КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Старик [Вера Семенова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Вера Семенова Старик

Пролог

Вспомнить прожитую жизнь — это, пожалуй, почти то же, что пережить ее вновь.

Б. Франклин

Тот, кто ответил себе на вопрос: «Зачем жить?» — сможет вытерпеть почти любой ответ

на вопрос: «Как жить?»

Ф. Ницше

Ярославль, 1992 год.

Может ли человек начать жить заново, забыть о страшном событии, которое фактически перечеркнуло всю его жизнь? Ты берешь всю вину на себя, но ты не виноват, этого предотвратить было нельзя. Если только изменить тот день и час, ту ситуацию и прожить ее заново.

Но это невозможно, потому что так устроена наша жизнь. И ты постоянно задаешь себе один и тот же вопрос и тут же даешь на него готовый ответ.

— Ну почему я не был с ними тогда? Я мог бы защитить. Они были бы живы!

Но ты живешь пока по инерции, потому что возмездие еще не свершилось. А когда все кончено, гнетущая пустота обволакивает твою душу, и ты задаешь себе уже другие вопросы:

— Зачем жить? Как жить?

Кто-то настойчиво трезвонил в дверной звонок. На грязном полу в квартире в окружении пустых валявшихся бутылок из-под водки и пива лежал человек. Звонок разбудил его. Память медленно возвращалась, и приходило осознание. За ним пришли. Раздался треск выламываемой двери.

Прошло 24 года.

Глава 1

Старик Петр Иванович Красавин жил в селе Волково, которое располагалось на высоком берегу Волги недалеко от Ярославля. Изба его находилась на краю села рядом с лесом. Жизнь здорово потрепала старика, так что выглядел он на все восемьдесят лет, хотя в прошлом году разменял лишь седьмой десяток.

Был старик тихий. Дачникам и приезжим, которые обосновались в этом месте не так давно и ничего о нем не знали, он казался нелюдимым, они его даже побаивались и сторонились. Но старожилы, которых осталось в селе не так много, знали Красавина хорошо, так как родился и вырос старик в этих краях. Правда, Иваныч, как его называли старожилы, после возвращения из Ярославля в Волково в конце девяностых, был не очень-то словоохотлив даже с ними. Он становился разговорчивым, только когда на выходные или в отпуск приезжал друг детства Игнат Сидорин. Для Игната он был Петюней, а так называли старика только близкие.

Места в Волково были красивые, не случайно после 2015 года сюда периодически приезжали на съемки киношники, один из которых построил здесь для себя дачу.

Приглашали и жителей села участвовать в массовках, от чего никто не отказывался: и на всю страну тебя покажут, и деньги заработаешь. Одному режиссеру так понравилась колоритная фигура Иваныча — высокая сгорбленная фигура, седая борода, пышная седая шевелюра, скорбный лик в морщинах, — что он неделю ходил за стариком, уговаривая сняться в одном эпизоде, где надо было сыграть монаха. Но согласия так и не добился, киношнику не удалось даже поговорить со стариком.

Интересовались киношники у местных жителей и происхождением названия села, которое те объясняли по-разному: то ли в ближайшем лесу когда-то водилось много волков, то ли хозяином здешних мест был некий Волков. В общем, история об этом умалчивает. Интересно то, что в начале двухтысячных годов появился в этих краях некий бизнесмен по фамилии Волков, уж не из тех ли Волковых… Он и церковь разрушенную восстановил, и ферму, производит молочную продукцию с логотипом «ВИК», что означает «Волков и Компания».

А волки нынче почти перевелись. По крайней мере, ни старик Красавин, для которого лес был вторым домом, ни другие местные жители ни одного не видели. Но в селе знали, что в войну в голодное время волки подходили близко к человеческому жилью. Бывало, что скот резали и даже нападали на людей.

Но в пятидесятые-шестидесятые годы за волков так рьяно взялись, что почти всех истребили. И понятно почему: охота на них велась тогда чуть ли не круглогодично. Государство поощряло охотников, выплачивая им немалое по тем временам денежное вознаграждение. Так, после денежной реформы 1961 года за каждую волчицу давали по двести рублей; если добыл матерого волка — получи сто пятьдесят рубликов; а за волчонка от пятидесяти до ста рублей.

Иваныч помнил, как отец Игната, заядлый охотник, купил мотоцикл «Урал» с коляской, который стоил девятьсот рублей. По тем временам это были огромные деньги. Зато не стало проблемы с доставкой урожая на базар и в любой момент можно было поехать в город по делам. Этот мотоцикл после смерти отца достался Игнату.

Нынче в лесах в районе Волкова охотой мало кто промышляет, кроме заезжих охотников. Но зверья разного водится много: лисицы, лоси, кабаны, даже енотовидная собака встречается. А медведям сам бог велел здесь обитать, не случайно изображение косолапого есть на гербе Ярославля. Медведям вольготно живется, благо малинники здесь всегда знатные были, да после войны еще и пасек прибавилось. А медведь, как известно, любитель сладко поесть. Зайцев с белками тоже вдоволь. Опять же орешники, ельники да сосны для белок — самое оно для прокорма. А зайцам везде вольно, где полей много.

Старик Красавин никогда в жизни не охотился, но был знатным грибником и ягодником. Грибы да ягода были большим подспорьем к пенсии по инвалидности — и сам ел, и продавал на трассе. Были у него свои потаенные места, о которых никто не знал. Уже по весне носил корзинами из леса сморчки и строчки. Собирал их дед на местах вырубок, рядом с молодыми соснами и на тропинках, где солнце лучше прогревает землю. Многие сельчане брезговали и не брали эти грибы, а зря. Спрос на них всегда есть, любители сморчков и строчков говорят, что грибы эти — деликатесные. Да и сам Иваныч грибы готовил: с картошкой пожарить да сметаной залить — дело нехитрое.

Летом, как пойдут маслята, моховики да белые, а чуть позже подосиновики, подберезовики и другие, только успевай собирать. Здесь грибники в лес валом идут, собирают грибы ведрами, корзинами, пакетами, даже мешками, особенно в грибные годы. Правда, на выходных — беда. Горожане лес атакуют: едут и на своих машинах, и на рейсовом автобусе, который проезжает мимо Волково. Иваныч же любил, когда в лесу тишина, поэтому в выходные предпочитал туда не ходить. Зато все будни были его — на работу не надо. Бывало, в день в лес по два раза сходит.

Свежие грибы Иваныч сам продавал на трассе, из них же делал заготовки для себя и для продажи зимой: сушил и солил. Только на трассе стоять холодно, особенно в морозные зимы. А ехать в город на базар, да стоять там — не мужицкое это дело. К тому же за место на базаре надо платить, за билет в два конца на рейсовый автобус. Да тащить банки с соленьем на себе тяжело, не в тех он годах.

Вот и пользовался старик посредничеством местной продавщицы Любочки, дородной женщины, про таких говорят «кровь с молоком». На свои пятьдесят она никак не выглядела, поэтому и звали ее так, а не полностью по имени-отчеству — Любовь Трофимовна. Сестра Любочки проживала в Ярославле, где имела торговую точку для продажи даров природы, которые с удовольствием раскупали заезжие туристы. Ярославцам повезло, что город входит в Золотое кольцо России и туристов в любое время года много, в том числе — иностранных.

Ягоды в Волковском лесу какой только не встречается: земляника, малина, черника, костяника, а с середины сентября поспевает клюква и брусника. Год на год не приходится, то одной ягоды много, то другой — урожай. Как и грибы, дед собирал ее для себя и для продажи. Но сам на трассе не торговал, а нес сразу к Любочке. Он решил так изначально, потому что мороки с ней было много, особенно с малиной и земляникой — долго не лежит. В городе же ягоду продавали стаканами — туристы разбирали очень быстро.

Сам дед больше всего любил чернику, ее в Волковском лесу ведрами собирали. Нравилась ему эта ягода из-за ее особой кислинки. Он и на зиму делал чернику в собственном соку без сахара по рецепту матушки.

Запомнил, как мамка в детстве готовила загодя бутыли и банки, чисто мыла их, сушила на тыне из жердей на солнышке. Как только черника вызревала, мамка шла в лес и брала их с сеструхой. Вместе они много черники собирали. Дома ягоды высыпали на стол и перебирали. Мамка заполняла бутыли и банки до горлышка свежей ягодой, несколько раз встряхивая. Ему в детстве очень нравился этот процесс встряхивания, и Петюня всегда напрашивался в помощники. А мамка затем клала чистую полотняную тряпочку на дно большого чугунка, ставила туда незакрытые банки с бутылями и аккуратно заливала межу ними чугунок горячей водой до трети. Оставалось только поставить в уже протопленную печь и «потомить чернику», как говорила мамка, минут двадцать. Она сок свой и отдаст.

Хранить такую чернику надо было в холодке. А так как с возрастом стали у Иваныча ныть кости и спускаться часто в подпол стало тяжелее, то несколько банок дед всегда оставлял в холодном чулане, в который можно было попасть из сеней.

— Беда с лесом в последнее время, — разговаривал сам с собой частенько дед, сидя на завалинке, — поредел лес. А как не поредеть, деревьев много вырубили, а новые не успевают расти… Постоянного лесничего нет, вот и порядка никакого, не то что в прежние времена. Раньше-то лес совсем другой был, а лесники — настоящие хозяева, таких теперь и днем с огнем не сыщешь. Молодежь-то в лесничие и калачом не заманишь, им развлечения одни подавай. Да, загибается кормилец наш, загибается.

Глава 2

Благо кормилицей во все времена была и остается река Волга. Испокон веков слагали на Руси и пели песни о Волге-матушке. В памяти старика всё чаще всплывали сцены на рыбалке у костра из далекого детства.

— Есть на Волге утес, — заводила сестра Тоня, любительница порыбачить на вечерней зорьке, песню про Стеньку Разина, и все подхватывали: отец, дядя Егор — отец Игната, и они с Игнаткой. У Тони был удивительно звонкий и чистый голос, благодаря которому попала она потом в хор Пятницкого — стала артисткой. Песня звучала, а отец готовил на костре в котелке вкусную ушицу.

Теперь старик тоже пел, когда рыбачил, но про себя, да и странно было бы, если б он запел вслух: вдруг кто услышит невзначай? Да к тому же рыба любит тишину, излишний шум вовсе не надобен. Выходил Иваныч рыбачить на утренней или вечерней зорьке в хорошую погоду или после дождя. Ловил на удочку и с берега, и с лодки. Правда, лодка была старая, швы расходились, и каждый сезон старик тщательно ее готовил — конопатил паклей и смолил. Такая работа всегда была для него в радость, так же как и зимой плести корзины для грибов да туески для ягод. Ловить рыбу сетью было разрешено только тем, кто работал в рыбхозах, для остальных — штраф. Иваныч никогда браконьерством не занимался — закон уважал. Да и куда ему много рыбы! На утренней зорьке предпочитал старик ловить с лодки, а на вечерней посидеть с удочкой на бережке.

Для хорошего улова места надо знать, да и уметь надо — у каждой рыбы свой прикорм. В этом деле с Иванычем мало кто мог потягаться. Еще бы, он был местный житель, а городским, которые дач себе в Волково понастроили, да приезжим, обосновавшимся здесь на постоянное жительство, где им знать.

