1788, с. 56]. Осво
ив огромные таежные территории, мансийский народ, сохраняя эт
ническое единство, образовал ряд локальных групп, отличающихся
друг от друга определенным своеобразием.
В обширном регионе - бассейне Северной Сосьвы - более все
го исследована традиционная религиозная культура ляпинских, в
меньшей степени - нижнесосьвинских манси. Сравнительный ана
лиз материала показывает, что в традициях этой группы и группы
верхнесосьвинских манси, наряду с общими чертами (они преоб
ладают), есть и некоторые различия.
Вначале о том, что объединяет традиции этих групп. Прежде
всего, следует сказать о структуре культовых мест. В обоих случаях
она соответствует единому канону. Во-вторых, весьма близки ико
нография представленных на святилищах обеих групп богов и ду
хов-покровителей разных рангов и сопровождающая их атрибутика.
Наконец, достаточно единообразен набор фигур из числа персона
жей локальных и общемансийского пантеонов, почитаемых обеими
группами, хотя зоо- и орнитоморфная ипостаси духов-покровите
лей, в основе поклонения которым лежит тотемистическое начало,
могут совпадать лишь отчасти. Что же касается главных фигур об
194
щемансийского пантеона, то в характере почитания их различий прак
тически нет. Это особенно ярко проявляется в отношении к “Угорс
кому Митре” - Мир-сусне-хуму, в том числе в изготовлении и ис
пользовании жертвенных покрывал ялпын-улама с изображением
этого бога.
Если же вести речь о различиях в религиозно-обрядовой прак
тике верхнесосьвинских и ляпинских манси (к которым примыка
ют в данном отношении их нижнесосьвинские соплеменники), то
следует отметить, что в верховьях Сосьвы в большей мере проявля
ются промысловые культы. Значительно ярче здесь представлен
культ Женщины-Лягушки, которая по целому ряду приписывае
мых ей свойств и качеств приближается к Калтащ-экве - супруге
верховного бога Нуми-Торума. Представляется, что культ Лягушки
относится изначально к палеосибирскому (уральскому) субстра
ту. Основанием для такого предположения может являться то об
стоятельство, что этот культ характерен не только для угров, но и
для самодийцев, в частности, селькупов. В селькупском фольклоре
реминисценции культа Лягушки проступают вполне отчетливо,
правда, у селькупов этот образ имеет негативный оттенок.
Наряду с большой разработанностью у верхнесосьвинских
манси обрядовой практики (имеется в виду четкая периодичность
посещения культовых мест и принесения жертв) одновременно в
большой мере сказывается влияние на нее христианской религиоз
ной культуры. Это проявляется в том, что большие, особо значи
мые для “народного православия” праздники (Ильин день, Пасха и
др.) стали днями жертвоприношений духам-покровителям разных
рангов. Симптоматично также (хотя зафиксирован только один слу
чай) оформление культового амбарчика в виде семигранной пира
миды, имитирующей форму православного храма. Причиной ин
корпорации элементов христианства в религиозно-обрядовую
практику манси явилось в основном иноэтничное влияние, при
чем не только русских, но и в большой мере коми-зырян, которые
также выступали носителями православия.
Как уже говорилось выше, у верхнесосьвинских манси практи
чески отсутствуют итпгперма - изображения умерших. В то же время
почти во всех мансийских домах на Ляпине имеются эти предметы
культа. Возможно, А. Каннисто был прав, предполагая заимствова
ние ляпинскими манси обычая изготавливать “куклы мертвых” у се
верных соседей - ненцев. Действительно, ненцы в связи со смертью
человека делали подобные фигурки [Хомич, 1966, с. 208], называя их
н'гыгпарма (ср. манс. - иттерма, иттарма).
Для религиозно-обрядовой практики верхнесосьвинских ман
си характерно отсутствие женских культовых мест. В то же время
195
на Ляпине практически каждое селение (пауль) располагало этим
своеобразным (пусть и не эзотеричным) святилищем. Зато женщи
ны у верхнесосьвинских манси допускались на периферию тех
категорий святилищ, которые на Ляпине считались и считаются
исключительно мужскими. Налицо ситуация своеобразного заме
щения: отсутствие женских культовых мест в верховьях Сосьвы
компенсируется возможностью посещения женщинами святилищ
более высокого (по сравнению с женскими) ранга. Думается, что в
этом случае мы сталкиваемся с трансформацией традиции под вли
янием опять-таки иноэтничного окружения.
Итак, перед нами целый ряд различий в религиозно-обрядо
вой практике между несколькими группами манси, рассеянными
в бассейне Северной Сосьвы. Однако эти различия, имея сугубо
локальную природу, отнюдь не разрушают стройную картину ман
сийского Космоса.
196
ПРИЛОЖЕНИЕ 1
Мансийские селения в верховьях
Северной Сосьвы (XX в.)
С еверн ая С осьва :
Турват-пауль (Саклингья) (490 км*), Усть-Манья (450 км), Мисапсипауль**, Яны-пауль (375 км), Телипауль**, Халпауль (365 км), Няксимволь
(350 км), Волькотли-пауль** (345 км), Нямча-пауль**, Суйват-пауль**,
Улангсос-пауль**, Нерохи (305 км), Усть-Тапсуй (280 км), Ильпи-пауль**
(255 км), Виссум-сунт** (устье р. Висим), изба Т.И. Номина** (210 км),
Хангласам** (195 км), Хулимсунт (180 км), Менкв-я-пауль (155 км),
Сарадыпауль (Сарадейские)**, Ульпа-ив-пауль**, Сангитур (Вогульские)**
(125 км), Верхне-Нильдино (90 км), Нижне-Нильдино** (78 км), Кимкъясуи (65 км), Оурья**, Посолдино (Посалтит-пауль), Нярпауль**, Патрасуй,
пос. Сосьва.
П рит оки С еверной С осьвы в ее верхнем т ечении :
р. Лепла:
юрты Самбиндалова, юрты Курикова, юрты Дунаева.
р. Няйс:
Совлох**, изба Бадагова**.
р. Тапсуй:
Песпауль**, Тимка-пауль**, Налум-пауль, Тапс-яны-пауль**, Арбапауль**, Колымъя-пауль**, Мань-селтыт-пауль**, Селтыт-пауль**, Хулюмпауль**, Ворья-пауль** (р. Ворья) (390 км), Нирус-пауль (Нирвож)**
(375 км), Тапсват-пауль (350 км).
р. Волья:
Арпипауль**, Перевалка**, Валенпауль**.
* Селения перечислены сверху вниз по течению. Расчет расстояния от пос. Сосьва до
указанных селений произведен авторами.
** Селения, прекратившие существование.
197
ПРИЛОЖЕНИЕ 3
Д у х и -п о к р о в и т е л и в е р х н е с о с ь в и н с к и х м ан си (X X в.)
Таблица 1
Территориальные и поселковые духи-покровители
Дух-покровитель
Местонахождение
Хранители
1
2
3
Н е р -о й к а , Ч охры н ъ-ой ка
оз. Турват (Ялпынг-тур)
Самбиндаловы
Е в т ы м с -о й к а
Турват-пауль
Самбиндаловы
Яны-пауль, р. Лепла
-//-//-
Самбиндаловы
V /V /Куриковы
Й и п ы х -о й к а , Я л п и н г-у й
Халпауль, р. Лопсия
Тасмановы
К а л ь -н е х о с Н а й -эк в а ,
Т у л я м -у р -о й к а
Няксимволь, р. Няйс
V /-
Номины
7 /-
Н я кси м воль К а т я нэ
Няксимволь
?
Н я к с и м во л ь -п а у л ь пай эк ва
Няксимволь
?
Ч о х р ы н ъ -о й к а
Усть-Тапсуй
Анемгуровы
Я л п ы н г -А к и
р. Тапсуй
Дунаевы
Ч о х р ы н ъ -о й к а ,
Я л п у с -о й к а -п ы г
Нирус-пауль, р. Тапсуй
Пакины
-//-
7 /-
В о р ъ -я Н а й -эк в а -К а л ъ -Н е х о с
Ворь-я-пауль, р. Ворья
Анемгуровы
Х у л ю м -п а у л ъ Н а й -э к в а
Хулюм-пауль, р. Тапсуй
Пеликовы
Х о р т х а н ой ка
Хан гласам-пауль
?
Х а н гл а са м -н а й -эк в а
Хангласам-пауль
Пуксиковы
Т о р ум -о й к а (М и р -с у с н е -х у м )
Хулимсунт, р. Хулюм
Пуксиковы
Л у с -х а л -э к в а
р. Ялбынья
Анемгуровы,
Адины
Л е п -т и т -о й к а ,
Тав х ури т е,
Л е п -т и т -о й к а -п ы г;
Щ а х -о й к а
199
О к о н ч а н и е табл. 1
1
2
3
В о я л -о й к а
р. Ялбынья
?
М и с - х у м -о й к а , М и с -н э ,
П ы ри щ
Менкв-я-пауль
-//-
Алкадьевы
-//-
Л у с -х а л -э к в а
Санки-тур,
Сарадейские юрты
Таратовы,
Юнаховы
Т а х т -к о т и л ь -а к и -п ы г , А ги ,
Н я р с -н а й -э к в а
р. Ялбынья (приток Вольи)
Таратовы,
Вадичуповы
В о л ъ я -я л п ы н -щ а н ъ
( М и с -н э -э к в а )
р. Ялбынья (приток Вольи)
Таратовы,
Вадичуповы
П о л у м -Т о р у м -п ы г
(П а у л ь -у р н е -о й к а )
Верхне-Нильдино
Вынгелевы
П рим ечание. Сведения о духах-покровителях взяты из [Носилов, 1904;
Чернецов, 1926; Kannisto, 1958; ПМА 1985 - 1997 гг.; Источники..., 1987;
С'амигулов, 1997].
200
Таблица 2
Домашние духи-покровители
Дух-покровитель
Селение
Хранитель
А л и - х у м у Л у и - х у Mt
О с т л и п -у р н е -о т ы р
Турват-пауль
-//-
Самбиндалов Д.И. (1990 г.)
М ладш ие б р а т ья
Л е п -т и т -о й к и
Яны-пауль
-//-
Самбиндалов Н*П. (1997 г.)
А л и -х у м -о й к а
(Т о р у м -п у п ы г),
Л у и -х у м -о й к а
Яны-пауль
Самбиндалов А.Е. (1997 г.)
-и -
-II-
Н я к с и м во л ъ -о т ы р -п ы г
Няксимволь
Юнахов И. (1989 г.)
Ч о х р ы н ь -о й к а
Няксимволь
Дунаев А.В. (1997 г.)
О т ы р -п ы г
Усть-Тапсуй
Анемгуров И.В. (1989 г.)
Ч о х р ы н ь -о й к а -п ы г
Тимка-пауль
Дунаев А.Т. (1997 г.)
Н я й с -т а л я х -о й к а -п ы г ,
Х а н г л а с а м -н а й -э к в а
(Щ а н ь -а в и )у
О т ы р -п ы г
Дом Т.И. Номина
Номин Т.И. (1989 г.)
V /-
V /-
-II-
-II-
К о л ы н -А к и (О т ы р -п ы г )
Хулимсунт
Пуксиков Н.А. (1989 г.)
У р н е -х о л -о й к а ,
Ч о х р ы н ь -о й к а
Хулимсунт
-//-
Пуксиков В.А. (1997 г.)
Тором пыг
Верхне-Нильдино
? (1931 г.)
М и р -с у с н е -х у м
Верхне-Нильдино
Таратов П.С. (1985 г.)
В ор Сали
Верхне-Нильдино
? (1931 г.)
А х в т а с -о й к а
Верхне-Нильдино
Пакин К. (1985 г.)
К у л ь -о т ы р
Кимкъясуи
Гындыбин (1997 г.)
V /-
-II-
-II-
П рим ечание. Сведения о духах-покровителях взяты из [ПМА 1985 1997 гг.; Источники..., 1987].
красный-черный
V /красный-синий
красный-черный
V /V /черный-зеленый
красный-черный
ПРИЛОЖЕНИЕ 5
Предания, сказки, былички сосьвинских манси
М ен к в
Километрах в пятнадцати отсюда находится избушка Т улям -урам . Жили
раньше два мужика. Один в лес не ходит, сидит дома каждый день. Другой
пошел на охоту за соболем, ходил два-три дня да собаку потерял. Ищет
день, ищет два - найти не может. Третий день собаку ищет. Нашел след и
прямо по нему пришел на Т ул я м -ур а м . Там в лесу большой дом стоит.
Смотрит охотник - собака его лежит. Стал звать он ее, а она не идет и все.
Вдруг дверь отворилась, из дома вышел старый человек с бородой. Взял он
палку и стал охотника бить, так и не отдал собаку. Ушел ее хозяин обратно.
Нашел елку, давай рубить, спать надо. Тут и заснул. Голодный был, умер.
Замерз. А старик тот м енквом был, метра три высотой. (А.Е. Самбиндалов,
1932 г.р., Яны-пауль, запись 1997 г.)
М о с ь -х у м и П о р -н э
М осъ -хум женился на П ор-н э. У нее раньше муж был П ор-хум . М осьхум своих детей привел, и у П ор-н э дети были. Как только М о сь -х ум на
охоту уйдет, П ор-н э его детей обижать начинает. Голова у П о р -н э обычно
лысая, с паршой - как чесотка. Почешет она голову и этими крошками
детей М о с ь -х у м а кормит. А своих хорошо кормила - варила им то, что
М о сь -х ум с охоты приносил.
Дети стали жаловаться отцу: мамка нас крошками кормит. Решил М осьх ум наказать П о р -н э , да она сильная, просто так с ней не справиться. Убил
он далеко в лесу лося и думает: пошлю жену за мясом. Она согласилась.
М о сь -х ум на дорогу ей спички дал, да только их намочил сначала. Идет
П о р -н э домой - нарточкой лося тащит. Стала ночью костер разводить, а
спички-то сырые. Долго пыталась, ничего не получается. Шкура лося уже
снегом покрылась. Думает П о р -н э : завернусь в шкуру и усну. Одну часть
шкуры вниз постелила, другой обернулась и так проспала всю ночь.А голая
кожа лося снаружи-то за ночь и замерзла. Утром не может П о р -н э вылезти.
