Провинция [Владислав Владимирович Кузнецов] (fb2) читать онлайн

Владислав Кузнецов Провинция

В школьные годы я подавал надежды. У меня была хорошая успеваемость по всем дисциплинам, я легко поглощал новые знания, внушал своими оценками и стремлением, что однажды получу достойное образование и построю успешную карьеру. Я даже знал, кем я буду. Имея дикий задор внутри, граничащий с трепетом, в старших классах я выбрал для себя профессию политолога, живущим в каком-нибудь крупном городе. Например, в Казани, где я в итоге и получил степень бакалавра, а потом и магистра. Но уже на третьем году обучения окончательно осознал, что ошибся с профессией, и что я вообще не знаю, кем хочу быть, а продолжал учиться лишь потому, чтобы стать хоть кем-то.

В общей сложности я прожил в Казани немногим более семи лет, сначала жил в студенческой общаге, потом скитался по съёмным комнатам. Получив диплом, я перебивался с одной работы на другую, не задерживаясь нигде более двух месяцев. Мне не везло с работой, моё специфическое образование оказалось никому не нужным ещё более чем мне. Я получал лишь ту работу, на которую взяли бы любого неудачника с улицы. Я соглашался на неё, потому что заканчивались деньги, потом, накопив немного, уходил, в очередной раз ощутив себя ничтожеством. И так по кругу.

Меня захватила апатия, мне не хотелось ничего, кроме как сидеть в своей комнате, просматривая серию за серией любимого сериала. Мне было лень выходить даже в ближайший магазин за продуктами. Я врал своим родителям, созваниваясь с ними по телефону, друзьям и соседям, что у меня дела идут в гору, я не показывал своё истинное состояние, потому что больше всего мне не хотелось, чтобы меня поучали или жалели. Я жил так в своём мирке последние года три без денег, женщин, планов на будущее, а потом поехал в свой родной город, к родителям, праздновать Новый год, чего не делал уже с тех пор, как закончил школу.

После Казани мой родной город казался мне маленьким и скучным. Я родом из Альметьевска. Не самый плохой город, в котором можно было родиться, но, приезжая из мегаполиса, даже такому домоседу, как я, не хватает чего-то грандиозного за окном. Теперь я начал понимать подколы своих казанских друзей, которые часто шутили надо мной, будто я приехал из деревни. Я не обижался, да и у них не было умысла меня обидеть, но откровенно не понимал, почему столь не малый город сравнивать с деревней, а, свыкшись с размерами «Третьей столицы», смог прочувствовать их восприятие.

У меня есть старший брат, он женился и три года жил со своей женой в нашей комнате родительской квартиры. Они жили с родителями, потому что копили деньги на переезд в Казань. В свои планы они меня толком не ставили, хотя и я сам не проявлял никакого интереса. Поэтому не знал, как далеки они были от задуманного: много ли им осталось накопить, нашли ли они себе новую работу в Казани и подыскали ли жильё. По моим ощущениям, переезд им сулил ещё очень не скоро, если они вообще не отказались от этой идеи.

Но только прошли праздники, как я уже махал рукой уезжающему такси, которое отвозило брата и его жену в их новую жизнь. Я узнал, что у них всё готово к переезду, прямо за праздничным столом. Все были в курсе этого, я один ничего не знал, потому что не проявлял должный интерес к жизни своего брата. Помню, как зашёл в дом с улицы и ощутил невероятную пустоту. Я понял, каково им было без меня все эти годы, пока я развлекался с друзьями за множество километров.

А на следующий день, на утро, я увидел, как мама рыдает, ещё лёжа в постели.

— Твой брат уехал, скоро и ты уедешь, что я тут буду делать одна? — говорила она.

Мама и папа не ладили друг с другом с самого моего детства. Я множество раз убеждался в том, что им бы стоило давно развестись. Но они продолжали жить вместе, на своё и моё горе, ссорились и не только. Уже не помню, сколько лет они спят в разных комнатах и не имеют общего бюджета. У них всё порознь, даже полки в холодильнике. А с тех пор, как вышли на пенсию и находятся постоянно друг у друга на глазах, ссоры у них стали обычным методом общения. Поэтому оставить маму с отцом — значило оставить её в одиночестве. Пока мой брат жил с родителями, я был за неё спокоен.

— Я никуда не уеду, — отвечал я маме. — Я останусь здесь с тобой.

Я успокоил её. И остался.

В нашем городе был один предприниматель по имени Игнатьев Михаил Васильевич, про него слагали легенды, потому что в его владении некогда была половина всего городского бизнеса. Это преувеличение, конечно, но масштаб его деятельности был настолько велик и многообразен, что о нём знал каждый житель нашего города. Я не застал расцвета его компании, вернее, я тогда был ещё очень маленький. С тех пор Игнатьев терпел упадок, что-то он продал, что-то закрыл, но будучи уже в преклонном возрасте каким-то образом ещё оставался в деле. За работой я направился именно к нему.

Я пришёл по адресу в его офис. Это было пятиэтажное здание, больше напоминавшее гостиницу, собственно, чем оно и являлось много лет назад. При входе меня встретило небольшое помещение с панорамным остеклением. Оно было захламлено различными офисными принадлежностями, типа столов, стульев и шкафов. На окнах этого помещения можно было разобрать надпись: «администрация гостиницы». Некоторые буквы отсутствовали полностью, некоторые наполовину, но надпись в целом ещё читалась.

Дальше по коридору я наткнулся на отдел кадров. Там сидела очень болтливая женщина с излишне броским макияжем, который подошёл бы какой-нибудь старлетке, изучающей женские секреты красоты, но никак не сорокалетней даме. Её звали Валентина Александровна, и говорила она высоким и громким голосом, на такой невольно сам переходишь, когда увлекаешься болтовнёй и забываешь за собой следить. Но её голос был особенно тонок, к которому я привык не сразу, честно говоря, я не слышал ни разу, чтобы эта женщина говорила нормальным голосом.

Она была приветлива, но говорила так много лишней информации, что я постепенно перестал вслушиваться в её слова. Но прежде я узнал, что открыта вакансия на должность менеджера по аренде недвижимости.

— Неплохо, — говорю.

— Согласны?

— Да.

— Тогда я вас запишу.

Болтливая женщина пообещала мне, что устроит собеседование через три дня, и на сей раз я оделся поприличнее.

Сперва я встретился с руководителем отдела аренды. Этим отделом руководила девушка лет тридцати пяти по имени Гузель, и на тот момент отдел состоял из неё одной. Её кабинет находился по соседству, стенка к стенке, с кабинетом отдела кадров. Оба эти помещения были небольшими по размеру, они когда-то служили гостиничными номерами, судя по всему, одноместными номерами. Мы поговорили с Гузель недолго, она задавала несложные вопросы о моём образовании и опыте работы. Уже через пять минут мы поднимались на третий этаж, где был кабинет самого Игнатьева.

Для понимания, немного опишу архитектуру того здания. Парадный вход у него был ровно посередине, к нему вела широченная тропа от парковки и высокая лестница с просторным крыльцом. Зайдя внутрь, направо и налево шёл длинный коридор с кабинетами по обе стороны (бывшими гостиничными номерами), и так на всех пяти этажах, за исключением первого, где всё левое крыло занимал один очень известный банк. Напротив парадного входа находилась лестница, пронизывающая все этажи, а также ведущая на цокольный этаж. Эта лестница то шла единым целым, то разделялась по сторонам на пролёте. Старый ремонт, требующий обновления, и старомодные решения, например, множество живых растений у окон и ковры на полах.

Я и Гузель поднялись на третий этаж, повернули направо и прошли до конца по коридору. Нам открылась светлая приёмная комната. Там, за рабочим столом, сидела секретарь в окружении офисной электронной техники. Она что-то печатала на своём компьютере, мельком взглянула на нас, когда я и Гузель проходили мимо, и снова опустила глаза в монитор. Дверь в кабинет Игнатьева была настежь открыта. На самом деле, его дверь всегда была нараспашку, если он никого не принимал у себя. А ещё в его кабинете было невероятно душно. Хоть летом, хоть зимой, заходя к нему, нужно готовиться, что спустя уже пару минут начнёшь запотевать, не смотря на наличие кондиционера, который на моём веку ни разу не включали.

Лично Игнатьева я никогда не видел и не представлял, как он выглядит, до той встречи. Учитывая его репутацию в обществе, я ожидал встретить человека очень статного и рослого. Но предстал предо мной очень низкого роста старичок, протянув мне свою слабую руку, чтобы поприветствовать. Его шеи практически не было видно из-за сутулости, небольшое возрастное пузо, худые руки и ноги, полысевшая голова — он выглядел аляповато и не внушал внешним видом авторитет «большого» человека. Конечно, на момент нашего знакомства, Игнатьеву было немного за семьдесят, но я разочаровался не в его старости, а в его простоватости. Ведь он даже одевался под стать своему ветшающему бизнесу: исключительно мешковатые джинсы, дешёвые кроссовки и монотонный свитер или тонкий джемпер, в зависимости от времени года.

Мы втроём сидели за столом. Гузель уткнулась в телефон, а я и Игнатьев беседовали. Его не сильно интересовало моё образование и опыт работы, он говорил так, будто я был единственным претендентом на должность, и, скорее всего, так оно и было.

— Я уже не могу за всем уследить, сильно сдал с возрастом. Видимо, женщины меня не вдохновляют, как прежде, — откровенничал он со мной. — Множество помещений у нас пустует. Когда-то мы занимались всем, что имеем, но сейчас мне легче сдавать всё в аренду. У нас есть склады, магазины, рестораны… Гузель наработала неплохую базу клиентов, я доволен её работой, к ней у меня нареканий нет. Но она одна не справляется с таким объёмом, поэтому нам нужен человек, который будет искать арендаторов в интернете. Как ты будешь действовать?

Он так резко прервал свою речь этим вопросом, что озадачил меня им, но я не подал виду и произнёс:

— Прежде всего, начну подавать объявления на специальных площадках. Сначала выложу объявления на бесплатных сайтах, потом можно пробовать и платные.

— Вот, — протянул Игнатьев. — Я изучал этот вопрос. Есть много сайтов, где можно выложить объявления об аренде полностью бесплатно, необходимо разместиться на всех этих сайтах. У тебя есть такой опыт?

— Есть, — отвечаю, а сам думаю, что эти люди совсем не дружат с интернетом, раз считают эту работу сложной, требующей специалиста. Как по мне, нет ничего проще, чем выложить дуратское объявление на каком-либо сайте. С этим справится любой школьник начальных классов. Чуть позже я узнал, что я был самым младшим сотрудником во всей компании, и что кроме меня и Гузель не было там человека младше сорока лет.

Я получил работу, пройдя своё самое лёгкое собеседование в жизни.

В свой первый рабочий день я пришёл раньше нужного времени. Как оказалось, зря, потому что мне пришлось ещё полчаса ждать Гузель, пока она придёт с ежедневной утренней планёрки.

— Тебе собирают компьютер. Он ещё не готов, — говорила Гузель, отворяя дверь своего кабинета. — Сегодня ты будешь работать в приёмной. Верхнюю одежду можешь оставить здесь.

Я разделся и поднялся на третий этаж, в приёмную, где сидела секретарь. Её звали Лиля, она была не по годам миниатюрной, статной, невысокого роста женщиной. Я бы желал, чтобы моя жена, если я когда-нибудь женюсь, выглядела столь же привлекательно в зрелом возрасте, как Лиля. Видимо, в молодые годы она была очень худенькой, раз её фигура так превосходно сохранилась.

Когда я поднялся, Игнатьев беседовал с кем-то у своего кабинета. Он позитивно поприветствовал меня и даже отпустил шутку, а потом, как освободился, вручил один из своих ноутбуков. Мне пришлось работать в приёмной, потому что только там был wifi, необходимый для работы, пока настраивали мне личный компьютер. В этой приёмной было два ряда столов, стоящие друг напротив друга. Одну сторону, практически полностью, занимала Лиля и её армия офисной техники. На другую сторону пришлось сесть мне, причём я выбрал место, точно напротив Лили.

— Вы не против? — спрашиваю я её.

— Вовсе нет, — отвечает она.

Я занимаю место и тут же замечаю, что эти столы полностью открыты, то есть не имеют никакого заграждения вниз от столешницы. Лиля была в юбке, и я сразу же смог оценить красоту её ног. Они стояли вместе, неподвижно, как у школьницы. Её юбка была выше колен, поэтому я молил всех богов, хотя не верю ни в одного, чтобы она раздвинула свои ножки и пролила свет на промежность. Но ножки Лили оставались неподвижно, хотя её руки то и дело бегали по всему столу от телефона к факсу, от принтера к сканеру, от одной стопки документов к другой. Вряд ли Лиля замечала мой мимолётный взгляд, скорее всего, она, как и все утончённые женщины, была очень внимательна к подобным ситуациям. Когда на женщине юбка, тем более, выше колен, то на генном уровне её ноги будут собраны вместе. Им и не нужно ощущать на себе мужской взгляд, женское подсознание заботится об их целомудрии ежесекундно.

Гузель дала мне список всех объектов, которые находились в компании и не имели своего арендатора. Всего их было несколько десятков, напротив каждого объекта была небольшая информация о нём: адрес нахождения, площадь, чего-то ещё, и, главное, цена. Там были торговые площади, складские помещения, рестораны, гостиницы, хостелы, офисы, автомойки, теплицы, парковки, животноводческие постройки, завод по производству хлебобулочных изделий, мясной и молочной продукции. Я перечислил большую часть, но не всю. Мне предстояло подать объявление о каждом объекте, на каждом бесплатном сайте по поиску арендаторов, который я смог найти.

Как оказалось, подобных сайтов существует не мало. Я потратил весь день на очень простую, но невероятно скучную работу. И уже к концу моего первого рабочего дня понял, что работать здесь будет не столь увлекательно, как мне представлялось изначально.

На следующий день мой компьютер так и не был готов. От Гузель я получил задание: продолжать в том же духе. Я снова поднялся в приёмную и уселся за прежнее место. Лиля была в обычных джинсах — смотреть особо было не на что, зато мы с ней смогли разговориться. Когда я зашёл, мы пожелали друг другу доброго утра, и потом она спросила:

— Тебя вообще как зовут?

— Вадим. А тебя?

— Лилия. Ты кем здесь работаешь?

— Я менеджер по аренде. Но пока просто подаю объявления.

— Ты из отдела аренды?

— Да.

— Этим отделом руководит Гузель? Или как её зовут?

— Ты не знаешь?

— Я здесь ещё никого не знаю, работаю вторую неделю.

Лиля была очень открыта в общении. Она любила немного пошутить и охотно смеялась над своими шутками. Определённо, она была самой красивой и желанной из всех женщин, работавших в компании. Для продуктивной работы сексуальные коллеги просто необходимы. Нужна та, которую можно мысленно раздеть, на которую будет гарантированный твёрдый стояк, чтобы не сгнить на рабочем месте. Только такие женщины способны скрасить жалкие дни, проведённые на нелюбимой работе.

— Ты можешь мне помочь? Мне прислали файл, а он не открывается.

— Могу.

Сидя в приёмной, около кабинета Игнатьева, уже второй день, я заметил, что он часто и надолго отлучался. Когда его не было, я и Лиля чувствовали себя свободно, заметно снижая свой темп работы. А ещё из своего кабинета он всегда связывался с Лилей исключительно по телефону, хотя сидел в десяти метрах от неё с настежь открытой дверью. Это выглядело забавно, потому что я отчётливо слышал и его голос, и, естественно, Лилю, когда они говорили по телефону.

Иногда у кабинета Игнатьева выстраивалась очередь из сотрудников компании, арендаторов и иных лиц. Они сами организовывали порядок и своё место в очереди, Лиля в этом процессе не участвовала. Назначать встречи с Игнатьевым было попросту не нужно. Все посетители либо ждали его возвращения, либо своей очереди, везунчики проходили в кабинет директора без остановки, из вежливости спросив разрешения, чтобы войти.

Некоторые из ожидавших откровенно флиртовали с Лилей. Такие люди меня бесили. Эти пожилые ухажёры, владельцы отвратительной растительности под носом и раздутым брюхом, не следили за собой последние лет двадцать. Они не достойны таких женщин, как Лиля, не достойны даже думать, что способны соблазнить её. Это оскорбление. Причём, оскорбление и в мой адрес тоже, как человека, который входит в личное пространство женщин очень осторожно и ненавязчиво. Свои недостатки нужно исправлять, насколько это представляется возможным. Особенно если эти недостатки выпирают наружу, готовые порвать пуговицы на рубашке, заправленной в джинсы.

Гузель была любимицей Игнатьева, поэтому вела себя с ним увереннее остальных. Её деятельность приносила компании самую большую статью доходов. Долгое время она одна занималась поиском арендаторов, проводила им презентации объектов, вела полный документооборот и решала возникавшие проблемы. При этом она обращалась к директору за советом или помощью только в крайних случаях. Гузель любила сама принимать решения, а Игнатьеву лишь отчитывалась в проделанной работе. Гораздо позже она в разговоре мне как-то сказала: «Он очень старый и весь больной. Не стоит тревожить его из-за мелочей». Возможно, она таким образом проявляла ответственность к работе, но мне казалось, что Гузель просто выслуживается перед стариком.

— Вадим, — Гузель поднялась в приёмную, — возьми листок, ручку и идём со мной.

Мы зашли к Игнатьеву. Сели в таком же порядке, что и на собеседовании. Сначала они поговорили о чём-то, без моего участия. Первое время мне было дико неловко находиться в том кабинете, я стеснялся говорить с Игнатьевым, испытывал небольшую панику, когда он мне задавал вопросы. Я боялся показаться бестолковым, глупым, непрофессиональным, никчёмным грузом, которому придётся ещё и платить деньги.

— Гузель прислала мне отчёт о твоей проделанной работе, — говорил Игнатьев уже со мной. — У тебя хороший темп. Будем ждать реакции. Нам нужно подумать, где бы ещё можно разместить объявления, чтобы весь город знал о наших предложениях. Тебе нужно изобрести что-нибудь.

Он надеялся на меня. Возлагал слишком большие надежды, необъяснимо большие.

— Попробуй что-нибудь придумать, — продолжал Игнатьев. — Можно сделать систему вознаграждений за приглашённых людей, как в магазинах. Подумай над этим, — думать над этой бредовой идеей мне долго не пришлось, все про неё скоро забыли, и я забил. — Раз ты говоришь, что у тебя есть опыт в этом, попробуй изобрести какой-нибудь метод поиска.

Гузель сидела, увлекшись в телефоне. Она вела с кем-то переписку, набирая гигантские объёмы текста, отправляла сообщение, потом снова набирала.

— Никто в городе не может предложить столько помещений, сколько предлагаем мы, — не умолкал Игнатьев. — Я самый крупный владелец недвижимости в Альметьевске. Я уже давно в бизнесе, имею большой опыт и репутацию.

Игнатьев имел привычку перебирать в руках листок бумаги от маленького отрывного блокнота, когда вёл переговоры. Он сворачивал этот листок несколько раз по ширине, потом разглаживал его, крутил и вертел, распахивал веером и просто перетирал большим и указательным пальцами.

— Мы должны быть первыми в списке, когда человек ищет себе офис или торговую площадь, — во время разговора Игнатьев смотрел то на меня, то на свою бумажку. — Поэтому ты должен что-нибудь изобрести, что бы помогло нам.

Он продолжал свой долгий монолог — поручение, Гузель без остановки набирала одно сообщение за другим, а я всё кивал и кивал.

Во всём здании отключился интернет. Моя работа полностью встала. Работа Лили приостановилась частично. Она продолжала копошиться, пока я поедал её глазами, сидя напротив.

В приёмной показался мужчина лет сорока пяти, нерусский, ничем во внешности не похожий на программиста.

— Раим! — тут же вскрикнула Лиля. — Интернет пропал.

— Знаю, у всех пропал, — ответил этот мужчина хриплым полушёпотом. — «Большой» у себя? — спросил он про Игнатьева.

— Ушёл он, сразу после планёрки. Долго ещё интернета не будет?

— Не знаю. Обрыв произошёл не у нас — у города.

Мужчина подошёл к Лиле, и они стали разговаривать, как старые друзья. Он то ли решил дождаться Игнатьева в приёмной, то ли самовольно выкроил себе свободное время для пустой болтовни. Я склоняюсь ко второму варианту, поскольку мы с ним впоследствии сдружились, и я слишком хорошо узнал его натуру. Этого человека звали Раим, он работал в компании очень много лет, настолько много, что уже не боялся не работать. Он являлся единственным штатным программистом, хотя в секторе его деятельности программирование занимало наименьшее место. Именно он был в ответе за сбор моего компьютера, которого не было уже третий день.

— Увольняться пора. Давно уже пора, — говорил Раим, когда их разговор перешёл в сентиментальное русло, и Лиля начала расспрос о прошлом компании. — Доработаю последний месяц и точно уволюсь.

— В этом здании гостиница раньше была? — интересовалась Лиля.

— Она и сейчас есть, только не работает. Тут всё так. Многое могло бы работать, если хорошо взяться за управление. Раньше у нас была самая большая ферма в городе. Она и сейчас есть, только не работает, потому что за этим никто следить не хочет. Последние животные на ферме умерли от голода. Никто не подумал, что скотину нужно кормить. Там всё и передохло.

— Как так вышло? — спросила Лиля, после того как похихикала.

— За ферму отвечал старший сын нашего босса. Он сейчас в Казани вроде. Наркоманом стал.

— Наркоманом?

— Он раньше много употреблял. Лечился в клинике, но временами срывался. Когда я его последний раз видел, он был в завязке.

Раим стоял у окна, часто поглядывая на улицу. Он говорил тихим ностальгическим голосом. В той беседе с Лилей он рассказал, что в былые времена в компании была самая популярная сауна города, в которую шла запись с очередью на месяц вперёд. Очереди так же стояли и на автомойках, якобы они были самыми передовыми. Зарплаты платили раза в два больше, а веселья работа доставляла минимум в десять раз больше.

Раим ушёл, не дождавшись «большого». Следом пришла женщина пятидесяти лет в юбке цвета бабушкиного пледа. Её лицо сияло от радости. Гульшат, так её звали, не принесла никакую хорошую новость, она была такой позитивной всегда. Сперва она показалась мне несколько бестактным человеком, поскольку, поговорив с Лилей, она дала мне задание, словно является моим боссом. Это задание было несложным, но меня смутил её приказной тон.

— Интернета же нет.

— Ничего, мне не к спеху. Как интернет появится, найди и пришли мне то, что попросила, хорошо?

— Ладно.

— Запиши мою почту.

Я записал адрес «электронки» Гульшат, а сам уже придумал отмазку, чтобы не выполнять её поручение.

Когда я вернулся с обеда, интернет работал исправно. Игнатьев тоже сидел в своём кабинете. Я только продолжил выкладывать однотипные объявления на сайты, как в приёмную зашла Гузель.

— Идём за мной, Вадим. Не забудь листок и ручку.

Мы снова зашли в кабинет Игнатьева, расположившись в привычном порядке. Я чувствовал себя гораздо спокойнее, зная, что к моей работе претензий пока нет никаких. Гузель умудрялась вести переписку даже во время разговора с Игнатьевым. Она всегда клала телефон на стол и постукивала по экрану пальчиками с длинными ноготками.

Спустя пару минут, по моей спине начали стекать капельки пота. В окно било солнце. Оно обжигало меня, как будто за окном стояло лето. Нигде зимой в России не бывает так жарко, как в кабинете Михаила Васильевича.

— Гузель, нужно возобновить рекламу на радио, — говорил Игнатьев. — Отправь им новые варианты текста, посмотрим, что из этого выйдет.

— Радио уже никто не слушает, Михаил Васильевич, — встрял я в разговор.

Игнатьев вопросительно уставился на меня. Даже Гузель отвлеклась от своего телефона и подняла на меня голову.

— Озвучь свои мысли, Вадим.

Я сглотнул волнение и произнёс:

— Стоит ли на радио тратить деньги? Люди быстрее нас найдут в интернете. Логичнее будет вкладывать деньги в рекламу на популярных сайтах.

— Вадим, давай договоримся, — начал Игнатьев. — Объявления в интернете — это твоя зона ответственности. Твоя и Гузель. Если ты считаешь нужным вкладывать туда деньги, то я не против. Если нам они помогут.

— Конечно, — говорю. — Но для эффективности нам следует провести маркетинговый анализ, чтобы найти наших клиентов. Стоит ли реклама на радио своих денег?

— Мы не потратим ни копейки, Вадим, — отозвалась Гузель.

— У меня есть доля на местной радиостанции, — сказал Игнатьев и улыбнулся мне горделиво. Хотя эту улыбку можно трактовать и как высокомерную, которую используют после того, как человека поставили «на место».

Так или иначе, я почувствовал себя опозоренным самим собой. Чёрт меня дёрнул открыть рот и показать свою озабоченность вопросом. По существу, у меня не было никаких знаний, связанных с маркетингом. В любой другой компании мне не доверили бы даже выкладывать объявления, но я попал к старпёрам и на их фоне выглядел более-менее прилично.

Я работал в приёмной четыре дня. В основном, было тихо и спокойно. Я работал в своё удовольствие без надзора, а напротив сидела прекрасная Лиля, с которой я вытворял всё, что хотел в своих фантазиях.

На пятый день мне всё-таки установили компьютер. Вероятно, Раиму пришлось ограбить музей цифровой техники, чтобы достать для меня тот экспонат. В детстве у моих родителей был такой. Он родом из начала девяностых, моего возраста. Монитор занимал почти всё рабочее место на столе, когда я его двигал, то прилагал большие усилия.

— Другого пока нет, — сказал мне Раим. — Это временно. Потерпи.

Даже клавиатуры современной не нашлось. Она была сальная, пыльная и липкая. Вы ещё помните компьютерные мыши с шариком? Я вот почти забыл, что такие когда-то существовали, но вспомнил о них в тот день. Когда я управлял ею, то стрелка на мониторе еле двигалась, мне не хватало стола, чтобы перемещать стрелку от одного края до другого.

Но самым неприятным для меня явилось моё с Гузель расположение. Наши столы стояли вплотную друг к другу, между нами было максимум два метра. Когда мы сидели за своими компьютерами и смотрели в мониторы, то наши глаза были практически на одном уровне. Казалось, что мы сидим и смотрим друг на друга. Иногда мы забывались, и наши глаза действительно встречались на долю секунды. Было одновременно неловко, смешно и глупо. Мне приходилось нагибаться, чтобы прятаться за монитором, но спина в такой позе долго не выдерживала.

Если бы Гузель была хоть чуточку такой же привлекательной, как Лиля, я легко бы смерился с положением и даже использовал бы ту ситуацию, чтобы пофлиртовать. Но Гузель была красива ровно настолько, насколько было необходимо, чтобы мне хотелось её трахнуть. Её бока слегка выпячивали, но только потому, что она носила слишком узкие джинсы. И эти недостатки были наименьшей проблемой её внешности. Наибольшей проблемой было её некрасивое лицо, которое полностью перебивало всякое желание её сносных форм. Только полное отсутствие сексуальной жизни помогало мне разглядеть в ней женщину.

— Чем ты сейчас занимаешься? — спрашивала меня периодически полушёпотом Гузель.

— Пытаюсь выкладывать объявления. Этот компьютер подгружает сайт больше минуты. На нём невозможно работать.

— От твоих объявлений толка нет никакого. Лучше напиши текст рекламы для радио. Несколько разных вариантов.

— Сколько?

— Десять.

Я написал и с радостью ушёл на обед. Вообще наше общение с Гузель сразу же не задалось. В нём изначально не было лёгкости, а была лишь твёрдая формальность обсуждений рабочих моментов. Я ни разу не говорил с ней по душам, ничего не спрашивал о её жизни, как и она абсолютно не интересовалась мной. С другими, с кем я более-менее сблизился, разговор как-то сам заходил на личные темы, а между мной и Гузель было напряжение. Мы словно не хотели находиться в одном помещении, не хотели работать вместе, причём не по какой-нибудь причине, которая рассорила нас, а просто так. Как будто мы старые любовники, уставшие друг от друга, что даже на ссоры не хватало сил — одна сплошная апатия. А тишине нашего кабинета позавидовали бы старожилы в библиотеках.