Рыбы разной в Волге много — лещ, окунь, ерш, карась, язь, плотвичка опять же, уклейки водятся, сазан, судак, можно и щуку поймать — но старик не любил ее, говорил, что она пахнет тиной. Если попадалась щука на крючок, то всегда отдавал ее Любочке, которая ела любую рыбу. К тому же продавщица на данный момент тоже была одинокой: с мужем развелась, а сын работал в Москве. Подкармливал Иваныч ее и другой рыбкой в знак благодарности, так как Любочка никакой выгоды от продажи его грибов и ягод не имела, только ее сестрица.

Поймав разную мелкую рыбку, старик всегда отпускал ее на волю, так как душа у него была добрая, и он считал, что человеку нужно только то, без чего ему не обойтись. А если у него поймана крупная рыба, так зачем тогда мелкая, пусть себе плавает. Если каждый будет мелочь ловить, то крупной рыбы меньше станет, а это не дело.

— Умру я, а Волга все также будет течь, и люди будут жить. А будет ли в ней много рыбы, если так жадничать? О других надо нам всем думать, — приговаривал Иваныч, отпуская рыбешку в Волгу.

На еду старик предпочитал варить ушицу и запекать в печи средних по размеру окуньков в сметане. Окуньки с отварной картошечкой с укропчиком и чесноком, да еще квашеной капусткой и солеными огурчиками — это самая полезная пища для человека. Все натуральное — или выращено на огороде без всяких нитратов, или поймано в реке. Окуньков промыл, почистил — и на сковородку. Времени на приготовление много не требуется.

А вот с ушицей дел побольше будет, да и рассчитана она на то, чтобы не один человек ее хлебал. Мало не сваришь, а одному целый котелок ни к чему. Уху надо съедать сразу, поэтому Иваныч стал брать с собой на рыбалку двух внучат Игната, которые летом всегда отдыхали в Волкове вместе с бабушкой Пелагеей, женой Игната. Ребятня возвращалась домой, гордо неся свой улов, в который старик всегда добавлял часть пойманной им рыбы. Мальцы внимательно присматривались, что и как делает дедушка Пётр Иваныч, так как родному деду Игнату было недосуг из-за работы.

Сам старик научился всем премудростям рыбацкого дела от отца и с удовольствием передавал эту науку мальцам — Никитке с Игорем.

— В ушицу не всякую рыбу положишь, главное в ней клейкость и неж-ность, и вкус должен быть сладковатым. Смотри, Петюня, внимательно, что и как я делаю, — говаривал отец. И Петюня запомнил эти уроки на всю жизнь. В уху старик всегда клал окуньков, жерехов, голавлей, сазанов, жирных судаков. Бульон получался наваристым и очень ароматным. Для прозрачности обязательно добавлял в уху несколько головок лука.

— Остальное на усмотрение, — приговаривал отец. — Главное, чтобы овощи и крупа не перебили вкус рыбы. И специй не переложи. — И это наставление отца неукоснительно соблюдалось.

Вяленую рыбу, плотву и лещей, Иваныч продавал на трассе. Торговля шла бойко, хотя конкуренция была большая — вдоль всей трассы стояли продавцы из разных сёл и деревень по Волге, так что выбор у покупателя был. Но дедова рыба выглядела как-то привлекательнее. Раскупали быстрее, чем грибы, так как рыбка пользовалась спросом у любителей пива. Вяленая плотва по вкусу чем-то напоминает воблу, только это ее сородич. Рыба вобла в этих местах не водилась, только в низовьях Волги. Дед знал, чтобы вяленая плотва была больше вкусом похожа на воблу, надо брать ту, которая покрупнее и успела нагулять жирок, плавая в Каспии. Вот и весь секрет привлекательности. А еще рыба должна быть свежей и не лежать месяцами и сохнуть. С этим проблем не было, так как Иваныч не гнался за большим уловом.

— А с Волгой в последнее время, как и с лесом, беда, — часто думал старик. Вот после войны еще можно было поймать в сеть белугу и белорыбицу — царскую рыбу. А сейчас что? Царской рыбой на Волге сом стал, потому как очень крупные встречаются рыбины, аж в несколько десятков кило.

— Нет, стерлядь-то еще можно поймать в Рыбинском водохранилище, — говорил он своему псу Мухтару, — но туда ведь ехать надо. Водохранилищ много на Волге, да кораблей как машин на трассе стало, загрязняется река, рыба и исчезает — не каждая может приспособиться.

Старик знал, как во время строительства Рыбинского водохранилища пострадала семья Николая Сафонова, младшего брата отца матери, жившая в старинном городе Мологе, который можно найти на картах XIV века. Город по плану оказался в зоне затопления, иначе невозможно было достичь предполагаемого уровня воды в водохранилище, и жителям Мологи осенью 1936 года объявили о переселении. Оно началось весной 1937 года и продолжалось почти до начала войны с Германией. Хотя и планировалось перенести все дома жителей, но это было невозможно. В городе проживало свыше шести тысяч человек.

— Вот и семье Николая не повезло, — рассказывала сыну Катерина. — Пришлось оставить родные места. А там ведь все прадеды похоронены по линии моего отца. Поселили их на новом месте недалеко от Рыбинска в поселке Слип, который какое-то время даже назывался Новой Мологой.

— Жена Николая, Нина, тяжело заболела от всех тягот и переживаний, а тут война началась, и Николай ушел на фронт. Погиб он, Петюня, а жена его умерла. Дочку Таню, мою двоюродную сестру, ей десятый годик тогда шел, взяла к себе на время соседка, она написала нам об этом. Бабушка Антонина собиралась взять Танечку жить к нам, но не успела вовремя. Тонечку, твою сестренку, оставила на попечение жилички Ирины Александровны, и поехала в Рыбинск. А уже с октября 1941 года город постоянно бомбила немецкая авиация, и бомба попала в дом соседки, все погибли, и Танечка.

— А затопление Мологи, Петюня, как началось перед войной, так до конца её и продолжалось. В 1946 году появилось Рыбинское водохранилище. Сроки его строительства никогда не забудешь, — говорила Катерина, вздыхая.

— Да, Мухтарка, как такое можно забыть, — говорил старик Мухтару, вспоминая рассказ матери. — Сколько горя вынесли люди.

Жил Иваныч один в родительском доме. Из родственников осталась у него только сестра Антонина, которая еще в молодости уехала в Москву, да там и осела.


Глава 3

Годы постепенно брали свое. И всё чаще старик размышлял о своей жизни. Особенно в дождливые осенние дни и в долгие зимние вечера, когда за окном мороз и воет вьюга. Затопит печь и сидит разговаривает, а пес Мухтар, которого в такую погоду он всегда пускал в избу, навострит уши и ластится к нему. Хоть одна живая душа в доме, за что благодарил старик друга Игната, подарившего ему пять лет назад щенка из собачьего питомника МВД. Что-то было у щенка со здоровьем, и для полицейской службы он оказался негодным. Старик назвал его Мухтаром, так как очень любил фильм «Ко мне, Мухтар!» с Юрием Никулиным, сыгравший судьбоносную роль в его судьбе.

— Не сложилась жизнь моя, а ведь все могло быть по-другому, — говорил старик Мухтарке, качая головой.

По разумению старика выходило, что никакого уважения в жизни он не заслужил, так как не продолжил род Красавиных. А семья была: жена Алена и сынишка Ванечка. Но в 90-е годы в его жизни все изменилось. Винил в этом Иваныч только себя.

От родителей Петюне и красота по наследству досталась, и статность в фигуре. Только вот характером ни в отца, ни в мать он не пошел.

— Ты, Петюнька, в прадеда нашего пошел, — говорила ему иногда мамка. — Он смирный очень был, тихий. Слово наперекор никому не мог сказать. С одной стороны, вроде бы неплохо. Особенно жене с таким мужем. Но самому мужику-то как!

А отец всегда приговаривал:

— Петюнька, ты у меня ни рыба ни мясо! Мужик должен уметь за себя постоять.

Отец Петюни, Иван Петрович Красавин, был на фронте с первого дня войны и до последнего. Вернулся с войны орденоносцем, но металлом нашпигованный, как солонина чесноком. Был отец первым красавцем на селе, сама фамилия за себя говорит, таким и остался. Только вот седина появилась, хотя и тридцати пяти лет еще не было, да постоянно его боли мучили. И ушел на тот свет рано — в пятьдесят.

Иван был родом из Тулы, а в этих краях пять лет отслужил в армии. После увольнения в запас решил обосноваться здесь из-за Катерины, девушки, которая ему очень приглянулась. На родине Ивана никто не ждал: отец погиб на гражданской войне, а мать умерла от голода в Поволжье в 1921 году, куда уехала из Тулы вместе с сыном после получения известия о гибели мужа. Маленького Ваню, чудом выжившего, учетно-распределительная комиссия по учету детей-беженцев из голодающего Поволжья определила в один из детдомов в Туле по месту рождения, так как детские дома в Поволжье были переполнены.

С Катериной Иван познакомился в городском парке Ярославля на танцах. Приглянулась она ему сразу. Было Катерине двадцать три года, а ему уже двадцать шесть. В двадцать один год, как и все его одногодки, он был призван в армию и оказался в танковых войсках. До службы в армии успел поработать на Тульском оружейном заводе токарем.

Катерина была местная, родом из Волкова — там проживали ее родители, старшая сестра и младший брат. В первый же вечер Иван узнал, что работает Катя на прядильно-ткацкой фабрике «Красный Перекоп», которую ярославцы называли по старинке фабрикой Корзинкина, и живет в фабричном общежитии.

Как-то сразу все и сложилось. Может быть потому, что подходили друг другу, как два сапога пара. Она красавица, ему под стать: глаза синие, лоб высокий, волосы пышные, русые, коса была длинная, ниже пояса. Петюня сызмальства помнил, как мамка перед сном косу свою гребнем расчесывала, а отец говорил ей:

— Ты, Катерина, меня своей косой в полон взяла! — А мамка, смеясь, всегда отвечала:

— Помню, помню, Ванюша, как ты косу-то мою на руку намотал и сказал, что куда рука твоя, туда и коса моя!

В Волкове была своя машинно-тракторная станция — МТС, на которую и устроился Иван после увольнения в запас. Был танкистом, стал трактористом. Скоро и свадебку сыграли в родительском доме Катерины. Гуляли всем селом, как полагается. Здесь и жить стали, тем более что Евдокия, старшая сестра Кати, за год до этого вышла замуж за москвича и уехала с ним в Москву. Места в родительской избе Катерины было достаточно. Конечно, молодые строили планы относительно постройки годика через два-три своего дома.

Катерина с фабрики ушла: стала заниматься хозяйством и на ферме работать. Вскоре и дочка родилась, ее решили назвать в честь матери Кати — Антониной. А уж сына решили, если будет, назвать Петром в честь отца Вани, погибшего в годы гражданской войны.

Недолго длилось счастье молодой семьи Красавиных. Уволился в запас Иван Красавин в 1938 году, а через год началась вторая мировая война. Обстановка была накаленная. Иван ждал мобилизации, он ведь танкист в запасе.