Собрался М о сь-х ум ей навстречу. Подошел ближе, видит - вся шкура скру
чена. Спрашивает жену: живая ли ты? “Живая”, - отвечает П о р -н эу - “да
вылезти не могу”. Сделал тогда М о сь-х ум колотушку из березы и спраши
вает: “Голова у тебя в какой стороне?” Начал он бить и разбил всю голову.
(У.В. Анемгуров,1933 г.р., Тапсват-пауль, запись 1997 г.)
Быличка
Гостил я как-то зимой в Няксимволе у одного человека. Пошел хо
зяин на речку за водой. Подошел к проруби, а оттуда музыка играет и
слышится ему голос: “Заходи давай к нам, тут у нас весело, с нами весе
литься будешь”. И слышит он - как будто гармошка играет, “Яблочко”
поют. Подумал он и не стал в прорубь спускаться, а то бы пропал, и
205
сказали бы люди - его B u m -Х он утащил. (У.В. Анемгуров, Тапсват-пауль,
запись 1997 г.).
Былинка
Когда гроб из дома вынесут, в этот день нельзя в дорогу собираться,
иначе покойник за тобой пойдет. В такой день ни лодкой, ни оленем нельзя
ехать - покойник все равно догонит.
Умер у меня внучек, а мне надо было в этот день на Усть-Тапсуй
пойти. И, видимо, покойник-то за мной и пошел. Остались на ночь в
Усть-Тапсуе: всю ночь кто-то косяк двери рвал, в дом старался войти. Спать
только легли - стол затрещал, печка затрещала, пол трещит - как будто ктото ходит. Покойник это ходил, конечно. Утром пошли дальше. Дошли до
развилки, покушали. Товарищ мой к себе пошел, а я - к себе. Разошлись.
Он скрылся, а я дальше иду. Вдруг слышу: сзади кто-то на лыжах догоняет.
Оглянулся - никого. Снова иду: опять кто-то за мной на лыжах следом, все
ближе и ближе. Оглянусь - нет никого. Звук все ближе и ближе, думаю,
подожду - не буду оборачиваться. Вдруг мне точно спину водой холодной
облили. И так до самого дома. Это покойник за мной шел. Ночью уже дома
опять он шумел. Как усну - кто-то меня толкает. Это внучек был, это
покойник все делал. Покойник вред принести может. Может с собой взять.
Болеть будешь, мучаться или умрешь. (У.В. Анемгуров, Тапсват-пауль, за
пись 1997 г.).
Т о р у м -о й к а
( М и р -с у с н е -х у м )
Торум жить стал. Пора ему жениться, а Т орум -щ ань ему совет дает: Жениться хочешь - возьми в жены Луны дочь, Э т пос-ай.
Большую-малую свадьбу сыграли. Дом у него богатый - золото, сереб
ро, камни.
К и р т -н ел п -эк ва захотела заменить его жену на свою дочь. Стала кол
довать она и ее дочь вместо Э т п ос-ай осталась.
Т орум -ой ка жизнь на земле восстанавливает, все живое выпускает на
землю. Е лы -м ахум (земляные люди) пошли.
Жена его спрашивает: - Ты что делаешь?
Отвечает он: - Свое дело делаю: живое выпускаю, жизнь восстанав
ливаю.
Тогда жена говорит: - Не нравится мне дом из золота, ты лучше сделай
дом из костей животных и птиц.
Т орум -ой ка послушал, открыл дверь: г Прошу, - говорит, - всех зве
рей и боровых птиц ко мне, всех в железную ограду буду закрывать.
Все пришли - лоси, олени, птицы, до самого малого рябчика. Только
совы нет. Сам Т орум -ой ка сидит в последней комнате, где у него вся вера
и зовет жену. Она не хочет идти, ну ладно.
Сова прилетела, села на подоконник, голову по солнцу развернула и
говорит: - Ты из наших костей дом делать хочешь, а чем же люди жить
будут? У тебя этот дом хороший, век стоять будет. А из моих костей дом
слабый, угол слабый, завалится дом. Кто тебе такой совет дал?
206
- Жена дала.
- Возьми ее за косы и на землю брось.
Выпустил Т о р у м -о й к а всех зверей, жену тащит.
- Что, муженек? У нас сын и дочь будут, а кто я на земле буду - от
сына, от дочери узнаешь. (Т.И. Номин, 1904 г.р., запись 1989 г.).
Эква-пырищ (Торум-пыг)
В лесу живет старшая сестра семи братьев м и с-хум ов. Однажды ви
дит - много мусора накопилось. Стала его убирать и нашла два щенка и
акань. Она поставила аканъ в доме и надела ей на шею арсы н. Вдруг слы
шит из лесу голос: - Это тебе Бог послал, храни хорошенько, если можешь,
счастье тебе будет, от них жизнь узнаешь и спросишь.
В дом заходит, смотрит, а вместо кобелька - мальчик лет семи, вместо
сучки - девочка, вместо куклы - женщина. М и с-нэ поздоровалась с ними,
они не отвечают, только головой кивают.
Женщина говорит: - На земле будут люди жить и будут п упы ги их
охранять. А эти дети взрослыми станут. А я пока прощаюсь. Я на земле
буду - Торум -щ анъ.
Пришла сестра М и с-нэ и говорит: - Отдай девочку.
Отдала.
Сын, он Э ква-п ы ри щ , растет. Старуха ему лук и стрелы сделала. Гово
рит она ему: - Только далеко не ходи.
Эква-пырищ просит ее: - Сделай мне лыжи с подволокой из выдры.
- Ладно, сынок. - Сделала.
- Бабушка, утром рано чуть свет я пойду лыжи попробую.
- Далеко не ходи.
За дом по широкой дороге пошел. Лыжи хорошо катятся. Долго
шел. - Ладно, пойду обратно. И своей матери-бабушке скажу: уйду на
два-три дня, пусть не ждет.
Пошел, сказал.
-Только не ходи по этой дороге, не надо.
- Как не надо, ты знаешь - кто я? Я - Сын Бога, Эква-пырищ, Торумпыг. У меня есть сестренка и мать, которую ты нашла в земле. Она главная
там будет. И я по земле пойду, посмотрю, что там находится. Через три дня
или в конце недели приду.
На другой день собрался и пошел. Покатил вниз. Слева озеро, справа
лес лиственный, там дом большой. “Надо туда в гости зайти”. Подходит к
дому.
Навстречу ему - Я лп и н г-уй, у них языки - как копья.
Говорит Э ква-п ы ри щ : - У этих Я лп и н г-уй хозяин есть?
Самый большой Я лп и н г-уй в ответ говорит: - А ты кто?
-
Т о р ум -п ы г .
- Что тебе надо?
- А кто здесь живет?
- Семь Мис-махум, сейчас я схожу.
Пришел, говорит своим братьям: - Не трогайте его.
207
Э ква-п ы ри щ подошел к дому, лыжами друг о друга постучал и гово
рит: - Если б захотел богатырь-мастер, от лыж только щепки полетели бы.
Трое братьев в доме сидят. Говорят: - Кто-то смелый к нам пришел.
Т орум -п ы г заходит, поздоровался. Средний брат его спрашивает: - Ты
откуда?
- Я, Т орум -п ы г , пришел в гости и по делу.
Заходят другие братья, поздоровались, разделись. У одного на конце
лука - лось, у другого - олень, у третьего - глухарь. Положили добычу на
витп-норму , а там уже осетр, нельма, муксун.
Спрашивает Э ква-пы рищ . - Вы чем занимаетесь?
- Мы каждый день считаем зверей в лесу и рыб в реке.
- Да вы же наказаны моим отцом, я его сын. У вас карты есть? Давайте
играть, если я первый вздремну - в будущем веке вы мою должность займете,
будете людьми руководить. Если вы вздремнете - я вашу должность займу.
Играют неделю, Э ква-п ы ри щ немного вздремнул. Младший Я лп и н гуй заметил и говорит: - Ты вздремнул.
- Нет, это я думаю.
- О чем?
- Вам проверить надо: сухостоя или живых деревьев больше; воды
или земли больше?
- Ты тут пока не спи.
- Ладно, я буду карты тасовать.
Ушли Ялпинг-уй, ходят, мучаются. Он отдыхает, ест. Слышит - воз
вращаются. Стал карты тасовать. Слышит их разговор.
- Э ква-п ы ри щ прав, у него голова большая: сухостоя в семь раз боль
ше, чем живого леса, а воды больше, чем земли.
Заходят, он тасует.
- Давай, тогда вари еду.
- Мне некогда, я работаю.
Старший назначил младших готовить. Сели.
- Ну, кто прав?
- Ты прав.
- Ну, что решать будем?
- Как ты решишь.
- Здесь будут люди жить, вы к ним не касайтесь.
Они согласились. Э ква-п ы ри щ им говорит: - Можете жить по лесам,
боговеры вас прославлять будут.
- Ладно.
Э ква -п ы р и щ пришел домой.
- Долго ходил, сынок.
- Сейчас прощаться будем. Где моя мать и сестренка? - Он взял чагу,
на нож посадил, качает, гадает, шаманит. Вдруг приходят сестра и мать,
Этпос-ай. Мать ему говорит:
- Ты скоро к своему отцу пойдешь, что ты ему скажешь?
- Кроме хорошего, я ему ничего не скажу.
Э ква-п ы ри щ спрашивает: - А сестренка кем будет?
- С сегодняшнего дня люди появятся. Ее будут в доме держать, а меня
нельзя. Я - Щ анъ. А тебе имя - Э ква-пы рищ . Землю будешь обслуживать, и
208
отцу не подчиняешься, и чтобы он знал. На земле будут Щ ан ь , Т орум -п ы г ,
В оял-ой ка, другие пупы ги. К отцу придешь, скажешь: - Щ ан ь просит на
звание В оял-ой ке. На земле люди молиться им будут. У В оял-ой ки трех
гранный посох будет.
Они разошлись.
Щ ан ь говорит: - Ты с людьми держи себя строго, чтобы они подчи
нялись. Раньше - Богу, а теперь - тебе. А я Щ ань. Тебя и сестру можно
держать дома, а меня нельзя. М и с-х ум о в и м и с -х у м -а й тоже можно дома
держать. М и с-х ум о в и в лесу ставить будут, и на охоте пурлахт ы н делать.
Э ква-п ы ри щ полетел к Торум у. Торум сидит, думает: - Кто-то ко мне в
гости едет. Во дворе столб поднялся золотой. У него конь черный, стоять
не может, с копыт искры летят.
- Кто такой? Ведь я один бог, кто же это? Встретить надо.
Выходит, чуть на колени не падает. Э ква-п ы ри щ говорит ему: - Ты
меня узнаешь? Ты на камни не падай, суставы скрепи. К тебе можно зайти?
- Заходи.
Входят в дом, садятся. Там повсюду один дорогой мех.
- Ну, отец, ты знаешь, что я сделал?
И все ему рассказал.
- А где же жена моя, Э т п ос-ай ?
- Она на земле, там останется. А я буду людьми командовать. Ты
больше людей не касайся. Мы ведь не всегда будем. Другой век будет, все
сгорит, потом другой век будет - другие боги будут. (Т.И. Номин, запись
1989 г.)
Э к в а -п ы р и щ
Три богатых мужика пришли домой к Э к ва -п ы р и щ у. Он говорит: Три мужчины пришли, надо чай заваривать. У нас совсем женщина лени
вая стала, самовар сам чай варит.
- Продай нам такой самовар.
- Как я могу? У меня бабушка уже старая, чай не может варить. Ну
ладно, давайте триста рублей и забирайте самовар.
Взяли они самовар и ушли. Собрались на охоту и говорят: - Мы на
охоту пойдем, а он сам кипеть будет, вернемся - а чай уже готов.
Охотились долго. Приходят - не кипит самовар. Пошли они обратно
к Э к в а -п ы р и щ у разбираться. Увидел Э ква -п ы р и щ , что мужики возвраща
ются, договорился с бабушкой, наполнил кровью коровье горло, да привя
зал его к бабушкиному горлу. Зашли мужики, стали кричать на него. Гово
рит Э ква-п ы ри щ . - Это все бабушка виновата, придется ее убить. Ударил
ножом бабушку в горло, кровь полилась, испугались мужики и убежали.
(П.С. Таратов, 1905 г.р., Верхне-Нильдино, запись 1989 г.)
М енквы
В Няксимволе как-то жили два пастуха. И начали у них из нарт про
дукты пропадать, кто-то забирает. Тогда старые люди сказали: “Надо поста
вить стол и рядом бочку вина. На стол поставьте два стакана с вином. Они
209
придут, попробуют, потом им понравится, начнут дальше пить, опьянеют,
тогда их можно поймать”. Поставили бочку, стол, закуску, налили в стаканы
вино. Пришли менквы, муж с женой, они тоже семьями живут. М енкв-ойка
говорит: “Что это за вода в стакане? Дай-ка попробую”. Попробовали - вкусно,
налили еще, закуску взяли. Полбочки выпили, опьянели и заснули. Пришли
люди с цепями и кандалами. Руки-ноги цепями стянули, так и привезли в
деревню. Там посадили менквов в дом с железными дверями, окна железом
закрыты. Они стучатся: “Есть хотим”. Открыли дверь. Они ходят кругом по
деревне, пищу берут, едят. Так и жили. Потом опять в лес ушли. Мужики в
дерево ножи воткнули - пусть м енкв увидит и знает - опять придет, тогда
кончат его. (П.С. Таратов, Верхне-Нильдино, запись 1986 г.)
М ен к в
Один мужик был на охоте, возвращается обратно уже поздно, луна
светит. Вдруг слышит: “Тира-тира, тира-тира”. Что такое? Подходит бли
же, смотрит - .менкв-великан сидит и сапог зашивает. “Дай я его убью”, думает мужик. Пошел к болоту. Взял лесину и подкрадывается осторожно:
пока “тира-тира” звучит - идет, как тишина - стоит. Подкрался и по голове
этого великана -м ен ква ударил. Подскочил тот и побежал. Мужик утром
пошел на это место, смотрит - рюкзак стоит, собака стоит, а самого м енква
нет. Видно только, как убегал он - все деревья повалены. (П.С. Таратов,
Верхне-Нильдино, запись 1986 г.)