«Тук-тук-тук» доносилось через стену из соседнего кабинета отдела кадров. После чего Гузель сворачивала все свои дела и уходила на 15–20 минут. Как оказалось, Гузель и баба из отдела кадров пили чай, я застал их как-то случайно за этим делом. Они были очень дружны между собой, и чаепитие было у них ежедневным по два раза в день, примерно в одно и то же время. Иногда первой стучала об стену Гузель, подавая сигнал, а та в ответ производила такие же стуки, что, видимо, означало положительный ответ.

Впереди меня ждали долгожданные выходные, оставалось доработать меньше часа. Гузель свернула рабочее место и поспешила, чтобы забрать своих детей из детского сада. Но перед уходом, когда она накидывала верхнюю одежду, она сказала:

— В понедельник приди на планёрку вместо меня, я не успеваю отвозить детей в детсад. Впредь ты будешь ходить каждый день на планёрку. Она проходит в кабинете Михаила Васильевича, начало в 7:30.

Сказала Гузель и ушла. Надеюсь, именно туда, куда я её про себя и послал.

Уехав на учёбу в Казань, я разорвал все связи со своими школьными друзьями, быстро заимев новые знакомства. Наверное, ещё около года я поддерживал кое-какие контакты с парой человек, но и они со временем исчезли. Но была одна девчонка со школы, которая продолжала мне писать все эти годы, по имени Алёна. Она встречалась с одним из моих лучших школьных друзей, так мы и познакомились, и я замечал, что она и ко мне была не равнодушна. С тем моим другом они расстались, после окончания школы он тоже уехал учиться в Казань, а она осталась в Альметьевске. В переписке мы близко сдружились, но не более, и когда я приезжал на выходные или каникулы из Казани, то частенько мы проводили вместе время.

На самом деле, мы исключительно вместе пили, когда виделись. У нас было любимое место; мы покупали себе по бутылке или две пива, чипсов или прочего закусона, и вечером шли на ипподром, который находится за городом. С этого ипподрома открывается чудный вид на вечерний город, огни которого отражаются в небольшом озере. Раньше, в той самой славной стране, это место являлось городским пляжем, теперь же всё поросло, как и сам пруд. А в конюшнях вряд ли найдётся хоть одна лошадь. Этим нам место и нравилось — оно было безлюдным.

Мы располагались на трибуне, в самом дальнем углу, вели себя не тихо, но вели опрятно. Я не проявлял к Алёне никакого сексуального влечения все эти годы, возможно, поэтому мы смогли по-настоящему подружиться. Конечно, она была симпатичной, но мы виделись с ней раза два в год, а больше и не могли из-за расстояния, поэтому я даже не пытался ничего предпринимать.

Я вспомнил об Алёне в те выходные и позвонил ей, позвав на очередную попойку.

— Почему не говорил раньше, что ты в городе? — ругала меня Алёна.

— Было немного не до этого.

— И давно ты здесь?

— С Нового года.

— Боже! Ладно. Зайдёшь за мной вечером?

— Конечно.

Между мной и Алёной не было никаких преград в общении. Если бы не её сиськи, то я бы воспринимал её, как своего закадычного кореша с бабьей причёской. Мы легко общались на разные темы, в особенности на темы секса, отношений и наших неудач с противоположным полом. Она искренне смеялась над моими шутками, а всё потому, что с ней я чувствовал себя невероятно раскованно, не как с другими девчонками. Мы с ней как два кореша — говорю же.

По рядам мы пробирались к нашему месту. Каким-то образом наш пустой разговор зашёл о женских попках. Я высказывал мнение об идеальной форме женской задницы, и она меня спросила:

— А у меня хорошая попа?

«Немного тощевата», — подумал я.

— У тебя попа, что надо, — отвечаю. — Мне как раз такие и нравятся.

— Я иногда смотрюсь в зеркало, и мне кажется, что она у меня слишком худая.

— Не люблю толстые задницы. Может, уже сядем?

— Идём подальше, чтобы нас никто не увидел.

У каждого своё пиво. У неё светлое слабоалкогольное — у меня любое крепкое. Мы пьём, отрыгиваем и без остановки говорим, перескакивая с темы на тему, как по сценарию.

— Кстати! — воскликнула Алёна и пошарила по карманам в поиске телефона. — Я познакомилась с одним парнем, его зовут Дима…

— Как?

— Дима. Ты должен его увидеть.

Алёна показала мне фотографию полу облысевшего парня моего возраста, круглолицего, на вид типичный тафгай. Он сидел за рулём, видимо, своей машины с потертыми сиденьями.

— Что скажешь?

— Не твой вариант.

— Ну!

Алёна рассмеялась, а я был по трезвому серьёзен.

— Ты посмотри на него, он же плешивый.

— Не называй его так.

— Каков есть.

— Мы с ним уже два раза ходили на свидание. Катались по городу в его тачке.

— Не трать на него время.

— Почему?

— Он похож на деревенского быдло.

Алёна цокнула и внимательно вгляделась в фотографию.

— Нет, он очень милый, — говорит. — Рассказывал, что очень любит своих родителей и сестрёнку.

— Что это значит?

— Он заботливый.

— Многого от него не жди. Я знаю, о чём говорю. Не хочу, чтобы ты снова страдала из-за того, что тебя бросили.

— Дурачок ты.

Я знал, что незадолго до того Алёна смогла наконец отвязаться от одного мудака, который портил ей жизнь. Он ссал ей в уши о любви и прочем, а сам был с ней, только чтобы трахаться. Алёна понимала это слишком долго, сколько бы я её не отрезвлял. Потом они расстались, но ещё множество раз пересекались для быстрого перепихона в тачке, а всё потому, что Алёна продолжала давать ему шанс на исправление. Но штука заключается в том, что доброта мудаков не исправит. В конце концов, Алёна окончательно разочаровалась в том парне настолько, что даже говорить о нём не хотела. И после тех паршивых отношений, которые продолжались три или даже больше лет, я не хотел, чтобы моя подруга вляпалась в подобное снова. Дима с первого взгляда показался мне именно тем, кто без доли благородства будет просто использовать мою Алёну.

— Найди кого-нибудь другого, — говорю.

— Кого?

— Кого-нибудь получше.

— У меня есть ещё один тип, он пишет мне уже две недели, предлагает встретиться, но я пока что думаю. Сейчас покажу его.

Алёна показала мне фотографию довольно симпатичного и опрятного мужчины старше нас на лет десять.

— Этот хорош, — говорю. — А чего думаешь?

— Он женат. И у них есть ребёнок.

— Понял. Забудь его.

— Я думала, если с Димой ничего не получится, то я с ним попробую.

— Нет, забудь. И Диму, и этого женатика.

Алёна запрокинула голову назад, вздохнула, выдохнула, проскрипела, играючи похныкала и произнесла:

— Я такими темпами стану феминисткой, или уйду в монастырь. Нет, лучше в феминистки.

— Тебе всего-то двадцать пять лет, не скули.

— Некоторые к этому возрасту успевают выйти замуж, родить ребёнка, развестись и снова выйти замуж уже с ребёнком на руках. Как у них это получается? Ты бы смог жениться на девушке с грузом?

— С «грузом»? Тебе стоило бы поработать над лексиконом, прежде чем идти в феминистки.

— Ты знаешь, что Ксюша родила? — спрашивает меня Алёна, пережёвывая чипсы.

— Знаю. А она замужем?

— Да. Она беременной выходила.

— Я не удивлён.

— Я не вижу в этом ничего плохого. Если мужик нормальный, то беременность просто ускоряет время свадьбы. Насколько я знаю, они хорошо живут.

— Лотерея.

Она любила заводить разговоры на тему женитьбы наших школьных друзей.

— Рустам женился, — говорит.

— Знаю.

— Андрей?

— Знаю.

— Альбина?

— Не знал.

— Давно уже. Её ребёнку больше года.

— Тоже по залёту?

— Ну да.

— Что за мода? Из наших кто-нибудь женился по любви?

Алёна призадумалась.

— Гульназ, — отвечает.

— В школе я был влюблён в Гульназ.

— Знаю. Ты рассказывал. А я тебе нравилась в школе?

— Не очень.

— Боже! Я была такой уродкой! Я смотрю сейчас на свои школьные фотографии, и не понимаю, как могла носить такую ужасную одежду и причёску. Я сама себе не нравлюсь. Помнишь мою уродливую чёлку?

Поговорив немного о чёлках, мы выяснили, что они в принципе не могут быть привлекательными, и что у них есть только одно преимущество.

— Удобнее отрыгивать, если перепила, — говорит Алёна.

— В смысле?

— Меньше волос нужно держать.

— Ясно.

На планёрку я пришёл раньше положенного. Постепенно люд начал толпиться в приёмной и вокруг самой Лили, ожидая Игнатьева. Вскоре незнакомых лиц стало слишком много, я вышел в коридор, но и там стояло двое-трое незнакомцев.

Пришёл Игнатьев. И, пока он избавлялся от верхней одежды, некоторые зашли в его кабинет и сели на места, другие оставались ещё в приёмной. Я зашёл в кабинет и приметил себе место на диванчике. Тут же зашла Лиля и попросила меня пересесть, потому что я занял её место. Я подвинулся в сторону, но то место было зарезервировано, за бабой из отдела кадров, о чём Лиля меня так же уведомила. Я встал, пошёл в другой конец кабинета и сел на свободный стульчик.

— Там тоже занято, — сказал мне кто-то.

— Хватит его гонят, он ведь не маленький, может и сдачу дать, — усмешливо заступился за меня Игнатьев.

Я пересел на другой свободный стульчик, с которого меня уже никто не пытался прогнать. Хозяина того стульчика так и не нашлось, видимо, именно на нём всегда сидела Гузель, поэтому все последующие планёрки только там я и сидел.

В общей сложности на планёрке присутствовали около пятнадцати человек, не считая Игнатьева, мы все расселись на стульчиках и диванчиках вдоль стен. Игнатьев по очереди стал спрашивать с каждого из нас, повторяя один и тот же вопрос: «Что у вас?». Я был третий на очереди, передо мной сидели две женщины, первая средних лет, а вторая раза в два старше её, и пока они отвечали перед директором, я придумывал, что бы сказать мне.

Очередь дошла до меня.

— Вадим, что у вас? — спросил Игнатьев.

— Работаю по плану, — отвечаю. — Только на таком компьютере быстро работать не получается.

— Я знаю твоё положение, Вадим. Видел, на чём тебе приходится работать. В ближайшее время постараемся заменить тебе монитор. У нас, по-моему, где-то были исправные современные мониторы.

— Проблема не в мониторе, он меня меньше всего беспокоит.

— Раим, когда у нас получится поменять Вадиму монитор? — Раим сидел в самом конце очереди.

— Я занимаюсь этим, — отозвался тот. — Постараюсь на этой недели полностью собрать компьютер.

— Хорошо, — сказал Игнатьев Раиму и обратился ко мне: — потерпи ещё немного, мы обязательно заменим тебе монитор.

— Проблема не в мониторе, — сказал я, но меня никто не услышал.

Очередь перешла к следующему человеку, я ещё немного пытался вникнуть в разговор, но он меня совершенно не касался, поэтому вскоре заскучал.

Планёрка закончилась. Все стали выходить из кабинета. Я направился вслед за всеми один из последних. Я специально переждал немного, чтобы не плестись в общей массе.

Когда я проходил по коридорчику и уже был у самой лестницы, из последнего кабинета выглянула Гульшат, она тоже присутствовала на планёрке, будучи единственным юристом в компании. Гульшат надеялась застать Раима, пробубнив что-то про него, но тот всегда уходил один из первых. Недолго думая, Гульшат обратилась ко мне, на самом деле я чуть не врезался в её дверь, когда она резко вышла из своего кабинета.

— Вадим, ты разбираешься в компьютерах? — спросила она меня. — Мне срочно нужно подключить сканер.

Я решил помочь ей снова, ведь прошлое её задание я в итоге выполнил.

Мы прошли в кабинет, она усадила меня за своё рабочее место, перед компьютером. По левую руку стоял сканер, который необходимо было подключить.

— А что не так? — спрашиваю.

— Не знаю. Раим уже который день не может с ним разобраться. Но сегодня он мне очень сильно нужен.

Я выдернул провод, ведущий от сканера к компьютеру, и подсоединил снова. В нижнем углу экрана вышло уведомление об «установки нового оборудования». Я дал разрешение на эту установку, и спустя секунд тридцать рапортовал Гульшат:

— Должно быть готово. Нужно проверить.

— В сканере лежит листок, попробуй отсканировать его, — сказала мне Гульшат, которая всё это время стояла рядом.

Я попробовал. Сканер заскрипел, и вдоль крышки побежала полоска света.

— Наконец-то! — Гульшат начала радоваться, как маленькая девочка, и заулыбалась характерной ей жизнерадостной улыбкой. Когда улыбалась Гульшат, она очень сильно щурилась, делая глаза полумесяцем, брови поднимала высоко вверх, а её рот резко раскрывался, выстреливая поток радости. И так каждый раз.

Гульшат увидела во мне талант программиста, раз уж я так быстро справился с её проблемой, сродни с Цукербергом или даже круче. Она тут же осадила меня новыми просьбами, наклонившись очень близко ко мне, чтобы приблизиться к монитору. От Гульшат пахло, как от молодой девушки (духами и общим женским запахом), вблизи её губы были лишь слегка морщинистые. Короче, от неожиданного сближения с ней я сумел точно возжелать её физически, хоть она была раза в два старше меня.

Среди прочего Гульшат говорила, что ей нужно помочь зарегистрироваться на иностранном сайте знакомств и найти уже себе мужа. Она думала о странах Ближнего Востока, якобы там мужчины уважительнее относятся к женщинам.

— Я чувствую, что созрела для брака, — разговорилась Гульшат. — Намного лучше, когда в доме есть мужчина. Когда есть мужская рука.

Гульшат рассказала коротенькую историю про свою родственницу, которая тоже недавно вышла замуж, и после этого её быт наладился.

— К тому же с мужчиной как-то спокойнее, — говорила со мной Гульшат, как с подружкой. — Ты понимаешь меня? Мне кажется, я полностью готова для замужества.

В ответ я лишь поддакивал.

У неё зазвонил телефон, и мне пришлось уйти. Я вернулся в свой кабинет, где меня уже ждала Гузель.

— Ты где был так долго? Валентина Александровна уже давно вернулась с планёрки, — негромким, но суровым голосом спросила она с меня.

Я ответил, как было, и сел за компьютер. Гузель достала со шкафчика коробку с ключами, нашла нужный и подошла ко мне.

— Вот ключ, — говорит. — Скоро должен подъехать человек, покажешь ему помещение. У меня не хватает времени, чтобы ездить с клиентами по адресам.

Гузель действительно время от времени уезжала на полчаса или даже на час с очередным человеком, чтобы показать ему интересующий объект. Покаеё не было, я успешно не работал. Как правило, смотрел результаты матчей НХЛ, и просто гулял по интернету. С того дня к моим обязанностям прибавилась новая — моя самая любимая.

Через некоторое время в наших дверях появился мужчина средних лет.

— Это отдел аренды? — поинтересовался он.

— Да-да, заходите, — ответила Гузель. — Вадим, одевайся.

Пока я одевался, Гузель объяснила клиенту, как и куда проехать, и договорилась, чтобы он непременно привёз меня обратно. Мы сели в его машину и поехали в промышленный район города, где я никогда в своей жизни не был. Из разговора я понял, что этот человек занимается ломом в нескольких городах и теперь хочет обосноваться в Альметьевске. Мы хорошо разговорились, он оказался славным мужиком.

— Если честно, я здесь первый раз и не знаю, куда идти, — сказал я, выходя из машины, когда мы приехали на место.

— Я знаю. Я уже был здесь. Просто откроешь мне дверь.

Вокруг нас было много разных складов, как оказалось, только один из них принадлежал нашему старику. Мы подошли к тому, который выглядел хуже остальных: у него были разбиты стёкла, да и общий вид был неважен. Я начал открывать замок, и в это время к нам подошли два типа в робе. Они все друг с другом перездоровались.

Я отпёр замок и потянул за дверь. Тяжёлая железная дверь только сошла с места и тут же встряла. В образовавшую щёлочку не пролезла бы даже кошка. Петли все заржавели, и отказывались двигаться дальше. Клиенты отодвинули меня в сторону и втроём пытались раскрыть дверь.

Когда они выдохнули, щёлочка стала заметно больше. Самый худой из них смог пролезть вовнутрь и толкал дверь уже изнутри.

— Ладно, нам этого хватит. Дверь мы всё равно поменяем, — сказал самый главный из них, тот, с кем я приехал.

Они все скрылись в тёмном помещении, а я остался на улице и курил одну за другой, наслаждаясь спокойствием.

Спустя минут двадцать все вернулись. Они были на позитиве. Мы постояли и поболтали на улице ещё несколько минут. Я старательно поддерживал разговор, чтобы подольше не возвращаться в офис. Мне понравилось не быть под постоянным надзором, понравилось выполнять рабочие обязанности в своём собственном темпе. Я надеялся, что Гузель впредь только меня станет отправлять на подобные выезды, а крысиные офисные заботы оставит своей нудной душонке.

Когда мы возвращались обратно, продолжая нашу болтовню, я так и сказал, что мне больше по душе куда-нибудь выезжать, чем сидеть в душном кабинете. Тот мужик согласился со мной и замедлил ход.

С того момента, я каждый день начал наведываться в кабинет Гульшат. Либо сразу после планёрки, либо в течение рабочего дня. Я забегал к ней, как только находил свободную минуту, когда Гузель меня отправляла по какому-нибудь делу. Мы болтали о разном, но, в основном, о любви и отношениях. Гульшат вела себя очень открыто со мной, откровенничала о своём желании встретить хорошего мужчину, чтобы обрести семью, жить семейной жизнью и заниматься любовью. Она мне так однажды и сказала:

— Хочется просыпаться с кем-то в одной постели, ходить вместе по магазинам, заниматься сексом…

Я пытался сблизиться с ней. Набирался смелости, чтобы начать открытый флирт. Но опыта в этих делах у меня практически не было. Гульшат и не подозревала, что я запал на неё. Учитывая нашу разницу в возрасте, вряд ли она могла предположить моё тайное вожделение к ней. Для неё я оставался славным молодым коллегой, который ненадолго отвлекает от рутины, ведь она тоже ненавидела свою работу. Она мне так однажды и сказала:

— Спасибо, что заходишь ко мне. Благодаря тебе я немного забываю о работе…

По телефону я как-то обсуждал эту ситуацию со своим казанским другом. Я не сказал, что Гульшат раза в два меня старше, да это было и неважно в контексте. Я рассказал своему другу всё так, будто я сам не стремлюсь сближать с ней, якобы она слишком стара для меня.

— Ты упустил возможность заняться с ней сексом, — говорит он мне.

— Почему?

— Женщина не будет так просто разговаривать о сексе. Они так делают только, когда хотят с кем-нибудь переспать. В смысле, со своим собеседником.

— Я не заметил от неё ничего такого.

— Они не выставляют это напоказ. Тут нужен опыт, чтобы распознать.

«Предположим», — подумал я и следующим днём решил что-нибудь предпринять. После планёрки я не смог попасть к Гульшат, там уже был Раим, и они очень раздражающе гоготали. Я испытал чувство ревности, но остыл и заскочил к ней сразу, как нашёл время.

— Хорошо, что ты пришёл, — говорит Гульшат.

— Я и сам рад свалить от Гузель.

— Вы с ней не ладите? Она меня тоже немного раздражает. Не люблю тех, кто подлизывается к начальству. Михаил Васильевич только её одну и хвалит. Причём хвалит не тебя, а её, за то, что увеличилось количество арендаторов. Ты пришёл и начал заниматься объявлениями, а все заслуги Гузель.

Я промолчал, потому что не хотел расстраивать Гульшат, ведь, на самом деле, от моих объявлений толку не было никакого. Те клиенты, что приходили к нам, узнавали о нас от других клиентов или услышали по радио.

— Хочешь чай?

— Нет, спасибо. Вам нравится здесь работать?

— Как сказать. На предыдущей работе я зарабатывала в два раза больше, чем сейчас, и коллектив там был замечательный, и на работу я каждое утро с улыбкой собиралась.

— А почему ушли с такой работы?

Гульшат задумалась. По её выражения лица мне стало ясно, что она не особо хотела поднимать эту тему. Но она всё-таки решила признаться.

— Руководитель нашей компании стал меня часто вызывать в свой кабинет и намекал на разные неприличные вещи. Я первое время пыталась мириться с этим, к тому же моя мама уговаривала закрывать на всё глаза, чтобы не потерять хорошую работу. Но в итоге, я смириться не смогла, когда он начал откровенно приставать ко мне. Я лучше буду работать на плохой работе, но терпеть грязные приставания я не хочу.

После этих слов у меня отпало всякое желание флиртовать с ней, будто мой член взяли под прицел. А потом она добавила:

— Я в принципе не выношу подобное. Ко мне иногда добавляются в друзья молодые люди и пытаются познакомиться, — она имела в виду в популярной социальной сети. — Чего им от меня нужно?

Я прекрасно понял, что им от неё было нужно, да и она, конечно, тоже понимала. Гульшат столь трепетно говорила последние слова, что обрубила мне этим все подходы к ней. Вот как нужно подкатывать к таким женщинам? Ведь она сама мне говорила, что хочет отношений и секса. Не именно со мной, конечно, но она должна быть открыта к мужчинам, которые интересуются ей. Я ведь мог оскорбить её, если бы тоже полез с намёками и прочим. Короче, я временно забил.

Мой выезд с клиентом на объект всегда выглядел одинаково: человек приезжал за мной в офис, я забирал нужный ключ из небольшой коробочки, и мы выезжали на осмотр помещения, после чего меня снова доставляли до офиса. Хорошей новостью для меня явилось то, что Гузель не требовала от меня навыков профессионального риелтора. По сути, от меня требовалось только присутствовать с клиентом на осмотре. Чтобы был человек от компании. Чтобы был ответственный за ключи. Я был ключником. Все остальные вопросы Гузель брала на себя. Она настаивала на этом, по всем сложностям и вопросам я должен был связываться с ней. И я был абсолютно не против такого положения.

Я уже не выкладывал объявления, сидя за компьютером, мне приходилось искать себе работу. Я плохо представлял, чем мне нужно заниматься ежесекундно, потому что не знал сферу своей ответственности. Мне никто не объяснил, что мне нужно делать, кроме как выкладывать грёбанные объявления, которые я перестал выкладывать уже на второй неделе. Это было пыткой для меня. Это было самое ужасное, с чем я столкнулся на этой работе. Все поручения я выполнял, иногда со сложностями, но выполнял. Но искать самому себе занятие — это глупо, нудно и очень сложно.

Именно по этой причине я полюбил выезды на осмотр помещений. Чем больше оно было, тем дольше я мог там задержаться. На одном из таких я пробыл всю вторую половину дня. Вернувшись с обеда, в нашем офисе показался человек. Мы покатили с ним через полгорода. То была гостиница или же хостел. Тому клиенту нужен был именно хостел.

Мы остановились у одинокого здания в промзоне. Оно было облезлое и неухоженное. Я вставил ключ в замочную скважину и применил мужскую силу. Ключ переломился, словно сухая ветка, да так, что лезвие осталось внутри замка.

— Китайская одноразовая херня! — выругался я.

— Как теперь мы попадём внутрь? — спросил меня клиент.

Точно не через ту дверь. Лезвие надломилось заподлицо, нужны были инструменты, чтобы вытащить его из замка. К тому же другого ключа у меня не было.

Я позвонил Гузель.

— Уф, и что теперь делать? — возмущалась она. — Ладно, приезжайте в офис, дам тебе другой ключ от запасного входа.

Мы съездили за другим ключом, тот оказался толстым и жёстким, каким и должен быть настоящий ключ.

— Не сломай его, — сказала мне на прощанье Гузель.

Я мысленно послал её, и мы снова покатили к хостелу. На сей раз нам пришлось обходить здание по нечищеному снегу выше обуви, под которым была вода. Я шёл впереди, а клиент по моим следам.

Дверь отрылась без проблем, мы вошли внутрь и оказались в неплохом помещении. Внутри оно выглядело гораздо лучше, чем снаружи. Здание было двухэтажным; что на первом, что на втором этаже некоторые комнатки были нараспашку открыты, другие же закрыты на замок. Мы позаглядывали в открытые комнатки и вместе подивились неплохим ремонтом и приличными кроватями — для хостела самое то. Ещё на первом этаже была прачечная и комната для персонала. В них попасть мы не смогли, но в душевые и туалет мы попали.

Тот клиент был под видимым впечатлением от помещения, даже больше, чем я, а я никак не ожидал увидеть нечто хорошее во владении Игнатьева. Стоит отметить, что я не видел ни единого помещения, пока сам туда не приезжал. У Гузель не было ни одной фотографии объектов до моего прихода. Я фотографировал всё, куда приезжал первый раз: сначала для объявлений, а потом на всякий случай. До того я бывал на каких-то развалинах, именуемых в компании складом или помещением свободного назначения.

Мы потратили на осмотр хостела несколько часов, я даже устал. Гузель звонила пару раз, спрашивала: «Как дела?». Я отвечал, что клиент ходит по этажам по кругу и обдумывает что-то про себя без конца — так оно и было. Мы приехали обратно в офис за полчаса до конца моего рабочего дня. Гузель уже не было. Она всегда уходила на полчаса или даже час раньше меня, чтобы забирать детей. Поэтому, по сути, мой рабочий день всегда длился до 16:00 или 16:30, оставшееся время я тупо чилил.

Второй такой же долгий осмотр случился у меня днями позже. Я так же вернулся с обеда, как Гузель мне говорит:

— Одевайся и выходи, сейчас приедут за тобой, — она назвала марку машины, которая должна за мной приехать. — Покажешь им коровники на ферме.

— А ключ?

— Не нужен ключ, там есть охранник.

— Понял.

— Так что сидишь?

— Мне уже идти?

— Я только что с ним созванивалась, человек уже подъезжает.

Я выглянул в окно и увидел, как подъехала нужная машина. За рулём сидел мужчина средних лет деревенского вида и такого же акцента. А рядом с ним сидела его жена, на удивление, очень привлекательная. Одета она была довольно стильно, с маникюром, как я позже заметил, очаровательное пальто, сапоги на каблуках, сильный запах духов и укладка из рекламы.

Пока мы ехали до фермы, которая находиться в трёх километрах от города, мы немного разговорились. Оказалось, что эта семья уже занимается разведением коров несколько лет, и дела у них идут хорошо. Но они решили перебраться в город, поэтому ищут ферму поблизости, чтобы жить в городе, а на ферму ездить, как на работу. Сам мужчина говорил о таком образе жизни без энтузиазма, видимо, переезд затеяла его жена.

Мы приехали на место, остановившись у ворот. Сразу за воротами стоял небольшой домик, не больше трейлера, где жил охранник. Именно жил, Игнатьев на нескольких своих объектах обустроил комнатки для проживания, чтобы один человек мог охранять объект круглосуточно. Не знаю, где он искал таких сумасшедших, согласившихся на такие рабочие условия, но он их находил.

Охранник поприветствовал нас и впустил на территорию. Нас сразу же окружили пять щенят местной суки, они забегали у нас под ногами, но слишком далеко от своей матери убежать не решились. Мы пошли к коровникам. Сначала прошли заброшенную ржавую технику; охранник рассказал, что Игнатьев надеется однажды починить всю эту технику, но никто, кроме самого Игнатьева, не верит в возможность починки такого старья. После ржавых тракторов показались курятники, их было около десяти, каждый курятник был более ста метров длинной. Идти нам пришлось по грязи, я заметно отставал, потому что тщательнее всех выбирал дорогу, к тому же, не участвовал в разговоре.

Когда мы подошли к коровникам, дорога закончилась вовсе, и мы пошли по следам охранника. Мы стали заходить в каждый коровник, попадавшийся нам на пути. Внутри было чище, мы шли по окаменелым какашкам. Главное, нужно было держаться подальше от стен, с которых свисало всякое отвратительное. Больше всего клиента смущали щели, мол, придётся вкладывать деньги в утепление. Где-то ему не нравился маленький проезд, куда ни одна техника не подберётся. А где-то крыша нуждалась в полноценном ремонте.