Мобилизовали его только в июне 1941 года, с началом Великой Отечественной. Отец Катерины, Сафонов Лукьян Петрович, и младший брат Ефрем, которому как раз исполнилось восемнадцать лет, тоже были мобилизованы. Из троих домой вернулся только Иван.

Глава 4

Осталась Катерина с матерью и маленькой дочкой на руках. Старик Иваныч дословно помнил рассказы матери о тяжелом военном времени.

— Немцев у нас не было, Петюня, ни одного я не видела, однако бои шли недалеко от Ярославля, и были постоянные бомбардировки в первый год войны, — рассказывала Катерина сыну. Ой, как страшно было, бомбы летят, свист, а мы окопы оборонительные роем. Я ведь, Петюня, когда Тоне два годика исполнилось, вернулась в Ярославль на фабрику. Фабрика наша в годы войны не эвакуировалась, а стала выпускать разные виды брезента для фронта и другую техническую ткань. Я брезент делала, а сама думала, что как будто танк папки твоего укрываю от фашиста. А с Тоней бабушка дома оставалась.

— Оборонительные укрепления делать меня направляли от фабрики. Какая зима была морозная в первый год войны. Ноги-то тогда и отморозила, рукам-то теплее, когда землю ломом и лопатой роешь. Земля мерзлая, на одном месте топчешься и не замечаешь, что ногам холодно. А руки все в мозолях кровавых были. Очень трудно было, Петюня. Но копала эту землю и думала все время о папке твоем, о твоем дедушке Лукьяне и о братишке Ефреме, это твой дядя. Им на фронте тяжелее было, чем мне. Только это и помогало.

— Посмотри-ка на их фотографии, сынок. Они-то тебя никогда не увидят, — говорила Катерина. И Петюня подходил к стене, на которой можно было увидеть в траурных рамках фото дедушки Лукьяна и дяди Ефрема.

— Работала я почти без выходных, дома редко бывала. Как в октябре сорок первого на фабрику устроилась, только в апреле сорок второго и смогла навестить маму с Тонечкой. Полегче стало к тому времени: фашистов под Москвой разгромили и линия фронта от Ярославля передвинулась подальше. Вот как сейчас помню, в первое воскресенье апреля мне удалось дома побывать, на попутке доехала, а обратно меня на телеге из нашего колхоза подвезли. Потом-то уже чаще смогла домой приезжать.

— Знаешь ли ты, Петюня, что в нашем селе были эвакуированные из Ленинграда. Много их тогда на эшелонах в Ярославль привезли и распределили по городу, деревням и селам. К нам в избу подселили одну женщину с дочкой, худющие такие были — кожа да кости. Я их увидела не сразу, позже, когда они немного уже поправили здоровье. Наша бабушка их всё молоком от буренки Красавки отпаивала. Женщина эта, Ирина Александровна, сейчас в школе нашей директорствует. Умерла ее Леночка, через полгода умерла, несмотря на парное молочко. Вот Ирина Александровна и не стала возвращаться после войны в Ленинград. Муж погиб на войне, дом разбомбили, а могила Леночки здесь — на кладбище нашем. Скоро и ты, Петюня, в школу пойдешь к Ирине Александровне. Добрая она женщина и учительница хорошая, хвалят все ее. Но жалко, ой, как жалко! Никого у нее не осталось.

Вспоминая рассказ матери о военных годах, думая об Ирине Александровне, старик всегда говорил Мухтару:

— И я теперь, как Ирина Александровна, один-одинешенек. Только ты, Мухтарка, у меня и есть в доме. Тоня далеко в своей Москве, пять лет назад приезжала в последний раз. Некогда ей, то по концертам всё ездила, а сейчас на старости лет заболела, ноги у нее плохо ходят.

Катерина после окончания войны вернулась в село в родной дом, где ее ждали мать с дочерью Тоней. Они жили опять одни, так как Ирина Александровна ещё с 1944 года переехала на квартиру при сельской школе, освободившуюся после смерти директора школы. С нетерпением ждала Катерина мужа с фронта, знала, что ее Ванюша жив-здоров.

Иван Красавин вернулся домой в октябре 1945 года, попав во вторую очередь демобилизации личного состава Красной Армии. Он дошел на своем танке до Берлина и расписался на стене рейхстага. Петюня очень этим гордился, и когда учился в школе, обязательно писал об этом во всех сочинениях на военную тему. Отца, героя-орденоносца, приглашали в школу рассказывать ребятам о войне.

После возвращения Иван Петрович был назначен директором МТС, где до войны был трактористом. Постоянно давали о себе знать раны: не все осколки удалось извлечь. Несколько раз Иван ложился в больницу, чтобы подлечиться. Но один осколок все-таки дошел до сердца, случилось это в тот день, когда Ивану Петровичу исполнилось пятьдесят лет. Ушел он из жизни тихо — во сне. Похоронили Красавина Ивана Петровича на сельском кладбище около разрушенной церкви, рядом с могилой матери Екатерины. На могиле поставили памятник с пятиконечной звездой.

Петюне тогда было пятнадцать лет, он приехал на похороны отца из Ярославля, где учился в первом техническом училище при шинном заводе. Навсегда запомнились ему добрые слова, которые говорили односельчане об отце.

Жители села часто видели старика Иваныча на могиле родителей и на Аллее Славы. Односельчане устроили ее на берегу Волги к 20-летию Победы над немецко-фашистскими захватчиками. Был там портрет его отца — героя Великой Отечественной войны Красавина Ивана Петровича.

— Прости, отец, что не продолжил я род Красавиных, так уж вышло. Виню себя за это, — мысленно обращался старик к отцу, стоя у портрета.

Глава 5

К нему мало кто захаживал в гости. Сверстников в селе и окрестных деревнях осталось мало — разъехались по стране счастье своё искать. Некоторые рванули на целину, освоение которой пришлось на годы молодости Петюни. Кто-то после армии обосновался в тех краях, где служил. Приезжали иногда в отпуск к своим старикам, тогда и заходили в гости. Сидели вместе на завалинке и молодость вспоминали, осторожно обходя 90-е годы — запретная тема. Что именно случилось тогда с Петром Красавиным, никому не было доподлинно известно кроме Игната Сидорина.

Все разговоры заканчивались сетованиями по поводу изменений в Волково. Много дач появилось на месте снесенных старых домов. Строят как-то по-другому, не так, как деды с отцами. Теряет свой облик Волково. И молодежь разъезжается.

— А вы-то сами! Эх, кто-бы говорил! — думал про себя Иваныч.

В последнее время реже стали приезжать, сами стали стариками, а путь неблизкий. То ли дело друг Игнат, с которым как были в детстве не разлей вода, так и остались. Обосновался Игнат в Ярославле, областном центре, но в Волково приезжает часто, почти каждую неделю. Летом тут и жена его Пелагея с внуками, и родители внуков наведываются — сыновья Павел и Виктор с женами. Правда, дом родительский Игнат Егорович перестроил. А зря! Уничтожил истинную красоту дома — наличники.

— Нет, подавай всем сейчас пластиковые окна, — обращался старик к Мухтару. — Говорил я Игнатке, ты посмотри, какие наличники у тебя на избе! Ни у кого таких нет в Волкове, только у тебя змеи и драконы на окошках.

— Ну что ты говоришь, Петюня! Я змей до смерти с детства боюсь, сам знаешь. Помнишь, когда за клюквой на болото ходили, меня гадюка чуть не укусила, сапоги кирзовые спасли. Хорошо, что батя настоял, чтобы я их надел. Я собирался свои резиновые сапоги надеть, а батя дал мне свои. Пусть они и больше были, но крепкие. Не прокусила кожу гадюка, — взволнованно отвечал ему тогда Игнатка, — а ты заладил: оберег да оберег! Я скажу строителям, чтобы они наличники аккуратно сняли, передам потом в музей деревянного зодчества. Я же не вандал, Петюня, но дом требует обновления, семья у меня большая.

Этот разговор с Игнатом старик помнил очень хорошо. Игнат дом свой начал перестраивать как раз на следующий год после приезда в село студентов на художественную практику в 2005 году. Поселили их в сельском клубе, где кино давно уже не показывали и танцев не было.

Каждый день студенты пейзажи рисовали: и Волгу, и лес, и село. А молоденькую руководительницу практики, Марину Аркадьевну, заворожили наличники на окнах изб. У каждой избы они были особенные. Она все их в альбом свой зарисовала и сфотографировала фотоаппаратом.

За месяц до разговора с Игнаткой о его избе старик получил на почте ценную бандероль. Когда шел получать, то гадал, что же в ней. Оказалось, что книга из серии «Искусство». А в ней все фото изб в Волкове со старинными наличниками, рисунки и подробные описания.

Марина Аркадьевна сразу нашла подход к угрюмому старику, заведя разговор о его избе. Она объяснила ему, что ромбики с точками внутри и перекрещивающиеся двойные полосы — это символы земли, а волнообразные узоры, бегущие как ручейки, — символ воды. А на кокошнике, то есть верхней части наличника, у него изображены солярные знаки — символы солнца, солнечные круги в разных видах, изображающие восход и закат.

— Конь тоже относится к солярным знакам, так как он на своей колеснице везет солнце. Видите, Пётр Иванович, у вас он по центру кокошника изображен. Кстати, это самый сильный мужской знак.

«Только почему-то не для меня, — подумал старик. — Я как перст один. Вот для Игнатки этот знак сильным оказался». Рассуждал он без всякой зависти. Если и была обида у старика на кого-то, то только на самого себя.

Игнатка, точнее, Игнат Егорович Сидорин, служил в Управлении МВД России по Ярославской области. Вернее, дослуживал — через год собирался уйти на заслуженный отдых.

— Скоро, скоро, Петюня мы с тобой вдоволь наговоримся, и на рыбалку, и за грибами-ягодами вместе будем ходить. Ох, как же тянет на природу! — говорил ему Игнатка во время своих приездов. Со стороны кто услышал бы их разговор, посмеялся. Старики, а называют друг друга, как дети малые.

Когда-то Игнатка с Петюней вместе пошли в школу, сидели за одной партой, лазали по огородам за клубникой, пекли картошку в золе, купались и рыбачили в Волге, ходили в сельский клуб в кино и на танцы, вместе учились в училище при шинном заводе, на который пошли потом работать. Позднее служили в армии в одной и той же части на Урале; работали в органах МВД. Пути друзей разошлись только в 90-е годы, но дружба осталась.

Глава 6

В школу они пошли в 1953-м, в год смерти Сталина. Петюне исполнилось семь лет в мае, а Игнатке — в августе. От рождения рос Петюня слабеньким, да и родился он в 1946 году на месяц раньше срока. Катерина, когда вынашивала его, часто голодала, так как время было послевоенное, не говоря о том, что пришлось испытать в годы войны.

В 1946–1947 годы в СССР был голод, затронувший и Поволжье. Урожая собрали мало из-за засухи. В колхозе «Путь к коммунизму», куда входило село Волково и окрестные деревни, председатель объявил, что никаких продовольственных пайков в счет трудодней колхозники не получат — платить нечем. Собранное зерно, картофель, свекла, капуста — всё сдано государству. Придется самим выживать за счет подсобных хозяйств и огородов.