М ен к в
Один мужик в Сартынье великана убил. Великан тот продукты таскал.
Стал мужик топор точить, сено положил на лезвие - не режет. Снова точит,
опять сено положил - теперь разрезается. Зашел он в дом, стал караулить.
М енкв идет - глаза светят как фонари. Мужик за дверью стоит, м енкв зашел,
а он его топором по голове и по шее ударил. Упал великан, всю избу завалил
собой. Мужик в деревню пришел, говорит старикам - м енква убил. Не ве
рит никто. Ребятишки пошли смотреть, увидели - испугались, убежали.
Потом уже старики пришли, посмотрели. “Да, ты сильный охотник”, - сказа
ли. (П.С. Таратов, Верхне-Нильдино, запись 1986 г.)
Э к ва -п ы р и щ и м ен к в
Собрался Н ум и -Т о р ум на охоту и говорит Э к ва -п ы р и щ у : “На п але три
бочки стоят. Не трогай их, сынок”. Сын думает - отец на охоту пошел,
почему мне на пал не посмотреть. Открыл первую бочку - там такая вода,
если выпить - мясо и кости кончаются, умираешь сразу. Вторую бочку
открыл - вода кипит, едва успел закрыть. Люди сто лет живут, потом бог их
опускает в бочку и топит. Открыл третью бочку - а там земля, такая краси
вая! Вдруг слышит - отец возвращается. “Зачем плачешь, сынок, я же гово
рил - не трогай бочки”. - “Я не трогал”. - “А почему тогда вода на руках?“
Просит сын отца на землю его отпустить. Отвечает отец: “Там на
земле плохо, шиповник всех царапает”. - ”Ну и ничего”. Пошел Н у м и -
210
Торум в кузницу, сделал золотую колыбель, опустил в нее сына. Северный
ветер пойдет - на север качается, южный - на юг. “Может, хватит, сынок?” “Нет, на землю отпусти”. Сделал тогда ему отец ерн-кол - чум из лосиной
шкуры. Эква-пырищ ходит, охотится, потом видит тропинку, пошел по
ней, собаку видит, она лает. Зашел в дом. Великан сидит. “Ой, зять при
шел”. Дочь сидит - сахи шьет. “Тащи, дочь, кисы, eauf рубашку, неси ку
шать”. Легли спать вместе.
Утром дочь говорит Эква-пырищу: “Завтра мой отец играть с тобой
собирается. Он спрячется, а ты его искать будешь. Он на лиственницу
заберется. Ты тогда возьми лук и прямо в нос ударь ему”. Так и сделал
Эква-пырищ. входит в дом великан, а нос у него в крови.
Вторую ночь ночевали. Утром менкв спрятался в сумьях. Говорит тог
да дочь: “Там топор лежит, ударь им по ногам менкву”. Заходит великан ноги все порубленные.
На третий день опять обхитрил Э ква-п ы ри щ м енква.
Говорит он: “Домой мне надо”. Отвечает ему м е н к в : “Идите, я сам
буду жить”.
Приехал Э ква-п ы ри щ с женой в ер н -к о л , жить стали. Парнишка у них
родился. (П.С. Таратов, Верхне-Нильдино, запись 1986 г.)
Х о н т о р м -о й к а
В одном городе князь правит. А сын его живет у дедушки и бабушки.
Сделали они ему лук и стрелы, да не велели далеко ходить. Он и ходит
недалеко. Стрелу пустит и за ней идет. День идет, второй идет. Слышит кто-то пищит, словно люди разговаривают. На третий день еще дальше
стрелу пустил и пошел за ней. Далеко ушел, людей там нашел. Это лесные
люди были, семь братьев. Говорят они: “Это нашего князя сын такой боль
шой вырос”. Решили они испытать его. Стали играть в л а к и - кольцо
кидают друг другу навстречу, надо поймать его. Кинули парнишке кольцо,
летит оно со страшным шумом. Думает он про себя: “Если поймаю, упаду
на землю. Дай помолюсь Т орум у - пусть силы добавит, пусть кольцо не
меня заденет, а малицу”. Поймал кольцо и обратно кинул, попал в самого
старшего, с ног его сшиб. Стал тот на парнишку кричать: “Ах ты, такойсякой, меня никто кольцом не сшибал, а ты смог!” Ругаться стали.
Повернулся парнишка и ушел домой. Дома завернулся с головой и
уснул. Бабушка его утром спрашивает: “Что с тобой случилось? Голова
болит, что ли?” Парнишка ей все рассказал.
В то время отца его убили, скальп сняли и на дерево повесили. Уби
ли его Сатп-виклы (семь ненецких богатырей), Нер тапл сат-виклы, при
шли они из-за горы, со стороны Печоры.
Старуха ушла в то место, где висел на лиственнице скальп ее сына.
Говорит она: “Если б ты живой был, наш город никто бы не взял, а сейчас
уничтожат этот город”.
Парнишка - Х о н т о р м -о й к а - слугу имел, П а й п ы н -о й к у. Послал он
П а й п ы н -о й к у с богатырями воевать. А сам спит у бабушки. П а й п ы н ой к а в одиночку бьется, не может справиться. Говорит он Х о н т о р м о й ке : “У меня в пальцах скоро дырка от стрел будет, так я устал. А ты все
211
спишь, пора вставать, а то город наш уничтожат!” Не отвечает Х он т орм ойка, спит дальше.
Снова П ай п ы н -о й к а с богатырями бьется, совсем сломили они его.
Опять идет к Х он т орм -ой ке, пытается разбудить: “Сам, как хочешь, так и
воюй!” Убежал П а й п ы н -о й к а .
Встал парнишка и давай сражаться. Одной дубиной всех разнес. Смот
рит вниз - на ногах у него что-то болтается. Это старик со старухой уцепи
лись и кричат ему: “Успокойся, а то нас совсем разнесешь!”
Порылся старик в углу, достал л а х р - кольчугу: “Возьми, внучек, без
кольчуги тебя убить могут”. Кольчуга тяжелая, еле устоял.
Порылась старуха в другом углу, вытащила си рай - саблю, отдала Х о н т орм -ойке. Порылась еще и достала т абоки белые, кабы такие у отца были,
никто бы не смог его убить.
Одел Х он т орм -ой ка кольчугу и т абоки , взял саблю и пошел воевать.
Стоят богатыри на конях. Говорит он т абокам : “Если вы меня не прокати
те с берега вниз на речку через брюхо богатырского коня, то выброшу я
т а б о к и ”. Прокатился он вниз на речку и нос у коня главного богатыря
отрубил. Второй раз прокатился на т аб оках} отрубил хвост у коня, упал
конь. Третий раз прокатился - коня пополам перерубил. Схватился тогда в
рукопашную с богатырем и перерубил его Х он т орм -ой ка.
Погнал он тогда богатырей, и они убежали. Лег спать, спать не может,
во сне ему все чудится. Встал, срубил тем богатырям ит т ерм а, чтобы не
чудились.
Утром пошел в верховья Кем пажа, там дом стоит, дома одна старуха и
дочь у них. Сабля вся в крови. Вымыл саблю в лунке, спрятался в сенцах и
ждет.
Мать говорит дочери: “Сходи за водой, скоро братья твои придут с
охоты, пить попросят”. Дочь сидит, не идет. Мать опять просит. Взяла
тогда дочь ведра, сходила за водой, поставила ведра перед матерью: “Пей”, говорит, - “если вода такая нравится”. Поняла мать, что Х о н т о р м -о й к а
пришел. Спрятали его в пологе. Зашел один из братьев: “Что-то человечес
ким мясом пахнет”. Пришли все братья, последним старик вошел, тоже
говорит: “Человеческим запахомпахнет”. Старуха отвечает ему: “Тише, ста
рик, если дочь за него замуж не отдадим, конец нам”.
Отдали дочь замуж, две недели гуляли. Х о н т о р м -о й к а говорит: “Д о
мой мне надо”. Собрался, лыжи надел и говорит им: “Если сегодня до
дома не довезете, сломаю вас”. Быстро добрался. (П.Ф . Меров, Хошлог,
запись 1985 г.)
212
ПРИЛОЖЕНИЕ 6
А.В. Б ауло
Поездка на озеро Турват
Известный сибирский этнограф Галина Ивановна Пелих, наш общий
учитель и первый научный руководитель, любит делить всю полевую эт
нографическую деятельность на две части: труд и работу. Работа этнографа,
по ее мнению, сводится к общению с информаторами, описанию предме
тов материальной и духовной культуры и т.п. занятиям, имеющим отно
шения к науке. А вот различного рода физические напряжения или, как
говорит И.Н. Гемуев, “мышечную радость”, куда входит перетаскивание
экспедиционного груза, лодки, канистр с бензином, ремонт мотора, уста
новка палатки или приготовление пищи, Галина Ивановна относит к поня
тию “труд”, считая его исключительно вспомогательным средством для “ра
боты”.
Тем не менее, в наших экспедициях значительную часть времени
занимал все-таки труд. Из уважения к нему мы решили опубликовать
фрагменты экспедиционного дневника 1990 года. Речь идет о поездке из
Няксимволя вверх по Северной Сосьве до ее истоков у озера Турват
(расстояние между начальным и конечным пунктами составляет около
150 километров).
2 7 ию ня, среда
Наш дальнейший путь лежал в Усть-Манью, находившуюся выше по
реке от Няксимволя на 100 километров. Как обычно, по карте выяснить
толком ничего не удается, поэтому начинаются расспросы у праздно гуля
ющих по берегу: как добраться до Усть-Маньи и вообще далеко ли до нее.
Разброс мнений велик, правда, в итоге многих разговоров выясняется,
что рассказчик там никогда и не бывал. Собеседники единодушны только
в одном: на нашем тяжелом “Прогрессе-4” туда не подняться - слишком
мелко, вода падает, перекаты (близок Урал), русла не знаем. Сколько же на
своем веку мы слышали подобных разговоров, сколько видели разбитых
лодок, моторов, винтов, сколько раз нас пугали и с каким наслаждением!
Но “Прогресс”, пусть иногда и черепашьим шагом, прошел все. А забегая
вперед, скажу так: если я сегодня вспоминаю Усть-Манью, то, закрыв
глаза, прежде всего вижу сверкающую на солнце, переливающуюся по
камням Северную Сосьву и стоящий у берега под ярко-синим небом
белый красавец “Прогресс”. Если бы на его место поставить легковые “Ж и
гули”, то они не смотрелись бы более странно, чем наша лодка на таком
мелководье. Скорее можно было бы допустить, что она спустилась на
крыльях с неба, но никогда! - что она пришла своим ходом с самых низо
вьев реки.
2 8 ию ня, ч ет верг
Утром не спешили - предстоящие сто километров не вызывали со
мнений. Царило благодушие: вода высокая, мелей и перекатов в этом году
не было. В несколько рейсов перенесли в лодку поклажу, два рюкзака с
213
лишней одеждой оставили в кладовой сельсовета. Вымыли лодку, аккурат
но расставили багаж: кружки - на боковые полки, чайник - между передни
ми сиденьями. День был солнечный, изрядно припекало, и я даже снял
рубашку, пользуясь отсутствием комаров во время передвижения по воде.
На всякий случай тронулись осторожно, помня прошлогодние муче
ния, но уже вскоре дали полный газ и около часу дня слева по борту показал
ся Яны-пауль: на берегу стояли лодки, старик Самбцндалов с зятем и ребя
тишками тащили к воде невод. Выше селения мы еще не были. По рассказам,
где-то через пару километров ожидалась развилка - в Сосьву впадала Лепла, и
мы помнили, что наш поворот - направо. Несмотря на напряженное внима
ние, развилку мы не заметили и еще полчаса катались взад-вперед по Лепле,
прежде чем обнаружили, наконец, узенький проход, проскочив который,
вновь оказались на Сосьве. Часа полтора после этого неслись на полных обо
ротах/ Река едва достигала в ширину 1 5 - 2 0 метров и постоянно петляла.
Где-то в третьем часу дня прозвучал первый тревожный сигнал: на
ровном месте налетели на перекат, сорвали шпонку у винта, мотор взревел
и заглох. Течение было сильным, резко потянуло назад и сразу стало видно,
что вокруг хорошо просматривается дно на глубине не более 70 сантимет
ров. Поставив лодку кормой к берегу, подняли мотор для замены шпонки:
с помощью молотка и топора я отрубил от большого гвоздя стержень нуж
ной длины и заменил им уже срезанный; закрепил винт шплинтом и готово. Дело простое - были бы в достатке нужного диаметра гвозди.
Прикинули по времени пройденное расстояние - получалось, что до
Усть-Маньи оставалось не более 25 - 30 километров. Мы еще не знали, что
впереди долгие четырнадцать часов пути.
Поехали медленней, стараясь предугадать мели и камни. Я стал чаще
смотреть слева от себя на воду, ориентируясь нередко по ее глубине и
рельефу дна. Измаил также внимательно смотрел справа по своему борту.
Так, переговариваясь, перешли на уже совсем малые обороты.
Неожиданно после очередного поворота перед нами предстала мало
приятная картина. Вылетавшая слева узкая река вдруг разливалась широко
и обнажившаяся прямо по курсу каменистая полоска угрожающе говорила,
что по середине Сосьвы не пройти. Основной поток воды с гулким ревом
несся вдоль крутого поворота берега слева от нас и ударялся в мощный
ствол упавшей сосны.
Поначалу все же решили попробовать пройти прямо по центру, но
уже через минуту пришлось глушить мотор - уровень воды едва достигал
20 - 30 сантиметров. Нас быстро отнесло назад и мы приступили к отра
ботке второго варианта. Обороты мотора самые малые, управлять лодкой
приходится стоя, чтобы раньше заметить спрятавшийся под водой камень.