Коровников тоже было около десяти, и последний из них оказался в самом хорошем состоянии, но к нему было не подобраться из-за больших сугробов. Клиент, недолго думая, направился к коровнику, как по болоту, а я, охранник и жена фермера остались на местах. Тогда-то я и смог хорошо разглядеть эту женщину, она выглядела потрясающе и держалась очень женственно. Не думал, что фермерские жёны бывают такими. Ради неё я бы тоже переехал в любое место, куда она захочет, пошёл бы на любые уступки. Наверняка их разговоры о переезде происходили по ночам.

Клиент зашёл в коровник и скрылся из виду. Потом он появился на крыше и снова куда-то исчез. Женщина постоянно подзывала своего мужа, и, когда тот возвращался, утопая в снегу, она кричала ему: «Любишь ты выбирать непроходные пути! Всё время находишь себе грязь! Не можешь по нормальным дорогам ходить!», — что-то типа этого. Она говорила эти слова без агрессии, наоборот, с некоторой любовью. Мне кажется, что ей стало неудобно за мужа передо мной и охранником, и таким образом стачивала грани неудобной ситуации. Но, правда в том, что и мне, и охраннику было абсолютно наплевать на поведение её мужа.

Мы пошли обратно, я взглянул на часы, и понял, что мой рабочий день подходит к концу. Пока мы возвращались по своим же следам, охранник откровенно признался, что живётся ему на заброшенной ферме неплохо. Жены у него нет, детей тоже. Разве что сигарет ему очень часто не хватает, поскольку его машина сломалась, и ездить за покупками стало затруднительно.

Не скажу, что люди были впечатлены увиденным, но и разочарованными они не остались. Как в случае с хостелом, так и с фермой, клиенты обещали рассмотреть вариант аренды и сообщить о своём решении. Но они не перезвонили. Ни хостел, ни ферму я так и не сдал.

Постепенно я начал запоминать лица, сидящие со мной на утренней планёрке. Я ещё плохо усваивал их имена, но из контекста разговора их с Игнатьевым я узнавал о сфере обязанностей каждого присутствующего. Как оказалось, компания занималась не только сдачей недвижимости в аренду. Помимо этого они что-то строили, ремонтировали старую технику для работы на строительстве, и даже пытались возобновить заброшенный завод. Как я узнал позже, этот завод занимался некогда производством бордюрного камня и тротуарной брусчатки. Игнатьев активно спрашивал каждый день с людей ответственных за возобновление производства этой продукции, чтобы с приходом лета начать участвовать в тендерах.

Там были два типа, сфера деятельности которых для меня дольше всех оставалось загадкой. Первый был чуть постарше и всегда приходил вовремя. Второй моложе, гораздо толще, на планёрку он всегда опаздывал, и за эти опоздания Игнатьев с него практически никогда не спрашивал. Они оба были сыновьями Игнатьева. От разных браков. Братской любви между ними я не наблюдал, на моих глазах они друг с другом говорили только один раз. Спустя какое-то время, когда у меня в телефоне были номера их обоих, тот, что старше, попросил у меня номер того, что помладше — так я понял, что между ними пропасть.

Первого звали Юра. Чем он конкретно занимался в компании, я точно не знаю до сих пор. Он был вроде как главным над всеми, кто занимался вышеупомянутым строительством и реконструкцией объектов, которые я и Гузель после сдавали в аренду. В общем, работёнка у него была пыльная. Второй — Миша, он был финдиректором Игнатьева. Постоянно ходил в спортивном костюме и имел кабинет на третьем этаже, около своего папки, правда, там он никогда не бывал.

Ещё на планёрке присутствовал архитектор. Имя его я не помню, поэтому его я так и буду звать — архитектором. Голос у него был спокойным-спокойным, не то, чтобы тихим, но очень умиротворённым. Видом он мне напоминал лондонского денди, хотя им не являлся. У него была козлиная бородка и круглые очки, как у волшебника из детской книги. Он был славным дядькой, но лучше с ним не болтать. Если архитектор присядет на уши, то слезет, только когда ему понадобится куда-то срочно идти.

Если помните, я сидел третьим с краю, а передо мной сидели две женщины, первая средних лет, а вторая раза в два старше её. Так вот, они были мамой и дочкой. Дочка занимала должность главного бухгалтера и директора компании. Да-да, Игнатьев юридически был владельцем, а она значилась директором во всех документах, которые я видел (не знаю, как так вышло). Она первая отчитывалась на планёрке перед Игнатьевым, но больше для виду, потому что они были парой. Совершенно открыто, и все об этом знали. Семидесятилетний Игнатьев и примерно сорокалетняя Александра Викторовна, которая вряд ли знает с ним покоя в постели, учитывая похотливость старика, которую я не раз замечал в нём.

С мамой Александры Викторовны Игнатьев вёл себя ещё более тактично. Её звали Валерия Николаевна, она была завхозом, командовала швабрами и вывозом мусора. Очень добрая старушка, всегда чутко отзывалась на мои просьбы, когда мне нужно было что-нибудь выписать со склада. А вот стервозность её дочери я ощутил на себе несколько позже.

Мне наконец-то заменили компьютер на что-то более менее стоящее. Раим вошёл к нам в кабинет и обрадовал своим подарком, словно Дед мороз. Мне заменили не только монитор, как я опасался, но абсолютно весь компьютер, и даже клавиатуру с мышкой. Но, когда начали подключать интернет, что-то пошло не так, и после небольшой заминки Раиму пришлось соединить меня с сетью через компьютер Гузель. Он уверил меня, что это временная мера, но до самого последнего дня моей работы в компании мне приходилось сначала включать компьютер Гузель, а потом уже свой, чтобы был интернет. В этом весь Раим, у него что ни временно, то постоянно.

Гузель видела, как мне приходилось тяжко работать на старом компьютере, поэтому не проявляла строгость к моей скорости. Но с появлением нового аппарата она стала наседать на меня гораздо чаще. «Чем ты сейчас занимаешься?», «Ты уже закончил это?», «Подумай, как улучшить свою работу», — говорила она мне с интонацией обиженной любовницы. Нет — хуже! Она говорила со мной с интонацией обиженной жены. Словно я ей изменил и теперь до конца дней своих обязан за провинность. Я сидел там и с нетерпением ожидал очередного клиента, что постучится в нашу дверь и заберёт меня на осмотр объекта, на час или полтора. Куда угодно, лишь бы не с Гузель в одном кабинете отсчитывать минуты за минутой и отсиживать на старость лет выпадение прямой кишки.

Кстати об этом. На нашем этаже, через кабинет отдела кадров и ещё парочку, находился туалет. Очень старый туалет, под стать зданию. Оно состояло из трёх помещений: первое помещение с умывальником, из которого можно пройти в мужскую и женскую часть. Включатель у туалета не работал. Вместо него в первом помещение с умывальником находился датчик движения. Он включал свет не только в том помещении, но и в мужской части, где находился унитаз (надо полагать, этот датчик срабатывал и на женскую часть тоже).

Если хочешь справить малую нужду, то никаких проблем с этой системой не было. Заходя в первое помещение, срабатывал датчик, который включал свет на некоторое время, за которое успеваешь опустошить мочевой пузырь. Но мне пару раз приходилось заглядывать в туалет по делам более длительным. Пока горел свет, я успевал расстегнуть свои брюки и сесть на унитаз, как он сразу гас. Чтобы зажечь свет снова, нужно было идти в первое помещение, которое всегда нараспашку. Застёгиваешь брюки, выходишь, свет снова загорается, садишься на унитаз, и снова наступает тьма. Кто придумал эту систему — идиот. Почему нельзя было установить обычный включатель? Нажал — включил, нажал — выключил. Что может быть проще! Это здание словно памятник страны, которой больше нет, но современный датчик движения света установить не поленились.

Я так ни разу и не посрал в том туалете за всё время работы в компании.

У Гузель зазвонил телефон.

— Алло. Как у вас дела? Температуру мерил? — говорила она не шепотом, но тихо. — Накорми его и пусть ляжет спать, он всю ночь не спал.

Гузель часто переговаривала со своим мужем. У неё, как я понял, было два маленьких ребёнка и муж, с которым она не стеснялась выяснять отношения, находясь со мной в одном кабинете.

— Артур, в холодильнике есть всё, что нужно, просто открой его, — её голос был по-прежнему тихим, но в интонации появилась дрожь от злобы. — Не забудь подогреть воду, холодную не давай. Артур, сделай всё, как я сказала. Пока.

Гузель положила телефон, но минут через пять он снова зазвонил.

— Алло. Артур, ты издеваешься? Я же тебе сказала, что делать. В холодильнике смотрел? Дай ему одну таблетку, через два часа ещё одну. Воду подогрей.

Мне становилось неуютно от этих разговорчиков, я чувствовал себя подслушивающим. Каждый раз, когда Гузель отключала телефон, после разговора с мужем, она глубоко вздыхала. Я хорошо это слышал в такой-то тишине. Она явно желала бы себе мужчину помужественнее, во всяком случае, со стороны это выглядело именно так. Подобные телефонные звонки происходили не только в тот день, но практически всегда. Мне почему-то казалось, что Гузель вышла замуж по залёту, или же она поспешила с положительным ответом. Женщины ведь хорошо чувствуют мужественность в мужчинах, и не любят, когда этой мужественности недостаточно для них. А в Гузель я слышал отчётливое недовольство своим мужчиной.

— Алло, — позвонила Гузель уже своей маме. — Нет, в садик он не пошёл, сегодня ночью плохо спал. Артур остался с ним дома. Не знаю, я устала говорить ему одно и то же. Он как будто не понимает. Нет, Артур, надеюсь, сам справится. Ладно, если что я позвоню тебе. Пока.

Постучали в дверь. Вошёл мужчина среднего возраста и роста, сказал, что видел в интернете объявление о сдаче в аренду ресторанного комплекса. Несомненно, это объявление, что привело клиента, было моим. Я обрадовался проделанной работой, потому что впервые стал по-настоящему полезен.

Гузель достала из коробочки с ключами самую большую связку и дала её мне. Она объяснила, как пройти в этот комплекс, и я поспешил из кабинета.

Ехать никуда не пришлось; мы вышли из здания с торца и проделали двадцать шагов. То место стало одно из моих самых любимых. Во-первых, оно было не маленьким, и я мог часами его показывать. Во-вторых, оно относительно всего остального выглядело очень даже неплохо, и мне было не стыдно перед клиентами. Но у него был один недостаток, который заключался в том, что арендовать отдельные помещения было практически бессмысленно. Этот комплекс нужно было снимать полностью, но на это ни у кого не было денег.

Мы зашли на территорию. Клиент уже по пути сюда начал задавать вопросы, на которые у меня не было ответов. Я знал об этом объекте только то, что писал в объявлениях с листочка Гузель. Оказавшись несколько растерянным, я ринулся к самому большому помещению и стал судорожно подбирать ключ в связке, потому что ни один не был подписан.

Надо упомянуть, что каждое помещение в данном комплексе являлось отдельным строением. Самое большое из них внутри представляло собой зал на 8 столов, барную стойку и маленькую невысокую сцену. Мы зашли туда, и клиент начал мычанием оценивать всё вдоль и поперёк: «Хм», «Гм», «Угум», «Па-па-па».

Я говорил ему, что видел, делая знающий вид. Заметил, что с потолка свисает проектор — указал на него, увидел сцену — сказал, светомузыка — есть.

— А музыкальная система здесь имеется? — спросил меня клиент.

— Музыкальная система? — мой мозг начал троить. — Если честно, я не знаю, — сказал я, и клиент легко это отпустил.

Потом мы зашли в строение напротив, там была кухня. Дальше было детское кафе с игровой зоной, аппаратом по изготовления сладкой ваты, поп-корна и шоколадных сладостей. Ещё дальше находился небольшой бар-кальянная с тремя вип-комнатками. Так же там были кабинки с большими круглыми столами для большой компании. И небольшое кафе со столиками, в середине которых находилась жаровня, чтобы посетители могли сами себе готовить еду.

Когда мы посмотрели все помещения, клиент поблагодарил меня и ушёл, а я вернулся в свой кабинет, где Гузель сидела за своим компьютером в привычной для себя позе. Она могла весь день так просидеть, отвлекаясь только на чаепитие с говорливой бабой из отдела кадров. Ей не нравилось выезжать с клиентами на объект, поэтому она и передала эту обязанность мне. Ей нравилось сидеть весь день за компьютером, повелевать канцелярией, чувствуя себя офисным сотрудником, важной птицей, деловой леди. Но, правда в том, что в столь небольшой компании ощущать себя большим человеком — просто смешно. Я работал на Игнатьева к тому моменту меньше одного месяца, а мне уже наскучил этот вид: вид Гузель, сидящей за компьютером.

В тот день она созванивалась со своим мужем через каждые полчаса, спрашивая о состоянии сына. Судя по их разговору, муж нашёл-таки нужные таблетки, и даже смог угостить ими больного. Гузель успокоилась на некоторое время, но ближе к вечеру они созвонились снова.

— На выходных сходим куда-нибудь, порадуем малыша, купим ему что-нибудь. Что? Почему? У меня тоже зарплата ещё не скоро. Артур, мы постоянно занимаем у моей мамы, займи у своей хотя бы раз. Почему я должна звонить? Это твоя мама, Артур, сам проси у неё, — Гузель положила телефон и стала шипеть, как ёжик.

Мне было немного жаль Гузель. Она вышла замуж за тряпку. Даже я это понял, невольно слушая их разговоры.

Почти каждое утро на планёрке я радовал Игнатьева о сдаче нового помещения. Но, в основном, мы сдавали какое-нибудь небольшое офисное помещение в нашем же здании. По-настоящему крупную сделку мне никак не удавалось совершить. Клиенты приходили, я выезжал с ними на объект, но каждый раз им что-то не нравилось. Со временем я понял, что Игнатьев действительно был самым крупным владельцем недвижимости в городе, но состояние этой недвижимости было одно из самых худших.

Юра как-то зашёл к нам с Гузель в кабинет по некому делу, и они разговорились на эту тему. По его словам одно наше здание сможет кормить всю компанию, если вложить в него деньги, сделать ремонт и сдать все кабинеты. К тому времени здание наполовину пустовало.

— Ты знаешь, сколько объектов мы одновременно ремонтируем? И на все не хватает денег, — говорил Юра Гузель с глазами навыкат. — Мы сколько раз говорили отцу об этом. Он даже слушать не хочет. Думает снова открыть здесь гостиницу.

Гузель со всем соглашалась с Юрой, она согласилась даже с тем, что нужно заняться самым верхним, пятым этажом, мол, у него даже технического плана нет. И тут они начали вспоминать, как раньше был прекрасен этот пятый этаж, когда работала гостиница, как там было красиво и уютно.

Когда Юра ушёл, я спросил Гузель:

— А что там на пятом этаже?

А в ответ услышал:

— Ты сейчас сильно занят? Вот пойди и сделай технический план всего этажа, заодно и посмотришь.

Хвала Небесам! Да это же работа на весь день! Я весь день не буду сидеть в помещении с Гузель!

К тому моменту я прекрасно понимал, как должен был выглядеть технический план помещения. В нашем кабинете в ряд стояли добротных десять массивных папок со всеми техпланами всех наших помещений. Я заглядывал туда всякий раз, когда составлял очередной договор аренды, чтобы прописывать квадратуру.

Я взял у завхоза пятиметровую рулетку и отправился наверх. Уже на лестнице, между четвёртым и пятым этажом, я заметил пыль под ногами, видимо, её даже и не пробовали содержать в чистоте с тех пор, как забросили этаж. Не знаю, как давно это было.

Наверху действительно всё было по-другому: практически все кабинеты имели панорамное остекление, были даже мансардные окна. Если не его запустелый вид, то весь этаж мог бы походить на современный офис. На некоторых дверях сохранились вывески: «АРХИВ», «БУХГАЛТЕРИЯ» и «АДМИНИСТРАЦИЯ ГОСТИНИЦЫ». Надо полагать, после закрытия гостиницы в здании, все переехали с этого этажа пониже, чтобы не забираться на самый верх каждое утро.

С собой я взял листок и карандаш. Сначала я схематично нарисовал расположение всех кабинетов, от некоторых из них мне так и не удалось подобрать ключ, поэтому их я рисовал наугад, ориентируясь на соседние комнаты. После я принялся измерять длину каждой стены, изворачиваясь, чтобы не вляпаться в паутину. К слову, там развилась своя экосистема, в которой был лишним именно я.

Мои замеры получались мягко говоря неточны. Одному такую работу выполнять бессмысленно, не имея хотя бы лазерного дальномера. Поначалу я мерил каждую стену несколько раз, каждый раз получая разные цифры, и записывал среднее значение. Думаю, таким способом я приблизил свои данные к реальным с погрешностью до десяти сантиметров. Спустя часа два работы я забил на повторные измерения, и моя погрешность, думаю, выросла до полуметра.

С этой работой я провозился первые полдня. Вернувшись с обеда, я принялся чертить на чистом листе технический план с линейкой, соблюдая все пропорции, имея все необходимые данные. С этим я провозился ещё полдня. Закончил работу вечером, перед самым уходом. Всё это время Гузель недовольно поглядывала на мой прогресс, негодуя про себя за мою медлительность. Но в данном случае я работал медленно, потому что хотел всё сделать точно, красиво и правильно. По итогу и я, и Гузель были очень довольны результатом.

Увидев мою работу, Гузель поручила мне сделать технический план ещё двух объектов. Один из них находился на другом конце города, поэтому с ним мы пока повременили. А вот второй находился в шаговой доступности от нашего здания. Я отправился туда сразу после утренней планёрки с прежним набором инструментов. Последний раз то помещение занимал супермаркет. Он съехал, когда стороны не смогли договориться о сумме аренды. При мне это помещение так и осталось несданным, но после моего увольнения, я видел, когда проезжал мимо, что туда заехал автосалон японского производителя.

Это здание по площади было самое большое из всех, которые мы имели. Его общая площадь была известна документально, и, чтобы избежать лишних разговоров с Гузель, я решил подогнать свои данные под правильную цифру. Длина основного зала составляла более пятидесяти метров, ширина более двадцати метров. Той же пятиметровой рулеткой я шёл по всему периметру метр за метром, на глаз расставляя отметки. Не удивлюсь, если на сей раз погрешность моих замеров исчислялась метрами.

Закончив замеры, я отправился в офис. При входе я встретился с Раимом, тот был обозлён на весь мир. Мы перекинулись парой слов, из которых я понял, что Раим идёт увольняться к Игнатьеву.

Заходя в кабинет, Гузель чуть ли не с порога спросила меня:

— Что там за шум в коридоре?

— Раим на что-то ругается. Он хочет уволиться, — отвечаю.

— Он хочет уволиться с тех пор, как я здесь работаю.

Я сел чертить техплан, а Гузель вышла из кабинета, услышав новую ругань Раима. Спустя десять минут она вернулась в слезах, села за компьютер и, похныкивая, продолжила работу.

Следующим утром, на планёрке, Игнатьев отчитал Раима за неподобающее поведение, в частности за то, что довёл Гузель до слёз.

— Ты человек южный, а так ведёшь себя, — говорил он. — Я думал, у вас там принято уважительно относиться к женщинам.

Что именно произошло между ними, я не знаю, но они померились через три дня. А Раим так и не уволился, хотя ещё не раз грозился это сделать.

После нескольких случаев, связанных с памятью моих достопочтенных стариков-коллег на утренней планёрке появилось новшество. Теперь Раим, перед тем как сесть на своё место, запускал аудиозапись с ноутбука, выставляя микрофон в нашу сторону. Дело в том, что не были выполнены работы, которые Игнатьев, по его словам, распорядился выполнить на одной из последних планёрок. Никто, кроме самого Игнатьева про эти распоряжения не слышал. Но Игнатьев был точно уверен, что распоряжение он давал, и для предотвращения подобных ситуаций впредь у него на столе однажды появился микрофон. Я еле сдержал смех, поняв, что происходит.

Как всегда передо мной отвечала любовница Игнатьева о своих бухгалтерских вещах. Затем заговорила её мама о срочной необходимости закупить чистящие порошки для технического персонала, чтобы отмыть заброшенную гостиницу. Это моя первая работа, где была ежедневная утренняя планёрка. Возможно, так заведено во всех компаниях, но уж слишком много формальностей, слишком много времени уходит на разговоры. Пятнадцать человек ждут одного. У кого-то ждут Камазы, у кого-то ждёт бригада. Работа пятнадцати людей стоит, пока одна жалуется на отсутствие чистящих порошков для технического персонала. Камазы ждут порошки. Рабочие бригады ждут, пока архитектор объяснит неспешным голосом все свои задумки. На нас всех лишь я, Гульшат и Лиля отвечали кратко и по делу.

— Вадим, что у вас?

Перед каждой планёркой я чуть ли не репетировал свой ответ. Стандартно я отвечал о заслугах прошедшего дня и о клиентах, планирующих прийти накануне. Иногда Гузель меня просила о чём-либо оповестить Игнатьева, иногда он просил передать что-нибудь ей. Не думаю, что в этом было много смысла, учитывая, что Гузель каждый день поднималась к Игнатьеву лично на индивидуальную планёрку. А перед этим она спрашивала меня:

— Михаил Васильевич что-нибудь передавал? Что-нибудь важное озвучивали?

А потом поднималась к Игнатьеву и проводила там одна столько же времени, сколько длится вся планёрка.

Чаще всего на старика было жалко смотреть. Потому что каждое утро пятнадцать человек несли с собой в его кабинет плохие новости. Люди не укладывались в установленные Игнатьевым сроки, возможно, сроки были слишком суровыми, я знать не могу, но сути это дело не меняет. Игнатьеву приходилось слышать практически ото всех и всегда о невыполненных работах.

Я, например, не сдал ни одного помещения, которое могло бы существенно увеличить доход компании. Архитектор не радовал идеями, Гульшат предрекала проигрыши в судах, баба из отдела кадров не могла найти человека на должность администратора гостиницы, которую пытаются восстановить. Техника ломалась, требуя дополнительных денег, инженеры не могли воссоздать производство бордюра. На всё это Игнатьев реагировал внешне спокойно, но я видел, как внутри у него вскипала кровь, которую он подавлял, отворачиваясь в окно, откуда било солнце так, что приходилось щуриться. Когда Игнатьев успокаивался, он бросал из рук свою любимую бумажку, когда он вновь начинал расстраиваться, брал её снова в руки и крутил, вертел её всеми пальцами, а потом снова ударял взор в окно.

Не знаю, о чём он думал в этот момент, видимо, мирился с закатом своего бизнеса, сил и жизни. Он был очень стар и определённо очень богат, это я точно знаю. Он мне как-то сказал, когда вызвал к себе, что ему пришлось продать акции морского порта в Калининграде за 80 миллионов, потому что нынешний бизнес приносит ему мало денег. Игнатьев мог спокойно уйти на безбедную пенсию, но продолжал управлять тонущем кораблём, зная, что в любой момент может всё бросить. Наверное, эта мысль его и успокаивала. Наверное, об этом он думал, глядя в окно.

Из всего списка объектов меня больше всех интересовали заводы мясной, молочной, хлебной и алкогольной продукции. У этих четырёх заводов был один адрес, и я понятия не имел ранее, что такие существуют в нашем городе.

В один день мне повезло выехать на эти заводы. К нам в кабинет зашли мужчина и женщина. Мужчина — наш, женщина — узбечка, вероятнее всего, но говорила она без намёка на акцент. Они начали интересоваться всеми нашими объектами, в основном говорила женщина, а мужчина покорно сидел рядом.

— Если честно, нам нужно что-нибудь заброшенное, — говорила та женщина.

«Вы пришли по нужному адресу», — думал я.

— Какой-нибудь заброшенный склад или даже подвал, — говорила она.

— Вам вообще для чего, можете объяснить? — спросила Гузель.

Мужчина и женщина переглянулись, видимо, они до последнего не хотели рассказывать о своих планах. Но в итоге, женщина призналась:

— Мы хотим открыть школу-выставку современного искусства. Мы будем и преподавать, и продавать работы наших учеников. Нам нужно помещение типа бункера, ну вы знаете, чтобы был подходящий антураж.

— Заброшенный завод подойдёт? — спросила Гузель, и у клиентов глаза на лоб полезли.

Так мы поехали на те заводы. За рулём сидела женщина, мужчина по-прежнему был покорен. Они точно были мужем и женой, это выяснилось позже. Пока мы ехали, он молча сидел, наклонив голову на колени, где держал планшет. А она успела поболтать со мной, потом с кем-то по телефону и немного заблудиться, потому что никто из нас не знал, куда ехать. Женщина всё-таки нашла нужный адрес, не выпуская телефон из рук.

Это было трёхэтажное здание, обнесённое высоким узорчатым забором, заброшенное, как все мои таланты. Нас вышел встречать местный охранник, который жил здесь, как тот на ферме. Только у этого были кошки вместо собак. Высокий и широкоплечий, практически Джеймс Броуди, одетый в сильно поношенную робу. Он представился Сергеем, когда я жал его здоровую лапу.

— Вы здешний охранник? — спросила из вежливости женщина, протягивая свою руку.

— Я? Я здесь уже как домовой, — ответил Сергей.

Мы все посмеялись и зашли внутрь здания. Там было темно. Узкие тёмные коридоры вели нас словно в подземелье. Мы шли с фонариками. Шли точно за охранником, пока он без остановки трепался. Видно, что ему было одиноко одному, потому что он говорил так много, будто не разговаривал с людьми несколько лет. Его мысли лились, как горный ручей. С таким языком можно работать экскурсоводом или проводить платные лекции. Люди порой сами не знают, что способны на большее.

Сергей провёл нас по всему зданию. Мы поцокали по звонкому полу по извилистым коридорам, в которых я бы заблудился без проводника. Поднявшись на второй этаж, Сергей подвёл нас к массивным воротам. Он отпёр замок и со скрежетом распахнул перед нами двери. Мы выключили фонарики, потому что солнечный свет ярко освещал всё помещение. Там располагалось хлебное производство. Пять больших печей стояло ровно в ряд, перед ними, таким же рядом, стояли столы, у стены находился здоровенный миксер для теста, и иные неизвестные мне штуковины. После мы посетили мясное производство и молочное. Клиенты оценивали перспективы размещения своей школы, а я ощутил музейное воздействие ушедшей эпохи. Как экспонаты стояли большие и маленькие, железные и алюминиевые, автоматические и ручные, пыхтящие, висячие, крутящиеся, конвейерные и прочие приспособления для зарабатывания денег. Всё вокруг казалось таким ненужным, но ещё живым. То были не просто развалины, каких у Игнатьева имелось сполна, за тот завод было даже обидно. Производственное оборудование томилось под пылью от безделья, и в такт собственного эхо рассказывало о прошлом. На самом деле, это завывал Сергей. Он быстро забыл цель визита клиентов и перешёл от демонстрации к экскурсии.

— Давно здесь что-то работало? — спросил я.

— Год назад ушла молодая девчонка, — отвечал Сергей. — Она пекла пиццу и пироги. Одна всё делала. Лихо со всем справлялась.

— Почему ушла?

— Крупные фирмы всё машинами делают, а она своими руками. Целый день бегала от печи к печи. Но зато пироги у неё на вкус были домашними. В супермаркете ты такие не найдёшь. Она угощала меня — настоящие домашние пироги.

Я подошёл к клиентам.

— Ну как? — спрашиваю.

— Довольно интересно, — отозвалась женщина. — Всё оборудование, конечно, придётся убрать, нам нужно свободное пространство.

Сергей засмеялся:

— Директор никогда не разрешит демонтировать оборудование. Это будет стоить больших денег!

— Да, Михаил Васильевич на это не пойдёт, — поумничал я.

Клиенты ещё раз переглянулись и пожали плечами. Они приняли решение вернуться в офис и посмотреть другие наши помещения. Я вспомнил, что мы не заглянули в отдел алкогольного производства, когда уже ехали обратно. А обратно мы возвращались только с мужчиной, а его жена вызвала себе такси и умчалась по иным делам.