А как выживать? С подсобных хозяйств и огородов колхозники тоже должны были сдавать государству и яйца, и картофель, и мясо, и другие сельхозпродукты. Сдашь, а взамен получишь какие-то квиточки об оплате сельхозналога. Излишков в хозяйстве для торговли после уплаты налога не было, денежных выплат на трудодни тогда не получали. А цены на зерно подскочили — и вся зерновая продукция подорожала. Вот тебе и сапожник без сапог.

Потом, уже в двухтысячных, старик узнал, что зерно шло для продажи на экспорт и для создания резервного стратегического запаса на случай войны, и голода в СССР могло бы и не быть, так как у государства были достаточные запасы зерна. Оказалось, что часть этого зерна была загублена из-за того, что склады не были приспособлены к хранению.

Выживали в семье Красавиных благодаря той мизерной денежной плате, которую получал отец Петюни на должности директора МТС. Колхозы обязаны были не только выполнять договорные поставки государству, но и полностью рассчитываться с МТС на основании заключенных договоров. А из-за неурожая натуральные выплаты были малы.

То, что Петюня в детстве переболел дистрофией, так это последствие тех тяжелых лет. Мамка голодала, молоко у нее пропало. Как кормить маленького ребенка? Бабушка Антонина рассказывала Петюне, что по весне собирали молодую крапиву, выкапывали съедобные корни растений, добавляли в муку разные листья, цветы липы, клевер, лопухи, варили кожу. Что только не ели, чтобы выжить. Хорошо еще, что лес рядом и Волга.

Если и удавалось достать немного зерна у спекулянтов в городе, то делали муку, разводили пожиже теплой водой и кормили Петюню. А в августе 1946 года родился Игнатка. И мать его, Елизавета, стала подкармливать Петюню, сына подруги. Молока хватало на двоих.

Елизавета сама была из городских, а вышла замуж за деревенского парня, отца Игната. Была она не избалованной городской фифой, а работящей и скромной девушкой. В детстве всегда присматривала за младшим братишкой и помогала матери по хозяйству. Катерина сразу с ней подружилась. В трудные годы подруги во всем выручали друг друга.

Родные Елизаветы оставались в Ярославле. Отец занимал видную должность в городе, получал продовольственный паек и помогал дочери.

А потом уже мальчишек стали овощами протертыми кормить, так и выжили они. Но Игнатка покрепче Петюни был. Так что они с Игнаткой не просто друзья, а молочные братья.

Петюня мог бы еще годик дома посидеть — это разрешалось, но очень ему хотелось пойти в школу вместе с другом. Да и директорша школы Ирина Александровна уговорила родителей отдать сына в школу пораньше, так как мало детишек было в первом классе. В Волкове да пяти окрестных деревнях даже десяти учеников не набиралось. Это и понятно, рождаемость в послевоенные годы, как и в годы войны, была низкой, а детская смертность высокой.

Волковская начальная школа была старая, деревянная, сложенная в начале 30-х годов на месте прежней дореволюционной постройки. В ней когда-то учились и мамка, и тетя Дуня, и дядя Ефрем, и дядя Егор — отец Игната.

В здании помещались три учебных кабинета, маленький спортзал, где занимались физкультурой в непогоду, и квартира, в которой жила директорша Ирина Александровна. Школа была начальной, всего четыре ступени. Из-за нехватки кабинетов в одном из них учились ученики третьего и четвертого классов в разные смены.

В тот год, когда Петюня с Игнатом пошли учиться, в первый класс набрали девять детей, во втором и в третьем училось по шесть, а в четвертом — всего четверо. На всю школу — двадцать пять учеников. Ирина Александровна учила ребятишек из третьего и четвертого классов. В школе были еще две молоденькие учительницы. Одна из них, Серафима Егоровна, стала первой учительницей для Петюни с Игнатом.

Были при школе старый яблоневый сад и свое подсобное хозяйство. Ведал всем этим завхоз Тимофей Дмитриевич, инвалид войны, которого все звали просто Митричем. Ребятишки знали, что завхоз хромает и ходит с палочкой, потому что у него на правой ноге протез до колена. В первый класс вместе с Петюней и Игнаткой пошел его внук Митька, с которым они дружили. Митрич был в школе и за сторожа, благо его дом располагался как раз рядом.

Раньше ребятишки ходили в школу кто в чем. Но в 1948 году была введена школьная форма. Но в сельских школах большинство ребят обходились без нее. Однако в год поступления Петюни с Игнаткой в школу, ношение формы стало обязательным правилом.

Старик помнил, какую радость они с Игнаткой испытали, когда в одно из воскресений августа поехали с родителями в город за формой. Больше всего на мальчишек произвели впечатление черные кожаные ремни и фуражки с кокардами из желтого металла. На кокардах были изображены лучи солнца с рифленой буквой «Ш», окруженные лавровыми венками. На ремнях были желтые бляхи с точно таким же рисунком.

— Ух ты! — восклицали Петюня с Игнаткой, вертясь перед зеркалом, — смотрите, мы на военных похожи, только сапог не хватает и цвет другой!

— А еще погон нет, — добавил Петюня.

Действительно, вместо рубашки — гимнастерка со стоячим воротничком на пяти пуговицах. И гимнастерка, и брюки были серого цвета. Как не радоваться — это были их первые в жизни костюмы! Такие моменты в жизни не забываются никогда.

Учились мальчишки в школе с большим интересом. Родители Петюни радовались: сын рос любознательным. Повезло, что школа находилась в их селе и не надо было вышагивать километры, как ребятишкам из соседних деревень.

В школе Петюня узнал, почему их поселение называется село, а другие поселения в колхозе — это деревни. Учительница Серафима Егоровна уже в первый день знакомства рассказала об этом первоклассникам.

— Наша школа находится в селе Волкове. Но учатся в ней ребята не только из села, но и из окрестных деревень, — рассказывала Серафима Егоровна. Есть в нашем селе свой медицинский пункт, клуб с кинозалом и библиотекой, магазин. Это, ребята, всё относится к общественным местам. Здесь же располагается правление нашего колхоза. Вот первое отличие, так как в деревнях этого нет.

— Второе отличие: в селе всегда живет больше людей, чем в деревне, — продолжила свой рассказ учительница. — Слово «деревня» произошло от слова «двор». А на какую мысль это вас наталкивает?

— Один двор — это тоже деревня! — сообразил сразу Петюня.

— Правильно, Петя, молодец! — подбодрила его Серафима Егоровна.

— Но в старину, ребята, главным отличием в селе было наличие церкви. Когда-то она была и в Волкове. Но религия — это опиум для народа, поэтому при советской власти церковь в Волкове была закрыта.

Петюня никак не мог понять, что означают слова «опиум для народа», но спрашивать у Серафимы Егоровны не стал, почувствовав что-то неправильное в словах учительницы: в доме Красавиных были иконы и крестильные крестики, которые тщательно оберегала бабушка Тоня.

— Бабушку Тоню спрошу, — решил он.

— Третье отличие — это наличие в селе какого-нибудь производства. В старину в Волкове была своя мельница, лесопилка и маслобойня, — продолжала рассказывать Серафима Егоровна, — а сейчас, вы все знаете, наш колхоз занимается молочным скотоводством, у нас есть большие поля, где выращиваются различные сельскохозяйственные культуры.

С этим Петюне было всё понятно.

В школе от Серафимы Егоровны Петюня узнал, что его имя в переводе с греческого языка означает «камень, скала», а имя Игната в переводе с латинского — «огненный». Вот тогда-то он впервые серьезно задумался о своем характере и о словах отца, который часто говорил ему, что надо быть смелее. Петюне впервые стало обидно за себя, что он такой — ни рыба ни мясо. Как-то раньше он этого не осознавал. Тогда-то Петюня решил брать во всем пример с Игнатки, который всегда был его защитником.

После окончания начальной школы в селе мальчишки уехали в Ярославль, закончили там семилетнюю школу, а потом пошли учиться в техническое училище при шинном заводе. Жили в Ярославле у Игнаткиной тетки, сестры отца. На выходные приезжали домой и ходили в сельский клуб теперь уже не только в кино, но и на танцы.

Там-то и произошла первая в жизни Петюни серьезная драка. Еще в школе два друга влюбились в одну девчонку, одноклассницу Таньку из соседней деревни Андреевки в километре от Волкова. После занятий провожали ее до дома и по очереди несли портфель.

После окончания семилетки Танька стала работать на ферме дояркой. Когда мальчишки на выходные приезжали в село, они втроем ходили в клуб. Танька никак не могла решить, кто же ей больше нравится, и танцевала с ними по очереди. Потом уже стало ясно, что это была просто дружба: Танька вышла замуж за москвича, который служил на военном аэродроме недалеко от Волкова.

По субботам солдатам давали увольнительную, так куда им идти, как не в клуб. Других развлечений в округе не было. Из соседних деревень в сельский клуб приходили и девчата, и парни. Драки из-за девчат вспыхивали частенько. Вот с этим москвичом и подрались Игнатка с Петюней, решили показать ему, кто в доме хозяин.

Конечно, драка вышла значительная: все местные объединились против солдатиков.

— Нечего им девчонок наших отбивать, — говорили они.

Солдаты действовали армейскими ремнями с металлическими бляхами, а деревенские взяли дрыны. Кровищи пролилось уйма, досталось всем.

Петюне металлическими пряжками пробили голову, а Игнату совсем не повезло — нос сломали, бровь рассекли пряжкой от ремня и вывернули руку. Местная фельдшерица только перевязала их, а в городской больнице, куда пришлось трястить десять километров на телеге, хирург наложил Петюне семь швов. Игнату пришлось помучиться из-за перелома носа, очень неприятные ощущения.

Глава 7

Раны затянулись много лет назад, но старик время от времени ощупывал свою голову там, где остались шрамы. Он каждый раз пересчитывал их по привычке. Думал, что исчезнут к старости, но нет. Правда, под волосами было ничего не видно. В роду Красавиных мужчины никогда не лысели. Всех в старости отличала пышная седая шевелюра. И Петюне она досталась по наследству, как красота и стать.

На дворе был уже ноябрь, дело шло к зиме. Походы в лес и рыбалка закончились, наступила пора, когда старику становилось особенно одиноко.

— Игнатка обещался только в воскресенье приехать, а сегодня только среда, — думал старик, сидя на завалинке. Погода выдалась хорошая, даже пригревало солнце, хотя еще вчера тоскливо моросил дождь. Старик Красавин заснул. Ему часто снились сны, связанные с прошлым, и в этом сне мелькали кадры из юности, из армейской службы.

В 1964 году Петюня с Игнаткой были призваны в армию. К тому моменту Пётр Красавин сильно изменился внешне. Их щуплого парнишки он превратился в атлетически сложенного юношу, так как следовал принципу «не быть размазней» и усиленно занимался физподготовкой: вместе с Игнатом играл в футбольной команде училища, принимал участие в лыжных кроссах, в состязаниях по плаванию и в других спортивных соревнованиях.

Им повезло, что в армии они попали в одну и ту же часть в составе мотострелковых войск на Урале. Разное было за годы военной службы. Пришлось им с Игнаткой и дедовщины изведать. Это только в старых фильмах сталинской эпохи можно было увидеть, как дружно жили солдаты. Но всё стало изменяться после смерти Сталина. И зарождение дедовщины и землячеств как раз пришлось на время их военной службы, хотя какие-то ее проявления в армии встречались и ранее в послевоенное время.