Тело согнуто, палец левой руки постоянно чувствует кнопку, готовый мгно
венно заглушить мотор. Течение столь стремительно, что иногда даже с
работающим двигателем стоим на месте; осторожно прибавляем обороты и
потихоньку обходим ствол сосны, бортом отодвигая ее ветви. Опыт под
сказывает, что там, где мощное береговое течение, шума воды бояться не
нужно - обычно, здесь достаточно глубоко. Нависающие ветви деревьев
заставляют постоянно пригибаться, и завершает все ослепительное, бью
щее в глаза солнце.
214
Удачно пройдя метров пятьдесят, неожиданно оказываемся в тупике:
справа обнажился перекат, налево - резкий поворот, но, очевидно, мелко.
Винт начинает цеплять камни, пространства для маневра практически нет,
как и времени подумать. Измаил наваливается на нос лодки, пытаясь при
поднять корму, следует толчок, резкий скрежет, мотор истошно взвывает сорвана шпонка! Безжизненный винт рушит наши надежды. Не успеваем
обернуться, как мощный удар по корпусу лодки едва не сбрасывает нас в
воду, судно разворачивается, еще один удар о ствол сосны - прыгая через
рюкзаки, пытаемся поднять мотор, чтобы уберечь редуктор, но уже все
тихо, все спокойно: мы в ловушке. Осматриваемся: под углом 45 градусов
к берегу в воде лежит сосна длиной не менее семи метров, верхушка ушла
на дно, а нас держит, словно в мешке, мощное основание дерева.
При сорванной шпонке винт на движение не работает. Пытаемся за
менить ее прямо на воде, стоять приходится на скользком покачивающем
ся стволе, гребной вал мотора находится под водой, и вслепую дело совсем
дрянь. Перспектива незаманчива: мокрые ствол и подошвы сапог - одно
неосторожное движение и свалишься в воду, и тогда зажмет между кормой
и сосной либо течением затащит под ствол, голову не уберечь, захлебнешь
ся. Еще долгие годы местные жители будут рассказывать о духе воды В ит х о н е , утащившем на дно неумелого “научника”.
. Нужно было как-то выбираться, причем лодку предстояло выталки
вать против мощного течения. После перекура и раздумий, понимая, что
помощи ждать неоткуда, начали заниматься чистой эквилибристикой: при
жали лодку к стволу, я прошел почти к макушке, равновесие держать труд
но - втыкаю в дерево топор, вот и опора; прохожу два шага, вынимаю
лезвие топора, всаживаю его дальше, делаю еще шаг. Другой рукой пытаюсь
тащить лодку за ручку носовой части. Измаил, постоянно соскальзывая со
ствола, старается толкать лодку сзади, используя ее одновременно в каче
стве опоры. После ряда усилий нос лодки находится ближе к верхушке
сосны, в то время как я, погрузившись по колено в воду, стою на ее че
шуйчато-скользких сучьях. Дальше дороги нет, в одиночку же толкнуть
лодку хоть на метр вперед Измаил не может. Сдаем немного назад. Держась
за лодку, долго обрубаю мокрые ускользающие ветви, затем саму верхушку,
укорачивая препятствие примерно на метр. Увы, это ничего не меняет.
Еще один вариант: встаю на конец ствола и начинаю поднимать нос лодки
вверх, пытаясь завести его на ствол. Лодка собственной тяжестью придав
ливает дерево, а Измаил, упираясь в корму, пытается разворачивать судно
на сосне до тех пор, пока оно полностью не перевалится через почти ушед
шее под воду дерево. Тяжесть отчаянная, подбадриваем друг друга криками
и, наконец, обессиленные, насквозь мокрые, валимся на дно лодки, остав
ляя позади недовольно покачивающую стволом сосну. Уже через мгнове
ние вскакиваем и судорожно начинаем грести и толкаться веслами, на
правляясь к берегу, иначе понесет, и очнешься уже на пару километров
ниже по реке.
Повторяем все сначала: поднимаем мотор, ставим лодку кормой к
берегу, снимаем винт, выбиваем срезанную шпонку. Пока Измаил развя
зывает мешок с инструментами, начинаю поиски заветных гвоздей. Еще в
Няксимволе я подобрал несколько образцов нужного диаметра и спрятал их
215
в карман одного из рюкзаков. Стоит ли говорить, что именно этот рюкзак
оказался в числе двух, оставленных в поселке. Ситуация сразу приобрела
мрачную окраску: в наличии оставался один гвоздь, это три шпонки, по
такой воде далеко не уйти.
Начинаем еще раз: осторожно огибаем ствол сосны, проходим буруны,
пытаемся вывернуть налево - скрежет, визг мотора, сорвана шпонка. Мгно
венно хватаем весла и чудом успеваем увернуться от сосновой западни. Еще
две безуспешные попытки в течение получаса - и вот мы уже сидим на
берегу, спешить некуда, день клонится к вечеру и положение отчаянное. Нет
гвоздей и совершенно неясно, как проскочить злополучное место. Километ
рах в семи ниже по реке мы видели сколоченный рыбаками навес, придется
сплавляться до него и искать старые гвозди. Разговор не идет, чувствуется
смертельная усталость, подавленность, да и обсуждать нечего. Есть не хочет
ся, хотя не обедали. Измаил курит, я уныло перебираю мусор в трюме,
вынимая ржавые гайки, болты, клепки, тонкие гвозди - все пустое.
Так прошел, наверное, час. Неожиданно в вечернюю тишину начали
вторгаться какие-то дальние звуки. Еще через несколько минут стало ясно,
что снизу идет лодка. Настроение поднялось, воспрянули духом. Привели
себя в порядок, стали ждать. Звук мотора приближался, потом он как-то
сразу разбился на два и, к нашему удивлению, одновременно - снизу и
сверху - показались две лодки. Мы подняли весло и через минуту радостно
жали руки своих спасителей, раздавали сигареты и делились впечатления
ми от реки. Из Усть-Маньи в Няксимволь спускались старик Самбиндалов
и какой-то крупный мужчина, изучающий возможности организации здесь
международного туристического маршрута. Навстречу им поднимались так
же двое: старик Саловар и некто Женя, оба изрядно навеселе. Прошлым
летом мы видели мельком Саловара в Яны-пауле, но по местным поняти
ям, это все равно, что старые друзья. Оба экипажа шли на легких деревян
ных лодках-горнячках, приспособленных словно скользить по речным пе
рекатам. Самбиндалов пожертвовал нам пригоршню гвоздей и поспешил
продолжить свой путь. Саловар с Женей не торопились, уверяя, что злопо
лучный поворот они проскочат одним махом. Поскольку русла мы не зна
ли, Женя пересел к нам, а Саловар двинулся вперед один. Мы заворожено
смотрели, как он, искусно лавируя, обогнул сосну, прошел поворот и скрыл
ся из глаз. Настала наша очередь, Женя сел за руль и... его постигла извест
ная участь. Мы лихо увернулись от сосны и пристали к берегу. Стало
совсем грустно: оказалось, мы шли там, где надо, просто пройти по руслу
сегодня уже было невозможно. Вода падала, и если еще три дня назад мы
бы не обратили внимание на этот перекат, то сейчас он стал для нас в
полном смысле камнем преткновения.
Женя, однако, не терял надежды. Человек лет сорока с небольшим,
невысокий, волосы светлые, неопрятная борода, масса морских наколок,
вытянутые на коленях трико, расстегнутая на груди рубаха - он представлял
собой хорошо знакомый тип русского мужика, которому “все по колено”,
который много не думает, но все знает, за все берется, но мало что доводит
до конца, словом, живет легко, весело и бестолково. Когда-то, по его сло
вам, он ходил матросом в загранплавание и с тех пор в нем не утихала
морская душа.
216
Еще дважды мы штурмовали перекат, но как-то безвольно, шпонки
горели на глазах. Решили пробиваться по середине реки. Было понятно,
что на моторе не проехать, следовало попытаться протолкнуть лодку на ру
ках. Сняли совсем уже мокрые брюки, носки, надели сапоги на босу ногу,
остались в трусах да штормовках. Не жарко, купаемся, почитай, весь день,
но работа греет. Почуяв открытое тело, налетели комары. Поливаем ноги
“Рефтамидом”, его сразу смывает вода, вновь орошаем себя - и так весь
вечер. Время уже потянулось к полуночи, опустились серые сумерки, но
видимость была хорошей. Темной ночи как таковой в июне на Севере не
бывает, поэтому мысль о ночлеге не возникала.
Женю отправили пешком по берегу, завели мотор, проехали, сколь
ко могли, вперед, выключили двигатель. Мотор, чтобы не цеплял камни,
подняли и выпрыгнули из лодки. Измаил толкал с кормы, я шел впереди,
по-бурлацки обмотав руку носовым фалом. Пройти предстояло метров
семьдесят, но против течения, да и вес груженой лодки доходил до 400 кг.
В некоторых местах днище скребло по камням, лодку то и дело приходи
лось сталкивать с возникшего на дороге валуна, крутить из стороны в
сторону, пытаясь удержать носом против течения. Было уже не до кома
ров, сочувственно летающих вокруг.
Рубеж был взят, хотя против течения лодку толкали впервые. Женя
запрыгнул к нам, тронулись дальше. Шли на малых оборотах, с присутстви
ем лишнего пассажира скорость совсем пропала. Наш спутник без умолку
болтал, подавая советы на каждый метр пути. Хотелось въехать в берег.
Так прошло еще три часа. Несколько раз выбирались из лодки и
тащили ее на руках. Изрядно помучались на последнем перекате. Заранее
подняв мотор, толкали лодку в узком проходе между двумя каменистыми
островками. Сразу за ними было глубоко. Перевалившись через борт,
Измаил мгновенно бросался к мотору, пытаясь опустить его в воду. Женя,
воткнув весло в дно, пытался удержать лодку, а я - включить мотор, стара
ясь уйти от переката, на который несло со страшной силой. Пять попы
ток, по уши в воде, на груди ссадины от острого борта лодки.
Перекаты и мели шли бесконечно, и казалось, что нам суждено про
вести здесь всю жизнь. Преследовала мысль, что Усть-Маньи нет, это при
зрак, мы идем в никуда. В три часа стало совсем светло. Все чаще встреча
лись отвесные скалы, затем по левому борту потянулся мощный глиняный
яр, за вершину которого судорожно цеплялись сосны и, не удержавшись,
многие бежали вниз и падали по дороге.
“Х о-хо”, - прохрипел Женя, - “осталось километра два”. Вглядыва
лись напряженно вперед, надеясь за каждым поворотом увидеть крыши
домов; повороты оставались позади, а деревня словно навсегда исчезла с
этой планеты.
Река стала уже и глубже. Женя подгонял, уверяя, что здесь безопасно
и я прибавил обороты. “Заяц, заяц! Смотрите, заяц!” - вдруг закричал мо
ряк - любитель животных и, показывая рукой на песчаную отмель справа,
засвистел. На берегу действительно сидел заяц, не обращая внимание на
старого морского волка. Взревел мотор, и за километр до цели полетела
шпонка. Проклиная любителя природы, подтянули лодку к топкому бере
гу. Винт долго не снимался, нещадно стучали по нему молотком, через раз
217
попадая по пальцам. “Дальше доберетесь сами, я пошел”, - устало произнес
Женя и скрылся с глаз.
За поворотом действительно показались дома, вытянувшиеся в одну
линию по правому берегу - серые избы на фоне темного леса. От воды
поднимался низкий туман. Поселок спал, ни дымка, ни лая собак. Было
четыре часа утра. В мокрой, прилипшей к телу куртке как-то сразу стало
холодно.
Последние полкилометра тянули лодку волоком. Монотонное шествие
прерывалось, когда “Прогресс” застревал между двумя валунами. Лодку рас
качивали, приподнимали, разворачивали. Освободившись, она обязательно
вставала поперек течения. Измаил до пояса провалился в яму, стал взби
раться на борт, в это время я рванул лодку вперед, и он полетел спиной в
воду. Сил возмущаться уже не было.
Так и брели до первого дома. Оркестр молчал. Цветов и свидетелей
триумфального финиша не оказалось.
2 9 и ю н я , пят н и ц а
Впечатление о спящей деревне оказалось обманчивым. Из-за угла ва
гончика, стоявшего на пригорке, вынырнул незнакомый мужик и напра
вился к нам. Это был Женин сосед, Николай, человек примерно того же
возраста и внешнего вида: мятые холщовые брюки, клетчатая рубашка под
линялой штормовкой, давно не чесаная борода. Глаза бегали по сторонам,
ощупывая незнакомцев, их лодку, поклажу, стараясь отыскать спиртное.
Женя, прежде чем повалиться на кровать, успел предупредить о прибытии
гостей и отправил соседа позаботиться о нашем ночлеге. Оказалось, что мы
пристали к берегу прямо напротив дома Саловара, но он еще не вернулся.
Как выяснилось позже, он немного не дотянул до поселка, открыл припря
танную в кустах банку браги, попробовал степень ее готовности и лег спать
в лодке, обернувшись полиэтиленовой пленкой для защиты от комаров и
возможного дождя.
Береговой вагончик был переделан под баню, на дверях висел массив
ный замок вместе с ключом. Николай рекомендовал нам устроиться в доме
Саловара, все равно же дверь не заперта, но мы не решились переступить
порог квартиры без ее хозяина. Вещи перенесли в предбанник, развели на
берегу костер и поставили чайник. Уяснив, что на опохмелку не выгорит,
Николай ушел спать. Комары продолжали беспокоить, и мы решили завт
ракать в бане, разложив кружки, хлеб и консервы на чистых полках. Пере
оделись в сухую одежду. Вдыхая сыроватый запах березового веничка, пили
чай и ждали Саловара.
Около шести утра в дверь забарабанили, мы выглянули наружу и стол
кнулись с заспанным и помятым Саловаром, громко возмущавшимся, что
дорогие гости брезгуют его гостеприимством.
Дед жил в другом вагончике с пристроенными к нему сенями и сара
ем для коровы. В ограде было засеяно несколько грядок, стояли пустые
бочки и поленницы дров. Дом состоял из двух небольших комнат, в одной
жил Саловар, другая служила пристанищем частым гостям старика.