В отсутствие жены мужик разговорился, и разговорился он об играх, в которые любит играть на своём планшете. Он с детской радостью рассказывал о том, как побеждал всех врагов в той или иной игре. Он был на лет десять меня старше. Я тоже любитель поиграть, но он уж слишком фанател по своим играм и был излишне откровенен.

Гузель предложила другое помещение, подходящее под их запрос, и мы двинули туда. Без своей жены мужик был менее придирчив, и пока мы не доехали до места, все разговоры его были об играх. В них он стрелял, убивал, завоёвывал и был лучшим из лучших. Я поддерживал этот разговор, раз уж ему так хотелось высказаться, а сам думал, что его жене, вероятно, грозит немедленная депортация из страны, навсегда, а на родине её ждёт несчастная жизнь. Иначе как можно объяснить, что у такого простака есть женщина, а у меня нет.

Помещение, в которое мы приехали, оказалось мансардой. Игнатьев любит мансарды, практически у каждого его здания есть мансарда. Сдаётся в аренду ресторан с мансардой, гостиница с мансардой, торговое помещение с мансардой, помещение свободного назначения с мансардой, сдаётся отдельная мансарда. Кругом одна мансарда. Ни один чердак не будет пустовать без дела, всё должно зарабатывать. Мансарды спокатыми и полукруглыми стенами. Только на одних мансардах Игнатьев может делать большие деньги, но при мне чердаки ни кому не были нужны.

Исключение составил лишь тот случай. Мы поднялись на пятый этаж торгового дома, который частично принадлежал Игнатьеву, отворили железную дверь и проникли на кладбище голубей. Помещение было длиной около шестидесяти метров, да шириной около двадцати. И всё было засрано голубиным помётом и голубиными же трупами. Нам приходилось смотреть, куда мы наступали, но помёта было так много, что под обовью постоянно похрустывало. Если бы не витражное окно, которое придавало мансарде золотистый цвет, то вряд ли я бы смог реализовать то место.

— Вы здесь приберётесь за свой счёт? — решился спросить меня мужик.

— Конечно, — говорю. — Могу позвонить Гузель и уточнить все нюансы.

Мужчина не решился давать окончательный ответ без своей жены. С его женой мы приехали туда ещё раз на следующий день. Ей тоже всё понравилось, хотя под её каблуками так же похрустывало. Она будто не замечала смрада вокруг, потому что уже представляла, где и что лучше расположить. Она ходила взад и вперёд и вслух руководила расстановкой. Правда, взяли они только треть от всего помещения. Неплохо, конечно, но я надеялся на по-настоящему большую сделку.

Ещё в самом начале Гузель объяснила мне, из чего будет складываться моя зарплата. К окладной части плюсуются премиальные, которые зависят от прибыли со сданных нами помещений. Я имел процент от общей суммы за все помещения, помноженный на коэффициент. Если эта общая сумма превысит определённое значение, то идёт дополнительный процент, но на него я и не рассчитывал, уж слишком мало мы сдали. Наши зарплаты считались по одинаковой схеме, только у Гузель окладная часть и коэффициент чуть больше.

Прошёл первый месяц моей работы в компании. По заверению Гузель мы должны были посчитать наши премиальные, отнести подсчёт в бухгалтерию и получить своё за месяц. Но несколько дней нового месяца Гузель и не вспоминала о деньгах. Я молчал, боясь показаться бестактным, но однажды завёл разговор.

— Мы обязательно всё посчитаем, Вадим, — говорила она. — Просто сейчас у меня совсем нет времени. Тебе деньги срочно нужны?

— Не срочно, — ответил я от растерянности.

Гузель совершенно не волновалась за свою зарплату. У неё был муж, который содержал её, а у меня мужа не было. Ей незачем было спешить, имея окольцованного спонсора, а мне было обидно. Я начал злиться на неё ещё сильнее, она стала мне ещё противнее. Я сидел напротив её противного взгляда, которым она прилипла к монитору, и взрывался от ненависти. Её стул скрипел, когда она поправляла свой толстый зад на нём. Я на минуту поднялся к Лиле — та была по-прежнему хороша и совершенно недоступна. Потом я зашёл к Гульшат, она говорила с кем-то по телефону, попросив меня зайти попозже. Она мельком взглянула на меня, махнула рукой и продолжила болтовню, радостно улыбаясь. От внутренней злобы мне хотелось либо подраться, либо потрахаться. Я так давно не был с женщиной. Слишком давно для моего молодого организма. Такие длительные перерывы вредны для здорового молодого самца. Я захотел передёрнуть и направился в туалет. Я только приступил к делу — погас свет.

Я вспомнил об Алёне и тут же набрал её.

— Привет, чем занимаешься?

— Я работаю, конечно же.

— Алёна, у меня есть к тебе просьба.

— Говори.

— Ты можешь выйти в туалет и прислать мне фото своих сисек?

— Что?

— Мне очень нужно сейчас.

— Для чего они тебе?

— Я стою в туалете, у себя на работе, и хочу подрочить на твои сиськи.

Алёна засмеялась заливистым смехом.

— Вадим, что на тебя нашло?

— Мне плохо. Просто пришли мне их по-дружески.

— Вадим, я не буду ничего тебе присылать. Лучше пойдём, погуляем, когда мы сможем увидеться?

— Пока.

К чёрту! У меня богатая фантазия. Временами я сексист, каких ещё поискать.

Вернувшись в кабинет, я поймал на себе пренебрежительный взгляд Гузель. Она точно была недовольна за то, что я так долго где-то шатался. Вот бы она узнала, чем я занимался, посмотрел бы я тогда на её лицо. Сев на место, я утонул в телефоне, забив на всё. Я начал перебирать новости хоккея, результаты матчей и интервью любимых игроков. Моя команда шла неважно, она находилась на грани зоны плей-офф. Времени было ещё много, чтобы исправить положение, но предпосылок этому я не видел. Наши лидеры, после бодрого старта в начале сезона, немного подустали и показывали не ту игру, которую все ждали.

Глядя на меня, Гузель тоже расслабилась и ушла к бабе из отдела кадров. Позже зашёл Раим, нет, он забежал, чуть запыхавшись.

— Где Гузель? — спрашивает.

— Не знаю.

— Пусти меня за свой компьютер.

Раим попытался зайти с моего компьютера на какой-то сайт, но тот был недоступен. Он немного подумал и вышел. Не прошло и пяти минут, как он вернулся обратно.

— Давай попробуем ещё раз, — сказал Раим и вновь вбил замудрённый домен.

На этот раз соединение произошло успешно, но сайт был пуст.

— Есть! — обрадовался Раим.

— Что это?

— Мы вернём нашей компании сайт, «большой» дал добро.

— У компании был сайт?

— Когда-то был.

— На этом странном домене? Что он означает?

— Это аббревиатура, — Раим расшифровал мне её. — У нас была автошкола. От неё и пошло название.

— Глупо в доменное имя писать столь длинную и нескладную аббревиатуру. А где информация на сайте?

— Я восстановил только домен, хотел убедиться, что он ещё наш, — сказал Раим и ушёл.

В тот же день, из другого разговора с ним, я узнал, что сайт будет создаваться на базе знакомого мне конструктора сайтов. Я работал с этим конструктором ещё в студенческие годы, создавая свой проект, который, по моим задумкам, должен был подвинуть Фейсбук. Мои планы провалились, но я наработал себе опыт. Раим собирался самостоятельно разработать сайт, но с удовольствием передал мне эту ношу. А я был только рад заиметь интересное занятие.

Наконец-то мне пригодились фотографии, которые я делал на выезде с клиентами. Все фотографии я бережно хранил в отдельной папке на рабочем столе компьютера. К тому моменту у меня была добротная половина всех объектов. Учитывая их количество, я считал это маленькой победой, ведь до меня не было ни одной фотографии.

С самого утра я начал конструировать сайт. Раим дал мне карт-бланш во всех вопросах, а Гузель даже не думала лезть с советами. Я был полностью предоставлен самому себе, и только я решал, как будет выглядеть сайт компании. Сначала я выбрал тему: бело-синие тона со строгим, деловым, стилем. Я нашёл в интернете большую фотографию мужчины в пиджаке и вставил её на главную страничку сайта. Затем я распределил все наши помещения по категориям, коих у меня набралось двенадцать. Категории были следующими: «офисы», «торговые помещения», «кафе и рестораны», «гостиницы» и т. д.

Как я узнал позже, тема, которую я выбрал, больше подходила для какого-нибудь блога, где нужно писать статьи и выкладывать фотографии, но никак не для наших нужд. Я ринулся исправлять ситуацию, но конкретно под наши нужды там вообще не было шаблона. Пришлось работать с тем, что есть. Всё, что мне нужно было, это распределить все объекты по полочкам, создав для каждого отдельную страницу. Но сделать это было нелегко, так как шаблон предоставлял возможность только писать статьи. Меня спасло умение вставлять в текст и в фотографии гиперссылки, которые придавали сайту свежесть и стиль. Я эмитировал краткость описания, куда вынес минимум полезной информации и оставлял в названии гиперссылку, которая переносила на отдельную страницу со всем необходимым.

На каждый объект я придумывал уникальное описание, даже на те, где ещё ни разу не был. Вообще описания заняли у меня больше всего времени. Я создал страницу «О компании», написал там несколько строк и встрял. В голову ничего не лезло, а оставлять страницу с такой небольшой информацией было не солидно. Такая же проблема появилась, когда я заполнял страницу «Контакты». Я указал наш адрес, номер телефона и не мог придумать, что бы ещё написать, чтобы не выглядеть смешным.

С согласия Гузель, я значительно приукрашивал реальное состояние наших помещений. Под моим пером развалины Игнатьева обрели новую жизнь. Кстати, он узнал о том, чем я занимаюсь и поблагодарил меня на планёрке за то, что не пришлось нанимать стороннего специалиста и, соответственно, тратить на это деньги. Услышав эти слова, Гузель не трогала меня все три дня, что я потратил на конструирование сайта. Иногда она поглядывала на мою работу, но не приставала с заносчивыми вопросами.

Я потратил на это дело три дня потому, что мне пришлось многое вспоминать и учиться новым возможностям конструктора. Мне пришлось даже звонить в техподдержку, и по телефону, под диктовку приятного женского голоса, я добавлял и настраивал необходимые возможности.

Раз у компании появился сайт, то мне было поручено скорее сделать фотографии, оставшихся объектов, чтобы запустить рекламную компанию в интернете. Для этого Гузель в свободное время отправляла меня на объекты, которые были относительно недалеко, а иногда я садился на хвост своим коллегам.

— Одевайся, — сказала Гузель, войдя в кабинет. — Поедешь с Юрием Михайловичем, сделаешь фотографии.

— С кем?

— С Игнатьевым Юрием Михайловичем.

— С Юрой что ли?

— Не с Юрой, а с Юрием Михайловичем.

— Я с ним знаком, и мы на ты.

Я сел в невзрачный седан небесного цвета. Даже в год своего выпуска эта машина не была среди лучших. Не думал я, что Игнатьев настолько не балует своих детей. Мы двинули в промзону, где бригада Юры восстанавливала одно из зданий. В окружении той стройки стояло ещё с пятак других объектов, которые мне нужно было сфотографировать.

— Я работаю с двенадцати лет! — эмоционально говорил мне Юра, пока мы ехали.

Он говорил эти слова, будто что-то доказывал ими. Я никак не подводил наш разговор к тому, я это точно помню. Но он продолжал расхваливаться:

— С двенадцати лет я работаю у отца на стройках. Видишь всё это? — он показал на развалины Игнатьева, кода мы уже подъезжали к месту. — Я ко всему здесь приложил свою руку.

Мы остановились на парковочном месте, где стояло ещё несколько машин. Юра дал мне несколько ключей и показал, куда идти.

— Вообще-то без каски мы туда не заходим. Осторожнее там, — сказал он и ушёл к своей бригаде.

Подхожу к первому зданию — оно выглядит хуже, чем древние руины Рима или Афин. Это небольшое одноэтажное здание носило кодовое название «клуб». Никакого ночного клуба там никогда не было, как я думал первое время, когда только начал выкладывать объявления, его просто так однажды обозвали, чтобы не путать помещения друг с другом. Из-за обвалившейся крыши внутри клуба было много снега, который укрывал строительный мусор: кирпичи, куски бетона и штукатурки.

Я не смог сделать ни одной приличной фотографии, стоя на пороге. Мне пришлось рискнуть своей безопасностью и пройти внутрь, чтобы найти более менее приличный ракурс. Я поднимал телефон выше, чтобы в кадр попало меньше биты — показывалась дырявая крыша, опускал телефон — гора мусора. Как ни крути, мусор есть мусор, я сделал пару фотографий и побежал прочь.

Следующие два здания ничем не отличались от клуба. У них тоже были свои названия, никак не связанные с их назначением. Эти владения Игнатьев надеялся сдать в качестве склада, и мне необходимо было каким-то чудом искать для них арендаторов. Вот с каким имуществом мне приходилось работать. Иногда, приезжая с клиентом на объект, мне было стыдно за его состояние. Некоторые не тратили на осмотр и пяти минут. Некоторые уже при входе начинали бормотать: «Нет, нет, нет». Девять из десяти воротили нос именно из-за плохого ремонта, небрежного внешнего вида и прочего, связанного с состоянием.

В том месте я был впервые, но быстро сориентировался и понял, что и где находится. Выкладывая объявления, я запомнил адрес каждого объекта, а также его площадь и стоимость. Перейдя дорогу, я наткнулся на закрытую территорию со шлагбаумом. Там находился завод по производству бордюра и бывшее швейное предприятие, куда мне и надо было. Около шлагбаума находилась будка охранника. Это третье место у Игнатьева, где человек работал и жил на рабочем месте — третье и последнее.

Я познакомился с тем охранником, которому было немного за пятьдесят, и он проводил меня к швейному цеху. Ещё на улице я увидел небольшую бригаду рабочих, состоящую из беспризорников и обормотов. Игнатьев любил нанимать алкашей и прочих страждущих на грязную работу, я не раз видел побитых жизнью людей на его службе, которых можно спутать с бездомными, встретив их на улице. Этой группой рабочих руководил Марданов, он тоже каждый день присутствовал на утренней планёрке и был одним из ответственных за возобновление производства бордюрного камня.

Но в тот день бригада Марданова больше крутилась у швейного цеха, потому что на первом этаже находился склад со строительным барахлом, который им нужен был для работы. Я начал делать фотографии. Сделав эту работу на первом этаже, я пошёл наверх, где, по словам охранника, находилось само швейное производство. Туда можно было попасть только через дверь, которую я отпёр, имея нужный ключ.

Швейное производство, конечно же, тоже уже давно не работало. Конечно же, и там всё было в запустении: стекла побиты, из них сквозило, всюду многослойная пыль и мрачный вид. На этих местах быстрее можно заработать, предоставляя их для съёмок фильмов ужаса или постапокалипсисов. Но Игнатьев верил, что их удастся сдать в аренду, поэтому мне приходилось бродить по подобным местам с телефоном в руках.

На самом деле, объекты, где когда-то было какое-то производство, мне даже нравились. В них чувствовалась история, в них жил дух труда. Я не всегда понимал предназначение некоторых машин, но и без этого понимания я восхищался величием мануфактуры. Маленькие швейные машинки соседствовали с большими ткацкими станками. Даже не верится, что такая армия способна не работать, что она может перестать быть полезной своему хозяину и остановиться. Теперь уже навсегда. Мелкие механизмы заржавели. Станки износились не от усталости, а от ржавчины.

Возвращаясь назад, я наткнулся на запертую дверь, на ту самую, которую отпёр, чтобы проникнуть на второй этаж. Заперта она была на засов с обратной стороны. Обормоты Марданова крутились рядом, когда я отпирал эту дверь, определённо именно они и заперли меня. У быдло есть такая привычка — подлить другим, просто так, для них это кажется смешным. У них такое чувство юмора. Чтобы было, что потом рассказать своим быдло-друзьям, потягивая пиво на детской площадке какого-нибудь двора.

Я заколотил по двери, но удары получались слишком глухими. Я услышал голос Марданова через дырявые окна, но докричаться до него не смог. А может остаться здесь до конца дня, чтобы не возвращаться к Гузель? У меня будет железное алиби, чтобы не работать. Железное, но очень глупое, как вся бригада Марданова.

— Алло, у тебя есть номер телефона Александра Марданова? — спросил я у Гузель.

— Для чего тебе?

Вот ей ли не всё равно?

— Меня заперли, — говорю. — Я не могу выйти. Или сама ему позвони.

— Сейчас пришлю.

Через минуту я уже был освобождён. Марданов открыл дверь со словами:

— А кто тебя запер?

— Здесь были ваши люди. Они видели, как я заходил. Скорее всего, они и заперли.

Мы пошли к его бригаде. У них был перекур. Кто-то сидел на корточках, а кто-то стоял, но все обернулись на нас, когда мы подошли.

— Вы зачем его закрыли? — начал Марданов, но я его сразу перебил.

Из меня полился не поток, а целый оползень эмоций. Мой голос даже задрожал, потому что прежде мне не доводилось никого отчитывать. Я говорил с матерком и несдерживаемой злобой. Напрямую я никак не обозвал тех бедолаг, но сделал явный упор на никчемность и убогость их самих и их жалких жизней. Все пятеро не сказали мне ни слова, они смотрели на меня, видимо, как на начальника, потому что не отвечали на мои оскорбительные слова. Когда я закончил свой монолог, на лице Марданова я ясно прочитал, что немного переборщил. Моё негодование он подытожил спокойным тоном:

— Разве так можно? Так нельзя.

И я ушёл.

Выходя из территории, я наткнулся на охранника. Он спросил меня: чего это мы там ругались? Я рассказал, что меня заперли, и что я отчитал за это виновных.

— А-а, это я закрыл ту дверь, чтобы там никто не шатался, — говорит охранник. — Там дорогое оборудование. Я не знал, что ты пойдёшь наверх. А я ещё думаю: куда пропал замок?

Охраннику я не стал повторять все те обидные слова, что только что высказал, поскольку стыд за содеянное перевесил злобу. Я подумал вернуться к бригаде Марданова и извиниться, но не вернулся и не извинился.

— Не знаю, чего она сидит на одном месте. Нашла себе работу и сидит на месте, не развивается, — говорила Гульшат про Гузель, наливая мне чай. — У неё же бестолковые обязанности — каждый с ними справится. Я помню её молоденькой, она работала продавцом в магазине. Стеснительная такая была, такая тихая, робкая. А сейчас как она себя ставит! Нашла себе должность и сидит. А раньше рта боялась открыть. Я ведь помню, какая она пришла к нам.

— Куда к вам?

— У нас же был свой магазин, когда ликёроводочный ещё работал. Гузель стояла за кассой, такая скромница…

— Игнатьевский ликёроводочные что ли?

— Ну да.

— А вы и тогда у него уже работали?

— Я ещё молодой девчонкой к нему пришла на работу, сразу после института. В те времена был дефицит водки. Её не успевали производить, как тут же скупали. Привозят партию с завода, и всю разбирают. И так с утра и до ночи. Тогда вообще всё по-другому было. Это сейчас Михаил Васильевич совсем уж старым стал, а тогда у него все заводы работали. Столько было работы, столько было у него людей! Я тогда вообще хорошие деньги получала. Михаил Васильевич энергичным был, в нём столько было сил. Я же помню, как он приезжал в дорогой кожаной куртке, со всеми рабочими за руки здоровался. Если ему надо было, он мог рукава закатать и опустить руки по локоть в масленые детали. Что-то ковыряется, ищет, потом руки у него все чёрные, все в мазуте, но вот такой он был человек. В кабинете он не сидел.

Гульшат активно разговорилась. Она по-прежнему мне нравилась, не смотря на то, что одевалась, как старая бабушка, хотя у неё не было ни мужа, ни детей, ни внуков. Она не была элегантной ни в одежде, ни в своём поведении. Единственное, у неё сохранилось хорошая фигура, относительно своего возраста, и довольно молодо выглядящее лицо. А ещё: у меня не было выбора. Я любовался ею, реже любовался Лилей, потому что реже её видел. Моя душа волновалась, когда я видел, как Гульшат откровенно вела со мной беседы, как с подружкой своего возраста. За те несколько минут, что я проводил у неё в кабинете каждый день, я старался найти повод прикоснуться к её рукам или даже обнять. Я хотел за ней приударить, но не знал, с какой стороны к ней подойти. Шансов у меня практически не было, потому что я вообще не видел в ней хоть какую-то заинтересованность ко мне.

Приударять за Лилей было совсем бестолково. Она замужняя. И я не раз видел, как за ней, в конце рабочего дня, приезжала недешёвая иномарка. Такая женщина просто не могла быть одинокой, и, конечно же, её муж ездил на дорогой тачке. Красивая женщина полюбила состоятельного мужчину, а ведь могла бы и фермера, а могла бы и ищущего себя в этой жизни молодого человека. Тут уж как повезёт. Тут уж чистая лотерея.

Спускаясь от Гульшат, я заметил движение в небольшом помещении с панорамным остеклением, на котором ещё была изодрана надпись: «администрация гостиницы». Рабочие неспешным темпом выносили оттуда шкафы, столы и стулья. Ими командовал Раим, но больше сам работал наравне с остальными. Я не стал никого отвлекать, и зашёл к себе.

Через пару минут в кабинет вошла Гузель с вымытой кружкой. Она присела напротив и заговорила:

— Завтра мой последний рабочий день, после чего я ухожу в отпуск. Будешь работать один, но по всем вопросам можешь звонить мне. После каждого дня, я также буду ждать отчёт о проделанной работе.

— А чего там Раим копошиться, не знаешь?

— Ты слышал, что я сказала?

— Слышал. Получается, мы и в этом месяце не посчитаем нашу зарплату?

— Когда я вернусь, посчитаем сразу за два месяца.

Пожалуй, так даже лучше. Проживу как-нибудь без денег, зато буду работать один. Но хорошие новости на этом не закончились. На следующий день стало известно, что Игнатьев на неделю уезжает в Германию на лечение, и все, в связи с этим, тоже всю неделю будут отдыхать. У Гузель глаза на лоб полезли, когда она узнала об этом. Она сильно удивилась, и даже отказывалась мне верить, а потом расстроилась. Мне было так хорошо. После работы, я купил себе пенное на разлив и забалдел.

Но даже дома я порой не мог найти себе спокойный угол. Дело было в моём отце. Меня раздражало постоянное присутствие его в доме. Конечно, это была его квартира, но именно он виновен в том, что мне приходилось жить с ним под одной крышей. Он никуда не ходил, у него не было забот, чтобы отлучаться дальше ближайшего супермаркета. Даже дома у него был один и тот же маршрут. Я изучил этот маршрут быстро и старался вовсе не попадаться ему на глаза, чтобы лишний раз не контактировать с ним. Я не выходил из своей комнаты, пока не выяснял, где он находится. Если он заходил на кухню, я выходил оттуда. Если мне нужно было на кухню, а он находился уже там, то я ожидал где-нибудь, пока он не уйдёт. И так каждый день. Вернее, каждое утро и вечер. Нет, мы говорили с ним, когда мне не удавалось проскочить мимо незамеченным, мне приходилось отвечать на его однотипные вопросы. Он спрашивал меня, как дела на работе и чего-нибудь ещё, а я отвечал один словом: «нормально», и уходил в свою комнату до того, как он успеет задать следующий вопрос.

Мама, к слову, не одобряло такое моё поведение к отцу, она считала, что я был слишком суров к нему.

— Нельзя так себя вести, — говорила она мне, — он же всё-таки твой отец.

— Мне противно с ним разговаривать, противно даже смотреть на него.

— Его уже не изменить. Мы с ним ругаемся, а ты постарайся не воспринимать это на свой счёт.

— Как я могу?

— Отец, кстати, заметил твоё отношение.

— Плевать.

— Он мне недавно сказал: «Вадим меня уж не любит. Не хочет даже со мной разговаривать». А я ему сказала, что ты сам по себе такой молчун.

— Я не знал, что вы с ним беседуете.

— Что, нам теперь вообще не разговаривать? Раз уж живём вместе.

— Я не смогу. Я его уже никогда не прощу за всё, что он делал.

— Вадим, так нельзя. Ради меня. Хотя бы отвечай ему, когда он с тобой говорит. Я поговорю с ним, чтобы он дал тебе свою машину.

— Нет. Не нужна мне эта рухлядь. Меня клиенты возят на объект, и привозят обратно. Тем более, я не хочу быть ему должным.

— Он на ней всё равно уже не ездит.

— Потому что она с места не сдвинется.

— Совсем негодная что ли?

— Наверняка. Сколько лет он её уже не заводил?

Я ещё в школе учился, когда отец поставил машину у дома в последний раз. У неё что-то сломалось, он всё планировал заняться её ремонтом, но руки у него так и не дошли, как и до многого другого. Так она и стоит с тех пор, с каждым годом врастая в землю. Этой машине не больше пятнадцати лет, но она была вся убитая небрежным вождением и работой в такси.

Мама всё-таки поговорила с отцом, и следующим утром, как только он нашёл ключи, мы стали оживлять старичка. Вернее, это отец колдовал над ним, а я стоял рядом руки в брюки и лениво смотрел, как ничего не получается. Я знал, что в итоге ничего не получится, поэтому и абстрагировался. Отец сначала повозился с аккумулятором, потом с двигателем, а потом забрался в салон, чтобы завести машину. Она даже не пискнула, не издала ни единого звука. Громче всех звучал ключ в замке зажигания, но от двигателя не донеслось ничего. Я увидел в окне маму, и понял, что все убедились в моей правоте, поэтому я молча зашёл домой и уединился в своей комнате.

Следом в комнату вошла мама. Она присела ко мне на кровать, и я нехотя снял наушники.

— Тебе нужна машина, — говорит. — Всякому молодому мужчине нужна машина.

— Накоплю немного денег и куплю хорошую тачку, а старьё я брать не хочу.

— У меня есть деньги, — заговорила мама шёпотом. — Много есть. Я уже давно откладываю. Ты сможешь купить себе новую машину.

Про мамины скопления я хорошо знал. Я понятия не имел, сколько у неё там накопилось, но то, что у неё есть деньги — знал точно. Она их предлагала ещё моему брату, когда тот планировал покупку жилья в Казани. Мы с ним договорились не брать эти деньги без острой надобности. Без машины я хорошо справлялся; мой офис находился в пятнадцати минутах ходьбы от дома (я даже на обед приходил домой). Каждый клиент всегда забирал меня на своей тачке и привозил обратно. Друзей в городе у меня больше не осталось, мне было не куда и не с кем ездить. Поэтому с покупкой машины я мог повременить.

Окно моей комнаты выходило как раз во двор, где возился с машиной отец. Он всех знакомых соседей поставил на уши. Под капот ныряли до пяти рослых мужчин одновременно, к машине тянули провода от другой машины, применялись различные инструменты, а после все перекуривали с умными лицами. Через некоторое время отец поднялся в квартиру с приподнятым настроем и говорит мне:

— Идём со мной, купим новый аккумулятор! Нынешний уже не оживить.

Но мне уже было всё равно на эти проблемы, потому что мы с мамой собирались в зоомагазин, чтобы купить попугая. Мама давно мечтала о говорящем питомце, и вот решилась.

Мы прикатили на такси в небольшой торговый центр, и зашли в зоомагазин, где продавали только попугаев. Вся витрина этого зоомагазина была забита сопутствующим товаром. На стеллажах стояли клетки разных размеров, корма, игрушки и прочее, а сами попугаи ютились в одной, правда, очень большой клетке.

— Здравствуйте.

Продавец пододвинула к нам ближе клетку с попугаями, чтобы мы могли их лучше рассмотреть. Пернатые тут же залетали, испугавшись нас. Они бились об клетку и друг друга.

— Нам нужен именно говорящий попугай, — говорит мама.

— Они все будут разговаривать, если с ними заниматься, — отвечает продавец. — Но самцы более склоны к тому, чтобы повторять за людьми.