Призывники были из разных республик СССР, до армии они прошли разные школы жизни. Естественно, огромную роль сыграла общественная обстановка в стране, конкретные исторические факторы. Из-за низкого уровня рождаемости в послевоенное время и недобора призывников уже с весны 1960 года стали брать в армию «на перевоспитание» бывших уголовников, отсидевших в зоне для малолетних. А ранее, с конца 50-х годов, призывали судимых, отбывших свои сроки, если им не исполнилось 28 лет. Брали их в основном в нестроевые части, но и в строевых они служили, и привносили в службу «психологию зоны». Вот и в их мотострелковом отделении из девяти человек один такой оказался. Пётр с Игнатом сразу его заметили. Василий Петрухин действовал с помощью угрозы и силы, а на лице всегда была этакая наглая ухмылка, означавшая, что все ему что-то должны.

— Эй, Балбес, — говорил развязным голосом Васька Балбаку, который был родом из Киргизии. Чтобы мои сапоги блестели, слышишь, я кому говорю!

— А почем я твоя сапог должен чистить, — пытался возразить в первые дни Балбак, коверкая слова.

— А потом, что я старше, — гоготал Васька, смачно сплевывая сквозь зубы на Балбака и занося над его головой свой здоровенный кулак.

Киргиз Балбак был худенький и небольшого росточка, ему с первых дней стало доставаться от Васьки, у которого были два другана: Степка Кручко с Украины и Андрюха Поворотов из Ростова-на-Дону. Эта компашка на год раньше была призвана в армию. Степка всего год назад был в положении Балбака и теперь отыгрывался на нем и других новобранцах, объединившись с Васькой, которому прислуживал как лакей. Андрей для Васьки был «земой» — земляком значит, своим. Что касается Васьки, то он в первый год уже сам проявил себя «дедом».

— Ну что, кто со мной? — спросил Васька-новобранец. — Я вас научу, по какому закону жить надо! — И выдал все про свою отсидку, вальяжно прохаживаясь по казарме и насвистывая «Мурку».

В год призыва Петра с Игнатом у Васьки появился еще один «зема» третьем отделении, из новобранцев, Сашка Иванов. Для Васьки, как и для других «дедов», не важно было, что кто-то первогодок, главное — земляк.

Хуже всего было то, что их командир отделения, сержант Иван Сидоренко, во всем опирался на троицу во главе с Васькой Петрухиным. И так было во многих отделениях. Обращаться за защитой к их взводному Летунову значило навлечь на него гнев со стороны ротного капитана Устюжина, у которого эта троица была в любимчиках.

Устюжин остался на сверхсрочной службе и дослужился до капитана не из-за идейных принципов. Его скорее можно было назвать приспособленцем и карьеристом. Войны никакой нет, рисковать собственной жизнью не надо, на пенсию можно уйти в 45 лет, накопив к тому времени достаточную сумму из жалованья — платили хорошо. И жить себе спокойно, получая военную пенсию в собственной квартире, которую предоставило государство. Таких офицеров в 50-60-е годы в армии СССР было порядком. При Хрущеве дисциплина в войсках упала.

Устюжин, конечно, знал, что творилось в роте, но ему было даже выгоднее спрашивать с «дедов», чтобы они контроли-ровали порядок. А если станет известно о случаях «дедов-щины», то и звания можно лишиться, и места. Так что Устюжин делал вид, что все в порядке. На самом деле этот порядок заключался в том, что все наряды, связанные с кухней, уборкой, всеми тяжелыми физическими нагрузками лежали на новобранцах. Принудить их к выполнению нарядов «вне очереди» за себя «деды» могли с помощью избиений, зуботычин, морального давления и других методик, опробованных на зоне и перешедших в армию.

Игнат с Петром не хотели быть стукачами и обращаться за защитой к старшему по званию. Стукачей в армии не любят. Стать стукачом — значит стать изгоем и превратить свою жизнь в настоящий ад, поэтому справлялись сами: сколотили свою команду, в которую вошли киргиз Балбак, Сергуня из деревни под Рязанью и узбек Карим. Были в отделении еще два призывника, которые ничью сторону не держали. Безропотно сносили унижения от Васькиной троицы, но и защиты сторонились. Петр Красавин думал, что они похожи на него в детстве, ни рыба ни мясо, как говаривал отец.

Последней каплей стало то, что лизоблюд Степка по приказу Васьки пытался заставить Карима драить унитаз «вне очереди» вместо Васьки. За отказ Стёпка схватил Карима за шиворот гимнастерки и, поставив на колени, заставлял пить воду из унитаза, где только что опорожнился. Закончилось все дракой, в результате которой две трети отделения оказались в лазарете, в том числе и Петр с Игнатом.

Естественно, главный врач Ларионов по прозвищу Айболит, не мог скрыть этот факт, как ни просил его капитан Устюжин: переломы, вывихи, даже черепно-мозговая травма. История о драке в отделении сержанта Ивана Сидоренко дошла до командующего батальоном полковника Неустроева благодаря Айболиту, а от Неустроева до командующего мотострелковой дивизией генерала-майора Нечипоренко.

Капитан Устюжин после дивизионной проверки предпочел понижению в звании увольнение с военной службы, когда понял, что над ним навис дамоклов меч. Ротой стал командовать капитан Алексей Говорунов, по мнению Петра и Игната, человек порядочный.

Ваську после лазарета ко всеобщему ликованию перевели в другую роту, остаток службы он был тише воды ниже травы. Но Васька просто затаился, вряд ли натуру его можно было «перевоспитать». А Степку с Андрюхой сначала отправили на гауптвахту, а потом перевели в другие отделения.

Два оставшихся года военной службы прошли для ребят с огромной пользой. За успехи в боевой и политической подготовке и примерную дисциплину они были награждены знаком «Отличник Советской Армии» и весной 1967 года уволены в запас.

Осенью был принят новый закон СССР «О всеобщей воинской повинности», в котором срок службы для сухопутных войск был сокращен с трех лет до двух. Но для них началась новая полоса жизни, и свои три года ребята уже отслужили.

Глава 8

Вернувшись после армии в Волково, Петр с Игнатом пользовались огромной популярностью у девчат. Конечно, они оба возмужали. Но особенно всем пришлись по нраву изменения в поведении Петра: из тихого мальчишки он превратился в серьезного юношу, который мог постоять за себя.

Танька-одноклассница, в которую оба были влюблены, писала им письма в армию. В одном из них сообщила, что выходит замуж и уезжает в Москву. Может быть, это было к лучшему. Как знать, вдруг их дружбе пришел бы конец, выбери Танька одного из них.

По этой причине задерживаться дома ребята не собирались. У Петра была, конечно, еще одна причина. Игната хотя бы встречали родители, а изба Красавиных стояла пустая. Сестра Антонина, жившая в Москве, написала ему в армию: «Петюня, дом можешь забирать себе, ты же знаешь, что мне он ни к чему. Буду приезжать к тебе в гости, но боюсь, что не часто. Я и дома редко бываю, все гастролирую. А если поселишься в Ярославле, то родительский дом не продавай, сам будешь иногда приезжать на природу, от города недалеко. Будешь на могилке родителей, поклонись им за меня, братик. Целую тебя. Тонька-артистка».

По прибытии в Волково, поздоровавшись с родителями Игната, Петр отправился на могилу родителей. Могилка была прибрана и оградка покрашена. Тетя Лиза посадила любимые мамины незабудки.

«Надо сказать спасибо дяде Егору и тете Лизе, что не забывают моих стариков», — думал Петр, сидя на низкой скамеечке рядом с могилами. На душе было одиноко. Вспомнил, как вызвал его год назад взводный и сообщил о смерти матери. В часть тогда пришла телеграмма от Сидориных, и Петра на неделю отпустили домой. «Быстро летит время. Пять лет назад хоронили отца, а теперь вот и мамы нет», — думал Пётр.

Катерину похоронили рядом с мужем. На похороны приехала сестра Антонина, с которой Петр не виделся с момента похорон отца. Тоня тоже не знала, что мама тяжело больна. Катерина ей ничего не писала.

Через год после ухода сына в армию Катерина стала неважно себя чувствовать: постоянная тошнота, есть не хотелось, ночами просыпалась от болей в верхней части живота. Когда несколько дней подряд была рвота, то испугалась и сказала об этом подруге Елизавете, матери Игната. А та сразу же побежала в медпункт к фельдшерице Тамаре.

Тамара была коренной сельчанкой. В конце сороковых годов закончила в Ярославле фельдшерские курсы. В городе не осталась из-за личной трагедии: парень, с которым она встречалась, предпочел ей другую из-за врожденной Тамариной хромоты. И Тамара вернулась в село, где жила со своей старенькой мамой. Девка она была красивая, но поставила крест на своей личной жизни и целиком ушла в работу.

Сельчане относились к фельдшерице с огромным уважением, так как сил своих она не жалела: и в дождь, несмотря на распутицу, и в мороз ходила пешком к своим больным.

Узнав от Елизаветы о недомогании Катерины, Тамара вместе с ней отправилась в избу Красавиных. За двадцать лет практики она разного насмотрелась, и чутье ей подсказывало, что у тети Кати та самая болезнь, о которой вслух не говорят и диагноз пациентам не сообщают, а только родственникам. Но виду не показала:

— Тетя Катя, я завтра в Ярославль поеду за медикаментами и зайду в поликлинику к доктору, договорюсь о приеме, чтобы Вам в очереди не сидеть. А сейчас хотя бы немного покушать надо.

— Не могу, Томочка, жжет все внутри и аппетита никакого.

— Надо, обязательно надо, тетя Катя! Куриного бульончика, только не наваристого, лучше из цыпленка.

— Не беспокойся, Томочка, я прослежу, — сказала Елизавета.

Обследование в поликлинике подтвердило страшный диагноз, и Катерину положили в больницу. Но было поздно. Болезнь была запущена. Катерина так и не узнала всей правды. Говорили, что лечат от язвы желудка. Только Елизавета знала, что это не язва, а рак желудка. Слово «рак» тогда и вслух-то не произносили.

«Как же, мама, почему ты мне не писала, почему молчала, что болеешь?» — вопрошал мысленно Петр, бредя домой в пустую избу. — И Антонина совсем забыла про мать. Ведь могла же вырваться хоть на пару деньков, это же не армия. Если бы я не был в армии, то, наверно бы, заметил. Не мог не заметить».

Через неделю Петр с Игнатом поехали в Ярославль. Надо было встать на воинский учет в военкомате, зайти в родное училище и на шинный завод, куда ребята решили вернуться. Но в военкомате они были сбиты с толку неожиданным предложением поступить на службу в органы МВД. И Игнату, и Петру, которые по очереди заходили в кабинет, сказали примерно одно и то же:

— Что же, молодой человек, у Вас достойная характеристика по месту прохождения военной службы. Вы награждены знаком «Отличник Советской Армии». К тому же — комсомолец. Предлагаем задуматься о службе в рядах советской милиции. Нам именно такие ребята нужны, тем более уровень преступности в стране растет. Должен же кто-то ловить преступников и защищать граждан нашей страны, обеспечивать им спокойную жизнь.