Саловар, а точнее, Саловаров Виктор Петрович, уже несколько лет
был на пенсии. Жизнь изрядно помотала его по бескрайным просторам
218
Севера, под старость остался один, но еще охотился, рыбачил, держал хо
зяйство и даже, говорят, ездил иногда за много километров к одной “солдат
ке”. Разбросанные черные с проседью волосы, окладистая борода, живые
глаза, усыпанная шутками-прибаутками речь - все в нем было очень краси
во. Из него исходила какая-то невероятная любовь к жизни. Он не мог
сидеть на месте ни минуты, все время куда-то бежал, хлопотал, беспокоил
ся о гостях, кошках, собаках, корове; он давно отвык думать только о себе.
Саловар отвел Измаила к Жене, оставив меня в своем доме. Поставив
полог над кроватью, я стал быстро раздеваться. После долгой езды спина и
руки нещадно ныли, хотелось скорей забыться.
Глаза закрылись. Неожиданно рядом заорал петух, сидевший в углу
комнаты вместе с одноногой курицей. Днем старик выпускал их на улицу,
а на ночь загонял в большую деревянную загородку прямо в квартире. Пе
тух, выдерживая минутные паузы, орал вдохновенно и радостно.-В голову
словно вбивали глубже и глубже тупой гвоздь. Брошенный сапог еще боль
ше возбудил певца, он как-то причудливо выругался и заголосил в полную
силу. Какой тут сон! Пришедший в десять утра Измаил застал меня за
столом: умывшись, я мрачно поправлял дневниковые записи.
Мы вышли на улицу. В яркий солнечный день окрестности смотре
лись привлекательней. Тайга прижимала поселок к реке, и с постройкой
домов Усть-Манья все более вытягивалась вдоль берега Сосьвы, практичес
ки не пытаясь потеснить вглубь могучий сосновый бор. Преобладали двух
квартирные дома, вагончики и мансийские избы составляли явное мень
шинство. Поселок служил пристанищем вахтенным рабочим, которых в
нужные сроки забирал и возвращал вертолет.
Завтракали и обедали у Жени. С женой Ларисой они приехали сюда
два года назад, оставив в Москве квартиру дочери. Что привело их в эту
глухомань - они не говорили, но если Женя быстро стал своим, то Ларису
иначе как “москвичкой” не называли. Первой в поселке она стала высажи
вать возле дома цветы, одевалась по-городскому и окончательно сразила
всех тем, что круглый год купалась в реке, вода в которой большую часть
времени просто ледяная.
За разговорами прошел день, попутно Измаил выяснял возможности
дальнейшего пути. Мы стремились на озеро Турват, где по рассказам, жили
две мансийские семьи, сохранившие традиционный уклад и образ жизни.
Предстояло подняться вверх по реке около тридцати километров до так
называемой Стрелки - места слияния Большой и Малой Сосьвы. По пос
ледней до озера оставалось немногим более двадцати километров. Было
ясно, что “Прогресс” придется оставить в Усть-Манье и на чьей-нибудь
“горнячке” подняться до Турвата. Вверх по реке нас вызвался отвезти Сало
вар, но ждать там ему было не с руки - надолго не отпускало беспокойное
хозяйство. Оказалось, что на озере второй год разводят чернобурых лис, и
сейчас там находился некто Валентин, к которому его начальник отправлял
посылку с просьбой снабдить нас надувной резиновой лодкой, на которой
мы могли бы сплавиться обратно. Валентин уже несколько дней не выхо
дил на связь, и наша поездка была кстати.
На исходе дня тронулись в путь. Деревянная лодка и по размерам, и
по грузоподъемности не была приспособлена для трех взрослых мужчин,
219
пришлось экономить на поклаже. Взяли два рюкзака с фотоаппаратами и
немного пищи, спальники и палатку оставили в доме. Старенькому мото
ру “Ветерок-8” сил хватило только на то, чтобы пройти вдоль поселка, сразу
за последним домом он заглох и, провозившись с ним полтора часа, спла
вились на веслах обратно. Судьба нас берегла: ночью пошел проливной
дождь и мы переждали ненастье под крышей, к тому же к утру в реке
поднялась вода.
30 июня, суббота
Утром распогодилось, но еще часа два старик занимался с мотором, и
выехали только в обед. Бензина взяли сорок литров с большим запасом на
случай, если куда-нибудь придется ехать на Турвате. До Стрелки рассчиты
вали истратить не более 1 0 - 1 2 литров.
Сразу за поселком Сосьва разлилась широко, и глубина воды едва
достигала 20 - 25 сантиметров. Винт на “Ветерке” крепится простым тон
ким гвоздем, и наехать на перекат не так страшно, как на нашем “Вихре”.
Часа полтора буквально крутились на одном месте, рвали гвозди, пристава
ли к берегу и меняли их. Пытались пройти то левее, то правее, но УстьМанья никак не хотела исчезать за поворотом. Только прибегнув к испы
танному способу - тащить лодку волоком - стали продвигаться вперед.
Следующие несколько километров вознаградили нас за усилия: стало
глубже и лодка шла почти без остановок. Появились горы, невысокие ска
лы с островками сбегающих сосен придавали пейзажу особенный колорит.
Саловар вел “горнячку” уверенно - за долгие годы он выучил русло
наизусть. Идиллия, однако, продолжалась недолго. Пошли частые мели, тог
да Измаил с середины лодки переместился вперед, а я налег всем телом на
нос, пытаясь немного приподнять корму с мотором. От носа лодки, рассе
кающего волну, прямо в лицо и на куртку неслись тысячи брызг. На пере
катах выскакивали в традиционных нарядах и тащили лодку с сидевшим в
ней Саловаром, готовым завести мотор и уйти на сравнительно глубокое
место. Продвигались медленно, тело от долгого сидения ныло, хотелось
выпрямиться во весь рост, но это было чревато потерей равновесия.
В седьмом часу вечера остановились на галечной косе. Старик сказал,
что до Стрелки осталось немного, поэтому решили костер не разводить, а
перекусить сухим пайком. Банка тушенки, банка кабачковой икры, хлеб ужин на троих. Для поднятия духа моториста Измаил достал бутылку ли
монной настойки, которая после серьезной дегустации получила высокую
оценку.
Оказалось, что двадцатилитровую канистру мы уже израсходовали, в
запасе оставалась вторая и это не вызывало беспокойства, хотя было замет
но, что сильно перегруженная лодка и постоянное движение против силь
ного течения резко увеличили расход бензина.
Еще через час наше путешествие едва не закончилось преждевремен
но. Заглох мотор и, когда пристав к берегу, его подняли из воды, то обнару
жили, что редуктор держится на единственном болте, тогда как остальные,
вероятно, вследствие тряски по камням, вылетели на ходу. Попутно выяс
нилось, что канистра с бензином стала значительно легче. Увы, мы слиш
ком поздно заметили, что бензонасос неисправен и часть горючего напря
220
мую сливалась за борт. Стало очевидно, что может не хватить бензина. Мы
старались отогнать эту тревожную мысль, но около десяти вечера мотор
последний раз вздохнул и замолчал. Канистра была пуста, как пивная бочка
летним вечером. День был на исходе, причалили к берегу. Солнце опусти
лось за лес, стало прохладно. Такого исхода не предвидел никто.
Голод и усталость пришли одновременно, отогнав попытки идти дальше
и даже думать о подобной возможности. Следовало позаботиться о том, как
провести предстоящую ночь. Саловар углубился в лес и среди деревьев
расчистил место для костра. Хворост и береста были в избытке, и скоро
языки пламени высоко подпрыгивали, старясь ухватить низкие березовые
ветви. В лодке был чайник, в рюкзаке тушенка и хлеб; котелок и лапша
остались в Усть-Манье караулить палатку и спальники.
После ужина разговоры о том, что отдохнем вот так часика два и
дальше в путь, куда-то исчезли. Саловар подбросил пару поленьев в костер,
сунул под голову рюкзак, повернулся на бок и моментально заснул. Измаил
крутился дольше, примеряя мой плащ то под себя, то в качестве покрывала,
обильно поливал руки и одежду “Рефтамидом” и звал присоединяться.
Стало темно, дрова быстро прогорали, и сразу чувствовался ночной
холод. В штормовке было зябко, приходилось постоянно поддерживать огонь,
чтобы окончательно не замерзнуть. Последние надежды на сон безжалостно
отгоняли комары, струя аэрозоля, спасающая от них, казалась ледяной. Ото
рвав кусочек бересты, стал сочинять коротенькое письмо, выдавливая но
жом буквы, слова и складывая их в сухие предложения. Подобное занятие
Измаил ласково называл “конспектом на родину”.
1 и ю ля , воскресенье
Уже июль. Середина лета. Середина дороги. День воскресный - рабо
чий. Разбудил спутников в семь утра, попили горячего чайку, вытащили на
берег лодку и накрыли ее пленкой. Двинулись в путь с надеждой на недолгую
дорогу. Как уверял Саловар, до Стрелки оставалось километра три. Это мак
симум. Может, меньше. У нас с Измаилом за спинами рюкзаки, в моем три фотоаппарата, несколько баллончиков “Рефтамида”, три бутылки водки,
банки с тушенкой, хлеб, чай, полог и плащ. Старик идет бодро, налегке.
Марш был недолгим. Уже через полкилометра тропинка обрывалась на пути вставала скала, налево она резко уходила вверх, а справа на протяже
нии сотни шагов омывалась темным течением воды.
- Ерунда, - сказал Саловар, - обойдем по горе. Не дожидаясь нас, ловко
хватаясь за стволы и ветви деревьев, он стал карабкаться вверх и быстро
скрылся из глаз. Изредка доносился его ободряющий голос, затем пропал и
он. Мы не спешили присоединиться: сняв рюкзаки, сидели на пригорке,
перебирая возможные в нашем положении варианты. Закончив курить,
Измаил снял брюки и носки, налегке подошел к воде и сделал несколько
пробных шагов. Почти сразу его качнуло, затем еще раз и еще - скользкие
камни и стремительное течение стремились уронить дерзкого путника, и
Измаил почел за благо вернуться назад.
Посидели еще немного, но время шло и нужно было на что-то ре
шаться. Надев рюкзаки, начали медленно подниматься в гору. Сразу стало
жарко, а на душе тоскливо.
221
Склон изгибался круче, а вершина по-прежнему пряталась за деревья
ми и не спешила показываться. Сосьва уже давно превратилась в малень
кий извилистый ручеек, и с такой высоты стало неприятно смотреть вниз.
Ноги гудели, все чаще задевая за корни и упавшие стволы деревьев, стуча
ло в висках, рюкзак нещадно тянул спину.
Падать уже было далеко и долго. В просвете между сосен показался
пик, за ним склон резко убегал вниз, вновь поднимался, и так повторялось
несколько раз. Мы явно переоценили свои силы, оставалось красиво отой
ти. Со словами “альпинист Гемуев к полету готов” Измаил стал осторожно
сползать вниз, постепенно ускоряясь с приближением к реке. Слалом про
должался: судорожно уворачиваясь от набегающих навстречу сосен, обла
мывая сухие ветви и прикрывая рукой глаза, я заспешил вниз с такой
скоростью, что казалось по инерции смогу перебежать реку.
Долго не могли отдышаться. Тем временем, а было около десяти утра,
потихоньку испортилась погода: ушло солнце, потянулись первые тучки, и
лезть в воду окончательно расхотелось. Однако Измаил был настроен реши
тельно, прекрасно понимая, что другой возможности попасть на Турват
может больше не представиться. Он вновь разделся и пошел на разведку
дороги вдоль скалы. Вернувшись, сообщил, что там совсем не глубоко и
помаленьку можно пробраться.
Помаленьку и пробирались, левой рукой нащупывая выступы в скале,
а правой балансируя в поисках равновесия. Сквозь темную воду слабо про
сматривалось дно, сплошь заваленное камнями. Попадались массивные ва
луны, забравшись на них, можно было передохнуть, но затем приходилось
сползать, осторожно ставить ногу и делать еще один шаг. В некоторых
местах вода достигала пояса, и куртку нужно было подворачивать как мож
но выше.
Наконец опять пошел ровный берег, и через полкилометра мы набре
ли на ожидавшего нас Саловара. Вид у него был усталый: поход через горы
отнял много сил, но он по-прежнему уверял, что выбрал лучший путь, что
мы напрасно не присоединились к нему, а предпочли мокнуть сами, мо
чить одежду и вещи.
Затем опять шли вместе по узкой полоске берега, усеянной разнока
либерной галькой, и тело постоянно бросало из стороны в сторону. Вновь
выросли скалы, но пробираться под ними предстояло уже метров триста
вдоль пологого поворота. Старик решительно отказался идти за нами, ска
зав, что попробует потихоньку перейти на другой берег. Ждать его не стали
и сразу двинулись вперед. К концу водного перехода погода испортилась
окончательно, небо затянуло, пошел дождь, который следовало переждать.
На ветви дерева накинули плащ и сели под него, прижавшись друг к другу.
Почти сразу со всех сторон начало подтекать, куртки намокли, стало зябко.
Выпив по глотку водки, немного согрелись, просидев так больше часа.
Дождь не переставал, небо окончательно затянуло, ждать было нечего. Дви
нулись под дождем в состоянии глубокой апатии, пройдя в таком настрое
нии еще пару километров.
На пути опять встала скала. Я двинулся вдоль нее. Вода угрожающе
поднималась уже выше пояса, рюкзак с трудом удерживался над водой, а
резкий поворот не давал возможности увидеть - что дальше. Шедший сзади
222
Измаил сорвался с камня и упал в воду - это окончательно заставило нас
протрезветь от дождя, усталости, реки, дороги и вспомнить о том, что
жизнь действительно дается человеку один раз.
Пришлось перебираться на другую сторону. Вода едва закрывала щи
колотку, но течение было столь стремительным, что внимание приходи
лось уделять каждому шагу. Смотрели - куда поставить ногу, чтобы не
оступиться на скользкой гальке, равновесие удерживалось большими уси
лиями, и ноги постоянно пытались убежать от тела вниз по реке.