Из десятка зелёных, белых, жёлтых мы выбрали единственного синего попугая. Даже не синего, а небесно-голубоватого оттенка. Купили ему самую большую клетку, что была в продаже, и корма на месяцы вперёд. На улице был мороз, поэтому мне пришлось обернуть его в свою куртку, чтобы он не замёрз, пока мы везли его до дома.

Мы определили попугая в маминой комнате, поставили на столик у окна. От полученного стресса он боялся каждого шума, начинал махать крыльями, как только мы подносили свои лица слишком близко к клетке. Оторвали мы его от своей семьи, друзей, возможно, мамы.

— Как ты его назовёшь? — спрашиваю я.

Мама совсем забыла про имя, поэтому призадумалась.

— Тоша!

Так появился у нас новый член семьи: пернатый, кусачий, очень громкий, какающий куда попало, но без которого мы уже не сможем представить свою жизнь.

Мама от кого-то слышала, что первое время попугаев нужно держать взаперти, чтобы они привыкли к обстановке и людям. Мы не выпускали его несколько дней. Вскоре он адаптировался и разыгрался с игрушками, которые мы ему забросили, но по-прежнему боялся, когда мы подходили слишком близко.

— Давай уже его выпустим, — говорю маме. — Мне жалко на него смотреть. Он ведь не каторжный.

Мама согласилась. Мы открыли дверцу клетки и уставились на Тошку. Он даже глазом не повёл. То ли от страха, то ли от непривычки он никак не среагировал и продолжал сидеть на жёрдочке.

— Боится. Ничего, освоится, — сказала мама и удалилась на кухню.

Я присел рядышком, чтобы понаблюдать. Пернатый был очень тих, он гордо смотрел на меня и молчал. Будто специально он даже не посматривал в сторону открытой дверцы. Гордый орёл. Либо просто трус. Забегая вперёд: он был и тем, и другим, плюс эгоистом. Вообще-то у него обнаружилось много минусов, но он настолько забавный, что все минусы ему легко прощались.

Прошло пять минут, а за ним ещё пять. Я сходил за телефоном, чтобы было веселей коротать время. В итоге прошло около получаса, когда я сдался и только хотел соскочить с места, как Тошка спрыгнул с жёрдочки. Я застыл в неудобной позе, чтобы не спугнуть. Он медленно подошёл к краю клетки, запрыгнул на порог и снова засомневался.

— Вперёд, дружок.

Тошка меня послушался и отправился, скорее всего, в свой первый полёт в жизни. Ему было не более полугода от роду, если нас не надурили. Вряд ли им дают полетать, животных разводят в спартанских условиях, их содержание едва ли лучше, чем у тех, кого выращивают на убой.

На радостях Тошка сделал три круга по комнате под самый потолок, после чего приземлился на шкаф. Я видел, как глубоко он дышал. Его грудка колыхалась, как после пробежки. Он сидел на самом верху и наблюдал за мной и мамой. Мы подставляли ему свои ладошки в надежде, что он сядет на них, но для него это было ещё слишком рано.

— Ничего, освоится, — сказала мама, и мы разошлись по своим делам.

И действительно пернатый освоился довольно быстро. Мы стали выпускать его практически каждый день. Вскоре он начал вытаскивать свои игрушки из клетки, чтобы играться с ними, разбрасывая их по всему полу. А ещё через пару дней он позволил приближаться к себе. Стал садиться на ладошки и на плечи. Как-то он весь вечер провёл у меня на плече. Я сел за интересный сериал, и всё это время Тошка сидел на моём плече, и слез только когда мне нужно было загонять его в клетку на ночь.

Шутка ли: мы с мамой, как дураки, бесконечно повторяли одни и те же слова перед ним и ждали, когда он начнёт разговаривать. Мы ждали от него первого слова, как от младенца. Казалось, что он нас не понимает и никогда не заговорит. Особенно старалась мама, она повторяла слишком длинные фразы.

— Он ведь даже своего имени произнести не может, — говорю я. — Давай начнём с малого.

— Если с ним не заниматься, он вообще разговаривать не будет, — отвечает мама и снова повторяет длинные фразы.

Пернатый заговорил не так скоро, как мы полагали. Начал он со своего имени, а после запоминал всё более сложные слова и фразы. Поначалу, его речь мне казалась нереальной. Животное, которое говорит! Это ведь чудо. Это что-то из разряда фантастических историй. Словно пришелец забыл на Земле своего необычного питомца.

На самом деле, попугаи просто повторяют звуки, которые часто слышат. Эти звуки могут быть чем угодно, не обязательно человеческой речью. Но если не вдаваться в такие подробности, можно навоображать всякое, как в детстве.

После лечения в Германии, Игнатьев стал очень спокойным и уже не реагировал на промахи своих подчинённых. В компании прошёл слух, что ему сделали операцию на сердце. Планёрки стали проходить в умиротворённой тишине. Единственное, что по-прежнему волновало Игнатьева — это возобновление работы гостиницы.

— Что у вас? — спрашивал он бабу из отдела кадров.

— Вчера приходила девушка на собеседование, — отвечала та. — Готова работать.

— Пригласите её ко мне.

Через пару дней на планёрке появилась она. Молодая, высокая, красивая, в очках. Она была в обтягивающей одежде, которая подчёркивала её тоненькую талию и мясистую задницу. Игнатьев представил её всему коллективу, и мои коллеги-старички по-юношески возбудились, поприветствовав её в ответ.

Её звали Василина, она заняла должность администратора гостиницы. Её рабочее место находилось как раз напротив моего кабинета, в небольшом помещении с панорамным остеклением, которое привели в порядок, но многострадальную изодранную надпись «администрация гостиницы» оставили в прежнем виде.

В первое время она отчитывалась перед Игнатьевым о том, что выложила объявления в интернете, и уже с первых дней у неё появились посетители. Сначала заехала пара, потом командировочная бригада, а вскоре на парковке у нашего здания я обнаружил автобус какой-то хоккейной команды. Эта команда заселилась в нашу гостиницу, заняв все места. Игнатьев хвалил Василину за сделанную таксу и поручил мне добавить информацию о гостинице на наш сайт. У меня появился хороший шанс познакомиться с ней лично.

— Привет, — говорю, заходя в её коморку.

Она поправила очки и волосы, улыбнулась, и наше общение сразу же задалось. Она вела себя очень открыто, что меня и подкупило. С того дня я начал бегать сначала к Гульшат, а потом к Василине несколько раз на дню. Так я и время коротал и находился ближе к женской вагине.

У компании были и несколько запустелых гостиниц, восстановлением которых занималась Василина. Она периодически уезжала на пару часов в эти гостиницы, но я понятия не имел, чем она там занималась. Игнатьев верил в неё и восторгался на каждой планёрке. Она сияла, когда слышала похвалу в свой адрес, а я сиял, когда видел её зад, болтающийся влево и вправо. И, как я узнал спустя несколько дней после нашего знакомства, её задок не был подарком природы, она над ним усердно работала.

— У тебя был опыт работы администратором? — спрашиваю я Василину, когда в очередной раз зашёл к ней. — Ты хорошо со всем справляешься.

— Да, был, — отвечает. — Но мне не приходилось заниматься поиском клиентов. Я два года работала администратором в фитнес клубе. Но там я занималась несколько другим делом.

— Скучаешь по той работе? — спрашиваю, чтобы поддержать разговор.

— Не скучаю, но там было лучше, однозначно. Коллектив был молодой и весёлый, к тому же нам разрешали заниматься в зале два раза в неделю бесплатно.

Держу пари, все эти два года она делала упор на ягодицы.

— А почему ушла оттуда? — спрашиваю.

— Потому что сюда приехала. Я же не местная. Я из Новосибирска.

— За каким чёртом ты переехала из Новосибирска в Альметьевск?

— К молодому человеку. Мы познакомились в интернете, и он предложил мне приехать сюда.

— Насколько нужно быть опрометчивой, чтобы так поступить? — я именно так и сказал.

— Ты прав, это очень опрометчиво. Но мне уже почти тридцать два, в таком возрасте тупить нельзя, я ведь не молодею, — сказала Василина и посмеялась.

В ответ я тоже посмеялся, хотя моей душе было не до смеха. Насколько был хорош тот парень, к которому она решилась приехать, настолько мне было плохо осознать, что ради меня точно никто не приедет издалека, тем более из крупного города. Вы скажите — зависть, а я скажу — разочарование. Разочарование в самом себе, конечно же. В том, что я ничего не создал в своей жизни, ради чего ко мне стоило бы приезжать.

— А тебе сколько лет? — спрашивает меня Василина.

— Двадцать пять.

— Готовься. Следующие пять лет пролетят незаметно. С двадцати пяти по тридцать лет годы летят очень быстро.

Как же она была права.

Работая без Гузель, я в конец обленился, работал только для того, чтобы в конце дня составить отчёт о проделанной работе. Если у меня не было клиентов, с кем мне нужно было выезжать на объект или заключать договор, я смотрел хоккей, любимых блогеров и даже порно, сидя на рабочем месте.

Но, тем не менее, каким-то чудом клиентов стало только больше. Всё началось с типа, который арендовал у нас сауну. Эта сауна находилась в нашем же здании, на цокольном этаже. Там был бассейн в длину и ширину не более трёх метров — крайне неудобный для плавания. Но он был не нужен вовсе, поскольку эта сауна предназначалась для другого. Там было три комнаты с кроватями, а Игнатьев пообещал арендатору круглосуточный доступ, отдав ему ключ от главного входа. Днём я не видел никакой жизни, казалось, что клиентуры не было вовсе, но тот бизнес расцветал значительно позже конца моей рабочей смены.

Рядом с сауной была парикмахерская, её арендовал толстенький узбек, немногим старше меня. Его стильной причёске могли бы позавидовать ухоженные футболисты. Я даже и не знал, что узбеки способны быть такими, и не особо верил в его профессиональные навыки. Но позже я увидел к нему очередь из мужчин и женщин, и увидел его в деле, он был мастером, хоть и среднего чека.

Через мои руки проходили десятки паспортов. Я видел множество забавных фотографий и фамилий. Самая странная фамилия, которая мне попадалась — Летто. Её носила молодая девушка, которая арендовала у нас помещение для проведения курсов английского языка по некой уникальной технике. По её словам достаточно заниматься полгода по этой методике, чтобы заговорить на языке.

— Методику разработал московский преподаватель английского, и сейчас развивает сеть своих школ, — рассказывает она мне.

— А ты сама как учила язык?

— В университете. Потратила на это несколько лет и много денег.

— Через полгода ваши ученики будут знать английский на твоём уровне?

— Нет, они начнут понимать, и смогут изъясняться на языке. А дальше будут совершенствоваться практикой общения.

Лично я считаю, что это нереально. Я всегда скептически относился к «особо умным людям», которые знают уникальный способ в чём бы то ни было, считая, что весь остальной мир заблуждается. Некоторые вещи просто требуют времени. Я не думаю, что милая девушка со странной фамилией меня обманывала, мне кажется, обманули её.

Кому-то я сдал помещение под фотостудию. Кому-то для лимфодренажного массажа. Помещение для разливный пенных напитков. Постепенно в моём телефоне скапливалось всё больше номеров людей из разных видов бизнеса. Я считал, что в перспективе это связи, к которым я мог бы обратиться при необходимости. Но большинство из них ничего серьёзного не представляли. Они не были крупными акулами капитала. У многих поддержанные авто, почти все выпрашивали скидку на первые два месяца у Игнатьева, когда я организовывал им встречу. То был контингент людей, которые накопили на старт своего небольшого дела, которые только начинают свой путь, либо идут по нему давно, но обитают исключительно на мелководье. То были люди, с заработком не больше среднестатистического работяги. У таких нечего выпрашивать в помощь.

В мой кабинет зашли сразу пятеро человек. Я ожидал их, но не ожидал, что ко мне зайдёт целое звено. Среди них был один мужчина, все остальные женщины средних лет. По телефону они попросили подыскать что-нибудь сносное для пошивочного ателье. Исходя из их запросов, я смог подобрать только одно помещение, но оно, на мой взгляд, отлично для них подходило. Но перед поездкой моим клиентам пришлось решать, кто на такси отправится домой, поскольку я не предупредил, что у меня нет своей машины, а в их машину мы всей толпой не полезли. Домой отправили самую тихую, которая меньше всех сопротивлялась.

Мы направились в очень хороший район нашего города. Рядом с тем помещением находился офис нефтяной компании, дорогие бутики и различные частные школы для детей. Помещение представляло собой пристрой к обычному жилому дому. С начала зимы внутрь его никто не заходил, потому что входная дверь была завалена снегом, который мы быстро расчистили, и примёрзла льдом, над которым нам пришлось изрядно попотеть.

Мужик принёс баллонный ключ из машины, потому что ничего другого не нашлось. Он начал бить им лёд. Мелкие осколки льда разлетались в разные стороны, но прогресса большого не наблюдалось. Он брал ключ с разных концов, бил под разными углами и очень быстро выдохся.

— Всё, я устал, пусть кто-нибудь другой побьёт, — сказал тот мужик, намекая на меня.

Я взял у него инструмент и продолжил долбить лёд. У меня получалось ещё хуже. Рука заболела быстрее, чем кончились силы. Я, как представитель компании, чувствовал обязанность расколоть тот лёд и впустить людей в помещение. Когда руки заболели нестерпимой болью, я заколотил по льду ботинком. Ботинок ходил ходуном и мог развалиться с каждым следующим ударом, но дело пошло быстрее. Это увидел мужик и отодвинул меня в сторону. Его ботинок оказался увесистее и крепче моего.

Через пару минут, мы смогли открыть дверь не более чем на двадцать пять градусов.

— Хватит, — сказали миниатюрные женщины и прошмыгнули внутрь.

Мужик протиснулся вслед за ними. Я был самым объёмным из всех, и смог пропихнуть своё тело не с первой попытки. Мне повезло, что в тот день стояла ясная солнечная погода. Свет солнца проникал в помещение через большие окна и сверкал на оранжево-бежевых стенах. Внутри было так светло, что нам не потребовалось включать электрический свет.

Просторное и светлое помещение с хорошим ремонтом и в хорошем районе — конечно, они не могли не заключить сделку. Правда, взяли меньше половины. Но недолго я расстраивался, потому как через несколько дней я сдал и оставшуюся часть.

В кабинет зашла женщина тридцати пяти лет, очень высокая, но и очень худая. У неё было худое лицо, худые руки, маленькая грудь, попа и тоненькие ножки. Гузель ещё утром предупредила меня о приходе этой женщины и просила показать именно то помещение, куда недавно заселилось ателье.

— Скажите, а там открытое пространство, без перегородок? Вы же понимаете, мне нужна большая открытая площадь? Там есть туалет и душ? Он же мне просто необходим! — спрашивала меня та женщина, пока я одевался.

Она говорила со мной так, будто я был осведомлён о роде её бизнеса. Но меня никто не удосужился поставить в известность, я понятия не имел, что она хочет организовать. И спрашивать я не стал, чтобы не выглядеть нелепым.

Мы поехали к месту на красивой и дорогой машине. Дамочка оказалась породистой.

— Надеюсь, поблизости нет магазинов, где продают алкоголь и сигареты? — не умолкала женщина. — Насколько мне известно, у вас в городе ещё нет ничего подобного?

— Насколько я знаю, нету. Но я не ручаюсь, — отвечаю.

— Я была в этом городе несколько раз, у меня муж отсюда. В Казани у нас две школы, есть школа в Набережных Челнах. Мы хотели открыться в Москве, но нам запретили. Мы ведь работаем по международной франшизе, а владельцы франшизы не хотят конкуренции между своими школами.

Я киваю с умным видом, а сам в голове перебрал уже сотни версий того, какой бизнес она хочет открыть.

Мы прибыли на место. Девушки из ателье бросили на нас ревностные взгляды, как только мы вошли внутрь. Мы поздоровались с ними, а они посматривали на нас искоса, пока мы прогуливались по всему залу, а когда я остался один, подбежали ко мне.

— Кто это? Что она здесь хочет открыть? — спрашивают меня шёпотом.

— Я даже не знаю.

— Не знаешь?

— Нет.

— В любом случае, нам нужен отдельный вход. Мы не будем ни с кем делить входную дверь.

— Хорошо, — сказал я и отошёл наулицу, чтобы позвонить Гузель, а, вернувшись, застал своих дам за выяснением отношений.

Девушки из ателье всей гурьбой набросились на худенькую женщину. Та держалась достойно, она элегантно отбивала все нападки в свою сторону. Никто из них не повышал голос и не оскорблял, но напряжение висело над ними. Бабы однако быстро могут развернуть конфликтную ситуацию на пустом месте.

Как оказалось, проблемы не было вовсе. Худая женщина так же хотела отдельный вход для своей школы, о чём уже знала Гузель до моего звонка, и согласовала строительство перегородки и нового дверного проёма с Игнатьевым. Обе стороны конфликта хотели одного и того же, имели общий интерес, но всё равно успели поссориться спустя пару минут знакомства. Благо худую женщину эта ситуация не отпугнула.

Я узнал о роде её бизнеса только, когда мы вернулись в мой кабинет. Она призналась, что забыла паспорт в Казани, который был необходим для составления договора, но обещала прислать его фотографии уже вечером.

— Я, — говорит, — пришлю вам фотографии и юридические реквизиты нашей школы балета. Это иностранная компания, из-за этого проблем не будет?

— Нет.

Она ушла. И я понял, почему при столь сильной худобе она была такой привлекательной. Конечно же, она была балериной. Видимо, ещё недавно она блистала на сценах знаменитых театров. Высокая, статная, грациозная, настоящая прима. Мы обменялись номерами, я записал её просто: «Балерина». Более красивого имени контакта в моём телефоне не было и нет.

Сзади нашего здания находилась вышка, передающая телефонную связь. Конечно же, она также принадлежала Игнатьеву. К этой вышке были подключены несколько известных и не очень известных операторов сотовой связи. Я не замечал её раньше, хотя она была выше самого здания на пятнадцать-двадцать метров. А узнал я о ней, когда с нами связалась компания «Громофон» и попросила на ней разместиться. К тому времени там уже располагались её главные конкуренты: «ТМС», «Ванлайн» и «Теле-Меле».

После составления договора, Игнатьев попросил меня дать доступ к вышке техникам из компании «Громофон», чтобы они установили всё необходимое оборудование. Я нашёл Раима и попросил показать мне, как пробраться к этой вышке. Мы вышли с ним через задний ход и направились к кирпичному пристрою, из которого и росла громадная конструкция.

— Когда Игнатьев построил вышку? — спрашиваю я Раима.

— Лет двадцать назад, или даже ещё раньше, — сказал тот, немного подумав. — Когда «большой» задумал строить вышку, все были против.

— Кто все?

— Рабочие. В смысле не понимали, для чего она нужна. Такие деньги он сюда вложил.

— А потом?

— Потом? Ты и сам можешь посмотреть, что потом. Такие деньги она зарабатывает, ничего не делая. Знаешь, сколько каждая компания платит, чтобы подключиться сюда?

— Знаю.

— Ну вот. Жираф большой — ему видней. А мне, видимо, до конца дней придётся обеспечивать семью одной зарплатой. А у меня семь детей.

— Сколько?!

Мы дошли. Раим провернул ключ несколько раз и с трудом открыл старую металлическую дверь. Внутри были небольшие коробы, похожие на электрические щитки. Каждый короб был подписан и принадлежал конкретной компании.

— Пусть устанавливают своё оборудование на свободном месте на этой стене, — сказал мне Раим.

— Я понял.

Техники приехали на следующий день. Я проводил их к пристрою тем же маршрутом, провернул ключ в замке и не смог самостоятельно открыть дверь. Мужики отодвинули меня в сторону и втроём справились с дверью. Они делали свою работу, а я стоял рядом.

— Чего ты нас караулишь? — говорят, выходя на перекур. — Мы на весь день, и то за один не управимся.

— Велено быть с вами.

— Понятно.

Они закончили под вечер. Всё это время я был рядом с ними. Игнатьев лично пожелал, чтобы я контролировал процесс, так пусть платит за моё безделье.

На следующий день та же бригада пришла снова.

— Давай ключи и не парься, — говорят.

— Директор может увидеть.

— Чего он боится?

— Ну…

— Думает, что мы что-нибудь испортим у наших конкурентов? Да нам до одного места до них, мы же простые работяги.

— Да и мне до одного места, я тоже просто делаю свою работу.

— Сам смотри, но сегодня мы тоже надолго.

— Ну, хорошо. Если что звоните, — я написал им на листочке свой номер телефона.

— Не волнуйся, мы даже ключ не украдём, тем более, ты нам ещё понадобишься.

Они позвонили мне после обеда и попросили провести к серверам.

— Раим, где у нас находятся сервера? — позвонил я Раиму.

— На пятом этаже. Ключ у вас.

Я привёл бригаду на пятый этаж и отворил нужную дверь. Света там почему-то не было. Мужики об этом знали, и заранее подготовили фонарики.

— Чтобы замыкание не произошло, — сказали они мне.

В той комнатке стоял грохот, как от десятка промышленных кондиционеров. Причём было не столько громко, сколько страшно, потому что звук напоминал вышедшего из строя оборудования. Так работала система охлаждения серверов, и бог знает что ещё. Сами серверы были размером с невысокий книжный шкаф, они мигали и сияли, как новогодняя ёлка. На стенах тоже висели короба, но на этот раз то были настоящие электрические щитки, со счётчиками и прочим.

Закончив в том помещении, бригада полезла на крышу, а я вернулся на рабочее место. У дверей кабинета меня уже ожидал знакомый таджик, который приходил ко мне всю последнюю неделю и просился на разговор к Игнатьеву.

— Здравствуй, друг, мне снова нужно к Михаилу Васильевичу, — говорит он мне.

— Что на этот раз?

— Там был аппарат, делающий бутылки, я хотел его купить.

Я съездил с этим таджиком на ликероводочный завод всего один раз. И после этого он стал приходить к нам почти каждый день и выпрашивал продать ему что-нибудь. В отделе молочного производства действительно стояла небольшая машина, делающая пластиковые бутылки. Когда мы там были, Сергей наглядно объяснил нам, как эта машина работает. На самом деле, принцип был несложным. Нужны были специальные болванки, которые двигались по конвейеру и, попадая в небольшую печь, за мгновение выплавлялись из невысокого цилиндра в обычную полуторалитровую бутылку. По словам Сергея, стоимость этих болванок всего полтора рубля, машина работает практически без участия человека, нужно только выставить болванки на конвейерную ленту.

Меня поразило устройство машины и талант Сергея увлечь интересным рассказом, а того таджика, видимо, перспектива заработка. До того дня он уже выпрашивал воздушные компрессоры, грузовые весы и лифт.

Мы поднялись к Игнатьеву. Он не был рад гостю и дал это понять в начале разговора. Старик недолго терпел его и вскоре прогнал из своего кабинета.

— Вадим, не приводи его ко мне больше, — говорил мне Игнатьев, когда мы уже остались одни. — Раскулачиванием заниматься не будем. Сейчас начнём всё продавать, потом останемся ни с чем. И в аренду ничего не сдадим, и сами ничего реализовывать не сможем. Но хорошо, что ты зашёл, у меня есть к тебе разговор.

Игнатьев дал мне задание: продавать. Но не с заводов и предприятий, а со склада, который находился неподалёку от нашего здания.

— Я сам хотел со всем разобраться, — продолжал Игнатьев. — Мне предложили пятьдесят миллионов за весь склад. Я считаю, что это слишком мало, поэтому будем продавать своими силами.

Я в тот же день отправился на склад, чтобы наделать фотографий и попытаться составить список для систематизации. Складом руководила вредная бабулька, которая реагировала на просьбы, только когда скажешь волшебные слова: «Игнатьев так велел».

Небольшая часть склада была заполнена расходным материалом, который использовался для ремонта объектов и выписывался под строгий учёт, его продавать не надо было. Основная часть склада, которую мне было поручено продать, под потолок забита различным странным барахлом. На длинных и высоких стеллажах лежали большие подшипники, лампочки накаливания, пивные бочки, компрессоры, холодильные витрины, что-то металлическое, резиновое, для машин, для строительства. Я не знал названия и их предназначение у большей части предметов, поэтому со списком я покончил и перешёл только на фотографии.

С особым трепетом Игнатьев поручил продать мне швейные машинки. Они были очень старые, ещё советских времён. Но, по мнению Игнатьева, это было им только в плюс. Якобы сейчас такие уже не делают, и они высоко ценятся на рынке. Действительно мне несколько раз звонили по объявлению этих швейных машинок, но предлагали слишком мало, поэтому их мне так и не удалось продать.

Ещё там были ткани. Много тканей. Они, видимо, были тех же времён, что и швейные машинки. Когда я прикоснулся к ним, то нити стали расходиться, словно вата. Эта ткань так долго лежала на складе, что от малейшего прикосновения рвалась. Игнатьев также сделал упор на эти ткани, когда давал мне поручение продавать склад. «Они качественные — турецкие», — сказал он мне. А сейчас ими уже и полы не вымыть.

Первые дни я пытался что-то продать, но Игнатьев меня не спрашивал об успехе в этом направлении, поэтому постепенно это дело я полностью забросил. Зато, благодаря этому поручению, я побывал в отделе алкогольной продукции ликероводочного завода. Игнатьев поручил мне продать всё оборудование, находящееся в этом отделе, но только в этом.

Я приехал на место, и мы с Сергеем и его кошками пошли по извилистому тёмному коридору.

— Странно, — говорю, — алкогольное производство Игнатьев продаёт, а всё остальное нет.

— Потому что в этот бизнес так просто не сунуться. Ты чего думаешь, он прекратил производить водку? Там же одна мафия. Чужих не пускают. Здесь всё оборудование новое, итальянское, его использовать даже не успели. Михаил Васильевич только закупил это оборудование, так производство сразу накрыли. Единственный выход — это продать всё к чертям. Правда, на них вроде ещё можно лимонады делать.

Не знаю, насколько прав Сергей. Ведь я даже не знаю, почему Игнатьев перестал производить водку, имея всё необходимое. Возможно, ему действительно пригрозили братки, а, возможно, алкогольное производство постигла та же болезнь, как и всё остальное. Но то, что оборудование выглядело новым и современным — факт. Как гигантский питон распласталась по всему немаленькому помещению конвейерная лента. Пожалуй, это производство было самым искусным среди тех, что я видел у Игнатьева. Оно было самым живым и единственным, которое могло бы ожить, дав ему энергию.

Сергей и тут применил свой талант рассказчика и рассказал мне всё, что знал о работе той системы. Вряд ли Игнатьев подозревал, какой специалист пропадает у него в охранниках.

Одна из обязанностей Гузель — следить, чтобы все арендаторы вносили, желательно вовремя, плату за очередной месяц. Пока её не было, этим никто не занимался. Во всяком случае, я не знал, чтобы кто-нибудь этим занимался.

Большинство арендаторов и без того всегда вовремя вносили плату. Были и те, кто постоянно задерживал плату на полмесяца. Я слышал, как Гузель разговаривала с такими, будто случился конец света. И когда эти «запоздавшие» приходили оплачивать, то заглядывали к нам в кабинет, чтобы извиниться перед Гузель. Они даже не подозревали, что были арендаторы, которые не платили по два и три месяца.

Насколько мне было известно, у Игнатьева не было чёткой позиции по должникам. Я знал случаи, когда компания расторгала договор, у которых был всего один месяц долга.

Игнатьев действовал индивидуально, он всегда был открыт к разговорам с теми, кто просит скидку на первый месяц или немного повременить с оплатой за аренду.

Самая большая задолженность на моём веку составляла три месяца. Она была у киргиза по фамилии Кабилов. У него были две кафешки восточной кухни, шаурмичная, шашлычная и небольшая будка по ремонту обуви. И всё это находилось в одной пристройке к жилому дому, поделённой на несколько помещений. Возможно, поэтому Игнатьев не спешил расставаться с Кабиловым, ведь он занимал в сумме большую площадь. К тому же он худо-бедно платил, с большим опозданием и постоянными вызовами в кабинет директора, но платил.

Вообще у Игнатьева были принципы на этот счёт. Например, он не раз отказывал своим арендаторам, когда те предлагали большие деньги, чтобы занять чьё-нибудь место.

— Нет, нет, нет, — отвечал он, не думая. — Потом по городу пройдёт слух, что у нас выгоняют арендаторов за деньги. Так не пойдёт. Репутация дороже.