И дали недельку на размышление. Петр с Игнатом, конечно, имели смутное представление о работе в милиции. Да, им нравились фильмы о поимке преступников, особенно «Ко мне, Мухтар!». Была какая-то романтика в милицейских буднях. Но того, что их так запросто позовут на службу в милицию, они не ожидали. Конечно, им объяснили, что сначала надо отслужить в органах МВД рядовым, потом можно стать младшим начальником. А если хочешь дальнейшего повышения, тогда уже подавай документы в школу милиции. Выучишься — и расти дальше по служебной линии.

На завод ребята решили не заходить, навестили только своих преподавателей и мастера в училище. Был конец учебного года, экзамены, поэтому пообщаться подольше не удалось. Но в училище были рады появлению ребят и выразили надежду, что скоро они вольются в ряды рабочего класса шинного завода. К вечеру ребята вернулись в Волково. Решение принимать им, но посоветоваться с отцом Игната надо было обязательно.

Что знали друзья о милиции? Видели только какие-то внешние проявления, но сути не ведали. Не подозревали они и о страшных событиях антимилицейской расправы во Фрунзе в мае 1966 года. Разъяренная толпа ворвалась в здание городского управления милиции, учинила там погром, а потом сожгла здание. Об этом не писали в газетах, не рассказывали на телевидении. Став сотрудниками МВД, Пётр и Игнат через много лет узнали, что толчком для антимилицейских выступ-лений во Фрунзе, а затем в Чимкенте в июне 1967 года и Степанакерте в июле того же года была борьба за власть между министром охраны общественного порядка РСФСР Вадимом Тикменевым и личным другом генсека Л. И. Бреж-нева, бывшим Вторым секретарем ЦК Компартии Молдавии Николаем Щёлоковым. Именно Николай Щелоков возглавлял в тот период министерство, которое в 1966 году переимено-вали из МВД в МООП, а через два года вернули прежнее название.

Не догадывались парни и о том, что после XX съезда партии в 1956 году служить в рядах МВД стало непрестижно, так как общество ошибочно связывало образ милиционера с «черными воронками» из 1937 года. Однако собственно милиция в репрессиях не участвовала, этим занимались другие управления в НКВД, переименованном позднее в МВД.

Откуда им было знать, что после войны в милицию пришло много «фронтовиков», которые действовали с позиции силы, что привело к конфликту с обществом. И что встретят они в рядах милиции таких работников, как их ротный капитан Устюжин.

Зато они смотрели фильм «Ко мне, Мухтар!», фильм о буднях советской милиции, который в 1965 году шел во всех кинотеатрах и, конечно, был показан в их воинской части. Младшего лейтенанта Николая Глазычева достойно сыграл Юрий Никулин. Многие мальчишки, посмотрев фильм, захотели стать милиционерами и иметь своего Мухтара, и в их числе уволенные со срочной службы в запас Петр Красавин и Игнат Сидорин.

Дядя Егор, отец Игната, поддержал их, заявив:

— Если что-то пойдет не так, вы всегда сможете уйти и вернуться на шинный завод, профессия у вас есть.

Дожидаться конца недели они не стали.

Глава 9

Ребят направили на работу в огромный Красноперекопский район города. В отделении не хватало двух человек: один из предшественников был уволен из рядов милиции, в которой тогда шла чистка, а второй погиб при исполнении задания. Конечно же, они узнали, на чьи места пришли, нашелся болтливый доброжелатель.

Им выделили комнату на две койки в милицейском общежитии. Тетку Игната решили не обременять, у нее теперь была семья. Парни были всем довольны и радовались, что будут вместе работать.

В их жизни начался период, который можно назвать суровыми милицейскими буднями: приходилось все постигать с азов. Основной трудностью стало составление разных отчетов. Ребятам хотелось больше реальной работы, а не сидеть с бумажками. Получалось, что на выезд всегда брали кого-то одного из них, а другой оставался в отделе осваивать трудную науку бумажного дела.

Наставник ребят лейтенант Тимофей Карманов, заметив, что у Петра разборчивый почерк, всю писанину стал поручать ему. Игнат был у него мальчиком на побегушках и выполнял, по мнению ребят, неважную работу. Они было задумались о дедовщине в милиции. Но со временем разобрались, что это не так.

Тимофей Карманов был опер серьезный, десять лет находился на этой работе. Просто у него была собственная методика воспитания молодняка — присматривался.

— Ну что, товарищи оперативники, запомните, — назидательным тоном внушал им Карманыч, как звали его в отделении. — В работе оперативника не существует мелочей. Любая мелочь является мелочью только с точки зрения обывателя, а для оперативника — это доказательственный факт. Нельзя ничего пропускать мимо. Любая информация требует тщательной проверки по нескольким направлениям. Понятно?

— Так точно, товарищ лейтенант, — дружно отвечали Петр с Игнатом.

Так изо дня в день, небольшими порциями Карманыч делился с ребятами премудростями оперативной работы. И, пожалуй, всегда оставался доволен ими, за редким исключением.

А на четвертой неделе совместной работы они удостоились чести быть приглашенными в гости к наставнику на пироги, которые замечательно пекла его дочь Поля.

— Моя Пелагеюшка, — говорил наставник о дочери.

Ясно, что была у Карманыча здесь определенная личная цель. Неслучайно постоянно рассказывал он дочери об отличных ребятах, которые попали к нему на стажировку. Вот Пелагее и захотелось с ними познакомиться, чему Карманыч был очень рад, но виду не показывал. Тем не менее, всем в отделе было известно, что лейтенант не каждого в свой дом позовет. Это им льстило — оправдали доверие.

Через месяц испытательного срока в отделении, который им определил лейтенант, Петр с Игнатом были допущены «до тела», то есть до трупа. Вот так все начиналось.

…В начале этого года тестя Игната, их наставника Тимофея Сергеевича Карманова, не стало. Он умер, не дожив год до 90-летнего юбилея. Три недели назад его похоронили. Игнат прислал за Петром машину в Волково, чтобы друг побыстрее смог добраться до Ярославля. Провожая Карманыча в последний путь, Петр вспоминал те далекие дни с какой-то незримой безысходностью.

Понимал его только Игнат. Вся их жизнь была как на ладони друг у друга…

Память унесла Петра в далекий день 1973 года, когда он впервые встретился с медсестрой в больнице Аленой Сергеевой, куда зашёл по делам службы поговорить с пострадавшим.

— Что вы здесь делаете, — набросилась на него вошедшая в палату медсестра — кто вас пустил?

— Никто, я из Красноперекопского отделения МВД, — сказал Петр, показывая удостоверение.

— Но больному нужен покой, что он вам может сейчас сказать! Освободите помещение немедленно, — безапелляционно заявила она.

— Ишь, ты, малявка, — усмехнулся Петр. Но медсестра уже отправилась за врачом.

Они потом не раз вспоминали вдвоем первый момент их случайного знакомства и всегда хохотали, когда Петр так артистично изображал Алену.

Алену Сергееву действительно можно было назвать малявкой, рост всего 153 сантиметра. На фоне высокого Петра она выглядела девчушкой-школьницей. Но девушка уже пять лет работала в больнице после окончания медучилища. Петр был старше нее на семь лет. Но чем-то зацепила его эта девчушка, с которой он еще несколько раз встретился в больнице, приходя туда по службе. Наконец, через две недели, Петр решился пригласить Алену на свидание. Он долго раздумывал, как поступить в случае отказа. Но она согласилась.

Через год Петр с Аленой сыграли свадьбу. А через три года в семье родился сын Ванюшка, названный в память деда.

Петр к тому моменту стал уже опытным оперативником, как и Игнат.

В один из дней 1978 года Петра пригласил к себе на важный разговор заместитель начальника отделения майор Белов.

— Вот что, Петр. Пришла разнарядка на учебу в Высшую школу МВД в Москве. Ты уже опытный оперативник, пора повышать квалификацию и переходить на следственную работу, — сказал Петрович, которого за глаза называли так все оперативники.

Предложение было неожиданным. Ванюшка еще маленький, как оставить Алену одну? Помощи ждать неоткуда, мать Алены тяжело больна и месяцами лежит в больнице, а когда выходит, за ней нужен присмотр и уход.

— Товарищ майор, вы же знаете, какая у меня сейчас семейная обстановка. Сам мечтал об этом, но не сейчас. Предложите Игнату Сидорину, я думаю, что он согласится, — ответил Петр.

— Ну, что же. Тебе решать, — ответил Петрович. — Жаль. Неизвестно, когда на наш отдел выпадет еще такая удача.

Как Петр предполагал, Игнат согласился. Семейная ситуация у него не была такой катастрофической. Он женился на четыре года раньше Петра, сынишке было уже семь лет. Да и позаботиться о Пелагее с сыном было кому, из Волкова всегда могли приехать родители Игната, и отец Пелагеи, их наставник Карманыч, всегда был рядом.

Глава 10

В семье Красавиных жили дружно. Алена работала в больнице, только уже старшей медсестрой. Ванюшка учился в школе. Правда, редко удавалось проводить вместе выходные: дежурства не совпадали, работа требовала от Петра напряжения всех сил. Но когда выпадали эти счастливые деньки, они уезжали в Волково: ходили в лес за грибами и ягодами, купались в Волге и рыбачили, а зимой катались на лыжах. Ванюшка всегда с нетерпением ожидал этих дней.

Когда в Волково приезжала Антонина, то к Красавиным всегда приходили Сидорины, во дворе накрывался стол, и звучали песни — Тоня давала домашний концерт. Какие это были счастливые дни!

В 1980 году умерла мать Алены — отмучилась. Теперь они жили втроем в однокомнатной квартире на Московском проспекте. А через год Петр Красавин получил новую двухкомнатную квартиру в новостройке. Теперь у сына была отдельная комната.

Так вышло, что предложения о поступлении в Высшую школу МВД больше не было. Петр не жалел, ему нравилась оперативно-розыскная работа, которую он называл «живой».

— Кроме милиции, некому людям помочь! — говорил он часто своим молодым стажерам, давая наставления, и повторял то, чему когда-то их с Игнатом учил Карманыч. Но обязательно прибавлял:

— Помните, что в милицию приходят не для того, чтобы хорошо зарабатывать, а для того, чтобы с чистой душой работать. О материальной стороне заботится государство.

Его слова соответствовали действительности. Престиж милиции при министре МВД Николае Щелокове был на невиданной ранее высоте. «Кроме милиции, некому людям помочь» — служебный девиз самого министра, который часто произносил эти слова.

В 1982 году умер Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев. И началось…

В своих разговорах Петр с Игнатом долго не затрагивали эту тему, не хотелось бередить больные раны: в 1992 году в жизни Петра произошла трагедия, от которой он долго не мог оправиться. Только в начале двухтысячных между ними впервые произошел этот разговор, поводом для которого послужил фильм «Убийство на Ждановской», вышедший на телеэкраны.

— Конечно, Петюня, я не утверждаю, что в милиции не было и нет таких сволочей, — с жаром говорил Игнат, — но как это отразилось потом на нас!

— Всех под одну гребенку, вот как, — отвечал Петр. — Если ты милиционер, то садист, изувер, — одним словом, «оборотень». Вспомни, как изменилось отношение к милиции. Не имело значения, что ты всю жизнь честно работаешь. Общество на тебя стало смотреть как на бандита в форме, вот что обидно.