Нудный дождь сопровождал нас и дальше; еще километра два брели по
правому берегу, иногда натыкаясь на следы старика. Наконец, и они исчез
ли вместе со стариком и мифической Стрелкой. Мир вокруг нас стал со
всем чужим, словно, люди остались где-то очень далеко, и мы оказались на
другой планете, уходя в совершенное никуда.
Перешли на левый берег, поднялись по яру и углубились в лес, меч
тая об укрытии и тепле. Между деревьев нашли кострище, могучие ветви
прикрывали нас от дождя и мы решили немного передохнуть. Развели
костер, на огне подогрели тушенку, на высокие колья повесили сушиться
одежду. Прислонившись к сосне, Измаил уснул, измученный дорогой.
Я пошел на разведку, проваливаясь по мокрому песку и переходя
бесконечные, извилистые ручейки. Довольно скоро увидел след сапога, по
том следы пошли чаще - было видно, что старик проходил здесь не так
давно. Вернулся назад и разбудил Измаила. Собрали вещи и уже с некото
рой надеждой вновь побрели вперед. Дождь почти прекратился. Река делала
широкий поворот, и вдалеке мы увидели сидящую на камне маленькую
фигурку старика. Опять шли в гору, пробирались в воде под скалой и,
наконец, добрели до нашего спутника, такого же мокрого и уставшего, но
еще более голодного.
Оказалось, что Стрелка рядом, по хорошей дороге километр пути.
У высоких скал здесь сливались Малая и Большая Сосьва, нас интересовала
первая, но вдоль ее берега дороги не было. До дома Самбиндалова считали
около 12 километров пути, а напрямую - через болота и по горам - выходило
всего только восемь. Поднялись наверх и двинулись по узкой тропинке сре
ди густых зарослей деревьев. Почва под ногами хлюпала, тяжело вздыхала,
проваливалась, было грязно; шли на “автопилоте”. Старик - впереди, на метр
сзади след в след шел я, опустив голову и видя перед собой только его
сапоги. Измаил почти сразу отстал, заявив, что теперь можно и не спешить.
Через час пути остановились на перекур, устроившись на стволе поваленной
ветром осины. Измаила все не было. Пошел обратно и через километр нашел
его все так же сидящим на мокром стволе с папироской в зубах. Начальник
просил не беспокоиться, выполняя данное слово не спешить, а мы-то уже
подумали - сердце или мало ли чего, место глухое, всякое бывает.
Следующий час шли с Саловаром быстрее - надвигалась ночь, снова
зарядил нудный дождик, хотелось скорей добраться до дома. Задержало
мокрое болото: неуклюже прыгая с кочки на кочку, скользя по влажной
траве, набрали полные сапоги воды, а я ведь давно не упоминаю о кома
рах. В трудную минуту они всегда были рядом.
Тропинка совсем пропала, заваленная деревьями, брели больше на
угад, так как старик не был в этих местах несколько лет. На исходе третьего
223
часа пути с горы где-то далеко внизу увидели реку и на другой стороне
постройки. Спустились вниз, перешли глубокий ручей, продрались сквозь
высокую траву и кустарник и остановились на берегу. Река - ерунда, шири
на семь метров, за ней - дом, там живут люди и бегают собаки. Но течение
жуткое, нечего и пытаться, собьет на первом шаге, и начнешь считать голо
вой по дну уральские камешки.
- Э-эй! - закричали мы со стариком изо всех сил. Из дома вышел
человек, прыгнул в лодку, оттолкнулся пару раз шестом и оказался рядом с
нами. Это был Алексей, семнадцати лет, старший сын Владимира Петрови
ча, хозяина дома. Он остался за главного, пока отец ставил сети на озере.
Было около полуночи, когда мы вошли в дом. Приготовили чай, Леша
поставил на стол миску свежесоленого хариуса и тарелку с хлебом. Пока
развешивали мокрую одежду и разбирали поклажу, Алексей отправился за
реку навстречу Измаилу. Уже через час мы ужинали вместе.
Изба была однокомнатная, но просторная. Сразу у входа стояла желез
ная печка, у единственного окна - стол и две лавки, у задней и правой
стены - три топчана. На одном из них кашляла и что-то глухо по-мансийски проговаривала старуха - мать Владимира Петровича. Монотонное бор
мотание то становилось угрожающим, то резко стихало, долго тянулось на
заунывной ноте и так практически без пауз, пока сон окончательно не смо
рил нас.
2
и ю ля , п он едельн и к
Проснулись около десяти утра. Леша уже наловил рыбы, была готова
уха, и стоило поспешить. День обещал быть жарким. На берегу реки, види
мо уже давно человек отвоевал у тайги небольшой участок земли, на кото
ром уместились дом, маленькая летняя кухня, лабаз на четырех ножках и
навес, под которым сушилось нарезанное тонкими ломтиками оленье мясо.
Сразу за горой жила еще одна семья, откуда посмотреть на гостей пришел
брат Владимира Петровича - Роман, мужчина лет сорока пяти, хромой, его
подслеповатые глаза прятались за треснутыми стеклами очков. Работой он
обременен не был и охотно согласился отвести нас на Турват. Прямиком
но болоту туда считали шесть километров.
Вышли после обеда. Саловар договорился с Лешей вернуться на лодке
последнего в Усть-Манью и по пути забрать лодку старика. Мы тепло по
прощались и перешли под опеку другого проводника. Все эти годы нам
удивительно везло на дорожных спутников, люди радушно принимали нас
и считали необходимым сопровождать в любом дальнем маршруте, не счи
таясь с собственным временем.
Роман налегке, опираясь на палку, не спеша идет впереди, наши боль
шие рюкзаки не располагают к столь плавной прогулке, но торопить не
принято. Тропинка забирается в гору и выходит на широкий глинистый
зимник, развороченный тяжелыми лесовозами. Обходим бесконечные лужи
и ручейки, сапоги вязнут в глине и плечи ноют от безжалостных лямок
рюкзаков. Делаем привал, устроившись на стволе сосны, коих во множе
стве повалено вдоль дороги. Разговор обычный: сколько прошли, сколько
осталось; папиросы докурены, снова в путь. Сворачиваем налево в лес на
мокрую и узкую тропинку, прыгаем по кочкам, часто проваливаясь по
224
щиколотку в болотную жижу. Со всех сторон - глухой лес, тишина нару
шается лишь звоном комаров. Неожиданно лес расступается и перед нами
открывается большое поле, в котором явно чего-то не хватает и от этого
сразу возникает неприятное ощущение. Нам предстоит переход по мокро
му болоту, это оно и есть, необходимо идти точно в след Роману, иначе
беды не миновать, скот тонул здесь не раз. До кромки леса на другой сторо
не метров триста, все ходит ходуном и чем-то нежилым веет от этого
пейзажа. Вокруг все мертво и даже не кружатся птицы.
После болота тропинка вывела нас на поляну, где стояли бочки с со
ляркой, здесь иногда садился вертолет; за площадкой виднелся новый дом,
поставленный в этом году. Перед ним был устроен навес, в примитивном
очаге горел огонь. Навстречу нам поднялись двое: сам хозяин, Владимир
Петрович Самбиндалов, и его младший сын, окончивший пятый класс и
проводивший лето с отцом. Внутри дома, построенного рабочими лесп
ромхоза, было пусто, только в дальнем углу находились нары. Сели ужи
нать в темноте, так как не нашлось даже свечи. Мы выставили бутылку
“Пшеничной”, хлеб, чай, сахар, хозяин - котелок ухи. Разговор шел трудно:
хозяин сначала отнекивался, уверяя, что “старинного” уже ничего не оста
лось, потом и вовсе на нас повеяло какой-то напряженной агрессивностью,
перемежавшейся возгласами: “Я - хозяин Турвата, захочу - покажу, захочу нет”. Ложились спать в подавленном состоянии: так далеко забраться, столько
отдать сил - и все напрасно? Роман, как мог, ободрял нас и обещал содей
ствовать.
3
и ю л я , вт орн и к
Утром хозяин оказался более покладистым и согласился показать нам
местное мансийское святилище. Берег озера был совсем рядом, и к нему
через лес вела узкая тропинка. Озеро Турват в ширину едва достигает ки
лометра, но далеко разбегается в длину, так что его правый край уже теряет
ся за тонкой полоской леса. На противоположной стороне открывается па
норама Уральских гор, куда в летний период уходят со своими стадами
манси-оленеводы.
Пока снаряжали “горнячку”, откуда-то справа послышался шум мо
тора, и вскоре мы увидели медленно приближающуюся лодку “Прогресс”
с изрядно помятыми и облезшими боками. Подъехавшего звали Вален
тином, он держал здесь ферму чернобурок и именно к нему у нас было
письмо из Усть-Маньи с приветами и просьбой помочь резиновой лод
кой на обратную дорогу. Цель приезда мы не объясняли, сказав только,
что нам необходимо сделать для новой книги несколько снимков озера и
Уральских гор.
Тем временем Владимир Петрович установил мотор и погрузил в
лодку нашу поклажу. Большая “горнячка” легко вместила хозяина, нас дво
их, Романа и мальчишку. Шли на малых оборотах, так как озеро было мел
кое, и винт постоянно цеплял траву. Встретивший нас берег оказался боло
тистым, пришлось часть пути прыгать по кочкам, затем тропинка стала
посуше, а лес пореже, и некоторое время спустя сквозь стволы деревьев
мы увидели первый амбарчик, стоявший на одной опоре: домик покосился
и был готов упасть. Амбарчиков оказалось три, с десяток метров отделял их
225
один от другого, и было хорошо заметно их возрастную разницу. Два пер
вых оказались пустыми. Остановились и развели костер у третьего. С ум ья х
был установлен на кедровом пне и выполнен из колотых плах; на четырех
углах строения были прибиты вертикально установленные столбы, причем
на макушках передних были вырезаны личины злых духов м енквов. Пере
дняя стенка амбарчика с небольшим квадратным оконцем в середине одно
временно выполняла и роль дверцы, удерживаемой поперечной тонко выс
труганнойпалкой, продетой сквозь отверстия в боковых стенах. Рядом на
траве лежало бревно с выемками, служившее лестницей. Приставив его к
амбарчику, Владимир Петрович забрался повыше, убрал перекладину и снял
дверцу. В отличие от большинства предыдущих посещений подобных куль
товых мест, здесь хозяин категорически запретил вынимать фигуры духовпокровителей. Разрешено было лишь подняться по бревну и заглянуть
внутрь, где прислонившись к задней стене “сидели” Н ер -о й к а и Ч охры ньойка. Еще до войны святилище было ограблено и наиболее ценные при
клады унесены.
После традиционной совместной трапезы - п урлахт ы н , во время ко
торой угощение в первую очередь было поставлено духам, Измаил еще
долго продолжал расспрашивать хранителя места обо особенностях обряда
посещения, а я фотографировал амбарчики, снимал их размеры, рисовал
план ритуальной площадки.
Наконец дверцу установили на место, положили лестницу и двину
лись в обратный путь. На другом берегу озера нас уже ждал Валентин, у ног
которого лежала ярко-оранжевая резиновая лодка. До дома Самбиндалова
было рукой подать, но мы решили провести тренировку навыков вожде
ния и сплавиться на километр вниз по Малой Сосьве.
Река сонно вытекала из озера, достигая в ширину шести-восьми мет
ров, и часто петляла в зарослях мелкого кустарника. Можно было не грести,
лишь изредка приходилось отталкиваться единственным веслом от берега
или нависших над водой деревьев. Где-то через час мы заметили небольшой
домик - баню, причалили и вышли прямо на летнюю кухню, где хозяева и
Валентин ужинали с бражкой. Мы собрали вещи и из двух молоденьких
сосенок вырубили два шеста, зная, что вскоре река превратится в бешеный
скоростной поток и весло делу не поможет. Нас приглашали выпить чаю и
остаться на ночь, но уже наступал вечер и нам предстояло 12 километров
пути по горной реке. Услышав отказ, нам стали пророчить разного рода
напасти - что мы не доберемся до места, обязательно перевернем лодку и
вообще мы “такие-сякие”, и нам “никогда”, а вот он, Самбиндалов, “запросто”
и “хоть сейчас”.
Рюкзаки поставили на дно лодки, и сразу стало тесно; я сел впереди
на поперечное деревянное сиденье, а Измаил устроился сзади прямо на
днище. Первый километр река спокойно катила свои воды, любое движе
ние шестом по воде вызывало быстрое вращение лодки на месте и потому
мы старались сидеть, не двигаясь. На одном из поворотов упавшая береза
перегородила реку, пришлось выбираться из лодки и переваливать ее через
ствол. Мы уже начали уставать от монотонного движения, как где-то в
стороне послышался шум, постепенно усиливающийся при нашем при
ближении. Очевидного наклона местности не ощущалось, но скорость те
226
чения реки стала увеличиваться прямо на глазах. Еще немного и нас рвану
ло вперед, что отдаленно напомнило самолет на взлете: медленно катится
по полосе, замирает, затем угрожающе взревают моторы и вдруг он, словно
неведомой силой срывается с места.
Мы пролетели оставшиеся десять километров, наверное, за час. Река
постоянно петляла, вряд ли более пятидесяти метров нам удавалось проско
чить по прямой и - новый поворот; слева и справа - скалы, а на пути масса
выглядывающих из-под воды валунов. Увернешься от скалы * налетишь на
камень, успеешь отвернуть - и уже несешься на скалу, с ужасом понимая,
что времени для маневра нет, успеть хотя бы поставить шест, да поберечь
голову. Охвативший вначале страх быстро сбился азартом, да и не было се
кунды подумать о нем, все внимание занимало движение. Моя спина меша
ла Измаилу видеть что-либо впереди, и потому приходилось кричать. “Вле
во!” - и мы лихорадочно начинали отгребать шестами, пытаясь слева
проскочить мимо торчащего по середине реки камня. “Вправо!” - неистово
ударяя шестами по воде, пытаемся увернуться от стремительно вылетающей
из-за поворота скалы. В последнее мгновенье успеваем подставить между
скалой и лодкой шест, силой упираемся, и лодка начинает вращаться вокруг
оси, и ничего не видно в этом бешеном мельканье, как вдруг удар, крики...