Игнатьев постепенно креп после операции и возвращался в прежнюю форму. Всё чаще он давал себе возможность повышать голос и сердиться. Недолго участники планёрки могли безнаказанно признаваться в неудачах.

Я старался не вникать в чужие разборки, но не мог не заметить, как Игнатьев стал особенно злобно отчитывать Юру. Тот не справлялся с возложенными обязанностями, оправдываясь слишком малыми сроками, а Игнатьев в ответ не стеснялся унижать своего сына при всех, обзывая в лучшем случае лентяем и безмозглым бараном.

— Я сколько раз говорил?! — кричал Игнатьев.

— Пап, невозможно сделать, как ты хочешь.

— Всё возможно, просто вы весь день сидите, а вечером начинаете бегать…

Их перепалки продолжались до тех пор, пока Игнатьев прямо во время планёрки не вызвал к себе одного рабочего из бригады Юры. Тот зашёл в кабинет в грязной робе и трясущимися коленями.

— Я снимаю с тебя твои обязанности! — кричал Игнатьев Юре. — Как тебя уж зовут? — обратился он к рабочему.

— Саша.

— С этого дня ты будешь руководить работами, ты теперь бригадир! Расскажи своё видение ситуации.

Юра сидел до конца планёрки с каменным лицом, непрерывно смотря на своего отца. Он больше не сказал ни слова. И видом не подал, что переживает за свою должность. Как будто бы точно знал, что, успокоившись, Игнатьев вернёт всё на прежние места.

Так и произошло. После планёрки они поговорили на спокойных тонах, говорили о чём-то очень долго, я видел их, когда ожидал в приёмной. И уже на следующее утро отец и сын, не повышая голоса, обсуждали дела, которые пошли в гору. А Саша должен претендовать на место в различных книгах по рекордам, как самая непродолжительная работа бригадиром.

С Гульшат мы говорили не только об отношениях полов, но и о безденежье. Мы жаловались друг другу на низкие зарплаты и прочее.

— Поехали на месяц или два в Москву на заработки? — предложила она мне. — Снимем там комнату, заработаем немного денег.

— Много мы за два месяца не заработаем, — говорю. — Если ехать, то на полгода минимум.

— Ну да. Я бы поехала, но мне нельзя надолго отлучатся, у меня здесь мама. Но было бы здорово?

— Да, было бы здорово. И кем бы мы там работали?

— Кем угодно. Где больше платили бы, там и работали. Снимали бы комнатку на двоих, а остальное копили.

Мы оба согласились с тем, что это действительно хорошая идея, которую нам не удастся осуществить, и замолчали.

— А тебе какие девушки нравятся? — спрашивает вновь Гульшат.

— Не знаю, нет определённых качеств. Артистичные, наверное, и весёлые.

— Например, как я? — сказала она, и мы оба посмеялись.

— А вам какие мужчины нравятся?

— Рядом с которым хочется чувствовать себя женщиной.

— Наверное, сложно найти таких мужчин?

— Да, не просто. Эй! — оживилась Гульшат. — А ты чего не ухаживаешь за Василиной? Такая хорошая девушка!

— Она же приехала к какому-то парню.

— Ну и что? Господи! Приехала к одному, а полюбит другого, это же дело такое. Под лежачий камень вода не течёт. Действуй!

Гульшат взбодрила меня словесно, воодушевила на подвиг, и я отправился к Василине. Та тихо спокойно работала у себя в одиночестве. Я планировал пригласить её куда-нибудь, хотя ожидал отказа, но так я бы дал ей понять, что она мне нравится, и начать уже сближаться с ней. Я не знал с чего начать, поэтому начал издалека:

— Как прогресс с твоим парнем? — спрашиваю.

— Никак. Мы уже несколько дней с ним не виделись.

— Что такое?

— В его жизни слишком много места занимает его мама. Он не может от неё отлучится даже пару минут. Наверное, мужа надо искать среди сирот, блин! Главное, он сам меня позвал в свой Альметьевск, сначала в дом не пустил, и мне пришлось снимать жильё, а потом перестал даже на прогулку выходить.

— И что теперь думаете?

— Мы решили взять паузу в отношениях, но, определённо, всё кончено. Если захочет, пусть сам приезжает ко мне в Новосибирск.

— Так ты уезжаешь?

— Ещё не хватало мне здесь оставаться! Я дорабатываю последние дни и сразу домой, — говорила Василина на нервах, продолжая что-то печатать.

Она не шутила и не преувеличивала. Через три дня Василина уволилась и ушла из моей жизни, не попрощавшись. Следом уволилась Лиля. Об её увольнении я случайно узнал несколько до, и также случайно встретил её в коридоре, когда она уходила, и мы попрощались. Это был конец моего второго месяца работы в компании, мне повезло встретить трёх прекрасных женщин, которые украшали депрессивные будни, и две из них в один момент меня покинули. И, как финальный штрих, с отпуска вернулась Гузель.

Я уже и забыл, каково сидеть за компьютером и случайно встречаться взглядами с Гузель. Лучше бы она весь день стояла у меня за спиной и наблюдала за каждым моим действием. Честное слово, так было бы лучше.

— Сейчас я пришлю тебе список новых арендаторов за два последних месяца, — говорит Гузель. — Составь таблицу по алфавиту и посчитай общую сумму.

Этот подсчёт был нужен для расчёта наших зарплат. Я сделал работу быстро, и следом Гузель прислала мне по почте ещё один список, но тот уже содержал абсолютно всех арендаторов компании. Мне нужно было проделать ту же самую работу с новым списком для того, чтобы определить размер бонусов, который зависел от общего объёма.

Этой работой я был занят значительно дольше, потому что арендаторов у компании оказалось намного больше, чем я полагал. Неизвестных мне помещений оказалось так много, что сложно было вообразить, каких размеров бизнес был у Игнатьева в лучшие годы. И ведь город у нас небольшой. Возможно, он действительно владел половиной всего городского бизнеса, как про него говорят. А ещё говорят, что он сидел. А ещё говорят, что он начал предпринимательскую деятельность с того, что продавал металл китайцам, когда другие ещё не понимали в этом профита.

Я закончил с подсчётами, и у меня вышло так: за первый месяц меньше двадцати тысяч, за второй чуть больше двадцати тысяч. За такие маленькие деньги я не работал никогда в своей жизни. Даже на самых убогих работах, на которых мне приходилось работать в Казани, я получал больше.

На место Лили пришла молодая девушка, её тоже звали Лилей. Она была очень красивой, но в ней не было того шарма. Вместо Василины приходили девушки на один-два дня. Никто не хотел работать на том месте, в итоге обязанности по содержанию гостиниц Игнатьев передал Валерии Николаевне, это мама его любовницы.

Примерно тогда я и задумал уходить из компании. Я сам по себе не большой любитель задерживаться подолгу на одном месте. Но работа на Игнатьева меня изнуряла. Тяжело работать в компании, в которой уже давно никто никуда не стремится. Там не было энергии, не было жизни в людях и их работе. Постепенно умирал и я.

— У тебя двадцатка в месяц выходит? — спрашиваю я Алёну, когда мы в очередной раз встретились на ипподроме.

— Меньше, — отвечает. — Двадцать — это много.

— Двадцать — это много?

Она посмеялась с пивом во рту то ли над собой, то ли надо мной.

— Знаешь, я раньше думал, что живу, как все. Но, наверное, я живу беднее обычного.

— Мой Дима тоже немного получает.

— Так вы с ним встречаетесь?

— Ну да.

— А ты гладишь ему по залысине? Возможно, с него монетки посыплются.

— Вадим, не говори так! — она не сердилась, конечно же.

— Если вы с ним однажды расстанетесь, то он будет говорить тебе: «Ты мне всю плешь проела!».

Алёна чуть не подавилась пивом от смеха.

— Вот эта хорошая шутка, — говорит. — Но у нас пока что всё хорошо. Мы договорились познакомить друг друга с родителями.

— А вы уже трахались?

— Ну да, пару раз.

— Серьёзно?

— Мы уже два месяца встречаемся, что такого?

— А где?

— В его машине. Примерно вон там, — Алёна показала на область перед городом, где был густой лесок. — Там очень популярное место, оказывается. Когда мы туда первый раз приехали, место было уже занято. Нам мигнули фарами, и мы уехали. А когда мы там были, нас пару раз так же отвлекли.

— Ты можешь представить, что однажды выйдешь за него?

— Вполне. Он хороший. Ты придёшь на мою свадьбу?

— Приду. А ты на мою?

— Приду.

Я дождался момента и вцепился в её губы. Я проник языком в её рот так глубоко, как только смог, и не отпускал от себя много секунд. Алёнка не сильно и сопротивлялась.

— Что на тебя нашло? — спрашивает.

— Просто дружеский поцелуй.

— Друзья так не целуются.

— Плевать.

Я поцеловал её ещё раз.

— Хватит!

— А мы будем с тобой здесь также встречаться, когда обзаведёмся семьёй?

— Я думаю, да.

— И как ты объяснишь это своему мужу?

— Скажу, что я иду со старым другом на прогулку. А ты будешь со мной видеться, когда женишься?

— Буду. Мы до самой смерти будем дружить.

Алёнка заулыбалась. Я её обнял. И ещё раз засосал.

— Ну да, просто дружеский поцелуй, — прошептала она, оправдывая свою взаимность.

Дальше поцелуев у нас дело не пошло.

Я снова стал соискателем. Как же много раз я видел это слово в анкетах на собеседованиях.

ФИО Соискателя:

Должность, на которую претендует Соискатель:

Предыдущее место работы Соискателя:

Дата и подпись Соискателя:

С моим опытом соискателя можно смело браться за роман. Можно проводить тренинги по соискательству. Или экскурсии по местам, где лучше всего организована работа собеседований.

Нет, серьёзно, вот несколько моих советов специально для тех, кто ещё только планирует стать соискателем. Не ждите многого от компании, которая одновременно приглашает на собеседование по двадцать человек, которые ждут своей очереди в маленьком коридорчике, где сидячих мест максимум для трети из них. Не ждите многого от работы, если проводится общее групповое собеседование. Не питайте больших надежд, если вас просят заполнить анкету и ждать звонка. В уважаемых компаниях с вами всегда будут разговаривать лично, поэтому можете не тратить слишком много времени на заполнение анкеты. Если у компании нет HR-менеджера, и вас принимает кто-то из руководителей, значит конкуренции в виде других соискателей у вас немного. Даже не пытайтесь флиртовать с красивыми сотрудницами компаниями, пока ожидаете свою очередь. Задавайте больше вопросов на собеседовании, делайте всё, чтобы продлить своё нахождение и лучше запомниться. Вряд ли у вас получится продвинуться по карьерной лестнице в компании, которая вместо собеседования, сразу начинает проводить групповое обучение. И, очень важный момент, всегда спрашивайте, перезвонят ли вам в случае отказа.

Быть соискателем, уже имея работу, очень сложно, потому что выбить себе время на полноценное собеседование практически невозможно. Я нашёл работу продавца-консультанта в небольшой магазинчик цифровой техники. Я выбил себе встречу и даже смог найти окно для этой встречи. У компании осталось одно помещение без техплана, о котором я напомнил Гузель как раз в тот день. Она отпустила меня сделать техплан, удивившись моей инициативности, и я бодрым шагом направился добывать себе новое рабочее место.

Тот магазин больше походил на салон по ремонту техники, где вы также могли что-нибудь прикупить — настолько мало там было витрины.

— Это из-за того, что мы работаем только с конкретными брендами, — объяснял мне руководитель магазина, пока мы шли к нему в кабинет. — Зато у нас представлен весь ассортимент у этих брендов.

Мы зашли в его кабинет. Сели.

— Вообще-то у нас сеть магазинов по всей Республики, — говорил тот руководитель. — Наш магазин знают и любят тысячи наших покупателей. Вы о нас раньше слышали?

Атмосфера магазина мне понравилась. Из-за нечастого гостя мне не пришлось бы торчать на ногах весь день в зале, бегая от одного клиента к другому. Я захотел получить ту работу ещё сильнее. Я рассказал весь свой предыдущий опыт работы, рассказал о нынешней работе, рассказал о себе во всех подробностях. Я был хорош. По своему опыту я мог примерно предсказывать, насколько было удачным или неудачным собеседование. По итогу того собеседования, я бы уверен, что меня возьмут.

Мне обещали позвонить в течение двух дней, но не перезвонили. На третий день позвонил я сам.

— Мы приняли решение, что вы нам не подходите, — донеслось до меня из телефона.

Я стоял на лестнице нашего здания, курил, осознавая, что меня не взяли несчастным продавцом в несчастную компанию. Такие отказы принимать ещё труднее, чем отказы от крупных фирм, предлагающие высокую зарплату и хорошие условия труда.

Ко мне подошла девушка едва старше меня, которой я недавно сдал помещение, где она занималась покраской ноготков. Обе её руки были набиты татуировками. У неё большая задница и грудь. Она была самой горячей из всех моих клиенток.

На самом деле, она подошла не ко мне, а к урне, куда выходят все курящие.

— Привет, чего грустим? — она закурила и начала подплясывать, как делает всегда, сколько раз я её замечал на этом месте.

— Просто задумался, — отвечаю.

— Ясно, — сказала она очень безразлично и утонула в телефоне.

Я только хотел расшевелить наш разговор и подкатить свои яйца, как услышал за моей спиной:

— Тебе не идёт курение, Вадим, — это сказала тётка из бухгалтерии, которая выдаёт зарплату. Вообще-то она очень хорошая.

— Это не самое худшее моё качество, — отвечаю, и тётка из бухгалтерии уходит вниз по лестнице.

Оттуда же поднимается Гульшат. При ней я тоже старался не курить.

— Вадим, пора бросать, — говорит Гульшат.

— Нет, мотивации. Нет, ради кого стоило бы бросить.

— А ради здоровья?

— Вы с обеда идёте?

— Нет, я из суда.

За спиной захлопнулась дверь. Это ушла моя горячая клиентка.

— Ну ладно, мне пора, — сказала Гульшат и тоже зашла внутрь.

Мои пальцы обжог тлеющий окурок. Я толком не покурил, пытаясь поговорить. Толком не поговорил, с кем хотел, пытаясь быть со всеми вежливым.

Растаял снег. Я каким-то образом доработал до тёплых, солнечных, почти что летних дней. Какой бы сказочной не казалось зима, она изнуряет. К холодам и всем зимним трудностям я никогда не смогу привыкнуть. Каждый год я просто терплю зиму и жду, когда она кончится.

С приходом обжигающего солнца женщины поснимали с себя верхнюю одежду, оставшись практически в нижнем белье. Некоторые из них носят слишком тоненькие, слишком открытые, слишком прозрачные вещи. Не знаю, подозревают ли они, пока часами крутятся перед зеркалом, насколько хороши. И не важно, что они наденут: брюки, шорты или юбку, футболку, блузку или платье. Любая одежда только придаст им сексуальности. Женское тело слишком прекрасно, чтобы его скрыть.

Я поднимаюсь в кабинет к Игнатьеву, а в приёмной сидит молоденькая секретарша и улыбается мне из вежливости, не подозревая, что своей улыбкой способна поднять не только настроение.

Три спортивные девушки искали себе зал на сто квадратов, чтобы проводить там уроки фитнесса. Три красивых ангела пришли ко мне, оголив свои ножки, животики и половину грудей. Не думаю, что они знали, как изводили моё сознание, пока неспешно осматривали варианты. Как я старался думать о чём угодно, но не об их голеньких ножках, чтобы не возбудиться у всех на виду.

Даже Гузель стала выглядеть приятнее. Она оказалась любительницей платьев. Из всего женского гардероба лично я предпочитаю именно платья. Они лучше всего остального смотрятся на женской фигуре. Но не те платья, что волочатся по земле, путаясь в ногах, как простыня. Настоящее платье не должно быть ниже колен. Всё, что ниже — всё на редкого любителя.

Я даже подумал приударить за Гузель. Сколько можно её ненавидеть. Пора бы уже по-людски разобраться в наших отношениях и стать любовниками. Трахаться лучше, чем ссориться. Секс приносит только пользу. Секс даёт жизнь. Попробуйте придумать довод против этого.

И ведь секс нужен не только молодым и озабоченным. Я как-то услышал женский крик, сидя у себя. Я вышел и увидел, что из цокольного этажа в спешке поднимается уборщица, то есть сотрудница технического персонала.

— Вот негодяй, — пробубнила та.

— Что с вами случилось? — спрашиваю.

— Ничего не случилось, — отвечает мне повар нашей столовой, которая поднималась следом. Она улыбалась. — Просто мужчина захотел женщину, что тут странного?!

— Не городи ерунду. Я Михаилу Васильевичу пожалуюсь, — сотрудница технического персонала засеменила вверх по лестнице.

— Так что же там случилось?

Повар продолжала смеяться над ситуацией, она только хотела мне всё рассказать, как из цоколя показался наш сантехник.

— Что, женишок, не дала баба? — сказала повар сантехнику.

«Ну, всё ясно», — думаю.

«Просто мужчина захотел женщину, что тут странного?!», — заело в моей голове.

Одна ситуация, и две разные реакции. Для одной он стал негодяем, а у другой ситуация вызвала на лице улыбку. Интересно, а повар так же улыбалась бы, если к ней пристал сантехник? Ведь вряд ли она злорадствовала. Наверное, так же посмеялась бы. Дала бы себя немного потрогать, и оба бы угомонились. Ну не думал же сантехник на месте начать сношаться. Просто дал немного волю рукам.

Так что приударить за Гузель, это не самая моя худшая мысль. Но она уж слишком была завязана на семье. Она несколько раз созванивалась со своим мужем. Они не всегда ругались. Чаще ей звонили дети, и она работала с телефоном в руках.

— Я не могу пока говорить, сладкий, мама работает, — говорила Гузель.

Тогда я попросту не решился делать хоть что-то, чтобы сблизиться с ней. Сейчас я понимаю, что лучше бы попробовал и получил жёсткий отказ, но лучше бы попробовал.

— Мам, ты знаешь, что Тоша из Австралии? — спрашиваю я маму, пока она мыла клетку.

— Из Австралии?

— Родился он наверняка здесь, но его парода австралийская. Так что, дома у нас живёт австралиец.

Я искал в интернете информацию о том, любят ли птицы купаться, потому что наш пернатый друг совсем этого не любил. Я пересмотрел миллион видео, но мы так и не смогли приручить Тошку к купанию. Когда мы с мамой ставили ему купальницу, специально купленную, в клетку, около клетки или же просто на пол, Тоша из неё просто промачивал горло. Мы клали в эту купальницу его любимые игрушки, но он их ловко доставал, не наступая в воду.

А между тем, купание было ему просто необходимо. Он постоянно чесался, даже не в период линьки.

— Вши, наверное, надо отнести его к ветеринару, — говорила мама.

— Птицы всегда чешутся, тем более, он ведь совсем не моется. Откуда у него могут взяться вши?

— Всё равно отведём его к ветеринару. Пусть посмотрят.

Тоша — наш член семьи, как-никак, поэтому мы записались на приём и пошли к тётеньке-врачу. Орнитологом оказалась приятная женщина средних лет, она встретила нас, и мы все прошли в её кабинет. Мама рассказала наши опасения, и орнитолог сразу дала неутешительный вердикт:

— У птиц часто встречаются паразиты, надо его обследовать, — она натянула медицинские перчатки и пододвинула к себе клетку. — Сами его достанете или мне?

— Вообще-то он у нас не ручной, не даёт себя трогать, — сказала мама.

— Над этим нужно работать.

Орнитолог взяла небольшой сачок, просунула его через дверцу клетки и принялась ловить моего братика. Она прижала Тошку к стенке клетки этим сачком, да так, что у него крылья распластались в разные стороны. Мне стало немного не по себе, я чувствовал вину за это.

Через мгновение врач осматривала пернатого во всех местах, крутила его, перекладывая с одной руки на другую. Тоша кричал, кусался и пытался высвободиться.

— Тут окна закрыты? — спрашиваю.

— Не волнуйтесь, он никуда не улетит. Ну да, у него паразиты.

— Вши?

— Пероеды.

— Это ещё кто?

— Такие птичьи паразиты.

— Видишь, а ты его ещё целуешь, — сказала мне мама.

— На людях они долго не живут, им нужны именно птицы.

Мы там же купили лекарство для Тошки, и орнитолог первый раз сама прокапала его, чтобы научить нас.

— Главное, не переборщите с дозой, он может умереть от интоксикации, — сказала она.

Ох, мой австралиец. Нам пришлось мучить его несколько недель. Мама держала его в руках, а я со шприца капал лекарство на его макушку. Именно туда, чтобы он не смог достать место клювом. После этих процедур, Тоша и вовсе перестал доверять нам. Перестал даже садиться к нам на руки. А ещё позже мы водили его в ту же ветеринарную клинику, чтобы подрезать когти и клюв. Долго мне приходилось вновь возвращать к себе доверие, но он стал полностью здоровым и перестал так часто чесаться.

Когда мама занималась уборкой, выпускать Тошку было строго запрещено. Потому что из него сыпалась перхоть, пёрышки и какашки по всей квартире. В такие дни я сидел около его клетки и чесал его голову, просовывая пальцы через прутья. Он любит хороший почесон. Иной раз я его так расчешу, что после меня, он продолжает это дело самостоятельно, обтирая свою голову обо всё подряд.

— Тоша — балбес! Балбес!

— Нет, не балбес. Тоша у нас — хорошая птичка.

— Тоша — птичка!

Он машет крыльями, будто пытается, но не может взлететь — верный признак того, что хочет погулять.

— Прости, не могу я тебя сегодня пустить. Мама убирается. А завтра будешь весь день гулять, договорились? Свободу попугаем, да, Тошка?

Он снова замахал крыльями.

— Знаю. В клетке нелегко сидеть. Может, я тебе мультик включу на телефоне?

— Тошечка!

— Хочешь? Ты смотрел «38 попугаев?».

— Тошка-картошка!

— Не смотрел? Там попугай совсем, как ты, только красный.

Вот так я с ним разговаривал, будто он меня понимает. И мне было весело, и, надеюсь, ему.

У Игнатьева были помещения не только в Альметьевске, но и в некоторых других городах. Например, в Казани у него был в собственности весь верхний этаж офисного центра. Ещё в самом начале моей работы в компании он поручил мне продать это помещение, но запросил, как всегда, слишком высокую цену, поэтому им даже никто не интересовался.

Но однажды нашёлся арендатор. Уже утром Гузель сказала мне:

— Завтра тебе нужно будет поехать в Казань, чтобы описать помещение. Постарайся сделать всё без ошибок. Клиенты подойдут на место к восьми утра, будь без опозданий.

Я был нужен в Казани, чтобы описать помещение, это необходимо для составления акта приёма-передачи. Это стандартная процедура, я каждое помещение описывал, чтобы при расторжении договора клиент не забрал с собой имущество компании.

Гузель всё дотошно объяснила, и потом мы поднялись к Игнатьеву.

— Нам нужно срочно передать документы для суда, — говорил он мне. — Человек сам к тебе подъедет и заберёт их. Но это нужно сделать до встречи. Это важно, это очень важно для нас, — повторял Игнатьев. — Отдашь эти документы и пойдёшь на встречу с клиентами. Опиши там всё примерно.

— Не примерно, а точно, — отозвалась Гузель и даже не посмотрела на меня.

— Вот так. Ладно, Вадим, ты можешь быть свободен, нам с Гузель нужно поговорить.

Я пошёл в бухгалтерию и взял немного денег для командировки.

— Я могу на них питаться, или они только на дорогу?

— Можешь питаться, никто это контролировать не будет, — сказала мне хорошая женщина полушёпотом. — Только сохрани все чеки и принеси мне.

— С этим я справлюсь.

На будильнике два часа ночи. Сколько я не выбирал мелодию поприятнее, во время пробуждения она всё равно кажется мерзкой. Я проснулся так рано, потому что на дорогу уйдёт примерно четыре часа, плюс до встречи я должен отдать важные документы, ну и в целом я не люблю опаздывать.

Мама тоже проснулась, чтобы проводить меня. Мы сидели на кухне. Я пил чай и старался запихнуть в себя как можно больше бутербродов, полагая, что не смогу поесть, пока не сделаю всю работу.

— Сейчас бы сел в машину и спокойно поехал, — говорит мама.

Отец в итоге смог оживить машину. Он починил её и вновь поставил во дворе доживать свой век. И он, и мама предлагали пользоваться машиной, но каждый раз упирались в мою гордость. К тому же эта машина была в ужасном состоянии; не на всякой лучше, чем пешком.

— Я не виноват, что у меня нет машины, — говорю. — Накоплю немного денег и куплю что-нибудь.

— Зачем же покупать, если уже есть? Отец ведь не против, он сам тебе говорит.

— Мне от него ничего не надо, я же тебе уже говорил. И вообще он нас, скорее всего, слышит.

— Не слышит. Он спит себе спокойно. У него же сердце не болит за тебя. Как доедешь — позвони мне.

— Ты будешь ещё спать.

— Значит напиши.

— Ладно, — сказал я и сорвался одеваться.

Всю последнюю неделю стоял майский зной, в такую погоду не вериться, что может быть холодно. Поэтому оделся я совсем по-летнему.

— Может, оденешься потеплее? — спросила мама, поднеся тёплую куртку.

Я покривил носом, поцеловал маму в обе щёки и убежал. Белый пассажирский фургон покатил меня в Казань. Я не мог уснуть всю дорогу. Я был даже на подъёме. Давненько я не был в этом славном городе, соскучился по нему, как по человеку.

Я вышел в центре города. Ещё на подступах понял, что приехал слишком рано. Мне нужно было где-то скоротать без малого два часа. Выходя из машины, я почувствовал боковой удар ветра. Совсем не летний, совсем не дружелюбный. К тому же моросил дождик. Я съёжился и зашагал в знакомую забегаловку, ругая себя за беспечность.

Забегаловка была турецкой кухни. Я постоянно ходил сюда студентом, выбирая дешёвые блюда, но в тот день я закал себе огромную тарелку плова, мяса, овощей и прочего. В зале я был один, скорее всего, был первым посетителем. Уже ожидая заказ, я почувствовал себя плохо. Видимо, упало давление. Или поднялось. Я в этом не разбираюсь, но силы резко стали меня покидать. Я почувствовал усталость и желание выспаться. «Сейчас, — думаю, — поем, и всё пройдёт». Но чем больше я закидывал в себя еды, тем хуже мне становилось. Меня начало тошнить, и я отстал от еды, не съев и половины. А исцелил меня горячий чай. Его я выпил вдоволь. Вместе с потом из меня вышла хандра. Я согрелся и набрался сил.

Адвокат, которому я должен был передать судебные документы, опаздывал из-за пробки.

— Я еду, буду через двадцать минут, — говорил он мне по телефону.

Я ждал его, спустившись в метро, где теплее. Грустный люд шагал мимо на свои нелюбимые работы — на любимые работы люди ездят на дорогих машинах. Мне захотелось ссать, а туалет был ещё закрыт. Вокруг меня открывался маленький подземный бизнес с яркими вывесками: печать на футболках, цветы, пекарни, различные магазинчики. Поезда по очереди привозили всё новых и новых грустных людей.

— Пробка очень большая, буду минут через тридцать, — говорил тот адвокат.

Я снова проверил туалет — всё ещё закрыт. Его закрывают на ночь, потому что он платный. Негоже, чтобы люди ссали бесплатно. Я устал стоять. Устал терпеть желание опустошить мочевой пузырь. Я бы мог прогуляться до ближайшего парка, где тоже есть туалет, но не хотел, чтобы адвокат ждал меня, если я не успею вовремя вернуться. Оказывается, в сувенирные лавки и прочие места кто-то заходит, и даже что-то покупает. Проходя мимо них в спешке, кажется, что они не знают посетителей. А ещё я узнал, что все продавцы знакомы со своими соседями. Они здороваются, делятся новостями и вообще стараются коммуницировать, пока нет покупателей. У них там маленький городок, который не обращает никакого внимания на проходящую мимо толпу.

— Поток еле движется, я такого ещё не видел, — вновь оправдывался адвокат.