— Мы с тобой служили честно, многие наши товарищи жизни свои отдали. Но как проходила чистка личного состава в органах? Ясно, что такие «оборотни» и у нас в Ярославле были, правда, в основном в верхней структуре, у нас все же не Москва. А пострадало доброе имя каждого.

В дальнейшем друзья не раз возвращались к этому разговору. Как быстро было уничтожено то, что создавалось в течение длительного времени! В этом уже не было никакой тайны, времена изменились.

Оба прекрасно знали причину: негласное противостояние между КГБ и МВД за первенство и власть. Кончина Брежнева и приход к власти бывшего руководителя КГБ Юрия Андропова вызвали личный крах министра МВД Щелокова и существенное ослабление органов милиции.

При Щелокове, с одной стороны, был поднят престиж милиции, а с другой стороны, в ведомстве была создана система безнаказанности и круговой поруки, которая породила «оборотней».

В очередной воскресный приезд в Волково Игнат Егорович зашел к другу. Петр чувствовал, что на душе у него почему-то неспокойно.

— Знаешь, Петюня, — сказал Игнат, — после восьмидесятых и девяностых милиция так и не вернула себе доброе имя. Только название сменили — полиция вместо милиции, а прежней высоты не достигли, прежнего уважения от народа нет. И будет ли — как знать? Какие особняки себе построила наша верхушка! На какие же средства? А мы должны делать вид, что ничего не знаем, что все в порядке. Ты, вот, Петюня, от меня помощи не принимаешь, говоришь, проживу на свою пенсию, да лес с Волгой прокормит. А психология-то тех, кто у власти, да и, пожалуй, у многих других, изменилась. Им никогда не стыдно, и о том, что обирают свой народ, даже не задумываются. А с экрана телевизора только слова одни. Реальная жизнь совсем другая. Скорей бы доработать — и на заслуженный отдых!

— Да я это понимаю, как никто другой, Игнатка, — поддержал его Петр, несмотря на то, что уже давно уволился из органов МВД. — Понимаю, что один ты в поле не воин, а прежнего не вернуть.

— Пойдем, Петюня, ко мне в гости, Пелагеюшка ждет. Твоих любимых пирогов с капустой и яйцом напекла.

— Счастливый ты, Игнатка. Как я радуюсь за вас за Пелагеей! А то, что я бываю временами смурной, сам знаешь, ничего не могу с собой поделать. Но ты за меня не беспокойся. Такого, как раньше, не повторится. Считай, ты меня тогда вытащил с того света. Я теперь перед тобой в ответе. Не подведу. Пойдем, а то заждалась Пелагея.

Глава 11

Трагедия в жизни Петра Красавина, произошедшая в 1992 году, была запретной темой. Игнат никогда сам не начинал разговор о том сложном жизненном периоде, который выпал на долю друга. Петр только с его помощью смог выкарабкаться из пустоты, которая разъедала его душу.

Через пять лет после трагедии Петр вернулся в Волково, потому что там погибла его семья. Он жалел, что Алену с Ванюшкой пришлось похоронить на Леонтьевском кладбище в Ярославле, где были похоронены все родственники Алёны. Поначалу ездил туда часто, с годами это становится всё труднее. Приходится иногда просить Игната прислать машину. От любой помощи, особенно материальной, Петр отказывался, но за эту благодарил Игната. И, все-таки, злоупотреблять служебной машиной друга не хотел.

Воспоминания о том, как это случилось, нередко приходили неожиданно, но в дни рождения жены и сына и в день их гибели — всегда. В такие дни старик никак не мог заснуть, поэтому целыми ночами рассматривал семейный альбом с фотографиями, разговаривая сам с собой и с Мухтаром. На столе обязательно стояла бутылка водки, строго противопоказанной по состоянию здоровья. Но не пить в эти дни Иваныч не мог. Душа просила пережить все заново. Только так можно было выплеснуть из себя боль, которая копилась и не отпускала? Игнат знал об этом, поэтому ничего ему не говорил. Просто старался в эти дни всегда быть с ним на связи, чтобы помочь, если что-то пойдет не так.

— Трудные были времена, — говорил старик Мухтарке. — Помню, как в конце восьмидесятых на рынках города, в кафе, барах и ресторанах появились рэкетиры. Как грибы после дождя. — Я тогда с ребятами активно разрабатывал эту тему. Первые группировки из спортсменов-борцов. Пойми, Мухтар, не заниматься этим я не мог…

Действительно, уже в конце 80-х и далее после распада СССР в 90-е годы обстановка в стране изменилась. Что касается Ярославля, то там шла борьба представителей местных группировок за власть. Ярославское УБОП1 использовало разборки криминальных авторитетов в личных целях, неслучайно город стали называть «красным», или «ментовским». Спортсменов-борцов объединил некий Сергей Кудряшов по прозвищу Кудряш.

— Наступил я им на ногу, Мухтар, за это и поплатился. Сам жив остался, а Алены с Ванюшкой больше нет. Мог ли я тогда стать таким, как некоторые из наших рядов? Конечно, нет! Не мог подвести отца с матерью. Они воспитывали меня честным, это был мой выбор. И скажу тебе, Мухтар, правильный выбор. Но не смог предостеречь свою семью. А вышло все так, как бандиты задумали.

В один из осенних дней 1992 года между друзьями состоялся серьезный разговор после очередного предложения Игната посодействовать другу в продвижении по службе и войти в состав межрайонного подразделения МВД по борьбе с организованной преступностью. В связи с появлением криминальных группировок еще в феврале 1988 года было создано шестое отделение МВД, преобразованное позже в ГУБОП2 МВД, и в Ярославле появилось свое УБОП.

— Ты понимаешь, Игнатка, я на своем месте, как рыба в воде ориентируюсь. К тому же не нравится мне, когда люди занимают должность по знакомству, — отказался Петр в очередной раз. — Да и мы не лыком шиты, на месте разрабатываем эту тему параллельно с УБОП, куда им без местных оперативников.

— Петюнь, но ведь там совсем другие масштабы.

— Да что мне эти масштабы, Игнат! Ты видишь, что сейчас происходит в городе. Ты там наверху — в управлении. Должен знать! А может, ты с ними заодно, скажи?

— Петр, я не царь на троне, я только пешка, и, конечно, вижу больше, чем ты. Предполагаю, что за группировкой Кудряша кто-то стоит. Но сам иногда не понимаю, не могу поверить, почему, и главное, кто. Другие времена настали, но надо их вывести на чистую воду, — тихо ответил Игнат.

— Торговцы на рынке ничего не говорят о Кудряше, боятся, — сказал Петр. — Но мне один из осведомителей намекнул. Кудряш — Кудряшов Сергей, из бывших военных, закончил Ракетно-зенитное училище. Набрал к себе в банду бывших спортсменов, проваливших соревнования, и творит, что хочет. На пустыри вывозит тех, кто дань не платит, разыгрывает с ними сцены убийства. Его даже свои называют абсолютным беспредельщиком.

— Петр, действуй осторожно, понимаешь, пока не узнаем, кто за ним, ничего не получится.

На площади Труда, бывшей Сенной, в Ярославле находился в те годы знаменитый рынок, который в народе называли «Шанхай», потому что товар туда в основном поступал с поезда «Москва-Пекин». Там можно было купить все, не только китайские пуховики, поддельные джинсы и другие вещи. Захотел газовый пистолет — пожалуйста. Нужно только знать, с кем связаться. Нужна валюта? Без проблем!

Именно там обитали наперсточники, картежники, а позднее лохотронщики, которые обманывали народ. Петр неоднократно имел дело с обманутыми людьми, жалел их. Но такова психология человека: ведется на «бесплатный сыр в мышеловке». У жуликов было поставлено все четко. Кто-то облапошивал народ, кто-то стоял на стреме. Вернуть проигранные деньги было практически невозможно. Никакой надежды на милицию не было, тем более, что некоторые сотрудники органов находились в доле с аферистами.

Группа Петра разрабатывала Кудряша со всей осторожностью, однако информация об этом не могла не дойти до лидера преступной группировки. Началось давление на Петра Красавина.

— Если бы я в тот день не вышел на внеплановое дежурство и поехал бы в Волково с ними, то они остались бы живы, Мухтар, — бормотал старик, держа в руках семейную фотографию. А в памяти вставала картина: Волковский лес, трупы жены и сына…

В последнее воскресенье июля в тот год семья Красавиных собиралась в Волково. Второй раз за лето все складывалось удачно: дежурств в этот день не было ни у Алены, ни у Петра. Хозяйственная Алена занималась огородом в деревне, как-никак подспорье. Пора было картошку окучивать, да и Ванюшка давно просился на рыбалку. Погода хорошая. Однако вместе поехать не получилось, Петра по телефону срочно вызвали на работу.

Алена повздыхала, да делать нечего. Она отпустила мужа, перекрестив вслед, а сама с Ванюшкой заспешила на рейсовый автобус. К вечеру они не вернулись. Обеспокоенный Петр позвонил Сидориным.

Мертвые тела Алёны и Ванюшки со свернутыми шеями нашли неподалеку от лесной тропинки, ведущей к автобусной остановке на трассе. Рядом валялся пакет с раздавленной красной смородиной.

Глава 12

Восстановить картину убийства было невозможно, свидетелей не было. Но Петру было ясно, что жену и сына поджидали. А главное, его срочный вызов на работу был организован: не обязательно было вызывать на внеплановое дежурство именно его — были другие кандидатуры.

Следствие установило, что первым был убит сын, который, очевидно, бросился на защиту матери. Скорее всего, бандиты хотели напугать родственников Петра с целью оказания на него давления. Но один из исполнителей не рассчитал свои силы и свернул голову мальчишке. Оставлять в живых мать по их понятиям уже было нельзя.

— Зачем мне теперь жить? Как жить? Ты понимаешь, Игнат, только я виноват в том, что случилось. Их нет, нет Аленки и Ванюшки, — кричал Петр, ударяя кулаком в стену, — они погибли! Я обязательно отомщу.

— Петр, ты не один, это наше общее дело, мы найдем убийц, — пытался успокоить друга Игнат Егорович Сидорин, полковник милиции.

— Я не понимаю, Игнат, как они получили такую власть в городе, кто стоит за ними, не может быть, чтобы там наверху ничего не знали!

— Петр, я прошу тебя: не руби с плеча, не наделай ошибок, действуй только в рамках закона.

— Какого закона? А он действует для них? Ты сам-то, Игнат, понимаешь, что говоришь сейчас? С такими надо бороться только их методами, а не иначе!

Петру было теперь все равно, что будет с ним дальше. Он не просто чувствовал, но понимал, что убийцы останутся безнаказанными. Не сказав ничего Игнату, действовал быстро и решительно. За две недели через своих осведомителей он вышел на убийц жены и сына.

Даже по прошествии десятков лет по ночам ему по-прежнему снился взгляд стеклянных глаз молодого качка с квадратной головой, который встал перед ним на колени и умолял не убивать его.

— Я не хотел! — кричал качок. — Я случайно! Он сам набросился на меня!

Петр лишил его жизни одним движением — так же, как тот поступил с его сыном.

Его напарник был на голову выше и только успел сплюнуть через плечо, когда Петр наставил на него пистолет и выстрелил.