и тишина. Мы намертво, всем днищем, сидим на валуне и молим Бога,
чтобы оно осталось в целости и сохранности, а ведь на днище сидит Измаил,
ощущая многострадальным телом коварный рельеф дна.
Где-то в середине пути стало заметно, что из нашей надувной лодки
понемногу выходит воздух, пришлось пристать к маленькому островку и
провести профилактический осмотр. Все было в норме, поработали пом
пой, перевели дыхание и снова устремились в бешеный поток.
На полной скорости, едва не пролетев мимо, выкатили на берег у
старого дома Владимира Петровича. Забрали из лодки вещи, перевернули
ее на траве и вошли в дом. Приближалась ночь, сил ужинать не было,
только горячий чай - и сразу в спальники под пологи.
4 июля, среда
Встали рано и за завтраком решили после полудня продолжить путь
по реке. До Усть-Маньи оставалось около 40 километров. Но прежде было
необходимо посетить дома, располагавшиеся за горой. Тропинка была хоро
шо натоптана, и мы легко достигли цели. На небольшой площадке, окру
женной лесом, стояло несколько строений - три дома и хозяйственные
амбары на четырех ножках. В самом маленьком доме жил почти слепой
старик Дмитрий, в другом - Степан с женой и шестью детьми - мал мала
меньше. Поодаль стоял большой дом, в котором, судя по всему, летом не
жил никто.
Солнце поднялось уже высоко, а Дмитрий еще спал. Жизнь текла
размеренно, по известному порядку и торопиться не стоило. Пришлось
нарушить его сон. Не вставая с постели, он долго вглядывался в нас, стара
ясь и рассмотреть, и понять, кто мы такие, какие черти нас принесли; но
добрые слова, приветы от общих знакомых, предложенная сигарета быстро
смягчили обстановку. Пошли разговоры - больше о погоде и видах на осен
ний сбор ягод, так как охотой он уже не занимался. Постепенно мы нажи
227
мали на него с просьбой посетить старый дом и заснять на пленку его
интерьер. Наконец Дмитрий, накинув пиджак на рубаху и натянув сапоги
(в остальном он так и спал), вышел на улицу.
Дом, к которому было приковано наше внимание, стоял на окраине
поляны, слева к нему вплотную подбирался молодой березняк. Глухие сени
вели в большую комнату: слева у двери - железная печка и стол у окна, у
окна справа - большая кровать. Еще одна кровать стояла у задней стены, над
ней была сооружена широкая полка, закрытая занавеской. Справа от крова
ти, на тумбочке, один на другом, стояли два закрытых на замки сундука.
Было понятно, что там, равно как и на полке, находится масса интересных
вещей, но торопиться не стоило. Сели за стол, пошел обычный разговор,
умело направляемый Измаилом в нужное русло. Дмитрий не заставил уго
варивать себя долго и разрешил отдернуть занавеску в сторону. На полке
находилось несколько мешков размером с большую подушку. Один из них
был сшит из оленьей шкуры, остальные - из ситца и хлопчатобумажной
материи. Рядом “сидели” три антропоморфные фигуры. Изготовлены они
были достаточно традиционно: несколько рубах надели одна на другую и
перевязали поясом; голову оформили островерхой шапкой, сшитой из раз
ноцветных клиньев сукна и повязанной платками.
Неожиданно тяжелым оказался мешок из оленьей шкуры, в котором
хранился Е вт ы м с-ойка - покровитель всех Самбиндаловых. Дважды в год
они съезжались сюда на жертвоприношение: выставляли Е вт ы м с-о й к у , в
честь которого убивали оленя, подносили подарки и возносили молитвы.
Фигура духа-покровителя, состоящая из множества одежд, отличалась вну
шительными размерами, и ее вес приближался к двадцати килограммам.
Увы, узнать, было ли что-то у нее внутри, нам не удалось. Не пришлось
заглянуть нам и в сундуки, находившиеся в доме. Они принадлежали Вла
димиру Петровичу, а опыт общения с ним не позволял надеяться, что
здесь он пойдет навстречу.
В четыре часа дня пустились в обратный путь. Первые девять кило
метров шли по Малой Сосьве, река становилась шире, скорость течения
уменьшилась, прибавилось мелей с хищно выглядывающими из-под воды
мелкими острыми камнями, готовыми при малейшей нашей оплошности
разодрать дно лодки. Некоторые повороты оказались твердым орешком, и
нередко мы не успевали отвернуть от стремительно налетевшей скалы.
Выручал опыт. Вокруг было хорошо: невысокие горы, заросшие ельником,
обступали петляющую речку, вспыхивающую серебром в лучах яркого июль
ского солнца.
После Стрелки вышли на Большую Сосьву, или просто Сосьву, и
скорость течения сразу упала. Река неспешно несла лодку, и мы наслажда
лись покоем, тишиной, теплым вечерним солнцем. Глубина едва достигала
полуметра и кристально чистая вода открывала множество гладко отшли
фованных камней, среди которых сновали сотни мелких рыбешек.
Часам к десяти вечера достигли места, где несколько дней назад оста
вили лодку Саловара. Сделали привал, ужинали, пили чай у костра. Через
час тронулись дальше. Стало заметно холодней, надели под куртки свитера.
Опустились сумерки, но темноты не было. Тело уже устало находиться без
движения в тесном пространстве лодки. Тихое течение, еще недавно раду
228
ющее нас, стало вызывать раздражение, ждали малейшего переката, чтобы
немного пройти на хорошей скорости.
Около двух часов ночи впереди но реке послышался шум мотора,
было похоже, где-то недалеко работает тягач. Возникло предположение, .что
это Усть-Манья, но нас несло вперед, а шум не приближался. Затем он
исчез совсем. Вскоре по правому берегу действительно показался тягачлесовоз, который ввиду отсутствия дорог в летней болотистой тайге ис
пользовал край берега и дно мелкой реки в качестве шоссе. У кабины суе
тились два мужика, приветливо махнувшие таким же ночным скитальцам.
Последний час мы практически шли вместе - впереди по берегу двигался
тягач, сотрясая ревом сонную тайгу, затем мотор в очередной раз глох, и
мы ненадолго уходили вперед. Тягач снова ревел сзади, и было полное ощу
щение, что он старается нас задавить, а мы пытаемся уйти от погони.
В 4.10 утра мы пристали к берегу Усть-Маньи. Несколько дней назад
мы прибыли сюда из Няксимволя ровно в это же время.
5 ию ля , чет верг
Поселок спал. В природе царили серые краски и тишина, даже река
стремилась обогнуть поселок бесшумно. Дверь Саловар на ночь не запи
рал и мы без стука зашли в вагончик. Старик сидел на кровати и курил.
В другой комнате спал Алексей: на пути в Усть-Манью они перевернули
лодку и разбили мотор. Ремонт старого “Ветерка” продвигался с трудом,
и пришлось временно задержаться у старика.
Бросилось в глаза подавленное состояние Саловара: против обычного,
он не шутил и не проявлял интерес к разговору. Оказалось, вчера весь день
болело сердце и сейчас немного мутило. Пить чай он не стал и, пока мы
завтракали, продолжал молча курить. Сказал только, что, видимо, устал от
похода на Турват.
После чая я ушел спать в дальнюю комнату. Измаил собирался устро
иться на полу в комнате Саловара, но старик сказал, что ложиться уже не
будет и пойдет на реку мыть мясо, таким образом, Измаилу досталась его
кровать.
Спали недолго. В половине двенадцатого утра в дом вбежала женщина
и крикнула, что старик умер. Мы выскочили за ней и бросились к реке.
Саловар лежал в воде у самого берега, лицом вверх, руки были сложены на
груди, словно он сам приготовился к смерти. Рядом на дне виднелось пус
тое ведро. Видимо, старик зачерпнул полное ведро воды, потянул на себя,
и сердце остановилось. Тихо опустился и лег в воду, повернулся лицом к
небу и умер.
229
Словарь употребляемых в тексте мансийских слов
Аги - дочь
Аканъ - кукла
Аки - дед, дядя
Ват - ветер
Вит - вода
Ворут - лесное существо, враждебное людям
Имда - чучело из специально сложенной шкуры медведя
Иттерма - изображение умершего
Йив - дерево
Йипых (йипыг) - филин
Йир - кровавое жертвоприношение
Кан - место
Ма - земля
Мандал - возвышение на болоте, поросшее сосняком
Мань - маленький
Махум - народ
Менкв - мифическое лесное существо
Мис - мифическое лесное существо
Мось - название одной из двух мансийских фратрий
Мул - стена дома, противоположная входу
Най - огонь
Нер - гора, Урал
Нехыс - соболь
Норма - навес, полка
Нуми-Торум - верховное божество
Нэ (не)- женщина
Нял - стрела
Нярас - лягушка
Ойка - мужчина, старик
Отыр - богатырь
Пайп - берестяной сосуд
Пал - половина, сторона, нары
Паульу павыл - селение
Пор - название одной из мансийских фратрий
Пори - бескровное жертвоприношение
Порыхпан - лягушка
Пупыг - дух
Пурлахтын - угощение
Пыг - сын
Сали - олень
Санквылтап - музыкальный инструмент
230
Сумьях - амбарчик
Сыгва (Сакв) - местное название р. Ляпин
Тайт (Тахт, Тахыт) - местное название Северной Сосьвы
Товлынг - крылатый
Тор - платок
Торум - божество
Тур - озеро
Уй - зверь
Ура - культовый амбарчик
Халев - чайка
Хотпал - солнце
Хг/л* - мужчина
Хури - изображение, образ
Чувал - очаг в виде камина из жердей, обмазанных глиной
Щань - мать
Эквя - женщина, жена, старуха
Эква-пырищ - имя Мир-сусне-хума, выступающего в роли трикстера
Эгппос - месяц
Я - река
Ялпынг (Ялпын, Ялбынь, Елбынь, Елбын) - священный
Ялпын-улама - жертвенное покрывало
Яны-ялпын - большое жертвенное покрывало
Ярмак-сахи - ритуальный шелковый халат
231
ЛИТЕРАТУРА
Авдеев И.И. Песни народа манси. - Омск, 1936.
Алексеев М.П. Сибирь в известиях иностранных путешествен
ников и писателей. - Иркутск, 1941.
Андреев А.И. “Описание о жизни и упражнении обитающих в
Туруханской и Березовской округах разного рода ясачных ино
верцах” / / СЭ. - 1947. - № 1.
Анучин Д .Н . Древний серебряный остяцкий идол, изобра
жающий слона / / Археологические известия и заметки. - 1893. № 3, 4.
Баландин А.Н. Язык мансийской сказки. - Л., 1939.
Баландин А.Н ., Вахрушева М.П. Мансийско-русский сло
варь. - Л., 1958.
Бауло А.В. Жертвенные покрывала обских угров из ХантыМансийского музея / / Народы Сибири: история и культура. Новосибирск, 1997а.
Бауло А.В. Жертвенные покрывала с изображениями коней
у обских угров / / Гуманитарные науки в Сибири. - Новоси
бирск, 19976.
Бахрушин С.В. Остяцкие и вогульские княжества в XVI XVII вв. - Л., 1935.
Белавин А.М., Носкова Е.Н. Серебряная бляха из могильника
Телячий Брод / / СА. - 1989. - № 2.
Восточный художественный металл из Среднего Приобья. Л., 1991.
Гемуев И.Н. Еще одно серебряное блюдо из Северного При
обья / / Изв. СО АН СССР. Сер. История, филология и филосо
фия. - Новосибирск, 1988. - № 3, вып. 1.
Гемуев И.Н. Мировоззрение манси: Дом и Космос. - Ново
сибирск, 1990а.
Гемуев И.Н. Святилище Халев-ойки / / Мировоззрение фин
но-угорских народов. - Новосибирск, 19906.
Гемуев И.Н. Вина демиурга / / Обские угры (ханты и манси):
Материалы к сер. “Народы и культуры”. - М., 1991. - Вып. 7.
Гемуев И.Н., Бауло А.В. Святилище Товлынг-ойки / / Проблемы
археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных тер
риторий: Материалы V Годовой итоговой сессии ИАЭТ СО РАН. Новосибирск, 1997. - Т. 3.
Гемуев И.Н., Сагалаев А.М. Религия народа манси. Культо
вые места. XIX - начало XX в. - Новосибирск, 1986.
Георги И.Г. Описание всех в Российском государстве обита
ющих народов. - Спб., 1776. - Ч. 1.
232
Глушков И.Н. Чердынские вогулы / / Этнографическое обо
зрение. - 1900. - Т.15, вып. 2.
Головнев А.В. Говорящие культуры. Традиции самодийцев
и угров. - Екатеринбург, 1995.
Головнев А.В., Перевалова Е.В. Небесный всадник / / Север
ные просторы. - 1994. - № 4.
Гондатти Н.Л. Следы языческих верований у инородцев СевероЗападной Сибири. - М., 1888.
Дунин-Горкавич А.А. Тобольский Север. - Тобольск, 1911. - Т. 3.
Зенько А.П. Представления о сверхъестественном в традици
онном мировоззрении обских угров. - Новосибирск, 1997.
Зуев В.Ф. Описание живущих в Сибирской губернии в Бере
зовском уезде иноверческих остяков и самоедов / / ТИЭ. Нов. сер. 1947. - Т. 5.
Зыков А.П., Кокшаров С.Ф., Терехова Л.М., Федорова Н.В.
Угорское наследие. Древности Западной Сибири из собраний
Уральского университета. - Екатеринбург, 1994.
Иванов С.В. Мамонт в искусстве народов Сибири / / Сб. МАЭ. М; Л., 1949.-Т. И.
Иванов С.В. Материалы по изобразительному искусству наро
дов Сибири XIX - нач. XX вв. / / ТИЭ. Нов. сер. - М.; Л., 1954. - Т. 22.
Иванов С.В. Скульптура народов Севера Сибири XIX - пер
вой половины XX в. - Л., 1970.
Инфантьев П.П. Путешествие в страну вогулов. - Спб, 1910.