На мне была курточка вишнёвого цвета. В таких цветах ходили бандиты в девяностых. Я, когда увидел её в магазине, купил не раздумывая.

— Хэллоу! — ко мне приближается мужик пятидесяти лет, протягивая руку. Ну, я протянул ему в ответ свою. — Я тоже из блатных, — говорит, не отпуская мою руку. — Я сам из Подмосковья, сидел тут у вас. Ты знаешь серпуховских? Я ваших всех знаю.

Я вырываю свою руку.

— Ну ладно, бай, — сказал мужик и ушёл.

Между тем, я был готов заплатить круглую сумму за возможность поссать. Прошло около часа, с тех пор, как я позвонил адвокату в первый раз. Туалет по неизвестной причине всё никак не открывался. За это время я бы смог обойти несколько парков и опорожниться в каждом из них, если бы адвокат сразу честно признался, что будет значительно позже запланированного.

— Я уже совсем близко. Буду через десять минут.

Дождь всё не переставал. Я вышел из-за укрытия, чтобы не пропустить его машину. Адвокат прикатил на престижной тачке, вальяжно развалившись на сиденье. Я встретил его весь обмокший, замёрзший и уставший. Он лишь слегка приоткрыл окно, куда я просунул документы.

— Подвезёте меня? Я опаздываю, — говорю.

— Я сам опаздываю. Могу подвезти только до суда.

Я запрыгнул в тачку адвоката, и мы проехали всего две остановки.

— Подбросил бы до места, если бы мог, — сказал мне адвокат, и мы распрощались.

Идти было не далеко, но дождь усилился. Он поливал так, словно я стоял под душем. Но с этим я бы легко смирился, если бы не огромное желание срочно обоссаться.

Зазвонил телефон. Это была Гузель.

— Ты где? — спрашивает.

— Подхожу.

— Ты должен был быть уже там!

— У меня ещё есть пять минут. Я успеваю.

— Взрослые люди приходят заранее. Они тебя уже ждут!

Офисное здание оказалось приличного вида, недалеко от центра. Странно, что такое лакомое место так долго пустовало без арендатора.

При входе меня никто не встретил. Я постоял немного, ко мне никто не подошёл. «Наверное, они уже поднялись», — подумал я. Но, поднявшись на свой этаж, я никого не обнаружил. Я отворил дверь и вошёл в девяностые. На стенах были старые жёлтые обои, на полу оборванный линолеум.

Держать в себе некогда выпитое больше не хватало сил. Я отыскал туалет и испражнился в один из унитазов. Ясное дело, смывать было нечем. Я надеялся, что клиенты не станут заходить в туалет, в котором даже свет не включался. А если зайдут и начнут возмущаться, то скажу, что так было до меня.

Но клиентов не было вовсе. Я позвонил Гузель.

— Они уехали что ли? — спрашиваю.

— С чего ты взял?

— Ты сказала, что они меня ждут, а их нет. На улице ко мне никто не подошёл, и здесь никого.

— Я думала, что они приехали. Я не говорила, что они уже там.

— Нет, ты так сказала.

— Ты опаздывал на встречу, я хотела тебяпоторопить.

— Я не опаздывал. Я успевал вовремя, и пришёл бы ещё раньше, если бы адвокат не задержался. Я единственный, кто никуда не опоздал, хотя приехал из другого города.

— Ладно. Сейчас позвоню им, скажу, что ты на месте. А пока начинай свою работу.

Опись помещения заключалась в том, что мне нужно было обрисовать состояние каждой отдельной комнатки. Причём обрисовать таким образом, чтобы было понятно, какая комнатка имелась в виду. Тот объект содержал множество комнат, и для каждой мне необходимо было составить список имущества от обоев на стенах до розеток или дымовых датчиков. Нужно было различать одинарные розетки или двойные, то же самое с выключателями. А окна нужно было различать не только на деревянные и пластиковые, но и на двухстворчатые и трёхстворчатые. Иногда на стенах висели неизвестные мне объекты, тогда я фотографировал их и прилагал фотографию к документу.

Вскоре зашли двое. Один молодой, другой постарше. Молодой постоянно задавал мне вопросы, пока я описывал помещение. Второй молча осматривал помещение, задавая мне лишь уточняющие вопросы. Молодой вёл себя очень активно, мне даже казалось, что он выделывается передо мной.

— У вас все документы готовы? Наш директор приедет сюда, чтобы подписать документы и сразу же уедет, — говорил он мне.

— У меня все документы приготовлены, — отвечаю.

— Он не будет ждать. Он очень занят. Он очень важный человек, — тараторил он, не давая вставить слово, а потом с деловым видом звонил кому-то по телефону.

С собой у меня был договор в двух экземплярах и последняя страница акта приёма-передачи, их, по договорённости, клиент должен был подписать. Из этого договора я узнал, что арендуемое помещение будет использоваться в качестве медицинского центра.

Молодой пробыл недолго, но за это время он успел мне надоесть своей болтовнёй. Он ушёл, а вместо него пришёл мужчина в очках зрелых лет, это был директор компании. Я неспешно делал опись и краем уха слышал, как двое мужчин рассуждают, где и как именно расположить ресепшн, а где место для ожидания. Потом они направились дальше и решили заглянуть в туалет. Там стояла вонь от моей мочи. Я услышал, что они замолчали. Выходили из туалета они уже молча, и директор сразу направился ко мне.

— Я могу посмотреть наш договор? — спросил он меня.

— Конечно, — говорю и передаю ему договор.

— А ты сейчас чем занят? — спросил он, прочитав договор.

Я объяснил, и он посмотрел на мои записи.

— Получается, акт я подпишу сегодня, но я его не получу?

— К сожалению, у меня нет возможности его напечатать. Вас это не устраивает?

— Меня устраивает, а вот моего инвестора может не устроить. Ты долго здесь ещё будешь?

— Ещё час провожусь.

— Тогда дождись меня. Не уходи до моего приезда.

— Хорошо.

Я остался один. Мне предстояла большая и нудная работа. Обычно я описывал помещения, которые состояли максимум из трёх-четырёх комнат, а тут их было более двух десятков. Заходишь в комнатку, а внутри неё ещё две и туалет, который тоже нужно описывать отдельно.

Директор вернулся минут через сорок в приподнятом настрое. Я ещё занимался описью.

— Мне с тобой улаживать вопросы или с девушкой? — спросил он с порога.

— Лучше с Гузель, она руководитель.

— Можешь её набрать, у меня не сохранился её номер?

Они долго трепались по моему телефону, обговаривая важные вопросы, пока я делал свою маленькую работу. Кто-то же должен её делать. Кто-то должен сосчитать количество розеток, чтобы компания не разорилась на них. Они обговаривают проведение ремонта в счёт оплаты аренды, а я знаю количество выключателей в каждой комнате. Я знаю, сколько дымовых датчиков и сколько трёхстворчатых окон. Эти знания пригодятся в случае пожара, когда придётся покидать помещение через окно. А ещё я знаю, кто нассал в унитаз.

День выдался сумасшедшим. Перед тем как вернуться в Альметьевск, я заглянул в гости к брату. Они угощали меня вкусным рагу с крупнонарезанной картошкой. Во всём свете есть только два блюда вкуснее этого.

В маленьких городах нет понятия «центр города». Можно сказать «центр» в географическом смысле, но не факт, что там будет центр притяжения для горожан и туристов, состоящий из деловой части, торговли и развлечений. В лучшем случае в провинциальном городке вы встретите понятие «центральная улица».

Именно на такой находился самый дорогой, самый обустроенный, самый любимый мной объект во всём владении Игнатьева. Это был китайский ресторан. Вернее, он был просто рестораном, но последние несколько лет его арендовал китаец, и обустроил всё в китайском стиле. Того китайца звали Иван, но он был настоящим китайцем, еле-еле говорящим на русском. Я видел его пару раз, когда он заходил к нам в кабинет, чтобы вернуть часть задолженности и попросить у Гузель отсрочку на возвращение оставшейся части. Вообще-то он мог легко уехать в Китай, что и делал, но приезжал, чтобы расплатиться с нашей компанией. Не знаю, зачем ему это было так важно, видимо, он боялся, что больше не сможет вести свой бизнес на территории России, ведь этим делом занималась Гульшат, обратившись в суд.

Так или иначе, китаец съехал, и ресторан пустовал около двух месяцев. Игнатьев просил за него четверть миллиона в месяц. При мне этим рестораном в серьёз интересовались лишь дважды.

На красивой тачке, на высоких каблуках, с болтающимися в разные стороны сиськами приехала женщина лет тридцати в коротеньком платье.

— Здравствуйте, — говорит. — У нас есть несколько ресторанов в Казани, и ещё в паре городов, — говорит. — Я видела объявление, хотелось бы посмотреть вариант.

Мы поехали с ней к тому ресторану на машине, на которую я смогу заработать ближе к пенсии, работая на всяких Игнатьевых. Я всю дорогу пялился на её ножки. Она о чём-то говорила, а я ей что-то отвечал, но в памяти у меня сохранились только её ножки.

— Эта улица многолюдна? — спрашивают они меня, когда мы прибыли на место.

— Вполне.

Ножки вышли из машины, и я за ними. Они остановились на крыльце, будто чего-то испугались.

— Над входной группой нужно будет поработать, — сказала клиентка и сделала фотографии на телефон.

Я, кстати, никогда не вмешивался в размышления клиентов, никогда ни на чём не настаивал и не пытался продавать. Я даже рот не открывал, пока они осматривали объект, только если они меня о чём-то спрашивали. А за той клиенткой я и вовсе наблюдал издали, как настоящий маньяк.

Китайский ресторан находился на втором этаже, а на первом того же здания были обычные кафе и шашлычные, которые тоже были во владении нашей компании. Поднявшись наверх, мы встретили две двери. Перед ними клиентка снова замельтешила.

— И здесь придётся поработать над входной группой, — снова щёлк-щёлк.

Я отворил первую дверь, и мы попали в коридорчик с гардеробной. Далее был зал ресторана. Ничего необычного, если вы бывали в китайских заведениях. С потолков свисали подобие китайских фонариков и религиозные амулеты. Ещё там была барная стойка, украшенная зеркальной мозаикой.

Щёлк-щёлк.

Даже столики со стульями выглядели как-то по-китайски. Я не знаю, как должны выглядеть китайские столы и стулья, но что-то в них было.

— Раз, два, три…, — считала клиентка посадочные места. — Очень много свободного пространства, можно добавить столики.

— Там, наверное, место для танцев.

— В приличном заведении люди не танцуют.

В конце зала находились вип-комнатки. Их антураж напоминал стриптиз клуб. Они были выполнены в тёмно-синих и фиолетовых тонах, а диваны обшиты бархатом. Да и сами столики были слишком большими, на таких уместятся и дорогие блюда, и полуголая танцовщица.

Щёлк-щёлк.

Рядом с барной стойкой была дверь. Мы заглянули туда, и нас обуял чайный запах. Там было что-то вроде кладовой, где хранились различные чаи. Запахи были разные, их было так много, что, перемешавшись, они напоминали аромат специй индийской кухни. Я пошарил по коробкам, и начал нюхать одну за другой. Клиентка последовала моему примеру. На этих коробках красовались китайские иероглифы, ни слова по-русски. Я бы прикарманил себе немного, но постеснялся перед клиенткой.

На тех же стеллажах хранилась посуда, от ложек до кастрюль, а дальше, за шторкой, была совсем небольшая комнатка с кроватью. Видимо, Иван работал и жил здесь же.

Вторая дверь в коридорчике вела на кухню. Она была чистой и приятной, если не считать дохлой крысы на полу. Но её можно не считать, потому что от неё почти не смердело. Там были очень причудливые кастрюли и большие сковородки. А ещё много разных печей. Был даже мангал с огромной вытяжкой над ним.

Игнатьев гордился этим рестораном. Он гордился им настолько сильно, что при мне отказал людям в аренде, которые готовы были платить двести тысяч.

— Двести пятьдесят, не меньше, — говорил старик. — Там всё готово к работе. Мы большие деньги вложили в ремонт, там всё новое и дорогое. И место отличное.

К сожалению, и та симпатичная клиента посчитала, что цена слишком высокая. Вернее, так посчитала не она лично, а её руководство. Но, как мне показалось по разговорам, руководителем ресторанной сети был её муж.

Моё последнее воспоминание о ней такое: мы стоим перед крыльцом ресторана, она без конца бормочет про входную группу и делает фотографии. Ветер колышет её юбку, облегая зад и оголяя ножки, а мимо проходят люди, оборачиваясь то на мою клиентку, то на меня. А потом мы сели в роскошную машину и укатили.

— Давайте, еда будет с нас, а с вас машина, — говорила Гузель по телефону. — Хорошо, а что значит постная, я не знаю?

Гузель положила телефон и обратилась ко мне:

— Вадим, что значит постная еда?

— Это еда, которую можно есть во время поста, — отвечаю.

— Это я поняла, а что это за еда?

— В зависимости от поста она может быть разной. Но, в общем-то, это то же самое, что и вегетарианская еда. Купи вегетарианскую еду и не прогадаешь.

— И рыбу тоже нельзя?

— В какой-то пост можно.

— Сейчас ты ешь рыбу?

— Я не держу пост. Я, на самом деле, не особо религиозен.

Это был наш самый откровенный разговор за всё время работы вместе. Новую работу найти я так и не смог, но с каждым днём всё отчётливей понимал, что готов уйти, даже не имея запасного варианта. К увольнению меня подтолкнул косоглазый арендатор.

Двое парней, едва старше меня, вместе арендовали кафе на окраине города. У них возникла проблема: стала протекать крыша. С начала оттепели эти парни приходили к нам периодически жаловаться и писать заявления на имя Игнатьева. Игнатьев давал распоряжение сначала отремонтировать крышу, а потом и перестелить полностью весь рубероид.

Делу это, видимо, не помогало, крыша продолжала течь, а эти парни продолжали приходить к нам. Дошло всё до того, что Гузель стала бояться подниматься с ними к Игнатьеву, потому что старику надоела эта проблема.

— Ну, крыша ведь действительно протекает, Гузель, — говорили те парни.

— Знаю, — отвечает. — Поднимусь к директору без вас.

Эти клиенты не были скандальными, они со спокойным видом сидели в нашем кабинете без толку. Но не сидеть они не могли, протечка мешала ведению их бизнеса. У них был выбор съехать или продолжать вот так сидеть, пока Гузель думала, как снова обратиться к Игнатьеву по этому вопросу.

Один из этих парней был косоглазым. Когда Гузель в очередной раз ушла наверх, а эти парни остались сидеть со мной, косоглазый начал палить мою работу. Я перебирал папку с техпланами помещений, не помню для чего, видимо, составлял очередной договор аренды. Косоглазый спросил меня:

— И нравится тебе твоя работа?

— Временами.

Второй парень незаметно пнул косоглазого ногой, но я заметил, и косоглазый больше не проронил ни слова. Тогда-то я и убедился окончательно, что просиживать место на этой работе мне больше не хочется.

Я пошёл в отдел кадров, чтобы написать увольнительное, но Валентина Александровна срочно куда-то уходила.

— Давай потом, мне нужно срочно бежать, — успела она сказать мне и убежала.

Как оказалось, у неё возникли проблемы со здоровьем, и она в итоге убежала почти на неделю. Всё это время я работал с ещё большим отвращением к работе. Гузель заметила мою возрастающую пассивность.

— Вадим, если ты хочешь здесь работать, возьмись за дело. На работе нужно работать.

Я не хотел ей говорить, что собираюсь уходить, поэтому как-то работал.

Единственное светлое пятно, произошедшее в тот период, это случай, когда к нам заглянули два студентика. Один был очень разговорчивый, а второй очень неразговорчивый. Вообще-то я не знал, были ли они студентами, но по возрасту в точности подходили.

Они искали помещение для кальянной. И, если честно, выглядели немного смешными, потому что вели себя по-взрослому, но такими не казались.

Я показал им кальянную, что находилась в ресторанном комплексе рядом с нашим зданием, они поморщили нос и попросили показать что-нибудь ещё. «Ну что же, хотя бы от рутины сбегу на время», — подумал я и взял ключи от всех помещений, которые им могли подойти.

Втроём мы вышли на улицу. Говорливый студент достал брелок сигнализации, нажал на кнопку, и на это отреагировала спортивная немецкая машина. Двухдверная купе. Белоснежно-белая. И очень быстрая. Я не знал конкретно эту модель, но подозревал, насколько она быстра.

Говорливый сел за руль. Неговорливому пришлось лезть на задний ряд, а я сел вперёд. Двигатель заревел, и я понял, что под капотом селится монстр. Конечно же, тот парнишка не мог не покрасоваться передо мной и не понажимать педаль в пол, оставляя весь поток позади. На самом деле, он делал так не раз и не два, а всё время, где мог.

Мы приехали на первое место, оно оказалось неподходящим. Педаль в пол, и мы уже в другом месте. Мимо нас проходили раздетые дамы, когда мы выходили или садились в машину, и трахали глазами дороговизну нашей тачки.

— Этот бизнес в последнее время душат законами, но мы имеем над собой защиту, — хвастался мне говорливый. — У нас есть одна кальянная, хотим расширяться.

— Правда? Где? — я просто поддерживаю разговор.

Он назвал улицу и номер дома.

— В этом доме есть кальянная?

— Ну да.

— Что-то я её не видел.

— А ты хорошо знаешь этот дом?

— Ага, я в нём живу.

Мы приехали смотреть в третье место и четвёртое. Ничто их не убедило, и мы расстались.

— Неужели это такой выгодный бизнес? — спрашивает меня мама за ужином, когда я рассказал ей о произошедшем днём.

— Не может такого быть, что они сами заработали себе на эту машину в таком возрасте, — говорю. — Это точно дети богатых родителей.

— Тоша! — донеслось с правого плеча.

— Вернее, богатые родители только у того, кто сидел за рулём. Это объясняет его активность и лидерство. А второй, скорее всего, его друг по школе или институту. Он явно на вторых ролях и не спорит с этим.

— Ешь картошку, пока не остыла.

— Картошка! — донеслось с левого плеча.

— Тошка-картошка, не мешай Вадиму кушать. Надо его закрыть, он спать уже хочет.

— Погоди, дай я с ним покушаю.

Позже я нашёл кальянную в своём доме, о которой говорили те студенты. У двери не было ни единой вывески, но она точно работала. Я не стал к ним заходить и строить из себя друга, но один раз видел их за уборкой газона придомовой территории. Я шёл на обед, а они работали граблями и лопатами.

— Картошку что ли сажаете? — говорю я.

Мы поздоровались, и говорливый от души посмеялся над моей шуткой. У него в целом было хорошее настроение, он орудовал лопатой намного активнее. А вот второй работал без энтузиазма, будто чурался физического труда. Ему повезло встретить богатого друга, иначе бы он ходил у меня в помощниках.

— Почему не говоришь, что уходишь? — спрашивает меня Гузель.

— Я сказал Валентине Александровне, — отвечаю.

— Почему увольняешься?

— Возвращаюсь в Казань, — я заранее придумал причину ухода.

Гузель замолчала. Она поняла, что проиграла мне. Проиграла в том, что своим пренебрежительным отношением потеряла сотрудника, который брал на себя нелюбимые обязанности. Она заигралась в начальницу, думая, что навсегда подчинила меня, как своих детей, как своего мужа. И все оставшиеся дни говорила со мной нежно, как стоило бы разговаривать с первых дней.

Баба из отдела кадров попросила поработать, пока будут искать мне замену, но не более недели. А Игнатьев вызвал к себе на разговор.

— Мне доложили, что ты от нас уходишь? — говорит.

— Да. Я возвращаюсь в Казань. После Казани, мне здесь сложно.

— К сожалению, в Казани у нас нет работы, и нам нечего тебе предложить. Раньше у нас был там офис, но теперь…

Старик наивно полагал, что он востребованный работодатель. Он застрял примерно пятнадцать лет назад, и с тех пор не сдвинулся с места.

С ним мы расстались на дружелюбной ноте. А ещё на дружелюбной ноте я распрощался с Раимом. Я вышел покурить на крыльцо, как тут же ко мне подошёл Раим.

— Слышал ты уходишь? Мы ведь только начали нормально работать, — говорит он.

— В смысле только начали нормально работать? — голову даю на отсечение, что именно Гузель подослала Раима ко мне. И клянусь, я понял это сразу же.

— Мы же только начали работать, — перефразировал Раим, но получилось ещё более неестественно.

— Я возвращаюсь в Казань. После большого города здесь очень скучно.

— Да, у меня тоже такое было, как только приехал сюда.

— А откуда ты приехал?

— Из Ташкента. Ну ладно, счастливо тебе, — сказал и ушёл.

Неделю работать мне не пришлось. На третий день, вернувшись с обеда, Гузель сказала:

— Можешь одеваться и идти домой. Что ты здесь будешь сидеть.

Я собрал свои вещи и чуть не забыл попрощаться с Гузель.

— Пока, — ответила она мне так же.

Я поспешил к Гульшат. С ней я точно не мог не попрощаться. И, пока поднимался, поклялся себе, что поцелую её на прощанье.

— Здравствуйте, — говорю, заходя в её кабинет. — Я ухожу.

— Уже?

— Ну да. Пришёл попрощаться.

— Нашли кого-то вместо тебя?

— Нет, но мне до этого нет дела.

— Давай, прощай. Без тебя, конечно, будет не так интересно.

Я потянулся к ней с объятиями, она их приняла. А когда мы разнимались, я поцеловал её в щеку, а потом и в губы. Она на это ничего не сказала. Мы ещё раз попрощались, и я ушёл.

Ни с чем не сравнимое чувство идти домой, уволившись. Кажется, что весь мир открылся перед тобой, открылся для новых возможностей. И чем более нелюбимая работа у вас была, тем большие возможности откроет мир перед вами. Увольняйтесь почаще. Одно условие: вы должны уволиться по собственному желанию.

— Хорошо, что ты мне позвонил, нам нужно увидеться, — говорит мне Алёна.

В магазине, куда мы зашли за пивом, Алёна настояла на том, чтобы я купил себе не меньше двух бутылок. А всё потому, что она тоже хотела купить себе две бутылки, и, чтобы не выглядеть перед продавщицей нелепо, уговорила меня купить не меньше, чем у неё.

Мы двинули в сторону ипподрома. Я спрашиваю:

— Что у тебя случилось?

— Ничего. Я теперь свободная девушка, и хочу напиться.

— Свободная? А Дима?

— Мы с ним расстались.

— Вы с ним расстались? Или он тебя бросил?

— Лучше сначала выпьем, и я тебе всё расскажу.

Мы пришли на своё место и сели. Я только думал открыть первую бутылку, как краем глаза увидел, что к нам идёт мужчина. Он был вдалеке, но я смог разглядеть на нём форму.

— Постой, — говорю я Алёнке. — Пока не открывай пиво, к нам идёт кто-то. Возможно, это участковый.

Мужчина шёл именно к нам. Вообще-то он почти бежал. Он пробирался через всю трибуну, запыхаясь и спотыкаясь. Когда он подошёл к нам совсем близко, я увидел на нём форму МЧС.

— Здравствуйте, молодые люди, — говорит он, глубоко дыша. — Вы не видели здесь человека в белом халате и в белых тапочках?

— Не видели, — отвечаем.

— Точно не видели?

— Точно не видели. А что произошло?

— Из психбольницы сбежал пациент. В городе мне сказали, что он направился в эту сторону.

— Нет, мы не видели.

Мужчина в форме ушёл. Он присоединился к другим мужчинам в форме. На поиски сбежавшего выделили целую группу, я видел, как они прочёсывали местность, совещавшись, куда лучше направиться. Но мельтешили они не долго, через несколько минут они пропали с моего поля зрения.

— Как у него получилось сбежать из больницы? Неужели его не смогли поймать? — рассуждала Алёна.

— А ты бы стала его ловить, если бы увидела на улице?

— Я-то нет, но мужчины должны были что-нибудь сделать.

— Кому это надо? Тем более, на нём не написано, что он сбежал из психушки.

— Он же был в белом халате. Слышал, что мужик сказал?

— Ага. В белом халате и тапочках.

— Каких ещё тапочках?

— Тот мужик сказал, что сбежавший был в белом халате и в белых тапочках.

— Не говорил он ничего про тапочки.

— Нет, он сказал так.

— Он сказал только про халат, про тапочки ты уже придумываешь.

— Так что у вас с Димой произошло?

— У нас всё было хорошо. Он даже познакомил меня со своими родителями. Я им не понравилась, и через неделю он меня бросил.

— Как ты узнала, что ты не понравилась его родителям?

— Дима мне об этом сам сказал.

Я засмеялся во весь голос.

— Мать, ну ты и влипла с этим Димой, — говорю.

— Ну, кто ж знал-то?

— Я знал. Я тебе ещё в начале сказал, что он тебе не пара.

— Ты просто так это сказал.

— Нет, не просто так. По нему видно, что он быдловатой натуры. Такие не становятся ни хорошими мужьями, ни хорошими отцами.

— А он мне ещё позвонил спустя несколько дней, как меня бросил, и предложил покататься на машине и заняться сексом.

Я снова смеюсь во весь голос.

— Мой вердикт: этот Дима изначально не хотел быть с тобой всерьёз. Он заполучил себе секс, ему надоело, и он бросил тебя.

— Я вообще решила мужчин к себе больше не подпускать, если не увижу от них серьёзных намерений.

Наши бутылки пустели. Мы становились пьяными. Алёна по привычке начала нас фотографировать на свой телефон. Потом начала требовать, чтобы и я фотографировал нас на свой телефон. Потом мы заговорили о всякой ерунде. Я даже на мгновение выбился из беседы, благо Алёнка любила потрепаться, что даже не заметила моего отсутствия. А, когда у нас закончилось пиво и закуска, я посадил Алёну к себе на колени. Я целовал её шею и верхнюю часть груди, одной рукой гладил её бёдра и ноги. Алёна всё продолжала что-то лепетать, я засунул руку между её ног, она была не против. Я теребил её промежность и целовал грудь, а потом сунул руку в ей штаны.

— Эй, туда нельзя, — говорит она мне, схватив мою руку.

— Совсем чуть-чуть, прошу.

— Уф! — прошипела она, но отпустила мою руку.

Я проник под её трусики. Она была очень гладкой. Я коснулся её половых губ и почувствовал, что кончаю. От перевозбуждения я кончил, даже не занимаясь сексом или мастурбацией. Я сделал вид, будто у меня сводит ногу. Я сбросил с себя Алёну и держался за свою икру, пока оргазм не кончился.

— Это от холода, — говорит Алёна. — Я тоже вся замёрзла. Пойдём отсюда, но сначала мне нужно в кустики.

Мы сходили в кустики и направились в город. Было уже темно, время близилось к полуночи. Мы прижались друг к другу, чтобы согреться и шли по аллее бодрым шагом. Впереди себя примерно за сто метров я увидел белую фигуру человека, сидящего на скамейке. Я списал увиденное на темноту и слабое зрение. Мы приблизились ещё, а фигура всё отчётливее стала походить на сидячего человека.

— Смотри, там кто-то сидит, — говорит мне Алёна.

— Ты тоже это видишь?

— Что это?

— Я не знаю.

— Давай, не будем смотреть, просто пройдём мимо.

Но я всё-таки не удержался и взглянул на непонятный силуэт ещё раз, когда мы проходили непосредственно мимо него. Определённо, то был человеческий силуэт, сидящий прямо, как за школьной партой, только руки у него лежали на ногах. Он был одет весь в белое, даже немного светился. Лица не было видно, оно было смазано, как на некачественной фотографии.

Мы прошли мимо и больше не оборачивались. Это не был глюк от пьяного сознания (да и не такие мы уж и пьяными были) или от темноты (местами там горели фонари). Я больше склоняюсь к версии, что произошло искажение предметов, которое почудилось нам обоим. Например, там лежал какой-нибудь мусор или предмет, оставленный за юношескими играми. Я отчётливо помню, что видел силуэт человека, то есть тело, голову, руки и ноги. Вероятно, там лежала кукла с человеческий рост. Лично мне эта версия кажется глупой, но в призраков я не верю, а иных объяснений у меня нет.