— Неужели у них есть матери? Как такие родятся на свет? — крутились вопросы в голове Петра. — Как из маленького крошки вырастает такое чудовище, которым движут только инстинкты?

Когда все было кончено, Петр вернулся в пустую квартиру. Он знал, что за ним придут, не отвечал на телефонные звонки, а только пил и ждал. Лежал на грязном полу, а кругом валялись пустые бутылки из-под водки и пива.

Он смог отомстить за убийство жены и сына. Больше не было никакого смысла жить. Никого нет. Остались только сестра и друг детства. Но это не те люди, которые смогут заполнить гнетущую пустоту в его душе и заглушить то отчаяние, которое овладело им полностью и бесповоротно.

Он не сможет без них — без жены и сына. Никогда больше не посмотрит в счастливые глаза Алены и не обнимет ее. Никогда не услышит смех Ванюшки, которому недавно исполнилось 15 лет. Сын стал совсем большим, собирался стать медиком, как мама.

В один день жизнь обрушилась, потому что самых дорогих для него людей больше нет. Зачем жить? Как жить? Он не задавал себе эти вопросы пока, его душа была полна чувства мести, а просто действовал. Теперь ему было все равно. Он знал, что будет делать дальше. На полу валялся табельный пистолет.

Кто-то уже минут десять настойчиво трезвонил в дверной звонок. Надо успеть сделать то, что решил… Раздался треск выбиваемой двери.

Перед Петром предстал Игнат с двумя оперативниками из его отдела. В течение суток они не могли до него дозвониться. Вчера он появился в отделении, дал всем задание, больше его не видели. А когда были найдены тела двух сподручных Кудряша, оперативники связались немедленно с Игнатом. Тот все понял. Время пошло. Надо было сделать так, чтобы снять вину с друга. Игнат все понимал, поэтому решился действовать, пока информация об этом не дошла до верхов, до кукловода, который был ему неизвестен.

Петр срочно нуждался в госпитализации, что немедленно было сделано. В дальнейшем следствие определило гибель подручных Кудряша в результате личной разборки: два бандита боялись наказания за криминальный исход порученного дела. Надо было напугать семью Красавина, а не убивать.

На табельном пистолете Петра, из которого был сделан один выстрел, были обнаружены пальцы качка, убившего Ванюшку. По материалам следствия выходило, что качок и его напарник фактически погибли одновременно: в тот момент, когда напарник свертывал шею качку, тот выстрелил из табельного оружия Петра. Петр дал показания, что оружие потерял, так как был в состоянии алкогольного опьянения. Впервые он изменил своему главному принципу в работе и запятнал честь мундира, но был ли другой выход…

Петр Красавин был отстранен от занимаемой должности, чего и добивалось его начальство, и переведен из начальников оперативно-разыскного отдела УГРО Красноперекопского района в оперативники. Но он сам уволился из органов МВД, так как не мог больше работать.

— Не имею права, — говорил он Игнату.

В течение пяти лет Игнат пытался вывести Петра из того мучительного состояния, в котором оказался друг. Но ничего не получалось. В первое время нигде не работавший Петр каждый день уезжал на рейсовом автобусе в Волково и шел в лес, к месту, где всё произошло, или уезжал на кладбище. Проводил там целые дни. А потом устроился работать на кладбище, чтобы быть ближе к Аленке с Ванюшкой. Здоровье было катастрофически подорвано, так как работать на кладбище и не пить было для него невозможно.

Пелагея приезжала к Петру, закупала ему продукты, готовила, убирала и стирала. Делала это в то время, когда Петр был на работе, с которой он возвращался всегда к ночи, еле держась на ногах.

В один из дней жена Игната открыла своим ключом квартиру Петра и поняла, что он дома. Друг мужа лежал скорчившись на диване, лицо было желтушного цвета. Пелагея немедленно позвонила мужу и вызвала скорую.

Глава 13

Петра срочно прооперировали. Он не хотел жить и знал это точно. Но его вытащили с того света и дали путевку в новую жизнь.

— Ты обязан жить, Петр, ради Алены и Ванюшки. А они для всех нас живы, потому что мы помним их. Вряд ли Алена хотела бы, чтобы ты ушел из жизни таким образом, — внушал ему Игнат, навещая в больнице.

— Не знаю как жить, Игнатка. Пока ничего не знаю, внутри пусто, — безразличным голосом всегда отвечал ему Петр, повернувшись на койке к стене.

— Завтра приедет Антонина с мужем, пришла телеграмма, — сообщил Игнат в очередное посещение, мысленно надеясь на то, что Антонине удастся вытащить брата из затяжной депрессии.

Приехавшая Антонина долго разговаривала с братом. Петр отказался переехать к ней в Москву.

— Петюня, ты понимаешь, что я не смогу часто навещать тебя. А так мы будем рядышком, — говорила ему Тоня.

— Что я буду делать в этой Москве, тем более, ты занята постоянно? Нет, Тоня, я лучше поеду жить в Волково, квартиру в Ярославле, наверно, надо будет продать. Деньги на памятник на кладбище нужны, ведь до сих пор стоят простые кресты. Да и хоромы наши в Волково надо чинить. А что останется, так положу себе на книжку, как гробовые, чтобы ты знала.

— Петюня, ну какие гробовые, тебе еще жить да жить. Я тебя старше, и то об этом не думаю. Понимаю, как тебе тяжело, но время лечит. А потом знай, Петюня, деньги у меня есть. И прости, виновата я перед тобой, забыла совсем после гибели Алены с Ванюшкой. А ты один остался и вон что учудил. Спасибо, хоть Игнатка за тобой приглядывал. Да недоглядел…

Через неделю Игнат перевез Петра в Волково. Дни шли вначале медленно, но сельские заботы постепенно стали занимать все больше времени. Звала к себе Волга, звал лес, где Петр мог пропадать часами. И душа Петра Красавина стала потихоньку оживать.

По весне он вскапывал свой небольшой огородик и сажал зелень, морковь, свеклу, капусту, огурцы. И обязательно картошку. Кроме того на участке росли плодово-ягодные кустарники и деревья. Раньше этим занималась Алена, она и подсказала ему во сне, чтобы он не бросал огород и сад. И Петр стал мысленно разговаривать с ней, советоваться. Ему казалось, что она все видит и слышит. В такие минуты радость вновь наполняла его душу.

Правда, ему не хотелось ни с кем общаться. Никто Петру не был нужен, кроме Алены с Ванюшкой, Игната с Пелагеей и Антонины. Да еще родителей, с которыми он тоже мысленно разговаривал. Позже, благодаря Игнату, в замкнутом образе жизни Петра все-таки удалось пробить брешь, и он шёл на отдельные контакты с окружающими его людьми. Приезжали его друзья из отдела, стали наведываться состарившиеся сверстники.

Через пятнадцать лет после потери жены и сыном в жизни Петра произошло важное событие. И вроде ничего примечательного, если взглянуть со стороны. В селе Волково появился некий бизнесмен по фамилии Волков. Так случилось, что нелюдимый Петр почувствовал тягу к этому человеку.

Их встреча произошла на кладбище рядом с разрушенной церковью. Старик Красавин убирался на могиле родителей, когда проходивший мимо человек вдруг остановился. Он был незнаком Петру. Неподалеку стояла машина, на которой незнакомец приехал. И Петр вдруг подумал, что незнакомцу, очевидно, около тридцати лет, как могло быть его Ванюшке. Слово за слово, разговорились, что для самого старика было неожиданностью. Почему он заговорил с ним? Но с людьми такое бывает: неизвестному человеку во время случайной встречи ты все сразу выкладываешь о своей жизни, как лучшему другу. Петр не думал вновь увидеть этого человека и раскрылся перед ним в ответ на его доверие к себе.

Оказалось, что незнакомец считает Волково своей родиной, хотя никогда здесь раньше не был и родился в Ярославле. Его прадеды — бывшие крепостные помещика Волкова, в усадьбе которого километрах в шестидесяти отсюда, ныне располагается санаторий «Волжские зори», основанный еще перед войной.

— А похоронены они где-то на этом кладбище. Могил теперь не найти, много воды утекло с тех пор, на их месте другие захоронения, — сказал незнакомец и представился: — Волков Александр Лаврентьевич. Волковыми прадеды стали называться по фамилии прежнего владельца после отмены крепостного права в 1861 году.

— А почему же, сынок, родители твои, отец твой забыли про могилки? —спросил старик Красавин.

— Так родители отца раскулачены были в тридцатые годы и сосланы в Сибирь. Отец мой там родился в сорок шестом. Я это совсем недавно узнал.

— Выходит, мы с твоим отцом одногодки, — обрадовался старик. — Только я в Волково родился. А отец твой сюда приезжал?

— Пока нет. Я первый сюда приехал. Родители мои так в Сибири и остались жить. Оказывается, у деда моего мельница своя была в Волково, маслобойня и даже лесопилка. Я хочу обратиться в архив, где хранятся метрические книги по Ярославской губернии, и глубоко изучить свою родословную. А еще храм хочу возродить и село поднять. У меня свой бизнес есть небольшой по производству молочной продукции в Ярославле, так что, думаю, мне по силам это будет.

После этих слов Александра Волкова в памяти старика вдруг отчетливо зазвучали слова первой учительницы Серафимы Егоровны о том, что в селе Волково когда-то были лесопилка, мельница и маслобойня.

— Надо же, меня судьба свела с потомком владельцев этих предприятий, — подумал он.

С тех пор у Петра Красавина словно потеплело на душе. Он встретил человека, который, как и он, помнил о своих корнях.

«Значит, и у меня не все еще потеряно в жизни. Ничего не поделаешь, назад жизнь не возвратить. Род на мне пресечется. Но память должна остаться, — думал старик. — Сколько бед выпало на долю многих людей, не просто теряли родных, вынуждены были уезжать из родных мест, но даже в Сибири холодной смогли выжить. Цель надо иметь в жизни. А есть ли она у меня сейчас?»

И когда через два года Александр Волков стал восстанавливать храм Живоначальной Троицы, старик внес свою денежную лепту из оставшихся денег за продажу квартиры в Ярославле и вызвался быть бесплатным сторожем.

Пожалуй, это событие вернуло старика к жизни окончательно. И пусть кто-то продолжал его считать нелюдимым, но главное, что в его душе произошли изменения.

Эпилог

В минуты жизненной трагедии другие люди спешат прийти на помощь. Это важно прежде всего для них, но не всегда для человека, оказавшегося в мучительном состоянии. Он вроде бы принимает эту поддержку, а на самом деле остается один на один со своими мыслями. Только от него самого зависит, как сложится жизнь в дальнейшем.

Зачем жить? Как жить?

Наверное, большинство людей задает себе эти вопросы и вначале жизненного пути, и в минуты горести, когда кажется, что жизнь уже закончена. Пётр Иванович Красавин снова поверил в жизнь, потому что захотел.

— Жизнь продолжается! — теперь постоянно думал старик, мысленно разговаривая с погибшими женой и сыном.

Примечания

1

УБОП — Управление по борьбе с организованной преступностью.

(обратно)

2

ГУБОП — Главное управление по борьбе с организованной преступностью.

(обратно)

Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 4
  • Глава 8
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Эпилог
  • *** Примечания ***