Источники по этнографии Западной Сибири. - Томск, 1987.
Карьялайнен К.Ф . Религия югорских народов. - Томск, 1994. Т. 1; 1995. - Т. 2; 1996. - Т. 3.
Кулемзин В.М. Человек и природа в верованиях хантов. Томск, 1984.
Лещенко В.Ю. Бляхи с охотничьими сценами из Поволжья / /
СА. - 1970. - № 3.
Лещенко В.Ю. Прикладное искусство и мифология в эпоху
разложения патриархально-родового строя (булгарский художе
ственный металл в культе финно-угров) / / Актуальные проблемы
изучения Истории религии и атеизма. - Л., 1981.
Луговский Л.Е. Легенда, связанная с двумя остяцкими
идолами из коллекции “принадлежностей шаманского культа”
в Тобольском губернском музее / / ЕТГМ. - Тобольск, 1894. Вып. 2.
Лукина Н.В. Формирование материальной культуры хантов. Томск, 1985.
Луконин В.Г. Искусство сасанидского Ирана. - М., 1977.
Маршак Б.И. Согдийское серебро. - М., 1971.
233
Мельников С.Е. Сведения о мансах, кочующих в Березовском
уезде / / Вестник РГО. - Спб, 1852. - Т. 6, кн. 3.
Миненко Н.А. Северо-Западная Сибирь в XVIII - первой по
ловине XIX в. - Новосибирск, 1975.
Мифы, предания, сказки хантов и манси. - М., 1990.
Мошинская В.И. Некоторые данные о роли лошади в культуре
населения Крайнего Севера Западной Сибири / / История, архео
логия и этнография Сибири. - Томск, 1979.
Напольских В.В. Введение в историческую уралистику. Ижевск, 1997.
Народы Севера Сибири в коллекциях Омского государствен
ного объединенного исторического и литературного музея. - Омск,
1986. - Прил.
Новикова Н.И. Традиционные праздники манси. - М., 1996.
Новицкий В. К культу медведя у вогулов р. Сосьвы / / Наш
край. - 1925. -№ 7 (1 1 ).
Новицкий Гр. Краткое описание о народе остяцком. - Ново
сибирск, 1941.
Носилов К.Д. У вогулов. - Спб., 1904.
Огрызко И.И. Христианизация народов Тобольского Севера
в XVIII в. - Л., 1941.
Окладников А.П. Бронзовое зеркало с изображением кентавра,
найденное на о. Фаддея / / СА. - 1950. - № 13.
Описание Тобольского наместничества. - Новосибирск, 1982.
Орбели И.А., Тревер К.В. Сасанидский металл. - Л., 1935.
Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российского
государства. - Спб., 1788. - Ч. 3, кн.1.
Патканов С.К. Тип остяцкого богатыря по остяцким былинам
и героическим сказаниям. - Спб., 1891.
Патканов С.К. Статистические данные, показывающие племен
ной состав населения Сибири, язык и роды инородцев / / Зап. РГО
по отделению статистики. - Спб., 1911. - Т. 2, вып. 2.
Перевалова Е.В. Этническая история северных хантов (обдорско-куноватская группа) в XVII - начале XX вв.: Дис. ... канд. ист.
наук. - Екатеринбург, 1997.
Пивнева Е.А. Некоторые этнодемографические характеристики
семейной структуры верхнесосьвинских манси (1940 - 1980-е гг.) / /
Обские угры (ханты и манси): Материалы к сер. “Народы и культуры”. М., 1991. - Вып. 7.
Постникова-Лосева М.М., Платонова Н.Г., Ульянова Б.Л.
Золотое и серебряное дело XV - XX вв. - М., 1983.
Прыткова Н.Ф. Металлическая культовая посуда у угров / /
Сб. МАЭ. - М.; Л., 1949. - Т. 10.
234
Прыткова Н.Ф. Жертвенное покрывало казымских хантов / /
Сб. МАЭ.-М.; Л., 1949.-Т. И.
Ромбандеева Е.И. Мансийские орнаменты и их названия / /
Орнамент народов Западной Сибири. - Томск, 1992.
Ромбандеева Е.И. История народа манси (вогулов) и его ду
ховная культура. - Сургут, 1993.
Руденко С.И. Графическое искусство остяков и вогулов / /
Материалы по этнографии России. - Л., 1929. - Т. 4, вып. 2.
Савельева Э.А. Медальоны с восточными мотивами на Евро
пейском Северо-Востоке / / Материалы к этнической истории Ев
ропейского Северо-Востока. - Сыктывкар, 1985.
Самигулов Г.Х. Святилище Ялпынг Аки / / Второй Междунар.
конгресс этнографов и антропологов: Резюме докл. и сообщ. - Уфа,
1997. - Ч. 2.
Северная Сосьва (исторические и современные проблемы раз
вития коренного населения). - Щадринск, 1992.
Сенкевич-Гудкова В.В. Мамонт в фольклоре и изобразитель
ном искусстве казымских хантов / / Сб. МАЭ. - М.; Л., 1949. - Т. И.
Сирелиус У.Т. Домашние ремесла остяков и вогулов / / ЕТГМ. Тобольск, 1907. - Вып. 16.
Скалозубов Н.Л. От Тобольска до Обдорска / / ЕТГМ. - Тобольск,
1907. - Вып. 16.
Смирнов А.П. К вопросу о месте производства шаманских
подвесок / / КСИА. - М.; Л., 1964. - Вып. 99.
Смирнов Я.И. Восточное серебро. - Спб., 1909.
Соколова З.П. Пережитки религиозных верований у обских
угров / / Сб. МАЭ. - М.; Л., 1971. - Т. 27.
Соколова З.П. Находки в Шишингах (культ лягушки и угорская
проблема) / / СЭ. - 1975. - N 6.
Соколова З.П. Социальная организация хантов и манси. - М., 1983.
Соколова З.П. Проблемы изучения обско-угорского шаман
ства / / Обские угры (ханты и манси): Материалы к сер. “Народы и
культуры”. - М., 1991. - Вып. 7.
Старцев Г. Остяки. - Л., 1928.
Сязи А.М. Современное декоративно-прикладное искусство хан
тов Ямало-Ненецкого автономного округа: Дис. ... канд. ист. наук. Томск, 1995.
Тревер К.В., Луконин В.Г. Сасанидское серебро. - М., 1987.
Фёдорова Е.Г. Орнамент на одежде и утвари манси / / Орна
мент народов Западной Сибири. - Томск, 1992а.
Фёдорова Е.Г. Шаманы и хранители священных мест у манси / /
Шаманизм как религия: генезис, реконструкция, традиция. Якутск, 19926.
235
Фёдорова Е.Г. Историко-этнографические очерки материаль
ной культуры манси. - Спб., 1994.
Фёдорова Н.В. Иконография всадника в художественном ме
талле Приобья / / Проблемы археологии скифо-сибирского мира. Кемерово, 1989. - Ч. 2.
Фёдорова Н.Н. К вопросу о структуре традиционного орна
мента обских угров / / Орнамент народов Западной Сибири. - Томск,
1992.
Финш О., Брэм А. Путешествие в Западную Сибирь. - М., 1882.
Хомич Л . В. Ненцы. - М.; Л., 1966.
Чернецов В.Н. Жертвоприношение у вогулов / / Этнографисследователь. - Л., 1927. - № 1.
Чернецов В.Н. Зоопарк вогула Алхати / / Всемирный следо
пыт. - 1928. - № 2.
Чернецов В.Н. Вогульские сказки. - Л., 1935.
Чернецов В.Н. Фратриальное устройство обско-югорского
общества / / СЭ. - 1939. - № 2.
Чернецов В.Н. К вопросу о проникновении восточного се
ребра в Приобье / / ТИЭ. Нов. сер. - 1947а. - Т. 1.
Чернецов В.Н. К истории родового строя у обских угров / /
СЭ. - 19476. - Т. 6, 7.
Чернецов В.Н. Представления о душе у обских угров / / ТИЭ.
Нов. сер.' - М.; Л., 1959. - Т. 51.
Чернецов В.Н. Периодические обряды и церемонии у обских
угров, связанные с медведем / / CSIFU. - Helsinki, 1968. - Р. II:
Acta ethnologica.
Шатилов М.Б. Ваховские остяки / / Тр. Томского краевого
музея. - Томск, 1931. - Т. 4.
Шешкин П.Е., Шабалина И.Д. Мансийские орнаменты. - Спб., 1993.
Яковлев Я.А. Средневековое культовое литье Нарымского
Приобья / / Западная Сибирь в эпоху средневековья. - Томск, 1984.
Яковлев Я.А. Позднесредневековые бляхи с изображением
всадника из Северо-Западной Сибири / / Орнамент народов За
падной Сибири. - Томск, 1992.
Kannisto A . Materialien zur Mythologie der Wogulen / / MSFOu. Helsinki, 1958. - Vol. 113.
Munkacsi B. Vogul nepkoltesi gyujtemeny. II (1). - Budapest, 1892.
Munkacsi B. Vogul nepkoltesi gyujtemeny. II (1). - Budapest, 1910 1921.
Vahter T. Ornamentic der Ob-ugrier. - Helsinki, 1953. - (Societe
Finno-Ougrienne. Travaux Ethnographiques IX).
Vogul folklore (collected by B.Munkacsi). Istor books 4. Budapest, 1995.
236
Список сокращ ений
ЕТГМ - Ежегодник Тобольского губернского музея
ИАЭТ СО РАН - Институт археологии и этнографии Сибирс
кого отделения Российской Академии наук
ИИФФ СО АН СССР - Институт истории, филологии и фило
софии Сибирского отделения Академии наук СССР
КСИА - Краткие сообщения Института археологии
МАЭ - Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого
ПМА - Полевые материалы авторов
РГО - Русское географическое общество
РЭМ - Российский этнографический музей
СА - Советская археология
СЭ - Советская этнография
ТИЭ - Труды Института этнографии
MSFOu - Memoirs de Societe Fenno-Ougrienne
237
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ.................................................................................................3
ГЛАВА I
РЕАЛИИ КУЛЬТОВЫХ М ЕСТ ....................................................................6
Святилище Нер-ойки и Чохрынь-ойки на озере Турват..................... Турват-пауль......... ...................................................................................15
Яны-пауль................................................................................................ 19
Святилище Лепла-тит-ойки (Леп-тит-ойки, Лепла-сунт-ойки)........... 20
Домашние святилища.......................................................................... 25
ХАЛПАУЛЬ................................................................................................ 36
Святилище Йипых-ойки.........................................................................Домашние святилища.......................................................................... 39
НЯКСИМВОЛЬ.........................................................................................44
Святилище Каль-нехос Най-эквы и Тулям-ур-ойки.............................. Домашние фетиши А.В. Дунаева......................................................... 50
Святилище Чохрынь-ойки в Усть-Тапсуе........................................... 53
Святилища в бассейне реки Тапсуй.................................................... 62
Тимка-пауль...........................................................................................Налум-пауль.........................................................................................64
Святилище Ялпынг-Аки....................................................................... 66
Тапсват-пауль......................................................................................68
Домашние фетиши Т.И. Номина.............................................................. Юрты Хангласам..................................................................................... 75
Святилище Торм-ойки (Мир-сусне-хума)............................................ 76
Ялбынья “Святая река” ........................................................................ 81
ХУЛИМСУНТ............................................................................................. 84
Домашние фетиши Н А Пуксикова...................................................... 85
“Святые” вещи ВА. Пуксикова............................................................ 89
Менкв-я..................................................................................................... 92
Святилище Мис-хум-ойки.................................................................... 94
Домашние фетиши Алкадьевых........................................................ 101
Мансийские святилища в бассейне реки Волья..............................103
Святилище Тахт-котиль-аки-пыга и Нярс-най-эквы..........................104
Святилище Волья-ялпын-щань (Мис-нэ-эквы)..................................106
Верхне-Нильдино.....................................................................................Культовое место Полум-Торум-пыга..................................................107
Домашние святилища........................................................................ 120
Нижне-Нильдино.................................................................................. 146
Кимкъясуи.............................................................................................. 147
Домашние фетиши Гындыбиных........................................................148
Домашние фетиши А.Н. Вадичупова..................................................153
238
ГЛАВА II
СВЯТИЛИЩ А МАНСИ: ТИПОЛОГИЯ,
ЭВОЛЮЦИЯ, ПЕРС О Н А Ж И.................................................................. 161
Возникновение культовых мест и их типы........................................... Поселковые и региональные святилища.........................................163
Расположение и планировка................................................................. Жилище духа-покровителя................................................................ 164
Элементы ритуальной площадки...................................................... 166
Иконография пантеона...................................................................... 168
Обряды на святилищах................................................................... 170
Домашние святилища........................................................................... 173
Расположение и атрибутика..................................................................Духи-покровители............................................................................ 177
Жертвенные покрывала.................................................................... 180
Обряды в домашних святилищах.................................................... 191
ЗА КЛ Ю Ч Е Н И Е ..........................................................................................194
Приложение 1
Мансийские селения в верховьях Северной Сосьвы (XX в.).......197
Приложение 2
Карта расположения мансийских святилищ
в верховьях Северной Сосьвы..........................................................198
Приложение 3
Духи-покровители верхнесосьвинских манси (XX в.).....................199
Приложение 4
Список жертвенных покрывал.......................................................... 202
Приложение 5
Предания, сказки, былинки сосьвинских манси.............................205
Приложение 6
АВ. Бауло. Поездка на озеро Турват................................................ 213
Словарь употребляемых в тексте мансийских слов.......................230
Литература.............................................................................................. 232
Список сокращений.............................................................................. 237
Подписано в печать 03.10.1999. Бумага офсетная. Формат 60x90/16.
Гарнитура Petersburg. Офсетная печать. Уел. печ. л. 15.
Уч.-изд. л. 15,3. Тираж 1000. Заказ N°
Цена договорная.
Издательство Института археологии и этнографии СО РАН.
Л ицензия Л Р N° 040755 от 12.04.96.
630090 Новосибирск, пр. Академика Лаврентьева, 17.
Типография РПО СО РАСХН
633128 Новосибирская обл., р.п. Краснообск