Мы почти дошли до дома Алёны, обсуждая призрака.

— Я не верю в призраков, — говорю я. — Их не существует.

— Ну, а что тогда это было?

У Алёны зазвонил телефон. Это был Дима. Судя по их разговору, он уговаривал Алёну встретиться для перепихона. Она была возмущена от такого предложения, но почему-то продолжала с ним разговаривать, хотя стоило бы сразу отключить вызов, или не принимать его вовсе. После этого звонка Алёну снова потянуло выпить.

— Я хочу напиться, — говорит. — Мне всё по барабану. Я свободная девушка. Я хочу напиться, — повторяла она.

Мы нашли круглосуточный магазинчик, где нам согласились продать пиво в такой то час. Мы сели на скамейку у подъезда, как настоящие алкаши. Всегда презирал таких.

— Давай, пей, — говорит она мне.

— Я не хочу больше. Я хочу домой.

— Нет, выпей со мной. Ох, как я хочу напиться.

К слову, пиво Алёна выбрала самое паршивое из того, что было. Мы допили его с большим трудом, на этот раз без всякой закуски.

— Пойдём, ещё выпьем! — закапризничала она.

— Нет, я пойду домой.

— Вадим, я хочу напиться.

— Тебе уже хватит.

— Нет! Я свободная женщина!

Она начала обзванивать своих подружек, чтобы продолжить пьянку. Не с первой попытки она до кого-то дозвонилась, и та согласилась выйти и выпить.

А я между тем отправился домой, не побоявшись оставить подругу одну. Алёна ещё прекрасно держалась на ногах, она могла легко дойти до дома, если нужно было. К тому же, она взрослая и свободная женщина.

Я долго не мог найти работу. Вернее, я находил только ту, на которую не хотелось идти. У меня были скопления, и пока они были, я мог отказываться от черновой работы, не стесняясь перед родителями. Тем более, я имею высшее образование, а это даёт полное право воротить носом.

Честно говоря, первый месяц я не сильно парился. Весь день смотрел кино, играл с попугаем и просто ничего не делал. Свою пассивность я оправдывал тем, что у меня вот такой отпуск, который я заслужил. Но прошёл месяц, и у меня кончились все оправдания. В Казани я искал работу в интернете на нескольких специальных сайтах. Из огромного потока объявлений я всегда находил что-нибудь приличное для себя. В Альметьевске же за целые сутки могло не появиться ни одного нового объявления.

Как же было прекрасно в школьные и студенческие годы, когда я чувствовал себя умнее остальных, и был точно уверен, что смогу найти престижную работу или заиметь свой бизнес. Я тогда искренне не понимал, почему люди корячатся на тяжёлых работах, когда можно заниматься бизнесом.

Мама, кстати, легко воспринимала мои неудачи. Она просто говорила мне:

— Ничего страшного, найдёшь ещё себе работу по душе.

Возможно, она искренне в это верила, а, возможно, она не хотела, чтобы я снова уехал в Казань — вот и подбадривала.

Мы стали встречаться с Алёной на ипподроме каждую неделю. Но посиделки заканчивали раньше обычного, пока ещё светло, чтобы вновь не наткнуться на призрака.

— Ты когда-нибудь задумывался о том, что ты не можешь найти себе девушку, потому что ты проклят? — говорит мне Алёна.

— Я не могу найти себе девушку, потому что мало прилагаю для этого усилий.

— Ну, а я, оказывается, проклята.

— Кто тебе сказал эту ерунду?

— Я ходила к гадалке, и она мне всё рассказала. И не ерунда это вовсе, я сама чувствовала, что проклята.

— Алёна, ради Бога!

— Ну, что? Я сама сначала тоже относилась скептически, поэтому, как пришла, сразу ничего ей про себя не рассказывала. Я говорю: «Вы знаете, зачем я здесь?». А она отвечает: «С мужчинами у тебя не складывается. Один тебя предал, потом второй. Никто замуж тебя брать не хочет, будто проклятую. Так и есть, ты сама это чувствуешь». «Всё так, — говорю. — Всё так». Откуда она могла это знать?

— А кто ещё ходит по гадалкам? Только одинокие девушки, которые не могут найти любовь. Догадаться не сложно.

— Мало ли с чем я могла к ней прийти.

— Например?

— Например, неудачи в карьере.

— Для этого ты ещё слишком молода.

— Или кто-нибудь пропал в семье.

— Маловероятно. Тем более, ты пришла одна.

— Но она же точно угадала! Ты бы так смог на её месте?

— С тобой она угадала. А сколько у неё было неудач? Ты ведь не знаешь. Кстати, сколько ты заплатила?

— Она сказала дать, сколько не жалко.

— И сколько ты дала?

— Не скажу. Короче, она провела обряд, но нужен ещё один, чтобы полностью снять проклятие. Она написала мне список вещей, которые я принесу к ней в следующий раз, и мы устроим костёр изгнания. Пойдёшь со мной? Она и про тебя всё расскажет.

— Я ещё не настолько отчаялся.

Алёна хотела выйти замуж, наверное, больше, чем хотела по-настоящему полюбить. При этом, она не раз признавалась мне, что не будет торопиться с рождением детей, потому что побаивается этого, да и просто не хочет. Она стремилась заиметь статус замужней женщины, будто он сам по себе что-то значит.

Алёна рассказала, что вскоре должна была уйти в отпуск, и что потратит его на поездку в Питер.

— Всего на две недели, не переживай, — говорит она. — Мы с сестрёнкой давно планировали поехать в путешествие на автобусе. Ты был когда-нибудь в Питере? Я вот ни разу. Я привезу тебе какой-нибудь сувенир.

— Буду рад. А почему именно на автобусе? Это же так неудобно.

— Мне кажется, наоборот удобно. Не нужно думать о гостинице, где поесть и куда пойти. Там нас привезут, сами заселят, всё покажут. У них в программе много разных интересных мест. Каждый день мы будем куда-нибудь ходить.

— И ты не сможешь отойти от своей группы?

— Там можно остаться в гостинице, но гулять нужно только с группой.

— Тупо.

— Ничего не тупо. Говорю же, так удобней.

— А сколько будете ехать до Питера?

— Три дня.

— И где вы будете спать?

— Там же. Автобус будет ехать непрерывно. Один водитель будет спать, а другой за рулём.

— А в туалет куда ходить?

— В придорожных кафе. Через какое-то время мы будем останавливаться, чтобы поесть и сходить в туалет.

— И так три дня?

— Ну да.

— Я бы с ума сошёл.

— Но это же так интересно! Ехать куда-то, постоянно в дороге, новые города, деревни. Смотришь в окно на пейзаж, на людей, на проезжающие машины.

— Было бы интересно, если ехать на своей тачке и в любимой компании. А в полном автобусе — это мучение. Что ты будешь делать, если твоё место будет не у окна?

— Я купила билет именно у окна.

— Всё равно тупо.

— Единственный минус: мы вряд ли заедем в…, — Алёна призадумалась. — Город есть под Питером.

— Выборг?

— Нет. Какие ещё есть?

— Я больше никаких не знаю.

— На «Фэ» называется.

— Таких точно не знаю.

— Ты же умный, как ты не знаешь?

— Я не могу знать все города, тем более, под Питером. На «Фэ» я вообще не знаю городов.

— Финляндия! — вдруг вскрикнула она.

— Финляндия? Эта же страна.

— Ну, какая разница страна или город? Я читала в интернете, что она близко к Питеру, но мы туда не поедем, я узнавала.

— Почему ты хочешь в Финляндию, если даже не знаешь, что это отдельная страна?

— Люди пишут, что там классно.

Я лишь немного улыбнулся ситуации. Я бы посмеялся сполна, если бы не знал свою подругу.

Да, моя Алёна такая.

С самого утра я и мама были очень взволнованы приездом брата. Мама в особенности, потому что они не виделись несколько месяцев. Брат приехал в город не по своей воле, он привёз на переговоры финансового директора крупной компании, в которой работал. Работал он личным водителем это финансового директора на очень крутой тачке.

Брат оповестил нас, что приезжает в Альметьевск, но он не знал, сможет ли отпроситься, чтобы мы смогли увидеться. С самого утра мама не отходила от телефона. Они несколько раз переговаривались с братом, он то обещался заехать на полчаса, то всего лишь на пять минут, то вообще говорил, что нет времени заехать. В итоге он смог отпроситься на обед, оставив шефа за деловыми переговорами.

Из окна своей комнаты я увидел, как подъехал белый роскошный японец. Такой крупной машине было немного тесно в нашем дворе. Машина запарковалась, и из неё вышел мой брат. Не в костюме, конечно, но его одежда сидела на нём, как сидит на моделях во время показа мод. Таким статным я его ещё никогда не видел. Он будто сам был шефом, а не водителем. Брат одним прикосновением к дверной ручке запер машину и направился к нам.

Встречая его на пороге, мама по обыкновению не сдержала слёзы. Мы расположились на кухне. Брат еле успевал кушать, отвечая на мои вопросы о машине.

— Я редко выезжаю куда-то далеко, в основном, катаюсь по делам шефа, или отвожу его детей в школу, — говорит он. — Но чаще я просто сижу с остальными водителями, у нас есть комната в гараже с телевизором, интернетом и бесплатным кофе. Не скажу, что всё идеально, но всё же не по полям ездить, — он так сказал, потому что раньше работал в нефтяной компании и на старой машине возил вахту к качалкам.

— Вот, никогда не забывай человека, который помог тебе, — сказала мама. Она сказала так, потому что брат нашёл нынешнюю работу, благодаря знакомому, с которым они раньше вместе возили вахту по полям. — Я всегда буду за него молиться. Как я переживала, когда ты уходил в ночную смену. За окном метель. Лежу и думаю, как там мой сынок. Не сломался ли, не застрял ли, — мама снова пустила слёзы.

— Ладно, что сейчас вспоминать? — успокаиваю я маму.

— Вадим, хочешь прокатиться на машине? — говорит мне брат.

— Конечно.

Мы вышли с ним на улицу, и подошли к машине.

— Смотри, — говорит он. — Тут бесключевой доступ, — брат дотронулся до дверной ручки, и машина отворилась.

— Как это? — спрашиваю.

— По отпечаткам пальцев.

Мы сели в машину и поехали. Машина ехала невероятно плавно, как лодка на волнах раскачивалась в разные стороны. Впереди торчал здоровенный капот, который едва не задевал стоящие машины, когда брат поворачивал.

— Я хорошо чувствую габариты, не беспокойся.

Мы выехали со двора, и брат надавил на газ. Было быстро, но не до безумия. Та машина была не из спортивных, а из премиальных. Она была создана для комфорта, которого там было сполна, а динамики в ней ровно столько, сколько нужно.

Мы сделали небольшой круг по улице. Я видел, как на нас пялились со всех сторон.

— Люди на тебя часто оглядываются? — спрашиваю.

— Ага. Чаще оглядываются молодые девчонки.

Мы вернулись домой. Вскоре брату позвонил его шеф, и, распрощавшись с нами, он ушёл. Роскошный японец покинул наш двор. Я и мама даже помахали ему вслед.

— Хорошо твой брат устроился, я рада за него, — говорит мама. — И женился он удачно, и квартиру купил, и работу хорошую нашёл. Бери с него пример.

— Ему всегда везло больше, чем мне. Всегда и во всём. Я невезучий.

— Не говори так. У тебя свои преимущества.

— Не думаю, что мои преимущества годятся для этой жизни. Я не могу себя найти, не могу даже близко представить, чем буду заниматься всю жизнь. Наверное, буду постоянно менять работу. Надо было вам с папой остановиться на одном ребёнке.

— Не говори так!

А что говорить, если так оно и есть.

От безделья я шатался по сайту поддержанных авто и примерял, какую в теории я мог бы себе позволить. Случайно я наткнулся на объявление, которое называлось «Машина с работой». Я хотел пройти мимо, но что-то заставило меня посмотреть это объявление подробнее.

Продавалась шестилетняя газель со ржавым капотом за относительно небольшие деньги. Машина находилась в собственности мебельного магазина, они продавали её, потому что не хотели держать технику на балансе, а водителя на окладе. Там так было сказано. А ещё там было сказано, что покупателю будет предоставлена постоянная работа от этого магазина. Работа, разумеется, в сфере доставки.

Я позвонил по указанному телефону. Одновременно взрослый и детский мужской голос сказал, что машина в полном порядке, что денег на ремонт не жалели, что гарантировано предоставят работу в случае покупки, что работа будет приносить хороший доход, что продают машину только потому, что им выгодно работать со сторонними водителями.

Мы договорились о встрече. Мне пришлось ориентироваться по окружающей местности, потому что карты в телефоне не находили нужный адрес. То место находилось в промзоне, где я был только в детстве, потому что недалеко располагалась заброшенная компания, где давным-давно работал отец.

Я пришёл в довольно приличного вида складской комплекс. О таких сладах Игнатьев мог только мечтать. Примерно четверть этого комплекса арендовал мебельный магазин. Я сразу увидел машину, которая стояла на продаже, и начал осматривать её, не дожидаясь, пока ко мне кто-нибудь подойдёт.

Через некоторое время подошёл ко мне худющий мужик лет пятидесяти. Это у него голос был не то грубый, не то по-детски высокий.

— Здравствуйте, — пропел он, протягивая мне руку. — Вадим?

— Да, — я протянул свою.

— Ринат Забирович.

Он отворил машину брелоком сигнализации — не знал, что на такие устанавливают. С виду обычная газель, что внутри, что снаружи. Белая кабина и синий тент. По кругу то здесь, то там виднелась ржавчина.

— Ты же на ней не на свидания будешь ездить, — говорил мне Забирыч, когда я начинал придираться. — А со временем сам переделаешь, нужно будет.

К слову, та газель была очень длинной, один только кузов пять метров. В нём потерялся целый комплект летних колёс, которые мне обещали дать в подарок. Сама машина стояла на зимней резине, потому что она не работала с зимы. Внутри кузов был обшит тонкими листами фанеры. Обшит довольно небрежно, но всё казалось надёжным.

— Прокатимся? — спрашиваю.

— Да. Но только я за рулём.

Мы ещё с территории не успели выехать, как дважды заглохли. Забирыч объяснялся тем, что давно не ездил на машине с механикой. Я опасался, что дело не только в этом, но и в неисправном двигателе. Но он освоился, и я почувствовал, что двигатель работает ровно.

Пока мы ехали, Забирыч объяснял мне суть работы. Он делал то же, пока я крутился вокруг машины. Всегда удивлялся, как люди могут так долго и непрерывно болтать, находя всё новые слова и мысли. А суть работы была простой: мне нужно было развозить мебель со склада до адреса по всем городам, где работал этот магазин.

Я сидел и осматривал кабину. Открывал и закрывал всё, что видел. Среди прочего там были два подстаканника, расположенные рядом друг с другом. Я нажал на первый — он вылетел, как новенький. Нажал на второй — тот застрял.

— Подстаканник не работает, — говорю.

— Это не главное преимущество машины.

Честно говоря, я мало соображаю в машинах, поэтому немногое мне удалось понять, прокатившись на ней и заглядывая под капот. Но перспектива хорошего заработка и работы на самого себя, подкупало моё воображение. Я остался полностью доволен от увиденного и услышанного, и уже обрисовал в своём сознании романтическую картину работы на собственной машине.

Мама была не против такой покупки. Её скоплений хватило бы, чтобы купить машину без кредита, но я не мог воспользоваться её деньгами без разрешения моего брата.

— Ну, даже не знаю, — говорит мне брат, когда мы созвонились с ним по телефону. — Ты уверен, что тебе дадут работу?

— Как будто бы уверен. Точно я знать не могу, конечно, но в противном случае у меня будет машина, и я смогу работать на ней в другом месте.

— Какой у неё пробег?

— Без малого четыреста тысяч.

— Ого! Это много.

— Знаю. Они делали капитальный ремонт двигателя менее ста тысяч назад.

— Всё равно много. А ты справишься с работой? Машины вообще-то ломаются.

Короче, брат согласился. Но перед этим прочитал мне большую лекцию по ремонту и содержанию, и наказал посмотреть видеоуроки по устройству авто.

Я купил газель не без проблем. Вернее, проблемы появились, когда я начал ставить машину на учёт. Оказалось, что у неё не было зарегистрировано газовое оборудование. Но в течение одной недели я привёл всё в законный порядок.

После я купил себе нужные и ненужные инструменты, чтобы максимально обезопаситься в случае поломки. Среди них был насос для подкачки шин, домкрат, набор гаечных ключей и прочая ерунда.

Меня не обманули. Когда я был полностью готов к работе, я созвонился с Забирычем, и тот передал мне номер телефона заведующего сладом, который должен курировать мою работу.

Я приехал утром всё в тот же складской комплекс, который со временем вошёл в обиход под простым словом «база». На базе меня встретил толстенький, невысокого роста татарин немногим старше меня.

— Привет. Вадим? — спрашивает.

— Да. Артур? — спрашиваю.

— Да. Придётся тебе подождать. Сначала мы загрузим другую машину.

— Хорошо.

Кого там грузили, я даже не видел, потому что сидел в машине, ожидая команды. Спустя час ко мне подошёл Артур и приказал припарковаться к воротам. Не с первой попытки я припарковался, и меня начали грузить. Машина тряслась, будто в кузове устроили целую оргию. Время близилось к обеду. Я скурил четверть пачки, но так и не сдвинулся с места.

— Сейчас поедешь. Уже заканчиваем, — говорил мне Артур, когда выходил с грузчиками на перекур.

Когда они закончили, Артур дал мне коробку с шуруповёртом, дешёвый телефон, по которому нужно звонить клиентам, и маршрутный лист.

— Смотри, — говорит, тыча в маршрутный лист, — здесь написаны адреса и номера телефонов. Парни тебе будут говорить, куда ехать. Тебе нужно просто приехать на место. Если возникнут вопросы, сразу звони мне.

— Понял.

Ко мне запрыгнули два молодых грузчика, и мы погнали.

Мы поехали в соседний город, Лениногорск. У этой мебельной компании было несколько магазинов в разных городах, но склад был только в Альметьевске, поэтому все машины по городам отправлялись именно отсюда.

Мы ехали в полной тишине. В смысле, не разговаривали. Я включил магнитолу, там играла музыка десятилетней давности. Причём музыка была русская и иностранная, записанная поочерёдно, то есть одна песня на русском, потом на английском, потом снова на русском и так далее.

Навигатор привёл нас на первый адрес. Я открываю ворота кузова и вижу, что вся машиназабита под завязку. Грузчики отдали один матрас, взяли с клиента подпись, и мы погнали на второй адрес. На втором и на третьем адресе мы проделали то же самое. «Быстро, — подумал я. — Девятьсот рублей считай в кармане». За каждый адрес мне обещали платить по триста рублей. Не прошло и получаса, как я обогатился почти на тысячу.

Но мой оптимизм сразу резко упал, когда мы прибыли на доставку дивана.

— Поможешь нам вытащить диван? — сказал мне один из грузчиков.

Я подсобил им. Диван состоял из трёх элементов. Парни взяли один элемент и понесли. Я неспешно выкурил сигарету, а их всё не было. Они вернулись минут через десять. Примерно по десять минут они поднимали каждый элемент дивана. Потом один из них спустился, чтобы забрать из машины шуруповёрт.

— Подожди, — говорит, заметив, что я хочу завести двигатель. — Нам его ещё собрать нужно.

Собирали этот диван они ещё минут тридцать. И того я просидел на адресе около часа, но заработал те же триста рублей. А машина была забита преимущественно диванами. С первыми доставками мне просто свезло.

С одной стороны, работа казалась не тяжёлой. Я ездил по городу, слушаясь навигатора, и напрягался только в тесных дворах, опасаясь задеть стоящие машины. Но ожидания очень утомительны. В первый же день я перебрал все мысли и пересмотрел все социальные сети. Ни одной пачки сигарет не хватит, чтобы дождаться, пока грузчики поднимут диваны и соберут их. Если попадался первый или второй этаж, то дело двигалось немного быстрее, но всё равно сборка занимала очень много времени.

— Так мы же здесь уже были, — говорю, когда мы снова заехали в знакомый двор, но к другому подъезду.

— Ты не удивляйся, такое бывает, — говорит один из грузчиков. — В тот раз мы бы не достали нужный диван.

Грузчики снова пропали на добротный час. Начало смеркаться. У нормальных людей рабочий день уже закончился. Я утешал себя тем, что я работаю сам на себя, без начальства и прочего.

Парни вышли из подъезда и устроили перекур. Покурив, они начали созваниваться с кем-то по телефону. Один из них подошёл ко мне.

— Диван сломанный, — говорит.

— И что теперь делать?

— Пока ждём. Мы позвонили Артуру и девчонкам в магазин, они решают такие вопросы. Возможно, придётся его забирать на склад.

Парни снова ушли, и через какое-то время натурально выбежали из подъезда.

— Всё, едем отсюда быстрее, пока клиентка не передумала, — говорят.

Я быстро завожу двигатель и уезжаю на следующий адрес.

— Чего решили то? — спрашиваю.

— Не знаю. Плевать. Артур сказал валить — мы валим, — говорит один.

— Это просто так не оставят, ты не думай, — говорит другой. — Завтра будут этот вопрос решать. Главное, что сейчас его не пришлось заново спускать.

— Клиентка ругалась?

— Ага. Мозги все выебала, сучка. Мы ей объясняем, что это не наша вина, а она сразу в истерику. Я ей говорю: «Женщина, упаковка целая, мы при вас её вскрыли, мы никак не могли повредить», — грузчик даже вскипятился, рассказывая мне ситуацию. — Это самая неблагодарная работа, — добавил он.

Мы приехали на последний адрес в городе. Было уже темно. Весь двор заставлен машинами. Парни быстро справились с работой, и я покатил на выезд со двора, но уткнулся в тупик. В зеркалах заднего вида кромешная тьма. Даже если задние фонари и работали, то их яркости было не достаточно, чтобы осветить мне дорогу, а по обеим сторонам стояли машины на расстоянии вытянутой руки. С нынешним опытом вождения я бы легко справился с этой ситуацией, легко бы нашёл выход. Но тогда я натворил полную хрень.

В конце тупика был небольшой пятачок. Я решил развернуться там, но в процессе понял, что места недостаточно для моей газели. Грузчики вышли из машины, чтобы помочь. Они предложили манёвр, на который я бы не пошёл с нынешним опытом, но других идей не было. Этот манёвр мне пришлось совершать на довольно крутом склоне. Лениногорск полностью оправдывает своё название. Этот город очень холмистый. Улицы и дворы в нём идут то вверх, то вниз. Ровной поверхности там сложно сыскать.

Короче, я оказался в ситуации, когда мне нужно было выруливать вперёд, подъезжая вплотную к стоящим машинам, а потом сдавать назад, выруливая в другую сторону. Я подъехал вплотную к машине мордой вниз. Включил заднюю скорость, отпустил тормоз, и моя машина покатилась вперёд. Я остановил её в нескольких сантиметрах от припаркованной машины.

— Стой! Стой! — закричали мне грузчики. — Только назад! Только назад!

У меня задрожали руки и ноги. Я понимал, что у меня не получится быстро перебрать педали, чтобы ни на сантиметр не откатиться. Я поставил машину на ручник и вышел посмотреть — до припаркованной машины оставалось около десяти сантиметров.

— Чего вы там крутитесь?! — крикнул мужик с балкона. — Убирайтесь нахуй со двора!

Один из грузчиков вцепился в эту перепалку. Он начал что-то кричать ему в ответ. Их конфликт дошёл до того, что мужик на балконе пригрозил выйти и надавать нам.

— Ну, выйди! Чего ты там стоишь? Давай, выходи! — кричал грузчик.

Ко мне подошёл другой мужик, который курил у подъезда.

— Застрял, что ли? — спрашивает он.

— Мне нужно назад сдать. Вы не сможете?

— Нет, — сказал, оценив ситуацию.

Я попытался успокоиться и найти выход из ситуации, а потом до меня дошло, что машина стоит на ручнике. «Какой же я чайник!», — думаю. Я сел за руль, воткнул заднюю передачу, начал трогаться, почувствовал тягу, отпустил ручник, и машина резво сдала назад. Следующим манёвром я окончательно развернулся и покатил прочь.

Парни обсуждали мужика с балкона, а я истекал потом от волнения, но навсегда извлёк урок из этой ситуации.

К сожалению, мы поехали не домой. У нас ещё была одна доставка в деревне. После инцидента мы разговорились. Один грузчик постоянно с кем-то переговаривал по телефону, договариваясь о встрече. А второй объяснял мне тонкости работы, с которыми мне придётся столкнуться.

До деревни мы ехали минут двадцать. Когда там закончили, навигатор выдал мне два маршрута до Альметьевска. Один был длиннее, он подразумевал возврат в Лениногорск, а второй короче по иной дороге. Я выбрал маршрут покороче, надеясь, что навигатор не поведёт по малопроходимым тропам.

Из плюсов, на том маршруте был асфальт, мне не пришлось ехать по грунтовой дороге. На этом плюсы заканчиваются. Асфальт был вдребезги. Сотовая связь не ловила ни у одного из нас.

— Вот так встанешь здесь, и хрен дождёшься помощи, — сказал один из грузчиков. — В машине курить можно?

— Можно, — сказал я и тоже закурил.

— А ты сюда на постоянку?

— Ну да. Это же моя машина. Я не на окладе.

— Ты её купил что ли?

— Ну да.

— А я думал, водителя нашли. Эта машина полгода стояла около склада, всё водителя не могли найти.

— Почему?

— Сам видишь какая работа. Постоянно дотемна задерживаемся. Быстрее не получается.

— А у вас до скольки рабочий день?

— До шести. Но в шесть мы ещё никогда не заканчивали.

— Доплачивают за переработку?

Парни посмеялись в голос.

— Директора говорят, что мы сами медленно работаем. А тебе что обещали платить?

— Точка — триста рублей.

— Мало. С клиентов они пятьсот берут.

Вскоре мы выехали на трассу, и через двадцать минут были в городе. Я оставил парней у круглосуточной шашлычной. Судя по разговору, их там уже ждала компания. На прощанье я сказал им:

— До завтра, парни.

— Мы на эту шарашку больше работать не будем. Это был наш последний день. Удачи.

Тяжёлый выдался день. Домой я вернулся поздним вечером. Родители уже спали, когда я пришёл. Я сел на диван в гостиной и уснул в раздумьях.

Следующее утро началось с того, что Артур расписал мне так называемый чек, где он написал стоимость всей выполненной работы за прошлый день. У меня вышло без малого семь тысяч.

— Неплохо? — спрашивает Артур, протягивая бумажку.

— Неплохо. Всегда так будет?

— Раз на раз не приходится. Ну что, будешь работать?

Я поработал на мебельный магазин четыре года, пока не продал машину. Многое случилось за это время. Я ломался на трассе холодными зимними вечерами, стоя на обочине, и не зная, что делать. Я кайфовал от красоты пейзажа, приезжая в красочные места. Пробирался просёлочными дорогами в глухие деревни через леса и поля. Познакомился с разными людьми, слушая истории о том, как они потеряли в жизни всё, и пришли работать грузчиками. Я объездил много дорог, выучил несколько городов, как свой родной, и стал виртуозным водителем. Переругался с десятками людей, когда вставал у подъезда на разгрузку, перекрывая дорогу. Уже в течение первого года я вернул маме все деньги, что взял у неё на покупку газели. Тогда же я купил себе легковую машину, не дорогую, но она помогла мне найти девушку, с которой мы встречались после работы и кувыркались на заднем сиденье.

Алёна перебралась в Питер. После поездки, мысль о переезде захватила её ум, и она переехала туда со своей сестрёнкой. Она присылала мне фотки: сначала со своих прогулок по городу, потом со своим парнем, а после со свадьбы, на которую я был приглашён, но не смог приехать.

— А ты разве не хочешь вырваться отсюда? — спросила меня Алёна, когда мы последний раз виделись на ипподроме.

— Конечно, хочу.

— Ты мне так и не рассказывал, почему вернулся из Казани.

— Это сложная история, не хочу об этом говорить. Когда-нибудь я напишу об этом книгу.

— А я в ней буду?

— Ты в ней будешь. Конечно, будешь.